Упырь
Глава 4
Пробуждение единорога было медленным, тягучим, и очень болезненным. Едва ощущая собственные конечности, он несколько раз моргнул, возвращая фокус, и попробовал осмотреться. Он находился в маленькой, старой хижине, с огромным котлом посередине. На стенах висели многочисленные фетиши и ритуальные обереги, но самая жуткая ухмыляющаяся маска как назло оказалась прямо над его кроватью. Наверняка по поверьям отгоняет кошмары или защищает от духов лучше принцессы Луны.
Хозяйка оказалась тут же – невысокая зебра с типичным серовато-белым окрасом в полоску. Хотя для единорога все зебры и были на одно лицо, эта, всё-таки, чем-то отличалась.
— Который… — в пересохшем горле язык ворочался с трудом. — Который час?
— Два до заката.
— Сколько я тут пролежал?
— Три дня и три ночи метался в бреду, сменить мне повязку пришлось не одну.
Единорог поморщился и пошевелил повреждённой ногой. Она уже совсем не болела, хотя и чувствовалась с трудом.
— Я пошёл.
— Не нужно вставать, лихорадка вас гложет и старые раны отвар мой тревожит.
При всём нежелании оставаться под крышей у зебры, единорог, даже при всём желании, не смог бы противиться хозяйке, которая аккуратно и вместе с тем напористо уложила его обратно.
— Не к делу здесь спешка, не враг время вам, однако, признаться, вы тот ещё хам.
Единорог, уже не сопротивляясь, поёрзал на грубой простыне.
— Спасибо… то есть.
Зебра, не удосужившись дослушать, вернулась к котлу и единорог, получив возможность повторно её разглядеть, понял, что же ему показалось в ней столь необычным. Кьютимарка. Хотя, если сказать точнее, не кьютимарка вовсе, у зебр она называется по-другому, да и в отличии от пони рисуют они их себе сами, в день совершеннолетия, когда молодые ученики получают право выбрать свою роль в племени и дальнейшую судьбу по жизни. Из-за этой особенности, метки зебр не могли похвастаться особым разнообразием или магической детализацией, но зато, знающий странник мог с лёгкостью определить, кто именно и из какого племени перед ним стоит.
И он определил. Охотник ожидал увидеть что угодно, от криво намалёванного перегонного куба Алхимиков, до перекрещенных стрел Загонщиков, но спиралевидное солнце с острыми и короткими лучами говорило об одном. Шаман.
Стало как-то неуютно, а пригретое место внезапно начало казаться очень неудобным. Такие ощущения бывают, когда встречаешь нечто хорошо знакомое, обществом не осуждаемое и вместе с тем противоестественное и даже ранее оспариваемое. Магия издревле считалась привилегией единорогов и аликорнов и то, что этой могучей неконтролируемой стихией смогли овладеть обычные полосатые земнопони (пускай и не полностью), вызывало закономерное непонимание и вместе с тем лёгкую ничем не обязывающую неприязнь.
— Вам плохо? — Зебра оторвалась от готовки, почувствовав на себе стеклянный взгляд.
Забавно, когда зебры изъяснялись короткими нерифмованными предложениями, можно было подумать, что перед тобой просто пони с небогатым окрасом.
— Нормально, — Едва слышно ответил единорог. Говорить было всё ещё трудно. — Как я сюда попал?
— Шагнул под сень ты проклятого леса и в пасть к волкам едва не угодил. И не явись видение мне прошлым утром, твоё бы имя было средь могил. — Зебра сделала намеренную паузу, после чего спросила “по-нормальному”. — Вы помните, кто вы?
— Слишком хорошо.
Руины давно разрушенного замка утопали в переплетении вековых деревьев, но даже сейчас, это старое сооружение не казалось пленником из давно минувших времён, скрученным и обездвиженным. Оно больше напоминало уставшее и разбитое чудовище из камня и извести, которое потерпело поражение, но не сдалось и не умерло и теперь баюкается крючковатыми ветвями исполинов, некогда росших под тенью её палисада. Выбитые витражи и провалы узких бойниц служили рамами непроглядной тьме, над которой нависало несколько полуразрушенных бартизан. Однако, при должной смелости, глупости или безрассудности, можно было вглядеться в эту тьму, или же, если жизнь стала не мила – потревожить её обитателей.
Вспыхнул блеклый огонёк. Керосиновая лампа светила не бог весть как, но была единственным источником света в просторном зале и альтернатив, судя по всему, не предвиделось ещё долгое время. Напротив трона, шушукаясь и пихаясь, стояли две долговязые фигуры в просторных масс халатах цвета “флоры”. Тот, что держал лампу пытался что-то доказать товарищу и спор явно не собирался прекращаться сам собой.
