Снежный ангел
Под землей.
— Ну же! – Лебраш быстро пришла в себя от того, что кто-то отчаянно колотил ее по щекам, открыв единственный глаз, пони отмахнулась от стоящей над ней Майндхилл. Было нестерпимо жарко, густой пар не давал нормально дышать и закрывал весь обзор. Кобылка сильно прищурилась и села на пол, — Да чего ты сидишь?! Мы уходим, — единорожка будто из бездны пара достала пистолет и передала его Лебраш, -прямо сейчас!
-Да не ори! – Пони нехотя встала и теперь видела знакомые силуэты, все они в этот момент рванули с места, за ними ушла и Майндхилл. Вокруг все еще ничего не было видно из-за густого пара. Топот доходил до барабанных перепонок с трудом, дуло старого пистолета всегда было в поле зрения. В любом случае, несмотря на то, что пока все было довольно тихо, враги могли появиться из неоткуда в любую минуту. Группа шла все дальше и дальше, Лебраш лишь с трудом видела стволы пистолетов и ружей, направленных в разные стороны, — Ищем окна! – Командным голосом, придя, наконец, в себя, крикнула пони.
Это была ее большая ошибка. На голос тут же показались в пару красные светящиеся окуляры бронемасок, группа Лебраш бросилась в рассыпную. Два выстрела. Пар рассекли искры от стального костюма, и один из бойцов Стаи моментально упал на пол, окуляры его маски потухли. В ответ раздались короткие автоматные очереди как со стороны своих, так и противников, откалывая куски бетона и штукатурки. Очередной залп скосил еще двух врагов, поняв, что дышать в помещении практически невозможно, Лебраш легла на пол, ловко догнав выстрелом очередного стайца.
— Окна, идем на свет, бьем окна! – Раздался странно знакомый голос. Среагировав почти моментально, серая пони со всей силы размахнулась по ближайшему источнику солнца рукоятью пистолета. Стекло разлетелось в разные стороны, со звоном ударяясь о пол и стены, пар стал выходить через оконный проем, освобождая от себя длинный коридор. Свои перестали быть просто силуэтами, через какое-то мгновение они уже были у разбитого окна.
— Лезьте, я прикрою! – Лебраш лишь ненадолго уловила взглядом синего пегаса, а холодный пот уже пробил её тело. Пони опешила и в каком-то исступлении выпустила во врагов еще несколько пуль – на этот раз они лишь заставили их спрятаться за открытыми настежь стальными дверьми. Вперед в разбитое окно пропустили Майндхилл и Штайера, Блэклайт устроился рядом с одноглазой и беглым автоматным огнем еще сильнее прижал стайцев огнем. Мигом прошмыгнув наружу, синий пегас окликнул Лебраш и подал ей копыто, — Сцепий? – Взглянув ему прямо в глаза, пони окаменела от страха и удивления и практически по инерции пролезла за ним. Не дожидаясь ответа, рыжий рванул прочь от старого здания сахарного завода, Лебраш убежала вслед, чувствуя, как сзади, спотыкаясь, её догонял Джермейн. Одно мгновение, и копыто серой пони зацепилось за торчащий из снега кусок арматуры. Она упала, пропахав около метра по снегу. Теперь она видела, как последним из окна выползает Блэклайт. Два глухих выстрела из пистолета, и два закованных в броню единорога, увязавшиеся вслед за ним упали замертво. Жеребец в ужасе отполз подальше и, кажется, даже не замечал, как вокруг него собирались враги. Нужно было моментально среагировать, так и произошло. Лебраш, как не старалась, не могла найти своего пистолета. Ей оставалось только смотреть. Немую сцену прервал истошный крик Джермейна, оскалившись, он выскочил вперед кобылки с автоматом в копытах и открыл шквальный огонь. Поток свинца вгрызся в тела солдат, отбрасывая их прочь своей жертвы, прижавшейся к земле. Еще секунда, и настала мертвая тишина, разбавленная лишь прерывистым дыханием чейнджлинга.
— Ты чего? – Пегас, слегка усмехнувшись, успев по дороге помочь Лебраш встать и похлопав Джермейна по плечу, уселся рядом с Блэклайтом.
— Никогда не думал, — жеребец поднялся на ноги без помощи, — что убивать так сложно.
— Не, — отмахнулся рыжий, — несложно. Только совесть потом мучает так, что на стену лезть хочется.
— Сцепий! – Демонстративно громко окликнула пегаса серая пони.
— Поздравляю! – Пегас оглянулся в её сторону, глаза его были как и раньше живыми и дружелюбными на щеке красовался длинный шрам от ножа, — Я думал, что ты меня забыла.
— Я тебя похоронила. – Тихо ответила Леб.
— А зря. Как видишь, те ребята меня не до конца зарезали, да и к тому же попались хорошие пони, которые в больницу свезли.
— Я просто… — Застеснялась пони, — Я просто рада тебя видеть.
— Я тоже, — суховато ответил Сцепий, — ну, — обратился он к остальным, — пошли?
— А куда? – Чуть ли не хором вопрошала группа, но все равно покорно двинулась вслед за пегасом.
— Как ты здесь оказался? – Успокоившись после перестрелки, голос пони стал более размеренным.
— Ну, история, конечно, долгая, но рассказать не в лом: ребята, которые меня в больницу свезли, обходчиками оказались.
— Кто это такие?
— Ну, вот ты не перебивай, дай расскажу, а то забуду. Мать, значит, сказала, что до последнего вздоха будет со мной драться, чтоб я больше в эту Стаю ни ногой, ни носом. Ну, ты думаешь, мне из-за этого с ней ссориться? Пришел. Сказал, так, мол, так, ухожу я, ребят. Кажется, все просто… а вот шиш! На счетчик они меня поставили, гады, сказали, из-под земли достанут. Что делать, по-твоему? Я тебя тогда искал. Клянусь, по всему городу искал, бегал, хотел с тобой уехать. Не нашел. Мать, земля ей пухом, по-быстрому чемоданы собрала, и мы с ней в тоннели ушли, к обходчикам.
— Так кто это?
— Я и сам теперь…один из них. Понимаешь, вот ходят у нас по Эквестрии поезда. А где ходят? Практически все пути еще до катастрофы построили под землей, когда-то по ним от «Полюса» сырье возили.
— Вот туда нам и надо! – Внезапно подхватил Штайер.
— Отведу, только смысла нет, все закрыто. У нас, Леб, миссия. Мы – обходчики, и вся это красотулина на наших плечах. Пути чиним мы, дыры латаем тоже мы.
— И как тебе там живется?
— Знаешь? Прекрасно! Я никогда еще себя таким свободным не чувствовал. Вот только неделю назад стайцы-то за мной пришли, ну, а дальше ты знаешь.
— Вижу, ты обустроился. Я рада за тебя.
— Да и у тебя, я погляжу, друзей много, а особенно подружка у тебя у-у-ух какая…
— Я бы попросил вас, уважаемый! – Заворчал Джермейн, — Неприлично при одной даме делать другой комплименты.
— Пардон муа! – Демонстративно и с усмешкой раскланялся пегас и остановился у внушительного чугунного люка, — Мы пришли, кстати, если вам к «Полюсу» надо. А вы, дедушка, зачем туда хотите?
— Не считаю нужным вас посвящать. – Продребезжал грифон.
— Нет, ну, — Сцепий, не дождавшись помощи, сам откинул тяжелую крышку, нарочно при этом мыча от непосильной ноши, — просто я не помню, чтоб туда кто-нибудь ходил. Я отведу, конечно, но там только дверь и все. А по верху вообще засада…
— Что там, уважаемый?
— Так там мины – раз, турели рабочие еще с катастрофы – два. Недаром за тыщу лет туда еще ни один дурак не залез. Древние, говорят, это место охраняют, мол, тайн там много, которые мы раньше узнали, но не до конца поняли, вот и ждут они, пока повзрослеем.
— Бред! – Возразил Штайер.
— Как знать, как знать, да только пропадают же там пони. А? В этом году двое наших в рейд ушли туда — до сих пор ищем. Про Кантерлот я вообще не говорю, там место проклятое, еще ни один не вернулся. Как знать, — На этих словах пегас спустился вниз по лестнице прямо под землю и затих.
— Ты, — Блэклайт подошел вплотную к Лебраш, — его знаешь?
— Были знакомы… Блэк. –Пони практически бесшумно подкралась еще ближе и украдкой поцеловала жеребца в щеку, — Я за тебя волновалась.
— Как видишь, ничего особо плохого не произошло.
— Перестань быть таким сухарем.
— Прости, Леби. — Блэклайт обнял одним копытом шею серой пони и прижал к себе. На этот раз, на его удивление, кобылка прореагировала на это крайне спокойно, — И все же, что между нами было?
— Ты сам прекрасно знаешь. Блэк, я не могу объяснить, почему я так поступила, так же, как не могу объяснить, почему я сейчас испытываю к тебе чувства, — от волнения пони забылась и снова достала пузырек с таблетками, — извини.
