Чужеземец

Глава Десятая

Прощание и скамейки

Глава 10

Лойсо правдив и прав. Он никогда не бросается словами, хотя я так бы хотел, чтобы это все было просто моим не лучшим сном.

Я давил лыбу на сомнительном приеме, пытался любезничать с принцессой Селестией, хотя меня уже бросало в дрожь от ее лика. Только сейчас я заметил, что у нее в глазах есть глубокая печаль. Печаль за тех пони, которые никогда уже не увидят поднявшееся Солнце.

Отправляясь на поезде домой, я испытывал совершенно смешанные чувства. Мне было приятно с каждым мигом отдаляться от замка, будто я быстрыми шагами убегаю от проблем, которые меня не могли догнать в силу своей неспортивности.

При этом, нет добра без худа. Время шло, и мои сомнительные двадцать четыре часа начали медленно, но верно, выпадать.

Локомотив тянул нас всех домой, обволакивая углы вагона белесым паром, будто вьюга. Надеюсь, там, куда я отправлюсь, по заверению моей «жертвы», есть поезда.

Пинки весело щебетала, носилась, снося на своем пути особо медлительных пассажиров, с восторгом описывала мне и присутствующим , как сильно ей понравилось на Галопинг Гала, что это лучший день в году, что она с нетерпением ждет нового приема у принцессы, что Селестия такая милая, а я так хорошо играю на гитаре…

Странное ощущение, когда тебя тошнит от хороших эмоций. Я не стал дожидаться, пока Пинки перейдет от описания приема в целом к частностям, по типу прекрасных костюмов Рэрити, и благоразумно вышел из вагона в сторону хвоста поезда.

Ветер дул, будто за поездом гналась стая диких вентиляторов,  спички гасли, не позволяя мне закурить найденную в подкладке пальто сигарету. Странное дело: обычно я радуюсь таким мелочам, когда вроде бы сигарет нет, и тут, появляется последняя, в месте, которое для нее вовсе не приспособлено. Но сейчас это воспринялось как должное, я невозмутимо пытался закурить.

Давай. Ну пожалуйста!

В итоге пятиминутной борьбы,  на рельсы полетела сломанная в двух местах сигарета, коробок дорогих спичек и, до кучи, еще и мое шаткое спокойствие. Я безнадежно рухнул на перила , издавая звуки, отдаленно похожие на стоны.

«Ненавижу».

«За что?»

«Заткнись».

«Аргумент».

Когда стоишь, обдуваемый всеми ветрами, когда голова полна мыслей, которые одновременно советуют поиграть в суицид и бежать куда-то далеко, где тебя не найдут, в голове просыпается дополнительный голос, своеобразная плохо проработанная Тульпа, которая  пытается учить тебя жизни.

Если у меня есть Тульпа, то я ее ненавижу. У нас это взаимное.

Вот так, у меня в жизни намечаются (да что намечаются – уже наметились!) глобальные проблемы, которые угрожают мне переменой мест, друзей, возможно, меня самого. Интересно, сколько Максов сейчас в моей голове? И сколько из них желают моей смерти?

Ужас, если покопаться у себя в голове, можно найти столько откровенного трэша.  Хватит на десяток фильмов Светланы Басковой.

А тем временем, поезд, чихая паром, встал у станции Понивиля.

*

Как я ни старался, отвязаться от чаепития у Твайлайт мне не удалось.

Поймите меня правильно, Твай, хоть и была достаточно прилипчивой, все время моего пребывания в Понивиле, была для меня просто эталоном. Она была чрезвычайно начитанная,  мне не снилось такое количество книг даже в кошмарах. При этом она умудрялась читать не популярную литературу, как я, забитый студент, а действительно классику, и не только художественную, но и научную. Я, к примеру, за всю свою жизнь, только одну техническую книгу прочитал. И та «Азбука домашнего терроризма».

Так что я безмерно уважал Твайлайт Спаркл. За ее умение и желание учиться, которого мне всегда не хватало, за ее перфекционизм, за идеализированность ее планов. Вот, к примеру, я. Что у меня было в жизни, кроме учебы в полноги и друзей, которым я уделял внимания больше, чем семье?

А были ли они мне друзьями?

Я пропал уже много месяцев назад, интересно, искали ли меня.

