Банан

Глава 1. Банан вступает во взрослую жизнь

Я работал журналистом в газете “Си Ньюс”. Это маленькая газетёнка в городке Пёрпл Порт, который расположился на холмах близ бухты, что на крайнем западе материка. В городе этом живут в основном беглецы из Эквестрии: политические преступники, мошенники и прочие личности, на поиск которых правительство Эквестрии денег тратить не собирается, поэтому большую часть населения составляют именно пони. Город этот был основан небольшой общиной грифонов-рыбаков, но теперь в городе грифонов почти не осталось, и лишь изредка можно увидеть, как несколько стариков ставят сети в заливе. Жизнь в этом городке очень спокойная, даже слишком. Для журналиста тут разгуляться негде, а мне хотелось больше интересной работы и больше интересных знакомств. Я прирождённый журналист, ещё будучи учеником школы я наблюдал за её жизнью и отправлял свои наблюдения в школьную газету. Моя метка появилась рано, поэтому я не мучался в поисках своего призвания, и я нисколько не удивился, когда обнаружил на своей серой шкурке изображение исписанного листа бумаги. Я молодой жеребец, во мне играют силы, и жить в этом рае для стариков я совсем не желал, потому ко мне пришла в голову мысль съездить в Эквестрию и собрать там материал для публикации, и соединить это всё в один большой сборник. Отец родом из Кантерлота, но об Эквестрии он вспоминает с раздражением и старается сменить тему, когда речь заходит об этой замечательной стране. Если вы увидите моего отца — дряхлого старика с густой седой бородой — то никогда не подумаете, что он был бабником. Он настолько охоч был до кобыл, что, по слухам, имеет множество детей в разных концах Эквестрии. Когда я спрашивал его, что заставило его покинуть Эквестрию, он отвечал:

— Это всё из за одной старой развратницы.

На этом разговор заканчивался, и заставить его сказать что-нибудь ещё было невозможно.

Поэтому, когда я хотел сообщить отцу, что собираюсь уезжать в Эквестрию, я очень сильно волновался. К моему удивлению, отец не стал раздражаться и спокойно спросил о причине моей поездки.

— Мне тут надоело, я не могу всю жизнь писать статьи о найденных щенках и котятах, я хочу найти нечто более крупное. Нечто более интересное. Нечто такое...

— Знаешь, а ведь ты мог бы оказать мне небольшую услугу, — прервал меня отец, и во мне проснулся интерес.

— Что это за услуга? — нетерпеливо спросил я.

— Был у меня в Кантерлоте один знакомый дворник, звали его Банан. И я хочу, чтобы ты собрал как можно больше информации о нём.

Тогда я испытывал крайнее недоумение: мне придётся лететь целый месяц до Кантерлота, чтобы разузнать о каком-то дворнике! Я подумал, что это шутка и изобразил смех, чтобы дать понять отцу, что я его раскусил.

— Зря смеёшься, я говорю на полном серьёзе, — он ткнул в меня копытом пару раз и пристально посмотрел в глаза. — Этот дворник, хочу тебе сказать, является самым страшным кошмаром для её высокоблагородия Принцессы Селестии. Все скандалы, связанные с ним, стараются замять, а всю информацию о нём уничтожить.

— Что же он такого натворил, что его ненавидит сама Селестия?

— Если честно, то я как раз и хочу, чтобы ты это выяснил. Я сам встречался с ним только один раз, и было это в небольшой чайной, что на северо-восточной окраине города. Его забыть очень трудно: шкура коричневого окраса, который совсем не типичен для Кантерлота, на голове он всегда носил ушанку из заячьего меха, да, ты не ослышался, из заячьего меха, его светлая грива, выглядывающая из-под шапки, была очень яркой отличительной чертой, а на метке у него был совок. У него просто поразительные познания в математике, иногда мне кажется, что математика так прочно засела у него в голове, что выбила напрочь весь здравый смысл и инстинкт самосохранения. Он был интересным собеседником, и, говорят, он частенько рассказывал истории из своей жизни. Если ты его найдёшь, то ты будешь обеспечен ценнейшим материалом, которого хватит на всю оставшуюся жизнь. Но вот тут есть одно но...

— Что же это?

— Когда я его видел, он был уже далеко не молод, а я был примерно в твоём возрасте, если не моложе.

Улыбка, сидевшая на моём лице на протяжении всей речи отца, исчезла, и я выругался про себя.

— Ты точно уверен, что мне стоит искать всё об этом дворнике?

— Ещё бы. С тех пор, как я впервые его встретил, я стал слушать все слухи, крутившиеся вокруг его имени. Если эти слухи правда, то тот материал, который ты соберёшь, окажется бесценным.

— А что это за слухи?

— Говорят, что он причастен к развязыванию пяти войн, что он был единственным простопонином, участвовавшем в семминарах в академии наук Кантерлота, что он причастен к крупной краже во королевском дворце, что он помог бежать самому опасному мошеннику в истории Эквестрии, что он является единственным девственником в своём возрасте, и, наконец, он умер и был возрождён.

Я слушал это с открытым ртом. Мне не верилось, что обычный дворник может совершить подобные вещи.

— К-к-как ты сказал? Он умер и... что?

— Он умер и был возрождён. Мне это сказал один из недавно прилетевших сюда. Бывший стражник.

— Он знал его?

— Нет, не знал. Он видел, как Банан выходил из королевского дворца. Не знаю, что Банан сотворил, но во дворце была паника, а Селестия рыдала в течение нескольких дней. А стражника того обвинили в предательстве королевского рода за то, что он дал Банану уйти.

Я понял, что меня ждёт нечто действительно интересное, и поэтому я твёрдо решил раскопать всё, что только можно раздобыть об этом дворнике.

— Говоришь, ты разговаривал с Бананом? Он тебе рассказывал истории?

— Конечно рассказывал, начнём с того, что его нашёл на улице начальник бюро коммунальных услуг Дасти Бэг...

---

— Пора было давно признать — наш сын идиот, — доносился из спальни женский голосок.

— И в кого он такой? — звучал уже мужской голос. — У нас в роду не было ни идиотов, ни слабоумных. Это просто кошмар какой-то! Знаешь, дорогая, мне кажется, ты мне с кем-то изменила.

— Как ты мог подумать такое? Ты прекрасно знаешь, что я удовлетворена тобой сполна. Может это от недостатка общения? Нам стоило всё же отдать его в школу благородных джентльпони.

— Нет, это ещё хуже. Я считаю, что мы не зря обучали его на дому. Ему вообще не стоит знаваться с детьми аристократов, поскольку он станет эгоистом. А к простакам я его отсылать тоже не собираюсь, тогда из него выйдет деревенщина.

— Но и без общения ему тоже нельзя...

— Моё слово — закон. Я знаю, что говорю. Если моё воспитание не работает, то это значит, что он родился слабоумным и корень всё же придётся искать в его родословной. Ты точно мне не изменяла?

— Нет же, я тебе не изменяла. И что мы будем с ним делать?

— Если высший свет узнает о том, что наш сын идиот, то мы потеряем всякое уважение среди высшего света Кантерлота. Ведь земным пони вроде нас очень трудно заработать репутацию в высшем свете, и один маленький недочёт может поставить крест на репутации всего нашего рода. Мне сложно это произносить, но нам надо выставить его из дома.

— Не слишком ли это будет жестоко? Он всё же наш единственный сын...

— Ничего плохого с ним не случиться, хотя он уже совершеннолетний, я думаю, его пристроят куда-нибудь, от голода он точно не помрёт.

На следующий день Банан оказался на улице. При нём не было ничего, и он ещё некоторое время соображал, что ему предстоит делать. Родители были предельно кратки и лишь сказали, ему, что он повзрослел и ему пора жить самостоятельно. Сначала Банан был горд, что его выставили из дома. Он был рад, что теперь стал взрослым, поэтому гордо ходил по городу туда-сюда, ловя на себе удивлённые взгляды прохожих. Когда он проходил у фонтана, несколько маленьких жеребят решили спросить у него, почему же он такой гордый.

— Я стал взрослым, — сказал он и с важным видом задрал мордочку вверх. — Мне так мама сказала.

Жеребята переглянулись между собой и засмеялись.

— Да у тебя даже метки нет! — сказал один из них. — Тебе так мама сказала? Мне мама такое каждый раз говорит, когда я говорю, что не хочу делать уроки.

— Уроки надо делать обязательно, — нравоучительно сказал Банан и отправился дальше гулять по улицам.

Уже под вечер Банан начал думать о том, что значит, быть взрослым. Сообразив, что он не знает, что это такое, он решил обратиться к первому встречному. Когда он прошёл мимо летнего кафе, он заприметил единорога, сидевшего за крайним столиком близ входа.

— Добрый вечер, вы знаете, что значит, быть взрослым? — обратился Банан к нему.

Единорог подавился кофе и закашлялся.

— Ты вообще кто такой и как ты смеешь разговаривать со мной? Я являюсь двоюродным братом самого начальника королевской стражи. Я не должен тратить время на разговорами с такими простаками, как ты.

— Однако вы всё же удостоили меня вниманием, но почему-то не дали ответ на мой вопрос.

— Стража! — закричал он, после чего будто из ниоткуда появились стражники и обступили Банана. — Уведите его с глаз моих.

Стражники молча увели Банана подальше от кафе.

— Ещё раз окажешься рядом с ним — загремишь в темницу, — сказал один из них.

— Ребята, а вы знаете, что значит — быть взрослым? — спросил Банан.

— Быть взрослым — это значит держаться подальше от неприятностей, — рявкнул стражник. — Так что рули отсюда и куда подальше.

Банан теперь продолжил ходить по городу, пока не стемнело.

— Пора бы уже спать ложиться, — подумал он. — Но я ещё не ужинал.

В поле его зрения попал прилавок с грушами, и он направился к нему.

— Вай, какой хороший груш! — обрушился на Банана голос торговца, стоило ему только подойти к прилавку. -Бери, бери. Сочный груш, вкусный груш!

Банан взял несколько груш и съел их.

— С тебя четьире бит.

— Что, простите? — спросил Банан. -У меня бит нету.

— Да не бит, а бит! Деньги, деньги.

— У меня нет денег.

— Сущий, ты што шутишь, да? — улыбка исчезла с лица торговца.

— Нет.

— Ты мой груш съел, да?

— Съел.

— Теперь деньги давай, понимаешь, да?

— Понимаю. Денег нет.

— Тогда пачьему ты груш брал, паршивый?

— Вы сами сказали, чтобы я взял, вот я и взял.

— Но ты должен денег платить!

— Про деньги вы мне сказали только после того, как я наелся.

— Ты што, на Луне родился?

— Нет, я родился в Кантерлоте.

— Тогда пачьему ты такой болван?

— Я не болван, я Банан.

— Какой ещё банан? Я в таком слушае вообще огурец!

— Рад знакомству.

Торговец взвыл и, опрокинув прилавок с грушами, убежал по улице, оглашая окрестности самыми разнообразными ругательствами.

— Сударь, у вас же груши упали! — крикнул ему вслед Банан но, получив в ответ лишь поток нечленораздельных ругательств, собрал все груши и сложил их на прилавке.

К нему тут же подошла дамочка и спросила, почём у него груши.

— Груши не мои, а стоят они один бит.

— Это все так стоят? — хитро улыбнулась она.

— Нет, за штуку.

— Продайте тогда мне парочку, — сказала она и дала Банану две монеты.

Банан принял монеты и дал ей две груши. Дамочка взяла груши и, кокетливо улыбаясь, отправилась восвояси. Банан решил, что ему стоит подождать, когда хозяин прилавка вернётся, а пока его тут не будет, он поторгует за него. Но, надвигалась ночь, и посетителей ждать не стоило. Сообразив, что ночью никто покупать груши не будет, Банан накрыл прилавок тряпкой, валяющейся рядом и, положив две монетки себе за ухо, отправился искать ночлег. Он стучался во все дома подряд с просьбой переночевать, и везде ему отказывали. Тогда он решил переночевать на улице, и заприметил небольшую скамейку в парке. Устроившись на ней так, чтобы не свалиться, он быстро уснул.

Проснулся Банан от того, что его кто-то настойчиво толкал в бок.

— Эй ты, лежебока, ты откуда такой нарисовался? — сказал толкавший его жеребец.

— Я Банан, — ответил тот. — И уже день как стал взрослым.

— Чего-то ты околесицу несёшь. Ты из сумасшедшего дома сбежал?

— Нет, я ниоткуда не сбежал. Родители сказали, что я стал взрослым и выпроводили меня из дома.

— А кто твои родители?

— Мама и папа.

Жеребец ударил себя копытом по лицу так, что фуражка слетела с его головы.

— Имя то у тебя какое?

— Банан.

— Я спрашиваю, какое твоё имя.

— Ну, Банан. Банан — это моё имя.

— А фамилия какая?

— Не знаю.

— Что значит «не знаю»? Как можно не знать свою фамилию?

— Ну, родители мне не говорили и всё.

Жеребец в фуражке почесал копытом шею и, поправив фуражку, сказал:

— А что ты умеешь делать?

— Я умею читать, писать и считать. А ещё я умею говорить, петь, бегать, прыгать... ну и наверное много чего ещё умею.

— Убираться умеешь?

— Нет, но могу научиться, если будет нужно.

— Хочешь заработать себе денег?

— Да, хочу, папа говорил, что деньги — это хорошо.

— Я — начальник коммунальных структур, и мне требуются дворники. Ты согласишься работать за тридцать бит в месяц?

— Да.

Начальник коммунальных структур издал радостный клич, ведь за такую маленькую сумму никто не соглашался работать.

— Вот так удача! Так, Банан, иди-ка за мной, сейчас мы оформим договорчик и всё будет замечательно! И запомни, меня зовут Дасти Бэг, отныне я твой начальник, слушайся меня как своих родителей.

Банан не мог понять радости Дасти, но на всякий случай тоже порадовался вместе с ним.

Они подошли к зданию, внешне похожему на здание завода: кирпичная кладка, огромные окна с решётками, большая входная дверь, козырёк из бетонной плиты и электрическое освещение — все типичные индустриальные атрибуты. Однако это не был завод: на первом этаже располагались всевозможные кладовые с хозинвентарём, на втором было множество офисов, где находился бюрократический аппарат коммунальщиков, на третьем этаже находилось начальство и архив. Дасти повёл Банана непосредственно к себе в кабинет, и, всё время бормоча себе под нос «Какая удача!», суетливо достал из ящика стола чернильницу и бумагу.

— Сейчас мы это, того, договорчик составим, ага! — сказал он.- Ты писать умеешь?

— Да.

— Превосходно, — сказал Дасти и удовлетворённо потёр копыта, — Тогда бери перо в зубы и пиши, что я тебе продиктую.

Банан понял всё с первого раза, и оформление договора прошло быстро. Поставив вместо подписи «Банан», он посмотрел на Дасти, ожидая дальнейших распоряжений.

— К работе можешь приступить сейчас, — сказал Дасти. — Пошли, отведу тебя на твоё рабочее место и покажу, что надо делать. Как же мне повезло то... прям не вериться.

Дасти выдал Банану метлу и отвёл до городского парка. Кратко объяснив ему, как работать с метлой, и убедившись, что он всё делает правильно, Дасти оставил Банана убирать парк. Банан принялся усердно подметать дорожки в парке, и работал без остановки, пока не захотел есть. Решив, что на голодный желудок работать не следует, он направился на поиски еды. В парке ему встретилась молодая пегаска, аристократической наружности, которая неторопливо прогуливалась одна по парку и ела клубнику из кулька, висевшего на шее.

— Разрешите отведать вашей клубнички. — сказал Банан, встав рядом с ней.

Дамочка поперхнулась от неожиданности, и Банан решил улыбнуться, чтобы смягчить обстановку.

— Простите, о чём вы говорите? — залепетала она.

— Я говорю о ягодках, что вы кушаете.

— Ах, это... я просто вас немного не так поняла, — сказала она и рассмеялась. — Берите, мне не жалко.

Банан съел почти половину кулька и, решив что с него хватит, собирался продолжить мести дорожки в парке.

— Хм... послушайте, — сказала дама, оценив Банана взглядом, — А не хотите ли вы взглянуть на мою «клубничку»?

— Хм... отчего б не взглянуть? — весело отозвался Банан.

Дама поманила Банана за собой копытцем и повела к себе домой. Жила в нескольких кварталах от парка, и дорога до её дома была не очень долгой. Это был роскошный двухэтажный особняк, которому наверняка уже больше сотни лет.

— Дорогая наверное растёт тут клубника, — сказал Банан, увидев особняк.

Оставив Банана в гостиной, дама ушла спальню, сказав, что собирается подготовиться. Банан стал осматривать гостиную, и, увидев вазу с фруктами, принялся потихоньку их есть. Основательно подкрепившись, он решил найти уборную. Не найдя уборной, он нашёл полупустую вазу для поливки цветов. Вылив оттуда всю воду на декоративную пальму, растущую рядом, он «сходил по большому» в эту вазу и подтёрся пальмовым листком. После он вернулся в гостиную и с довольным видом ждал, когда дама наконец покажет ему клубнику.

— Наверное она так долго ищет свой костюм для работы над садом, — думал Банан. — Ну, это верно, по огороду ходить — эдак быстро запачкаешься.

— Я тебя жду, — донёсся томный голос из спальни.

Банан радостно зашёл в комнату и увидел, что окна были плотно зашторены, отчего свет был приглушённым. На середине огромной кровати, занимающей большую часть комнаты, лежала пегаска, окутавшись в прозрачную простыню. Банан обошёл вокруг кровати, заглянул под неё, потоптался по постели, заглянул в шкафы и разочарованно ушёл из спальни.

От удивления дама сначала потеряла дар речи, но затем её удивление сменилось негодованием, и она догнала Банана и грозно произнесла:

— Что это всё значит!?

— Я не нашёл клубнику и решил, что вы решили пошутили.

— Дурашка, я имела ввиду себя.

— Вас зовут Клубника? Очень приятно, я Банан.

— ВОН!!! — яростно крикнула она, и Банан, учтиво поклонившись, как его учил отец, покинул особняк и направился в сторону парка.

Через пару минут из особняка раздался очень громкий и яростный крик.

— Вот ведь нервная особа, — подумал Банан.

С новыми силами Банан принялся за работу по уборке парка и к вечеру довёл состояние дорожек до идеального. Решив, что больше работы на сегодняшний день у него не будет, он отправился на поиски ужина. Недалеко от парка было кафе, от которого исходил запах печёных яблок. Запах этот пробудил в Банане сильный голод, и он направился к кафе, закрыв глаза и полагаясь исключительно на своё обоняние, пока не уткнулся носом в мангал.

— Яблочек захотел? — раздался скрипучий голос повара, который так же являлся хозяином кафе.

— Не отказался бы, — сказал Банан.

— По три бита за шампур с яблоками, — сказал хозяин кафе и моргнул.

— У меня с собой только два.

Хозяин кафе задумался и стал чесать затылок, и из его синей гривы посыпался пепел.

— Знаешь что, — сказал он и показал на Банана копытом, — Давай так, ты мне тут подметёшь в зале, а я тебя за это накормлю.

— Идёт, — сказал Банан и принялся за работу.

Когда Банан окончил, хозяин кафе одобряюще взглянул на проделанную работу и произнёс:

— Неплохо, очень даже неплохо. Знаешь, ты превосходно убираешься, и главное, делаешь это намного быстрее других. Давай так: ты будешь у меня убираться каждый вечер, а я тебе бесплатно буду давать поесть в своём заведении.

— Звучит заманчиво, — сказал Банан, — Я согласен.

— Моё имя Мэлон, я тебя как звать? — сказал хозяин кафе, принеся Банану печёных яблок.

— Банан.

— Видимо у твоих родителей было хорошее чувство юмора.

— Это точно, мой отец любил шутить. Особенно он любил рассказывать один анекдот про двух жадных единорогов, но однажды один из министров подумал, что мой отец собирался его оскорбить, после чего папа целую неделю писал ему письма с извинениями. С тех пор мой отец никогда не рассказывал этот анекдот на светских приёмах.

Отужинав как следует, Банан обошёл парк ещё раз и, удостоверившись в полной чистоте дорожек, лёг спать на одной из лавок.

На следующее утро Банана снова разбудил Дасти.

— Ты почему не отдал инвентарь в хранилище?

— А надо было? — зевая, проговорил Банан.

— Надо... — сказал Дасти и ненадолго замолчал, — Но ты можешь не расставаться с метлой. Считай, что я тебе её подарил. Ты очень хорошо поработал, лучше тебя никто парк не убирал. Кстати, у тебя появилась метка.

Банан улыбнулся, услышав похвалу в свой адрес. Затем он посмотрел на свежеприобретённую метку в виде совка. Взрослая жизнь ему стала очень нравиться.

Глава 2. Банан попадает в Академию Наук

Я прибыл в Эквестрию на рейсовой летающей лодке, или как их называют на севере — аэростат. Экипаж подобной машины обычно состоит из единорога-капитана и нескольких пегасов-матросов, число их зависит от размера машины. Мой аэростат был небольшим, и его обслуживали четыре пегаса. Летающее судно было очень старое, как, впрочем, и его капитан. Капитан был похож на своё судно, как и судно было похоже на капитана: краска с баллона выгорела и осыпалась, обнажив серую материю газонепроницаемого материала, а у капитана на голове красовалась лысина, деревянные борта скрипели от старости, и капитана можно было узнать по скрипу его суставов, у капитана был лиловый окрас шкурки, и лодка обладала тем же окрасом. Матросы частенько говорили, что наблюдается даже некая зависимость состояния судна от состояния здоровья капитана, или наоборот. Так или иначе, эта старая посудина без особых проблем довезла меня до Кантерлота, и я получил много хороших впечатлений от полёта.

Меня встретили как обычного туриста, ведь моя внешность не отдавала ничем подозрительным: простой земной пони серого окраса с оранжевой гривой, держащий при себе маленькую сумку, в которой находился кошелёк и блокнот с двумя карандашами. Говорят, что больше всех пишут единороги, ведь они обладают магическими способностями и им это делать легче, но это неверно, такие пони, как я, вынужденные в силу профессиональных обязанностей много писать, пишут даже больше, чем те же единороги, которым зачастую просто лень. Не скажу, что земные пони трудолюбивые, а единороги — лентяи. Я не считаю, что трудолюбие исходит из возможностей. Тут дело в воспитании. Конечно, те, кто лишён каких-либо уникальных способностей, должны прикладывать больше усилий для достижения своих целей, отчего в них закладывается трудолюбие, но, есть множество примеров того, как пегасы и единороги развивали свои врождённые возможности с упорством и самоотверженностью, что дало нам множество героев.

Я решил «взять быка за рога» и пойти прямо в королевский дворец. Принцесса Селестия, я был уверен, должна рассказать мне, что такого натворил этот дворник. Добиться аудиенции принцессы крайне сложно, и я несколько часов слонялся у дворца, пока стража не решила поинтересоваться у меня, в чём дело.

— Я журналист и хочу задать Селестии пару вопросов, — сказал я.

— Иностранец, да?

— Ну, уж точно не местный, а как вы догадались?

— Принцессу просто Селестией называют либо дураки, либо её приближённые, либо иностранцы, которые не знают, что имя правителей нужно называть вместе с должностью. На дурака ты не похож, и я уверен, что ты точно не из приближённых Её величества, следовательно — ты иностранец.

— Как я могу добиться встречи с ней?

— Ну, встречи с журналистами она организовывает по пятницам, там они обсуждают обстановку в стране и прочую чепуху, которая меня не сильно интересует. Вообще, встречу можно получить и по личной симпатии, но подобные встречи не всем нравятся.

— Ну, хорошо, спасибо вам.

— Не за что, только вот на будущее: не болтайся туда-сюда близ дворца, а то могут подумать, что ты террорист и упрячут тебя далеко и надолго.

— Ага, буду знать, — и я откланялся им на прощание.

Я решил, что не стоит мне оставаться в дорогой гостинице, поскольку было неизвестно, как долго я буду пребывать в Кантерлоте. Обойдя все гостиницы Кантерлота, я заприметил одно дешёвое место, которое больше походило на притон, а не на отель. На ресепшене сидела старуха в парике и с ярко накрашенными губами, что представляло себе крайне отвратное зрелище.

— За койкой пришёл, милок? — сказала она и подмигнула правым глазом.

— Да, за койкой, — с трудом произнёс я, сдерживая тошноту.

— Тебе шо подешевле але шо почище?

— Давайте почище.

— Ишь ты! — сказала она и зарылась под стол.

Из-под стола послышались звуки открывающихся ящичков, звяканье ключей, шелест бумаги и грязная ругань. После недолгой возни старуха вылезла обратно и протянула ключик с номером мне. Я взял ключ и направился в свой номер. Несмотря на обилие грязи на ресепшене, номер оказался вполне сносным, хотя был очень маленький. Кровать была именно кроватью, а не раскладушкой, как я представлял ранее, что мне очень нравилось.

Ко встрече я подготовился как следует: тщательно вымылся, надушился хорошими духами, привёл гриву в порядок. Приём проходил в просторном зале, посреди которого находился низкий столик с чаем. Подавляющее большинство журналистов было единорогами, и, как я выяснил чуть позже, я был единственным иностранным журналистом. Стол представлял собой полукруг, внутри которого находились принцессы, а снаружи были журналисты. Они наперебой задавали вопросы о политике и внутренней ситуации в стране. Меня не интересовали эти вопросы, поэтому я ждал, когда тема вопросов смениться. Уже ближе к концу приёма Селестия заметила, что я до сих пор не задал ни одного вопроса, а мой блокнот был пуст.

— Что вы хотели спросить у меня? — нежно произнесла она.

— Я хотел бы узнать о Банане.

Среди журналистов раздался громкий смех, который был подхвачен и принцессами. Принцесса Селестия, отсмеявшись, сказала:

— Банан — довольно интересный фрукт, в нём привлекает не столько вкус, сколько его форма...

— Нет, меня интересует дворник, — жёстко сказал я.

— Как-к-к-какой дворник? — улыбка исчезла с её мордашки, и она всем видом показывала непонимание.

— Дворник, которого зовут Банан. За что вы его ненавидите?

В зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь шёпотом журналистов и тяжёлым дыханием Селестии. Тогда я понял, что серьёзно влип. Принцесса смотрела на меня взглядом, полным ненависти, и я вздрагиваю каждый раз, когда вспоминаю его. Не выдержав напора её взгляда, я посмотрел в пол и увидел вместо пола чёрную плоскость, из которой на меня смотрело лицо странной кобылы, из головы которой во все стороны исходили провода и зелёные полосы света. Стоило мне встряхнуть головой, как видение исчезло, и я увидел обычный каменный пол.

— Я не имею и малейшего понятия о том, что имеет ввиду этот молодой жеребец. Раз он не понимает, где находится и с кем разговаривает, то его надо выпроводить отсюда. Я не люблю таких шутников.

Меня вышвырнули из дворца, и я ещё некоторое время лежал на тротуаре. Вокруг меня скопилось уже немало прохожих, когда я поднялся, и я, бросив короткое: «я в порядке», направился в свой номер. В номере я распластался на кровати и принялся решать, как мне быть дальше.

Я понял, что совершил страшнейшую ошибку, начав свои поиски с Селестии. Она этого так не оставит, ведь я поставил её в неловкое положение перед всеми этими журналистами. Судя по её реакции можно сказать, что Банана она всё-таки знает. Это значит, что Банан действительно существовал, и это не были пустые слухи. Так как он дворник, то мне надо начать свои поиски с бюро коммунальных услуг, там сведения о нём обязательно должны быть в архивах.

На следующий день я направился в местное бюро коммунальных услуг, это было здание с типичными индустриальными чертами, но его недавно отштукатурили до такого состояния, что кирпич, из которого оно было построено, полностью скрылся за слоем светло-зелёной штукатурки. Я сразу направился на третий этаж, уж кто точно мог мне помочь, так это местный начальник. Им оказался жеребец тёмно-красного окраса, он выглядел типичным семьянином и судя по его нервному взгляду, у него был явно не один ребёнок. Он не подал виду, когда я вошёл, и я подумал, что он меня не заметил, но стоило мне только открыть рот, как он тут же произнёс, не отрываясь от бумаг:

— Подойдите ближе.

Я подошёл к столу, за которым он сидел, после чего он надел свои очки и посмотрел на меня.

— С чем пожаловали, товарищ? — спросил он слегка визгливыми голосом.

— Я по поводу дворника, что работал тут когда-то.

— Имя.

— Банан.

— Имя мне назовите, имя!

— Ну, Банан.

— Не знаю таких, может это не при мне было.

— Его принял на работу некто Дасти Бэг.

— Ах, старик Дасти, его нам ставили в пример как самого честного работника — идеала, так сказать. Но он помер лет сорок назад, наверняка вы найдёте в архивах что-нибудь про него. Роза! Роза, отведи гостя в архив!

— Хорошо, — раздался раздражённый женский голос, после чего в комнате появилась миловидная единорожка.

Она отвела меня в коридор и спросила:

— Какие года вас интересуют?

— Ну... допустим, мне нужно то время, когда работал Дасти Бэг.

— Хорошо, пройдём за мной.

Мы зашли в тёмное и пыльное помещение, где было множество шкафов с маленькими ящичками. Меня отвели к какому-то шкафу, и секретарша показала на ящик, на котором было написано: “Дасти Бэг”.

— Это его личное дело,- прокомментировала она.

Мне было не до старика Дасти, и я принялся искать дело Банана, тщательно просматривая полку, выделенную под букву “Б”.

— Вы ищете что-то конкретное? — услужливо поинтересовалась Роза.

— Да, мне нужно дело Банана.

— Эх... вы не первый, кто за ним сюда приходит. До тебя тут были пони и они ничего не нашли. Твой Банан — это не более чем вымысел.

— Но почему тогда Её Величество Селестия с такой ненавистью говорит об этом дворнике?

— Принцесса старается держать марку, ну... как сказать... она всегда получает то, что хочет, а все эти истории про дворника, который не просто смог сказать ей нет, да ещё и обставил как следует, её просто раздражают.

— Но мой отец говорил, что разговаривал с Бананом лично, и говорил, что его принимал на работу Дасти Бэг.

— Это просто очень красивая сказка, куда пририсовали и Дасти. Мне вообще жаль, что именем мёртвых пони пользуются для придания правдивости своих рассказов.

Я вернулся в свой номер в подавленном настроении. Неужели Банан — это и вправду не более чем миф? Я всё же решил не сдаваться и попробовать поискать в другом месте. Лучше всего обратиться к пони, которые могли видеть Банана. Сейчас это уже старики вроде моего отца, и не все, кто видел Банана могут его вспомнить. Или могут? Где мне в таком случае искать его? Кафе!

Я мигом помчался в тот самый парк, где должен был работать Банан. Через полтора часа ходьбы я всё же наткнулся на небольшую кафешку. В ней суетилась пара единорогов, по всей видимости хозяева кафешки.

— Желаете чего-нибудь? — обратился ко мне один из них, как только я подошёл к ним.

— Только спросить. Работал ли у вас Банан?

— Да, работал, — сказал другой.- А ещё у нас работало яблоко. Ну, и ананас.

Они так сильно засмеялись, что повалились наземь.

— Ох и натерпелся же он с таким именем, — подумал я.

Я подождал, пока они перестанут смеяться и продолжил:

— Банан — это имя. Дворник такой был.

— Извини, братец, наш батя купил эту объедальницу пятьдесят лет назад, и никакие Бананы тут не ходили.

Меня охватило отчаяние, и я решил прогуляться по Кантерлоту, раз уж мне предоставилась такая возможность. После долгой прогулки по центральной части Кантерлота на меня начал надвигаться голод. Я зашёл в небольшое кафе, заказал там себе несколько яблочных штруделей и чашку крепкого кофе.

— Простите, а вы знаете что-нибудь о дворнике, которого зовут Банан? — спросил я у одного проходившего мимо гражданина.

— Нет, ни о каких дворниках мне ничего не известно.

Погуляв по городу ещё немного, я заглянул в отель, рассчитался за номер и направился к вокзалу. Я планировал съездить куда-нибудь подальше от Кантерлота, поскольку смысла оставаться тут мне не было, ведь из-за того происшествия на приёме у принцессы меня больше нигде в столице принимать не будут.

Когда я стоял в очереди за билетом, ко мне подошла та секретарша из бюро коммунальных услуг.

— Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз, — тихо сказала она. — Купите билет и ступайте в буфет.

— Зачем вы хотите, чтобы я купил билет, если даже не знаете, куда я еду?

— И постарайтесь, чтобы те стражники, что стоят в зале, видели, как вы купили билет.

Я купил билет до первого попавшегося города и прошёлся с билетом в зубах до буфета. Стражники, увидев, что я купил билет, сказали что-то друг другу и ушли. Роза сидела за столиком в углу и ждала, пока я к ней не подойду. Я взял себе чай и сел напротив неё.