— Что это? – Жеребец озабоченно выхватил лекарство из копыта пони и бегло изучил надписи, — Леб, ты ничего не хочешь объяснить?
— Н-н-нет.
— Лебраш, не увиливай! Ты знаешь, что это? Это очень, слышишь, очень сильный антидепрессант. Леб, таким в дурке только лечат, что происходит?
— Я подсела. – Тихо и стыдливо просипела пони, — Уже почти два года, как на них сижу. Я не говорила, что хотела покончить с собой, не хотела, чтобы ты во мне разочаровался, но это так. Слишком много…трупов на мне, понимаешь, слишком много я совершила, чего стыжусь и хочу забыть. Мне… заснуть страшно без лекарства. Мне кошмары без него снятся. Я сначала на ночь одну пила – помогало первое время. Потом, когда начала по контрактам работать, много мерзостей пришлось видеть, много действительно хороших пони убить. На войне-то оно легче: есть ты – герой, а есть они – плохие парни, которые пьют, курят, ругаются и кобылок бьют. А мы – герои должны им задницу надрать. Без войны по-другому все, сложнее, Блэк. Вот ты, ты скрыл правду, подставил себя вместо Джермейна и пострадал. Но ТЫ считаешь, что так правильно. А мне много кого заказывали: жен неверных, любовников, конкурентов, должников, да что там, был один, который деда заказал ради наследства – все они тоже считали, что поступают правильно. Но, Блэк, не гадко ли это?
— Что именно?
— Убивать. Вот так вот просто, за деньги убивать. Закрывать глаза на то, что тот, в кого целишься, даже оружия не имеет, что он, может ничего плохого не делал, а его жизнь уже во всех валютах расписали, ЭТО хорошо? До меня только один раз дошло. Дошло, и я тут же все это бросила, все, что имела, продала, а ведь у меня квартира была и даже машина. Я тогда жила с Маттеушом. Мы с ним никогда не спали, не знаю, почему, наверное, где-то в душе я живу по эктерским устоям. Просто, я проснулась однажды и поняла, что завтра такие же как я могут убить мою семью. Я представила, что Я бы почувствовала, если маму или папу застрелили. В общем, я собрала вещи и уехала, продав все лишнее. Тогда я уже перешла на три таблетки в день.
— Пока это побудет у меня. – Блэклайт, несмотря на немой протест пони, спрятал пузырек в карман.
— Дамы и господа, — раздался из-под земли голос Сцепия, — помогите ящичек поднять, у одного косточки не потянут, глядишь, спину надорву, месяц еще никуда вас не поведу.
-Я подсоблю! – Словно хором подхватили жеребцы и грифон, оставив Лебраш наедине с Майндхилл.
— Все в порядке? – Серая пони поняла беспокойство собеседницы, отводившей взгляд ото всех, и подсела к ней, — Ты можешь сказать, я выслушаю.
— Я просто не понимаю, — заговорила черногривая, — что с ним сегодня произошло. Он был таким… свирепым только один раз, когда…
— Блэк уже рассказал, Майнд, он большой болтун.
— Это ведь для него противоестественно. Леб, Джермейн всегда такой тихий, а сегодня он просто так взял и расстрелял их всех. Думаешь, мне стоит с ним об этом поговорить? Ведь если с ним что-то не так…
— Я расскажу тебе одну тайну, — одноглазая прижала пони к себе, — никогда, никогда не суй работу в личную жизнь. Я уверена, что ты прекрасный психиатр, но если ты будешь с этим жить, ваши отношения очень скоро завянут.
— Но как же мне разобраться?
— У каждого есть в жизни момент, когда надо доказать: можешь ли ты постоять за себя и других, или трусишь. Считай, тебе с жеребцом очень повезло.
— А тебе разве нет?
— Ну, ну, ну, не гони так быстро, то, что у нас один раз что-то было не значит, что…
— Да брось ты! Блэк, конечно, не любит выставлять всего себя наружу, но поверь, он просто ждет момента…
— Он ко мне уже который день пристает с одним и тем же вопросом: что между нами было?
— Ну, а ты сама что думаешь?
— Я боюсь об этом думать. А что, если это просто минутное увлечение было?
— В любом случае, — Довершила Майндхилл, — пока вы между собой сами не выясните, так и будете мучить друг друга.
— Ну, девчонки, — в разговор неприлично вклинился пегас, опершись на большой деревянный ящик, — разбирайте подарки.
— Это откуда? – Поинтересовалась Лебраш.
— У нас, обходчиков, есть такая традиция: у каждого люка мы оставляем вот такой тайник, чтобы те, кто к нам идет, были в безопасности. – Открыв общими усилиями крышку, пони обнаружили внутри несколько единиц оружия и противогазы, — А когда кто-то вещи эти берет, то просто денежку какую-нибудь бросает.
— Полезно. – Заключил Блэклайт, — А главное правильно.
— Держи вот, — Сцепий протянул жеребцу самозарядный дробовик, — хорошая модель, только заклинить может, наши же все крупом делают, так что следи. – В след Блэклайту перепала коробка патронов, — Вам, — пегас обратился к Штайеру, — как господину пожилому, щадащая вещь – пистолет-пулемет Штульса-Гевербауэра третьей модели и к нему аж четыре магазина.
— А это зачем? – Поинтересовалась Майндхилл.
— Ну, во-первых, ребятки наши просто так не отстанут и точно за нами пойдут. Во-вторых, из той гадости, что мы подобрали, зверушек не постреляешь.
— Каких зверушек?
— Ну, так здесь не просто так противогазы лежат! – Посмеялся Сцепий, — По этим тоннелям раньше возили полярий, возили вплоть до взрыва. Естественно, что на путях остались не только вагоны, но и целые составы. А этой гадостью, как известно, долго дышать нельзя. Вот и мутируют тут: собачки, ящерки там мелкие – злее они становятся и сильнее. А уж если пони надышатся, то и подавно с ума сходят. Представь: ушел один парень у нас без защиты в отдаленные тоннели. Через неделю вернулся… но какой-то не такой, как раньше: не разговаривал ни с кем, взгляд опускал, а в итоге как заперся на две недели дома – и все. Мы всей толпой решили… проверить, что он там делает. Сломали дверь, зашли, а он там, оказывается… всю семью свою перерезал и жрал их две недели.
— Избавьте от подробностей, прошу. – Джермейн удивительно забавно скривил нос.
— Я просто эту тему завел, чтобы вы посерьезнее как-то относились, а то думают все, что байки. Ну, ладно, хватит болтать, разбирайте то, что там осталось , и пойдем.
— А как же туда спускаться? – В голосе розовой единорожки заиграла легкая надежда на помощь.
— Ну как, — шепнул ей на ухо Блэклайт, — ножками по лестнице перебираешь и спускаешься. Соображай, девочка моя, не маленькая.
— Ну, наконец-то, наша ледышка растаяла.
— Конечно, я же вижу, как ты истязаешь моего замечательного друга.
— Папка! – Язвительно усмехнулся сзади чейнджлинг.
— Для тебя ж такую красоту берегу. Смотри, Джерм, сядет она тебе еще на шею и ножки свесит…
— Ну, хватит уже! – Кобылка больно шлепнула брату по крупу, — Сама спущусь. – Вслед пони последовал громкий смех.
-Избаловал ребенка! – Спускаясь по лестнице, Джермейн получил после этих слов тычок рогом в круп. Внизу было довольно светло от новеньких ламп дневного освещения. Тоннель был идеально прямым и напоминал собой брюхо какого-нибудь животного изнутри – об этом говорили опоры — ребра, опоясывающие полукруглые своды. Пахло сыростью, запах пробивался даже через мощные фильтры противогаза, а от поляриевых испарений каждый вдох становился все холоднее и холоднее.
— Как же тут не избалуешь? – Продолжил Блэклайт, — Ты представь себе только, когда мама на работу уходила. Она сидит у двери, глазками своими большущими хлопает, чуть не плачет. Джерм, конечно, от себя кусок оторвешь, а ей купишь чего-нибудь…
— Вот, типичное воспитание пони. ТО-то я думаю, почему мой Иероним всегда: папа, купи, папа, хочу. Неправильно это, Блэк, надо с детства учить тому, что все так просто не дается.
— Ну, должно же быть детство! – Возразил жеребец.
— Знаешь, а я не говорю, что у меня его не было. Оно было и очень веселое, знаешь. Просто отец, да будет ему еще сто лет жизни, всех нас научил, что нужно работать, если хотим чего-то добиться, а не хлопать глазками.
— Кстати, вы уже надумали забирать Иеронима?
— Ну, да, — замешкался Джермейн, — только куда? Я, честно, пока еще не могу решиться.
— Да он же ей не нужен, Джерм, не валяй дурака. Не маленький уже, поди, найдешь жилье. Разве в Квейнт-Фоллс так трудно с этим?
