Радужный анабасис

Глава 3. Убийца и жертва

— Лучше?

— Намного, — я вновь пробую говорить, горло больше не дерёт, никакой мерзкой сухости. — Спасибо! — я чмокаю Ренни в щёчку.

— Лучшая благодарность — продолжить рассказывать, — она ухмыляется и откидывается на спинку дивана.

— Неужели так интересно? — удивлённо приподнимаю бровь.

— Мне — очень!

Чем дальше мы продвигались, углубляясь в варварские миры, тем больше мне казалось, что все байки и рассказы об этих местах служат лишь для того, чтобы пугать детей и путешественников. Хоть я и не исключал возможности, что жестокие обычаи, беспредельная власть сумасшедших правителей и агрессия к любым чужакам действительно существуют где-нибудь в крупных городах. Однако попасть туда было не проще, чем найти иголку в стоге сена: меньшая часть этих миров была заселена слабо, а большая — не заселена вовсе. Именно поэтому главной нашей проблемой, помимо хищников, была еда, запасы которой неумолимо таяли. Один раз я даже решил поохотиться на белкокроликов, правда не рассчитал убойной силы разрывного патрона и остался только с половиной тушки.

Первый варварский мир, где нам повезло натолкнуться на местных жителей, преподнёс нам весьма неприятную неожиданность. Из справочника я знал, что мы отправляемся в очень холодное место, и заранее побеспокоился о телепортации поближе к экватору, но оказаться на просеке в заснеженном хвойном лесу мы были не готовы. Температура тут и летом-то нечасто поднималась вые точки замерзания воды, а сейчас пар от нашего дыхания клубился остывающими облачками. Я как мог быстро стащил с себя нагрудник, а Рэйнбоу достала из сумок свои тёплые вещи. Шустро натянув на себя свитер, тёплые носки и накинув плащ, я хотел помочь Дэш, но ей моя помощь не требовалась. Она ловко продела передние ноги в рукава курточки с подкладом, а задние – в штанины коротких не мешающих бегать брючек и нацепила шапку с дырками для ушей. В итоге вся моя помощь свелась к тому, что я лишь вытащил хвост из прорези. Мы были готовы противостоять холоду.

Здраво рассудив, что просеки со следами перетаскиваемых деревьев сами собой не появляются, мы отправились в путь. Лесная дорога и вправду привела нас сначала на вырубку, а потом к полям и небольшой деревушке. Слепящее утреннее солнце залило желтовато-белыми лучами снежную гладь полей, заставляя миллионы кристалликов воды сверкать подобно алмазам. Я прикрыл рукой глаза, а Рэйнбоу зажмурилась и даже стиснула зубы, настолько болезненным был отражённый свет. Я достал солнечные очки Дэш и помог их надеть. Теперь уже пегаска вела меня вперёд, подобно собаке-поводырю. Перед деревней внезапно налетел колючий ветер, от которого мои щёки защипало, а нос и уши онемели.

Постоялый двор, если, конечно, это крохотное заведение можно было так назвать, произвёл на меня самое положительное впечатление. Возможно, в другое время я бы скривился от простоты обстановки и отсутствия благ цивилизации, но только не в тот раз. После ледяного ветра натопленное помещение, стол у покрытого морозными узорами окна и запах чего-то жарящегося с лихвой компенсировали все неудобства. Хозяйка постоялого двора — немолодая обрюзгшая женщина в замызганном переднике — встретила нас довольно приветливо, посчитав меня одним из магов Ордена Холода, живущих в этом мире. Во всяком случае, меня тут не боялись и не ненавидели, хотя немногочисленные местные, заходящие в дом, подозрительно косились на меня и Дэш, ожидая подвоха. Как оказалось, хозяйка постоялого двора пекла блинчики, ещё одно блюдо, о существовании которого я даже забыл. Засахарившийся мёд таял на них, Рэйнбоу заворожённо наблюдала, как я сворачиваю горячую выпечку, и чуть ли не пальцы мне откусывала, когда кормил её этими сладостями. Пожалуй, лучший наш совместный завтрак. В походе, большая часть которого сводится к сидению на одном месте в ожидании, когда снова сможешь воспользоваться Истинной Речью, любые необычные события воспринимаются совершенно иначе. После завтрака я сидел и лениво разглядывал фотоальбом Дэш, а она дула на травяной чай в глиняной кружке.

— Маленькой ты была такой милахой! — тепло улыбнулся я.

— Я никогда не была милахой, — тут же ответила она.

— Неправда! — я показал Рэйнбоу одну из её детских фотографий. — Так и хочется… — я не стал договаривать, а просто потрепал Дэш за щёчку.

— Пит, прекрати, — она застеснялась.

— Да ладно тебе, — я захлопнул альбом, поднялся с места и, обойдя стол, обнял её.

— Да-да, я тоже тебя люблю, — недовольным голосом произнесла она. — Все вы начинаете ко мне ластиться. Заботитесь обо мне, а не друг о друге. И зачем только в обществе живёте?

— Дэши, — я сел рядом с ней, обнял за плечи. — Ну как это? Общество для того и существует, чтобы людям жилось проще и лучше.

— Вот именно! — воскликнула она. — Вы в нём все и живёте по одному, просто рядом. Не вместе, а рядом. Общество должно помогать тем, кто нуждается, а вы просто экономите на перевозках.

— Ну не знаю, я собирался отправиться на войну защищать наше общество от врагов, — парировал я.

— Я бы не назвала это помощью, — Рэйнбоу отвела взгляд, ей претило само существование всего, что связано с войной, но она явно не хотела обижать меня. — Впрочем, вам, военным, виднее.

— Тогда не желаешь ли поиграть с военным в снежки? — я ушёл от неприятного разговора; просто не знал, что ответить Дэш.

Нормально поиграть в снежки нам удалось лишь после обеда, когда температура на улице поднялась, налетели серые тучи и хлопьями повалил снег. Лепить снежки у меня получалось куда лучше, чем у Рэйнбоу, хотя мои пальцы мёрзли, а её копыта — нет. Получив пару попаданий, она рассердилась, взмыла в воздух и, облетев вокруг стоящего рядом дерева, сдула с него на меня весь снег. Я так и не понял, как это она сделала, скорее всего, некая разновидность магии. Сама Дэш лишь загадочно улыбалась и в ответ на мои расспросы отвечала, что умела так делать всегда.