— Когда вы ушли, я решила проверить смету расходов Дасти Бэга, и среди них я обнаружила небольшой недочёт. Стабильно исчезали тридцать битов, это могло значить, что либо старик Дасти был нечист на копыто, либо на него работал кто-то. Ознакомившись с делом Дасти получше, я заметила, что в одной из ведомости храниться передача некоему Банану метлы в личное пользование, но в расчётной смете хозинвентаря не сказано ни про метлу, ни про Банана. Это значит, что такой дворник действительно существовал, но документы, подтверждающие его существование были изъяты. И я даже знаю, когда это могло произойти — во время последней ревизии, которая была проведена сразу после приёма во дворце, на котором вы были.

— Откуда вы знаете про приём, и как вы узнали, что я буду на вокзале.

Роза достала газету и пролистала до статьи с заголовком: “Идиот на пресс-конференции”.

— Так как вы иностранец, то вы наверняка пойдёте на вокзал, чтобы уехать отсюда подальше, — довольно произнесла она.

— Вам повезло, в действительности я скорее бы улетел на аэростате.

— Это уже неважно, на некоторое время вы в безопасности, и слежки за вами не будет. Можете потратить это время с пользой для вашего дела.

— Да, но без документов о Банане, я не знаю то, что с ним происходило. Одно дело — доказать его существование, а другое — подтвердить, верны ли мифы о нём.

— А вот тут я вам помогу. В личном деле Дасти Бэга был документ о передаче вакуумного очистительного устройства из склада при патентном бюро при Эквестрийской Государственной Академии Наук. В качестве заявителя на передачу был Банан, одобрено Дасти Бэгом.

— Академия наук? Если он действительно был там, то там должны остаться сведения о его действиях.

— Конечно, но я думаю, что вам следует поторопиться. Когда вспомнят о том, что Банан был там, то сведения о нём будут удалены. И я уверена, что они буду вычищать их более тщательно, нежели у нас.

— Почему вы решили мне помочь?

— Это мой бюрократический долг, — сказала она и, погладив меня по гриве, ушла из зала.

Я допил свой чай и направился к Академии Наук. Проплутав немного по городу, я нашёл то, что искал: огромное здание с массивными колоннами, белое настолько, что казалось, что оно светится. Я хотел было войти внутрь, но меня не пропустила охрана.

— Мне нужно узнать об одном научном сотруднике, не более, — умолял я.

— Посторонним вход воспрещён, — твёрдо сказал он.

— Понимаете, я журналист.

— А я охранник, и моя задача — не пустить тебя внутрь.

Рядом проходил единорог голубого окраса в очень толстых очках и остановился, увидев меня.

— Фи слушаем не шурнализд идьиот? — спросил он.

— Да, я журналист из той статьи, — тяжело вздохнул я.

— Очьшень хорошо! Прапьюстите его, он мне нужн для исследованьий идьотьизма.

Охранник отошёл в прохода, и я зашёл в здание. Единорог похлопал меня по гриве и произнёс:

— Вам нушен хер Банан, ви идить за мной.

Он долго вёл меня по зданию и привёл в полуподвальное помещение, где хранилось множество коробок. В коробках были какие-то непонятные устройства, бумаги и измерительные приборы. Единорог достал белую коробку с двумя красными полосками, и она мягко приземлилась у моих ног. Он открыл её и показал мне множество отчётов, на каждом из которых, в списке членов экспертной комиссии, можно было увидеть имя “Банан”.

— Хер Банан очьшень помог нашьей академии, — сказал он. — Если он не хьодил сьюда, то было бы очень плох. Он нас спьасал от мошьенники.

— Вы знали его лично?

— Ньет, чтьо вы. Мой ушитель мнього рассказываль о ньом.

— А ваш учитель жив?

— Ньет, он умьер двьадцать льет ньазад. Возьмите себье эту карьобку, в ньей есть зьяписки об ньём.

Я взял коробку с записками и вернулся в отель. Там я снова снял комнату и, уютно расположившись, стал изучать материал. В коробке были всевозможные соглашения, отчёты, служебные записки, часть которых была написано, скорее всего, самим Бананом, и папка с непонятным содержанием...

---

Банан проснулся от того, что его кто-то упорно толкал в бок.

— Банан, ты почему не приходишь за зарплатой? Уже два месяца прошло, а в бюро тебя нет, — раздался голос Дасти Бэга.

— А что, надо было? — зевая произнёс Банан.

— Да, надо, пошли за мной. И да, у меня к тебе серьёзный разговор.

Пока Дасти вёл Банана в бюро коммунальных услуг, Банан смотрел по сторонам и, увидев прилавок с имбирём, сказал:

— Это же имбирь! Вот, помнится, мёл я северную дорожку, а на меня бросилась обезьяна. Ну, это зверёк такой маленький с короткой шерстью и с руками-ногами. И эта обезьяна, значит, мне на спину села и давай орать на ухо. Ну, я наглых зверей не терплю, посему я взял и скинул её со спины. Так она в меня плюнула. А я её метлой по голове как огрею! А она в метлу вцепилась и давай метлу портить. Я её с метлы смахнул и ещё пару раз ударил. Потом прибегает хозяин этой обезьяны — эдакий очень толстый проходимец. Он говорит мне, мол, чего это я обезьяну его бью, а ему отвечаю, что защищаюсь. Он мне наверное не поверил, и набросился на меня. Я тогда его метлой по голове долбанул пару раз, а обезьяна в это время отошла в сторонку и начала в меня своими какахами кидаться. Только вот кидается она калом очень плохо: только хозяина своего попачкала. Хозяин обезьяны рассвирепел и погнался за обезьяной, и забыв, что он на меня обижен, попросил меня, чтобы я ему помог. В общем, гонялись мы за обезьяной, пока она не залезла через окно в один дом, где проводился не то бал, не то банкет. Пока мы пытались попасть внутрь, обезьяна окончательно взбесилась и обмочилась на костюм какого-то министра. Ну, я бы такое не простил, потому решил прихлопнуть её, но она спрыгнула с министра очень не вовремя, и я заехал ему своей метлой по его рассерженной физиономии. Министр этот был представителем маленького государства, что на юге от Эквестрии, и он сказал, что после такого оскорбления он больше никогда не пойдёт на мировую с принцессами. Ну, я ему сказал, что он погорячился, на что он ответил, что если войска его страны попадут в Кантерлот, то меня он убьёт первым. Довольно импульсивное замечание, на мой взгляд. И вот на этом приёме я узнал, что имя той обезьяны — Чи-Чи, что в переводе с одного из диалектов зебр означает «имбирь».

Когда они пришли в кабинет Дасти Бэга, Дасти положил на стол несколько бумаг, на которых стояли красные печати.

— Ты знаешь, что это за бумаги? — спросил он.

— Нет.

— Это, друг мой, жалобы из охраны труда. А они, между прочим, не с потолка берутся. Все эти жалобы опираются на анонимные доносы, в которых говорится, что ты спишь на улице, и твой рабочий день не нормирован.

Дасти говорил спокойно и тихо, но затем он внезапно повернулся и закричал:

— А всё из-за того, что ты идиот! Почему ты не сказал, что у тебя нет жилья!? Хотя, судя по тому, как я тебя нашёл, было очевидно, что у тебя жилья нет... Ладно, плевать на жильё, почему ты всё время метёшь эти, м-м-м-мать их, дорожки, даже когда они чистые!? Ты метёшь чистые дорожки! Зачем!? И вот ещё, что ты ешь? Что ты, м-м-м-мать твою, ешь? Ты не приходишь за зарплатой, следовательно тебе не на что покупать еду. На что ты вообще живёшь!?

— Ну, я не знал, что мне нужно жильё, — виновато произнёс Банан. — А ещё я не знаю, что мне делать в свободное время. Когда я ещё не был взролсым, я занимался арифметикой в свободное время, но сейчас у меня нет с собой задачника, и я мету дорожки. А ем я яблоки, меня кормят в одном чудном кафе, там в парке.

— На какие шиши тебя там кормят?

— Бесплатно.

— Как это так, бесплатно?

— Я подметаю им каждый вечер там, а они меня кормят.

— Так, с едой разобрались, теперь жильё.

— Мне оно вроде бы не нужно. Я сплю на скамейке и мне хорошо.

— Когда зиму будут делать, ты так уже говорить не будешь. Вот только где тебя расположить?

— Где вам будет угодно, господин начальник.

Дасти Бэг прошёлся из стороны в сторону, после чего резко остановился и сказал:

— Недалеко от парка живёт моя племянница, и я могу поселить тебя к ней. Но учти — не смей её трогать, понял? Ночевать можешь где тебе вздумается, но если тебя кто спросит, где ты живёшь — скажешь, что в том-то том-то доме.

Затем он порылся в ящике и достал оттуда толстую книжку, на обложке которой было написано: «Поверхности второго порядка».

— Это конечно не арифметика, но, думаю, тебя заинтересует, — сказал Дасти и протянул Банану книжку.

Благодарю, — сказал Банан и взял книжку в зубы.

Дасти отвёл Банана к дому своей племянницы — небольшому двухэтажному дому с ухоженным палисадом. Когда они подошли к потрёпанной двери из серых досок, Дасти нажал на небольшой рычажок слева от двери, и где-то в доме раздался звон колокольчика. Вскоре дверь открыла молодая пони, внешне похожая на типичного студента-инженера: мешки под глазами, давно не мытая белая шкурка местами была пыльная, на переднем копыте красовался держатель для карандаша, грива была сальной и с перхотью, а смотрела она полуотсутсвующим взглядом, явно говорившим о том, что её недавно оторвали от работы.

— У меня к тебе очень серьёзная просьба, — сказал Дасти, после чего хозяйка дома встряхнула головой и посмотрела на него. — Мне нужно пристроить своего работника, а то меня уже замучили товарищи из охраны труда.

— А он не будет мне мешать? — спросила она и посмотрела на Банана, который сидел как пёс и держал в зубах книжку.

Нет, он мешать не будет, он весь день работает в парке. Только вот он дурак, самый настоящий дурак, поэтому будь с ним поаккуратнее.

— Заходи в дом, — резко сказала она Банану, после чего подождала, пока он войдёт, и сказала Дасти: — Это последний раз, когда я выполняю подобную просьбу.

— Хорошо... — сказал Дасти, и перед его носом захлопнулась дверь.

Банан сидел с таким же тупым выражением лица, только уже в коридоре, и смотрел в пустоту.

— Зови меня Пэн. Я крайне занята, и я не хочу, чтобы ты мне мешал, — сказала она. — А что это у тебя за книжка?

— Поверхности второго порядка, — ответил Банан, и книжка упала на пол.

— Занимаешься математикой? — спросила Пэн, посмотрев на книжку. — У меня есть очень хорошая литература по математическому анализу, линейной алгебре, начертательной геометрии, теории вероятности... Тебя вообще интересует высшая математика?

— Я кроме арифметики и простейшей геометрии ничего не изучал, но мне сказали, что я должен заниматься чем-либо кроме как мести улицы, поэтому я с радостью буду изучать высшую математику.

— Вот и отлично, — Пэн облегчённо вздохнула и, поманив его за собой, показала ему дорогу в небольшую комнатку.

Банан осмотрел комнату и с довольным видом направился к выходу.

— Ты куда? — спросила Пэн.

— Я иду мести дорожки в парке, — ответил Банан.

— Уже? И...

— Вы от меня что-то хотели? — сказал Банан и остановился в дверном проёме.

— Нет, просто обычно пони знакомятся и всё прочее, а вы так сразу и за работу...

— Я люблю своё дело. Дасти Бэг говорил, что нужно очень серьёзно относиться к своей работе. Я слушаюсь его как своих родителей, ведь он заботится обо мне. Ежели о тебе кто-то заботится, то его нужно слушать.

— Это хорошо, даже замечательно, — улыбнулась Пэн. — А как тебя по имени звать?

— Банан, — сказал Банан и вышел на улицу.

— Ты когда вернёшься? — крикнула Пэн вслед Банану.

— Когда окончится смена, — по военному громко ответил Банан.

В этот день в парке не было ничего необычного, за исключением двух дерущихся грифонов. Банан с героическим напором набросился на них и колотил их метлой до тех пор, пока они не позабыли почему затеяли драку и не улетели со страху. Один из них обронил ушанку, сделанную, по всей видимости, из шерсти какого-то зверька. Банан хотел было позвать их и сказать, что они потеряли шапку, но они уже улетели, и тогда Банан одел шапку на свою голову. Шапка оказалась довольно удобной вещью: в ней можно было хранить мелкие вещи, она была мягкой, и её можно было использовать как подушку, а ещё она придавала Банану более солидный вид.

Банан сдержал своё слово и вернулся в обозначенное время. Это был уже поздний вечер, но на улице было ещё светло. Стоило только Банану вступить на крыльцо, как дверь тут же открылась, и по ту сторону дверного проёма смотрела своим обычным, усталым и немного отсутствующим, взглядом Пэн.

— Я уже выучила наизусть, когда у вас заканчивается смена, — с лёгким раздражением сказал она, — и я наизусть знаю, когда вы возвращаетесь.

— Это же замечательно! — сказал Банан и вошёл внутрь. — Ежели кто знает, где что и как произойдёт — это всегда хорошо.

— Где ты достал эту шапку?

— Взял у грифонов в парке, — сказал Банан и прошёл в свою комнату.

Пэн закрыла дверь, после чего заглянула в комнату к Банану. Банан только и успел, что рухнуть на кровать и мгновенно уснуть. Пэн поблагодарила судьбу за то, что её новый сожитель не будет доставлять хлопот, и закрыла дверь.

Несколько месяцев Банан прожил в одном темпе: он вставал рано утром, уходил подметать улицы, взяв с собой учебную литературу, и изучал математику в перерывах между подметанием дорожек, а затем возвращался обратно в одно и то же время и сразу проваливался в сон.

Со временем Банан стал очень хорошо разбираться в математике, и иногда помогал Пэн проводить расчёты. Математика всё прочнее и прочнее стала оседать в мозгу молодого дворника, превращая его ещё не сформировавшееся мышление в нечто странное и непонятное, полностью лишённое здравого смысла, но не лишённое логики.

Пэн решила провести уборку и заглянула к Банану в комнату. Увидев на кровати огромную кучу золотых монет, она села на пол и смотрела с открытым ртом на эту кучу в течение нескольких минут. Затем она сделала огромное усилие воли, чтобы встать с пола и оторвать взгляд от денег, после чего мигом убежала из комнаты. Когда Банан вернулся в очередной раз со смены, она ждала его в коридоре.

— Где ты достал эти деньги? — грозно спросила она.

— Какие деньги?

— Те, что у тебя на кровати.

— Я их заработал. Это моя зарплата.

— Дворникам столько не платят, там же пара сотен золотых монет!

— Мне платят по тридцать монет в месяц, — монотонно ответил Банан, — из них я не трачу ни одной монеты.

— И ты что, продолжишь их копить?

— Да.

Пэн прислонилась к стене и, проворчав что-то невразумительное, подошла к Банану, схватила его за шиворот и поволокла в его комнату.

— Тебе всё же стоит начать их тратить, — сказала она, — и я знаю как это надо делать. Я работаю в одном местечке, где можно приобрести патенты на всякую, никому не нужную, чушь. Мы с тобой найдём те вещи, которые никому не нужны, но которые смогут оказаться полезными, понимаешь меня?

— Нет, — гордо ответил Банан.

— Так, ещё раз. Ты знаешь, что такое патент?

— Да.

— Отлично! Значит, мы покупаем патент на какую-нибудь вещь, которая никому не нужна, но она может оказаться полезной. Например вакуумная рефрижераторная установка, с её помощью я могу хранить в холоде продукты без использования погреба, или, допустим, сжижать газы. Хотя насчёт последнего я сомневаюсь, но можно попробовать.

— Теперь я начал тебя понимать.

— Славненько, тогда завтра мы идём в патентное бюро при Академии Наук.

— Но завтра у меня работа!

— Дорожки подождут, — сказала Пэн и вальяжно провела копытом по носу Банану. — Эх, не могу поверить, такая удача!

На следующий день они направились в Академию Наук, которая располагалась в центральном районе Кантерлота. Здание выглядело неважно: массивные колонны были в строительных лесах, штукатурка была облезлой, и за ней был виден кирпич, дырки в металлической крыше были заделаны кусками фанеры или шифера, а прямо напротив входа красовалась небольшая свалка старого инвентаря.

— Здание немного на ремонте, — сказала Пэн, когда они вошли внутрь, — поэтому не удивляйся, если ты случайно провалишься под пол.

Немного погуляв по лабиринту из коридоров, они дошли до стеклянной двери с занавесками и картонной табличкой, на которой было написано: Патентное Бюро — служебный вход. За дверью был длинный коридор с множеством аудиторий. На каждой двери в аудиторию висел только номер, и понять, что было за дверью, не заглянув внутрь, нельзя. Пэн уверенно довела Банан до одной из аудиторий и зашла внутрь, бросив короткое «Жди здесь». Банан сел у двери и стал ждать, когда Пэн вернётся.

Через минуту к Банану подошёл единорог грязно-серого окраса, в очках с толстым стеклом, с пятном от кофе на правом боку, и дыша на Банана перегаром.

— Ты, — обратился он к Банану и сунул ему в зубы сигарету, — Нечего тут стоять и дуй за мной.

— Но я жду мисс Пэн! — запротестовал Банан.

— Ничего страшного, потом увидитесь, — сказал он, — А ты мне нужен как массовка.

— Простите, а зачем мне сигарета?

— Для виду, иди давай уже.

Вскоре они оказались в довольно просторной аудитории, где должны были провести какую-то презентацию. Слева от входа в аудиторию была сцена, на которой стоял стол, за которым сидели полуспящие научные сотрудники, перед сценой были кресла со столами, где сидели наблюдатели. Единорог посадил Банана к жеребцу с потрёпанным котелком на голове. Банан не успел заметить, как сигарета в его зубах начала дымиться. Жеребец в котелке повернулся к Банану, и произёс:

— Добрый вечер, не видел, как ты вошёл, эказь ты вовремя! Чувствую «Герцеговина Флёр», хорошие сигареты, говорят, их курил сам Сталлион.

— Не знаю таких.

— Учи историю Сталлионграда, может очень помочь... О, сейчас начнётся...

В аудиторию вошёл слегка растрёпанный пегас, держащий в зубах нечто металлическое. Научные сотрудники оторвались от сна, и один из них посмотрел в маленький бинокль на пришедшего.

— Это у нас что? — спросил тот, что сидел ближе к выходу, и показал копытом куда-то в сторону пегаса.

— Это, товарищи, напряжёметр, — громко сказал пегас.

Предмет попал под пристальный взгляд из бинокля, и тот, что сидел с краю снова заговорил:

— Конкретнее, конкретнее! Название ничего мне не говорит.

— Этот прибор нужен, чтобы измерять напряжение в облаках... — и пегас будто оборвался на полуслове.

— Что вы скажете, господа? — спустя минуту молчания спросил тот, что сидел по центру.

— При-и-и-бор безусловно ну-у-у-ужный, но вот только я не пойму, он как в облако входит, он егось повреждает али нет? Это вопрос важный!

— Брехня! — раздался голос Банана, после чего в зале возникла тишина.

— Простите, уважаемый, — сказал сотрудник с биноклем и стал пристально рассматривать Банана.

— В облаках напряжение мерить не надо, ну уж совсем. Напряжение имеет смысл мерить в облаках только тогда, когда эти облака используются как проводник. А облака у нас используются не как проводник, как как конденсатор. Тобишь, не сами облака являются конденсатором, а облака вместе с землёй. В облаке накапливается огромный потенциал, который потом разряжается в качестве молнии, которая появляется из-за большой разницы потенциалов между землёй и облаком.

— Что скажете, господа? — снова раздался голос сотрудника, сидящего по середине.

— Льготных условий для выдачи патента не предоставлять, — сказал сотрудник с биноклем и смачно приложил печать к какому-то документу.

Пегас взял документ и поспешно вышел из аудитории, после чего сотрудники опять заснули, а зал принялся оживлённо обсуждать последнего гостя.

— Круто ты его, — сказал жеребец в котелке Банану.

— Это как раз напомнило мне один случай, — ответил Банан. — Шёл я как-то раз мимо фонтана, и смотрю — коза туда гадит. Ну, думаю, не порядок, и говорю ей, мол, «Коза, иди-ка ты отсюда». А она на меня так нагло посмотрела и давай по фонтану ходить. Ну, думаю, ты у меня сейчас получишь, и как трахнул ей по голове метлой. Так та давай от меня бежать, ну я за ней погнался. Коза несётся прямо в центр города и расталкивает там кого попало, но я не отстаю. В общем, поймал я её в кафе, а на ней каким-то непонятным образом оказалась шляпка. Ну я эту шляпку посмотрел и вижу надпись, что сделано согласно Королевским Нормативам. Так эта шапка не порвалась, пока я пытался вырвать её из зубов этой козы. А как вырвал, то заметил, что раскрурочил весь зал. Ну, думаю, дело дрянь, и убежал оттуда. Вот что значит — Королевские Нормативы.

Тут в аудиторию вошла Пэн и грозно крикнула:

— Ты что тут делаешь!? Давай быстро за мной! Я же сказала, чтобы ты никуда не уходил, а ты?

— Меня утащили, — оправдывался Банан.

— Его утащили! Я сейчас сама тебя утащу, — сказал Пэн и потащила за гриву Банана в аудиторию, рядом с которой он должен был её дожидаться.

В той аудитории было пусто, там даже не было мебели, однако там стоял странный прибор, а рядом с ним стоял единорог чёрного окраса с рыжими кудрями.

— Вот, это рефрижератор, — сказала Пэн, показывая Банану на агрегат.

— Можно уже забирать? — спросил Банан.

— Да, да, — сказал единорог, — забирайте, забирайте.

Банан водрузил себе на спину рефрижератор, и пошёл туда, куда указывала Пэн. У выхода их догнал какой-то лаборант, одетый в бумажную шапочку и в защитный костюм.

— Уважаемый, вы не могли бы мне помочь? — обратился он к Банану.

— Нет, я занят, — ответил Банан.

— Послушайте, это касается погодной физики, вы проявили себя как знаток в этой области и...

— Просто почистите подшипник у флюгера, — прервал его Банан. — Я видел, как ваш флюгер не может повернуться, скорее всего вас волнует именно это.

— Да... это... — промямлил лаборант и побежал на крышу.

Банан отнёс рефрижератор в дом к Пэн, и оставил её возиться с ним, а сам пошёл мести парк. За короткое время он привёл дорожки в идеальное состояние и остаток рабочего дня провёл, прогуливаясь по парку.

На обратном пути он решил сделать небольшой крюк, и поэтому вышел с другой стороны парка. Он проходил мимо чьего-то дома, откуда доносились странные крики.

— Воры! — подумал Банан и, недолго думая, подошёл поближе.

Пока Банан искал, как бы ему войти в дом, он решил закурить одну из сигарет, которые остались у него с Академии Наук. В дом он забрался через балкон на втором этаже, забравшись на него через колонны. Очутившись на балконе, он сразу заприметил открытую дверь, и вошёл в комнату. В комнате было темно, и лишь сигарета Банана освещала её. Банан зажёг светильник, который висел в углу комнаты, и перед ним предстала странная картина: вся комната была в ремнях, на стенах висело непонятное оборудование, посреди комнаты были кандалы, а рядом был шкаф со всевозможными мазями, смазками и гелями. Банан из любопытства открыл шкаф и стал смотреть на флаконы.

— А вот этот одеколон я видел у своего отца, — сказал Банан, увидев баночку с надписью «афродизиак».

Затем он увидел знакомый флакончик, который видел на тумбочке в спальне родителей, и решил проверить, он это или нет, и совершил неловкое движение, после которого всё содержимое шкафа упало на пол, а часть флаконов разбилась.

— Вот-те на! — сказал Банан, и выронил сигарету.

Сигарета упала прямо на лужицу какого-то масла, и оно быстро вспыхнуло. Огонь начал распространяться по всей комнате, и Банан решил, что ему пора бы его потушить. Он побежал к выходу из комнаты, и перед ним открылась дверь.

— Что здесь происходит?! — раздался рассерженный вопль хозяина дома — земного пони средних лет, одетого в латексный костюм.

Банан не заметил его, и сбил его с ног, не успев он хоть что-либо сообразить. Сначала он собрался было погнаться за Бананом, но, почуяв дым, обернулся и застыл на месте: его «сокровищница» горит. Он пошёл вниз, чтобы сходить за водой, но был снова сбит с ног Бананом, несущим ведро с водой, чтобы потушить пожар. Хозяин с трудом встал с ног, и был снова сбит Бананом, убежавшим за новой партией воды.

— Да что же это такое! — гневно закричал хозяин дома, после чего из ванной раздался женский голосок:

-Что случилось?

— У меня дома завёлся какой-то нахал, который... — начал говорить хозяин, но не смог договорить, поскольку был снова сбит с ног Бананом.

Он отошёл в сторону, и стал смотреть на то, как Банан бегает туда-сюда и тушит огонь. Когда огонь был потушен, Банан решил не задерживаться в доме и выпрыгнул с балкона. С тех пор Банан больше никогда не курил в помещениях.

Когда Банан вернулся домой, Пэн встретила его на пороге и протянула ему конверт.

— Тебе письмо из Академии Наук, — сказала она.

— Отлично, — сказал Банан и взял письмо в зубы.

Перед сном Банан вскрыл конверт и прочитал письмо, которое было примерно следующего содержания:

«Уважаемый Банан,

Пишет вам коллегия учёного совета, заинтересованная в вашей проницательности взглядов относительно некоторых явлений. Мы были информированы от младшего научного сотрудника Пэн по поводу того, что вы являетесь идиотом. Мы очень надеемся, что это не так, и желаем, чтобы вы как можно чаще появлялись в нашей Академии Наук. Мы понимаем, что у вас есть уже должность дворника, но надеемся, что вы выкроете время и для наших нужд. Мы предоставляем вам пропуск в Академию Наук на правах младшего научного сотрудника(должен быть в конверте). Плата за услуги договорная, возможна оплата хозинвентарём.

С уважением,

коллегия учёного совета»

— Пожалуй, надо бы уделить им своё внимание, раз они меня так просят, — засыпая пробормотал Банан, — надеюсь, Дасти Бэг не будет против.

Глава 3. Банан и светское общество

Мне сказочно повезло, и я наткнулся на имя одного пони, который сталкивался с Бананом. Сейчас он находится в доме престарелых. Имя этого пони — Бур Фуфырка. Кроме имени значился год рождения и год перевода в дом престарелых. Представлении о том, что такое дом престарелых, я не имел, и поэтому мне было интересно узнать, что же это за заведение. Государственный аппарат Эквестрии представлял собой могучий механизм, который умудрялся совмещать тотальный контроль над жизнью простых горожан с предоставлением больших прав, свобод и возможностей. К государственному аппарату принадлежали такие структуры, которых раньше я не видывал и не мог даже предположить возможность их существования. Что касается некоторых заведений, то они появились относительно недавно, и для меня было полной неожиданностью узнать, что дом престарелых открылся лишь двадцать лет назад.

Когда я увидел этот дом, кирпичное строение, покрытое жёлтой краской, с решётками на окнах, чугунным забором и красной металлической крышей, из-за которой выглядывала толстая труба котельной, я подумал, что это психиатрическая больница. Охранник на входе не подал признаков жизни, когда я прошёл мимо открытых ворот. В доме этом пахло старым хлевом, и запах этот не доставлял мне особого удовольствия. Планировка здания была похожа на типичное общежитие, только с той разницей, что первый этаж был как у типичной больницы, и по всему зданию ходили сиделки.

 — Простите, а вы не знаете, где тут находится некто Бур Фуфырка? — спросил я у первой встречной сиделки.

— Второй этаж, комната два А, — протараторила она и побежала по своим делам.

Я без особого труда отыскал нужную мне комнату и зашёл туда. Убранство комнаты было скромным: две металлические кушетки и две деревянных тумбочки, а так же один платяной шкаф на двоих, стены были заклеены дешёвыми обоями, разрисованными чем-то коричневым, на крючке у потолка висел газовый светильник, а на голом бетонном полу лежал ковёр, занимавший почти всю комнату. На койке слева от окна дремал старик салатового окраса, закрыв себе голову какой-то жёлтой газетёнкой. На койке справа лежал лысый старик тёмно-серого окраса и читал какую-то книжку.

— Простите, а кто тут Бур Фуфырка? — спросил я, и читавший книгу жеребец посмотрел на меня.

— Ну, я, — сказал он, — а что тебе надо?

— Я хотел бы поговорить о Банане.

— О дворнике? — он улыбнулся. — Да, славный был товарищ... Ты это, садись рядом.

Он привстал, сел, пододвинулся к окну и показал копытом на место рядом с собой. Я сел рядом с ним, и он похлопал меня по спине.

— Это ты правильно сделал, что решил ко мне обратиться. Ты знаешь, сколько мне лет?

Я отрицательно помотал головой.

— Вот, не знаешь. Так знай, мне скоро будет сотый год. В последний раз я видел Банана сорок лет назад. Совершенно случайно встретил я его на одной станции, он пересаживался на поезд до какого-то “вилля”. Билет был в один конец, и он сказал, что собирается “уйти на покой” там, где будет спокойно. Он был уже совсем стариком, хотя выглядел довольно бойко, и я бы не назвал его стариком, если бы увидел его в первый раз. Мы сидели с ним на перроне и разговаривали о всяком, он мне пояснял, что гиберболический парабалоид превосходно выглядит, и то, что это одно из лучших инженерных решений для создания красивых и простых в постройке крыш. Я в математике плохо разбираюсь, и я не очень-то слушал то, что он мне говорил.

— А где вы видели его раньше?

— Ну, он каким-то макаром попадал на светские вечеринки. Я тогда страсть как любил всякие балы и прочее. Отец мой был одним из породистых интеллигентов, посему меня много где принимали. И вот на одном из балов я увидел его. Скажу сразу, первое, что он у меня вызвал — это отвращение. Жеребец с шапке ушанке, и наверняка ещё обладающего большой физической силой, с совком на метке — это совсем не подобающий элемент в светском мероприятии. Он вечно рассказывает истории о себе. Когда слышишь эти истории в первый раз, то кажется, что всё это вымысел. Но стоит тебе узнать его получше, и ты понимаешь, что все эти истории — чистая правда.

— Послушайте, а не прогуляться ли нам по городу?

— Отчего бы не прогуляться? Вы только сиделок предупредите, а то они того... негодовать будут.

Я поговорил сначала с одной из, как мне казалось, сиделок, но это оказалась уборщица. Затем я поговорил с другой, и она оказалась каким-то врачом. С важным видом она около пяти минут рассуждала о пользе свежего воздуха, после чего сказала таки, что разрешает господину Буру сходить на прогулку.

Мы решили прогуляться до того самого парка, где когда-то подметал дорожки Банан.

— А чем вы занимались, до того как попали в этот дом?

— У меня была компания, которая занималась водоснабжением. Работа вполне востребованная, ведь вода нужна всем. Мы рыли колодцы, бурили скважины, ставили водонапорные агрегаты. Хочу сказать, что это была действительно интересная работа. А потом моя компания распалась, а я стал банкротом.

— А почему твоя компания распалась?

— Это очень долгая история. Если вкратце: меня прижал один из чиновников, требовал с меня деньги, а я не мог ему заплатить. Как итог, мне пришлось переоформлять компанию с себя на своих детей. А они как назло были не в ладах, что вбило последний гвоздь в гроб моей компании.

— Ты не мог пожаловаться на него принцессам?

— Не мог, не мог... У Принцессы Луны тогда была реабилитация или что-то вроде того, а Принцесса Селестия этого засранца всячески оправдывала. Выяснилось позже, что он к ней просто прилизался...

В тот день мы ещё долго гуляли по парку и он рассказал мне всё, что меня интересовало о Банане. Теперь я прекрасно понимал, во что сейчас скатывается Эквестрия. А если учесть те проблемы с соседними государствами, то положение у неё совсем не завидное. И лишь имея монополию на день и ночь она пока ещё сохраняет свою целостность.

---

Ещё утром в бюро коммунальных услуг был передан вакуумный очистительный прибор. Дасти Бэг заперся у себя в кабинете и пил валерьянку, а сотрудники бюро забаррикадировали вход. Снаружи стоял прибор, внешне похожий на большую цистерну на тележке. Из цистерны торчал толстый резиновый шланг с круглой металлической насадкой на конце. Установка была включена, но не совсем так как положено, и шланг болтался из стороны в сторону, посыпая всё вокруг мелким мусором и пылью. На улице была паника: пони бегали без оглядки, стража сидела в укрытии под лавкой, пегас, сбитый попаданием плотного куска мусора и пыли, лежал без сознания на крыше дома и был готов упасть в любой помент. Среди всего этого хаоса, близ вакуумной установки, стоял Банан и задумчиво чесал затылок, пытаясь вникнуть в устройство данного прибора. После длительного анализа агрегата Банан повернул рычаг, и шланг перестал брыкаться и стал всасывать мусор обратно.

