Хроники семьи Джей: Все те же, но при других обстоятельствах.

Глава 1. После сна.

Воспоминания Эр Джея.

Неожиданно яркий свет, который слепил даже сквозь веки, вдарил в глаза. Я пытался зажмуриться, повернуть голову — везде был этот всепроникающий свет. Медленно открыв глаза, я начал вставать.

Белый потолок, тусклого голубого цвета стены, плиточный пол — по всему этому и окружающему интерьеру нетрудно было догадаться, что это госпиталь или больница. Но что я тут делаю?

Мгновенно в голову начали возвращаться воспоминания. Замок, отец, Атика, Прай, осада Кантерлота... Все шло вперемешку и мне стоило немалых усилий, что снова собрать воедино эту цепочку событий. С некой надеждой я посмотрел на свою спину. Две едва затянувшиеся раны с немного торчащими наружу надломленными костями окончательно утопили меня в мыслях о прошлой неделе.

В душу тут же запал тот факт, что теперь я не смогу летать. Нет крыльев — нет полетов. Нет крыльев — нет полетов... Повторяя это про себя, я чувствовал нечто среднее между злостью, горечью, грустью и лютым желанием отомстить. Впервые в жизни я пожалел, что отец мертв...

Толкнув дверь, я вышел из своей палаты в коридор. Затишье какое-то. Ни единой души вокруг.

— Сестра! — хриплым голос крикнул я, в надежде, что кто-то услышит.

Но никто не услышал. Никто не услышал и, следовательно, никто на мой зов не пришел.

— Сестра-а! — прочистив горло, повторил я еще несколько раз. Мой окрик эхом прокатился по холодному и пустому коридору и, кажется, ничьих ушей, кроме моих, не достиг. Ситуация настораживала, учитывая всю ее неопределенность. Украдкой я шел у стены, прихрамывая на сломанное копыто, и вот уже дошел до двери с надписью "Холл", как вдруг...

— А вы куда собрались?

Я испуганно обернулся. Передо мной стоял единорог с бежевой шерстью, коричневыми гривой и хвостом, в очках и медицинском халате. Перед собой он магией держал дефибрилляторы.

— Куда вы собрались? Я вас еще не отпускал! — со строгим прищуром пробормотал он.

— Что?.. — не успев ничего толком сообразить, я получил электрический разряд, больно кольнувший в грудь, и снова оказался на больничной койке. Очнулся.

Перед глазами замельтешило несколько расплывчатых морд в респираторных масках и врачебных панамках. Прежде чем я смог разглядеть их получше, я услышал их разговор, но не сразу понял, о чем он шел.

— Вы меня слышите? — как оказалось, голос врача обращался ко мне. — Если да, подайте знак.

Какой знак? Губы онемели и стали словно чужими, сказать я ничего не мог. Недолго думая, я решил просто кивнуть головой.

— Отлично. Хорошо меня видите?

Постепенно расплывчатое бежевое пятно приобрело более четкие очертания и превратилось в морду пони. Все тот же единорог с дефибрилляторами. Только уже без них. На его вопрос я снова положительно кивнул.

— Та-ак-с, теперь следим за моим копытом. Не отрывая взгляда!.. Хорошо... Ну вот, живой он, а то развели тут панику: мы его теряем, мы его теряем... — видимо, недовольный своими подчиненными, бормотал доктор. — Никого к нему пока не пускать! Пусть очухается сначала.

С этими словами он вышел, оставив меня наедине с двумя медсестрами. Постепенно я пришел в себя, и первый же вопрос, влетевший мне в голову, встряхнул меня и моментально взбодрил.

— Сколько я уже тут... лежу? — еле выговаривая некоторые слова, спросил я у медсестер.

— Сегодня четвертый день пошел. Вы все это время были в коме, — обернувшись на меня, ответила одна из них.
"Три дня! Представляю, как кое-кто с ума сходил..." — ахнул я про себя.

— Никто ко мне не приходил? — подумав об этом, поинтересовался я.

Единорожка, закусив губу, опустила взгляд на пол, похоже, усердно вспоминая всех моих посетителей.

— Вообще, много кто. Ваша семья вся была. Ну, почти вся... — виновато поправила она себя. — Первые два дня двое пегасок почти не отходили от вашей койки, пока мы им не запретили из-за того, что ваше состояние ухудшилось...
"Мама и Атика" — тут же догадался я.

— ...Еще компания приходила, но на время посещения не успели.

— Могу ли я сейчас увидеть их?

— Вы же слышали — врач запретил.

— Мне это сейчас очень нужно.

— Мне велено не пускать к вам никого.

— Имейте душу, они же волнуются за меня! — пытаясь хоть немного приподняться с койки, выпалил я.

Закрыв глаза, медсестра вздохнула и вышла из палаты, оставив меня с паршивым настроением лежать, тоскливо уткнувшись в подушку. К счастью, медсестра ушла не от моего нытья, как я думал, а за тем самым врачом, который вытащил меня с того света. Что-то прошептав ему, единорожка вышла из палаты, оставив нас наедине.

— Так... Вас что-то не устраивает? — поправив очки, спросил единорог.

— Да. Я хочу видеть свою семью и близких.

— Это исключено, — он покачал головой. — Сейчас вам нужен покой.

— Сейчас мне нужно видеть мою семью, — настаивал я на своем.

— Вам противопоказано общение с кем-либо...

— Но мы же сейчас общаемся, не правда ли? — перебил я его.

Тот в ответ на это недовольно скривил морду и вздохнул.

— Что вы от меня хотите?

— Я хочу, чтобы вы пустили ко мне мою семью, — снова повторил я.

— Нет, — уже более строгим взглядом посмотрел он на меня.

— То есть, вы не пригласите их сюда?

— Именно.

Я пожал плечами:

— Хорошо... — смахнув с себя одеяло, я начал вставать с кровати, и вот, когда я уже встал на копыта и начал ковылять к двери, единорог преградил мне дорогу.

— Куда это вы?

— К своей семье, — если честно, повторять это этому туговатому единорогу я уже устал, поэтому надеялся, что сейчас он мне мешать не станет.

— Вам нельзя вставать...

— Если вы их не пускаете, я пойду к ним сам, — снова перебил я его.

— Я не дам вам это сделать.

— Вот как? И что вы сделаете? — прихрамывая на сломанную ногу, я попытался обойти этого надоедливого врача, но тот удерживал меня копытами.

— Вернитесь на свою койку! — едва ли не кричал он.

— Да пустите же!

Толкнув его в сторону и не обращая внимания на последующий грохот, я шатко выскочил из палаты и тут же влетел в кого-то, сбив с копыт. Опрокинувшись на бок, я схватился за сломанную конечность и, зажмурившись от боли, прошипел что-то нечленораздельное, чего даже я сам не понял. Затем, не взирая на острую резь в копыте, стал подниматься и помогать подняться той пони, на которую наткнулся. Подняв на нее глаза, я смог, наконец, ее разглядеть.

Это была высокая единорожка с притягательной внешностью. Сразу бросилась в глаза ее излишняя на мой взгляд ухоженность: идеально уложенные красные грива и хвост; тоже красная, но более светлая, блестяще чистая шерстка, улыбчивая мордочка, сверкающие неким хитрым взглядом глаза. Аккуратному братцу эта особа понравилась бы, а главное — она ему как раз подходит.

— Прощу прощения, — сжимая зубы от боли в копыте, пробормотал я, стыдливо оглядывая ее на наличие каких-либо "дефектов". — Все в порядке?

Непоколебимым взглядом единорожка отряхнула копыта и хмыкнула себе под нос.

— Хах, да, вполне.

— Еще раз прошу прощения, — напоследок встретившись с ней взглядом и убедившись, что она не иронизирует, я уже пошагал было прочь, пока доктор не нагнал меня, но тут ее голос заставил меня остановиться.

— А ты все такой же вежливый и заботливый, Эр Джей, — послышалось за спиной.

Мое легкое недоумение, вызванное появлением этой очень знакомой мне единорожки, теперь оправдалось. А ведь я сразу заподозрил, что откуда-то помню ее! Да что там откуда-то — когда-то эта красавица входила в нашу уличную компанию тех самых друзей, с которыми я любил прогуляться по ночному Мэйнхеттену, да и вообще просто провести время. Как же так я мог ее не узнать...

— Ты тоже особо не изменилась, Руби Флоулесс, — оборачиваясь, усмехнулся я. — Все также прекрасна, как и три года назад.

— Хах, ну иди сюда, братишка, — рассмеявшись в ответ на комплимент, она подалась вперед и чисто по-дружески обняла.

Вот счастье-то! Прямо-таки неделя встреч. Атика, мама, брат, теперь вот, подруга всего детства... Кто дальше?

— Тебе еще привет от всей нашей братвы, — ехидно улыбнулась Руби.

У меня буквально отвисла челюсть.

— О... Они все тоже здесь?

— Да, все тут: Сайрен Спелл, Пейнт Браш, Ахатин и Вилли Клокворк. Я никого не забыла? — хихикнув, спросила она.

— Нет... А где они все? — переполненный радостью, прошептал я.

— Да... мы просто решили не наваливаться сюда толпой, больница все-таки, вот я и пришла сюда, проведать тебя за всех. Не боись, у тебя еще будет возможность с ними встретиться.

Позади послышался хлопок дверью и чья-то запыхавшаяся одышка.

— Хорошо, я отправлю кого-нибудь за вашими близкими, только вернитесь, пожалуйста в палату, — запоздало выскочив в коридор за мной, покорно пробормотал врач, отходя в сторону, но все еще наблюдая за мной.

— Спасибо, — спокойно кивнул я ему головой и вернулся обратно в палату.

— А ты чего вскочил-то? Насколько я помню, еще утром тебя тут откачать не могли, а сейчас носишься, посетителей с копыт сносишь, — со все той же улыбкой поцокала Руби.

— Я же извинился... — тут ж смутился я от такого упрека.

— Да я шучу же, — с усмешкой Руби ткнула меня в бок. — Ты так и не изменился, все прежний вечно извиняющийся Эр Джей.

— Какой есть уж.

