Осень в небе: Зимняя рапсодия

Осень в небе: Зимняя рапсодия

Посвящается lezvion, который пытался убедить меня написать это довольно долгое время, и, в итоге, сам того не зная, сподвиг. Добра тебе, няш.

Порыв холодного ветра швырнул ей в лицо горсть ледяного снега, что не прибавляло хорошего настроения. Этого дня она ждала и боялась одновременно, стараясь угадать что же именно случится. Ей казалось, что она готова ко всему, что только можно предположить, зная Винил, но…

Она ошибалась.

Такого предположить не удалось даже ей: казалось бы, что можно было придумать хуже клуба? Бьющая по ушам музыка, если её можно было так назвать, множество нетрезвых пони, отсутствие даже намёка на вентиляцию, и это уже не говоря о грубом персонале!

Хлестнувший по мордочке порыв ветра вернул виолончелистку в реальность. Как-будто бы где-то там, в небесах, притаились вендиго. Каждый порыв ветра точно ледяной выдох, заметающие дорогу снега — проявление их ярости, направленное на маленьких пони, находящихся где-то там, внизу, на земле. Это была, конечно же, глупость, но сейчас в неё отчего-то верилось особенно легко. Октавия вновь поправила шарф, пурпурный(по мнению Винил он очень шёл к её кьютимарке), надвинула его на нос и вздохнула. Казалось бы, в их паре рациональной, сознательной частью была именно она, но, видимо, сегодня кто-то что-то где-то перепутал или взял отгул.

— Винил? — Подала она голос, стараясь перекричать воющий ветер и с ужасом предчувствуя грядущую простуду. — Винил! — Повторила она, уже громче. — Ты уверена, что знаешь, куда именно мы идём?

Её спутница, единственная и неповторимая Винил Скретч, в миру клубном известная как DJ PON3, обернулась, приподняла свои, те самые, с одним разбитым стеклом, и…

— Эм… наверное?

…ответила. В своём духе. Уже за эту фразу её хотелось придушить. Октавия не считала себя жестокой или, тем более, кровожадной, но сейчас она, кажется, почти искренне жалела, что у неё нет при себе струны. Хорошей, толстой такой струны… Возможно, в иных обстоятельствах эта мысль умерла бы столь же быстро как и появилась, но сейчас она думала, что, пожалуй, действительно могла бы удушить Винил да закопать в придорожном сугробе…

Они, конечно, не в каких-то затерянных снежных землях, про которые обычно пишут в популярных приключенческих романах, от которых тащилась Винил, и если обернуться, то сквозь застилающую глаза пелену можно было разглядеть мрачный силуэт высящейся где-то там горы, но…

Замечатвшаяся о сладком(но таком далёком!) какао, пони не сразу заметила, что Винил уже некоторое время стояла рядом с ней, и, отчего-то, хитро улыбалась.

— Что?

Тон Октавии не предвещал собеседнице ничего хорошего.

— Да нет, ничего.

Единорожка ответила слишком быстро. Может парой они стали не так давно, но дружили гораздо дольше, а потому верить вот этой хитрющей улыбке Октавия не собиралась,

слишком уж хорошо она её знала. Встретившись с тяжёлым и недоверчивым взглядом своей подруги, Винил поспешно сменила тактику. В ход пошло самое грозное и бесчестное оружие раздолбайской единорожки — щенячьи глазки.

— Винил! — Попыталась было возмутиться Октавия. — Винил? — повторила она начиная проникаться безнадёжностью ситуации. — Винил… — наконец обречённо проговорила она, не в силах противиться ЭТОМУ взору.

— За-а-а-крой глаза! — Тут же воспользовалась брешью в обороне противницы диджей. — Ну на секундочку! Ну пожа-а-а-а-луйста!

Раздражённо вздохнув Октавия подчинилась и замерла, ожидая… сама не зная чего именно. В голове роились мысли, разные, в том числе не самые пристойные. Будь они с Винил сейчас в Кантерлоте… но это ведь не Кантерлот! Ну, не совсем Кантерлот… То есть даже совсем-не-Кантерлот, то есть…

Шарф.

Октавия мысленно выругалась. Если Винил захочет сотворить что-то в ТАКОМ духе, то ей помешает шарф. Сей предмет гардероба тут же стал казаться совершенно лишним и ненужным, и она уже была готова его снять, как вдруг… её носа коснулось холодное, покрытое снегом копытце.

— Буп! -И, прежде чем Октавия успела опомниться, спешно показала тем же самым копытом на что-то впереди и чуть в стороне. — Смотри! Я не ошиблась! Мы пришли!

Сначала сквозь летящий в глаза снег ничего не было видно, но, после некоторых усилий, Октавия наконец увидела о чём там говорила:

— Ого.

Загородная усадьба, может быть не столь яркая, как можно было бы ожидать, но менее впечатляющей от этого она не становилась. Большой парк был занесён снегом, но пони была готова поклясться, что растения были ещё живы, причём не только трава, дремлющая под белым покровом. Прекрасное и безмолвное, это место казалось выпавшим из привычного течения времени. Деревья и кусты стояли свежие, зелёные, лишь чуть-чуть припорошенные снежком, словно не было холодов и не выла вокруг них метель. Октавии даже показалось, что сквозь снежную завесу она различает среди могучих стволов покачивающиеся на ветру цветы… Вокруг всего этого великолепия возвышалась почти двухметровая кованая изгородь с причудливыми узлами узоров, запутанными, странными, диковинными.

В голову Октавии начали закрадываться подозрения.

— Надеюсь, мы здесь не затем, чтобы охотиться за приведениями? — Уточнила она, давая понять, что если услышит в голосе единорожки хотя бы намёк на согласие, то кому-то не поздоровится. — Винил?

— Ха-ха-ха, нет. — Поспешно замотала головой диджей. — Увидишь.

— Винил?- Угрожающепротянула Октавия.

— У-ви-дишь. — Произнесла та по слогам. — А теперь догоняй! Кто последний тот осёл, без оскорблений в сторону ослов!

Не дожидаясь ответа она бросилась прочь, в сторону особняка — лишь снег летел из-под копыт. Удивлённая Октавия оказалась позади, впрочем, ненадолго. Земная пони не без удивления почувствовала нарастающее ощущение чего-то странного в груди, некоей жеребяческой радости, которую она до этого момента и не испытывала вовсе. Мотнув головой, она широко улыбнулась и бросилась следом.

Ей удалось-таки догнать Винил и хорошенько вывалять ту в снегу, так что к концу пробежки настроение у неё сложилось превосходное. Внутри дом оказался ещё чудесатее чем снаружи, если, конечно, такое слово вообще существовало в эквестрийском языке. «Ну вот,« — промелькнуло в голове у неё, — «я уже и говорю почти что как она. Раньше меня, наверное, это бы ужаснуло.»

