Коварное кредо Каннинга

4. Охотница на людей

Понивилль мал, но не настолько, чтобы всем были известны имена друг друга. Я нахмурился и спросил:

– Откуда ты меня знаешь?

– Я следила за тобой… и видела всё.

Ее слова, словно удар, заставили меня пошатнуться. Мой маленький уютный мирок осыпался карточным домиком. Лира следила за мной, узнала, что я делаю, вломилась в мой дом. Но это же невозможно: я – тот, кто следит, я – тот, кто вламывается в дома!

– Ты привык так думать, – заметила Твайлайт из-за спины, – привык считать себя хитрее всех, считать себя неприкасаемым, и поэтому стал беспечным.

Тёмный Кучер дернул за зрительные нервы, направив мой взгляд на скальпель: «Она знает, кто ты! Убери свидетеля!»

– Правило первое, – напомнила Твайлайт.

– Ты не убиваешь пони, – неуверенно проговорила Лира, заметив, куда я смотрю.

– Заткнитесь! – я постучал себе копытом по голове, как по барахлящему телевизору.

Твайлайт исчезла, Тёмный Кучер затих, а единорожка попросила:

– Выслушай. Поверь, я не хотела тебя беспокоить, но всё зашло слишком далеко, и я поняла, что одна не справлюсь.

О чем она вообще? Ненавижу не знать.

В комнате резко стало душно, свет лампы под потолком слепил, словно солнечный. Хотелось закрыть глаза и не видеть ворвавшегося в мою жизнь хаоса. Но я не поддался. Не сводя с Лиры хмурого взгляда, собрал инструменты телекинезом и припрятал их назад в сумку. Сумку перенес себе за спину.

– Говори, что тебе надо.

Единорожка глубоко вдохнула и начала:

– Три месяца назад ко мне домой пришел пони по имени Нойзи Лукер. Он почему-то считал, что я люблю его, хотя я видела его первый раз в жизни. Начал хватать меня, городить какую-то околесицу о существах, называемых «люди», уверял, что всё обо мне знает, и хочет порадовать меня рассказами о своем мире. Я подумала, что он чокнутый, и выставила его. Но постоянно возвращалась мыслями к этому вторжению: Нойзи успел рассказать обо мне много того, чего никак не мог знать: о моих детских друзьях, о том, как я сочиняю музыку…, о моей соседке.

Быстрая речь Лиры завораживала. Кажется, ее такт совпадал с ходом настенных часов: ударение – тик, ударение – так.

– Бон-Бон? – уточнил я.

– Да. Я решила разузнать, откуда ему столько известно. Как-то раз заметила его в городе, но подойти побоялась. Стала наблюдать издалека. Сначала он направился на ферму Эпплов и битый час упрашивал мистера Макинтоша взять его на работу, потом пошел в гостиницу и устроил скандал, потому что у него не было денег, чтобы снять номер на ночь. Я уже совсем было отважилась пригласить его к себе, чтобы поговорить, но тут… появился ты.

Я сел на пол: от долгого стояния начали неметь ноги.

Я помнил того, о ком говорит Лира: Нойзи Лукер, темно-зеленый пони с бирюзовой гривой и головой, полной фантазий о том, как он находит работу, и все кобылы в коллективе отдаются ему сначала поочередно, а затем все вместе. Дал Лукеру денег, чтобы снял номер на первом этаже, а ночью влез в окно, и…

– Я увидела, как ты влезаешь к нему в окно, – продолжала Лира, и я мысленно поаплодировал ее усидчивости: следить за монстром несколько часов кряду, даже когда он спит! – и подобралась поближе. Ты воткнул ему в шею один из своих шприцов, связал и начал обклеивать пол и стены номера клеенками.

А потом я убил Лукера. На глазах у невинной любопытной единорожки.

– Ты разрезал его пони-костюм, и я увидела, кто внутри…, – Лира запнулась и выдохнула: – и он был прекрасен.

Значит, она подумала, что я не убивал монстра, а просто снял с него оболочку. Разум пони отказался осознать факт убийства.

– Это длинное гладкое тело, – продолжала Лира, прикрыв глаза и поводя копытами, как будто очерчивала силуэт монстра, – узкие бедра, ловкие пальцы. Он не шевелил ими, но мне сразу стало ясно, что они приспособлены для всего гораздо лучше копыт: ими удобнее держать перья, чашки, сковородки, ими можно даже перебирать струны лиры! Я хотела тоже залезть в окно и рассмотреть его получше вместе с тобой, но… ты начал его разрезать. Мне стало плохо, и я убежала. Подумала, что ты изучаешь их.

– Можно и так сказать.

– Я подумала, ты не знал, что Нойзи умрет, если снять с него пони-костюм…, может быть, люди не могут дышать нашим воздухом? Но ты всё-таки медик – решил узнать, как люди устроены внутри, и поэтому его разрезал.

Я кивнул, не спеша развеять заблуждения единорожки.