— Эй, ребята, а я починил его! — радостно сказал Банан, но вместо восторженных откликов он услышал гневную ругань.

К нему подошли разъярённые стражники.

— Дай сюда эту штуку, — сказал один из них и указал на шланг.

Банан бросил ему шланг, и лицо стражника засосало в трубу мощным потоком воздуха. Стражник упал и начал неистово дёргать всеми конечностями, чтобы освободиться. Агрегат начал нагреваться, и Банан стал судорожно щёлкать по переключателям. В конце концов, агрегат задымился и перестал работать. Стражи оттащили колегу подальше от агрегата и положили на его посиневшее лицо мокрую тряпку. Банан увидел, что агрегат всё ещё включён, и компрессор работает, но ничего не происходит.

— Дело дрянь, — сказал Банан и убежал как можно дальше.

За ним погнались озлобленные горожане и стражники, и Банан, осознав это, решил не останавливаться и побежал в сторону центра. За спиной раздался взрыв, и оболочка агрегата взлетела на воздух. Её полёт был довольно долгим ввиду большой мощности взрыва. Увидев, что в его сторону летит нечто огромное, Банан разко остановился и развернулся в сторону разъярённой толпы. Толпа остановилась, и тогда Банан указал копытом на летающий кусок агрегата. Прошла секунда, и оболочка упала на толпу. Решив, что помогая выбраться из-под огромного куска агрегата этим товарищам, он сделает хуже только себе, Банан побежал в бюро коммунальных услуг, чтобы доложить Дасти Бэгу об успешном тестировании экспериментального агрегата.

Пока Дасти слушал рассказ Банана о тестировании агрегата, он выпил целую бутылку коньяка. Когда рассказ закончился, Дасти выпроводил Банана из бюро, дал ему метлу и отправился за новой бутылкой.

После того, как Банан вычистил все дорожки в парке, он поел в кафе и пошёл в Академию Наук. Он провёл там остаток дня, после чего отправился в парк, чтобы проверить состояние дорожек. Прогнав не без помощи метлы шайку хулиганов, раскидывающих бумагу по траве, он со спокойной совестью направился домой. Как только он вышел из парка, к нему подбежала дама в соломенной шляпке. Её нежно-розовый окрас плохо гармонировал с грубой соломенной шляпой, а ещё голос, наполненный мальчишечьими нотками, сильно противопоставлялся её утончённой светской мордашки.

— Эй, ты, бугай с ушами, — обратилась она к Банану, — помоги повозку дотащить до мастерской, а то наш тяглый шлёполап мертвецки пьян.

Банан кивнул и позволил проводить себя до той самой повозки. «Шлёполапом» оказался довольно старый жеребец, который лежал в повозке напротив двух сердитых дам аристократической наружности, то и дело сердито смотревших на него презрительным взглядом.

— Мусечка наша, как хорошо, что ты пришла сюда с помощью! — заверещала та, что сидела с левого краю.

— Благодейтельница! — протяжно произнесла другая.

«Мусечка» впрягла Банана в повозку и села между двумя дамами.

— Нам сейчас прямо, а потом направо до перекрёстка, — сказала она, и Банан потащил повозку.

— От этих носителей междуножных палок пора бы давно избавиться, — негодующим тоном произнесла та, что сидела слева.

— Ох, милочка, как же с вами согласна, от них больше вреда, чем пользы, — отозвалась та, что сидела справа. — Они грязные, вонючие, а если не грязные и не вонючие, то строят из себя таких умников, что слушать противно.

— И не говори, пуська ты моя, мне вот один как-то раз сказал, что воздух — это вещество. Как вода или как грязь! Немыслимый абсурд! Мы можем увидеть воду и грязь, но воздух мы не видим. Мы его даже не чувствуем.

— А как же ветер? — как бы невзначай спросил Банан.

— А ветер, мой дорогой торпедоносец, есть просто природная стихия, как водопад.

Банан погрузился в раздумья, поскольку такого бреда он никогда раньше не слышал.

— Видала, как я его? — заносчиво протрещала сидящая слева. — Вот так надо обращаться с имитаторами огурцов. Вот ты, дусенька, как считаешь?

«Дусенька» сказала что-то неразборчивое и натянула свою соломенную шляпку на глаза.

— Ой, завичуньчик, а вот представь себе, как хорошо было бы без палочковолочителей, — мечтательно заговорила сидящая справа. — Вот никто бы не раздражал по утрам с этой поганой стрижкой газонов, и эти стражники бы не толкались в проходах на балы, не было бы этих паршивых...

— На перекрёстке поверни направо, а там до конца улицы, — сказала дама в соломенной шляпе.

— Дунепусенька, как тебе не стыдно! — толкнула её дама справа. — Я сейчас такую умную мысль хотела сказать, а из-за тебя я её забыла.

— Не такая уж она и умная, — сказала «дунепусенька» и поправила шляпку. — Давайте хотя бы возьмём тот факт, что продолжать род без жеребцов невозможно.

— Тогда, сердюнчик, мы будем содержать несколько шлангодержателей для продолжения рода, — сказала та, что сидела слева, — мы будем держать их в тюрьмах, чтобы они не воняли там на улицах. Тогда обладатели междуногих агрегатов не будут мешать нашему обществу дам.

— Вы мне напомнили одного моего знакомого, — ворвался в разговор Банан, — Он постоянно говорил мне о своей жене. Жена его, дама из высшего общества, на дух не переносила домашние заботы. Однажды у них загорелась кухня, после чего им пришлось нанять новую служанку. Пока у них не было служанки, ей приходилось заботиться о себе самой, ведь мой знакомый был очень занятым пони и дома бывал исключительно на выходных. И вот, в конце концов, когда его жена чуть было не умерла от голода, пока он был в командировке, он стал просить знакомых, чтобы они позаботились об его жене. Я ему говорил, мол, это же его жена, и он должен сам заботиться о ней, но он меня не слушал. И вот, в один день, он попросил, чтобы я посидел с ней. Ну, думаю, хорошо, готовить я умею немножко, с голоду не помрёт. Меня она невзлюбила, как только я появился на пороге. Ей не очень понравилось то, что я случайно выломал дверь. Она частенько называла меня идиотом, особенно когда я что-то разбивал. В конце концов, ей до жути надоело то, что я не могу ничего сделать так, как ей нравится, и она решила показать, как и что надо делать. Как итог: она сварила суп, постирала бельё, убрала все комнаты, и заштопала порванные занавески, правда дверь я починил сам. Потом, когда вернулся мой приятель, она вроде как передумала нанимать служанку. Приятель мой меня отблагодарил и подарил банку с мармеладом. Кстати, тот мармелад был очень хорош.

— Приехали, — сказала дама в соломенной шляпе, и все дамы вышли из повозки.

— Не хотите присоединиться к нашему банкету? — спросила она у Банана.

— Я был бы не против, — сказал он в ответ.

Вчетвером они зашли в просторный зал, посреди которого стоял длинный стол, на котором были всевозможные закуски. Зал был полон лицами аристократической и полуаристократической наружности, которые маленькими группками были хаотично расположены по всему залу. Банан пристроился к одной из группок, чтобы послушать разговор. В этой группке стояли уже не молодые кобылы,которые рассуждали о «клистровых покакусиках» и преимуществах «попика». Не найдя в разговоре ничего ценного для себя, Банан перешёл к другой группе кобыл, где обсуждалась политика.

— Драконы не пойдут в открытое наступление на пони, они слишком невежественны и малоорганизованны, чтобы они могли пойти на такое, — сказала одна из них.

— Но у них не так много ума, чтобы понять, что их старания обернутся крахом, — сказала другая.

— Не стоит забывать, что у нас под контролем Солнце и Луна, — сказала третья.

— Это сейчас не такой весомый аргумент, — сказала вторая, — ведь существуют такие аномальные зоны, как Вечнодикий Лес, а стоит им разрастись до огромных масштабов, так и Солнце и Луна могут передвигаться самопроизвольно.

— Я считаю эту теорию абсолютно бессмысленной, — вошла в разговор четвёртая кобыла. — Подумайте сами, разве можно предположить, что всё в мире происходит самопроизвольно? На всё должна быть причина, ничего просто так не делается. Единственное, что позволит нашим врагам получить монополию на солнечный свет и ночную тьму — это элементы гармонии.

— Ну, эт вы не правы, — втёрся в разговор Банан. — Вот я помню одного товарища, имени не помню, помню, что прозвище у него было Творог. Почему Творог — не знаю, но знаю, что его так кобылы прозвали. И многое он любил делать просто так, вот, бывало идём мы с ним по улице, смотрим — ящик с почтой загорелся. Так он подошёл туда и сел в него. Ящик тот быстро потушили, а как он вылез оттуда, я спросил, зачем он туда залез. Так он ответил, что, мол, просто так. Или вот ещё: убирает он крышу, а потом как разбежался и прыгнул на одного толстяка. Спросил его, зачем он на толстяка прыгнул, так тот ответил, что просто так.

На Банана упало несколько озадаченных взглядов, после чего разговор продолжился. Банан начал дальше ходить по банкету и слушать, что говорили те или иные пони. Затем на банкет явился очень высокий единорог кремового окраса и с меткой в виде красного креста, облачённый в плащ крепового цвета, в сопровождении свиты, состоящей из стражников, носящих броню с деревянными вставками кремового цвета.

— Внимание гостям, — раздался голос единорога с моноклем, который сидел в углу, — Сегодня к нам прибыл очень важный гость! Я попрошу, чтобы вы...

— Доброго всем здравия, — перебил его пришедший гость, — я не хочу смущать вас своим присутствием, будем считать, что я такой же как вы.

— Это будет довольно трудно, учитывая его рост и охрану, — сказал Банан одному из стоящих рядом с ним пони.

Гость устроился с удобствами прямо посреди зала, и Банан подошёл к нему.

— Товарищ, а для чего вы пришли на это мероприятие? — спросил Банан.

— У меня тот же вопрос к вам, — грозно произнёс он.

— Меня сюда пригласили.

Гость рассмеялся так громко, что весь зал обратил на это внимание.

— Тебя? Ты посмотри на себя, как можно додуматься пригласить на банкет такого простака, как ты?

— Меня пригласили пони.

По залу прошёлся лёгкий смешок.

— Шутки шутишь, да? Ты хоть знаешь, щенок, с кем имеешь дело?

— Конечно нет. Но это и не важно. Вы мне как раз напомнили одного знакомого, ему как-то раз выдали триста бит облигациями. Так он так от этого заважничался, что его выгнали с работы, и тогда он...

— Я тебе покажу, заважничался, — сказал гость и, схватив Банана за шиворот магией, поднёс его к себе.

Банан решил, что дело дрянь, и поэтому укусил гостя за рог, как только у него появилась такая возможность. Раздался треск, затем вспышка, и Банан упал на пол. Гость повалился рядом, но тут же встал и попытался было снова использовать магию, но снова раздался треск, сверкнула вспышка, и гостя отбросило в другой конец зала. Гость сделал ещё несколько нелепых попыток использовать магию, но все они оказались неудачными.

— Вы все у меня получите, слышите!? — яростно крикнул он под смех пони. — Всё получат! Особенно этот поганец в ушанке! Эквестрия падёт под натиском нашей армии.

Гость поспешно удалился, и банкет продолжился.

— Я считаю, что его высказывание не обдумано, — сказал Банан с видом знатока.

Как только банкет подошёл к концу и гости стали расходиться, Банан собрался было уже уйти, но захотелось ему сходить по нужде, и он решил зайти в клозет. Он довольно долго плутал по коридорам этого дома, но всё же отыскал заветную комнату. Закончив со своими делами, он понял, что заблудился в этом доме. Он стал заглядывать во все комнаты подряд и увидел в одной из комнат вазу с фруктами. Ваза стояла напротив входа, и освещалась лишь светом от открытой двери, при этом остальная часть комнаты находилась в темноте. Решив подкрепиться, он закрыл дверь и, оставшись в темноте, сел напротив вазы и стал потихоньку есть виноград. Сзади что-то зашевелилось, и Банан почувствовал, как его куда-то тащат.

— А я тебя ждала! — раздался нежный голосок.

Банан оказался на чём-то мягком, не то на толстом матрасе, не то на низкой кровати. Он попытался встать, но ударился головой в что-то, и почувствовал, как под него что-то легло. Он упал на это что-то, и, покрутившись, сполз вниз. Затем Банан стал отходить назад, пока не врезался в стену. Послышался кокетливый хохот и звук раскачивающегося горшка или вазы. Не прошло и секунды, как раздался громкий «чпок», и хохот прекратился. Послышалась приглушённая речь, как будто говорили из глубокого колодца. Затем дверь в комнату открылась, и в комнату вошёл хозяин дома. Услышав невнятный голос жены и странную возню, он насторожился и зажёг свечу. Увиденное заставило его удивиться: в одном конце комнаты сидела его жена с глиняным горшком на голове, из которого доставалась приглушённая ругань, в другом конце комнаты, в углу, сидел Банан и задумчиво осматривал комнату.

— Ты кто такой и что ты делаешь с моей женой?! — взревел он.

— Я Банан, — спокойно ответил Банан, — я ел фрукты.

Физиономия хозяина налилась красной краской, и он, издав громкий вопль, бросился на Банана.

— Дело дрянь, — сказал Банан и прыгнул на кровать.

Банан перепрыгнул через жену хозяина дома, и спрятался за её крупом. Хозяин сделал несколько неудачных попыток обойти свою жену, но Банан был ловчее его, и не давал подойти к себе. Подталкивая жену хозяина дома, он смог подобраться к выходу из комнаты, чем сильно разозлил хозяина. Сообразив, что Банан может скоро выйти из комнаты, он встал посреди прохода. Банан приподнял хвост стоящей перед ним кобылы, задумался ненадолго, затем грубым движением копыта развернул её, и толкнул вперёд. Морда хозяина дома попала под хвост к кобыле, а Банан проскочил у них под ногами, и побежал по коридору, попутно сбивая мебель и разбивая декоративные вазы. Неизвестно, сколько бы продолжалась погоня, если бы Банан не увидел тот зал, где проходил банкет. Сбив с ног дворецкого и прокатившись с ним кубарем по лестнице, Банан оглянулся и увидел спускающегося за ним хозяина. Плюнув на пол, Банан побежал к выходной двери и приложился к ней с разбегу, и дверь с громким треском сорвалась с петель. Банан, выбежав на улицу, приостановился, оглянулся назад, и, увидев, что хозяин остался стоять в проходе и махал ему копытом, изрыгая множество бранных слов, принялся спокойно идти домой.

Придя домой, он увидел, что Пэн не спала. Она сидела на крыльце дома и ждала, когда он вернётся.

— Где ты был? — спросила она, как только Банан встал на порог.

— Я подметал в парке, потом сходил в академию наук, потом я помог трём дамам, потом я попал на банкет, потом за мной немного погонялись, и вот я пришёл сюда.

Пэн измученным взглядом посмотрела на Банана.

— Вот зачем ты так пропал? Ты знаешь, как я волновалась? — сказала она и обняла его. — Я очень не хочу, чтобы такой хороший друг как ты попадал в неприятности. Ты обещаешь мне, что не будешь попадать в неприятности?

— Это не от меня зависит, — холодно сказал Банан, — Но я обещаю, что буду стараться этого не допускать.

Пэн улыбнулась, проводила Банана до его комнаты, и отправилась к себе спать. Она знала, что Банан будет выполнять своё слово. Он всегда выполняет то, что обещал.

Глава 4. Банан покидает Кантерлот

Что касается этой главы, то она по атмосфере несколько отличается от предыдущих глав. Это предупреждение довольно важное, поскольку я не имею цель устроить читателям "уловку 22". И пусть некоторый элемент драмы, присутствующий в этой главе не будет сильной помехой в общей картине рассказа.

След Банана был потерян. И я очень боялся, что мне его больше не найти. Несмотря на то, что я обходил старые бальные залы и салоны как можно осторожнее, меня всё-же заметили. Я понял это не сразу. Сначала я заметил, что за мной следят. Затем, когда я пришёл в свой номер, я увидел, что в моих вещах кто-то копался. Более того, этот кто-то украл несколько документов, которые я забыл оставить в электрощитовой в подвале. Там я хранил свои записи от любопытных. То, что документы были украдены — это очень плохой знак. По сути, доказательства моей деятельности были найдены и теперь, если состоится какое-либо разбирательство вроде суда, то эти документы будут вещественными доказательствами. Мне нужно было срочно уезжать из города. И неважно куда, главное — поскорее.

Я пошёл к воздушному порту, чтобы отправится обратно в Пёрпл Порт. Поиски Банана нужно прекращать. Всё равно я собрал достаточно материала хоты бы доказывающего существование этого дворника. Все мои документы и записи были погружены в рюкзак, который я купил за день до визита “гостей” в мой номер. Я ходил кругами и тщательно проверял, нет ли за мной хвоста. Я очень боялся, что буду схвачен. В порту было не так много пони, как обычно, поэтому я смог быстро купить билет. Аэростат был уже готов к отправлению и ждал загрузки, поэтому я тут же направился к нему. Однако мне не дали зайти на борт: охрана решила проверить содержимое рюкзака. Как только они увидели, что в нём одни бумаги, один из них громко свистнул и на моей шее оказалась верёвка. Её резко потянули, я упал, после чего на мои ноги надели кандалы. Когда я повернул голову в сторону тех, кто схватил меня, то я увидел королевских стражников. Сопротивляться было бессмысленно. Мне уже никто не мог помочь. Осталось лишь ждать, когда они дотащат меня до замка или какого-нибудь подземелья, где меня ждёт расправа.

Мне завязали глаза и я не видел, куда меня везли. Развязали мне их уже, когда я оказался в камере. Вне всякого сомнения — это было подземелье: стены были сложены из грубого камня и были массивными, что означало лишь, что я оказался в подвале очень старого и большого здания. Окон не было, свет от факела просачивался из решетки на толстой чугунной двери. Сама камера была тесной и имела всего одну скамью, но лежать на ней не было возможности, так как кандалы очень сильно мешали мне хотя бы залезть на неё. Пол был сырым и в камере неприятно пахло застоявшейся водой. В углу камеры я обнаружил маленький деревянный люк. Я подполз к нему и приоткрыл его зубами, после чего в нос мне ударил мерзкий аромат фекалий — это была выгребная яма.

Я ждал своей участи не очень долго, но это ожидание казалось мне целой вечностью. Я услышал, как раздался скрип тяжёлой двери, затем кто-то забряцал ключами и неспешно подошёл к моей камере. Кто-то грубо вставил ключ в замочную скважину и резко его повернул. Затем дверь открылась настежь и я увидел пришедшего. Это был начальник стражи — Шайнинг Армор. Спутать его с кем-либо другим не представлялось возможным.

— Ох, и доигрался же ты, парень! — сказал он, — Я сниму с тебя кандалы и ты пойдёшь за мной. И даже не думай бежать, у тебя нет шансов.

Его рог сверкнул, после чего кандалы спали. Я встал, потоптался на месте, после чего посмотрел на Шайнинг Армора и спросил:

— Куда вы меня ведёте?

— К её величеству.

Больше он не сказал мне ни слова, и мы долго бродили по тёмным коридорам этого подземелья в полной тишине. В конце концов, он вывел меня в королевский замок. Далее мы уже шли по коридорам. Стражники, что попадались по дороге, периодически хихикали и говорили что-то вроде: “Молли очень недовольна”. Мы остановились около двери, после чего он отворил мне дверь и сказал:

— Заходи, ты будешь разговаривать с ней наедине.

Я вошёл внутрь и оказался в довольно просторном кабинете: стены были ярко белыми, на них висели знамёна Эквестрии, на полу был большой ковёр работы южных мастеров, посередине стоял деревянный стол с электрической лампой, примечательно, что эта комната освещалась электричеством. За столом на подушках сидела сама принцесса. На столе лежал мой рюкзак и всё его содержимое. Принцесса держала перед собой при помощи левитации одну из моих записей. Как только дверь за моей спиной закрылась, она перевела взгляд с бумажки на меня.

— Подойди поближе — сказала она спокойным тоном, и я подошёл к столу.

Она бегло окинула взглядом все мои записи, подняла одну из них в воздух, после чего громко и с выражением начала читать:

— Все вышеперечисленные события, произошедшие со мной и описываемые свидетелями событий, так или иначе связанных с дворником Бананом, показывают, что верховное руководство Эквестрии является недееспособным в организации как внутренней, так и внешней политики. Единственное, чем занимается элита Эквестрии — это полный гедонизм, организованный за счёт тирании. Верховная же правительница, использует свою власть исключительно для удовлетворения своих похотливых желаний, связи с чем получила прозвище Принцесса Молестия. Её полное безразличие к судьбе своей страны — это явное самодурство. Эквестрия живёт только благодаря монополии на день и ночь. И если найдётся кто-нибудь, способный снять эту монополию, Эквестрия падёт. Быстро и неизбежно.

Я стоял как вкопанный. В тот момент мне хотелось провалиться под землю или мгновенно умереть.

 — Ваша неусидчивость меня поражает, — говорила она так же спокойно, отчего мне становилось очень плохо, — вы не только сунули свой нос куда не следует, но дошли до самого неприятного и гнусного момента в этой истории. Я могла бы ещё простить то, что вы назвали меня самодуром. Я могла бы простить то, что вы назвали меня тираном. Но я никогда не прощу того, что вы хотели вытащить на поверхность все слухи о Банане.

— Чем же вам так не угодил этот идиот?

В этот момент мордочка принцессы исказилась в гневе и она ударила копытом по столу так, что все бумаги разлетелись по комнате.

— Ты ещё смеешь спрашивать! — она перепрыгнула через стол и говорила очень резко. — Никто не смеет говорить мне “нет”, если я что-то или кого-то хочу. И не моя вина в том, что он полоумный идиот. Он мог быть идеальной сексуальной игрушкой! Пони с такой степенью идиотизма, если их вовремя поймать, могут выполнять любые капризы и делать это с полной отдачей. Делать это так, как надо. И сколько надо. И где надо. И когда надо. Но нет! У него в голове вертится математика. Его гипнотический и чарующий голос будто передаёт мне всё содержимое его мозгов, отчего я не могу игнорировать все его слова. Мой мозг перегружается и я не способна ничего делать. И он единственный, кто может такое вытворять. Я прекрасно знаю, что он ещё жив. И если кто-нибудь его найдёт, то всему моему величию конец. Ты, наверное удивлён, почему я так честна с тобой?

— Да, меня это немного удивляет…

— Так это потому, что тебе конец. Тебя ждёт казнь! Но, ты знаешь мои методы, это будет самая сладкая казнь, которую только можно себе представить.

В этот момент она разразилась смехом. Когда она смеялась, я увидел снова то видение, когда я был на приёме у журналистов: та же странная мордочка пони с проводами, торчащими во все стороны, и тот же зелёный свет. Я не могу объяснить причину, но это видение придало мне надежды и я набрался смелости и спросил принцессу, когда та перестала смеяться:

— Откуда ты знаешь, что он жив? Он же умер и довольно давно.

— Я попыталась его оживить при помощи своей верной ученицы. Я думала, что после смерти его можно будет исправить, но я ошиблась. И я отправила его как можно дальше. Туда, где нет никого. Туда, куда ещё никто не заходил.

Она собрала все мои записи и сложила их в рюкзак, после чего отдала рюкзак мне.

— Посмотришь на своё богатство в последний раз. Завтра все твои труды окажутся в твоей заднице.

После этих слов она позвала стражу, и меня отвели в камеру. Шайнинг Армор лишь посмотрел на меня довольным взглядом. Скорее всего, это он организовал облаву. Стража сначала повела меня в ту же камеру, где я был. Но около камеры я почувствовал головокружение, притом настолько сильное, что меня стошнило на пол. Однако стражники этого, казалось, не заметили и молча повели меня в другое место. Это было другое подвальное помещение, которое освещалась электричеством. Видимо, это был склад, поскольку двери были очень широкими. Когда мы подошли к одному из кладовых помещений, стражники потеряли сознание и упали передо мной. Мои ноги затряслись, а по телу пробежала дрожь. И я услышал голос в своей голове. Этот голос очень сложно описать: он будто бы состоял из трёх разных голосов, один из которых разговаривал задом-наперёд. Само звучание голосов было неестественным и оно было похоже на шёпот.

— Заходи, я не обижу тебя. — сказал голос.

Я повиновался ему, открыл дверь и вошёл в тёмное помещение. Как только я оказался в центре, дверь резко закрылось и передо мной из темноты стало медленно появляться то лицо из видений.

От него исходил зелёный свет, который распространился по всей комнате, и я увидел, что вся комната была заполнена проводами и всевозможными электросхемами. На стене, противоположной от двери, была прикована пони. Вернее то, что от неё осталось. Тело её было сильно изуродовано: пах и круп были вырезаны, вместо внутренностей были лишь электрические устройства. Лицо представляло собой сплошное переплетение микросхем, но заметно это было лишь вблизи.

— Я по своей воле стала такой, — раздался снова этот голос и зелёный свет мерцал в такт её речи. — Меня заточили тут очень давно. Я не представляю для Молестии никакого интереса, поскольку сейчас я лишь кучка кремния и металла. Я вижу здесь всё, я слышу здесь всё, но я далеко не всесильна. Я знаю, зачем ты тут. Я Пэн…

---

В то утро Банан проснулся от того, что на его кровать прыгнула Пэн.

— Банан, эй, Банан! — сказала она, прыгая вокруг него..

— Мбе-кхе, я не ел твой суп, — пробормотал он, пытаясь собраться с мыслями.

Пэн спрыгнула с кровати и резко стянула зубами с него одеяло.

— Твои расчёты были верны! Не могу поверить! — радостно кричала она. — Наши опыты прошли успешно!

Банан неторопливо встал с кровати и посмотрел на то, как Пэн плясала перед ним.

— Почему ты говоришь мне это утром? — спросил он, — С утра такие новости не появляются просто так. Вот помню, как-то мёл я дорожки утром рано, а на меня пакет упал. Ну, я… ентого… пнул этот пакет куда подальше. А потом на меня сверху кто-то кричать начал. А я ему в ответ покричал тоже. А потом ко мне подлетел пегас и продолжил свой ор. Ну я ему метлой по голове и огрел. Так он удивился и улетел. Вот такие вот новости бывают с утра!

— Мы всю ночь занимались экспериментами, — раздался ответ, — Ты только посмотри на…

Она не договорила и упала на пол. Банан встал с кровати, поднял её и положил на свою кровать. Потом он накрыл её одеялом и тихо произнёс:

— Сон очень важен для здоровья пони.

Удостоверившись, что она лежит в соответствии с санитарными нормами, он направился к двери. Когда он оказался в дверном проёме, то его остановил голос с кровати:

— Подожди, не уходи сейчас.

Банан вернулся к кровати и нагнулся к мордашке Пэн.

— В чём дело?

— Послушай, я хочу сказать, что ты мне очень дорог. Я не могу без тебя.

— Ну, эт ясен пень! Я у тебя, как никак, лучший прикладной математик и прочнист в одном флаконе. А ты, как инженер-конструктор, не можешь без меня обойтись.

— Нет, ты не понимаешь. Ты для меня гораздо больше, чем прикладной математик… — Пэн запнулась и её голова упала на подушку, — Ты не…

— Ты лучше выспись как следует, а потом уже скажешь мне, что ты там сказать хотела, — перебил её Банан, — А то эдак помнится, у меня бессонница была. Так я тогда заснул прям в парке. А потом открываю глаза и вижу что-то белое перед собой и волосы чьи-то, не то розовые, не то радужные, интеграл их разберёт. Голоса какие-то. Ну, думаю, грабители. Я вдарил куда-то ногами и выпрыгнул из окна на улицу. Там было довольно высоко, но я приземлился на очень толстого гражданина. Так что лучше спать дома.

Пэн устало посмотрела на него, улыбнулась и закрыла глаза. И Банан спокойно побрёл мести улицу.

Уже под вечер он мёл дорожки в парке, и тут к нему подошёл белый единорог, одетый в дорогой фрак, и сказал:

— Вы выглядите довольно крепким и сильным, не желаете ли присоединиться к вечеринке у нашей принцессы?

— У принцессы я однажды был. Тогда я подписался на журнал, там про механику что-то. Так мне однажды вместо номера подсунули какое-то приглашение. А приглашение-то не простое, оно от самой высокоблагородной вечно доброй и понимающей принцессы Селестии, и прямо во дворец. Ну, думаю, будет интересно. Сразу как ко дворцу пришёл, меня спросили не девственник ли я. Сказал, что понятия не имею что это такое. Меня представили принцессе, а та в свою очередь позвала меня в какую-то странную комнату. Тама всё было в картинках с причиндалами напоказ. Ну и меня там одного оставили. Я не понимал, зачем таки меня там держат, а потом смотрю в стене появились дырки. Ну, думаю, муравьи, да ещё и королевских палатах! Благо, что у меня дихлофос был с собой, ну я в дырки дихлофоса и набрызгал. А потом подошла стража и выкинула меня из дворца в окно. Вот ведь невежливые поганцы! Я-то почтой не пользовался раньше, но как узнал, что у принцессы вдруг заболели глаза, тут же написал, что очень хочу её скорейшего выздоровления. Ответа я так и не получил.

— Думаю, это значит да.

По дороге Банан думал о том, что будет на вечеринке. Ему было очень интересно, чем принцесса сможет удивить всех гостей.

Джентльпони привёл Банана к главному входу, где уже толпилось множество разных пони. Они с трудом пробрались к стражникам, которые не пропускали толпу внутрь. Как только стражники увидели джентльпони, сопровождавшего Банана, то они пропустили их. Банан с любопытством смотрел на все украшения, которые были развешены в огромном зале. Сам же зал был заполнен самыми разными представителями всех слоёв кантерлотского общества. Были не только пони, но и грифоны, пара небольших драконов, какие-то непонятные собаки и даже бизон, который носил галстук, видимо он был бизнесменом. Пока Банан оглядывался по сторонам, единорог, сопровождавший его, куда-то ушёл. Он принялся искать единорога, но потом решил, что это не принесёт успеха и просто стал бродить туда-сюда.

— Я никогда не видел вас раньше — сказал бизон, ткнув Банана в бок.

— Вы похожи на волосатую бочку — ответил Банан.

Бизон засмеялся и сказал:

— У вас интересное чувство юмора. Вы тут впервые и я очень хочу рассказать вам обо всём. Вон там стоит трон, видите?

— Да.

— Скоро придёт принцесса и будет выбирать из всех присутствующих одного счастливчика.

— А почему он будет счастливчиком?

— Потому что он сможет остаться наедине с принцессой и сможет сполна ей насладиться.

Банану эта затея очень понравилась и он стал представлять себе, что будет сидеть рядом с принцессой, слушать её речь о политике и вокруг него будет витать наслаждение. И тогда он сможет рассказать ей о своих патентах и о достижениях Академии Наук в области кибернетики.

Раздались громкие фанфары, и к трону подошла принцесса. Шум толпы стих. Принцесса обвела взглядом всех пони и остановила свой взгляд на Банане. Затем она кивнула головой и показала на него копытом. Банан радостно подбежал к ней, и она отвела его в комнату в дальнем конце замка. В этой комнате был приглушенный свет, окна были плотно занавешены шёлковыми занавесками, а на полу лежало бесчисленное множество разных подушек.

— У тебя знакомая мордашка, — сказала принцесса. — Мы не встречались нигде раньше?

— Наверное да. А я вот есть хочу, помнится хотел я как-то есть, а денег ну совсем не было, а столовка для нищих оказалась закрыта. Ну, думаю, может что в мусоре найду. Нашёл печеньку, съел её, ох, какая была печенька. Только кажется мне, что это была не совсем печенька, потому как я чувствовал себя будто съел прессованное сено. А может это оно и было, хотя нет, вроде бы печенька даже была из мяса. А нет, тогда это была котлета. Но откуда там могла взяться котлета? А нет, это всё же была печенька…

Принцесса была немного ошарашена внезапным рассказом Банана. Но она мигом решила исправить ситуацию и подставила свой круп.

— Возьми меня! — с придыханием сказала она.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — сказал Банан и взвалил её себе на спину.

— Да не так, идиот!

Принцесса спрыгнула со спины Банана и посмотрела на него злобным взглядом.

— Нет, вы не правы, я взял вас правильно. При помощи правильно подставленной спины я смог образовать правильный момент силы.