И почему я раньше не задавался этим вопросом? Может, потому что  мне тут было так хорошо…

Твай что-то говорила. О, она много говорила. Иногда по делу, иногда, чтобы скрыть неловкость, которой накачивается атмосфера. Иногда мне очень интересно, если бы эта единорожка попала в мой мир, смогла бы она стать политиком? Невзирая на то, что она другая. Не хуже или лучше, но Другая.

Другая.

— Знаешь, Макс, ты очень понравился Принцессе, — Твай просто искрилась восхищением. – Она слышала, как ты пел. И она говорит, что ты действительно одаренный. Думаю, она еще не раз пригласит тебя к себе, чтобы ты мог спеть ей что-то еще.

Я поставил на журнальный столик свою кружку. Завтра на ее месте будет подсохший ореол от чая, за который Твай меня прибьет.

— Слушай, а ты никогда не думала, что Принцесса… Ну, она ведь не идеальна.

Наверное, это заявление прозвучало, как гром среди ясного неба. Потому что Твайлайт так и замерла, как восковая статуя из музея мадам Тюссо.

— Как это?

— Ну, идеала в мире не существует. Ведь мир же должен к чему-то стремиться, верно?

— Верно. Должен. Но Принцесса от этого менее идеальной не становится.

Это безнадежно. Твай обожает свою наставницу больше, чем кого-либо. И было бы преступлением против самой природы пони, рассказать ей о том, что Селестия имеет свои скелеты в платяном шкафу.

А я правда хотел поделиться с ней этой страшной тайной. Глупый. Идиот. Дурак. Неужели правда стоит того, чтобы огорчить Твай? Разрушить ее хрустальный мирок. Мирок, в котором все такое правильное и логичное.

На меня накатила волна ни с чем не сравнимого горя. Я перестал отвечать на ее каверзные вопросы, вызванные мои богохульным замечанием. И, для порядка посидев еще полчаса, я откланялся.  Дома меня ждало забытье в кровати, возможно, это  последний случай в жизни, когда я могу выспаться.

*

Могу выспаться, не значит, что высплюсь.

Ночь прошла в страданиях, от которых я временами начинал грызть подушку. Это плохо. У меня в жизни через пару мгновений произойдет самый страшный перелом, и только Всевышний знает, что мне сулит сегодняшний день.

А есть ли Всевышний?

И есть ли ему до меня дело?

Нет, бога нет. Если бы он был, он бы не был такой бесчувственной скотиной. Уж он бы точно смог поднять Солнце без жертв!

«Тик-так, тик-так,» — отвечают моим внутренним разборкам настенные часы – «Тик-так, время идет»

«И Ривер ждет тюрьма».

А утро не принесло ничего, кроме ухудшения ситуации на корню.

В мой дом ворвался Спайк. Невыспавшийся, злой, со стеклянными, как у игрушки, глазами.

— Макс! Макс! МАКС! Это как понимать! – кричал он, размахивая перед моим носом (хотя еле дотягивал мне до колен, но что поделаешь: речь допускает такие вот смешные казусы) мятым пергаментом. – Ты что сделал! Ты! Да как ты!..

Я, не дожидаясь конца хорошо отрепетированной бравады, вырвал у дракончика из рук письмо, а его самого, молча, пинками выгнал на улицу и закрыл тяжелую дверь. Лязгнул замками.

В висках стучала кровь.

Пока я дошел до письменного стола, я еще больше скомкал письмо. Я отлично знал, что там написано. И меня это чрезвычайно пугало.

Письмо, пришедшее через Спайка, было адресовано мне. На нем ровным убористым почерком стоял мой адрес, мое имя и узкая печать «лично в копыта».

Да, конечно, лично в копыта. Судя по измятости письма, Твай и Спайк уже прочитали все, что думают обо мне власти Эквестрии..

Правда, я не мог понять, почему в дом вошел Спайк, а не какой-нибудь карательный отряд Гвардии.

«Макс,

Сегодня утром, в одном из помещений дворца, был обнаружен ранее пропавший охранник. Без сознания. И тело хранителя Библиотеки Принцессы. Он прослужил при дворе почти пятнадцать лет, и то, что он оказался убит – невосполнимая утрата. Но я не стал бы тебе об этом писать, если бы не то, что рассказал нам охранник Дворца.

Он видел, как ты убивал мистера Дэйза, и это чудовищно. Макс, как ты мог! За время нашего недолго знакомства, ты всегда казался мне уравновешенной личностью! Возможно, твое поведение иногда было несколько экзотично, но оно не выходило за рамки наших норм. Скажи мне, в твоем мире убивать – это норма?

