Колебания маятника

Глава 10

I

Крэлкин не мог уснуть и сидел на своей кровати, безучастно мотая ногой. На рассвете должна была прийти Принцесса Селестия, и они вдвоем будут говорить, уличая друг друга в ошибках и пытаясь скрыть информацию. Его не выпускали из своего плена мысли о том, как правильно вести беседу, мириады возможных исходов, вопросов и ответов, правильных и неправильных слов кружились в голове у белого жеребца и не позволяли расслабиться и отдаться в объятья Морфея. А перед глазами порой возникала мордочка Твайлайт. Ранее он хотел оставить единорожку подле себя и использовать ее, как щит, если понадобиться, однако сейчас понимал, что уже не сможет сделать с ней подобного. Он бы сам защитил ее от чего угодно, включая Селестию и историю Эквестрии.

Зная, почему светлый аликорн все же закрыл в секретных архивах Кэнтерлота эту старую, потрепанную временем книгу, хранящую упоминания обо всем самом мерзком и нечестивом, что было в пони, он тоже не хотел рассказывать, какой ценой были построены мир и гармония в современном обществе. Утопия имела свою цену, как в его мире, так и в мире пони. И цену огромную.

Темнота за окном окутала весь город, жадно проглатывая каждый лучик света. На улице было тихо, не было слышно даже ветра. Теплое одеяло, которым закрывался жеребец, концом валялось на полу, и взгляд пони апатично рассматривал его. К библиотечной прохладе Крэлкин не привык, но научился с ней бороться посредством теплого шерстяного пледа. Только копыта мерзли по утрам и когда он гулял по каменному полу архива, но этому он не придавал ни малейшего значения.

Жеребец осмотрел библиотеку, уже в который раз, силясь найти хоть что-то, что бы помогло ему в завтрашней беседе, однако в пыльных книгах, стоящих на не менее пыльных полках, ответа не было. Бросив усталый взгляд на окно, он увидел белую едва уловимую полоску, очертившую размытую линию на запотевшем стекле, которая вскорости исчезла, пройдя намеченный путь. Заинтересованный этим, Крэлкин соскочил с кровати и направился к окну. Протерев стекло как можно тщательней, он уставился на черное небо, показавшимся ему бескрайним лугом, подернутый белыми капельками росы.

«Это не могла быть молния, тогда что? Неужели единороги ночью упражняются в магии? Или это пегас нес что-то горящее в копытах? Или пони наконец-то начали заниматься наукой и двигать прогресс вперед? Но тогда почему ночью, а не днем? Или это какие-то специальные сигнальные заклинания, предназначенные для быстрого оповещения войск об опасности?»

Спустя какое-то время, новая белая вспышка, озарила небосвод: ровная белая линия ползла по черному полотну, разделяя его на две неравные части. Вслед за ней справа появилась еще одна полоска. Начинался метеоритный дождь. Холодное пламя, которое доходило до глаз Крэлкина, казалось ему неживым, но с другой стороны оно завораживало, и жеребец не мог оторваться от наблюдения. Не каждый день можно видеть подобные небесные представления.

Над головой разыгрался горний спектакль, будто могучий единорог сыпал магией безжизненные глыбы, и теперь они дарили миру красоту, заключающуюся в мгновении смерти. Открыв окно, жеребец высунулся из него и стал наблюдать за действом воочию. Мороз ударил ему в морду, и он даже слегка поежился, но сейчас ему было приятно, нежели некомфортно.

Закинув передние ноги на подоконник, Крэлкин рассматривал расцветающий небесный букет из тонких, как струны, иссиня-огненных лучей. Геометрический вальс, развернувшийся посреди насыщенного звездного неба, напомнил ему родной дом, когда он смотрел через закопченное стеклышко на небесные представления, устраиваемые солнцем и луной. Но сейчас все было по-другому.

Чем-то нравились ему немая тишина, черный город, лежащий перед копытами, и небесный театр, развернувший фантастическую эпопею смерти, словно все это было сделано специально для него одного, чтобы показать все прелести этого мира. Смотря на падающие звезды, он стоял и загадывал желания, как в детстве. Он хотел остаться здесь, хотел жить в библиотеке с единорожкой Твайлайт, верной ученицей Принцессы Селестии, хотел познать с ней радость и боль, страдания и эйфорию. Крэлкин хотел почувствовать весь спектр чувств, будто небесные черточки выворачивали его душу наизнанку и доставали все наружу.

– Нравится? – послышалось сзади, и Крэлкин вздрогнул, словно его окунули в холодную воду.

Голос был знаком, но жеребец не хотел пока что прерывать свое занятие и простоял у окна еще несколько минут, пока сомнения, что гостья простит ему такой дерзкий поступок, не начали грызть его. Дождавшись апогея своих чувств, он, не разворачиваясь, вздохнул, спрыгнул с подоконника и, закрывая окно, бросил с некоторой долей сарказма:

– Очень даже симпатично. Это Вы все устроили?

Магия, которую породил небесный вертеп, незамедлительно испарилась, оставив пустоту в сердце жеребца. Теперь он опять был готов сражаться за место в этом мире, несмотря ни на что. Селестия, которая стояла за ним, вызывала у него приступ раздражения и негодования, однако Крэлкин понимал, что подобные чувства только усугубят его и без того шаткое положение.

– Нет, это происходит раз в семьдесят лет, – разлился по библиотеке мягкий, успокаивающий голос принцессы. – Однако последние несколько раз тучи мешали наслаждаться этим праздником…

– Бред, – резко парировал бывший маг и развернулся к светлому аликорну. – Ваши пегасы могут убирать тучи.

– Все в природе должно быть в гармонии и единичные случаи не должны влиять на общую картину мира, – молвила Селестия.

– Как чужаки не должны мешать обычному течению жизни в Эквестрии, – недовольно отозвался жеребец. – Я понял намек.

– Это хорошо, – благосклонно сказала августейшая.

Крэлкин подошел к кровати, сбросил с себя одеяло и натянул красно-белую накидку. Отсутствие кьютимарки было для него самым большим изъяном в любом придуманном им плане побега, а потому пони замка не должны даже подозревать, как выглядит чужак, не говоря уже о его маленьком секрете. Промучившись некоторое время с серебряной застежкой, которая никак не поддавалась неумелым копытам жеребца, он осмотрел себя и поднял взгляд на Селестию.

– У тебя замечательная накидка, – сказала принцесса и улыбнулась.

– Это работа Рарити, – недовольно ответил Крэлкин. – Я до сих пор поражаюсь, почему Вы не забрали ее в Кэнтерлот? Ведь она достаточно хорошо шьет, у нее получаются помпезные и в меру пышные платья… или что там у вас? В столице, половину населения которой составляют пони, следящие за модой, она была бы нарасхват. Так почему, Принцесса Селестия?

– Почему? – изумилась та. – Ты должен понимать, что у каждого есть свое место в жизни. И порой нельзя создать его своими собственными копытами.

– А почему Вы решили, что место Рарити не в Кэнтерлоте, а в вонючем провинциальном городишке? – вспылил белый пони. – И почему мое место не здесь, не в Эквестрии? Если я сюда попал, значит, я должен быть здесь. Разве не так? Неужели если Рарити родилась в Понивиле, то в этом жалком городишке она и помрет?

– Не стоит переходить на личности, – попросила Селестия. – Рарити там, где она должна быть. На ее дальнейшую судьбу давит только окружение.

– Значит, и я буду давить на окружение в ответ, – прошипел жеребец. – И на Вас, и на Вашу сестру и других аликорнов, а также всех, кого вы мне пришлете. Я буду сопротивляться Вашему желанию вытолкнуть меня из этого мира.

– Не стоит так себя вести, – предупредила Селестия, как заботливая мать предупреждает ребенка об опасности.

– А как мне себя стоит вести? – в отчаянии посетовал Крэлкин. – Вы с грифонами не сильно-то церемонились. А Луна так вообще убивала пони сотнями. Что Вы можете на это сказать, Ваше Высочество.

– Во-первых, не нужно кричать, – ответила августейшая. – Весь замок спит. Во-вторых, мы лишь отвечали на резкость со стороны.

– И необходимо было убивать?

– Иногда, как бы прискорбно это ни звучало, необходимо жертвовать малым, чтобы сохранить большее.

– У Вас на все есть ответ, не так ли? – ехидно осведомился Крэлкин.

Селестия улыбнулась и чуть заметно кивнула.

– Что бы ты хотел узнать? – спросила она.

– О Вашей судьбе и судьбе Луны, – победно сказал жеребец.

Крэлкин ожидал, что Селестия откажется поведать личную информацию, однако к его большому удивлению, она согласилась. Предполагая, что это одна из запретных тем августейшей, жеребец даже не предполагал, что принцесса так просто согласиться рассказать ему, чужаку, пришедшему из иного мира, свою историю, которая должна была приоткрыть завесу появления аликорнов и бросить мерклый свет на сцену происходящего за кулисами.

– Только я бы не хотела разговаривать об этом в замке, – оповестила она. – Давай пройдемся по улице и поговорим.

«Она не хочет разговаривать об этом в архиве, в который заходит только одна пони-служанка и то, только днем? Еще заходит Луна, но она должна знать свою историю. А что, если Селестия не хочет, чтобы ее сестра прознала о том, что она поведала мне всю подноготную их жизни? Или она намерена выманить меня из замка и прикончить где-то на пустыре? Темная ночь – идеальное время для подобного преступления».

Крэлкин бросил настороженный взгляд на пустынный темный город. Он предполагал, что Селестия хочет не просто избавиться от глаз и ушей, которые могут быть в замке, но и, вероятно, убить его под покровом ночи. Для этого она и пришла пораньше, чтобы вывести его из теплого здания и лишить жизни, потому что не способна вернуть его назад, но и оставлять его в своем мире не была намерена.

– Нет, – просто сказал земной пони.

– Это не просьба, – слегка надавила Селестия.

– Просто решили убить меня, пока весь город спит? – огрызнулся он. – Неразумно, Твайлайт…

– Крэлкин, – прервала Селестия речь жеребца мягким тоном и улыбнулась. – Твайлайт знает, что я могу отправить вас домой в любую минуту. Не думаю, что это вызовет много подозрений.

– Ага! – победоносно воскликнул белый пони. – Я так и думал, что ты хочешь убить меня! Но я не куплюсь на подобное. Слишком много я повидал в жизни, что быть таким простаком.

– Побольше уважения к старшим, – невозмутимо сказала августейшая.

– Я никуда отсюда не уйду! – заявил бывший маг. – Я не доверяю никому в этом мире.

– И ты ждешь доверия к себе, хотя не можешь первым довериться? – спросила Селестия.

– Я не доверяю этому миру, – вновь сказал Крэлкин, однако нотки сомнений проскользнули в его голосе.

– Однако мир доверяет тебе, – сказала венценосная. – Пошли.

– Там холодно, я заболею, – искал причины бывший маг, боясь остаться наедине с аликорном в темном городе вдали от цивилизации. Он не хотел уходить из замка, полагая, что каменные стены помещения донесут его крик до ушей какого-нибудь пони, и принцесса просто не успеет спрятать тело от чужих глаз и окажется в скользкой ситуации.

– Я не собираюсь тебя убивать, Крэлкин, – холодно изрек правитель Эквестрии. – Не будь трусом. Свежий воздух всегда хорошо влиял на мысли. Да и тебе хорошо было бы развеяться после столь продолжительного сидения взаперти среди литературы.

– Если я не соглашусь, то Вы насильно меня заставите? – осведомился жеребец.

– Я бы не хотела прибегать к этому, – сказала принцесса.

Крэлкин вздохнул. Понимая тщетность своих попыток остаться в архиве, он еще раз поправил накидку, намеренно оттягивая время. Смотря на Селестию, он пытался проникнуть под стальной фасад ее невозмутимой, вечно улыбающейся мордочки, однако, как ни силился, не мог даже представить, что там кроется, не мог вывести ее из себя, как ни старался, хотя сам показывался не в лучшем виде. Однако сегодня земной пони решил взять инициативу в разговоре в свои копыта и узнать, что же таится в мыслях у светлого аликорна.

– Ты готов? – спросила Селестия мягким голосом, наблюдая, как жеребец уже в который раз проверяет, прикрыта ли у него кьютимарка должным образом.

– Вполне, – сказал Крэлкин и проследовал на выход твердой походкой. Отключив свои эмоции, он был готов услышать все, что должно быть сказано, и выдержать все, что до рассвета должно было случиться. Он был готов даже принять смерть, хотя изо всех сил старался бы не доводить Селестию до действий, могущих привести его к вечному забвению.

Белый жеребец вышел первый и, слушая, как закрывается дверь, подождал, пока принцесса поравняется с ним и выйдет вперед, чтобы проводить его до выхода из королевского дворца. Замок был для него сложным замысловатым лабиринтом, который он видел изнутри лишь единожды. Два пони шли по просторным коридорам, освещенными рядами керосиновых ламп. Крэлкина заинтересовало, почему они не используют светлячков, как в древние времена, или как они получают керосин, и почему именно керосин заинтересовал расу пони, как топливо для ламп, и используется ли это горючее вещество для создания какого-нибудь оружия, но понимал, что подобные вопросы сейчас неуместны. Сейчас было уместно узнать правду об Эквестрии в целом и о Принцессе Селестии в частности.

Петляя по коридорам, они шли по мягкому красному ковру, украшенным двумя толстыми золочеными линиями по краям. В замке было достаточно тепло, не в пример библиотечной прохладе. Крэлкин даже подумал, что в помещении, где он провел четыре дня, специально понизили температуру, однако искал иной подвох в низкой температуре, но никак не мог найти.

Каждый шаг давался с трудом новоиспеченному пони. Его желудок скрутило, мысли беспорядочно прокручивали в голове сцены кровавого убийства. Хоть он и понимал, что Селестия маг настолько высокого уровня, что у него не было и шанса на победу в схватке даже в теле человека, да и его новое тело наверняка не оставило бы никаких следов от ее прямой атаки, но все же надеялся, что он идет не на смертную казнь.

– Зачем Вы скрываете информацию? – внезапно спросил Крэлкин, пытаясь развеять напряжение и начинать претворять свой небольшой план в жизнь.

– Не вся информация полезна, – сказала Селестия.

– В каком смысле? – непонимающе отозвался жеребец. Хоть он и понял, что она имела в виду, но хотел услышать от нее подтверждение своим догадкам.

– Некоторая информация может лишь навредить. Тебе стыдно этого не знать, – поставила в упрек его глупость августейшая, но Крэлкину было глубоко плевать на подобные укоры. – Если мы говорим о единорогах, то некоторые книги по истории магии могут читать лишь те, кто достиг определенного уровня развития своей силы.

– То есть в некоторые копыта подобные книги просто могут и не попасть? – уточнил земной пони.

– Совершенно верно, – согласилась принцесса. – Некоторые сильные заклинания могут лишить единорога способности колдовать или вообще убить.

– Что-то вроде слияние магий, которые проводили Твайлайт и Трикси? – вновь задал Крэлкин уточняющий вопрос.

– Да, – опять согласилась августейшая. – Магия такого высокого уровня может убить. Причем убить не только пони, которые решаются ее использовать, но и всех вокруг.

– Получается, Вы вроде как защищаете их от самих себя, я правильно понимаю?

– Да, ты правильно понимаешь, – одобрительно сказала Селестия.

– Вам было все равно, что случится с Твайлайт и Трикси? – спросил Крэлкин, прощупывая зону влияния и осведомленности Селестии.

– Когда я узнала об этом, было поздно, – призналась та. – Книга, которую нашла Твайлайт, несет в себе ценные, но опасные знания. Разлучение ее и Трикси было необходимым шагом, ведь они могли навредить сами себе и жителям Понивиля.

– Тогда зачем Вы дали мне книгу по истории Эквестрии? – спросил чужак. – Я понимаю, что я мог дорасти до нее, возможно, я даже пойму Ваш интерес, что же я скажу по этому поводу, но это все лишено смысла. Я лишь еще больше проникся духом этого мира и понял, что утопия имеет некоторую цену. Иногда очень большую, иногда несоизмеримую с нормальной жизнью, но цену имеет. Утопию можно построить где угодно, но кто выступит ее жертвой, кто возьмет на себя всю ответственность и поставит интересы общества над своими интересами – это огромный вопрос. В Эквестрии жертвой стали Вы.

– Я стала жертвой в Эквестрии? – переспросила принцесса.