Банан улыбался и смотрел прямо в глаза принцессе, продолжая говорить:

— Даже если мы взглянем на угловую скорость, с которой я придал ваше тело вращению, то мы увидим, что она достаточно комфортная для аликорна вашей комплекции. Я так же измерил ваш объём, для чего описал ваше тело поверхностями второго и первого порядка, так как тороидальных поверхностей я в вас не усмотрел. И всё это легко описывается тройными интегралами!

В этот момент принцессу постигло отчаяние и она с рёвом выбежала из комнаты. Стража быстро схватила Банана, и пока он пытался понять, что происходит, уволокли его в темницу. Его кинули в тёмную камеру с голыми каменными стенами и прочной дубовой дверью. В камере не было никаких удобств, поэтому приходилось сидеть на холодном каменном полу.

В темнице он провёл несколько дней без еды и воды, развлекая себя тем, что считал объем своей камеры разными способами. Затем к нему пришёл стражник и принёс ему запечатанную коробку.

— Принцесса мне устроит головомойку, если узнает, что я что-то тебе передал. Поэтому молчи. — сказал он и кинул коробку внутрь.

Банан открыл коробку и увидел, что там была бутылка с водой и яблоки. Среди яблок была записка:
“Банан, мы с Дасти очень переживаем, что тебя арестовали. Ты в опасности! Нам пришлось подкупить стражник, и он сказал мне, что тебя собираются заморить голодом. Тебя засадил один из приближённых любовников принцессы. Он воспользовался тем, что ты довёл её до слёз и решил избавиться от тебя как от конкурента. Мне не дают возможности встретиться с принцессой, но я думаю, что помощи от неё ждать не стоит. Мне недвусмысленно дали понять, что если я попытаюсь тебе помочь, то меня ждёт та же судьба, что и тебя. Я не могу бросить тебя. У меня есть план: наша академия сделает ЭВМ и подарит её принцессе, а мы вызволим тебя, когда будем её устанавливать. Крепись, ты выживешь. Пэн. “
— Дело дрянь! — сказал Банан, когда дочитал записку.

Единственное, что он мог предпринять — это ждать. Он пытался растянуть еду и воду как можно на более долгое время, но всё равно съел и выпил всё до того, как к нему снова пришёл стражник.

— К тебе новая посылка, — сказал он, бросил в Банана коробку и закрыл дверь.

Банан открыл посылку и увидел там яблоки, воду и записку.
“ Банан, теперь тебе могу помочь только я. На Дасти Бэга было совершено покушение. Я не хочу, чтобы он пострадал. Сегодня я отнесу экспериментальную ЭВМ в подвал. Мы долго экспериментировали с воздействием вибрации воздуха и поверхностей на мозг пони и если нам повезёт, то с помощью этой ЭВМ я смогу услышать тебя и связаться с тобой. Держись. Я верю, у нас всё получится. Пэн.“

— И за что меня засадили? — вопрошал Банан в пустоту. — Наверху полно редисок, страну разваливают, разгильдяи поганые! По кусочкам тащат и за бугор продают! Вот помнится, пригласили меня как-то раз на собрание инженеров кораблестроителей. Говорят, что надо улучшить линкор "Славный". Один из инженеров предложил увеличить его в два раза. Так я и говорю, что не получится его увеличить в два раза, матросы в очко проваливаться начнут. И меня тогда послушали, так-то!

Будто в ответ на его речь где-то закапала вода. Но капли быстро утихли и всё снова погрузилось в тишину.

Он стал ждать дальнейшего развития событий, как вдруг его ожидание было прервано маленьким листком бумаги, влетевшим через щель в двери.

Банан ринулся к листку и принялся его читать.
“ Всё плохо. Меня заперли в подвале. Только я. И моя ЭВМ. Я сделаю что угодно, лишь бы тебя спасти. Пэн.”

Прошло ещё две недели томительного ожидания, в ходе которого Банан повторил в уме всё, что знал по математике, дважды пройдясь по всей теории функции комплексного переменного. Он уже сильно ослаб от истощения и лежал на полу. Вдруг он услышал странный голос, не похожий ни на что. Но он чувствовал, что это говорила Пэн:

— Через минуту тебе откроют дверь и принесут воду и сахар. Тебе надо восстановиться.

Через минуту дверь действительно отворилась и в неё ввалился стражник с пакетиком сахара и флягой с водой. Банан выпил воды и съел немного сахара. Затем он съел ещё немного, а через некоторое время доел оставшийся пакет и допил воду.

— Я чувствую, что тебе лучше. — сказала Пэн. — Банан, ты можешь уйти. Никто тебя не найдёт. Но перед тем, как ты уйдёшь отсюда, зайди ко мне. Я должна попрощаться с тобой. Я тебя отведу.

Банан почувствовал, что его непреодолимо тянет пойти по коридору. Он поддался этому чувству и долго петлял по замку, пока не оказался в складе. Среди всех дверей складских помещений он открыл ту, на которую указывало это чувство. И тут он увидел, что от прежней Пэн почти ничего не осталось. Её тело было приковано к стене, а её внутренности лежали на полу. С потолка свисали манипуляторы, которые держали разные инструменты.

— Я сделала модификацию для ЭВМ. — начала говорить Пэн и зелёный свет мерцал в такт её речи. — Я запрограммировала её, чтобы она соединила меня с собой. Мне очень помогли твои расчёты из академии наук, как и раньше. Мне очень жаль, что пришлось пойти на такой шаг. Это был единственный способ спасти тебя.

— Пэн, едрить твою производную, ты же останешься тут навсегда.

— Мне главное освободить тебя. Ты очень многое сделал для академии и для меня… Ради тебя я пошла бы и на большее. Ты можешь уйти, я направлю тебя так, чтобы никто тебя не заметил. И убегай из Кантерлота. Уезжай куда-угодно, но лишь бы только подальше.

— Хорошо, я сделаю как ты просишь. Прям вот всё так сделаю! — и Банан топнул ножкой.

— Перед тем, как ты уйдёшь, выполни одну просьбу.

— С радостью.

— Поцелуй мой нос.

Банан поцеловал нос Пэн, после чего погладил ей копытом по тому, что осталось от щеки и вышел из комнаты. Он снова почувствовал, что им движет что-то.

— Прощай. — раздался в последний раз голос Пэн.

— Прощай. — сказал Банан и скрылся в коридорах замка.

Глава 5. Стальной Банан

Изначально эта глава называлась "Банан попадает в Армию". Однако, так как в качестве эпизодического персонажа выступил Дэ-Крыс(что является прямой отсылкой к очень известному персонажу из книг Гарри Гаррисона) то мне пришлось немного переделать главу, в результате чего его роль стала более заметной. Из моего огромного уважения к произведению, откуда был взят Дэ-Крыс, глава называется именно так.
Так же добавлю, что эту главу я выложил быстрее, чем планировал, и она получилась короче, чем я хотел. Поэтому я извиняюсь за возможную скудность описания событий.

Пэн рассказала очень многое и я ей сильно благодарен. Меня очень поразила её самоотверженность по отношению к Банану, и было ясно, что она испытывает к нему сильные чувства. Иначе этот поступок не объяснить. Как бы то ни было, я узнал от неё, что Банан фигурировал в деле Джема Дэ-Крыса — опасного мошенника, который обещал построить публичный дом специально для королевского двора, но обманул принцессу и украл все деньги, выделенные для его строительства. Банан же в этом деле фигурировал как пособник Дэ-Крыса. След Дэ-Крыса теряется в Сталионграде, куда он отправился с Бананом после своего побега. Теперь и я отправляюсь в Сталионград.

Конечно, я не могу пользоваться ни поездом, ни аэростатом, и я решил отправиться туда пешком. Первым делом необходимо было покинуть пределы Кантерлота, пока весть о моём побеге не дошла до принцессы. Что я и сделал без особых проблем. На моё счастье, стражники не придавали моему появлению особого значения. Однако, я старался не попадаться им на глаза лишний раз.

Далее мой путь шёл по дороге на Сталионград. Несколько дней я питался тем немногим, что смог припасти. Я то и дело оглядывался в небо, чтобы знать, нет ли поблизости патрулей. Раза два над дорогой пролетали пегасы королевской стражи и в такие моменты я прятался в кустах. На моё счастье они не замечали меня. Несмотря на то, что окружающие меня виды были безумно красивыми, я не мог насладиться ими.

Когда я подошёл к границам Сталионграда, я увидел контрольно-пропускной пункт и огромный металлический забор, тянущийся вдоль границы. Вдоль забора патрулировали пограничники в фуражках и с винтовками с длинными штыками, поэтому у меня не было другого выбора, кроме как попробовать перейти границу через КПП. К моему счастью, Эквестрийская зона охранялась не так сильно, как зона Сталионрада, поэтому я смог без проблем её обойти. В Сталионградской зоне меня ждали полный досмотр вещей и долгая беседа с комиссаром. Беседа проходила в небольшой комнате, где за крепким дубовым столом сидел комиссар и курил папиросу, отчего комната была заполнена дымом, за которым было трудно различить портреты генеральных секретарей Центральной Коммунистической Партии Сталинограда. Мой рюкзак лежал на столе комиссара и он неторопливо читал мои заметки, периодически улыбаясь и посмеиваясь.

— Вы очень интересный жеребец, — сказал он хриповатым голосом. — Имея у себя в рюкзаке литературу подобного рода, даже не удивлён, что вы покидаете границы Эквестрии. И всё же, я должен спросить вас о цели визита в нашу страну.

— Я скрываюсь от властей Эквестрии и прошу политического убежища в вашей стране, — сказал я, в надежде, что антиэквестрийские настроения этого представителя власти Сталионградского Сюза повлияют на его благосклонность ко мне.

— Ну… — протянул он, после того как крепко затянулся папиросой. — В данный момент, у нас подписан мирный договор с Эквестрией. По правилам этого договора, мы обязаны сдать вас Эквестрийским пограничникам…

В этот момент моё сердце дрогнуло. Я прекрасно понимаю, что второго шанса убежать у меня может и не быть. Комиссар продолжал:

— Но, учитывая то, что Эквестрийская армия не может в данный момент противостоять нашей военной машине, мы можем вас пропустить. Однако, не рассчитывайте на сильную помощь с нашей стороны, пока вы не станете гражданином нашей великой державы.

После этих слов мне стало легче и я с упоением смотрел на то, как он написал на бумаге какое-то извещение и с громким стуком поставил на неё государственную печать. Я попрощался с ним и отправился в сторону железнодорожной дороги. После получаса ходьбы я дошёл до полустанка, расположенного посреди поля, и стал ждать приезда поезда. Единственный поезд, который остановился у полустанка, приехал лишь на следующий день. На моё счастье к полустанку подошла старуха, продающая сладкие пирожки. На поезде я доехал до Сталионграда без особых приключений.

Вокзал Сталионграда поразил меня своим великолепием: весь вокзал был крытым, огромные ферменные конструкции держали массивную крышу, на стальных столбах висели гербы Сталионградского Союза, а над массивными стальными воротами входа в вокзал висел портрет генерального секретаря Бровина.

Теперь мой путь лежал в военный архив. Я надеялся на то, что собирая компрометирующую информацию о принцессе, мне дадут доступ к документам этого архива.

Архив находился в здании постройки времён Сталлиона: массивные стены, колонны, высокие потолки и мощные оконные рамы. На пропускной в архиве было несколько охранников. Мой план сработал — они пропустили меня, как только услышали цель моего визита, однако ко мне приставили одного из охранников, для того чтобы я не подсмотрел лишнего. Настало время долгой и кропотливой работы.

---

Банан выбежал из дворца в Кантерлоте и принялся соображать — куда же ему бежать, чтобы уйти из города. Он даже и не знал, что значит — уйти из города. Поэтому он просто пошёл куда глаза глядят. Он шёл довольно долго, пока не увидел, как несколько королевских стражников ведут какого-то пони серого окраса со светлой гривой и с кьютимаркой в виде крысы. Стражники увидели Банана и обомлели. Их удивление возросло ещё больше, когда он подошёл к ним.

— Вы не подскажете, как можно уйти из Кантерлота? — спросил он.

Стражники переглянулись и решили поймать Банана. Они набросились на него, однако Банан, бросив короткое: “Дело — дрянь”, решил спастись бегством. Тем временем жеребец, которого сопровождала стража, освободился от пут и бросился наутёк. Стража долго пыталась поймать Банана, однако это было безуспешно, поскольку Банан то и дело сбивал прохожих, тем самым создавая препятствия для стражей. Когда он оторвался от преследователей, из-за угла выскочил тот самый серый жеребец.

— Спасибо, дружище! — сказал он. — Ты либо гений, либо полный идиот. В любом случае, мы с тобой в бедственном положении и нам надо выбраться отсюда вместе. Будем знакомы — моё имя Джем Дэ-Крыс.

— Банан, очень приятно с вами познакомиться.

— Вон там проводится запись в добровольцы в Эквестрийскую армию, — он показал куда-то вдаль улицы. — Началась война со Сталионградом, а некоторые призывники скрываются от властей. Мы можем воспользоваться этим и отправиться на передовую, где мы “пропадём без вести” и нас никто не будет искать.

— Эх, едрить экспоненту, звучит здраво. Вот это напомнило мне случай, как я подметал улицы и мне кто-то посоветовал махать метлой посильнее. Ну, я и решил опробовать

этот совет. Я кааааак размахнусь метлой да по земле промазал, а рядом (вот беда!) оказался какой-то джентльпони. Так я ему прямо в морду метлой. Ух, разозлился же он. Ну я дёру-то от него и дал. Бежал я от него по парку, а он прямо за мной. Тут я гляжу — здоровенная куча навоза! Вот ведь ужас то! Ну я и перепрыгнул, а вот от не смог. Весь измазюкался в навозе и бежать за мной перестал. А как я узнал после, тот сударь отказался от службы в Эквестрийской армии в пользу канцелярской работы.

Джем косо посмотрел на Банана, но ни слова не сказал.

— Я есть хочу, — сказал Банан, — давай зайдём в кафе и поедим.

— Здравая мысль, — заметил Дэ-Крыс, — Нам предстоит нелёгкая дорога, хоть поедим вкусно напоследок.

Тут он приобнял Банана и весело произнёс:

— Мы пойдём в ресторан и поедим как короли!

Джем отвёл Банана к дорогому ресторану, который находился совсем рядом. Они зашли внутрь и заняли свободный столик. Дэ-Крыс позвал официанта и заказал самые дорогие блюда, что были в меню. Официант — очень тонкий земной пони с длинной шеей, и его светло-серый окрас визуально делал его тоньше на фоне богатой обстановки ресторана. Его вид повеселил Банана, и как только официант скрылся из виду, Банан громко засмеялся.

— Не, ну ты видел? Прям как кузнечик! — сказал Банан.

— Ты только не засмейся, когда он вернётся, — поучительно произнёс Дэ-Крыс.

Официант вернулся и принёс несколько редких блюд, кои выглядят столь странно, что не поддаются описанию. Банан стал осторожно пробовать странную мешанину из каких-то неведанных фруктов, а его приятель смело и элегантно ел от каждого блюда понемногу.

— Ты не стесняйся, — сказал Дэ-Крыс Банану, — бери, пробуй.

Банан попробовал всего понемногу и остановился на фруктовом салате. Как только все блюда были съедены, Дэ-Крыс произнёс:

— Что-то мы засиделись. Пора бы и уходить.

Банан поддержал Джема, они встали из-за стола и быстро вышли из ресторана. Теперь их путь лежал в приёмную эквестрийской армии. Джем на удивление хорошо знал город, и они добрались до приёмной очень быстро. Они вошли в низкое здание через дверь, которая вела в полуподвальное помещение. По указателям на стенах, они зашли в кабинет, где находилось два врача и один офицер. Врачи сидели в мягких креслах в углах комнаты и вяло посмотрели на вошедших, после чего произнесли “годны” и погрузились в полусон. Офицер в золотистой броне сидел на стуле, что стоял близ стены между двумя креслами. Он улыбнулся, увидев вошедших и спросил:

— Не желаете ли послужить бравому делу Эквестрии?

— Да, мы хотим записаться в добровольцы, — сказал Джем, хлопая Банана по спине.

— Это замечательно! — сказал офицер.

Он подошёл к Банану и к Джему и они расписались на шаблонах договоров. После этого им выдали по старой чуть ржавой кирасе и пике с потрёпанным древком. Взяв свой инвентарь, они пошли к месту сбора солдат. Там было много молодых жеребцов, которые были похожи скорее на играющих в войнушку детей, а не на солдат.

Как только сборы завершились, офицер зычно произнёс: “К колонну по двое стройсь!”, и солдаты выстроились в колонну. После команды “Ша-гом арш!” отряд двинулся в сторону Сталионграда. Путь предстоял очень долгий и в пути офицер то и дело читал длинные речи о том, что есть служба в Эквестрийской армии и какая честь выпадает на долю каждого бойца. Он несколько раз повторял, что все солдаты должны служить верой и правдой своему народу и главное — принцессе. В перерывах между речами бойцы заводили походную песню, которая ни разу не была спета до конца, так как все плохо знали её слова.

Отряд подошёл к границам Сталлионградского Союза, где скопились основные силы Эквестрийской армии. Офицер напоследок сказал, что в случае появления врага, необходимо держать пику остриём вперёд и с криком “За Эквестрию, За Селестию!” бежать в сторону врага и поразить каждого остриём пики.

Затрубила труба и все отряды выстроились на поле в боевом порядке. Вскоре должно было начаться наступление, и все ждали, когда будет виден враг. Именно так и думал Джем Дэ-Крыс, однако он ошибся. С неба прилетела золочёная колесница, в которой сидела принцесса. Колесница плавно спустилась перед солдатами, и солдаты громко поприветствовали свою повелительницу.

 — Мои верные подданные! — начала речь принцесса. — Сегодня очень важный день для всей Эквестрии! Сегодня день, когда наша доблестная армия разгромит войска этого узурпатора — Сталлиона! Этот ужасный пони посмел…

Она запнулась, увидев дымок в рядах солдат. Этот курящий солдат вдруг одел на себя ушанку, и лицо принцессы наполнилось краской.

— ЭТО ТЫ! — раскатисто пронеслось по полю.

Прицесса подбедала к Банану и встала напротив него. Она тяжело дышала, и по её копытам прошла лёгкая гневная дрожь.

— Доброволец Эквестрийской Армии Банан готов служить верой и правдой вам, ваше величество принцесса Селестия! — громко отрапортовал он.

Тут взгляд принцессы скользнул вбок и она увидела рядом с ним Дэ-Крыса.

— Два предателя короны собрались вместе! — сказала она, посмотрев каждому из них в глаза в упор. — Превосходно! Поверить не могу, что вы заодно.

— Нам конец, — шепнул на ухо Банану Дэ-Крыс, — Если только ты не придумаешь что-нибудь.

Вдалеке раздались раскаты пушек и кто-то из офицеров крикнул:

— Это армия Сталлиона!

Банан схватил пику, и пока никто не успел что-либо предпринять, побежал навстречу грохоту с криком:

— За Кантерлот! За Селестию!

Дэ-Крыс не думал долго и тут же последовал его примеру. Как только принцесса сообразила, что только что произошло прямо у её носа, она издала неразборчивый вопль и бросилась вдогонку, истошно-гневно крикнув “Лови предателей!”.

Близ Банана и Дэ-Крыса раздавались взрывы от артиллерийских снарядов, а осколки мешали принцессе подойти достаточно близко к ним. Всё же, она была куда более крупной мишенью, чем они.

В это время на позициях армии Сталлиона солдаты и офицеры наблюдали странную картину: уворачиваясь от артиллерийского огня, прямо на них неслись два земных пони, один из которых был без оружия; за ними гналась сама принцесса Селестия, а за принцессой хаотично бежала остальная армия, несясь прямо под артиллерийский огонь.

Сталлион, наблюдающий с холма за этой вакханалией, крепко затянулся трубкой и произнёс:

— Эта нэ тактика… Эта идиотизм.

Далее в бой вошла Сталлионградская авиация. Принцесса, увидев надвигающиеся на неё фанерные аппараты, взлетела и вступила с ними в бой. Стоит отметить, что фанерные бипланы рассыпались в щепки от ударов её копыт. Тем временем, пока она была отвлечена воздушным боем, Банан и Дэ-Крыс скрылись из виду. Армия сталлионграда начала атаку и быстро стала теснить Эквестрийских солдат. Принцесса, обозлённая хотела было броситься самой в атаку, но пара пуль изменили её решение, и она улетела в сторону Эквестрии, оставив свою армию на произвол судьбы. Тем временем Банан со всей силы врезался пикой в дерево и после безуспешных попыток вытащить её оттуда снял кирасу и стал разочаровано смотреть на это самое дерево. Вскоре к нему подошёл Дэ-Крыс в сопровождении нескольких солдат.

— Пусть ты полный идиот, но ты, как говорится, сделан и стали. Я очень рад был с тобой познакомиться. — сказал он и обратился к солдатам:

— Вот этот тоже учавствовал в саботаже.

После один из солдат записал что-то в блокноте, и они отправились в сторону ставки сталлионградцев.

Глава 6. Бравый солдат Банан

Это последняя глава, в которой я допускаю элементы кроссовера, так что все последующие главы будут по антуражу такие же как первые четыре.
Так же эта глава обыгрывает образ, который стал основой для Банана. Я никогда не скрывал, что Швейк — это прообраз Банана. Однако, несмотря на всю их схожесть, это всё же довольно разные персонажи, и я надеюсь, то читатель это заметит.
К слову о том, откуда взялся тут Швейк: "Похождения бравого солдата Швейка" незаконченная книга, однако было известно, что Я. Гашек собирался эмигрировать в молодой Советский Союз и продолжать писать похождения Швейка, но уже как солдата Красной Армии. И именно этот момент, я обыгрываю тут.

Прошло две недели с моего приезда в Сталлионград, и не скажу, что жизнь там лёгкая. Но и не скажу, что она тяжёлая. Меня приютил к себе один историк, и я находился у него на иждивении в качестве гостя. Историк этот — приятный земной пони кремового окраса и тёмной, почти чёрной, кудрявой гривой и хвостом. Мы встретились с ним в архиве и чуть было не подрались из-за одного ящика. Как оказалось, он занимается составлением биографии одного из революционных деятелей. Это относится к восстанию против правительства Эквестрии и создания Сталлионграда. Его интересовал некто Швейк. Судя по рассказам товарища Копытки (так звали этого историка), Швейк — крайне тёмная личность. Внешность у него была подозрительно похожа на внешность Банана, тот же окрас и цвет гривы. Однако кьютимаркой у Швейка была кружка пенного напитка. Что касается прошлого Швейка, то до начала революции о нём ничего не было известно. В прямом смысле этого слова — он взялся из ниоткуда. Сам Швейк постоянно рассказывал о событиях своей жизни, и рассказы эти были похожи на бредни сумасшедшего. Бытовало даже мнение, что Швейк инопланетянин или вообще прибыл из другой вселенной. Но меня Швейк не стал бы интересовать так сильно, если бы не одно но: Банан оказался под командованием Швейка и служил с ним вплоть до увольнения из Красной Армии.

Я назвал своё проживание у этого историка иждивением, поскольку не будучи гражданином этой страны я остаюсь без работы и средств к существованию, и он обеспечивает меня едой и жильём. У Копытки была маленькая квартира в многоэтажном доме постройки времён генерального секретаря Хруща. Две комнаты, раздельная ванная и туалет, крайне маленькая кухня и балкон, на который я боялся выходить, так как мне казалось, что он может упасть в любой момент. Мебель в его квартире была в безобразном состоянии: шкафы были подбиты гвоздями, чтобы не развалиться, люстра электрического освещения висела не на крюке, а непосредственно на проводах, кресло в его кабинете вот-вот было готово разъехаться пополам, у рабочего стола не хватало одной ножки и Копытка подставил вместо неё тумбочку, ножки у табуреток были разной длины, отчего они постоянно качались, когда на них кто-нибудь сидел. В квартире обои были только в спальне, и это были старые, но хорошо сохранившиеся коричневато-зелёные обои с узорами в виде цветков, издали похожих на всё что угодно, кроме цветов. Среди этого антуража меня очень поразил ковёр, который висел в кабинете. Это был ковёр работы восточных мастеров, он безусловно красив, но на фоне остальных вещей в квартире, он был явно лишним и чужим.

— Зачем тебе этот ковёр? — спросил я как-то раз Копытку.

— Полезная вещь, он помогает сохранять тепло в доме и заодно закрывает трещину в стене. — отвечал Копытка. — Снимать его ни в коем случае нельзя, иначе трещина будет увеличиваться, что может привести к обвалу стены.

После этого разговора я старался не дотрагиваться ни до чего в его доме без крайней нужды. И всё же я довольно легко приспособился к жизни в таких условиях.

Мы с Копыткой вставали рано утром. Он готовил завтрак — жареные овощи. Запивать он это предлагал местным аналогом пунша — напитком, сваренным из сухофруктов, который называется компот. Мы ели за маленьким деревянным столиком, который шатался из стороны в сторону. Чтобы столик не шатался, мы подкладывали под одну из ножек деревянный брусочек. За завтраком мы предавались славной Сталлионграской традицией — разговорами о политике. Копытка всегда говорил о том, что Красная Армия могла бы давно разнести Эквестрию в пух и прах. Я же стремился увести тему в другое русло и всё время рассказывал о Пёрпл Порте и о том, какие плюсы есть у жизни в дальних уголках материка. После завтрака мы шли в архив. В архиве мы доставали интересующие нас документы и принимались распределять: где шли упоминания о Банане — мне, где шли упоминание о Швейке — Копытке.

В один из таких дней, я обнаружил очень интересный документ. Это было дело, в котором были доносы на Швейка, а к обложке дела было прикреплено скрепкой два приказа об увольнении в запас: один на Швейка, другой — на Банана.

— Эй, Копытка, посмотри, что я тут нашёл! — крикнул я, после того как быстро проглядел его содержимое.

Копытка шёл медленно и ворчал. Наверняка он переписывал к себе что-то в блокнот, а я его потревожил именно в этот момент. Но стоило ему только взглянуть на дело, как его настроение резко переменилось. Лицо его мгновенно стало выражать крайнюю заинтересованность и он спросил:

— Там донесения на Швейка, да?

— Ага, и не только, — ответил я. — Там ещё и доносы на Банана.

— Банан? — он выхватил у меня дело и посмотрел на приказы об увольнении. — Прополи меня картоха, если я понимаю всё правильно, Швейк и Банан наверняка сотворили нечто настолько ошеломляющее, что руководство наплевало на все достижения Швейка и выгнало обоих.

— Не мудрено, Банан — редкостный идиот, — сказал я.

— Ну, не скажи, Швейк любому болвану даст фору, — сказал Копытка.

Внезапно в мою голову врезалась идея. Всё вокруг будто шло кругом, и я почувствовал, будто разгадал великую тайну мироздания. Меня всего охватила такая сильная эйфория, что я потерял равновесие и чуть было не упал на пол.

— С тобой всё в порядке? — спросил Копытка, глядя на меня.

— Меня только что осенила идея! Скажи мне, Швейк был в Кантерлоте?

— Ну, да, был. Он вызвался добровольцем в разведотряд и он должен был проводить шпионаж… Погоди, не хочешь ли ты мне сказать, что…

Копытка оборвался на полуслове и замолчал. Я покрутил копытом, предлагая ему договорить.

— Банан — внебрачный сын Швейка, — проговорил Копытка.

— Банан поговаривал, что его “отец” постоянно пытался уличить свою жену в том, что Банан не его сын. Мать Банана отнекивалась, но было вполне очевидно, что “отец” прав.

— Пока что это лишь теория. Хотя очень правдоподобная. Пожалуй, мы сможем это проверить, но для этого потребуется много работы.

— А как ты думаешь, Швейк признал в Банане своего сына?

— Уверен, что нет. Знаешь, это забавно и печально одновременно — отец проводит последние дни со своим сыном, и оба они не знают, как на самом деле близки друг к другу.

— Действительно…. — сказал я и, цокнув по полу копытом, добавил — Пора продолжать работу!

Копытка кивнул и мы стали изучать папку с делом. В конце концов, это дело могло привести нас к более интересным подробностям жизни Банана и Швейка.

---

В тот день отряд разведчиков под командованием старшего сержанта Швейка выполнял чрезвычайно важное поручение — мытьё сарая с хозинвентарём. Перед началом выполнения этого ответственного задания, Швейк тщательно провёл инструктаж:

— Вы обязаны выполнить важнейшее стратегическое поручение, от которого зависит исход всей нашей войны. Вы спросите меня, “Чем мытьё старого сарая поможет войне?” А я вам отвечу, что во-первых, солдат не должен задавать вопросов, а беспрекословно выполнять приказ, а во-вторых, каждый приказ, отдаваемый нашим чутким и мудрым руководством несёт в себе настолько глубокий стратегический смысл, что голова простого солдата неспособна его понять. Этот сарай — ваше поле боя. Грязь — ваш враг. А средства мытья — оружие. Рвитесь смелее в бой, ради Красной Армии. Вперёд!

После такой речи Швейк разговорился с подошедшим к нему офицером и они вместе отправились в сторону ближайшей пивной. Как только он скрылся из виду, солдаты хором издали облегченный вздох и принялись неторопливо отмывать сарай. Сарай представлял собой довольно большое строение, где могли уместиться три повозки. Он был вытянутым и его ворота располагались на торце. Построен он был из досок, привинченных болтами к ферменному металлическому каркасу. Доски хоть и были старыми, но не были гнилыми. Внутри сарая было пусто, весь инвентарь из него вынесли ещё неделю назад. Единственное, что напоминало о том, что сарай использовался — это масляные пятна на полу и немного металлической стружки в дальнем углу сарая.

 — Как же хорошо, что этот болван на нас сейчас не смотрит, — обратился к Банану один из солдат, — Швейк не просто идиот. Он сумасшедший.

Банан молча посмотрел на пони, что обратился к нему, и продолжил протирать тряпкой стену.

— Нет, серьёзно, сумасшедший, — продолжил солдат, — Он постоянно несёт всякую чушь про то, что у него раньше были руки и он служил в армии какой-то несуществующей страны. Он говорил что-то про русский плен, про Ленина и дискорд ещё знает про что.

— Он наверняка пережил многое, — предположил Банан, — Вот, помнится, знал я одного стражника. Стражник этот уже наверняка на пенсии. Старый он. Ну так где он только не бывал. Вот разговариваю я с ним, а он возьми да и скажи, что ни разу не был в кондитерской лавке. А я у него и спрашиваю, мол, чего это он ни разу там не был. А о мне и отвечает, дескать, боялся кариеса. Ну я ему и предложил зайти в кондитерскую лавку. И зашли мы туда, а тама конфет — тьма тьмущая. Ну у него и глаза разбежались. Ну он не удержался и стал отовсюду брать конфеты и надкусывать шоколадные плитки и леденцы. Продавец конечно разозлился и достал арбалет. Ну, я ему по арбалету метлой как ударю, так он и выстрелил да прямо в потолок попал. И доску сломал. Так доска та упала и точнёхонько на прилавок. Ну я своего друга вытащить хочу, пока можно, а он не даёт — пихается. Сладкого хочет. А продавец уже опомнился и арбалет взять хочет. Ну, я его уже самого метлой кааак огрею. А потом и друга своего. А пока друг мой приходил в себя, я его на улицу выволок. И смотрю на него, а он всё в магазин рвётся и пена у него изо-рта идёт. Ну я его ещё раз огрел и к дереву привязал. Вот вспоминаю его и понимаю, что кариес — это опасная штука.

Собеседник Банана произнёс нечто нечленораздельное и дал Банану пустое ведро.

— Что мне с ним делать? — спросил Банан.

— Наполнить! — раздалось в ответ.

— Чем?

— Водой.

— Где?

— Просто возьми и наполни, болван! — произнёс он и вытолкал Банана из сарая.

Банан смотрел на ведро и пытался сообразить, где бы его наполнить. Однако ведро не содержало в себе никакой информации по этому поводу. Это огорчило Банана и он грустно побрёл куда глаза глядят в надежде найти место, где можно наполнить воду в ведро. Он шёл и шёл, пока в конце концов не оказался у офицерских казарм.

— Эй, ты кто такой и что тут делаешь? — раздался громоподобный голос.

— Я Банан и я выполняю стратегически важное военное поручение, — громко и чётко ответил Банан и посмотрел на источник голоса. Из окна казармы выглядывала голова пони тёмно-красного окраса с белоснежной гривой и густыми белыми усами. На нём была фуражка красной армии, которая всё время норовила слететь с его головы.

— Что за поручение?

Банан подошёл поближе к окну и подтянулся. Офицер развернул своё ухо в сторону Банана, и Банан прошептал:

— Я собираюсь налить воду в ведро.