Обстановка здесь была старомодной, вернее, такими были лишь некоторые части дома. Так, например, здесь имелся самый натуральный камин, ещё и не один. Помимо оного в доме оказался вполне современный обогреватель, из тех моделей, которые, будучи установлены в подвале, могли обеспечить теплом целое здание. Винил тем временем деловито осматривалась по сторонам с таким хитрым видом, что начавшие угасать подозрения нахлынули с новой силой.

Место, особенно после того как обогреватель заработал в полную силу, создавало приятное впечатление. Здесь пахло деревом и, немного, цветами, по крайней мере именно эти запахи чудились Октавии пока она бродила из комнаты в комнату. Ковры, картины, по большей части пейзажи, пожелтевшие от времени фотографии различных музыкантов. Глядя на всё это великолепие земная пони пыталась понять в чьём же именно доме она оказалась, ведь он так не вязался с Винил, той Винил, которую она знала. Также этот особняк не походил и на те, которые можно было снять просто отсыпав некоторое количество битсов.

«Наверное,« — наконец решила она, — «это дом её друга. Хотя откуда у Винил такие друзья?»

Вскоре был готов и какао, не из запасов которые были здесь, но из тех, что, как оказалось, предусмотрительная единорожка взяла с собой. Они устроились у растопленного камина, пламя весело играло на поленьях, припасённых кем-то, когда-то, что сейчас в сущности не было и важно. Винил приглушила свет, отчего биение сердца Октавии начало подозрительно гулко отдаваться в груди. Они были почти что рядом, расположились в двух креслах-качалках, совсем близко, и единственное, что находилось поблизости — всего лишь небольшой столик, на котором сейчас стояли кружки с горячим напитком. В отличии от Октавии, укрывшейся предоставленным пледом, Винил этого, казалось, не было нужно, несмотря на то, что она вымокла, и, должно быть, продрогла очно так же, как и её спутница, и это было своего рода маленькой загадкой, хотя, как мысленно посчитала Октавия, возможно что из них двоих единорожка была просто более закалённой.

— Ты помнишь? — Неожиданно спросила Винил, баюкая в копытах чашку.

— Помню что? — Спросила Октавия, делая глоток. Какао оказался что надо.

— Ну, ты мне когда-то сказала что не любишь зиму. — Винил с мечтательной улыбкой покосилась за окно. — Мы тогда… помнишь?

— Нет…

— Мы сидели в кафе. — Винил улыбнулась, помотав головой и возвращаясь в реальный мир. — Пили какао, вот как сейчас, и я слушал твоё нытьё.

— Это не было нытьём! — Возмутилась Октавия. — Это были ЖА-ЛО-БЫ.

— Да, дорогая, конечно, дорогая. — Послушно согласилась единорожка, и, убедившись что фраза возымела желаемый эффект в виде ставших алыми щёк Октавии, продолжила. — Ты помнишь, что я тогда тебе сказала?

— Сказал. — Хмыкнула Октавия, тщетно стараясь не замечать выступивший на щеках румянец. — Ты и твои привычки. Дай подумать…

Мягкие, уютные сидения кресел, зачарованное стекло как единственная тонкая преграда, отделяющая помещение кафе от медленно кружащихся в танце снежинок. Канун Вечера Согревающего Очага, время, которое, по обыкновению, проводилось вместе с пони, занимающими особое место в сердце, в жизни. У них, тогда, давно, не было подходящих кандидатов, как им казалось, но было время. Нет-нет да показывались за окном парочки, те, кому прогулки на улице были милее иных, более тёплых способов приятно провести время. На сердце щемило, но вываливать на подругу такие мысли казалось глупым, и потому лучшей темы нежели разговор о погоде в арсенале виолончелистки попросту не нашлось.

— …И именно поэтому, — заявила наконец она, — я не люблю зиму. Она слишком, слишком холодная.

— Ты повторяешься, подруга. — Сочла нужным заметить диджей. — Но, знаешь, моя мама говорила одну вещь, которую я понял лишь недавно.

— Какую же?

— Зима…

— …может быть тёплой. — Медленно произнесла земная пони. — И дело даже не в погоде, дело в том, что у тебя на сердце. Если на сердце весна, то совершенно не важно, что именно творится за окном.

— Бинго! — Искренний, довольный смех был ответом на её слова. — Нет, играть не предлагаю, хотя оно тут, где-то, кажется должно быть.

Винил была… Винил, и в этом заключалась вся её прелесть. Вечер, а, кажется, это был уже действительно вечер, становился лучше миг от мига, хотя, казалось бы, на фоне их недавних приключений это было достижением невеликим, но всё же, всё же…

Их взгляды встретились, Октавия почувствовала как её сердце забилось громче, гудело в грудной клетке, надеясь, предвосхищая. Это не было похоже на то, как это обычно описывают в романах, никакого напряжения словно перед грозой, когда воздух наполнен электричеством, ничего такого, просто… тепло. Бесконечное, мягкое тепло вело сейчас их движения. Они потянулись друг к другу, кажется, сами не осознавая своих действий — происходящее казалось, да и, в сущности, было естественным. Плед словно сам собой соскальзывает с шеи, и его тепло сменяется теплом белой шёрстки. Ещё совсем немного, самую малость, и, казалось, она сможет ощутить на своих губах чужое дыхание…

Где-то неподалёку со щелчком открылась дверь.

Магия момента оказалась нарушена, а следом нахлынул не страх, пока что, но испуг. Кто мог решить приехать сюда посреди разразившейся метели? Винил, мигом ставшая серьёзной, облизала пересохшие губы, и шепнула:

— Жди здесь.

И она ушла. Не получилось возразить, просто не нашлось слов — слишком резко ушло это ощущение, чувство. Так мелодия обрывается из-за лопнувшей струны, оставляя последнюю, фальшивую ноту звенеть в воздухе, и… в коридоре что-то громыхнуло. Ждать более Октавия не могла. Спешно отставив в сторону чашку, она сбросила с себя плед и кинулась в коридор. У двери, кажется, кто-то стоял, но кто именно Октавия не разглядела — всё внимание её оказалось приковано к Винил, над которой нависал единорог. Ситуация выглядела угрожающе, но Октавия даже представить не могла того, что случится дальше.

— Пап?! — удивлению Винил, казалось, не было предела.

— Дочь? — восклицает жеребец с не меньшим удивлением и отступает, переводя взор на Октавию. — А это ещё кто?

— А, эм… — кобылка помялась, по-прежнему лёжа на полу, и произнесла. — Тави, это мои ма и па. Мам, пап… это Октавия… моя… близкая подруга. И девушка.