Уставшие, но довольные и счастливые мы ужинали вместе с вернувшимися из леса дровосеками. Высокие, худощавые люди с густыми бородами, они отрывисто переговаривались о парне из соседней деревни, которому упавшей сосной раздробило руку, и её пришлось отрубить. Дровосеки бросали неодобрительные взгляды на меня и Дэши, но ничего не говорили. Рэйнбоу, с некоторых пор побаивающаяся больших скоплений людей, хотела, чтобы мы телепортировались вечером, но я убедил её, что стоит переночевать в комфортных условиях, пока есть такая возможность. Сладкий долгий сон на мягких кроватях наполнил нас свежими силами для продолжения путешествия, хотя и имел один недостаток — выбираться утром из-под тёплого одеяла было весьма некомфортно и зябко. А уж выходить на улицу для телепортации и подавно.

— А как ты определяешь, куда хочешь телепортироваться? — спрашивает меня Ренни.

— Никак, — отвечаю я, но, видя её недоумевающее лицо, поясняю: — Я и не определяю, я всего лишь выбираю. Существует такое понятие, как «сердце мира» — это планета, на поверхность которой и можно переместиться из других миров. Стандартная формула телепортации отправляет тебя к местам выхода энергии из «сердца». Именно там находятся руины Предтеч. Так же в справочнике для каждого мира указаны дополнения к формуле, они направляют в места с мягким климатом. От одних путешественников — другим.

— Туристическая взаимовыручка?

— Что-то типа того, — улыбаюсь я.

Следуя подобным указаниям, мы хотя бы не страдали от резких перемен температуры и атмосферного давления. Хотя порой случались не самые приятные казусы. Особенно сильно заставила меня поволноваться телепортация в мир Доролим, знаменитый своим изысканным вином. Словоформа телепортации просто не сработала. Ни в первый, ни во второй, ни в третий раз. С четвёртой попытки мне удалось переместить нас совсем близко к руинам.

Я никогда не видел, как выращивают виноград, и теперь, оказавшись прямо посреди виноградника, разглядывал аккуратные ряды. Покрытые корой лозы, толщиной в большой палец, были рядами посажены в каменистую почву склона холма. Побеги обвивали натянутую над растениями металлическую проволоку, уже прогнувшуюся под тяжестью наливающихся соком гроздьев. Сами ягоды пока ещё были ужасающе кислыми и пахли не виноградом, а свежескошенной травой. Рэйнбоу Дэш взлетела над плантацией, что-то долго разглядывала, а потом крикнула мне следовать за ней. Я вышел на засыпанную гравием дорогу как раз вовремя, к нам уже бежал, махая руками, местный работник в соломенной шляпе.

— День добрый, почтеннейшие! — пытаясь отдышаться, крикнул он.

— Да уже вечер, наверное, — я посмотрел на закрытое серыми тучами небо.

— Да? — он сбавил скорость и прошёл оставшееся расстояние шагом. — Может быть, это не важно.

— А зачем вы так быстро бежали? — спросила Рэйнбоу. — Мы же не воры. Я же вам ещё пару минут назад копытом помахала.

— А? — удивление тем, что Дэш умеет разговаривать, длилось всего секунду. — Чтобы вы не успели прыгнуть дальше. Меня, кстати, Эд зовут.

— Питер Бейг, а это — Рэйнбоу Дэш, — ответил я, чувствуя подвох. — Приятно познакомиться, Эд, а зачем мы вам?

— Ну как же! — воскликнул он. — Дальше нельзя. Следующий мир, где работает Истинная Речь — частная собственность и вход туда запрещён.

— Простите, что? — переспросил я. — Это с каких пор мир может быть в частной собственности?

— С недавних, — невозмутимо ответил Эд. — Так что прыгайте через один. А в следующий мир вам не положено, там будут стрелять без предупреждения, потому что предупреждают в этом. Наставили тут военных глушилок, а рядом с руинами, значит, мне приходится ловить путешественников и ставить в известность. Я так инфаркт заработаю скоро.

— Целый мир в собственности? Ого! — присвистнула Дэш.

— Уважаемый, — я обратился к Эду. — Я всё равно после телепортации не смогу до следующего утра прыгать дальше, может быть, тогда мы где-нибудь посидим, и вы всё расскажете?

— Это другой разговор, — он расплылся в хитрой улыбке. — Конечно, посидим, и вы ещё в амбарной книге распишитесь, что уведомлены. Мне за каждую роспись деньги платят, так что, будьте так добры, уважьте пожилого человека.

Как я и подозревал, Эд был не работником на плантации, а бывшим библиотекарем, нанявшимся за копейки разъяснять волшебникам классической магии и Истинной Речи, что им придётся идти в обход. Во всяком случае, ещё некоторое время. Пока мы спускались в долину к винодельческому хозяйству, ветер унёс облака и открыл вечернее небо, всё ещё освещённое заходящим солнцем. Хотя не светило привлекало внимание, а огромная серебристая комета, мчащаяся посреди небосклона. Белоснежная голова источала искрящийся шлейф, казалось, что она ценой своей жизни хочет врезаться в солнце. С наступлением темноты стали видны и последователи кометы — каждые десять-двадцать минут небо расчерчивал сгорающий в атмосфере метеор.

— Сколько раз читала, но ни разу не видела, — открыв рот от изумления, проговорила Дэш.

— Я тоже, — я не отрывал глаз от космического зрелища.

— Такое у нас постоянно, — заметил Эд. — Думаете, почему в Доролиме лучшее вино? Потому что каждый сезон — это сезон кометы. Они здесь частые гостьи, в иные года две разом прилетают.

Винодельческое хозяйство, на территории которого мы находились, в изобилии снабжало гостей вином, виноградным соком, привозным твёрдым сыром из долин и копчёными куриными окороками практически даром. Алкоголь пил только Эд, но я вскоре убедился, что вино они добавляли и в сок. Моё зрение немного расфокусировалось, зато настроение поднялось. Рэйнбоу тоже заметно повеселела. Мы рассказывали забавные истории из жизни, хохотали, пели, веселились, пока у нас была такая возможность. Чуть не задохнулись от смеха, когда Дэш, пересевшая ко мне на колени, назвала меня «мой Питер Бейг», а я её — «моя Рэйнбоу Дэш». Далеко за полночь мы всё же разошлись по своим кроватям.

Проснувшись рано утром, я застал Рэйнбоу жадно пьющей воду прямо из носика закопчённого чайника. Вся картина выглядела настолько забавно, что я не удержался и рассмеялся. Тем не менее, в её поступке была доля рациональности — пить с утра сок с вином явно не стоило. После завтрака мы, поблагодарив Эда и расписавшись в книге, отправились дальше. Телепортация на такое расстояние далась мне нелегко, после прыжка меня немного знобило. Хотя это могло быть результатом и обычного волнения, когда я остался на ближайшие день-два без возможности использовать магию. И если в цивилизованных мирах я мог не сильно беспокоиться за сохранность нашего здоровья, то теперь всё изменилось.

