Если не изменяет память

Если не изменяет память

Сойдя с мостовой, я подхожу к порогу элегантного белокаменного здания и вытираю копыта о коврик. Близкие стены скрывают предгорья, но внушительная гора и изящные шпили Кантерлота по-прежнему возвышаются над головой. От Понивилля сюда идти далеко, но это хорошая тренировка. Как по часам: каждый вторник, четверг и дважды в выходные. Было тяжело найти время, пока я училась, но теперь год спустя, это стало обычным делом.

Я открываю дверь и мне улыбается дежурная, сидящая за обшитым декоративными панелями столом. Вестибюль и правда весьма привлекателен благодаря приглушенному свету и плюшевым креслам, но, сказать по правде, он всё-таки кажется стерильным. А кресла, к тому же, довольно жёсткие.

Дежурная толкает ко мне через стол карточку посетителя и вписывает за меня моё имя в регистрационный журнал.

— Приятно видеть вас снова, мадам.

— Спасибо. Она на своём обычном месте? — кивнув, спрашиваю я, уже зная ответ.

Наш заведённый порядок стал... ну, порядком. Администратор тоже кивает, так что я вешаю карточку на шею и иду по коридору. Флюоресцентные лампы, индустриальный стиль... Стены хотя бы покрашены в приятный успокаивающей светло-голубой. С этим цветом пусть немного, но кажется, будто находишься под открытым небом. Совсем чуть-чуть.

Открытые двери проплывают мимо меня одна за другой. Даже за все эти годы, что я здесь провела, я так и не удосужилась разобраться, куда они ведут, по крайней мере в этом коридоре. Я заглядываю в третью или четвёртую комнату — стены завешены хуфбольными вымпелами, и, мне кажется, я слышу, как диктор анонсирует по радио игру между Клаудсдейлом и Балтимэром. В следующей видно хорошо сработанный вишнёвый стол с коллекцией хрустальных ваз, в каждой из которых стоит по веточке или гипсофила, или золотарника, или ещё чего-нибудь цветистого. Ещё в одной — голый матрас со стопкой чемоданов на нём... и жеребец тупо глядящий в стену. Я машу ему, но сомневаюсь, что он заметил.

Я толкаю двойные двери в конце коридора и пересекаю пустой кафетерий. С кухни эхом доносится звон посуды и низкий гулкий стук нержавеющей стали. Я уже чую приятный аромат картофельного супа, и ещё соуса для пасты. Сегодня должно быть будет хороший обед. Но до него ещё несколько часов.

Пройдя кафетерий насквозь, я вхожу на веранду и, наконец, вижу те скрывшиеся от меня предгорья, дикие и непричёсанные. Всего парочка чахлых деревьев и море высокой жухлой травы, волнующейся, как море, на ветру. Кстати, весьма холодном ветру: уже не первый день в нём ощущаются острые укусы осени. И над всем этим возвышается Кантерлот, сияя на утреннем солнце витражными окнами замка. Если прищуриться, можно разглядеть те, что восхваляют мою сестру и её друзей. Во всяком случае, мне так кажется.

Я гляжу направо, в конец веранды, на кобылу сидящую в одиночестве за чугунным столом. Я тихо подхожу к ней и сажусь рядом, но та все равно не сводит глаз с кленов вдалеке.

— Рэрити?

Она несколько раз морает и резко поворачивает ко мне голову.

— О, прости Эплблум! Я тебя не заметила.

Откидываясь, я погружаюсь в мягкую спинку кресла и указываю копытом на её чашку

— Как сегодня чай?

— О, прекрасно, прекрасно. Дарджилинг, если я не ошибаюсь. Он хорошо идёт прохладным утром, но сегодня должно потеплеть, — её глаза теряют фокус, и она обратно отворачивается к тем же деревьям. — Прекрасные цвета в этом году. Не знаю даже, видела ли я их когда-нибудь такими яркими.

Да, некоторые перекрасились рано. Ярко красные и оранжевые. Я киваю.

— Ну, как твой день?

— Не могу жаловаться, дорогая, — говорит она, взмахнув копытом. — Занимаюсь своими делами. С удовольствием, само собой. Но ещё пока не так много пациентов встало. Я знаю, они рады, когда молодые, вроде нас, заходят, чтобы развеять немного местную духоту. У тебя получается лучше всего — твоя энергия проникает в каждый уголок, знаешь ли.

