Эпоха полночных кошмаров
Глава XXXII
Рэрити не знала, можно ли назвать это удачей. Она не знала, можно ли вообще это как-либо охарактеризовать.
Воссоединение с сестрой, помощь повстанцам и элементарное выживание на деле оказались приоритетнее личной жизни. Даже если единорожка допускала возможность стать парой с Фэнси Пэнтсом, это происходило где-то недостижимо далеко в её сознании, причём в этих почти неразличимых на фоне других забот грёзах единорог едва ли не на коленях вымаливал её копыта.
И вот он перед ней, холодный и уверенный в себе даже на фоне своего разрушенного особняка, делает ей предложение, от которого невозможно отказаться. Впрочем, скорее ставит перед фактом: я помогаю тебе, а ты отдаёшь мне себя, причём другого выхода у тебя не будет.
Даже делая предложение копыта и сердца, он остаётся хозяином ситуации.
— Это очень странное условие, — опасливо покосилась она на жеребца. — Зачем? Может быть, я просто займусь с тобой сексом?
— Затем, чтобы заботиться о тебе. Затем, что я вижу, что ты — неплохая пони, и я вижу, что ты можешь стать ещё лучше. Я хочу показать тебе этот путь. И, если говорить в том контексте, в котором ты меня воспринимаешь, ты будешь стоить вложенных в тебя средств.
— Вот как, — холодно произнесла единорожка. У неё нет выхода, ей придётся согласиться, но свою честь и достоинство она будет отстаивать до последнего. Хозяин ситуации или нет — право «вето» принадлежит только ей. — Значит, ты приобретаешь себе очередную игрушку?
— Именно так. Вижу, ты удивлена моей прямотой. Стоит напомнить тебе, что я по возрасту и должности не могу быть романтиком и предпочитаю называть вещи своими именами, даже если не показываю этого. Да, ты права, я приобретаю себе очередную игрушку, потому что могу купить любую кобылу, и задешево. И ты, Рэрити, не сделалась исключением.
Негодование румянцем вспыхнуло на лице кобылки, как только она поняла, о чём говорил Фэнси. Воспоминания о его губах на её мурашками пронеслись по телу. Живот на неуловимое мгновение обжёг холод полированного стола. «Да как он смеет!» — в бессильном возмущении подумала Рэрити. Когда кобылка поняла, что единорогу удалось заметить её чувства, она в праведном гневе распахнула рот, но Фэнси Пэнтс невозмутимо продолжил:
— Ты — единственная кобылка за многие годы, в которой я уверен, и именно этим оказалась лучше других. Пусть твоё происхождение неказисто, я не встречал пони благороднее тебя. Красивые тела и смазливые лица уже вызывают у меня тошноту. Иногда мне кажется, что, вскрой я их грудную клетку — и ничего, кроме такой же смазливой пустоты, там не окажется. И я уже отчаялся найти в этой Империи и в этом мире ту пони, симпатия к которой в конечном итоге не обернётся отвращением. Ты видишься мне самым подходящим и выгодным вложением. — В одну секунду он переменился. Неожиданно мягко после делового и циничного тона, обнимая единорожку непривычным взглядом, взглядом, полным доброты и нежности, Фэнси Пэнтс спросил: — Сколько тебе лет, Рэрити? Ты никогда мне этого не говорила.
Речь Фэнси, оказавшаяся в силах безупречно контролировать её настроение и в итоге оставить в полном смятении, оказалась также отличным прологом для такого внезапного вопроса. Он сбил Рэрити с толку, заставил забыть, что она собиралась «выйти на тропу войны». Кобылка отвела взгляд и тихо произнесла, не глядя на единорога:
— Девятнадцать. Или двадцать. Я не помню точно.
— Ты, несмотря на свою решимость и самоотверженность — жеребёнок. Напуганная кобылка, которой ничего не остаётся, кроме как быть отважной, хотя на самом деле ей самой нужно, чтобы о ней заботились. Пони, которая пытается быть сильной, пытается скрыть слабости и страх…
— Прекрати, — почти не испуганно прошептала единорожка. Клише или нет, но панцирь, который она выстраивала вокруг себя все эти годы, чтобы в нём защищать своих близких, неумолимо затрещал по швам от нескольких слов.
