Красный Дождь

Глава II: Нравственная патология.

Безустанный дождь начинает стихать, но в дали ещё звучат его еле слышимые возгласы знойного ливня. Я, вместе с доктором, стою у своего деревянного дома, в котором я была счастлива до этого самого момента. Он смотрит на меня, будто ожидая чего-то, и постоянно говорит мне:

— Ты должна это сделать.

В своей руке я сжимаю металлический, тяжелый факел, который залит светом «отчищающего» огня. Но всё же моё сердце гложет сомнения. Почему я должна делать это со своим родным домом, где выросло не одно поколение моих предков. Его отделало несколько ровных шагов от пепла, но я не могла поступить так с домом, в котором я выросла и воспитала своего сына. Точнее… воспитывала. Теперь он был мертв, а я совершенно одна и никто не мог судить мои поступки. Кроме тёмного ворона, стоящего рядом со мной, наблюдающего за тем, что же я буду делать. Капли дождя скатывались с его шляпы, нависали на её уголках, стремясь покинуть её и полететь вниз. Что-то в этой шляпе сильно бросалось в глаза. А возможно всё дело не в самой шляпе? Не вооруженным глазом можно было заметить, какие же всё-таки длинные и острые уши у их обладателя. Они были неестественные, будто облезшие и сильно вытянутые. Это немало меня пугало.

— …Я не могу так…

— Тебе придется… Если ты хочешь начать борьбу с холерой, для начала тебе нужно перебороть свою боль и уничтожить прошлое. Тогда ты сможешь начать новую жизнь.

— Но хочу ли я?.. Хочу ли я начинать новую жизнь?.. Может мне и старая нравилась…

— Оглянись — старой жизни больше нет... Теперь ты сама по себе.

Меня подобные мысли, когда я думала над тем, чтобы покончить с собой, однако теперь ещё и рядом стоял жеребец, подталкивающий меня на это. Святые, как же тяжело. Мои мысли разрывают голову по кусочкам, противоречат друг другу. В моей голове будто идёт автономная борьба и каждый сражается за свою правду. Но какая же правда окажется для меня?

— Ты должна.

— Да, мать твою, я должна! Хватит это повторять и дай мне немного поразмыслить! Я думала что вы хотя бы немного уважаете чувства других, а не пытаетесь их подгонять на саморазрушение!

— Не саморазрушение, а самосовершенствование… Ты должна научиться принимать крайние решения и я подумал, что это самый лучший урок в твоей жизни. Спали дотла, что причиняет тебе ту самую боль…Помнишь ты спрашивала меня про ней? Так сделай это и не мучай ни меня, ни себя своими сомнениями! Отбрось их!

— … Ты ведь тоже спалил свой дом, верно?..

— … Да… Именно так я и поступил… Ты должна жить будущем, а не прошлым. Прошлое всегда будет тянуть тебя в тот кошмар, какой тебе пришлось пережить… Я это знаю.

Я развернулась к нему и встретилась с ним лицом к лицу, но я держала на себе озлобленную маску.

— Это какой-то бред... – ненормально усмехнулась я. – Может, есть другой способ?

Вдруг, доктор сделал два широких шага ко мне, резко выпрямил ладонь и, замахнувшись, ударил меня по лицу. От его мощной пощёчины я свалилась прямо в грязь, чувствуя, как разгоряченная после удара кожа начинает щипеть и стонать от боли. Это было неожиданно и сильно, что я ели смогла сдержать слёзы, но тот вовсе не собирался смотреть на то, как я распускаю перед ним свои нюни.

— Хватит увертывать от собственных проблем! – вдруг закричал он на меня и указал своей угрожающей рукой на мой дом – Посмотри туда! Это есть твоё прошлое! Если ты не избавишься от него сама, оно будет преследовать тебя всю твою оставшуюся жалкую жизнь! Ты каждую ночь будешь видеть сны о том, как твои родные счастливы, а на утро проснешься, поняв, что всё это было всего лишь сном! Взгляни туда и пойми уже, наконец! Ты должна сжечь то, что осталось! Сжечь всё и начать новую жизнь с новым смыслом!