Я смеюсь и похлопываю её по копыту.

— Я знаю, Рэрити. Мне приятно помочь.

— Ну, я рада, что ты снова смогла встретиться со мной за утренним чаем, Эпплблум, — её взгляд рассеянно блуждает по шпилям на горе, а широкая улыбка занимает всё лицо. — Все пони из Понивилля заглядывают сюда время от времени, но вы с Пинки Пай чаще всех. — Кстати говоря, Пинки ужинала со мной буквально два дня тому назад, после моего дежурства.

— Великолепно! И как она?

Рэрити сделала паузу, чтобы глотнуть чая и промокнуть рот салфеткой.

— Хорошо, пожалуй. Снова немного жаловалась на артрит, — она сжимает губы, глядя на меня, и морщит лоб. — Печально, что она им заболела в таком юном возрасте, но все эти её прыжки за столько лет должно быть сказались на коленях. И она всё равно продолжает!

Она хихикает в чашку с чаем, которая всё ещё плавает у её мордочки, и мне приходится хихикнуть в ответ.

— Ты всегда любила говорить о них. Не хочешь поделиться ещё историей? У тебя должно быть не мало таких, которые я никогда раньше не слышала. Я бы ни за что не догадалась, что ты можешь быть такой озорной.

Ещё один смешок и теперь она краснеет.

— О! Вот не надо порочить мне репутацию.

Я закрываю глаза и представляю себе, как она пробирается через какую-нибудь горную цепь или сквозь болото. Как бы она ни любила поддерживать образ утончённой красавицы, она всегда была рада случайным приключениям или шансу показать всем, что может не только сидеть перед швейной машинкой. Она бы никогда в этом не призналась, но я её знаю уже достаточно долго. За что бы Рэрити ни бралась, всё делалось с достоинством хотя и не обязательно утончённым образом.

— Пожалуй, я могу вспомнить историю-другую, — продолжает она. — Но для начала, позволь мне предложить тебе чего-нибудь. Хочешь, я позову сотрудника, чтобы тебе тоже принесли чаю? Сегодня он весьма приятен на вкус, — она делает еще один глоток из чашки с горячим чаем и катает во рту, прежде чем проглотить. — Дарджлинг, кажется.

У меня вздрагивает плечо, и я крепко зажмуриваюсь. Я делаю глубокий вдох и, затем, перевожу на неё взгляд.

— Да, но не беспокойся. Я попрошу официанта, когда будет проходить мимо. Не хочу тебя утруждать.

— О, да ты вовсе не утруждаешь, Эпплблум! Я просто загляну внутрь и...

— Нет, пожалуйста, — говорю я, подняв копыто. — Сейчас я просто хочу наслаждаться беседой. Итак, ты сказала, что желаешь порадовать меня историями о подвигах?

— Ох, Эпплблум!, — говорит она, покачав головой и вежливо хихикнув. — Тебя послушать — так будто это грандиозные легенды. Большинство тех старых приключений случилось, когда мы всё ещё жили в Понивилле. Для тебя они, всё-таки, не в новинку.

— Это не важно, — я взмахиваю копытом и с интересом склоняюсь вперед. — Мне нравится слушать их из первых уст, и я знаю, как ты любишь вспоминать прошлое.

— Да, «старые» рассказы. Как бы мне хотелось, чтобы нашлось чего рассказать новенького, — она вздыхает, задумчиво постукивая копытом по краю стола. — Другие девочки все ещё продолжают путешествовать, а я уже обжилась в своём уголке Эквестрии.

Я просто жду, пока её хмурый взгляд не посветлеет. Долго ждать не пришлось. Нет худа без добра: она каждый раз возвращается к прежнему счастливому настрою.

—Как насчет того случая, когда ты победила дракона? — подсказываю я.

— Хм... о, да. Это гм... — она хихикает и ставит чашку обратно на блюдце. — Да, Пинки Пай в тот день держала нас в хорошем настроении, а это тогда было нужно, потому что споров у нас по пути хватало, — добавляет она, подняв бровь и, подняв чайную ложку, ещё раз помешивает напиток.

— О чём? — скорее всего, спорили они о тех же вещах, что и всегда, но я не прочь услышать о них ещё раз.