— Не прекращу. Я ценю это в тебе больше всего. Ты, несмотря на всё, что было в твоей жизни, не испорчена. Лишь напугана. По-другому ты бы не приняла мою заботу, а я хочу о тебе заботиться, хочу сохранить в тебе эти качества и показать, что жизнь не так серьёзна и горька, как ты успела узнать и запомнить. — Как он оказался так близко? Когда успел? — Рэрити. Ты ни в чём не будешь нуждаться. Свити Белль будет жить с нами, получая всё, что потребует. Моё предложение выгодно нам обоим. — Его копыта, как наваждение, как кошмары и грёзы в одном флаконе, претворяя в жизнь недавние фантазии кобылки, обволокли и притянули её к себе. Единороги смотрели друг на друга, глаза в глаза, растерянные в почти агрессивно решительные, а их рога и губы почти соприкасались. Слова жеребца стали страстной мольбой, по копытам пробежала дрожь, будя в Рэрити чувства, о существовании которых она прежде не догадывалась. — Что мне ещё предложить тебе, чтобы ты согласилась?
«Не быть таким психопатом и заткнуться, наконец», — раздражённо подумала единорожка, подалась вперёд, сократила ничтожное расстояние между их губами и поцеловала Фэнси.
Единорог издал тихий победный вскрик, потонувший в сплетении языков. Он мгновенно перехватил инициативу, и Рэрити почувствовала, как уплывает куда-то за грань. Губы Фэнси касались аккуратно, нежно, давая насладиться каждым прикосновением, но одновременно с этим настойчиво и властно, не давая единорожке шанса воспротивиться. А она и не хотела. Жар струился по и вокруг всего её тела, заставляя чувствовать себя тонущей, взрывающейся, падающей… умирающей. Но смерть чувствовалась очищением, благодатной жертвой. И Рэрити принесёт себя на алтарь Фэнси столько раз, сколько потребуется.
Но не сейчас.
Она разорвала поцелуй и прошептала таким голосом, будто говорила что-то безумно возбуждающее:
— Тогда не будем терять время.
Единорожка пластично вывернулась из его объятий и направилась на поле боя, пытаясь справиться с головокружением. Фэнси Пэнтс хвостом последовал за ней, часто моргая, силясь избавиться от наваждения своего либидо: видения извивающейся под ним прекрасной кобылки.
— А зачем вам в школу для одарённых единорогов? — спросила Сансет Шиммер, шагая рядом с Флаттершай и Твайлайт Спаркл. Кобылки ответили одновременно.
— Мне надо забрать своего дракончика.
— У меня там дочь.
Все трое впали в ступор, и вновь старшая единорожка и пегаска воскликнули синхронно:
— У тебя есть дочь?!
— У тебя есть дракон?! Эм… я не хотела тебя перебивать, извини, пожалуйста. Ты первая.
— У тебя есть дочь? В школе одарённых единорогов? — повторила Твайлайт, отчего-то смутившись и быстро рассматривая почти жеребячью фигурку пегаски.
— Да, её зовут Гэлакси. Её забрали у меня два года назад для Императрицы, как талантливого мага.
— Флаттершай, — с болью в голосе произнесла единорожка. — Мне очень жаль. Но твоей дочери там может не оказаться. В этой школе задерживаются лишь исключительно одарённые волшебники, единороги, рождённые от двух единорогов. Не от единорога и пегаса, не от единорога и земнопони, не единороги через поколение. Чистокровные. Очень велика вероятность… что Гэлакси изменилась до неузнаваемости за эти два года.
— Я всё равно буду любить её, — прошептала в ответ пегаска, и глаза у неё были на мокром месте. У Твайлайт не хватило духу признаться, что дочь Флаттершай уже может быть год как мертва. Она закусила губу и отвернулась, но оказалась лицом к лицу с идущей с другой стороны Сансет Шиммер. Пурпурная кобылка не знала, куда деться от разрывающего её со всех сторон чувства вины.