Офицер застыл на месте и фуражка медленно упала с его головы. Как только она шлёпнулась на пол, он очень медленно посмотрел на неё, потом на Банана и лицо его стало окрашиваться в ярко-багровый цвет. Вскоре его глаз начал дёргаться всё быстрее и быстрее. Казалась, что его голова вот-вот взорвётся. И на пике этой локальной лицевой катастрофы, офицер издал свист своим носом и крикнул так, что ближайшие стёкла стали дребезжать:

— А ну пошёл вон отсюда, пока я тебя на гаупвахту не отправил, щенок!

Банан отдал ему честь и пошёл подальше от офицерских казарм. Он вышел с территории части и попал в город, где стал бродить в поисках места, где можно было бы наполнить ведро. Он долго шёл по улицам этого городка, пока не увидел пивную.Банан предположил, что в этой пивной он может наполнить ведро водой.

Банан с ведром вошёл в пивную с чёрного хода, так как он посчитал, что так можно быстрее добраться до кухни. И конечно же он был прав, пройдя по небольшому коридору, Банан вышел на кухню. В поисках крана он оглядел взглядом всю кухню, и в конце концов нашёл его. Кран будто ждал, чтобы его начали использовать. Он томно и неторопливо протекал, и крупные капли падали в раковину. Банан воодушевлённо и героически направился с ведром к крану, но внезапный окрик: “Ты что здесь делаешь?” сбил его с мысли и он так же воодушевлённо и героически оступился и упал. Ведро выскочило у него из копыт и полетело прямо в сторону говорившего. Немного покрутившись в полёте, оно нацепилось на голову вошедшего на кухню пони. И когда его голова оказалась в плену у ведра, речь стала плохоразборчивой и Банан уже не мог понять тех ругательств, что сыпались в его адрес или в адрес ведра.

— Дело дрянь, — сказал Банан и кинулся на пони с ведром на голове.

Он хотел снять ведро с его головы, но из-за того что его носитель постоянно брыкался, сделать это не представлялось возможным. Единственное, чего смог добиться Банан — полного разрушения кухонной мебели. После нескольких новых попыток снять ведро с головы, Банан смог вытолкать пони с ведром в зал пивной.

Ровный гул голосов, смех и нестройное пение, так свойственное таким пивным, было прервано ворвавшимся в зал пони с ведром на голове, погоняемым Бананом. Их появление было объявлено громким треском сломанного стола. За одним из столиков сидел Швейк в компании двух офицеров. Швейк узнал Банана и громко его окрикнул.

— Товарищ старший сержант, — обратился к нему Банан, — товарищ ведро уклоняется от исполнения своих боевых полномочий в лице переноса воды и проявляет агрессию к гражданским лицам.

— Рядовой Банан, — громко заявил Швейк, — проведите задержание товарища ведра.

— Будет исполнено!

Банан повалил на пол пони с ведром на голове и схватился зубами за ручку ведра. Под пристальным взглядом Швейка, он снял ведро с головы пони. Швейк подошёл к Банану, взял у него ведро и поставил его в центр пивной.

— Публично заявляю, — сказал он указав на ведро, — что товарищ ведро за нарушение воинского устава получает наказание в виде ареста на месяц.

Посетители пивной переглянулись между собой и раздался беспокойный шёпот, который был прерван Швейком:

— Рядовой Банан, арестуйте ведро!

Банан взял ведро и Швейк указал Банану на выход. Затем они вместе вышли из пивной, и Швейк повёл Банана с ведром в сторону военной части. Вскоре они дошли до гарнизонной тюрьмы и направились к начальнику.

Начальник гарнизонной тюрьмы — тощий жеребец серого окраса с тёмной гривой, сидел за деревянным столом в своём кабинете и перелистывал какую-то папку, которую явно достали из архива. Увидев двух жеребцов, один из которых нёс пустое и слегка помятое ведро, он прекратил чтение и положил папку на полочку под столом.

— С чем пожаловали? — спросил он скрипучим голосом.

— Мы привели арестанта, — сказал Швейк, — Рядовой Банан, подведите арестанта ближе.

Банан двинул ведро к начальнику тюрьмы, и начальник заглянул в ведро. Затем он посмотрел на Швейка и на Банана.

— Вы издеваетесь? — спросил он.

— Никак нет, — громко ответил Швейк, — За нарушение воинского устава товарищ ведро должен понести наказание в виде месяца ареста.

Начальник гарнизонной тюрьмы угрюмо посмотрел на Швейка и Банана, после чего дал им ключ и сказал номер камеры. Как только они ушли, он достал из ящичка флягу с водкой, сделал пару глотков и произнёс:

— Какие же сказочные идиоты.

После того, как ведро было заперто, Швейк и Банан отправились к сараю.

— Рядовой Банан, — обратился к нему Швейк, — откуда вы родом?

— Из Кантерлота, товарищ старший сержант Швейк.

— Кантерлот? Как интересно. А ведь я там однажды был. Мне было поручено провести шпионаж целью узнать о количестве войск, выделяемых Эквестрией для подавления революции. Для этой цели я сливался с Кантерлотцами и старался подражать их обычаям. На одном из приёмов я познакомился с одной интересной кобылкой. Сказать честно, я долго перестраивал своё мышление с человеческого, и в некоторых вопросах я перестраивался с особым трудом. Вот та дама как раз и разрешила для меня женский вопрос. Стоит отметить, она знатно наставляла рога своему мужу. Она изменяла ему чуть ли не после каждого приёма, на котором они были. Иногда даже с двумя или тремя джентльпони. И я оказался среди них. В прочем, я ничуть не жалею. А то обычно бывает так, что вот пообщаешься с дамой, а после общения гадко, будто тебе за шкирку червей насыпали. А вот дамы — это вопрос серьёзный. Знавал я одного плотника, и он до дам был уж очень охотлив. Но вот однажды ему попался ревнивый муж и надавал ему таких тумаков, что он женщин боится как огня.

Они пришли к сараю и солдаты окатили гневными возгласами Банана. Швейк гаркнул на них и, добившись тишины, произнёс:

— В связи с проявлением героизма при задержании особо опасного ведра, Банан заслуживает офицерского звания. Таким образом, он может вскоре принять командование вашим отрядом.

Среди солдат прошёлся раздражённый шёпот и гудение.

— Продолжайте убирать сарай, а нам с Бананом нужно будет уточнить некоторые детали.

После этих слов Швейк повёл Банана в другую пивную, где они решили пропустить по кружке пива. Дальнейшее развитие событий не помнит ни Банан, ни Швейк. Оба они оказались спящими на обломках оружейного склада. Примечательно, что за день до этого этот склад был целым и битком забит бомбами. Разрушенным оказался не только склад, но и вся военная часть. Никто не мог точно сказать, что произошло в ту ночь, но разрушения были столь катастрофичны, что военную часть не стали восстанавливать. После этого случая Банан дал себе клятву, что он никогда больше в жизни не будет пить спиртное.

После случая на складе было проведён суд, который вначале постановил расстрелять Швейка и Банана за саботаж и пьянство, несмотря на то, что во время зачитывания обвинения и в ходе разбирательства были предоставлены сведения об идиотизме и слабоумии подсудимых. Однако, к удивлению всех, Сталлион, который присутствовал на этом суде, высказался за смягчение приговора и в качестве наказания оставить лишь увольнение из Красной Армии. Как выяснилось позднее, он сделал это из личной симпатии к Швейку, которую тот заслужил ещё в годы революции. Этот зал суда — последнее место, где Банан и Швейк были вместе. После этого заседания их никто никогда больше не видел вдвоём.

Так закончилась славная военная карьера Швейка и служба Банана в Красной Армии.

Глава 7. Банан и Авиация

Когда мы с Копыткой закончили работу в архиве, то настало время прощаться. Я не хотел больше быть ему обузой и, не смотря на то, что он предлагал мне остаться у него, я собрал свои вещи и отправился в Центральный Аэрогидродинамический Институт.

Вполне закономерный вопрос — зачем мне понадобилось идти в ЦАГИ? А вот затем, что там обрывается след Банана. После увольнения из армии, он отправился работать в колхоз, что находился недалеко от этого института. Его оттуда выгнали, и последнее, что осталось в военных архивах — это мелкая кучка документов о сдаче в серийный выпуск летательных аппаратов с подписью Банана.

Мой путь лежал в небольшой городок Жучков, что был назван в честь академика Жука. Жук — выдающийся математик и инженер, его достижения в области описаний аэродинамических процессов столь велики, что его можно считать отцом авиации Сталлионграда. Подписи Жука и Банана стояли на документах вместе, а это значит, что Банан и Жук тесно сотрудничали.

Я направился на вокзал, где взял билет до Жучкова. Поезд должен был отправляться вечером, и у меня было полно свободного времени. Я решил не терять его и отправился в кафе. Но, увы, кафе я нигде не обнаружил, но зато я нашёл столовую, несколько буфетов и блинную. И мой выбор пал на блинной. Я сделал такой выбор не потому, что я люблю блины, или потому, что она мне показалась чище остальных заведений, а потому что она ближе всего находилась к вокзалу, и если вдруг я засижусь, то мне будет проще добраться до поезда.

Блинная представляла собой помещение средних размеров для подобного рода заведений. Пол был выложен белой кафельной плиткой, которая мылась не очень тщательно, отчего в некоторых местах были видны оранжевые разводы, а кое-где виднелись следы тараканов. Стены были покрашены в зелёный цвет, отчего мне иногда казалось, будто я нахожусь в туалете. На потолке была облезлая штукатурка, которая почему-то облезала аккурат над столиками, будто специально норовила добавить гостям блинной себя как бесплатную специю. Столики представляли собой металлические конструкции из тонких труб, на которые сверху привинчивалась болтами деревянная доска. Аналогично было и со стульями, в которых правда было две дощечки: одна для сидения, а другая для спинки. Не то столы были сделаны криво, не то была неровно положена плитка (а быть может и всё сразу) все столы и стулья постоянно качались. Чтобы избежать этого, под ножки подкладывали газету “Спорт”. Главное ни в коем случае не подкладывать газету “Комсопоньская Правда”, иначе это может грозить страшными последствиями как для подложившего, так и для всей его семьи.

Как только я вошёл внутрь, меня сразу же окатило тёплым воздухом, переносящим превосходный аромат блинов. На прилавке с кассой где-то сбоку стоял радиоприёмник, который с лёгким хрипом передавал новостную радиопередачу. Приятный женский голос неторопливо вещал: “Последние известия: Сегодня в Сталлионграде обнародованы основные положения проекта генеральной схемы управления народного хозяйства южных республик. К выборочному севу хлопчатника приступили сельские хозяйства южных республик Сталлионграда. Из-за ремонта оросительной системы механизаторы вывели посевные агрегаты гораздо позже обозначенного срока. В нынешнем году основная ставка была сделана хлопководами на сокращение расхода семян. Тем временем другая... ”

Я подошёл к кассе, за которой сидела очень тучная кобылка кремового окраса с тёмной гривой. На её мордашке были заметны маленькие усики, от которых внимание отвлекала огромная коричневая родинка, похожая на кучку навоза, находящаяся на правой щеке. Из этой родинки весёлым фонтанчиком росли пять волосков. Несмотря на то, что встал прямо перед ней, она заметила меня не сразу. Я пару раз окрикнул её, поводил копытом у неё перед мордой, но она лишь издала хрипяще-сопящий звук и продолжила сидеть в оцепенении. Тогда я стал действовать решительно: я протянул копыто к булочке, лежащей на прилавке. Это вывело её из оцепенения, и она резко спохватилась и громко крикнула голосом, похожим на кудахтанье курицы:

— А ну не трожь! Ишь чего удумал!

— Дайте мне кофе и три блинчика, — сказал я, не растерявшись.

Кассирша похлопала глазами, обвела меня взглядом, затем устроилась на своём табурете удобнее и тем же кудахтающим голосом сказала:

— Блины с чем, с вареньем или со сметаной?

— Давайте без всего.

— А кофий с молоком, с сахаром?

— С сахаром и без молока.

— Ишь ты! — сказала она и встала с табуретки. Раздался громкий скрип креплений табуретки и мне показалось, что табуретка вот-вот взорвётся. Она повернулась ко мне задом и заглянула в дверь, ведущую на кухню, представив мне любоваться огромным крупом. Это было очень мерзкое зрелище, но я не мог оторвать глаз, будто её зад обладал настолько сильной гравитацией, что разворачивал мою голову в его сторону.

— Конфетка, три блина мне дай! — прокудахтала кассирша, после чего отправилась к кипятильнику и поставила кипятиться воду.

Я подождал пару минут, после чего вода была вскипячена и мне в стакан кинули молотого кофе и пару ложек сахара. Вскоре раздался тоненький голосок юной кобылки:

— Сдоба Кирпичевна, блины готовы!

Кассирша положила на поднос тарелку с блинами и стакан с кофе, и затем протянула мне поднос. Я рассчитался и взял зубами поднос, после чего пошёл с подносом к приглянувшемся мне столику. Усевшись за ним, я пожалел, что не имею при себе газету “Спорт”. Стол и стул шатались так, что казалось, будто я нахожусь на корабле во время шторма.

Несмотря на то, что мой аппетит был испорчен внешним видом кассирши и несносным поведением стола и стула, я пообедал очень даже хорошо. После окончания своей трапезы, я отнёс поднос с грязной посудой на стол для грязной посуды и вышел из блинной.

До отправления поезда оставалось ещё половина часа, и я неспешно пошёл на вокзал. До вокзала я дошёл без происшествий, поэтому на перроне я оказался очень скоро. Пока я ждал поезда, всё больше пони приходило на перрон. Это была разношёрстная толпа: старухи, волочащие за собой тележки, обыкновенно привязывая их к хвосту, шумные студенты, отправляющиеся копать картошку, несколько солидных жеребцов, одетых “с иголочки”, несколько колхозников: трактористы и комбайнёры, а так же семьи с шумными жеребятами. К прибытию поезда, на перроне было очень тесно, и в давке я начал пытаться пробраться к входу в вагон. Проводник, заодно выполняющий функции кондуктора, — молодая и подтянутая кобылка белоснежного окраса и с жёлтой гривой и хвостом, одетая в синюю форму проводников, оперативно проверяла проездные документы. Несмотря на то, что мне надо было высаживаться на следующей остановке, я всё же решил взять билет со спальным местом. Поэтому я не удивился, когда увидел недоумевающее лицо кобылки, проверяющей мои документы. Издав лёгкий смешок, она пропустила меня в вагон, и я занял своё место.

К сожалению, я так и не смог полежать на своём месте. Проводница присела рядом со мной и задавала вопросы обо мне. Я же отвечал без особого интереса, но несмотря на это, молодая кобылка с жадностью слушала каждое моё слово. Под таким допросом я находился всю дорогу, и стоит отметить, что когда поезд приехал на станцию, я был крайне рад, а вот кобылка наоборот была огорчена.

Из вагона я спустился на низкую платформу и, выяснив, как мне добраться до ЦАГИ, отправился туда. Городок этот был маленький, я бы даже сказал крошечный, так что дойти до искомого здания не составило для меня проблем. Здание ЦАГИ представляло собой длинное серое многоэтажное строение, с большими окнами и большим металлическим профилем крыла на крыше. Время было уже под ночь, и я не знал, пустят ли меня внутрь.

Я прошёл на проходную и встал напротив турникета. Охрана — два усатых пони тёмно-зелёного окраса со светло-жёлтой гривой, в фуражках и с галстуками, угрюмо посмотрели на меня с той стороны турникета.

— Вы у нас тут к кому? — спросил один из них.

— Я журналист, я собираю материал о Банане, — ответил я.

— Значит, ни к кому.

— Вы не понимаете, я же журналист. Я не иду к кому-то конкретно.

— Это ваши проблемы, если вы не идёте к кому-то конкретно, то мы вас не пустим. Впрочем, даже если вы пойдёте к кому-то, не факт что мы захотим вас пустить.

— Но почему?

— Потому, что сегодня на вахте мы, и никто чужой не пройдёт.

Где-то из недр коридора раздался недовольный и заинтересованный голос:

— Что у вас там происходит?

— Вот тут чужой пройти хочет, — ответил один из охранников.

— Дайте-ка я посмотрю.

На проходной появился худой жеребец сероватого окраса, с чёрной гривой и хвостом, кьютимаркой его был профиль дозвукового крыла. Он поправил свои очки, осмотрел меня внимательно и спросил:

— Вы по какому поводу, товарищ?

— Я журналист, я собираю материал о Банане.

— Банан? Ну, это хорошо. Пропустите его, ребята.

Охранники заворчали и пропустили меня внутрь. Мы пошли с ним по коридору и я спросил у него:

— А вы, случаем не Жук?

Жеребец засмеялся и сказал:

— Нет, Жук очень давно умер. Как раз незадолго после прихода Банана сюда. А моё имя Черныш, и я директор. Может, вы тоже представитесь? У нас будет долгая беседа…

---

Уже прошёл месяц с тех пор, как Банан устроился работать уборщиком на Машино-Тракторную Станцию при колхозе “Звёздочка”. Утром последнего дня своей работы там он спокойно подметал гараж, ничуть не задумываясь о грядущем. В голове его вертелись функции для описания поведения турбулентного потока воздуха при огибании стенки. Мысли эти возникли у него после того, как он попытался прикурить во время ветра и даже нахождение за углом дома не помогало ему зажечь спичку.

В этих математических думах он провёл весь день до глубокой ночи, и, забыв счёт времени, он был крайне удивлён, обнаружив, что на улице уже ночь. Так как он переработал свою смену, то ему пора бы уже возвратиться к себе в каморку на ночлег. Ночевал он в пустой каморке на складе хозинвентаря, а склад находился в другой части Машино-Тракторной Станции, таким образом, ему предстояло пройти немалый путь.

МТС освещалась электрическими лампами, которые находились в уродливых плафонах, похожих на банки для овощей. Плафоны эти крепились к странным конструкциям, которые напоминали железные блюдца, а блюдца эти в свою очередь крепились к кирпичным стенам зданий МТС. Ночь была довольно тёмной, поскольку свет от ночного светила был загорожен облаками, случайно добравшихся с Клаудсдейла до земель Сталлионграда. Жёлтый свет от ламп мягко падал на грунтовую дорогу, по которой шёл Банан. Когда Банан проходил мимо отдела связи, к нему подбежал жеребец тёмно-зелёного окраса с гривой чуть более светлого окраса. Его кьютимаркой было изображение микрофона.

— Эй ты, да ты! — обратился он к Банану, — Ты чем занят?

— Иду к себе домой, — ответил Банан.

— Значит, ничем. Так! Иди за мной, мне нужна твоя помощь очень срочно.

Банан не успел что-либо сообразить, как оказался внутри помещения, где стояла радиоаппаратура. В центре этого помещения находился круглый стальной табурет с привязанной к нему грубой верёвкой подушкой. Этот табурет располагался так, что сидя на нём можно было дотянуться до каждого рубильника или реле в помещении.

— Так, сейчас Лёватонн закончит срочное послание и нам надо будет срочно вернуться в эфир, — протараторил жеребец, глядя Банану в глаза. — После этого ты должен будешь меня подменить ненадолго, пока я не вернусь. Тебе надо будет говорить что-нибудь в после проигрыша вступления рубрики “для тех, кто не спит”. Нашу волну слушают водители грузовиков, работающие в колхозе в ночную смену. Говори всё, что угодно, но главное — не молчи. Понял?

— Понял! — резво ответил Банан.

Жеребец облегчённо вздохнул и вышел на улицу. Банан стал ждать, когда диктор закончит свою речь. После слов: “Войска степного фронта после ожесточённых боёв сломили сопротивление противника и овла-дели го-ро-дом Кам-не-сту-у-ук” раздалась мелодия, после которой на одном из агрегатов загорелась лампочка и бодрый голос, похожий на голос того зелёного жеребца, бодро и радостно произнёс: “А теперь передача для тех, кто не спит!”. Рядом с микрофоном загорелась зелёная лампочка, а у двери загорелась табличка “Тихо! Идёт трансляция”. Банан понял, что ему нужно что-то срочно сказать, но никак не мог понять, что именно.
“Главное — не молчи” — вертелось у него в голове.

Собравшись с мыслями, он стал спокойно и монотонно говорить первое, что взбрело ему в голову:

— Раз — прыгнул слоник через забор, два — прыгнул слоник через забор, три — прыгнул слоник через забор, четыре — прыгнул слоник через забор, пять…

Он не смог продолжить фразу дальше, поскольку оглушительный грохот за окном заставил его прерваться. Он удивлённо выглянул наружу и увидел вдалеке очертание горящего возле дерева грузовика. Однако, Банану не позволили долго смотреть в окно, так как в помещение вернулся тот пони, что привёл его.

— Ты что натворил, идиот? А ну пошёл вон отсюда! — крикнул он и вытолкал Банана на улицу.

Оказавшись на улице, Банан услышал шум толпы и гневные выкрики.

— Дело дрянь, — сказал он и побежал от толпы как можно дальше.

Банан бежал по просторному полю куда глаза глядят, пока шум толпы не исчез. Тогда он перешёл на неторопливый шаг. Однако другой шум заставил его насторожиться. Это было подозрительное жужжание, которое становилось всё громче и громче. Банан посмотрел в сторону, откуда исходил звук, но ничего не увидел, поскольку источник звука был где-то за облаками.

В конце концов, из облака вынырнул маленький самолёт, напоминающий пузатую бочку с крыльями. Самолёт этот пролетел над Бананом и сел на поле. Удивлённый Банан побежал к самолёту, поскольку он ещё не видел монопланов. Из самолёта вылез лётчик и не менее удивлённо посмотрел на Банана, подбежавшего к нему.

— Этот старый хрыч Полукарп думает, что он сможет тягаться с Сушкой, — сказал он Банану, — Но Сушка далеко не дурак! Ты только глянь на этого красавца. Цельнометаллический истребитель под номером четырнадцать. Копыта пегасов не смогут причинить вреда этому самолёту. Ну, что молчишь?

— А кто такой Сушка и кто такой Полукарп? — спросил Банан.

— Эка невидаль! Полукарп — это авиаконструктор, он сейчас делает истребитель шестнадцатой модели. Не истребитель, а настоящий архаизм — деревянная дешёвка. А вот Сушка — это тоже авиаконструктор, но он делает вот этот истребитель. А я его испытываю.

— Как интересно, и много самолётов они сделали?

— Достаточно. Что, интересно?

— Ещё бы!

— Ну, будем знакомы: я Бух, лётчик-испытатель.

— Банан, дворник.

Бух и Банан долго беседовали, и в ходе этой беседы Бух удивился математическим познаниям Банана и тому, как быстро он начинает понимать аэродинамические процессы. Более всего Буха изумило то, что теоретический материал, который он несколько лет изучал в лётном училище Банан смог освоить за считанные минуты, если он осваивал его на ходу, конечно.

К самолёту подъехало два грузовика, из которых вышло три пони. Это был поседевший старик светло-голубого окраса с большой и густой бородой с кьютимаркой в виде схематичного изображения ламинарного потока, переходящего в турбулентный, молодой жеребец светло-оранжевого окраса с чёрной гривой и хвостом и кьютимаркой в виде изображения планера и юный жеребец, одетый в полосатую майку, белого окраса с рыжей гривой и кьютимаркой в виде стальной балки. Светло-оранжевый жеребец подошёл к Буху и спросил:

— Ну, Бух, как себя повёл прототип?

— Замечательно, никогда ещё я не летал на более манёвренном самолёте. Думаю, что мне многое есть что написать в отчёте. Жаль только, что я заблудился в этой кромешной тьме.

— Я же говорил тебе, Сушка, что ты балда, — влез в разговор бородатый старик. — Сильная облачность — не лучшее время для испытаний самолёта. Тем более в ночное время.

— Я не могу позволить, чтобы Полукарп пустил в серию свой аппарат, — ответил Сушка. — Ты же видел, он фактически имеет тот же аппарат, что и я, только он у него деревянный.

— Я обдувал его самолёт в трубе, обдувал и твой. Его аппарат легче твоего и тебя не спасёт даже твой хвалёный алюминий. Конструкции то у вас схожи.

— Я могу уменьшить размер самолёта для снижения веса.

— Ни за что! — раздался возмущённый голос Буха, — У самолёта есть только один недостаток — тесная кабина, если сделать самолёт меньше, то летать на нём будет уже невозможно.

— А это ещё кто? — спросил старик, глядя на Банана.

— Я Банан, дворник. А ещё я знаю аэродинамику! — сказал Банан.

Старик засмеялся раскатистым смехом, после чего стал спрашивать у Банана, каким образом самолёт летает. Банан долго и подробно рассказал о том, как создаётся подъёмная сила в крыле, как достигается устойчивость самолёта и вкратце описал возможные балансировочные схемы. Прослушав всё до конца, старик громко кашлянул, после чего протянул копыто вперёд и произнёс:

— Академик Жук. Очень приятно видеть, что находятся пони, серьёзно относящихся к самообразованию.

Банан протянул копыто в ответ и сказал:

— Самообразование — это правильно. Вот помнится, решил я научиться печь пироги. В хозяйстве такой навык полезен. Но вот беда, не знаю, кто бы меня научил. И тогда я отправился на королевскую кухню, так как там меня должны научить печь лучшие пироги в Эквестрии. Сказал стражам, что я учусь печь пироги и они меня пропустили. Прихожу я на кухню и вижу, повар там что-то делает. Ну я и стал за ним повторять. Только вот у него всё хорошо выходит, а у меня мазня одна. Ну, я повозился со своей мазнёй, в печь поставил, приготовил. Вроде бы то, что надо. Повар пока возился со своим пирогом, меня видимо не заметил, потому и врезался в меня. И пирог его с гроооомким шмяком упал на пол. Ну, повар расстроился, и говорит мне мол, как ему быть, что же он даст принцессе. А я ему показываю на свою мазню и говорю, что у меня уже есть готовый пирог. Ну, повар успокоился немного и предлагает мне пойти к принцессе и отнести мой пирог. А я только с радостью — это ведь такая честь. Беру я пирог и прихожу в покои к принцессе Селестии. А она на кровати своей лежит спиной ко мне и говорит так нежно: “Дай мне пирог”. А я подхожу и кладу свой пирог прямо перед её мордашкой. Она посмотрела на пирог, потрогала его копытом, после чего из него вытекла какая-то жижица и пирог развалился на части. А затем посмотрела на меня. Ну, я не растерялся и улыбнулся, а затем громко произнёс: “Приятного аппетита, принцесса Селестия!”. В тот момент ей, наверное, стало плохо, потому что она вся покраснела, изо-рта её полилась пена и она начала говорить что-то нечленораздельное. Я тогда позвал врача и ушёл из замка.

Жук недоумевающе посмотрел на Банана, после чего махнул копытом и бросив короткое “Давай за мной”, сел в кузов грузовика. Банан запрыгнул и сел рядом.

— Трогай, обратно едем, — крикнул он водителю, после чего посмотрел на Банана.

— Ты откуда у нас такой вылез, — спросил он.

— Я из Кантерлота. Я бежал оттуда из темницы, потом служил в Красной Армии, потом я взорвал склад, после чего стал работать уборщиком на Машино-Тракторной Станции, потом я убегал от разъярённой толпы, и вот теперь я тут.

— Эх, не пропадать же такой голове! Не хочешь ли поработать со мной? Будешь помогать мне в расчётах.

— С радостью!

Они приехали под утро, но несмотря на бессонную ночь Жук повёл Банана сразу к аэродинамическим трубам. Увидев огромные конструкции, предназначенные для обдувания самолётов или их моделей, Банан удивлённо присвистнул.

— Сегодня принесут крыло нового бомбардировщика, — сказал Жук, — будем обдувать сегодня, как раз потребуется твоя помощь в обработке результатов.

— А это когда будет?

— Ну… наверное через час или два. А что, устал?

— Да, есть немного. Отдых — дело полезное. Помнится, как-то раз я мёл дорожки в парке, и устал очень сильно. И решил поспать. Ну, я прилёг на лавку и уснул. А пока спал, намело там листьев тьма-тьмущая сколько. Ну, думаю, дело дрянь. А потом смотрю — а это жеребята там с деревьев всё стряхивают. Ну я метлу схватил и давай за ними бежать. Таких детей надо проучать. Ну они от меня дёру и дали. Прогнал я их из парка и не стал дальше их гнать. А как вернулся в парк, увидел, что там на дереве кот сидит. Ну, я его метлой тогда огрел и за территорию парка выкинул. А вот нечего было по деревьям лазать, когда не просят.

— Можно немного отдохнуть у трубы.

Они подошли к аэродинамической трубе и увидели, что около трубы стоит молодой жеребец рыжего окраса с белой гривой.

— Что ты тут делаешь? — спросил у него Жук.

— Э… Крага, — ответил он.

— Так, уйди от этой трубы, и вообще отойди куда подальше.

Пони молча ушёл, после чего Банан спросил у Жука:

— А кто это?

— Это Крага, ассистент. Туп как пробка и ленив, зато язык на замке умеет держать.

Жук и Банан сели на стулья, что находились неподалёку от пульта управления аэродинамической трубы. Жук заснул сразу как сел, а Банан смотрел на панель управления. Любопытство овладело Бананом и он нажал на кнопку “Пуск”, после чего электродвигатель начал работать. Не удовлетворившись слишком слабой мощностью, Банан увеличил её, и шум перерос в настоящий рёв. Несмотря на шум, Жук всё ещё сладко спал. Сквозь рёв трубы Банан услышал странные звуки, исходившие из помещения, где находился решётка для спрямления воздушного потока. Так как труба работала на максимум мощности, Банан очень аккуратно зашёл в помещение и посмотрел на решётку. Увиденное привело Банана в недоумение: на решётке, будучи будто приклеенным, висел Крага. Увидев Банана он произнёс:

— Э… помогите!

Банан снял шапку, закрепил её, чтобы она не улетела, и прыгнул на центр комнаты со словами:

— Я спешу на помощь!

Пролетев как суперпони до центра, он опрокинул рюкзак с вещами, после чего его развернуло, и он со всей скорости врезался в Крагу. Теперь они оба оказались застрявшими в решётке. Вещи из рюкзака вылетели в трубу, и через некоторое время послышался грохот и труба перестала работать. Грохот этот разбудил Жука, и он обесточил трубу, после чего прибежал в помещение, где лежали Банан и Крага.

— Что тут было? — спросил он.

— Крага застрял в решётке и я его попытался спасти, — сказал Банан.

— Крага, что ты сделал?

— Э… Крага.

— Выходи вон, и чтоб копыт твоих тут не было! — яростно заорал Жук, и Крага вышел из помещения.

— Кошмар, ужас. Теперь у меня нет ассистента. Может, оно и к лучшему.

— Может, мне стоит занять его место, — предложил Банан.

— А ведь знаешь, это и правда хорошая идея, — сказал Жук. — Это очень хорошая идея.

Глава 8. Смерть Банана

Предупреждение: Юмора в этой главе крайне мало, и по сути она лишь развивает сюжет, подводя его к развязке.
Одна из бет говорит, что я скатился в бред. Вынужден признать, что это так. К сожалению, ничего поделать не могу.

Последние сведения, кои я узнал от Черныша, меня огорчили очень сильно: Банан без вести пропал после крушения самолёта Петли, в котором сам конструктор Петли погиб.

Я не стал долго гостить у Черныша и, горячо поблагодарив его за всё, поехал обратно в Сталлионград. У меня ещё были деньги и я решил, что раз я не могу найти Банана, то пусть он найдёт меня: я решил телеграфировать или разослать весь собранный мной материал везде, где только смогу. Публикацию я решил начать со Сталлионградских газет и журналов. К моему счастью, политическая составляющая моих записей вызывает симпатию у местных властей(чего нельзя сказать об Эквестрии), и стоит мне только намекнуть о теме публикации, как меня будут разрывать во все стороны предложениями опубликовать мой материал. С такими мыслями я и прибыл в Сталлионград. Действовать надо решительно, ибо промедление грозило мне остаться в чужой стране без средств к существованию.

Я не стал останавливаться в гостинице и тут же направился к издательству газеты “Правда”. После небольшой заминки у входа в издательство, кстати, к заминками этим я уже успел привыкнуть, я показал свои статьи о Банане главному редактору. Главный редактор — седой жеребец серого окраса, взял мои статьи и нещадно стал вырезать из них целые абзацы, громогласно заявляя: “Это неинтересно”, “А это неверная политпропаганда!”, “Вот это я печатать не позволю”, “Ну совсем ни в какие ворота!”, и много других подобных фраз. В итоге, к печати из всей огромной папки он допустил материала на три-четыре страницы. Я поскрипел зубами, но поделать ничего не смог. За свои труды я должен был получить вознаграждение, и главный редактор написал мне коротенькую записочку, и со словами “идите в кассу” вытолкал меня за дверь.

Кассу я нашёл не сразу и долго петлял по коридорам. В кассе на меня злобно посмотрела старая кобылка, после чего вручила две бумажные банкноты и пару монет. Я оглядел это “состояние” и понял, что с ним я долго не протяну. Однако, первый шаг был сделан — у меня есть за собой хоть что-то и материал о Банане был пущен в печать.

