Хроники семьи Джей: Все те же, но при других обстоятельствах.
Глава 5. Пособие по скручиванию ушей в трубочку.
На следующий день…
Средняя школа Мэйнхэттена.
Воспоминания Эр Джея.
— Я думала, ты уже ушел, — вдруг послышался голос Руби, причем как-то отдаленно, словно обращалась она не ко мне вовсе.
Однако нет – она стояла передо мной, глядя прямо на меня, запыхавшись, словно куда-то спешила. В это время я сидел у подоконника в холле школы за книжными рукописями и даже не заметил, как пронеслись оставшиеся занятия у Руби, даже в какой-то степени досадно, что они кончились так быстро – вдохновение на написание рассказов сегодня меня прямо-таки захватило. Все же рукописи пришлось сворачивать – меня ждало более важное дело.
— Сколько уже сидишь? – отдышавшись, спросила Руби, когда подошло ко мне.
— Где-то час, — пряча записи в сумку, ответил я.
— Прости, я не знала, что ты меня ждешь, — вздохнула она. – Так бы ушла с занятий…
— Никогда не уходи с занятий из-за меня, — резко отрезал я. – Ясно?
— Ясно. Ладно, не буду думать даже, — слегка усмехнувшись, единорожка дождалась, пока я встану со скамьи и бодро направилась к выходу. – Ну что, идем?
Путь из школы сегодня лежал не по домам, а в окраинный район города. До него было идти около часа пешими, но меня перед таким походом ничего не останавливало. Домой идти после вчерашнего не хотелось, поэтому другого выхода не было.
Что произошло вчера? Самый настоящий крик души. Весь вечер я, что называется, “проплакался в плечо” своей новой подруге. Я выпалил ей все, что копилось и собиралось во мне долгие годы. Это было для меня впервые, поэтому без взрыва эмоций не обошлось. Полностью разбитый этим взрывом, я уже не мог и не имел желания возвращаться домой, поэтому остался на ночь у Руби. Помню, тогда она еще спросила:
— А твои опекуны… ничего не скажут?
И мне стоило лишь пару секунд помолчать, нахмурившись, чтобы до нее дошло – им это будет только в радость. На следующий же день я, с вялым и паршивым настроением пошел на учебу вместе с ней.
— Ты как? – весть путь Руби озабоченно глядела на меня.
— В порядке, — без эмоций в застоявшемся хриплом голосе ответил я.
— Мы почти пришли.
Свернув в переулок, мы зашли во двор, а после – в одну из многоэтажек. Там поднялись на нужный этаж, постучались в нужную дверь. Открыла нам единорожка, на вид примерно наших лет, но… довольно маленького роста.
— Привет, Браши, — улыбнулась Руби в ответ на ее вмиг повеселевшую мордочку.
— Руби-и-и! – в буквальном смысле слова запрыгала от радости единорожка. – Как давно мы не виделись!
— Целых шесть часов, Браши, — с улыбкой закатила глаза Руби.
— С тех пор, как ты перешла в другую школу, мы стали видеться совсем мало! – насупилась Браши. – На целых шесть часов меньше! Сколько бы мы могли сделать вместе с тобой за каждые из этих шести часов!
— Наверное, многое, — пожала плечами Руби.
— Не наверное, а точно! Много чего мы могли бы сделать за шесть часов! Мне так тебя не хватает в это время!
Глядя на то, с каким непередаваемо радостным выражением морды Браш, подпрыгивая на месте, выстреливала каждое слово, было трудно сказать, может ли эта пони вообще найти какой-то повод, чтобы загрустить и перестать улыбаться во весь рот. Весь ее образ будто бы пестрил аурой счастья и радости, так что Руби вмиг развеселилась, что было плохо скрываемо – она с трудом подавляла улыбку и смех, видимо, из уважения к моей проблеме. Хотя, если признаться честно, где-то в глубине себя я тоже еле сдерживался – от всей этой ситуации морда упрямо расплывалась в улыбке смеха.
— Я понимаю твой вечно радостный настрой, но я к тебе с просьбой, — наконец урезонила свою подругу Руби, — для моего друга.
Она чуть отошла в сторону, выставляя меня, стоявшего позади, напоказ. Браш переключила внимание на меня. Несколько секунд ее взгляд, будто бы настороженно, ползал по мне, высматривая каждую деталь, доходил от макушки до копыт, после чего двигался обратно, спустя которые уголки ее рта снова едва не достигли ушей.