Я взбешен. Я просто не знаю, что я сделаю с тобой. А я до тебя обязательно доберусь. Возможно, ты не знал, но в этом мире за убийство тебя обязательно убьют самого. Если повезет, я сам приму участие в твоей казни. Мне глубоко противно это писать, но иного выбора просто нет.

Мы были друзьями очень и очень недолго. Но ты успел себя зарекомендовать, как хороший друг. Как хороший товарищ. И мне странно было слышать о том, что гость королевского приема, тот, кто выступал перед Принцессой и гостями, мог убить! Убить зверски! Это величайший в моей жизни раскол: одна часть меня желает добраться до тебя и лично вздернуть тебя, увидеть тебя, качающегося в петле. Но другая часть меня откровенно сожалеет. Она не верит, что ты способен на такое, она очень хочет, чтобы ты оказался невиновен. Это противоречит всем доказательствам, но таково веление сердца.

Мне трудно прийти к компромиссу. Но я постарался.

Макс, сегодня вечером, к тебе в дом постучится команда из «Леса одной секвойи». Ты был там, ты отлично знаешь, что там делают с преступниками. Я не знаю, что там будут делать с тобой. Но я не хочу тебе такой участи. Я обязан сопроводить этих двоих, чтобы помочь, в случае чего, тебя арестовать. Поэтому я предупреждаю: будет лучше, если ты, к моменту, когда в твою дверь постучатся, будешь уже далеко.

Шайнинг Армор.»

 

Меня будто ударили тяжелой шпалой по голове, в глазах потемнело, руки затряслись, и выронили пресловутое письмо.

Я убийца.

Для всех я убийца. Маргинал, ничто, абсолютный ноль в обществе.

Изгой. Как это больно осознавать.

Я благодарен Шайнингу за информацию. Именно поэтому я должен ему лично рассказать, что я не убийца. Я невиновный человек, который просто хотел докопаться до правды.

Я не виноват, что выкопал не только правду, но и  чью-то смрадную могилу.

Надо спешить.

Я оставил в доме все: документы, одежду, хозяйство, которым оброс за эти месяцы. С собой я взял только  свое пальто, пару сменного белья, старую заштопанную куртку. Шляпу. И деньги, все свои накопления. Такой нехитрый скарб уместился в маленькую сумку, которую мне подарили после приезда из Эпплузы. Это очень печально, когда твоя жизнь умещается в сумку, да еще остается место.

Дом я не закрывал, ключи положил под коврик. Господам из Гвардии – добро пожаловать. Берите все, что плохо лежит.

В городе еще ничего не знали. Скуталу, встретив меня у фонтана, радостно заявила, что она на полпути к получению своей кьютимарки.  Я ее дружелюбно поздравил.

Моя дорога вела меня к дому Твайлайт.

Я не успел еще даже постучаться в дверь, как она открылась, мой кулак ударился о пустоту, и неведомая сила втащила меня в библиотеку. Сзади, со скрипом, закрылся выход.

У Твай на глазах были слезы, большие, как бусины. Меня прям разрывало от ненависти к самому себе. Это было что-то ужасное, как мне хотелось в этот момент провалиться сквозь пол и оказаться в котле, полном кипящего масла.

— Как ты мог, — пролепетала она. – Это так ужасно…

— Я ничего не делал! Это не я! Твай! Я! Ничего! Не делал! Я жертва обстоятельств, у меня бы рука не поднялась!

Нет, она отрицательно замотала головкой, отказываясь меня слушать. Наверное, верить в то, что я распоследняя сволочь, было куда проще, чем рушить устоявшиеся нормы.

— Докажи! – сорвалась она. Никогда не думал, что она может становиться такой.  Злой, рассерженной, готовой рвать и метать.

На этот раз пришло время мне, закрыв глаза, отрицательно кивать головой:

— Ты мне не поверишь, Твай. И никто мне не поверит. По крайней мере, сейчас. Вам всем нужно время. И мне оно тоже не повредит.

— Тогда уходи! Уходи из города, беги из страны! Немедленно! И покинь мой дом!

— Я обязательно исчезну. Возможно на месяц, а возможно на год. Это предопределено. Но Твай, не сейчас. Позволь мне остаться у тебя в доме до вечера. Все, что мне нужно, это время.