– Не только Вы, но и Ваша сестра, хотя Луна в меньшей степени. Однако вы обе прошли через огромное множество проблем, неприятностей, душевных забот. Но Ваш путь принес Вам намного больше страданий и немыслимых переживаний, чем Вашей сестре. И Вы до сих пор держите власть стальной хваткой, протянув копыта помощи пони сквозь тысячелетие. И хоть это не приносит много радости, но Вы понимаете, что по-другому нельзя, иначе и быть не может. Единственное, что не дает распасться этому хрупкому мирку – Ваше бессмертие. И как только Вы исчезнете или отречетесь от правления, пони опять разбредутся в разные стороны, будут жить отдельно, вспомнятся старые обиды, начнутся новые склоки. Это произойдет не сразу, а спустя несколько поколений, однако это неизбежно. И лишь Ваше бессмертие дает шанс, что этого никогда не произойдет. Но почему вы бессмертны? Вы аликорны, а аликорны обычные пони. Никаких явных отличий нет, кроме увеличенного количество албидо стилла.

– Ответ станет очевиден, как только я раскрою тебе свою историю, – сказала Селестия.

– Я так и знал, что есть что-то в развитии вашего вида, что позволяет стать аликорном! – воскликнул Крэлкин.

– Тише, пожалуйста, – попросила августейшая. – Весь замок спит.

– Без разницы, – бросил гость, и тут его осенила одна мысль: – Стоп, а стражники в замке тоже спят?

– Да, сейчас Луна следит за порядком в этой скромной обители.

– Понятно, – проговорил чужак, понимая, что ночь – это то время, когда он может делать все, что угодно.

Они шли несколько минут в тишине. Жеребцу не терпелось узнать, чем же обычные пони отличаются от аликорнов, а также ему не терпелось узнать, что же за тайны таит Селестия, но он знал, что торопить события нельзя. Пусть принцесса, которая сейчас мягко шагает по коридору и обдумывает, что можно говорить гостю из другого мира, а что нет, однако он намеревался добыть информацию любой ценой.

«И все же, какие вопросы достанутся мне? Пора бы вспомнить о зебриканских книгах, с которыми меня нашла Селестия. Скорее всего, будут вопросы об истории и, наверняка, о моем мире. Это не так уж и важно. Увидев, на что способны пони, любая информация, которую я расскажу о мире, не будет стоить и выеденного яйца. Однако с книгами нужно быть осторожнее. Какую бы легенду придумать, чтобы она была правдоподобной и не казалась надуманной? Вряд ли ей будет приятно узнать, что я искал способ, как блокировать магию единорогов или обезвреживать пегасов. Это информация не для нее».

– Аликорны – это же удачный эксперимент пони-селекционеров, да? – спросил Крэлкин перед самой дверью, ведущей на улицу.

– Почему ты так решил? – спросила Селестия.

– Потому, что это должно быть целью всей селекции. Пони, скрещенные с другими представителями фауны, были не особенно удачны как эксперимент. Их потомство либо умирало, либо было не таким, каким его видели ученые. Так почему же аликорны не могут быть венцом творения селекционной программы?

– Возможно, ты и прав. Я не сталкивалась с ними, – просто ответила кобылка. – Но даже если принять во внимание твое предположение, то у них ничего не получилось, а, значит, эксперимент не удался. К тому же ты раньше правильно спросил о бессмертии аликорнов. Обычной селекцией это не объяснить, как ни старайся. И как бы тебе не хотелось, чтобы все можно было объяснить этой наукой, но Эквестрия живет по несколько иным законам.

Дверь открылась, и огромная волна холода окатила двух пони. Крэлкин вздрогнул, но постарался этого не показывать. Копыта, шедшие по мягкому ковру, встали на ледяные мраморные ступени и сошли вниз на площадь по велению хозяина. Селестия шла рядом горделивой походкой.

На улице было очень темно. Серебряный серп луны, висевший в зияющей черноте, не освещал ровным счетом ничего. Фонари, стоявшие вдоль улиц, были погашены, и Крэлкин едва различал, что находится в десяти метрах от него. Он бы даже не смог увидеть никакого другого пони, затаившегося поблизости, чтобы совершить коварный план Селестии и нанести ему смертельный удар.

«И все же, хочет меня убить Селестия или нет? Зачем я ей, я так и не понял. Да и не думаю, что я вообще это узнаю от нее. Она хранит строжайшую секретность о чужаках и не говорит ничего даже своей сестре. Принцесса Луна… Надо бы как-то сыграть на ее чувствах и повлиять на Селестию посредством этого аликорна. Но позволит ли это мне главный потентат? По крайней мере, Луна тоже не переносит свою сестру. Не так, как я, но все же не переносит. Осталось найти тот ключик, который бы расставил все точки над “i” и переключил темного правителя на мою сторону».

– Итак, мы уже вышли из замка, – сказал Крэлкин, рассматривая едва заметные очертания принцессы. Хоть ее мордочка и была видна, но жеребец боялся, что один неосторожный шаг в сторону и аликорн растворится во тьме.

Селестия вздохнула и на мгновение прикрыла глаза, будто вспоминая что-то плохое, что было в ее жизни. Крэлкин бы даже посочувствовал ей, если бы она не была его врагом в схватке за новый дом. Через несколько метров начался снег, и холод стал еще отчетливее чувствоваться копытами земного пони.

– Мои первые воспоминания, – начала Селестия, открыв глаза и смотря вперед, – связаны с настоящей столицей Эквестрии, Кэнтерлотом. Как только я начала понимать, что вокруг меня происходит, я практически сразу попала в копыта профессиональных вояк и меня начали натаскивать для убийств. Но был период, когда я была еще маленьким жеребенком, восхищенно смотрела на облаченных в разноцветные мантии гордых единорогов, мечтала стать такой же, как они. – Принцесса вздохнула. – Некоторые были со мной добры, другие держались очень холодно, третьи провожали неудавшегося жеребенка беспристрастным взглядом, будто меня не ждал никто в этом мире и уж тем более в этом городе. Тех, кто ко мне относился хорошо, было мало. Их было четверо: один из членов Аукторитаса, Тандер Громовержец, одна из служанок, Лилия, один из стражников, который меня практически круглосуточно стерег, чтобы я не убежала, Альрих, и один из тренеров по заклинаниям самого высокого уровня, Моларис Коловратный.

Селестия вновь вздохнула, будто эти воспоминания очень сильно ранили ее в свое время, и она не хотела ворошить прошлое из-за праздного любопытства чужака. Крэлкин всматривался в каждую эмоцию правительницы, и казалось, что она может сейчас открыться ему, подставиться под удар из-за бесконечных образов одиозного прошлого. Такого неправильного и такого манящего.

– Поначалу я не понимала, что происходит вокруг меня. Я научилась колдовать намного раньше, чем мои сверстники, но я даже никогда не задумывалась, что можно использовать крылья. Пегасов в городе я не видела, поэтому и учить полетам меня было некому. А из-за того, что я была маленькая, а также этих перьевых отростков, – Селестия нарочито взмахнула крыльями, – в том жестоком прошлом надо мной смеялись жеребята, называя параспрайтовым выкидышем. Мне было очень больно слышать их насмешки. Порой ко мне приходила Лили и успокаивала глупого жеребенка, плачущего на кровати. Она объяснила, что из-за того, что я родилась с крыльями, меня все боялись и потому обзывали разными нехорошими словами. Все свое детство я провела в слезах, пока меня не заграбастали в свои копыта инструкторы школы для одаренных единорогов. Но и там я была лишь поводом для насмешек. Неважно, хорошо ли я училась или устраивала бесчинства, каждое утро меня бросало в водоворот безысходности и глупости моих одноклассников. Я была для них лишь изгоем, единорогом с крыльями пегаса, уродцем, над которым можно посмеяться и который ничего не сделает. Но все они лишь боялись монстра, которого видели во мне. Со временем, я смогла сама бороться со всем тем негативом, который выливался на меня каждый день. Я стала сильной и твердой. Я освоила такие мощные заклинания, до которых некоторым учителям не было суждено дойти никогда. Я могла горы сворачивать, у меня была власть управлять миром. Но однажды я чуть не потеряла себя из-за этого “дара”, когда едва не убила группу зарвавшихся ко мне молодых амбициозных единорогов.

Селестия вздохнула еще тяжелее. Крэлкин, шедший подле нее, отстал, пытаясь представить детство своего врага, которое было ничуть не похоже на его собственное. «Посредственности, вроде Альтуса или Гресмита, – подумал он, – не имеют возможности познать все секреты, потому что они находятся в зоне комфорта, из которой выходить не собираются. Я и Селестия чем-то похожи, по крайней мере, были. Ее не принял мир, считая уродцем, я – отверг мир, считая его нечестивой ямой. Но в итоге я единственный человек, который смог пробиться в иной мир, а Селестия стала правителем целой страны пони».

– Их всех увезли в госпиталь с переломанными ногами и… черепами, – с отвращением сказала Селестия. – И тогда, когда я увидела страх, животный страх в глазах единорогов, которые ходили со мной в одну школу, я себя возненавидела. Я месяц не выходила из своей комнаты и только благодаря Альриху вновь увидела солнечный свет. Но я осталась не только без друзей. Враги тоже покинули меня. И тогда я осталась одна посреди этого чудовищного, злого и неприветливого мира. Одиночество грызло меня изнутри и с каждым днем я все меньше и меньше хотела жить, словно невероятно глубокая пустота поселилась во мне, и я стала терять себя с каждым днем. Интерес к жизни во мне поддерживал только Альрих да Тандер, но их я уже практически не слушала. Еще с детства я заметила, что над Кэнтерлотом был распростерт синеватый щит. Тогда я, конечно, не понимала, зачем все это сделано, но полагала, что для меня, ведь таких, как я больше не было. Я была особенной. В день побега, в восемнадцатилетнем возрасте, я, наконец, узнала, что находится за барьером. И то, что я увидела – повергло меня в шок. Я всю жизнь думала, что мне жилось плохо, но в “свободном” мире был просто ужас. На меня практически никто не обращал внимания не потому, что я была не такая как все, а потому что все вокруг были безумны. Это была чума, оружие массового поражения, которое предназначалось для пони. В те темные времена все в мире перемешалось. Пусть в Кэнтерлоте и было плохо, но там было безопасно. Убийства, грабежи, безногие пони, окровавленные части тел, обглоданные кости… – Селестия вздрогнула всем телом. – Это все валялось под ногами прямо на дорогах. Я стала опасаться ходить по ним. Несколько раз на меня нападали, но я отбивалась, благодаря навыкам, которые получила в школе для единорогов. Через несколько лет я поняла, зачем я нужна была Кэнтерлоту: сильный воин, который бы боролся с подобными отбросами общества. Но они не были отбросами общества. Как-то раз я победила одного из них и уже готова была убить, но… Я посмотрела в его глаза и просто не смогла. Он не понимал, что происходит, будто находился под заклятьем. Боясь стать таким же моральным отщепенцем, я отпустила его и в страхе нашла пещеру, в которой смогла притаиться на время. Однако еды у меня было немного, и я была просто вынуждена выйти и отбить несколько гнилых яблок у местной банды.

Селестия ненадолго прервалась. Какое-то время она шла молча. Завернув в улочку следом за принцессой и осматривая стены зданий, Крэлкин шел следом. Вслушиваясь в хрустящий под копытами снег и тяжелое, прерывистое дыхание аликорна, он понимал, что она рассказывает о самом страшном, что происходило в ее жизни. Бывший маг, хоть сам никого не убил, но не понимал маниакального желания Селестии сохранять жить всем и каждому в жестокой действительности мира, когда сама была на грани смерти.

– Жуя эту гниль, – продолжила кобылка слегка сдавленным голосом, – я долго плакала и проклинала этот мир за то, что он так жесток ко всем своим обитателям. Одни были безумны, другие – напуганы, третьи – жестоки. Одна из кобылок, которых я встретила на своем пути, оказалась земной пони. Она увязалась за мной и назвалась Фрутти. У нее не было ни рога, ни крыльев, но она была полна энтузиазма и жизненной энергии. Я ее не понимала и пыталась образумить эту глупую несерьезную пони, показывала ей всю боль и страдания, которые ей необходимо пронести через свою жизнь, но… знаешь, что она сделала, Крэлкин? Она просто обняла меня и сказала, что этот мир не так уж и плох. Да, в нем были свои изъяны, но она была рада, что она жива, что она могла кушать, пусть это и были несвежие продукты, она могла прыгать, ведь некоторые были лишены и этой способности, она была счастлива, что могла видеть и чувствовать запах и вкус. Она радовалась каждому вздоху… радовалась. И научила радоваться меня.

Внезапно Крэлкин осознал, чем он отличается от Селестии. Тогда, когда они варились в собственном соку, предоставленные сами себе, один на один на арене с жестоким окружающим миром, они были похожи. Каждый из них бил на поражение, бил тогда, когда необходимо было выжить, бил, не жалея ни себя, ни противника. И каждый из них понимал ценность жизни, но по-своему. Если Крэлкин жил в страхе за свою жизнь, то Селестия жила в страхе за жизни тех пони, которые ей попадались на пути.

А когда рядом с Селестией появилась Фрутти, пони, которая была счастлива, несмотря на то, что видела каждый день, и которая научила будущую принцессу радоваться вместе с собой, жизненные дороги познания света и тьмы аликорна и рунного мага разошлись, не имея возможности встретиться вновь. Крэлкин продолжал быть одиночкой, все дальше и дальше погрязая в болоте современного общества, в то время как Селестии сбросили спасательную веревку, вытаскивая ее из всего плохого и недостойного, что было вокруг.

– А знаешь, чему она радовалась больше всего? – с едва ощутимой радостью спросила Селестия. – Каждый день перед сном, она разговаривала с кем-то и даже не скрывала этого. Я много раз слушала, как она обращается к невидимому пони, который, по ее словам, находился где-то на небе, и благодарит за то, что встретила меня, очень хорошего друга, за то, что может наслаждаться временем, проведенным со мной. Она была безумна, но в этом безумии было что-то по-своему прекрасное.

Селестия завернула на очередную улочку, уводя Крэлкина от замка, но, заслушавшись историей и сопоставляя себя и венценосную особу, жеребец не замечал этого. Семеня подле принцессы, он ловил каждую ее эмоцию, которые начинали пробивать невозмутимую мордочку кобылки, и пытался представить глубину воспоминаний и их роль в становлении Селестии-правителя.

– Она была жизнерадостной, несмотря на то, что на ее глазах изуродовали мать, а отца заживо растерзали обезумевшие собратья, – с грустью продолжил аликорн. – Иногда по вечерам она всхлипывала, лежа в своей кровати, но я так ни разу не решилась подойти к ней, погладить ее, поговорить с ней, утешить. Тогда я была слаба духом. Будучи очень могучим магом, я так и не смогла принять ее боль и страдания. Зато охотно принимала всю радость, которая лилась из нее рекой. Я была обескуражена тем, какой она была задорной, – улыбнулась Селестия. – Похожа на Пинки Пай, если ты понимаешь. Она делилась со мной своими мечтами о красивом мире, в котором нет жестокости, подлости, крови… Я считала, что это ее болезнь, смеялась над ней, но… но потом я прониклась ее светлыми идеями. И нередко мы, лежа под кровавым закатом и смеясь, размышляли над тем, какой бы красивый мир был, будь в нем больше добра и дружбы. Но добра было крайне мало, а дружбы практически вообще не осталось. По крайней мере, я их не видела. Однажды, вернувшись с целым ворохом свежих фруктов, я обнаружила ее, лежащей на полу в луже крови. Я… – голос принцессы сорвался, и на ее глазах Крэлкин увидел небольшие бусинки слез. Она подняла печальные глаза на звездное небо и остановилась. – Знаешь, я до сих пор помню ту боль, которая пронзила меня, когда я увидела ее в красной луже. Прошло больше тысячи лет, но я до сих пор не могу забыть окровавленное тело своей самой первой, настоящей подруги в том безумном мире, который может подарить только боль и страдания.

Селестия прерывисто вздохнула и опустила глаза. Сердце у Крэлкина сжалось, и к горлу подкатил ком. Желание прокомментировать некоторые моменты истории аликорна постепенно растворились в новых сведениях и новых переживаниях, которые уже более тысячи лет терзали душу главного правителя Эквестрии. Понимая, что попадает в ловушку чувств, он отбросил свои предрассудки и не смел перебивать правительницу Кэнтерлота.

– Я испытала настоящий кошмар в ту ночь, – прошептал слабый голос кобылки, и жеребец с грустью посмотрел на нее, будто сам потерял близкого друга. – Наутро сквозь слезы я похоронила ее. И до сих пор я наведываюсь к ней, чтобы просто помолчать. Но я все еще не хочу верить, что ее больше не стало. Я покинула то место на несколько веков, чтобы вновь поприветствовать Фрутти спустя сотни лет. Я с ней иногда говорила в мыслях и невольно вспоминала, как она благодарила какого-то пони за встречу со мной. И тогда…

Слезы полились из глаз Селестии, и аликорн отвернулась. Крэлкин молчал, не смея ничего говорить. Он понимал, что рана, которую до сих пор носил в душе потентат, еще не затянулась. Да принцесса и сама еще не хотела, чтобы она затягивалась. Снаружи сильная пони, Владычица дня и ночи, Великосиятельная Принцесса Селестия, Хранитель Элементов Гармонии, была такой же, как и ее подданные. Эмоции ей были не чужды.