— Новый знакомый! Новый знакомый! – подпрыгивала на месте Браш, чуть ли не визжа от радости. А я, не зная, как на это реагировать, просто стоял, с некой опаской чего-то ожидая. Тем временем единорожка уже прыгала вокруг меня с криками.
— Я так люблю знакомиться! Новые знакомства – новые друзья! Ой, а как тебя зовут? – Браш резко остановилась прямо передо мной, и ее морда вдруг оказалась так близко с моей, что наши носы соприкоснулись, а я от неожиданности чуть отпрянул назад.
— Эр Джей, — коротко, не отходя от темы, ответил я.
— Эр Джей! Какое замечательное имя! – взвизгнула единорожка, снова подпрыгнув. – А меня звать Пэйнт Браш! Приятно познакомиться!
— Ага, мне тоже… — чуть сморщившись, я незаметно перевел взгляд на Руби, с тревогой глядевшей на нас. В какой-то момент мне стало неловко перед этой веселой единорожкой – своей просьбой я мог испортить настроение…
— Браш, у нас к тебе срочное дело, — уже серьезно пробормотала Руби.
— Какое? Давно ты ко мне не обращалась с такими просьбами.
— Нужно кое-кого… нарисовать.
— У-у-у, это я могу! Что это будет: одиночный портрет или групповой? Или, может, на фоне пейзажа?
— По словесному описанию. Сможешь? – перебил я открывшую рот Руби.
— Конечно смогу! Пэйнт Браш все может! Хоть по словесному, хоть по какому! Проходите! – расхвалив себя, единорожка, прошу прощения, упрыгала вглубь квартиры. Переглянувшись, мы с Руби вошли следом.
Квартира и без того была необъятных размеров, но комната Браши по площади была сравнима с суммой площадей всех остальных комнат. Зайдя в нее, я был поражен таким залом, о просторах которого в детстве не мог даже мечтать.
— Ее родители очень ценят ее талант, — шепнула мне Руби, заметив мой шок.
То, что родителей Браши не было дома, я понял еще на входе. Еще тогда с души облегченно упал камень – они могли начать задавать лишние вопросы, на которые мне вряд ли хотелось отвечать. Вместо этого я бы лучше повнимательнее осмотрел убранство комнаты. Чем, в принципе, и занялся.
В любом доме большие комнаты стараются заставить мебелью, чтобы она не казалась пустой и не отдавала эхом. Здесь же кровать, широкий письменный стол и небольшой гардероб не очень справлялись с этой работой.
"Слишком много свободного места" — первая мысль, влетевшая мне в голову при беглом осмотре. Но спустя пару секунд я понял, что неправильно оценил обстановку. Все это свободное место на самом деле было занято.
Посередине зала обратной стороной к двери стоял заляпанный краской разных цветов мольберт. Еще несколько за ненадобностью были сдвинуты к стене. Практически весь пол был усыпан листами бумаги с грубыми и не очень скетчами, черно-белыми и цветными зарисовками и прочими незаконченными рисунками. Полностью законченные работы были перенесены на холсты и, зачем-то упакованные, стояли в стороне, а остальные лежали отдельной стопкой, ожидая перенесения в порядке очереди.
Глядя на это я рассуждал: если бы у меня была такая комната, обстановка в ней была бы такой же. Это дома я пишу за столом, потому что комната маленькая, и на полу больно-то не разлежишься. А тут...
Еще я отметил здесь застоявшийся запах настоящего искусства. Я не знаю, как это объяснить, разве что пословицей про двух рыбаков, которые друг друга издалека узнают. В Браши чувствовались задатки чего-то тонкого, неуловимого и невидимого простому взгляду. Понятно было, что единорожка пусть пока может и не осознанно, но увлеченно и с профессионализмом относится к своему таланту. Не таланту даже, а дару…
Переступая через листы бумаги и, даже не глядя под копыта, Браши магией сняла изрисованный холст с мольберта и заменила его чистым. Не уж то она использует целый холст для моего рисунка?
— Так какое у вас там описание? – левитируя к мольберту табурет и все свои принадлежности, сосредоточенно раскладывая их перед собой, спросила Браш.
— Хм… А с чего начинать? – пожимая плечами, спросил я, задумавшись.
— Как с чего? С общих черт, конечно же! – неизменно весело, но без прежней бодрости ответила Браши. – Землепони, единорог или пегас?