Как только мы оказались посреди весело шелестящего желтеющей листвой берёзового леса, я сразу же достал из рюкзака нейроинтерфейс для своего оружия. Сев на низенькую лесную траву, я намазал специальным клеем одну из граней маленькой, размером с фалангу большого пальца, коробочки и закрепил прибор за ухом. Воткнул в его разъём один конец шнура, а второй — в пистолет. Вздохнул, сжал зубы и щёлкнул крохотным переключателем. Ощущения от подключения мозга к электронике нельзя назвать приятными: покалывания, фантомные боли в мышцах, разноцветные пятна перед глазами. Когда я первый раз стал единым целым с оружием, то был скорее удивлён, чем обеспокоен. Это уже потом Аврелиус Нокта рассказал мне подробнее о процессе. Прибор контролирует рост тысяч и тысяч углеродных трубок, которые весьма бодро проникают в череп и присоединяются к нейронам зрительного отдела мозга. Некоторые вживляются глубже, обеспечивая обратную связь с оружием. Трубки весьма гибкие, но не очень прочные, чтобы не травмировать организм в случае резкого отсоединения. Старик Аврелиус правильно сделал, что не рассказал об этом заранее — я бы ни за что не согласился на использование нейроинтерфейса, если бы сначала не убедился, что подобное вторжение в мозг безопасно.

Побочные эффекты довольно скоро исчезли, и я отчётливо увидел траекторию полёта пули с учётом притяжения и даже скорости ветра вблизи оружия. По моему желанию выводились такие данные, как количество оставшихся боеприпасов, частота ударов сердца и график дыхания — они нужны бы были, реши я подключиться к снайперской винтовке. Теперь я мог почувствовать себя в безопасности, во всяком случае, в относительной. Я разводил костёр, а Дэш отправилась полетать над лесом, наслаждаясь отличной солнечной погодой, ещё не по-осеннему холодной, но уже не жаркой. Через пару часов Рэйнбоу вернулась сразу с тремя хорошими новостями — она нашла ручей, дорогу и грибы. Насчёт съедобности грибов я сомневался, но всё же решил их приготовить, предварительно пару раз отварив, зато насчёт дороги был уверен — нам стоило найти людей. Навряд ли тут жил кто-то, кроме крестьян, а от них я мог защититься.

Среди ночи нас разбудил волчий вой. Путешествуя по мирам Цепи, я каждый раз боялся услышать этот леденящий кровь звук. Да, днём я насмехался над хищниками, утверждая, что люди куда опаснее волков или медведей, но ночью всё менялось. В темноте я бы предпочёл встретиться с людьми, по крайней мере, с ними можно было бы попробовать договориться. Рэйнбоу тоже проснулась, и мы сидели, прислонившись к стволу дерева, и вглядывались в лес, освещённый слабым светом звёзд. Через какое-то время Дэш задремала, а я так и просидел до самого рассвета, точнее, так мне показалось сначала. Из-за горизонта поднималась громада планеты, газового гиганта, на луне которого мы и находились. Огромный цвета охры диск медленно всплывал над верхушками деревьев, теперь сон и не думал приходить, хорошо, что мне удалось выспаться ещё на виноградной плантации Доролима. Вспомнив о мире-винограднике и глушилках телепортации, я внезапно понял, что ничего подобного в этом мире не было. Тогда для чего они были с другой стороны? Или, может быть, кто-то ждал гостей с этой стороны? Вновь услышав вой, я подумал об облаве и засаде. Путешествуй я один, возможно, решил бы разгадать эту тайну, но тогда на мне лежал груз ответственности за Дэш.

Утром, собираясь в путь, я вновь корил себя за ночной испуг. Какими бы ни были голодными волки, после первого же выстрела они разбежались бы, трусливо поджав хвосты. А Рэйнбоу, за которую я боялся больше, чем за себя, могла бы просто взлететь. Размышляя об этом, я закинул за спину рюкзак, и мы отправились в сторону найденной вчера дороги. Внезапно налетел ветер, принёсший с собой запах морской соли, видимо, где-то недалеко находилось побережье.

Я брёл по одной колее, в то время как Дэш шла по другой, то и дело оглядывая берёзовый лес. Спустя час дорога буквально влилась в другую, менее заброшенную. Ну, а после обеда мы наконец-то столкнулись с местными. Путь проходил по мосту через ручей, и на противоположном берегу у небольшого погасшего костерка сидели трое людей довольно дикого вида. Одетые в рваные кожаные лохмотья и деревянные сандалии, они сразу же поднялись на ноги, едва услышав наши шаги. Каждый из этих типов был вооружён кривой саблей, продетой в притороченное к поясу кольцо. Стоявший впереди мускулистый человек с бритой головой с иссечённым шрамами лицом что-то рявкнул нам на языке, показавшимся мне незнакомым, Рэйнбоу тут же спряталась за мои ноги.

— Что вы сказали? — переспросил я в надежде, что кто-то из них знает всеобщий.

— Я говориць, ты даваць мени монеты али ходиць вброд, — ответил он с ужасным акцентом.

— И сколько?

— Али ты шибко не местны? — главарь переглянулся со своими людьми. — Чужойстранець?

— Да, я путешественник, — отозвался я.

Они снова переглянулись, зашептали что-то, а потом одновременно схватились за сабли. Я понял, что в разговоре совершил ошибку, в доспехах и плаще выглядел как представитель знати, а сказав, что я чужестранец, буквально дал им право убить меня, не боясь нарушить закон. Я тут же выхватил пистолет, снял его с предохранителя и направил ствол на разбойников. Контрастная зелёная линия траектории показывала, насколько же сильно у меня дрожали руки.

— Дэши, закрой глаза! — крикнул я, заслоняя её собой.

Быстро сделал вдох, и, пока дрожание не вернулось, нажал на крючок. Ствол несильно дёрнуло вверх. Громкий хлопок больно ударил по ушам, голова бандита взорвалась оранжевым пламенем и кусками окровавленных костей вперемешку с мозгом. Потом пистолет упёрся мне в руку — сработал стабилизатор отдачи. Остальные двое разбойников закричали, резко останавливаясь, я выстрелил им под ноги, фонтан разлетающихся щепок от досок моста заставил их развернуться и броситься в лес. Послал и третью пулю им вслед, но попал в дерево, оно затрещало и медленно повалилось.

— Пит?

Я тут же развернулся к Рэйнбоу, она всё так же стояла зажмурившись.

— Уже можно смотреть? — спросила она.

— Нет, ни в коем случае! — ответил я, доставая платок и завязывая ей глаза. С её самомнением и желанием быть круче варёных яиц Дэш легко могла схватить шок такой силы, что не оправилась бы никогда.