Я приложила свою испачканную в грязи руку к покраснению после удара, прочувствовав, как же всё-таки блаженно прикладывать что-то холодное к ссадинам. Но не меньше меня волновал сам врач, одаривший меня грубой пощечиной, что привела меня в чувства.

Пошмыгав носом, из которого вытекала багряная кровь, я собралась с мыслями и решилась ответить ему на всё.

— …Хорошо… Ты прав… — опуская глаза, произносила я, — Я всё сделаю… но ты уверен, что это поможет избавиться от воспоминаний?

-… Я не могу тебе ничего обещать… вся тайна в твоей голове…

Когда я поднялась на ноги, утерев свой нос и вновь взять ещё горящий факел, я взглянула на свой дом. Он был для меня любовью, жизнью, бесконечным приключением. Большой, огромный, двухэтажный дом, построенный моим дедом ещё во времена «Первой Лунной Лихорадки» должен был превратиться тлеющие угли, а затем развеется по ветру.

Я, наконец, поняла, что хотел донести до меня жеребец в маске ворона, и я была готова к этому. В голове больше не было сомнений – было желание похоронить всё, вместе с этим проклятым домом. Крепко сжав рукоять обеими руками, я сильно разбежалась и бросила огонь прямо на крышу. Я, как будто зачарованная наблюдала, как острые языки пламени переползают на крышу и поднимали бушующее полымя. За тем, как искры в завораживающем танце вздымаются к молочному мрачному небу.

Вскоре жар поглотил весь дом без особого труда. Он перескакивал из комнаты в комнату, до самого низа, а затем на верхушках здания, можно было увидеть его обугленный почерневший скелет, который так же рухнул на первый этаж с диким и скрипучим треском. Я сомкнула свои глаза и задумалась.

Наверное, это была победа над своим внутренним «я», которое не позволяло сжечь всё, чем я дорожила. Теперь мне не чем было дорожить, и я чувствовала себя свободной, легкой, будто перышко, плывущее по течению тихой реки. Но я ожидала другого… чего-то черствого и жестокого.

— Ты молодец… — похвалил меня доктор и похлопал по плечу, медленно соскользнув своими пальцами с моей куртки. – А теперь идём… нам нужно о кое-чем перегово…

Хоть я и знала, как он закончит свою фразу, но даже я на секунду позабыла о всём, когда услышала пронзительный крик, раздавшийся, как гром среди ясного неба. Душераздирающий крик, словно кого-то рвали острыми кошками, доносился из горящего здания и уже через считанные мгновения, я увидела, как из дома выбегает кобыла охваченная пламенем. Она кружилась, хлопала по себе руками, а затем и вовсе начала кататься по земле, но когда все попытки оказались бесполезны, она уже не могла подняться с земли, и ей пришлось догорать в адских невыносимых мучениях.

— Я помогу ей!

— Нет, стой! – вдруг схватил тот меня за предплечье и оттянул назад. – Она была в доме, а значит, она могла заразиться!

— Срала я на твои «заветы»! Я должна спасти её!

— Ты будешь стоять здесь!

Мне было суждено наблюдать, как бедняга пытается ползти по грязи сквозь боль и дерет своё горло в мольбе о спасении. Слава святым она в конце концом умолкла и больше не заставляла меня рыдать. Я пыталась вырваться из цепких лап, чумного врача, но так и не смогла. Моих сил не хватало, что б перебороть его.

Руки жеребца расцепили меня, и я рухнула на колени, в последний раз смотря на труп, покрывшийся ужасными ожогами и обугливавшимися мышцами не совместимыми с жизнью. Хорошо, что она наконец умерла и теперь не чувствовала этих мук. Подойдя ближе, доктор перевернул труп и внимательно его осмотрел, после чего осмотрел её догорающую сумку.

— Похоже, она забралась к тебе в дом, когда никого не было на хозяйстве… Хотела украсть пару вещиц и по-быстрому слинять… Великий дракон, она не заслужила таких мук…

— Мы ведь могли спасти её…

— Теперь не получится..! Запомни это как урок… ты не можешь спасти всех!

Я размеренно плюхнула в грязь кулаками и взбешенно заорала.

