Колебания маятника

Пролог

Легкая тень неслышно скользнула по подоконнику в ночной тиши и тут же исчезла. В большом зале не было ни одного звука, кроме приглушенного стрекота цикад, доносившегося с улицы. Небольшие стеллажи книг располагались справа и слева от нарушителя, и тот жадным взглядом осматривал их. Слабый лунный свет, смешанный с тусклым мерцанием уличных фонарей, побивался сквозь грязные стекла и выхватывал из мрака лишь силуэты.

Абрис человека двинулся вдоль полок. Владелец его касался кончиками пальцев некоторых книг, словно пытался прикоснуться к знаниям. Он планомерно наведывался в хранилище знаний изо дня в день и предавался бессмысленным поискам. За последний месяц он сильно отстал от сверстников в обучении, однако он не придавал большого значения достижениям на школьной скамье, у него были дела иного характера.

Около полугода назад он прочел о способе совершать идеальную дальнюю нуль-транспортировку. Когда парень рассказал об открытии в классе, его подняли на смех, учителя твердили, что это невозможно, подкрепляя свои слова мириадами длинных формул и философскими рассуждениями на этот счет. Но он им не верил, не верил ни одному слову, слетающему с уст пожилых людей. Он лишь знал, что разгадка где-то есть, и хотел ее найти.

Вопреки диффамации, доносившейся со всех сторон, он не пытался никому ничего доказать, он хотел разобраться в неизвестном явлении, понять принцип работы и удовлетворить свою жажду знаний. Он не хотел кому-либо помогать или навлечь на кого-то беду, но лишь узнать правду. И с этими намерениями его силуэт вновь скользил по небольшой убранной библиотеке.

Достав из кармана небольшой фонарик, он повернул его, и тот разлил тусклый свет, разгоняя тьму вокруг нарушителя. Глаза, привыкшие к темноте, тут же отозвались болью, и парень ненадолго зажмурился. Он дошел до места последней остановки, аккуратно отмеченной на стеллаже мелом у самого пола, стер метку и стал вытаскивать книги, и тщательно просматривать содержимое, держа источник света во рту.

Спустя полчаса дверь в библиотеку скрипнула. Парень моментально выключил фонарик, положил на место очередную книгу и юркнул в самый конец зала, где он нашел нишу, которой уже неоднократно пользовался, чтобы скрыться от чужих глаз. Как только по большому помещению разлился яркий свет, нарушитель уже сидел в своем укрытии.

– Думаешь, что это он? – с некоторым пренебрежением бросил грубый голос.

– А кто еще это может быть? – страдальчески осведомился второй. – Его нет в постели, нет в корпусах, лично проверял, его нигде нет. А тут свет заметили. Сечешь, к чему я веду?

– Из твоих размышлений можно получить все, что угодно.

Голоса стали приближаться.

– Если он тут, – продолжал первый говоривший, – то ему не скрыться.

– Тут он, – послышался кровожадный ответ.

– А если его тут нет, то я кого-то проверю на применение психотропных препаратов.

– Так нечестно.

– Нечестно поднимать полколлектива в час ночи, – грубо парировал собеседник. – И вообще, Гресмит, чего ты на него взъелся?

– Он хочет узнать о том, о чем положено молчать.

– Ты про нуль-транспортировку? – с пренебрежением спросил первый. – Да забудь ты. Это невозможно в принципе. Учитель же его опустил ниже некуда прямо на уроке.

– Но ему было все равно, – хищно отозвался второй.

– Все равно или нет, но никто не может изобрести идеальное перемещение. И простой-то процесс контролировать трудно, а ты о нуль-транспортировке, что позволяет прыгать в любую точку планеты, говоришь. Вдумайся!

– И все же, нельзя допустить, чтобы он копался тут дальше.

– Ты так говоришь, вроде в стражники этого знания записался. Мало тебе занятий? Хочешь еще проблем?

Голоса затихли, и несколько минут тягучей тишины разлилось по библиотеке.

– Я говорил, что его тут нет.

– Да быть того не может! – взвился Гресмит. – Но видели же свет! И не только я видел!

– Если не перестанешь сочинять, то я тебя отправлю на проверку… Или сам лично займусь ею, а ты знаешь, насколько я ненавижу это дело.

– Может, он убежал?

– Окна все закрыты, а мы просматривали каждый ряд. Просто признай свою ошибку.

– Ни за что!

– Слушай, оставь Крэлкина в покое, он и так неудачник, так чего тебе еще от него нужно?

– Да все равно, что он неудачник. Он задает вопросы и интересуется запрещенными знаниями.

– Так, а с этого места поподробнее.

Нарушитель услышал, как голоса стали удаляться.

– А что поподробнее? Его разорвет, если он попробует создать что-то похожее на его бредни.

– Так ты его защищаешь?

– Да сдался он мне, защищать его.

– Тогда что тобой движет?

– Я хочу помочь своим товарищам, да и тем, с кем я вообще знаком. Только и всего.

– Слишком много на себя берешь. Ты еще мал для подобных дел.

– А что, если он действительно сможет? – язвительно осведомился Гресмит. – Ведь может же такое быть. Он упрямый, как осел.

– Ну, если у него получится, то я съем свои сапоги.

– Ох, смотри не пожалей, – залился смехом парень.

В библиотеке погас свет, и Крэлкин перевел дух. Гресмит начал его преследовать с тех пор, как у него родилась идея докопаться до истины нуль-транспортировки, проверить учение материи на прочность, хотя не понимал маниакального интереса своего одногодки относительно того, во что тот не верил. Соперник был упертым, стоял на своем до конца и менять точку зрения не хотел, хоть однажды проболтался, что желал бы получить подобную мощь в свои руки.

Крэлкин достал фонарик и зажег его. Он не привык выходить из укрытия сразу, давая всем желающим проверить ночной зал по нескольку раз, чтобы они успокоились и с чистой совестью отправились спать. Посветив перед собой, он воззрился на стену, которую осматривал не первый раз. Внезапно ему бросился в глаза выступ, на который он незамедлительно надавил. Послышался щелчок механизма, и слева с жутким скрежетом отворилась старая ржавая дверь, которой, как показалось нарушителю, не пользовались несколько десятилетий. Из-за двери потянуло затхлостью, в нос ударил сильный запах гнили.

Крэлкин поморщился и посветил внутрь неизвестной комнаты. Большое облако пыли, поднятое потревоженной дверью, ровным слоем осаживалось на пол. Молодой человек аккуратно зашел внутрь, поднимая ногами клубы персти , и осмотрелся. Он стоял в небольшом темном зале, который, казалось, был выбит в скале. Посреди помещения стояло всего три небольших полки с книгами. Влекомый интересом, он подошел к стеллажу, взял одну книгу и, раскрыв ее, принялся читать.

В книге покоилось знание, основанное на старой теории мира. Оно противоречило современным учениям о материи, однако не шло вразрез с физикой планеты. Это открытие взволновало его, и он трясущимися руками вернул волюм на место, пробежав пристальными глазами по стеллажу.

Свежий взгляд на пройденные и забытые учения заинтересовал нарушителя, и он стал рыться в поисках нужного знания, полагая, что оно может быть здесь. Спустя час, извлекая очередную книгу, Крэлкин прочел на обложке “Пространственные переходы от А до Я” и понял, что нашел то, что так давно искал. Спрятав книгу за пазуху, парень вышел из затхлого помещения и нажал на скрытый рычаг в стене. Дверь со скрипом вернулась на место, и он, выбравшись из своего укрытия, проследовал к выходу из библиотеки, отряхиваясь по пути от пыли и грязи. Найденная литература неприятно холодила.

Аккуратно открыв дверь, он увидел за ней своего наставника, который смотрел на подопечного строгим взглядом. Крэлкин вздохнул, потупил взгляд и вышел из большого зала в залитый светом коридор.

– И что ты там делал посреди ночи? – спросил старший.

– Искал, что можно почитать на досуге.

– Что-то выбрал?

– Нет, – просто ответил парень.

– Зачем ходишь сюда каждый день?

– Это допрос? – недовольно спросил нарушитель и посмотрел в глаза наставнику.

– Считай, что да.

– Тогда разговор окончен. Я не намерен перед кем-либо отчитываться.

– Твои попытки найти интересующие тебя знания окончательно собьют с пути, – спокойно проговорил человек.

– Я приношу вам деньги, выполняю вашу работу, так что не нужно меня в чем-то обвинять.

Крэлкин развернулся и направился в свою комнату.

– То, что ты нашел – опасные знания.

Парень не ответил, лишь ускорил шаг, завернул за угол и побежал вперед. Он понял, что больше не хочет быть рядом с алчными людьми, которые указывают что делать, заставляют причинять боль, верят в то, что хотят, и вдалбливают другим свои учения. Он получил то, что хотел, выучил то, что ему было необходимо, и теперь жаждал забыть о том, что происходило в стенах мрачного здания.

Выбежав на улицу, Крэлкин оглянулся и, выбрав направление, устремился вперед. В городе у него был старый знакомый, с которым он поддерживал слабую связь, он хотел у него осесть и немного отдохнуть, найти обычную работу и пожить как нормальный человек. Идя по ночным улочкам, парень постоянно озирался и вспоминал адрес.

– Надеюсь, ты меня не забыл, Альтус.

Глава 1

I

Крэлкин очнулся, когда услышал звонкие голоса птиц, настойчиво распевающих трели, похожие на оркестр неисправных инструментов. Он еще не проснулся, а дисгармония звуков расплывалась в его сонной голове, вытягивая в реальный мир. Он поморщился от неприятных скрипучих аккордов, и ветер настойчивым холодным потоком лизнул его лицо и взъерошил длинные сальные волосы. Шум в ушах разбавился размеренным поскрипыванием деревьев и приятным шелестом листвы.

Неспешно раскрыв глаза, Крэлкин осмотрелся. Лимонное солнце ласкало еще теплыми золотыми лучами, нависая над землей. Лучи его просачивались сквозь листья и разливались по траве мягким зеленоватым светом. В его взгляд попали листва, подернутая капельками осенней желтизны, и непомерно глубокое синее небо с небольшими белыми тучками на своих просторах.

На деревьях висели красные яблоки. Сорт показался ему знакомым, но он никак не мог вспомнить названия, как бы ни копался в глубинах своей головы. Терпкий запах сырой зелени, смешанный со сладким ароматом фруктов, вливался в нос, оставляя неприятное послевкусие. Раскинув руки, Крэлкин обнаружил, что лежит на прохладной мягкой земле, укрытой чахлой травой. Ладони ощутили уходящий бархат зеленого земного одеяла.

Наступала янтарная осень.

«Яблони, – подумал Крэлкин, увидев всю картину целиком полностью пробудившимся разумом и подключая логику. – Что-то я не припоминаю ничего о яблочном саде. – Он еще полежал немного, не обращая внимания на время. – Неудачный переход, – вновь подумал он, стараясь вспомнить произошедшее. – Никогда еще не терял сознание вот так, посреди скачка. Даже не помню, как сюда попал. А где Альтус?»

Крэлкин отвел молчаливый взгляд от необъятного неба и осмотрелся, лежа на холодной земле. Он поежился от налетевшего ветерка и поругал себя за то, что не взял на всякий случай куртку. Ничего не увидев, он тяжело вздохнул, как обычно вздыхал, когда ему приходилось делать то, чего делать совершенно не хотелось, и сел, упершись руками в росистую траву.

Друг его лежал перед ним неподалеку, раскинувшись и тихо посапывая, словно журчащий ручей. Он как был в легких длинных черных шортах и футболке, так и выскочил из спортивного комплекса, куда его пригласили провести показательный бой. Крепкие мышцы, похожие на волнистый горный рельеф, мерно вздымались с каждым вздохом, а короткая стрижка дополняла образ профессионального спортсмена. Крэлкин всегда завидовал его атлетическому телосложению, которым тот мог похвастаться или напугать в случае необходимости, но всегда увиливал от хождения на тренировки, считая это пустой тратой времени.

«И он тоже вырубился?» – не поверил своим глазам маг, откинув назад черные с прозеленью волосы, собранные в тугой конский хвост на затылке. Он осмотрел себя: помятые потертые джинсы, служившие ему не первый год, легкая зеленая футболка с большой эмблемой небезызвестной фирмы, небольшая коричневая и далеко не новая поясная сумка, в которой он носил ингредиенты для пространственного перехода, деньги и GPS, чтобы понимать, где они с другом очутились.

«Опять я испачкал одежду, ладно, потом постираю где-нибудь», – махнул он рукой и слегка отряхнул пыль с брюк неловкими и еще сонными движениями. Он всегда относился к себе безответственно, не следил за собой, оставляя неряшливость такой, какая она есть, и мнение общества его не волновало. Концентрируясь на постоянном и неустанном изучении всего нового и неизведанного, что ему доводилось видеть в своей жизни, он расценивал полученные знания, как основополагающий стержень своего существования, а роскошью и духовными благами он жертвовал в угоду науке и магии, даже неосознанно.

Альтус дернулся и что-то промычал в полусне. «Тоже весь в грязи, – подумал Крэлкин, отвлекшись от размышлений и усмехнувшись про себя. – Странно, не думал, что где-то может быть поздняя осень, – вновь пронеслось в голове парня ненавязчивая и ни к чему не обязывающая мысль. – Скакали же в июле. В самой середине месяца. В зиму бы могли прыгнуть, в лето, причем же здесь межсезонье?»

Альтус что-то пробормотал, немного поворочался и резко открыл глаза. Мгновенным, резким движением он встал и окинул яблочный сад беспокойным и мутным взглядом, разминая суставы и потягиваясь. Его взор начал проясняться и в итоге стал осмысленным. Крэлкин размышлял о том, что он промахнулся, когда сворачивал пространство, и боялся реакции Альтуса. «Первый раз промахнулся с местом прибытия», – подумал маг и представил, как его друг сейчас недоволен, о чем свидетельствовал его черный взгляд и нахмурившиеся брови.

– Крэлкин, где мы? – спросил он низким, хриплым заспанным голосом.

Парень оторвал зачарованный взгляд от взволнованных белогривых облаков и поднялся, еще раз отряхнувшись небрежным движением, и достал GPS.

– Спутников нет, – тупо сказал он, шаря непонимающим взглядом по маленькому светящемуся монитору. – Да быть того не может.

Крэлкин выключил и включил аппарат и проверил еще раз наличие летающих в космосе электронных устройств. «Ничего. Как такое может быть?» Он начал перебирать все свои знания, подключил логику, но объяснение ускользало от него.

– Ну, и что ты надумал? – небрежно бросил спортсмен и начал разминать затекшие мускулы.

Вспомнив старые и новые книги о фантастических приключениях героев на других планетах, он припомнил теорию множественности миров. «Это просто невозможно. Идея при ближайшем рассмотрении рассыпается в пыль, она не заслуживает права на существование, – предполагал Крэлкин. Но теперь он допускал робкие мысли, что теория могла быть справедливой. Он мог бы стать одним из первых посетителей иных миров. – Хорошо, а как я узнаю, что я в другом мире?»

Маг наклонился и помедлил, задержав руку над травой, опасаясь, что его догадки подтвердятся. Собравшись с мыслями, он провел рукой по бархатной подстилке и призадумался, перебирая в голове всевозможные образы трав. «Обычная трава, – вздохнул он с облегчением. Подошел к дереву и уверенно приложил ладонь к шероховатому стволу. – Да не может быть, чтобы это был другой мир». Он опять посмотрел на экран навигатора. Спутников не было, и его сердце упало далеко вниз, холодок ужаса сковал его душу. Все остальное ушло на задний план: был лишь он и пустой светящийся экран электронного устройства.

Ватной рукой он полез в сумку, порылся и достал алмаз, с помощью которого он сворачивал пространство между двумя точками мира. Небольшой драгоценный камень, умещающийся на его ладони, пошел огромной трещиной. Пузырек со специально приготовленной человеческой кровью, который он извлек следом из сумки, был пуст, лишь помутневшие стенки говорили о его былом содержимом. Кровь людей он брал из больниц, хотя в книге утверждалось, что необходимо убийство и свежая кровь для правильного проведения ритуала. Глаза незадачливого мага округлились. Безысходный ужас накрыл его волной и утопил последний лучик надежды на лучшее.

– Альтус, мы не прыгнем отсюда, – сказал он дрогнувшим голосом.

– Что? Как это не прыгнем? – не понял друг и бросил на Крэлкина уничтожающий взгляд, от которого магу стало совсем плохо. – Я не собираюсь здесь торчать, я только что после боя. Я есть хочу.

– Алмаз треснул, – сказал собеседник, протягивая драгоценный камень на дрожащей ладони вместе с пустым грязным пузырьком... – И кровь куда-то пропала.

Ругнувшись и издав устрашающий возглас, Альтус подбежал к первому дереву и со всего маха ударил его ладонью. Дерево затряслось, жалобно скрипнуло и сбросило под ноги обидчику несколько спелых яблок.

«Яблоки – это еда, – заметил Крэлкин на затворах своего дрожащего сознания. – Человеческая еда. Люди защищают свою еду. Надо уходить, если мы еще в своем мире. – Он устало осмотрел горизонт. Увидев невысокий деревянный забор, будто он был не для защиты от непрошеных гостей, а просто огораживал частные владения. Он невольно ощутил прилив сил и почувствовал зыбкую опору под ногами своего разума. – Забор кто-то должен был построить, если не люди, то здесь просто должна быть цивилизация иных существ».

– Пора уходить, – негромко, но уверенно сказал Крэлкин.

– Яблоки жгутся! – вскрикнул Альтус и бросил со всей силы наливное яблоко вперед, выплюнув на землю то, что он успел откусить, и высунул язык. Маг посмотрел на него изумленными глазами. – Чего уходить-то? – вновь буркнул пострадавший.

– Частные владения, – объяснил тот приободрившимся голосом и показал на ровный забор невдалеке. – Поймают – за решетку упекут!

Спортсмен простонал, проследив за рукой друга, и, ругнувшись себе под нос, двинулся за ним с высунутым языком, ударив дерево еще раз. Крэлкин по пути схватил упавшее червивое яблоко. «Червяки плохого есть не будут», – вспомнил он наставления своей матери. Откусив фрукт, он последовал примеру друга, и очередное надкушенное яблоко отлетело в сторону. Альтус засмеялся.

– Хватит уже, – посетовал маг, перелезая через наскоро сколоченный забор. – Устал уже от твоего поведения. Надо понять, где мы.

За забором раскинулось желтеющее поле с поникшей травой, переливающееся волнами под порывами ветра. Разрезая травяной ковер голубым потоком, небольшая речка одним концом скрывалась где-то за фермой и, виляя вторым, уходила в сторону отдаленного леса с массивными деревьями. Лес привлек пытливый ум Крэлкина своей необычностью: он уже играл всеми цветами радуги на своем одеянии.

Еще раз проверив показания GPS, длинноволосый парень откровенно запаниковал, сознание его упорно протестовало против такой реальности, не веря в то, что происходит. Если и было единственное место на всей планете Земля, где не было ни одного, даже самого мелочного и малозначащего спутника, то они его нашли. Теперь необходимо им было куда-то двигаться. «Но куда?» Крэлкина терзали смутные сомнения, что это вообще был их мир. Слишком много несуразных совпадений пришлось ему наблюдать: самый прочный и чистый камень был фактически разломлен пополам; кровь, которую маг готовил для таких переходов месяцами, испарилась, оставив только темное воспоминание на стенках пузырька; потеря сознания у друзей во время скачка, хотя такого в принципе не могло произойти; полное и безоговорочное отсутствие спутников на околоземной орбите; яблоки, которые обжигают рот.

– У меня есть плохое предчувствие, – сказал он несмело, вздрагивая под порывами ветра и посмотрев с опаской на друга.

– Хуже жгущих яблок? – грубо осведомился спортсмен, еще не оправившись от шока осознания несъедобных фруктов.

– Намного. Мы не в своем мире, – деревянным голосом оповестил маг.

Альтус сначала не понял его, но переспросив, сложил руки на груди и мрачно задумался, глядя себе под ноги. Повисла давящая на уши тишина, нарушаемая отдаленным гиканьем птиц да шепотом листьев. Крэлкин размышлял, что они могут сделать, что могут предпринять, но лишь укоренялся в мысли, что все их усилия будут похожи на поиск воды в пустыне посредством лопаты. «Как мордой о стол», – решительно подумал он.

Не придумав ничего лучше, он стоял и наслаждался холодным осенним ветерком, дующим ему в лицо и развевающим хвост волос. Ветер носил чистые, свежие запахи, так несвойственные их миру.

– Единственное, что я могу посоветовать, – робко обронил маг, – наслаждаться тем, чем можем, потому что это единственное, что нам остается. Возможно, мы даже умрем.

– Стоп, почему это мы умрем? – спросил друг, смотря на Крэлкина непонимающим взглядом.

– Да потому, что яблоки жглись не просто так, – заныл тот. – Другая материя, я полагаю.

– И? – не понял Альтус, не будучи осведомленным ни в науке, ни в технике. – Яблоки растут на деревьях, деревья растут из земли, Земля вращается вокруг Солнца, что не так?

– Молекулярный скелет.

– Чего?

Крэлкин вздохнул, осознавая, что он должен будет сейчас объяснить на доступном его друге языке, что это такое.

– У всего живого, что ты видишь, есть молекулярный скелет. Это основа строения органических химических соединений материи. У нас с тобой углеродный молекулярный скелет, а тут у всего живого… даже не знаю. Очень странно, что мы вообще можем тут дышать. – Крэлкин посмотрел на Альтуса, его лицо стало каменным. «Вероятно, он еще не понимает всей серьезности ситуации». – Мы в другом мире, – напомнил он.

Как только последние слова сорвались с уст мага, кулак Альтуса разрезал воздух и ударил в лицо говорившего. Из глаз друга посыпались искры: удар пришелся в переносицу. Альтус среагировал моментально, без промедления и излишних эмоций. «Больно-то как», – подумал Крэлкин, упав и зажав кровоточащий нос, из глаз непроизвольно потекли слезы, и он едва слышно застонал. Он попытался подняться, но очередной сокрушающий удар, пришедшийся в челюсть, повалил его обратно на землю.

Во рту маг явственно ощутил соленой привкус, зубы его окрасились красным. Он лежал и смотрел, как облака под порывами ветра медленно и боязливо переваливаются по бескрайнему пастбищу. Он более не смел подниматься и боялся получить еще один удар. Лицо Крэлкина невыносимо болело, он никогда не получал от своего друга таких затрещин. Он даже невольно пожалел противников, которые выступали против спортсмена в дружеских, показательных и спортивных боях.

II

Наступил вечер, разливаясь ласковым рубиновым светом, теплыми лучами и успокоившимся ветром. Красный диск солнца опускался за лес, увеличивая тени. Крэлкин смотрел прямо на него немигающим взглядом, пока оно не скрылось за деревьями. Как только источник света пропал, лес вдалеке показался черной тучей, ползущей по земле, и пожирающей окружающее ее пространство. Мир преобразился в темную немую пустошь, и лишь листва яблонь изредка что-то нашептывала чужакам. На чернеющем небесном шатре начали зажигаться редкие белесые точки, очерчивая неведомые абрисы созвездий. Бессмысленно мотая ногой, маг не поднимал голову и не замечал небесных метаморфоз. Его взгляд скользил вдоль горизонта по мрачному скоплению деревьев и искал там ответы на свои вопросы.

Ближе к ночи Альтус успокоился и извинился перед другом. Крэлкин на него не сердился, только беспокоился за их судьбу. Он бережно относился к своей жизни, и с таким же трепетом относился к жизни своего единственного друга. Теперь он должен был вытащить их из этого мира, это стало его долгом, последним желанием, которое хотелось бы осуществить.

Длинноволосый парень сидел и в задумчивости чертил попавшейся под руку веточкой бессмысленные полоски на земле, пока его друг разводил костер. «Слишком заметно, – думал маг, следя за движениями рук Альтуса. – Если тут живут недружелюбные существа, то, скорее всего, они нас вскоре найдут. – Смотря на багряные танцующие языки разгорающегося пламени и слушая веселое потрескивание и шипение дров, Крэлкин вспомнил, как он пробирался к знаниям о дальних пространственных переходах. – Было нелегко достать ту книгу. Еще труднее было раздобыть необходимые компоненты для перехода. И самым трудным решением было первый раз прыгнуть. И это стало моим проклятьем».

Они убегали, когда за головой Крэлкина охотились. В обществе тонких материй и незримых сил не было места «слепым» переходам, лишь видимое место подходило для сворачивания пространства, без излишних манипуляций и телодвижений. Он пренебрег запретом на дальние пространственные скачки, конечные точки которых маг не видел и прыгал вслепую. Первый скачек породил предупреждения с разных сторон, маги начинали волноваться и перешептываться, второй – протесты более слабых, которые не могли по своей природе освоить подобные заклинания, третий – объявил его вне закона. Крэлкин стал нежелательным гостем во всех заведениях магов. Четвертый – началась охота за его головой, разбивая течения магов на несколько стремительных потоков. Альтус старался не вмешиваться в магические противостояния, не считая это своими проблемами, но Крэлкин порой втягивал его в неравные бои, и он, как преданный друг, защищал мага и убегал вместе с ним.

Наступило время седьмого прыжка. Парень нарисовал большую руну, приготовил защиту и ингредиенты и ждал друга, пока тот закончит со своим показательным боем. Альтус, в отличие от Крэлкина, был человеком простым, не ищущим никаких приключений. Он был спортсменом, не самым успешным, но и далеко не самым слабым. Тогда за ним выбежали трое магов, которые ударили в поглощающий щит противника. В ту же секунду маг свернул пространство и оказался…

«И оказался я в другом мире. Интересно, почему?» Он весь вечер искал в голове ответ на этот вопрос, зарываясь в витиеватые ответвления лабиринта размышлений, но тот ускользал, не давая даже малейшего намека на нахождение истины, приводя мага в тупик каждый раз, как тот отправлялся на поиски.

– Теперь мы тут умрем, – как будто в трансе сказал Альтус, подкидывая сухие веточки в разгорающееся пламя. Движения его были неживые, будто жизнь начала покидать тело.

Настроение было пропитано мрачностью, тоской и унынием, каким сейчас казался лес на горизонте.

– Я не знаю, – сказал Крэлкин в отчаянии. – Я даже не могу понять, как мы вообще сюда попали, а чтобы точнее сказать, как нам выбраться, необходимо искать ответ в первоисточнике, в прыжке.

– Понятно, – бросил Альтус. Он сгорбился над огнем, как немощный старец, и плюнул в него.

Потянулось молчание длиною во всю ночь, нарушаемое лишь отдаленным воем неизвестных существ да стрекотом цикад. Спать не хотелось, говорить тоже, а двигаться – тем более. Животы у друзей начали настойчиво требовать пищу и болеть. Крэлкин только судорожно сглатывал, когда очередная волна болевых ощущений скручивала его желудок. Альтус несколько раз ходил куда-то за ветками и разжигал почти потухший огонь. Крэлкин же сидел каменным изваянием, стараясь не шевелиться и как можно реже дышать.

III

Утро встретило мага и спортсмена руладами знакомых птиц, серенады которых друзья слышали еще вчера утром, и слепило мерклыми лучами восходящего солнца сквозь кроны сада. Мир начинал пробуждаться ото сна и забвения, а друзья продолжали бессмысленно сидеть, смотря на догорающий огонь. Наконец, догорели последние дрова, и красные угли начали остывать без новой пищи. Крэлкин смотрел на легкий прозрачный дым, устремляющийся вверх из черно-белой кучи золы, где всю ночь бушевало пламя. Он не знал, что им делать и куда дальше держать путь. Везде, в любой стороне витала смерть, ожидая необдуманных поступков. «А в данной ситуации могут быть обдуманные поступки? – спросил сам у себя маг и тяжело вздохнул. – Теперь, мне не обмануть костлявую подругу».

Он поднялся, услышав шум, доносящийся со стороны яблочного сада. Было ощущение, что большое животное тяжелой поступью передвигалось в их сторону. Альтус вяло отреагировал на нарушителя спокойствия, укореняясь в мысли, что им все равно придется встретить смерть, и напрягаться было без толку. Защищать вытекающую жизнь из тел в их положении было просто бесполезно. Тем не менее, маг встрепенулся и начал вглядываться в гущу деревьев. За секунду до нападения он увидел, как веревка, связанная петлей на конце, обвила его правую руку и дернулась, крепко затягиваясь вокруг запястья. «Лассо, – промелькнуло у него в голове. – Но кто?»

Из-за дерева показалось существо, очень похожее по размеру и форме на оранжевую небольшую лошадь в светло-коричневой шляпе. К хвосту лошади был привязан второй конец веревки. С грациозностью лани лошадка перепрыгнула забор и во весь опор ринулась навстречу чужакам. «Она думает меня удержать хвостом?» – изумился Крэлкин и моментально присел, принявшись рисовать небольшую руну отброса. Но пони не дала сделать задуманное: она дернула хвостом с протяжным ржанием, и маг зарылся лицом в траву. Краем глаза он увидел, как его друг поднялся и направился ему на выручку. Оранжевое существо отпрыгнуло в сторону, уклоняясь от незатейливого выпада, и нанесло мощный удар задними копытами в грудную клетку. Спортсмен отлетел, словно кукла, и замер на земле, когда очередное лассо полностью сковало движения мага. «Альтус мертв? Черт, я даже не могу нарисовать самую простую руну!» Крэлкин дернулся, но существо стянуло узлы, основательно связав человека, и подошло к обмякшему телу.

«Да что это такое? – простонал он, смотря, как лошадка осматривает его друга. – Альтус, только не умирай, я тебя прошу! Я вытащу нас отсюда, какую бы цену я за это не заплатил!»

– Уйди от него! Слышишь?! – крикнул маг в отчаянии, привлекая внимание на себя и давая шанс другу на спасение. У него получилось задуманное, и теперь пони засеменила к Крэлкину, но Альтус так и не очнулся. – Я тебя не боюсь! – огрызнулся он с остервенением. Его колотило от злобы и ненависти, лицо исказилось яростным оскалом. Но страх был сильнее этих чувств. Животный страх человека перед смертью.

Оранжевая мордочка с любопытством уставилась на него. Ярко-зеленые глаза скользнули по его телу вдоль и поперек и сощурились, будто лошадка силилась что-то вспомнить. Крэлкин смотрел на нее в ответ желчным взглядом, боясь даже дышать. Потеряв интерес к магу, пони снова двинулась к его другу. Схватив того за ногу, она поволокла неизвестное для нее существо через гущу деревьев. Длинноволосый парень с ужасом смотрел на всю эту картину, не имея возможности что-либо предпринять, прокручивая в голове сюжет какой-то кровавой сцены из фильма ужасов.

Он пролежал в одиночестве довольно долго, пока с неба не упала другая лошадка. Она была голубого цвета с небольшой короткой радужной гривой. Присмотревшись, Крэлкин увидел у той маленькие для ее размера перьевые крылья. Она с интересом рассматривала его, несколько раз обойдя и дав возможность магу тоже рассмотреть ее с разных сторон. Сбоку на крупе у существа он увидел рисунок в виде белого облачка и радужной молнии, бьющей из него, которую он тотчас же отнес к татуировкам. Потом пегаска взяла палочку в рот и начала тыкать ею в мага, радуясь каждому изданному человеком звуку.

«Неужели меня тут бросили? На расправу этой ненормальной… или ненормальному. Уже не важно. Это существо меня тут достанет до смерти». Внезапно появилась оранжевая пони. Началась перепалка между ними, сопровождаемая толчками и недовольным фырканьем, после которой пегаска улетела. Речь пони показалась Крэлкину похожей на лошадиное ржание, лишь более осмысленное. Спустя несколько мгновений его потащили вглубь сада, увлекая за веревку, которая сковывала его ноги. Где-то посредине пути маг потерял сознание, ударившись виском о камень. Последняя мысль, которая пронеслась у него в голове, образовала вопрос: «И что дальше?»

IV

Крэлкин проснулся и понял, что может шевелиться. Затхлый запах моментально прояснил сознание человека, а духота камнем давила на легкие. За стенами слышались приглушенное ржание и топот копыт, и больше никаких звуков не было: ни пения птиц, ни звука пролетающего ветерка, ни даже шума какой-либо работающей техники. Он раскрыл глаза и осмотрелся.

Он лежал на полу маленькой деревянной клетки, в которую его “любезно” посадили. Человеку в ней можно было лишь сидеть. Деревянные прутья временного пристанища выглядели массивными непробиваемыми колоннами. Поодаль стояла точно такая же клетка с бодрствующим другом. Альтус сидел, подогнув ноги под себя, и молча ждал.

Они были в огромном деревянном здании, через дырявую крышу которого просачивался яркий соломенный свет, тонкими струйками разрезая тьму, но в помещении все равно было мрачно и тускло. Окна были лишь наверху, но такие маленькие, что их хватало лишь на то, чтобы развеять кромешную тьму.

Маг присел и прикинул расстояние до потолка. «Метров семь, не меньше. – По краям были расположены небольшие дощатые полки, на которых беспорядочными кучами лежало и сохло сено. – Сено заготавливалось на зиму для скота», – подумал Крэлкин. Необычный сельскохозяйственный инвентарь, стоявший вокруг вместе с заготовленной травой, многочисленными кадками и бочками, говорили о том, что это здание служило неким складским помещением.

«Амбар на ферме», – заключил маг и уселся в позу по-турецки, протяжно зевнув. Голова болела, мысли плавали, словно в киселе, и маг никак не мог понять, что произошло на самом деле и где они находятся. Более важные вопросы просто вылетели у него из головы. Крэлкин обратил внимание на сельскохозяйственные приспособления и стал пристально их рассматривать. Для него инструменты были техническим показатель развития цивилизации.

– Ты живой? – спросил безразличный голос.

Маг повернул голову на звук, оторвавшись от рассматриваемых предметов, и вперил глаза в друга.

– Живой, – сказал он сомневающимся голосом. – Где это мы?

– А я откуда знаю?

Альтус нахмурился и осмотрелся.

– По всей видимости, это чья-то ферма.

– Даже могу предположить, чья, – сказал Крэлкин, приходя в себя, и попал под вопросительный взгляд друга. – Оранжевой пони, которая нас сюда приволокла. Я, правда, не помню всех подробностей, но это было именно так.

– “Оранжевой пони”… – бесцветно повторил его Альтус. – И когда эти существа заделались в пони?

– Ну, не знаю. Я сужу по форме и размеру.

– Мозгами ты тронулся, – грубо бросил спортсмен и театрально отвернулся. Его живот протяжно заурчал, и тот ударил себя по ноге, переключаясь на тупую физическую боль.

– У тебя ничего не сломано? – с беспокойством спросил Крэлкин, вспомнив, как безжизненное тело друга упало под напором копыт хозяйки фермы.

– Вроде бы ничего, но грудь болит, – неохотно отозвался тот. – Никогда бы не подумал, что меня кто-то уложит с первого же удара… причем в грудь.

– Прямое попадание под задние копыта лошади – это тебе не шутки, – сказал маг, но Альтус лишь презрительно фыркнул.

Сердце Крэлкина забило чечетку в беспокойстве о друге, как только все осознание произошедшего всплыло на поверхность. Он не хотел умирать вот так и не хотел смерти для своего друга, но что он мог сделать, даже не представлял. «Меня могут связать, и я просто не смогу нарисовать ни одну руну. И вести бой больше пятидесяти секунд я не умею. Что же для нас приготовили? Допустим, я выберусь отсюда и вытащу Альтуса, но куда я пойду, если оторвусь от погони, что буду делать? Еда тут, скорее всего, несъедобная, любое столкновение со здешней расой сулит лишь раны и ненужные бои, которые в конечном счете закончатся для нас трагическим исходом. Так что есть ли смысл выбираться отсюда вообще? Умереть мы можем всегда, лишь бы без мучений. Хотя не думаю, что нас хотят убить. Уже бы убили давно».

Крэлкин задумался о пони, как о расе разумных высокоцивилизованных существ. «Да, они вполне могут помочь решить мои проблемы, если я смогу их убедить, что не опасен. Так как они используют какой-то свой язык, то у меня есть в запасе руна, которая поможет мне понимать их речь. Если даже она мне не поможет достичь желаемого, то хотя бы буду в курсе всех событий, которые буду ждать нас».

Маг порыскал глазами по песчаному полу рядом со временным пристанищем, найдя острый камешек, подходящий для высекания на дереве надписей, подобрал его и принялся с характерным скрежетом вырезать на полу клетки необходимые символы, заключая их в круг. «Необходим лишь физический контакт. Необходимо только дотронуться хотя бы пальцем до представителя разумной расы, чтобы перенять его образы и их звуковые аналоги».

– Альтус, что ты думаешь, если мы останемся тут? – внезапно для самого себя спросил Крэлкин.

– “Тут” это где? – неодобрительно переспросил тот.

– На ферме, – объяснил маг. – Нам в любом случае не выжить в этом мире, а тут хоть как-то развлечемся.

– Когда кишки из тебя будут вынимать, вот тогда я посмеюсь, – прошипел спортсмен.

– Хуже не будет, – заверил его Крэлкин. – Лучше, впрочем, тоже.

Не успел маг закончить рисовать рунный круг, как дверь в их помещение, находящаяся где-то за кадками и бочками, открылась с протяжным скрипом, разливая слепящий свет вокруг, и до друзей донеслась речь существ, которую Крэлкин слышал в перепалке между пегасом и оранжевой пони.

– А вот и гости, – сказал Альтус и фыркнул. Из-за кадок появилась знакомая оранжевая пони, смеясь и разговаривая с лиловым единорогом. «Единорог?»

V

– Твайлайт, если ты мне с этим поможешь, буду шибко благодарна, – сказала подруге ЭплДжек. – Скоро будет сбор урожая, а я не хочу, чтоб какие-то вредители сгубили его. Мне хватило ворон и других птиц, покамест пегасы не погнали их на юг.

– О, ЭплДжек, – отозвалась Твайлайт с улыбкой, – я уверена, что тебе не о чем беспокоиться.

– Этот год весьма неурожайный, – проговорила кобылка с некоторым упреком. – Земля отдыхает.

– Я уверена, что с твоими яблоками ничего не случится, – заверила пони.

Единорожка вывернула из-за кадок и уставилась на две клетки, в которых сидели два одинаковых существа. Она прищурила фиалковые глаза и приложила копыто к подбородку. Потом подошла поближе и рассмотрела пленников более вблизи.

– Насколько я понимаю, они во что-то одеты? – спросила кобылка и посмотрела на подругу.

– Сахарок, мне-то почем знать?

Твайлайт перевела взгляд на существ и начала их пристально изучать сквозь деревянную решетку. «Они похожи на алмазных псов, – подумала она, – только вот шерсти у них нет. И лапы не такие длинные. Кем бы они могли быть?» Она перебирала в голове несколько десятков вариантов, мириады образов вспыхивали и гасли у нее перед внутренним взором, но неизвестные не походили ни на одно известное ей существо. ЭплДжек стояла в сторонке и терпеливо ожидала, каков вердикт вынесет подруга, пристально и недоверчиво следя за каждым движением узников.

Твайлайт вскоре в нерешительности отступила, отбрасывая какие-либо попытки вспомнить о подобных созданиях. Голова распухла от большого потока информации, а мысли все еще судорожно работали, не желая останавливать поиски, и пытались выхватывать аналогии из общей массы знаний. «Ничего подобного раньше не видела, даже и близко не было такого в книгах, которые я читала о разнообразных существах Эквестрии. Возможно, я просто плохо смотрела? Хотя… – Она в нерешительности закусила губу. – А что если они не существа, а шпионы? Откуда-то издалека? Как перевертыши. Тогда необходимо как можно скорее сообщить Принцессе Селестии о них. Но если я ошибаюсь и лишь отвлеку Принцессу от важных дел? Необходимо проверить все самой, а потом уже сообщать наверх».

– ЭплДжек, я не думаю, что смогу тебе ответить прямо сейчас, – нерешительно сказала единорожка, попутно обдумывая строки письма. – Мне необходимо свериться с книгами, которые лежат у меня в библиотеке.

– Не вопрос, – улыбнулась оранжевая пони, – они от меня не убегут.

– А как ты их вообще встретила? – спросила Твайлайт, следуя на поводу своих дум. Иногда праздное любопытство брало верх в ее мысленных баталиях, побеждая логику и холодный расчет.

– Они были недалеко от фермы, сидели у забора и смотрели на потухший огонь, словно чего-т’ ждали, – рассказывала ЭплДжек. – А под деревьями было два надкусанных яблока. Ну, я и подумала, что они прост’ подбирали подходящий момент, чтоб своровать все мои яблочки и скрыться с ними восвояси. Поэтому я заарканила их и приволокла сюда, дабы они не натворили бед.

Твайлайт слушала профессионально внимательно, вслушиваясь в каждое слово и выхватывая каждую мелочь. «Они сидели и выжидали рядом с костром? Под деревьями были лишь два надкусанных яблока? Они дали себя заарканить? – Живописная картинка, вырисовывающаяся в мыслях Твайлайт, становилась все мрачнее и загадочнее. Воображение единорожки играло с ней в замысловатую игру, поэтому она просто отбросила его и стала опираться на голые факты. – Как много существ я знаю, которые бы могли разводить костер? В принципе, многие могут это делать. Но многие бы сидели всю ночь у костра и смотрели бы на него, будь у них возможность переночевать где-то в более укромном месте? А если они сидели, но лишь непродолжительное время? Необходимо осмотреть место их встречи с ЭплДжек, – решила она. – Они сидели и выжидали, – выхватила единорожка еще один факт из рассказа . – Выжидали чего? И как они сидели? И почему не съели яблоки? Если они их не едят, то почему ждали чего-то у яблочного сада? И почему дали себя заарканить? По их виду нельзя сказать, что они сражались в тяжелой битве».

Внезапно у кого-то в животе протяжно заурчало. Твайлайт осмотрелась и уставилась на ЭплДжек.

– Эт’ не я, сахарок, – заверила ее фермерша и посмотрела мимо подруги на одну из клеток.

Лиловая пони проводила взгляд оранжевой пони и осмотрела клетки с неизвестными. «Неужели они голодны? И почему они не попросят у нас еду?»

– Привет? – спросила Твайлайт, обращаясь к одному из существ.

– Мож’ не напрягаться, – откликнулась фермерша, – Я пыталась говорить вон с тем, – указала ЭплДжек на мрачного Альтуса, – но он не понимает, че я говорю. Иль не хочет говорить, я не знай.

– Покорми их, – попросила Твайлайт и добавила обеспокоенным голосом: – И отведи меня туда, где ты их первый раз встретила.

ЭплДжек подмигнула и углубилась внутрь помещения, роясь в своих припасах. Единорожка увидела, как одно из существ непрерывно смотрит на нее, смотрит проникновенным взглядом. Ее передернуло, и она постаралась отвести взгляд, но не смогла и принялась вновь изучать его, силясь вспомнить, что она могла упустить из виду.

– Мы давеча с Макинтошем собрали немного моркови, огурцов и яблок. Думаю, что им пойдет, – оповестила подругу фермерша, доставая три больших мешка. Твайлайт помогла второй кобылке и через несколько минут две тарелки были доверху завалены припасами Эплов.

ЭплДжек поставила миски с едой и водой у клеток и тут же увидела, как существа оживились, глядя на еду. «Голодные, – улыбнувшись, подумала лиловая пони, но вместо того, чтобы есть, они перекинулись двумя протяжными воющими звуками и отвернулись от тарелок. – Так вы не едите овощи? Тогда что? Мясо? Пони?»

У Твайлайт пробежал холодок по спине, задрожали коленки, и шерстка по всему телу встала дыбом. Она попятилась, оглянулась и прижала ушки. Мрачные образы пронеслись перед ее глазами, отягощая и без того нервозные размышления. Неизвестные существа ей нравились все меньше и меньше. «Как два столь опасных существа смогли попасть в Эквестрию? Необходимо проверить в книгах и обратиться к Принцессе Селестии. Но сперва нужно проверить место первой их встречи с ЭплДжек».

Через несколько минут пони вышли на свежий воздух под прохладный ветерок и яркий солнечный свет. Единорожку трясло от ужаса. Взгляд на поля и сады, раскинувшиеся на ферме, притупил ее чувство страха, разливая капли умиротворенности дождем в душе, но это походило на моросящий дождик, пытающийся погасить взбесившееся пожарище, охватившее целый лес.

– ЭплДжек, ты уверена, что они не убегут? – с трепетом спросила она.

– Эт’ клетки выдерживают удар моих копыт, – заверила ее фермерша. – К тому ж че ты так боишься?

– Не знаю, – призналась та. – Просто не хочу, чтобы они оттуда выбрались.

Лиловая пони не горела желанием говорить подруге, что ее гложет. В конечном счете, ей должна помочь Принцесса Селестия, а не ее подруги, если положение действительно станет зыбким. Пройдя в тень яблочного сада, кобылки перебрались через забор и остановились там, где сидели существа. Твайлайт моментально осмотрелась и отметила лишь два примечательных факта: «Золы в костре было много, значит, они сидели здесь долго, чуть ли не всю ночь, ожидая чего-то или кого-то. И следов борьбы нет. Казалось, что они сами позволили ЭплДжек схватить себя и притащить на ферму. А что если так и есть?»

Не проронив ни слова, единорожка бросилась через сад назад к ферме. Страх нес ее быстрее, чем могла бежать обычная пони. Она не хотела верить, что два существа могут выбраться и напасть на жителей Понивиля, не хотела видеть испуганные мордочки обвиняющих ее в содеянном, угасающий огонь жизни в глазах жертв неизвестных созданий. «Почему они дали себя схватить? Почему они не едят то, что едят пони? Почему они просидели у костра всю ночь, выжидая чего-то? Потому что хотели попасть на ферму ЭплДжек и напасть на Понивиль?!»

Она залетела в амбар и, отдуваясь, осмотрела клетки. Оба существа смирно сидели в них, даже не предпринимая попыток выбраться. Казалось, внешний мир их не интересовал, и даже на появление Твайлайт они отреагировали вяло и безразлично. ЭплДжек появилась сзади и попросила объяснений, но подруга ничего не ответила, лишь стремглав вылетела во двор фермы и побежала в сторону библиотеки. Она хотела проверить, кто же они такие, узнать, докопаться до истины. Единственное, что крикнула единорожка перед тем, как раствориться в дорожной пыли, чтобы фермерша пристально следила за неизвестными чужаками и не спускала с них глаз даже на минуту. Ответ оранжевой кобылки утонул в беспокойных мыслях Твайлайт, которая уже отказывалась слушать, что ей говорят, и воспринимать окружающий мир.

Вбежав в библиотеку, она моментально позвала дракона Спайка, который помогал ей управляться, и принялась лихорадочно искать интересующую ее информацию вместе с ним. «Где же может быть эта книга?» Она наскоро перечитывала оглавления, останавливаясь лишь там, где встречала неизвестные названия существ, открывала книги, смотрела на картинки и записывала все новые термины на листик и откладывала книгу в сторону, не найдя интересующую информацию. Чем больше книг она отбрасывала, тем более беспокойно было у нее на душе, и сжималось сердце, и все больше разливался омут сомнений в ее мыслях, вытесняя уверенность в происходящем. Все кричало о том, что к ним пришли чужаки, которых никто никогда не видел, и они могут угрожать всей Эквестрии. Отбросив последнюю книгу, она посмотрела на своего фиолетового помощника, но тот только пожал плечами и раскинул ручками, стоя на невысокой лестнице у полупустых книжных полок.

– Спайк, запиши письмо для Принцессы Селестии, – сказала Твайлайт и вручила тому бумагу и перо с чернилами. Разместившись за столом, дракончик вопросительно посмотрел на нее и принялся писать под диктовку.

– Дорогая Принцесса Селестия, – медленно прохаживаясь по помещению, говорила единорожка, формулируя фразы на ходу, – сегодня ЭплДжек, которая работает на ферме ”Сладкое яблоко”, обнаружила у своего сада неизвестных существ. Я искала в библиотеке информацию о них, но так и не нашла, кто они такие: в моих книгах отсутствует любая информация и упоминание о подобных созданиях. Я подозреваю, что это разумные существа издалека, которые могут оказаться шпионами и угрожать Эквестрии. Прошу вас принять срочные меры и прилететь лично, чтобы решить их судьбу. Ваша преданная ученица Твайлайт Спаркл.

– Записал? – спросила единорожка и, не дождавшись ответа, тут же приказала отправлять письмо.

Затаив в сердце надежду, лиловая пони побежала на ферму, чтобы самолично следить за чужаками. Она ожидала скорейшего ответа от Принцессы Селестии и молила, чтобы ее ментор сама прилетела в Понивиль и разобралась с этой проблемой.

VI

Крэлкин не без интереса смотрел на лиловую единорожку с темно-синей гривой, разделенной посередине розовой и фиолетовой прядками, стараясь рассмотреть ее со всех сторон, отмечая про себя самые мелкие детали ее тела. Пони лежала поодаль к нему мордочкой, и ему плохо было видно ее бока.

За стенами амбара началось какое-то движение. Единичные птицы, к удивлению мага, голосили с крыши, редкие стуки железных инструментов оповещали о неспешной работе пони на полях, а ветер зверем начал завывать в щели крыши и стен, гоняя затхлый воздух по закрытому помещению. Алые гаснувшие лучи сгущали тьму и позволяли ей царствовать в этом маленьком мирке. «Единственная информация об окружающем мире – звуки», – заключил Крэлкин, прислушиваясь к новым разговорам между пони, которых он не понимал, и новым стукам и лязгам, представляя, что могут делать непарнокопытные создания.

Твайлайт лежала и наблюдала за ними, частенько отрывая пристальный взгляд от толстой книжки в твердом переплете. «У них есть книги, – вновь и вновь отмечал про себя Крэлкин. – Это очень интересно. О чем они могут там писать? Не думаю, что у неразвитой цивилизации есть книги. К тому же, такие же книги, как и у нас в мире, в жестком переплете. Соскучился ли я по своему миру? – спросил он себя. – Не думаю. Постоянная беготня от ошалевших магов, которые придумали себе свои законы и пытаются подмять весь мир тонких материй под себя этими же законами, мне надоела. Как они не могут понять, что являются лишь олицетворением всего, что есть в их пространстве. Они должны чувствовать все: каждый вздох, каждое сокращение сердца, каждый импульс в мозгу. И не только у себя, но и у всех остальных. Это бремя магов. Это их дар и проклятье.

А что я приобрел, пользуясь “слепыми” прыжками? Лишь боль и страдание. Маги меня не хотят оставлять в покое. Кому-то я нужен в виде трофея, кому-то – в качестве учителя, кому-то – как источник информации. Но все они думают лишь о себе. Этот мир – мой шанс жить спокойно. Пусть Альтус сам уходит отсюда, если сможет. Я останусь. Вопрос состоит в том, как это сделать лучше всего?»

Крэлкин ушел в себя, задумавшись над таким серьезным задачей, поднимая на поверхность все самое низкое и грязное из недр своего сознания, любой способ, который бы мог осуществить задуманное. Внезапно он увидел, как страница книги, которую читает единорожка, сама перевернулась, подернувшись лиловым сиянием. Маг прилип к решетке и стал внимательно следить за тем, что делает фиолетовая пони. Он не мог поверить, что в этом мире тоже распространена магия. Он откровенно пялился на нее, отчего та потупила взор и смутилась, но продолжила скользить испуганными глазами по печатным строкам, изредка бросая робкий взгляд на пришельцев.

«Она меня боится? – подумал он. – Да, определенно боится. Страх явно читается в ее больших глазах. Она очень сильно походит на наших маленьких лошадок. Интересно, что должно было произойти, чтобы лошади стали вершиной пищевой цепи. Или если не пищевой, то политической цепи точно. У меня такое ощущение, что я либо разорвал пространство, либо свернул его настолько сильно, что мы провалились в один из альтернативных миров.

Необходимо дорисовать руну, – промелькнуло у него в голове, и он посмотрел на рисунок под собой. Все время он старался прятать его, чтобы никто не увидел, чем он занимается. Иначе это грозило крахом его операции. – Необходимо дорисовать эту чертову руну и понять, что говорят эти пони. Я просто обязан это сделать. – Он посмотрел через крышу на свет. Через щели пробивались уже явственно багровые лучи. – Мы тут уже довольно долго сидим. Даже ноги затекли». Маг принялся растирать нижние конечности, чтобы усилить в них кровоток. Это помогло, но привлекло ненужное внимание сторожа.

У Крэлкина заурчало в животе, и он с тоской посмотрел на аппетитно выглядящие овощи, которые еще с утра им любезно предложили два представителя нового мира. Рог у единорожки засветился слабым, еле различимым фиолетовым светом, страница книги подернулась тем же сиянием, что и рог, и бумага перевернулась. «Так вот она какая, магия в этом мире, – изумился маг. – Интересно, на каких постулатах она держится? Материальных или энергетических? И все ли могут ее использовать? Или только единороги?» Маг вновь начал пристально осматривать сиреневую пони. Теперь она не смутилась, а просто проигнорировала упавший на нее взгляд, отдавая все внимание книге.

«Что ж, – подытожил Крэлкин. – Мы имеем здесь как минимум трех представителей. Обычные пони, пегасы и единороги. Что я узнал о них после наблюдений? Земные пони – сильные и проворные. Они, должно быть, прирожденные воины. Пегасы на маленьких крыльях умудряются летать. Единороги умеют управлять магией». Он прокрутил в голове некоторые моменты, но это были уже лишь догадки, никак реальностью не подтвержденные, потому он их отбросил и сконцентрировался на фактах.

Крэлкин сжал в кулаке острый камешек, которым рисовал руну и который не выпускал даже на секунду, считая его спасительным билетом из тесной решетчатой клетки. «Странно, что никто не заметил чертежей подо мной, – подумал он. – Неужели они не боятся меня? Или эта единорожка не такая уж и простая, как кажется на первый взгляд? Как же сейчас смешно звучит поговорка: “Держи ухо востро”. Есть ли такая необходимость, если мы прыгнуть не можем, а еда тут несъедобная. Что-то меня в сон клонит…»

Крэлкин проснулся посреди ночи. Было тихо, не считая одинокого стрекота пары цикад, и очень темно. Седой лунный свет несколькими тонкими полосками пробивался сквозь дырявую крышу, выхватывая лишь общие смутные очертания предметов. Привыкнув к темноте, глаза нашли спящую единорожку, накрытую пледом, и Альтуса, мерно посапывающего в своем уголке. Все остальное поглотила тьма, соединяя тени в звероподобные смутные образы. «И все-таки, она мило выглядит спящей, – подумал маг о лиловой пони, но тут же переключил мысли: – Дорисовать руну», – подумал он и быстро заелозил по полу, пристально всматриваясь в написанные уже символы, боясь ошибиться. Он помогал себе руками, ощупывая выбоины на дереве, чтобы понять, какая руна написана и какую стоит написать следующую.

Чертыхаясь и проклиная все на свете, он рисовал рунный круг очень медленно, чтобы не разбудить единорожку скрежетом царапающего камня, и та не помешала ему завершить начатое. Он дописывал небольшую часть круга еще до рассвета, кропотливо сверяя уже написанное с картинкой, которую держал в голове. Закончив, он провел рукой над руной, и та отдала слабым огненным сиянием: «Значит, рунный круг я написал правильно, – подытожил он, смотря на переливы знаков. – Теперь остается самое трудное – физический контакт».

Сереющее небо разогнало тьму, и Крэлкин привыкшими глазами увидел неказистый рисунок под собой. Внезапно он почувствовал сильную усталость и сухость во рту. «Кажется, я тут умру не от недостатка пищи, а от недостатка воды. – Он посмотрел на железную миску с ценной жидкостью, стоящую около клетки. – Думаю, что хуже не будет», – сказал он себе, протащив тарелку через прутья и сделав глоток.

Неприятный соленый привкус морской воды разлился по горлу, но Крэлкин и не думал останавливаться. Не контролируя свое тело, он влил в себя все без остатка и с шумом отбросил тарелку. Альтус и единорожка проснулись от неожиданного шума, но руки Крэлкина сами потянулись к моркови, и зубы жадно откусили от ее кусок и стали жевать. Овощ не походил на яблоки. Жжение было не острым, а соленым. Он моментально выплюнул морковь и откинул ее от себя.

– Чего тебе не спится? – пробурчал Альтус, осматриваясь. Пони подскочила от испуга, и ее рог вспыхнул, освещая пространство перед ней, выхватывая из темноты чужаков. Маг поморщился от резкого света и закрыл глаза руками.

– Я руну дорисовал, – объяснил Крэлкин. – Вот попил и решил поесть, но…

– Но еда оказалась очень даже несъедобной, да? – с ехидством спросил спортсмен.

– Да, более чем, – согласился маг и начал устраиваться на полу для сна, стараясь полностью закрыть завершенный круг. – Можешь попробовать попить, но предупреждаю, что вода очень соленая. И еще одно, Альтус.

– Чего тебе? – недовольно отозвался тот, тоже укладываясь в удобную позу.

– Не говори больше ни слова, пока я не разрешу, хорошо?

– Посмотрим, – с легким раздражением в голосе сказал тот.

Крэлкин закрыл глаза, но лиловый свет еще заливал помещение амбара. Единорожка следила за ними, как цепной пес, обязанный своим хозяевам жизнью. Твайлайт была обязана жизнью своему миру, как думал Крэлкин. Хотя, что он мог сказать о жизни того, кого даже не был в состоянии понять?

VII

Наутро Крэлкин проснулся раньше всех. Бледный неровный свет оповестил о смене дня и ночи. Он уселся поудобнее и принялся ждать, осматриваясь и еще раз проверяя руну. Миска с водой Альтуса была пуста, однако маг не чувствовал сильного облегчения от такой жидкости. Переизбыток солей сводил на нет всю ценность воды. Но она пока была единственной причиной, чтобы оставаться на ферме.

«По крайней мере, во рту не ощущается сухости, – заметил он и вздохнул, разбрасывая новую информацию в голове. – Нас не хотят убить и использовать тоже не намерены. Эта пони следит за нами и боится. Почему бы тогда нас просто не убить самолично и разрешить создавшуюся проблему раз и навсегда? Или это слишком…» – он попытался подобрать подходящие слова, но не смог. Все они звучали по-детски.

«Все же, почему нас держат в клетках и кормят? Это похоже на жизнь заключенного, который может еще исправиться и принести пользу миру. Неужели они хотят получить от нас информацию? Тогда они должны знать способ, как понимать нашу речь. Хотел бы я посмотреть на магию или устройства этого мира».

Дверь где-то за завалами сельскохозяйственной утвари отворилась, впуская глоток свежего воздуха, и перед Крэлкиным предстала оранжевая пони. Она посмотрела на спящую подругу и смерила подозрительным взглядом пленников. Удостоверившись, что все на своих местах, она подобрала пустые миски с водой и скрылась. «Вот мой шанс, – подумал маг. – Я должен до нее незаметно дотронуться, когда она будет ставить миску с водой у моей клетки… Если она вообще намерена это делать».

Через несколько минут пони вернулась и вновь поставила наполненные водой емкости около мага и спортсмена. «Вот оно! – судорожно подумал Крэлкин, ликуя и волнуясь одновременно. – Я должен дотронуться, пока она не видит. Хотя бы до кончика хвоста».

Как только пони отвернулась, закончив свои дела у клетки Крэлкина, он дотронулся до ее хвоста, кончиками пальцев погрузившись в гриву и отметив жесткость волос, и шепнул халдейское слово. Руна подернулась багровым светом и исчезла, не оставив даже царапины на деревянном полу клетки. Как только ритуал был завершен, маг мгновенно втянулся в свое убежище, принимая прежнее положение. «Заметила?» – спросил Крэлкин у себя, когда ЭплДжек задержалась и скользнула по нему недоверчивым взглядом и проследовала на выход.

«Все, я сделал все, что мог. Теперь надо дождаться, когда они заговорят между собой, – ликовал в душе маг и невольно расплылся в улыбке. – И тогда я смогу понять, стоит ли нам бежать? – Он задумался. – А куда бежать? Лучше посмотреть на спектакль, нежели изнывать от жажды где-то в пустыне».

VIII

Крэлкин сидел, погрузившись в легкий транс, когда дверь амбара вновь протяжно скрипнула. Утро плавно перешло в день, заливая помещение и все, что в нем находится, ярким лимонным светом, но единорожка еще спала. Послышался стук копыт и шлепки босых ножек. «Кто-то пришел с оранжевой пони?» – встрепенулся маг. Он уже даже не ставил под сомнение, что следующие копыта, стук которых он услышит, будут принадлежать именно хозяйке фермы. И как по волшебству, из-за сложенных в аккуратные стопки кадок вышла та, о ком думал Крэлкин. Но незваный гость, которому принадлежал звук босых ножек, еще не показался.

– Твайлайт, – позвала подругу ЭплДжек из страны снов женским голосом с примесью грубых ноток: теперь Крэлкин различал даже интонации в голосах, – Просыпайся, Спайк принес письмо.

«Значит, единорожку зовут Твайлайт, – подумал Крэлкин и смерил неодобрительным взглядом ее апельсиновую подругу. – И с полом я не ошибся, она девочка. А ты кто такая, оранжевая пони? И кто такой Спайк?»

Единорожка открыла сонные глаза и широко зевнула, но как только увидела вышедшего из-за кадок фиолетового дракончика с письмом в маленьких ручках, моментально подскочила, сбросив с себя остатки сна. Письмо привлекло внимание мага также сильно, как и Твайлайт. Свернутая коричневатая бумага, перепоясанная красной ленточкой с золотой печатью. «Официальное письмо? – подумал Крэлкин. – У нас все по-другому». Он присмотрелся к фиолетовому Спайку. «Спайк – это маленький дракон, – мысленно встрепенулся маг. – Пони и драконы мирно сосуществуют в одном поселке?»

– Спасибо, Спайк, – промолвила единорожка. – Зачитай, пожалуйста.

«Они обмениваются письмами, значит, технологический процесс у них не развит должным образом. По крайней мере, слабее, чем у людей».

– Дорогая Твайлайт Спаркл… – начала Спайк.

«Твайлайт Спаркл – это полное имя единорожки, – повторил маг для себя. – Наверное…»

– Я была рада получить от тебя письмо. Я приеду сегодня после обеда, чтобы разобраться с проблемой, которая тебя тревожит. Надеюсь, что это действительно важно, потому что пони готовятся к уборке урожая, и я должна помочь некоторым городам. С уважением, Принцесса Селестия.

«Принцесса Селестия? Значит, у этой лиловой пони есть прямая связь с Принцессой? Что ж, будет интересно посмотреть на здешнюю королевскую особу».

– Ура! – взвизгнула лиловая пони и расплылась в улыбке. – Принцесса Селестия приедет сюда и разберется с ними. Прямо, как камень с души. ЭплДжек, – продолжила единорожка веселым голосом. – Я пойду в библиотеку, покушаю, а ты последи за ними, пока я не вернусь.

«ЭплДжек – это оранжевая пони. А Твайлайт Спаркл живет в библиотеке», – собирал по крупицам информацию Крэлкин.

– Сахарок, чего ты так тревожишься на их счет? Ну, ладно я, они могли украсть часть моего урожая, и тогда бы нам не хватило запасов на зиму, но тебя какой овод за круп укусил?

«Твайлайт Спаркл что-то подозревает, а ЭплДжек думает, что мы обычные воры. К тому же, у них наступает зима, и они собирают урожай на зиму с фермы, но у них проблемы с урожайностью? Почему мы можем так сильно поколебать пищевой баланс в этой деревне?».

– Я не скажу тебе точно, но, возможно, они опасны, – сказала лиловая кобылка и бросила пугливый взгляд в сторону чужаков.

«Но она считает нас опасными, с чего бы это?»

– Эти что ль? – усмехнулась ЭплДжек и посмотрела на пленников.

«А эта пони нас не боится. Да и есть весомый повод этого не делать. Она обезвредила нас в одиночку и приволокла сюда».

– ЭплДжек, только не своди с них глаз, – еще раз попросила единорожка.

– Хорошо-хорошо, ты через сколько будешь? У меня дел еще на ферме уйма.

«А вот сейчас мы примерно узнаем, сколько до деревни и назад, – Подумал маг. – Так ли далеко мы были от населенного пункта?»

– Полчаса. Может, немного больше.

«Всего полчаса? На дорогу в обе стороны и еду?»

– Спайк, пошли! – крикнула единорожка, выбегая из амбара.

– Подожди, Твайлайт! – сказал дракончик и исчез в слепящей вспышке света.

«Магия? – встрепенулся Крэлкин и посмотрел на одинокую пони. – ”Слепой” переход или обычный пространственный скачек?»

ЭплДжек осталась с пленниками, не зная, чем себя занять и просто прилегла вздремнуть возле заготовленных запасов.

IX

Твайлайт сменила подругу на посту примерно через час, сетуя на фермершу за то, что та позволила себе вздремнуть в то время, как должна была следить за чужаками. Но ЭплДжек не слышала причитаний и была только рада выбраться из амбара на свежий воздух.

До обеда пришла желтая пегасочка с розовой слегка закрученной на концах длинной гривой и таким же хвостом. Ее звали Флаттершай. Она моментально устремилась к неизвестным существам, несмотря на предупреждения лиловой подруги, и принялась их рассматривать как диковинку заинтересованным взглядом. Как оказалось, ее позвала ЭплДжек, чтобы та помогла Твайлайт решить, что делать с чужаками. Но та отрицательно покачала головой, сказала, что никогда ничего подобного не видела, еще немного покрутилась вокруг клеток и ушла восвояси.

«Странно, – подумал Крэлкин, вспоминая последние фразы пегаски. – Она заботится о животных. Неужели они сами о себе заботиться не могут? Или она работает в каком-то питомнике? И к тому же мы вызвали у нее неподдельный интерес. Кто же она такая? И чем занимается на самом деле? Да и где работает Твайлайт Спаркл, если может себе позволить находиться у нас целый день? И даже ночевать? Хотя, если принять во внимание тот факт, что она имеет прямую связь с Принцессой, то это может многое объяснить».

Спустя какое-то время в комнату вошла огромная, по сравнению с Твайлайт, молочная пони. Крэлкин даже сказал бы, что это полноценная лошадь. Ее грива и хвост постоянно развевались и отливали четырьмя разными цветами, тянущимися неровными полосками. На ней была золотая корона с темно-фиолетовым драгоценным камнем – аметистом, на шее – золотое колье с таким же ювелирным украшением. Но самое примечательное, что бросилось в глаза магу с самого первого взгляда, – это длинный рог на голове и достаточно крупные крылья. Он подавил импульс, тянущий его получше рассмотреть существо, и лишь закрыл глаза, спросив себя: «Сколько еще неизведанных созданий придется тут встретить? Какое разнообразие разумных форм жизни в этом мире, любой фантаст позавидовал бы».

– Добрый день, Принцесса Селестия, – сказала Твайлайт и поклонилась.

«Ну, вот и Принцесса Селестия пожаловала. Кем же еще может быть эта пони? Только Принцессой. Какая же тогда королева в этом мире?»

– Добрый день, Твайлайт Спаркл, моя преданная ученица.

Крэлкин открыл глаза и воззрился на двух улыбающихся кобылок. «Принцесса обучает единорожку? Но чему? Политике? Экономике?»

– Это те существа, о которых ты мне писала? – осведомилась венценосная, разглядывая пленников.

– Да, – настороженно произнесла кобылка.

– Но они не выглядят опасными.

– Принцесса Селестия, я могу только сказать, что они дали себя связать ЭплДжек и хотели проникнуть на ферму или даже в город. Я не знаю даже, что они такое. Вероятно, они могут даже питаться нами! – вскрикнула в отчаянии единорожка.

Крэлкин криво усмехнулся, хотя понимал, что в его ситуации этого делать нельзя. Он пока не хотел показывать, что умеет понимать их речь. «Едим пони? Что еще вы нам припишете?»

– Ты действительно считаешь, что они способны на такое? – спросила королевская особа.

– Не уверена, – потупилась пони, – но лучше я этого никогда не узнаю.

– Твайлайт Спаркл, если ты не хочешь их тут держать, – официальным тоном произнесла Принцесса, – то необходимо выпустить их в Вечносвободный лес, там как раз место для таких, как они.

– Я даже не подумала об этом, – сказала взволнованно единорожка. – Думаю, что они подружатся с мантикорами и другими существами.

– Я тоже буду на это надеяться, – благодушно отозвался потентат .

«Все? Наша судьба решилась? Нас не будут убивать? Но… отправят в какой-то лес в “нашу”, хищную, среду обитания, да? Лучше уж быстрая смерть, чем неизвестный финал, – подумал он. – Особенно, если учесть, что Альтус, как боец, оказался бесполезным, а я как маг – ни на что не способным».

– Замечательно, Крэлкин, – вскрикнул Альтус и ударил руками в прутья клетки так, что те задрожали, и клеть жалобно скрипнула. Обе кобылки недоуменно посмотрели на него. – У нас была вода, а ты и этого нас лишил.

– Во-первых, Альтус, ты кретин! – с отвращением сказал маг, рассматривая пони, которые теперь повернули свои взгляды к нему и словно пытались предугадать его действия. Но Твайлайт была напугана, а по мордочке Принцессы ничего нельзя было сказать. – Я же тебя просил не говорить. Разве я тебе разрешал? Вот скажи, разрешал? Зачем ты раскрыл нас перед ними?

– А у тебя был план?

Альтус вперил в друга ненавистный взгляд. Крэлкин ответил тем же.

– Всегда есть план! – парировал рунный маг.

– Так они умеют говорить? – спросила удивленно Принцесса.

– Я не знала, – мгновенно отозвалась единорожка. – ЭплДжек пыталась с ними разговаривать, но у нее ничего не получилось.

– Ну, конечно, не получилось, – сказал Крэлкин раздраженно, вскидывая руки вверх. – Я же до того не использовал руну. Да и вы бы мне не позволили сделать это, знай вы о моих способностях.

– Крэлкин, закрой свой рот! – рявкнул Альтус. – Не желаю тебя слушать!

– Что? – не поверил маг своим ушам. – И что ты мне сделаешь? Мы оба – в клетках!

– Вытащи нас отсюда, и я тебе устрою, – злобно пообещал друг.

– Успокойся и не нервничай. Дай мне спокойно подумать. Ты знаешь, что я люблю работать в тишине.

Альтус еще раз ударил руками в клетку и успокоился. Крэлкин закрыл глаза и задумался, пытаясь найти пути отступления в сложившейся ситуации. Краем уха он услышал, как Принцесса Селестия и единорожка по имени Твайлайт Спаркл разговаривают.

– Думаю, что их нельзя отправлять в Вечносвободный лес, – сказала Селестия.

– Почему? – удивленно спросила Твайлайт. – Они же дикие…

– Они там погибнут.

«Нельзя отправлять в Вечносвободный лес, – повторил про себя Крэлкин. – Но это было бы неплохое место для осуществления моего дополнительного плана. И как я мог забыть про этот ритуал?», – подумал он, вспоминая первые строки одной старой книги.

– Почему вы так решили? – не унималась единорожка.

– Потому что это видно по ним, – объяснила правительница спокойным тоном.

– И что по нам видно такого, что мы сами о себе сказать не можем? – осведомился Крэлкин и открыл глаза, – То, что мы слабые и не приспособленные к выживанию в лесной чаще? Это и так понятно, расскажите что-то новое.

«Я веду себя неблагоразумно, глупый диалог. Необходимо сменить тему».

– И что теперь с нами будет?

Селестия подошла к магу, и взгляды их встретились. Лиловые глаза Принцессы, такие же, как и у единорожки, затягивали сознание Крэлкина, погружая человека в некий транс, волны спокойствия и безмятежности окутывали его, желание отдаться неге и ничего не делать просто пылало у него в груди, захлестывая разум. Усилием воли он вырвался из капкана гипноза, тряхнул головой и вернул себе былое чувство беспокойства и настороженности.

– Что это за прием такой? – пожаловался маг, избегая взгляда кобылки. – Гипноз?

Твайлайт стояла за своим ментором и с открытым ртом наблюдала за всеми ее действиями, стоя каменным изваянием.

– Интересно, – потянула Селестия. – Кто же вы такие и откуда?

– Мы оттуда, где вы никогда не были и не будете, – сказал Крэлкин и начал растирать онемевшие ноги. Фраза породила искру интереса, которая зажглась в глазах потентата.

– И чего же вы хотите?

– Назад уйти и жить спокойно, – ответил Альтус.

– Вот сам туда и возвращайся, – парировал с негодованием маг. Он не любил, когда его друг вмешивался в судьбоносные разговоры со своими придирками на честность и справедливость. – На меня охотятся там. Это тебе хорошо живется, а у меня другие… уже в печенке сидят. На улицу выйти не могу, не озираясь.

– Значит, ты владеешь магией? – заключила Селестия, отходя от клетки на несколько шагов. – И что ты умеешь делать?

«Принцесса боится магов? – удивился человек. – Или не лезет на рожон, как это обычно делают многие неопытные волшебники. Это разумный подход. Узнай, а потом ударяй. Но мои тайны – это мои тайны».

– Наверное, то же, что и вы, – сказал тот, не желая раскрывать своих секретов.

– Например? – потребовала объяснений собеседница.

– Сворачивать пространство, – бросил чужак, расценивая, что этим могут заниматься многие маги со всего мира.

– Сворачивать пространство? – осведомилась Селестия.

– Вам показать? – вопросом на вопрос ответил Крэлкин.

– Пожалуй, на это можно будет посмотреть, – согласилась Принцесса. – Только я бы не советовала тебе нас атаковать.

– Не советовали бы? – усмехнулся маг, понимая, к чему она клонит.

– Ты не знаешь, на что способна я и моя ученица.

Парень фыркнул, оценивая нелепость угрозы. Мало кто его так пытался припугнуть.

– Ну, да ладно. Если бы я хотел, то уже давно бы атаковал.

Он подобрал камешек, спрятанный им у временного пристанища на случай, если понадобится нарисовать новые знаки, и начал чертить руну близкого пространственного скачка.

– Что тебя остановило от нападения? – спросила Принцесса.

– А что толку? – с горечью в голосе сказал человек. – Нам даже некуда податься. А тут нам приносят еду и воду.

– Вы же не едите, – сказала единорожка, возвратившись в реальный мир на несколько мгновений, чтобы подбросить дров в разгорающееся пламя разговора, и вновь застыла камнем.

– Мы не можем есть, – поправил ее человек.

– Не можете есть? – спросила белая кобылка. – Но это же обычные овощи, что в них вас пугает?

Крэлкин не ответил, дорисовал руну, положил на нее руку и со вспышкой желтого света исчез вместе с нацарапанными символами. Твайлайт встрепенулась и подскочила от неожиданности, а ее учительница начала осматриваться по сторонам, сохраняя былое спокойствие и готовая к решительным действиям.

– Все очень просто, – сказал он, и Принцесса Селестия с Твайлайт Спаркл обернулись. «Прыгнуть за их спины было эффектно», – подумал про себя Крэлкин и развалился, вытянувшись в полный рост и уставившись в потолок, смотря на редкие лучи. – Мы, как бы, не из этого мира, – сообщил он. – Альтус, как классно вытянуться, ты себе даже не представляешь.

– Представляю, – буркнул друг. – Я вот только не понимаю, почему мы до сих пор торчали в этих клетках?

– Потому что я сворачиваю пространство по необходимости, а не тогда, когда мне это будет угодно.

– Что ты еще можешь? – осведомилась королевская особа.

– Разного рода манипуляции с материей. Но не думаю, что у меня достаточно сил, чтобы продемонстрировать вам все мои навыки.

– Ты можешь показать некоторые из них, – предложила Селестия.

– Нет, извольте, мне сила нужна для… другого, – парировал Крэлкин. – Я, конечно, могу и умереть, но предпочел бы остаться в живых вместе с моим другом.

– И как ты намерен выжить, если даже еда для вас здесь непригодна? – заинтересованным тоном спросила Селестия, как бы делая предложение показать свои настоящие способности. Крэлкин понял, что Принцесса ему не доверяет, но не хотел сдаваться, пускать на самотек весь план, что он подготовил.

– Преобразование материи, – заявил маг, осознанно применяя непонятные, как ему казалось, для кобылки термины. «В конечном счете, вся разница может быть лишь в произношении».

– И что это значит? – Любопытство сквозило в голосе правительницы.

«Я поймал вас на крючок ваших собственных интересов, Ваше Высочество?»

– Только то, что я не умру, как и мой друг.

– Ты не ответил на мой вопрос, – благосклонно сказала белая кобылка. – Что во что ты намерен преобразовать?

Крэлкин злорадно улыбнулся, когда увидел понимание в фиалковых глазах Принцессы.

– Да, Принцесса, я хочу превратить нас в один из видов обитателей этого мира.

– Ты можешь это сделать? – изумилась Селестия.

«Настороженность сменила заинтересованность. Интересно, позволят ли мне это сделать? Без их помощи мне справиться с подобным ритуалом, но ингредиенты придется добывать силой, а время играет не в мою сторону».

– При определенных обстоятельствах – могу, – заявил маг.

– При каких обстоятельствах?

– Мне нужны дополнительные материалы, чтобы все прошло как надо.

– И что же тебе необходимо?

Крэлкин был доволен тем, куда идет разговор. Все кричало о том, что его план может удаться. «Конечно, в Вечносвободном лесу у меня было бы больше свободы действий. – Но опасение того, что они с Альтусом вовремя не найдут ингредиенты, бередило его душу и не давало покоя. – Лучше синица в руках, чем журавль в небе, особенно, если синица сама прилетает на зов».

– Небольшие запасы ваших минералов и ваши представители для проведения полноценного ритуала.

– Представители? – недоверчиво прищурила глаза Принцесса. – И что это значит?

«Я стал пленником обстоятельств… Придется приоткрыть завесу над моим детищем».

– Это значит, что мне нужна капля вашей крови, капля крови вашей ученицы и еще трех представителей вашей расы. Думаю, что обычный пони, пегас и дракон подойдут.

– Дракон? – переспросила белая пони.

– А что тут такого? – удивился маг. – Мне нужны представители разных ответвлений, чтобы понять общую молекулярную структуру вашего организма.

– Понять что? – вновь задала уточняющий вопрос Принцесса.

– Молекулярную структуру вашего организма, – повторил Крэлкин. – Атомарные соединения, клеточные структуры, ткани, внутренние органы.

Коронованная особа взбодрилась, и в ее глазах зажглось непомерное любопытство.

– Ты владеешь интересной информацией, – заявила она, как бы между прочим. – Я заинтригована, но я не могу подвергать опасности жизни своих граждан.

– Так вы просто хотите защитить ее? – спросил маг, поднявшись и указав на смутившуюся единорожку.

– И ее в том числе, – заверила его Селестия, улыбнувшись своей ученице.

– Неужели вы боитесь умирающего человека, Ваше Высочество? – с усмешкой спросил Крэлкин и поднялся.

Голова Принцессы оказалась немного ниже его головы, и он смотрел на нее сверху вниз, нависая, как стая черных ворон. Но в глазах кобылки не было и намека на страх, они выражали твердую уверенность в действиях. «Самое время обсудить, на каких условиях нам разрешат остаться. Если нам вообще разрешат остаться. В любом случае, мне необходимо знать, к чему готовиться».

– Если мы останемся, то на каких условиях?

Селестия помедлила.

– Если ты можешь преобразовать одну материю в другую, то почему ты не можешь сделать это с пищей, которой вам не хватает?

Это был вопрос, который Крэлкин не хотел услышать, но у него был приготовлен ответ, который должен был удовлетворить интерес Принцессы.

– Здесь все очень просто, – объяснил Крэлкин. – Я, конечно, могу это сделать, и продлить на некоторое время свое существование, но мне необходима стопроцентная уверенность в том, что я смогу сделать правильно следующий ритуал. Таковой я, к сожалению, дать не могу. А каждое преобразование отбирает слишком много сил. Я даже не могу быть уверен, что мы сможем выжить в таких условиях.

– Эй, Крэлкин, а какого тогда ты тогда хочешь преобразовать наши тела, если стопроцентной гарантии дать не можешь? – подал голос Альтус.

– Есть другие идеи, умник? – спросил маг раздраженно. «Опять он лезет в мой разговор». – У меня нет, так что ты можешь засунуть свое мнение подальше и не мешать мне прилагать усилия, чтобы спасти твою шкуру.

– Грубо, – сказала Твайлайт, растерянно косясь на своего ментора.

– Но точно, – улыбнулся Крэлкин. – Мы так часто разговариваем, хотя я и пытаюсь его приучить к нормальному общению.

– Из какого же мира вы тогда к нам пришли? – спросила Селестия.

– А вот это уже я расскажу после того, как преобразую материю наших тел.

– Я не могу тебе позволить трансформироваться и затеряться среди пони, – отрезала Принцесса с нотками сомнения в голосе. На этом маг и решил сыграть.

– Не можете? – спросил Крэлкин елейно. – Но почему?

– Потому что вы опасны для общества, – терпеливо объяснила она.

– Да ладно, чем мы опасны? – возмутился собеседник. – Я даже никого пальцем не тронул, а вы приписываете мне то, чего я не совершал?

– Ты выжидал, а не нападал, – проговорила белая пони.

Крэлкин усмехнулся. «Да, действительно, я выжидал. Интересно, в чем я прокололся? В своем стремлении быстрее получить желаемое?»

– Ясно, – потер маг руки и присел, вырисовывая небольшую руну на песке. На нее он поставил миску с едой, и надпись сверкнула оранжевым светом по мановению его руки. Преобразование материи в малых объемах давалось ему легко. Еще только ступив на путь мага, он заинтересовался именно манипуляциями с материей и пространством. Преобразование биологических соединений затягивало его не меньше, чем сворачивание простор родного мира. Маг нашел необходимую информацию довольно быстро и овладел этим знанием практически в совершенстве, не оставляя пути невежеству в этом вопросе. Но потом началась охота за его головой, и данное направление он забыл и забросил, так как эта информация не помогала ему выживать, лишь была ненужной обузой в схватках. А от ненужного багажа, пусть и информационного, он всегда старался избавляться. Теперь он должен был вспомнить все ритуалы и приемы, чтобы спасти две неразумные жизни.

«Почему Селестия разрешила мне проделать трюк с руной? Она не боялась, что я могу ударить ее неизвестной магией? Или она хотела проверить, вру я или нет». Крэлкин взял морковь и откусил. Приятный морковный сок разлился во рту. Его вкусовые рецепторы взорвались волной наслаждения, а желудок настойчиво потребовал добавки, и Крэлкин даже не заметил, как проглотил корнеплод, оставив в руках только ботву. Взяв несколько яблок, он пододвинул миску к клетке Альтуса, и тот накинулся на еду похлеще друга.

– Вы можете оставаться в Эквестрии и жить пока что так, а потом я решу, что с вами делать, – сказала Селестия голосом, не терпящим возражений.

Проглотив большой кусок сочного яблока, он посмотрел на нее и присел на пол, облокотившись на бочку, и воззрился прямо в сирень глаз Принцессы, отдыхая от сложных магических манипуляций. Как бы хорошо Крэлкин не знал магию, но любые преобразования всегда пожирали у него слишком много силы, и физической и магической.

– Вот уж не знаю, – сказал он. – Я теперь долгое время не смогу проделать подобный ритуал. Это цена преобразования материи. Она слишком выматывает мой организм.

– Я не доверяю вам и пока ничего не могу с этим поделать, – осведомила его королевская особа, будто непременно должна была это сказать.

– Принцесса Селестия, а не опасно будет их здесь оставлять? – подала испуганный голос единорожка.

– Конечно, опасно, – сказал маг. – Вы не знаете моей истинной силы.

– Ровно как ты не знаешь нашей, – сказал потентат. Спокойствие в ее взгляде показалось человеку подозрительным.

«Она хочет сразиться?» – спросил у себя чужак и, приняв это за утверждение, сразу же начал отступать.

– Нет, извольте, – засмеялся маг. – Я не выстою и десяти секунд против сильного мага.

– Тогда чем ты можешь быть опасен? – с изумлением спросила Принцесса.

– Информацией, – просто ответил Крэлкин и сощурил глаза, ожидая следующего хода собеседницы.

– Я подумаю над твоим предложением, как только выдастся время.

– О, конечно, Ваше Высочество, – елейным голосом сказал человек. – С вашего позволения, я вытащу своего друга из клетки.

Он не дождался ответа и принялся выводить витиеватые символы. Рисуя руну телепортации, маг думал о Селестии. «У вас не так много времени, чтобы ставить меня в неловкое положение. Если сейчас идет подготовка к зиме, то необходимо следить за всеми запасами и работами. А здесь ждут два потенциальных врага, которые чего-то выжидают. Вам не страшно, Принцесса Селестия? Мне необходимо лишь увидеть вашу спину и ударить одной из боевых рун, но… сделаю ли я это? Нет, я не люблю причинять боль и страдания, хотя и могу».

Альтус выбрался из клетки и моментально разогнулся, покачиваясь на онемевших ногах, а Селестия поманила за собой Твайлайт и скрылась с единорожкой за закрытой дверью амбара. Крэлкин с подозрением покосился на два выходящих крупа.

– Как думаешь, что они задумали? – спросил безучастно Альтус, разминая затекшие суставы.

– Не знаю, – признался маг, – но Принцесса Селестия должна понимать, что мы – опасны, – сказал Крэлкин, рисуя бессмысленные линии пальцем на песке и стирая их рукой. – Поэтому должна предпринять такие действия, в результате которых мы бы убрались с арены, как потенциально опасные противники.

– Чего? – грубо переспросил Альтус.

– Она должна сделать так, чтобы мы не смогли сделать что-либо противоречащее законам ее страны или могущее кардинально пошатнуть ее авторитет.

– Убить нас, что ли? – тупо переспросил спортсмен.

– Это один из вариантов, – согласился друг, – но не думаю, что она это хочет делать, – сказал маг, потирая подбородок и раздумывая над возможными шагами Принцессы в сложившейся ситуации.

– Если не убить, тогда что?

– Для меня был бы идеальным вариант остаться тут навечно, – сказал задумчиво Крэлкин. – Учитывая, что за мной охотятся, – добавил он в пустоту.

– Остаться тут? И как? – фыркнул спортсмен.

– Ты действительно ничего не понял? – изумился маг.

– А я и не слушал ваши разговоры, – отпарировал тот.

– Трансформация материи.

– И вот что мне должны сказать эти два слова? – фыркнул спортсмен с недовольством.

– Лишь то, что ты станешь одним из них. Ты станешь либо пегасом, либо единорогом, либо простым пони, либо драконом, либо еще кем-то. Хотя я буду искать способ сделать нас и крылатыми, и рогатыми существами вопреки всему.

– Как эта Принцесса?

– Да, как Принцесса.

Альтус задумался. После того, как он расставил для себя все точки над “i”, он спросил презрительным тоном:

– Ты рехнулся?

– Либо я рехнусь, либо умру, – жестко сказал Крэлкин. – Альтус, я не собираюсь бегать и прятаться в своем мире! Вернуть я нас тоже не могу! Так что выбирай, либо смерть, либо жизнь в другом теле.

– Смерть ничем не лучше, – заключил друг, соглашаясь на трансформацию, и уселся на связанное и заготовленное на зиму сено.

«Интересно, о чем говорит Принцесса со своей ученицей?» – подумал маг, покосившись на массивную красную деревянную дверь.

X

Твайлайт вышла вместе с Принцессой и прищурилась от яркого солнечного света, полной грудью вдыхая ароматы фермы, носимые свежим прохладным ветерком. Дневное светило начало клониться к горизонту, заваливаясь к закату и одаривая трудолюбивых и праздношатающихся пони теплыми лучами. Селестия остановилась неподалеку от ветхого строения и осмотрелась. Пони на ферме уже не было, и лишь два маленьких разноцветных пятнышка сновали по полям, выполняя какую-то свою замысловатую работу. Сверху пролетела погодная команда пегасов, неся огромные грозовые тучи по небу, а далеко, у самого горизонта, красный Вечносвободный лес был объят осенним пламенем, играющим с его кронами в свои игры.

– Твайлайт, что ты думаешь о том, если я попрошу тебя присмотреть за магом? – спросила Принцесса Селестия, как только они вышли из амбара и привыкли к новым ощущениям.

– Присмотреть за ним? – переспросила единорожка, понимая, к чему клонит принцессе ментор, но переспросила, чтобы быть уверенной. – Что вы имеете в виду?

– Я хочу позволить им трансформироваться в пони, – объявила правительница и ввела свою ученицу в ступор. Единорожка широко открыла рот и глаза, не веря в услышанное.

– Что? – только и смогла выдавить она.

– Дорогая моя ученица, у меня есть на то веские причины. Я думаю, что я бы могла использовать мага для некоторых дел, касающиеся Эквестрии.

– Использовать мага? – переспросила лиловая пони, теряя связь в рассуждениях Принцессы. – В теле пони? Но если он станет пегасом или единорогом?

– Я надеюсь, что он сможет преобразиться в единорога.

– Но тогда он сможет использовать магию! – вскрикнула единорожка.

– Да, пожалуй, это может вызвать некоторые трудности, – согласилась Селестия, – но я доверяю тебе. Я верю, что ты справишься с ним.

– Если вы ему позволите сделать это, то ему понадобится кровь пятерых существ, – напомнила ученица, а у самой на душе заскребли волки.

– Да, я помню, – сказала августейшая отрешенным голосом. – Я лишь добавлю, что его друг тоже будет трансформирован.

– И вам не страшно будет держать их в Понивиле? – Единорожка пыталась образумить наставницу.

– Мне будет страшнее не знать, что они могут предпринять в следующую минуту, – сказал ментор и предоставил слово ученице, которая уже поняла, зачем Принцесса хочет позволить чужакам превратиться.

– То есть, вы хотите сказать, что не отпустите их никуда, так как они могут трансформироваться в других существ и натворить бед в Эквестрии? И держать их в своих же собственных телах тоже не намерены, так как не знаете, какую магию они могут применить? – спросила единорожка, подтверждая свои догадки, и увидела одобрительный кивок от Селестии. – Если даже маг станет единорогом, то я смогу справиться с ним, потому что буду знать природу магии, которую он будет использовать?

– Правильно, – просияла светлая кобылка. – Пространственные скачки меня не удивили, а вот преобразование разных материй – это нечто новое.

– Только я не совсем понимаю, почему вы хотите, чтобы он стал единорогом, – с подозрением спросила лиловая пони.

– Твайлайт, все очень просто. Маг может владеть уникальными знаниями, которые могут пополнить нашу библиотеку. Соответственно, я бы хотела поговорить с ним о магии их мира в разрезе наших способностей. Возможно, он даже сможет оставить несколько ценных свитков после себя.

– И вы хотите позволить чужакам жить здесь вечно? – ужаснулась лиловая пони.

– Нет, конечно, – улыбнулась принцесса и вызвала вздох облегчения у своей ученицы. – Нельзя нарушать пространственные связи. Также необходимо исключить любые парадоксы. Никто не знает, как отразится исчезновение двух существ из их мира на оба пространства.

– Наверное, вы правы, – сказала Твайлайт Спаркл в задумчивости. Но все ее естество отказывалось принимать решение правительницы, как бы близки они не были. – Значит, мне необходимо следить за магом и его другом после того, как они превратятся в пони?

– Да, Твайлайт. Я в тебе уверена и могу полностью на тебя положиться в этом нелегком деле, – заверила ее Селестия.

– А если кто-то из них станет пегасом? – спросила единорожка, посмотрев в сторону амбара. – У меня же нет крыльев. Как я смогу их остановить?

– Тогда мы не будем давать им кровь пегасов, – успокоила августейшая кобылку и улыбнулась ей.

«Если этот Крэлкин хотя бы наполовину так хорош, как я думаю, то я бы могла его использовать, как сильного единорога для усмирения драконов на границе. Необходимо лишь заставить его поклясться в верности Эквестрии, – размышляла Селестия на счет мага. – Его друг не станет сильной обузой, если даже Альтус будет самым сильным волшебником Эквестрии. Не думаю, что у него хватит смелости для решительных действий и ума для правильной атаки. Нужно будет просто их разделить, чтобы маг не воспользовался его силой».

– Твайлайт, пожалуйста, собери кровь у своих подруг, кроме Рэйнбоу Дэш и Флаттершай, – попросил потентат после продолжительной паузы.

– Хорошо, Принцесса Селестия, – мрачно отозвалась единорожка. – Но кто будет пятым пони?

– Найди еще одного единорога, – сказала пони. – Раз уж мы решили дать магу подсказку.

– Я все равно не думаю, что это хорошая идея, – предупредила Твайлайт.

– Просто сделай все так, как я сказала, – мягко проговорила белая кобылка.

– Хорошо, Принцесса Селестия.

– А теперь мне пора, – оповестила Ее Высочество свою ученицу. – Помоги магу, если помощь ему понадобится.

Правительница взмахнула большими крыльями, взъерошив гриву Твайлайт, и полетела в столицу Эквестрии. Проводив ее печальным взглядом, единорожка повесила голову и поплелась в сторону амбара, загребая пыль повисшим хвостом, чтобы проследить за действиями чужаков. Пустота в ее сердце заполнилась тревогой: она не хотела делать то, что ей приказала учительница, но идти против ее воли она не решалась. «Как Принцесса Селестия могла так меня подвести? Я ожидала, что она вышвырнет их отсюда в ту же минуту, как увидит». Пожар, сжигавший остатки надежды на избавление от ставших ненавистными существ, догорал, оставляя пищу для леденящего ужаса.

XI

Твайлайт провела весь день в амбаре в компании пришельцев, ожидая от них каких-нибудь действий, но так и не дождалась. Она намеренно умолчала о решении Принцессы относительно чужаков, терзаясь смутными сомнениями на счет правильности поступка ее ментора. Единорожка читала книгу, изредка осматривая мага и его друга, но, не находя ничего интересного, возвращалась к любимому занятию. Крэлкин спал, восстанавливая силы после магического ритуала, развалившись на сушащемся сене. Его друг сидел в глубокой задумчивости неподалеку и, как казалось кобылке, груз проблем всего мира обрушился на плечи Альтуса, и он не знал, как их решить.

Изредка заходила ЭплДжек, давала воды чужакам и уходила по своим делам, неодобрительно смотря на подругу. Как только послышался приглушенный стрекот цикад, и ночные жучки начали выползать из своих укромных норок, а закатные лучи превратили крышу в кровавый свод, пони апельсинового цвета пришла и выгнала Твайлайт из амбара, аргументируя это тем, что той необходимо выспаться. Единорожка недолго пререкалась с ней за дверями помещения, доказывая, что пришельцы опасные и за ними нужен глаз да глаз, но фермерша ничего не хотела слушать, притворяясь, что ей это неинтересно и что все сказанное ничего не значит.

– Если те так над’, я сама буду за ними следить, – заверила ее обычная пони и проследила, чтобы ее подруга ушла к себе домой.

Твайлайт не могла уснуть всю ночь, размышляя над тем, что Принцесса приказала ей сделать, и переживая, что чужаки могут выбраться в Понивиль и начать действовать под покровом ночи. Полная луна хорошо освещала все окружающие ее предметы, превращая тени в устрашающих созданий. Сильный ветер пригибал могучие деревья и ворошил их желтеющий наряд, срывая возмущенный шелест. Оставшиеся птицы собирались улетать на юг, и полетная команда пегасов изредка пролетала около ее окна, ища отставших или потерявшихся пернатых существ и собирая их в большую стаю. Вскоре их остатки должны покинуть свои дома под предводительством специально обученных крылатых пони.

«Как Принцесса Селестия может позволить им остаться тут? Они же будут здесь лишними. Они могут навредить пространственному континууму. Разве нельзя их изолировать на время, пока мы не найдем способ их вернуть? Неужели она не понимает, что они могут натворить в городе? И самое плохое, что за чужаков теперь отвечать мне, к тому же, необходимо искать способ расстаться с ними навсегда. Значит, мне придется отложить изучение магии дружбы и заняться изучением вопросов разрыва материи. А если маг поймет, как использовать магию единорогов и учинит тотальный беспредел в Эквестрии, что тогда будет делать Принцесса Селестия? Почему ей так важны те знания, которыми владеет Крэлкин?»

Твайлайт осмотрелась и прижала ушки. Маленькая комната с видом на большой библиотечный зал, заставленный полками книг, и подзорной трубой у окна казалась ей сейчас чужой, как те два пришельца. Рядом посапывал Спайк, развалившись в плетеной корзинке и укрывшись белым одеялом.

«А если один из них станет пегасом, – продолжала размышления Твайлайт, – а другой… земным пони или драконом? Или оба станут пегасами? Что тогда делать? Придется обратиться за помощью к Рэйнбоу Дэш, а это уже будет опасно. Если узнает о них Дэш, то может узнать и Пинки. А если узнает Пинки, то будет знать весь Понивиль. Соврать подругам я не смогу, поэтому придется рассказать всю правду. Но это уже будет не на моей совести… наверное», – задумалась она, пережевывая в голове все ужасы, которые могут произойти.

«Почему я согласилась на это? Почему не сказала “нет” Принцессе Селестии? Они же не смогут стать не только чьими-то друзьями, но и нормальными пони». Она немного помедлила, прервав рассуждения и уставившись в окно. На дворе заморосил мелкий дождик, падая на стекло мелкими каплями и стекая неуверенными струйками вниз, отражая состояние души единорожки: неуверенность в своих действиях. Сверкнула молния, и ударил первый раскат грома, стекла в комнате отдали едва слышным дребезгом. Кобылка накрыла голову подушкой и протяжно застонала. «За что мне все это? И как раз перед тем, когда мне необходимо помогать ЭплДжек на ферме. И что теперь мне делать с чужаками?»

Она не доверяла ни одному слову мага, вернее, не хотела принимать их сердцем. «Они рассказали о другом мире, чтобы не вызывать подозрения у Принцессы, но они не смогут одурачить меня. – Она встала с кровати, накинула на себя желтый дождевик и направилась к выходу. – Я должна проверить, что они сейчас делают. Возможно, они что-то замышляют», – твердо решила Твайлайт и выбежала в ночь. Еще одна молния озарила тучи, освещая их холодным, синим светом, гром вновь ударил в свои барабаны, и дождь пошел с новой силой, превращаясь в ливень и разливаясь грязными потоками по грунтовой дороге.

Орудуя копытами по мокрым улицам и грязным тропкам, ведущим ее к цели, она добралась до фермы “Сладкое яблоко”, нашла амбар, в котором ожидали своей участи чужаки, и посмотрела в щель между дверьми. Пол, бочки, сушащееся сено и остальные запасы были заставлены кадками, защищающими их от влаги, которая просачивалась сквозь дырявую крышу. Сами чужаки разместились между посудинами на сене и спали. Тела их мерно поднимались и опускались в такт дыханию. «Зачем они расставили кадки? Это не выглядит так, будто они хотят навредить запасам ЭплДжек».

Перебирая ногами, она медленно поплелась в сторону своей библиотеки, размышляя над поведением пришельцев. Все, что они делали, не вызывало подозрения, но они были чужаками, которых никто никогда не видел. Один из них, ко всему прочему, был магом, несущим потенциальную угрозу стране. «Возможно, Принцесса Селестия права и стоит разрешить им остаться здесь, хотя бы ненадолго. Возможно, я смогу даже наладить контакт с ними».

Она остановилась посреди большой лужи и посмотрела в свое отражение. Картинка подергивалась от падающих капель идущего ливня, и большие размытые черные глаза смотрели из воды укоряющим взглядом. Лужа рябила так же, как рябила душа единорожки, не принимающая размеренное течение времени и обстоятельств. «Вот только стоит ли?» – спросила она себя, постояла немного и помчалась со всех копыт домой.

XII

На следующее утро к чужакам пришла Твайлайт и нехотя сообщила о решении своего ментора. Она не принимала их, но готова была позволить им остаться, если так хотела правительница Эквестрии. Люди и лиловая пони стояли друг напротив друга молча, не произнося ни слова, пребывая в гнетущей тишине, и только заунывное завывание ветра разряжало обстановку. Кадки уже были собраны, аккуратно сложены одна в одну и поставлены на прежнее место, лишь три наполненные мутной жидкостью емкости стояли у дальней стены помещения, дожидаясь своей участи, как чужаки ожидали решения два мучительных дня.

Крэлкин хитро улыбнулся, от чего у единорожки похолодело на сердце, а спортсмен лишь тяжело вздохнул, словно принимая свою нелегкую судьбу. «Интересно, что задумала их Принцесса? – размышлял маг, смотря на пони и потирая руки в предвкушении своего последнего магического ритуала. – Теперь необходимо будет лишь прижиться в данном обществе и не выделяться первое время».

– Но вы должны будете следовать всем правилам, о которых мы вам скажем, – сказала единорожка, устало смотря на Крэлкина и перебирая мысли по поводу его действий в теле пони.

– Да без проблем, – моментально согласился тот, не теряя нездорового азарта в глазах.

Твайлайт недоверчиво скосила взгляд, и маг лишь тяжело вздохнул, поняв, что он сделал не все, что нужно. Размышляя над будущим положением в обществе, он понял, что Принцессу Селестию интересовал лишь его мозг с информацией, а единорожка расценивала его, как врага и не принимала в своем сердце.

– Мне самому не совсем нравится вся эта затея, – признался он. – Но я не вижу иного способа выжить и пожить в свое удовольствие, не используя магию, не обращая внимания на других магов, не вступать в ненужные перипетии судьбы. Как обычный человек, не владеющий никакими задатками в магическом понимании этого слова. Ну, в данном случае, как пони.

Твайлайт фыркнула и сощурила глаза.

– Я же мог бы вырваться в любой момент, – сообщил он вновь, акцентируя внимание на следующей части предложения. – Но не сделал. Не хватит ли хотя бы этого, чтобы заслужить хоть малейшее доверие?

Фиолетовая пони задумалась, но лишь для вида. Она сама решила для себя, как относиться к нему, и никакие сладкие речи не смогут изменить ее отношения.

– Неужели я не смогу привыкнуть к вашему обществу и прикипеть к нему? Я, конечно, могу не понимать всех тонкостей, но я собираюсь понять, я хочу понять, как вы живете. Может, я не совсем вам доверяю, как вы не доверяете мне, но я не собираюсь причинять никому неприятностей.

Единорожка не изменила выражения на мордочке. «Что ж, и это не произвело на эту пони никакого эффекта».

– Что я могу сделать, чтобы ты мне поверила, Твайлайт Спаркл? – спросил Крэлкин, повысив тон, чтобы он звучал более торжественно и официально.

– Откажитесь от идеи стать одним из нас, – заявила та и ухмыльнулась.

– Хм… – потянул маг, понимая, что идет сейчас по лезвию ножа. – Я-то откажусь, но как на это посмотрит твоя Принцесса?

– Если вы готовы, то я позову ее, и вы сами все объясните ей, – уверенно сказала кобылка, навострив уши и заглядывая проникновенным взглядом в глаза собеседника.

– Дерзко, – осклабился тот, понимая, что тут он натолкнулся на глухую стену, непонимание из которой может высечь только уважаемый в ее глазах пони. Например, Принцесса Селестия. – Но мне нравится. Зови, поговорим с твоим ментором.

– Что? – опешила единорожка, явно ожидая жаркой дискуссии.

– А ты думала, что я буду препираться с тобой по этому поводу, увиливая от основной темы? Нет, я не буду. Лучше мы сейчас с тобой разберемся в том, что тебя гложет, но в будущем у нас не возникнет подобной ситуации, – объяснил маг встревоженной Твайлайт. – Так что – зови твою учительницу, сейчас будем общаться.

– Принцесса Селестия уехала еще вчера и просила меня проследить за всем, – упавшим голосом сообщила пони, пока не до конца веря, что маг так легко согласился на аудиенцию.

«Как я и думал, приготовления к зиме занимают у Принцессы предостаточно времени, чтобы я мог действовать. Значит, Твайлайт блефовала. Этого следовало ожидать».

– А что ты хочешь сейчас от нас? – спросил Крэлкин. – Мы можем подождать, пока она приедет.

– Я не уверена, что она приедет до наступления зимы, – сказала Твайлайт и отвела взгляд.

– Значит, ты хочешь прервать нашу трансформацию? – в лоб спросил маг.

– Ну… – потянула в нерешительности пони, шаркая по полу передним копытом и поднимая небольшие клубы пыли.

«Она хочет пойти против Принцессы Селестии, но не может. Как же придать ей уверенности в себе?» – размышлял чужак. Вторая же его половина убеждала решительно надавить на единорожку, заставить принести то, что она должна принести и совершить ритуал как можно скорее.

– Давай договоримся: если ты не захочешь, то мы не будем этого делать, – предложил он. – Более того, мы даже можем уйти, а ты скажешь Принцессе, что мы сбежали. Я же как-никак маг. Тогда у тебя не будет абсолютно никаких проблем.

– Будут, – мрачно отозвалась та. – Она меня попросила за вами следить, пока вы будете в облике пони.

– Но мы же еще не в облике пони, – заметил тот и улыбнулся фальшивой улыбкой. Все его естество сопротивлялось его словам, но не могло соперничать с холодным расчетом.

– Но что с вами тогда случится? Куда вы уйдете? – забеспокоилась Твайлайт.

– А кто его знает, куда? – пространно ответил маг и махнул рукой в сторону, как ему казалось, леса. – Может, попробую применить магию по преобразованию материи, но не уверен, что у меня правильно получится это сделать из-за нехватки ингредиентов.

– Нет, – просто сказала она, не желая слышать, о трансформации чужаков.

– Мы тебе не нравимся, но… – помедлил Крэлкин и решил сказать правду. – Как по мне, ты милая, хотя это не относится к делу. – Твайлайт настороженно и недоуменно поглядела на собеседника. – Ты просто боишься необдуманных поступков и неправильных решений. Давай, я тебе помогу выбрать правильный путь.

Кобылка помрачнела, неодобрительно фыркнула и уткнулась носом в землю. Она колебалась, не зная, как реагировать на слова Крэлкина. Маг неуверенно подошел к ней, присел напротив на расстоянии вытянутой руки и попытался посмотреть в глаза, устанавливая невербальный контакт. Пони вздрогнула, но не отошла.

– Итак, ты не хочешь, чтобы мы трансформировались, – заключил человек. – Почему?

– Потому что я не знаю, что вы можете натворить. Я боюсь, что вы станете пегасами и улетите, но тогда мне придется причинить вам боль, а я не хочу. А если вы обидите кого-то, то что я должна делать, опять боль причинять? Я не могу ослушаться Принцессу Селестию, но я не хочу верить, что она хочет оставить вас здесь. Пусть и на время. Я не могу сделать ничего плохого ни вам, ни кому-либо еще, но я буду защищать своих подруг, чего бы мне это ни стоило. Даже если ценой тому будут ваши жизни, – выпалила единорожка на одном дыхании.

– Ну, вот, – сказал маг, вздохнув. – Теперь мне понятно то, что тебя разрывает изнутри. Ты можешь поговорить со своей Принцессой по этому поводу сама.

– Исключено, – проронила Твайлайт с жалостью.

– Ну, а если мы пообещаем тебе, что никого трогать не будем, а будем лишь смиренно выполнять твои указания? Тебе будет этого достаточно?

– Я вам не доверяю, – сказала единорожка, выстроив новую стену предубеждений.

Крэлкин засмеялся и повалился на спину, закрыв глаза и положив руки под голову. Вся эта напряженность в голосе и виде единорожки его развеселила, и он не смог остановить смех.

– Знаешь, я тоже практически никому не верю, – сообщил он, мгновенно подавив хохот. – Мало того, в действительности не существует вещей, которые вообще могут вызвать мое доверие. Но, порой и мне приходится идти на вынужденные меры, принимая предложения о помощи от разных неизвестных мне личностей. Некоторые откровенно меня предавали, некоторые – помогали. Но вначале я никого не мог ни в чем уличить. Все было просто превосходно, планы были безупречны. Все начиналось с того момента, когда было неловко задавать вопросы о целесообразности выбранного пути и стратегии. Те, кто хотел предать – искали пути отступления, выдумывая все, что только можно, лишь бы не реализовывать задумку. Те, кто помогал – знали свое дело и доводили его до конца, не теряя веру ни в себя, ни в других.

– Время покажет? – спросила единорожка, понимая посыл мага.

– Да, только время покажет, – согласился тот и одобрительно кивнул.

– А если кто-то из вас станет пегасом? – вновь спросила Твайлайт, перестраховываясь на счет своих опасений.

– Мы непременно улетим, – заверил он. – Вопрос лишь в том: куда? Твайлайт, мы в чужом мире и лишь ты с Принцессой Селестией связываете нас с ним. Вы – как мост между двумя измерениями, без вас мы просто пропадем. Так что, есть ли смысл нам улетать?

– Откуда я вообще знаю, что вы из другого мира? – с презрением спросила кобылка. «Значит, она нам еще не верит. Но что будет служить настоящим доказательством нашей внемировой сущности бытия?»

– А вот это резонное замечание, – согласился Крэлкин. – Даже не знаю, что сказать-то, чтобы ты поверила.

Собеседники замолчали, пытаясь найти подходящие слова. Маг искал в голове способы получить доверие Твайлайт.

– Ну, давай идти от противного, – предложил он. – Вы же знаете, что за границей, так почему…

– Не получится, – перебила его ученица Принцессы, – мы мало что знаем о существах, находящихся за границей Эквестрии. Разве что некоторые виды.

– Как? – изумился чужак, уставившись в фиалковые глаза пони, пытаясь понять, лжет она или говорит правду. «Не может быть, чтобы они не знали, что у них творится за границей. Это же неправильно». – И как вы живете? Как воюете?

– Воюем? – не поняла единорожка.

– Захватываете территорию, земли, ценные ресурсы, – провел аналогию маг, но видел, что смысл слов не доходил до единорожки, и она смотрела на него пустым взглядом. «Глаза, как две бездонные бочки», – подумал чужак и попробовал снова. – Военные конфликты, скрытые армейские операции…

– Не продолжай, я тебя не понимаю, – наконец, прервала его кобылка.

– Я тоже много чего не понимаю, – возмутился человек, поражаясь невежеству Твайлайт, – но это не повод не знать этого.

– И что ты предлагаешь мне делать? – поинтересовалась та.

– Да я ничего не предлагаю, – сразу откликнулся маг. – Я лишь высказываю свою точку зрения.

– А если ты ошибаешься?

– Все мы ошибаемся, – сказал Крэлкин, – рано или поздно, суть в том, что мы делаем или не делаем с нашими ошибками.

– “Делаем или не делаем”, – тупо повторила Твайлайт, переваривая услышанное. – И что бы это могло значить?

– Лишь то, что я сказал, – просто сказал чужак, успокаивая себя, что Селестия или те, кто стоит над ней по иерархии правления, – тираны и не рассказывают своим гражданам ровным счетом ничего, что бы могло нарушить веру в прекрасное будущее.

– Крэлкин, ты чего с ней возишься? – послышался недовольный голос Альтуса. – Я есть хочу, не мог бы ты…

Маг повернулся на бок и в упор уставился на друга.

– Не мог бы, – грубо произнес его тот. – Мне надо восстановиться после предыдущего преобразования.

– И сколько мне еще ждать?

– До вечера. Возможно, до следующего утра.

Спортсмен застонал и отхлебнул воды из миски, недовольно поморщившись.

– Даже вода тут соленая, – заскулил он, но допил все до последней капли.

– Тебе и правда трудно проводить такие преобразования? – спросила обеспокоенно пони. Твердость во взгляде и понимание происходящего вернулись к ней.

«Значит, она специалист в магических науках», – думал Крэлкин, взвешивая многие показатели резкой смены взгляда и поведения.

– Ну, не знаю, смотря, что называть тяжелым, – откликнулся бодрым голосом пришелец, умащиваясь удобнее. – После таких ритуалов у меня на некоторое время блокируется умение использовать свои способности по преобразованию материи. Другую магию – могу, а вот эта почему-то блокирует сама себя. Даже не знаю, почему так происходит, и неизвестно, какое время может понадобиться для восстановления.

– Это плохо, вы так долго не протяните, – сказала встревожено кобылка.

– Мы не спешим умирать. Я даю тебе время подумать, – сказал Крэлкин и, посмотрев на собеседницу, улыбнулся.

– Подумать? – недоуменно спросила ученица Селестии. – Даже если от этого будет зависеть твоя жизнь?

– Даже от этого будет зависеть моя жизнь, – подтвердил маг.

Улыбка не сползала с лица человека, пока пони смотрела на него. Постепенно она тоже прониклась его приподнятым настроением и улыбнулась в ответ.

– Ты будешь с нами сидеть, пока не решишь? – спросил чужак. – Ну, следить за нами, чтобы мы ничего не предприняли без твоего ведома?

– Да, наверное, – сказала бесцветно единорожка, вернувшись в состояние озабоченности и настороженности одновременно. – Но почему вам важно именно мое мнение, а не мнение Принцессы Селестии?

– Потому что мы будем жить с тобой, а не с Принцессой, если я все правильно понял, – ответил Крэлкин.

– Да, наверное, – согласилась Твайлайт и опустила голову, словно не желая пускать их в свою жизнь.

Внезапно Крэлкин захотел потрепать ее за ушком, как собачку, которой у него никогда не было. Это чувство пришло из ниоткуда и поселилось в его голове навязчивой идеей. Он неловко уселся и потянул к ней руку, замерев сердцем. Ладонь натолкнулась на жесткую гриву, пальцы проникли в волосы и тотчас нашли цель. Но как только он сжал персты, проведя ими по коже, рог вспыхнул фиолетовой волной света, и мага отбросило в другой конец амбара. Единорожка стояла в полной боевой готовности, зарывшись в пол копытами, презрительно смотря в сторону чужака, готовая принять контрудар, но его не последовало.

– Извини, – сказал человек, кряхтя и поднимаясь из-под перевернувшихся на него бочек, – я просто хотел… почесать тебя за ушком.

– Не прикасайся ко мне, – угрожающе предупредила она.

– Дважды просить не надо, – сказал Крэлкин, отряхиваясь и раздумывая, как вернуть прежнюю атмосферу общения.

В амбаре разлился грубым басом смех Альтуса, нарушая серьезность ситуации. Спортсмен гоготал не меньше пяти минут, пока недоуменные мага человека и пони смотрели на него. Крэлкин понимал, почему друг так себя ведет, он бы и сам не прочь был посмеяться над комичностью своего поведения, но перед Твайлайт он не хотел этого делать. Она не была близка его сердцу, а настоящие эмоции он показывал только близким.

– А ты и вправду подумала, что он к тебе, ну, это… пристает? – спросил Альтус у пони. Его все еще пробирали приступы смеха, и тело непроизвольно вздрагивало.

– А на что это было похоже? – в лоб спросила единорожка грубым голосом.

Человек вновь разразился продолжительным приступом смеха. Крэлкин боялся, что единорожка и того ударит магией, но мешать веселью друга намерен не был, понимая, что в последнее время и так было мало поводов для искреннего веселья.

– Извини, Твайлайт, – сказал маг, – я не знал, что у вас тут так… – он замялся и медлил с продолжением, не мог подобрать подходящего слова.

– Ухаживают? – закончила за него кобылка гробовым голосом.

– Да, именно, – улыбнулся чужак. – Я просто тебя принял за собачонку. За симпатичную собачонку и просто хотел потрепать за ушком, – сказал он и тут же добавил, увидев настороженный взгляд фиалковых глаз: – Без всякой задней мысли.

– Собачонка, – фыркнула та недовольно.

– Прости, – еще раз повторил Крэлкин.

Пони смотрела на него еще несколько минут настороженным взглядом, но потом глаза размягчились, и она улыбнулась. «И кто бы мог подумать, что все так может обернуться? Я не знал, что у них так ухаживают друг за другом… Интересно, а как они чешут ухо, если у них рук нет? Носом трут что ли?»

– Я не хочу об этом даже вспоминать, – заявила Твайлайт.

– Хорошо, ничего и не было, – моментально отозвался пришелец. – Альтус, ни слова об этом инциденте. Вообще никому.

– А что мне за это будет? – поинтересовался тот с ухмылкой.

– Я не превращу тебя в мышь или крысу, когда буду трансформировать нас… если нам разрешат провести этот ритуал, – пообещал маг.

Лицо друга моментально напряглось и исказилось в страхе, смешанным с отвращением. Он застыл, не смея даже дышать.

– Ты не посмеешь, – процедил он сквозь зубы.

– Я просто хочу, чтобы ты держал свой язык за зубами, – сказал друг без злобы.

– Ладно, черт с тобой, – грубо бросил спортсмен и отмахнулся, как от назойливой мухи, развернувшись и вновь устремив внутренний взор внутрь себя.

Крэлкин и Твайлайт улыбнулись друг другу.

Повисло томительное молчание. Маг размышлял, как быстрее получить одобрительный ответ от единорожки, но не хотел слишком сильно давить на нее.

– А во что у вас тут играют? – поинтересовался он. «Игра должна немного сплотить нас и хоть немного развеять каменные стены неприязни».

– В игры только дети играют, – заявила единорожка. – А взрослые пони больше соревнования устраивают, а их необходимо проводить на свежем воздухе где-нибудь, на специально оборудованной площадке.

– На свежем воздухе? – призадумался маг. – Ну, это исключено. Разве что ночью. Слушай, у меня есть идея, – сказал Крэлкина, и лицо его озарилось широкой улыбкой. Единорожка заинтересованно уставилась на него. – Ты умеешь прыгать в пространстве?

Рог пони засветился, и она исчезла через несколько секунд в белой вспышке света. «Не так, как я прыгаю. У меня никакой вспышки нет, и я моментально перемещаюсь, в отличие от Твайлайт, которой необходимо несколько секунд».

– Вот так? – спросила кобылка из-за спины.

– Именно, – улыбнулся маг, поворачиваясь к ней.

– И во что ты предлагаешь поиграть?

– В догонялки, но с пространственными скачками, – слащаво проговорил Крэлкин.

Твайлайт неодобрительно посмотрела на него, ее вид говорил, что она не хочет верить в это.

– Чего? – напряженный взгляд собеседницы вывел человека из равновесия. – Давай, это будет весело. Разомнемся, побегаем, давно я не бегал.

Он вспомнил детские годы и тяжело вздохнул.

– И где будем играть? – подозрительно спросила пони. – В амбаре?

– А почему бы и нет? Места тут предостаточно, а пространственные переходы расширят игровую арену и придадут интерес забаве.

Единорожка задумалась, взвешивая в голове целесообразность предложения. «Давай поиграем, – просил про себя Крэлкин. – В игре познаются враги и друзья».

– Ну, можно попробовать, – неуверенно согласилась Твайлайт, и Крэлкин склонился к земле. – Но если вы решите таким образом…

Маг привычными движения закончил руну телепортации, появился за единорожкой, легонько дернул ту за хвост и отскочил. Пони подпрыгнула от неожиданности и такой дерзости и мгновенно развернулась, источая уверенность.

– Теперь ты водишь, – сказал человек, отбегая.

Рог Твайлайт зажегся, и она исчезла во вспышке света. Началась игра, в которой чужак проигрывал по всем показателям. Его магия была медленной, ее можно было сбить, стерев часть рисунка, руну нельзя было использовать несколько раз, он прыгал только в видимое ему место. Твайлайт же прыгала туда, куда хотела, невзирая на то, что видела, и где находился Крэлкин. К тому же, кобылка могла перескакивать на бегу, и маг в итоге оставался перед пустой стеной амбара.

Они играли достаточно долго, придумывая стратегии, избегая опасных ситуаций и поднимая кучу пыли и шума. Маг даже заготавливал руны в самых опасных местах, пока единорожка его искала. Поначалу Альтус пытался играть с двумя магами, но потом бросил эту затею и убрался восвояси, когда после третьего раза так и не смог никого догнать.

В конце концов, пони и человек запыхавшиеся, но довольные, повалились рядом, весело смеясь. Игра явно понравилась единорожке, и она даже сказала, что не прочь повторить как-нибудь еще, если выдастся возможность.

В амбар вошла ЭплДжек с деревянным ведром чистой воды, скованным двумя железными обручами, и недоуменно уставилась на свою подругу и пришельца. Они лежали на животах друг напротив друга и рассказывали всякие малозначащие истории из магической жизни. Казалось, что Твайлайт начала нормально относиться к чужаку по имени Крэлкин, была не против его компании, но заявила, что принимать его, как часть мира, она была морально не готова.

– Чего это у вас тут творится? – недовольно спросила фермерша.

Твайлайт объяснила ей, что они просто играли с чужаком в догонялки, используя магию.

– И те понравилось? – поинтересовалась оранжевая кобылка.

– Это было необычно, – сказала она, заливаясь краской. – Я никогда не играла так… используя магию.

– Чего с ними будет-то?

Твайлайт задумалась, посмотрев на улыбающегося человека. «Что ж, Твайлайт Спаркл, – подумал тот. – Теперь твой ход в этом противостоянии мнений».

– Принцесса Селестия разрешила им остаться у нас, пока мы не найдем способ вернуть их назад.

«Значит, ты решила позволить нам жить вместе с тобой в новом мире? Это хорошо».

ЭплДжек погрузилась в себя, размышляя над сказанным. «Она, наверное, тоже не была готова к такому решению царствующей особы, однако, в отличии от своей лиловой подруги, не перечит своим владыкам».

– Не похоже, чтоб это было хорошей идеей, но раз так решила Принцесса… – потянула простая пони, оставила ведро с водой и вышла, пребывая в каком-то трансе.

Крэлкин проводили ее страдальческим взглядом и продолжили свою беседу лишь после того, как дверь с протяжным душераздирающим скрипом закрылась за хозяйкой фермы. Краем глаза маг увидел небольшую часть хозяйства: зеленые большие квадраты полей, сплошь утыканные разнообразными растениями.

– Крэлкин, – сказала единорожка, проводив взгляд чужака, – я могу тебе частично довериться, но я не доверяю твоему другу.

«Игры никогда не подводят. Игры – это основа взаимопонимания всей человеческой культуры. Мир пони, как оказалось, – не исключение».

– Альтусу? – спросил тот, засмеявшись. – Он не опасен, даже для меня. А уж вам с вашей магией его бояться вовсе не следует.

– Но если он станет единорогом? – неуверенно предположила кобылка с нотками настороженности в голосе. – Ты сможешь трансформировать его в того, кого пожелаешь? Например, в земного пони?

– Земного пони? – призадумался маг. – Чтобы точно сказать, мне необходима кровь.

– Нужно привести пятерых пони к тебе или…

– Мне достаточно и одной капли крови, ты можешь ее собрать даже в один пузырек, чтобы было проще.

– Значит, тебе необходимо подождать, – сказала Твайлайт, пытаясь показать, что он и его судьба ей безразличны, но чужак понял: что-то в игре проскочило между ними, – искра, импульс, и это сейчас отражалось на решительности собеседницы.

– Мы никуда не спешим, – заверил ее человек.

Они обменялись улыбками, и единорожка, поднявшись, выбежала из амбара, погрузившись в раздумья. Крэлкин подошел к ведру воды, вылил часть содержимого в свою миску и отпил, скривившись от соленого привкуса.

– Все-таки ты смог ее уговорить, – послышался саркастический голос Альтуса.

– Не совсем так, – отозвался друг. – Я помог ей найти собственное мнение по поводу нашего присутствия в ее мире.

«Правда, это мнение полностью отражает мое собственное, но это уже мелочи. Победителей не судят».

– Опять своими двусмысленными фразами говоришь? – недовольно отозвался спортсмен.

– Да хоть как бы я не сказал, суть останется той же, – раздраженно заметил тот.

– Теперь что ты будешь делать?

– Теперь? – удивленно спросил маг. – А что теперь? Теперь – трансформация. И новая жизнь.

– Но нас ведь возвратят домой, – сказал жестко Альтус, провоцируя друга на ответную реакцию. – Или ты забыл?

– Пусть попробуют, – улыбнулся тот, скрывая страх от осознания возможного возвращения далеко внутрь себя. – Оглянись вокруг. Пони не могут обладать такими знаниями, как разрыв материи, потому что, скорее всего, не знают даже значения слова “атом”, не говоря уже о более низкой материи.

– Я тоже не совсем его понимаю, – буркнул спортсмен.

– Но ты и не знаком с магией и наукой, а Твайлайт и Принцесса Селестия, скорее всего, – да. И должны бы знать такие простейшие составляющие мироздания.

Крэлкин повалился на пол и начал тяжело дышать, будто новая волна усталости навалилась на него. «Все-таки, такое частое сворачивание пространства сыграло не в мою пользу. Но я получил то, что хотел. Если тут все жители такие, как Твайлайт, то мне будет не так уж и тяжело устроить себе безбедную жизнь, не привлекая к этому много усилий».

– Крэлкин, они все-таки могут и попытаться тебя отсюда прогнать, – не унимался друг.

– С помощью каких знаний? – с легкостью парировал маг.

– С помощью магии.

Чужак задумался, перебирая в голове все варианты возможных событий. «Да, магией они могут пользоваться, – согласился он. – Но смогут ли они разорвать пространство настолько, далеко, как я? И не опасно ли это будет? Конечно, этот мир управляется магией настолько же, насколько наш управляется технологиями и наукой, но это ли не причина, чтобы не доверять их осведомленности в данной области. – Он мотнул головой, вытряхивая ненужные мысли и оставаясь при своем. – К тому же, для использования магии, стоящей на постулате энергии, необходимо такое грандиозное количество ресурсов, чтобы так сильно повлиять на физический мир, что хватит смести всю жизнь с планеты».

– Не думаю, что они обладают достаточными знаниями, – твердо сказал Крэлкин, укореняясь в своей мысли. – А если и обладают, то не уверен, что у них будет достаточно сил, чтобы разорвать пространство.

– И все же?

– Если так, то я не буду им мешать, – сказал маг, подозревая об истинном обличии магии единорогов, не способной к таким действиям. – По крайней мере, один раз я им разрешу попробовать это сделать. Все-таки это их мир, а не наш.

– И вернешься туда, откуда пришел?

– Посмотрим, – отозвался друг безрадостно, слушая протяжные завывания ветра.

XIII

Твайлайт выбежала из жилого здания фермы ЭплДжек с кровью фермерши, не замечая огненных красок пейзажа, луж, разлетающихся из-под копыт грязными брызгами, и синюю пегасочку с радужной гривой, убирающую облака с неба. Фермерша поначалу не хотела давать то, что просила подруга, не желая участвовать во всей этой затее, но вскоре сдалась под напором умоляющих глаз кобылки. Теперь она бежала к другой единорожке Рарити, чтобы попросить ее об аналогичной услуге.

Белая любительница моды не восприняла идею с энтузиазмом, как и ЭплДжек, но просьбу выполнила, уколов себя около копыта иголкой. Лиловой пони она тоже помогла справиться с этим заданием, и три капли алой жидкости разных существ смешались в маленьком стеклянном пузырьке, который ученица Селестии нашла у себя в библиотеке, вычистила, помыла и высушила. Твайлайт, стоя в бутике и рассматривая содержимое пузырька на свету, начала размышлять, где взять еще кровь двух существ. Необходим был, как минимум, еще один единорог. «Свити Бэл!» – молнией промелькнула мысль у нее в голове.

– Рарити, а где твоя сестра? – осведомилась подруга с некоторой нервозностью в голосе.

– Должна сейчас прийти на обед.

– Мне нужна и ее кровь. Ты можешь мне помочь? – с надеждой спросила лиловая пони и умоляюще посмотрела в большие синие глаза подруги.

– Твайлайт, зачем тебе все это? – спросила с подозрением Рарити.

– Это приказ Принцессы Селестии, – быстро ответила та, не терпя задержек и промедлений. – Мне необходима кровь хотя бы трех единорогов.

Белая кобылка немного поколебалась, но вскоре выхватила у подруги пузырек и попросила подождать на улице. Минуты тянулись мучительно долго, пока сестра Рарити не подошла к дому в гордом одиночестве. Жеребенок поприветствовал Твайлайт, подозрительно на нее посмотрев и явно не понимая, что она делает около модного бутика. Как только за ней закрылась дверь, лиловая единорожка услышала, приглушенный разговор сестер:

– Свити Бель, дорогая, у меня к тебе есть разговор, – сказала Рарити, обеспокоенно.

– Я не трогала твои вещи, это Опал, – тут же начала оправдываться младшая кобылка.

– Ох, дорогуша, я не про это.

– Ааа? – неуверенно потянула та.

– Твайлайт, для скучного эксперимента нужна твоя кровь, – сказала приторно единорожка.

– Кровь? – изумилась маленькая пони.

– Она проводит какой-то опыт, и ей нужна кровь сестер, – терпеливо объясняла ей модельерша. – Возможно, это поможет понять, как лечить некоторые болезни.

– Это хороший опыт?

– Ну, конечно, – уверяла Рарити. – Ты же знаешь нашу Твайлайт, она вечно что-то возьмет себе в голову и начнет выяснять.

– А ты уже дала кровь? – спросила Свити Бель.

– Да, конечно. Смотри. Нет, вот тут, у копыта.

– Ну, тогда хорошо, – неуверенно сказал жеребенок.

Послышался невольный детский вскрик, и пузырек с кровью медленно выплыл из двери перед выходящей хозяйкой бутика.

– Думаю, ты слышала наш разговор, – шепнула ей Рарити и попрощалась.

«Теперь мне нужна еще одна капля крови, – судорожно размышляла единорожка, бессмысленно перебирая копытами. – Кто бы мог подойти? ЭплБлум? Нет, это уже слишком опасно. Если не Рэйнбоу Дэш, не Флаттершай, то… брат ЭплДжек? Он не должен никому рассказать об этом».

Она бросилась к ферме ”Сладкое яблоко”. Биг Макинтош работал в поле, проверяя урожай на наличие вредителей. Ему не потребовалось долго объяснять, зачем ей его кровь. Он просто дал ей то, что она хотела, и продолжил работу, сохраняя невозмутимость на своей морде. Твайлайт ликовала. Она собрала все, что было необходимо магу.

– Превосходно, – сказал Крэлкин, рассматривая содержимое пузырька и взбалтывая его содержимое. – Но это не все. Мне нужны драгоценные камни. Зеленые, желтые, красные, бирюзовые. В общем, любые.

– И сколько?

– Пять будет достаточно.

Единорожка склонила голову и отправилась опять в бутик к Рарити, размышляя, как ее попросить об еще одной услуге. Белая кобылка приняла подругу и выслушала. Они пообщались, и разговор пошел не в то русло, которое задумывала пони-библиотекарь, и, в конце концов, Твайлайт рассказала о чужаках, которые пришли из другого мира, и решении Принцессы на их счет. Рарити не поверила в это и попросила показать их. Лиловой волшебнице очень не понравился такой поворот событий, но она не знала другого, кто бы мог дать ей первоклассные драгоценные камни. Твайлайт сдалась и провела подругу к пришельцам, чтобы та посмотрела на них.

XIV

К концу дня, когда заходящий апельсин солнца клонился к горизонту, у Крэлкина в руках находилось все, что ему было необходимо для проведения ритуала, и он начал без промедления чертить рунические круги на полу под пристальным вниманием Твайлайт. Спертый влажный воздух усыплял, но маг не поддавался. Его руки дрожали, делали ошибки, но он исправлялся, затирая ненужные знаки и рисуя правильные. Вместо песка Крэлкин предпочел бы использовать деревянную основу, но дерево не прощало ошибок неосторожных магов, коим он себя сейчас считал. Внезапно дверь в амбар открылась, и голос кобылки, подернутый нотками страха, окликнул ученицу Селестии. Маг недовольно уставился на лиловую пони, но та лишь смогла судорожно улыбнуться. Мордочку ее сковало умоляющее выражение.

– И кто это? – спросил Крэлкин, оторвавшись от занятия.

Из-за бочек показалась белая единорожка с завитой фиолетовой гривой и таким же хвостом. Проникновенные синие глаза уставились на человека.

– Приплыли, – всплеснул руками Альтус и был награжден вниманием небесных глаз.

Маг многозначительно уставился на пузырек с кровью и перевел вопросительный взгляд на ученице Селестии. Она кивнула, поняв немой вопрос. «Значит, кровь этой кобылки тоже здесь, но зачем она пришла? Посмотреть на загадочных существ? Интересно получается: Твайлайт – единорог, наша гостья тоже единорог. Какие же биологические материалы на самом деле мне вверили?»

– Знает? – шепнул Крэлкин лиловой пони.

Та вновь кивнула и судорожно сглотнула.

– И кто еще знает? – не скрывая укоризненной интонации, вопросил он, уже не скрываясь.

– ЭплДжек и Флаттершай ты видел, – ответила единорожка, и виноватые глаза уставились на него.

– Понятно. Хорошо, что больше никто, – вздохнул чужак, выбрасывая из головы образ голубой пегаски, которую он видел еще вчера, и принялся чертить руны дальше. «Она не может знать, кто я такой на самом деле и откуда появился».

– Твайлайт, они уже готовятся? – спросила белая подруга с нотками страха.

– Да, Рарити.

«Рарити, – фыркнул про себя маг. – А нельзя было обойтись без распространения информации?»

Его живот протяжно заурчал.

– Крэлкин, а ты восстановился для того, чтобы еще раз преобразовывать материю? – спросил Альтус.

– Нет еще, – отмахнулся маг от него.

– Тогда зачем рисуешь все это? – не понял спортсмен.

– Для того чтобы как только у меня появятся силы, я сразу смог провести ритуал, – объяснил друг. – К тому же, кровь необходимо подготовить заранее.

Повисло молчание, которое прервала белая кобылка приятным голосом. Крэлкин даже отвлекся на несколько секунд, чтобы посмотреть на нее еще раз.

– А можно мне посмотреть?

– Рарити, зачем тебе это? – не поняла лиловая пони.

– Я просто хочу посмотреть на это, дорогуша, – сказала она доброжелательно, зажигаясь непомерным интересом. – Не каждый день увидишь чужаков, прибывших из неведомого мира.

Она с любопытством рассматривала человека, ползающего на коленках, как пони, и чертящего непонятные ей знаки.

– А они не опасны? – спросила Рарити, будто вспомнив об этом в самый последний момент, и покосилась на Альтуса.

– Он опасный, – сказала Твайлайт и указала на Крэлкина. Маг вновь прервался и посмотрел на кобылок, одна из которых указывала копытом в его сторону. Белая единорожка смутилась и поникла под его взглядом.

– Не переживай, – вновь послышался голос лиловой пони. – Он не вызывает доверия, но не агрессивный.

– Ты уверена? – с испугом спросила модельерша.

– Конечно, уверена, – бодро отозвалась ученица Селестии, улыбнувшись.

Рарити громко сглотнула и нервно ударила копытом по земле, взволнованно улыбнулась и попятилась, стараясь не привлекать взглядов.

– Готово, – сказал маг, дорисовав последнюю руну одного из трех кругов. Он провел над ним рукой, и знаки вспыхнули блеклым красноватым оттенком. – Даже без ошибок. Еще нарисовать два рунических круга и ждать, пока восстановятся силы.

Солнце практически село, погружая амбар в темноту. Человек недовольно осмотрел крышу, понимая, что дальше без достаточного количества света он работать не сможет, только наделает массу ненужных ошибок, которые потом необходимо будет кропотливо выверять и исправлять. Как только он похоронил надежду закончить за этот день все рунические круги, за ним замерцало мягкое фиолетовое сияние. Он обернулся и увидел, как улыбающаяся Твайлайт подходит к нему, ее рог источал мягкий свет. Она предложила ему закончить дело, и Крэлкин, воспрянув духом, аккуратно перешел на другое место и принялся за новый круг.

Он закончил, когда было далеко за полночь, а агатовая темнота заливала все углы складского помещения фермы. Альтус храпел в дальнем углу, прерывая приглушенный стрекот насекомых, не мешая никому, а Рарити ушла восвояси, ссылаясь на усталость и позднее время. Крэлкин с Твайлайт зевали, но прекращать не хотели. Единорожка не хотела прерывать мага, а тот не хотел бросать дело на полпути. Как только он проверил последнюю руну на наличие ошибок, вздохнул и уселся возле сбитого сена, облокотившись на него спиной и ощущая неприятное покалывание, но двигаться не было уже сил, и посмотрел на пони. Она укладывалась поодаль от человека. Достав пузырек с кровью и камни, Крэлкин нанес на каждый камень по капле красной, липкой жидкости и оставил сохнуть до утра, положив их на ближайшую бочку, до которой смог дотянуться.

– Спасибо тебе, Твайлайт Спаркл, – сказал Крэлкин, широко зевнув. – За то, что помогла мне дорисовать руны и за то, что разрешила вообще остаться в вашем мире. Я бы хотел с тобой познакомиться поближе и подружиться, когда я стану пони. Как ты смотришь на дружбу со мною?

Крэлкин даже сам удивился тому, что сказал. «Почему я хочу с ней дружить? – недоумевал он. – Да, она хорошая подруга, которая не будет бросать друзей в беде, но что со мной такое? Она из другого мира. Из совершенно иного мира, который мне неведом, и я хочу принять его через нее?» Мысли мага начинали путаться, и сознание погружалось в волнующие пучины неведомых сновидений.

– Ну, я уже все равно от тебя не отстану, так почему бы и нет? – с сарказмом ответила она, улыбаясь во всю ширь зубов.

Твайлайт тоже казалась изможденной ночной работой. Вялые движения, полузакрытые глаза, опущенные ушки и улыбка, натянутая специально для вида, говорили сами за себя. Пони тоже хотела спать.

– Значит, это “да”? – поинтересовался улыбающийся маг.

– Да, – чуть слышно ответила она. – Я хотела бы узнать о том мире, из которого вы пришли…

Но Крэлкин перебил ее:

– Всему свое время, Твайлайт. Но я постараюсь с тобой поговорить быстрее, чем с Принцессой Селестией. А теперь спи, завтра будет тяжелый день.

Единорожка ничего не ответила, лишь уложила голову на копыта, прикрыла глаза и замерла. Мерно вздымающиеся бока говорили, что она заснула. «Как же она стояла на копытах, если настолько сильно хотела спать? – подумал Крэлкин, смотря на Твайлайт. – Чем-то она мне понравилась, не физически, но духовно. Как бы она не хотела казаться взрослой, она оставалась маленьким жеребенком. Сильным, но маленьким».

XV

Твайлайт разбудила Крэлкина, ткнув его копытом в бок. Маг промычал что-то невразумительное, недовольно отмахнулся, словно отгоняя муху, перевернулся и замер на пару минут. Кобылка не решалась больше его тревожить, но тот внезапно подскочил, когда осознание реальности медленно вплыло в его мозг. Амбар был залит ярким, практически слепящим светом, за стеной слышались голоса жеребят. Один из них жаловался, другие поддерживали. Что-то тяжелое ударилось в стену снаружи, и пыль посыпалась водопадом с одной из полок вместе с каким-то мусором. «Камень?» – подумал спросонья человек.

– Не произноси ни звука, – шепнула Твайлайт ему в ухо.

Крэлкин непонимающе посмотрел на нее, но, сообразив, утвердительно кивнул и поднялся, разминая суставы. Силы для трансформации материи вернулись к нему, и он одобрительно хмыкнул. Альтус уже бодрствовал, изучая ведро на наличие воды. «Сегодня мы трансформируемся в пони. Я могу это сделать уже сейчас, необходим лишь немного времени для ритуала, чтобы никто не видел. Должен быть большой всплеск энергии, который могут заметить многие маги этого мира, но оно того стоит».

Через какое-то время жеребята ушли и оставили чужаков со своими мыслями. «Сейчас? – подумал Крэлкин и вопросительно осмотрелся, ища поддержки в больших аметистовых глазах пони. – Сейчас нельзя, но уже так хочется. – Желудки людей одновременно заурчали. Маг прижал руку к болящему животу и тяжело вздохнул. – Как бы неприятно было торопить события, но мне просто необходимо совершить ритуал как можно скорее».

– Твайлайт, когда? – шепнул он, боясь, что их кто-то услышит.

– До вечера хотя бы подождите, – шепнула та в ответ.

– Нежелательно, – осунувшимся голосом осведомил ее человек.

Единорожка долго колебалась и что-то выжидала. На улице остался играть лишь ветер с опадающими одеждами садовых деревьев. Пони стремглав подбежала к большим дверям, тихо отворила их, вызвав лиловое свечение вокруг одной из створок, и осмотрелась, высунув голову наружу. Так она простояла несколько минут, а Крэлкин ждал ответа, смотря на круп кобылки и ее подергивающийся из стороны в сторону хвост. Найдя это очень неприличным, он отвернулся, сердце его бешено колотилось, ожидая скорой развязки. Он и хотел и не хотел услышать положительный ответ из уст единорожки. Хотел совершить ритуал и боялся его, испытывая животный страх перед подобной мощью. К тому же, проведение подобных вещей на себе было верхом невежества и глупости. И он бы никогда не сделал подобное, не будь у него веских на то причин в виде гильотины, нависшей над его шеей, суля лишь смерть.

– Можно, – шепнула она, прибежав обратно, и судорожно сглотнула.

Сердце у человека взорвалось и забилось настолько быстро, что он даже не различал его удары. Мир в глазах поплыл и страх, которого он боялся, захлестнул его хищным зверем. Вера в хороший исход испарилась, уверенность улетучилась, а убежденность в доброе начинание даже не показалась. Теперь ритуал казался ему кровавым жертвоприношением неведомому божеству, о котором даже сам маг не знает.

«Как легко это было делать с чем-нибудь другим», – сказал он себе и поднес дрожащие руки к глазам. Внезапно он увидел перед собой мутное пятно фиолетового цвета. Присмотревшись, он различил большие глаза, со страхом смотрящие на него, темно-синяя грива появилась следом за ушами. И вот уже Твайлайт Спаркл, единорожка, которая разрешила им остаться в этом мире, смотрела ему в глаза проникновенным взглядом, пытаясь высмотреть что-то в маге.

«Был да сплыл», – усмехнулся Крэлкин и прерывисто вздохнул.

Собрав всю смелость в кулак, как делал в детстве перед посещением стоматологического кабинета, он оторвал зачарованный взгляд от бездонных глаз пони и повернулся к другу на ватных ногах с выражением полной уверенности на лице.

– Альтус, встань в тот круг и приготовься к неистовой боли.

– К неистовой боли? – переспросил тот.

– У тебя как минимум на минуту все остановится. Абсолютно все процессы жизнедеятельности. И… – маг замялся. – Сам увидишь, в общем.

Спортсмен недовольно фыркнул, но повиновался. Крэлкин же бесчувственной рукой схватил пять разномастных камней с бочки и вложил их в самый большой рунный круг на вершины ровного пятиугольника. Сам он встал в последний незанятый рисунок и закрыл глаза, концентрируясь на пяти драгоценностях и биологическом материале. «Посмотреть через призму драгоценных камней на строение материи мира», – вспоминал он книжные наставления, и его мысленный взор упал на кровь.

Убрав все примеси оттенков, он проник в саму структуру, в само нутро сущности материи, опустившись до молекул и атомов. «Они не отличаются? – изумился Крэлкин и поднялся на уровень выше, на клеточную структуру. – Различия налицо, но, думаю, я смогу преодолеть это. – Он опустился в каждую частичку клетки и осмотрел молекулярные соединения. Он задержался только на ДНК, как на основополагающем стержне биологической жизни, проклиная его и его структуру. – Вы от меня что-то прячете, да? – спросил он сам у себя. – Некоторых соединений просто нет. Отсутствует кровь Принцессы? Значит, Альтус падет жертвой моего эксперимента. А какие соединения выбрать мне?» – он долго копался, выбирая себе удовлетворительные параметры.

Сейчас он стоял в дорогом бутике мироздания, тщательно выбирая одежду на всю оставшуюся жизнь, но никак не мог решиться. Он просто не понимал ничего в фасоне, моде, цвете, форме наряда. «Как будто я знаю, какую закономерность мне выбрать. По крайней мере, я точно определил, какие соединения отвечают за пол мужских особей. – Он еще раз осмотрел все многообразие возможностей и выбрал. Выбрал среднее, оптимальное, как и всегда. – Интересно, чем все-таки закончится данный ритуал? – Он откинул себя на план органов и провел на нем несколько минут, отдав все время изучению самому важному – мозгу. – Если я хочу оставить себе рассудок и воспоминания, то должен знать, как преобразовать мозг, сохранив воспоминания».

Крэлкин открыл глаза. Языки зеленого пламени окутали три круга по ободку. Новые руны, светящиеся ядовитым оранжевым свечением, появлялись внутри круга, где стоял его друг, по мере того, как маг составлял цепочки нуклеиновых кислот у себя в мозгу специально для него и воплощал замысел в жизнь. Подобные руны легли и под ноги самого мага. Но он медлил подводить ритуал к концу.

Его тело тряслось в страхе, он чуть не терял сознание от переизбытка чувств. Ему казалось, что трясутся сами мысли от непреложности рока. «Я боюсь, – заметил он. – Первый раз в жизни меня так колотит. Это просто какой-то животный страх. – Его сердце выпрыгивало из груди, когда он собрался сделать последний шаг. В глазах потемнело, а мышцы отказывались работать. Мозг прекращал работу, впадая в беспамятство. – Я должен это сделать!» – решил он и мгновенно сомкнул ладони, разливая слепящий ярко-белый свет по всему амбару.

«Что я наделал? – ужаснулся маг, когда первая волна болевых спазмов сковала его тело. Он рухнул на пол, не имея сил держать себя на ногах. Рухнул и Альтус, вскрикнув от неистового потока нахлынувшей боли, Крэлкин почувствовал, как сердце остановилось, а дыхание прервалось. – Первый этап: полная остановка процессов жизнедеятельности биологического организма, – начал вспоминать он, стараясь отвлечься от мучений. Он перестал слышать. Уши вспыхнули огнем, и он перестал их ощущать. – Второй этап: разложение живой органики на простейшие составляющие». Жжение начало распространяться по всему организму. Ужас вместе с болью захлестывали его все новыми волнами, и конца им не было видно. Маг чувствовал, как ткани рассыпались в порошок, оголяя мышцы, кости и не оставляя после себя ничего. Магия делала свое дело.

«Только бы получилось», – подумал Крэлкин, теряя рассудок. Он пробыл в Великом Ничто несколько минут, плавая в темноте и предаваясь сладострастным ощущениям умиротворенности, пока его не выдернула в реальный мир новая вспышка боли. Вначале он ничего не видел, ощущая лишь мучения. «Третий этап: сращение основных атомарных соединений. – Он не мог кричать, легкие еще не были сформированы, но мозг уже работал и ощущал внешние раздражения в полной мере. Он не мог вздохнуть, лишь ощущал новые пытки магического ритуала. Наконец сформировались глаза, и он увидел приятный оранжевый свет, разливающийся по направлению от рунных кругов. Он никого не видел, не мог сфокусировать зрение. Внезапно он почувствовал, что может дышать и жадно глотнул всей грудью горячий воздух и заорал настолько яростно, что оглушил свои новые уши. – Этап четвертый: образование молекулярных соединений».

Трансформация подходила к концу, спазмы боли отступали, мучения заканчивались. Новое сердце бешено стучало, появилась фокусировка взгляда, и Крэлкин увидел, как Альтус, извиваясь и крича, обретает форму. «У него крылья, – заметил он на затворках сознания. Опять вскрикнув, он почувствовал, что обрел конечности. Попытавшись поднять их, чтобы осмотреть, он лишь вскрикнул от новой порции болевых ощущений. Через десяток томительных секунд, трансформация была окончена. – Этап пятый, заключительный: образование тканей».

И вот его бросило на землю. Руны в последний раз вспыхнули оранжевым пламенем и исчезли. Маг попытался подняться, но не смог. Его всего трясло от перенапряжения, а сознание упорно проваливалось в пустоту мироздания. Пытаясь сохранить те крохи разума, которые он мог еще удержать на плаву болота беспамятства, он осознавал свое новое тело. Чувствовал биение сердца, пронзающий легкие и нос прохладный затхлый воздух, потоки крови, мчащиеся по венам и артериям, сокращение и расслабление новых мускулов. Осознавал звуки, образы, запахи, чувствовал вкус новой слюны. Новое тело приносило новые волнующие ощущения неизведанного. «Я не чувствую крыльев, значит, я не пегас», – подумал он и провалился в омут забытья.

XVI

Крэлкин очнулся в сухой теплой кровати в белой комнате, очень похожей на больничную палату. Голоса, которые он слышал вокруг, вливались в его сознание и разносились эхом по пустому пространству мозга. Он тряхнул головой, обретая перед глазами краски. Мир стал более реальным. Осмотревшись, он увидел, что напротив него сидели нежно-красный пегас с короткой пепельной гривой и таким же хвостом, а рядом с ним на потертом кресле – знакомая лиловая единорожка. Они негромко общались. Кобылка наставляла нового члена общества мудреными правилами. За окном разливалось мерными, темно-желтыми лучами уходящее дневное светило, оставляя место для ночи и принося покой на землю.

– Привет, – сказал Крэлкин, прервав пони.

Твайлайт кинулась к нему и сразу же принялась осматривать. Пегас рванул за ней, но так и не смог добежать: беспорядочно размахивая крыльями, он упал посредине пути, вынудив деревянный пол протяжно скрипнуть. Маг слабо улыбнулся. Крылатый жеребец снова встал и сумел-таки дойти до цели. Палата была бедна на мебель. В ней оказалась лишь железная кровать, на которой лежал больной, ветхий деревянный стул, красное потертое кресло и белая тумбочка для личных вещей пациента, пережившая не одного больного.

– Значит, ты Альтус, – заключил Крэлкин и пегас утвердительно кивнул. – Ты все-таки стал пегасом, – слабо потянул чужак, перебирая в мозгу то, что он видел в ДНК. «Значит, вы прятали кровь пегасов? Неудачно». – Что произошло после того, как ритуал окончился?

– Ты потерял сознание, как только руны погасли, – сообщила Твайлайт. – Поэтому я отнесла тебя в больницу.

«В больницу? Но, никому нельзя меня видеть в человеческой форме. Или же это значит, что я стал пони?»

– Все получилось, – сказала единорожка, заметив озадаченный взгляд мага, – только… – Она закусила губу. – Ты больше не сможешь заниматься магией… Ты трансформировался в обычного пони.

– Никто не видел моего представления? – тут же задав вопрос новый пони. Его интересовали более важные моменты проведения ритуала, нежели его форма.

– По-моему, никто, – неуверенно произнесла кобылка.

Крэлкин облегченно вздохнул, заново переживая ритуал у себя в голове. «Теперь, наша тайна должна остаться с нами до конца жизни. Или до того момента, пока нас не отправят домой».

– Вот и хорошо, – сказал он. – А то трудно было бы объяснить все это, – чужак заметил озадаченный взгляд Твайлайт. – Ты не переживай, что я не смогу заниматься магией, – успокоил он ее. – Так мне и надо, – улыбка мрачным следом отпечаталась на его новом лице. – Но вот Альтус стал пегасом.

– Да, Принцесса Селестия не хотела, чтобы хоть кто-то из вас преобразовался в пегаса…

– Но получилось то, что получилось, – оборвал ее Крэлкин, не желая слушать причитания, и вздохнул.

Повисло напряженное молчание. Альтус бросал недоуменные взгляды на пони, не зная, что сказать. Рассматривая нежно-красного пегаса с короткой пепельной гривой, торчащей ежиком на голове и шее, в которого превратился его друг, Крэлкин размышлял над тем, чем ему теперь заняться. «Стал обычным пони? Да и черт с ним. Я сохранил рассудок и все свои знания. Это гораздо важнее нескольких магических приемов, в которые я даже не верю. Поздно пить боржоми».

– Как надолго я тут останусь? – осведомился уже бывший маг. – В смысле в больнице.

– Как минимум, на неделю. Не меньше, – сказала Твайлайт со вздохом.

– Бывало и хуже, – заметил Крэлкин с сарказмом, ожидая меньшего времени на восстановление. «Пришло время подумать, что делать дальше». – Ну, теперь я формально – пони.

– Да, формально, – грустно подтвердила единорожка. – Но ты должен был превратиться в единорога.

– Значит, не судьба, – сказал тот.

Внезапно он вспомнил, что они оставили одежду и все сопутствующие предметы в амбаре на ферме ЭплДжек после ритуала.

– Что с нашей одеждой? – встрепенулся он. – От нее необходимо избавиться.

– Она распалась вместе с твоим телом, – сообщила кобылка. – Куда она делась – не знаю. Камни тоже пропали.

«Все распалось, пошло на строительство нового тела. Прекрасно, не нужно беспокоиться по лишнему поводу».

Он поднял руки и увидел вместо них белоснежные копыта. К нему подплыло зеркало в лиловом облачке, и он посмотрел на Твайлайт. Ее рог светился тем же светом, что и облачко вокруг зеркала. «Телекинез? Магия единорогов? Интересно было бы изучить ее изнутри, но… уже не в моем случае. – Он посмотрел в зеркало и увидел недоуменную морду с грубыми чертами, смотрящую на него. – Неужели это я? Белый пони? Не может быть! Ничего сходного с моим обычным видом. Хотя… – Он немного повернулся и посмотрел на растрепанную длинную черную гриву, играющую на свету. – Да, волосы точно от моего прежнего тела».

Он поблагодарил единорожку и откинулся назад, закрыв глаза и задремав. «Мы с Альтусом пережили болезненное перевоплощение, сохранили рассудок и смогли остаться новом мире, пусть и ненадолго. Это моя маленькая личная победа, как бывшего рунного мага третьей категории».

Глава 2

I

Альтус и Твайлайт проснулись под утро, когда большое небесное светило только начинало всходить, заливая серым светом большой зал библиотеки через маленькие окошки. Такие ранние пробуждения для спортсмена были не в новинку, но сейчас он долго не мог проснуться, хотя и не считал это чем-то зазорным. Как бы он не пытался заставить себя вставать по утрам в его мире, но тотальная усталость со временем всегда брала верх, и он просто прекратил подобные эксперименты. Восемь часов для сна ему было мало, поэтому приходилось ложиться раньше, чтобы раньше вставать.

Твайлайт спала на втором этаже, в своей комнате, гостю же она постелила посреди зала на видном месте. Альтус слышал, как хозяйка дома изредка просыпалась посреди ночи, слышал, как подходила, цокая копытами в гробовой тишине, к краю своей комнаты, выходящей в библиотечный зал, и высматривала пегаса в серебристом свете луны. Он ничего не говорил, лишь притворялся спящим, позволяя единорожке вести слежку. Он просыпался посреди ночи и нередко обнаруживал себя сползшим с пуховика на голый пол, ворчал и забирался обратно в теплую постель.

Наступил третий день, как Альтус пребывал в теле пони. Он уже научился сносно ходить, но крылья не поддавались его воле и взмахивали, когда им вздумается. Прогуливаясь на улице вокруг городской библиотеки, в которой жила ученица Селестии, он привлекал массу внимания жеребят и взрослых пони. В какой-то степени он стал знаменит, о его пустом крупе прознал практически весь город, и он нередко становился предметом насмешек и шуток задиристых пегасов и маленьких лошадок. Однако спортсмен не понимал такого обращения, а подобные издевки воспринимались им, как невинные словечки. В его мире такие насмешки и подколки всегда были намного жестче, намного обиднее, нередко даже доходило до кулачных боев. Но тут пегасы подлетали, бросали слова, на манер: “Пустобокий”, “Чистый лист” и улетали. «Возможно, я просто не понимаю, на что нужно обижаться?» – изредка задавался он вопросом, смотря вслед улетающему обидчику.

И вот, в очередной раз, прогуливаясь вокруг полого дерева, с небес упал голубого цвета пегас с радужной гривой. Он осмотрел его и вздохнул, словно устал от монотонной работы. Проведя три дня в чужом мире, Альтус все еще не мог понять, кто перед ним: жеребец или кобылка. Пегасы казались ему больше надоедливыми мухами, нежели настоящими задирами. Принявшись выслушать очередную порцию пустых оскорблений, он обогнул пришельца, смотря себе под копыта, и продолжил свой путь.

– Нет метки? – удивился бойкий женский голос, но спортсмен даже не обернулся, – Как так? Я думала, что это все враки.

Крыло Альтуса дернулось, и он ругнулся, упомянув неизвестное для нового мира слово.

– Ты кто такой? – спросила пегаска с подозрением, но нежно-красный жеребец уже завернул за дерево и скрылся из виду, уходя от ответа.

Через несколько шагов голубая пони вновь появилась перед Альтусом и преградила дорогу, всем своим видом показывая серьезность своих намерений.

– Эй, я к тебе обращаюсь, ты откуда пришел? – решительно спросила она.

Чужак поднял голову, посмотрел в аметистовые глаза и открыл рот, чтобы ответить.

– Рэйнбоу Дэш! – послышался голос Твайлайт. Оба пегаса посмотрели на источник звука и увидели лиловую единорожку: она выглядывала из окна второго этажа и с непониманием смотрела на голубую пегасочку.

Кобылка подлетела к библиотекарше и практически уткнулась лбом в ее лоб.

– Это кто такой? – вызывающе спросила пегасочка, тыча копытом в пришельца.

– Это мой друг, – заявила Твайлайт и на секунду отвела глаза. Даже Альтус увидел, что она врала.

– Твой друг? И откуда же? – продолжала свой допрос Рэйнбоу.

– Издалека, – пространно ответила лиловая пони.

– А почему у него пустой бок? – с настороженностью продолжала пегасочка. – Он может быть… заразным, что ли. И если он заразит всех остальных, тогда в Понивиле не останется пони с кьютимарками.

Твайлайт закусила губу, осматриваясь и ища поддержки.

– Я его проверяла, – заверила она подругу. – У него она просто еще не появилась.

Рэйнбоу Дэш задумалась, мерно взмахивая крыльями и поддерживая себя в воздухе.

– Я не знаю ни одного взрослого пегаса, – заявила она после размышлений, – у которого бы не было метки. Да и не-пегаса тоже.

– Это первый, – твердо сказала собеседница.

– Ты от меня что-то скрываешь?

Альтус увидел, как пегасочка залетела в библиотеку через окно. Он вздохнул, услышав приглушенный разговор, и принялся дальше практиковаться в ходьбе. Он не умел красиво говорить и врать в глаза, поэтому не влезал в подобные перепалки, оставляя Крэлкину делать то, что тот умел делать лучше всего. Альтус был силой, простой грубой силой, которая правила его миром с незапамятных времен. Но потом пришла наука, и острая необходимость в элитных воинах отпала. Вслед за наукой начала скрыто развиваться магия, которая стала вытеснять обе дисциплины со своих законных мест, шагая семимильными шагами по просторам планеты. «И какое облегчение, – вспоминал он раз за разом слова Крэлкина, когда они выбирались из очередной передряги, – что все маги – форменные идиоты».

II

– Рэйнбоу Дэш, хватит уже. Я тебе все сказала, – запричитала единорожка, не желая дальше врать.

– Твайлайт, кто этот пегас? – настойчиво интересовалась подруга. – Я знаю, что ты что-то знаешь, я вижу это по твоим бегающим глазам. К тому же, я видела, что ты часто ходила к ЭплДжек на ферму. Ты его там встретила?

Лиловая пони отвела взгляд, не зная, что ответить. «Во что бы поверила Рэйнбоу?»

– Рассказывай, – давила голубая пегаска, глядя с укором на подругу.

«Что мне теперь делать? Могу ли я рассказать ей, что он чужак, прибывший из другого мира? И будет ли правильно, что она узнает от меня правду?»

– Твайлайт, выкладывай все, что знаешь, – начала терять терпение Дэш.

Единорожка еще раз подумала, заглянув в недра своей души и решилась.

– Извини, – ответила она, – но я не могу больше ничего добавить по этому поводу.

Крылатая кобылка на секунду опешила, но вновь собралась.

– Что ты делала на ферме ЭплДжек?

– Дэш, я не обязана тебе отчитываться по каждому своему шагу, – заявила ученица Селестии, нервничая. Она никак не могла собраться с мыслями в такой напряженной ситуации. «Лучше бы я еще раз сразилась с Найтмэр Мун, чем оправдывалась перед подругами, покрывая чужаков».

– Ты осматривала то существо, которое поймала ЭйДжей? – спросила с вызовом Рэйнбоу Дэш.

– Какое существо? – удивилась Твайлайт.

«Существо? Одно существо? Она видела Альтуса? Или Крэлкина? Но как? Откуда? Неужели еще до меня?»

– Двуногое, оно еще на алмазных псов чем-то похоже, – добавила пегаска.

«Это точно был кто-то из них. Альтус или Крэлкин?», – думала единорожка, попутно размышляя, рассказывать подруге или нет про жителей других миров.

– Говори правду, я общалась с ЭплДжек по этому поводу, и она сказала, чтобы я отправилась к тебе.

«Она хотела увидеть то существо? Но зачем?»

– Осматривала, – призналась Твайлайт.

– И кто они такие?

– Я не знаю, – смутилась пони.

– Флаттершай тоже ничего об этом не знает. Говорит, что они могут быть вообще не из Эквестрии, а откуда-то издалека. А не этот ли пегас их привел?

«Она спрашивала еще и у Флаттершай? С чего ей проявлять такой интерес к неизвестным существам? И какие глупые подозрения. Пегас не приводил никого, – размышляла Твайлайт, – он сам некогда был этим существом».

– Когда ты его встретила? – Вопросы градом летели в сторону Твайлайт. – Я его раньше тут не видела, а ты не ходила на вокзал, чтобы его встретить.

– Ты следила за мной? – недовольно спросила лиловая пони.

– Только иногда, – не скрывала Рэйнбоу. – Ты три дня ходила к ЭплДжек, – напомнила кобылка. – Вы что-то скрываете.

– Ничего мы не скрываем, – вновь соврала собеседница.

В окне показался идущий пегас, и Дэш его окинула неодобрительным взглядом.

– Он умеет летать? – спросила она, пристально наблюдая за движениями крыльев.

«Есть ли смысл скрывать, что Альтус не из этого мира, если это заметно невооруженным взглядом любому пегасу. А если Рэйнбоу будет рассказывать о нем каждому встречному пони, акцентируя внимание на том, что чужак не умеет летать? Это может привлечь ненужное внимание единорогов, которые захотят изучить феномен нелетающего пегаса. И вскоре может выясниться, что этот крылатый пони – вообще не из этого мира. А ведь есть еще и Крэлкин, который тоже только сейчас стал пони и тоже не знает об этом мире ничего. Но нужно ли рассказывать об этом Дэш? Думаю, что это неизбежно, ведь она все равно когда-нибудь догадается. И тогда будет уже поздно. Необходимо с ней поговорить на счет летных уроков для Альтуса».

– Дэш, я тебе кое-что расскажу, но ты должна пообещать, что никто об этом не узнает, – мрачно сказала Твайлайт.

«Это опасно, но другого выхода, наверное, нет», – подумала она.

Пегасочка прищурила глазки и покосилась на пустое окно, выглядывая своего собрата. Переведя взгляд в аметистовые глаза единорожки, она утвердительно кивнула и положила копыто на сердце.

– Не скажу я никому о вашей тайне, – серьезно сказала она и убрала копыто от груди. – А теперь выкладывай.

Твайлайт шумно сглотнула и окинула взглядом комнату. Спустя секунду все окна в комнате были закрыты, зашторены, а дверь заперта.

– Они не из этого мира, – шепотом сказала Твайлайт, боясь, что их кто-то услышит.

– Что значит “не из этого мира”? – переспросила Дэш. Она вылядела шокированной.

– Это значит, что они прорвали пространство и провалились сюда, – сказала взволнованным голосом лиловая пони. Она до сих пор не могла поверить, что говорит это подруге.

– Получается, что те существа были не отсюда? – изумилась подруга.

– Да, – чуть слышно отозвалась собеседница.

– Постой, а причем тут нелетающий пегас?

– Он один из тех существ.

– Один из? – воскликнула Рэйнбоу. – Я думала, что он вообще один. С длинной черной гривой.

«Она видела Крэлкина, а не Альтуса».

– И пегасов там никаких не было, – продолжала голубая пони. – Твайлайт, а он знает, кто те существа?

– Рэйнбоу, он и есть одно из тех существ.

– Я тебя не понимаю, – недоуменно отозвалась радужногривая кобылка. – Ты можешь говорить нормальным языком, без твоих загадок?

– Чужаков было двое. С длинной и короткой гривой. Длинногривый был магом и произвел ритуал преобразования материи, – сказала Твайлайт.

– Ритуал преобразования чего?

Два непонимающих пурпурных глаза уставились на единорожку.

– Он трансформировал в пони себя и своего друга, – терпеливо объяснила та.

– Значит, они ничего не умеют и не знают? – удивилась Рэйнбоу Дэш.

– Да, – подтвердила Твайлайт, – поэтому Альтус сейчас учится ходить.

– Принцесса…

– Принцесса Селестия знает и сама разрешила магу использовать эту магию, – перебила лиловая кобылка подругу.

– Если Принцесса Селестия знает, тогда все нормально, – улыбнулась радужногривая пони и стремглав вылетела в окно, обозвав появившегося в поле зрения Альтуса “Пустобоким”. Она улетела прочь, оставляя за собой короткий шлейф из радуги.

«А я так и не успела поговорить с ней об обучении Альтуса», – с грустью подумала единорожка.

Нежно-красный пони вздохнул и посмотрел вслед улетающей подруге Твайлайт. Он взглянул на библиотекаршу печальными глазами, словно проклинал судьбу за то, что она его отправила сюда, и продолжил свой неспешный ход. Твайлайт Спаркл понимала его душевные терзания, но ничем не могла помочь.

Кобылка немного постояла у окна и смотрела на чужака, отмечая его достижения. Получалось ходить у новоиспеченного пегаса уже довольно хорошо: копыта слушались, хвост подергивался лишь изредка, но крылья оставляли желать лучшего. Иногда они вскакивали сами по себе, выдавливая смешок у проходящих поблизости пони, и долгое время не хотели укладываться назад, пока Альтус не помогал им копытами.

Он жаловался единорожке, что хвост, для него непривычен, а крылья вообще выбивали из колеи. Он рассказал ей, что чувствует дополнительные мускулы, которых у него раньше не было, но просто не мог разобраться, как орудовать этими окаянными мышцами, даже его попытки полностью контролировать каждое их напряжение и релаксацию ни к чему путевому не приводили. И каждый раз крылья спокойно лежали на теле, не поддаваясь воле пегаса. Однако как только он начинал перебирать копытами по земле, они тут же просыпались, вздрагивая осенними листами на ветру.

III

Крэлкин проснулся и потянулся. Он неуклюже ударил копытами в спинку кровати, уперся в нее и напряг мышцы. Кровать заскрипела под напором копыт своего временного хозяина. Единственное, что было непривычным для него в теле пони – это хвост. Он рассматривал его, как продолжение позвоночника и не сильно отдавал отчет, как он работает. Он даже не намеревался понять, как им управлять, не находя реальной потребности в этом. Все остальное было привычно, разве что пальцев не было.

Бедно обставленную больничную палату заливал гладкий соломенный свет, пробивающийся через закрытое окно. Небо было девственно чистым, а ветка дерева, видневшаяся сквозь окно, даже не покачивалась. «Ветра нет», – заметил он, пытаясь предугадать погоду на завтра. Но еще ни один его прогноз не получился правильным. Ему казалось, что погода в этом мире подчиняется какому-то своему, неведомому ему закону.

Оставив себе память при ритуале, он размышлял о своем и об этом мире, как о двух параллельных реальностях. Он многого не знал о новом пристанище, ничего не понимал в устоях нового общества, но его разум мыслил, пропуская рассуждения через призму прожитого опыта. И перипетии судьбы, которые могут произойти с ним, отливали в голове светом прошлых времен.

Внезапно в дверь постучались, и пони-медсестра принесла ему еду, поинтересовавшись, нужно ли ему что-то. Крэлкин покачал головой, дождался, пока гостья покинет его каморку, и принялся рассматривать принесенные припасы. На разных тарелках лежала разного рода выпечка и фрукты с овощами, которые выглядели как всегда аппетитно, но и как всегда необычно. Что-то было в еде не так. Вкус был великолепным, но форма, размер, вес были подобраны с определенным смыслом. Еда была разделена на небольшие порции, ее удобно было кусать, отламывать, она спокойно помещалась в рот, по крайней мере, одним из концов. Порции пищи были устроены так, чтобы ее можно было есть без копыт, пользуясь одними лишь зубами. Графины с водой и соками имели ручки или форму, идеально подходящие под прикус зубов, а из чашек можно было пить без помощи копыт, просто взяв их в рот и задрав голову вверх. «Интересно, это они специально так придумали или так получилось само собой?», – спросил он себя, зарываясь мордой в чашу с фруктами и выбирая груши.

– Привет, – послышался знакомый бодрый голос.

Голос Твайлайт Спаркл Крэлкин уже мог распознать из нескольких десятков голосов пони, которые он изредка слышал по вечерам в больнице. К дисциплине, к удивлению чужака, тут относились со всей серьезностью и могли вышвырнуть на улицу, если какой-то пони нарушал установленные шумовые рамки. Особенно ему запомнился первый день, когда большая шумная семья пришла забирать одного из своих членов и множество голосов пони разносились по пустынным больничным коридорам, как стремительный журчащий поток, отражаясь эхом от стен и пололка. Тогда его переселили подальше, чем сбили с толку и его, и его единственную посетительницу. Он услышал, как единорожка разговаривала с доктором или медбратом, узнавая, где сейчас находится интересующий ее больной. Голос ее он услышал еще издалека, она пришла к нему, нервно улыбаясь и озираясь на галдящую толпу. Врачи и медсестры шикали на тех, но они не хотели их слушать, и блаженная тишина разлилась по больнице лишь после того, как вся компания удалилась.

Особое отношение к нему, как к заразному пони, поначалу насторожило его, но потом он привык, хотя и не понимал, что стало причиной столь безобразного поведения всего врачебного персонала. Ему было обидно, что в его палату избегают заходить по ненадобности, но с другой стороны ему было неплохо. Проведя большую часть жизни в одиночестве, он привык к косым взглядам и жестокому обращению, как к изгою.

У него всегда был трудный характер, он ни с кем не мог нормально сдружиться, а если и дружил, то недолго, не видя смысла в длительных теплых отношениях. Поддержки со стороны не было, а давление общества на него возрастало изо дня в день. Его не понимали даже родители, позволяя ему заниматься тем, что он считает нужным. Но когда они осознали, что из их сына ничего нормального не вырастет и попытались вмешаться в его жизнь, то натолкнулись только на стену непонимания и безверия. Он отошел от родных и принялся отвечать сам за свою жизнь и свои поступки. Единственный страх, который подогревал костер его отчуждения, он забил настолько глубоко, что это стало частью его личины.

– Привет, Твайлайт, – сказал тот беззаботно, жуя желтый плод. – Не хочешь яблочка или грушу?

Только когда пони полностью вошла к нему, он увидел на ее спине лиловую сумку с изображением малой медведицы. Рог единорожки засветился, и Крэлкин увидел, как из сумки плавно выплывает письмо, перепоясанное красной ленточкой и золотой печатью. У него похолодело на душе, и он даже прекратил жевать, застыв с открытым ртом и наблюдая, как Твайлайт разворачивает бумагу. «Официальное письмо? От Принцессы Селестии? Она нашла способ вернуть нас назад или просто шлет привет? Нет, какой привет? Она хочет отменить нашу трансформацию?» Беспорядочные мысли тараканами разбежались по своим углам, забивая мозги бывшего мага, и он сглотнул, поддавшись какофонии размышлений.

– Тебе Принцесса Селестия письмо прислала, – оповестила его единорожка.

– “Селестия”? – переспросил тот.

– Да, а почему ты так волнуешься?

«Если я ей расскажу, то она меня просто не поймет. К тому же, нужно узнать, что же хочет ее принцесса».

– Да ничего, что там написано? – спросил жеребец.

– Дорогой Крэлкин, – принялась она зачитывать с бумаги торжественным тоном. – Я рада услышать от своей преданной ученицы, что ты здоров и смог совершить задуманное. Но я не понимаю, почему ты не воспользовался нашей подсказкой и не выбрал форму единорога? К тому же, меня интересует то, как ты смог превратить Альтуса в пегаса, хотя их крови мы тебе не давали. Отправь мне свои ответы через Твайлайт Спаркл. С наилучшими пожеланиями, Принцесса Селестия.

«С наилучшими пожеланиями… То, что вы прятали кровь пегасов, я понял, но большая часть крови была действительно интересной. И это была подсказка. Почему я не использовал те гены, которые мне любезно предоставили? Наверное, потому что они были не подходящими для меня», – рассуждал Крэлкин. Он всегда искал подходящее, даже если это было не самым лучшим из всех вариантов, и это не раз ставило его в неловкое положение. Еще тогда, когда он открыл книгу со “слепыми” прыжками. Они были не идеализированы, но уникальным знанием, чтобы показаться Крэлкину интересными.

«И в данном случае я выбрал самый приемлемый для себя вариант. Кто бы мог подумать, что им окажется земной пони? Чем же так хороша эта форма существования? Какие секреты она скрывает? И знает ли об этих секретах принцесса? И почему она хотела, чтобы я стал единорогом? Тогда бы я смог использовать магию этого мира и навредить кому-то. Или она ведет какую-то свою игру? Вероятно, у нее были планы на счет меня, как на мага? Было бы неплохо узнать о них».

От сердца отлегло, как только он узнал, что письмо носит более информативный характер, нежели какой-то другой, но понимал, что ответить ему придется, пользуясь всем своим мастерством. «Вот только, что вам можно говорить, Принцесса Селестия, и что нельзя? Наверное, в моем положении лгать даже по мелочам бессмысленно, потому что я могу где-то проколоться. В принципе, я могу набросать в ответе все, что угодно. Ведь при всем желании, она может не понимать и половины из той терминологии, что я напишу ей, так что мне просто нечего бояться. Я все равно окажусь ей полезным на некоторое время».

Он накинулся на кекс с новой силой и отметил его приятный лимонный вкус. Кексы стали одним из его любимых лакомств. Каждый день вкус их был разный, и не было ни одного случая, когда бы приносили два одинаковым сладких хлебца. Как оказалось, львиную долю выпечки больница получает от пекарни “Сахарный уголок” и с фермы ”Сладкое яблоко”. Его сразу заинтересовало то, что больница не тратит денег на еду. Он даже переспросил, получают ли они хлебобулочные изделия безвозмездно, и медсестра утвердительно кивнула.

Второе, что бросилось в глаза, – название фермы “Сладкое яблоко”. «Возможно, в амбаре этой фермы я провел первые дни своей жизни в этом мире, хотя тут может быть множество других подобных мест», – подумал он тогда.

– Письмо запишет Спайк, – осведомила его Твайлайт, – а то у меня еще есть сегодня дела.

«Дела? Какие дела?»

– Куда же ты так торопишься? – поинтересовался слащаво жеребец.

– Помочь ЭплДжек с организацией сборов урожая на ее ферме, – гордо заявила та.

– “Помочь с организацией”? – переспросил себе под нос Крэлкин, пытаясь представить, какие могут существовать виды автоматизации сбора урожая в этом мире.

– Думаю, что ты еще застанешь день сбора и поможешь ЭплДжек на ферме.

«Было бы забавно посмотреть, как проходит это действо», – подумал про себя земной пони, осматривая единорожку. Что-то в нем поменялось после того, как он стал представителем нового мира, что-то очень важное, о чем он забыл или не хотел вспоминать. Какой-то защитный механизм, чтобы бороться с внешним воздействием мира на его разум и тело. Он это чувствовал, но не мог никак понять, откуда ждать удара.

– Ну, я пошла, – сказала она задумавшемуся чужаку. – Спайк скоро будет.

– Да, спасибо, Твайлайт, – сказал тот, очнувшись от размышлений и отбрасывая возникшую проблему на задний план. Перед ним стояла кобылка, которая навещала его каждый день и к которой он начал привязываться. «Кажется, что я не смогу в ближайшее время перечить ей, если дело будет принимать подобный оборот».

Твайлайт ушла, но пообещала навестить жеребца вечером, оставляя за собой слегка уловимый запах пыльных книг. Первые дни он не придавал этому аромату никакого значения, списывая его на разного рода потоки воздуха, заносимые в его палату с приходом посетителя. Но вот данный феномен продолжался уже третий день, и Крэлкин принял за аксиому, что запах принадлежит единорожке, и он ему определенно нравился: напоминал о его прошлом, о хорошем прошлом.

– Я живу в библиотеке, – сказала как-то Твайлайт, отвечая на вопрос жеребца.

– Прямо-таки в библиотеке? – хмыкнул тот, думая, что пони ему говорит неправду. У него просто не укладывалось в голове, как можно жить в общественном месте.

– Да, в городской библиотеке, – заверяла его кобылка. – Меня туда Принцесса Селестия поселила, чтобы я нашла друзей в Понивиле и победила Найтмэр Мун.

– Нашла друзей? – Крэлкин слышал тогда то, что нужно было слышать, не обращая внимания на внутренний всепоглощающий интерес. Победа над эфемерной Найтмэр Мун ему ничего не говорила, а вот Принцессу Селестию он знал, и ее поступок был намного красноречивее.

– Конечно, – бодро отозвалась лиловая пони. – Чтобы я смогла победить Найтмэр Мун с помощью Элементов Гармонии.

«Много непонятных слов, – возмутился про себя Крэлкин. – Но все же, принцесса отправила свою дорогую ученицу, чтобы кого-то победить? Твайлайт сильнее Селестии? – сделал он поспешный вывод, но потом вспомнил, что венценосная чуть не подчинила его сознание, даже не пользуясь магией рога. – Или же она использует ее настолько искусно, что я даже не заметил этого. Но почему, именно ученица? Разная манера колдовать? Или они пользуются разными видами магии? Или же Селестия просто не хотела подвергать себя опасности? Чему же на самом деле учится Твайлайт у своего ментора?»

Они тогда еще поболтали о разных мелочах, которые Крэлкин даже не оставил в голове, и на этом все закончилось. Единорожка ушла, попрощавшись, и оставила легкий запах книг. Чужак потихоньку начинал понимать, что делать можно, а что нельзя. Мир разумных лошадок напоминал идеалистический мир бесконфликтного сосуществования разных разумных видов. Идиллия, в которую он попал, расценивалась им, как спящий зверь, готовый проснуться и показать разбудившему его пони все свои когти и зубы. Но Крэлкин был настойчивым и не видел себя вне процесса познания глубинного смысла интересующих его вещей.

Спайк пришел внезапно и прервал ход мыслей больного. Это был первый раз, когда земной пони увидел дракона с той поры, как получил новое тело. Помощник библиотекарши робко постучал, несмело заглянул и, скользнув взглядом по палате, осмотрел пони с носа до кончика гривы. Он несмело зашел и спросил, попал ли он куда надо. Крэлкин задумался, осматривая чешуйчатого посетителя с новой точки зрения.

– Ну, привет, Спайк, – сказал пони. – Это я, Крэлкин. Хотя ты, наверное, даже не знаешь, как меня зовут.

– А ты откуда знаешь мое имя? – встрепенулся дракончик.

– Я с Твайлайт общаюсь каждый день, думаешь, я не спрошу, кто ей помогает в трудную минуту? – спросил Крэлкин, задабривая гостя.

Тот расплылся в улыбке, было видно, что открытая лесть ему нравится. «Вот и хорошо, – думал жеребец, – Это еще один лаз в голову и мысли Твайлайт. Но, кем она для меня становится? Средством достижения целей или другом?»

– А ты ничего, – сказал Спайк, умащиваясь в кресле напротив больного.

– Ты тоже, – продолжал нахальничать маг. – Ты вообще молодец. Что бы без тебя делала Твайлайт? Всю библиотеку знаешь.

– Ну, да, – принял важный вид дракончик, достав письменные принадлежности и приготовившись писать.

Крэлкин подозрительно посмотрел на небольшой листик бумаги, расценивая, что туда можно записать. «Да практически ничего из того, что я знаю. Я даже начинать не хочу, лишь воду мутить». Больше всего на свете бывший человек не любил пустых разговоров, неправильно начавшихся и неправильно закончившихся. Или не полностью понятных, без основательной и четкой точки в конце. Он любил загадки, но разговоры без идеи, без смыла, без замысла его мало интересовали. Маг всегда ждал, когда можно вставить необходимое слово, перенять инициативу в беседе и привести ее туда, куда ему было необходимо. Лишние громкие слова он не принимал, как констатацию факта.

Разговор был для него основоположником в сфере построения межличностных взаимоотношений. К тому же, посредством беседы он определял для себя, чем может быть полезен собеседник и как его можно использовать. Также, через разговор, Крэлкин определял характер оппонента, выявлял его слабые места и умел правильно на них надавить. Без нормального общения он не был в состоянии определить, кто перед ним стоит. Внешний вид его мало интересовал, интересовали лишь особенности и положение в обществе.

– Спайк, а ты уверен, что тебе этого листика хватит, чтобы записать все мои мысли? – неуверенно поинтересовался Крэлкин.

Дракончик посмотрел на него с непониманием. Было видно, что сейчас писать большое послание он не был намерен писать, лишь отделаться двухминутным изречением и отправкой письма по месту назначения. «Нет, Спайк, так дело не пойдет».

– Ладно, – сдался пони, не видя решения в сложившейся ситуации. – Пиши.

Спайк обмакнул кончик пера в чернила и поднес его к бумаге.

– Дорогая Принцесса Селестия, – сказал бывший маг и задумался. «Дорогая Принцесса Селестия? Столь вульгарное обращение она использовала и для меня. Наверняка, это их официальный этикет». – Я не могу дать грамотный ответ на поставленный вопрос в разрезе ваших знаний прямо сейчас, потому что прикован к больничной койке. Спайк, преданный помощник Твайлайт, не сможет написать столько текста. Иначе это займет очень много времени, которого ни у меня, ни у вас нет. Как только я выйду из больницы, я сразу же сяду за работу и постараюсь изложить свои знания на бумаге. Если мне понадобятся дополнительные материалы, то я сообщу Вам об этом. С уважением и глубокой признательностью, Крэлкин.

– …признательностью, Крэлкин, – закончил дракончик и поставил точку.

«Вроде все написал, – подумал жеребец. – Если ответ будет положительный, то я смогу получить доступ ко всей интересующей меня информации. Конечно, в тех пределах, до которых мне позволят дойти».

– Это все? – спросил дракончик.

– Да, пожалуй, это все, – согласился белый пони, бесцельно рассматривая копыта и размышляя над характером Принцессы Селестии. Над ее манерой ведения разговоров, ее статусом. И над тем, сможет ли он использовать ее, раз уж у него появился прямой канал связи с ней через Твайлайт. – Отправишь?

– Ну, конечно, – бодро отозвался дракончик, вскочил, явно довольный быстрым завершением возложенных на него обязательств, и свернул листик в трубочку. Забрав все письменные принадлежности, что принес с собой, он кинул пару слов на прощание и ушел, сжимая письмо в кулачке.

Крэлкин проводил его печальным взглядом и, откинувшись, уставился в белоснежный потолок. «Теперь необходимо дождаться только ответа. От него будут зависеть мои дальнейшие действия. И надо будет что-то делать, если кто-то из здешних магов найдет способ отправить нас назад. Единорогов, а не магов, – поправил себя Крэлкин. – Необходимо перенимать стиль общения данного мира, а то буду очень сильно в глаза бросаться. Одного Альтуса всем будет достаточно. Кстати, он ко мне ни разу не заходил. Где это он пропадает?»

IV

Нежно-красный пегас зашел в библиотеку после прогулки как раз в тот момент, когда к Твайлайт пришла белая единорожка с закрученной фиолетовой гривой и хвостом. Он вспомнил, что эта пони приходила к ним, когда Крэлкин рисовал рунические круги. Альтус силился вспомнить, как ее зовут, но имя не всплывало в его памяти.

Единорожка была чем-то взволнована, но чужак всеми силами старался ее не замечать. Лезть в разговоры было не в его стиле, поэтому он всегда отшучивался или бросал быстрые малозначащие фразы, лишь бы кое-как ответить на вопрос. Единственным, с кем он мог бы долго разговаривать, был Крэлкин.

– Твайлайт, что мне делать? Ленточки и ткань для платьев, которые я должна сшить к началу “Гранд Галопин Гала”, еще не привезли. Это конец всему! – причитала белая кобылка, театрально рыдая. Лиловая подруга стояла рядом, в задумчивости смотря сквозь пони. – Что будет, если я так и не смогу сшить платья, достойные королевских глаз?

– Рарити, возьми себя в копыта, я тоже сейчас занята, – сказала та, смотря, как пегас расстилает на полу перину. Бывший человек ничего не делал с тех пор, как поселился у единорожки, лишь тренировался ходить да спал, когда выдавалась минутка. Внезапно взгляд ее прояснился, и голос окликнул жеребца: – Альтус, пожалуйста, помоги Рарити с ее проблемой.

Крылатый пони услышал размытый зов, не поняв его смысла, когда уже готов был прилечь. «Только не говорите, что вы хотите меня куда-то послать», – мысленно попросил он и поднял глаза на хозяйку библиотеки.

– Что такое, Твайлайт? – учтиво осведомился он.

– Помоги Рарити разобраться, что случилось с ее материалами, – повторила она.

– О, я буду чрезвычайно благодарна, – сказала Рарити и подмигнула тому.

Альтус опешил. «Она строит мне глазки, зная, кто я такой?. – Он судорожно сглотнул. – Не может быть. Она просто хочет использовать меня. – Он постоял в нерешительности еще какое-то время. – Наверное, мне все-таки стоит пойти, потому что это будет уже эгоистично выглядеть. Я тут только сплю и ем». Пегас не особо терзался на счет правильности действий, но он был благодарен всем, кто старался ему помочь.

– Хорошо, куда идти? – просто спросил он, не беспокоясь о сломанных планах.

– Рарити тебе все покажет, иди за ней, – сказала лиловая единорожка.

– Хорошо, – тупо бросил Альтус и направился к выходу.

– Ой, дорогуша, а у тебя и правда нет кьютимарки, – прикрыла рот копытом белая гостья, широко раскрыв глазки.

– Нет чего?

– Кьютимарка, – начала Твайлайт профессорским голосом. – Это особая метка, которая появляется на крупе пони после того, как он найдет свой талант. Она отражает сущность его способностей. Эта метка появляется еще у жеребят в школе. Я даже не знаю, почему у вас ее нет. Я думала, что вы нашли свои особые таланты еще в своем мире, но метки у вас нет. Значит, вы занимались не тем, чем должны?

– А кто его знает? У Крэлкина надо спросить, – неохотно отозвался пегас.

– Твайлайт, мы пойдем, поищем мою пропавшую ткань, – добродушно осведомила подругу белая кобылка. – Надеюсь, что нам улыбнется удача.

– Я уверена, что вы с Альтусом все сделаете правильно, – подбодрила ту лиловая пони и вернулась к бумагам, разложенным на столе.