— То об одном, то о другом, ничего важного. Но когда мы прибыли... кто разберёт, что иногда творится у Пинки в голове? Вот как представлю её в этом нелепом наряде... — Рэрити чуть не лопается от смеха, но успокаивается и промакивает салфеткой струйку чая побежавшую по подбородку. Она тут же прижимает уши к голове от, как мне думается, унижения, что её застали в такой неженственный момент, но когда она оглядывается на меня, я уже смотрю в сторону.

— Да, — вновь начинает она. — Рэйнбоу Дэш пнула того дракона прямо между глаз. И, сомневаться, конечно, не приходится... — добавляет она резко кивнув, — я с ним строго поговорила. И больше мы его никогда не видели.

Я с удовольствием хихикаю, глядя, как она гордо задирает нос. Да, гордость во всем, даже в такой грубой вещи как перекрикивание дракона. Если не учитывать того, что я знаю...

— Я тоже помню. Я в то время ещё была слишком мала, но то чёрное облако над городом я не забуду никогда.

Рэрити мягко кивает, как всегда благосклонно принимая комплимент.

Она тут же вскидывает брови.

— О! Прошу прощения. Я невнимательная хозяйка. Могу я предложить тебе попить?

Я чуть ниже сползаю по спинке кресла и вздыхаю.

— Всё в порядке. Кто-нибудь из обслуживающего персонала скоро будет пробегать мимо. Не беспокойся об этом.

На несколько минут опускается тишина, которую нарушают только шуршание травы в отдалении и птичьи трели. Я попробую как-нибудь снова.

— Больше ты ничего не помнишь о том дне?

Она пожимает плечами.

— Ну, что я ещё могу сказать об этом, дорогая? Мы надавили на дракона, и он ушёл, вот и всё.

Проходит ещё несколько минут и я начинаю задумываться, не заснула ли Рерити, но бросив взгляд через стол, я вижу, как она следит за ярко-оранжевым листом, хаотично кружащимся в полёте к земле. Она фыркает.

— Что?

— О, Я просто подумала, Эплблум, — она кладет подбородок на копыто.

— О чём?

— Просто листья мне напомнили один случай, когда Рэйнбоу Дэш и Эплджек поспорили, как пара задиристых жеребят, с шумом и криками делящих территорию. Кстати, это было во время Забега Листьев.

— О, так ты там была? Я и не знала, — конечно я знаю эту историю, но я никогда не слышала, чтобы её рассказывала она. Я сажусь прямо и немного разворачиваю кресло в её сторону.

— Да, — она взводит это слово, как лучник стрелу, и целится в подлинную жемчужину, которую выдала следом. — Я благодаря им победила. Если бы они сосредоточились на беге, а не на взаимном вредительстве и жульничестве, то получили бы медали. Но тут-то я их и обошла, медленно, но, как говорится, верно.

— Я думала, это была Твайлайт, — прищурившись, говорю я.

— Твайлайт?.. — она ищет подсказку в цветочном узоре своей чашки. — О, Принцесса Твайлайт. Нет, дорогая, принцессы не соревнуются.

Я сглатываю и перебираю копыта. Я знаю, что иногда на неё находит, но не отступаюсь.

— Тогда она ещё не была принцессой, Рэрити.

— Ты уверена? — она приложила копыто к подбородку. — Я помню, что видела у неё крылья, когда мы с Пинки объявляли гонку. Я видела сверху абсолютно всех, а осенние листья тогда были просто божественны!

— Как ты могла победить, если находилась в воздушном шаре с Пинки?

Беседа с ней — осторожный поиск баланса. Надо заставить её думать, и при этом не разозлить.

Она сжимает челюсти, а в глазах вспыхивает огонь.

— Ты называешь меня лгуньей?

— Нет, Рэрити. Прости.

— То, что ты Элемент Честности, вовсе не значит, что ты...

Разговор шёл неплохо, и вдруг так сорвался... Я огорчённо отступаю, стараясь собраться с мыслями.

— Это Эплджек.

— О. Да, — говорит Рэрити, на миг растерявшись. Мгновение она хмурится, разглядывая окружающий пейзаж, будто его не узнает. — Да, конечно, Эплджек, твоя сестра. К-как она поживает?

Я медленно делаю вдох и задерживаю дыхание

— Всё работает не покладая копыт. Я слышала, на ферме дела идут отлично, а Бабуле Смит, кажется, удалось перехитрить старость. Сильна как никогда.

— Если бы... — бормочет себе под нос Рэрити, а глаза у неё стекленеют, но только лишь на мгновенье. Привычная улыбка уже вскоре возвращается на место. Да, если бы...