— Вопрос в том, какие там перспективы для него. Меня-то уже давно зовут на прошлую работу, даже квартиру обещали.
— И чего ты ждешь?
— Иероним хочет быть пилотом, причем очень усердно. Представь, рассказывает, что притащил из библиотеки целую стопку книг по истории ампиррейской авиации и нашел там моего прадеда.
— Ну, и вы, господин Каан-Ари, конечно, сразу загордились…
— А ты попробуй где-нибудь сказать, что у тебя родственник в войну бомбил Филлидельфию. Тут же тебе припомнят старые заслуги.
— Слушай,- с некоторой усмешкой заинтересовался Блэклайт, — а самолеты тогда у вас какие были?
— Откуда мне знать, я ж деда не застал. – Отмахнулся чейнджлинг, — В любом случае, если он окончательно определится, нужно будет уезжать в Ампиррею. Там есть боевые авиационные полки.
— А ты сам это одобряешь?
— Знаешь, пусть ребенок занимается тем, к чему его тянет. Сейчас в любом случае довольно спокойное время.
— Не знаю. А ты не думал, что профессию нужно выбирать… более достойную?
— Я думаю, что если в тебе есть хоть капля крови чейнджлинга, то ты должен служить на благо своей родины. Блэк, вопрос с нашим переездом будет довольно сложен. Во-первых, мне надо будет получить статус чистокровного чейнджлинга…
— Что за бред, Джерм?
— Я родился В Квейнт-Фоллс, значит, считаюсь эквестрийским чейнджлингом, то есть, мне еще надо будет доказать, что в моем роду не было никого другой расы. А с Майнди это будет практически невозможно.
— Так можно и в эквестрийскую армию вступить.
— Скажи еще, что в наемный легион. – Скривил нос Джермейн, — Нет уж, извини, но туда Я его не пущу ни за какие деньги и почести. Я. Знаешь, прекрасно отслужил в Квейнт-Фоллс три года и не жалуюсь, там из меня сделали жеребца.
— Погоди. Ты служил?
— Я разве не говорил? Да, меня призвали через месяц, как ты… сел.
— Мне, по ходу, вообще никто ничего не говорит. – Неприятная подробность заставила Блэклайта погрузиться в воспоминания.
Жеребец шел по длинному, выкрашенному в ярко-зеленый, коридору городской тюрьмы Мейнхеттена. Было шумно, гремели повсюду решетки и тяжелые стальные двери камер – последнего напоминания о том, что пришлось пережить за четыре года. Сегодня Блэклайт шел по этой дороге свободы первый и последний раз. Утром его разбудил кричащий голос надзирателя. Всего четыре слова: С вещами на выход. Всего четыре слова, и жизнь его снова возвращается в нормальное русло, по крайней мере, жеребец снова вернется домой, в свою постель, а не в койку в камере на десять пони. Путь казался ему невыносимо долгим, тусклый свет и белый потолок давили все больше с каждой секундой, пока не показалась, наконец, дверь со стальной прорезью для глаз, из которой бил яркий свет.
— Де Килиан! – На пропускном пункте сидел седой жеребец коричневой масти, — На свободу с чистой совестью отправляешься?
— Да, господин лейтенант.
— Все уже, дружок, отмотал ты свое, можешь со мной и нормально разговаривать.
— Вы… чего-то хотели?
— Вообще, да. – Жеребец подозвал Блэклайта поближе к окошку, — Знаешь, я надеюсь, что тот, которого ты покрывал все это время, усвоит урок.
— О чем вы?
— Думаешь, я дурак, думаешь, следак и судья дураки и ничего не заподозрили? Впрочем, забудь. Просто, когда встретишь своего друга, было бы неплохо попросить у него благодарности.
Блэклайт молча отвернулся и отворил стальной засов двери, в глаза ему ударил ярчайший, но холодный дневной свет пыльного города, что он так давно не видел. Казалось, жизнь, остановившаяся после оглашения приговора, снова начала свой ход, словно прорвав какой-то невидимый барьер. Силуэт, об который разбивались солнечные лучи. Мать сияла как всегда добродушной улыбкой, смотря в слезах на исхудавшего сына. Еще мгновение, и старая пегаска набросилась на жеребца, обхватив его передними копытами. Он рыдала и не хотела ничего говорить. Она рыдала, еще сильнее прижимаясь к своему сыну.
— Мам, ну, прекрати, мам, вчера же виделись. Мам, успокойся.
— Я не могу! – Просипела пегаска розовой масти, — Нет, Блэк, не могу, не хочу…
— Поехали домой. – Жеребец обнял мать одним копытом, — Все закончилось. Сегодня все кончилось, мам, поехали домой. Стол накроем, поговорим обо всем, что накопилось…
Десять минут прошли в мертвой тишине. Мать и сын успели дойти до вокзала и сесть на поезд. Пегаска жадно пожирала глазами Блэклайта, боясь хоть на секунду потерять его из виду. Глаза ее просохли от слез, взгляд прояснился. Следя за ним, как за сокровищем, мать, сев на свое место в вагоне, снова обняла сына.
— Мам, — начал Блэклайт, — где наши-то? Как они там?
— Хорошо, — облегченно выдохнула пегаска, — Джерми учебу закончил, уже работу хорошую себе нашел. Делает какие-то там компьютеры… Извини их, что не смогли встретить, он остался помогать Майнди.
— И ты этому веришь?
— Блэк, — сконфузилась пони, — ну, ты думай иногда, о чем говоришь. Она еще совсем ребенок, а он женат, сына растит.
— Сына, мать которого он уже давно разлюбил. Мам, ты никогда ее не видела. Она из него нитки вьет и не давится, с такой женой… я бы тоже к девке какой-нибудь бегал.
— Ну, Майнди ведь не какая-нибудь…
— Надо, кстати, зайти по дороге в какой-нибудь ювелирный.
— Блэк…
— Доброе утро, мама, — громко рассмеялся жеребец, — забыла, какое сегодня число?
— Хм… Двадцать второе октября.
— И…
— Вот, черт! – Пегаска усмехнулась и демонстративно ударила себя слегка по лбу, — Сынок, Майнди же восемнадцать сегодня! Как, ну, как я могла забыть! Ты прав, я, как в воду глядела, взяла с собой денег. Зайдем, купим ей браслетик. А, может быть, купить ей этот новомодный карманный компьютер, она будет рада.
— И будет она все пары в нем просиживать. – Улыбнулся Блэклайт, — Эх, зуб даю, они там сейчас вовсе не учатся.
— Как же так? Джермейн ведь всегда такой обходительный, честный…
— Она за ним с четырнадцати лет бегает, мам, да и он тоже никогда не был против, стоило было ожидать.
— Блэк, — растерялась пегаска.
— Она уже большая, разберется. В конце концов, я считаю это наилучшей партией.
Наконец, родная лестница родного подъезда. Старенькая и обветшалая, с полуразбитыми ступеньками. Стены с выцветшей краской и глубокими трещинами, они, как и раньше, не давят, несмотря на тесноту. Здесь прошло детство, перебегало со двора сюда и обратно. Да, все начиналось здесь. А теперь продолжается. Наконец, почти древняя деревянная дверь квартиры под номером тридцать шесть. Брякнул звонок, внутри квартиры зародился шорох и нервный говор…
— Майнди! – Радостно окликнула мама, — Родная, это мы пришли, открывай. – В ответ шорох лишь немного усилился. Дверь со скрежетом отворилась, Майндхилл стояла, укутавшись в полотенце, и пыталась с помощью магии собрать волосы в пучок – в воздухе левитировали две заколки-палочки. Единорожка, быстро довершив начатое, счастливо взвизгнула и набросилась с объятиями на брата. Полотенце, развязавшись, спало почти со всего её хрупкого тельца.
— Привет, моя хорошая! – Блэклайт обнял сестру одним копытом и немного натянул обратно единственный на данный момент предмет её одежды, — Я тоже очень скучал. Ты, — началось, Блэклайт надел мину занудливого папаши, закрыл единорожку полотенцем и завязал на шее так, что чуть не задушил, — чего разделась, как на жаре? Простудишься же, дурочка.
— Не ругайся на именинницу. – Заметила мама.
— Действительно! – Из комнаты с широкой улыбкой прокрался Джермейн в растрепанной сорочке, — Зачем ругаешь девочку? У неё сегодня праздник.
— Да, кстати. – Жеребец вынул из кармана спортивной куртки маленькую коробочку, открыв её, он представил кобылке презент – золотые сережки немного хулиганского дизайна, — Это от нас с мамой. – Вручив подарок, Блэк ласково чмокнул сестру, — С совершеннолетием!
— И то, и то верно. – Джермейн тоже поцеловал единорожку, но уже совсем не по-дружески.
— Ребята! – К тому времени мама уже успела уйти на кухню, — Сходили бы в магазинчик, купили тортик на праздник.
