Винил и Октавия: Университетские дни

Глава 15

Первая неделя дозволенного безделья Октавии пролетела слишком быстро.

Старая поговорка: “Счастливые часов не наблюдают” всплыла в ее памяти, и эта фраза как нельзя лучше описывала происходящее. Прошедшая неделя стала самой веселой за всю ее жизнь, и все это благодаря Винил.

Они только что завершили очередной эксперимент, и сейчас Винил с лихорадочной скоростью перебирала кнопки за компьютером. Ничего удивительного: вдохновение всегда посещало диджея после поцелуев.

Октавия, в свою очередь, все еще лежала на их импровизированной двуспальной кровати, наблюдая за тем, как рядом на столе стакан воды дрожал от баса. К тому времени она уже доросла до этого сотрясающего землю жанра музыки. Винил испробовала множество классических инструментов вдобавок к ее обычному набору семплов. Начиная с момента ее первой песни в тот судьбоносный день, треки становились все лучше и лучше, так что единорожка не могла дождаться следующего выступления, дабы представить их публике.

– Это изменит мир, детка, – заявила Винил пару дней назад, когда одна из ее композиций подошла к концу. – Смотри: мы не просто переписываем правила, нет, мы сжигаем их, вдыхая пепел.

Как бы странно не звучали ее слова, Октавия не могла отрицать, что их последние творения кардинально отличались от современных направлений музыкального мира. Она тайком тешила себя фантазиями о том, как они с Винил, объединив свои таланты в единое целое, возглавят благозвучную революцию, хотя она и не была до конца уверена, как именно они провернут это. В конце концов, у нее-то и диплома еще не было.

Эта мысль вернула ее к более насущной проблеме. На горизонте замаячили экзамены, приближаясь все ближе с каждым днем. А тактика неучения дала хороший повод занервничать.

– Как думаешь, Псайк не будет возражать, если я поучусь немного? – громко спросила она, перекрикивая музыку.

Мелодия резко прервалась, издав комичный скрежет, а виновница того развернулась на своем кресле:

– Не-е, даже не думай об этом, – Винил хотела пристально взглянуть на Октавию, но сиденье продолжило вращаться, заставив ее осмотреть всю комнату, прежде чем встретиться с подругой вновь. – Если он сказал не учиться, значит никакой учебы! Не заставляй меня запирать все книги.

– Но экзамены всего через неделю! – надулась виолончелистка, зная, что ей не изменить мнения соседки.

Винил фыркнула:

– Ты бы сдала на отлично, не посетив ни одной лекции.

– Мне приятно, что вы все так уверены в моих способностях, но уж извини, я не разделю твой энтузиазм, – Октавия перевернулась и раздраженно уткнулась лицом в подушку.

– Ты милая, когда дуешься, – не в силах сопротивляться, единорожка разрешила себе полюбоваться шикарным видом сзади.

Кобылка со скрипичным ключом свернулась калачиком, невольно потакая вуайеристическим наклонностям диджея:

– Я не дуюсь, – донесся ее приглушенный голос.

– Да-да, а ты очаровашка!

Октавия повернулась и запустила подушкой в подругу, промахнувшись на метр:

– Я не очаровашка!

Хихикая, Винил сползла со стула и подошла к кровати:

– Морща нос, делу не поможешь, знаешь ли.

– Ты невыносима! – воскликнула раздраженная земная пони. Она поднялась с кровати и направилась прямо на диджея, намереваясь сейчас же высказать ей все. Но вновь предательское тело решило, что куда интереснее будет обвить копыта вокруг шеи Винил и преподнести ей гневный поцелуй.

Когда они оторвались друг от друга, единорожка дерзко улыбнулась, будто именно такого ответа она и ожидала. Это не на шутку взбесило Октавию.

“С чего это вдруг она такая самоуверенная?”

Во время их первого поцелуя Винил вела себя так же нерешительно, как и Октавия, если не больше, но теперь развязный вид диджея становился явлением постоянным. Не то что бы Октавия возражала, напротив, было приятно знать, что по крайней мере один из них отдавал себе отчет, чем они занимаются. И все же такое резкое изменение в поведении было достаточным основанием для расследования.