Аккуратно улегшись на свою койку, я аккуратно дотронулся до того места, где раньше были крылья. Боль уже не чувствовалась, но на душе все равно было тяжко и паршиво. Еще больше меня волновало то, как на это отреагирует Атика. Как бы не бросила из-за этого...

— Это твой отец с тобой сделал? — усаживаясь сбоку от меня, Руби начала с озабоченным видом разглядывать мою спину.

— Наверное, только он способен на такое зверство, — обреченным голосом пробормотал я. — А ты откуда знаешь?

— Да уже вся Эквестрия знает о твоем подвиге! — грациозно заявила Руби. — Селестия готовит празднования в честь этого. Все ждут только твоего выздоровления и восстановления Кантерлота.

Вот так поворот. Вот никак не ожидал, что все так обернется. Теперь я еще больше боюсь выходить на всеобщее обозрение — помру сразу от стеснения и такого количества внимания. А хотя, всегда ведь мечтал сделать для Эквестрии что-то стоящее, а теперь вот. Как говорится: получите, распишитесь!

— А отец... Он мертв?

— Нет. Его у всех на виду заточили в Тартар. Сама даже видела.

Я задумался. Слова Руби не внушали доверия. Вернее, не ее слова, а действия принцесс против отца. В Тартар? Снова туда? Туда, откуда он уже сбегал?
"Сбежав однажды, сбежит и дважды..." — промелькнула в голове логичная мысль. Пусть Прай Смоуку уже не поможет, что помешает отцу найти другого помощника и уже вместе с ним закончить начатое? В конце концов, жажда душ пони его замучает и...

— Эр Джей?

Руби энергично махала копытом перед моей мордой.

— Да... Что? — я инстинктивно и дернулся.

— Задумался?

— Есть над чем...

Скрипнула дверь. В палату буквально ввалилась запыхавшаяся Атика, и, похоже, уже хотела было подскочить ко мне, но ее взгляд остановился на Руби, все еще стоявшей рядом, и, выровняв дыхание, она недоуменно уставилась на нас обоих. Весь ее вид выражал только одну фразу: "Не поняла...".

Руби издала неловкий смешок.

— Ну... Я наверное пойду.

— Да, да, пойди, — не отрывая от нее испытывающего взгляда, пробормотала Атика.

— До встречи, — улыбнувшись мне напоследок, единорожка с невозмутимым видом прошла мимо Атики, которая отошла от двери, пропуская ее, и вышла вон. Пегаска, проводив Руби взглядом, снова перевела взгляд на меня.

— Что? — развел я копытами.

— Это кто? — ткнула Атика копытом в закрытую дверь.

— Это? — улыбнувшись, я, блаженно потянувшись, улегся на бок. — Это, Атика, подруга моего детства...

— Ну я поняла, что вас что-то больше связывает. Что она тут делает, вот в чем вопрос, — не отрывая взгляда от меня, пегаска подошла ближе.

Я недоуменно поднял бровь. Что за глупости?

— Ну знаешь... Когда друзья не видятся почти несколько лет, они, наверное, скучают... разве нет? — с иронией в голосе пробормотал я.

Атика еще несколько секунд смотрела на меня с неким подозрением, сощурившись, после чего, сжалившись, смягчила этот выносящий все нервы взгляд.

— Ладно. Но ты мне никогда не рассказывал о какой-то там подруге.

— Как-то момента не появлялось. Хочешь, могу тебя с ней познакомить? — улыбнувшись во весь рот, спросил я.

— Нет уж, пожалуй откажусь, — поджав губки, покачала она головой. Затем, после небольшой паузы, вроде как успокоилась, выражение ее мордочки стало более обеспокоенной. Подойдя ко мне, она легонько чмокнула меня в щеку. Если бы Руби была тут, это выглядело бы, как пометка территории. — Как ты тут?

— Я в норме.

— Как твои... твоя спина?..

— Не напоминай мне про крылья, — тут же помрачнел я.

Атика виновато потупила мордочку. Ее вопрос снова словно окунул меня в ледяную воду. Только от него я вовсе не взбодрился, а наоборот — приуныл и раскис. Подумать только: так глупо и быстро лишиться крыльев! И вместе с тем остаться без тех ощущений свободы и непринужденности, которые я от их обыденности уже не замечал и которых сейчас так стало не хватать...

— Прости, мне не понять, какого тебе сейчас, — тихо произнесла Атика, вздыхая. — Но ты же знаешь, что я всегда рядом, чтобы поддержать тебя...

— Больше всего я боялся, что без них стану для тебя обузой... — будто бы разговаривая сам с собой, прошептал я.

Атика едва слышно усмехнулась одним лишь носом.

— Дурак ты, Эр Джей, — покачала пегаска головой, поглаживая меня по гриве. — Бросить тебя из-за этого... эгоизм, не иначе. Проживем и без свиданий на облаках...

Дурак... Обидно немного, но так приятно почему-то слышать это от нее...

Глава 2. Тени прошлого.

Бар в Кристальной Империи.

Воспоминания Эр Джея.

— С возвращением в "братство", герой ты наш! — торжественно произнесла Руби, поднимая кружку сидра.

— С возвращением! — хором повторили остальные мои друзья.

Атика, а затем мама и Кей Джей, после того, как я вышел из больницы, посвятили меня в сводку последних событий. Первое (что касается отца) Руби мне уже рассказала: Смоука снова заточили в Нижние миры Тартара. Меня интересовало другое, и, к счастью, ответы на все мои вопросы меня удовлетворили и успокоили.

Отец, будучи тяжело раненым, упустил все поглощенные им души и в следствие чего ослаб. Все души благополучно вернулись в свои тела (как Атика волновалась за принцессу Твайлайт!), но вместе с тем появилась другая проблема.

Дело в том, что большинство этих самых тел находилось на испорченных землях, то есть, очнувшись, пони фактически оказывались на территории врага. Точнее, в тылу врага. Еще точнее — в западне. Никто не знал, сколько продержатся эти пони, пока спасательные отряды не найдут всех. Что до планов на будущее? Они у принцесс есть.

Первым делом — освободить от порчи хотя бы развалины Кантерлота, чтобы быстрее начать работы по восстановлению столицы. Это стало первоначальной целью. Уже собирается группа реставраторов, в которую, кстати говоря, также входят Атика и мама.

В дальнейшем планируется полностью уничтожить порчу во всей Эквестрии. Эти рейды возглавит Прай, в его подчинение пойдут Шайнинг Армор, Кей Джей и вся королевская армия, в том числе и те, что очнулись после поражения отца и вернулись в Кристальную Империю.

Спросите, за что же ответственен я? А вот ни за что. Атика, Прай, Кей Джей и все остальные, кто лично знают о моем подвиге в голос сказали мне, что я остаюсь здесь, а после, по возможности, уже вернусь в Понивилль. Несмотря на все мои уговоры. Отказали наотрез, сказав, что я и так уже многое сделал для Эквестрии.

На это я отреагировал довольно горяча. Я хотел помогать. Я понимал, то фактически отдувался за всех, сражаясь с отцом, а сейчас практически ничем не смогу помочь без крыльев, но все равно не хотел сидеть сложа копыта, когда кто-то будет рисковать жизнью. Вспылив на эту компанию, я разгоряченно махнул на них копытом и ушел. Но после вернулся снова. Попрощаться.

В тот момент я ясно почувствовал, наверное, то же, что и Атика пару дней назад. Понял, почему хотел идти с ними. Не хотел их отпускать, потому что боялся за них. Теперь объектов, вызывающих волнение за них, стало на два больше, и от этого не стало легче. К счастью, обошлось без слез и истерик. С моей стороны.

И вот, весьма кстати меня нашли мои друзья. Пусть посиделки в баре были и банальными, но, позвав меня на пару кружек сидра, как в старые добрые времена, они попали в самую точку. Именно по этим моментам, вызывающим жуткую ностальгию, я скучал последние несколько лет.

Тут собралась вся наша шестерка (считая меня). Несмотря на то, что все мы, казалось бы, родились в одном месте, каждый из нас по-своему уникален. Да, мы все разные, но это никак не помешало нашей дружбе стать настолько крепкой, чтобы не разрушиться даже после нескольких лет разлуки. Что ж, думаю, о каждом из нас стоит поговорить отдельно.

Справа от меня, почти вплотную, сидит, немного откинувшись на спинку дивана, Флоулесс Руби. Она в нашей братве — самое настоящее воплощение красоты и стиля. Своей бесспорно привлекательной внешностью она раньше (да и сейчас тоже, наверное) приманивала множество жадных и хищных взглядов, но никогда ими не пользовалась, разве что для поднятия самооценки. Но стоит отметить, что тут не обошлось без магии. Да, Руби владеет особыми чарами, заставляя привязываться и влюбляться в себя любого, кого она захочет. Благодаря этому она буквально тонула в излишнем, как мне казалось, внимании. Еще бы — красавица, из богатой семьи, с гарантированным наследством... Ее избраннику сильно повезет, если он у нее появится. В последние полгода перед моим отъездом работала в отцовской ювелирной, где как раз и подобрала мне серьги, которые я сейчас ношу. Кьютимарка у нее очень символично связана с именем и работой — это ограненный рубин.

За Руби сидит самый тихоня нашей компании — Ахатин. Он любит покой, но оттого отнюдь не является каким-нибудь занудой — с ним всегда есть о чем поговорить. Просто он по характеру очень спокойный и с виду даже немного безразличный ко всему окружающему. Может быть в группе он часто держится позади всех (вовсе не от трусости, а от нежелания встревать в передряги), отмалчивается, однако имеет хорошее чувство юмора и разговора, в который вслушивается со смыслом и порой очень в тему добавляет пару-тройку слов. Плюс ко всему, также как и я, Ахатин тащится от панк-рока и очень любит котов. Помнится, ему нравилось возиться с котом, которого я как-то из жалости подобрал на улице. Он вроде говорил, что оставит его у себя, когда я уеду из Мэйнхеттена... Нужно будет спросить его насчет этого. Ахатин у нас земной пони, с коричневой шерстью, темно-серой гривой и хвостом и желтыми, ярко выраженными глазами. Грива у него даже длиннее, чем моя челка, из-за чего свисает по бокам морды.