Всё было разрушено. Архитектура школы для одарённых единорогов была впечатляющей, но ненадёжной. Удержались лишь опорные колонны и некоторые очень старые стены, тех времён, когда пони строили на совесть, действительно на века. Глядя на масштабы разрушений, Твайлайт начинала сомневаться в шансах на выживание даже чистокровных единорогов.
Однако сомнения кобылки были вскоре рассеяны низким вибрирующим гулом. Звук был похож на чьё-то дыхание. Вдох — и трепет. Выдох — и гул. Сансет остановилась одновременно с Твайлайт; Флаттершай же, ничего не уловив, брела дальше. Фиолетовая волшебница засветила рог и пустила в предполагаемую сторону сканирующую волну. Волна, наткнувшись, подобно эхолокатору у летучих мышей, на какое-то препятствие, вернулась обратно и сообщила, что преграда определённо является магической. На последних нотах заклинания этот сигнал перехватила также и Сансет Шиммер. Закрыв на секунду глаза и снова их открыв, она уверенно показала копытом на одну из груд развалин:
— Там.
Твайлайт, поверив единорожке, под взглядом недоумевающей Флаттершай порысила за кучу камней. Сансет же насмешливо фыркнула и спросила:
— Ты куда?
— Туда, куда ты ука… — светло-бирюзовая аура объяла один из камней и подняла его в воздух, открывая молочно-белое плазменное пространство с искажающей его рябью. Рот Твайлайт сложился в беззвучном «оу», и она присоединила свой телекинез к разгребанию завалов. Флаттершай тоже откатывала камни и оттаскивала доски, стремясь помочь.
Вскоре кобылки очистили от разного рода обломков белесый купол и всмотрелись в него. Внутри тесно, подобно зёрнам в кукурузном початке, сидели в одинаковых позах, поставив вместе все четыре копыта и задрав головы так, чтобы рога смотрели вертикально вверх, жеребята разного возраста. Глаза у всех были закрыты, они не шевелились. Снова трепет и гул. Казалось, купол дышал за них.
— Что они делают? — прошептала Флаттершай, будто боясь разбудить.
— Коллективное заклинание анабиозного щита, — ответила Твайлайт, и в её голосе чувствовалась лёгкая зависть. — Нам запрещено применять его без необходимости, и мне так и не довелось попробовать это сделать. Цель заклинания — защитить оказавшегося под ним от внешних повреждений и болезней, заморозив во времени в полной безопасности. Каждый маг без остатка вплетает сознание и душу в купол… — Твайлайт мягко коснулась плазменной поверхности копытом, — тем самым делая его непробиваемым, а себя — полностью беспомощным.
— Нам не удастся их вытащить? — пропищала Флаттершай.
— Купол падёт, когда исполнит свой долг, и вокруг станет полностью безопасно, — ответила Сансет Шиммер. — Значит, нам нужно создать иллюзию безопасности и разгрести эти завалы.
Кобылки принялись за работу, но, даже когда в радиусе нескольких метров не осталось ничего, что могло бы обрушиться, купол продолжал «дышать» с мерным гудением.
— И чего ему не нравится? — возмутилась огненногривая кобылка.
— Я думаю, что-а… — глаза Флаттершай сплылись в кучку, и она зевнула. Облачко пыли залетело ей в рот и в нос, и пегаска чихнула — до невозможности мило.
— Пыль! — осенило Твайлайт. — Купол желает обеспечить полнейшую безопасность для жеребят, вот и придирается к каждой мелочи! Сейчас… — единорожка закрыла глаза и, прикусив губу, магией вызвала ветер.
— Вы и это можете… — прошептала пастельно-жёлтая кобылка в благоговейном испуге. Она наблюдала, как-то ли созданные, то ли призванные воздушные потоки относят каменную пыль в сторону. Дышать стало ощутимо легче. Твайлайт погасила рог и внимательно посмотрела на экранированную область.