— Точно! – Встрепенулась Майндхилл, — Разомнетесь, нагуляете аппетит…
— Ну, загнула! – Вмешался Джермейн, — Твой брат устал с дороги, а ты его гонишь! Блэк, отдыхай, я сам быстро сбегаю.
— Иди, иди! – Посмеялся жеребец вслед уже почти исчезнувшему в дверном проеме чейнджлингу.
— Блэк… Не распространяйся особо перед мамой, хорошо? Она, как я поняла, ничего не увидела.
— Я надеюсь, — зашептал Блэклайт, — ты сама понимаешь, что у вас ничего не выйдет?
— Нет, ты не прав. Мы любим друг друга. Он обещал бросить её…
— И ты поверила? Майнд, тебе уже много лет, пора вырасти: не все в отношениях заточено под любовь, понимаешь? Её иногда вообще нет, а все равно живут вместе. Как ТЫ себе представляешь, чтобы он взял и бросил семью, у него сын, между прочим.
— Мы его заберем.
— Майнд! – Жеребец прикрыл глаза копытом и сильно зажмурился, — Ты сейчас так шутишь или действительно на это рассчитываешь? Как, подумай, как это произойдет? Ты думаешь, он сегодня придет домой и скажет: я ухожу от тебя к девчонке, которой едва исполнилось восемнадцать, отдавай сына?
— Я добьюсь, Блэк!
— Просто забудь об этом. – Рявкнул бордовый, но тут же стал мягок, — По крайней мере, до того момента, пока они сами не разбегутся.
— Чего вы там стоите? – С кухни снова раздался голос мамы, — Идите пока чай пить, под горяченькое болтать всегда веселей.
— Не огорчай её сегодня. – Процедила Майндхилл.
Блэклайт смутно помнил, что произошло потом. Помнил только ощущение, как горячий чай скатывался вниз по горлу впервые за четыре года, как мать вертелась, как заведенная, вокруг стола, поливая и подливая в чашку новую порцию. Помнил, как Джермейн ворвался на кухню с огромным и жутко дорогим тортом, держа в кармане своего серого флисового пальто бутылку вина. Началось застолье. Чейнджлинг учтиво, как всегда, ухаживал за хозяйкой дома, помогая по мелким поручениям. Из закромов на столе появилась вторая бутылка, вино полилось рекой. Бокал за бокалом, сознание и память стирались все сильнее и сильнее. Налитые кровью глаза жеребца смотрели на сестру, точнее на то, как она все время старалась быть ближе к Джермейну. Терпение лопнуло. Блэклайт подскочил из-за стола с полным бокалом вина.
— А у меня есть тост! Выпьем …же… за то, — жеребец зашатался и чуть не упал, — чтобы наш ДОРОГОЙ Джермейн Каан-Ари бросил-таки свою мымру и пожертвовал себя тому, кого достоин!
— Тебе не кажется, — вмешался чейнджлинг, — что этот тост сейчас неуместен?
— Как?! – Крикнул бордовый, — Как это неуместен?! ОЧЕНЬ даже кстати. Джерми, нехорошо ты поступаешь!
— Как это?
— А так! – Блэк взмахнул копытом и снес со стола бокалы, — Ты сначала к сестре моей налево ходишь, потом лапшу ей на уши наматываешь, мол, жену бросишь. Джерм, — жеребец прижал собеседника копытом к стулу, — ты ж как сволочь поступаешь.
— Майнди, — Занервничала мама, — это правда?
— Я же просила Блэк! – Проскрипела пони.
— А я не хочу, чтобы вот такие вот, — жеребец растряс сидящего на стуле Джермейна, — тебя обманывали!
— Я никого не обманываю! Слышишь, не обманываю! Успокойся ты уже, сядь!
— Успокойся?! Да если бы я успокоился, — Блэклайт окончательно рассвирепел и ударил по столу так, что все подскочили, а на пол упало несколько тарелок, — ТЫ бы сейчас с зоны вышел, а я жопу в офисе просиживал!
— Так? – Застолье застыло в тишине, голубые глаза Джермейна удивленно уставились на жеребца и налились слезами, — Так значит? – Подскочив из-за стола чейнджлинг демонстративно раскланялся, — Спасибо вам за гостеприимность, за хороший разговор, пойду я… жену бросать! К черту все! –Внезапно он застыл на одном месте, согнувшись чуть ли не напополам. Сердце уже в который раз прихватило в самый неловкий момент. Трое напряженно повставали с мест.
— Сиди уже! – Мама грубо усадила Блэклайта обратно на стул, — Сейчас я таблеточку принесу…
— Не надо! – Просипел Джермейн, — Мне, вроде, уже лучше, я пойду.
— Джерм, — Майндхилл тихо обняла чейнджлинга, — не уходи, пожалуйста, у меня предчувствие нехорошее.
— Не выдумывай, я отлежусь дома, посплю, все хорошо будет.
— Все-таки, лучше бы у нас остался. – Заключила пегаска, — С сердцем, Джерм, не шутят, а так бы отдохнул…
— С этим? – Чейнджлинг бросил обиженный взгляд в сторону Блэклайта, — Нет уж, спасибо, перетерплю. – На этих словах он скрылся из кухни, а уже через несколько секунд тишину завершил звук закрывающейся двери..
— Майнд, — мама выглянула из окна, на улице уже почти наступила темнота, — уложи его спать, я со стола уберу…
Так прошла ночь, холодный ветер завывал в окнах, давая жителям душных квартир живительный кислород. Кое-где, в домах тех, кто еще не спит, горел свет, мерцали картинки на экранах телевизоров. По ночам не было новостей, начиналась совсем другая жизнь. Ночь телевидения всегда, вот уже восемьсот лет была ночью кино. Старое черно-белое, цветное, современные бессмысленные боевики, многочисленные сериалы со старыми, как мир и банальными, как полено, сюжетами. Кинематограф… сколько веков цивилизация смеется и плачет вместе с тобой, смотрит на тебя с надеждой и страхом. Ты подвел нас, кинематограф. Ты стал глупее, потянулся за деньгами, как и весь наш продажный мир. Хотя, судить тебя трудно… Эта ночь, как всегда, была долгой, прозябшей от ветра и смертельно одинокой.
— Вставай! – Мама со всей силы старалась растрясти Блэклайта. Он с трудом проснулся, превозмогая страшную головную боль. В его комнате было мучительно холодно, глаза матери выражали какое-то странное чувство тревоги и суеты, за дверью тихо плакала Майндхилл.
— Мам, — жеребец тяжело поднялся, опершись о спинку кровати, — мам, что вчера случилось, Джерм ушел куда-то, да?
— Блэк, — пегаска присела рядом и опустила копыта на плечо сына, — держись. Ему вчера плохо стало, сбежала жена.
— Ушла-таки, — разозлился бордовый, — скотина. Мам, там все серьезно?
— Говорят, что очень. – Расстроенно выдохнула пони, — Майнди все утро плачет, я никак не могу ее успокоить. Нам позвонил его отец, попросил, чтобы мы приехали.
— Так чего же ты молчишь?! – Жеребец подскочил с постели и начал судорожно искать одежду, — надо скорее собираться в путь!
— Я просто подумала тут, — кобылка с серьезным видом прильнула к уху сына, — брать ли нам с собой Майнди? Блэк, — мама зашептала еще тише, — а если он умрет? Она же его любит без памяти, не переживет такого.
— Мам, не сочиняй! Он сильный, он выкарабкается. А девочка наша Джерми только веры придаст в то, что все хорошо.
— Я просто очень за неё переживаю.
— Я к ней схожу. – Блэклайт все -таки оделся и вышел из своей комнаты на кухню, где, свернувшись на подоконнике, хлюпала носом его сестра.
— Блэк, — жеребец придвинул стул к Майндхилл и опустил на неё голову, — скажи, что с ним все будет хорошо…
— Даже не сомневайся. Еще бы, наш любимый Джерми и не выпутался…
— Блэк, — кобылка отвернулась к окну и заревела еще сильнее, — он ведь не умрет?
— Все, — черногривый поднялся и ласково опустил копыто на носик пони, — не говори так, все будет хорошо.
— Стой! – Идущий впереди Сцепий жестом остановил группу и застыл с автоматом наперевес. Дальнейший проход по тоннелю был полностью погружен в темноту, — На противогазах фонари включите, но особо ими не размахивайте.
— Что произошло? – Занервничал Штайер.
— Карантин тут произошел, будь он неладен! Черт, не успеешь на неделю пропасть, как эти уродцы уже всё селение облепят.
— Они? – Группа переглянулась между собой.
— Я уже рассказывал. – Сцепий в миг помрачнел. – Те, кто на правила наплевали. Они теперь другие и… давайте больше не будем о плохом. – Подумав немного, пегас включил фонарик и двинул вглубь непроглядной темноты.