Октавии казалось, что она сейчас сгорит от стыда прямо здесь и сейчас. Первым пришёл в себя единорог.

— Ха! — Весело произносит он, устраивая очки на носу. — Кажется, мы прервали ваше уединение, да?

— Есть немного…

Октавия переводила взгляд с отца на дочь и обратно.

Тёмно-серый цвет его шерсти контрастировал с снежно-белой шёрсткой Винил. Алая, золотистая на кончиках грива против электрически-синего, и глаза янтарного цвета против пронзительного алого.

Октавия помотала головой, приходя в себя. «Они же совершенно непохожи!»
— Хей! Вижу, моя девочка заграбастала себе в подруги прекрасную кобылку. Эх, будь я лет на дцать моложе…

— Мик, — произносит его спутница, — не советую продолжать эту фразу, если не хочешь остаться без ужина.

— Да, дорогая, конечно, дорогая! — следует не менее радостный ответ. — Как скажешь!

Напряжение, до того сковавшее кобылку, исчезает само собой. Родители Винил казались отчего-то особенно живыми, особенно настоящими… и совсем не страшными. Октавия с удивлением почувствовала, что даже завидует своей подруге — её собственные родители на их фоне казались ещё более холодными и отстранёнными нежели раньше. «Наверное мне просто не с кем было сравнивать.« — заключила она про себя.

Мама единорожки тем временем стряхнула с себя снег и обратила свой взор к Октавии. Белыми, словно снег, была шёрстка и длинная грива, искрились льдисто-синие глаза, а хвост стянут в косицу лентой голубого, словно летнее небо, цвета. Казалось, эта пони ступила сюда прямиком из сказки, а не просто с улицы.

— Добрый вечер, мэм!

Других слов у Октавии не нашлось — настолько впечатлила её мама Винил.

— Полно, — отмахивается кобылка и посмеивается, — полно, дитя. Я вижу, что моя снежинка обзавелась прекрасной парой.

— Ну ма-а-а-ам! Не при Тави же!

— Тави, значит, — смеётся Земная, — Октавия Филармоника, если мне не изменяет память. Что ж, будем знакомы. Меня зовут Кристал, просто Кристал, а моего супруга-обалдуя Нойзи Микшер, но он предпочитает откликаться на «Мик».

— Очень приятно, леди Кристал. — С поклоном ответила Октавия.

— Расслабься, мы не на приёме, здесь нет никаких «сэр» и «мэм», просто семейное воссоединение, пусть даже и незапланированное. Простите, если мы вам помешали, но, право слово, я и предположить не могла, что моя дочь окажется сегодня здесь, да ещё и с гостьей. Вот что, — поразмыслив, добавляет Кристал, — мальчики!

Это обращение, как оказалось, относилось в равной степени к Винил и Микшеру, тут же вытянувшимся по струнке.

— Мы идём готовить, а вы развлекайтесь. Позовём, когда будем накрывать на стол.

— Да, мэм! — Последовало ироничное со стороны очкастой пары единорогов. — Так точно, мэм!

Кристал выразительно закатила глаза и прошла на кухню, бросив через плечо:

— Идём. Надеюсь, ты умеешь готовить.

«А она, оказывается, совсем не страшная» — Подумала Октавия сама не замечая того, как повторяется и наблюдая за тем, как вторая кобылка принимается хозяйничать на кухне. — «И очень, очень красивая.»

Кристал и правда не выглядела грозно, по крайней мере, не в переднике, который она извлекла неизвестно откуда. Выкладывая на стол припасы она мурлыкала себе под нос, что-то смутно знакомое, но даже если бы кто-то пообещал Октавии личное королевство за ответ, она бы не могла сказать, что же именно.

— Ты так… немногословна. Что-то случилось? — Вопрошает тем временем Кристал глядя за тем, как пламя пляшет над комфоркой. — Возможно, я пугаю тебя?

— Нет! То есть, да! — запуталась Октавия. — То есть…

— Расслабься, успокойся… поможешь порезать овощи?

Кивнув головой Октавия принялась за нарезку, а вопросы, словно бы только этого и ждали, зароились в её голове.

— Почему… снежинка?

— Каждая мама как-то называет своего жеребёнка, верно? — Отвечает кобылка вопросом на вопрос. — Для меня Винил снежинка, и останется ей навсегда. Разве твои родители не называли тебя как-нибудь так?

— Нет. Мы… не очень общались. Не так тесно, как вы.

— Мне это искусство тоже далось не сразу. Скажи, я ведь могу… — Кристал обрывает себя на середине фразы и покачивает головой. — Что это я, конечно же могу. Винил доверяет тебе, значит, могу довериться и я, тем более что будь иначе, мне бы уже пришлось присматривать для тебя место в саду…

Нож Кристал с хрустом разрубил надвое кочан капусты. Октавия вздрогнула.

— Видишь ли, я из Кантерлотских ноблей, — продолжила Кристал как ни в чём не бывало — как ты сама понимаешь, тёплых отношений там ждать не приходилось.

То, как просто говорила кобылка о своей жизни тронуло сердце виолончелистки, уж очень ей это было знакомо. Она знала что такое видеть родителей от силы час в день. Знала что такое когда от тебя ждут так непомерно много и даже малейшая ошибка влечёт за собой не наказание, конечно, но раздражение и неодобрение, что временами бывало едва ли не хуже.

— Я старалась не повторить их ошибок когда у меня родилась дочь. Впрочем, как я ни старалась, всё равно выросла у меня пацанка — Кристал засмеялась. — Наверное, Винил нужно было бы родиться мальчиком.

Октавия попыталась себе представить Винил в виде жеребца, но получалось что-то такое дикое и нелепое, что не выдержала и засмеялась вслед за Кристал.

Короткая вспышка боли и что-то тёплое потекло по шёрстке, и, почти сразу же рядом оказывается Кристал. Касание её копыта было на удивление прохладным.

— Порезалась. — Замечает она. — Нехорошо. Пойдём со мной.

За аптечкой не пришлось идти далеко. Минута, может две, и Октавия усаживается, вытянув вперёд пораненную конечность и наблюдает за быстрыми и чёткими движениями Кристал.

— Как? — Она приподняла перебинтованную конечность и с удивлением посмотрела на аккуратно наложённую повязку. — Как вы это сделали?

— Что именно, милая?

— Копытокинез. Чтобы проделать такое, — Октавия кивает на бинты, — нужно действительно заниматься его развитием. Какая-то тонкая работа, ювелир, гравёр, часовщик… я сама музыкант, я знаю…

— Я тоже. — Кивает Кристал и, спохватываясь, прикладывает копыто к губам. — Ой, проговорилась.