Слева от меня понемногу отпивает сидр Пэйнт Браш. Сейчас единорожка, как ни странно молчит, но это только потому что ее рот занят кружкой с яблочным напитком. В другое время долгое ее молчание — очень редкое явление. Порой она говорит больше, чем мы все вместе взятые одновременно, причем большинство ее тем для разговора или вопросов практически бессмысленны, что больше всего веселит. Несмотря на кажущуюся назойливость, все мы относимся к ее разговорчивости добродушно, проще говоря — привыкли. Со временем ко всему привыкаешь, даже к подруге, у которой рот порой не закрывается часами.

Непонятно, что тут сыграло — ее постоянный оптимизм или излишняя болтливость — но Браш оказалась вовсе не ранимой, как это обычно бывает у кобылок. Кажется, она вообще старается не воспринимать упреки и оскорбления как, соответственно, упрек или оскорбление, переиначивая это для себя в шутку и принимая, как должное, при этом нисколько не обижаясь. Вообще, я не помню, чтобы за все наши годы она на кого-то злилась или обижалась.

Внешностью Браш тоже красива, вот только ростом... Ростом она оказалась самой маленькой среди всех, что немного не сочеталось с ее вполне взрослой мордочкой. Никто из нас это, естественно, недостатком не считает, не подкалывает единорожку, но она все равно редко, но порой комплексует насчет этого, в частности перед длиннокопытой Руби. Имеет желтый окрас шерсти, коричневые гриву и хвост...

Следующим в нашей компании хочу отметить земного пони по имени Вилли Клокворк — вечно чем-то занятого часового мастера. По учебе он был чуть ли не медалистом, вытягивал нас всех на более менее удовлетворительную оценку, часто увлекался механикой и в конце концов оказался специалистом по часовым механизмам. Даже кьютимарка у него соотвествующе символичная.

Относительно добродушный и дружелюбный, если, конечно, целенаправленно не выводить его из себя. Не любит, когда его отвлекают от работы, из-за чего у него несколько трудные отношения с Браш — понятно, наверное, как чересчур разговорчивая оптимистка может надоесть трудолюбивому Вилли во время усердной работы.

Довольно редко участвовал в наших прогулках и уличных приключениях, но зато всегда с удовольствием слушал наши истории. Также, любит читать. Много читать. Столько даже я, писатель, за всю жизнь не читал.

Вилли имеет темно-бежевую шерсть и того же цвета, но более светлые гриву и хвост.

И, под конец, я. Заводила всей компании. Своеобразный "брат всех братьев", как меня прозвали. Обычный белошерстый пегас с голубыми глазами, гривой и хвостом и кьютимаркой в виде раскрытой книги и пера. Начинающий писатель с направленностью таланта в сторону детективов и драм. Всегда очень вспыльчивый, подвижный, неусидчивый, недоверчивый к новым знакомым, в то же время немного нежный и женственный. Ну, бывает такое сочетание, все в жизни бывает. Ну, со мной вы уже более менее знакомы...

— Ой, ребята, я так рада, что мы снова собрались! — чуть ли не с визгами радостно воскликнула Браш, допив свой сидр.

— Да-а, потрясающий день, — с умиротворенной улыбкой на морде тихо произнес Ахатин. — С самого утра чуял, что что-то особое сегодня случится.

— Я так по всем вам скучал, если уж откровенно, — оглядывая каждого друга, я отмечал, кто как внешне изменился. Никто никаких изменений не претерпел — все только повзрослели и еще больше похорошели. — Я надеюсь, вы не злитесь на меня из-за того, что я так резко пропал из Мэйнхеттена...

— Нет, что ты!

— Конечно же нет!

— Мы же знаем, что ты уехал не просто так, — приобняв меня за плечи, Руби потрепала мне гриву. — Главное, что мы теперь снова вместе, не так ли?

— Это точно! — кверху метнулось шесть кружек, со звоном стукнувшихся друг об друга. Допив сидр в своем сосуде, я почувствовал как хмельной напиток приятно урчит в животе... Как в былые времена.

— Но, если честно, тебя жутко не хватало в то время, — удрученно пробормотал Вилли.

— Да, мне больше не с кем было слушать одну и ту же песню по нескольку раз... — вздохнул Ахатин.

— Мы даже друг с другом стали меньше видеться. Мы, как часы — если убрать одну составляющую, механизм работать не будет, — напомнил о себе Вилли своей часовой философией. — Даже Браш была уже не такой веселой и надоедливой, как всегда.

— Простите меня, друзья... Это был единственный шанс для меня устроить свою жизнь... — снова мрачно опустил я голову.

Это и правда был единственный способ подняться со дна. Мне предложили работу журналиста газеты в Эппл Лузе, где я и проработал два с лишним года. Затем газета перестала существовать, я потерял единственную работу, но к тому времени уже был готов мой детективно-приключенческий роман, который и прославил меня. Вернее мой псевдоним — своего имени я ни коим образом не упоминал ни в книгах, ни в заметках к ним, чтобы избежать излишнего внимания публики. Но то, ради чего я трудился почти несколько лет, я получил: книги расходились по всей Эквестрии огромными тиражами, принося немыслимый мне до того времени доход.

Тогда я хотел вернуться со своим состоянием обратно в Мэйнхеттен и начать работу над вторым романом, но поле нескольких лет мне снова начала сниться мама. Во мне опять загорелось желание найти ее, и первым делом я отправился в Понивилль, где купил тот самый старый и дряхлый особнячок. Именно оттуда началось мое по-настоящему опасное для жизни приключение. Но то уже прошлая история...

Сейчас, к счастью, все более-менее разрешилось и успокоилось. Теперь я наконец-то рядом с семьей, друзьями, которые никогда не считали меня своей обузой, помогали по возможности и всячески подсабливали.

Проведя в баре почти весь вечер, мы изрядно выпили, прекрасно провели время, а главное — вспомнили истории из прошлого...

Глава 3. Начало всех начал.

10 лет назад...

Средняя школа Мэйнхеттена.

Воспоминания Эр Джея.

Наверное, многие знают, какого это — менять школу. Это почти то же, что заново начать жизнь. Заново заводить друзей и неприятелей, знакомиться с учителями, привыкать ко всему этому...

Из прошлой школы, которая по счету была четвертой, меня выгнали, опять же, за мой вздорный и не усидчивый характер. Всякое бывает — устроил массовую драку с одним из учеников. Не понравилась мне его морда. Морда, тело, характер — весь образ этого мерзкого и высокомерного единорога воплощал в себе все черты цинизма, безразличности ко всему и, что самое низкое, расовой ненависти. Именно из-за нее и возник этот роковой конфликт. Директор тут же встал на сторону ненавистника — тот уже успел за несколько лет учебы изрядно намазать медом своей превосходной успеваемостью. А я безоговорочно отправился, что называется, под трибунал, да еще и с такой характеристикой, что сам некоторым деталям подивился.

Опекуны уже обессилено опускали копыта. Разговоры, ссоры, выговоры — ничего не помогало меня изменить. Если в школе в начале меня терпели за мои физкультурные навыки, то под конец нервы сдавали даже у самого терпеливого директора с символичным именем, которого я когда-то знал. Даже школьному психиатру я успел досадить, пару раз взморочил голову.

Тот факт, что меня вообще приняли в какую-то школу успокаивал и радовал. Тот факт, что эта школа едва ли не лучшая во всем Мэйнхеттене — уже удивлял. Такого никто в моей приемной семье не ожидал, что меня, кого не советовали ни одной школе, возьмут в такое шикарное учебное заведение.

В тот день я, как ни в чем не бывало, шел на учебу. Меня не волновало то, что начинается новая жизнь — жизнь в другой школе. Да, я знал, что будут некоторые сложности, но мне к тому времени было не привыкать. Вот если бы кто-то подал знак, насколько эта жизнь будет иной, не как раньше... Возможно не было бы скучных и тоскливых мыслей в голове.

Однако, начиналось все не так идеально, как вы могли подумать. Не идеально, не отлично и даже не хорошо. Но и не сказать, что катастрофически плохо. Так, чуть ниже среднего.

Зайдя в класс, я будто бы попал на место изгоя. Все вокруг относились ко мне как-то отрешенно, с недоверием. В принципе, так, как обычно относятся к необщительным новичкам в и без того не совсем дружном коллективе. Это меня даже особо не удивило.

Наоборот, незаметно отсиживаясь на задних партах, я мог хорошо разглядеть, кто с кем и как связан. Кто кому друг, кто кому неприятель — все это было прекрасно видно во время занятий. Да, по большей части во время них, так как после все обычно расползаются по школе.

Естественно, незаметить меня просто не могли: несколько кобылок, то и дело оборачиваясь на меня, о чем-то шептались и хихикали; несколько с виду хамоватых типов тоже смотрели сначала на них, потом переводили ревнивые взгляды на меня и переглядывались между собой. Я знал, что главное в такой ситуации — сохранять серьезность и не подавать ответных знаков внимани, чтобы ненароком не спровоцировать этих влюбчивых мачо. Как-то два земных пони и единорог на одного пегаса не катит.

Я знал, что и до этого был люб взгляду кобылок в других школах, поэтому уже знал, как себя вести: также отрешенно, как и они поначалу. Главное — не делать ничего вызывающего, чтобы не привлекать лишнего внимания... Да о чем я вообще говорю? Как будто у меня это когда-то выходило...

Первая за этот год смена обернулась неожиданным подвигом. Хотя, можно ли это назвать подвигом?

После занятий я с непринужденным видом уже собрался идти домой, но кое-что меня остановило. Какое-то столпотворение в коридоре на первом этаже. Пожав плечами, я все-таки решил посмотреть, чисто из интереса, и, может быть, чтобы выяснить всю суть происходящего в школе.

Но, пропихнувшись между пони, я понял, что лишь зря теряю время. Обычное дело в школе, когда кто-то кого-то задирает и издевается над кем-то. Единорог в компании с пегасом и двумя землепони на моих глазах пасовались школьной сумкой, принадлежащей взвинченному земному пони, что пытался ее забрать. Забавное зрелище, особенно если смотреть со стороны, а не быть участником.