– Я начала собственное исследование: собрала все книги по истории, все бестиарии, где могли бы быть упоминания о людях. Даже рассказала Бон-Бон о них, но она только покрутила копытом у виска: решила, что я уверовала в старые сказки о поньборотнях! В книгах я так ничего и не нашла, поэтому стала сама искать людей… Я встретила Сэнди Дрима – его вид показался мне странным, немного похожим на Нойзи Лукера. Стала расспрашивать его о людях, но он отнекивался, и я… потеряла терпение, захотела снять с него костюм пони… Он попытался убежать, а я как раз купила запасные струны…

«И накинула ему на шею», – понял я. Просто, чтобы удержать: об убийстве Лира и не думала. А потом поискала застежку на «костюме», но не нашла и решила вспороть ножом.

– А он оказался простым пони! – с досадой воскликнула единорожка.

Не с ужасом, не с сожалением. С досадой, даже с ноткой негодования: «Да как он посмел быть пони!?»

Ее сознание могло отрицать то, что она видела, но подсознанию зрелище убийства Нойзи Лукера нанесло непоправимый ущерб. Даже без необходимой квалификации я мог уверенно определить, что Лира обезумела. Из-за меня.

– Бон-Бон сопоставила сведения о смерти Сэнди Дрима с тем, что я рассказывала ей о людях. Заподозрила, что это сделала я, собиралась пойти в мэрию. Я отговаривала ее, сколько могла, но она только больше убеждалась в своей правоте. Она называла меня убийцей!

– И ты подтвердила ее догадки, – сурово заметил я.

Лира сникла, уставилась в пол: хотя бы подругу ей было жаль. Вдруг единорожка резко подняла сухой взгляд и сказала:

– Но в перерывах между поиском сведений о людях в книгах я следила и за тобой. Я видела, как ты поймал одного в Белохвостом Лесу, а потом еще двоих у бутика «Карусель». Я поняла, что ты умеешь вычислять людей, но не решилась заговорить с тобой, потому что поняла еще одну вещь: ты не изучаешь их, а убиваешь. Тогда я испугалась, но теперь… во мне больше нет страха, Каннинг Спэттер. Я хочу, чтобы ты нашел мне людей, чтобы я могла поговорить с ними и узнать о них всё. Если не поможешь, я расскажу гвардейцам, чем ты занимаешься по ночам, и что ты убил Сэнди Дрима и Бон-Бон.

Безумна Лира или нет, а для шантажа ей мозгов хватало.

– Люди – чудовища, – убедительно сказал я. – Я отличаю их, потому что вижу их гнусные фантазии и воспоминания о реальных преступлениях. Если тебя напугало то, что я делаю с ними, то сами они приведут тебя в такой ужас, что…

– Неправда! – перебила Лира. – Такие прекрасные, совершенные существа не могут быть злыми!

– Нет.

– Я всем расскажу, кто ты!

– Дерзай. Если ты следила за мной, то знаешь, что я – Каннинг Спэттер, добрый и услужливый рентгенолог, воспитанный самой принцессой Твайлайт Спаркл, примерный гражданин Понивилля. И как медик я могу доказать, что следы на шее Дрима и Бон-Бон оставлены струнами.

– Ну, а я – уважаемый музыкант, – недобро усмехнулась Лира. – Мне аплодировали в концертном зале и на летней сцене, когда ты еще не родился. Но даже если наш авторитет окажется одинаковым, неужели ты захочешь, чтобы пони узнали о существовании людей? Услышали все те истории, которые ты и я можем рассказать?

– Люди убили мою мать, – настаивал я, – и с тех пор мое кредо: видишь монстра – убей монстра. Мне жаль, что ты видела, как я это делаю. Думаю, картина смерти заставила тебя зациклиться на идее изучения людей – это защитная реакция разума, способ отвлечься, чтобы не думать о чем-то чудовищном. Но, поверь, ничего хорошего ты от людей не получишь. Если хочешь, я сам расскажу тебе об их мире всё, что узнал от них за годы охоты.

– Я! Хочу! Людей! – истерично выкрикнула Лира и вскочила. – Дай мне людей!

Я тоже поднялся. Взглянул в ее золотистые глаза, мертвые, холодные, жадные, как мои. В них не было ни чувств, ни эмоций, лишь непреодолимое желание, жажда, на утоление которой направлены все ее мысли и действия. Жажда, заменившая ей страх, лишившая ее вины и сострадания. Ее Тёмный Кучер.

Такая одержимость не видит преград, не смотрит по сторонам. Такая одержимость заставила меня забыть об осторожности и не заметить свидетельницу в ночь убийства Нойзи Лукера. Моя жажда породила ее жажду. Я в ответе за это. А Твайлайт учила меня быть справедливым и всегда отдавать долги.

– Хорошо, – склонил я голову, – я найду тебе монстра. Но, когда ты узнаешь от него всё, что хочешь, я убью его.