С сердца словно свалился груз — эта пони не персонаж из сказки, она такая же как и сама Октавия, живёт и дышит, ненавидит и любит, её настоящность исходит не из красиво написанной истории и она не персонаж, а пони, просто пони, одна из многих, только… особая в какой-то мере.

— А на чём…

— Играла? На скрипке, и даже концерты были, и записывалась, вернее, начинала, совсем чуть-чуть, самую малость, не думаю, что ты меня слышала.

— И всё же… — Октавия не удержалась и добавила, — …мэм.

— Стукну. — С улыбкой пригрозила мама Винил. — Если тебе это что-то скажет, то… мой знак — олень.

Октавия застыла, словно громом поражённая. Если бы Кристал призналась, что является ещё одной сестрой принцессы Селестии удивление было бы не столь сильным. Олень, или, вернее, Стаг… это был исполнитель, вернее, исполнительница, немногочисленными записями которой Октавия заслушивалась с детства.

Восходящая звезда среди классических(и не только) музыкантов, не боявшаяся экспериментировать. Ей прочили большое будущее, но потом, очень резко, она свернула свою карьеру и предпочла заняться чем-то ещё, причём заняться так, что даже вездесущие журналисты не смогли узнать у неё причин такого решения.

Тем временем Кристал стояла и молча вглядывалась в шокированную мордочку собеседницы, и, кажется, куда-то гораздо глубже. Она ничего не могла с собой поделать, но, убеждала себя кобылка, ради самой Октавии, она должна была рассказать ей кое-что, что заставит её задуматься, и задуматься очень-очень сильно.

— Ты боишься. — Наконец произнесла она, не спрашивая, утверждая, и грустно кивнула. — Я пережила это. Со своими родителями.

И Стаг оказался позабыт. Те мысли, которые Октавия тщательно скрывала от самой себя выбрались наружу. Виолончелистка сидела, выставив вперёд перебинтованную конечность, и из глаз её беззвучно текли слёзы.

— Как?.. — Наконец произносит она. — Как… ты… пережила это?

— Я упрямая. — Просто отвечает Кристал. — Дерзкая. И знаю, чего хочу. Если ты последуешь моему примеру, тебе будет сложно, не сомневайся. Мне было сложно. Очень. Жалела ли я? Да, я жалела, Тави, очень долго, очень много, но…

— Но?

— Хочешь знать, почему я не отказалась от своего решения?

— Хочу! — Выдыхает Октавия. — Очень… сильно.

— Следуй за мной. Сейчас самое время.

В комнате, где совсем недавно отдыхали Октавия и Винил, ныне, сдвинув мебель в сторону, боролись, щекотали друг друга, и смеялись два единорога. Пусть отец был старше своей дочери как минимум вдвое, но это ничего не меняло — они оба были счастливы. Просто счастливы.

— Поэтому. — Тихо произносит Кристал. — Потому что когда я вижу их мне больше ничего не нужно. Я готова ради них на всё и это помогало мне двигаться вперёд даже в сложные времена, понимаешь?

— К-кажется…

— Утри слёзы, дитя, и пойдём. Зная их, они будут голодны как стадо мантикор. И ещё одно, Тави. — Из уст Кристал это звучит как обращение какой-нибудь старшей сестры нежели умудрённой годами кобылки. — Если… ты решишь идти до конца, я тебе помогу. Если твои родители… сделают то же, что сделали мои — откажутся от тебя, на время или навсегда — знай, и помни, обязательно помни одну вещь.

— …какую?

— Здесь тебе всегда рады. — С улыбкой отвечает Кристал. — И мы примем тебя в свою семью без каких-либо вопросов. Потому что семья, для меня, это не только и не столько кровь, сколь желание пройти вместе через всё и дальше. Я так сделала, значит, это сможет сделать и кто-то ещё. Ты, например. Береги мою снежинку, Тави. Она может бахвалиться сколько угодно, но я-то вижу и знаю больше, чем вы оба вместе взятые. И радуюсь тому, что я вижу. Идём.

Подобный ужин был Октавии в новинку. Ей, конечно, доводилось есть со своими родителями, однако же ни о каком домашнем уюте в доме Октавии не могло быть и речи. Сейчас, кажется, кобылка возмещала недостаток этого ощущения родства и простого домашнего уюта, собравшись за одним столом с семьёй Винил, болтая о всякой чепухе и наслаждаясь простой, но отменно приготовленной пищей, бывшей тем более вкусной что она сама приложила копыте к готовке.

Помимо разнообразия овощных блюд, которые, как выяснилось, Кристал научилась готовить если не в совершенстве, то весьма и весьма неплохо. Был здесь и глинтвейн, сваренный ближе к концу их совместной готовки. Хороший, вкусный, с чёрной смородиной, с корицей и гвоздикой, с ноткой чёрноплодной рябины, он слегка вязал язык и помогал расслабиться, хотя, казалось бы, куда уж дальше…

Разговоры.

Октавия не принимала участия в разговорах уютно устроившись рядом с Винил, напротив Кристал и Микшера. Первая хитро улыбалась, второй же хохмил и всячески скрашивал ужин шутками и историями из жизни. Говорил в основном Микшер. Иногда Винил улучала момент и вставляла реплику-другую, и уж совсем редко наступал тот момент когда о своём присутствии напоминала Кристал. Октавии же только и оставалось, что уютно устроиться рядом с единорожкой и внимать беседе.

Что-то, тем не менее, заставило Октавию встрепенуться, какое-то упоминание факта, брошенного вскользь, до которого её сознание дошло не сразу, но когда дошло…

— Вы бросили музыку? — Слегка заплетающимся языком проговорила она, переводя взгляд с Микшера на кристал и обратно. — Но… как?

— Не совсем бросили. — сочла нужным пояснить Кристал. — По крайней мере не сразу, в отличии от выступлений вообще. Когда родилась снежинка… Лучше ты, Мик.

— О, спасибо! — Хихикнул не слишком трезвый жеребец, — Мне дадут вставить слово! Так вот, видишь эту классную кобылку? Вот. Это повод. То есть, после того, как она родилась, я помотался, конечно, ещё по концертам и всякое такое, подкопил денег, но семья важнее, и я не мог оставить прекрасную её половину, и, в общем… у дочери должен быть отец. Я им стал. Вернее, я им и был, но стал принимать в воспитании более активное участие, и, как я вижу, не зря.

— Микшер, опять ты за своё…

— Что, мне нельзя должным образом восхититься, и желательно в голос, выбором моей дочки?

— Па-а-ап…

— Чадо. — Улыбнулся Микшер. — Твой отец просто рад за тебя. Позволь порадоваться старику, а?

— Какой ты старик, па! — Возмутилась Винил. — Тебе и пятидесяти не наберётся!

— Дай побурчать. — Притворился обиженным единорог, складывая копыта на груди. — Хоть какая-то радость.