— Почему ты ведешь себя как долбаный каратель!? Не уже ли тебе настолько наплевать на чужие жизни!?

— Мне не наплевать на чужие жизни! – отрезал он. – И если ты думаешь, что смерть пропиталась только в вашем богами забытом захолустье, то ты сильно ошибаешься! Я вижу смерть каждый день и поверь, это ещё не самое мучительное, что может произойти!

Это безумие погубит всех нас. Мне всё равно, что она хотела что-то вынести из моего дома – это было слишком. Но больше всего меня убивал тот факт, что она загорелась в моём доме, который я сама и подожгла. Заключила адскую клетку ничего не подозревающую бедняжку и сожгла её заживо, как будто одна из молотов инквизиции. Клянусь, что я полностью доверяла врачу и изо всех сил пыталась соглашаться с ним.

Он разогнулся в своей величавый рост и медленно подошёл ко мне, после чего невзрачно протянул мне свою чёрную руку.

— Прости, за то, что пришлось ударить… Я не рассчитал…

— Кхм, а ты уверен, что ты не рассчитывал?

— Да, я уверен… обычно я не бью женщин… если конечно они мне не угрожают.

— Вы истинный джентльмен! – усмехнулась я, приняв его руку.

— … Дожги её тело… нам нужно быть уверенными, что зараза не успела проникнуть в её легкие…

Время шло нещадно быстро. Всё близилось к вечеру, а мы тем временем направлялись в дом, в котором остановился врач на ночлег. Это была длинная, протяженная хатка посреди нашей маленькой деревеньки. Стены её подбиты камнями, а крыша была сделана из сухой соломы, собранной с наших полей. Сейчас уже редко, кто решается выйти туда, чтобы собрать колоски для перемокли на мельнице, которая стоит без движения уже около года. Никто не хочет захворать, однако они даже и не понимают, что заболеть можно от постоянно нахождения рядом с гниющими трупами.

Посередине дома горел очаг, чьи языки пламени гладили котлы, навевающие над ним. Деревянные колонны, на которые опиралась высокая крыша, вырезаны разными идолами животных и предметов. Работа была искусной и порой она казалась настолько невозможной, что само существование такой резьбы можно было считать чистым произведением мастерского искусства. Я здесь никогда не бывала, ничего не видела и ничего не трогала, хотя жила всю свою жизнь в этой деревне. Словно открытие.

Вороной доктор прошёлся мимо очага и, вытянув что-то из за стола, что отразилось в моих глазах чистым стальным блеском, я увидела в его руке длинный стилет. Не меч, но очень угрожающий клинок, вызвал у меня череду громких ударов моего измученного сердца.

— Держи. – вдруг он бросил мне стальной стилет, который я не очень ловко поймала кончиками своих пальцев. – Смотри не урони… я его долго затачивал.

— Это… «милосердие»?

— Можно сказать и так… Ты должна запомнить: если жертве суждено умереть в муках, вставляешь острие по направлению к сердцу, под подмышкой и резко прокалываешь его. В лучшем случае смерть наступит мгновенно и без боли.

Он продемонстрировал эти последовательные действия на себе, указывая мне, куда и где нужно колоть и с какой резкостью. Клинок жег мне руки. Я боялась держать оружие, просто страдала мыслей, сколько пони мне придется убить таким способом. Но ещё меня не оставляли в покое слова «в лучшем случае».

— В смысле «в лучшем»?

— Ну… если всё пойдёт не слишком гладко, то жертва может почувствовать то, как ты прокалываешь её и не умрёт ещё где-то секунд… — расхаживая по дому рассказывал доктор, — а может и минут... Бывало и такое.

— То есть, если у меня что-то не получится, жертва будет ещё мучиться?

— Верно. Какие книги ты читала? – спросил он, вытаскивая что-то из сундука в тёмном углу.

— А-м… Восточные рукописи… ещё было несколько с Юга – Ориола и Транквела.

— Нужно было сразу выбросить на помойку всё, кроме восточных рукописей… Ориола пишет о болезнях поверхностно и не сознательно, а Транвел и вовсе понятия не имеет, что такое медицина. Мэриголд пробегала глазами когда-нибудь?