Опустив голову, Крэлкин чувствовал себя виноватым, что разбередил давно минувшие чувства. Понимая, что эта история является идеальной точкой, чтобы надавить на принцессу и раздавить политика, он не мог позволить себе ею воспользоваться. Слишком глубокая рана это была. Да и не хотел он копаться в том, что смогло потревожить его чувства и задеть за живое. Селестия двинулась неспешной походкой, и жеребец поплелся за ней.

– Тем не менее, – увереннее продолжила Селестия, – я вернулась к своим странствиям. Единственное, что меня тогда беспокоило, кроме смерти моей подруги – это то, что я не расту. Я, как была маленьким жеребенком, так и осталась им. Прошло около сотни лет, а я так и оставалась крохотной, к тому же без кьютимарки. Потом я встретила Луну. Вначале я даже не поверила в это, но у нее тоже были и рог, и крылья. Она была такой же, как и я. Особенной. Мы быстро сдружились, и оказалось, что у нас обеих огромные силы. Ежедневно Луна уходила куда-то и приносила еду. Я вначале даже не спрашивала, откуда это все, просто наслаждаясь бытностью, но потом проследила за ней. Она не церемонилась с пони, которые не хотели отдавать ей пищу, а просто убивала, вне зависимости от того, хорошими они были или плохими, голодными или сытыми, безумными или сохранившими рассудок. Отругав ее за это, я взяла с нее обещание больше не убивать. С той поры за провизию в нашей скромной обители, которую нам заменила пещера, отвечала я. Я просто отбирала или находила еду и всегда одергивала Луну, когда она хотела убить кого-то. Тогда я поняла, что с большой силой к тебе приходит большая ответственность. Ответственность за жизнь другого пони. Если бы мы хотели с Луной, то уже захватили бы и Ландаухиминн, и Юникорнию, и Терра Орну. Но нам не нужно это было. Мы были счастливы вдвоем тогда, в те кровавые времена, когда всецело отдавали себя друг другу и не заботились о завтрашнем дне.

Селестия снова завернула на очередную улочку, и Крэлкин начал подозревать неладное. Оглянувшись, он увидел по бокам высокие дома и почувствовал себя в западне сродни земных войск, загнанных в ущелье для массовой резни. Однако понимал, что был не волен что-либо изменить и потому просто отдался судьбе и следовал за кобылкой.

– Луна поведала, что она удрала от пегасов, которые заставляли ее сражаться ради Дроттинна и страны крылатых пони, – продолжила Селестия твердым голосом. – Она звонко смеялась, когда рассказывала, как дробила черепа охраны, убирая с дороги неугодных воинов в доспехах. Мне было жутко от таких рассказов, и я всякий раз просила ее прекратить. И вскоре я стала бояться Луну, понимая, что ее жажда крови – лишь привитая пегасами норма жизни. Она жила в этом, варилась около полусотни лет и уже не могла распознать что хорошо, а что плохо, будто правильное и неправильное было переставлено местами в ее голове. Как бы я не боялась Луну, но именно она меня и научила полетам, я же обучила ее искусству магии в лучших традициях Кэнтерлотской школы для одаренных единорогов. А потом, когда мы были в рассвете сил, в середине второго столетия нашей жизни, мы встретили его… Духа Хаоса и Дисгармонии, порожденного коллективным бессознательным всех рас пони. Он был составлен из самых разнообразных частей зверей, населяющих наш мир. Он рассказал, что мы сестры, и не простые пони. Что таких, как мы, только две. И что мы должны примкнуть к нему, так как родителей наших убили единороги и пегасы, чтобы забрать к себе и сделать оружием. Как выяснилось впоследствии, я и Луна были Духами Гармонии, потому и смогли родиться в облике аликорнов. Но я не поверила ему, ведь Луна любила убивать, а Духи Гармонии не должны были такого себе позволять и, тем более, наслаждаться подобным. Тем не менее, Луна была согласна на союз с драконикусом, но не я. Атаковав Дискорда, как он себя назвал, я и Луна, которая к моему большому удивлению поддержала меня, потерпели поражение и отступили. Теперь я точно знала, что за монстр был ответственен за весь беспорядок, который происходил в землях. А после нашего нападения на него вокруг стало еще жутче. Решив извести нас, он сводил с ума целые города и направлял безумную армию на нас. Дискорд наслаждался тем, как Луна с азартом убивает пораженных жителей бывшей Конфедерации, и как я, сидя в углу, тряслась от страха. Я не хотела никому навредить, я не хотела быть плохой, я не хотела отнимать жизни. И такой слабой я решила покинуть земли Эквестрии.

«Так вот значит, что случилось тогда. За те две сотни лет истории, которые оставили лишь две записки, в землях бывшей Конфедерации между тремя противоборствующими расами пони не было войны. Появившийся Дух Хаоса и Разрушений стал уничтожать рассудок пони и, впоследствии, и самих пони посредством Луны. Селестия была слаба, она не могла причинять боль, не могла убивать. Не могла и не хотела. Фрутти, которую она встретила, очень сильно повлияла на ее убеждения.

Тем не менее, некому было оставлять записки в ту эпоху. Практически все были безумны, некому было работать на полях, еды не было и, скорее всего, бумага и записки поедались если не обычными пони, то обезумевшими – точно. Дискорд господствовал на земле Эквестрии и не видел опасности в аликорнах, напротив, он видел в них союзников. Почему?»

– Луна осталась там, – сказала невеселым голосом Селестия. – Она не могла пропустить такой кровавый пир и, оставив меня на распутье дорог, улетела вглубь земель. Я боялась, что она поубивает всех пони или что она объединиться с Дискордом. А я до сих пор видела окровавленное тело Фрутти и животный страх в глазах единорогов… И мне стало страшно, поистине страшно. Я не знала, что делать. Оставшись в одиночестве, я уже не хотела возвращаться в то болото тоски и печали, из которого меня вытащили две подруги. Но я не смела лететь за Луной. Ее я тоже боялась. Я вернулась, чтобы изучить природу магии драконикуса, и вскоре смогла разработать заклинание от его чар. Выследив его, я выступила против него в сражении за небольшую деревеньку, жителей которой он хотел свести с ума. Разрушив их щит, защищающий пони от внешней угрозы, он влез к ним и заставил меня вмешаться. В середине битвы меня защитила Луна, и вдвоем мы дали отпор врагу. Мы одержали верх, но, почему-то мне показалось, что Дискорд сам ушел, посмеявшись надо мной и моей сестрой. Поняв, насколько слаба, я, не смея даже смотреть в глаза пони, попыталась улететь, но меня одернул задорный восклик. Сквозь слезы я увидела, черного жеребца, который прыгал на месте и рассказывал, что видел, как две пони прогнали монстра. Он мне напомнил чем-то мою первую подругу, и лишь это заставило меня остаться. Он уговорил переночевать у них хотя бы ночь. Не имея сил сопротивляться своим воспоминаниям, я согласилась и была поражена, когда он организовал праздник в честь нашей победы. В том мире безверия и страха этот глупый пони закатил вечеринку, на которую пригласил всю деревню. Он был безумен, но в его безумии было что-то по-своему прекрасное, – промолвила с она с ностальгической ноткой в голосе. – Тот вечер показался мне островком того мира, о котором рассказывала Фрутти. Все веселились, были приветливыми, в меру скромны и щедры. Они относились друг к другу с глубоким уважением, говоря только правду и защищая один другого. Это был островок Гармонии в тотальном океане лжи и обмана, ненависти и подлости, жадности и цинизма. Они держались вместе и были друзьями, несмотря ни на что.

Очередной поворот заставил Крэлкина недоверчиво покоситься на аликорна. «Жеребенок стал взрослым и готовым защищать то, что ему дорого. А настолько ли вырос я, чтобы совершать подобные поступки? Тем не менее, ей понадобилось практически полторы сотни лет, чтобы понять ценность жизни, у меня же этого времени нет. Жизнь людей, да и пони, скоротечна и подвержена осознанию лишь некоторого набора ценностей, которые им предоставляет судьба. Некоторые выбирают любовь и доброту, как пони, некоторые – жестокость и агрессию, оттягивая на себя определенные теневые круги мира, которые незаметны обычному глазу и представляют чуть ли не самую большую опасность. Подобная участь выпала мне, но сожалею ли я?»

– Луна, которая к моему удивлению прониклась праздником, поддержала меня в моем стремлении победить Дискорда и раз и навсегда положить конец его агрессии и бесчинству. Тогда я ночью отправилась в Кэнтерлот, который уже пал к ногам Духа Хаоса и с боем пробралась в библиотеку. Найдя старинные записи Старсвирла Бородатого, я вернулась в деревню и принялась изучать его труды. Из его учений о коллективном бессознательном я почерпнула очень многое, а дополненные записки его ученицы Кловер Смышленой были просто бесценны. На их основе я поняла, как победить драконикуса и изгнать из мира. Тогда я задумала создать Элементы Гармонии, но цена была слишком высока: жизни шести пони, которые должны были олицетворять Гармонию мира. Необходимо было запечатать их естество в артефакты… умертвив. Я не могла на такое пойти, потому отбросила идею и стала искать другие способы решения, однако их не было. Подходил двухсотый наш с Луной день рождения, а маленькие жеребята, Духи Гармонии, копались в старых трудах мудрецов бывших времен и искали решение нависшей проблемы. Когда в мире практически не осталось Гармонии, я поняла, что дальше тянуть нельзя, и я огласила жителям деревни, что шестеро из них должны пожертвовать собой во имя будущего.

– Неужели Вы не могли победить Дискорда? – изумленно спросил белый жеребец.

– Не могли, как и он не мог победить нас, – оповестила Селестия. – Мы – противоположности, которые не могут жить друг без друга и если умрет один, то умрет и второй. Я с Луной и Дискорд – порождение коллективного бессознательного, как и Духи Вендиго. Только Духи Зимы были порождением одного лишь зла и ненависти, однако аликорны и Дискорд – это иное.

– Коллективное бессознательное может породить что-то физическое?

– Не физическое, а то, что может влиять на мир, – поправила его принцесса.

– Погодите, Вы же физически существуете, значит…

– Я и Луна – частный случай пони, а Дискорд собран из разных частей вполне реальных существ.

– Значит, Вы спровоцировали рост аликорна в теле реального пони и прошли через процесс рождения, – заключил Крэлкин. – Но как?

– Тебя интересует сам процесс или его результат?

– Результат я вижу воочию, – задумчиво сказал жеребец, осматривая аликорна, – интересен сам процесс.

– Тебе следует ознакомиться с трудами Старсвирла Бородатого, – посоветовала ему кобылка. – Но он не скажет главного: когда родился Дискорд, из коллективного бессознательного он вытянул весь негатив и оставил чистые положительные эмоции, которых было достаточно, чтобы породить еще две сущности: меня и Луну.

– Однако он сразу родился, а вы нет, – подметил Крэлкин.

– Верно. Стоит учитывать тот факт, что Духов Гармонии два и появились они после того как материализовался драконикус.

– Вы были намного слабее, чем он и не могли сразу вселиться во что-то, потому пришлось заменить естество не родившегося аликорна своим естеством и пройти через банальный рост живых существ. – Жеребец ненадолго остановился и почесал за ухом. – По сути, Дискорд сам виноват, что вы появились на свет?

– Именно так.

– Погодите, но почему вы вообще пони, а Дискорд нет?

Крэлкин поравнялся с принцессой и посмотрел ей в глаза.

– Этого я не знаю, – призналась та, – однако я знаю, что он практически сразу захватил власть и стал сводить с ума всех пони, которые были в Эквестрии. Тогда они объединились и стали выживать совместным силами, но этого единства не хватало, они были слабы и подвержены негативным эмоциям, порождаемых Дискордом.

– Но на вас его магия не действовала, когда Вы или Луна сражались или общались с ним, потому, что вы – чистые положительные эмоции, а он, наоборот, отрицательные. И когда ему можно творить хаос, вы не можете противостоять этому и влиять на умы пони, а тем более убивать их. Вы можете только сражаться с самим порождением хаоса, но не с пони, которых он вам посылает. Однако вы не можете сдержать его магию, так как вас двое, а у него вся мощь заключена в одном теле.

– Не только это определяет нашу с ним силу, – сказала Селестия и завернула за дом. Обернувшись, Крэлкин увидел только черноту ночи, и ни одной души вокруг. – Эмоции, которые содержатся в коллективном бессознательном, с которым мы трое связаны. Если в нем больше положительных эмоций, то сильнее мы с сестрой, а если больше негативных, то сильнее он. Баланс сил определяется не нами, а пони.

– Именно поэтому общество пони такое… утопическое. – Крэлкин ударил себя копытом по лбу и затараторил: – Ну, конечно, теперь все становится на свои места. Элементы Гармонии должны были склонить чашу весов на вашу сторону, как внешний источник силы, не зависящий от коллективного бессознательного. В тот момент ни Вы, ни Луна не были достаточно сильными, чтобы противостоять распространяющемуся хаосу, потому как большинство пони были попросту безумны, жестоки и напуганы, следовательно, питали Дискорда, а не вас. А тот островок мира и спокойствия, в который вам посчастливилось попасть, был для вас идеальным плацдармом для контратаки. Однако, вы живы и Дискорд, соответственно, тоже. Может, он не такой сильный, как ранее, но все же он жив.

– Все правильно, Крэлкин, – согласилась Селестия, – Дискорд по-прежнему жив, но он заточен в камень и не сможет выбраться до поры до времени.

– Давайте Вы сначала расскажете про Элементы Гармонии.

– Хорошо, – кивнула кобылка и продолжила рассказ: – Как ни странно, но в ту же ночь к нам с Луной пришли шестеро пони, которые стали Элементами Гармонии. Одним из них был тот черный пегас, который устроил вечеринку. Я не хочу тебе рассказывать подробности всего, что тогда произошло, но у нас получилось сотворить шесть артефактов… их цена была очень высока. Естества шестерых пони были заключены в камень. С их помощью мы заточили Дискорда, и коллективное бессознательное начало наполняться негативом. После того, как я нашла записи древних времен пони из Аукторитаса и поняла, что небесные светила всегда были подконтрольны единорогам, я взяла ответственность за перемещение солнца по небосводу, Луна отвечала за луну. Тогда у нас с ней появились кьютимарки. Мы были связаны с тем, что передвигали, не только магией, но и чем-то еще. Луна была добра ко многим, она даже взяла под свою опеку пегасов, над которыми все смеялись. Пегасы были потомками тех пони, которые некогда вышли из лабораторий Аукторитаса. Их не понимали из-за формы и устрашающего вида, но Луна, как настоящий Дух Гармонии, смотрела в глубину и видела только хорошее. Однако спустя несколько месяцев, после того, как пони приняли нас, как своих новых принцесс, сестра начала меняться. Ее поразил негатив, который в свое время поглощал Дискорд, и она захотела стать единственным правителем и заставить страдать пони, ведь ее работу, как она думала, никто не ценил. Она искала доспехи, способные поглощать магию…

– Доспехи Дроттинна, – вставил Крэлкин.

– Да, именно их.

– Но неужели Вы не видели, что творилось с ней и никак не пресекали ее переход на сторону Дискорда? – удивленно спросил Крэлкин. – Вы же жили в одном замке.

– Она творила свои бесчинства не в Кэнтерлоте, – объяснила Селестия. – Как оказалось впоследствии, она построила замок в Вечносвободном лесу и устроилась там. В любом случае, когда она нашла доспехи, то не удосужилась подумать над тем, чем грозит их использование, и как только она их одела, то преобразилась. Доспехи Дроттинна не только поглощают магию, но и связываются с сознанием пони. Они начали поглощать негатив из коллективного подсознательного, с которым Луна была непосредственно связана, и она попала под влияние тьмы. Доспех вытягивал все мрачное, что было в пони, и что в свое время забирал Дискорд.

– И вследствие этого она напала на Вас, – подытожил Крэлкин.

– Я хотела с ней поговорить, я верила, что та Луна, которую я знала, была еще там. Найтмэр Мун практически завладела разумом моей сестры, и у меня не было много времени, я должна была действовать. Единственным выходом из ситуации были Элементы Гармонии.

– Но как они работают? – нетерпеливо спросил земной пони. – Я так понимаю, что никакой другой пони не сможет ими воспользоваться, кроме Вас с Луной.

– Ими могут воспользоваться другие пони, – благосклонно ответила августейшая. – Элементы Гармонии сейчас в копытах шести жителей Эквестрии, и они могут их применить в любой момент.

– И все же, как они работают? – повторился жеребец.

– Они приводят в Гармонию внутреннее состояние пони и обращают его негативные мысли в добро, – объяснила принцесса.

– Дискорд заточен потому, что он не смог противостоять Гармонии в его теле? – с подозрением вопросил Крэлкин.