— Заткнитесь, — Резкий грубый голос пронёсся по бывшему тронному залу, спугнув несколько птиц, уютно разместившихся на проросших внутрь ветвях.
Фигуры сразу стихли, даже свет керосинки словно бы сам собой стал слабее. Раздался едва различимый щелчок и от основания трона ударил широкий луч диодного фонаря, освещая лица гостей и слегка приоткрывая развалившуюся на троне неприметную фигуру. Разведчики сразу заморщились от неожиданности, отступили на несколько шагов.
— Ну что, идиоты, — сидящий на троне поочерёдно светил в глаза упырям, словно бы пытаясь тем самым причинить им боль. — Всё просрали?
— Товарищ лейтенант, — начал оправдываться тот, что держал лампу. — Это всё Дарк Винг, тьфу, бля, то есть Чесноков! Я ему в точности ваши слова передал: ”не высовываемся”, а он со своими дружками решил сам всё разрулить. Мы бы его остановили, но вы ведь сами приказали драки не устраивать, а нас он не слушал, мудак.
— А чего мне не рассказали, клоуны? — Упыри моментально замолкли и не подняли глаз даже когда конус света отполз к ступеням, освещая путь спускающемуся вниз. — Испугались?
Преодолев последнюю ступеньку и встав на одном уровне с подчинёнными, главарь поочерёдно посветил:
— Испугались, —он тяжело вздохнул и сел на первую ступеньку, рядом с услужливо подставленной лампой. Закопчённый светильник с трудом пропускал свет, и его хватало, чтобы освятить край затёртой армейской штанины и низ выпростанного кителя. — А чего испугались, олухи? Бояться не меня, бояться окружающего нас мира надо. Вы двое, вроде самые умные среди всей этой пригретой мной своры, а учиться никак не собираетесь. Как дети малые: ”Это не я, это он, мы не причём”, всё сами по себе живёте, за товарищей отвечать не собираетесь, а ещё в армии служили. Где ваше выработанное стадное чувство коллективизма? — Молчали. Наверное, ответить и в самом деле было нечего. — Вы пропадёте без меня, я без вас, они без нас. Как же вы не поймёте? Вечно у вас, идиотов с Большой Земли, Даша Путешественница в одном месте играет, а инстинкт самосохранения так вообще атрофируется в течение пары часов после попадания. Вы словно тупеете ещё больше. Не помните урока, который вынес для нас майор Николаев? Хотел посмотреть на грифонов и посмотрел, теперь они на него в музее тоже смотрят. Или ефрейтор Синичкин, деревенский конеложец, решил познакомиться с местными лошадками поближе. Напомнить, что осталось от него только то место, которым он всегда думал? А уж чего гражданские чуханы творили, это даже вспоминать тошно – ни один нормальный человек до такого в трезвом уме не додумается.
Переведя дыхание, главарь привычным движением похлопал себя по нагрудному карману, но там уже давно ничего, кроме промокшего и вздувшегося военника, не было. Один из разведчиков тут же полез в плотно прилегающий карман порток и, выудив небольшую картонную коробочку, неуверенно протянул.
Главарь нахмурился.
— Опять в городе были?
— Так мы это, трупы пытались вынести. Не успели, слишком быстро того пидора повязали… ну и решили на обратном пути в ларёк залезть, всё равно рядом с нами пони аутистов включают.
— Сами вы… — не придумав подходящего ругательства, главарь принял пачку, вынул несколько ровненьких коротких сигарет и спрятал их в соседний нагрудный карман, по обычаю военных пустовавший. Пачку вернул. — Ладно, значит так: сейчас идёте в главный холл, без меня, собираете всех гоблинов и доводите мой прямой приказ: “никто, сука, не расходится, все сидят в замке. Могут делать что хотят, но за вал – ни ногой. Нарушителя пристрелю лично, слово офицера”. Так и огласите.
Встав и потянувшись, под поражёнными взглядами упырей, лейтенант в два прыжка вернулся к полуразваленному трону и снял с его спинки изодранный, но всё ещё сравнительно целый на вид бушлат с обрезанными фальшиками.
— Я отойду на полчаса, может на час. Один. За мной не следить, а то ещё, чего доброго, завалю, как оленя.
Накинув на плечи бушлат и зажав между зубами незажженную сигарету, главарь был остановлен вопросом, который успел его за всю его серую жизнь изрядно достать.
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться?
— Ну?
— Вы, это, опять к ней?..
Лейтенант дёрнулся, как от удара кнутом, а затем медленно, угрожающе повернулся.