Чужак вышел за Рарити на улицу и засеменил следом. Крылья изредка вздрагивали, но быстро возвращались на место. Пегас начинал понимать, как ими пользоваться, мозг принимал новые конечности, как часть себя, и учился ими управлять. Он даже начал подмахивать, прощупывая новые мышцы. Он концентрировал внимание на особенностях управления крыльями и отставал от Рарити, по крайней мере, на два корпуса.

Жеребец бежал следом и смотрел на ее круп, вертя в мыслях новое ощущение радости от осознания того, что смог наконец-то распознать, как работать новыми частями тела. Впереди маячили новоизобретенные тренировки, которые были призваны убрать дрожание крыльев при передвижении. О полетах он даже не помышлял, понимая, что это слишком опасно. Внезапно эйфория растаяла, и перед глазами Альтуса возник круп белой кобылки, как будто выплыл из-за тумана. Он смотрел на мерное покачивание бедер Рарити, на появляющуюся и исчезающую кьютимарку в виде трех сапфиров, скользнул по основанию хвоста, и, наконец, вперил взгляд на сам хвост.

Неведомая доселе струна напряглась внутри него, и он остановился, как вкопанный, провожая белую пони стеклянными глазами. Силой воли он заставил себя закрыть глаза и выкинуть из головы грязные образы. Ему не был чужд секс в его мире и его частенько влекло подобным образом к противоположному полу, но здесь был не его мир, здесь был мир пони, лошадей, непарнокопытных животных, при мысли о спаривании с которыми у Альтуса начинался приступ тошноты.

Но то, что произошло сейчас, было выше его понимания. Ему понравилась белая единорожка, причем в самом прямом смысле этого слова. «Что со мной происходит? Неужели это из-за трансформации в пони? – Альтус даже не хотел верить, что он мог чувствовать что-то подобное, но неопровержимые доказательства жаждущего тела говорили об ином. – Нет, я не опущусь до такого! Когда мы с Крэлком вернемся домой, мне будет неприятно даже само упоминание об этом месте, но если произойдет что-то между мной и еще кем-нибудь… Я себе просто этого не прощу».

Они добрались до дома Рарити достаточно быстро. Альтус смотрел по сторонам, но ничего не запоминал и ни на что не обращал внимания, лишь пытался не смотреть вслед кобылке и выкинуть из головы то, что он уже увидел. Он успокоился и даже смог подавить в себе взбунтовавшиеся чувства.

Достигнув цели, Альтус сразу зашел за хозяйкой в дом, пройдя под вывеской с непонятными символами. Колокольчик, подвешенный над дверью, оповестил о пришествии гостей. «Как в маленьких магазинах», – заметил Альтус, удовлетворенный звоном: за то малое время, что он пробыл здесь, он уже скучал по своему миру. Увидев сравнительно большое пространство внутри здания, зашедший пони немного опешил.

Рарити поддерживала идеальный порядок в своем бутике. Стопки аккуратно сложенных рулонов ткани, ниток, иголок, швейного инструмента. Швейная машинка стояла в углу со вдернутой белой ниткой, но никаких ножниц, кусков ткани на ней не было. Все было в безупречном состоянии. Даже недоделанные наряды на манекенах, которые были выполнены в виде пони, не были лишними или нелепыми. Манекены привлекли внимание Альтуса, и он стал рассуждать, как можно использовать их для всяческих тренировок.

Рарити объяснила, что он должен добраться до двух разных мостов и проверить наличие поклажи там. Сама Рарити отказывалась это делать наотрез, аргументируя тем, что она, в случае чего, даже не может помочь, в отличие от Твайлайт, к которой она и приходила. ЭплДжек, которую единорожка посетила ранее, была занята на ферме, усиленно подготавливая все к сбору урожая по наставлениям лиловой единорожки, и тоже не могла помочь модельерше с ее проблемой. А Рэйнбоу, как сказала кобылка, вообще дома не было.

Альтус не потратил и получаса, чтобы найти пропавшую поклажу. Оказалось все достаточно банально: земной пони-курьер, который так и не доехал до черты города, сломал колесо у повозки и сам починить не мог, а оставлять без присмотра дорогую ткань боялся. Никто не проезжал мимо, и помочь путнику, соответственно, было некому. Совместными усилиями два пони устранили поломку, и вскоре груз стоял у дверей единорожки. Она сияла при виде первоклассной ткани из Кэнтерлота.

– И только такая ткань годится для королевских глаз, – сказала она, нежно поглаживая копытом по зеленому рулону.

Альтус с курьером разгрузили фургончик, и земной пони отправился назад. Пегас поблагодарил его и вернулся в бутик, где Рарити что-то рисовала.

– Я пойду, – сказал он и развернулся, но был пойман за хвост облачком магии.

– Нет-нет, дорогуша. Я просто обязана тебя отблагодарить, – осведомила она чужака, увлекая его внутрь своей мастерской. – К тому же, ты мне можешь еще помочь, – подмигнула ему единорожка.

«Опять? А сейчас что ей надо от меня?»

Рарити продержала его в бутике до ночи. С помощью копыт пегаса она разобрала давнишний завал ткани, оставшейся после экспериментов с новым фасоном в маленькой коморке. Про ее эксперименты никто не знал, да и она не хотела никому говорить, боясь, что про ее неудачи прознают злые языки. А Альтусу она доверяла, потому что он никого не знал и рассказать, соответственно, был не в состоянии. В благодарность за труд модельерша искупала его, расчесала и попыталась нарядить во что-то красивое, но пегас лишь выражал свое недовольство всем, что она делала. В конце концов, Альтус чувствовал себя не в своей тарелке, находясь рядом с ней. Последнее, что она сделала – оставила бывшего человека на ночь у себя в бутике и заявила:

– Раз уж ты все равно у Твайлайт ничего не делаешь, то будешь помогать мне с доставкой и разбором ткани, пока не найдешь себе подходящее для пегаса занятие. Я с Твайлайт завтра договорюсь.

– А если я не хочу? – спросил тот.

– Дорогуша, мы все не хотим что-то делать, но это не повод лежать, как рулон ткани, и ждать, пока из тебя нарежут то, что другим будет угодно. К тому же, все пони должны делать что-то полезное. Так что никаких отговорок я слышать не хочу. А как только найдешь работу для пегасов, будешь помогать там.

Альтус лишь вздохнул, не найдя, чем ответить. Он ждал, что придет к библиотекарше, ляжет спать посреди большого зала, заставленного полками книг, а завтра сможет продолжить свое детское обучение, но любительница моды поломала эту возникшую в голове идиллию. Пока два пони пререкались друг с другом, жеребец пятился назад, к двери, а Рарити стелила для него постель на кушетке, не подавая вида, что замечает его движение. Чужак попытался выбраться, но дверь была заперта, и ему ничего не оставалось, как согласиться на предложение.

Глубоким вечером в бутик ввалился маленький белый жеребенок. Он остановился и, застыв на месте и раскрыв глаза от удивления, пялился так несколько минут на гостя, пока модельерша не вышла из кухни и не представила пегаса своей сестре. Свити Бель вихрем закрутилась вокруг незнакомца и как только увидела отсутствие кьютимарки, остановилась как вкопанная, смотря на пустой бок Альтуса.

Рарити пригласила всех к столу, пытаясь развеять напряженную атмосферу. Жеребец чувствовал на себе тяжелый взгляд жеребенка, который рассматривал свой круп сбоку, и вновь переводил глаза на пришельца. Хозяйка дома пыталась развеять сложившуюся ситуацию, рассказывая, как она блистала на предыдущем торжественном приеме, но на присутствующих это не произвело никакого впечатления: Альтусу было не по себе, а маленькая единорожка во все глаза смотрела на пони без метки.

Чужак почувствовал облегчение, когда сестры ушли спать наверх, оставив его в тишине. Лежа в немой полутьме под серебристым светом серпа луны, пегас не мог заснуть. Как только он закрывал глаза, образ Рарити возникал перед его внутренним взором, и он никак не мог прогнать его, как бы ни старался. При подобных обстоятельствах в своем мире он бы уже лежал с девушкой в одной кровати, но сейчас он был в ином мире, и это он прекрасно понимал. «Необходимо убегать отсюда, а то может произойти непоправимое», – размышлял он про себя, борясь с внутренними желаниями, порождаемыми животными инстинктами.

V

Крэлкин проснулся на следующий день в предрассветной полутьме. Он пытался уснуть, поспать еще немного, но сон ускользал от него. Сегодня должно прийти письмо от Селестии, и жеребец был очень напряжен. Его краткий ответ принцессе теперь казался дерзким, и страх плена накинулся на него голодным зверем. Но ни одного стражника в палате не было, несмотря на опасения земного пони. Даже звуки движения за дверьми были отдаленные.

Осмотревшись, он увидел розовую корзинку, доверху наполненную кексами, печеньями, конфетами и другими вкусностями, между которых была неказисто воткнута розовая открытка. Он потянулся и попытался схватить листик, но после неудачной попытки сообразил, что пальцев у него нет. Вздохнув, откинул одеяло и сел на кровати.

Первый раз сидеть было непривычно. Круп не болел, но ощущение дискомфорта сковало его задние конечности. Ерзая на постели и умащиваясь удобнее, он выдавливал из нее стонущие скрипы. Розовая голова пони с такой же розовой взъерошенной и кучерявой гривой заглянула в палату. «А это еще кто?» – удивился Крэлкин и уставился в лазуритовые глаза. Пони улыбнулась во всю ширь зубов и залетела в комнату.

– Тыновенький? Ятебяраньшетутневидела. Атыоткуда? Ккомутыприехал? Утебямногодрузей? – затараторила она.

«Слишком много вопросов», – недовольно поморщился жеребец.

– Погоди, – прервал он словесный поток незнакомки. – Ты кто такая?

– Я – ПинкиПай, нодрузьязовутменяпростоПинки. ИтыможешьменязватьПинки. Мыведьподружимся? Акактебязовут?

«Подружимся? Хм, интересно, сколько пони она знает?»

– Крэлкин, – неохотно ответил тот.

– Какое забавное имя, – рассмеялась кобылка.

– А ты подружишь меня со своими друзьями? – поинтересовался тот.

– Могу начать хоть сейчас, – крикнула она. – Я знаю весь Понивиль.

– Весь Понивиль? – переспросил Крэлкин, не веря в это.

«Понивиль – это, наверное, город, в котором я оказался. Как-то я даже не подумал спросить у Твайлайт, как называется город… Какая кладезь информации находится в голове у этой пони. Если я тут буду жить, то мне было бы неплохо иметь такую большую базу знаний в своих ру… – он осекся. – В своих копытах. Необходимо привыкать к местному говору».

– Ну, конечно! – громко и весело сказала она. – Я знаю каждого пони в городе. И могу тебя со всеми познакомить.

– Мне не надо со всеми знакомиться, – быстро сказал он.

Внезапно у Крэлкина в мозгу всплыло воспоминание о пегасочке с радужной гривой, которая тыкала в него палочкой. «Сейчас я либо узнаю, кто такая эта пегаска, либо пойму, чего на самом деле стоят знания этой розовой пони».

– А как зовут голубую пегаску с радужной гривой и хвостом. У нее еще на…

– Это же Рэйнбоу Дэш. Она моя лучшая подруга и такая приколистка, – заверила его Пинки.

«По крайней мере, информация есть. Теперь надо узнать, как не попадаться ей на глаза. Если эта пегаска так беспечно относится к чужакам, как же она относится к другим пони? Причем приколистка, вместе с этой розовой Пинки. А какие приколы у них считаются безобидными?»

– А почему ты тут один лежишь? Почему тебя никто не навещает? – вновь затараторила розовая пони. – Давай, я приведу твоих друзей. Я мигом, только скажи, где они живут. Или намекни, я люблю отгадывать загадки, и играть я люблю. У тебя какая игра самая любимая? У меня “Приколи пони хвост”. Она такая классная! Давай сыграем? Я сейчас принесу. Ты только подожди.

Пони подпрыгнула на месте и вылетела из палаты, как будто ее здесь и не было. Крэлкин устало посмотрел на захлопывающуюся дверь и вздохнул. «И что мне теперь делать? Еще одна неуправляемая сила. Ладно, мне от нее не нужно много, лишь пару крупиц информации».

Пинки влетела обратно спустя несколько минут с большой яркой коробкой в зубах. Крэлкин уже спрыгнул и пробовал ходить по палате, проверяя, так ли это сложно. К его удивлению, это оказалось легче, чем он думал, но сложнее, чем казалось. Розовая пони остановилась и подпрыгнула, вперив взгляд в пустой круп больного. Она с шумом вздохнула и раскрыла рот от удивления, выронив коробку на пол. Чужак немного опешил от такого поведения, поняв, куда уставилась Пинки, и вздохнул.

– Да знаю я, что у меня нет ничего на боку. И что тут такого? Как будто это неправильно, – выразил свое недовольство белый пони.

– Ты, наверное, чувствуешь себя одиноко, – сказала Пинки, смутившись.

«Чувствую себя одиноким? С чего это она взяла?»

– Как тот пегас. Я его сегодня тоже навестила. И его бок такой же пустой, как и у тебя. Вы друзья?

«Она уже видела Альтуса. Интересно, он также страдал от нее?»

– В какой-то степени, да, – нехотя признался Крэлкин, понимая, что Альтус тоже попал в ее копыта.

– А почему он тебя не навещает? Вы оба выглядите немного странными, – призналась она шепотом и добавила совсем тихо: – Вы как будто из другого мира.

«Из другого мира? Откуда она знает? Или же мы действительно не умеем вести себя в новом обществе». Он начал думать, как избежать ненужных вопросов и нежелательных последствий.

– Я такой, какой я есть, Пинки Пай. И я доволен своим положением сейчас. Поэтому можешь оставить меня, если захочешь.

– Наоборот, я хочу с тобой подружиться! – взвизгнула та и подобрала игру с пола. – А теперь – время веселья!

Пинки Пай вытолкнули из палаты Крэлкина, когда она распевала песенки о своей лучшей подруге, о Рэйнбоу Дэш. Полтора часа, которые белый жеребец провел с ней, показались ему вполне нормальными. Пони была гиперактивной, делала множество лишних движений, постоянно прыгала и крутилась, как егоза. Она была полной противоположностью Крэлкина. «Но, тем не менее, я неплохо провел время. Хотя и ничего нового не узнал».

На следующий день Пинки Пай встретила Твайлайт и Рэйнбоу в палате нового друга, когда те проведывали его. И она очень сильно удивилась такой встрече.

– Ой, а вы что тут делаете? Я думала, что к нему никто не приходит. Или это вы специально к нему не приходите? А? – с обвинениями сказала розовая пони.

– Пинки, а ты что тут делаешь? – удивилась Рэйнбоу.

– Хочу тебя спросить о том же! – прикрикнула та.

– Можете кричать где-то в другом месте? – попросил недовольно Крэлкин. – Я тут пытаюсь отдыхать.

– После чего? – с подозрением спросила пегасочка.

– После магии, – театрально-зловеще сказал жеребец, и отвернулся к окну, смотря на одинокую ветку дерева, колышущуюся под сильными порывами ветра.

– Пинки, это наш друг, – сказала Твайлайт обеспокоенно.

– Оу, ладненько, – улыбнулась розовая пони. – Но почему вы его не проведываете?

– Мы его каждый день проведываем, – возмутилась единорожка. – Просто мы не можем постоянно сидеть у него, у нас много другой работы.

– Вы меня долго будете прятать? – поинтересовался чужак. – И где?

– Прятать? Выбудетеигратьвпрятки? – оживилась Пинки. – Аможноясвами? Только, чур, я буду прятаться, а вы меня будете искать, – затараторила она, сбросив с себя укоризненную интонацию.

– Крэлкин, не говори так, – сказала ученица Селестии.

– Эта Пинки – твоя подруга? – в лоб спросил бывший маг. – И эта пегаска.

– Да, – прошептала библиотекарша.

– Эй, выбирай выражения! – недовольно отозвалась Рэйнбоу. – А то я тебе покажу.

– Будешь бить больного пони? – осведомился Крэлкин, подначивая пегасочку к действиям. Она ему не нравилась, а убрать ее с дороги можно было прямо сейчас через боль. «Она меня ударит, Твайлайт пожалеет и будет стараться, чтобы ее крылатая подруга держалась от меня подальше. Все равно она мне не интересна. К тому же, надо узнать, насколько хорошо она умеет держать язык за зубами».

– Если понадобится, то ударю, – заверила Дэш.

– А когда понадобится? – не унимался земной пони.

– Успокойтесь, – прикрикнула единорожка.

– Я хочу знать, откуда Крэлкин приехал, – заявила Пинки, расплывшись в улыбке.

Земной пони засмеялся во все горло. Он только сейчас понял, что Твайлайт придется рассказать всем своим подругам о том, кто он есть на самом деле. «Если уже и пегаска знает, то и этой Пинки можно рассказать. Что уж там? К тому же Принцесса Селестия знает, значит, все в порядке. Наверное».

– Я тоже хочу узнать, откуда я приехал, – гробовым голосом заявил жеребец. – Нет, Твайлайт, серьезно, я не буду скрываться ото всех пони, которые живут здесь. Рано или поздно мой секрет проявится. И что тогда мы будем делать? У меня даже легенды нет.

«Выбирай хороших союзников и надежную легенду сейчас, – думал Крэлкин, пытаясь послать немое послание лиловой кобылке. – От этого будет зависеть весь исход сохранности нашей небольшой тайны, потому что я не намерен этого делать. Пони доверяют Селестии, а Селестия сама оставила меня в этом мире. Так что никакого резонанса в обществе наблюдаться не будет. Если обо мне не будут знать, то я могу спокойно существовать, но обособленно держаться я не намерен».

– Я люблю секреты! – сказала Пинки, подпрыгивая и радуясь новой игре, как жеребенок. – А что необходимо отгадать?

– То, откуда я родом, – предложил жеребец, глядя на ученицу Селестии.

– Крэлкин, – посетовала библиотекарша.

Но розовая пони начала отгадывать, называя витиеватые и непривычные для бывшего человека названия.

– Твайлайт, не думаю, что Пинки бросит свое дело, – сказала Рэйнбоу, пока два земных пони были вовлечены в игру.

Единорожка лишь прижала ушки и затравленно наблюдала, как подруга называет очередное название города, а Крэлкин, притворно задумываясь, отрицательно качает головой и ждет нового слова. Так продолжалось достаточно долго, пока города в голове Пинки Пай не закончились, но как только источник информации иссяк, она посмотрела на него с подозрением и в лоб спросила:

– Эквестрия?

Крэлкин вновь задумался, вспоминая это слово. Оно было определенно ему знакомо. «Эквестрия – это страна, – напомнил он себе, припоминая, как Твайлайт обронила его в разговоре. – Если я сейчас скажу “нет”, то Пинки должна выпрыгнуть из кожи, но рассказать всем своим знакомым о друге из-за границы. Тогда ее необходимо будет утихомирить. Мне были бы полезны знания, как это сделать, я ведь могу получать от нее информацию и личного характера о жителях города. И не обязательно, чтобы все знали об этом. Но, возможно, я перегибаю палку, и она никому ничего рассказывать не будет. В любом случае надо понять, как работает эта неуправляемая розовая сила».

– Нет, – сказал он и ощетинился. Мордочка Твайлайт исказилась в испуге, а глаза Рэйнбоу Дэш расширились.

– Так ты из-за границы? – изумилась земная пони.

– Пинки, подожди, – взмолилась Твайлайт.

– Он из-за границы! Он из-за границы! – начала громко повторять розовая кобылка и подпрыгивать на месте, и единорожке пришлось прибегнуть к магии, чтобы закрыть ей рот.

– Пинки, нет, – прошептала она, слушая мычание подруги. – Не говори этого.

– Да, из-за границы, – хмыкнула пегасочка. – И что ты будешь делать, Твайлайт? Пинки теперь всем расскажет, что он не из Эквестрии.

Библиотекарша отвела взгляд, терзаясь сомнениями на счет правильности того поступка, к которому ее склоняла пегасочка. Она стояла в нерешительности, глубоко задумавшись, переводя стеклянный взгляд с радостной мордочки земной пони на напряженную мордочку крылатой подруги и, наконец, на ухмыляющегося бывшего человека. Все ждали развязки, но было видно, что решиться рассказать правду ученице Селестии было непросто.

– Пинки, я тебе расскажу о Крэлкине, – подала неуверенный голос лиловая кобылка, – но ты должна пообещать прямо тут и сейчас, что никому не расскажешь о том, что сегодня услышишь. Я хочу, чтобы ты дала, Пинки-клятву.

Розовая пони некоторое время таращилась на единорожку умоляющим взглядом, но потом кивнула. И как только получила свободу действий, тут же, жестикулируя, произнесла скороговорку:

– Кекс воткну копытом в глаз, если я скажу хоть раз.

Твайлайт облегченно вздохнула и утвердительно кивнула. «И этого хватит, чтобы поверить такой ненормальной? – изумился Крэлкин и расплылся в улыбке. – Вот я и узнал, как справляться с Пинки Пай. Теперь все должно идти по плану».

– Хорошо, – сказала, наконец, Твайлайт. – Пинки, я тебе потом объясню, кто он такой, а сейчас мне надо проверить, что Крэлкин в порядке.

– Про Альтуса знает? – спросил бывший маг и посмотрел мельком на радужногривую пегасочку.

– Эй, у меня имя есть, – вновь возмутилась та.

– Извини, – отмахнулся жеребец, – но мне никто про него не сказал.

– Рэйнбоу Дэш – самый быстрый пегас во всей Эквестрии и будущий капитан “Вандерболтсов”.

«Много о себе думает», – размышлял белый пони и фыркнул.

Он осмотрел трех кобылок, в окружении которых находился. Одна из них была зазнайкой, вторая – маленьким жеребенком во взрослом теле, и ученица самой Принцессы Селестии. Он размышлял, как могут в дальнейшем пригодиться ему навыки всех троих. «Если в мой список включить еще ЭплДжек, которая владеет целой фермой и, как следствие, одним из продовольственных узлов города, то уже собирается неплохой разноцветный клубок, с которым можно поиграть. Тем не менее, мне необходимо заручиться поддержкой Селестии, чтобы устроиться здесь».

VI

Крэлкина выпустили из больницы спустя неделю после того, как он попал туда. Его встретил Альтус, который уже более-менее научился передвигаться на копытах. Крыльями он не пользовался, но научился их держать собранными при ходьбе. О полетах он помышлял, но пока ему было не до тренировок из-за постоянных поручений Рарити. Крэлкин лежа в больнице, часами размышлял о том, почему шерстка у его друга нежно-красная, а у него белая, но так и не смог дать объяснения даже самому себе. «Видимо, так сложилось, когда я составлял набор генов для нас».

Земной пони вышел из больницы и попал под теплые лучи дневного солнца, ветра практически не было, и лишь редкие порывы подхватывали его растрепанную гриву. На улицах почти никого не было, включая жеребят, единичные пегасы пролетали над ними, спеша по своим делам. Никому не было дела до появления еще одного незнакомого пони в их городе.

Крэлкин осмотрелся: Понивиль был уютный, чистый и убранный, здания были однотипны, но зато добротно сколочены из деревянных колод и досок с аккуратными окошками посередине, и лишь некоторые архитектурные шедевры выделялись на общем фоне. Улиц как таковых не было, дома были хаотично разбросаны по округе без всякого плана. Кусты и деревья разбавляли пейзаж города своими яркими осенними красками. Но то, что особенно привлекло внимание чужака, – рядом с домами не было заборов или других ограничительных знаков. Как будто пони не было знакомо словосочетание “частная собственность”. «Не сравнить с нашими прогрессивными пейзажами мегаполисов, страдающих избытком высотных зданий и практически полным отсутствием зелени и свободного пространства».

Факт отсутствия частной собственности закрался в душу жеребца и поселил сомнение на счет правильности мира. «Не поверю я, чтобы пони не имели своих личных участков земли рядом с домами. Либо они не знают, что это такое, потому что Селестия и другие правители скрывают это, либо не доросли до осознания необходимости собственности. Либо же, они просто пережили это, как ненужный стереотип коллективного мировосприятия».

Его встретил Альтус. Нежно-красный пегас стоял прямо у входа и караулил белоснежного пони без особых отметин на крупе, шаркая и стуча копытом о деревянные ступеньки, не обращая внимания ни на кого и лишь рассматривая выходивших из больницы пони. Оказавшись на улице, Крэлкин поздоровался с другом и тут же начал собирать информацию через него.

– Ну, и чем занимаешься? – спросил он, щурясь от слепящего света.

– Ну, – замялся Альтус, – я вроде как мальчик на побегушках у Рарити. Пока что у нее живу, а там видно будет, что к чему.

Крэлкин задумался, вспоминая, кто бы это мог быть.

– Белая единорожка с фиолетовой закрученной гривой, – объяснил друг, увидев озадаченную мордочку своего друга.

Земной пони еще немного подумал, и вспомнил кобылку, что приходила в амбар, когда он рисовал рунические круги для трансформации.

– Не закрученной, а завитой, – поправил его бывший маг, но спортсмен только отмахнулся. – И как? Надолго?

– А кто его знает? – пожал плечами пегас. – По крайней мере, я ей благодарен за еду и кров над головой. А ты куда сейчас? Что думаешь делать?

– Понятия не имею, – потянул Крэлкин. – Я только магией занимался все время. К тому же надо выкроить время, чтобы написать письмо Принцессе Селестии.

– Принцессе Селестии? – удивился жеребец.

– Да, она мне написала и попросила рассказать, почему я не стал единорогом, и как смог трансформировать тебя в пегаса.

– А что тут такого? – не понял Альтус. – Ну, трансформировал в того, в кого смог?

– Не совсем так. Они прятали кровь пегасов, боясь, что кто-то из нас им станет, – объяснил белый пони. – Вместо этого мне была предоставлена кровь единорогов в надежде на то, что я таки превращусь в одного из них. Не повезло.

– Да, не повезло, – согласился друг, не понимая, куда клонит маг.

– И вот что мне теперь прикажешь делать? Теперь мне остается начать все с чистого листа, – сказал жеребец.

Крэлкин повесил голову, понимая, что все его знания – лишь пыль, ничего не стоящая в этом мире без магии или рук. «Придется, учиться чему-то заново. Возможно, Твайлайт поможет мне. Но как же не хочется этого делать. По крайней мере, у меня есть ниточки, за которые я могу дергать и получать то, что необходимо».

– Крэлкин, мне надо с тобой поговорить, – промолвил Альтус после долгого раздумья и вырвал друга из размышлений. – Я хочу тебя спросить о том, как ты трансформировал нас.

Открыв рот, чтобы начать объяснять, он услышал радостный голос пони, которая его проведывала каждый день, что он провел в больнице. Твайлайт Спаркл, запыхавшись, подбежала к ним и улыбнулась:

– Наконец-то тебя выписали, я так рада, – осведомила она его.

Крэлкин задумался над этим местом, как над миром, противоположным его дому. Тут все было картонно, как он любил говорить о разных, не входящих в его понимание вещах. Мало того, что его не убили, так ему позволили здесь остаться, хоть и в качестве источника информации, и жить спокойно наряду с другими жителями! Не под боком у принцессы или королевы.

Попытавшись смоделировать ту же ситуацию в своем мире, он понял, что никто бы даже не попытался с ним говорить, а уж, тем более, спасать или разрешить остаться с другими жителями. Напротив, схватили бы, умертвили и начали ставить эксперименты, попытавшись извлечь как можно больше выгоды для себя из уже разлагающейся плоти.

Крэлкина передернуло от таких мыслей. Возможно, что они умерли от того удара трех магов. Поглощающий щит не смог сопротивляться одновременной атаке, а все лишения, которые они познали на пути к телу пони, были лишь испытанием, чтобы решить, куда им направляться: в ад или рай. «Но как же все реально».

– Спасибо, Твайлайт, – поблагодарил жеребец и улыбнулся. Ей он не смог не улыбнуться.

– Извините, что отвлекаю, но у меня есть проблема, которую нужно было бы решить, – вставил бесцеремонно нежно-красный пегас. – Или хотя бы, чтобы ты дал мне ответ на мой вопрос.

– О! А какой вопрос? – поинтересовалась единорожка.

– Альтус хочет узнать, как я превратил его и себя в пони, так?

– Не совсем, – замялся друг, – Я хочу понять, что ты сделал с моим телом.

Крэлкин задумался.

– А мы не одно и то же сказали?

– Ну, не совсем, – промямлил спортсмен и смутился. – Меня не интересуют все детали. Я хочу узнать, почему мне нравятся другие жители этой страны.

«Пространные намеки? Ему нравится кто-то конкретно?»

– Ну, потому что ты добрый и... – начала Твайлайт, но Альтус ее перебил.

– Я не про то, – он помедлил перед тем, как продолжить. – Я про другую тягу. Крэлкин, мне это не нравится. И я хочу, чтобы ты что-то сделал с этим. Мне противно само осознание этого чувства.

– Значит, как в нашем мире испытывать такие чувства, так это нормально, а как здесь – нет? – спросил с издевкой бывший маг.

– Идиот, я же не пони! – рявкнул пегас.

Единорожка открыла рот, чтобы возразить, но промолчала. Она непонимающе смотрела на белого жеребца. Тот оценивал раздраженного друга.

– Альтус, я не смогу тебе помочь, – сказал он, наконец, – но могу объяснить, почему ты чувствуешь это. Твайлайт, у вас есть тут какое-нибудь тихое и спокойное место, где мы не будем бросаться в глаза?

– Есть озеро неподалеку, – ответила она, подумав. – Там парочки частенько свидания устраивают. Не думаю, что мы там будем сильно видны.

– Парочки будут поглощены сами собой, – понял земной пони.

– А можно я с вами пойду? – неуверенно попросила кобылка.

– Я не против. К тому же я хотел бы тебя хоть как-то отблагодарить за то, что я сейчас стою на четырех копытах.

Крэлкин увидел, как щеки лиловой пони едва зарделись. Он не понимал, что с ней происходит. Объяснения проносились сумбурными мыслями в голове жеребца, но он не хотел, чтобы хоть одно из них оказалось правдивым.

Они двинулись, неспешно петляя между домами. Маг разглядывал все, что только мог: деревья, постройки, пони и их одежду. Горожане одаривали его изумленными взорами. Некоторые здоровались с Твайлайт и бросали на чужаков неоднозначные взгляды, от которых у белого жеребца по спине пробегал холодок. Он всех подозревал в шпионаже. Отвлекаясь на разные мелочи, Крэлкин шел медленно и совершенно остановился перед большим празднично украшенным домом, крыша которого была выполнена в виде шоколадной глазури, покрывающей торт сверху, а на небольшой башенке горели три свечи. Из трубы плавно валил дым.

– А это что такое? – спросил земной пони, изумляясь причудливому строению.

– Это “Сахарный уголок”, глупенький, – сказал громкий голос, донесшийся со стороны строения.

Чужак присмотрелся и увидел, как из окна выглядывает розовая пони, весело всем улыбается и машет копытом. Он подошел к окну в одиночестве. «Она знает, кто я такой и все равно относится, как к другу? Интересно».

– А ты что тут делаешь? – поинтересовался он, смотря на виднеющийся за пони кухонный бардак. Казалось, что по кухне прошелся ураган: все было рассыпано, разлито, пол грязный, посуда валялась везде, даже на полу.

– Работаю, – просто ответила кобылка. – Я пеку разные сладости!

«Значит, то, что доставляют в больницу, – это дело рук… не рук, копыт! Дело копыт Пинки Пай? Было бы забавно посмотреть, как она печет».

– И как получается? – спросил Крэлкин, ехидно улыбнувшись.

Пони скрылась на мгновение в глубине здания и, появившись, сунула в рот жеребца еще теплый кекс.

– Ну, как? – поинтересовалась она, когда тот жевал выпечку с земляничной начинкой.

– Очень вкусно, – признался чужак, проглотив последний кусочек.

«В иных случаях я бы посетовал на беспорядок, но если ей это позволяет готовить такую вкусную выпечку, то бардаком можно пренебречь. Все же, самые хорошие вещи получаются почему-то именно у таких нестандартных личностей».

– Спасибо, Пинки, мы пойдем, – сказал Крэлкин, прощаясь.

– До встречи, – улыбнулась она, махая в воздухе копытом.

Тройка пони добралась до озера намного позже, чем предполагал маг. У него даже живот заурчал, требуя еды. Последние несколько дней, проведя в больнице, он наслаждался пищей, которую ему приносила Пинки Пай, и предавался сладострастному безделью. Но как бы хорошо не было только спать и есть, такой информационный застой был совсем не в его вкусе. Новости, которые приносила Твайлайт, были скучными и не несли никаких данных о мире и о том, что в нем происходит. А мелкие бытовые проблемы его совсем не волновали.

Вот теперь он на свободе и не знал даже, что ему делать. Он подумывал пойти к ЭплДжек на ферму или куда-нибудь на плантации тростника или в шахту, но больше нигде он себя не видел, как полезный член общества. Магом он уже не был, научных институтов тут вряд ли было много, да и что он сможет поведать им? Лишь знания, которые он успел узнать о строении материи этого мира до проведения ритуала, держали его вдалеке от глупых поступков. Письмо для Селестии висело над ним, тяжелым бременем свалившись на спину и не позволяющим затеряться в толпе. «Возможно, затеряться в толпе было бы разумно, но хочу ли я этого? Теперь я втянут в игру, и принцесса со своим высшим руководством не слезут с меня. Придется играть, и порой играть жестко».

Земной пони, пегас и единорожка расположились у большого старого дерева, очень похожего на иву. Ветви дерева свисали к воде, касаясь кончиками глади и оставляя мелкую рябь при дуновении ветра. Облокотившись о ствол, Альтус деловито осмотрелся, созерцая отдыхавших. Крэлкин и Твайлайт приютились рядом. Всего на озере было несколько пар, предоставленных сами себе и не обращающих на окружающий мир ни малейшего внимания. Также у озера бегала группа жеребят. Они играли в какую-то замысловатую игру, которую чужаки не понимали. Потянувшись и насладившись видами природы, спортсмен, наконец, бросил:

– Итак, рассказывай.

– А о какой тяге вы говорили? – деловито спросила лиловая единорожка.

– О сексуальной, вероятнее всего. Да Альтус?

Твайлайт заметно смутилась и залилась краской, и Крэлкин понял, что им придется оправдываться перед ней.

– У нас об этом не говорят, – тихо произнесла она. – Это тайный союз между кобылкой и жеребцом. Об этом нельзя говорить. Это неприлично.

Маг задумался о правильность того, что он хочет сделать, но ему и самому было интересно разобраться, почему Альтуса начинает тянуть к противоположному полу. «Если это произошло с ним, то может произойти и со мной, надо разобраться, как этому противостоять. – Самый лучший способ для разбора полетов, как говорил он сам себе, это рассказать кому-то о своем открытии. – Тогда и ошибки видны лучше, и целостное понимание картины сохраняется в масштабе».

– Твайлайт, извини меня, но я хотел бы ответить своему другу, – решил Крэлкин, пренебрегая местными запретами. «К тому же, если сейчас она разрешит мне сделать это, то можно будет делать с ней все, что угодно». – Мы отойдем, если ты не хочешь слушать.

Кобылка только сильнее смутилась и она отвела взгляд.

– Я хочу послушать, – еле слышно произнесла она.

«Вот и все, она – моя», – подумал земной пони, мысленно улыбаясь.

– Тогда я начну, – заявил он.

Откашлявшись и устроившись поудобнее, Крэлкин принялся рассказывать:

– Когда я начал изучать магию, Альтус, я изучал не только использование рун и магические словечки. Я, более того, постигал химию во всех ее нюансах так как это – низший уровень материи для магов рун. Я могу использовать этот уровень, как основу для проведения ритуалов, но, как ты понимаешь, все современные руны были упрощены, и лишь самые древние письмена управляли такими низами материи, как атом. Есть другие направления магии, например, целители, которые крутят такими низкими слоями, что мне и не снилось. Так вот, перед тем, как я превратил нас в пони, я сначала исследовал материю живого существа через кровь. И к моему удивлению, не было ничего необычного. Строение атомов ничем не отличается. Молекулярные соединения подчиняются тем законам, что и в нашем мире. И органический скелет, как следствие всего прочего, разнился лишь основой. Это позволило данной форме жизни изменить некоторые свойства внутренних органов и нарастить новые.

– Ну, и что? Как это вообще связано с моей проблемой? – буркнул Альтус.

– Напрямую, – с легким раздражением сказал земной пони. – Я остановлюсь конкретно на гормонах и на тех органах, которые отвечают за их воспроизводство. В нашем организме тестостерон отвечает за сексуальное возбуждение. Я имею в виду мужских особей нашего вида. У нас за это отвечали другие органы, нежели в организме пони. У пони есть целая железа, которая контролирует выработку всех гормон разом. Не как у людей. Так как при проведении ритуала часть мозга осталась неизменной, чтобы сохранить нам память, эта часть, наверняка, начала воздействовать на планомерное выделение секреций, что в итоге привело к повышению количества гормонов в крови. В книгах не показывали, как влиять на подобные области у людей, но мне это стало интересно, по своим соображениям.

– Извращенец, – бросил брезгливо пегас. – Ты постоянно в книгах сидел, тебе на себя было всегда плевать, так о каком женском внимании ты вообще говоришь?

Крэлкин вздохнул, пропустив выпад друга мимо ушей.

– Давай это оставим на потом, – предложил чужак, и Альтус фыркнул. – Итак, я начал экспериментировать со своими вещами, которые попадались под руку и, в итоге, со своим телом. Я не вторгался только в легкие, сердце и мозг, – Спортсмена передернуло. – В конечном счете, это нас и спасло, – улыбнулся бывший маг. – Проверив все, что только возможно у жителей этой страны, я наметил несколько путей для решения нашей проблемы. У них, – Крэлкин посмотрел на Твайлайт, – были подобные внутренние органы, межклеточные соединения, похожий клеточный состав органелл, но было одно большое “но”. Это ”но” лежало в ДНК.

– “ДНК”? – переспросила единорожка, заинтересованная рассказом.

– Дезоксирибонуклеиновая кислота, – моментально отчеканил белый жеребец и увидел, что пони не поняла. По виду она вообще мало что понимала в разговоре, но вела себя сдержанно.

– Кислота... – ухватилась кобылка за знакомое слово и судорожно улыбнулась, задумавшись. – Как в лимонах?

– Эээ... – потянул Альтус. – Не совсем. Ну, это трудно объяснить.

– Твайлайт, я тебе потом объясню, хорошо? – сказал земной пони, чтобы не уходить от основной темы разговора.

– Хорошо, – согласилась ученица Селестии.

– Итак, Альтус, нуклеиновых кислот было в десять раз больше, чем у человеческого ДНК и РНК. Ко всему прочему, у них не двойная спираль, а шесть вполне сформированных цепочек генов. Именно это и дает им такое разнообразие разумных форм жизни.

– Насколько я понимаю, – встрял пегас, – это разделение по полам и видам, да?

– Откуда ты это взял? – удивился Крэлкин.

– Ну, что-то же я должен был запомнить из всех твоих скучных объяснений.

– Что ж, похвально. К своему стыду, я так и не смог понять, какая цепь отвечает за какой вид. Но я четко определил, какие последовательности в цепи отвечали за мужской пол.

– То есть, если бы ты не определил их, то я бы был... ну?..

– Вероятнее всего, – согласился бывший маг.

Лицо спортсмена перекосилось от такого признания, а Твайлайт нашла это очень смешным.

– И если бы ты стал кобылкой, тогда бы тебе, скорее всего, было бы неинтересно сидеть со мной и слушать все мои бредни.

– Замечательно, просто шикарно. Благодарю тебя, что хоть оставил мужиком.

– Да не за что, – ответил белый пони, с легкостью распознавая сарказм.

– Не крутись вокруг да около, давай выкладывай дальше.

Было видно, что Альтусу не терпелось узнать о вероятном решении своих проблем.

– А дальше все просто. Я пересобрал тебя и себя по частям, на самом низком уровне магии рун. Поэтому и было так больно.

– Что значит “пересобрал”?

– Я не скажу тебе точно. Я читал, что такой ритуал расщепляет тело на молекулярном уровне и собирает новое, исходя из пожеланий мага, проводящего ритуал. Больше ничего не знаю. Оранжевые руны, которые я нарисовал вокруг нас с помощью магии, были программой для ритуала. И они все сделали правильно. Твое тело было полностью преобразовано в соответствии с телом пони. Так что я могу только сказать, что это естественно, что тебя влечет к кому-то.

«А про то, что ты стал частью моего эксперимента, тебе лучше не знать».

– Хорошо, у меня выделяются эти... гормоны... правильно? – Крэлкин кивнул. – И они мне говорят, что для меня привлекательно, а что нет, так?

– Ну, если всю схему упростить, то так оно и есть, – согласился земной пони, пытаясь представить сложный процесс химических реакций.

– Как это убрать? – в лоб спросил спортсмен. – Я не хочу это чувствовать.

– А я, думаешь, знаю? – грубо спросил друг. – Я уже не маг, это теперь не мои проблемы.

«Я не я, и корова не моя. Теперь он может злиться на меня некоторое время».

– А чтоб тебя!

Альтус поднялся и с разбегу прыгнул в озеро. Крэлкин с завистью посмотрел на того. Пегас с короткой русой гривой неуклюже поплыл от берега на середину водоема. Белый пони еще боялся так поступать. «Но если бы я узнал то, что узнал он только что, то сам также поступил».

– Как всегда, – сказал чужак, улегся у корня и положил голову на траву. Трава отдавала не грязью, а травой, действительно травой. Мир, из которого он сбежал, теперь казался ему грязной помойкой. «Конечно, не все уголки моего мира еще загажены, но большинство оставляет желать лучшего». Перевернувшись на спину и раскинув копыта в стороны, жеребец уставился в небо, по которому изредка сновали пегасы и плыли белые барашки облаков.

– Знаешь, Твайлайт, – обронил он, – я, наверное, доволен, что попал сюда. По крайней мере, пока. Тут все кажется размеренным и спокойным.

– Я рада, что тебе тут нравится, – сказала она добродушно, – но вы будете отправлены назад, как только мы найдем способ.

«Мы? Значит, Принцесса Селестия и она ищут способ. Или есть другие пони, которым интересно это дело, или которых просто подключили для решения данной проблемы. Хотя учитывая то, что обо мне знает пока только семеро представителей этого мира, то вряд ли Селестия будет трепаться направо и налево о чужаках. Но в случае нахождения решения меня можно будет шантажировать. Она захочет от меня получить что-то такое, что я ей просто не смогу дать, как земной пони. Или у нее для меня есть другой план? И был ли план использовать меня, как единорога? Не зря же мне дали кровь здешних магов».

– Боюсь только, что твоему другу тут тяжело придется, – вновь подала голос единорожка, озабоченно глядя на купающегося пегаса.

– Да, не переживай, с ним все будет хорошо, – заверил он Твайлайт. – Перебесится.

– Вот это меня и беспокоит. У нас не любят грубиянов, забияк и тех, кто мешает другим пони спокойно жить.

– И что за это грозит ему?

– Перевоспитание в Кэнтерлоте или изгнание.

У Крэлкина в голове пролетела скупая предостерегающая мысль, но все было настолько умиротворяющее, что он не хотел даже скоротечного раздумья на счет возможных глупых проступков друга. Если изгонят Альтуса, то что он должен предпринять, как хороший друг?

– Как вы размножаетесь? – внезапно спросил чужак.

Единорожка покраснела и отвела взгляд, предлагая отмолчаться. «Не говорят о таком? Странно, что же с ними сделало правительство? Или же они сами выбрали подобный путь?»

– Ну, ладно. Не хочешь говорить, не говори, – ответил мечтательно жеребец и добавил: – На месте Альтуса я бы начинал учиться летать.

В течение получаса Крэлкин ходил, чтобы усовершенствовать свое мастерство в этом деле. Твайлайт от души смеялась, смотря на его неудачные попытки. Когда он уже хотел закончить, рядом с ученицей Селестии приземлилась синяя пони с радужной гривой и хвостом.

– Привет, Рэйнбоу, – поприветствовала ту Твайлайт. – Что ты тут делаешь?

– А, привет, ботанам, – сказала задорно пегасочка. Было заметно, что она в хорошем расположении духа.

Крэлкин видел ее только два раза, но она не вызывала у него даже малейшего доверия. Он нахмурился, размышляя, что нужно гостье.

– Я как раз отдыхаю, – осведомила присутствующих пегаска. – Так что я зависну тут с вами.

– Опять ты? – недовольный голос Альтуса, вылезшего на берег, послышался сзади.

– А, это земной пегасик? – залилась смехом крылатая кобылка, увидев мокрого красного жеребца.

– Дэш, как тебе не стыдно? – укоризненно произнесла единорожка, но та еще сильнее залилась смехом.

– Она постоянно меня обзывает, – осведомил Альтус своего друга. – Уже четвертый день как. Постоянно преследует. Когда я делаю что-то на улице, она непременно прилетит, обзовет или вообще уляжется где-то на дереве и начнет смеяться и комментировать мои действия.

– А ты такой беспомощный, что не можешь заставить ее забрать слова назад? – спросил Крэлкин с легким недоумением.

– Я только неделю, как пони. Так что отстань, – буркнул пегас, укладываясь на мягкую травку.

– Ну, вот, неужели ты трусишь?

Бывший маг наслаждался победой Рэйнбоу над другом. Не каждый день можно было увидеть, как здоровяка Альтуса приструнивает кто-то, тем более чужестранец из другого мира. Да к тому же представительница противоположного пола.

Спортсмен ругнулся под нос и отвернулся.

– Итак, чем это вы тут занимаетесь? – спросила пегасочка, разваливаясь на ветвях дерева, и обратив свой взор к двум пони.

– Да ничем, разговариваем, – ответила Твайлайт, явно не настроенная возвращаться к беседе об интимном.

– О чем? – безо всякого энтузиазма спросила Дэш.

– Уже ни о чем, – ответила единорожка.

– Скучно, – отмахнулась Рэйнбоу.

Крэлкин вновь принялся ходить. Это привлекло внимание Дэш, и она стала внимательно следить с дерева за каждым движением нового пони. Жеребцу это не нравилось, и он очень нервничал, как на экзамене. Он старался не оступаться, идти натурально и непринужденно, но не мог избавиться от неестественного напряжения, которое создавала следящая кобылка. Неловко оступаясь, бывший маг подвергался насмешкам и новым прозвищам: “Кривоножка”, “Неуклюжий”, “Косолапый”… Твайлайт пыталась призвать подругу к порядку, но та ее не слышала и продолжала хохотать. Альтусу тоже досталось, но он старался не реагировать на выпады в свою сторону.

Вскоре Рэйнбоу надоело представление, и она улетела, оставив за собой быстро исчезающую радугу. Посмотрев ей в след, земной пони в уме сопоставил площадь крыльев, взмахи, скорость, пренебрегая сопротивлением воздуха. «Вряд ли существо, имеющее такие крылья, может вообще летать, – заключил он, наконец вспомнив школьный курс физики. – Но шмелю физика тоже не мешает». Внезапно Крэлкин остановился.

– Надо бы найти, где переночевать, – заключил он.

– Я могу попробовать договориться с Рарити на ночь, другую, но не больше, – сказал бесцветно пегас.

– Ты у меня останешься, – сказала твердо Твайлайт.

– Но я не хочу быть кому-либо обузой, – сказал озадаченно белый пони, не желающий тотального контроля со стороны.

– Ты не будешь обузой. К тому же этого хотела Принцесса Селестия, – заключила она.

– Альтус, не обессудь, но я воспользуюсь добротой Твайлайт, – решил маг, смотря в сияющие глаза единорожки. «Вдобавок, не хочу я пока ссориться с Селестией».

– Замечательно, – сказал безразличным тоном спортсмен, и его живот заурчал. – А то еще с тобой кроватью пришлось бы делиться.

Кобылка хихикнула.

– Ну, остается, как минимум, одна проблема, – заметил Крэлкин. – Финансы.

– Финансы? – переспросила лиловая пони.

– Ну, то, за что вы покупаете еду, одежду, платите налоги и тому подобное, – пояснил чужак.

Волшебница снова хихикнула.

– С голоду вы тут не помрете. А деньги можно заработать, делая что-то полезное для города. Одежду мы тут не носим, ну, кроме помпезных пони, – она закатила глаза, – или одеваем ее на официальные приемы и праздники. А также в холодные времена года. А что такое налоги?

– Ну, вот ты живешь в библиотеке. Ты платишь за свет, за воду, за площадь, которую занимаешь для жизни, в конце концов, – начал объяснять Крэлкин, но единорожка его перебила.

– Какая-то несуразица. Я же живу, так что я в любом случае буду занимать место, использовать воду, кушать. Помимо этого я делаю полезные вещи для города. И... да с чего мне вообще платить за то, что я живу в библиотеке? Это лишено смысла.

Земной пони только улыбнулся в ответ. Он уже начал понимать, что общество пони лишь поверхностно повторяет черты общества людей.

– Я договорюсь с ЭплДжек, она возьмет тебя к себе на ферму, – сказала кобылка. – Будешь помогать ей.

– Что? – в задумчивости переспросил Крэлкин.

«Помогать ЭплДжек на ферме? А это еще зачем? Хотя, если разобраться, то фермерша нас обезвредила без особых усилий и сможет это сделать еще раз, если понадобится. Боязнь того, что мы убежим? Но мне необходимо написать письмо Принцессе Селестии. Мне необходима информация. Мне нужна библиотека, тишина и много бумаги. А плацдармом для моих действий мне предлагают ферму? Но спорить сейчас не имеет смысла. Придется использовать свободное время».

– Буду рад помогать ЭплДжек с превеликим удовольствием, – сказал он с улыбкой на морде.

– Значит, пойдем туда завтра, – сказал лиловая пони.

«Интересно, это указание сверху или же Твайлайт сама приняла решение?»

– Спасибо, – поблагодарил тот ее и переключил внимание на скучающего друга. – Альтус, а ты когда будешь учиться летать?

Пегас приподнял голову и посмотрел непонимающим взглядом на друга.

– Чего? – возмутился тот.

– Летать когда будешь? – вновь спросил маг.

– Потом. У меня времени нет на это, – отпарировал жеребец.

– А сейчас ты что делаешь?

– Да отстань, – недовольно проворчал спортсмен, – тебе-то это зачем надо?

«Глаза на высоте и первый удар с неба, если мне понадобится твоя сила».

– Мечта всего человечества свободно парить в небе, без всяких приспособлений, а ты…

– Ладно, хорошо, – сказал Альтус, – только не надо мне лекции читать.

– Будешь летать через две недели лучше, чем ходить, – задорно сказал Крэлкин. Такое приподнятое настроение у него появлялось, когда все шло по его плану. «Правда, план очень изменился», – и перестанешь быть мальчиком на побегушках у Рарити.

– А кто тебе сказал, что мне это не нравится? – парировал Альтус.

– Ну, вот мы и узнали причину твоего вопроса, – заключил, ухмыльнувшись, земной пони. – Значит, тебе нравится Рарити.

Пегас лишь отвернулся, а Твайлайт залилась краской. Единорожка была очень стеснительной и не привыкла разговаривать на любовные темы. Но она определенно была заинтересована в них, но, как казалось чужаку, лишь с теоретической точки зрения.

К удивлению белого пони, крылья его друга начали подергиваться. Альтус начал прощупывать, какие мышцы отвечали за крылья. Смотря на красного жеребца, маг прокручивал планы, как ему можно его использовать, чтобы тот думал, что сам хочет этого. Но смутные видения потасовок в этом мире плохо представлялись ему. Он не верил, что тут вообще можно оказывать силовое воздействие. «А если оказать, то что тогда? Изгнание? Не думаю, что я попаду туда, а вот Альтус может. А подставлять друга уже будет верхом бесчеловечности и моего неблагоразумия».

– Ладно, я собираюсь сделать кружок вокруг озера, – сказал он и поднялся. – Скоро буду.

Крэлкин, оценивая сложившуюся ситуацию, направился в свое небольшое путешествие. Ноги болели, но ему необходимо было сделать большой рывок, чтобы не выглядеть неуклюжим пони перед ЭплДжек и дать ей, по возможности, отпор.

Так он прохаживался до рубинового заката, пока ветер, усилившись, не начал хлестать деревья и пони. Твайлайт то приходила, то уходила. Альтус пытался овладеть маханием крыльев, но пока никаких существенных результатов видно не было. Крылья беспорядочно взмахивали, и их владелец каждый раз морщился, словно ему было больно. Это выражение лица было очень хорошо знакомо Крэлкину. Каждый раз, как друг начинал терять терпение, и на ситуацию мог повлиять только он, его лицо искажалось в гримасе боли и ненависти. Любой проходивший рядом мог попасть под горячую руку спортсмена, но только не Крэлкин.

Пройдя последний раз, земной пони повалился рядом с пегасом и тяжело вдыхал вечерний воздух. Наконец, у него начало неплохо получаться. Но это все равно далеко от совершенства. Он не хотел говорить, только лежал на животе на мягкой траве, раскинув копыта в разные стороны и переводя дыхание, вдыхая запах уже знакомой зелени. Есть он не хотел, жажда мучила сильнее, но он не рисковал пить из озера, зная, что выбрасывают в их мире в водоемы с заводов и городских очистных сооружений.

Твайлайт появилась, когда Альтус уже ушел к Рарити, аргументируя это тем, что единорожка не любит ложиться поздно, а еще больше не любит просыпаться от посторонних шумов.

– Это вредит ее коже, – объяснил друг.

Лиловая пони несла перед собой старинный прямоугольный фонарь, охваченный слабым лиловым сиянием и распространяющий свет вокруг себя. Фонарь сразу напомнил Крэлкину средневековье, где подобные осветительные приборы были распространены. Теперь такой предмет был прерогативой богатой жизни и показателем достатка. В фонаре перекатывались светящиеся шарики.

– Это светлячки, – объяснила она, увидев озадаченный взгляд пони. – Ты, наверное, поесть и отдохнуть хочешь? Пошли, у меня уже все готово, – сказала единорожка, и Крэлкин с удовольствием поплелся за ней. – Ты же не видел, где я живу.

– Ну, ты мне рассказывала, – проговорил тот.

– Ну и что? – удивилась Твайлайт. – Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

– А в городской библиотеке много книг?

– Да, там много книг, – согласилась кобылка. – Правда, мало кто любит читать, как я.

– Ну, у тебя теперь появился постоянный посетитель, – сказал он.

– Буду надеяться, – улыбнулась ученица Селестии.

В дереве, к которому единорожка привела гостя из другого мира и представила, как городскую библиотеку, были вырезаны промежутки для окон, остававшиеся пустынными и темными. Два небольших балкона, зеленые козырьки над окнами, хлипкая импровизированная площадка наверху с большой подзорной трубой казались неестественными. На двери была прикреплена горящая свеча, освещавшая наступающий полумрак. В голове жеребца возник образ свечи как маяка, который служил путеводной звездой заблудшим путникам до теплой постели и горячей миски похлебки.

Перед дверью стояла большая табличка, размером с половину пони, с изображением раскрытой книги. «Это уже только косвенно смахивает на растение. Скорее, это дом, сделанный в виде дерева». Жилище Твайлайт, как показалось Крэлкину, было расположено практически в середине города. У него сложилось ощущение, что город разрастался от этого дерева.

Зайдя вовнутрь, земной пони попал в кромешную тьму, нарушаемую лишь слабым светом заходящего солнца, проникающим через легкие занавески. Однако через мгновение яркий свет озарил большой зал с огромным количеством книг и десятками пони разных мастей и окрасов. Он увидел Альтуса и Рарити, а также всех, кого раньше видел и не видел. Зал был нарядно украшен ленточками, шариками и огромным белоснежным плакатом, на котором было вышито аккуратными черными нитками с зеленоватым оттенком: “Добро пожаловать в Понивиль!”.

– Добро пожаловать в Понивиль! – прокричала розовая кобылка практически в ухо Крэлкину так неожиданно, что тот свалился.

Пинки Пай стояла перед ним и смеялась от души. Толпа засмеялась вслед за ней, и несколько пони, которых он даже не знал, помогли ему подняться. Все доброжелательно смотрели на него, никаких косых взглядов, никаких насмешек, лишь робкие взоры изредка пробегали по его пустому боку. Все были учтивы, весело проводили время, действительно старались познакомиться с ним, рассказывая забавные истории и смеясь, играли вместе в разнообразные игры, которые придумала затейница вечеринки со своими подругами. Крэлкин ни в одной игре не победил, но очень хорошо провел время. «Я даже забыл, что мне надо собирать информацию», – пронеслось у него в голове перед тем, как Пинки увлекла его в очередную забаву.

Алкогольных напитков не было, что поразило пришельца. На столах стояли разнообразные кексы, пироги, выпечка, конфеты, печенье и огромный торт с надписью: ”Добро пожаловать, Крэлкин!”, возвышающийся над всеми вкусностями. Он не мог поверить, что пони действительно весело проводят время без выпивки. Бывший маг лишь поражался разностью миров, размышлял, насколько опустилась юдоль жизни людей, что хорошая вечеринка не обходится без кучи бутылок с градусосодержащими напитками, курева и, нередко, наркотиков. Он прекрасно знал, что половина индивидумов после вечеринок ехали в гостиницы с противоположным полом и продолжали веселье в постели. «Неужели эта детская вечеринка во вкусе высоко цивилизованной расы? Или же мне просто не везло с вечеринками в моем мире, и я попадал в очередной гадюшник раз за разом?»

Познакомившись поближе со Спайком, Крэлкин увидел в нем мечтательного дракона. Он нередко веселил пони и был душой компании, хотя и менее заметным, чем Пинки. Как оказалось, он помогал Твайлайт по дому, а не только в обучении, хотя сам не особо любил заниматься, однако знал расположение любой книги, которая лежала на полках библиотечного зала.

Заметив забавный знак в виде лиры на крупе у одной пони, Крэлкин обратил внимание и на других. У всех без исключения были метки, изображающие различные предметы, кроме него и Альтуса. Суть меток он еще не понимал и решил, что спросит у Твайлайт позже, чтобы не слыть невеждой и болваном.

Приятный вечер подходил к концу, и белому жеребцу даже стало грустно, что все разойдутся и оставят его в одиночестве. Таких приятных знакомств он ни разу не заводил.

– Пинки и мне устроила подобную вечеринку в тот же день, как только мы с ней первый раз встретились, – сказал Альтус, когда те остались одни, в стороне. – Интересная она.

– Нравится? – с удивлением спросил маг.

– Нет, просто интересная. Я таких не встречал вообще.

– А ты видел когда-нибудь, чтобы по приезду в другой город тебе устраивали вечеринку? – усмехнулся Крэлкин.

– Ага, да в каждом городе, – саркастически ответил Альтус. – Только и успевал отказываться.

Земной пони осмотрел гуляющую и шумящую толпу. «Сколько пони. И ведь все они не относятся ко мне с настороженностью или опаской, а принимают такого, какой я есть. Неужели, мне даже не придется напрягаться, чтобы устроить себе здесь нормальную жизнь?»

– Да, а ведь я и подумать не мог, что здесь будет так здорово, – сказал он. – Я бы мог тут устроить нас при определенных обстоятельствах.

Альтус промолчал, и чужак принял молчаливый выпад друга.

– Значит, тебе тут что-то не нравится?

– Не знаю, Крэлкин, – ответил тот грустно. – Я тут неделю, но до сих пор лишь несколько раз встретил действительно грубых… этих… пони. Остальные не умеют обижать, в отличие от людей. Тут все слишком хорошо, чтобы быть правдой, я не верю во все это.

– Значит, домой, да?

– Просто я хочу вернуться туда не потому, что там хорошо и красиво, а потому что там все привычнее и все проще для понимания.

Бывший маг склонил голову, задумавшись: «Не хорошо и не красиво, а все понятно? Ну, у тебя, друг, там все просто и понятно. Ты выходишь на арену, даешь людям зрелище, а взамен получаешь хлеб. Я же скитаюсь от точки до точки, не особо осознавая, что делать дальше. Я между молотом и наковальней. Как бы ни были хороши “слепые” переходы, но они все же опасны. И опасны, прежде всего, для меня. Но там действительно все проще и понятнее. Есть я, есть маги, и есть сила, от которой хотят избавиться».

– Я попробую использовать магию, – в нерешительности сказал Крэлкин, раздумывая над тем, что же может получиться, если он не потерял способности рунного мага, – Может быть, что-то да и получится.

– Что-то получится? Да ты в своем уме? А если что-то пойдет не так? Не подвергай себя риску, ты же не знаешь, как отреагирует энергия на твое вмешательство.

– И все-таки, ты слушал мои лекции, – улыбнулся товарищ.

– Слушал-слушал, куда же мне было деваться от такого клеща, как ты?

Друзья рассмеялись, первый раз по-настоящему расслабившись за проведенное время в новом мире. «Альтус не хочет тут оставаться, – думал Крэлкин. – Вправе ли я его тут держать? Он мне помогал слишком часто, чтобы его отпускать. Но все же, это повод в защиту его жизни там, где он хочет, вне зависимости от моих грез».

– Я прошу прощения, что прерываю вашу беседу, но нам пора. Уже поздно, а у Альтуса завтра с утра очень важное поручение, – послышался нежный голос Рарити.

Белый жеребец даже не заметил, как все пони, кроме шести разноцветных кобылок, уже удалились, оставив после себя пустую комнату, украшения и недоеденные пироги.

«Задержались только близкие подруги? Флаттершай тоже входит в их число?».

– Да, Крэлкин, пора мне, – сказал пегас и последовал за белоснежной кобылицей, смотря себе под копыта.

Маг вздохнул, когда друг ушел. Мир потускнел без моральной поддержки.

– Ладно, сахарок, я тоже пошла. Увидимся завтра на ферме, – сказала ЭплДжек и подмигнула.

– Спасибо тебе большое, – сказал тот, не зная, как отреагировать на подобный расклад карт.

– Не за что, – ответила та. – Будешь учиться быть пони.

– Постараюсь тебя не подвести, – заверил он.

– Приятно видеть еще одну мордочку в нашем небольшом городишке, – сказала Пинки Пай, подскочила к новому жителю и обняла его передними копытами, весело рассмеявшись прямо в ухо.

Флаттершай и Рэйнбоу Дэш тоже попрощались и вылетели из библиотеки. Желтая пегаска вела себя достаточно скованно, практически ни с кем не говорила, а подойти к новым пони для нее казалось недостижимым. Крэлкин, Твайлайт и Спайк остались одни. Дракончик уже валился с ног, поэтому единорожка отправила его в царство Морфея на второй этаж.

– Я приберусь тут, а ты тоже иди спать. Завтра тебе рано вставать, – наставительно произнесла кобылка.

– Да нет, я не хочу спать, – возразил земной пони и широко зевнул.

Твайлайт зевнула следом, и они оба рассмеялись.

– И все-таки, я тебе помогу, – сказал жеребец. Он даже удивился, что предложил помощь. «В других случаях, я бы просто развернулся и пошел, но сейчас… Это не для того, чтобы задобрить Твайлайт и подбить клинья, и это не влечение к ней, какое наблюдается у Альтуса по отношению к Рарити. Это... дружба?»

– Ладно-ладно, – ответила библиотекарша, – но тебе действительно рано вставать.

– Встану, я у себя на работу вставал даже раньше, – отмахнулся чужак.

– А кем ты работал? – спросила кобылка и начала убираться.

Крэлкин начал снимать ленточки снизу, аккуратно срывая их зубами и перекладывая на стол. Мишура показалась ему сладкой на вкус, и он попробовал одну раскусить. «Из чего они делают краски?»

– Не думаю, что моя профессия тебе о чем-то скажет.

– Ну, она же была связана с магией.

– Отнюдь, – ответил он. – То, что я занимался магией, знало, наверное, меньше сотни человек, – сказал жеребец, вспомнив свои соревнования. – Это было засекречено и запечатано семью печатями.

– Почему?

– Почему? – Земной пони даже растерялся от такого наивного вопроса. – Как же объяснить, – задумался он, застыв с ленточкой в зубах посреди комнаты. – Наверное, это все из-за того, что такого человека не понимали бы, а у нас в мире не любят того, что не понимают.

– Странный у вас мир, – сказала единорожка, отправляя красиво сложенную огромную белую ленточку на разноцветную груду маленьких, которые уже успел снять земной пони.

– Не спорю.

Дальше уборка проходила в непринужденной беседе, не затрагивая важных вопросов, а пони отшучивались от разных мелочей. Веселиться уже не хотелось, да и времени не было. Хотелось спать и быстрее закончить начатое.

Устав от всего, Крэлкин повалился прямо на пол, закрыл глаза и свернулся калачиком, готовясь заснуть. Твайлайт его толкнула копытом и показала место, где он будет спать. Она расстелила ему перину посреди большого зала, на которой не так давно спал его друг, выделила клетчатый плед и мягкую подушку, пожелала спокойной ночи и ушла на второй этаж библиотеки. «Она мне не доверяет», – подумал чужак, и его сознание провалилось в пустоту.

VII

Утро, как уже понял Крэлкин, начиналось для пони с холодного рассвета. Он слушал, как объятая осенним пламенем листва шелестела своими одеждами, а ветер слегка теребил стекло в раме. Укутавшись с головой в одеяло от пробивающегося сквозь рваные тучи ярко-золотого света, он снова закрыл глаза и попытался уснуть. В больнице он только спал и ел, не осознавая, когда пони приходили и уходили. Кексики Пинки уже стояли на столе до того, как он просыпался, но маг не задумывался, что их приносили спозаранку, до того, как пони шла на работу или уже успевала их приготовить на своей захламленной кухне.

– Вставай, соня, а то завтрак пропустишь, – весело позвала Твайлайт, но у Крэлкина было другое мнение насчет еды.

– Твай, спасибо, но я пас, – промямлил тот и отвернулся от распахнутого настежь окна, впускающего прохладный ветер.

– Как так? – не поняла единорожка.

Земной пони простонал, но ничего не ответил, мозг слишком слабо соображал, да и тело шевелиться не хотело. Внезапно его подхватило и подбросило невидимым потоком. Ударившись об пол, чужак сразу же проснулся. Дракончик, который уже помогал библиотекарше на кухне, задорно засмеялся.

– Ладно-ладно, встаю уже, – сказал недовольно белый жеребец.

– Крэлкин, выходи, я тебя на ферму проведу, – послышалось с улицы.

Заинтересованная кобылка высунула голову в окно и посмотрела на нарушителя спокойствия.

– О, привет, Альтус, – поприветствовала она нежно-красного пегаса. – Проходи, позавтракай.

– Спасибо, Твайлайт, но я тут только для того, чтобы забрать этого соню, – крикнул гость единорожке.

Крэлкин услышал, как Альтус протяжно зевнул, и единорожка засмеялась. Она еще раз предложила поесть с утра сонному земному пони, и, услышав отрицательный ответ, ничего не говоря, вытолкнула Крэлкина на улицу, даже не давая возможности причесаться и умыться.

Резкий солнечный свет ударил в глаза белому жеребцу. Утро встретило его холодом. «Вот это уже настоящий конец осени», – подумал он про себя, вздрогнув под порывом ветра. Редкая листва начала опадать с деревьев. По улице уже сновали пони. Некоторые спешили по своим делам, не замечая никого, кое-кто вежливо здоровался с каждым встречным. На большинстве горожан была одежда: головные уборы и накидки, отделяющие их по профессиям.

– Утро доброе, – поприветствовал друга Крэлкин и протяжно зевнул.

– Ну, вот сегодня ты действительно начнешь жить здесь, – осведомил Альтус земного пони. Тот посмотрел на него непонимающими заспанными глазами. – Не смотри на меня так. Я сам еще не привык к их расписанию.

Спортсмен зевнул и махнул крыльями. Маг заметил, что движения были очень похожи на взмах крыльев нормального пегаса. «Он уже начал осваивать правильные движения? Очень хорошо. Чем быстрее он научится, тем лучше будет для него и для меня».

– Пошли, соня, – сказал красный жеребец.

Они двинулись меж домов.

– Ты тут уже ориентируешься? – удивился бывший маг.

– Не так, чтобы хорошо, – признался друг. – Тут есть ориентировочные здания, по которым можно выйти за город к ферме. Например, “Сахарный уголок”, в котором работает Пинки. Вот от него примерно вдоль этого ряда домов и выходишь прямо на ферму, – объяснил Альтус, указывая копытом.

– И ты меня дальше не поведешь? – спросил земной пони.

– Проведу. Я потому и встал раньше.

Дорога была не длинная. «Примерно минут пятнадцать, как и говорила Твайлайт, когда убегала из амбара во время слежки за нами, чтобы поесть. Понивиль – небольшой город. Не удивительно, что Пинки со всеми тут знакома. Я бы сказал, что это деревня», – думал бывший маг, перебирая копытами по грунтовке. Пегас убежал, как только они добрались до главных ворот, оставив Крэлкина и размахивая крыльями на бегу, имитируя взмахи. Тот проводил его взглядом и посмотрел на ферму.

Развернувшаяся перед глазами картина напоминала ферму больше, чем жеребец мог себе представить. Ничего необычного, все, как в его мире. Единственное, что бросалось в глаза, – красный тон строений, который был неказист и непонятен для такого места. «А вон там, наверное, амбар», – заметил он, осмотрев постройки, прилегающие к основному зданию.

Ферма была пустая, никакого движения ни внутри, ни снаружи Крэлкин не заметил и был удивлен. Все пони вставали рано, фермеры же, в понимании чужака, должны были вставать еще раньше. Немного постояв под порывами нарастающего ветра, он подошел к двери, ведшей в жилое, как ему показалось, помещение и учтиво постучал. Из-за двери донесся глухой голос жеребенка.

– Заходите!

Земной пони толкнул дверь вперед и она поддалась. На пороге стояла крохотная желтая кобылка с красной гривой и огромным ярко-розовым бантом, который прихватывал волосы на затылке.

– Привет, я ЭплБлум! – представилась она живо. – А у вас тоже нет кьютимарки?

– Чего? – промямлил жеребец, понимая, что забыл вчера спросить об этом Твайлайт. Он зевнул, выражая нежелание продолжать общение и простую физическую усталость.

Жеребенок оббежал его и уставился на круп.

– Действительно нет кьютимарки, как и у того пегаса. Так значит, мы можем и не получить свою метку? Никогда? – Голос ее был трагическим, а на мордочке поселился страх.

– Эээ… – потянул Крэлкин, не зная, что и ответить. Да он и не хотел знать, что отвечать. Он пришел работать, а не разбираться, почему у него нет какой-то метки.

– ЭплБлум, – послышался голос ЭплДжек, – ты че эт’ там копаешься? – рыжая пони показалась в дверях. – А, эт’ ты? Проходи, – добродушно сказала она, а потом сразу же прикрикнула на малышку. – ЭплБлум, не приставай к нашему гостю.

Посмотрев на хозяйку фермы, желтый жеребенок еще раз вперила взор в пустой бок белоснежного пони и забежала внутрь.

– Эт’ моя сестра, – пояснила кобылка, – она чуток того… помешана на своей кьютимарке. – Земная пони закатила глаза и пропустила внутрь Крэлкина. – Мы седня работаем в саду. Бушь перетаскивать яблоки. Я плачу в конце месяца. Жить бушь у меня же, а то Твайлайт над’ тишина, чтобы в своих книжках сидеть. И удобнее те’ тут будет. Айда, покажу твою комнату.

Чужак не верил своим ушам. «Теперь меня будут держать на ферме? В качестве кого? В качестве заключенного? Или в качестве работника? Твайлайт тишина нужна? Для чего? Вероятнее всего, ей предоставляют время, чтобы решить нависшую проблему в виде пришельцев. А момент написания письма для Селестии все отдаляется и отдаляется».

По дороге в свою комнату гость увидел мускулистого статного жеребца красного цвета с оранжевой короткой гривой и хвостом. Сбоку на крупе у него было изображено половина зеленого яблока. Он смотрел безразличным взглядом на чужака. ЭплДжек поздоровалась с ним и представила Крэлкина, как нового работника фермы. Тот кивнул, сказав лишь: “А-агась!”, и отправился дальше по своим делам. Как оказалось, это был брат кобылки, Биг Макинтош.

– Он не особо любит говорить, ес’ ты заметил, – оправдывала поведение брата ЭплДжек, – но прилежный труженик.

Жеребец кивнул. Ему еще один житель фермы показался очень хорошим пони. Он любил неразговорчивых, они позволяли ему крутить собой, как ему вздумается. Фермерша и новый работник подошли к обшарпанной двери, и оранжевая кобылка толкнула ее копытом.

– От тут ты бушь жить, – сказала она, проходя в комнату. Внутри на кровати сидели три жеребенка. Одну из них Крэлкин узнал – ЭплБлум. С ней были ярко-рыжая пегаска и белая единорожка. – Какого сена, ЭплБлум!

– Смотрите, у него тоже нет кьютимарки, – завопила в ответ сестра.

Жеребята кинулись к гостю, оббежав хозяйку дома, облепили жеребца, как муравьи варенье, и уставились на пустой круп. Послышался разочарованный вздох.

– А ну-ка, кыш отседова! – прикрикнула ЭплДжек, и троица убежала. – Че эт’ они себе думают?

– Кьютимарка, – повторил чужак вполголоса.

– Ты не в курсе, чаго это такое.

– Нет, не знаю, – потупил взор пони. Он многое знал, но когда встречал что-то незнакомое, то скрывать незнание не любил. Одним из его девизов был: “Опозорюсь сейчас, но спрошу, чем потом я ослом прослыву”.

– Потом у Твайлайт спросишь, – вздохнула ЭплДжек.

– Если не забуду, – подметил Крэлкин. Когда что-то его не особо интересовало, то он позволял себе забывать об этом, как о пустом сне. Лишняя информация была не для него, и он порой выбирал, что спрашивать, отбрасывая десятки пустых вопросов. В свое время, Крэлкин слишком много отбрасывал и потом не мог полноценно пользоваться полученными ранее знаниями.

Следующие полдня он провел в саду, познакомился с бабулей Смит и перетаскал все яблоки, которые сбрасывала ЭплДжек в кадки и бочки. Ветра за работой практически не чувствовалось, и маг позволял себе трудиться, полностью погружаясь в процесс и свои мысли. Он изнутри оценил распределение труда, которое придумала Твайлайт, и был удивлен работоспособностью системы. Жеребец понимал, что они снимают какой-то особый урожай, но для чего он был предназначен, для него оставалось загадкой.

Практически все время, что он был в саду, за ним следили три жеребенка, которых он видел утром. Поначалу они его раздражали, но потом он привык и перестал обращать внимание на нарушителей спокойствия. Неподалеку работал Макинтош с другим земным пони, которые выполняли ту же работу, что и он с ЭплДжек.

– Ну, на седня все, – сказала подошедшая к складу фермерша, разглядывая яблоки.

– На сегодня? – удивился Крэлкин и посмотрел на высоко висящее солнце.

– Да, – просто сказала фермерша, – я ж не буду тя тут силком держать целый день. Он и твой друг пришел, так что можешь идти отдыхать. Обед будет скоро, тя ЭплБлум позовет.

– Спасибо, – ответил белый жеребец.

«Отпускаете? А не боитесь, что я и Альтус удерем куда-нибудь?»

Нежно-красный пегас подошел мерными твердыми шагами к ферме и окинул ее осторожным взглядом. Было видно, что он не так уж и много времени тут бывал, чтобы привыкнуть к обветшавшему строению. Крэлкин поспешил к нему навстречу. Трое жеребят крались за ним.

– И еще раз привет, – сказал маг другу.

– И тебе не хворать, – ответил тот. – Наработался?

– Не так, чтобы очень, – признался жеребец. – А тут всегда неполный рабочий день?

– А ты так соскучился по восьмичасовому?

– Девятичасовому, – поправил того земной пони.

– Да, без разницы.

Альтус заметил жеребят, выглядывающих из-за дерева. Увидев, что они себя выдали, кобылки быстренько спрятались. «Нельзя говорить ничего лишнего, пока за нами следят чужие глаза и уши, – подумал Крэлкин, проследив за взглядом спортсмена. – Или они следят по поручению кого-то?»

– Они меня начинают раздражать, – пожаловался пегас.

– Они же просто жеребята, – оправдал их белый жеребец. – Дети. Что с них взять.

– Надоедливые жеребята, – поправил чужак. – Они привязались к моей заднице.

– Крупу, – поправил его друг.

– Да без разницы, – отмахнулся Альтус. – Ладно, пошли к озеру, что ли? Я хоть покупаюсь, а то замотался сегодня.

– Без меня. Я должен сходить к Твайлайт, – сказал он, обдумывая, какие книги лучше всего подойдут для ответа на вопрос Принцессы Селестии.

Повисло тяжелое молчание.

– Ну, я тогда пошел один, – наконец сказал спортсмен. – Потом догоню. Все-таки, ты тоже…

– Нет, – отрезал Крэлкин. – Мне надо кое-что узнать. К тому же хочу взять что-нибудь для домашнего чтения.

– Какой-нибудь двенадцатитомник, да? – скептически отозвался пегас.

– Вероятнее всего, – согласился с улыбкой Крэлкин.

– Учись бегать, – серьезно посоветовал нежно-красный пони.

– Зачем? – не понял земной пони друга.

«Мне никогда не доводилось бегать. У меня была магия и Альтус, а больше ничего и не надо, чтобы забыть, что такое физические управления».

– Затем, что я тебя буду доставать, если не будешь этого делать.

– Ну, вот когда научишься летать…

– Тогда будет поздно, – закончил пегас. – Все, пошли, проведу тебя до твоей любимой Твайлайт.

«Какой же он дурак, – посетовал Крэлкин, косясь на идущего рядом друга. – Я никого не любил. Или же он забыл мое обещание, что я никого не буду любить? Ну, тогда я ему напомню это. Но не словом, а делом». Они прошли меж знакомых домов. Маленькие пони провожали их до самой библиотеки, а потом куда-то убежали, весело смеясь и толкаясь.

– Наконец-то, – раздался облегченный вздох Альтуса, заметив пропажу шпионов. Земной пони тоже вздохнул. – Позже встретимся.

– Давай, хорошо покупаться, – бросил напутствие маг.

– Не заржавеет.

Пегас убежал, а Крэлкин зашел в библиотеку, смотря на висящую на двери погасшую свечку. Посреди комнаты он увидел Твайлайт, обложенную кучей открытых книг, и с особой внимательностью читающую какие-то строки. Единорожка была так увлечена, что не заметила гостя. Вместо нее белого жеребца встретил дракончик Спайк.

– О, привет, – поприветствовал он гостя. – Тебе что-то подсказать? Или ты просто поздороваться пришел?

– Ну, как бы я к Твайлайт.

– Попробуй ее отвлечь, если сможешь, – усмехнулся помощник библиотекарши и пропустил пришедшего пони в библиотеку, бесшумно закрывая за ним двери.

Крэлкин подошел к лиловой хозяйке дома знаний и из-за плеча посмотрел в книгу, которую она читала. Запах от единорожки приятно напоминал пыльный библиотечный зал, в котором он проводил много времени. Боль расставания с его миром резанула по сердцу. «И все-таки в чем-то Альтус прав. Там все привычнее, чем здесь. Но здесь есть что-то, что притягивает меня. Какая-то своя прелесть».

Отмахнувшись от сумбурных и ненужных мыслей, он решил, что ему пора написать письмо принцессе, в разрезе научных трудов ее мира. Он окинул взором полки с томами и судорожно сглотнул. Поиск информации мог затянуться очень надолго. Вновь опустив взгляд, он присмотрелся к буквам в книге, которую читала кобылка, и понял, что письменность ему не то, что незнакома, он ее вообще не понимает. «Учитывая еще и это, поиск может занять дополнительно несколько месяцев, пока Твайлайт научит меня чтению и письму».

– Привет, – прошептал гость на ухо Твайлайт.

Единорожка подскочила от испуга и с непониманием посмотрела на пришельца. А потом рассмеялась. «А в теле человека она мне не разрешила себя почесать за ушком и даже магией ударила. Сейчас должно было быть то же самое. Вспышка света, отброс к стене и извинения. Но в данном случае это можно списать на… невнимательность».

– Я так испугалась! Слава Селестии, что это ты.

«Селестию превозносят, как Богиню? – Подумал про себя Крэлкин. – И тут то же самое? Ну, ладно, не важно», – отмахнулся бывший маг. Сейчас его волновала далеко не божественная сущность местной принцессы.

– Я бы хотел взять книги, но есть маленькая проблема, – сказал он.

– Бери любые книги, которые тебе будут интересны, – сказал Твайлайт, косясь в сторону раскрытого тома. – Не вижу проблемы.

Земной пони ткнул копытом в том на одну из строчек.

– Я не понимаю ничего, что тут написано. Ни буквы.

Библиотекарша задумалась о целесообразности обучения чужака письму. Мордочка ее выражала противоборствующий конфликт между ее стремлением учить и ее настороженности к пришельцу.

– Мне надо написать письмо Селестии, а я не могу, – сказал тот, намекая на необходимость узнать местное письмо.

Твайлайт вздохнула:

– Я бы могла научить тебя. Тем более, у меня где-то должна быть книжка по обучению детей чтению. Спайк, – позвала единорожка, и дракончик тут же примчался.

– Что случилось? – спросил тот.

– Мне нужна книга для обучения жеребят чтению.

Помощник моментально понял, зачем кобылке эта книга и повалился на пол в истерическом хохоте. Лиловая пони сурово посмотрела на него. «И Спайк тоже знает, что я не из этого мира? Наверное, в ближайшем будущем мне будет проще сосчитать существ, которые не знают, кто я такой и откуда родом».

– Ладно, ладно, иду, – сказал тот, смеясь, и, взяв небольшую лесенку, пошел исполнять просьбу библиотекарши. При всех тех знаниях, что дракончик ведал о книжных полках и их содержимом, ему мешал рост, чтобы быстро исполнять просьбы хозяйки. Он был низенький и лишь на цыпочках доставал книги с третьей полки. Если интересующее печатное издание стояло выше, то он брал лесенку, стоящую неподалеку специально для этой цели.

– Не обращай внимания на Спайка, – сказала Твайлайт ласково.

– Да я думаю, что любой пони, узнав, что я не умею читать, зальется смехом еще похлеще. И Альтус не умеет читать, – задумчиво произнес Крэлкин, вспомнив о друге.

Спайк вернулся с книгой и еще раз залился смехом. Кобылка магией перетянула пособие к себе и на весу открыла. Крэлкин увидел детские картинки, описывающие суть слов. Ему внезапно стало стыдно, что он, великий маг, сумевший сотворить немало чудес и сумевший встать против всего своего мира, не умеет читать. Единорожка положила на стол бумагу, перо и чернила, приглашая своего новоиспеченного ученика занять место. Земной пони подошел к столу и озадаченно посмотрел на чистый лист.

– Бери перо, сейчас будем с тобой азбуку учить, – по-деловому распорядилась кобылка. Сверху послышался хохот дракончика.

Крэлкин долго смотрел на перо и чернила и инстинктивно попытался взять пишущую принадлежность рукой, но застыл на полпути, посмотрел на поднятое копыто, потом на перо и взял письменную принадлежность зубами. Твайлайт одобрительно кивнула.

– Итак, рисуй вот такой символ, – ткнула единорожка в книгу.

И перо нарисовало кривой символ. Как оказалось, букв в алфавите пони было всего двадцать три. Зато звуков было не меньше, чем в его родном языке. Мозг еще хранил звуки и образы его родного наречия, но уже начинал забывать. Все же основной язык, которым сейчас он пользовался, был язык пони. Все слова были понятны, но написание сильно отличалось от того, как оно писалось в его мире. После непродолжительного урока Крэлкин показал единорожке свое родное письмо, и они вместе посмеялись, указывая, на что были похожи те или иные буквы.

Связь между новым миром и бывшим магом начинала устанавливаться, ступая на зыбкий песок, поскальзываясь, отворачиваясь, но упорно шагая навстречу новому и неизведанному. Связь в виде лиловой единорожки по имени Твайлайт для чужака была странной и непонятной, но волнующе приятной. Крэлкин наслаждался моментами, проведенными с ней, и ловил себя на мысли, что не хотел бы иметь других друзей тут.

Что-то ломалось внутри него, не гнулось, но ломалось. Его личность, его вера в мир, его убеждения. Все, что держало его на плаву в собственном мире, сейчас казалось ненужным. Интриги, предательства, ложь. Это лишь производные, которыми он зарядился и пропитал свою жизнь, только потому, что по-другому просто было нельзя. По-другому он бы не выжил в жестокой охоте за его головой. Он бы не смог преодолеть все препятствия, не будь он хладнокровным и расчетливым.

«И теперь знания, которые служили мне верой и правдой не один год, должны помочь остаться тут. Конечно, после этого они будут преданы забвению за ненадобностью, но они послужат последней цели. Моей последней цели. Для достижения того, чего я так долго ждал. Но что же делать с Альтусом? Как поступить с ним? И есть ли здесь правильное решение?

В большинстве случаев, этот мир проще, понятнее, свободнее. Тут есть мелкие заурядные стычки. Настолько мелкие, что они тонут в море крови, что породил наш с Альтусом мир даже при моей жизни. Испытывали ли здесь злость, ненависть, боль от преждевременной потери? Вероятнее всего нет. Глаза никогда не врут, а тут даже у стариков они сияют молодецким запалом, давая наставления в жизнь новому поколению».

– А что такое кьютимарка? – спросил заинтересованный Крэлкин, вспомнив о том, как трое настырных маленьких пони шпионили за ним весь день. – А то мне сестра ЭплДжек все уши прожужжала со своими подругами.

Твайлайт хихикнула.

– Они втроем хотят поскорее получить свои кьютимарки во что бы то ни стало, – объяснила та.

– Ну, а я тут причем? – не понял жеребец.

– Если ты заметил, то в городе нет взрослого, у которого бы не было метки на крупе.

«Да, – согласился маг. – Метки определенно есть у всех, кого я видел».

– Жеребята получают метки в основном еще в школе, – Единорожка подошла к земному пони сбоку и приложила копыто на крупе к тому месту, где должна была находиться метка. – Метки показывают, каким даром тебя наградила природа при рождении. Проще говоря, то, что ты делаешь лучше всего или к чему у тебя копыта лежат. Вот у меня звезда, что означает вспышку от магии… наверное. Такие кьютимарки, как у меня, очень трудно трактовать. Их нужно чувствовать.

– И в чем у тебя дар? – спросил заинтересованный белый жеребец.

– В магии. Я могу овладеть любым заклинанием.

Крэлкин призадумался. «Не по этой ли причине эта единорожка и сражалась с Найтмэр Мун?»

– А у ЭплДжек три яблока потому, что она владеет яблочным садом? – спросил пони.

– Не совсем. У нее метка в виде яблок потому, что яблочная ферма – это ее дом. И ей нравится работать там, – объяснила кобылка.

– Хорошо, – сказал Крэлкин, отбросив ненужную информацию, – но почему я привлек внимание тех троих?

– Не ты один. Альтус уже неделю, как страдает от их внимания, пока ты лежал в больнице, – объяснила библиотекарша.

– Понимаю, наверное, он…

В помещение бесцеремонно ввалился нежно-красный пегас. Он поздоровался с Твайлайт. Его бок тоже был пуст, как и у чужака.

– Легок на помине, – сказал белый жеребец.

– Вот, когда понесешь, тогда и проверишь, – буркнул в ответ друг.

Ученица Селестии не поняла шутки, поэтому просто улыбнулась. Альтус по-деловому зашел в зал и развалился около окна неподалеку от разбросанных книг. Крэлкин обошел его и ткнул того в круп, в место кьютимарки.

– Эй, Твайлайт тыкай в задницу! – возмутился спортсмен.

– Это круп, – поправил друга Крэлкина.

Единорожка покраснела от таких выражений.

– Без разницы, – буркнул пегас. Внезапно он подскочил и уставился через окно на улицу.

– Что произошло? – обеспокоился маг.

– Тут опять эти дети.

– Жеребята, – поправил того друг.

– Без разницы, – парировал крылатый жеребец.

– ЭплБлум со своими подружками? – спросил Крэлкин.

– Не знаю, кто такая ЭплБлум, а Свити Бель – это сестра Рарити. Она каждый день на меня пялится, как баран на новые ворота.

– Интересное выражение, – хихикнула Твайлайт и что-то записала на листке.

– ЭплБлум – это сестра ЭплДжек, – сказал Крэлкин. – А Свити Бель – это беленькая?

– Ну, да ты прямо Шерлок Холмс.

«Свити Бель – сестра Рарити. Ничего необычного, если принять во внимание, что они обе единорожки и обе белого цвета».

– Друг, – угрожающе начал Крэлкин, – я, конечно, понимаю, что ты привык к выражениям нашего мира, но сейчас, в данную минуту, мы в другом измерении, ты это понимаешь? Старайся держать при себе хоть какие упоминания о нашем доме.

– Значит, ты мне запрещаешь разговаривать так, как мне нравится, да?! – вспылил Альтус.

– Нет, просто пытайся перевести всю свою речь на язык местного населения.

– Не знаю, получится, ли... – с сомнением в голосе произнес пегас.

– Уж постарайся, – бросил земной пони.

Жеребец снова склонился над учебником по языку Эквестрии, повторяя пройденное. Все было не так уж и плохо. Нужно было просто понять систему образования звуков и их написание. Твайлайт следила за ним и помогала, если маг просил. Альтус безучастно лежал на полу, нежась под солнечными лучами. Минут через сорок в дверь библиотеки забежала ЭплБлум и позвала Крэлкина, Твайлайт и Альтуса на обед к ним на ферму.

ЭплБлум с интересом рассматривала посапывающего пегаса.

– А можно он меня покатает на себе? – спросила она с энтузиазмом. – Вдруг, я кьютимарку получу.

Надежда явно читалась в ее голосе, но единорожка отрицательно покачала головой, поселив на мордочке крошки расстроенные чувства. Она тряхнула головой и еще раз сказала, что их уже ждут.

– Там будут все, – доложила она расстроено, – а нас не пригласили.

– Что бы это могло обозначать? – бросила в пространство библиотекарша.

– Не знаю, – пожал плечами жеребенок, видимо расценивая, что вопрос был адресован ей, и выскочила, крикнув на прощание скупое: “Пока”.

Твайлайт оставила дракончика дома и пошла с друзьями на ферму. Они добирались молча в догадках о том, зачем же их позвали и кто это “все” там собрались? «Если там собрались ее подруги, то ничего страшного, я думаю, не будет, – подумал Крэлкин. – Возможно, они что-то хотят узнать. Но что? Я не разговаривал нормально только с Рарити, да этой пегаской. Рэйнбоу Дэш, кажется. Но я и не горю желанием с ними общаться. От них пользы практически нет. Ах, да, есть еще и Флаттершай. Но что она собой представляет, я даже не в курсе».

Добравшись до фермы, Крэлкин прочитал на большой деревянной табличке, вывешенной над воротами “Сладкое Яблоко”, и переспросил о правильности прочитанного у кобылке. Та одобрила его продвижение и улыбнулась. На подходе их встретила веселым лаем собака. «Обычная дворовая собачонка», – подумал маг, оценив состояние четвероногого друга и ее внешний вид. Дворняжка лезла лизать ноги и бока, особенно ее любимицей была Твайлайт.

– А как кличка у собаки? – спросил Крэлкин, заинтересованно рассматривая играющее существо.

– Это Вайнона, помощница ЭплДжек в загоне коров в стойла, – сказала она.

– У вас есть коровы? – изумился жеребец, отмечая в голове еще один вид этого мира. – Они тоже умеют говорить?

– Да, но они не строят городов. Они бегают по зеленым лугам, ничем не защищенные. Насколько я поняла одну из них, то это одна из вековых традиций. “Зеленая трава, синее небо и полная свобода”, – процитировала единорожка.

«У коров тоже есть система языкового общения? Сколько же еще разумных видов скрывает этот мир?» Чужак оступился и упал. Все-таки он не так уж и хорошо научился ходить, чтобы машинально подставлять копыта и не падать. Вайнона тут же подскочила к упавшему пони и принялась вылизывать ему морду. Крэлкин попытался отогнать ее, но собака была настойчива. Альтус залился смехом, Твайлайт тоже хихикала. Земной пони решил отомстить другу за насмешку. Он мгновенно поднялся и накинулся на того, повалив на землю и накрыв своим телом. Вайнона еще громче залаяла.

Альтус тоже в долгу не оставался. Он поднялся, сбросив с себя бывшего мага, и тоже набросился на него, пытаясь заломить копыто за спину, но без рук он не мог этого сделать. Крэлкин начал распаляться, он же давно не позволял себе насладиться жесткой игрой с другом просто потому, что Альтус его превосходил физически и все его атаки заканчивались одинаково: спортсмен прижимал его к полу в болевом захвате. Он мог победить спортсмена, применив несколько рун, но вся соль игры терялась. А сейчас силы были равны, и жеребец резвился от души.

Два друга катались по земле клубком из хвостов и копыт, кричали и били друг друга, смеясь и отдуваясь. Это было веселье их мира. Крэлкин уже и забыл, как это здорово: просто поиграть со своим другом в их любимую игру детства. И пусть он был сильным магом, а Альтус – профессиональным спортсменом, они были друзьями, которые любили дурачиться, валяться в грязи, брызгаться, топить друг друга в реке понарошку и быть безмерно счастливыми, когда со ссадинами и царапинами, а иногда и с рассеченными бровями приходили домой и прижигали друг другу раны йодом. Это было сказочное потерянное время, время ушедшего детства, время, которого так не хватало им обоим и, казалось, что сегодня они собрались наверстать упущенное сполна.

«Вот оно. То, чего мне так долго не хватало, – думал Крэлкин, отбиваясь от друга. – Альтус, ты даже не представляешь, как давно я мечтал о такой вот беззаботной жизни. Жизни без страха, без постоянной погони, без возможности встретить за углом смерть. И это счастье, счастье просто жить вне постоянного напряжения и наблюдения. Вне конфликта. Захочу ли я отсюда уйти даже под предлогом смерти? Вероятнее всего, нет».

– Хватит-хватит, – прохрипел Крэлкин, и Альтус моментально остановился. Бывший маг лежал на земле, отдуваясь и прижимая переднее копыто к боку. – Ты хоть лягайся как-то поаккуратнее. Все-таки копытами больно.

– Ладно, прости. – Пегас помог подняться другу. – Спасибо, – поблагодарил он его, тяжело дыша.

Твайлайт стояла в нерешительности. Она хотела что-то сказать, но не решалась.

– Чего? – спросил Крэлкин, смотря на единорожку и разминая поврежденный бок, выгибанием тела в разные стороны.

– Вы играли или дрались? – проронила она.

– Играли, конечно же, – сказал белый пони. – Зачем нам драться?

– Ну, он смеялся, а потом ты на него набросился, и он начал обороняться, а потом... вы просто катались и пинались, как жеребята, – сказала она ошарашено.

– Ну, да, так все и было, только в шутку, – подтвердил Альтус. Его дыхание начало выравниваться.

– Но это не выглядело, как шутка. Как же у вас в мире происходят подобные... состязания? – озадаченно спросила кобылка.

– Лучше тебе этого не знать, – сказал спортсмен, вспоминая несколько боев, на которых он ломал руки, ноги и выбивал зубы.

– У нас не самый лучший мир для таких пони, как вы, – согласился Крэлкин с другом и тряхнул головой, освобождая гриву от пыли. – А так мы играли в детстве. В последнее время Альтус стал слишком сильным, и все наши игры заканчивались очень предсказуемо. Он меня элегантно валил на пол и не давал уже ничего сделать. Конечно, я мог воспользоваться магией, но это уже не то. К тому же я учил Альтуса многим приемам, а потом попадался на них, как глупый… жеребенок.

– Но зачем? Зачем нужно учиться подобным вещам? – настороженность начала появляться в голосе ученицы Селестии, как будто она вновь увидела в Крэлкине и Альтуса потенциальную угрозу.

– Зачем? Чтобы защищать себя, – просто ответил маг. – Разве это не очевидно? Это у вас здесь хорошо и мило, а у нас…

Вайнона все еще лаяла, но на нее никто уже не обращал внимания. Из дома вышла ЭплДжек в своей неизменной шляпе и осмотрелась.

– Вайнона, ты ч’во там так долго лаешь? – крикнула она с крыльца, но собака ее не услышала. – Эй, вы, пони, а ну-ка давайте в дом, мы вас уже заждались.

– Кто это ”мы”? – спросила Твайлайт и пошла к ферме напряженной походкой. Крэлкин, прихрамывая, засеменил за ней, Альтус следовал за другом.

– Я, Рарити, Пинки, Дэш и Шай. Только вас нет, – отрапортовала фермерша.

– А почему вы меня не предупредили, что мы будем собираться? – озадаченно спросила единорожка.

– Потому что, эт’ был секрет, – объяснила ЭплДжек. – Я ЭплБлум отправила полч’са назад, где вы были так долго?

– ЭплБлум к нам пришла не так уж и давно, – оправдалась лиловая пони.

– Сено вам несвежее зимой жевать, – ругнулась фермерша и зашла в дом. – Идем.

Крэлкину выражение показалось очень забавным, даже смешным, но улыбнуться он себе не позволил. Зайдя за рыжей кобылкой в ветхое строение, ЭплДжек провела их в подвальное помещение, где при свечах сидели четверо пони. Обстановка была мрачноватой, но Крэлкин знал, что ничего плохого они им не сделают.

– Ура, они пришли, – взвизгнула Пинки. – И Альтус, и Крэлкин, и Твайлайт.

– Давно пора, – пробормотали Рарити и Рэйнбоу вместе, переглянулись и отвернулись друг от друга. Белая единорожка была в небольшой белоснежной накидке, прикрывающей круп, щедро украшенной камнями, которые отражали на стены свет свечей и фонариков со светлячками сотней тусклых и почти незаметных бликов.

Крэлкин уселся вместе с Альтусом за стол, и теперь уже модельерша взвизгнула.

– Почему вы такие грязные? – с нескрываемой брезгливостью спросила она, прикрыв рот копытом.

– Потому что мы валялись на земле, – просто ответил маг, увидев, что Альтус старается не смотреть на белую кобылку. Он вообще старался ни на кого не смотреть, вперив взгляд на еду, стоящую перед ним на столе.

– Нет, дорогуша, такими грязными нельзя садиться за стол. Идите, помойтесь.

Пегас молча слез со стула и пошел на выход из подвала.

– А почему мы не можем садиться за стол так, как нам нравится? – спросил земной пони.

Ему всегда не нравилось, когда кто-то говорил ему что делать. Особенно он остро воспринимал критику из уст дилетантов, которые были сильны в теории, но не в практике. Единорожка была красиво зачесана, она выделялась среди подруг своими элегантными движениями, сладким, слегка уловимым запахом, изящной фигурой, изысканным вкусом. Если бы он не знал, что Альтус работал на нее, то он бы счел ее какой-нибудь светской львицей. «Хотя, возможно, она ей и является».

– Это как минимум некультурно и очень невежливо по отношению к ЭплДжек и ее дому, – разъяснила та.

– Да я и не против... – попыталась утихомирить подругу оранжевая пони, но та не хотела останавливаться и переключилась на хозяйку:

– ЭплДжек, уважай себя. Пусть твои гости имеют хоть малейшие манеры.

– Ты не у себя дома, сахарок, чтобы командовать моими гостями, – послышался недовольный голос фермерши.

– У тебя такие гости, что залезут тебе на шею и будут сидеть, свесив копыта, – сказала она, помпезно задрав нос. – Так что будь добра, проводи их помыть свои копыта.

Крэлкин видел, что ЭплДжек не может найти подходящих слов для единорожки.

– Дискорд тебя побери, – ругнулась она, и Крэлкин засмеялся во все горло. Пинки Пай вторила.

– Что тебя так развеселило? – удивилась Рарити, судорожно осматривая себя.

Но жеребец просто выбежал из комнаты, вытолкнув перед собой Альтуса, и вывалился на улицу. Сразу же упав на спину, он начал истерично смеяться. «Дискорд? – спросил он себя мысленно. – Как же это нелепо звучит». За ними выбежала ЭплДжек и окинула взглядом друзей. Красный пегас стоял и непонимающе смотрел на белоснежного ржущего во все горло земного пони. Отсмеявшись, Крэлкин поднялся и спросил у хозяйки фермы, где тут можно принять душ. Узнав, где они могут искупаться, белый жеребец бодро отправился под струю холодной воды.

После душа, приятно пахнув и вычистив все, что только можно было вычистить копытами, Крэлкин вышел из своей кабинки и обнаружил, что друг уже закончил мыться. Альтус ушел, и чужак побежал в подвал на обед. Когда он зашел к другим пони, поздоровавшись по пути с бабулей Смит, он заметил, как Рарити неодобрительно смотрела на Альтуса и пыталась его отчитать, но как только маг попал в ее поле зрения, она посмотрела на него, и все остальные взоры уставились в том же направлении. модельерша даже просияла на короткий миг, но быстро скрыла это. Пинки Пай тут же подпрыгнула:

– Он как Рарити, только жеребец, и грива не закрученная, и хвост тоже, и черного цвета. И рога нет, а так оооооочень похожи, – протянула она.

– Ага, – согласилась ЭплДжек, – вы бы были хорошей парой.

– Чего? – взвизгнула белая кобылка с негодованием.

– При всем моем уважении, я пас, – сказал Крэлкин, усаживаясь на стул.

– Что ты сказал? – гнев Рарити устремился в сторону пришельца, но тот достойно выдержал удар. Он лишь улыбнулся ей в ответ на грубость.

– Я сказал, что я не считаю, что мы можем быть парой. – Земной пони задумался на мгновение, ища решение этого конфликта. – Просто ты слишком хороша для меня.

– Именно, – согласилась довольная единорожка и поправила гриву.

Крэлкин частенько выходил из подобных ситуаций таким образом. Он не любил связываться с противоположным полом, не особенно понимая, чем разговоры с ними на любовные темы могут помочь ему в жизни. «Я мог пререкаться с Рарити еще очень долго, доказывая, что я такой, какой я есть, и она меня никак не интересует. Но порой казаться слабым и беспомощным является правильным решением в некоторых ситуациях. Особенно, в тех ситуациях, когда ожидаешь долгосрочного результата. Но Альтус бы отстаивал свое до конца».

Два друга набросились на еду, как только все разногласия уладились. Крэлкина удивило присутствие ложек и вилок на столе рядом с каждой тарелкой. Рарити управлялась со столовыми предметами с особой виртуозностью. Твайлайт в отличие от нее подхватывала магией целый пирог и откусывала маленькими кусочками. Остальные пони кушали, как придется, а Пинки лопала одни лишь сладости. «Вероятно, ложками и вилками могут пользоваться только единороги», – заключил маг. Кружки, расставленные у каждого пони, отличались от тех, какие ему были предоставлены в больнице. Они были глубокими, но с огромной ручкой, в которую пролезало копыто. И те, и другие кружки были удобны по-своему, но чужаку больше понравились глубокие. «Вероятно потому, – размышлял тот, – что я так привык в теле человека».

Наевшись, Крэлкин потыкал копытом в ложку, постарался ее поднять, но так и не смог справиться с этой задачей. Он даже не понимал, зачем ЭплДжек положила столовые приборы у каждой тарелки. Друзья отодвинулись от стола, поблагодарили хозяйку и развалились на полу.

– Люблю лежать на деревянном полу, знаешь ли, – осведомил всех белый жеребец, потягиваясь.

– Ты везде любишь лежать, – сказал Альтус. – Лишь бы лежать. Ходил бы со мной в качалку…

– Не будь занудой, – бросил Крэлкин.

– Не будь ботаном.

Друзья посмотрели друг на друга и отвернулись. Они не обижались, они просто переваривали пищу. Маг лениво смотрел на спортсмена и думал, зачем их позвали. «Разговор даже не начался, нас лишь задобрили пищей. Нужно ли ждать от подруг Твайлайт каких-то непредвиденных действий? ЭплДжек не относится к нам враждебно. Пинки Пай расценивает нас как своих друзей, насколько можно судить по ее реакции. Флаттершай вообще боится на нас смотреть, да она и села как можно дальше. Твайлайт выпадает, потому что не знала о собрании подруг. Остаются Рарити и Рэйнбоу Дэш. Какие у них недостатки? Как можно сыграть на их чувствах? Чем они живут?»

Глава 3

I

– Так зачем вы нас позвали? – спросила Твайлайт у подруг, когда все уже наелись и, довольные, откинулись на спинки деревянных стульев. Одна лишь Пинки еще жевала конфеты, смотря по сторонам.

– Мы прост’ хотим знать, откуда свалились наши гости, – сказала ЭплДжек.

– Через два дня осенняя уборка урожая, – пояснила Рарити, – так что Крэлкин будет работать на ферме с рассвета до заката. Альтус, скорее всего, будет ему помогать... И у нас не будет времени на разговоры.

«Так вот что они задумали, – улыбнулся про себя маг. – Они хотят узнать, откуда мы? Или не только это? Что же вам такого сказать о моем мире, чтобы мне разрешили остаться здесь? Хотя, наверное, от вас, шестерых разномастных пони, ничего не зависит. Так что их ведет? Праздное любопытство или приказы свыше? Если я расскажу им, что у нас в мире все хорошо, то тогда меня отправят назад, не раздумывая, аргументируя это тем, что нет никакой разницы между мирами, и, соответственно, я буду счастлив и там. И никакие мои речи о бесчеловечном поступке тут не помогут. Давление на жалость в этом случае сразу же можно отметать. Если скажу, что все плохо, то тем более отправят назад, только в этом случае аргументы будут против нашей врожденной жестокости и непредсказуемости. Но Селестии, наверное, плевать на все мои бредни. Она в любом случае уже планирует отправить меня назад. Нарушение пространственного континуума и разрыва причинно-следственных цепочек. И тогда, можно ли расценивать данную беседу, как сбор стратегической информации о нас, как о чужаках? Скорее, нет. Праздное любопытство может погубить их, если они не будут осторожны».

– Мы хотим узнать, как у вас веселятся! – радостно сказала Пинки Пай, как только проглотила конфеты, и тут же напихала полный рот новой партией карамелек, озорно смотря по сторонам.

– И какая у вас мода, – вторила Рарити, помпезно откинув гриву назад.

– И какие у вас фермы, – сказала ЭплДжек и добавила, посмотрев на Флаттершай. – И какие животные.

– А мне ничего неинтересно, – заявила Рэйнбоу Дэш с ноткой жалости в голосе, – они же летать не умеют.

«Значит, каждая из вас хочет узнать что-то свое, что касается только вашей сферы деятельности и жизни? Твайлайт интересовала бы магия. Да, этот разговор построен на простом любопытстве, ни больше, ни меньше. Но почему пегаска не верит, что люди умеют летать?»

– Ошибаешься, – донеслось от Крэлкина, и тот сел за стол. – Люди еще как умеют летать. Не сами, конечно, с помощью технологий, но могут.

– Технологий? – переспросила Твайлайт.

– Технология по сути – это механизм, который помогает человеку в каких-либо задачах. Например, летать, – объяснил белый жеребец.

– Небось, на дельтаплане летаете только, да и то с трудом, – хмыкнула пегаска.

– Дельтаплан? А, ну да, прошлое, – сказал земной пони, улыбнувшись. – На нем только любители катаются. Но такое развлечение может стоить жизни.

Пегасочка перелетела стол и практически врезалась в чужака. Она пододвинулась к нему вплотную, дотронувшись своей гривой и жадно бросив одно скупое слово:

– Расскажи!

«Не так быстро, Рэйнбоу. Это не то, с чего нужно начинать подобные разговоры», – подумал Крэлкин и понял по недовольной мордочке ЭплДжек, что крылатой пони не дадут сейчас говорить.

– Дэш, – возмутилась фермерша, – пущай сначала спросит Твайлайт. Думаю, у нее есть интересный вопрос.

– Но я хочу узнать, как они летают, – возмутилась пегасочка вися над столом. – Я хочу узнать, как это делается в их мире.

– Потом, Рэйнбоу, у всех будет время задать нам вопросы, – сказал слащаво жеребец. Его заинтересовало, какой бы вопрос могла задать ученица Принцессы Селестии. «Наверняка, про устройство власти или экономические аспекты нашего мира».

Дэш отлетела от Крэлкина, расстроившись упала на свой стул, сложив копыта перед собой, и насуплено смотря на гостя ее мира.

– Но я задаю вопрос вторая, – заявила она.

– Сахарок, – обратилась оранжевая пони к Твайлайт, – задавай вопрос.

Единорожка ненадолго задумалась и спустя минуту выдала:

– Крэлкин, как ты жил до того, как попал сюда?

Сидя под светом ламп, а также под пристальным вниманием шести пони, чужаков из другого мира, бывший маг размышлял о том, какой же жизненный путь он прошел. «Не думал, что Твайлайт задаст такой подлый вопрос. Какой угодно, но не этот. Воспоминания… Не люблю в них смотреть и копаться, куда проще это забыть и никогда не вспоминать. Это единственное, что я смог сделать с ними, но этого, в итоге, оказалось недостаточно. Сейчас меня просят вспомнить то, что я натворил в своей жизни и как смог дорасти до мага? А ведь я тоже когда-то был беззаботным мальчишкой, который бегал по двору и хотел простого человеческого счастья. Наверное, мне пора бы справиться со своими детскими страхами, а не забивать их в глубину своего подсознания».

– С какого места начать? – спросил белый жеребец.

– Со школы, – неуверенно предложила Твайлайт. – Если у вас они есть.

– Есть и школы, и ВУЗы, – отрешенно произнес он.

– “ВУЗы”? – переспросила лиловая единорожка.

– Высшие учебные заведения, – пояснил тот.

– Как школы для одаренных единорогов? – неуверенно предположила ученица Селестии.

– Наверное, – отмахнулся белый жеребец.

Крэлкин вспомнил свое первое учебное заведение, от которого его тошнило всю его сознательную жизнь. От этих воспоминаний он открещивался, не вспоминая ни малейшего кусочка того ненавистного болота, из которого он вырвался.

– Ну, что я могу сказать, – начал он, – я всегда любил учиться и познавать что-то новое.

– Это хорошо, – вклинилась Твайлайт с горящими глазами.

– Наверное, – с сомнением произнес тот, – но не в нашем мире. Только судьба распорядилась именно так. В школе меня прозвали ботаном, что значит заучка, не интересующийся общественным мнением, не классный, не ловелас, не… В общем, отстой общества.

– Не круто, – харизматично вставила Рэйнбоу, обижено смотря на него.

– Именно, – согласился жеребец. – В школе жилось не так уж и приятно, как кажется. Оскорбительные клички были лишь верхушкой айсберга. Меня использовали все, кто хотел. Но это было еще ничего по сравнению с тем, что учителя никогда меня не понимали. Я обожал учиться, а о мое стремление вытирали ноги; я стремился к знаниям, но мне не давали пройти. Иногда я попадал под такие издевки учителей, что хотел бросить учебу и забыть, как страшный сон. Стать глупым спортсменом было тогда просто и заманчиво, но я всегда возвращался к книгам. Познавать мир было тяжело: никто ничем не интересовался, и спросить совета было не у кого. Я был одинок, предан своим иллюзорным мечтам. В школе не разрешали развивать свой потенциал до моих высот, а родители были слишком заняты на работе, чтобы проводить со мной время. К тому же им не были интересны те вопросы, которые я задавал, и отвечать они не могли, потому что банально не знали ответа. И уже с малых лет я понял, что всего в жизни необходимо добиваться самостоятельно, рвать глотки, отстаивая свое мнение, и знать все, что только можно.

– Знание ради знаний? – спросила недоуменно Твайлайт.

– Да, именно так, – согласился Крэлкин. – Но это я тогда так понимал мир. Сейчас все изменилось. Итак, я ненавидел ходить в школу, и изо дня в день мое желание скрыться ото всех, кого я знал и с кем пересекался по жизни, все росло и росло. Я не хотел общаться со своими сверстниками, потому что они были глупее и противны мне. Они превращались в безмозглое стадо, которым управляют. А я превращался в эгоцентрика с каждым новым днем. Хотя, должен признаться, не все были такими, какими я их описал. Некоторые занимались с полной самоотдачей другими делами, и я им завидовал, не имея никакого другого таланта, кроме желания познаний. Все же зрелища ценятся намного выше в нашем мире, чем знания.

– Зрелища? – вновь уточнила лиловая единорожка.

– Танцы, пение, бои. Все, на что можно смотреть и, не напрягая мозг, восхищаться. Я молился на каникулы, на свободные от школы дни, когда мог отсиживаться дома и читать интересующие меня книги, изучать неизведанное, познавать сокрытое. Бывали редкие случаи, когда я выходил гулять, но и в эти дни я стремился рассматривать все, что только можно. Я жил познанием. Это чувство меня не покидало очень долго. До одного случая.

Крэлкин сглотнул и перевел дыхание. Это был самый большой страх его детства, который и сделал его расчетливым и хладнокровным человеком. Именно из-за него некогда смирный и послушный мальчик получил достаточную силу воли, чтобы пойти против толпы. Иногда он вспоминал о нем, пересматривая свое поведение, обдумывая правильность своего тогдашнего поступка. И каждый раз не мог однозначно ответить, что надо было сделать.

– Тогда я и стал таким, какой есть сейчас.

– Что за случай? – спросила заинтересованная Рэйнбоу Дэш.

– Вы действительно хотите это узнать? – жалостно спросил жеребец и уткнулся взглядом в пустую грязную миску перед собой с остатками крошек от съеденных кексов и пирогов.

– Конечно, – твердо сказала Твайлайт.

«Должен ли я рассказывать об этом?», – подумал он, но рот открылся сам собой.

– Я гулял в тот день один. Надо сказать, что я тогда не боялся собак. Сейчас я тоже не боюсь, но уже по другим причинам. Я проходил рядом со стройкой, рассматривая, как рабочие клали кирпичи, плиты, да и вообще, рассматривал постройку с точки зрения архитектурных знаний. И именно тогда появились они. Я их не знал. Трое старшеклассников, показавшихся передо мной, были пьяны и не понимали, что делали. Один из них вел на поводке большую собаку. Это была бойцовская порода. – Крэлкин сглотнул, и сердце его забило чечетку. Он подобрался к глубине сознания, на которую не всегда решался опускаться. Он открывал одну из тайн своей личины. И копыта предательски затряслись. – Собака сорвалась с поводка и набросилась на меня. Возможно, ее отпустили намеренно, но это было уже не важно. – Он помедлил, прежде чем говорить дальше. Его голос стал прерывистым, дыхание сбилось. Он опять переживал тот кошмар. – Я побежал. Погоня была недолгой. Собака вцепилась мне в ноги, и я упал. Она искусала мне ноги и руки в кровь, а ее хозяева только смотрели и смеялись. И, в конце концов, когда пес наигрался со своей игрушкой, мне пригрозили, чтобы я никому не рассказывал случившемся. И я не рассказал.

Пони молчали, с ужасом и непониманием слушая рассказ чужака. Даже радостная Пинки поникла, проникаясь болью и страданиями нового друга. Крэлкин замолчал и закусил губу. Он до сих пор помнил, как собака с устрашающим рыком набросилась на него, как она рвала его ноги и руки, какой болью отзывались рваные раны на теле. В памяти всплыло то, как он просил со слезами на глазах убрать ее, но люди только смеялись над ним и его слабостью. Он помнил, как рыдал и кричал на всю округу, но никто не помог ему. Он помнил, как его забрала скорая помощь, он помнил, как месяц пролежал в больнице, как его выхаживали родители, как они выспрашивали, где он ходил. Но Крэлкин все списал на несчастный случай. И когда он вышел из больницы и оглянулся на мир, мир потускнел. Превратился в его глазах в ничтожную пародию. Тогда его сердце стало черствым. Он разозлился на всех без исключения людей, даже на себя. В тот момент он первый раз в жизни испытал искреннюю ненависть. Он был готов отомстить обидчикам.

– Потом… потом я купил кислоту и убил собаку. Убил ее прямо на глазах ее владельцев. Я выследил их, как добычу, и выплеснул жидкость в открывшуюся пасть пса, как только он подбежал ко мне, чтобы еще раз покусать. Я смотрел, как собака с кровавой пеной вокруг рта скончалась в конвульсиях. И у меня никаких тогда чувств не было: ни жалости, ни сострадания, ни гнева. Это была хладнокровная месть. Я убежал и больше никогда не видел тех людей, но они поменяли мое мировоззрение. Я понял, чего стоит жизнь и чего стоит стремление к своей цели. После этого случая все краски померкли навсегда, и жизнь мне показалась сущим адом, я даже подумывал о смерти. Единственным лучиком света в кромешной тьме моего подсознания стал Альтус, которого я встретил, бесцельно блуждая по берегу речки. Мы сдружились и дружили до окончания школы. Увы, потом я его потерял на некоторое время. После того, как мы встретились второй раз, и я сделал некоторые глупости, он мне и помог побороть свой панический страх перед собаками, за что я ему благодарен.

Крэлкин передохнул и проглотил ком, предательски подступивший к горлу. Тяжелые признания стоили ему переживания прошедших страданий, что, как ему казалось, остались позади. Но он даже и не подозревал, что они сидели глубоко в нем, стараясь подняться и с новой силой захлестнуть его разум и чувства. Вдруг он почувствовал облегчение оттого, что он выговорился, и первый раз в жизни рассказал, что его гложет. «Но это не снимает ответственности с тех троих алкашей», – жестоко подумал он.

– После некоторого ступора, в котором я находился какое-то время, я начал изучать психологическую составляющую человека, чтобы понять, что же двигало теми тремя… ненормальными. Потом, незаметно для себя, я начал изучать ее более глубоко, чтобы избегать подобных ситуаций. Многие книги оказались мусором, они врали, и я их сжигал. Почему? Даже не знаю. Наверное, потому, что я перестал признавать красоту: все, что бесполезно, должно быть отсечено от мира и предано забвению. Я тренировался в своих психологических изысканиях на всех, до кого можно было дотянуться. Альтус, одноклассники, родители и близкие, учителя, подруги матери и друзья отца. Некоторые эксперименты были успешны, некоторые – нет. Но, я не сдавался. В конце концов, я изучил многое и был готов ступать по жизни самостоятельно, без поддержки кого-либо.

– И сколько тебе тогда было? – спросила ЭплДжек.

– Четырнадцать, – безразлично отозвался рассказчик.

– И вы в таком возрасте еще в школе учитесь? – удивилась Твайлайт.

– Да, мы учимся долго, – согласился жеребец.

Он окинул взглядом пони и обнаружил, что и Альтус тоже сидел за столом. Его друг не шевелился, потупив взор, и вслушивался в каждый вздох Крэлкина.

– Но, не в этом сейчас суть, – вновь сказал белый пони. – Я стал вести себя обособленно, ни с кем не разговаривал, подозрительно косился на людей. После окончания школы я попал в высшее учебное заведение. Там я продолжил совершенствовать свое психологическое влияние на людей. Я получил то, что хотел, и ушел оттуда. Работу я тоже нашел довольно быстро, но ненадолго. Я всегда шел на конфликты и нередко оставался позади в своей гонке споров. Я даже не понимал, почему так происходит, или я просто не признавал, что есть люди более искусные в плане психологии, нежели я. Скорее второе; я был самонадеянным мальцом. Так я жил некоторое время, пока вновь не встретил Альтуса.

Крэлкин посмотрел на друга, и тот кивнул.

– Я остался без очередной работы, и он взял меня под свою опеку. Будучи профессиональным спортсменом и бойцом, он был неплохо обеспечен и не возражал какое-то время содержать меня. Я искал работу, но у меня это не особо хорошо получалось. Спустя несколько месяцев, Альтус узнал, что у него умерла бабушка, и в наследство перешла ее богатая библиотека. Он отдал ее мне, так как знал, что я люблю учиться. Мне попали в руки книги по разным дисциплинам. В том числе было несколько любопытных книг, которые освещали проблемы человеческой психологии с совершенно другой стороны, нежели в подобных современных изданиях. Помимо книг по научным трудам, в библиотеке его бабки было несколько старых томов по магии рун. Поначалу я относился скептически к оккультным вещам, считая их вздором, но потом, когда научная литература подошла к концу, я заглянул в них из любопытства и ушел туда с головой. Там было расписано, как правильно использовать знания, чтобы управлять окружающим миром: природой, погодой, землей, в общем, абсолютно всем, что я видел каждый день.

– Но для этого и не надо какие-то наусьные знания, – запротестовала Рэйнбоу.

– Не мешай, – перебила ее Твайлайт.

Пегасочка что-то буркнула и положила в рот кексик.

– В общем, – продолжил Крэлкин, – я начал пробовать и, что самое интересное, у меня получалось. Через несколько лет я освоил часть тамошних приемов и стал достаточно сильным, чтобы организовать вокруг себя удобное для жизни пространство. Я начал использовать магию, чтобы добиваться того, что мне было нужно. Многое из того, что я совершил, было подло, но необходимо. После того, как я стал ценным сотрудником для одной крупной фирмы, я зажил счастливой жизнью. У меня был друг, у меня была сила, чтобы защитить себя и Альтуса, у меня было спокойное существование. Но мне этого было мало.

Крэлкин вздохнул, осознавая глупый ход своих мыслей.

– Тогда я встретил других магов. Меня пригласили работать на них, пообещали больше силы и власти, и я согласился, как наивный ребенок, бросив свою старую жизнь к их ногам на растерзание. Я прошел вступительный тест и получил часть нудной работы, которую нужно было кому-то выполнять. Но это было второстепенно. Основным моим направлением были бои на арене, необходимые для роста магических и стратегических способностей. Другие маги учили меня планированию, хитрым обманным ходам на поле боя. Они показывали, что настоящие бои длятся всего несколько секунд. Все проходит в один или два удара. Также меня учили разным дисциплинам: математике, стереометрии, физике с точки зрения тактического искусства. Многое я знал, но что-то для меня было в новинку. Меня научили мыслить быстро, искать слабые места у противников и использовать их с выгодой. Но арена, где доли секунды и лишние движения решали весь исход битвы, была моим лучшим учителем. Сражения поглотили меня на некоторое время, достаточно длительное, чтобы я понял, что это не мое. Несмотря на быстро заработанную славу в своих кругах, я оставался несчастным. Единственное, что меня держало там, – магическая библиотека. Я пользовался ей каждую свободную минуту. Там было множество книг, от такого количества литературы даже глаза разбегались. Некоторые были запятнаны кровью, потрепанные временем, рассохшиеся. – Крэлкин описывал книги с восхищением, будто снова оказался в пыльном хранилище знаний. – И я не удержался, чтобы не проникнуть под покров тайных техник. К сожалению, я смог стащить лишь одну рукопись, но она стоила усилий. В результате, конечно, это стало моим проклятьем и основным направлением развития способностей.

Маг схватил кружку и залпом допил оставшийся там яблочный сок.

– Вскоре у меня полностью пропал интерес к арене, и я сконцентрировался на другом направлении магии: сворачивание пространства и другие манипуляции с материей. В конечном счете, на нем я и остановился... Рукопись, которую я украл, раскрывала многое в этом направлении, и, используя другие научные знания, я достаточно быстро овладел техниками. Тогда я увлекался многими “запретными” вещами, но самой страшной силой, которая оказалась у меня под рукой, были “слепые” пространственные переходы.

– “Слепые” пространственные переходы? – переспросила Твайлайт. Она внимала каждому слову Крэлкина, произнесенному им о магии.

– Это когда я сворачиваю пространство в точку, которую не вижу, – объяснил жеребец. – У нас в мире множество запретов и предостережений, даже на счет обычных скачков. Множество подобных экспериментов заканчивались трагически.

– Трагически? – не поняла лиловая единорожка.

– Некоторые маги погибали, когда сворачивали пространство: они попадали в какой-то предмет, или предмет попадал в них. Это очень сложная техника. Необходимо следить за мельчайшими частицами, вплоть до концентрации воздуха в конечном месте прыжка. На большом расстоянии делать подобные манипуляции было трудно и практически невозможно, а техника “слепых” прыжков объясняла простейшие ошибки новичков в понимании пространства-материи, и позволяла расчищать пространство на огромных дистанциях. Выкладки, которые содержала рукопись, были бесценны в плане истории, науки и магии. В конце концов, я решил попробовать использовать эту руну. Но это требовало таких редких ресурсов, что достать я их смог лишь нарушив законы мира видимого и невидимого. Не говоря уже о моральных принципах моего подсознания. Но это по сравнению с последствиями были мелочи.

– Крэлкин, я никогда не думал, что твои перемещения такие опасные, – сказал ошарашенно Альтус.

– Опасные? – фыркнул тот. – Первый раз меня это не интересовало, как и второй. К тому же, думаешь, что я прыгал бы, не подстраховываясь? Но что делать, если опасность в моем случае стала необходимостью? Единственным способом сохранить жизнь?

– Но, ты сам это начал, – напомнил спортсмен.

– А что мне было думать, если никаких предостережений по технике не было, – парировал Крэлкин, – а никто об этой технике не знал или не говорил.

– Ты украл запретную книгу.

– Я ее украл из библиотеки, но там она пылилась непонятно где, закрытая от глаз и умов юных магов. Я ее нашел чисто случайно. Никаких запретов для меня на ее изымание не существовало. В любом случае, что сделано, то сделано, – поставил точку земной пони и продолжил рассказ: – До того, как я использовал первый раз технику, меня начали разыскивать правоохранительные органы. Альтус меня спас, перевезя в другой город, где мы и зажили, как мне казалось, заново. И там впервые я все-таки решился применить знания на практике и совершить “слепой” переход, тем более что все необходимое было уже со мной. И сразу же, когда я переместился первый раз, от магов пришло предупреждение о том, что эта техника опасна и пользоваться ею нельзя. Также мне пространно намекнули на то, что теперь я – под наблюдением. Последующие прыжки только усугубили ситуацию, и впоследствии меня выгнали из общества магов. Была объявлена охота, в которой я стал загнанным зверем. Я оказался по другую сторону закона. А потом попал сюда. Вот так все примерно и произошло.

Альтус фыркнул.

– А ты не хочешь рассказать свою историю? – поинтересовался земной пони у друга.

– Рассказать? – переспросил нежно-красный пегас. – А что мне рассказывать? Я не был связан ни с кем, кто бы мог меня обидеть. Я постоянно рос и совершенствовал свои боевые приемы. Если приходилось, то я давал отпор обидчикам. В отличие от тебя, Крэлкин, я не лез туда, где ничего не понимал. А если и попадал в какие-то передряги, то слушал советы. Мне говорили, что делать, а я просто выполнял их указания. Моя жизнь была проста. В отличие от тебя, я был успешным человеком.

– Жил по трем главным принципам человеческого общества, – брезгливо заключил белый жеребец.

– По каким трем принципам? – возмутился Альтус, не понимая, к чему тот клонит.

– Во-первых, быть понятным, следить за тем, чтобы твое мнение исходило не от тебя, а из уст признанных большинством авторитетов. Во-вторых, иметь много вещей, и чем более бесполезны эти вещи – тем лучше. В-третьих, это нравится, ведь чем большему количеству людей ты нравишься, тем важнее для них ты становишься. В итоге ты получаешь успех, богатство и славу. И, как следствие, – власть над теми, кто тобой восхищается.

– Что за бред?

– Бред…– безразлично сказал Крэлкин. – Это то, как я выживал в том мире лжи и обмана. На то она и магия, чтобы заглядывать под покров, в самые недра, в сокрытый ото всех смысл. И если ты еще думаешь, что магия – это лишь физическое проявление человеческих желаний, то ты не понимаешь ее сути.

– Суть, не суть, какое мне вообще дело до этой твоей магии? Я видел, что с тобой произошло, потому и взял к себе.

– И я тебе безмерно благодарен за это и за то, что я получил свое магическое образование благодаря твоему наследству. Но почему ты всегда отвергал мою помощь?

– Потому что она мне не нужна. И никогда не была нужна! – прикрикнул спортсмен. Крэлкин только вздохнул.

– Опять собачимся, как в старые добрые времена, – сказал жеребец с досадой. «Нет, Альтус, такой диалог мне не нужен. Пришло время тебя успокоить». – Ты хоть помнишь, почему ты со мной дружил? Почему терпел меня? Или теперь тебе все равно? Теперь я стал для тебя лишним грузом? Балластом? Что ты молчишь?

– Я жду, пока ты заткнешься, – огрызнулся тот.

– Думаешь, что проблема разрешится сама собой? Думаешь, стоит указать на нее, и кто-то сделает за тебя всю работу? Умей отвечать за свои поступки. Ты остался вдали от своих тренеров и уважаемых тобой людей, тебе некому сейчас помочь. Я знаю, почему ты хочешь вернуться. Ты можешь вуалировать это любыми словами, но я знаю.

– И что с того? Думаешь, я изменю отношение ко всему этому?

– Альтус, оглянись вокруг. Это новая жизнь.

– Это твоя новая жизнь, не моя! – гаркнул нежно-красный пегас и отвернулся.

– Моя? Ты еще думаешь, что мы вернемся? – недоумевал Крэлкин и внезапно разразился смехом.

Пони посмотрели на него недоуменными глазами. Лишь Пинки позволила себе захихикать вместе с ним, явно не понимая сути происходящего.

– Мы с тобой, Альтус, – продолжил маг, – смотрим на одно и то же озеро, но с разных сторон. Для тебя оно кажется болотом, потому что ты прячешься в камышах. Для меня – прозрачным водоемом с чистейшей водой, потому что я стою на открытом песчаном пляже. Это было примерно так же, как в нашем мире. Ты смотрел с чистого берега на легкие барашки прозрачных волн. Я же нырнул вниз и видел все подводные камни. И их было огромное множество. Да, я потерял способность видеть мир в красивых красках, как ты, но я приобрел бесценное понимание сущности, о котором многие даже не задумываются.

– Хочешь сказать, что я купался лишь там, где мне разрешали? – спросил недовольно пегас.

– И ты заходил на ту глубину, на которую тебе позволяли, – согласился друг. – Все, что ты видел вокруг себя в нашем мире, было лишь инструментом, чтобы управлять твоими желаниями и мыслями.

– И зачем это кому-то делать? – спросил с интересом бывший человек и вперил взгляд в глаза земного пони.

– Чтобы ты не думал, чтобы ты не поднял революцию и не сверг их. Хотя, думаю, это уже излишне.

Крэлкин тяжело вздохнул и повесил голову. «И то, что я рассказал – это лишь полуправда, верхушка айсберга. Но что значат эти знания тут? Как глубоко мне разрешат нырнуть в этом мире? Как далеко разрешат проплыть? И разрешат ли, в конце концов, выплыть?»

– Почему у вас такой мир? – спросила Твайлайт с некоторой долей недоумения.

– Эй, это уже второй вопрос, – возмутилась Дэш.

– Дэш, потом, – сказала робко Флаттершай.

– Почему мир такой? – задумался Крэлкин.

– Он такой, какой он есть, – не задумываясь, ответил Альтус. – Иногда, чтобы кто-то понял, что ты хочешь, надо ударить его хорошенько, а не разводить сопли.

– Наш мир такой из-за денег, – нашелся белоснежный жеребец.

– Денег? – переспросила модельерша.

– Ну, то, чем вы расплачиваетесь за еду, к примеру.

– Но у нас тоже есть деньги, – возмутилась Рарити. – И у нас все не так, как у вас.

– Просто деньги у нас стали методом существования и средством для получения необходимой тебе роскоши. Без денег в нашем мире нельзя прожить, за них покупается абсолютно все. За них покупался наш дом, за них покупалась еда, за них покупались силы и кровь человека, за них покупалась безнаказанность. И будет покупаться ровно столько, сколько они будут существовать.

– У них даже за то, что они живут в доме, платят, – сказала Твайлайт.

– А я живу в облаках, это тоже считается? – заинтересованно спросила Рэйнбоу.

– Наверняка бы считалось, – заверил Крэлкин.

– Вы и за воду, небось, платите, да? – попыталась подколоть его Дэш.

– И за воду платим, – согласился белый жеребец. – За воздух пока не платим, но и это скоро будет.

– Чушь какая-то, – задумчиво произнесла ЭплДжек. – Вот я работаю на ферме. Я должна платить за то, что я выращиваю для города овощи?

– Безусловно, – кивнул чужак.

– А как же я буду тогда жить, если все деньги от продажи будут уходить на оплату всякой ерунды? – спросила оранжевая кобылка.

– А тут уже вступает в дело экономическая теория и маркетинг.

Пони с непониманием переглянулись, Альтус откинулся на спинку стула, закатив глаза.

– Но я не буду этим забивать вам голову. Вам это ни к чему. У вас и так все хорошо.

ЭплДжек понурилась, а Рэйнбоу Дэш воспользовалась всеобщим замешательством и требовательно задала свой вопрос:

– Расскажи про ваши полеты.

«Да что она все о полетах? – возмутился про себя Крэлкин. – Она бесполезна. Надо от нее избавляться, пока не стало слишком поздно».

– Люди летают в подобиях железных птиц, используют для тяги турбины. Пилоты управляют машиной с помощью кнопок и рычагов, – начал пегас опередив друга, пытаясь подобрать слова.

Пони опять были в ступоре, особенно Рэйнбоу. Ее мордочка перекосилась от непонимания слов.

– Ну, ты и объясняешь, – сказал маг, посмеиваясь. – Альтус, я просил тебя подбирать жаргон для этого мира. “Турбины”? Ты в своем уме? Ну, ладно, тут все знают, что мы из другого мира. А оговорись ты так на улице перед незнакомыми пони – проблем не оберешься.

– Можешь лучше? – возмутился тот. – Вперед!

– Итак, такие железные птицы летают высоко в небе. Ими управляет человек, который сидит внутри них, при помощи рычагов и кнопок, – повторил Крэлкин слова друга. – Это что-то вроде воздушных повозок. Есть маленькие повозки для одного или нескольких человек. Есть большие, которые перевозят сотни пассажиров.

Рэйнбоу Дэш раскрыла рот от изумления.

– Ты сказал в точности то, что и я, но без упоминания о тяге, – возмутился пегас.

– Вот именно, – сказал земной пони, – в следующий раз и ты так говори, чтобы не было недопонимания.

Альтус недовольно фыркнул.

– Некоторые летают быстрее скорости звука, – продолжал бывший маг, – но большинство этого делать не могут.

– Что значит “быстрее скорости звука”? – задала уточняющий вопрос лиловая единорожка.

– Ну, это все очень просто. Вот смотри, – белый пони ударил копытом по столешнице, и та отозвалась глухим звуком. – Ты услышала звук. У него есть скорость распространения. Это значит, что воздушные колебания доходят до тебя не сразу, а через некоторое время. В данном случае задержка составляет такие доли секунды, что мы даже не заметили ее. Вот эти повозки пролетят расстояние отсюда, – он ткнул в стол, в место удара, то есть до тебя, быстрее, чем звук.

– Невероятно, – сказала ученица Селестии, и интерес зажегся в ее глазах с новой силой.

«Теперь ее, как и ее ментора, ведет любопытство к моей скрытой в мозгу информации».

– Не знаю, – пожал плечами Крэлкин. – Магия быстрее во всех смыслах.

– Кроме того, люди летают к звездам, – вставил Альтус.

– Как это “к звездам”? – не поняла голубая пегасочка.

– Они взлетают настолько высоко, что вся наша планета выглядит, как футбольный мячик, – объяснил он.

– “Футбольный мячик”? – переспросила Дэш.

– Шар, примерно вот такой в диаметре, – сказал Крэлкин и развел копыта перед собой.

– Это невозможно, – не верила Рэйнбоу. – Как можно лететь быстрее того, что слышишь, и взлететь выше “смертельной” отметки?

«”Смертельная отметка”? Думаю, она говорит про тропосферу. Хотя, скорее всего, пегасы и до нее долететь не в состоянии».

– Это называется техническим прогрессом, – сказал Крэлкин.

– “Техническим прогрессом”? – спросила заинтересованная Твайлайт.

«Как же разнятся достояния наших миров, – заметил белый жеребец. – То, что нам кажется нормальным – для них является непостижимым, а что для них естественно, у нас вызывает противоречивые чувства. Технический прогресс, наверняка, никогда не наступит в этом мире. Но что, если он уже наступал? И смел сам себя в какой-нибудь кровавой резне? В мировой войне? И что я должен рассказать Твайлайт насчет прогресса? Как мне с ними общаться на темы, в которых я не знаю, что сказанное окажется правильным, а что вызовет волну негодования. Если я расскажу о технологиях, не окажется ли, что я нарушу какие-то немыслимые законы этого мира? Разорву тонкую грань между дозволенностью и вседозволенностью?».

Крэлкин подумал еще несколько минут, ища альтернативу технологиям или оправдание возможному монологу. «Но в этом мире есть магия. Она здесь распространена также сильно, как у нас распространена наука. Не думаю, что мой рассказ этой шестерке создаст сильный резонанс в обществе. Селестия бы предотвратила утечку такого рода информации, будь она уверена в том, что я знаю. Она действительно еще думает, что я не могу быть опасен этому миру? И на что она надеялась, оставив меня в Понивиле? Думала, что я буду сидеть и молчать о том, что знаю? Или это и был ее план? Сколько неизвестных переменных всплывает в моих уравнениях… В любом случае, волнение в виде ненужной информации о прогрессе человечества не пробьется в мир пони. По крайней мере, пока что».

– Нет, Твайлайт, я не могу тебе об этом рассказать, пока не буду убежден, что Селестия считает это хорошей идеей.

Единорожка немного поникла, но достойно выдержала отказ.

– А какие у вас животные? – спросила застенчиво Флаттершай.

А вот это был вопрос, в котором Крэлкин не был компетентен. Мир фауны был слишком огромен, чтобы знать всех его представителей. Крэлкин читал, конечно, энциклопедии о животных, но все, что всплывало в его голове, – отрывочные факты и обобщенные сведения. «А ведь есть еще и ЭплДжек, которая захочет узнать, как у нас работают на полях и в садах. Эта информация тоже очень сильно переплетается с технологиями нашего мира. Рарити хочет узнать о моде? Да что я вообще о ней могу знать? Никогда не следил за собой, впрочем, никогда и не стремился. Пинки Пай? Она хочет узнать о праздниках, вечеринках, феериях? Неужели я должен ей рассказывать о тех гадюшниках, в которых я бывал? Или о парадах геев и лесбиянок?»

– Слушайте, я понимаю, что вы хотите узнать о нашем мире, но многого мы не знаем и не помним, – начал изворачиваться Крэлкин. – Могу сказать, что наш мир занимается наукой так же, как ваш мир занимается магией. У нас есть спортсмены, фермеры, танцоры, певцы, защитники животных и растений. У нас есть модельеры, профессиональные летчики, соревнующиеся в элегантности и скорости полета. У нас также устраивают вечеринки, фестивали, парады. У нас столько научных профессий, что всех не упомнить. У нас есть много интересного, много непонятного. У нас есть религиозные последователи, есть войны, есть разные непотребные вещи, о которых вам лучше никогда не знать, и я постараюсь, чтобы этого и не произошло. Так что давайте я расскажу вам, что у нас есть, а чего нет на примерах вашего мира. Потому что иначе я точно что-то упущу или сболтну лишнего.

Пони разочарованно вздохнули. Довольной осталась только Рэйнбоу и Твайлайт.

– А у вас магия распространена? – спросила Твайлайт.

– Что значит “распространена”? – переспросил белый жеребец.

– В смысле, многие ей пользуются?

– Твайлайт, такие люди, как я, – редкость. Я и сам не совсем верю в магию. Она просто работает… работала, – осекся тот. – В общем, это уже не важно. Я жив благодаря своим знаниям, и я ничуть не жалею, что потратил время, чтобы их получить.

– Крэлкин, а откуда ты узнал о руне, которая тебе позволила общаться с нами? – вновь спросила единорожка. – Я так понимаю, что ты изучал в большей степени магию для работы с пространством-материей.

– Я ее специально искал. После того случая с собакой некоторое время я их очень сильно боялся, поэтому решил, что понимание их языка было бы хорошим началом для осознания того, что они могут сделать. Руну я нашел довольно-таки быстро, но пользы в ней не было никакой. Как оказалось, лай у собак – это набор сигнальных звуков, которые я и так уже немного понимал. Языка у них не было, но руна отпечаталась в моей памяти. По крайней мере, я не затратил тогда время впустую.

Весь оставшийся вечер пони расспрашивали Крэлкина и Альтуса о жизни в их мире, приводя примеры. Те охотно отвечали, стараясь не пересекаться с научными достижениями, но порой это было невозможно. Разницы между мирами практически не было, единственное, чем действительно отличались миры, – способом достижения цели. Если человечество использовало технологии, чтобы решить трудные проблемы, то пони использовали магию. Что было лучше, Крэлкин не знал, но подозревал, что магия оставляла за собой более чистую флору, фауну, водные и воздушные ресурсы планеты, и вообще оставляла за собой больше места для нормальной жизни.

Новоиспеченный пони начал серьезно рассматривать данный мир, как одну из вероятных альтернативных реальностей его дома. Он вспоминал о мультимире, как о единственной возможности объяснить, что произошло с ним и его другом. Разницей же была иная форма жизни, стоящая на вершине разумной “пищевой” цепи.

Самая нелепая теория в физике, про которую он слышал, была теорией множественности миров. Он всегда смеялся над теми, кто ее пропагандировал. Был закон сохранения материи, но, казалось, что люди о нем напрочь забывали, как только касались этого труда. На его вопрос: “Откуда берется энергия для построения новых вселенных каждую секунду?”, оппоненты грубили ему, говорили, что он ничего не понимает, и указывали на дверь. Но все же, в глубине души, Крэлкин держал эти знания на вооружении. Теория была проста, красива, но недоказуема. Как и существование мира, в котором он очутился. Ни ему, ни Альтусу не поверят, если они каким-то чудом вернутся. Никто не послушает бредни двух друзей о мире, где лошади составляют вершину иерархии мира. Но Крэлкин сразу отсек такое развитие событий. «Я не вернусь», – твердо решил он и перехватил инициативу в разговоре между Альтусом и другими пони.

II

Альтус проснулся очень рано, еще до того, как солнце начало освещать ночную тьму. Небо лишь слабо серело, и первый лучик должен был показаться еще не скоро. Он выбежал за город под сильными порывами ветра и увидел надвигающиеся серые тучи с запада, предвещавшие скорое наступление дождя. «А времени, как всегда, не хватает», – сказал он себе и оглянулся. Пони в округе не было. Он пристально осмотрел небосвод и вздохнул, когда не обнаружил ни одного пегаса.

Он расправил крылья и начал ими махать, пытаясь оторваться от земли. Альтус действовал обоими крыльями синхронно, слаженно, но вес его тела казался непомерно тяжелым. Он пытался снова и снова, не теряя надежду и стараясь добиться хоть малейших результатов. Он менял частоту взмахов, амплитуду, траекторию движения крыльев, но все было впустую. Нежно-красный пегас не понимал, что он делает не так.

«Завтра начнется сбор урожая, – простонал он мысленно, – а это может затянуться надолго. И зачем я вообще это делаю? – Не осознавая, он расправил крылья и попал под струю воздуха. Перья на крыльях вздыбились, и Альтуса пробрало до костей. – Ну, что же я не так делаю?» Он вновь принялся махать, но все оставалось на том же месте. Никаких сдвигов не происходило.

Отчаявшись, он плюнул себе под копыта и начал топтать землю, ругая траву, ветер, обещание, данное Крэлкину. И себя. Теперь он сам хотел летать, не потому, что он этого действительно желал, он вновь хотел переступить через боль, через себя, через свои чувства. Он хотел доказать себе, что он не тряпка, что он может сделать все, что только пожелает. «Итак, если у меня что-то не получалось, то что я делал? – спросил себя жеребец. – Я спрашивал совета у тренера. Но тут тренера нет. Да, и если есть, я не пойду к нему. Если об этом узнает Крэлкин, то будет плохо».

Альтусу всегда не нравилось, когда его друг отчитывал его за то, что он делал необдуманные действия. Такие разговоры били его в психологически неприкрытые места, а бывший спортсмен этого крайне не любил. Он взял себя в руки и принялся махать с новой силой, приминая созданным им ветром траву под собой. Но тело тяжелым камнем оставалось на земле.

Он остановил взмахи, когда полностью выдохся. С негодованием смотря на висящие по бокам крылья, он никак не понимал, что не так. «Я все делаю, как другие пегасы! Я не делаю ничего такого, чтобы они не делали. Но они летают, а я нет!» Альтус вновь принялся топтать ни в чем неповинные сорняки.

– Я же могу взлететь, – процедил он ядовито сквозь зубы. – Где Крэлкин?

Он, было, направился к ферме, но, сделав несколько шагов, остановился. «Нет, я справлюсь без этого ботана. Я докажу ему, что могу летать!».

– Привет, земной пегасик, – послышался сверху веселый голос кобылки.

– Рэйнбоу Дэш! – крикнул жеребец, посмотрев злобно наверх. – Спускайся сюда!

– Что? – пренебрежительно спросила голубая пегасочка, но все же опустилась на землю перед нежно-красным собратом. – Ты это чего грубишь с самого утра? Проблем хочешь?

«Хочу проблем? Да кем она себя возомнила?»

– А ты хочешь померяться силой? – спросил презрительно Альтус, подобрал крылья и надменно посмотрел в глаза кобылке.

Дэш подошла впритык, и они столкнулись лбами. Пегасочка надавила. Пегас ответил тем же.

– Да? – улыбнулась та и ехидно осведомилась. – Считаешь себя крутым? А доказать сможешь?

– А что мне доказывать? – поинтересовался жеребец. – Это и так видно.

Альтус был на взводе из-за неудачных потуг взлетать. Он еле сдерживал себя, чтобы не сорваться и не наброситься на голубую пони, размахивая копытами направо и налево.

– Тогда давай наперегонки до самого высокого облака, – сказала пегаска, не отводя взгляда от его прищуренных глаз оппонента.

– Не буду я с тобой летать, – надменно заявил нежно-красный пони.

– Боишься? – практически смеялась Рэйнбоу и надавила головой еще сильнее, с легкостью подавляя ответное сопротивление жеребца.

– Не боюсь. Не умею. Научи!

«Вот пусть со мной помучается», – думал Альтус.

– Ха, с чего это вдруг мне браться учить пегаса-неудачника? – усмехнулась Дэш.

Чужак озадаченно посмотрел на нее. «Когда Крэлкин что-то просит у кого-то, то практически всегда получает. Что я сделал не так?».

– У кого я могу научиться летать?

– А такому малышу Крэлкин разрешает самостоятельно гулять по городу и разговаривать с незнакомыми пегасами?

– Ну…– потянул нежно-красный пони.

– Я так не думаю.

Рэйнбоу рассмеялась и повалилась на пожухлую траву. Альтус смотрел на нее, растирая шею копытом. Подавить натиск ее головы жеребец так и не смог, и шея от напряжения болела. «Какая же она сильная. Мне надо найти место, где можно научиться полетам. И нарастить силу. Если Крэлкин прав, и мы тут останемся, то мне необходимо приготовиться ко всему, что тут может произойти. Особенно приготовиться к другим встречам с этой пегаской».

– Ничего смешного не вижу! Не умеешь учить, так и скажи! – прикрикнул Альтус, переходя, как ему казалось, на личности.

– А я и не говорю, что я умею учить, – сказала голубая пони сквозь смех. – Я никого не учила. И учить не собираюсь.

– Поскорее бы Твайлайт нашла способ выбраться из этой дыры! – в отчаянии взвыл пегас. – Будь проклято это место!

– Эй, придержи-ка язык за зубами, – грозно сказала Дэш и поднялась на крыльях, нависая над пегасом черной тучей. Ее былое веселье мигом испарилось. Хмурые глаза сверлили чужака, и казалось, что из копыт сейчас ударят молнии. – Никогда не смей так говорить об Эквестрии!

– А то что? – с вызовом спросил тот.

– А то тебе будет очень плохо!

Пегасочка молниеносно подлетела к нему, легонько стукнула по голове копытом и взлетела вертикально вверх, обдав Альтуса холодной волной воздуха из-под крыльев и оставив за собой радужный шлейф.

– Да чтоб вас всех в этой вашей Эквестрии! – крикнул тот с досады вдогонку, но Рэйнбоу была уже далеко, чтобы услышать пустые угрозы. – Ну и что мне теперь делать?

Бледный желтый диск уже полностью показался над горизонтом и начал подниматься, описывая дугу на синеющем небосводе. Тучи удалялись, словно их кто-то куда-то гнал. Ветер стих и изменил направление. Перед Альтусом ковром стелилась поникшая и примятая от его негодований трава. И лишь легкий шум деревьев доносился откуда-то издалека. Природа готовилась ко сну.

Немного успокоившись, пегас снова попробовал взлететь, но крылья быстро устали от недавнего напряжения и никак не могли справиться даже с самыми простыми задачами. Решив отдохнуть, Альтус намерился прогуляться по Понивилю, тем более Рарити его сегодня отпустила, чтобы он отдохнул перед завтрашним днем. Зайдя в город, он тут же попал под взгляды некоторых пони, работавших на окраине поселка. Его пустой бок все еще привлекал внимание, но после вечеринки, которую устроила Пинки, к нему относились с большим уважением и больше не приставали с глупыми вопросами, кроме некоторых жеребят.

Он даже не заметил, как вышел из черты населенного пункта и попал в небольшой красочный лесочек, окутанный осенним пламенем, расположенный неподалеку от Понивиля. Вдалеке виднелись очертания дома, стоящего обособленно меж дикой природы, но Альтус не обратил на него должного внимания. Бесцельно блуждая по роще, он зашел достаточно далеко и остановился посреди небольшой поляны. Осмотревшись, он снова попытался взлететь. Лесная глушь скрывала потуги пегаса-неудачника, так что он был предоставлен сам себе.

После получасовых попыток Альтус бросил это дело и прилег, переводя дыхание. Есть он не хотел, двигаться тоже. Единственное, что он действительно хотел, – провалиться сквозь землю. Он не понял, как заснул, но проснулся от легких толчков в бок. Кто-то его о чем-то спрашивал, но он не мог разобрать ни одного слова.

– Вам плохо, сэр? – пищал голосок, врываясь в сонное сознание пегаса.

Альтус тряхнул головой и посмотрел на нарушителя спокойствия мутным взглядом. «Это же… Флаттершай? Что она вообще тут делает?»

– Сэр, вам плохо? – вновь спросила она тоненьким, едва различимым голоском.

– С чего ты взяла, что мне плохо? – недовольно осведомился чужак.

– Извините, – прошептала та и попятилась назад, отворачиваясь от прямого взгляда пегаса.

– Ты что, обиделась?

Но она ничего не ответила, лишь развернулась и пошла назад.

– Ну, погоди, – крикнул жеребец ей вслед, но она только ускорила свой неспешный шаг, сжавшись в комочек. – Да что такое с этим миром?

Альтус поднялся и поспешил за кобылкой. Как только он ее догнал и встал перед ней, желтая пегасочка остановилась и боязливо посмотрела на него.

– Прости, что я тебя обидел, – сказал он. – А, что ты тут делаешь?

Она не ответила.

– Эм… Флаттершай, правильно?

Желтая пони на этот раз слегка кивнула, и пегас улыбнулся.

– Я тут просто учился летать, – начал жаловаться тот. – Но у меня ничего не получается. Наверное, я просто неудачник.

Внезапно кто-то начал отбивать дробь по его заднему копыту. Он обернулся и увидел белого кролика с недовольной мордочкой, который топал по его задней ноге своей лапкой.

– Энжел, что я тебе говорила об обращении с гостями? – шепнула пегасочка, и Альтус воззрился на нее. Дробь не прекратилась.

«Возможно, она мне поможет справиться с моей проблемой».

– Шай, я могу попросить у тебя помощи?– умоляюще сказал нежно-красный пони.

Но в ответ опять послышалась тишина.

– Ладно, – сказал жеребец со вздохом, – не буду больше тебе мешать.

Он отошел и опять встал посреди поляны. Он расправил крылья и принялся за свою незамысловатую тренировку. Быстрые взмахи нагоняли ветер, но никаких продвижений не было. Флаттершай робко смотрела на неудачные попытки пегаса. После очередной попытки Альтус плюнул и улегся на траву, потерпев очередное поражение от банального земного притяжения. Он лежал и смотрел в огненную глубину леса, отвернувшись мордой от желтой пегасочки. Шай стояла там, где и была.

– Ты неправильно делаешь, – робко сказала она.

– А как правильно? – бесцветно поинтересовался пегас. – Не думаю, что я вообще могу летать.

– О, не говори так, ты сможешь летать, – заверила его кобылка более уверенным тоном. – Ты просто допускаешь ошибку, которую допускают новички.

– Какую? – оживился Альтус и посмотрел на собеседницу.

III

Ночью Крэлкин спал на новом месте, ворочаясь и пиная одеяло. Кровать была жесткая, матрас – бугристым, одеяло не грело, а подушка практически не ощущалась. Единственное окно в его комнате было лишено занавесок, и яркий лунный свет проникал в его комнату и заливал все своим мягким сиянием. В небольшом помещении было светло, как днем, что еще больше раздражало бывшего мага. Единственная цикада, стрекочущая под окном, да завывание ветра, гоняющего опавшую листву по земле и тормошащего кроны яблочного сада, расположенного неподалеку, завершали ночную дисгармонию. До рассвета он только несколько раз сомкнул глаза, но просыпался от каждого шороха.

Ночью он размышлял о том, что пробовал делать вчера, пока Альтус отсутствовал. Он выбрался из города, за яблочный сад, где он впервые встретил ЭплДжек, и уставился на остатки от костра. Его никто не убирал, ветер сам все сделал за пони. Отойдя немного подальше, он очистил копытами землю от увядающей травы и, взяв в рот веточку, нарисовал кривую руну. Он постоянно смотрел по сторонам, чтобы никого поблизости не было, потому что не хотел, чтобы его застали за использованием непонятной магии.

«Если все пройдет успешно, то никто не должен увидеть меня, иначе не будет эффекта неожиданности, и появятся ненужные проблемы. Если магия все же сработает, но неправильно, то никто, кроме меня, не пострадает. Ну и если магия не сработает, то не надо, чтобы кто-то даже знал, что я пытался делать нечто подобное. Неизвестно, где у Селестии есть уши».

Оглядевшись еще раз, он провел копытом над руной, но не увидел обычного кровавого свечения. Он провел копытом еще раз и еще раз, но все было тщетно. Руна не отзывалась. Он стер ее и нарисовал еще раз. Рисовать ртом у него получалось отвратительно. Проведя копытом над очередной руной, та опять не отозвалась. Он начал вырисовывать идеальные линии медленными кропотливыми движениями. Простая руна пространственного перемещения, которую он не мог забыть, теперь лежала перед ним пустым рисунком. Проведя несколько раз копытом над идеально нарисованным магическим рисунком, он не увидел ничего, лишь пустой рисунок на черной земле.

«Что я делаю не так? В чем проблема? Возможно, я забыл основы и мне их необходимо вспомнить. Итак, магия, основа который лежит на постулате материального влияния на мир, требует управления энергией материи непосредственно магом. Есть три основных узла, через которые происходит контроль внешних потоков. Вот тут, в районе груди, второй – чуть ниже, в районе солнечного сплетения, и еще один – в районе пупка. Эти узлы могут прощупать только самые сильные моего мира, остальным остается лишь пользоваться знаниями мудрецов. Если я сейчас не смогу набрать энергию в этих местах и не ощущу привычного покалывания в копытах, то пиши: пропало. Тогда могут быть несколько объяснений: либо в теле пони стоит какой-то естественный блок, либо тело пони просто не приспособлено к влиянию на мир материи».

Крэлкин стер руну, чтобы никто не увидел, улегся поудобнее и закрыл глаза. Он сосредоточил свое подсознание на ощущении потоков материальной магии. Жеребец сложил копыта вместе и вслушался в свои чувства. «Должно быть покалывание. Должно быть покалывание, – повторял он себе. – Если не будет покалывания, то я не смогу вновь стать рунным магом. Развить способности можно лишь временем, – напомнил он себе. – Когда душа достигнет апогея, тогда через тело потечет такая мощная сила, которая сможет воздействовать на окружающий мир, но не раньше», – вспоминал он наставления из книги. Но его душа уже давно не испытывала апогея. И уж тем более, она никогда не испытает радостного стремления достичь этого апогея.

«Наверное, овладеть магией, мне было суждено лишь раз в жизни, – заключил он после часовой концентрации на силовых потоках. – Или же тело пони не способно управлять магией, стоящей на материальном постулате. А к энергетическим штучкам у меня никогда не было предрасположенности. Необходимо искать замену. Особенно, если придется защищать свое место в этом мире». Он поднялся и пошел к Твайлайт, пропуская чудесный день мимо себя. Ввалившись в библиотеку и позвав Спайка, он тут же принялся за изучение языка. Попросив книгу с основами магии для маленьких единорогов, Крэлкин развалился недалеко от библиотекарши и принялся читать.

Магия единорогов была не похожа ни на одну магию, которую он знал. Рогатые существа использовали свои внутренние силы, тогда как бывший маг тратил их для управления потоками извне. Другие маги мира людей, к примеру, целители, работали на энергетическом плане, управляя энергией в теле других людей. А те, кто достигал просветления и привносил в мир магии новые знания, работали на энергетическом плане внутри себя. Были и другие проявления магии, но ни одно из них не походило на магию мира Эквестрии.

Так он читал до позднего вечера, не отвлекаясь ни на что. Он начал понимать, что магия единорогов – это что-то среднее между энергетической составляющей, план которой находится внутри единорогов, и материальной составляющей, план которой находится в реальном, физическом мире. «Каким-то образом, управляя энергией, они научились переносить свои манипуляции в реальный мир. – И чем дальше он углублял свой взор внутрь детской книги, тем менее понятной казались ему постулаты здешней магии. И с каждым разом он повторял себе, что это не его мир и что законы, которые действовали для него и для его тела, тут не работают. – Но я ведь пользовался магией, когда был человеком. Материальная составляющая мира не поменялась. Метаморфозы произошли в моем теле, что и не дает мне возможности что-либо совершить», – думал он, ища камень преткновения в своей проблеме.

Остановившись на этом, Крэлкин вывалился из библиотеки в ночь, пожелав Твайлайт приятных снов, и поплелся к ферме ЭплДжек по пустынным улицам, смотря себе под копыта и ища альтернативу своим былым способностям. Он терялся в догадках, что бы это вообще могло быть, какая магия была бы подвластна ему в новом мире. Тьма окутывала бредущего пони, и лишь легкий свет фонарей выхватывал его очертания. «Если не найду доступную мне силу, то придется прибегнуть к технологиям. Но что я могу сделать без рук? Да и какая примитивная технология будет достаточно эффективна против магии единорогов и крыльев пегасов?»

С этими мыслями он лег, и с этими же мыслями его разбудил жеребенок. С первыми лучами солнца к нему в комнату влетела малышка ЭплБлум и весело запрыгала на кровати, пытаясь разбудить гостя. Пару раз, приземляясь, она неуклюже попала по нему копытом, но, извинившись, продолжила свое занятие, громко повторяя: “Доброе утро!” Сестра ЭплДжек нашла в Крэлкине и Альтусе родственные души, как и ее подружки. У них тоже не было метки и этого им было достаточно. Невольно проснувшись, чужак потянулся, попытался почесать свою гриву, но только неловко ударил себя копытом по шее. Все-таки тело пони для него было непривычно.

Скатившись на пол, он попробовал выпроводить желтого жеребенка с бантом на голове из своей комнаты, но его старания ничем не увенчались. Малышка легко убегала от сонных движений гостя и весело визжала. В итоге Крэлкин бросил это занятие, а ЭплБлум вновь забралась на кровать и стала прыгать, как на батуте. Все-таки чем-то его привлекало это свободное существо, скачущее по его временной постели, сминая подушку и одеяло. Улыбнувшись, он попытался сложить одеяло и подушку, но кобылка тут же запротестовала. Оставив попытки что-либо сделать, маг вышел на улицу и отправился мыть копыта.

Сегодня должна была начаться осенняя уборка урожая, но ЭплДжек сказала ему, что сегодня будут проходить подготовительные работы. Крэлкин лишь кивнул и только сейчас осознал, что никто не будет донимать его глупыми разговорами насчет родного мира, все должны быть заняты на ферме. Он просто хотел пожить, ни о чем не задумываясь. Хотя бы какое-то время. Но все обстоятельства были против этого. «Селестия плетет против меня интриги, никому нельзя доверять, постоянно надо следить за тем, что говоришь, а, порой, и за тем, что думаешь. У себя в мире я уже привык, но тут пока что мне все чуждо и непонятно».

Умывшись и позавтракав против воли, Крэлкин подготовился к работе на ферме.

– Седня те и твоему напарнику над’ поставить все вона те кадки под деревьями, – указала ЭплДжек на сотни кадок, валяющихся кучей у сарая. – Я ему сказала чего делать и не думаю, что у вас будут проблемы.

Она усмехнулась и удалилась. Земной пони сел у крыльца, как собака и начал ждать, размышляя над тем, кто согласился с ним работать. Альтуса с утра в доме фермерши не было, так что его он сбрасывал со счетов, размышляя, какое задание ему уже поручили ЭплДжек или Биг Макинтош. Солнце слабо грело жеребца, а легкий пронизывающий ветер пробирал до костей. Прошло десять минут, но напарник так и не появлялся. Крэлкин подумал, что он что-то напутал и пошел искать хозяйку.

Зайдя на пригорок, перед чужаком раскинулась огромная территория фермы “Сладкое Яблоко”, которая оказалась намного больше, чем он думал. Гигантский яблочный сад был раскинулся на масштабной территории и занимал чуть ли не три четверти земли. Но немалую площадь занимали и поля, на правильных квадратах которых красивыми и ровными рядам росли овощи. Казалось, что эта ферма могла снабжать весь город продовольствием круглый год. На полях работало множество пони, пришедших на помощь фермерше. Многих Крэлкин даже не видел раньше. И в этой разноцветной гурьбе была ЭплДжек, которую он собирался найти.

Сделав шаг вперед, он увидел, как сверху свалилось что-то красное. Маг даже упал от неожиданности на круп. Опомнившись от такого сюрприза, он рассмотрел перед собой нежно-красного пегаса с короткой пепельной гривой, который с огоньком в глазах смотрел на друга.

– Альтус? – удивился Крэлкин.

– А то, – подтвердил тот задорно. – Я уж думал, что ты никогда не пойдешь искать ЭплДжек. Она меня попросила показать тебе ферму, чтобы ты понимал, где мы будем работать, напарник.

«Значит, пока что в нашем с Альтусом союзе не видят опасности или просто снижают мою бдительность. Не выйдет, Селестия. Я начеку».

– Но, когда ты успел? – спросил удивленный земной пони.

– Ты сейчас про что? – заговорщицки улыбнулся пегас.

– Ну, когда ты с ЭплДжек разговаривал? – уточнил белый жеребец.

– Оказывается, что она встает где-то за час до рассвета, – сказал Альтус.

– А ты-то как встал?

– А кто вообще сказал, что я ложился спать? – разочарованно спросил спортсмен. – Крэлкин, я-то думал, что тебя больше удивит то, что я летаю, а не то, когда я говорил с ЭплДжек.

Чужак вспомнил приземление друга и сощурил глаза.

– Ты не спал всю ночь, да? – бросил он догадку, и пегас кивнул. – И то, как ты летаешь, увидела ЭплДжек, да?

– Нет, это я ее увидел. Я даже удивился. Оказывается, у нее есть целый самодельный спортзал. Я договорился с ней заниматься. Присоединишься?

Альтус подмигнул.

– Эээ… – потянул земной пони. – Мне надо учиться читать и писать для того, чтобы написать письмо Принцессе Селестии. Для этого мне нужна Твайлайт. Она тут самая умная. По крайней мере, из тех, что мне встретились. Помимо этого я хочу узнать кое-что важное.

Бывший маг улыбнулся.

– Ладно, напарник, – хитро сказал Крэлкин, переводя разговор на другую тему, – как ты так быстро научился летать?

– Я воспользовался помощью пегасов, – просто объяснил тот.

– Пегасов, да? – недоверчиво спросил собеседник, насторожившись. «Неужели он действительно ходил к каким-то пегасам?» – Каких это пегасов?

– Мы с тобой знаем только двух, которые знают, откуда мы. Рэйнбоу Дэш была слишком самовлюбленной, чтобы помочь мне. А Флаттершай очень даже милая и сразу подсобила мне, указала на простейшие ошибки, которые делают жеребята, когда только учатся нелегкому делу полета. Когда она вошла во вкус, она мне показала, как нужно правильно делать взмахи, какие правильные приемы полета, какие виды полетов безопасные, какие быстрые, какие выносливые. Мне очень понравилось с ней работать. Знаешь, Крэлкин, она очень хорошо разбирается в биологии.

У земного пони сложилась впечатление, что Альтус нашел себе нового тренера, жесткую опору, которую он оставил в своем мире. «Похоже, он начал принимать этот мир таким, какой он есть, и извлекать свою выгоду, как и я. Неужели он согласился с моим утверждением, что возврата отсюда не будет? Или же он просто ищет тех трех китов, которые стоят в основе его личностного поведения? Тренер, – как путеводная звезда, сквозь пучины мрака незнания. Совершенствование, – как самоцель его существования. И сопричастность к миру, как таковому. Два кита были выбиты из-под ног неудачным пространственным переходом. Он потерял путеводную звезду и мир. Сейчас он пытается восполнить эти пробелы всем, чем может. В конечном счете, Альтус, тебе придется привыкнуть к этому миру. И чем раньше, тем лучше».

– Ладно, пошли, ловелас, – улыбнулся белоснежный жеребец. – Надеюсь, я сегодня на славу испачкаюсь.

С приподнятым настроением они двинулись в сад. Как оказалось, их частью была лишь малая его толика. Под каждое дерево на достаточно большой территории необходимо было поставить по три кадки для сбора урожая. Альтус теперь только летал, стараясь не приземляться вообще. Крэлкин пытался бегать с кадками в зубах, когда его подначивал пегас. Сам же пегас переносил по две кадки за раз: одну – в зубах, вторую – в копытах, изредка роняя одну из них на землю. Они управились со своей работой очень быстро, подтрунивая друг над другом. Магу было весело и забавно осознавать, что он больше не человек, а земной пони, мыслящее существо иного биологического вида, что его друг – пегас и теперь мог летать. Когда кадки закончились, он даже немного смутился. День разгулялся, и белому жеребцу не хотелось заканчивать его, шатаясь по городу или отсиживаясь на ферме. Он даже не хотел идти к Твайлайт в библиотеку, он хотел весело провести время со своим другом. «Как же долго я вот так не веселился», – подумал он.

– Пошли, поможем кому-то, – предложил он, и Альтус с радостью согласился.

Неподалеку работали три жеребенка, двое из которых были сестрами ЭплДжек и Рарити; их подруга, бабуля Смит и еще один земной пони коричневого цвета. Бабуля была рада помощи и поспешила удалиться, чтобы не мешать молодежи. Взрослый же пони исправно делал свою работу, носил кадки, но помощи ему было ждать неоткуда. Жеребята в основном дурачились, нежели прилежно выполняли наставления.

– О, мистер, а вы уже летаете? – спросила рыжая пегасочка немного расстроено, смотря на парящего над землей пегаса.

– Не летаю, а только учусь, – сказал тот и взял в зубы и копыта по одной кадке.

– А где вы научились? – вновь подала голос рыжий жеребенок.

– Поговори с Флаттершай, – пробубнил Альтус.

Крэлкин схватил в зубы кадку и помчался, обгоняя друга.

– Опять эти дети, – сказал раздраженно пегас, когда они были с земным пони достаточно далеко. – Они хоть что-то делали? Много кадок еще валяется у забора.

– Да, по-моему, тут работал только тот земной пони, но не переживай, мы ему поможем и все сделаем как можно лучше. Давай отправим жеребят домой, и втроем поработаем? – предложил маг.

– А ведь это идея, – радостно воскликнул друг. – Но, говоришь с ними ты.

– Впрочем, как всегда.

На полпути к кадкам с неба стремительно спикировала Рэйнбоу Дэш и преградила дорогу.

– Вы посмотрите, кто уже летает, – язвительно бросила она Альтусу, в упор не замечая его товарища. – Я хочу посмотреть, на что ты способен. Я вызываю тебя на гонки. Кто быстрее долетит до того облака, тот победит. Давай, или боишься?

Спортсмен профессионально выдержал паузу, сделал вид, что подумал, и ответил на полном серьезе:

– Нет, извини, но я пас.

– Тогда ты проиграл, – пригрозила ему голубая пегаска.

– Ну, тогда я проиграл, – согласился жеребец. – Хотя почему я проиграл? Я же еще не летал, – потянул он, заговорщицки сузив глаза и улыбаясь.

«Альтус пытается играть на чувствах других? Интересно посмотреть, что из этого получится», – подумал Крэлкин, пристально смотря за реакцией Рэйнбоу.

– Тогда полетели, а то я тебя буду считать слабаком, – не унималась Дэш.

– Можешь считать, но ты-то не будешь знать наверняка.

– Но…

Кобылка какое-то время висела, открыв рот от изумления и не зная, что ответить. Потом поискала вокруг поддержки и, не найдя, улетела, оставив за собой шлейф из быстроисчезающей радуги. «И все-таки Альтус хоть что-то может. Но ему еще учиться и учиться. По крайней мере, он пытается брать пример с меня, хотя с чего бы это?» Друзья рассмеялись и вернулись к месту, где ожидали брошенные кадки. Троих малышек не было, как и земного пони. «Либо убежали с фермы, либо побежали выполнять работу дальше», – подытожил маг.

К счастью для Альтуса жеребята появлялись только дважды, и то мельком, а после того, когда все пони разошлись с поля, выполнив свои обязанности, сестра ЭплДжек и ее подружки тоже исчезли. Друзья с земным пони немного не успели до того, как вернулась ЭплДжек, и были застигнуты врасплох.

– А ну-ка, стоять, – окликнула их фермерша, подходя со стороны поля и озираясь по сторонам. Пони застыли на месте с кадками в зубах и копытах. – А где меткоискатели?

– “Меткоискатели”? – переспросил белый перепачканный земной пони, выпустив кадку из зубов на землю и осмотревшись. – Если ты про твою сестру и ее подружек, то они куда-то убежали, наверное. Мы им пришли помочь, но они, видимо, решили, что мы пришли заменить их. Вот только Бустер остался помогать.

– Ну, я им устрою. Будут знать, как от работы бегать, – недовольно произнесла фермерша.

– Да ладно тебе, мы все сделаем, – пообещал Крэлкин, подобрал кадку и рванул вперед, обгоняя пегаса. Альтус бросился вдогонку смеющемуся другу.

Они работали еще полчаса, веселясь и радуясь каждому мгновению. Как только вся работа была выполнена, Земной пони начал рассматривать плоды копыт своих. Будучи удовлетворенным тем, что они сделали, жеребцы направились к ферме отчитаться о проделанной работе. Коричневый жеребец поспешил уйти, сославшись на дела и поблагодарив за помощь друзей.

Чужаков накормили вкусными пирогами и клубничным желе, которое принесла Пинки Пай. После работы Альтус и Крэлкин решили пойти искупаться в озере. Белый пони не хотел прекращать сегодняшнее веселье, пренебрегая всеми мыслимыми и немыслимыми правилами и запретами. Одна из струн души достигла своего предела и готова была разорваться от необдуманных действий хозяина, от беспечности и поспешности решений, от нежелания останавливаться и трезво оценивать ситуацию. Мага захлестнула какая-то внешняя волна удовлетворенности и умиротворения. Он понимал, что воздействие мира на него подходит к своему апогею, но он не хотел сейчас думать об этом. Все, что он сейчас хотел, – быть счастливым.

Друзья, смеясь, бросились наперегонки к водоему. Они с разбега бросились в воду, поднимая огромную тучу брызг. Холодная вода возмутилась, разошлась рябью, но пустила гостей. Купание было ничуть не хуже, чем у них в мире. Пегас и земной пони игрались в воде, как малые дети, привлекая недоуменные взгляды других взрослых пони. Твайлайт, которая появилась немногим позже, аккуратно расположила книги у дерева и тоже зашла в воду, плескаясь на мелководье. Крэлкин подплыл к ней и начал брызгаться на друзей, и единорожка с пегасом ответили ему тем же. Брызгаться копытами было крайне неудобно, но это не мешало их веселью. Общими усилиями пони победили белого жеребца, но тот не хотел сдаваться до последнего, выбирая наиболее подходящую позицию для своих шуточных атак. У себя в мире он сделал это наукой, и вполне мог гордиться, побеждая непонимающих в этом деле простаков.

Посреди их игры, в воду плюхнулась Пинки Пай, подняв большую волну, и тут же подключилась к играющим пони. Она брызгалась наравне с Крэлкиным и веселилась за всех. Игра становилась еще интереснее. Розовая кобылка вертелась в воде, постоянно ныряя, брызгая на всех без разбора, и тараторила о том, как ей весело.

Накупавшись, все пони вышли на берег. Там их ждала Рэйнбоу Дэш, лежащая на облаке, которое висело над землей в нескольких метрах. Обхватив его передними копытами, синяя пегасочка недовольно смотрела на нежно-красного собрата. Внезапно у Крэлкина прояснилось в уме, и он тряхнул головой, расслабляя напрягшуюся в душе струну. Взгляд голубой пегасочки развеял иллюзию идиллии этого мира и вновь вернул настороженность.

«Неужели воздействие мира на меня настолько сильное, что я даже забыл о мерах предосторожности. Недопустимо было вести себя так! Это крайне неразумно, – сетовал на себя маг. – Необходимо собраться. Иначе Селестия победит, и я, возможно, отправлюсь назад. А если меня не смогут отправить, то стану собачонкой при Ее Высочестве, как информационный придаток. А когда я раскрою все секреты, что знаю, меня выкинут, как ненужную игрушку. Необходимо остановиться, внести утраченный баланс в душу, чтобы размыть блаженные картинки, что встали перед глазами. Необходимо отвлечься. И чем быстрее я это сделаю, тем лучше.

А если это все-таки не мир, а прямое воздействие психологическими заклинаниями на мой разум? Но кто это делает и кому это надо? Селестия? Или ее цепные псы? И разумно ли устраивать уничтожение моей личности? Не повлияет ли это на мою информацию? Или это промывка мозгов? Селестия узнала, что отправить нас назад не представляется возможным, знания наши тут бесполезны, так что нужно обезопасить от нас общество пони. И лучше всего это сделать незаметно и быстро, чтобы я не предпринял никаких активных действий.

Да и что я вообще сейчас могу? Магии я лишился, багаж знаний, который у меня есть, – бесполезен, кроме умения вести общение и влиять на других, физической силой я никогда не выделялся, да и летать я не умею. В общем, я бесполезный земной пони, который ест за чужой счет да спит. Да, как же трудно жить без магии, хоть волком вой. А Альтус… Он тут приживется. Наверняка, ему уже начали промывать мозги, иначе бы он не пошел к пегасам за помощью. А теперь его задобрили полетами, и он не будет возражать против любых сторонних действий. Нет, я не позволю его так просто использовать. Раз Вы, Селестия, хотите поиграть в игру, то поиграем. Теперь я буду наготове всегда!»

– А пойдем купаться еще? – спросила Пинки Пай, радостно улыбаясь и стряхивая с себя воду.

– Извини, но я пас, – буркнул Крэлкин, рассматривая четырех пони, как потенциальных противников. «И даже Твайлайт нельзя доверять. Не факт, что это не она использовала магию на мне».

– Наверное, и без меня, холодно очень, – объяснила единорожка, не выдержав на себе взгляда, Пинки.

– Оки-доки, – отозвалась розовая кобылка.

Крэлкин развалился на солнышке невдалеке ото всех и принялся рассматривать синий шатер неба над головой, размышляя на пространные темы. Он наблюдал за спокойно плывущими облаками, изредка застывающими на месте, чувствовал, как легкий ветерок носил приятные чистые запахи дикой природы, слышал шум листвы и плескающихся пони.

«Есть ли там, наверху, космос, и если есть, то какой он?» – спрашивал себя жеребец, но держался наготове. Душа его горела пламенем, предвещающим опасность. Отовсюду исходила угроза, но он не мог понять, откуда будет нанесен следующий удар. Он закрыл глаза и углубился в себя.

Альтус начал новую перепалку с Рэйнбоу, которую пыталась разрешить Твайлайт, но все ее старания проходили мимо ушей кричащих друг на друга пегасов. Эта дисгармония кричащих глоток была тем, что необходимо Крэлкину, чтобы осознать, что не все так радужно в мире пони. «Возможно, Рэйнбоу не такая уж и бесполезная, раз смогла вывести меня из транса».

– Все, мое терпение лопнуло, – послышался голос Дэш. – Через неделю на этом месте мы сразимся с тобой в честном состязании и увидим, кто быстрее.

– А я и не говорю, что я быстрее, – парировал Альтус, – я лишь сказал, что я…

– Медленный, – победоносно воскликнула пегасочка.

– А что значит “медленный”? – спросил спортсмен.

– Это значит, что ты медленнее меня.

– Я и не говорю, что я быстрее, – снова донесся голос Альтуса, затихая в сознании Крэлкина.

Сон навалился на белого жеребца, и он, не стесняясь, широко зевнул и отдался в нежные объятья дремоты. Твайлайт его разбудила на закате. Чувствуя себя отдохнувшим, Крэлкин все же не спешил вставать, лежа какое-то время в лучах уходящего ярко-красного светила. Начались две недели сбора урожая, и он, как благодарный пони, будет выполнять всю необходимую работу. Но до того у него было немного времени, и он решил провести его в поисках решения своей проблемы: альтернативная магия.

– Твайлайт, я сегодня к тебе на ночь, не против? – спросил Крэлкин, открыв один глаз и посмотрев на читающую единорожку.

– О, конечно, я не против, – сказала она, не отрываясь от книги. – Будешь продолжать обучение?

– Да, пожалуй, – согласился он. «Чем быстрее научусь понимать письмо, тем быстрее найду интересующую меня информацию».

Проведя весь вечер вдвоем с единорожкой, земной пони намного лучше научился читать, символы письма стали менее пугающими, но все равно некоторые их комбинации оставались непонятными. К серьезной литературе он себе не разрешал подходить, хотя бы из-за того, что мог что-либо неправильно понять. Непонимание в его случае стоило бы жизни. Легкие пособия для детей он уже мог осилить, но не всегда понимал, что имели в виду авторы. В целом, он был доволен результатом своих продвижений.

Выспавшись днем, Крэлкин сидел очень долго. Библиотекарша уснула рядом с ним, уложив голову на копытца на столе. Перед ней лежала толстенная книга, которую она уже несколько дней носила с собой и читала каждую свободную минуту. Заглянув в нее и прочитав несколько непонятных слов, Крэлкин посмотрел на название книги, аккуратно закрыв ее. “Теории о множественности мира”. У него похолодело на сердце. «Значит, они даже не скрывают от меня, что ищут информацию? Очень, очень не разумно с вашей стороны».

Убедившись, что Твайлайт спит, он поднялся на второй этаж, чтобы узнать, как дела со сном у Спайка. Дракончик тоже спал. «Наконец-то я предоставлен сам себе в библиотеке. Тут должны быть какие-то интересные книги. – Он подхватил один из двух подсвечников зубами и направился к полкам. – Что же может подойти? Какая разновидность магии?». Он рыскал жадными глазами по нижним полкам, читая названия и мысленно отметая книги в сторону. Гротескная тень его, подобно хищнику, плясала на стене под неравномерным пламенем свечи.

«“Драконы”, “Древесный уголь и его добыча”, “Другие реальности”, “Думы великих магов”, – читал Крэлкин и вздрагивал от своих тщетных потуг найти интересующую его информацию. Он перешел на другую полку, читая названия. – “Истории для детей”, “История заклинаний”, “История Понивиля”. Все не то, – сетовал бывший маг. – И мой магический опыт тут никак не поможет.

Надо разобраться, что же мне надо искать, чтобы сузить круг поиска. По названию книги, которую читает Твайлайт, можно сказать, что они будут разрывать материю. Суть материи в наших мирах одинакова, так как умения управлять магией в теле человека нашли отклик, то есть, мои знания не бесполезны. Как сбить открытие разрыва на первоначальной стадии? Первый способ – вызвать резонанс материи в месте разрыва. Второй способ – раскрыть в том же месте свой разрыв; в теории они должны поглотить друг друга. Третий способ – поглотить или перенаправить хотя бы часть энергии выделяемой на такой ритуал. Все бесполезно, – опустил он голову. – Даже зная, как остановить это, у меня нет никакой идеи, как осуществить задуманное».

IV

Следующие две недели Альтус и Крэлкин вместе работали на ферме. Как узнал бывший маг, все пони, которые также работали у ЭплДжек, просто помогали фермерше с убором урожая. Они не требовали взамен ничего, но исправно выполняли все приказы семьи Эплов. Это было дико и странно. Каждый в мире людей пытался что-то продать: продавал свое время, продавал свои знания, продавал свою силу, продавал то, что у него было. Мир пони, напротив, был наполнен взаимной поддержкой и заботой о ближних.

Крэлкин вспомнил самые знаменательные достижения человека, ставшие обыденностью: радио, телевидение, интернет. Все они были сбором лжи и грязи, засоряющей неокрепший мозг юного поколения. Все они лишь скрывали истинные шаги правительства, ставя веселую и задорную музыку, показывая фильмы и мультфильмы, заливая новый контент на сайты. Все они были лишь еще одним, более новым средством для управления массами. Еще одним не менее успешным методом управления была церковь и вера в божества, которые непременно придут, спасут и накажут обидчиков. И многие люди в это свято верят. На самом же деле их вера лишь скрывает истинный страх перед смертью. «Все боятся смерти, – подумалось Крэлкину. – И даже я».

Работать приходилось на ферме с восхода солнца и до глубокого заката, пока последние лучи не скроются за горами, виднеющимися вдалеке. Труд был физически тяжелым и последние два дня для земного пони показались самыми тяжелыми в его жизни. Альтус помогал ему, как мог, выполняя часть его работ сам, за что белый жеребец был ему безмерно благодарен. Облегчение пришло лишь после того, как он проснулся в середине дня под звук завывающего ветра.

– Привет, соня, – сказала Твайлайт Спаркл, зайдя в его комнату на ферме “Сладкое Яблоко”. – Ты будешь участвовать в ежегодном осеннем забеге?

Продрав глаза, Крэлкин увидел, что на единорожке был надет белый жилет с номером “42”, выведенным черными цифрами.

– И что за приз? – спросил тот сонным голосом.

– Медаль дадут, – сказала гордо кобылка. – Я один раз заняла пятое место.

– Ага, молодец, – буркнул белый пони и закутался в одеяло.

– Пошли, будет весело, – пообещала Твайлайт.

– Не хочу, – сказал чужак приглушенным голосом из-под одеяла.

– Если ты не пойдешь, то я не смогу тебе кое-что показать. Что-то очень интересное.

Пришелец высунул голову и посмотрел на ехидную мордочку единорожки. Он вздохнул.

– Твайлайт Спаркл, – сказал жеребец официальным тоном, – если ты думаешь, что я куплюсь на такие дешевые речи, то ты очень сильно ошибаешься.

– Ну, там действительно что-то необычное, – сказала ошарашенная пони.

– Необычно – это Альтус, летающий быстрее Рэйнбоу Дэш.

– Ты недалек от истины. У Альтуса появилась кьютимарка, – вновь ехидно улыбнулась лиловая кобылка.

«Кьютимарка появилась? Это очень подозрительно. Как будто его тут кто-то вновь задабривает и пытается сделать лояльным к этому миру».

– Кто с ним находился последнее время? – мигом осведомился Крэлкин.

– Только ты. Целые две недели.

– Кьютимарку можно подделать?

– Если бы кьютимарку можно было подделать, то у меткоискателей она бы уже была, – заверила его Твайлайт.

«Нельзя подделать кьютимарку? Что тогда появилось у Альтуса? Надо бы подождать, прежде чем говорить о чем-то».

– Ну, посмотрим, что у него там появилось, но как-нибудь потом.

– А я думала, что ты пойдешь с нами повеселишься, – сказала ученица Селестии.

«Пойду? Добровольно бегать? Нет уж. Я лучше отправляюсь в пустую библиотеку и поищу необходимую мне магию. Но и Альтуса надо проверить на счет его “кьютимарки”. Возможно, это какая-то разновидность болезни. Не может быть, чтобы он ее получил. Неужели мир принял его быстрее, чем меня?»

– А где он? – спросил жеребец.

– Кто?

– Альтус, кто же еще?

– Он уже ушел на старт.

– Ушел? – изумился Крэлкин.

«Почему это он вообще поплелся туда? Что он себе думает? У него появилась кьютимарка, а он даже меня в известность не поставил? Ему стал дороже этот мир? А если этот дурак заболел, и несколько дней отделяют его от гибели? И вот что мне сейчас прикажешь делать? Идти и спасать тебя? А смысл? Хотя надо бы с этим разобраться как можно быстрее, чтобы не навлечь беду и на себя. Если это болезнь, то я сам попаду не в лучшее положение, нежели он. И тогда мне будет все равно, в каком мире умереть. Смерть везде одна.

Но, возможно, я перегибаю палку, и все с Альтусом нормально. Тогда и мне волноваться не о чем. Все будет нормально. – Крэлкин прислушался к своему сердцу. Оно звало его помочь другу. Долго не решаясь, что делать, он взвешивал все “за” и “против”. Сегодня был неплохой день, чтобы отправиться домой к Твайлайт и рыться в завалах библиотечных полок, но сердце его стучало, волнуясь за друга. – Придется идти на эту пробежку. Но не бегать, а лишь посмотреть, что с Альтусом, – подытожил он. – А оттуда – в библиотеку. Все же не думаю, что с ним что-то случилось, но проверить надо».

Откинув одеяло, земной пони выпрыгнул из кровати и двинулся на выход.

– Подожди, тебе надо надеть жилет участника, – послышалось от единорожки, и перед ней появилась белая накидка с черными цифрами. Какие это были цифры, Крэлкин не разглядел, да и не хотел.

– Твайлайт, я иду туда не бегать, – взмолился тот.

– Со мной пробежишься, – предложила она.

– Я не люблю бегать и не буду.

– Тогда пройдемся, – улыбнулась кобылка.

– Выглядит уже не как соревнование, – заметил жеребец.

Но единорожка пропустила выпад мимо ушей и помогла надеть облегающую одежку, сливающийся с новым телом чужака. Казалось, что номер “43” был нарисован прямо на нем. «”43”? Значит, она меня зарегистрировала сразу же после себя? Она и не ждала отказа, просто не знала, как меня заставить».

– Ладно, идем, – буркнул он.