– Спасибо, Каннинг! – радостно воскликнула Лира. – Ты и вправду очень добрый!

Прыгнула на меня, сбив с ног, и обняла. Странно: всегда жил бобылём, а теперь второй день подряд тискаюсь с кобылой в лежачем положении.

«Проклятье! – я оттолкнул единорожку и вскочил. – Рэдхарт!»

Нельзя, чтобы Лира узнала, какие у меня сложились отношения с главврачом: наверняка подумает, что они будут отвлекать меня от поисков людей, и ей это не понравится. Да и вообще, пони с Тёмным Кучером в голове стоит держать подальше от нормальных. Значит, прийти ночевать к Рэдхарт, как обещал, я не могу: это вызовет у Лиры неудобные вопросы.

– Пора спать, – сказал я. – Внизу есть диван с пледом и подушками – иди туда.

– Ты прав, – кивнула Лира, – мне еще завтра на похороны Бон-Бон, надо отдохнуть.

Еще раз поблагодарила меня, спустилась на первый этаж, и вскоре оттуда послышался безмятежный храп.

А ко мне, наверное, впервые в жизни, сон не шел. Даже о еде я не думал, хотя остался без ужина. Ворочался в постели, размышляя над рассказом Лиры: слишком много новой информации, слишком много непредвиденного и неконтролируемого ворвалось в мою жизнь. А если она проснется среди ночи и решит убить меня? Так вот, каково это – спать под одной крышей с психопатом. Теперь я могу поставить себя на место Рэдхарт.

Стоп, она же не знает, кто я. Почему я думаю о ней сейчас? Надо беспокоиться о Лире.

Она встретила Сэнди Дрима вечером, увязалась за ним с расспросами, а когда не получила желаемого, не смогла сдержать своего Тёмного Кучера, набросилась на Дрима прямо посреди города. Накинула на шею струну, чтобы удержать. Он хотел применить магию, чтобы освободиться, но Лира видела, как я расщепляю рог, и повторила это. У нее с собой был нож: прямо на улице она пыталась «вытащить человека из костюма пони», но тут ее спугнула открывшаяся дверь «Сахарного уголка», она успела скрыться в тени, а потом, возможно, даже присоединилась к толпе, чтобы посмотреть, не изменилось ли тело Дрима. Ее никто бы не заподозрил.

Да, Лира права: в глазах пони она законопослушная гражданка. А вот Раф обрадуется, если узнает о моей тёмной стороне. А Хамбель Найс, наверное, упадет в обморок. Если поверит.

Итак, Лира убила Сэнди Дрима случайно. Но зачем убивать Бон-Бон? Почему моих угроз рассказать всё властям она не испугалась, а к угрозам соседки отнеслась иначе? Что, если это просто оправдание? Как я маскирую свою жажду крови благородной борьбой с монстрами, так и Лира оправдала ее необходимостью убрать свидетеля.

Желание встретить людей – лишь маска, осознанная или неосознанная. На самом деле, Лиру тянет убивать, как и меня. И каждое убийство будет даваться ей легче предыдущего. Твайлайт сказала бы, что нельзя этого допустить, что я должен проследить, чтобы Лира не превратилась в такого же монстра, как я. С другой стороны, если ее Тёмный Кучер, как и мой, хочет крови, она не станет возражать, если я убью человека.

И мне действительно захотелось его найти, сменить все эти догадки, планы и подозрения холодной ясностью клинка в свете толстой луны.

А почему бы не сделать это прямо сейчас? Лира всё равно считается пропавшей, никто и не подумает, что она была здесь. Одним ударом я порадую своего Тёмного Кучера и решу большую проблему.

Но если нарушу первое и второе правила кодекса, это будет значить, что я действительно то чудовище, каким показался Твайлайт в ночь смерти Стилвинга. Конечно «ни при каких обстоятельствах» – весьма обтекаемая формулировка: вряд ли Твайлайт имела в виду «не убивать даже пони-убийц» – она ведь и подумать не могла, что такие появятся.

Потому что верила в меня, в мою осторожность и осмотрительность. И тут я ее подвел.

Когда собирался на работу, Лира еще спала. Несколько минут смотрел на нее, пытаясь определить, не притворяется ли, но она действительно была в полной отключке. Неподвижная, беззащитная.

Пусть увиденное и совершенное Лирой и изменило ее, она слишком много лет была нормальной пони, и не могла просто так избавиться от привычки доверять сородичам: «Если Каннинг пообещал помочь ей, то, конечно же, поможет, и вовсе не убьет ее спящей».

Принял душ, плотно позавтракал: кукурузные хлопья, жареное сено, кофе с тремя ложками сахара, – и отправился в больницу.

В дверях столкнулся с гробовщиками, пришедшими за телом Бон-Бон.

Вместе с Чабби Ноут проводил их печальным взглядом.

– Такое горе надо бы подсластить, – заметил я, вручив Чабби кекс – сегодня один, зато большой.