После этого, я прошёлся по другим издательствам. Где-то меня даже не хотели видеть, а где-то повторилась та же история, что и в газете “Правда”.

Так как в Сталлионграде мне “ловить” было уже нечего, то я задумал отправить мои записи в Пёрпл Порт, в редакцию Си Ньюс. Поэтому я пошёл в главное почтовое отделение Сталлионграда, так как это было надёжнее и быстрее, нежели отправлять через обычный почтовый пункт.

Главное почтовое отделение внешне ничем не отличалось от других “контор” Сталлионграда. Всё те же очереди, всё та же мебель, та же ругань, те же запахи. После долгого ожидания в очереди, я смог-таки отправить свою бандероль в Пёрпл Порт, указав в качестве обратного адреса дешёвую гостиницу, в которой я оплатил номер на неделю. Однако, я потратил почти все свои сбережения, и едва ли мне хватит денег на два дня.

Я решил не терять времени, и попробовал устроиться работать хоть куда-нибудь. Сначала я направился в редакции газет, где я уже был. Но, к моему удивлению, несмотря на принятые там статьи о Банане, никто брать в штат меня не стал. Отговорки были разные: от “политической ненадёжности” до “недостаточного опыта работы”. Тогда я стал стучаться в двери библиотек и музеев, и, что удивительно, слышал те же фразы. В конце концов, меня приняли на работу, как это иронично, дворником. Мой участок располагался в десяти минутах ходьбы от моей гостиницы, так что я был рад, что мне хоть в чём-то повезло.

Настало время томительного ожидания результатов моих действий. Статьи о Банане в Сталлионградских газетах были опубликованы только через неделю, и мне пришлось занять деньги до “получки” чтобы оплатить проживание в гостинице. Постепенно, их стали перепечатывать и другие издания. Ещё через неделю ко мне пришёл сотрудник службы безопасности: жеребец моего возраста, тёмно-коричневого окраса с чёрной гривой, меткой которого была лупа.

Он встретил меня вечером, сидя в моём номере. Я тогда возвращался с работы, был уставшим как тяжеловоз. Я открыл дверь и включил свет. Он сидел на моей кровати и пристально на меня смотрел. Возникла неловкая пауза и даже назойливая муха, которая металась между нами, не смогла сразу нарушить её.

— Ну, здравствуйте, товарищ, — медленно произнёс он слегка хриповатым, скорее всего от курения, голосом.

— Здравствуйте, — сказал я, растерявшись, — Видимо вышла какая-то ошибка, этот номер уже занят.

— Я прекрасно знаю об этом, — он неторопливо достал папиросу и ловко щёлкнул подковами на копытах, чем и зажёг папиросу. — Я пришёл в гости к вам. Но что-же я так невежлив? — он сделал сильную затяжку, выпустил дым в потолок, подошёл ко мне и протянул копыто. — Майор Лупин, Служба Безопасности Сталлионграда.

Я протянул копыто навстречу и неловко произнёс:

— Рад знакомству, меня зовут…

— Я знаю, — прервал меня он, — Я о вас всё знаю. Но вот только одно мне не понятно: Что вы делаете в Сталлионграде? Вы до сих пор не получили наше гражданство, и при этом не собираетесь уезжать отсюда. Это нехорошо… очень нехорошо.

— Я просто жду вестей из Пёрпл Порта. Я недавно опубликовал…

— Я знаю, — снова прервал он меня и затянулся папиросой, — “Банан — кара Селестии”. “Один идиот сильнее Эквестрийской Армии”, “Банан — гроза Эквестрии”. Я видел эти статьи. Но то, что вы послали в Пёрпл Порт, несколько отличается от того, что печатается тут. Вы должны отдавать себе отчёт в том, что вы подставляете не только себя. Мы уже провели небольшие беседы с товарищем Копыткой и Чернышём. Им, конечно ничего не грозит, но кто знает, что вы ещё там спрашивали.

— Я не занимаюсь шпионской деятельностью. Я простой журналист. Я просто иду по следу Банана и хочу знать до конца, что с ним случилось и где мне его искать.

— Ваш Банан давно мёртв, я уверен в этом. Даже если он не погиб в той катастрофе с Петли, он наверняка умер своей смертью, притом далеко отсюда.

— Я знаю об этом. Но мне нужно хотя бы найти его могилу или останки, — испугано проговорил я, решив умолчать о нашем диалоге с Селестией.

— Утаиваете, товарищ, утаиваете. И зачем? В моём деле главное — правильно задавать вопросы. Вот если бы вы ничего не опасались, то рассказали бы мне о вашей встрече с Селестией. В той бандероли, которую вы отправили в Пёрпл Порт, вы описали её довольно красочно.

— Но вы то сами тогда должны понимать, что мне нужен только Банан и всё, — у меня уже начали дрожать ноги, и Лупин это заметил.

— Не стоит нервничать, — сказал он это наигранным заботливым тоном, — Сейчас вам ничего плохого не будет. Я очень добрый пони, и несомненно дам вам время на реабилитацию. Вы говорите, что ждёте ответа из Пёрпл Порта?

— Верно.

— Я буду ждать его с вами. Он покажет, кто вы, — на этом Майор Лупин поклонился и вышел из номера.

В тот день мне спалось очень плохо, с одной стороны, я был рад, что мои статьи о Банане точно дойдут до адресата, а с другой — волновался, что ответ из редакции может быть подозрительным, и тогда меня может ждать тюрьма или что-нибудь похуже.

Ещё два дня Лупин не появлялся, на третий день он снова меня встретил в моём номере. Он опять ждал меня в темноте, и стоит признаться, жутко меня напугал.

— Ну, здравствуй, товарищ, — сказал он мне и положил на тумбочку открытый конверт с письмом.

— Это из Пёрпл Порта? — спросил я.

— Нет, не из Пёрпл Порта, — ответил он, после чего прикрыл копытом конверт и спросил: — А ты сам знаешь, откуда?

— Если не из Пёрп Порта, то… я не знаю.

— Из Кантерлота. Представь себе, из Кантерлота! — зычно произнёс он и моё сердце “упало”.

— Но кто это?

— Написано, что от Миднайт Мелоди. Адресатом указано кафе “Странное Чаепитие”. Вы там бывали?

— Впервые слышу.

— Хе-хе! Вот и я впервые слышу! И как это интересно получается! Но вы это, присядьте, а то, товарищ, вы опять на ногах едва стоите.

Я сел рядом с ним и он протянул мне конверт. Я повертел его в копытах.

— Доставайте письмо и читайте.

Я достал письмо дрожащими копытами и стал вчитываться в него.

— Читайте вслух, — сказал Лупин и достал папиросу.

Я откашлялся и принялся читать:
“ Уважаемый корреспондент

Мы прочитали статьи из газеты “Си Ньюс”, и оказались очень заинтересованы вашей работой. Вы пишете, что потеряли его след в Сталионграде. На что сообщаем вам, что у нас есть те, кто видел Банана в последние годы жизни... “
Дальше было написано что-то неразборчивое, в конце этого не читаемого абзаца красовалась клякса. Этот абзац я пропустил и стал читать дальше:
“... И мы приглашаем вас приехать к нам. Наша чайная располагается на юго-восточной окраине Кантерлота в бывшем квартале работников механического завода.

Ждём вас с нетерпением “

На обороте листа были какие-то расчёты, среди которых было много трудночитаемых пометок. На одной из них было написано “Синий, ты не прав”.

 — Хрен знает что, — сказал я.

— Вот и я о том же, — сказал Лупин. — По нашим сведениям, тот квартал заброшен. Кроме двух-трёх стариков, там никого нет. А выясняется, что там есть работающая чайная лавка. И вдруг к ним попадает номер газеты аж из Пёрпл Порта. Вы мне это объяснить сможете?

— Нет. Если честно, я и сам хочу разобраться.

Майор Лупин пристально на меня посмотрел, затем коротенько глянул на письмо. После чего затянулся папиросой и сидел молча минуты две.

— Вот вы удивитесь, но я почему-то вам верю. Мы решили задержать ответ из Пёрпл Порта, так как в нём был лишь номер газеты с вашими статьями. И не зря. К вам подозрительным образом попадает письмо, где вас приглашают на встречу кто-то малознакомый. И не абы куда, а снова в Кантерлот! Учитывая ваши отношения с местными властями, отправляться туда смерти подобно. А вот теперь посмотрите на меня. Я задам вам всего один вопрос, и ваша судьба будет зависеть только от искренности вашего ответа. Вы поедете туда, невзирая на опасность быть схваченным?

— Да, я поеду. Но только, если меня кто-нибудь туда проведёт.

— Что-ж, честный ответ. Честность города берёт! — Майор Лупин улыбнулся. — Я могу отправить вас в Кантерлот на самолёте. Но учтите, это будет билет в один конец.

— А… когда я поеду? Точнее, полечу?

— Сейчас! — рявкнул Лупин и грубо набил мой рюкзак моими вещами, после чего вытолкал меня из номера и приказал идти за ним.

Я не мог понять, что происходит, так как события начали развиваться ну очень уж быстро. Мы сели в служебный автомобиль, стоявший у входа, и Лупин погнал что есть мочи в сторону аэродрома. На аэродроме уже стоял готовый к взлёту грузовой самолёт. Лупин выдал мне странный рюкзак, затолкал в грузовой отсек и произнёс:

— Надевай этот рюкзак, сейчас же! Как только тебе отворят вон ту дверь и загорится лампочка, прыгай из самолёта. И сразу дёргай зубами за колечко. Ясно?

— Но! — попытался я было возразить, но отсек уже стал закрываться.

— Второй раз повторять не буду, — зычно крикнул Лупин и куда-то исчез.

Вскоре самолёт начал взлетать, а я стоял в отсеке, перебирая в голове все события, произошедшие со мной в Сталлионграде.

И вдруг я решил проверить, не забыл ли чего Лупин положить мне в рюкзак. Открыв его, я заметил, что там даже лежало кое-что лишнее. Это было письмо от Копытки. Я принялся его читать, так как мне было очень интересно, что же там написано и почему Лупин не сказал мне о нём ничего. В начале была написана одна “вода”, про то, как Копытка копался в архивах, как ему подарили мешок картошки и сколько теперь он платит за газ. На другом листе были описаны куда более интересные вещи:
“Ко мне приходил мой старый школьный друг Лупин и принёс мне несколько фолиантов, сказав что это посылка из Эквестрии. Сказать, что я был удивлён, явно мало. Лупин сказал, к ним прилагалось письмо, где говорилось, что эти материалы относится к Швейку. Письмо ему пришлось уничтожить, так как всплыви оно в Службе Безопасности и моим исследованиям конец. Я его поблагодарил и начал изучать фолианты. Это были записки современника Старсвирла Бородатого, в которых говорится о психических проблемах Принцессы Селестии и прогрессирующем слабоумии. В запущенном случае Принцесса сможет поднимать и опускать Солнце, но не будет способна найти дорогу от своих покоев до отхожего места. Прогрессирующее слабоумие, по мнению Старсвирла Бородатого, вызвано несбалансированным распределением интеллекта среди пони. Так как величина интеллекта для пони — величина постоянная, то при росте интеллекта простых пони или при росте численности простых пони, состояние ума двух принцесс меняется в худшую сторону. При этом, регресс ума можно существенно ускорить, если отстранить принцесс от государственных дел. Чтобы оградить от слабоумия принцесс, Старсвирл Бородатый решил принести в наш мир существо, обладающее настолько сильным идиотизмом, который будет способен обратить вспять регрессирущий ум принцесс. После долгих поисков, он нашёл подходящее существо из подходящей вселенной и выполнил перенос. Однако, после этого переноса ничего не произошло, и слабоумец нигде не появился. Саму информацию о прогрессирующем слабоумии принцесс было решено засекретить, чтобы никто не смог воспользоваться этим. Сами фолианты хранились в закрытом крыле Замка Кантерлота.

А теперь самое интересное — мой Кантерлотский коллега обнаружил эти фолианты под полами Кантерлотской Библиотеки. Как — неизвестно. Но сам факт того, что их кто-то перенёс (и уж тем более прочитал) налицо. Узнав о моих трудах о Швейке, мой коллега выдвинул предположение, что Швейк — и есть то слабоумное существо, которое должно было находиться подле королевского двора. Видимо, Старсвирл Бородатый совершил ошибку, и отправил существо не в то время и не в то место.

Если то, что написано в фолиантах правда — то Швейк — это причина появления Сталлионградской Республики. Только благодаря локальному дисбалансу интеллекта, вызванному появлением его там, Сталлионград совершил громадный научно-технический скачок. На этом моя работа окончена, но твоя только начинается.

Как утверждает мой коллега, кто-то стимулирует регресс у Селестии, и делает это довольно давно. Возможно этот кто-то не один и делает это не в одном поколении. Принцессу Селестию стараются ограничить от государственных дел, организуя постоянные развлекательные мероприятия для неё. Так как она очень любвеобильна, это в основном оргии с участием аристократов или стражи. Но для этого кого-то наступили чёрные времена, когда в Кантерлоте появился Банан. Вспышки ярости и бессилия Принцессы, вызванные резким, хоть и кратковременным, увеличением её интеллекта свидетельствуют о мощи идиотизма Банана. И этот кто-то пытался избавится от Банана, заморив его голодом в подземельях Кантерлота. Если Банан жив, то его нужно немедленно вернуть в Кантерлот. Только это может спасти Принцессу от слабоумия и Эквестрию от разрушения. “

Меня словно ударило электрическим током. Значит, Лупин всё это время был моим другом и изначально оберегал меня от Службы Безопасности. Интересно получается. И зачем он утроил всю эту клоунаду? Все эти записи и фолианты я сохраню во что бы то ни стало.

Раздалось невнятно бормотание и дверь открылась. Я скоро-наскоро собрал все свои вещи и повесил рюкзак себе на живот и закрепил парашют(что же это ещё может быть?) на спину. Никогда прежде не прыгал с парашютом и потому жутко волновался. Загорелась лампочка и из кабины раздался голос:

— Пшёл!

Я закрыл глаза, чтобы хоть как-то погасить своё волнение и страх, разбежался и выпрыгнул наружу. Пролетев чуть меньше секунды, я открыл глаза и тут же судорожно стал хватать зубами кольцо. Парашют раскрылся и я стал медленно спускаться вниз. К высоте привык не сразу, и когда я уже более-менее успокоился, я стал наблюдать за пейзажем. Подо мной был Кантерлот и меня несло прямо на заброшенный заводской квартал. Была ночь, и город мерцал огнями уличного освещения, и лишь этот заброшенный квартал был тёмной кляксой на окраине города. Но в некоторых домах горел свет, и я попытался распознать, который из этих огоньков есть то самое кафе. В этих догадках я провёл всё своё время полёта и так ни к чему не пришёл.

Приземлился я на улицу и порадовался, что не попал на крышу одного из этих старых домов. Я отстегнул парашют, сложил его(вернее скомкал) и забросил в одно из разбитых окон. Теперь я стал бродить по улицам в поисках этого кафе. Темнота мне оказалась на руку, так как среди всех одинаковых домов было проще отыскать тот, в котором хоть кто-то был. Я подходил к каждому источнику света, словно полоумный мотылёк, и спустя половину часа моих поисков, я нашёл его.

Кафе располагалось в полуподвальном помещении, и наружу, будто бы из-под земли, смотрели маленькие запотевшие окна. Перед входом был логотип, состоящий из геометрических фигур, а под ней латунными буквами было выведено: “Странное Чаепитие”. Я спустился по каменной лестнице и приоткрыл тяжёлую дубовую дверь. Дверь издала протяжный скрип, и голоса, доносившееся изнутри притихли. Я открыл её полностью и вошёл внутрь. Увиденное меня несколько поразило: стены кафе были кирпичными, однако кирпич был в идеальном состоянии и внешний вид здания сильно контрастировал с его внутренним состоянием. В кафе было пять круглых дубовых столиков, поверхность которых была изрезана столовыми приборами. За каждым столиков было по пять табуретов. Таким образом, кафе было рассчитано только на двадцать пять посетителей. Помещение было квадратным и в конце, противоположным двери, находилась стойка. На стойке стоял сталлионградский самовар “Победа” имеющий форму усечённой призмы и сверкал своими медными гранями. Рядом с самоваром ютились глиняные чашки разных размеров, а рядом с ними стояла корзинка со сладостями. Справа от корзинки была коробочка с прорезью для денег. Судя по всему, тут было самообслуживание, что довольно странно, так как можно было очень легко поесть и не заплатить. Персонала в кафе не было, были только посетители, что меня больше поразило. От стойки я посмотрел влево и увидел дребезжащий холодильник “Салатов” из Сталлионградской Республики. На потолке горели тусклые лампы накаливания, освещая всё помещение приятным жёлтым светом. И тут я посмотрел на посетителей: их было шестеро и сидели они за столиками, стоявшими у стены слева от меня. За дальним от меня столиком сидело трое земных пони. Один был жёлтого окраса с тёмно-зелёно гривой, его кьютимаркой был поршень. Он неторопливо потягивал трубку и смотрел на меня недоверчивым взглядом. Слева от него сидел пони синего окраса и фиолетовой гривой, кьютимаркой которого была ракета. Он жевал огурец, довольно громко чавкая, и не обращал никакого на меня внимания. Справа от того жёлтого пони сидел белый жеребец с бритой гривой и тёмным хвостом, кьютимаркой которого было три красных крестика. Он курил сигару и периодически поглядывал то на меня, то на жующего синего жеребца. За другим столиком в центре сидел довольно полный пони белого серого окраса с фиолетовой гривой, кьютимарку которого не было видно из-за фрака, надетого на него. Он пристально разглядывал меня, не отрываясь от чая. Слева от него была кобылка белого окраса(судя по всему та самая Миднайт Мелоди) среднего телосложения, грива тоже белая, но с черной полосой посередке, тоже и с хвостом. Глаза желтые, кьютимарка — луна с выделенной светлой стороной, на темной виднеется скрипичный ключ.Рядом с ней к стенке была поставлена гитара. Справа сидел серо-голубой пегас с белой гривой, на кьютимаркой которого были железные шарики(возможно дробь). Он жевал печенье и разглядывал меня.

Кобылка встала из-за стола и подошла ко мне.

— Это вы тот самый журналист, который ищет Банана?

— Да, это я.

Мы сели за крайний столик и гул голосов возобновился как ни в чём не бывало.

— Вы говорите, что видели воскрешение Банана, — начал я. — Где это было?

— Это было очень давно, — монотонно начала рассказ кобылка, — это было в Понивилле…

Помню, как впервые встретила Банана в Понивилле. Он заявил, что является дворником и хочет работать. Его отвели к тогдашнему мэру Понивилля — Дэффи. У неё он выпросил работу дворником за скромное жалование и заселился в каморке в больнице. Он питался очень скудно, в основном хлебом и водой. Жил небогато и не жаловался. Умер он своей смертью зимой, когда подметал около фонтана. Дэффи выделила немного денег для его похорон. Так как у него нет родственников, а его друзья были далеко, то на похороны никто не пришёл. Спустя некоторое время я решила навестить его могилу, в конце концов, я так с ним и не попрощалась. В Понивилль я прибыла ночью, и Дискорд же меня дёрнул пойти сразу на кладбище. Когда я подошла к кладбищу, то увидела, что на кладбище у могилы Банана стоит Принцесса Селестия с небольшим отрядом стражников, а рядом с ней единорог-скелет со светящимися глазами. Они о чём-то разговаривали, но я не могла расслышать о чём. Затем рог этого единорога засветился жёлтым светом и земля под могилой Банана стала расступаться. После этого единорог-скелет издал жуткий вой и из могилы медленно вылез молодой Банан. Он показал копытом на скелета и громко крикнул: “Уууу! Мертвяк!”. Я барышня не из робких, и многое за свою жизнь повидала, поэтому мне стало очень интересно и я решила подойти поближе, и стала красться, прячась за могильными плитами. Я подошла настолько близко, насколько это позволяло мне быть незамеченной, и уже стала слышать фразы более членораздельно. Банан сделал поклон Принцессе и стал говорить ей о том, что готов служить ей верой и правдой. Затем кто-то из стражей шепнул что-то ей на ухо и на мордашке Принцессы появилась довольная улыбка. Но после этого началось что-то невообразимое: как только она заговорила с Бананом нежным тоном, Банан тут же стал отвечать ей всякую несуразицу. Её копыта стали дрожать, а сама она стала кричать ругательства и проклятия. Рог её засветился, но тут же погас. Тот стражник что-то шепнул остальным и они увели Селестию, затем он подошёл к скелету и сказал ему: “Спуки-Тарыч, забери к себе этого пони и не напоминай о нём Принцессе”. Скелет разразился проклятиями, но перечить ему не стал, и увёл Банана за собой.
 — Спуки-Тарыч? — я был крайне удивлён. — Кто это?

— На задворках Эквестрии есть маленькое поселение живых мертвецов, которыми владеет их повелитель — Спуки-Тарыч. Он следит за тем, чтобы мертвецы не досаждали живым пони. А ты думал, откуда взялись эти страшилки про живые скелеты?

— А где мне искать это поселение?

— Откуда мне знать? — она махнула копытом встала из-за стола и села на своё прежнее место. — Ты же журналист, вот ты и ищи.

Я сидел за столиком, не сводя глаз с места, где сидела моя собеседница. Потом я почувствовал, что меня терзает голод. Пока занят работой, забываешь о голоде, но как только делаешь маленький перерыв, голод резко врывается в тебя. Я налил чай из самовара и взял себе пару пирожков из корзинки. Только я собрался пойти к столу, как у меня в голове раздалось шипение и кряхтение, и слегка начало темнеть к глазах. Так вот оно что — вот как они следят за тем, чтобы посетители платили. Я не знал, сколько я должен заплатить, и положил сколько сам посчитал нужным. После чего со спокойной совестью сел за столик и принялся трапезничать.

Пока я поглощал еду, я стал размышлять о том, кто же был тем таинственным “коллегой” Копытки? Ведь моё месторасположение знал лишь Лупин, а Лупин знал Копытку. Через Лупина Копытка получил письмо от “коллеги”. А этот “коллега” наверняка знал это место, и несомненно имел контакт и с Миднайт Мэлоди.

— Мэлоди! — обратился я к кобылке, и она, пошевелив ушками, посмотрела на меня и кивнула. — Скажи мне, кто отправил твоё письмо.

— Шайнинг Армор, — ответила она. — Он был здесь два или три раза.

— Шайнинг Армор? — переспросил я, — Но что ему тут надо?

— Спроси у него сам, когда он придёт, — вмешался в разговор жёлтый пони.

— А когда он придёт? — не унимался я.

— Ущщщ! — произнёс полненький жеребец, — когда надо, тогда и придёт. Ты что, спешишь куда?

На этом я замолчал и принялся обдумывать, стоит ли мне ждать Шайнинг Армора. В конце концов, он начальник стражи…

Я поел и решил поспать прямо тут, в кафе. Никто не обращал на меня внимание, и все спокойно продолжали свои разговоры.

Когда я проснулся, то почувствовал все минусы ночёвки в сидячем положении: у меня отекла нога и я не мог пошевелить копытом, жутко болела спина и ребро. С трудом я поднял голову и увидел, что передо мной сидит Шайнинг Армор и спокойно на меня смотрит.

— Проснулся, — спокойно сказал он, глядя на меня.

Я оглянулся вокруг и заметил, что Миднайт Мэлоди ушла, а остальные сидели как ни в чём не бывало, разве что все сели за отдельный стол где пили чай.

— Я хочу привести Банана в Кантерлот, — сказал я Шайнингу, решив, что не стоит тратить время на пустую болтовню. Шайнинг Армор словно понял мои намерения и кивнул головой, после чего я продолжил:

— Он находится во владениях Спуки-Тарыча, но я не знаю, как туда попасть.

— Зато я знаю, и могу указать туда путь, — Шайнинг отхлебнул немного чая и продолжил, — У нас очень тяжёлое положение: Принцесса Селестия уже в течении месяца не занимается управлением Эквестрии. Она не выходит из своих покоев и ей постоянно подсылают новых жеребцов. Её покои теперь охраняет некая “Молестийская Гвардия”, капитаном которой был назначен некто Вотер Милл, и теперь Эквестрийская гвардия, выдворена из Замка и занимается лишь наблюдением за порядком на улицах. Луна пытается её заменять, но вся её работа перешла в копыта теперь уже полноправного министерства, и она просто говорит то, что диктуют ей эти министры. Каденс сейчас находится в Кристальной Империи, но министерство требует от неё подчинения и грозят сместить её с её места, предоставив указ от самой Селестии. Наша армия сейчас неспособна к боевым действиям из-за недостатка средств, а все средства тратятся министерством непонятно на что. И при всём этом они собираются захватить Сталлионград!

— Откуда вообще взялось это министерство? — спросил я.

— Не имею и малейшего понятия, — ответил Шайнинг Армор, — Знаю точно, что это началось давно, ещё до моего рождения. Я делаю всё, чтобы сохранить свою должность, потому что только так у меня ещё есть хоть какой-то шанс дать отпор.

— То-есть, вы не собирались меня тогда казнить?

— Это был мой ловкий ход, я собирался дать тебе сбежать, при этом не раскрыв себя. И в этом нам помогла наша любимица Пэн. Я даже не знаю, найдут ли её, когда Замок больше не под моим контролем.

Мы обсудили план того, как мне лучше всего добраться до Спуки-Тарыча. Решили, что меня стоит довести туда на почтовом аэростате, положив меня в посылку. За моё время пребывания в Сталлионграде, я неплохо похудел, так что вполне мог поместиться в ящик для перевозки холодильников. Я согласился, после чего Шайнинг Армор вышел из кафе и попросил меня подождать его. Я ждал его где-то часа три, и когда он пришёл, я был очень рад.

На этот раз он пришёл со стражей, однако стража осталась стоять снаружи. Они принесли с собой пустой деревянный ящик с печатями Академии Наук.

— Не бойся, можешь выходить наружу, — сказал он, — эти ребята тебя не выдадут.

Я взял свои пожитки и вместе с ними залез в ящик. Ящик заколотили снаружи и я остался почти без света. В верхней части ящика были трещины, через которые проникал воздух. Хитро придумано. Периодически я даже мог смотреть, где я. Но я не стал этого делать, а то вдруг кто заметит меня?

Моя дорога до аэростата сопровождалась бесконечной тряской и руганью, и я был очень рад, когда меня наконец донесли до летающей лодки.

Ещё около получаса я ждал, когда аэростат отправится в путь. Однако отправился он настолько плавно, что я не сразу понял, что лечу.

Дальнейшее моё путешествие показалось настоящей пыткой: нестерпимая духота, темнота и никаких звуков вокруг. Мне кажется, что именно такие ощущения испытывает пони, похороненный заживо. Даже мои попытки что-либо увидеть через трещины в ящике были бесплодными, но я всё равно делал несколько попыток. Не столько от надежды что-то увидеть, сколько от желания развеять скуку. Полёт на аэростате продолжался десять часов, но они казались мне настоящей вечностью, и я думал, что сойду с ума.

Летающая лодка прилетела к назначенному месту, и моё прибытие освещалось руганью. Я прекрасно понимал, что я увижу нечто жуткое и готовил себя к тому, чтобы не показать страха. Они ведь не собираются мне вредить, верно? Коробку вынесли из аэростата и понесли куда-то. После нескольких минут тряски коробку открыли и в глаза мне резко ударил свет. Передо мной стояло два скелета, чьи пустые глазницы светились тусклым жёлтым светом. Я оцепенело замер, глядя на них. Хоть и был день, впечатление от них было для меня ошеломляюще, и я позавидовал смелости Миднайт Мэлоди. На её месте я бы не смог добровольно подкрасться к скелетам поближе, да ещё и ночью.

— Добро пожаловать, — раздался вполне живой голос одного из них.

— З-здрасьте, — пролепетал я и медленно вышел из коробки. — Вы наверное знаете, я тут, чтобы забрать Банана.

В ответ на это раздался вопль ликования и скелеты принялись прыгать и громко кричать:

— Наконец-то! Пришёл конец мучениям!

Я не очень понял, почему они так радуются, но это я посчитал хорошим знаком. Эта живость даже вызвала у меня симпатию к ним. После встречи с ними я не думаю, что мёртвые такие уж и страшные. Попрыгав вдоволь, они повели меня к деревянному домику, который находился на краю поселения. Дом этот был окружён высоким глухим забором, и этой деталью значительно отличался от остальных домов в поселении. К слову, архитектура домов в этом поселении была типичной ранней-эквестрийской: двух и одноэтажные деревянные дома с остроконечными крышами, выкрашенные в белый цвет. Окна были маленькие с толстыми деревянными ставнями.

Около дома стоял довольно высокий скелет-единорог, которому скелеты, сопровождавшие меня, поклонились, как только мы подошли к нему. Он выглядел довольно величаво. Увидев меня он встал на задние копыта, вскинул в разные стороны передние и произнёс:

— Мияяяяя!

После этого он махнул копытом, и остальные скелеты убежали кто-куда.

От такой встречи мне стало не по себе. Однако, он вполне спокойно на меня смотрел, во всяком случае, его взгляд из пустых глазниц выглядел для меня именно так.

— Забери этого идиота отсюда, — сказал он мне, — И больше никогда ни в коем случае не возвращай его сюда!

— А вы и есть Спуки-Тарыч? — спросил я.

— Да, заходи уже быстрее в дом и забирай его.

Спуки-Тарыч отворил калитку и я медленно туда вошёл. Моё сердце бешено колотилось, тот, кого я искал всё это время, находится рядом со мной. Это просто непередаваемо. Мы зашли внутрь, после чего Спуки-Тарыч постучал в дверь. Дверь резко отворилась и наружу выглянул Банан. Он выглядел так же, как мне его описывали: кремового окраса жеребец, крепкое телосложение, шапка-ушанка из… меха и кьютимарка в виде совка.

— Уууу! Мертвяк! — сказал он, указав копытом на Спуки-Тарыча.

— Аэээр! И так каждый раз! — разразился Спуки-Тарыч, обращаясь ко мне. — Он подходит к каждому скелету, которого увидит, останавливается напротив него, показывает копытом и говорит своё “Уууу! Мертвяк!” и так может продолжать вечно без передышки. И не остановится, пока не укажет копытом на каждого.

— А ты кто? — обратился Банан ко мне. — Ты почтальон? Вот, помнится, был у меня друг почтальон, так он ненавидел жеребят. Ох, как он их ненавидел. Вот бывало кинутся к нему жеребята и давай его дразнить: “Большой нос! Большой нос!”. А он в них кидался посылками. Вот за то, что он разбил так чьи-то часы его и вытолкали с работы. И с тех пор он ещё сильнее стал ненавидеть жеребят. А нос у него был и впрямь огромный.

— Нет, я не почтальон, — сказал я. — Я журналист. А вы Банан, верно?

— Верно. А зачем вы пришли, вам рассказать что-то? Я много журналистов видел. Один у меня однажды спросил, сколько у меня было кобылок. Так я и ему отвечаю, а на что я их тратить должен? И где мне их хранить? Ну так он начал злиться и объяснять мне, что он имел ввиду не то. Да ещё и плевался. Ты не из таких?

— Не-е-е-т, я не из таких. Я пришёл, чтобы отвезти тебя домой.

— Домой? — Банан обрадовался, — Давно не спал в своей кроватке!

Глава 9. Банан возвращается в Кантерлот

К сожалению, вернуться в Кантерлот на летающей лодке я не мог, и поэтому пришлось идти пешком. Спуки-Тарыч(Ууу! Мертвяк!) подробно описал, как мне добраться до Кантерлота, снарядил нас с Бананом провиантом и попрощался. Как только поселение скелетов скрылось из виду, мы услышали со стороны поселения вопли ликования и музыку. Дорога предстояла быть долгой, но явно не была скучной, потому как Банан болтал без умолку…

---

Мирная жизнь скелетов шла своим чередом, но однажды ночью великий правитель мертвецов Спуки-Тарыч привёл в поселение нового жильца. В ту ночь все знали, когда вернётся Спуки-Тарыч и знали, какой дорогой он придёт. Это была дорога, уходящая в тёмный и зловещий (даже днём) лес. Полуголые ветки деревьев нависали над дорогой и свет от Луны едва просачивался через густые сплетения чёрных веток. Вдалеке был виден слабый жёлтый огонёк. Это шёл Спуки-Тарыч. Редкие порывы сильного ветра шатали ветки и поднимали пыль со старой грунтовой дороги, заволакивая путь непроглядной пеленой пыли, отчего огонёк гас. Казалось даже, что огонёк исчезал насовсем, но сомнения эти каждый раз развеивались, когда огонёк подходил ближе.

Скелеты обступили подошедшего Спуки-Тарыча и удивлённо смотрели на юного жеребца, стоящего рядом с ним. Жеребец этот обвёл всех скелетов взглядом, затем подошёл к одному из них и показал на него копытом. Скелеты изумлённо ахнули и ждали, что будет дальше.