— А вот это уже не твоё собачье дело.
Понивилль встретил единорога цвета морской волны всё той же тишиной, которая безраздельно властвовала на широких улицах некогда искрящегося жизнью городка. Казалось, что с его уходом остановилось время, а его возвращение ни на что не повлияло – всё тот же серый памятник унынию и отрешённости. И ведь прошла почти неделя. Лечение у шаманки (чьё имя он так и не поинтересовался узнать) пошло на пользу не только здоровью. Зелье трансформации, редкое и незаконное, оказалось очень полезным в сложившейся ситуации, и теперь в этом Сонном Царстве его никто бы не узнал, а даже если бы и попытался, быстро бы об этом пожалел. Единорог сбавил ход и невольно поёжился, вспоминая выпадающие прямо на глазах целые пряди гривы и куски шкуры, и моментальное отрастание на их месте аналогов иного цвета. Зудило жутко, долго и надоедливо, до такой степени, что приходилось грызть себя, как последний блохастый алмазник.
Но за три дня невольного перерыва, единорог успел подготовиться и отдохнуть, намереваясь сделать этот день своей командировки последним. Знакомый бутик был уже в паре метров, и на этот раз на двери не висело массивного навесного замка. Хотя вечер только задавался, в окнах уже горел свет – в нынешнем Понивилле темнело очень рано.
*Тук-тук-тук*
Долго ждать не пришлось, почти сразу же дверь ему отворила белоснежная пони-единорог. Ничуть не удивившись незнакомому пони, она оценивающе прошлась по нему взглядом, на секунду задержавшись на его плаще и едва заметно поморщившись.
— Мои извинения, джентелькольт, но я скоро закрываюсь, однако вы ещё можете успеть сделать заказ и, возможно, завтра с утра я сумею вам что-нибудь продемонстрировать, — у неё был очень приятный, хотя и несколько жеманный голос.
— Боюсь, это мне придётся заняться заказом. Общим для всех вас.
— То есть вы… Из тех самых? — Прошептала она, а затем нарочита громко произнесла: — Ну, хорошо-хорошо, дорогуша, так и быть, проходите, я обязательно найду вашему тряпью достойную замену. — Когда единорог прошёл внутрь, она задержалась на пороге и закончила свой монолог, словно специально для кого-то заученной фразой, повторив её ещё громче. — То, что вы носите, это настоящее преступление против моды!
Внутри бутик оказался не таким просторным, как казалось на первый взгляд и в первую очередь из-за многочисленных манекенов в демонстрационных костюмах и платьях последнего писка моды, которые занимали собой почти половину пространства.
— Пойдёмте на кухню, — пони указала на маленькую дверцу в неприметном углу зала. К удивлению единорога её голос потерял всякую манерность и властность. На смену им пришла обыкновенная усталость.
Присев за низкий десертный столик, единорог, молча принял дымящуюся чашку чая. Пить он его не собирался, поскольку после целебных эликсиров его организм до сих пор мутило от вида любой пригодной к питью жидкости, но отказывать даме было попросту не культурно. А та явно знала толк в хорошем поведении, слишком уж сильно бросалась в глаза шикарно уложенная завитками грива и приятное, избавленное от морщин лицо типичной светской дамы.
— А я, признаться честно, думала, вы уехали из города, — пони подняла телекинезом фарфоровую кружечку, но, заметив, что гость к напитку не притронулся, поставила обратно. — Может, так было бы и лучше…
— Почему?
На какой-то миг показалось, что пони, словно не расслышала вопроса.
— Потому что вы, уважаемый, не здешний и многого не знаете. Вы тут официально находится не обязаны, зато можете расшевелить улей, потом быстро уехать, а нам всем потом тут жить… наверное.
— Живите.
— Простите, я ничего такого не имела в виду, — Единорожка прикрыв лицо копытом, измученно откинулась на резную спинку стула. — Пресвятая Селестия, как же я устала.
На миг в её позе проступило то самое неуловимое движение, выдающее страдающего от собственного бессилия пони. Такое можно было наблюдать у старых солдат, которые в своё время были ого-го, а теперь покорно доживали свой век в четырёх стенах, даже не всегда способные о себе позаботитья, страдающие о жалости по ушедшим временам и по самим себе.
— Спайк не виноват, это я попросила его повременить с вызовом. Мне казалось, что мы справимся сами, отправим письмо принцессе Твайлайт, капитану Вондерболтов, Рэйнбоу и всем остальным, соберёмся, как в старые добрые времена и справимся со всем сами.
— Ну и как?