Я скептически подняла левую бровь, осознавая, что я и подумала, чьи книги я читала, когда было время.

— А… что это?

— Не «что», а «кто». Мэриголд – одна из лучших докторов нашего времени, жаль, что она загнулась так рано.

— Что с ней произошло? Она заразилась?

— Нет. Она повесилась… Говорят, что её кто-то довёл, но я в этот бред не верю… её заставили это сделать. Демоны. – сказал тот, когда за окном вновь угрожающе прогремел гром.

Мой смешок быстро слетел с моего лица, когда я увидела, какой серьёзный взгляд на меня бросил врач. Похоже, он говорил вполне серьёзно, только вот я в существование нечистых сил верила с трудом. Особенно сейчас, когда все меня покинули…

— Извини.

— Да ничего… твоя не вера очень даже объяснима… — он протянул мне белый платок. – Вытри кровь… у тебя идёт из носа…

— Спасибо… То есть ты хочешь сказать, что все эти чудовища, это вовсе не сказки? То есть Орден действительно занимается истреблением оборотней, вампиров и всей этой нечисти?

Молча и без слов, ворон присел на деревянное креслице, сняв с своей головы чёрную шляпу. Он стал медленно разматывать шарф, который скрывал его растрепанную, неровную рыжеватую шерстку, но затем, я увидела его лысую, покрытую исключительно шерстью, вытянутую голову. Но истинный шок наступил тогда, когда он снял с себя маску: под ней скрывался лик крысы. Прямой вытянутая морда, несколько потрепанные усики, розовый нос и те же спокойные, умиротворенные голубые глаза. Верх его носа был покрыт белой шерсткой, а у глаз и почти до самого лысого носа, тёмная. Существо наклонило голову на бок, внимательно рассматривая моё лицо и похоже начало улыбаться, если только не скалиться.

— У тебя наверняка сейчас состояние сильного изумления.

— Я… просто никогда не видела… ты ведь ратпони, верно?

— Верно. – Он снова мне добро улыбнулся. — Ты читала бестиарии?

Я начала шататься на месте, чувствуя, что вот-вот упаду.

— Кх-да… Вампиры, оборотни… элемы, бесы… они существуют?

На мои перечисления, крыса только покивал.

— И… даже штаны, которые высасывают глаза?

— … Я такого не слышал… но может быть и существуют. – заливаясь смехом произнес он.

Но мне было совсем не до смеха. Я рухнула на свой зад, однако держалась в сознании и не могла поверить в этот вздор. Годами я считала, что не существует разумных существ, кроме как пони, грифонов и драконов. Теперь всё начинало проясняться и меня осенило, что весь мир гораздо запутаннее, чем я себе могла только представить. Сложно даже представить, сколько опасностей я преодолела за свою жизнь, просто изредка посещая леса. Ведь почти каждую секунду за двери своего дома, я могла стать потенциальной жертвой какого-нибудь монстра.

— С тобой всё хорошо?

— А-га… — вглядываясь в пустой пол, задумалась я. – У меня просто… шок.

— Я хочу ещё раз извиниться за то, что я ударил тебя. – хриплым голосом изрек доктор и поднялся с кресла

— Да ничего… ничего…

— Поднимись… — рат вытащил из сундука кожаное, тёмное пальто с бордовой подкладкой и подошёл с ним ко мне.

Поднеся и прижав его ко мне, он хотел свериться с моим ростом. Оно не было длинным для меня, доходило до середины бедер, но доктор, по всей видимости, выглядело довольным.

— Видишь, не надо будет даже подрезать.

— Это для меня?

Посмотрев внимательно на практичную, статусную одежду, украшенную разными ремешками и застежками, можно было заметить тканевую заштопку на боку.

— У него уже был владелец?.. Я вижу его заштопывали.

— Ты сама ответила на свой вопрос… До тебя носила другая кобыла. Очень искусная в врачевании… но только вот кто-то не захотел, что бы его сжигали и пырнул её в бок ножом… Славная была девушка.