Тут явилась Рэдхарт:

– Каннинг, где ты был вчера?

– Дома.

– Но почему ты… Ладно, мне надо работать. За обедом поговорим.

Мы с Чабби синхронно склонили головы.

Главврач умчалась наверх в свой кабинет, а я поплелся в свой. Что же ей сказать? «Знаешь, дорогая, я не пришел, потому что у меня дома поселилась маньячка». Проклятье! Знал бы, что Лира так крепко спит, сбежал бы к Рэдхарт ночью.

Без четверти одиннадцать дверь кабинета приоткрылась, и внутрь просунула голову мятная единорожка:

– Доктор Спэттер, мне кажется, я подвернула ногу, но она слишком сильно болит. Я боюсь: вдруг перелом?

Похвально, что Лира не забывает о маскировке. Впрочем, ей это легче, чем мне: долгая нормальная жизнь дала ей неподдельный опыт общения.

Пригласил ее зайти, провел к рентгеновскому аппарату и прижал к правой задней ноге белый экран сканера.

– Ай, холодно! – дернулась Лира.

– Терпи.

– Ты уже нашел людей?

– Терпи, – повторил я. – Просматривал больничные карты в поисках пациентов с характерными для монстров анатомическими девиациями, но пока ничего.

Вообще-то, я еще и не почесался, чтобы выполнить просьбу Лиры, но благодаря Рэдхарт я знал, что не лгу, а просто говорю правду заранее.

Щелкнул кнопкой, и аппарат загудел.

– Когда будут результаты? – спросила Лира.

– Завтра. Но, судя по всему, беспокоиться не о чем: ваша нога в порядке.

– А можно зайти сегодня еще раз? Вдруг результат появится раньше?

– Слушай, – сердито сказал я. – Я работаю над твоим делом, но это тебе нужно, а не мне. Первое, чему я в свое время научился, – терпение.

А вот тут я совершенно точно соврал: найти монстра мне хотелось так же, как и Лире. Мне срочно нужно было взять в свои копыта чужую жизнь, чтобы вновь ощутить контроль над своей.

За полчаса до обеда повалил мокрый снег. Тяжелые серые хлопья шлепались о стекло и быстро сползали по нему на подоконник. Странно: что-то гвардейцев на улице не видно.

Рэдхарт зашла за мной. Раскинул над нами простенький магический купол, только от осадков и способный защитить, мы перебежали дорогу и юркнули в кафе напротив больницы.

Я набросился на спагетти с кетчупом, а главврач без аппетита ковырялась вилкой в салате.

– Каннинг, я не хочу давить, – пробормотала она, – не хочу, чтобы ты неправильно понял мои слова о том, что Сэйфи нужен отец. Ты и без этого заботился о ней много лет. Но, пожалуйста, в следующий раз не молчи, предупреди, что ты не придешь.

– Я собирался прийти, – честно ответил я, проглотив непрожеванный клубок спагетти, – но, когда зашел в дом…

– Понимаю. Ты почувствовал, что мы с Сэйфи лишаем тебя свободы.

Снова набил себе рот, чтобы был повод не отвечать, а Рэдхарт грустно улыбнулась:

– Я чувствовала то же самое после свадьбы: столько работы в больнице, и дома теперь нет покоя: семья, муж, – это утомительно. Я знаю, что иногда пони хочется побыть в уединении…, но, если там тебе станет скучно…, приходи: я буду ждать.

– Спасибо.

А правда, о чем я думал, когда спал с Рэдхарт? Хотел доказать себе, что могу сблизиться с кем-то, не убив его при этом, и последствия меня не волновали. Но жить вместе, постоянно видеть друг друга, может быть, даже сыграть свадьбу и стать полноценной семьей, – это было бы слишком обременительно, учитывая мое хобби: придется постоянно придумывать оправдания своего отсутствия, каждый раз во время убийства бояться, что Рэдхарт проснется посреди ночи и увидит, что меня нет… Проклятье! Поймал себя на том, что реально продумываю способы совместной жизни.

Рэдхарт быстро управилась с салатом и погарцевала к стойке взять десерт, а я так и сидел над недоеденной тарелкой спагетти. На место главврача присела Твайлайт:

– Я горжусь тобой, Каннинг: ты начал чувствовать что-то настоящее к другим пони.

– Упаси Селестия.

Рэдхарт уселась обратно, развеяв видение, и поставила перед собой блюдце с шоколадным пудингом.

– Ты еще не доел, – заметила она, кивнув на мои спагетти, – непохоже на тебя.

– Да, – уныло признал я, – непохоже.

– Плохой аппетит? – насторожилась Рэдхарт. – Ты не болен? Если что-то беспокоит, можешь зайти ко мне: я тебя осмотрю.

– Кстати, ты сообщила в мэрию о Бон-Бон? – сменил я тему. – Мадам Мэр снова вызвала гвардейцев?