— Между прочим, молодой джентелькольт сарказм тут неуместен, — нахмурилась единорожка. — Мы не облажались, мы попросту не смогли наладить открытый контакт. Они попросту не хотели открывать свое существование общественности и существовать скрытно ото всех, и в тоже время находиться среди нас. Согласитесь, даже мы, пони, не могли согласиться с подобным.
— А что принцесса?
Белая единорожка подпёрла щёку правым копытом.
— Твайлайт с ними говорила. Долго. Она вернулась примерно через день и сказала, что убеждать их бесполезно, уходить или жить по нашим установленным законам они не собираются, после чего предупредила о генерирующихся вокруг них искажающих волнах, а затем, без лишних слов, дала ваш телефон и сказала позвонить, если всё покатится в тартарары. Я спросила, что им нужно, на что мне был дан ответ: ”Ничего им не нужно, как и все мы, они просто хотят жить. Но они бегут. Я так и не узнала от чего: от войны, голода, катаклизма или от самих себя, но уходить добровольно они не станут, и я до конца надеюсь, что рано или поздно они одумаются”.
— Не одумались, — резонно заметил Охотник.
— Нет, не одумались, — согласилась пони. — Сначала звери с погодой сами не своими стали, потом пони один за другим оболваниваться начали, затем, когда Спайк решился взять дело в свои лапы – позвонили ему и наобещали такого со всеми нами сделать, что мне с трудом удалось отговорить его от необдуманных действий. Всё таки я верила в хорошее, ведь хорошего во всех нас больше, чем плохого, и за свою немаленькую жизнь я успела убедиться, что можно договориться и с драконами и с грифонами и даже с алмазными псами.
— Вы правы, но ошиблись в одном – договориться можно со всеми, только если они из нашего мира. С теми, кто пришёл сюда против нашей воли договориться невозможно, они не поймут, хотя и разговаривают на похожем диалекте.
— Теперь даже я это поняла, — согласно понурилась пони. — Сейчас актуальнее другая мысль: что теперь делать?
Хозяйка бутика без особой надежды посмотрела в глаза единорога, но тот казался совершенно спокойным, единственное, что выдавало в нём напряжённость – постоянные постукивания копытом по блюдечку, словно он подавал сигнал бедствия, который всё равно никто не услышит.
— Знаете, где они? — Постукивания стали более размеренными, видимо Охотник быстро взял себя в копыта.
Если бы единорожке позволяло воспитание, она бы раскрыла рот до неприличной широты.
— Вы собираетесь идти к ним в одиночку? — Неверяще прошептала она, да так тихо, будто говорила это сама себе. — Они… они вас убьют.
— Если ничего не делать, как сейчас, они убьют кого-нибудь другого. А потом, скорее всего, и меня, — Охотник резко перестал своё настукивание, сдвинул в сторону почти половину так заботливо расставленного хозяйкой сервиза и, встав, упёрся на столик передними ногами. — Знаете или нет?
На миг, привыкшая исключительно к беседам на пониженных тонах, пони потеряла дар речи, но быстро пришла в себя. Наверняка на её памяти такое было не впервой.
— Не знаю.
Быть может, она ожидала вспышки гнева или иной реакции на неудачу, но Охотник, не моргнув глазом, вернулся на своё место и стал, как ни в чём не бывало, расставлять всё на старые места.
— Но мне известно, кто это знает и вы должны мне пообещать…
— Я ничего не могу, и не буду обещать, — с неожиданной резкостью ответил пони, поставив сахарницу. — Я не имею права заверять вас в том, в чём не уверен, а я не уверен абсолютно ни в чём, особенно если дело касается упырей. Я не уверен в вашей и собственной безопасности, я не уверен в безопасности вашего друга, я даже не уверен в том, что кроме нас самих этот разговор никто не слышит. Поэтому, мисс, единственное, что я могу вам пообещать, лишь свою защиту и добросовестное исполнение возложенного на меня долга. Большего не ждите.
Единорожка статно поднялась со стула и не спеша прошлась к занавешенному окну. Отодвинув в сторону тюль, она посмотрела на чернеющий город. Охотник не вмешивался, позволяя собраться ей с мыслями, всё-таки он прекрасно понимал, что это нелегко, особенно когда на кону стояло всё.
— Идёмте, — наконец произнесла она, теперь уже уверенно и даже с небольшим предвкушением. — Я с вами.
— Вам необязательно идти самой, можете просто показать дорогу, — попытался воспротивиться охотник, на что единорожка только вздёрнула свою аккуратную мордочку.