— Ууу! Мертвяк! — произнёс он и подошёл с скелету стоящему рядом.

Скелеты стали смотреть друг на друга пустыми глазницами и в их огоньках затрепетало недоумение и замешательство.

— Ууу! Мертвяк! — показал он копытом на другого скелета и перешёл к следующему.

В толпе начал раздаваться шёпот. Спуки-Тарыч молчал, не зная что предпринять.

— Ууу! Мертвяк! — снова сказал жеребец и перешёл к другому скелету.

Недоумение возрастало, а жеребец не унимался. И вот появились первые желающие покинуть толпу. Но зоркий глаз жеребца мигом перехватывал их намерения и со скоростью молнии нагонял он тех, кто собирался уйти. Всё так же зловеще поднимал он на них своё копыто и произносил:

— Ууу! Мертвяк!

Началась паника: мертвецы стали разбегаться кто-куда, кто-то прятался за большими предметами или в кустах, кто-то сворачивался посреди дороги и молил о пощаде, а кто-то с дикими воплями убегал в лес. Напрасно Спуки-Тарыч пытался успокоить скелетов — всех окутал такой страх, что они даже не хотели его слушать.

Ситуация накалилась до предела и казалось, что ничто не могло остановить это безумие. Спуки-Тарыч сел на землю и принялся усердно думать, как же ему остановить этого жеребца.

Он знал, что Банан, так его звали, не остановиться ни перед чем потому что он — идиот. Спуки-Тарыч вспоминал, что говорил ему Банан, пока они шли до поселения, ведь в разговорах его должна быть хоть какая-то деталь, способствующая остановке катастрофы. Он скрипел зубами, водил копытом по земле и нервно ёрзал на месте. Он, великий правитель скелетов Спуки-Тарыч, должен защитить свой народ…

Как гром прозвучал голос Спуки-Тарыча, отчего все резко остановились:

— Число пи равно трём!

Шум утих, и лишь где-то продолжалось невнятные тихие мольбы о помощи.

— Фу, как это грубо! — раздался живой голос и Банан подошёл к Спуки-Тарычу, совершенно забыв о том, что вокруг него полно мертвецов.

— Расходитесь по домам! — громогласно заявил Спуки-Тарыч, и мертвецы поспешно разбежались по своим жилищам и плотно закрыли двери и окна.

— Как вы можете говорить такие жуткие вещи! — недовольно проговорил Банан. — Это неслыханная дерзость, так грубо округлять константы подобного рода!

— А ты хочешь доказать мне обратное? — ехидно произнёс Спуки-Тарыч.

— Конечно! Я восстановлю математическую справедливость!

— Тогда пойдём в дом. Негоже приличным скелетам по ночам гулять.

На окраине поселения стоял старый заброшенный дом. Это был одноэтажный деревянный дом с потрескавшийся зелёной краской, над окнами остались следы наличников, а крыша из ровных деревянных досок была в трещинах. Окна этого дома были небольшими. А вот крепкая дубовая дверь была в идеальном состоянии и казалось, будто эта дверь держит на себе весь дом. Когда-то в этом доме мертвел непопулярный писатель Крестец. Он ушёл из поселения, потому как его произведения никому в поселении не были интересны, и стал приходить по ночам в города пони и читать свои творения маленьким детям. Его так до сих пор и не нашли.

В этот дом и привёл Банана Спуки-Тарыч. Пока Банан тараторил без умолку, Спуки-Тарыч осветил своим рогом единственную комнату этого дома чтобы найти светильник. Комната была огромной, но в центре её стояла высокая кирпичная печь, а мебель: старые деревянные скамьи, табуреты, окованный латунью ларец, обшарпанный письменный стол, деревянная кушетка, несколько корзин, одна из которых лежала кверху дном, обнажая свою дырку, и подвешенные полки с утварью и книгами — стояла так, что казалось, будто комнат на самом деле две. На полу лежала керосиновая лампа, которую надо было подвешивать на крюк на потолке. И керосина в ней не было. На письменном столе была полусгоревшая, покрытая пылью, свечка. Спуки-Тарыч зажёг это свечку спичками, лежащими на печке, под аккомпанемент тарабарщины Банана. Затем он поставил свечку на стол, пододвинул к нему два табурета и сел на один из них, указав Банану на второй. Банан на секунду прервал свою речь, сел, взглянул в глазницы Спуки-Тарычу и продолжил свой монолог.

— Довольно! — сказал Спуки-Тарыч, — Ты меня убедил, число пи не равно трём.

Банан расплылся в довольной улыбке. Наступила тишина, и Спуки-Тарыч довольно похрустел костями.

— Банан, тебе нужно спать. Живым сон нужен даже больше, чем мертвым.

— Сон? Сон — это правильно. Вот, помнится, знавал я одного гимназиста, так тот почти не спал. Говорил, мол, спать некогда и учиться нужно. Ну учёба — это хорошо, но я ему и говорю, мол, спать надо чаще а не то голова будет работать хуже. А он мне и отвечает, что сам знает как лучше и не мне, дворнику, его учить. Ну, я копыта в стороны развёл, мол, я тебя предупреждал. Так вот он однажды шёл по улице и его сон так сморил, что он прямо на брусчатку и упал. И заснул на улице! И насилу его разбудить кто пытался — всё тщетно: спит зараза. Ну так я к нему подхожу и граблями его с улицы волоку. А нечего спать, где не положено! И вот когда он проснулся, я его ещё этими же граблями треснул, чтоб не повадно было спать где-попало.

Банан в ту ночь спал крепким сном, что нельзя было сказать о Спуки-Тарыче. Он напрягал свой разум, дабы обезопасить своё население от выходок Банана. Решение было принято довольно простое — оградить дом высоким непрозрачным забором и подкидывать ему в дом книги и давать ему работу на расчёт хозяйственных нужд поселения.

Ранним утром Спуки-Тарыч пригнал нескольких скелетов к дому Банана и приказал им в кратчайшее время построить забор.Скелеты были явно не в восторге от такой работы, но непоколебимый авторитет Спуки-Тарыча подавлял в них все возможные протесты. Пока два скелета рыли ямы для столбов, остальные таскали доски с лесопилки. Строительство забора — дело не быстрое, а Банан должен скоро проснуться. Учитывая, что Банан сорвёт стройку, как только увидит скелетов, Спуки-Тарыч решил отвлечь его, пока шло строительство.

Он зашёл в дом и застал ещё спящего Банана. “Мёртвые не знают усталости” — мелькнуло у него в голове. И он тихо бормотал, ворчливым тоном:

— Тот, кто придумал эту фразу явно преувеличивает способности мертвецов. Мертвецам тоже нужен отдых, притом даже больший нежели живым. Иначе почему большая часть мертвецов — покойники?

Ответом ему была тишина и расслабленный вздох Банана.

— То-то же!

Он снова посмотрел на Банана: тот всё ещё крепко спал на старой кушетке.Спуки-Тарыч присел рядом с Бананом и посмотрел сквозь мутное стекло окна на работающих скелетов.

— Зачем я только согласился на это? Протекция министерства Эквестрии! Бла-бла-бла. У Селестии совсем уже крыша едет, сколько помню — никогда у неё ещё не было никаких министерств и министров. От работы отлынивает небось — обленилась вконец. А этот Винд Милл совсем рехнулся, нельзя, видите-ли держать какого-то идиота мёртвым в Понивилле, его нужно держать как можно дальше от Кантерлота, да ещё и живым. Что за чудик? И откуда вообще эти Миллы взялись?

— Не знаю, мертвяк, — раздался вдруг голос Банана.

Спуки-Тарыч резко посмотрел на Банана и увидел, что он не просто не спит, а сидит рядом с ним.

— А что ты знаешь? Ты же туп как пробка.

— Мама мне говорила, что я самый умный.

Спуки-Тарыч перевёл взгляд в окно и, увидев отлынивающих от работы скелетов, погрозил им копытом и снова посмотрел на Банана.

— Ну, самый умный, скажи мне, вот принцесса твоя тысячи лет не прибегала к помощи министерств и решала все государственные вопросы самостоятельно. Особенно в период, когда Найтмер Мун была сослана на Луну. И почему это вдруг объявляется семейка Миллов, которые ведут себя так, будто являются хозяевами Эквестрии?

— Я ни разу не видел твоих Миллов, — улыбаясь, ответил Банан.

— А вот я видел Винд Милла, его ни с кем не спутаешь. Белый жеребец с коричневым пятном на правом боку — это их семейное. Кьютимарка его — фолиант. Старик стариком, но молодым фору даст, это уж по нему видно. Он вроде бывший библиотекарь или кто-то из этих, в общем не знаю как называются те, кто любят языками чесать, но ничего не делать.

— Политики?

— Нет, другие. Но не в этом дело. Миллы редко появляются в местах, где много пони. Да вообще редко выходят на публику, но вот если нужно решить какой-то каверзный вопрос — это они никому не доверяют. Всё делают лично…

Спуки-Тарыч прервался, выглянул в окно и посмотрел на продвижение работы. Удовлетворившись результатом, он посмотрел на Банана и сказал:

— Тебе ведь нужно есть и пить. Ты не проголодался?

— Да, есть немного.

Спуки-Тарыч выглянул в дверь и протяжным неестественным голосом крикнул так, что у Банана заложило уши:

— Принесите еду в дом Крестца!

Затем он захлопнул дверь, присел рядом с Бананом и продолжил разговор:

— Мне вот всё интересно, почему тебя захотели сослать ко мне, к мертвецам? Что же ты такого сделал, что не угодил принцессам или Миллам?

— Не знаю, — Банан развёл копыта в разные стороны, — Я всегда был верен Принцессе Селестии и Социалистической Партии Сталлионграда.

Спуки-Тарыч так сильно приложил копыта к своему черепу, что послышался лёгкий треск.

— Как ты с такими взглядами вообще умер своей смертью?

— Я просто очень здоровый.

Дверь приоткрылась и в дом влетел мешок муки, закатилась бочка с водой, и чьё-то копыто аккуратно поставило корзинку полную сушёных фруктов, после чего дверь захлопнулась и раздался торопливый стук копыт. Спуки-Тарыч притянул при помощи телекинеза корзину к Банану и стал смотреть на то, как он принялся есть.

— Что же ты успел натворить такого, что даже мёртвым тебя сочли столь опасным?

— Говорю же, не знаю, — пробубнил Банан, не отрываясь от еды.

— Ну, а что ты вообще делал? Постарайся рассказать.

— Мои родители — Мама и Папа жили в Кантерлоте и я рос там…

Пока Банан рассказывал всю историю своей жизни, Спуки-Тарыч ходил по дому и занимался уборкой. Он не любил долго оставаться без дела, даже будучи сильно уставшим. Банан тоже не смог долго усидеть на одном месте и принялся помогать в уборке дома, не сбиваясь с рассказа.

Вечером, когда забор был уже готов, Спуки-Тарыч дослушал рассказ Банана, попрощался и отправился в свой дом. Его ждал заслуженный отдых.

Жизнь Банана в поселении скелетов была довольно однообразной: утром к нему подходил Спуки-Тарыч(Ууу! Мертвяк!) или кто-то из посыльных и приносил Банану журнал или изредка книгу. Иногда Спуки-Тарыч приходил вечером и давал Банану работу по хозяйственному расчёту. В такие вечера Банан был очень рад и даже проводил бессонные ночи, рассчитывая и пересчитывая хозяйственные нужды поселения.

Шли дни, месяцы, годы, но население плохо привыкало к Банану. Многие очень сильно его боялись и даже под угрозой наказания Спуки-Тарычу не удавалось заставить таких скелетов подходить к его дому. Несмотря на пользу Банана в проведении учёта, он был обузой для поселения.

Спуки-Тарыч мечтал о том дне, когда Банана заберут обратно. Он не скрывал этого и от Банана, и потому был рад тому, что Банан тоже хочет уехать в Кантерлот.

Когда в поселение прилетел почтовый аэростат с холодильником, адресованным Спуки-Тарычу, сам Спуки-Тарыч был крайне удивлён и даже в некоторой степени возмущён. Удивление его удвоилось, но стало уже радостным, когда ему передали, что вместо холодильника в посылке сидит пони, который приехал за Бананом.

Полный счастья и радости, Спуки-Тарыч проводил двоих пони, и мертвение в поселении скелетов шло спокойно и размеренно ещё очень долго.

---

В Кантерлот мы прибыли поздним вечером и я настоял на том, чтобы мы вошли со стороны заброшенного квартала. На удивление, Банан не стал особо спорить, хотя он не хотел делать крюк через лес.

Первым делом мы направились в “Странное Чаепитие”, так как это было единственное место, где мы могли бы сидеть не опасаясь быть обнаруженными и схваченными. В кафе было уже десять пони. За дальним столиком сидели жеребцы, которых я уже видел: тот синий, жёлтый, белый, толстячок и пегас с дробью на кьютимарке. Они оживлённо беседовали, перебивая друг друга. Жеребец синего окраса так оживлённо говорил, что брызги его слюны попадали на всех остальных собеседников, о чём те не забывали ему напоминать. За другим столом, что был у входа, сидели те, кого я ранее не видел. Лицом ко мне сидел тощий земной пони нежно-жёлтого окраса с длинной и тёмной, почти чёрной, гривой. Его меткой были две буквы. Он разложил на столе кубики и рассказывал что-то о том, что можно с этими кубиками сделать. Его невнимательно слушал пегас сине-зелёного окраса. Его тёмно-зелёная грива была очень густой. Кьютимарки было невозможно разглядеть из-за того, что он прикрыл её хвостом. Когда его внимание улетало куда-то в сторону, худой жеребец выкрикивал: “Барби!” и тот поворачивался обратно, едва слышно бормоча себе что-то под нос. Между столиками бегала молодая бледно-розовая пони с бледно-жёлтыми волосами. Кьютимаркой её была рыбка. Её тоненький голосок то передавал возмущение, то радость, то разочарование — словом, самые разные эмоции. За центральным столиком сидел единорог кремового окраса. Его светлая короткая грива будто светилась, отражая свет от лампочки, горевшей прямо над его головой. Его кьютимаркой было изображение пера и баночки чернил. Он что-то записывал к себе в тетрадь и иногда периодически заявлял:

— А вы читали про то, как я играл в крикет в эту пятницу?

— Задолбал! Мы не подпишемся на твой журнал! — всегда раздавалось в ответ.

За дальним столом близ тех пятерых пони сидел оранжевый единорог с тёмно-синей гривой на кьютимарке которого было изображено странное жёлтое существо. Он попивал чай и иногда говорил что-то тем пятерым.

Мы с Бананом сели за свободный стол и я решил взять нам по чашке чая с печеньями. Когда я проходил мимо стола с разговаривающими пони, я заметил, что на столе лежат две бумажки. На одной из них была нарисована корова и виднелась надпись “Я хочю суп”. На другой был изображён скелет с подписью “корову сели змеи”. Я засмотрелся на эти безграмотные надписи и врезался в стойку. От удара у меня появились искры в глазах. Я потряс головой и собрался с мыслями, после чего спокойно взял чашки с чаем в зубы, а тарелочку с печеньями ловко поставил себе на спину.

Когда я вернулся к столику, Банан уже эмоционально рассказывал что-то единорогу. Единорог же хватался копытами за голову и просил прекратить. Я поставил чашки с чаем и печенье на стол и постучал копытом по столу.

— Я тебе чаю принёс, — сказал я Банану.

Он мгновенно позабыл о разговоре с единорогом и посмотрел на чашку с чаем и на печенье.

— О, какая печенька! — сказал он и сразу же съел одно.

Я стал потихоньку потягивать чай из чашки, пока Банан жадно налегал на печенье. Пока у меня было время, я систематизировал и записал всё, что мне успел сказать Банан во время нашего пути.

Когда моя работа была окончена, я хотел похвастаться Банану, но заметил, что печенья нет и его тоже. Пока я писал, мне было не до Банана и я был настолько занят, что не заметил как он ушёл. Я решил отправиться на его поиски, но нужды не было, так как в зале была суматоха и среди всех голосов явно выделялся голос Банана, твердивший:

— Ох ну и злюка какая!

Я подошёл поближе и увидел, что на голове Банана красовался ящик. Он мотал головой из стороны в сторону и попытки посетителей кафе снять с него ящик оканчивались неудачей. Каждый, кто пытался подойти к нему, был неминуемо сбит с ног неугомонной головой Банана.

— Банан, стой! — крикнул я.

— Чего? Куда стой? — ответил Банан.

— Замри! — крикнул я так громко, что все обернулись на меня.

Банан остановился на секунду и жеребец с сигарой прыгнул на него, а жеребец с трубкой ударил чем-то железным по ящику, отчего тот развалился. Банан недоверчиво посмотрел на окружающих его пони.

— Злюки больше нет, — сказал пони с трубкой.

— Ох спасибо, злобная коробка меня чуть не убила.

Все посетители кафе радостно захлопали копытами, после чего расселись по местам. А я остался стоять где стоял и тщетно пытался понять, как это вообще произошло. Я никак не мог понять, каким образом Банан попадает в подобные ситуации. Но с этого момента я уяснил себе чётко: я не должен упускать Банана из вида ни на минуту. Утром надо было отправиться на поиски Шайнинг Армора, и поэтому я решил уговорить Банана лечь спать. Я долго моделировал у себя будущий диалог, готовясь к любым возможным поворотам. И, собравшись силами, я сказал ему:

— Банан, уже поздно, нам пора спать.

— Хорошо, — ответил он и мгновенно уснул, рухнув на стол.

Я озадаченно посмотрел на Банана и пожал плечами. Всё же лучше, чем ожидалось. Я устроился поудобнее и, утонув в своих размышлениях, уснул.

Когда я проснулся, то я увидел, что Банан и Шайнинг Армор сидят напротив и смотрят на меня. Моё правое копыто онемело, по щеке ползли мурашки, а спину ломило так, будто она вся была в трещинах.

— Проснулся, — сказал Шайнинг Армор, — Банан довольно интересный собеседник, чем-то он напоминает мне Пинки Пай.

— Доброе утро, — я протёр глаза, — Как видите, я привёл в Кантерлот Банана. Что мы будем делать дальше?

— А дальше мы будет служить Принцессе, — сказал Банан и довольно улыбнулся.

— Нам нужно сделать две вещи, — сказал Шайнинг Армор, — Первое, вернуть разум Селестии. Второе, разоблачить заговорщиков, поймать их и предать суду.

— Я знаю, кто стоит за созданием министерства и по чьей прихоти Селестия теряет разум, — сказал я.

— Вотер Милл, — ответил мне Шайнинг Армор, — Я это и так знаю.

— Не только он, — сказал я, — вся семья Миллов замешана в этом. Вот только как нам подобраться к ним?

— Не знаю, мою стражу в Замок не пускают, — сказал Шайнинг Армор.

— Мы будем служить Принцессе! — снова сказал Банан.

Мы с Шайнингом переглянулись и хором произнесли:

— Банан, ты гений!

— Мы запишем вас в Молестийскую гвардию, — добавил Шайнинг Армор.

Глава 10. Банан растлитель

Раннее утро. Солнце ещё не подняли, а мы с Бананом стоим около Кантерлотского замка. Банан монотонно рассказывает мне о пользе раннего пробуждения, но я его не слушаю. Все мои мысли в тот момент были направлены на план Шайнинг Армора. Банан хоть и слышал в мельчайших подробностях план, всё же не был способен понять его смысл. Конечно же он сказал, что понял всё и согласен с каждым пунктом, но я твёрдо уверен, что его мозги идиота переварили план в нечто непонятное и извращённое. Это меня и пугало как, впрочем, не только меня. Идиотизм этот пугает всех, кто сколько-нибудь замешан в этой истории. Шайнинг Армора он пугает по тем же причинам, что и меня: Банан просто может случайно пустить наши старания под откос. Миллов он пугает своей непредсказуемостью и влиянием на принцесс. Сталлионградцев Банан пугает своими выходками, которые правда меркнут перед выходками Швейка. Кантерлотских жителей Банан пугает своей неизвестностью. Моими стараниями вести о Банане достигли Кантерлота, и резко ужесточившаяся цензура и завеса тайны вокруг этого идиота порождает самые жуткие представления о нём в головах пони. Принцесс Банан пугает своей неконтролируемостью и при этом полным и безоговорочным подчинением им же.

Когда солнце оказалось поднято, ворота замка открылись и к нам вышел страж. Его форма в точности копировала форму Кантерлотских стражей, если не считать вкраплений розовой материи в нескольких местах. Он подошёл к нам почти вплотную и сонными глазами оглядел нас. Банан оставил свою шапку в кафе “Странное Чаепитие”, нынешнем нашем убежище. Я оставил там все свои записи, однако, несмотря на предостережения Шайнинг Армора, взял с собой блокнот и карандаш. Мы оба надели на себя старые потрёпанные попоны из грубой ткани. Они скрывали наши кьютимарки и делали нас похожими на бедняков.

 — Следуйте за мной, — сказал он и указал копытом в открытые ворота.

 — Банан, пожалуйста, не говори ни слова, — шепнул я Банану.

Банан улыбнулся и кивнул. Как гора со спины.

Замок почти не изменился с моего последнего визита. Единственным отличием было появление розового знамени рядом со знамёнами двух принцесс. Пока мы шли по длинным залам, страж неторопливо говорил:

— Вас послали к нам по рекомендации, но это не значит, что вам не будет устанавливаться испытательный срок. А то были у нас тут, искали сытой жизни, но не могли сделать даже простой работы. А работа у нас очень часто бывает тяжкая, да, так что будьте готовы ко всему.

Мы с Бананом утвердительно закивали головой, изображая полное согласие.

— Вот вот. Прежде чем поступить на работу, необходимо написать заявление у нашего начальника Вотер Милла. Он вас одобрит, он всех одобряет. Другое дело — выдержите ли вы нашу работу.

Мы с Бананом снова закивали головами.

— После этого необходимо пройти обряд посвящения. Он не сложный, главное правильно себя вести.

— Что за обряд? — спросил я.

— Вас оставят наедине с принцессой.

В тот момент меня словно поразило молнией: если Банана оставят наедине с Принцессой, то будут очень и очень плохие последствия.

Нас привели к кабинету Вотер Милла. Он располагался в дальнем конце замка, и судя по крепкой дубовой двери, раньше это было хозяйственное помещение. Я думаю, что Вотер Милл неспроста выбрал именно это помещение в качестве своего кабинета. Сопровождавший нас стражник постучал в дверь, после чего оттуда раздалось гулкое бурчание, и глухой ворчливый голос произнёс:

— Войдите!

Стражник отворил нам дверь, и мы вошли в кабинет. Помещение было длинным и узким, а большую его часть занимали книжные шкафы, расставленные вдоль стен. В конце располагался письменный стол, за которым сидел единорог голубого окраса с белой гривой. По бокам от письменного стола стояли металлические шкафчики, дверцы которых не закрывались от количества лежащих в них папок и узелков с бумагами.

Мы подошли к письменному столу, после чего Вотер Милл, не поднимая до этого на нас глаза, резко пристально посмотрел на меня и ещё более пристально на Банана.

— Решили записаться в мою гвардию, так? — произнёс Вотер Милл. Голос его был скрипучим, отчего казалось, будто это разговаривает не смазанное колесо деревенской телеги.

— Всё верно, господин начальник! Готов служить принцессе! — внезапно крикнул Банан и отдал честь на манер того, как это делают в Сталлионграде.

Вотер Милл прищурился, пытаясь вычленить знакомые черты в Банане. Пока он всматривался в него, я нервно ёрзал на месте и с моего лба каплями стал падать пот.

— Кого-то вы мне напоминаете… — медленно произнёс Вотер Милл, в тот момент мне показалось, что я потеряю сознание, — Вы напоминаете мне самых рьяных наших гвардейцев! Мне определённо нравится ваш энтузиазм!

Вотер Милл довольно улыбнулся и похлопал копытом Банану по макушке. Когда он перевёл взгляд на меня, то улыбка мгновенно ушла с его лица.

— А вы чем выделяетесь, уважаемый?

— Э… — начал я и от волнения закашлялся.

— Ну, я не тороплю вас, я понимаю, вы волнуетесь, — сказал Вотер Милл, но по его мордочке было видно, что ещё немного и собеседование будет провалено.

— Я очень ответственный работник и… Я всегда выполняю то, что мне говорят.

— Подпрыгни! — резко раздался голос Банана, отчего я испугался и подскочил почти до потолка.

— Во, как может, — сказал Банан и улыбнулся.

Вотер Милл задумался и постучал копытами по столу. Затем он достал из ящичка стола два договора и протянул их нам.

— Ставьте подписи и вас отведут к нашей принцессе, — строго произнёс он.

Мы поставили подписи, после чего Вотер Милл с треском стукнул печатью по каждому договору. Он указал нам на дверь, и мы вышли. Стражник, стоявший возле двери бросил короткое “Пошли” и отвёл нас к покоям Селестии.

Скоро должно было начаться нечто ужасное и непоправимое. Я нервно дрожал и бросал взгляды то на дверь, то на стражника, стоявшего рядом. Банан же излучал спокойствие и глупо улыбался. Стражник медленно отворил тяжёлую деревянную дверь, и мы молча вошли внутрь. Помещение было небольшим, но просторным. Все стены были завешаны коврами из Сэйдл Арэйбии; справа от двери находились кандалы, под ними лежал окованный сундук, а слева лежала кучка подушек и перин, в которой уже успела скопиться пыль; в дальнем конце комнаты находилась просторная кровать с роскошным шёлковым покрывалом, на которой лежала принцесса, очевидно ждавшая новоприбывших.

Стражник закрыл за нами дверь и послышался шум замка. Я нервно сглотнул слюну, а Банан подошёл к двери и закрыл её на засов.

— Зачем ты это делаешь? — спросил я.

— Если стража хочет, чтобы дверь была заперта, то пусть она будет заперта до конца! — нравоучительным тоном сказал Банан.

Принцесса медленно повернула свою голову к нам. Её лучезарная улыбка, появившееся сразу как дверь заперли, сменилась недоумением. Она резко вскочила с кровати и резко подошла к нам. У меня начали трястись колени, а Банан даже сделал шаг вперёд.

— Вы! — громко крикнула она и в глазах её уже читался гнев.

— Мы рады видеть вас, ваше сиятельство! — радостно отозвался Банан.

— Ну да, конечно, — она перевела взгляд на Банана и стала смотреть ему в упор.

Банан глупо улыбался и смотрел ей в глаза. Не помню, сколько они так стояли, но мне показалось, что прошла вечность. Она оторвалась от пристального взгляда Банана и посмотрела на меня.

— Мало того, что ты осквернил мою личность, так ты ещё и осмелился вернуться. И пришёл сюда вот с этим! — на последнее слово она сделала ударение, и я невольно сжал свою голову в плечи.

— Мы готовы выполнять ваши распоряжения! — сказал Банан, и принцесса развернулась снова в его сторону.

— Ну, это уж точно. Кто бы мог подумать… — она запнулась и замолчала. Банан продолжал пристально смотреть в её глаза. Было видно, что она начинает не справляться с таким “штурмом” от Банана.

— В прошлый раз мы говорили об интегралах, — начал Банан, — Как я говорил в прошлый раз, мне не составило труда вычислить ваш объём и массу. Теперь, пожалуй, можно вычислить и площадь вашей поверхности…

Он стал описывать поверхности, из которых состоит тело Селестии. В это время я заметил его перемену в голосе. Что-то словно щёлкнуло, и у меня слегка потемнело в глазах. Это сложно описать, но ощущение было похоже на то, будто меня очень сильно оглушило. Я перестал слышать все звуки, я слышал только голос Банана. С огромным трудом я посмотрел на принцессу и заметил, что её мордочка потеряла ту былую красоту: её челюсть вот-вот отвиснет, глаза почти закатились, все мышцы мордочки расслабились, отчего она стала похожа на слабоумную. Банан всё говорил и говорил, а состояние Селестии, да и меня тоже, стало ухудшаться. В глазах потемнело сильнее и казалось, что ещё чуть-чуть и я упаду.

Из состояния оцепенения меня вырвал внезапный крик Селестии. Я отряхнул голову и посмотрел на неё: она лежала на полу, из её рта шла пена, копыта стали дрыгаться и, что самое ужасное, её крик продолжался. Я испугался и закричал сам. Банан посмотрел на нас двоих и тоже крикнул что есть силы.

Когда мы все трое замолчали, то за дверью послышалось хихиканье и затухающий цокот копыт. Я от бессилия сел на пол и посмотрел на Банана. В этот момент он всё так же радостно улыбался.

— Когда она очнётся, нужно продолжить беседу, — сказал он, — Это не дело, оставлять её в таком состоянии. Ты только глянь! Она сегодня не выдержала и пятнадцати минут математики. Это значит, что она давно ей не занималась. А занятия — это важно! Вот, помнится, обучал я одного сорванца математике. Ничего сложного, я помогал ему с алгеброй. Так тот вечно увиливал и норовил убежать. И даже под страхом того, что я огрею его метлой, он не хотел учить. Тогда я связал его и заставил несколько часов подряд учить алгебру. И что бы ты подумал? Он стал лучшим учеником!

В этот момент мой взгляд пал на кандалы, прикованные к стенке. Затем мой взгляд снова перешёл к Банану, и я радостно сказал:

— Банан, ты гений! Нам нужно заковать принцессу в кандалы на стене!

— И тогда она сможет выучить всю математику? — радостно спросил Банан.

— И не только математику! Давай тащи её!

Я был без сил, поэтому Банан тащил её до кандалов один. Я помог ему закрепить принцессу плотно. Однако, меня смущал её рог. Если она наберётся сил, то ей не составит труда снять оковы.

— Нам нужно обыскать её сундуки со всякими причиндалами, — сказал я Банану, — Где-то тут должны быть заглушки магии для единорогов.

Банан не стал спрашивать, зачем нужны заглушки и лишь поинтересовался, как они выглядят.

— Ну, обычно это такое тугое кольцо с заклинанием. Его одевают на рог и единороги, а значит и аликорны тоже, не могут использовать магию.

— У моей матери как раз лежал такой в ящике, в который мне нельзя было залезать, — сказал Банан и принялся искать заглушку.

Я тоже стал искать её и перебирал всякие разные принадлежности, причём вид некоторых заставлял меня нервно дрожать.

— Эй, смотри, — сказал Банан и достал из сундука коричневый пенис, — Прям как у меня, ха-ха!

Я покачал головой и принялся искать дальше. Вскоре я нашёл одну из заглушек и аккуратно вытащил её из сундука. Мы с Бананом закрыли сундук и надели заглушку на рог принцессы.

Теперь, когда работа была готова, мы сели и стали думать, как нам быть дальше.

— Итак, принцесса в наших копытах. Она сейчас безвредна, но у нас есть большие проблемы. Ей сегодня надо будет опускать солнце, а нам нельзя ни отпускать её, ни снимать заглушку. Плюс, мы закрыты в этой комнате и у нас нет связи с внешним миром. Банан, у тебя есть соображения на этот счёт?

— Принцесса Луна должна поднять луну, но от луны света мало. А свечей тут нет. Нам бы раздобыть лампу.

В этот момент мне в голову врезалось несколько коротких мыслей: Пэн, Шайнинг Армор, Луна.

— Пэн может посылать сигналы через электрические сети, — скороговоркой проговорил я, — Мы попросим притащить сюда удлинитель и несколько электроприборов, таким образом, если Пэн ещё жива, а она определённо жива, мы сможем связаться и с внешним миром, а значит, через Шайнинг Армора попросим Луну, чтобы она опускала и поднимала солнце, пока мы занимаемся Селестией!

— Это неплохая идея, — сказал Банан, — В этом случае нам ничто не помешает заниматься математикой!

Я подошёл к двери, снял засов и постучался. Некоторое время всё было тихо. Тогда я принялся стучать ещё и ещё. И всё тщетно.

— Тут должно быть что-то, чем принцесса пользуется для вызова слуг.

— Ты имеешь ввиду это? — Банан показал на верёвочку, висевшую над кроватью, которая уходила куда-то в дырку в потолке.

— Да, наверное, — сказал я, — Дёрни её!

Банан дёрнул верёвку несколько раз и мы стали ждать. Вскоре раздался щелчок замка и дверь открылась. Мы стояли около прикованной принцессы, а служанка — миловидная кобылка голубого окраса с белой гривой, посмотрела на нас и довольно улыбнулась.

— У вас кончилась смазка? Вам принести ещё? — спросила она нежным голоском.

— Нет, у нас её полно, — сказал я, — Видите ли, нам нужен удлинитель и… — я выдержал театральную паузу и покрутил копытом, — несколько электроприборов.

— Скоро всё будет, — улыбнулась она, — в следующий раз возьмите меня к себе, я люблю такие игры, — и она показала копытом на прикованную Селестию.