Прищурив глаз и устремив на соседку взгляд, который необъяснимым образом пришелся ей по нраву, виолончелистка осторожно копнула:

– Что-то ты чересчур амурная сегодня. Какая-то особая причина?

– Детка, я всегда амурная, когда ты рядом, – Винил задумалась. – А что это слово значит?

Виолончелистка хихикнула:

– Это чувство, от которого хочется... быть ближе к другой пони.

– Оу, – улыбка на лице Винил стала шире. – Ясненько.

Октавия прокашлялась, не давая себе отвлечься. Даже возможность каждый день видеть эти красные глаза не спасала от их гипнотического влияния:

– Последнее время ты ведешь себя очень, хм, смело, куда больше обычного.

Пожав плечами, диджей поправила прядь голубых волос:

– Ну что сказать? Отношения с такой классной пони творят чудеса с моей самооценкой.

Сопротивляться чарам становилось труднее, особенно после таких сладких слов. Винил умела находить все новые способы заставить ее краснеть. Это была одна из тех черт, которые в ней любила Октавия: она в любой ситуации могла подобрать лучшую фразу.

Эта черта сильно разнила их. Каждый раз, когда она хотела произнести что-нибудь романтическое или игривое, как бы искренна виолончелистка ни была, она все равно выглядела глупо. Временами Октавия не могла не завидовать врожденной харизме соседки, особенно теперь, когда проводить вместе весь день вошло у них в привычку.

Это не значило, что рядом с Винил она чувствовала себя неуютно. Напротив, ей было так комфортно, что ей постоянно хотелось выразить это словами, но она не могла подобрать их, не выставив себя дурой.

“Я бы отдала что угодно, лишь бы я могла сказать тебе то, что я хочу…”

Как обычно, ее мысли убежали далеко вперед, чтобы избежать этой скользкой дорожки. Было слишком рано, слишком бессмысленно, они были слишком молоды – твердила она себе, добавляя как можно больше оправданий, чтобы скрыть за ними очевидное.

– Винил? – начала она, как мысли тут же начали разбегаться, стараясь сбить ее с толку. – Ты... У тебя были с кем-нибудь отношения до меня? – сердце замерло на секунду. – Это же правильное слово, так?

Диджей казалась немного ошарашенной:

– Да... Думаю так, – она наклонилась вперед и прижалась щекой к Октавии. – Мы с тобой не говорили об этом? Все просто... случилось.

Серая кобылка прикрыла глаза, наслаждаясь теплом на ее лице:

– Нет, думаю, не говорили.

– Тогда... – Винил шагнула назад и выпрямилась. – Ты будешь со мной встречаться?

Сердце Октавии забилось быстрее. Даже после стольких дней, проведенных вместе, было странно волнующе видеть, что для Винил так важно открыться ей. Вдруг фраза "бабочки в животе" обрела смысл.

Единорог кашлянула:

– Октавия?

– Да! Извини, да! – она бросилась вперед, сжав подругу в объятиях. – Извини еще раз! Я просто задумалась.

Вздохнув с облегчением, Винил провела копытом вдоль груди, будто от боли:

– Детка, не делай так больше! – она хрипло засмеялась. – Это жестоко!

– Прости! – она подчеркивала каждое извинение поцелуем в белоснежную шею. – Прости, прости, прости, прости!

Мягкий, резкий звук вырвался из уст Винил. Виолончелистка мгновенно замерла, прижавшись губами к коже.

Было очевидно, что Винил задыхалась, хотя и пыталась скрыть это, вдыхая через нос. Она стала теплой, очень теплой, такой температуры пони достигали только в особых ситуациях. Ее сердце билось сильнее, чем у Октавии: она могла буквально почувствовать пульс своей соседки губами.

– Октавия... – дрожащим голосом прошептала Винил. – Тебе не стоит целовать там.

Виолончелистка медленно отвела голову, чтобы вновь видеть лицо Винил. Красные глаза избегали ее, и в них виднелась толика грусти. Чувство вины нахлынуло на Октавию, и она сделал еще шаг назад, словно она не заслуживала быть так близко к диджею:

– Хочешь... хочешь поговорить об этом? – спросила она. Разговор обязан помочь: она всегда решала все проблемы словами.

– Н-не знаю. Может ты хочешь об этом поговорить? – они на секунду встретились взглядами.

– Я тоже не знаю.

