Кривые зеркала

Интерлюдия

От пестроты стен и кресел резало глаза. Приземистый стеклянный столик в углу терпеливо удерживал пачку древних журналов, бывших единственным тёмным пятном во всей комнате. Публичные цветовые пристрастия Ликторов были оригинальны до безвкусия, и манера развлекать посетителей реликтами прошлого лишь подчёркивала неумение работать с людьми вне семьи. Хотя само желание избавиться от пятен мрачной репутации заслуживало похвал, методы были сомнительны. Как сообщил посланцу предшественник, который явился вовремя и отсидел положенные минуты ожидания, некоторые страницы из журналов были аккуратно вырваны — наверняка для того, чтобы убрать красный цвет.

— Ваше Святейшество, позвольте… — Молодой широкоплечий охранник с осторожностью пробежался пальцами по лохмотьям. Для выдубленной солнцем и близким соседством с Прахом кожи посланника его чуткие касания скорее угадывались, чем ощущались. Закончив, охранник отступил к двери:

— Проходите, Ваше Святейшество, босс ждёт. — На не отягощённом эмоциями лице промелькнула, словно облачко под палящим солнцем, тень неуверенности: — И ещё, вы не могли бы…

Посланник приподнял руку, осеняя склонившегося телохранителя полуокружностью. Несмотря на то что тот сложился почти вдвое, сухонькая фигурка закутанного с ног до головы священника едва доставала до его макушки.

— Прах спит, сын мой.

— И всегда будет спать.

Но так ли это на самом деле? Впервые за десятилетия граница сместилась. Впервые за время существование Города в него попали выходцы с той стороны Праха. Выходцы, которых немедленно прибрал Барон, и теперь над Закрытым Городом нависают строительные леса таинственной опухоли, принесённой чужаками. А у Круга по-прежнему не имелось выхода к Механикам, ни единой возможности для закрепления истинной веры. И эти встречи, лишние движения после того, как дело уже обговорено и запущено, тормозили единственный шанс Города на спасение мирское и горнее. Однако эти мысли не помешали посланцу отметить то, что полвека назад казалось невозможным, — верующего Ликтора в святая святых их семьи, головном офисе Комбината.

Согласно легенде, посланник бывал в кабинете уже не раз. Круг позаботился о том, чтобы он затвердил расположение каждого предмета. И теперь, когда рисунки, схемы, словесные описания ожили и нашли приют в реально существующих вещах, — его охватило удовлетворение от хорошо проделанной работы.

Глава Ликторов, Сангре, был мрачен. Толстые щёки его обвисли, зубы были оскалены, дышал он тяжело и с присвистом. Когда-то давно, в далёкой и полузабытой молодости, он работал в убойном цеху, выковав там тяжёлый характер и готовность идти по трупам, если потребуется, — достиг совершенства по меркам Ликторов. И он прошествовал по трупам прямиком к своему кожаному креслу, жесткий человек с многочисленными шрамами на короткопалых ладонях.

— Вы опоздали.

Круг хотел одёрнуть тебя за дерзость вызова, подумал посланник. Но вслух сказал совсем другое:

— Человек предполагает, а Прах разрушает. Мне казалось, мы уже обсудили все ключевые и не слишком ключевые моменты нашей договорённости.

— Я не привык ждать. — Глаза хозяина кабинета встретились с глазами посланника, и последний с трудом удержался от того, чтобы сглотнуть. Круг многое сообщил ему об этом человеке, но кое-что можно увидеть только самому. Наконец Сангре откинулся в кресле.

— До меня дошли кое-какие слухи. И эти слухи мне не понравились. — Он сделал паузу. — Ваша братия учит выродков убивать пришлых.