– Нет, – главврач покачала головой и возмутилась: – Что за безответственность? Якобы принцесса Твайлайт изучила отчеты о смерти Сэнди Дрима и Бон-Бон и сочла, что они никак не связаны, мол, Бон-Бон скончалась по естественным причинам.

«Ну, для мозга и впрямь естественно прекращать работу от недостатка кислорода».

– Каннинг, она же тебя растила! – воскликнула Рэдхарт. – Разве она врач, чтобы делать такие заключения?

– Она очень много знает, – уверенно ответил я, – и стала принцессой не просто так. Скорее всего, потому, что умеет применять свои знания.

Значит, Твайлайт поняла, что в Понивилле орудует монстр, и доверила мне разобраться с ним. И она видела Лиру, запретила мне ее убивать, но весь наш разговор не слышала. А пять минут назад снова появилась и заговорила о каких-то там чувствах, а не о том, что важно. Почему она не спросила меня о судьбе Лиры? Странно. Если Твайлайт снова объявится, расскажу ей, что Лира виновна в смертях Дрима и своей соседки… и, возможно, тогда она разрешит мне сделать исключение из кодекса.

Вернувшись с больницу, я углубился в недра регистратуры и принялся пролистывать медицинские карты, но нашел только записи нескольких прошлых жертв.

– Каннинг! – окликнула Чабби Ноут. – Тут мисс Лира снова тебя спрашивает.

Выглянул из-за стеллажа и увидел «пациентку».

– Что там с моей проблемой, доктор Спэттер?

– Перелома нет, – подавляя раздражение в голосе, ответил я. – Об этом свидетельствует то, что вы пришли сюда на свои четырех. Второй раз за день.

Лира поблагодарила и ушла, а Чабби заметила:

– У бедняжки развилась ипохондрия на нервной почве, да и не удивительно, учитывая, что случилось с ее подругой. Она сказала, что ездила в Кантерлот, а когда вернулась домой, узнала от хозяев, что бедная Бон-Бон умерла. Наверное, винит себя за то, что ее не было рядом.

«Нет, она была рядом. И она себя не винит».

Рэдхарт отпустила меня пораньше, чтобы я забрал Сэйфи из школы и проводил домой. Всю дорогу маленькая пони весело трещала о Дне Согревающего Очага: до него был еще целый месяц, но, видно, сегодняшний снегопад навеял ей праздничное настроение. Зверя Сэйфи больше не боялась: мама, разумеется, не сказала дочке, что появилась новая жертва.

Когда мы пришли, Рэдхарт была уже дома и предложила остаться на ужин. Я подумал, что, если у Лиры есть мозги, а они у нее есть, она сейчас должна изображать скорбь на похоронах Бон-Бон, и я могу спокойно поесть.

После овощного рагу Сэйфи побежала играть в свою комнату, а я собрался вернуться к себе.

– Уходишь? – поджала губы Рэдхарт.

– Зубная щетка, – напомнил я, указав копытом на дверь.

– А я, знаешь, купила тебе новую, – мило улыбнулась главврач, – уже в ванной стоит.

«Не хочет она на меня давить, как же», – я еле удержался от зубовного скрежета и улыбнулся в ответ:

– Спасибо, очень предусмотрительно.

В конце концов, мне всё равно, где спать.

Утром Рэдхарт повела Сэйфи в школу, а я сразу направился в больницу.

Мокрый снег впитался в почву и замерз за ночь, сделав землю каменно твердой и местами скользкой. На небе толкались густые облака, сквозь них пробивались бледные лучи солнца.

У регистратуры меня поджидала Лира. Они с Чабби Ноут разговаривали о похоронах и поглощали глазурованные пончики из коробки. Она украла мой ритуал!

– Доброе утро, девочки.

– Ох, Каннинг, ты нам льстишь, – приветливо кивнула Чабби. – Мисс Лира снова пришла насчет рентгена.

– Да, вчера я помогала нести гроб Бон-Бон, – единорожка утерла копытом абсолютно сухие глаза, – и у меня что-то хрустнуло в плече.

– Сейчас разберемся.

Грубо схватил Лиру под переднюю ногу и потащил в кабинет, толкнул на стул, уперся копытами в подлокотники и грозно навис над ней:

– Какого сена ты приперлась?

– После похорон я пошла домой, но мне не спалось…

– Да, ты знатно у меня подрыхла.

– И я решила пойти к тебе. А тебя не было. Ты нашел его, да? Не сказал мне и убил! Я думала, мы договорились!

– Тихо, ты. Я никого не убивал, ясно?

– Тогда где ты был?

– Не твое дело.

– Где? – настаивала Лира.

Проклятье! Теперь я оказался меж двух огней: с одной стороны назойливая Рэдхарт, с другой – одержимая психопатка, – и обе хотят знать, почему я провожу время не с ними.