Их нужно было понять, потому что я и сама поначалу была в несогласии с предложением доктора. Сжечь собственный дом, чтобы таким образом его отчистить. Я предельно аккуратно просунула руки в рукава и застегнула пальто на себе. Пальто оказалось довольно удобным и не сковывало движения. Кожа выглядела очень по-бюрократски и это меня сильно смущало.

— Я не выгляжу слишком важно?

— А тебе не нравится быть важной? Мне кажется, это придает некую экспрессивность и эффектность.

— А у меня будет такой шарф?

— Зачем тебе шарф? У тебя там даже капюшон есть! Посмотри.

Натянув себе на голову капюшон, я почувствовала себя в какой-то степени защищенной. По идее данной одежды, он должен был блокировать блох и укрывать от непогоды. Первое, по всей видимости, составляло самую главную опасность в работе с зараженными участками.

Я пощупала кожу на своих рукавах и провела кончиками пальцев по своим бокам. Она была невероятно гладкой, словно тысяча мастеров трудились над ним одновременно день и ночь. Подобные вещи вызывали у меня ощущения не заслуженности, скромность. Наверняка это пальто немало стоит.

— Это… обжигает мои плечи…

— Расслабься, сейчас оно никому кроме тебя не понадобиться… — он взял белую маску, имеющая сходство с его собственной и направился ко мне.

Не знаю, какие чувства должна отражать эта маска. Скорбь, горе, боль или смерть? Это не важно. Для меня уж точно.

— Вот и твой клюв… По приданиям он отпугивает смерть… на само деле его функция куда сложнее. Сюда, в клюв, мы ложем специальные травки. Они губят болезни и сбивают запах гнили. Поэтому тебе не придется часами нюхать этот смрад.

Он помог мне одеть его и когда клюв оказался на моём лице, я вдохнула цветочный приятный аромат. Точно не могу сказать, что это был за запах: то ли ромашки, то ли мелиса, а возможно и всё сразу. Это не обычное чувство, чувствовать на себе подобную маску. Как ты действительно получил новый облик.

Доктор протер мои стекла, и я теперь могла видеть сквозь стёкла всё, что находилось вокруг меня. И большой нос врача.

— Прелесть, не правда ли?

— Честно говоря, меня эта штука пугает.

— Ты ведь хочешь победить чуму, которая забрала твоего ребенка?

— … Не напоминай мне об этом.

— Извини, я не хотел задеть… Тебе необходима эта маска и даже не пытайся мне её вернуть. Она должна стать твоим вторым лицом.

Более недели я безустанно была подмастерьем Портера – так его звали по имени. Мы изучали огромное количество разнообразных болезней и их патологии, но доктор научил меня ещё одному важному моменту – патологии безнравственности и она была куда страшнее, чем бубонница, и отвратительнее, чем проказа. Насильники, содомиты, варвары и маньяки – далеко не полная ужасная картина нашего мира. Бесчисленная, безграничная жестокость и извращения породили тысячи пони «нового времени», которые грабить, убивать и грызть друг другу глотки.

Что с нами всеми произошло? Почему мы стали такими жестокими к ближним?

Безнравственность – это бич, болезнь, охватившая Аврелию не хуже самой чумы. И её нужно лечить. Либо своей добротой, либо новой жестокостью, во благо моральных принципов. Всем давно нужно было понять, что жизнь – это не прекрасная сказка, о которой складают легенды о любви, беззаботности и счастье. За счастье нужно бороться, и я поборюсь за него ради общего блага, плечом к плечу с Портером.

Портер был очень добр ко мне. Он хотел мне помочь, сочувствовал и с удовольствием учил меня всему, что нужно было знать лекарю чумы. Иногда я замечала за ним особую заботу: он всегда сам приносил еду для утренних и дневных трапез, помогал мне готовить лекарства и указывал на ошибки. Конструктивность его слов всегда была важна для меня, словно совет собственного отца. Хотя стоит сказать, что и в правду был для меня как отец, что сильно нас сблизило.