— Отдайте сейчас же! – нахмурившись, скрипела зубами жертва стеба.

— Так мы ничего не забирали, — хохотал единорог, подбрасывая сумку висящему в воздухе пегасу.

— Ты забрал мои вещи!

— Ну вот, сейчас отдам, — сумка вернулась к единорогу, и в следующую секунду все ее содержимое было высыпано на пол.

Никто из рядом стоящих не влезал в процесс. Я тоже стоял в бездействии.

Многолетний опыт жизни научил меня не лезть в чужие дела. Пусть мне и жалко было беднягу, наверняка и не мне одному, учитывая, что те, кто не ржал, как некоторые, быстро расходились, рисковать репутацией нейтрала как-то не хотелось. Я тоже уже хотел уходить, однако, судьба, как обычно, все расставила по-своему.

Закончив издевки, единорог с ржанием толкнул меня, раздраженно рявкнув “Отойди, мелочь!”, и… распластался на полу. Я не сразу понял, что с ним произошло, но вдруг опустил взгляд на выставленное под единорога копыто. Выглядело, как подножка. Но я не хотел этого делать!

Видя, как медленно поднимается на копыта упавший, я понял, что дела плохи. Да что там, хуже просто некуда! Первый день в школе, а уже насолил местным верзилам…

Инстинкт самосохранения трубил тревогу и толкал на побег, а чувство достоинства не давало мне сдвинуться с места. Второе все же победило, и я остался стоять столбом. Толпа учеников тут же разошлась в стороны, а я оказался в центре этого круга. Как быстро тут народ выбирает жертву!..

— Ты что же это… по морде захотел получить? – явно взбешенный, пробормотал единорог, оборачиваясь ко мне.
“Спокойно, Эр Джей, спокойно…” – мысленно держал я себя в копытах, зная, чем обычно кончаются такие конфликты, если в них замешан я.

— Ты сам споткнулся об мое копыто, — спокойно ответил я.

— Да что ты… Я вообще-то смотрю себе под копыта! Или я, по-твоему, слепой?

— Получается, что слепой, — невозмутимо пожал я плечами.

Всего несколько слов, а какую реакцию они могут вызвать! Толпа тут же тихонько ахнула, где-то внутри нее забегал шепот и гул. Похоже, уже обсуждали, как мне намнут бока.

Прошло несколько секунд паузы, за которые хам дошел умом, что его все-таки оскорбили, и в следующий миг мне в морду прилетело его копыто. Удар был настолько сильным, что перед глазами замельтешили звезды, а сам я плюхнулся на пол. Всегда знал, что тупые тугодумы бьют больно…

— С каких это пор новенькие дерзят “стареньким”? – процедил верзила сквозь зубы, склонившись надо мной.

Помнится, тогда мне сломали нос, и я, лежа на боку, подтирал под ним кровь, прикрыв голову копытом. Кажется, бить меня по носу уже вошло в традицию.

— Лучше сразу прекрати выеживаться, не то я тебя быстро оприходую, понял меня?! – рявкнув мне в морду, единорог смазливо пнул меня по копыту и ушел восвояси. Вместе с ним понемногу расходились и все вокруг, напоследок подарив мне сочувствующие взгляды.
“Какой прекрасный день!” – невесело подумал я и уже собрался вставать, как вдруг перед мордой вдруг появилось чье-то копыто. Я инстинктивно дернулся и закрыл морду.

— Эй, ты как?

Бить меня больше не собирались. Передо мной стоял тот самый землепони, с которого переключились на меня.

— Тебе какое дело? Что, так не видно? – огрызнулся я и отмахнулся от него, проигнорировав “копыто помощи”.

— Ну что?.. – тут же обиженно осекся тот. – Я просто поблагодарить хотел…

— За что?

— За то, что заступился.

Я в ответ на это лишь издал короткий смешок.

— Наивный, этот верзила сам споткнулся об мое копыто! Ты думаешь, я бы стал так унижаться ради какого-то неудачника?

— Ты теперь такой же неудачник, как и я, — боязливо пробормотал тот. В какой-то степени это было правдой, но мне в тот момент было плевать.

— Да пошел ты, — с этими словами я встал, поднял свою сумку и поспешил убраться оттуда поскорее.

Взгляды стоявших вокруг выражали некое сочувствие. Однако, никто не подошел, не спросил, как оно, как мой нос, как я сам вообще. Всем плевать было. А, в принципе, чему я удивляюсь? Тут каждый сам за себя. Теперь я, наверняка, первый в списке этого верзилы – новенький, в первый же день поднявший копыто на местного авторитета. В следующий такой раз помощи ждать будет не от кого.

Слух о вчерашней драке довольно быстро разлетелся по всей школе. Хотя, разлетаться особо было не по кому, так как почти вся наша смена была свидетелем, так что это не удивительно, что не удивительно, что я стал знаменитостью. Я ожидал того, что дни в школе много ухудшатся, и не прогадал.

В каждый перерыв между занятиями мне навстречу попадался этот единорог со своей компанией и каждый раз делал какую-нибудь гадость. То толкнет плечом, то копытом заденет, то скомканной бумажкой со спины зарядит… Верх подлости. Все это я долго пытался терпеть. Получалось с переменным успехом, стоило однажды мне проявить малейшую агрессию в его сторону, как тут же оказался побитым.

— Похоже ты все-таки стал неудачником, — послышался знакомый голос совсем рядом.

Поднимаясь с пола, я посмотрел в сторону и тут же закатил глаза – опять этот землепони. Сделав вид, что не заметил его, я поднял с пола затоптанную сумку и пошел своей дорогой.

— Эй, подожди!

— Чего ты ко мне привязался? – рявкнул я на него, когда тот дотронулся до моего плеча.

— Враг моего врага – мой друг, — таинственно сказал землепони.

— Мы с тобой не друзья.

— Так почему бы нам ими не стать? – тот неуверенно поправил на спине сумку.

Я недоуменно приподнял бровь. Издевается, чтоли? Он стояли и ждал, пока я отреагирую на его протянутое копыто. Принять его помощь – значит стать его другом, а такие друзья мне буду отнюдь не на пользу и без того опущенной репутации. Но сказать, что у меня был какой-то еще выбор… значит вообще ничего не сказать. Недолго думая, я, недоверчиво пожал ему копыто. Его глаза тут же радостно заблестели.

— Я Вилли. Вилли Клокворк. А ты? – с озабоченным видом осматривая меня, спросил новый знакомый.

— Эр Джей, — без всякой нотки радости в голове пробормотал я.

— У-ух, какое классное имя! Даже и не верится, что такое может быть у тихого пегаса, — вмиг повеселел Вилли.

— Уж поверь, я вовсе не тихий.

— Ну… пока у меня о тебе складывается впечатление тихони.

Я ничего не ответил. Объяснять ему что-либо сейчас не было никакого желания, так что в голову быстро залетела мысль о том, что можно уйти домой (гениальное – просто) и до завтрашнего дня избавиться от назойливого единорога, разговор с которым был откровенно неинтересным. К несчастью, нам было по пути, потому следующие пять минут мы провели в разговорах о нем. Вскоре мне надоела эта автобиография, и я решил хоть как-то разбавить разговор.

— Все это конечно очень мило, но меня интересует другое. Этот… как его? Он долго уже тебя терроризирует?

— …Нойзи Булл, — поправил он меня. – Не сказать, что долго… Я тут учусь с самого детства…

— Понятно, — удовлетворенно кивнул я головой. – Значит, давно.

— Ну да… — печально вздохнул он в ответ. – Оно ведь как бывает: стоит дать слабину, а об тебя уже вытирают копыта.

— Да, вчера я дал очумительную слабину, — невесело хмыкнул я под нос.

— А чего ты ему в ответ-то не врезал?

Я всплеснул копытами.

— Какие крепкие слова, Вилли! А чего же ты сам ему не врезал за все эти годы, раз такой умный?

— Ну… их же там много было.

— А на меня это что, не распространяется?

Этот вопрос вмиг заткнул Вилли, тут же потупившему морду. Мне казалось, что я слишком груб к нему, все-таки, подружиться вроде как хочет. Но почему-то не доверял я ему. В конце концов, в школах с таким строем авторитетов верить никому нельзя, а те, кто объединяются, делают это их взаимовыгоды. Да и, на примере того же Нойзи Булла, группой ходить на переменах было спокойнее.

С этой стороны Вилли в какой-то степени мог быть полезен.

Так я проучился около месяца. Как я уже говорил, привыкнуть можно ко всему. Вот и к постоянному глумлению и издевательствам я постепенно привык. Все-таки учеба стояла на первом месте, а отвлекаться от нее из-за какого-то полоумного единорога было не по мне. Подлянки его были настолько незаметными, что ни к чему не прикопаешься и директору не доложишь. Тем более, вряд ли поверят тринадцатилетнему пегасу-новичку, который давал жалобу на отличника всей школы. Это, безусловно, играло против меня.

Но даже если и можно было, я бы не стал жаловаться. Я привык решать свои проблемы своими же копытами. К тому же после такого поступка я вряд ли добьюсь уважения. Однако, не все, как говорится, вечно. Однажды был случай…

Нам с Вилли нужно было зайти в один класс, не помню зачем, но мы долго ждали, пока учитель выйдет оттуда – его внимания на нас нам не нужно было. Пока я шарил на учительском столе. Вилли сторожил у выхода. Через минуту послышался тихий стук. Сигнал. Кто-то идет. Но прежде чем я вернул все на свои места и подошел к закрытой двери, я понял, что бежать поздно. Кто-то уже заметил моего непутевого друга.

Но, вопреки моим ожиданиям, это был не учитель. Это был Нойзи Булл, с собственной персоной. За месяц я узнал его сущность очень хорошо, а потому теперь мог его описать.

Высокий единорог с бледно-синей шерстью, серыми короткими гривой и хвостом и непонятной кьютимаркой (мы с Вилли так и не поняли, что она означает). Характер до безобразия притворный. Перед учителями этот старшеклассник стелется, как ковер перед принцессами, а за их спинами превращается в… в самого себя. В хамоватого типа с наклонностями к садизму. Да-да, к садизму, вы не ослышались.