— Пегас, — после чего подправил себя. – Пегаска… взрослая, средних лет…
— Высокая? – задала очередной вопрос единорожка, черт знает откуда достав кучу кистей.
— Ну… чуть выше меня.
Пока я отвечал на ее нескончаемые вопросы, Браши уже приступила к работе. В какой-то момент, когда мне показалось, что спрашивать уже нечего, вопросы действительно закончились, и мы с Руби молча стали внимательно следить за изменениями на холсте.
Движения кисти со стороны казались беспорядочными и небрежными; разноцветные линии поверх карандашного скетча превращали его в нечто совсем не похожее на пегаску, да и вообще на пони.
“Может Руби слишком преувеличила умения своей подруги?” – с этой мыслью я обернулся на единорожку. Та в ответ, хитро улыбнувшись, тихонько махнула копытом, мол, сиди смотри. Я покорно перевел взгляд на холст.
И правда – через некоторое время линии и ляпы краской начали срастаться в единое целое, что меня очень успокоило. Вскоре я смог разглядеть мордочку пони, настолько натурально нарисованную, что она была просто не сравнима с той, что я вижу каждую ночь. И все же знакомые черты этого портрета давали надежду на то, что рисунок будет удачным.
— Опиши-ка мне еще раз ее гриву, — сложив копыта на груди и закусив язык, Браши откинулась на табурете чуть назад, со стороны разглядывая свою работу.
— Длинные, волнистые волосы светло-голубого цвета…
— Светло-светло голубого? – перебила она меня.
— Ну, чуть светлее моих.
— Ага-а… — и кисть снова забегала по холсту.
— Еще на уровне лба вокруг головы у нее что-то вроде тонкой косички.
— Хм… — резко остановившись, Браши задумалась, после чего, оглянувшись, добавила, — Как у нее?
Устремив свой взгляд туда, куда она ткнула копытом, я увидел висящий на стене портрет пони, у которой была почти такая же, очень похожая прическа.
— Да… как у нее, — вздохнув, кивнул я головой.
На своем плече я ощутил копыто Руби. Она чувствовала мое напряжение.
— Не принимай близко ее кажущуюся безразличность, — шепнула она мне на ухо. – Она всегда такая жизнерадостная. Я, по крайней мере, никогда ее не видела грустной… Будь уверен, она поймет и поддержит.
Я был уверен, что она поймет и поддержит. Я не был уверен в том, как она будет это делать…
Всего пара часов и еще около сотни вопросов – и рисунок был готов. Когда Браши отодвинулась от мольберта, давая мне оглядеть ее творение, я обомлел. Я будто снова оказался в своих снах. На холсте передо мной, словно живая, стояла та самая пегаска, которую я ищу по городу уже несколько лет.
У единорожки и правда был талант. Она по корявому описанию в мельчайших деталях изобразила маму, не допустив ни одной ошибки в ее образе. Разве что более красочно, нежели она выглядела бы в жизни.
В полнейшем трансе я подошел к мольберту, чтобы рассмотреть холст поближе.
— Краска еще не засохла, — предупредила Браши, и мое копыто остановилось на полпути, едва не увязнув в ней.
Еще где-то с полминуты я смотрел на рисунок, не отрываясь, за которые художница успела сменить с десяток поз на своем табурете. Похоже, она ждала моей оценки, и такая моя реакция заставляла ее нервничать…
— Это… просто прекрасно… — осознав всю глупость ситуации, поспешно прошептал я. – Спасибо…
— Не благодари! Друзья моих друзей – мои друзья! – едва слышно облегченно вздохнув, ответила Браш.
Так я и таращился на холст, усевшись на круп, а за спиной в это время Руби шепотом объясняла подруге причину такого моего помешательства. В какой-то момент я встал и хотел снять холст с мольберта, но прежде спросил, обернувшись на художницу:
— Я могу взять это чудо с собой?
Прервав их разговор, я заметил, как Браш, как ни странно, с грустной и задумчивой мордочкой, опустила взгляд на пол.
— Конечно можешь… — и вдруг она сорвалась с места, заключив меня в крепкие объятия. – Иди сюда, бедняжка…
Совсем не ожидая такого, я застыл в недоумении, глядя через плечо Браши на Руби. Та только пожимала плечами, кривив морду. И, наверное, только я понимал, что обрел нового друга.