Посланец поморщился, радуясь тому, что лицо его закрыто повязкой. Сбылись худшие предположения. Но откуда Сангре узнал?.. Ни один пустынник не предал бы ордена, это точно; все они осознавали степень угрозы, идущей от пришлых. И вряд ли проговорились выродки, ибо утратившие провели немало тайных встреч, разбивая вековые цепи безволия и тупой угнетённости, вспоминая о лучшей жизни и обещая её. Но сами утратившие — мосты между скотом и свободными — были умнее. Возможно, кто-то из них почуял подвох и решил, что работой на братство и Ликторов одновременно выгадает больше. Что ж, Круг найдёт виновного. И когда нужда в нём, лёгком канале выгодной лжи, отпадёт, пропитанный кровью песок станет его саваном, а хриплый кашель грифов — эпитафией.

— Возможно, какие-то радикалы действительно внушали такие идеи выродкам, но моя официальная…

Сангре перебил его:

— Хватит клоунады. Каждую встречу со мной говорит другой человек. Если ваша братия считает, что Прах сделал вас близнецами, то, поверьте мне, это не так. — Его ноздри хищно раздулись, словно у ищейки, учуявшей запах крови. Посланец поёжился и, чтобы скрыть движение, поменял позу. Судя по ухмылке Сангре, трюк не удался.

Способен ли обычный человек отличить одного замотанного в лохмотья пустынника от другого? Их тела со временем стачивались Прахом, их голоса грубели до однотонного хрипа; и сам посланец не поручился бы, что узнал желающего скрыть себя брата среди других. Но Сангре не являлся обычным человеком. У Круга практически не имелось информации насчёт того, как проходит подготовка убойного цеха, но и косвенных данных хватало, чтобы подвергнуть сомнению саму принадлежность его к роду людскому — в этическом смысле. Несмотря на все грехи и преступления предков скота, добровольно идти в особый отдел могли только личности с особым складом ума. И позволялось им, по слухам, много больше, чем рядовым Ликторам.

— Мы проверим наши каналы и накажем провинившихся.

— Великолепно. Я исправно выполняю свою часть договора, — Сангре на миг скосил глаза на дверь, и посланец понял, что охранник оказался верующим неспроста, — и жду того же от вас. Этого, а также того, что в следующий раз со мной будет говорить кукловод, а не одна из его марионеток.

— Это всё, ради чего мы встретились?

— Пожалуй… да. Процесс идёт. — Сангре достал портсигар. — Не хочешь? Подарок друга из Аграриев. Настоящий табак, высший сорт. Говорят, если прислушаться к его тлению, можно услышать свист плети, которой подгоняют выродков на плантациях. Будет о чём рассказать хозяину.

Посланец покачал головой.

Сангре принялся раскуривать сигару. По кабинету вместе с первым клубами дыма растёкся едкий запах. Не то чтобы он причинял неудобство пустыннику, давно усмирившему плоть, однако вера запрещала ему употреблять любые наркотические вещества — о чём его собеседник прекрасно знал. Глядя на то, с каким удовольствием Сангре посасывает сигару, посланец поразился мелочности его мести. И это удивление развеяло начавший было сгущаться вокруг Ликтора ореол загадочности и опасности. Возможно, в работе убойного цеха не было ничего сверхужасного. Возможно, большую часть жуткой атмосферы нагнетали противоречивость и неполнота слухов, придававших ему чуть ли не мистическое значение. Пустынник поднялся.

— Не желаете благословение?

Сангре ухмыльнулся. Он лениво перекатил сигару в уголок рта и выдохнул с очередным клубом дыма:

— Я сам могу благословить кого угодно, отец. Приём окончен. Не забудь передать приглашение.

Взгляд Ликтора беспокоил посланца. В нём крылось нечто неестественное, мелочь, которая резко контрастировала с довольным выражением его лица. Пустынник развернулся и, ощущая напрягшейся против воли спиной этот взгляд, двинулся к выходу. У двери он приостановился, чтобы попрощаться, но передумал.

Едва дверь за ним закрылась, с лица Сангре сползла усмешка. Он вытащил сигару изо рта и потушил её. Облизнул губы. Смутившая посланника деталь, лихорадочный блеск глаз, стала ещё заметнее, придав главе Ликторов вид одержимого — или хищника, напавшего на след жертвы.