— Но я должна! Мне нужно перестать бояться, чтобы страх не парализовал меня, как в тот раз с эльфом. Поэтому я должна видеть, что ты с ними сделал, — она топнула ногой. — Пара ночных кошмаров это ерунда.

— Я думаю, ты вообще не сможешь заснуть после такого, — я присел на колени, пытаясь унять дрожь в ногах. — Дэши послушай, это серьёзно. Не стаскивай повязку. Пошли, время убираться отсюда.

Я положил руку ей на голову, поднялся и легонько направил за собой в обход лужи растекающейся крови. Зрелище было отвратительное. Покойник лежал на животе, и казалось, что головы у него почти нет. Я думал, будет куда хуже, а тут всего лишь окровавленные кости черепа. Лицевые кости. С внутренней стороны. Я непроизвольно вздохнул.

— Что там хлюпает под твоими ногами? И чем это пахнет? — спросила Рэйнбоу, остановившись. — Чем-то отдалённо знакомым, но я не могу вспомнить.

А вот мне запах был знаком, так пахло в мясной лавке или на кухне, когда готовили котлетный фарш. «Неужели я начинаю привыкать к таким кровавым баням? — подумал я, — может, тогда забрать его кошель с деньгами?» Боже, какая идиотская мысль! Как я был глуп, ведь даже не задумался о последствиях, а сразу полез делать. И я ещё обвинял Дэш в излишней уверенности в своих возможностях! Поддев ногой плечо мертвеца, я решил его перевернуть. То, что осталось от его головы, не успело даже приподняться, как из глазницы выскочила половинка глазного яблока. Подобно желтку, выскальзывающему из разлома в скорлупе. Кровь резко прилила к голове, мне нечем стало дышать, я отвёл взгляд и увидел доски моста, измазанные брызгами крови, кусочками костей и мозгов покойного. Живот сразу же сжался, и я едва успел перегнуться через край, как меня вырвало. Содержимое желудка лилось рекой изо рта и капало из ноздрей, а едкая желчь обжигала горло. Полупереваренные кусочки обеда забили нос, и я не мог вздохнуть. Я кашлял и хрипел, красные круги появились перед моим потемневшим взором.

— Пит, — обеспокоенным голосом позвала меня Дэш.

Я не мог ответить.

— Пит?

Меня отпустило только где-то через минуту, показавшуюся часами.

— Питер!

Я сплюнул горькую слюну и повернулся к спутнице. На ней всё ещё была надета повязка, но это было уже не важно. Пегаска стояла на трёх ногах, а копыто четвёртой, измазанной в крови, она держала перед собой, красные следы были и на мордочке. Даже с повязкой на глазах её лицо красноречиво говорило: Рэйнбоу поняла, что произошло. По моей реакции, по запаху, по тишине, нарушаемой жужжанием слетающихся мух и по вкусу крови, озером растекающейся вокруг. Дэш, сильно дрожа, часто, судорожно и громко дышала, внезапно она резко вздохнула и затихла. Я ожидал самый громкий и душераздирающий крик, но она просто поставила копыта на мост, и этот цокающий стук был для меня в десятки раз громче и ужаснее крика.

— Пит, убей меня, — тихо и печально произнесла Рэйнбоу Дэш. — Пожалуйста.

— Дэши, что ты такое…

—Питер-Питер-Питер, — она покачала головой. — Убей меня, я не хочу жить. Я всё равно умру. Просто угасну от горечи разочарования. Разочарования в тебе. Или меня убьёт какой-нибудь человек. Мне будет спокойнее, если это будешь ты.

Её слова похоронным колоколом гремели в моей голове. Я не знал, не знал, что ей ответить! Я просто не ожидал такой реакции. Я же защищал Рэйнбоу, я желал ей только добра и ничего другого. Она стала для меня так дорога, так близка, и так… не знаю, любима, что ли. Я понял, что не позволю никому и ничему навредить ей.

— Дэши, у тебя просто шок, — я осторожно коснулся её предплечья.

— Я не думала, что ты убийца, — она сглотнула. — Не развязывай мне глаза, просто направь пистолет мне в лоб и нажми на курок.

— Глупенькая девочка, — я ухватил её и посадил к себе на колени. — Нажимают на крючок, а курок спускают, — обнял Рэйнбоу и прижал её к себе. — Ты всегда знала, что я способен на убийство. Я же военный, и нас готовили сражаться за тех, кто сам не может. Защищать всех жителей миров Порядка, и тебя тоже, — трясущимися руками я поставил пони на мост. — Пошли, нам тут не место.

— Зачем? Ты хочешь, чтобы я долго и мучительно умирала? — она всхлипнула. — Ты этого мне желаешь?

— Я желаю тебе только добра. И я сделаю всё возможное, чтобы мысли о смерти не довели тебя до самоубийства, покажу тебе, что жизнь прекрасна, даже если порой она невыносима.

С этими словами я наплевал на все предостережения, помогая себе магией, поднял Дэш на руки и понёс подальше от кровавого месива. Я думал, пегаска будет отбиваться и вырываться, но она лишь тихо плакала. Метров через двести поставил её на землю и снял мокрую от слёз повязку. Мой поступок сломил всякую волю к сопротивлению, и Дэш просто позволила течению происходящих с ней событий нести её неизвестно куда. Я усадил её на землю, достал платок, намочил его водой из фляжки и стал стирать кровь с копыт, обещая Рэйнбоу, что всё будет хорошо, и что самое страшное позади. Я успокаивал её и гладил, пока она не перестала дрожать, а затем настоял на том, чтобы продолжить путь. Пожалуй, «настоял» это слишком громко сказано. Дэши было всё равно, что делать, она пустыми глазами смотрела себе под ноги и молча делала то, что я ей говорил.

В местную деревушку мы пришли уже под вечер. Ничего примечательного в этом поселении не было, просто поселение, выросшее на перекрестье дорог: той, по которой пришёл я, и крупного тракта, идущего к морю. Низкие деревянные дома с соломенными крышами и стенами, покрытыми белой штукатуркой, отгораживались друг от друга палисадами с низенькими плетёными заборчиками. У колодца находилась лавочка, на которой сидели старушки. Я уже привык, что на меня все пялятся, но пегаска сжималась от взглядов местных жителей. В таких поселениях таверна обычно находится прямо на перекрёстке, именно туда я и направился, но не успел пройти и трети села, как со скамейки у колодца встал и зашагал мне навстречу пухлый старик с серой, цвета соли с перцем бородой. Он был одет в белую рубаху, тёмно-серые штаны, повязанные поясом, и деревянные сандалии.