Единорожка не спускала с меня подозрительного взгляда, и я понял, что нужно дать ей хоть какой-то удовлетворительный ответ:

– Я нашел одну подозрительную карту и хотел проверить всё сам прежде, чем сообщать тебе, – исключительно, чтобы не давать ложных надежд. После работы пошел по адресу, но пациента там не было. Поспрашивал соседей, те сказали, что он переехал. С трудом нашел его новый дом, но это оказался обычный пони.

Сначала Лира недоверчиво подняла бровь, но потом улыбнулась:

– Спасибо, очень предусмотрительно.

«Где-то я уже это слышал».

– Я бы и правда очень расстроилась, если бы была тогда с тобой.

– И набросилась бы на бедного пони с ножом, чтобы проверить, не ошибся ли я?

– Нет-нет, Каннинг! Я доверяю тебе: если ты говоришь, что он не человек, значит, так и есть.

Тут в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, вошла Рэдхарт:

– Каннинг…, ой, прости, у тебя пациент.

– Всё в порядке, – я отошел от стула Лиры, – мы как раз закончили.

– Мисс Лира, – главврач сделала печальное лицо, – сочувствую вашей утрате. Если вас что-то беспокоит…

– Ничего страшного, – улыбнулась единорожка, – доктор Спэттер уже мне очень помог. Просто после смерти Бон-Бон мне всё кажется, что что-то не так с моими костями: то рог ломит, то копыта отваливаются.

– Для таких случаев у нас есть психотерапевт, – заметила Рэдхарт.

Лира пообещала непременно заглянуть и к нему и выбежала из кабинета.

– Отличный спектакль, – главврач похлопала копытами по полу, – я почти поверила, что она здесь из-за рентгена.

«Упс». Я виновато посмотрел на Рэдхарт, и она развила мысль:

– Лира подозревает, что Бон-Бон умерла не сама, так? И выпытывает у тебя сведения? Конечно, как давняя соседка она знает, что у Бон-Бон было прекрасное здоровье.

– Она определенно подозревает, – с облегчением покивал я, – но я ничего ей не сказал. Вообще, думаю, что не стоит распространяться о том, как умерла Бон-Бон: чего доброго, в городе поднимется паника.

– А хоть бы и так! – топнула Рэдхарт. – Может, тогда принцессы сподобятся что-нибудь сделать.

Видимо, главврач так и будет мутить воду: снова пойдет в мэрию, заставит мадам Мэра написать еще одно письмо в столицу, а там глядишь, город снова будет кишеть гвардейцами.

– Ладно, – вздохнул я, – по секрету…

Рэдхарт склонилась ко мне, и я шепнул ей на ухо:

– У Твайлайт всё под контролем. Она сказала, что из Тартара сбежало чудовище, которое питается страхом, и убийства – лишь способ напугать нас. Если мы не будем бояться, если поведем себя так, словно ничего страшного и противоестественного не произошло, чудовище зачахнет, и Твайлайт сумеет вернуть его в Тартар.

– Правда? Она написала тебе?

– Да, письмо… дома лежит.

– А я думала, вы не общаетесь.

– Ну, тут такое дело все-таки: Твайлайт и сама волнуется, как мы тут.

– Ох, Каннинг, я так рада! – Рэдхарт повисла у меня на шее и чмокнула в губы. – Прямо груз со спины свалился! Спасибо, что доверил мне эту тайну – она ведь почти семейная. Клянусь, я больше никому не расскажу.

Вряд ли главврач отреагировала бы так же, если бы узнала мою настоящую семейную тайну.

---

В конце концов, я приспособился к лавированию между Рэдхарт и охотой на людей. Как и учила Твайлайт, секрет успеха заключался в правильном планировании. Я составил расписание: днем работал в больнице, а вечером фланировал с Лирой по городу в поисках монстров. Рэдхарт я сказал, что в это время сижу в библиотеке – собираю материал для статьи об анализе черепов эквестрийских пони и коней из Седельной Аравии с целью выявления общего предка. Главврач похвалила меня за то, что не бросил медицину как науку, и даже иногда отпускала пораньше. А после «библиотеки» я ночевал один день у Рэдхарт, другой – у себя.

Лира жила в прежнем доме и даже нашла себе новую соседку, чтобы, как раньше, платить вскладчину. Но заставить ее не ошиваться постоянно возле больницы я не мог: ее Тёмный Кучер был еще слишком юн, подобен нетерпеливому ребенку, не внимающему доводам разума, сопротивлялся контролю. От Рэдхарт это не укрылось, и она затащила-таки Лиру к нашему психотерапевту, а тот назначил ей курс бесед, предоставив отличный предлог доставать меня даже на рабочем месте.

Вообще, Лира оказалась не так плоха, как я думал. Часто во время наших вечерних поисков она как будто забывала о том, кто я, и кем стала она, и вела себя, как нормальная пони. Беззаботно болтала, вспоминала, как смешно Бон-Бон сердилась на ее «творческий беспорядок», расспрашивала о моей жизни, и я сам не заметил, как выболтал ей почти всё. Впрочем, самое страшное обо мне Лира и так знала, поэтому можно было не притворяться. Я чувствовал наше родство: она не монстр, всего лишь травмированная пони, как и я.