— Молодой джентелькольт, — с достоинством произнесла она. — Вот уж не думала, что при первом нашем знакомстве, произвела на вас такое отрицательное впечатление. Я не изнеженная кисейная барышня, и в своё время сталкивалась с таким, что в нынешние дни на свет уже не появляется. А уж проводить вас по вечерним улицам я пока в состоянии.
Охотник возражать не стал, он даже негласно одобрил подобную инициативу, про себя окончательно убедившись, что запугать некоторых пони, сложнее, чем кажется. Тем временем единорожка уже топталась в прихожей, наскоро примиряя одну фетровую шляпку за другой. Единорог “невзначай” кашлянул, и она сразу определилась с выбором – надела ту, которая висела в телекинезе на данный момент.
Несмотря на довольно краткое пребывание под крышей, на улице уже стемнело не хуже чем в поздний зимний вечер, когда звёзды рассыпаются по небу уже в конце третьей четверти, а ветер стал более прохладным и пробирающим.
— Идёмте, тут недалеко, — произнесла она, слегка вздрагивая от холода, видимо никак не получалось привыкнуть к оскотинившейся по воле аномалии погоде.
Охотник вытянул свой плащ из-под туго прижатых ремней и, не смотря на протесты кобылки, без лишних уговоров аккуратно опустил его ей на спину.
— Спасибо, — смущённо и растерянно ответила она.
— Куда именно мы идём?
— Это за городом, но как я уже сказала, недалеко, рядом с окраиной Вечнодикого Леса.
Вдвоём по ночным улицам пустеющего города идти было не так страшно и на первый взгляд трудно было угадать, кто именно испытывает большее облегчение от совместной прогулки.
— Вы знаете, что вас ищут?.. То есть искали, — Тонкий пар сорвался с губ и растворился в ночи.
— Угу.
— Вы правда их убили?
Единорог угрюмо посмотрел на провожающую, и зачем-то шмыгнул носом, хотя простудой с рождения не болел.
— Пришлось.
Они замолчали и ещё несколько минут шли в тишине. Охотник хотел было закурить, но увидев наморщенную мордашку, с неохотой стрельнул затушенной папиросой в ближайшую лужу. Они переходили узкий бревенчатый мост, когда единорожка вновь заговорила:
— А ведь мне совсем не страшно рядом с вами, хотя вы признались в таком ужасном злодеянии.
Охотник молча слушал. Тем временем скрип старого дерева сменился хрустом травы.
— Я вам не всё рассказала, — продолжала кобылка. — Перед своим отъездом Твайлайт сказала, что если с пришельцами не удастся договориться со временем, придётся действовать иначе. Мне тогда было непонятно, о чём говорит Принцесса Дружбы, но теперь всё прояснилось. Ох, Твайли, ну и телефончик ты мне дала. — В конце она ненатурально захихикала, всё ещё не веря, что происходящее сейчас не является дурным сном.
— Вы не хотите вернуться?
— Вернуться? — Единорожка поправила съехавшую набок шляпку. — Полно вам, мы уже почти на месте.
Рядом с оконечностью Вечнодикого Леса, приютившись рядом с прудом и несколькими старыми яблонями, живым холмом возвышался домик заросший, и одновременно очень ухоженный домик. Проходя мимо тонкого, ломкого на вид дерева, с ветвей которого свисали многочисленные скворечники, охотник мимолётом заглянул в один из них, но птичье жилище пустовало. Остальные, судя по всему, тоже.
— Живность ушла, значит, они и тут были, — пробормотал единорог. — Лучше нас понимают, от кого бежать надо.
Недалеко от входа в дом, больше похожего на калитку денника, белая пони остановилась. Остановился и он.
— Мы пришли, — кобылка развернулась и серьёзно посмотрела на спутника. — Пускай вы мне ничего и не обещали, но сейчас я прошу вас не проявлять инициативу, позвольте говорить мне, в этом доме незнакомцы в диковинку.
Охотник уклончиво кивнул, а затем встал поодаль и полез за сигаретами. Прикурив от рога, он присел на старую скамейку и остановил взгляд на двери. Пускай говорят за него, у него всё равно в этом деле не было большого опыта и желания этот опыт развивать. Его спутница уже с кем-то тихо переговаривалась, и с той стороны явно не горели желанием открывать, но несколько минут непрекращающихся уговоров не прошли даром. Верхняя часть двери приоткрылась, и Охотник встретился с парой красивых, бирюзовых глаз. Понимая, что своим внешним видом особого доверия не вызывает, единорог неуклюже улыбнулся одним краем рта. Получилось явно не очень дружелюбно и белой пони пришлось потратить ещё несколько минут на заверения и успокаивания, пока им, наконец, не открыли.