Повис неловкий момент тишины.

— Я позволяю тебе остаться тут до вечера, Макс, — вздохнула Твай и отвернулась от меня. – Но при условии, что после этого ты навсегда исчезнешь из нашей жизни.

Внутри меня взорвался огромный часовой механизм, я отлично знал, что услышу эти слова. Но от этого не стало легче.

Первым делом, я послал Спайка в магазин – купить нужные мне вещи. Кажется, мне придется выдержать небольшой бой.

*

Если чему меня и научил российский кинематограф – так это делать самострелы. Спасибо Даниле Багрову.

Спайк довольно быстро принес все ингредиенты: недлинную железную трубу, ножовку, пять хлопушек, на подобие тех, которыми я пользовался один раз на выступлении. Па кет соли я нашел сам.

Делать такие вот опасные игрушки умели многие пацаны у нас во дворе. Один раз, мой сосед Вовка даже сбил из такого пистоля ворону, чему мы, жестокие слюнтяи, все аплодировали.

Я не стану убивать. Я не хочу убивать. Мне хватит того, что меня уже считают убийцей.

Ближе к вечеру, Твайлайт ушла. Видимо, ей было неприятно находиться со мной в одном доме, когда солнце уже уходит за горизонт. Я не стану ее винить. Спайк тоже благополучно исчез.

В очередной раз, оставшись наедине с собой, я чуть не взвыл от ужаса. Черт возьми, куда я вляпался! И самое главное, что я собираюсь вляпаться еще чуть-чуть. Но это стоит того, я обязан сообщить Брейберну всю правду. Он должен знать. Он расскажет Твай, она ему поверит, он ей дороже всех на свете. А Твайлайт расскажет Эпплджек, Флаттершай, Рэрити. И тогда я смогу позволить  жить  себе спокойно.

Из окна на верхушке дерева я отлично видел свой прежний дом. Вон он – единственное темное строение, вокруг все светится огоньками. Пони не ложатся спать рано, они, хоть и ушли все с улиц, продолжают бодрствовать. Это их ежедневная особенность.

Так что я быстро заметил, как к моему дому приближаются двое.

Именно, что двое. Где Брейберн? Неужели, он решил не участвовать?

Может, он справедливо просчитал, что я могу попытаться убить и его?

Двое моих конвоиров в моем же доме пробыли не долго. Они вошли в него, ничего не заметили, и вышли обратно, несколько обескураженные.

А я так надеялся, что Брейберн явится повидаться с сестрой. Что я смогу его перехватить и все рассказать.

Почему мои планы рушатся, даже толком не дождавшись укрепления?

Я прижался разгоряченным лбом к стеклу, сжимая в одной руке плохо слаженный самострел. Над городом скапливались тучи.

Будет дождь.

Эти двое были далеко не самыми умными в мире. Вот, что-то пошло не так. И все, потеря смысла жизни. Я даже отсюда видел их мельтешение.

Кап-кап. По стеклу ударили маленькие упругие капли. Еще минута, и дождь зарядил вовсю.

Двое заметили это, а потом решили действовать. План «Б» в исполнении властей всегда казался мне сказкой…

Неудивительно, что они направились к библиотеке – у них наверняка есть вся информация обо мне. Какая только возможна: где я живу, с кем я общаюсь, у кого я бываю в гостях.

Сердце вдарило в груди какой-то сумасшедший блюз. Я отлип от стекла, и, медленно, на цыпочках, придвинулся к лестнице. В военном деле архитектор, конечно, не смыслил, но стеллаж с книгами выставил чрезвычайно удачно, так, что меня будет не видно со стороны входа.

В дверь настойчиво постучали. В такт ответила моя сердечная мышца.

Черт возьми, как я хочу, чтобы все вернулось на круги своя.

«Открыто, ребята… Заходите» — я потянул из кармана маленькое огниво.

Дверь тихо открылась. Топот копыт, размеренный.

Хоть бы пронесло. Хоть бы пронесло.

— Мисс Спаркл. Вы дома? – хорошо поставленным баритоном, спросил один из моих конвоиров.

Я держал паузу. Так не хочется падать вот так: головой и в омут.

— Мисс Спаркл!

Я закрыл глаза.

В Омут. С головой. И будь что будет.

Я дрожащей рукой чиркнул огнивом, запалил фитилек от хлопушки. Комнату, тихую, огласило шипение.