Дни пролетали незаметно. Я изучала всё более сложные и сложные заразы, учила лекарственные растения. Училась делать настои, наркоз, мази и зелья. Его знания казались безграничными, бескрайними. Каждый день он учил меня чему-то новому, и я становилась всё опытнее и просвещеннее и всё больше я понимала, насколько же я раньше была слепа ко всему, что меня окружает.

Во время моего обучения я постоянно думала о своём сыне: о том, где он сейчас и хорошо ему. Часто плакала, скорбела по его утрате, и каждый раз ходила к его могиле. Он был для меня тонким лучиком солнца внутри тёмной пещеры, а теперь в моей жизни не было никакого света. Не смотря на уговоры моего нового наставника, я не могла перестать думать о нём. Постоянно перед моими глазами всплывало его мило личико, мягкая красная грива и его два изумрудных невероятно красивых глаза. Эта боль делала меня всё более бесчувственнее к окружающим и мне все меньше хотелось продолжать свою жизнь, но, в конце концов, я переборола саму себя и стала вспоминать его реже.

И вот настал день, когда мы должны были отправляться на новую чистку в нашей деревне. Я надела своё пальто и клюв, провела пояс вокруг своих штанов и натянула на копыта кожаные тёмные сапоги. На поясе я держала фляжку и пробирки с специальными лекарствами в них, чтобы нужные мне вещества всегда были под рукой. Наконец сложив своё острый стилет в ножны, я кивнула Портеру о том, что мы можем уходить.

— Я тут подумал и знаешь… мы ведь с тобой сможем увидеть разные места и города… это будет как наше путешествие…

«Путешествие»? Это слово сильно резало мой слух, словно оно было мне до боли знакомо.

— Верно… А мы будем в столице?

— Кто знает, возможно и будем… так ведь очень красиво. – говорил он открывая дверь.

И вдруг, неожиданно для нас обоих раздался грубый боевой клич, а через считанные мгновение в голову моего наставника, которого я успела полюбить, вонзился здоровый топор. Это произошло настолько неожиданно, что я не успела даже ничего сказать. На пол, с расколотой головы Портера полилась кровь, пропитывая его до самого основания.

— Так тебе, сука! – прозвучал мужской голос. – Больше ты не будешь сжигать наши дома!!

Всё пошло вспять. Снова смерть близкого и снова боль в сердце. Казалось, оно не должно было выдержать такой череды утрат. Когда мой наставник упал на колени, дровосек вытащил из него топор, оттолкнув того ногой. Его труп задрожал в жутких конвульсиях, но потом притих. Наверное, страшная боль буквально сводило его тело в судорогах, а теперь он умер. Его безжизненные глаза уставились на меня сквозь залитые кровью стекла маски, а я снова тихо рыдала, не опуская взгляда с тела Портера.

— Я ж тебя убил, падла! Почему ты жива!? Ёбаный упырь!

Теперь слова обезумевшего дровосека были направлены в мой адрес. Я подняла на него свои глаза, и, сжав свои руки в кулак сдавленным голос изрекла:

— За что ты убил его!? За что!!?

— …А, это ты Лок! Кха-ха-ха! Кстати, я видел что ты своего сына закопала рядом с родными, так!?

— И что с того!? – удерживая недовольный грубый тон добавила я.

— ...Не надо будет далеко ходить, чтобы поссать на всю твою семейку, потаскуха.

Что-то в моей голове тут же щелкнуло. Этот урод зашёл слишком далеко, и я больше не могла держать всю боль и ярость внутри себя. Такого оскорбления ещё никто и никогда не наносил моей семье, а значит, что бесчестная сволочь должна гореть во всех кострах ада.

Словно по инстинкту, я немедленно понеслась на него с диким криком, желая изуверствовать его настолько, чтобы никто и никогда не узнал его даже по костям. Он быстро убрал со своего лица ехидную улыбку и попытался успеть поднять топор, однако ему не хватило на это времени: я запрыгнула на него со стилетом в руках с невероятной и нелюдимой жестокостью, безостановочно пронзая его уродливую, покрытую болезненными волдырями, голову. Я наносила удар, за ударом, прокалывая каждый кусочек его лица, выкалывала ему глаза, прокалывала ему глотку, дырявила щеки и лоб. Стилет, словно работал с куском масла, изредка застревая в его черепе и глазницах. Он пытался кричать, но из его перерезанного горла вырывались только предсмертные хрипы. Громкие, страдающие – они были словно музыкой для моих ушей. Шедевральной симфонией, которую я хотела слушать бесконечно, снова и снова.