– Не совсем, – опровергла его подозрения венценосная особа. – Гармония, которой его наградили Элементы, отпечаталась в нем и взаимозаблокировала течение хаоса в теле драконикуса.

– Он стал неподвижен, как внутри, так и снаружи, – подвел черту Крэлкин.

– Совершенно верно, – улыбнулась Селестия. – Когда я, с остатками разума сестры, поразила ее магией Элементов Гармонии, то мы ожидали, что Доспех Дроттинна отторгнется и оставит Луну или заблокируется, как в случае с Дискордом, ведь именно он содержал в себе огромные запасы негатива. Однако Луна к тому времени уже очень ослабла, и у нее хватило сил только чтобы активировать Элементы, остальное зависело от меня. И я не справилась, – обреченно произнесла кобылка. – Все, что получилось – это заточить Луну на том небесном светиле, с которым она была связана.

– Это логично, – встрял жеребец. – Магия Луны была связана с ночным светилом. Огромное количество магии Гармонии, которое не смог поглотить доспех, он перенаправил потоком в единственный канал, в который смог направить, и, расширив его, таким образом, создал заклинание, которое слило Луну и подконтрольный ей небесный объект, запечатав ее тело и сам доспех в каменной глыбе, которая витает где-то в космосе. Простейшая магия преобразования материи, вот только я бы никогда не решился использовать подобное для всего своего тела сразу. Непредсказуемый результат.

Пони зашли под сень большого сада. Где они теперь находились, Крэлкин не мог понять, но ему не нравилось то, куда ведет его принцесса. Жеребцу казалось, что Селестия слишком податливая, охотно отвечает на все вопросы, и тот боялся расплаты за свою наглость, ведь расплатиться он мог только жизнью. Вдалеке показались пляшущие оранжевые огоньки, очень похожие на свет от большого костра.

– Да, ты прав, – отстраненно произнесла венценосная. – В твоей голове много интересных знаний, которые бы могли послужить на благо Эквестрии.

– Я готов служить, – моментально отреагировал бывший человек, но лишь для того, чтобы понять, зачем венценосная задала ему подобный вопрос. – Только не отправляйте меня назад.

«Она слишком хорошая. Зачем Селестии вообще говорить подобные фразы, если она давно решила, как поступить с чужаками? Тем не менее, если она готова меня оставить, то я обязан попробовать добиться ее расположения ко мне. Необходимо действовать очень тонко, чтобы она не поняла, где и как просчиталась, а как только до нее дойдет, моя ловушка сработает, и Принцесса Селестия будет в моих копытах. Необходимо правильно разыграть ситуацию. Наша партия только начинается».

– Всему свое время, Крэлкин, и всему свое место, – сказала Великосиятельная Принцесса менторским тоном.

– Вы говорите так, будто на казнь ведете, – недовольно отозвался тот.

Селестия ничего не ответила, и у жеребца похолодело на сердце. Он невольно замедлился, осознавая, что его будущий диалог может и не состояться. Аликорн посмотрел на него, но это не произвело никакого впечатления. Земной пони уткнулся мордой в заснеженную тропку и остановился, принцесса остановилась следом.

– Я не хочу с Вами идти, – со страхом проговорил он. – Умирать я пока что не намерен.

– Я не собираюсь тебя убивать, – твердо ответила августейшая, и Крэлкин посмотрел на нее мутными глазами.

– Не собираетесь? А зачем уводите от замка? Да и вообще от домов?

– Здесь сад, в котором я любила отдыхать и решать важные для Эквестрии вопросы. Успокойся, я не причиню тебе вреда, – мягко сказала августейшая. – Может, ты боишься темноты?

Кончик рога правителя Эквестрии зажегся и разлил мерный свет по округе, выхватывая из темноты очертания голых деревьев и заснеженной земли. Жеребец затравленно огляделся, поджал хвост и прижал уши. Ему казалось, что вокруг рыщут враги, готовые ринуться вперед, сделай он неправильный жест или шаг. Враги, не подвластные Селестии и находящиеся вне ее власти. Пони, которых ведет по жизни жажда убийства или справедливости. Теперь в ночной тьме сама принцесса в его глазах казалась еще более устрашающей в своем хладнокровии.

«Она меня специально вытащила сюда, чтобы заманить в ловушку. Я уже слышал какие-то шорохи. Что я смогу предпринять против пони, скрывающихся меж деревьев? Да ничего. Сейчас я еще более беззащитный, чем ранее. Нужно было оставаться в замке, но смог бы я? Селестия достаточно сильна, чтобы меня заставить делать то, что ей нужно не только словами: схватила бы магией, и пиши пропало, я бы даже пискнуть не успел. Нет, мы в этом саду неспроста, что-то тут не то. Возможно, здесь она собирает своих советников или других пони. А что если она устраивает в ночном сумраке жертвоприношения? А я, как чужак, идеально подхожу на роль жертвы: не опасный, меня тут никто не знает, а, значит, искать не будет, и иная кровь должна задобрить Духов, как никто другой.

А что если в этом и есть секрет Эквестрии? Жертвоприношения? Селестия задабривает Духов, которые пытаются прорваться в страну и разрушить утопию, которую она строила многие годы. Интересно, сколько уже пони пропали без вести и как работает эта магия? Черт, я опять за свое. Какая сейчас разница, как это работает, сейчас главное спасти свою шкуру».

– Пошли, – сказала кобылка и направилась дальше. Нехотя, жеребец засеменил следом, озираясь и вглядываясь в черноту.

– Погасите свет! – рявкнул он.

Великосиятельная Принцесса вздохнула и выполнила просьбу. Крэлкин остановился и вслушался в тишину. Сад, казалось, замер, остановил течение времени и даже ветра в нем не было слышно и не чувствовались его ледяные порывы. Еще раз осмотрев черноту и не заметив ничего подозрительного, жеребец галопом кинулся за августейшей и опять замер, слушая, следят за ним или нет.

– Что ты делаешь? – послышался голос Селестии, и земной пони уставился в черноту.

Принцессу практически не было видно, но он знал, что она впереди и неспешно продолжает свой путь.

– Просто небольшая проверка, Ваше Высочество, – деревянным голосом ответил тот.

– Тебе интересно, что было после того, как я заточила Луну? – осведомилась венценосная.

– Дальше была война с грифонами, минотаврами и зебрами, – испуганно зачастил Крэлкин, будто видя в безобидном вопросе подвох. – Не интересно. Надеюсь, что Вы до сих пор не верите в этот фальшивый союз и хотя бы изучаете технологии стран, с которыми вы граничите и с которыми некогда воевали.

– Крэлкин, успокойся, рядом со мной тебя никто не тронет, – произнесла мягким голосом августейшая. – Да и не нужно это никому. В Эквестрии нет ничего такого, чего бы тебе следовало бояться.

– Возможно, мне стоит бояться Вас, – выпалил жеребец и прижал уши, замерев всем телом в ожидании ответа. Даже дышать он боялся, и только вслушивался в каждую интонацию принцессы.

– Если бы я хотела тебе навредить, то давно бы это сделала, – просто ответила она на выпад. – Между тем ты все еще стоишь на ногах и дышишь.

– Наверное, Вы правы, – согласился Крэлкин, успокаиваясь.

Он понимал, что Селестия права, но не хотел признавать этого. Рядом с ним стоял очень сильный маг, против которого никакие, даже самые могучие воины его мира, не смогли бы выстоять. Грозовой тучей аликорн висела над жизнью земного пони и не давала ему скрыться от проливного дождя, который лился бесконечным потоком. «Будь я не рунным магом, а лекарем, или магом ближнего боя, то я бы уже попробовал уничтожить Селестию. Но даже если бы я не потерял способность творить магию, попав в этот мир, я бы не смог преобразовать материю и спасти себе жизнь. Тогда бы ее смерть была просто смертью, ничего не имеющая за собой. Да и не попал бы я никогда в Эквестрию, живя в грязи и радуясь зловониям».

– Мне интересно твое предположение на счет одного инцидента, – неловко сказала Селестия и ее голос слегка дрогнул.

– Какого? – насторожился земной пони.

– Во время свадьбы Шайнинг Армора и Принцессы Каденс на Эквестрию напали перевертыши во главе с Королевой Кризалис. Кризалис питалась любовью Шайнинга и в поединке с ней я проиграла.

– Вы проиграли? – не поверил ушам жеребец. – Самый могучий маг Эквестрии?

– Не в этом суть, я хочу услышать твою точку зрения, почему я сдала позиции.

«Значит, есть на нее управа. Все же Селестия не может противостоять всем в своем мире, как бы не старалась. Но… неужели я верю в то, что думаю? Селестия уникальна, она – Дух Гармонии. Что может противостоять Духам? Вендиго смогли уничтожить только совместные силы пони. Если учесть, что ее сила зависит от расположения жителей Эквестрии, а Гармония была принесена в Эквестрию, то вряд ли есть что-то, что вообще может навредить Селестии, а тут…

А была ли Гармония уже принесена в Эквестрию? Этого мне доподлинно неизвестно, хотя… известно. Шайнинг – брат Твайлайт, а Твайлайт не такая уж и старая, чтобы свадьба была в далеком прошлом. Интересно все же, почему это произошло. Однако это неплохая возможность узнать о том, кто смог противостоять силе, которая сломила Великосиятельную Принцессу».

– Тогда мне нужен один ответ на вопрос. Кто победил Кризалис и ее армию?

– Шайнинг Армор и Принцесса Каденс.

«Вот так сюрприз. Брат Твайлайт и аликорн. Неужели они использовали слияние магии, как ученица Селестии и фокусница и смогли таким образом уничтожить Кризалис. Интересно, а что такое перевертыши? Ладно, сейчас это пустое. Необходимо сперва ответить принцессе. Если я предположу, что они использовали слияние магии, то все равно становится неясно, как и что было предпринято. Почему Селестия все же проиграла? Возможно, сила уже тогда делилась между ней и сестрой?»

Крэлкин еще немного подумал, сопоставляя факторы, которые он узнал о магии пони, об аликорнах и аспектах их жизни. Мороз действительно помогал размышлениям, как и говорила Селестия еще в замке, и мысли бежали по нейронам мозга чужака, обмениваясь импульсами и составляя логические цепочки. Ответ у него уже сформировался, но ему необходимы были дополнительные сведения, которые бы окончательно расставили все точки над “i”.

– Луна уже была в Эквестрии? – осведомился он.

– Да, – подтвердила кобылка, – и она двигала свое светило.

«Значит, у Селестии были дополнительные силы, так как она не тратила магию на перемещение земного спутника, но, в то же время, поток от коллективного бессознательного пони уже был не такой большой, как ранее. Наверное, присутствие Луны никак не отразилось на силы августейшей, по крайней мере, на ее магию управления солнцем.

Очень все же интересно, что Селестия проиграла. Кризалис питалась любовью Шайнинга? Но не любовь же она поглощала, а магию. Земные маги ближнего боя тоже могли делать вид, что питаются эмоциями, но на самом деле они высасывали магию через брешь в чувствах, и остальных магов учили не проявлять никаких эмоций, чтобы не дать преимущество противнику не только психологическое, но и физическое.

Допустим, что Кризалис вытягивала силы из Шайнинга и копила их у себя, однако кто она такая, что смогла противостоять самой Селестии, но проиграла Шайнингу и Каденс? Возможно, наличие брата Твайлайт в страже самой принцессы все же связано не только с его сестрой, но и с самим единорогом? А что если он такой же сильный, как и его сестра? Неужели они потомки давних пони с улучшенным геномом?»

– Есть только одно предположение, – сказал Крэлкин, скрипя снегом под копытами. – Вы слишком добрые к обитателям не только пони, но и всей планеты. А Шайнинг, как и Твайлайт, потомок магов, которых выводили селекционной программой члены Аукторитаса.

– Поясни, – потребовала Селестия.

– Все очень просто, – нехотя отозвался земной пони. – Кризалис питалась не любовью, а магией, то есть она высасывала силы из брата Твайлайт, таким образом, пополняя свои. Чтобы победить Вас, необходимы колоссальные запасы энергии в кумулятивных клетках, но Вы и не дрались в полную силу. Это Вам было невыгодно, потому что всегда нужно двигать солнце, а кроме Вас с этим никто не справится. Остановится солнце – умрет любая жизнь на планете, а это убьет и пони. Умрут пони – умрете и Вы. Остановка солнца никому не интересна, кроме того, кто не понимает этого. Соответственно, у Вас всегда есть запас энергии, чтобы управлять движением дневного светила, – подытожил жеребец.

– А почему ты решил, что Шайнинг Армор – потомок селекционной программы Аукторитаса?

– Потому, что Вас очень сложно победить даже когда Вы пользуетесь неполным запасом энергии. Вот и получается, что если вы заинтересовались этим моментом, то есть какой-то нюанс, и нюанс этот заключается в брате Твайлайт. У него в организме очень много албидо стилла, наверное, даже намного больше, чем в рядовом среднестатистическом единороге. Да и Вы бы не поставили рядом с собой слабого пони, а ведь Шайнинг был Главнокомандующим Эквестрийской Королевской Стражи. Можно было бы предположить, что он очень умный, но просто умному пони Вы не доверите руководство военной мощью Эквестрии.

– Превосходно, – оповестила Селестия. – Все так, как я и хотела услышать.

– И все же есть некоторые непонятные моменты, – сказал Крэлкин. – К примеру, как Шайнинг, будучи на пределе своих сил, смог победить Кризалис и какую роль в этом всем отыгрывал аликорн? И почему аликорнов практически нет в нормальном обществе? На счет Твайлайт – я понял, Вы держите ее подле себя из-за силы, как и Шайнинга, но только ли поэтому?

– Я жду твоих предположений на счет Шайнинга и Каденс, – заинтересованно сказала Селестия.

– Нет у меня предположений, – буркнул в ответ Крэлкин. Он уже не хотел говорить, а хотел опять слушать и внимать словам правителя чужого мира.

«Если бы мне в детстве сказали, что я буду настоящим магом, что за моей головой будут вести охоту, что окажусь в ином мире, и буду разговаривать с Принцессой-лошадью, которая стоит непосредственно у горнила власти, несмотря на странный титул, да еще и буду против нее плести интриги и силиться остаться в чужом мире в теле животного, то я бы рассмеялся этому человеку в лицо. Но жизнь расставила все по своим местам и теперь я в теле пони иду по темному саду в столице страны, название которой я слышу первый раз и разговариваю с Селестией, правительницей этого рая».

Жеребец ухмыльнулся, понимая, что аликорн его не увидит сквозь кромешную тьму. Знания, которые наполняли его голову, практически все разложилось по полочкам, и лишь отрывочные данные валялись бесхозным грузом в углах, не привлекая внимания. Однако Крэлкин осознавал, что Селестия воспользуется не только его слабостью, но и неведением в некоторых вопросах, которые формируют фундамент общества в его голове.

– Все равно, ты не сможешь просто так отпустить эту загадку, – раздался мягкий голос принцессы, – лучше используй время сейчас, пока мы не дошли до костра.

Крэлкин посмотрел вперед и увидел, как языки пламени отбрасывают едкое оранжевое свечение на ближайшие деревья, и у него вновь похолодело на душе. Скоро этот бессмысленный диалог, превращающийся в треп, закончится и начнется серьезный разговор, в котором ему предстоит держать ответ перед Селестией. Как глубоко она захочет узнать его мир и о нем, как велико ее желание защитить пони, как далеко сможет зайти, достигая своей цели, бывший маг даже боялся предположить.

«Возможно, она уже может и убить. Кто знает, что случилось с ней за тысячу лет, и какие изменения претерпела ее личность. Если же убийство для нее стало нормой, то я не удивлюсь, что принцесса хочет узнать изощренные методы умерщвления своих оппонентов. Но она выбрала неверного советника. Аукторитас или Аеквивалереум – это то место, где обучают хладнокровных убийц и ученых. Существуют ли они по сей день? Есть надежда, что существует некие последователи этих культов, но не более того. Суть свою они уже потеряли».

– Пусть будет, что Каденс и Шайнинг использовали технику слияния магий, в которой аликорн выступал в роли пони-передатчика, а единорог – обрабатывал приходящую магию и умножал ее. Потому он победил Кризалис, которая, помимо всего прочего, была ослаблена после Вашего с ней поединка. Правильно?

Селестия не ответила, лишь вышла на небольшую полянку с костром, возле которого были заготовлены поленья. Крэлкин огляделся, но не увидел ничего подозрительного, однако от таких мест ему становилось жутко. Хоть впереди и был костер, который освещал и мог согреть продрогшее тело пони, но свет во тьме означал право первого удара для противника, чего маг не мог допустить. Не раз, в самом начале охоты за его головой, он, будучи неразумным и сидя с Альтусом в ночных лесах возле костров, подвергался нападению с разных сторон: сбоку, спереди, со спины и, по последней моде, даже сверху. Но сейчас обстоятельства были иными, хоть и до боли узнаваемые. Обойдя невысокое пламя, Селестия встала напротив трясущегося от страха и холода Крэлкина, который подошел поближе к костру, и, набрав воздух в грудь и расправив крылья, молвила громогласным голосом, каким говорила с ним Луна, как только они впервые встретились:

– Крэлкин, ответь, как ты смог превратить своего друга в пегаса? Крови пегасов я тебе не давала.