Группа осторожно ушла вслед за ведущим. Свет шести фонариков слегка облегчил проблему видимости в тоннеле, и теперь каждый имел свою свободную зону прострела. Благо, пространства было достаточно, чтобы не только развернуться, но и прикрыть тылы того, кто рядом. Лампы дневного света, как выяснилось, были просто потушены, некоторые из них просто вывернули и положили на пол. Однако же, слово карантин и упоминание о неких таинственных пони, которые якобы питаются мясом, заставляли всегда быть начеку. Основную проблему сейчас представляли многочисленные выходы с то открытыми настежь, то запертыми наглухо стальными дверьми. Предполагаемый враг мог с легкостью атаковать из-за одного из таких импровизированных укрытий. Лебраш зашла в передний строй группы, вооруженная пистолетом –пулеметом, впереди она чувствовала себя гораздо спокойнее. Пони имела опыт обращения с подобным оружием ранее, во время работы по контрактам. Стрелять из такого было гораздо легче, чем из снайперской винтовки – все же сказывалась сила отдачи и скорострельность, однако, о прицельности стрельбы и надежности механизма можно было просто забыть. Поняв тактический план кобылки, Сцепий жестом позвал к себе Блэклайта, так сформировался своеобразный авангард группы из скорострельного оружия и дробовика. Таким образом, они прошли около двухсот метров. В одно мгновение проводник снова затормозил группу.
— Слышите шорох? Вот с этого момента ушки на макушке держать.
— Сцепий, — вмешалась одноглазая, — можешь сказать, что там?
— Два варианта: либо бритоголовые за нами в другой люк зашли, либо мясоеды.
— В любом случае, Блэка нужно в тыл отправить.
— Вы там все решили? – Услышав возмущения Джермейна, Сцепий быстро обернулся и, оскалившись, поставил его на место.
— Ты чего орешь? Всю рыбу распугаешь. – Лебраш тихо засмеялась.
— Извини.
— СТОЙ! –Крик Сцепия разом заставил всех окоченеть. Шесть фонариков были направлены на темный силуэт сидящего на рельсах пони. Приказав держать позиции, пегас подошел ближе, вскинув автомат, — Серый. – Жеребец тихо окликнул практически облысевшего пони, — Серый, это ты?
— Друг… — Зашипел мясоед, повернувшись, он уставился гноящимися глазами на пегаса, — Я тебя ждал здесь… Много времени прошло…
— Пусти нас, Серый. – Тихо приказал Сцепий, — Ты же знаешь, что я должен сделать…
— Но ты не сможешь! –Голос Серого шипел и иногда хрипел, — Мы же столько прошли вместе, Таракан.
— Ты сам виноват, что так вышло. – Сцепий продолжал хладнокровно отвечать, — Это твой прокол, я здесь не виновен.
— Но мы же… Таракан, — Серый тихо поднялся и начал наступать на друга, — Таракан, сними ты эту чертову маску. Оставайся с нами, мы же друзья, мы снова ими будем…
— Серый. – Пегас приставил автомат к груди пони, — Уйди.
— Зря ты так. – Изуродованный единорог отошел от Сцепия и истерично улыбнулся, показав кривые острые клыки, — Зря. Пацаны! – На крик из полуоткрытых дверей показались около десяти мясоедов с ножами, на их лицах играл бешеный оскал, — Я тут нашел кое-что, учуял, — постепенно единорог стал звереть, шерсть на спине встала дыбом, в глазах появился страшный блеск, — учуял… ПАЦАНЫ, МЯСО!
Изуродованные с миг со страшным ревом набросились на группу. Шквальный огонь сразу пригвоздил к полу двоих. Один из мясоедов прыгнул в сторону Блэклайта, поток дроби разорвал разом всю брюшную полость. Пони с вываливающимися из живота органами из последних сил вцепился зубами в бронежилет жеребца и повалил его на землю. Начатое завершил сильный удар прикладом, не выдержав боли от огромной вмятины на голове, мясоед разжал челюсти и обмяк. Блэклайт поднялся на ноги, враг, которого стоящая рядом Леб оттолкнула от себя, мигом переключился на новую жертву. Но не успел. Короткая очередь одноглазой пони разорвала шею и дыхательные пути, захлебнувшись в собственной крови, облысевший пегас пропахал носом несколько метров и замер. Враги таяли на глазах. Еще залп, и их осталось трое. Серый окончательно рассвирипел, по его лицу медленно стекала кровь от удара прикладом. Последний рывок. Единорог растолкал группу и ринулся на самую беззащитную жертву – Майндхилл. Две очереди. Товарищи мясоеда с воплями упали на пол, даже это не волновала Серого. Сильные зубы вонзились в красную в черную клетку сорочку визжащей от страха и вырвали огромный кусок ткани. Боль. Пуля из пистолета Сцепия вгрызлась в тело, пронзив насквозь легкое единорога. Серый отринул от кобылки и застыл, страдающий от коллапса он стал задыхаться, с каждым тяжелым выдохом теплая кровь стекала с губ прямо на разорванную одежду Майндхилл.
— Таракан… — Единорог развернулся, шатаясь, в сторону друга, в гноящихся глазах застыл вопрос, — Как же… так?
Раздалось еще два глухих выстрела. Вскрикнув, Серый с грохотом упал на пол. Группа облегченно выдохнула. Заткнув пистолет за пояс, Джермейн бросился на помощь рыдающей единорожке. Блэклайт пошел следом и присоединился. Сцепий продолжал стоять с выставленным вперед пистолетом, широко раскрыв глаза, он непрерывно смотрел на труп лучшего друга, умершего для него уже давно.
— Сцепий, — Лебраш тихо подошла сзади, — все в порядке?
— Я? – Пегас с истеричным смехом развернулся к кобылке, — Я? В порядке? ДА ЧТО, ТВОЮ МАТЬ, МОЖЕТ БЫТЬ В ПОРЯДКЕ?!
— Ну, ну! – Пони нисколько не удивилась такой реакции, — Покричи мне еще тут! Ты жеребец! Ты должен быть сильным!
— Да, — рыжеволосый быстро успокоился и присел, — Леб, извини меня, пожалуйста. Он когда-то был моим лучшим другом. Сам дурак. Все не верил никому, что можно… заболеть.
— Это из-за него был карантин?
— Да. – Мрачно ответил пегас, -Из-за него и его ребят. Его бригада последней в районе была.
— Вы их …отстреливаете?
— Нет. Они сами уходят, когда заболевают. Эта гадость очень хорошо передается, а поначалу симптомы почти не проявляются. Просто многие воспринимали это как шутку, пока не начали пропадать пони.
— Отчего они так лысеют? – Внезапно в разговор вмешался грифон.
— Пища неправильная. Психика мяса требует, а организм под него не заточен… ладно, товарищи. – Подумав немного, Сцепий поднялся, поднял с пола автомат и отряхнулся, — Нам еще надо к нашим забежать на секундочку. А то жрать охота.
— Не отказался бы! – Подхватил Блэклайт, вскоре к нему присоединились остальные.
— Кстати, Блэк, — невзначай заметила Майндхилл, — что у тебя с ногой?
— Это? – Жеребец оглянулся на киберпротез, — отморозил сдуру, благо, новую приделали.
— Тебя починить? – Начала заискивать пони.
— А можешь?
— Дойдем до привала, я оценю ущерб, посмотрим…
В стенах еще почти спящей больницы было непривычно тихо и, казалось, невыносимо светло. Воздух был холоден и лишен запахов. Длинный белый коридор, по которому шли тревожные посетители, шел все дальше и дальше, тщетно пытаясь преградить им путь малочисленными каталками со склянками и колбами. Блэклайт быстро проходил вперед, обнимая одним копытом дрожащую от волнения сестру, по её щекам текли маленькие прозрачные слезки. Коридор закончился. Пройдя через полупрозрачную дверь, пони обнаружили откровенно старого чейнджлинга и двух помоложе, сидящих возле одной из палат. Глаза старика смотрели словно в никуда, сгорбившись на железном стуле, он просто молчал.
— Арико! – Мама подбежала к чейнджлингу и по-дружески обняла, — Мне так жаль!
— Я, — захрипел чейнджлинг, — очень благодарен вам, Сильвермейн, что вы пришли, но не стоило. Это наша семейная проблема.
— Мы не можем бросить друзей, тем более, таких близких.
— Лестно. Скажите, — Арико еще сильнее помрачнел, — мы с вашим сыном можем поговорить… наедине?
— Я… — Замешкалась пони, — Ладно, говорите. Майнди?
— Мам? – Всхлипнула единорожка.
— Хочешь мороженое? Пойдем.
Сильвермейн и Майндхилл поднялись с мест и вышли, то же повторили и сыновья Арико.
— Вы хотели мне что-то сказать?
— Блэклайт. – Процедил чейнджлинг, — У моего пацана инфаркт, понимаешь?
— Он выкарабкается. – Убедительно прервал жеребец. – Не сомневайтесь.