— Добро здоровьиць вам, княже! — поклонился старик. — Я, як говориць, здешни голова, шибко радоваць, шо могу привецтвоваць княже знатно рода, — в это время он разглядывал пони, которая прижалась к моей ноге и затравленно глядела на него снизу вверх.

— Я не князь и не принадлежу к знати, — ответил ему я. — Странствующий маг.

— Ходюць тута всяки, — тут же проворчали сидящие рядом с колодцем старухи.

— Ну эт весе объясняць, — пробурчал старик себе под нос так тихо, что я едва расслышал его. — Вы, Ваш Мудросць, ужо не серчаць на мени, шо не узнаць разом, стары став ужо. И не гневайтись на нас за Угрюмець. Эт лихоимець со всих монету трясёць за проходець по мосту. Спасу от ево нету.

Я глянул на потупившую взор угрюмую Рэйнбоу Дэш и, вздохнув, сказал:

— Он поднял на меня оружие, и я убил его, а остальные сбежали.

Старик отпрянул от нас, а бабки охнули и заворчали ещё сильнее:

— Ох, зря, ох, зря, мы к энтому попривыкнуць, а придёць друго, голодны, душу вытрясець, хто ж теперь мостець чиниць-то будець, люды княже осерчаюць, с волшебцов спроса нету, а нам тута ищё жиць.

— Ти-хо! Дуры! — прикрикнул на них старик. — Шо о нас учёны волшебнець подумаець? — он развернулся ко мне. — Вы ужо простици их, Ваш Мудросць. Бабы они дуры и есць, шо с них возьмёць? — он погрозил им кулаком. — А вы, я думаць, в корчме хотиць остановици? Корчма, она моя собственна, я им тама ща сказаць, шоб комнатець нашли. И стойло для ваш лошадець.

— Я не животное, — тихо произнесла Рэйнбоу фразу, которую она повторяла каждый раз, когда её называли лошадью.

Староста деревни побледнел и непроизвольно сделал шаг назад, а я криво улыбнулся. В таких случаях можно было наблюдать самую различную реакцию: от вопросительно поднятой брови до криков ужаса и попыток к бегству. Обычно меня это веселило, но только не в этот раз.

— Да, — подтвердил я. — Она не мой питомец, мы путешествуем вместе. Так что пусть готовят две кровати.

Староста или, как он сам себя называл, голова, поднял лежащую у лавки палочку и, опираясь на неё, захромал в сторону большого трёхэтажного дома. Мы пошли вслед за ним. Войдя в корчму, старик сразу отправился к своим родственникам объяснять ситуацию, а я уселся в дальнем углу за столик, посадив перед этим Дэш на стул рядом с собой.

— Чевось изволици? — после разговора с головой, из-за стойки к нам выбрался суховатый корчмарь в замызганным фартуке и скрежещущим голосом добавил: — Ваш комнатець, ксать, на третьим итаже, она там одна.

— Это хорошо. Мне чего-нибудь сытного, а ей, — я указал на Рэйнбоу. — Овощей варёных каких-нибудь. А пока крепкого принеси выпить.

— Самогон есць, настойка горька и, — тут он замешкался, пожевал ус и наконец, под моим вопросительным взглядом ответил: — Рому есць хороше, но яго полбвутылки всево, — видимо ром предназначался для состоятельных посетителей, а насколько богат странствующий маг, для них было неизвестно.

— Тащи ром, сколько есть, стакан и кружку с водой, пока еду готовят, — я посмотрел на пони, она грустно глядела мне в глаза; я отвернулся.

Корчмарь принёс ром. Вот уж не знаю, сколько они тут пили, но даже половины местной бутылки было для меня многовато. Я налил в стакан тёмно-коричневой жидкости, произнёс фразу на Истинной Речи и вынул из кружки с водой несколько кусочков льда. Взболтав в стакане ром со льдом, я залпом выпил содержимое. Напиток приятно обжёг мне горло и оставил после себя привкус корицы и ванили. Ром действительно был хорош. Я налил ещё одну порцию и немедленно выпил. Приятное тепло разлилось от самого горла до желудка, плавно расходясь по всему телу. Алкоголь сразу же начал действовать, я расслабился и моё зрение «поплыло».

— Тебе нельзя, — я ухмыльнулся Дэш; она сидела, нахмурив брови, и пристально смотрела на меня.

— Папа говорил, что алкоголь это не выход из трудных ситуаций, — наконец, она отвела взгляд.

— Вот поучи меня ещё, — тон её фраз раздражал меня. — В тот самый момент, когда мне нелегко, вместо слов поддержки от близких я слышу лишь укоры.

Она ничего не ответила. Наконец принесли блюда. Мне досталась сковородка, полная жареной на сале картошки вперемешку с мясом, я ел с аппетитом, а Рэйнбоу сначала даже смотреть не желала на свои тушёные овощи, но потом голод взял вверх, и она съела почти всё. Я выпил чуть больше половины содержимого бутылки, все плохие мысли вылетели у меня из головы, и настроение немного улучшилось.

— Вот отведу тебя в Эквестрию, — мечтательно проговорил я. — Найду подходящий мир, где меня уважать будут. Заживу, как душе угодно. Сначала родителей навещу, похвастаюсь им! Тебя, Дэши, тоже иногда навещать буду, — я посмотрел на бутылку, но решил, что на сегодня мне хватит. — Жену-красавицу заведу. На хрен мне не нужна эта война с эликсиром бессмертия! Всё равно там умрёшь раньше, чем дослужишься. Эх-х, — вздохнул я. — Поздно уже, пошли спать.

— Угу, — пони тоже вздохнула, слезла со стула и подхватила зубами поклажу.

— Бармен, ты это, — я обратился к мужику за стойкой. — Ты там скажи, чтоб в дорогу спекли что-нибудь, утром я расплачусь.

Я захватил бутылку и рюкзак, потрепал разноцветную гриву пегаски и стал подниматься по лестнице.

Мне снился кошмар, где я, стоя на мосту, не смог выстрелить в Мокаробшена и тот забрал у меня Рэйнбоу. Потом кто-то больно толкнул в бок, и я проснулся.

— Вот тебе! — Дэш, стоящая на моей кровати, ударила меня копытом по плечу.

— Эй, ты чего? — возмутился я.

— Это всё из-за тебя, монстр! — Рэйнбоу Дэш вновь замахнулась для удара.

Я отдёрнулся, хватил её за ногу и повалил на кровать. Пегаска не собиралась сдаваться без боя, попытка защититься переросла в настоящую потасовку с той лишь разницей, что я не хотел причинять Дэш вреда. В итоге я просто прижал её всем весом к кровати, лишив возможности замахнуться или оттолкнуть меня. Рэйнбоу безуспешно пыталась вырваться, дёргаясь и пробуя укусить меня, но через минуту расслабилась, поняв тщетность борьбы.