– Прошу прощения, Ваше Высочество, но Вы не могли бы говорить не как Ваша сестра? Или этого требует этикет? – поморщился жеребец. – Мы здесь одни, и не стоит показывать, что Вы намного сильнее, это и так понятно. Если же Вы хотели показать, что тут нас никто не найдет и не услышит, то у Вас получилось убедить меня в этом.

– Отвечай, – благосклонно молвила Селестия привычным мягким тоном.

«Значит, все было направлено на то, чтобы я не кричал, когда она будет пытать меня. Огонь тут не случайно, и он просто обязан быть использован для пыток. Или это такой своеобразный жертвенный алтарь? Да, всякого я в жизни повидал, но чтобы алтари были обычным костром, не видывал. А, может, меня зажарят тут заживо? Интересно, пони едят мясо? Однако, я пока еще живой, так что нельзя открывать все карты до определенного времени. Все же право первого удара у меня сохранилось».

– Вы, говорите, что не давали мне кровь пегасов, но на этом Вы и прокололись, – ответил жеребец. – Вы знаете, что такое ДНК? Дезоксирибонуклеиновая кислота?

– Нет, с таким термином современная Эквестрия не знакома, – оповестила Селестия.

– А почему вы не развиваете науку? – в недоумении воскликнул Крэлкин. – За наукой – развитие общества…

– В прошлом психология и культура не менялась, – перебила принцесса, – развивалась только наука и, как ее производная, техника. Просто техника – это товар, его легко размножить, а вот культуру приходится прививать индивидуально. Пусть пони в современном мире не будут знать всех тонкостей науки, какие знали ранее, но они будут культурными личностями с очень сильной психоэмоциональной составляющей. Они будут знать, что такое добро и зло, как необходимо обходится с тем, кто просит помощи, и как себя вести с тем, кто намного сильнее и выражает агрессию. И уж ты никогда не услышишь, что один пони убил другого, потому что это нонсенс для Эквестрии и для ее жителей. А как у вас в мире обходятся со страждущими?

Крэлкин задумался, вспоминая, как живут в его время молодые семьи и безработные старики, и у него живот скрутило от осознания, что они, люди, такие сильные в своем стремлении получить могущество, так низко пали пред говорящими животными. «Что же важнее: прогресс или культура? Нано- и атомные технологии или обыденная человеческая доброта? Как можно не заблудиться в мириадах мыслей, когда их отсекает цензура, а за неправильное слово могут и убить? Где тот супергерой, который спасает прогнившее общество и отдает себя на благо кричащей толпе, погрязшей в клевете и разврате? Что считать правильным и неправильным?

Вправе ли я судить общество, из которого хочу вырваться? Может, Селестия права на счет того, что я могу принести раздор в земли нового мира? Моя система ценностей настолько отличается от системы ценностей Селестии, насколько гора отличается от реки. Не только внешне, но и внутренне, самые глубинные понимания о мире. Даже те фундаментальные ценности, что закладываются людям с самого детства, противоречат пониманию общества Эквестрии, что уже говорить обо мне, который за свою жизнь наломал столько дров, сколько не наломают все пони вместе взятые, а ведь я только начал жить.

И что я смогу сказать Селестии, как себя покажу в новом свете? Мой мир – гнилая яма без морали и ценностей, помогающих построить счастливое общество. Куда смотреть, если все упирается не на доброту и личные качества человека, а на изворотливость и умение скрывать факты. И во главе всего и вся стоят деньги. И все в мире делается только для того, чтобы их получить. Не осталось у нас ничего святого, и бери хоть веру, выродившуюся в религию, хоть науку, выродившуюся в огромные производственные концерны».

– Я не буду отвечать на этот вопрос, – недовольно ответил жеребец.

– Отчего же? – удивилась собеседница.

– А что говорить о гнилье, которое окружало меня всю жизнь? – раздраженно вопросил Крэлкин. – Как мне на него реагировать, если все, что я видел – это подводные камни, в каждом вздохе, в каждом взгляде, в каждом жесте окружающего меня монстра в виде привычного общества людей? Я пытался выбраться из тлена того мирка и выбрался, наконец-то я свободен, но Вы хотите отправить меня назад и забыть обо мне, как о кошмаре. При всем моем уважении – не выйдет.

– Это решать не тебе, – стальным голосом оповестила кобылка.

– Не мне?! – взвизгнул жеребец. Ноздри его расширились, а глаза сжались в щелки, и он исподлобья посмотрел на принцессу сквозь языки адского пламени. – Всю свою жизнь я сражался за то, что мне нравилось, сражался самозабвенно, отдавая себя борьбе без остатка, но смог бы я когда-либо вычерпать то море разврата и жестокости, которое налили нормальные члены общества?! Вы знаете, что чувствуют пони, когда то, во что они верят, превращается на их же глазах в помойку?! А в этом все люди: они просто превращают все в грязную клоаку! У них нет ничего ценного, ничего святого. Всю жизнь эти идиоты воздвигают себе идолов, плодят вокруг себя стены невежества и всеобщей глупости и радуются этому. И что самое страшное – радуются, как дети. Им дали свободу слова, но не сказали, что за этим последует и как с ней необходимо обращаться, и теперь отовсюду льется масса лжи, которая принимается, как норма. В Вашей горячо любимой Эквестрии Вы не знаете, что такое, к примеру, быть девственником и как реагируют на подобное “нормальные” люди. Хотя, это, наверное, сравнимо лишь с отсутствием кьютимарки: клеймо неудачника до поры до времени, а, нередко, и до конца жизни. В то время как у вас не принято говорить о сексе, у нас вовсю идет его пропаганда. И людям это нравится, они просто в восторге от этой всей мерзости, в которую окунаются изо дня в день. Я не скажу, что я один правильный, нет… За мной числятся проступки иного характера, но я никогда не хотел походить на людей, на этих извергов, пережеванных современными нормами и законами и выплюнутых в обычный мир, словно насмешка в адрес утопии и гармонии, которая могла бы быть построена.

Внезапно волна эйфории окутала разум Крэлкина, но он уже даже не сопротивлялся. Понимание того, что он выроет себе могилу собственными копытами пугало его, но с другой стороны его разрывал интерес по поводу того, что же он посмеет сказать в напряженную мордочку своего оппонента, а что останется при нем. И, отдавшись сладостному чувству безысходности, его разум будто отошел на задний план и стал наблюдать картину со стороны.

– Знаешь что, Селестия, – сказал с жестью в голосе жеребец. – Я давно уже наблюдаю за Эквестрией и ее внутренним миром, и я начинаю видеть, почему все так радужно. Под красивыми словами и поступками ты и Луна очень и очень сильно увязли в грязи. В той грязи, из которой вырывался я все время, и в которой находятся люди. И в моем, и в твоем мире есть хорошее и плохое, любовь и ненависть, черное и белое. Единственное отличие – это кто платит за то, что сотворено. В моем мире платит общество, в Эквестрии – аликорны. Я понимаю, как вам обоим трудно, и я готов вам помочь, только скажите, что у вас не получается, чем облегчить ваше бремя, потому что ни один пони не сможет понять вас и принять со всей вашей болью и стремлениями. Вы строите утопическое общество, но вы же и платите за это самое общество. Элементы Гармонии, которые ты вверила пони, как знак того, что они готовы принять ответственность за свои поступки ни к чему хорошему не приведет. Эквестрия целостна настолько долго, насколько долго ты с Луной живешь. Вы обе, как никто другой, знаете, в чем заключается Гармония, и я уверен, что вы пытаетесь привить это обычным пони, но это тщетно. Как и мое общество, общество пони неизбежно меняется, и меняться будет всегда, пока оно существует. Вы насильно держите его в капкане идиллии, не понимая, как это пагубно. Но как только аликорны ослабят хватку, произойдет немыслимое: война. Минет всего каких-то пару столетий и в землях вновь польются реки крови. И ты это понимаешь, Селестия, как и я. Держа пони в своих копытах, ты подобна птице в золоченой клетке. Ты можешь летать, но только в определенном пространстве и не можешь разбить клетку, как бы ни хотела, ведь снаружи опасно, и ты никогда не сможешь сказать, что будет ждать тебя впереди.

Крэлкин с вызовом смотрел в мрачнеющий взгляд венценосной особы и в душе радовался, что он сумел задеть ее за живое. «После моей тирады я увижу настоящую личину Селестии», – подумал он.

– Я предлагаю помощь в том, чтобы научить пони быть такими, какими тебе нужно, сохраняя их естество, как ты сохранила естество шестерых адептов Гармонии в Элементах. Пони должны меняться, у них должны быть стычки, драки, ссоры, ненависть, неприязнь хотя бы потому, что они никогда не познают настоящего счастья и неподдельной любви на фоне тотальной радости и великолепия бытия. Нельзя разглядеть предметы, если все будет залито светом, подобно тому, как нельзя разглядеть мир, когда все вокруг пронизано лишь светлыми чувствами. Что-то всегда должно отбрасывать тень, и тень – фундаментальное понятие мироздания, наряду со светом. Ты не понимаешь основных вещей, которые могут стоить жизней тебе и всем пони. Нельзя держать их взаперти. Не перекрывай плотиной негатив, пусть он течет по своему руслу, пусть пони сами выбирают, где хорошо, а где плохо, ведь будет намного хуже, когда мир поглотит мрак, и причиной тому будет прорванная плотина, воздвигнутая тобой же. Напряжение все нарастает и нарастает, и ты чувствуешь это напряжение. Ребенок должен учиться ходить сам, и ты прекрасно это понимаешь, но не принимаешь. Все матери хотят только лучшего для своих чад, но ограждая их от препятствий мира, они делают только хуже. Пони прошли войны между собой, но они научились терпению и пример тому – Эквестрийская Конфедерация. Пусть она и не продержалась настолько долго, насколько этого хотела ты, но первые попытки альянсов были, и не отрицай этого!

Крэлкин ударил копытом в снег и отвел взгляд от принцессы. Сконцентрировавшись на танцующих языках пламени, он размышлял, что же теперь будет ему за такую дерзкую выходку и невольно готовился к смерти, но даже осознавая, что конец близок, он не мог вспомнить о своей жизни что-либо хорошее, единственное, что он знал: он не жалеет ни о чем, что совершил.

– Пони дополняют друг друга, – между тем продолжал жеребец, – просто им не хватает дисциплины, веры в светлое будущее, но далеко не всем. Единороги и пегасы исчезли бы вместе со своими странами и порядками, и осталось бы только сильное общество земных пони, в котором бы жили и помогали друг другу все расы, независимо от физиологического строения. И это было в истории, и внешние враги показали, что земные пони сражаются до конца, плечо о плечо сдерживая натиск неприятеля: единороги из их семей защищали земных пони, а пегасы поддерживали с воздуха. Они были единым целым, невзирая на расовые предрассудки агрессоров. Но аликорны пытаются совместить несовместимое. Как бы ты не хотела, но пегасы – это варвары, которые ни с кем не будут считаться, как и утонченные аристократические единороги. Только в простых жителях любой страны сконцентрирована сила, только простые пони смогут построить гармоничное общество, не смотря ни на что, но это ты тоже забрала у них. Я не спорю, что новое общество может породить ужасных личностей, что оно может быть очень жестоким, но оно будет держаться незыблемых правил предков. За глухой ночью всегда приходит ясный день, помни об этом. Необходим баланс между черным и белым в жизни, но ты даешь пони только светлое, отнимая у них возможность наблюдать тьму. Так нельзя, это неправильно, это ложно. Оглянись на то, что ты породила, посмотри трезвым взором, загляни в глубину сущности пони, проникнись их чувствами. Будь последовательна в своих целях, понимай, что ты хочешь для своих подчиненных и то, как ты можешь им помочь в жизни. Не навязывай им свою цель, как обществу людей навязывают свою цель наши правители. Не повторяй наших ошибок.

Крэлкин замолчал и поднял глаза на Селестию, которая смотрела на него назидательным взглядом. Эйфория отступила где-то в середине монолога, но бывший человек не смог себя остановить и высказал все, что думал, до конца. Теперь он только ожидал вердикта, который вскоре должна вынести венценосная особа, но она явно не торопилась. Вздохнув, она магией подхватила несколько дров и бросила в костер. Следом из кучи вылетело полено, на которое села принцесса, и кобылка вытянула к огню копыта. Взгляд ее размягчился, но мордочка выражала негодование.

– Все твои речи имели бы место быть, – сказала она мягким голосом, мельком посмотрев в костер, – если бы ты слушал меня. Повторюсь, что у тебя в голове колоссальные запасы знаний, и ты умеешь их применять, даже составлять целостные картины из отрывочных знаний, но это тебя и погубит. Ответь мне на вопрос: как много тебе подобных умеет колдовать в твоем мире?

«Ее интересует ответ на такой дурацкий вопрос после всего, что я наговорил? И никаких яростных или даже пафосных высказываний в мой адрес на счет того, насколько я глуп? Неужели она действительно не собирается меня убивать, ведь будь я на месте Селестии, я бы моментально совершил задуманное после высказывания подобных мыслей. Но она тянет… чего она медлит?»

– Не так уж и много, – признался жеребец обреченным тоном. – Магия как направление только зарождается.

– А наш мир зиждется на магии, – с укором оповестила его собеседница. – Ты бы понимал, что обычное примирение пони невозможно по причине их расхожих мнений, но, тем не менее, они целостные на уровне коллективного подсознательного, которое может порождать Духов. Я и Луна – Духи, то есть неотъемлемая часть общества пони, которое отражает самое светлое и хорошее, что в них есть. Дискорд – показывает плохое и, соответственно, приносит раздор. Сейчас пони выбрали нас. Аликорны не могут ничего насаждать только потому, что захотят пони вести варварский способ жизни – они освободят Дискорда, а нас низвергнут. Не мы правим Эквестрией, а пони, как я тебе уже говорила. Аликорны лишь формальные правители, путеводная звезда для жителей, которая показывает, что будет, если они пойдут за нами. Общество пони настолько долго будет добрым, пока оно захочет этого само. Ни я, ни Луна, ни кто-либо другой не могут влиять на разумы, кроме Дискорда, но и его чары разрушаемы. А Элементы Гармонии я вверила другим пони не потому, что ожидаю от них свершений, а потому, что так было необходимо. Когда я заточила Луну, то я потеряла связь с Элементами, и мне пришлось искать адептов, которые бы могли слиться в унисон с естеством тех, кто пожертвовал собой ради будущего, чтобы предотвратить возвращение Дискорда и Найтмэр Мун. Именно в этом и секрет работы шести артефактов: слияние с ними. Ты, Крэлкин, даже если захочешь использовать их, то не сможешь, потому что ты не походишь ни на один Элемент Гармонии, а чтобы активировать хотя бы один из них, необходимо обладать тем качеством, которое заключено в активируемом Элементе. И если целью атаки стану я, то никакого эффекта не будет, ведь я сама Дух Гармонии. И нехорошо уходить от ответа. Я спросила: как ты преобразовал Альтуса в пегаса?

– ДНК, – недовольно пробубнил тот.

– Поясни.

– Дезоксирибонуклеиновая кислота, – со вздохом начал объяснять Крэлкин, – расположенная в ядре клетки и содержит всю информацию об организме. Так как Вы мне дали кровь существ, в составе которых не было определенных последовательностей генов, то я решил, что Вы от меня что-то скрываете и потому применил эти гены на Альтусе, предварительно упразднив все остальные. Себе же я подобрал доминантные аллели, однако, это не дало ни крыльев, ни рога. Что все это значит? Если ген доминантный, то он обязательно должен себя проявить как-нибудь в организме.

– Все дело в том, что за наличие рога или крыльев отвечают не доминантные, а рецессивные гены.

– Так Вы тоже знаете о генетике?! – воскликнул жеребец. – Но почему Вы сказали, что не знаете?! Зачем этот глупый разговор?

– Я лишь сказала, – объяснила Селестия, – что современная Эквестрия не знакома с данным термином, но не я. Однако, я не пользуюсь данными знаниями и стараюсь не вспоминать о генетике, потому как за ней стоит много плохого.

– Но генетика позволила бы…

– Крэлкин, она не позволила бы ровным счетом ничего, – обреченно вздохнула принцесса. – В некоторых вопросах ты проявляешь не дюжую сноровку, но иногда ведешь себя, как дилетант. Если бы она была так необходима Эквестрии, то уже давно все было найдено и изучено. Но в этом необходимости нет.

– С Вами тяжело разговаривать, Принцесса Селестия.

– Тебе виднее.