Рэрити цокает языком и протягивает копыто.

— Ну, Эпплблум, не превращай беседу в мой монолог! Как тебе колледж?

Она спрашивает меня об этом каждый раз без исключений.

— На самом деле я закончила его в прошлом году. Помнишь ты посещала церемонию? Ты приезжала поездом вместе с Эплджек, Пинки Пай и Флаттер...

— Да! Я..я сидела... я сидела рядом с Флаттер. Ну, я говорю "сидела", но на самом деле она провела всю дорогу расхаживая взад-вперед по проходу и волнуясь о своих финансах. Хотя бы Эплджек сидела тихо, но я не знаю зачем она настояла на том, чтобы тащить этого своего кролика аж до Кантерлота, — размахивая копытом, Рэрити едва не сбила со стола стоящую рядом чашку. — В смысле, я могу понять Пинки Пай, но не понимаю зачем Флаттер упорно создает между всеми напряжение.

— Флаттершай, — сказала я.

— М...да, Шшай. Флаттершай. А как я сказала? — когда она начинает так волноваться, я не пытаюсь её утешить. Просто подыгрываю.

— Угадала. Звучит... звучит верно, — я выдавливаю улыбку, и её переменчивое настроение тут же возвращается к прежней радости, а из груди весело поднимается смех.

— О, как бы они иногда ни действовали мне на нервы, я не променяю время с моими друзьями ни на что, — она вздыхает. — Знаешь, Пинки Пай навещала меня два дня назад, — добавила она, прижимая копыта к груди.

— Да, ты говорила, — я улыбаюсь ей, на этот раз более искренне. Пинки Пай это безопасная зона, по неясным причинам. Она не будет злиться.

— О... да? — она неуверенно мне улыбается и допивает чай. — Ну, как продвигается твоя карьера? Управляющая строительной компанией или что-то вроде того, наверное.

Я качаю головой: мне не слишком нравится через раз ей объяснять причину отсутствия у меня долгосрочной занятости. Как только я открываю рот, чтобы ответить, в проеме появляется голова официанта. Я указываю на чашку Рэрити, и он кивает, затем исчезает внутри.

— Сразу после диплома найти работу не так просто. Я, в основном, перебиваюсь случайными заработками там и сям, и у меня есть пара стажировок. Что-то постоянное, скорее всего, будет в одной из них.

Я смотрю вниз, на её копыта на столе. Казалось бы, ссадины и царапины должны покрывать их целиком, но Рэрити хорошо ухаживает за собой. Она ни за что не допустит подобного. Ещё один пример её гордости. На её месте я бы, наверное, запустила себя — вряд ли уважение ко мне будет зависеть от состояния моих копыт. О, пожалуй, членство в Меткоискателях сильно упростило мое отношение к самую чуточку неухоженным копытам.

— Не каждому по зубам сходу запустить собственное дело, — замечаю я.

Я наклоняюсь, чтобы похлопать её по плечу, но меня отвлекает звон фарфора на столе. Вторая чашка для меня, тарелка с лимонными дольками и свежий чайник на двоих, из которого официант уже разливает нам чай. Я выдавливаю лимон в чашку себе, затем Рэрити, но не успеваю я положить выжатую дольку обратно на тарелку, она хватает ее магией и съедает.

— Никогда не понимала, как ты это делаешь, — усмехаюсь я.

— Полезно для шерсти, — бормочет она в ответ с полным ртом. — В кожуре натуральное масло.

— Тогда просто ешь только корку. Она не такая кислая.

Она пожимает плечами, а я с удовольствием смеюсь. Подобные моменты оправдывают всё: те моменты, когда в её глаза возвращается искорка, и я могу позабыть... нет. За использование этого слова, я кусаю губу. Больно.

Я добавляю ложку сахара из плошки. Веточка искусственного олеандра напоминает мне духи, которые Рэрити раньше всегда носила. Забавно, какую сильную связь с прошлым формируют запахи. Я помню, как бегала по двору Бутика Карусель с двумя другими девочками: мы постоянно хлопали дверью, не в силах решить, где мы хотим играть — внутри или снаружи. И каждый раз до моего носа доносился этот запах духов... Мне он всегда казался утончённым, но самое главное, он стал для меня напоминанием о тех временах, когда всё было проще, когда даже самые незначительные вещи казались мне важнее всего на свете. Иногда я готова отдать всё, чтобы снова стать той юной кобылкой.