— Скажешь тоже…

— Дети. — Кристал резко встала из-за стола. — Мы отойдём, ненадолго. Сильно не шалите.

— Хорошо, мам! — Послушно отозвалась Винил с видом таким хитрым, что поверить в её искренность было просто невозможным. Октавии оставалось только вздохнуть. Вечер был… странным.

— Мик, я хочу поговорить с тобой кое-о чём, серьёзно.

— Эм… да? — Проговорил единорог чуть заплетающимся языком, на всякий случая оглядываясь по сторонам. — О чём?

— Об этом.

Кристал скашивает взгляд куда-то вбок и, после глубокого вздоха, постукивает себя копытом по груди. Жест, с виду совсем простой, имел огромное значение — глаза Нойзи выпучились от удивления. Единорог помедлил, также огляделся по сторонам, и уточнил на удивление тихо:

— Ты уверена?

— Да.

— Ты… совершенно точно уверена?

— Да.

— На все сто?

Поначалу ответа не последовало. Кристал стояла в раздумьях, размышляя как же именно убедить супруга в том, что в своих намерения она была тверда. И, наконец, ответ был найден.

— Cnoic ream-soirai, Микшер! — Едва повысив голос проговорила Кристал. — Я не считаю должным повторяться вновь.

— Я понял, понял… — вздохнул диджей. — Просто и ты меня пойми, такое услышать я уже и не ожидал. Когда?

— Сейчас. — Уверенно проговорила земная. — Времени подготовиться не будет, но я предпочту ковать железо пока горячо, а иначе… иначе я и сама могу передумать. В любом случае у нас есть ещё немного времени, потратим его с пользой.

— Ну что, узнала что-нибудь? — Октавия наблюдала за действиями Винил, решившей изобразить тайного агента, со странной смесью неуверенности и веселья. — Тайный гвардеец Её Высочества, иначе и не скажешь.

— Спасибо что не величества. — Хмыкнула Винил, устраиваясь рядом. — А то пришли бы ко мне добрые, вежливые пони в позолоченной броне… Словом, ничего я не узнала. Опять.

— Если честно, я не понимаю…

Она и правда не понимала. Вскоре вернулись родители Винил. Амбер странно улыбался, в то время как взгляд Кристал был наполнен грустью и тоской о прошлом.

— Дети, — мягко произносит Кристал, — пойдёмте с нами. Я, вернее мы хотим вам кое-что показать.

— Это ДВЕРЬ?! — Винил мигом вскочила на задние копытца, как собачку изображала. — Правда-правда-правда-правда?!

— Да, снежинка, это именно она. — Только и произносит Кристал всё с той же загадочной интонацией. — Идёмте.

Она уходит, следом отправляется и подмигнувший Микшер. Кобылки переглянулись. Винил разве что на месте не подпрыгивала на месте от восторга, но Октавии только и оставалось что теряться в догадках о том, что же это за дверь и стоит ли ей начинать волноваться.

Как оказалось, их дорога вела в подвал. Отоплением занималась Винил, так что Октавия ещё не успела побывать здесь и потому осматривалась с явным интересом. Подвал был… ну, подвал. Даже здесь было уютно: кирпичная кладка, деревянный пол, мягкий, но не режущий глаза свет, ничего особенного. Так было до того момента, пока Октавия не увидела дверь. Массивная, деревянная, она притягивала внимание уже хотя бы тем, что она была в подвале единственной. По обе стороны от неё было по замочной скважине, проделанной в кирпичной кладке.

Это, должно быть, была та самая Дверь, именно так, с большой буквы, о которой говорила не так давно Винил, и, пока они шли по коридору, Микшер пояснял:

— Комната, ну, та, что находится за этой дверкой, это что-то вроде нашего личного хранилища в каком-то смысле, или же что-то вроде того, понимаешь? Учитывая некоторые пожелания, битсов под это дело было потрачено некисло, должен я тебе сказать, и, если честно, понятия не имею откуда Кристал их добыла, да и, если честно, знать не хочу, так спокойнее спится.

— От родителей. — Спокойно замечает идущая в авангарде земная пони. — Мы пришли к определённого рода соглашению. Я продолжаю играть на публике роль приличной дочери вплоть до фотографий на камеру, а они обеспечивают определённую финансовую поддержку, которой, впрочем, я старалась не злоупотреблять. Не то чтобы в моих силах было существенно проредить их казну, это было бы невежливо… но я отвлеклась. Мик, ты готов?

Единорог кивает и становится по правую сторону от двери, ожидая сигнала супруги. В то же самое время Кристал, зеркально повторяя его действие, становится по другую сторону и едва заметно улыбается. Ключи появляются словно бы из ниоткуда — один янтарный и один некоего белого металла, должно быть золота.

— На счёт три. — Произносит Кристал. — Один. Два. Три!

Ключи проворачиваются в скважинах.

С тихим шипением дверь разошлась в стороны, раскрывая путь внутрь.

Помещение оказалось весьма просторным и, отчего-то, родным. Где-то чего-то недоставало, и здесь не было света, но как только оный вспыхнул Винил с Октавией воскликнули хором:

— Это же сцена!

— Именно так. — Кивает Кристал с возвышения, на котором она устроилась к тому моменту. — Можно было догадаться, верно? Наши инструменты имели для нас особую ценность, и поэтому была создана эта комната. Отчасти это было сделано ради их сохранности, отчасти ради того, чтобы не отвлекаться от самого важного в жизни. Прошло уже немало лет, и мы решили «почему нет?», тем более что сегодня есть особенный повод, ведь так?

Не было облечённого в слова ответа, но Микшеру и Кристал хватило вида удивлённых, шокированных мордашек пары пони, с застывшим на них выражением фанатского восторга. Отвернувшись, земная пони небрежно набрасывает свой старый серый плащ и, бережно, трепетно раскрывает футляр, доставая оттуда скрипку, которой она не касалась так давно. Словно и не было этих двух десятков лет.

Микшер медленно надвинул на нос очки, единственное исключение из оставленного здесь, в комнате. Он не смог с ними расстаться, и пусть Кристал говорила добрую сотню раз, а то и больше, что он всегда может купить себе новые, но упрямство единорога давало о себе знать. Ему хотелось сохранить хотя бы самую малость, тем более что она была такой пустячной, разве нет?

Единорог подошёл к пульту и любовно провёл копытом по пластиковой поверхности диджейского пульта. Кнопки и тумблеры, позабытый и позаброшенный набор пластинок, техника древняя, но привычная и знакомая как свои четыре копыта. Кому-то управление пультом казалось сложным, но не ему. Осталось лишь проверить, насколько хорошо он помнит как микшировать звуки. Нужно было лишь дождаться сигнала, и, наконец, он прозвучал.