— Я выпотрошу, выпотрошу тебя! Сукин ты сын!!

Даже когда он в конечно счете перестал шевелиться, и больше не пыталась меня сталкивать с себя, я всё ещё продолжала покрывать его тело ужасающими ранами. Руки дрожали от усталости – это можно было увидеть по непроизвольному дерганью клинка в моей руке. К концу моей работы, на голове жеребца не оставалось и живого места, кровь была повсюду.

Оставив изуродованное тело в покое, я подняла свою голову и увидела пять-шесть напуганных пони, стоящих примерно в метрах пяти от меня. В их руках были серпы, вилы, ножи, а кто-то даже принес весла, но, похоже, они не были готовы к сражению со мной. Вся толп, будто по цепочке, разбегались по своим домам, запирая двери и крича от страха.

Но был не конец. Я поднялась на свои шаткие ноги и обтерла окропленный кровью клинок об свой рукав, поговаривая:

— Вы все здесь больны… и я всех вас «вылечу».

Около получаса я подпирала все выходы у каждого дома, смотрела пути отступлений и окна. Как мило с их стороны забивать окна деревянными досками. Это сыграло мне на руку, и они даже не понимали, что они сами себя заперли в ловушке. Когда всё было готово, и я полностью всё проверила, я, невзрачно шагая мимо зданий, позволяла очищающему огню переползать с факела на здания зараженных. Никто не понял, что я делаю и почему брожу вокруг их домов, но мой план в этом и заключался. Всего лишь один из ходов, который приближал больных чумой к справедливой каре.

Дома охватило пламя, перепрыгивающее с крыши на крышу, как резвый кузнечик. Огонь пока не добрался до жертв, но они уже заливались криками о помощи и напуганным плачем. Но, кто бы что обо мне не думал, я не смогла и дальше слушать их возгласы. Похоже, и взаправду мне не хватало сил и духа обречь их на такую ужасную смерть. Я быстро побежала от здания к зданию, открывая им выходы, выламывая двери с петель. Они вылетали от туда, выпрыгивали на улицу, и падали в грязь. Но не все покинули свои дома: в сам северном, на конец улицы, двери были распахнуты, однако никто от туда не выбегал.

Я сильно разволновалась и направилась туда. Внутри пламя разгорелась очень сильно, из за чего к потолку поднимались тучи дыма. Посреди зала, рядом с завалившимися стульями, лежала лишенная чувств розовая кобылка, которая, по всей видимости, вдохнула слишком много этого газа. Я подняла её на руки, чувствуя, как сильно болят мои мышцы, и вынесла её из догорающего дома, который я сама и подожгла.

Вина нависла над моими мыслями, и я изо всех сил пыталась привести кобылу в чувства и к моему счастью, я смогла сделать это. Девушка разомкнула свои глаза, посмотрев на меня перепуганным взглядом. Она часто задышала и схватила меня за руку, но я старалась придерживать её, что бы та не упала головой в слякоть.

— Спокойно-спокойно! Я ничего с тобой делать не буду! – воскликнула я, получив несколько ударов по плечам.

Держа её голову у себя на руке и видя, как она смотрит на меня, я поняла ещё одно важное правило: чтобы победить монстров, нужно ещё и не стать монстром самой.

У неё был шок, и та даже не понимала, что происходит. Только через минуту она смогла произнести тихим голоском:

— ...Спасибо…

Чума жестока. Она сводит всех с ума, с правильного пути. Но сейчас… похоже меня свело вовсе не поветрие, а собственная накопленная ярость. Мне было отвратительно думать о том, что я совершила. Всё небо было наполнено чёрным дымом горящей деревни. Я чувствовала гложущую душу вину, когда слышала, как кричат пони, у своих жилищ и проклинают меня.

Вскоре я покинула свою родную деревню – меня здесь более ничего не держало. Ни сомнения, ни родные.