Старт расположили у начала небольшого перелеска, и дорога уходила куда-то очень и очень далеко, петляя между деревьями. Огненный лес, нарядившийся в свои самые красивые одежды, покорно стоял, замерев в ожидании действа. Легкий ветер играл с кронами, а те в свою очередь возмущались такому обращению. Разговоры сотен пони, пришедших на состязание, разносились по округе веселым гомоном, вторя шуму листвы. А поодаль стоял розовый воздушный шар, вокруг которого вились Спайк и Пинки Пай, о чем-то жарко споря.

– Я приду на финиш первой, ведь я лучшая, – услышал Крэлкин знакомый голос, но не смог разглядеть его хозяйку в толпе. Рэйнбоу Дэш он не видел две недели, но и не горел желанием с ней встречаться. С тех пор, как начался сезон уборки урожая, она не появлялась на ферме.

– Эт’ я приду первой, сахарок, – услышал он уверенный голос ЭплДжек.

– Дамы, вы почему спорите из-за такой мелочи? Вы не сможете обогнать такого статного жеребца, как я, – послышался грубый надменный голос.

– Это мы еще проверим, – хмыкнула голубая кобылка с радужной гривой.

Крэлкин, наконец, отыскал взглядом троицу и увидел двух земных пони и пегаску. Твайлайт подошла к ним, белый жеребец подошел следом.

– Вы обе не спортсменки, – заявил собеседник. – Я уже не один год попадаю на первые места, вам до меня далеко.

– В прошлый раз мы…

– Привет, – перебила их спор единорожка, – смотрите, кого я привела.

– О, Крэлкин, – сказала фермерша, – Эт’ значит, я победила. Я же говорила, что Твайлайт сможет его вытащить.

– Еще один неудачный бегун?

Белый жеребец смерил презрительным взглядом говорившего. Неизвестный синий земной пони не производил впечатления хорошего друга. «Не собираюсь я с тобой тут разговаривать. Ты мне неинтересен».

– И кто ты такой? – спросил бывший маг.

– Зазнайка, – сказала Дэш и рассмеялась вместе с фермершей.

– Мы еще посмотрим, кто тут зазнайка, – прошипел неизвестный, – я не собираюсь выслушивать подобное от неудачниц, которые только языком трепать могут.

– Мы не неудачницы! – бросились оправдываться подруги.

– Ты зачем к ним лезешь? Они подруги, и без тебя разберутся, кто придет первой, а кто второй. Это не твой разговор. Намек ясен? – бросил Крэлкин синему жеребцу.

– Я вызываю тебя на состязание! – громко крикнул синий пони.

– Можешь вызывать, – зловещим шепотом отозвался белый жеребец, – только мне твои состязания неинтересны. Сам участвуй, я тут совершенно по другим делам.

Синий жеребец фыркнул и удалился гордой походкой. Подруги недоуменно переглянулись.

– Ладно, где Альтус? – устало спросил чужак.

– Тоже хочешь его поздравить? – поинтересовалась ЭплДжек.

– Чего его поздравлять? Метка есть, а нормально летать не умеет, – вставила Дэш.

– Можете выяснять отношения без меня? – попросил бывший маг.

– Все пони, внимание, сейчас будет старт, – донесся сверху голос Спайка.

Подняв голову, Крэлкин увидел розовый воздушный шар, в корзинке которого сидели с радостной мордочкой Пинки Пай, наблюдающая за всем, что происходит, и помощник Твайлайт, рассматривающий все происходящее с видом знатока. Пони выстроились в длинную колонну и приготовились. Крэлкин судорожно искал очертания Альтуса в толпе, но не находил в этой какофонии красок.

– ВПЕРЕД! – донесся сверху голос Пинки Пай.

И бегуны рванули с места. Топот сотен участников превратился в канонаду. Как по волшебству, огненные листья волной срывало с деревьев, и они устилали землю плотным покрывалом, укутывая ее на зиму. Земля дрожала от бега жеребцов и кобылок. Впереди сразу показались лидеры: Рэйнбоу Дэш и ЭплДжек. Синего жеребца видно не было. Крэлкин пытался высмотреть Альтуса, но разноцветные пони никак не давали разглядеть хоть что-то. Контраст красок бил в глаза, скрывая друга.

– Побежали? – спросила единорожка, провожая взглядом хвост колонны.

– Нет, я пойду в библиотеку, – отказался чужак и развернулся.

«Идеальное время, чтобы продолжить поиски. Твайлайт на своих глупых гонках, Спайк – тоже».

– Принцесса Селестия лично прилетит проверить, как мы справились с подготовкой к зиме, – заметила кобылка.

– Нет, я пока не готов с ней встречаться, – с нотками страха сказал тот.

«Еще и Селестия прилетит? Тогда я точно отказываюсь. Неужели я боюсь ее?»

– Крэлкин, ты обещал со мной пробежаться, – сказала Твайлайт укоризненным тоном.

«Обещал? Это когда? Я пропустил целых две недели поиска магии, хотя обучаться чтению я понемногу продолжал, но не в этом суть. Я был прикован к ферме цепями обязательств, и теперь, когда у меня появился шанс продолжить, я откажусь от этого в угоду пробежки с представительницей иного мира? Ну, уж нет, не бывать такому. Я лучше скроюсь от чужих глаз и буду неприметно дергать вас всех за ниточки. А что делать с Принцессой Селестией? Она будет там, если судить по словам Твайлайт. Думаю, у меня будет один вопрос, на который она будет долго отвечать, выискивать лазейки, и, в конечном счете, вообще должна забыть о цели своего визита».

Внезапно Крэлкин ощутил тотальные изменения в сознании. Как будто, его мозг опять начали контролировать. Ощущение всепоглощающей радости вплыло в его голову и расплылось там бурным ручьем, вытесняя обеспокоенность за друга, страх перед встречей с Селестией, нежелание напрягать свои мышцы. Вместо этого он почувствовал какую-то неведомую тягу угодить Твайлайт, поговорить с ней о чем-то незначительном, просто ощутить ее присутствие рядом.

«Что опять происходит? Неужели снова психологическое воздействие? Надо сопротивляться! Невозможно! Откуда? Как этому сопротивляться? Я стал таким беззащитным, таким слабым. Что мне сейчас сделать, чтобы вернуть все на свои места? Что предпринять, чтобы оторваться от бездонных глаз Твайлайт, которые затягивают мое подсознание? И не она ли воздействует на меня? Нет, ее рог не светится. Но, возможно, это техника Селестии. Возможно, принцесса раскрыла ей некоторые свои секреты. Надо вызвать дисгармонию в голове, – думал он, но все вокруг него внушало лишь благоговейный трепет души. Он пытался сопротивляться, закрывал глаза, старался вспомнить то, что он ненавидел, но в мозгу всплывали лишь умиротворяющие образы. – Нет, я не могу сопротивляться этому, я хочу пробежаться, сейчас хочу этого больше всего на свете. Я хочу быть рядом с этой единорожкой».

– Ладно, пробегусь я с тобой, – сказал он недовольно.

Кобылка просияла. Они бежали медленно, поодаль ото всех. Сброшенная листва отдавала мягкостью и запахом уходящей осени. Общаясь на разные отстраненные темы, Крэлкин видел, как менялся пейзаж. Зима уже была на пороге, и в ближайшее время ударят холода. Голые деревья, которые они пробегали, казались высохшими стволами, тянущими свои крючья-ветки к неразумным путникам. Финиш показался довольно быстро, белый жеребец даже не успел сильно устать. Ноги болели, но не более того.

Увидев гордо стоящую Принцессу Селестию, которая разговаривала со своими подданными, чужак замедлил шаг и нехотя перешел через финишную прямую, косясь на Ее Высочество. Ясность ума вернулась к нему, и он осознал, что вновь пошел на поводу у невидимого кукловода. «Неужели Селестия сама заманила меня сюда?» Он боялся, что она сейчас обратит свой гнев против него, но правительница лишь улыбалась, чловно не замечала его, и что-то рассказывала понивильцам.

Твайлайт подбежала к своей учительнице, и они обнялись, как сестры, но это ничуть не убавило величия в лике Селестии. Крэлкин даже рот открыл от удивления, что королевская особа совершила такое действие. Подобное фривольное отношение к подданному, пусть и близкому, на глазах у такой большой толпы должно было подорвать ее авторитет, но она лишь улыбалась и смеялась с другими пони. Этот мир казался для него еще большей загадкой, нежели представлялся ранее.

Закончив общаться с народом, Селестия вместе со своей ученицей направилась к белому земному пони. Они приближались с неминуемостью рока. «Не хочу, чтобы этот разговор вообще начинался. Не сейчас. Я пока не готов».

– Добрый день, Крэлкин, – благодушно сказала Принцесса.

– День добрый, Ваше Высочество, – отозвался тот.

– Как тебе пробежка в последний день осени? – учтиво осведомилась королевская особа.

– Все более чем хорошо, – ответил жеребец.

«Вы хотите поговорить со мной “о погоде”?», – подумал чужак, собираясь с мыслями.

– Я вижу, что ты начинаешь здесь осваиваться, – улыбнулась собеседница.

– Да, правда, это не просто, – согласился он.

– Я вижу, что ты со своим другом пока хорошо себя ведете, – сказала она, и жеребец напрягся. – Но мне нужно будет с вами серьезно поговорить.

– Когда? – бросил тот скупую фразу, ожидая развязки.

– Когда придет время, – ответила белая кобылка.

– И кто определит, когда наступит время? – спросил жеребец в надежде узнать об управленцах страны. – Хотя сейчас меня интересует лишь один вопрос, – сказал Крэлкин.

– Можешь его задать, я тебе отвечу, если смогу.

– Кто на самом деле правит Эквестрией?

– Почему тебе это так интересно? – вопросом на вопрос ответила принцесса.

«А вот это увиливание от ответа, – подумал белый пони. – Но все-таки она права, что не хочет говорить. Я бы тоже не говорил о подобных вещах. По крайней мере, не при народе».

– Потому что я хочу понимать, что тут и как, – отозвался земной пони. – Какая государственная иерархия в вашей стране? Какое устройство власти?

– У меня сейчас мало времени для подобного разговора, да и неудобно будет общаться на такие темы прямо здесь, – осведомила его августейшая.

– Не хотите говорить правду своим подданным? – ехидно спросил жеребец.

– Крэлкин, ныне разговор не состоится по другим причинам. Сейчас ответственное время для всей Эквестрии, и я обязана проверить все ли готово к приходу зимы.

– Я Вас понял. Значит, я буду ждать от Вас приглашения?

– Конечно, – сказала Селестия, – и не забывай, что ты должен написать мне письмо.

– Я помню, Ваше Высочество.

«Не такого ответа я от тебя ожидал, Селестия. Неужели это такой секрет, что нельзя сказать об этом при ученице? Но, раз разговор откладывается на неопределенно время, я могу направить это самое время в свое собственное русло, к более важным вещам. К магии».

– Благодарю Вас, Ваше Высочество, – сказал Крэлкин и склонил голову.

V

Спустя неделю упорного обучения и поиска информации в городской библиотеке, Крэлкина пригласила Пинки Пай на вечеринку по случаю пришествия зимы в Понивиль. Жеребец думал отказаться, но все-таки, решил пойти и отдохнуть от каждодневных занятий. Письменность он уже понимал. Практически все сочетания звуков и их написание были у него в голове. Изредка он что-то забывал, но зачастую это было некритично.

В самый первый день зимы Крэлкин осмотрел кьютимарку Альтуса, но ничего не смог сказать. Он крутился вокруг крупа друга, как юла, но так и не понимал, как такое произошло. Конечно, бывшему магу было лестно осознание того, что он в идеале подделал здешнюю форму жизни, что даже сама природа не распознала такого грубого вмешательства, ведь кьютимарка была показателем истинности пони, но его грызли сомнения на счет того, что это правильно. В глубине души он не хотел получать свою метку, ведь, как он понял из дополнительных объяснений библиотекарши, она связывает пони с его любимым делом на всю оставшуюся жизнь. Он признавался мастером в каком-либо деле, и шанса уклониться от обязанностей уже не было. «Но, быть может, получение кьютимарки не так уж и плохо? Наверняка это может стать неплохим подспорьем в том, чтобы решить ситуацию с моей жизнью в этом мире полюбовно».

Альтус же целую неделю совершенствовал свои летные навыки. Он летал четко по расписанию, несмотря на погоду за окном. Дважды он вылетал в сильный снегопад и один раз в сильный ветер. Каждое утро он ходил на тренировки к ЭплДжек и проведывал Флаттершай, спрашивая, нужна ли ей какая-то помощь. Он был до сих пор благодарен ей, что она научила его летать, и не мог просто так оставить ее, не отдав долг. Поэтому он ходил с ней кормить животных, купать их и просто защищать. В большинстве случаев пегас просто тащил тележку с едой и оставался в стороне, наблюдая за уверенными движениями пегасочки. Жил он у Рарити, помогая ей всем, чем только можно. Хотя он и понимал, что единственное, что он мог ей дать, – это дополнительная пара копыт и тишина. Потому он пару раз следил, чтобы Свити Бэл не пришла в бутик раньше времени и не помешала сестре и ее творческому полету мыслей.

Первый день зимы Крэлкин частенько посматривал в окно библиотеки, смотря на сильный снегопад, устилающий землю пушистым одеялом. Темные серые тучи полностью затянули небо, не давая даже малейшего шанса солнечным лучам пробиться сквозь блокаду облаков. Снег сыпал большими белоснежными хлопьями и быстро скрыл все следы вчерашней осенней пробежке пони. Первый день зимы был действительно первым днем зимы, без компромиссов и задержек. Температура моментально упала ниже нуля, ветер дул с севера, лохматые снежинки укрыли землю, а солнце ходило все ниже и ниже.

После вечеринки, которая проходила на ферме у ЭплДжек, и включала веселые игры на снегу, пони медленно разбрелись по своим домам под покровом ночи. Фермерша настояла, чтобы ее подруги остались у нее. Белый жеребец хотел улизнуть в библиотеку, прикрываясь уходящими гостями, но был пойман за хвост магией. Он устало вздохнул, попытался вырваться, отречься от подобных ночевок, но Твайлайт и ЭплДжек были неумолимы. Альтус безучастно стоял рядом и смотрел, как его друг отпирается всеми копытами от возможности провести ночь в обществе новоиспеченных подруг.

– Ну, не хочу я, Твайлайт, – говорил чужак, – просто не хочу. И так много веселья для одного дня. Я пойду лучше…

– Поучишься? – спросила единорожка. – Крэлкин, ты все время проводишь за учебниками.

– Уж кто бы говорил, – парировал тот.

– Я хотя бы отдыхаю, – запротестовала лиловая пони.

– А я еще не устал. Твайлайт, я не буду здесь оставаться.

– Сахарок, – вставила оранжевая кобылка, – ты так никогда друзей не найдешь.

«А кто сказал, что я ищу друзей? Единственный мой друг – Альтус. Остальные – лишь средство достижения целей. Но что сейчас лучше всего ответить, чтобы уйти отсюда и продолжить поиски? – Внезапно он вспомнил последнюю встречу с Селестией: – ”Вы себя пока хорошо ведете”. Но так ли надолго сохранится это зыбкое доверие к нам? Чтобы не разрушить то, что я незаметно для себя построил, и не давать повода принцессе совершать поспешных действий, мне необходимо остаться. В любом случае, я все равно ничего подходящего в плане замены моих магических способностей пока не нашел, да и сегодня мне вряд ли улыбнулась бы удача».

– Ладно, – сдался он. – Где я буду спать?

– С Рарити, – сказала Твайлайт и улыбнулась.

«Это с какой радости я должен спать с Рарити? И что вообще за “спать с Рарити”?»

– Это как понимать? – спросил жеребец с перекошенным лицом. – Я не буду спать с Рарити.

– В одной комнате спать будете, – объяснила ЭплДжек. – Заодно и подружитесь.

Белая единорожка услышала разговор и вмешалась:

– Я лучше с Флаттершай разделю комнату.

– Да-да, слушайте ее, – говорил Крэлкин. Он не понимал, зачем ему кобылка, помешенная на моде, тем более связей у нее не было никаких.

– Вы подружитесь, – сказала Твайлайт. – Вам надо просто побыть наедине.

Рарити и Крэлкин переглянулись и одновременно фыркнули.

– А с кем будет Альтус? – поинтересовался земной пони.

– С Рэйнбоу Дэш. Они не могут подружиться между собой, вот и будет время, чтобы сгладить все обиды.

VI

Крэлкина и Рарити поселили на втором этаже в комнате жеребца. На полу лежала зеленая перина в горошек, любезно предоставленная ЭплДжек, два одеяла, но всего одна подушка. Белый пони сразу же сказал единорожке, чтобы она забиралась на кровать. Он не хотел скандалов и упреков, что он не позволил кобылке спать на кровати, и что у него совсем нет совести. Он просто принялся раскладывать перину, но внезапно послышался голос гостьи:

– Дорогуша, ты бы не мог уступить мне перину, а то у ЭплДжек такой матрас неудобный, – пожаловалась Рарити.

– Да без проблем, – отозвался жеребец и оставил пуховик в покое. – Но у меня две просьбы: дай мне хоть что-то постелить на пол, а то пол холодный, заболею. И… хотел бы попросить тебя сшить мне накидку, чтобы круп закрывала в районе кьютимарки, а то я теперь единственный пони в городе без метки. Не хочу выделяться.

– На пол постели матрас, – предложила кобылка и спрыгнула с кровати. – И какую накидку ты хочешь?

– Я положусь на твой прекрасный вкус, – елейно сказал Крэлкин.

Единорожка широко улыбнулась, польщенная комплиментом. В течение десяти минут они, молча, готовили себе место для ночлега. И как только все было сделано, чужак моментально юркнул под холодное одеяло и замер на неровном матрасе. Снег за окном начал неуверенно падать, словно боясь, что его кто-то заметит.

– Почему ты такой? – спросила внезапно Рарити.

– Какой? – не понял земной пони и с непониманием посмотрел на модельершу. Рарити лежала на кровати, укрыв одеялом круп и рассматривая морду Крэлкина.

– Такой лояльный ко всем. Прямо как... Твайлайт.

«Лояльный? Да я и шага не сделаю, если мне это не сулит выгоды».

– Это плохо? – ответил вопросом на вопрос жеребец.

– Конечно, – сказала та, не задумываясь. – Просто вы не умеете отстаивать свое мнение. Вы, как подушечки для иголок, которые можно безбоязненно колоть.

– “Безбоязненно колоть”? – усмехнулся пришелец. – Последний, кто так думал, оказался в больнице.

– Ты его побил? – изумилась собеседница.

– Конечно, нет. Рарити, я магом был… был, – с грустью сказал чужак.

– Тебе было больно расставаться с магией? – с жалостью спросила кобылка.

– Это, как если бы у тебя забрали твою кьютимарку, – провел он аналогию, и пони вздрогнула. – Но я не жалею о том, что сделал. Ни единой минуты, ни единой секунды. Ты даже не представляешь, как я счастлив, что оказался здесь.

– Так ты пришел в наш мир специально?

– Ну, Рар, откуда я знал, что ваш мир вообще существует?

– “Рар”? – возмутилась единорожка. – Что за вульгарность?

– Прости, Рарити, – поправился жеребец, – мне проще тебя так называть.

– Ты прошел такой трудный жизненный путь, но до сих пор остался жеребенком. Дорогуша, так нельзя.

– Нельзя? – изумился Крэлкин. – Жеребенок? Рарити, у вас тут просто рай, по сравнению с нашим миром. По крайней мере, для меня. Альтусу здесь не нравится, но это уже не мои проблемы.

– Он же твой друг! – вновь возмутилась единорожка.

– Понятие “друг” в нашем мире имеет лишь номинальное значение. У вас оно означает одно, у нас – совершенно другое. Обязательными признаками дружбы являются доверие и терпение. Альтуса я терплю так же, как он меня, к тому же я могу доверить ему свою жизнь, так что все условия дружбы сохраняются.

– Ты ведь это несерьезно? – ужаснулась модельерша и прикрыла рот копытом в театральном жесте.

– Несерьезно? В нашем мире тоже была дружба, как и у вас. Искренность, бескорыстие, взаимоподдержка, но ценность дружбы с каждой эпохой терялась. С тех пор, как появилось это понятие, дружба видоизменилась настолько, что допускает предательство, не нуждается во встречах, переписке, горячих разговорах и даже допускает наличие одного дружащего. Для меня, как для ботана и изгоя общества, дружбы не существовало в принципе. Я поначалу тоже верил в чистоту того, что скрывается за этим понятием, – фыркнул Крэлкин, – но потом жизнь расставила все на свои места. Вот такие как ты, красивые и успешные, имеют все, а такие как я, – заучки и ботаники, – ничего.

– Не правда, Твайлайт также любит учиться, как и ты, и она намного популярнее меня, – упрямо заявила единорожка. – Она даже знакома с самой Принцессой Селестией.

– Мы говорим о разных мирах, Рарити. В нашем мире все просто.

– “Просто”? – поморщилась собеседница.

– Просто, – подтвердил земной пони. – Ты же слышала мою историю. Есть преступление и наказание. Но есть и деньги, которые главенствуют над этим всем.

– А любовь? – спросила кобылка и затаила дыхание.

– Думаешь, я хоть раз встречался с кем-то? – бросил он.

– Ну, конечно, дорогуша, ты же такой статный жеребец. – Рарити махнула копытом, будто отмахиваясь от чепухи, но потом посмотрела в серьезный взгляд белого жеребца. Крэлкин понимал, что она на самом деле думает по-другому и говорит такие слова, чтобы ему не было так тягостно.

– Я никогда в своей жизни не прогуливался с… кобылкой, не держал за… копыто, не обнимал, не целовал…

– И ты не хотел? – изумленно спросила она.

– Поначалу хотел, очень сильно хотел, а потом интерес постепенно пропал, заменяясь жаждой знаний. А вот Альтус был популярным, – мечтательно потянул чужак, смотря на редкие кружащиеся снежинки через запотевшее стекло.

– Что же ваш мир понимает под словом “любовь”? – спросила Рарити. – Какие у вас отношения?

Бывший человек посмотрел на единорожку немного озадаченно. Что он мог сказать о мире отношений, когда он сам не пробовал это на вкус. Все равно, что рассуждать о книге, которую никогда не читал. Он попытался отмахнуться, но Рарити была настойчива.

– Ты же видел, как это происходит. Расскажи, как сможешь.

Умоляющий взгляд кобылки сломали барьер, наскоро сколоченный сонным сознанием Крэлкина, и, сдавшись, он спросил, закутываясь в одеяло и вновь устремив взгляд в окно:

– Неужели это для тебя так важно? Не разочаруешься ли ты, услышав то, как я вижу эти отношения?

– Ну, я даже не знаю, – замялась модельерша.

– Ну, вот видишь, – улыбнулся чужак, не отвлекаясь от чарующего танца снежинок. – Ты и сама не знаешь, чего ты хочешь. А как я могу рассказать то, что тебе хочется услышать?

Рарити помедлила перед тем, как продолжить. Потянулась пауза, нарушаемая приглушенными беседами между другими пони, оставшимися на ферме. Пинки весело рассказывала что-то ЭплДжек, Рэйнбоу Дэш смеялась, а Твайлайт и Флаттершай слышно не было, как подумал Крэлкин, они легли спать раньше всех.

– Расскажи о вашей любви, – наконец, попросила единорожка.

– И с чего начать? – осведомился жеребец.

– Начни со знакомств, – предположила она.

– У нас есть несколько видов знакомств. Смотря, для чего знакомятся, – объяснил земной пони, увидев озадаченный взгляд кобылки.

– А для чего можно знакомиться, кроме как не для того, чтобы провести всю жизнь вместе? Это и называется любовь.

– Да, любовь, – согласился Крэлкин, подавляя смешок. – Но неужели ты думаешь, что у нас существует единственное понятие любви? – Рарити с непониманием воззрилась на него. Он вздохнул. – Множество мнений и суждений порой очень удобно, так как каждый может выбрать что-то свое по вкусу. Кто-то открыл что-то новое на любовном фронте и сразу бежит рассказывать это друзьям, даже не думая, хорошо это или плохо. Он просто хочет об этом сказать, а пойдет ли кто за ним или нет – его не волнует. Он возмутил сознание близким.

– Крэлкин, ты о чем говоришь? – не поняла единорожка.

– К примеру: вы размножаетесь, вам приятно это занятие, так?

– Не знаю. – Казалось, что кобылка нисколько не стеснялась. Твайлайт бы залилась краской при малейшем упоминании об этом деле. – Если бы я знала, то у меня были бы жеребята и любимый жеребец.

– Наверное, – согласился Крэлкин, – Ну, а вот у нас это очень приятно. Поэтому люди просто этим занимаются для удовольствия с кем попало. И называют это любовью. То есть, любит многих, но считается только с самим собой, по сути.

– Как? А как же жеребята, семья? – спросила изумленная и разочарованная Рарити. На ее мордочке явно читалось отвращение. – Нет, дорогой, это все неправильно.

– А я и не говорил, что это правильно. Ты попросила рассказать о нашей любви, – демонстративно обиделся земной пони.

– Да, извини, продолжай, пожалуйста.

– В общем, когда самцу, так будем называть взрослого жеребца, нравится самка, то есть кобылка, он к ней пристает. Если их интересует только физическое удовлетворение, а в большинстве случаев это так, то они могут встретиться от нескольких раз до нескольких сотен раз. В зависимости от терпения. Иногда из таких отношений возникают семьи, но это настолько редкие случаи, что я не хочу на них останавливаться. Дальше, сменив, таким образом, несколько партнеров, они ищут себе постоянную пару. Это проходит у них гладко, так как они находят себе подобных, и создают семью, рожают жеребят и так далее.

– Ты говоришь прямо как Твайлайт. И это еще более жутко, чем на самом деле представляется.

– Все гораздо хуже, чем ты думаешь, – заключил Крэлкин. – Будучи вместе со своей половинкой, многим уж очень сильно надоедает спариваться с ней. И они ищут кого-то еще.

– Фу, ну и гадость, – не выдержала Рарити. – Как вы вообще так живете? И где же любовь?

– Любовь? Ах, да, любовь. Краткий миг счастья при спаривании и называется любовью. Вспышка физического влечения к противоположному полу называется любовью. Но она не вечна.

– Значит, ваш мир не знает, что такое любовь, – с досадой заключила единорожка.

– А что в твоем понимании есть любовь? – поинтересовался Крэлкин.

– Это когда ты видишь жеребца своей мечты и хочешь разделить с ним радость и страдание, мучение и боль, рождение жеребят и трепетную любовь к ним. Это когда ты замечаешь только его и никого больше, когда ты видишь во всем только его образ, когда всегда чувствуешь его запах, когда слышишь лишь его голос. Это когда ты не находишь себе места, когда он не рядом и хочешь сопровождать его всегда и всюду. И не давать его обижать всяким хамам и…

Единорожка искала еще подходящие слова, но не находила. Чужак подождал немного и закончил вместо нее:

– Это когда встречать закат солнца с ним – верх всех мечтаний.

Рарити была поражена.

– Это все лишь слова в нашем мире, – сказал жеребец. – Все лишь для того, чтобы иметь возможность получить удовлетворение от спаривания, и тот краткий миг любви, о котором я тебе говорил.

– Значит, у вас нет любви, – грустно повторила кобылка.

– Не в вашем понимании. У нас все более скоротечно, чем можно себе представить. Большинство не думает о завтрашнем дне, их волнуют более низкие проблемы. Даже среди магов есть не совсем нормальные и адекватные личности.

– Значит, нам повезло, что к нам попали именно вы?

– Не знаю, Рарити. Возможно, да.

Крэлкин сделал паузу. «Сейчас можно спросить что-то личное и узнать, чем же она мне действительно может пригодиться».

– А тебе кто-то нравится? – внезапно спросил он.

– Даже не знаю, что тебе ответить, – озабочено произнесла модельерша и опустила голову. – Нравился один, как я думала, благородный единорог, но…

– Неприятные обстоятельства встречи или характер?

– Скорее второе.

Земного пони что-то потянуло к ней, к единорожке, лежащей рядом с ним на кровати. Разум затуманился, сменяя картинку жесткой реальности на радужные акварельные разводы. Он откинул одеяло, встал и присел на кровать. Он смотрел в ее лазуритовые глаза. Рарити ничего не говорила, только смотрела на него, не зная, как реагировать на подобные действия.

– Не переживай, все будет у тебя хорошо, – сказал он и поднес копыто к ее голове.

Рарити уклонилась от его решительных движений и соскочила с кровати. Рог ее засветился синим светом. А Крэлкин так и остался сидеть, не понимая настороженного взгляда кобылки.

– Ты это что делаешь? – напряженно спросила белая пони.

– Да ничего, просто хотел тебя погладить, – объяснил жеребец.

– И почему ты решил, что я хочу этого? Или ты думаешь, что я хотела бы с тобой…

– Нет-нет, – попытался заверить ее чужак. – Я ничего такого и не думал.

– Тебе лучше держать свои копыта при себе, – бросила она предупреждающе.

– Копыта? При себе? – не понял тот. – Но я ведь…

– Я все сказала, а теперь, будь так добр, не приближайся ко мне сегодняшней ночью.

– Хорошо, – с сожалением сказал Крэлкин.

Внезапно у него в голове возникло осознание того, что он хотел сделать. «Что я творю? Как такое вообще могло прийти мне в голову? – Сердце его барабаном застучало в груди, по его спине и копытам пробежали мурашки, на лбу выступила испарина, и он вздрогнул. – Этого просто не может быть! Что это такое? Опять какой-то транс? Подчинение моего разума? – размышлял он и продолжал сидеть на кровати, как истукан. – Надо найти способ противостоять магии единорогов, пока меня не подчинили еще раз. Этого не должно больше повториться. Неужели я допустил ошибку при трансформации? Критическую ошибку!»

Жеребец, сохраняя глупую улыбку на морде и вооружившись хладнокровием, убрал копыто и спрыгнул с кровати. Копошась и укладываясь в удобную позу, он размышлял, кто же его мог подчинить. «И какая дистанция необходима, чтобы использовать такую технику?» Рарити улеглась на кровати и пристально смотрела за каждым движением соседа. Крэлкин укладывался долго. Он старался не привлекать ее внимание, но ничего не мог с собой поделать. Беспокойство в его душе давило на него. Он начинал бояться. Бояться того, что не знал, какая сила воздействует на его разум и волю. Боязнь переросла в тревогу, тревога – в тупой ужас. Теперь он не хотел даже шевелиться, делать какие-то движения, какие-то ходы против Селестии. Теперь он просто не доверял самому себе.

VII

– Я буду спать на кровати, – заявила синяя пегасочка, сразу же прыгнув на кровать c порога, и развалилась на ней, прижав к себе единственную в комнате подушку. Альтус посмотрел на нее с небольшим отвращением, но ничего не сказал. «Скоро я отсюда уйду, – думал он. – Твайлайт вместе с Принцессой Селестией найдут способ вернуть нас домой». Нежно-красный пегас спокойно подошел к сложенной красной перине, находящейся в углу, и неспешно разложил ее на полу.

– Ты у кого тренировалась летать? – спросил жеребец, не смотря на собеседницу.

– Моя жизнь – мой учитель, – гордо заявила она. – А ты к Флаттершай пошел. Зачем? Неужели махать крылышками для тебя было так трудно?

Пожав плечами, пони развалился на перине, отвернувшись от любопытного взгляда пегасочки и уставившись в окно. За окном неспешно сыпали снежинки, разрезая ночную мглу.

– Хорошая погода, – не скрывая удовлетворения, осведомил Альтус собеседницу.

– Бывало и лучше, – заявила она.

Чужак вздохнул.

– Почему ты такая грубая?

Нежно-красный пегас продолжал смотреть в окно.

– Я не грубая, я веду себя, как чемпион.

– Чемпион? Что ты вообще знаешь об этом? Ты занималась профессиональным спортом? Хоть раз в своей жизни?

– Я не тренируюсь с неудачниками, – заявила Рэйнбоу.

– И ни разу не слушала советов со стороны?

– Я сама знаю, что для меня лучше.

– И что же для тебя лучше? – фыркнул пегас.

– Стремление быть лучшей.

«Узнаваемо, – подумал Альтус. – Я тоже был когда-то таким мальцом, как она, но потом Крэлкин показал, что есть другие люди. Профессионалы своего дела. И необходимо пользоваться их жизненным опытом. Одни лучше знали, как ставить правильно ноги, чтобы не прошла подсечка, другие лучше знали, как ставить блоки, третьи помогли мне нарастить силу. И я не жалею, что тогда послушался Крэлкина. Я улучшил свои показатели в разы. А эта Рэйнбоу Дэш все время скулит о том, что она лучшая, хотя палец о палец не ударила, чтобы действительно улучшить свои результаты».

– Что ты сделала в своей жизни такого, что не могли сделать другие?

– Я сделала легендарный ”Сверхзвуковой радужный удар” еще будучи жеребенком, – тщеславие, исходившее от кобылки, было ощутимо даже в воздухе, и Альтус невольно поежился.

– Боюсь спросить, что бы это могло значить.

– Это самый сложный, и самый быстрый, и самый красивый прием, который когда-либо могли делать пегасы, – выдала она на одном дыхании.

– Звучит серьезно.

«А что если я ошибаюсь на ее счет? Возможно, она одна из гениев, о которых твердят книги по единоборствам и увеличению силы. Возможно, Дэш не безнадежна. Ей действительно есть чем гордиться. Но она могла бы вести себя скромнее».

– Покажешь завтра, если погода будет хорошая?

– Ты чего? Я его только несколько раз в жизни его делала. Думаешь, это так просто?

– Нет, но тебе тогда нечем гордиться. Если бы ты могла делать это по своему желанию, то я бы мог с тобой о чем-то разговаривать, – подначивал ее пегас, провоцируя на исполнение сложнейшего приема.

Рэйнбоу лежала на кровати, надув щеки. Внезапно Альтус почувствовал, как что-то мягкое прилетело в голову и сильно ударило, вытряхивая медленно плывущие мысли у него из мозга. Это была подушка, кинутая пегасочкой. Дэш стояла на кровати в решительной позе на задних копытцах, подмахивала крыльями и нервно размахивала хвостом из стороны в сторону.

– Я принимаю твой вызов, – заявила она важно. – Завтра, если погода будет хорошей, я покажу тебе “Сверхзвуковой радужный удар“!

– Это будет замечательно, – улыбнулся Альтус.

Он уселся на перине, неуклюже взял подушку, сжав ее между копытами, и кинул назад. Подушка слабо врезалась в ноги пегасочки. Та звонко рассмеялась и подобрала “оружие”, балансируя им на правом копыте, и, закрыв один глаз и высунув язык, прицеливалась. Спортсмен не привык к копытам, которые заменяли теперь руки, поэтому он не мог даже сравниться по меткости и силе с рожденным пони. Подушка полетела назад и снова стремительно ударила Альтуса. На сей раз в бок. Пытаясь увернуться, нежно-красный пегас взлетел и ударился о потолок. Лампа, наполненная светлячками, вздрогнула и начала покачиваться. Рэйнбоу рассмеялась от всей души, уклоняясь от очередной подушки.

Снаряд летал по комнате от одного пегаса к другому. Маленькое помещение практически не давало место для уклонений. Игра ужесточалась, и крылатые пони уже не совсем понимали, что творили. Дэш кидала подушку со всей силы, иногда сбивая Альтуса в воздухе, попадая в крыло. Тот с грохотом падал, но поднимался и контратаковал. Приноровившись, чужак уже четче кидал подушку, броски стали сильнее, а игра – веселее. Рэйнбоу вела жажда к победе, Альтус просто хотел совершить последний бросок. Внезапно жеребец схватил подушку и улегся с ней на перину.

– Эй, это моя подушка! – возмутилась пегасочка и выхватила ее из-под головы пришельца.

– А где “пожалуйста”? – спросил недовольный голос.

– Не дождешься.

Кобылка показала язык Альтусу, отвернулась и свернулась калачиком вокруг трофея. Нежно-красный пегас со злорадной улыбкой смотрел на пони и предвкушал завтрашний день, когда эта заносчивая и невыносимая Дэш умчится от стыда к себе домой, оставив за собой быстроисчезающую радугу. Хотя в глубине души он надеялся привить ей дисциплину и показать, что она способна на большее.

VIII

Всю следующую неделю на небе висели свинцовые тучи, и шел снег. Крэлкин получил красно-белую накидку от Рарити и был просто в восторге. «Не совсем такая, как я планировал, но несуществующие метки закрывает, и на том спасибо». ЭплДжек отметила, замечательную работу Рарити и сделала пространный комплимент жеребцу по поводу того, как сидит на нем накидка. Погода была нелетная. Но Альтус все же вылетал на прогулку из бутика “Карусель”, пока не был застигнут меткоискателями. Они рассказали о вылазках пегаса фермерше, и та его отчитала. Она взяла с него слово, что он больше не будет предпринимать попыток к полетам в такую погоду.

– Но ведь Рэйнбоу улетает каждый день, – протестовал он поначалу.

– Она работает, – устало объясняла фермерша.

– Я тоже работаю, – буркнул пегас.

– Ты можешь трудиться и без крыльев. Те еще опасно летать в ненастье, – парировала оранжевая пони.

– А где она работает, что занята даже зимой? – спросил как-то заинтересованный Крэлкин, попивая чай из трав, хотя понимал, что и зимой есть много дел. Чай из трав был просто изумительный, и земной белый пони каждый день пил его с большим удовольствием. Он никогда бы не подумал, что травяной чай станет его любимым питьем, вспоминая, какой отвратительный вкус был у этого напитка в его мире.

– Она осуществляет контроль погоды в этом районе, – сказала Твайлайт, появляясь в двери. – Пегасы ответственны за погоду во всей Эквестрии.

– А что она конкретно делает?

– Она двигает тучи с дождем или снегом в то место, где по плану он должен быть. Также в ее работу входит проливать дождь или сыпать снег и убирать с неба использованные облака.

– Вы настолько сильно влияете на погоду? – изумился Крэлкин.

– О, нет, – улыбнулась единорожка. – Мы не влияем на погоду, мы ее создаем.

Чужак открыл рот от изумления. Люди могли только мечтать о таком тотальном контроле. Если бы такое можно было бы сделать, то никакого голода и катаклизмов, которые забрали жизни сотен тысяч человек, просто не существовало бы. Но, скорее всего, такая технология сначала была бы засекречена, потом использована военными, и уже потом, лет через пятьдесят, была бы применена для мирных целей. И только при условии, что появится альтернативное оружие против этой технологии. Крэлкина передернуло от этих мыслей, и он прогнал их. Если он правильно сыграет с Селестией, то он больше не будет искать подвоха во всем и вся.

«А кто определяет, какую погоду нужно устраивать и где? И сколько пегасов необходимо, чтобы следить за погодой по всей Эквестрии? Неужели территория настолько маленькая? Или же пегасов намного больше, чем я думаю? И все ли пегасы работают в контроле погоды? И чем ограничено их влияние? “Создают погоду”. Значит ли это, что они забрали под контроль все небо? Абсолютно все?»

– А как можно двигать тучи? – спросил Альтус.

– Пегасы – единственные пони, которые могут ходить по тучам, когда им вздумается, – объяснила единорожка. – Потому они и отвечают за погоду.

– Значит, эта пегаска может устраивать подобные представления каждый день? – послышался недовольный голос, и белый жеребец отвлекся. Посмотрев на нежно-красного пони, он увидел, что тот показывает копытом в окно.

– Не-а. Если она такое устроит, то ее по гриве не погладят, – объяснила ЭплДжек.

Пегас немного успокоился, но было видно, как его съедают сомнения изнутри, но что конкретно терзает друга, Крэлкин сказать не мог.

IX

Спустя томительную неделю ожидания и утренних тренировок с фермершей и работы в бутике Рарити, Альтус с удовольствием взмыл в облачное небо с утра пораньше, и тут же встретился нос к носу с радужногривой пони. Морозный ветер легонько пощипывал его через шкуру, но сейчас ему было все равно. Перед ним висела в воздухе Рэйнбоу Дэш – пегаска, которая старалась избегать встречи с ним вот уже целую неделю.

– Привет, – злорадно поприветствовал ее жеребец.

– Не мешай, – отмахнулась голубая пони с раздражением.

– Тебе не помочь?

– С чего это ты такой любезный, а?

Рэйнбоу Дэш была не в настроении и грубила с самого утра.

– Ты помнишь наш уговор? Про удар… радужный… и какой-то там еще, – сказал неуверенно Альтус.

– Я сегодня устала, – заявила Дэш.

– Значит, ты просто боишься, да?

– С чего это ты взял, что я боюсь? – возмутилась пегасочка, отлетая от чужака.

– Ты обещала, – напомнил пегас.

– Я всю неделю работала, а ты отлеживался в доме у Рарити, – недовольно сказала кобылка и пролетела сквозь облако, разбив его на множество маленьких частей, которые через несколько мгновений исчезли. Пегас не сразу поверил глазам, что такое возможно, пока Рэйнбоу не проделала это еще раз.

– Эй, я тоже, между прочим, работал, – возмутился нежно-красный крылатый пони.

– Ткань таскал в копытах? – презрительно бросила пегаска.

– Какая разница? – парировал Альтус.

– Полетай с мое, поймешь, – отмахнулась Дэш.

– Хорошо, ты завтра работаешь?

– Не знаю, – сказал неуверенно пони. – Мне надо спросить, – глазами она искала облако, чтобы улететь подальше от собеседника.

Заметив, она сорвалась с места и улетела выполнять порученную ей работу, оставляя за собой шлейф в виде радуги. Альтус опешил от такой скорости полета. Он понимал, что такой быстроты и стремительности вряд ли когда добьется, и единственное, что мог – лишь завидовать. И это недосягаемость манила его, как Пинки Пай манило сладкое. Полетав немного и замерзнув, он вернулся в дом Рарити.

X

Крэлкин и Твайлайт сидели перед большой толстой книгой, которую единорожка читала все время. “Теории о множественности мира”. Эта книга Крэлкину перестала нравиться еще тогда, когда он первый раз увидел ее перед спящей единорожкой. А теперь она пришла, позвала в библиотеку и хочет показать что-то из этого тома. Бывший маг был не готов к тому, чтобы предотвратить разрыв материи. А теперь времени практически не оставалось. Он знал ответ, но у него не было инструментов, чтобы реализовать затею. А Твайлайт была близка к осуществлению своего плана. «Как отреагирует на находку своей ученицы Принцесса Селестия? Одобрит ли? Или ей все равно, какая участь может ждать чужаков?»

– Смотри, вы, скорее всего, прошли через такой же проход, – восхищенно произнесла библиотекарша, показывая на пожелтевшую страницу книги. – Такое может произойти, если высвободить огромное количество энергии. Я даже не могу представить, где мне столько взять. Помимо этого, мне нужно вас превратить обратно в ваши формы. Это легче, вот тут написано.

Твайлайт указывала на абзацы, а Крэлкин смиренно читал. Голова все больше наполнялась знаниями, а сердце все больше падало вниз. «Значит, я скоро могу уйти, если не придумаю, как предотвратить разрыв. – С каждой новой строчкой потеря ожидаемого покоя становилась все четче, как и ощущение опасности, исходившее от затаившихся в городских трущобах магов. Единорожка нашла способ их вернуть назад, но маленькая надежда в сердце Крэлкина все же была – Вы никогда не найдете столько энергии, чтобы разорвать материю. Но что если они найдут? Вдруг Селестия имеет огромные запасы энергии в каком-нибудь артефакте? Тогда они могут попробовать это сделать, но я не буду просто так сидеть!»

Смотря пустыми глазами в книгу, он терял связь с реальностью. Исход того, что они с Альтусом вновь вернуться домой, устроятся в жизни среди людей, станут более жестокими и помрут без права на существование, никому не нужные и всеми забытые, не нравился белому жеребцу.

«Я еще не сказал своего последнего слова. И я уйду лишь тогда, когда сам захочу! И я не позволю каким-то разумным лошадям заставить меня уйти отсюда! Я что-то упускаю из виду, что-то очень простое и в то же время очень важное и мощное. Магия должна быть где-то у меня под копытами, но я ничего не могу разглядеть! Черт, я слишком близок к провалу, я не хочу все усугублять силовым влиянием, но если у меня не будет выбора, то я не побрезгую и этим методом».

XI

На следующий день Рэйнбоу уже готова была сделать Сверхзвуковой радужный удар. Погода для полетов была отличной, светило солнце, облаков на небе было мало, ветра почти не ощущалось. Пегасочка стояла на небольшой туче, а внизу на полянке стояли все ее подруги, предвкушая грандиозное зрелище. Пинки Пай даже принесла с собой попкорн и большой фотоаппарат, закрепленный на шее.

Нежно-красный пегас завис перед Дэш, подмахивая крыльями и опасаясь становиться на зыбкую поверхность воздушных платформ. Голубая пони решила доказать, что она не слабая и что может сделать все, что угодно. С этим настроением она взмыла в воздух, поднимаясь как можно выше, чтобы набрать скорость в свободном падении. Добравшись до необходимой высоты, она зависла, оглядываясь. Весь Понивиль и ближайшие окрестности были у нее под копытами. Она всегда любовалась такими пейзажами, когда представлялась возможность, но сейчас это все было пустое. Она должна была показать, кто тут чемпион.

Быстрый взмах крыльев, и она устремилась к земле, подгоняемая притяжением. «Только бы получилось, – мелькало у нее в голове. – Только бы получилось». Страх показаться перед Альтусом неудачницей, подгонял ее и сильнее устремлял вниз. И вот уже первая тонкая видимая полоска разрезаемого перед копытами воздуха появилась, что сигнализировало: назад дороги нет. Ускоряясь, Рэйнбоу Дэш летела вниз, а полоска становилась все толще и сильнее отталкивала пони назад. Из глаз полились слезы. Скорость была огромной, но недостаточно большой для преодоления заветного барьера.

Снизу послышались крики и бурные восклицания. Но это все было второстепенно, она должна была сделать последний рывок крыльями и пересилить боль. Закрыв глаза, пегасочка изо всех сил старалась не потерять контроль над полетом и ускориться. И вот он, визг ветра в ушах, взволнованный ее небрежным вмешательством. «Только бы получилось», – повторяла она про себя, словно заклинание.

Внезапно сильная волна перед копытами отпружинила и откинула неудавшуюся чемпионку в противоположную сторону. Рэйнбоу, кувыркаясь в воздухе, пыталась понять, где верх, а где низ, схватиться за воздух крыльями и не упасть. В самый последний момент она все-таки сумела выровняться и совершить жесткую посадку. Это был провал. «Альтус, должно быть, смеется надо мной. Не надо было давать это дурацкое обещание!». Сорвавшись с места, она поднялась вверх, ухватилась за поток ветра и улетела настолько быстро, насколько она смогла, скрываясь от позора.

Альтус спустился вниз, провожая пегасочку профессиональным взглядом, полным решительности. Крэлкин подошел к нему, размышляя над физическими аспектами разрыва материи, и коротко спросил:

– Ну, как?

Пегас кивнул, посмотрел вверх и неспешно сказал, обдумывая каждое слово. Ему было трудно судить о полетах пегасов, но с точки зрения спортсмена, он мог сказать несколько слов.

– Ну, что я могу сказать? Эта пони слишком много о себе думает. Насколько я могу судить из названия приема, который она проводила, должна была появиться какая-то радуга. Кроме того, я не уверен, что красиво заканчивать показательные выступления, кувыркаясь в воздухе и удирая после неудачи. Это непрофессионально. С другой стороны, у нее явно есть потенциал, который она не сможет реализовать, если будет следовать своим тренировкам. Меня она не послушает, это однозначно, но было бы неплохо ей сказать сменить отношение к своим упражнениям, если она хочет добиться чего-то. – Альтус сделал паузу. – Но я не могу не отметить ее поразительную скорость. Такой скорости я никогда не смогу достигнуть. Ее отточенные движения в воздухе завораживают, взмахи крыльев профессиональны, насколько я могу судить из того, что мне поведала Флаттершай. Она выбрала для себя идеальный стиль полетов. Она добилась таких результатов, которые просто одиночка не сможет достичь. У нее определенно талант к скоростным полетам.

Крэлкин пропустил мимо ушей половину монолога друга и кивнул. Спортсмен оценил пегасочку с хорошей стороны, как бы сильно он ее не переваривал. Он считал, что она достойна, чтобы гордиться своей скоростью. Остальные пони не поняли ничего, но были недовольны монологом пегаса. Земной пони устало объяснил, что Альтус профессионально занимался спортом, он оценивал многих, смотря на движения, и его выводы практически всегда были справедливы. Он не принимал ничью сторону, он просто судил о состоянии спортсмена. И то, как он описал Рэйнбоу, было выше всяческой похвалы. Только один раз он удостоился так описать спортсмена.

– Но извиниться перед Дэш ты должен, – поставила точку Твайлайт.

– За что это? – не понял пегас.

– За то, что заставил ее участвовать в своем состязании.

– Никто ее не тянул за язык, пусть отвечает за свои слова сама, – возмутился пегас.

– Не будь грубияном, – сказала Рарити.

– Не буду я перед ней извиняться и точка, – заявил чужак.

– Хватит! – рявкнул Крэлкин, и все пони замолчали. – Альтус, ты поговоришь с Рэйнбоу Дэш, а ты, Твайлайт, остынь, это все-таки дело двух пегасов, а не наше с вами.

– Но она моя подруга, – сказала лиловая единорожка.

– А Альтус – мой друг, – парировал земной пони. – Но я его не выгораживаю, потому что не видел, при каких обстоятельствах Рэйнбоу дала ему обещание. И не надо его огульно судить, что он отказывается выполнять ваши требования. Пусть разбираются без нас.

Бывший маг был на взводе. Струны в душе вновь напряглись, все сразу. Ужас безысходности напоминал о себе протяжным завыванием в его душе. Он был близок провалу. Но теперь ценой этого провала была его новая жизнь. Белый жеребец старался сохранять спокойствие, но в душе бушевал ураган, который кидал его от одной крайности к другой. «Сжечь эту чертову книгу, убить Твайлайт, убежать куда-нибудь, – крутилось у него в голове. Но он не хотел опускаться до таких способов. – Должен быть другой выход, всегда есть другой выход. Его просто не может не быть».

XII

Твайлайт углубилась в книги по теории с удвоенной силой. Она была уверена, что вскоре найдет средство, чтобы отправить двух пришельцев туда, откуда они появились. Она написала письмо Принцессе Селестии, что нашла способ, но ответа пока не было. Понимая, что их место не тут, она с новыми силами изучала природу переходов между двумя мирами, опираясь на потрепанный временем фолиант. Она выписывала все важные моменты, выискивала малейшие шероховатости, записывала формулы, вычисляла уравнения, проверяла результаты, но значительных успехов пока не было. Теорию она понимала, но с математикой были проблемы.

Крэлкин постоянно сидел в библиотеке, читая серьезные книги по магии единорогов, и интересовался о продвижениях Твайлайт. С каждым новым днем он становился более замкнутым, раздраженным и подозрительно тихим. Он ни с кем не хотел общаться, включая Альтуса, ко всем относился с настороженностью и опаской. Но он помнил, что должен был дать хотя бы один шанс Твайлайт или Принцессе Селестии, чтобы отправить их назад. Но все-таки он надеялся, что этот шанс они упустят и пытался найти хоть что-то, с чем можно было бы продолжить противостояние.

«Я должен проникнуть под покров тайны магии единорогов, чего бы мне это не стоило. Все должно выглядеть так, будто они приложили все возможные усилия, но магия не сработала по каким-то своим, никому не ведомым причинам. Но какой нюанс я упускаю из виду? И придется ли мне ступить на путь решительных физических действий? Нет, я должен найти способ, я должен понять, как работает этот мир, чтобы блокировать возможные последующие разрывы в нем. И неплохо было бы понять, что воздействует на меня, какие силы пытаются управлять моим разумом.

Но должен ли я давать им этот шанс? Буду ли я им опасен? Чем я буду заниматься в своем мире? Страдать от безысходности и проклинать себя за то, что не смог пойти против толпы и сохранить свое место здесь? Или я просто хочу посмотреть, как выглядит разрыв, удовлетворить свое праздное любопытство? Любопытство, которое может стоить мне очень многого. И ведь такая любознательность ставила меня еще в детстве в подобные ситуации. И порой я выбирал неверные решения. Но, сделаю ли я это снова?

Я до сих помню те слова, сказанные Альтусу, что я разрешу пони попытаться отправить нас домой, но что они теперь значат? Наша жизнь круто изменилась. Понадобилась всего пара недель, чтобы изменилось мое сознание. Новый, манящий своей простотой мир, сейчас более реален, чем мой старый дом. Свобода, которой у меня никогда не было, показывает свои ростки в этом мире. И что есть свобода? Стоит ли она того, чтобы за нее бороться, лгать, убивать? Думаю, что стоит. Ведь нет чувства сильнее, чем жажда свободы. Пора брать в свои копыта обстоятельства и забыть, что такое моральные ценности. По крайней мере, на время».

Спустя пять тяжелых дней Твайлайт закончила все возможные вычисления, подогнала математику к приемлемому виду, поняла ее суть и решила сделать “маленький” переход между двумя мирами. Переместить пустяковую вещь: кусочек мела.

– Этот предмет не должен привлечь внимание обитателей других миров, – объяснила она Крэлкину.

Сверившись с книгой, она еще раз произвела расчеты по необходимой силе и поняла, что даже для перемещения такой маленькой вещи у нее не хватило бы сил. Она покосилась на гостя. Перед ним лежало пять книг, которые он попросил у помощника единорожки. Он попеременно смотрел во все, сверяя какие-то замысловатые законы, выявляя в них различия.

– Крэлкин, ты мне не поможешь? – спросила Твайлайт, зная, что он читает книги именно по магии единорогов.

– Извини, Твай, но я сейчас занят, – буркнул он отрешенно, вчитываясь в какую-то фразу.

– Объясни мне, зачем тебе столько книг о магии единорогов? – попросила кобылка.

– Затем, чтобы понимать, что писать Принцессе Селестии, – практически не раздумывая, ответил тот. Жеребец давно придумал эту отговорку, но лишь сейчас ему понадобилось ею воспользоваться.

Твайлайт вздохнула, понимая тщетность своих потуг повлиять на решение посетителя.

– Спайк, – крикнула она, и дракончик появился перед ней, – мне нужна книга…

Кобылка задумалась, перебирая названия литературы у себя в голове.

– Какая книга? – поторопил ее помощник.

– “Теория взаимодействия магий”.

– Одну секунду.

Спайк бодро залез на лестницу, прислоненную к книжной полке, и начал поиски.

– Все-таки нашла способ? – спросил дракон, не прекращая своего занятия.

Крэлкин моментально навострил уши и прекратил чтение, но его взгляд все еще был прикован к белой странице. «А вот эта информация интересна».

– Скорее всего, – грустно отозвалась та.

«Грустная интонация? Она привязалась к нам? Но ею все равно руководит ментор. От этого никуда не денешься и с ним не поспоришь, особенно, когда ты на коротком поводке у одного из правителей целой страны».

– А почему так грустно? – спросил Спайк. – Я думал, что все должно быть так, как положено. И все существа должны оставаться там, где они родились.

– Да, ты прав, и я это понимаю, – с сожалением вздохнула она.

«Она не хочет нас отпускать? Но почему?» – думал чужак.

– Привязалась? – осведомился чешуйчатый, отрываясь от книг и смотря на лиловую пони.

Она посмотрела на помощника грустным взглядом, потом перевела его на жеребца, и дракончик принялся искать книгу дальше.

– А что ты хочешь от этой книжки?

– Я хочу посмотреть, как я могу увеличить свою силу. Для переноса между мирами кусочка мела необходимо пять и восемь миллиардов грат. Или около семи пони моей магической силы.

– “Грат”? – переспросил Спайк.

– Спайк, это единица измерения магической энергии, – сказала Твайлайт наставительно.

«Да, это не мало, – подумал Крэлкин, рассматривая формулы по вычислению необходимого количества грат для использования заклинаний. – Все-таки магия единорогов больше похожа на манипуляции внутренними энергиями, нежели внешними».

– Я бы хотела, – продолжала кобылка, – посмотреть, как магия нескольких единорогов может взаимодействовать между собой. Думаю, что я смогла бы усилить свой поток за счет других единорогов. Правда, не думаю, что кто-то согласится мне в этом помочь.

«Еще один плюс к тому, что я останусь здесь. Это превосходно».

– А Принцесса Селестия? – изумился Спайк.

– Она еще не ответила на мое письмо. Да и не думаю, что она согласится на такое.

«Твайлайт отбрасывает Селестию из своей игры?»– размышлял жеребец.

– Почему?

– Я думаю, что это опасно. – Библиотекарша прижала ушки, будто боясь, что ее услышит кто-то лишний. – И не хочу подвергать Принцессу опасности.

– Почему тогда сама берешься за это? – недоумевал дракончик, так же, как и чужак.

– Потому что кто-то должен это сделать, кто-то должен отправить Крэлкина и Альтуса домой.

«Она называет нас по именам? Неужели она действительно привязалась к нам настолько сильно?»

– Ну, хорошо, а как насчет Трикси? Она достаточно сильная. Я думаю…

– Великая и Могучая Трикси? – переспросила кобылка. Ее мордочка искривилась. – Ты же знаешь, что она меня не переносит и никогда не поможет мне. И к тому же где я ее найду?

«Кто такая эта Трикси? Еще один игрок на арене? Скоро тут протолкнуться негде будет. И все играют против меня. Неоткуда ждать помощи, даже время отвернулось. Необходимо поговорить с Твайлайт и убедить ее не делать поспешных выводов и действий. Все-таки она будет рисковать не только своей, но и нашими с Альтусом жизнями, а наша смерть недопустима, ни в коем случае. Твоя жизнь тоже очень ценна, Твайлайт Спаркл. Чем-то ты мне нравишься, но чем? Неужели на меня до сих пор действует та магия, которая изменяет отношение к этому миру? И что будет, если меня сломают? Некоторые струны моей души были предательски близко к разрыву. Отрекусь от одного правила – отрекусь ото всех».

– Ну, я только предложил, – попытался оправдаться дракончик.

– Ох, Спайк, если бы ты знал, как трудно найти нужного единорога.

Тот пожал плечами, не зная, что ответить.

– Нашел, – победно произнес помощник, спустя несколько минут.

XIII

Лиловая пони притянула книгу к себе и раскрыла на первой странице, углубляясь в древнее знание. Как оказалось, такую магию никто не использовал уже несколько столетий. Она была опасна как для пони-приемника, так и для пони-носителя. Энергия становилась неуправляемой, если хотя бы один пони переключит силы на что-то другое. Единорожка прочитала сотни предупреждений, призывающие по возможности отказаться от применения такой связи, но были и рекомендации, несмотря на все опасения Твайлайт.

Сложные манипуляции, которые были призваны сохранить жизни пони, если что-то пойдет не так, хранили в себе такую же массу предупреждений об опасности для жизни, которые убеждали по возможности отказаться от такого способа защиты. Настройка связи была очень кропотливой, не терпела грубых действий и требовала полной и безоговорочной сплоченности и самоотдачи обоих пони. Результат от такой связи превысил все ожидания Твайлайт, но, как показали расчеты, далеко не каждый единорог смог бы с ней справиться, о чем она и подозревала перед тем, как открыть книгу.

Кобылка задумалась, какой бы единорог смог бы подойти на роль носителя запаса энергии? Перебирая всех знакомых пони, она внезапно подумала о Принцессе Селестии и Принцессе Луне. Но тут же откинула их кандидатуры из-за множества предупреждений и возможного смертельного исхода. Она сидела в задумчивости очень долго, до того момента, как лимонный диск, подмигивая миру сквозь разорванные тучи, устремился на покой.

Остановив свой выбор на Рарити, Твайлайт поднялась, накинула зимнюю накидку под цвет ее шкурки, взяла с собой книги и направилась в бутик, размышляя над тем, как она скажет подруге, что хочет сделать. Как думала ученица Селестии, Рарити не согласится участвовать в такой магии, ведь что может произойти при проведении ритуала, никто не знал. Одна из самых сложных и сильных магий в Эквестрии была также и самая опасная. Но Твайлайт достаточно хорошо овладела теорией и была уверена, что все должно было получиться. Крэлкин проводил единорожку до бутика и остался снаружи. Она не поняла стремлений жеребца, но была не против его компании. Рарити была еще занята, и единорожке пришлось подождать свою подругу. Как только Альтус отправился летать, стремительно выбежав за дверь, лиловая пони тут же подскочила к модельерше, торжественно объявляя, что может вернуть пришельцев назад в их мир.

– Уже нашла способ? – вяло спросила белая кобылка, устало разваливаясь на диване.

– Да, наверное, мне нужна твоя помощь, – потупив взгляд, затараторила Твайлайт.– Я нашла в книге способ, как их отправить домой, но мне одной будет недостаточно энергии для переноса, поэтому я и пришла к тебе. Мы можем объединить нашу магию и усилить ее в разы. Я хочу попробовать перенести мел в другой мир.

– И что требуется от меня, дорогуша? Ты же знаешь, что сейчас каждый пони приходит ко мне и просит сшить зимний наряд. Я сейчас очень сильно занята. И Гранд Галопин Гала – не за горами.

– Но это очень важно, – умоляюще сказала единорожка.

– А что будет в случае неудачи? – с подозрением спросила Рарити.

Вместо ответа Твайлайт открыла книгу на странице с предупреждениями, и ее подруга бегло скользнула глазами по ним.

– “При перемещении пони-носителем части энергии пони-приемнику самостоятельно, возможен взрыв или образования вспышки огня непосредственно около пони-носителя. При изменении дистанции передачи энергии, пони-приемник может получить травмы, если расстояние уменьшается, а если расстояние увеличивается, то пони-носитель может лишиться жизни”. Это что такое? Я не хочу принимать участие в этом, – запротестовала модельерша.

– Но кто тогда? – в отчаянии произнесла Твайлайт. – Кому я еще могу доверить нашу тайну?

Рарити пожала плечами, но не ответила. Ученица Селестии чувствовала себя подавленно. Она хотела попробовать хотя бы один раз, потом она найдет еще кого-то. Но ей необходимо было практиковаться.

– Тебе нужен сильный единорог? – спросил знакомый голос.

Кобылки подняли головы, и их взору предстала влетевшая через окно Рэйнбоу. Она была в плохом расположении духа, ее перья и шерстка были взъерошены, грива и хвост растрепаны, на теле были видны ссадины.

– Что с тобой случилось? – спросила Твайлайт.

– Не важно. Кто тебе нужен? Я найду любого единорога, – решительно сказала пегасочка.

– Мне нужна… – кобылка помедлила произнести ее имя, обдумывая предложение Спайка, – …Трикси.

– Хорошо, – мрачно бросила голубая пони и стремительно вылетела, оставив за собой радужный след.

Крэлкин увидел, как Дэш стрелой взмыла вверх и растворилась в вечерней тьме.

«Рэйнбоу? Твою мать! Тебя еще не хватало!» – ругнулся про себя жеребец, но теперь повлиять на ситуацию ничем не мог. Ему оставалось только ждать.

Глава 4

I

Альтус выбрался из бутика Рарити раньше, чем обычно. После тренировок с ЭплДжек и Флаттершай, он был полон сил и энергии и быстро выполнил свою работу. Сегодня ему досталось тяжелое, но быстрое занятие. Рарити закончила массовый пошив зимней одежды для жителей Понивиля, и теперь множество ненужных манекенов остались стоять в большом зале, занимая лишнее место и мешая единорожке шить единичные заказы и платья для Гранд Галопин Гала. Пегас убрал излишние куклы в кладовку и уже парил в чистом безоблачном небе.

Ветерок вплетался в его гриву, теребил нежно-красную шерстку и морозил, но он не хотел терять ощущения радости полета. С тех пор, как он первый раз оторвал копыта от земли, понял, что летать, не только полезно, но и очень приятно. Ему казалось, что это его призвание, которое он искал всю свою жизнь, но не мог получить в своем мире. Он даже не мог представить, как хорошо ему будет в небе, как комфортно станет подниматься на двух небольших крыльях вверх и там, гоняя с ветром наперегонки, наслаждаться отрешенностью жизни.

Он задумался над тем, что после того, как они уйдут из мира пони, он потеряет и способность летать, и сладострастное ощущение быть равным ветру. Но он понимал, что так необходимо. С некоторых пор Твайлайт и Принцессе Селестии он стал доверять в таких делах больше, чем Крэлкину, который уже не был магом и творить чудеса более не мог. Однако в глубине души он все же надеялся сохранить эту чудесную способность: подниматься к небу. Слишком она ему стала дорога, слишком сильно он привязался к этому глупому мирскому искусу, которым баловал себя каждый день.

Внизу раскинулся красивый заснеженный город. Позапрошлой ночью прошел сильный снегопад. Незнакомые пегасы, в синих жилетах со звездой на боку, притащили с собой обложные тучи и устроили ночью безумный танец пушистых снежинок. Потом они убрали ненужные облака и скрылись в неизвестном направлении. Белоснежные улицы и крыши домов сливались с высоты птичьего полета в единое целое и, казалось, что Альтус летел над заснеженной равниной.

Рабочая жизнь, как любил называть чужак время между подъемом и окончанием обязательств, в Понивиле еще кипела, пони сновали по улицам, и события текли своим чередом. Рынок, который нередко расходился до появления в небе нежно-красного пегаса, частично еще был на своем месте и предлагал купить еду и необходимые предметы всем желающим. Были еще и магазины, которые работали целый день, но рынок был особым местом. Многие товары можно было достать только там и только в первой половине дня. В основном это была еда, но порой в город заглядывали путешествующие торговцы и предлагали на выбор всякие блестящие штучки. Пегас видел всего двух таких: пони и осла. Они торговали разного рода безделушками, и около их палаток всегда собиралась большая толпа.

Альтус увидел повозку ЭплДжек, нагруженную яблоками. Она вместе со своей младшей сестричкой продавала фрукты. Около ее импровизированного прилавка собралась небольшая очередь и две яблочные пони виртуозно обслуживали клиентов. Бывший человек даже немного задержался, чтобы понаблюдать за этим грациозным действом. Малышке ЭплБлум явно не хватало опыта и больших копыт, но она старалась угодить покупателям изо всех сил, и ни один пони не ушел от нее недовольным.

Пегас осмотрелся, как и всегда перед тем, как хотел совершить резкий рывок, чтобы не столкнуться с каким-нибудь другим пегасом, летящим по своим делам. Убедившись, что небо чистое, он энергично взмахнул крыльями и устремился вертикально вверх. Он вылетел за Понивиль, сделал несколько кругов вокруг него и попробовал несколько раз перекувырнуться в воздухе, как это делала Рэйнбоу Дэш, но у него ничего не получилось, и пару раз он чуть не упал. Трюки и виражи, которые получались у радужногривой пегасочки, с виду казались Альтусу простыми, но на практике все было совсем не так, как предполагал чужак. Все же он завидовал ей, радовался за ее успехи, но завидовал, как мальчишка завидует летчику-профессионалу, понимая, что никогда не достигнет его высот и мастерства. Закончив свой обыденный полет, он приземлился, как обычно, за городом и, выбрав один из приглянувшихся ему ранее маршрутов для пробежки, стремительным галопом понесся вперед. Крылья приятно ныли, а мороз, врывающийся в нос, бодрил тело и разум. Он был доволен сегодняшним днем.

Прижимая крылья к телу, Альтус вспомнил, как Рарити с самого первого дня холодов пыталась заставить его носить зимнюю накидку, сшитую заботливыми копытами единорожки, так хорошо сочетающуюся с тоном его шерстки и подчеркивающую форму его гривы, но пегас каждый раз отшучивался, выворачивался и так ни разу не одел пелерины, как бы ни сетовала на него потом модельерша. Он не чувствовал сильного дискомфорта, пребывая на улице без одежды. Поначалу, как только он стал пегасом, он стеснялся наготы, но потом привык, принял за аксиому, что это нормально и больше не возвращался к этому вопросу.

Альтус больше наслаждался прохладой, нежели избегал ее. Пробегая мимо полупустого рынка, он увидел Флаттершай с сумками на спине, доверху наполненными продуктами. Она стояла у прилавка с морковкой и с легкой озабоченностью во взгляде тщательно выбирала овощи. Продавец ее не торопил, да и покупателей практически не было, как и прилавков. ЭплДжек уже укатила на ферму, и лишь самые стойкие и упорные продавцы оставались работать. Альтус притормозил, сменил направление и направился к пегасочке.

Внезапно сверху прилетело четверо пегасов. Приземлившись недалеко от морковного прилавка, они небрежно оттолкнули желтую пони и, перешучиваясь и смеясь, начали осматривать товар. Флаттершай поникла, опустила взгляд и смиренно стояла в стороне, дожидаясь, пока новые покупатели улетят восвояси. Работник прилавка неодобрительно посмотрел на группу, но жеребцы были увлечены беседой между собой, чтобы замечать такие мелочи.

– Шай, привет, – сказал Альтус, подойдя к пегасочке и уничтожающе смотря на четырех своих собратьев.

– П-привет, – сказала она, рассмотрев перед собой знакомого и оживая. – Ты сегодня летал?

– Да, а что случилось? Почему пропустила этих? – спросил нежно-красный пегас, не отводя взгляда от крылатых пони.

– Да ничего, все нормально, – стушевалась любительница зверей.

– Нормально? – возмутился тот, а пегасы, стоящие перед ним рассмеялись с новой силой, заглушая возмущение Альтуса.

– Они, наверное, спешат, – робко произнесла Флаттершай. – Пусть купят, что им нужно, а потом…

– А ты разве не спешишь? – перебил ее нежно-красный пегас. – У тебя же в это время дела есть. Например, животных кормить.

– Не переживай, все нормально, – попыталась успокоить его пегасочка.

– Флаттершай, я знаю, что это не нормально, – сказал чужак и двинулся вперед.

– Только не это, – в ужасе прошептала кобылка и с опаской посмотрела, как нежно-красный пегас подходит и окликает галдящую толпу.

– Я так понимаю, что манеры вам неведомы, да? – нахально осведомился он, протискиваясь между жеребцами к прилавку и расталкивая их. Послышался недовольный ропот. Земной пони, продающий овощи, подался назад, ожидая потасовки.

– Ты это чего творишь? – осведомился самый рослый пегас черного цвета.

Но Альтус даже не посмотрел на него. Он выискивал самые красивые морковки в ящике перед ним. Почувствовав напряжение в воздухе, он тоже напрягся и боковым зрением наблюдал за действиями грубиянов.

– Выбираю морковку за свою подругу, – объяснил нежно-красный пони, выкладывая на прилавок несколько на его взгляд хороших овощей.

– Встань в очередь, – грубо сказал черный жеребец.

– Раньше очередь вас не волновала, – сказал безразлично Альтус, посмотрев на того презрительным взглядом. Потом он вновь перевел взгляд на ящик.

– Ты о чем?

– Да вот о своей подруге, которую вы оттолкнули, – желчно отозвался тот.

Внезапно чужака толкнули в бок, не больно, но достаточно сильно, чтобы он потерял равновесие. Он врезался в коричневого пегаса, стоящего с другой стороны.

– Осторожнее, – сказал коричневый пони и отпихнул назад нежно-красного собрата, и тот упал.

Встав твердо на копыта, Альтус презрительно сощурил глаза и посмотрел на черного пегаса, увидев в нем вожака шайки крылатых пони.

– Я вызываю вас всех на гонки, – осведомил он их. – Прямо здесь и сейчас!

Пегасы разразились смехом. Флаттершай и продавец смотрели в страхе на развернувшуюся картину.

– Принимаем, – бросил сквозь смех их предводитель и отошел.

Он прочертил линию копытом на снегу, обозначив старт и финиш.

– Облетаем по кругу этот городок, и победитель будет первым покупателем.

– Идет, – сказал пришелец, становясь в одну шеренгу с пегасами. – Флаттершай, отсчитай начало старта.

Она прерывисто вздохнула, но выполнила просьбу друга.

– Од-дин, – дрожащим голосом произнесла она.

Пегасы пригнулись, готовясь к стремительному старту.

– Два, – ее голос стал тише.

Пять пар крыльев взмыли в воздух, замирая в предстартовом напряжении.

– Три, – еле слышно произнесла она.

Пони взмыли вверх, словно стрелы из лука, быстро и стремительно. Через несколько секунд Альтус сдал позиции. Он и не думал с ними соревноваться, и когда показался первый поворот за ратушей, остановился в воздухе, проводил пегасов настороженным взглядом и моментально вернулся к желтой пегасочке, оборачиваясь и убеждаясь, что пегасы клюнули на его трюк.

– Ну вот, я выиграл тебе немного времени, – сказал он ошарашенной подруге, приземляясь перед ней.

– Но они же…

– Не беспокойся. Они победили, – сказал пегас. – А теперь иди, покупай. Я вроде нормальную морковку выбрал.

– Спасибо тебе, Альтус, – сказала она застенчиво и засеменила к прилавку.

Чужак последовал за ней, чтобы помочь пегасочке выбрать недостающие овощи и побыстрее убраться оттуда. Он с беспокойством осматривал небо, высматривая группу заносчивых пегасов. Флаттершай долго выбирала овощи, тщательно перебирая содержимое ящиков, Альтус пытался помочь, но быстрее от этого не становилось. Вскоре четверка крылатых существ появилась на горизонте, и пони стремительно спикировали вниз, приземляясь недалеко от прилавка. Тяжелой поступью они засеменили к нежно-красному жеребцу. Тот отошел от стойки, чтобы ничего не повредить, предвкушая начало драки.

– Ты не летал, – сердито осведомил Альтуса черный пегас.

– Ну, и что? Вы победили, – сказал безразлично тот, смотря прямо в глаза собеседнику. Вожак явно не ожидал такого ответа.

– Тогда отойди.

– Не так быстро. Сейчас все необходимое купит эта пегасочка, а потом мы разберемся между собой, – сказал бесцеремонно Альтус.

– Что? – взвизгнул коричневый пегас.

– Мы говорили о нас, а не о ней, – жестко бросил чужак, начиная рыть снег задним копытом, – Так что, соблюдайте очередь.

«Нападут ли они? Будет интересно вести бой в теле пони. Возможно, будет воздушный поединок. Мы же пегасы».

– Она твоя подруга, – бросил ядовито черный пони. – Так что, посторонитесь.

– Ты, наверное, не понял, друг, – процедил сквозь зубы нежно-красный жеребец. – Я тут не играть пришел. Вы первые нарушили правила и не вам их теперь соблюдать.

Четверо пегасов напряглись, и крылья их взмыли вверх, готовясь к необдуманным действиям их владельцев. Альтус увидел, как Флаттершай расплатилась с продавцом и отлетела на безопасное расстояние. Нежно-красный пони тоже напряг крылья, выжидая действий, и рыл задним копытом снег, разминая его в кашу и пробиваясь к земле.

– Прилавок освободился, – осведомил их пришелец, но они не подали никакого вида.

– Что ты о себе думаешь? – спросил коричневый пегас. – Думаешь, что сможешь обращаться с нами подобным образом?

– Я вас предупреждаю, что следующие ваши действия могут повлечь необратимые последствия, – сказал зловеще нежно-красный пегас. «Меня тренеры учили, что нужно запугать противника психологически, чтобы дальше в бою было необходимое преимущество. Такие методы действовали в свое время на многих известных людей, и не думаю, что мир пони исключение».

– Ты нам угрожаешь? – уточнил черный настороженным голосом.

– Предупреждаю.

Альтус напряг каждый свой мускул. Он понимал, что сейчас могло произойти его избиение, но он не хотел сдаваться раньше времени. «Я не буду тряпкой, как Крэлкин!»

У него в мозгу всплыли воспоминания, когда он, глупый восьмилетний мальчик, попал в банду "плохих парней". Они были достаточно известными в некоторых дворах, многое себе позволяли, всегда получали то, что хотели от своих сверстников или ребят постарше. В один из дней они побили его одногодку и отобрали мячик. Альтус до сих пор помнил этот эпизод: он подошел к плачущему ребенку и попытался успокоить его, в конце концов, они подружились. Он добровольно ушел из банды и сам попал под напор кулаков и оскорблений своих бывших друзей. Его побила его же банда, навалившись всей ватагой. Он помнил вкус крови на своих губах и воспринимал детскую потасовку, как свое первое в жизни боевое крещение. С тех пор он осознал, что чуть не пропал в водовороте чужих иллюзий и больше никогда не шел по легкому пути решения проблем.

После этого случая он начал заступаться за слабых и много драться. Он сам учился этому ремеслу, сам оценивал свои победы и поражения. Но его всегда ожидал попеременный успех. В большинстве случаев он не мог предположить, победит он или проиграет. Он просто дрался. Сражался за честь и справедливость в своем маленьком мире. Бился за то, чего ему порой не хватало в жизни. И в такие моменты он забивал доброту глубоко внутрь себя, оставляя на поверхности лишь животный оскал и инстинкты. Он забивал доброту туда, куда не все решались опуститься. В конце концов, он казался черствым, грубым, непритязательным в выборе друзей. Однако он был таким лишь снаружи. А впоследствии настолько слился со своей ролью, что остался в глазах друзей и врагов злым и циничным человеком.

Потом он встретил мрачного и злобного Крэлкина, ищущего смысл своего существования. Ему сразу захотелось помочь ему, но он не знал, как. Он не мог смыть всю ту мерзость, что покоилась у того на душе. Единственное, что смог сделать для него, – стать его другом и поселить в его душе кратковременную надежду на улучшение жизни. Со своей стороны, Крэлкин поведал ему, что люди – это лишь материал для экспериментов, что они ничего не стоят. Что настоящая дружба давно дискредитировала себя, а то, что сейчас происходит между людьми, нельзя называть такими громкими терминами. Все друг друга использовали, постоянно и повсеместно. Альтусу не нравились его речи и взгляды на жизнь, но он не смел перебивать новоиспеченного друга в его желании выговориться. Он хотел ему помочь, но не мог. Но Крэлкин дал очень ценный совет перед тем, как ушел из его жизни на некоторое время: необходимо использовать опыт профессионалов, ибо только они давали надежду на то, что когда-нибудь он – Альтус – чего-то достигнет.

Альтус воспользовался советами, а также некоторой помощью Крэлкина и нашел себе тренеров, которые научили его очень многому, не только искусству боя, но и искусству мыслей. Он стал неплохим стратегом, бойцом, изучил психологию боевых искусств и боя. Его заметили очень влиятельные люди и помогли заработать кое-какой капитал. Он стал достаточно знаменитым и сильным, чтобы постоять за себя в любом споре, но он никогда не вел длительные дискуссии. Все сводилось к вызову оппонента на кулачные бои и победой над ним в честном или бесчестном бою.

С тех пор, он стал еще более грубым, замкнутым, неразговорчивым. Все, во что он верил, таяло у него в руках. Собственными кулаками он разбивал свои убеждения вместе с лицами своих противников. Но он хранил в сердце те воспоминания, когда он дрался не за деньги, но за правое дело, когда он защищал слабых, когда он жил ради справедливости, когда он разбивал кулаки в кровь ради идеи. Иногда Альтус вспоминал слова Крэлкина на счет того, что деньги несут лишь зло, что они оскверняют даже самое чистое и невинное, что они убивают личность. И в чем-то этот слабак был прав.

После долгой семилетней разлуки Альтус встретил своего давнишнего друга. Крэлкин был разбит и подавлен еще больше, чем раньше. Он остался без работы, он был разочарован в жизни. Спортсмен предложил ему пожить немного в своем доме, ведь благодаря ему он и купил это жилище. Но старый друг остался таким же параноиком и человеконенавистником, каким и был. Единственным, с чьим мнением он считался, был Альтус, что очень льстило спортсмену. Он считал Крэлкина достаточно образованным, но, тем не менее, глупым в плане жизненного опыта.

Спортсмен видел, как его друг слоняется по жизни и не может найти себя. Но чем он мог помочь? Вправить мозги силой он не мог, смотреть спокойно на мучения друга – тоже. Поэтому он часто уходил на тренировки, просто чтобы не видеть угрюмое лицо будущего мага и не чувствовать его боль. Потом произошел очень интересный сюрприз: Альтусу привезли много книг от его умершей бабки. Он не понял, почему она завещала книги именно ему, ведь он никогда не проявлял интереса к учебе. Эту библиотеку он отдал другу и буквально через год Крэлкин преобразился: он стал уверенным в себе, стал успешным человеком, стал улыбаться, а не примерять зловещий оскал загнанного зверя. Но он стал расценивать людей, как способ достижения необходимых ему целей. По крайней мере, как думал Альтус, это было лучше, чем прошлое его убеждение: “люди лишь материал для экспериментов”.

Ситуация с Флаттершай не была из ряда вон выходящей, но требовала вправления мозгов как пегасам, так и самой Флаттершай. По мнению Альтуса, желтая пегасочка должна была быть более уверенной в себе, а пегасы менее агрессивные по отношению к окружающим их пони. Это все решил бы силовой поединок на копытах, но нежно-красный жеребец все же не думал, что это хороший выход из ситуации. Он не хотел привлекать к себе много внимания, по крайней мере, не таким образом.

– Итак, – сказал он предупреждающе, – я ухожу. Не вздумайте прыгать на меня со спины.

Пегасы опешили и переглянулись. Черный пони внезапно прыгнул вперед резким движением, помогая себе крыльями. Это была простая лобовая атака, как заметил Альтус и сильных повреждений она не должна нанести. Но он растерялся от таких быстрых и решительных действий оппонентов. «Скорее, это предупреждение о серьезности их намерений».

Он отскочил назад и взмахнул крыльями, пуская струю воздуха вниз на ямку, которую разрыл задним копытом, и взлетая. Снег и куски грязи взмыли вверх, словно брызги, и ударили в морду нападающего. Тот машинально затормозил и прикрылся крылом и копытом, упуская из вида соперника. Нежно-красный пегас осмотрел свои труды с небольшой высоты и усмехнулся про себя, сохраняя серьезную морду. В таких случаях он обычно контратаковал, но сейчас это было излишним. Оставшаяся шайка, увидев, что командир выбыл из поединка, растерялась и некоторое время тупо наблюдала, как наглый жеребец висит сверху и грозным взглядом смотрит на них и на черного пегаса, который очищал глаза от грязи и снега.

Они не знали, что делать, на мордах их читался страх и замешательство. С одной стороны было видно, что они не хотели ввязываться в противостояние с Альтусом, но с другой стороны, они не могли подвести своего вожака. Нежно-красный пегас читал каждое движение соперников и понимал, что если они и будут атаковать, то ударят в полную силу, потому что не захотят ударить копытами в грязь перед главарем.

И вот они бросились вперед, помогая собрату в схватке. Три пары крыльев разрезали воздух и шесть пар копыт устремились к противнику. Чужак увидел, как их носы нервно втягивают воздух, как взгляд выражает смешанные чувства, как мускулы подрагивают, не желая подчиняться воле хозяев, как они виляют во время полета. Он понял, что они боятся его. Альтус встретил сопротивление, попытался увернуться, но один из ударов все же достиг цели, и его бросило на снежную подстилку. Он моментально откатился, чтобы следующие удары от нервных пони, не умеющих держать себя в копытах, не прошлись по его ребрам и не переломали ему крылья. Группа крылатых жеребцов зависла над ним, как черная туча. К ним присоединился вожак, выражая презрение, и сверлил его хладнокровным взглядом.

– Это было наше предупреждение тебе, – процедил сквозь зубы черный пегас. – В следующий раз не попадайся нам на глаза.

Пони приземлились, фыркнули и подошли к продавцу. Земной пони поприветствовал их с лучезарной улыбкой и предложил лучшие овощи. «И это все? – подумал Альтус, поднимаясь с земли. – Это все, что мне полагается за столь дерзкий поступок? У себя в мире я бы получил по полной программе. Возможно, даже в больницу бы попал».

– В следующий раз я буду готов, – бросил им Альтус в спину и двинулся в противоположную сторону, предварительно осмотрев площадь на наличие Флаттершай. Не увидев ее, он с чистой совестью отправился в бутик Рарити, перебирая своими копытами по еще мягкому снегу и обдумывая свой неудачный бой.

– Ты как? – послышался застенчивый голосок кобылки, как только он забежал за угол дома и скрылся от глаз забияк.

– Бывало и хуже, – сказал тот. – Давай я тебе помогу с сумками.

– О, не стоит, – смущенно проговорила пегасочка, но жеребец уже подхватил зубами сумку и накинул себе на спину.

– Такая тяжелая, – заметил пегас. – Опять не жалеешь себя?

Желтая пони лишь вымученно улыбнулась и последовала за другом. Щеки ее слегка залились пунцовой краской. Они дошли до дома Флаттершай, стоящего за Понивилем на небольшом пригорке. Рядом с домом было множество занесенных снегом пустующих скворечников самых разных форм и оттенков. Они были прикреплены к дому, к деревьям вокруг и просто поставлены на воткнутой жерди. Крыша дома была заснежена, а из-под снега торчали безжизненные ветви деревьев. Альтус всегда удивлялся этим веткам, было ощущение, что прямо на крыше росли маленькие деревья, хотя подсознательно понимал, что это невозможно. Как-то Флаттершай рассказала ему, что на доме рос кустарник, который она не хотела выводить, причиняя вред растениям, но пегас скептически к этому относился.

Кобылка поблагодарила Альтуса за то, что помог ей с покупкой морковки, но все же просила больше так не делать. На наивный вопрос: “Почему?” – она только с обеспокоенностью посмотрела на него, но ничего не ответила. Чужак помог хозяйке дома покормить животных, которых она содержала дома зимой, и хотел было уйти, но Флаттершай его задержала.

– Давай я тебя чаем угощу, – предложила та, – с мятой.

«Чаем? Что ж, с ней все равно надо бы серьезно поговорить», – подумал Альтус.

– От чая не откажусь, – улыбнулся он.

Пегасочка озарилась улыбкой и подбросила дров в мерно гаснущий камин. Огонь весело затрещал, и тепло начало медленно расползаться по комнате. Пока чайник грелся, пони расставила на столе перед гостем фрукты и немного собственной выпечки. Альтус смотрел на ее грациозные, быстрые и четкие движения, как завороженный. Он понимал, что начал к ней привязываться не только как тренеру, но и как к другу.

– Флаттершай, мне надо с тобой поговорить, – сказал он серьезно и вызвал озадаченное выражение на мордочке у пегасочки. – То, что сегодня произошло на рынке, – это не первый случай, я правильно понимаю?

– Эм… я… – начала мямлить себе под нос хозяйка дома, – они же… – Она озиралась в поисках выхода. – Чайник вскипел, – нашлась она и направилась в сторону очага.

– Тебе все равно придется ответить на этот вопрос, – предупредил ее чужак. – Рано или поздно.

Он услышал вздох, но ответа не последовало. «Что же с тобой делать? Как тебе помочь с твоей проблемой?»

– Шай, если тебе это поможет, то я могу ходить на рынок вместе с тобой, – предложил жеребец.

– Вместе со мной? – шепотом переспросила кобылка, заливаясь краской.

– Конечно, а что тут такого? – не понял Альтус.

– Как же твоя работа у Рарити?

– Что-нибудь придумаю, – отмахнулся он и улыбнулся. Пегасочка улыбнулась в ответ, и пегас понял, что сделал правильный выбор.

Быть чьим-то другом непросто, но дарить свет и тепло всегда было трудно, во все времена и эпохи. Альтус, не лукавя душой, понимал, что дружба – это одно из самых чистых и сильных чувств. Он пытался доказать это Крэлкину, но тот лишь отмахивался, считая дружбу лишь вымыслом, плодом воображения, больной фантазией человека, новым термином, чтобы завуалировать истинные замыслы незримых сил.

II

Рэйнбоу Дэш отсутствовала несколько дней. Твайлайт начала беспокоиться за подругу: еще никогда она не покидала Понивиль на такой длительный промежуток времени. Флаттершай отправила своих зверей, чтобы они поискали спортсменку, но поблизости ее не оказалось. Крэлкин лично высматривал ее, просиживая часами на верхней открытой площадке с телескопом под порывами сильного ледяного ветра. Он временно поселился в библиотеке, чтобы быть в курсе всех магических открытий, но комната на ферме Эплов его всегда ждала.

Также он размышлял о Флаттершай, как о поисковой машине, которая может пригодиться в дальнейшем. «Альтус имеет с ней контакт, так что мне необходимо просто надавить на него и у меня будет неплохая команда для мониторинга данной области. Ни один пони не пройдет и не пролетит незамеченным. И я буду в курсе всего, что происходит на границах города». Желтая пегасочка, казавшаяся сначала просто тихоней, могла оказаться в его руках одним из самым смертельных орудий против врагов.

Рэйнбоу прилетела ночью и тихо, не привлекая внимания, залетела в свой дом поспать. На следующий день с самого утра пегасочка прилетела к Твайлайт и оповестила ту, что Трикси скоро прибудет в Понивиль. Суть своего разговора она не поведала, но белый жеребец начал сомневаться, что ему удастся быстро уладить все свои проблемы до того, как материю разорвут. Он маниакально быстро искал необходимые книги, но так и не смог понять, что ему необходимо искать, в какую сторону копать, где стоит ориентир.

Единорожка поблагодарила подругу, и та оставила ее в библиотеке вместе с Крэлкиным. Теперь Твайлайт необходимо было подготовиться к приезду заносчивой и непереносимой волшебницы. «Как же Рэйнбоу смогла убедить ту приехать?» – удивлялся земной пони, слыша нелестные слова в адрес скорой гостьи от библиотекарши, но на следующий день он поняла: Трикси ехала сюда, чтобы выступить со новыми концертной программой. Плакаты, развешанные по всему Понивилю, свидетельствовали об этом. Чужак знал, что Твайлайт еще не могла простить Трикси за то, что та обидела ее подруг и друзей, а также за то, что некогда чуть не разрушила Понивиль своей ложью, пусть даже и косвенно.

Крэлкин стоял перед входом в библиотеку и с нескрываемым презрением рассматривал плакат, прикрепленный около двери. На нем была изображена голубая единорожка с белесой длинной гривой, облаченная в синюю остроконечную шляпу с широкими полями и длинный плащ такого же цвета. Элементы одежды были украшены россыпью звезд. Единорожка на плакате гарцевала, отчего шляпа подскочила и был виден рог, охваченный синим светом, а вокруг летали предметы, подчиненные воле волшебницы. “Великая и могучая Трикси покажет вам настоящую магию единорогов”, – гласил плакат большими буквами, переливающимися всеми цветами радуги. Ниже, мелким шрифтом, было написано, что она приедет ближе к ночи через два дня.

«А вот и она, моя новая соперница, новый гладиатор на арене моих сражений. Или же шут гороховый. Мало действительно сильных игроков могут позволить себе подобные высказывания, в основном это незрелые умы, которые хотят показать свое превосходство перед другими. Буду надеяться, что эта Великая и Могучая Трикси окажется выскочкой, или же мне не поздоровится.

И вообще, почему тут одни особи женского пола? Неужели сильных жеребцов нет? Твайлайт, Селестия, Трикси… Возможно, в этом мире матриархат? Ладно, надо понять, чем потенциально опасна новая соперница. И опаснее ли она Твайлайт? Если учитывать силу, то, наверное, нет. Если учитывать ее психологические и стратегические возможности, то тут надо быть аккуратным. Кто знает, что от нее можно ожидать?»

– Трикси приезжает? Опять? – раздался сзади раздраженный голос пони, и Крэлкин обернулся.

– Да, и, кажется, она опять будет хвастать перед нами своими магическими способностями, – сказал ему собеседник.

– И зачем она здесь устраивает свое представление, если раньше ее прогнала Твайлайт?

«Твайлайт прогнала Трикси? Очень интересно, – расплылся в улыбке белый жеребец. – Почему же Твайлайт выбрала ее в качестве партнера? Ну, в любом случае, можно сыграть на этом обстоятельстве».

– Извините, – окликнул разговаривающих чужак, подбегая к ним. – Можете мне больше рассказать об этой Трикси?

– А ты не видел ее представления? – спросил сине-зеленый пони.

– Нет, я тут недавно, – признался тот.

– Ну что можно сказать о Трикси? Она слишком грубая и заносчивая.

– А еще любит придумывать разные нелепые истории, – подхватил второй пони пепельного цвета.

– Да, – подтвердил первый. – Она чуть Понивиль не погубила.

– Как? – театрально изумился Крэлкин.

«Неужели она настолько сильная, что чуть не уничтожила целый поселок?»

– Она соврала, что побеждала Большую медведицу…

– А на самом деле – ничего такого не было. Малыши привели в город Малую медведицу, так она чуть все тут не разрушила.

«Большая медведица? Малая медведица? Это что еще такое? Называния точно такие же, как и у наших земных созвездий».

– Косвенная вина? – спросил белый жеребец.

– Косвенная? – возмутился сине-зеленый пони. – Если бы она не наврала, то ничего бы не произошло.

«Пони перекидывают вину друг на друга? Нашли в Трикси козла отпущения? Или я уже не понимаю, что творится в головах этих существ? Необходимо потом найти книги о психологии жителей Эквестрии, хотя я не уверен, что она отличается от нашей».

– Я так понимаю, что всех спасла Твайлайт? – уточнил Крэлкин.

– Да, она вообще замечательная пони, – сказал пепельный жеребец с гордостью и окинул восхищенным взглядом библиотеку.

«Он в нее влюблен? Похоже, Рарити говорила правду, что Твайлайт намного популярнее нее. И это значит, что знания тут действительно ценятся, особенно, если их применять в нужном направлении».

– Спасибо вам большое, – поблагодарил их белый жеребец и поплелся к библиотеке, размышляя над тем, что он узнал.

– А ты с Твайлайт живешь? – поинтересовался пепельный пони.

– Нет, просто читаю книги там, чего и вам желаю.

– Спасибо, но я пас, – рассмеялся тот и пошел вперед гордой походкой.

«Итак, что мы имеем? Мы имеем пони, которую тут некоторые не любят. И мы имеем Твайлайт, которая знает ее, но, должно быть, тоже не переваривает. Как и Трикси должна не переваривать Твайлайт. Стоит ли мне бояться такого союза? Не думаю, хотя подготовиться ко всему необходимо. Они могут перегрызть глотки друг другу, и все останется, как было. Ни я, ни Альтус никуда не уйдем. Сначала надо попробовать выпереть из города Трикси. Ну, а если это не поможет, то необходимо рассорить этих единорогов, чтобы они не смогли использовать те приемы, которые нашла Спаркл. Какие препятствия могут возникнуть на пути к достижению моей цели? Не думаю, что серьезные. Необходимо просто выдержать определенный характер разговора.

Интересно, почему все же Рэйнбоу Дэш помогла Твайлайт? Причем так неожиданно, даже для самой ученицы Селестии? Какие цели она преследует? Она просто хочет избавиться от нас? Но с чего ей проявлять такой интерес ко мне и к… Альтус! – осенило его. – Не может быть, чтобы она захотела убрать Альтуса. Пусть он и дурак, пусть он и оскорбил ее, заставив сделать неудачный прием, но все же она не могла так подло поступить. Все может провалиться из-за дурной привычки моего друга ставить на место выскочек и задир. Как же он еще мал.

Но, виноват ли Альтус? И если да, то какого рода вину ему приписать: прямую или косвенную? И разве это имеет значение сейчас? Нет, сейчас более важно пристально следить за Твайлайт и Трикси, чтобы у них ничего не получилось. В противном случае мне необходимо будет прибегнуть к вынужденному физическому воздействию».

III

Через два дня, в назначенный на плакате срок, сцена была поставлена на главной площади города, а сама волшебница появилась с завораживающе-красивым фейерверком. Твайлайт стояла в первом ряду и укоризненно смотрела на голубую волшебницу, назвавшейся Великой и Могучей Трикси. Пони, пришедшие посмотреть на представление, ликовали и кричали “браво!”. До конца выступления ученица Селестии переминалась с копыта на копыто, нервничала и мысленно подгоняла волшебницу. Ей не терпелось начать с ней свой разговор. В конце представления Трикси попрощалась с жителями Понивиля и исчезла в фиолетовом облаке. Свет на сцене погас, и последний фейерверк озарил звездное небо.

Библиотекарша подождала, пока большинство пони разойдутся, и прошла за сцену к простому деревянному фургончику фокусницы, обрамленному красивой мишурой по краям крыши. Голубая единорожка сидела перед зеркалом, укутанная в длинную лиловую мантию с россыпью звезд. Остроконечный колпак того же цвета и с таким же рисунком лежал сбоку на столе, на котором были расположены разные магические вещи.

Дверь предательски скрипнула и пустила холодок в уютное теплое помещение. В фургоне было темно и тесно, а специфический запах, который сразу же ударил в нос Твайлайт, напоминал смесь травы и гнилых яблок. Она поморщилась и прошла внутрь комнатушки, закрыв за собой скрипучую дверь. Трикси не шевелилась, рассматривая гостя в отражении зеркала и пытаясь понять, кто бы это мог быть. Единственное, что она различила, – рог, торчащий из головы, как у нее самой.

– Чем Великая и Могучая Трикси обязана появлению незваного единорога? – надменно осведомилась голубая пони с некоей долей насмешки.

Лиловая кобылка робко прошла вперед и осмотрелась. Свет небольших свечей, стоявших около зеркала, выхватил ее очертания и представил на суд фокусницы. Хозяйка ждала, узнав Твайлайт Спаркл, не нервничая и не торопя гостью, но было видно, что она невольно напряглась. Гостья, пересилив себя, сказала:

– Мне нужна твоя помощь.

Трикси развернулась на маленькой скамеечке, прикрытой полами накидки, и смерила ее высокомерным взглядом. Уловив жалостливую интонацию в голосе посетительницы, она расслабилась.

– Твайлайт Спаркл, ученице самой Принцессы Селестии, чей дар – магия, нужна помощь Великой и Могучей Трикси? – удивленно спросила она.

– Да, – робко согласилась та.

– Трикси так и думала, что Рэйнбоу Дэш не будет прилетать по пустякам, – усмехнулась та. – Случилось что-то очень серьезное?

– Я расскажу, но мне нужна уверенность, что ты никому об этом не проболтаешься, – произнесла библиотекарша, осмелев.

– О, у нашей маленькой Твайлайт есть секреты? – расплылась в злорадной ухмылке голубая единорожка. – Не волнуйся, Трикси умеет хранить секреты.

Лиловая пони вздохнула, было очень странно слышать, как фокусница говорит о себе в третьем лице. Но для нее это сейчас было второстепенно. Главное, – было начать разговор. Начать его правильно, по всем правилам психологии. Она читала книги о психологии, но мало что осталось в ее памяти. Ее больше интересовали аспекты магии, ее тонкости и нюансы.

– Не так давно было разорвано пространство, – выдохнула фиолетовая кобылка. – Через этот разрыв к нам попали два существа. Я полагаю, их домом было одно из отражений нашего мира.

Твайлайт помедлила, Трикси тоже задумалась. Передача такой информации в чужие копыта могла быть чревата неприятными последствиями, но единорожка сейчас не думала об этом, ее сейчас интересовал результат.

– Трикси заинтригована, – через время сообщила волшебница. – Но Трикси удивляет, что Твайлайт верит в теорию множественности миров, – осведомила она собеседницу с презрением. – Трикси думала, что Твайлайт более умная, чтобы верить в эту чушь.

– Я тоже сначала так думала, – призналась та, – но их мир похож на наш, хоть и не полностью.

– Где существа сейчас? – начала задавать уточняющие вопросы голубая пони. – Как они выглядят?

– Они в Понивиле. И выглядят они как пони, – призналась лиловая кобылка.

– Что? – опешила собеседница. Высокомерные нотки моментально исчезли из ее голоса. – Как Твайлайт могла позволить им слоняться по городу? Это же опасно!

– Я думала, что тебе не так важны жизни других, – сказала недовольно Спаркл. – В любом случае, одно из существ было наделено магической силой, как и единороги. Оно все и сделало. Преобразование материи, – заключила единорожка.

– “Преобразование материи”? – переспросила фокусница. – Что Твайлайт хочет сказать?

– Оно превратило в пони себя и своего друга, – сказала ученица Селестии.

– Значит, существа не были пони изначально? – глаза голубой волшебницы начали расширяться.

– Нет, – твердо ответила Твайлайт.

– Оно обладает такой огромной магической силой? – Шок в глазах Трикси рос. – Такое могли проделывать только самые сильные единороги и, конечно же, аликорны. И Твайлайт пришла к Трикси, чтобы Трикси помогла ей их уничтожить?

– Нет. Я пришла к тебе, чтобы ты помогла мне отправить их домой, – сказала спокойным тоном лиловая гостья.

Хозяйка фургончика с подозрением посмотрела на собеседницу, чтобы попытаться понять, шутит она или говорит правду.

– Твайлайт хоть знает, что сделает Принцесса Селестия, узнав, что она прячет от нее? – спросила Трикси. – Это уже не игрушки.

– Почему ты думаешь, что Принцесса Селестия не знает, что происходит? – не поняла лиловая единорожка. – Она лично разрешила существам остаться.

– Принцесса Селестия? А почему Принцесса Селестия думает, что эти существа не из нашего мира. Трикси была во многих местах и много повидала.

– Не думаю, что принцесса знает меньше тебя, – жестко сказала кобылка.

– Если Твайлайт пришла просить о помощи, то ей не стоит грубить Трикси.

Библиотекарша закусила губу и прижала ушки. Она ничего не могла с собой поделать. «О чем я думала, когда послушалась совета Спайка? Как я смогу наладить отношения с Трикси, когда я не могу до сих пор простить ее за тот случай?»

– Извини, – наконец сказала лиловая пони.

– Извинения приняты, – не раздумывая, ответила Трикси, будто заранее знала, что ученица Селестии попросит прощения. Высокомерность вернулась к пони и захлестнула с новой силой.

– Принцесса сказала, что они могут тут оставаться только до тех пор, пока кто-то из нас не найдет способ вернуть их назад.

– Твайлайт намеревается разорвать пространство прямо тут, в Понивиле? – осведомилась голубая пони.

– Да, – чуть слышно произнесла гостья.

– А Твайлайт понимает, чем это может грозить?

– Понимаю, – отозвалась собеседница.

– А Твайлайт понимает…

– Понимаю я, – грубо оборвала она фокусницу, – что это опасно не только для меня или тебя, но и для тех, кто будет рядом. Но кто-то должен это сделать. Иначе нарушатся все пространственные и причинно-следственные связи. Чужаки не должны быть в этом мире.

Трикси посмотрела в пылающий взгляд лиловой пони и медленно расплылась в злорадной усмешке. Твайлайт была настроена решительно. Она ожидала получить отказ на ранней стадии, еще до того, как дело дойдет до книг, но она не могла ждать и вести пустой разговор. У нее будет много работы, если ответом станет “нет”.

– Это очень опасная игра. Но Трикси тебе поможет.

Твайлайт открыла рот от удивления. «Она поможет? Но почему? Что она задумала?»

– Существо с магическими силами будет нам помогать? – осведомилась фокусница.

– Крэлкин больше не обладает магической силой, – сказала гостья. – Он стал земным пони.

– Значит, Твайлайт привязалась к этому существу, раз называет его по имени? – улыбнулась кобылка.

Единорожка не ответила, но понимала в глубине души, что это так. Чем-то ей приглянулось существо по имени Крэлкин, но она никак не могла понять, чем. «Не может же быть это из-за того, что он постоянно сидит в библиотеке? Или он стал для меня другом, хоть я этого даже не осознала? Я не хочу терять друзей, но Крэлкин – это особый случай. Ему я не могу позволить остаться».

– Если новый друг Твайлайт больше не обладает магическим даром, то как мы сможем вдвоем отправить их назад. Сколько магической энергии необходимо?

– Очень много, – сказала та упавшим голосом. – Я хочу попробовать отправить в другой мир мел. Для этого необходимо пять и восемь гигаграт.

– Твайлайт Спаркл, ты в своем уме?! – опешила единорожка. – Даже если мы все сделаем без малейших изъянов, концентрация нашей магии даже и близко не будет стоять рядом с необходимым Твайлайт количеством.

– Я знаю, поэтому я принесла одну книгу, – сказала ученица Селестии, и большой фолиант поплыл по воздуху к голубой пони.

– “Теория взаимодействия магии”, – прочитала вслух Трикси. Она понимающе кивнула.

– Это еще не все, – замялась лиловая единорожка и открыла страницу, на которой начинался список предупреждений.

Фокусница внимательно посмотрела в книгу, и улыбка ее волшебным образом улетучилась. Она забрала черный потертый фолиант у гостьи и положила на стол в раскрытом виде, читая записи и задумываясь на некоторое время, размышляя над фразами. Через некоторое время, прочитав весь текст, голубая единорожка оторвалась от чтения и перевернула страницу.

– Твайлайт это не серьезно, ведь так? – с некоторым страхом в голосе спросила Трикси. Ученица Селестии увидела, как паника окутала фокусницу, ее движения стали резкими, отрывистыми, дыхание участилось, а в глазах читался явственный испуг.

– Еще как серьезно, – кивнула библиотекарша. – Я больше не вижу способов помочь им.

– Твайлайт хорошо искала у себя в библиотеке? – вновь спросила Трикси дрогнувшим голосом. – Здесь говорится в самом начале, что необходимо по возможности не использовать такую сильную и опасную магию.

– Я много книг прочитала и скажу, что это самый верный способ совершить задуманное. Он прост, быстр в освоении и не требует специфических знаний.

– И смертельно опасен, – с горькой усмешкой добавила голубая пони.

Трикси вновь впилась в пожелтевшие страницы жадными глазами. С каждой прочитанной строкой ее мордочка все больше и больше искажалась в гримасе страха. Она уже не была уверена, что хочет сделать это. По крайней мере, таким образом.

– Не может быть, чтобы не было никакого другого способа, – озабочено сказала она. – Трикси необходимо подумать. Это слишком опасно для ее репутации и жизни.

– Ясно, – сказала Твайлайт, разочарованная ответом единорожки.

Она уже расценила его, как “нет” и начала думать, где искать другого единорога. В конечном счете, она хотела попробовать сделать это, и если не с Трикси, то с кем-нибудь еще. Притянув книгу, единорожка аккуратно положила ее в сумку и вышла на улицу. Ее тут же окутал нежный ветерок, растрепывающий гриву и хвост, теребящий шерстку. Слабый свет луны выхватывал очертания домов, потушенных специально для представления фонарей и одинокого земного пони, сидящего в ночной тьме посреди площади, и безучастно смотрящего на пустую сцену. Присмотревшись, Твайлайт рассмотрела в нем Крэлкина. В глазах единорожки он выглядел очень глупо, но, тем не менее, по-детски мило. Она слабо улыбнулась и подошла к нему. «Почему он все еще тут сидит?» – подумала она.

– Привет, – поздоровался Крэлкин бодрым голосом, переведя взгляд на кобылку. – Я тут сидел, смотрел представление. Интересное шоу было, – сказал он искренне. – А потом ты пошла к Великой и Могучей Трикси. Не знал, что она твоя подруга.

Чужак смотрел невинными глазами в глаза единорожки, будто проникал в самую душу, в самые недра разума этим чистым взглядом младенца. Твайлайт поежилась и потупила взор. Такой взгляд был для нее сюрпризом.

– Я тебе говорила, что она не моя подруга, просто знакомая, – вздохнула единорожка.

– Ну, все равно, – заметил жеребец, – знаменитая знакомая.

Крэлкин выглядел счастливым, он был доволен своим положением в данное время и всем видом показывал это. Единорожка смотрела на него со слабой улыбкой на устах, тающей в ночной темноте. Внезапно двери с лязгом распахнулись позади нее, будто их кто-то хотел сорвать с петель, и через мгновение в дверном проеме показалась фокусница, окутанная слабым светом, льющимся из фургончика. Пони обернулись на шум.

– Твайлайт, – окликнула та единорожку. – Трикси подумала и решила помочь тебе.

Пони выбежала за гостьей на снег и подошла к ней. Ученица Селестии просияла.

– В чем помочь? – поинтересовался Крэлкин, хотя для него это был уже чисто формальный вопрос, так как он знал, что задумала Твайлайт.

– Мы попробуем переместить между мирами кусочек мела, – ликовала лиловая единорожка. Она даже подпрыгнула от радости и расплылась в блаженной улыбке.

Крэлкин моментально посуровел, губы его сковали злость и отчаяние.

– Уже? – бросил он.

– Конечно, – сказала Твайлайт. – Я же обещала Принцессе Селестии, что помогу вам выбраться отсюда.

– Значит, это одно из существ? – хладнокровно осведомилась фокусница. – Он идеально подделал форму пони, Трикси бы даже не сказала, что он не из нашего мира. – Единорожка обошла его, восхищенно рассматривая сидящего жеребца. – А кьютимарка у существа есть?

– Нет, кьютимарки нет, – ответила Твайлайт, – но у второго есть.

– Очень интересно, – потянула волшебница. – А существо точно потеряло дар магии?

– У меня имя есть, – брезгливо отозвался жеребец.

– Существо с характером? – улыбнулась единорожка. Чужак выдавил улыбку в ответ.

– Меня зовут Крэлкин, – представился белый пони, пристально смотря в глаза фокусницы напряженным взглядом.

– А я Великая и Могучая Трикси! – оповестила округу голубая кобылка.

– Да, я слышал, – бросил он. – Значит, ты решила помочь Твайлайт. Почему?

– Почему? – изумилась кобылка. – Потому что Трикси так решила, – гордо воскликнула она и задрала нос.

– Удачи, – кисло фыркнул Крэлкин, встал и пошел по направлению к ферме ЭплДжек, опустив хвост, волоча его по снегу и заметая собственные следы. Сегодня он решил, что будет спать на ферме. Реальное известие о возможном отбытии выбило его из колеи, и он хотел побыть наедине с собой и подумать.

– Трикси кажется, что существу тут понравилось, и оно не хочет уходить, – сказала волшебница, когда жеребец отошел достаточно далеко, чтобы не слышать продолжение их разговора.

– Я бы тоже не хотела, чтобы он уходил, – призналась библиотекарша.

– Почему тогда Твайлайт делает все возможное, чтобы отправить существо назад?

– Потому что так правильно. Пошли, я покажу, что тебе необходимо делать.

Две единорожки отправились назад в уютную и теплую коморку фокусницы. Они разговаривали до самого утра, объясняя друг другу, как они видят проблему с существами и разрывом пространства. Голубая пони была хладнокровной, пытаясь либо предать забвению тела и души пришельцев, либо оставить их здесь, забыв об их существовании, но ни в коем случае не использовать столь опасную магию. Все варианты вне зависимости от обстоятельств и возможного наказания со стороны принцессы казались Трикси более приемлемыми, нежели смерть от собственных копыт и необдуманных решений. Твайлайт рассказывала ей о хрупкости материи, о причинно-следственных связях и о возможных последствиях того, что Крэлкин и Альтус останутся тут навсегда или умрут.

IV

Крэлкин сидел в открытом поле на снегу за Понивилем и размышлял о том, кто он такой и что он хочет от этой жизни. Холодный ветер обдувал его, и тело само вздрагивало при его порывах, а яркий дневной свет играл бликами на белоснежной равнине. Мысли путались, перекатываясь и смешиваясь, отвлекая его от чего-то более важного, что хранило его сознание в своих тайных уголках. Скоро его захотят вернуть домой. Две сильных единорожки объединяют силы, чтобы помочь им достигнуть своего мира. Игра, в которую они вошли, может стоить им жизни.

Крэлкин написал на снегу уравнения расчета силы для перехода на один километр. Посмотрев на него пустыми глазами, он нарисовал схему пространства-времени. Попробовал подставить переменные, которые могли дать хоть малейшее представление о том, где они. Количество силы, необходимое для перемещения в пространстве до ближайшей звезды его галактики, составляло более 3 гигаэлектронвольт.

– Смешно, учитывая, что самые мощные электростанции дают лишь порядка 20 мегаэлектронвольт.

Говоря вслух, он укоренялся в мысли, что это действительно невозможно. Если они в другой галактике или на другой планете, то в его мире должен был произойти огромный дефицит энергии. Как минимум, половина электростанций просто остановилась бы.

– Поправка, я перемещался не один, а вместе с Альтусом, и учитывая нашу одежду и другие вещи... Значит, простое перемещение в пространстве можно выкинуть. Я не смог бы просто свернуть пространство настолько далеко. Я бы просто умер.

Попробовав подставить временные переменные, Крэлкин только вздохнул, получив отрицательные величины.

– Вполне хватило бы, чтобы уничтожить нашу Солнечную систему. Такой выброс энергии попросту мог бы даже устроить черную дыру. Все тщетно. Ни один из известных способов, что мне ведомы, не дает ответа на то, что произошло на самом деле. Либо Твайлайт и Трикси необходимо найти такой колоссальный источник энергии, который мог бы вместить в себя энергию нескольких солнц, либо же они устроят такой выброс энергии, что погибнут сами.

Стерев все записи, Крэлкин, размышляя, пошел к фургону фокусницы.

«И это хорошо, никто меня не сможет отсюда выгнать. Но, что если Твайлайт действительно нашла реальный способ увеличить свою магию до такой мощности? Неужели я буду сидеть и просто ждать, пока Трикси будет мешать мне устраиваться в этом мире? Нет, мне надо будет с ней поговорить и получить все, что необходимо. Она себя ведет скрытно, но устраивать разборки перед Твайлайт было бы тоже неразумно. Какая же у нее слабость? Чем ее можно сломить, прогнуть, и использовать по своему желанию? Хотя, если Твайлайт и Трикси объединят силы и у них получится задуманное, то можно сыграть на природной тяге к власти. Но тогда на кого надавить? На Трикси?»

Он подошел к фургончику и учтиво постучался. Сцена уже была убрана, и на площади стояла лишь повозка, украшенная свисающей мишурой.

– Кто там? – спросил надменный голосок.

– Крэлкин, – бросил жеребец через закрытую дверь.

– Трикси не намерена сейчас никого принимать, так что уходи.

«Что? Уйти? Так просто? Ну, уж нет!» Земной пони с силой толкнул дверь, и она поддалась, протяжно скрипнув. Кобылка лежала в постеле, накрытая одеялом, и пыталась уснуть.

– Трикси сказала, чтобы Крэлкин уходил! – взвизгнула единорожка и подскочила на кровати.

– Мне надо поговорить с тобой… – заговорщицки начал чужак.

– Трикси не о чем говорить с Крэлкиным, – перебила та.

– Такая Великая и Могучая не может успокоиться, что Твайлайт сильнее ее?

– К чему клонит Крэлкин? – с нотками страха осведомилась фокусница.

– К тому, что ты не должна находиться в ее тени. Ты и сама можешь стать самой великой волшебницей в истории Эквестрии.

– А что Крэлкин, существо из другого мира, может знать о магии Эквестрии?

– Я знаю лишь то, что я вижу. Твайлайт творит настоящую магию, а ты используешь лишь ее малую толику, чтобы показывать дешевые фокусы другим пони.

– Пошел отсюда вон, – прошипела единорожка.

– Я еще не договорил, – сказал жеребец, и злобная улыбка расплылась по его морде. Он хотел вывести ее из равновесия.

– Я дважды не повторяю, – предупредила кобылка.

– Хорошо, я это учту, но скажу все, что хочу, – безо всяких эмоций ответил земной пони. – Ты используешь магию очень глупо. Практически ты ее не используешь. Если в тебе и правда есть потенциал, то на что ты тратишь свое время?

– На то, что Трикси нравится делать!

«Сейчас тебе будет нравиться совершенно другое», – подумал злорадно Крэлкин.

– У тебя есть сила, чтобы горы двигать, а ты сидишь в вонючем фургоне и показываешь фокусы толпе, которая тебя не признает.

– Не признает? А Крэлкин видел, как Трикси кричали “браво”?

«Значит, ты признаешь, что ты сидишь в вонючем фургоне».

– Я слышал, что о тебе говорят за спиной.

– И что же говорят о Великой и Могучей Трикси? – осведомилась та.

– То, что ты ничего не умеешь, что ты лгунья и что тебе не место там, где ты сейчас.

– И где же мне место?

«Значит, с местом в жизни ты тоже не уверена. Да и согласна с тем, что ты врешь. А теперь ударим по больному месту».

– Рядом с Твайлайт. Рядом с ученицей самой Селестии.

– Рядом с ученицей Принцессы Селестии? – опешила единорожка.

– Ну, не с самой же Селестией тебе стоять рядом. Только Твайлайт может это себе позволить, – наседал Крэлкин.

– Только Твайлайт?

– Да, лишь Твайлайт может общаться с принцессой наравне.

Фокусница задумалась. «Ты думаешь? Не такую реакцию я от тебя ожидал. Ты должна кричать, бить меня магией, отвечать грубостью, но никак не думать».

– Тебе надо просто нарастить магическую силу, – продолжал жеребец, – и ты сможешь подойти ближе к своей мечте.

– Наверное, мы с тобой думаем в разных плоскостях, – сказала единорожка и повергла мысли Крэлкина в панику. «О чем она вообще говорит?»

– В разных плоскостях?

– Конечно. Я вижу, что Крэлкин не хочет уходить из этого мира, но Трикси не позволит Крэлкину остаться, – медленно произнесла кобылка, убеждаясь, чтобы каждое слово дошло до гостя.

– Что?! – взвизгнул чужак.

– У Трикси свои планы на эту ситуацию, – улыбнулась та.

«У нее есть планы? Но какие? Значит, она примерно представляла, зачем ее позвала Дэш и была готова к разговору с Твайлайт заранее? И наш с ней разговор она тоже планировала?»

– Ты не сможешь сравниться с Твайлайт по силе магии, – опять совершил выпад жеребец.

– А кто сказал, что Трикси хочет это делать? – с легкостью парировала фокусница.

«Что же ты задумала? Какие у тебя планы? Какую роль в них играет Твайлайт? Или связаны ли они с ней? Кто твоя цель? Я и Альтус или сама ученица Селестии? Ты хочешь узнать, что мы знаем или пробиться к вершинам могущества и влиться в высшее общество? Но тогда зачем дешевый цирк в виде отправки нас домой?»

– Я так понял, что если твой план сработает, то ты изменишь все, что тебя окружает и беспокоит, – предположил Крэлкин.

– А Крэлкин достаточно умный, если учесть, что он пришелец из другого мира. Но Трикси все равно не собирается тебе уступать. Трикси понимает, что чувствует Крэлкин, может, даже разделяет его переживания, но Трикси не отступит от своей задумки.

– Значит, это открытая вражда? – осведомился жеребец.

– Как хочешь, так и считай. Но не думаю, что Крэлкин сможет противостоять Трикси, – со смешком отозвалась пони.

– Какие же цели ты преследуешь? Зачем тебе разрывать пространство? Как это тебе поможет?

– Думай сам, – усмехнулась кобылка.

– Ты хочешь заработать тем самым лояльное отношение Твайлайт и подобраться ближе к Принцессе Селестии, – вновь высказал догадку жеребец.

– С чего Крэлкин так решил? – изумилась голубая пони.

– Потому что это очевидно, – не задумываясь, ответил он.

Трикси помедлила перед тем, как продолжать. Она еле заметно кивнула, и сказала одобрительным тоном:

– Крэлкин прав лишь наполовину.

– “Наполовину”? – изумился тот.

«Наполовину? Что же еще является ее целью? Или кто? Ну, по крайней мере, я хоть это смог узнать».

– Трикси больше не смеет задерживать Крэлкина.

– Подожди, – сказал жеребец. – Давай заключим сделку.

– Какие условия? – с насмешкой спросила фокусница.

Внезапно Крэлкин понял, что он начал говорить опрометчиво, не особенно заботясь о том, как это скажется в будущем. Он остановился и задумался. «Она играет со мной. Хочет проверить, насколько далеко я зайду, чтобы получить желаемое. Наверняка, она хочет получить от меня информацию о том, что я хочу сделать и каким способом буду использовать Твайлайт. Нет, Трикси, Твайлайт – моя, и она будет делать то, что я скажу. Единственный, кто может тягаться со мной за командование над ней, – Принцесса Селестия, но не ты. Так что я сломаю тебе жизнь за твою дерзость, и ты окажешься в такой вонючей и грязной яме, что тебе не захочется жить».

– Думаю, не стоит, – сказал он, немного успокоившись. – Было приятно пообщаться.

Крэлкин сдержанно улыбнулся.

– Трикси не разделяет твоей радости.

– Ты слишком заносчивая и это погубит тебя, – сказал бесцветно жеребец.

– Рассчитывай свои силы, – грубо бросила волшебница.

– Не бойся, я слишком долго жил на грани жизни и смерти, чтобы знать свои силы.

– И из какого же мира пришел Крэлкин?

– Из такого, что убийство у нас считается нормой, – просто ответил тот. – Так что решай сама, играть против меня или нет.

Крэлкин вышел из теплого фургончика на морозный воздух и тут же в отчаянии пнул лежащий на дороге снег. Он ругал себя до самой фермы ЭплДжек, да и тогда, когда скрылся в своей комнате, сетовал на себя, за то, что не смог понять, как правильно вести разговор с Трикси. «Да и кто она такая? Ничего, я поговорю с Твайлайт и разберусь, что же она думает по этому поводу. А пока мне необходимо найти способ предотвратить разрыв материи. Но как? Все мои поиски были тщетны, магия единорогов такой силы течет одним стремительным потоком, сбивая все на своем пути. Даже если поставить глыбу, то если расчеты Твайлайт верны, магия расщепит ее на молекулы и даже не замедлит ход.

Значит, только магия может справиться с магией. Но чтобы пойти лобовой атакой на такую мощь, нужно быть либо дураком, либо слить свою магию с другим единорогом. Значит, необходимо просто оттолкнуть, перенаправить, изменить русло течения потока и вкушать плоды своих действий. Но что произойдет, если ритуал окончится внезапно? Не будет ли это смертельно опасно для всего, до чего сможет дотянуться вырвавшаяся на свободу энергия? Самый простой способ – украсть книгу и сжечь ее, чтобы никто не смог повторить задуманное. Книгу о мультимирах поздно красть, но пособие о том, как сливать энергии единорогов, – вполне подойдет. Без него Твайлайт и Трикси не решатся продолжить свое начинание, и фокусница потерпит фиаско».

V

Альтус уже больше недели скрыто наблюдал, как голубая пегасочка летает за городом, оттачивая свое мастерство в полетах. И каждый раз он завороженно следил за ней, завидуя ее скорости и пластике. Наблюдал, как она грациозно выписывала в ночном небе при робком свете луны бочки, виражи, перевороты, мертвые петли и еще десяток других захватывающих движений, названия которых он не знал.

Дэш предпочитала тренироваться ночью, чтобы никто ее не видел. Она начала скрываться под покровом темноты после неудачи при выполнении Сверхзвукового радужного удара. Альтус несколько раз чуть не попался на глаза Рэйнбоу, но чудом избегал встречи с ней, пользуясь затаиваясь во мраке, подобно хищному зверю. Каждый день он ходил заниматься к ЭплДжек и там удивлялся силе и выносливости оранжевой пони. Казалось, что ему нет больше места как спортсмену в новом мире, но он был доволен своим положением. Он мог летать, он выполнял посильную работу и у него появились учителя, друзья и враги. Но, восхищаясь новыми друзьями и врагами, он не испытывал зависти, она давно не посещала его душу.

Будучи практически на вершине небольшого пьедестала славы в кровавой и безудержной гонке жизни, Альтус перестал завидовать кому-либо. Он просто стремился стать лучше, выкладываясь по полной в спортзалах, на стадионах, в специальных комплексах. Именно тогда его научили разглядывать свои сильные стороны, развивать слабые, искать слабости у врагов и играть на них. Немного позже, уже он помогал новичкам искать свои сильные и слабые стороны, показывал, как компенсировать одно за счет другого. Он лелеял свои достижения, но не гордился ими, как Рэйнбоу. Он знал, что мог лучше, быстрее и сильнее, и постоянно стремился к новым свершениям, слушая мудрые советы тренеров.

«А теперь я пегас, который может летать, но на этом все мои заслуги заканчиваются». Он мог просто летать, как ребенок, и восхищаться лучшими летунами, хотя даже понятия не имел, какие быстрые пегасы есть в Эквестрии, помимо Дэш. Но несмотря на то, что он далек от Рэйнбоу и других крылатых пони, ему просто нравилось летать, не ощущая под копытами твердой земли. Ему нравилось парить, изредка умудряясь поймать потоки ветра. Ему нравилось ощущение, которое давал свободный полет не в кабине самолета, а снаружи, подобно вольному орлу.

Альтус увидел, как голубая пегаска взлетела очень высоко, спикировала вниз и снова попробовала сделать Сверхзвуковой радужный удар. Вначале она хорошо развивала скорость, стремительно и быстро приближаясь к земле. Послышался свист разрываемого воздуха, потом гул, который в итоге сменился на рев. Перед ее копытами появилась различимая полоска воздуха. Пегас напрягся и затаил дыхание. Он делал так всякий раз, когда она пыталась это сделать. Он даже невольно подмахивал своими крыльями, чтобы помочь спортсменке. Но возмущенный воздух не поддавался и не пускал Рэйнбоу дальше ее предела. Усилия пегаски были тщетны, воздух слишком сильно уплотнился, и уже было бесполезно дальше бить его в лоб. Дэш отбросило. Перекувыркнувшись, она упала в ближайшее дерево. В расстроенных чувствах она молниеносно бросилась к себе домой.

Альтус уже не первый раз следил за пегаской, так что уже хорошо знал, где она живет. Правда, ни разу не поднимался к ней, боясь, что она его заметит и прогонит. Он понимал, что должен был поговорить с ней, не только потому, что так хотел Крэлкин, но и потому, что это было необходимо в первую очередь для нее, как для спортсменки. Дух ее был подорван провалом перед своими подругами и самим Альтусом. Сегодня он решил с ней поговорить и расставить все точки над “i”.

Дом Рэйнбоу Дэш, находящийся за городом, каждый раз радовал глаз чужака. Он был соткан из белоснежных облаков, состоял из двух этажей, о чем свидетельствовали небольшие окошки, а потоки радуги, льющиеся откуда-то изнутри по специальным желобкам, словно вода, стекали вниз и падали на землю. И уже внизу сливались, устраивая подобие небольшого озерка. Альтус не видел ничего настолько красивого в жизни и его всегда охватывал тотальный всепоглощающий интерес, как только он видел этот дом. Все кричало об индивидуальности пони, живущей в нем, и об ее предпочтениях. В Понивиле все относились к дому Рэйнбоу с легкой заинтересованностью, но Альтус мог часами любоваться этим зрелищем.

Взмахнув крыльями, нежно-красный пегас поднялся на площадку перед закрытой деревянной дверью, и первый раз опустил копыта на облака. Мягкость и теплота окутали его копытца, и он даже растерялся, когда, сложив крылья, субстанция, похожая на теплую вату, удержала его на себе. Потопав по облаку и наслаждаясь новым чувством, он замер перед дверью и, собравшись с духом, постучал по деревянному косяку. «Интересно, что она подумает, когда увидит меня ночью?» – спросил сам у себя пегас.

Сверху послышался шум и недовольный голос: кобылка была в скверном расположении духа. Альтус терпеливо ждал. Сверху повторно послышался шум, будто кто-то что-то уронил, и заинтересованный жеребец посмотрел вверх на пустое открытое окно. Он мог легко подняться и посмотреть, что делает Рэйнбоу и почему не открывает дверь, но не думал, что вторжение в личную жизнь было так необходимо. Поэтому он опять постучал, на этот раз громче, отстукивая чечетку копытами о дерево. До него донесся приглушенный голос пони:

– Иду-иду… Кого принесло посреди ночи? Шай, если это ты…

Рэйнбоу рывком открыла двери, откинула взъерошенную челку и увидела нежно-красного пегаса, смотрящего на нее оценивающим взглядом. Она даже не закончила фразу, пребывая в ступоре. Альтус тоже не мог ничего сказать, лишь смотрел на нее и судорожно размышлял, как начать разговор. Окинув взглядом Дэш, он заметил, что она была растрепанная, перепачканная, с нездоровым злобным взглядом. Многочисленные ссадины говорили, что она не боялась тяжелой работы над собой, что заставило чужака резко изменить отношение к ней. Как только пегаска опомнилась, она сразу же попыталась закрыть дверь, но Альтус не дал ей этого сделать, подставив копыто. Раздался приглушенный звук удара. Потом Дэш попробовала с размаха закрыть дверь, но опять безрезультатно.

– Тебе чего нужно? – недовольно осведомилась Рэйнбоу, не прекращая свои тщетные попытки.

– Можно зайти? – неуверенно спросил пегас.

– Тебе чего нужно? – еще раз спросила спортсменка железным голосом.

Жеребец понял, что он даже не знает, как начать.

– Ну, для начала доброй ночи, – сказал он любезно, все еще подпирая дверь.

Кобылка прекратила свои глупые попытки и с презрением посмотрела на гостя, словно расценила его фразу, как издевку. Пегас судорожно сглотнул, но глаз не отвел.

– Допустим, – наконец, сказала она.

– Я хотел сказать, что ты меня поразила своей скоростью. Я никогда не видел столь сильной отдачи себя любимому делу.

– Это все, что ты хотел сказать? – Признания Альтуса не произвели на нее никакого впечатления.

– Я хочу, чтобы ты еще раз попробовала сделать свой удар, – попросил жеребец.

– Не хочу, – ответила она.

– А десять минут назад ты была не против это сделать.

– Ты следил за мной?

Дверь моментально отлетела в сторону, и готовая ринуться в бой голубая пони потеснила гостя. Чужак оступился и упал вниз. Ухватившись крыльями за воздух, он поднялся на уровень пегасочки и пристально посмотрел в глаза, потерявшие всякий интерес к происходящему. Альтусу казалось, что он убил веру в себя у этой пони.

– Чего ты от меня хочешь? – процедила она.

– Я хочу, чтобы ты еще один раз сделала свой радужный удар, – просто ответил пегас. – Я хочу увидеть его собственными глазами.

– Ты же знаешь, что у меня не получится, – уныло бросила Дэш.

– Без моей помощи, наверное, нет, – согласился собеседник. – Одному пегасу это выполнить чрезвычайно трудно. Но есть один способ, который мог бы тебе помочь. Но для этого тебе нужен буду я.

Рэйнбоу задумалась, не спуская с Альтуса напряженного взгляда. Казалось, что она сейчас решала очень сложную задачу. Она окинула смутным взором округу и уставилась пристальным взглядом в глаза гостя.

– Что я должна сделать?

– Все очень просто, полетели вверх, там я все объясню.

Рэйнбоу колебалась еще несколько минут, а потом моментально сорвалась с места и залетела в дом, захлопнув за собой деревянную дверь.

– Я тебе не верю, – сказала она, высунув голову из окна второго этажа.

Альтус опустил копыта на облака и провалился.

– Эй, не смей разрушать мой дом! – послышалось сверху.

Нежно-красный пегас ухватился за воздух и опять поднялся, но уже побоялся становиться на зыбкую опору.

– Я не смогу развить большую скорость, чтобы хватило преодолеть тот барьер, но я могу помочь тебе это сделать, – убеждал он ее. – Если ты, конечно, мне поверишь.

Альтус висел над облаками, вдыхая морозный воздух и ожидая ответа. Но ответа не последовало. Пегасочка скрылась в доме, не желая более разговаривать на эту тему. Подождав еще несколько минут, нежно-красный пегас развернулся, чтобы улететь, как из окна выпорхнула Рэйнбоу и преградила жеребцу путь.

– Как ты мне поможешь преодолеть барьер? – спросила она решительно.

«Неужели это настолько важно для тебя, что ты готова сотрудничать со мной после того, как отказалась?»

– Используй меня как балласт и придай с моей помощью начальное ускорение для твоего трюка, – сказал он.

Дэш задумалась. Было видно, что идея ей приглянулась, но она не понимала, зачем это было делать Альтусу.

– Что ты хочешь взамен? – поинтересовалась пегасочка.

– Взамен? – опешил чужак. – Взамен чего? У нас будет командная работа: ты и я. Только и всего. Но тебе необходимо выложиться на полную, чтобы достигнуть желаемого. Никто никому ничего не должен. Ты согласна?

Еще немного подумав, Рэйнбоу кивнула и полетела вверх. Жеребец последовал за ней. Сверху ночной ветер продувал до костей, и пони вздрагивали под его порывами. Под копытами раскинулся немой темный город, и это была единственная отрада для двух сумасшедших пегасов, готовящихся сделать невозможное.

Взлетев достаточно высоко, Альтус остановился и окликнул Рэйнбоу. Когда она тоже остановилась и обернулась, то жеребец тут же налетел на нее, схватил копытами, зажав ей крылья, и устремился вертикально вниз к земле, как можно сильнее отталкиваясь от воздуха. На лице пегасочки читался страх. Она попыталась выбраться из захвата, но чужак еще мог пока сдерживать ее. Каждодневные тренировки с ЭплДжек принесли свою пользу.

– Ты что делаешь? – крикнула она, и первые порывы рассекаемого воздуха ударили в уши, но тот не ответил и пегасочка только сильнее начала дергаться в захвате. Нежно-красный пегас чувствовал сопротивление воздуха и Рэйнбоу, но не предавал этому никакого значения, лишь быстрые и интенсивные взмахи на пределе своих возможностей волновали его разум.

– А теперь лети сама, – крикнул он и отпустил Дэш.

Она поняла. Она начала махать крыльями быстро и напряженно, устремляясь к земле, наращивая скорость и разрезая непокорный воздух. С каждым взмахом, она приближалась к цели, линия воздуха все увеличивалась, становилась толще и прочнее. И когда она была на рубеже, у нее осталось достаточно сил для того, чтобы преодолеть барьер. Когда сопротивление воздуха было сломлено, раздался оглушительный треск, и волна радуги разлетелась по небу в разные стороны от точки разрыва невидимого барьера. Некоторые пони выбежали в ночь из домов, любуясь Сверхзвуковым радужным ударом в исполнении Рэйнбоу Дэш.

Скорость пегаски возросла в разы. Альтус даже не поверил, что такое было возможно. Она летала еще некоторое время вниз с еще большей скоростью, а потом плавно по круговой траектории не сбавляя темпа, поднялась и несколько раз обогнула свой дом, оставляя за собой неисчезающую радугу. Налетавшись и окрасив все небо в радужные цвета, голубая пони приземлилась на площадку у своего дома, улыбаясь во всю ширь зубов, отдуваясь и смотря на свою работу восхищенными глазами. Альтус подлетел к ней.

– Ну, вот. Надо было только небольшое ускорение, – сказал жеребец. – Если не будет помощи, то у тебя должна быть серьезная мотивация, чтобы достичь подобного результата.

– Спасибо! Это было круто! – воскликнула радужногривая кобылка.

К огромному удивлению нежно-красного пегаса, Рэйнбоу подлетела к нему и обняла. Он даже не знал, что лучше всего сказать в этой ситуации.

– Да не за что, – ответил тот, обнимая ее в ответ. – Всегда рад помочь.

Радуга медленно исчезла с неба. Рэйнбоу и Альтус сидели на облаке и любовались ею до самого конца. Дэш показала жеребцу, как ходить по облакам, и тот быстро научился этому нехитрому занятию. Оказалось, что быть поблизости голубой пони было не так уж и плохо, как поначалу казалось чужаку. Хоть она была заносчивой, упрямой, надменной, но целеустремленной. Она ставила перед собой цель и полностью отдавала себя ей.

Ночь уже давно вступила в свои права. Нежно-красный жеребец медленно потянулся и зевнул, откинувшись на теплое облако, и изредка прикрывал глаза. Он смотрел на неведомые абрисы созвездий, на скопления миллиардов звезд, которые были не всегда видны в его мире. Он прикрывал глаза и понимал, что скоро провалится в пучину небытия, но пока Альтус был здесь и проводил время с его новым хорошим, как ему казалось, другом.

– Сегодня у меня поспишь, – сказала пегасочка, – а то Рарити или ЭплДжек тебя даже на порог не пустят.

– Но… – вяло запротестовал полусонный пегас.

– Никаких «но», – твердо сказала Дэш. – И слышать ничего не хочу.

Чужак полетел за голубой пони в ее огромный дом. Уютная теплая кровать, сделанная из облаков, безоговорочно приняла гостя, укрывая его от холода и ветра.

VI

Очередной взрыв заставил глаза Крэлкина оторваться от книги и веселым взглядом окинуть помещение. Он расположился с литературой о магии единорогов на втором этаже, в спальне единорожки и имел замечательный обзор на все действия двух волшебниц. Они перешли в библиотеку Твайлайт и теперь практиковали методы соединения магии в большом зале, заставленном книжными полками. Дела их шли очень плохо, и жеребец в душе ликовал и смеялся. Он лишь загадывал время, сколько они еще продержаться, но не давал больше недели.

Крэлкин следил за каждым мановением рогов волшебниц и сверялся с книгами по магии, которые были разложены перед ним. Он искал закономерности, лазейки, недочеты. Все, что могло бы ему пригодиться в дальнейшем разрешении конфликта между ним и этим миром. Окидывая взглядом теории и практику, он все дальше и дальше проникал под покровы эквестрийской магии, что приближало его к цели остаться в этом мире навсегда. Сейчас шла игра на опережение. Тот, кто быстрее найдет свой способ решения проблемы, станет победителем.

Время было давно за полночь, и Спайк дремал в плетеной корзинке. Канонада взрывов не могла его разбудить, и Крэлкин позавидовал такому крепкому сну. Сам жеребец нередко просыпался по ночам от самых слабых шорохов. За окном стояла кромешная тьма, и лишь свет свечи, прикрепленной к двери библиотеки, слабо рассеивал ее. Ничто не нарушало девственную тишину, и чужак мог слышать каждую интонацию, с которой разговаривали единорожки.

– Ты не так делаешь, – посетовала лиловая пони, оправляясь от очередного взрыва, раскидавшего ее и фокусницу по разным углам.

– Трикси не виновата, что Твайлайт не может сконцентрироваться, – парировала та, поправляя накидку и мельком взглянув на радостного белого жеребца.

«Бросайте это дело, ибо сегодня книги, возможно, уже не будет. Хотя, сначала надо хорошенько посмотреть на текст, а потом уже действовать. Сейчас нельзя делать поспешные ходы».

Единорожки поднялись и подошли к столу, на котором была раскрыта книга на странице с подробной инструкцией о соединениях магических потоков.

– Смотри. – Ученица Селестии ткнула копытом в строку. – Я делаю все правильно.

– Твайлайт не понимает, что хочет сказать Трикси? – удивленно спросила голубая пони. Она указала на самую первую строку и зачитала вслух: – ”Каждая пони должна сконцентрироваться только на своих магических силах. Любые отвлечения от процесса слияния магий провоцируют опасные следствия”. Трикси сконцентрирована только на магии. Трикси не хочет потерять свою драгоценную шкурку.

Послышался сдавленный смешок Крэлкина. Библиотекарша потупила взгляд.

– Что гложет Твайлайт?

Фокусница пододвинула стул и села на него, отдыхая от долгого, монотонного и опасного занятия. Вздохнув, хозяйка дома последовала примеру гостьи. Усевшись, она посмотрела в глаза помощницы.

– Я не знаю, хочу ли я, чтобы они уходили, – сказала она шепотом, но достаточно громко, чтобы это услышал земной пони, лежащий в ее комнате. – Даже если у нас получится, я буду грустить.

– Твайлайт не должна переживать об этом, – отмахнулась Трикси, понимая, что Крэлкин все слышит, и скрывать от него что-либо было глупо. – Всему свое время и место. Твайлайт читала книгу о причинно-следственных связях?

– А что если книги ошибаются?

Трикси задумалась. Повисло напряженное молчание. Чужак даже затаил дыхание, чтобы не пропустить ответа фокусницы, но вместо этого услышал фразу:

– Чем Твайлайт так понравились эти существа? Они выглядят и ведут себя, как обычные пони.

«Как обычные пони? Ха-ха, – думал бывший человек и засмеялся про себя. – Возможно, Альтус, но не я, Трикси и ты это знаешь. Твоя дешевая игра никуда не годится».

Твайлайт не знала, что ей ответить, и медлила. Она бросила быстрый взгляд на Крэлкина и тут же отвернулась.

– Они мои друзья, – сказала кобылка.

– Это не важно, – моментально отреагировала гостья.

– Это очень важно, – возмутилась собеседница. – У тебя есть друзья?

– Трикси не нужны друзья. У Трикси много поклонников.

«Вот ты и попалась на своей дешевой игре. Возможно, ты победила в сражении, но ты не победишь в войне!»

– Поклонники? – поморщилась лиловая единорожка. – Чем они тебе помогут в трудные минуты? Как поддержат, что посоветуют?

– Трикси – самостоятельна во всем. А Твайлайт нужно понять, что если она хочет вернуть существ в их мир, ей надо не думать о них, как о близких ей пони.

«А вот это грубо. Но ничего, сейчас твой черед разговаривать с Твайлайт. У меня тоже будет время, но позже».

– Хорошо, давай попробуем еще раз, – решила ученица Селестии, поднимаясь со стула.

Внезапно на улице раздался оглушительный треск, и по небу огромной волной начала расползаться радуга. Заинтересованные единорожки подошли к окну и посмотрели на это завораживающее зрелище. Крэлкин последовал их примеру.

– Это знаменитый Сверхзвуковой радужный удар? – осведомилась фокусница. – Трикси слышала, что только один пегас смог сделать его дважды. Это была Рэйнбоу Дэш.

– Неужели, у нее получилось сделать его? – удивилась библиотекарша. – Последний раз у нее он так плохо вышел, что она даже замкнулась в себе. Я не думала, что она потратила время на тренировки. Хотя я ее давно не видела в Понивиле, лишь мельком, когда она выполняла свою работу. Но все равно это завораживающе. Как и всегда.

– Ладно, Твайлайт, давай вернемся к нашему делу, – сказала Трикси. Ей явно не нравилось, что кого-то другого хвалят в ее присутствии.

Крэлкин вернулся на свое место. Завораживающее зрелище в виде гигантской радуги на небе было интересно, но его наблюдения сейчас были куда важнее. Лиловая кобылка кивнула, и единорожки вновь встали напротив друг друга в исходные позиции. Легкое белое сияние окутало рога обеих волшебниц, и жеребец уставился на них. Они вновь пытались слить свою магию воедино, почувствовать единый поток, исходящий из них, и управлять им.

Задание, которое Твайлайт приготовила в качестве эксперимента, было очень простым: переместить книгу с одной полки на другую. Она почувствовала, как что-то упругое давит на нее. Она уперлась в пол копытами и усилила свой поток магии в противовес давлению. Опять услышав, как что-то взорвалось, она отлетела назад, отброшенная очередной взрывной волной. Открыв глаза, она посмотрела на Трикси. Единорожка состроила недовольную мордочку, но на этот раз ничего не сказала. Она была полна решительности продолжать. Крэлкин, разлегшись наверху, ликовал, как жеребенок.

Вновь встав в исходную позицию, напарницы повторили маневр, но опять неудачно. Последующие часы они упражнялись, но к видимому результату это не приводило. Они ругались, но снова и снова продолжали повторять. В очередной раз сфокусировавшись, Твайлайт по-другому начала чувствовать магию Трикси, но что-то мешало ей принять ее стремительный поток.

Крэлкин видел, как небо начинало сереть, а день прогонял ночь, чтобы установить свои порядки на заснеженной земле. Когда бледный небесный диск показал свой край, и первые лучи озарили Понивиль, Спайк проснулся и, потянувшись, встал. Он, зевая, заправил постель-корзинку, поприветствовал белого пони и пошел на кухню, чтобы приготовить завтрак.

– Доброе утро, – поздоровался он с единорожками.

И опять двух пони отбросило назад от взрыва. Земной пони не выдержал и засмеялся во все горло. На вершине лестницы, ведущей на второй этаж, стоял Спайк. Он уже понял, что сделал что-то не то и теперь смущенно смотрел себе под ножки. Ученица Селестии устало посмотрела в окно.

– Извините, – сказал дракончик и юркнул назад к жеребцу, спрятавшись за ним.

– Твайлайт, Трикси нужен отдых, – оповестила голубая кобылка. – Давай продолжим сегодня вечером, – предложила Великая и Могучая.

– Хорошо, – легко согласилась библиотекарша, чувствуя страшную усталость.

– Тогда Трикси придет сегодня после восьми вечера, – устало отрапортовала единорожка, надела свою остроконечную шляпу и ушла гордой походкой.

Твайлайт осталась сидеть у книжной полки, куда ее откинуло во время последнего взрыва. Крэлкин видел, как на ее мордочке отпечаталось неверие, что время, которое она провела с Трикси, прошло впустую. Она сидела, о чем-то задумавшись, морщила лоб, будто пыталась что-то вспомнить. Чужак понимал, что Трикси хорошо понимала, что конкретно необходимо делать, а Твайлайт в свою очередь знала, как манипулировать магией с ее стороны, но результата все же не последовало. Все же теория всегда расходилась с практикой.

Разочарованная единорожка поднялась на второй этаж и повалилась на кровать. Спайк тихонько сидел, робко выглядывая из-за жеребца и не произнося ни звука. Твайлайт даже не заметила ни его, ни гостя. Сон быстро схватил ее и потянул сознание глубоко в себя.

Крэлкин спустился и, зевая, посмотрел в раскрытую книгу, которую единорожки оставили на столе в большом библиотечном зале. «А вот и мой камень преткновения». Он уселся на стул перед ней, опять протяжно зевнул и начал листать фолиант, не особо задумываясь, где бы ему остановиться и начать читать. Он лишь перебирал пожелтевшую бумагу своими копытами, выхватывая отрывки фраз, а, порой, и отдельные, ни к чему не относящиеся слова. Спайк спустился следом и скрылся на кухне, гремя посудой и готовя завтрак для себя и жеребца. Крэлкин не отказался от предложенного завтрака и пребывал в ожидании вкусной еды. Ночь он провел не самым скучным образом, но спать хотел, да и желудок требовал чего-то перекусить. А еда могла хоть и ненадолго, но уменьшить тягу ко сну.

После того, как дракончик принес ему бутерброды с маслом и сыром, а также остаток вчерашнего яблочного пирога, жеребец стащил книгу на пол вместе с принесенной едой и стал изучать страницы на предмет опасных пунктов, которые могли спровоцировать спонтанный разрыв связи. Начал он с самого начала, с первой страницы, на которой уже красовалось огромными красными буквами предупреждение насчет использования подобной магии, что привело его в самое хорошее расположение духа и временно сняло усталость. Все-таки он хотел решить конфликт полюбовно, не прибегая к воровству и уничтожению литературы, но, как ему казалось, это было неизбежно. Сейчас он поставил себе задачу за несколько часов просмотреть книгу и решить для себя, какими конкретными действиями может быть вызван сбой в работе такого соединения магий.

Развалившись под встающим холодным солнышком, он читал книгу очень долго, выискивал формулу идеального соединения энергий и тот механизм, которым можно было подавить его. Но усталость сказывалась, и он медленно штудировал строки. Дойдя до середины, он посмотрел на часы и увидел на них два часа по полудню. Он тряхнул головой, чтобы собраться с мыслями и снова вперил взгляд в расплывающиеся перед глазами строчки.

Перечитывая по нескольку раз один и тот же абзац, он вновь тряхнул головой. Уже просто не понимая смысл прочитанного, жеребец откинулся на спину и посмотрел в потолок сонными глазами. Хоть он и просмотрел половину фолианта, но до сути техники он так и не добрался. Голая теория, расписанная в формулах, была понятна, но все равно это было не то. «Я сегодня вообще ничего не посмотрел. Необходимо бы выспаться сегодняшней ночью, пока мне разрешают тут спать, а то опять день потрачу впустую. Книгу пока не буду красть, завтра, если что – решу, пока Твайлайт и Трикси будут спать.

Но я сейчас не могу заснуть, сейчас необходимо поговорить. Поговорить с Твайлайт. И узнать, что ей наговорила Трикси. Дальше необходимо… – мысли начали путаться и спотыкаться друг об друга. – Необходимо дочитать эту книгу. И поговорить с Твайлайт… Я об этом уже думал. – Крэлкин тряхнул головой, собирая расплывающиеся думы. – И необходимо рассорить этих двоих, чтобы они не смогли использовать совместную магию и не смогли вытолкнуть меня отсюда.

Пока я нашел только проблемы соединения, но потом, если связь установлена хорошо, то она стабильна и не требует дополнительных сил для поддержания. Единственное, на чем можно сыграть, – это их усталость, но не думаю, что они будут долго телиться, да и это лишь оттянет время моей отправки. В этой ситуации надо использовать Альтуса, но как? Стравить его и Трикси? Не вариант, магия победит силу. Тогда остается только Селестия. Но как за нее зацепиться? Письмо? Она даже не соизволила ответить мне на предыдущее.

Селестия, Селестия… – размышлял белый пони, и образ рогатой кобылки появился перед глазами. – Что же ты делаешь с ценным источником информации? Бросаешь на произвол судьбы, в копыта своей ученицы и ее, так сказать, подруги? Это ненадежная опора в твоей игре, и ты проиграешь, если хочешь получить из меня все интересующие тебя данные. И я проиграю. И мы с тобой проиграем двум единорожкам, которые намного слабее тебя и меня.

Интересно, а что если сила от связи магий станет настолько большой, что Твайлайт и Трикси смогут свергнуть всю власть? Не боишься ли ты, Селестия, что они поднимут бунт и займут Ваше место? А Вас сошлют куда-нибудь на каторгу или в тюрьму, чтобы просто не мешались. Или вообще убьют. Я, правда, не знаю, сможет ли убить Твайлайт, но Трикси – сможет. Бесспорно.

А, может, у Селестии какой-то план насчет моего возвращения? Или она понимает, что меня разорвет на части при попытке прыгнуть отсюда. Сама она побоится меня убить, поэтому, сначала, использует единорожек для уничтожения моего тела и банку – для сохранения моего мозга. И будет расспрашивать обо всем, что ей вздумается. – Крэлкин засмеялся. – Да, будет забавно посмотреть на себя в роли мозга в банке. Где-то я про это уже читал, только вот человеческие технологии еще не доросли до этого, а с магией все возможно… да, все возможно…»

VII

Проснулась Твайлайт после того, как пришла Трикси. Вечер уже наступил, а на улице пегасы снова устроили снегопад, не давая заходящему солнцу окинуть взглядом Понивиль. Великая и Могучая сидела в большом зале, листала какую-то маленькую книгу и потягивала ромашковый чай. Спайк сидел напротив нее, молча и насуплено. Неподалеку у окна спал Крэлкин, раскинув копыта в разные стороны, а перед ним была разложена книга. Поприветствовав друг дружку, единорожки покушали.

– Трикси попросила бы Твайлайт убирать книгу на время нашего сна.

– Какую книгу? – недоуменно переспросила лиловая пони.

– “Теория взаимодействия магии”, – объяснила гостья.

– А что может случиться?

– Крэлкин может с ней случиться.

Хозяйка дома посмотрела на белого жеребца, шумно сопящего на полу рядом с фолиантом, и захихикала в копыто, чтобы не разбудить его.

– Он всего лишь большой любопытный жеребенок, только и всего, – объяснила она с улыбкой на мордочке. – Так что тебе нечего боятся, все будет нормально. Не съест же он ее.

– В его случае лучше этого не делать, – зловеще произнесла Трикси, и единорожка тут же помрачнела.

– Почему ты его обвиняешь? – спросила библиотекарь. – Он же ничего не сделал.

– Потому что Трикси не доверяет Крэлкину. И у Трикси есть веские основания полагать, что Крэлкин – исчадье зла, а не путешественник по мирам.

– Что ты такое говоришь? – возмутилась кобылка.

– Трикси говорит то, что видит, – отмахнулась фокусница. – Крэлкин не просто так взял книгу. Он в ней что-то ищет.

– Ну, конечно, ищет, – согласилась лиловая пони. – Он должен написать письмо Принцессе Селестии о том, как он трансформировал свое тело в пони. Для этого ему необходима информация. Он должен описать свою магию в разрезе знаний о магии нашего мира.

– Когда Крэлкин это наплел? Твайлайт и Принцесса Селестия поверили ему? – грубо осведомилась голубая единорожка.

– Он это написал Принцессе Селестии в письме. Это все, что я знаю. И она ждет от него полного изложения материала.

– Твайлайт ведь тоже отправляла письмо принцессе. Что она ей ответила?

– То, что мы можем действовать на свое усмотрение.

– На наше усмотрение?

Фокусница серьезно задумалась. Она размышляла над тем, почему Селестия разрешила им делать с чужаками то, что они посчитают нужным. Трикси прошла трудный путь, чтобы вот так слепо полагаться на праздное доверие, пусть и со стороны верхушки эквестрийской власти. Она всегда с подозрением относилась к подобным необдуманным решениям и всегда искала в них подвох. Такие ответы часто хранили в себе двойной смысл и были похожи на бочку с двойным дном. Вот и сейчас Великая и Могучая Трикси не могла понять мотивацию своей принцессы в решении столь щепетильного вопроса, который требует ее, Селестии, пристального внимания и безоговорочного присутствия.

– Необходимо убрать Крэлкина, чтобы мы его не задели при наших тренировках, – сказала Твайлайт и поднялась из-за стола.

– Делай что хочешь, – отмахнулась гостья, еще раз пропуская действия принцессы через свой жизненный фильтр.

Лиловая кобылка подхватила жеребца магией, отнесла в комнату на втором этаже и уложила в свою кровать. Крэлкин даже не проснулся, он спал и не подавал признаков бодрствующего пони. Казалось, что он не проснется, даже если окунуть его в ледяную воду или погреметь около его уха звонкой металлической посудой. Но сегодня и без этих ухищрений у жеребца будет беспокойная ночь, ведь две единорожки будут взрывать в пространстве магию с оглушительным треском.

После того, как Трикси и Твайлайт начали сливать магию воедино, хозяйка дома спустя несколько неудачных попыток поднялась, проверила сон Крэлкина и, удовлетворенно вздохнув, серьезнее сосредоточилась на занятии. Получалось посредственно. Снова промашки, снова бесконтрольные взрывы, снова боль от ушибов. Но единорожки не сдавались. Они упорно вставали, раз за разом, и не опускали копыта после десятка поражений.

– Давай попробуем так, – предложила библиотекарша после очередной неудачи. – Я потяну магию из тебя.

– Так не получится. Твайлайт просто будет использовать магию Трикси, но никакого усиления Твайлайт не получит. Только совместная работа…

– Хорошо, но постарайся сбавить поток, я не справляюсь с ним.

– Трикси и так отдает лишь маленькую часть своей магии.

«Маленькую часть? Что же будет, когда мы установим полную связь и магия стремительным потоком потечет от нее ко мне? – ужаснулась ученица Селестии. – Все-таки магия умножается и это радует, но пока что поток усиливать нельзя, а про разрыв пространства даже заикаться не стоит».

Единорожки снова попробовали, но на этот раз более удачно. Твайлайт попыталась не противодействовать магии пони, а обвести ее вокруг себя, накапливая и смешивая со своей. Но все равно было очень трудно управляться с таким огромным умноженным потоком. Сделав неловкое движение, ее связь с магией Трикси потерялась, и две энергии закружились в ощутимом вихре, подбросили ее вверх и растаяли. Кобылка упала на пол и посмотрела на напарницу.

– Трикси считает, что Твайлайт начинает делать все правильно.

Хозяйка лишь иронически улыбнулась. После падения она ушибла заднее копыто и, прихрамывая, опустилась на стул передохнуть. Фокусница стояла в ожидании.

– Неужели великой Твайлайт Спаркл необходим перерыв? – с насмешкой поинтересовалась голубая пони.

Единорожка не ответила на выпад. Вместо этого она отпила чай и посмотрела на вьюгу за окном. «Неужели у нас начало что-то получаться?» – не верила библиотекарша. В последний раз она наконец-то почувствовала магию Трикси и смогла ею управлять. Это были невероятные ощущения. Магия, которая витала вокруг нее, была практически осязаемой.

Собравшись с силами, Твайлайт встала в исходную позицию и закрыла глаза. Энергия Трикси вновь потекла к ней стремительным потоком. Она начала пробовать управлять ею, закручивая вокруг себя, в воздухе, накапливая в подобие капли, обволакивая предметы. Она придавала ей разные формы и сумела даже несколько раз сконцентрировать небольшой запас магии в одной точке. Но все эксперименты заканчивались взрывом. Поэтому самое ценное, что Твайлайт смогла сделать за ночь – отвести взрывы, порождаемые магией, от единорожек.

VIII

Крэлкин проснулся в теплой кровати и осмотрелся. Яркий желтый свет заливал всю комнату второго этажа. Мельком глянув в окно, он увидел, как солнце уже высилось над домами. Спрыгнув на пол, он увидел рядом еще одну новую кровать, на которой спала Твайлайт. Удивившись, что он занял место единорожки, чужак мысленно поблагодарил ее и спустился на нижний этаж. Спайка нигде не было видно, и белый жеребец был полностью предоставлен сам себе в большой библиотеке. Он хорошо выспался и теперь был готов к тщательному изучению слияния магий.

Он вальяжно подошел к столу в поисках книги, но ее там не было. Его сердце упало вниз. «Значит, они решили прятать от меня источник столь опасных знаний? Но где? Что у Твайлайт, что у Трикси есть масса мест, о которых я не знаю. Да и банальный поиск по книжным полкам ничего не даст, слишком много литературы, чтобы найти черный фолиант. Есть надежда, что Спайк видел, куда пони убрали интересующее меня печатное издание, но его тоже нигде нет».

Судорожно раздумывая, что же делать, он невольно скользнул взглядом по часам и увидел, что стрелки показывают всего десять утра. Он благодарил судьбу, что время у пони измеряется так же, как и у людей. Двадцать четыре часа в сутках – самая привычная для него мера измерения периодичности суточного цикла, от которой он не хотел бы отказываться, ровно, как и принимать новое исчисление. Было странно, но даже количество месяцев у пони было равно двенадцати. Но про летоисчисление он ничего не ведал. Он не знал, от чего идет начало отсчета и чем знаменательна именно та точка на временной шкале.

Не найдя выхода из ситуации, он решил подождать Спайка и у него попытаться выведать хоть какую-то информацию о книге по слиянию сил единорогов. Он не хотел бегать и искать помощника библиотекарши по всему Понивилю, хотя бы просто потому, что мог банально заблудиться или разминуться с дракончиком. Так, он принялся за старое дело и начал поиски альтернативной магии. Это была не первостепенная задача, хотя он не исключал, что она может послужить ключом для решения его проблем. Затравленно озираясь и вслушиваясь в каждый стук копыт и голоса проходящих на улице пони, он дошел до буквы “С” и практически сразу увидел книгу “Сверхъестественное”.

«”Сверхъестественное”? Страхи жителей Эквестрии? Или же это легенды, мифы и сказки? Интересно было бы узнать, что же надумали себе пони и чем пугают жеребят. Наверняка, это можно будет использовать, как психологический пресс на Твайлайт. А на Трикси? – он задумался. – Нет, Трикси мне неинтересна, как полезный для моего плана член общества. У нее есть свои умыслы, у меня – свои. Но почему-то она помогает Твайлайт с тем, чтобы отправить нас, чужаков, домой. Почему? Что тому стало причиной? И как мне лучше всего обыграть ее?»

Он выхватил зеленую книгу из полки зубами и засеменил к столу. Положив ее, он осмотрел примитивное изображение растения на обложке. Это была цветущая трава, и что-то внутри Крэлкина напряглось. Он не мог отпустить мысли о голубой единорожке. Она не была похожа на других пони. Вероятно, поэтому ее никто и не любил, но это было тем, что Крэлкина в ней привлекало.

«Хотя, наверняка, это лишь потому, что она напоминает о моем мире – На первый взгляд ее стремления такие же, как у Селестии, даже такие же, как у Твайлайт. Но это лишь на первый взгляд. По-моему, они еще поплатятся за то, что позволили этой фокуснице влиться в общество тонких и высоких материй. Чем-то она напоминает меня в молодости. Скрытность, строительство эфемерных замков из песка. Все это я уже прошел, но она лишь ступила на этот путь управления своей жизнью.

Как же мне победить ее слепую убежденность и напыщенность? Лишь временем – оно все расставит на свои места. Время – лучший учитель. Но есть ли оно у меня? Конечно, жалко ее будет впоследствии, да и на меня будут смотреть волком, если узнают, что между нами были распри, но победителей не судят. Я лишь хочу здесь остаться и не позволю какой-то самоуверенной и самовлюбленной выскочке встать у меня на пути».

Крэлкин раскрыл книгу примерно посередине. Ему на глаза попалась бутылочка, список трав и подробный рецепт, как сделать зелье. Внезапно его осенило, он понял, что так давно упускал из виду. Он не смог сдержаться и загоготал во все горло, не боясь гнева проснувшейся Твайлайт. Он смеялся до тех пор, пока осознание его ничтожности не вплыло в голову. Он разобрал магию на мелкие составляющие, но всегда упускал самое важное. Оперируя с энергией внешнего мира, он забывал, что не только силовые потоки витают вокруг него. Были и физические проявления магии: в растениях и животных.

Некоторые маги использовали кровь зверей в ритуалах жертвоприношения для усиления магической силы, а некоторые, не лукавя, называли себя зельеварами, используя скрытые в растениях ресурсы, выбирая из них квинтэссенцию чистой энергии. Эти аспекты магической силы вылетели из головы Крэлкина, потому что он ни разу лично не встречался с людьми, использующими подобное направление магии. Лишь несколько раз он вскользь видел упоминание о них в книгах. Говорилось, что их магия самая сильная, которую только можно представить, и лишь коллективная групповая атака могла сломить сопротивление зельевара или мага крови. Конечно, он использовал кровь для активации руны дальнего перехода, но как она работала в паре с руной, он не понимал, и в тонкости влезать времени не было.

Магия зельеваров или кровавых магов была бесконечно сильная, но стояла в жестких рамках количества и времени. Если другие могли использовать магию по своему усмотрению, используя свою силу, чтобы контролировать потоки энергий и продолжительность действия техники, то зельевар не имел такой возможности в принципе. Он мог только разбить и выплеснуть содержимое пузырька, но контролировать интенсивность, силу и длительность выделенной энергии – нет. Действие ее было похоже на сильный спонтанный ураган, сметающий все на своем пути.

С одной стороны, Крэлкин, как только увидел первое упоминание о такой безграничной мощи, думал об этой магии, но потом понял, что магия рун намного гибче и в некоторых параметрах лучше железного тарана, бьющего лишь определенное количество раз, а сломит он сопротивление противника или нет было неизвестно. Сейчас же, в мире разумных лошадок, магия зелий и отваров была идеальной для решения назревшего конфликта. Просто превосходной для осуществления его задумки. Она была той искрометной силой, которая могла составить достойное сопротивление слиянию магии единорожек.

Он полистал книгу на предмет полезной информации, но авторы не рассказывали ни о тонкостях материи, ни о тонкостях применения зелий, ни о зельеделии, как о науке, вообще. Зато в книге рассказывалось, что некоторые растения имеют защитную систему в виде магических способностей, что и составляло костяк всех разноцветных жидкостей. Прикосновение к таким растениям вызывает самые разнообразные эффекты: от обычного жжения до подавления магии у единорогов. Лечится это все с помощью других растений, которые тоже имеют магическую защиту, но их “яд” нейтрализует “яд” других трав. «Взаимное поглощение энергий, – подытожил жеребец. – Но тут тогда необходима четкая дозировка, иначе какой-то мельчайший дефект может остаться навсегда».

Он пролистал страницы до конца и закрыл твердую обложку. С тыльной стороны книги не него смотрел такой же примитивный рисунок растения, какой он наблюдал на обложке, только в уменьшенной версии. «Тут ничего полезного нет, но зато эта книга дала мне идею того, как сопротивляться магии единорогов любой силы. Неужели эта разновидность магии может противостоять магии принцессы? Но такая ли Селестия сильная, чтобы я мог расценивать ее, как потенциального врага в своей возможной будущей схватке?»

Подхватив книгу, он направился к библиотечной полке, положил ее на место и начал искать литературу, начинающуюся на букву “З”, которая должна содержать информацию о зельях. Он осмотрел нижние полки, но там ничего не было. Он тут же предположил, что учебники, фолианты, альманахи и справочники по интересующим его знаниям, стояли выше стройными рядами, ожидая, пока их возьмут и прочитают. Посмотрев на лесенку, которой пользовался Спайк и на свои копыта, он отбросил идею калечить себя сегодня, а решил использовать помощника Твайлайт для своих целей. Книги на букву “О”, которые, как полагал бывший человек, должны были содержать сведения об отварах, тоже располагались вне досягаемости пони. Зато буква “Э” красовалась внизу около ступенек, ведущих на второй этаж.

«Хотя бы проверю информацию на наличие эликсиров». Он искал недолго, всего несколько десятков минут, потом его поиски нарушил Спайк, пришедший с корзинкой, накрытой красно-белым платочком в квадратик. Он лучился от счастья, будто сегодня был самый счастливый день в его жизни.

– Привет, Спайк, – окликнул его озадаченный пони.

– О, привет, – живо отозвался он, не выпуская из рук свою ношу.

– Что у тебя там? – поинтересовался жеребец.

– Одеяло, – гордо сказал чешуйчатый. – Мне его Рарити постирала, – благоговейно произнес он. Было заметно, что он очень сильно дорожит этим обстоятельством.

– Рарити? – задумчиво потянул тот.

«Чего это он такой счастливый? Рарити бесполезна. Единственное, что я от нее получил, – это накидка. Но я мог попросить Твайлайт сшить ее. Пусть она была бы не такая красивая, но выполняла бы все необходимые функции. Но тогда был неплохой момент, чтобы получить то, что мне было нужно от профессионала своего дела. В любом случае, что сделано – то сделано. Однако с помощью Рарити я могу получать канал связи с Селестией в виде Спайка. Хотя контролировать его через Твайлайт тоже возможно. Это удобно. Одна проблема решается с помощью двух пони. Интересно, насколько Твайлайт и Рарити хорошие подруги? Модельерша не поддержала ученицу Селестии, когда та просила помощи…»

– Спайк, можешь мне помочь? – спросил серьезным тоном белый пони.

– Конечно, – отозвался тот.

– Я не могу найти ту книгу, которую Твайлайт оставляла мне для изучения на столе, – сказал озабоченно жеребец. – Они еще с Трикси с ее помощью тренируются.

– Эту книгу? – смутился дракончик. – Я даже не знаю. Трикси сказала мне не давать ее тебе.

– Трикси? Эта выскочка? – театрально изумился Крэлкин. У него плохо получались подобные пародии, но сейчас перед ним стоял Спайк, обремененный мыслями о единорожке.

– Ага, – согласился дракончик.

– Как же она мне не нравится, – заметил жеребец, уткнувшись в пол взглядом. Он подозревал, что Спайку она тоже не нравится, но не был полностью в этом уверен. «Если мои ожидания оправдаются, то я смогу получить от него то, что хочу».

– Она и мне не нравится, – признался тот.

«Изумительно», – ликовал пони.

– Теперь у меня из-за нее будут проблемы с Селестией.

– Проблемы? – забеспокоился помощник Твайлайт, и его взгляд упал куда-то за гостя, на верхний ряд книжных полок.

– Я должен написать письмо для принцессы, но я не понимаю некоторых нюансов магии единорогов. А эта книга, по которой они занимаются…

Крэлкин говорил тяжелым мрачным голосом, будто его уже вели на казнь. Он попытался выдавить слезы из глаз, но у него ничего не получилось. Дракончик стоял рядом в нерешительности и судорожно смотрел в одну точку. Чужак заметил направление взгляда, но не смел сейчас ничего предпринимать. «Там книга? Да, там точно должна быть эта треклятая книга, спрятанная в сонме другой литературы. Вот ты, Трикси, и прокололась. Теперь необходимо заканчивать неуместный разговор».

– Ладно, Спайк, я постараюсь без нее обойтись, – сказал он, переходя в состояние отрешенности. Его распирало желание действовать, но он не мог сейчас совершать необдуманные поступки, чтобы не подставлять, ни себя, ни дракончика.

– Ты точно справишься без нее? – испуганно спросил помощник библиотекарши. Казалось, что его действительно волновало положение жеребца, и он мог в ту же секунду взять лесенку и достать книгу с верхней полки. Однако Крэлкин пока не хотел злоупотреблять добротой Спайка. Она ему должна была понадобиться потом.

– Ну, я же сказал, что постараюсь. Если что, я тебя буду просить о помощи, – улыбнулся жеребец. Дракончик улыбнулся в ответ. – Надеюсь, ты мне поможешь, как и Твайлайт?

– Ну, конечно, помогу, – не раздумывая, согласился тот.

«Если он смотрел не на книгу, то мне нужна будет его помощь. Я спросил лишь необходимую формальность, чтобы координировать свои действия».

Чешуйчатый еще раз окинул библиотеку, на мгновение задержался на заветной точке, моргнул и пошел на второй этаж.

– Спайк, а что ты собираешься делать сейчас, – спросил пони, когда тот уже дошел до последней ступеньки. Он развернулся и непонимающе посмотрел на чужака.

– Да ничего, а что такое? – послышался ответ.

– Я бы попросил тебя вести себя потише, хорошо? – попросил жеребец.

«Мне надо быть уверенным, что он не застанет за хищением книги».

– Конечно, без вопросов, – сказал Спайк и скрылся из виду.

По библиотечному залу расползлась умиротворяющая тишина.

Крэлкин подождал еще немного, потом схватился зубами за лестницу и потянул. Он пытался действовать быстро и бесшумно. Примерно рассчитав, в какую точку смотрел дракончик, он поставил туда лесенку. Жеребец несмело ступил на нее дрожащими ногами, как только проверил устойчивость конструкции. Порыскав по верхним полкам он, наконец, нашел фолиант. Он был в твердом черном переплете, потертый временем и копытами других пони. Вытащив его, он спустился и быстро просмотрел информацию в ней. «Да, это точно та книга», – удовлетворенно подумал Крэлкин и выскочил из библиотеки сразу после того, как поставил на место лесенку.

«Нельзя чтобы Спайк увидел меня с этой литературой. Конечно, будет подозрительно, что я не в библиотеке, но то, что я буду с книгой, – намного хуже. Сейчас я найду где-нибудь укромное местечко и дочитаю то, что я не смог дочитать вчера». Заметив небольшую скамейку, расположенную в отдаленной части Понивиля, где практически никто не ходил, Крэлкин направился к ней, развалился на холодном дереве, раскрыл книгу и устремил в нее взор, познавая тонкости магической науки.

Он закончил не так поздно, как думал. Текст читался легко и непринужденно. Но, тем не менее, нес в себе огромный багаж знаний. Как оказалась, он не дочитал много теории. Магия эта опасна для всех участников процесса: для тех, кто ее использует, и для тех, на ком ее используют. Небольшое отклонение от нормы при установлении связи было чревато полной пропажей магических сил у единорогов, а в худшем случае – летальным исходом. Но, тем не менее, если связь установлена правильно, то ее нельзя ничем разбить, и вся выплеснутая энергия будет под жестким контролем пони-приемника. Противостоять магии практически невозможно, от нее лучше уклоняться или вообще избегать встречи с пони, которые используют этот тип связи.

«Этот тип связи? – задумался Крэлкин. – Значит, есть и другие? Но этот самый сильный из всех, когда-либо придуманных единорогами? Было бы забавно посмотреть на другие типы связи, но это потом. У меня есть важные дела, чтобы я мог отвлекаться на праздное любопытство. Ты, любопытство, меня не раз подводило, поэтому я вынес уроки из своей жизни и не буду тебя слушаться. По крайней мере, в данной ситуации».

С другой стороны подобная техника имела свои недостатки, причем существенные. Ею крайне трудно овладеть, какими бы близкими пони не были друг для друга. Магия оставалась бесконтрольной во время слияния двух потоков воедино и могла убить любого, кто попадет под ее порыв. Время для установления связи затрачивается много, а в этот момент единороги уязвимы, потому что сосредоточены только на подготовке к технике. Магия вытягивается из обоих пони с огромной скоростью, и время для ее применения сильно ограничено. И самое последнее, а также самое главное: пони-приемник и пони-передатчик теряют сознание, как только прерывают четкую связь между собой. Это было самое уязвимое место техники, как считал Крэлкин.

«Итак, надо поговорить с Твайлайт по поводу моего отбытия и, собственно, этой магии. Нельзя чтобы она пострадала, – внезапно жеребец прервал ход мыслей и тряхнул головой. – Нельзя, чтобы она пострадала? Нельзя или я не хочу этого? Что со мной опять творится? Почему меня стала интересовать безопасность неизвестного мне существа, которое хочет отправить меня домой? Насильно отправить? Но…

Это чувство бесконтрольной эйфории. Я не могу понять, что это. Оно просто приходит и уходит. Бьется о скалы моего подсознания мощными волнами, заставляя его содрогаться, но не имея возможности его сломать. Или лучше провести аналогию с песочным домиком на берегу моря, а волны его подмывают, разрушая зыбкий фундамент моего грандиозного замка разума. И вот, он уже готов развалиться, не имея жесткой опоры. Прямо как я. Мое сознание подмывают, уничтожают постепенно и незаметно.

И вот я уже буду думать, что Твайлайт желает мне только добра, а Селестия лишь хочет, чтобы я был счастлив. А Трикси лишь разыгрывает маленький спектакль, специально для потехи. В конечном счете, окажется, что Альтус тоже был актером в этом ужасном театре. И я один, как дурак останусь посреди пустой улицы, в кромешной тьме. И как по волшебству будут появляться лики Твайлайт, ЭплДжек, Рарити… Они будут улыбаться и звать меня с собой. И если я не остановлюсь и не нагребу себе песка для укрепления позиций, то, в конечном счете, поддамся соблазну и улечу вслед за легкой жизнью.

Нет, я должен поговорить с Твайлайт и разобраться, что к чему. Во что верить можно, а что скрывают от меня. Почему она, понимая, что я чужак, хочет попробовать использовать такую сильную и опасную магию? Неужели ей настолько важно, чтобы я убрался из этого мира? Или же ею движет что-то другое? Как и Трикси? А милую мордочку она состроила лишь для того, чтобы показаться хорошей и заботливой подругой и снизить бдительность?»

IX

Крэлкин вернулся в просторную светлую библиотеку, залитую зимним светом, до того, как Твайлайт проснулась. На окнах, возле деревянной рамы, мороз выписал витиеватые узоры, но жеребец не обратил на них внимания. Он надеялся, что Спайк еще не видел пропажи, а потому положил книгу назад и поставил лесенку на место. Он размышлял над тем, как можно было предотвратить слияние магий, но книга не заостряла на этом внимание. Более того, она приводила множество способов, чтобы сделать все гладко, даже стоя перед лицом смерти. Это было очень плохо для бывшего мага. Если связь будет установлена, то ее уже ничем нельзя будет уничтожить.

Он позвал Спайка и попросил дать ему книги по зельеделию, но тот лишь пожал плечами и сказал, что кроме “Сверхъестественного” в библиотеке подобной литературы нет. Он посоветовал обратиться к Зекоре, кобылка жила где-то в Вечносвободном лесу. Пони остерегались этого места. Как объяснил дракончик, они его боялись из-за того, что там все менялось само по себе.

– “Само по себе”? – переспросил Крэлкин заинтересованно.

– Ну, да, – сказал Спайк, не понимая, что привлекло гостя в таком простом объяснении. – К тому же там просто все жутко и страшно. Я бы не советовал туда ходить. Там по легендам живет множество опасных диких существ.

– И все пони боятся только этого? – изумился тот.

– Да, – неуверенно произнес дракончик. – Если бы там за всем следили и прогнали монстров, то там было бы просто чудесно… наверное.

– “Менялось само по себе”, – пробубнил себе под нос белый пони. Он осмотрелся мутным взглядом на идеальный порядок библиотеки и обратился к чешуйчатому. – И все же, что значит “менялось само по себе”? Это – как пегасы погоду меняют?

– Точно, так и есть, – подхватил Спайк.

– Спасибо, – поблагодарил его Крэлкин, понимая и откладывая в голове некоторые нюансы данного мира.

Жеребец хотел больше узнать о тонкостях управления окружающим пространством, но не думал, что дракончик хорошо об этом осведомлен. Спайк спросил, что еще надо гостю, убедился, что все на месте, и потопал наверх к своему одеялу, оставив гостя стоять в нерешительности.

«Книг по зельеделию нет? Как такое может быть? Неужели мне придется идти в Вечносвободный лес, чтобы искать какую-то знахарку и учиться у нее необходимому ремеслу? Никогда не думал, что придется изучать зельеделие. По крайней мере, я понял, что книга о слиянии магий представляет опасность, и я от нее должен избавиться. Лучше всего сжечь. Незаметно. Но сначала я поговорю с Твайлайт, а потом уже приму окончательное решение».

Единорожка встала за три часа до того, как должна была прийти Трикси. Крэлкин достал книгу по ботанике и изучал местную флору. Он останавливался лишь на разделе защитных механизмов растений и вчитывался в текст, выявляя самые разнообразные мелочи и нюансы. Изучение магии единорогов он отложил пока в сторону, хотя понимал, что это выглядит подозрительно. Сейчас времени оставалось все меньше и меньше, и ему необходимо было действовать всеми доступными способами.

– Крэлкин, как спалось ночью? – спросила единорожка, спускаясь по ступенькам и улыбаясь. Она уже привела себя в порядок.

Жеребец посмотрел на нее и что-то внутри у него дрогнуло. Он расплылся в блаженной улыбке, и мир вновь взорвался красочными разводами, размывая неровности, шероховатости и острые углы. Ему показалось, что все, что он делал, – излишняя трата времени, не стоящая ничего, абсолютно ничего. Что все в мире и так уже хорошо, и не требует доработок, не требует вмешательства, причем такого грубого, каким ему представляется изучение зельеделия в его роли. Что пони счастливы и будут счастливы еще больше, если он уйдет и оставит этот мир в покое. Что он никогда не сможет стать достойным этого идеального со всех сторон мира.

– Превосходно, Твайлайт, – ответил он, провожая единорожку зачарованным взглядом на кухню.

Кобылка улыбалась, смотря в его глаза, а он в ответ смотрел в ее глаза. И все сейчас казалось жеребцу сном, плохим сном. Он понимал, что сейчас он проснется где-нибудь в вонючем подвале, где он будет привязан к железному стулу. Ему будут говорить, что он попался на простую магию подчинения, что таких дураков необходимо еще поискать. А он будет сидеть и смотреть на них всех исподлобья, размышляя, как и где нарисовать руну перемещения. Впоследствии он поймет, что сидит в бетонной коробке, его руки за спиной, и никаких острых предметов поблизости нет, и не будет. Тогда он поймет, что пропал и попытается покончить жизнь самоубийством, но ему и этого не дадут сделать, пока он не расскажет всю необходимую информацию.

Как только Твайлайт скрылась за дверью кухни, наваждение с разума Крэлкина схлынуло, и он осмотрелся непонимающим взглядом. «Меня опять подчинили? Что вообще происходит? Это Твайлайт? Или у меня просто такая реакция на ее присутствие? Ничего не понимаю. – Он потер лоб копытом, вытерев испарину и вздохнул. – Не так я все представлял. Не думал, что против меня так жестоко будут играть. Необходимо что-то предпринимать, иначе я просто свихнусь от всего этого».

Твайлайт вышла из комнаты с пирогом и ромашковым чаем и расположилась за столом. Крэлкин сел, смотря на нее в упор, и готовясь бороться с новым наваждением, но ничего такого не последовало. Все было как обычно: чистая голова с ясными мыслями. Жеребец встал, подошел к пони и понюхал ее сбоку, ожидая, что он опять сейчас провалится в красочную бездну сладострастных переживаний, но ничего не почувствовал. Абсолютно ничего.

– Ты это чего? – спросила единорожка, непонимающе смотря на него.

– Да ничего, просто понюхал, – отмахнулся тот.

Кобылка захихикала и сделала глоток ароматного чая. От смеха Твайлайт у Крэлкина мурашки пробежали по телу, но он проигнорировал это.

– Мне надо с тобой серьезно поговорить, – сказал он напряженным тоном.

– “Серьезно”? – насторожилась единорожка.

– Я хочу поговорить с тобой о магии, которую вы с Трикси используете. Она опасна…

– Я знаю, Крэлкин, – перебила его пони. – Просто это единственный…

– Я не верю, что это единственный способ, чтобы вернуть нас назад. Ты можешь умереть!

– Знаю, – прошептала она и склонила голову.

Сейчас чужак больше всего на свете захотел обнять единорожку, прижать к себе и утешить, но он отбросил это, восстанавливая контроль над ситуацией и своим телом.

– Тогда почему?

– Потому что так нужно сделать, – шептала кобылка подавленно. – Это необходимо, так сказала…

– Селестия?! – воскликнул жеребец. – Твайлайт, я дал тебе право выбора еще до того, как мы стали пони. Вне зависимости от решения Принцессы Селестии ты приняла тогда меня и Альтуса в этот мир. Сама приняла, ты это понимаешь?

– Тогда все было совершенно по-другому. Тогда ты был другим.

«Я был другим? Вот это сюрприз. Каким же я был, Твайлайт Спаркл?»

– Другим? – переспросил Крэлкин.

– Тогда ты был неизвестным существом, ты показался мне добрым, но теперь, с каждым днем ты становишься все более замкнутым, о чем-то постоянно думаешь.

– Это повод меня прогонять?

– Тебе тут плохо, – заключила библиотекарша.

«Так вот, что тебя гложет? Очень интересно».

– Твайлайт, мне тут просто замечательно, – сказал с уверенностью и некоторой озлобленностью земной пони, – просто есть некоторые обстоятельства, которые меня загнали в такие рамки.

– Какие обстоятельства? – спросила она.

– Письмо Принцессе Селестии, например, – бросил Крэлкин.

– Письмо? Это все, что тебя смущает?

– Нет, Твайлайт, – сознался жеребец. – Просто я не могу сказать этого.

– Не можешь или не хочешь? – уточнила единорожка.

– Это все очень сложно. Я сам не понимаю, почему так все происходит.

– Давай разберемся вместе, – предложила кобылка и посмотрела в глаза гостю. – Мы же с тобой друзья.

– Друзья не пытаются избавиться друг от друга, – мрачно сказал чужак.

– Я не пытаюсь от тебя избавиться, – быстро ответила единорожка. – Просто так необходимо…

– Необходимо для кого? Для тебя или для Селестии? Или для кого-то еще?

– Так необходимо для материи, – прерывисто прошептала Твайлайт. Ее голос уже практически срывался на плачь.

– Пространство еще живое и будет живым до конца наших дней, Твайлайт. Как ты этого не понимаешь? – сетовал Крэлкин. – Я думал, что мы с тобой настоящие друзья, а ты якшаешься с этой Трикси, и теперь она манипулирует тобой, как хочет.

Из глаз единорожки полились слезы. Но Крэлкин не чувствовал угрызений совести. Это было неизбежное обстоятельство, которое должно повлечь за собой необходимые для него последствия.

– Я лишь предлагаю пока отложить это дело на время. Ты всегда сможешь найти Трикси и…

– Нет, Крэлкин. Ты ничего не понимаешь, – сказала единорожка и посмотрела на гостя заплаканными глазами. У жеребца сжалось сердце, будто он чувствовал боль за содеянное. – Если Принцесса Селестия считает, что тебя нужно отправить домой, то, значит, тебя нужно отправить домой. Если она говорит, что тебе тут не место, значит – тебе тут не место. Крэлкин, пойми, что Принцесса Селестия мудрая, и она знает лучше нас всех, что нам необходимо.

– Знает, что для меня лучше? – недовольно фыркнул Крэлкин. – Я сам знаю, что для меня лучше! И мне лучше остаться в этом мире!

– Ты не понимаешь… – Из глаз единорожки продолжали литься слезы. – Мне тоже больно расставаться с новым другом, но так правильно.

– Нет, это не правильно.

– Разве у вас в мире не бывает такого, что вам приходится делать правильные вещи вне зависимости от ваших желаний, просто потому, что так необходимо?

«Селестия промыла ей мозги раньше, чем я добрался до нее. Теперь я не смогу ее убедить. Надо ретироваться и изменить позицию. А завтра ударить тем, чем бить я не хотел. Жаль, что все так получится, но времени остается мало… Критически мало».

– Ладно, я понял, можешь дальше не продолжать, – сказал мрачным голосом Крэлкин. – Теперь я буду ждать вашего хода. И передай принцессе, что она затеяла не ту игру не с тем пони.

– Что ты такое говоришь? – изумилась единорожка. Она все еще не могла совладать с собой.

– Только то, что необходимо, – бросил брезгливо жеребец.

Крэлкин встал, подобрал книгу по травам и вышел на улицу, хлопнув в сердцах дверью. Поежившись от холода, он посмотрел на предзакатное марево, на пони, снующих по снегу, на заснеженные дома. Все было тихо и спокойно, неспокойно было лишь у него на душе. «Завтра все решится. Меня не отправят домой!»

X

Крэлкин стоял за окном городской библиотеки, наблюдая за двумя пони, которые практиковали смертельную и опасную магию. Как только последний взрыв затих в рассветной мгле, жеребец решил скрыться на время, чтобы не привлекать ненужного внимания. Две единорожки, напряженные до предела, лежали друг против друга и смотрели в разные стороны, избегая встречаться взглядом. Белый пони чувствовал легкую сонливость, но спать уже не мог, жажда действий распирала его. Показываться раньше времени тоже было опасно, потому что единорожки могли перепрятать книгу в более укромное место, подальше от его жадных глаз. Дождавшись, пока Твайлайт и Трикси попрощаются, и фокусница скроется за углом ближайшего здания, Крэлкин робко посмотрел в окно и увидел пустынный зал. Твайлайт уже легла, но Спайк еще не проснулся.

Жеребец бесшумно проскользнул в теплую библиотеку и мельком заглянул на кухню. Он отыскал там камин, в котором плясали угасающие языки пламени и, облегченно вздохнув, подбросил несколько поленьев. Прошмыгнув в зал и забравшись по лестнице, он отыскал книгу сразу же, выхватил ее и направился на кухню. Прикрыв за собой дверь, Крэлкин мгновенно бросил книгу в огонь и начал слушать, как бумага начала легко потрескивать. Этот звук с первых мгновений разлил по его телу приятную истому, и он отвлекся. Очнулся он тоже через мгновение, когда потрескивание прекратилось, а книга, со слегка обожженными краями, вылетела из огня и застыла перед его носом, объятая легким голубоватым мерцанием.

«Что это такое? – пронеслось у него в голове. – Как так? Неужели за мной следили?» Он попытался схватить книгу зубами, но у него ничего не получилось. Обернувшись, он увидел в дверях кухни голубую единорожку, облаченную в лиловый плащ с россыпью звезд. Над ее белесой гривой возвышался рог, объятый голубым сиянием. Она злобно скалилась.