Касание смычка было едва заметным, всего лишь намёк. Сердце пропустило удар и учащённо забилось. Пахнуло пылью и пряностями далёких стран. Им не нужно было договариваться о том, что они будут играть — они и так прекрасно чувствовали друг-друга. Голос Кристал, ясный, звонкий, прекрасный, резонировал в полумраке зала и казалось что это сам старый дом подпевал ей. Амбер оскалился, ловя настроение, ловя эту горькую и пьянящую мелодию, и слился с ней, изменяя и дополняя плетущееся полотно музыки.

Проснулась я, всё пыль и тлен,
Весь мир словно бы безумный гобелен,
Накинув плащ, я выхожу…
И вновь и вновь меняюсь я
Уже иная моя семья
Это всё мой апокалипс…
Мой треснул мир…
И я срываюсь в ночь,
Мне уже не помочь,
Новая эпоха, э-эпоха,
Новая эпоха, э-эпоха!
О-о-о-у, о-о-о-у,
Засилье хаоса, безумье хаоса,
О-о-о-у, о-о-о-у,
Засилье хаоса, безумье хаоса!
Разбиты словно витражи,
Моя мелодия и жизнь,
Настало время учиться жить… самой.
И вновь и вновь меняюсь я
Уже иная моя семья
Это всё мой апокалипс…
Мой треснул мир…
И я срываюсь в ночь,
Мне уже не помочь,
Новая эпоха, э-эпоха,
Новая эпоха, э-эпоха!
О-о-о-у, о-о-о-у,
Засилье хаоса, безумье хаоса,
О-о-о-у, о-о-о-у,
Засилье хаоса, безумье хаоса!
Вдох-выдох-вдох,
Вдох-выдох-вдох,
Сердце моё — пепел костров…
Мой треснул мир…
И я срываюсь в ночь,
Мне уже не помочь,
Новая эпоха, эпоха,
Новая эпоха, эпоха!
О-о-о-у, во-о-о-у,
Засилье хаоса, безумье хаоса,
О-о-о-у, во-о-о-у,
Засилье хаоса, безумье хаоса!

Когда мелодия утихла, ещё какое-то время царила тишина, никто не говорил ни слова, и лишь отзвуки недавно гремевшей музыки затихали под сводами зала. Наконец, Кристал с тихим вздохом отложила в сторону инструмент, помедлив, стянула с себя плащ и застыла, глядя как отражается свет от истрепавшейся серебристой вышивки.

— Ну, — произносит она наконец, — как это было? Отвратительно, я знаю. Хотела бы найти какое-то оправдание, но… не буду. Мик, хорошая работа, кстати. Талант не пропьёшь, так ведь?

— И не прокуришь. — Послушно соглашается единорог.

Тишина. Звенящая, такая, что от неё кружится голова. Кристал с тишиной была на «ты» — иногда, когда выдавалась возможность, она любила пройтись по зимнему Кантерлоту просто так, в отсутствие прохожих, побыть наедине с собой. Уйти, чтобы вернуться… Миг — и она оказалась заключена в объятья двух милых пони. Пусть одну из них она знала с пелёнок в то время как вторую всего лишь вечер, но обе они ей были одинаково дороги.

— Спасибо, мам. — Произнесла Винил.

— Это было здорово! — Спешно добавляет Октавия. — Я… всё понимаю. Просто не было практики. Уже завтра в… — Она помотала головой. — ты будешь играть лучше. Я знаю это!

Должно быть, где-то там у неё ещё были фанаты, десяток или два, но рассчитывать на это не стоило… да и не так уж важно это было. Были те, кому нравилась её музыка и кто был искренен в своих словах — вот что главное. Белогривая Земная открывает глаза, отвечает на объятья и бросает через плечо:

— Эй, присоединяйся!

Минута или больше проходит, прежде чем Кристал вспоминает про плащ, про нормы приличия, да и про то, что время, в общем-то, было уже не совсем ранним, учитывая дорогу и погоду.

— Дети. — Мягко произносит она. — Пора спать. Всем. -Она покосилась на Нойзи, невинно насвистывающего что-то себе под нос. — Снежинка, мы подготовили для вас гостевую спальную с нормальной кроватью, и…

— Мам. — Коротко прерывает её Винил и задумчиво пожёвывает нижнюю губу. — А что стало с моей комнатой?

— Ничего. — Чуть удивлённо отвечает Кристал. — Мы просто её не трогали, так что пыли там… но если вы с отцом расстараетесь, то привести её в подобающий вид много времени не займёт. Только как вы там будете спать? Если не ошибаюсь, то кровать там одна, и… пусть вас это и не должно смущать, но спать на ней вдвоём будет не слишком удобно.

— Мы справимся. — Бодро отвечает Винил и увлекает отца за собой, прочь из подвала. — Скоро вернёмся!

— Мхм… — белогривая задумчиво проводила их взглядом, — …если ты её не бросишь после этого то не бросишь никогда. В последний раз, когда я видела её комнату, она выглядела так, словно в ней взорвалась бомба. Такое нелегко пережить, говорю по собственному опыту.

— Я не из пугливых. — Тепло произносит виолончелистка и потирает нос, вернее же, делает попытку. Лишь сейчас, кажется, она осознаёт, что по-прежнему сжимает Кристал в объятьях, и поспешно отстраняется. — Прошу прощения.

— Не то чтобы мне это было неприятно…

Кристал задумчиво облизнула губы и Октавия тут же поспешила сменить тему.

— Эта песня… она ведь про вас? В смысле, с Микшером?

— В какой-то мере. — Соглашается скрипачка, неспешно сходя со сцены. — Не стоит здесь задерживаться, подождём их наверху. Так, о чём же я… ах да, песня. Точно в той же мере можно сказать, что она и про тебя, Октавия, вернее, про вас. Мы обе можем заметить схожести, верно? Событий, партнёров, ситуаций… Кто-то считает, что пони при поиске пары невольно ищут кого-то похожего на своих родителей, если с теми складывались хорошие отношения, нет? Правда, наш случай несколько из ряда вон.

— Кристал, я ведь могу обращаться к тебе на «ты»?

— Мы только этим весь вечер и занимаемся. Помимо основных дел, разумеется.

— И правда. — Со смехом соглашается Октавия, чтобы, впрочем, сразу же посерьёзнеть. — Скажи, тебя не смущает то, что я и Винил… ну, что мы…

— Вместе? -Уточняет Кристал. — Ничуть. Мой дражайший супруг должен был бы обязательно вставить какую-нибудь шуточку про однополые отношения, но, к счастью, его сейчас здесь нет. Для меня важно только то, чтобы снежинка и её… избранница — Земная пони хитро улыбнулась, — были счастливы. Остальное не столь важно. Потомство же… можно усыновить или воззвать к помощи магии.