Одно плохо: за три недели мы так и не встретили людей. Монстры будто вымерли. А может, я убил их всех?

Твайлайт предполагала, что двадцать пять лет назад произошла некая флюктуация пространственно-временного континуума, в результате которой в Эквестрию повалили чудовища. Возможно, постепенно пространство пришло в норму, и наш мир снова закрылся для людей: в нем остались лишь те, кто успел проникнуть ранее.

Если так, то что я буду делать, когда люди кончатся? Ведь мой Тёмный Кучер никуда не уйдет. А вдруг Коулхорн был последним? Сколько я смогу усмирять жажду убийства прежде, чем сорвусь на пони?

– Каннинг, смотри, в субботу приезжает Эни Райтер!

Голос Рэдхарт вернул меня из мрачных мыслей в текущий момент. Мы с главврачом сидели за кухонным столом: она листала вечернюю газету, а я старался насладиться домашним покоем и уютом. В воздухе плавал теплый запах съеденного ужина, мягкий свет люстры жался к полотку, как уставший – к кровати, из ванной доносилось клокотание воды: Сэйфи полоскала горло перед сном. Обычный семейный вечер. Как я дошел до этого?

Раньше я считал привязанность Рэдхарт проблемой, а теперь, кажется, принимаю ее и даже разделяю. Если первое убийство пони – моей мамы, – которое я увидел, изменило что-то в моем мозгу, то может ли быть, что второе – Сэнди Дрима – вызвало новые изменения?

– Кто? – переспросил я.

– Ну, Эни Райтер, – пояснила Рэдхарт с таким видом, словно напоминала, что дважды два равняется четырем, – сказочник. Я каждый вечер читаю его Сэйфи. Жаль, в моем детстве не было таких книг! Каждая его история наполнена добротой и очень тонко преподносит моральный урок. Знаешь, не угрозы типа «будьте послушными, а то вендиго вас съест», как в старых сказках.

– Ах, да, точно, – кивнул я.

Мне тоже доводилась читать Сэйфи «Сказки о Гармонии». Будь я нормальным пони, с чувствами и моралью, возможно, тоже отдал бы им должное и вынес из них пару уроков, но для меня они представали пустым набором слов. Хотя не мог не отметить, что некоторые истории отдаленно напоминают приключения Твайлайт, моей мамы и их друзей – напоминают ту старую, неискажённую Эквестрию, о которой я знал лишь понаслышке.

– Он представит в библиотеке Понивилля второй том «Сказок о Гармонии», – зачитала Рэдхарт фрагмент из статьи. – Давай сходим вместе с Сэйфи? Может, сумеем получить автограф.

Вообще-то, я планировал провести субботу с Лирой. М-да, а я ведь раньше думал, что веду двойную жизнь. Оказалось, то были цветочки.

– Ну, не знаю…

– Заодно вернешь, наконец, свои книги, – усмехнулась главврач, – ну, те, которые тебе разрешили взять для статьи.

– Я как раз собирался над ней поработать. Из-за мероприятия Райтера в библиотеке будет шумно, так что посижу у себя дома.

В пятницу пегасы в очередной раз понизили температуру: воздух стал по-зимнему кусачим, но снег пока не выпал, лишь промерзшие лужи вгрызались в твердую землю. По дороге в школу Сэйфи не пропустила ни одной: мама еще не пускала ее кататься на коньках по озеру, вот и приходилось довольствоваться малым.

Отведя маленькую пони на уроки, я направился не прямо в больницу, а сделал крюк до дома Лиры – ей всё время надо было показывать, что я не забыл о нашем деле, иначе она сама наведывалась в больницу и «путала» мой кабинет с кабинетом психотерапевта. Кажется, Рэдхарт это нервировало больше, чем меня. Но ее-то почему?

Дверь открыла зевающая во весь рот Лира:

– Привет, Каннинг! Будешь завтракать?

– Нормальные пони уже давно позавтракали и работают.

Отметил про себя, что прежде не отказался бы от второго завтрака, но сейчас ощущал ответственность перед Рэдхарт, поэтому не хотел задерживаться.

– Я тут подумал, что людей, может быть, вообще не осталось…, – Лира выкатила глаза, начала набирать в грудь воздуха, чтобы возмутиться, и я сжалился: – в Понивилле. Конечно, это их любимое место в стране, но имеет смысл поискать их и в других городах. Например, в Мейнхэттене – там я когда-то убил парочку. Или даже в Кантерлоте: в их головах полно фантазий о близком знакомстве с принцессами.

– Точно! – сразу загорелась Лира. – А мне и в голову не пришло. Когда выезжаем?