– Думал, что я не догадаюсь? – прошипела она злобно. Трикси уже не вела разговор от третьего лица. Она была рассержена. – Гнусный червь, думал, что я позволю сломать мои планы?

– Отдай книгу, – грубо бросил тот. Гнев и ненависть захлестнули жеребца с головой, подобно огромной волне. Но он еще пытался плавать и не дать случиться скверному действу.

Черный фолиант неспешно подплыл к единорожке под пристальными горящими глазами земного пони и спрятался за нее.

– Что ты хочешь? – осведомился чужак, пытаясь собраться и подавить свои взбесившиеся чувства.

– Чтобы ты ушел, – процедила сквозь зубы волшебница.

– Ты, наверное, не понимаешь…

– Это ты не понимаешь! – прикрикнула кобылка. – Тебе не стать нормальным членом общества пони! Ты пришелец из другого мира и должен уйти! Такова твоя судьба! А моя судьба – не дать тебе помешать нашему с Твайлайт ритуалу.

– Что за дешевые речи? – недовольно осведомился Крэлкин, понимая, что гнев готов разорвать его, и тогда его копыта сделают непоправимое.

– Как хочешь, так и называй это! – наседала Трикси.

– Зачем тебе Твайлайт? Думаешь, заслужить через нее лояльность к принцессе?

– Да хотя бы и так! Это не твоего ума дело!

– Не моего ума дело?! – взорвался бывший маг и начал орать. – Посмотри на себя, жалкое подобие единорога! Да что ты можешь такого, чего не может Твайлайт?! Зачем это Селестии обращать на тебя внимание?! Ты даже сыграть с ней не сможешь! Она политик, а ты интриганка! Не более того! Отступи, пока не поздно! И отдай мне эту чертову книгу!

Единорожка лишь рассмеялась. Жеребец, не понимая, что он творит, бросился вперед, пытаясь ударить Трикси по морде копытом. Вспышка света отбросила его назад, заставив его врезаться в шкаф. Поднялся шум от падающей и разбивающейся кухонной утвари, но пони вновь напал, не обращая внимания на боль. Фокусница выпустила книгу, концентрируясь на атакующем противнике, и фолиант с глухим стуком упал рядом с копытами кобылки. Единорожка прицелилась и ударила прямым лучом едкого голубого света. Крэлкин встретил сопротивление, попытался устоять, но опять отлетел назад и врезался в стену, рассыпая на себя специи и вызывая новую какофонию звуков. На шум прибежал Спайк. Не понимая, что происходит, он застыл в дверях и начал рассматривать происходящее.

– Отдай эту дурацкую книгу! – взревел Крэлкин и вновь набросился, пытаясь петлять по тесному проходу между двумя столами, чтобы не попасть под прямое действие заклинания. Трикси подпустила его к себе и отбросила так же, как и в первый раз. Чужаку казалось, что она с ним игралась, он был беззащитным котенком перед несокрушимым потоком магии.

«Пусть поиграет в последний раз, скоро у нее кончатся силы, – подумал он про себя, вспоминая слова из книги. – Пора бы ей использовать что-то посильнее». Жеребец схватил в зубы тарелку и бросил в кобылку. Трикси уклонилась, опустив глаза в пол и явно не предполагая, что Крэлкин мог сделать такое. В тот момент, когда единорожка потеряла его из виду на несколько драгоценных секунд, он и прыгнул. «Именно про это и говорили маги. Лишь доли секунды решают, кто победит в поединке, а кто проиграет. Лишь скорость и реакция». Как только кобылка осознала, что белый пони слишком близко и удар неизбежен, она прикрыла глаза, готовясь к худшему. Предвкушая победу, жеребец уже опускал копыто, но внезапно застыл. Его тело сковала какая-то внешняя сила, не позволяя напрячь ни один мускул. Он лихорадочно осмотрелся глазами и увидел в дверях Твайлайт. Рог ее светился, а взгляд выражал полную твердость.

– Что. Здесь. Происходит? – спросила она, осматривая кухонный бардак.

– Крэлкин нападал на Трикси, а Трикси защищалась, – объяснила голубая единорожка жалобным голоском с нескрываемым страхом. Она превосходно играла свою роль. Даже когда отходила от застывшего жеребца, ее походка была неуверенной и робкой, словно она страшилась застывшего изваяния.

«Ведьма! Я тебя достану!» – думал Крэлкин, пытаясь вырваться из захвата.

– Это правда? – ошарашенный взгляд ученицы Селестии был прикован, как она думала, к зачинщику потасовки.

– Да, Трикси не лжет, – сказал с испугом дракончик.

– А еще Крэлкин хотел сжечь книгу. Трикси ее еле успела вытащить, – продолжила фокусница, косо смотря на чужака.

Внезапно Крэлкин почувствовал, что его отпустили, и он остался стоять напротив двух сильных магов. Он понимал, что против них он ничего не сможет сделать, поэтому даже не предпринимал никаких попыток. Злость еще бушевала в его сердце, но всепожирающая ненависть уже отступила.

– Что ты хотел сделать? – спросила Твайлайт. – Чего хотел добиться?

– То, что и хотел, – произнес жеребец, пытаясь сохранить спокойные нотки в голосе. – Я хотел уничтожить книгу. Она опасна! Не только для тебя и для меня, но и для всего Понивиля.

– Что? – встрепенулась Трикси.

– Она опасна, – продолжал Крэлкин, – потому что, если вы не сможете слить свою магию воедино, то можете кого-то убить. На меня и на Альтуса вам плевать, хорошо, но что с другими пони? Вам на них тоже плевать?

– Крэлкин… – прошептала в ужасе лиловая единорожка.

– Что “Крэлкин”? – процедил сквозь зубы чужак. – Вы думаете только о себе. Трикси, а ты не получишь то, что хочешь. Никогда. Просто потому, что вы все умрете до того, как установите четкую связь. Я прочитал всю книгу. И то, что вы хотите сделать, – это сумасшествие! Вы не сможете, даже если очень сильно этого захотите. Чтобы разорвать пространство у вас не хватит ни сил, ни времени.

– Ты о чем говоришь? – прошипела голубая единорожка. – Не путай нас!

«Она опять говорит от первого лица? Значит, она злится. Твайлайт, заметь эти изменения и пойми, кто перед тобой!» – думал земной пони.

– Путать? – засмеялся он. – Вы уже давно запутались. Вы превратили свою жизнь в забавную игрушку и теперь думаете, что вы ею владеете. Ничего подобного!

– Прошу тебя, замолчи, – прошептала Твайлайт.

Крэлкин было открыл рот, чтобы возразить, но передумал, снедаемый любопытством, что же может сказать единорожка.

– Я понимаю, что это очень опасно и что мы можем умереть или лишиться магической силы, но это сделать необходимо. Иначе вся Эквестрия будет в опасности.

– Ты это сейчас серьезно? – переспросил с презрением жеребец. – Ты вот так просто возьмешь сотни жизней и перемелешь жерновом своих интересов, лишь бы удовлетворить свою тягу к правильности? Извини, Твайлайт, но я был о тебе более высокого мнения.

– Крэлкин, я уйду с тобой, Альтусом и Трикси подальше от города, а там, будь что будет. Мы должны попытаться отправить вас назад. Считай это глупостью, но это правильно.

– Значит, Трикси тоже готова умереть за правое дело? – спросил он, смотря в глаза Твайлайт, но этот вопрос был адресован другой кобылке и обращен в тайные глубины ее сознания.

– Да, – не задумываясь, ответила лиловая единорожка.

Чужак подождал ответа от фокусницы, но та лишь молчаливо согласилась.

– Все с вами ясно, – грустно отозвался он.

– Твайлайт, Трикси заберет книгу к себе домой, чтобы защитить ее от копыт Крэлкина, – оповестила всех единорожка. Крэлкин понял, что она заманивала его в свой фургончик, чтобы разделаться с ним раз и навсегда. Но он не думал, что сможет противостоять магии единорогов. Одной отталкивающей вспышки хватало, чтобы сдержать все его порывы. А играть на чужой территории он и не помышлял.

– Хорошо, – упавшим голосом ответила библиотекарша.

«Я проиграл битву? И войну? – ужаснулся бывший маг, и страх сковал его сердце. Каждый удар теперь болью отзывался в груди, и он уже стоял на пороге отчаяния. – Селестия обошла меня. Лет на десять как минимум, привив своей ученице, что каждое ее слово – закон и прописная истина». Он вышел из библиотеки, но даже не почувствовал настойчивого ветра, пробирающего до костей. Он шел, углубившись в себя, теряя связь с миром. Он ужасался своему зыбкому положению, но поделать теперь ничего не мог. Он проигрывал и Трикси, и Твайлайт. Да и любому пони, который мало-мальски стоит на ногах. Он был тут лишним, он был тут чужаком.

XI

Рэйнбоу Дэш разрешила Альтусу тренироваться полетам вместе с ней. Она была быстрая и уверенная в своих летных навыках. Пегаска легко обставляла нежно-красного собрата с его небольшим опытом и медленными крыльями, но тот не огорчался. Он стремился угнаться за ней в их небольших состязаниях, но всегда проигрывал. Для него жизнь стала разнообразней. Он занимался до рассвета с ЭплДжек в ее самодельном спортзале: таскал мешки с песком, отрабатывал удары на сене, тренировался в прыжках через импровизированные заграждения. Потом приходил к Флаттершай, слушал ее дельные советы относительно его стиля полета, а потом закреплял результат в скоростных состязаниях с самой быстрой крылатой спортсменкой, которую он только видел.

После всего этого он отправлялся к Рарити, выполнял ее поручения и уже после – свободно летал до заката. Он часто наведывался и к желтой пегасочке, помогал ей с ее работой и никогда ничего не просил взамен. Он даже не отрицал, что нашел в ней подругу, которая поддержит, направит, защитит на тренировках. Альтус принял ее в сердце, но понимал, что вскоре они расстанутся.

Он видел, что Твайлайт и Трикси упорно занимаются магией, он даже знал, что они пытаются разорвать пространство, но он не понимал своего друга, так сильно стремящегося тут остаться. Пусть Крэлкину тут нравилось, но Альтус понимал, что это не их мир. Пусть даже они и выглядят, как пони, но в душе они оставались людьми. Людьми с их жестокими и детскими повадками, с их преимуществами и недостатками, с их страстями и грешными мыслями. Он не мог тут жить. Он понимал, что с каждым днем привязывался все больше и больше к ЭйДжей, Рэйнбоу и Шай, как к подругам. Но он хотел большего. Лишь психологический барьер сдерживал его от необдуманных действий.

Крэлкин же безвылазно сидел на ферме “Сладкое яблоко”, скучая и воспринимая в штыки любые попытки наладить с ним общение. В один из таких моментов Альтус застал его. Придя в очередной раз после полетов с Рэйнбоу, чтобы немного перекусить, он позвал друга в гостиную, дабы тот присоединился к трапезе, но получил категорический отказ через запертую дверь.

– Что на этот раз? – спросил устало Альтус, толкнув дверь копытом, но та не поддалась.

– Ничего, я хочу побыть один, – простонал Крэлкин.

– Либо ты сейчас откроешь дверь, либо я ее вышибу к чертям собачьим, – предупредил пегас, осознавая, что уже мог это сделать.

Нежно-красного жеребца начинали раздражать планомерные капризы его друга. Ему было очень неприятно, когда на него укоризненно смотрело во время обеда семейство Эплов, словно обвиняя его, что Крэлкина нет с ними.

– У ЭплДжек спроси, можно ли, – с сарказмом бросил маг, но вместо того, чтобы поругать его, Альтус сбежал вниз, быстро спросил разрешения у фермерши по поводу выбитой двери, получил разрешение и опрометью бросился выполнять задуманное. Подбежав к комнате друга, оно коротко бросил:

– ЭплДжек разрешила. – Копыта с силой стукнули в преграду. Дверь протяжно скрипнула, но не поддалась. Следующий удар заставил Крэлкина подскочить и быстро открыть вход в свое временное укрытие. Альтус пулей влетел в комнату, повалил земного пони на спину и навис над ним, смотря прямо в глаза.

– Ну, ты тут, – безразлично сказал Крэлкин, не отводя взгляда. – Что делать будешь?

– Тащить тебя вниз! – решительно сказал тот.

Белый жеребец отвернулся. Каждый раз, как он видел пони, даже в своем друге, ему становилось грустно. Безысходность ситуации, в которую его поместили, давила на психику сильнее, чем вспышки спонтанной радости. Он хотел найти решение, но не мог. Крэлкин топил горе в книге по ботанике, уже не осознавая, что действительно он там хочет найти. Он попытался прийти несколько раз в библиотеку, но Спайк его не пустил, утверждая, что Трикси запретила ему пускать кого-либо, а его тем более. Он попробовал попасть к фокуснице, но вокруг ее пристанища был установлен лиловый щит, не пропускающий внутрь абсолютно ничего. Теперь он не мог украсть книгу ни ночью, ни днем.

– Ты последнее время совсем расклеился. Что произошло? – снисходительно осведомился пегас, отходя и давая другу встать.

– Ничего особенного. Просто… – Крэлкин даже не знал, как сказать. – Я проиграл, Альтус. Я проиграл, капитулировал, поднял белый флаг. И теперь единственное, что мы можем сделать, – ждать разрешения ситуации.

Пегас посмотрел на него немного с отвращением, немного с удивлением.

– Я привязался к этому миру, – признался он после непродолжительной паузы и вызвал у земного пони искру интереса в глазах. – Но всему свое место, Крэлкин, как ты не понимаешь?

– Понимаю, но не принимаю, – грустно отозвался белый чужак.

– Можешь не принимать, но поесть обязан. Пошли, а то на меня опять волком все смотреть будут. Сегодня вроде должна быть Пинки Пай.

– Кексики? – осведомился жеребец со слабой ухмылкой. Это было, пожалуй, единственное, чем он мог себя сейчас порадовать.

– Они самые, – улыбнулся друг в ответ.

– Ладно, уговорил, но только в этот раз, – предупредил тот.

– В другой раз я не буду спрашивать разрешения у ЭплДжек на счет твоей двери.

Альтус невольно приподнял настроение Крэлкину. На обед действительно пришла Пинки Пай, но кексиков не принесла, а принесла конфет. Пинки, будучи душой компании, развлекала гостей шутками и веселыми играми. Бывший человек смеялся наравне со всеми, но в глубине души все это было ему противно, и он уже прощался с этой удивительной розовой пони. Где он еще найдет такую подругу или друга у себя в мире? И дадут ли ему это сделать надоедливые маги? Да и как отличить нормального человека от психа или морального урода? И сколько нормальных людей вообще осталось?

Ощущение безысходности нахлынуло на него с новой силой, когда Пинки ушла, прыгая по дороге и напевая под нос задорную песенку. Было приятно осознавать, что он был кому-то нужен, как друг, а не как информационный придаток, но сейчас эта иллюзия была развеяна. Вновь боль нахлынула на его сердце и вновь оно предательски сильно сжалось. Тишина и покой ночи не давали заснуть Крэлкину. Он жил по другим правилам и принципам, которые лишь косвенно затрагивали мир пони. И ему не хотелось разрушать свою иллюзию бытия, которая уже была в его руках. Но он понимал, что сам уничтожил и растоптал ее своими ненужными интригами.

«Но если бы я не строил своих планов и лежал, как бурдюк с водой, то меня бы все равно отправили назад. В конечном счете, я не могу противостоять магам обоих миров. Ни моего, ни Эквестрии. И если бы я больше внимания обращал на аспект магии, если бы я только воспользовался теми генами, которые мне предоставили с самого начала... Возможно, у Селестии были планы на меня, как на единорога. Тогда бы меня не прогоняли так быстро, и я бы смог побороться за свое место под солнцем. Но сейчас… Сейчас мое природное всепоглощающее праздное любопытство поставило крест на моей жизни. Если бы я не искал универсальные гены, самые лучшие аллели, то я бы стоял сейчас где-нибудь под палящим солнцем, орудуя магией направо и налево и выполняя для Селестии ту работу, которую обычные пони не должны выполнять. И тогда бы я стал походить на Альтуса, на человека действия, но я не такой. Я бы не смог так долго прожить, мне необходим физический и духовный покой».

XII

За окном темнело небо, и разыгрался сильный ветер, грозясь выбить окна, а в библиотеке было по-прежнему тихо, тепло и спокойно. Десятки ламп со светлячками внутри заливали большое помещение ярким светом, захлестывая волной бардак, который учинили единорожки при тренировке. Твайлайт сидела на стуле, отдуваясь и переводя дыхание. Трикси была напротив нее и смотрела в слегка обгоревший фолиант, вчитываясь в какие-то формулы. Книги были разбросаны по всему полу. Только неделю спустя после инцидента с Крэлкиным у них получилось наладить четкую связь между собой.

Единорожки с пользой провели ночь. Спайк приготовил им еду на все время их тренировок, и они сели за стол восстановить силы, предварительно убрав с него всю литературу, кроме одного печатного издания. Поедая бутерброды с маслом и свежий овес, они не разговаривали достаточно долго, пока трапеза не закончилась продолжительным чаепитием и рассматриванием малоинтересной литературы. Трикси, выяснив все, что хотела, отложила старый фолиант, взяла художественную книгу про Дэйринг Ду и неспешно, с нескрываемым отвращением перелистывала страницы, лишь на несколько секунд задерживаясь и вчитываясь в содержание.

– Твайлайт может гордиться собой, – объявила фокусница, ставя на стол пустую чашку и откладывая книгу.

– Спасибо, – поблагодарила ее лиловая пони. – Ты тоже начинаешь угадывать мои мысли.

– Работа Трикси не сложная, – отмахнулась та, намеренно делая комплимент сопернице.

Ученица Селестии хихикнула.

– Давай последний раз. Мне начинает нравиться заниматься с тобой этой магией, – сказала она.

Голубая единорожка ничего не ответила, но вставать не пожелала, осматривая разбросанную литературу на полу.

– Трикси надо еще немного отдохнуть.

– Может, еще овса? – проявила заботу о госте библиотекарша.

– Пожалуй, пока хватит.

– Я хочу попробовать увеличить поток магии, – отрешенно объявила кобылка, смотря куда-то верх.

– Твайлайт надоел ее дом? – также отрешенно бросила Трикси.

Казалось, что данная тема была поднята лишь для поддержания дружеского разговора.

– Почему? – не поняла лиловая единорожка.

– Если Твайлайт выделит слишком много магии, то ее дом сметет вместе с частью Понивиля, – объяснила фокусница.

Пони задумалась. Трикси была, безусловно, права, но мощь магии стала интересовать и притягивать ее. Ощущая силу, умноженную в несколько раз в своих копытах, Твайлайт видела себя, спасающей всю Эквестрию от большой медведицы. Она могла вместе с Трикси заменить Элементы Гармонии и победить Дискорда на его же поле боя, по его же правилам. Гостье не понравилось блаженное выражение мордочки библиотекарши, и она спросила:

– О чем думает Твайлайт?

– Я размышляю о том, насколько сильным может стать наш дуэт, – сказала в порыве кобылка. – Мы же сможем победить абсолютно всех, кого захотим.

– Трикси не разделяет энтузиазма Твайлайт. Магия, помимо силы, имеет свою природу. У единорогов одна природа, у звездных зверей – другая, у Элементов Гармонии – третья, у пегасов – четвертая, у драконов – пятая и так далее. Даже у земных пони есть природа магии. Трикси удивлена, что Твайлайт ничего не знает о природе магии.

– Я где-то об этом читала, – призналась ученица Селестии, – но не придала значения. Никто не может повлиять на природу магии другого происхождения.

– Кроме одной магии. Элементов Гармонии.

– Погоди, ты хочешь сказать, что Элементы Гармонии могут изменять природу магии?

– Отчасти, да. Их главная задача – подавлять или вытеснять другую магию. Больше они ничем не полезны.

– Как это было с Найтмэр Мун и Дискордом, – произнесла лиловая пони, понимая, к чему ведет ее собеседница.

– Магия Элементов Гармонии – особая магия, состоящая из десяти составляющих.

– Десяти? – удивилась библиотекарша и стала перечислять: – Элемент Щедрости – это Рарити. Элемент Смеха – это Пинки Пай. Элемент Верности – это Рэйнбоу Дэш. Элемент Правды – это ЭплДжек. Элемент Сострадания – это Флаттершай.

– Элемент магии – это Твайлайт, – закончила Трикси. – Но Твайлайт забыла, что из всех этих Элементов две пони – пегасы, две пони – единороги, а две – обычные земные пони. Совпадение? Трикси так не считает. Это нам дает еще три составляющих: пегасы, единороги и земные пони. Также необходимым правилом для высвобождения магии Элементов являются камни – последняя составляющая. Те ожерелья и тиара, которые одевают подруги Твайлайт и сама Твайлайт. Только эти десять составляющих могут…

– Подожди, в твоем рассказе нет логики. Как все знают, Принцесса Селестия использовала раньше Элементы Гармонии для того, чтобы победить Дискорда и Найтмэр Мун.

– Принцесса Селестия и Принцесса Луна – аликорны, – устало объяснила фокусница.

– Аликорны обладают природой магии всех пони вместе, – догадалась собеседница.

– Твайлайт поняла.

– Ты права, – лиловая пони немного опешила от такого откровения. – Но откуда ты знаешь?

– Трикси не считает, что не все знания можно получить только из книг. Иногда нужно подключить и голову.

– Ладно, давай разложим книги по местам и на сегодня закончим.

Гостья согласилась. Единорожки встали на свои привычные позиции и начали работать вместе. Подняв все книги разом и выстроив в ровные ряды, Твайлайт в воздухе начала их упорядочивать, даже не смотря на обложки и не читая выцветшие буквы на них. Огромный поток магии изменил восприятие мира лиловой кобылки, и она видела суть вещей, а не их вид. Она чувствовала, какие знания хранила та или иная книга и моментально перемещала их, меняя местами. Почувствовав усталость, она разом задвинула все книги на полки и повалилась на пол, прервав связь между ней и Трикси. Фокусница тоже повалилась на пол и потеряла сознание.

– Неужели такие приемы отбирают так много силы? – прошептала под нос Твайлайт, смотря на лежащую напротив нее единорожку. – Сможем ли мы тогда разорвать материю между мирами?

Перенеся Трикси на второй этаж к себе на кровать, Твайлайт повалилась рядом и тут же заснула.

Утром она проснулась очень поздно от шума внизу. Причесавшись, она спустилась вниз и увидела, как Спайк пересматривает книги, некоторые скидывает в небольшую кучу и частично переставляет местами. Большинство, конечно, библиотекарша смогла отсортировать правильно, но на большее у нее не хватило сил. «Неужели Крэлкин говорил о времени применения данной способности, когда мы говорили последний раз?» Трикси сидела за столом и наблюдала за дракончиком. Перед ней стояла пустая тарелка и кружка.

– А вот и Твайлайт проснулась, – сказала фокусница, заметив единорожку с растрепанной гривой, спускающуюся по лестнице.

– И тебе доброе утро, – ответила пони и улыбнулась. – И тебе доброе утро, Спайк.

– Ничего себе утро, – посетовал дракончик. – Уже давно обед.

Живот хозяйки дома знаний заурчал, как только та спустилась, и она смущенно улыбнулась.

– Сейчас принесу покушать, – сказал помощник, положив книгу на свое место, быстро слез с лестницы и направился на кухню.

Проводив его взглядом, Трикси заметила как бы, между прочим:

– Хороший у Твайлайт слуга.

– Он не слуга, а помощник, – запротестовала библиотекарша.

Повисла неловкая тишина.

– Трикси благодарит Твайлайт за ночлег и обед.

– Не стоит, – серьезно произнесла лиловая волшебница. – Тебе было удобно?

– Да, очень. Я практически восстановила силы. Думаешь, что мы уже готовы разорвать пространство?

– Думаю да. Завтра мы переместим мел. Необходимо быть уверенными, правильно ли мы все делаем.

Трикси задумалась и согласилась.

– Разумно, если Твайлайт хочет оставить чужаков в живых. А если никакого пространства нет? Что, если теория, в которую верит Твайлайт, ложна?

– У тебя есть другие объяснения? – спросила ученица Селестии. Спайк выбежал из кухни с большой тарелкой овса и пастой в одной лапе и ромашковым чаем в другой. Единорожка облизнулась, когда все это было поставлено перед ней, и поблагодарила дракончика. Тот ничего не сказал и, молча, отправился расставлять книги по местам.

– Приятного аппетита, – сказала Трикси.

– Спасибо. Но все же, что на счет идей, откуда могли прибыть Крэлкин и Альтус, – спросила пони, набросившись на еду.

– Никаких теорий. Трикси не видит никакого логического объяснения этому обстоятельству. Возможно, просто случайность.

– Теория хаоса? – предположила кобылка.

– Твайлайт понимает, о чем говорит Трикси.

– Сколько тебе надо времени, чтобы полностью восстановить силы после завтрашнего разрыва пространства?

– Два дня, полагаю.

– Хорошо, значит, через три дня мы отправим наших гостей домой, – сказала подавленно единорожка.

Трикси кивнула. Встала, прошла до двери, но там остановилась и, не разворачиваясь, произнесла:

– А ты уже подумала, что ты будешь делать, если ничего не получится?

По спине Твайлайт пробежал холодок, но Трикси уже ушла, оставляя за собой обеспокоенность.

XIII

Твайлайт пришла к Крэлкину на ферму перед тем, как она должна была отправиться с Трикси за окраину Понивиля, чтобы переместить мел. Жеребец лежал на кровати, подложив подушку под грудь и сбив одеяло у задних копыт. Он бесцветными глазами смотрел на картинку блеклого желтого сорняка из энциклопедии. Единорожка постучала в открывшуюся дверь, привлекая внимание, но тот даже не посмотрел в ее сторону. Кобылка обеспокоилась его состоянием и подошла к кровати жеребца с озабоченным выражением на мордочке.

– Я знаю, что это ты, Твайлайт, – сказал жеребец до того, как гостья что-либо произнесла.

– Привет, – сказала она дрогнувшим голосом.

– И зачем ты снова пришла мучить меня? Видишь, я уже покорился. Стараюсь отречься от этого мира всеми возможными способами. Я даже не выхожу на улицу, пытаюсь не смотреть на пони. Даже избегаю бросать взгляд в сторону Альтуса.

– Крэлкин… – прошептала она, не зная, как утешить чужака.

– Знаешь, Твайлайт, я думал, что я смогу тут остаться, что вы не найдете такой мощи, которая бы смогла разорвать пространство и отправить нас назад. Но я ошибался. Я с самого начала заблуждался на счет магии этого мира. И это сыграло со мной очень злую шутку.

– Что ты такое говоришь?

– А еще меня посещают странные вспышки эйфории, как будто кто-то влезает в мою голову и разбрызгивает яркие краски перед глазами и в сознании, заставляя смотреть на все вокруг по-иному. И мне не нравится красочный мир, который я вижу. Я вижу лишь ложь. Эти вспышки неконтролируемой радости возникают спонтанно, повсеместно и беспричинно. И самое страшное в этом то, что весь мой груз проблем сваливается с меня. И я остаюсь незащищенным, словно улитка на скоростной автомагистрали.

– Я тебя не совсем понимаю.

– Да и не поймешь. Я уже сам себя не понимаю. Я думал построить свою новую жизнь здесь, но, как видно, вы решили иначе. – Крэлкин вздохнул и закрыл глаза. Горький ком встал поперек горла, и он едва сдержал слезы. – Не будет для меня нормальной жизни нигде. Твайлайт, думаешь, что я хотел бы тут оставаться, не будь у меня места в своем мире? Места, куда можно было бы вернуться? Умиротворенного уголка, где я могу не надевать маску злобы и безысходности, и играть чужую для меня роль. Я уже давно не могу найти покоя, не могу найти своей цели, не могу найти своей мечты. Я многое потерял, многое забыл, многое упустил. Я не могу полюбить, потому что я всегда нахожусь в опасности, потому что я всегда под прицелом других магов, так тщательно следящих за каждым моим шагом. С другой стороны, мою любовь убила общество, в котором я варился более двадцати лет своей сознательной жизни. И я привык примерять маски. Если мне надо быть хорошим и добрым, то я был таковым, если во мне видели лишь зверя, то я подчинялся правилам толпы и следовал общему зову. И я перестал верить во все бредни и сказки о любви и настоящей дружбе. Все это было пылью в моих глазах. Если бы я мог остановиться и отдохнуть, хотя бы несколько лет, хотя бы несколько месяцев, я был бы счастлив. И знаешь, Твайлайт, я счастлив. Потому что этот мир подарил мне тот жизненно необходимый отдых, о котором я мечтал. Но я сделал ошибку.

– Ошибку?

– Да, я сильно привязался к этому миру. Меня выбили из колеи те вспышки эйфории, и я сдал позиции. Я привязался. Я понял, что этот мир для меня лучше, но я не думал, что меня смогут прогнать отсюда. Вот тут я допустил ошибку, которая до сих пор сидит в моем сердце. Она скребет по нему до сих пор и не дает принять правильные решения. Я, наверное, просто уже боюсь их принять. Да и если не побоюсь, то не приму по другим причинам.

Твайлайт смотрела на него с непониманием и сожалением.

– А теперь, прошу, уходи. Я не хочу больше разговаривать.

– Крэлкин, я тоже не хочу, чтобы ты уходил, – подала голос единорожка, но земной пони ее перебил:

– Я не услышу ничего нового. Не надо произносить лишних слов, смысл которых заранее известен.

Твайлайт замолчала. Она прониклась болью жеребца, но у нее в сердце тоже была своя боль. Своя тоска по этим чужакам. Она тоже привязалась к Крэлкину, как он привязался к ее миру. Он был не такой как все. Он был целеустремленный, четко видящий свою цель. Но он всегда выбирал неверные пути для достижения своих замыслов. Он отчаялся, когда не смог сжечь книгу. Уничтожить то единственное, что связывало его с тем миром, из которого он пришел. Он просто боялся своего пространства и боялся до сих пор. Поэтому он и ведет себя агрессивно, потому что другого выхода у него не остается.

XIV

Крэлкин услышал новость последним: Твайлайт и Трикси успешно провели перемещение мела сквозь пространство. И его сердце перестало биться так, как раньше, а осознание этого опустошило его душу целиком. Он полностью потерял веру в окружающий его мир. Теперь он воспринимал его, как вражескую технику подчинения сознания. Так ему было проще проститься с тем, что ему приглянулось. Но с тех пор, как он принял новые правила игры, начал больше бояться уходить от пони. Он видел в них опору и защиту, пусть и призрачную, но он не хотел отпускать этот щит ни в коем случае.

На следующий день Крэлкин и Альтус должны были уйти и оставить частичку себя здесь. Завтра днем все закончится, и он проснется рядом с трупом Альтуса где-то на заброшенном складе и все случившееся на протяжении практически месяца покажется лишь сном, больным воображением, выдумками идиота. И потом будут пытки. Его мозг невольно рисовал эти страшные картины своего будущего, потому что другого логического объяснения тому, что они попали сюда, он не видел.

Но в глубине души Крэлкин лелеял надежду, что они действительно в параллельной реальности, в альтернативном мире. Ему был приемлем любой вариант, лишь бы это не было вражеской магией. Но он не хотел возвращаться в свой мир ни под каким предлогом, чем бы ни являлась Эквестрия. Жеребец даже пытался убежать, охваченный страхом, но Трикси с помощью Твайлайт схватила его уже далеко от Понивиля и привела назад в магической клетке. Он злился, ругался, огрызался, но ничего не мог поделать против магии единорога. Теперь он был заложником ситуации. И ему ничего не оставалось, как бесцельно прожигать последние дни в Эквестрии, закрывшись от всего, что напоминало ему о мире.

«Это конец», – думал он, жалея себя.

Но как он мог закрыться от мира, если постоянно слышал перестук копыт по деревянному полу, разговоры между ЭплДжек и другими пони, веселые рассказы меткоискателей? Он не мог отвлечься, потому что как только раскрывал глаза после длительного сна, видел комнату, предоставленную ему фермершей с обветшавшей мебелью и окном, лишенным занавесок. Он чувствовал кровать, на которой спал не первый раз. Он чувствовал запах, которым пропахла ферма. Это все те отрывки реальности, которые сколачивали образ его нового, потерянного дома.

Вечером, перед тем, как Крэлкин и Альтус должны были уйти домой, Пинки Пай устроила вечеринку в “Сахарном уголке” в тесной компании. Туда пришли лишь те, кто знал об их истинном происхождении. Пинки Пай была веселой, как всегда, но об играх и речи не было. Флаттершай пришла вместе с кроликом, который терся возле нее с сердитым видом, сама же пегасочка с сожалением и тоской смотрела на Альтуса. ЭплДжек старалась сохранять фальшивую радость на мордочке, но иногда наружу пробивалась горечь и разочарование от скорого расставания. Рэйнбоу Дэш открыто грустила и терлась около Альтуса. Все-таки Крэлкин еще раз убедился, что его друг был популярен. Твайлайт же не скрывала, что теряла частичку себя. Все пони были в той или иной мере в подавленном состоянии.

Но Крэлкин не понимал, почему о них, о чужаках, грустит даже Рарити. «Они же знали, что мы уйдем, так почему совершили оплошность и приняли нас, как равных? Почему не оградились от чувств, эмоций? Почему не оставили голый скелет личности? Неужели это все настолько было им безразлично, что они не задумывались, что будет так больно?»

Внезапно он почувствовал вспышку, которая управляла его сознанием. Взгляд опять помутился, и все тайные эмоции выплеснулись наружу. Крэлкин даже не противился этому, принимая все, как должное. Он даже захотел еще раз почувствовать ту эйфорию, которая неоднократно накрывала его волнами блаженства. Увидев всех в сборе новыми глазами, земной пони почувствовал, как его сердце сильно сжалось, кольнуло, и полились слезы. Он сел на пол уже не в состоянии пошевелиться. Внутри все ныло, и на душе было противно. Жеребец ожидал, что его подхватит поток радости, но сейчас все, что он чувствовал в душе: боль, страдания, страх – выплескивалось наружу. Твайлайт единственная подошла к нему и попыталась успокоить, но он ее больше не слышал. Как было тяжело понимать, что ты больше не останешься в новом доме, что даже больше его не увидишь. Каждая пони врезалась в его сердце ядовитым клинком, и теперь их образы и упоминания о них бередили душу. Шесть пони остались навсегда в сознание каменными изваяниями, и теперь он не сможет забыть их, вырезать, как неудавшийся фрагмент жизни. Теперь он не сможет их переступить, как тот случай с собакой. Он понимал, что его сознание оказалось пленником этого мира. Пустые звуки, доносившиеся отовсюду, лишь усугубляли положение.

– Возьми себя в руки, – сказал грубый голос, и Крэлкин моментально перестал плакать, вырвавшись из плена вспышки скорби, и посмотрел в глаза говорившего. Альтус был тверд, как никогда. – Мне тоже больно отсюда уходить, я тоже не хочу расставаться с друзьями, которые у меня тут появились. Флаттершай, Рэйнбоу Дэш и ЭплДжек. По ним я буду особенно скучать. Так же, как ты будешь скучать по Твайлайт. Но я тебя умоляю, скучай дома.

Бывший маг кивнул, не понимая, с чем соглашается. После того, как он освободился от новой вспышки контроля его подсознания, легче не стало, стало стыдно за свое поведение.

Вечеринка напоминала посиделки: все пони собрались за одним столом и вспоминали о всяких мелочах, которые произошли с ними за столь короткое время. Крэлкин не ел, не смотрел по сторонам, и разговаривать ему совсем не хотелось. Он лишь слушал, сложив копыта перед собой и пытаясь отойти от всего того бардака, что остался у него в душе после произошедших событий.

Неожиданным гостем стала Трикси, которая пришла незадолго до полуночи, когда все уже хотели расходиться. Она зашла гордой походкой, при полном параде. Окинув всех холодным взглядом, позвала Крэлкина на улицу, чтобы поговорить. Нехотя жеребец поднялся и пошел за единорожкой под напряженным взглядом Твайлайт. Двое пони вывалились на мороз под лик серебристого месяца.

– Я так полагаю, что ты меня не на прогулку вытащила, – сказал отрешенно чужак уставшим голосом. Теперь, после того, как он смог немного покопаться у себя в голове, он разобрал основные эмоции и разложил в те ниши, которые были заготовлены специально для них. Единорожка в новом свете представлялась большой надоедливой мухой, которая сует свой хоботок не в то варенье.

– Трикси хочет узнать, как Крэлкин преобразовал себя и Альтуса в тело пони.

– Тогда тебе необходимо почитать книги по научным дисциплинам, а потом задавать вопрос, – отмахнулся жеребец.

– Отвечай, – требовательно заявила голубая пони.

– Я это и пытался сделать на протяжении всего своего пребывания в этом мире. Только информация бы перешла непосредственно Принцессе Селестии.

– Неужели так трудно ответить? – изумилась единорожка.

– Намного труднее, чем ты думаешь, – ответил смиренно пришелец. – Что ж, Трикси, ты победила. Я только хочу спросить: это Селестия промыла мозги Твайлайт или все же ты?

– Твайлайт слишком верит принцессе, чтобы слушать мнение со стороны.

– Значит, то, что я делал, – впустую. Селестия меня переиграла еще до того, как игра началась.

– Прискорбно осознавать, но Крэлкин вернется домой с теми знаниями, которые есть у него в голове. Трикси была бы заинтересована в продолжительной беседе с ним.

– А вот я – нет, – огрызнулся тот. – Я тебе ничего никогда не расскажу, как бы сильно ты меня не просила.

Фокусница презрительно фыркнула и пошла прочь от пекарни. Жеребец проводил ее печальным взглядом. «Буду ли я скучать даже по этой выскочке? Наверняка, буду. Хоть как она мне и не нравится, но она тоже не делала мне ничего плохого. Она просто, как и я, добивается своей цели, несмотря ни на что. Но в данном случае, у меня не было даже малейшего шанса на успех».

XV

Крэлкин проснулся и валялся до самого прихода Твайлайт и Трикси, не желая завтракать и обедать, не зная, как отреагирует на появление чужеродной еды его мир. Вставать не хотелось, а куда-то идти – тем более. Отчаяние черной тучей заволокло все уголки его сознания, как бы он не противился. Даже после упорядочивания всех своих мыслей, он не мог бороться с неизбежным.

Кобылки пришли после обеда. Они были уверены в себе, и ни одно движение не вызывало сомнений, что они готовы. Бросив жалобный взгляд на вошедшую в его комнату лиловую единорожку, он был одарен теплой, но грустной улыбкой.

– Пора, – прошептала Твайлайт и проконтролировала, чтобы он вышел следом. Трикси замыкала их цепочку. Крэлкин понимал, что фокусница ему не только не доверяла, но и испытывала внутреннюю неприязнь, с которой он уже, не хотел никак бороться. «Все кончится быстрее, чем я смогу подумать об этом», – заключил земной пони.

Волочась хвостом за крупом Твайлайт, он все еще не хотел верить, что уходит. Пинки, Дэш, Шай, ЭйДжей и Рарити решили до конца проводить пришельцев. Выйдя на улицу, Крэлкин не мог насмотреться на чужой ему мир, ставший практически новым домом. Он жадно рассматривал неказистые заснеженные дома, голые ветки деревьев, играющих жеребят, пони, мирно беседующих друг с другом.

Разноцветная цепочка потянулась из города в сторону огромного заснеженного леса, который когда-то играл янтарными красками осени на горизонте. Сейчас он стоял белый, выражая грусть всем своим видом. Крэлкин, будучи человеком, понял необычное естество леса, но так и не успел изучить его девственную природу. Просто не было времени.

– Это Вечносвободный лес, – пояснила Твайлайт, увидев немного заинтересованный взгляд жеребца. – Он так называется потому, что тут все происходит само собой: пони не управляют тут погодой, растениями, не заботятся о животных.

Чужак кивнул и опустил голову. «А вот и тот Вечносвободный лес, в котором живет некий зельевар и в который меня хотела отправить Принцесса Селестия при первой нашей встрече. Жаль, что я так и не смогу посмотреть на зелья, отвары и эликсиры этого мира. Я больше не смогу ничего тут увидеть и узнать. – Ему было тяжело передвигать ватные ноги. – Копыта не слушаются совершенно, как и голова», – подумал он. Трикси следила за каждым шагом белого земного пони во время их шествия. Крэлкин чувствовал тяжелый взгляд надзирателя на своей спине, но не мог ничего поделать.

– Пришли, – сказала фокусница. – Достаточно далеко от города.

Все посмотрели на Понивиль, кроме Крэлкина. Он рассматривал снег под копытами. Он достаточно насмотрелся на здешний мир и теперь готовился вернуться в городские трущобы старого дома.

– Встаньте сюда, – сказала Твайлайт, указывая копытом на снег. – Будет, наверное, больно, но мы позаботимся о вас и вернем в тех телах, в которых вы прибыли сюда.

Лиловая единорожка взяла чернила, тонкую кисть и нарисовала на спине нежно-красного пегаса и белоснежного пони одинаковые знаки. Рог единорожки засветился и знаки исчезли. «Эта магия похожа на магию рун. Но, почему я ее раньше нигде не видел? Или я просто не искал?» – пролетела мимолетная мысль в голове бывшего мага.

– Трикси хочет знать, что это было?

– Это очень древняя магия, – сказала Твайлайт. – Я тебе потом дам книгу почитать.

Голубая кобылка промолчала, сохраняя каменную мордочку.

– Вихрь, как и договаривались? – уточнила она.

– Да, вихрь. – Ученица Селестии обратилась к подругам: – Отойдите подальше, иначе вас тоже может туда втянуть.

Единорожки так же встали поодаль, чтобы Альтус и Крэлкин оказались ровно между ними. Зарывшись в ледяной снег копытами, Твайлайт отчетливо кивнула и начала принимать потоки магии, исходившие от Трикси. Рога их засветились слабым белым светом. Огромное количество магии поступало от фокусницы. Лиловая пони еле успевала обрабатывать ее, закручивая вихрь вокруг жмущихся друг к другу друзей. Поток окреп и начинал усиливаться, но единорожки уже установили отчетливую связь, и Твайлайт с легкостью работала с такими колоссальными потоками энергии.

«Все, как и вчера с мелом. Установить контакт с Трикси было несложно, но закрутить магию вокруг двух пони, не навредив им, – очень проблематично. То, что мы с Трикси придумали, было просто и гениально. Необходимо было разорвать пространство не вокруг Крэлкина и Альтуса, а рядом с ними, образовать некое подобие портала. Альтус был проинструктирован, чтобы они прыгнули туда вдвоем. Крэлкин может сопротивляться, но Альтус его затолкает туда силой, если понадобится. Я доверилась ему, потому что он не хотел оставаться в этом мире с самого начала. Времени у них немного, неизвестно, сколько еще мы сможем держать пространство разорванным».

Вихрь, состоящий из белой жидкости, появился из ниоткуда, плавно материализовавшись перед пони, и укрыл в себе двух друзей. Слезы брызнули из глаз Твайлайт, но она не потеряла концентрации, доводя дело до конца. Увеличив насыщенность магии до предела в одной точке, она почувствовала, как разорвала пространство. Куда был проложен путь, ей было известно: она потратила последний день, чтобы понять, как разрывать материю правильно, но не до конца поняла теорию. Сделав наскоро расчеты, она положилась на них при выполнении техники. Высвободив последнюю магию и разрывая материю до необходимых размеров, она продержалась еще минуту, удерживая разрыв материи, но как только поток от Трикси прекратился, белый вихрь рассеялся, сопровождая свое исчезновение оглушительным взрывом.

Глава 5

I

Крэлкин очнулся и лежал некоторое время с закрытыми глазами, слушая тяжелый перестук дождя по стеклу, а тело что-то неприятно стягивало. Он опасался, что будет прикован к холодному железному стулу, но ничего подобного не ощущалось, и это вселяло надежду на лучшее. Он лежал в кровати, накрытый теплым одеялом, преданный своим мыслям. Он ощущал непроизвольно разливающуюся умиротворенность в душе и, казалось, что ничто не могло нарушить этого чувства. Рядом кто-то тихо сопел, но Крэлкин не обратил внимания на этот звук, лениво размышляя над тем, где он оказался и что ему теперь делать. Но в голове было пусто, он ничего не мог придумать. «Значит, все-таки, я попал в мир людей, как бы ни пытался остаться, – подытожил маг. – У пони сейчас шел бы снег, а тут дождь. Где же Альтус? Возможно, он спит рядом со мной. Но, где я?» Попытавшись шевельнуться, чтобы осмотреть помещение, он понял, что намертво привязан к кровати ремнями и все страхи, будоражащие его ранее, вновь охватили душу и сердце и сковали прочным узлом безысходности страха.

Принюхавшись, он учуял противный запах лекарств, так нелюбимых еще с детства. Он немного поморщился и попытался сжать пальцы в кулак, но у него ничего не получилось. Он резко распахнул глаза и в ужасе уставился перед собой в белоснежный ровный потолок. «Неужели мне отрезали пальцы? Чтобы я не смог использовать руны? А потом в больницу привезли и приковали, чтобы не сбежал и не умер от потери крови? Нет, это бред. Я и так смогу нарисовать руну, мне лишь надо будет больше времени. – Он протяжно застонал. – Не нравится мне все это, ох, как не нравится. Надо уходить, пока еще не поздно. Хотя, что же считать за “поздно”? Поздно стало тогда, когда я проиграл этой Трикси! Да, чтоб она пропала пропадом!»

Крэлкин закрыл глаза и попытался успокоиться. «Возможно, я все еще в мире пони, но меня связали по каким-то другим причинам. Потому и пальцев не чувствую. Но есть же хвост! – Он попытался пошевелить им, но и его он не почувствовал. – Черт, неужели я действительно стал человеком? Надо вспомнить, что же произошло? – Мысли лихорадочно заработали, хотя еще вязли в болоте сна. – Альтус и я стояли посреди снега далеко от Понивиля. Потом Трикси и Твайлайт закрутили поток энергии вокруг нас. Рядом открылся проход в пространстве, похожий на лист разорванной бумаги, и Альтус бесцеремонно толкнул меня в этот разрыв. Они явно подговорили его, чтобы все прошло так, как им надо. А там я ударился боком о такой же вихрь из белой энергии, которым оградили нас единорожки, и уже на другой стороне портала я потерял сознание от боли. Наверное, шрам останется».

Внезапно послышался знакомый надменный голос, приглушенный закрытой дверью палаты, но кто это говорил, Крэлкин еще не мог разобрать, да и не хотел. Он еще и еще раз прокручивал ситуацию в голове, проверяя, не упустил ли какой мелочи. «Неужели, чтобы открыть портал, силы и желания единорожек было недостаточно? Необходим был счастливый случай, который и произошел? Возможно, необходимо организовывать разрыв материи из обоих миров, чтобы это была действительно дыра между параллельными вселенными? Если это так, то ни Твайлайт, ни Трикси не ведали того, что творили. Но, даже если это и так, то я не понимаю, что спровоцировало существ другого мира открыть точно такой же портал в то же самое время?»

– Ты не смеешь меня задерживать, я… – донеслось из коридора.

– Мне все равно, кто Вы, – отвечал другой голос. – К нему нельзя! Он уже три дня не приходит в себя.

– Я его быстро приведу в чувства.

Перебранка продолжалась довольно долго, и хозяева голосов планомерно приближались к палате Крэлкина. Он умолял судьбу, чтобы они прошли мимо, но дверь распахнулась, впуская пришельцев, и земной пони раскрыл глаза от неожиданности. «Значит, все-таки шли ко мне. Если судить по разговору, то я валялся без сознания три дня. Неужели это правда? И кто пришел навестить меня? Неужели Гресмит или его подручные? Он давно охотится за моей головой и не брезгует никакими методами для достижения своей цели, даже самыми грязными и низкими. Вот только его методы на меня не действовали. Но он больше всех мне надоедал. Постоянные гонения с его стороны и стороны его прихвостней, новые, более сильные маги в его команде. Сам он был довольно посредственным волшебником, но настойчивым стратегом. Он даже несколько раз ставил меня в неловкое положение, когда приходилось использовать скрытые техники, а один раз я даже был вынужден использовать “слепой” переход. И это был мой предпоследний прыжок».

– Я же говорила, что он очнулся, – произнес надменный женский голос. – А теперь оставьте меня с ним, мне нужно серьезно поговорить!

– Но… – замешкался собеседник.

– Немедленно! – прикрикнула та.

«Женщина? – удивился Крэлкин. – Значит, это не Гресмит. Сам он лично наверняка побоялся бы прийти, потому и послал одну из своих пешек. Но до чего же знакомый голос! Кто она такая?»

Крэлкин попытался повернуть голову, но не смог. Он еще не оправился ни ото сна, ни от стресса, который пережил организм, и был слаб, а ремни, стягивающие все его тело, не давали ему сделать ни малейшего движения: даже дышать было тяжеловато. И все, что оставалось больному, – смотреть в потолок и дожидаться своей участи.

Дверь захлопнулась, и кто-то зацокал по деревянному полу в напряженной тишине, направляясь к его больничной койке. «Цокот, – подумал он. – Как бы я хотел, чтобы это были пони». Перед Крэлкиным показалась знакомая темно-синяя остроконечная шляпа, щедро усыпанная мириадами звезд, за ней – длинная белесая грива и, наконец, злобная мордочка Трикси. Пациент дернулся на кровати от неожиданности, но ремни прочно держали его.

«Значит, я все еще в мире пони? Как такое могло произойти? Мы же прыгнули! Это успокаивает, но и настораживает. Мы с Альтусом должны были скакнуть. Неважно куда, но скакнуть. Остаться мы не могли. Разрыв материи – это опасная вещь. Она может повлечь большие последствия для обоих миров, – из которого совершается разрыв, и в котором совершается разрыв. Но это лишь теория множественности миров, которая гласит, что при разрыве пространства должно произойти перемещение материи, неважно куда, иначе оба мира грозят схлопнуться. Все же не могу поверить, что между мирами стоит лишь одна тонкая грань стены материи. Их должно быть, как минимум, две, а между разнородными пространствами – какой-то наполнитель. Тогда и пространство-материя должна выглядеть, как отдельные комнаты, разделенные между собой коридорами. В этом случае необходимо образовывать две пространственные дыры: в каждом из миров. Но как тогда я умудрился свернуть пространство настолько глубоко? Да и как я вообще нашел край материи в своем мире? Нет, обе теории нелогичны и неправдоподобны. Должно быть что-то еще, но что?»

– Не дергайся! – предупредительно прошипела единорожка.

– Я пони? – робко спросил Крэлкин.

– Это сейчас не важно! – заключила Трикси и выскользнула из его взгляда.

«Она злится. Очень сильно злится, – заключил чужак. – Значит, у нее и Твайлайт ничего не получилось. Значит, я до сих пор пони. Значит, я до сих пор в Эквестрии. Значит, меня не смогли вытолкнуть, как бы они не старались. Необходимо теперь разобраться, почему я и Альтус сделали круг и вернулись туда, откуда пришли. Теперь эти знания могут быть полезными, чтобы понимать природу материи данного мира. Однако без зельеделия это все пустые, ничего не значащие, слова. Да и природу магии пони я не до конца понимаю. Особенно не понимаю до конца технику, которой пользовались Трикси и Твайлайт. А это значительный пробел в моих знаниях».

Внезапно Крэлкин рассмеялся во все горло. Рассмеялся до боли в животе, до слез, выступивших на глазах. Он даже не понимал, почему ему так смешно. Он просто веселился из-за того, что ему было радостно на душе от осознания, что все попытки справиться с его присутствием здесь пока что ничем не увенчались. «Мы с Трикси оба проиграли этот бой, теперь надо нанести ей ответный удар, чтобы она понимала, что я не такой уж и бесполезный игрок на арене. К тому же необходимо оградить ее от меня и Твайлайт, ведь использование техники соединения магий может и повториться, открывая новые и новые дыры в материи, – думал он сквозь смех. – Необходимо приготовиться к последующим действиям принцессы и Твайлайт, а Трикси отстранить. Наверняка принцесса уже оповещена о неудаче ее ученицы. И с этих пор будет идти еще более жестокая борьба против меня, как против чужака и нежелательного последствия причинно-следственных связей мирозданий».

– Нечего ржать! – прервала Трикси гогот больного. – Почему вы не прыгнули?

Крэлкин моментально помрачнел.

– Мы прыгнули. Меня Альтус вытолкнул, – недовольно оповестил жеребец.

– Ты лжешь, – ядовито отозвалась кобылка.

«Почему она прячется? Я хочу увидеть отчаяние в ее глазах».

– А смысл? Зачем мне лгать тебе? – не понял тот.

– Чтобы мы не попробовали отправить вас опять тем же путем домой.

Крэлкин опять рассмеялся. «Неужели она не поняла, что они сделали? Хотя я и сам не до конца осознал, что произошло, но это был точно не разрыв между мирами».

– Тебя бесит лишь то, что ты не получила то, что хотела, – сказал желчно земной пони со злорадной ухмылкой. – Хоть десять раз разорвите пространство, дело не сдвинется с мертвой точки. Вы упускаете важный момент, связанный с магией.

– Что ты можешь знать о магии? – презрительно спросила единорожка.

– Позови Твайлайт, – потребовал чужак. – Иначе вы будете тыкаться в стену, как слепые котята.

– Нет, ты не сможешь меня одурачить! – воскликнула фокусница, в ее голосе чувствовалась горечь от осознания безвыходности ситуации, в которой она оказалась. – Рассказывай все, что знаешь!

– Для начала освободи меня, – спокойно сказал жеребец.

– Для чего? Чтобы ты сбежал? – осведомилась она.

– Да куда мне бежать? Я вас уже не боюсь, вы ничего не сможете сделать! – парировал Крэлкин.

– Тогда почему пытался убегать раньше?!

– Ты хоть представляешь, каково это, терять свой дом? – спокойно спросил белый пони.

– Лживые речи! – прервала его Трикси.

– В любом случае, мне нужна литература и свобода действий, чтобы понять, что произошло на самом деле, верна ли моя теория и, возможно, рассказать вам.

– Да что ты можешь сказать? – вновь начала разгорячаться фокусница. – Ты даже не единорог!

Крэлкин попытался двинуться, изменить неудобную позицию на кровати, растереть затекшие конечности и узнать, что случилось с его хвостом, но ремни его цепко держали. «Как я хочу сейчас посмотреть в глаза этой выскочке, прочитать неуверенность в ее движениях, увидеть искривленные в отчаянии губы. И почему она так боится позвать Твайлайт? Она придет с кем-то? С Селестией, например? И, если Трикси не хочет рассказывать о своей промашке лидеру страны, то это не мои проблемы. Наверное, принцесса будет готова выслушать мои вопросы, и я уже готов дать свои ответы. Все слишком усложнилось и стало слишком запутанно, чтобы с этим можно было разобраться с наскока. Я даже не уверен, что длинные разговоры смогут прояснить ситуацию.

Неплохо было бы узнать, какие цели преследовала Трикси, чтобы на этом сыграть против нее. Неизвестно, какая информация может пригодиться в будущем. Она хотела получить лояльность от Принцессы Селестии. Но только ли лояльность? Какие еще цели она преследовала? Роскошь, знаменитость? Если так подумать, то установка такой связи требует большой сноровки и смелости. Удачно проведи она мое отбытие, и Трикси с Твайлайт стали бы одними из самых знаменитых единорогов в Эквестрии. А это и слава, и богатство, и лояльное отношение со стороны правительства и общества. Неизвестно, сколько еще чужаков может свалиться к ним. Тогда она с ученицей Селестии была бы первым оружием против таких, как я или Альтус. Но неужели она действительно этого хотела?»

– Что ты видела в магии, которую использовали вы с Твайлайт? – в лоб спросил Крэлкин.

– Что?! – вскрикнула Трикси, и больной начал вслушиваться в каждую интонацию. Вопрос явно сбил единорожку с толку, поток агрессии с ее стороны уменьшился, но не на много.

– Думала, что тебя будут ждать слава и богатство? – сразу же начал тот, не давая ей опомниться. Ему сейчас было некогда размениваться на мелочи. Надо было понять, что же при разрыве пространства произошло на самом деле. «Возможно, они разорвали пространство внутри мира, но возможны и другие варианты развития событий. Докажи я, что этот способ не только опасный, но и недейственный, с моей шеи все слезут и оставят в покое на время. А за это время я найду зельевара, который живет где-то в лесу, и обучусь у него мастерству зельеделия».

– Что ты имеешь в виду? – фыркнула голубая пони. – Как я получу славу и богатство, если буду пользоваться смертельной для себя магией?

– Можешь говорить это Твайлайт, но не мне, – злорадно бросил жеребец. – Я вижу тебя насквозь. Думала, что, избавившись от нас, ты поучишь известность и признание толпы? Ну, тебя может признать Селестия, но, думаю, что она в курсе, что делает пони-носитель. Практически ничего! И ты сможешь играть только на своей храбрости, но не более. Тебе хватит этого на лет десять максимум, учитывая твой характер.

– Думаешь, у меня бы ничего не получилось? – злобно рявкнула Трикси. – Думаешь, что глупые пони меня бы не признали? Думаешь, что одной храбрости для Принцессы Селестии бы не хватило? Хватило бы. Но вы…

– Не хватило бы, – вздохнул с облегчением Крэлкин, поняв, что все его догадки подтвердились, и вновь засмеялся. – Ты думаешь, что знаешь пони, но ты ничего о них не знаешь.

– Ты слишком самоуверен! – рявкнула кобылка. – Ты всегда думаешь, что прав! Но это не так! Ты думаешь, что выиграл войну? Лишь битву! Нет, этого недостаточно, чтобы избавиться от меня!..

Чужак разразился звонким смехом. «Неужели она думает, что все в мире можно получить с помощью магии? Как она глупа, как наивна. Но чем-то мне нравится эта наивность взглядов. Возможно потому, что я сам был таким раньше?».

– Ты говоришь, что я не выиграл войну? – спросил он, сдерживая смех. Он слышал шумное дыхание разъяренной фокусницы. – Война для меня продолжается, но не с тобой мне ее продолжать. Ты – пройденный этап.

– Ты не сможешь… – опять начала единорожка, но была перебита.

– Мне и не нужно. Теперь чтобы избавиться от тебя, мне необходим один единственный разговор с Твайлайт или Селестией, – объявил Крэлкин тоном, не терпящим возражений.

– Да кто ты такой, чтобы тебя слушала принцесса! – прикрикнула единорожка.

– Я чужак, который владеет полезной информацией. А доступ к этой информации хочет получить Селестия. Даже ты пыталась это сделать непосредственно перед прыжком.

– И могу получить, если…

– Нет, ты не можешь…

– Хватит меня перебивать! – неистово заорала Трикси. Сбоку послышалось, как второй больной ворочается в постели. – Ага, а вот и твой дружок проснулся! Сейчас мы его спросим.

– Отстань, – только и буркнул знакомый голос Альтуса.

Крэлкин расхохотался.

– Ах ты гнусный…

Дверь в палату открылась.

– Мисс Трикси, я попросила бы вас покинуть здание больницы, – сказал учтивый женский голос. Было слышно, что пони раздражена и недовольна поведением гостьи.

– Я никуда…

– Немедленно! – твердо сказала медсестра.

– Что ты себе…

– Я не буду повторять дважды. Это здание, где лечатся больные пони, которым нужен покой. А Вы ведете себя неподобающим образом для такого заведения! И я бы попросила вас покинуть больницу немедленно.

– Но…

– Никаких “но”. Мы долго терпели Ваше поведение. Покиньте больницу, иначе, мне придется позвать санитаров, которые Вас выведут.

Было слышно, как Трикси шумно сопела от злости и негодования. Видимо, так с ней обращались нечасто. Она немного постояла и, недовольно фыркнув, ушла восвояси, гулко стукнув дверью. Крэлкин почувствовал, как ремни ослабли и пустили его. Ноги занемели и теперь, получив свободу действий, жеребец начал их разминать, шевеля поочередно в разные стороны и ощущая неприятное покалывание. Он повернул голову и увидел зеленую земную пони с красной гривой. На ней был накинут белый медицинский халат, а на голове надета белая шапочка.

– Спасибо, – поблагодарил Крэлкин. – А я тут долго лежу?

– Три дня, – оповестила его работница больницы.

«Значит, все-таки три дня».

– А кто меня доставил? – начал тот доставать информацию.

– Мисс Твайлайт Спаркл.

«Мисс Твайлайт Спаркл? Такое официальное обращение? Неужели все из-за того, что она является ученицей Селестии?» Он посмотрел налево и увидел нежно-красного пегаса с пепельной короткой гривой, лежащего на койке под одеялом. Альтус спрятался от звуков, прикрыв голову подушкой, из-под которой торчал лишь ежик коротких волос. Он чуть слышно сопел, но не спал.

– А он тут как оказался?

– Его привели ЭплДжек и Рэйнбоу перед тем, как мисс Спаркл принесла вас, – сказала медсестра.

«Значит, он сам добрался до больницы? Тогда он знает, что произошло и чем все закончилось? Это замечательно, но не думаю, что он мне поведает что-то новое. Как долго он тут пробудет?».

– Его скоро выписывают? – спросил Крэлкин, осматриваясь.

Интерьер помещения был небогатый, всего было по минимуму. Сейчас его поместили в двухместную палату вместе с его другом. Деревянные кровати, между которыми стояла сложенная ширма, несколько жестких стульев, не вписывающихся в общий декор, да два окна, в которые настойчиво стучали капли. «Дождь, почему здесь идет дождь? Или мы попали в другой мир, где все точно такое же, но присутствует лишь сдвиг во времени? Но зачем было плодить такое количество миров? И если это так, то есть такие же Крэлкин и Альтус, путешествующие между мирами, как и мы».

– Завтра. Он был не в самом лучшем состоянии. Истощение плохо сказывается на пегасах, – заметила как бы между прочим медпони.

«Значит, они придумали Альтусу легенду? Что же досталось мне? Почему я пролежал в беспамятстве целых три дня?»

– А что со мной? – насторожился больной и нахмурил брови. – Ничего не помню.

– На вас напал дракон в Вечносвободном лесу. У вас на боку был большой порез. Мисс Спаркл и мисс Зекора помогли его залечить. Они все сделали профессионально, и теперь у вас не будет видно даже шрама. Вам повезло, что у вас есть такие друзья.

– Зекора – не мой друг, – задумчиво произнес Крэлкин. – А зачем меня связали?

– Вы дергались, когда мисс Зекора и мисс Спаркл пытались помочь Вам. Лечение длилось три дня. Вчера только все закончилось. Вы сильно кричали. Я думала, что Вы не выдержите такой сильной боли, – обеспокоенно сказала кобылка и посмотрела страдальчески в глаза Крэлкина.

– Спасибо, – только и сказал он.

– За что? – изумилась зеленая пони.

– За заботу, – сказал жеребец, улыбнувшись, и получил теплую улыбку в ответ.

Медпони оставила его и Альтуса одних в палате, пожелав скорейшего выздоровления. «Итак, что я узнал? Альтус не потерял сознание после прыжка. Но куда мы прыгнули – неизвестно. Меня сюда принесла Твайлайт. Хочет ли она, как и Трикси, вновь открыть портал? Не думаю, но надо с ней поговорить по этому поводу. Трикси хочет попробовать вернуть нас назад, и она будет давить со всей силы на Твайлайт, чтобы получить желаемое. Однако теперь козыри в моих руках, и тебе, Трикси, уже ничего не остается делать.

Но почему мы остались в мире пони? Что могло быть причиной? Они переместили мел, а нас не смогли? Не хватило силы? Не думаю, разрыв пространства был. Но что за белый вихрь крутился на второй стороне? Вероятно, что мы прыгнули в начальную точку, сделали круг по Вселенной и вернулись назад. А есть ли вообще другие миры? Что, если мир пони – единственный, реально существующий мир? Тогда, откуда пришли мы с Альтусом?»

Пегас дернулся, отбросил подушку на пол, перевернулся на спину и посмотрел в потолок. Он выглядел недовольным своим положением, но Крэлкин не хотел от него слышать сетования, но и не поговорить с ним он не мог:

– Ты как? – начал земной пони.

– Бывало и лучше, – буркнул Альтус, не отводя взгляда от потолка.

– Что произошло с нами? После того, как мы прыгнули? – сразу же начал белый жеребец.

– Ничего. Ты ударился о вихрь, крикнул и упал без сознания, – отозвался друг.

– А после?

Спортсмен недовольно вздохнул и закрыл глаза.

– Ничего. Взрыв – и больница.

– А как вела себя Трикси и Твайлайт?

– Слушай, не задавай глупых вопросов, – попросил нежно-красный пони. – И без тебя тошно.

– Что случилось-то? – недоумевал он.

– Ничего, – он отвернулся и закрылся одеялом.

«Последний раз, когда я его видел таким, был день, когда его бросила девушка. Он ее очень сильно любил и долго не мог понять, что произошло, почему она так поступила? Но это было еще до того, как он стал профессиональным спортсменом. После того он разуверился в настоящей любви, что, правда, не мешало ему водить разных особей женского пола к себе в кровать. Но сейчас… сейчас что-то другое. Неужели ему действительно так сильно не хватает женского внимания? Но рядом с ним всегда есть три кобылки… Ну, конечно, он сам себе, даже не ведая того, поставил психологический барьер, который нельзя ломать для его же блага. Если он начнет приставать ко всем подряд, то попадет в тюрьму, и я потеряю контроль над Рэйнбоу. Хоть он и так практически не ощущается, но Альтус мало-мальски сможет повлиять на ее решения, а если я потеряю хотя бы и этот зыбкий контроль, то могу вновь оказаться в той яме, в которой чуть не оказался благодаря Трикси. Неизвестно, кого она может привести в следующий раз».

Крэлкин поднял затекшие передние копыта и посмотрел на них. Потом он повернулся на бок и посмотрел за спину на хвост. Он его не чувствовал, но тот присутствовал. «Неужели я его сломал, когда врезался в треклятый вихрь энергии?» Он напрягся и попробовал подергать им. Хвост отозвался слабыми подергиваниями, и жеребец облегченно вздохнул. Все было на месте, все как у обычного пони. Крэлкин встал и подошел к окну. Ноги подгибались и неприятно кололи, хвост тоже начал давать о себе знать слабым покалыванием. На сером, неприятном глазу пейзаже, шел снег с дождем и мерно барабанил каплями по стеклу. Улицы были пустыми, даже жеребята не бегали и не галдели по округе. «Да, это Эквестрия. Все тот же заснеженный Понивиль. А с неба падает мокрый снег, что и сбило меня с толку. А я все тот же чужак, которому тут не рады».

II

Белый жеребец проснулся, когда его тихонько толкнули в бок. Он нехотя открыл глаза и увидел перед собой Твайлайт. Она сильнее, чем обычно, пахла библиотекой. Комнату заливал мерный свет, режущий больному глаза, и все тот же снег барабанил по стеклу, хотя и менее настойчиво, чем раньше. Перед единорожкой в лиловом облачке висел поднос с фруктами и выпечкой. Крэлкин перевернулся на спину, и поднос был водружен перед ним поверх живота. Жеребец посмотрел на Альтуса: тот уже кушал, не обращая внимания на Флаттершай, которая пришла его проведать. Крэлкин удивился желтой пегасочке, преданно смотрящей на нежно-красного собрата.

«Неужели они вместе? Или я делаю поспешные выводы? Но, зная своего друга, я бы сказал, что они уже переспали. Однако реакция Твайлайт на тему секса и однозначные комментарии Рарити противоречат этому. – Флаттершай была тихоней, и под жеребцом Крэлкин ее просто не мог представить. – Да и Альтус не мог бы такого сделать. Значит, они просто друзья. Как мы с Твайлайт. Или же Твайлайт для меня не друг?»

– Спасибо, – поблагодарил земной пони, неоднозначно смотря на предложенную пищу.

– Что-то не так? – забеспокоилась кобылка.

– Просто скажи: почему? – спросил он и впился в глаза собеседницы.

– Что “почему”? – не поняла единорожка и поежилась под пристальным взглядом жеребца.

– Почему ты объединилась с Трикси. Почему подвергала себя смертельной опасности. Почему не позвала Селестию? И почему хотела избавиться от меня? – насел он тут же.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла лиловая пони.

– Твайлайт, не прикидывайся! – прикрикнул Крэлкин.

Ученица Селестии отвела взгляд в сторону и прижала ушки. Альтус оторвался от еды и недовольно уставился на друга, но тот не заметил этого, будучи намеренным вытянуть интересующую информацию из Твайлайт немедленно. Он заметил, что после того, как потерпел поражение от Трикси, стал действовать очень нетерпеливо, но по-другому уже не мог и не хотел. От его скорости зависело, останется он жить здесь или нет. В этом случае он рассматривал лиловую единорожку, как оппонента, а не помощника.

– Ты чего на нее орешь? – спросил пегас.

– Это не твое дело! – огрызнулся Крэлкин, даже не смотря на друга.

– Крэлкин, что с тобой? – удивился Альтус. – Если тебе надо успокоиться, то я тебя успокою, – пообещал он.

– Н-нет, не надо, пожалуйста, – пробубнила под нос Флаттершай, но ее просьба утонула в негодовании Крэлкина:

– Хочешь подраться? Думаешь, что твои глупые поединки решают что-то?

Сейчас его все раздражало, но он не понимал, почему. Возможно, разговор, который недавно произошел с Трикси, оставил свой отпечаток, но в копытах он себя практически не держал, и был готов совершить глупость.

– Конечно, решают, – заверил его друг. – Только ты этого еще не понял.

«Сейчас на тебя нет времени, Альтус, с тобой я разберусь позже».

– Об этом поговорим потом, – жестко сказал земной пони.

– “Потом”, – недовольно фыркнул спортсмен. – Сам с собой говори.

Крэлкин махнул в его сторону копытом.

– Итак, Твайлайт, чего ты молчишь? – вновь обратился он к единорожке.

– Да чего ты пристал к ней? – не унимался нежно-красный пегас.

– Держись от моего разговора подальше, – предупредил его Крэлкин.

– А что ты мне сделаешь? – с насмешкой бросил Альтус

– Натравлю на тебя Трикси, – пообещал земной пони.

– И как же? – скептически осведомился тот.

– Это уже не твоя забота, – хищно отозвался белый жеребец. – Твайлайт, не молчи, отвечай на вопрос.

Повисла тишина. Ученица Селестии переминалась с копыта на копыто, боясь поднять глаза. Альтус злобно косился на друга, будучи полным решимости действовать. А Флаттершай перекидывала настороженный взгляд с одного пони на другого, просящий о мирном урегулировании конфликта. Один Крэлкин, вперив взгляд в единорожку и с презрением осматривая ее, выжидал, словно хищник.

– Крэлкин… – послышался голос Альтуса.

– Да сколько можно?! – заорал бывший маг. – Не лезь в мой разговор с Твайлайт! Сколько тебе еще раз говорить это?!

– Ты лишь о себе думаешь, – констатировал факт пегас.

– Так же, как и все в любом мире! Каждый хочет жить!

– Нет, – произнесла Твайлайт.

– Что “нет”?! – переспросил чужак на повышенных тонах.

– Хватит орать на нее! – гаркнул Альтус и соскочил с кровати. – Я тебя предупреждаю…

– Ну, давай, ударь меня, если посмеешь! – провоцировал друга земной пони, даже не предпринимая попыток встать в оборонительную позу, будучи уверенным в своей безопасности.

Альтус почти подошел к койке Крэлкина твердым, уверенным шагом, как перед ним возникла Флаттершай. Она уверенно смотрела на него, умоляя взглядом вернуться на место и не творить глупостей. Постояв в нерешительности некоторое время под насмехающимся взглядом друга и смотря в глаза пегасочки, Альтус развернулся и потопал назад к своей кровати.

– И сколько ночей вы провели в одной кровати? – с насмешкой бросил Крэлкин в спину друга.

Пегас мгновенно взмыл, перелетел через Флаттершай, которая с испугом наблюдала за действиями Альтуса, и его твердое копыто врезалось в челюсть Крэлкина. Твайлайт машинально отскочила, не понимая, что происходит. Земной пони от удара скатился с кровати и залез под нее в надежде найти укрытие, но Альтус мгновенно отшвырнул препятствие в сторону. Кровать, скрипя о пол, с треском врезалась в стулья. Крылатый пони навис страшным зверем над товарищем, а потом налетел и принялся молотить по сжавшемуся в комочек земному пони, не жалея сил и вкладывая в удар как можно больше мощи. Крэлкин пытался закрыть морду копытами, защищаясь от тяжелых ударов, но это не помогало. Альтус с легкостью пробивал его защиту, и копыта с завидной периодичностью врезались и в тело, и в морду наглеца. Вспышки боли и искры перед глазами – все, что он видел и чувствовал. Крэлкин жалел, что вывел друга из себя, и размышлял, как долго он сможет еще не умереть.

– Мразь! – орал пегас. – Тварь! Подонок! Я убью тебя!

Крэлкин попытался оттолкнуть нападающего, но ничего не получалось. Он никак не мог нащупать задним копытом тело друга и, оперевшись в него, отбросить и убежать, куда глаза глядят. Жеребец уже чувствовал, как из носа течет кровь, как ее вкус ощущается во рту, боль от ударов, которые приходились не только по голове, но и по телу, уже превышала все допустимые нормы болевого порога бывшего мага, но он еще сохранял сознание. Слезы текли непроизвольно, правый глаз, попавший под один из ударов, распух, а бровь над ним кровоточила. И страх за свою жизнь все больше и больше начинал поглощать его сердце.

«Альтус стал другим. Или это не Альтус? Неужели он меня убьет? И если да, то все выиграют, кроме меня. Даже Альтус. И даже если останется здесь. Будет с Флаттершай жить, нарожает она ему кучу жеребят, а я… Про меня все забудут. Как всегда и везде. Нет, я не могу позволить Альтусу убить меня. По крайней мере, не ему, по крайней мере, не сейчас! Не он мой противник, и не я его соперник. Мы сражаемся в разных категориях и не понимаем, как друг против друга вести битву на территории оппонента».

Он начинал терять сознание. Слышался слабый голосок Флаттершай, она что-то пыталась сделать: убеждала Альтуса, старалась удержать его занесенное копыто, предотвращая удар, но спортсмен был неумолим в своем желании уничтожить друга. А от Твайлайт не исходило ни звука, будто ее в комнате вообще не было. Крэлкин сделал отчаянную попытку сбежать из-под ударов: перевернулся на живот и отпрыгнул. Альтус от неожиданности упал с него, но тут же поднялся на крыльях, облетел желтую пони, появившуюся между ним и Крэлкиным и, прижав своим весом друга, вновь принялся неистово молотить того по голове.

Внезапно раздался хлопок, вспыхнул белый свет, и нежно-красный пегас оказался на другом конце палаты. Он растерянно осмотрелся, не понимая, что произошло, и моментально оторвался от пола. Он снова хотел ринуться к другу, но Твайлайт возникла на пути и ударила копытом о пол, высекая магические искры. Рог ее окутало зловещее фиолетовое марево.

– Отойди, он оскорбил Флаттершай! – прикрикнул пегас на нее.

– Не смей причинять ему боль, – твердо сказала единорожка, пристально следя за каждым взмахом крыльев Альтуса.

– Да что вы над ним все трясетесь?! – негодовал Альтус, зависнув на месте. – Будто он вам так ценен! Ты, твоя принцесса, Трикси! И даже Флаттершай его защищает! Из него надо выбить все дерьмо, тогда он будет нормально ко всем относиться.

– Ты вообще какой-то злобный стал! – проорал в ответ земной пони. – Я просто разговариваю, а ты…

– Закрой свой поганый рот! – негодовал друг.

В палату залетели два дюжих единорога в белых халатах и осмотрелись. Кровать, отброшенная в сторону, избитый и окровавленный земной пони, пегас, зависший под потолком, с нескрываемой злобой смотревший на всех присутствующих в комнате, лиловая пони, которая готова была применить магию и пегасочка, с ужасом смотревшая на происходящее. Следы крови на полу только отягощали и без того сложную ситуацию. Единороги пребывали в нерешительности, и по их мордам было видно, что они не знали, как себя вести в подобной ситуации.

– Что тут происходит? – с недоумением спросил один из них.

– Все уже нормально, – ответил Крэлкин, не спуская глаз с друга. – Мы больше не будем шуметь.

Санитары не двигались, застыв каменными изваяниями. Все слушали, как мокрый снег пытается пробраться в комнату и присоединиться к напряженной тишине. Крэлкин и Альтус шумно сопели, отдуваясь от битвы. «Альтус, да что с тобой? Почему ты так на меня накинулся? Неужели ты покорился и впитал в себя несвойственный тебе тип личности? Раньше ты за меня горой стоял, но как только я начал вести жесткую игру, ты ополчился? Или ты уже на стороне Селестии? Ну, конечно, иначе бы ты меня не толкнул в портал. Значит, я могу потерять зыбкий контроль над ситуацией? И Флаттершай с Рэйнбоу утекут из моих копыт и больше я не смогу их использовать в полную силу».

– Господа, все уже нормально, – подхватила единорожка идею Крэлкина о полюбовном урегулировании конфликта и избавлении от нежелательных глаз. Все, что тут произошло и может произойти, должно остаться за этими стенами.

– Вы уверены, что все нормально? – недоверчиво переспросил второй санитар.

– Да, спасибо, что проявили заботу, – ответил Крэлкин. – Мы больше не будем шуметь, – напомнил он.

Они постояли еще несколько минут, смотря на застывших на своих местах пони, и ушли, закрыв за собой дверь в палату. Альтус приземлился и в сердцах сплюнул на пол. Земной пони тихонько застонал от боли, пытаясь подняться. Все его тело болело, особенно морда. Сокрушающие удары друга взбодрили разум Крэлкина, но неприятная боль отвлекала его от мыслей. Он сел и растер копытами места на корпусе, куда пришлись самые сильные удары. К голове он боялся притрагиваться, лишь стер кровь и на этом закончил издеваться над собой. Правый глаз опух и заплыл, и он лишь смутно им что-то видел.

– Итак, Альтус, ты успокоился? – спросил Крэлкин как можно спокойнее.

– Частично, – бросил он, нехотя.

– Извини, что оскорбил…

– Засунь свои извинения себе в… – Он замялся, скосив взгляд на Флаттершай. – Ты сам знаешь, куда.

– Хорошо, я учту твою просьбу, – осведомил его жеребец. – Но я не понимаю, что тебя так взбесило?

– Так ты еще и не понимаешь?! – вновь крикнул тот.

– Сбавь тон, а то опять придут, – предупредил Крэлкин.

– Ты идиот. Ты эгоист и циник! У тебя нет ничего святого в душе.

Белый жеребец вздохнул. Он не хотел терять контроль над другом, поэтому должен был говорить то, что тот хотел слышать. «Сейчас он хочет, чтобы я был плохим, значит, я сыграю эту роль специально для него».

– Да, ты прав, – согласился земной пони. – Я действительно идиот, эгоист и циник. И у меня нет ничего святого в душе. Скажи спасибо обществу, в которое меня упорно хотят вернуть, не особо заботясь, нужен я там или нет. Все доводы Селестии и Твайлайт: я там должен быть, потому что это правильно. Но…

– И они правы, – процедил сквозь зубы пегас.

– Правы? Правы, что хотят вновь вернуть меня туда, где мне было плохо? Правы, что хотят вернуть в то болото и грязь, из которого мне посчастливилось выбраться? Правы, что позволяют себе распоряжаться моей жизнью, как своей собственностью? Правы, что…

– Замолчи, – прервал его Альтус. – Ты вообще ничего не понимаешь в жизни.

– А что я должен понимать? – горько усмехнулся он. – Я понимаю гораздо больше, чем ты.

– Докажи это. Прямо здесь, прямо сейчас. Скажи, что такое дружба, и расскажи обо всех, с кем ты дружил. Скажи, что такое любовь, доброта, щедрость. Расскажи мне о хороших чувствах, которые ты испытывал.

– Ты прекрасно знаешь, что это все завуалированная ложь, чтобы ты был послушным. И этот товар успешно продается и по сей день. Но, как и у любого товара, у дружбы или любви есть свой срок годности. Все портится со временем, Альтус, все портится. И незнание этого правила не освобождает тебя от ответственности, которую несешь ты и только ты.

– Закрой пасть и говори по существу! – рявкнул Альтус. – Хватит нести чушь.

– Ты не успокоился, – недовольно заметил Крэлкин.

Пегас в сердцах ударил копытом о пол, вызывая гулкий стук деревянного настила.

– Ты опять за свое? – с негодованием спросил он. – Тебе опять объяснить, как надо вести разговор? Мало морда болит?

«Опять он все сводит к кулачным боям? Идиот! Пойми ты, наконец, что это не выход! Но сейчас ты глух и не послушаешь меня, незачем распаляться и доказывать тебе что-то. Необходимо просто довести этот диалог до конца, правильно закончить».

– Не стоит. Держи себя в копытах.

Повисла тишина, нарушаемая лишь снегопадом за окном. Крэлкин собирался с мыслями, чтобы сказать Альтусу тот минимум, который тому необходим именно сейчас. Он уже подобрал правильные эпизоды, он лишь искал слова, чтобы как можно точнее выразить то, что он хочет, и донести свои мысли до взбунтовавшегося сознания друга. Твайлайт с профессиональной внимательностью следила за диалогом, впитывая каждую фразу, и интерес, разгорающийся у нее в глазах, говорил о том, что она не собирается вмешиваться. Флаттершай смотрела на все робкими глазками, не зная, как можно помочь разрешить подобный конфликт двух лучших друзей.

– Я нормально дружил лишь с пятью людьми, но они постоянно что-то от меня требовали, а я не понимал этого. Я не мог проводить с ними столько времени, сколько они просили, да и мне не были интересны те увлечения, на которые они тратили свою жизнь. Они были бесполезны.

– Дружба не определяется полезностью, ты это понимаешь?

Крэлкин посмотрел на единорожку, и что-то кольнуло в его сердце. Он поморщился, но не мог справиться с вновь нахлынувшей эйфорией. Он опять попал в капкан и теперь должен вырваться из него, даже ценой собственной жизни. Он напрягся, пытаясь бороться с нахлынувшими чувствами, но они с каждой секундой все меньше и меньше поддавались контролю и заливали его сознание. Он боролся столько, сколько было сил, но сдал позиции и пропустил последний удар. Вновь все чувства, сидящие глубоко внутри, выкатились наружу, и он уже не понимал, что говорил:

– Я понимаю это, Альтус, но что я мог поделать, если я такой, какой я есть? Меня никто не мог обуздать. Я надеялся, что новый друг сможет справиться с моей ненавистью, с моей грустью, с моими проблемами, с моими переживаниями. Но я тщетно искал таких людей. Никто, ни одна живая душа не могла выдержать меня. И я видел их страдания, и не мог позволить им страдать. Поэтому я уходил из их жизни, но постоянно испытывал зависть от того, что они были счастливы без меня. Иногда я хотел их даже убить. А потом… потом я понял, что людей необходимо лишь использовать. Никто не сделает для меня то, что я хочу для себя сам. И я начал свой путь циника и эгоиста. Потом, Альтус, я встретил тебя. И я видел, как ты страдал, находясь рядом со мной. Поэтому я пытался неоднократно уйти, но ты не отпускал меня. В конечном счете, я выбрался из твоего плена, но через семь долгих лет мы снова встретились. Но я уже изменился. Очень сильно изменился, и даже ты не мог со мной ничего поделать. Я тебя использовал некоторое время, пока ты не подарил мне магию. Но это лишь укрепило мои позиции в эгоцентризме. Увы, но потом я попал в водоворот событий, которые сам же и породил.

– И ты это все держишь в себе? – спросил пораженный Альтус. Злость на его морде сменилась озабоченностью, однако, он понимал, что тот поступил некрасиво и не хотел так просто слезать с него.

– А что мне делать? – вновь проскулил Крэлкин. – Я никому не доверяю. Я уже не доверяю даже сам себе. Так что выговориться не могу…

Внезапно волна схлынула с него, и он замолчал и растерянно осмотрелся. Пустыми глазами он шарил по полу, ища ответ на свой немой вопрос: “Почему?”

– Почему ты замолчал? – спросил Альтус.

– Потому, что мне более нечего добавить, – грубо бросил он.

Земной пони поднялся, тряхнул головой, стряхивая по возможности кровь, и проковылял до двери. Остановившись, он окинул взглядом палату. Альтус непоколебимо стоял на копытах, с состраданием смотря на него. Твайлайт тотчас отвела взгляд, словно не желала даже смотреть на него, как и Флаттершай.

– Пойду пройдусь, – сообщил он.

Белый жеребец толкнул дверь и вышел, предаваясь своим думам. Медперсонал с напряжением провожал его взглядом, когда он шел с окровавленной мордой по коридору, и перешептывался за его спиной. Но жеребцу было все равно: на душе скребли кошки, и ничего не хотелось делать и замечать. Его пытались остановить, но он лишь отмахнулся и вышел за дверь на морозный воздух. Холод подарил еще бо́льшую боль, стягивая раны. Он бесцельно бродил по округе, по мокрой противной белой каше под падающим снегом и взглядами прохожих. Некоторые пугались его, некоторые неодобрительно косились, жеребята стояли и откровенно пялились. Не отходя далеко от больницы, он обошел ее не один раз и порой видел Твайлайт и Флаттершай, выглядывающих из окна. Он остановился у разлапистой елки, и его окликнул грубый мужской голос:

– Ты чего тут делаешь? Ты недавно только поступил в больницу, тебе нельзя еще гулять.

Крэлкин обернулся и посмотрел на говорившего. Это был коричневый единорог с желтой гривой, в белом медицинском халате. На боку у него была кьютимарка в виде красного креста. Он профессионально осматривал больного на предмет повреждений. Врач подошел к земному пони впритык, продолжая осматривать пациента.

– Нельзя погулять? – отмахнулся белый жеребец.

– Меня зовут Гарнет Кросс, – представился он. – Я главврач больницы.

– Поздравляю, – желчно ответил Крэлкин.

«Чего этот еще от меня хочет? Мало мне всех моих проблем, так появился еще кто-то, кто сует нос в мои дела. Хочешь засунуть копыта мне в душу и извлечь на поверхность все, что там еще сохранилось? Боюсь тебя огорчить, но у меня нет там ничего хорошего, доброго, вечного»

– А как твое имя? – не отставал единорог.

– Это не имеет значения.

– Что у тебя произошло? – спокойно спросил собеседник, профессионально выдерживая весь негатив, исходящий от очередного больного.

– Почему у меня должно было что-то произойти? – осторожно спросил земной пони.

– Потому что ты бесцельно блуждаешь по территории больницы, – объяснил главврач. – Хотя в палату к тебе пришли посетители. Ты с ними поругался?

– Следишь за мной? – насторожился Крэлкин.

– Нет, я забочусь обо всех, кто находится в моей больнице, – просто ответил единорог. Казалось, что выпад чужака его ничуть не задел. – Так кто тебя беспокоит?

– Все, – огрызнулся он. – Мне не нравится, как со мной тут обращаются.

– Кто из персонала тебя обидел? – насторожился Гарнет, и напрягшийся взгляд упал на пациента. Было видно, что за честь своего заведения он будет стоять до последнего.

– Никто. Не в персонале дело. Как только я сюда попал, от меня все пытаются избавиться. Даже мой лучший друг.

Морда главврача расслабилась, и он даже слегка улыбнулся.

– Ты не местный?

Крэлкин открыл рот, чтобы ответить, но осекся. «Если я скажу, что я из другого мира, то я более чем уверен, что меня тут же отправят в психиатрическую больницу, если тут таковые имеются. Кто поверит сумасшедшему земному пони?»

– Да, я только неделю, как приехал, – соврал он. – Но разве это имеет значение?

«Кого я обманываю? Это действительно важная информация».

– Почему, ты не поговоришь об этом со своими друзьями? – осведомился коричневый пони.

– А морда у меня разбитая почему? – огрызнулся тот.

Гарнет тут же посмотрел на больницу, стоящую прямо за ним.

– Так, ясно, – потянул он, – у нас в больнице – неуравновешенный пони. Это нежно-красный пегас? Я его тут раньше не видел. Желтую пегаску видел в городе, хоть и не так часто. Твайлайт Спаркл я знаю.

Крэлкин мгновенно представил картину, как Альтуса забирает отряд единорогов в униформе и отвозит в психиатрическую больницу для особо буйных пегасов. Он, конечно, на него сейчас злился, но упрятать одно из своих оружий против Селестии он не мог себе позволить. «У меня и так практически ничего не осталось в рукаве. Скорее всего, придется делать все собственными копытами, но, возможно, мне надо просто помириться с Альтусом».

– Да не в пегасе дело, – моментально сказал Крэлкин.

– В тебе? – осведомился Кросс.

– Возможно, во мне. Кто знает? – неоднозначно ответил больной.

– Ты ведь сам их обидел, правда?

Белый жеребец застыл на месте, не зная, что и сказать. «Это не подлый вопрос, но это тот вопрос, на который я позволю себе промолчать». Он без стеснений посмотрел в глаза доктора. Единорог улыбнулся и сказал:

– Гармония – не цель, а средство. Когда ты найдешь ее, будешь знать, что с ней делать. Найди гармонию внутри себя, и все вокруг преобразится.

– А почему ты считаешь, что я не владею гармонией?

«Да и что он вообще подозревает под этим термином? Неужели это еще один эфемерный призрак, который “просто нужно понять и принять”?»

– Если ты хочешь жить в Понивиле, то ты должен принять ту гармонию, к которой привыкли здесь, – спокойной сказал доктор.

– Подстраиваться? – недовольно спросил Крэлкин.

– Принять, – ответил врач. – Можно один нескромный вопрос?

– Смотря какой, – невольно осведомился жеребец.

– На счет кьютимарки…

– Нет! – жестко ответил тот.

– Я понимаю, что тебе…

– Даже не начинай, – жестко бросил чужак, обогнул доктора и пошел назад в палату, обдумывая, как он будет извиняться перед теми, кого обидел.

Он извинился перед Флаттершай, Альтусом и Твайлайт за оскорбления и свое поведение. Они уже на него не сердились, лишь беспокоились. Желтая кобылка позвала медсестру, чтобы та почистила его от крови и обработала раны. Нежно-красный пегас тоже извинился за то, что так сильно побил его. Крэлкин принял его извинения и улыбнулся фальшивой улыбкой. Вскоре пришла медсестра и выполнила просьбу пегасочки. После всех завершенных процедур, ненужных разговоров и извинений земной пони подвинул кровать на место копытами друга и прилег, уткнувшись в подушку ноющей мордой. Он больше не хотел сегодня вести важные разговоры, поэтому даже не вмешивался в рассказы Твайлайт и Флаттершай. Полезной информации в байках пони было очень мало, поэтому он даже не сильно вслушивался.

«Как только выйду из больницы надо найти зельевара. Необходимо делать реальные шаги, чтобы найти и вгрызться в свое место в этом мире. Никто не сделает за меня то, что я сам хочу сделать. И если у меня все получится, то я выиграю не только время, но и противостояние против Селестии. Не будет такой магии, которую я бы не смог остановить или подавить. Но тогда необходимо все делать скрыто, но как? Если Зекора знакома с Твайлайт, то она может ей проболтаться? Я могу, конечно, выиграть немного времени на суевериях пони и страхе перед Вечносвободным лесом, но если что-то случится, то единорожка побежит к Зекоре, как это было в моем случае. Да и смогу ли я убедить единственного зельевара в Понивиле обучить меня? А единственного ли?»

III

На следующий день, с самого утра, Альтуса выписали и вытолкнули за дверь. Он хотел остаться с другом, но врачи были неумолимы в своем желании избавиться от ненужного больного. Крэлкин остался один в пустой палате. Теперь он был предан сам себе и начал представлять, каким может быть зельевар и как его можно будет переубедить. Он придумывал сотни сценариев развития событий, но все они казались ему наигранными и выходящими за рамки обычной взрослой логики. Диалоги представлялись ему в виде детских разговоров о дружбе и взаимопомощи, что он хотел бы помогать пони, как он помог ему. Но спустя всего пару часов пришла Твайлайт с обгоревшей книгой. Крэлкин мгновенно узнал фолиант «Теория взаимодействия магий». Он прервал поток своих мыслей и недоверчиво скосил взгляд на единорожку, а потом вновь скользнул взглядом по книге.

– Думаешь так же, как и Трикси, что мы не прыгнули? – осведомился он.

– Почему ты так решил? – недоуменно спросила Твайлайт.

– Не знаю, – отмахнулся тот, прикидывая, зачем она могла прийти. – Ты ведь пришла не просто так, да?

– Я бы хотела попросить тебя о помощи, – робко сказала единорожка. – Ты ведь читал этот фолиант.

Книга подплыла к Крэлкину и аккуратно устроилась на животе пони. Он недовольно посмотрел на литературу, вспоминая все неприятности, которые она ему преподнесла. Но сейчас жеребец отбросил все свои страхи и сосредоточился на Твайлайт, на ее неуверенном взгляде. Было видно, что она пришла сама, но сделала она это против своей воли. Сейчас она стояла перед другом, которого пыталась вытолкнуть из своего мира, и просила о помощи, чтобы довести дело до конца.

– Допустим, читал, но что я могу сказать? Я не маг, – сообщил Крэлкин, распираемый от нетерпения углубиться в страницы старого тома. Он и сам хотел узнать, что стало причиной их задержки в этом мире. Конечно, он не станет объяснять ученице Селестии, как исправить ту ошибку, которую она допустила в расчетах, если таковая вообще существовала. «Но я прочитал эту книгу очень внимательно, вычленяя все, что мне только может понадобиться, малейшие зацепки, малейшие недочеты. Но это все было тщетно. Такое ощущение, что для целостности картины чего-то не хватает. Какого-то фундаментального знания. Чего-то такого, на что я еще не обращал внимания, – он пристально осмотрел Твайлайт. – Теорию магии я изучал, не в ней дело, тогда чего мне не хватает?»

– Значит, ты мне не поможешь? – спросила единорожка.

Крэлкин профессионально выдержал паузу, борясь с праздным любопытством и своей манерой торопить события. Но интерес брал верх, и он все больше и больше укоренялся в мысли, что ему необходима та неизвестная информация, чтобы понять, как устроена магия в этом мире. «Узнаю о магии – смогу предсказывать конечный результат любого заклинания и ритуала. Поэтому мне нужно обратить внимание на то, что от меня так настойчиво ускользает».

– Во-первых, я такого не говорил, – ответил он и внезапно понял, с чего можно начать свое исследование. – А во-вторых, чему тебя учит Принцесса Селестия?

– Это сейчас важно? – не поняла пони.

– Сейчас – да, – спокойно ответил тот.

Твайлайт задумалась лишь на секунду, не скрывая ничего от чужака.

– Она меня обучала магии, а теперь я учусь сама.

«Обучала магии, значит? Что ж, это объясняет, почему Твайлайт так легко манипулировать. Специально ли это было сделано?».

– Учишься чему? – не унимался земной пони.

– Учусь магии дружбы.

«Магии дружбы? Да что за бред? Ну, ладно, диалог сей зашел в тупик. – Он задумался. – Она изучает магию дружбы? Чтобы это не значило, сейчас неважно. Важно то, что это меня натолкнуло на мысль, в какую сторону необходимо копать».

– Как ты учишься?

Единорожка непонимающе уставилась на собеседника, но Крэлкин даже не улыбнулся. Он спрашивал на полном серьезе. «Сейчас проверим, Селестия, как хорошо ты подготовила свою ученицу».

– К чему этот вопрос? – возмутилась единорожка. – Он не приближает ни меня, ни тебя к тому, чтобы во всем разобраться.

Жеребец усмехнулся, отложил на тумбочку книгу, откинул одеяло, встал и подошел к окну. Тело еще болело после недавней потасовки, но теперь эти неприятные последствия не волновали его. Альтус практически вернулся к первоначальному состоянию, что и надо было земному пони. Он потер запотевшее стекло и попросил Твайлайт подойти.

– Что ты перед собой видишь? – спросил он.

Единорожка немного опешила от такого вопроса. На ее мордочке застыло непонимание. Жеребец вздохнул, понимая, что она не скажет ничего путного.

– Ты тут видишь снег, дома, деревья, правильно? – Единорожка кивнула. – Чтобы изучить этот мир, что ты сделаешь?

– Выйду на улицу и осмотрюсь, потрогаю, понюхаю, попробую на вкус, – как будто в трансе ответила Твайлайт.

– А если ты не можешь выйти на улицу, как ты будешь его изучать?

– Открою книги, – не задумываясь, сказала она, – и буду читать.

– Уже лучше, – похвалил Крэлкин. – Какие книги ты будешь читать?

– В зависимости от того, что меня будет интересовать.

– Например? – поинтересовался земной пони.

«Неужели она действительно не понимает, что я ей хочу сказать?»

– Например? – задумалась Твайлайт. – Ну, например, о деревьях, о домах, о кустах… Ну, обо всем, что я вижу.

– Ответ отчасти верный, – заключил недовольно жеребец.

– Отчасти? – изумилась единорожка.

«Больше я ей подсказывать не буду. Я и так слишком много наводок ей дал, чтобы она ничего не поняла».

– Если ты хочешь мне помочь, то мне необходимы книги по физиологии пегасов, единорогов и земных пони, то пособие для начинающих единорогов, которое я читал, и книгу, с помощью которой ты получила представление о разрыве пространства.

– О пространстве? – переспросила Твайлайт. – Я лишь использовала представления о параллельных мирах.

– Ты использовала только эту литературу? – опешил Крэлкин, бросив взгляд на обожженный фолианат.

– В этой книге все достаточно хорошо расписано, – попыталась оправдаться единорожка, указывая на книгу.

– В этой книге не расписано ровным счетом ничего, – парировал жеребец. Лиловая пони смутилась. – Ладно, уже не в этом суть. Мне самому интересно, что случилось с тем мелом, который вы куда-то отправили. Неси литературу и позови Флаттершай. Мне нужны будут ее крылья. Если все так, как я думаю, то я могу сказать, куда вы дели мел и почему мы никуда не отправились.

Единорожка растерялась. Она стояла в нерешительности несколько секунд, но, спохватившись, выбежала из палаты, с силой стукнув дверьми и кинув скупое:

– Я мигом!

Крэлкин ждал недолго, всего полчаса, осматривая округу за окном. Солнце стояло в своем зимнем зените и уже начало немного крениться к горизонту. Ветер изредка стряхивал с веток деревьев налипший на них снег, а мороз заставлял стекла запотевать под горячим дыханием жеребца. На улице раскинулась та часть города, которую он не видел. Раньше, когда он попал в больницу после трансформации, окна его палаты выходили на жилой комплекс, сейчас за окном стояли несколько домов, а за ними – редкие скопления деревьев.

«Сейчас я разберусь до конца, чем же на самом деле является магия единорогов и откуда они берут силу. Где она хранится у них, и есть ли какой-то орган, который отвечает за магию? Должен быть, не может не быть его. Когда я перебирал части тела пони в момент трансформации, я даже не подумал заглянуть, что и как там расположено, я просто скопировал все в соответствии с необходимыми требованиями для жизни. Я даже не знаю, что делает большинство их внутренних тканей, теперь пришло время наверстать упущенное! И я развею свои догадки, исследовав рог Твайлайт и крылья Флаттершай. Будет очень занятно, если я действительно пойму, в чем слабости любого пони. Тогда я смогу полноценно бороться против каждого из них».

Твайлайт вбежала в комнату с сумкой, заполненной множеством разных книг. За ней в палату, робко осматриваясь, зашла желтая пегасочка с розовой гривой. Она поздоровалась с Крэлкиным, он поздоровался в ответ и прилип глазами к литературе, которую принесла единорожка. Перед ним легло четыре книги, пятой – был фолиант о “Теории взаимодействия магий”. «Теперь можно приступить к исследованиям», – подумал он и притянул к себе том по физиологии единорогов.

– Ну, Твайлайт, посмотрим на то, как на самом деле устроены единороги, – сказал он, открывая книгу. – Скелет, скелет… – мямлил он себе под нос, просматривая оглавление в поисках первоначальной информации. – Ага, вот, сто двенадцатая страница. – Он пролистал книгу вперед. – Функции костей. “Помимо механических функций по поддержанию формы тела, обеспечению возможности движения и защиты внутренних органов, скелет является также и местом кроветворения: в костном мозге происходит образование новых клеток крови…”. Так, это не интересно, – сказал жеребец.

Он начал листать страницы дальше по разделу, изредка останавливаясь на отдельных картинках костей, выполненных в разрезе. Как бы ни опасался Крэлкин, но пони были хорошо осведомлены о клетках, о структуре тканей и взаимосвязи органов. Даже на примере костной ткани это было заметно. Кости фактически ничем не отличались от человеческих, но это все было неинтересно, он искал нечто иное, то, что связано с магией. Он пролистал строение и описание позвоночника, ребер, костей конечностей, тазовых костей и хвостовой части, и остановился на описании черепной коробки.

– Что ты хочешь понять? – спросила в недоумении Твайлайт, посмотрев через плечо в открытую книгу, лежавшую перед земным пони. Флаттершай стояла перед ним и напряженным взглядом следила за всеми движениями жеребца.

– Хочу рассмотреть физиологию единорогов, – просто ответил Крэлкин. – Чем отличается единорог от остальных пони?

– “Единороги имеют костное образование на голове, именуемое рогом”, – прочла кобылка из книги. – Это и так понятно.

– Смотрим далее. Внутри рог полый, полость должна быть наполнена каким-то веществом. Заметь, что полость внутри рога достаточно большая. Вот тут написано об этом, слушай: “Рог единорогов – это особое образование, имеющее сходное строение с остальными костями тела. Он не выполняет функцию кроветворения и механические функции для поддержания формы тела. Он имеет утолщенные стенки и повышенное содержание минералов. Под роговым чехлом, которым укрыт рог по всей поверхности, расположен тонкий слой, состоящий только из минеральных составных частей, главным образом, – кристаллов апатита, а также других минеральных соединений, значительно увеличивая прочность рога и сопротивление внешним воздействиям разных типов. Ткани рога, находящиеся непосредственно под роговым чехлом, часто сменяются, обновляя минеральный слой и восстанавливая его. Так как рог единорогов отвечает за магию, он заполнен белым веществом албидо стилла”.

Крэлкин оторвался от книги, посмотрел в глаза Твайлайт и расплылся в улыбке. «Албидо стилла, что это такое?»

– Рог – утолщенная кость, – объяснил земной пони, – внутри полая, но не выполняет функцию кроветворения и поддержания формы. Это пространство заполнено белым веществом. Смотри на картинку, – указал жеребец на большое изображение рога в разрезе. – Видно, что полость похожа по форме на каплю. У основания есть небольшой тонкий канал, соединяющий полость рога с черепом. По этому каналу должны проходить кровеносные сосуды, нервные окончания и прочее.

– И что тебе дает это знание? – не поняла Твайлайт.

– Что дает? – удивился Крэлкин. – Я досконально пойму вашу природу магии и смогу предложить некоторые методы для усиления ее потока. К тому же это очень хороший материал для письма Принцессе Селестии.

Крэлкин пролистал книгу вперед и попал на описание кровеносной системы пони. Он отбросил общие сведения и сразу перешел к параграфу о кровообращении внутри рога. Ничего необычного не было: кровеносные сосуды обволакивали рог изнутри и снаружи, проходя под роговым чехлом, питая кислородом и питательными веществами ткани. Однако капилляры не располагались во внешней костной ткани.

– А вот тут должно быть то, что отвечает за функционирование албидо стилла и ее подробное описание, – оповестил Крэлкин кобылок.

Твайлайт судорожно сглотнула. Теперь чужак понимал, что может докопаться до таких глубин, которые неведомы даже самой ученице Селестии. Он хотел рассмотреть тело пони с точки зрения физиологии с целью понять, как работает магия на уровне организма. Как получается излучать ее в реальный мир, какую роль играет рог в магической жизни единорогов, почему природа выбрала именно форму рога и почему орган, отвечающий за магию, не находится внутри тела.

– Рог заполнен образованием из каких-то особых нервных клеток белого цвета, – в задумчивости произнес белый жеребец, рассматривая картинки и вчитываясь в текст. – “Албидо стилла”, – прочитал он из книги, сверяясь с названием из раздела о костях. – Да, это определенно оно. Значит, вещество “албидо стилла” напрямую соединено с мозгом одним большим жгутом длинных аксонов, которые заполняют почти весь канал, соединяющий рог и череп. Чем больше аксонов приходит к белому веществу, тем искуснее единорог в управлении магией. Албидо стилла имеет определенный объем и вес, а его количество зависит от внутренней камеры самого рога. Чем больше рог у единорога, тем большей потенциальной магической силой он может обладать. “От массы в основном зависит запас энергии, а от объема – сила единорога. То есть при одинаковых массах албидо стилла у единорогов может быть разный магический потенциал”, – зачитал Крэлкин. – Стоп, какой-то бред. Как может быть разным магический потенциал при одинаковых массах? – сказал он и вчитался. – “Албидо стилла состоит из двух типов клеток: кумулятивных и эмансипативных. Клетки обладают разной плотностью и функциями. Кумулятивные клетки более плотные, тяжелые и выполняю функцию накопления внутреннего запаса энергии за счет специальной органеллы, названной “хриолитинн”, содержащей кремниевые соединения. Процесс накопления и изъятия энергии из органеллы доподлинно неизвестен и полностью не изучен. Пополнение запаса в клетке может происходить двумя способами: посредством внутреннего синтеза энергии в теле пони или из внешних источников, посредством синтеза наружных энергетических потоков в эмансипативных клетках. Накопленная энергия приводится к общей структуре, которую способна хранить кремниесодержащая органелла. От количества кумулятивных клеток зависит максимальный объем энергии, то есть чем тяжелее рог, тем дольше единорог может использовать магию, но, как правило, он не обладает большим магическим потенциалом. Каждая клетка может вместить только порядка 20 гратов энергии. У всех единорогов энергетический и физический объем клетки одинаков. Если превысить максимальный объем энергии для клетки хотя бы на один грат (а это может случиться, если пополнять энергию синтезом внешних потоков), то такая клетка отмирает, а энергия, высвобожденная из нее, улетучивается, нанося повреждения соседним клеткам и снижая общий объем накопительной энергии“.

Крэлкин перевернул страницу, пропуская кусок текста и, отыскав интересующую информацию, принялся зачитывать далее.

– “Эмансипативные клетки отвечают за высвобождение накопленной энергии во внешний мир из кумулятивных клеток или преобразуют наружные потоки магии для пополнения запасов в хриолитинне. Чем больше эмансипативных клеток у единорога, тем, теоретически, сильнее он может влиять на физический мир. В отличие от кумулятивных клеток, этому типу клеток необходим отдых. Они активируются, как только приходит прямой сигнал от мозга, и не могут работать долго по причине сильного износа, поэтому эмансипативные клетки чаще других обновляются в организме. Если не используется сильная магия, клетки включаются попеременно. Однако выброс энергии в мир происходит даже из клеток, находящихся в состоянии покоя, высвобождая накопленную энергию и восстанавливая ее внутренним синтезом. Физический объем единичной эмансипативной клетки в два раза превышает объем кумулятивной, поэтому, чем сильнее единорог, тем меньше его запас энергии. Чем более сильная магия используется, тем больше эменсипативных клеток возбуждается и тем быстрее происходит расход энергии. Если использовать эти клетки для преобразования внешних потоков магии, то они быстрее “устают” и дольше восстанавливаются после подобной процедуры. Каждая эмансипативная клетка соединена в комплекс с соседними кумулятивными клетками, обмениваясь с ними энергией. Также эти клетки выступают в роли непосредственного нервного центра для связанных с ней клеток, таким образом являясь передаточным звеном для сигнала, исходящего от мозга к кумулятивной клетке”.

Крэлкин посмотрел дальше по тексту и уткнулся в абзац с интересующей его информацией.

– “Напрямую сила единорога зависит не столько от количества эмансипативных клеток, сколько от комплекса физиологических особенностей. Во-первых, размер канала рога, по которому проходят аксоны, влияет на более искусное владение магией. Если аксонов небольшое количество, то они разветвляются и обеспечивают одинаковыми импульсами некое множество эмансипативных клеток. Это значит, что эти клетки будут выполнять одинаковые действия. Чем больше управляющих клеток и чем тоньше канал в роге, тем больше ветвится аксон и тем больше клеток активируется при единичном мозговом импульсе. Это уменьшает искусность управления магией единорогом. Если же канал большой, то большое количество эмансипативных клеток могут делать различные функции и многогранно влиять на физический мир.

Также сила единорога зависит от скорости обновления клеток в албидо стилла, отвечающих за поток магии. Молодые эмансипативные клетки намного быстрее реагируют на сигналы мозга, быстрее посылают сигналы к клеткам-накопителям и получают сигналы от них, имеют больший потенциал для выделения и синтеза энергии. У молодых клеток более устойчивые связи с граничащими кумулятивными клетками и бо́льшая пропускная способность между ними. Обновленные эмансипативные клетки быстрее восстанавливаются после длительных нагрузок, что позволяет использовать несильную магию практически постоянно, активируя клетки попеременно.

Но самая важная физиологическая особенность, которая больше всего влияет на магическую силу единорога, заключается в связях между различными клетками албидо стилла. Чем больше устойчивых связей между эмансипативными и кумулятивными клетками, тем быстрее и лучше единорог владеет магией. Каждой эмансипативной клетке соответствует определенное количество кумулятивных клеток или наоборот. Наличие в албидо стилла хаотических связей между клетками, то есть когда к одной кумулятивной клетке присоединено несколько эмансипативных или же наоборот, позволяет использовать потенциал албидо стилла в полную силу. Такие связи дают возможность воспользоваться ресурсами одной и той же накопительной клетки несколькими управляющими, в случае, если в белом веществе будет больше эмансипативных клеток. Или же одной эмансипативной клетке может соответствовать большое количество кумулятивных клеток, что увеличивает запас энергии, которым управляет клетка. Также эмансипативные или кумулятивные клетки могут соединяться между собой, ускоряя применение магии и ее силу, или поддерживая баланс между накопительными клетками”.

Жеребец дочитал и посмотрел на единорожку. «Так вот что стоит за этим рогом. Но почему именно рог? Почему именно внешний орган?» Крэлкин полистал книгу дальше, вполне удовлетворенный найденной информацией.

– “Для единорогов рог является внешним образованием, но это ничуть не уничижает его защиту. Кость хорошо защищена от внешних физических воздействий. Его утолщенная структура стенок и усиление внешней части рога кристаллами апатита и другими минеральными соединениями позволяет не бояться сломать рог даже после значительного удара. Поэтому албидо стилла располагается в этом образовании, имея хорошую защиту. Так как белое вещество влияет на физический мир у единорогов больше, чем у других пони, неудивительно, что оно не содержится внутри организма. В роге оно имеет большую площадь соприкосновения с миром, нежели другой орган, меньше подвержен тряске, так как пони инстинктивно стараются избегать ударами головой и, ко всему прочему, он не мешает ни обзору, ни движениям. Также уменьшается отрицательное воздействие клеток албидо стилла на другие органы при активации их, так как хаотически высвобождаемая энергия может повредить внутренние органы”.

Задумавшись и переваривая информацию, Крэлкин пристально посмотрел на рог единорожки. «А с виду он не кажется таким прочным. Интересно, а лиловый цвет кости – это просто пигмент рогового чехла или что-то большее?» Жеребец пролистал книгу еще немного вперед.

– “Рецепторные клетки образуют в роговом чехле сеть, особенно чувствительную к внешним воздействиям. Также они охватывают весь канал с аксонами. Благодаря более сложной организации структуры нервной системы в роге, чем в любом другом органе за исключением мозга, он является самой чувствительной частью тела единорога. Это также входит в защитную функцию организма, так как самые яркие чувства, включая боль, сразу же заставляют единорога бежать от опасности и держаться подальше от нее”. Твайлайт, ты разрешишь проверить это?

– Проверить что? – насторожилась кобылка.

– Насколько чувствительный рог у единорогов.

– Твайлайт? – робко спросила Флаттершай.

Лиловая пони стояла в нерешительности и недоверчиво скосила взгляд на книги. Она медлила, и нежелание соглашаться с жеребцом на его эксперимент боролись во взгляде единорожки со всепоглощающим интересом. Крэлкин не понимал, что ее сдерживало. «Если я узнаю, насколько чувствителен рог у единорогов, то я смогу сопротивляться их магии простой физической силой и точностью удара. Жаль только, что я не владею ни тем, ни другим. Но ведь есть Альтус, ЭплДжек и Рэйнбоу Дэш, которых можно использовать для этого. Один четкий и сильный удар по рогу не сломает кость, но выбьет единорога из игры на некоторое время».

Через какое-то время Твайлайт согласилась на опыт, и Крэлкин попросил ее прилечь на кровать, чтобы было удобнее им обоим. Флаттершай заинтересованно подошла за спину жеребца и, затаив дыхание, внимательно смотрела на его действия. Крэлкин удобнее устроился рядом с лежащей сконфуженной пони, и пододвинул копыто к рогу. Твайлайт залилась краской и зажмурилась.

– Скажи, какая боль тебя будет беспокоить, – сказал чужак и легонько ударил краем копыта у самого основания рога. – Больно?

– Не очень, – сказала Твайлайт и еще больше залилась краской.

– Хорошо, – улыбнулся экспериментатор и продолжил, продвигаясь медленными шажками от головы до кончика рога, спрашивая изредка Твайлайт, больно ли ей или нет? Единорожка лежала смирно, но было видно, что она не в своей тарелке. Пегасочка смотрела, не отрывая глаз, пока Крэлкин проверял чувствительность рога ее подруги. Лиловая кобылка, лежащая на кровати, затаив дыхание, непроизвольно постанывала. На вопросы земного пони о том, больно ли ей, она отрицательно качала головой и заливалась краской.

Жеребец увеличил силу удара, когда приближался к кончику рога. Единорожка поморщилась и отдернула голову. «Вот предел чувствительности рога Твайлайт. Не такой уж и большой, но не думаю, что в настоящей схватке мне выстоять против нее, даже если мне каким-то чудом удастся провести мой самый сильный удар. Значит, в той потасовке с Трикси я вел себя крайне неразумно и выбрал в качестве цели мордочку фокусницы, а не ее рог. Нужно будет это учитывать в дальнейшем».

– Больно, – пожаловалась лиловая пони.

– Ясно, – задумчиво произнес Крэлкин. Он отошел от кровати и посмотрел в книгу.

«Основательно повредить канал аксонов я, вероятнее всего, не смогу: кость у основания очень толстая, но это было бы очень хорошо. Такое, наверное, стоило бы единорогу полной или частичной потери магических сил».

Он наскоро пересмотрел весь раздел нервной системы, но больше ничего интересного не обнаружил. Тогда он залез в пропущенные разделы, но и там тоже ничего подходящего, связанного с магией, не было. Ревизовав оглавление, он увидел лишь один раздел, посвященный албидо стилла, и он находился в разделе нервной системы. «Значит, единороги единственные, кто может управлять магией? Или я ошибаюсь? Как тогда летают пегасы на своих маленьких крыльях и как они ходят по облакам? Хотя есть у меня догадка, но это я, наверное, никак не проверю. Надо залезть в другие книги и разобраться со всеми известными мне феноменами. Только вот, боюсь, что у земных пони отсутствует подобное вещество».

Он отложил книгу и взял физиологию пегасов. Он удивился, найдя упоминание об албидо стилла в разделе, посвященном опорно-двигательному аппарату, а также в других органах – коже и глазах. Крэлкин ненадолго задумался, почему оно не относится к нервной системе, но не стал останавливаться на рассуждениях, а, открыв необходимую страницу, начал читать параграф, посвященный опорно-двигательной системе крылатого существа. Твайлайт пыталась что-то у него спросить, но он лишь отмахнулся, вчитываясь в строки.

Строение албидо стилла у пегасов кардинально отличалось от строения подобного органа у единорогов. Если бы не одно название, то Крэлкин решил, что это два разных образования. Белое вещество было распределено по крыльям, подобно венам, в виде каналов. Они были тесно переплетены с мышцами и перьями.

– “У пегасов албидо стилла состоит в основном из кумулятивных клеток. Более 80% от общего объема клеток составляют кумулятивные клетки. Пополнение энергии в накопительных клетках происходит лишь с помощью внутреннего синтеза. Физический объем единичной кумулятивной клетки равен эмансипативной, благодаря увеличенной кремниесодержащей органелле. Эмансипативные клетки занимают меньшую часть албидо стилла, но при этом они работают очень интенсивно. Если сравнить подобные клетки с единорожьими, то эмансипативные клетки у пегасов меньше объемом, а кумулятивные, наоборот, больше. Уменьшение управляющих клеток у пегасов обуславливается упрощением их структуры: они могут только выделять энергию вовне, и не могут синтезировать и пополнять запасы кумулятивных клеток из внешних потоков магии. Увеличенные кумулятивные клетки пегасов содержат до 28 грат энергии.

В отличие от единорогов, связи между клетками албидо стилла у пегасов простые и выполнены в виде четкой пропорции. Каждая управляющая клетка имеет связь лишь с четырьмя, иногда пятью, кумулятивными, при этом никаких хаотических связей между одинаковыми клетками нет”.

Крэлкин задумался над информацией, сравнивая в голове пегасов и единорогов и сопоставляя силы Твайлайт и Рэйнбоу в реальном бою. Хоть он и понимал, что такого никогда не случится, он все же разыграл воображаемую сценку у себя в голове, и победителем оказалась пегаска.

– Магическая субстанция переплетена с мышцами и перьями, – загадочно проговорил земной пони и продолжил читать уже вслух. – “Албидо стилла тесно переплетено с мышцами. Небольшое количество эмансипативных клеток влияет непосредственно на мышечные ткани, усиливая их в полете. Однако, как показала практика, такого рода усиление практически не используется организмом из-за неэффективности. Единственные, у кого заметили активную работу мышечных эмансипативных клеток, – профессиональные летуны.

Помимо мышц, албидо стилла также тесно связано с маховыми и кроющими перьями крыльев. Основное скопление эмансипативных клеток наблюдается внизу маховых перьев первого и второго порядка, а также на кроющих перьях спереди крыла. При взмахе, а точнее, при сокращении подключичных и больших грудных мышц, непроизвольно активируются эмансипативные клетки, расположенные под маховыми крыльями, и начинается выброс магических потоков, который обеспечивает полет. Активность эмансипативных клеток зависит от интенсивности сокращения мышц. Бесконтрольная активность управляющих магией клеток позволяет пегасам неосознанно попеременно активировать и деактивировать необходимые клетки, давая возможность отдохнуть уже отработавшим. Это позволяет совершать длительные перелеты, учитывая количество энергии кумулятивных клеток в их организме. Упрощенная структура эмансипативных клеток позволяет им высвобождать больше энергии за раз и быстрее восстанавливаться.

Кроющие перья исполняют роль щита. В передней части расположены самые большие эмансипативные клетки в организме пегаса. При опасности потерять крыло, они высвобождают огромное количество хаотической энергии. Перед ними появляется ощутимый физический заслон, который, хоть и держится недолго, но по прочности подобен камню. Такое интенсивное выделение энергии чревато полным опустошением запасов энергии, но позволяет сохранить крыло целым”.

Крэлкин пролистал книгу дальше и остановился на разделе кожи.

– “Вся кожа на теле пегаса испещрена очень тонкими каналами, содержащими албидо стилла, которое находится непосредственно под верхним слоем эпителия. Такие же клетки расположены в копытах. В каналах расположены только эмансипативные клетки, они связаны между собой аксонами, образуя небольшие цепочки, которые соединены непосредственно с крыльевыми кумулятивными клетками, которые используются в качестве накопителей энергии.

Этот вид клеток полностью контролируется пегасами, в отличие от тех же клеток, расположенных в перьях, мышцах или глазах. Такой контроль позволяет пегасам двигать облака или проходить сквозь них, когда им вздумается. Если же подобный контроль будет отсутствовать, то пегасы будут непроизвольно сталкиваться с любыми мелкодисперсными веществами. Для влияния на физический мир, как единорогам, им недостаточно управляющих клеток, которые выделяют энергию, поэтому они могут воздействовать лишь на мелкодисперсные вещества, на подобии облаков и только при непосредственной близости”.

«Так вот как они могут управлять погодой. Значит, все дело лишь в магии. Никаких ухищрений, никаких подковырок. Все просто и лаконично. Остался только один пункт: глаза». Крэлкин вновь полистал книгу и нашел раздел о зрительной системе крылатых пони.

– “У пегасов самое лучшее зрение среди иных видов пони. Они могут видеть с высоты до двух тысяч метров и различать, кто под ними находится. Албидо стилла находится в сетчатке глаз. Работает их взгляд тоже неосознанно, как и магия в крыльях. Однако если в крыльях за активацию эмансипативных клеток отвечают мышцы, то за активацию таких же клеток в сетчатке отвечают прямые импульсы из зрительной части мозга. Албидо стилла разделено на две составные части. Эмансипативные клетки расположены непосредственно внутри глаза, тесно переплетаются со светочувствительными элементами сетчатки. Кумулятивные клетки находятся вне глаз и обособленно расположены рядом. Однако, несмотря на разделенную структуру клеток албидо стилла, связь между ними – самая тесная, нежели в других случаях.

Также эмансипативные клетки глаз могут выбрасывать поток энергии и влиять на мозговые клетки других живых особей. Такой направленный поток быстро опустошает кумулятивные клетки, однако может испугать или сковать цель параличом. Такой концентрированный поток энергии требует огромного количества эмансипативных и кумулятивных клеток в глазах. На подобное способны лишь некоторые пегасы”. Тут все понятно.

Твайлайт нервно улыбнулась, когда Крэлкин посмотрел на нее. Было видно, что единорожка понимала, но знания о биологии давались ей тяжело. «Мне легче, я ведь увлекался подобной литературой ранее. Не учитывая ряд других дисциплин. Итак, последнее, что надо посмотреть, как вся эта связка нервных клеток, отвечающих за магию, подключается к мозгу». Искал он необходимую информацию достаточно долго. Он никак не мог выбрать, что зачитать Твайлайт и вообще, что взять на вооружение. Информация была такая скудная, что он даже немного смутился.

– “Нервная система”, – продекламировал он, – “Албидо стилла в крыльях соединена с нервной системе грудных и подключичных мышц, которые и контролируют все необходимые процессы. Каждая эмансипативная клетка подключена к отдельному аксону, приходящему от мышц. Это дает полное и быстрое управление полетом. При необходимости мозг может координировать работу албидо стилла через сокращение мышц.

Клетки, расположенные под кожей и в копытах, управляются непосредственно головным мозгом. Эти эмансипативные клетки включаются связанными цепочками. Из спинного мозга расходятся управляющие аксоны, по одному – на каждую группу эмансипативных клеток. Каждая связка эмансипативных клеток связана с кумулятивными клетками крыла и берет оттуда энергию.

Эмансипативные клетки глаз управляются непосредственно сигналами из мозга. Управляющие аксоны идут в связке с глазничным нервом. Эмансипативные клетки, расположенные в сетчатке глаза, активируются, когда приходят импульсы от зрительной части коры головного мозга. Каждая эмансипативная клетка сетчатки соединяется с каждой кумулятивной клеткой окологлазного отдела, что позволяет полноценно использовать зрение даже при критически малых объемах энергии. Выделяемая глазами магия очень слабая, и пегасы могут использовать улучшенное зрение очень долго”.

«У пегасов нет образования, контролирующего магию, как у единорогов, кроме внешних образований на коже и копытах, – резюмировал для себя Крэлкин. – Вещество, излучающее магию, рассредоточено в основном в крыльях. Основные каналы, содержащие вещество, переплетаются с мышцами и перьями, усиливая их и выполняя защитную функцию. Но кроющие перья… наверняка, они еще для чего-то нужны, помимо защиты, например, для улучшения аэродинамических свойств пегаса, для более совершенного маневрирования, для разброса энергии в пространство при каких-то полетных ухищрениях. Для пегасов важно сохранить каналы, в которых расположено албидо стилла, и их пропускную способность, чтобы они могли летать. Каналы внутри тела физически ничем не защищены, так что они просто должны иметь какие-то другие особенности. Возможно, даже какой-то безусловный защитный механизм, как на кроющих перьях крыльев. Также у них есть контролируемые эмансипативные подкожные клетки, но их магия настолько мала, что ничего не сможет сделать плотным физическим объектам. Зрение пегасов может быть улучшено магией в несколько десятков раз, а его интенсивность контролируется мозгом, как интенсивность выброса магии из-под крыльев. Вряд ли я что-то смогу проверить в крыле Флаттершай, однако я бы хотел попробовать».

– Можно потрогаю твое крыло? – попросил Крэлкин у пегаски, смотря на нее преданным взглядом.

Кобылка покраснела, отвела взгляд и сильнее прижала крылья к телу.

– Нельзя, – мягко сказала Твайлайт.

– Почему? – удивился жеребец, переведя взгляд на единорожку и вперив в нее глаза.

– У пегасов так принято ухаживать друг за другом, – объяснила она.

– Да, ладно, – вскинул копыта чужак, не желая слушать, что какие-то чуждые ему заигрывания могли помешать. – Что это еще за бред? Не собираюсь за ней ухаживать. Делать мне сейчас больше нечего!

Пегасочка покраснела и сжалась в комочек, выражая своим видом, что хотела бы быть подальше от всего этого разговора.

– Это не бред, – парировала единорожка.

– Ну, тогда Флаттершай с самого начала могла не приходить, – заявил жеребец. – Ну что вы как жеребята? Я не претендую на Флаттершай.

– Крэлкин, “нет”, значит “нет”! – жестко ответила ученица Селестии, теряя терпение.

Он с шумом закрыл книгу и театрально пододвинул к себе физиологию земных пони, смотря в глаза Твайлайт. Пегасочка пискнула и упала на пол от резкого звука. Но Крэлкин не обратил на нее ни малейшего внимания, а уткнулся в печатные строчки. Упоминание об албидо стилла имело место быть и в этой книге. Бывший человек даже удивился. Упоминание о веществе, хранящем магию, было расположено в том же разделе, что и у пегасов: опорно-двигательный аппарат. Также говорилось о нем и в других разделах, посвященных другим органам пони. Листая книгу и ища заветную страницу, он размышлял, что же еще мог там увидеть.

Наскоро рассмотрев пару картинок, он увидел, что тонкие каналы покрывали всю мускулатуру и скелет у пони, а также все внутренние органы. Насмотревшись, он начал читать описание к ней:

– “Албидо стилла распределено по всему телу земного пони. Оно связано с костями и всеми внутренними органами, кроме глаз. Белое вещество у земных пони практически полностью состоит из кумулятивных клеток. Редкие эмансипативные клетки напрямую влияют на органы и придают им большую стойкость, выносливость, прочность и другие функции. Такое малое количество эмансипативных клеток позволяет равномерно использовать огромные запасы энергии, постепенно преобразуя их в магию. Все клетки спрятаны внутри и влияют только на внутренний мир земного пони, в частности, на физиологические особенности. Земные пони – это единственные пони, у которых албидо стилла влияет на мозговую активность. У них намного лучше развита интуиция в отличие от других. Особенно хорошо эта интуиция работает с естественными науками, такими как ботаника, геодезия, биология и другие. Кумулятивные клетки достаточно быстро восстанавливают потраченную энергию, что позволяет земным пони дольше других оставаться на ногах, даже в самые тяжелые времена года. Однако они никак не могут влиять своей магией на физический мир, ни как пегасы, ни как единороги.

Управление магией в теле пони осуществляется несколькими центрами в головном мозге, которые отвечают за различные функции и органы. В теле земных пони нет больших жгутов аксонов, которые бы соединяли часть мозга с определенным органом, как это выражено у единорогов, вместо этого у них множество нервных окончаний, которые тянутся к различным тканям организма. Доподлинно известно, что каналы албидо стилла неравномерно распределяются по телу, поэтому некоторые земные пони имеют острый ум, другие – отличные спортсмены”.

Отложив книгу, он притянул к себе пособие для молодых единорогов и физиологию рогатых существ, открыв последнюю книгу на нервной системе рога на разделе, посвященном белому веществу, – албидо стилла. Также перед ним лег обожженный фолиант и моментально был открыт на теории по слиянию магических потоков. Крэлкин еще помнил, где находилась интересующая его информация. По сути, это было единственное место, которому он уделил больше всего внимания и детально рассматривал продолжительное время. Разлегшись перед книгами, он повернул голову к Твайлайт и посмотрел ей в глаза.

– Итак, теперь давай разберем основы магии и то, как и что ты делала с Трикси.

– Зачем начинать с азов? – не поняла единорожка. – Я и так знаю, что такое магия и как с ней обращаться.

– Хорошо, что ты понимаешь. Давай соберем все сведения и сопоставим с физиологией, – предложил жеребец. – Итак, жеребята-единороги получают свою силу после определенного возраста. Физиологически это обусловлено увеличением или ростом массы белого магического вещества албидо стилла до определенного минимума, когда становится достаточно эмансипативных клеток для влияния на физический мир.

– Хорошо, это понятно. Что дальше? – решительно спросила кобылка.

– Подожди, давай теперь обратимся к физиологии, – сказал жеребец и опустил взгляд в страницу книги. – Так как клетки даже в состоянии покоя выделяют энергию, подобно соседним, то выделяется излишняя магия. Соответственно, ваше свечение – это ни что иное, как хаотический неконтролируемый выброс энергии в окружающий мир. Пока понятно? – спросил жеребец, не смотря на Твайлайт.

– Да, – неуверенно согласилась кобылка, явно не понимая, что хочет сказать чужак.

Белый пони уткнулся в фолиант.

– Теперь заглянем в практику теории слияния магий. Там говорится, что свечение вокруг рогов единорогов, использующих технику слияния, отличается от привычного и становится для них однотонным. В вашем случае с Трикси оно было белое.

– Да, – подала голос единорожка, вспомнив занятия с фокусницей.

– Вернемся к первой книге. “Магия единорогов взаимодействует с физическим миром”, – зачитал Крэлкин. – Это значит, единороги могут использовать магию для влияния на предметы. Правильно? – Твайлайт кивнула. – Но если мы посмотрим в теорию взаимодействия магий, то увидим, что там говорится о том, что должны взаимодействовать именно энергии. Ты не находишь это странным? Одна из книг – лжет.

– Где? – изумилась ученица Селестии и начала вчитываться в книги, попеременно меняя их перед глазами. – Не понимаю, – сказала она.

Крэлкин хихикнул.

– Твайлайт, посмотри хотя бы на название книги. “Теория взаимодействия магий”. И теперь сравни с тем, что я прочитал. “Магия единорогов взаимодействует с физическим миром”. Разве магия единорогов может взаимодействовать с магией другого единорога? Судя по теории взаимодействия магий и исходя из вашей практики, можно с уверенностью сказать, что может. Но почему в книге “Пособие для молодых единорогов” умолчали об этой информации, тогда как серьезный труд в виде этого черного фолианта рассказывает и дает советы о том, как слить магию разных существ воедино и преумножить ее.

– Да, но есть много предостережений…

– Вот именно, Твайлайт! – радостно воскликнул Крэлкин, перебив единорожку, и посмотрел на нее лучащимися глазами. – Сливать магию очень опасно, поэтому этим никто не занимался более двух сотен лет. Но теперь возникает закономерный вопрос: почему это так опасно и почему можно потерять магическую силу или жизнь? Как ты думаешь?

Единорожка в задумчивости посмотрела на пол, перебирая информацию в голове и рассматривая три открытых книги на наличие в них подсказок. Крэлкин видел подсказки, но намеренно не закрывал литературу. Она переводила взгляды с одной страницы на другую, но не могла понять, какую связь в них нашел жеребец.

– Не знаю, – сказала она обреченно, отбросив попытки понять ход мыслей чужака.

– Твайлайт, ты устанавливала связь, но не поняла, чем было вызвано усиление? – удивился жеребец. – Что ж, тогда ответь на другой вопрос: тебе было некомфортно при установлении связи с Трикси?

– Рог немного болел после того, как мы с ней тренировались, – призналась единорожка. – Но разве это имеет значение?

– Имеет, причем самое непосредственное, потому что он и не мог не болеть, – осведомил ее Крэлкин и улыбнулся. Ученица Селестии с недоумением посмотрела на него. – Вот смотри, у тебя есть рог и у Трикси есть рог. В полости рога расположено вещество албидо стилла, которое отвечает за магию. У единорогов оно сконцентрировано в одном месте и расположено так, чтобы у него была максимальная площадь для соприкосновения с физическим миром. Это преимущество, но это также влечет за собой некоторые последствия в плане безопасности для сохранности вещества. Когда вы соединяете свои потоки магии, между вами создается особый туннель. Через него и идет основной обмен и умножение магии.

– Значит, мы с Трикси влияли на магию друг друга? – предположила единорожка.

– Не совсем так. Вы влияли на выделяемую энергию албидо стилла в роге настолько близко, насколько это вообще возможно. То есть вы перенимаете поток магии, как только он проявился в физическом мире.

– Хорошо, тогда скажи мне, почему произошло умножение энергии?

– Показать, в какой книге искать? – с улыбкой спросил жеребец.

– Лучше расскажи, – попросила единорожка, сбитая с толку слишком сильным напором разнородной информации.

– Ну, хорошо. Вот смотри сюда. – Копыто Крэлкина легло на страницу пособия. – И вот сюда. – Второе легло на книгу по физиологии. – Чтобы ответить на мой вопрос, надо ответить на то, как работает белое вещество. На разных планах оно работает по-разному, на физическом плане – его активность проявляется активностью клеток, в плане энергетических воздействий – в выбросе хаотически выделяемой энергии, а слияние магий собирает это все воедино.

Земной пони замолчал, задумавшись и подбирая слова.

– Вернемся к самому началу. Когда ты используешь магию, ты не контролируешь процесс хаотического выделения энергии. Но ты можешь контролировать этот процесс у другого единорога, влияя на физическом плане на албидо стилла и не позволяя магии бесконтрольно исчезать. Отсюда и выходит уравнение умножения магии. Сейчас найду.

Крэлкин принялся усердно листать пожелтевшие книги черного фолианта.

– Там расписано, что слияние энергий – это туннель и контроль магии другого единорога. Но не той магии, которая обычно используется при ее применении, а той, которая хаотично выделяется. Двойная защита в виде непосредственного контроля и оградительного туннеля призвана улучшить контроль над потоками энергий. Вот она, – Крэлкин всмотрелся в черные строчки. Отсюда следует уравнение: сила взаимодействий энергий равна произведению сил всех единорогов, участвующих в проведении ритуала, минус одна вторая среднеквадратической силы единорогов на установление магического щита или тоннеля, минус одна среднеквадратическая сила на управление хаотически выбрасываемой магией каждого единорога, минус одна среднеквадратическая сила управления потоком неосязаемой энергии, уже выброшенной в туннель, плюс сила инерции, выделяемой хаотической магии. Инерция рассчитывается от количества свободных, то есть намеренно не возбужденных мозгом, эмансипативных клеток албидо стилла, способных на выделение неконтролируемого потока энергии.

– Это другие величины, – возмутилась единорожка. – То, что ты называешь расходуемой силой на магический щит, есть ни что иное, как сила на установление связи между единорогами. Это не сила управления неосязаемой энергией, а сила для управления магией, какой ее понимают единороги. А сила инерции магии – это сила ускоренных волн магического потока.

Крэлкин профессионально выслушал единорожку и ответил:

– Это разные термины, но не величины. Однако насколько я понимаю, единороги могут использовать магию на совершенно другом уровне. Если один единорог будет собирать всю магию воедино, причем не только свою, но и хаотически выделяемую магию другими пони еще до того, как эмансипативные клетки албидо стилла возбудятся импульсами мозга, и магия начинает выделяться в физический мир, то такая сила может смести Понивиль, а то и что-то похуже сделать.

– Но это еще опаснее! – воскликнула единорожка.

– Это полный контроль запасов магии албидо стилла другого единорога, – задумчиво произнес жеребец. – А это уже чревато повышенным процентом потери магического таланта, а то и смертью, если по неосторожности послать обратный импульс в мозг. Но не будем отвлекаться. Объясни, откуда были взрывы? И почему они были прямо между вами?

– Потому что я сопротивлялась магии Трикси, – не раздумывая, ответила Твайлайт, – что создавало резонанс в наших энергиях, и они, отталкиваясь друг от друга, противодействовали и высвобождались. Потому и были взрывы, что я не успевала удерживать весь поток магии, исходящий от Трикси.

– Не так, – ухмыльнулся Крэлкин. – Вы накапливали множество бесконтрольной энергии в туннеле между собой. Она рикошетит, но лишь в определенном замкнутом пространстве. В этом туннеле действительно создавался сильный резонанс, и вся энергия вырывалась и пробивала брешь в нем в самом слабом месте: прямо между вами. В равноудаленном месте.

– Объясни тогда, куда делся мел? – скептически отозвалась единорожка. – В какой мир он ушел?

– Ни в какой, – с усмешкой сказал земной пони. – Вы не можете разорвать пространство, потому что вы просто не знаете, что такое пространство.

– Если ты так говоришь, то куда делся мел? – наседала Твайлайт.

– Хорошо, чтобы ответить на твой вопрос, ты должна ответить на мой: вы направляли магию конкретно на мел?

– Конечно, – отмахнулась кобылка. – Куда же его направлять? Мел сам не прыгнет в портал, как бы нам не хотелось.

– Вот ты и ответила на свой вопрос. Вы просто разложили его на элементарные частицы и развеяли по ветру.

Ученица Селестии открыла рот от удивления. Она не могла поверить, что они с Трикси действительно никуда не девали кусок породы. Они просто его расщепили. «Твайлайт, ты должна была чувствовать, что происходит с мелом. Судя по книге, ты должна была полностью изменить свое видение мира, увидеть его с разных сторон, с других углов. Понимать суть вещей и чувствовать все процессы, проходящие с контролируемыми предметами, будь то минерал или живой организм. Неужели книга врет? Но почему тогда у них получился разрыв?»

– Но почему тогда вы живы? – спросила лиловая пони.

– Благодаря тому, – объяснил жеребец, – что магия разорвала пространство рядом с нами, а не была направлена прямо на нас.

– То есть ты признаешь, что мы разорвали пространство? – победно произнесла единорожка.

– Конечно, – согласился тот. – Сделали круг, и выход из пространственного туннеля оказался там же, где и вход.

Твайлайт замолчала, размышляя над всем, что услышала, пока Крэлкин пролистывал книги и выискивал интересующие его тезисы. Сегодня жеребец был доволен собой. «По сути, я понял, хоть и поверхностно, как магия и физиология сочетаются между собой. Конечно, многого я не знаю, особенно про Селестию, но не думаю, что про королевскую семью будет какая-то информация в городских библиотеках. Сколько же магии в теле принцессы, если у нее есть и рог, и крылья, и, скорее всего, присутствует магия земных пони. Магия всех пони охватывает разрозненные участки органов, и лишь в таких, как Селестия, они могут сочетаться. Может ли она использовать всю магию в ее теле разом и высвобождать потоки энергии прямо через свое тело? И влияет ли сила магии рога на использование магии крыльев? Сколько еще неизвестных вопросов, на которые нет ответов...»

– Ты всегда лезешь в разные источники, чтобы добыть информацию? – внезапно спросила Твайлайт у Крэлкина.

– Бывает, – сказал он, закрывая поочередно три книги и поднимаясь, чтобы размяться. – Но не часто. Только если мне что-то действительно интересно, а другими способами эту информацию не достать. Поиск информации затягивается в разы, но порой оно того стоит.

– Значит, ты предлагаешь мне смотреть в разные источники? – осведомилась единорожка, смотря, как жеребец подходит к окну и окидывает взглядом окрестности сквозь запотевшее стекло.

– Возможно, но это не всегда верный путь, – промолвил он в задумчивости, пытаясь параллельно ответить на некоторые свои вопросы. – Часто он ошибочен, но то, что должно быть связано, – связано. Я искал интересующую меня информацию лишь в книгах о магии, но это оказался неверный путь. Я был уверен, что раз что-то связано с магией, то оно относится лишь к магии, – объяснил чужак. – Мне необходимо было осмотреться и увидеть то, что я не мог разглядеть. В большинстве случаев я, конечно, ссылаюсь на один источник, но сейчас даже с этим неполным списком литературы я смог кое-что для себя прояснить.

– Значит, ты думаешь, что мы с Трикси не сможем пробить тоннель в другой мир? – спросила Твайлайт с напряженностью в голосе.

– Не сможете, – согласился белый земной пони. – Потому что не знаете ничего, кроме свойств материи, из которой состоите. Вы и в следующий раз ее замкнете в круг, потому что вы можете разрывать лишь ее. Вы можете пробовать множество раз, но это не изменит ровным счетом ничего. В разных мирах материя разнится, причем кардинально. Вспомни, что мы с Альтусом не могли есть и даже нормально пить. Это лишь подтверждает мою теорию. Вы можете попробовать еще раз, но лишь навредите себе подобными экспериментами.

– Значит, я буду искать более тщательно проработанную теорию об иных мирах, – улыбнулась единорожка.

– Если хочешь, – улыбнулся в ответ Крэлкин и похромал к кровати под пристальными взглядами кобылок.

«Если хочешь, Твайлайт. Все равно я получил в свои копыта то, что хотел. Теперь мне надо будет лишь найти зельевара, и я полностью буду готов к возможной битве. И тогда даже Селестия не сможет меня выдворить из Эквестрии, если я правильно распоряжусь будущей мощью. Игра продолжается. Те знания, которые я получил сегодня, – бесценны. Я наверняка смогу блокировать магию единорогов, если понадобится. К тому же я теперь знаю, что представляет собой магия на физическом плане. Осталось понять, что она представляет собой в плане использования на уровне примитивных составляющих. Как мозг подает сигналы, как вещество откликается на них. Живет ли оно своей жизнью или это просто орган, контролируемый центральной нервной системой. Самое интересное, что албидо стилла напрямую соединено с мозгом. Такой тесный контакт позволяет управлять им, мгновенно посылая сигналы прямо по месту назначения, минуя иные узлы нервной системы, однако такой контакт чрезвычайно опасен. Если послать обратный импульс, то результат может быть плачевным».

IV

Наступал вечер, красный шар начал закатываться за верхушки леса, увеличивая тени. Холодный зимний воздух врывался в легкие пони, заставляя их непроизвольно сжиматься. Дышать было тяжело, даже больно. Неоднократно оглядываясь на город, лежащий за ним, он пресекал попытки встать и пойти в теплую постель. Он ждал подходящего момента для того, чтобы углубиться в гущу деревьев на поиски Зекоры, но не решался. Он просто не мог подобрать необходимые слова для разговора с зельеваром. Несколько раз, два знакомых пегаса звали его, но он, отшучиваясь, оставался на месте. Его отношения с Альтусом наладились, как и с Твайлайт, но он еще не мог простить ей, что она чуть не прогнала его из нового мира.

В городе, который виделся поодаль, начинали загораться редкие огни. Жеребята спешили домой, подгоняемые родителями и другими родственниками. Серые тучи висели на небе весь день, но ни одной снежинки так и не упало. «Видимо, у пегасов были другие планы насчет сегодняшней погоды», – подумал Крэлкин.

Пони часто менял позы: то стоял, то лежал, то сидел, изредка даже пробегался и пританцовывал на месте. Копыта онемели от промерзшей земли, но он ждал, невзирая на мороз, прикрытый своей неизменной бело-красной накидкой. Он приходил сюда несколько дней подряд после того, как его выписали из больницы, вглядывался в густоту леса и думал, как ему убедить незнакомого пони обучить его столь мощной магии. Он все же надеялся, что зельевар придет к нему проверить его раны еще в больнице, но он тщетно ждал, напряженно вслушиваясь в каждый цокот копыт в больничном коридоре. «Интересно, а как выглядит тот пони? И почему он живет там, где другие пони боятся ходить? Неужели, они относятся к нему враждебно? Хотя, почему? Зекору знают в больнице и разрешили лечить больных. По крайней мере, меня. Интересно, что она скрывает?

Но Зекору, как я понял из рассказа Твайлайт о ней, используют в сказках, чтобы пугать непослушных жеребят. На самом деле, она никого не ела, да и пугать никого не пугала. Она просто жила в Вечносвободном лесу, ни с кем особо не контактируя. Из этого можно сделать вывод, что она действительно может быть опасна. Кто знает, почему она ушла из общества пони? Или есть то, что Твайлайт мне не рассказывает, или же Зекора не особо походит на пони, что тоже не вселяет надежду. Тогда кто она? Дракон, как и Спайк? Или другое существо, помогающее городу?»

В очередной раз сев на границе пугающего заснеженного леса, чужак решил, в конечном счете, зайти в него и попытаться найти зельевара. Невидимая сила тянула его туда и отталкивала одновременно. Он испугался этого, и страх лениво вполз в его сердце. Это было похоже на вспышки эйфории, только теперь страх завладевал не разумом, а телом. Собравшись с мыслями и частично поборов панику, земной пони ступил на заснеженную тропинку, ведущую в чащу леса.

Когда он углубился в него, пошел снег, и жеребец, недолго думая, пробежал вперед и остановился под сенью множества веток, будто паутиной затянувших небо. Умиротворение разлилось по его душе, и на сердце стало хорошо и спокойно. Ему казалось, будто он всегда жил в этом лесу и каждое деревце, каждая веточка были ему знакомы. Осмотревшись, он не увидел ничего необычного: шел снежок, продувал несильный, но холодный ветер, мрачный бело-серый пейзаж и серое небо над головой. Пони подставил копыто и поймал одну снежинку. Присмотревшись, он тут же вспомнил снежинки его мира. Такие же маленькие и упорядоченные узорные шестигранные хлопья всегда завораживали его, но зиму он терпеть не мог.

Тряхнув гривой и сметая тонкий слой упавшего на него снега, пони поплелся вперед, рассматривая пейзаж вокруг. В лесу у самой границы стояли огромные, в несколько обхватов, деревья. Дальше деревья были поменьше, и имели менее массивные стволы и ветви, а еще дальше виднелись редкие вечнозеленые ели. Чужак углубился, не теряя из виду дорогу, по которой пришел. Снег усилился, но неизвестное место завораживало и тянуло своей необычностью. Крэлкин даже забыл, что являлось его первоначальным поводом зайти сюда. Под некоторыми деревьями лежала поблекшая листва, слегка припорошенная белым покрывалом. Следов присутствия какой-либо жизни не было вообще. «Либо все в спячке, либо здесь никто не ходит».

Зайдя достаточно глубоко и понимая, что он никого не найдет сегодня, а лишь заблудится, пони развернулся и пошел назад. Ничего страшного в лесу не было: самый обычный лес, тронутый зачатками хаоса. Крэлкин вспомнил свой домашний кабинет: разбросанная литература, инструменты, магические предметы. Но в таком бардаке он очень хорошо ориентировался и практически мгновенно находил все необходимое. Однако и порядок был ему не чужд. Время от времени он убирался, облагораживал вещи, раскладывал их на свои места.

Так было и с этим лесом: все самое необходимое было под рукой и всегда на виду. Все, что не нужно – отметалось или откладывалось в дальний ящик до лучших времен. Хаос, порождаемый паутиной сотен веток, беспорядочностью деревьев, опавшей, неубранной листвой, что для пони из города было нонсенсом, приятно ласкало глаз и напоминало жеребцу, что не все в чужом мире еще упорядочено. «Хотя, – размышлял он, – возможно, не за горами был тот день, когда мэр Понивиля сметет с лица земли лес, а Твайлайт упорядочит его территорию».

V

– А что такого страшного в Вечносвободном лесу? – спросил Крэлкин за обеденным столом на ферме ЭплДжек. В семье Эплов он стал желанным гостем, и вовсю пользовался своим положением. Он спал у них, когда ему вздумается, ел, имел тихое место, чтобы разобраться со своими мыслями и положением.

– Стра-ашные звери там обитают, – сказал бабуля Смит, оторвавшись от своих дум. – Они нападают ночью, когда ты спишь, рыскают своими глазишами в поисках жертвы, а когда находят…

– Бабуля, не говори чепухи, – прервала ее ЭплДжек. – Нет там ничаво такого.

Пожилая пони непонимающе посмотрела на нее, пожевала челюстью, буркнула: “Молодежь”, – и снова углубилась в себя, неодобрительно смотря на яблочное пюре, стоящее перед ней, приготовленное заботливыми копытами внучки.

– Не слухай бабулю, она вечно че-нить да придумает, – сообщила ЭплДжек.

– Да, – согласился Крэлкин. – Но все-таки, чем он опасен?

– Много чем, – честно ответила фермерша. – А че ты любопытничаешь?

– Хотел бы там погулять, вот захотел узнать, что там и как.

– Ты не ходи туда, – сказала земная пони с серьезной мордочкой. – Там мантикоры бродять, злобные змеи ютятся, да волки древесные водятся. Тама даж' дракон живет. А, мож’, и не один.

Крэлкин задумался, прокручивая в голове свою прогулку. «Либо я чего-то не видел, либо ЭплДжек врет, либо не договаривает. В любом случае, эта, непроверенная мной информация, несет в себе намного больше опасности, чем проверенная».

– Но там же живет Зекора, – попытался вставить жеребец, вспоминая об информации, полученной от дракончика. «Возможно, Спайк не знает ничего про Зекору, лишь догадывается. Поэтому надо бы навести справки о ней у других пони, которые не связаны с ней тесно. Твайлайт и больничный персонал могли бы что-то заподозрить. А ЭплДжек достаточно далеко от всего этого, чтобы помнить о таких вещах и тем более сообщить о них ученице Селестии».

– Пущай она там и коснеет . Эт’ ее дом, не наш.

«Замечательно. Значит, Спайк не соврал. Фермерша говорит достаточно уверенно, чтобы усомниться в том, что она говорит правду».

Крэлкин улыбнулся и поблагодарил пони за завтрак. После обеда он отправился к Вечносвободному лесу, чтобы, наконец, найти зельевара и попросить у него помощи в его нелегкой миссии. Он шел достаточно быстро, чтобы замечать прохожих. Теперь он был уверен, что Зекора живет где-то там, в глуши пугающей чащи. «Должна быть какая-то безопасная тропка, по которой она добирается до города при необходимости. Три дня подряд она должна была ходить ко мне с новыми зельями».

Снизив бдительность при выходе из города, чувствуя свободу и избавление от лишних глаз, он наткнулся на Твайлайт, которая его намеренно искала. Ее грива и хвост были несколько взъерошены, а тело скрывала лиловая теплая накидка. Заметив на улице белого пони, она прямиком направилась к нему со строгим выражением на мордочке: было видно, что она была чем-то недовольна и готова разразиться гневной тирадой перед всеми. Крэлкин притормозил, позволяя кобылке преградить ему дорогу, и улыбнулся.

– Ты почему сидишь у Вечносвободного леса?! – тут же бросила она, не обращая внимания на нескольких обернувшихся на ее крик пони.

– Привет, – поздоровался чужак, но было видно, что ей сейчас было не до любезностей. Она выжидающе смотрела на него, ожидая ответа на свой вопрос. Он задумался, выбирая подходящие слова. – Он не такой, как все вокруг, – наконец, объявил жеребец.

– Там живут опасные существа, которых следует избегать! – заявила единорожка. – Я думала, что ты более умный!

«Я всегда рисковал своей жизнью, чтобы добыть информацию, а теперь это еще и критически необходимо. Зельевар живет в лесу, я живу в Понивиле. В Понивиле безопасно, но что я действительно смогу узнать здесь? Пора вновь выйти из своей зоны комфорта. Пора добывать полезную информацию»

– Я просто сижу около леса, – попытался успокоить ее Крэлкин, но в голове он уже обдумывал, как будет искать хижину Зекоры. – Ничего страшного не произойдет.

Твайлайт задумалась. Ее глазки бегали из стороны в сторону, она пыталась найти контраргументы, но не могла.

– А если кто-то выскочит и схватит тебя? – наконец, нерешительно сказала кобылка и вызывающе посмотрела на земного пони.

– Ну вот, кому я нужен? – засмеялся жеребец и двинулся из города, обогнув Твайлайт. Библиотекарша осталась стоять в нерешительности, смотря на удаляющегося чужака.

«Почему всем так не нравится этот лес?» – задавался вопросом Крэлкин, пока добирался до своей цели. Погода была прекрасная. Солнце озаряло окрестности своим желтым светом, ветра практически не было, новый снег, выпавший ночью, приятно поскрипывал под копытами на тропинке, ведущей к цели. Он увидел ее лишь вчера и сразу же начал исследовать то место, куда она его привела. Ничего необычного там не было: тропка обрывалась прямо у границы леса. Ему казалось, что кто-то или что-то должно было проложить ее и поддерживать в утоптанном состоянии, но в то же время казалось, что это был тупик незримого лабиринта. Он предполагал, что пегасы так подшутили над ним, потому что лишь они могут внезапно исчезнуть с тропы, поднявшись вверх, но земные и единороги не могли позволить себе такого.

Дойдя до конца дорожки, он осмотрел снежную пустыню, раскинувшуюся за ним. Конечный пункт его следования, лес, был достаточно далеко, чтобы жеребца можно было увидеть невооруженным взглядом, к тому же, шерстка идеально прятала его на фоне белой равнины, да и грива не сильно выдавала его рядом с лесом. Единственное, чем он выделялся, – красными красками на своей накидке.

Осматривая небо, чтобы посторонние глаза пегасов не увидели, как он входит в лес, он заметил двух крылатых существ в небе: голубого и красного цвета, летающих друг за другом. «Вот и хорошо, пока эти двое заняты друг другом, я смогу проскользнуть в лес, не привлекая их внимания», – подумал Крэлкин и зашел под сень могучих деревьев.

Пройдясь вглубь по заснеженному настилу, он осмотрелся. Сейчас вид деревьев был не таким мрачным, как вчера. Вздрогнув от неизвестно откуда налетевшего ветра, жеребец обернулся. Перед ним стоял высокий пони, укутанный в коричневое одеяние, и даже голова была скрыта под капюшоном. Незнакомец был высоким, приблизительно ростом с Биг Макинтоша. Крэлкин опешил и попятился. Но неизвестный не нападал, а просто стоял перед ним в ожидании.

«Зельевар? Или это другой пони, следивший за мной? Может, это Твайлайт? Или кто-нибудь из знакомых? Надели на копыта что-то и увеличили рост, чтобы испугать меня. Нет, это не может быть Рэйнбоу, ровно, как и Альтус. Они сейчас в небе развлекают друг друга. Флаттершай? Не думаю, но ее появление более вероятно, нежели других пегасов, хотя осанка ее была другой. Твайлайт? Нет, она бы не смогла так просто пройти мимо меня по пустынной равнине. Рарити? Не думаю, что модница поплелась бы в лес. Пинки Пай? Да, это, пожалуй, единственный возможный вариант. Однако я не видел никаких следов пони, которые бы шли в этом же направлении. После вчерашнего снегопада единственными копытами, которые касались снега за Понивилем, были мои. Но все же, кто знает эту Пинки? Возможно, она попросила Твайлайт или другого единорога перекинуть ее в лес заклинанием телепортации».

– Привет? – спросил Крэлкин, вглядываясь в глаза собеседника и пытаясь рассмотреть их, но все было тщетно: капюшон отлично скрывал все, чем можно было бы идентифицировать незнакомца. «Ни глаз, ни носа не видно. Прямо магия какая-то».

– Пони, ты куда идешь? Смерть свою ты здесь найдешь, – донесся из-под капюшона зловещий женский голос. «Пинки? Да, возможно. Но, думаю, что она бы рассмеялась».

– Стихи? – спросил жеребец, улыбаясь.

– Что ты ищешь здесь, чужак? Не аллея здесь, не сад.

«Чужак? Ну, тогда это точно Пинки Пай. Она знает, что я чужак, и лишь она может меня разыграть. Но я с тобой поиграю, Пинки, раз ты так хочешь. Твайлайт получит ту информацию, которая ей необходима».

– Тут красиво, – ответил белый пони, пытаясь предугадать реакцию незнакомца.

– Не алея здесь, не сад, – настойчиво повторила Пинки.

«Если ее послала Твайлайт, то это неудачное решение отговорить меня от подобных прогулок. Но, по крайней мере, она смогла меня поймать с поличным, что правда абсолютно ничего не значит».

– То есть тут нельзя гулять? – наигранно удивился земной пони.

– Здесь найдешь лишь смерть свою, – заявил голос из-под капюшона. – Коль не знаешь, что к чему.

«”Не знаю, что к чему”? Значит, при получении знаний я получу полную свободу действий в лесу? Это либо прокол, либо намеренное предупреждение. Если это прокол, то они лишь разжигают мое любопытство, чтобы найти зельевара и попробовать использовать полученные знания на опасных существах».

– Значит, тут нужно знать, где опасно, а где нет? – в лоб спросил Крэлкин.

Он выжидающе смотрел на закутанную Пинки. Она в растерянности молчала. «Вот тут ты и прокололась, Твайлайт. Твоя розовая подруга не сможет ответить на все мои вопросы. Да и ты не сможешь, как и Селестия, я думаю. Все вы смертны и у всех есть определенный лимит знаний и осведомленности. У Пинки он слишком маленький».

– Меня зовут Крэлкин, а Вас? – пошел жеребец в контратаку.

Незнакомая пони подняла копыто и скинула капюшон на спину. Перед Крэлкиным предстала серая мордочка в черную полоску. Бывший маг сразу обратил внимание на необычный миндалевидный разрез глаз. Голова была немного больше, чем у обычного пони, да и высокий рост, который сразу же бросился в глаза, настораживал. Грива незнакомца торчала вверх, подобно ирокезу, меняясь черными и белыми полосками на волосах. Было заметно, что она была не из этих мест, а откуда-то издалека, где был другой климат. «Зебра? Так это не Пинки? Не видел зебру в Понивиле, значит, она не из города. Зекора это что ли? Тот самый зельевар, который мне нужен? Если да, то я должен ее поблагодарить за спасение и серьезно поговорить, но наседать тоже нельзя. Особенно важно узнать, где она живет, чтобы иметь с ней прямой контакт», – судорожно размышлял Крэлкин, пристально разглядывая незнакомку. Та, в свою очередь, смотрела на него с подозрением.

– Я Зекора, здесь живу, покой леса берегу, – представилась она.

«Значит, это точно зельевар».

– Слава Селестии, – сказал облегченно жеребец и удивился.

«Я сказал не свое дежурное “Слава Богу”, а “Слава Селестии”. Общение с Твайлайт оставляет свои приятные отпечатки. Данное обстоятельство спасло меня сейчас от ненужных объяснений. Хотя странно, что Селестию превозносят, как Богиню, учитывая, как своевольно она относится к гражданам своей страны. Однако никаких волнений в обществе я не заметил, недовольных крайне мало, чтобы они выделялись из массы, а недовольных разговоров о некачественной работе властей вообще не слышал».

– Вы меня хотите отвести обратно в город к Твайлайт? – осведомился Крэлкин. Сейчас он прощупывал отношение Зекоры к нему.

– Это нужно? Что ж, тогда, отведу тебя туда, – сказала удивленная пони.

«Не против того, чтобы я остался? Или я ее не совсем понимаю?»

– Не стоит, – мгновенно отреагировал чужак, попытавшись представить картину и мордочку библиотекарши. – Спасибо вам за то, что помогли Твайлайт излечить мои раны.

– Не стоит, пони, ты здоров, но что ты ищешь средь ветров?

– А вы всегда разговариваете стихами? – ушел земной пони от прямого ответа. Казалось, что Зекору это обстоятельство ничуть не смутило. Крэлкин вообще мало что мог сказать по каменной мордочке зебры.

«Было бы неплохо услышать “нет”, но что-то мне подсказывает, что такого не случится. Значит, придется слушать ее стишки. Не подобает сильным пони увлекаться подобными забавами».

– Конечно, да, ведь мой народ так дань традициям дает.

– Ясно, – смутился собеседник, размышляя о предстоящем диалоге и продолжая пытаться прочесть ее эмоции.

«Не нравится мне, как она на меня смотрит. Как на чужака, которого тут не должно быть. Знает ли она? Скорее всего, нет. Думаю, что Твайлайт достаточно умная, чтобы не болтать всем и вся о природе моего происхождения. Но неужели хождение по этому лесу иного пони настолько сильно настораживает зельевара? Или же она просто защищает свою территорию? Но, в любом случае, необходимо найти ее слабое место и сыграть на нем. У всех есть слабое место, кроме меня», – напомнил себе Крэлкин.

– А Вы не скажете, где тут можно ходить, чтобы не попасть в беду? – спросил жеребец. «Необходимо понять охват ее территории. Ее дом наверняка будет где-то в центре. Или, по крайней мере, в данной области».

– Попасть в беду тут может всяк, иди домой, коль не дурак.

Крэлкин присел и почесал за ухом. «Она не хочет говорить, значит, что-то подозревает. А это очень плохо. Но можно попробовать сыграть на чувствах».

– Здесь мне многое напоминает о доме.

– Откуда ты сюда пришел и что в этом лесу нашел?

– Это очень длинная история, – отмахнулся бывший маг. – А ты почему тут живешь, а не в Понивиле?

«Возможно, я узнаю ее историю, а в ней и найду ее слабое место».

– Я Зекора, здесь живу, покой леса берегу, – повторила она свое приветствие.

«Она что-то скрывает. На ее месте я делал также при виде незнакомца, но ее рифмы просто выбивают меня из колеи. Придет час, и я не пойму смыла ее слов».

– Ты как Флаттершай? Заботишься о природе и животных?

– Нет, я просто здесь живу, из трав отвары я варю.

«Отлично, теперь я узнал, что она точно зельевар. И я хотя бы знаю, как она выглядит. И то, что она живет в этом лесу недалеко отсюда – факт потому, что лес опасен, судя по словам Спайка, ЭплДжек и Твайлайт. Так что она не стала бы далеко отходить от укрытия, или же у нее есть с собой боевые отвары? Было бы любопытно взглянуть на ее арсенал. Также интересна классификация всяких жидкостей. Такая же, как и в нашем мире или отличается?»

– Отвары? – заинтересовался Крэлкин, смутно представляя, для чего они могут понадобиться и что вообще делают. – А для чего?

– Я лечу зверей и птиц, от черепах и до синиц.

Чужак задумался и осмотрелся. Зебра была спокойна, разве что голос отдавал зловещими нотками. «Но ее голос может быть профессионально поставлен, не более того».

– Ну, так что ты тут забыл или просто так ходил? – спросила кобылка.

«Тебя искал, зельевар, но так в лоб нельзя подходить. Она не доверяет мне и вряд ли разрешит проникнуться ее знаниями и воспользоваться ее опытом. И вообще, как она копытами-то зелья варит? Или есть какие-то зелья, дающие возможность перемещать предметы силой воли, как это делают единороги?»

– Я хочу понять, что такого страшного в этом лесу. Я не верю, что пони боятся его только из-за того, что тут все происходит само собой, без их вмешательства. Да и страшные звери не должны быть таким уж большим препятствием, чтобы не ходить сюда, – сказал Крэлкин, смотря в глаза Зекоре.

– Лес… он жуток, но порой, можно здесь найти покой.

Зебра смотрела на него, ожидая дальнейших действий. «Лес дает покой? Но лишь изредка? Значит, она не должна далеко уходить от места жительства. Но пора втираться в доверие».

– А можно я с тобой похожу? – спросил жеребец.

Полосатая пони задумалась. Крэлкин молил судьбу, чтобы она разрешила, ведь сам он решил, что не будет портить с ней отношения на ранних стадиях. Это было чревато для него блокированием абсолютно всех подходов к информации.

– Можно, почему б и нет? Но должен слушать мой совет.

«Значит, чтобы втереться в доверие, я должен делать все то, что она говорит? Ну, в любом случае, в данной ситуации у меня нет особого выбора. Зельевар немногословна, информацию прямыми вопросами не вытащу, а надо бы. Что ж, буду потихоньку втираться в доверие».

– Не вопрос, – живо отозвался Крэлкин и двинулся за пони, осматриваясь вокруг.

Лес был одинаков, но по-своему приятен. Зекора ходила и искала травы под снегом. К большому удивлению земного пони, она находила их, аккуратно срезала небольшим скругленным ножичком, держа его в зубах. Потом отправляла траву в сумку, которая крепилась на спине, прятала ножик под свою накидку и прикрывала срезанную траву снегом. Несколько раз они замирали, вслушиваясь в тишину, и продолжали свой путь.

– А сложно варить зелья? – внезапно спросил чужак.

– Не сложно, я должна сказать, но сложно травы доставать.

– А какие зелья ты варишь?

«Это было опрометчиво, но я должен узнать хотя бы о литературе, которая хранится у нее в доме».

– Важна не суть, а мысль важна, я помогаю всем одна.

«Опять путаное двустишье? Хоть я его и понял, но надо будет обращаться, наверное, к профессиональной литературе, потому что я могу просто не понять, что она мне скажет».

– Значит, ты варишь зелье лишь с целью помогать другим?

– Конечно, я несу добро, ведь нужно всякому оно.

– Я бы тоже хотел, как и ты, помогать другим, – с наигранной грустью отозвался Крэлкин.

Кобылка не ответила. Она подошла к снегу, склонила голову, принюхалась и разрыла копытом ямку. Под снегом оказалась пожухлая трава. «Я так никогда не смогу. Мне необходим чувствительный нос, который бы помогал выискивать подобным образом травы. Но никто не должен знать, что я делаю с Зекорой. Однако одна проблема все же остается: знакомство Твайлайт с этой Зекорой. Зебра может рассказать подруге о том, что я хочу узнать, а узнать я хотел бы не о каких-то лечебных зельях, а о самых потенциально опасных отварах».

– А у тебя есть книги, которые я бы мог почитать? – спросил жеребец.

– Да, книги есть, но только те, что на зебриканском языке, – ответила пони.

– На зебриканском? Так ты не из Эквестрии?

«Да, это было заметно, что она не из Эквестрии. Но откуда? Из Зебринии… Или как ее страну называть? В общем-то, сейчас это не особо важно. Не нужно углубляться настолько глубоко. Хотя, если понадобится, то необходимо узнать, где она живет и отправиться в те края, чтобы узнать секреты зельеделия».

– Эквестрия – мой дом пока, хоть я пришла издалека, – объяснила Зекора, уклоняясь от подробного ответа.

– Понятно, а можно мне будет посмотреть на книги?

– Нет, извини, они мои, они – мой дар родной земли.

– А откуда ты родом? – спросил Крэлкин, пытаясь скрыть легкое раздражение.

Зекора зарыла копытом ямку, засыпав ее снегом, и ответила:

– Наш разговор закончен, друг, но больше не ходи вокруг. За книгами не приходи, тебе не дам я их, учти. Учить тебя не смею я, для зебр – лишь умения о сути зельеделия.

«Она отказывается меня учить?»

– Значит, нет никакого способа переубедить тебя изменить решение?

– Конечно, нет, с чего ты взял? На путь познанья ты не встал.

– Но почему ты не хочешь помочь мне? – не унимался жеребец.

– Ты должен принимать добро, но алчбы на тебе тавро.

– Что это значит?

– Лишь то, что знания мои опасны могут быть, пойми.

«Так, я зашел пока в тупик? Надо дать ей время, чтобы я смог войти к ней в доверие и получить доступ к книгам, но у меня нет этого времени! Критически необходимо достать книги с головой Зекоры или переводчиком с зебриканского языка. Возможно, словарь этот есть в библиотеке Твайлайт. А если нет? Тогда единственное, где я могу достать подобную информацию, – у Принцессы Селестии, да и то не факт. Нужно послать ей официальное письмо, чтобы дала разрешение на доступ к ее библиотеке, а там уже видно будет, что к чему. Возможно, я там найду другую интересную информацию, но пока я должен сконцентрироваться на том, что мне действительно сейчас важно – зельеделие».

Кобылка вывела странника из леса, когда солнце садилось, касаясь горизонта, и, попрощавшись, отправилась вглубь чащи. Белый жеребец долго смотрел ей вслед. Даже когда пони растаяла в глуши леса, он стоял и завороженно смотрел. Размышляя над тем, как может быть полезна сила зельевара, он медленно направился домой. На ферму ЭплДжек. В теплую комнату и сухую кровать. Он брел и размышлял, как смог опуститься до того, что начал просить помощи у иных созданий.

«Я никогда так себя не чувствовал. Разбитым и пораженным. Давненько я не получал отказы, лишь вызовы и оскорбления. Теперь придется решать проблему, которую я же и породил. И решать проблемы через Твайлайт я больше не могу. Необходимо внимание Селестии к моей персоне. Навру ей в письме с три короба, и она сжалится и разрешит мне изучить все, что мне будет надо. Я только не понимаю, почему меня еще до сих пор не отправили в тюрьму? Или же я пока не такая важная проблема? Что тогда важнее меня?.

Все же надо сначала зайти к Твайлайт, чтобы порыскать в поисках словаря, – размышлял пони, посмотрев на пылающий рубиновый шар, закатывающийся справа от него. – И время благоприятное. Самое важное, это не шуметь, чтобы никто не услышал меня. Твайлайт и Спайк должны уже готовиться ко сну. Никто к ней в гости не собирался, хотя, кто знает, кто может там быть?»

Он тихо зашел в темную библиотеку, осторожно ступая по деревянному полу. Подошел к полкам впритык и начал вглядываться в буквы на корешках книг. Ничего не видя, он чертыхнулся и осмотрел пустой зал на предмет слабых источников света, чтобы не разбудить ими единорожку и ее помощника, но ничего такого не заметил, лишь силуэты редкой мебели. Недолго думая, аккуратно подошел к столу и осмотрел его, ища то, что могло бы подойти, но ничего подходящего там не оказалось. «Неужели я зря сюда пришел?», – мысленно простонал он и услышал, как окно со стуком распахнулось, звеня стеклами и впуская в книжный зал поток холодного воздуха.

У Крэлкина все внутри замерло от страха. Он даже не представлял, что могло вышибить окно. Медленно развернувшись, увидел едва уловимый абрис существа, сидящего на подоконнике. Земной пони не шевелился, незнакомое существо – тоже. «Что это еще такое? Оно же разбудит и Твайлайт, и Спайка. Необходимо прогнать его или убегать. – Крэлкин задумался, взвешивая все “за” и “против”, наблюдая, как существо размеренно дышало. – Нет, пусть с ним разбирается Твайлайт. Если я начну с ним что-то делать, то меня точно поймают. Да и справлюсь ли я? Не уверен, хоть существо и не выглядит большим. И оставаться на месте опасно. Если бы не оно…»

Крэлкин двинулся по направлению к двери, не спуская глаз с существа. «Что это вообще может быть? Посылка Селестии для ее любимой ученицы? Или дикое создание, заблудившееся и ищущее, где бы переночевать. Хотя по тому, как оно спокойно сидит на месте, можно предположить, что оно одомашненное». Жеребец практически добрался до двери, как существо ожило и начало поворачивать голову в направлении пони. Два больших желтых глаза бесшумно скользили по помещению, пока не увидели нарушителя и не уставились прямо на Крэлкина.

У земного пони все внутри похолодело. «Меня заметили? В темноте? Да и что это вообще такое? Теперь Твайлайт будет знать, что я наведывался сегодня ночью в библиотеку, да и для Селестии это будет интересно. – Крэлкин двинулся дальше под пристальными немигающими глазами зверя. – Почему оно смотрит на меня? Почему именно городская библиотека?» Копыто коснулось шероховатой двери, и существо громко и четко выдало: “Ху?” Не дожидаясь, пока Твайлайт и Спайк проснутся, он вылетел на улицу и с гулко стучащим сердцем, в страхе бросился к ферме ЭплДжек.

VI

Крэлкин ввалился в библиотеку к Твайлайт на следующий день, в сильный снегопад. Спайка нигде не было. Судорожно осматриваясь, он пытался найти неизвестное существо, но того нигде не было видно. «Видимо, выгнали», – с облегчением подумал он. Библиотекарша лежала около окна, зарывшись в очередную толстую книгу. Гость стряхнул с себя снег у двери и засеменил к единорожке. Та оторвалась от белых листов нового тома, окинула его недобрым взглядом и наставительным тоном произнесла:

– Ты зачем ходил в лес?

– В какой лес? – удивленно произнес белый пони, смотря на хозяйку дома невинными глазами.

– В Вечносвободный лес, – сухо произнесла кобылка.

– Кто тебе сказал, что я там был? – насторожился жеребец.

– Тебя видела Рэйнбоу, когда ты выходил оттуда с Зекорой, – недовольно произнесла Твайлайт.

– Ааа… это, – потянул чужак, шаря по полу глазами. – А я-то думал…

– Крэлкин, Вечносвободный лес – это не то место, где можно играть. Зекора знает, как там жить и какие опасности таит лес.

– Я буду гулять там, где меня водила Зекора, – как можно спокойнее ответил собеседник.

– Ты глупый пони! Даже там опасно! – прикрикнула ученица Селестии. Спайк, показавшись на лестнице, тут же юркнул назад наверх.

– Твайлайт, давай договоримся, что я появлюсь в следующий раз в лесу, только если мне это будет необходимо.

– И ты спросишь меня, чтобы я сама это решила, – безапелляционно заявила она.

– Хорошо-хорошо, – согласился Крэлкин, подходя к полкам с книгами и высматривая необходимую ему букву, хотя он и не представлял, где конкретно может быть эта книга.

Внезапно с верхнего этажа донесся знакомый возглас “ху” и прилетел большой филин. Крэлкин шарахнулся от неожиданности, когда птица пролетела рядом с ним, сверля его своими круглыми немигающими глазищами, и приземлилась на столе. Филин по-хозяйски расселся и, осмотрев помещение, закрыл глаза, взъерошил перья и приготовился ко сну. Кобылка уже читала, не обращая внимания на питомца. «Это определенно то существо, но почему Твайлайт ничего не предпринимает, чтобы прогнать его?»

– Что это такое? – с опаской спросил Крэлкин, указывая копытом на филина.

– Он не "что", а "кто". Его зовут Совелий, – объяснила библиотекарша. – Он вчера ночью прилетел из Эпплузы.

– Он от Селестии?

– Нет, это моя птица, – засмеялась единорожка. – Он в Эпплузе помогал жителям с нашествием мелких грызунов. Следил за складами по ночам, – с гордостью произнесла она.

– Понятно, – недовольно бросил жеребец и опять обратился к полкам.

«Значит, бояться его не стоит. Это лишь питомец Твайлайт, ничего большего. Говорить не умеет, так что не расскажет о моих ночных похождениях».

– Я бы хотел посмотреть переводчик с зебриканского языка на эквестрийский, – объявил он.

– Зачем он тебе? – подозрительно сощурила глазки единорожка.

– Хотел бы почитать книги Зекоры, – просто ответил Крэлкин.

– Зекора не даст тебе свои книги. Да и в библиотеке Понивиля нет такой литературы, – отмахнулась кобылка и принялась вновь читать, решив, что этого хватит для жеребца.

– А где есть? – спросил чужак.

– В библиотеке Кэнтерлота, – не задумываясь, ответила единорожка с нотками раздражения.

– “Кэнтерлота”? – переспросил озадаченный жеребец. – А это что такое?

– Это столица Эквестрии, – устало объяснила Твайлайт. – Город единорогов, из которого правит Принцесса Селестия и Принцесса Луна.

«Итак, появилась еще одна принцесса. Принцесса Луна. Новый игрок на политической арене и еще одно препятствие для меня, как желающему остаться здесь человеку. Что делать, и как с этим поступить – надо решать на месте, сразу как приеду в их столицу. Необходимо разведать, что меня может ждать впереди. Также надо узнать обо всей верхушке власти, кто и что обо мне думает, и какие у кого на меня планы, если они вообще есть. Но пока я буду ждать письмо от Селестии, мне надо чем-то заняться. Чем я смогу еще противостоять магии? И как эту магическую технику обрывали раньше? Исторически? Не единороги».

– Я бы хотел взять почитать историю Эквестрии.

– Историю? – удивилась Твайлайт. – Зачем? В смысле, я не думала, что ты заинтересуешься этим.

– Я просто хочу узнать, с чего все начиналось.

– Если тебя интересует история магии, то бери любую книгу, практически в каждой есть что-то, – сказала единорожка и окинула взглядом стройные ряды учебников, альманахов и фолиантов.

– А если меня интересует история Эквестрии? – недоверчиво потянул пони.

– Конечно, она есть, но только Принцесса Селестия может позволить тебе ее прочитать.

– А другие книги по истории? Учебники? – Крэлкин искал хоть какую-то информацию о мире, в котором он застрял и настроен он был решительно. «Если ее так прячут, то, наверное, в ней много полезной или опасной информации. Неужели у них был в прошлом катаклизм, о котором не стоит знать ни жеребятам, ни взрослым?»

– Учебники? – переспросила Твайлайт. – Зачем? Жеребята в школах еще слишком маленькие, чтобы ее понимать, а другие пони, которым это интересно, могут прочесть ее в Кэнтерлоте.

– А где-нибудь поближе нет книг? – с надеждой спросил чужак. – Я имею в виду, копии книг по истории. Зачем такая секретность?

– Это не секретность, – рассмеялась пони, пораженная наивностью собеседника. – Как можно переписывать то, что должно быть в оригинале? – Крэлкин озадаченно посмотрел на нее. Твайлайт принялась объяснять. – Вот ты рассказал другу шутку. Твой друг рассказал ее другому другу, немного поменяв расстановку слов. Тот друг рассказал своему другу, что-то добавив или убрав, и так дальше. Как думаешь, ты узнаешь свою историю, когда она вернется к тебе, измененная десятками пони? Скорее всего, ты даже не узнаешь в ней своей первоначальной шутки.

– Резонно, – сказал задумчиво чужак, вспоминая заезженную книгу под названием “Библия”.

Сколько раз ее переписывали, столько людей оставили на ней свой отпечаток, что невозможно было и вообразить. И каждый новый прочитавший ищет в лживых словах крупицы истины, создавая все новую и новую ложь. Про историю его мира он даже думать не хотел. Неизвестно кто и неизвестно когда писал ее, перевирая каждое слово в свою пользу. Целые государства вели “войну историй”, чтобы искоренить ненужные нации, смешав их со своим народом, и занять их территорию.

– А как можно прочесть эту книгу? – спросил жеребец.

– Напиши письмо Принцессе Селестии, она тебе ответит.

«Ожидаемый ответ. История хранится в столице пони и была защищена от ненужных глаз, но зачем?»

К нему подлетело перо, чернильница и лист бумаги, окутанные сиреневым сиянием. Аккуратно расставив их перед гостем, Твайлайт улыбнулась и уткнулась обратно в книгу. Посмотрев на письменные принадлежности, Крэлкин вспомнил свою последнюю работу. Он ни разу не писал письма начальству, за него все делали его коллеги.

Но сейчас был исключительный случай. «То, что я напишу, наверное, не должен знать никто. А что если знания не такие радужные, какими мне сейчас кажутся? – Размышлял Крэлкин, смотря на пустой лист бумаги и пожевывая кончик пера во рту. – Что же тебе написать, Принцесса Селестия? Что ты можешь скрывать такого ценного, что позволяешь своим подданным заглядывать в историю только под присмотром? Поверишь ли ты в писанину об изучении магии? Конечно, поверишь, лишь бы все, что я написал, шло от сердца. Однако если я получу отказ, то буду прикован к Зекоре стальными наручниками обстоятельств и желаний. Никто ничего не может мне сказать конкретного про то, где мы находимся на координатной плоскости материи. И это хорошо. Но то, что меня пытались вернуть назад, – неоспоримый факт. Возможно, что для Селестии я уже не так уж и важен, раз она позволила такому случиться.

И с этим надо бороться, выжигать каленым железом все, что мне мешает пробиться к моей цели. Даже не имея магии, я не буду без толку сновать по полю боя магов. Я буду прятаться и проводить контратаки из тени, пока не останусь лишь один, способный продолжать битву. Или когда станет недостаточно игроков, которые смогли бы выпроводить меня с арены, не покинув поля боя. И пусть это будет бойней, но я должен выиграть в ней, играя по чужим правилам. Не думаю, что Твайлайт быстро найдет альтернативное решение проблемы, но Селестия… Неизвестно вообще, до какого решения она дошла и как хочет разрывать пространство. Она готовится дольше, чем Твайлайт, поэтому то, что она приготовит, будет намного грандиозней и эффективней, чем то, что делали Твайлайт и Трикси.

Появилась еще Принцесса Луна. Должно быть, это важная правительственная персона, занимающая равное с Селестией положение в обществе, раз их ставят в одном предложении под одним титулом. Ее тоже не нужно сбрасывать со счетов. Что она может? Возможно, скоро я это выясню. С Трикси я уже прокололся, так что при возможном разговоре с этой Луной не буду ослаблять бдительность. Благодаря фокуснице я понял, что тут не все так хорошо, как кажется. И если это был подарок судьбы от Селестии, то она зря мне его презентовала».

Со второго этажа спустился Спайк, осматривая читающую единорожку настороженным взглядом. Потом он перевел его на стоящего перед столом белоснежного жеребца, который смотрел на лист бумаги пустыми глазами и жевал в задумчивости кончик пера. Дракончик робко поздоровался с Твайлайт и прошел на кухню. После того, как Спайк скрылся, в библиотеку ввалился нежно-красный пегас и, не стряхивая снег, устремился на второй этаж.

– Ху? – услышал Крэлкин от оживившегося филина.

Белый жеребец посмотрел на удивленную хозяйку библиотеки. Было видно, что пони, нагло влетевший к ней в дом, вывел ее из хрупкого душевного равновесия. Она уже поднялась, чтобы направиться к нарушителю спокойствия, но гость, выплюнув обслюнявленное перо на бумагу и запачкав лист слюной, предложил пойти вместо нее:

– Это Альтус, – сказал он единорожке и сдержанно улыбнулся. Поведение друга его тоже немного шокировало. Они в детстве часто приходили друг к другу домой и вели себя, как хозяева: брали мороженое из холодильника, готовили, кушали, шутили; когда кто-то болел, помогали всем, чем могли, но всегда желали друг другу только добра, несмотря на недопонимание со стороны. Это было чудесное время, которое ушло безвозвратно. Он ожидал, что Альтус мог так бесцеремонно залететь домой к нему, если он у него будет, но к Твайлайт Спаркл…

Пройдя наверх, Крэлкин увидел аккуратно уложенную постель единорожки и развороченную корзинку Спайка, в которой тот спал: маленькое одеяло и подушка были разбросаны на полу. Мокрый след растаявшего снега вел под деревянную кровать. Осторожно заглянув под нее сбоку, земной пони узнал морду своего друга. Тот сидел, затравленно озираясь по сторонам, тяжело и шумно дыша, мокрые перья торчали в разные стороны.

– И что ты тут делаешь? – спросил строго бывший маг, изменив голос и пытаясь напугать пегаса.

Альтус подскочил от неожиданности, ударился спиной о низ кровати и осмотрелся.

– Очень смешно, – выдавил он, наконец, смотря на смеющегося жеребца.

– Ты чего тут сидишь-то? – выдавил тот сквозь смех.

– Мне эта Рэйнбоу уже надоела. Я думал, что смогу с ней нормально полетать, но она только и делает, что подшучивает надо мной. То собьет меня, то путь преградит, то направит не туда, – жаловался друг, высунув голову из-под укрытия и смотря на гостя библиотеки гневным взглядом. – А я просто хотел с ней тренироваться, летать и совершенствовать свои навыки…

– Подожди, я думал, что вы с ней подружились, – не понял Крэлкин.

– Я тоже так думал, – желчно отозвался пегас.

– Значит, она думает, что ты достаточно хорошо летаешь, поэтому можно и подшутить, – предположил жеребец. Он все еще вздрагивал от приступов смеха.

– О, нет, – страдальчески потянул спортсмен, и земной пони вновь залился смехом. – Хватит ржать! – рявкнул тот. – Она мне теперь проходу не дает, как только я вылетаю куда-то, сразу же лезет со своими соревнованиями. А я просто хочу полетать, в удовольствие.

– Ходи, – просто предложил Крэлкин.

Альтус холодно посмотрел на него и скрылся в своем убежище.

– Привык, – заключил друг. – Ну, что теперь ты будешь делать?

– А я знаю? У нас в мире это все решалось очень легко, несколько хороших ударов, – и никого хорошим манерам не нужно было учить, все и так все понимали, – донесся приглушенный голос. – Но она же… кобылка. Что я ей сделаю?

Белый жеребец полез под кровать к другу.

– Ты что делаешь? – возмутился пегас, но пони уже влез к нему и прижимался к его боку.

– Ну, ты и мокрый, – недовольно прокомментировал Крэлкин. – Целую лужу налил тут. Давай по порядку, что произошло?

– Она мне не дает нормально летать, – с расстановкой повторил Альтус.

– Что ты делал, чтобы объяснить ей, что ты хочешь летать для удовольствия? – Бывший маг теперь говорил монотонно и сосредоточенно, пытаясь просто докопаться до истины, не используя эмоции.

– Я ей говорил, просил, требовал, пробовал улетать, но она легко меня догоняет.

– А как ты сюда попал-то без нее?

– Снегопад, – просто объяснил пегас. – Она меня просто потеряла в этой куче падающего снега.

«Потерять красное пятно в снегопаде? Странно. Вероятно, она намеренно его отпустила. Скорее, даже выполняет сейчас какую-то свою работу».

Крэлкин задумался, как можно помочь другу.

– Тут есть только три варианта, – прокомментировал он. – Либо ты ее обидишь, и она от тебя отстанет, но ты потеряешь друга, либо ты попросишь ее подруг поговорить с ней, – Альтус фыркнул, – либо ты научишься летать быстро и сосредоточенно, как Дэш.

– Во-первых, я никогда не научусь летать так же быстро, как она, – начал оправдываться пегас. – Во-вторых, она не послушает своих подруг, она слишком заносчивая. Так что остается только один вариант.

– Ну, хорошо, а что на счет ее потенциала? – поинтересовался Крэлкин. – Ты же намеревался привить ей дисциплину.

– У нее есть потенциал, – согласился спортсмен. – Но я ни за какие коврижки не стану с ней возиться.

На лестнице послышался перестук копыт. Кто-то поднимался, и друзья притаились, стараясь даже не дышать. Из-под кровати земной пони увидел лиловые копыта единорожки, которая шла по мокрому следу. Бывший маг чуть не подскочил, когда кровать мановением рога волшебницы взмыла вверх. Следом послышался смех кобылки, как только она увидела двух жеребцов, которые прижимались друг к другу и с испугом смотрели не нее снизу вверх.

– И что вы делаете под моей кроватью? – осведомилась она, подавив смешок.