Крэлкин подошел к сложенным поленьям, оттянул одно из них зубами поближе к аликорну и уселся рядом, протянув копыта к теплым пляшущим огонькам и слушая веселое потрескивание дров. Накидка тут же промокла, встретившись со снегом, и отдала мертвым холодом. Вокруг было темно, а единственной пони, которая составляла компанию жеребцу, была Селестия, которую он очень боялся, но старался справиться со своим страхом, каким бы сильным он не был. Но он также понимал, что сегодня в ее копытах была его судьба, и именно она решала, как поступить с чужаком.

– Почему ты брал зебриканские книги? – спросила венценосная.

– Я хотел узнать, как распределилось магическое вещество в растениях, – чуть слышно проговорил пони. – В книгах по ботанике пони этого практически нет.

– Зачем тебе эти знания?

– Затем, чтобы понять, какая магия растений попадает в организм пони и как она влияет на него впоследствии, – он задумался всего на секунду и тут же выпалил: – Неужели Вам интересны мои знания? Я не верю в это. Вам необходимо было меня чем-то занять, чтобы я не мешался под ногами, – наседал он. – Если Вы и Принцесса Луна часть общества пони и являетесь только формальными правителями Эквестрии, то почему Вы меня выгоняете из этого мира?

– Пространственные волнения…

– Да не говорите ерунды! – вскричал жеребец и с некоторым отвращением посмотрел на Селестию, встретившись с ее глубокими аметистовыми глазами. Сидя рядом с кобылкой, Крэлкин даже слышал ее ровное дыхание и видел, как клубы пара вырываются из ноздрей, которые в мерцающей свете костра представлялись огненными сферами. – Разве это настоящая причина? Нет никаких волнений, ни пространственных, ни временных, ни каких-либо еще. Давайте поговорим начистоту и расставим все точки над “i” уже сейчас. Вы хотите отправить меня назад потому, что я могу повлиять на общество, так как мое прошлое желает лучшего, и пустить под откос всю Вашу многовековую работу? Да кому оно надо, общество изменять? Единственное, что я хочу – это жить спокойной жизнью.

– Ты жестокий человек, как и весь твой вид, – отозвалась Селестия. – Идиллия, которую ты видишь вокруг себя, будет устраивать тебя только до тех пор, пока ты будешь ощущать напряжение, создаваемое мной или кем-либо еще. Когда же напряжение отступит, ты будешь искать новые проблемы, новые загадки и, в конце концов, потеряешь себя и можешь сделать ужасные вещи, о которых будут жалеть все, включая тебя. И я не могу позволить пони брать пример с чужака, который пришел из другого мира. Ты можешь нанести больший урон, чем Дискорд и Вендиго вместе взятые.

– Ничего подобного не будет, – запротестовал пони. – Я видел некоторые выдержки из мирного договора, подписанного с Империей Грифона, и там Вы требовали соблюдение правил приличия и этикета. Почему мне нельзя хотя бы попробовать?

Обратив взгляд в огонь, Селестия задумалась. Крэлкин видел, как она колеблется между правильным и неправильным, между решением оставить чужака или гнать прочь несмотря ни на что, между его жизнью в одном мире и другом. В глубине души земной пони хотел бы, чтобы она взорвалась криком, наорала на него и испепелила на месте мощной магией, ведь понимал, что так правильно для Эквестрии, но низменные инстинкты выживания брали верх, и он боялся за свою жизнь, как любой другой человек.

– Я дам тебе один шанс, но с одним условием, – благосклонно сказала Селестия, и Крэлкин просиял. – Но ты должен будешь…

Внезапно кто-то упал сверху, подобно молнии, и сбил жеребца. Твердые копыта врезались в бок, и неимоверная сила отбросила его от костра. Он прокатился по снегу, остановился на краю поляны и пролежал несколько секунд, пытаясь осознать, что произошло. Придя в себя, он увидел, как перед Селестией стоял красный пегас с короткой пепельной гривой и тяжело дышал. На нем был наброшен теплый серый плащ, а на боках поверх одежды расположились маленькие желтые седельные сумки. Крылья едва провисали, но на копытах он стоял твердо. Крэлкин, моментально оценив вид Альтуса, прикинул, что его друг летел очень долго, лишь изредка приземляясь на землю.

– Принцесса Селестия, не слушайте его! – тут же выпалил пегас.

– Идиот! – прошипел земной пони, поднимаясь. – Ты что творишь? Ты где вообще был?

– Закрой свой рот! – прикрикнул Альтус. – Не с отбросами разговариваю!

– Ну, ты и кретин! – в сердцах выпалил бывший маг, озираясь с испугом в глазах, куда можно отпрыгнуть. Подобных слов спортсмен ему редко прощал, а, учитывая его положение, Крэлкин понимал, что шанс получить удар был крайне высок.

Посмотрев мельком на августейшую, земной пони увидел лишь суровый, полный непонимания взгляд и тихо простонал. «Она уже была готова оставить меня подле себя, но этот дурак все испоганил. Что мне теперь делать? Сможет ли хоть что-то изменить мое положение? Теперь все пропало, и Селестия не разрешит мне остаться в Эквестрии, хотя…»

– Принцесса…

– Не стоит, Крэлкин, – бесцеремонно перебила его правительница. – Теперь ты понимаешь, что я имела в виду, говоря о жестокости?

Сердце земного пони сжалось, и предательский ком подступил к горлу. С ненавистью обратив взгляд на Альтуса, он придумывал разные способы убиения оного, однако понимал, что пока находится в теле пони – не сможет даже ударить пегаса.

– Принцесса Селестия, я хотел бы попросить Вас оставить меня в Эквестрии, – выпалил крылатый жеребец.

– Что?! – в неистовстве заорал белый пони. – Да ты хоть представляешь, что мне пришлось пережить, чтобы добиться аудиенции у принцессы и нормально поговорить?! А ты все взял и уничтожил!

– Заткнись! – с ненавистью бросил Альтус.

– Не тебе мне рот закрывать! – огрызнулся в ответ маг.

– Не беси меня! Ты знаешь, что я могу сделать в гневе!

– Ты меня еще ударь, – брезгливо бросил Крэлкин, помня, как спортсмен расправлялся с соперниками на арене.

– Если не захлопнешься, то ты точно получишь! – пообещал крылатый друг.

«Необходимо это прекращать. Каждое слово, произнесенное нами, теперь будет лишь во зло».

– Так, все успокойся, пока не усугубил ситуацию, – попытался урезонить друга земной пони.

– Ты меня достал! – взбеленился Альтус. – Ты мне всю жизнь поломал, а теперь еще и глумишься?! Не заставляй меня делать то, о чем ты потом пожалеешь! Моя месть будет ужасна, ты будешь молить, чтобы я скрутил тебе шею или перегрыз горло.

– Ты еще слишком мал, чтобы понимать, что тут происходит, – со вздохом обронил земной пони.

Пегас моментально взмахнул крыльями, сорвавшись с места, и Крэлкин почувствовал, сокрушительный удар, пришедшийся в скулу. Упав в снег, он закрылся передними копытами и приготовился к череде сильных беспорядочных ударов, но до ушей донесся только спокойный голос Селестии, молвивший: «Достаточно», и тяжелый сап своего друга. Посмотрев наверх, белый пони увидел пегаса, окутанного белоснежным свечением, и, переведя взгляд на принцессу, узрел, что она поднялась и смотрела на них сердитым взглядом. Рог у нее чуть заметно светился.

– Крэлкин, я так понимаю, что это твой друг Альтус, которого ты превратил в пони?

– Он это, – сказал Крэлкин с отчаянием, садясь и потирая морду. Вздрогнув от холодного снега, он обратил пристальный взор на аликорна.

– Прекрасно, – безрадостно заключила августейшая. – Вы не можете остаться в этом мире. Ни один из вас не сможет сжиться с мирным обществом пони. Но изгнать я вас тоже не могу, потому что вы сможете вернуться, чего допустить никак нельзя. Посему, зная, что вы носите с собой ненависть в сердце, вы не достойны жить в Эквестрии.

– Придурок ты Альтус, – с отвращением сказал белый жеребец. – Сначала пропал куда-то, а теперь явился и все испортил. Как только мы вернемся, я тебя в блоху превращу, чтобы неповадно было влезать в разговор двух нормальных… пони.

Селестия отпустила пегаса, и он упал на снег рядом с Крэлкиным, белый пони моментально шарахнулся в сторону. Принцесса подошла к ним и нависла грозовой тучей. Взгляд ее выражал крайнюю степень недовольства и негодования. Крэлкину даже показалось, что сейчас она им что-то скажет и испепелит своей магией.

– Вы, неспособные нормально вести себя люди, не достойны даже общаться с жителями Эквестрии. Ваша агрессия может пагубно повлиять даже на самых сильных, провоцируя их на ответную агрессию. Ты, Крэлкин, не знаешь, когда необходимо остановиться и промолчать, у тебя нет уважения даже к своим друзьям, так почему ты думаешь, что у тебя будет уважение к пони, которые не такие самостоятельные, как кажутся? Альтус, ты не можешь контролировать свои эмоции, особенно ярко ты выражаешь гнев и ярость, ты можешь ударить, а это непростительно для Эквестрии. Здесь не дерутся и не обижают друг друга, здесь царит Гармония, но ты не способен ощущать гармонию даже к своему единственному близкому другу. Тогда, когда вы должны показывать дружбу, вы грызетесь, как тимберволки. Драконы и те дружелюбнее и безопаснее вас.

– Но Принцесса Селестия… – начал Альтус.

– Вы мне уже все показали, слова тут излишни, – отрезала августейшая. – Я могу вас тут убить, если захочу, но…

– Селестия! – послышался крик из леса, и из темноты вышла Луна. Крэлкин на секунду облегченно вздохнул, но опять напрягся, видя в каком расположении духа вышла к ним темная кобылка. – Что ты такое говоришь? Почему ты здесь с Крэлкиным? Что это за пегас?

– Луна, не мешай, пожалуйста, – попросила светлая принцесса мягким голосом, будто в нем не было ни капли гнева. Бывший маг открыл рот от того, как искусно Селестия умеет обращаться со своими эмоциями и как правильно умеет выбирать интонации. – Отправляйся в замок, я скоро присоединюсь к тебе.

– Крэлкин пойдет со мной! – решительно сказала та.

– О чем ты? – не поняла светлый аликорн.

– Я говорю, что не оставлю с тобой этого пони, – сказала Луна, указав копытом на Крэлкина, после чего тот едва заметно улыбнулся. – Он достаточно много пережил, чтобы оставлять его с тобой.

Наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев. Белый чужак обвел взглядом пони и начал размышлять, что можно выжать из сложившейся ситуации. «Луна за меня, но это не значит, что она пойдет против своей сестры до конца. Все же, у меня есть какая-никакая, а поддержка. От Альтуса ничего нельзя ожидать, кроме как предательства. Вероятно, он забыл, как мы помогали друг другу, но он уже и не будет слушать. Остается играть против Селестии вместе с ее сестрой. Возможно, к Великосиятельной Принцессе подключится и пегас, но он не представляет ни малейшей угрозы».

– Селестия, что с тобой случилось? – послышался дрожащий голос младшего аликорна. – Ты готова убить? Убить того, кого всю жизнь защищала? Убить пони?

– Луна, прошу тебя…

– Нет, я не уйду. Крэлкина я буду защищать.

Жеребца подхватило магией, и темная кобылка бережно перенесла его себе за спину. Однако такое перемещение заставило жеребца лишь напрячься и по-другому посмотреть на ситуацию. Теперь он боялся погибнуть под копытами правителей, которые могут сцепиться в схватке за его жизнь.

– Луна, сейчас же прекрати и отправляйся в замок, – с нажимом сказала Селестия.

– А не то что? – выпалила в ответ принцесса, и просящая опешила от такого поведения сестры. – Ты опять со своими пони возишься, а на меня не обращаешь внимания. Я не хочу отпускать Крэлкина, ведь он меня понимает, но не ты.

– Что?! – вскрикнул светлый аликорн, и чужак криво усмехнулся, выглядывая из-за своей подруги и наблюдая, как негативные эмоции дернули черты на мордочке главного потентата. – Крэлкин, ты!..

– Не он, а ты, Селестия, – прервала сестру темная кобылка. – Я вернулась из заточения, а все опять повторяется? Неужели тебе настолько важны пони, что ты променяла единственную сестру на них? Сколько жизней простых граждан стоит моя жизнь? Миллион? Миллиард? Ты защищаешь Эквестрию, думая о тех, кто находится далеко от тебя, но не замечаешь того, кто рядом с тобой и кому нужно твое внимание и поддержка. Я тоже люблю Эквестрию, но я готова пожертвовать некоторыми вещами, чтобы побыть с тобой хотя бы несколько минут. Селестия, как давно мы с тобой общались в неофициальной обстановке? Найтмэр Мун, которую ты силилась уничтожить, не просто расстройство личности. Я назвалась так потому, что думала, что хоть это привлечет твое внимание, но все, что я творила было тщетно. И тогда я решила захватить власть, чтобы ты, наконец-то, обратила на меня внимание. Но думаешь, что это помогло? Нет, ты стала защищать пони, и заточила меня на луне на тысячелетие! – голос Луны сорвался, и Крэлкин увидел, как она заплакала.

«Так вот что на самом деле тогда произошло. Найтмэр Мун – это не только результат негативных эмоций пони, но и действительно расстройство личности Луны. Она сама не осознавала, что творила, а когда поняла, то было уже поздно. Тогда необходимо было использовать Элементы Гармонии».

– Луна, прости меня, но тогда…

– Замолчи! – навзрыд прокричала темная кобылка. Земной пони поежился и отступил назад, боясь неконтролируемой вспышки магии. – Ты меня никогда не слушала и не понимала! Ты знаешь, как это – быть в заточении тысячу лет и иметь возможность только наблюдать?! Нет, ты не знаешь! Я была на грани срыва, я практически потеряла рассудок, и когда заклинание ослабло и отпустило меня, я вновь хотела увидеть мою сестру! Я даже специально пришла на твой праздник, но ты не явилась на него! Вместо этого ты подослала ко мне шестерых пони, которые ничего обо мне не знали! А тебе необходимо было лишь поговорить со мной, уделять больше времени, не игнорировать, но ты даже не пришла меня остановить! Все сделала твоя ученица вместе со своими подругами, а ты была опять занята пони!

«Твайлайт сражалась с Луной вместо Селестии? Но почему сама Селестия не удосужилась… Ну, конечно, она была ответственная за жизнь на всей планете, перемещая светила вокруг нее, а схватка с мощным противником слишком сильно истощила бы ее».

– Я спасала страну, – парировала Селестия.

– Но потеряла семью! – прикрикнула младшая сестра.

– Я не могла…

– Ты никогда не могла! – плача, проговорила Луна. – У тебя никогда нет для меня времени! Ты слишком занята своей политикой и управлением Эквестрией! Единственное, что ты позволила мне делать – это перемещать бесполезную глыбу, вращающуюся вокруг планеты, но ты даже не спросила, хочу ли я этого! Я понимаю, что Эквестрия нуждается в нас настолько же сильно, насколько мы нуждаемся в ней, но ты не можешь отворачиваться от меня всякий раз, как у пони случается какая-то проблема и помогать им! Пусть они сами себе помогают!

– Достаточно Луна, – жестко прервала ее Селестия. Темная кобылка непроизвольно дернулась всем телом, склонила голову, и Крэлкин, поняв, что она больше ничего не скажет, решил взять инициативу в свои копыта.

– Принцесса Селестия, почему Вы не уделяете время своей сестре, она же нуждается в Вас? – спросил он. – Вы…

– Это дело тебя не касается, – отрезал светлый аликорн.

– Почему же не касается? – едко осведомился жеребец. – Это произошло из-за нас…

– Крэлкин, я тебя предупреждаю.

– Это произошло задолго до того, как ты появился в Эквестрии, – подала слабый голос Луна. – Это случилось сразу после того, как мы заточили Дискорда. Тогда Селестия очень сильно изменилась и перестала со мной…

Младшая сестра опустила голову и замолчала.

– Луна, дорогая моя, – прожурчал успокаивающий голос старшего правителя, и Крэлкин ощутил, как сам успокаивается, – я понимаю, что тебе было больно, но и ты пойми меня правильно. В то темное время пони нужна была моя помощь, и я не могла их бросить и отвернуться. Если бы я оставила их тогда, то Дискорд воспрянул бы вновь, ещё более великим и ужасным, чем когда-либо доселе. Пойми, что от состояния пони зависит баланс в мире, и мы должны быть ведущими, а не ведомыми. Наше появление было не случайно.

– Я понимаю это все, Селестия, – увядшим голосом сказала Луна, – но это абсолютно ничего не меняет. Ты как не уделяла мне время, так и не уделяешь.