Они стояли молча, каждая старалась угадать мысли другой. Однако телепатия не дала плодов, и Октавия решила дать им шанс отступить. В конце концов, это из-за нее началось неловкое молчание.

– Мы можем поговорить об этом позже... – предложила виолончелистка.

Как она и надеялась, Винил подхватила мысль:

– Да, в смысле, мы же никуда не торопимся-

– -скоро экзамены-

– -мне стоило бы заняться своей музыкой-

– -уже пора готовить наши шпаргалки-

– -интернет сам себя не пересмотрит-

– -нужно почистить виолончель-

– -устроить вечеринку, чтобы у всех челюсти отпали-

– -поэтому нам определенно стоит-

– -поговорить об этом позже, – завершила Винил.

– Согласна.

После очередных гляделок, они сорвались на смех, выплескивая накопившуюся неловкость.

– Да уж. Мы ужасны в этом деле, – усмехнулась Винил.

– Знаю! – ответила Октавия сквозь смех.

– Наверное мы слишком заперлись тут. Не хочешь прогуляться?

Виолончелистка кивнула:

– Разумеется. Свежий воздух пойдет нам на пользу.

– В таверну! – объявила диджей, поднявшись на два копыта.

– О нет...

---

Октавия рассматривала синюю жидкость в маленьком стакане перед ней. Она мерцала магической энергией, подсвечивая царапины на темной деревянной барной стойке. При правильном освещении даже самые ухоженные здания кампуса показывали свой возраст.

На часах было едва за полдень, поэтому в таверне они были почти одни. Винил улыбалась и кивала головой, ожидая, когда ее подруга выпьет.

Виолончелистка копытом толкнула стакан прочь, наблюдая за неестественным вихрем жидкости:

– Я же говорила, я несовершеннолетняя.

Единорог равнодушно толкнула напиток обратно:

– А я говорила, что он безалкогольный.

– Это коктейль с магией! Еще еще хуже, чем алкоголь.

– Зато совершенно законно, раз ты старше шестнадцати. Круто, да? – Винил выглядела невероятно довольной собой. – Думаю, тебе стоит расслабиться и не думать об учебе, раз уж ты все равно не учишься.

Октавия плюхнулась на стул:

– О Селестия, не напоминай мне. Я сойду с ума если продолжу думать об этом.

– Ага. Следовательно... – единорог пододвинула стакан еще ближе. – Давай, всего один глоток.

– Что “следовательно”? – засмеялась Октавия.

– Не меняй тему.

– Винил, я просто не хочу пить ничего подобного, хорошо? Мы можем повеселиться без этого?

Наконец сдавшись, Винил оставила в покое стакан и ухмыльнулась своей подружке:

– Я думала мы потом поговорим обо всем.

– Я не это имела в виду, – настаивала серая кобылка, хотя она и знала, что Винил не поверит ей.

– Конечно нет, – вздохнула она. – Извини, я не должна была пытаться заставить тебе пить и все такое. Это чуть ли не единственное, чем мы занимались с друзьями в школе: думаю, это вошло в привычку пить каждый раз, когда нам скучно. В смысле, у нас было полно других идей, но, эм, я лучше помолчу.

Октавия не заострила внимание на словах диджея: ее куда больше беспокоила другая тема. Это было ужасно: чем больше она старалась не думать об этом, тем сильнее оно лезло ей в голову. Вздохнув, она решилась противостоять проблеме или хотя бы отложить ее на более конкретное время, чем “потом”.

– Винил, нам и вправду нужно поговорить.

Белая кобылка пренебрежительно махнула копытом:

– Ну да. Позже.

– Нет, нам нужно назначить дату. Иначе можно повторять "позже" вечно.

Винил открыла рот, выдумывая другую отговорку, но смогла выдавить из себя лишь измученный стон:

– Да. Да, ты права. И когда же мы займемся этим? – она ударила себя копытом по лицу. – В смысле, поговорим. Когда мы поговорим?

Октавия прикусила губу:

– Может быть... Среда? Тогда у нас будет несколько дней подготовиться, а если ничего хорошего не выйдет, то у нас останется еще несколько дней, чтобы прийти в себя до экзаменов.