— Успокоилась? — холодно спросил я.

— Ты сволочь, Пит, чудовище, — огрызнулась она. — Ужасный человек, беспринципный убийца. Ты не заслуживаешь ничего, кроме ненависти!

— Значит, так ты называешь тех, кто спасает себя от всякой мрази?

— Это не оправдывает то, что ты убил того человека. Твои методы нельзя оправдать ничем. Ты всегда останешься для меня убийцей! Монстром! Отпусти меня!

— Не отпущу, пока не ответишь на один вопрос, — я ещё крепче обхватил её. — Учитывая всё это, ты ненавидишь меня?

— И у тебя ещё хватает наглости спрашивать?! Конечно… — Рэйнбоу Дэш осеклась на середине фразы, её зрачки расширились, нижняя губа задрожала, а в уголках глаз выступили слёзы. — Нет! Я не могу тебя ненавидеть, Пит! — она шмыгнула и уткнулась носом мне в щёку; я разжал хватку и крепко обнял Дэш.

— Спасибо. Может быть, я и монстр, но я забочусь о тебе.

— Да ну? — нахмурилась она. — Вчера напился и свалился спать, даже не закрыв дверь.

— Не может… — я осёкся на полуслове, она была права, я даже не вспомнил про засов, про оружие и соблюдение простейших правил безопасности, как будто пришёл домой к родителям. — Ты права, прости меня, пожалуйста. И спасибо большое за то, что стерегла мой сон, — я прижался к Дэш и стал чесать ей за ушами.

— Ты ужасный человек, Пит, — усмехнулась Рэйнбоу, зажмурившись от удовольствия. — Просто монстр. Несмотря на те ужасы, которые ты совершаешь, ты каким-то образом заставляешь меня считать тебя добрым. Ну как я теперь не смогу тебя простить?

— Никак, на это и был расчёт. Я же беспринципный, — моя улыбка растянулась до ушей.

Мы собирали вещи в дорогу, я надевал броню, а Дэши укладывала еду в сумки. Расплатился с владельцем корчмы, и мы покинули деревню. Телепортация перенесла нас на одну из многочисленных горных террас, покрытых травой. Пара десятков метров зелени между скалой и почти отвесным обрывом стали нашим новым временным пристанищем. Рэйнбоу сразу же забралась в спальник, попросила меня побыть рядом, свернулась калачиком и уснула. А мне очень и очень хотелось поговорить хоть с кем-то! Мысли и переживания, заглушаемые до этого беспокойством за Дэш или алкоголем, теперь вырвались наружу. Здесь, вдали от опасностей, я снова и снова возвращался к тому моменту, когда я выстрелил и убил человека. Да, они сами хотели меня убить, и я имел право защищаться любыми способами. Но я мог и остановить их с помощью магии. Но использование Истинной Речи могло бы стать смертельным для меня. И если нет, имел ли я право убивать, если мог и не делать этого? И кто я теперь, убийца? Или человек, защитивший самое дорогое, что у него есть? И это не собственная жизнь, это жизнь существа, за которое я несу ответственность. Я повернулся к Рэйнбоу и погладил её по голове. Она не проснулась, но почувствовала прикосновение и перевернулась на спину, улыбаясь во сне.

— И что, Дэши вот так просто приняла случившееся? — спрашивает меня Ренни. — Даже ничего не стала спрашивать?

— О нет! — ухмыляюсь я. — Ещё как стала! Она, образно говоря, накопила целый мешок вопросов и вывалила все на меня разом.

— И заставила отвечать на них? — с улыбкой спрашивает она.

— Ну, а ты как думаешь?

Не помню, задавал ли я в детстве своим родителям столько «Почему?» разом или нет, но в тот момент я понял, почему их это так раздражало. Стоило Рэйнбоу проснуться, как она начала перекрёстный допрос с напором, которому позавидовали бы даже средневековые инквизиторы.

— Почему ты убил их?

— Только одного, — защитился я.

— Почему вообще хоть кого-то? — не унималась Дэш.

— Потому что они напали на меня и собирались убить.

— Ладно, — она зашла с другой стороны. — На меня они не обратили внимания, посчитав за неразумное животное, но почему они хотели убить тебя?

— Мне неприятно об этом говорить, стыдно за свою расу, — я вытер со лба выступивший пот. — Просто потому, что им ничего за это бы не было.

 — Как так?! Почему?

— Потому, что я чужестранец, и никто за меня не заступился бы, — я отвёл взгляд. — Забавно, в их диалекте понятия «чужестранец» и «враг» обозначаются одним словом. Символично, не правда ли?

— А у крестьян из деревни, которых эти бандиты обирали, было какое-нибудь оружие? — хитро прищурившись, спросила Рэйнбоу.

— Сомнительно, — я покачал головой. — Впрочем, вилы, топоры и косы тоже можно использовать в виде нехитрого оружия.

— А крестьяне смогли бы победить бандитов?

— Конечно. Против толпы крестьян с вилами у трёх разбойников с саблями не было бы ни единого шанса. Они просто сбежали бы.

— Тогда почему крестьяне не прогнали бандитов? — с торжествующим видом спросила пегаска.

— Потому что никому не было дела, — вздохнув, ответил я. — Бандиты не угрожали жизни всех крестьян, только время от времени вымогали денег.

— Значит, общество людей только и может, что защищаться от угрозы, но позволяет паразитировать на себе всяким чуждым элементам, так?

— Общество и нужно для защиты своих членов, — выражению про паразитов Дэш, похоже, научилась у меня, хотя я не был уверен.

— Общество нужно, чтобы помогать каждому! — назидательно провозгласила она.

Я поднял глаза, Дэш была абсолютно серьёзна. И всё же это замечание, этот вывод ну никак не мог быть рассказан ей никем.

— Где ты нахваталось подобных утопических теорий? — немного резко спросил я. — Точно не от отца, Мокаробшен довольно асоциальная личность, избегает людей. Такие как он обычно от общества ничего не ждут и с обществом контактировать не любят.

— Нет, папа мне не рассказывал ничего подобного, — она замотала головой. — Про общество я знала и без него, это же очевидные вещи. Всегда чувствовала, что так и должно быть, а папа соглашался.

Я нахмурился, задумавшись. Первый раз за время нашего путешествия, мне в голову пришла идея, что поведение Рэйнбоу Дэш заложено в ней генетически, а не является результатом воспитания. Но знания и интуитивные понятия об обществе...

— Знаешь, Дэши, я уверен, что в твоём мире общество именно такое, о каком ты говоришь. Во всяком случае, обратное маловероятно.