— Дело не в этом… У его матери тоже были проблемы с сердцем. Нас предупреждали о том, что рождение ребенка может быть опасным. Мне так не хотелось в это верить! И вот появился Джерми… мы решили, что врачи ошибались , и пошли другие, один за одним – и все мальчики. Это были самые счастливые дни. А потом она умерла, Блэклайт. Тихо ушла к себе и… никто ничего не заметил. Вот, чего я боюсь. Боюсь, что это повторится. Я этой сволочи никогда не прощу.
— Джерми просто сделал неправильный выбор…
— Об этом я и говорю. – Немного оживился Арико, — Блэк… я понимаю, что ты удивишься, но все же…
— Это исключено! – Прервал жеребец, — Майндхилл еще ребенок, она многого не понимает в жизни.
— Она смышленая девочка. Более того, ты же видишь, как стремительно у них все развивается, дай им возможность быть счастливыми.
— Арико. – Блэк ослабил хватку, — Я боюсь за неё, понимаете. Всю жизнь она жила у нас, как цветок в горшке….
— Я тебя понимаю. – чейнджлинг опустил копыто на плечо жеребца, — Ты ведь практически один её растил… А дети, какими большими они не вырастали, всегда останутся для тебя детьми. Просто… позволь ей сегодня остаться с Джерми, вот увидишь, ничего ужасного не произойдет.
— Папаша! – Из палаты высунулась усталая медсестра с синяками под глазами, — Пришел в себя, идите.
Арико и Блэклайт тихо вошли внутрь приятно обставленной старой больничной мебелью палаты. В единственной койке напротив кресла лежал Джермейн, заботливо прикрытый по грудь чистой белой простыней. Его голубые с зеленым отливом глаза были, насколько это возможно больному, устремлены в сторону гостей.
— Пап, — чейнджлинг изо всех сил попытался вытянуть шею и изобразить поклон, — я счастлив, что ты здесь.
— Не стоит, сын, — Арико моментально сообразил и прервал бесполезные потуги поклониться, пригладив Джермейна по голове, — сейчас не время. Скоро придут и твои братья, они очень переживают. Как ты?
— Мне… — слегка всхлипнул чейнджлинг, — очень больно, пап.
— Блэклайт. – отец медленно обернулся в сторону черногривого, — могу ли я поговорить с ним наедине? – Ничего не ответив, жеребец вышел, Арико моментально переключился на родной язык, — О, боги, что же ты натворил…
— Я думал, что люблю её.
— Все это произошло потому, что я плохо вас воспитал. – Тяжело выдохнул Арико, — Я слишком полагался на материальное, гнался за деньгами.
— Ты, — прервал Джермейн, — не прав. Без тебя мы бы никогда не получили того, что имеем.
— Твоя мать гордилась бы тобой… К тебе пришла еще и твоя подружка.
— Майнди? – Оживился больной, — Она здесь?
— Я как раз хотел с тобой об этом поговорить. Джерм, — глаза Арико с толикой настойчивости смотрели прямо на сына, — у вас ведь что-то было?
— Было. – С тяжестью в голосе признал чейнджлинг, — Вчера.
— Получается, ты изменил.
— Пап, а как бы ты поступил на моем месте? Она выжимала из меня последнее, я не хотел идти домой.
— Увы, мне трудно тебя понять, я любил свою жену. В любом случае, Джермейн, ты понимаешь, что просто так это пройти не может?
— Да.
— Я считаю, ты должен рассказать об этом своей законной супруге.
— Нет, пап. ЕЁ больше в моей жизни не будет. Я остаюсь с Майндхилл.
— Да? – Возмутился Арико, — А как ты представляешь себе семейную жизнь с ней? Она еще совсем молода, Джерм, я даже не уверен, что она готова к тому, чтобы иметь детей.
— А как же Иероним?
— А как ты ему это объяснишь? Об этом ты подумал?
— Знаешь, папа, — в лице чейнджлинга сверкнула характерная для своей расы злоба, — я иногда думаю, что Майнди была бы куда более лучшей матерью для него.
— Вы поговорили? – Просунулся в дверь один из братьев.
— Да, — Арико снова заговорил по-Эквестрийски, — заходите, заходите.
— Джерм! – В палату первой проскочила розовая единорожка и сразу же набросилась с объятиями на любимого.
— Осторожней. – Арико нежно одернул пони, — Все- таки он болен.
— Привет! – Растаявший от умиления Джермейн потянулся к шейке кобылки и пару раз чмокнул.
— Как ты? – Заметив, что отец вот-вот собирается выложить всю правду, чейнджлинг тихо надавил на него копытом.
— Самое страшное уже позади… Я отлежусь здесь еще с недельку и выйду.
— Мы с тобой еще повоюем! – Майндхилл уткнулась носом в Джермейна и тихо засмеялась.
— И все таки, Сцепий, — после почти десятиминутного молчания Лебраш решила завести разговор, — вы ведь не просто так здесь живете? Что-то вами движет?
— Знаешь, Леб… Этот мир так быстро катится ко всем чертям, что некоторым просто нужно место, чтобы спрятаться. Думаешь, мы долго еще протянем на этом мире?
— Не знаю…
— По крайней мере, — вмешался Штайер, — они еще долго не высунутся после такой заварушки.
— Думаете? А я знаю. Стая не успокоится, пока не подомнет под себя всех. А мы? Мы просто уйдем… Нам, кстати, еще минутку быстрым шагом — и дома.
— Это радует! – Заключила Майндхилл.
— Проблема в том, что я не знаю нового пароля для входа, — усмехнулся пегас, — эх, вот только бы сейчас Сорока на посту был…
— А что он? – В шутку заинтересовалась серая пони.
— Он-то? Пьет по-черному, но друг мой, лучший друг. В худшем случае он меня по голосу узнает.
— А ну к стой! – В глаза пони ударил резкий свет прожектора, — Кто эт там такой умный шастает в карантин? А ну!
— Сорок! – С усмешкой крикнул Сцепий, — Я это, пусти! Не узнал?
— Не-а, не узнал! Пароль?!
— Сорок, не пари горячку, я это, Таракан, друган твой…
— Серый! – Таинственный голос приобрел злость, — Серый, слушай сюда: ты меня вот так не проведешь, у тебя, короче есть десять секунд, чтобы меня убедить!
— Он же не станет стрелять? – Запаниковала единорожка.
— Сорока, твою мать, — разозлился пегас, — если ты меня хочешь пришибить, чтобы пятихатку не вернуть, то обломись!
Несколько секунд молчания, казалось растянулись в вечность. Внезапно прожектор с характерным звуком потух, через мгновение полной темноты начали по одной включаться лампы на стенах тоннеля. Сцепий сделал смелый шаг вперед, огромная дверь гермозатвора с чудовищным грохотом закрылась прямо перед его носом, вскоре раздался второй громкий удар. Пони с ужасом поняли, что оказались в ловушке. Сзади стояли несколько бойцов стаи с пулеметами наперевес, группу возглавляли Маттеуш и Даймонд Рейзер.
— Браво! – Верховный адепт демонстративно притопнул, — Действительно, устроить такой спектакль только ради того, чтобы привести нас сюда… Да и ты, Сцепий, не подкачал. Думал, мы просто так дадим тебе уйти?
— Я думал…
— Заткни свой паршивый рот, когда я говорю. – Хладнокровно прервал Рейзер, — Итак, дорогие мои, на этот раз вы действительно в очень неприятной ситуации… я требую у вас вернуть прибор.
— Да пошел ты! – Штайер гордо выступил вперед и тут же получил короткую очередь из пулемета. Грифон умер мгновенно. Остальные члены группы невольно содрогнулись, Майндхилл подавленно вскрикнула.
— Я не шучу. – Улыбнулся старик, — Лебраш, я полагаю, вам пора выходить из роли. Мой сын уже поведал…
— О чем он?! – Возмутился Блэклайт.
— О том, что ты облажался, мальчик! – Маттеуш истерически закричал, — Что? Думал, она такая невинная?!
— Прекрати. – Шепнула пони.
— А я все же продолжу, — огрызнулся жеребец, — да, мы заплатили ей, чтобы вы оказались здесь, я даже решил устроить этот спектакль с побегом. Хочешь узнать, сколько?
— Леб, это правда?
— Да. Но я…
— Ты меня обманула… всех нас. Значит, все это было ложью? Теперь я понимаю, почему ты не хотела об этом говорить!
— Два миллиона ампиррейских марок! – Разговор резко оборвал Маттеуш, — Из них один миллион на расходы…
— Нет, — Блэклайт тряхнул головой, — это не может быть правдой! Ты лживый ублюдок! Она не могла…
— Я же говорю, что так и есть. – Еще тише шепнула Леб, — Прости.
— Дешевая придорожная …
— Что ж , — вступил Рейзер, — вы разобрали свои проблемы? Ребят, кончай их!