– Да ладно тебе. – Винил пододвинула стул ближе, обвив копыто вокруг шеи серой пони, и успокаивающе прошептала. – Все пройдет гладко. Не смотря ни на что, я... я буду рядом. Ну, как-то так, – она вздрогнула. – Я не так хороша в словах, как ты. Просто поверь, все будет нормально.

Винил мысленно ненавидела себя. В такие моменты, когда все решали слова, ей никогда не удавалось выстроить их прямо. Ее соседка всегда говорила что-нибудь приятное. Сладкие мелочи скатывались с ее языка и согревали изнутри, но диджею никогда не удавалось придумать что-нибудь в ответ. Да и вообще, как можно сравнивать ее мысли с этими драгоценными замечаниями?

И это не считая ее языка тела, которым она владела в совершенстве. У Винил чуть не отпадала челюсть каждый раз, когда Октавия подмигивала или красовалась таким невинным образом, а затем как-будто забывала о дразнящей природе ее действий.

Иногда, поздней ночью, когда Октавия уже спала, Винил вспоминала все это и чувствовала себя крайне неуютно. Эта утонченная серая кобылка играла с ней в сложную игру ухаживаний, а Винил понятия не имела, как играть.

“Возможно, существуют курсы обучения знакомствам для светских пони? Интересно, а мне разрешат вступить?”

Никаких шансов – заключила она, немного раздраженная мнимыми снобами в их воображаемых классах. Она им покажет. Она добьется Октавии и без их помощи. К черту их!

– Спасибо, – ответила Октавия, поцеловав единорожку в щеку. – Наверное, ты права, все будет в порядке.

– Даже больше, чем в порядке, если понимаешь о чем я, – инстинктивно вырвалось у Винил. И вновь копыто с характерным звуком встретилось с лицом. – В следующий раз можешь ударить меня.

– Зачем? Ты прекрасно справляешься сама, – серая пони показала язык и хихикнула.

Солнце медленно тускнело, незаметно для парочки в баре. Они заказали лишь два стакана воды, между которыми так и стояла нетронутая синяя жидкость. Хотя бармен и знал, что они едва ли закажут больше, он не осмеливался попросить их покупать что-то или уходить. Это было бы уместно для засидевшейся до поздней ночи компании, но никак не для кобылок, отдыхающих субботним вечером.

Лишь когда дверной колокольчик начал звонить каждые несколько минут, они осознали, сколько прошло времени. Солнце садилось за горизонт, студенты и преподаватели завершали очередной рабочий день.

Будучи зажатыми между двумя здоровенными парнями с факультета физвоспитания, кобылки единодушно решили, что настало время покинуть помещение. В конце концов, единственная причина, по которой посиделки в баре вполне сносны – все пони пьяны в круп. Две же трезвые кобылки в такой компании просто напрашивались на неприятности.

Пара пони толкнула дверь и вышла. На улице оказалось безоблачно и весьма прохладно, но было приятно вновь увидеть солнце. Светило Селестии исчезло уже через пару минут, заставив их тосковать по их новой теплой одежде, которую они оставили в квартире.

Но прежде чем они сделали и три шага по дороге домой, их остановил вид приближающегося наставника по психологии. Винил молилась, чтобы он не заметил их и прошел мимо, хотя и знала, что это тщетная надежда.

– О, привет вам двоим! Чудесный вечер, не правда ли? – весело сказал жеребец.

– Ага, побыстрее говори уже, что хотел, и оставь меня в покое, – жестко ответила диджей, отрезав более дружелюбную реплику Октавии.

Псайк поднял бровь, продолжив улыбаться:

– А что я хотел?

– Сказать, что знал обо всем и так далее, – завелась Винил.

– Знал обо всем?

– Обо... эм... обо... – единорожка быстро смутилась, бросив взгляд на Октавию, которая едва улыбнулась, пожав плечами.

– Вау! Замечательно поговорили, но, уж простите, я предоставлю двух заклятых врагов самим себе. Там ждет полная кружка алкоголя, и на ней мое имя. – Псайк проскакал рысью между ними, приостановившись, чтобы шепнуть на ухо Винил. – Если захочешь поговорить о том, как сильно ты ненавидишь Октавию, мой кабинет в большом здании рядом со складами, – с этими словами он исчез за дверью таверны.

– Я же говорила, что он не так плох, – виолончелистка толкнула опешившую соседку.