Пока горит фитиль…

Я развернулся, и вышел из-за стеллажа. Два Гвардейца, белой масти. И черной.

В два шага добираюсь до них, они даже не успевают что-то сказать. Белому даю ботинком под челюсть, а второго, уже готовящегося меня обезвредить, направляю самопал.

Фитиль поджигает порох…

БАХ!

Ярчайшая вспышка, будто антивещество столкнулось с нашей материей. И грохот, от которого закладывает уши. Я даже не слышу, как кричит мой неудавшийся «гражданин начальник», хотя я уверен, что ему сейчас больно. Не думаю, что небольшой заряд соли может его убить, но обезвредит – точно.

Добегая до двери, я выбрасываю более ненужную игрушку. И шагаю под дождь.

Тут мокро, так мокро, что не спасает крона этого огромного дерева.

Бежать.

И я бегу. Бежать, как можно дальше. Куда глядят мои слабые глаза.

Я выбегаю в центр города, где бьет фонтан. Пробегая мимо моей счастливой скамейки, я замечаю яркую фиолетовую молнию, и еле успеваю от нее увернуться. Бесноватая энергия разносит мою счастливую скамейку вдребезги.

Бежать.

Бежать быстро, как бегут те, кому еще есть, что терять.

Но куда? Есть ли место, где я могу укрыться?

Еще одна молния проносится рядом со мной, и с визгом входит в землю.

Шайнинг далеко не дурак, я смотрю.

Лавируя между домами, я ухожу в дальнюю часть города.

Сцена. Тут я пел. Тут я пел и играл на гитаре…

Я поднимаюсь на сцену, пытаясь скрыться от очередной молнии. Я даже не вижу Армора, хотя отлично знаю, что это он.

Я, в отчаянии, выбиваю рукой стекло на противопожарном щитке, где покоится большой, по меркам местных жителей, топор. Я не знаю, зачем он мне – не бить же им Армора? Но кто знает.

Я ухожу за кулисы.

Тут ничего не меняется. Вроде бы, я был тут давно, а вот, кажется, мои следы на полу. Длинные, специфичные, не от мира сего.

Наблюдая за своими, кажется, следами, я становлюсь жертвой.

В один момент, ни с того, ни с сего, мои ноги становятся непослушными, я встаю на месте, как болванчик, одним плечом больно вонзаясь в крюк, сделанный  на стене для поддержания противовесов. Противовесы висят надо мной, по всей площади закулисья, огромные мешки с песком, которые держат на себе всю магию театра.

И вот, я стою у стены, с топором в руке, совершенно лишенный возможности двигаться. Мои глаза открыты настолько широко, что у меня уже идут слезы.

Взгляд – это действительно что-то странное. Флаттершай, которая за всю свою жизнь не обидела даже мухи, своим Взглядом вынуждает меня просто впадать в панику.

Я горжусь ею. Быть такой застенчивой, но при этом такой смелой. И очень жаль, что это не к месту.

— Флаттершай, — запутавшимся языком еле произношу я. — Отпусти меня. Сейчас же.

Она продолжает на меня смотреть. Кажется, я до конца жизни не забуду этих огромных бирюзовых глаз, которые доводили меня до панического страха.  Хотя, я и сам вижу на ее глазах слезы

Мне ее очень жалко, Флаттершай всегда казалась мне тихоней, и это всех устраивало. Но сейчас, в ней проснулась смелая натура, которая не могла допустить того, чтобы убийца безнаказанно удрал. Получается, она переступает себя. Ради всех. Как же это было бы мило и трогательно, если бы не было так для меня опасно.

— Флаттершай, немедленно отпусти меня! Иначе тебе самой будет хуже.

Я отлично понимаю, что веду себя, как скотина, угрожая ей. Но поделать ничего с собой не могу, такова моя роль в это пьесе, выражаясь театральным языком. Я в панике ищу способ выбраться из цепких лап ее Взгляда. Не петух я, чтобы быть послушным зверьем!

Ну где же ты, мой рояль в кустах, который поможет мне спастись!

О, а вот и рояль. Периферическим зрением вижу, как над головой Флаттершай медленно качается мешок с песком.

— Я все еще прошу по-хорошему. Отпусти меня, я не хочу причинять тебе вред! – я уже срываюсь на крик.

Никогда не смотрите на то, как плачет Флаттершай. Это горько, это несравнимо ни с чем. Я стал причиной ее слез, и мне честно хотелось оттяпать себе этим топором руку или еще что-нибудь, только чтобы она меня простила.