Я трясу головой, силой возвращаясь к настоящему.

— А ты? Сильно занята?

Блеск в её глазах только усилился.

— Безусловно! Я остаюсь в курсе моды Кантерлота и обожаю творить что-нибудь новенькое.

И, надо сказать, в этом она ничего не потеряла. Одежда и аксессуары её пошива по-прежнему отличаются тем особым качеством, которое с годами стало только популярнее. Она не может поддерживать тот же темп работ, как раньше, но это попросту означает, что она может держать цену выше. А это значит, что Бутик Карусель продолжает работать без проблем, хоть и само здание уже давно стоит пустое. И кошки — Опаласенс — больше нет. Рэрити никогда про неё не говорит — лучше ей не напоминать.

Кто знает почему некоторые вещи так прочно засели в её памяти? Она никогда не забывает Пинки Пай, но и правда, кто её может забыть? "Пинки Пай это" и "Эплблум то", два имени, которые она никогда не забывает. Чтобы напомнить остальное, нужно немного подтолкнуть. Но если начать с этих имён или с одежды, то иногда, если повезёт, из неё можно что-нибудь вытянуть.

— Расскажи мне о том, как ты первый раз осталась ночевать у Твайлайт. Помнишь, ты ночевала там с Эплджек?

Она дует на чай и закатывает глаза.

— Твайлайт? П...принцесса Твайлайт? Нет, нет, я никогда...

— Жуткая гроза. Ты тогда вся промокла.

Рэрити сердито смотрит на меня через полуопущенные веки и вдыхает пар из чашки.

— Определенно нет. Это не подобает леди, — резко кивнув, добавляет она в завершение.

— Ты заставила Эплждек надеть девчачье платье, — сказала я, приподняв уголки губ. Её улыбка отвечает мне за неё; упоминание одежды исправно озарило ей память.

— Да, конечно. Твоя сестра. Должна сказать, она в нём выглядела весьма утончённо, — Рэрити вздёрнула нос и ухмыльнулась. — Платье для Гала, которое я ей сшила позже, пожалуй, шло ей получше, но вот в том, как эта суровая и брутальная кобыла смотрелась так женственно, было что-то интересное. Думаю, оно придало ей определенную силу и уверенность. А, чего уж.

Она хихикнула в копыто и глянула на меня краем глаз.

— И если ты когда-нибудь решишь с ней подраться на подушках, помни: она играет не по правилам. Не.., — она ткнула в меня копытом, — ...не позволяй её так называемой "честности" убаюкать твою бдительность.

Я хихикнула в ответ и одарила её понимающим взглядом.

— О, не беспокойся об этом. Я не раз видела её с плохой стороны.

Ещё мгновенье Рэрити улыбается, но затем морщит нос.

— Ну, я... преувеличиваю. Она чрезвычайно преданный друг и, я думаю, чудесная сестра.

— Да, я могу сказать это по опыту, — я замечаю,что уже довольно давно рассеянно помешиваю сахар. Я кладу ложку и пробую напиток. И правда Дарджилинг. — Не сомневаюсь, она и тебя чему-нибудь научила.

Она снова краснеет.

— Д...да, я... Это было когда я... — она перестает улыбаться и сосредотачивается на столешнице.

— Всё нормально, Рэрити. Постарайся вспомнить. День Единения Сестёр, верно?

— Да... — она вновь поднимает взгляд и сводит брови. — Я была... Я б-бежала с...

Ещё один маленький тычок. Надо снова упомянуть одежду.

— На тебе была шляпа Эплджек.

— Да... да! Я ждала в той ужасной грязной луже. И бежала с... с Эплблум — с тобой! И Эплджек бежала с... она бежала с... — она сжала челюсти и несколько раз моргнула. — Мы победили, кажется. Должны были. Эплджек финишировала... нет, она не бежала. Она...

Её копыто начинает дрожать, и я накрываю его своим. Я сочувственно улыбаюсь Рэрити, но она уже отвлеклась на стаю гусей. Птицы летели на юг раньше времени, так же, как раньше времени сменили цвет деревья под ними. Бедная Пинки. Её колени больше не справляются с её энтузиазмом. Так быстро, ужасно быстро.

Мои родители были старше, чем Рэрити сейчас, когда у них появилась я. Она должна была сейчас быть в самом расцвете сил, но..., но проиграла в какую-то гротескную космическую лотерею. В полном здравии, но не мертва и не жива. Почти здесь. «Почти» — это так же жестоко, как и смерть, если не хуже.