Дверь закрылась и снова щёлкнул замок. Мы ждали, пока нам принесут всё то, что мы просили.

Прислуга со стражей вернулись не скоро, однако электроприборов принесли немало. Среди них было много вещей, моему пониманию не подвластных. Однако, мы подсоединили один из приборов к удлинителю и постарались растянуть провода на как можно большее расстояние.

Неизведанный прибор принялся вибрировать и издавать щёлкающие звуки. Мы долгое время смотрели на него молча, пока Банан не произнёс:

— А если его положить на гладкий стол, то он наверняка может далеко поехать.Можно устраивать гонки на таких штуках.

После этой фразы в моей голове снова потемнело, и я увидел лицо Пэн, как тогда на приёме. Лицо появилось совсем ненадолго и тут же исчезло. А прибор перестал показывать признаки жизни.

 — Пэн, ты слышишь нас? — произнёс я.

В ответ прибор заработал на короткое время и снова умолк.

— Пэн, нам нужно связаться с Шайнинг Армором. Попробуй передать ему, что Селестия под нашим контролем, и что Луна должна заменить её на время.

Прибор заработал чуть дольше, после чего остановился. В глазах ненадолго потемнело, а потом прибор снова продолжил свою работу.

— Как думаешь, она справиться? — спросил я Банана.

— А шут её знает, — ответил Банан, — Главное для мня сейчас — быть хорошим репетитором для многоуважаемой принцессы. Она будет мне очень благодарна.

Мы отключили прибор и стали ждать, когда очнётся принцесса. Ждать пришлось довольно долго, и пока она была без сознания, мы решили пошарить в сундуке.

Среди всех вещей, лежащих в сундуке, Банана заинтересовал пенис на ремнях. Он закрепил его на голову и стал с важным видом расхаживать по комнате.

— Я единорог, — важно произнёс он.

Я посчитал это забавным и решил присоединиться к нему, и найдя второй такой же предмет, закрепил его у себя на голове. Так ходили по комнате кругами, пока Банан не остановился и не сказал:

— Теперь я буду творить магию!

Он дотронулся до какого-то рычажка и из его “рога” выстрелила какая-то жижа.

— О, да! Я великий волшебник!

После этого принцесса очнулась и посмотрела на нас. Её недоумение было столь велико, что она не смогла сказать ни слова. Банан снял с головы агрегат и важно произнёс:

— Настало время математики!

— Не-е-е-е-ет! — раздался жуткий вопль Селестии, и Банан продолжил урок.

В тот момент мне показалось, что я смотрю на очень жёсткий садо-мазо секс. Банан снова принялся объяснять ей различные теоремы, и головокружение снова настигло мою голову. Однако, оно было не столь сильным, как раньше. Стоит отметить, что я почувствовал, что в моя голова стала работать намного лучше. Для практики я задал себе пару задач из области арифметики и очень быстро их решил.

Селестия продержалась дольше, чем в прошлый раз. Что касается меня, то к концу “процедуры” головокружения больше не было.

За окном была ночь, а значит, что наши слова дошли до Шайнинг Армора и до Луны. Принцесса спала мёртвым сном, переутомлённая уроком Банана, и мы тоже решили поспать. На всякий случай я вставил Селестии кляп в рот.

Я лёг на королевскую постель, а Банан упал на подушку, лежащую на полу, и мгновенно заснул. Я же долго не мог уснуть. Я пытался проанализировать то странное явление, возникшее во время уроков Банана. Мои попытки разумно его объяснить терпели крах, и я постепенно проваливался в сон.

Проснулся я от того, что кто-то отпер дверь и постучал. И проснулся я не от стука, а от громкого возгласа Банана: “Сейчас открою!”.

Он открыл дверь, и за порогом я услышал знакомые голоса.

— Мы вам тут еды принесли! — говорил один.

— Ага, и попить, — раздался другой голос.

Я подошёл к двери и увидел трёх пони из того кафе. Я никак не мог понять, что же они делали в замке, да ещё и около комнаты. Один из них, жёлтого окраса, открывал рюкзак, чтобы достать оттуда термос. Второй, которого звали Синий, громко чавкал и с набитым ртом говорил:

— Джед, давай быстрее.

Третий, без гривы, оглядывался по сторонам.

— Как вы сюда попали? — спросил я.

— Синий подкупил стражей огурцами и ржаным хлебом, — сказал Джед.

— Как он умудрился это сделать? — недоумевал я.

— Вот я тоже это не могу понять, — сказал лысый.

— Ну, да, я такой, — всё так же чавкая довольно проговорил Синий.

— Покушать — это хорошо, — сказал Банан и забрал съестные припасы, принесённые тремя пони.

— Вас послал Шайнинг Армор? — спросил я.

— Ага, — ответили они хором.

— Мы тут не только с едой, — сказал лысый, — Мы тут ещё и для того, чтобы передавать записки от Шайнинг Армора. Не спрашивай, почему именно мы. Но дело того стоит, верно?

— Ага, Блейзер, это ты верно подметил, — сказал Джед.

Мы напоследок представились друг другу, чтобы никто не путался, после чего они закрыли дверь и заперли её на ключ. Тут в моей голове появился вопрос: “А где они взяли ключ от этой комнаты?”. Но было уже поздно его задавать, и я решил подождать следующего раза.

Глава 11. Банан вершит правосудие

Мы с Бананом оказались в очень щекотливом положении. И дело вовсе не в том, что мы были заперты вместе с прикованной Селестией. Всё упиралось в отсутствие отхожего места. Банан со свойственной ему простотой хотел просто справлять нужду в углу комнаты, прикрывая навоз ковром, и был остановлен моим яростным протестом. Терпеть тоже было нельзя, и потому я решил обратиться к прислуге. Мы снова позвали прислугу и ждали, когда она придёт. Перед этим пришлось Банану повторить урок математики, чтобы принцесса спокойно висела в своих кандалах.

Прислуга пришла оперативно. Это была всё та же служанка, что приходила в прошлый раз.

— Наши забавы затянулись, и нам нужно в туалет, — сказал я, как только она заглянула своей милой мордашкой в комнату.

— Я бы проводила вас до отхожего места, но я не имею права выпускать вас без приказа от Селестии, — раздался ответ, — но, если вам будет угодно, я могу принести горшок.

— Давай сразу два, — крикнул Банан, — И побольше!

Служанка немного сконфузилась и покраснела.

— Может, вам принести что-нибудь ещё? — спросила она, перед тем, как уйти.

— Сигарет, пожалуйста, — сказал Банан.

— Чего нет, того нет.

Описывать процесс дефекации я не собираюсь, скажу лишь, что горшки были доставлены очень своевременно. Принцесса же была сильно истощена, и ей явно было не до справления нужды. Морить голодом её не было нашей целью, поэтому мы решили накормить её оставшейся едой. И мы подождали, когда она очнётся.

Очнувшись, Селестия взглядом мученика посмотрела на нас. Мы с Бананом широко улыбнулись, дабы она не подумала ничего плохого. Но от наших улыбок на её мордашке заиграло отчаяние.

— Мы тебе покушать принесли, — заботливо сказал Банан.

— Я это не выдерживаю, — надрывно произнесла она, — Вы настоящие изверги.

— Ну не печалься ты, всё хорошо будет. Математика ещё никому не вредила, наоборот — помогала, — сказал Банан, — Вот, помнится, знал я одного буфетчика. Хоть он и торговал всякими вкусностями, но сам не доедал. Жаловался мне, мол, что его дед был замечательным буфетчиком. Всегда доедал и ни о чём не жалел. А вот ему, внучку любимому, не везёт. Ну, я ему и сказал тогда, что это не в везении дело, а в том, что обсчитывают его всё время. А считал он плохо, да. Ну, так я подправил ему знания в арифметике и в алгебре. Он конечно отлынивал, ленился, но спуску я ему не давал. Бывало, спрячется от меня в своей лавке, я его и ищу, а когда нахожу, то кричу ему: “Не спрятаться тебе от математики!”. А он брыкался, вырывался, но поделать ничего не мог. Вот выучился он у меня, и больше никто его не смог обсчитать. И стал он жить припеваючи, растолстел даже. Благодарил он меня потом от всей души, хоть и обижался раньше на меня.

Я подошёл к принцессе и протянул к ней всё ещё мягкие булочки. Она посмотрела на них, понюхала и сказала:

— Спасибо что хоть кормите.

Она съела булочки из моих копыт и запила их водой из бутылки, которую держал Банан. После такой трапезы, мы уселись перед принцессой.

— Сколько вы будете меня тут держать? — спросила она.

— Не знаем, — ответил я, — это зависит от тебя.

— От меня? Но, что я должна сделать? Я что-то должна вам сказать?

Я немного подумал и решил проверить, начала ли она понимать положение вещей в Эквестрии.

— Скажи мне, какая сейчас политическая обстановка в Эквестрии.

— Мы лидируем во всём, — сказала она, — Мы намного опередили в техническом плане Сталлионград, наша армия по прежнему не имеет равных, а наши свободы являются демонстрацией наивысшего социального прогресса.

— Хорошо… Теперь скажи мне, как много солдат заняты охраной границ Эквестрии? Сколько денег выделяется на финансирование Академии Наук? И как много средств выделяется на охрану порядка в Кантерлоте?

— Я… я не знаю, — Селестия вдруг ужаснулась, и крикнула — Правда, я не знаю!

В этот момент она начала плакать и сквозь слёзы проговорила:

— Мои подданные меня ищут? Они заметили, что я не сижу на троне?

— Вас никто и не ищет, — медленно сказал я, — Они знают, где вы. Вас на троне не было уже давно... Вы помните, когда были в тронном зале в последний раз?

— Нет, — принцесса громко всхлипнула, — Нет, не помню. Кто сейчас за меня, Луна?

— Нет, не Луна. Луна почти безвылазно сидит в своих покоях, и о ней я сейчас мало знаю.

— Кто управляет страной!? — она почти срывалась на крик, — Почему я не могла понять этого раньше? Что вообще происходит!?

— Тише, тише, — я постучал копытом, — Страной управляет министерство, во главе которого стоит один из ваших приближённых. Вы помните, как назначили его главой министерства? Вы помните, как министерство было обосновано?

— Очень смутно, — она потихоньку переставала плакать, — всё как в тумане. Я помню лишь развлечения, помню, как Винд Милл соблазнял меня устроить разные увеселительные мероприятия. А потом словно ничего не было. Как я не могла догадаться об этом раньше?

— Об этом мы поговорим позже, — сказал я, удостоверившись, что прогресс есть, — Но сейчас Банан должен давать вам уроки математики.

— Зачем мне математика? Мне нужно навести порядок в стране! Срочно!

— Тише, тише. Вы всё узнаете, но чуть позже. А пока нужен ещё один урок. Вы ведь понимаете, что мы хотим вам добра?

— Не особо понимаю. Но, что-ж, мне придётся довериться вам, другого выбора у меня нет.

Банан снова начал урок. На этот раз принцесса намного легче переносила его. Было видно, что она испытывает головокружение, но не столь критичное, чтобы потерять сознание. Этот урок длился очень долго: закончился он только тогда, когда Луна опустила солнце и подняла луну. Селестия впервые выдержала его от начала до конца. Это был серьёзный успех.

Как только мы закончили, в двери повернулся ключ, после чего в неё постучали.

— Эй, вы там, — раздался голос Блейзера, — Мы вам еды принесли и ишо кой-чаво.

Банан снял засов с двери и под удивлённый взгляд принцессы открыл дверь, и в комнату залетел запах табачного дыма. За дверью стояло то трио: Джед, Блейзер и Синий. Блейзер дымил сигарой, Джед попыхивал трубкой, а Синий сочно чавкая жевал огурец.

— Входите, входите, — сказал Банан, — Мы как раз кончили.

Трио зашло в комнату, и Банан закрыл за ними дверь. Не успели они и шагу ступить, как застыли на месте: Селестия была в сознании и смотрела на них.

— А это кто такие? — спросила она.

— Это врач, — сказал Джед и указал на Блейзера, — Я инженер, а вот он, — Джед указал на Синего, — прикладной математик.

— Это мне ни о чём не говорит, — сказала она, — что вы тут делаете?

— Заботимся о вашем благосостоянии, — сказал Джед и затянулся трубкой.

— А… а как вы сюда попали?

— Да вот этот вот, вот он вот, — проговорил Блейзер и указал на Синего, — уже второй раз подкупил стражу огурцом и ржаным хлебом.

— Да, я такой, — сказал Синий и нечаянно плюнул так, что кусочки огурца полетели на принцессу.

— Как это вообще возможно? Шайнинг Армора нужно как следует отругать за таких подчинённых! — возмутилась Селестия.

— Он не является главой дворцовой стражи, — сказал я, — Нынешний глава стражи Вотер Милл.

— Как я это допустила? Какой ужас!

— Вот, кстати, о Шайнинг Арморе, — Джед достал из рюкзака записку и протянул её мне.

Я достал, развернул её и начал читать.

— Читай вслух, — попросила принцесса, — Если это касается меня, то я должна знать.

Я набрал полные лёгкие воздуха и… закашлялся. Гости надымили сильно, притом стоило мне отвернуться, как Банан обзавёлся сигаретой и присоединился к общему загрязнению атмосферы этого помещения. Возмущаться я не стал, но недовольным взглядом окинул всех курящих. После получения таким образом морального удовлетворения я начал читать:
“ Ситуация благоприятная. Мои стражники смогли навестить Пэн, и она высказала горячее желание оказывать любую помощь. Надеюсь, умственное здоровье дорогой принцессы Селестии улучшается, потому как вернуть ей королевство в ближайшее время — наша главная задача. Мои разведчики докладывают, что Вотер Милл пока ещё ничего не подозревает. И… “
— Синий, прекрати чавкать! — не выдержал я.

В этот момент все, включая принцессу и Банана, посмотрели на него с негодованием. Синий перестал чавкать, но расплылся в довольной улыбке и сказал:

— А вот если бы мы были в столовой для столов, то это было бы нормально.

У меня не было времени выяснять, что это за “столовая для столов”, и я просто дождался, пока наступит тишина, после чего продолжил:
“ И есть опасность, что в случае, если мы сможем его прижать, он попробует применить силу, в частности прикажет стражам атаковать нас. Я попробую принять меры на случай такого варианта развития событий. “

На минуту повисла тишина, и было слышно только пыхтение трубки. Тишину нарушил голос Селестии:

— Неужели всё настолько плохо?

— Боюсь, что да, — сказал я.

Трио попрощалось с нами, мы проводили их до двери и закрылись. Селестия висела с опущенной головой и сказала:

— Вы можете снять меня? Я обещаю, я вреда не причиню.

Я вопросительно посмотрел на Банана. Тот кивнул головой, и мы сняли кандалы с принцессы. Селестия упала, и Банан поймал её. Она с трудом стояла на ногах, потому мы аккуратно положили её на кровать. Принцесса устроилась как ей удобно и сказала:

— Я не знаю, как это у вас получилось, но я сейчас чувствую, что стала в разы умнее. Мои мысли больше не такие тяжёлые, как раньше. Это очень здорово!

Я присел на кровать рядом с принцессой, а Банан сел на пол.

— Банан, что же ты сидишь на полу? — спросила она.

— Моя принцесса, я не осмеливаюсь садиться на ваше место. Это неправильно. Мой папа говорил, что всегда нужно знать, где чьё место, иначе будет непорядок. Вот я всегда чтил это правило. Вот, помнится, как-то прилёг я спать на лавку. Спал себе хорошо, но вдруг подходит страж и говорит мне, что лавка не моя. Я сильно удивился, мол, как это не моя? Лавки на улице общие, а это значит, что кто сел, того и лавка. Но он всё не унимался. Тогда я погрозил ему копытом и сказал, что ежели он такой невежливый, то получит копытами куда надо. Он удивился, но потом позвал на помощь и взял дубинку в зубы. Я понял, что дело дрянь, и пустился со всех ног оттуда. Бежал я через парк от них долго. Видать, сильно разозлил. Спасло меня то, что рядом проходила молодая семья. Мать катила перед собой коляску, а отец строил рожи жеребёнку. Я через коляску перепрыгнул, а один из стражников не смог и опрокинул его. Семейка подняла такой вой, что со всего парка сошлись пони, и я удрал сквозь толпу.

— А если я разрешу сесть рядом со мной?

— Тогда всегда пожалуйста!

В комнате повисло молчание. Банан всё так же сидел на месте, а Селестия смотрела на Банана. Я же смотрел то на Банана, то на Селестию. Молчание продолжалось долго, пока Селестия не сказала:

— Ну и?

— Что? — отозвался Банан и улыбнулся.

— Я разрешила тебе садиться.

Банан улыбнулся и забрался на кровать. Я почувствовал, что меня клонит в сон и потихоньку стал засыпать. Последнее, что я видел, — это как Банан рассказывал что-то о своей жизни в Понивилле.

Проснулся я раньше всех. Стоило мне приподнять голову, как предо мной открылась такая картина: Селестия распласталась по всей кровати, я лежал, укутавшись в её хвосте; Банан лежал на краю кровати, используя копыто принцессы как подушку. Я медленно и аккуратно выпутался из хвоста. Затем я подошёл к окну и выглянул наружу. Было ещё темно, но скоро Луна должна была опустить луну и поднять солнце. Банан о чём-то говорил во сне, что-то про сломанную аэродинамическую трубу и требовал привести к нему Крагу. Я усмехнулся и стал вглядываться в окно. Там было пусто, если не считать стражей, патрулирующих город. Со стороны кровати послышалось шебуршание, и Банан пробормотал что-то невнятное и утих.

— Ты почему не спишь? — раздался шёпот принцессы.

Я дрогнул от неожиданности и посмотрел на кровать. Принцесса не спала и, вытянув шею, смотрела на меня.

— Я не хочу спать, — ответил я.

— Ну, раз ты не спишь… — она устроилась удобнее, слегка сдвинув Банана, отчего тот повернулся на спину и начал храпеть, — Расскажи мне, что Банан сделал со мной? Почему мне стало легче думать? И что, в конце концов, происходило в то время, как я была в э… беспамятстве?

Я подошёл к кровати и аккуратно закрыл Банану рот, отчего тот перестал храпеть.

— Это сложно объяснить, так как я сам всё не очень понял, но я попытаюсь, — я сел рядом и посмотрел на принцессу, — Итак, всё началось с исследования Старсвирла Бородатого. Он предположил, что интеллект пони — это константа…

Я замолчал. Внезапно я понял, что стал понимать гораздо больше, чем раньше. И это было вызвано влиянием Банана на меня. Прокрутив в голове все факты, я продолжил говорить:

— Итак, интеллект пони — это константа. И в случае, если в одном месте скапливается много умных пони, то в нём же появляется одинаковое количество дураков. Причём баланс этот поддерживается не столько за счёт тех, кто с рождения становятся дураками, сколько за счёт уже живущих пони. При этом он заметил повышенную опасность уменьшения интеллекта у бессмертных пони, в частности у принцесс. Чтобы обезопасить принцесс от такого явления он решил отправить в Кантерлот очень глупое существо. Настолько глупое, что интеллект принцесс никогда не сможет упасть. Он нашёл такое существо, интеллект которого был не просто низким, он был отрицательным. Он осуществил перенос этого существа из его мира в наш, но перенос оказался неверным, и существо это было перенесено в виде земного пони Швейка на территорию Сталлионграда да ещё и не в то время. Сам Швейк так и не остался в Кантерлоте, зато его внебрачный сын — Банан, оказался как раз там, где надо. Но это ещё не всё, Банан тоже обладает отрицательным интеллектом, но не простым, а ещё и уходящим в отрицательные значения комплексной плоскости. Это как раз и усиливает его эффект воздействия на пони, вызывая в них поистине колоссальные преобразования в интеллекте, позволяя разбираться в тех вещах, в которых пони никогда ранее не были сильны. Но тут появляется семья Миллов, которая, узнав об этом балансе интеллекта, делает всё возможное для подавления вашего интеллекта, чтобы захватить власть в Эквестрии.

— Им это почти удалось, — сказала Принцесса, — Это возмутительно! Они должны быть наказаны!

Солнце было поднято, и принцесса собралась было отправится к Луне, чтобы сообщить ей о том, что она сможет поднимать солнце, но я её остановил:

— Погоди!

Она остановилась и посмотрела на меня.

— Ты то не будешь выдавать нас страже? — спросил я.

— Глупенький, разве у меня есть причины?

Принцесса снова направилась к двери, но снова была остановлена мной:

— Ты кое-что забыла!

— Что? — удивлённо спросила она.

Я указал на её рог. Она ахнула и сняла с него блокиратор магии. После этого она помахала мне копытом и попыталась выйти из комнаты, но на этот раз ей помешал замок.

— Что же это такое? Почему мы заперты?

— Ты сидела в этой комнате безвылазно, выходя лишь для того, чтобы поесть или справить нужду. Сколько — не знаю.

— Нужно позвать прислугу, — сказала она, — пусть они меня выпустят.

— А мы?

— А вы пока посидите тут, — она улыбнулась, — Не переживай, с вами ничего не случится.

Она дёрнула за верёвочку, чтобы позвать прислугу. Я же уселся на кровать и, подождав, когда откроют дверь, проводил её взглядом. Как только дверь захлопнулась за ней, Банан резко проснулся и огласил всю комнату возгласом:

— Она забыла заняться математикой!

Он рванул к двери, постучал по ней, потом упал на пол, перекатился к сундуку, укрылся за ним и шёпотом сказал:

— Ничего, как-нибудь в другой раз.

Я подождал, пока он встанет и спросил его:

— Как думаешь, сколько нам её ждать?

— Не знаю, — ответил он.

Мы стали ждать, просто ждать. Через час в замке стали раздаваться странные шумы и по замку прошлась странная вибрация. Кто-то попытался выбить дверь, но эта попытка не увенчалась у него успехом. Мы насторожились и стали готовиться к обороне. Мы достали из сундука несколько длинных пенисов и, вооружившись ими как копьями, встали в оборонительную позицию перед дверью. Дверь разлетелась в клочья и в комнату вкатился тот толстяк из кафе. Он уставился на нас и произнёс:

— Биггус к вашим услугам!

Вслед за ним в комнату зашли те трое, и из коридора стали раздаваться шумы сражения. Громко чавкая огурцом Синий сказал:

— Шайнинг Армор начал штурм замка по просьбе Селестии. Вам нужно уходить отсюда, пока за вас не хватились пони Милла.

Мы последовали за ними. Бежать пришлось очень долго, и мы петляли по многочисленным коридорам этой части замка. В итоге мы вышли к заднему входу, но стражники Милла преградили нам путь. Биггус разогнался и со всей скорости налетел на стражников. Удар был столь мощный, что смяло и стражей и дверь, находящуюся за ними. Мы вышли на задний двор, и оказались в окружении, но на этот раз это были стражники Шайнинг Армора.

— Пресвятые интегралы, такого погрома я давно не видел! — сказал Банан.

— Вот они! — крикнул Шайнинг Армор, увидев нас, — уведите их как можно дальше от замка.

Нас отвели от замка и попросили дождаться окончания штурма. С одной стороны я был рад, что оказался вдалеке от этого злополучного замка, но с другой стороны мне было жалко пропускать этот исторический момент.

Кантерлот был на ушах: все улицы были оцеплены скелетами Спуки-Тарыча, которых Шайнинг Армор позвал, видимо для того, чтобы иметь больше сил для штурма замка; все жители сидели по домам, а кто-то в панике убегал из города или старался где-то спрятаться.

Штурм продолжался в течении трёх часов, по истечении которых все стражники Милла были обезврежены, а все министры, включая самого Вотер Милла, были арестованы. После окончания Штурма все силы были собраны перед главным входом. Увидев Банана, а вернее услышав его “Ууу! Мертвяк!”, Спуки-Тарыч решил увести всех скелетов как можно скорее из Кантерлота. Шайнинг Армор был не против, видимо задержка скелетов не входила в его планы.

Стражники стали выводить из замка всех его обитателей. Под конвоем вывели всех арестованных, как стражников так и министров. Следом за ними вышли изголодавшиеся пленники и секс-рабы. Затем показались стражники, которые тащили на себе Пэн. Её положили на площади рядом с толпой пленных. Последним вывели Вотер Милла. Он был закован в кандалы и стоял посреди огромной толпы пони. Прилетели принцессы, встали рядом с ним, и Селестия зачитала обвинение:

— Вы обвиняетесь в попытке свержения законной власти в Эквестрии, убийствах, пытках и краже имущества. Доказательств причастия вас и вашей семьи к этим деяниям достаточно, чтобы не было сомнений в вашей вине. Я готова вынести обвинительный приговор!

Повисла тишина. Селестия посмотрела на Банана, он улыбнулся ей, и она сказала:

— Вы и все члены вашей семьи, причастные к попытке переворота, будут изгнаны с территории Эквестрии навсегда!

На последнем слове раздался гром и белая вспышка ослепила ненадолго всех вокруг. Когда все оправились от вспышки, то Милла уже не было видно. Скоро должен был начаться суд над остальными участниками заговора. А моя с Бананом работа оказалась выполнена. Мы имели полное право отдохнуть.

Послесловие

Моя долгая работа, посвящённая мифу о Банане, была завершена. Вернувшись в Пёрпл Порт я систематизировал все записи и объединил их в одну большую работу. Работа эта оказалась столь огромной, что в выпуск Си-Ньюс, полностью посвящённый Банану, она не поместилась. Но, несмотря на это, весь тираж был распродан в первые же дни и его пришлось расширить. Главный редактор был очень доволен результатами. Я бы даже сказал, что он был вне себя от счастья. У газеты появились зарубежные читатели, благодаря тому, что тираж закупался Эквестрией, Сейдл Арабией, Советской Сталлионградской Республикой и другими странами. Бум популярности этой газеты и моей персоны в частности привёл к тому, что редакцию завалили письмами. Надо отдать должное нашему редактору, ведь он не растерялся и грамотно воспользовался моментом. Он наладил переписку с журналистами, предложившими свои услуги Си-Ньюс, тем самым создал огромную информационную сеть, охватившую почти весь мир, что позволило ему отбирать самый интересный материал отовсюду. Таким образом, Си-Ньюс превратилась из скромной провинциальной газеты в мирового гиганта. Конечно же, после четырёх напряжённых месяцев работы после моего возвращения я был вознаграждён щедро оплачиваемым отпуском на месяц.

Первая неделя моего отпуска прошла по очень простому сценарию — я спал с перерывами на обед или туалет и не выходил из дома. Далее я планировал гулять вдоль моря и потягивать сидр, но это занятие наскучило мне уже на третий день. И тогда я решил съездить в Кантерлот и заглянуть к Банану. Я успел уже соскучится по нему.

Я купил на рынке несколько сувениров, чтобы подарить их знакомым пони при встрече; сложил в свой походный рюкзачок их, пару сладких булочек и свой кошелёк. Аэростаты теперь стали ходить чаще благодаря возросшей популярности нашей газеты. Предприимчивые пони летели прямо к издательству, чтобы купить свежеотпечатанные номера, это стимулировало перевозчиков увеличить количество рейсов. Это же сильно повлияло на гостиничный бизнес в нашем городке: количество гостиниц резко возросло, как и улучшилось качество их обслуживания. Что уж говорить, некогда пыльные немощёные улицы нашего городка обрели каменное покрытие. Это было удивительно, ведь город изменился необычайно быстро.

Ещё одно изменение коснулось нашего авиапорта. Помимо стоянок для аэростатов, появилась взлётно-посадочная полоса для самолётов. Она была грунтовой, однако она всё-же была. Её провели специально для самолётов из Сталионграда. Пока я работал над материалом и помогал редактору с сортировкой уже прибывшего (этим занимались многие журналисты, не только я), в отношениях между Эквестрией и Сталлионградом наступило заметное потепление. Как результат, Сталлионград стал активно развивать свой гражданский воздушный флот. Как результат, подобные полосы появлялись во многих городах, и сталлионградские самолёты стали заметным конкурентом Эквестрийским воздушным лодкам. Впрочем, мне больше нравится неспешный перелёт под тихий шелест работающих механизмов воздушной лодки, чем быстрый полёт под оглушающий рёв двигателей самолёта.

Такая конкуренция заставила хозяев аэростатов улучшить комфорт перевозок, и теперь в воздушных лодках каюты стали чуть более просторными, а на верхних палубах появились кафе. Поэтому я долетел до Кантерлота в очень спокойной обстановке и был крайне доволен.

О своём визите я никого не предупреждал, потому меня никто и не встретил. Но я знал, где можно было найти Банана. В тот день, когда заговор Миллов был сорван, решалась дальнейшая судьба всех, кто находился в плену у Миллов. Я присутствовал на этой процессии, и стенограмма этого была отпечатана в дополнительном тираже газеты Си-Ньюс. Пэн, уже не являющаяся пони, но всё-же живая была отправлена в Академию Наук, где её тело подверглось модернизации, позволившей ей передвигаться самостоятельно. Её же Принцесса Селестия назначила главой бюро коммунальных услуг. Банана хотели назначить секретарём при королевской канцелярии, но он отказался и пожелал продолжить работать дворником. Его желание было удовлетворено, и теперь он метёт тот самый парк, который мёл когда-то давно. Дом Пэн был возвращён ей обратно, и они стали жить с Бананом вместе.

Я как раз направился в этот самый дом. Без предупреждения, чтобы это было сюрпризом. Дом этот был уже приведён в полный порядок, и теперь ничто не напоминало о том, что он пустовал десятки лет. Я постучал в дверь и услышал чьи-то мерные шаги. Щёлкнул замок и дверь отворилась, на пороге стояла Пэн. Стоит отметить, её тело было выполнено довольно красиво: пневмомышцы красивыми линиями пронизывали её конечности, её брюшко, таившее в себе множество электронасосов, лёгкое и укороченный кишечник, для поддержания жизнедеятельности оставшихся живых тканей; было выполнено из неизвестного мне материала, а её глаза, всё ещё живые, красиво сочетались с искусственной гривой зелёного цвета.

Она меня узнала, улыбнулась и произнесла голосом, похожим на тот, что я слышал ранее, но более нежным:

— Здравствуй, проходи скорее.

Я не стал задерживаться и зашёл внутрь. Из гостиной раздавались знакомые голоса.

— Мы как раз пьём чай, — сказала Пэн, — ты очень вовремя пришёл.

Мы вошли в гостиную, где за столом сидели Принцесса Селестия и Банан. Они посмотрели на меня и поздоровались. Я ответил им лёгким поклоном и сел на стул, поднесённым ко мне Пэн.

— Вижу, ваша работа прошла успешно, — сказала Принцесса, как только я уселся. — Поздравляю вас.

— Покорнейше благодарю, — ответил я. — А как обстоят дела у вас?

— Замечательно, — ответила она, — Жизнь в Эквестрии налаживается, и я уверена, что нас ждёт процветание. Нам удалось достичь небывалых ранее дружественных отношений со Сталлионградом, и я считаю, что в сотрудничестве мы сможем достичь гармоничной жизни.

— И часто вы бываете в гостях у Пэн? — спросил я, переводя тему от политики в другое русло.

— Регулярно, — ответила за Принцессу Пэн, — В настоящее время это необходимость. Ей нужно находится рядом с Бананом как минимум раз в месяц.

— Чаще, если я решаю предаться развлечениям, — вставила своё слово Принцесса, — В конце концов, отдых мне тоже иногда нужен.

— Эт да, отдых — это правильно, — вставил своё слово Банан, — Вот, помнится, знавал я одного товарища, который без отдыху работал всё время. Ну так я ему и говорю, мол, отдыхать надо. А он мне и отвечал, что нельзя ему отдыхать. А работал он на стройке, балки таскал. Так вот однажды он так напрягся, что от усталости звонко испустил газы. Да так ему смешно стало, что балка на него и упала! Потом в больнице лечился, ага.

— А что касаемо ваших, эм… — сказал я Принцессе, — касаемо особых фантазий по поводу Банана?

— А что тут можно сказать? — сказала Принцесса, отхлёбывая чай, — Даже если у тебя есть огромная власть, лучше оставлять некоторые фантазии фантазиями.

Мы все утвердительно закивали головами и продолжили трапезу.

---

Напоследок, хочу добавить от себя, что Банан кардинально поменял жизни многих пони и не только. Возможно именно столкнувшись с непомерной глупостью, можно увидеть истину. И ни один из величайших философов не сможет показать истинную картину мира так ясно, как это может сделать идиот. И каждый, кто сталкивался с Бананом, не оставался прежним. И прежде всего, прежним никогда уже не стану я. Особой строкой хочу отметить Странное Чаепитие, ибо их заведение содержит странную энергетику, не поддающуюся описанию. Кстати говоря, за всё время рассказа я так и не представился. Так что сделаю я это на прощание.

Искренне ваш,

С наилучшими пожеланиями,

Флейм