– Прячемся, – бесцеремонно ответил Крэлкин.

– И от кого же вы прячетесь?

– От пегаса по имени Рэйнбоу Дэш.

Твайлайт задумалась, аккуратно поставила предмет мебели на место и потопала на первый этаж, заправив корзинку Спайка. Лестница под ее копытами отдавала гулким стуком. Альтус громко вздохнул.

– А ты почему пришел к Твайлайт? – спросил Крэлкин, прислушиваясь к своему гулко стучащему сердцу. – Она же сразу расскажет, что ты у нее прячешься и приведет твой кошмар сюда.

– Я знаю, но библиотека – это последнее место, где эта Дэш будет меня искать. Она нашла меня даже в “Сахарном уголке” у Пинки.

– Пинки и Рэйнбоу – лучшие подруги, – проинформировал того земной пони.

– Какая своевременная информация, – холодно поблагодарил Альтус.

– Не можешь же ты постоянно прятаться, – возмутился белый жеребец.

Пегас снова вздохнул и опустил голову на холодный пол.

– Я это понимаю, но я не хочу ее обидеть. А она обидится, – заверил он.

Крэлкин вспомнил время, проведенное в школе, как хулиганы не давали ему прохода, и как бы он не просил, они были неумолимы. Сейчас Альтус испытывал то же самое: Рэйнбоу Дэш было весело, но друг страдал. И увидев, что тот стал жертвой голубой пегасочки, он ничего более подходящего не придумал кроме, как посоветовать ему временно разорвать с ней любые отношения. Но сможет ли он восстановить их дружбу, Крэлкин не знал. Как же часто белый жеребец так делал в своем мире, что это вошло уже в привычку. «Трудно с ним, и ведь он не учится», – подумал чужак, смотря на понурившегося друга.

VII

Крэлкин валялся на кровати в своей комнате на ферме ЭплДжек в кромешной темноте. На дворе стояла беззвездная ночь. Новые серые тучи, принесенные пегасами, опять висели и грозили разразиться очередной непогодой. В комнате было темно, и даже тусклый лунный свет не мог выхватить размытые очертания. Иногда жеребец осматривался, вглядываясь в темноту, и думал, что делать дальше. Пересматривая несколько книг по истории магии, которые были вытащены им наугад, он нашел события, датируемые от основания Эквестрии. Самая ранняя дата – примерно семьсот лет назад, но он был уверен, что и до этого велась активная работа над магическими заклинаниями.

Он поражался, как государство, имеющее подобный уровень технологий и низкий уровень развития общества, смогло продержаться так долго. Невольно вспомнив Египет и Византию, он отбросил сомнения и понял, что это возможно. «Получается, что пони живут в средневековье, не изменяя своим традициям столетиями?»

Валяясь и предаваясь лени, он решил попробовать записать некоторые мысли, которые его посетили на счет письма Принцессе Селестии. Пройдя наощупь к столу, он поискал в темноте копытами свечу на столешнице. «ЭплДжек определенно оставила мне где-то свечку. Где же она?» Он почувствовал, что что-то столкнул. Потревоженный предмет упал на пол с тяжелым стуком, похожим на звук металлического предмета.

Жеребец вздохнул, еще немного пошарил и вернулся на кровать ни с чем. Решив написать письмо принцессе, он начал обдумывать, как написать первую строчку. Это было залогом всего послания, не считая еще одной строчки, последней. «Как же начать приветствие? Что написать? “Дорогая Принцесса…” Вульгарно, но первый раз этого было достаточно. “Ваше Высочество…” – более подходяще. “Уважаемая…” Нет… это только для неофициальных писем. “Ваше Величество, Принцесса Селестия”. Странно звучит и как-то мертво. Я бы сам такое письмо выкинул, не читая дальше. А почему бы просто не написать: “Ваше Высочество”?»

Чужак вздохнул.

«Почему нет каких-то стандартных бланков, чтобы написать официальное письмо? Как можно придумать что-то нормальное? “Принцесса Селестия. Я, земной пони Крэлкин, прошу предоставить мне доступ к архивам истории Эквестрии. С уважением и поклоном”. Точка». Он сморщился и выкинул письмо в воображаемую корзину, принимаясь снова размышлять об эпистоле и его содержании.

«”Ваше Высочество”. Итак, начало положено. Теперь что мне нужно написать? Наверное, о том, что уже проделано. “Я проделал большую работу, которая заключалась в изучении аспектов магии и физиологии пони. Понял на примере Твайлайт и Трикси, как работает магия, какие опасности она в себе таит и как может применяться. Также я узнал о слабых сторонах каждого вида пони…”. Нет, последнее писать не стоит. Это может быть расценено, как объявление открытой войны, мол, я знаю о ваших недостатках, поэтому могу бороться с вами. От чужака из иного мира такое заявление выглядит зловеще. А мне пока не нужна суета вокруг. Мне нужен доступ к архиву зебриканского зельеделия».

Крэлкин немного подумал, всматриваясь в еле светящееся окно. Сегодня была густая облачность и полное отсутствие ветра. Ничто не мешало толстому слою облаков сдерживать слабый лунный свет, и никто не гнал их с места. Земной пони перевернулся на бок от окна и закрыл глаза, чтобы ничто не мешало ему думать. Он принял наиболее комфортную позицию и напряг мозг.

«Первая часть есть, хоть и незаконченная. Во второй части необходимо рассказать, что я уже готов сделать, чтобы информация как можно скорее попала в копыта Принцессы Селестии. “Я готов начать писать доклад на эту тему и стараюсь продвинуть это обстоятельство как можно ближе к свершению, но недостаток информации, который я обнаружил, не дает мне закончить обоснованную мысль и не позволяет сесть за перо”. Хм, наиграно, потом уже на бумаге переделаю. Что касается смысловой нагрузки, то, думаю, что понятно, с чем я столкнулся и что не могу преодолеть.

Третья часть должна содержать прогноз. Но какой к черту прогноз, если я не собираюсь ничего делать? – Он вздохнул. – Надо врать, безбожно и прямолинейно. Что ж, если так, то, пожалуй, напишу что-то в таком духе: “Необходима информация о…” Пище? Еде? Питательных веществах? Растениях? Наверное, растениях. “Необходима информация о самых распространенных растениях, которые пони потребляют в пищу. Нужно изучить, каким образом они влияют на организм. Также необходимо просмотреть теорию материи, которая опускается до самых низов. Самая низкая, из тех, что есть”. Ну, наверное, примерно так. “Смогу написать ответ только после изучения вышеуказанного материала”».

Он мысленно поставил большую круглую печать на свое письмо с надписью “РАЗРЕШАЮ” и улыбнулся. Закутавшись получше в одеяло, он заснул, укореняясь в мысли, что завтра напишет прошение на доступ к кэнтерлотской библиотеке и получит положительный ответ от самой верхушки власти. Он успел подумать лишь о том, что увидел в ДНК пони, и пытался представить все имеющиеся знания о науке своего мира, но так и провалился в темноту, не сумев ничего дельного надумать.

С самого утра, как только небо достаточно озарилось свинцовыми красками, Крэлкин попросил у ЭплДжек перо, много листиков и чернила. Он закрылся в своей комнате, разложил на старом, пропахшем плесенью столе, письменные принадлежности, с трудом открыл фарфоровую чернильницу, разлив несколько капель на копыта, ругнулся и принялся писать.

Ваше Высочество.

Я проделал большую работу и закончил поверхностное исследование теории магической составляющей единорогов, а также земных пони и пегасов. Я сделал несколько интересных открытий, которыми мог бы с Вами поделиться. Также я обратился к физиологии и нашел связь магии с телом пони. В нашем мире все по-другому, и я бы хотел написать о кардинальных различиях, но у меня появились некоторые трудности, делающие мою деятельность неэффективной.

Во-первых, это недостаток информации. Я бы уже давно мог написать Вам письмо, но мне многое приходится учить с самых азов. Во-вторых, недостаток помощи извне, от единорогов и пегасов. Я поднимаю литературу с нуля, хотя Твайлайт или ее подруги могли бы мне рассказать об этом. В-третьих, это скорое отправление меня в мой мир. Если Вам не нужна данная информация, то ответьте на данное письмо как можно скорее. Если же информация необходима, то я бы попросил Вас, Принцесса Селестия, убрать фокусницу Трикси, потому что она замыслила отправить меня обратно еще раз раньше времени.

Я бы хотел получить доступ к информации из библиотеки, которая расположена в городе Кэнтерлот. Мне необходимо узнать о растениях, которые пони потребляют в пищу. Это желание изъявлено тем, что некоторые растения имеют в себе защиту в виде магических эффектов. Также мне необходима информация о лечебных травах и о растениях, которые используются зебрами при изготовлении зелий для медицины. Также необходима информация о теории материи, о самых ее низах, то есть о тех элементарных частицах, которые вам известны. Хотелось бы еще раз посмотреть на теорию магии в трудах великих магов более ранних эпох Эквестрии.

В ожидании скорейшего ответа.

С Уважением, Крэлкин.

«Ну, вот, достаточно красивых и запутанных слов, чтобы проникнуться доверием к письму. Не должно возникнуть сомнений в том, что я делаю все возможное, чтобы ответить на вопросы Принцессы Селестии, хотя я не особо понимаю, зачем ей это. Она может думать, что я отвлечен, занимаюсь исследованиями, но на самом деле веду совершенно другую игру, а на то, чтобы узнать о связке магии с физиологией, мне потребовалось потратить всего без малого день.

Но что я сейчас делаю? – Размышлял Крэлкин, пробегая глазами по письму и выверяя правильность построения слов и предложений. – Зачем я лезу в самый эпицентр вражеской силы? Разве я настолько обезумел и этот мир мне так сильно необходим? Неужели теперь мне стало наплевать на свою собственную жизнь? Чем стал этот мир для меня? Средством спасения или домом? Кто для меня все те пони, которые окружают меня? Средством достижения цели или друзьями? Я же никого так и не использовал на самом деле. Даже когда я был на грани ухода, у меня даже мысли не проскользнуло направить мощь Дэш или ЭйДжей против Трикси или Твайлайт.

Чем же на меня действуют? Заклинанием позитивной реморализации? Изменяют один эмоциональный фон другим? Но что им это даст, если меня все равно хотят стереть из этого мира, как ластик стирает нечеткие линии карандаша. Чтобы утвердиться тут и проникнуться доверием, мне придется играть роль. Играть роль хорошего и доброго жеребенка, который осознал свою вину и теперь ластится к хозяевам, чтобы получить не удар розги, а поглаживание по гриве и вкусную конфету».

Крэлкин закрыл чернильницу, свернул письмо трубочкой, вышел из фермы и направился к Твайлайт под нависшими тяжелыми тучами, похрустывая снежком под копытами. Единорожка была в библиотеке, читая тот же фолиант, что и прежде. Крэлкин сразу прикинул содержание книги, в свете разговора с ней о теории магии еще в больнице, и понял, что она ищет ответ о происхождении материи. Это было разумно с ее стороны, но не эффективно. Гораздо лучше было бы перекрестное чтение литературы, но только в данном конкретном случае. Чужак знал, что все без исключения книги лгут, но некоторые недомолвки, как недомолвки в “Пособии для начинающего единорога” помогают много чего узнать и понять, особенно когда речь заходит о таких щепетильных вопросах, как магия.

– Пг’ивет, Тайлайт, – поздоровался жеребец, держа во рту послание.

Кобылка отвлеклась и поздоровалась в ответ.

– Что тебе нужно? – спросила она, вперив удивленный взор в свернутый лист бумаги, зажатый в цепких зубах гостя.

Крэлкин положил письмо на стол и посмотрел на удивленную единорожку.

– Письмо Селестии необходимо отправить, – отозвался тот.

– Его нужно соответственно запечатать, – сказала она и поднялась.

Засеменив на второй этаж, она вернулась с дракончиком, неся перед собой короткую красную ленточку и золотую медаль с каким-то вычеканенным ликом. Она подхватила магией письмо, перевязала ленточкой и прикрепила регалии. Крэлкин заворожено смотрел на свечение вокруг предметов и думал о хаотически выделяемой энергии. «Значит, она выделяется не только из рога, но и из места приложения магии. Интересно, сказываются ли такие выбросы на силы единорога со временем?»

– Спайк, отправь, пожалуйста, письмо принцессе, – сказала единорожка, передавая свиток дракончику.

Чешуйчатый засеменил к открытому окну, направил письмо туда и, набрав в легкие побольше воздуха, дыхнул на него зеленым огнем. Послание моментально сгорело, пепел вылетел за окно и, поднявшись вверх, скрылся в облаках. Крэлкин стоял с открытым ртом, не зная, как отреагировать. Его письмо, написанное с таким трудом, было уничтожено, а Твайлайт довольно улыбалась. Он готов был взорваться и наделать глупостей.

– Не беспокойся, Спайк отправил письмо в Кэнтерлот, – объяснила кобылка. – Скоро она даст ответ. Спайк так отправляет письма непосредственно Принцессе Селестии.

Глава 6

I

Пока Крэлкин ждал ответ на свое письмо от Принцессы Селестии, прошло два дня, но она не спешила со своей отповедью для жеребца. Он начинал нервничать, полагая, что его запрос был просто-напросто проигнорирован и отброшен в мусорную корзину. Однако не отрицал, что Селестии могло не быть на месте и письмо попало не в копыта адресата. Однако же королевская особа могла что-то выжидать, хотя что конкретно, земной пони не в силах был даже предположить.

Он все еще искал пути решения в сложившейся ситуации, намеревался еще раз сходить к Зекоре в Вечносвободный лес, однако вскоре похоронил эту идею. Как бы заманчиво это не выглядело, ему непременно не был бы на руку резкий переход от хорошего пони, стремящегося помогать друзьям, каким он и представился зебре, к настойчивому манипулятору, пытающемуся заполучить знания любой ценой. «Если мой разговор с зельеваром зайдет в тупик, то я сам буду пробовать варить зелья. Мне нужно будет только использовать знания моего мира, научные труды по физиологии эквестрийских жителей и описание магических защитных свойств растений.

Однако если самому предпринять что-то подобное, мне, как минимум, надо три вещи. Во-первых, необходимы материалы. Растения, которые имеют четко выраженные магические эффекты. Хоть я и знаю, как некоторые из них называются, знаю ареал произрастания трав, как приблизительно они выглядят, но я все равно не смогу их достать из-за наступившей зимы. Во-вторых, мне необходимы инструменты для того, чтобы выдавливать соки, емкости для смешивания. Причем склянки должны быть сделаны из такого материала, который не вступит в реакцию ни с магическими, ни с физическими составляющими растений. В-третьих, мне необходимо скрытое место, в котором я бы мог проводить свои опыты. Нельзя, чтобы кто-то увидел или услышал мои эксперименты. Мне необходима полная звукоизоляция. Мало ли что может пойти не так… А взрывы, вместе со всеми вытекающими последствиями, будут неизбежны, как и другие эффекты в виде огня и шума».

Крэлкин сидел в большом зале в библиотеке у Твайлайт. Яркий свет разливался по полу, проникая через окна, и падал на страницы учебника по ботанике опасных растений. Книга была новая, и земной пони с удовольствием читал самые свежие исследования о травах и вдыхал запах типографской краски. Некоторые названия заинтересовали жеребца, но достать эти травы, как и многие другие, в зимнюю пору было невозможно.

Одно из таких интересных растений, которое, ко всему прочему, имело не менее интересный магический эффект, именовалось “синей шуткой”. Она влияла на пони самыми разнообразными способами, начиная от раздражающего зуда или изменения структуры ворсистости шерсти, вплоть до блокировки потоков магии и обмена энергии внутри белого магического вещества. Однако растение было неконтролируемым, и вся ценность травы сводилась на нет в глазах жеребца.

Он не доверял тому, что может вырваться из его копыт и натворить непоправимое. Все должно быть под жестким контролем жеребца и работать так, как он того хотел. А эта трава, из которой будет делаться возможная смесь, представлялась ему неконтролируемым ураганом, который мог разразиться непогодой или бесследно исчезнуть в любую секунду, так и не причинив никакого вреда. Тем не менее, большим преимуществом перед остальными травами была ее распространенность. В Вечносвободном лесу ее росло достаточно много, но сейчас была зима, и подобное растение можно было искать лишь методом Зекоры: вынюхивать.

Жеребец оторвался от книги и посмотрел на сидящую у стола Твайлайт и сосредоточенным взором бегающую по строчкам своего большого тома. Крэлкин окинул взглядом количество прочитанных единорожкой книжных страниц. Она в последнее время очень часто читала книгу, но таскать везде, как пособие по слиянию магических потоков единорогов, она опасалась. И прежде всего, боялась уличной слякоти и снега. Крэлкин прикинул время, через которое единорожка сможет опять начать решительно действовать.

«Неделя, полторы, – размышлял он. – Возможно, чуть больше, учитывая проверку теории математическими формулами, что у Твайлайт получается достаточно быстро. Я бы даже сказал, что слишком быстро. Плюс еще неделю на то, чтобы проверить ее истинность на практике. Времени становится все меньше и меньше, а письма от Селестии все нет и нет. Зекору пока что трогать нельзя, чтобы она не стала ко мне настороженно относиться, а информация из библиотеки настолько бесполезна без реального ее применения, я даже не могу определить ее настоящей ценности. Да и ежели я захочу ее применить, – негде».

Единорожка магией подхватила перо, и начала что-то записывать на лежащем рядом пергаменте, распространяя по комнате неприятный скрип. Смотря завороженным взглядом на пляшущую письменную принадлежность, Крэлкин невольно перевел взгляд на кобылку и задумался о таких вещах, как дружба. «Из-за непонимания этого термина у меня могут быть проблемы в мире пони. Даже мое поведение может поставить под вопрос пребывание в Эквестрии. Не смогу ужиться с другими – сошлют куда-нибудь за границу, в ссылку, чтобы не вернулся. Если пони не знают о том, что происходит вне их владений, то это должно расцениваться, как казнь и самое страшное наказание. Проще говоря, билет в один конец, с необязательным, но возможным смертельным исходом».

Жеребец неодобрительно посмотрел на спящего на лестнице Совелия. Филин мог преспокойно быть глазами и ушами Селестии, не вызывая ни у кого ни малейшего подозрения. «Эта птица не вызывает доверия. Возможно, она – шпион принцессы. По словам Спайка, филин появился из ниоткуда и сразу же заслужил доверие библиотекаря, помогая ей с маленькими поручениями по ночам, когда он сам не мог помогать из-за сильной усталости. Это странно. Много ли диких птиц могут сразу выполнять поручения пони без дрессировки? Не думаю, так что я могу с большой уверенностью предположить, что это “подарок” учителя Твайлайт. Радует, что Спайк тоже ему не особо доверяет и вообще видит в нем своего соперника, но не думаю, что он поможет избавиться от Совелия. Значит, придется следить за всеми своими действиями, пока я нахожусь в обществе филина.

Придется ли начать писать письмо для принцессы по аспектам магии? Неужели ответ задерживается из-за того, что верхушка власти видит мое бездействие? Но я написал, почему я веду себя так инертно и не стараюсь продвигаться далее в стремлении получить новую информацию. Теперь я должен придерживаться версии, что у меня не хватает информации, иначе мне действительно не поверят и сочтут мою безынициативность лишь прикрытием и оттягиванием времени. Необходимо держаться только одной лжи, чтобы сохранить доверие в данной ситуации».

Внезапно дверь библиотеки распахнулась, впуская холод и голубую единорожку, укутанную в теплую синюю мантию с абрисами выдуманных созвездий. Привлеченный морозным потоком воздуха и шумом, Крэлкин недовольно фыркнул, рассматривая гостью и явно не ожидая ее здесь увидеть. Трикси прошла внутрь, закрыла за собой дверь и окинула жеребца презрительным взглядом, попутно, с помощью магии своего рога, снимая одежду и вешая ее на расположенную у входа вешалку.

Твайлайт оторвалась от тома и тоже посмотрела на пришедшую. Растерянно наблюдая за твердыми движениями фокусницы, направляющейся к ней, она сделала паузу и отложила перо. Уткнувшись в книгу, чужак прикинулся увлеченным чтением и навострил уши. «Сейчас может произойти серьезный разговор, а может и не произойти. Все зависит от того, зачем эта фиглярка сюда пришла? Нервы мне портить или же поговорить с Твайлайт о том, как им быть дальше? Собирается ли она отступить от своей затеи или же решила действовать, не задумываясь о последствиях?»

– День добрый, Трикси, – поприветствовала ее ученица Селестии.

– Трикси пришла сюда не просто так, – осведомила фокусница единорожку, даже не соизволив поздороваться, и вновь посмотрела на Крэлкина.

– О чем ты хотела поговорить? – спросила Твайлайт.

Решив, что жеребец занят своими делами, гостья посмотрела в глаза библиотекарши.

– Трикси хочет попробовать еще раз разорвать материю и отправить пришельцев назад.

Лиловая пони озадачено посмотрела на фокусницу, не веря в то, что она только что услышала. Крэлкин напрягся всем телом, поняв, что Трикси пришла не шутки шутить, а получить то, что она хотела.

– Я не думаю, что у нас это получится, – сказала хозяйка дома.

– Твайлайт сомневается в своих способностях? – удивилась голубая пони.

Для белого жеребца было очевидно, что Трикси пришла сюда, чтобы возобновить незримый бой против него.

– Дело не в этом. Крэлкин объяснил мне, что…

– Крэлкин? – прошипела Трикси и вновь одарила земного пони недоброжелательным взглядом.

Чужак оторвался от книги и посмотрел на перекосившуюся мордочку его личной соперницы. Он безобидно улыбнулся и помахал копытом в знак приветствия, словно только что ее заметил. Твайлайт перевела непонимающий взгляд с фокусницы на бывшего мага и обратно. «Ну, что, Трикси, – подумал он, смотря на плоды своей недавней беседы с ученицей Селестии. – Теперь я поведу в нашем танце противостояний. И завершится он намного быстрее, чем ты думаешь». Голубая волшебница взяла себя в копыта и деловито произнесла, рассматривая движения жеребца с некоторым раздражением.

– Твайлайт расскажет Трикси, что ей поведал Крэлкин?

– Это очень сложно, – сказала смущенно единорожка. – Но ты можешь почитать физиологию…

– Физиологию? – брезгливо бросила фокусница, и библиотекарша вновь стала центром внимания ее фиолетовых глаз. – Трикси хочет знать о том, что Крэлкин рассказал Твайлайт. Не о физиологии или других глупостях, а о пространстве-материи.

– Ах, это? – улыбнулась кобылка. – Ну, все очень просто. Он объяснил, что при разрыве мы замкнули круг в нашем пространстве и сделали вход выходом.

«Да, именно то, что я и хотел услышать из твоих уст, Твайлайт. Ты сама выиграешь для меня этот поединок. А заодно и время».

– Почему Крэлкин так решил? – спросила спокойно голубая пони.

– Потому что он увидел ошибки в моих расчетах и указал, что тот эксперимент с мелом провалился.

– Провалился? – переспросила единорожка, скептически осматривая задумчивую Твайлайт.

– Мы воздействовали на мел на уровне простейших частиц и уничтожили его, расщепили в пыль, – пояснила та.

– “Расщепили в пыль”? Крэлкин одурачил Твайлайт, – резко сказала фиглярка. – Почему тогда чужаки еще живы?

– Потому что поток энергии мы направили в пространство, а не на них. Разорвали материю рядом.

– А где доказательства Крэлкина? – спросила Трикси, победно улыбнувшись.

Жеребец шумно вздохнул, привлекая взгляды единорожек. Он не хотел вмешиваться, но сейчас он не видел иного выхода из сложившейся ситуации. Молча подойдя к столу под пристальными взорами кобылок, он взял в зубы перо, обмакнул в чернильницу и написал на чистом листике формулу расчета силы магии, при использовании техники слияния энергий между двумя единорогами. Потом он написал еще одно уравнение для расчета максимальной магической силы одного единорога. Это уравнение он нашел после того, как еще раз пересмотрел физиологию рогатых пони. Ниже он расписал дополнительные формулы для вычисления максимального потока магии и взаимодействия магий между собой. Закончив, он положил перо, молча отошел от стола и улегся рядом с книгой по ботанике. Пони подошли к столу посмотрели на написанное.

– Трикси хочет знать, откуда Крэлкин взял эти сомнительные уравнения, – потребовала голубая единорожка.

– Я вам все в формулах подробно расписал. Взял я их из разных книг и привел под общий знаменатель, – сказал жеребец возмущенным тоном, не отрывая глаз от научного труда, но слова в ней он не читал, а вслушивался в интонации соперницы.

– И Крэлкин хочет, чтобы Трикси и Твайлайт поверили этому?

Недовольство явно слышалось в голосе фокусницы. Чужак знал, что она признает правильность формул, но не хотела это показывать перед другой волшебницей.

– Я вам написал только три неизвестные формулы. Если у тебя, Трикси, не хватает времени, чтобы выслушать от Твайлайт информацию о физиологии, то это не мои проблемы. Можешь не верить.

«Теперь ход ученицы Селестии, – подумал бывший маг, однако вместо слов он услышал скрип пера, дважды скользнувший по пергаменту, и листик, окутанный голубым облачком, аккуратно уместился поверх книги о растениях. Крэлкин увидел зачеркнутые большим крестом формулы. – Это еще лучше, чем разговоры Твайлайт о пони. Возможно, она бы не смогла правильно и с расстановкой провести подобную беседу. Хотя и сейчас есть вероятность того, что эта Трикси одержит верх в их баталии».

– Трикси, Крэлкин хочет помочь, – попыталась заверить фокусницу единорожка.

– Крэлкин создает лишь проблемы, – парировала та.

– Почему? – бросил жеребец, отодвигая листик в сторону. Он уткнулся взглядом в растение с красными ягодами.

«С такими нападками Твайлайт не справится. Она очень умная, но слабохарактерная».

– Крэлкин ведет себя агрессивно и не может оставаться в Эквестрии, – сказала фокусница.

Земной пони усмехнулся, но ничего не ответил, хотя и понимал, что фраза предназначалась ему, чтобы выбить его из проторенной колеи. «Если на самом деле видно, что я веду себя агрессивно, и Твайлайт об этом знает или хотя бы догадывается, то Трикси не ставит меня в неловкое положение и лишь тратит время. Однако если Твайлайт пока не заметила моих грубых вмешательств, то не надо давать повода этой выскочке показать некоторые неопровержимые факты. Поэтому тут лучше всего промолчать». Голубая кобылка шумно втянула носом воздух, выражая недовольство, как только поняла, что не дождется ответа.

– Твайлайт и Трикси должны еще раз попробовать разорвать материю и отправить чужаков назад, – сказала решительно она.

– Нельзя торопиться, – озабоченно проговорила ученица Селестии. – Мне нужно время, чтобы подготовиться к следующему прыжку.

– “Подготовиться”? Хорошо. Но Трикси хочет продолжать тренировки с Твайлайт, чтобы мы не забыли, как сливать поток магии.

– Когда? – с недоумением спросила лиловая пони.

Крэлкин напрягся. Он понимал, что Трикси была настроена серьезно, и что Твайлайт долго не протянет под таким напором. «Если я позволю им дальше заниматься совершенствованием техники слияния магий, то попаду в двойственную ситуацию: с одной стороны, у меня появится больше времени на то, чтобы подготовиться к противостоянию, потому что Твайлайт будет не только занята с Трикси, но и станет не способна на какое-то время продолжать изучение теории; с другой стороны, встает вопрос, будет ли у меня достаточно сил, когда они будут готовы? Если даже я сделаю необходимое зелье, то сможет ли его мощь сопротивляться их увеличенному и устоявшемуся потоку магии? Необходимо отложить их тренировки. Хотя бы для того, чтобы быть уверенным, что они могут допустить ошибку».

– Я вам напомню, – встрял земной пони, – что после того, как вы разорвете связь, потеряете сознание и ты, Твайлайт, не сможешь продолжать изучение своей теории. Это есть в предостережениях в книге.

Повисло напряженное молчание, и чужак позволил себе прочитать несколько абзацев перед тем, как библиотекарша подала голос:

– Крэлкин прав. Если мы установим связь, то потеря сознания неизбежна.

– Твайлайт верит Крэлкину больше, чем Трикси?

«Некорректный вопрос, – подумал жеребец и позволил себе короткую улыбку. – Я дал прямую ссылку на источник, а ты пытаешься так грубо подменить термины».

– Сейчас он прав, – с некоторым раздражением ответила ученица Селестии. – А я хочу как можно скорее закончить с этой теорией и опробовать ее на практике.

– Но… – начала фокусница, однако не знала, как продолжить.

– Трикси, мы все успеем. Мы обязательно вернем их домой, – улыбнулась Твайлайт.

Фокусница недовольно вздохнула, и Крэлкин посмотрел на нее. Она уже набросила магией на себя накидку, не говоря ни слова, вышла и хлопнула в сердцах дверью. Земной пони про себя улыбнулся, смотря на обеспокоенную хозяйку дома. Было видно, что душу единорожки грызли сомнения по поводу ее поступка, но она быстро их отбросила и опять уткнулась в книгу, и перо вновь заплясало над бумагой. Это нравилось в ней чужаку: она была предана культу науки и оставалась его истинным адептом, не беря в расчет ни чувства, ни эмоции, в любой ситуации. Лишь конкретика, логика и факты руководили ее миром и все, что она предпринимала, было основано на этих трех китах.

– Крэлкин, а как ты прыгал с места на место? – внезапно спросила единорожка, отвлекаясь от книги и записей. Перо тотчас упало на бумагу.

– Я же объяснял, – ответил жеребец.

– Да, но ты лишь упомянул о трудностях таких перемещений, а не о самой их сути, – напомнила ему Твайлайт.

«Не думал, что она настолько запомнила тот далекий разговор. Значит ли это, что она держит в голове все разговоры, в которых я участвовал?»

– Ты хочешь узнать о сути? – переспросил бывший маг, понимая, что она хочет. – Если тебе так интересно, то я тебе расскажу. А для чего ты хочешь применить эти знания?

– Возможно, это натолкнет меня на мысль, как нам лучше всего для вас организовать обратный переход.

«Можно и рассказать. Сейчас я уже ничего не теряю, мои знания о магии теперь просто бесполезны. Магические потоки физического мира, которыми я умею управлять, тут не ощущаются. Хотя, возможно, у меня отсутствуют центры, по которым должны течь эти самые потоки. Но что если знания о строении материи, по законам которой я могу прыгать, действительно натолкнут ее на мысли о возможном решении проблемы? Тогда это сыграет не в мою пользу. Но вот поймет ли она теорию, с помощью которой я это делаю,– на самом деле вопрос. Да и стоит магия на разных постулатах, чтобы можно было применять одни знания в разрезе других. А если и применять, то необходимо фильтровать полученную информацию и приводить в соответствие с теорией магии этого мира, чем и хочет меня занять Селестия. Так что теория, которую я расскажу Твайлайт, не должна продвинуть ее к цели, а наоборот, даже отдалить. В лучшем случае, она отбросит знания и останется на том месте, где сейчас есть, в худшем – начнет разбираться и потеряет много времени. Да и если она разберется в полученной ею теории, то не думаю, что она ей поможет».

– Ну, хорошо, Твайлайт, – сказал жеребец после продолжительного раздумья, – но до того, как я тебе это расскажу, необходимо сделать маленький экскурс в теорию магии нашего мира.

– Было бы замечательно узнать, как у вас действует магия! – оживилась единорожка, и глаза ее зажглись огоньком.

– Сейчас я не могу заниматься магией, – сказал он с толикой грусти.

«Но когда я был человеком, вполне хорошо ей оперировал даже в рамках законов материи данного мира».

– Ну, ладно, – продолжил Крэлкин, подошел к столу и схватил перо зубами. – Начнем, пожалуй, с азов. У нас магией может овладеть кто угодно…

– Кто угодно? – переспросила единорожка, не веря своим ушам.

– Да, – безмятежно ответил чужак, понимая, чем вызвано беспокойство собеседницы. Никто в Эквестрии, кроме единорогов не мог владеть магией в силу своей физиологической особенности. «И земной пони или пегас, осознанно и без дополнительных приспособлений владеющие магией выбьют из колеи мою теорию и положат на обе лопатки. Хотя в каждом правиле есть свои исключения, доказывающие само правило». – Но это накладывает отпечаток на всю последующую жизнь мага.

– Как это? – не поняла кобылка.

– Магия – это новая и неизведанная сила нашего мира, которая только зарождается. По сути, я один из тех, кто стоит у ее истоков. Магии нужны преданные адепты, верные слуги и мелкие сошки, которые будут выполнять разные поручения и укоренять силу магии в мире посредством, как я это называю, позерства. У нас тоже есть маги, которые, как и Трикси, показывают магические фокусы и продвигают культ неизведанной силы в массы. Но истинная мощь, как всегда, скрывается за всей этой стеной благоговейных вздохов и разъяренных криков.

– “Укоренять силу магии”? – переспросила пони.

– Да, именно укоренять. То есть биться за то, чтобы организация разрослась, устраивала разные диверсии, получила доверие в кругах организованной преступности и высокопоставленных лиц, да и вообще иметь свой вес в обычном обществе, в конце концов, пропагандируя оную на разных массовых и развлекательных мероприятиях. Но это не относится к делу. Итак, магия моего мира делится на два разных направления. – Крэлкин разделил лист бумаги вертикальной линией на две равные части. С одной стороны посередине написал букву “М”, с другой стороны – букву “Ф”. – Ментальная и физическая. Это официальные названия.

Единорожка кивнула.

– Оба этих направления или плана, как их принято называть, работают с энергиями: внутренней и окружающей. Я, как не сложно догадаться, управлял физической энергией. – Земной пони разделил половину листа с буквой “Ф” на две части горизонтальной линией. – Физическая энергия работает в двух направлениях. Однако давай сначала рассмотрим общие принципы. Ментальная энергия больше всего распространена и не влияет на физический план. Я, по сути, это и магией назвать не могу. Единственное, чем примечателен этот вид магии в боевых навыках, – достаточно сильным гипнозом. Но маги этой специальности единственные, кто могут чувствовать энергию любого живого существа, а также ее внешние потоки. Их брали на опасные миссии, но для чего и какие вообще это были задания – мне ничего неизвестно. В тесном обществе магов таких людей уважали, потому что они помогали новичкам быстро осваиваться в мире тонких материй и обретать силу и понимание концепции магии.

– Они помогали и тебе? – уточнила единорожка.

– Конечно, – усмехнулся Крэлкин. – Но я был слишком сильно ослеплен гордыней, чтобы безоговорочно следовать их советам. Как только я получил от них достаточно силы и грязную работу, я начал самостоятельное обучение. Поняв принцип работы физической магии, я быстро нарастил свою силу… Но мы опять отвлеклись. Маги ментального плана – теоретики. Они могут помогать лишь советами, однако, этого вполне хватает большинству учеников для освоения азов. Теперь перейдем на физический план. На этом плане все сложнее. Он разделяется на внешнее изменение и управление материи живого существа, а также на взаимодействие с физикой предметов.

– Разве это не одно и то же? – изумилась Твайлайт.

– Нет, у нас это не одно и то же. Магия, действующая на неживой предмет, или, как ее привыкли называть, – “неживая магия”, – грубая и порой лишенная четкого контроля над энергией, тогда как магия, действующая на живой организм, или “живая магия”, – изящна и неспешна в своем исполнении. Конечно, “неживая магия” может влиять на физику живого организма, но только на физические характеристики. Живая магия действует по-другому: она вплетается в потоки организма, нарушает их, может влиять на различные факторы тела. От координации движений вплоть до ритма биения сердца. Достаточно сильная магия, но, порой, она и самая бесполезная.

– Почему?

– Магический потенциал и стратегия, – сказал Крэлкин, но единорожка непонимающе посмотрела на него. – Вот вы свой магический потенциал меряете количеством эмансипативных клеток и весом рога, а мы – дистанцией или весом поднятого предмета.

– Как это? – озадаченно спросила Твайлайт.

– Вот, например, стандартный тест для магов “неживой магии”: есть увесистый железный куб, который он должен поднять на определенную высоту. По мере увеличения веса куба отмечается максимально поднятый вес. Чем больше килограмм поднял маг, тем более сильным он считается. Это испытание весом есть только у магов, работающих с неживыми предметами. Другие маги проходят испытание на расстояние. С ментальными магами все просто и даже интересно. Они пробуют найти какое-то живое существо, спрятанное где-то на местности. Расстояние до найденного объекта показывает их уровень силы и умения. Но маги, владеющие “живой магией”, потенциально неинтересны практически никому. Их расстояние влияния на организм редко доходит даже до полуметра, и смотреть на их испытания приходят только те, кто заинтересован в них, как в охранниках.

Крэлкин посмотрел на Твайлайт. Глаза ее горели огнем любознательности.

«Селестия, ты знаешь, что твоя ученица себя не контролирует, когда дело доходит до новых знаний? Я могу ее задерживать настолько долго, насколько это мне будет нужно, однако, думаю, что вскоре мой приоритет перекинется с Твайлайт на тебя».

– Если опуститься на более низкие уровни, то ментальные маги руководят потоками энергии, которые присутствуют только в их собственном теле, а также могут пускать в себя другие энергии, когда захотят, чем и примечательны. Единственная их реальная магия проявляется в контролировании сознания противника. Как мне рассказывали, это происходит, когда маг направляет поток энергии вовне в сторону оппонента, пропуская его через свой разум и создавая иллюзии. Контролировать такой поток магии получается у них очень плохо. Они превращают четкий концентрированный поток в огромный неуправляемый вихрь перед собой, а потому это можно считать даже не контролем над магией, а дилетантством. Подобные растраты энергии чреваты поражением или даже смертью в реальном бою. Наверное, поэтому они и не вступают в схватки без острой необходимости. Однако стоит заметить, что эти маги достаточно неплохо смогли овладеть данной способностью, хотя она и действует на маленьких расстояниях.

– Маги “живой энергии”, – продолжал Крэлкин, – в магических приемах похожи на ментальных магов, с той лишь разницей, что они не управляют потоками магии в своем теле, а вбрасывает энергию внутрь тела противника и уже там управляет ею. Как боевые маги они себя не зарекомендовали, зато стали отменными целителями. Все их управление энергией сводится к прикосновению к больному и оплетением внутренних органов сетью магических нитей. Маг обретает полный контроль над всеми движениями цели, как только противник или союзник позволят влить его магию в их тело. Близость дистанции применения подобных техник поставила на них клеймо медиков, хотя ходили слухи об одном боевом маге, который мог убить лишь легким прикосновением. Но это всего лишь слухи.

Единорожка кивнула, прокручивая информацию у себя в голове. Сопоставляет ли она полученные данные с тем, что она знала, Крэлкин четко сказать не мог, но он не хотел затягивать рассказ о тайнах своего мира. «Любая информация, которая попадет к Твайлайт, рано или поздно попадет и к Селестии. И это будет снижать мою ценность, как носителя информации, неизвестной для принцессы и всех с ней связанных существах, что знают обо мне».

– Ну, и маги “неживой энергии”, такие, как я, используют внешние магические потоки для управления материей. Они могут влиять лишь на физические свойства организма. То есть, остановить сердце или сковать движения они не могут, ровно как чувствовать силу иных магов и гипнотизировать, но у них было много интересной мне информации… – потянул в задумчивости чужак, вспоминая о том, как он сидел в библиотеке и учил теорию. – Я ничего не скажу о других направлениях, но знание физической составляющей мира для использования “неживой магии” было нужно, как воздух. Такие маги могут управлять мельчайшими частицами. С виду кажется, что они действуют на уровне целителей, однако это не так, да и это разные части людей…

– А как ты прыгаешь сквозь пространство? – перебила его Твайлайт и задала давно мучивший ее вопрос.

«Значит, экскурс в мир магии ее не особенно интересовал? Ей интересно сейчас лишь то, как я прыгаю в пространстве. Мне же интересно, как прыгают единороги».

– Я его сворачиваю на доли секунды и разворачиваю, – сказал Крэлкин прописную для себя истину.

– И как ты это делаешь? – переспросила единорожка.

Земной пони озадаченно посмотрел на нее. «У них нет теорий многомерности мира?»

– Я просто изгибаю материю через дополнительное измерение более высокого порядка, – сказал жеребец.

– Не мог бы ты объяснить более подробно, что ты хочешь сказать? – попросила кобылка.

– “Более подробно”? – спросил Крэлкин, задумываясь. Он даже не предполагал, что единорожка задаст такой вопрос, будучи уверенным, что она знает эту теорию. – В принципе, можно. Тогда придется рассказать о том, как устроена материя в нашем мире, чтобы понять, как я ее могу изгибать.

Бывший человек отодвинул листик, на котором рисовал разделение магии и поставил жирную точку на следующем чистом листе.

– Это точка, – объяснил он. – Она не имеет ни высоты, ни ширины, ни глубины, ни массы, ни объема. В общем, ничего. Это просто воображаемое обозначение позиции в пространстве. – Твайлайт кивнула, и Крэлкин поставил точку в другом месте и прокомментировал: – Еще одну точку можно обозначить, как другую позицию в пространстве. Как только мы соединим две точки, то у нас появится первое измерение: длина. – Кобылка еще раз кивнула, соглашаясь с этим. Земной пони поставил еще одну точку в отдалении и прочертил линию, соединяющую свободную точку с линией. – Как только появляется третья точка, то сразу появляется два измерения, и мы получаем плоскость.

– На трех точках можно построить лишь одну-единственную плоскость, – сказала ученица Селестии.

– Совершенно верно, – согласился жеребец. – А вот тут начинается самое интересное. По плоскости уже можно прыгать через измерение более высокого порядка.

– Подожди, я запишу, – внезапно произнесла пони и попыталась выдернуть перо у Крэлкина из зубов, но тот не отдал письменную принадлежность. Тогда она осмотрелась и открыла ящик стола.

– Я сам обо всем этом собираюсь написать Селестии, не переживай, – успокоил он единорожку. Но Твайлайт все же достала дополнительно перо и опустила его в чернильницу. – Значит, так, – продолжил жеребец, – у нас есть плоскость. К примеру, мы стоим здесь. – Крэлкин поставил точку посередине одной линии. – А нам надо сюда. – Вторая точка легла на другой отрезок. – Что нам надо сделать?

– Пройти от одной точки до другой по прямой, – гордо сообщила кобылка. – Самым коротким путем между точками является прямая.

– Верно, но мы рассматриваем перемещение с точки зрения магии, а не с точки зрения обычной физики. Используя магию, мы можем искривить наше двумерное пространство через измерение более высокого порядка.

– То есть через третье измерение? – уточнила Твайлайт.

– Совершенно верно.

Крэлкин уселся, взял листик в копыта и попытался согнуть так, чтобы одна точка соприкоснулась с другой, но никак не мог добиться поставленной цели. Он посмотрел на свои копыта, потом скосил глаза на нос, рассматривая его. «И как я изогну бумагу, чтобы изобразить искривление? – сетовал про себя жеребец на свое новое, пока еще непривычное, тело. – Ладно, есть более простой способ». Он сложил бумагу примерно пополам, макнул перо в чернила и поставил большую жирную кляксу посреди изогнутого листика.

– Вот наша точка “А”, – объявил он, развернув листик и поставив около кляксы букву. – А это точка “B”. – Жеребец написал букву рядом со второй кляксой. – Бумага – это наше двумерное пространство, а точки – место, откуда и куда мы хотим попасть. Пойдем по прямой – будем долго идти, ведь мы не знаем, какое здесь расстояние. Поэтому маги придумали, как сворачивать пространство через более высокое измерение. Вот и все. Мы складываем пространство и получаем подобие разрыва. – Крэлкин сложил бумагу пополам по месту изгиба, продемонстрировав, как это работает, и точки соприкоснулись с внутренней стороны.

– Будто туннель? – провела аналогию единорожка.

– Именно так, – согласился земной пони.

– Но как вы это реализуете его в реальном мире? То есть, как такая магия работает?

– Почти как перенос элементарных частиц с сохранением атомарных связей через измерение более высокого порядка, – попытался объяснить бывший человек, но понял, что аналогия не совсем уместна и неподготовленному сознанию этого никогда не понять. Немного поразмыслив над фразой, он вспомнил, как первый раз ее услышал и тоже ничего не понял. Тогда он впервые разочаровал учителя, ментального мага, к которому он был приставлен, и далее Крэлкин уже относился к нему с опаской. Молодой маг тогда понимал, что никогда не достигнет вершин мастерства скрытого мира, если будет следовать за слепыми старцами, которые погрязли в прошлом и ни на минуту не хотят оглянуться.

«Пусть магия и является новой, только зарождающейся силой, – размышлял тогда молодой маг, – но она не стоит на месте. Пока остальные будут торчать и слушаться ментальных магов старой школы, магия будет оставаться на задворках истории». Когда он озвучил свои мысли, как он считал, своим друзьям, они лишь покрутили пальцем у виска и посмеялись над ним. Тогда Крэлкин пошел к учителю, но тот лишь тяжело вздохнул и решил промолчать. Не получив ответа, молодой маг пошел к верхам и нахально потребовал, чтобы к нему был приставлен новый учитель. Он хорошо помнил ответ на свой вопрос:

– Ментальных магов нельзя выбрать, как и родителей, – молвило ему тогда множество голосов совета магов, сотрясая стены и внутренности молодого мага. Он стоял посреди круглой темной комнаты, а сверху возвышались силуэты элиты теневого мира. Крэлкин старался различить лица, однако не мог этого сделать из-за плохого освещения. – Ментальные маги учат магов всех направлений уже не один десяток лет. Ты же осмелился перечить своему учителю и поставить под сомнения его методы обучения. Более того, ты поставил под сомнения методы обучения нашего общества. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

– Вы все слишком долго сидите и держитесь за старое! Пора бы уже изменить свою точку зрения не только на обучения, но и на цели! – крикнул он тогда, не понимая, в чем суть организации, в которой он состоял.

– Знание древних тщательно фильтровалось и проверялось не одним мудрым человеком, – отвечали маги. – Что ты сделал такого, чего не смогли сделать они?

– Я, по крайней мере, смотрю вперед, а вы…

– Довольно! Раз ты более не нуждаешься в личном учителе, то мы тебе предоставим доступ к библиотеке, стены которой хранят древние знания. Возможно, ты тогда поймешь, что такое настоящее обучение и какие цели мы преследуем.

«Да, тогда я был лишь наивным мальчишкой и не понимал, что вы преследовали, но теперь… Вы мелочные люди, которые не отличаются от обычного стада. Вами, как и всеми остальными, правит лишь жажда власти. И чем вы лучше кого-то другого, если сами подвержены тем же слабостям и недостаткам, что и остальные? Маги или обычные люди… Все стремятся подавить друг друга и забрать в свои руки больше власти и богатства. Расшибают головы в бесконечной гонке к кормилу власти, не гнушаясь никаких методов для достижения своей цели. И здесь – все то же самое. Как бы ни были красочны действия Селестии, она остается лишь жадной до власти пони, которая пытается крутиться в этом мире. Неизвестно, что на самом деле происходит там, на вершине эквестрийского общества».

– То есть, вы моментально переносите свое тело? – уточнила Твайлайт, вырывая Крэлкина из круговорота его воспоминаний. Жеребец огляделся, пытаясь вспомнить, о чем он говорил с Твайлайт.

– Не совсем так, – вздохнул он и задумался, посмотрев в потолок. – Мы выходим за рамки привычного для нас трехмерного мира и проецируем тело в четырехмерное пространство. Смещаемся в этом четырехмерном пространстве с помощью магии и вновь проецируем тело, но уже на трехмерный план. Со стороны это выглядит, как простое исчезновение из одной точки мира и появление в другой. Мгновенно и моментально.

– Я немного не понимаю, – призналась единорожка.

«Как же объяснить то, чем я пользуюсь всю жизнь, но не имею четкой картинки, как это на самом деле происходит? Я сейчас похож на мальчишку, играющего в футбол, у которого спросили: “А как ты бегаешь?” И что он ответит в этом случае? Будет ли он лезть в дебри физиологии, объясняя про мышцы и сигналы мозга, или же просто ответит, что его научили мама с папой? И он будет прав. Я, конечно, интересовался вопросом о физическом проявлении скачков, но я так и не понял все до конца».

– Да, я тоже первые полгода не понимал, но данная техника работает вне зависимости от того, осознаю я ее или нет. Ее недостатком является то, что приходится каждый раз очищать место перед тем, как туда прыгнуть. Кажется, я объяснял, зачем это делается.

– Все равно не могу представить, как это получается. Такой сложный процесс не может происходить неосознанно, без ведома мага.

– Даже не спрашивай подробностей. Я даже не понимаю, почему мы не видим другие измерения. И как маги вообще открыли их, я тоже не представляю. Наверняка, это сделали ментальные маги. И кто-то из других магов должен был попробовать первый раз прыгнуть. Я слышал легенду об одном чудаке, который застрял между пространствами. Говорили, что он был разбросан по всему земному шару, по крайней мере, его так видели. Но он не умирал, а вполне нормально существовал. Тот маг был везде и всюду одновременно. Правда, по рассказам, потом он покончил с собой, но не думаю, что это уже так важно. Вероятно, он и был первым магом физической энергии, который удостоился чести испробовать новую технику.

– А почему он не смог вернуться? – спросила единорожка.

– Наверное, он просто не смог спроецировать себя на трехмерное пространство. Возможно, не хватало сил или не понимал, как.

– Очень интересная теория. А что на счет твоих “слепых” переходов, одним из которых ты сюда попал?

– Там все еще более трудно. Необходимо проецировать материю, которую следует перенести в пять измерений, чтобы при проекции его на четыре измерения очистить конечное место прыжка в трехмерном пространстве. И уже последним этапом материализовать себя в трехмерной системе координат.

Мордочка Твайлайт посмотрела непонимающими глазами на Крэлкина. Тот тоже озадаченно посмотрел на нее, машинально выдав заученную наизусть фразу из книги. Он сам не понимал, что она значила, даже не пытаясь сильно вникнуть в ее смысл. Магия, основанная на этих словах, просто работала. Безотказно. До последнего прыжка.

«И что же могло произойти при последнем прыжке? Что выбило меня из моего мира и заставило свернуть материю настолько глубоко? Неужели, один из щитов как-то неправильно подействовал?»

– Даже не спрашивай, что это значит, я не смогу объяснить более просто. Это было написано в книге. Для прыжка необходимо использовать чистый драгоценный камень и специально приготовленную кровь.

– Кровь? – изумилась единорожка и невольно поморщилась.

– Некоторые используют кровь для магии, – сказал Крэлкин. – Есть даже такое направление магии, но с магами данной специализации я не встречался, да и мельком их не видел. Что и как у них происходит, я не смогу даже предположить.

– А зачем они используют кровь?

– Чтобы увеличить свою силу, – просто объяснил жеребец. – Кровь служит усилителем для любой магии, но тогда энергия становится неуправляемой и может причинить вред даже творящему.

– Зачем же тогда ее использовать?

– Ну, – потянул земной пони, прокручивая в голове стычку с Трикси, которая не позволила уничтожить книгу, и о Селестии, схватка с которой еще может состояться. – Наверное, в некоторых случаях такие жертвы оправданы.

– А разве ты не пользовался кровью? – спросила Твайлайт

– И да, и нет, – уклончиво ответил жеребец. – Кровь я использовал только потому, что этого требовала данная техника. То есть физически я ее использовал, а как она работает на самом деле в соединении с рунной магией, понятия не имею. Я знаю лишь то, что она усиливает магию, но как точно, – без понятия. Аналогично обстоит дело и с кристаллом. Он позволяет разложить тело в пяти измерениях и собрать назад, но как происходит этот процесс, я не знаю. Знаю только одно: без необходимых ингредиентов я не смогу ничего сделать.

– А чем отличается использование крови для пространственного перемещения от другого способа ее применения? – заинтересованно спросила лиловая пони.

– Твайлайт, ты меня вообще слышала? Я просто-напросто не знаю, как использовать кровь и на какие тонкости необходимо обращать внимание, чтобы получить желаемое.

– Понятно, – вздохнула единорожка.

– А как вы перемещаетесь в пространстве? – спросил бывший маг. Теперь был его черед спрашивать о теории пространственных прыжков.

Вместо ответа кобылка обратила взор на аккуратно сложенные в полке книги. Спайк делал свою работу добросовестно, поддерживая чистоту и порядок в сонме литературы. Библиотекарша искала что-то, перебирая глазами корешки разноцветных книг. Внезапно одна из них вылетела с полки и повисла перед ее мордочкой. На коричневой обложке Крэлкин прочел: “Магия для одаренных единорогов”. Страницы начали переворачиваться одна за другой, повинуясь мановению рога волшебницы. Звук от бумаги напоминал звук перьев взлетающей птицы. Как только она нашла интересующую ее информацию, повернула книгу текстом к жеребцу, и тот прочел вслух, чтобы самому лучше понять написанное:

– “Чтобы совершить правильный прыжок в пространстве, единорог должен сконцентрировать всю энергию в одной точке. Лучше всего, если эта точка будет непосредственно около рога. Затем, собрав достаточное количество магии, выбросить ее перед собой в едином импульсе. В этот момент единорог должен совершить движение вперед и тогда он, пройдя через короткий портал, окажется в новой точке пространства. Это безопасная техника, так что даже если вы попадете не туда, куда планировали, то останется живы. Портал открывается после создания резонанса материи, который происходит при выбросе энергии вперед. Единорог, открывший портал, перемещается в пространстве только в момент физического движения вперед, даже на малейшее расстояние. Сам переход сопровождается негромким хлопком и яркой вспышкой белого света, цвет может меняться в соответствии с выпущенным количеством магии. После перемещения может возникнуть кратковременное головокружение, рвота, аритмия, слабость во всем теле и другие побочные симптомы”. Ничего непонятно. Как оно работает?

– Если я тебе покажу, ты лучше поймешь? – спросила Твайлайт.

– Думаю, что нет. К тому же я видел, как ты прыгала с места на место, но я не понимаю, как ты это делала. Даже знания, которые я получил при изучении физиологии… Нет, я все равно не понимаю.

Крэлкин взял листик и попробовал разрисовать движения, которые производит единорог. «Создание резонанса материи большим количеством энергии, выброшенной единичным импульсом. Но как? Резонанс материи создается только при длительном воздействии на окружающие потоки энергии. И это каждый раз разные частоты вибраций в зависимости от окружающего пространства, в месте воздействия резонирующей энергией. То есть, резонанса они создать не могут, ибо влияния на материю не происходит, происходит кратковременное вмешательство в потоки. Возможно, их разброс в разные стороны. Но что это дает?

Далее, единорог должен совершить движение вперед. Неважно какое, но вперед. Это очень смахивает на скоростное перемещение. Я видел такое на арене. Одна из разновидностей пространственных скачков, неизвестно кем придуманная и неизвестно, как работающая. Называлась данная техника “скольжением”. Суть приема состояла в том, что маг перемещается в трехмерном пространстве, вытесняя впереди все молекулы, включая воздух, независимо от связывающей их силы. Потому вероятность провести перемещение с опасностью для жизни практически стремится к нулю. Интересно, можно ли с помощью такой техники пробивать бетонные заграждения?

А чем является портал, через который происходит само физическое перемещение единорога? Это может быть подпространство или что-то еще. Но у нас никто так и не смог найти подпространство и даже понять, что оно собой представляет. Подпространством называли измерение, через которое маги прыгали. А пространство, через которое совершал переходы я, вообще неизвестно что».

– Ладно, неважно, – отмахнулся Крэлкин, хотя в глубине сознания он отложил этот вопрос, чтобы найти на него ответ в будущем. – Не думаю, что пойму, как это работает. Вернемся к тому, что мы имеем. А имеем мы множество измерений в пространстве, которое нас окружает. Только маги, владеющие физической магией, управлением физикой объектов, могут использовать дополнительные измерения.

– А как ты смог преобразиться в пони, если владеешь “неживой” магией? То есть, ты ведь не можешь воздействовать на потоки магии внутри чужого или своего организма.

– А я не воздействовал на энергетические потоки и центры, проходящие в теле. Я лишь воздействовал на элементарные частицы, чтобы создать новые, необходимые мне связи между атомами.

«И какое счастье, что тут материя имеет такое же строение, как и в моем мире, иначе мы с Альтусом уже давно бы умерли. С другой стороны, это слишком подозрительно. После того, как мы попали сюда, я остался магом и мог перемещаться в пространстве, используя дополнительное измерение, как и взаимодействовать с физическими потоками этого мира. Значит, тело земного пони просто-напросто не может работать с внешними проявлениями магии. Я мог прочесть структуру материи и влиять на нее. Материя этого мира состоит из таких же элементарных частиц, как и наш мир. Я смог собрать такое же тело, как у пони, используя те знания об атомарных соединениях, которые я получил в своем мире. Все больше и больше мне кажется, что здесь что-то не так, но вот что – понять не могу».

– Ясно, – потянула единорожка.

– Мои знания хоть чем-то помогли? – поинтересовался Крэлкин.

– Не особо, – призналась Твайлайт.

– Ну, ладно, – ответил он. – Я и не думал, что это тебе что-то объяснит. У вас магия не разделена на ментальную и физическую составляющие, как у нас. У вас это все собрано вместе, и каким-то образом слаженно работает. Но каким, не могу даже представить.

– Но ты же читал про албидо стилла…

– Это не совсем те знания, которые мне нужны, – выпалил мгновенно жеребец. – Меня интересует, как происходит воздействие конкретно выделенной энергии единорога на окружающий его мир. То, как она продуцируется, я уяснил, но мне непонятно то, как она вообще переносится на предмет воздействия и какими методами воздействия она обладает. Эффекты, которые описываются в трудах по магии, плохо описаны с точки зрения тончайших материй, однако они мне тоже дали кое-какое понятие о природе магии.

– Значит, тебе необходим доступ к Кэнтерлотской библиотеке, – заключила Твайлайт, уверенно кивнув.

– Я уже написал Принцессе Селестии письмо, чтобы мне было разрешено читать книги в главной библиотеке столицы, – безучастно сказал Крэлкин, теряя интерес к беседе.

– То письмо? – уточнила единорожка, – которое два дня назад отправил Спайк?

– Именно оно, – сказал, улыбнувшись, Крэлкин и поплелся назад к книге, обдумывая нюансы магии мира вообще и единорогов в частности, и ища способ блокировать потоки энергии, не прибегая к грубому силовому вмешательству. Однако надежда на полюбовное решение конфликта таяла на глазах, оставляя его на дне болота, в котором он теперь погряз. «Из огня да в полымя, – с недовольством подумал он. – Что еще меня ждет? И так ли необходимо было писать то письмо Селестии? Наверное, это была палка о двух концах, вынужденное действие, не более того, но и не менее».

II

Крэлкин проснулся рано утром от того, что к нему пришел Спайк. Дракончик вначале потопал по комнате босыми ножками, потом начал тереть окно, извлекая неприятные для сонного пони звуки, а потом у гостя в животе сильно заурчало. Жеребец открыл глаза, но не шевелился, смотря на помощника Твайлайт, который рассматривал что-то за окном, и на письмо, мерно покачивающееся у него в лапке. «Селестия прислала письмо?» – подумал он, но тут же отбросил эту мысль, привыкнув не тешить себя ложными иллюзиями. Тусклый солнечный свет заливал комнату рассветными лучами и отсвечивал несколькими бликами на чешуе дракончика, когда тот нежился под ними. Единственное окно в комнате, лишенное занавесок, периодически запотевало и подвергалось чистке заботливыми лапками Спайка, впуская еще больше света и раздражая чужака новыми скрипящими звуками.

Ночь после разговора с Твайлайт насчет магии Крэлкин провел на ферме ЭплДжек, чтобы иметь возможность спокойно подумать над тем, что он прочел о пространственных переходах единорогов. «Ни земные пони, ни пегасы не могли использовать такую магию», – размышлял он перед сном, вырисовывая перед глазами картины и схемы перемещения единорогов в пространстве. Он никак не мог подобрать нормальный образ действия для выражения того, как действительно рогатые существа могут перемещаться в пространстве. Он даже предполагал, что они могут использовать те же методы, что и люди, вспоминая о методике “скольжения”.

Как только Спайк увидел, что белоснежный пони лежит с открытыми глазами, он тут же пожелал тому доброго утра и оповестил, что он принес письмо от Принцессы Селестии, адресованное ему. «Принцесса все-таки ответила на мое письмо. Что же она написала?» – подумал жеребец еще сонным сознанием. Дракончик попытался открыть послание, предлагая прочесть его вслух, но Крэлкин тут же укутался в одеяло и попросил дать ему еще поспать и оставить письмо на столе. Помощник библиотекарши попытался возразить, что-то, но чужак был неумолим в своем желании остаться наедине. «Нет, Спайк, это должно остаться только между мной и Селестией. Возможно, придется рассказать об этом Трикси, если же их принцесса выполнила мою просьбу. Фокусницу я выдворю из города копытами ее любимой Селестии, подальше от Твайлайт, чтобы впредь она не создавала проблем ни мне, ни кому-либо еще».

Спайк ушел, пораженный таким отношением к письму одного из правителей целой страны. Но Крэлкин и не думал продолжать спать. Ему уже не терпелось разорвать красную ленточку на свитке, отбросить золотую медаль с неизвестным ликом и приступить к чтению. Однако он решил не торопить события и не вызывать лишних подозрений и косых взглядов своей нетерпеливостью. Его эмоции должны были оставаться в тайне даже от Альтуса.

Как только дверь закрылась с неприятным скрипом, чужак подождал, пока топот ножек Спайка не затихнет, подскочил к столу и зубами стянул ленточку. Перебравшись на кровать и устроившись на ней удобнее, он оглянулся, убеждаясь, что никто за ним не следит, и никто не помешает, принялся читать.

Дорогой Крэлкин!

Я рада, что ты находишь время на изучение аспектов вашей магии в разрезе нашего мира, но я ожидала от тебя не совсем этого. Мне больше были бы интересны сведения о том, как ты и твой вид используют магию. Я согласна, что изучить аспекты нашей магии в разрезе магии вашего мира для тебя представляется занятным увлечением, а получить объяснения от тебя по некоторым вопросам было бы интересно, но для этого тебе не стоит писать письма мне, а поговорить с Твайлайт и попросить у нее помощи, если с пониманием чего-то у тебя возникнут трудности. Возможно, ты еще не обращался к ней за такой помощью?

Ты мог бы отправлять информацию небольшими порциями, чтобы я или кто-то другой попытались рассмотреть твои знания относительно наших знаний. Однако, насколько я поняла, ты хочешь сам во всем разобраться, сделать правильные выводы и направить мне полный ответ, но, боюсь, на это может уйти слишком много времени. Я не имею права вас здесь задерживать, поскольку это вредит пространственным связям, которые были нарушены в тот момент, как только вы прибыли в этот мир.

Также я подумала и решила, что разрешу тебе окунуться в наши знания и дам доступ в кэнтерлотскую библиотеку. Однако все, что ты почерпнешь оттуда, мы вместе будем обсуждать в разрезе твоих знаний и вносить в библиотеку, если эти знания будут представлять интерес.

Я распоряжусь, чтобы тебя и Альтуса доставили ко мне, потому как пришло время поговорить с вами обоими. Думаю, что и ты, Крэлкин, и твой друг Альтус достаточно прожили в этом мире и имеете собственное представление о нем. Твайлайт поедет с вами, чтобы они с Трикси не предприняли новую попытку отправить вас домой. Теперь у меня все готово для перемещения и нет нужды подвергать жителей Понивиля такой опасности, как разрыв материи и слияние магии.

Пожалуйста, не пробуйте скрыться. Особенно, это касается тебя, Крэлкин. Вас все равно найдут и приведут ко мне, но впредь мое доверие к вам будет подорвано. Остальное время вы проведете в Эквестрии рядом со мной, чтобы ни вы, ни кто-либо другой не наделали глупостей.

В ожидании скорой встречи,

Принцесса Селестия

– Нехорошо это все, – сказал Крэлкин вслух, оправляясь от письма, и еще раз наскоро пробежался глазами по ровным строчкам.

«Селестия недовольна тем, что я делаю, и решила лично меня контролировать. Но почему именно сейчас, почему именно после моего письма? И почему она молчала все это время, что у нее есть способ нас вернуть? И почему она откладывает наше возвращение в долгий ящик? Разве мы не вносим по ее мнению резонанс в причинно-следственную и пространственную гладь мироздания?

По крайней мере, Трикси я больше не увижу, потому что перееду в столицу. От Твайлайт она тоже будет отстранена. Но что лучше? Селестия или Трикси? И что хуже? Трикси, хоть и хотела выслужиться перед принцессой, но ничего не смыслила в законах высокой магии. Пусть она и сработалась с Твайлайт, но у них мало опыта совместной работы с пространственной магией. А это давало шанс на спасение. Хоть и призрачный, но шанс. А Селестия явно сильнее и Твайлайт, и Трикси, ведь в ней есть сила как минимум двух видов пони: единорогов и пегасов. Если предположить, что в ней еще и потоки албидо стилла земного пони, то получается полный боевой комплект, против которого не устоит никто. Хотя, что значит, никто? Группа единорогов должна справиться с ней и с ее магией. Но, где их найти? Кого можно будет использовать для такого жестокого бунта? Да и кто пойдет за земным пони без кьютимарки? За единственным взрослым пони без кьютимарки.

Все же истинного представления о силе Селестии у меня нет, и я не скажу точно, что она может сделать. Если она не хочет, чтобы ее ученица и фокусница действовали вместе, и вообще что-либо предпринимали, то она должна или сама все сделать, или же у нее уже есть помощники. Либо готова группа единорогов, которая способна разорвать пространство вместо нее. Но может быть и другое развитие ситуации: иная техника, о которой я ничего не знаю, и в библиотеке Понивиля ее нет. Или же Твайлайт не обратила на нее внимания, отбросив данную магию и не признавая ее истинности. В этом случае, я буду тыкаться, как слепой котенок, и не смогу даже блокировать потоки энергии, образуемые магической техникой просто потому, что я не знаю, как они возникают, и по какой схеме действуют.

Что же мне сейчас предпринять? Переворот и свержение власти представляется возможным лишь при наличии недовольных пони работой этими самыми властями. Однако это еще не значит, что я не вернусь домой. Власть мне не захватить в любом случае, а оттягивать неизбежное – не самая хорошая стратегия в данном случае. Можно попробовать найти разгневанных своей жизнью граждан и поговорить с ними. Возможно, что-нибудь можно будет и предпринимать».

Крэлкин наскоро позавтракал с ЭплДжек, бабулей Смит и выбежал на улицу. Яркий белый свет, отраженный от тысячи лежащих на земле снежинок, ослепил его, а легкий морозный ветерок мгновенно ударил в морду незатейливого жеребца, слегка теребя длинную черную гриву. Такого приятного дня в Понивиле не было уже давно, и многие пони, выполняя работу, радовались прекрасной погоде. Но на улице было довольно тихо, что насторожило Крэлкина, и он оглянулся, чтобы понять, в чем дело. Пони ходили, поскрипывая снегом под копытами, разбавляя чуть слышный шум разговоров, и были заняты своими ежедневными делами. Они были одеты в разноцветные накидки наподобие человеческих курток. Но ни одного жеребенка Крэлкин не заметил.

«Куда они могли подеваться? Сегодня замечательный день для прогулки. Да и ЭплБлум не было на ферме. У них же школы есть? Да, есть. Твайлайт просила меня начать рассказ о своей жизни именно со школы», – вспомнил он и проследовал мимо первого дома, входя в черту города. Он захотел немного прогуляться, прежде чем прийти к Твайлайт, осмотреть округу на наличие пони, необходимых для его скороспелого плана по свержению власти, и косвенного – для укрощения магии Принцессы Селестии. Он не отметал изучение зелий, как один из вариантов противодействия, но теперь эта возможность казалась ему слишком длительной в освоении и применении на практике, чтобы можно было на нее полагаться в решении нависшей над ним угрозы.

«Неприятно признавать, но вряд ли я найду здесь единорогов, которые помогут мне, – размышлял он, шествуя он по проложенным тропкам и осматривая улыбающиеся мордочки. – Они все слишком счастливы, чтобы выходить из своей зоны комфорта и предпринимать какие-либо действия. Даже озабоченные мордочки выражают не те эмоции, как в нашем мире. У них нет глобальных или хотя бы больших проблем, где бы любое принятое решение влияло на все их дальнейшее существование. И верные решения несли бы не меньшую боль, чем неверные. Они живут размеренной жизнью, как и должно быть в утопии. Однако, утопия ли это? Что скрывается в библиотеке Кэнтерлота? И скрывается ли там какое-то запретное знание?»

Крэлкин видел, как разные пони помогали друг другу. Многие были знакомы и тепло приветствовали уже примелькавшиеся мордочки: Понивиль был просто большой деревней по меркам мира бывшего человека. Никаких неприятных взглядов, никакой зависти, ничего, на чем можно было бы сыграть против Селестии. За свою жизнь Крэлкину пришлось выучить основы языка телодвижений, который он использовал, чтобы избегать одиозных ситуаций еще в детстве. Теперь он применял его не для того, чтобы избегать, а для того, чтобы находить.

Вслушиваясь в разговоры, жеребец пытался найти недовольные речи жителей, которые бы жаловались друг дружке на введение новых налогов, неправомерные земельные законы, появившиеся поборы с какой-либо деятельности. Он искал хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться, чем можно было бы подкупить граждан, однако пони обсуждали только бытовые проблемы, которые никоим образом не касались власти.

Еще они обсуждали других пони и распространяли безобидные сплетни. Чужак даже остановился, чтобы послушать один из разговоров, пытаясь найти двусмысленные фразы, уличающие понивильцев в необдуманном поступке, зависть в голосе, злость, негодование, однако ничего подобного он не услышал или просто не смог уловить. Кобылки обсуждали моду, изредка вспоминая незнакомые ему имена, среди которых проскакивало имя Рарити, обсуждали, как смотрится то или иное платье на подруге, как справиться с какой-то незначительной проблемой. Пегасы, по большей части, обсуждали каких-то “Вандерболтсов” и, порой, – лучшие приемы в полете. Земные пони и единороги разговаривали о не заслуживающих внимания Крэлкина проблемах, не опускаясь до обсуждения кобылок и других интимных вещей.

Все разговоры были учтивы, без раздражительных ноток. Это было непривычно для нового жителя Эквестрии. Белый жеребец в красной накидке впервые выбрался в город с целью проникнуться его атмосферой и был поражен увиденным. То, что делали власти в лике принцесс и других правителей, было очень хорошо и продуманно. Ни у кого не возникало сомнений, что им плохо живется. Наоборот, они принимали все, как должное, а то, что делали власти, их действительно не интересовало. И Крэлкину начало казаться, что правительство эквестрийского сообщества действительно заботится о гражданах своей страны.

Дойдя до библиотеки и посмотрев на потухшую свечу на двери, он замешкался и осмотрелся, надеясь найти что-то, какую-то дисгармонию, какую-то лазейку, которая бы сулила ему чудесное спасение, но ничего такого не было. В этом мире не было места разногласиям, которые бы можно было использовать для его затеи.

«Вряд ли кто-то из пони умеет по-настоящему драться. Если учесть перекосившиеся морды санитаров, которые пришли в разгар моего избиения Альтусом, то можно с уверенностью сказать, что подобных случаев бывает крайне мало. К тому же подобное поведение карается изоляцией от общества, пусть и на время. Что касается меня и моего пребывания в Кэнтерлоте, то не думаю, что мной, ну, или Альтусом, заинтересуются настоящие воины армии Эквестрии, но при необходимости они блокируют любые наши действия. А Селестия блокирует все мои попытки манипуляций сознанием психологически неподготовленных вояк».

– Привет, Твайлайт, – поздоровался Крэлкин, зайдя в помещение библиотеки.

– О, привет! А мне Принцесса Селестия прислала письмо и попросила, чтобы я тебя к ней сопроводила, – отозвалась единорожка с неподдельной радостью.

«Ну, разумеется», – подумал про себя Крэлкин, рассматривая улыбающуюся мордочку.

– И далеко находится столица? – спросил он, пытаясь представить расстояние, отделяющее его и Селестию.

– Не так уж и далеко, – ответила кобылка. – Город стоит на горе и его можно увидеть даже из Понивиля.

– Увидеть из Понивиля? – в задумчивости потянул жеребец.

«Значит, столица находится не так уж и далеко. Но мне не известны ни размеры их страны, ни главных городов, ни расположение оных на политической карте. Теперь я переезжаю из одного места на другое, в котором у меня нет никаких связей, кроме Твайлайт и Селестии. Да и неизвестно, на сколько времени Твайлайт едет со мной. Если ровно на столько, чтобы Трикси уехала из Понивиля, то я останусь один против всей эквестрийской верхушки власти, а это уже будет скверно. Альтуса можно в расчет не брать, он бесполезен в данной ситуации», – размышлял Крэлкин, рассматривая копыта.

– Да, но надо выйти из города, чтобы увидеть, – сказала единорожка.

– Я выходил, – сообщил ей жеребец.

– Он с другой стороны от Вечносвободного леса и фермы ЭплДжек.

– Понятно. А как добираться будем?

– Принцесса Селестия пришлет эскорт из пегасов, которые нас привезут прямо во дворец.

Гордость отчетливо слышалась в голосе ученицы августейшей особы наравне с радостью. Она пребывала в хорошем расположении духа от того, что поедет в Кэнтерлот и встретится со своим ментором.

– Пегасы? А что за пегасы? – насторожился земной пони.

– Из Кэнтерлотской королевской стражи, – пояснила библиотекарша.

«Из стражи, значит? Тотальный контроль со всех сторон? Что же, будет интересно посмотреть на местную стражу. Сколько там земных пони, единорогов и пегасов? И насколько они преданы своему делу? Насколько сильно принцессы полагаются на них? И как часто стража участвует в реальных военных противостояниях? Если она номинальная, то они просто должны быть первой сигнальной системой для государственной безопасности, если же они представляют собой мощь, защищающей правительственный аппарат, то необходимо узнать, какой у этой мощи предел и как сильно над их мозгами поработала Принцесса Селестия с другими правителями».

– У меня брат – бывший главнокомандующий кэнтерлотской стражи, – похвасталась единорожка.

– Главнокомандующий? – оживился Крэлкин.

«Просто замечательно. Хотя он все же бывший… Но все равно у меня будет небольшая лазейка к боевой мощи Эквестрии. Если мне удастся наладить с ним дружеские отношения, то я буду, хоть и косвенно, но контролировать действия военной опоры Кэнтерлота. А если я вотрусь в его полное доверие, то смогу получить любую информацию обо всех операциях стражи, проводимых в городе, узнать о патрульных, о постах, смогу увидеть темницу и оттуда начну разворачивать свой захват власти. В темнице всегда много недовольных».

– А он единорог? – осведомился жеребец.

– Да, у меня и папа, и мама единороги, и мы с братом, – сказала Твайлайт. Упоминание о ее семье скользнуло тенью тоски по ее мордочке, но она тут же собралась и улыбнулась.

– А ты нас с братом познакомишь? – спросил Крэлкин и улыбнулся в ответ.

– Он сейчас правит другой страной. Я даже не знаю, в Кэнтерлоте он сейчас или нет. Но если вдруг он приехал с визитом, то обязательно познакомлю! – отозвалась единорожка с нотками сомнений.

«Если все пройдет удачно, и карты разложатся так, как мне надо, то я буду иметь силу в виде единорогов и окажу достойное сопротивление любым силовым воздействиям, направленным против меня. Но что за нотки сомнений проскочили в твоем голосе, Твайлайт Спаркл. Неужели ты начала сомневаться в том, что я делаю? Момент наступил слишком рано, я даже не ожидал такого. Возможно, Селестия подарила тебе больше, чем я предполагал, однако я тебя пока что не отпущу. Ты мне нужна».

Внезапно Крэлкин почувствовал всплеск спонтанной эйфории внутри себя, которая начала расползаться по его душе. Он напрягся, попытался справиться с потоком, но, как обычно, не смог ничего поделать. Он начал смотреть на единорожку томными, слегка прикрытыми от удовольствия глазами, вдыхал ее запах, любовался ею. Опять струны его души напряглись до предела. Все – до единой. И они готовы были порваться в любой момент, в самый неподходящий момент, как и всегда.

Крэлкин рассматривал Твайлайт как подругу, которой он может безоговорочно доверить даже самые страшные секреты его души. Он еще размышлял, почему у него наступали подобные всплески, но уже не придавал этому большого значения. Если он не мог докопаться до истины, то причины его не интересовали. Он просто учился с ними жить.

Жеребец стоял и смотрел на единорожку, и образ улыбающейся лиловой мордочки все дальше и дальше пролезал в его голову, укореняясь и смешиваясь с доселе неизведанным чувством. Он пытался понять его природу, его суть, но не мог. Он никогда ранее не чувствовал ничего подобного в своей жизни, и новое волнительное ощущение настораживало и пугало с одной стороны, но манило окунуться его в неведомые доселе эмоции с другой.

«Меня опять подчинили магической техникой, – размышлял чужак, смотря на себя будто со стороны. Он не мог пошевелить ни ногой, ни хвостом. Все, что он мог делать осознанно, – наблюдать. – И мне надо бороться. Однако, что я сейчас могу сделать? Я во власти Селестии и ее чар. Вот еще и новое ощущение неопределенности появилось и пытается захватить мой разум. Что это? Почему я смотрю на Твайлайт такими глазами? Я хочу от нее только информацию и некую поддержку, но не дружбу. Но так на друзей не смотрят. Что со мной? Если я соглашусь, что считаю ее своей подругой, то душа попросит большего, на что я пойти никак не могу. Что-то внутри раздувает мыльный пузырь моих желаний все больше и больше, и в итоге он взорвется, не оставляя после себя ничего. Необходимо приводить себя в порядок, в норму, в баланс. И не позволять больше никаким чувствам вставлять мне палки в колеса на моем пути к достижению цели».

Эйфория покинула разум Крэлкина также внезапно, как и охватила его. Очередная волна ударилась о скалы, встряхнула дом, стоящий на верхушке, и откатилась ни с чем, затаившись в море и выжидая очередного подходящего момента для своей атаки. Быстро оправившись, земной пони в мгновение ока стал серьезным, морда его напряглась, и он продолжил разговор, как ни в чем не бывало.

– Будет очень интересно посмотреть, как он выглядит, – сказал Крэлкин.

– Возможно, ты его уже скоро увидишь.

«Скоро увижу? Значит ли это, что он будет меня встречать? Лично? Похоже, у Твайлайт больше информации, чем я предполагал. Или это кажется на первый взгляд? Но личная встреча главнокомандующего, который, помимо всего прочего правит другой страной… Это превосходно, если будет все именно так. Хотя что-то я сомневаюсь, чтобы мне показали главнокомандующего сразу же, как только я приеду. Хоть и бывшего. Селестия недвусмысленно написала, что использует любые методы, дабы справиться с любыми моими действиями, как и с действиями Альтуса. И чтобы сделать все быстро и незаметно, главнокомандующий должен играть немаловажную роль координатора поисковых и военных отрядов. Правитель страны, неизвестной мне, которая может придерживаться силовых методов управления, будет в разы превосходить по силе настоящего».

Жеребец помедлил и призадумался. «Или я сужу о них по меркам своего мира? Для чего же тут нужна армия, если все конфликты имеют локальный характер и решаются на месте. Воздействий извне, как и новостей, я ни разу не видел. В газетах – один лишь ничего не значащий информационный мусор. Никаких данных о военных операциях, о конфликтах, возникающих на границах. О состоянии этих самых границ и порядка в стране – тоже никаких известий. Это настораживает. Умалчивание информации – намного хуже, чем это кажется на самом деле. Если разразится война, то у пони не будет никаких шансов выжить, хотя бы потому, что они будут не готовы. Не будет никаких запасов ни еды, ни лекарств, ни средств личной гигиены. А это смерть либо от голода, либо от болезней. Пони просто не знают, что необходимо, чтобы выжить в военное время и к чему обязывает это самое военное время.

Если же начнется война, то, как поступят миролюбивые жители Эквестрии, не привыкшие избивать и быть избитыми, убивать и зубами вгрызаться в плоть врага, чтобы защитить себя и свою семью? И ведь это только в книгах все радужно и красиво. Описание героев преувеличено, а агрессия и злоба преуменьшены. На войне не выживают герои, на войне выживают интриганы, подлецы и трусливые мрази. Однако, на войне не место слабакам. Слабаков там убивают, без шанса на апелляцию и контрвыпады. Наверное, потому у меня в мире в некоторых странах и есть обязательная военная служба. И ведь она предназначена в первую очередь не для государственных целей, а для взращивания психологического стержня у гражданских, чтобы они не бегали по полю боя, собирая свинцовые подарки врагов. Профессиональные воины знают свое дело, а дело гражданского населения – выжить и возродить страну из руин. Наверняка, если даже я смогу кого-то убить и защитить свою жизнь, то не смогу быть шестеренкой в жестком механизме поствоенного будущего».

– Я буду рад встрече, если таковая предстоит, – улыбнулся Крэлкин. – Надеюсь, что он неплохой па… жеребец.

«Хоть я тут пробыл полтора месяца, но я еще путаюсь в местном диалекте. Это непростительно при встрече с высшим руководством. Можно даже затеять с ними маленькую игру, чтобы выставить Принцессу Селестию в нехорошем свете. Возможно, тогда меня оставят в покое, и отпустят на все четыре стороны, а с Селестией будут разбираться из-за дезинформации о прибывших из другого мира чужаках. В любом случае, меня пока что не убили, а это значит, что либо я ценен для них, либо я им неинтересен и не представляю никакой опасности, либо же про меня никто не знает, кроме Селестии. Почему-то я больше склоняюсь к последнему варианту. И если я прав, то можно будет поиграть с ними в “неместного пони” со странным говором. Вот только хватит ли мне смелости это сделать?»

– Конечно, он хороший, – заверила Твайлайт. – И добрый. Но у него всегда много дел. После того, как он стал главнокомандующим, мы с ним практически перестали видеться. Служба отбирала у него очень много времени, теперь же, когда он стал правителем, времени у него совсем не осталось. Так что даже если вы и встретитесь, то вам вряд ли предстоит узнать друг друга получше.

«Узнать получше? Да зачем вообще он мне нужен, как друг? Он мне нужен, как орудие. Если все же я ошибаюсь или у меня ничего не получится, то мне будет необходима огневая мощь или, хотя бы, выигранное время. Рано или поздно все поймут, что брат Твайлайт мне помогает, его обвинят во всех грехах, но я буду далеко. Там, где власть Эквестрии практически незаметна».

– Ну, почему же? Неужели все настолько плохо? – изумился земной пони.

– Ну, – потянула единорожка, не зная, как сформулировать ответ. – Вы можете не сойтись характерами, – заключила она, наконец. – Он ответственный, а ты… делаешь всегда то, что хочешь.

– Не сойдемся характерами? – задумчиво спросил Крэлкин.

«У него тяжелый характер? Если нет, то мне надо будет только прогнуться, как я всегда делал и получить то, что мне необходимо. Еще никто не мог уклониться от моего намерения подружиться с ним. Многие пытались отстраниться, но в итоге они сами потом и предлагали мне дружбу. Особенно начальники, такие, как главнокомандующий эквестрийской королевской охраны или король страны. Но что же может привести его к Селестии? И что связывает одного правителя с другим».

– Он очень серьезно относится к своим обязанностям, а ты будешь его отвлекать, – пояснила Твайлайт.

«Неужели это так важно? Есть множество других способов, как подружиться с пони, не прибегая к постоянному надоеданию своей физиономией. Я могу с ним подружиться, несколько раз встретившись после службы».

– Неужели он и по вечерам занят? – наигранно изумился Крэлкин.

– Конечно, он женат на Принцессе Каденс. Они много времени проводят вместе, насколько я знаю.

«Еще одна Принцесса? И брат Твайлайт Спаркл женат на ней? Не так ли он стал правителем: фиктивный брак? Да и что связывает эту единорожку с верхами власти? Зачем правителям Твайлайт и ее брат? Или же, родители Твайлайт на самом деле правят страной, а Селестия, Луна и Каденс вместе с другими просто исполняют роль марионеток, чтобы не подставлять под удар истинных правителей? Почему же тогда мне разрешают жить с Твайлайт в одном городе, если знают, что я агрессивный? Или же не знают? Неужели умалчивание информации наверху является нормой?»

– Хотелось бы и с ней познакомиться, – слащаво отозвался жеребец.

– Если Принцесса Селестия разрешит, то сможешь поговорить и с Каденс, и с Шайнингом, – заверила Твайлайт.

– “Шайнингом”? – переспросил Крэлкин.

– Так моего брата зовут.

«Каденс и Шайнинг. Королевская чета. Фиктивный брак или пожелание свыше? Скорее, не пожелание, а ультиматум, я бы сказал. Всех влиятельных подданных держат на коротком поводке. Но чтобы выдавать за него принцессу, должны быть очень серьезные основания».

– Понятно. Значит, Шайнинг и Каденс, запомню, – проговорил с расстановкой земной пони.

Твайлайт хихикнула. Крэлкин непонимающе посмотрел на нее, не разделяя радости. Просто он так запоминал информацию.

– А когда мы выдвигаемся в вашу столицу? – поинтересовался он.

Единорожка попыталась вспомнить, но, видимо, не придала этому обстоятельству большого значения и, замешкавшись, посмотрела на стол. Письмо подхватило лиловое облачко, и оно подплыло к ней.

– Завтра нас провезут по воздуху.

– Значит, по воздуху, – отозвался жеребец.

– Да, пегасы повезут, – объяснила единорожка. – На повозке. Они нас довезут прямо до дворца. – Единорожка сверилась с письмом. – Да, все верно.

«Что ж, даже сбежать не смогу. Моя тебе похвала, Принцесса Селестия, все очень красиво. Твайлайт ничего не заподозрит, а пегасы будут думать, что везут не меня, а твою ученицу. Дополнительный попутчик в виде земного пони не привлечет много внимания. Никаких подозрений и лишних вопросов. А как только я попаду в твои копыта, то я уже не смогу ни убежать, ни отвертеться. Я буду в плену так долго, как того пожелаешь ты и остальные властьимущие. А потом вы избавитесь от меня, как только получите то, что хотите. Ну что бы придумать, какой-то шифр, чтобы скрыть некоторые важные куски информации. Тогда я останусь полезен, пока пароль не будут разгадан. Но я же ничего не понимаю в криптографии!»

– Понятно, – нервно потянул Крэлкин.

– А тебе Спайк отнес письмо? – поинтересовалась лиловая пони.

– Да, конечно, – сказал он, очнувшись от глубоких и тяжелых дум. – Он вообще молодец, – улыбнулся жеребец, посмотрел на второй этаж и увидел мордочку дракончика, выглядывающего оттуда. Тот сидел в комнате Твайлайт и был занят какими-то своими делами.

– Ну, конечно, он же мой помощник номер один.

«”Помощник номер один”? Что бы это не значило, Спайку оно должно льстить. Конечно, он даже слегка смутился, услышав, что о нем хорошо отзываются. Он падок на фимиам похвал. А подогревая его интерес в помощи дифирамбами , дракончика можно использовать настолько часто, насколько мне это будет необходимо. Однако какую роль играет филин?»

– А птица? – осведомился жеребец.

– Не птица, а Совелий, – поправила его пони. – Он помогает мне по ночам, если я задерживаюсь.

«Значит, Селестия контролирует ночные действия Твайлайт. Что же может такого делать по ночам единорожка? Или Селестия тоже этого не знала и начала что-то подозревать?»

– То есть Спайк не выдерживает твоего интенсивного распорядка дня? – удивился Крэлкин.

– Не то, чтобы интенсивного, – замялась единорожка. – Спайк лишь маленький дракончик, и ему необходимо много спать.

– А сколько живут драконы? – с подозрением спросил земной пони.

– Около тысячи лет, – незамедлительно ответила кобылка.

– Тысячу лет? – изумился чужак. – А Спайку сколько?

– Он только недавно родился, – призналась с грустью в голосе Твайлайт.

– Значит, он еще совсем маленький? – осведомился жеребец.

«Интересно, все ли драконы такие, как ее помощник? Неагрессивные и живущие в мире с пони? И такие ли маленькие? Или же они вырастают до огромных размеров? Но я видел из представителей драконов лишь одного Спайка, так что мне просто необходимо изучить других представителей этого вида, если я, конечно, останусь здесь. Нужно разобраться со всем по порядку, и если драконы все же ручные создания, то необходимо поговорить с ними и разведать их психологические особенности. Возможно, они смогут стать моим орудием в неравной борьбе. Что если все же они согласятся помочь в свержении власти? Каковы будут их условия? И какие последствия будут для Твайлайт и всех остальных пони? И если все произойдет, как я запланировал, то позволю ли я драконам бесчинствовать? Нет. Скорее всего, я попробую их остановить, но тогда окажусь в невыгодной для себя ситуации. Хотя и сейчас ее двойственность ничем не лучше».

– Конечно, он еще малыш, – сказала библиотекарша.

Было слышно, как дракончик сверху что-то уронил и скрылся с глаз.

– А откуда он взялся? – с интересом спросил Крэлкин.

– Из яйца.

«Ожидаемо, мог бы и сам догадаться, что драконы – яйцекладущие», – подумал жеребец и открыт рот, чтобы уточнить некоторые моменты, но единорожка его опередила:

– Когда я сдавала вступительный экзамен, чтобы поступить в школу для одаренных единорогов, моим заданием было помочь Спайку вылупиться.

– И ты сдала экзамен? – в лоб спросил чужак, хотя знал ответ. Если бы Спайка вместе с ней не было сейчас, то экзамен был бы провален, и дракончик бы достался другому единорогу, который бы успешно сдал тест вместо Твайлайт.

– Да, конечно, – сказала она с улыбкой. – Но не училась там.

– А какой смысл тогда был в сдаче испытания? – удивился жеребец.

– Потому что хотела попасть в школу, – терпеливо объяснила единорожка.

– Но не попала, – заключил Крэлкин. – По личным соображениям?

– Во время экзамена у меня произошла вспышка неконтролируемого выброса магии, и Принцесса Селестия, которая была неподалеку, заметила мой потенциал и забрала к себе на обучение. Это была такая честь!

Мордочка Твайлайт светилась счастьем, но земной пони, наоборот, нахмурился. «Неконтролируемый поток магии? Из-за чего? И Принцесса Селестия была неподалеку? Если их принцесса умеет обращаться с белым веществом в роге другого единорога на уровне пробуждения клеток, то она вполне могла помочь Твайлайт раскрыть свой потенциал, а потом забрать к себе, прикрываясь потрясающей силой молодого единорога».

– Принцесса Селестия забрала тебя к себе? А ты единственная, кто помогал дракону вылупиться на свет?

– Наверное, нет, – неуверенно потянула кобылка. – Вообще, я никогда об этом не думала. Я тогда была так счастлива, что смогу учиться магии у Принцессы Селестии, что меня не волновали подобные мелочи.

«Еще одна загадка? Спорно. Что-то в этой Твайлайт есть, что привлекает внимание самой принцессы. Она не может быть рядовым единорогом. Что же видит в ней Селестия? Ко всему прочему, ее брат являлся главнокомандующим силами королевской стражи да еще и теперь правит страной… Значит, власть Эквестрии, как минимум, доверяла ему свои жизни. Или за этим стоит что-то еще? И не связано ли это как-то со мной?

Почему Твайлайт приставили именно ко мне? С какой целью? Даже если я не смогу причинить ей вред, я могу манипулировать ее мыслями и сознанием. В конечном счете, заставлять делать то, что мне необходимо. Селестия должна это понимать. Или это все намеренно было сделано, а я как глупый и неопытный юнец попался в искусно расставленные силки? И если да, то какую цель они преследуют теперь, после того, как я попался? Управлять мной и моим опытом через ученицу принцессы? Бессмысленно. Я все равно уйду и не смогу вернуться. Тогда зачем все эти ухищрения? Чтобы я не мешался? Тогда меня просто можно запереть в темнице или тюрьме. Никто и не догадается, что я не из этого мира. А если я буду трепаться направо и налево о том, что я не отсюда, то меня, в лучшем случае, отправят в психиатрическую лечебницу. В худшем – бросят в темницу, чтобы я отсидел срок вместе с другими заключенными.

Но почему-то они этого не делают? Почему я все еще гуляю на свободе? Почему они пытаются мирно общаться со мной, когда могут проявить агрессию и открыто со мной враждовать. Неужели им так важны мои знания? Но чего реально они стоят в этом мире? И если эти знания все же важны, то в каком разрезе они им нужны? Только ли в разрезе магии? Что им конкретно от меня нужно? Какие сведения они хотят услышать? А что если они хотят вторгнуться в мой мир? В таком случае я не буду возражать, однако я не думаю, что вторжение вообще возможно, не говоря уже о целесообразности. Мы пришли сюда случайно, мы не обладаем магией, по крайней мере, уже. А пони не выглядят опасными. К тому же какими бы сильными ни выглядели элитные войска эквестрийской власти, они не смогут противостоять прямому удару ядерной ракеты. Да и численность их невелика, судя по тому, как относятся к военным операциям в этом городе, да и как относится к войне ученица Селестии.

Значит, даже Твайлайт не знает, что Принцесса может от нее потенциально скрывать. Пока что единорожка ей безоговорочно верит, но что будет завтра? А если принять во внимание еще тот факт, что атомарная структура органических связей у них такая же, как у людей, то они будут также беззащитны перед ножом, как и человеческие особи. А если ученые разработают биологическое оружие на основе пони, то человечество сможет “очиститься” от "мусора”. Это все хорошо, однако если они хотят получить данные о нашем вооружении, то они выбрали не того человека».

– А где вообще драконы живут? – спросил Крэлкин, оторвавшись от размышлений.

– Драконы? Драконы опасны, поэтому они живут не в Эквестрии, – твердо сказала хозяйка библиотеки.

– А как же Спайк? Он ведь дракон, – не понял жеребец.

– Спайк со мной живет, и он маленький, – заступилась за своего помощника лиловая пони.

– Значит, никакой потенциальной опасности он не представляет?

– Представляет, – призналась Твайлайт со вздохом, – но я ему доверяю.

Крэлкин посмотрел наверх, откуда ранее выглядывала мордочка дракончика, но сейчас ее там не было. «Доверие доверием, а подвергать опасности жизни своих друзей не стоит. Погодите-ка, подвергать опасности жизни каких друзей не стоит? Друзей Твайлайт или моих? Но какие у меня тут могут быть друзья? Альтус – бесспорно. Твайлайт – маловероятно. Остальные мне не принесут выгоды и не представляют прямого интереса. Хотя, если посмотреть с точки зрения дружбы… Нет, дружбы не существует! Это эфемерное понятие!»

– А вы подумали, что с ним будет, когда он вырастет? – шепотом поинтересовался жеребец, чтобы его не услышал Спайк. Он скосил глаза на комнату Твайлайт, где копошился ее фиолетовый друг. – Если он будет привязываться к кому-либо из пони на протяжении своей жизни, то раз за разом он будет видеть, как его друзья умирают. Возможно, ему не место среди пони? Ты думала, что с ним случиться после твоей смерти?

– Он будет жить с Принцессой Селестией, – твердо сказала Твайлайт.

– Не про это я сейчас. Ты прекрасно понимаешь, о чем.

– Он будет жить с Принцессой Селестией, – повторила, словно в трансе, единорожка.

– Она тоже не вечная, – возразил Крэлкин. – Наступит день…

– Принцесса Селестия правит страной уже порядка тысячелетия. И она не умрет.

«Бессмертные правители? Значит ли это, что правящий дом не менялся порядка десяти тысяч лет? Насколько же тогда больше опыта у Селестии по сравнению со мной? Я ввязался в заведомо проигранную партию. Но я уже не отступлю, я доведу мою игру до эндшпиля».

– Ты у нее первая ученица?

– Я не знаю. Возможно, что да.

«Возможно… Твайлайт не первая. Далеко не первая, но Селестия и другие большие шишки тщательно скрывают информацию и от нее, и ото всех остальных».

– Странно все это. Как это биологическая жизнь может так долго продолжаться? Организм в любом случае изнашивается.

– Принцесса Селестия – аликорн. Она и пегас, и единорог одновременно. Ты же читал о физиологии.

«Аликорн? Значит, так ее вид называется? Это означает, что их вид должен отличаться не только физиологически, но и социально. Возможно. Если оглянуться назад, то этих аликорнов я не видел в Понивиле. Так же, как и драконов. Связывает ли эти два вида что-то?»

– Но только в разрезе магии, – напомнил Крэлкин. – И там ничего не было сказано, как магия влияет на продолжительность жизни пони.

– Значит, что ты не все прочитал, – предположила Твайлайт.

– А есть книга об аликорнах?

– Наверное, есть. Спайк! – позвала единорожка.

Дракончик показался сверху лестницы и выжидающе посмотрел вниз. Наверху он был занят каким-то важным делом и не хотел попусту спускаться вниз.

– В библиотеке есть книга про аликорнов?

– Только легенды, – сказал тот.

– Не нужны мне легенды, мне нужны факты. А иносказания свои можете сами читать, – недовольно сказал Крэлкин. – Ну, если нет, значит, нет. Спасибо, Спайк.

Дракончик незамедлительно скрылся из виду, оставив двух пони посреди большого зала.

«Опять сокрытие информации? Сколько всего мелких кусков паззла отсутствует, с помощью которых все должно связаться и сложиться в красивую или ужасную картинку. Сейчас отрывочные материалы, которые я вижу перед глазами, могут быть чем угодно и показать что угодно.

Но неужели меня интересуют именно эти данные? Что они мне дадут, чтобы остаться здесь? И будут ли вообще меня отправлять назад? Твайлайт хочет отправить, но лишь потому, что она моралистка. Селестия, вероятнее всего, намерена использовать меня: воспользоваться информацией в моей голове и пополнить библиотеку, которой впоследствии будут пользоваться будущие “Твайлайт”. Но зачем ей мои знания, знания пришельца из иного, жестокого мира, если здесь и так все хорошо?»

Крэлкин вперил взгляд на единорожку.

– Пойду, найду Альтуса, чтобы не опоздать на прием к Селестии, – сказал он напрягшимся голосом. Он всем своим видом говорил, что не хочет идти, однако не имел возможности отказаться от предоставленной ему чести.

– Да, было бы неплохо, – согласилась Твайлайт. – Он, наверное, у Рарити или у Флаттершай.

– Туда и отправлюсь, – согласился он.

Вывалившись из уютного здания на улицу под холодный ветер и яркое солнце, Крэлкин пошел в сторону бутика Рарити, периодически высматривая в небе нежно-красного пегаса. Хоть он и был погружен в себя, но аккуратно огибал препятствия и идущих навстречу пони. «Я еду в Кэнтерлот, – размышлял он, пережевывая и переваривая полученную информацию еще раз. – Что меня там ждет? Как минимум, один аликорн. По крайней мере, мне точно известно, что там он, как минимум, один. И еще две Принцессы, предположительно тоже аликорны, но не исключено, что я ошибаюсь. Королевская стража. Встреча с Селестией, а, вероятнее всего, и со всей верхушкой эквестрийской власти. Тюрьма и страдание, но это как получится. Способ возвращения меня и Альтуса домой. Пытки, с целью изъятия информации из моей головы. И, как конечный результат, – мир людей. Как ни крути.

Но, что это я о плохом? Что ждет меня там хорошего или хотя бы не мрачного? Библиотека, из которой я смогу почерпнуть новые знания. Возможно, доступ к секретным архивам и материалам. История Эквестрии, если мне дадут ее в копыта. Книги по зельеделию или подобные книги на зебриканском языке и зебриканско-эквестрийский словарь. Возможно, отыщу способ, которым Селестия хочет меня отправить назад. – Он задумался и остановился, рассматривая чистое голубое небо. – Зачем отправлять назад, если можно просто убить? Никаких возмущений и пространственных аномалий я не наблюдал. Если бы они и были, то непременно начали бы распространяться от места разрыва. Значит ли, что наша отправка – это лишь формальное объяснение нашего скорого внезапного исчезновения от несовместимых с жизнью повреждений?»

Он дошел до бутика “Карусель”, которым заведовала Рарити, и заглянул внутрь. Альтуса там не оказалось. Как объяснила единорожка, он улетел куда-то, как только встал и узнал, что сегодня он может быть свободен. И она его больше не видела. Крэлкин поблагодарил модельершу и отправился к Флаттершай, не забывая осматривать небо. Внезапно он увидел Трикси, идущую куда-то по своим делам. Он ее окликнул и приблизился неспешным, почти гордым шагом.

– Что Крэлкину нужно от Трикси? – надменно осведомилась она, кутаясь в свою накидку под легким порывом ветра.

– Просто хочу поставить тебя в известность, что ты проиграла, – злорадно отозвался жеребец, улыбаясь во всю ширь зубов.

– Что это значит для Трикси? – настороженно осведомилась кобылка.

– “Для Трикси”? – передразнил ее земной пони. – Для Трикси это абсолютно ничего не значит, зато для Крэлкина это значит то, что он и Твайлайт уезжают в Кэнтерлот к Принцессе Селестии.

– Как? – изумилась фокусница. – Когда?

– Уезжаем мы завтра. Так что, Трикси, считай, что тебе необходимо лучше учиться искусству манипулирования сознания и долгосрочному планированию.

– Я напишу письмо принцессе, и она…

Единорожка хотела начать угрожать, распалившись от такого неприятного известия, однако чужак ее перебил спокойным голосом:

– У нее уже есть способ вернуть меня. Ей нужна лишь информация.

– Крэлкин лжет, – ответила голубая пони, успокаиваясь и умеряя выпущенный наружу пыл.

– Спросишь у Твайлайт, – посоветовал жеребец. – Кстати, ты Альтуса не видела?

– Альтуса? Зачем Трикси этот пегас?

– Не знаю. Может, просто видела. Я же не спрашивал, зачем он тебе.

Фокусница недовольно фыркнула и двинулась дальше по своим делам. «Ну, вот теперь осталось найти Альтуса в Понивиле и можно попрощаться с этим городишкой. Ну, если он у Флаттершай, то необходимо идти… – он осмотрелся по сторонам, вспоминая, где живет пегасочка, – вон туда».

Он шел достаточно долго, чтобы услышать от пони о празднике под названием “День согревающего очага”. Он вспомнил, как Твайлайт говорила о нем, когда он интересовался историей. «Не печатать книги по истории – это одно, но не показывать правду невозможно. Хотя, что я могу сказать об этом? Возможно, это еще один способ манипулирования массовым сознанием».

Дом Флаттершай пустовал. Крэлкин поискал пегасов поблизости и вскоре нашел желтую хозяйку дома, заботливо кормящую животных. Нежно-красного пегаса не было ни с ней, ни поблизости. Она сказала, что он сегодня не прилетал, и даже не знает, куда он мог улететь. «Это уже становится интересным. Куда он подевался? Или что с ним могло случиться? Надо проверить у ЭплДжек и Рэйнбоу. Если и с ними его не будет, то необходимо организовывать поиски. Или же оставить его здесь, чтобы у меня были хоть немного прикрыты тылы. Но какие тылы могут быть, когда я нахожусь фактически в плену?»

III

Стоял ясный морозный день, и пони не упускали шанса наслаждаться им даже во время работы. Альтус, у которого сегодня выдался выходной, улетел на время из Понивиля, чтобы отвязаться от назойливой голубой пегаски с радужной гривой хотя бы на время. Вылетев за город и осмотревшись, он увидел меткоискателей, одетых в странные костюмы, шедших к Вечносвободному лесу. Три жеребенка выглядели довольно нелепо, по мнению Альтуса, выделяясь на снежной равнине тремя зелеными пятнами. Спортсмен приметил, что их рубашки болотного цвета могли бы неплохо сливаться с местностью в другую пору года. Высокие шляпы бежевого цвета были украшены болотного цвета ленточками, под стать рубашке.

«Откуда они взяли такие нелепые наряды? – удивился пегас. – И почему они гуляют так далеко от дома?» Невольно вспомнив детство, когда он и Крэлкин бродили везде, где только можно без ведома родителей, и какой бесценный опыт они вдвоем вынесли из таких приключений, Альтус решил не мешать жеребятам и дать им время насладиться лесной прогулкой. Тем более что лес в его глазах выглядел очень спокойным и внушал доверие.

Однако, вспомнив, что про это место говорили другие пони в городе и какие страшилки рассказывали жеребятам о злых зверях, утаскивающих непослушных малышей в темные пучины леса, где и съедали тех на обед, он решил удостовериться, что на прогулке меткоискатели будут в безопасности, и проследить за ними ради их собственной безопасности, так как ему все равно ничем было себя занять, кроме как закутаться в облако и забыться на какое-то время.

Слежка за маленькими кобылками была не такой уж и плохой идеей. «Хоть какое-то развлечение», – подумал он и проследовал за троицей. Когда те зашли в лес и немного углубились в чащу, нежно-красный пегас стрелой рванул за ними и скрылся за ближайшими деревьями. Альтус понимал, что красная расцветка очень сильно выдает его местоположение, поэтому перемещаться он решил небыстро и только тогда, когда будет полностью уверен, что жеребята не смотрят в его сторону. Не хотел он разрушать чарующие мгновения детства своими неумелыми действиями. Скрываясь за ближайшими деревьями, он хорошо слышал, о чем разговаривают меткоискатели.

– Скуталу, я не думаю, что тут могут быть хоть какие-то сокровища, – пожаловалась ЭплБлум.

«Скуталу? А это кто такая?» – подумал Альтус.

– И у нас будут большие неприятности, если кто-то узнает, что мы ходили в Вечносвободный лес, – подала голос Свити Бель, боязливо озираясь по сторонам.

– Девочки, вы же сами согласились на это, так что не нойте, – сказала оранжевая пегасочка. – К тому же, мы можем получить свои кьютимарки!

Глаза кобылок загорелись огнем, и они даже тихонько запищали, а бывший человек едва сдержался, чтобы не засмеяться. «Неужели и мы с Крэлкиным со стороны казались такими же смешными?»

– По этой дороге идти к Зекоре? – вновь спросила Скуталу.

– По этой, – согласилась земная пони и кивнула.

– Тогда свернем… – Пегасочка приложила копыто к подбородку и несколько минут раздумывала, подозрительно осматривая заросли слева и справа. – Направо.

Остальные жеребята проводили ее взгляд и увидели темную непроглядную чащу.

– Но слева безопаснее, – жалобно произнесла единорожка.

– Мы же не будем отступать?! – победно заявила пегасочка.

Альтус невольно вспомнил Рэйнбоу с ее жизненным кредо вечного чемпиона. «Неужели эти две пегаски сестры?»

– Ладно, пошли, – безмятежно сказала желтенькая малышка и двинулась впереди всех.

Они шли достаточно долго, препираясь по малейшему поводу: куда свернуть и как искать сокровища. Чужак скользил за ними тенью, наблюдая за окрестностями и вслушиваясь в каждый подозрительный шорох. Он был готов отразить нападение и, если понадобится, пожертвовать собой ради всеобщего блага и защитить жеребят от гибели.

– Свити Бель, у тебя же сестра умеет искать сокровища с помощью магии, ведь так? – спросила Скуталу.

– Да, – моментально подхватила ЭплБлум. – Используй свою магию.

– Но я же еще не умею, – жалобно пожаловалась та.

– Никакой пользы от тебя, – заявила нахально рыжая кобылка.

– Не смей с ней так разговаривать! – вступилась за подругу желтая пони.

– А не то что?

– А не то получишь!

Скуталу и ЭплБлум столкнулись лбами и попытались оттолкнуть друг друга. Но Альтус не вмешивался. Это были детские годы, которые должны быть проведены с друзьями в ссорах и играх. Свити Бель попыталась помирить подруг, но они только отвернулись друг от друга.

– Я с ней не буду разговаривать, – с вызовом сказала пегасочка.

– Я с тобой тоже, – поддержала затею земная пони.

Но через несколько десятков метров, зайдя глубже в чащу и услышав незнакомые, пугающие звуки, похожие на вой, они решили держаться рядом и вернуться назад. Попятившись, они поняли, что потерялись и как идти назад не имели понятия.

– Это плохо, – простонала единорожка. – Зачем я только согласилась идти с вами?

– Не вешай нос, – задорно сказала Скуталу, – давайте лучше копать.

«Лучше бы искали выход!» – посетовал про себя Альтус.

– Копать? – переспросила сестра Рарити, посмотрев в сияющие глаза пегасочки.

– Мы же сюда пришли искать сокровища! – воскликнула рыжая пони, поправив шляпу на голове. – А потом найдем дорогу назад.

Свити Бель и ЭплБлум непонимающе переглянулись. Послышался далекий рык дикого животного и они, вскрикнув, прижались друг к другу. У Альтуса тоже пробежал холодок по спине. Он боялся, что хищники учуяли их и теперь спешили к добыче. Осмотревшись, он ничего не увидел и вздохнул с облегчением, обдумывая, что за животное могло приближаться к ним, и что он мог сделать? Все его тренировки в этом мире с ЭплДжек, Флаттершай и Рэйнбоу Дэш были направлены только на повышение силы и выносливости, но ни одной на то, чтобы противостоять реальному врагу.

Пока он обдумывал возможную схватку и оглядывался, прячась за деревом, жеребята начали копать ямку под предводительством оранжевой пегасочки. Троица копошилась в снегу, и пони изредка перебрасывались пустяковыми фразами. Альтус постоянно следил за ними, чтобы они не вздумали направиться куда-то еще. Пятнадцать минут жеребята вгрызались в замерзшую землю, пока Свити Бель не начала жаловаться, что она не чувствует свои копытца, и спортсмен сразу же вспомнил ее сестру. Вновь началась перепалка, в которой приняли участие все поняши.

Внезапно краем глаза Альтус увидел промелькнувшую тень, спрятавшуюся за массивным деревом неподалеку от него. Он начал пристально следить за этим деревом, не выпуская из виду и остальную местность, понимая, что враг может быть не один. «Интересно, если это животное, то на кого оно нападет? На меня или на жеребят. В любом случае, я должен выиграть время для этой троицы. – Размышляя, он напрягся, как струна, и стал ждать незваных гостей. – Возможно, жители Понивиля были правы насчет этого дрянного леса. И какого черта этих жеребят понесло в эту глушь?».

Тень скользнула, перемещаясь ближе к жеребятам, и пегас увидел хвост хищника: такой же, как и у скорпионов в его мире. «Это что еще такое? – запаниковал жеребец. – Как вообще понимать этот хвост скорпиона? Никогда в жизни не видел ничего подобного. Что же мне теперь делать? Я даже не знаю, как выглядит этот зверь, и какими характеристиками обладает».

Мысли Альтуса судорожно прыгали с места на место, вспоминая боевые тренировки и тактические ходы, которые он учил на тренировках, но он не думал, что это ему хоть как-то поможет в реальной схватке. «Теория мертва без практики, – вспомнил он наставление одного из тренеров. – А тело пони для меня слишком ново и непривычно».

Через некоторое время, когда Альтус понял, что неизвестный враг затаился перед финальным прыжком, он решил открыться меткоискателям. Он вылетел из своего укрытия и бесшумно подлетел к жеребятам настолько низко к земле, что едва касался кончиками копыт сугробов и продолжал пристально следить за деревом. Меткоискатели, не ожидавшие увидеть здесь взрослых, замерли, раскрыв рты.

– Тихо, – сказал строго Альтус тоном, не терпящим возражений. – Ни звука. За вами следит хищник. Идите за мной как можно быстрее.

Кобылки неуверенно кивнули и с испугом посмотрели на пегаса. Чужак двинулся вперед, ведя за собой троицу и осматриваясь по сторонам. Выжидая атаки с любой стороны, он подолгу задерживал взгляд на массивных деревьях, за которыми предположительно могли прятаться противники. Ощущение, что за ними следят, не покидало его ни на секунду. Он судорожно вздрагивал всякий раз, когда слышал посторонний звук.

«Когда же вы решитесь напасть?» – думал Альтус. Он даже не представлял, как он сможет противопоставить ловкости прирожденного охотника. Схватки с дикими зверями были опасны даже в его мире, и никто в здравом уме не пойдет врукопашную против волка или медведя. Бывший человек боялся умирать, но он должен был защитить жеребят ради Рарити, ЭплДжек и Рэйнбоу Дэш. Все внутри него замерло в ожидании скорейшей развязки.

Малышки испуганно прижимались друг к дружке и следовали за нежно-красным пегасом, изредка испуганно осматриваясь и перешептываясь. Утаптывая пушистый снег Вечносвободного леса копытами, пони продвигались назад, к Понивилю. Тень бесшумно следовала за ними. Теперь Альтус мог с уверенностью сказать, что зверь преследует их в одиночку. Он выжидал лишь прыжка и был готов ринуться в бой в любую минуту. Он понимал, что хищник вскоре сообразит, что добыча ускользает у него из лап и начнет действовать. Главной задачей пегаса, как он сам для себя решил, было отвлечение монстра от жеребят, но никак не выживание в этом смертельном состязании. «Бой без правил. Как давно я не участвовал в подобных сражениях. Стоять останется только один, да?» – спросил он сам себя, и полной грудью вдохнул холодный воздух, притормозив и интуитивно поняв, что зверь прыгнул.

– Врассыпную! – скомандовал Альтус громким голосом и отпрыгнул.

Три жеребенка осмотрелись и увидели золотистого зверя, летящего на них. Они пискнули, упали на снег, закрыв глаза, натянули на мордочки свои бежевые шляпы и затряслись в страхе. Огромная тень скользнула из укрытия и устремилась к своей добыче в затяжном прыжке.

Спортсмен краем глаза заметил, что кобылки остались на месте и подставились под удар. Ругнувшись вслух и почувствовав под ногами твердую опору, пегас рывком прыгнул в направление зверя, взмахнул крыльями и придал себе дополнительное ускорение. Встретившись с большим волосатым чудовищем около жеребят, он оттолкнул нападавшего копытами, съездив ими ему по морде, и приземлился рядом с целью хищника, зарывшись в холодный снег. По округе раздался протяжный рык. Сориентировавшись, Альтус мгновенно перелетел через жеребят и встал между ними и монстром.

Зверь медлил. Он явно не ожидал встретить отпор в виде пегаса. Пегас же рассматривал и оценивал противника. «Голова и тело льва, крылья, как у летучей мыши, и хвост, как у скорпиона. И что это такое? Если есть скорпионий хвост, то наверняка в нем есть яд. Черт! Я не справлюсь с ним в одиночку. Придется помирать? Нужно хотя бы увести отсюда жеребят, пока я еще стою на копытах!»

– Бегите отсюда! – крикнул Альтус кобылкам, обернувшись на мгновение, но те не шевельнулись. – Вашу мать! Бегите отсюда!

Поняв, что толку не будет и жеребята останутся там, где они сейчас есть, он мгновенно начал оценивать слабые места противника, как его учили тренеры в лагере для бойцов.

– Если вы все же ввязались в бой, – говорил громогласным голосом подполковник в отставке, который преподавал им уроки самообороны, – то не следует быстро нападать, каким бы сильным ты себя не считал! Это верный путь к поражению. Вначале необходимо оценить противника! Пусть ты будешь самый сильный в группе, но тебя может победить даже самый слабый! Иногда накачанные мышцы не заменяют мозги! Итак, первое, что ты должен сделать перед тем, как напасть на врага, – оценить все его сильные стороны! Оценивай все: от гибкости и скорости – до силы и выносливости! Навскидку, конечно, потому что понять, правильно ли ты оценил его можно только в реальной схватке! Дальше – оцени его слабые стороны!

– Извините, – перебил Альтус. – Но зачем оценивать сильные стороны, когда необходимо знать лишь о слабых, и давить на них?

– О, я вижу перед собой настоящего вояку! – сказал командир группы и подошел к Альтусу. – Кто-то не понимает, что враг может пользоваться теми же приемами, что и он! Он может оценить тебя и пользоваться твоими слабыми сторонами! Ты это понимаешь?

– Конечно.

– Но как тогда ты будешь бороться против такого противника?! Он тебя по стенке размажет, если будет хотя бы немного сильнее, чем ты. Но когда ты будешь знать, что ожидать от противника, то для тебя не будет таким большим сюрпризом, что он может предпринять против тебя и твоего стиля боя. Уяснил?

– Так точно! – сказал Альтус, вытянувшись по стойке смирно и отдав честь.

Подполковник улыбнулся и двинулся дальше.

– После того, как вы оцените все сильные и слабые стороны противника, вы должны будете выбрать стратегию! О стратегиях не я вам буду рассказывать! Помните на протяжении всей битвы, что вы можете использовать против противника! Если он сильный, берите ловкостью! Если он ловкий, берите выносливостью! Если он выносливый, берите силой! Не позволяйте ситуации возобладать над собой! И помните, что самый лучший бой тот, который даже не начинался!

Альтус моргнул, сбрасывая с себя пелену воспоминаний, и уставился на зверя. Он оценил его силу, выносливость и прирожденную ловкость, но слабых мест у монстра будто не было. Единственное, что он мог использовать в свою пользу, – суставы противника. Это и только это можно было использовать против любого врага, сила которого на порядок превышала его собственную.

«Полеты тут не помогут: далеко от меткоискателей убегать нельзя, – судорожно размышлял бывший боец, пристально наблюдая за каждым движением противника, пытаясь предугадать его дальнейшие движения. – Можно попытаться его увести отсюда, но будет ли гарантия, что он полетит за мной? Необходимо разозлить его. Надо не забывать уклоняться от хвоста и попытаться как можно сильнее разозлить зверя. А если у меня получиться выбить суставы лап и хотя бы одного крыла, чтобы он не смог преследовать нас, мы все спасемся. Но хватит ли у меня силы, чтобы сделать подобное? И самое плохое в том, что все стратегии, которые я знаю, сейчас бесполезны и не дают никаких преимуществ».

Выждав момент, когда передние лапы хищника были скрещены, Альтус напал, но его атака провалилась: монстр мгновенно отпрыгнул, рыкнул и замахнулся обеими лапами. Пегас чертыхнулся, понимая, что сделал опрометчивое движение, но теперь не мог отступить. По инерции он еще немного пролетел вперед, пока не сообразил, что необходимо уходить из-под удара. Он взмахнул крыльями и отскочил назад, выбираясь прямо из-под лап зверя. Два тяжелых удара пришлись на снег, земля отозвалась гулким звуком, а в воздух поднялись два облака снега.

В мгновение ока хищник атаковал, не давая противнику опомниться под шквалом ударов. Используя всю свою силу и ловкость, зверь начал оттеснять чужака к жеребятам. Уклоняясь от сильных и быстрых ударов врага, крылатый пони попутно оценивал движения монстра. Тот не отличался особой манерой боя. Единственное, что он имел в запасе против пегаса, – это ловкость, скорость и отточенные временем инстинкты хищника. Альтус же имел большой боевой опыт, но не в теле пони.

Внезапно он попал под мощный удар лапы хищника. «Сильно», – подумал Альтус и слезы непроизвольно брызнули из глаз. Бок, по которому пришелся удар, резануло острой болью, и в глазах помутилось. Сила удара заставила жеребца перелететь кобылок и врезаться спиной в дерево. Альтус всего на мгновение замешкался от нахлынувшей боли и увидел, как монстр приблизился к нему на опасное расстояние и сразу же пустил в ход ядовитый хвост. Попытавшись уклониться, пони почувствовал, как холодное жало проникает в его левое плечо. Вскрикнув от новой порции боли, пегас изловчился и оттолкнул нападающего задними копытами. Он попытался подняться, но это уже было трудно: левое плечо начинало неметь. Яд начал действовать моментально, и неприятная теплота разлилась по телу от поврежденного плеча. «Яд распространяется так быстро?!» – запаниковал Альтус. Он думал, что давно забыл, что значило паниковать, оставив это чувство далеко в детстве.

Посмотрев на противника уже помутившимся взглядом, он решил, что необходимо быстро что-то предпринять и закончить бой. Он понимал, что теперь не сможет убежать от зверя. Оставался единственный шанс: напугать. Одного точного удара, думал Альтус, прямо в переносицу должно было быть достаточно, чтобы напугать хищника, и тот убежал, оставив их в покое.

Собравшись с силами и напрягая начинающие неметь мускулы, он еще быстрее разносил яд с кровью по всему телу. «Один точный удар, пусть подойдет, всего один точный удар», – умолял пегас сам себя. Взмахнув крыльями, он попытался провести обманный маневр, но тело уже не слушалось. Мощный удар когтистой лапой повалил пегаса на снег. Передняя левая нога перестала чувствовать и реагировать. Альтус, превозмогая боль, поднялся на крыльях и, изловчившись, все же саданул здоровым копытом по морде надвигающемуся чудовищу. Зверь неистово взвыл. Ужасающий рев разнес по ближайшим окрестностям весть о разъяренном монстре.

Левое крыло перестало слушаться, и пегас рухнул вниз. Он с трудом поднялся и осмотрелся. Зеленый туман начал застилать небольшое поле боя. Место пахло смертью. Красный пони с окровавленным боком и плечом последний раз окинул мир взором, понимая, что он умирает и назад дороги не будет.

Разрытый снег, кровь на белоснежной подстилке, умиротворенно играющей золотыми лучиками света, перепуганные жмущиеся друг к другу жеребята, напуганный и рычащий зверь, отбивающийся от тумана. Это единственное, что он заберет с собой в последний путь.

«Что еще за зеленый туман? У меня предсмертные мираж?» Альтус был напуган наступающей смертью и уже не мог мыслить трезво. Шум в ушах забил своим звоном все остальные звуки, и он уже не услышал ни испуганного писка жеребят, ни разъяренных стенаний хищника. Он оттолкнул туман копытом, но тот снова окутал его. В глазах потемнело. Сознание медленно, но верно, покидало пегаса. Боль, которая сковывала его движения, отступила, притупилась и теперь он не чувствовал даже обжигающего холодом снега под своими копытами. Крылья обвисли и уже не слушались приказов, затем ноги подкосились в коленях, и Альтус упал на снег. «Извините, что не смог защитить вас», – мысленно попросил он прощения у жеребят и впал в забытье.

IV

Крэлкин и Твайлайт искали Альтуса весь оставшийся день, но его нигде не было, а пони, которым посчастливилось попасть под град вопросов двух обеспокоенных друзей, тоже ничего не знали. Ученица Селестии подключил к поиску ЭплДжек и Флаттершай, однако и они тоже ничем не смогли помочь. Выбившиеся из сил, они вернулись в библиотеку, когда на улице уже зажглись фонари, и стало слишком темно, чтобы продолжать поиски. Крэлкин сетовал на друга, понимая, что Селестия будет в гневе, и весь гнев непременно обрушиться на него снежной лавиной. Но с другой стороны он был доволен таким положением вещей. Мысль, промелькнувшая на краю сознания, что с Альтусом могло что-либо случиться, должна была вселить тревогу в сердце земного пони, однако он отбросил ее, вспоминая, каким был его друг в теле человека. «Если до завтра он не придет, то у меня останется козырь в рукаве… Тьфу ты, сколько можно использовать человеческий жаргон? В любом случае, Альтус останется моим до поры, до времени скрытым оружием. Если, конечно, Селестия не прикажет его найти и поиски ее личной гвардии не увенчаются успехом».

С самого утра Твайлайт продолжила поиски нежно-красного пегаса, навестив все места, где он мог быть, но тот до сих пор так нигде и не появился. Крэлкин предоставил единорожке полную свободу действий, предпочитая отлежаться в теплой кровати и не выходить на мороз. Библиотекарша, не найдя Альтуса, вернулась к полудню. Она смирилась с тем, что придется ехать без него и морально готовилась к встрече с Принцессой.

Пегасы, которые должны были доставить трех пони ко дворцу, прибыли в назначенное время, не опоздав ни на минуту. Позолоченная открытая повозка с невысокими бортиками и тремя мягкими подушками на днище, остановилась перед Крэлкиным и Твайлайт, ожидавших своих извозчиков. Четверка белоснежных пегасов из упряжки, как две капли воды похожих друг на друга, была облачена в золотые доспехи и сразу же привлекла внимание бывшего человека. Пристально рассмотрев гвардейцев с одной стороны, он обошел и посмотрел на них с другой. Не преминув возможностью заглянуть им в морду и прочитать эмоции в глазах, он был удивлен полным отсутствием таковых.

«Значит, все-таки, в Эквестрии тоже есть своя полноценная армия. По крайней мере, доспехи на них сидят хорошо, будто ковали специально для каждого из них. Да и дисциплина у них на высоком уровне, они даже ухом не повели, когда я заглянул к ним в глаза. Но эти пегасы похожи друг на друга, будто их клонировали. Знают ли пони о том, что стражники, возможно, клонированные существа? Знают ли об этом сами стражники? Интересно, насколько они сильны в военном искусстве и в прямой силовой стычке? Есть ли у них оружие или нет? И если есть, то интересно было бы посмотреть на него. Вряд ли пони в копытах могут держать обычное человеческое оружие. Для всего, что когда-либо изобретал человек, нужны пальцы».

– Мисс Спаркл, прошу, – учтиво сказал один из пегасов басовитым голосом, повернувшись к единорожке своей невозмутимой мордой, и указал широким жестом на повозку. – Вашего друга это тоже касается.

– Благодарю, – улыбнулась единорожка и заскочила внутрь. Крэлкин остался стоять в нерешительности, смотря на то, как Твайлайт умащивается на одной из подушек.

– А где третий пони, который должен был лететь? – спросил страж. – Я так полагаю, что это должен быть пегас.

– Да, он должен был лететь, но не смог, – начала оправдываться кобылка. – Мы все объясним Принцессе Селестии сами.

– Как вам будет угодно.

– Никаких даже самых обычных мер безопасности? – изумился земной пони и попятился от неблагонадежного средства передвижения.

– Крэлкин, садись, я уже не первый раз так летаю, – сказала единорожка, явно не довольная заупрямившимся другом.

«Скинуть меня решили, Ваше Высочество? Я не такой дурак, чтобы поверить в безопасность этого средства передвижения. Но в этой “колеснице смерти” сидит и Твайлайт, "Ваша преданная ученица". Не думаю, что они осмелятся сделать нечто подобное. Однако, Твайлайт – маг, а я нет. У нее есть шанс выжить при падении. Неужели от меня хотят избавиться таким нелепым способом? Земной пони упал из повозки, посланной самой Принцессой Селестией. А это значит, что и другие пони могут также умереть, даже не простившись с родственниками. А это и страх, и непризнание Селестии, как мудрого правителя впоследствии. Нет, не думаю, что власти готовы пойти на такие жертвы ради какого-то пришельца. Значит, надо просто доверить им свою жизнь».

– Ты боишься? – спросила Твайлайт.

– Принцесса Селестия ждет, – напомнил один из стражников деревянным голосом.

«А дождется ли?», – усмехнулся про себя белый жеребец и запрыгнул в арбу , проигнорировав вопрос попутчицы. Жеребец залез на подушку, расположенную прямо у передней части повозки, чтобы ненароком не свалиться вниз от неловкого движения пегасов. Он зацепился за бортик ногами и, сжав зубы, сдержанно улыбнулся единорожке, давая понять, что он готов к полету. Он не боялся летать, он боялся не долететь. Высота его не страшила, а всему, у чего есть крылья, он раньше доверял потому, что, будучи магом, он мог выжить при любой катастрофе, которая случится с самолетом, разве что кроме взрыва в воздухе. И пусть его доверие и не было безоговорочным, но все же доверял. Самолетами с Альтусом он пользовался достаточно часто, но там он сидел в комфортабельном кресле в запаянном со всех сторон металлическом цилиндре, а здесь его отгораживал от неминуемой гибели лишь невысокий бортик да его передние конечности.

Осмотревшись, Крэлкин заметил, что вокруг повозки начала собираться небольшая толпа пони, которые заинтересованно смотрели на пегасов в золотых доспехах, на повозку и на тех, кто в этой повозке сидел. Больше всего взгляды привлекал белоснежный пони с длинной черной гривой в красной накидке, прикрывающей круп. Из повозки земной пони заметил единорожку, закутанную в лиловую мантию с россыпью звезд. Голубая пони мрачно наблюдала за ним, но тот лишь злорадно ухмыльнулся. Он быстро потерял интерес к особе фокусницы и начал рассматривать других пони.

Как заметил чужак, весь Понивиль знал, что Твайлайт и Селестия знакомы. Еще тогда, на осеннем забеге, когда участники соревнования сбивали пожелтевшие листья с деревьев, он обратил внимание, что никто не удивился, как Твайлайт подбежала к Селестии, и те обнялись, словно хорошие подруги. Не придав этому особого значения тогда, он выпустил из вида достаточно важную информацию, которая может перевернуть все восприятие действий Селестии по отношению к своей ученице.

«В этом свете действия Селестии по отношению к Твайлайт еще более туманны, чем может показаться на первый взгляд. С одной стороны принцесса держит единорожку около себя на коротком поводке, контролируя каждый ее шаг, но с другой – относится к ней, как заботливая мама. А не родственники ли они? И не мать ли с дочерью? Но кто те единороги, о которых она говорила, как о своих родителях? А если они не настоящие ее родители? Тогда будет неудивительно, что брату Твайлайт Спаркл правительство доверяет свои жизни. Шайнинг может с легкостью оказаться сыном Селестии. А чадо не пойдет против матери, особенно, когда ему комфортно там, где оно сейчас есть, и с тем, что оно сейчас имеет. Но почему Селестия так действует по отношению к своей ученице и что ее ведет в принятии решений подобных ситуаций? Холодный расчет или материнская забота?»

Проверив, все ли на своих местах, пегасы тронулись под восхищенными взглядами жеребят и других жителей городка. Трикси смотрела издалека насупленным взглядом, пока повозка полностью не оторвалась от земли и не скрылась из виду. Обогнув библиотеку, четверка пегасов начала быстро наращивать скорость и стремительно поднялась вверх. Сильнее вжавшись в бортик опасного транспортного средства, как в спасительный круг, Крэлкин поджал задние копыта и хвост под себя и сжался в комочек. Сердце бешено стучало, голова гудела и была заполнена мрачными мыслями о гибели от различных происшествий.

Взгляд жеребца был прикован к ближайшему пегасу и его движениям. Он пристально смотрел за каждым взмахом крыла, пытаясь отвлечься от путешествия, но у него это плохо получалось. Беспричинный страх смерти колотил его дрожью. Повозку кидало из стороны в сторону, и Крэлкин лишь сильнее вжимался в бортик, с силой сжимая его передними ногами, чтобы не выпасть от такой пляски открытого экипажа, от которого зависела его жизнь. Твайлайт же спокойно лежала на подушке, смотря на перепуганного белоснежного пони и хихикая.

Наконец, пегасы выровнялись, и повозка полетела ровнее. Тряска улеглась, и чужак позволил себе посмотреть на Понивиль с высоты пегасьего полета. Он высунулся за край и окинул взглядом снежную равнину, раскинувшуюся под копытами. Поскрипывая соединительными узлами и задеревеневшими ремнями на упряже пегасов, мерно махавших крыльями, повозка все еще продолжала разгоняться. Крылатые существа старались быстрее доставить земного пони и единорожку в столицу пред очи своей принцессы.

Крэлкин посмотрел назад и увидел развернувшийся, как на копыте, город. Множество домов, будто рассыпанных незадачливым архитектором, хаотично стояли посреди белой пустыни, выделяясь на скучном пейзаже лишь красками. Нестандартные здания, вроде ратуши, бутика Рарити или фермы ЭплДжек, моментально бросались в глаза на общем фоне остальных построек. Присмотревшись, он увидел тонкую темную линию, рассекавшую город на две части и уходившую в разные стороны, виляя по равнине и скрываясь в туманной дымке. Одна кривая упиралась в горы и скрывалась под горным хребтом. Проследив за ней непонимающим взглядом, Крэлкин попытался понять, что же он видит.

– А что это такое? – спросил жеребец у Твайлайт, указывая копытом на темную полосу.

Единорожка посмотрела в сторону, куда указывал земной пони.

– Если ты про полоску, то это железная дорога, – сообщила она.

«Железная дорога? Как у пони может быть железная дорога? Если есть поезда, то значит, у них должна быть развита металлургия, должна быть известна технология постройки двигателей, хотя бы паровых. А если есть двигатель, то должно быть и топливо, которое надо добывать в шахтах. Да и откуда у них железная дорога? Почему я ее ни разу не видел?!»

– А как давно она появилась? – спросил земной пони.

«Неужели я что-то пропустил? Нет, не может быть. Даже гула проезжающего поезда ни разу не слышал. А в такой глуши я бы сразу определил его по знакомому шуму».

– Года два назад, – сказала единорожка.

– А где делают железнодорожное полотно? – выпалил Крэлкин.

– В Харнбассе , – сказала Твайлайт.

– “Харнбасс”? – переспросил белый жеребец.

– Да, это металлургический центр Эквестрии. Оттуда и поставляют рельсы для поездов. А также всякие разные железные вещи.

– И вам хватает промышленной мощности одного города?

– Ну, наверное, да, – задумалась Твайлайт. – У нас не так много подобного рода вещей в быту. Наверное, поэтому одного города вполне хватает.

– А как вы плавите металл? – поинтересовался Крэлкин.

– В доменных печах. Я, правда, никогда там не была, – призналась собеседница. – Но, говорят, там нет ни одного пегаса.

«Металлургическая столица? Интересно, но сейчас в моей ситуации это бесполезная информация. Однако, паровозы – совершенно другой уровень развития цивилизации. Если я буду недооценивать такой аспект пони, как технологическое развитие, то я не смогу адекватно оценить их психологическое развитие общества: чем они живут, к чему стремится их цивилизация, чем живут граждане и правительство, какие сказки слушают на ночь жеребята, чем живут их гении? Это все необходимо знать и использовать против них».

– А где собираете поезда? В том же Харнбассе?

– Нет, – улыбнулась Твайлайт, – поезда были куплены у грифонов сравнительно недавно. Принцесса Селестия лично привезла несколько локомотивов, чтобы посмотреть, как они приживутся в Эквестрии. Она рассказала, что они измеряют силу паровоза в земных пони.

«В земных пони? Это насмешка или проявление скрытого уважения? Но это пустое. До технологии поездов эквестрийские ученые еще не доросли, хотя должны задуматься о том, как заменить их своим собственным транспортом. Однако, настолько ли необходимы они им, чтобы закупать такие изыски за границей?»

– И они прижились? Поезда? – поинтересовался Крэлкин.

– Как по мне – хорошо прижились, – кивнула Твайлайт. – Теперь стало проще и быстрее добираться до разных мест.

– А какие маршруты были выбраны?

«Понивиль – небольшой город, чтобы его включать в сеть пассажирских или грузовых перевозок. Да и не думаю, что он такой уж важный. Если железная дорога проложена именно из-за Твайлайт, то уж слишком расточительно обходятся содержание этой единорожки. Разве что она имеет для Эквестрии большое значение или владеет некой скрытой силой, но за все время, что я тут пробыл, она лишь изучала магию, и ничего больше. Кроме, разве что помощи при сборе урожая ЭплДжек».

– Поезда ездят между разными городами. Большими и маленькими, – объяснила лиловая пони.

«По разным городам? То есть это экспериментальное внедрение?»

– А куда ведет эта ветка? – спросил Крэлкин, указав на горы.

– В Кэнтерлот, – сказала единорожка. – По-другому проще туда никак не добраться. Разве что по воздуху.

«Специальная ветка для Твайлайт? Как расточительно!»

– Ясно, спасибо, – поблагодарил ее жеребец и уставился вперед.

В лазурной дымке, будто приклеенный к скале, виднелся огромный замок, с иголками высоких белесых башен. По мере приближения замок увеличивался, обретал размеры большого и массивного города, от него веяло архитектурными стилями давних времен. Земной пони чувствовал властность столицы Эквестрии надо всеми жителями страны. Кэнтерлот играл светом на башнях с золотыми куполами, на витражных стеклах, на тщательно очищенных от снега улицах.

Пегасы быстро влетели в городскую черту и начали понемногу тормозить. Пока они летели ко дворцу, Крэлкин осматривал улицы под его копытами. По ним с гордо поднятой головой сновали пони, заносчиво и даже с насмешкой осматривая проходящих. Чужак заметил, что они относились ко всему с некоторой долей пренебрежительности и раздражения. Кобылки и жеребцы были одеты в вычурные одежды и вели себя сдержанно. Изредка на них поднимали головы детишки, но быстро теряли интерес и продолжали заниматься своими делами.

Кэнтерлот не был похож на Понивиль нравами жителей. В нем чувствовался снобизм, и разило затхлостью темпераментов живших в нем пони. Хоть в столице и было чище, но такого же уюта, какой он ощущал в небольшой деревне, Крэлкин не чувствовал. Все в столице кричало о своей индивидуальности и помпезности, тогда как в Понивиле пони жили в соответствии с общими правилами и традициями. Из всей массы выделялись лишь Рарити и Рэйнбоу Дэш, но и они не могли противостоять нраву своего дома, приспосабливаясь к нему и стараясь жить, как и все остальные.

– Не груби Принцессе Селестии, она очень не любит грубиянов, – наставляла единорожка белого гостя.

– Ага, – отрешенно буркнул Чужак, продолжая осматривать город с высоты и выстраивая свои суждения о нем. Он искал здесь свои подводные камни, но, боялся, что жители здесь слишком трусливые и любые воздействия на них могут вылиться в открытое правительственное разбирательство, чего не было жеребцу нужно.

– Крэлкин, не делай глупостей, я тебя прошу, – взмолилась Твайлайт.

Тот не ответил и продолжил разглядывать красочный город, свесив голову через бортик повозки. Дворец встретил их блеском крыш, вычищенной до блеска площадью и мраморной лестницей, ведущей внутрь. Дворцовая стража пропустила их без вопросов, даже не посмотрев на них и сохраняя безразличные каменные морды. Многие пони, работавшие во дворце, знали Твайлайт. Она попутно с ними учтиво здоровалась, ведя посетителя по путаным коридорам и лестницам. Поначалу жеребец пытался запомнить дорогу, но после очередного поворота карта в его голове запуталась, и он плюнул, став рассматривать архитектурные особенности дворца.

В одной из комнат Крэлкин краем глаза заметил темно-синюю пони с содалитовой гривой. Она лежала на подушке, грустно воззрившись в окно на яркое солнце. Он притормозил, увидев у пони рог, как у единорогов, и крылья, как у пегасов. Немного пройдя вперед, он окончательно остановился и попятился. Встав напротив двери, он в упор разглядывал кобылку. Она была больше обычного размера пони, но меньше, чем Селестия. Ее кьютимаркой был серебряный полумесяц, расположенный на темном пятне, на крупе, грива и хвост развевались двумя темными тучами с россыпью крошечных точек, похожими на звезды на ночном небе. Несмотря на то, что в помещении не было ветра, волосы аликорна постоянно поднимались и опускались, а на голове была еле заметная диадема практически черного цвета.

Пони почувствовала на себе заинтересованный взгляд и обратила взор на гостя. Крэлкин окунулся в глаза кобылки, и почему-то ему стало ее жалко, что-то тревожило ее изнутри и не давало покоя. Что-то очень важное. «Это одна из принцесс. Возможно, Луна или Каденс. Хотя, я не знаю обо всей правящей элите, так что не могу так просто говорить о том, кто передо мной. Но, по крайней мере, я хотя бы знаю, как выглядит еще одна из них».

– Добрый день, Принцесса Луна, – сказала Твайлайт и поклонилась.

Жеребец машинально повторил движение единорожки. «Значит, это Принцесса Луна. Что-то она не рада нашему появлению».

– Мы приветствуем Вас, Твайлайт Спаркл, – громогласно изрекла правительница безразличным голосом, будто судьба пришельцев ее не волновала вовсе. Стекла в комнате отдали легким дребезгом. – Наша сестра ждет вас.

Она вела себя сдержанно, будто потеряла всякий вкус к жизни, и каждый день приносил только мучения и разочарования.

«Стоп, Селестия и Луна сестры? Теперь я точно могу сказать, что у них в стране развит институт престолонаследования. Но как долго длится правление приемника? И как он выбирается? Судя по тому, что я узнал, в Эквестрии – матриархат. А принцессы – это могущественные сестры. Если аликорны рождаются только в одной правящей семье, то неудивительно, что именно сильные мира сего единовластно держат кормило правления в своих копытах. И силы, чтобы свергнуть их, нет, а основная часть пони слишком аморфная, чтобы поднять массовые восстания. Никто не знает, что делает Селестия или другая принцесса на самом деле, да и никому это неинтересно».

– Принцесса Луна, – повторил для себя белый жеребец.

– Вас что-то интересует? – осведомилась она у него.

– О, нет, мы уходим, – сказала Твайлайт и, улыбнувшись, потянула Крэлкина за собой.

– А вы можете летать и использовать магию? – выпалил жеребец интересующий его вопрос.

«Итак, сейчас я точно узнаю, не атрофировано ли албидо стилла в каких-либо органах. Если не может летать, то крылья будут лишь номинальным атрибутом, если она не сможет колдовать, то рог – бесполезная вещь, ничего из себя не представляющая и ценности не имеющая. Но если она не сможет делать ни то, ни другое, тогда данная пони бесполезна и как враг, и как ценное приобретение. Хотя я что-то сомневаюсь, что получу отрицательный ответ».

– Мы умеем и летать, и творить магию! – ответила принцесса.

– Благодарю, – машинально ответил вопрошающий со всей возможной учтивостью, поклонился и отправился вслед за лиловой единорожкой.

«Значит, эти аликорны обладают всеми параметрами пегасов и единорогов. Это плохо, очень плохо. Я даже не знаю, как противостоять мощи Трикси, не говоря уже о Твайлайт, но волшебная сила в виде единорога, могущая перемещаться в трех плоскостях, не сулит ничего хорошего, а победить такое всевластие нереально. Но нужно ли побеждать в таком случае? Проще переманить».

– Я ведь просила тебя не делать глупостей, – прошипела проводница. – А ты куда влезаешь? Нам нужно просто дойти до Принцессы Селестии.

– Извини, просто эта Принцесса Луна – сестра Селестии! – с восторгом произнес гость, прокручивая в голове образ, наскоро собранный по поведению увиденной им правительственной фигуры.

«Она недовольна своим положением, она использует какое-то официальное обращение, подчеркивая его безразличным, профессионально поставленным голосом, она одна из правительниц Эквестрии и должна знать, что задумала Селестия, если она вообще знает, кто я и с кем должен прибыть. Судя по реакции, она не знает, хотя и может носить маску, чтобы скрывать свою истинную личину от других. Политики всегда так делают, и им остается только вливать потоки мусора в уши и глаза потенциального электората».

– И что? – удивилась единорожка.

– Ну, это очень интересно, – сказал он.

– Они аликорны, – сказала уставшим голосом Твайлайт.

– И сколько у вас этих аликорнов? – не унимался Крэлкин.

Остановившись перед большой золотой дверью, кобылка осмотрела себя и поправила гриву.

– Принцесса Луна, Принцесса Селестия и Принцесса Каденс. Есть еще и другие. А вообще, сейчас не время. Мы стоим перед дверью в тронный зал, где принимает Принцесса Селестия. Отвечай вежливо.

– Хорошо-хорошо, – быстро сказал жеребец, рассматривая золотую дверь, расписанную витиеватым рисунком.

«Больше, чем три аликорна? По крайней мере, двое из них цепко схватились за загривок Твайлайт и не хотят отпускать. Селестия и Каденс. Или это родители единорожки держат их на коротком поводке? Да и кто вообще является настоящими родителями Твайлайт Спаркл? Но все же, если Селестия не имеет никакого родства со своей ученицей, то отец с матерью единорожки даже не побрезговали использовать своего сына, чтобы полностью контролировать ситуацию в соседней стране изнутри. Но почему все аликорны, о которых мне известно, женского пола? Не селекция ли здесь замешана?»

Как только двое пони зашли внутрь, дверь закрылась с негромким хлопком. Перед окном стояла Принцесса Селестия, читающая книгу. Сразу же, как только сзади хлопнула дверь, и Крэлкин подпрыгнул от резкого звука, венценосная особа обратила на них свой теплый взгляд и приветливо улыбнулась. Земной пони попятился, увидев на мордочке принцессы несуществующий хищный оскал, и страх сковал его душу.

«Она ждала меня, чтобы почувствовать мой страх, – накручивал он себя. – И эта фальшивая улыбка призвана выбить меня из колеи и подогнуть под тяжелым взглядом, наглухо забив мою надежду на перемены к лучшему в самый дальний угол, чтобы я даже не помышлял о возможном помиловании и отложении моего отбытия в свою реальность. Не верю я, что она просто боится нарушения пространственных связей. Это просто глупое оправдание. Меня и Альтуса можно умертвить и ничего от этого не изменится. Ни в этом мире, ни в каком-либо еще».

Внезапно в дверь учтиво постучались, и та открылась, поддавшись магии входящего, белоснежного, одетого в красный китель единорога с синими волосами. Твайлайт улыбнулась и помахала гостю копытом. Тот лишь сдержанно улыбнулся, неловко скосив взгляд на лиловую пони. Он остановился поодаль, недалеко от двери, и было видно, что он не хотел долго находиться в помещении.

– Принцесса Селестия, все готово, – отрапортовал гость.

«Все готово? – изумился Крэлкин. – Что “все”? И кто этот единорог? Он одет не так, как другие стражники. Да и единорогов стражников я видел всего несколько, и то в основном пегасов. Твайлайт его хорошо знает. Значит, он либо ее друг, либо он с ней встречается, что маловероятно, или это ее брат. Если это брат, то он достаточно вульгарно обходится с Принцессой, что, впрочем, для него позволительно, учитывая его статус».

– Спасибо, Шайнинг, можешь идти, – сказала благосклонно Селестия.

Единорог поклонился и скрылся за дверью.

«Значит, это брат Твайлайт, сам правитель неизвестной мне страны и, что немаловажно, бывший Главнокомандующий королевской эквестрийской охраны. С виду – достаточно сильный и кажется дисциплинированным, однако, немного заносчивый и дерзкий. Видно, что с принцессами он, как и Твайлайт, на “ты”. Запретов для него тоже не должно быть много. Необходимо с ним поговорить, чтобы втереться в доверие и использовать оружие принцесс против них же самих. Но он живет с Каденс, которая тоже составляет правящую элиту Эквестрии. Как мне поступить с ней в таком случае? И смогу ли я тягаться с ней? В любом случае, с Селестией я справиться не смог, как не старался».

– Добрый день, Принцесса Селестия, – сказала лиловая единорожка и поклонилась. Чужак, действуя сообразно местному этикету, поклонился следом.

– Добрый день, моя верная ученица, – послышался ласковый голос принцессы, и ее взгляд скользнул по земному пони. – Добрый день и тебе, Крэлкин.

Жеребец затравленно осмотрелся. Никого в комнате, кроме него, Твайлайт и Селестии не было. Он запаниковал, ожидая быстрой расправы над ним, но аликорн лишь улыбался, и явно не был намерен действовать быстро. «Выжидаешь, пока мы останемся вдвоем? Перед Твайлайт ты не хочешь показывать свою истинную личину?»

– Добрый день, Принцесса Селестия, – учтиво ответил земной пони и еще раз поклонился.

– Где твой друг? – осведомилась она.

– Не знаю, – честно ответил Крэлкин. – Он куда-то делся и ничего никому не сказал.

– Но он же твой друг, ты должен знать, где он, – мягко настаивала августейшая.

«Начинается», – подумал бывший человек и приготовился обороняться:

– Я ничего никому не должен. Ни Вам, ни Твайлайт, ни Альтусу.

– А как же дружба? – спросила принцесса.

«И она туда же? Хочет мне мозги промыть? Нет, не поможет. Я их сам себе уже давно промыл».

– Такого понятия даже не существует, – безразличным тоном ответил он.

– Как же вы с Альтусом тогда уживаетесь вместе? – не унималась светлая кобылка.

– Очень просто – привычка, – опрометчиво ответил земной пони и тут же про себя чертыхнулся, не подавая виду для принцессы.

«Этот разговор может зайти туда, где меня можно положить на обе лопатки слепыми убеждениями. Зря я так ответил. Необходимо обдумывать, что говорить!»

Селестия помедлила и призадумалась, чем ввела в ступор Крэлкина, готовившегося объяснять сложную жизнь в его родном мире. Единорожка с удивлением смотрела на своего учителя.

– Что ты планируешь изучать? – внезапно спросила принцесса, как показалось чужаку, намеренно переведя тему разговора в другую сторону.

– Я писал Вам в письме, Ваше Высочество, – уклончиво ответил он.

– Хорошо. Твайлайт, найди книги из списка и выложи их на библиотечный стол, – распорядилась августейшая особа.

К лиловой пони подплыл свернутый в трубочку лист серого пергамента. Библиотекарша перетянула его своей магией и, развернув, наскоро просмотрела на список.

– Потом мне надо будет с тобой поговорить сразу за тем, как я закончу разговаривать с Крэлкиным, – оповестила единорожку ее ментор . – Я тебя позову.

– Хорошо, Принцесса Селестия, – сказала Твайлайт и выскользнула из комнаты.

Августейшая немного расслабилась и окинула чужака взглядом, будто искала в нем что-то сокрытое от глаз. Земной пони еще больше напрягся, ожидая худшего. Однако он решил первым атаковать и вывести принцессу из равновесия, чтобы иметь в дальнейшем хоть какую-то опору под ногами.

– Тяжело постоянно притворяться? – спросил он с некоторой долей ехидства в голосе, решив сыграть на ее небольшой расслабленности.

– Просто сегодня был тяжелый день, и я немного устала, – ответила она и тепло улыбнулась.

Крэлкин с недоумением воззрился на нее. «Она так легко отразила мой выпад? Если дело так и дальше пойдет, то мне придется очень плохо». Селестия обратила взор на книгу и прочла несколько строчек.

– У вас и правда есть способ вернуть меня назад? – с любопытством спросил жеребец.

– Сейчас это пустое, – просто ответила кобылка.

– А что тогда не пустое? – осторожно осведомился земной пони.

– Твое отношение к этому миру.

– Мое отношение к этому миру не имеет никакого значения, – жестко ответил гость и вызвал недоуменный взгляд венценосной особы.

– А твое отношение к Альтусу? – спросил потентат. – К твоему другу?

– И что в нем не так?

– Ты относишься к нему не как к другу, – отозвалась Селестия.

Спокойный тон, который выбрала принцесса, начинал раздражать Крэлкина. Он понимал, что если она его не сменит, то это доведет его до исступления.

– Я отношусь ко всем так, как они этого заслуживают. Ни больше, ни меньше.

– Значит, Твайлайт заслуживает такого отношения от тебя?

«Что?! – вскрикнул Крэлкин у себя в мозгу. – Твайлайт не заслуживает такого отношения с моей стороны?! Я всем даю ровно столько, сколько они заслужили!»

– Какого отношения? – как можно спокойнее спросил земной пони, удерживая себя в копытах.

– Крэлкин, ты циник и эгоист, можешь от меня это не скрывать, – просто прокомментировала принцесса.

Эти слова Селестия тоже произнесла спокойно, не укоряя, а лишь констатируя факт.

– И когда же Вы узнали это? – поинтересовался он.

– А ты не так уж сильно скрываешь это. Все твои действия кричат о том, что ты чем-то недоволен, но не можешь открыться даже Альтусу, своему другу. Что же говорить обо мне или Твайлайт.

Внезапно в мозгу бывшего мага всплыл эпизод, когда он первый раз встретился с Селестией, и она чуть не погрузила его в какой-то транс своим взглядом.

– Вы читали мои мысли, когда я был еще человеком! – обвинил он ее.

– Не мысли, эмоции, – легко возразила пони. – Ты был напуган, словно маленький жеребенок, но это не помешало увидеть твои тайные чувства. Мне кажется, что я увидела обжигающе холодный железный стержень в твоей натуре. И он составляет основу твоего мировоззрения. Еще тогда он меня ужаснул, но и заинтересовал. Ты был явно не из Эквестрии. И ты был опасен. И в первую очередь самому себе.

– Почему же Вы меня не убили? Почему сейчас тратите время на меня?

– Убить? Крэлкин, но зачем мне делать это? – возмутилась Селестия и посмотрела прямо в глаза собеседника. Он зажмурился и негромко застонал.

– Нет, я не поддамся, – бросил он с опаской.

– Я не воздействую на тебя, – мягко произнесла принцесса. – Ты слишком многого боишься, ты боишься даже посмотреть на истинного себя. Но ответь мне на вопрос: ты убивал?

«Убивал ли я?»

– Нет, не убивал, – признался он и с вызовом посмотрел в глаза кобылки. – Но был близок к этому.

– Если ты не убивал, как сможешь ты познать все тяготы убийства, которые сваливаются на твою душу тяжелым бременем и выворачивают тебя наизнанку? Что значит “был близок к убийству”? Что ты понимаешь под этим?

– Вы убивали, – заключил Крэлкин настороженно.

– Я – нет. Но я видела в своей жизни достаточно скорби и жестокости, чтобы не привносить ее в новый мир, – сказала Селестия также спокойно, как раньше.

– Новый мир? Вы так говорите, будто играете в какую-то игру.

– Жизни пони – это не игрушки. И они не фигуры на доске. Ими нельзя так просто распоряжаться. У них есть жизнь и свобода воли, – твердо сказала принцесса.

– Может быть, и есть у них свобода воли, вот только все ли ее заслуживают? У нас тоже были такие моралисты, – вздохнул чужак.

– И что же с ними случилось? – поинтересовалась Селестия.

– А ничего, – с нажимом ответил жеребец. – Они становились тиранами, потому что понимали, что безграмотная масса ничего не стоит, а их жизни ничего не значат. И каждого нового моралиста толпа раздирала на куски, перемалывала в своих глубинах жерновами глупости и выплевывала все новых и новых хозяев для себя и своих детей. А потом народ устал от каждодневного запугивания, и добрые люди пришли и насадили демократию, дав им свободу выбора. Толпа покорилась новым устоям и правилам. Им же дали эфемерную свободу, свободу слабовольных существ, где все право выбора сводилось к беспорядочным половым связям и выбору развлечений из определенной программы. Но что может получиться из общества, в котором голос образованного индивида равен голосу безграмотного иждивенца и наркомана.

– И это общество, в котором ты живешь? – спросила Селестия с нотками недоумения.

– Жил, – поправил ее земной пони.

– Нет, Крэлкин, живешь, – вздохнула принцесса. – Эквестрия не будет тебе тем домом, в котором ты себя видишь.

– Ваше Высочество, вы понимаете, что из нашего противостояния ничего хорошего не выйдет?

– Крэлкин, при всем моем уважении к тебе, я считаю, что ты не должен так жить в этом мире. И не нужно противостоять ни мне, ни кому-либо еще. Я не хочу, чтобы кто-то причинил тебе боль или страдания. Не тешь себя иллюзиями, а просто живи в свое удовольствие.

Жеребец задумался. «Да, она права, я не смогу в одиночку противостоять ни ей, ни кому-либо еще. Однако она не учитывает того, что я могу склонить других пони на свою сторону и оказать сопротивление подпольно».

– Тогда я хотел бы задать еще один вопрос, – нахально сказал гость.

– Какой вопрос?

– Вопрос о Твайлайт Спаркл, – ощетинился пони.

– Что тебя интересует? – Также учтиво и спокойно спросила Селестия.

«Она вообще когда-нибудь чему-нибудь удивляется? Не могу даже прочесть ее взгляд. А все ее движения явно оттачивались сотнями лет, и теперь она совершает их на автомате».

– Почему столько аликорнов крутится вокруг одного единорога?

– Ответ отчасти кроется в истории…

– Которую мне никто не даст, – мгновенно перебил белый пони, даже не дав закончить фразу.

– А готов ли ты к ней? – спросила Селестия.

– То есть, не все так хорошо, как кажется? – хищно осведомился чужак.

– Всегда есть трудности, которые необходимо преодолеть, возможно, даже переступить через себя и свои желания, – ответил потентат. – Никто не хочет плохого своим близким и друзьям, и каждый пытается защитить и приумножить счастье своей лептой.

– Жертвовать собой ради всеобщего блага? – брезгливо бросил земной пони. – А кто заслуживает этого блага?

– Те, кто тебя окружают.

– То есть я должен позволить насильникам, грабителям, убийцам, мародерам, бандитам и им подобным ехать на себе? – поморщился он.

– Если ты хочешь хорошее будущее для всех, кто тебя окружает, – повторила Селестия, несколько повышенным голосом, давая понять, что ответ кроется внутри самой фразы.

– Я уже говорил, что делают у нас с такими моралистами. Наш мир не только не готов к таким резким изменениям, но и будет яростно сопротивляться этому.

– А ты бы хотел его изменить?

– Я? – удивился Крэлкин и сдержанно фыркнул. – Зачем мне это? Я не буду отдавать свою кровь и пот тем, кто через десять лет после моей смерти все погубит и искоренит мои идеалы. Люди похожи на безвольное стадо, бегающее под открытым небом и прыгающее из пасти одного хищника к другому, теряя свою часть в кровавой мешанине. И Ваши пони не лучше, если Вы считаете, что это так. Они безвольны. Лежат на соседнем пастбище, жуя траву, и ждут, пока их унесет случайный хищник.

– Ты ошибаешься, – спокойно ответила Селестия, и вновь выбила Крэлкина из колеи. – Пони не безвольные и не беззащитные. Мы, аликорны, здесь в качестве номинальных правителей. Пони сами за собой могут следить.

– Значит, Эквестрией правят родители Твайлайт Спаркл?

– Интересное предположение, но нет.

«Кто же тогда, если все мои гипотезы оказались неправильными?»

– Тогда кто? – с нажимом спросил земной пони.

– Сейчас еще слишком рано для подобного разговора, – спокойно парировала Селестия.

– Отчего же? – не унимался Крэлкин.

– Потому, что ты, ничего не зная, пытаешься спорить о том, чего никогда не видел.

– Я сужу по своему личному опыту, – протестовал жеребец.

– Личный опыт – это, безусловно, хорошо, но ты не сможешь его использовать, если даже не знаешь, где его необходимо применить. Ты мыслишь не теми категориями, которые приняты в нашем обществе.

«Нашем? Значит, она считает себя частью общества? Даже частью жителей Понивиля? Ну, конечно, я был слеп, чтобы заметить подобное. Сейчас я могу оправдываться перед собой, однако это не сдвинет меня с мертвой точки. Необходимо тщательнее анализировать все действия принцессы!»

– Неужели мне необходимо прочесть всю историю, чтобы то, что Вы мне говорите, дошло до меня?

– Конечно, – улыбнулась Селестия.

– И мне будет оказана такая честь? – осведомился жеребец.

– Да, но при одном условии...

– Мне не нравится быть зажатым рамками любых условий, – возмутился гость.

– Это не для того, чтобы сдерживать тебя, это ради всех остальных пони, – объяснила августейшая особа. – Все, кто притронется к анналам истории, должны понимать, что подобные знания могут быть опасны. Кто, как не ты, должен понимать эту прописную истину.

– Даже если я ее и понимаю, могу ее не принять, – мрачно осведомил ее жеребец, понимая, что сейчас он в невыгодном положении.

– Это бессмысленно, – заметила Принцесса. – Твои слова полны противоречий и то, что тобой движет неправильно. Ты слишком увлекся своей игрой, но я прошу тебя, остановись. Пока ты будешь бросаться из крайности в крайность, ты не можешь привести свои мысли в порядок, успокоиться, притормозить и заглянуть внутрь себя, чтобы понять, что же тебе на самом деле необходимо.

– Я прекрасно знаю, что мне необходимо, Ваше Высочество, – огрызнулся Крэлкин. – Но Вы не хотите понять мою боль и страдания.

– То, что было в прошлом, крайне важно, и из прошлого, несомненно, необходимо выносить уроки, однако не стоит на нем зацикливаться и останавливаться. Необходимо уметь жить сегодняшним днем.

– Вы можете жить каким угодно днем, но для меня анализ моих прошедших действий стал критической необходимостью. Вы не жили в страхе и боли, Вы были правителем, а если даже и видели смерть близких вам… пони, то это еще ничего не значит. Я давно потерял родителей. И они испарились, словно никогда не существовали. Вы понимаете, что значит слово “самостоятельный”, Ваше Высочество?

– Это значит, что пони обладает достаточной зрелостью, инициативой и духовной независимостью, чтобы иметь свою, лишь ему присущую точку зрения, и он ведает, что творит в соответствии со своим знанием.

Крэлкин лишь открыл рот, не зная, как возразить принцессе.

– Мне интересно, – продолжала Селестия, – что случилось с твоими родителями?

Жеребец мотнул головой и вернул себе уверенность.

– А что с ними могло случиться? – непонимающе отозвался он. – Они живут, как и жили прежде. Только уже без меня.

– А был ли ты у них хоть раз с тех пор, как начал жить самостоятельно?

– Был ли я у них? – осведомился он. – А зачем? Они мне не звонили, не писали, а мне было все равно, помнят они о своем сыне или нет. Поймите, Ваше Высочество, что я фактически жил один с четырнадцати лет, и я испытал все, что только можно. Радость, страдания, боль и счастье. Возможно, я даже нашел свой смысл жизни, но какой во всем этом был толк, если самого главного никогда не было?

– И что же для тебя в жизни самое главное? – с любопытством спросила кобылка.

– Это самое главное не только для меня. Это самое главное для всех существ когда-либо существовавших, существующих и еще не рожденных. Все подвержены этой болезни, но я не уверен, что Вы ей переболели.

– Переболела? Что это тогда за главная вещь, если ты сравниваешь ее с болезнью?

– Любовь, – выдохнул жеребец.

– Любовь? – изумилась Селестия. – Почему же ты называешь ее болезнью?

– А что это, как не болезнь? – возмутился Крэлкин.

– А любил ли ты, что так просто судишь об этом чувстве?

– Нет, – признался жеребец.

– Тогда что заставляет тебя думать, что любовь – это самое ценное и самое главное, что есть в жизни?

– Об этом писали все философы нашего мира.

– И ты веришь им? – недоуменно спросила Селестия.

– Это единственное, во что мне осталось верить, – вяло парировал чужак. Он понимал, что проиграл данное сражение, но сдаваться без боя не желал.

– И много ли таких знаний у тебя в запасе? – спросила она.

– Приобретенных от философов? Немного.

– И что заставляет тебя думать так же, как и они?

– Ничего, – сказал просто земной пони. – Они убедительно говорят.

– Значит ли это, что я, говоря убедительно, настаиваю на единственно правильной точке зрения? – продолжала Селестия.

– Вы для меня не авторитетная личность. А они…

– Ты их видел при жизни? – мягко перебила принцесса.

– Нет, – неохотно ответил жеребец.

– Разговаривал ли ты с ними?

– Нет, – вновь отозвался бывший человек, понимая, что вскоре его положат на обе лопатки.

– Слушал ли ты их?

– Нет, – чуть слышно ответил он.

– Почему же ты им веришь?

Крэлкин опустил взгляд в пол и задумался, рассматривая каменную плиту. «А ведь и правда, что они такого сделали, чтобы им верили? Но ведь они помогали мне не один раз в решении сложных ситуаций, они показывали мне тенденцию движения толпы. Они были моими ориентирами в мире манипуляций и нередко показывали, как стоит обходиться с людьми. А теперь эта Селестия говорит, что я должен не верить их опыту, если я сотни раз проверил и использовал их наставления на практике?»

– Потому что я знаю, что они говорят правду, – подняв глаза, просто ответил гость и встретился с разочарованным взглядом аметистовых глаз.

Правительница тяжело вздохнула. Жеребец понял, что она была им очень сильно разочарована.

– Что лежит у тебя на сердце? – спросила собеседница. – Какой груз, какой камень? Веришь ли ты, что наступят перемены, которые принесут просветление и покой в твою душу?

– Никто не способен найти истинное просветление и обрести подлинный покой, – устало ответил Крэлкин. Его уже тошнило от этого разговора, но сдавать позиции он не был намерен. – Это миф. Истинность знаний состоит только в квинтэссенции разрозненных понятий, четко стыкующихся между собой. Иногда необходимо заглянуть под покров, под который все боятся заглядывать и найти недостающие звенья, чтобы все встало на свои исконные места.

– По-твоему, у всего в мире должно быть свое место?

– Именно так, – подтвердил жеребец.

– И какое же место у тебя? – с интересом спросила Селестия.

– Я этого еще не определил.

– Сколько лет ты прожил в своем мире?

– Чуть больше тридцати.

– И ты потратил пятую часть своей жизни и до сих пор не понял, где твое место? – изумилась белая кобылка.

«Пятую часть жизни? Значит ли это, что пони живут приблизительно полтора века?»

– Я так посмотрю, что у вас с этим все проще, – сказал Крэлкин. – Эти ваши “кьютимарки” значительно упрощают данную проблему, однако, они же и ставят всех пони в неловкое положение.

– “Неловкое положение”? – удивилась принцесса. – Почему же?

– Все, кто получил эту вашу метку, не могут заниматься ничем другим, кроме занятия, которое даровано им судьбой.

– Почему ты думаешь, что это так? У нас нет чего-то обязательного или принудительного. Каждый волен заниматься тем, чем ему заблагорассудится. В разумных пределах, конечно же.

– Тогда откуда у вас эти метки? Для чего они вообще существуют? – недоуменно вопросил чужак.

– Для того чтобы самому пони было видно, к чему у него или у нее лежат копыта.

– И что это дает этому пони?

– Возможность найти в жизни место, где он будет счастлив.

– Ваши метки стали стереотипом для общества, заразой на лике социума. И Вы говорите, что это хорошо?

– Ты неправ. Это физиологическая особенность, нежели психологическая. А нетерпимость проявляют только дети. Взрослые понимают, что собой являют кьютимарки и всегда помогают жеребятам в поиске своих особых талантов.

– Ложь! – воскликнул Крэлкин, топнув копытом и с вызовом посмотрев в спокойные глаза принцессы. – Когда я лежал в вашей больнице на меня персонал смотрел, как на прокаженного! И это все из-за того, что у меня не было кьютимарки. Что было с Альтусом, пока я лежал в больнице – не знаю, но, думаю, что с ним не лучше обходились.

– Каждый взрослый пони боится потерять свою кьютимарку. Кьютимарка – это видимая предрасположенность к определенному таланту. Это и психологическое спокойствие, и сдерживающий фактор от необоснованной агрессии.

– Вас эта предрасположенность тоже касается?

– Это касается и тебя, и Альтуса, пока вы в теле пони.

«Нет, принцесса. Нас это не касается хотя бы потому, что мы не полноценные пони. Часть нашего мозга перестроена в соответствии с мозгом человека. Но Альтус получил свою кьютимарку, а я еще нет».

– Возможно, – пространно ответил он.

– Ты что-то скрываешь, не правда ли?

«Как и ты, Селестия. Мы врем друг другу прямо в глаза».

– Почему Вы так решили? – елейным голосом отозвался жеребец.

– Потому, что ты даешь туманные ответы.

«Думаешь, что сможешь читать меня, как книгу?! Я пойму все инструменты, которыми ты пользуешься, и в следующий раз я не попадусь на подобные уловки!»

– Я расскажу об этом, но потом. После того, как прочту историю.

– Хорошо, но мое условие не изменится, – спокойно сказала она.

– Какое условие? – не понял жеребец.

– Никому нельзя рассказывать о том, что ты прочтешь, – напомнила ему королевская особа.

– Почему? Что за глупости?

«Если Селестия ответит так же, как и Твайлайт, то можно будет сказать, откуда сформировано мировоззрение единорожки. И если это так, то мне необходимо лишь правильно проанализировать ответы ученицы Селестии, чтобы понять, как поступит ее ментор».

– Некорректная информация может поселить в гражданах ненужные страхи и переживания. Волнения могут поколебать зыбкий фундамент общества и…

– Можете не продолжать, Ваше Величество, я понял.

«Фундаментальные основы восприятия мира Селестия заложила в своей ученице с поразительной точностью. Что ж, это правильно, но и глупо. Смотря, какую цель преследовать. А цели у правителей, хоть и номинальных, могут быть различные».

– Хорошо, я согласен с вашим условием, – сказал Крэлкин. – Но остальную литературу я все же прочту.

«Нельзя, чтобы от меня утекал источник знаний. История – историей, но зельеделие мне также необходимо освоить».

– Разумеется, Крэлкин. Такое право у тебя есть, и его никто не заберет, – благодушно осведомила его Селестия, коротко улыбнувшись.

– Благодарю, Ваше Высочество, – сказал жеребец и поклонился.

– Стража проведет тебя к Твайлайт, а я распоряжусь организовать тебе доступ к нашему архиву по истории.

Крэлкин злорадно усмехнулся, не придавая особого значения тому, что аликорн увидит его спонтанный жест. Принцесса, конечно, могла передумать, но жеребец этого уже особо не боялся. Потентат вызвал стражу и приказал им показать гостю его комнату, а потом проводить его в библиотеку, но тот заартачился, услышав об отдельной комнате. Два белых пегаса, практически копии друг друга, облаченные в золотые доспехи, с непониманием посмотрели на него.

– Я бы хотел попросить не отдельную комнату, а какой-нибудь матрас и лампу в библиотеку, чтобы можно было читать по ночам.

– Не хочешь терять времени? – спросила светлая кобылка.

– И мешать никому я бы тоже не хотел, – закончил он мысль.

– Хорошо, мне распорядится, чтобы тебе приносили еду в библиотеку?

– Если будет так угодно.

– Хорошо, а теперь ступай.

«Все складывается даже лучше, чем могло бы быть. Селестия дала мне ключ от знаний и от исторических ценностей своего народа. Но осмелюсь ли я предпринять что-то глобальное? Если я узнаю, что в истории были моменты, которые ставят под сомнение действия правящей элиты, то воспользуюсь ли я этим? А это уже под большим вопросом, ведь пони мне ничего плохого не сделали, они просто оказались жертвами, невинными овечками, которые блуждают по пастбищу, ничем не защищенные и всеми забытые», – размышлял жеребец, следуя за конвоем из двух пегасов.

«Стоп, что это со мной? Я беспокоюсь о пони? Они мои враги. Хотя себе они враги куда больше, чем я им. Аликорны деградировали цивилизацию настолько, что аморфные создания трясутся лишь над одной из своих физиологических особенностей, которая проявляется вне зависимости от их желаний. Но, возможно, Селестия, Луна и Каденс лишь продолжают “пассивное” правление в соответствии с традициями своих предшественников».

V

Крэлкин попал в библиотеку в одиночку только вечером. Вначале Твайлайт отвела его искупаться, чего он еще с детства терпеть не мог. Потом они посетили дворцовый гардероб, где им предложили теплую нарядную одежду, от которой Крэлкин любезно отказался. Также он отказался от того, чтобы его накидку постирали и вычистили. «Если в вашем обществе плохим тоном считается отсутствие кьютимарки, то необходимо сохранить мой секрет как можно дольше. Но зачем я скрываюсь? Если мне суждено покинуть этот мир, то можно было бы всколыхнуть общество. Но какой в этом смысл? У Селестии только появится повод упрятать меня, как безумного пони и по-тихому отправить восвояси в мой мир. Но я до сих пор не могу поверить, что она верит в теорию о возможных пространственных последствиях и нарушениях причинно-следственных связей. У меня есть два объяснения задержке в нашей высылке: либо она не знает, как нас вернуть, а предупреждение в письме было лишь фарсом, либо она чего-то выжидает. Или кого-то. Хотел бы я, чтобы она просто не знала, но чует мое сердце, что это не так».

Потом единорожка сводила его в большой бассейн, в который пускали лишь приближенных к Принцессам особ. Крэлкин был бы рад вырваться из копыт Твайлайт, но понимал, что он не знал, как ему дойти до кэнтерлотской библиотеки. После всего этого ученица Селестии потащила его осматривать огромный замок. Она водила его по коридорам, показывая статуи и бюсты великих пони, рассказывала об известных личностях и о том, какой вклад они принесли в развитие общества, магии и науки. Она показывала витражи, изображавшие ничего не значащие для жеребца события. Все каменные изваяния великих мыслителей и изобретателей, кроме двух пегасов и трех земных пони, были единорогами. Крэлкин немного удивился этому фактору, однако большого значения не придал. Сейчас у него в голове был образ огромной библиотеки, в которую он стремился попасть, и сотни книг по зельям вместе с зебриканско-эквестрийскими словарями.

Солнце уже закатилось, когда чужак в сопровождении Твайлайт спускался вниз по достаточно крутой для него каменной лестнице. Земной пони опасался высоких для него ступенек и аккуратно ступал, чтобы не свалиться прямо к подножию башни. Когда они спустились в коридор, и Крэлкин облегченно вздохнул, пара натолкнулась на стражника-пегаса, который зажигал керосиновые лампы, расположенные на стене вдоль длинного коридора, поворачивая ртом какую-то замысловатую ручку. При повороте ручки в недрах светильника что-то щелкало и поджигало горючую смесь. Охранник поздоровался с Твайлайт, кивнул в знак приветствия Крэлкину и прошел дальше выполнять свою незамысловатую работу.

Когда белый жеребец без кьютимарки зашел в библиотеку, его взгляд тут же упал на появившуюся кровать, а также поднос, стоящий на столе рядом с внушительных размеров стопкой книг. Осматриваясь на предмет новых изменений в полутемном помещении, он увидел на кровати большую черную книгу, туго перетянутую холщевой веревкой. Твайлайт тоже заметила этот том и с интересом на него уставилась.

– Что это за книга? – спросила она.

– Наверное, это история основания Эквестрии, – не раздумывая, ответил земной пони.

– А в Эквестрии спектакль устраивают раз в год, в середине зимы. Называется “День согревающего очага”. Там разыгрывается, как была основана Эквестрия.

– Спектакль ставите? – без интереса спросил Крэлкин, раньше уже слышав об этом празднике. Он безучастно смотрел на длинные полки книг и размышлял, откуда начинать свои поиски интересующей его информации.

– Интересно, что там? – спросила единорожка и магией подтянула книгу к себе. Фолиант застыл перед пристально смотрящими глазами пони. Она повертела его перед собой и попыталась заглянуть между страниц, но веревка хорошо скрывала строки от любопытных глаз.

Крэлкин обратил взор на предмет интереса ученицы Селестии. Книга была потертая. Время над ней серьезно потрудилось, оставив на черной выцветшей обложке порезы и выбоины. Страницы были разные не только по цвету, но и по размеру. Фактура бумаги, на которой было что-то написано, тоже разнилась. Некоторые страницы были больше обложки и их аккуратно подогнули, чтобы сохранить бесценное знание, других же практически не было видно. Некоторые листы были новенькие, к другим было боязно прикасаться. В общем, как предположил Крэлкин, книга содержала разрозненную информацию, датируемую разными периодами.

– Это для меня, – сказал ей жеребец.

– А можно я посмотрю? – с надеждой спросила Твайлайт.

«Можно ли? Мне лично все равно, но от этого будет зависеть дальнейшее расположение ко мне принцессы и ее внимание к моей персоне. Один неверный шаг может поставить под сомнения все мои действия. Полагаю, что у меня будет еще не один разговор с Селестией, и я бы не хотел, чтобы они проходили в официальной обстановке с использованием массы непонятных политических терминов».

– Нет, Твайлайт. Положи, пожалуйста, книгу на место, – попросил Крэлкин уставшим голосом.

Единорожка смутилась, но книга легла на место.

– Почитаешь ты эту книгу или нет, мне все равно, – признался земной пони. – Но Селестия хотела, чтобы я никому ничего из нее не рассказывал, а, тем более, не показывал.

«И вот так я подорву доверие ученицы по отношению к ее всезнающему учителю, которая даже не разрешила прочесть строчки из настоящей истории Эквестрии. Я бы не хотел этого делать, ведь мне еще нужен путь в голову Селестии».

– Хорошо, – согласилась кобылка, пожелала спокойной ночи и вышла, закрыв за собой массивную дубовую дверь.

Оставшись в одиночестве, чужак подошел к столу, на котором возвышалась миска с овощами и выпечкой. Он выбрал на глаз самое сладкое пирожное и откусил нежное тесто. На язык сразу попала приторная начинка и глазурь. Взбодрив таким образом мозг, для дальнейшей продолжительной ночной деятельности, он взял фонарь и двинулся вдоль высоких стройных рядов книжных полок. Пыль и запах залежавшейся литературы тут же напомнили ему магическую библиотеку, в которой он проводил массу времени. Это время он ценил и вспоминал, как хороший, но короткий сон.

– Где-то здесь должны быть книги по зельям, – бормотал он себе под нос, даже не остерегаясь, что его могут заметить. – Все книги, что мне приготовила Твайлайт, пока что не имеют значения. Необходимо сорвать планы Селестии. Как мало времени и как много необходимо узнать! Принцесса слишком рано нашла способ нашего возвращения.

Он остановился где-то посреди полок, оглянулся, почувствовав опасение, что его увидят за непотребным занятием, и начал рассматривать корешки книг. Библиотека была упорядочена не по наименованию, а по тематике, причем, внутри определенной тематики никакого намека на порядок Крэлкин найти не смог. Названия на корешках шли вразброс, объем литературы тоже был разрознен, как и года ее выпуска. Крэлкин даже подумал, что книги упорядочены по уровню умений, но книга для новичков в заклинании левитации стояла рядом с такими, как книга по уборке зимы одним единорогом на территории небольшого города. Не преминув заглянуть в книгу по сильной магии, он понял, что “уборка зимы” представляла собой полную уборку снега и льда с небольшой территории, но истинного значения заклинания из тех отрывков, что он просмотрел, так и не смог понять, а перечитывать половину фолианта он не был намерен. Хотя бывший маг смутно представлял себе, что такое на самом деле уборка зимы и чем она так сложна, но знал, что заклинания, охватывающие некоторую область, были самыми сильными и трудоемкими для рунических магов. А это уже служило неким ориентиром в реальной силе магии единорогов и оценке трудов, изложенных в книге.

Белоснежный пони до полуночи слонялся призраком между полками, пока, наконец, не нашел книги на непонятных ему языках. Точнее для себя, о количестве языков, он сказать не мог, так как это мог быть и один язык, лишь в разных вариациях. Он вытащил несколько десятков книг, но по картинкам отобрал всего две. На одной был нарисован череп пони, окутанный едким зеленоватым облаком, а на второй – колба с бурым веществом внутри. «Одна рассказывает о смертельных ядах, а вторая – о приготовлении зелий», – уверил он себя, поставил остальные книги на место и отправился с добычей в зубах на кровать.

Жеребец посмотрел на избитый временем том, тщательно перетянутый веревкой, с некой заинтересованностью, но тут же отбросил это чувство. Положив принесенные волюмы на кровать, он вновь отправился вглубь библиотеки на поиски словарей. Полка с подобной литературой находилась в самом конце храма знаний. Большой слой пыли рассказал гостю из иного мира, что никто не брал эти книги очень долго, что показалось Крэлкину крайне подозрительным.

«Если это единственные словари, то я не понимаю, почему их не используют? Или в столице не интересуются жизнью иных культур, или иностранные языки знают все, кому это надо? Но почему подобная литература находится в самом конце библиотечного зала? Ладно. Что у нас тут есть? “Наречие драконов”, “Зебриканские истины”, “Как вести деловой разговор с грифонами”, “Языки минотавров и их наречия”, “Универсальный переводчик”. – Пони остановил взгляд на огромном бежевом томе. – Универсальный? Разумно было бы его взять, чтобы хотя бы понять, на каком языке написана книга».

Остановив свой окончательный выбор на этой книге, он с трудом вытащил огромный том из полки, и тот с грохотом упал на пыльный пол. Крэлкин подпрыгнул от неожиданно резкого звука и ругнулся на себя. Книга была тяжелой, объемной, с трудом помещалась между зубами, однако жеребец, хоть и с трудом, но дотащил ее до кровати и бросил на подушку. Отплевавшись от пыли и съев холодное яблоко, чтобы перебить неприятный вкус, он развалился на постели, подвинув все остальные книги на край, и положил перед собой “Универсальный переводчик” и книгу с изображением черепа.

Весь последующий час он пытался понять, что написано на пожелтевших страницах. Книга, как оказалось, написана на зебриканском диалекте, что порадовало Крэлкина, и он начал знакомиться с начальными аспектами языка. То, что эта книга была не про зелья, он понял практически сразу, просто пытался уловить суть написанного, но она постоянно от него ускользала. Автор пропагандировал культ предков, возвращение к корням, к матери-природе, но чужак не понимал некоторых тонкостей из-за перевода. Его сложность состояла в том, что на одно зебриканское слово приходилось несколько значений из эквестрийского словарного запаса, и в зависимости от того, в какой ситуации слово использовалось, оно принимало разные значения. А иногда перевод выдавал такие изыскания, как: “Одной из наиболее важных задач, выполняемых шаманом, была защита целостности души компании”. Однако слово “душа” подразумевало под собой и значение “жертва”, а также “психология”. И какое слово было правильным, он не знал. И если “психология” и “душа” имели нейтральное значение, и по смыслу представлялось что-то не кровавое и неоскверненное, то “жертва” подразумевала под собой совершенно иное.

Так он дочитал до предложения, смысл которого он совершенно был не в состоянии понять и, тяжело вздохнув, закрыл книгу. Он покосился на историю основания Эквестрии, любезно предложенную Принцессой для его личного изучения, однако придвинул книгу с изображением колбы и перевел название: “Лекарственные эликсиры”. Простонав, он сбросил книги и словарь на пол и от безысходности взялся копытами за потертый том.

Долго рассматривая книгу под светом одинокого фонаря, он размышлял, что же там может быть написано. «Конечно, – думал он, – там не все так радужно, но не может же там все быть настолько плохо, чтобы вводить такую секретность и определять готовность пони к изучению своих корней личным изъявлением желания это делать. И необходимость спрашивать главу страны о возможности погрузиться в исторические факты кажется нелепой и надуманной».

Он еще немного поколебался, прежде чем принять решение начать читать эту книгу, окинул взглядом стройные полки и вгрызся зубами в холщевую веревку, перетягивающую книгу и скрывающую от ненужных глаз запретную информацию. Избавившись от пут, он раскрыл том на первой странице и погрузился в чтение.

Глава 7

Особая благодарность за правку летописей пользователю Maître Serge.

I

Крэлкин развалился на кровати под тусклым светом керосиновой лампы, которая стояла на небольшой трехногой табуретке, и открыл книгу. В нос ударил резкий запах затхлости, а маленькие жучки, прятавшиеся между аккуратно сшитых страниц, разбежались от яркого света и свежего воздуха, шустро перебираясь через складки подушки и одеяла, ныряя куда-то под кровать. Проводив их безразличным взглядом, жеребец посмотрел на обложку, к которой был аккуратно приклеен лист бумаги в виде кармашка, а в нем – посеревшая от времени страница. Заинтересовавшись, он вытащил ее зубами, развернул и прочитал написанный на ней текст:

“Примечание: Книга собрана по наставлению Великосиятельной Принцессы Селестии, Блюстительницы Мира, Владычицы Дня и Ночи.

Дата первой подшивки: 476 год.

Дата последней подшивки: 708 год.

Специальный архивариус Кэнтерлота: книга легла на полки специального архива в закрытой библиотеке в 542 году. Дополнена новыми данными в 618 году. В 708 году внесены последние изменения, и книга была опечатана и закрыта. Была выдана по велению Великой Принцессы Селестии в копыта просивших единорогов: в 786 году, 794 году, 857 году, 903 году, 908 году, 909 году, 943 году”.

«В копыта единорогов, значит? Что ж, это очень забавно. Значит ли это то, что я первый земной пони, который удостоился взять эту книгу в копыта и подойти к истокам появления своего народа? Нет, это бред. Тогда почему написано, что книга выдавалась лишь единорогам? Странное стечение обстоятельств или намеренное сокрытие фактов от других рас? Или только единороги в истории выглядят сильной и стойкой расой? Это будет даже интересно почитать.

Интересно, – думал он, рассматривая две даты: первой подшивки и той, когда книга легла на полки специального архива. – Даты разнятся. Причем, примерно на семьдесят лет. Неужели они начали составлять книгу, не имея достаточного количества данных? И все эти годы единороги бегали по равнинам и горам, собирая информацию о своей истории? Кто же их заставил?»

Крэлкин посмотрел на последнюю запись от архивариуса. Она была написана неровным почерком, явно в спешке, чернила смазаны, будто кто-то нечаянно провел по ним копытом. «Вероятно, помимо спешки в написании датировки, книга была также спешно упакована, чтобы поскорее отправить ее адресату. Наверняка тот, кто читал ее в последний раз, либо был большой шишкой, перед которым даже Селестия была лишь пешкой, либо кто-то спешил, и Селестия сама прогнулась под давлением нехватки времени. В любом случае у Великосиятельной Принцессы Селестии есть слабые места. В конечном счете она тоже живая пони, которой свойственно ошибаться.

По набору исторических находок наша история ничем не должна отличаться от истории пони. У нас тоже есть много разрозненной макулатуры, повествующей о ранних периодах человечества, да и вообще много разнообразных артефактов, которые могут быть и у пони. Добывали они бумажки, наверное, обычными методами, которые используют и наши археологи, хотя кто знает, как у них тут все работает. Мир, построенный на чуждой магии, всегда будет казаться чем-то сверхъестественным. Во всяком случае, более кровавой истории, чем у нас, нет, наверняка, нигде. Хотя я не люблю историю, а потому много ее не читал и целостной картины не имею».

Обратив свой взор на первую страничку книги, он увидел выведенную большими красивыми буквами надпись: “История Эквестрии”. Надпись была сделана вычурным почерком: все буквы с завитушками, кое-где с резкими углами, а где-то плавно перетекающие одна в другую. Этот стиль ему почему-то показался старинным, даже древним, навевающим какие-то тайные знания и сокрытые истины.

Крэлкин не был намерен читать историю полностью, понимая, что это не принесет никакой пользы для осуществления его плана. Да и неприятно ему было это занятие потому, что историю он признавал только узкоспециализированную, да и то, лишь в самых крайних случаях, когда она хранила действительно ценные знания. Историю своего мира бывший маг знал посредственно, не выходя за рамки школьной и институтской программы. Иногда он интересовался историей появления отдельного предмета или открытия, но дальше ступать по истокам ему было неинтересно и даже скучно.

То же самое было и с историей магии. Поначалу он честно пытался читать, учить, конспектировать; стараться вникнуть в тайны средневековых трудов, вычленить тончайшие нюансы и аспекты, вывести квинтэссенцию мыслей умерших магов, но все было тщетно. Каждый раз, когда Крэлкин открывал их труды и вчитывался в корявые буквы рукописей, составлявшие не всегда понятные слова, его клонило в сон, и через несколько часов он бросал неинтересное ему занятие и начинал заниматься тем, что приносило практическую пользу.