«И правда – когда?» – задумался я. Можно поехать в Кантерлот на День Согревающего Очага – скажу Рэдхарт, что решил повидаться с Твайлайт. А если она захочет со мной: вроде как, она теперь часть семьи, – напомню, что мы с приемной матерью неспроста не виделись много лет: напряженные отношения и всё такое. Скажу Рэдхарт, мол, не знаю, какой прием нас ждет, поэтому ей лучше остаться в Понивилле.

– На праздник, – ответил я, и Лира удовлетворенно кивнула.

Рэдхарт забрала Сэйфи из школы пораньше, и до конца дня маленькая пони делала уроки у меня в кабинете: не хотела, чтобы гнёт домашки омрачил ей встречу с кумиром Эни Райтером.

Вечером на выходе из больницы мы втроем столкнулись с Лирой.

– Добрый вечер, – сдержанно сказала Рэдхарт. – Разве психотерапевт принимает так поздно?

Единорожка сделала вид, что оказалась здесь случайно, и мигом ускакала в холодную темень.

Всю дорогу до дома главврач рассуждала о том, что она, конечно, сочувствует горю Лиры, но не понимает, причем тут лично мы, и почему пациентка не может ограничиться визитами к специалисту.

– Разве ты не замечаешь, что она зафиксировалась на тебе? – вопрошала Рэдхарт. – Почему, интересно?

– Ума ни приложу, – пожал я плечами. – Вроде бы, они с Твайлайт дружили в детстве.

– Ну, так пускай и едет к Твайлайт!

– Мам, Каннинг, вы ругаетесь? – насторожилась Сэйфи.

Рэдхарт погладила дочь по голове и сказала, что, конечно, нет, и всякие назойливые пациентки – никак не предмет для спора.

У порога я попрощался с Рэдхарт и Сэйфи, сказав, что хочу отдохнуть перед завтрашней работой над статьей, и поплелся к себе.

Неужели главврач что-то подозревает по поводу Лиры? «Нет, – утешил я себя, – Рэдхарт нормальная добрая пони, ей и в голову не придет, что у Лиры на уме. Просто эта маньячка и впрямь может достать кого угодно».

«Маньячка» караулила у моего дома.

– Ну что, идем искать людей?

Я наивно полагал, что мы условились бросить бесплодные поиски до поездки в Кантерлот, но ее Тёмный Кучер не привык терпеть.

– Подожди еще немного, – устало попросил я, – договорились же.

– Я помню. Но вдруг нам всё-таки кто-то попадется здесь? Давай хотя бы пройдемся до вокзала, посмотрим расписание на праздники, чтобы ты мог всё точно распланировать.

От такого уважающий всевозможные планы Каннинг не мог отказаться, и мы двинулись к вокзалу.

К ночи похолодало еще сильнее. В небе мерцали колкие звезды, каменный перрон искрился инеем. Изо рта и ноздрей вырывался белесый пар. Было почти пусто: только мы с Лирой у расписания поездов да дремлющий за окошком кассы пони в фуражке.

Издалека донесся гудок: приближался последний на сегодня паровоз. Через минуту тишину перрона разорвал скрип железных колес, и окутанный облаками белого пара состав остановился.

Двери раскрылись, и из последнего вагона вышел, по-видимому, единственный пассажир – тощий серый пони, чьи пальцы сжимали рукоять окровавленного ножа.

– Каннинг, это он? – Лира дернула меня за ногу.

– Чего?

– Ты так посмотрел на того пони… Не ври, я сразу поняла, что ты его узнал! Это человек!

Не успел раскрыть рта, как единорожка галопом помчалась в дальний конец перрона. Оставалось только последовать за ней.

Краем глаза заметив наше приближение, монстр закинул на спину свой огромный чемодан и поскакал к выходу, но Лира окликнула, и он был вынужден остановиться. Натужно улыбнулся:

– Добрый вечер.

– Вы нас ждали? – радостно вытаращилась Лира.

– Честно говоря, нет, – отвел взгляд монстр. – Я специально приехал в такое время, чтобы не попасться толпе прежде, чем доберусь до библиотеки. Но раз уж вы здесь, думаю, я должен дать вам автограф.

Мы с Лирой удивленно переглянулись, и монстр спросил:

– Может быть, вы хотите книгу? Вообще-то, старт продаж завтра, но несколько экземпляров у меня с собой.

И тут я заподозрил неладное:

– Вы – мистер… Эни Райтер?

– К вашим услугам, – склонил он голову.

– Я так давно хотела с вами познакомиться! – воскликнула Лира, и хотела было броситься монстру на шею, но он отшатнулся:

– Извините. Я рад, что вам нравятся мои книги, но вот этого не надо.

– Да мне всё равно, что там за книги! – нетерпеливо вскрикнула единорожка. – Я к вам по поводу людей. Каннинг, скажи мистеру Райтеру, что мы знаем, кто он!

Я не мог ничего сказать, онемел. Стоял, пораженный. И это чудовище пишет сказки для наших жеребят?