Всё началось с простого: несколько пропущенных встреч, не узнавала время от времени знакомых, забывала запереть дом, когда шла за покупками, повторяла одни и те же фразы... Позже, по три дня забывала покормить Опал, полностью забыла слова на концерте Понитонс, не пришла на день рождения Флаттершай. Заблудилась по дороге в библиотеку Твайлайт, в городе который знала всю свою жизнь. Мы... мы не могли больше это игнорировать.

И теперь...

— Она будет в порядке, — сказал доктор во время последнего осмотра несколько месяцев назад. — Я сомневаюсь, что ей когда-нибудь станет лучше, но ваши визиты идут ей на пользу. По моему профессиональному мнению, работа, которую вы с ней проводите, не хуже любой терапии защищает её от ухудшения состояния. Вы, и Пинки Пай. Она крепко за вас зацепилась.

— Рэрити, — говорю я, нарушив тишину. Мне всегда нравилось видеть её реакцию на эту новость, но как бы мне хотелось, чтобы она её просто запомнила. — Я выхожу замуж на следующей неделе. Ты помнишь?

В глазах у неё вспыхивает огонек, и она изумленно открывает рот.

— Свадьба! — она прижимает копыта к груди. — Я люблю свадьбы! Если бы я только знала... я бы тебе что-нибудь подарила.

— Я дала тебе несколько месяцев назад приглашение, чтобы ты носила его с собой и держала перед глазами. Я надеюсь, ты захочешь придти.

— Конечно я приду! Приглашение?.. — она оглянулась по бокам, ища на себе седёльные сумки.

— На земле, — сказала я, наклонив голову в их сторону.

Она заглядывает за край кресла и хмурится на лежащие там холщовые сумки.

— Думала, я их забыла, — бормочет она и левитирует из пакета аккуратно сложенную ткань с приглашением внутри. Она медленно расправляет ткань на столе, а я отодвигаю чай в сторону. Развернув свёрток, она задыхается от удивления.

Я тоже не могу сдержать собственного вздоха. Какое восхитительное платье! Я вижу его каждые несколько дней в течении многих недель, с каждым разом всё более законченное, и каждый раз у меня немного перехватывает дыхание. Её талант никуда не денется, если в жизни есть хоть капля справедливости. Он был неотъемлемой её частью слишком долго, он у неё крови.

— Это для тебя! — выпаливает Рэрити. — Да, я припоминаю, мы делали примерку, кажется, две-три недели назад. Да-да. Я подобрала немного ткань в холке, как ты и хотела, потом сделала сборку сбоку вокруг талии. Осталось добавить немного вышивки и затем нашить жемчужные акценты.

Она резко кивает. Такую ясность во взгляде я не видела у неё уже очень давно.

— Я успеваю немало поработать над платьем, пока сижу здесь за утренним чаем. Перед тем, как я пойду помогать другим пациентам, я могу сделать довольно много. Они рады бывают получить иногда новую шляпку или шарф, бедняжки, — она проводит копытом вдоль линии шва.

— Бедняжки, — повторила она, поджав губы и качая головой. — Но, держу пари, они тоже любят, когда ты заходишь — она замолчала, взяв моё копыто. Я просто беззвучно улыбаюсь.

— Итак, свадьба, — наконец сказала я. — Я добилась разрешения взять тебя. Мне очень важно, чтобы ты там присутствовала.

— Я ценю это, Эплблум. И с удовольствием жду.

Я хмурюсь и хлопаю её по копыту, открываю рот, чтобы что-то сказать, и похлопываю ещё раз. Со второй попытки я все-таки заставляю себя говорить.

— Рэрити, ты помнишь Меткоискателей?

Она щурится на всё те же самые деревья и морщит лоб.

— Вечно бегали по твоему магазину, опрокидывали манекены, в точности зная, в чем будет наше предназначение в жизни, которое каким-то образом менялось каждые пять минут.

— Я не...

Правильно. Одежда.

— Мы постоянно носили глупые плащи.

— О! Эм... о, да! Ты и... и Скупс, и-и... ещё кто-то? Было трое? Или только двое? Эплблум и Скупс и... — она хмурится ещё сильнее и сверлит взглядом стол.

Почему именно это имя даётся ей проще, чем имена остальных её знакомых? Я пробую ещё раз. Добром это, как правило, не кончается.