Перебирая старые, изодранные, потрепанные временем листы каких-то записок, писем, сводок и других исторических документов Эквестрии, Крэлкин старался найти обобщенные каким-нибудь историком данные, которые бы выявили самую суть всего этого древнего хлама. Но ничего подобного не было. На первый взгляд, книга состояла только из разрозненных исторических документов, которые никто и не думал структурировать и выделять саму суть смыслов.

Остановившись перелистывать подшитые документы, жеребец увидел потертый лист с изорванными краями. Некоторые части листа отсутствовали, а сохранившиеся были аккуратно приклеены к новой подложке, на которой была поставлена дата: 1534 год до НПС. Ровный, красивый почерк свидетельствовал о большом письменном опыте автора записки.

«”НПС”? Это еще что такое? Данное сокращение должно означать начало летоисчисления. И это понятно. Значит, в мире пони произошло какое-то значимое событие, от которого и стали вести общий отсчет времени. Неужели это сбор всех пони под единым флагом или же это дата основания Эквестрии? Как же тогда расшифровать эту аббревиатуру? “Новое Последнее Соединение”? “Начало Правительственного Служения”? Нет, бред это все какой-то. Надо будет потом у Селестии спросить. Или же по ходу прочтения истории станет ясно, что к чему».

Он еще немного подумал над тем, что же могло произойти такого в мире пони, от чего началось новое летоисчисление. Потом он прикинул, какой год мог бы быть сейчас. «Если Селестия живет очень долго, даже дольше, чем драконы, и летоисчисление начали с того момента, когда ее предки пришли к власти, то сейчас уже должен быть десять или пятнадцать тысяч какой-то год. Немало, учитывая, что человечеству по прогнозам ученых всего-то порядка двадцати тысяч лет».

Посмотрев на лист перед собой, он тяжело вздохнул, понимая, что уже никак не сможет увильнуть от изучения истории, и принялся читать:

“...действовать начал против него. Хоть и был тот не из благородной уважаемой семьи, но получил Понирос задание ясное, которое намерился довести до ума. Для начала он вошел в отношения доверительные к Кониунису, чтобы получить доступ к его тайнам. Он добивался своего несколько месяцев. Ему даже сказать пришлось, что он тоже Аукторитас ненавидит и хочет низвергнуть его, что ничем Совет не занимается, а только за счет других единорогов живет. Что Аукторитас строит ковы с пегасами и состоит с ними в союзе тайном. Этого было достаточно доверчивому Кониунису.

После того, как Понироса приглашать стали в дом, он начал проникать в тайны семьи своей жертвы. Увидел он, как к другим единорогам относятся, как на пегасов и земных пони смотрят. Как они ведут себя с другими, и что прятать пытаются от глаз других помещиков. Собрав информацию, начал он свой план в действие претворять.

Вначале он от имени Кониуниса переписку с пегасами вел, а после того, как получил от них угрозы откровенные, подделал некоторые письма по разрешению Аукторитаса. В них он показывал, что Кониунис тайные игры ведет против правительства и результат огласке предал на балу, который сам Кониунис и устроил для единорогов влиятельных, прислушавшись к словам Понироса. Очерненный Кониунис закрылся в поместье своем, а статус его в обществе резко упал. Но Понирос довел решение Аукторитаса до завершения логического и очернил его детей сношением с крепостными, а также его самого и доказательства неоспоримые привел.

После этого пригласили Кониуниса на совет Ауктор…”

Записка прервалась также внезапно, как и началась. Крэлкин задумался над тем, что только что прочел. «Очерняет его детей сношением с крепостными? Я только начал читать историю, а тут уже интриги, причем жесткие. Да еще и со спариванием связанные. Тому, кто это писал было попросту плевать на то, что происходило с тем бедным пони, которого очерняли. Зато он симпатизирует Пониросу. Что же будет дальше, если уже с первых строк я узнаю о таких… инцидентах, которые явно происходят в обществе пони не один раз.

У нас в мире тоже много подобного происходит, но это ведь в нашем мире. Мир пони абсолютно не такой. Они добрые и отзывчивые, как мне кажется, но на самом деле все получается наоборот? Ладно, посмотрим, что будет дальше».

Он перевернул лист в поисках дополнительной информации, но увидел лишь небольшой абзац:

“...Возвращают Кониунису статус и земли. Признало правительство ошибки свои и заявило открыто о них семьям почитаемым. С тех пор поместье Кониуниса под личной опекой единорогов Аукторитаса было…”

Немного ниже было примечание:

“Нестерм Летописец”.

Крэлкин просидел неподвижно несколько минут, перечитывая раз за разом конец летописи. Он не мог поверить в то, что только что прочел. Документ, повествующий об интригах, выбил его сознание из колеи, и ему необходимо было время, чтобы прийти в себя. История Эквестрии оказалась не такой уж радужной, как казалось вначале. А на задворках сознания, отдавая эхом, уже вещал чей-то голос, всплывающий у него из памяти и словно скандирующий заученную фразу: “Постоянство недостижимо. Как бы близко человек не подошел к своей цели, как бы крепко ее не схватил, он не сможет устоять на месте, не сможет достичь гармонии. Необъяснимая сила вынуждает каждого индивида к движению, которое никогда не закончится. И человек обречен на бесконечное шествие по синусоиде времени, сталкиваясь с подобными телами и разумами и разлетаясь в разные стороны, друг от друга. Человек не способен к постоянству, ему необходимо движение. Это движение и есть сама жизнь. Забери у человека движение, и ты убьешь его…”

Помотав головой, вытряхивая ненужные мысли, он сосредоточился на истории и еще раз прочитал последний кусок документа.

«Летописец? Аукторитас? Интриги? Это реальный документ из истории Эквестрии? Этого просто не может быть! Ладно, я могу понять, что были летописцы, они были и у меня в мире. Я могу даже понять, что Аукторитас был правительственным аппаратом и пытался защитить себя и свое место в обществе. Но что значит выражение “статус в обществе резко упал”? Неужели все были помешены на статусе настолько же сильно, насколько сейчас все переживают за свои дражайшие кьютимарки?

И почему именно интриги? Почему нельзя было просто убить его подальше от глаз сограждан и не поднимать бучу? И почему этот Понирос вел переписку с пегасами? Неужели они не жили вместе? И о земных пони упоминается только один раз. Угрозы, интриги, изменения статусов в обществе, планы Аукторитаса по поводу помещика…

Стоп, помещики? Что это значит? У помещиков есть слуги, крепостные, как это было сказано в письме. Кто же тогда выполнял эту роль? Вряд ли пегасы: они бы не угрожали единорогам, которые точно являются помещиками. Земные пони? Вряд ли. Написано, что спаривание помещика с крепостными считается в обществе одним из самых тяжких грехов. Тогда кто они?»

Дальше Крэлкин увидел письмо от Понироса членам Аукторитаса. Датировано оно было 1533 годом до НПС. Белоснежная когда-то бумага, которую использовал адресант, сохранилась много лучше предыдущего документа, и письмо можно было прочесть полностью:

“Уважаемые члены Аукторитаса!

Я, Понирос Хитрый, прошу у вас помощи, чтобы доказать причастность единорога Кониуниса к сношению с земными пони. Я уже узнал, в каких домах крепостных живут самые похожие на него жеребята, а также на его дочку и племянника. Необходимы только изыскать прямые доказательства. Полагаю, у вас найдется несколько шпионов, которые смогут все устроить и подбросить их?

Ваш покорный слуга, Понирос Хитрый”.

Письмо было написано емко и коротко. Нечего было добавить, однако вопросы оставались довлеть над Крэлкиным. Он перевернул лист в поисках ответов и увидел еще один огрызок листа, разглаженный заботливыми копытами археологов и подшитый Специальным Архивариусом Кэнтерлотской библиотеки. Датировалась эта записка так же, как и предыдущее письмо, 1533 годом до НПС, и так же принадлежала единорогу Пониросу, что заинтересовало белого жеребца:

“…и опять я остаюсь не у дел. Вновь буду выслушивать поучительную тираду от Аукторитаса! А мне оно надо? Если бы я только все сделал правильно...

Чертовы пегасы! Будьте вы прокляты вместе со своими законами и предрассудками! Ничего не можете нормально сделать. И как мне теперь отчитываться перед Аукторитасом? Что сказать? И как быть? Я, конечно, могу подделать письма от них, но это может п...”

Черное пятно неизвестного происхождения закрыло кусок текста. Земной пони потер это место копытом, стараясь стереть мешающую грязь. Но его попытки ни к чему не привели, и он просто продолжил чтение с того момента, где уже можно было что-то разобрать.

“...сли кто-то из Аукторитаса напишет гневное письмо пегасам. Тогда будет плохо всем и каждому.

Чертовы пегасы! Если бы не ваш Дроттинн , твердолобый осел, то я бы уже давно совершил то, что хотел. Ему даже драгоценности не нужны, примитивный вояка! Понадобился, видите ли, ему новый вид оружия! Идиот! Да меня за такое Аукторитас не просто убьет, а заживо в землю закопает. Не стоит этот Кониунис такой высокой цены. Он мелкая сошка по сравнению с членами Аукторитаса, но все равно достаточно влиятелен...”

«Какая интересная информация, – подумал Крэлкин, потягиваясь на кровати. – Значит, единороги и пегасы не жили вместе, а, предположительно, обосновались на соседних территориях. Не знаю, как пегасы, но единороги, крылатых точно недолюбливали. И этот “Дроттинн”, кто это еще такой? Судя по тому, что он вел переговоры с единорогом, пусть и доверенным лицом Аукторитаса, он не может быть высокой шишкой, но получается, что он доверенная особа, чтобы принимать на себя ответственность за переговоры с представителем другой страны. При условии, конечно, что единороги и пегасы живут в разных странах».

Жеребец вернулся к книге и продолжил чтение:

“...А эти крылатые уроды еще и пугать меня вздумали, мол, я с ними играюсь. Да за мной стоит весь Аукторитас, что вы можете мне сделать?! В войну вы не полезете: слишком трусливы. Подожмете свои хвосты под круп и убежите. Все же, поддержи вы мою фальшивую переписку, все было бы проще...”

Сообщение обрывалось, но Крэлкин никак на это не отреагировал, собирая информацию из письма воедино в своей голове и пытаясь составить общую картину эквестрийского мира тех времен.

“...Почему это дурацкое задание дали именно мне? По приказу Севастократора я низвергал даже членов Аукторитаса, а тут этот помещик! И вдруг мой план превращается в ураган, рушащий все, что попадается на его пути! Что со мной происходит? Неужели я теряю хватку? Нужно поговорить с Севастократором или даже с Советом, чтобы никто не связывался с пегасами, когда члены Аукторитаса увидят мои подделанные письма. И тогда все пойдет как по маслу”.

«”Севастократор”? – спросил у себя Крэлкин. – Это правитель единорогов? Тогда что такое Аукторитас? Парламент? Какое-то собрание единорогов, которое образует основную политическую силу? Или не только политическую? Как же много возникает вопросов, на которые просто может не оказаться ответа. Да и искать намеренно я его не буду. Если бы был какой-то единорог-историк, который собрал все это и выдал некий промежуточный результат! Но Селестия настолько сильно засекретила историю, что вряд ли допускала утечки информации и тем более ее структуризацию и рационализацию.

Но почему она дала историю мне? Неужели она настолько наивна, что думает, будто я не воспользуюсь полученными знаниями для достижения своей цели? Я здесь останусь, и ничто не заставит меня убраться отсюда. Если будет надо, я уничтожу и тебя, Селестия, представлю тебя в черном свете, и тогда жители Эквестрии изгонят тебя, а я отдам бразды правления… к примеру, Твайлайт. Или другой такой пони, которой лично смогу руководить на расстоянии».

Крэлкин бережливо перевернул старый документ и прочел с обратной стороны то, что было можно на обветшавшей бумаге:

“...ставить этого дурака собрать пышный банкет для уважаемых единорогов не составит особого труда. Туда я приглашу Севастократора и нескольких самых уважаемых единорогов из Аукторитаса. Там я и выложу на всеобщее обозрение свои письма, а сам буду наслаждаться зрелищем. Конечно, будет не так приятно наблюдать за разбирательствами, когда Аукторитас уже знает мою задумку, но все равно мне не надоест на это смотреть.

Уже завтра все осуществится и этот единорог буд…”

«Значит, Аукторитас состоит из единорогов? Хотя бы частично. Кстати, интересен тот факт, что этот Понирос и Нестерм не упомянули еще ни разу слово "аликорн". Возможно, Севастократор – и есть аликорн. Тогда начало исчисления исходит не из начала правления династии рогатых и крылатых пони. Но от чего же?»

Он продолжил чтение, хотя его уже не интересовали судьба неизвестного помещика и махинатора Понироса.

“…стоит вон, с повисшей головой и соглашается со всем, что ему говорят. Люблю присутствовать на задержаниях и разбирательствах.

Как по мне, так это дело было слишком простым: три фальшивых письма, три поддельных доказательства – все, что было нужно, чтобы убить статус этого единорога в глазах общества. Я только не понимаю, почему Аукторитас его не убил или не изгнал из земе…”

«Убить? Тоже интересный факт. Значит, единороги могли и убивать. Но действительно, почему же Аукторитас не убил его, ведь тогда не нужно было бы привлекать к этому делу ни Понироса, ни ненавистных пегасов, ни шпионов?»

“...Ну, теперь все ясно. Вот что хотел от него Аукторитас. И позиции свои защитил и все остались довольны. Даже очень довольны. И мне кусок достался неплохой, за хорошо проделанную работу.

Вот порой я смотрю на «беззаботных» единорогов Аукторитаса и размышляю: куда мне тягаться с этими махинаторами? Хорошо, что я нахожусь на их стороне...”

Крэлкин начал листать книгу по истории дальше, с осторожностью переворачивая ветхие документы, размышляя и составляя портрет Аукторитаса. «Махинаторы, стоящие у власти, скорее всего сильные маги или же имели таковых в своем распоряжении. Имеют множество рычагов влияния, как на массы, так и на отдельных личностей. В общем, это неизвестно чем занимающиеся единороги, которые вызывают противоречивые мнения даже среди народа их страны. Это или же продуманный шаг, или же недопустимая халатность, которую они содеяли по незнанию. Или же их ослепила власть, до которой они добрались и контролировали все аспекты своей и чужой жизни.

Но нельзя упускать из внимания и того, что они просто использовали своего лучшего интригана, который и сам-то не до конца понимал, что он лишь пешка в чужой многоходовой партии. Возможно, я сужу их огульно, и не понимаю всей глубины охвата мыслей, но не могу же я мерить целый мир теми рамками, которые были в головах правящей элиты единорогов. Наверняка я бы смог разработать подобный план, заручившись поддержкой нескольких пони хотя бы уровня моих умственных способностей, но и это далеко не факт. Хотя в чем заключался их грандиозный план – непонятно».

Листая документы, он читал различные заголовки. Ему на глаза попадались летописи Нестерма, личные записки, мемуары, письма, сводки, отчеты. Внезапно он увидел деловую бумагу, заголовок которой гласил: “Совет Аукторитаса номер XVIII от 3594 года”. Текст этот был в составе летописей Нестерма и датировался 1525 годом до НПС. Сам документ был в ужасном состоянии. Мало того, что Крэлкин не понимал некоторые старинные слова, документ был разорван на части и затем собран заново.

«Опять разорванный лист? Ну, хорошо, многие бумаги не дожили бы, износились временем, но почему они все порваны? Будто кто-то намерено пытался уничтожить важную информацию. А если так и есть? Но, что тогда мешает открыть массам урезанную версию истории, как у нас в мире, и не плодить видимых обывателю запретов внутри государства? Но тогда могли бы возникнуть другие трудности с той же историей...

В нашем мире все просто: если история не нужна или тем более вредна – сжигают. Казнь без права на помилование. Массы должны быть невежественными, верящими в разрозненные мнения, ни одно из которых не истинно, и активно поддерживать их. Divide et impera , как говорится. Если что-то выходит за рамки, ищут жертву и народу дают козла отпущения. Жизнь от этого, конечно, лучше не становится, но внимание отвлекается. Устрой народу феерический спектакль, накорми – и хватит. Как говорилось в древности? Хлеба и зрелищ?

А как дела обстоят в Эквестрии? То же самое или нет? Я не знаю абсолютно ничего ни об их политике, ни об экономике, ни о том, что движет мыслями пони. Твайлайт, например, движет жажда знаний. Рарити – хочет выделяться в толпе, потому она и модельер, да и все ее действия, как утонченной аристократической особы на фоне деревенских нравов понивильцев выглядят как минимум глупо. Флаттершай заботится о животных, причем сама, не прося ни у кого помощи. А Рэйнбоу Дэш, как и Рарити хочет выделиться, стать лучшей летуньей Эквестрии. Про Пинки и ЭплДжек я даже не хочу вспоминать: слишком разные по характеру пони и только на то, чтобы разобрать их отличия уйдет минимум полдня, а то и больше.

У двух единорогов разные стремления, как и у двух пегасов. Нельзя выделить какую-то определенную структуру поведения отдельной расы. Конечно, глупо судить целую расу только по двум ее представителям, однако у меня нет другого выбора. Друзей я заводить тут не намерен. Значит, я могу только наблюдать и полагаться на различные социологические труды. Но у меня нет на все это времени! Это все слишком сложно, слишком муторно, слишком долго. С каждой такой задержкой я приближаюсь к заветному барьеру, через который Селестия заставит меня перепрыгнуть, придав ускорение пинком под зад».

Он посмотрел в текст отчета и начал читать примерно с середины:

“Рассказал Старфол Властительный, что в поместьях у крепостных за последний месяц родилось восемнадцать процентов единорогов и двадцать пять процентов пегасов. За прошлый месяц были из страны выдворены пегасы все, кроме двух, которые подрезали себе добровольно крылья и остались с родителями, как обычные крепостные пони. Ни одного случая «бастардов » не было зафиксировано. Свадьба…”

«Интересная статистика. Значит, крепостные – это кто? Единороги, пегасы и земные пони? Нет, пегасы не могут ими быть: их выдворяют. Значит, остаются только единороги и земные пони. О единорогах я уже знаю, что они помещики, но земные – непонятно кто. Следовательно, можно предположить, что именно они и являлись крепостными. Но, тогда получается, что у них не было своей страны. Только пегасы и единороги владели территориями, а обычные пони использовались как… рабы? Дискриминация в мире дружбы и взаимоподдержки? Это странно. Я мог ожидать чего угодно: подлых убийств, интриг, свержений правителей, слепого поклонения разным богам, кровавые революции… Но феодальный устрой общества! Как такое вообще возможно? И как они выкарабкались из той лужи, в которой сидели и стали счастливой страной с доброжелательными гражданами?

Ладно, что было, то прошло. Есть и более примечательный факт: статистика рождаемости единорогов и пегасов среди крепостных. Еще один аргумент в пользу моей теории о том, что земные пони – рабы. В статистике им не предали особого значения, так как рабы не нуждаются в ней. Но почему тогда у земных рождались единороги и пегасы? Генетическая предрасположенность? Возможно, но что тогда подразумевал автор, когда написал: “случаи с бастардами”? Кого называют так? Чем дальше в лес, тем больше дров. Возможно, я потом прочту историю полностью, но сейчас на это попросту нет времени».

Он просмотрел еще кусок летописи, идущий далее:

“…которого исключили из Аукторитаса пять лет назад за попытку саботажа поднятия Солнца и просто за недобросовестное выполнение работы. Однако его не изгнали, а позволили жить прежней жизнью с приказом не распространяться на счет того, что делает Аукторитас. Помимо этого, за Малумом постоянно следили и поставляли отчеты Севастократору каждый месяц, во время сбора податей. Как и говорил…”

Крэлкин приложил копыто к подбородку и задумался, выделяя для себя суть прочитанных строк:

«Членов Аукторитаса не выгоняли, а если и выгоняли, то обычно сразу из страны. Аукторитас занимался поднятием и опусканием Солнца. Как и Селестия. Неужели это правда? И Селестия действительно умеет контролировать звезду? Ладно, об этом мне надо ее лично будет спросить, потому как вопрос очень даже интересный. А Аукторитас занимался также другими секретными делами, о которых не должны были знать другие единороги. Интересно, что бы это могло значить? Скрытые убийства, интриги против уважаемых единорогов, межгосударственные отношения… Даже не представляю, что и как там могло происходить.

Если Аукторитас вел двойные игры, то, что делал Севастократор? Просто еще одна пешка в их интригах или же он сам был игроком? И что он реально делал? Отвлекал внимание или действительно руководил страной, а единороги из Аукторитаса лишь выполняли его команды? Ладно. Что там дальше за отрывок?».

“...необходимости армии Рентемом Пеплогривым. Мнения совета разделились, и каждый на своем стоял. Первые говорили, что необходима армия государству сильному. Говорили они о частоте неурожайных годов увеличивающейся и про необходимость возможную оборонять от нападений извне свои земли. Другие говорили, что нападать на единорогов никто не станет, потому как они лишь умеют Солнце и Луну вращать вокруг планеты. И коли наступит длительная череда годов неурожайных, то все будут должны приносить еду им, единорогам.

Утверждали третьи, что и те и другие врут, и хотят они лишь захвата власти над остальными расами и их земли отобрать и властвовать там. Они говорили, что те лишь прикрываются годами неурожайными и неприязнью к пегасам, дабы никому ненужную войну разжечь, которую, возможно, разгребать их дети будут. Напали первые и вторые на третьих, и началась перепалка словесная, которая более часа длилась, но никто так и не смог убедить другого в правоте своей. Каждый друг друга подозревал в заговоре, но не мог никто ничего доказать...”

«А это интересно... Похоже, этот мир существует в геоцентрической системе. Но тогда ни Солнце, ни Луна не выполняют тех функций, что у нас: никаких солнечных ветров, никакого электромагнитного поля, воздействующего на планету... Даже воздействие гравитации должно быть иное. Потому, что малейший сдвиг Солнца или Луны с четкой орбиты – и полное уничтожение жизни на планете. В моем мире нельзя менять ни одну из двадцати основополагающих величин. В противном случае – смерть».

Крэлкин попытался вспомнить эти двадцать чисел, но, припомнив лишь несколько, бросил эту затею, сконцентрировавшись на другом важном моменте:

«У них не было регулярной армии? Или вообще сил, способных оказать сопротивление вторжению? Как интересно. И только единороги могут вращать Солнце и Луну. Тоже крайне любопытная информация, дополняющая целостность картины мира: аликорнов тогда видимо не было. По крайней мере, в стране единорогов. А если и были, то особой силой не отличались, как Селестия. Или я ошибаюсь? Но ведь однозначно написано, что единороги, и только единороги, управляют движением Солнца и Луны».

Он вздохнул и продолжил читать неоконченный отчет:

“...Потом выступил с докладом Кутос Зоркий. Рассказал он о состоянии дел на границах страны единорогов и о том, как сейчас другие расы живут, с которыми наше государство граничит.

Драконы, которые находились на юго-востоке, напа...”

«Значит, мониторинг местности в окрестностях границ был полным. И единороги жили рядом с драконами. А еще у них не было регулярной армии. Какой-то бред. Разве что, драконы могли понять, кто такие единороги, и что они делают для планеты. Спайк-то, в принципе, такие вещи понимает».

“…и пегасы, которые замечены в переписке были с каким-то единорогом, недовольство проявляли, однако Аукторитас не беспокоился по этому поводу.

В подведении итогов предложение о необходимости организации армии отклонено было и на следующий год перенесено. Внутри страны спокойно все, а обстановка внешняя …”

Крэлкин перевернул страницу и продолжил читать, начиная понимать, почему Селестия все же скрывает подобную информацию, и почему книга по истории так ценна для нее.

“...Севастократором предложен был закон о прекращении покупки единорогов в городе Хэлот , однако это вызвало бурю эмоций противоречивых. Лишь два единорога воздержались и по поводу того, что если единороги не будут покупать своих собратьев у пегасов, не высказались. Главным аргументом того, что необходимо единорогов покупать было то, что их магию могут обратить против Юникорнии и жителей ее. Необходимость покупки очевидна была для всех членов Аукторитаса, так как нецелесообразно было бы отдать единственных истинно магических существ в лапы противнику, однако…”

«Покупка единорогов у пегасов? Рабов что ли? Неужели пегасы тоже эксплуатировали других пони? Они эксплуатировали все расы? Хотя, не думаю, что пегасы использовали бы своих собратьев, как рабов. Да и единорогов не порадовал бы тот факт, их сородичей обратили в рабство. Значит, земные пони были под властью, как единорогов, так и пегасов. Но могли ли единорогами владеть другие расы? Возможно. По крайней мере, рогатых пони могли покупать и другие жители планеты.

А что на счет зебр? Они тоже были под гнетом “особенных” пони? Что, если да? Тогда неудивительно, что их народ стал зельеварами. Боевые зелья, чтобы противостоять обеим расам были просто необходимы. Это вселяет надежду на то, что я найду в книгах по зельеделию то, что мне необходимо».

Последнее предложение, которое относилось к совету, было оторвано от контекста и лишено смысла:

“…признался, что глупость допустил и понести наказание готов за свои…”

В конце этого документа также было красивым почерком выведено:

“Нестерм Летописец”.

Крэлкин перевернул еще несколько страниц и впился в очередной старинный текст. Наверху, в уголке документа, стояла дата: 1523 год до НПС. Эта находка тоже была изодрана, но в отличие от предыдущей сохранилась достаточно хорошо: некогда белый лист бумаги посерел и был чем-то перепачкан, но неровный почерк, несколько зачеркнутых слов и общая “грязь” в тексте производили впечатление документа, написанного вскорости после важного события.

“…это был не самый лучший выбор, как утверждал Севастократор. Вообще, он открыто выступал против такого поспешного решения, но единороги, с которыми он двигал Солнце, были слепы к его убеждениям.

– Малец не может пойти испытание, он слишком слаб и юн. Я отказываюсь принимать на свои копыта его кровь!”

«Это какое-то испытание, причем смертельно опасное. И этот Севастократор, кем бы он ни был на самом деле, не хотел, чтобы это произошло. Неужели “малец” не мог просто банально отказаться? Или ему честь не позволяла этого сделать? А что, если на это испытание затаскивали насильно, и лишь члены Аукторитаса могли отменить свой вердикт? Хотя, все это звучит бредово».

“Единорог моментально щит поставил, который отразил атаку назад в противника. Отпрыгнул Севастократор от атаки собственной, и члены Аукторитаса одобрительно кивнули. Правитель страны поправил одеяние и отошел к единорогам другим на совет. Все были довольны навыками молодого единорога, но впереди был поединок самый опасный и трудный, который предстояло пройти перед тем, как он станет…”

Крэлкин посмотрел на неровно оторванный край листа. Дальше текста не было: шел другой кусок летописи, также вырванный из записок Нестерма.

«И кем же он станет? И вообще, схватка с Севастократором? Зачем такие жертвы? А если правителя страны убьют? Не лучше ли использовать специального воина? Или у них нет специального воина для таких испытаний? Да и вообще, почему именно Севастократор? Он самый сильный в стране единорогов? Если да, то мои сомнения могут быть беспричинны. Однако, недооцененный враг – возможная смерть».

Недовольно фыркнув, он вновь посмотрел в текст и продолжил чтение:

“...Перед ним стоял дракон огромный и огнедышащий, а поодаль сгрудились члены Аукторитаса. Напрягся Севастократор, и хотел было уже кандидату помочь, но остальные его остановили, ибо поединок должен был состояться между этими двумя существами, и он это понимал прекрасно, но не принимал. Отбросив попытки найти способ помочь единорогу молодому, этот выдающийся ученый и политик начал следить пристально за каждым движением его…”

Крэлкин запнулся. Выдранный кусок текста внес некий резонанс в мысли земного пони, но тот через мгновение опомнился и продолжил чтение:

“...Единорог оступился и упал, над ним мгновенно купол возник, защитивший его от пламени монстра. Взорвались члены Аукторитаса проклятьями, но Севастократор вышел из укрытия и принял бой у дракона.

Кружили они в танце безумном, объятые огнем. Рычал дракон и поливал пламенем испепеляющим, землю, на которой стоял единорог. В то же время защищал Старфол и молодого единорога, и себя, одновременно пытаясь ударить прицельно в зверя каким-нибудь заклинанием могучим. Было в этом поступке много величия, какое и подобает правителю Юникорнии.

Поутихли единороги и стали наблюдать за битвой, как завороженные. Никто даже и не думал вмешиваться. Они смотрели на представление, устроенное сильнейшим из них.

Дракон был зело свирепый: подбирал его лично Севастократор, распорядившись, чтобы…”

«Севастократор – правитель страны единорогов под названием Юникорния. Это понятно. Даже понятно, что он был хорошим и не позволил дракону убить молодого претендента. Хотя члены Аукторитаса и хотели кровавой участи для единорога, но Старфол защитил мальца от дракона. Благородно, но глупо. И единороги из Аукторитаса, партнеры Севастократора, между прочим, ему ничем не помогли, только смотрели и возмущались. Какое-то странное отношение у них друг к другу».

“…два единорога переступили через труп дракона и проследовали к ухмыляющимся товарищам Старфола. Довольны они были представлением, но отказались наотрез принять в свои ряды столь слабого в сравнении с Севастократором мага. Тем не менее, они дали ему шанс в будущем еще раз испытать силы свои, так как видели в нем потенциал стать единорогом сильным и мудрым.

Но, как выяснилось впоследствии, битва еще не окончена была. Дракон шевельнулся, и…”

В конце опять стояло дежурное:

“Нестерм Летописец”.

Не особо задумываясь, Крэлкин стал с остервенением листать книгу вперед: история стала казаться ему надуманной и ненастоящей. Он не верил, что земные пони были под гнетом пегасов и единорогов, что единороги сами управляли движением ночного и дневного светил, а также втайне плели интриги, защищая себя от посягательств недостойных.

«Для достижения своих целей – они не стеснялись ничего: ни интриг, ни предательства. А что тогда оставалось делать простым единорогам? Стоять и молиться, чтобы огненный меч правосудия Аукторитаса не зацепил их? И что бы Селестия не говорила, но ее драгоценные пони – безвольные создания.

Их таковыми сделали и нельзя от этого просто так отвернуться. Только очень большое потрясение сможет их привести в чувство, заставить что-то делать, пытаться осознать свои ошибки и действия, повлекшие их за собой. Но что есть ошибка для этого мира? В нашем мире все просто: ошибка влечет за собой наказание. Любая ошибка, даже самый мелкий проступок, вплоть до неправильно сказанного слова карается от шлепка матери по заднице до лишения свободы и жизни.

И все думают, что они поступают правильно, безошибочно, наказывая того или иного человека. Считают, что им будет потом лучше жить в изгаженном мире. А все, что делается – это лишь правка мыслей под шаблон правильного и непоколебимого мира. Нужное для них достается на поверхность, а неугодное – отсекается, будто это что-то лишнее. Отсекаются, к сожалению, не только ненужные привычки, но и творческий потенциал. Это же, сколько гениев было уничтожено такой политикой Аукторитаса?»

Крэлкин вздохнул, скатился с постели на пол и встал на копыта. Библиотеку поглотил мрак и только его фонарь, одиноко возвышающийся на табуретке рядом с кроватью, был путеводной звездой в этом черном пыльном океане. За дверью послышался цокот копыт, и жеребец замер и даже задержал дыхание, чтобы никто не знал, что в библиотеке посторонний, хоть и понимал, что его страхи беспочвенные. Он посмотрел на дверь, из-под которой пробивался тонкой полоской желтоватый свет и прислушался. Цокот проследовал мимо и растворился в тишине.

Убедившись, что за дверью больше никого нет, Крэлкин осторожно подошел к виднеющимся очертаниям стола и, схватив несколько пирожных зубами, отправился назад. Жеребец заметил гротескную тень, пони, пляшущую под настойчивыми языками пламени керосиновой лампы. Он моментально понял, что тень принадлежит ему, но чувство, что за ним следят, начало закрадываться в его душу.

Добравшись до кровати, он аккуратно положил свою добычу на табуретку и осмотрелся. Его взгляд задержался на окне, где через неплотно зашторенное стекло пробивалась рваная картина звездного неба. Подойдя к нему, он посмотрел на белые точки, виднеющиеся сквозь облака, и попытался представить, как называются абрисы невиданных созвездий. Хоть он никогда и не мог понять, как у древних астрологов его мира в голове родились образы зверей, собранных из белесых точек, плавающих на бескрайнем черном полотне мироздания, да и не мог он их толком никогда рассмотреть, однако не отрицал, что так правильно и логично с какой-то стороны. Это, по крайней мере, позволяло морякам в древние времена ориентироваться в открытом океане. Но в век высоких технологий такое разделение на созвездия выглядело просто смехотворным.

Постояв около окна еще с минуту в попытках найти хоть какую-то знакомую с детства звезду, белый пони засеменил к кровати. Цокот разлился по всей библиотеке, умноженный стенами и потолком громадного помещения, и отозвался гулким эхом, замирая где-то вдали, над стеллажами. Крэлкин мгновенно замедлил ход, машинально склонил голову, прижал уши, и начал, словно вор, красться к кровати, стараясь не поднимать шума. По дороге он проклинал новое тело и, в особенности копыта, но сейчас понимал, что должен просто привыкнуть и мириться, нежели сетовать и пытаться что-то изменить.

Развалившись на кровати, он пододвинул книгу поближе, перевернул несколько страниц и начал читать. На глаза ему вновь попалась обветшавшая и изодранная летопись Нестерма, датированная 1512 годом до НПС и рассказывающая об уборке зимы. Начиналась она с какого-то письма. Он вспомнил, как участвовал в уборке осени, и его заинтересовало, как же убирают зиму. Надеясь, что он все-таки найдет способ остаться, жеребец хотел больше походить на простого земного пони, коим сейчас и являлся. Но то обстоятельство, что земные пони ранее были рабами, поколебало его представление о надежности этого мира.

“…вырасти и перестать помогать на полях, и заниматься тем, что мне нравится. Вот было же время, когда я был беззаботным жеребенком, а что теперь? Надо одеваться в какой-то нелепый костюм и идти с родственниками убирать эту треклятую зиму, как будто она сама не может уйти! Я не понимаю родителей и Севастократора. Ну, ладно, если даже она не может сама уйти, то почему ее не могут убрать без меня?

Хотя, может, это не так уж и плохо. Я опять увижу ее. Она прекрасна, даже когда усталая или злая. И у нее пока нет того самого, особого пони, с которым она бы хотела провести всю свою жизнь. Или есть, но я об этом не знаю? Что может быть хуже неопределенности и безраздельной любви? Наверное, ничего. Хотя, что есть любовь и можно ли без нее прожить? Как говорит мой отец: «Любить – значит желать другому то, что считаешь за благо, и желать притом не ради себя, но ради того, кого любишь, и стараться по возможности доставить ему это благо». Но это бред! Если ты любишь, то ты будешь хотеть быть вместе с этим пони. Разве это не очевидно? Как же все-таки, глупы мои родители…”

«Записки очередного пони, которого родители наставляют на путь истинный?» – фыркнул жеребец, и уже хотел было перевернуть лист, как следующие строчки приковали его взгляд, и он невольно прочел их:

“Я не должен был этого писать. Мне будет плохо, если это найдут. Может, сжечь это? Нет, я не могу этого сделать. Это проявление моих чувств. Но к кому? Неужели я сделал глупость и полюбил крепостную? Нет, любви не существует! Любви не существует…”

«Полюбил крепостную? И отрекается от собственных чувств? Нет, не отрекается – боится. Но эта записка не крепостного. Это, должно быть, записка единорога, который полюбил земную пони. Но неужели они не могут видеться? Они же живут на одном участке земли, пусть даже и большом. Странно это. Однако еще более странно то, что он боится, что его записи увидят».

Крэлкин призадумался о любви обоюдной и неразделенной. Но он был настолько далек от этого, что не мог даже определить их как следует. Он просто знал о существовании любви из книг, но ни разу не проверял на собственной шкуре, что же это такое. Он не был похож на своих сверстников благодаря тому случаю с собакой и не был готов отдать все свои знания и стремления в угоду безвольного существования под властью чувств. Он понимал, что любовь не несет ничего хорошего, а со временем и вообще пропадает, но он не отрицал, что именно эта “болезнь” необходима людям так же, как и воздух. Но, по его мнению, по прошествии чувств оставалось лишь легкое неприятное послевкусие, как от неправильно смешанного коктейля. Хотя даже и приятное послевкусие его тоже не устраивало, как конечный вариант отношений.

Крэлкин привык полагаться лишь на факты. Факты выверенные, непоколебимые и достоверные. О любви же ходили сплошь романтические истории о возвышенных переживаниях, воспевались серенады, совершались безрассудные поступки, только для того, чтобы привлечь внимание возлюбленной, но разводы по-прежнему существовали наряду с браками и, порой, происходили по самым банальным причинам, что казалось полным бредом, учитывая, каким сильным должно было быть это чувство. Посчитав, что он не сможет найти никого достаточно сильного, чтобы она смогла разделить с ним все тяготы и вынести его несносный характер, бывший человек пошел по прямому пути: не искать никого. И тогда он отрекся от всего мира и стал одиночкой. Единственным мостом между его внутренним миром и миром окружающим – был Альтус, который терпел его и по возможности помогал.

Его и Альтуса отношения он тоже не мог назвать громким словом “дружба”. Альтус изредка на него орал, бил, вправляя, как говорил спортсмен, мозги. Конечно, белый жеребец помнил, что ему никогда не доставалось от друга, как тогда, в больнице, но это еще больше заставило его думать о дружбе, лишь как о корыстном использовании друг друга. Альтус никогда, или почти никогда, не понимал бывшего мага, но тот и не просил этого. Ему была необходима только поддержка, которая исходила от его ”друга”, а Альтусу нужен был достаточно умный, но слабый человек в противовес его силе и недалекости.

Выбросив весь мусор из своей головы, Крэлкин прочел еще один, последний сохранившийся, абзац из письма:

“Я так и не смог его сжечь. Его нужно куда-то спрятать, чтобы никто не нашел. Ни единороги, ни крепостные, ни даже я сам! Где-то я видел заклинание забвения. Необходимо немедля его выучить и забыть все, включая свою любовь к этой земной пони. Не хочу я жить с этим. Я должен быть как все. Пусть здесь хранятся последние воспоминания о прошлом мне. И это будет последнее упоминание обо мне настоящем…”

Крэлкин ничего не смог сказать об этом. Отношение к крепостным в обществе помещиков он уже немного сформировал. Единороги не должны были якшаться с ними. Но он не понимал, чем это обусловлено. Пусть они и были подневольными, но все равно были пони. Что же стало причиной такой неприязни друг к другу – не написано. Да чужак и не хотел сильно лезть в это дело и срывать покровы с неинтересных ему моментов истории. Пока что тех знаний, которые он получил по этой теме, было достаточно и вполне удовлетворило его интерес и жажду познания.

После письма шла сама летопись, датированная тем же годом, известного летописца:

“Зимняя уборка проходит силами совместными единорогов и земных пони. Не занимаются единороги тяжелым трудом физическим. Мы очищаем от снега деревья, крыши домов, разбиваем лед на реках и озерах магией.

Земные же снег с полей собирают и увозят в сторону, очищают землю от снега у домов своих, сбивают сосульки. За работой их наблюдают единороги. В основном, это те, которых у земных забрали или же в Хэлоте купленные.

Расчищая улицу, крепостные обязаны голову пригибать и не смотреть на помещика или его отпрысков. За такое неуважение холопа уводят в сторону и плетьми хлещут потому, как единорогам противно на любое насилие смотреть, хотя и оставлять без внимания такие проступки тяжкие не можем”.

«Посмотреть на помещика или его отпрыска – тяжелый проступок? Ну, тогда понятно, почему так нервничал тот единорог, написавший письмо. Если холопов били за то, что они просто бросили взгляд на помещика, то любопытно было бы узнать, что сделали бы единорогу, влюбись он в земную пони? Неудивительно, что он пошел на кардинальные меры и использовал заклинание стирающее память. Какое-то уж очень предвзятое мнение у единорогов было к своим крепостным. Благо, сейчас все отреклись от тех стереотипов и ненужных ухищрений. Разве что только кьютимарки…».

Хоть Крэлкин и понимал, что любому обществу необходимы определенные модели поведения, которые будут сдерживать природную агрессию индивидов и перенаправлять их энергию в нужное русло, но все равно, он не хотел признавать такое общество, как нормальное. Обратившись к книге, он продолжил свое занятие.

“Единороги Дарквуда не пускали к себе в замок земных пони и сами убирали там снег. Они опасались, что кто-то в крепостного влюбится, и тогда могут проблемы возникнуть не только у влюбленных, но и у всей семьи.

Как правило, земные пони лишь изредка видят детей хозяйских: только в такие важные дни, как уборка зимы, уборка осени, празднование обоих солнцестояний или когда уходят Господа на главный бал.

Помещики на время уборки зимы выдают своим крепостным инструменты специальные, чтобы тем было убирать снег легче, и за пределы полей его вывозить”.

«Интересно. Значит, тот единорог был прав. Он просто не хотел подставлять ни себя, ни семью. Но, тогда какую же любовь он испытывал? Не любовь, а просто влечение. У нас в мире довольно часто путают эти чувства. Или же не путают? Как трудно порой жить. Но надеюсь, что эти трудности кончились. Мне остается лишь переубедить Селестию, что я не должен возвращаться назад, либо сорвать ее план по моей отправке. В конечном счете, я останусь так или иначе, а способы реализации моей задумки не имеют значения».

“После уборки снега длительной единороги убирают облака специальным заклинанием. Если в семье никто таковым не владеет, то запрос в Аукторитас посылают, чтобы поместью выдали специально обученных единорогов.

Как только с облаками покончено будет, крепостные начнут обрабатывать поля и засаживать их запасенными семенами. Зачастую семена готовят сами единороги, но и земные пони тоже имеют свои запасы семян, которые сажают, на своих полях”.

«Если все действо уборки осталось неизменным, – прервался на мгновение Крэлкин, – то кто теперь занимается облаками? Пегасы? Или все-таки единороги пользуются древними своими наработками? Было бы интересно почитать, как убирали зиму в стане пегасов.

Интересно и то, почему в Юникорнии не было армии, а какие-то “специальные единороги” были. Но кто состоял в рядах этих “специальных единорогов”? После прибытия в этот мир я еще не видел никаких специализированных образований пони, не то, что единорогов. Даже поля убирают горожане. И тут встает вопрос: на чем они специализировались? Если они знали такие заклинания, как уборка облаков с неба, то почему бы им не знать о таких заклинаниях, которые бы могли убить? Их можно было бы прекрасно использовать для тайных боевых операций. Хотя, полагаю, что там, в основном, сидели единороги, которые подстраивали что-то и плели интриги внутри государства».

“Все действо это занимает от нескольких дней до недели. Если уборка зимы затягивается, то специально обученные единороги, по указанию Аукторитаса, помещикам местным помогают за...”

«Опять "специально обученные единороги" Аукторитаса. Но теперь они уже помогают помещикам полностью избавиться от зимы. Они же тогда могут контактировать с земными пони. Неужели предрассудки на счет того, что нельзя даже смотреть на единорогов, на них не распространялись? Возможно, но тогда они принадлежат отдельному слою населения, которое жило по иным законам».

Пытаясь собрать в голове информацию о новом ответвлении единорогов, белый жеребец потянулся и невольно зевнул. Время было уже позднее, и глаза сами непроизвольно закрывались. Мысли в голове путались, да и общее состояние оставляло желать лучшего. Тряхнув головой, Крэлкин вернул себе некоторую способность соображать и вновь принялся читать, перевернув сразу большую кипу листов.

Документ, на который он попал, датировался 1502 годом до НПС и также был не в лучшем состоянии.

“В середине лета засушливого всех крепостных неизвестная хворь свалила. Единороги моментально забили тревогу и отгородили от них свои семьи.

Напряженность росла с каждым днем. Обеспокоенные сложившейся ситуацией помещики, начали самостоятельно изыскивать методы борьбы с проблемой. Но так как никто не знал даже о том, откуда пришел недуг, то и многие единороги тоже заболели, контактируя с больными крепостными, чтобы определить, чем же те больны. Их так же изолировали ото всех и стали пристально наблюдать, используя заклинания защитные.

Единороги заболевшие утверждали, что у них болят легкие, что им тяжело дышать. Их мучил тяжелый сухой кашель, нередко сопровождавшийся кровохарканьем. Говорили они с трудом, а голос их дрожал. Позже у них начались сильные мигрени, и стало саднить горло, невлада с ними сталась, и дрема постоянная их одолевала.

Сейчас Аукторитас собрал команду специальную для исследований неизвестной хвори, но многие холопы уже погибли. Больные единороги держатся покамест, но уже отмечено было три случая смертельных. Потеря многих земных заставила помещиков вплотную заняться здоровьем их. Они изолируют захворавших крепостных и стараются облегчить боли им специальными заклятиями, стараясь им лекарства давать в надежде, что какое-то, да подойдет. Все делается, дабы выжили они до того, как единороги Аукторитаса панацею найдут”.

«Массовая болезнь? Вроде чумы что ли? Ну, они хотя бы пытались помочь земным, а не просто тупо изолировали и ждали, пока те сдохнут. Так. Как-то я стал негативно смотреть на все это. Единороги неплохо заботились о своих крепостных. По крайней мере, не бросили их один на один с болезнью. Но вот почему? Если они сильно зависели от них, то они не могли просто сидеть в своем имении и ждать, пока все земные пони перемрут. Вынужденная мера, как я полагаю. А что бы сделали у нас в мире? Ядерная бомба на очаг заражения и изоляция целых городов с инфицированными особями, чтобы они там сами тихо передохли? Вполне реалистичный сценарий подобных событий».

Дальше Крэлкин увидел несколько маленьких отрывков:

“…единорогов заболевших изолируют ото всех остальных, дожидаясь разрешения проблемы…”

“…времени. В ходе исследований выявлено было четыре фазиса развития болезни:

В первом фазисе происходит воспаление…”

“…не больше двух недель, то процесс будет необратим.

Сразу же приступили к разработке снадобья против недуга этого. Аукторитас принимает участие в разработках активное. Также и Севастократор пытается сотрудничать с соседними странами, которые в медицине сведущи лучше единорогов.

Драконы, воспользовавшись моментом, зашевелились и нападать на земли Юникорнии начали, воровать обессиленных крепостных и пожирать. Сегодня Севастократор объявляет военное положение в волостях ...”

«Драконы нападали и пожирали крепостных? Они ведь сами заболели бы, и умерли, разве нет? Неужели они настолько глупы? Почему же тогда Спайк кажется нормальным? Или это только кажется? Единороги встали на защиту обездоленных. Да и Севастократор отреагировал адекватно и даже попросил помощи у соседних государств, которые разбираются в медицине лучше единорогов. Жаль, что куска текста нет и непонятно, помогли единорогам другие расы или нет. Да и неплохо было бы узнать, что за расы были умнее единорогов в медицине, но копытить историю я не хочу».

“...увенчалась успехом, драконы перебиты, а Аукторитас, разработав вакцину, активно в жизнь воплощает программу по излечению и стабилизации…”

«Почему-то сложилось впечатление, что помощи Аукторитасу никто так и не оказал. Но единороги сами справились с заражением, что похвально, особенно, если учесть, что их постоянно атаковали драконы. Вот еще что интересно: кто же сдерживал драконов, если армии не было? Сколотили временное военное образование из их "специальных единорогов"? Тогда получается, какие-то военизированные отряды в Юникорнии все же были, причем сильные, если принять во внимание то, что единорог, который заинтересовал Аукторитас, не справился с чешуйчатым зверем».

“…и земные заботой окутаны. Единороги отстранили холопов всех от работы на полях и принудили лечение проходить. Крепостные, довольные отдыхом от работы, проходят курсы интенсивного врачевания и реабилитации под контролем групп единорогов-медиков. Тем, к кому эта группа еще не дошла, разослали таблетки, которые развитие хвори останавливают. А другим…”

“Нестерм Летописец”

«Счастливое разрешение конфликта. Разве могло быть иначе? Хоть и со смертями, но единороги все-таки выжили и крепостных спасли. Но было бы интересно узнать, сколько всего погибло пони. Можно было бы тогда составить некоторую картину общего развития единорогов и земных пони. Хотя, наверное, корректнее говорить о развитии лишь единорогов, ведь земные пони не могли развивать ни науку, ни культуру. По крайней мере, не так, как единороги».

Крэлкин перевернул страницу в поисках интересующей его статистики, но обнаружил письмо, написанное неровным почерком, будто писали его в спешке и при сильных эмоциях. Жеребец тут же определил эти эмоции, как негодование, переходящие в гнев. «В такие моменты человек становится откровенным и не задумывается, о чем говорит», – напомнил он себе и заинтересованно просмотрел на желтый лист бумаги с небольшой надписью “1497 год до НПС”, понимая, что много новой информации он вряд ли сможет увидеть. Общее представление картины жизни единорогов чужак уже составил, оставалось только украсить его деталями и некоторыми изысками, которые могли изменить представление о жизни отдельных пони и общества в целом. Он не исключал, что подобная информация может быть бесполезной, но она также могла оказаться и скрытым кладезем.

“На имение Боедел. Хорину Серебророгому.

Почему меня заставляют работать на полях? Почему нас всех заставляют работать на полях? Отец, это несправедливо. Это работа земных холопов, а не благородных жеребцов, вроде меня. И почему я должен работать с Форесом? Он ничего не смыслит в том, что нужно делать. Еще я хочу знать, почему ты назначил главным его, а не меня, ведь я старше.

Отец, выпусти крепостных. Мне все равно, что думает об этом Севастократор. Он лишь запугивает нас страшными болезнями, меж тем мне не довелось увидеть ни одного смертельного случая. То, что нам говорят, нуждается в аподиксисе . Нельзя верить всему, что слышишь!

Почему раньше нас держали взаперти в доме, не разрешали гулять, а сейчас выгнали на улицу и заставили копаться в грязи, как холопов? Мы – благородные. Древний порядок таков: мы охраняем их от бед, за что они кормят нас. Нарушать его нельзя, иначе мир погрузиться во тьму и анархию. Они не могут без нас потому, что лишь единороги имеют силу и ум. Отец, мы умнее крепостных, но ты заставляешь нас делать их работу? Это несправедливо.

Ты помнишь Плам, отец? Мы встречались до того, как ты оставил меня взаперти. Теперь же она с другим жеребцом, потому как решила, что статус нашей семьи столь низок, а состояние столь мало, что сами господа вынуждены в поле надрывать ноги и спины. И все из-за каких-то дурацких земных и их болезни! Почему бы им самим не справиться с ней, а нас оставить в покое?

И вообще, почему ты снизил их оброк и разрешил не отрабатывать корви ? Мы работаем за них, а они должны платить меньше? Отец, это неправильно, и ты это понимаешь. Обяжи крепостных платить больше. К тому же их надо наказать, ведь из-за своей болезни, они погубили урожай. За это ты должен приказать высечь плетью каждого! Прошу, не пускай все на самотек.

В целом, отец, если ты не выпустишь земных пони сегодня к вечеру и не заставишь их работать, то это сделаю лично я. Я не намерен быть таким же слабодушным, как ты. Я буду требовать от своих крепостных того, что положено мне по праву рождения.

Возможно, поэтому ты выбрал Фратера? Не только потому, что он старше, но и потому, что он похож на тебя. Я сделаю все, чтобы имение не перешло в его копыта. Он угробит то, что наш род создавал веками. Я не могу позволить этому случиться. Пускай, единороги передают имения старшему сыну, но не достойному. Но, отец, Фратер уничтожит имение. Будь благоразумен, отдай земли мне!

Твой сын, Ледер Смотрящий”.

«Письмо сына отцу? Видимо, составленное, когда земные пони проходили лечение и молодые единороги обрабатывали поля вместо них. Гневное послание юнца, который хотел показать, что пойдет на крайние меры, чтобы восстановить справедливость в его имении, должно было показать отцу, что тот неправ, и добиваться цели стоило, не потакая крепостным. Но это неинтересно, интересен момент наследования имения. Земли и имущество передавались только старшему сыну? Что ж, это не ново. Такое право наследование и у нас в мире было. Но отдать земли неподготовленному или глупому юнцу – крах имения, как и писал этот Ледер».

Крэлкин перевернул несколько десятков старых документов, чтобы выбраться из упоминаний о болезни и выудить еще хоть что-то полезное о единорогах. Он все еще хотел найти такое, что разрушило бы его представление о “хороших” единорогах, выбило из-под их ног устойчивую почву и низвергло наземь. Вот тогда он смог бы окинуть полностью всю картину целиком и понять, где же он сделал неверное допущение в своих суждениях на счет рогатых существ. Он понимал, что где-то упустил какую-то деталь, но не мог найти ее.

Следующий документ, который попался на его глаза, датировался 1493 годом до НПС.

“…не жаловали. Бывало порой для потехи, заставляли биться их между собой, они зело худые и голодные, что смотреть на них страшно. Все в грязных, порванных одеждах, с утомленным и заискивающим взглядом зверя. Смотрят друг на друга, будто на добычу и выжидают, когда второй отвлечется. Мешки под глазами устрашающе выглядят, а хромота есть практически у всех.

На мордах у них множество ран, царапин и шрамов глубоких, а уши все иссеченные, будто их, не переставая, били плетью долго. Хлещут их, что есть сил, да так, что и ослепить раба бедного могут. Губы и щеки все посечены и некоторые нормально есть не могут потому, что еда вываливается изо рта. Ноги у них тоже все в шрамах грубых. Это их били, чтобы рабы о побеге даже не задумывались.

Гриву срезали, и порой нельзя опознать было даже, кобыла перед тобой или жеребец…”

«Это что за… Как это вообще понимать?! Это единороги делали со своими крепостными? Да быть того не может! Или все же может? Нет, не может! Единороги вытерпеть не могли, когда перед ними просто пару раз хлестанули крепостного, а такие ужасы. Они не могли их сотворить. Да и голодных крепостных у единорогов, уверен, не было, ровно, как и ужасных. Как же тогда в такое можно влюбиться? Нет, это не могли быть единороги. А это вообще про них-то написано?»

Крэлкин посмотрел в конец страницы и увидел в конце исторического документа примечание, что текст написан Нестермом Летописцем. Все еще не веря глазам, он вернулся назад и принялся читать дальше.

“У некоторых на лбу можно увидеть остатки спиленного рога. Жуткое зрелище. Внутри оставшегося отростка кости – дыра, будто можно и мозг через нее увидеть. Нередко там что-то гноиться начинает и источает неприятный запах. Рабы такие долго не живут, а в агонии и мучениях умирают. Тех же, кто чудом выживает, каждый день бьют забавы ради, а ра…”

«Нет, это точно не единороги Написано про рабов, а единороги своих земных пони так не называли. Значит, это пегасы? Но неужели они так плохо обращались со своими… рабами? Они же не смогут выжить в таких условиях! Кто работать-то будет?»

“…подрезали крылья. Иногда, как и в случае с единорогами, крылья у них начинают болеть и гноиться. Тогда “радивые” пегасы, не задумываясь, избавляют оных от “ненужных” конечностей. После зверства такого выживают единицы, а те, кто выживет, болеют много и живут гораздо меньше…”

«Значит, это все-таки пегасы. Но почему о них писал Нестерм? И почему они так обращаются с другими пони? Особенно с единорогами и пегасами? Неужели было необходимо отрезать им рог и подрезать крылья? Единороги после такого точно уже не могли колдовать, а пегасы, если правильно подрезать, крылья, перерезав каналы албидо стилла, не смогли бы летать. Но почему такие меры? Неужели у пегасов рабы были и единорогами, и пегасами, и земными пони? Не могу в это поверить. А как они разбирали, что этот пегас "правильный", а другой – нет? Все это странно и ненормально.

Жуть, в общем. Неужели и в нашей истории были такие моменты? Я бы даже, наверное, говорить с подобным уродом не смог, не то, чтобы дружить. Как не противно осознавать, но эти рабы были так же ничтожны, как и их хозяева. И как они любили? Или они были лишены этого чувства начисто? Хотя, наверняка лишены. Если описание Нестерма правильное, то получается, что жизнь раба у пегасов ничего не значила, а их численность позволяла даже калечить оных. Но почему их так много? Как они размножались? Неужели принудительное спаривание? Или же им просто не запрещали делать это, и рабы вольны были случаться прямо на полях, на глазах у своих детей и остальных… пони?»

Переведя дыхание и, на время, прикрыв глаза, Крэлкин представил перед собой картину общества пегасов, но тут же выбросил ее из головы. Ему даже читать о подобном не хотелось. Такие звери просто не смогли бы нормально жить. Таких личностей бывший маг всегда сторонился и старался даже не связываться. Все же пересилив рвотные позывы, он вновь уткнулся в старинные записи и продолжил чтение:

“Боятся рабы пегасов больше всего на свете. Особенно страшатся, когда приходят и забирают небольшую группу жеребцов. Их ведут на арену, где, под улюлюканье толпы, дерутся они против мантикоры или грифона. Никто не выживает на таких побоищах кровавых, зато пегасы после подобного в хорошем расположении духа находятся и меньше рабов бьют.

Если пегасы чью-то оплошность обнаруживают, провинившихся рабов тот час же убивают. Нередко убивают и целыми семьями. Способы убийства пегасы изобретали под стать своему кровавому образу жизни. К примеру, они могут заживо сдирать с жертвы шкуру, пока та еще не умерла. Или отрезали понемногу от каждой ноги, начиная с копыта и продвигаясь к туловищу, отчего раб умирал от болевого шока или большой кровопотери. Порой земных заживо поджигали. Могут и бросить раба живого в масло кипящее или смолу. Нередко их заживо в землю закапывают. Но самой любимой их казнью является та, когда особо провинившемуся рабу надрезают брюхо, и кончик кишок через рану вытаскивают. Затем к столбу его прибьют, и идти казнимого вокруг него заставляют. Коли тот не пойдет, то умрет в муках медленных, а ежели пойти решиться – то муки его быстрее кончаться, но зело страшные будут. Бывало, что их забивает копытами кто-то из пегасов, дабы милосердную смерть даровать, если на то их воля будет.

И всегда останки трупов скармливают мантикорам, что выступают на арене…”

Крэлкин судорожно сглотнул и отодвинул книгу. Что-то внутри у него сжалось в комочек. Он вспомнил то время, когда был еще ребенком. Он был маленьким и беззаботным, радостным мальчиком. Он любил читать, и ему в руки попалась приключенческая книга. Он уже даже не помнил, как та называлась, но одна сцена из нее врезалась в его память на всю жизнь. В те времена, при любом упоминании о ней, он вздрагивал и закусывал губу, чтобы отвлечься от той лжи, в которую он не хотел верить. Сейчас, став безразличным циником, он уже ничего не чувствовал, вспоминая ту картину, но тогда он прочувствовал все сполна.

Подробная сцена "расчлененки" живого человека вначале резанула его глаза, потом сердце, а потом его руки затряслись, и он, как во сне, пошел с книгой на пустырь и сжег ее. Он не хотел, чтобы такая литература вообще была в его небольшом детском мире, ему не нужны были такие жестокие откровения, такие подробности темной стороны жизни. Он не понимал, как такое можно читать, и у него в голове даже не укладывалось, как можно было такое написать своими собственными руками. Он понимал, что для написания подобного, необходимо либо иметь очень хорошую фантазию, либо пройти через подобное. И правдоподобное описание мелочей, со всеми анатомическими особенностями, со всеми нюансами человеческого тела говорило ему, что автор на самом деле занимался этим в жизни.

После этого случая он не мог несколько недель спокойно спать потому, что как только он закрывал глаза, ему виделся образ психа с ножом в руке, который стоит над своей прикованной цепями жертвой и сухо смеется. А жертва кричит, плачет, умоляет прекратить и отпустить, но палач смотрит на него налитыми кровью глазами и подходит, чтобы начать свои бесчеловечные пытки. Крэлкин будто перед глазами видел, как холодная сталь клинка врезалась в хрупкое человеческое тело, слышал, как жертва истошно вопила от боли и как звон цепей разливался по затхлому темному помещению, пропитанному запахом крови и разложившейся плоти. И слезы непроизвольно лились у него из глаз, а сердце гулко отбивало чечетку. Один раз его забрали в больницу с диагнозом “аритмия”, но никто так и не смог точно сказать, что же послужило причиной. Никто, кроме него самого.

Какое-то время Крэлкин вообще не мог подходить к книгам, опасаясь, что вновь попадет на подобные сцены насилия. Но потом он начал читать энциклопедии для детей, позже – познавательные книги и, в итоге, вернулся к обычной жизни, стараясь обходить подобные описания и литературу вообще. Затем, он стал черствым. И ему уже было попросту все равно.

Закрыв глаза, Крэлкин лишь вздохнул, понимая, что когда он пришел в мир пони, в нем что-то поменялось. Он был циничной личностью, но даже для него описание таких откровенных сцен жестоких убийств было чересчур. Лишить кого-то жизни он при необходимости, конечно, мог, но сделал бы это быстро, чтобы никто не мучился. То же, что творили пегасы, было для него немыслимо, это выбило его из колеи. Многие фильмы ужасов, которые он смотрел сам или с друзьями показались ему неудачной пародией на быт пегасов, а маньяки-убийцы – жалкая инкарнация крылатого пони в теле человека. То, как убивали эти монстры, отпечаталось в сердце и мозгу новоиспеченного жителя Эквестрии, ничего не понимающего ни в мотивах пегасов, ни в их мировоззрении.

«Какими бы пегасы не были, но они изменились», – напомнил себе Крэлкин, но легче от этого ему не стало. Мутный осадок наложился на двух знакомых крылатых пони, и теперь они, наверное, никогда не смогут очиститься в его глазах, хоть и были совершенно непричастны к тем ужасам. Он понимал, что нельзя судить отпрысков по родителям, но жестокость – генетическая болезнь, передающаяся половым путем. И вычиститься от нее можно только уничтожив носителя этого недуга.

Бывший маг заметил, что он начал многое вспоминать, после того, как попал в мир пони. Вспоминать то, от чего он отрекся в своем мире, от детских страхов, которые его преследовали, от неприятных моментов, которые ему пришлось испытать в жизни. Вспышки эйфории также были неприятны. Они вынимали наружу все то, что у него хранилось в глубине души, запертое под надежным замком и опечатанное семью печатями. Он начал испытывать те чувства, о которых намеренно забыл. Он уже давно не испытывал чувств жалости или сожаления, страха или всепоглощающей радости, и уже практически не помнил о них. И не хотел вспоминать ради сохранения собственной личности, которую он выстраивал годами. Но здесь все его нутро начинало переворачиваться и выворачиваться наизнанку, рваться наружу, и ему это не нравилось. Он хотел сопротивляться, но не мог. Его дух и мораль начали ломаться. Возможно ли, что на него воздействовали неизвестной магией, о природе которой он даже не подозревал?

Мотнув головой и попытавшись привести мысли в порядок, и выкинуть все ненужное из головы, он перевернулся на другой бок и передвинул книгу, чтобы было удобнее читать. «Похоже, что наши миры мало чем отличаются. Кроме конечного результата, разумеется. Мы живем в том болоте, о котором рассказывает их история, они же переросли его и стали… И кем же стали пони? Безвольными рабами, которым нужны только чудеса и авторитет, или же сильными, свободными индивидами, которые познали вкус к жизни.

Нет, они не познали вкус к жизни и никогда не познают, так же, как не смогли и люди. Селестия убрала источник боли и страдания, забрала ту часть существования разумного создания, которая необходима для понимания целостного счастливого бытия. И теперь пони наверняка кажется ужасом нашествие каких-нибудь паразитов или сход снежной лавины. Стихийные бедствия для моего мира – необычное явление, но здесь, в мире пони, такого не может быть в принципе. Тут ежечасно следят за погодой, не говоря уж о земле. Пропавших без вести пони, избитых или убитых быть не должно. Но как они добились этого? Неужели тотальным контролем?»

Еще немного обождав, пока яркие картины кровавых убийств не оставят его, он открыл глаза и еще раз пробежался взглядом по последнему абзацу, пытаясь воспринять его лишь умом, но не эмоциями; он пытался найти мотивацию таким жестоким убийствам, но не находил. Он полагал, что пегасов просто очерняли, но не нашел ни строчки в их оправдание. Пегасы убивали, убивали жестоко и беспощадно. Вероятно, даже наслаждаясь подобными зверствами, но Крэлкин не мог понять, что же все-таки стало причиной такого поведения. Собравшись с духом, жеребец прочел еще один абзац:

“…в ночь звездную вывели их, да спариваться им приказали. А сами смотрят, жрут и смеются. Рабов заставляют до утра это делать, с кем попало. Нет пар никаких, никакой любви, никаких чувств, лишь спаривающиеся изуродованные самцы и самки. А потом, под утро, уводят только кобыл, а жеребцов обессиленных бросают на поживу волкам древесным.

Так пегасы по…”

С негодованием перевернув сразу большой ворох документов, жеребец удивился, что он вновь почувствовал эмоции. Над ними преобладали возмущение и даже бешенство от того, что он узнал: об издевательствах над незнакомыми ему существами, пускай даже те умерли давным-давно. Словив себя на мысли, что, прочитав подобное про людей, он даже бы и бровью не повел, он непроизвольно понял, что его сознание стало принимать новый мир по-другому, но он даже не понимал, почему так получилось.

Ожидая, пока нахлынет волна эйфории, предположительно вызванная мощным заклинанием Селестии или какого-нибудь “специального” единорога, Крэлкин задумался над тем, чем же теперь стала для него Эквестрия. По непонятным для него причинам, страна пони превратилась из обычного укрытия в нечто большее. Вливаясь в общество Понивиля и борясь с приступами эйфории, он упустил из виду, что существует неприятное последствие столь длительного контакта с чем-либо: привязанность.

Избегая этого в своем мире, белый жеребец с осторожностью и неким цинизмом относился ко всему, с кем и чем он контактировал. Здесь же, в мире пони, он отвлекся и забыл, что это необходимо контролировать. Попав под действие этого неприятного обстоятельства, Крэлкин все же пока не торопился избавляться от этого чувства привязанности. Он отдавал отчет себе в том, что это необходимо как-то пресекать, но делать подобное не был намерен, по крайней мере, в ближайшее время. Возможно, что это могло бы стать припрятанным в его рукаве козырем против Селестии. Он надеялся, что она поймет, насколько Эквестрия врезалась в сердце Крэлкина, и не сможет отправить его назад. Но на это он сильно не надеялся. Вспомнив, как Твайлайт и ее подруги не сжалились над ним, когда разрывали пространство вместе с Трикси, жеребец понял, что не сможет тягаться с правителем целой страны на ее же поле боя в прямом противостоянии, и продолжил искать слабое место принцессы.

Так и не дождавшись эффекта от воздействия заклинания, которое должно было вывернуть его чувства наизнанку, Крэлкин начал листать историю дальше, пропуская все документы, заляпанные и перепачканные какими-то пятнами, не то от слез, не то от крови, а не то и чем похуже. Он остановился на относительно новой подшивке листов, собранных вместе холщевой нитью и выглядевшей наподобие самостоятельной книги, вложенной в историю. На первой странице было аккуратными словами выведено: “Сравнительный современный анализ быта и строя общества пегасов и единорогов довендиговской эпохи”, а в углу, как и у всех документов в истории стояла дата: 513 год.

«Квинтэссенция мыслей? – подумал жеребец. – Краткие выдержки из всей этой старинной литературы? Да, это то, что мне необходимо. Просто быстро пройтись по двум-трем пунктам, чтобы понять, кем же действительно были пегасы и единороги древности. Да, интересно будет глянуть, как жили крылатые пони, минуя ту мерзость, на которую я наткнулся в летописях».

Однако жеребца уже начинало клонить в сон, и, прикоснувшись головой к подушке, он тут же заснул.

II

Твайлайт сидела напротив Принцессы Селестии в большой зальной столовой перед длинным накрытым белой скатертью столом и смотрела, как ее учительница неспешно ест сено, запивая его апельсиновым соком. Перед единорожкой тоже стояла серебряная тарелка, рядом с которой лежали ложка, вилка и нож, но пока она еще не притронулась к еде. Ее живот был скручен от напряжения, а мордочку искривила судорожная улыбка. Она помнила каждый из тех случаев, когда Селестия сама звала ее на серьезный разговор, и каждый раз это не давало ей покоя.

Большие окна пропускали яркий утренний свет, освещая улыбающуюся мордочку принцессы, явно наслаждающейся трапезой. Коронованная особа брала небольшие порции еды и тщательно, подолгу пережевывала пищу. Твайлайт отвлеклась от своего ментора и обратила взор на знакомые с детства окна, некоторые из которых были выложены мозаикой, составлявшей непонятные ей до сих пор образы. Витражи играли лучиками света, окрашивая их и каменный пол мягким разноцветным светом. Несмотря на размеры помещения, в нем было тепло и уютно.

Твайлайт была одета в лиловое вечернее платье, которое ей сшила когда-то Рарити. Она постоянно поправляла его, боясь показаться правительнице неопрятной, но казалось, что Селестия не замечает этих неловких движений.

Тарелка принцессы постепенно опустела, и она промокнула уголки рта белым платочком и аккуратно положила его рядом с тарелкой. Лиловая пони судорожно сглотнула, понимая, что сейчас состоится разговор. «Что же хочет узнать Принцесса Селестия? О чем хочет поговорить? Что хочет поведать? Неужели ее беспокоят проблемы с чужаками? Эту проблему необходимо решить раз и навсегда!»

– Твайлайт, почему ты не притронулась к еде? – ласково спросила августейшая, чем вызвала недоуменный взгляд своей ученицы. Единорожка ожидала совершенно другого вопроса, не связанного с трапезой.

– О, спасибо, но я не голодна, – моментально отозвалась кобылка. Она пыталась собраться, вернуть себе уверенность и твердость, но что-то тревожило ее в намечающемся разговоре.

– Ты чем-то обеспокоена? – вновь спросила принцесса.

– Конечно, нет, – махнула пони копытом, как если бы она общалась с бывшей подругой, а не с правителем страны и своим учителем. Однако внезапно поняла, что поступила достаточно вульгарно для такого приема, и спрятала ногу под стол, виновато улыбаясь.

Селестия тепло улыбнулась ученице, и та немного расслабилась.

– Как поживает Спайк? – спросил аликорн.

– Замечательно. Он мне очень помогает в учебе.

– С ним все хорошо?

– Конечно, а что с ним может быть не так? – озадачено поинтересовалась лиловая пони.

– Крэлкин и Альтус с ним подружились? – уже серьезнее спросила Селестия.

«Неужели это то, о чем хочет поговорить принцесса? Подружились ли Крэлкин и Альтус со Спайком?».

– Крэлкин с ним неплохо ладит, – заверила единорожка. – Альтус не очень, но он дружит, с другими пони.

– С кем? – поинтересовалась венценосная.

– Ну, он дружит с Флаттершай и ЭплДжек, – сказала уверенно Твайлайт. – С Рэйнбоу Дэш они ведут себя как-то странно: то дружат, то нет. Я не понимаю, что происходит между этими двумя пегасами. А еще он защищал Флаттершай, когда ее обидели на рынке. Он хороший пони… в смысле, людь… то есть, человек.

Ученица Селестии вздохнула, пытаясь сбросить с себя напряжение, но оно лишь навалилось на нее с новой силой.

– Значит, Альтус нашел себе друзей, – подвела итог принцесса. – Даже Флаттершай защитил.

– Да, – подтвердила единорожка, преданно смотря на своего учителя и ожидая следующего вопроса.

– А как он себя ведет по отношению к другим?

Библиотекарша задумалась. Что она могла сказать о том пони, с которым почти не общалась, кроме того, что она знала от подруг. Альтус казался ей не очень общительным и все, что она видела – как чужаки ругаются или разговаривают друг с другом. «Он часто ходит к Флаттершай и ЭплДжек. Они говорили, что он помогал им и никогда не мешал. Да и, учась летать, он не мешал другим пегасам, его даже в городе не было».

– Он старается никому не мешать, держаться в стороне. Правда, он Крэлкина побил в больнице… Но он тогда меня защищал, – быстро добавила лиловая пони, как только увидела нахмурившийся взгляд Селестии.

– Защищал тебя от Крэлкина? – переспросила ее принцесса.

– Ну, да, – нехотя сказала Твайлайт. – Крэлкин… неприятно со мной общался, и он… заступился.

– И довел дело до драки? – спросила белая кобылка.

– Крэлкин обидел не только меня, но и Флаттершай… – добавила пони, понимая, что, выгораживая Альтуса, она низводит его друга.

– И что же он сказал? Что обидело ее?

– Он сказал, что Флаттершай и Альтус… ну, что они… ну, в общем… как бы вместе… – неуверенно произнесла Твайлайт, отведя взгляд от аметистовых глаз своей наставницы, и слегка покраснела. Она не хотела говорить, что на самом деле говорил бывший маг. Она чувствовала себя виноватой, обвиняя одного и защищая другого, но понимала, что по-другому сейчас было нельзя. Только правда должна быть поведана правителю Эквестрии, но полную правду она говорить была не готова.

«Если принцесса узнает, что на самом деле сказал Крэлкин, то его могут бросить в тюрьму! Или отправить в изгнание. Хотя нет, его не могут отправить в изгнание, ведь его надо вернуть. Но его могут бросить в темницу и не выпускать до момента возвращения. Он, конечно, не такой, как другие пони: грубый, бестактный, иногда, агрессивный. Но это ведь не повод, чтобы запирать его в клетке. И к тому же он начинает становиться моим другом…».

– Крэлкин с кем-то подружился, кроме Спайка? – сменила тему Селестия.

«Подружился ли он с кем-то еще? Я даже не уверена, что его дружба со Спайком – это та дружба, о которой мы говорим. Он не верит в дружбу, так может ли он дружить по-настоящему? Вероятнее всего, что нет. Но Крэлкин порой бывает сам не свой. Он несколько раз на меня смотрел не как друг, а как влюбленный. По крайней мере, так этот взгляд характеризовался в книгах, которые я читала. Но неужели он… Нет, он не мог…»

– Думаю, что он не только не подружился, но даже отдалился от своего единственного друга, с которым пришел. Они, конечно, с Альтусом не ладили с самого начала, как только попали к нам, но сейчас они еще и подрались. Я даже не могу понять, что между ними происходит. Они говорят, что они друзья, даже лучшие друзья, но на самом деле оказывается, что они могут побить друг друга. Возможно, мы их не можем понять потому, что у них просто мир другой?

– Мы не можем судить об их мире, Твайлайт, – сказала Селестия и улыбнулась. – Мы можем лишь сказать, что они такие, какие есть.

– Но они же пришли из другого мира, а окружающая действительность, как известно, очень сильно влияет на построение личностного мировосприятия, – сказала единорожка научным тоном, будто читала лекцию перед большой аудиторией.

Аликорн вновь добродушно улыбнулся. Лиловой кобылке стало казаться, что проблемы с чужаками ее не волнуют, и ее учитель решила действовать, только когда придет время.

– Что ты можешь еще сказать о Крэлкине? – поинтересовалась правительница.

– Ну… – Твайлайт не знала, что сказать. Каждое ее слово, которое она могла сказать о бывшем маге, казалось ей придуманным, а то, что он совершал – неестественным. – Он пытается остаться здесь, в мире пони. Любой ценой. Он даже с Трикси поссорился… и подрался.

– Трикси тоже дралась? – изумилась принцесса.

– Я думаю, что она защищала себя и книгу, которую Крэлкин хотел сжечь.

«Я не видела, что на самом деле произошло. Крэлкин мог пытаться остановить Трикси, чтобы та не сделала что-то дурное. Но все выглядело так, будто он хотел сжечь книгу, он даже первым напал на нее. Да и Спайк видел часть драки».

– Сжечь? – спокойно спросила Селестия. – И что это было за книга?

– Пособие по слиянию магии единорогов, – выдохнула Твайлайт.

– Значит, он ни перед чем не остановится, – в задумчивости произнес аликорн. – А Трикси защищала книгу…

– Да, они вдвоем такой сильный шум подняли, всю кухню разворотили. Спайк сказал, что он несколько часов убирался.

– Значит, он опустился даже до такого, – подытожила Селестия.

– До “такого”? – непонимающе переспросила единорожка.

– До драк, – объяснила ей ментор. – Именно поэтому нельзя, чтобы Крэлкин и Альтус тут оставались. Они не только нарушат пространственные связи, но и разрушат Гармонию нашего мира.

– Но ведь с ними можно и поговорить, Принцесса Селестия. Сказать, что так делать нельзя, что это неправильно. Они поймут и изменятся. И потом мы отправим их домой.

– Моя верная ученица, ты пробовала подружиться с Крэлкиным или Альтусом? – строго спросила белая кобылка.

– Я была занята изучением разрывов пространства и отправкой их домой, – парировала в сердцах библиотекарша.

– Это хорошо, но все же я просила тебя следить за ними, – строгость в голосе Селестии улеглась, но Твайлайт еще смотрела на нее извиняющимся взглядом.

– Я следила за Крэлкиным, – сказала единорожка. – Он постоянно что-то читал у меня в библиотеке.

– А что он читал? – спокойно спросил потентат.

– Ну, он читал…

Лиловая пони замешкалась. Она никогда не интересовалась, что же читал Крэлкин. Она знала, что он изучал магию, по крайней мере, она слышала, как он просил Спайка принести ему книги о теории магии. Но у нее не было ни времени, ни желания, чтобы следить за каждым шагом пришельца. Она была занята, изо дня в день погружаясь в то, что должно было вернуть чужаков домой.

– Я не знаю, – ответила она наконец.

– Твайлайт, это очень важно. Те знания, которые он мог там получить, смогут стать опасными в его копытах.

– Но вы же сами дали ему доступ в главную библиотеку Кэнтерлота!

– Да, – согласилась принцесса. – Однако я прочитала все книги, которые там находятся, и точно могу сказать, что он будет читать в первую очередь. И я уже заведомо знаю, как он распорядится полученной информацией.

– Как?! – моментально выпалила Твайлайт. Ей не терпелось узнать, что же знает Принцесса Селестия о Крэлкине.

– Ты сама это увидишь, если будешь внимательно наблюдать, – умерила она энтузиазм своей ученицы.

– Но что Вы тогда от него хотите? – не унималась единорожка.

– Его знания, – просто ответила Селестия.

– Его знания? – озадачено отозвалась ученица. – Но он даже не из этого мира. И он не единорог. Как Вы хотите использовать его знания? Да и как они могут пригодиться здесь?

– Он бывший маг, Твайлайт. И он мог творить магию в нашем мире. Это значит, что те принципы, на которых зиждется его искусство обращения с энергиями и материей, работают здесь точно так же, как и в его мире. Я хочу получить от него именно эти знания. Конечно, сведения о его мире было бы тоже интересно изучить, но у нас нет времени на то, чтобы детально рассматривать другие вопросы, не касающиеся магии.

– Вы хотите понять, как работают его руны? – уточнила лиловая пони.

– Не только, – сказала Селестия и вздохнула. – Но это тоже было бы занятно. Лишь если у нас останется на это время. Возможно, ты бы смогла увеличить свою силу, если бы попробовала использовать его руны.

– Вы уверены, что это поможет?

– Иногда необходимо просто верить. Но лично я больше полагаюсь на эксперименты. Попробуй использовать его рисунки, не думаю, что в них может быть что-то опасное.

Твайлайт опустила взгляд, разглядывая копыта. Селестия налила себе из графина оранжевый сок и потянула его, закрыв глаза.

– Почему Вы скрываете их появление от других пони? – спросила единорожка, дождавшись, пока принцесса напьется и поставит кружку на стол.

– В каком смысле? – непонимающе спросила Селестия.

– В смысле, что Вы никому не говорите, что к нам прибыли чужаки из другого мира, – с некоторой обидой в голосе сказала единорожка. – Мы бы могли многому научиться у них. Они, вероятно, могут рассказать, как справляются с некоторыми проблемами, которые есть и у нас. Например, как повышают урожайность, или как человеки справляются с паразитами, вроде параспрайтов, как избегают наводнений и пожаров, или же то, как они строят. Крэлкин рассказывал, что их мир очень похож на наш, но…

– Твайлайт, дорогая, – прервала ее Принцесса Селестия и улыбнулась. – Я понимаю, почему ты так озабочена этим вопросом, но тебе не стоит переживать на этот счет. Нет никакой необходимости в том, чтобы о них знали другие пони.

– Но почему? – изумилась лиловая единорожка.

– Потому, что Крэлкин ведет себя неподобающим для Эквестрии образом, – просто сказала Селестия. – И если остальные пони узнают, что он не отсюда, то они могут это неправильно понять. Его могут преследовать или изгнать из страны.

– Но он Вам нужен, правда?

– Он нужен не столько мне, сколько другим пони, – спокойной сказал аликорн.

– “Другим пони”? – непонимающе уставилась единорожка в лиловые глаза главы Эквестрии. – Информацией?

– Именно, – улыбнулась та.

«Возможно, принцесса сама хочет узнать все, что тревожит и меня. Все-таки она правит целой страной и знает, что для нее лучше».

– Тогда, зачем вы дали ему историю Эквестрии? Мне вы ее не даете?

– Он готов получить это знание и трезво оценить его, – сказала праительница, чем вызвала недоумение в фиалковых глазах своей ученицы. – Твайлайт, история хранит в себе ценные знания древних времен и уроки, которые не каждый может понять. Крэлкин имеет некоторую стойкость к таким откровениям. И я полагаю, что он сможет понять, что к чему и почему все происходило именно так, а не по-другому.

– Но… – начала было единорожка, шаря глазами по столу.

Она искала, пыталась найти какой-то скрытый смысл в речах учительницы, но не находила. Она хотела спросить, почему же все-таки она не подпускает ее к настоящей истории, но не знала, как правильно задать такой вопрос. Она очень хотела ее прочесть, но Крэлкин, который пришел непонятно откуда, после одного разговора с ее ментором получил доступ к самым старым архивам библиотеки, которые Селестия хранила, как зеницу ока.

«Как же так? Ведь он не был никогда близок с принцессой. А я была. Это несправедливо! Я тоже хочу почитать историю! Может быть, это знание мне поможет в дальнейшем. Но Принцесса Селестия почему-то не хочет, чтобы я поняла это. Вместо этого, она дает историю тому, кто максимум через месяц покинет наш мир!

Но, возможно, она права, и я еще не готова к этому. Но что же там может быть написано? Какие откровения могут таить страницы древней книги? Возможно, это что-то опасное или пугающее. Что могло случиться тогда, когда еще не было принцесс? Не могут же там быть ужасы. Наш мир не таков!».

– Принцесса Селестия, а Вы знаете, как отправить Крэлкина и Альтуса в их мир? – спросила ученица.

– Конечно, знаю, – ответила та.

Твайлайт немного помедлила, прежде чем задать еще один интересующий ее вопрос. Селестия отрешенно посмотрела на чистое бездонное небо, расстилающееся за окном.

– А Вы знали, что у нас с Трикси ничего не получится?

Аликорн оторвал взгляд от окна и перевел глаза, полные тепла, на свою ученицу. Единорожка замерла, ожидая ответа.

– Дорогая моя ученица, я осведомлена о той магии, которой вы пользовались. И я уверена, что ваша попытка могла быть успешной. И она была успешной. Вы великолепно провели ритуал, в точности повторили все нюансы техники. Но вы увлеклись магией и ее силой, и это могло погубить не только вас, но и весь Понивиль с частью Вечносвободного леса.

– Это могло произойти? – с ужасом переспросила Твайлайт, не веря, какой разрушительной может быть магия, которую открыли для себя две волшебницы.

– Могло. А могло и не произойти. Слияние энергий единорогов – это очень опасная и тяжелая магия. Она хранит в себе очень много сопряженных с риском, тонких моментов. Если неправильно сделать хотя бы один шаг, то последствия могут быть катастрофическими и необратимыми.

– Но мы ведь все сделали правильно? – осведомилась лиловая кобылка.

– Да, вы молодцы, – сказала Селестия. – Но больше я не разрешу вам проделывать такое. Я не хочу, чтобы кто-то пострадал.

– Но эта магия очень сильная. Почему бы не воспользоваться ей, чтобы делать хорошие дела? К тому же мы могли бы заменять Вас, Принцесса Селестия, на Вашем посту, могли бы помогать Принцессе Луне двигать…

– Твайлайт, остановись, – мягко прервала ее Принцесса Селестия. – Я хочу, чтобы ты жила обычной жизнью, радовалась и горевала, заводила новых друзей и справлялась с обычными проблемами и жизненными ситуациями. Не нагружай себя больше того, что сможешь унести и с чем можешь справиться. Не всегда нужно все знать, порой необходимо просто жить и плыть по течению в бурной реке жизни.

– Я буду нормально жить, если ситуация с чужаками решится. И чем быстрее, тем лучше.

– Не стоит о них беспокоиться. Решать дальнейшую судьбу чужаков теперь буду я. И как только замечу что-то неладное, то смогу с ними справиться или же немедля отправить их назад.

– А зачем тогда Вам нужна я? – изумилась единорожка.

– Мне необходима одна книга из старых архивов Кэнтерлота. Я ее никак не могу найти. Я хотела бы попросить у тебя помощи, если, конечно, тебя это не затруднит.

«Как будто я могу упустить случай заглянуть в старые архивы», – подумала Твайлайт и улыбнулась, представляя себя в окружении старинных фолиантов, таящих в себе древние знания.

– В старых архивах Кэнтерлота? – удивилась единорожка, еще не до конца веря своему счастью. – А как называется книга?

– “Колебания маятника”.

III

Проснувшись, Крэлкин почувствовал необъяснимое беспокойство. Он рывком встал с кровати, резко открыл глаза и взвыл от боли. Растирая глаза копытами, он осознал, что уже день и что копыта не такие твердые, как кажутся на первый взгляд. По крайней мере, он понял, что начал неплохо управляться с новым телом и понимать тонкости его строения.

Поднявшись, он осмотрелся и впервые увидел в лучах солнца библиотеку, стройные книжные ряды которой были освещены ярким белым светом, льющимся из окон, занавески на которых были отодвинуты в сторону. Между полками уже кто-то ходил, изредка цокая копытами по каменному полу. Крэлкин слышал, как книги с шелестом покидали свои места и возвращались назад. Белый пони моментально посмотрел на книгу по истории Эквестрии, вспоминая предостережение Селестии, и чертыхнулся, понимая, что перед сном он не позаботился о том, что кто-то мог увидеть книгу и даже прочесть кое-что из нее. Однако история Эквестрии была закрыта и положена рядом с фонарем на табуретку. Два пирожных, которые он принес к кровати еще ночью, исчезли, не оставив даже крошек.

Вспомнив о еде, он сразу же заметил неприятное урчание в своем животе и бросил взгляд на стол, на котором еще вчера стояла ваза с фруктами. Сейчас ее не было, а вместо нее стоял поднос с тарелками и стаканом оранжевой жидкости. Усевшись на край кровати, Крэлкин мотнул головой, стряхивая оставшуюся дремоту, словно пыль, и посмотрел в сторону книжных полок, откуда раздавались звуки. Он намеревался встать и проверить, кто же нарушает его спокойствие, но не хотел торопить события.

Живот еще раз протяжно заурчал, и Крэлкин услышал приглушенный добрый голос Принцессы Селестии, доносившийся из-за полок:

– Добрый день, Крэлкин. Еда на столе, – оповестила она.

– И что Вы тут делаете? – спросил жеребец потягиваясь.

Венценосная не ответила, и лишь цокот копыт оповестил, что принцесса решила поговорить с чужаком, смотря ему в глаза. «Опять применит свой прием, чтобы прочитать мои чувства? Что ж, пусть будет так. Пусть почувствует, что я привязался к Эквестрии». Вывернув из-за угла, белый аликорн предстал перед настороженным земным пони.

– Почему ты не здороваешься? – спросила та добродушно.

– Добрый день, Ваше Высочество, – язвительно проговорил Крэлкин и, сидя, склонил голову в небольшом поклоне. Безмятежная мордочка принцессы ему не нравилась, поэтому он сразу же захотел выбить ее из колеи, но не смог. По крайней мере, он не видел никакого проявления смещения эмоций в какую-либо сторону. Ему казалось, что потентат живет по своим, только ей ведомым законам.

– Я зашла проведать тебя еще утром, после разговора с Твайлайт, но ты крепко спал, и мои попытки поднять тебя оказались тщетными, – сказала она, посмеиваясь. – Потому я решила тут погулять и посмотреть кое-какую литературу.

– И что Вы хотели от меня? – с подозрением спросил белый жеребец, размышляя над тем, о чем могли говорить Селестия и Твайлайт и почему правитель целой страны ждет его пробуждения. «Неужели у нее нет более важных дел?».

– Хотела попросить тебя закрывать и убирать с глаз историю Эквестрии. Это особое знание, как ты уже должен был понять и не каждому оно…

– Ну, конечно же, особое! – ударил жеребец копытами друг о друга и злорадно ухмыльнулся. – Кровь и жестокость не могут быть не особенными! Да и если учесть тот уклад жизни, в который Вы замкнули пони, то они просто не должны получить эти знания. Для них это будет подобно смерти, а Вы потеряете все рычаги власти над Вашим безвольным стадом.

Селестия помолчала с минуту, разглядывая решительно настроенного чужака, готового вести борьбу с ней до конца, и добродушно улыбалась.

– Об этом мы поговорим не здесь и только после того, как ты прочтешь историю полностью, – сказала она спокойным голосом.

– Это произойдет быстрее, чем Вы думаете, – предупредил жеребец. – Да и полагаю, что Вы не сможете объяснить мне все, из того, что я прочитал.

– Возможно. Я тогда еще не жила.

– Интересный факт, что я пока что, не встречал об аликорнах ни одного упоминания.

– Мы и об этом поговорим, когда придет время, Крэлкин, – произнесла принцесса. – Имей терпение.

– Хорошо, – недовольно отозвался тот. – Это все?

– Есть еще кое-что, что ты должен мне объяснить, но сейчас мне важно, чтобы ты понял ценность книг и не бросал их на пол. Я попросила их убрать. Ты можешь найти литературу там же, где ты ее взял. Хотя я, право, не понимаю, зачем она тебе. Это, конечно, интересно, но знания, которые хранятся в зебриканских книгах, не помогут тебе ничем. – Аликорн вздохнул. – Я понимаю, что ты ищешь способ остаться здесь, но ты не сможешь ничего изменить. Я верну тебя, хочешь ты этого или нет. Эквестрия не станет тебе домом.

– Это мы еще посмотрим…

– Это не обсуждается. Ты находишься здесь до тех пор, пока я тебе это разрешаю.

– Тогда какой смысл мне передавать Вам мои знания? Что это изменит?

– Если ты хочешь остаться здесь хотя бы на время, то, думаю, что стоит хоть немножко быть благодарным за то, что тебя здесь кормят и предоставляют кров. К тому же, другие пони заботятся о твоем пропавшем друге.

– А если он мертв? – с подозрением спросил тот: это стало бы неприятной потерей для осуществления его плана.

– Ты допускаешь, что он мертв? – изумилась Селестия, и ее брови слегка приподнялись.

«Вот я тебя и зацепил. Ты очень трепетно относишься к жизни или тебя удивляет природная жестокость людей? В любом случае, факт остается фактом: я смог ее удивить, и она показала это».

– Нет, не хочу, но допускаю и такую возможность, – сказал спокойно Крэлкин, ощущая зыбкую, но все же почву под ногами. Теперь он привел мысли в порядок и посмотрел на кобылку уверенным и хладнокровным взглядом.

Улыбнувшись, принцесса опять приняла свой обычный вид и спросила с некоторой осторожностью в голосе:

– А что бы ты сделал, чтобы спасти его?

– То же, что и другие, – ответил Крэлкин, чувствуя себя “на коне”.

– Значит, ты отдал бы за него жизнь? – осведомилась пони и тут же, не дожидаясь, пока чужак успеет что-то сказать, добавила: – Похвально.

– Спасибо, – не растерялся жеребец и уставился в аметистовые глаза аликорна, ожидая продолжения.

– Пожалуй, мы продолжим разговор в другое время, – сказала та. – Покушай и продолжай изучение истории. Как только закончишь со всем, оповести кого-нибудь и мне обязательно передадут. Не ходи сам по замку, можешь заблудиться.

– Я учту Ваши пожелания, Ваше Высочество, – спокойно сказал гость. – Буду с нетерпением ожидать нашей следующей аудиенции.

– До встречи, – сказала Селестия.

Аликорн пошел к выходу, а Крэлкин остался сидеть и проводил ее взглядом до выхода из библиотеки.

– А почему Вы скрываете, что я из другого мира?

Селестия остановилась перед дверью и обернулась.

– А как ты сам думаешь?

– А почем мне знать? Мне интересно Ваше мнение.

– После того, как дочитаешь историю, я поведаю тебе и это, – произнесла правительница. – И береги вверенные тебе знания: они могут причинить вред. И что хуже, их может кто-то прочесть. К примеру, Твайлайт, – сказала она, улыбнулась и покинула библиотеку.

Нехорошие мысли, порожденные ответом аликорна по поводу сокрытия его природы, охватили его пытливый разум и не собирались отпускать. Но сейчас для него было важнее понять историю и найти слабые места Селестии. Вся история Эквестрии, которую он уже прочел, казалась ему надуманной, высосанной из пальца. Такого в мире пони просто не могло быть. Он подозревал, что в идеальном мире, которым представлялся ему мир Эквестрии, были подводные камни, но он даже не подозревал, что это могут быть такие огромные морские рифы.

«Я не удивлен, что Селестия прячет такое от жителей. Однако будь я у кормила власти, то я бы поступил с точностью до наоборот. Я бы открыл глаза своим гражданам на то, что реально происходило тогда, в давние времена. И пусть каждый сам решал бы, что делать с этой информацией. Странно, но именно так и поступают в моем мире. Каждый имеет полный доступ к истории своей страны и мировой истории, но то, как живут у нас… это ужас. Может, просто потому, что никому нет дела до своей жизни, до знаний. Что же тогда руководит общей массой людей? Гордыня? Алчность? Желание стать незаменимым и всегда быть в центре внимания?

Это все для меня потеряло смысл еще тогда, когда я убил ту собаку. Я понял, что необходимо не только добиваться своего, но и понимать окружающий мир. И я начал изучать психологию людей. Почему же я тогда оказался без работы и лишь влачил свое жалкое существование? Да все просто: я не видел целостной картины мира, не понимал закономерностей, проходил мимо связей. Теперь я понимаю, как это важно, однако я по-прежнему не вижу целостной картины Эквестрии, как бы ни приглядывался к ней. Я еще не могу увидеть подводные камни, которые скрываются под зеркалом воды.

Теория магии пони, физика, химия, биология, физиология, психология, история, экономика, политика, военное дело… Это все очень важно понимать, чтобы узнать то, куда я попал и в каком направлении мне двигаться дальше. Важны ли подобные знания для других – очень большой вопрос, как по мне. Зачастую всем плевать на это. И я их понимаю. Проще лежать где-то, ни о чем не думать, ничего не знать, ничего не делать и скатываться по течению вниз, в глубину выгребной ямы, даже не пытаясь выбраться. А ведь даже доказать то, что они оказались на пути ко дну им попросту не получится. У каждого такого индивида есть его, ничем неоспоримая, точка зрения, подкованная множеством “авторитетных” изданий. Но они не умеют использовать знания для улучшения своей жизни. Мало просто знать, надо еще хотеть и делать. И тут уже каждый сам должен открыть ненавистную ему книгу и вобрать в себя необходимые знания, которые, возможно, будут не интересны. Иногда необходимо идти на компромисс с самим собой, чтобы чего-то добиться в жизни, и каждый день бороться за нее. Но порой просто делать что-то недостаточно; чтобы сделать что-либо качественно, необходимо приложить тройные усилия в освоении теории и практики.

Но в Эквестрии все по-другому, нежели в нашем мире. Или же нет? Поменять радужную бездонную пропасть на помойную яму? И что лучше в моем случае? Что в своем мире, что в мире пони я нахожусь между молотом и наковальней. Мне нигде не рады. И каждый день мне приходится бороться за свое существование, пусть и не физически, но психологически. Поменял шило на мыло? Хотя, думаю, что сейчас лучше радужная пропасть. Пусть падение и будет больнее, зато падать дольше».

Крэлкин быстро поел, запихнув в себя поджаренный хлеб, печеные баклажаны и какое-то зеленое мороженое растение, название которого он не знал, но на вкус оно было похоже на морскую капусту, и наскоро выпил сок. Потом он разложил книгу на полу под окном и развалился рядом, нежась под лимонными лучами солнца, и вновь принялся читать историю.

Листая страницы, жеребец нашел сравнительный анализ, который ночью привлек его внимание и принялся искать информацию, которая бы могла быть интересной. И уже через несколько перевернутых страниц обобщенных данных, он наткнулся на релятивное описание празднований различных рас пони. Желая найти более достойные его внимания сведения, он уже был готов листать дальше, но что-то его задержало, и он, выхватив взглядом кусок текста, принялся читать:

“…был посвящен владыке Альриху Крылатому, который просидел на троне до глубокой старости. При своей жизни он победил сотни претендентов на престол, и даже выработал иммунитет к ядам, что не раз спасало ему жизнь. Ходили легенды, что он даже не пони вовсе, а отпрыск дракона и крылатой кобылки: быстрый, как пегас, и смертоносный, как дракон. В честь Альриха часто устраивали шумные вечеринки и восхваляли его силу. Жеребята наряжались, как их кумир и тоже хотели править Ландаухиминном стальной хваткой, так же, как и он”.

Переворачивая страницу, жеребец задумался: праздник в честь сильной исторической особы был не в новинку, легенды о необычной природе легендарной личности – тоже. Но он начал по-новому смотреть на историю, под другим углом. Теперь его больше поразило сходство между историей пони и историей людей, нежели какие-то обособленные факты о древней Эквестрии. В частности, единороги были очень похожи на человечество привычками и пониманием того, что в мире действительно имеет значение, пусть оно и немного разнилось.

В конце концов, Крэлкин признал, что и в его истории был период, когда одни люди безраздельно властвовали над другими, и что на самом деле происходило в имениях помещика-человека, никто не знал. Те документы, которые белый пони получил в копыта о жизни единорогов и их крепостных, были намного красноречивее тех десятков человеческих историков, что уличали друг друга во лжи и навязывали свое собственное мнение благодарным слушателям. Все, на чем стояла история мира Крэлкина, как он сам это видел – черепаха без панциря и три слона на поломанных ногах.

«Тут есть хотя бы правда, такая, какая она есть. Без ненужных украшений и банальных поливаний грязью неугодных рас или народов. Теперь я понимаю, почему Селестия запретила показывать историю Эквестрии пони, и закрыла ее ото всех. Такая история сделает их неуправляемой массой, а этого ей не нужно. В ее стране сейчас все тихо и мирно, но что будет, узнай земные пони, что их когда-то нещадно убивали пегасы и презирали единороги? А вековая неприязнь между единорогами и пегасами? Во что она может вылиться?

И в итоге масса кровопролитных войн, столкновений противоборствующих рас, хаос… Очень интересно было бы посмотреть на массовую истерию в исполнении пони. Однако, возможен и другой исход: полное бездействие. Пони аморфные создания и вряд ли смогут что-то сделать самостоятельно. Нужен сильный лидер. Но он может быть подвергнут пыткам, допросам и, в конечном счете, будет убит копытами Селестии, Твайлайт или других «специальных» пони, которые служат при королевском дворе. И чем тогда Селестия будет лучше старых пегасов?

Очень интересно, какие единороги все же смогли прочесть историю, и как они ее восприняли. Если в Эквестрии не было революций, то эти пони были, либо просто аморфными личностями, либо жили под крылом у Селестии. Какие же единороги хотели посмотреть на историю и удостоились подобной чести? Скорее всего, это кто-то, кто имеет или имел отношение к обороне страны или к другим важным областям знаний. В любом случае, это избранные сведения, которые получали только единороги, если судить по записям специального архивариуса кэнтерлотской библиотеки».

Он ехидно улыбнулся, понимая, что история – это слабое место главного политика Эквестрии, и что ее можно использовать для своих личных целей, дабы развязать противостояние внутри страны и даже разжечь гражданскую войну, отвлекая тем самым внимание от себя. Но он рассматривал и другой вариант развития ситуации: Селестия разгневается на него, и тогда его либо моментально отправят обратно, при условии, что принцесса действительно знает, как это сделать, или же убьют, потому как терпеть такого морального урода в мирном обществе пони будет непозволительно и скрывать истинные намерения будет слишком дорого.

«Да и для чего я нужен Селестии? Я недобрый, неотзывчивый, неконтролируемый кусок нейронов, который пытается играть с нею в психологические игры, причем крайне неудачно. Она говорит, что ей нужны знания о магии моего мира, но должна представлять, что это магия боевая. Тогда встает очень интересный вопрос: а зачем боевая магия мирной Эквестрии? Возможно, кто-то ей угрожает, а я, как достаточно сильный маг даже в своих кругах, смогу помочь ей выбраться из всего того безобразия, в котором она сидит. Хотя я уже не маг. Теперь я бесполезный кусок мяса. И помочь никому не смогу.

Что я могу сделать? Кого победить? Помочь я не смогу, пусть даже и буду мозговым центром при атаке. Нет, это все гиблое дело. Селестии тогда нужны пегасы и их воинственный образ жизни, чтобы убить, уничтожить, растоптать угрозу, которая нависла над обществом пони вообще и Эквестрией в частности. В таком случае все, что мне грозит – это просто жить и надеяться на то, что Принцесса все же сжалится и оставит меня в покое.

Так почему же мне все-таки дали прочесть историю? Не для того ли, чтобы я подготовился к чему-то, что меня ждет впереди? Понимал, какие опасности меня могут поджидать. А все, что я буду рассказывать о магии, нужно лишь для того, чтобы понять, насколько я сильный и насколько хорошо смогу управиться с командованием? Запугивание меня возможным возвращением назад – лишь провокация на активные действия, которые и покажут мой потенциал стратега?

Надо было показать письмо Селестии Трикси, чтобы я ее больше не увидел. Конечно, не исключено, что я останусь в Кэнтерлоте навсегда, но эта больная аферистка может далеко пойти в достижении своей цели. Официальный ответ Селестии охладил бы ее пыл и указал бы на дверь, которую та должна закрыть с другой стороны.

Но самым слабым звеном во всей этой ситуации выглядит Твайлайт. Она хоть и пытается помочь, но явно не всегда слушает, что ей говорит ее ментор и делает все по-своему. Может Селестия и заложила крепкий фундамент в основу личности своей ученицы, но она не сможет никак построить эту самую личность за единорожку. Трикси уже имеет целостную сильную личность, как и Селестия, потому Твайлайт и смотрит на них, доверяет их убеждениям: Селестия сказала помочь нам остаться и Твайлайт покорилась, хотя была явно против этой затеи; Трикси настояла на том, чтобы они продолжали тренировать слияние магии, и она бы согласилась, не будь я рядом».

Машинально листая документ, он прервался, отбросив мрачные мысли. Прикинув объем текста, который был пропущен, жеребец смутился, поняв, что перевернул лишь несколько страниц. Но он все же выхватил новый кусок текста и прочел:

“…на арене нередко умирали, погибая во имя Альриха Крылатого. Кровавые бои продолжались, пока не оставался стоять на копытах лишь один претендент на титул самого сильного пегаса. Весь оставшийся день его называли Альрихом, и оказывали такие же почести, как и Дроттинну. Сам Верховный Вождь пегасов поздравлял его с нелегкой победой и щедро вознаграждал, одаривая его златом и рабами.

Однако бывало и так, что на следующий день победитель внезапно умирал при загадочных обстоятельствах, если он слишком сильно гордился собой и говорил, что мог бы вызвать на поединок самого Дроттинна и низвергнуть его. Яд в «Напитке Небес» был классическим ходом. Но иногда, бедолагу похищали и за пределами баиров , где-то в глуши, жестоко убивали. Бывали и чрезвычайно кровавые расправы, когда находили лишь фрагменты тела, свидетельствующие об убийстве. Зверства эти происходили потому, что Дроттинн защищал занимаемое им место главного пегаса от посягательств со стороны, а в победителе на самом кровавом хольмганге он видел прямого соперника...”

«Пегасы жестокие. Очень жестокие, – подвел итог для себя жеребец. – Но они все же выжили в той многовековой вражде, несмотря на постоянные убийства. Однако же и такие тонкие ходы, как яд в напитке, им были не чужды, как и единорогам. Неужто они контактировали настолько тесно, что перенять такие тонкости уничтожения врагов Трона?

Интересен факт наследования престола у пегасов. Дроттинн, насколько я понял – вождь пегасов, низвергается, то есть убивается или побеждается в поединке между ним и претендентом. Претендент занимает его место, титул и правит, пока его не вызовет на очередной поединок следующий претендент на трон. Если это так, то неудивительно, что пегаса, позарившегося на трон, убирали такими изощренными способами.

Что же чувствовал победитель их “хольмганга”, когда он просыпался утром следующего дня, а почести, как Дроттинну ему уже не воздают. Попробовав один раз славу на зуб, захочется попробовать еще. Это неизменный закон жизни. Значит, либо выступление на арене в следующем году, либо сражение с Дроттинном за место под солнцем. Хотя может наступить и психологический коллапс, и новая безвольная машина для убийства будет готова».

Крэлкин двинулся далее по книге, шелестя бумагой и вдыхая старинный запах залежавшихся страниц. Он не только привык к нему, но и получал некое удовольствие от пробегающих ностальгических ноток о магической библиотеке его мира.

Следующий праздник пегасов, который ему попался, был посвящен летним и зимним Солнцестояниям. Постаравшись припомнить, что же было связано с этим праздником в его мире, Крэлкин ничего толкового припомнить не смог, так как просто никогда не интересовался этим вопросом. Как-то раз он слышал от знакомого, что корни этого праздника уходят к языческим ритуалам, однако, проверять эту информацию он не захотел, а слепо верить в слова одного человека не стал.

“Особое место занимали праздники летнего и зимнего Солнцестояния. Это были традиционные праздники, которые отмечались и в каждом баире, и на главной площади страны неподалеку от дворца. Туда съезжались пегасы со всей округи, чтобы отметить этот знаменательный день вместе со своим владыкой. Празднования были обязательными, и те пегасы, что не праздновали, попадали под косые взгляды своих сородичей. Нередко такие пегасы становились нидингами .

Одной из традиций этого дня было разжигание больших и маленьких костров. Они символизировали победу сил света над тьмой, если праздновалось зимнее Солнцестояние, или, в случае летнего Солнцестояния, то, что свет не ушел, а лишь затаился на время. Традиция разжигания костров исходит от Валорема Снисходительного, который, побывав в стране единорогов на празднике зимнего Солнцестояния, принес ее пегасам. Хоть это и было мирное празднество, пегасы увидели в нем еще один повод пить «Напиток Небес» и устраивать поединки.

Были, однако, и исключения. Нередко на праздники Солнцестояния пегасы устраивали игрища, в которых они могли умерить свой боевой пыл. Это были жестокие забавы, в которых крылатые пони перебрасывались небольшими камнями, завернутыми в мягкую ткань с целью попасть в противника и выбить его…”

«То, что пегасы все превратят в очередное жестокое празднество, я и не сомневался. Драки и игры наподобие вышибал с использованием камней – все, что можно было ожидать от этих дикарей. Праздники устраивали они с одной целью: высвободить лишнюю энергию и померяться силами с другими. Не могли померяться силами мирно – дрались. Для них все было просто, как для детей, которые не знают тяготы взрослой жизни. Малыши всегда требуют того, что они хотят, но никогда не задумываются о последствиях своих просьб. Да и просьбы с каждым поколением становятся все страннее. То, что раньше хотел ребенок у современного недоросля вызывает только смех. У многих атрофировались мыслительные способности, и они стали похожи на тех пегасов. И если не физически, то психологически.

Выгребная яма начала затягивать не только отдельных личностей, но уже всю расу. Есть, правда, и сильные люди, но я к таковым не отношусь, к сожалению. Меня забраковали, проигнорировали и попытались выбросить за борт. И косвенно у них это получилось. Я за бортом корабля под названием Земля. Вот только никто не думал, что я окажусь на палубе другого».

Отвлекшись от мыслей, белый пони посмотрел на текст исторического документа и прочел несколько абзацев:

“Костры имели не только символический смысл, но и практическое применение. Их использовали, чтобы инициировать молодых пегасов, которые уже научились летать и прошли начальную инициацию у себя дома, а также подготовить к инициации совсем маленьких жеребят.

В сложном и опасном процессе инициации это был последний этап, одинаковый для всех без исключения семей. Хоть начальный процесс перехода из незрелого пегаса во взрослого полноценного крылатого пони, разнился в зависимости от местности, как было написано выше, но испытание огнем обязаны были пройти все. Это была самая важная часть, которая раскрывала истинный потенциал пегаса, как воина. Все действо заключалось в том, что молодой пегас своими крыльями и копытами должен был затушить достаточно большое пламя. Некоторые погибали прямо в костре, так и не сумев потушить его, некоторые, немногим позже, от полученных ожогов, в кругу семьи. Но в большинстве своем пегасы проходили это испытание успешно, хоть и не обходилось без травм.

Тушение пламени занимало достаточно много времени. Стандартный способ, который описывался в большинстве источников, был таков: пегас взлетал вверх, устремлялся в центр пламени и бил в раскаленные угли и горящие поленья копытами, после чего вновь взлетал и повторял сызнова. Соискатели, обжигали морду, шерсть, гриву и хвост, также многие сильно травмировали жаром ноги, особенно венчики. После инициации многие отлеживались дома и залечивали раны. Бывали, однако, и такие жеребята, которые умудрялись тушить огонь, как и взрослые: потоками воздуха из-под крыльев. Но их было крайне мало, и они расценивались, как будущие сильные воины.

Маленькие жеребята готовились к будущей инициации, прыгая через небольшие костры, разводимые их родителями. Они тоже порой травмировались, но эти случаи были единичны и упоминаний о них практически…”

«А дальше мне неинтересно, – подумал белый жеребец и перевернул несколько страниц. – И тут смерти, даже в таком светлом, казалось бы, празднике. Да и что за инициация жеребят? Все больше и больше пегасы походят на дикое племя аборигенов из какой-то Африканской страны.

К примеру, жеребята проходили инициацию, причем в несколько этапов, но зачем же такую жестокую и опасную проверку делать в конце? По крайней мере, понятно, что инициацию проходили пегасы, которые уже научились летать. Флаттершай точно бы ее не прошла, а вот у Рэйнбоу Дэш были бы все шансы умереть в пламени из-за своей твердолобости и безрассудства.

Кажется, что весь процесс был нужен лишь для того, чтобы получить сильных воинов, вырастить идеальные машины для убийства, но зачем? В чем суть военизированного государства, в котором, скорее всего, не развивалась ни наука, ни культура. В противовес пегасам существовали единороги, которые не имели даже регулярной армии, зато они были утонченными личностями с сильной культурой. Возможно, это и было ключом к объединению крылатых и рогатых помещиков. Однако почему они признали земных пони равными себе и приняли, как соплеменников, а не как рабов?»

Просмотрев еще раз недавно прочитанный текст, Крэлкин обратил внимание на интересный факт тушения костра взрослыми пегасами: взмахами крыльев. Он понимал, что это опасно, не только для тушащего, но и для окружающих, потому как огонь или небольшие угли могли попасть на горючие предметы поблизости и учинить пожар, также можно и обратным воздушным потоком подпалить себя. Однако, вспомнив о теории магии пони и строении крыла пегасов и расположение албидо стилла в нем, он дал себе ответы на некоторые вопросы, хотя и с трудом. Не было до конца понятно, как именно тушили кострище, да и не ясно было, где его вообще его разводили. В мыслях Крэлкину представилась большая песчаная территория, на которой разожгли несколько костров, а молодые пегасы пытаются его потушить на потеху парящей вокруг публике.

Перевернув еще несколько страниц, Крэлкин увидел еще один текст о празднике пегасов, именуемом “Подношение Рах’Хейма”:

“В этот день происходило ритуальное подношение Духам Зимы самим Дроттинном на его собственном жертвенном алтаре в присутствии единорогов-советников. Он просил Духов, чтобы зима была теплой и короткой. Сжигание овощей, фруктов и других ритуальных предметов происходило на главной площади. Каждый пегас обязан был принести немного своих запасов еды или сделанную им вещь, которая должна была задобрить духов, и сжечь вместе с другими в жертвенном пламени. Пегасы выстраивались в длинную очередь к алтарю и отдавали то, что могли.

Все это действо должно было происходить в молчании и тишине, но каждый раз кто-либо обязательно затевал драку из-за какого-нибудь незначительного происшествия, вроде смешков или разговоров. Дроттинн жестоко карал таких пегасов, иногда даже лично”.

«Явный языческий ритуал. Задабривают духов жертвоприношением. – Крэлкин фыркнул. – Но и тут стычки и драки. Варвары, они везде варвары. Ни манер, ни культуры, как и у нас, у людей.

Меня всегда поражало безответственное отношение к таким ритуалам почитания предков и выказывание такого уважения им молодого поколения, как минута молчания. Разве нельзя выстоять одну единственную минуту, чтобы передать свою дань уважения тем людям, которые сделали что-то хорошее для нашего мира? По-видимому, нет. Всем плевать на умерших героев, и целая минута, проведенная в бездействии, кажется сущим адом для гиперактивной молодежи. И это просто стыдно. Неуважение хуже ножа, загнанного в спину.

Такая же болезнь была и у пегасов с тем лишь отличием, что некоторые за справедливость радеют и готовы отстаивать традиции своими собственными копытами. У нас все наоборот: разброд и недовольство, но все могло быть иначе, если бы мы пошли по пути пони. Или мы идем, но только еще не дошли до того заветного момента, который я сейчас вижу перед собой в чужом для меня мире? И после всего, что я узнаю, Селестия действительно думает, что я уйду из ее мира? Да она еще наивнее, чем кажется на первый взгляд».

Крэлкин перевернулся на спину и уставился в потолок, вспоминая жуткие картины убийства пегасами своих рабов. Все же, и в современном человеческом обществе были такие личности. Назвать их моральными уродами для бывшего мага – было все равно, что ничего не сказать. Однако он понимал, что чем больше общество сетует на данного индивида, тем больше оно будет сетовать на убийцу, забравшего жизнь морального урода его же методами. И мир всегда будет яростно дискутировать о многих ненужных вещах, забывая, что есть и высшее правосудие: законы, и то, что они должны быть беспристрастны ко всем и каждому.

«Странно это все, если рассмотреть поближе. Пони хоть и выше людей в социальном развитии, может, даже в политическом, экономическом, моральном или каком-то другом, но технологический прогресс стоит у них на месте. Или развивается неспешными шажками. Почему? Может, причина того, что пони счастливы как раз и кроется в том, что у них плохо развита классическая наука, в нашем понимании? Что они изобретают, что открывают?

Книга по физиологии показалась мне неживой, вырванной из контекста этого мира, будто была написана не в разрезе существующих знаний, а, наоборот, в давние времена. Почему? Неужели наука о теле пони не развивалась сродни человеческой? Расчленить и рассмотреть, что и как работает. Да, это просто, но ужасно кровожадно. А учитывая глубину знаний, которые были в книге…

Нет, единороги – маги и наверняка магией своей могут увидеть тело пони изнутри. Другой вопрос, а что если такую книгу составляли пегасы вместе с советниками-единорогами? Да и что за бред: советники-единороги у пегасов, которые их терпеть не могут.

Откуда могут появиться изысканные рогатые пони в стране крылатых варваров? Если это “специально обученные единороги” Аукторитаса, то они должны вести очень тонкую игру, чтобы руководить страной посредством манипуляций Дроттинном. Но это может быть и не Аукторитас. Зачем ему это? Держать в узде пегасов, которые к ним не суются? Или они не суются в Юникорнию как раз по той причине, что их сдерживают советники?

Если так, то пегасы не только жестокие, но и глупые. Ежели единороги, как и Селестия, управляют ходом солнца и луны, то крылатые вообще должны держаться от земель Юникорнии подальше.

Хотя все можно представить и по-другому: сильные единороги от рабов… Нет, бред. Рабов они не жалуют, а их сильных рогатых отпрысков продают на сторону. Но как же упоминание о том, что за магов много платят? Не думаю, что они настолько глупы, чтобы не понять, почему на сильных единорогов такие большие цены. Но достаточно любопытно и само появление первых единорогов в рядах пегасов.

Что же еще может быть? Возможно, эти советники просто праздношатающиеся изгнанники из Юникорнии? Не зная чем заняться, они пришли к пегасам и в отместку единорогам стали тем служить, показав парочку сильных приемов и убив несколько пегасов, потому как только язык силы и крови был тем доступен лучше всего. А дальше устроились у них рядом с Вожаком и сидели, затаившись до поры, до времени. А по окончании срока жизни, советники могли выбрать приемников и из обычных рабских семей, у которых рождались сильные единороги. Они, конечно же, научили тех своим премудростям и так далее и до окончания существования страны пегасов, как самостоятельного государства».

Крэлкин прокрутил в голове эти три возможных варианта появления единорогов у пегасов и остановился на первом. Он очень хорошо ложился на его видение мира старой Эквестрии: единороги плетут интриги, и заслать своих соплеменников в стан недруга, было резонно и практично; пегасы же чтили силу, и могущество магии единорогов должно было произвести на них впечатление.

«Потому, один из пегасов, Валорем какой-то там, и побывал на праздновании единорогов, так как признавал их силу. Даже традицию поджигания костров от них принес. А простым крылатым гражданам, похоже, попросту было все равно, кого бить и кого признавать. С другими странами у них должен был быть либо конфликт, либо очень хорошие отношения, которые должны были поддерживаться какими-то силовыми и опасными состязаниями. Какие еще существа тут живут, кроме пони, драконов, мантикор и грифонов? Было бы интересно узнать».

Белоснежный пони поднялся на ноги и решил пройтись меж книжных полок, чтобы размяться и заодно поискать книги по зельеделию на известном ему языке, так как возня со словарем его не прельщала. В библиотеке было тепло и уютно, и Крэлкин наслаждался этой безголосой теплотой. Свет, льющийся из окон, хорошо освещал проходы между стеллажами и позволял скользить взглядом по разноцветным корешкам книг, посвященных разнообразным тематикам, и читать названия томов.

Так он гулял достаточно долго, пока не услышал, как его кто-то поприветствовал. Жеребец подпрыгнул от неожиданности и обернулся. У стола, нагроможденного книгами, стояла небольшая земная пони темно-синего, словно океан, цвета, с песчаной гривой, аккуратно собранной под небольшой черно-белой шапочкой, и робко смотрящая на него агатовыми глазами. На ней была надета черная накидка с белой каемкой, скрывающая ее кьютимарку. Крэлкин невольно улыбнулся, заметив это. «Сделано специально для меня или просто так заведено в замке? Интересно, какой вес в обществе единорогов могла бы занимать земная пони, работающая в замке у принцессы?» На столе стоял новый поднос с двумя тарелками, графином с соком и чашкой.

Пони поклонилась, опустила глаза и, подхватив поднос с грязной посудой, засеменила к выходу. Чужак лишь мгновение наблюдал за всем этим, а потом окликнул гостью:

– Привет, – поздоровался он. – Давай я тебе помогу, – предложил он.

Однако помогать он не хотел, но прогуляться по замку ему было любопытно. Твайлайт хоть и показала ему большую часть огромного дворца, но все равно для него этого было недостаточно. Он хотел узнать о тайных ходах дворца, найти хотя бы некоторые из них, а для этого ему надо было, как минимум, начинать гулять по нему, чтобы запомнить его запутанные коридоры. Служанка поставила поднос на пол.

– Спасибо, но это моя работа, – сказала она немного недоуменно.

– Ну, а я просто помогу в ее выполнении, – заверил ее белый жеребец. – Разве это плохо?

– Нет, – резковато ответила та. – Я должна делать свою работу потому, что если я не буду ничего делать, то превращусь в… Дискордово отродье, – бросила кобылка несмело, подхватила поднос, кое-как поклонилась с ношей и вывалилась за дверь.

– “Дискордово отродье”? – в задумчивости повторил Крэлкин. – Что бы это могло значить?

IV

Альтус вскрикнул от резкой боли и невольно попытался отстраниться, но не смог. Открыв глаза и скосив их в сторону, он увидел, как серая пони в черную полоску, вроде той, что были у зебр в его мире, стояла около него и, держа в зубах глиняную колбу, лила из нее зеленую жидкость на левое плечо пегаса, прямо на рану, куда того ударил зверь своим ядовитым хвостом. Он почувствовал сильную, режущую боль, словно рану пронзала холодная сталь клинка, но не смог ничего сделать, и крик непроизвольно срывался с его уст. Он был прикован к кровати. Пегас попытался посмотреть, что же его сдерживает, но голова тоже была зафиксирована. Однако достаточно свободно, чтобы рассмотреть помещение, куда он попал. Тем не менее, все, что он сейчас мог сделать – смотреть бешеными глазами на свою мучительницу, которая показалась ему очень знакомой.

Озабоченность в глазах серой пони, которые следили за льющейся струей жидкости, насторожила Альтуса. Он не знал, что происходит. Тогда, рухнув на снег в лесу, он уже был готов умереть, но сейчас был жив и чувствовал все, что с ним происходит. Видимо, судьба пожелала, чтобы он лежал на удобной теплой кровати в незнакомом месте и корчился от боли.

«Что же тогда произошло? Где я? Что делает эта пони? Как же больно! Неужели я в аду? Нет, бессмыслица какая-то! Но тогда где я? Что с теми жеребятами? Если я отключился, то зверюга сожрала тех глупых меткоискателей, будь они неладны! И что за зеленый туман там был? Наверняка, это предсмертные глюки. Я чувствовал, как яд растекается по телу. Я не мог выжить, даже если хищник оставил меня подыхать. Разве что меня спасли, но, сколько времени было у моего спасителя? Где же Крэлкин? Он бы знал, что делать. Глупый маг! Почему я его не слушал? Мне надо было бросить этих детей и валить оттуда. И тогда я бы выжил. Жив ли я сейчас?»

Он смотрел то на пони с торчащими в виде ирокеза волосами, то на бутылочку, что она держала в зубах, то на рану, на которую лилась зеленая жидкость. Пегас думал о том, что же она хотела сделать: помочь или поставить эксперимент на полуживом создании. Он лишь понимал, что его крики ее не беспокоят, и никто не придет на помощь.

Как только пони прекратила лить жидкость, она отошла от больного и улыбнулась. Альтус скосил глаза и рассмотрел ее внимательнее. Она была зеброй, с торчащими вверх волосами, которые были украшены полосками черного и белого цвета. На шее было несколько золотых колец, как и на правой передней ноге. В ушах были большие золотые кольца сережек. Ни крыльев, ни рога у нее не было. Откуда-то эта пони ему была знакома, но он никак не мог понять, не мог вспомнить, где же видел ее раньше. Тем временем, зебра подошла к столу и начала что-то кидать в небольшую деревянную ступку. Некоторые веточки растений с увядшими ягодами висели над столом, и она виртуозно сбивала плоды в емкость своим жестким хвостом. Добавив несколько листьев каких-то жухлых побегов, пони начала тщательно толочь содержимое пестиком, держа его в зубах.

Альтус некоторое время следил за движениями зебры, как завороженный. Потом отвлекся, чтобы осмотреться, и заскользил глазами по помещению. Все вокруг было выполнено в коричневатых тонах, даже некое подобие мебели. Стены были усеяны полками, на которых стояли разного размера и цвета бутылочки с непрозрачными или мутными стенками. Даже с потолка на веревках свешивались целые гирлянды разных склянок. Вероятно, думал пегас, им не хватило места на полках. На глаз он определил, что большинство емкостей сделано из глины. Также стены помещения украшали несколько масок, вырезанных из дерева и украшенных высушенными травами и другими, непонятными для спортсмена, предметами. Посреди комнаты, в углублении, стоял огромный котел с опаленным днищем. Пегас тут же прикинул, что в него можно было бы засунуть, не особо напрягаясь, целого пони. Другой хозяйственной утвари на виду было немного, но, по мнению гостя, предметы наверняка просто лежали в каком-то ящике или шкафу, спрятанные от глаз. Неподалеку от кровати, на полу, была расстелена перина, на которой недавно кто-то спал. Картину завершал круглый оберег, висящий над входной дверью.

Вся обстановка напомнила Альтусу африканскую культуру его родного мира и магию Вуду. Он моментально припомнил все виденные им фильмы ужасов, в которых присутствовала черная магия и подобная обстановка. На какое-то время к нему в голову даже пришла дурацкая идея, что эта пони хочет сделать из него зомби, но он быстро от нее отмахнулся. Не зная, чего ожидать дальше, он размышлял, как поступит и что предпримет зебра. А та перетолкла травы в ступке и вылила содержимое в небольшую красную колбу с непонятным орнаментом. Когда кобылка повернулась к нему, она держала емкость в зубах. Альтус машинально дернулся. Плечо еще ныло с предыдущего раза, и он не хотел испытывать новую боль от очередной процедуры.

– Я не хочу, – простонал он, как только пони начала приближаться к нему.

Она ненадолго остановилась и удивленно вскинула брови. Нежно-красный жеребец даже подумал, что она хочет что-то сказать, но ей мешает ее ноша. Подойдя к нему и не проронив ни звука, зебра опрокинула колбу над его плечом, и красная жидкость тонкой струйкой полилась на рану. Пегас взвыл от нового спазма боли и закатил глаза. Сжав зубы, он ныл и умолял прекратить, хотя понимал, что это бесполезно. Боль не утихала, пока жидкость продолжала течь.

Постель промокла и провоняла от травяных смесей, смешанных с потом пегаса, но, как заметил Альтус, хозяйку дома это не смутило. Только сейчас больной учуял острый неприятный травяной запах, которым было пропитано все ее жилище. Закончив мучительно долгую для пострадавшего процедуру, зебра отошла к своему рабочему месту и вновь принялась что-то смешивать, смахивая хвостом ягоды в ступку. Плечо у жеребца по-прежнему болело, а мышцы были напряжены до предела. Нежно-красный пони все видел, как в тумане, и готовился к новой порции боли, как только пони сделает все, что ей необходимо.

Вздыхая, он проклял тот момент, когда увязался за меткоискателями. «Если бы не они, то я бы сейчас прятался от Рэйнбоу Дэш или выслушивал лекции от этого зануды Крэлкина о какой-то очередной особенности пони, о которой люди могли только мечтать. Но вместо этого я лежу, прикованный к кровати, в неизвестном мне месте, а какая-то пони, которую я, по всей видимости, еще и знаю, что-то делает со мной. Может, она мне помогает, но зачем и почему?» Он не привык принимать помощь от других. Он, сам себе помогал, как бы тяжело это не давалось.

Ему вспомнился момент из жизни, когда он также лежал в больнице. Тогда он подрался с мальчиком, который был намного сильнее его. Несмотря на это, он не мог не подраться, ведь тот на его глазах обижал девочку. К тому времени он уже покинул банду, в которой состоял и защищал всех, кого мог, не жалея ни себя, ни врагов. Перед той роковой дракой, он спас друга своего знакомого от двух хулиганов. Он намеревались попросту обокрасть свою жертву. Тогда он смог побить обоих, хоть это и было тяжело. Но в роковой день, когда он попал в больницу, со шпаной он справиться не смог.

Альтус прогуливался по неблагополучным районам и внезапно увидел, как девочку обижал какой-то здоровенный мальчуган в окружении компании пацанов помладше. Тот был выше него примерно на голову и старше на несколько лет. Он заступился за девочку и оттолкнул обидчика от жертвы, закрывая собой пострадавшую. Отступив на несколько шагов под напором Альтуса, обидчик скривился, а его “свита” напряглась.

– Иди куда шел! – Рявкнул Альтус, с гневом смотря на верзилу. Сердце его гулко ухало.

– Это тя не касается. П'шел отсюда, – буркнул тот, смотря сверху вниз на заступника.

– А она не касается тебя, – ткнул он пальцем в девочку, которая с испугом наблюдала за всем происходящим из-за плеча защитника. – Ты чего к ней лезешь, а?

– Ты дебил? Я тя тут щас поломаю, – желчно пригрозил грубиян.

– Да силенок у тебя не хватит, поломать меня! – крикнул Альтус. – Нашелся тут борзый.

– Не нарывайся! – предупредил тот, теряя контроль и самообладание.

– Я и не таких, как ты обламывал, – процедил сквозь зубы заступник.

Друзья недруга отступили на несколько метров, обозначив место для сражения, и Альтус понял, что сейчас ему придется драться. Он отодвинул девочку и сказал ей, чтобы она убегала отсюда. Послышались задорные крики и улюлюканья: толпа хотела зрелища. Не дожидаясь внутреннего гонга, Альтус напал на рослого мальчугана и ударил того по лицу. Послышался крик и смешок. Обидчик отошел на несколько шагов и уклонился от очередного удара...

Уже после того, как Альтуса выписали из больницы, он узнал, что тот хулиган ходил на обучение каким-то боевым искусствам, и даже его горящее сердце защитника, не терпящее несправедливости, не смогло противостоять отточенным и выверенным ударам, пусть и на уровне новичка. Он помнил, как первый раз получил удар, который сбил ему дыхание, как его повалили на землю, как эта сволочь взобралась на него, придавив всем своим весом, не давая даже шанса на победу. А потом Альтус почувствовал, как по его лицу посыпался град хаотичных ударов. Эта неудача ударила плетью по его желанию совершать благие намерения.

Когда он сидел дома и грустил по поводу своего поражения, к нему в комнату зашла его мама. Он очень любил ее: она всегда поддерживала его в самые трудные времена, и сейчас он был очень рад увидеть ее снова. Она присела на кровать рядом с ним, и они очень долго общались на разные темы. В конце концов, Альтус поведал ей, что в больницу он попал, когда пытался защитить девочку от хулигана. Он также рассказал, как дрался до этого, и как побеждал и проигрывал. Как ему нравилось помогать слабым и ставить на место выскочек.

– Но в этот раз все было по-другому, – грустно заключил он. – Я проигрывал и раньше, но тот раз было не как всегда. Он просто… – он замолчал, уставив глаза в пол, и не знал, как продолжить.

– Альтус, у тебя доброе сердце, – сказала ему тогда мама, и глаза сына обратились на улыбающееся лицо матери. – Ты делаешь хорошие поступки. Я расскажу тебе одну притчу, которую мне когда-то рассказала твоя бабушка.

Альтус навострился: он знал, что когда его мама пыталась ему что-то сказать, то это были не простые упреки, а жизненная мудрость.

– Однажды на берегу моря был большой шторм, – начала она, – который принес много бедствий. Тогда много рыбы выбросило на берег. Один человек, гуляющий по пляжу после этого шторма, увидел, как другой бегает по берегу, подбирает рыб и кидает их обратно в воду. Человек очень удивился и подошел к этому, как ему показалось, ненормальному. Подойдя, он спросил: “Что ты делаешь?” “Я бросаю рыб в море, чтобы они выжили”, – просто ответил тот. “Но ты же не сможешь помочь всем рыбам”, – изумился человек. “Всем – нет, – сказал второй, поднял рыбу и бросил в воду. – Но этой рыбе я уже помог”.

Альтус сидел и смотрел в глаза своей мамы и не мог поверить, что она его не только не ругает за то, что он дерется, но и поощряет.

– Сынок, не сворачивай со своего пути. Я, конечно, не довольна тем, что ты дерешься, но если ты без этого не можешь или видишь в этом свое жизненное призвание, то иди по своему пути и не сворачивай. Постарайся помочь как можно большему количеству рыб, которых ты встретишь на своем пути. Ведь кто это сделает, если не ты?

Когда мама ушла, Альтус много думал о том, что она ему сказала. Он начал понимать, что зло всегда было сильнее добра. Так было и так будет до конца времен. Шторм был злом. Тотальным. Беспощадным. Безжалостным ко всему, что было на берегу и в море. И что лишь немногие люди, пытаются что-то изменить, уменьшить зло, исправить то, что оно натворило. Он был один из таких людей, которые творят добро вне зависимости от того, плохо им или хорошо, удобно или неудобно, страшно или нет. Это было его жизненным кредо. Мама тогда вселила в него надежду на перемены к лучшему. Притча, которую она рассказала, открыла ему глаза на многое. И пусть он будет единственным безумцем, который бегает по бескрайнему берегу, выбрасывая рыб в море своими руками, но он решил, что таким он и останется.

Так было и с меткоискателями. Как бы ни сетовал на себя Альтус за то, что пошел за ними, но он понимал, что поступил разумно и правильно. И пусть его в жизни перемалывали жернова шоу бизнеса профессиональных и непрофессиональных боев, но в душе он остался тем же Альтусом, которым был в детстве. По этой причине он и защитил Флаттершай от пегасов, от издевок Крэлкина. Она стала ему не только тренером, но и другом.

Внезапно зебра развернулась, держа в зубах очередную глиняную бутылочку, и прервала ход мыслей пегаса. Альтус даже забыл на мгновенье, что находится в другом мире. Но реальность быстро расставила все на свои места, и он застонал, наблюдая, как пони подходит к нему. Пегас начал бояться ее. Страх мгновенно перерос в панику, а паника в мгновение ока превратилась в ужас. И уже через несколько мгновений он боялся полосатую пони больше всего на свете. Он бы был не прочь еще раз сразиться с тем зверем, лишь бы не испытывать острой, режущей боли, которую он чувствовал в плече, когда зебра лила ему на рану свои разноцветные снадобья.

– Пожалуйста, не надо, – взмолился он, смотря на то, как бутылочка начала опрокидываться в зубах незнакомки. – Это ужасно больно, – прошептал пегас.

Резкая боль вновь пронзила его плечо, и Альтус опять непроизвольно вскрикнул, слезы брызнули у него из глаз. Он закрыл их, сжал зубы и протяжно застонал. Он старался вспомнить что-то: какой-то фильм, какую-то забавную ситуацию, хоть что-нибудь, чтобы отвлечься от боли, но ничего в голову не лезло, кроме образа пони, льющей ему на рану какую-то жгучую дрянь.

Как только поток жидкости прекратился, и боль немного утихла, пегас открыл глаза и посмотрел на рану. Большая дыра в плече ужаснула его, но взгляд зебры, когда она смотрела на нее, был заинтересованным. По краям рана была обожжена. Но он увидел, как она постепенно затягивалась. Была ли это заслуга зебры, он не знал, но, в любом случае, он шел на поправку. Попытавшись пошевелить копытом, он почувствовал лишь острую боль и вскрикнул.

– Опасен мантикоры яд – из крови должен быть изъят, – сказала зебра, после того, как подошла к столу и положила на него колбу.

Альтус перевел на нее взгляд. Кобылка вновь начала бросать в ступку какие-то травы и ягоды. «Яд кого? Мантикоры? Что это еще такое? И она еще кто такая?».

– Кто ты? – спросил жеребец хриплым голосом.

– Зекора я, в лесу живу и память предков берегу, – ответила пони, не отвлекаясь от дела.

«Значит, я все еще в лесу. Что же произошло после того, как на меня напал зверь? Я же должен быть мертв. Или она меня спасла? Но кто она? Почему она кажется мне знакомой? А как же те трое жеребят?»

– А что с этими меткоискателями случилось? – спросил ее пегас.

Зекора не ответила, вместо этого она взяла зубами пестик и начала толочь в ступке травы. Это продолжалось довольно долго, а Альтуса продолжали мучить сомнения, что же случилось с жеребятами. Неопределенность в душе, которую он сейчас испытывал, разрывала его на части. Он хотел услышать хоть какой-то ответ: “да” или “нет”, но хозяйка дома молчала. Она что-то подливала в ступку. И Альтус вновь почувствовал резкий травяной запах, и поморщился. Пони перелила жидкость в кружку и влила содержимое жеребцу в рот. Тот нехотя выпил и сухо откашлялся.

– С ними все нормально, спи, и ни о чем не говори, – сказала Зекора.

Неприятное послевкусие расплылось во рту и заставило Альтуса решиться попросить воды, но его глаза уже начинали закрываться, а приятная нега, которая вытеснила боль и нытье в мышцах, расплылась по всему телу. Он попробовал открыть рот, но не смог и провалился в приятную дрему.

Глава 8

I

Как только ушла служанка, Крэлкин задумался об устройстве общества пони, о том, на чем оно сейчас держится. Какие правила, порядки, законы в нем есть, и насколько они повторяют взгляды былых времен. Хоть он понимал, что это было несколько грубо, сравнивать две разные эпохи, но он хотел посмотреть, что же осталось в современных единорогах, пегасах и земных пони от тех напыщенных, жестоких и покорных существ, о которых он сейчас имел честь читать.

С другой стороны, ему было очень интересно, в какой момент пришла Селестия вместе с другими аликорнами и каким образом захватила власть у Аукторитаса. Ему виделись вооруженные мятежи, расправы над неверными, тотальный контроль… Однако сегодняшняя размеренная картина мира ломала представление о насильственном насаждении власти в облике рогато-крылатых пони. Селестия, хоть и была монстром, каким ее начал представлять Крэлкин, но все же она не казалась таковой. По крайней мере, сейчас.

«Внутреннюю личину не так-то просто скрыть. Она проявляется во всем: повадки, привычки, характер. Селестия не кажется такой уж несдержанной и жестокой. Хотя, возможно, у нее стал настолько крепкий панцирь вокруг личности, что мало чем можно пробить ее взгляды на жизнь и поколебать внутренний мир. Что же она такое? Почему она аликорн? Откуда она появилась? Как смогла добиться признания пони? Возможно ли, что она правит чужой ей страной? Почему она пришла именно сюда? И как она собирается сохранить то, что успела построить? Как будет выбирать приемника? Каким он будет? Если это Твайлайт, то она выбрала неверное место для ее жизни: Понивиль. Единорожка должна быть ближе к своему ментору, чтобы впитывать в себя знания и умения оного».

Отбросив мысли, белый жеребец подошел к окну и посмотрел на ярко освещенную улицу. Он хотел окинуть взглядом общество пони, заглянуть в его сущность, узреть глубины и понять, что скрывается под кожей у этого монстра. Однако он понимал, что сможет лишь поверхностно судить о нем. Яркий свет просачивался сквозь полузакрытые ставни, которыми играл холодный ветер, и заливал помещение, освещая ровные ряды полок с разноцветными книгами и небольшой стол с уже пустой и грязной посудой, рядом с которым на полу лежала большая подушка. Синяя подушка, как отметил Крэлкин, была похожая на ту, что он видел в повозке, на которой его и Твайлайт доставили в Кэнтерлот к Принцессе Селестии.

Окно выходило на улицу, а не на главную площадь замка, и было расположено не так высоко, чтобы не разбирать эмоции на мордочках проходящих пони. За окном сновало довольно много кобылок и жеребцов. Некоторые ходили с высоко поднятой головой. Это были в основном единороги, но также присутствовала некоторая часть земных пони. Крэлкин сразу же отметил у них пышные наряды и вычурные головные уборы. Их глаза рассматривали все вокруг, сверкая в разные стороны молниями недовольства и, изредка, негодования. Они искали пони и, находя, моментально оценивали по своим неизвестным никому критериям. Через время взгляд, который они задержали на ком-то, менялся, в основном на неодобрительный, но они не останавливались, чтобы заговорить с кем-нибудь. Наоборот, обходили неугодных жителей Кэнтерлота. Других же приветствовали едва заметным поклоном.

Иные пони, которых заметил чужак, вели себя меланхолично, особо ни на чем не останавливая свое внимание. Жеребцу показалось, что они были эгоцентричными личностями. Они не обращали внимания на других, но все остальные старались с ними не сталкиваться и даже не встречаться взглядами. Бывший маг моментально причислил таких пони к элите, высшему свету Кэнтерлота, к сливкам утонченного общества. Но он недоумевал по тому поводу, что среди них были лишь единороги. Рядом с пони из элитного сословья постоянно крутился кто-то. Красивая кобылка или статный жеребец, чтобы составлять пару бомонду. И тоже, в основном, единорог.

Еще были простые пони, выполняющие разную работу. Они вели себя сродни понивильцев, также беззаботно бегая по улицам и здороваясь со всеми подряд, кроме высшего сословья и самопровозглашенной элиты. Среди них были и единороги и земные пони, и пегасы, которые, впрочем, не летали или летали низко над дорогами. Крэлкин обратил внимание на небо, но ни одного пегаса там не обнаружил.

«Неужели здесь пегасы не в почете? Или сегодня просто день такой, что все заняты? В любом случае, насколько я понимаю, здесь всем заправляют помпезные пони, следящие за модой и подчиняющиеся высшему свету, который и определяет эту самую моду. Обычный город со множеством знаменитостей, каждая из которых думает, что она особенная. Но на самом же деле, никто из них не знает даже своей истории, пусть и поверхностно.

В некотором смысле Понивиль проще и понятнее, как город, в котором я могу достигать своих планов. Здесь же придется действовать на тех, кто заправляет балом – элиту. Безопасно ли это? Не думаю, но мне терять нечего. С другой стороны, элита мне не нужна, а бунты, которые Селестия должна уметь подавлять, не произведут необходимого эффекта. Так что я оказался в заведомо проигрышной ситуации. Их Великосиятельная Принцесса все прекрасно спланировала наперед, оградив себя от всякого рода опасностей, и я не могу дождаться, когда узнаю новые тайны, которые скрываются от меня за этими стенами. Жаль только, что я не смогу применить это для своего спасения», – думал жеребец.

Вернувшись к книге, он развалился на кровати и, перелистнув еще несколько страниц современного анализа, принялся читать дальше. Теперь он уткнулся в празднования единорогов и отметил, что попал на праздники летнего и зимнего Солнцестояния. «Неужели у пегасов и единорогов был один и тот же праздник? – подумал он. – Но почему? Один из правителей пегасов принес традицию своему народу от единорогов: прыгать через костер. Но праздник у крылатых уже был. Это странно, но очень интригующе. Значит, либо корни традиций и праздников единорогов и пегасов росли из одного источника, либо был какой-то скиталец, который подарил и тем и других одинаковые праздники, или же их связывает нечто более серьезное, что невидимо для глаза».

Он уткнулся в книгу и принялся читать:

“На площади рядом с памятником древности, воздвигнутому великому Майту Вседержителю, первому единорогу, который единолично двигал Солнце и Луну, собирались все помещики с семьями и ждали, пока члены Аукторитаса демонстративно поднимут Солнце. Как правило, рассвет наступал чуть позже из-за ночного празднования единорогов перед поднятием светила, а также церемониальными приготовлениями членами Аукторитаса.

Севастократор присутствовал на праздновании в качестве соглядатая и главного единорога, поднимающего Солнце. Он наряжался в старинную мантию Майта Вседержителя и держался гордо и властно, будто и он самолично мог сдвинуть небесные светила. В иные годы для народа устраивалось представление, как Севастократор, оставшись один на виду, поднимал светило. Остальные единороги, помогавшие ему поднимать Солнце, прятались поблизости.

Празднование рассвета самого длинного или самого короткого дня сопровождалось разжиганием огромных костров, устраивались торжественные и ритуальные танцы вокруг них. Они отличались массовостью и идентичностью движений всех участников. Затем устраивались факельные шествия с разнообразными виртуозными представлениями, связанными с огнем. Перед самым рассветом, когда костры практически гасли, молодые единороги под радостные крики толпы перепрыгивали через пламя, что символизировало очищение огнем. Самые рисковые прыгали через большие языки пламени, когда костер еще сильно пылал.

После ритуального поднятия Солнца, Севастократор произносил «огненную речь», подготовленную специально членами Аукторитаса, чтобы вселить в умы единорогов то, что Юникорния надежная, самодостаточная страна. Что единороги…”

«Понятно. Все, как у пегасов, только более цивилизованно. А эти их танцы вокруг костра отличающиеся идентичностью движений, были чем-то вроде ритуала. Да у них там все пронизано ритуалами: празднование перед восходом солнца, поднятие солнца, костры, танцы, прыжки через костер… Да и интересная личность, этот Майт Вседержитель. Сам двигал светила? Неужели он был сильнее Селестии? Или это была попросту легенда, чтобы объяснить некоторые несостыковки, которые возникали в древнем обществе?

Но если нет, то это просто значит, что единороги могут единолично противостоять аликорнам. Однако тогда непонятно, что же врет: моя теория магии, которая была составлена на основе трех книг или история, сведения которой могут опираться на старинные верования жителей или основываться на байках и притчах. И Майт может быть просто красивой легендой для жеребят, которые привыкли верить в сказки. Только, кажется, данная легенда очень сильно отпечаталась в мозгах единорогов.

Нет, я не могу ошибаться на счет своей теории. Тогда Майт Вседержитель, при условии, что он реален, имел в своем распоряжении столько албидо стилла, сколько имеет Селестия. Хотя нигде не сказано, что этот призрачный единорог являлся именно единорогом. Возможно, он был первым аликорном, который появился в мире или воздействовал на ход светил.

А что, если аликорны всегда жили рядом с пони в отдельном государстве, следя за их жизнью? И только наведывались изредка к обычным пони? Ну, понятно, что Майт сделал это не случайно, а когда мир стоял на краю пропасти, ведь остановка солнца и луны грозила смести все живое с планеты. Хоть он вмешался в ход истории и попутно помог пони, но он это сделал также для сохранения своей жизни. А почему пришла Селестия с другими аликорнами? Что было тому причиной? Какой катаклизм спровоцировал появление целых трех представителей этой могучей расы в мире пони? А ведь, по словам Твайлайт, есть и другие. Что могло произойти такого грандиозного, что понадобилось вмешательство таких сильных существ? И почему они не уходят в мир иной? Почему они все еще тут? В Эквестрии все хорошо и даже более чем хорошо. Тогда не мог быть Майт аликорном, ибо не бессмертен. По крайней мере, теория, которую я только что построил на его счет, не проходит проверку на логическую целостность».

Прервав ход мыслей, Крэлкин перевернул страницу и выхватил кусок текста:

“Целый день единороги пели песни, играли на инструментах, читали стихи, медленно и вычурно танцевали, однако даже на празднике каждая семья держалась в стороне от других.

Артисты, в ярких одеждах и с венками на голове, если это был летний праздник Солнцестояния, или в цветастых шляпах, если праздник отмечали зимой, показывали зрителям разные юмористические сценки, связанные с самым длинным и самым коротким днями в году.

Также в ритуал проведения празднества входило сжимать в объятьях статую Майта Вседержителя. Считалось, что именно в этот день можно было пропитаться силами и мыслями величайшего единорога…”

«Стандартное празднование, похожее на наше. Только с одним отличием: нет алкоголя. Но один ритуал у них и правда странный. “Сжимать в объятьях статую Майта Вседержителя”. Какая нелепость. Интересно, сохранился ли данный обычай у современных единорогов? Я бы специально пришел на этот праздник посмотреть, как это все происходит, и, наверное, даже бы посмеялся. Но, если бы и существовала такая традиция, то должен существовать контроль за теми, кому дозволено обниматься со статуей. При условии, конечно, что она сохранилась и по сей день».

Он перелистнул несколько страниц и увидел кусок какой-то записки. Что это за записка и кому она была адресована, Крэлкин не нашел. Сверху стояла дата: 1497 год до НПС.

“…впервые на фестивале, который посвящен музыке и поэзии, в качестве автора. Какой чудесный праздник. Целый день единороги читают свои стихотворения и поют песни, о мире, дружбе, любви, о прошлом и будущем, о хороших и плохих реалиях жизни, о ненависти, о злобе, о ревности, расставании и измене… Да много чего интересного.

Я до сих пор не могу забыть волшебные строки:

“…Улетят и растают, как топот хрустальных копыт

Звон спешащих минут, их ничто не удержит на месте.

Обещанья, признанья… а все же по счастью мы вместе.

Наш любовный кораблик еще не разбился о быт.

Сколько пылких признаний. Признанья – слова, и порой

Ты легко их роняешь и так же легко забываешь,

А серьезные чувства – как мощная рудная залежь:

Ты ее не заметишь под толстой земною корой.

Впрочем, что рассуждать. Ведь себя все равно не поймешь...

У рассудка одни, а у страсти другие резоны.

Налетит как весенний, никем не предсказанный дождь,

Омывающий улицы мокрой волною озона.

Отгремит первый гром, и опять над землей благодать,

Лишь дождинки, как яркий стеклярус, сверкают повсюду.

До чего хорошо по весенним бульварам блуждать,

Удивляясь расцветшим деревьям и солнцу, как чуду…”

…хотя я и прихожу сюда не в первый раз, но меня всегда поражает убранство главного зала: в этом году все было убрано в желтых тонах, разбавленных зелеными мазками бархата и малахита. Моя поэзия не вызвала такой бурной реакции, как у Кармины, но я рад, что главный приз в виде серебряной статуэтки птицы, украшенной зелеными драгоценными камнями, достался именно ей.

Вообще все прошло достаточно мирно, не считая словесной перепалки между двумя выдающимися критиками: Дитуром и Плумой. Они начали спорить на счет стихотворения “Весна счастья”. Несмотря на это, оно заняло четвертое место, зато первое место заняло “Разм”…”

Записка прерывалась прямо на середине предложения, но Крэлкина это уже не удивляло. Его удивляло, что у единорогов был такой праздник, как фестиваль музыки и поэзии. Он не понимал его предназначения. «Хотя я много чему не могу найти логического объяснения. Однако в моем мире ничего просто так не делалось, а единороги очень сильно похожи на людей. Хотя, и пегасы тоже в какой-то мере на них похожи. Все начинает запутываться, и я перестаю видеть истинную личину рогатых пони. Слишком сильно наша история переплетается с историей Эквестрии. А что было в это время с земными?»

Перевернув еще несколько страниц, белый жеребец потянулся и принялся вновь читать, но что-то внутри него закралось. Что-то связанное с единорогами и их целями. Для него в Аукторитасе должны быть расчетливые пони, которые не должны устраивать празднования просто так: каждый праздник – это огромное вложение денег, и Крэлкин это прекрасно понимал. И он также понимал, что далеко не все праздники окупаются. Некоторые необходимы для того, чтобы поднять рейтинг своей страны в глазах иных держав. Вот только единороги ни с какой расой не контактировали, хотя жеребец понимал, что мог и ошибаться.

Следующий праздник, который попался Крэлкину на глаза – был главным праздником в Юникорнии.

“Главный праздник единорогов – основание Юникорнии.

Он проходил в середине весны на главной площади и длился 3 дня. Праздновали даже земные. В этом месяце их освобождали от повинностей, и в три дня праздников, когда Господа уходили праздновать, разрешали гулять по всему поместью, за исключением замка помещика.

Главная площадь, где устраивался праздник, украшалась множеством цветов…”

«Понятно, всяческие украшения и тому подобные изыски. В принципе, интересно, но не настолько, чтобы тратить на это время. Примечательный факт, что даже земные пони праздновали этот праздник. Весьма интересно. Поместья, по всей видимости, оставались без единого единорога. Единороги же не разрешали даже смотреть на них своим крепостным, не то, что гулять рядом. Неужели праздник основания Юникорнии – такой важный?»

“Помещики, прибывшие праздновать, три дня жили в специально построенных для этой цели деревянных домах, поддерживаемых дивными деревьями, что составляли половину здания. Они росли быстро: единороги специально сажали их для этой цели. Период цветения деревьев попадал как раз на середину весны, и они радовали глаз гостей красными цветами. Дома, к тому же, дополнительно украшались иными цветами, а также фонариками, в которых сажали специально пойманных для этой цели светлячков.

В первый день проходил парад, на котором…”

– Понятно, – сказал Крэлкин вслух и начал переворачивать страницы, выискивая какой-то итог этого праздника. На глаза ему попадались упоминания о разнообразных игрищах, конкурсах, песнопениях, спектаклях, которые не представляли никакого интереса для изучения. Наконец, он уткнулся взглядом в старинный документ: отчет Севастократора о проведении главного праздника единорогов. Хоть документ и датировался 1458 годом до НПС, но сохранился он крайне хорошо, несмотря на то, что белую бумагу мяли, и была она в разных разводах.

“Все прошло, как и планировалось.

Празднество было воспринято общественностью приемлемо. Единороги жили три дня в наших домах, ели нашу еду и пополнили свои пищевые запасы из секретных складов. Волнений не было, не считая пяти небольших споров об искусстве и одной дуэли между небольшими помещиками. Специальные единороги уже отправлены к ним в имения, чтобы объяснить, как следует себя вести на массовых мероприятиях. Восьмерым единорогам было возвращено потерянное на празднике имущество. Зафиксирован и раскрыт один случай кражи. Проведены соответствующие беседы с преступником. Отчет об остальном будет готов через несколько дней.

Среди крепостных, которые были предоставлены сами себе на три дня, не было зафиксировано ни одного грабежа из домов своих Хозяев. Предотвращено три попытки бегства. Более двухсот крепостных, которые выбрались из поместий, встретились и решили построить любовные отношения. Единороги отправлены к помещикам, чтобы договориться о переводе земных пони из одного имения в другое. Отчеты о проделанной работе будут предоставлены в конце недели.

Подставные поэты и певцы успешно провели пропагандистскую деятельность. Танцоры и фигляры сделали все так, как мы того хотели. Вызывают сомнения слова единорога Астутуса на счет того, что единороги должны отпустить крепостных и жить с ними на равных. Его заключили в темницу по моему распоряжению, и он ожидает решения Аукторитаса. Он должен быть казнен, изгнан или изолирован от общества другим способом.

Единороги стали терпимее относиться друг к другу, по сравнению с предыдущим годом. Было создано на двенадцать процентов больше пар, познакомились между собой дети шестнадцати семей.

Отряды, патрулирующие границы прислали отчеты: никакой активности в соседних государствах замечено не было. По всем признакам в стране грифонов и пегасов опять неурожайный год. Возможны боевые стычки. На очередном заседании Аукторитаса будет рассмотрен проект о создании временной армии, чтобы не допускать врагов к границам. Общество физически и морально не готово сопротивляться объединенным силам врагов. Пропаганда единства и самозащиты проходит не так быстро, как планировалось. Необходимо усилить ее воздействие.

На внеочередное собрание Аукторитаса, которое состоится через два дня, вынесен вопрос о создании школы для одаренных единорогов, в которой будут обучаться единороги огромной силы. Предварительно предлагается вуалировать это все под видом самообороны на дуэлях. Цель: вырастить сильных единорогов, которых можно будет в любой момент забрать в армию и защитить некоторые участки границ.

На внеочередное собрание Аукторитаса, которое состоится через два дня, вынесен вопрос о создания отдела для создания новых защитных и нападающих заклинаний, который будет разделен на два направления: разработка заклинаний для одаренных единорогов и для обычного населения: простые, но эффективные заклинания на основе телекинеза.

Севастократор Старфол Властительный. Отчет Аукторитасу о проведении главного праздника страны: «Основание Юникорнии»”.

«Вот он, настоящий лик единорогов, – радостно подумал Крэлкин. – Не могут праздники просто так проходить. Во всем есть свой скрытый смысл. Да и сейчас Селестия должна делать примерно то же самое. Однако если в будущем разразится война, то ради чего? Ради пищевых ресурсов? Ведь по какой-то причине у грифонов и пегасов были неурожайные годы, и Аукторитас полагал, что придется сдерживать отряды на границах страны. Неужели все настолько плохо? Почему единороги не могут, к примеру, улучшить магией урожайность в соседних странах, чтобы обеспечить необходимый мир. Почему нужно обязательно создавать временную армию, когда все можно решить полюбовно?

А они готовятся к военизированному вторжению очень тщательно: проводят моральную и силовую подготовку населения страны. Даже школу для одаренных единорогов хотят создать, что, в принципе, неудивительно. В общем, единороги действуют в лучших своих традициях. А чтобы обычные пони не проведали, что на самом деле происходит, Аукторитас якобы следит за всякими стычками между ними и заботливо, как обеспокоенная мама, порицает некоторых индивидов за мелкие шалости, отчитывая их и говоря, что так делать нельзя.

А не защитная ли реакция это все? Ведь если они пойдут против народа, то единороги их свергнут. Они хоть и разрозненные, но могут собраться вместе и упразднить несколько должностей из правительственной иерархии. Массовое восстание рогатых, бунт, революция. И все бы выглядело, как у варварского крылатого племени: безжалостные убийства. А может ли рядовой единорог убить своей магией?»

Крэлкин в задумчивости перевернул достаточно много страниц исторического документа и попал на раздел: “Сравнение законов единорогов и пегасов”. «Будет интересно посмотреть, какие законы были у единорогов. Наверняка, они устроили из своих правил некий мифический свод, около которого ходили странные слухи. Нет, что-то я начал фантазировать. Просто в таких законах не должно быть четкой формулировки и ясного понимания. Должны быть лазейки, которые обеспечивают стратегических ходы отступления и выход сухим из воды в любой ситуации для тех единорогов, которым позволено ими воспользоваться. Именно так должна действовать настоящая правящая элита».

“Пегасы чтили свои законы и неукоснительно их исполняли. Непослушание каралось заточением в темнице, которая была построена специально для крылатых пони. Законы менялись вместе с правительством. Как только новый Дроттинн захватывал власть, устанавливались новые законы и правила, но они практически не отличались друг от друга.

Никто не был против таких решений нового Военного Вождя. Наоборот, пегасы были довольны подобными переменами: отменялись те законы, которые притесняли чьи-то интересы и принимались новые. Нередко, новые порядки лишали народ большего количества свобод, нежели предыдущие законы, потому иногда пегасы совершали массовые восстания и убивали Дроттинна и всех его приближенных.

Несмотря на то, что одни постановления сменялись другими, первый свод законов и костяк, определяющий целостную структуру общества пегасов, оставался неизменным. До нас дошли лишь некоторые его фрагменты, но достаточно четко определяющие взаимоотношения между пегасами и земными пони. Вероятно, они были составлены одними из первых советников-единорогов, а Дроттинн утвердил их, видя все основные существующие нормы общества:

– Пегасы не живут порознь. Каждый крылатый пони индивид и воин, непобедимый и несломимый духом, неоценимый в боях и схватках. Сила пегасов в единстве, взаимоподдержке и сплоченности, оттого наказываю воспринимать каждого пегаса, как бойца и воспитывать в соответствии с кодексом воинов. Также наказываю держаться рядом и встречать врагов всей силой единства крылатых собратьев, крыло о крыло сражаясь с недругом.

– Пегасы – особенные пони и нет никаких других таких, как они. Они занимают большую неделимую территорию: страну под названием Ландаухиминн. Они должны гордиться своей родиной и не делать ничего, что может навредить ее целостности и неделимости. Каждый пегас должен своей жизнью защищать границы страны и до последнего дыхания сдерживать натиск противника. Они должны защищать свои культурные ценности и оберегать свои семьи от непрошеных гостей.

– Пегасы – самодостаточная раса. Они не должны иметь никаких отношений с другими разумными представителями близлежащих земель. Торговлю и переговоры должен вести лишь Дроттинн, который определяет, что для страны хорошо, а что плохо. Также Дроттинн может дать официальное разрешение на торговлю с другими расами, включая город Хэлот.

– Пегасы безраздельно владеют землями Ландаухиминна и земными пони, которые находятся у них в подчинении. Нельзя отдавать часть земель единорогам и другим расам, с целью продажи или получения других выгод. Также нельзя отдавать земных пони другим расам без разрешения Дроттинна. Земные пони и земли обязаны быть в подчинении пегаса-помещика, который и отвечает за их сохранность. Дроттинн может лишить прав владения землей и рабами помещика, если решит, что он не способен справляться с их целостью.

– Все рабы, которыми владеют пегасы, принадлежат также и Дроттинну. Дроттинн имеет право брать тех рабов, которые ему покажутся пригодными для тяжелых работ. Однако помещики могут распоряжаться рабами, как им будет угодно, но за убийство земного пони он обязан платить штраф в размере пятнадцати монет Дроттинну за то, что уничтожил его собственность.

Крэлкин с трудом оторвался от текста и перевернул страницу. Он даже не ожидал увидеть такой четкий свод законов, подробно описывающий некоторые сферы жизни пегасов. Все было предельно ясно, и подкопаться ни к чему он не мог. Он мог только дивиться, что это все дошло до сегодняшних дней, причем настолько хорошо. Хотя тут он тоже искал подвох.

«Какой богатый канон у пегасов. Не терпится посмотреть, что же придумали единороги. Наверняка, там будет чему поучиться. Но я не верю, что пегасам подарили такой свод законов просто так. Вероятно, они заплатили свою цену, только сами не осознали какую. Да и мало кому вообще могло, наверное, придти в голову, что пегасов использовали в своих целях. Кому вообще были интересны искусные убийцы и их образ жизни? Может, законы ограничивали те сферы жизни, которые касались нападения на магических существ? Кто знает?».

Собравшись с мыслями, он вновь принялся читать:

“Также у каждого пегаса-помещика были внутренние законы, распространяющиеся на семью и рабов. Внутрисемейные законы были не во власти Дроттинна, так как пегасы сами были вольны разбираться между собой в пределах семьи, но правила, касающиеся рабов, были под строгим наблюдением. Помещики, конечно, не были обязаны отчитываться по каждому принятому ими решению на счет земных перед Верховным Вождем, но они и не должны были противоречить главным законам, которые определялись Дроттинном.

В основном такие правила подразумевали систему наказаний раба в соответствии с тяжестью проступка. Никто, конечно, не заботился о том, насколько жестокие и смертельные правила устанавливали землевладельцы. Помещики преследовали цель наказания, Дроттинн и его свита – наживу. Страдали лишь земные пони, ведь в случае смерти одного из их представителей, в их сердцах произрастал страх, а желание подчиняться Хозяевам накатывала на них с новой силой. Помещики же платили Дроттинну чисто символическую сумму и были свободны до нового убийства.

За выполнением наказаний определенных в отношении рабов при дворе пегаса-помещика, следили его дети, которые нередко и были палачами. Деньги за убийство раба изымались из кармана убийцы, но чаще все...”

«Опять пегасы. Понятно, что Дроттинн у них всем заправлял и был каким-то тираном. Однако так ли плоха тирания? Кто сможет сказать, что есть хорошо, а что есть плохо? Как бы ни был плох такой устрой власти, но даже в трудах Платона он стоял на предпоследнем месте. Последняя… А впрочем, не помню я, что последней формой правления было у Платона. Да и не имеет это отношения ко мне. Если я все правильно сделаю, то я больше не буду беспокоиться ни о Платоне, ни о Сократе, ни о планете под названием Земля вообще.

Странно, что пони, который писал сравнительный анализ, писал слова “Хозяин” и “Господин” с большой буквы. Как будто его заставляли это делать. Или же это был просто глубинный многовековой страх перед пегасами и единорогами, который преследовал его сквозь столетия, передаваясь из поколения в поколение. Но это если данную сводку писал земной пони. Ее же запросто мог написать единорог или пегас. Единорог мог просто чтить традиции предков, а пегас использовать данную форму слов для насмешек. Или наоборот. В общем-то, не важно, кто над кем насмехался, а кто отдавал почтение духам древности. Это абсолютно ничего не говорит об авторе. А было бы интересно узнать, кто написал этот дерзкий анализ. С точки зрения единорогов, этот пони должен быть казнен или изолирован от общества другими способами».

Крэлкин задумался об Альтусе. Он понимал, что ему тут не нравится, но предать себя он не мог. Переступить через друга для него было намного проще, чем через свои интересы. Был ли это поступок труса – жеребец не понимал. Точнее понимал, принимать не хотел. Слишком много боли осталось позади, чтобы возвращаться туда, откуда его не так давно выкинуло. Что он там пережил? Пытаясь вспомнить всю самую жуткую мерзость, которую он мог вспомнить, в памяти всплыло воспоминание о его дуэли.

Крэлкин помнил, как его однажды вызвали на дуэль, бой насмерть между двумя волшебниками. Его противником был маг, который управлял преимущественно стихией огня. Крэлкин знал, что рунные маги были слабыми противниками для стихийников, однако согласился, не желая, чтобы об него и его мнение вытирали ноги. К тому же, маг огня его тогда разозлил не на шутку, и он был просто обязан ответить на вызов, потакая своим эмоциям. Когда же он согласился, будущий соперник сначала недоуменно посмотрел на него, но потом разразился гулким смехом и назначил бой через неделю на арене магов, когда там никого не будет.

Крэлкин неодобрительно фыркнул, развернулся и пошел домой, чтобы подготовиться, принимая условия проведения поединка. У него была неделя, чтобы испытать новую технику рунной магии, которую он недавно нашел в библиотеке. «Использование этой магии мгновенно, практически смертельно для любого врага, – вспоминал он слова из книги. – Пробивает любые щиты низкого и среднего уровня. Может даже пробивать некоторые щиты высокого уровня, если маг ослаблен. Однако, эта магия очень опасна. Наносится руна на локоть и активируется, если прикоснуться к трем точкам одновременно в области рисунка. Зачем я вообще ввязался в эту битву? Смертельная дуэль не мой конек. Я против стихийников и так проигрывал, а тут…»

Придя домой, Крэлкин открыл книгу и посмотрел на витиеватый узор интересующей его руны.

– Маг может потерять руку, – в задумчивости прочел он одно из предупреждений. – Неужели это действительно так важно перед лицом смерти? Или это просто тонкий намек на то, что больше двух раз руну не применить и необходимо бить точно и в уверенности в том, что удар не уйдет в щит, потому что другого раза просто не будет. Чем это надо рисовать?

Полчаса он вырисовывал узор на левой руке и еще три часа выводил линии руны на правой. Он хотел быть готовым ко всем неожиданностям, которые могут подстерегать его в бою. Хотя он понимал, что активация заклинания возможна лишь при наличии руки, ведь пальцы должны были нажать на три заветные точки, он все равно хотел иметь возможность выпустить силу руны из любой руки. Это было его секретным оружием против соперника.

После того, как он дорисовал руны, он прилег и посмотрел в потолок, размышляя, как может повысить свои шансы на победу. Он прокручивал варианты с отравленной водой, с дополнительными средствами, чтобы обезвредить врага, вроде шокера или какого-нибудь травматического или огнестрельного оружия. Он даже подумывал о том, чтобы учиться быстро рисовать заветные узоры или искать упрощенные варианты рун в книгах, но все это ему не нравилось. Он искал более простой и действенный способ.

– Руны можно активировать на любой поверхности, – сказал Крэлкин вслух, вспоминая азы магии. – Значит, я могу разрисовать свое тело и использовать подготовленные руны в бою.

Он снял с себя рубашку, подошел к зеркалу и уставился на руки. Рун, которые маг рисовал, не было. Он скривился, взял тонкую кисточку, макнув ее в краску, чтобы нарисовать узор заново, но на полпути остановился, отложил письменную принадлежность и подошел к книге. Он недолго рассматривал рисунок, а потом углубился в особенности техники. Руна была боевой, и Крэлкин это прекрасно понимал, но в нюансы он не зарывался. Как оказалось, все было просто: начертанная руна исчезала, чтобы не показывать противнику секретное оружие раньше времени. Магу это понравилось, и он, улыбнувшись, начал разрисовывать свое тело рунами защиты от стихийных атак. Он точно знал, что его оппонент владеет огнем и немного умеет управлять воздухом. Про другие таланты стихии своего соперника он ничего не ведал.

Противники встретились в назначенное время, ровно через неделю. Маг огня хохотал в окружении своих друзей, которых он притащил поглазеть на фееричное зрелище. Крэлкин, пришедший в одиночестве, старался сохранять спокойствие, но его сердце предательски хотело вырваться из груди. Как бы он хорошо не продумал стратегию, всегда был риск, что он недооценит врага, что сделает какую-то нелепую ошибку и проиграет. Проигрывать он не хотел, ведь проигрыш означал потерю жизни и переход на другие планы бытия, как рассказывали ему ментальные маги. Он же скептически относился к этому, трезво рассуждая о том, что он не вечен и смерть физическая будет означать и смерть духовную.

– Ты не боишься? – спросил надменный голос, отдавая эхом от стен в пустынном помещении арены.

– Все боятся, – бросил без энтузиазма рунный маг, пристально наблюдая за врагом. – И я, и ты.

– Если ты боишься, то почему согласился на этот смертельный бой? – недоуменно бросил стихийник.

– Хотя бы потому, что кто-то должен поставить такую выскочку, как ты, на место.

Голос у Крэлкина дрогнул в последний момент и соперник с друзьями звонко рассмеялись, заметив это. Маг ругнулся про себя, но лишь сохранил каменное, беспристрастное лицо.

– Отступи, и я сохраню тебе жизнь, – сказал стихийник на полном серьезе.

– Такая жизнь мне будет не нужна, – парировал тот.

Крэлкин начал подниматься на возвышение посреди огромного помещения, которое ограничивало рамки поля боя. Оппонент, скинув с себя черный плащ, последовал его примеру. Арена представляла собой подобие горы, на вершине которой была площадка. Незадачливые маги не раз скатывались с возвышения. Как-то подобная участь настигла и Крэлкина, но лишь единожды. По бокам располагались трибуны, защищенные самыми сильными заклинаниями, которые только были изобретены магами, чтобы зрителей не убило случайным мощным заклинанием, брошенным в соперника.

– Зачем ты на самом деле пришел на эту арену? – не унимался стихийник.

– Чтобы понять, чего же я на самом деле стою и нужен ли я на арене, как боевой маг.

– Странное желание, – удивился тот. – Ты рискуешь своей жизнью, чтобы понять, чего ты стоишь? Глупо.

– Мы все порой делаем глупые вещи, – согласился Крэлкин. – Но мы также должны учиться на своих ошибках. Сегодня я пойму, правильно ли я поступил, все ли учел и просчитал. Сегодня от моего таланта управления магией зависит моя жизнь.

– Но ты ввязался в заведомо проигранную схватку. Стихийные маги, как я, всегда побеждали рунных магов, как ты.

– Не всегда.

Крэлкин поднялся наверх и увидел, как противник тоже поднялся и встал напротив него. У него подкосились коленки, в глазах на мгновение потемнело, и он едва не потерял сознание. Все его нутро кричало, чтобы он убирался оттуда, но его гордыня упорствовала, стараясь оттолкнуть свои эмоции на задний план.

– Да даже если рунные маги побеждали, то для них это было неимоверно трудно. Рунная магия медленная и слабая по сравнению с магией стихий.

– Но мы расходуем меньше энергии на нее.

– Да разве это кого-то волнует? – в отчаянье вскрикнул стихийник, будто отчитывал глупого ребенка. – Ты не хуже меня знаешь, что магические бои нашего с тобой уровня длятся не более минуты. Ты не плохой маг, и я не хотел бы тебя убивать.

– Ты знаешь, я сам не хочу умирать, как и ты, – признался Крэлкин. – Но сейчас это неизбежно. Один из нас должен перейти на следующий план и продолжить жизнь, но уже не здесь.

– Почему ты такой упертый? Почему ты не хочешь признать очевидного?

– Твою ложь я никогда не приму. Будь ты хоть трижды сильнее меня.

– Но…

– Умей отстаивать свою точку зрения, – грубо бросил Крэлкин. – Пусть даже за это тебе придется умереть.

– Отстаивать свою точку зрения? – бросил презрительно соперник. – Это то, что тебя действительно сейчас волнует? Ну, хорошо, пусть будет по-твоему. Но я тебя предупреждал.

Стихийник вскинул руки, и их окутало пламя. Крэлкин напрягся, понимая, что сейчас все начнется и решиться за несколько минут. Он быстро скинул с себя плащ, оголив торс и показав противнику свое оружие. На его груди было нарисовано двенадцать защитных рун. На предплечьях – атакующие руны. Он увидел, как соперник напрягся и тут же ударил своей магией. Крэлкин активировал свой первый щит.

«Самое плохое, – думал он, – это то, что рунные щиты действуют всего несколько секунд. Учитывая, мою силу, могу предположить, что щиты продержаться максимум секунд десять, но потом…» Он принялся отсчитывать время, и активировал первую атакующую руну. Руна вспыхнула на его руке зеленым пламенем, а руку пронзила острая боль. Слева от противника вспыхнула яркая изумрудная вспышка.

– Черт, – ругнулся Крэлкин и машинально схватился за предплечье. – Как больно.

Маг огня отпрыгнул от взрыва вправо и вновь ударил магией. На этот раз Крэлкин решил уклониться и переместиться подальше от оппонента. Не теряя того из виду, он увидел, как тот вновь ударил заклинанием. Рука непроизвольно скользнула по защитной руне и шар огня, летевший к Крэлкину, растворился рядом с ним. Стихийник подошел ближе и еще раз ударил. Не останавливая атаки, он подобрался вплотную к рунному магу и уже был готов ударить его одной из самых сильных атак, как Крэлкин активировал атакующую руну и исчез.

– Вот ты и попался, – победно сказал он, ударив себя по плечу.

Яркая желтая вспышка отдала огнем в руке, и, вскрикнув, молодой маг упал на колено. Послышался стальной шум, будто сотни клинков столкнулись друг с другом. Посмотрев вперед, Крэлкин увидел стихийника, запыхавшегося, но с хищной улыбкой на лице. Неподалеку от него на небольшой зоне из пола торчали железные заостренные штыри. «Не может быть. Как он увернулся от моей атаки? Я же все превосходно спланировал. Маги огня зачастую подходят вплотную и дерутся на ближних дистанциях, так как от дистанции достаточно сильно зависит их мощь, но как тогда он смог избежать атаки? Просто отпрыгнуть тут было недостаточно».

– Думал, что стихийники не знают пространственных переходов? – спросил маг злорадно. – Считаешь, что только рунным магам дано сворачивать материю? Выкуси, выскочка!

Соперник моментально подлетел к Крэлкину, использовав перемещение, и попытался нанести удар, усиленный своей магией, но активированная руна поглотила физический удар и не дала магии достичь цели. Стихийник грубо ругнулся. Нахмурившись, Крэлкин свернул пространство и оказался на другой стороне ринга. Наблюдая за каждым движением оппонента, он выравнивал дыхание. Понимая, что самое зрелищное действо ждет его впереди, он все же невольно улыбнулся. Его план работал. У соперника оставалось не так уж и много сил.

«Два-три пространственных перехода и три-четыре несильных атаки. Думал, что я не знаю о возможности стихийников прыгать? Ты наивнее, чем кажешься. Просто тут я тебя недооценил. Но это уже не имеет значения, осталось довести нашу небольшую потасовку до правильного логического завершения».

Присев, Крэлкин вытащил железную заостренную палочку и начал демонстративно выводить на полу арены незамысловатый рисунок, наблюдая, как меняется в лице его оппонент. Стихийник использовал переход и, оказавшись около Крэлкина, тут же нанес удар. Однако Крэлкин не ждал и тоже прыгнул в противоположную сторону. В ту же секунду, как пространство вокруг него выровнялось, а рунный маг решил посмотреть, что делает соперник, он получил острый, колющий удар по ноге и взвыл от боли.

– Зараза, промазал, – послышал он сзади раздосадованный голос. – Ну, ничего, сейчас достану.

Активировав две оставшиеся телепортационные руны, нанесенные на предплечье, Крэлкин хаотично перемещался по рингу и после последнего выхода, откатился, держась за поврежденную ногу. Рана была не смертельная, но глубокая. Штанина джинсов моментально окрасилась кровавым цветом. Попробовав напрячь мышцы, он только взвыл от боли и уже не предпринимал попыток подняться. Держась за поврежденную ногу, он с ненавистью смотрел на врага, сжимающего небольшой нож, с лезвия которого на пол капала кровь.

– И долго ты собирался от меня бегать? Все-таки, ты слабак, Крэлкин, признай это, – сказал стихийник с насмешкой, презрительно смотря на своего соперника. – А сейчас ты умрешь.

Он вскинул руки, и молодой маг видел, словно в замедленной съемке, как стихийник совершает сложные манипуляции руками, и понял, что сейчас последует очень мощная атака. «Попадусь под прямой удар с одним щитом – однозначно умру. Несколько щитов тоже могут не выдержать. Перемещаться бесполезно, атака будет моментальная. Да и из-за этой дурацкой ноги… Простую атакующую руну не успею нарисовать, ровно как и руну перемещения. Я навел справки о самых мощных заклинаниях огненной магии, и это выглядит очень похоже на одно из них. Очень простое, но и очень затратное. И если он промахнется, то я выиграю бой».

Набросив на себя несколько щитов, Крэлкин искал быстрый выход из ситуации. Он видел, что стихийник уже начинал искать свою цель. Понимая, что сейчас все закончится, рунный маг внезапно провел по всем рунам рукой, которые были на правом предплечье. Витиеватые узоры вспыхнули разноцветными огнями, и боль, которая пронзила всю руку Крэлкина, заставила того упасть на колени.

Послышалась череда взрывов, заканчивающаяся землетрясением. Рунный маг, сидя, посмотрел на оппонента и увидел, как тот довел свои последние движения до конца, но внезапные взрывы испугали его, а землетрясение, которое подкосило левую ногу мага, отвело руки от соперника, и разрушающая сила выстрела огромного столпа огня пришлась в крышу арены. Металлические конструкции заскрежетали, и с потолка посыпалась пыль и небольшие камушки. Маг огня упал на спину, но тут же поднялся, тяжело отдуваясь. Сердце у Крэлкина отбивало чечетку. Размышляя над тем, сколько у соперника осталось силы, он подхватил стальную палочку и принялся скрести по полу.

– Помнишь, я тебе говорил, что магия стихий очень выматывает? – спросил он, рисуя защитную руну на полу.

– Это нечестно, – парировал тот.

– Честно? – удивился рунный маг. – А честно было предлагать дуэль заведомо слабому противнику? Честно было приносит нож на нашу дуэль? Я тебе кое-что расскажу о магии рун, чтобы ты понимал, почему я тебя победил.

– Зачем мне это? – запротестовал соперник. – Ты все равно меня убьешь.

– Больно оно мне надо, убивать тебя.

Стихийник взмахнул рукой, готовясь ударить своего врага, но Крэлкин его предупредил:

– У меня еще три щита и два атакующих заклинания наготове. Плюс практически неограниченный запас силы и возможность рисовать руны. Ты уже выдохся. Дай только повод применить мои рисунки, – передразнил Крэлкин оппонента, который подобным образом отзывался о рунах.

Маг замешкался и опустил руки. Снизу послышались проклятья, но тот лишь отмахнулся от своих друзей и послал их куда подальше. Тяжело дыша, он присел там, где стоял. Дорисовав в молчании заживляющую руну, Крэлкин наскоро исцелил свою рану, поморщившись от боли, и поднялся.

– Магия рун медленная, – начал он после непродолжительной паузы, – но это единственная магия, которую можно подготовить заранее. Я использовал специальные невидимые руны, которые активировал с помощью рун поменьше, расположенных у меня на руках. Даже сейчас ты сидишь на одной из них.

– Значит, ты все спланировал заранее. Я все понял с самого начала, – с горечью отозвался маг.

– Конечно. А ты думал, что всю неделю я проведу в страхе перед могучим стихийником? Ты не более чем человек, который ошибается и недооценивает врагов. И я тоже мог тебя недооценить. Но не сделал этого, хоть и не учел, что ты умеешь перемещаться в пространстве. Но, даже несмотря на мой недочет, я завысил планку твоего искусства обращения с магией, чтобы найти более сильные заклинания против тебя и более совершенную стратегию. Я полагал, что ты будешь биться в ближнем бою, но я также рассматривал вариант, что наш поединок пройдет на расстоянии. В любом случае, судьба мне преподнесла подарок, о котором я мог только мечтать: руны-ловушки, в которые ты попался, как мальчишка. Да, я приготовил все заранее, но от этого зависела моя жизнь! Моей целью было свести быстрый бой в стратегическую длительную битву. Мне нужно было время, чтобы вымотать тебя. И у меня это вышло. К тому же, ты слишком быстро действовал и не заметил ловушек, которые я для тебя расставил.

– И зачем ты мне все это сказал? – вяло удивился маг огня, теребя в руках осыпавшиеся с потолка камушки, бросая их вниз с арены и провожая печальным взглядом.

– Ты, правда, не понимаешь? – изумился Крэлкин.

– Если ты хочешь меня убить, то я не буду сопротивляться.

– Да на кой черт ты мне сдался? – парировал маг и начал спускаться с арены. – Умей отстаивать свою точку зрения. И никогда не недооценивай врагов.

Крэлкин заворожено посмотрел на свои передние ноги пони. «Интересно, сохранились ли те руны до сих пор? Я все-таки, поменял тело. А руны – просто рисунки, не имеющие прямой привязки к магии. Это просто линии, не больше и не меньше. Так может ли сидеть во мне та старинная магия, которой я планировал убить того стихийника, или нет? Даже если рисунки сохранились, то я наверняка не смогу ими воспользоваться. Это все лишено смысла, потому что способность управления внешними потоками магии я утратил безвозвратно. Но разве эти руны не тем и примечательны, что активируются сами и не требуют познания мага в области обращения с внешней энергией? Совершенно не помню. А если бы я еще и вспомнил, как они выглядели, то уже попробовал бы применить».

Все еще размышляя над тем, что у него может быть достаточно сильное оружие в копытах, способное поразить правительницу Эквестрии, он невольно оценивал свои шансы в своей кампании. Возможно, смертельной магии даже и на двоих хватит. А при достаточном везении, ему не оторвет передние ноги, и он сможет перебить всех, кто встанет у него на пути. Оставалось только две преграды к осуществлению его плана: активация руны и сама руна. Хотя он не исключал, что она не сработает, и тогда он попадет в нелепое положение, когда дело дойдет до физических воздействий.

«А что будет, если я убью Селестию? На чью сторону встанут пони? По моим подсчетам, они должны разделиться на три лагеря: пегасы, которые поддержат силу, то есть меня, единороги, которые будут ярыми противниками силового вмешательства, хотя некоторые попытаются продавить свою точку зрения в обществе и привлечь меня в свой лагерь, а земные пони… земные пони постараются уйти от конфликта. Подсознательно все они должны понимать, кто и что они такое. Пегасы – жестокие убийцы, единороги – утонченная аристократия, земные пони – рабы и слуги. На это я и должен ориентироваться, если я собрался уничтожать аликорнов. Но хватит ли у меня сил? Да и есть ли они у меня вообще?»

Крэлкин еще раз посмотрел на передние ноги, вытянутые перед ним. Он пытался разглядеть узор, рисунок, те завитушки, которые должны составлять рунические письмена. И все же он терялся в догадках, зачем Селестии необходим он сам. При поверхностном рассмотрении действий принцессы было видно, что она хочет узнать, как работает магия чужаков, но Крэлкин в это не верил. Он искал подвох в словах и действиях августейшей особы, веря, что за ними находится что-то большее, нежели просто желание узнать о магии. Селестия хотела использовать пришельца, но как – он еще не догадывался.

Пройдя немного дальше по документу, Крэлкин остановился на описании законов единорогов. Он хотел хоть немного приблизиться к правилам настоящей Эквестрии, к исполнительной и законодательной ветке власти, а также узнать о работе судебной ветке правительственного аппарата.

“Единороги имели общие законы, которые, впрочем, никто не исполнял. Они просто были написаны и сохранены для истории, однако до нас не дошло ни единой более-менее целостной их версии. Лишь обрывки и упоминания о том, что они вообще существовали.

Уничижительные повсеместные упоминания о правилах в обществе единорогов были небеспричинны. Никто не «опускался» до того, чтобы следовать закону и слову Севастократора в разрешении межличностных проблем. Помимо этого, постановления Аукторитаса не затрагивали положение земных пони в подчинении помещиков. Крепостные были полностью во власти единорогов-хозяев.

Однако единороги, несмотря на свою развязность, дорожили земными, в отличие от пегасов, и не желали их убивать просто потехи ради. Это сказывалось на общем состоянии крепостных, их работе и на поголовье семей земных пони. Системы законов для них, предназначались для установления не только системы наказания, но и для определения взаимоотношений между помещиком и крепостным, места крепостного в подчинении и его обязанностей перед Хозяином”.

Белый жеребец замер, даже дыхание задержал. Впереди, через четыре небольших абзаца, начинался раздел о сравнении отношения к рабам и крепостным пегасов и единорогов. Больше информации о законах единорогов не было. Как, впрочем, и самих законов. Немного отойдя от шока, белый пони пробежался по всему тексту, посвященному правилам рогатых, но не обнаружил ничего интересного. Законов, регулирующих взаимоотношения между помещиками не было, а рабы подчинялись исключительно единорогам.

«Тотальный феодализм. Мрак. Единороги либо жили в анархии, либо… Не удивительно, что они держались обособленно, и что авторитет у них был в почете. Однако чем же на самом деле был Аукторитас? В чем его легитимная функция, помимо поднятия и опускания светил да организации празднеств? Получается, что свои операции он проворачивал вне ведения своего народа. Да и народа, по сути, у него и не было. А мне вначале показались единороги цивилизованной расой. Значит, и нападки на этот орган власти были не беспричинны. Я бы первый встал против такой власти, только действовал, как они: через подставных лиц.

Что же на самом деле затевал Аукторитас? Не думаю, что он просто так заботился о своих гражданах. Какова цель? Нажива? Нет, слишком примитивно, не их уровень. Если у нас наживу можно ассоциировать с отдыхом и полной свободой ото всех возможных дел, то тут единороги вкалывали каждый день, а толку не было. Что-то здесь не то, что-то более глубинное зарыто в их поведении. Что может быть лучше подставных законов? Отсутствие законов?»

Внезапно в дверь кто-то зашел и направился вглубь помещения, цокая по каменному полу железными подковами. Крэлкин моментально определил, что это кобылка и что она уставшая. Небольшой промежуток между шагами говорил о размерах, однако это больше всего его выбило из колеи: это была не Селестия.

Белый жеребец замер, вжавшись в ледяную стену, около которой была поставлена кровать, и обнял книгу копытами, прижимая к груди. По всему его телу пробежали мурашки, но скорее от холода, исходящего от каменной стены, нежели от осознания, что его в чем-то уличат. Из-за угла показалась темная, как ночь кобылка с необычной гривой, как у старшего потентата Эквестрии, словно звездное ночное небо, усыпанное мириадами звезд. Крэлкин узнал в вошедшей сестру и соправительницу Селестии: Принцессу Луну.

Кобылка прошла мимо кровати, даже не заметив на ней гостя, скользя утомленным взглядом по ровным рядам полок. Белый жеребец не смел даже шелохнуться, замечая самые незначительные эмоции на лике венценосной. Луна явно пришла сюда не по своему желанию, она была в подавленном состоянии. Чуть опущенные уши, утомленный взгляд, слегка расширяющиеся при дыхании ноздри, ровное, глубокое дыхание и скачущий по предметам взгляд говорили, что недавно у нее произошел серьезный разговор с близким ей пони, и она сердилась на него. К близкому пони Крэлкин моментально приписал Селестию и наскоро промотал возможный диалог между двумя аликорнами, который мог касаться двух чужаков, пришедших в Эквестрию.