— У тебя на всё найдётся ответ, верно? Я имею ввиду…

— Это в тебе глинтвейн говорит. — Кивнула Земная гася свет. — Однако же мне кажется, что мы и так прекрасно поняли друг-друга. А теперь пойдём, пока наши замечательные единороги не натворили чего-нибудь этакого. Случайно. Под действием чувств и алкоголя.

Здесь Октавия была с ней полностью согласна.

Уборка у двух не слишком трезвых единорогов заняла примерно полчаса, что можно было считать неплохим результатом, особенно если учесть их нрав. Очень вероятно, что они просто смели пыль туда, где она бы не бросалась в глаза, под кровать, например.

— У тебя замечательные родители и мне очень понравилось с ними общаться. Знаешь, — добавила Октавия с хитрой улыбкой, — я бы могла бы начать с тобой встречаться только из-за них!

Микшер ушёл вместе со своей супругой, пожелав детям не слишком сильно шуметь и получив в ответ вполне ожидаемые пунцовые от смущения мордочки в качестве ответа. Лампа погасла, и теперь лишь серебристый лик луны освещал комнату. Метель, в которую попали все четверо, сгинула, оставив после себя снежные барханы, но всё ещё даже думать не хотелось о том, чтобы пуститься в обратный путь, уж слишком холодно было там, снаружи.

— О, бу. Я что, настолько скучная?

В лунном свете Винил казалась миражом, зыбким, нереальным призраком. Сделай шаг в сторону и она исчезнет, истает, растворится словно дым. Эта мысль, тем не менее, не давала отчего-то покоя Земной, и она подошла ближе, не забыв перед этим прикрыть дверь в комнату.

— Интересная. — Произносит она негромко, и кивает. — И я тебя долго знаю, но… как ты могла утаить то, что твоя мама была моим примером для подражания?

— Я с этим жила долго, привыкла, наверное. — Разводит копытами Винил, усаживаясь и наблюдая за приближающейся пони. — Да и потом, откуда мне было знать, что ты залипала именно на её песни? Мы же с тобой уже позже познакомились, да и дома у тебя… пластинок… не было… да?

— Вообще-то были. — Хмыкает Октавия, чуть толкая Винил и едва не лишая ту равновесия. — И ты их даже могла видеть… и запомнить. На что ты вообще смотрела тогда, а? И что ты…

Довершить предложение ей не дали — единорожка жадно впилась в губы своей подруги. Неизвестно чего в этом жесте было больше, действия вина или же чего-то ещё. Важно было то, что Винил, увлекшись, забыла о детали совсем маленькой, но весьма значимой…

О равновесии.

Приземлялась Винил как кошка, на все четыре конечности, с одним небольшим «но» — Октавия оказалась под ней, на полу. Единорожку это, кажется, смутило ненадолго, и, убедившись, что Земная не пострадала, Винил с облегчением выдыхает, тычась носом ей в шею. Октавия нашлась не сразу.

— Винил! — Наконец возмущённо пролепетала она.

— Что? — Прикрыв веки отозвалась единорожка.

— Что ты делаешь?!

— А на что похоже?

— Не на полу же!

— Да и на полу тоже можно…

Направление, в котором продвигался разговор, одновременно тревожило и манило, однако же просто так сдаваться она не собиралась:

— Но что скажут родители?!

— Ровно то, — Винил соизволила приподнять голову от шеи виолончелистки, — что уже сказал па. Главное не шуметь… но ты права. Прости, у меня глаза слипаются, да и соображаю туго.

— Это глинтвейн. — Сразу стало слегка обидно и чуть грустно. Впрочем, возможности ещё будут… отбросив эту соблазнительную мысль Октавия лишь улыбнулась. — Помоги мне подняться.

С более-менее чистого пола они перекочевали на кровать, несколько менее чистую, но, всё же, очень и очень уютную, пусть и тесную. Октавии никогда не приходилось спать в столь маленькой постели до этого дня, в любом гостиничном номере, как ей казалось, они были больше. Хотя, конечно, ей ещё не доводилось делить постель с кем-то ещё…

Октавия постаралась расслабиться, как-то проигнорировать нервозность, вновь вернувшуюся после недвусмысленного положения тел на полу. Получалось плохо. Спать уже не хотелось, вернее, хотелось, но чего-то не хватало. Решение ей, должно быть, подсказал алкоголь. Словно в полусне виолончелистка приобняла единорожку, снимая с той очки и нацепляя их же себе на нос:

— Вин… слушай… тебе же родители желали спокойной ночи?

— Конечно же. — С улыбкой произнесла Винил. Осознав, кажется, ход мыслей своей кобылки, диджей хитро улыбнулась и уточняет. — Хочешь поцелуй на ночь? В лоб, как в детстве?

— Эм…

— Шучу, шучу. — Посмеивается единорожка. — Иди сюда.

Напряжение, довлевшее над сознанием и телом, постепенно ушло. Осталось лишь тепло сомкнувшихся в поцелуе губ… Где-то там, на самом краю сознания она осознавала каким глупым было сказанное, но ничего поделать с собой не могла, в конце-концов «давай поцелуемся!» звучало бы ещё глупее.

Ну, а то, что поцелуй на ночь слегка затянулся, так это были, в сущности, такие мелочи…

— Как ты думаешь, чем они там занимаются?

— Не твоего ума дело, правда. Лучше помоги хвост расплести

— Сейчас-сейчас…

Кристал с облегчением обрушилась на постель и устало прикрыла глаза. День, выдался на удивление тяжёлым и странным. Казалось бы, сколько времени прошло с тех самых пор, когда её снежинка в последний отдыхала в этом особняке, и, тем не менее, они умудрились выбрать один и тот же день и столкнуться не где-нибудь, а именно здесь.

Да, это было неожиданно, приятно, но, как признавалась сама себе земная, ещё и на удивление выматывающе. Можно было бы посетовать на судьбу, можно на дурной нрав кого-нибудь вроде того же самого Дискорда, но как раз сетовать ей сейчас и не хотелось. Расплетённая лента пала на пол и Кристал взмахнула с облегчением взмахнула обоими хвостами.

— Мне нужен массаж. — Вздохнула Кристал. — Хороший, долгий массаж.

— Охотно верю и охотно исполню. — Нойзи устроился на краю кровати и его копыта принялись бродить по её телу. — Ну, что скажешь про ту кобылку? Как бишь её…

— Октавия. Она милая, симпатичная, и ты сейчас прекратишь истекать слюнями думая о ней.

— Ну ты же сама сказала что она милая!

— Да, однако же это не повод… прости, видимо день такой.

— Бывает. — Янтарного цвета глаза осматривали комнату отстранённым взглядом. — Тебя, тем не менее, что-то тревожит. Что же?