Идущая по куполу очередная волна ряби замерла посередине, а затем разошлась в стороны, растворяя его в воздухе. Жеребята по очереди открыли глаза и поднялись, беспокойно осматриваясь. Сансет Шиммер заметила среди учеников также учителей, которые остановились взглядом на Твайлайт и Флаттершай, но не признали в них врагов.
— Что произошло? Где Императрица? — спросил один из преподавателей, коричневый единорог с белоснежными волосами. — Твайлайт Спаркл, кто это рядом с тобой?
— Это моя подруга, Флаттершай, — представила пурпурная волшебница, — и… Рэйр Файнд, Вы помните Сансет Шиммер?
— Нет, — бесстрастно ответил жеребец. Твайлайт возненавидела себя за этот вопрос, и ненависть её удвоилась, когда она рискнула опустить глаза на бежевую единорожку, вмиг сделавшуюся подавленной. — Что случилось с Императрицей?
— Императрица покинула нас, — произнесла пурпурная волшебница; в её голосе сквозило облегчение.
— Это невозможно, — уверенно заявил Рэйр Файнд, — Императрица никогда не бросит нас.
— Она свержена, — ещё жёстче сказала Твайлайт. – И, если вернётся, этот визит будет очень коротким.
Как минимум четыре десятка рогов зажглось одновременно, предвещая предсказуемо короткую битву. Пурпурная единорожка поняла, что на нервах вспылила, и сейчас нужно будет расплачиваться за это. Сансет Шиммер же, не придавленная грузом вины, заметила некую одержимость в глазах собравшихся атаковать единорогов. Прислушавшись к интуиции, маленькая единорожка распахнула бирюзовые глаза. «Чем дольше они находятся под куполом, тем сильнее становятся похожи на фанатиков! — осенило кобылку. — Вплетая свои души в заклинание, они позволяют ему проникать сквозь них, а в заклинании заложен… код преданности Императрице. На случай своей гибели она готовила преемников, которые добровольно перепишут себе мозги».
Рог Твайлайт Спаркл загорелся, и она, задрав голову, телепортировала себя и подруг к особняку Фэнси Пэнтса.
— У нас очень, ОЧЕНЬ большие проблемы! — в панике заорала она над ушами начинавших засыпать пони.
В подтверждение её слов вокруг ночлега повстанцев пёстро запылали телепортационные вспышки, оставлявшие на месте себя разновозрастных, но одинаково воинственных магов.
Пинки Пай вскочила со своего места и уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но Флаттершай опередила её, крикнув имя своей дочери.
— М… мама? — сквозь толпу протиснулась красной цветовой гаммы единорожка с аловато-белыми полосами в гриве и хвосте. Карминовое свечение её рога угасало. — Мама…
Пастельно-жёлтая пегаска тихо вскрикнула от радости, этим коротким звуком передав облегчение и счастье, и бросилась единорожке навстречу, не обращая внимания ни на учителей, ни на учеников…
В её сторону сорвался бледно-фисташковый заряд.
И разбился о щит. Мозаичный, выстроившийся из разных аур, он возник прямо перед атаковавшим крылатую кобылку Рэйр Файндом стараниями всех юных магов. Ученики свирепо посмотрели на своего учителя, и Твайлайт поразилась тому, сколько эмоций уместилось в эти взгляды. «Помимо того, что они — волшебники, они ещё и жеребята, — подумала единорожка, вспоминая себя в их возрасте. — Они всё ещё помнят своих родителей и всё ещё к ним хотят».
Остальные единороги-преподаватели были вынуждены молча смотреть вместе с учениками на то, как обнимаются, обретя друг друга, Флаттершай и Гэлакси.
— Мы ведь больше не расстанемся? — в голосе последней — не вопрос, а мольба.
— Никогда, — шепнула в ответ пегаска.
Сансет Шиммер, ещё раз вглядевшись в глаза юных магов, вместо одержимости нашла в них горечь. Почти такую же, как в её собственных. Единорожка проглотила вставшие в горле слёзы и, подойдя к Флаттершай, молчаливо попросилась в объятья.
Робкая пегаска не была её матерью, но она могла ею притвориться.
И Флаттершай раскрыла свои крылья для всех жеребят, потянувшихся к ней.