— Стой! – Маттеуш буквально выскочил перед солдатами, вскинувшими оружие, — Отец, мы так не договаривались! Ты обещал…
— Обещал оставить в живых твою девку?! – Усмехнулся адепт, — Да, так и было, но, видишь ли, обстоятельства переменились.
— И ты просто так нарушишь свое слово?!
— А кто ты такой, чтобы мне указывать? В любом случае, я бы не позволил тебе с ней общаться…
— Но я люблю её! – На группу внезапно перестали обращать внимания.
— Любовь ни к чему не приведет! – Отрезал старик, — У тебя есть цель, Маттеуш, и я не дам тебе провалить её из-за абсолютно посторонней пони.
— А я не хочу... – Оробел жеребец.
— Что?! – Рейзер не дождался ответа, — ЧТО?!
— Я… не хочу, чтобы мои дети не знали своей матери, как это было у меня.
— Тебе и так было хорошо. – Опешил старик.
— Только ты так думаешь.
— Я дал тебе все ,щенок! – Взбесился адепт, — У тебя были учителя, деньги, игрушки — все, что ты хотел!
— Тогда почему у меня нет матери?!
— Потому, что твоя мать шлюха! – Выпалил Рейзер и тут застыл от ужаса сказанного, — Прости, я не должен был этого говорить…
— Как ты можешь? Сволочь…
— Я не хотел вообще рассказывать тебе об этом и думал, что все само собой забудется… В твоем возрасте я многого не понимал, ибо не имел того, что есть у тебя сейчас. Я так долго выбирался из нищеты, а потом, когда достиг всего, что хотел, возомнил жизнь бесконечной. Думал, что буду вечно молодым, зачем мне семья… Да, твоя мать действительно была проституткой, так уж вышло. У нас не было отношений, я видел ее лишь один раз, о тебе мне сообщили совсем другие пони. Но я приютил тебя, не смотря ни на что. Знаешь, почему? Потому, что ты мой сын, в твоих жилах течет моя кровь, а значит, ты – часть меня.
— Но… почему… ты не говорил?!
— Я лишь хотел, чтобы ты был счастлив… но, собственно, решать тебе. Выбирай, Маттеуш, — Рейзер отошел в сторону, — я, давший тебе жизнь и билет в будущее, или она.
Жеребец в костюме буквально перестал дышать на несколько секунд, уставившись то бешеным, то почти плачущим взглядом на отца. Все застыло в ожидании.
— Прости, Леби… — Маттеуш достал из внутреннего кармана пистолет и резко вскинул его в сторону Рейзера. Два глухих выстрела – в грудь и голову. Верховный адепт Черной стаи резко откинулся и рухнул. Солдаты, стоявшие рядом с ним, даже не дрогнули, — Я не хотел, чтобы так все закончилось, но он вынудил меня.
— Матт, — с опаской обратилась Лебраш, — пожалуйста, успокойся. Мы сейчас с тобой уйдем, обязательно уйдем и поговорим обо всем, что произошло, но пообещай мне, слышишь, пообещай, что не станешь трогать этих ребят…
— Они мне в круп не вгрызлись. – Презрительно выбросил жеребец, — Пускай идут куда хотят.
После этих слов двери гермозатвора раскрылись, прижавшись к Маттеушу, Лебраш ушла вместе с ним, сзади ее сверлил лишь презрительный взгляд Блэклайта.
Несколько минут спустя.
— Ну, Сорока, ты нас и напугал! – Перед очередным гермозатвором располагался своеобразный сторожевой пункт с крупнокалиберным пулеметом и большим прожектором. Черный пегас с белой гривой и хвостом расхлябанно восседал на грубо сложенной табуретке с полувыпитой бутылкой в одном копыте, — Слышишь же знакомый голос, чего пушкой машешь?
— Таракан, ну дурак что ли? – Сорока был уже явно пьян, — Карантин! КАРАНТИН! Все дома сидят, чай пьют.
— А то, что меня бритоголовые забрали неделю назад, ты забыл? – Усмехнулся Сцепий.
— Забыл… так… стоп, а ты как же через Серого…? – Встретив лишь унылое молчание, Сорока демонстративно раскрыл рот от удивления и прикрыл его копытом.
— Не надо только изображать жалость. – Раздражился рыжеволосый, — Убил, и забудем уже об этом…
— Верно, мужик, верно. Всех жалеть жалелка отвалится. А это у тебя кто?
— Хорошие ребята, Сорока, ученые какие-то.
— Доброго дня, — раскланялся черный пегас, — господа профессора и милая дама. Знаете, почему вашего спутника Тараканом прозвали?
— И думать даже не хотелось. – Раздраженно буркнул Джермейн.
— Этого Сцепия, — продолжил Сорока, — в какое дерьмо не засунь, он из него чистым и невредимым выползет, прям как настоящий таракашка…
— Ага, — разозлился чейнджлинг, большое спасибо за красочный рассказ.
— Да ладно вам, — успокоил Сцепий, — не ссорьтесь.
— Там это, Таракан, — Сорока принял немного более серьезный вид, — Старшой тебя видеть хотел, не просек, что тебя бритые увели.
— А он когда-нибудь что-нибудь замечал?
— Ну, разве что свою ж…
— Сорок. – Пожурил пегаса Сцепий, — Дама…
— Точно. – Пристыженный жеребец щелкнул кнопкой на своем посту, открыв тем самым сразу три гермозатвора, скрывающих за собой внушительную станцию-депо. Группа не без доли удивления зашла внутрь подземного города, усеянного домиками из красного кирпича, упершимися потолок просторного помещения.
-Ну, — продолжил синий пегас, — я тогда схожу по делам, и тебя… Блэклайт… возьму. Старшому надо вас показать.
— А чего не меня? – Удивился Джермейн.
— Ах, ты ж черт… — Тихо выругался Сцепий, — Старшой… сырков не любит, без обид.
Каким-то образом спровадив группу убедительным взглядом, пегас подхватил буквально своего нового напарника и увел к одному из самых больших кирпичных домиков.
— Откуда материалы?
— О-о-о-о-о, это целая история. Сейчас присядем, выпьем, поговорим за жизнь…
— А к начальнику твоему? – Строго прервал Блэклайт.
— Потерпит. – Сцепий завел жеребца внутрь помещения, напоминающего приемную. Откинув сиденья единственного предмета мебели – старого дивана, пегас вытащил бутылку водки и два граненых стакана.
— А по шапке тебе не надают?
— За то, что я от Сороки собственный последний пузырь прячу? – Рассмеялся рыжегривый, — Не, Блэк, здесь только так: как спиртягой по станции понесет, Сорока уже тут как тут. Ну, — огненная вода с журчанием разлилась в стаканы, выплескиваясь за края, — дрогнем. Помянем вашего старика.
— Хороший Грифон был, — расстроился бордовый пони, — умный. Дрогнем.
Оба залпом опустошили стаканы. Блэклайт потянулся за бутылкой, но Сцепий тут же остановил его.
— Э-э-э, не, куда полез! – Мы с тобой не алкаши, мы с тобой ради удовольствия выпиваем, а не для нажираловки.
— Тоже верно.
— Таракан! – Из-за двери, видимо ведущей в кабинет, раздался громкий и суровый бас, — хватит мадам Сижу наращивать, дело есть. – Снова выругавшись, Сцепий лениво, будто делая великое одолжение, поднялся с дивана и ушел в кабинет, оставив дверь открытой. За хлипким столом восседал на офисном кресле явно толстый коричневый жеребец в белой сорочке с синим галстуком. Оглядев гостя слегка мутноватыми глазами, он всем весом облокотился на стол так, что несчастный пронзительно заскрипел.
— Даров, Старшой. Тут дело такое…
— Думаешь, — улыбнулся толстяк, — Сорока еще не разболтал? Зря ты так думаешь… поселю я твоих ребят в доходном доме, все равно пустует.
— Спасибо. Там…
— Пришло, Сцеп, пришло. – Жеребец, с усилием наклонившись, поднял с пола яркую коробку, — Все, как просил, все целехонькое. – Внутри размещался новенький плеер с наушниками, — А ты говорил, что коллективные закупки брехня.
— Слу-ушай. – По лицу пегаса расплылась искренняя детская улыбка, — Это же круто. Всю жизнь такой хотел. Сколько?
— Сцеп. – Толстяк в миг стал гораздо серьезнее, — У нас была с тобой договоренность насчет Серого… Жалко, конечно, пацана, но… в общем, ничего ты мне не должен, наоборот даже. Вот, — Старшой достал из стола пачку денег и положил рядом со Сцепием, — тысяча ампиррейских марок. Помянь там с Сорокой… на досуге.
— Может, вдове отдадим?
— Давай только я. – Старшой неохотно забрал пачку обратно.
— Слышь, — Сцепий немного разозлился и перетянул деньги обратно, — знаю я тебя… В общем, могу сказать ребятам, что жилье есть?
— Естественно. – Толстяк сложил копыта на груди.