Дело в том, что ему доставляет удовольствие кого-то бить. Не важно кого и не важно за что. Это он может сделать безо всякой причины, ведь повод всегда можно придумать на ходу! Больше всего из всей школы он ненавидел нас с Вилли. Мне он мстит за старые обиды, Вилли получается на пару со мной только потому что он мой друг. Если думать головой беспринципного идиота, то все логично, не так ли?

— А-а, Вилли, дружище! Давно не виделись! – послышался веселый голос Булла.

Когда я потихоньку выглянул в коридор, тот уже держал магией Вилли за шиворот и трепал его копытом по щекам. С виду они были похожи на дружеские хлопки, не вызывающие подозрений, но скривившаяся морда землепони отчаянно телеграфировала обратное. Уж я то знал, что это были почти пощечины.

— Что, не скучал? Обидно, обидно. Тут мне кое-кто сказал, что ты и твой дружок что-то против меня имели. Было такое? – уже на полном серьезе спрашивал Булл, замахиваясь на Вилли копытом.

Я знал практически наверняка, что никто ему про нас ничего не говорил. Это была лишь уловка, чтобы придумать повод для очередного нашего избиения.

Повисшее в воздухе копыто метнулось Вилли в нос. Тот успел спрятать морду, но, как оказалось, был обманут – в следующую секунду он уже сгибался от удара в грудь.

— Молчишь? Молчишь… — единорог словно разговаривал сам с собой.

После того, как Вилли скривился от удара, я не выдержал. Он надеется на друга…

— Эй ты, единорожье отродье! — крикнул я, распахнув дверь.

Булл оторопел и обернулся. Похоже, такой наглости он не ожидал.

— Что ты сказал?

— Что слышал, то и сказал. Отпусти его, — сквозь зубы процедил я.

Облако левитации рассеялось, и Вилли уже стоял на своих четверых, держась за ушибленную грудь. Все внимание Булла теперь было сосредоточено на мне. Он надвигался на меня, безумно посмеиваясь. Движения его были медленными, неторопливыми. Он знал, что заманив обратно в класс, лишит меня последнего пути побега, а потому не спешил.

— Насчет “три” тебе будет больно. Раз… два… — ведя счет, он продолжал надвигаться на меня. — Три!

Подскочив ко мне, единорог с силой толкнул меня на парты. Больно наткнувшись спиной на одну из них, я тут же получил копытом по морде. Затем еще и еще – верзила начал бить, как заведенный, видимо, получая от этого огромное удовольствие.

Тело мое с годами уже было набито, так что особо нестерпимой боли я не чувствовал. Куда сильнее боли была ярость. Она с каждым ударом волной затапливала разум. Но я старался сдерживать себя, стоять в бездействии, не пытаясь даже сопротивляться, что больше всего бесило единорога.

— Что, Эр Джей, гордый? Сейчас мы из тебя всю эту гордость-то выбьем!

— Держись, Эр Джей, я иду! – наконец-то осмелев, крикнул Вилли.

Вбежав в класс, он прыгнул на старшеклассника, не уверенно, но цепко повиснув у него на шее. Булл отпрянул от меня, но быстро понял, что произошло, и, рвыком сбросив Вилли с себя, стал пинать его.

— Восстание! Я вам покажу восстание! А ну лежать! Лежать! – чуть ли не визжал он.

В его голосе чувствовалось недоумение. Даже паника. Что-то шло не по его ежедневному плану. Не так, как идет всегда. В этот раз его не боялись. Он не привык к отпору, тем более к такому. Прыгать и виснуть у него на шее уж точно еще никто не смел.

Оправившись от десятисекундного избиения, я кинулся на единорога и зарядил ему по голове сумкой, которая очень кстати подвернулась под копытом. Оказавшись под градом высыпавшихся учебников, он тут же шатко отпрянул – по звуку было понятно, что удар был не слабый.

Пока Булл приходил в себя, я заметил, что мы не одни здесь. В стороне стояла его компания. Но никто из них не пытался помочь своему другу. Косясь на них исподлобья, я сначала подумал, что они ждут удобного момента, но потом понял, что их двукратном преимуществе в силе любой момент был весьма удобен.

Через пару секунд Булл был повален на пол и оказался подо мной и Вилли.

— А вы чего встали, ослы? Снимите их с меня, живо! – истерическим голосом заорал он на своих “приспешников”.

Этот окрик их разбудил, они уже начали медленно обходить нас, но было поздно – в нашу сторону уже торопливо шел директор.

— А ну-ка стойте! – строгим голосом окрикнул нас мистер Санни.

Мы с Вилли тут же слезли с единорога и схватились копытами за ушибленные им места, симулируя из себя жертв. Прежде чем кто-то что-то понял, вся четверка оказалась схваченной магией. Теперь их ждал жесткий выговор.

— Что тут происходит! – спросил мистер Санни, исподлобья глядя то на верзил, то на нас.

— Они нас чуть до смерти не избили! – тяжело дыша, перебил я открывшего рот Вилли. Тот кивнул головой: или он хотел сказать то же самое, или моя версия оказалась правдоподобнее его.

Взгляд директора метнулся на Булла. Прежде всегда улыбчивый и добрый директор теперь был рассержен.

— Это была последняя капля, Булл! Я предупреждал, что исключу тебя за следующий твой проступок?

— Они лгут! Я их даже копытом не трогал! – отчаянно брыкался единорог в облаке левитации.

— Я сейчас больше верю потрепанным и избитым новеньким с синяками под глазами, чем тебе. И еще… — директор левитировал ему перед мордой какую-то записку. – На это не хочешь посмотреть?

Булл глазами пробежал по записи и буквально взорвался.

— Ахатин! Жалкий земной пони! Попадись ты мне на глаза! – скрипел зубами он от ярости, которая больше была похожа на истерику.

— Попался, — отозвался тот самый земной пони, внезапно появившийся из-за спины директора.

— Все, Булл, с меня хватит. Сейчас же приготовлю акт о твоем исключении. И чтобы больше я тебя не видел на территории школы! – и директор пошел в сторону учительской, левитируя всю четверку рядом с собой.

— Я до тебя еще доберусь! Доберусь! – все орал Булл нам вслед, пока наконец не скрылся за углом.

Такой поворота событий я не ожидал. Да и Вилли, наверняка, тоже. Мы оба стояли столбом и провожали взглядом директора. Его неожиданное появление меня до тряски напугало, но в то же время и спасло от неминуемой расправы хулиганов.

— Чего застыли-то? — вывел нас из транса голос того землепони. – Поздравляю вас с победой, коллеги.

Я оценивающе посмотрел на него. Тот еще неформал… Хотя, насчет победы он оказался прав. Нам тяжело она далась, но главную благодарность стоило выражать как раз таки этому земному пони.

— Меня зовут Ахатин, а вас как? – протянул он нам копыто.

Что-то в этом вопросе чувствовалось вечное…

Глава 4. Влюбись или умри!

Спустя 6 месяцев…

Средняя школа Мэйнхэттена

Воспоминания Эр Джея.

Что такое урок истории? Это ужасно скучные сорок пять минут, во время которых в подробностях рассказывают о том, что мы знаем еще с самого детства – историю Эквестрии. Нам ее (по крайней мере, мне точно) иногда читали на ночь вместо сказок. Любой из нас сейчас мог встать и продолжить рассказ вместо учителя, наверняка даже лучше и красочнее, чем он. Но всем вокруг было настолько лень, что они его ладе не слушали. Я был в их числе.

Сейчас моя голова была занята другим. Сегодня мне снова снилась мама. Правда, на тот момент я еще не был уверен, что это была она, а только догадывался, так что такое помешательство на незнакомой пегаске меня смутило. Никого похожего в окружении я не видел, но знал, чувствовал, что откуда-то помню ее. Теперь в голове метался только один вопрос: откуда?

Естественно, будучи озадаченный этой мыслью мне было вовсе не до учебы. А в данный момент – и до Ахатина, пытающегося вывести меня из транса, но его тихий голос словно даже не достигал моих ушей.

— Эр Джей! Ты слышишь меня? – едва ли не шептал он мне на ухо.

Осознав, наконец, что я зачем-то понадобился моему другу, я дернулся и, потупив морду, повернулся к нему.

— Чего тебе? – чуть ли не на весь класс отозвался я и тут же прикрыл рот копытом.

— Эр Джей! Встать! – послышался голос учителя.

— Извините, — тут же поднялся я со стула.

— Я вижу, ты не слушаешь, может быть, хочешь рассказать тему за меня? – с наказательным тоном спросил учитель.

— Только не в шестой раз… Не издевайтесь, — наигранно жалобным голосом ответил я.

По классу пробежал короткий смешок.

— Все шутки шутишь, — пробормотал он в ответ и дальше продолжил свой рассказ.

— Чего хотел? – уже шепотом обратился я к Ахатину.

— Ты настолько ушел в ступор, что не заметил новенькую.

— Новенькую?

— Ага, только сейчас пришла. Вон там сидит, — Ахатин ткнул копытом куда-то в сторону.

Я посмотрел туда и нашарил взглядом незнакомую фигуру.

— Звать ее как?

— Руби, — не отвлекаясь от записи слов для своей песни, которые он сочинял каждый день, отозвался Ахатин.

Руби, Руби… В первый раз слышу такое имя. Ее длинная волнистая грива закрывала морду, но даже без этого я смог ее оценить, хотя бы по фигуре.

— Она ничего так, да? – не поднимая головы, прошептал Ахатин.

— Само совершенство.

Я смотрел неотрывно на этот образ и пытался догадаться – из какой школы такая красота привалила к нам? В то, что она приезжая, я не сомневался, так что это меня тут же озадачило. Эту богиню, увидь однажды, я бы уже никогда не забыл, а не увидеть ее где-то было просто невозможно. Она была в разы прекраснее наших кобылок, чем вызывала завистливые взгляды с их сторон.