— Рассчитываю на это. Общество убийц, готовых порвать друг другу глотки, мне отвратительно.

— Как ты можешь так говорить о людях? — вспылил я. — Неужели ты не видишь, что наше общество построено на взаимном доверии? Взаимодействуя друг с другом, мы только и делаем, что идём на уступки. Доверяем, даже если, казалось бы, нет никаких причин. Сколько раз люди пускали нас переночевать, побеждая свои собственные предубеждения насчёт колдунов? Сколькие готовили нам еду, не обладая и крохой уверенности, что я заплачу? Скольким я доверил свой сон и желудок? Сотрудничество, и только оно, приносило нам совместную выгоду. Неужели из-за тех, кто злоупотребляет доверием, ты не видишь очевидного? Мы способны договориться, но у каждого из нас есть нечто, что для нас превыше всего. Черта, которую мы не переступим, святыня, за которую мы будем биться насмерть. Неужели насилие, возникающее лишь в самых крайних случаях, это повод называть всех нас убийцами?

— Я не это… — попыталась сказать Рэйнбоу.

— Нет, дослушай меня, — перебил её я. — Ответь на эти вопросы себе. Спроси себя, как ещё можно показать другим, что ты не блефуешь, а на самом деле защищаешь самое дорогое, что у тебя есть? Как, если не ставить на кон свою жизнь? Ведь в противном случае она всё равно потеряет всякий смысл. Я, как солдат, в таких случаях вступаю с противником в противостояние, из которого лишь один выходит живым.

— Это ты виноват, что честь для тебя дороже жизни.

— Глупая Дэш, — сказал я, поджав губы, и отвернулся.

Она несколько секунд молчала, видимо размышляя, а потом с радостным воплем бросилась мне на руки.

— Пит, прости! Пит, это правда? — в её глазах читалась радость вперемешку с надеждой. — Я и вправду самое дорогое, что у тебя есть? Пит, ты лучший! — она обняла меня так сильно, что я начал задыхаться. — Прости меня за всю ерунду, что я сказала тебе.

— Давно простил.

Путешествие выматывало нас морально и физически, Рэйнбоу двигалась дальше, мечтая об Эквестрии, я же в основном шёл за счёт выработанного за годы чувства долга. Но главным нашим подспорьем, вне всякого сомнения, была взаимовыручка, мы помогали друг другу в моменты слабости. Инцидент на мосту не только не внёс трещины в наши взаимоотношения, но ещё сильнее привязал друг к другу. Я не знал, как сложится моя жизнь в дальнейшем, но на тот момент сопровождение и безопасность Рэйнбоу Дэш стали моим смыслом жизни. Сама же она видела во мне опору и защиту, единственного человека, которому могла доверять. Хотя время от времени в ней просыпалась свойственная подросткам мизантропия.

Понять, насколько сильно я привязался к Рэйнбоу, мне помог случай, произошедший примерно посередине области варварских миров. Мы ночевали на опушке местного леса огромных хвощей. Зелёные колонны вздымали метёлочки длинных тонких побегов на десятки метров ввысь. Лес шумел, успокаивал, убаюкивал. Но среди ночи Дэш, спавшая рядом, проснулась с криком, разбудившим и меня. Сначала я даже не понял, что произошло, выхватил пистолет и стал оглядываться, ища угрозу. Кроме нас двоих поблизости никого не было.

— Дэши, что случилось? — я спрятал оружие и пододвинулся к ней.

— Не знаю! Ты… мне, наверное, это приснилось, — всхлипывая, ответила она; её лицо было залито слезами. — Ты же не подковывал меня? Просто это приснилось. Я молила тебя не подковывать меня, но ты не слушал! Взял длинные гвозди и стал… стал… а они пробили насквозь… — Рэйнбоу вновь заплакала.

Я взял в руки её копыта и начал ощупывать, вдруг пони где-нибудь поранилась. Она попыталась их отдёрнуть.

— Дэши, всё в порядке, это просто ночной кошмар. Я никогда не буду тебя подковывать, ты же пегас.

— Точно? — она ещё хлюпала носом.

— Конечно, твои копыта ещё стачивать немного придётся. Но я никогда тебя не обижу. — Я сдвинул наши спальники, снял с себя нагрудник, обнял Рэйнбоу, прижав её к себе и запустив пальцы в гриву. — Всё будет хорошо, моя девочка, всё будет хорошо, моя красавица. Спи и не бойся.

Дэш устроилась на моей руке, уткнувшись носом в мягкую подкладку доспехов и почти сразу же задремала. Я хотел подумать о том, что же мы будем делать, когда придёт пора расставаться, но сон сморил и меня.

Путешествуя по варварским мирам, я не раз и не два убеждался в том, что все рассказы об опасностях и ужасах этих мест, поджидающих странника на каждом шагу, не что иное, как преувеличение. Возможно, учёных, изучающих культуру местных жителей, тут могли сварить и съесть или продать в рабство, но путешественники практически никогда с людьми не сталкивались. Уж слишком малонаселёнными были эти миры. Если мы и встречали аборигенов, то это были обычные крестьяне из деревни неподалёку. Город мы увидели лишь один раз.

После прыжка я оказался в метре над землёй и, нелепо взмахнув руками, шмякнулся на холм, покрытый жёлто-оранжевой сухой травой. У Дэш дела обстояли куда лучше, она просто расправила крылья и мягко приземлилась рядом.

— Пит, а там много людей, — сказала она. — Правда, я не понимаю, что они делают.

— Сейчас посмотрим, — я взобрался на вершину холма и посмотрел туда, куда показала мне Рэйнбоу.

Километрах в трёх на огромном пологом холме стоял освещённый лучами заходящего солнца небольшой город-крепость. Вокруг него кольцом раскинулся лагерь осаждающих. Палатки, чадящие костры, разноцветные знамёна, пара строящихся осадных башен, и много, очень много людей. Я заметил даже примитивную катапульту. По всей холмистой округе то тут, то там можно было увидеть моих сородичей, разведчики разъезжали на лошадях, торговцы вели караваны ослов, гружённых товарами.

— Мы пойдём к людям? — спросила пегаска.

— Нет, Дэши, это слишком опасно, тут ведётся настоящая война, — ответил я. — Мы прыгнем при первой же возможности.

— А сейчас отойдём подальше? — в её голосе появилась тревога.

— Поздно, нас заметили, — я указал пальцем на всадника, несущегося во весь опор к нам. — Притворимся предсказателями.

Я поплотнее запахнул плащ, чтобы не было видно арканитовой брони, и мы стали потихоньку спускаться с холма в сторону лагеря осаждающих. Разведчик перехватил нас у подножья.

— Кто ты такой? Назови себя! — резко крикнул он.