Повисло напряженное молчание. Крэлкин прикидывал в голове, как окончательно рассорить двух аликорнов, чтобы его не коснулась волна негодования старшей из сестер. Альтус, не понимающий, что происходит, стоял рядом с Селестией и переводил непонимающий взгляд с одного пони на другого. Луна тихонько плакала, а Великосиятельная Принцесса подошла к ней и обняла крылом. Темный аликорн ответила взаимностью на объятья. Подождав, пока они прекратят обниматься, Крэлкин обронил как бы невзначай:

– Теперь вы отправите нас с Альтусом в наш мир?

Встретившись с колким взглядом старшего потентата, жеребец поежился и понял, что его уловка не останется безнаказанной.

– “В ваш мир”? – переспросила Луна и с непониманием посмотрела на сестру. – Что это значит, Селестия?

– А Принцесса Селестия не сказала тебе, что мы не из вашего мира, а из параллельного измерения? – моментально вставил Крэлкин, опережая светлую кобылку.

– Крэлкин, что ты говоришь! – только и смогла воскликнуть та.

– Селестия, что это все значит? – возмущенно спросила Луна. – Я думала, что у нас нет секретов друг от друга.

– Это не то дело, с которым я бы не справилась, – благосклонно осведомила Луну сестра.

– Значит, ту книгу ты искала, чтобы разорвать материю?! – воскликнула темная кобылка.

– Не стоит таких громких слов при Крэлкине.

– Ты его боишься? Но почему? – Младшая сестра попятилась, и белый жеребец посторонился. – Селестия, объяснись.

Вздохнув, светлый аликорн посмотрела негодующим взглядом на ухмыляющегося Крэлкина и начала рассказывать:

– Этих двоих пони первый раз встретила Твайлайт и сообщила о находке мне. Но тогда они не были похожи на пони, скорее, на алмазных псов, но и ими они не были. Крэлкин разорвал пространство-материю и попал сюда вместе со своим другом. Дело было серьезное, ведь Эквестрия никогда не встречалась с иными мирами и их жителями и что это для всех означает тоже неизвестно. Я сразу же начала искать, чем может грозить их появление и откуда они вообще могли взяться. Чужаки могли быть не чужаками, а шпионами или просто иными неведомыми пока существами, но это было не так. Ко всему прочему, как ты поняла, Крэлкин был магом, что усугубляло положение. Однако меня заинтересовало, что же он может делать и как навредить пони. Для того чтобы оградить остальных от угрозы я позволила магу преобразовать себя и Альтуса…

– Таким образом, Вы убили сразу двух зайцев, – встрял белый жеребец. – И увидели, насколько я силен, и оградили жителей страны от проблемы неизвестной магии.

– Не перебивай меня, – холодно бросила Селестия. – Однако я не была уверена в том, что они не навлекут беду даже своим присутствием. Я начала исследовать труды о параллельных измерениях таких ученые единорогов, как Трейтис и Вайз, и все как один твердили, что присутствие чужеродной материи в каком-либо измерении повлечет за собой непредсказуемые последствия для обоих миров. Так как Крэлкин и Альтус оказались случайно в нашем мире, а пространственные аномалии, которые могут повлечь за собой их перемещение…

– Не врите хотя бы собственной сестре, – цинично сплюнул Крэлкин. – Были бы пространственные аномалии, они бы уже себя проявили.

– Не перебивай Принцессу Селестию! – взъерепенился Альтус.

– Твои плоские выпады на меня не действуют, – отмахнулся бывший маг. – И это далеко не лучший способ выказать свое расположение Великосиятельной Принцессе Селестии.

Пегас осунулся и замолчал, меча искры из глаз в сторону своего друга. Луна и Селестия смотрели на них, как на маленьких жеребят.

– В любом случае, Луна, – продолжил Крэлкин, – твоя сестра хочет просто избавиться от нас только потому, что мы из другого мира и можем нарушить Гармонию всей Эквестрии. Это бред…

– Нет, это не бред, – внезапно сказала темная кобылка. – Ты можешь подорвать постулаты, на которых зиждется все общество пони. Ты можешь быть подобен ложке дегтя в бочке меда, будучи навсегда запечатленным в нашем мире своей горчинкой.

– Но Луна… – раскрыв рот, выдавил из себя белый жеребец, не понимая, почему аликорн его предала.

– Однако они могут стать сильным дополнением, – обратилась та уже к сестре, – которое продвинет мир пони вперед не на один десяток лет. Селестия, ты должна им дать шанс, и если они будут плохими, то я сама помогу тебе их выдворить из мира.

– Луна, все намного сложнее, чем кажется. Любая задержка их в нашем мире грозит тотальной катастрофой, – пояснил старший правитель.

Крэлкин с непониманием уставился на принцесс, не зная, как реагировать в сложившейся ситуации. С одной стороны, Луна его предала, но с другой – она поддержала его. «Неужели она хочет добиться расположения обоих сторон? Что-то я сомневаюсь, что Селестия отпустит ее просто так после подобных заявлений. Все же, Луна хоть и пытается играть в политические игры, но у нее это ужасно получается. Но все придет с опытом, все всегда приходит с опытом».

– Но все же ты, как Дух Гармонии, – говорила младшая из сестер, – должна быть более доброй к тем, кто населяет Эквестрию или попал сюда, пусть даже по ошибке. В твоих копытах судьба не только этих чужаков, но судьба всех пони.

– Вот именно, Луна, в моих копытах судьба всех пони, что живут в Эквестрии. И я не могу позволить двум странникам, которые попали сюда, как ты выразилась, по ошибке и которые тут быть не должны, уничтожить то, что я строила для всех нас долгими десятилетиями. Ты говоришь, что я не понимаю, через что ты прошла, но и ты не ведаешь, что испытала я. Ты видела, как я хоронила солдат, убитых во время войны с грифонами, но ты не могла чувствовать, что чувствовала я. Я хоронила многих пони, и каждый из них оставлял глубокую рану на моем сердце. Не говори, что я не знаю, что делаю. Крэлкину и Альтусу здесь не место.

– Все было бы хорошо, если бы не кьютимарка Альтуса, – вставил Крэлкин, используя все оружие, которое у него есть в запасе.

– У пегаса есть кьютимарка? – насторожилась Луна.

– Да, Твайлайт мне писала об этом в отчете, – призналась вторая принцесса.

– Вы хотите сказать, что чужак не с этой планеты может получить кьютимарку? – оскалился белый жеребец.

– Если ты хорошо произвел ритуал преобразования материи, – менторским тоном оповестила Селестия вопрошающего, – присматриваясь ко всем возможным мелочам, то я не удивлена этому. Ты мастерски подделал форму пони, и вы оба вправе носить личные отметки таланта.

– Неправильно, Принцесса Селестия, – отрицательно помотал головой Крэлкин. – Я не полностью подделал тело пони. Мозг, – пояснил он, когда увидел два изумленных взгляда аликорна. – Я бы потерял память, не сохрани я свой мозг.

– Ты мог преобразовывать материю? – ошарашено спросила Луна. – Значит, ты действительно был магом? Селестия не соврала?

«Она сомневается в словах своей сестры? Очень интересно. Недоверие внутри семьи – очень большой прокол. Если Луна сейчас не доверяет Селестии, то это еще одна лазейка для моих манипуляций. Жаль, что и Великосиятельная Принцесса это понимает и будет проверять любую информацию, которая будет предназначаться ее сестре».

– Да, именно, что был, – согласился жеребец. – Так что не нужно удивляться, что я так много ведаю о магии. Но моя магия основывалась на боевых рунах, которые я не могу активировать в теле пони, хоть в этом мире они работают, и работают превосходно. Это значит, что миры наши практически идентичные и формы жизни тоже идентичные, и даже история развивалась по схожему сценарию. Мы не можем быть чуждыми, потому что мы содержим в себе память былых времен.

– В этом твоя проблема, – сказала Селестия.

– В этом Ваша проблема, не моя, – грубо отозвался Крэлкин. – Вы врете своему народу из года в год, из десятилетия в десятилетие, из поколения в поколение. Думаете, что это правильно: скрывать историю от глаз пони и закрываться фальшивыми масками добродетели? Вы, два аликорна, которые вершите судьбы целой страны… да что там страны? Мира! И вы скрываете уроки прошлого?

– Считаешь, что историю необходимо показать пони, чтобы они все знали? А понимание? Кто поймет историю и вынесет из нее правильные уроки и суждения? – спросила Селестия.

– Значит, гнилое у вас общество, если оно не может справиться с дилеммой войны и мира, – ядовито произнес тот. – Навязыванием ничего решить нельзя, это пагубный путь. Да и к тому же, Великосиятельная Принцесса, почему бы вам не выучить несколько пони, чтобы они правильно трактовали историю для определенных рас?

– Нет достаточно сильных личностей, которые бы пошли на это, – призналась кобылка. – В основном такие мыслители живут вдалеке от всех и не хотят разговаривать ни с кем. Даже со мной они неохотно идут на контакт. А ты бы взялся за такую работу?

– Вы издеваетесь? – с негодованием вопросил земной пони. – Я человек, который вышел из жестокого общества и который знает, как покалечить не только физически, но и морально. Альтус не лучше меня в этом плане. Мы с ним играли в жестокие игры, я – магией и умом, он – кулаками. Но кто сказал, что мы не хотим отдохнуть? Вы сбрасываете со счетов кьютимарку этого пегаса, но у меня ее почему-то нет. Он – действительно пони, настоящий, до мозга костей. И я в свое время получу метку…

– Не получишь ты метку, – резко отозвалась принцесса. – Ты упустил свой шанс. Я протягивала тебе копыта помощи, но ты не воспользовался моей добротой и отверг предложение стать единорогом.

– Селестия! – вскрикнула Луна. – Ты хотела позволить ему стать единорогом? Как же так?

– Не волнуйся, – сказал спокойным голосом Крэлкин, понимая, что на недомолвках Селестия сама сожжет мост, связывающий сестер. – Даже если бы я стал единорогом, то я бы не смог колдовать. Природа магии слишком разная. Все, что я имел бы – это Твайлайт в учителях и арсенал мирных заклинаний за плечами.

– Как долго вы в этом мире? – с подозрением спросил младший аликорн и белый жеребец понял, что необходимо действовать, продолжить расшатать фундамент доверия Луны к Селестии.

– Немногим больше полутора месяца, – без зазрения совести ответил жеребец. – И мы с Альтусом помогали ЭплДжек и другим пони все время, что могли. Твоя сестра хотела, чтобы я исследовал магию единорогов и сравнил со своей, но я до сих пор не понимаю, для чего это ей, учитывая специфику моих заклинаний, даже принимая во внимание тот факт, что она хотела узнать о моей реальной силе и силе моего мира.

– Крэлкин, прекрати паясничать и задумайся хоть на минуту о том, что ты творишь, – сказала Селестия.

– Я понимаю, что ставлю Вам палки в колеса, – отозвался жеребец, – но это мой выбор. Вот Вы говорите мне задуматься, а сами Вы думали о том, почему я так сильно хочу жить в Эквестрии?

– Думала, но ты не сможешь здесь жить, – парировала Селестия.

– Вы можете мне дать хотя бы шанс! – воскликнул пони.

– И что тогда будет? – спокойно произнесла Великосиятельная Принцесса. – Думаешь, что сможешь устроиться здесь и забыть про прошлое? Оно призраком будет преследовать тебя каждую ночь и каждый день…

– Я сотру себе память, – решительно заявил жеребец.

– Ты действительно пойдешь на такое? – с легким пренебрежением бросила венценосная. – Ты, который не смог полностью преобразоваться в пони, оставив глубокие корни у себя в сознании, что не позволяют быть нормальным членом нового для тебя общества? Это даже не смешно, – гробовым голосом закончила она.

– Какие корни я у себя оставил в сознании? – непонимающе спросил тот.

– Ты не смог расстаться с воспоминаниями.

Крэлкин замолчал, понимая, что от такой атаки не сможет отбиться. Теперь он осознал, что Селестия специально заставила его подчеркнуть, что он не преобразовал мозг, как свое преимущество, и размазала его по стенке его же оружием. Зная, что он не победит Селестию даже в союзе с Луной, жеребец помышлял, что же с ним будет и как можно разрядить сложившуюся ситуацию, чтобы показать себя Селестии с хорошей стороны.

– Альтус, а ты что скажешь? – спросил внезапно старший аликорн, обратив взор на нежно-красного пегаса. – Почему ты хочешь остаться в нашем мире? Что тебя тут привлекает?

– Я хочу помогать пони, как они помогли мне, – нерешительно сказал он.

– Как ты сможешь помогать пони? Ты задумывался об этом?

– Нет, не задумывался, – признался жеребец. – Но я буду помогать, чем смогу. Пожалуйста… – жалобно простонал он.

– Ты не договариваешь, – оповестила его Селестия.

– Никогда не видела тебя такой жестокой к пони, – с легким раздражением сказала Луна.

– Они не пони, – ответила светлая кобылка и вновь обратилась к пегасу. – Говори правду.

– Я… – смущенно сказал тот. – Я хочу помогать Флаттершай…

– Почему?

– Селестия, разве не понятно, что он влюбился? – опять вклинилась Луна и вызвала недоуменный взгляд Альтуса и приглушенное хихиканье Крэлкина. – Разве я сказала что-то смешное? – с непониманием добавила темная принцесса.

– Знала бы ты его, никогда бы не сказала ничего подобного, – объяснился белый жеребец.

– Я ее не люблю, – сдавленно ответил красный пони, заливаясь краской, – но она мне стала очень близка, как друг, и я не хочу с ней расставаться.

– Тебе нужен от нее секс, а не любовь или дружба, – сказал Крэлкин, и Альтуса побледнел, и глаза сжались в узкие щелки. – Сколько раз это должно было случиться в нашем мире, чтобы до тебя дошло?

– Заткнись! – жестоко произнес пегас. – Иначе я завершу то, что начал.

– Продолжишь бить меня? – с вызовом спросил бывший маг.

– Если понадобиться, то я тебя…

– Хватит. Ты, Альтус, не смог сохранить одного своего друга, а теперь хочешь внести сумятицу своего мировоззрения во Флаттершай? – спросила Селестия, проигнорировав Крэлкина.

– Кто был мне другом? Крэлкин? – с негодованием отозвался спортсмен. – Он никогда не был мне другом и никогда не станет. Ему не нужна дружба, как таковая, ему нужны те, кем можно управлять. Я же по глупости своей и доброте сердечной стал его другом и пытался переубедить смотреть на мир, как это делал я: видеть везде свет и радоваться каждому прожитому дню. Но он был непоколебим в своем желании видеть только грязь. И он научил меня этому пагубному умению. Я не хочу больше знать этого монстра, я хочу обычной жизни.

– Ваш мир плохой? – спросила Селестия.

– “Плохой”? – переспросил пегас. – Я не знаю. Все стало слишком сложно. Раньше мир казался мне хорошим, простым…

Внезапно послышался гулкий стук копыт друг об друга, раздающихся около Луны. Крэлкин сидел на крупе и хлопал с мрачной мордой. Альтус нахмурился, но предпринимать ничего не стал, не желая больше усугублять ситуацию. Земной пони напрягся, понимая, что сейчас выглядит безвинным щенком, которого можно безнаказанно бить. И именно побоев он сейчас ожидал от друга.

– Какие речи, – сплюнул белый жеребец. – Мир был хорошим и простым для него. Для таких дураков, как ты – мир и должен казаться простым и хорошим, все для того и делается. Такие, как ты, которые никогда ничем не интересуются, всегда видят вначале только хорошее, но потом все проходит, картинка внезапно меняется, и ты видишь уже не радужную поляну, а кипящую преисподнюю. Но уже поздно что-то менять, и жизнь не кажется такой уж милой и безобидной. Тебе хорошо, пока из тебя можно выкачивать деньги, а впоследствии, лучшее, что тебя ожидает – это жалкое существование дряхлым стариком. И тогда приходит к тебе осознание того, что ты никому не нужен, но уже слишком поздно, тебя выкинут и возьмут кого-то другого на твое место, чтобы развлекать толпу.

– А ты хочешь сказать, что лучше видеть всю ту мерзость, которую ты мне показывал? – в сердцах спросил пегас.

– Конечно, Альтус, в этом весь наш мир. Закон джунглей: выживает сильнейший. И если ты не готов и не видишь, откуда ждать опасности, то тебя сожрут в твоем розовом обществе. А если ты начнешь огрызаться, тебе же будет хуже – укоротят жизнь на необходимое количество лет и что тогда? В нашем мире неправильный шаг означает смерть, как ты еще не понимаешь?

– Не понимаю я…

– Не хочешь понимать! – рявкнул Крэлкин. – Ты всегда был таким: наивным мальчиком с вечно счастливым выражением лица, который живет сегодняшним днем, но даже не задумывается, что ему готовит день завтрашний. Необходимо задумываться над своими поступками, учиться на своих и чужих ошибках, но нет, тебя интересует только спорт. А ты думал, что старых спортсменов нет, думал, что будет с тобой, когда ты дойдешь до возраста, в котором не сможешь соперничать с молодым поколением? Можешь даже не отвечать, и так понятно, что нет.