Но не только их. Другая половина класса, составляющая представителей мужского пола, то и дело оборачивалась на новенькую, блаженно улыбаясь, перешептываясь между собой. Ее такое внимание к себе, вопреки моим ожиданиям, ничуть не смутило. Наоборот, она вела себя величественно, словно привыкла к этому.

Внезапно ее взгляд остановился на мне, а сама она сощурилась.
“Что? Что не так?”
В тот же миг я почувствовал нечто. От одного вида единорожки душа вдруг затрепетала, налилась теплом, в голову вдарили безумные полуромантические мысли. Любовные даже…

В то же время чувствовалось, что это что-то чужеродное, не мое. Словно кто-то навязывал мне это против воли. Едва я это осознал, все эти мысли тут же отошли на задний план.

Выражение морды единорожки сменилось с хитрого и довольного на недоумевающее. Примерно такая морда бывает у того, кто что-то всегда делал без осечек, а сейчас вдруг – раз! – и прокол. Не вышло. Правда, что она сейчас хотела сделать, я даже не представлял. Но на нее больше не смотрел. Даже не оборачивался.

Не меня одного странное наваждение обошло стороной. Рядом сидел Ахатин, все возившийся со своими записями. Он, похоже, на Руби даже не оглядывался, а потому теперь не пялился на нее, как все остальные. Что-то странное было в этой пони…

Улегшись на парте, я закрыл глаза и снова задумался о своем. А через некоторое время сам не заметил, как уснул. Да, в последнее время я стал плохо спать. Ровно с тех пор, как мне начала сниться мама. Вернулись к началу… Все это с каждым разом все больше подстрекало на ее поиски. Сейчас, как ни странно, я спал без сновидений. Просто закрыл глаза и открыл их, когда уже после урока меня растолкал Ахатин. Да, поспать в школе нормально тоже не получится…

Несколько раз мне навстречу, ярким красным цветом шерсти выделяясь среди остальных, попадалась та самая единорожка. Спонтанно так, навязчиво. Ей определенно что-то было нужно от меня. Хотелось подойти и узнать, что именно, чтобы отвязалась наконец, но… подозрительно это все было. Поэтому я сторонился.

Руби быстро набрала популярность в школе. Избегать ее стало сложнее. Всякий раз, когда она пыталась наладить со мной контакт, я просто поворачивался и уходил. Пару раз она подкрадывалась ко мне сзади и заводила разговор, но ему не суждено было ни продолжиться, ни, тем более, нормально закончиться. Такая моя реакция ее в конце концов взбесила настолько, что она, что называется, “зажала” меня после учебы.

— Может хватит бегать? – нахмуренно отрезала она, заталкивая меня за угол школы.

— Чего тебе от меня надо? – отстраняясь от нее и тем самым прижимаясь крупом к стене, огрызнулся я.

— Не кричи на меня. Я уже неделю пытаюсь с тобой поговорить, — тут же добавила она, разводя копытами. – Эр Джей, просто поговорить.

Она даже имя мое знает, отлично… Хотя, узнать его ничего не стоит, она же учится в одном со мной классе…

— Ладно. О чем поговорить?

В ответ я снова получил тот самый взгляд, испытав его на себе. Словно кто-то влез в голову, навязывая эти ложные чувства. Казалось, еще немного – и я никогда не смог оторвать от ее прелестной мордочки глаз… но в какой-то момент я спохватился и с усилием закрыл глаза.

— Вижу я твои разговорчики. Что ты творишь?! – помотав головой, завопил я.

— Как ты это сделал? – удивленно спросила она.

— Что сделал?

— Ты сейчас отверг мои чары…

— Какие еще чары? – замер я от неожиданности.

— Ну, любовные… Меня им сестра научила. Стоит мне посмотреть на кого-то и применить их, как это понь тут же влюбляется в меня, — пояснила Руби, оглядываясь по сторонам. – Ты не поддался чарам, мне стало интересно, как такое вообще возможно… Ну, заклинанию могут противостоять только единороги, но ты ведь пегас, — обходя меня вокруг, она рассматривала меня с головы до копыт, глядя сверху вниз. Ростом она была выше меня, прежде всего из-за своих изящных длинных копыт, поэтому, может, еще и старше на пару лет.

— Я не знаю, как это делаю, хоть убей, — пожал я плечами.

— А ты прямо феномен, — хмыкнула Руби, оглядывая меня целиком. – Весь из себя такой необычный…

— Лестью меня тоже не пробъешь, — перебил я ее.

— Ну почему лесть-то? Я самую что ни на есть правду говорю. Часто ли увидишь жеребца с такой белоснежной шерстью? – она дотронулась копытом до моего крыла, намереваясь, видимо, погладить, но я тут же дернулся и отпрянул от нее. – Чего боишься-то? Я же не кусаюсь!

— А черт тебя знает. Ты это… Узнала от меня, что хотела? Мне идти пора, — нервно дыша, я неуверенно шагнул в сторону.

— Ну зачем ты так? Я ведь подружиться хочу, — поджала губы единорожка.

— У тебя нет друзей? Почему именно со мной?

— Все они какие-то… обычные. Как стадо. Все одинаковые, однообразные настолько, что уже успели надоесть и наскучить…

— Хах, как будто я чем-то отличаюсь, — невесело усмехнулся я.

— По тебе сразу видно, что ты не такой, как все. В то время, как все в толпе тусуются, ты в стороне. Конечно, твой дружок Ахатин тоже такой же, но он настолько необщительный и молчаливый, что я не удивлена, что на него мои чары тоже не подействовали.

— Вы знакомы? – спросил я, заметив, что мы с единорожкой уже идем по улице в сторону моего дома. Неужели в том же районе живет?

— Мне понравились его песни о любви. Он мне их как-то даже спел…

— Не похоже на него. Он даже мне их порой не демонстрирует.

— Ну ты же жеребец! – рассмеялась Руби.

— Ну и что? – после чего я понял причину смеха единорожки и добавил с прищуром. – А-а… да, я понял.

— Да ладно тебе, не дуйся, я же шучу, — ткнула она меня в бок. – А что это мы все о нем, да о нем? Расскажи о себе!

Этот запрос ввел меня в ступор. Я всегда забиваюсь в себе, когда меня просят рассказать о себе. Даже не совсем потому, что мне нечего рассказать о себе – просто потому что мне в такие моменты неизвестно, с чего начинать автобиографию и самоописание. Я больше привык, что меня всего познают в ходе общения…

— Ладно, я вижу, ты не любишь такие вопросы, — хихикнула единорожка, но тут же сделала серьезную мордочку, словно вспомнив что-то. – Я слышала у тебя родителей нет… Это правда?

— На такие темы ни один идиот шутить не будет, — резко отрезал я, не желая начинать этот разговор.

— И как оно – жить с опекунами?

— Поставь вместо своих родителей пони, которым практически плевать на тебя, и ты поймешь, — слегка зажмурившись, пробубнил я.

Единорожка насупилась и отвела взгляд, опустив его на землю, видимо представляя это. Мне казалось, что пусть лучше сама поймет, что это за жизнь, чем я буду ей рассказывать, снова испытывая неприятные ощущения. Да и к тому же, мне всегда было интересно, как у пони из благополучной семьи сложится это в голове.

— Ужасно… — прошептала Руби меньше, чем через минуту.

— Представила?

— Тяжело думать, что я потеряю тех, кто любит меня и кого люблю я…

— А я испытываю это каждый день. Каждое утро, когда просыпаюсь, каждый вечер, когда лежу в кровати и не могу уснуть, каждую ночь, когда мне снятся кошмары…

Сам того не заметив, я обронил слезу. Маленькая капля вытекла из глаза, проскользнула по щеке и сорвалась с подбородка. В последний раз такое было лишь пару лет назад, когда я ночевал не дома, а на крыше соседней многоэтажки из-за того, что в глаза не мог видеть своих опекунов. В тот день я был доведен до отчаяния…

— Прости, что начала этот разговор… — виновато прошептала Руби, с сочувствием глядя на меня.

— Ничего. Сейчас мне намного лучше, когда есть с кем поделиться, — я выдавил на морде слабую улыбку.

— А как же Ахатин?

— Не знаю… Делиться этим с ним… Как-то…

— Он очень душевный. Можешь смело ему рассказывать, он тебя поймет… Эй, ты чего?

Пока Руби что-то говорила, я резко остановился и замер. Взгляд мой был устремлен в толпу пони, что стояли через дорогу. Сердце замерло вместе со мной. По спине пробежал холодок.

— Эр Джей? – единорожка непонимающе заглянула мне в морду, пытаясь уловить по взгляду причину моей остановки.

Я уже не слушал ее и не слышал. В следующую секунду я уже вовсю скакал на другую сторону улицы, туда, где в толпе шла та самая пегаска, которая мне снилась. Расталкивая всех вокруг и получая в ответ недовольные возгласы, я пробирался сквозь поток прохожих, все ближе и ближе подбираясь к ней. Некогда онемевшее, теперь сердце бешено колотилось, как заведенное, все тело тряслось…

Неужели и правда она?..

Мое копыто легло ей на плечо. Та вяло и устало дернулась и обернулась. Ее непонимающее выражение мордочки никак не поменялось даже при виде меня. Похоже, все-таки нет…

— Мы знакомы? – остановившись, пегаска посмотрела на меня, приподняв бровь. Этот вопрос окончательно разбил все надежды. Да и не похожа она на ту пони…

— Простите, кажется, я обознался… — огорченно пробубнил я, опуская взгляд.

Пегаска, пожав плечами, ушла восвояси. Я остался на том же месте, опустив круп на тротуар. Настроение было подавленное. Слишком депрессивное для четырнадцатилетнего пони.

Копыто с силой ударило каменную дорогу. В следующий миг, будто по сценарию какого-то фильма, полил дождь. Все вокруг заспешили спрятаться под навесы, в здания, не замечания сидящего, склонив голову так, что грива закрывала морду, пегаса. Никто не видел, как по его щекам текли слезы, никто не слышал, как от досады он скрипел зубами и прерывисто всхлипывал. Да и никому оно и не надо было…

— Эр джей! – догнала меня Руби и заглянула под гриву. – Ты… Что случилось?

Я даже не пытался сдерживаться перед ней. Смысла не было.