— Я не виноват.

Не помогает.

Мне нужно собраться с силами. Одно дело, выстрелить в морду неизвестного мне солдата, который за это деньги получает, и совсем другое – устранить на своем пути своего друга. Ну почему не Твайлайт, не Эпплджек, а именно Флаттершай! Это что, такой ироничный способ показать всему миру и мне заодно, что я паршивая тварь, а, Лойсо? Ну спасибо!

Я два раза глубоко вдыхаю, чтобы немного унять стук в груди. Кажется, я буду жалеть о последующем всю свою жизнь.

Я строю на лице самую страшную гримасу, которую только смог придумать. И громко, резко, прокуренным голосом:

— БУ!

Флаттершай тоже живая и она тоже бывает на пределе. Она дергается, отводит глаза, и вскрикивает. А я, размахнувшись, бью по канату, висящему справа от меня. Тому канату, который держит противовесы.

Топор разрубает сотни маленьких ниточек, из которых состоит веревка, и все противовесы, которые держат занавес, одновременно падают. Один из них приземляется на спину Флаттершай. Я закрываю глаза.

Пыльный занавес падает на сцену, поднимая небольшую песчаную бурю. Открывая глаза, я вижу Флаттершай, которая лежит без сознания. Сердце в очередной раз за день бьется о желудок.

Какая же я все-таки сволочь…

Быстро щупаю пульс. Кажется, есть, но я не ветеринар – это ему ближе знание, где пульс у пони. Но я уверен, что с Флаттершай будет все хорошо. Пригладив  ее челку, выбившуюся при падении, я кладу рядом конверт с письмом.

Мне пора уходить, и это очень и очень плохо. Сколько еще песен я мог спеть на этой сцене? А сколько чаепитий с Твайлайт я мог проспать? О, вся жизнь пошла коту под хвост.

Топор я выбрасываю в кусты, когда спускают на землю. Мне противно держать его в руках.

В очередной раз, я бегу. Под ногами сменяется почва, шорох песка сменяется лежалой листвой, и только тогда я останавливаюсь.

Город остается далеко позади. Я в глубоком лесу, и, кажется, я тут уже был. Вон висит на сучке мой фонарь, который я оставил тут, когда в нем закончилось масло. Много месяцев назад.

Скоро я выйду на дорогу, связывающую Кантерлот с дальними рубежами Эквестрии. И там – будь, что будет.

Прости, Твай. Простите, остальные. Кажется, у Макса в ближайшее время не будет возможности научить  вас хоть чему-то путному

*

 

Твайлайт Спаркл и Флаттершай пьют чай. С медом. Флаттершай немного помята, но в общем, здорова. Только гипс на крыле напоминает о том, что этой ночью ей пришлось несладко.

Обе поняши подавлены. То, что произошло, стало любимой сплетней в Эквестрии. Макс сбежал громко, со вкусом, громко хлопая залпами хлопушек и поднимая столбы пыли, выбивая стекла и руша скамейки. Раненый Гвардеец лежал в госпитале, у него из многочисленных царапин на лице удаляли мельчайшие частички соли.

Больше всего Твайлайт было жалко Пинки. Она привязалась к Максу, он оказался для нее чем-то новым, экзотичным, и она с радостью записала его к себе в лучшие друзья. Теперь, она  нескоро забудет этого странного человека.

На столе, кроме двух чашек чая и чайничка с заваркой, лежит мокрое от дождя письмо и конверт. Два тетрадных листа, исписанных почерком Макса, мелким и не очень аккуратным.

В своем послании Макс перед всеми извиняется. И слезно просит прощения. Он написал о том, что увидел в таинственном Объекте близ Эпплузы. Он подробно описал свою встречу с Пондемониумом Лойсо, о том, что книга, которую ему подбросили – всего лишь идеальная иллюзия. И правда, при обыске дома Макса, никакой книги обнаружено не было. Он написал, что никого не убивал…

— Ты думаешь, это правда? – Твайлайт не верит написанному. Ведь это не книга. Тут можно врать.

— Да, я верю, – самодостаточно говорит Флаттершай. – И я его ни капли не виню.

— Ты? Но он…

— Он был слишком хорошим, пока жил в Понивиле. Слишком. Такие хорошие существа, будь это пони или люди, не могут быть такими плохими…