– Может, и нет, но постоянно думать о завтрашнем дне – глупо, – парировал Альтус. – Завтра ты тоже будешь думать, как бы прожить послезавтра, а как же сама жизнь? Она пройдет рядом, а ты даже не заметишь.

– А кто говорит о том, чтобы постоянно думать о завтра? – с недоумением осведомился Крэлкин. – Ты всегда думал только своими мозгами, но ты не сможешь дойти до определенных истин, руководствуясь только собственным опытом. Необходимо учиться, смотря на то, как барахтаются в реке жизни идиоты, посмевшие бросить вызов сильному течению. Нет, не у мудрых людей необходимо учиться, а у дураков. Это первая ошибка, которую делают люди. И ты бы понимал, что я тебе говорю о том, что жить необходимо сегодня, но планировать завтрашний день и прогнозировать то, что он предоставит тебе.

– Ну, буду я знать, что завтра меня выгонят из спорта, что это решит?

– Если ты узнаешь об этом завтра, то абсолютно ничего не решит, но…

– Достаточно, – прервала их Селестия. – Крэлкин, в этом весь ты. Ты пытаешься искать подвох там, где его нет, пытаешься лезть на глубину, из которой тебе не выплыть и, все равно раз за разом ты ныряешь и ныряешь.

– Принцесса Селестия, – елейно отозвался земной пони, – наши с Альтусом проблемы зиждутся на основополагающих аспектах общества, которые он не может понять. А теперь Вы говорите мне закрыть свой рот и помалкивать? Нет, я не буду. Более того…

– Твои речи сейчас ничего не изменят, – холодно проговорила кобылка. – Ты судишь о нашем мире, пользуясь знаниями о собственном, но миры не похожи, как бы тебе не хотелось. Если ты действительно хотел остаться, то искал бы здесь только хорошее, однако, как и у себя дома, тут ты пытаешься развести грязь на ровном месте. Постыдись.

Крэлкин только фыркнул. Не зная, что ответить и как парировать выпад Селестии, он решил отмолчаться и подождать, пока она откроется для его контратаки. Бывший маг уже наточил стилет, напрягся и был готов воспользоваться оружием, когда представится время. Но пока он выжидал, как хищник выжидает добычу.

– Альтус и то более сознательный, чем ты, – добавила старшая принцесса.

– Только потому, что он хочет казаться полезным, – вяло ответил жеребец. – Он сейчас променяет крылья на свободу, а что будет дальше? Он не привык жить в гармонии с окружающими, он не сможет поменяться, в отличие от меня.

– Сам ты не сможешь поменяться, – раздосадовано отозвался пегас.

– Это очень глупый разговор, – сказала потухшим голосом Луна, и все обратили на нее взоры. – Вы все хотите казаться хорошими, приятными, умными, но так ли это на самом деле? Хотите знать, что я вижу перед собой? Трех пони, которые не могут договориться и найти компромисс, который удовлетворит желания каждого. Но этим трем пони не хочется сдавать позиции, и они раз за разом уличают друг друга в том, чего может и не быть. Селестия, будь добрее с гостями. Ты на самом деле не знаешь, кто и как себя поведет. Я видела многих пони, которые были злыми, а потом становились добрыми и, наоборот, из добрых превращались в монстров. Но таких очень мало, действительно мало. Крэлкин, не говори, что ты сможешь поменяться и не нужно судить о том, чего ты достоверно не знаешь. Да и не стоит обвинять мою сестру или своего друга в том, что тебе не дают спокойно жить, ты сам себе не даешь спокойно жить. Что было бы, если бы ты не был магом?

– Я бы никогда не попал сюда, – мрачно ответил тот. Луна лишь скривила недовольную мордочку.

– Но ведь ты сюда все равно попал. Хотел ты того или не хотел, но это произошло и не стоит подгонять судьбу, все решится само собой. А ты, Альтус, влюбился во Флаттершай, только ты не должен был этого делать, и не должен позволить ей привязаться к себе, потому что ты уйдешь, а она останется здесь, без тебя. Тем не менее, пусть ты даже и влюбился, ты самый агрессивный и жестокий из всей тройки и ведешь себя неподобающе для пони. Ударить – не проблема, проблема подумать над тем, что ты делаешь, и к чему это может привести. И ты не способен мыслить наперед, будто за тобой хоть Вендиго. Неужели тебе плевать на своих детей, на своих молодых учеников, на то, что ждет впереди наших потомков? Глубокое неуважение к будущему, как и к прошлому, хуже смерти.

– Я не люблю Флаттершай, – только и смог промямлить пегас.

– Вы, как чужаки, – продолжала Луна, – должны были сразу понимать, зачем вы здесь. Крэлкин, ты показался вначале мне очень бедным и несчастным пони, которому не хватает в жизни лучиков тепла и света и который стремиться достичь их, несмотря ни на что. Но в итоге я вижу очень мрачного пришельца, который погряз в своих проблемах и пытается переложить их на других. Но тебе никто не сможет помочь, кроме тебя самого. Я была в таких же условиях, я чувствовала то же, что и ты, но я выбралась из этого болота и хотела бы помочь тебе, но не уверена, что ты согласишься.

– Я только хочу остаться в этом мире, – мрачно, будто угрожая, процедил сквозь зубы земной пони.

– Зачем ты здесь хочешь остаться? С какой целью?

Наступило молчание. После тирады аликорна даже Селестия выглядела подавленной и не хотела отвечать. Альтус совсем сник и, опустив голову, смотрел в снег. Один Крэлкин глядел исподлобья черным взглядом на темную кобылку, словно хищник на добычу, бока я его поднимались, и хвост нервно подергивался. А сзади мирно потрескивал огонь, освещая мерцающим светом пони, отчего они походили на призраков.

– Чтобы скрыться от смертельной опасности, – наконец сказал белый жеребец. – То, что я пережил…

– Не надо мне рассказывать, что ты пережил, – пренебрежительно отозвалась Луна.

– Я понимаю, что ты была заточена на луне, но это абсолютно иное, – прошипел бывший маг. – Думаешь, что ты знаешь, какой страх я испытывал каждый день, боясь за свою жизнь? Думаешь, ты знаешь, какой кошмар испытывал я перед тем, как ложиться спать? Думаешь, что ведаешь, какой ужас меня каждый раз охватывал, когда я защищался и убегал? Нет, ты ничего не знаешь. Ты аликорн, бессмертное создание, по силе сравнимое с целой армией. Чего тебе бояться? Ты как ребенок дралась за время своей сестры, а я дрался, чтобы проснуться на следующий день и глотнуть свежего воздуха. Когда ты сидела на луне – я вел смертельные сражения. Знал бы я об этом мире раньше, я бы с удовольствие поменялся с тобой местами.

– Значит, ты считаешь, что мне было сладко?! – взревела темная кобылка, и глаза ее засветились, уставившись на жеребца, отчего тот отскочил от нее и насторожился. – Я бы тоже поменялась с тобой местами, будь на то моя воля. Заточение в тысячу лет, когда ты не можешь ходить, прыгать, бегать! Все, что мне оставалось – это наблюдать! Наблюдать за тем, как пони живут свои жизни от рождения до смерти, но сама я не могла ничего сделать, мне было даже не с кем поговорить! Я боюсь темноты, если хочешь знать из-за того, что видела множество грязных вещей, которые тронули меня до глубины души! Я видела, как грифоны жрали пони поедом под покровом ночи, как одни насилуют других, как!.. – ее голос сорвался. – Мне даже вспоминать об этом больно, но я тогда не могла даже отвернуться или закрыть глаза. Вся мерзость этого мира была у меня перед глазами. И о чем я должна была думать, что меня должно было терзать на безжизненной глыбе? Ты ничего не знаешь о том, как быть одному, но судишь об этом так легко… Ты монстр.

– В таком случае мы все тут монстры, – чуть слышно сказал Альтус.

Пони вновь замолчали. Крэлкин, чувствуя угрызения совести, отвернулся, не желая встречаться с чьим-либо взглядом, и смотрел в черноту парка. Глаза у Луны потухли, и она тоже отвернула взгляд, подошла к костру и стояла перед ним статуей, словно пытаясь прогнать пришедших к ней призраков минувших лет.

– Думаю, что разговоры тут излишни, – сказала Селестия умиротворяющим голосом, и спокойствие растеклось по телу Крэлкина.

Тяжело вздохнув, белый пони подошел к Луне и встал рядом с ней.

– Прости меня, – сказал он и посмотрел на венценосную особу. – Я не хотел тебя обидеть.

Темная кобылка посмотрела на него в ответ безжизненными глазами и слабо улыбнулась.

– Я понимаю, что нам всем в жизни бывает тяжело, – сдавленным голосом чуть слышно молвила она, – каждому жизнь преподносит свои удары и преграды. Мы все живем и варимся в своем соку сами, ни у кого не смея просить что-либо взамен нашей доброте, но далеко не все ее могут подарить ближнему. Крэлкин, я верю, что тебе было очень тяжело, и я тебе сочувствую, но у меня были свои трудности и проблемы, мне, как и тебе, было тяжело. Ты боялся не проснуться, а я мечтала уснуть вечным сном, чтобы закончить свои мучения, но это не значит, что у нас с тобой были разные по сложности проблемы.

– Я понимаю, – сказал жеребец и перевел взгляд в огонь. – Прости меня.

Вновь разлилось молчание. Селестия подошла к костру и уселась на свое место. Ее примеру последовали Луна и Крэлкин. Альтус присоединился к ним немного погодя, явно не зная, будет ли он мешать их переговорам или нет, но мороз был сильнее его желаний, и он нехотя оттащил колоду и уселся на нее поодаль от пони, пытаясь меньше шевелиться, чтобы не привлекать внимания, и грелся у большого костра.

Они сидели в молчании, подбрасывая дрова в костер и смотря на беззаботные трещащие языки пламени, устремляющиеся вверх. Каждый думал о своем, и взгляды их были устремлены на пламя, будто в нем крылся таинственный секрет, позволяющий получить ответ на любой вопрос.

Начало светать. Серебряный серп луны потускнел на сереющем небе. Звезды пропали, а с севера пригнало тучи. Сильный ветер, принесший несколько кучерявых белоснежных облачков, ворвался в сад и обдал холодом четверых пони. Крэлкин вздрогнул всем телом и поднялся, разминая затекшие конечности. Сидеть он больше не хотел, потому бросил промокшую колоду в огонь и наблюдал, как пламя ее начало пожирать.

– Альтус, через несколько дней ты полетишь в Клаудсдэйл, – услышал земной пони и резко поднял голову, переводя взгляд на Селестию.

– Но я же… – недоуменно обронил пегас.

– Я дам тебе проводника, который будет помогать, – сказала принцесса.

– Хорошо, спасибо, – радостно воскликнул он.

– А ты, Крэлкин, вернешься в Понивиль, – сказала венценосная, посмотрев на того.

– Зачем? – с подозрением спросил пони.

– Ты будешь мне мешать готовить ритуал разрыва материи, – благодушно ответила она.

– Но… – раскрыл он рот, не зная, что сказать.

– Никаких “но”. Ты не останешься в этом мире. Сегодняшний разговор был роковым, и ты показал все, на что способен.

– Погодите, Луна сказала, что Альтус… – начал жеребец, пытаясь утащить за собой друга, но был бесцеремонно перебит:

– Я слышала, что сказала моя сестра, и я доверяю ей, однако ситуация изменилась, – оповестила августейшая.

– Нет, не изменилась, – процедил сквозь зубы пони, – Вы не доверяете своей сестре, Принцесса Селестия?

– Не пытайся меня поссорить с Луной, это все не имеет смысла. Даже ей видно, что ты делаешь.

– Значит, все вернется на круги своя? – осведомился Крэлкин.

– Ты сам обозначил свою судьбу.

– И нет никакого способа…

Селестия только покачала головой и поднялась. Альтус моментально повторил за ней действия и уже с радостной мордочкой вился у нее, словно опадающий лист на ветру. Луна тяжело вздохнула и тоже встала. Под мановением рога старшего аликорна костер погас, и теперь лишь черный слабый дымок поднимался вверх, моментально подхватываемый ветром и уносимый в неведомые дали.

– Разговор окончен, – оповестила Селестия. – Пройдемте в замок.

– Это все неправильно, – сказал в отчаянии Крэлкин. – Луна, скажи что-нибудь!

– Мне больше нечего добавить, – с нескрываемым разочарованием ответила кобылка.

– Не смей объявлять мне войну, ты пожалеешь об этом!

Луна с отвращением посмотрела на белого жеребца и поравнялась с сестрой.

– Вы еще все меня вспомните, – с натягом сказал Крэлкин, как только все двинулись к замку.

– Не кипятись, а то я тебя успокою, – чуть слышно пригрозил Альтус другу.

– Отвали от меня! – прикрикнул тот.

– Крэлкин, уймись, не все так плохо, как кажется, – сказала Селестия. – Ты всего лишь вернешься домой.

– Домой… А ты хоть знаешь, почему я не хочу возвращаться домой? – осведомился тот, не соблюдая ни манер, ни этикета. – Знаешь, почему я так рвусь получить здесь место? Потому что каждый день маги рыскают в поисках моей головы, чтобы оторвать ее. Я даже подозреваю, что они не собираются меня допрашивать. Сделайте милость, Ваше Высочество, разорвите мне голову вместо того, чтобы отправлять назад. Если информацию в моей голове прочтут, а это рано или поздно произойдет, то очень может быть, что в ваш драгоценный мир вторгнутся.

– Ты сам попал сюда случайно, – парировала Селестия. – Возможность повторения такой сильной магии ничтожна.

– Однако если я буду знать, то…

– Именно поэтому ты едешь в Понивиль.

Крэлкин сжал губы и немного отстал от тройки. Он даже не предполагал, что разговор может закончиться так. Его отправят в провинциальную деревеньку дожидаться своей отправки, а Альтус будет летать и выполнять пегасью работу до самой своей смерти.

«Самое плохое, что я отправлюсь назад один. Альтуса я больше не смогу использовать. Надо все же переговорить с Селестией еще раз, после того, как она успокоится, но перед тем, как найдет способ разорвать материю. Она же готова была оставить меня в Эквестрии, и если бы этот пегас не вмешался, то я бы уже был одной ногой в новом мире.

Однако даже если у меня получится убедить Селестию еще раз оставить меня в Эквестрии, то меня не устроит осознание того, что этот аликорн сможет отправить меня назад в любое время. Необходимо уничтожить книгу, которую она так самозабвенно ищет, но где она находится? Я сомневаюсь, что этот талмуд был рядом со мной. Луна явно выступает в роли приманки. Тогда где источник знания? Секретный архив, где хранилась история? Скорее всего, литература там, но где сам архив? Нужна карта замка, крайне необходимо получить эти сведения, чтобы уничтожить источник проблемы. Если понадобится, то я сожгу все книги в тайной библиотеке Селестии и буду спокойно спать, зная, что она должна будет смириться с моим присутствием.

А если я сожгу весь архив, но книги там не будет? Не смогу же я разорваться и уничтожить все книги разом, хотя при хорошем плане и с заклинанием телепорта за плечами все можно было бы организовать, вот только у меня нет ни плана, ни магии. У меня даже планировки замка нет, да и будь она у меня, мне надо знать, в каком помещении находится этот архив. И кто бы мне мог помочь в этом нелегком начинании? Твайлайт? Нет, да и уповать на нее я больше не могу, ведь меня отправят в Понивиль, а она останется в Кэнтерлоте. Да и не хочу я ее подставлять.

Будь неладна эта принцесса и книга, которую она ищет. “Колебания маятника”. Какое дурацкое название. И что такого ценного может быть в ней? Да и что серьезное можно было назвать подобным названием? Ладно, неважно, как только эта книга будет уничтожена, моим страданиям придет конец, и я смогу не беспокоиться о том, где я проснусь завтрашним днем.

Все же Альтуса необходимо привлечь к моему плану. Пусть он лоялен к Селестии, но мне необходимо с ним поговорить, ведь небольшая лазейка в виде извечных недомолвок принцессы у меня в кармане. Поддержка с воздуха для меня сейчас критична, однако необходимо с ним провести боевые тренировки, что будет затруднительно. Когда я был магом, это было не просто, а теперь практически невозможно. Но никто другой не подойдет. Мне нужен крылатый представитель этого мира, который сможет сражаться с единорогами и своими собратьями».

По парку в отдалении в серой рассветной дымке летали пегасы и сновали другие пони. Шум голосов неприятно резал уши, сбивая мысли бывшего мага. На нарушителях спокойствия были накинуты коричневые накидки с каким-то рисунком на боку. Рядом с пони вились разнообразные маленькие и большие животные. Приглядевшись, Крэлкин увидел, как работники парка кормили зверей и расчесывали их. Сплюнув на снег, он уткнулся глазами в вытоптанную дорожку и проследовал за аликорнами.