— Мне никогда их не найти… — сквозь зубы прошептал я.

Руби оглянулась на ту пегаску, которую я перепутал с мамой и все поняла. Это было понятно по ее помрачневшему виду.

Да, теперь я был уверен в том, что мне снилась именно мама…

— Эр Джей… — вздохнув, единорожка взяла меня за копыто. – Пошли, не надо стоять под дождем…

Я и без того уже вымок. Вымокла и сумка с книгами. Но я все равно поддался ей и, вытерев слезы с глаз и всхлипнув, поплелся за ней.

— У меня дома никого, если хочешь, можешь зайти… — будто бы невзначай, боясь сказать лишнего, пробормотала она, ведя по улице.

— Пошли… — после небольшой паузы ответил я без всяких эмоций в голосе.

На душе было пусто. Как и в голове. Наверняка, я был не в состоянии даже до дома дойти…

Глава 5. Пособие по скручиванию ушей в трубочку.

На следующий день…

Средняя школа Мэйнхэттена.

Воспоминания Эр Джея.

— Я думала, ты уже ушел, — вдруг послышался голос Руби, причем как-то отдаленно, словно обращалась она не ко мне вовсе.

Однако нет – она стояла передо мной, глядя прямо на меня, запыхавшись, словно куда-то спешила. В это время я сидел у подоконника в холле школы за книжными рукописями и даже не заметил, как пронеслись оставшиеся занятия у Руби, даже в какой-то степени досадно, что они кончились так быстро – вдохновение на написание рассказов сегодня меня прямо-таки захватило. Все же рукописи пришлось сворачивать – меня ждало более важное дело.

— Сколько уже сидишь? – отдышавшись, спросила Руби, когда подошло ко мне.

— Где-то час, — пряча записи в сумку, ответил я.

— Прости, я не знала, что ты меня ждешь, — вздохнула она. – Так бы ушла с занятий…

— Никогда не уходи с занятий из-за меня, — резко отрезал я. – Ясно?

— Ясно. Ладно, не буду думать даже, — слегка усмехнувшись, единорожка дождалась, пока я встану со скамьи и бодро направилась к выходу. – Ну что, идем?

Путь из школы сегодня лежал не по домам, а в окраинный район города. До него было идти около часа пешими, но меня перед таким походом ничего не останавливало. Домой идти после вчерашнего не хотелось, поэтому другого выхода не было.

Что произошло вчера? Самый настоящий крик души. Весь вечер я, что называется, “проплакался в плечо” своей новой подруге. Я выпалил ей все, что копилось и собиралось во мне долгие годы. Это было для меня впервые, поэтому без взрыва эмоций не обошлось. Полностью разбитый этим взрывом, я уже не мог и не имел желания возвращаться домой, поэтому остался на ночь у Руби. Помню, тогда она еще спросила:

— А твои опекуны… ничего не скажут?

И мне стоило лишь пару секунд помолчать, нахмурившись, чтобы до нее дошло – им это будет только в радость. На следующий же день я, с вялым и паршивым настроением пошел на учебу вместе с ней.

— Ты как? – весть путь Руби озабоченно глядела на меня.

— В порядке, — без эмоций в застоявшемся хриплом голосе ответил я.

— Мы почти пришли.

Свернув в переулок, мы зашли во двор, а после – в одну из многоэтажек. Там поднялись на нужный этаж, постучались в нужную дверь. Открыла нам единорожка, на вид примерно наших лет, но… довольно маленького роста.

— Привет, Браши, — улыбнулась Руби в ответ на ее вмиг повеселевшую мордочку.

— Руби-и-и! – в буквальном смысле слова запрыгала от радости единорожка. – Как давно мы не виделись!

— Целых шесть часов, Браши, — с улыбкой закатила глаза Руби.

— С тех пор, как ты перешла в другую школу, мы стали видеться совсем мало! – насупилась Браши. – На целых шесть часов меньше! Сколько бы мы могли сделать вместе с тобой за каждые из этих шести часов!

— Наверное, многое, — пожала плечами Руби.

— Не наверное, а точно! Много чего мы могли бы сделать за шесть часов! Мне так тебя не хватает в это время!

Глядя на то, с каким непередаваемо радостным выражением морды Браш, подпрыгивая на месте, выстреливала каждое слово, было трудно сказать, может ли эта пони вообще найти какой-то повод, чтобы загрустить и перестать улыбаться во весь рот. Весь ее образ будто бы пестрил аурой счастья и радости, так что Руби вмиг развеселилась, что было плохо скрываемо – она с трудом подавляла улыбку и смех, видимо, из уважения к моей проблеме. Хотя, если признаться честно, где-то в глубине себя я тоже еле сдерживался – от всей этой ситуации морда упрямо расплывалась в улыбке смеха.

— Я понимаю твой вечно радостный настрой, но я к тебе с просьбой, — наконец урезонила свою подругу Руби, — для моего друга.

Она чуть отошла в сторону, выставляя меня, стоявшего позади, напоказ. Браш переключила внимание на меня. Несколько секунд ее взгляд, будто бы настороженно, ползал по мне, высматривая каждую деталь, доходил от макушки до копыт, после чего двигался обратно, спустя которые уголки ее рта снова едва не достигли ушей.

— Новый знакомый! Новый знакомый! – подпрыгивала на месте Браш, чуть ли не визжа от радости. А я, не зная, как на это реагировать, просто стоял, с некой опаской чего-то ожидая. Тем временем единорожка уже прыгала вокруг меня с криками.

— Я так люблю знакомиться! Новые знакомства – новые друзья! Ой, а как тебя зовут? – Браш резко остановилась прямо передо мной, и ее морда вдруг оказалась так близко с моей, что наши носы соприкоснулись, а я от неожиданности чуть отпрянул назад.

— Эр Джей, — коротко, не отходя от темы, ответил я.

— Эр Джей! Какое замечательное имя! – взвизгнула единорожка, снова подпрыгнув. – А меня звать Пэйнт Браш! Приятно познакомиться!

— Ага, мне тоже… — чуть сморщившись, я незаметно перевел взгляд на Руби, с тревогой глядевшей на нас. В какой-то момент мне стало неловко перед этой веселой единорожкой – своей просьбой я мог испортить настроение…

— Браш, у нас к тебе срочное дело, — уже серьезно пробормотала Руби.

— Какое? Давно ты ко мне не обращалась с такими просьбами.

— Нужно кое-кого… нарисовать.

— У-у-у, это я могу! Что это будет: одиночный портрет или групповой? Или, может, на фоне пейзажа?

— По словесному описанию. Сможешь? – перебил я открывшую рот Руби.

— Конечно смогу! Пэйнт Браш все может! Хоть по словесному, хоть по какому! Проходите! – расхвалив себя, единорожка, прошу прощения, упрыгала вглубь квартиры. Переглянувшись, мы с Руби вошли следом.

Квартира и без того была необъятных размеров, но комната Браши по площади была сравнима с суммой площадей всех остальных комнат. Зайдя в нее, я был поражен таким залом, о просторах которого в детстве не мог даже мечтать.

— Ее родители очень ценят ее талант, — шепнула мне Руби, заметив мой шок.

То, что родителей Браши не было дома, я понял еще на входе. Еще тогда с души облегченно упал камень – они могли начать задавать лишние вопросы, на которые мне вряд ли хотелось отвечать. Вместо этого я бы лучше повнимательнее осмотрел убранство комнаты. Чем, в принципе, и занялся.

В любом доме большие комнаты стараются заставить мебелью, чтобы она не казалась пустой и не отдавала эхом. Здесь же кровать, широкий письменный стол и небольшой гардероб не очень справлялись с этой работой.
"Слишком много свободного места" — первая мысль, влетевшая мне в голову при беглом осмотре. Но спустя пару секунд я понял, что неправильно оценил обстановку. Все это свободное место на самом деле было занято.

Посередине зала обратной стороной к двери стоял заляпанный краской разных цветов мольберт. Еще несколько за ненадобностью были сдвинуты к стене. Практически весь пол был усыпан листами бумаги с грубыми и не очень скетчами, черно-белыми и цветными зарисовками и прочими незаконченными рисунками. Полностью законченные работы были перенесены на холсты и, зачем-то упакованные, стояли в стороне, а остальные лежали отдельной стопкой, ожидая перенесения в порядке очереди.

Глядя на это я рассуждал: если бы у меня была такая комната, обстановка в ней была бы такой же. Это дома я пишу за столом, потому что комната маленькая, и на полу больно-то не разлежишься. А тут...

Еще я отметил здесь застоявшийся запах настоящего искусства. Я не знаю, как это объяснить, разве что пословицей про двух рыбаков, которые друг друга издалека узнают. В Браши чувствовались задатки чего-то тонкого, неуловимого и невидимого простому взгляду. Понятно было, что единорожка пусть пока может и не осознанно, но увлеченно и с профессионализмом относится к своему таланту. Не таланту даже, а дару…

Переступая через листы бумаги и, даже не глядя под копыта, Браши магией сняла изрисованный холст с мольберта и заменила его чистым. Не уж то она использует целый холст для моего рисунка?

— Так какое у вас там описание? – левитируя к мольберту табурет и все свои принадлежности, сосредоточенно раскладывая их перед собой, спросила Браш.

— Хм… А с чего начинать? – пожимая плечами, спросил я, задумавшись.

— Как с чего? С общих черт, конечно же! – неизменно весело, но без прежней бодрости ответила Браши. – Землепони, единорог или пегас?

— Пегас, — после чего подправил себя. – Пегаска… взрослая, средних лет…

— Высокая? – задала очередной вопрос единорожка, черт знает откуда достав кучу кистей.

— Ну… чуть выше меня.

Пока я отвечал на ее нескончаемые вопросы, Браши уже приступила к работе. В какой-то момент, когда мне показалось, что спрашивать уже нечего, вопросы действительно закончились, и мы с Руби молча стали внимательно следить за изменениями на холсте.

Движения кисти со стороны казались беспорядочными и небрежными; разноцветные линии поверх карандашного скетча превращали его в нечто совсем не похожее на пегаску, да и вообще на пони.
“Может Руби слишком преувеличила умения своей подруги?” – с этой мыслью я обернулся на единорожку. Та в ответ, хитро улыбнувшись, тихонько махнула копытом, мол, сиди смотри. Я покорно перевел взгляд на холст.