Внезапно августейшая обернулась и заметила белого незнакомца, лежащего на кровати с черной книгой, прижатой к груди и пристально наблюдающей за ней. Кобылка раскрыла рот от удивления, не зная даже что сказать. Чужак, понимая, что она явно не знает о его допуске к чтению истории, открыл рот, чтобы все объяснить, но лишь почувствовал, как его подхватила неведомая сила, кто-то бесцеремонно выдрал из копыт книгу по истории, и он остался висеть в воздухе в полуметре над полом, прижимая пустые копыта к груди и смотря непонимающим взглядом на принцессу. Ее поведение не укладывалось в голове у жеребца, и он попытался возмутиться, однако ему не дали этого сделать, закрыв рот магией.

«Интересно, как все-таки, действует магия единорогов и аликорнов? И одинаково ли она действует, – думал Крэлкин, рассматривая, как темная кобылка листает историю Эквестрии и с каждой новой страницей приходит в бешенство. Вися в темно-синем облачке над полом, он предполагал, какая реакция последует далее. – Что привело ее в такое нехорошее расположение духа? Неужели она тоже присутствует в истории, только в темном свете?»

Внезапно магии вокруг белого жеребца растаяла, и он упал, ударившись крупом о каменный пол. Некоторое время он растирал ушибленное место, пока принцесса не просмотрела интересующий момент истории и книга, хранившая наследие пони, не легла на стол, подальше от копыт гостя.

– Добрый… – Крэлкин посмотрел в окно, сквозь которое в библиотеку пробивался яркий свет, – …день.

– Мы недоумеваем, как вам в копыта попала подобная литература? – спросила августейшая громогласным голосом, смотря чужаку в глаза.

– Дала ваша сестра, – ответил жеребец.

– “Дала”? – переспросил громогласный голос.

– Да, дала, – просто объяснил белый пони и решил соврать, чтобы понять, знает ли Луна о договоренности между ним и Селестией. – Я спросил ее, можно ли прочесть историю Эквестрии, а она начала…

– Что?! – взревела Луна, и стекла в библиотеке затряслись, как и сердце у бывшего мага. Мордочка ее исказилась в порыве гнева. – Мы в негодовании, что земной пони позволяет себе так общаться с…

Внезапно Луна осеклась, и черты на ее мордочке разгладились. Кобылка набрала в грудь побольше воздуха и тяжело вздохнула.

«Земной пони не смеет так общаться с кем? Власть имущими? Селестия и Луна настолько разные? Значит, эта темная правительница темная не только снаружи, но и внутри. Как бы не хотелось верить в доброту, которая пронизывает мир Эквестрии, но кое-где ее явно не хватает. Недочет Селестии или какого-то другого аликорна?

Хотя есть что-то странное даже в манере речи темной принцессы, будто она не просто из правящей семьи, но и принадлежит настолько высокому свету, что ее слепит солнце собственной гордыни. Кажется, что такой громогласный голос обращается только к недостойным. Земные пони недостойны в ее мировоззрении? А как на счет пегасов и единорогов? Очень любопытный образец, однако мне нужно держаться сдержано до поры до времени. Не думаю, что она просто злая. Скорее всего, просто пережила в своей жизни что-то плохое, но что?

И все равно какое-то странное ощущение на ее счет у меня осталось. Она даже держится не так, как Селестия. Если Селестия ведет себя властно и знает, что ее персону нельзя не заметить, то Луна либо пытается привлечь к себе внимание, либо привыкла так говорить. Но кто еще так говорит? Неужели, она пронесла сквозь века свое знание о высокой культуре ее рода и осталась верна традициям? Или же недавно пришла из страны аликорнов и только начинает адаптироваться к обществу смирных пони?»

– Я что-то не так делаю? – спросил Крэлкин осторожно, сидя на полу.

Он не хотел, чтобы принцесса подумала, будто ее подданный смеет стоять в присутствии августейшей особы. Еще не до конца осознавая, чем вызвано такое поведение Луны, он полагал, что различия в этикете двух миров могли выдать его, если она еще не знает о проблеме чужаков. В цивилизованном мире Крэлкина не было никаких рабов, никаких слуг, если смотреть поверхностно, однако все работали на богатых хозяев, которые лишь делились прибылью со своими подчиненными. Это было своего рода рабство, финансовое или экономическое рабство, однако мало кто признавал эту прописную истину.

Луна посмотрела на него и отвернулась, будто не хотела показывать свою слабость, и посмотрела в окно на снующих над Кэнтерлотом редких пегасов. Крэлкину почему-то стало ее жаль. Пусть она и была из королевской семьи, пусть она и была сестрой главы Эквестрии, но что-то в ней было не от Селестии. Казалось, что она даже далека от политики и всех остальных прелестей правления, а ее заставляют каждый день окунаться в это с головой. «Она в депрессии? С чего бы? Почему она так сильно разгневалась, когда увидела историю? Неужели она ее ни разу не видела? Но почему? Неужели Селестия и от нее прятала эту книгу?»

– Историю Вы не видели, Ваше Высочество, – констатировал факт Крэлкин более уверенно, учтиво обращаясь к принцессе, хотя уже подозревал, что ему нечего бояться, однако Луна не ответила и не обернулась. – Что Вас тревожит?

– Ты, – ответила она невероятно мягким, будто не своим, голосом и подошла к окну. – Селестия уделяет твоей персоне слишком много внимания. Кто ты такой? Ты ведь не обычный земной пони, да? Тогда, возможно, ты один из них?

«Она изменила своей голос? Настолько кардинально? Даже говор стал иным. Неужели аликорн учится, приспосабливается? Но почему она показывает это все именно мне? Да и кто этот – “один из них”? Странно все это. Неплохо было бы разобраться, что к чему».

– “Один из них”, Ваше Высочество? – переспросил недоуменно жеребец.

– Земной пони, могущий… – Луна прервалась и вздохнула. – Это неважно. Важно, что ты другой.

«Земной пони могущий творить магию? Или что? Неужели в истории были подобные прецеденты? И как, интересно, они вообще могли выбрасывать столь сильные потоки магии, чтобы влиять на физический мир? Чем дальше в лес, тем больше дров. Кажется, я начинаю видеть первые подводные камни современного общества Эквестрии. А что же делают с такими индивидами, отличающимися от общего табуна? Почему Луна подумала, что я другой пони, не похожий на всех остальных? Или есть еще какие-то виды пони, которые действительно могут колдовать? Тогда мне надо их найти и переговорить с ними».

– Я не другой, – запротестовал Крэлкин, пытаясь понять, как относится Селестия к своим подданным и к каким “другим” его причислили, а также, что из этого следует.

– “Не другой”? – переспросила кобылка и бросила быстрый оценивающий на него. – Тогда почему Селестия тебя боится?

«Боится? Вот это откровение, – усмехнулся про себя пони. – Значит, Селестию я все же вывел из равновесия. Или ее неправильно поняла сестра? Мне все же кажется, что тут дело не в старшей сестре, а в младшей. Значит, надо копаться в ее душе».

– Боится? В каком смысле? – непонимающе бросил жеребец и принялся ждать ответа. Луна повернулась к нему всем телом и, вздохнув, ответила:

– Потому что она ведет себя не так, как обычно. Она вся на иголках, а это с ней случается нечасто.

«Болтун, находка для шпиона. И все же, Селестия бегает, что случается с ней не часто. Но не просто же так она бегает. Да и брат Твайлайт приготовил что-то для нее. Интересно, что это? Неужели портал, чтобы отправить меня и Альтуса назад? Замешана ли в этом Твайлайт? Наверняка замешана, она ведь не просто так приехала сюда, в столицу Эквестрии, под бочек к своему ментору. Не дать ей и Трикси слить магию вновь и подвергнуть опасности множество пони – лишь отвод глаз. Необходимо искать другие смыслы пребывания ее в этом городе подле принцессы».

– А что Принцесса Селестия делает? – осведомился уверенным голосом жеребец.

– Это неважно, – ответила Луна. – Книгу я заберу с собой.

«Вот так сюрприз… неважно? Я думал, что смогу вытянуть из нее больше информации о внутренней жизни Королевского замка Кэнтерлота. Не все так просто, значит. И Луна может взять и пойти на попятную, как и Селестия. Но вы, аликорны, лишь оттягиваете время, вы все равно ответите мне на интересующие вопросы. Надо только, чтобы время вопросов подошло раньше времени отправки.

Однако праве ли я отдать ей историю Эквестрии? Селестия сказала, чтобы я никому не давал ее, особенно Твайлайт. Но что я могу сделать против слова принцессы? Она мало того, что маг, так еще сильнее меня физически, да и относится к правящей верхушке. Что мой голос, даже подкрепленный голосом Селестии, значит против слова королевской особы? Наверное, ничего. Все равно стоит попробовать намекнуть ей, что ее сестра не разрешила мне давать книгу кому попало в копыта».

– Но…

– Никаких “но”? – стальным голосом ответила кобылка, и Крэлкин невольно поежился. Даже говорить что-то еще не хотелось. Было что-то властное в этом темном аликорне, но и что-то гнетущее, будто в ее душе полыхал пожар невыносимых страданий. И полыхал он уже не один год. Белый жеребец подсознательно чувствовал это и испытывал жалость к пони, которая сейчас стояла спиной к нему, смотря на слепящее зимнее солнце.

Внезапно Крэлкина что-то кольнуло в сердце, и он опять почувствовал накатывающую волну эйфории. Он поднялся, сел на кровать, зажмурился и даже задержал дыхание: он пробовал бороться с этой заразой, вновь, но понимал, что бесполезно. Через несколько мгновений спрятанные чувства опять вырвались наружу, взорвавшись радужным вулканом, и жеребец посмотрел на Луну по-другому, словно знал ее всю жизнь, словно на сестру, словно на далекую подругу, с которой давно поругался и теперь хотел только одного: помириться. И ему стало очень жаль за то, что с ней происходит, будто он сам виноват в этом, будто он не защитил ее, не поддержал, когда это было необходимо, будто он пришел слишком поздно, и теперь не мог себе простить этого.

– Что с тобой случилось? – спросил Крэлкин, открыл глаза и посмотрел проникновенным взглядом на Луну.

– Что? – изумилась та и недоуменно воззрилась на жеребца.

– Что тебя гложет? Ты раньше была не такой. Ты была чуткой и отзывчивой.

– Откуда ты знаешь? – спросила принцесса настороженная резкой переменой в настроении и говоре земного пони.

– Все хорошие. Просто необходимо уметь видеть хорошее в ближнем своем, – мечтательно потянул жеребец.

«Все хорошие? – возмутилось сознание бывшего мага, все еще трезво оценивающее ситуацию. – Да что я несу? Все люди по умолчанию моральные уроды! И никто не исключение! Каждый думает лишь о себе! С самого рождения до самой смерти! Да и времени у них нет присматриваться к чужим качествам. Хоть хорошим, хоть плохим. Просто плохое всегда заметнее с дальнего расстояния. А чтобы увидеть хорошее, необходимо приблизиться. Однако ни у кого нету на это время! Все только и делают, что думают о… впрочем, это уже пустое. Никто не думает о важном! Так почему же я должен?!»

– И почему ты считаешь, что я хорошая? – Крэлкин видел, как напряженная мордочка Принцессы Эквестрии начинает расслабляться, словно она проникается игрой, которую затеял с ней взбунтовавшийся разум жеребца. Он понимал, что за такой проступок его бросят в темницу и придется действовать из подполья, чего жеребец не так уже и хотел. Но остановиться он был не в силах.

– Просто я так думаю. Это видно в твоих красивых глазах.

«Что?! Красивые глаза?! Да что я несу?! Как такое вообще понимать?! Неужели у меня раздвоение личности?! И этот ублюдок появляется только тогда, когда в поле зрения появляются кобылы?!» – негодовал Крэлкин.

– В глазах? – переспросила ошарашенная темная пони.

– Глаза – зеркало души, – ответил меланхолично жеребец. – И душа у тебя красивая.

Крэлкин смотрел на Луну и ожидал, что она смутится или отругает его, но она только вздохнула, сбросив с себя все, что на нее накатило при разговоре с неизвестным ей подданным, подхватила книгу магией и горделиво вышла за дверь. Вместе с ней ушла и эйфория, и чужак остался сидеть в одиночестве в гнетущей, душераздирающей тишине. Окинув свой поступок еще раз более трезвым взором со всех сторон, он понял, что пропал. Теперь он на иголках не только с Селестией, но и с Луной.

«Осталось встретиться с Кад… как там этого третьего аликорна зовут? Вылетело из головы. В общем, и с последним правителем Эквестрии мне осталось поругаться и будет покончено с моим влиянием на окружение Селестии. Что будет, если я все же не смогу сопротивляться Селестии? И что будет, вернись я назад? Буду ли я пробовать пробивать пространство обратно в Эквестрию? Вероятнее всего, да. Но это будет очень глупо. Я же не смогу сказать, куда меня выбросит. Хотя если только я не смогу все высчитать и…»

Крэлкин расхохотался. «М-да, рассчитаю, значит? Ну, как говориться, флаг мне в руки, барабан – на шею и ветер – в спину. Подобные ученые были и до меня, которые видели альтернативные миры, но никак не могли пробить в них проход. Только вот то были просто ученые, а я маг. У меня есть те ресурсы, которые недоступны современной науке. Хоть их и не так много, как хотелось бы, но они есть. В крайнем случае, я смогу использовать своих врагов, чтобы повторить тот неудачный скачек, который и отправил меня в этот мир».

Крэлкин сидел на удобной, теплой кровати и размышлял, слушая тишину. Ветер на улице чуть слышно завывал, ударяясь о здание, словно волны о скалы и рассыпаясь тысячами невидимых брызг. За окном начинало краснеть. Переведя взгляд на улицу, жеребец прикинул, в какой ситуации оказался и что она ему сулит. По его прогнозам он был в проигрышном положении, однако пока что он был в библиотеке, и никто в ближайшее время не должен его побеспокоить. Потому он спрыгнул и, оглядевшись, продекламировал:

– Ну, истории у меня не стало, так что время пройтись и найти зебриканскую литературу.

Цокая по каменному полу, он направлялся к уже известному ему месту. Там лежала интересующие его книги и ждали, когда же жеребец их заберет оттуда и примется изучать. Взгляд его скользил по корешкам книг, и он невольно читал названия разномастных учебников. Крэлкин изумлялся, как много было практических пособий от разных авторов для каждой расы. Он видел пособия по строительству домов для пегасов, единорогов и земных пони, а также про то, как те или иные расы могут строить сооружения вместе. Это было ново и необычно.

Однако одна секция привлекла его взгляд, и Крэлкин замер перед ней. “Теория магии”, – гласила табличка с филигранными буквами, аккуратно прибитая к одной из полок. Крэлкин начал жадно выхватывать названия одно за другим, пока не остановился на одной книге с интересным названием: “Глубинное изучение теории магии, или истинное знание албидо стилла в организме пони”.

Книга была достаточно высоко, и даже встав на задние ноги, жеребец не смог до нее дотянуться. Недолго думая, он начал вытаскивать литературу с нижних полок и строить некоторое подобие лестницы, чтобы добраться до интересующих его знаний. Вытаскивая очередную книгу, чтобы бросить ее себе под копыта, он остановился и посмотрел название. “Магическая сила аликорнов”.

«Очень интересно. Пожалуй, эти две книги смогут все же раскрыть в полной мере феномен аликорнов и то, как магия действует в мире пони. Что такое сияние рога? Остаточный эффект, но от чего? Что является первоосновой в мире магии пони? Какие потоки энергии они используют для своего волшебства? Как их блокировать? Какое есть оружие против магии единорогов? А ведь оружие есть! Не зря же Севастократор писал, что необходимо создать школы для одаренных единорогов, дабы увеличить шансы на победу в возможной войне».

Спустя полчаса Крэлкин достал книгу, наполнил выпотрошенную им полку бумажным содержимым и развалился прямо там, на полу, прихватив керосиновую лампу. Он помнил укоряющий разговор с Селестией, в котором она четко сказала, что он должен будет объяснить, зачем брал книги наследия зебр и читал их. Но, хоть он и осторожничал, все же пока не задумывался над ответом. Сейчас в его копыта попали книги по теории магии, которые он просто должен был изучить.

II

– Сестра, что это такое? – спросила темная кобылка, входя в тронный зал к Принцессе Селестии, нахально выгнав стражу из покоев светлого аликорна.

Та удивленно посмотрела на возмутителя спокойствия и тепло улыбнулась гостье. Казалось, что негодование второй пони ее нисколько не удивило. Дверь за темно-синей кобылкой закрылась с гулким стуком, эхом разнесшимся по большому помещению, и две сестры остались наедине, закрытые от всего мира.

– Что это такое, Селестия? – опять спросила Луна, подходя к ней.

Фолиант подлетел к светлому аликорну и упал рядом с ее золоченым троном, на котором поверх лежала разноцветная подушка, выполненная в теплых тонах. При падении некоторые листики вылетели из истории. Аметистовые глаза старшей сестры скользнули по черной потрепанной обложке знакомой книги. Она подняла ее и потерянные документы. Раскрыв фолиант, белая пони, не торопясь, нашла место, откуда выпали материалы, и бережно вложила их на место. После этого книга легла подле принцессы на престол. Луна ждала, пока Селестия соизволит ответить на ее вопрос, зная, что сестра лишь тянет время.

– Это история Эквестрии, – сказала наконец та.

– Зачем... зачем ты ее собрала? – возмущалась темная кобылка.

– Для того чтобы каждый желающий пони мог…

– А скрывать зачем? “Великосиятельная Принцесса Селестия”, – злобно передразнила написанное Луна. – “Владычица Дня и Ночи”. Это ты так повелела назвать себя?

– Конечно, нет, сестричка, – улыбнулась Селестия. – Я не писала эту историю, я лишь попросила пони собрать материалы для будущих поколений. Зачем скрывать? Но почему ты решила, что я скрываю нашу историю?

Черная книга взлетела, раскрылась перед мордочкой белого алинорна на первой странице, и из кармашка обложки вылетел посеревший лист с записями от Специального архивариуса кэнтерлотской библиотеки. Селестия прочла все, что было на листике, и вновь улыбнулась Луне.

– Я ее не прятала, все желающие…

– Единороги, – бесцеремонно перебила ее Луна. – Ты показывала ее только единорогам.

– Да, я показывала ее только единорогам, – согласилась Селестия мягким голосом. – Ты очень наблюдательная сестренка.

– Но почему только им? Неужели…

– Пегасы? – добродушно осведомилась старшая пони. – Или земные пони? Ты не хуже меня понимаешь, что…

– Понимаю я, но почему она недоступна другим пони?! – вспылил темный аликорн.

– Она доступна, – спокойно сказала Селестия. – Однако не все могут правильно понять, что там написано и какие уроки следует извлечь. И только…

– Единороги могут понять это, – закончила гробовым голосом Луна.

– Луна, дорогая моя сестренка, ты слишком долго была в заточении. Многое изменилось с тех пор. Если бы я не сделала, что должна была, то мы не смогли бы избавить тебя от Найтмэр Мун. Я делаю все только во благо, я прислушиваюсь к остальным пони, я…

– Тщеславие, – шепнула младшая сестра в сторону, но достаточно громко, чтобы старшая сестра заметила это.

– Прошу прощения, – удивилась Селестия.

– Ничего, продолжай, – невозмутимо сказала темная правительница.

– Нет, скажи, пожалуйста, что тебя гложет? – настаивал старший потентат.

– Меня? – поддельно удивилась Луна, а потом нахмурилась. – Что меня гложет? А ты не видишь? Ты не замечаешь, что со мной не так?

– Ты обеспокоена, что я не обращаю на тебя внимания? – предположила Селестия.

– Как ты догадалась? – иронично осведомилась темный аликорн. – Ты вечно носишься со своими пони. С тех пор, как мы с тобой заключили Дискорда в камень, ты перестала уделять мне внимания. Все твое время заняли так тобой любимые маленькие пони. Думаешь, что я их стала ненавидеть просто так? То, что написано в истории – ложь! Это то, как меня видели другие. Да и ты тоже приложила копыта к этому. Как ты могла так со мной поступить? Ты превратила меня в монстра! Я думала, что сестры… что они должны быть открыты друг другу, доверять, поддерживать, а ты…

Луна с презрением и злобой смотрела на напряженную мордочку старшего потентата.

– А что я, Луна? – удивилась Селестия. – Что я не так сделала? Ты хотела повторения войны между жителями Эквестрии? Ты знаешь, что после того, как ты ушла…

– Мне все равно, что было после того, как я ушла… Ты опять про своих пони начинаешь разговаривать. А ты обо мне подумала хоть раз? Думаешь, что быть заточенной на луне лучше, чем жить со всеми остальными? Думаешь, это весело? Провести целое тысячелетие в одиночестве! Я чуть с ума не сошла!

– Я думаю обо всех в равной степени, – сказала Селестия тоном, не терпящим возражений.

– Я твоя сестра! – вскрикнула темная кобылка в отчаянии. – Я не просто пони! Ты могла бы мне и больше внимания уделять, когда я этого просила! Но нет, ты…

Внезапно Луна осеклась и склонила голову. Селестия молчала, не смея упрекать сестру за ее слабость, но той и не нужна была жалость. Она просила любви и взаимоподдержки. Сестринской помощи. Но светлый правитель Эквестрии не собиралась прогибаться ни под кого. Оступиться – значило для Селестии пойти на поводу у своих чувств, на чем мог сыграть Крэлкин.

– Я бы хотела тебе помочь, – начала светлая кобылка. – Но я пока что не могу. Просто сейчас слишком сложная ситуация.

– И связана она с тем белым пони без метки? – осведомилась Луна сдавленным голосом.

– Да, с ним, – беспрецедентно согласился аликорн.

– И что с ним не так? Кроме того, что у него нет метки? Он разве может представлять какую-то угрозу тебе и Кэнтерлотской страже?

– Может, – выдохнула Селестия.

– Он один из…

– Не стоит об этом, – настороженно обронила августейшая. – Нет, он не один из них. Он из другого места.

– Значит, он настолько же сильный, как аликорны? – осведомилась младшая сестра.

– Нет, конечно, – напряженно ответила Селестия. – Однако он опасен.

– Зачем же ты дала ему историю? – безразлично спросила королевская особа.

– Потому что мне надо его тут задержать. Он поймет рано или поздно, что я его просто вожу за нос, но пока этот момент не настал, я могу быть спокойна и заниматься его дальнейшей отправкой по месту жительства.

– Он не покинет стен Кэнтерлота? – уже напряженно спросила темный аликорн.

– Не обязательно. Мне необходимо отвлекать его внимание. Если он поймет, что я делаю, то станет опасен. Держать взаперти – значит кричать ему на ухо, что он попался. Тогда он может начать действовать.

– Чем же он так опасен? – изумилась Луна.

– Своими знаниями, – просто ответила Селестия.

Луна с недоверием посмотрела на свою сестру.

– Знаниями? Потому ты дала ему историю Эквестрии?

– Да, именно поэтому.

Темная кобылка открыла рот, чтобы что-то сказать, но, немного подумав, тяжело вздохнула, понимая, что больше ничего от Селестии не узнает.

– Тебя как всегда нельзя понять, – обиделась она.

– Это сложная ситуация, – согласилась белая кобылка.

Темный аликорн направился к двери и застыл на полпути.

– Селестия, ты меня не просто так отправила в ту библиотеку, да?

Старшая сестра молчала, давая возможность сестре самой понять, что же происходит на самом деле.

– Он мне не кажется опасным, – наконец сказала Луна. – Просто еще один пони, напуганный неизвестной ему обстановкой и личной заинтересованностью самой принцессы. Могла бы с ним быть помягче.

– Он уже натворил множество бед. Я не могу с ним помягче, он…

– Возможно дело не в нем, а в тебе? – внезапно спросила пони, и заставила Селестию напрячься.

– Возможно, дело в отношении к жизни? – спросила старшая сестра.

Луна лишь вздохнула и помотала головой, будто отрицая невидимое послание сестры.

– Мне отнести книгу назад? – спросила темная кобылка.

– Да, пожалуй, это было бы хорошо с твоей стороны, – невозмутимо ответила старшая правительница.

– Тогда я зайду за ней завтра, – предупреждающе бросила Луна, словно не желая, чтобы ее “работу” выполнял другой пони.

Как только дверь за темной кобылкой закрылась, Селестия расслабилась и, пребывая в одиночестве, позволила себе разлечься на удобной цветастой подушке, лежащей на ее троне. Она знала, что никто не посмеет без стука войти в тронный зал, кроме ее сестры, а Луна знала, какой усталой она может быть. Они с ней прошли многое, многое повидали, но так и не смогли понять друг друга до конца.

«Луна ведет себя, как капризный ребенок, – подумала про себя Селестия. – Неужели за тысячу лет, проведенных в заточении, она не научилась ничему? Не поняла глубинного смысла слова “дружба”. Если она споется с Крэлкиным… Нет, этого не может произойти. Луна хоть и капризный жеребенок, но она тоже далеко не глупая пони. Надеюсь, что она поняла, как надо вести себя с чужаком.

Крэлкин пока что находится под моим наблюдением. Но на кого я могу рассчитывать в дальнейшем? На Элементы Гармонии? Нет, они все не нужны для такой пустяковой миссии. Нужна одна лишь Твайлайт, которой я не могу пожертвовать. Элемент Гармонии “Магия” очень редкий и мне повезло, что я в свое время нашла лиловую единорожку. Если бы не она, то неизвестно, чем бы закончилась схватка между мной и Найтмэр Мун. Все могло бы быть гораздо сложнее.

А теперь пришел Крэлкин. Он хоть и желает лишь остаться, но я вижу, какой он внутри. Он не сможет тут жить, как бы ему не хотелось. Он опасен. И опасен, в первую очередь знанием. Надеюсь, что он правильно поймет нашу историю и увидит, что я хотела показать. Но даже на случай, если он не поймет, то я с ним обязательно поговорю и объясню.

Однако тот чужак упрямый. Я не могу ему доверять. Где же может быть его друг? Я уверена, что он не просто так приехал без него. Уверена, что Твайлайт искала его и не смогла найти. Куда же он мог подеваться или что с ним мог сделать Крэлкин? Неужели он мог его убить?»

III

Альтус проснулся под вечер, когда солнце только начало окрашивать небесную лазурь мягкими янтарными красками. Он осмотрелся. Никого, кроме него, в доме не было. Почувствовав, что больше не прикован к кровати, он попытался подняться. Пегас напряг больное плечо, но боли уже не было. Усевшись на кровать, он осмотрел плечо и удивленно вскинул бровь: рана полностью затянулась, оставшись грубым шрамом на коже, а кое-где даже начала пробиваться новая шерстка. Вдоль левого бока так же шел шрам, но менее заметный, чем рана на плече.

Удобно умостившись на кровати, Альтус поджал под себя ноги, закинул себе на голову одеяло и вдохнул полной грудью. Воздух в хижине был пропитан каким-то благовонием, которое где-то неспешно тлело. Осмотревшись, он увидел на полке небольшую мисочку с мутными стенками, заполненную жидкостью, из которой торчала маленькая палочка. Над миской поднимался дымок, который, как казалось пони, и создавал этот терпкий, слегка горьковатый запах.

Немного повозившись, пегас полностью укутался в одеяло и принялся ждать хозяйку. В помещении было прохладно, обогрева не было. Альтус бросил печальный взгляд на дрова, сложенные под котлом, который стоял в углублении, но не решился что-либо сделать: его смущало отсутствие пальцев.

Негромко простонав, он закрыл глаза и несколько раз проклял Крэлкина и его магические ритуалы. Раньше в его жизни все было просто, но его друг, маг, всегда искал приключений. А теперь он, Альтус, застрял в теле животного и не знал, что делать. Присутствие крыльев и хвоста его очень сильно раздражало, но отсутствие пальцев и возможности ходить на двух ногах – было просто невыносимо.

«Я думал, что когда я научусь летать, то станет проще, – размышлял он. – Но нет. Все стало гораздо хуже! Теперь… теперь мне начинает это даже нравиться. Но я не хочу жить в теле какого-то коня! Я ненавижу это место! Неужели Крэлкин не понимает меня? Он даже не пытается найти способ вернуть нас назад. Да и не хочет он уходить отсюда. Заносчивый придурок!»

Альтус стукнул копытом по кровати, но это ему не помогло. Он чувствовал негодование, даже ярость, но не знал, что делать с этими чувствами. В его мире он мог просто уйти, хлопнув дверью и послать Крэлкина куда подальше, но здесь он был к нему привязан крепким канатом обстоятельств. Подсознательно он понимал, что без бывшего мага здесь долго не протянет, а если и протянет, то не будет жить так, как привык. Максимум, что ему светило в новом мире – тренировка детсадовцев-пегасов полетам, что его не прельщало.

Минуты тянулись как часы, и Альтус начал вспоминать все обстоятельства того, как он и Крэлкин убегали от магов в последний раз. Он закончил бой, намеренно проиграв потому, что так хотели его покровители, и покинул ринг, не дожидаясь объявления результатов поединка. Маг его предупреждал, что за ним вскоре должны прийти, и что в тот день он хотел "прыгнуть", потому, как уже слишком долго тянул с этим.

Альтус заметил троих преследователей и уже хотел ввязаться в бой, но вспомнил, что в последний раз, когда он дрался с волшебником, это закончилось переломами обеих рук. Бросив в людей какое-то тяжелое спортивное снаряжение, чтобы задержать их, спортсмен выскочил на улицу и осмотрелся в поисках друга. Крэлкин тоже заметил беглеца и поманил рукой. Альтус отбежал как раз в тот момент, когда сзади пролетело какое-то заклинание и с треском ударилось в забор. Следующее, что он запомнил – это как прыгнул от магов под щит Крэлкина, и то, как три ярких вспышки ударили в него, как защита взвыла и заискрилась, а потом он очнулся в мире, где ему предстояло стать пони.

– Тупые маги, – ругнулся он вслух и поежился.

Зная, что в том небольшом мире, который воздвиг вокруг себя Крэлкин, Альтус был всегда желанным гостем, но там даже стены имели уши, и маг велел соблюдать строжайшую тишину. Нельзя было говорить, в каком городе они остановились и, тем более, нельзя было говорить, куда они хотят отправиться. Да, Альтус и сам не всегда точно знал, куда их забросит очередное заклинание свертывания пространства в исполнении его друга.

– Слишком долго затянулась наша дружба, Крэлкин, – опять сказал он вслух, желая, чтобы маг его услышал и, в конце концов, отвязался от него. – Отправь меня домой и живи со своими животными в их обличии сколько угодно! – крикнул он, но ему никто не ответил.

Переводя дыхание, пегас посидел так некоторое время, пока его гнев не перешел в глубокое отчаяние и осознание того, что назад дороги нет, и не будет. Что с ними случилось, никто сказать не мог, и он даже не знал, к кому еще можно обратиться. Из всех пони, которых он знал, им помочь могла разве что Твайлайт да Трикси, но и у них не получилось вернуть двух пришельцев в их родной мир. А Крэлкин даже и не пытался что-либо предпринять.

Альтус прокрутил в голове все, что он знал о своем друге и как тот себя вел в новом мире. Он был эгоистичным человеком, не считающимся с мнением окружающих его что людей, что пони. Если Крэлкин что-либо хотел сделать, то он делал это, но если занятие было ему неинтересно, то он и палец о палец не ударил бы, чтобы хоть как-то подсобить в нем.

По мнению пегаса, он все делал, чтобы не только остаться здесь, но и помешать другим вернуть их назад, в мир людей. И это начинало его раздражать, даже бесить. И не столько действия его знакомого мага, сколько его собственная неспособность хоть как-то повлиять на сложившуюся ситуацию.

– А ведь Крэлкина всегда находили после того, как он прыгал, – в надежде сказал Альтус. – По прошествии нескольких месяцев, маги уже начинали рыскать у того места, где была точка выхода. Значит, мне надо только подождать и нормальные люди смогут меня увести отсюда в мой мир! Неужели это правда? Но мы же не в своем мире. А сколько времени займет у тех магов переход сюда?.. А если они окажутся такими же болванами, как и Крэлкин, и тоже тут застрянут? Да и на кой черт им вообще нужно прыгать сюда? А если они и смогут сюда перейти, то зачем им тогда Крэлкин? Вашу ж мать!

Альтус откинул одеяло и соскочил с кровати. Пытаясь сбросить с себя напряжение, он начал ходить вокруг котла, размышляя о том, как бы хорошо было сварить в нем Крэлкина. Крылья невольно дернулись и пегас, взбесившись, будто это неловкое движение было для него последней каплей, схватил зубами собственное крыло и начал нещадно рвать из него перья. Сквозь боль и слезы, он наступил на второе крыло и, что было сил, потянул вверх, пытаясь избавиться от ненужной конечности, но лишь взвыл от боли, оступился и упал на пол, посреди выдранных нежно-красных перьев, и тихонько заплакал, уткнувшись в передние ноги мордой.

Он не помнил, чтобы когда-нибудь чувствовал себя так плохо и таким беспомощным. Казалось бы, ему просто необходимо приспособиться к новому миру, принять все, как есть, но он не мог. Не мог он поверить, что всю оставшуюся жизнь ему предстоит провести в теле пони. Что все оставшееся время он будет летать в обличие коня где-то наверху, в облаках, и выполнять бессмысленную для него работу.

Слезы текли из глаз Альтуса, и он не мог их остановить. Не видя, как разрешить, эту ситуацию, он не нашел ничего лучшего, как лечь и предаться сладострастному чувству безысходности, пронизывающей его до мозга костей. Это единственный поступок, который он мог сейчас сделать. Повлиять на Крэлкина он не мог, Твайлайт делает все возможное, а больше никого он тут и не знал.

Понимая, что придется рассказывать, кто он и откуда новому и новому единорогу, который бы мог их отправить назад, спортсмен размышлял, правильно ли это было. С точки зрения Крэлкина, это было бы неправильно, но с его, Альтуса, точки зрения – вынужденный ход. Однако он не понимал, кто ему поверит? «Кто подтвердит, что я не из этого мира? Флаттершай или Твайлайт? Не думаю. Они бы уже рассказали самым сильным магам, а не держали втайне наше прибытие. Значит, не все так просто? Черт разберет этих магов! Кретины!»

Подскочив, в очередном приступе ярости, Альтус начал драть перья из другого крыла. Сейчас он хотел чувствовать лишь боль, тупую физическую боль, которая бы встряхнула его сознание и выбросила из него чувство неопределенности и отчаянья, но ничего не помогало. Боль от выдирания перьев уже не могла заполнить его внутреннюю пустоту, которая медленно, но неумолимо расползалась в его душе с того дня, как он стал пони. Будучи в человеческом облике, Альтус еще лелеял надежду на возвращение, но как только Крэлкин завершил свой чудовищный ритуал, превратив его в представителя нового мира, он стал терять самого себя. И началось все с того, что ему начали нравиться кобылки.

Вырывая перья, ему невольно хотелось сорвать фальшивый костюм пегаса, который слился с его телом и заменил его. Он ненавидел себя. Ненавидел того, кем стал. Ненавидел образ летающей лошади. Он уже был не рад, что не отказался тогда от того треклятого ритуала, что провел Крэлкин и превратил его в пони.

Он остановился ощипывать себе крылья и увидел кровь на полу, но сейчас ему было все равно. Теперь смерть казалась ему не такой уж и плохой участью. С полуощипанными крыльями и торчащими в разные стороны окровавленными перьями, Альтус засеменил к рабочему месту зебры и принялся искать нож. Ему уже осточертело пребывание в этом мире, а схватка с лесным хищником полностью выбила его из колеи и подкосила стремление жить.

Порывшись копытами на столе, он не нашел ничего подходящего и принялся вытаскивать ящики и вываливать все содержимое на пол. Предметы, падали вниз, некоторые глиняные бутылочки разбивались, другая утварь, отдавая железным и деревянным стуком и дребезгом, рассыпалась по полу. Альтус окидывал их жадным взглядом и, не находя ничего подходящего, принимался выбрасывать содержимое другого ящика.

– А что Вы делаете? – послышался сзади тоненький голосок.

Он резанул Альтуса по ушам, и тот, не разобравшись, кто его окликает, в неистовстве заорал:

– Пошли отсюда вон!

Потом оглянулся и увидел трех жеребят, пришедших в хижину зебры. Во рту у белой единорожки были какие-то желтые цветы, но они тут же упали вниз, как только ор взрослого пегаса разнесся по помещению. Единорожка потупилась и сжалась, с испугом глядя на чужака. Желтая земная пони с шикарным бантом и оранжевая пегасочка решительно встали перед подругой, защищая ее. Меткоискатели были живы и в сборе.

– Мистер… – начала Скуталу назидательны тоном.

– Пошли вон, мать вашу! И никогда не ходите больше в этот лес! Вы глупые жеребята! Вы чуть не умерли! Вы хоть это понимаете?!

– Но Вы… – вновь начала пегасочка уже не так уверенно.

– Да какая разница, что я делаю?! – взбеленился пегас, начиная наступать на них. – Вы три тупых жеребенка, которые не ценят ничего, что у них есть! Я много чего имел, но что это дало в итоге?! Жалкое будущее?! Я поверил этому ублюдку Крэлкину и теперь должен страдать в этом никчемном теле?! Да гори она синим пламенем, такая жизнь! Лучше бы я сдох тогда, с тем монстром в лесу! Но мне и этого не дали! Что значит дружба?! Что значит жизнь?! Если хотите жить, то валите отсюда, иначе я за себя не отвечаю!

Альтус подошел практически вплотную к жеребятам, и они присели от страха. На их мордочках явно читался ужас перед ним. Заметив это, он немного потупился и почувствовал угрызения совести. Отведя взгляд и развернувшись, пегас неспешно пошел назад. Из глаз его стали непроизвольно литься слезы. Он понимал, что чуть не сделал что-то ужасное.

– Уходите отсюда, – сказал он чуть слышно дрожащим голосом. Сердце гулко ухало, а к горлу подкатил горький ком. – Я не хочу, чтобы вы видели это.

– А… – подала голос одна из меткоискателей, но тут же пискнула и замолчала.

Альтус стоял, ожидая, когда три жеребенка уйдут. Но они не уходили. А он не мог остановить слезы. Все у него внутри сжалось от неразрешимости ситуации и кричало, что необходимо закончить все немедленно, иначе будет слишком поздно. Не смея больше ждать, нежно-красный пегас подошел к очередному ящику, и в давящей тишине все содержимое с треском и звоном высыпалось на пол.

Наконец, он нашел то, что искал. Жеребец сел спиной к меткоискателям и попытался взять нож в копыта, но не смог. Он пытался еще раз и еще раз, но копыта никак не давали ему сделать задуманное. Начиная опять терять терпение, он перестал плакать и все же смог зажать между копытами ручку обычного для него ножа. Попрощавшись с этим миром в последний раз, он закрыл глаза, размахнулся и услышал, как жеребята дружно вскрикнули.

Задержавшись лишь на мгновение, он увидел перед глазами воспоминания. Хорошие и плохие. Сердце кольнуло, а внутренний монстр приказал: “Сделай это!” И пегас ударил себя в живот. Он понимал, что от раны на животе, будет умирать медленно, но сейчас это его не волновало. Его волновала только смерть, маячившая за углом. Он вспомнил одну фразу, написанную кем-то на мосту. И только сейчас понял ее смысл: “Когда ты летишь с моста, все проблемы кажутся решаемыми, кроме одной: ты летишь с моста”.

Когда холодная сталь клинка столкнулась с плотью пегаса, нож выскользнул из его копыт и отскочил. Альтус почувствовал укол: болючий, но не смертельный. Тонкая струйка крови поспешила вниз, к полу. Он грубо чертыхнулся и вновь принялся подбирать копытами свое оружие. Он думал плюнуть на все и просто вскрыть себе вены, потому как ножом, зажатым в зубах, он больше никуда достать не мог, но пока что отказывался от этой мысли.

– Мистер, что Вы делаете? – послышался сзади всхлипывающий голосок.

Альтус не ответил, лишь продолжал свои попытки поднять нож. Внезапно перед ним выскочила оранжевая пегасочка, подхватила нож зубами и прыгнула ему за спину.

– Отдай мне этот чертов нож! – взревел Альтус.

– Не отдам, потому что вы делаете себе больно, – заявила та нахально, выплюнув клинок на пол.

– У меня нет времени с вами играться! – Пегас попытался взлететь, но как только он взмахнул крыльями, их пронзила острая боль. Он понял, что в таком состоянии не сможет забрать вожделенный предмет у меткоискателей. – Твою мать! Да что же это такое! Даже сдохнуть тут не дают! Да и забирай этот нож, я другой найду!

Альтус стрелой подлетел к очередному ящику и сразу же махом вытащил его. Все содержимое покатилось по полу. Некоторые вещи упали в углубление под котлом.

– Зачем Вы это делаете? – спросила ЭплБлум.

– Иди к своей сестре! И все вы идите по домам! Не ваше это дело!

– Нет, наше! Это мы Вас…

– Да не вы! – в неистовстве взревел жеребец. – Вы были последней каплей! Это все Крэлкин!

– О чем Вы?

– Ах, да, вы же не знаете, кто мы, – ядовито усмехнулся Альтус, желая поставить палки в колеса своему другу и его плану.

– Что твориться у меня? – спросил новый голос и через несколько мгновений добавил: – И кто же ты, пегас, тогда?

В дверях показалась зебра. По ее мордочке было заметно, что она удивлена и растеряна. Альтус окинул взглядом жилище: рядом с котлом были разбросаны перья, выдранные из его крыльев и окропленные кровью, пол рядом тоже был в крови, около рабочего места зебры валялись ящики и утварь из них.

– Извините, – сказал гость и смутился. – Я уберу.

– Излечила я тебя, но ты…

– Да все равно! Не надо было меня лечить! Их спасли и хорошо! На кой черт я вам всем сдался?! Вы все такие хорошие, что аж тошнит! Одна только Рэйнбоу Дэш себя адекватно ведет. Вы же, как стадо добрых кретинов!

– Стадо добрых кого? – переспросила Эплблум.

– Я никогда раньше не слышала этого слова, – ответила подруге Свити Бел.

– Я не из этого мира! Мой язык и слова вам не понятны и не будут понятны никогда! – наседал на своем пегас.

– Объяснись, скажи как есть. Расскажи нам, сделай честь, – сказала Зекора твердым голосом. Казалось, что зебра его не боится.

– Хорош рифмами говорить!

– Прекрати кричать, друг мой. Будь, в конце концов, собой.

Альтус закрыл глаза и, глубоко вздохнув, перевел дыхание. Его переполняло чувство гнева и ненависти. Хоть он и понимал, что сейчас поступал очень некрасиво, но он не хотел больше жить, и его действия его больше не волновали. По крайней мере, в этом мире.

– Ладно, – сдался он, понимая, что ничего не добьется криком. – Я не пони. Я человек.

– Чело-кто? – спросила Скуталу.

– Человек! – прикрикнув, ответил тот, но тут же осекся: – Прошу прощения. Я человек, который оказался в теле пони, чтобы просто выжить. И Крэлкин тоже человек. Я хочу уйти из этого мира, но Крэлкин, вероятно, нет. А жить в этом теле мне не нравится. Меня все в нем раздражает! У меня были руки! И пальцы!

– Пальцы? Как у Спайка? – спросила единорожка.

– О, да, как у вашего драгоценного Спайка! – в негодовании воскликнул Альтус. – Мать его! Почему этот ботан меня не превратил в дракона?!

– Не… – начала Зекора.

– Да помню я, – отмахнулся от нее пегас. – Думаете, мне нравится в этом мире? – Альтус сел на пол, спиной к другим. – Нет, я ненавижу это место. Всех этих пони, всех этих... “копытных”. Что бы вы все пропали пропадом! Я мечтаю лечь спать и проснуться у себя в кровати, в своем доме, расположенном в тихом районе и, выглянув в окно, увидеть людей. Обычных людей, таких, каким я был. Без дурацких хвостов, торчащих ушей, крыльев и копыт. Боюсь только, что это все останется лишь в мечтах.

Внезапно он почувствовал, как к нему кто-то легко прикоснулся. Он моментально отпрыгнул вперед и с недовольством посмотрел на дотронувшуюся пони. Это была Свити Бел. Пегас фыркнул и в сердцах выпалил:

– Не прикасайтесь ко мне! Вы мне все противны!

– Но я же…

– Ты еще глупый ребенок, который ничего не понимает во взрослой жизни, – процедил сквозь зубы крылатый жеребец. – Просто знай свое место. Если не знаешь места, спроси у сестры, она тебе подскажет. Она у тебя хорошо знает бизнес и понимает, что к чему!

Альтус вновь присел, развернувшись к ним спиной, обхватил копытами задние ноги и тяжело вздохнул. Немного посидев в тишине, он несколько раз дернул крыльями и, сморщившись от боли, внезапно встал.

– Я приберусь и уйду отсюда, – решительно заявил он.

– Нет! – резко сказала зебра. – Я тебя лечу, дурак, не уйдешь ты просто так. Вылечить тебя – мой долг. От тебя уже был толк. Что ни говори, пегас, ты жеребят от смерти спас.

– Да-да, а мы поможем Вас вылечить, – подхватила Скуталу.

– Вы издеваетесь надо мной? – ошарашено проговорил Альтус. – Крэлкин был прав. Дружбы не существует. Он меня предал. И вы меня предадите, как только получите от меня то, что хотите.

– Дружбы не существует, да? – спросила ЭплБлум. – А вот мы втроем дружим!

– Это все временно. Вы тоже друг друга предадите. Вопрос времени, – отмахнулся жеребец.

– Не предадим! – жарко сказала Свити Бел, перебив оранжевую пегасочку, которая уже открыла рот, чтобы возразить на бессмысленные выпады взрослого пони. – Моя сестра никого никогда не предавала! И я не предам!

– Твоя сестра просто делает деньги, очнись! – Альтус повернулся и посмотрел в глаза жеребятам. – Вы ничего не понимаете во взрослой жизни. В ваших маленьких детских мирках пока что все хорошо, но потом вы повзрослеете, начнете работать, наступит тот момент в жизни, когда вы отдалитесь и начнете друг на друге наживаться. И вот тогда…

– Моя сестра шьет своим подругам платья даром, – парировала единорожка.

– А моя сестра всем помогает за просто так, – вставила ЭплБлум.

– Да какая разница, какую личину кто носит? – вздохнул Альтус.

– Значит, ЭплДжек с тебя брала деньги, когда ты вместе с ней занимался? – возмутилась ЭплБлум. – Моя сестра не такая! И ты это знаешь! Она самая честная и самая работящая пони во всем Понивиле. Не в пример тебе.

Альтус только фыркнул. Он даже не думал, что жеребята могут так яростно огрызаться на его словесные выпады. Не зная, что сказать в ответ, он в очередной раз отвернулся, уставился в пол и больше не хотел говорить. Жеребята же напротив, разгорячились и требовали продолжения дискуссии.

– Неужели ты и моей сестре не благодарен за то, что она тебе дала? – сказала Свити Бел обижено.

Альтус не думал, что он судит о мире настолько поверхностно. Он начал понимать: то, что он пони – не меняет абсолютно ничего. Он должен быть в первую очередь человеком, в первую очередь тем Альтусом, который вел его с самого детства сквозь жестокие волны лжи и обмана, жестокости и несправедливости, беззакония и безверия. И он потерял его, потерял на каких-то несколько десятков минут и превратился в безликого монстра, калечащего себя и других.

Он не знал, что нужно сказать в таких случаях, он просто сидел и чуть слышно стонал, переживая боль физическую и боль духовную. Теперь он вновь стал сильным и смелым, он опять стал тем Альтусом, который защищал невиновных и карал грубиянов и злодеев. Но как бы он не боролся со своими многочисленными врагами, он сам стал их отражением.

Внезапно он почувствовал, как кто-то положил ему маленькое копытце на спину и начал легонько гладить. Он хотел отпрыгнуть или вгрызться в глотку тому, кто делает это с ним, но он смог лишь закрыть глаза. Он сдался. Он опять заплакал, вновь понимая всю безысходность ситуации. Его сердце сжалось и заболело, он закусил губу, и из нее пошла кровь. Эти поглаживания были для него леденящим клинком, выворачивающим все его нутро наружу, возвращая в глубину того самого Альтуса и укореняя в мысли, что это он истинный. Он и никто другой.

Пегас сделал над собой усилие и повернулся. Он умоляюще посмотрел на маленькую единорожку, чтобы она прекратила. Она посмотрела на него своими большими нефритовыми глазами в ответ, и улыбнулась. Остальные стояли поодаль и напряженно наблюдали за всей этой картиной, ожидая, что же сделает пегас. Но пегас не делал ничего, он лишь потупил взор, и опять отвернулся и лег на пол, уткнувшись в передние ноги, и несколько раз махнул изуродованными крыльями.

Единорожка обошла его и начала гладить ему голову. Альтус почувствовал себя еще более скверно, поежился и сжался в комочек, но и это не сбавило энтузиазма маленького жеребенка. Она что-то шептала взрослому пегасу, но он даже не слышал что. Он тихонько всхлипывал и с каждым вздохом уходил в себя все глубже и глубже. Внезапно он услышал слова сестры Рарити:

– Все будет хорошо, не бойся. Мы не боимся, и ты не бойся. У тебя есть хорошие друзья, они помогут тебе. И мы поможем тебе, если понадобиться. Любой пони поможет, ты только попроси. И все у тебя будет хорошо. Будь взрослым. У нас так себя не ведут взрослые пегасы. Разве что Флаттершай, но она же кобылка. А ты жеребец. Так что будь сильным. Я понимаю, что у тебя сейчас горе, что тебе трудно, но мы хотим просто помочь. По-дружески.

Альтус поднял голову и посмотрел красными опухшими глазами на единорожку. Она улыбалась. Он заметил, как зебра и двое других жеребят начинают убираться в доме, а пегас уже не мог просто так лежать. Он встал и пошел помогать другим, вытирать кровь, убирать перья и складывать в ящики все, что разворотил.

IV

Утро встретило белого жеребца, когда он лежал на ледяном полу уставший, но довольный. Он поверхностно прочел обе книги и немного понял о некоторых нюансах магии пони и о том, что такое аликорн. Поднявшись, Крэлкин положил книги на полку на свободное место, не особо заботясь о том, что это может кто-то заметить, и побрел к кровати с лампой в зубах, попутно прокручивая в голове полученную информацию за прошедшую ночь.

На дворе стоял погожий день, однако чужаку не было до этого никакого дела. Веселые крики жеребят, играющих на улицах столицы Эквестрии, доносились до ушей одинокого пони, но никак не влияли ни на его мысли, ни на его действия. Он целенаправленно шел к теплой кровати и хотел поспать хотя бы несколько часов. Однако мысли до сих пор роились в его мозгу, не давали покоя и постоянно всплывали некоторые факты из теории магии пони.

По большей части, ничего нового в книге по общей теории не было. Она повторяла физиологические факты о пони, останавливалась лишь на некоторых аспектах. К примеру, примечательным фактом для себя Крэлкин отметил, что единороги могут левитировать предмет даже с закрытыми глазами, если хотя бы уже схватили его в облачко магии или знают его четкое местоположение в пространстве и его размер. В иных случаях магия не возникнет и воздействие на предметы не произойдет.

«Вероятно потому, что магия должна охватывать предмет целиком, а иные объекты, пусть даже и с одинаковым объемом и массой, но другой формы, просто не позволят магическому облачку сформироваться вокруг него. Странно, у нас в мире ничего подобного не наблюдалось. Если я передвигал что-либо в пространстве с закрытыми глазами, то я мог передвигать любой предмет, попавший в зону действия моей магии, будь то живой или не живой организм».

Также единороги могли создавать предметы из воздуха. Это выбило бывшего мага из колеи, когда он только это прочел. Было непонятно, как они могли создавать что-нибудь из пустоты. И если тогда он не мог ума приложить, как такое могло произойти потому, что объяснение в книге напрочь отсутствовало, то теперь, в свете полученной информации и некоторого ее анализа, он мог предположить, что воздух пронизан магией, а единороги просто управляли ею. Но если это подходило рогатым пони, то пегасам с большим натягом, а земным пони – вообще никак.

Следующий момент, который отметил Крэлкин, касался длительности воздействия магии на мир. Как оказалось, когда единорог создавал что-либо из воздуха, неосознанно связывал свой поток магии с этим предметом. Для бывшего мага это означало, что рогатый пони блокировал некоторые свои эмансипативные клетки и уменьшал максимальную силу магии. А когда энергия в кумулятивных клетках вообще исчезала, то созданный предмет просто-напросто рассеивался.

Однако, помимо этого механизма, некоторые сильные единороги могли сами задавать срок жизни созданного предмета, ограничивая тем самым максимальное количество энергии, отдаваемое на поддержку этого объекта. То есть любой предмет, который создал единорог, как отметил Крэлкин, находится в реальном мире не дольше, чем жив сам волшебник. И количество созданных предметов ограничивается количеством свободных эмансипативных клеток.

«То есть это были очень даже неплохие маяки в военное время, оповещающие жив единорог или погиб на поле брани. Хоть они могли и откровенно врать. К примеру, когда единорог полностью истощит запас магической энергии, или его магию блокируют, то созданный предмет мог рассеяться. В принципе, блокирование магии единорога или его истощение означает верную гибель оного, или хотя бы взятие в плен. На результате, впрочем, мало отразится. А многие ли единороги могут создавать предметы из воздуха? А если у единорога большинство эмансипативных клеток, то сможет ли он вообще что-то создать, учитывая скудность запаса энергии?»

Крэлкин вздохнул, повалился на кровать и моментально укутался в холодное одеяло. Лампу он оставил на табурете, и теперь смотрел на пляшущий огонек в ней, представляя, как когда-то бушующее пламя ненависти разбило пони на три разных племени.

«Единороги – единственные пони, которые могут использовать магию для воздействия ею на физический мир, – напомнил себе жеребец. – Только потому, что албидо стилла связана напрямую с мозгом, а также у них достаточное количество клеток, которые продуцируют эту самую магию вовне.

С пегасами все проще. Их магия заключается в двух аспектах: нагнетание необходимого давления под крылом и практически низведение на нет давления над ним, а также защита крыла от серьезных физических травм. Вообще в книге было отмечено, что очень искусные пегасы умеют срываться с места и развивать максимальную скорость за несколько секунд, но оно и понятно. Благодаря своевременному высвобождению магии из эмансипативных клеток можно увеличить давление под крылом и оттолкнуться крыльями от воздуха, будто от камня. Тут уже все будет зависеть только от силы подключичных и грудных мышц пегаса.

А их безусловный рефлекс, который защищает крыло… Должно быть это обычный магический щит, который умеют ставить единороги. Однако его появление должно зависеть от присутствия в крови какого-то гормона, который выделяется при чувстве страха или еще какой-то эмоции.

А земные пони… Тут вообще ничего непонятно. Про них практически ничего не упоминалось. Было сказано только о непропорциональном распределении албидо стилла в организме и некоторых случаях, когда основная масса эмансипативных клеток содержалась в каком-то органе и усиливала его. Однако в книге было отмечено два случая, когда эмансипативные клетки скапливались не в ногах, но в копытах. Такие пони могли даже манипулировать предметами непосредственно у своих копыт. Если бы я правильно распределил албидо стилла еще при трансформации, то я бы мог брать вещи копытами, а не зубами.

Но непонятно все же. Я, как маг, работал с энергиями собственного организма, как и все остальные в моем мире. Тут, в Эквестрии, то же самое. Разница в том, что маги моего мира могут влиять на физический мир только посредством иной энергии, которая под это заточена. Моей задачей было управление именно такой энергией посредством своей собственной. Другие люди-волшебники работают точно также, только на уровне энергий. Но единороги и пегасы…

Ладно, пусть земные пони будут сродни человеческих магов, которые могут влиять на энергию в чужом теле. Что-то типа целителей или бойцов ближнего боя. Но на кого похожи пегасы и единороги? Они напрямую взаимодействуют с внешним миром и на внешний мир, преобразовывая его под свои нужды. Аналогов таких сильных магов у нас просто не существует. Чтобы влиять на материю необходимо просто колоссальные запасы энергии.

И ведь люди выкрутились: изобрели артефакты, которые собирают потоки внешней энергии и преобразовывают в физические величины. Знать бы раньше, что у некоторых стихийников есть подобные медальоны с некоторым запасом энергии, то я бы тоже некоторыми такими штуками обзавелся. Увы, но эта информация пришла ко мне слишком поздно: как раз в разгар охоты».

Крэлкин повернулся мордой к стене и закрыл глаза. Он попытался выкинуть из головы мысли о теории магии и предаться сладостному забвению, но никак не мог. Его мозг постоянно сравнивал один мир с другим и находил различия. Все дальше и дальше, Крэлкин понимал, что вся магия стоит лишь на постулате энергии, а классификация магии мира людей рушилась на глазах.

«Книга про аликорнов просто вторила фактам из первой книги, – продолжал он размышления. – Строение и функции рога ничем не отличаются от рога единорогов: то же вещество албидо стилла, те же эмансипативные и кумулятивные клетки. Крылья, аналогичные пегасьим: с той же магией нагнетания давления, с теми же безусловными защитными рефлексами. Даже на коже и копытах были аналогичные образования цепочек эмансипативных клеток, как и у крылатых пони. Да и сеть албидо стилла в теле была такой же, как и у земных собратьев.

Ничего необычного. Но только есть один небольшой нюанс: все магическое вещество связано в единое целое. И это значит как минимум утроение силы аликорна. При необходимости кумулятивные клетки могут обеспечивать энергией любую эмансипативную клетку. С точки зрения пони – аликорн самый сильный маг и воин, который когда-либо может существовать.

Также примечательны и физиологические особенности Селестии. Луна не такая уж и большая в плане размера, и некоторые жеребцы могут достичь ее роста, однако Селестия… Она просто гигант по сравнению с другими жителями Эквестрии. А чем больше организм, тем больше в нем магического вещества, и тем сильнее и выносливее становится аликорн. Неудивительно, что Владычица Дня и Ночи стоит у горнила власти. Вряд ли ее сможет победить даже группа элитных воинов единорогов или пегасов.

Однако неясно, почему же аликорнов так мало? Почему они не рождаются у обычных пони, как единороги и пегасы? Они же не отличаются строением генов. По крайней мере, никаких явно выраженных отклонений от нормы у них не выявлено, а связь всего албидо стилла лишь эволюционная особенность, не более того. Надо будет поискать литературу по генетике, чтобы понимать, почему только земные пони могут иметь гетерогенное потомство».

Крэлкин немного поворочался и сел на кровать. Спать уже не хотелось. Хотелось найти книгу по генетике и наконец-то понять, в чем слабое место у аликорнов. Он надеялся, что у крылато-рогатых пони есть какие-то врожденные дефекты, передающиеся от родителей, однако не разделял внутреннего энтузиазма, вызванного этим предположением. Вероятность была крайне мала, но возможная удача сулила золотые горы и успех операции.

Внезапно дверь в библиотеку открылась, и жеребец услышал цокот железных подков. Он замер, и огляделся. В библиотеку вошла Принцесса Луна, угрюмая и хмурая. Грива развевалась за ней подобно грозовой туче, готовящейся разразиться страшной непогодой. Перед принцессой висела раскрытая книга, которую пони одаривала неодобрительным взглядом. Крэлкин повернулся, спрыгнул с кровати и поклонился гостье, едва ли не касаясь носом пола, как, предполагал он, подобает этикету. Вспомнив вульгарное обращение с ней перед тем, как она куда-то пропала на ночь, он не хотел накликать на себя беду и в этот раз.

– Доброе утро, Ваше Высочество, – поприветствовал коронованную особу земной пони.

– Утро доброе, – вторила ему темная кобылка. – Как спалось?

Крэлкин разогнулся и бросил на нее оценивающий взгляд.

«Она пришла сюда в игры играть? По крайней мере, не кажется, что она настроена враждебно. Или это пока? Вероятно, она разговаривала со своей сестрой и та должна была промыть мозги своей младшей неразумной родственнице. Предсказуемо, Селестия. Однако у меня нету времени на твои хитрые планы. Мне нужна информация, чтобы уничтожить и тебя, и твой род. Устранить вас от власти и отпустить восвояси теперь будет слишком большим подарком для вас».

– Спасибо, я замечательно провел ночь, – без тени смущения соврал жеребец. – А Вы?

– Зачем ты солгал? – осведомилась Луна.

Крэлкин отступил от нее на шаг. «Неужели она, как и Селестия, умеет читать эмоции? Тогда чем я себя выдал? Я достаточно неплохо умею врать, чтобы не показывать этого даже в критических ситуациях, но этот аликорн меня сразу же раскусил? Неужели это у них врожденное? Интересно. Тогда с другими представителями их расы необходимо держаться сдержанно и просто смещать акценты своих фраз в нужную мне сторону».

– Я не соврал. Я действительно замечательно провел ночь. – Крэлкин задумался на минуту и добавил: – Только не в постели.

– Что же ты делал? – спросила венценосная спокойным, но холодным голосом.

– Читал, – честно ответил тот.

«Эта информация не представляет угрозы для меня, даже если попадет к Селестии. Когда будет необходимо, я сверну с прямого пути и уйду от прямого ответа».

– Что ты читал? – без интереса спросила темная кобылка.

Крэлкин посмотрел на нее непонимающим взглядом. Он не представлял, зачем она задала этот вопрос. Потому и прямого ответа, как он решил, может и не быть.

– Это не так важно. Я читал, чтобы при аудиенции с вашей сестрой, Принцессой…

– Понятно, – вздохнула Луна и прошла мимо земного пони к столу.

Скользнув взглядом по предмету интерьера, на котором стоял поднос с грязной посудой, в животе у жеребца заурчало, как только он вспомнил про еду и, смущенно улыбаясь, посмотрел на удивленную коронованную особу. Книга приютилась на краю стола, у подноса, который вскоре должны были забрать. Крэлкин поймал себя на мысли, что даже забыл о служанке, которая должна была принести новую еду, и он бы запросто мог попасться на чтении литературы, которая предназначена не для его глаз.

– Скоро будет завтрак, – оповестила венценосная. – Если хочешь, то поешь со мной, Селестией и Каденс.

«Третьего аликорна зовут Каденс. Как же я забыл? Ну, это пустяки. Больше интереснее, зачем Луна приглашает меня к общему столу, за которым будут трапезничать только аликорны? Почему именно она? Как на это смотрит Селестия? Неужели Селестия подговорила Луну, чтобы она меня привела к их столу, а там будет полная расстановка точек над “i”? Нет, Селестия, слишком явный психологический прием, я не куплюсь на это».

– Пожалуй, я откажусь, Ваше Высочество, – сказал учтиво Крэлкин.

– Я почему-то знала, что ты откажешься, – с некоторым упреком промолвила Луна. – Ты не из Эквестрии, – внезапно добавила она отрешенно.

– С чего Вы взяли? – изумился чужак и вновь отступил на шаг назад.

– Ни один пони в Эквестрии не стал бы отказываться от такой чести, как обед с Селестией.

Луна закатила глаза, будто эта самая честь у нее поперек горла стоит.

– И что бы это значило? – уточнил жеребец, понимая, что, вероятно, попал в простейшую логическую ловушку, и теперь искал пути отступления.

– Это значит, что ты не из Эквестрии, как я уже говорила. – Голос августейшей стал сухим со стальными нотками, будто она была раздражена глупостью земного пони.

– А это не может значить, что я не пони?

Луна задумалась, а Крэлкин быстро оценивал ситуацию, воспользовавшись мимолетным замешательством принцессы. «Если даже ее послала Селестия вытащить меня, то Луна об этом не знает. Видно, что она не знает даже, что я не из их мира. А если она узнает, что я не отсюда, то чем это может грозить мне в дальнейшем? Если я пойду с ней на банкет, то не попаду ли я в силки, искусно расставленные ее старшей сестрой?»

– Извините, но я не пойду на переговоры с Принцессой Селестией, – заявил Крэлкин в лоб и посмотрел на реакцию аликорна. Но вместо негодования и презрения, он увидел на ее мордочке удивление и замешательство таким заявлением.

– Тебе не нравится Селестия? – уточнила кобылка.

– Не то, чтобы не нравится, – начал чужак, выбирая подходящую интонацию и попутно смотря на реакцию собеседницы. – Но я не сильно понимаю ее действий, направленные в мою сторону. Конечно, приятно, что сама Принцесса Селестия занимается моей проблемой, но я не хотел бы ее беспокоить по такому поводу.

– Что за проблема?

– На самом деле я сам проблемы не вижу, – честно признался жеребец. – Проблема – мое пребывание в Эквестрии. Как Вы правильно подметили, Ваше Высочество, я действительно не из этой страны. Но я не хотел бы возвращаться туда, откуда сбежал. Мне там… не очень рады и каждый день я провожу, борясь с кем-то вроде грифона.

– Да, грифоны действительно жестокие существа, – практически безразлично сказал Луна.

«Копытом в небо, – подумал Крэлкин и рассмеялся про себя. – Удачно я попал. Может, не все еще потеряно, и я смогу переманить ее на мою сторону».

– Так что я не намерен возвращаться назад, как бы ни хотела Селестия… Принцесса Селестия.

– Ты лишен манер, – констатировала факт Луна.

– Когда на кону стоит твоя жизнь, то тут уже не до любезностей и чувства такта, – объяснил Крэлкин, поддерживая легенду с грифонами. Но, несмотря на это, он говорил правду. – Мне пришлось многое испытать и многое повидать, так что я не собираюсь…

– К сожалению, решать этот вопрос не тебе, – сказал аликорн, и стальные нотки вернулись в его голос.

– Но почему? – воскликнул чужак. – Почему мне нельзя жить спокойно в Эквестрии? Здесь и близко нет того, что я оставил позади. Да и не творю я ничего плохого.

– Однако решать не нам, – вновь сказала августейшая тоном, не терпящим возражений.

«Уже “не нам”? Интересно, что же ее заставило это сказать? Жалость? Какое нехорошее чувство. Жалостливым людям нету места в современном обществе. Но что касается жалостливых пони? Неужели это у них поощряется и приветствуется? Скорее всего, да. Взаимопомощь, взаимовыручка, взаимная привязанность, дружба. Все то, что чуждо нашему миру, здесь процветает, укореняясь в мозгах населения. Селестия должна быть заинтересована в таком обществе. Но зачем оно ей? Совершенно непонятно».

– Неужели Принцесса Селестия держит власть только в своих копытах? – задал вопрос Крэлкин.

– “Власть”? – мечтательно переспросила кобылка. – Это то, что всех интересовало ранее, до того, как я покинула этот мир. Остатки Аукторитаса жаждали сохранения равенства и разделения силы, также как и культисты-пегасы, однако ни одна из этих коалиций не могла дать достойный отпор моей силе. В конечном счете, я смогла сломить их сопротивление, и они покорились.

«Покинула этот мир? Как это понимать? Может, Эквестрию? Нет, если бы она действительно перебралась в другой мир, то меня бы уже давным-давно отправили назад. Здесь что-то другое. Возможно, меня просто используют, а я этого не вижу, или хотят использовать, а сейчас ставят в такие рамки, чтобы я не смог отказаться от предложенной миссии.

А что если аликорны вообще не из этого мира? Что если группа бессмертных существ попала сюда, смогла, как я, преобразиться в пони, правильно разгадав их гены, не в пример мне, и встать во главе власти военизированного общества. Но вернуться назад они не могут и хотят привлечь меня, чтобы я им помог преуспеть в их начинаниях. Нет, бред, потому как Луна уходила из этого мира и вернулась назад.

В любом случае, они тут уже около тысячелетия и некоторые, если принять за аксиому, что аликорны не из этого мира, уже свихнулись и думают, что они полноценные пони. Так что мне надо иметь рядом как можно больше таких сильных “пони”, чтобы противостоять единственному здравомыслящему существу: Принцессе Селестии».

– Вы сражались за свои идеалы? – спросил Крэлкин.

– Нет, я сражалась за внимание своей сестры. Теперь я снова в Эквестрии, все, кого я знала, исчезли, все меня боятся, кроме некоторых пони, вроде Твайлайт Спаркл, а Селестия опять занята своими пони.

Сказав это, она тяжело вздохнула, и у Крэлкина от ее вздоха сжалось сердце.

– Ну, у тебя хотя бы сестра есть, – сказал жеребец, давя на жалость и желая узнать сведения о семье Селестии.

– А мы разве на “ты”? – спросила удивленно Луна, ошарашено посмотрев на собеседника.

– Ой, простите, – моментально отреагировал бывший маг. – Я не хотел…

– Знаешь, это даже… приятно, – сказал аликорн и слабо улыбнулась. – Только моя сестра смеет так вульгарно обращаться ко мне. А ты… будто мы родственники. Все же, ты не мой подданный.

– То есть Вы не будете… то есть, ты не будешь против, чтобы я к тебе обращался на “ты”? – изумился чужак, не веря в свое счастье.

Луна промолчала, но Крэлкин понял и без слов, что она ему разрешила такую фривольность.

– Что на счет сестры… – молвил аликорн – Сестра есть, но что с того, когда она вечно занята?

– Наверное, это плохо, – согласился жеребец.

Они немного помолчали. Тишину нарушало только тяжелое дыхание двух пони. Земной пони чувствовал себя одновременно неловко и озадачено. Он хотел узнать хоть какие-то интересующие его сведения, но так и не смог решиться спрашивать подобное у венценосной особы, находящейся с ним в библиотеке. Единственное, он понял, что Луна не сильно уважает увлечение Селестии жителями Эквестрии. То, что темная кобылка захватывала власть вместе с сестрой, не удивило гостя столицы, а лишь подтвердило его догадки.

– Все же, – сказал Крэлкин, – Принцесса Селестия заботится о пони, причем достаточно неплохо.

– Зато о своей сестре она позаботится не может, – парировала Луна в сердцах и пылким взглядом посмотрела в глаза чужаку. – Книгу я вернула по просьбе Селестии, так что можешь продолжать чтение, однако не стоит принимать на веру все, что там написано.

Луна подняла голову и вышла горделивой походкой из помещения, хлопнув дверью. Крэлкин осмотрелся и с облегчением вздохнул. Нарекания на жизнь младшего правителя Эквестрии его не волновали, но вносили в душу некий резонанс и набивали неприятную оскомину на его чувствах. Недолго думая, он развалился на кровати, сграбастав книгу со стола, умостился поудобнее и открыл старинный фолиант.

В какой-то миг он осмотрелся по сторонам, выискивая возможного нарушителя спокойствия, и был готов защищать книгу от чужих лап, копыт и магии. Он даже бы не разрешил сейчас посмотреть на свое сокровище, хоть и понимал, что выглядело бы это подозрительно и глупо.

V

Твайлайт проснулась с утра в своей старой комнате в дворце Кэнтерлота и потянулась, лежа в удобной и до боли знакомой, кровати. Воспоминания о том, как она провела здесь почти все детство, нахлынули на нее приятной ностальгией. Когда она показывала комнату Крэлкину, это не оказало на нее должного эффекта. Да и вчера, когда она весь день провела в огромном пыльном помещении закрытого архива в поисках книги под названием “Колебания маятника”, тоже не позволили приятному чувству ворваться в неподготовленный ум единорожки. Вчера она просто дивилась, сколько книг спрятано от глаз простых пони. Но сейчас весь груз воспоминаний свалился на нее и заставил сердце наполняться радостной ностальгией.

Она обвела взглядом всю комнату. Вот там, в углу, стоит, как и тогда, стол, за которым она читала книги и пробовала применять заклинания. Рядом с ним до сих, пор стоит стул, тот самый, на котором она помнила каждую неровность. Над столом висела старинная лампа. Светлячки, которые в ней должны были быть, давно улетели, оставив аляпистый светильник висеть в одиночестве. Удобная кровать, подушка и одеяло, с которыми она провела свое детство, еще отдавали тем запахом, от которого уборщики замка старательно избавились в комнате. Даже лиловые занавески, которыми она никогда не пользовалась, показались ей очень знакомыми и родными.

Твайлайт встала с постели, заправила ее, используя магию, подошла к своему рабочему месту и посмотрела на столешницу. Она не удивилась, что на ней не было ни единой пылинки, зная, что за ее комнатой всегда присматривали, а перед приездом хозяйки должны были сделать генеральную уборку. Копыто легло на лакированную поверхность и заскользило по ней, чувствуя под собой все выщербленки. Потом оно переместилось на стул, и пони провела им по спинке. У нее даже мурашки по спине пробежали, так приятно ей было вернуться в родные стены. Осмотревшись, она поняла, что в комнате лишь поддерживали чистоту, но ничего не передвигали и не выкидывали.

Кобылка вышла, набросив на себя лиловую накидку, и, спускаясь по лестнице, вспомнила разговор с Принцессой Селестией, которая говорила, что она должна отдыхать от занятий и радоваться жизни. Сегодня единорожка как раз хотела отвлечься и немного расслабиться. По крайней мере, для себя она решила, что первую половину дня не притронется ни к книгам, ни к свиткам из закрытого архива Кэнтерлота. Она хотела поговорить с братом, которого не часто видела с тех пор, как Принцесса Селестия отправила ее жить в Понивиль. А после свадьбы единорога с Каденс, ее сиделкой, они ни разу не встречались.

Редкие письма, которые летали между двумя странами, были приятны, но живого общения ей не хватало. Еще до свадьбы, приезжая в Кэнтерлот и намереваясь встретиться с братом, он мог быть занят каким-то своим замысловатым поручением. А когда она ему предлагала помощь, он трепал ее копытом по гриве, по-братски тепло улыбался и говорил, что задания, которые он выполняет, не для таких кобылок, как она. А потом выдворял из комнаты, в которой посмеивались его подчиненные, видя такую картину. Тогда он им улыбался, говорил, что Твайлайт его сестра, и что она его лучший друг.

Но теперь, когда он стал правителем другой страны, и встреч вообще не было, она грустила. Лиловая пони знала, что в это время он будет в Кэнтерлоте, однако он просил ее не приезжать, и она послушалась. Но сейчас она была в замке по велению Селестии, и жаждала встречи с Шайнингом, раз выдался такой шанс.

Наскоро позавтракав в небольшой гостиной, она вышла на поиски своего брата, который выполнял какую-то работу для Селестии. В большом замке было всего несколько мест, в которых тот собирал своих подчиненных стражников и раздавал им задания. Она как-то расспрашивала его про работу, которой он занимается, и попутно видела, как он ее выполняет. К Главнокомандующему Королевской Эквестрийской Стражи относились с уважением, но вне рабочего времени ее брат для подчиненных был хорошим и надежным другом. Теперь же он был правителем Кристальной Империи. Сразу же по отъезду Шайнинга Принцесса Селестия нашла ему замену, но нового вояку единорожка не видела, да и не горела желанием с ним знакомиться.

Хоть Твайлайт намеренно не интересовалась, что конкретно должен делать Главнокомандующий, но знала и даже видела воочию. Еще тогда, на свадьбе, которую она вспоминала с некоторым холодком и потайным страхом, она понимала, как трудно было ее брату справиться с врагом. Тогда она больше испугалась за белого единорога, который попал под сильные чары и за подруг, которые оказались в опасном положении, чем за себя. Но теперь понимая, что все хорошо и никто их так не потревожит, она была спокойна, ведь сейчас в городе был ее брат, который сможет всех защитить.

– Здравствуй, Твайлайт, – сказал знакомый голос, и из-за угла, как по волшебству, выплыл розовый аликорн.

Твайлайт не была готова к такой встрече и остановилась, замерев и не зная, что ответить. Она помнила, как Шайнинг со своей женой уезжают, но даже не думала, что они вместе будут в Кэнтерлоте. Через несколько мгновений мордочку единорожки озарила радостная улыбка, она сощурила глазки и с дружеской насмешкой сказала:

– Доброе утро, Ми Аморе Каденз.

Она низко поклонилась и услышала над собой сдавленный смешок. Подняв голову, она засмеялась следом.

– А что ты тут делаешь? – спросила розовая пони, отсмеявшись.

Единорожка окинула ее взглядом, высматривая, что же изменилось в подруге, когда она последний раз ее видела. Аликорн был повыше единорожки, как и ее брат, длинные трехцветные грива и хвост, золоченые сапожки и такого же цвета тиара на голове. Ничего не изменилось, даже лиловые глаза играли тем же молодцеватым блеском, каким и в детстве, еще с ранних пор, до того, как Твайлайт получила кьютимарку. Каденс тогда была ее сиделкой, и они очень хорошо ладили друг с другом. И даже тот факт, что аликорн с ее братом теперь были мужем и женой не смущал ученицу Селестии, но еще больше сближал.

– А ты не изменилась, – сказала лиловая пони, будто не слыша вопроса подруги.

– Спасибо, – без тени смущения ответила аликорн. – Ты тоже хорошо выглядишь.

– Да ладно тебе.

Твайлайт смущенно махнула копытом в духе аристократичных манер, и они вновь звонко рассмеялись.

– А что ты делаешь посреди замка? – осведомилась Каденс.

– Я Шайнинга ищу, – призналась лиловая пони, – хотела бы с ним поболтать. А то у нас так редко выдается время, чтобы поболтать вживую.

– А я? – наигранно обиделась Принцесса и надула щеки.

Твайлайт хихикнула.

– Тогда рассказывай, что произошло в Кэнтерлоте, пока меня не было, – сказала единорожка. – И почему ты тут? Я думала, что только Шайнинг приехал.

– Я приехала в гости к Селестии, – произнесла Каденс.

– А Шайнинг? Он же не просто в гости приехал? – осведомилась единорожка.

– Да, Селестия попросила, чтобы он возглавил какую-то операцию, и он просто не смог устоять, – пожаловался аликорн. – Он много времени проводит у нас, укрепляя оборону страны. Не то, чтобы я не хотела, чтобы он был счастлив, ведь он, в самом деле, счастлив, когда занимается своим делом. Просто я хотела бы чаще с ним проводить время вместе.

– Каденс, я уверена, что он тебя любит и заботится о тебе, – сказала Твайлайт ободряюще.

– Ну, конечно, любит, – наиграно возмутилась подруга.

Они еще немного посмеялись, и лиловая кобылка все же спросила:

– Так что произошло в Кэнтерлоте, пока меня не вызвала Принцесса Селестия?

– Что произошло? – задумалась розовая пони. – Пошли, погуляем, а то в замке душно. Заодно и отвечу.

– Звучит заманчиво, – поддержала идею собеседница.

Розовый аликорн двинулась вперед, лиловая пони засеменила следом.

– Так что случилось в Кэнтерлоте? – напомнила свой вопрос ученица Селестии.

– Да ничего не случилось. Все по-прежнему. Селестия двигает солнце, Луна двигает луну, а я пока…

– Даришь любовь всему Кэнтерлоту, – закончила победоносно единорожка.

– Верно, – подхватила улыбающаяся Каденс.

– И совсем ничего-ничего не произошло? – разочаровано спросила Твайлайт.

– Ну, на самом деле произошло, – призналась принцесса и посмотрела обеспокоенными глазами на Твайлайт. – Селестия изменилась. Ее что-то беспокоит, она много времени проводит в библиотеке. Это на нее не похоже.

Твайлайт задумалась, вспоминая, о чем попросил ее ментор. «Ей нужна книга под названием “Колебания маятника”. Что же написано в этой книге такого ценного, что мой учитель лично ищет ее и привлекла меня к поиску. Возможно, там находится рецепт, как на самом деле вернуть Крэлкина и Альтуса домой. Тогда надо ее найти, как можно быстрее. А знает ли Каденс о пришельцах? И что будет, если я о них ей расскажу? Как она отреагирует? И вправе ли я вообще это делать? Что скажет Принцесса Селестия?».

– Ну, я уверена, что у нее есть на то веские причины, – улыбнулась Твайлайт. – А еще что-нибудь произошло?

– Больше – ничего, – бодро отозвалась августейшая.

– А где сейчас Шайнинг?

– На каком-то собрании, – устало сказала Каденс.

– На собрании? – удивилась единорожка.

– Да, он постоянно занят. Его Селестия нагрузила делами сразу же, как мы приехали. Уже неделю как что-то готовит.

– А что готовит?

«Неужели, он занят приготовлениями по отправке Крэлкина и Альтуса в их мир? Но почему он? Почему не я?»

– Я не спрашиваю, а он не говорит. Нам и без этого хорошо вместе. Зачем нагружаться проблемами, о которых он и так слышит каждый день, и от которых мне не будет ни холодно, ни жарко. Главное, чтобы нам было вдвоем было комфортно. Хотя, если я узнаю, что они там затевают что-то опасное, то я ему устрою, – сказала пони и пригрозила копытом перед собой.

Твайлайт засмеялась, Каденс вторила. Единорожке всегда было забавно наблюдать, как ее подруга кому-то в шутку угрожает. Было необычно слышать подобное от такой доброй пони, как Каденс. «Все равно, что Флаттершай станет грубиянкой, – подумала единорожка, но тут же себя одернула, вспомнив, как Дискорд изменил ее подругу и заставил быть злой. – Нет, это не то же самое».

Две кобылки вышли под открытое ясное небо, на котором лишь редкие белые облачка лениво перекатывались с места на место. Привыкнув к теплоте замка, Твайлайт вздрогнула под несильным, но холодным порывом ветра. Накидка, которую она набросила на себя на всякий случай, немного грела, но все же недостаточно, чтобы спрятаться от мороза. Ей необходимо было двигаться, чтобы согреться. Два пегаса из стражи Кэнтерлота стояли у дверей, ведущих внутрь замка, каменными изваяниями, смотря куда-то вперед сосредоточенным взглядом. Каденс поздоровалась с ними, но те не ответили, сохраняя серьезность на своих мордах. Принцесса хихикнула и спустилась на очищенную от снега площадь перед мраморной лестницей.

Твайлайт задумала поиграть в снежки со своей подругой, но ей нужен был снег. Она поискала его глазами, но казалось, что большую площадь перед замком работники вычистили очень тщательно, ответственно относясь к поставленной задаче. Не оставили даже снежинки. Тогда лиловая пони выбежала за забор под удивленным взглядом бывшей сиделки и, увидев кучу снега, подхватила немного магией, скомкала и бросила снежок в Каденс.

Розовая кобылка подскочила от неожиданности, когда снежок упал рядом с ней, и посмотрела на смеющуюся подругу детства. Та улыбнулась и сощурила глаза, будто задумала что-то плохое, взлетела и, перемахнув через забор, скрылась из вида. Заинтересованная Твайлайт засеменила за ней, но, как только она завернула за угол, испуганно, но весело вскрикнула, попав под град снежков и пытаясь от них увернуться. С другой стороны послышался задорный смех Каденс, когда единорожка, оступившись, упала на снег.

– Так нечестно, – заявила лиловая пони, поднимаясь.

– Честно, – донесся до нее приглушенный голос подруги.

Ученица Селестии посмотрела, что делала принцесса, и открыла рот от удивления: венценосная скатала огромный снежный ком, размером с себя, и подняла его над собой, удерживая в розовом облачке магии. Твайлайт задорно взвизгнула и бросилась со всех ног от подруги. А та начала медленно наступать с ухмылкой на устах. Через несколько минут тяжелый снаряд упал рядом с единорожкой, рассыпавшись фонтаном белоснежных брызг, и лиловая пони начала осыпать снежками аликорна. Каденс отвечала тем же.

Они бегали и прыгали около часа, а потом, запыхавшиеся, продрогшие, замерзшие, но довольные их забавой ввалились в комнату к Твайлайт и начали сушиться, отшучиваясь друг от друга. Единорожка была неимоверно счастлива вновь встретить с подругой детства. И игра, в которую они так любили играть, будучи еще жеребятами, добавила приятной необычности их встрече.

– А как вы с Шайнингом живете? – спросила Твайлайт, отшучиваясь на счет того, что ее бывшая сиделка упрекнула единорожку, что у нее нет жеребца, с которым она могла бы разделить жизнь.

– У нас все очень хорошо, – ответила Каденс.

– А жеребят вы еще не хотите? – вновь спросила Твайлайт, расплываясь в улыбке.

– Всему свое время, Твайлайт, – отмахнулась та. – Незачем торопить такое ответственное событие.

Единорожка захихикала, расчесывая гриву.

– Да ладно тебе, Каденс, ты ведь мне можешь сказать, когда ждать от вас такой радости.

– Пусть это будет для тебя сюрпризом.

Лиловая пони смутилась и надула щеки, пародируя свою подругу. Аликорн заметил это и опять рассмеялась.

– Ты так смешно выглядишь, – выдавила та сквозь хохот.

Твайлайт посмотрела в зеркало и тоже повалилась от смеха на кровать.

– И все-таки, хорошо, что ты приехала, – сказала принцесса, отсмеявшись. – Без тебя здесь было скучно.

– А приезжай к нам в Понивиль, Пинки устроит по этому поводу грандиозную вечеринку. А ЭплДжек напечет вкусных пирожных. А Флаттершай соберет хор своих птичек, и они исполнят красивую песню в твою честь. А Рарити…

– Спасибо, конечно, Твайлайт, но я нужна Шайнингу здесь больше, чем тебе там. У тебя там есть подруги.

– Хорошо, – сказала бодро Твайлайт. – Но и у тебя там есть подруги, – напомнила она, посмотрев в глаза Каденс.

– Я знаю Твайлайт, спасибо тебе.

VI

Крэлкин продолжил чтение сравнительного анализа с раздела об отношении пегасов и единорогов к земным пони. Все же тут должны были быть какие-то намеки на то, почему их стали признавать, и как они завоевали это самое доверие. По крайней мере, как считал Крэлкин, должны быть хоть какие-то видимые векторы направления движения к возможному объединению пони в одно государство.

Первым, что попалось на глаза – это сравнение свода законов, которые уцелели после многовекового лежания в земле. Даже несмотря на свое отвращение к законам его мира, бывший маг все же читал их, чтобы быть в курсе событий, которые происходили в государстве. Именно в них было больше всего видно подводных камней, которые так любил выискивать бывший маг. А данные сравнительный анализ, вдобавок ко всему, касался напрямую земных пони и их хозяев.

“Особое место надо уделить законам, которые устанавливались для земных. У пегасов и единорогов они различались даже по иерархии. У пегасов все рабы, которые были у помещика, принадлежали Дроттинну и все законы, которые устанавливал главный пегас для своих рабов, распространялись и на рабов всех имений в стране. Остальные помещики могли дополнять их, но правил противоречащих постановлениям Дроттинна у них не должно было существовать”.

Крэлкин переместился глазами на другую страницу и прочел письмо, попавшееся на его глаза. Оно, как и подобает другим историческим документам в книге, было изодрано и испачкано. Кому было адресовано письмо, было непонятно. В углу стояла дата: 1498 год до НПС.

“…за то, что тот “неправильно” посмотрел на его дочку. И он избил моего раба до смерти прямо на моих глазах. Этим он вызвал мое негодование, и я не мог просто так смотреть на то, как он уходит. Я вызвал эту свинью на хольмганг, к тому же за победу над ним я мог забрать его дочь в качестве рабыни.

…

…сильным, но не спасло. Я был сильнее и быстрее. Как только я потащил сопротивляющуюся кобылу к себе в поместье, этот дурак вновь напал на меня и получил смертельный удар. Это был не его раб, и он должен был спросить разрешение у меня! По крайней мере, я получил неплохую любовницу…

… А еще его семья должна была выплатить пятнадцать монет Дроттинну и пять монет мне, чтобы было неповадно нападать на…”

«По крайней мере, пегасы защищали земных пони, как свою собственность. А свою собственность они защищали практически в смертельных поединках. Как бы плохо не обращались пегасы со своими рабами, но они не давали другим пони трогать их. Хоть какая-то снисходительность к земным была проявлена со стороны крылатых варваров. Возможно, пегасы не были уж такими плохими. Все же, безвольных убийств рабов не было вне имений. А как единороги решали подобные вопросы?»

Крэлкин перевернул страницу и наткнулся на коротенький отрывок письма 1509 год до НПС:

“…отличилась и спасла жеребенка-крепостного, когда тот плавал в реке. Она сделала хорошее дело, и теперь отец ее наградит. Скорее всего, это будет какое-то украшение, но, возможно, что-то другое. К примеру, дважды он отменял сбор оброка с дома, когда земные спасали урожаи. Но он не был самым щедрым. Помнится, самый добрый помещик разрешил двум холопам уйти в другое поместье, потому что они полюбили там…”

«Похоже на письмо единорога. Да и что это такое: наградит за спасение жизни безделушкой? Очень благородно. Ну, возможно, это было у единорогов в почете: безделушки. Только вот земным пони они не нужны. Они не понимали, что нужно было простым работникам? Странно, конечно, что такая раса не знала этого. Возможно, они просто не понимали не в силу своей глупости, а в силу своего упрямства и нежелания подстраиваться под “холопов”».

Следующий отрывок, который попался на глаза, датировался 1447 годом до НПС. Написан он был ровным почерком, с грамотно расставленными словами.

“Когда он схватил помещика, тот с негодованием вскрикнул и попытался вырваться, но земной держал его крепко. Я видел, как холоп тащил его, что было сил, из обрыва, а тот поносил спасителя и угрожал, что высечет плетьми, если тот его не отпустит. Но крепостной был непоколебим и, в конце концов, вытащил своего Господина…

…иссеченный и обиженный холоп постарался напасть на спасенного единорога, но его тут же схватили и отправили в темницу.

Странный крепостной. Будь я на его месте, я бы отпустил и позволил этому единорогу упасть и расшибиться насмерть. И это не потому, что я злой, а потому, что тот сам того желал. Помещик поступил очень плохо и несправедливо, потому и навлек на себя гнев своего же земного. Мы так не поступаем в своем имении. Мой брат бы наградил такого крепостного или вообще даровал бы свободу или какие-то привилегии…”

«Какой жизнерадостный отрывок попался. Прямо-таки образец благородства. Возможно, единороги не далеко ушли от пегасов по манере воздействия на земных пони. Тут даже кнутом и пряником не пахнет, только страх и сила. Что одни, что другие полагались только на кнут, однако более умные давали и пряник в качестве поощрения, но это были единицы. Метод кнута и пряника безотказен, только мало кто понимает, когда сладкий пряник уместен».

Жеребец перевернул несколько страниц и увидел следующий подпункт: “Описание сбора оброка и барщины. Особенности рас”. Он сразу же обратил взор на письмо, датированное 1483 годом до НПС.

“…ные просто восхитительно справились с работой. Вечернее платье изумительно. Они смогли повторить даже те стежки, что я им нарисовала. И у ворота аккуратно завернули, будто они единороги. Смогли правильно нанести рисунок, и даже повторить самые тончайшие узоры. Я думала, что у них этого не получится. Но как-то получилось. Они же не владеют магией, как мы, так как же они смогли сделать то, что хотела я?

Хотя я видела у одной пони кьютимарку в виде иголки с ниткой, но она работает на озере. Возможно, это она сделала, хотя сейчас это уже неважно. Теперь эта выскочка Апстар будет себе хвост кусать от зависти. Надо бы наградить крепостных за такую замечательную работу. Скажу папе, чтобы он понизил с них оброк в этом месяце. Такая превосходная работа дорогого стоит!”

«Единороги только и могут, что дарить безделушки, да снижать или упразднять оброки. Похоже, из всех единорогов самыми умными были члены Аукторитаса, хотя, наверное, они были больше хитрыми. Разум не должен был иметь никакого значения в межрасовых отношениях. Главное в таких случаях – доброта. А добрые и злые пони были примерно в равном пропорциональном соотношении, что у пегасов, что у единорогов. Как говорится, чтобы сделать кого-то счастливым, надо забрать все и вернуть половину. Только что-то большая половина у единорогов выходит».

Следующее письмо было похоже на записку помещика, у которого была проблема с поместьем. Оно было оборвано в конце, а в середине небольшой кусок текста был чем-то замазан. Бумага была лишена датировки.

“Год этот выдался неурожайным. Многие деревья отдыхали, а земля чрезмерно истощилась. Необходимо написать запрос в Аукторитас, чтобы они прислали единорогов для устранения этой проблемы. Последний осенний урожай был очень маленьким. Всего запасено чуть больше половины продуктов от прошлогодних запасов. Придется экономить.

Необходимо составить план, по которому мы будем изымать у крепостных провизию в зимнее время. Завтра отправлю надсмотрщиков, чтобы они произвели ревизию товаров и составили подробный отчет, в котором бы я видел бы все, чем мы располагаем в имении…

…придется торговать, а я бы не хотел этого делать. Помещики рядом слишком жадные, особенно учитывая, что год неурожайный. Надо выживать своими силами.

Холопы будут голодать, но и позволить им умереть нельзя. Севастократор хотел бы, чтобы мы даже в голодные годы держались сплоченно и берегли своих крепостных, как зеницу ока. Он говорил, что именно земные будут возрождать земли поместья после тяжелой зимы, а такж…”

Письмо оборвалось, и Крэлкин перевернул страницу.

«В неурожайные годы давали крепостным ровно столько, чтобы те не подохли, для дальнейшего их использовать в своих целях: возрождения поместья. Ну, по крайней мере, они не позволяли им умирать. Порой не все решения кажутся благородными, зато правильными. Возможно, это был как раз тот случай, когда необходимо делать что-то неприятное, чтобы выжить.

Однако у Аукторитаса были специальные единороги, которые могли влиять на урожайность? Это действительно поразительно. Что же они могли делать? К примеру, они могли обогащать почву минералами и другими полезными для растений веществами. Это же какой силы должны были быть тогда единороги, что они умудрялись восстанавливать плодородность земли? Или они использовали слияние магии, как Твайлайт и Трикси, чтобы умножить свои силы?

А вот если бы я сжег тот фолиант по технике объединения магии единорогов, чтобы бы было? Возможно, это вообще единственный экземпляр, но что тогда он делает в библиотеке Понивиля? И случайно ли эта книга там казалась? Или же попала она туда без ведома Селестии? Тогда неудивительно, что она захотела разлучить свою ученицу и эту глупую фокусницу. Подобные техники в неопытных копытах порой приносят плачевные плоды. Хоть я и понял только то, что это очень нестабильный процесс, который влияет на магию албидо стилла и может даже разрушить его, но думаю, что есть и еще некоторые подводные камни, о которых в книге может не говориться. Или я попросту не обратил должного внимания на все аспекты. По крайней мере, я понял, что эта магия очень опасна.

Однако встает один очень интересный вопрос: кто подбросил книгу в библиотеку небольшого городка, и с какой целью? Кто-то еще знает, что я и Альтус пришельцы? Если да, то этого пегаса могли уволочь эти самые пони. И тогда кто это? Какие-то пережитки прошлого? Вряд ли. Настолько долго не могла сохраниться ни одна организация, какой бы сплоченной она не была».

На глаза жеребца попался очередной фрагмент современного анализа. Однако часть текста была чем-то заляпана настолько, что читать это было невозможно. Выцветшие краски уже не могли рассказать, что на самом деле произошло с этими страницами, но Крэлкина они заинтересовали, и он принялся читать. Возможно, это была неаккуратность автора или одного из читателей, как думал земной пони, но он не исключал варианта и с умышленной порчей стараний пони, который написал этот труд. Он даже задумался на мгновение, кем же мог быть автор: единорог, пегас или обычный пони, но ничего не говорило о пристрастии автора к какой-либо из рас, будто он был беспристрастным наблюдателем и лишь документировал все, что видел и до чего догадывался.

“Смотря на старания рабов, пегасы относились к ним хорошо или, наоборот, плохо. Работу выполняли рабы самую грязную и тяжелую. Пегасы же изредка для рабов проливали дождь в неурожайный год или очищали небо от облаков. Но делалось это крайне редко и лишь тогда, когда рабы радовали своего Хозяина, или в этом была насущная необходимость.

...изована добыча низкосортного металла, из которого производились тяжелые и непрочные доспехи. Советники Дроттинна уверяли его, что металлические доспехи могут послужить надежной защитой. Однако сбруя оказалась не только хлипкой, но и непомерно тяжелой для маневренного пегаса. Впоследствии рабов, работавших в шахтах и плавильнях, привлекли к другому труду, а производство металла упало до того же уровня, на котором оно было до этого”.

«Все же пегасы двигали прогресс, хоть только и в области военных технологий. У них были шахты и плавильни. Это очень примечательно и даже, в некоторой степени, лучше, чем у единорогов. Хотя, что считать прогрессивным. Наверняка у единорогов был организован подобный способ добычи металла из руды. Не зря же у них были ювелиры, работающие с золотом, серебром и другими металлами. Откуда-то этот самый драгоценный металл добывался.

Не удивлюсь, что у рогатых пони также работали земные в шахтах, как и рабы у пегасов. А вот плавилень могло и не быть, так как магия единорогов может преобразовывать материю. К тому же огранка камней должна занимать у них гораздо больше сил. Все же, как усложняется и как упрощается мир, когда в него вплетается магия. У нас, при всех возможных технологиях, возможно, не будет никогда таких отдельных самодостаточных ювелиров.

Хорошо было бы проникнуть под покров экономической составляющей Эквестрии, но, как говорится, всегда мало времени. Ни на что его никогда не хватает. Утекает сквозь пальцы, как вода. Сегодня ты молод, а завтра уже на пороге могилы. И все слишком скоротечно, чтобы за что-то цепляться. Все слишком быстро меняется. Уже даже родители не понимают своих детей, а дети – родителей. Потому я и стал отдельно жить от своей родни. Так было проще, так было лучше. Лучше для каждого члена семьи.

И к чему привело мое полнейшее отрицание постулатов своих самых ближайших родственников? К миру магии и вообще потерей связи с ними. Но это не так страшит, как осознание того, что я стал понимать и принимать то мировоззрение, которым руководствовались мои родители. Мне еще говорили, что если я познаю радость отцовства, то я в корне поменяюсь. Возможно, поэтому у меня до сих пор нет детей? Возможно, я просто боюсь столь кардинальных перемен?

Раньше все было проще и понятнее. Я был беззаботным ребенком и думал, что все взрослые глупые, что они ничего не понимают в жизни, что они не мечтатели, не творческие люди, не живут стремлениями. И с высоты моей колокольни я не видел всей бытовухи, в которой они ежедневно теряли сами себя. И я глубоко плевал на них и их видение мира. Но жизнь меня огрела обухом и вправила мозги. И какой сейчас из меня мечтатель? Я жесток, хладнокровен и расчетлив. Я могу поломать жизнь любому, если захочу, но что мне это дает? Я не стал ни выше, ни ниже других, ни лучше, ни хуже. Ну, возможно, хуже, но это не меняет дело. Я стал еще одним индивидом, который прожигает свою жизнь, бегая от магов и плетя бессмысленные интрижки. А должен был быть уже женатым человеком, выкинуть из головы всю дурь, лежать на диване с банкой пива и переключать телевизор, медленно посасывая пойло и вдыхая запах жареной картошки».

Крэлкин задумался ненадолго, нужна ли ему такая жизнь. Все родители, кого он видел за свою небольшую жизнь, были либо такие, какими он для себя их описал, либо зацикленные на своем хобби, которым занимались вместо проведения времени с семьей. Таким был и его отец. У того практически никогда не было времени поиграть с сыном. Единственное, что он отчетливо запомнил – это то, как тот научил его в детстве ездить на велосипеде. Это было, пожалуй, самое яркое воспоминание в его сознании, связанное с ним.

Хотел ли он быть таким хорошим семьянином? Для себя он давно решил, что нет. Для него была уготована своя собственная судьба, с которой он не мог расстаться просто так. Даже если бы он хотел иметь ребенка, то он отдавал себе отчет, что не смог бы находиться рядом, когда нужен был бы своему чаду, да и вряд ли смог бы воспитать достойного человека. И мало того, он подверг бы смертельной опасности всю семью. Понимая, что Гресмит бы воспользовался его образовавшейся слабостью и ударил бы в возлюбленную Крэлкина или его ребенка. Он просто не мог позволить случиться подобному. Но и в этом случае бывший маг думал о себе, нежели о сохранности жизни членов своей семьи.

Тряхнув головой, белый пони вытряхнул ненужные мысли, словно пыль, и перевернул старую страницу. Ему не нравилось, куда его стало заносить в своих размышлениях. Все такие отступления от главной цели в его мире заканчивались плачевно и ставили его в неловкое положения. Хоть он и любил размышлять о мире и о своей принадлежности к нему, но он всегда себя контролировал или всегда был настороже. Маги были всюду, и он попросту не мог просто так отвязаться от них. И уж тем более не мог давать им шанса на победу. Но в этом мире было все по-другому. Здесь он, наконец, смог отдохнуть. Однако жеребец понимал, что это только затишье перед бурей. Было странно, что за него взялась столь могучая пони, как Селестия. И не менее странно, что она хотела с ним поговорить.

Не особо понимая, что он нашел в исторических документах, Крэлкин начал читать, чтобы выкинуть из головы все мысли и вернуться к тому делу, ради которого его тут поселила принцесса, ведь подозрения, что история дана ему не просто так, все больше и больше закрадывались в его мысли и грызли его изнутри.

“Единороги хорошо относились к единорогам, которые рождались у крепостных. Однако родителей необычного жеребенка ожидало разочарование, потому что Аукторитас моментально забирал маленького единорога к себе, бесцеремонно отбирая его у родителей. Но никаких восстаний по этому поводу не было, так как такая традиция существовала не одну сотню лет, и это было обычной практикой.

Таких единорогов Аукторитас обучал грамоте и разным приемам магии, чтобы использовать как рядовых рабочих, которые устраивали по приказу Севастократора праздники и фестивали, помогали некоторым помещикам справиться с крепостными, которые высказывали недовольства, очищали поля от паразитов, участвовали в уборке зимы и вообще реагировали на все запросы, посылаемые в Аукторитас от помещиков. Некоторых детей крепостных брали в исследовательские отделы для разработки новых видов удобрений для полей или отравы для паразитов, которые передавали напрямую холопам; или же разрабатывали новые заклинания по приказам Аукторитаса.

Земли у них не было, крепостных тоже, но они могли спокойно перемещаться по всей стране”.

«Значит, у крепостных рождались единороги. Это уже точно, никаких сомнений нет. Но зачем их нужно было отбирать у родителей? И почему крепостные не поднимали бунты по этому поводу? Неужели единороги поголовно пользовались заклинанием забвения, чтобы земные даже не помнили, что у них вообще были дети? Или это была стандартная процедура? Или агитационная программа, вроде: “Будь хорошей матерью, отдай жеребенка в хорошие руки богатых единорогов. Они смогут сделать из него достойного отпрыска”. Возможно, так оно и было. Не всему можно верить в истории, как говорила Луна.

Хотя достаточно странно, что рогатые дети крепостных подчинялись напрямую Аукторитасу. Или же их брали и в обычные поместья? Не думаю, что все поголовно единороги отправлялись на попечительство избранным, большая доля должна была оставаться у хозяев рабов. Или крепостных, не велика разница. Суть оставалась одна и та же».

“Так как к пегасам единороги относились холодно, то и к крылатым жеребятам крепостных они также относились прохладно. Первые несколько десятков лет пегасы жили у родителей, а по достижению определенного возраста, ему выдавали некоторое количество денег и выпроваживали из имения.

К пегасам, летающим над Юникорнией, относились с нескрываемой агрессией. Взаимная неприязнь не позволяла им ужиться вместе. Однако до наших дней дошли записи о двух случаях, когда пегасы оставались жить с родителями с условием подрезания им крыльев. Они добровольно прошли эту процедуру и остались в Юникорнии на правах крепостных”.

«Значит, у единорогов в крепостных были исключительно земные пони. Единороги, рожденные от земных, отбирались, а пегасы, родителями которых были также земные, прогонялись. Но никого не убивали и не издевались. Только по взаимному согласию обеих сторон причинялся физический урон, вроде подрезания крыльев».

Крэлкин перевернул страницу и увидел название подпункта, который он читал: “Описание отношения пегасов к жеребятам рабов”. «А то описание, наверное, было про единорогов. Ну, отношение у них достаточно спорное. Впрочем, наверное, как и у пегасов».

“Семья рабов, родившая пегаса, жестоко избивалась. Пегасы относились к появлению подобных «выкидышей» очень настороженно: рождение такого жеребенка считалось дурным знаком.

С пегасами крепостных все было просто. Им проводили подрезание крыльев таким образом, что жеребята не могли больше летать, но махать могли. После этой процедуры их отдавали родителям, где они жили в качестве рабов. Таких пегасов презирали и каждый день оскорбляли и унижали. Это было самое любимое занятие господ. Даже земным не так сильно доставалась от Хозяев”.

«Это понятно. Неприязнь к крылатым жеребятам, родившимся от рабов. Можно было предугадать. Пегасы просто думают, что они выше остальных рас. По крайней мере, точно выше земных пони», – заключил Крэлкин и принялся читать дальше.

“Если же в семье земных рождался единорог, то он жил с родителями до пятнадцати лет и выполнял ту же работу, что и они. По достижении этого возраста, единорога доставляли к советникам Дроттинна, и они проверяли его магическую силу одним из трех испытаний. Если жеребенок проходил его, то его забирали у помещика, заковывали в цепи, надевали сдерживающее магию и запираемое особым образом кольцо на рог, и отправляли в темницу”.

«Стоп, что?!»

– “…надевали сдерживающее магию и запираемое особым образом кольцо на рог…”, – прочел жеребец себе под нос и тут же начал часто дышать, словно запыхавшись после пробежки, широко раскрывая ноздри. Он тихонько шептать себе под нос, и шепот этот даже ему казался зловещим заклинанием: – Вот оно? Тот самый артефакт, который может избавить меня от проблемы колдующих пони? Или даже от проблемы колдующей Селестии? Мой билет, который должен помочь мне остаться здесь, в этом мире. Но где его взять? Или хотя бы как его изготовить? – Крэлкин сощурил глаза и осмотрел книгу по истории магии презрительным взглядом. – Нет, тут этого знания быть не может. Селестия бы его убрала. Хотя почему? Книга же попадала только отдельным, избранным пони, и исключительно единорогам. Кто же знал, что она попадет такому психу, как я?

Белый жеребец осмотрел библиотеку и прислушался к звукам, навострив уши. В помещении никого не было, никакого цокота копыт, раздающегося над сонмами литературных томов, хоть и кроткого, не было слышно. Слышно было, как за окном играют жеребята и ведут светские беседы взрослые утонченные пони. За дверью в коридоре замка было тихо, будто кто-то подслушивал. Чтобы проверить, кто мог там скрываться и шпионить за ним, жеребец подошел к двери и схватился ртом за ручку, однако напрягшаяся внутри струна задержала его, и он остановился, касаясь холодной стали зубами. Он вспомнил, что в его мире даже стены могли иметь уши, не то, что в мире пони, так что банальное подслушивание не могло исходить от высокомагичесокой расы. Не в их стиле это было, как полагал Крэлкин.

«Там никого не может быть. А если и есть, то никто меня не слышал. Но если я открою дверь, то сразу попаду под подозрения и выдам свое тотальное недоверие всем и вся. Нужно будет найти, как блокировать магию пони. Наверняка есть где-то упоминание о слабых сторонах магии единорогов, на которых можно сыграть и которые использовались в свое время для победы. Но где они могут быть? Неужели в этой библиотеке? Нет, Селестия бы не сделала бы мне такой щедрый подарок».

Крэлкин вернулся к истории и развалился на кровати. «Должны были уже принести завтрак. Что-то пони запаздывают. Или меня тут будут насильно держать без еды? Ладно, Селестия, поиграем в твои игры». Жеребец пододвинул к себе книгу и принялся читать дальше, в надежде, что увидит еще одно упоминание об артефакте, который может сдерживать магию единорогов и аликорнов и там будет хоть какое-то упоминание о его силе и возможном местонахождении. Он также предполагал, что подобный большой предмет может сдержать проявление магии, вырабатываемой в телах пегасов и земных пони, но это были только его догадки, впрочем, как думал жеребец, не безосновательные.

“Помещику возмещалась стоимость раба, и обычно они были довольны щедрой наградой. Ее размер зависел от силы отданного единорога.

Когда единороги-советники Дроттинна «забраковывали» жеребенка, как сильного единорога, они обрезали ему рог, чтобы он более не мог пользоваться магией. Резали без анестезии, и маленькие жеребята часто не выживали. Помещику не возмещались деньги за смерть несостоявшегося раба, отчего тот приходил в самое скверное расположение духа.

Тех же рабов, кого отобрали, запирали и ждали, пока в Хэлоте не наступит подходящее время для ярмарки с невольничьим рынком. Многие расы платили за волшебников большие деньги, и пегасы всегда наживались на подобных сделках. В основном единорогов покупали другие единороги, так как не хотели, чтобы те попали в чужие лапы и были использованы против них же самих во времена смуты”.

«Пегасам обрезали крылья, единорогам – рога. Очень странно, что единорогов они не использовали, как магов в своих целях. Или просто Дроттинн боялся, что рабы с рогом смогут поднять бунт, в ходе которого пегасы могут много чего лишиться и утратить положение, как военная держава? Все может быть. Но мне кажется, что тут надо больше смотреть не на Дроттинна и его страхи и не на пегасов с их жаждой крови, а на единорогов-советников Верховного Вождя. Возможно, они рассматривали рогатых рабов, как своих прямых конкурентов на почетную должность, потому и придумали сложный тест, чтобы выбраковывать неугодных себе пони, а с других, достаточно сильных особей, выкачать золото. Очень может быть, но, как говорится, не факт. Это лишь одна из теорий, которых может быть великое множество. Истина осталась позади, в истории».

Следующий пункт сравнительного анализа, который увидел Крэлкин, назывался: “Работа у единорогов и пегасов”. Немного удивившись, он все же принялся читать, хоть к документу начал терять всякий интерес.

“Единороги работали в поместьях и имениях в основном с двадцати до пятидесяти лет. Они выполняли ту работу, которую не могли выполнять крепостные в силу природной неспособности или же по причине низкого происхождения. К примеру, единороги, родившиеся от крепостных, убирали дом, в котором жили, потому что земным нельзя было там появляться ни под каким предлогом.

Семьи у помещиков были немногочисленные, и готовкой занимались только хозяйские дети потому, что дворяне были твердо уверены, что земные или их отпрыски-единороги, хоть и обладавшие магическими силами, не могли создать яства, достойные утонченных аристократов. Потому вся кухня принадлежала именно помещикам и их детям. Нередко единороги работали на кухне и тогда, когда им исполнялось больше пятидесяти лет, если в поместье не было тех, кого можно было посвятить в искусство готовки, или если призвание единорога было связанно именно с едой”.

«По крайней мере, это говорит о том, что единорогов у земных пони отбирал не только Аукторитас, но и обычные помещики. И только для того, чтобы они убирали дом, в котором жили с хозяевами. Ну, учитывая, что я узнал о единорогах, это было как бы нормально. Они, может, и не были зверьми жестокими, сродни пегасов, но хладнокровными и расчетливыми тварями, которые подминают всех под себя, точно являлись. Если они и пегасов подомнут, то это будет неудивительно.

Хм, а что если они и были заинтересованы в альянсе трех различных рас пони? А почему нет? Из пегасов сделали погодных пони и защитников своей страны, земным пони отдали землю, чтобы они работали на ней для своих хозяев, а сами сидят в Кэнтерлоте или другом городе, свысока поглядывая на верных слуг. Осуществляли теневое правление или скрытое… не в словах суть. Это хуже, чем война друг с другом или нет? Вынужденные меры для сохранения вообще всего сущего или просто корыстный интерес, или банальная выгода? А что если остатки Аукторитаса и Селестией управляют до сих пор? Просто это не так сильно заметно, как то, что они сотворили с пегасами. Земным дали то, что они хотели: работа на земле, и никаких бунтов они не должны были поднимать. Но с пегасами они проделали огромную психологическую работу. Хотя это неудивительно, если учесть, что у них в Ландаухиминне были свои единороги.

Но тогда зачем советники Дроттинна издевались над себе подобными? Чтобы не показывать, что они поддерживают единорогов? А сильных магов они должны были отсылать Аукторитасу в качестве подарка? Интересная теория, но, опять же, безосновательная. Надо узнать, что все-таки случилось в истории. Слишком долго я мусолю этот документ, пора кончать с этим».

“Земные не могли делать ювелирные украшения просто потому, что не способны были выделывать такие мелкие и точные узоры, какие необходимы были Хозяевам. В каждой уважающей и богатой семье один из единорогов должен был быть ювелиром, уметь работать с металлом, плавить небольшие кусочки магией и придавать им нужную форму, и драгоценными камнями, разбивать и огранять. Но не везде ювелиры были искусные, и не в каждом поместье они вообще были. Если ювелиров не было, то украшения покупались в соседних имениях или на массовых праздниках, но цены на такие украшения были очень большими.

В заботу помещиков также входила чеканка монет, которыми они расплачивались с другими единорогами. Это было несколько более простое занятие, чем ювелирное дело, но, тем не менее, земным не разрешали делать и этого, считая их недостойными даже смотреть на деньги господ…”

Крэлкин перекинул взгляд на следующую страницу и выхватил оттуда абзац, попутно думая о Рарити и Твайлайт. Они были достаточно яркими образцами своей расы: умная и сильная Твайлайт походила на специального единорога Аукторитаса, которого использовали для разных подсобных работ, тогда как Рарити была практически копией аристократичной, изящной пони, лишь с той разницей, что она якшается с земными, пегасами и “недостойными” единорогами.

Размышляя о том, чем же настолько кардинально различаются два разных времени и как так получилось, что утонченная аристократия позволяет себе общаться с обычными пони и пегасами, да и вообще, как она допустила земных, которые ранее, по сути, были их рабами, в свой узкий круг изысканных вкусов и утонченных чувств, Крэлкин понимал, что изменилась не сама суть общества, а трактовка некоторых исконных фундаментальных смыслов слов. Например, к таким словам он причислил: “дружба”, “род”, “семья”, “любовь” и “уважение”. Трактовать их можно было как угодно, перемещая акценты своих слов, чтобы добиться необходимого эффекта.

Такое проделывали и у него в мире. Незаметные подмены правильных смыслов, изменение трактовок, упразднение многогранности того или иного слова. И в итоге получился искаженный мир, в котором варился Крэлкин с самых малых лет. Его неправильное понимание основ можно было списать на окружение, которое постоянно давило с разных сторон, но не оправдывало мага и его действия в целом. Выбрав самостоятельность в достаточно раннем возрасте, он решил посвятить свою жизнь поиску истины, которая скрывалась за каменными стенами мировой лжи. Держась обособленно, он не хотел, чтобы кто-то оставлял ненужные отпечатки на его выверенном и правильном внутреннем мире, полагая, что он находится вне чудовищной машины.

И когда он нашел магию, которая была нова и непривычна для прогнившего сознания парня, он окунулся в ее пучины, полагая, что, имея силу, сможет найти и истину, которую так давно искал. Но все, что он обнаружил в новом холеном доме – лишь ледяные стены, украшенные бархатными тканями. Однако разуверившись в правильности своего жизненного выбора, он все же не сдавался и пытался получить от магии то, что хотел, но и тут его постигла неудача. Воровство древней рукописи и использование запретной техники сыграло с ним злую шутку, выкинув его за пределы обычного общества.

Оказавшись вне какого-либо мира, будь то мир магии или мир обычных людей, и не найдя истины, Крэлкин напрочь разуверился в существовании святой правды. Выступая против всех в бесполезной схватке, он начал понимать, что человек, не подчиняющийся никаким правилам, является самой большой угрозой для структурированного мира, загнанного в жесткие рамки. Жизнь, которую выбрал Крэлкин, не сулила ему ничего хорошего с самого начала.

Горько улыбнувшись самому себе, бывший маг склонился над книгой и продолжил чтение, осознавая, что вновь пытается сопротивляться другому миру: миру пони. Однако он уже не мог иначе. Привычки слишком глубоко сидели в его подсознании, и он не хотел их менять, не хотел ломать такую грандиозную архитектуру запланированного бытия.

“Мода была одним из краеугольных камней в мире единорогов. К примеру, на ней, пусть и косвенно, строился авторитет помещика в обществе. Встречали аристократию по одежке, а уже потом смотрели на реальный статус, который мог быть моментально понижен из-за некрасивого платья. Вычурные и помпезные наряды были не просто блажью, но насущной необходимостью, способом самовыражения и выделения из остальной массы рогатых пони.

Единорог, который разрабатывал новые наряды, ценился в семье превыше всего. Ювелир был достаточно серьезным его конкурентом на похвалу и авторитет, но золотые и серебряные украшения с камнями лишь дополняли фасон платья. Нередко ювелиры и модельеры работали вместе. Такие дуэты трудились для самых влиятельных семей единорогов, включая семьи Аукторитаса”.

Крэлкин лишь отметил, что Рарити бы ценилась в древнем обществе, как модельер, кем, в сущности, и являлась. Мало того, ей нравилось создавать новые наряды. Жеребец даже не знал ни одного человека в его мире, который бы с таким самозабвенным азартом делал свою работу. Как он говорил себе: надо не просто жить, надо уметь наслаждаться тем, что ты делаешь каждый день. Хотя Крэлкин не раз говорил себе, что это глупо, а в более молодом возрасте вообще посмеялся бы над этой фразой, но сейчас, став на ноги и познав боль, он начал понимать, хоть и смутно, что формирует радость простого человека. Было это правильно или нет, он не задумывался и всегда приходил к тому, что правильно использовал знания, вверенные ему судьбой.

Перевернув страницу, он вперил взгляд в описание работы пегасов. Немного поколебавшись, чтобы закрыть документ, он принялся читать, попутно проклиная свой ненасытный интерес:

“Нередко пегасы выступали на арене. Это считалось не развлечением, а почетной обязанностью, работой.

Воинов тренировали прямо в имении, желая, чтобы пегас выучился секретным приемам их семьи. Жеребята, проявляющие интерес к кровопролитию, поощрялись родителями и их в кругу семьи учили самым изощренным методам победы над врагом. В обществе таких пегасят признавали даже некоторые лучшие воины. У них всегда было много друзей, а потом и пегасов-кобылок.

Очень часто упоминание о знакомстве с серьезным воином заставляло торговцев значительно сбрасывать цены.

Несмотря на такой ажиотаж, подобных бойцов было достаточно мало. Часть пегасов была трусами, которые заботились о своих крыльях, а добрая половина тех, что ступали на арену, погибали там в течение первых пяти лет. Те же, кто выживали, были искусными воинами и уже знали, когда остановить бой, чтобы сохранить жизнь себе или противнику.

Вначале бои для жеребят не отличались сложными и зрелищными приемами. Они были еще слабы, медлительны, неуклюжи, но всегда находились любители посмотреть на то, как дети бьют друг друга ради забавы. В любом случае молодые пегасы неплохо зарабатывали для их возраста. Но ценой могла стать и жизнь”.

«Искусные воины сохраняли жизнь противнику? Сплоченность и уважение у пегасов? Уважение силы или духа к победе? Или понимание ценности чужой жизни? Возможно, не все так плохо в обществе крылатых пони, как кажется на первый взгляд? А я просто очень сильно придираюсь к ним и сгущаю краски. В любом случае пегасы дрались между собой. Однако ни о какой экспансии в новые земли речи не шло. Значит ли это, что они не захватывали никого, а жили на горбу своих рабов?

Бред, я прочел только сравнительный анализ, упустив летописи. В летописях должно было быть такое написано. Ну, ладно, назад возвращаться я не намерен, а впереди еще довольно много текста для чтения. Надо выборочно пройтись по документам, а то я так никогда не поговорю с Принцессой Селестией».

Внезапно в дверь постучали, и знакомая темно-синяя пони в черно-белой униформе зашла в библиотеку. Крэлкин моментально закрыл книгу, приветливо улыбнулся и даже помахал копытом в знак приветствия, однако на работницу замка это не произвело никакого впечатления. Она молча прошла с подносом, на котором была еда и, поклонившись, удалилась, забрав ненужную столовую утварь.

Крэлкин вдохнул полной грудью приятный аромат свежего, только что испеченного хлеба и сена, политого соусом из помидоров. Улыбнувшись про себя, он спрыгнул с кровати и засеменил к пахнувшим яствам, посланные ему королевским поваром.

VII

– Здравствуйте, – послышалось от двери три веселых голосочка жеребенка.

Повернув голову к звуку, Альтус увидел меткоискателей с разномастными сумками, мерно покачивающимися на их боках и набитыми чем-то настолько, что они с трудом закрылись. Было видно, как пуговицы едва сдерживали напряжение выпирающих вещей. Пегас отметил, что две сумки, которые несла каждая пони, были связаны между собой каким-то ремнем, который позволял нести поклажу, как ведра на коромысле. Зекора, варящая суп в большом котле, бросила на гостей короткий взгляд, поприветствовала их и попросила быстрее зайти, чтобы не пускать в дом холод. Альтус сидел на полу возле кровати и не решался что-либо предпринимать, он просто делал то, что ему говорила зебра, даже если не хотел, рассуждая о бесполезности занятия в пучинах своего разума. Стараясь слезть с кровати и усесться на пол подле предмета мебели, он попадал под укоряющий тон хозяйки дома. Зекора поначалу ругала его за то, что он не отдыхает в тепле, но потом прекратила, понимая тщетность своих попыток.

Альтуса лизнул ворвавшийся холодный ветерок, и он вздрогнул. Потупив взгляд, он все еще переживал на счет своего положения в теле пони. Боль утихла, но не ушла и все еще острым осколком держалась в его сердце. Мечась из стороны в сторону в мыслях, он не мог понять, что же ему делать дальше. Иногда Зекора прерывала его ход мрачных дум и настаивала, чтобы он покушал или выпил какое-то зелье. И он делал все, что угодно, чтобы она не приставала к нему с подобными глупыми просьбами и оставила в покое, дабы Альтус мог предаваться самобичеванию.

– А мы принесли еды, – сказала Скуталу, подходя к зебре и открывая сумку, демонстрируя припасы.

– Да, мы хотели бы что-то приготовить… – начала Свити Бел, однако была перебита черным голосом пегаса.

– Не стоит, – буркнул нежно-красный пони.

– Но мы хорошо готов… – начала обрадовано единорожка, но была вновь перебита Альтусом:

– Я не голоден, – парировал он.

– Будь благодарен… – молвила Зекора.

– Да делайте что хотите, – отмахнулся тот. – Только меня не трогайте.

Смотря в пол, пегас услышал, как зебра фыркнула и подбросила дров в огонь под котлом. Жидкость громко булькала и разносила по комнате запах свежескошенной травы. В голове изредка возникал образ Крэлкина, который всегда сетовал на подобный запах, когда они с Альтусом проходили мимо газонокосильщиков, выполняющих свою работу. Теперь образ мага внушал лишь раздражение. Вздохнув, он слушал голоса жеребят, глухой перестук копыт, звук вываливаемых на пол продуктов и раскатывающихся в разные стороны овощей.

Маленькие пони недолго толклись у стола для готовки. В дверь постучали и все, включая Альтуса, посмотрели на деревянную перегородку, отделяющую теплый мир хижины зебры от холодного мира улицы. Пока пегаса одолевали мысли, кто бы это мог быть, Зекора уже направлялась к двери. Через несколько секунд она уже открыла ее и увидела перед собой желтую пегасочку с розовой гривой. Одета она была, как показалось чужаку, в некое подобие седла, которое ей не особо помогало сохранять тепло, и она тряслась всем телом.

– Извините, что помешала, – сказала гостья трясущимся от холода голосом. – Я просто увидела меткоискателей, которые пошли в лес, и я начала беспокоиться о них. Они же еще жеребята, понимаете? В общем, я увидела, что они зашли к вам. Я просто хочу убедиться, что с ними все в порядке.

– Да, конечно, заходи, на жеребят своих смотри, – произнесла Зекора невозмутимым тоном и пошла обратно к котлу.

Флаттершай несмело зашла внутрь хижины и осторожно, едва слышно прикрыла за собой дверь. Сразу же ее взгляд приковал нежно-красный пегас, смотрящий на нее в упор. Поначалу она улыбнулась, но потом смутилась и засеменила к троим жеребятам, которые уже вовсю продолжили готовить. Видимо, появление желтой пегасочки на их намерениях ничуть не отразилось.

– Мои маленькие пони, с вами все в порядке? – спросила Флаттершай, скосив взгляд на понурившегося красного пони, который опять вперил взгляд в пол и терзал себя.

– Да, конечно, – отозвалась бодро Скуталу.

– Мы готовим для Альтуса сюрприз, – гордо заявила ЭплБлум. – Я его в книге рецептов бабули Смит нашла. Он должен быть вкусным.

– Ууу, – потянула Флаттершай, будто проникаясь духом готовки. – Вы молодцы. Ничего, если я отойду?

– Да, конечно, у нас больше копыт, чем надо, – сказала Скуталу и посмотрела недовольным взглядом на ЭплБлум.

– Это вообще-то мой рецепт, – парировала земная пони.

Между жеребятами началась перепалка, в которой пегасочка и земная пони перекидывались язвительными замечаниями, переходящими порой на личностные оскорбления. Желтая кобылка попыталась их успокоить, но у нее ничего не вышло. Но как только Зекора пригрозила, что выгонит на улицу всю галдящую троицу, потому что больному нужны тишина и покой, они тихонько продолжили свое занятие, толкаясь и шипя друг на дружку. Единственной пони, которая была далека от всего этого – Свити Бел, но и ее не преминули упомянуть в своем споре подруги.

Увидев желтые копыта перед собой, Альтус вздохнул и поднял глаза. На него смотрела обеспокоенная Флаттершай, оглядывающая его плечо и покачивая головой, будто профессиональный врач при осмотре серьезной раны. Она была взволнована и показывала это всем своим видом. Пегас ничего не сказал, лишь вновь уставился в пол, но уже не на неровные доски, а на копыта его подруги.

– Привет, – услышал он сверху едва слышный смущенный голосок.

– Привет, – буркнул он. Он ни с кем не хотел говорить, но не ответить Флаттершай почему-то не смог.

– Как ты так… – пегасочка замялась, подбирая подходящие слова, – поранил себя?

Чужак ожидал этого вопроса, но отвечать не стал.

– Ты не хочешь со мной разговаривать? – спросила растерянно кобылка. – Я могу…

– Я просто не хочу говорить об этом, – недовольно перебил ее пони.

– Его мантикора ранила, – услышал Альтус голосок Свити Бел.

Он взметнул свой горящий взгляд и уставился на единорожку.

– И вот кто тебя просил, а?! – с негодованием воскликнул он.

– Но я только… – промямлила та.

– Не обижай Свити Бел, – вступилась за нее Флаттершай, закрыв собой жеребенка. – Она хотела, как лучше.

– А получилось как всегда, – заметил пегас. – Думаете, что мне нужна ваша помощь?

– Пегас, ты за свое опять? Уж хватит дурака валять, – сказал Зекора строгим голосом, не отвлекаясь от готовки.

Травяной запах стал еще более едким. По хижине расплылась холодная тишина, нарушаемая только бульканьем супа зебры и деревянной лопаткой, изредка задевающей дно и стенки котла. Альтус замер, не смея даже шевельнуться, и смотрел, как малахитовые глазки маленького жеребенка выглядывают из-за пегасочки и с осторожностью лани наблюдают за грубияном.

– Хорошо, больше не буду, – недовольно отозвался нежно-красный пони. – Я посплю, хорошо?

– Скоро будет суп готов, или ты поешь плодов? – спросила зебра.

– Потом поем и суп, и плоды эти ваши, только не мешайте мне, – буркнул он и полез под одеяло.

Флаттершай бросила быстрый взгляд на перину, лежащую на полу, и ее голос застенчивый голос разлился по хижине.

– Эм, Зекора, а Вы спите на полу? – Зебра вопросительно посмотрела на пегаску. – Может, давайте я заберу Альтуса к себе? У меня есть еще одна кровать, и я умею заботиться о животных, я буду ухаживать за ним.

– Если он пойдет с тобой… Что ж, пожалуйста, он – твой, – осведомила Зекора гостью.

– Спасибо, – радостно воскликнула кобылка и подлетела к своему другу. – Альтус, пошли ко мне, я тебе приготовлю вкусный подбадривающий суп.

– А что, если я откажусь? – отозвался тот из-под одеяла приглушенным голосом.

– Ну, ты же не хочешь, чтобы Зекора чувствовала себя неуютно в собственном доме? – давила на жалость желтая пони.

– Ты говоришь сейчас, как Крэлкин, – заявил пегас, но с кровати поднялся.

– А как же мы? – спросили меткоискатели хором.

Альтус посмотрел на жеребят, которые успели вывозиться в муке, тесте и каком-то красном варенье.

– Мы еще не приготовили свой сюрприз, – возмутилась ЭплБлум.

– Потом принесете к Флаттершай, – отрезал спортсмен каменным голосом.

Подобным голосом он говорил редко и лишь тогда, когда хотел кого-то от себя отвадить. Крэлкин дважды попадался под такой тон, но казалось, что магу было плевать на это. Он все равно шел за Альтусом, а Альтус, в свою очередь, шел за ним. Это, как начал понимать бывший спортсмен, не было настоящей дружбой. Это была привязанность. Понимание, что маг говорил о мире чистую правду, а он отказывался верить в нее, все больше и больше проникало в сознание пегаса и отпечатывалось клеймом в самых его недрах.

Альтус первый вышел из дома зебры, даже не попрощавшись и не поблагодарив ее за все, что она ему сделала. За него это сделала Флаттершай. Стоя под порывами ветра и чувствуя, как его начинает трясти от холода, он теперь воспринимал этот мир как иллюзию. Ненастоящую реальность, в которую поместили его сознание маги. Но эта иллюзия казалась истинной. Слишком реально, слишком правдоподобно, слишком красочно.

Поспешив за пегаской, Альтус летел за ней, терпя боль в поврежденных крыльях. Лететь было тяжело, все же он достаточно сильно ощипал свои дополнительные конечности. Во время полета его разум метался из стороны в сторону. То он видел себя скованным и валяющимся в каком-то полуразрушенном доме, а мир пони был лишь иллюзией, навеянной магами, охотившимися за его другом. То он верил, что Крэлкин все же перенес их в другой мир и теперь ему предстоит либо найти способ возвращения, либо свыкнуться со своей новой участью. То он думал, что он с Крэлкиным уже мертвые, а сейчас плутали по загробному миру, который должен служить для них ни то адом, ни то раем.

Залетев к Флаттершай, его сознание остановилось на варианте реальности, на том, что маг действительно перенес себя и его в этот мир пони. Загробного мира не было, как говорил Крэлкин, и Альтус почему-то начинал ему верить. Маг утверждал, что жизнь конечна. Что нет никакого Бога, нет никаких сверхъестественных сил. Даже магия была лишь одной из ветвей “странной”, как он постоянно твердил, науки. Люди сами создают для себя идолов, сами поклоняются им, сами умирают во имя выдуманных существ. Но реальность всегда одна: как приходит человек, не имея прошлого, так он и уходит, в прошлое, прожив свою жизнь. И лишь сам человек может изменить свою и чужую жизни, он может стать творцом, человеком с большой буквы.

Альтус вначале не верил слащавым словам Крэлкина, пытался отрицать столь циничный подход мага к жизни, что человек – это лишь физическая оболочка, но сейчас начал проникаться им. Он пытался вспомнить, что было до его рождения, как развивалась его душа, ведь, как утверждали священнослужители, личность есть отражением души, а душа бессмертна. Крэлкин же утверждал, что личность строится на протяжении всей своей жизни и что она никак не связана с нематериальным миром. Значит, как заключил Альтус, ориентируясь на слова боговерных, душа должна помнить все, что с ней происходило до рождения и должна помнить все, что будет после смерти. Тогда он не мог понять, почему Крэлкин и другие некоторые его знакомые, заядлые материалисты, были правы, а все священники любой религии и большинство приятелей и подруг – нет. Ведь для мага души действительно не было, и он всегда твердил, что воспоминания появляются лишь тогда, когда организм сформирует первичные признаки поведения и вообще осознает, что он есть человек. И, раз души нет, то и умерев, Альтус ничего не помнил бы и не ощущал. Он бы просто растворился в мире, как таковом, предав свою бренную плоть земле.

«Тогда зачем жить? В чем смысл жизни? И есть ли он? Неужели Крэлкин прав? Неужели только размножение имеет смысл для людей? Неужели все подвержены стереотипам этого мага? Возможно ли, что он действительно прав? А если да? Тогда что? После смерти полное уничтожение? И что в конце тоннеля? И кто этот тоннель построил? Неужели сами люди? “Я памятник себе воздвиг нерукотворный”, – вспомнилось ему из школьной литературы. – И что теперь?»

Уверив себя, что мир Эквестрии – это не ад и не рай, Альтус подумал о нем, как о гипнозе. Однако Крэлкин четко говорил, что гипноз служит больше для того, чтобы запугивать, нежели запирать сознание. Да и те маги, которые используют подобную технику, не могут долго держать иллюзию: это слишком затратно для них. К тому же он уверял, что колдуны такого высокого уровня не станут за ним охотиться. Значит, те полтора месяца, что Альтус тут прожил, не могли быть обманом чувств. Да и Крэлкин никак не отреагировал на это, будто ничего, кроме перемещения в пространстве не произошло.

– Почему ты стоишь в дверях? – спросила Флаттершай.

– Пытаюсь понять, иллюзия это или реальность, – отрапортовал пегас.

– Эм… Я не поняла, – призналась та.

– Да уже без разницы, – отмахнулся тот. – Просто мне тут все уже осточертело! – рявкнул он.

– “Тут”? – боязливо переспросила желтая пони.

– В этом мире, в мире этих разноцветных пони! Какая глупость! Да не может быть такого мира. Со всякими пегасами, единорогами, мантикорами… Это все придумывают люди! Вы – нереальны! Вас нет!

– Нет, мы реальные, и еще более реальные, чем ты, – послышалось в сознании Альтуса, и он отпрянул, прижавшись к двери всей спиной.

– Кто “вы”? Кто более реален, чем человек? – вопросил Альтус у невидимого собеседника. Однако ответа не последовало.

Пегасочка смотрела на него с нескрываемой тревогой.

– С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросила Флаттершай.

– Нет, со мной не все в порядке! – огрызнулся жеребец. – Я чертов пони! Я пегас, мать его! Какое тут “нормально”?! Я человек, а не лошадь! Я не хочу жить в этом поганом теле! Ты это понимаешь?! Да что ты можешь понимать? – с горечью сказал Альтус. – Ты всего лишь выдумка. Чья-то больная фантазия. Нелепая шутка. Кому в голову вообще может придти тебя создавать? Ты лишь мираж, созданный специально для меня и Крэлкина.

– Я не мираж, – робко сказала пегасочка.

– Докажи это! – с вызовом воскликнул Альтус.

Флаттершай поразила эта просьба, но она начала самозабвенно искать глазами, как доказать чужаку, что она настоящая, что она жила в этом мире на протяжении всей жизни, и что это он свалился к ним, как снег на голову посреди лета, а не ее мир свалился из ниоткуда в их головы. Но как бы пегасочка не старалась найти что-либо, на глаза ничего не попадалось. Альтус не раз бывал у Флаттершай и знал, что она не сможет ничего найти в своем доме, чтобы изменить его точку зрения. Все ее мелкие животные, которые расположились в доме доброй желтой пони, все приспособления для них, были тоже нереальны.

Переминаясь с ноги на ногу, кобылка подошла к Альтусу и внезапно обняла его.

– Ты мой друг. И это не иллюзия, – тихо произнесла она ему прямо в ухо и разомкнула объятья.

Нежно-красный пегас стоял и смотрел в большие сияющие глаза желтой пони с удивлением. Что-то щелкнуло в его сердце, что-то надломилось в нем, и его сознание расплылось. Он о чем-то думал, но он не помнил о чем, однако то, что наполняло его жизнь смыслом последние годы, просто смыло в зияющую бездну. Он понял, что мир, в котором сейчас находится, настолько же реален, как и его прошлый мир. Чего не мог сказать про себя. Теперь он хотел осознать, что же такое человек, что может проходить сквозь толстые стены разных миров и принимать те обличия, которые сам пожелает.

«Возможно, не все так плохо, как кажется? Возможно, так и должно было быть? Возможно, так предначертано на моей истории жизни? Что я имел в моем мире? Некую известность, некий капитал, некое место в обществе. Но что это все по сравнению с объятьем одной желтой пони? Что это по сравнению со счастьем, истинным и реальным счастье? Только декорации, только антураж, мыльные пузыри.

Я прожил всю свою жизнь, думая, что иду правильным путем, что путь самопожертвования спасителен… какой я был идиот. Крэлкин оказался прав и в этом случае. Самопожертвование ради того, кто не заслуживает этого, ничего не стоит и ничего не значит. Сохранение недостойной жизни – все равно, что спасение жизни убийце, у которого нет ничего святого в душе. Как бы мне не было противно мировоззрение этого дурака, но во многом он прав. Но, наряду с этим, он и ошибался.

Он ошибался, что самопожертвование не принесет спасение моей заблудшей душе. Да, возможно, я не всегда правильно поступал. Возможно, надо было дать другим выбить все дерьмо из кого-то, как я иногда это делал с Крэлкиным. Но что есть самопожертвование ради своих друзей? Что значит отдать жизнь за родителей, за родственников, за любимого человека?

Крэлкин трус. Он им был, им и помрет. Смерть не будет церемониться с ним. Если его не убьют, то он так и останется без друзей до конца своих дней, если не поумнеет. Он слишком много полагается на хитрость и холодный расчет. Теперь мне плевать на его судьбу. Пусть его хоть пытать будут. Но что со мной?»

Альтус сел в лужу, которая стекла с него, и смотрел ошарашенными глазами на пегасочку. Прозрение, которое дало ему одно лишь объятье потрясло его до глубины души. Он лишь смог негромко прошептать то, что услышал несколькими минутами ранее в своей голове:

– И мы даже более реальные, чем ты.

Он только сейчас понял, что имел в виду голос. Но кому он принадлежал, не понимал. Он даже был склонен полагать, что это крикнула Флаттершай или другой пони. Ненамеренно, в отместку за его слова об иллюзии Эквестрии, но как четко эта фраза описала ситуацию, в которую он угодил. И теперь он даже не знал, что значило для него вернуться в мир людей. Если всего день назад пегас даже продал бы душу Дьяволу за спасительный обратный переход, то сегодня он реально посмотрел на вещи и не знал, хочет ли возвращаться к назад.

Туман привычки затмил его разум, помутил рассудок и сковал сердце. Он не был готов принять новый мир, как новый дом, как новую игрушку. Но теперь, когда желтая пегасочка, молча стоящая напротив него, стерла пелену с глаз Альтуса, теперь, когда он осознал, что его на самом деле тянуло домой, он начал думать. Думать о том, что значит быть счастливым для человека, и что это значит для жизни в целом.

Мир шоу-бизнеса оставил на нем свой отпечаток, и он, может и нехотя, а, может и по примеру, перенял от людей, окружающих его, доктрину, что человек без денег не может быть счастливым. Да, действительно, деньги в мире Альтуса многое значили, но они же не значили ровным счетом ничего. Крэлкин как-то объяснял, что деньги – это долговые обязательства, но из-за обилия финансово-экономических терминов и закрученной логики, спортсмен не смог понять сути послания мага. Но он понимал, что Крэлкин говорил именно об иллюзии денег. О том, что их на самом деле не существует. А он не понимал этого, да и до сих пор не понимает. Для Альтуса все, что можно было пощупать руками – было реальным, но маг не разделял с ним энтузиазма от очередной купленной машины или другой “взрослой” игрушки.

У Крэлкина был свой особый культ: культ знаний, и Альтус этого не понимал. Он лишь понимал, что он и его друг слишком разные, что они по-разному смотрят на мир, что они никогда не придут к консенсусу. И этот разрыв становился все больше с течением времени, а также с увеличением денег в кармане Альтуса и знаний в голове Крэлкина.

А сейчас они были на равных: два непрошенных гостя в чуждом им мире, которые ищут смысл своего существования. Пегас и земной пони. Очередные никому ненужные герои, которые и сделать ничего не могут. Крэлкин теперь не маг, а Альтус больше не боец ринга. Кончились их хорошие дни, но зато теперь они обрели свободу, настоящую свободу, которой никто никогда не получит. Они вольны были выбирать между двумя мирами. И если Альтус понимал, что Крэлкин давным-давно выбрал свое место, то сам он до последнего момента хотел отсюда сбежать.

Но теперь, когда он увидел во Флаттершай того друга, которого ему так сильно не хватало в своем мире, и которым он был для многих спасенных им душ, он уже не знал, что ему делать. Одна его часть рвалась назад, но вторая уже хотела остаться. Но не со всем миром, а с отдельно взятой пони.

VIII

Крэлкин сощурился и посмотрел в окно на рубиновый закат. Он пытался вспомнить, что по приметам значил такой заход солнца в его мире. «Плохая погода или хорошая? Кажется, надо смотреть на тучи, а не на цвет, – подумал он, наблюдая, как яркий небесный шар садится за горизонт. – Какой смысл верить в приметы, когда есть такое чудо, как интернет? Да, и ведь интернет – это действительно магия. Беспроводная передача данных! Да о такой магии не ведали в древние времена! Да что там не ведали, представить в своей голове не могли, что двумя состояниями триггера можно задать такое колоссальное количество разнообразнейшей информации. Что книга по сравнению с интернетом? Пыль. Однако пока бумажная информация не попала в сети, она бесценна».

Пока он рассуждал о цифрах и буквах, солнце уже закатилось за горизонт и сразу стало быстро темнеть. Он подошел к кровати лег на нее поудобнее, положил книгу перед собой, зажег лампу, покорно стоящую на треногой табуретке, и принялся читать, переваривая ужин. Весь день он провел за чтением истории Эквестрии и был немного обескуражен. Единственная пони, которая его потревожила – это служанка, которая держалась с ним очень сковано и старалась не задерживаться и быстрее уйти. Крэлкин даже подумал, что она заметила отсутствие его кьютимарки, но уверен не был.

Сегодня он узнал, что на самом деле случилось с земными пони, пегасами и единорогами во времена смуты и что было камнем преткновения для их воссоединения. Все оказалось до банального просто: земные пони подняли бунт и стали вырываться из-под гнета единорогов. И весьма успешно. Позже начались восстания рабов и у пегасов, впрочем, менее благополучно. Так как пегасы вели военную политику, они моментально начали реагировать на подобное, попросту убивая взбунтовавшихся пони. После всего этого единороги отпустили земных пони, намереваясь брать с них мзду другим путем, а пегасы так и вообще поубивали почти всех рабов.

«А вот дальше был очень интересный союз между единорогами и пегасами. Видимо, войска пегасов выбили со всех окрестных земель другие государства, потому они ринулись на только что образовавшиеся территории земных пони. А тут их поджидали единороги. Они хранили земных от различных вторжений и всяческих врагов. После отпора, единороги получили угрозу от Дроттинна, на которую послали встречное письмо-предложение о создании селекционной программы рабов.

Селекционная программа. Оттуда могли и попасть знания о физиологии пони в современное общество. Но селекционная программа! Они связаны с генетикой? Неужели пони все же знают эту сложную науку? Надо найти эти знания. Надо понять, в чем врожденный дефект аликорнов. Это критически необходимо. Настолько же критично, как найти артефакт, запирающий магию единорогов. И если я найду его, то никто не сможет колдовать рядом со мной. Ровно как и отправить домой.

Да, история пони интересная, однако изучать ее я не собираюсь. А вот следующие события требуют подробного изучения. Я только понял, что была какая-то битва за еду, какая-то аномально долгая зима и большой, длительный переход на новые земли, а там все началось сначала: война и раздор. И еще Духи Зимы Вендиго. Вероятно, в их честь и была названа целая историческая эпоха. Как пони смогли все же ужиться – неизвестно. Возможно, их сломила зима или эти самые Духи Зимы. Но что еще за Духи? Откуда они вообще взялись? Надо будет спросить у Селестии. Незачем мне сейчас терять время на изучение этого вопроса.

А вот интересно, кто были такие Кловер Смышленая и Старсвирл Бородатый? Они сыграли самую прямую роль в создании Эквестрийской Конфедерации. Они и победили Духов Зимы. Ну, не только они. Упоминалось какое-то массовое заклинание для избавление от них. Но о нем ничего не говорилось в книге. Неужели Кловер и Старсвирл были аликорнами? Хотя маловероятно. По крайней мере, про рог у них упоминается, а вот про расу или крылья ни слова».

Жеребец открыл книгу на новой эпохе: “Эквестрийская Конфедерация”. Он задумался, знаком ли он со словом “конфедерация”, поискал определение у себя в голове, но не найдя решил, что оно ему никогда не было интересно. Его знания к политике и политическому устрою не относились, да и не жаждал он быть в курсе всех новостей, которые выливают тонны грязи на своих читателей и зрителей. Сейчас перед ним лежала новая глава книги, и он хотел узнать, что же случилось с пони дальше. Ведь дальше была достаточно большая часть книги. Еще две трети, как жеребец прикинул на глаз.

Укутавшись в теплое одеяло, он принялся читать очередное письмо, повествующее о судьбе еще одного пони. Письмо было написано на белоснежной бумаге красивым, ровным почерком, датированное 620 годом до НПС.

“Холоу Шайдс, ул. Калверстрат, 92.

Приветствую, Филос.

Как дела, как семья? Наверное, вскоре мы расстанемся, и наше общение останется на уровне переписки. А все потому, что я обанкротился. Ты представляешь? За что мне такое наказание? Я уже давно живу и не первый год в бизнесе, а как мальчик взял и обанкротился. А все из-за этих проклятых земных пони! Они, видите ли, свободу получили, а единороги теперь должны страдать! Что же это такое? Как такое понимать? Почему Аукторитас умыл копыта и отошел от политики, когда он так необходим своему народу? Почему во главе стоит эта Принцесса Априцис. Она не делает ровным счетом ничего, только разглагольствует о том, как хорошо нам стало жить в гармонии с другими расами.

А кому это "нам" стало лучше? Априцис? Или ее доверенным единорогам? А может, Аукторитасу, который, по крайней мере, все еще делает важную работу, о которых я ни сном ни духом? Или этим "специальным единорогам", которые работают на правительство? А, может, простым гражданам, которые страдают от неразумных действий верхушки власти? Никто еще не понимает, куда мы вляпались, вступив в эту Конфедерацию, понимаешь, Филос? Мало было проблем на наш круп, так мы поякшались с бывшими рабами и с убийцами.

Кому вообще нужен союз с земными пони? Они только и умеют, что работать на полях. Конечно, единороги разработали новые отрасли промышленности и определили их туда. Но они и так должны работать на нас и удовлетворять наши потребности, чтобы у нас было время для мыслительного процесса и изменения мира в лучшую сторону. Ведь это единороги разработали более совершенный способ производства стекла, ведь единороги придумали, как обезопасить добычу угля для нужд легкой и тяжелой промышленности. Единороги придумали совершенные сплавы металла для различных потребностей пони.

Нам обязаны и пегасы. Они получают от нас неоценимую помощь в освоении умения управлять погодой. И ведь именно единороги разработали карты движения облаков и распределения ветров по всей территории Конфедерации. Именно единороги разработали план, как полностью взять под контроль все погодные процессы, включая дождь, снег, ветра, молнии и даже радугу. А они еще и чем-то недовольны!

Помимо этого единороги разработали новые образцы стали специально для вооруженных сил Эквестрийской Конфедерации. Единороги сделали специальные доспехи для всех: усиленную броню для сильных земных пони, облегченные доспехи для маневренных пегасов, усиленные магическими заклинаниями, и легкую броню для единорогов, зачарованную всеми возможными защитными заклинаниями. И именно единороги разработали общую программу подготовки новых рекрутов.

Каждый день единороги трудятся, поднимая Солнце и Луну на небосвод и у Аукторитаса нет ни единого выходного дня, праздника или отпуска! Научные отделы работают порой круглосуточно! Единороги полностью себя отдают этому нелепому союзу, а эти земные пони и пегасы нос воротят от того, что облегчает и улучшает их жизнь. Филос, как это называется?

Вот заключили мы союз с рабами и убийцами, но стало ли от этого лучше кому-то? Да, стало. Рабам и убийцам. Все они высказывают претензии на счет того, что там им тяжело и то им не нравится. Но ведь единороги не говорят, что им не нравится делать для них новые разработки, разрабатывать новые планы, творить новые идеи. Они просто берут и делают потому, что это необходимо для улучшения общей обстановки. Но этого не произойдет никогда. Мы строим государство из мусора, который ничего не хочет и ни к чему не стремится. Они думают только о силе и личной выгоде. Навязали нам свое восприятие равноправия и прикрываются им, чтобы не выглядеть глупо перед другими. Но они уже выглядят глупо!

А что приходится делать нормальным гражданам? Теперь надобно работать на земных, будь они неладны! Выполнять муторную работу, которая не только не интересна, но еще и унизительна. Я, единорог, имеющий дворянский титул, должен контролировать полив на полях у земных пони! Да где же это видано?! Я выполняю тупую, монотонную работу, которая и меня сделает тупым мешком с костями, как и те, с кем мне приходится работать.

А ведь это все из-за тех же фермеров! Мало того, что единороги разработали для них улучшенные растения, так еще и разработали схемы полива, которые увеличивают урожайность полей. И мы же, единороги, должны работать со своими же разработками! Для чего тогда вообще нужны эти земные пони? Какой вклад они вносят в развитие Конфедерации, кроме номинальной работы на полях? А пегасы? Только то и делают, что за погодой следят. А служить в армии прирожденному убийце должно быть только в радость. Возможность безнаказанно убивать – верх блага для пегаса.

Да и мы, единороги, тоже хороши! Потакаем всем их прихотям. Я слышал, как один фермер пришел в исследовательский центр и заявил, что ему, видите ли, необходимы улучшенные инструменты из более прочных материалов. Зачем ему это нужно? Какой прок? Старые инструменты еще хороши и в скорой замене не нуждаются. К тому же единороги совсем недавно начали изучать свойства металлов, и пусть они уже разработали доспехи для армии, но это совершенно другое.

Да далеко ходить не надо. Мой бывший сосед заключил несколько выгодных для себя сделок с каким-то новоявленными местными фермерами и теперь живет припеваючи. Это низкие соглашения не делают ему абсолютно никакой чести. А я не опущусь до подобных сделок! Жадный земной пони тоже себя хорошо чувствует. С приобретенным капиталом, конечно же. А я вот не захотел договариваться с этими вчерашними крепостными. Потому сейчас там, где есть. Двенадцать монет за мешок овса – нереальная цена! А мне надо еще и жить на что-то. И семью кормить.

Самые высокие цены, конечно, на ферме у Эплов и у Кэррот. Я вот, не понимаю, почему они за кадку овощей пятьдесят монет просят! Да, кто у них вообще покупает это? И ведь принцесса ничего не делает с этим всем. Скоро нельзя будет даже еду купить. Импортированные из Миноса апельсины и то дешевле стоят!

Этот союз уничтожит единорогов. Жить останутся только пегасы и земные. Одни – убийцы. Другие – хапуги-фермеры. Никто не думает друг о друге. Никто ничего не хочет делать. Все лишь ждут, пока единороги что-либо придумают и отдадут новую разработку в их копыта, да еще и бесплатно ее потребуют, прикрываясь тем, что единороги, мол, состоят в Конфедерации и просто обязаны делиться подобными вещами.

Я собираюсь уезжать из этого города, Филос. Жить здесь стало слишком накладно. Но куда поехать? Тут, в торговом Холоу Шайдс, который расположен не так уж далеко от Кэнтерлота, очень хорошо жить и торговать. И расположение его недалеко от центра Конфедерации тоже очень удобно, но он превращается из приличной торговой столицы в дорогой урбанизированный город.

На территории пегасов ехать бессмысленно. Я не хочу, чтобы мои дети якшались с этими убийцами. Да и риск попасть в неприятную историю очень уж высок. Ходят слухи, что некоторые пегасы убивают приезжих забавы ради, да и просто потому, чтобы не давать им жить на своей территории. Если судить по словам принцессы, к другим расам пегасы относят сдержано, но мне что-то неохотно в это верится.

К земным пони я не пойду ни за что: мало того, что они меня обокрали, так теперь еще и ездить на мне будут! Не стану больше работать на них. Возможно, в городах крепостных и будут самые низкие цены, но жить среди неблагородных... Нет! Я не могу простить им то, как они обходятся с единорогами и нашими знаниями.

Единственное, куда можно переехать – к единорогам, куда-нибудь в Кэнтерлот. И гори оно все синим пламенем! Поговорю с Аукторитасом, возможно, и для меня что-то найдется. А если нет, то буду продавать украшения и платья. Их делают единороги. Хорошо, что ни земные пони, ни пегасы не добрались до этого святого дела. Они все равно никогда не поймут ценность одеяний и украшений. А без этого не стать хорошим модельером или ювелиром.

Уберусь подальше от этого грязного мирка и не буду даже думать о том, что тут происходит. Не думаю, что моя семья будет против. Надо будет только привыкнуть к новому окружению. Могут дети запротестовать, но это второстепенное. Главное, уехать из всего этого кошмара! И ноги моей больше не будет ни здесь, ни где бы то ни было еще, где нет единорогов.

А про то, что твориться здесь, надо написать принцессе, как думаешь? Или даже лучше Аукторитасу, чтобы он что-то сделал, а то пока принцесса соберет Совет Трех, пока они договорятся между собой, пока издадут законы... Если вообще договорятся и издадут. Мало того, что это будет долго, но и ненадежно. Неизвестно, какое решение примет Совет. И не факт, что они вообще рассмотрят мое заявление.

Жди от меня письма с нового места. Я бы тебе тоже советовал переехать, но я понимаю, что тут у тебя прошла вся жизнь, и ты, скорее всего, не захочешь что-то менять, но ведь нельзя же прозябать в стороне и терпеть все лишения! Необходимо менять что-то, предпринимать, в конце концов. Ведь если ни я, ни кто-либо другой не доложит об этом безобразии принцессе или Аукторитасу, то что нам останется?

Сезон зимы 4499 года.

Эпи Эриси”.

Крэлкин даже не знал, что добавить. В письме было выплеснуто все, что находилось тогда в голове у единорога-бизнесмена, который потерпел крах в своем деле, обанкротился и теперь решил сбежать от всего того кошмара, в котором оказался. Бывший маг его мысленно пожалел, отметил характер тех дней и двинулся дальше по тексту.

Он понимал, что в стране начинался разлад на почве экономических преступлений, а именно, повышение цен на товары первой необходимости. Как не казалось это для Крэлкина банально, но единороги, привыкшие к роскоши и богатству, попали в капкан собственных амбиций: они подарили фермерам экономику и деньги. Подстегиваемые бывшим положением крепостных и рабов, земные пони начали открыто наживаться на единорогах и пегасах, что и привело к недовольству рогатых и крылатых собратьев. Хоть предприимчивые единороги и прогибались под конфедеративные экономические тенденции, не всем было приятно сотрудничество с бывшими крепостными.

«Повышение безработицы, народные волнения, мятежи, свержение власти, – подвел итог Крэлкин. – И все же, кто стоял тогда у горнила власти? Аукторитас или принцесса. Даже единорог не знал, кому писать письмо лучше. И почему “принцесса”, почему не “Севастокатор”? Поменяли должность? И почему раньше был Севастократор – он, а теперь принцесса – она. Смена патриархата матриархатом? Или это специально сделал Аукторитас, чтобы иметь все рычаги управления в своих копытах? Как известно, женщинами управлять легче.

Пегасы вообще сохранили клеймо убийц и никак этому не противились, будто им было все равно, и лишь они знали правду о себе. А единороги как капризные дети. Сидят у себя в лабораториях и изобретают. А что и для чего – неизвестно. Прямо как у нас. Ученые-физики тратят миллиарды для того, чтобы строить свои громоздкие машины, которые в результате дают неправильные результаты. И только чтобы понять что-то о мире, в котором находятся. Смешно иногда даже, ведь сами они не умеют просто жить. Это никогда не даст толчка науке. Она уже давно застыла на месте. Необходим гений, который бы повернул игровое поле к себе и посмотрел на фигуры под таким углом, под которым захочет. А до того времени – лишь бизнес».

Перевернув добрую стопку документов, Крэлкин заметил, что практически все из них неплохо сохранились. Некоторые даже полностью. Многие письма и сводки были записаны на хорошей белой бумаге, будто ее производство уже стало массовым. Да и чернила, которыми писали, тоже были похожими друг на друга. Наверное, думал жеребец, единороги уже разработали к тому времени достаточно хорошие методы хранения записей, которые нашли отражения и в современном мире Эквестрии. Письмо, датированное шестьсот двадцатым годом, не было настолько уж древним, потому он не исключал, что по сей день могли существовать те же технологии по изготовлению бумаги, что и раньше. Особенно Крэлкин верил в это, ведь история бумаги в его мире насчитывала тысячелетия, хотя сколько времени прошло от неизвестного события, скрывающегося под аббревиатурой “НПС”, он не знал, да и не догадывался.

Следующая записка, которая ему попалась, была изодрана, как и многие документы в первом разделе истории, посвященному Вендиговской эпохе. Датировалось оно 479 годом до НПС. Почерк был крупный и неровный, будто писал либо тот, кто не так часто это делает, либо еще жеребенок. Однако это как раз и привлекло внимание жеребца. В такой записке могло быть что-то интересное.

“… и набрать разведывательную группу. Из кого? Из этих салаг, которые только и умеют, что колдовать базовые заклинания? Аукторитас пожалеет, что выбрал их на такую важную миссию. Хоть война еще не началась, но я вижу, что конфликта не избежать. Однако сопротивляться открытым силам пегасов, облаченных в доспехи единорогов, мы не сможем.

Я служил с пегасами и знаю, как они себя ведут. Дикари, жаждущие крови. Ничего больше я о них сказать не могу. Все миссии, которые я выполнял под руководством пегасьего командира, не отличались ничем, кроме бессмысленных убийств. Иногда это было необходимо, но порой можно было и просто прогнать противника с территории. Но они всегда выбрали самый прямолинейный путь разрешения конфликта.

А теперь придется с ними бороться. Необходимо узнать, что конкретно те затевают. Но разве это что-то даст? Нет! Мы все равно не сможем сопротивляться силам “крылатых демонов”. Мы, единороги, называли так пегасов, потому что равных в бесстрашии и физической силе им не было. Хотя с ними могла бы посоревноваться парочка земных пони, но без крыльев у них нет шансов.

Если Дроттинн захочет захватить другие расы пони, то он добьется своего. А нас и земных постигнет одна участь: будем на них вкалывать, как рабы, если ничего не сможем придумать и противопоставить необузданной силе этих варваров…”

«Начало войны? Снова война? Неужели Великая Эквестрийская Конфедерация уже распалась? Похоже на то. А ведь пегасы еще и в доспехах единорогов. Своровали, видимо, после выхода из союза. Может, за это на них единороги и взъелись? Кто знает… Но факт остается фактом: сильной Конфедерации не было уже к 479 году до НПС. Черт, что же такое это “НПС”? Надеюсь, что я скоро узнаю. Уже недолго осталось ждать, при условии, что объяснение будет написано или будет описано то великое событие, от которого ведется летоисчисление.

Интересно, что даже бывалые боевые единороги боялись пегасов. Неужели крылатые пони действительно были такими грозными воинами? Ну, в принципе, я могу это понять, учитывая их историю, но чтобы их боялись маги! Маги всегда были в выгодном положении. В бою ни один воин не сможет победить мага, только вдвоем. А что если пегасы так и поступают: просто держатся группами и спокойно противостоять любому количеству единорогов. Особенно, если они работают слаженной командой и не бросают товарищей в беде».

Крэлкин принялся читать следующий отрывок письма:

“Идиоты! Они все идиоты! Как можно было так элементарно себя выдать?! Мне еще повезло, что я давно изучил заклинание пространственного перемещения. Но все остальные… Они погибли под тяжелыми подковами пегасов! Сопляки. И зачем только Аукторитас их отправил туда? Я бы и сам все сделал! А те молодые пони погибли ни за что...

Поначалу все было хорошо. Мы были близки к вооруженным силам предполагаемого противника и, затаившись, начали наблюдать. Я подсчитал количество воинов, обмундирования и оружия, примерно определил среднюю военную подготовку пегасов… Наблюдали за тренировкой: они одевали настоящие боевые подковы и тренировались в спарринге, выбивая зубы и ломая кости оппоненту. Это было жуткое зрелище. После каждого нового поединка боевая арена окрашивалась кровью.

Собрав, необходимую информацию, мы приняли решение подслушать, что говорят лидеры пегасов...”

В этом отрывке чужак отметил высокую военную подготовку пегасов. Даже если единороги имели в своем распоряжении стратегические знания, то их бы все равно это не спасло от смертной участи. Крэлкин знал, что в военное время знания не всегда играют решающую роль. Что можно было противопоставить валуну, несущемуся с горы?

«И они себя выдали, – подытожил жеребец. – Они находились в стане врага, близки к их тайнам, узнавая их слабости, и выдали себя? Да, командование у них было ни к черту. Хотя… что могло быть настолько банальным, чтобы выдать специализированный разведывательный отряд?»

“…они засветились из-за такой ерунды! Да как так можно? Я же их предупреждал, дураков! Вы не пони, а ослы! Мертвые ослы... Тем не менее, мой призыв о бегстве был проигнорирован полностью. Они хотели сражаться, отстоять честь единорогов в поединке. Дураки. Дроттинн занялся ими лично. Он высоко взлетел и, круто спикировав, обрушился на моих ребят, словно метеорит, разбивая им головы. Заклинания, которые в него посылали остатки разведотряда, просто поглощались доспехами, даже не долетая до их владельца. Это какой-то необычный вид брони. Единороги такие не разрабатывали даже специально для Дроттинна. Аукторитас никогда полностью не доверял ему, насколько я знаю.

Ну, а пока вожак пегасов разбирался с моим отрядом, меня атаковали пять «крылатых демонов» в полном обмундировании. Я ударил в небо лучом магии, однако даже не думал, что попаду по ним. Мне нужен был отвлекающий маневр, чтобы вырваться из-под глаз моих преследователей. Потому я моментально рванул вперед, но так и не смог оторваться.

Сзади показался нагоняющий нас Дроттинн, и я понял, почему на меня еще не напали сразу. Они ждали своего владыку, чтобы он лично меня убил. За ним летела огромная стая других пегасов, желающих посмотреть кровавое представление. Моих товарищей убили, и я остался один, окруженный врагами. Эти зеленые единороги даже не смогли задержать Дроттинна. Жаль, что все так произошло, но у меня был прямой приказ от Аукторитаса: доставить информацию в Юникорнию любой ценой.

Меня окружили, и я остановился, обдумать план действий, а большой, властный пегас приземлился передо мной в переливающейся красным цветом броне. Доспех изменился, но почему, я не понимал. То, что это были не доспехи единорогов, я полностью уверен. Толпа пегасов стояла вокруг меня и Дроттинна плотным кольцом, очертив таким образом арену. Дроттинн спросил, что мы тут делаем, но я лишь приготовился к битве, вспоминая, какие слабые места есть у пегасов, и пытаясь найти уязвимые места в неизвестной броне. Зеваки по периметру меня очень сильно напрягали. Даже если я убью их предводителя, то меня все равно не отпустят. Палка о двух концах.

Я сконцентрировался на предстоящем бою, как учили меня тренеры-пегасы и единороги. Но это был далеко не простой пегас. Обычные боевые приемы тут не пройдут. Необходимо было…”

Записка неожиданно оборвалась и так же неожиданно продолжилась. У Крэлкина внутри закралось, что часть была вырвана специально. И если не современными пони это было сделано, то уж точно пегасами, которые нашли эту записку. За порчу таких документов Крэлкин бы бросал в темницу, но в Эквестрии он был никто, да и доказать намеренное уничтожение исторических фактов уже практически невозможно.

“…я опять попытался ударить, но его броня вновь поглотила атаку. Даже если магия пролетала рядом с доспехом, то она все равно поглощалась. Будто магнитом. Информация о такого рода доспехах была бы критической для Аукторитаса, и я был обязан передать ее в Ставку.

Тогда-то я и вспомнил о заклинании, которое давно не использовал. Пространственное перемещение. Единственным его недостатком было то, что я мог перемещаться только в одно и то же место…”

Битва, которая разыгралась между бывалым единорогом и Военным Вождем пегасов, поразила Крэлкина. Один единорог мог сражаться на таком высоком уровне с одним пегасом, и белый жеребец невольно вспомнил кровь в небольшом пузырьке, которая ему была предоставлена Принцессой Селестией через копыта своей ученицы, и цепочки генов, которые он обнаружил в ней.

«Если бы я стал единорогом… – мечтательно подумал он, – то не изменилось бы ровным счетом ничего. Единственное, у меня могла бы быть кьютимарка. Хотя и это не факт. Чтобы сопротивляться Твайлайт и Трикси или какому-то аликорну, необходима армия. Тут магия одного рогатого пони бесполезна и будет только мешать, отводя внимание от насущных проблем. Да и если бы я был единорогом, то мне бы в копыта, скорее всего, не попалась история Эквестрии, и я бы не прочитал о таких замечательных вещах, как артефакт, блокирующий магию рогатых существ, о специальных доспехах пегасов и, конечно же, поглощающей броне Дроттинна. Интересно, а можно ли на Военного Вождя пегасов воздействовать телекинезом?».

Он хищно улыбнулся и оглянулся. За окном уже совсем потемнело, и огонек керосиновой лампы служил маяком для непрошеных гостей.

«Доспехи стражи… – задумался Крэлкин. – В страже пока что я видел только пегасов. Может быть, они используют старинные виды защиты? Возможно. Тогда отражающую магию броню я могу достать. И это меня защитит от воздействий на какое-то время. Пока я не доведаюсь о зелье, которое может сковать магию рогатых существ.

Но если я добуду доспехи Дроттинна! Вот тогда берегись, Селестия. Я использую против тебя Альтуса. Он перебьет всех магов, кого только я не пожелаю. И ему не нужно будет никаких специальных боевых навыков. В мирной Эквестрии не должно быть сильных вооруженных сил. Однако если они есть, то Альтус будет бесполезен. Но даже тогда можно сыграть на чувствах и убеждениях стражи, склонив их на свою сторону».

Крэлкин перевернул несколько десятков страниц и впился в новый документ, хорошо сохранившийся во времени и датированный историками 456 годом до НПС. Как он предполагал, это была записка вояки. Теперь он хотел узнать побольше о сражениях, которые происходили между пегасами и единорогами. Он хотел знать, как “крылатые демоны” одерживали верх над рогатыми воинами, считая, что найдет рецепт простого блокирования магии.

“Меня зовут Аргус Айд. Я, дозорный третьего гарнизона в секторе двенадцать. Наш отряд из восьми единорогов следит за небом у восточной стены, хотя, как по мне, это скучное занятие. Восточная стена выходит на обрыв, и никаких врагов появится там, в принципе, не может: пегасы не настолько глупы, чтобы вообще соваться в Кэнтерлот, а алмазные псы, которые больше орудуют в подвалах со съестными запасами, нам не попадаются. Однако нам приказали следить за небом во избежание нападений, и мы выполняли возложенную на нас задачу. Аукторитас опасался вторжения пегасов, но я считал это глупостью. Отряд дозорных третьего гарнизона следил за пустым небом месяцами, изредка тревожась, когда особо темная туча приходила с севера, со стороны пегасов, но все опасения были надуманными.

В тот день с востока подошла огромная туча и зависла прямо над Кэнтерлотом. Но тогда никто ничего не заподозрил, не придал этому никакого значения, потому как черное облако пришло не со стороны Ландаухиминна. Хоть и было заметно какое-то движение в рядах командующего состава. Однако туча все висела, а мы никак не могли избавиться от неприятного ощущения, что за нами следят. Облако было настолько темное, что даже яркий солнечный свет не мог через него пробиться. Это нас насторожило, но не настолько, чтобы вызывать командира отряда и сказать ему о своих подозрениях.

Ближе к ночи, когда в городе наступил полумрак, и постовые начали зажигать свет на фонарных столбах, командиры отрядов встрепенулись. Туча висела весь день, но не пролилась дождем и не ушла в сторону, хотя ветер был достаточно сильный. Меня привлекла вспышка, которую я увидел в центре города. Белый луч света столбом поднялся над городом и ударил в тучу. Уже после того как все произошло, я узнал, что двое членов Аукторитаса решили использовать магию, чтобы уничтожить наконец это облако. Сверху раздался взрыв, похожий на раскат грома. Когда туча начала исчезать, мы увидели, что за ней висит огромное множество пегасов, готовых броситься в бой.

У меня похолодело на сердце. Я даже сосчитать не мог, сколько этих крылатых тварей там находится. На глаз их было около нескольких тысяч. Может быть, больше. Они напали сразу после того, как какой-то пегас издал непонятный клич, и все летающие воины рванули вниз, к городу. Глашатаи моментально подали сигнал, чтобы все жеребята и кобылки уходили в шахты, которые Аукторитас распорядился вырыть на случай нападения. Я тогда очень сильно удивился, зачем же нам катакомбы под городом. В то время еще никто не мог представить себе подобного, это было мирное время. Но кошмар, которым пугали жеребят, внезапно стал реальностью.

Задачей нашего гарнизона в подобной ситуации было: защита гражданского населения. Как только раздалась сирена, мы рванули к домам и начали выталкивать оттуда оцепеневших от ужаса единорожек и их детей. Я работал в паре с Писо. Мы смогли вывести гражданских только из трех домов, когда волна пегасов прорвала щит и ударила по городу. Они хаотичными отрядами опускались на улицы, пробивали крыши домов и убивали всех, кого замечали. Заклинания, которым нас обучили, были довольно эффективны, но, увы, только если мы умудрялись попадать по врагам.

Командир отряда сказал, чтобы мы выполняли приказ Аукторитаса до конца и сопроводили всех жителей из нашего сектора в укрытие. Он сказал, что задержит противников и скрылся из виду. Мы знали, что он не выживет в схватке с толпой крылатых тварей, но хотели верить, что этого не случиться. Он был хорошим командиром. Строгим, но хорошим. Пока мы эвакуировали гражданских, произошло несколько стычек с пегасами. Ни я, ни Писо не ожидали, что они будут такими быстрыми и ловкими. Мы могли ответить им только скоростью магии.

Попасть разрозненными атаками по таким быстрым мишеням было практически невозможно. Приходилось использовать щиты и скоординированные атакующие заклинания по площади. Это было эффективно, но мы быстро выдыхались. Как только последний гражданский был эвакуирован из нашего сектора, мы принялись обороняться и отступать к Цитадели Правителей, чтобы защитить главных единорогов.

Писо выдохся первым. У него почти кончился запас магии, и он пытался убежать от врагов. Я еще держался, потому что реже использовал массовые атаки. Он побежал в противоположную сторону от Цитадели, я бросился вдогонку, но не успел. Три пегаса поочередно спикировали вниз и, ударив на полной скорости копытами по спине, убили его на месте. От злости я начал атаковать их, стреляя в небо одиночными лучами. Я знал, что это бесполезно, но надеялся, что смогу попасть хотя бы в одного. А эти твари лишь ржали, немного полетали вокруг и скрылись.

Когда я подошел к окровавленному телу друга, я не мог поверить в то, что случилось. Он умер прямо у меня на глазах, а я ничего не смог сделать. Внезапно меня окликнули трое единорогов из моего отряда, из другой группы эвакуации. Они сказали, что больше никто не выжил, и позвали с собой. Я не хотел идти, я хотел побыть с другом, но они настаивали и говорили, чтобы я был сильным жеребцом. Но в тот момент я был настолько поглощен горем от его потери, что хотел лишь остаться там. И, наверное, умереть рядом с ним. Наверное... Но ребята оттащили меня оттуда, и я отправился дальше с их группой.

Пока мы бежали, звеня доспехами, мы не один раз попали под атаки пегасов. Они занимались мародерством или просто уничтожали дома и другое имущество. Некоторые поджигали все, что могли. Я хотел было попытаться остановить распространение пламени, но меня одернул Вари. Он был старше меня по званию, и я не мог не подчиниться. Тогда он мне напомнил о моих обязанностях перед Юникорнией на бегу, выставляя перед собой щиты и убирая пегасов с дороги. Он напомнил, что есть специальный отряд, который специализируется на тушении огня и сохранении целостности культурных достояний. Зануда! Мне тогда было все равно на его культуру и его специальный отряд. Я хотел просто убивать этих проклятых тварей!

Мы бежали довольно долго. Еще в школе нас научили держаться собранной группой и использовать перекрывающиеся щиты. Там же мы выучили разные сложные заклинания, для групповых атак. Меняясь поочередно в защитных и атакующих техниках, мы постепенно продвигались вперед. Когда мы наконец добежали до главной цитадели, то увидели довольно странных единорогов: они были закованы в золото, все черные, как смола, и у всех белоснежные рога.

Их было всего шестеро. Стояли, как каменные изваяния и неотрывно смотрели желтыми узкими глазами на небо, недобро поглядывая на подлетавших близко пегасов. Казалось, что они ничего не боялись. Когда мы подошли ближе, над нами распростерся синий щит, покрывший всю Цитадель, и несколько врагов ударились о магическую стену с гулким стуком и улетели восвояси, помахав копытами в воздухе. Я увидел, что лишь один единорог использовал магию. Я даже удивился, как можно было создать одному такой большой щит. Никто из тех, кого я знаю, не смогли бы такое сотворить. Это были единороги необычайной силы. Возможно, они были даже сильнее членов Аукторитаса. Но откуда они взялись? Мы даже ни разу не видели их в городе!

Как только мы подбежали и встали вместе с неизвестными воинами на линию обороны, у меня сложилось впечатление, что мы тут будем только мешаться. Я чувствовал себя не в своей тарелке рядом с этими могучими стражами. Даже то, как они стояли, медленно поворачивая голову и осматривая небо, как неподвижно застывали на месте, говорило о том, что они чрезвычайно сильны и знают об этом. Но от них веяло холодом и смертью. Казалось, что они могут безжалостно убить не только врага, но и союзника, если так распорядится высшее руководство. И я не мог найти достаточно сильного единорога в своей памяти, который бы смог противостоять кому-то из них в открытой схватке.

Через несколько минут к нам вышел член Аукторитаса Иллюстриус Сиятельный, и сказал, чтобы остатки нашего дозорного отряда пошли в сектор восемь в северной части города и помогли другим справиться с большим отрядом пегасов. Выполняя приказ, мы отправились в назначенный сектор, но меня не покидало чувство, что если мы свернем, то нам в спину ударит мощная магия от этих неизвестных единорогов. Но, с другой стороны, я был рад убраться подальше от этих черных незнакомцев.

Когда мы пришли в назначенное место, бой уже закончился. Площадь и улицы были усыпаны трупами единорогов и пегасов. Мы встретили отряд единорогов, которые сдерживали здесь атаку пегасов. Хоть силы единорогов и победили, но все были угрюмы и потрепаны. У двоих были серьезные травмы. Нам сказали, что противники отступили сами. В чем была причина их отступления, никто не знал, однако мы, в составе других отрядов, проследовали за врагом. Мы дошли аж до северных ворот и увидели там не менее сотни пегасов, а над ними зависшего и осклабившегося дракона. Я не помню, чего испугался больше в тот момент, дракона или такого огромного количества врагов. Перед глазами моментально всплыло окровавленное тело Писо. Все мы были уже на пределе, и лишь сила воли не позволяла опустить копыта.

Затаившись, наш отряд начал наблюдать за тем, как пегасы и дракон будут биться друг с другом. Мы были в выгодном положении. Любой, кто победит, будет измотан битвой, и тогда один из наших отрядов сумеет добить противника, а другие будут его подстраховывать. Но я боялся, что в город могли прийти другие драконы, и тогда придется сражаться и с ними.

Чешуйчатое создание взревело и ударило по одной из дозорных башен своей массивной лапой. Каменное строение, усиленное некогда магией единорогов, покосилось и с грохотом обвалилось на землю. Почва под копытами вздрогнула. Один из пегасов издал воинственный возглас, и крылатые твари перестроились, нацеленные уничтожить монстра. Следующий приказ, отданный пегасам их командиром, заставил тех моментально взмыть в воздух и ровными, сплоченными рядами ударить по морде дракона. Зверь взревел от боли и начал поливать все вокруг огнем, но пегасы будто этого не заметили. Сложилось такое ощущение, что они уже убивали чешуйчатых монстров и не один раз. Через несколько минут боя дракон был повержен, а его противники приземлились на землю и в молчании стали ожидать приказов.

Меня охватил ужас. Я не хотел выступать против такого количество крылатых тварей. Они только что убили дракона! Что мы могли противопоставить им с нашими остатками сил. Они бы нас просто разорвали. Я попятился назад и встал позади всех, скрываясь в тени. Потом я осторожно завернул за угол сожженного дома и услышал, как один из командиров отряда скомандовал стоять до последнего. Я прятался в пустом здании, пока мои товарищи сражались за Кэнтерлот, за свой дом. До сих пор я чувствую себя крысой, но я не хотел умирать. И сейчас не хочу.

Когда все закончилось, я решился отправиться назад к Цитадели. По пути на меня напали два пегаса, но у меня было еще достаточно сил, чтобы отбиться от них. Придя к цели, я увидел, что трех из шести черных единорогов в золотых доспехах не было. Внезапно со стороны северных ворот донесся оглушительный рев. Я присел от ужаса, а мое сердце забило набат. Я молил судьбу, чтобы туда отправились те три незнакомых черных стражника, а нас, наконец, оставили в покое.

К тому времени пегасов в небе уже практически не было. Их силы были вытеснены из города. Они все сбежали, и лишь несколько глупых или тяжелораненных крылатых тварей осталось в его стенах.

Мне оказали медицинскую помощь и поместили в госпиталь. Та битва была выиграна нами, но все, кто был в тех отрядах, которые смело, но безрассудно бросились закрыть брешь в обороне Северных ворот, погибли. Погиб и мой лучший друг. Я прослыл одним из героев, но герои не выживают на войне. Они гибнут под копытами врагов. Только в сказках легендарные единороги, сражаясь с полчищами тьмы, выживают и освобождают принцесс. В настоящей войне выживают лишь трусы и предатели. Такие, как я”.

«Единорог трус? Очень интересно. Все же пегасы достаточно сильно нарушили строй в войсках Аукторитаса, если смогли пробраться до столицы. Но они брали численностью, чего я не могу себе позволить. Нет у меня большой армии, чтобы потревожить Кэнтерлот настолько серьезно. Но есть один нюанс: неизвестные черные единороги. Непонятно откуда появились и непонятно куда ушли. Или не ушли? Не думаю, что тут не было бы написано об этом. Эта записка похожа на записи очевидца для какого-то печатного издания. Неужели у единорогов в то время были газеты или журналы, или что-то подобное?

И все же, факт остается фактом: неизвестные черные единороги, закованные в золото, защищали членов Аукторитаса. Причем, наверное, любой отряд пегасов, даже под командованием Дроттинна, терпели бы поражение при нападении на глав Юникорнии. Но неужели даже доспехи Военного Вождя не могли бы поглотить такое огромное количество магии? Скорее всего, ведь тот единорог, который с ним дрался, отмечал необычность брони и ее изменение. Наверняка у нее есть свой предел поглощения. Но куда девается вся накопленная энергия? Ее извлекают единороги-советники? Или сами доспехи могут служить магическим оружием при накоплении достаточного количества энергии?

Стоп! А почему у пегасов сохранились единороги-советники? Неужели перебежчики? Или предатели? Но тогда должно быть и некоторое количество пегасов и земных пони у единорогов. Неужели они были на передовой, а в Кэнтерлоте только элитные силы рогатых? Странно это. И Дроттинну кто-то сделал поглощающий магию доспех. Не факт, что это были именно единороги, но и такой вариант исключать не стоит.

Узнать бы, где их найти, подобных единорогов, которые защищали Аукторитас. С ними можно уже разговаривать о полномасштабном вторжении и военных стычках с аликорнами. Другие пути в этом направлении мне заказаны, и разобраться без огромных сил не получится. А нужно ли мне такое вмешательство? В принципе, для меня это все равно один из выходов из сложившейся ситуации. И даже такие методы нельзя отбрасывать, коли магических сил я лишен».

Следующий документ, на котором он остановился, был помечен очередной датой: 397 год до НПС. Подбираясь к расшифровке аббревиатуры, Крэлкин все больше и больше полагал, что это какая-то полномасштабная битва, которая оставила такой сильный след в истории, что незнание о ней было бы просто смешным. Менее четырехсот лет оставалось до раскрытия этой небольшой тайны. Однако что-то подсказывало ему, что последняя буква значит имя Селестии.

“Откуда взялись эти крылатые твари – непонятно, но они одновременно атаковали большую часть земель Юникорнии и теперь стоят под Кэнтерлотом в намерении осадить эту неприступную крепость. Глупцы! Они не ведают, какая сила обрушиться на их головы. Аукторитас позаботится о своих гражданах. У нас в запасе есть оружие, которое поразит ненормальных пегасов и заставит их уважать нас.

А ведь даже жаль, что пропадет так много хорошего генетического материала. Каждый раз, перечитывая те старые записи, я не перестаю удивляться, какие изощренные эксперименты творили ранее единороги-селекционеры. Они умудрялись выводить такие виды пони, которые даже в самых смелых фантазиях представить сложно.

К примеру, одним из самых удачных экспериментов над пегасами считалось слияние генокода пони и летучей мыши: острый слух и перепончатые, более эффективные по всем аэродинамическим характеристикам, крылья. Однако он же считается и самым неудачным: некоторые пони или их потомство были практически слепыми, а крылья срастались с передними ногами.

Единорогов же чаще всего соединяли с драконами. Не понимаю, почему именно их и с ними, но, как говорится в записях, гибриды были самыми лучшими магами, правда, узкоспециализированными. У многих единорогов напрочь отсутствовала предрасположенность к телекинезу, зато легко получалось творить очень сильные заклинания, использующие одну определенную стихию.

Некоторых пони скрещивали с рыбами. Зачем – не говорилось, но, наверняка, чтобы использовать на благо Юникорнии какие-то их особенности. К примеру, особо чувствительное зрение. Но зачем, если зрение пегасов – самое лучшее? В любом случае, это были неудачные эксперименты. Некоторые пони рождались наполовину рыбами, наполовину пони. Многие не могли жить как в воде, так и на суше. Тех же, у кого были жабры – отпускали в водоем и забывали о них. Что с ними происходило – неизвестно, про их потомство – тоже. Думаю, учитывая частоту удачных опытов единорогов-селекционеров, у водных пони не могло родиться нормального потомства и, рано или поздно, они все же вымерли из-за недостаточного разнообразия вида.

Были еще и другие эксперименты, но это в большей степени повторение и улучшение старых наработок. Селекционный прогресс остановился на очередном этапе и не смог переступить определенную черту. Но улучшенные и измененные пони будут служить на благо Юникорнии. У Аукторитаса осталось множество потомков подобных экспериментальных образцов, я это точно знаю. Очень интересно посмотреть на них в действии. И пока нас осаждают эти крылатые варвары, в недрах Кэнтерлота члены Аукторитаса уже наставляют непобедимых бойцов.

Скоро они выйдут и выкинут этих агрессоров далеко за кордон Юникорнии. Возможно даже, границы нашей великой страны расширятся. А когда мы усмирим пегасов – потребуем у земных пищу безвозмездно за «защиту» от нападений тех же самых варваров. Ну, или других агрессивных существ... Вот тогда Юникорния поднимется с колен и засияет в лучах славы. И никакие нелепые союзы с рабами и убийцами нам более будут не нужны”.

«Единороги использовали селекцию на пони?! Их познания в физиологии были настолько глубокими?! Сколько же видов они наплодили в своих лабораториях? Узнав про это, я уже не удивлюсь, что те черные, как смола единороги, были просто-напросто очередным гениальным экспериментом безумных ученых. Какая интересная записка. И ведь не вырванная, не оборванная. Сохранилась целой и невредимой. Но неужели ее просто подшили и забыли, как страшный сон?

Теперь я еще больше понимаю Селестию, в своем стремлении скрыть историю. Знания, что все расы были просто отвратительными – убийственны для Эквестрии. И все же некоторые единороги читали это. И я уверен, что читали они вдумчиво, тщательно, с правильной расстановкой акцентов, не пропуская по полкниги за раз. Подобная литература нуждается в трактовке заинтересованных лиц. Никаких бесцельных блужданий по заковыристому тексту. Пегасы должны получить трактовку пегасов, единороги – единорогов, а земные пони будут вынуждены согласиться с трактовкой, написанной специально для них. И только так можно сохранить целостность мира, через ложь, через заинтересованность подчиненных.

Селестия понимает, что это неправильно, поэтому и держит пони подальше от истинной истории основания Эквестрии. А та клоунада, что они устраивают каждый год – просто для отвода глаз. Наверняка использует этот день для какой-нибудь пропаганды. Но это уже пустое. Опять я лезу не в те дебри. Концентрация каждый день куда-то уходит».

Внезапно он вспомнил о Твайлайт. О том, как она сидела недалеко от него за столом или лежала на полу, как читала фолиант по слиянию магий. Лежа на кровати, жеребец даже прикрыл глаза, чтобы получше рассмотреть ее в своих мыслях: ее напряженный взгляд, ее навострившиеся уши, ее взлохмаченную гриву. Он еще до сих пор помнил, как первый раз его потянула к ней какая-то неведомая сила. Тогда он хотел просто почесать единорожку за ушком. Но сейчас он уже хотел стать ее другом. Он не знал никого, кто бы с таким же маниакальным пристрастием любил читать научные труды и, мало того, еще и применять полученные знания на практике. Он хотел с ней разобрать какую-то неимоверно сложную теорию и обсуждать ее, нежась под сенью деревьев нежарким летним днем.

Незаметно для него самого волна непонятного беспокойства нахлынула на него, и жеребец стал понимать, что, наряду со всеми другими прелестями жизни, он может лишиться любой возможности проведения времени с Твайлайт, если его отправят домой. Он уже хотел не просто остаться здесь, но и стать другом этой лиловой пони. Стремление завладеть каналом с Селестией через ее ученицу сменилось желанием проводить время вместе с этой самой ученицей. Окрепшая мечта начинала наполнять все его мысли и затуманивать разум.

Крэлкин нехотя открыл глаза и уставился на огонь лампы. Впервые он почувствовал, что не знает, что делать и чего, в конце концов, хочет добиться, и эта безысходность стала для него самым большим откровением в жизни. Он стал понимать Альтуса, который никуда особо не стремился: он просто плыл, бесцельно блуждал взглядом по витринам мира, выбирая что-нибудь из перечня предложенных ему товаров и, приобретя новую игрушку, радовался какое-то время.