Мой голос падает почти до шепота.

— Рэрити, опиши меня, — она начинает всматриваться. — Нет. Закрой глаза. Сконцентрируйся на тех юных кобылках, буйствующих в твоём магазине, на плащах у них на спинах, на том, как они выглядели, какие у них были голоса. Скажи мне... — я сглатываю. — Что приходит тебе на ум, когда ты слышишь "Эплблум"?

Она делает как я прошу: крепко закрывает глаза и опускает голову.

— Бант. Огромный красный бант, который она всегда, всегда носила. Красные грива и хвост, бледно-жёлтая шерсть, кажется, — она вдруг широко улыбается. — Да. Маленький ангел и маленький ужас. Я так горжусь тем, какой ты выросла, и я знаю, твоя сестра должна чувствовать тоже самое.

— Вот так, — говорю я. Вот эта милая улыбка. Не хочу, чтобы она пропала. — Рэрити... открой глаза.

Она медленно поворачивает лицо ко мне. Её взгляд падает на мою белую шерсть, затем на двухцветную гриву и, наконец, на мой рог. Ее губы дрожат, а рыдания перехватывают горло. Я ненавижу так с ней поступать. Мне кажется, я нуждаюсь в этом больше, чем она, и оттого я попросту ощущаю себя эгоистичной и чёрствой. В половине случаев это вообще не работает. Но доктор советует продолжать попытки.

Рэрити судорожно втягивает воздух и смотрит на меня тем испуганным взглядом, словно она отправилась в путешествие и вдруг вспомнила, что оставила билеты дома. Она дышит всё тяжелее и тяжелее, шевеля губами в мучительной попытке что-то сказать.

— Ты... моя... — она трясет головой и поднимает копыта к вискам.

Я встаю, оббегаю вокруг стола и заключаю её в крепкие объятия.

— Да. Я люблю тебя, Рэрити. Я очень сильно тебя люблю, — я должна быть благодарна, что с ней все относительно хорошо. Большую часть времени она счастлива, и она продолжает шить потрясающие платья. Но меня все равно тянет к чему-то большему. Я хочу большего для неё.

Не отпуская её, я опускаюсь на колени рядом со стулом, чтобы смотреть ей прямо в лицо, но она отстраняется от объятий с застенчивой улыбочкой.

— Ты правда?.. — улыбка пропадает, и её глаза блестят. — Как?..

Она слегка всхлипывает, но её взгляд вновь цепляется за платье, и она опять принимается его теребить. Вот и всё. На одно прекрасное, болезненное мгновенье, сестра была со мной. Но оно ушло, так же быстро как и появилось, и Рэрити отвлеклась. Может, оно и к лучшему.

— Не страшно, — шепчу я. Если бы я сказала громче, то могла бы... я шмыгаю носом и вытираю глаза. Она бы спросила. Если бы она увидела, то захотела бы знать что случилось, но она никогда не понимала. И я сдерживаюсь до боли в горле, глубоко вдыхаю и расправляю плечи.

Всё в порядке... Я никогда не сдамся. Но когда ей нужна Эпплблум, я буду для неё Эпплблум.

— Что-то не так, дорогая? — спрашивает она, выгнув бровь, но не отрывая взгляда от платья перед собой.

— Ничего. Мне очень нравится платье. Придешь посмотреть на меня в нём на моей свадьбе? — я часто задаюсь вопросом, что ранит её больше: блаженное неведение или осознание того, что она потеряла. Я не знаю, как лучше ответить за неё на этот вопрос.

Жизнь, пожалуй, продолжается. Я возвращаюсь на своё место. Осталось всего несколько минут, пока другие пациенты и персонал не начнут приходить на обед, и мы потеряем наше уединение.

— Ты явно вложила в эту работу много сил.

Она кивает, но потом пренебрежительно взмахивает копытом на платье, которое всего секунду назад завораживало ее, и что воплощает в себе многие месяцы кропотливой работы. Трудности никогда много для неё не значили.

— О! Ты выходишь замуж, Эплблум? Это прекрасно, дорогая! Мои поздравления!

Достаточно для одного утра — я больше не выдержу. Мы проведём чудесный день там, куда занесёт её каприз. Я попробую через два дня. И снова на выходных. И снова, и снова, и снова. Трудности никогда много не значали и для меня тоже. Просто я люблю свою сестру, даже если она не знает об этом.