— Я — звездочёт Питер аль-Бейг ибн Филипп, звёзды рассказали мне о том, что вашему господину светит удача, и я иду поделиться с ним этой чудесной новостью. А ещё я умею гадать по звёздам и предсказывать будущее.

— А-а-а, предсказатель, — ухмыльнулся разведчик, оскалив кривые жёлтые зубы. — Гормгар Могучий будет рад тебя видеть. У нас как раз предсказатели кончились, последнего, кто оплошал, заживо сварили в котле. Ждём тебя к полуночи.

— О, почтеннейший, — на моём лбу выступил пот. — Я буду лишь к утру, ночью мне необходимо посмотреть на звёзды, чтобы точно сказать, что случится.

— Хе-хе-хе, ладно, — всадник вдоволь насладился моим страхом, развернул коня и помчался прочь.

— Сварили заживо? — зрачки Рэйнбоу были расширены от страха.

—Варвары, — я развёл руками. — Что с них ещё взять. Дождёмся рассвета и прыгнем отсюда.

— А где заночуем? — спросила Дэш, всегда готовая урвать у сна часок-другой.

— Нигде, мы же выспались. А тут спать очень опасно, будем всю ночь сидеть спина к спине, чтобы нас не застали врасплох разбойники или мародёрствующие солдаты.

На самом деле я сильно рисковал, неизвестно, что могло взбрести в голову местному вождю. Мне стоило телепортировать нас немедленно, но, с другой стороны, кто знает, что могло бы со мной случиться при злоупотреблении Истинной Речью. Кровотечение в лёгкие или почки, и Дэш осталась бы одна неизвестно где. Меня учили оказанию первой помощи, но не хирургии. А лечить себя с помощью той же Истинной Речи было ещё опаснее, можно было легко усугубить своё состояние.

Обо всём этом я и поведал Рэйнбоу, когда мы сидели и разговорами не давали друг другу уснуть. Она рассказывала о своём детстве, я — о своём. Вспоминал знакомых и друзей, рассказывал о своём мире. Дэш делилась мыслями и предположениями об Эквестрии. Внезапно она задумалась, а потом спросила:

— Почему я?

— Прости, что? — переспросил её я.

— Почему я, а не кто-то другой? Я видела, как ты относишься к другим людям. Холодно, как и все вы, — она повернулась ко мне. — Но обо мне ты заботишься больше, чем о себе. Потому, что я пони? Я помню, в цивилизованных мирах меня почти все рады были видеть.

— Да, ты очень мило и привлекательно выглядишь, просто тут побаиваются всего необычного, — я попытался уйти от ответа.

— Только поэтому? Или из-за контракта тоже?

— Ни по одной из этих причин, — я помотал головой. — Ни один контракт не способен создать привязанность. А вот совместное путешествие, полное опасностей, только это и делает. Мы не один раз удостоверились, что друг другу можно и нужно доверять.

— Порой это так сложно, — Рэйнбоу понурила голову. — Но… дороже тебя у меня теперь нет никого, и мне, похоже, придётся принять тебя таким, какой ты есть. Знаешь, я была не права тогда.

— Когда?

— Когда говорила, что ты не перестанешь быть для меня убийцей, — она на секунду замолчала. — Ты не перестанешь быть убившим, но убийцей ты не был никогда. Ты мой защитник.

— Спасибо, — я положил ей руку на плечо.

— Да не за что.

— Я рад, что ты начинаешь смотреть на вещи под разными углами. Это сильно помогает понимать мир.

— Правда? — оживилась она.

— Зачастую — да, от мелочей вроде моих поступков, до самых сложных вопросов. Посмотри, — я обвёл рукой вокруг. — Всюду жизнь. Она ещё борется, ещё пытается что-то делать, но всё бесполезно. Каждое существо состарится, умрёт, сгниёт, исчезнет. Мир наполнен смертями и разложением, он умирает с каждой секундой, жизнь агонизирует, но она обречена. Но посмотри на это с другой стороны. Мир пышет жизнью: тысячи и тысячи разнообразных её форм заселили землю, воду и воздух, проникли в почву и в лёд. Жизнь множится, растёт, отвоёвывает место, а умирая, лишь способствует жизни в другой форме. Жизнь превращает мёртвое в живое. Ну как тебе? — я положил руки на плечи Дэш. — Один и тот же мир, но насколько противоположны взгляды на него.

— Но правильный из них только один?

— Правильно понимать, что факты можно толковать по разному и не отрицать сходу иные мнения. Там могут быть крупицы истины.

— Это слишком заумно, — нахмурилась она, но поймав мой разочарованный взгляд, тут же добавила: — А можно так делать только по самым-самым важным вопросам?

Я одобряюще кивнул, и Рэйнбоу расплылась в радостной улыбке.

— Дэши, — у меня возникла не самая приятная мысль.

— Что? — она посмотрела мне в глаза; я вдохнул, набираясь решимости, и спросил:

— А ты, случаем, не втрескалась ли в меня?

— Что? — она приподняла одну бровь.

— Втрескалась, втюрилась, влюбилась.

— Вот ты о чём, — усмехнулась Рэйнбоу. — Нет, не влюбилась. Определённо нет, — внезапно её зрачки резко расширились. — А… а почему ты спрашиваешь? Неужели ты сам…

— Нет. Без обид, но ты пони, — я взъерошил ей гриву. — Какой бы ты милой и доброй не была.

— Уф-ф-ф, а я-то уж думала, что разбила тебе сердце, — она расплылась в улыбке до ушей.

— Оу, это… так трогательно, — я даже отвёл взгляд, смущаясь. — А ты ещё спрашиваешь, почему я к тебе привязался. Каким бы ни был твой характер, у тебя доброе сердце.

Я обнял её, посадив на колени. Мы так и остались сидеть, высматривая в ночи опасности. Часа через полтора мои ноги затекли, и нам пришлось разжать объятия, это было немного холодно. Ну, а при первых сиренево-малиновых полосах зари на горизонте я разбудил прикорнувшую Дэш, открыл книгу, и мы отправились дальше.

— А что дальше? — спрашивает меня Ренни.

— Дальше? Дальше будет ужин, — ухмыляюсь я.

— Ну правда! — восклицает она, в голосе слышатся капризные нотки.

— Я и говорю правду, мы идём ужинать, — с каменным лицом заявляю я.

— Ну, хорошо, — соглашается любимая. — Но пока накрывают на стол, ты же можешь рассказать, что было дальше!

— Нет, дорогая, нас будут перебивать, — я делаю драматическую паузу. — Трели из моего желудка.

Я смеюсь, а Ренни, улыбаясь, машет рукой, показывая, что я безнадёжен.