— Ну и пока тогда! – Пегас резко развернулся и вышел из кабинета, позвав взглядом Блэклайта.
— Заселяемся?
— Не, погоди. – Возразил рыжегривый, — Еще одно дельце провернуть надо, и хлебнуть еще для храбрости.
— Интересно! – В голос засмеялся жеребец, — Ты же только что хлебнул…
— Тебе меня учить? Нет? Ну и молодец!
Двое неспешно отправились в ближайший бар.
— Знаю я его… — пробурчал Сцепий, — он отдаст…
Несколькими днями ранее.
В небольшой мейнхеттенский ресторанчик, пронизываемый ярким утренним светом, довольно бесцеремонно прошла пони в белой термоброне. Метрдотелю с огромным трудом удалось ее остановить.
— Мисс, я могу вам… помочь чем-нибудь?
— Да… — Лебраш смотрела сквозь внезапного собеседника вглубь помещения, — у меня здесь встреча, я ищу…
— Вспомнил! – Улыбнулся черный жеребец, — Меня предупреждали, что кто-то похожий на… вас, сюда придет.
— Странно звучит из ваших уст…
— Неважно. – Небрежно отмахнулся метрдотель и повел кобылку к одному из столиков, за которым с недовольным видом сидел Маттеуш, — К вам пришли.
— Пошел вон! – Выкинул жеребец в костюме, — И принеси даме бокал вина.
— Не стоит…
— В общем, — Лебраш взглядом пригласили присесть, — принеси.
— Что ты хотел? — Пони старалась не встречаться взглядом с Маттеушем.
— Ну, во-первых, здравствуй. А во- вторых, объясни, почему от тебя несет, как от козла?
— Это был комплимент?
— Да шучу я, шучу! – Пони откинулся на спинку стула, — Но гриву ополоснуть тебе б не помешало, если уж быть честным. Чему это я… а, точно, ты могла бы купить себе водонагреватель и не иметь подобных проблем…
— Откуда я, по-твоему, денег возьму?
— Сам не знаю, ох… не зна-а-аю. А хочешь, скажу?
— Работать на тебя я не собираюсь!
— Ладно уж тебе, Леб, последний раз же прошу! – Жеребец состроил жалостливое лицо, — Обещаю, что отстану…
— Что там у тебя?
— Слыхал я, одного пацана ты пригрела…
— Пошел ты!!! – Пони внезапно подскочила из-за стола и направилась к выходу, остановил ее лишь тихий шум от таблеток в пластиковой баночке.
— А так? – Улыбнулся Маттеуш, — Это не твоя вина Леби, все эти врачи не умеют должным образом лечить. Нет ничего постыдного…
— Скотина. – Процедив еще несколько ругательств, Лебраш уселась обратно, отводя взгляд от мучителя.
— Мне, понимаешь, он вообще не нужен, а вот папаша мой за пацана всерьез взялся. А ты … знаешь, если старик его за яйца схватит, уже не отпустит.
— Хочешь, чтобы я его передала тебе?
— Нет, нет , совсем не это, — отмахнулся пони в костюме, — нужно, чтобы ты привела нас к его дружкам.
— О них известно что-нибудь?
— Нет, увы… в любом случае, завтра приведи его ко мне, а я пойму, того ли мы ищем.
— Скажи…
— Да?
— А тебе не надоело?
— Что, красавица?
— Убивать, грабить, пытать… Сколько можно?
— Леби… — смутился Маттеуш, — не я это придумал, пойми. У меня есть дело, есть то, чем я люблю и хочу заниматься в жизни. Я торгую, Леб, я это люблю… Но есть еще и отец, которого я тоже люблю, которому я многим обязан, даже своим бизнесом. Я ему должен, можно так сказать… все повязано. Возьмут его – возьмут меня, убьют его – убьют меня… мы семья, черт возьми. Вместе нам надо держаться, а поодиночке перебьют. Леб?
— Я не вернусь, не проси.
— Я все же хочу надеяться. Если… надоест в грязи жить, у меня все еще двуспальная дома стоит. Место тебя дожидается.
— По-твоему, все вот так просто?
— Я уже сотни раз извинился, Леби, перестань ты меня мучить, пожалуйста! Пойми же ты, наконец, что я без тебя ну никак…
— Платишь сколько?
— За …что?
— За парня этого…
— Вот, — жеребец поставил с пола на стол чемодан, — там миллион марок на расходы, здесь не открывай.
— Твой отец, видимо, очень хочет с ним повидаться!
— Еще миллион ты получишь по выполнению. И больше я к тебе с такими вопросами приставать не стану.
— Это все? – Лебраш, подхватив чемодан, уже собралась уходить.
— Нет. Ты… молодец, что решила отойти от дел. Я много про тебя слышал… про Ангела. Многим помогаешь, безвозмездно… что-то ведь тебя гложет? Есть за душой грешок?
— Из-за меня очень много народу погибло, Матт, ты сам знаешь.
— Тогда была война, Леб…
— По-твоему, в этом есть какая-то разница? Знаешь, когда все, кого ты знаешь, умирают рядом с тобой, над этим стоит задуматься…
— Почистить карму.
— Что-то вроде того, — Лебраш, наконец-то, поднялась со стула и, наконец, решила окончательно удалиться, — так… завтра?
— Завтра, — подтвердил Маттеуш, — и…
— Что и?
— Ты очень красивая. Прости, что нагрубил сначала.
— Прощаю… завтра… не забыть…
— Э-эм, Блэк? – Двое жеребцов не успели вернуться от вдовы, как их прямо на входе в просторный и практически необставленный мебелью дом остановил встревоженный чейнджлинг.
— Вы уже устроились?
— У нас тут происшествие… — тихо, но уверенно заявил Джермейн, — Ждем тебя …
— В ванной твое происшествие! – Раздался недовольный возглас Майндхилл из кухни, — Уже час не вылезает, требует тебя, Блэк!
— А ты так сказать не смог? – Жеребец с саркастичной улыбкой обратился к чейнджлингу, на что получил резкий неодобрительный взгляд слезящихся глаз, — Учись, Джерм, учись разговаривать с другими, а то Майнди тебя скоренько… под себя подомнет.
— Да пошел ты! – Усмехнулся Джермейн.
— Значит, пойду я… — Внезапно Блэклайт развернулся и уставился на друга, — стоп! ОНА там?!
— Я пытался это сказать.
— Плохо пытался! – Раздражился жеребец и буквально пулей вылетел из гостиной, на интуиции пытаясь найти ванную комнату. Раскрыв первую попавшуюся дверь, он, как ни странно, попал прямо в точку. В просторной комнате, выложенной кафельными плитами, стоял лишь один умывальник и ванна с занавесом, за которым с трудом проглядывался знакомый силуэт.
— Привет… — просипел плачущий голос.
— Убирайся отсюда.
— Нет…
— Лебраш. – Разозлился Блэклайт, — Заканчивай и уходи, или я тебя прямо сейчас вышвырну.
— Я тебя люблю… — Всхлипнула пони.
— Не верю. Представь себе, очень неубедительно ты врешь… — жеребца остановило лишь неудобное молчание, сквозь шум бегущей из душа воды, он с трудом различил тихий плач серой пони. Опешив, бродовый в миг растерял всю уверенность и присел, — Ну, ты чего? Ну… — Блэклайт попытался отодвинуть штору, — перестань, прости, я …
— Нет, нет, нет… — Захлебываясь процедила одноглазая, — все правильно, я виновата в его смерти, только я и никто другой, я заслуживаю.
— Леби, — жеребец в конце концов не вытерпел и, не взирая на воду, обнял пони, отдернув занавес, ее слезы разразились с большей силой, — мы все делаем глупости, но надо их прощать. Ты очень плохо поступила, ты предала нас, меня, моё… чувство к тебе… но главное, ты это поняла, а значит, что-то доброе в тебе еще осталось.
— Я уже не смогу исправиться! – Подавленно взвыла Лебраш, — Я с двенадцати лет под ружьем! Я не могу так больше, понимаешь! Мне больно видеть, как все, кого я когда-либо встречала, умирают, или…
— Прекрати! – Блэклайт сильнее прижал к себе пони, — Со мной же все хорошо, видишь, я живой, здоровый, здесь…с тобой, и больше никогда тебе не брошу…
— Прости…
— Леб, — жеребец отпустил серую и стал более серьезным, — если ты хочешь искупить свою вину, — с долей смеха и похоти бордовый оглядел кобылку и игриво поднял ее копыто с прибором, — то должна нам помочь. Отто не хотел бы, чтобы я это рассказывал, но сейчас на этой очаровательной ножке аппарат, который вернет нам старую Эквестрию… добрую, чистую…
— Я не понимаю. – Испугалась одноглазая.
— Давай выспимся, а завтра я обязательно тебе все договорю.
— Нет, нет… я во что-то ввязываюсь, и хочу знать…
— Ты устала. – Блэклайт подмигнул Леб и вышел из ванной.