И правда – через некоторое время линии и ляпы краской начали срастаться в единое целое, что меня очень успокоило. Вскоре я смог разглядеть мордочку пони, настолько натурально нарисованную, что она была просто не сравнима с той, что я вижу каждую ночь. И все же знакомые черты этого портрета давали надежду на то, что рисунок будет удачным.

— Опиши-ка мне еще раз ее гриву, — сложив копыта на груди и закусив язык, Браши откинулась на табурете чуть назад, со стороны разглядывая свою работу.

— Длинные, волнистые волосы светло-голубого цвета…

— Светло-светло голубого? – перебила она меня.

— Ну, чуть светлее моих.

— Ага-а… — и кисть снова забегала по холсту.

— Еще на уровне лба вокруг головы у нее что-то вроде тонкой косички.

— Хм… — резко остановившись, Браши задумалась, после чего, оглянувшись, добавила, — Как у нее?

Устремив свой взгляд туда, куда она ткнула копытом, я увидел висящий на стене портрет пони, у которой была почти такая же, очень похожая прическа.

— Да… как у нее, — вздохнув, кивнул я головой.

На своем плече я ощутил копыто Руби. Она чувствовала мое напряжение.

— Не принимай близко ее кажущуюся безразличность, — шепнула она мне на ухо. – Она всегда такая жизнерадостная. Я, по крайней мере, никогда ее не видела грустной… Будь уверен, она поймет и поддержит.

Я был уверен, что она поймет и поддержит. Я не был уверен в том, как она будет это делать…

Всего пара часов и еще около сотни вопросов – и рисунок был готов. Когда Браши отодвинулась от мольберта, давая мне оглядеть ее творение, я обомлел. Я будто снова оказался в своих снах. На холсте передо мной, словно живая, стояла та самая пегаска, которую я ищу по городу уже несколько лет.

У единорожки и правда был талант. Она по корявому описанию в мельчайших деталях изобразила маму, не допустив ни одной ошибки в ее образе. Разве что более красочно, нежели она выглядела бы в жизни.

В полнейшем трансе я подошел к мольберту, чтобы рассмотреть холст поближе.

— Краска еще не засохла, — предупредила Браши, и мое копыто остановилось на полпути, едва не увязнув в ней.

Еще где-то с полминуты я смотрел на рисунок, не отрываясь, за которые художница успела сменить с десяток поз на своем табурете. Похоже, она ждала моей оценки, и такая моя реакция заставляла ее нервничать…

— Это… просто прекрасно… — осознав всю глупость ситуации, поспешно прошептал я. – Спасибо…

— Не благодари! Друзья моих друзей – мои друзья! – едва слышно облегченно вздохнув, ответила Браш.

Так я и таращился на холст, усевшись на круп, а за спиной в это время Руби шепотом объясняла подруге причину такого моего помешательства. В какой-то момент я встал и хотел снять холст с мольберта, но прежде спросил, обернувшись на художницу:

— Я могу взять это чудо с собой?

Прервав их разговор, я заметил, как Браш, как ни странно, с грустной и задумчивой мордочкой, опустила взгляд на пол.

— Конечно можешь… — и вдруг она сорвалась с места, заключив меня в крепкие объятия. – Иди сюда, бедняжка…

Совсем не ожидая такого, я застыл в недоумении, глядя через плечо Браши на Руби. Та только пожимала плечами, кривив морду. И, наверное, только я понимал, что обрел нового друга.

Глава последняя. На волоске.

Настоящее время.

Бар в Кристальной Империи.

Воспоминания Эр Джея.

— А я и половины не помню, что было тогда! — схватившись за лоб, протянул Вилли, когда я закончил свой рассказ.

— Я вообще половины из этого не знал, — пробормотал Ахатин, сощурившись, словно с неким подозрением.

— У меня этот холст до сих пор сохранился. Как-нибудь я вам его обязательно покажу, — вспоминая, где изображение мамы могло быть, заверил я друзей.

День, тем временем, уже близился к концу. За окнами быстро стемнело. Браши, свернувшись калачиком на диване, уже мирно спала, тихо сопя во сне. До сегодняшнего, как оказалось, у нее выдались тяжелые деньки, так что когда она внезапно отключилась, мы решили ее не будить до конца дня. Ну а сейчас...

— Браши! — уже немного поддатый, я ткнул единорожку в бок, после чего слегка потормошил ее. — Эй, просыпайся! Мы уже расходимся!

Но она не проснулась, а на внешний раздражитель отреагировала недовольным стоном и сменой позы. Растянувшись во весь рост, единорожка, в силу своих размеров, заняла не на много больше места на диване, чем до этого.

— Ладно, так донесем! — с хихиканьем махнула на нее копытом Руби.

По-дружески переобнимавшись и поблагодарив друг друга за прекрасный вечер, мы тем же часов разошлись. Даже зная, что во дворце меня никто не ждет, потому что там никого и нет из своих, я, невзирая на позднее время, решил проводить до дома Руби и Браш, йкоторую та левитировала рядом с собой.

— Классный вечер, не правда ли? — слегка заплетающимся языком и уставши голосом выговорила Руби.

— Изумительно, лучше не могло быть, — я мечтательно закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Эй, а ты хоть знаешь, где она живет?

— Конечно знаю! Я же их всех собирала, — хихикнула она в ответ, ткнув меня в бок.

Бар скрылся за углом, и мы стали продвигаться к окраине города. Вокруг жители Эквестрии уже мало-помалу обретали хорошее настроение и теперь уже не сидели по домам, как оно было пару дней назад. Улицы были заполнены, несмотря на поздний час. Но лучше всего их внутренний настрой я разглядел в их взглядах.

Не было ни одного прохожего, кто не одарил меня одним из таких, с уважением и ьлагодарностью глядя мне в морду и с некой жалостью — на отрубленные, но уже зажившие крылья. Кто бы мог подумать: о таком я несколько дней назад даже мечтать не смел. Тот, кого они хотели схватить и сдать своему врагу, теперь в их глазах — герой...

— Почти пришли, — сообщила Руби, снова заворачивая в один из поворотов.

Среди небольших трехэтажных домов Руби сонным взглядом нашарила нужный и мы передали спящую Браш ее родителям, еле-еле заверив, что она нисколечки сидру не пила, после чего Руби повела меня дальше по улицам.

— Хей, — подойдя ко мне ближе, единорожка с неким намеком снова ткнула меня в бок. — А кто была та пегаска, что приходила к тебе в больнице?

— Какая? — не совсем понимая, к чему этот вопрос, я посмотрел на нее, приподняв бровь.

— Не придуривайся, ты знаешь, о ком я.

— О ком? — я сделал наигранно недоуменное выражение морды.

— Эр Дже-е-ей, — ехидно посмеявшись, протянула Руби, толкая меня плечом.

— Ну ладно, ладно... Атикой ее звать.

— А она красивая...

— Да, очень красивая... — мечтательно протянул я на вздохе и представил милую мордочку своей любимой...

— У тебя с ней мутки, да? — усмехаясь, спросила она.

— С чего ты взяла? — многозначительно улыбнулся я.

— Эр Джей, я знаю, как выглядят ревнивые взгляды. Там, в больнице, такой же взгляд я получила от нее. А ревнуют ведь не каждого прохожего...

— Ну, допустим так. И что? — хмыкнул я себе под нос.

— И ты не боишься в столь поздний час идти с кобылкой, которая может влюбить в себя одним взглядом?

— Тебе ли не знать, что на меня твои чары не действуют?

Руби в ответ на это лишь посмеялась. В это время улицы уже стали совсем не заполнены пони, иными словами — их тут уже не было. Улица пустовала, и только свет от фонарей освещал нам дорогу и близлежащие дома. Как оказалось, здесь же жила и Руби.

Хей, зайдешь? — как-то странно подмигивая, вдруг позвала меня Руби.

Я обернулся и, недолго думая, кивнул головой. В дворце все равно делать нечего, так хоть весело проведем время, как в былые времена. Но едва я зашел к ней в дом, дверь за мной обреченно захлопнулась, и тут произошло то, отчего я сразу понял, какие у Руби были вечерние планы на меня.

— Э... Какого сена?! — вскрикнул я, сталкивая копыта единорожки со своего крупа.

— Что такое? — с ехидной улыбкой Руби развела копытами.

— Ты... Это... Чего?

— Что, что? — едва ли не хихикая, спрашивала Руби.

— Перестань это.

— Я думала тебе нравится, — в мгновение ока единорожка уже была рядом со мной, а ее мордочка оказалась так близко к моей, что мне стало страшно...

— Ты, похоже, слишком много выпила, — отталкивая ее от себя, я стал пятиться назад, загоняя себя вглубь дома.

— Я выпила не так уж много, — мое сопротивление ее никак не остановило, она продолжала все с той же улыбкой идти в мою сторону.

На самом деле она выпила сидра намного больше, чем я. Я еще трезво глядел на мир, иначн бы не упирался вовсе...

— Не пытайся меня обмануть. Думаешь я не видела, как ты пять лет назад постоянно таращился на мой круп?

Щеки на моей морде тут же побагровели и словно загорелись. Такого точно не было...

— Не неси чушь! Не было такого!

— Краснеешь ведь, значит врешь! — все усмехалась Руби себе под нос. — Я знаю, что тебе мешает. Та пегаска, как ее? А-а, Атика!

— Замолчи! Замолчи и прекрати это!

— О-о... За кобылку ты уже грубишь друзьям... Обиделась бы на тебя, да не хочется. Да-да, правильно, заходи.

И только когда я зашел в одну из комнат, толкнув дверь задним копытом, я осознал, что загнал себя в ловушку...

— Забудь про нее на пару часов и наслаждайся.

Толкнув меня на кровать, Руби резво залезла на меня сверху. Я хотел было уже наплевать на эту дружбу и скинуть ее на пол, но было поздно — я был прижат спиной к матрасу, а наши губы уже сомкнулись в поцелуе...