— Мне кажется… ладно. — Выдыхает Кристал. — Тот импровизированный концерт был ужасен, да и состоял всего из одной песни, я не слишком хотела кого-то видеть и это, должно быть, было заметно, и мне кажется, что Октавия порезала копыто именно из-за меня, и…

— Эй, эй, полегче! И по пунктам. — Добродушно посмеивается диджей. — Концерт как концерт, учитывая сколько времени мы с толком использовали посвятив его снежинке это и неудивительно, скорее ожидаемо. Твоё отношение, изначальное, по крайней мере, заметным не было, а потом вы с Октавией и вовсе болтали как старые друзья. И вообще, они протопили дом, всё плюс. А что до копыта… я понимаю, что ты необычная пони, однако же не стоит винить себя во всех случающихся странностях, хорошо?

— Да… спасибо, ты прав.

— И, тем не менее, есть что-то ещё, о чём ты не сказала мне, верно?

— Возможно да, а возможно и нет. Это несколько более сложно, я должна признаться, и слишком сильно напоминает сводничество.

— Ты просто хочешь, чтобы они были счастливы, желательно вместе.

— Да и ты хорош! — Смеётся Кристал, и эхо её смеха подобно серебряным колокольчикам на ветру. — Впрочем, ты прав. Пусть говорят. Я, по крайней мере, сделала всё что смогла. Ну, или почти всё… хотя… пожалуй, милый, у меня найдётся одна идея, и ты в деле.

— Как и всегда, любовь моя, — усмехается диджей, — как и всегда…

И всё-таки Октавия заболела — возня в снегу не прошла для неё даром. Ломота в костях, насморк и кашель, да ещё и вид такой, что пони боялась лишний раз в зеркало посмотреть.

Не помогало хорошему настроению и медленно сводившее с ума безделье. Помощь пришла откуда не ждали — должно быть Винил обмолвилась маме о болезни своей девушки, и потому вскоре Октавия имела честь принимать гостью на пороге своего жилья. Вытащив Октавию из угла комнаты и оторвав её от виолончели земная силой загнала её сначала в тёплую ванную, и, после, в постель. Сил на протесты к тому времени у Октавии уже не оставалось, разве что в самой глубине души теплилась надежда на то, что уже завтра она сможет вернуться к своей привычной жизни.

Надежды её были тщетны.

Кристал осталась и на следующий день и дальше, не считая кратковременных отлучек. Шло время, и ситуация, поначалу казавшаяся Октавии кошмарной, начала проявлять свои плюсы. Время, которое было отведено бодрствованию, проходило за чтением книг, разговорами, и игрой на скрипке.

Наверное взрослой кобылке стоило бы обидеться на такое обращение со своей персоной, но когда по истечении недели Октавия почувствовала себя лучше и Кристал предпочла удалиться, виолончелистка даже слегка взгрустнула.

Долго грустить Октавии не пришлось -почти сразу же дверной звонок залился звонкой трелью.

— Ну кого ещё…

Это была Винил, на шею которой, невзирая на возможные возражения, Октавия тут же бросилась. Единорожка радостно рассмеялась, и заметила, одаривая поцелуем ушко земной:

— Я тоже соскучилась… кстати! Столкнулась на лестнице с ма, та просила передать тебе письмо. Получать будешь?

— Спрашиваешь! — Фыркнула в ответ Октавия и широко, пусть и устало, улыбнулась, — давай его сюда. Странно, что она не передала его раньше… так… это не мне. — Наконец произнесла пони, поднимая удивлённый взгляд на свою подругу. — Это нам.

— Дай-ка я! — Винил бодро выхватило магией письмо, бегло пробежалась взглядом по строчкам и застыла в немом изумлении. Опомнившись, она принялась за чтение. — Эм… наверное у меня сегодня со зрением нелады. Кхм! Дорогие дети, я знаю, что это письмо можно было вручить вам несколько раньше, но увы, обстоятельства не позволяли мне осуществить замысел. Октавия, пусть мы попрощались совсем недавно, повторюсь, желаю тебе скорейшего выздоровления, и не давай спуску снежинке, ты знаешь, какой она может быть…

— Эй! — Возмутилась Винил, когда практически рядом с её ухом выразительно клацнули зубки Октавии. — Ладно, читаю… ах-ха… но это, как вы можете догадаться, не основной повод по которому я решила вам написать. По некоторому размышлению я и мой супруг пришли к единому решению, и потому мы будем рады приветствовать вас на нашем концерте-возвращении. Афиши вскоре будут расклеены, но ваши билеты прилагаются уже сейчас.

Тихий шорох бумаги — и пара красных листков бумаги с несколькими степенями защиты падает на пол. Октавия подняла их дрожащими копытами, не веря собственным глазам.

— Ты идёшь? — Наконец спрашивает Винил, аккуратно сворачивая письмо и убирая его в конверт. — Или мне поискать кого-нибудь ещё?

— Я тебе поищу! — Сразу же взвилась Октавия. — Я тебе поищу кого-нибудь ещё!

— Эй, эй, спокойно, я же пошутил!

— Ну, мисс шутник, — раскашлялась земная, — в таком случае в качестве извинения вам надлежит сопроводить меня на концерт, потому как… потому как я не променяю твоё общество и их музыку ни на что иное в этом мире. Вин…

— Мм?

— У тебя замечательная семья.

Единорожка небрежным жестом убрала очки с глаз долой, устроила их поверх рога и поправила мягко, но очень уверенно:

— У нас, Тави… у нас.

---

P.S. Была успешно(более или менее) переработана песня группы Imagine Dragons под названием Radioactive. Желающие могут погуглить и осознать насколько это было тяжко и почему ней так мало смысла. Да, это именно та песня, которую исполняла Кристал.

Оригинал

Кавер одной группой русских ребят

Сама Кристал является земной пони, да, однако же среди её линии крови когда-то давно затесались существа, которые к пони не принадлежали совсем. У меня они именуются Дикими, и для простоты понятия за прообразы брались фэйри(ни в коем случае не феи!) где-то примерно из ирландских мифов и не только. Сильно переработанные, разумеется, но всё же. Это, конечно же, в свою очередь означает что и Винил обладает некоторыми особенностями, правда не столь радикальными как наличие нескольких хвостов и тому подобных вещей. Конкретизировать, впрочем, не буду, оставлю на откуп читателей, и, напоследок, напомню о том, что это моё видение первого свидания, и оно в моих же глазах не является каноном. Как-то так.

Всем спасибо и всем же добра.

О, и да. Фраза Кристал? Это ирландский. Вообще она должна значить «(Клянусь) Предвечными холмами», но насколько словарь исказил перевод мне неведомо потому как ирландский. Се ля ви.