Крэлкин не смел радоваться. Он даже боялся это делать. Понимая, что радость – это всего лишь физиологическое состояние организма, подвластное некоторым химическим соединениям, которые биохимики называют “гормонами”, он пытался никогда не испытывать это чувство. Свои новые достижения в области магии повышали его самооценку, да и вес в глазах общества магов. Но больше ничего чувствовать он не хотел. Даже после своего первого “слепого” перехода он как зверь озирался и проверял чистоту техники. И только убедившись, что все в порядке, он отметил у себя в голове некоторые особенности данной магии и начал прокручивать варианты, как ее можно применить. Никаких эмоций, кроме облегчения, что ни с ним, ни с Альтусом ничего серьезного не произошло, он не испытывал.

Радовались, как считал бывший маг, только слабаки, а для него счастья не могло существовать в принципе. После объявления охоты за ним, он немного изменил свою точку зрения и понял, что счастье – это постоянное изменение. Никто не мог оставаться таким, какой он есть. И никто не мог найти смысл жизни не потому, что его не было, а потому что каждый момент времени человек видит его под разным углом.

Крэлкин сравнивал этот процесс с поездом, в котором едут люди. Сам поезд едет вокруг горы, а едущие в нем люди видят гору с разных сторон. У каждой стороны есть свои положительные и отрицательные стороны. Но никто не может сказать, что это не гора. Смысл жизни тоже все видели с разных сторон, но никто не мог сказать, что это не смысл жизни. Просто кто-то его принимал таким, каким он есть, а кто-то ждал, пока он повернется выгодной к нему стороной. Но никто не признавал, что смысл жизни может не приносить счастья, радости и райских наслаждений.

Что было смыслом жизни для Крэлкина – он не знал. Точнее, мог бы сказать, если бы подумал, но у него не было ни времени, ни желания. Да и узнай он самую большую тайну мира, то ничего хорошего бы из этого не получилось ни для него, ни для окружающих. Знать конечную цель существования для человека, а, тем более, достичь ее – означало крах цивилизации. Лишь огонь неудовлетворенности двигал людьми, лишь он подстегивал их разрабатывать новые и новые технологии. По крайней мере, так было раньше.

Отвлекшись от мыслей, Крэлкин взглянул на книгу по истории. Он понимал, зачем ее читает, но он уже не понимал, зачем он сопротивляется. Что он хочет от жизни, какова его цель? Раньше он хотел просто выжить, но, оставшись тут, он потеряет эту цель. И тогда его жизнь станет бесцельной, как у Альтуса. Он, как земной пони, не может развивать науку наряду с единорогами, не сможет привнести вклад в культуру, он беспомощен в боях, а также понимал, что без крыльев помогать пегасам управлять погодой не сможет. Единственное место в Эквестрии, где его примут с распростертыми копытами – фермеры, вроде “Сладкого яблока”, которой заведует ЭплДжек. Но он не хотел для себя подобной участи.

Ударив копытом по кровати, он услышал глухой стук и тут же властно сказал:

– Если… нет, не если, когда я тут останусь, то я организую самый успешный исследовательский центр! Я стану самым влиятельным земным пони и поравняюсь по авторитету с Селестией! И никто меня не остановит, ни моя лень, ни чье-либо желание! Я останусь в Эквестрии и получу доступ к самым грязным тайнам Селестии и других аликорнов. И тогда они сами будут вынуждены уйти, оставив страну в моих копытах!

«Неплохо сказано, – ядовито подумал жеребец. – Не хватает слушателей. Селестию я подвинуть не смогу, да и не надо мне это, компромат на нее вряд ли найду в скором времени, однако я не смогу этого сделать вообще, если не смогу остаться здесь. Так что приструни свою гордость и амбиции, Крэлкин, и читай историю. Пока что ты никто и звать тебя никак».

С этими мыслями он открыл небольшую сшивку листов и прочитал сверху приписку историков, написанную мелким, но красивым и аккуратным почерком: “Летописи земного пони Далимилла Межарицкого ”, датированные 564 годом до НПС. Решив, что хуже не будет, он принялся читать с самого начала:

“Как только пегасы заявили, что они вышли из Конфедерации, Канцлера тут же пригласили на аудиенцию с Дроттинном. Состоялись напряженные переговоры, на которых звучали размытые угрозы в сторону земных пони. По приезду Канцлер собрал Вече и поставил вопрос о том, как нам вести себя дальше.

Многие земные пони приехали из разных частей страны. Были как коренные жители, так и изгнанные из других стран. Единороги, в борьбе за "чистую кровь", развернули масштабную националистическую проединорожью компанию и прогнали всех земных пони, пегасов и немногочисленных инородцев из Юникорнии. С другой стороны, пегасы, отделившись от Конфедерации, тоже закрыли свои границы и, как их рогатые собратья, прогнали всех не-пегасов под угрозой смерти. Крылатые дети, рожденные от союза с земными пони или единорогами, также были выдворены за границы.

Здесь хочу отметить, что после начала роста напряженности все обиженные и обездоленные стали стекаться на территории единственных дружелюбных существ в Конфедерации и начали вести открытую пропаганду того, что единороги и пегасы опасны, а союз с ними отжил свое. Подобные выступления на Вече были восприняты двояко. С одной стороны, их поддерживали те, кого изгнали, и те, кто трудился в тяжелой промышленности и был очень недоволен своим положением из-за тяжелых условий труда. С другой стороны, агрессивное давление последовало со стороны земных пони, торгующих на внешнем рынке. Предприниматели-экспортеры отказывались принимать позицию, что с единорогами и пегасами нельзя договориться и усмирить их.

Канцлер больше был склонен доверять промышленникам, нежели возмущающейся толпе кричащих и стучащих копытами разномастных пони, так как большей частью экономическая стабильность Терра Орны обеспечивалась за счет продажи товаров и ресурсов на рынки Юникорнии и Ландаухиминна. Аргументы были простыми: пока земные пони контролируют ресурсы и значительную долю промышленного производства, они будут жить нормально. Если же их начнут притеснять, они просто выйдут из Конфедерации и перекроют торговые пути.

Хоть многие и были против, Канцлер решил оставить наши земли в составе Конфедерации и ничего не предпринимать, пока ситуация не продолжит обостряться.

Касательно условий новых экспортных соглашений, было принято решение установить...”

Летопись оборвалась. «Какая любопытная сводка. Прямо кладезь интереснейшей информации. Значит, капиталистическое общество земных пони сосуществовало вместе с военизированной державой пегасов и националистической страной единорогов. Забавно, что земные были так в себе уверены. Наверное, их потомки забыли, как они служили обеим расам. И ведь все идет обратно к рабству, если земные не смогут собрать достаточно большую армию или не купят услуги наемных войск. А вот покупку военных сил они могли себе позволить, если верить летописцу».

Крэлкин также отметил некую тенденцию в развитии пони. Они дрались, но каждый искал выгоду для себя в сложившейся ситуации. Каждый лидер страны выжимал из своих подчиненных максимум и выбрасывал на помойку после того, как выкачает все. Пропаганда патриотизма должна была быть неимоверно сильной и на нее должно выделяться огромное количество ресурсов.

Теперь Крэлкин не видел особенной разницы между его историей и историей пони. Магия или технологии, это не главное. Главное – стремление разумных индивидов в жизни. Главное – их амбиции. И теперь он точно понимал, что история не может идти по другому пути. Каждая новая цивилизация будет проходить определенные этапы, отражающие в общих чертах идеи, которые находили отблеск в истории предыдущих цивилизаций.

Ему оставалось только дочитать до конца эпохи, понять, в чем был победный конец, кто же все-таки поумнел настолько, чтобы прекратить войну, или стал настолько сильным, что подмял под себя всех остальных, и бросить эту книгу к копытам Селестии со словами, что истории практически идентичны. Никаких особенных отличий между двумя мирами нет и быть не может, а потом ввязаться в диспут о строении мира, об управлении массовым сознанием, о теории эволюции государств.

Крэлкин выхватил еще один абзац из той же страницы, на которой остановился:

“К тому времени в составе Конфедерации остались лишь единороги и земные пони. Но единороги, закрывшие свои границы, выдумав пропуска для их пересечения, вынудили многих земных пони отказаться от торговли и закрыть дело. Единороги же начали получать все большие и большие проблемы от результатов своей политики «чистоты крови», но еще не до конца осознали, что может произойти следом”.

«Крах Конфедерации может произойти следом, ничего больше. Хоть все и должно быть по порядку, но чрезмерный контроль пагубен».

Перевернув всю летопись разом, он попал на записку 562 год до НПС. Недолго думая, он начал читать ее. Сейчас был весьма любопытный период истории. Если раньше шли описательные документы, раскрывающие быт простых пони или их страдания от копыт рогатых или крылатых собратьев, то сейчас история преобразилась, стала насыщенной, описывала битвы, возводила отдельных личностей до героев, а других низводила до трусов и предателей. Однако Крэлкин не любил действия. Он любил думать и анализировать, строить планы и многоходовые стратегии. Но сейчас не был против немного разбередить душу некоторыми откровениями бывалых воинов.

“Никто не ждал нападения. Нас атаковало не меньше трехсот пегасов, одетых в легкие доспехи и с боевыми подковами на копытах. Они напали днем, когда никто не спал. Все видели их вторжение. Мы тогда обсуждали условия новой сделки с группой единорогов, когда сверху упали враги. Двое из них – прямо рядом со мной. Меня отбросило назад. Я очень сильно испугался. Пока пегасы стали осматривать затихшую рыночную площадь своими хищными взглядами, еще одна группа единорогов загородила собой своих земных партнеров.

Противники напали, и тут же поднялась пыль, в которой я практически ничего не видел. Один из пегасов, заприметил меня и рванул в мою сторону. Я не помню, как подскочил и побежал, но я несся от него к себе домой с бешеной скоростью, пытаясь оторваться.

Вокруг была бойня. Многие земные пони умерли под копытами пегасов. Кто мог бежать – убегали. Кто убегать не мог – защищались. Кто не мог защищаться – того убивали. Это было простая логика. Логика смерти. Я изредка слышал, как где-то пролетала редкая вспышка магии. Видел, как красный или синий луч магии разрезал неподалеку пыль. Единороги защищали нас, не бросали, хоть и были в меньшинстве.

Я обернулся. Пегасов позади не было, но я не прекращал бежать и бояться. Я скакал домой, чтобы защитить свою семью. Или проститься с ней. Что я сказал своей жене сегодня утром? Какие воспоминания останутся у нее обо мне?

Крики о помощи и мольба, вой раненых и стоны наполняли воздух вместе с поднятыми в воздух облаками пыли. Дышать становилось все тяжелее, и сухой воздух стальным обручем невыносимо сдавил мою грудь. И чем ближе я был к своему дому, тем ужаснее становилось вокруг. Я опасался, что могу не успеть. Мои две дочки… Им всего по пять лет. Они не должны умереть. Они не заслужили подобного!

Я быстро пробирался в тени зданий. Мне повезло, что я родился песчаного цвета и хорошо сливался с пылью. Тут я услышал какой-то хлопок. Он был похож на те, что издавали единороги, когда показывали фокусы. Но этот был очень сильным, если не сказать оглушительным. Земля под ногами содрогнулась. Где-то за пылевым облаком что-то вспыхнуло синеватым светом, и послышались новые стоны и крики ужаса. Я бежал через весь этот кошмар, лелея надежду, что моя жена и дочери спаслись, убежали в лес.

Когда я добежал до своего дома, то увидел, что дверь была распахнута настежь. Все внутри меня похолодело. Я опрометью бросился внутрь. Когда я забежал внутрь, то увидел, что моя семья была загнана в угол, а над ними возвышался пегас. Моя дорогая Свити прикрывала наших детей своим телом и молила пегаса, чтобы он убил ее, но не трогал жеребят. Тот смеялся.

Меня охватила ярость. Я просто подлетел к нему сзади и ударил задними копытами в спину, что было сил. Дальше все произошло, как в тумане: слышал, как пегас заржал от боли, почувствовав, как мои копыта врезаются в его тело. Я ударил его еще раз. И еще. Я продолжал его бить, после того как он мешком свалился на пол...

Меня оттащила от него уже жена. Враг лежал в луже собственной крови. Он не дышал. Спустя несколько минут, ко мне стало приходить осознание содеянного. Я задрожал от страха. Теперь пегасы точно нас убьют, если узнают, что я убил одного из них. Леденящий ужас накрыл меня с головой. Словно в трансе я подошел к убитому врагу и стянул с его копыт оружие. Подковы, имеющие небольшие острые шипы на подошвах, были тяжелы, но страх за родных придал мне новые силы.

Я вывел Свити и жеребят из дома, и мы начали выбираться из города. Сверху летали пегасы, и я каждый раз в страхе замирал, и молил судьбу, чтобы нас не заметили. Мы уже практически вышли из города, когда я увидел, пару земных кобылок схваченных группой из трех пегасов. Они глумились над ними, и вероятно, хотели изнасиловать. Я не мог стоять просто так. Я должен был помочь. Свити умоляла меня, чтобы я не ввязывался, говорила, что меня убьют, но я улыбнулся и сказал ей, что все будет хорошо, и попросил увести детей дальше, в лес.

Она плакала, жеребята тоже. Наверное, они прощались тогда со мной, но я твердо решил помочь. Когда Свити побежала прочь от города, меня вновь охватил ужас: то, что я хотел сделать – было безумием. Я понимал, что не смогу выстоять против трех пегасов. Я готовился к смерти, когда устремился во весь опор на врагов. Наверное, эти крылатые твари сразу не заметили меня, увлеченные своим грязным занятием, и потому я первым ударил одного из них в круп. Он рухнул на землю, истошно завопив. Кровь из ужасных рваных ран оросила меня и землю вокруг.

Почувствовав, как под ударами боевых подков крошатся его кости, я ощутил новую силу. Пегасы, не ожидавшие нападения, мгновенно отлетели на безопасное расстояние, а плачущие кобылки рванули от нас со всех ног. Теперь я был готов встретить обидчиков в бою, и они его дали. Пегасы синхронно спикировали вниз и попытались ударить меня на излете. От одной пары копыт я увернулся, но второй удар пришелся по передней ноге и шипованные подковы выдрали кусок моей плоти. Я взвыл от боли, а тело сковало судорогой. Моя нога была сломана и разодрана, и вся уверенность куда-то моментально испарилась. Я упал на землю, не в силах сражаться дальше. Пегасы приземлились рядом и заржали. Из-за боли и страха я не мог что-либо сделать.

Внезапно из соседнего проулка выбежала группа земных пони. Их вели единороги. Один из них ударил магией в пегасов, попав в одного противника. Он отлетел к стене дома и рухнул подле нее. Последний из них врагов резко взлетел и скрылся где-то в городе. Меня доставили в походный лагерь, наскоро сделанный единорогами. Там я встретил свою семью и впервые с детства зарыдал от осознания того, что чуть было не расстался с теми, кого любил больше всех на этом свете.

Спустя несколько дней, разведчики вернулись из города и сообщили, что он был сожжен дотла. Многие наши друзья были убиты. Спастись удалось немногим. До сих пор я не могу забыть тот ужас, через который тогда прошел. До сих пор я не могу без страха смотреть на небо, опасаясь увидеть там пегасов”.

Крэлкин практически никак не отреагировал на такую записку. Обычное мародерское нападение на город. Был интересный момент, что единороги помогли земным пони справиться с этим и не бросили в беде. Видимо, они действительно чтили союз. Однако Крэлкин не верил в это. Он полагал, что это какие-то наемные войска свободных единорогов, не более того, ведь сами рогатые сидели в своей стране и не показывали носа за границу, потому как сами закрыли свои границы ото всякого земного пони и пегаса да некоторых единорогов.

Дальше шла небольшая записка. В углу, как обычно, стояло примечание пони-историков в виде даты: 513 год до НПС. Письмо в конце было оборвано, но белого жеребца это уже не удивило.

“Если бы не эти единороги, то ничего бы не произошло. Нет же, им нужно было вводить свои дурацкие пропуска и закрыть границы от остальных граждан Конфедерации. Но им и этого было мало. Они стали выгонять и единорогов, рожденных от смешанных браков и даже их родителей…

Мне сказали, что я порочу их «чистую кровь», и прогнали вместе с семьей без права возвращения назад в Юникорнию. Ведь я даже не единорог и не пегас…

Последние годы пропаганда среди населения новой доктрины «чистой крови» шла все жестче и жестче. Откуда это пошло – неизвестно. Возможно, это дело копыт принцессы, или же единорогам просто надоел союз с нами и пегасами. Впрочем, неудивительно. Все то время, что они состояли в Эквестрийской Конфедерации, считали себя выше других: пегасов они откровенно презирали и унижали, да и земным тоже изрядно доставалось. Вечные упреки, что я ни на что не гожусь, кроме тяжелой и грубой работы, что во мне нет стремления к прекрасному, и что я неотесанный болван… А заканчивалось обычно это все тем, что я недостоин жить в обществе утонченных единорогов.

Хоть моя жена и поддерживала меня, но на душе было скверно. Потом и ее начали оскорблять за то, что она живет с земным пони. Уговаривали бросить меня, но она не поддалась. Тогда нас просто выкинули. Меня – за то, что я родился земным пони, жену – за то, что создала семью со мной…”

«Жесткая пропаганда национализма? Кажется, что единороги и пегасы рассчитывали только на грубую силу, тогда как земные пони развивались своим ходом в рамках капитализма. Но и отдельный образ жизни бывших рабов, не смог выдержать ни агрессии пегасов, ни консерватизма единорогов. А жаль, если бы все пошло, как надо, то земные пони-фермеры купили бы всю Конфедерацию и каждого в ней пони с потрохами.

Но стены недопонимания, которые взрастили вокруг себя все расы, не дали ни одной из них нормально развиваться. И нет бы разойтись по разным сторонам, так они лезут друг к другу. А с какой целью – непонятно. И мало того, что история немногословна, так еще и даты перепутали, а это уже непоправимо. Или так и было задумано? Кто их знает, историков этих».

Следом за письмами и записками попалась еще одна летопись, скрепленная из нескольких листиков, но на этот раз от имени пегаса Сноуи Эгмундансера . Датировки на документе не стояло, что удивило Крэлкина. Будто пони забыли про него или специально оставили его без внимания. Однако на записках, которые были прикреплены в документе, даты стояли.

Решив, что это могло быть специально сделано, Крэлкин начал искать, чем может служить дата документа в данном случае и как она может соотноситься с другими документами. Он даже предполагал, что датировка секретной книги единственной летописи могла кардинально изменить восприятие всего, что в ней написано, или историки просто не смогли определить дату документа и потому оставили все, как есть, не особо утруждаясь по этому поводу. Приняв для себя за аксиому его догадку на счет некомпетентности пони в плане истории, Крэлкин погрузился в чтение:

“Как только единороги начали выгонять пегасов за границы страны, Дроттинн сразу же приказал всем находившимся на территории Юникорнии пегасам уходить, и послал официальное письмо Принцессе Тенебрис с уведомлением о том, что великий Ландаухиминн выходит из состава Эквестрийской Конфедерации. Однако вскоре после этого Военный Вождь умирает при загадочных обстоятельствах. Единороги-советники, проводившие аутопсию определили, что Дроттинна отравили.

Пегасы были в недоумении, ведь если кто-то и убивал Дроттинна, то это делал претендент на трон. Так как никто из кандидатов на место Дроттинна не сознался в содеянном, подозрения пали на земных пони и единорогов, но Принцесса Тенебрис отвергала все выпады в ее сторону, как и Канцлер Токе Маннис.

После соблюдения всех погребальных церемоний, на главной арене были организованы смертельные поединки претендентов, среди которых, по велению одного из советников-единорогов, приняли участие непривычного вида пегасы”.

«”Непривычного вида пегасы”? А не те ли это пегасы, над которыми проводили эксперименты единороги-селекционеры? Возможно, но зачем единороги так сильно вмешиваются в устрой пегасов? Да и один из советников был на стороне необычных пегасов. Точнее, даже сам предложил их как кандидатов. Обычные пегасы бы легко проиграли этим генетически измененным пони, и тогда Аукторитас полностью бы захватили власть в Ландаухиминне.

А кто отравил Дроттинна? Не единороги ли, приставленные к нему, как советники? И не тот ли самый советник, который протолкнул на сражения неизвестных пегасов? Очень возможно. Но что Аукторитас хотел добиться этим? Бесконтрольную толпу удержать очень трудно, а пегасам необходим жесткий контроль со стороны своего вожака. Если прогнуться под крылатых, то никакого эффекта от установления собственной власти единороги не почувствуют.

Ну, наверное, у них был какой-то план. К примеру, экспансия в близлежащие земли. Или разрушить страну изнутри какими-то реформами, которые могли бы развернуть взгляды пегасов в другую сторону. Хотя это вряд ли. В любом случае единороги либо хотели захватить пегасов и их земли, либо же отвернуть их от Юникорнии, чтобы они не мешали жить.

С земными пони все гораздо сложнее: у них нет центрального органа власти. Все решения принимаются на Вече, где каждому желающему давали голос. Однако если посмотреть с другой стороны, то внедриться в общество Терра Орны было гораздо проще, и пропагандировать свои идеи гораздо эффективнее. При условии, конечно, что среди земных пони нет таких же сильных агитаторов, как среди единорогов».

Следом шло письмо, в уголке которого стояли просто три цифры: 486. Никаких других пометок не было. И Крэлкин решил бы, что это просто примечание автора, нежели дата, если бы число не было написано более яркими чернилами и другим почерком.

“Уродцы, которые пришли непонятно откуда, не имеют права становиться Дроттинном. Уши, как у летучих мышей, глаза – узкие щелки, крылья – как у дракона. Их было пятеро. Они уверяли, что являются пегасами и что пришли сражаться за титул Дроттинна. Они испортили наши соревнования и осквернили арену своим присутствием.

Но мы их убили, хотя эти папаспрайтовы отродья сильные. Они перебили всех претендентов и практически половину пегасов с трибун. Я стоял рядом и смотрел на все это. Мне было интересно произвести допрос этих крылатых уродцев, узнать, откуда они, кто послал. Не верю я, чтобы пятерых подобных им не заметили раньше. Да и советник подозрительно бурно заступался за них. Возможно, они в сговоре. Необходимо проверить все это и доложить новому Дроттинну. Пусть сам решает, что с ними делать дальше”.

«Все же у единорогов ничего не получилось. Вероятно, они не ожидали, что пегасы также чтут чистоту крови, как и они. Хотя мне почему-то казалось, что пегасы должны быть более терпеливыми к подобным вещам. Да и не в стиле военизированного государства такие мелочи замечать. Пегас – значит воин. Воин есть воин, не важно, откуда он пришел. Или я не прав?

Живя в мирное время, тяжело судить о подобных вещах. Да и во время тотального безверия мало что можно узнать. Были ли у меня в мире в мое время военизированные государства? Были. А что я знаю о них, кроме стычек? Ничего. Хотя, положа копыто на сердце, я никогда подобным не интересовался. Лишь с точки зрения мировой государственной элиты. Интересно разбирать, зачем мировому лидеру необходима та или иная страна, но очень бесполезно».

Дальше шел кусок из летописи, никем не датированный и никем не подписанный.

“…Отступать было некуда. Превосходящие по силе, но не по количеству силы армии единорогов, теснили их. Одного желания победить было недостаточно. Потому, Дроттинн созвал военный совет, на котором высшее руководство Вооруженных Сил Ландаухиминна разрабатывало план, генерального контрнаступления на силы вторжения Юникорнии.

Было неожиданно, что за единорогов сражались и земные пони, и пегасы. Хотя те и отличались в каких-то деталях от своих собратьев, но, тем не менее, они служили рогатым. Некоторые земные пони могли длительное время бежать с огромной скоростью и разрушать копытами массивные фортификационные сооружения. Некоторые пегасы из армии единорогов очень быстро плавали под водой и атаковали, выныривая из нее.

Было множество разных пони, которые атаковали из земли, из воды, с воздуха и даже из огня. Некоторые единороги могли заключать себя в пламя без особых для себя последствий, другие же могли практически сливаться с окружающей средой…”

Оборванная летопись продолжилась на следующей странице.

“Однако, несмотря на все свое тактическое превосходство, единороги хоть и побеждали, но далеко не малой кровью. Пегасов было чуть ли не в десять раз больше, а жажда к победе над врагом делала их очень опасным противником. Они дрались до последнего, защищая свою страну и родных, пока еще могли двигать хоть одним мускулом. Но единороги теснили крылатых пони, пока не поступил приказ от Дроттинна: рассеять силы армии и идти прямо на Кэнтерлот.

Этим Дроттинн вывел из равновесия планомерную атаку единорогов и заставил их отступить, так как вражеская армия, сильно зависевшая от хорошей логистики, не была способна растянуться так же, как пегасы, и сдерживать их. Потери со стороны пегасов уменьшились чуть ли не втрое…”

«Неплохая стратегия, но предсказуемая. У единорогов, думаю, было достаточно ресурсов, чтобы защитить основные города. Пегасов необходимо было лишить центра, чтобы они не знали, что делать. Тогда их силы не представляли бы такой большой угрозы, но нужно было пожертвовать несколькими городами. Видимо, утонченным единорогам чуждо выражение: “Цель оправдывает средства”».

Следующий документ был датирован 433 годом до НПС.

“Еще три дня, и город Майтнбург должен был пасть к нашим ногам. Хоть силы и были на пределе, но единорогов мы сломили бы в два счета. Осада небольшого городка сильно затянулась, но, тем не менее, рисковать я уже не хотел. Я и так достаточно ошибок допустил в этом сражении.

Если бы раньше знать, что появятся те самые единороги, то вообще бы не стал атаковать город в тот день. Они хоть и были магами, но явно не из регулярной армии. Не те доспехи, не тот взгляд, не те движения и не такая сильная магия. Это были силы земных пони. Зачем они пришли, мне до сих пор неясно. Они появились из ниоткуда и начали осыпать нас заклинаниями разной силы, заставив отступить для перегруппировки. Потом они вошли в город и захватили его, перебив оставшиеся там силы.

Когда эти единороги ушли, здания полыхали огнем. Они забрали с собой все, что посчитали ценным, и сожгли то, что было им неинтересно. И разумно и глупо одновременно. Скорее всего, они не хотели отдавать нам остальное и зачистили местность, дабы враги остались с пустыми копытами”.

«Тактика “выжженной земли”. Ничего необычного. Очень даже эффективно. Силы земных наверняка ждали, пока единороги и пегасы перебьют друг друга, и вступили в бой, когда им было выгодно. Но отряд земных пони состоял только из единорогов? Неужели только маги сражались, чтобы добыть провиант и драгоценности? Интересная особенность. Даже пегасы, будучи искусными воинами, побоялись к ним подходить и только наблюдали.

Эта записка вообще похожа на какой-то отчет. К примеру, передавали такие сообщения в какой-то центр, а те в свою очередь высылали итоги экспансии непосредственно Дроттинну или его советникам».

Следом шла летопись, и опять без датировки.

“Когда у пегасов был выбран новый Дроттинн, он повел свою армию вперед семимильными шагами. Пегасы были довольны вернуться к исконному образу жизни, когда кровь и боль вели их. Соскучившись по картинам, как противник замертво падает у их копыт, они всецело поддержали нового вожака.

Однако были и отступники. Они пытались переубедить других, но те не слушали. Дроттинн с горячими речами выступал перед группами пегасов, которые отправлялись на фронт, по-отечески обнимал, говорил, что именно от них зависит исход всей компании и отправлял молодняк на верную гибель. Таким приемам его научили советники. Поговаривали, что сам Дроттинн ненавидит все это, однако он понимал, что это необходимо, дабы собрать ударную армию и одним взмахом крыла разрушить столицы государств-соперников.

Новые школы боевых искусств открывались на каждом шагу, и деньги рекой текли в карманы новоявленных учителей, обещавших обучить молодняк кровавым приемам.

Через некоторое время Дроттинн упраздняет деньги и вводит карточную систему распределения, с приоритетом для военных и членов их семей, заставляя тем самым всех пони отправиться на войну. Однако провизии по-прежнему на всех не хватало, и Дроттинн приказывает...”

«Какой интересный ход. Значит, Дроттинн повел новую армию в бой? Написано так, будто от исхода войны зависело много чего. Точнее, абсолютно все. Разбить единорогов и земных пони было критически необходимо для Военного Вождя. Хотя эта инициатива скорее советников, нежели нового правителя. Или они просто были вынуждены пойти у него на поводу и принять новые кровопролитные бои, как данность?»

Далее шло письмо, датированное 208 годом до НПС. Начало и середина были вырваны, будто кто-то не хотел, чтобы о нем узнали.

“…ненавижу здесь жить! Уж лучше бы я родился земным пони. У них там все чинно и мирно, не то, что здесь. И за какие грехи мне выданы крылья? Еще этот Дроттинн со своей армией и ограниченными пищевыми запасами. Теперь все обязаны проследовать в призывной пункт и поставить галочку, что он будет убивать во имя процветания Ландаухиминна.

Все остальные довольны разгорающейся войной. На фронт теперь отправляют даже таких салаг, как я, но такие там не выживают: умирают во имя «Великой Страны Пегасов»…

…

Убивать или нет… это уже решится там, на фронте, перед ликом опасности и безысходности. Хотя бы доспехи выдадут…

А, может, меня в плен возьмут? Все лучше, чем здесь. Даже если я выживу, то буду обязан делать то, что противоречит мне: убивать. И как тогда я буду смотреть в глаза другим пони? Неужели я перестал быть пегасом?”

Крэлкин с интересом рассматривал письмо. «Это, вероятно, был один из тех молодняков, которых Дроттинн отправлял на фронт большими “партиями”. Они были просто мясом, бездушным и безвольным. Обязав всех пегасов вступать в армию, у Военного Вождя не было нехватки в новых и новых рекрутах». Но отсутствие пищи на территории крылатых как-то не вязалось в голове Крэлкина с их обширными землями.

Следующее письмо, которое попалось на глаза чужаку, было датировано 206 годом до НПС, заляпанное красными каплями, помятое и грязное, однако достаточно хорошо сохранившееся. Крэлкин уже хотел было перелистнуть его, убрать с глаз, как ненужный предмет, но “оформление” бумаги завораживало его глаз, и он уже не мог устоять перед письмом, жадно впившись в него глазами.

“Дорогой, добрый папенька!

Пишу я тебе письмо из пегасьей неволи. Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых уже не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай пегасов. Это завещание твоей умирающей дочери.

Несколько слов о маме. Когда вернешься, ты не ищи. Ее убили пегасы. Когда допытывались о тебе, надсмотрщик бил ее плеткой по голове. Мама не стерпела и гордо сказала, вот ее последние слова: «Вы, не запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон». А надсмотрщик ударил маму копытом в темя. И мамы не стало...

Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, гриву мне остригли, ноги высохли, похожи на сухие ветки. Когда я кашляю, изо рта идет кровь: у меня отбили легкие.

А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой!» Играл оркестр, подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую песню.

А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало – одежда рваная, грязная, в лоскутках, тавро на кьютимарке, сама худая, как скелет, – так слезы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет? Я никому не нужна. Здесь многие пони никому не нужны. Бродят голодные, затравленные. Каждый день их уводят и убивают.

Я рабыня, папенька, работаю у лендрмана Стирлсона прачкой, стираю белье, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» – так зовут хозяйских свиней. Это он приказал. «Грязным земным пони нечего есть за столом, им место среди свиней», – сказал он. Я очень боюсь «Клары». Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила ухо, когда я из корыта доставала картошку.

Живу я в дровяном сарае: в комнату мне входить нельзя. Один раз горничная Юзефа, которая была раньше единорогом (рог ей отпилили), дала мне кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и спине.

Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний надзиратель. Тогда сам лендрман срывал с меня платье и бил копытами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.

Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Хэлот с двумя единорогами. Они берут и меня с собою, чтобы продать. Нет, я не поеду в этот трижды всеми проклятый город! Я решила лучше умереть на родной земле, чем быть невольницей у какого-то грифона или минотавра. Только смерть спасет меня от этого.

Не хочу больше мучиться рабыней у проклятых, жестоких пегасов, не давших мне жить!..

Завещаю тебе, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, папенька, ухожу умирать. Твоя дочь Мелан Руэ”.

Крэлкин перечитал письмо еще раз и не мог поверить, что пегасы были вновь способны на такое. Они опять ступали по протоптанной исторической тропке, не сворачивая с пути. Новая разгоревшаяся война скатилась в кровавое болото ненависти. Крылатые существа опять сделали из земных своих рабов и вовсю орудовали на их территориях так же, как раньше: жестоко и беспощадно. Они не жалели своих рабов, показывая, что свободные земные пони – лишь миф, который должен быть незамедлительно рассеян.

«И они прекрасно справились с этой задачей. Земные пони вновь жили в страхе перед могучими воинами, лишенными всякого сострадания. Похоже, что пегасы как были в своем репертуаре, так и остались. Не изменилось ровным счетом ничего: ни методы обращения с рабами, ни жажда править слабыми индивидами. Значит, это не они закончат войну. Да и вряд ли что это будут единороги. Тогда кто? Земные пони? Тоже сомневаюсь. Скорее всего, к ним пришла сила извне, которая и вернула баланс в давний союз и собрала вместе разобщенные расы пони. Но кто это был? Неужели, аликорны?»

Листая книгу дальше, жеребец через десять страниц увидел красивую надпись: “Эпоха Хаоса и Дисгармонии”. Перевернув один лист назад, он увидел одинокую фразу, датированную 201 годом до НПС:

“Разгораются кровавые сражения на территории единорогов и земных пони…”

«Около четырехсот пятидесяти лет войны и смуты. И это ведь еще не конец. Неужели НПС – это конец войны? И кто положил конец ей? Селестия ли? “Новое Правление Селестии”, что ли? Или “Номинальное Правление Селестии”? Какая странная аббревиатура. Как и для любой другой к ней можно придумать сотни расшифровок, не зависящих от контекста или смысла.

И ни одного аликорна в истории так и не появилось. Неужели пони сами справились со всей той ненавистью, которую и породили? Нет, в любой войне должен быть победитель и проигравший. Хотя я не исключаю и подписание мирного договора, но это маловероятно с уровнем общества, науки и культуры разрозненных рас. Слишком они разные, чтобы ужиться вместе».

Потянувшись, Крэлкин встал с кровати, размял затекшие ноги и широко зевнул, до боли в челюсти. Глаза начали закрываться, но мозг по-прежнему работал с огромной скоростью. За окном было темно, будто даже уличные фонари были выключены. Подойдя к запотевшему окну, Крэлкин уткнулся в него лбом и посмотрел на темную площадь. Никаких бликов на стекле не было, фонари не горели.

«И нечего керосин зря палить. Или у них какие-то другие осветительные системы стоят? Электричество тут может быть? Наверняка, нет. Не нужна им эта технология. Да и зачем им вообще технологии? У них есть магия. А магия и технология несовместимы. Если кто-то начнет продвигать науку, то развернется полномасштабная война между одним лагерем и другим: технологией и магией. И еще неизвестно, кто выживет в этом противостоянии. Естественно, что примитивные технологии, которые работают медленнее магии, не смогут победить ее.

А насколько быстрой должна быть технология, чтобы победить силу мысли? Подобная скорости мысли. Или же, если на скорости сыграть не получится, то необходимо применять управляемое или очень мощное и малошумное оружие. В принципе, взрыв гранаты маг может подавить своими силами, но это теоретически. Практически же будет все проще: магический щит увеличенной массы вокруг волшебника, чтобы не унесло взрывной волной».

Крэлкин прикинул еще массу нюансов, которые должны учитывать обе стороны противостояния, но он не мог понять, какими технологиями могут пользоваться пони. Возможно, единороги бы и могли сделать какой-нибудь вычислительный центр, чтобы управлять чем-либо, но для жеребца это казалось бессмысленным. Маги никогда не будут развивать технологии.

Если технологии будут развивать земные пони или пегасы, то у них будут получаться только громоздкие машины, которые должны будут иметь большие массогабаритные показатели и медленную скорость работы. Конечно, не считая электроники, взрывоопасных и химических видов вооружения и техники. Да и не имело смысла для них развиваться. На страже страны стоят самые сильные единороги и аликорны, которые смогут отразить любые сильные атаки со стороны противников.

«Но вот откуда взялись эти самые аликорны?»

Для развития необходимы либо заинтересованные члены общества, либо лень, либо какой-то внешний раздражитель в виде врагов. В мире Крэлкина всегда вначале развивалась наука в военной среде, а потом, когда технологии устаревали, их отдавали в руки мирным гражданам под предлогом новых разработок. Все разработки проходят простой путь: научно-исследовательский институт, армия, мирное население и безопасные технологии. Но ни одна разработка никогда не обходилась без вливания огромных средств в оную.

Вообще, Крэлкин видел деньги, не как простые бумажки, а как время и знания. За свое отданное время или знания, он получал разноцветную валюту, а за валюту уже мог приобрести то, что он хотел. Маг лишь выкинул промежуточное звено: деньги, и получил, что любая цена – это просто-напросто отданное время или успешно примененные знания.

«Но деньги в своей сути деньги – это ничто. Их не существует. Валюта должна быть подкреплена драгоценным металлом. А бумага – это лишь долговое обязательство. Мы берем в пользование часть золотого запаса страны посредством бумаги, и никого не волнует обстоятельство, что этого золотого запаса мы не наблюдаем. Но что произойдет с деньгами, когда золото из казны чудесным образом пропадет?

А как на этот счет смотрит Селестия и вообще пони? Как у них все устроено? Монеты их могут оказаться вообще из чистого золота, тогда чем они поддерживают данную валюту? Бумажных денег я пока что у них не видел, так что может быть такое, что их вообще не существует. И как происходит оборот денег в обществе? На чем вообще работает правительственный аппарат?»

Темнота за окном хранила молчание. В этой темноте будто кто-то прятался, наблюдая за жеребцом. Крэлкина даже передернуло от таких мыслей, и он, перестраховываясь, отошел от окна. Но через минуту прильнул к нему вновь, пытаясь рассмотреть в этой непроглядной мгле хоть какое-то движение. Размышляя над тем, кто мог бы помимо Селестии, Твайлайт и ее подруг знать, что он чужак, пришедший из иного мира, он представлял какого-то отдельного пони, решившего свергнуть с трона принцессу в одиночку и желающего подключить к этому мероприятию Крэлкина.

Глава 9

I

Альтус лежал на полу и смотрел, как сильный дождь со снегом мыл окно уже несколько часов. На улице все было серым, безвкусным, будто кто-то выкачал все краски из мира. Изредка поднимаясь, он смотрел на метель, на мрачный пейзаж, на голые деревья с крючковатыми ветками, засыпанные снегом. Тогда он вздыхал, потягивался и опять ложился на холодные доски пола, смотря, как тяжелые свинцовые тучи нависают над городом. Каждый раз, поднимаясь и всматриваясь в безжизненный пейзаж за окном, его сердце натянуто замирало, и глаза смотрели, как за стеной падающего снега бледнел знакомый лес.

Иногда нежно-красный пегас вставал с надеждой, что за окном покажутся высотные здания его родного мира, но в глубине души боялся, что больше не увидит Флаттершай, не поблагодарит ее за проявленную доброту и не попрощается. Но всякий раз его взгляд упирался в мрачную панораму чужого мира, открывающуюся за окном, и сердце с гулким стуком падало вниз. Все же, часть Альтуса жила далеко за пределами Эквестрии и вообще данного мира.

Хозяйка дома ушла еще с утра и пока не вернулась. Жеребец начинал беспокоиться, но что делать не знал, да и куда пегасочка ушла, тоже был без понятия. Оставаясь на месте, он слушал, как тяжелые капли били в стекла барабанной дробью и как белую стаю снежинок ветер бросал из стороны в сторону, словно мотыльков, и неистово завывал. Напряженно смотря на грифельное небо, Альтус не знал, что больше всего он хочет увидеть: силуэт самолета или силуэт желтой пегасочки, которая его приютила.

Звери, которые жили в доме, к нему не приставали и вообще практически не шумели. Лишь кролик, Энжел, несколько раз проскакивал мимо открытой комнаты Альтуса с недовольной мордочкой, нарушая идиллистические звуки непогоды своим топотом и показывая, что еще одному пегасу тут не рады. Но единожды встретившись с колким взглядом непрошеного гостя, он больше не попадался ему на глаза.

Внезапно снизу хлопнула дверь, и по дому разнесся стук копыт и голос хозяйки. Альтус вздохнул с облегчением и продолжил свое занятие, однако той гармонии, создаваемой лишь гулкими ударами капель и тяжелых снежинок о стекло да завыванием ветра, больше не было. Снизу слышалась какая-то суета: Флаттершай кормила домашних зверей и попутно что-то делала.

Вздохнув, нежно-красный пегас махнул крыльями, перемотанными заботливыми копытами желтой пони, и полез на жесткую кровать под тяжелое холодное одеяло. Слушая писк и другие звуки, издаваемые мелкими зверьками, он закутался с головой и закрыл глаза. Спать он не хотел, он хотел укрыться от всего мира, от его суеты, от его жителей. Настроение играло с ним в жестокую игру с самого утра, накатывая на сознание разные эмоции, словно волны, омывающие берег: то он хотел отправиться домой, проклиная мир пони вообще и его положение в нем в частности, то не хотел этого, осуждая мир людей и грязь, которую там видел. И эта неопределенность била еще сильнее, чем его неспособность повлиять на ситуацию, ускорить процесс возвращения или наоборот, как Крэлкин, попытаться пресечь его.

Но помогать добиться цели бывшему магу он не хотел ни при каких обстоятельствах. В глубине души Альтус даже радовался, что его друг был лишен магических сил, да и крыльев тоже. Но понимая, что Крэлкин все равно будет пытаться что-либо делать, не знал, мешать ему или оставить все, как есть. Имея представление, на что способны маги в своих стремлениях, Альтус полагался на силу единорогов в усмирении его друга, но хватило бы у них духу причинить боль бывшему магу, он не знал. Он знал только, что побои от его рук и копыт практически не помогали другу осознать ошибок в своих стремлениях, и тот всегда доводил начатое до победного конца. И даже тогда, в больнице, когда Альтус набросился на него, понимал, что он не столько защищал Флаттершай и Твайлайт от нападок Крэлкина, сколько хотел выместить злость и обиду за то, что с ним произошло в этом мире.

Но Крэлкин никак не отреагировал на те ссадины, которыми его наградил пегас. Он все равно продолжал гнуть свою палку, продолжал тереться у Твайлайт, продолжал следовать своему плану. Но зачем он терся и какую цель преследовал – для Альтуса было неизвестно. Да и неинтересно это ему было, у него были свои проблемы, которые сейчас ему казались настолько мелочными, что у него не укладывалось в голове, как на такое вообще можно было отвлекаться.

Услышав стук копыт о деревянную скрипучую лестницу, пегас понял, что Флаттершай поднималась наверх, где и была предоставлена ему небольшая комнатушка, в которой располагались кровать да крохотный столик. Не желая, чтобы его сейчас трогали, он притаился, но нежный голосок окликнул его, и он нехотя отозвался, откинув с головы одеяло и уставившись на рой снежинок за окном.

– Я видела Рарити, – сказала Флаттершай. – Она беспокоится о тебе.

– Ага, – безразлично отозвался Альтус.

– А еще она передала эту красивую теплую накидку, которая сшила специально для тебя, – продолжала та.

– Не стоит, не хочу я ничего носить, – с нажимом оповестил ее нежно-красный пегас.

– Я положу сюда, если захочешь, то…

Альтус услышал, как кобылка что-то положила ему на кровать. Тяжело вздохнув, он ничего не сказал, хотя хотел полететь к Рарити и бросить ей в мордочку ее поделку. Пусть он и понимал, что это в каком-то роде забота о нем, глупом жеребце, но не хотел принимать подарки от пони. С модельершей он не раз разговаривал на этот счет, но та была глуха к его словам.

– С тобой все хорошо? Как крылья? Не болят? – заботливо осведомилась Флаттершай.

– Все просто замечательно, – без энтузиазма ответил гость.

– Скоро будем кушать, – радостно возвестила пегасочка, явно обрадованная улучшением состоянием своего подопечного. – Я купила овса…

– Не хочу я вашего овса, – буркнул Альтус.

Наступила тишина. Радостный голосок хозяйки дома тотчас же растворился в безмолвии, и уже новые, волнующие интонации слышались в нем:

– А чего ты хочешь?

– Мяса, – с горечью ответил пегас.

– “Мяса”? – переспросила озадаченно Флаттершай. – Но… пони не едят мясо.

– Я знаю, что не едят. А вот люди едят, – желчно отозвался жеребец.

Альтус чувствовал обиду за то, что больше не попробует ни одного куска свежего жареного мяса. Будучи спортсменом, он соблюдал строгую диету, большую часть рациона которой служила именно плоть убитых существ. И отказ от привычной пищи все острее поднимал вопрос о том, чтобы помочь магам в их начинаниях отправить чужаков туда, откуда они появились, но Альтус не представлял, каким образом он может быть полезным.

– Прости, но я не смогу тебе помочь, – извиняющимся тоном произнесла пегасочка. – Может, немного…

– Нет, я не хочу ничего другого, – деревянным голосом перебил ее пегас.

– Ну, может тогда…

– Чего?! – вскрикнул жеребец и рывком сорвал с себя одеяло. Он уже сидел на кровати напротив хозяйки дома и смотрел в ее растерянные глаза. – Не хочу я никакой травы! Это уже все осточертело! Дайте мне нормальной еды!

– Какой? – дрожащим голосом спросила Флаттершай.

– Которая бы прыгала, бегала, ползала, издавала какие-то звуки, да что угодно, лишь бы в ее жилах текла кровь! Но не траву!

– Но так нельзя… – Желтая пони отошла от него и на глаза навернулись слезы. В ужасе она прошептала: – Нельзя убивать живых… – пегасочка всхлипнула и проглотила остаток фразы.

Внезапно кобылка сорвалась с места и выбежала из комнаты. Альтус недовольно фыркнул и повалился обратно на кровать. Сердце заболело, забилось тяжело, и каждый удар его отдавал в голове тяжелым набатом. Еще некоторое время пегаса обуревали гнев и негодование, но вскоре он остыл и, слушая приглушенный плач, понял, что сделал очень больно своему другу.

Словно в трансе он поднялся и пошел на голос пегасочки, не зная, как он сможет искупить свою вину. Понимая, что Флаттершай не должна его вообще укрывать от сильной бури, не то, что кормить за свой счет, Альтус чувствовал себя не только виноватым, но и обязанным. Как бы плохо ему не было в этом мире, но подруга всегда поддерживала его, а он хотел поддерживать ее. Хотел, но не мог. Найдя хозяйку дома в ее комнате, которую заливал мерклый свет, нежно-красный гость задержался, смотря, как белый кролик с жалобной мордочкой гладит розовые волосы, в которых пряталась пони. Флаттершай лежала на кровати на одеяле, которое было украшено сонмами красных и желтых бабочек, подобно рисунку на ее кьютимарке, как и подушка рядом с ней.

«Ну, и угораздило же меня… Блин, вот что я наделал? Как теперь быть? Она же не просто расстроилась, она меня теперь, наверное, ненавидит. Теперь я для нее лишь монстр, хотящий свежего мяса. А что, если я превратился в монстра? – в ужасе Альтус поднес одно копыто к глазам и посмотрел на него. – Пони… я всего лишь пони. Просто надо привыкнуть есть траву. Я должен… Нет! Я обязан! Ради Флаттершай. Не хочу, чтобы она плакала. Я хочу ей дарить радость, как она подарила мне радость полета».

Попытавшись зайти в комнату, он привлек внимание и пегасочки, и ее любимца. Мордочка кролика исказилась в жуткой гримасе, от которой пегаса бросило в холодок. Белый зверек моментально вскочил и попытался с налета вытолкнуть Альтуса, но гость даже не шелохнулся. Тогда, с сердитым видом, кролик подлетел к двери и попытался закрыть ее с размаху, но лишь выдавил глухой деревянный стук и недовольное шипение пегаса. Оттолкнув упирающуюся в морду дверь, Альтус все же вошел в комнату и, вытолкнув оттуда Энжела, запер помещение изнутри, потирая ушибленное место. Флаттершай пискнула, спрятала глаза в гриве и прижала ушки.

Немного помолчав и собираясь с мыслями, пегас смотрел на ровные светлые ряды досок на полу и переминался с ноги на ногу. Он много раз просил прощения, но ни разу гадкий ком не вставал у него поперек горла, а сердце никогда с таким остервенением не пыталось выпрыгнуть из груди. «Наверное, потому, что у меня никогда не было настолько близкого друга, как Флаттершай. Я просто боюсь ее потерять», – пронеслось у него в голове.

– Прости меня, – со вздохом сказал Альтус. – Я понимаю, что показался не в лучшем свете, но я… сорвался что ли. Это вся новая обстановка, это новое тело… они давят на меня.

Пегасочка плакала, не обращая на него внимания.

– Я понимаю, что все это звучит, как оправдание, но я действительно не хочу делать больно ни тебе, ни кому-либо еще, – сказал он, но уговоры не помогали. – Флаттершай, ну не плачь. Что мне сделать, чтобы ты прекратила?

Он сделал паузу, однако пони продолжала хныкать.

– Если хочешь, то я уйду, – решительно сказал жеребец. – Только не плачь, пожалуйста.

Внезапно из-за густой гривы показалась заплаканная мордочка. Она все еще с испугом смотрела на него и тряслась, а из глаз лились слезы. От этого зрелища у Альтуса кольнуло в сердце, и он чуть заметно скривился.

– Не буду я есть это чертово мясо, не буду и все! – выпалил он с горечью и добавил: – Я ведь пони, всего лишь пони… Не человек…

Пегас уселся посреди комнаты и вперил взгляд в пол.

– Знаешь, Флаттершай, а ведь все, что тут случилось со мной… это все лишь показывает, что у меня никогда не было никого близкого. Никто не ждет моего возвращения, никто не горюет по мне, никто не жалеет, что меня не стало. А Крэлкин, которого я считал своим другом, оказался предателем. Я все делал для него, пытался его исправить, всегда поддерживал, показывал на хорошие стороны жизни… все это зря, пыль, не стоит и выеденного яйца. И я даже не заметил, как перешагнул ту грань, когда уже не я показывал ему на хорошее, а сам стал смотреть его глазами на плохое, что ранее было скрыто от меня, но что я попросту не замечал.

Он вздохнул и обратил печальный взгляд на пегасочку. Та все еще продолжала плакать, но уже с непониманием смотрела на бывшего человека.

– Почему я стал лишь фигурой в многоходовой партии этого мага? Теперь я уже не удивлюсь, если узнаю, что он таскал меня всюду, как собачонку, только для того, чтобы у него была физическая сила… И кто-то для отвлечения внимания, – заключил он. – А я, дурак, думал, что он обо мне заботится, наставляет на путь истинный, закрывает щитами от магических атак, пытается как-то спасти. А на самом деле я оставался жив настолько долго, насколько было ему необходимо и думал так, как он того пожелает… Потом мы оказались в этом мире, и я стал бесполезным, так как больше не был достаточно сильной фигурой… Он меня просто бросил, – с обидой заключил Альтус.

Жеребец поднялся, чтобы уйти, но когда он подошел к двери, за которой слышалось возня, то услышал вздрагивающий голос Флаттершай:

– Но… но этого не может быть. Крэлкин не такой…

– Да откуда ты знаешь, какой Крэлкин?! – вспылил Альтус и повернулся к пони, отчего та сникла и с испугом наблюдала за разгоряченным пегасом. – Ты хоть раз с ним общалась по душам? Ты видела, как мы с ним сдерживали натиск магов? Как вытаскивали друг друга из разных сложных ситуаций? Нет… Вся эта мерзость перепала мне. Он никогда не спрашивал, что я хочу, никогда не старался оградить меня от боли. Наоборот, все сильнее и сильнее вдавливал меня в болото ненависти, заставляя смотреть на грязь и не позволяя поднять глаза… Но у него ничего не получилось. Он не смог привить мне, что наш мир – лишь выгребная яма. Нет! – Он ударил копытом по полу. – Там, где он видел лишь мрак, я находил лучики света и держался их. Я был собой… в какой-то степени.

– Этого не может быть, – боязливо прошептала Флаттершай.

– О, еще как может! – язвительно потянул Альтус и уселся там, где стоял. – Я вспоминаю один случай, который приключился с нами. Тогда нас загнали в угол, и мы сидели в укрытии, когда над нами ходили маги и вынюхивали след. А Крэлкин даже не соизволил использовать свою технику “слепого” перехода, чтобы вытащить нас. Он говорил, что у него недостаточно силы. И знаешь, что он предложил?

– Что? – еле слышно переспросила пегасочка, словно боясь услышать ответ.

– А ничего! – рявкнул спортсмен. – Прорываться с боем, а там будь что будет. Угадай, кто был основной силой? Кто убирал магов с пути? Кто прорывался вперед с помощью… – пони посмотрел на копыта и закончил гробовым голосом: – кулаков… А этот ботан только закрывал меня щитами, да прятался в тени, чтобы его не заметили. Он! Просто! Прятался! – почти по слогам проговорил Альтус, делая акцент на каждом слове. – Выставил меня вперед, пуская, словно на скотобойню. А я думал, что у него действительно не было сил… бред. Были у него силы, просто он не хотел использовать магию перемещения. Для него проще и правильнее было подставить меня под удар, чем самому уйти и оставить след. И после этого он мне друг? Да куда там! – ударил в копыта пегас и извлек глухой стук. – И ведь самое плохое, чтобы понять это, необходимо было превратиться в животное…

Пегас вздохнул и посмотрел в окно. Изнутри его грызли мрачные мысли. Теперь он видел истинную личину Крэлкина, видел, какой он был на самом деле, что для него было ценно, а что было лишь мусором. И дружба была чужда магу, как и само ее понятие. Альтус же был вовлечен в несвойственные ему игры, чтобы его друг получил от него то, что необходимо, а потом, когда он станет ненужным, выбросить на обочину и подхватить на освободившееся место новых попутчиков, которые принесут пользу “великому” замыслу мага.

– А ведь он и Твайлайт использует, – сказал Альтус как бы между прочим. – Просто берет и использует.

– “Использует”? – робко переспросила Флаттершай. – Но… зачем?

– А мне почем знать? Я в его гениальные планы никогда не лез. Оно мне не было нужно. Вообще могу предположить, что он хочет как-то сорвать заклинание по перемещению нас обратно, но что и как мне неизвестно. Скорее всего, он и сорвал первый разрыв материи в исполнении Твайлайт и Трикси, который должен был вернуть меня и его в наш мир, но как – без понятия. Вроде бы он ничего не применял, руны не рисовал, никаких предметов у него не было. Да и вел он себя неестественно тихо. Но это уже пустое. Единственное, что я знаю, так это то, что он будет как можно ближе тереться с теми магами, которым не посчастливится нас возвращать и проникать под покровы техники, чтобы сорвать еще один шанс вернуть домой двух чужаков, которые тут быть не должны.

– Но ведь правильно, что бы вы вернулись, разве нет? – с опаской спросила пегасочка.

– Да, ты права… наверное, – промямлил Альтус.

Теперь, глядя на все со стороны, он не знал, хочет или не хочет возвращаться назад. С одной стороны ему осточертели те ограничения, которые устанавливали для него пони, их тело, образ жизни, противоречащий всем понимаемым нормам человечества. Мир людей как казался для него более понятным, так и остался понятнее. Человек – венец творения природы, гордый, неподвластный ее законам и правилам, вершащий то, что ему хочется. И Альтус был человеком в полной мере, как и его друг. Они делали то, что им хочется: один – помогал, другой – строил планы. И жили они самодостаточно, пока их пути не пересеклись. И с того момента один оказывал помощь тому, кому она была не нужна, а второй просто использовал нового знакомого для своих целей.

– А если бы я тоже не хотел уходить? – спросил внезапно Альтус.

– А разве так можно? – неуверенно осведомилась пегасочка. – Нужно спросить у Твайлайт, – забеспокоилась она.

– Не нужно, – моментально отреагировал жеребец. – Просто интересно, как бы ты отнеслась к этому. Я понимаю, что тут не смогу остаться, как бы ни хотел, но все же, если предположить, что Крэлкин сорвет заклинание или у единорогов ничего не получится…

Смотря на замешательство, отпечатавшееся на мордочке Флаттершай, Альтус понял, что желанным гостем в этом мире он бы не стал никогда.

«Дурак я. И кому я тут нужен? Флаттершай или Рарити? Нет… Никому я тут не нужен был с самого начала, да и никому не нужен я в своем мире. Тогда уж лучше вернуться, чем оставаться в этом теле. А чтобы вернуться нужно обезвредить Крэлкина или помочь Твайлайт и Трикси. Но какой из меня помощник? Разве что этого дурного мага в больницу отправить смогу…»

– Я была бы рада, если бы ты остался, – смущаясь, промолвила Флаттершай.

Альтус не сразу понял, что кто-то что-то сказал, но когда сам смысл фразы дошел до его мозга, он раскрыл рот и безмолвно воззрился на пегасочку, отчего та вконец смутилась и отвела взгляд. Не понимая, что заставило ее сказать подобное, он чувствовал, как внутри него все прыгает от радости, а сердце отбивает чечетку. Но он чувствовал подвох в ее словах. Все казалось слишком радужно, чтобы быть правдой.

«Почему? Почему она это сказала? Кто я вообще такой? Я чужак из другого мира, появившийся там, где меня не ждали. У меня нет ни денег, ни дома, ни… да ничего у меня нет, кроме имени. Хотя и имя мое ничего не значт. А она хочет, чтобы я остался, и была бы рада этому? Но что все это значит? Неужели я ей не безразличен? Неужели я ее друг?»

– Флаттершай, почему ты это сказала? – грубо спросил Альтус. – Если ты просто хотела меня подбодрить, то это плохая идея.

Желтая мордочка обратила на него смущенный взгляд.

– Ну, я действительно думаю, что это было хорошо. Ты мой друг…

– Но у меня нет даже жилья, не говоря уже о каком-либо состоянии, – парировал пегас.

– Но это ведь не так важно, как кажется, – легко улыбнулась пони. – Пегасы живут в основном на облаках, как Рэйнбоу Дэш. Уверена, что она с радостью поможет тебе с этим. А Рарити…

– Почему?! – выпалил Альтус. – Почему ты мне пытаешься помочь? Кто я вообще для тебя такой?

Какое-то время два пегаса неотрывно смотрели друг другу в глаза. Жеребец пытался увидеть хоть что-то плохое, какой-то подвох, скрывающийся за слащавыми словами, недосказанные мысли, но не мог разглядеть. Все, что он видел во взгляде Флаттершай – непонимание. Непонимание по поводу того, что взрослый пегас, жеребец, задает такие глупые вопросы.

– Ты мой друг, – просто сказала кобылка и улыбнулась.

– А что такое “друг”? – спросил в ответ тот.

– Ну… друг… – замялась пони.

– Слова, лишь слова, – с горечью произнес пегас.

Флаттершай некоторое время безмолвствовала, теребя в копытах свою гриву и смущенно посматривая на жеребца, потом вперила решительный взгляд в Альтуса, однако смутилась и отвела глаза, встретившись с не менее жарким взглядом гостя.

– Ну, и что? – с нажимом спросил Альтус. – Почему ты молчишь?

– Ну, я… – нерешительно отозвалась пегасочка.

– Ты же хотела что-то сказать! Так говори.

Флаттершай опустила голову.

– Друг, – фыркнул жеребец. – Нет друзей, и быть их не может. “Друзья не предадут” или “друзья всегда помогут”. Ничего глупее я в жизни не слышал.

– Ты не прав, – чуть слышно отозвалась желтая пони.

– В чем я не прав? – осведомился пегас. – В том, что друзей нет? Ты сама даже не можешь сказать, кто такой “друг”, а обвиняешь меня во лжи? Думаешь, что розовые сопли, которые ты показываешь мне про дружбу, что-то изменят? Крэлкин прав, а вы все ошибаетесь.

– Ты ошибаешься, – чуть слышно произнесла хозяйка дома и посмотрела на него. – И Крэлкин ошибается. – Кобылка вздохнула и закрыла глаза, собираясь с мыслями. – Как вы так бессердечно можете судить о дружбе в нашем мире? – с обидой произнесла она.

– А как нам судить, если вы все тут молчите и только занимаетесь возвращением нас домой? – парировал Альтус. – Хотя бы для начала скажи, что такое “друг”.

Смутившись, Флаттершай жалобно посмотрела на глупого жеребца, который пытался говорить гадости о светлом чувстве.

– Друг… – неловко начала она. – Друг всегда тебя поддержит и утешит, и не разрешит сделать больно никому, кто бы тебя ни окружал. И даже самому себе. Друг дарит радость и тепло лишь своим присутствием. С другом ты можешь поговорить о чем угодно или просто помолчать. С другом кажутся решаемыми любые проблемы и преодолимы любые сложности. С другом ты можешь совершать такие вещи, на которые сам бы никогда не решился или боялся сделать. Друг всегда поддержит тебя в любом начинании, каким бы безрассудным оно не было и как бы ни лежали у тебя к этому копыта.

– Друг, – тупо повторил Альтус. – У меня нет друзей.

– Но почему? Ты хороший, заботишься…

– Да не важно, о ком я забочусь, – перебил ее жеребец. – Все, что ты описываешь, я получал от Крэлкина, но он не друг, а предатель. Я думал, что он мне добра желает, а он просто хорошо играл свою роль. Неудивительно, что все мои начинания наталкивались на горы литературы и чуждых мнений. Он твердил, что так правильно, что вообще все необходимо делать правильно, но я же не мог все вначале делать идеально. Я просто делал то, что мне нравилось.

– А что тебе нравилось?

– Мне нравилось петь, – без тени смущения сказал чужак.

– Это же прекрасно, – приободрилась Флаттершай.

– Нет, не прекрасно, – остудил ее энтузиазм пегас. – Вначале Крэлкин приволок мне кучу литературы, которую я должен был прочесть, и репетировать сложные упражнения, но я не слушал. Я просто пел, я был воодушевлен своим начинанием, ослеплен своей гордыней. Когда же у Крэлкина лопнуло терпение, он привел меня на профессиональную студию звукозаписи и попросил спеть все, что я захочу. И я спел. Я спел так, как никогда не пел, мне казалось, что я был неподражаем. Но все растаяло, когда там же в студии, где сидел один из музыкальных продюсеров города, проиграли мою запись. С тех пор я больше не пою. Может быть, Крэлкин и скотина бесчувственная, но он стремился помочь, хоть как-то… Себе…

– Ты настолько плохо пел? – изумилась пони.

– Когда тебе говорит профессионал своего дела в глаза те же фразы, что и Крэлкин, о том, что я бесталанный человек, и оперирует теми же доводами, что и он, то начинаешь в следующий раз задумываться, прав он или нет. Но я понял, для чего он это сделал. Я уверен, что он специально тянул с моим походом на студию, пока там не появится продюсер, а потом добил меня его же словами, чтобы я никогда больше не порывался заниматься чем-либо, кроме боев. И у него это превосходно получилось.

– Надо всегда следовать своему таланту, – сказала поучительно пони, вразумляя пегаса. – Никто не может его сам себе создать.

– Да ладно?! – с вызовом спросил Альтус. Флаттершай дернулась и с опаской посмотрела на собеседника. – Талант показан на кьютимарках? Сейчас посмотрим… Вот.. – он стукнул копытом по крупу в месте отметины, – у меня крылья нарисованы, это значит, полет… А даже если не полет, то в любом случае, это связано с крыльями или полетом, – заключил жеребец, и желтая пони кивнула. – А я всю свою жизнь провел на ринге, в боях, выбивал зубы оппонентам, ломал руки, ноги, ребра… И я был достаточно хорош. У меня были свои спонсоры, своя команда, свои тренера. Меня тренировали каждый день, натаскивали, как собаку, не щадили и не давали никаких поблажек.

– Оу, – протянула кобылка. – Но… но это не талант.

– А что это тогда было такое? На что я потратил практически всю свою сознательную жизнь?

– Это умения, – робко произнесла пегасочка.

– И что, что умения? – не понял Альтус.

– Любому умению можно научиться и научить близкого тебе пони, – объяснила Флаттершай.

– Так и таланту учатся, разве нет? Чем умения отличаются от таланта?

– Талант – это то, что природа дала тебе и только тебе при рождении. Талант и умение различаются своей наполненностью.

– Чем? – переспросил Альтус.

– Тем, что стоит за ними, – пояснила кобылка.

– Все равно не понимаю. В любом случае с самого детства я дрался, – уверенно объявил пегас. – В этом мой талант.

– Возможно, ты дрался не потому, что хотел, и не потому, что тебе нравилось? – спросила Флаттершай и спряталась под гриву от прямого взгляда пони.

– Хотел я этого или нет – не важно, – недовольно ответил пони. – Важно то, что я этим занимался практически всегда.

– И ты всю жизнь только дрался? – с нескрываемой озабоченностью спросила Флаттершай.

– Конечно, я всю жизнь дрался, – горячо ответил Альтус. – Все же я пытался заниматься чем-то другим, но выходило все так же, как и с моей жаждой пения. Крэлкин рубил мои стремления под корень.

– Возможно, он был немножечко прав… – сказала потухшим голосом пегасочка.

– Что?! – взревел Альтус, и ор его заставил Флаттершай сжаться в комочек и забраться под одеяло. – Ты тоже на стороне этого ботана?! Да что такое с этим миром?!

– Я не на его стороне, – пискнула пони.

– Да неужели?! – не прекращал наседать Альтус. – Ты считаешь, что он хорошо делал, когда говорил, что я ни на что не годный кусок мяса?!

– Нет… – донесся дрожащий голосок пегасочки.

– Тогда почему ты говоришь, что он прав?! Отвечай!

Альтус подскочил к кровати и рывком содрал с хозяйки дома одеяло. Отбросив его, он вновь прикрикнул:

– Отвечай на вопрос!

Кобылка вновь затряслась, всхлипывая. Она тихонько плакала и жалобно поскуливала. Но на пегаса сейчас это произвело никакого впечатления. Его уже настолько достало, что все носятся с Крэлкиным, как с писаной торбой, что готов был вгрызться в глотку любому, кто поддержит его. Но он понимал, что на Флаттершай мог только кричать, но ничего больше. Когда злость отступила, и взор Альтуса прояснился, он опять увидел плачущую подругу и, тяжело вздохнув, плюхнулся крупом на пол.

– Твою мать, – в сердцах ругнулся он. Теперь пегас не знал, что сделать. Понимая, что накричал на чуть ли не единственную пони, которая пытается ему помочь, он просто не мог ничего сделать, осознавая безвыходность ситуации. «Теперь она никогда меня не простит. Да и я бы сам себя не простил», – думал он мрачные мысли.

Порываясь несколько раз начать диалог, он себя одергивал и опять задумывался над тяжестью своего проступка. Что-то мешало ему просто так попросить прощения, что-то глубинное, какая-та черная заноза, загнанная в сердце. Он начинал вспоминать, как его успокаивала мама, которой он доверял самые потайные секреты. Зачастую она с ним говорила, но Альтус понимал, что тут разговоры излишни. Единственное, что он еще вспомнил в поведении матери, это то, как она его, обиженного на весь мир, гладила или обнимала. Задумавшись над правильностью этого поступка, пегас инстинктивно подошел и сел на кровать к пегасочке, которая еще больше сжалась.

Подняв копыто, он задержал его над розовой гривой подруги и закусил губу. Он не мог этого сделать, хотел, но не мог. Он понимал, что может пресечь ту черту, когда подруга перестанет быть подругой, а станет чем-то больше, а потом они расстанутся навсегда, потому что их взгляды не сойдутся или они просто поругаются. Такое с ним случалось не один раз, и пегас больше не хотел повторения истории. По крайней мере, не с Флаттершай. Пошарив глазами по кровати, по ее хозяйке, скользнув взглядом по танцующим неистовый танец снежинкам за окном, он закрыл глаза и опустил копыто.

Флаттершай дернулась, как только почувствовала, что Альтус до нее дотронулся, но не отстранилась. Жеребец понимал, что ей некуда было деться из закрытой комнаты, разве что в окно бежать. Гладя мягкую, слегка влажную от недавней прогулки гриву, пегас чувствовал, как пони постепенно успокаивается. Гладил ее Альтус довольно долго, пока Флаттершай полностью не пришла в себя и не отстранилась от нового поглаживания.

Кобылка села на кровать спиной к жеребцу. Тот тоже отвернулся. Они молчали, не смея ничего сказать. Напряженную тишину нарушало лишь завывание ветра и барабанная дробь в окно в исполнении настойчивой метели. Жеребец немного успокоился. С приходом в норму Флаттершай, он начал чувствовать себя легче, но все же неподъемный груз вины висел на его душе.

Смотря в пол, Альтус скользнул взглядом по одеялу. Он бесшумно спрыгнул и подобрал его, а потом осторожно обнял сзади пегасочку, накрывая ее поднятой вещью. В какой-то момент ему не захотелось разжимать объятий, но, пересилив свой внезапный порыв, вновь сел спиной к Флаттершай. Сердце у жеребца выпрыгивало из груди, и он даже не хотел думать, что ему могла понравится кобылица.

– Спасибо, – внезапно послышался грустный голосок пегасочки.

Альтус ничего не ответил, только тяжело вздохнул, пытаясь выкинуть из головы то, что сейчас произошло, и списать свою слабость на неправильно проведенный ритуал мага, на погоду, на обстоятельства, но он не хотел принимать внутреннюю близость к Флаттершай, как к представителю противоположному пола. Она была его подругой, и он не хотел нарушать эту связь.

– Я лишь имела в виду, – робко сказала Флаттершай, – что Крэлкин правильно делал, когда держал тебя подальше от того, что у тебя не получалось. Ведь… – она осеклась и замолчала, но жеребец не торопил, понимая, какой стресс свалился на нее сегодня.

Хоть Альтус и не до конца понимал, как можно так всего бояться и стесняться, но немного привык к вечной пугливости желтой подруги и принимал ее такой, какой она есть.

– Просто ты будешь терять время и заниматься тем, что тебе не нравится, – объяснила кобылка. – Ты вел себя, как меткоискатели.

В голове Альтуса всплыли размытые образы трех жеребят: желтой земной пони с красной гривой и шикарным бантом на затылке томатного цвета, ЭплБлум; оранжевой пегасочки с лиловой гривой и маленькими крылышками, Скуталу; и белой единорожки с фиолетово-розовой гривой, Свити Бель. Все они были маленькими жеребятами, которые совали нос не в свое дело. Они были уверены в правильности своих действий, такие наивные и беззаботные создания, что Альтусу невольно стало их жалко. Они опрометью бросались в беспокойное море жизни и пытались уплыть, не заботясь о своей безопасности или мнении окружающих.

– Неужели я похож на них? – будто в трансе проговорил жеребец.

Но Флаттершай не ответила, лишь молча поднялась и направилась к небольшому столику, на котором стояло две одинаковых чашки на небольшом подносе.

– Энжел приготовил чай для нас с ним, но если хочешь, – сказала пегасочка, и Альтус мутным взором посмотрел на нее. – Угощайся.

Она уселась на подушку, лежащую около стола, обхватила обоими копытами кружку и, немного подув, остужая чай, потянула напиток. Альтус молчал, смотря на кобылку. Он никак не мог понять, какое у нее настроение и как с ней общаться. Она выглядела усталой, поникшей, подавленной, но ее глаза выражали уверенность и неиссякаемую доброту.

Набравшись смелости, жеребец подошел к столу, сел с другой стороны от кобылки на подушку и взял кружку Энжела. В тишине два пегаса пили чай, но не наслаждались этим процессом и старались друг на друга не смотреть. Альтус смотрел на деревянную лакированную натертую до блеска столешницу и пытался найти хоть какие-то вмятины или царапины. Иногда он смотрел в кружку, пытаясь понять, что за траву заварил кролик для себя и своей хозяйки.

– Прости меня, – внезапно сказал жеребец и посмотрел в глаза Флаттершай.

Она посмотрела на него в ответ и слабо улыбнулась. Трапеза продолжилась. Залпом допив чай, Альтус поставил кружку на стол и разлегся поверх него, вытянув передние ноги на столешнице и устремив взгляд в даль. Перед ним сидела желтая пони, которая немного оживилась, увидев выходку пегаса.

– Почему я такой неудачник? – спросил с досадой в голосе нежно-красный жеребец и вновь посмотрел в глаза Флаттершай, но, не ожидая ответа, он продолжил: – Друзей не было, нет, и не будет с моим отношением к ним. Я только и могу, что ломать и кричать. – Он вздохнул. – А что мне это дало? Друга, который и не другом оказался вовсе, а даже совсем наоборот, и проблемы, которые сам же и расхлебывал. И почему Крэлкин давал мне жить? Неужели я был таким ценным?

– Ты так расстроен, что Крэлкин оказался тебе не другом?

Альтус задумался, действительно ли это было так. Все же, как бы маг не был ему противен, но он понимал, что сам был настолько глуп, что шел у него на поводу.

– Наверное, – ответил жеребец, не желая принимать правду.

Воззрившись пустыми глазами на Флаттершай, бывший человек услышал, как в дверь кто-то отбивает мелкую дробь. Смекнув, что это был кролик, он не стал открывать ему. Но пегасочка поставила кружку на стол, засеменила к двери и впустила нарушителя спокойствия. Это был Энжел, как и полагал нежно-красный пони. Зверек моментально подлетел к пегасу и начал отбивать задней лапкой по копыту. Флаттершай подхватила своего любимца и, зависнув над потолком, удерживала в копытах вырывающегося белое существо. Альтус наградил его усталым взглядом и заметил, что хозяйка дома ожила.

– Энжел, это наш гость, – говорила она кролику. – Нельзя так с гостями обращаться.

Кролик указал на кружку, стоящую у пегаса.

– Оу, – поняла пегасочка. – Я заварю тебе еще одну кружку чая. Самую вкусную, – пообещала она. – Только поставь, пожалуйста, чайник на огонь.

Альтус проводил взглядом выбегающего зверька. Было видно, что он недоволен появлением такого наглого гостя, но Альтусу было все равно. Хоть ему и не нравился кролик, но он смог поднять Флаттершай настроение, а за это он готов был простить белому питомцу многое.

– Как ты с ним справляешься? – спросил без энтузиазма жеребец, смотря, как напротив него усаживается хозяйка дома.

– Талант, – просто ответила Флаттершай.

«”Талант”, – повторил для себя пегас. – Талант… талант… тут все помешаны на кьютимарках, которые показывают этот самый талант. А все ли пони с метками занимаются своим делом? Возможно, нет, но это же не отменяет их предрасположенности к определенному таланту. У Флаттершай нарисованы три бабочки и это трактуется, как забота о животных. А что значат мои крылья? И что значит пустой бок Крэлкина? А почему я вообще получил кьютимарку?»

– Неужели мой талант связан с крыльями? – спросил Альтус, осмотревшись.

– Если твоя кьютимарка в виде крыльев, то, скорее всего, так оно и есть, – сказала пегасочка.

– Но это лишено смысла, – запротестовал жеребец. – У меня же не могло быть крыльев в своем мире. Значит, и кьютимарки в их виде быть не должно. Должно быть изображено… к примеру, ринг, или какое-то спортивное снаряжение. Ну, или что я там на самом деле умею делать? Но если у меня есть кьютимарка, а на ней крылья, выходит, что в мире людей у меня не было таланта и не могло его быть. И я бы всегда оставался в тени одаренных?

– Возможно, тебе было суждено жить в этом мире? – спросила желтая пони.

Альтус застыл каменным изваянием, смотря на Флаттершай изумленным взглядом. Он обдумывал вероятность, что действительно должен был попасть сюда и остаться здесь навсегда, что это его предназначение, что это его жизненный путь. А жизнь в мире людей нужна была лишь для того, чтобы найти мага, с ним прыгнуть сюда и чтобы тот преобразовал Альтуса в пегаса.

«Но если все действительно так, то, получается, что я всегда был пони, но в теле человека? Бред… Но у меня же появилась кьютимарка! А вот у Крэлкина нет. Это значит, что он не должен тут быть. И что же теперь мне делать? Все стало еще более запутанным, чем раньше. Помогу Крэлкину, я останусь здесь вместе с этим монстром. Помогу Твайлайт – уйду и я… Так что мне теперь делать? Хочу ли я быть пони до самой смерти? И если да, то захочу ли я тут остаться? И позволю ли я Крэлкину здесь жить?».

Жеребец вздохнул, посмотрел в окно и спросил, ни к кому не обращаясь:

– И что мне теперь делать?

II

Крэлкин проснулся от того, что хлопнула дверь. Нехотя он раскрыл глаза и осмотрелся. В библиотеке никого не было, тишина, нарушаемая лишь редкими приглушенными перекрикиваниями маленьких жеребят, нависала над жеребцом и тянула обратно в сон, и даже яркий солнечный свет не мог помешать ей в желании усыпить пони. Да Крэлкин и сам был не прочь еще поспать, отдаться сладостной дреме, расслабиться и наслаждаться бытностью и своим спокойствием.

У себя в мире, еще до того, как он стал заниматься магией, да и в первые годы его занятий в обществе колдунов, он периодически устраивал себе так называемый День Лентяя, когда он, довольный своим положением и душевным состоянием, спал весь день или просто валялся в кровати, ничего не делая и изредка вставая на кухню, чтобы принести себе заранее приготовленную еду из холодильника и вновь броситься в объятья теплого одеяла. Но после первого “слепого” перехода, его спокойная жизнь закончилась, и День Лентяя пришлось отменить. Навсегда.

Сейчас, в мире пони, нежась под теплым одеялом в библиотеке рядом с историей и сонмами иной литературы, часть которой жеребцу непременно нужно прочесть, он уже не хотел напрягаться, даже лишнее движение нового тела казалось ему сейчас бессмысленным и ненужным. Он задавался вопросом: “Зачем ему было вообще что-то делать сейчас?” Да и что он от этого будет иметь впоследствии, тоже смутно представлял.

Гонения, которые он терпел в обоих мирах, были для него не только не в радость, но и приносили в его личное пространство такие невыносимые мучения, что поделись он ими с кем-то, то его бы сразу отправили к психотерапевту или предложили что-то для поднятия настроения и избавления от мрачных мыслей. Но Крэлкин не хотел помощи, он хотел самостоятельно справляться со всем, что твориться у него в голове и находит отражение в окружающем мире. Возможно, он хотел бы видеть все, как Альтус, в радужных тонах, но розовые очки, которые носил его друг, были противны бывшему магу и наполняли жизнь еще большим диссонансом.

Окинув взглядом все, что произошло с ним в Эквестрии, жеребец уже не знал, хочет ли тут быть. Единственное, что тут ему не грозило – это смерть от обезумевших вандалов, которые хотят заполучить его голову или знания, которые покоятся под черепной коробкой. Мир пони его не устраивал всецело, но, тем не менее, это был мир, в котором он сможет выжить. Именно выжить, потому что Крэлкин понимал, что возможность жить нормальной жизнью простого человека или пони ему уже не представится никогда.

«Лучше радужная пропасть, чем навозный рай», – подумал жеребец и закутался в одеяло, прячась от глаз, звуков, холода и приятно пахнувшего завтрака. Пытаясь заснуть, он невольно вспомнил, как к нему впервые пришли маги и атаковали. Тогда он не понимал, что они хотели и почему желали его смерти. Пытаясь выжить, он защищался самозабвенно, как зверь, загнанный в угол и в конечном счете обезвредил всех, кто к нему пришел.

Тогда Крэлкин впервые почувствовал безысходность, когда воздух пропах смертью и когда выжить уже не представлялось возможным. Животный страх сковал тело и не позволял двигаться, а напряжение каждого мускула отдавало невыносимой болью. Но маг двигался, двигался, превозмогая боль, со слезами на глазах, проклиная все на свете, но двигался, чтобы выжить и завтра встретить новый день.

И Крэлкин бил. Бил, что было сил по непрошеным гостям, но страх никуда не хотел уходить. С каждым мгновением он только рос, ширился в сознании мага. Каждый разбитый предмет мебели от смертельного заклинания, которое было предназначено для него, впечатывался в память смертельным ужасом. Он балансировал на лезвии ножа, на середине жизни и смерти, и так и остался там, не сумев выпрыгнуть к жизни и не желая принимать смерть.

После победы над незадачливой группой во главе с Гресмитом, который впоследствии стал самым ярым его врагом и преследователем, Крэлкин узнал, что обладает ценным знанием, которое рано или поздно все равно кто-то заберет, хочет он того или нет. Сидя в разбитой квартире, он переводил дыхание и ждал, что кто-то опять придет, и начнется новый бой за его существование на планете Земля.

Смотря тогда в пол, маг хотел вернуться в привычное состояние, хотел перестать чувствовать всю мерзость, которая только что свалилась на него, но не мог прекратить бояться за свою жизнь. Ужас, пережитый в то время, он пронес сквозь жизнь до тех пор, пока ему еще счастливилось дышать, и даже будучи пони, Крэлкин чувствовал этот панический страх смерти. Но он так и не смог ни с кем поделиться этим чувством, предпочитая жить собственной жизнью. Пронося с собой эту боль, его душа настолько огрубела, что он научился не только жить с невыносимыми для него страданиями, но и принимать все новый и новые порции мучений, как данность.

Он не мог радоваться, не мог страдать, не мог любить не потому, что не хотел, а потому, что просто не мог из-за своей нелегкой судьбы. И виной всему было древнее знание, которое он украл в свое время. Не желая расставаться с ним, он подвергался очередным атакам со стороны завистников. И хоть он неоднократно получал угрозы и намеки на то, что его обезглавят, он не предпринимал ничего, только затравленно озирался каждую секунду, ожидая увидеть магов или летящее к нему заклинание.

«Я не отдал это знание, а оставил себе. Я был тщеславен, горделив, норовит, но это не спасло меня от участи изгоя. И я стал скрываться от кровавых расправ, не ведая ни того, что творю, ни того, за что сражаюсь. Я просто хотел выжить, как и все, я просто хотел существовать, а не заканчивать жизнь, растворяясь в вечном ничто. И прав был Гресмит, когда говорил, что рано или поздно я все-таки отдам знания, и это только вопрос времени. Этот посредственный маг смотрел в будущее, когда я жил настоящим и цеплялся за каждый вздох своей никчемной жизни. У меня даже времени не было, чтобы остановиться, передохнуть и подумать, меня увлек бешеный поток сражений. И, в конце концов, он смыл меня в бездонное море отчаянья и гнева.

Кто хотел утопать в жестокости? Думаю, что даже самые смелые люди не хотели бы проходить через то, что довелось пройти мне. И ведь моя борьба не закончилась, несмотря на то, что я в другом мире. Все также моими знаниями интересуются иные сильные мира и пытаются выведать у меня потайные секреты. И я настолько слеп, что даже не вижу, как это происходит. Может, мои мысли читают? Даже сейчас, когда я предаюсь самобичеванию и страдаю от приступа непонятной хандры?

Наверное, мне уже все просто осточертело. Возможно, даже смерть не такой и плохой исход событий… Но если уж я решусь убивать себя, то мне необходимо уничтожить голову, – Крэлкин вздохнул. – Что я несу? Ну, умру я или не умру, достанутся мои знания Гресмиту или Селестии, или я заберу их с собой в могилу, – все это бренно, все это косвенно, все это излишне. К чему тогда были все мои сражения с магами за свою шкуру? Зачем я плел интриги и уничтожал тех, кто мне не был близок по духу? Зачем я вообще выживал? Если я сейчас хочу убить себя, то зачем я делал все те телодвижения, которые спасали мою жизнь и продлевали ненавистное существование? Нет, Селестия не получит такой большой подарок от меня. Пусть она меня выпрет из этого мира, но я без боя не сдамся».

– Не сдамся, – чуть слышно сказал жеребец. – Хочу выжить. Смерть – это конец, а я пока что не стремлюсь к концу. Я хочу выжить, – вновь повторил он.

Сев на кровать, он свесил ноги и посмотрел на каменный пол, выложенный ровными рядами. Нашарив рядом с подушкой книгу по истории и положив на нее копыто, Крэлкин вздохнул, понимая тщетность своих попыток. Осознавая, что Селестия была ему не по зубам, он проклинал, что не имеет хоть какой-то реальной силы, могущей противопоставить ей. Пусть он и помнил о боевых неиспользованных рунах, которые он начертал на руках для дуэли со стихийником, однако понимал, что вероятность их работоспособности стремилась к нулю. Технологий в Эквестрии, предназначенных для ведения боя на расстоянии для земных пони, просто не существовало. А если они все же имели место быть, то для того, чтобы раздобыть подобные сокровища, не было ни времени, ни возможности. Вероятность же найти такие технологии в необозримом будущем была крайне мала, и вдобавок концентрация на этом могла отвлечь его от более насущных проблем, свалившихся на него и давящих своим непомерным весом на стремления жеребца.

Пододвинув к себе книгу, Крэлкин положил ее на колени и посмотрел на потрепанную временем черную обложку, отмечая на ней каждую выбоину и царапину. Фолиант был тяжелым, пахнущий пылью и воспоминаниями сотен жителей древних времен. Пытаясь охватить все это великолепие мнений и мыслей, он невольно поразился тому, какой на самом деле вклад несет в себе эта неприметная книга, ведь за древние знания платили, и платили очень дорого. А кто не хотел продавать, того убивали. Крэлкин, найдя в свое время подобные знания, не пожелал делиться ими с кем-либо, и его пытались убить. Древние знания несли смерть, и бывший маг это прочувствовал на своей шкуре в полной мере. И сколько смертей было допущено в угоду истории Эквестрии, он мог только догадываться.

Открыв книгу, жеребец неспешно листал ее, наслаждаясь запахом старинной библиотеки и ища то место, на котором закончил чтение. Он уже не был так уверен в том, что делает и на чем концентрирует внимание. Все расплывалось перед глазами, не было четкого отражения в озере, в которое он смотрел, и рябь на поверхности воды появилась не так давно, несколько дней назад, когда он немного прикоснулся к Селестии и Луне, к их жизни и внутреннему конфликту. Два аликорна мутили воду, нагоняли волны и отсекали возможность трезво смотреть на мир и ситуацию.

Первая запись, которая шла после красивой узорчатой надписи: “Эпоха Хаоса и Разрушений. Аликорны”, датировалась первым годом. Двести лет, которые выпали из истории, насторожили Крэлкина. Он начал фантазировать, что же произошло за эти годы. «Даже к дате не приписано “НПС”. Что же значит эта аббревиатура? И двести лет, которые просто выпали из книги… Что-то тут не то. Что-то очень серьезное произошло в этот период. Либо записей вообще не было, либо кто-то их уничтожил. Эпоха Хаоса и Разрушений. Аликорны. Сколько же тут всего написано?»

Пролистав вперед, он обнаружил только два документа, датированные одной датой. Следом шла эпоха под названием “Грифоническая война”. «Война, – тупо повторил про себя Крэлкин. – Снова война. Но уже с грифонами. Кто же правил пони? Аликорны? Первый год повествует уже об аликорнах? Или о примирении всех пони и их совместной жизни бок о бок? Тогда причем тут аликорны?»

Оставив множество вопросов в стороне, жеребец принялся читать с самого начала. Он решил скрупулезно проанализировать два исторических документа и предугадать, что же могло случиться за те двести лет, о которых нет ни одного упоминания. Он напомнил себе, что последняя запись предыдущей эпохи говорила об очередной волне кровавых сражений и начале войны между пони, потому предполагал, что должны были остаться один победитель и двое проигравших.

“Я до сих пор с холодом вспоминаю, как Принцесса Луна, которая назвалась Найтмэр Мун, смотрела на меня, словно на добычу. Она заставляла служить для нее только потому, что у меня и моих друзей перепончатые крылья и, облаченные в темные доспехи, мы могли наводить ужас на противника и его земли. Но мы же не виноваты, что родились такими, а она взяла и использовала нас, чтобы мы защищали ее и служили во благо Эквестрии. Какими идиотами мы были, что променяли пренебрежение на презрение.

Поначалу все было хорошо, по-другому: Принцесса Луна была такая же хорошая, как и Великосиятельная Селестия и приняла нас потому, что другие отвернулись, однако через несколько месяцев она стала меняться. Старшая принцесса говорила, что это пройдет, что ее сестра переживает трудные моменты жизни, что она запуталась. Но с каждым днем страх перед темным аликорном все увеличивался и не давал нам спать по ночам.

Когда же мы хотели уйти, то она нас запугала: если мы отречемся от нее и нарушим клятву верности, которую давали, то она низвергнет нас и уничтожит. Она говорила, что мы сами будем просить о смерти, когда она займется нами. И мы остались. В страхе мы выполняли любую прихоть нашей госпожи.

Под страхом смерти нам было запрещено говорить со старшим правителем. Принцессы вздорили, и изо дня в день их ссоры становились все жестче. Великосиятельная Селестия требовала, чтобы ее сестра умерила свой пыл, чтобы она одумалась, чтобы перестала вести себя, как глупый жеребенок, но темный аликорн гнула свою палку, не слушая советов родной пони.

Пока все это происходило, мы выполняли разнообразные миссии, из которых далеко не все имели счастье возвращаться. Мы убивали предателей, зачинщиков бунтов, подозрительных личностей по приказу нашей госпожи, делали вылазки в страну грифонов, в земли драконов, к минотаврам и зебрам. Она приказывала, а мы делали, и выбора у нас особого не было. Семьи и спокойная жизнь нам только снились в мечтах.

Когда мы нашли древний артефакт: неизвестные доспехи, то Принцесса Луна моментально одела их и преобразилась. Некоторые попытались удрать, подстегиваемые ужасом от такого зрелища, но госпожа перебила всех, кто осмелился предать ее.

Нас осталось мало, но нашей принцессе уже не нужны были даже приспешники, и она использовала нас, как прислугу. Например, мы возили ее, доставляли неугодных мелких пони, покупали продукты… доходило до абсурда: даже готовка была взвалена на наши плечи. Для нее я и мои друзья были просто-напросто рабами. Это было унизительно. Лучше бы я никогда не соглашался служить темному аликорну.

Став достаточно сильной, Принцесса Луна в одну из ночей заявила сестре, что не вернет на место Солнце и оставит вечную тьму. Великосиятельная Селестия умоляла ее, пыталась уговорить, доказывая глупость ее поступка, пробовала как-то образумить сестру, вспоминая их жизнь, но ничего не помогало. Принцесса Луна была глуха к просьбам и мольбам. И тогда два аликорна сцепились в схватке.

Это было устрашающее зрелище. Мощь, которая столкнулась неподалеку от Кэнтерлота, сотрясла весь город. Все пони с ужасом смотрели, как два аликорна дерутся. Я видел, как часть атак Старшей сестры, которые были направлены в противника, поглощалась доспехом, и в ответ артефакт выстреливал темным сгустком энергии. Несколько таких сгустков попало в город и многие пони погибли.

Но даже это не останавливало двух величайших магов. Сколько длилось их противостояние, нельзя было сказать, ведь за сменой дня и ночи некому было смотреть. Мне кажется, что Принцесса Луна сдерживала натиск сестры только с помощью своих доспехов, но тогда это было неважно. Тогда было важно лишь то, что зло может победить и захватить власть навечно. Меня это страшило, ведь я знаю, какая была Принцесса Луна не понаслышке.

В конце концов, Принцесса Селестия взяла Элементы Гармонии и уничтожила свою сестру во имя Мира и Гармонии. От темного аликорна не осталось ничего, абсолютно ничего, будто ее никогда не было. Мощь Элементов меня поразила. После того как Принцессы Луны не стало, оставшийся правитель взял на себя ответственность за смену дня и ночи. С ее стороны это был великодушный поступок, потому как я видел, насколько она устала после боя и как сильно была подавлена убийством сестры”.

Перечитав несколько раз последний абзац, жеребец закрыл глаза и попытался представить бой двух аликорнов. Насколько они были сильные, насколько были быстрые, какие магические приемы использовали, предпочитали тактику или стратегию. Но это было ничто по сравнению с последней фразой, которая заставила напрячься Крэлкина. «Она была подавлена убийством сестры», – повторял он в мыслях вновь и вновь, пока не вернул себе нормальное восприятие реальности и еще раз не перечитал последний абзац и оторвался от страницы, смотря вдаль стройных книжных рядов.

«Принцесса Луна была уничтожена. – Крэлкин даже не знал, что сказать. – Уничтожение собственной сестры Селестией. Но… кто тогда играет роль темного аликорна? Так, стоп, необходимо разобраться во все по порядку, а то я еще поверю в призраков и массовый заговор против меня, в главной роли которого стоит Селестия, Твайлайт, Луна и еще несколько пони. Что-то тут не то… Нельзя делать очень громких заявлений и скорых суждений, когда дело касается магии. Что я знаю об Элементах Гармонии? Да ничего. И об их реальной силе я тоже ничего не ведаю. Возможно, Принцесса Луна жива, а Селестия создала иллюзию ее смерти, так как говорила, что не убивала ни разу в жизни. Хотя это можно брать во внимание, лишь будучи полностью уверенным в том, что она говорила правду».

– Итак, начнем с самого начала, – сказал он и оглянулся. Убедившись, что находится в библиотеке один, он вновь посмотрел на текст записки и принялся анализировать.

«Луна сказала, что она – Найтмэр Мун. Луна, с которой общался я, этого не утверждала, что значит, Найтмэр Мун либо какая-то кличка, либо психологическое расстройство личности, когда кто-то считает себя кем-либо другим. Раздвоение личности? Не помню, как называется, но вряд ли это имеет отношение к проблеме аликорна. Видимо, ей кто-то промыл мозги, как и многим пони здесь, и это была не Селестия, а кто-то иной, кто мастерски руководил этим процессом из-за кулис. Но, возможно, это только показывает, насколько на самом деле аликорны циничны и не способны считаться с чуждым им мнением.

Однако Луна не всегда была такой. Она стала меняться уже спустя несколько месяцев, как приняла своих подопечных. Можно предположить, что это они так на нее повлияли, но если учесть, что я успел поговорить с этим аликорном, то можно сказать, что она уже в то время добивалась расположения сестры своими, пусть и жестокими, методами. Но несколько месяцев спустя, всего несколько месяцев для того, чтобы у нее сдали нервы и правитель целой страны, наплевав на свои обязанности, стала еще большим циником, чем я. Неудивительно, что Селестия должна была сделать то, что сделала. Однако несколько месяцев после чего? Неужели первый год – это год прихода к власти аликорнов? Но тогда почему Луна так быстро изменилась и превратилась из хорошей пони в наводящего на земли ужас монстра?

Темная правительница стала темной и внутри. Она даже пугала подчиненных своим только видом, а те задания, которые выдавала им Луна, были очень сложными и даже смертельными. Интересно, какую цель она преследовала на самом деле? Почему она отправляла своих подданных в соседние государства, что она там искала? Я так понимаю, что тот загадочный доспех, который поглощал часть атак Селестии».

Крэлкин на секунду прервался, вспоминая, откуда он мог помнить о данном предмете. В предыдущей эпохе, которая описывала жизнь пони в Эквестрийской Конфедерации, упоминание о подобном было, но он располагал слишком маленьким объемом данных для сравнения. Он даже порывался найти в истории момент появления этого доспеха и проследить его судьбу до времен аликорнов, но понимал, что это будет очень долго.

«Достаточно знакомый предмет, – думал он. – А не магическая ли броня Дроттинна это была? Вполне вероятно, что да, но доказательств у меня нет. По его подобию единороги могли наплодить миллионы аналогичных доспехов, а то и улучшенных по качеству и характеристикам. Единственное известно, что оба доспеха поглощали магию, но ни о каких преобразованиях верховного пегаса, как это произошло с Луной, не было упомянуто. Да и об ответных вспышках магии тоже ни слова из предыдущей Эпохи не было. Хотя, возможно, и есть упоминания, но мне уже неохота копаться в пройденном материале, необходимо идти вперед.

Скрепя сердце, я даже предположу, что эти два доспеха – одно и то же. Но Луна не носит ничего подобного. Все, что на ней есть – это тиара, какое-то ожерелье и подковы на копытах, выполненные в виде каких-то туфель или босоножек… Черт их поймет этих пони. Ну, все модные изыски – не по мне и вообще не стоит на это отвлекаться. Идем дальше. Можно предположить, что эти доспехи находятся где-то в замке или музее, потому что такое достояние истории в виде мощной защиты от любых магических атак не может находиться просто в оружейной, если это, конечно, единичный экземпляр или экземпляр, выполненный в ограниченном количестве.

Но насколько велика мощь оружия Дроттинна, если его броня поглощала атаки даже аликорнов. И насколько велика мощь Селестии, что прямая атака поглощается доспехами лишь частично, а ответная атака от части этой силы может убить пони, причем не одного, а многих. Если все-таки взять во внимание то письмо единорога, который делал вылазку в стан пегасов и сражался с их Верховным Вождем, то доспехи способны поглотить магию группы единорогов, а тут… Да, с Селестией нельзя вести открытые сражения. И каким я был глупцом, когда думал еще в теле человека, что атака сзади моей слабой магией сможет поразить ее. Да у нее наверняка щит постоянный стоит, только никто его не видит. И не удивительно, что она дала мне кровь единорогов, чтобы я смог стать местным магом, ведь ей в принципе нечего бояться, а позабавиться со мной можно, выведав все мои знания».

Он вернулся взглядом к документу и продолжил свое занятие.

«Итак, Принцесса Луна, получив в свое распоряжение магический предмет древних времен, начала вести себя фривольно и перестала уважать своих прямых подданных, заставляя их готовить и выполнять грязную работу, которую не каждый пони вообще будет выполнять. Да и конфликт, который она вела с сестрой, подходил к логическому завершению, ведь у нее в копытах оказалась такая сила, о которой можно было только мечтать. И, в конце концов, она выступила против Селестии, заявив о своих правах. Может, не так, как она хотела с самого начала, но все же заявила.

И что сделала Великосиятельная Принцесса? Начала переговоры. Разумно, ведь Луна – ее сестра, но с другой стороны – глупо. А вести сражение около Кэнтерлота – верх идиотизма. В ходе битвы они убили многих жителей и поставили под вопрос вообще целостность города. Но где вела свои дела Луна? Не думаю, что Селестия была бы довольна тем, как ее сестра обращается со своими подданными. Или же старшая сестра настолько не интересовалась жизнью единственной родной пони, что не видела, какие безобразия та творила у нее под носом? Хотя она могла просто закрывать глаза на это.

В любом случае Селестия что-то сделала с Луной, и та испарилась. И причиной тому – Элементы Гармонии. Какие-то древние артефакты, мощь которых не выдержали даже доспехи Дроттинна. Где же хранятся эти Элементы Гармонии и как их использовать? Возможно, у меня даже есть способ убрать Селестию с поля боя, хотя бы на время. Луна-то вернулась, а она явно слабее своей сестры».

Крэлкин оторвался от записи и устремил свой взгляд в окно на облачное бескрайнее небо. Ему почему-то показалось, что он сейчас сидит взаперти, за решеткой под большим замком, который открывается исключительно ключом, находящимся у Селестии. Старшая правительница Эквестрии держала его в библиотеке, как в тюрьме, выдавая еду и не балуя чьим-либо обществом.

«И что вырисовывается в данной ситуации? – подумал он, вытряхнув мысли о его безвыходном положении. – За двести лет приходили к власти Селестия и Луна. Как это все происходило – неизвестно. Все кануло в историю, из забвения которой не выходит практически ничто. Хотя, две пони, которые знают об этом, ходят неподалеку, однако с одной из них я как-то не хочу откровенничать, а вот со второй это занятие бессмысленно. Что Селестия, что Луна представляют ту или иную опасность для моей жизни в этом мире.

В принципе, этот документ не приблизил меня к разгадке о том, что скрывается за аббревиатурой “НПС”. Хотя я почему-то все больше и больше полагаю, что расшифровываются эти три буквы как “Новое правление Селестии”. Но тогда причем тут Луна? Или сестра… Стоп, сестра! Новое правление сестер? Ну, это больше походит уже на правду. Однако все это безосновательно, и я могу гадать так хоть до скончания времен. Нужно идти дальше».

Перевернув страницу, Крэлкин впился глазами во второй, последний документ данной эпохи. Ему не нравилось, что огромный исторический промежуток времени был упущен из вида. Он даже не мог представить, как могла насаждаться власть в лице двух аликорнов, и какая власть была до них. Что-то ему подсказывало, что в Эпохе Хаоса, в которой присутствовали аликорны, этот самый хаос могли спровоцировать Селестия и Луна, а потом под видом добродетели убрать то, что сами же и сотворили, тем самым прекратив войну и захватив власть в свои копыта. Его даже не удивило бы, узнай он, что аликорны вначале творили бесчинства, а потом закрывались благими намерениями, ведь так многие политики делали и в его мире, но он не понимал, зачем так долго необходимо было поддерживать дисгармонию. Хотя в подсознании он уже начинал осознавать, зачем: нужно сменить поколение, которое знало о войне и бывших альянсах.

“Эти глупые аликорны, наконец-то сцепились. Долго ли надо было ждать этого момента. Сейчас они перебьют друг друга, и мы окажемся ни с чем. Единороги уже не такие сильные, как были раньше, слишком разнежились в своих дорогих домах и стали разбалованы миром Гармонии, который преподнесли нашей расе Селестия и Луна. И пусть они убили Дискорда, мы не должны отдавать всю власть им.

Необходимо возродить традиции Аукторитаса и перенять полномочия по перемещению солнца и луны у этих уродцев. Если мы не сможем этого сделать, то так и сгнием в их навязанной Гармонии. Они, конечно, лучше Дискорда, но все равно не заслуживают тех почтений, которые им оказывают простые граждане. Да и не так уж долго они у власти, чтобы требовать к себе подобного отношения.

Были бы тут легендарные члены Аукторитаса, к примеру, Старгейзер Сиятельный или непревзойденный Велкин Стремительный, то они бы показали этим проходимкам, что значит настоящая магия и что значит сплоченность пони. Пусть мы были не такие хорошие, как хотели того аликорны, но мы были свободны от навязывания. Народ доволен, но это все временно. Как только единороги и пегасы поймут, что значит их власть, аликорнов моментально свергнут.

А эта Луна уже давно вызывала подозрения у всех жителей Эквестрии. Может, она не такая опасная, как Дискорд, но уж точно поддерживает его методы правления. Надеюсь, что она убьет свою сестру, а уж мы, Аеквивалереум , уничтожим и ее. Главное, чтобы они хотя бы ослабили друг друга.

Однако сразу же надо перенять управление небесными светилами и рычаги власти. И если для второго у нас достаточно единорогов, то первое необходимо еще пробовать. Все попытки пока что не приводили ни к каким результатам, а результат необходим уже сейчас. Секретные формулы Аукторитаса хоть и есть у нас в копытах, но достаточно рисково их применять. Все единороги, которые пытались своими силами совершить ритуал, лишались либо рога, либо магии, либо рассудка. А некоторые вообще помирали”.

В записке, на некотором отдалении ниже по листу, было приписано еще два абзаца тем же почерком, но текст был неровный, начерканный в спешке. «Наверное, – предположил Крэлкин, – это было написано после каких-то важных событий, которые имели очень серьезный исход. Скорее всего, эта запись была добавлена после того, как эти единороги попробовали напасть на Селестию, и получили ответный удар».

“Все усилия были тщетны. Ни один из единорогов, которые были готовы жизнь отдать за Эквестрию, не справились с заданием и не смогли слить магию воедино, как это делали члены Аукторитаса. Приказ, который обязал уничтожить всех единорогов, не сумевших выполнить распоряжение, был немного необычен, но обжаловать его было бессмысленно, и увиливать от оного нельзя. Наши ряды сильно поредели, но так было необходимо.

Хоть Селестия и победила, Аеквивалереум все равно ей не доверяет и будет пристально следить за каждым шагом аликорна. Теперь данная задача упростилась, так как требуется слежка за одним аликорном и анализ действий только одного правителя. Все равно мы будем настаивать на государственном равенстве всех рас пони в правительстве и обяжем Селестию вести открытую политику. Она не сможет вырваться из нашего капкана”.

Крэлкин ненадолго задумался, пытаясь сопоставить два письма, которые описывали одно и то же событие, но с точки зрения двух разных пони: один служил Принцессе Луне, второй – адепт Аеквивалереума. Откуда пошла эта организация, Крэлкин мог только догадываться, но у него были подозрения, что это потомки или последователи Аукторитаса.

«Итак, что мы тут имеем? – спросил жеребец сам у себя. – Есть какая-то организация под названием Аеквивалереум, которая любым способом хочет захватить власть. Неважно, как они хотят свергать Селестию и Луну, но они хотят этого достичь. К тому же, уж очень примечательно было то, что они ждали, когда Селестия и Луна повздорят и сцепятся в смертельном поединке. Прогнозировали они это что ли? Очень вероятно, но остается вопрос: “Кто они такие?”

Исходя из этого письма, аликорны пришли к власти не так уж и давно, а если быть точнее, то совсем недавно. Возможно, летоисчисление все же возникло с начала правления аликорнов, когда с их приходом наступили Мир и Гармония в землях бывшей Эквестрийской Конфедерации. А единороги все же сдали позиции после войны. Сколько же времени прошло, что они разнежились в Гармонии, которую им принесли Селестия и Луна?

А еще тут упоминается Дискорд. Дискорд, Дискорд… Где-то я это уже слышал, но где? – Крэлкин отвлекся от текста и посмотрел на стол с едой. – Точно, служанка Селестии. Она упоминала Дискорда нехорошими словами. То есть, это существо плохое, а аликорны его победили. Порождение нынешних правителей Эквестрии или же реальный враг, появившийся неизвестно откуда и в одиночку атаковавший пони? Хотя с ним могла быть и армия.

Но если предположить, что этот Дискорд вел активные боевые действия в Эквестрии, то не сходится, что единороги слабые, потому как на войне выживают сильнейшие. Если же Дискорд правил, то уничтожение правителя Селестией и Луной должно было быть воспринято в штыки, при условии, что Дискорд – правитель посредственный, но не тиран. Если же он – тиран, то должны быть хоть какие-то записки из Эпохи Хаоса про восстания или мятежи. Однако ничего из вышеперечисленного не подходит к описанию, какой-то кусок постоянно вырывается из общей картины мира. Что же такое этот Дискорд?

И далеко не все пони поддерживали правление аликорнов. Что же случилось с неугодной оппозицией? И что лично мне ожидать от Селестии? Даже если она ни разу не убивала, то это не значит, что она не отдавала изменников какому-нибудь палачу. Единорогу или пегасу. Хотя она могла отдать эту ответственную должность и земному пони, тем самым укрепив свои позиции честного и справедливого политика у любой расы.

Луна же и Дискорд применяли примерно одинаковые методы правления, но не могу я поверить, что Селестия делила замок в Кэнтерлоте с сестрой. Уж больно они были разные и преследовали разрозненные цели. Да и Луне было бы достаточно трудно прокручивать свои дела рядом с другим сильным аликорном. Значит, надо полагать, что у той была резиденция в каком-то малонаселенном районе. Хотя почему в малонаселенном? Она могла запугать жителей ближайших окрестностей и потребовать от них, чтобы ни одно письмо не было отправлено Селестии. Но сама Селестия могла прибыть в этот городок и тогда Луна держала бы перед ней ответ, что не прельщало бы ни одну сторону конфликта».

Крэлкин представил, в какой глуши могла сидеть младшая сестра Селестии. Это должно быть какое-то закрытое место, чтобы не привлекать никакого внимания, даже если экспериментировать с магией: горы или густой лес. Но это же место, по мнению бывшего мага, не должно быть слишком далеко от Кэнтерлота, так как старшая правительница могла вызвать к себе Луну.

Посмотрев на два последних абзаца, белый жеребец вновь принялся анализировать:

«И все же, у Аеквивалереума ничего не получилось. Даже их желание в реализации плана не сыграло роли: сами единороги были слабыми и неспособными к слиянию магии, а ведь эту технику смогли повторить Твайлайт и Трикси. Неужели эти две единорожки настолько сильные, что смогли провернуть то, что не получилось у специально обученных единорогов? Да, Селестия подготовила достойную пони для поддержки своего авторитета и вообще дополнительную силу в мире магии».

Внезапно Крэлкин осекся, и мысли его побежали в совершенно ином русле:

«Погодите-ка, Аеквивалереум располагал литературой Аукторитаса, в которой описано слияние магии. Неужели это они подбросили книгу по этой технике в библиотеку Понивиля? Неужели и они хотят меня выкинуть из этого мира? Неужели и они видят во мне опасность для Эквестрии? Появилась третья сторона конфликта, о которой я даже не подозревал? Становится слишком тесно на этой арене боев. И ведь каждый новый игрок пытается тянуть одеяло на себя.

Но что если у Аеквивалереума другие цели, в которых я и Альтус, как чужаки, играем только второстепенную роль? Судя из истории, они до сих пор должны следить за аликорнами и силиться захватить власть в свои копыта. Тогда, возможно, они хотят поразить Селестию магией ее же ученицы, доверенного лица, от которого принцесса не ожидает атаки. А чужаки, попавшие в их мир, послужили достаточно хорошей приманкой, чтобы обучить Твайлайт сильной магии, но они не учли, что и пришельцы тоже имеют какие-никакие планы и на счет Селестии, и на счет Твайлайт.

Разлука Твайлайт и Трикси ментором фиолетовой единорожки, попытка уничтожения фолианта, в котором описывается сама техника магии, мной, а также игры с единорожками и Селестией, явно не входили в планы Аеквивалереума, учитывая, конечно, что данная организация до сих пор существует и пытается делать то, что и ранее. Но что-то я сомневаюсь в таком халатном обращении с бесценным древним знанием, должна быть какая-то иная мотивация. Они могли отвлечь сподручную Великосиятельной правительницы, учитель которой непременно обратит взгляд в сторону Понивиля, чтобы провернуть что-то в замке Кэнтерлота. Но вот что именно, было бы интересно узнать».

Смотря на красивую надпись “Четвертая эпоха. Грифоническая война”, жеребец думал о том, какую роль может сыграть Аеквивалереум в его плане, и что он вообще хочет получить, в конце концов. Полагая, что именно члены этой организации следили за ним и вообще всячески пытались быть в курсе событий о судьбе пришельцев, Крэлкин не хотел верить, что оказался не только между молотом и наковальней в виде магов своего мира и Селестии, но и вовлеченным в неведомые ему игры, в которых он играет далеко не главную роль. Теперь же, с учетом появления нового гладиатора на арене, он уже понимал, что попал туда, где ему место быть не должно. Разборки нового мира его пока что не интересовали, а влезать в подобную грязь он был намерен только по нужде.

Размышляя о древнем обществе единорогов в целом и таких отщепенцев, как члены Аеквивалереума в частности, он все же надеялся использовать магов пони, чтобы хоть как-то переключить фокус принцессы с себя на что-то другое. И этим чем-то другим, по мнению Крэлкина, мог быть давний конфликт между единорогами, жаждущими власти и реальной политической силой Эквестрии в обличье аликорнов. Такая борьба была более насущной, нежели два пришельца, никому ничего плохого не делающие.

Теперь Крэлкину оставалась придумать, как выманить на поверхность Аеквивалереум. И не просто выманить, а чтобы они выпрыгнули сами во всеоружии и напали на Селестию, Луну и других аликорнов. Конечно, против аликорнов они не смогут выстоять, но достаточно сильно ранят, чтобы те убежали зализывать раны в свои пещеры и хотя бы на время забыли о чужаках.

Перспектива возможного противостояния магов прельщала белого жеребца, однако она же казалась призрачным зверем, которого никто никогда не сможет поймать. Он понимал, что находился сейчас под пристальным взглядом Селестии, и никуда не сможет выбраться, и уж тем более связаться с кем-нибудь. Он сидел в золотой клетке с красивыми резными прутьями, мягким полом, вкусной едой, но клетке.

Оставалась лишь надежда на прислугу, которая бы могла быть подставными пони в замке, но в это жеребец слабо верил. Понимая, что попробуй он связаться с организацией, которой может не существовать, он непременно поведает об истории другому пони и навлечет беду на себя. И палачом на его казни будет не кто иной, как Великосиятельная Принцесса Селестия, Владычица Дня и Ночи, Хранительница Элементов Гармонии.

III

Когда непогода на улице улеглась и снег крупными перьями неспешно падал, устилая промокшую белую подстилку, Альтус вышел из дома Флаттершай, чтобы немного развеяться. Он предавался размышлению, хочет он быть пони или нет, правильно ли будет остаться в чужом мире или нет, будет ли он тут счастлив или нет. Рассуждая об этом, жеребец подсознательно понимал, что, скорее всего, не сможет сохранить дружбу с Флаттершай до самого конца, хоть и хорошими друзьями, но они рано или поздно расстанутся и пойдут каждый своей дорогой вместе со своими возлюбленными.

Любовь. Это было еще одним табу для Альтуса в этом мире. Как бы ему не хотелось секса, но пойти на физический контакт с представителями чуждого ему мира он не мог, хотя некоторые мысли в этом направлении уже закрадывались. Однако не хотел он даже помышлять об этом греховном занятии. С ранних лет он был окружен женским вниманием, но сейчас ему этого внимания не хватало как никогда, и он понимал, что природа начинала брать свое, рисуя в воображении противные, но возбуждающие картинки.

Чвакая по снегу и вздрагивая от налетающего ветра, он шел, бесцельно блуждая по витиеватым улицам города. На дворе практически никого не было, все пони сидели по домам, и даже жеребята не решались играть в такую непогоду. Тяжелые тучи слегка просветлели, но все-таки Альтус понимал, что мог попасть под очередной снежный ливень, однако был готов к этому, хотя бы морально.

Флаттершай неохотно сняла повязки с крыльев, на чем настоял перед выходом сам подопечный, и теперь он мог взлететь. Мог, но не хотел этого делать. Озираясь по сторонам, одинокий пони не хотел, чтобы его кто-то увидел, чтобы подумал о нем, как о слабаке, чтобы жалел его. В этом он и Крэлкин были похожи: как бы им обоим не было плохо, но они оба не терпели жалости в свой адрес. Заботу они принимали, но не жалость.

Внезапно из-за угла дома выскочила троица жеребят, одетых в разноцветные подобия курток, на большой самодельной деревянной доске. Когда они с воплем перевернулись, и кубарем покатились от места аварии, пегас вздохнул, узнав меткоискателей. Они вновь зарядились новой идеей и намерены были довести ее до конца. Свити Бель, которая остановилась неподалеку от Альтуса, заметила его и, моментально поднявшись, радостно окликнула подруг.

– Здравствуйте, – поздоровалась троица. – А что вы тут делаете?

– Мне интереснее, чем вы тут занимаетесь? – спросил в ответ пегас.

Жеребята дружно посмотрели на свои пустые крупы и расстроено вздохнули.

– Я же говорила, что не получится, – объявила Свити Бель.

– И нечего тогда с нами было залезать на сноуборд, – возразила Скуталу.

– Ну, я же тоже хочу получить кьютимарку не меньше твоего. Вдруг у меня талант катания на сноуборде?

– Как видно нет, – съязвила пегасочка.

– Как и у тебя, – ответила единорожка.

Жеребята повесили головы. Альтус смотрел, как перед ним стояло три жеребенка с вполне четким желанием: поскорее получить свою отметину о таланте любой ценой. Но что-то чувствовалось в них неестественное, чуждое его мировоззрению спортсмена, мировоззрению человека, четко определившего и знающего свою цель. И он не понимал, почему Флаттершай сравнила его с этими тремя детьми. Пегас и жеребята были настолько разные в своих стремлениях, что сравнить их различие можно было только с различием мнений его и мага.

Увидев в них непоколебимое желание завладеть чем-то, он невольно понял, что видел подобных людей и в своем мире. Такие же амбициозные новички приходили в спортзал, в котором тренировался Альтус и обучались. Обучались серьезно, самозабвенно, вкладывали множество средств и времени в тренеров, правильное питание и даже допинг. Смотря на таких бойцов, он только хмыкал и продолжал свои монотонные тренировки, тягая грузы, отрабатывая удары, движения, стойки.

В спортзале он проводил достаточно много времени и порой видел разборки между перекаченными бойцами, доказывающими друг другу, что они сильнее и быстрее. Такие новички не знали чувства меры, не понимали, когда необходимо остановится. Драки между этими людьми были очень кровавыми и, иногда зрелищными. Порой Альтус относился к этим стычкам спокойно, порой это его раздражало, но он никогда не лез разнимать зарвавшихся друг к другу спортсменов.

Он понял многое, когда первый раз победил такого спортсмена. Ему выпало сражаться с новичком в очередном состязании, и, узнав в нем одного из постоянных посетителей его любимого места, он похолодел. Альтус видел его в действии: оппонент был быстрым. Настолько быстрым, что никто не мог сравниться с ним по скорости. Но Альтус смог выбить его из соревнования всего несколькими четко поставленными ударами. И молодого бойца не стало: ему было неинтересно драться с более сильным соперником.

Вначале спортсмен не понял, почему так произошло, но Крэлкин ему объяснил:

– Есть сорт людей, которые кидаются куда-то, не особо задумываясь о том, что творят, – говорил маг, сидя с Альтусом в придорожной забегаловке и жуя пиццу. – Они просто хотят побыстрее получить что-то, не понимая, что они будут иметь в итоге и для чего вообще тратят свои силы. В массе же своей запала таких людей хватает на несколько лет, а потом занятие начинает им же и надоедать. Особенно это заметно, когда они натыкаются на серьезное препятствие, которое не могут преодолеть и ходят вокруг, как беспризорные коты. Если перевести на твой язык, то это значит, что они реже будут ходить на тренировки, будут меньше заниматься, быстрее уставать и больше отдыхать. Каждый проигранный бой будет оставлять на них негативный отпечаток: они будут злиться, ненавидеть, не смогут брать свои эмоции под контроль, непроизвольные вспышки агрессии… А в один прекрасный день ты придешь в спортзал и не увидишь их вовсе.

– Неужели такие все? – изумился спортсмен.

– Не все, конечно, но практически все через это проходят, – отчужденно сказал Крэлкин, осматривая посетителей кафе. – Просто нужно перерасти это. Если человек еще мал, и я сейчас говорю не про возраст вовсе, то он так и будет кидаться из стороны в сторону, не имея понятия, что же ему на самом деле надо.

– Ну, у меня такого не было, – улыбнулся Альтус.

– Было, – сказал маг. – И у меня было. Просто необходимо остановиться на чем-то и упорно идти вперед. Ты нашел свой путь, а я нашел свой. Ты – свою цель, а я – свою. Главное, не размер цели, а ее наличие.

– Цель? У меня нет цели, – оповестил Альтус друга. – Да и зачем она мне вообще?

– Нет цели? Ну, тогда бросай тренировки, – улыбнулся Крэлкин.

– Да после того, как я с тобой встретился, я и так стал тренироваться гораздо меньше, – с некоторой обидой в голосе сказал спортсмен.

– Зато практики появилось гораздо больше, – засмеялся маг, и друг поддержал его задорным смехом, привлекая к себе внимание клиентов забегаловки.

От подобных воспоминаний пегаса передернуло, и он посмотрел на трех жеребят. Теперь он еще лучше стал понимать мотивацию мага, каждый разговор которого сводился к тому, что он, Альтус, делает все правильно, участвуя в кровавых соревнованиях, беспощадных тренировках, нечеловеческих курсах по выживанию, а все остальные лишь пытаются подражать сильным. Теперь он начинал видеть все признаки того, что маг его использовал каждый день, не давая даже мыслям спортсмена течь по его, пусть и неправильному, руслу.

«Видимо, после попадания в этот мир, я стал всего лишь ребенком, потеряв определенную цель в жизни, – подумал он. – И теперь я выгляжу, как меткоискатели. Наверное, именно это имела в виду Флаттершай. Неужели я настолько похож на этих жеребят? Как бы горько это не звучало, но очень вероятно, что да. И тогда в глазах Крэлкина я стал подобен детям, опустившимся в настолько низко, что даже он не смеет уделять мне время. Но так ли я поглупел? Возможно, я, наоборот, стал слишком самостоятельным, а Крэлкин, почувствовав это, бросил психологические игры со мной, ибо заново ковать из меня нужный инструмент, не был намерен. В этом мире достаточно уже существующих предметов, которые можно использовать по своему усмотрению, более совершенные, чем я».

– А пойдемте к нам, у нас как раз есть вкусные кексики, которые нам дала Пинки, – сказала радостным голосочком ЭплБлум, вырывая Альтуса из раздумий.

Пегас посмотрел на земную пони с непониманием. Предложение было необычным, но, в тоже время, заманчивым.

– Не стоит, я пойду, – сказал он, переборов свое желание оказаться в теплом доме.

– Но как же так? Мы до Вас так сюрприз наш и не донесли, – с горечью сказала сестра фермерши.

– Да, пойдемте к нам, а то мы Вас даже не отблагодарили, – вставила единорожка.

– За что? – изумился пегас.

– За мантикору, – хором сказали жеребята и посмотрели на своего спасителя такими глазками, что не пойти он просто не смог. Тем более, что больше заняться ему было нечем.

Всю дорогу жеребята обсуждали новый план получения своих кьютимарок. Инициатором практически всех идей была Скуталу. Она предлагала очень много видов спорта, которые, видимо, ей были интересны. Земная пони и единорожка предлагали помогать ЭплДжек на ферме или Рарити в бутике, или какому-то другому пони. Но кому именно оказывать помощь они не могли решить, а пегасочка вечно скулила, что помощь для слабаков, и она не поможет стать крутой, как Рэйнбоу Дэш, которая, как понял Альтус, была ее кумиром.

Нежно-красный пегас во главе с тремя маленькими пони зашли в небольшую рощу неподалеку от фермы “Сладкое яблоко”, на одном из деревьев которой стоял дом. Жеребец даже удивился, что такой хороший и красивый дом висел в нескольких метрах над землей, стоя на толстенных ветках большого дерева, и, с виду, держался там крепко. Из своего детства он помнил “халабуды” своих сверстников, которые дети строили везде, где только можно, и из всего, что попадалось под руку. Сам спортсмен в них не играл, но ему доводилось драться около таких хлипких построек. Дом же меткоискателей он, не кривя душой, мог назвать домом.

Внутри было просторно, тепло и уютно, Альтус даже удивился этому. Мебели практически не было, лишь стол, пару стульев и небольшая самодельная трибуна, стоящая у развешенных плакатов с голубой пегаской-спортсменкой. У трибуны стояло подобие самоката и небольшая красная тележка, прикрепленная к нему сзади. Поодаль в углу стояли большие коробки, заваленные разнообразными вещами до краев. На другой стене был повешен, как показалась Альтусу детский рисунок, выполненный в характерной манере, но приглядевшись, он опознал на нем бутик Рарити, ферму ЭплДжек и библиотеку Твайлайт. Вкупе с озером, горами и тому подобными изысками, это уже больше походило на карту Понивиля, нежели на обычные каракули.

Альтус подошел ближе к плакатам со знакомой голубой пегаской, чтобы получше рассмотреть их. Кобылка была запечатлена в разных ракурсах и позах: когда она работала, когда тренировалась, когда ела и даже когда спала на облаке. Некоторые фото жеребцу показались забавными, некоторые по-своему красивыми и даже милыми, другие – наполненные стремлением и жаждой к победе. Все фотографии были живые, и Альтусу показалось, что пегасочка может выпорхнуть из них, сделав несколько виражей.

– У нас свой фанклуб Рэйнбоу Дэш, – сообщила гордо Скуталу, подойдя к Альтусу. – Она такая быстрая и такая классная!

– Понятно, – без энтузиазма сказал жеребец, вспоминая, как в лагере для бойцов подполковник отобрал у одного из курсантов военный журнал с биографиями элитных воинов. Тогда командир, собрав всех, бросил журнал под ноги, наступил на него и сказал, что у настоящего солдата не должно быть кумиров, потому как это сбивает с намеченной цели. Посмотрев на жаркий взгляд Скуталу, пожирающий плакаты с полюбившейся жеребенку пегаской, Альтус понял, что подполковник был не прав. Кумиры необходимы хотя бы для того, чтобы выбрать направление, цель, мечту, для достижения которой необходимо приложить максимум усилий. И, превзойдя того, кем раньше восхищался, стать для кого-то другого путеводной звездой.

– А вы не боялись, когда увидели мантикору? – спросила Свити Бель, подойдя с другой стороны. Пегас моргнул и с непониманием воззрился на нее.

– “Боялся”? – переспросил он. – Конечно, боялся.

– Но вы же так храбро с ней дрались, – восхищенно воскликнула единорожка.

– Недостаточно храбро, – отозвался гулким голосом жеребец.

– А вот Рэйнбоу Дэш бы не боялась, – елейно сказала маленькая пегасочка.

– Но ведь ее с нами не было, – пропищала Свити Бель.

– Все равно нету более храброй пони, чем Рэйнбоу Дэш, – настаивала на своем поклонница голубой пегаски.

– Но ведь нас спас Альтус, а не Рэйнбоу Дэш, – капризным голосочком парировала белая единорожка. – Это он…

– Не важно, как бы я ни хотел победить, но я был просто ни на что не способным куском мяса. Не я вас спас, а Зекора, – сказал чужак, тупо рассматривая кобылку на снимках.

– Но… – попыталась сказать сестра Рарити, но была перебита гостем:

– Не хочу даже говорить на эту тему, – отрезал тот, и жеребята притихли.

Сзади послышалась суета, и белая пони, извинившись, юркнула за спину пегасов на помощь своей подруге. Оранжевая пегасочка восхищенно смотрела то на плакаты со своим кумиром, то на нежно-красного пони, с легкий раздражением рассматривающего фото.

Спустя несколько минут пегасов окликнула ЭплБлум, приглашая выпить чаю и отведать выпечку, сделанную Пинки Пай. Альтуса почему-то передернуло от упоминания о розовой вечно веселой пони, но он все же проследовал к столу, на котором уже лежала белоснежная скатерть, а на ней стояли четыре детские, маленькие кружки, над которыми неспешно поднимался пар, и небольшая стеклянная узорчатая красноватая ваза, наполненная упомянутыми жеребятами кексами. Взрослый пегас отказался от предложенного стула, так как стол был мал для него, и расположился на полу. Жеребята тоже сели за стол и взяли по сладости.

– А Вы правда не из этого мира? – выпалила ЭплБлум прежде, чем Альтус попытался отхлебнуть напиток.

– Не знаю, – честно признался он, бесцельно смотря в миниатюрную кружку.

– Это как? – не поняла земная пони.

«А действительно, из какого я мира? Почему я, как и все остальные пони, получил кьютимарку, научился летать, используя магию пегасов, да и вообще, смог превратиться в одного из них, если Крэлкин сам говорил, что превращение может и не получиться? Ну, ладно, допустим, превратить меня мог этот маг, но почему мне нравится летать? Да я бы в своем мире, наверное, за этот дар убил бы, а тут я могу свободно, безо всяких ограничений, взлететь вверх и наслаждаться ветром, дающим мне в морду. Но как же пагубно это сладострастное чувство. Чем больше я летаю, тем больше понимаю, что мне нравится быть пегасом, несмотря ни на что. Даже несмотря на все те ограничения, которыми я буду тут скован. Мне нельзя летать, я не должен привыкать к этому чувству, а не то попаду в ловушку и поневоле помогу Крэлкину в осуществлении его плана. Так кто я: человек или пони? И кем я хочу быть больше?»

– Просто не знаю, – задумчиво произнес Альтус и посмотрел на сестру ЭплДжек. – Вроде бы как не из этого, но и вроде как из этого.

– Так Вы были в другом мире? – с восторгом спросила Свити Бель.

– Можно сказать и так, – неохотно ответил пони и вновь уставился в кружку, скользнув взглядом по белому жеребенку.

Послышался благоговейный вздох.

– Поэтому у Вас не было кьютимарки раньше? – спросила ЭплБлум.

– А как там, в другом мире? – вторил голосочек Свити Бел.

– А там пегасы круто летают? – громче всех крикнула Скуталу.

Альтус даже растерялся, на какой вопрос отвечать первым и стоит ли отвечать вообще. Он не знал, насколько правильно будет то, узнай меткоискатели правду, что его родной мир – кровавая яма, где вместо надоедливых пегасов всем заправляют люди, которые плодят все большую ненависть и необоснованную агрессию как друг к другу, так и к остальным обитателям планеты, и лишь внешне мир кажется милым и безобидным зверем, как кролик Флаттершай. Вспомнив Крэлкина и его желание скрыть правду своего появления, пегас сильно задумался, почему маг себя так вел и что скрывается за этим. Прибытие чужаков держалось в тайне даже в новом мире, да и никто особо не говорил ничего по этому поводу. По крайней мере, нежно-красный пегас не был поставлен в известность. И сейчас, разрываясь между желанием рассказать правду и пойти против всех или же утаить ее, имея свободу волеизъявления, свободу выбора, свободу творить свою собственную историю, он не знал, как поступить. Видя укоряющий взгляд Крэлкина, Твайлайт и даже Флаттершай, что он рассказал меткоискателям правду, пегас чувствовал, что не сможет раскрыться.

Понимая, что он и не должен это говорить даже не потому, что так будет правильно со стороны взрослых, а потому, что так будет правильно и со стороны жеребят, он знал, что меткоискатели, загоревшись идеей, могут полезть туда, куда не стоит и навредить себе или другим. Детство должно проходить вдалеке от взрослых, от их проблем, от их переживаний, забот, суеты, рутины. Детство – беззаботная пора жизни и обязана оставаться таковой как можно дольше.

– Я, наверное, не должен был вообще вам говорить об этом, – сказал жеребец извиняющимся тоном и отхлебнул полухолодный напиток. – Не нужно вообще никому говорить о том, что вы знаете про меня и других мирах. Когда придет время, то…

Альтус видел, как три мордочки жеребят смотрят на него с нескрываемым разочарованием.

– Но почему Вы не хотите рассказать? – спросила Свити Бель.

– Мы честно-пречестно никому не расскажем, – жалобным голосочком попросила ЭплБлум.

– Иногда есть вещи, о которых жеребятам, как вы лучше ничего не знать. Это для вашей же безопасности, – сказал наставительно Альтус, но Скуталу вперила в него свой горячий взгляд.

– Неужели если мы узнаем о другом мире, то нам будет плохо? – спросила она. – Некоторые пони даже книги пишут о путешествиях в другие миры. Почему им можно рассказывать вранье, а Вам нельзя сказать правду?

– Потому что то – выдумки, и в них никто не поверит…

– Как будто Вам поверят, – съязвила Скуталу, и жеребята тихонько прыснули.

Альтус даже потерял дар речи, так неестественно было слышать от маленьких пони такую нахальную фразу. У него в мире бывало такое, что дети подобным образом общались со взрослыми, грубили, но это были дети из неблагополучных или богатых семей. Услышать такое от трех разноцветных жеребят было небольшим шоком для него, ведь ни под один из параметров они не попадали.

– А мне не надо, чтобы поверили, – ответил пегас на выпад. – Мне надо просто сидеть с вами и помалкивать, чтобы единороги делали свое дело, – мрачно заключил он.

– И Вы уйдете? – разочаровано спросил желтый жеребенок.

– Уйду я или нет… – потянул в задумчивости жеребец. – Разве это от меня зависит?

– А если бы от Вас зависело, то Вы бы остались?

Альтус задумался, глядя на ЭплБлум. «Хочу ли я быть пони? Остаться таким навсегда? Как сильно моя жизнь изменится, если я решу остаться? И что мне тут делать? Как остальные пегасы, заботиться о погоде? Но какой смысл? А какой смысл в боях на ринге? Какой смысл в том, чем я занимался? Да и что вообще имеет смысл в жизни?»

– А кому я тут нужен? – спросил безучастно пегас.

– Друзьям, – хором пропели меткоискатели.

– Друзьям? – удивился Альтус. – Нет у меня друзей, – угрюмо оповестил он.

– А моя сестра? – спросила Свити Бель. – А ЭплДжек, а Рэйнбоу Дэш? А мы?

– Вы? – поднял брови пегас.

– Ну, конечно, – заверил его жеребенок. – Вы наш друг.

– Ага, – согласилась ЭплБлум. – А за друзей мы горой.

– Дело не только в друзьях, – склонил голову жеребец. – Дело в Крэлкине.

– Это ваш друг, который тоже был без кьютимарки? – уточнила пегасочка.

– Именно он, – согласился тот.

– У него тоже будет много друзей, – заверила Свити Бель.

– Не нужны ему друзья, – сказал Альтус раздраженно.

– А что же ему нужно? – спросила единорожка, явно не понимая, что происходит.

– Знание и сила.

– “Знание и сила”? – озадачено переспросила Скуталу.

Пегас не ответил, лишь еще раз отхлебнул чай, опустошив маленькую кружку, и со стуком поставил ее на стол. Поднявшись, он направился к двери под пристальными взглядами жеребят, которые сидели с раскрытыми ртами.

– Спасибо за чай, – поблагодарил он. – Думаю, что с Крэлкиным я сам разберусь… и говорить вам все это не следовало. Дурак я.

Закрыв дверь, он вздрогнул и направился обратно к Флаттершай под сильным снегопадом. Пегасы, как ему показалось, решили опустошить тучи побыстрее и избавить пони от мрачного вида. Он шел под крупными сыпящимися белыми хлопьями, наблюдая вдали багрянец закатного неба.

Размышляя о друзьях и о том, кто они такие на самом деле, Альтус невольно вспоминал прогнившие чувства, которые ему подсунул маг, называя их громким словом “дружба”. И Крэлкин же ловко твердил, что настоящей дружбы не существует, и что только он, Крэлкин, да еще несколько посвященных знают сакральный смысл и ценность этого сковывающего навечно понятия.

«И как я мог ему довериться? Насколько же я глупый, что позволил себя так обставить? Неважно сейчас это, важно, чтобы Крэлкина не было в этом мире. Иначе этот монстр все испоганит своим присутствием. Значит ли, что я должен идти обратно вместе с ним? Как же все стало трудно…»

IV

Плотно пообедав, белый жеребец с длинной черной растрепанной гривой прогуливался по библиотеке в гордом одиночестве и рассматривал книги, набросив на пустой круп одеяло. Остановившись лишь несколько раз около секций с теорией магией, со словарями, с зебриканской литературой и книгами, повествующей о разнообразных существах, встречающихся на территории Эквестрии. Он пристально вглядывался в названия, тяжело вздыхал и продолжал скользить между старинных стеллажей призраком.

Твайлайт к нему не заходила с того момента, как жеребца определили в библиотеку. Тоска, которая начала трогать сердце Крэлкина, была ему незнакома, и он хотел выгнать новое, непознанное чувство, но не мог, и даже подсознательно не хотел, хоть и отдавал себе отчет в том, что попадает в капкан эмоций, с которыми никогда дела не имел, и мог проиграть там, где будет уверен в победе.

Представляя себе жизнь без ученицы Селестии, как без пони, с которой он бы хотел быть рядом, как с другом, он не хотел верить, что оставшись в Эквестрии, останется без общения с ней. Единорожка запала ему в сердце, как единственная личность, с которой ему было интересно разговаривать: она не строила из себя зазнайку, не пыталась отмести его точку зрения только потому, что ей не нравился разговор с ним, всегда руководствовалась книгами и реальными знаниями.

Походив около часа в размышлениях о фиолетовой единорожке, Крэлкин вернулся к кровати, задев деревянный табурет крупом. Стоящую на нем лампу тряхнуло, и она издала слабый звук, что привлекло внимание жеребца. Он обратил недовольный взгляд на нее, словно она мешала ему понять что-то важное, и подметил мельчайшие детали крепления разных частей корпуса. Плюхнувшись на кровать и поправив одеяло, пони достал из-под подушки книгу, куда повадился ее прятать, пока не читал, чтобы утаить от любопытных глаз. Умостившись поудобнее и найдя начало четвертой, последней, заключительной эпохи, белый жеребец без кьютимарки осмотрелся и увлекся литературой.

Крэлкин перелистнул документы до середины “Грифонической войны” и вперил жадный взгляд на ровные строчки белого листа документа, датированного 23 годом и содержанием, походящим на фронтовую записку очевидца. Он уже прочел ранее, что Империя Грифона объявила войну Эквестрии, которая уже на тот момент была полностью во власти Селестии, угрожая кровавой расправой, если пони не уйдут с территории, которую те планировали заселить в старые времена, еще до Великого Перехода единорогов, пегасов и земных пони, когда те отчаянным бегством на новые земли пытались скрыться от Духов Зимы Вендиго. Император же грифонов был попросту намерен использовать плодородные земли, как сырьевой придаток для своей страны.

Много средств было выделено на военно-патриотическую программу: плакаты, песни, стихи, пламенные речи доверенных пони Селестии, распространение символики и гимна. Все призывало к тому, что нельзя отдать землю, на которой предки непарнокопытных существ прожили несколько столетий, каким-то неизвестным захватчикам, показавшимся из-за моря. Выпускались буклеты, которые бросали клич каждому пони о необходимости встать в ряды армии и грудью защищать Эквестрию, ее жителей, ее принцессу.

Сразу после патриотической программы, Селестия начала мобилизацию войск и издала закон, который обязывает каждого единорога проходить начальный курс бойца, благо литературы с боевыми заклинаниями, оставшейся еще с эпохи войн между разнородными расами пони, осталось предостаточно, чем и пользовалась Великосиятельная Принцесса. Пегасы тоже проходили свои учения, но уже непосредственно под руководством аликорна, войска которых должны были играть важнейшую роль во всей войне. Земные пони были больше ударной силой, однако принцесса позаботилась и о них, разработав программу подготовки войска, предназначенного для уничтожения вражеской техники, для ведения стратегических наземных боев и партизанских набегов.

Задумавшись над тем, что самую боевую расу из всех обучает сама Селестия, Крэлкин невольно вспомнил двухсотлетнюю задержку и возможные ее последствия для всех пони. Он даже предположил, что пегасы перестали вести варварский способ жизни и стали нормальными членами социума, какими они сейчас и предстают перед ним, хотя хулиганские замашки должны были остаться даже в те времена. Но бывший маг понимал, что какие бы ни были замашки, но в реальных битвах они мало чем помогут.

Как только правительница Эквестрии получила от Империи Грифона письмо о начале войны, она тут же повелела основать семь припортовых городов и даже лично разработала конструкторские решения средних боевых кораблей со станковым оружием. Но в самом начале военных действий из-за неспособности защитить так много новых объектов три города было уничтожено, два из уцелевших, были захвачены и переоборудованы для пришвартовывания больших вражеских кораблей с грифонами, один в самом начале был осажден и продержался всего полгода, а потом сдал позиции и был заброшен, превратившись в город-призрак, а один – остался в копытах пони, из которого велись шпионско-диверсионные операции.

Войска грифонов приплывали из-за моря, и Принцесса Селестия тотчас же получала сведения о вражеских силах из припортового города. За первые полгода войны было построено два военных корабля и единороги, пегасы и земные пони, искавшие славы и морских приключений, отправлялись перехватывать корабли противника и уничтожать их еще на подходе к землям Эквестрии.

Тем не менее, подобные кампании практически не приносили пользы, но корабли строить продолжали, хотя на них никто особо не рассчитывал. Как понял Крэлкин, корабли были больше рассчитаны, чтобы выиграть время, и атаковали вражеские суда только по команде Селестии. В то время как было построено два корабля, армия пони терпела поражения и сдавала позиции на суше. Профессиональных воинов не хватало, чтобы сдерживать натиск настоящей армии грифонов, закованной в облегченные латы, которые были удобны в полетах, и пользующейся оружием.

Фактор оружия иной цивилизации заинтересовал Крэлкина, и он даже прочел один описательный отчет о вооружении, составленный каким-то пони в самом начале войны, который, как показалось жеребцу, проводил шпионские операции в лагерях недруга. В самом начале стояла приписка, что все виды оружия носят официальные названия грифонов. Рассматривались все виды оружия, известные на начало войны и применявшиеся в бою.

“Самое распространенное оружием среди специализированных войск грифонов, атаковавших армии пони с высоты, – метательное копье или пилум. Пилум состоит из древка и железного наконечника, который равняется по длине древку. В древко наполовину всажен наконечник. Так общая длина копья составляет приблизительно два метра. С виду это простое оружие наносит тяжелые ранения и нередко пробивает броню. Если даже пони не ранило, то застрявшее в доспехах копье делает его небоеспособным вести дальнейшие боевые действия.

Армия Эквестрии против таких копий разработала доспехи, усиленные в области спины и облегченные на животе, что снижало эффективность защиты при сильных наземных атаках. Каждый грифон несет по два метательных копья под крыльями и осыпает ими вражеские отряды перед началом битвы.

Некоторые наземные войска грифонов носят с собой вместо одного из пилумов длинное оружие, которым сражаются с земными пони и не позволяют им близко подходить к себе. Они называют его боевой косой, выглядит оно странно и нелепо, но в бою им достаточно хорошо управляются. Клинок косы помещается в расщепленной верхней части древка и обтягивается железными обручами или приклепывается к древку, при этом древко в верхней части обмотано проволокой с целью предохранения от отсечения наконечника. В основном косами наносят рубящие удары сверху вниз или рубят в горизонте. Воины с боевыми косами всегда стоят во втором или даже третьем ряду и перенимают инициативу только тогда, когда первые ряды терпят поражения или же отступают.

Другим видом длинного оружия является копье, называемое пикой. Грифоны, управляющиеся с пиками, организовывают первое защитное построение и принимают первый удар на себя, нередко такие войска защищают стрелков. По длине пика бывает в два раза длиннее косы и составляет от трех до пяти метров. Наконечник при этом достигает до полуметра, но зачастую не превышал тридцати сантиметров. Однако пика не так распространена, как коса и встречается в войсках грифонах очень редко.

Одно из трех самых распространенных видов оружия ближнего боя является кама. Представлена она в виде короткого изогнутого лезвия, насаженного на короткую рукоять перпендикулярно ей. Грифоны используют ее как в воздухе, так и на земле. Очень опасное и единственное оружие ближнего боя, которое может пробить прямым ударом средние, и иногда тяжелые, доспехи. Легок в транспортировке, не занимает много места, но диапазон ударов очень ограничен. Однако, несмотря на это, кама приобрела большую популярность именно из-за своей возможности пробивать броню армии Эквестрии.

Второй самой популярной вид оружия, распространенный среди воинов империи Грифона, является катар. Выполнен в виде обоюдоострого прямого клинка, широкого или узкого, треугольной или клиновидной формы, часто с усиленным боевым концом. Бывают они с двойным или тройным концом, искривленными, даже пламевидными. Длина клинка варьируется в широких пределах, от 10 сантиметров до метра. Так же, как и каму, его легко переносить, и он не мешает при передвижении.

Катаром наносятся тычковые или рубящие удары, что позволяет обоюдоострое заточенное лезвие. Усиленный наконечник способен проткнуть даже средние доспехи, но тяжелые не по зубам этому оружию. Вначале, как только оно было найдено у мертвого солдата империи, были попытки переделать конструкцию рукоятки под копыта для воздушных войск, так как ходить, бегать, а, тем более, сражаться с этими клинками ни земным пони, ни единорогам не под силу. Однако после нескольких неудач, разработка была отозвана и до сих пор нет никаких новостей об этом экспериментальном оружии.

Третье и одно из самых опасных видов оружий, содержащихся на вооружении армии грифонов, является джамбия. Этот небольшой изогнутый клинок снимался практически с каждого убитого противника и, если даже он не использовался солдатом, он присутствовал у него на поясе. Скорее всего, это своего рода стандарт или традиционное оружие, обязательное для ношения. По форме он напоминает коготь дикого зверя: дракона, мантикоры и других. Но особое сходство было и с когтями самих грифонов, что, можно полагать, являлось именно его прототипом.

Те воины, которые сражаются этим оружием, имеют очень высокую скорость ведения боя, но не всегда пробивают даже легкие доспехи пегасов. Применяется оно повсеместно: и в воздухе, и на земле. Небольшая длина широкого клинка, которая насчитывает около 30 сантиметров, предназначена для использования, как катар и каму, в близких потасовках.

И, наконец, оружие, которое снималось со всех офицеров, однако ни разу в боях применено не было либо из-за того, что не успевали, либо никто не мог им достаточно хорошо владеть, либо из-за эргономических характеристик. Оружие это именовалось уруми или меч-спираль и кардинально отличалось от того, что мы когда-либо видели в вооружении противников.

Этот меч настолько гибкий, что носится командующим составом на поясе, скрученным вокруг тела. Используется он, видимо, как металлический хлыст, что затрудняет защиту от него. В длину он не превышает двух метров, а толщина одного лезвия, которых у оружия насчитывается до шести, всего два сантиметра. Против доспехов это оружие бесполезно, однако оно может ударить в слабые места в броне.

Оружие дальнего боя, арбалеты, есть у всех грифонов, которые вылетают на боевые действия. Если у грифона нет арбалета, то у него обязательно есть лук. Они стреляют болтами и стрелами. Грознее всего арбалеты, так как сила их выстрела больше, но заряжают их дольше, нежели луки. Однако оружие дальнего боя применяется любыми войсками в начале боя или против наземных войск. Когда же пегасы подлетают впритык к летающим грифонам, враги достают оружие ближнего боя, а арбалет или лук крепят за спиной.

Луки, хоть и более скорострельны, но уступают по силе и точности арбалетам, потому, наверное, у противников распространено оружие с фиксацией тетивы. Великосиятельная Принцесса Селестия повелела разработать арбалеты и для армии Эквестрии, однако встал очень большой вопрос в том, чем и как натягивать тетиву. Вопрос решался очень просто: зубами, но тогда боец на время терял связь с происходящим вокруг боем и около десяти секунд занимался только тем, что заряжал оружие. Другая проблема была с колчаном и болтами, которые пони не могли носить за спиной, и бойцу приходилось все манипуляции производить ртом, что выводило его из боя на еще большее время.

Исходя из этих соображений, повеление Принцессы Селестии было отозвано и дан другой приказ: разработать сильные защитные заклинания для единорогов и сформировать специализированные защитные отряды, функцией которых должно стать защита наземных войск от копий и стрел. Также эти единороги были задействованы в разработке доспех, которые некоторое время могли защищать воздушные войска от дальних атак противника”.

Крэлкин моментально проанализировал отчет об оружии и заключил, что грифоны, также как и люди, могли пользоваться оружием и разрабатывать его, чтобы уравновесить шансы на победу в войне с магами. И даже несмотря на то, что в Эквестрии были единороги, которые должны с легкостью отражать атаки оружия и оказывать сопротивление врагу, не спасло положение страны пони.

«Это все из-за того, – думал Крэлкин, – что грифоны были подобны пегасам: летающие существа. И этот фактор наверняка был главным в кампании грифоньих войск на земли пони. Но насколько же они глупы, что полезли к единорогам и Селестии. В Эквестрии живут единственные создания, которые могут вращать небесные светила. А что, если нет? Что, если единороги просто перебивали чужую магию или вместе с другими существами подталкивали луну и солнце к вращению на их орбитах?

Если предположить, что грифоны имеют связь с другими магами, то неудивительно, что они напали на Эквестрию. Это война не за территорию, а за тотальный контроль над солнцем и луной, а, впоследствии, и миром. Селестия понимала это, потому и хотела защититься. Или же молодой политик не понимал, что происходит на самом деле, а просто был вовлечен в перипетии событий и не до конца отдавал отчет в том, что творит.

Все же Эквестрия победила, но мне больше интересно, какую участь она уготовила захватчикам: смерть или сжалилась и приняла их капитуляцию на определенных условиях? Что-то мне подсказывает, что второе, так как Селестия не способна на такие кардинальные мероприятия, как уничтожение целого государства. Да и что-то же ее останавливает от того, чтобы убить меня и Альтуса. И Альтуса она не особенно-то хочет найти.

С другой стороны, она может заручиться поддержкой сильной технологической страны и… Поезда-то купили у грифонов, так что их империю не уничтожили. Но что взамен потребовал молодой политик? Это должно быть что-то веское, чтобы сохранить мир на территории Эквестрии и по сей день. Возможно, они потребовали уничтожить тех магических существ, которые должны, как и единороги или аликорны, перемещать светила.

Гадание на кофейной гуще и то больше бы ответов дало, чем мои умозаключения, – фыркнул жеребец. – Тем не менее, факт остается фактом: Эквестрия своими силами сломила сопротивление технологий и победила их, несмотря ни на что. Это показательный факт, что магия может противостоять технологиям».

Вернувшись к фронтовой записке, Крэлкин не ожидал в ней увидеть ничего нового. К тому же разрыв был всего в год с последнего раза, как он обращал взгляд в исторические документы. Но за год было написано достаточно много материалов, которые пестрили различными сведениями.

«Парадокс истории, как называл это дело один из знакомых, – вспомнил маг. – В давние времена все происходит очень медленно, размеренно, нет никаких скачков ни в науке, ни в культуре. Но через некоторое время процесс ускоряется, выходит из привычного русла и, разгоняясь, поток времени кидает историю из стороны в сторону. И чем ближе любая цивилизация подходит к заветному моменту настоящего, тем все больше и больше событий умещается на небольшом отрезке времени.

Если судить по его теории, то я уже близко к времени, в котором живу. Война с грифонами была не так уж и давно, чтобы о ней забыли пони, а это означает, что боевая мощь Эквестрии поистине на высоком уровне. И все было бы так, если бы не одно “но”: время правление Селестии. По словам Твайлайт она живет уже более тысячелетия, так что война с грифонами была около тысячи лет назад? И ведь не узнаешь все просто так, нужно догадываться, раскладывать информации по полочкам и вычленять истину. А найти истину в сумбуре нынешнего дня всегда очень и очень трудно».

Склонившись над документом, Крэлкин принялся читать:

“Напряженное затишье среди войск было ощутимо даже кожей. Свинцовые тучи, закрывшие небо, осыпались белыми хлопьями и казалось, что не было им конца и края. Серел закат. Холодный ветер пронизывал до костей и не давал сосредоточиться. Командиры ждали появления врага с моря, а мы, как верные солдаты, стояли в отдалении стройной шеренгой и были готовы ударить всей своей мощью, чтобы защитить свои семьи, своих родных и близких, своих друзей.

Если бы не моя семья, то я бы, наверное, сейчас бегал от армии, подобно тимберволкам, которые шарятся в окрестностях, и ждал, пока кончится война. Таких много, и я их понимаю. Понимаю, что у них еще нет того, за что они готовы сражаться и отдать жизни. У них есть страна, родина, принцесса, но нет самого главного. Того, что есть у нас, стоящих сейчас здесь на морозе и греющимися только надеждами, что наши дети вырастут и станут достойными представителями нашей страны. А если и мы выживем, то будем только счастливы наблюдать за тем, как растут наши потомки.

Но грех говорить, что мы сражаемся за что-то, кроме детей. Все эти речи о призыве на защиту родины – бессмысленный треп. Мы дрожим не только от холода, но и от леденящего ужаса перед опасностью, который не позволяет трезво мыслить. Перед глазами мы видим не просто врага, нет, мы видим террор, который уготован нашим отпрыскам в лапах грифонов. Они не вольны распоряжаться нашими потомками, как и мы не вольны распоряжаться их жизнями, но если только потребуется, то я сам до последней капли крови буду сдерживать натиск крылатых бестий, буду бить магией или защищать союзные отряды из последних сил, буду рвать глотки зубами, пока не потемнеет в глазах, и я не умру. Я буду защищать будущее.

И каждый, стоящий подле меня единорог думает точно также. Мы прижимаем к груди фотографии своих жен и детей, каждую ночь желаем им спокойной ночи, каждый раз советуемся, как быть, и каждый раз перед битвой просим прощения за все, что было, и прощаемся. Некоторые не возвращаются из боев, тем же, кому счастливится выжить, дрожат от страха до следующей бойни и просят Принцессу Селестию, чтобы она защитила не их, а семьи, которые остались в тылах.

Пожалуй, самое трудное – написать письмо семье погибшего товарища. Я не раз видел, как командир сидит в своем укрытии и со слезами на глазах черкает одинаковые строчки дрожащим пером. Он пишет о великих воинах, которые погибли во благо родины, защищая ее до последнего. Небольшие свертки с личными вещами убитых аккуратно упаковываются копытами командира и отправляются адресатам, только фотографии на братских могилах помнят о наших друзьях, погибших в боях за нас.

Фотографии – это все, что нам напоминает о наших любимых и близких, о том, что мы оставили дома и на полях боя, что связывает нас с миром, который будет в будущем и живет в прошлом. Каждый из нас думает и надеется, что его смерть не будет напрасной, и она поможет выиграть в этой безумной войне. Я боюсь умереть не меньше кого-либо еще, но я буду стоять тут, на снегу, с онемевшими от холода копытами и ждать столько, сколько понадобиться.

Я верю своим командирам, ведь они тоже оставили дома своих дочек и сыновей, младших братьев и сестер, старых родителей или память о них. Как и все остальные, они стоят впереди отрядов и готовы сражаться, как обычные солдаты, отстаивая свое желание жить и желание защитить близких. Даже те командиры, которые сидят в штабах в Кэнтерлоте, рискуют всем, разрабатывая стратегии и передавая их на фронт.

Лучше умереть самому, чем увидеть смерть своих родственников или узнать, что твою семью убили. Я видел, как бывалый пегас, который сражался вместе со своим младшим братом, увидел, как несколько стрел ударило в грудь молодого бойца, и тот начал падать вниз. Воин сорвался с места и покинул свою позицию, наплевав на приказ командира и, поймав своего брата, бережно, словно дитя, уложил его на землю и склонился над ним, оплакивая потерю. Тогда его уже ничего не волновало: ни бой, в котором он оказался, ни приказы, которые он не выполнил, ни друзья, с которыми он сдерживал натиск врагов и которых подставил под удар. Перед ним был только его младший брат, истекающий кровью.

С тех пор он стал сам не свой. Вначале он рвался в бой, хотел убить противников, разорвать их на куски, а потом замкнулся в себе и даже начал говорить с фотографией потерянного родственника. Он извинялся, просил прощения и убеждал картинку, что он должен был умереть вместо него. А однажды в бою он вылетел вперед и намеренно подставился под удар. Уже позже выяснилось, что на деревню, в которой жила его семья, напали грифоны и уничтожили. Он потерял всех, кто был ему дорог, и жить ему стало незачем. И это самое страшное для каждого из нас: потеря дорогого нам пони.

Многие так уходили из жизни, когда узнавали, что отдельные деревни или города подвергались нападению и нередко полному уничтожению. Каждый день солдаты армии Эквестрии со страхом и трепетом ожидали почту, которая должна принести хоть какую-то весточку от родных и близких. Всего несколько неровных строчек, что они живы и в порядке, предавали смысл жизни и надежду на будущее. И даже холодный, безжизненный пейзаж был не таким пугающим и омрачающим.

Эта война длится уже два года. Два долгих года разлуки с семьей – это непереносимо. И не видно даже конца этого безумия. Перед тем, как закрыть глаза и заснуть, я спрашиваю себя: Почему грифоны затеяли эту войну? Почему именно с нами? Чем мы им не угодили? И каждый раз я слышу в ответ тишину. Командиры говорят, что грифонам нужны наши земли, но я в это не верю.

Вскоре должны прибыть враги. Как всегда, пегасы будут выталкивать летающие отряды вниз, под удар единорогов, или убивать их в воздухе. Земные пони должны уничтожить обозы с припасами и наземные войска недругов. Я и другие единороги, стоящие позади, должны защищать пони от воздушных атак. Все должно произойти как обычно, потери должны быть минимальны, враг должен быть полностью уничтожен.

Как только подали команду, мы приготовились, а несколько отрядов пегасов, звеня доспехами, взмыли вверх и растворились в облаках. Мы ждали в напряжении, а сердца натянулись в тугую струну. Замерев, я вслушивался в тишину, в мерное поскрипывание леса, стоящего в некотором отдалении, под голыми кронами которого прятались некоторые командиры и сильнейшие единороги и пегасы, и тихий, еле слышный шелест падающих снежинок на белоснежное покрывало земли.

Скоро тут все преобразится, заполнится разъяренными возгласами, криками, командирским басом и отчаянными воплями, а на земле останутся глубокие ямы от взрывов неизвестной нам магии, и снег зальют алые потоки крови. И как бы ни было жаль врагов, их необходимо убивать, забирать жизнь копытами или магией. А на войне сражаются даже дети, беспомощные дети, которые не познали радость и тяготы взрослой жизни. И такие мальцы чаще всего и погибают под ударами профессиональных убийц.

Тишина длилась слишком долго. Мне даже на время показалось, что враг из-за непогоды отступил, но надежды на это было мало. Грифоны пользовались какими-то приспособлениями, которые позволяли видеть противников, то есть нас, даже сквозь темноту, не говоря уже о незначительном снегопаде.

Внезапно облака разрезали тела нескольких десятков пегасов и грифонов. Они падали, и специальная команда единорогов телепортировала всех своих воинов к медикам. Но было уже поздно. Бездыханные тела, утыканные стрелами, лежали на дощатых настилах. Медработники аккуратно переложили их в кучу и принялись ждать новых раненых или убитых. Такие кровавые кучи росли каждый бой, как грибы, и мы, как благодарные пони за ту жертву, что принесли наши товарищи в бою, хороним их на поле боя в братских могилах. Порой мне кажется, что яма, в которую скатываются безжизненные тела пегасов, единорогов и земных пони недостойная плата за их подвиг и вызывают иногда тошноту и ненависть к тому, кто предложил проводить такой бессердечный ритуал, но каждый раз я вспоминаю, что это война и тут нет места сантиментам и брезгливости.

Отряд пегасов, прячущийся под кронами деревьев, стремительно взмыл ввысь, устремляясь на помощь своим сородичам, за ними рванули оставшиеся на земле пегасы. Навстречу им из-за облаков начали падать огоньки. Это было одним из того, ради чего наш отряд и был сформирован. Я приготовился, выбежал на исходную позицию и, подчиняясь командам нашего командира, развернул щит над областью, закрывая стоящих в ней воинов от неизбежной гибели. Послышалось десятки взрывов, и огненное марево озарило головы ровных квадратов эквестрийской армии.

Началось действо. Наш отряд защищал своих собратьев, как только мог, но плотные облака не давали увидеть, что в этот данный момент делали грифоны. Мы защищались от каких-то взрывающихся огоньков, стрел и копий, однако дело приняло скверный оборот, когда на горизонте показались наземные войска грифоньей империи и земные пони бросились вперед.

Тогда, защищая собратьев от какого-то летающего маленького предмета, который я поздно заметил, я выставил щит и услышал, как об него разбилось что-то стеклянное и над защитой начал распространяться черный смог. Я очень сильно испугался и старался держать щит как можно дольше, но когда удерживать не было больше сил, мне пришлось отпустить магию. Вначале я подумал, что это был ядовитый газ и первое время задержал дыхание, но когда вдохнул, то почувствовал только неприятный привкус серы.

В то же время на нас начало падать два новых огонька, которые предзнаменовали взрывы. Я отвечал за этот участок головой и должен был защищать всех, кто был рядом со мной. И в тот момент я не смог этого сделать. Ужас за жизни, вверенные мне, охватил меня. Стараясь изо всех сил развернуть щит, я смотрел на приближающуюся смерть. И тут, краем глаза заметил, как командир-пегас, сидевший под деревьями и наблюдавший за битвой, сорвался с места и полетел навстречу огонькам. Послышалось два взрыва, и нас окропил кровавый дождь.

Я смотрел на всю эту картину с округлившимися глазами, пока меня не окликнул другой командир, земной пони. Он стоял с мрачной мордой и строго смотрел на меня, укоряя за проявленную слабость, но было видно, что гибель своего крылатого собрата отпечаталась в его глазах горькой скорбью. Но держался он строго, не показывая таким салагам, как я, слабость, а твердость во взгляде говорила, что командир – такой же солдат, как и все, и смерть тоже может настигнуть его, как и любого другого солдата. Земной пони мне сказал, чтобы я занял другую позицию и ушел, тяжело звеня латными доспехами. Я засеменил туда, куда мне указали, и магия чудесным образом вернулась.

Но я все еще не мог спокойно думать и выполнять приказы. Меня каждый раз передергивало, как я видел летящие вниз взрывающиеся огоньки, и сердце замирало перед тем, как очередной зеленый щит укрывал область с воинами.

Сотни тел пегасов и грифонов усыпали поле боя. Жертв среди единорогов и земных пони не было. Пока что. Для них сражение только начиналось, и целью их были наземные войска. Главное, как нам говорили, уничтожить линии снабжения войск, тогда вражеская армия останется без боеприпасов и пищи, что сделает ее небоеспособной. Но какова цена была этого всего – просто немыслимо.

Только что, на моих глазах пожертвовал собой пегас, командир, который служил не один год, чтобы защитить нас, сопляков. А все потому, что я не смог развернуть щит, не смог отвести туман, который не дает использовать магию, не смог устоять против двух огоньков, появившихся из-за толщи облаков. Все произошло из-за меня, это я виноват в смерти капитана, это моя и только моя ответственность.

Через некоторое время меня направили помогать земным пони, и я бросился галопом в ту сторону, куда те убежали. Сердце мое сжималось, когда я пробегал мимо тел пегасов и узнавал в них знакомых пони. Со слезами на глазах, я клялся, что мы выиграем эту войну, что Эквестрия обязательно победит и защитит свои семьи. Я клялся от безысходности, понимая, что в такой массовой схватке никогда не участвовал. Гнев и отчаяние застилали мои глаза пеленой и нередко, я наступал копытами на что-то теплое и мягкое.

Стараясь оббегать тела и понимая, что теряю время, мои копыта понесли меня по мертвым и смертельно раненым противникам и союзникам. Рядом со мной никого не было, только противоборствующие стороны, теряя воинов, осыпали дождем из тел и так заполненное кровавое поле боя. Впереди развернулась огромная панорама наземного сражения: живые стены войск столкнулись, поглощая друг друга, словно огромные звери.

Через несколько минут я подбежал к основному отряду, несколько раз защитив себя от случайных стрел. Рядом с пони взрывов не было, но я не забывал поглядывать наверх, ожидая очередного «подарка» от грифонов. Еще до того, как я подбежал, заподозрил, что грифоны слишком сдают позиции при их численности. Уже будучи в схватках я поделился с одним из трех командиров отрядов своими подозрениями на этот счет, но на меня лишь махнули копытами и сказали, чтобы я отправлялся в левый фланг защищать земных пони от стрел.

Я подчинился, но что-то было не то. Чуял я сердцем беду, но мне бы никто не поверил, да и в схватке не было ни времени, ни сил надрывать голос, чтобы рассказать о моих догадках, которые могли оказаться ложью. А ложь в свою очередь карала смертью.

Несколько часов изнурительного боя вывели наши отряды в ущелье, за нами осталась вереница из трупов противника. Внезапно все грифоны, которые летали сверху и осыпали нас стрелами, приземлились поодаль и зарядили свои арбалеты. Я напрягся и осмотрелся: по бокам были скалы, впереди – превалирующее большинство врага, сзади – тоже несколько отрядов противника. Действо на мгновение замерло, и сквозь звенящую тишину, я услышал, звук десятков разбивающихся стеклянных бутылочек. Черный смог начал расползаться зловещим туманом, цепляясь за копыта и поднимаясь все выше.

Я попробовал поставить щит, но у меня уже ничего не получилось. Я испугался, но это было не сравнимо с тем ужасом, который охватил меня в тот момент, когда туман закрыл небо и послышался звук сотен выпущенных стрел. Я услышал крики и стоны. Несколько стрел пролетело рядом со мной, и я упал на землю, прикрывая голову копытами и боясь за свою жизнь. Теперь это была уже не битва, а кровавая бойня. Нас заманили в капкан и теперь просто уничтожали, не давая даже шанса на победу. И выжить тогда уже не представлялось возможным.

Крики бравых солдат тонули в предсмертных стенаниях, а стрелы все летели и летели нескончаемым потоком. Сквозь весь этот гам до меня долетела команда лечь и не двигаться, но уже многие погибли к тому времени. Сотни трупов валялись то тут, то там. Вскоре все затихло и лишь редкие стрелы прорезали воздух. Я панически старался ставить щит перед собой, каждую минуту, ожидая, когда вернется магия.

Спустя несколько десятков минут налетел сильный ветер и сдул весь смог. Грифоны, стоящие в ущелье, смотрели в сторону наших войск. По дороге бежали единороги на помощь своим собратьям, а над ними висели пегасы и разгоняли черный туман своими крыльями. Теперь магия вернулась ко мне, и я стал защищать выживших и отступать к союзникам. Из последних сил я пытался не подставиться под удар и не подставить под удар своих боевых товарищей.

В то время как я добежал до своих, пегасы уже вели воздушный бой. Выиграв одну схватку с большими потерями, они вступили в новую, не щадя ни себя, ни врага. Командование приказало отступать, потому что слишком многие погибли, и оставаться на месте было подобно самоубийству. К тому же разведка доложила, что с моря идут новые силы противника.

Когда я возразил, что не стоит бросать своих товарищей в одиночку сражаться с недругом, я получил грубое высказывание, что на войне погибают и что это закономерно. Этот отряд пегасов и единорогов согласился быть последней линией обороны и не пускать грифонов вдогонку отступающим войскам. Защищать раненых и выживших до последнего вздоха. Я хотел присоединиться к ним, но мне не дали: я должен был сохранить свою жизнь для последующих битв, так как единорогов из защитного отряда практически не осталось.

Склонив голову, я подчинился. Даже понимая, что я выглядел, как последний трус, я все же не хотел умирать. Но и оставлять побратимов, участвующих в кровавой резне, не мог. Не хотел и не мог. Я хотел стоять с ними до последнего, но внутренние инстинкты брали верх над разумом и состраданием. И как бы ни было больно, я отступил вместе с другими”.

Описание еще одной кровавой бойни Крэлкина не удивило, но письмо отражало некоторые новые факторы, которые он пропустил в истории. Да и новая магия в виде массовых щитов и зелий, блокирующих магические потоки, тоже привлекла его внимание. Но все же он решил перечитать письмо еще раз и выделить все, что могло характеризовать те времена, а также то, что может пригодиться ему в дальнейшей битве против Селестией.

«Во-первых, была зима, но это не так и важно. Важнее, что были толстые тучи, которые сыпали снег, и ни один из пегасов не решился их убрать. Почему? Либо они не могли этого сделать, либо им не разрешали. Скорее всего – это приказ, ведь открой врагу местоположение своих войск и по ним пройдет очень сильный удар с воздуха в виде импровизированного артиллерийского удара стеклянных взрываемых бутылочек.

Однако у армии Эквестрии были свои единороги, которые защищали от воздушных атак, и они могли не особо утруждаясь отразить удар. Они были достаточно эффективными, чтобы справляться с копьями и стрелами, да и с бомбами, исходя из письма, единороги защитных отрядов неплохо справлялись. Существуют ли до сих пор подобные специализированные защитные войска, которые охраняют границы государства? Селестия должна поддерживать армию в боевой готовности, ведь прошлое пони не такое радужное, каким кажется.

Но что, если эти войска существуют и по сей день? Охраняют пограничье и саму Принцессу Селестию от всяческого вмешательства. Это должны быть могучие воины, обученные в лучших традициях мира людей. Так же, как я заставлял работать Альтуса – на износ. Где же сейчас этот спортсмен? Почему он прятался от нас тогда, когда меня и его пригласила их Великосиятельная Принцесса?

А что, если он действительно мертв? Нет, не думаю, что что-то сможет его убить. Кого угодно, но не его. Он через слишком многое прошел, чтобы вот так просто умереть, это не то, чему я его учил на протяжении всего нашего совместного жизненного пути. Но я вижу, что не смог сломать его до конца, он еще как маленький ребенок смотрит на красивый мир, на сладкий рай, на обещанные горы шоколада и надеется в конечном итоге получить это все.

У него есть надежда, и она никогда его не покидала. Как бы его не кидала судьба, но он оставался самим собой, жил так, как подобает сильному человеку, а я… Я сломался еще в самом начале и теперь я, как поломанная игрушка, уничтожаю то, где я жил и к чему стремился. А стремился ли я к чему-то? Что было до того, как я стал магом? Что изменилось? Что осталось таким же?

А что, если я совершаю ужасные поступки? На меня постоянно косятся, как на прокаженного, что в своем мире, что в мире пони. Там я был просто грубым идиотом, который вечно лезет в дела, которые его не касаются, и мешает нормальным людям жить, а тут я просто пони без кьютимарки, который заражен неизвестной болезнью. Будучи и там и там непрошенным гостем, я не хочу заботиться ни о друзьях, которых на самом деле не существует, ни о знакомых, которые меняются каждый день, как перчатки, ни о простых людях, которые прожигают свою жизнь перед экранами чего-либо. Компьютер, телевизор, телефон, переносные устройства. С каждым годом методы зомбирования становятся все более и более ухищренными, и только я один не попался в этот ужасающий круговорот бытия. Хотел ли я спасти Альтуса от его судьбы обывателя? Нет. Он мне интересен только как оружие, но не как личность и, тем более, знакомый или друг».

Крэлкин спрыгнул с кровати и, подойдя к одной из полок, с размаху ударил по ней копытом. «Идиот, просто идиот! Зачем я вообще заварил все это?! Селестию мне не победить, но я должен! Армия, которая у нее может быть, вообще представляется непробиваемой бетонной стеной, которую ни обойти, ни перепрыгнуть! Да и Альтус, который шляется где-то и может опять встрять в мои планы, как тогда, когда он хотел совершить слепой пространственный переход прямо перед носом у магов. Он еще больший идиот, чем я. Думал, что я могу прыгать, когда энергии практически не было, да и сворачивать пространство через пятое измерение очень трудно. Я ему говорил, но он не слушал. В целях безопасности необходимо ждать, а если прыгать ранее определенного срока меня могло разорвать пополам, как и его. Но он никогда меня не слушал, ни единого разговора, ни одного слова, ни одной буквы. Да даже если и слушал, то у него в одно ухо влетало, а в другое вылетало».

Крэлкин еще раз ударил по полке, отчего та затряслась, и приказал себе успокаиваться, но это не помогало. Его злило, что он сидит тут, а Альтус, которого Селестия даже не ищет, ходит на свободе, как ни в чем не бывало и наслаждается беспечными днями в новом мире, но который и палец о палец не ударил для того, чтобы остаться в Эквестрии. Спортсмен представлялся чертовски тяжелым чемоданом без ручки, который и бросить жалко и таскать неудобно. А ведь в чемодане много полезных вещей, так необходимые для жизни.

Несколько раз глубоко вдохнув, Крэлкин успокоился, вернул себе прежнее расположение духа и нырнул обратно в кровать. Внезапно он осознал, что жалеет, что рядом нет Твайлайт, что она не поможет ему, не подскажет, не направит, да и просто не поддержит своим присутствием. Оглядев пустынный зал, бывший маг внезапно осознал, что никому не нужен, что друзей у него не было, нет и не будет, ведь он и не стремиться их получить. Все, что он делает, отталкивает их, а каждая попытка завести знакомство оканчивается осознанием, что человек ему не интересен. Твайлайт была иная. Она была не просто умной кобылкой, но она была также мудрой, что в своем возрасте жеребец встречал нечасто. Но она легко поддавалась манипуляции, однако земной пони верил, что поможет ей преодолеть это и стать по-настоящему целостной личностью, которую не так просто будет убедить в чуждой ей точке зрения.

Вернувшись к письму, Крэлкин все еще не мог поверить, что он, такой могучий и властный, не имел самого простого: одного единственного друга. Не Альтуса, который периодически бил его, вымещая на нем злость, но понимающего, заботливого и поддерживающего друга, который подскажет в трудную минуту направление к его заветной цели. Тряхнув головой, он в очередной раз вытряхнул ненужные мысли. Но что-то было не так, что-то изменилось, и Крэлкин почувствовал это. Что-то отягощающее затаилось у него в глубине души, неприятное, но в то же время нужное. Это было то, чего боялся жеребец с детства. Он начал чувствовать эмоции.

«Огоньки, – неуверенно подумал жеребец, все еще витая где-то в облаках, предаваясь размышлениями о Твайлайт, но, тряхнув в очередной раз головой, прогнал надоедливые эмоции и беспристрастно окинул письмо взглядом. – Что это еще за огоньки? Вероятно, какие-то бомбы, разработанные пиротехниками грифонов. Но если даже это не так, то очень на то похоже. Это значит, что у грифонов было взрывчатое вещество достаточной силы, чтобы разрывать врага на месте.

А вот в Эквестрии подобного оружия не было. Но сейчас есть керосиновые лампы, одной из которой я пользуюсь. – Крэлкин посмотрел на стоящий на табурете осветительный прибор, протянул копыто, включил, посмотрел несколько минут на пляшущий огонек и выключил лампу, чтобы не тратить горючее вещество. – Да, определенно есть взрывчатая жидкость и в Эквестрии, но откуда? Керосин означает добычу нефти, но нефть подразумевает под собой много иных горючих веществ и приспособлений под них. Возможно, керосин завозится из-за границы.

Ладно, некогда мне о технологиях и военных артефактах думать, необходимо двигаться дальше. Любая минута промедления грозит тем, что меня скоро отсюда выгонят. Военные силы были достаточно хорошо подготовлены для того, чтобы сохранять строй, несмотря ни на что. Каждый делал свою работу, и все действовали слажено, сообща, полагаясь на мастерство и выдержку своих боевых товарищей. Конечно же Селестия лично обучала пегасов приемам, ведь они получали самый мощный удар от воздушных сил противника, а единороги были просто защитниками и стратегами. Нет, были еще и бойцы, но их было наверняка меньше, да и, наверное, далеко не все единороги пошли на войну. Не пристало благородным жеребцам жизнь отдавать за всяких рабов и убийц.

Возможно, так и было, а, возможно, это мое воображение уж слишком разыгралось. В любом случае, в этой битве фигурировали единороги-лекари, единороги-защитники и упоминались какие-то маги дальнего боя, которые должны сдерживать грифонов в воздухе. Но так ли эффективны войска, ориентированные на дальние атаки? А если они промахнутся, то в кого ударит заклинание, в конечном счете? Нет, это должно быть узкоспециализированные бойцы. Они обязаны работать только со своими “защитными” единорогами и пегасами, которые не подставятся под удар».

Крэлкин представил, как совместные атаки единорогов и пегасов сметают с неба отряды грифонов под чутким руководством какого-нибудь земного пони с необычайными аналитическими способностями. Ему виделся небольшой шпионский замаскированный отряд, который выслеживает чужаков на территории своей страны и уничтожает их одним молниеносным ударом. Он даже полагал, что там есть и земные пони, которые уничтожают наземные сооружения или линии обеспечения противников. И даже личная опека Принцессы Селестии над этими пони не удивила бы Крэлкина, так как он полагал, что такому отряду отведено особое место в войсках Эквестрии.

«Теперь необходимо проанализировать то, что поможет мне уничтожить всякую магию в своем окружении. Даже если я не достану доспехи Дроттинна, то уж точно смогу подавить магию с помощью зелья, которое использовали в бою грифоны. Оно расползается черным смогом и покрывает определенную область, не давая единорогам колдовать, пока они стоят в тумане.

Очень небезынтересная штука. Могли ли ее изобрести грифоны? Если учесть, что грифоны изобретали оружие, в том числе и арбалеты, какие-то бомбы, да еще и приспособления у них были, чтобы видеть в темноте и метели, то какова вероятность того, что у них мог быть институт магии? Огромная, ведь они понимали, что сражались против магических существ. Они обязаны были продумать, как сопротивляться щитам и магии единорогов.

В итоге они получили такое зелье в своих лабораториях, которое могло противостоять колдовству. Интересно, я прочел первую битву, в которой было применено это зелье? Даже если нет, то уж очень походит на то. По крайней мере, единорог, который оставил эту записку, не видел ранее подобного оружия в арсенале противника, да и не было никаких данных у него, хоть земной пони, командир, который сказал ему передислоцироваться, достаточно уверенно сказал об этом, будто знал о действии этой настойки. Да и другой командир, пегас, пожертвовав своей жизнью, не дожидался, пока бомбы долетят до земли, а заблаговременно уничтожил их.

Командиры явно понимали, что несет в себе этот вид оружия, но почему не рассказали об этом единорогам-защитникам? Странно, не думаю, что это было сделано намеренно, видимо, либо халатность, либо не было никакой информации. Возможно, что кто-то тогда во время боя мгновенно проанализировал действие черного тумана и сказал, что происходит и как выйти из данной ситуации. Не исключено, что это был тот земной пони, албидо стилла которого распределилось в основном в мозгу и усилило умственные способности».

На мгновение Крэлкин задумался, а как белое магическое вещество распределилось в его теле пони и в чем его особенность. Но он ничего не чувствовал, кроме большей выносливости, проявившей себя лишь раз, когда он бежал с Твайлайт во время осеннего забега. Его сознание вновь невольно переключилось на лиловую единорожку, и он вспомнил, как бежал рядом с ней и разговаривал о чем-то малозначительном. Тряхнув головой, жеребец избавился от образа Твайлайт и принялся дальше анализировать документ.

«Первая атака грифонов с помощью подавляющего магию вещества не произвела должного эффекта, и они решили ударить по силам земных пони, где должно быть много защищающих единорогов. Разумно вывести из игры защитные отряды, но с другой стороны, они не учли, что пони могут и отступить.

Но тогда какой смысл был в воздушных войсках? Они же знали, что встретят мощное сопротивление пегасов, но все равно напали с воздуха. Хотя, если раскинуть мозгами, то они просто выводили из игры крылатых пони, которые могли свести на нет все усилия в уничтожении наземных войск, что кинулись на приманку в виде поддельных обозов. А почему они, собственно, должны быть поддельными?»

Крэлкин задумался. Чтобы удрать от военной мощи, которая несется на тебя, нужны облегченные повозки и быстрые тяговые животные, а подобные поводы должны доставлять для армии боеприпасы, медикаменты и паек, потому передвигаются зачастую медленно и всегда остаются позади, чтобы не попасть под удар противника. Хоть жеребец не исключал того, что обоз могли защищать, и защищали, чтобы создать видимость весомого объекта, но он все же не верил, что грифоны были настолько глупы, чтобы подставлять под удар ценный груз, ведь в случае неудачи пони бы просто забрали все ценное, а остальное уничтожили.

«Значит, грифоны заманили войска Эквестрии в ловушку и устроили в ущелье бойню. Но, видимо, они не ожидали, что грифоны проиграют в воздушной схватке и не думали, что остатки пегасов сломают их план, разогнав туман от зелья. Ну, ладно, это все была лирика: стратегии, поведения пони на войне и аналитические способности их расы. Надо вычленить особенности черного смога.

Первое, на чем необходимо сконцентрировать внимание – это защита от него магическим щитом. То есть, пока туман не достиг пони – он не опасен для его магии, однако как только контакт произошел и поддерживается, происходит полное блокирование работы албидо стилла. Очень эффективное оружие против магов, но только если оно достигло цели.

Второй момент: пегасы. Все грифоны приземлились перед массовой атакой этим смогом. Значит, у них такое же магическое вещество, как и у пони. Надо полагать, что албидо стилла – одна из основных составляющих жизни на этой планете, по крайней мере, у разумных существ. Смог блокировал работу магического вещества у противников в крыльях, и они знали об этом, потому и сели.

Значит, и у пегасов тогда бы блокировалось возможность летать. Какая замечательная вещица: единороги не колдуют, пегасы не летают. Наверное, даже у земных пони пропадают их обостренные чувства. Но есть один огромный недостаток: его можно сдуть и эффект пропадет, что в моем случае не вариант. Слишком много пегасов в страже у Селестии».

Крэлкин подумал о том, как он сможет применить подобное зелье, если оно попадет в его копыта. Он бы превратил его в оружие невиданной мощи. Но было и то, что он бы изменил, а именно поглощение магии. Для него было бы идеально, если бы любую магию, в том числе и потоки воздуха, которые посылают из-под крыльев пегасы, поглощались бы туманом, но он понимал, что природа ветра не магическая, а реальная.

Жеребец слез с кровати и набросил на спину одеяло. Подойдя к окну и окинув взглядом снующих по заснеженным улицам пони, Крэлкин постепенно поднял глаза, скользнув по занавешенным окнам домов, на блестящим крышам зданий, покрытых шапкой снега, играющими на предзакатном солнце красными бликами. Вдалеке висела темная туча, виднелись первые звезды над Кэнтерлотом на чистом, лазурном небе, и только где-то далеко-далеко слышались чистые голоса кобылок:

“Морозный воздух пахнет свежестью,

Деревья в белом, как мираж,

Переполняет душу нежностью

Зимы чарующий пейзаж”.

V

Когда Альтус открыл глаза, было уже утро. Сонный, он потянулся в теплой кровати и посмотрел в окно. Оно запотело за ночь, и пегас видел лишь предрассветное марево. Неохотно встав, он подошел к окну и протер его, выдавливая жалостливые звуки. Погода была прекрасная: серые тучи за ночь пропали, светил блеклый солнечный свет, играя бликами на снегу, легкий ветер колыхал тонкие веточки на деревьях и изредка срывал наваливший на растения снег.

Внизу послышался шум живущих в доме зверей. Наскоро глянув в одиноко висящее зеркало, он попытался пригладить взлохмаченные волосы, но у него не получилось, и пегас сошел на первый этаж. В углу хозяйка дома насыпала мелкой живности корм прямо на пол, а сама уже управлялась на кухне, что-то напевая себе под нос. Альтус наблюдал за пегасочкой некоторое время, пока кобылка не заметила его и не замолчала, покраснев и извинившись.

– А мне нравится, как ты поешь, – сказал жеребец, проходя внутрь. – Тебе помочь чем-то?

– Спасибо, но я уже все закончила, – ответила Флаттершай.

– Как знаешь, – потянул чужак и упал на стул, широко зевнув. Мебель протяжно скрипнула.

– Как спалось? – спросила хозяйка, и начала наливать кипяток в кружки.

По помещению в мгновение ока разлился приятный ромашковый запах. Альтус принюхался и уловил легкий аромат мяты.

– Нормально, – ответил он.

Нежно-красный пегас еще переживал на счет своего вчерашнего поведения, но не знал, как сказать об этом Флаттершай. Да и не знал, следовало ли вообще что-либо говорить об этом. Хоть вчера он дважды довел подругу до слез, сегодня же она была полна радости и сил, и, казалось, не сердилась на него. Это было странно и непонятно, но Альтус принял все, как есть и не стал провоцировать новый конфликт и ворошить старый.

– Сегодня ЭплДжек будет продавать сидр, – оповестила желтая пони, поставив перед гостем еду.

Пегас посмотрел грустным взглядом на предложенную пищу и вздохнул. Он все еще хотел мяса, впиться зубами в хорошо прожаренный кусок свинины или говядины и насладиться непревзойденным вкусом. И он понимал, что если останется здесь, то не сможет больше питаться так, как привык. По крайней мере, перед своими подругами, друзьями и вообще другими пони.

– Спасибо, – поблагодарил он. – А где она будет сидр продавать?

– У себя на ферме.

– Пойдешь? – спросил жеребец.

– О, конечно, – пропела Флаттершай. – Там все будут.

– “Все”? – переспросил Альтус.

– Все мои подруги, – застенчиво пояснила пони и уселась за стол.

– Если я пойду с тобой, ты не будешь против? – спросил тот.

– Я буду только рада, – улыбнулась кобылка.

Через полчаса два пегаса уже топали к ферме. Кролик, который порывался пойти с ними, остался дома. Альтус увидел, что Флаттершай как-то по-особому посмотрела на него, и тот сдался и зашел в дом. По пути они никого не встретили, и жеребцу даже на мгновение показалось, что он на свидании. Моментально выкинув эти мысли из головы, он посмотрел на подругу, которая наслаждалась зимними видами.

– А тебе кто-то нравится? – спросил жеребец.

– Что? – переспросила она, отвлекаясь от созерцания заснеженного леса.

– Ну, – потянул чужак, уже не будучи таким уверенным в своем вопросе. Однако все же решил задать его снова: – Тебе кто-то нравится?

Флаттершай сбавила темп и с непониманием уставилась на вопрошающего, затем покраснела и отвела взгляд. Альтус напрягся. В глубине души он хотел, чтобы она ответила “нет”, так как противоположный ответ приблизил бы их момент расставания, но понимал, что она не может никому не нравится. Даже с точки зрения человека она была симпатичной кобылкой, но не более того. Для него Флаттершай была лишь хорошим другом.

– Нет, – чуть слышно ответила она.

«Не может быть! Она же…»

– Ну, а ты кому-то нравишься? – опять спросил жеребец.

– Нет, – вновь послышался слабый ответ.

– Почему?

Альтус сам не любил, когда ему задавали подобный вопрос. И что необходимо отвечать на него, не знал. Почему ему не нравился кто-то? Да просто потому, что никого подходящего он не нашел за всю свою жизнь. Понимая, что сам бы не ответил на свой вопрос, жеребец все же хотел получить ответ от подруги, к тому же интимность обстановки способствовала этому.

Смотря на залившуюся краской Флаттершай, он окинул свою жизнь и осознал, что ему тоже никто никогда не нравился. Он просто встречался только потому, что так было необходимо, чтобы ублажить животные инстинкты, чтобы казаться правильным для общества, чтобы не слышать наставительные речи родителей о внуках. Возможно, он чувствовал влюбленность, как ее называл Крэлкин, возможно, это было просто увлечение, но никаких светлых чувств, вроде любви он не знал, да и не был способен узнать никогда. Крэлкин всегда говорил с ним на счет любви и доказывал, что это всего лишь физиологические процессы, реакция мозга, стимулируемого гормонами, что лишь микроскопическая, по меркам человеческого тела, доза тестостерона, выделенная в кровь, способна снести крышу и требовать ласки и тепла у практически любого представителя женского пола. И все разговоры мага сводились к тому, что Альтусу не нужна пара, что любовь всего лишь миф, что никакой спокойной семейной жизни нет и быть не может, а всяческие мелодрамы со счастливыми концами – ересь, так как человек не может терпеть монотонности, а выпивший человек, коих масса в мире, пытается ее избежать, нередко прибегая к насилию.

И Альтус, будучи уверенным в правильности сказанного магом, в чем не один раз убеждался, не строил никаких отношений. Он просто жил обычной половой жизнью, как и все. Сейчас, в новом мире, ему этого не хватало, однако, он чувствовал, что хотел чего-то большего, нежели простого удовлетворения плотских потребностей. Он хотел почувствовать то, чего не чувствовал никогда: любви. Но он не хотел впутывать в это Флаттершай. Чтобы обезопасить ее и оградить от себя сильными и твердыми копытами ухажера, он был готов сам найти ей пони, с которым она будет счастлива.

– Флаттершай, так почему у тебя нет пони, который бы за тобой ухаживал? Ты всех отшиваешь?

– Нет, – сказал вновь смущенный голосок.

– Ты хочешь сказать, что к тебе никто не пристает? Но почему, ты же такая…

Альтус осекся и вперил взгляд в кобылку. Она посмотрела на него в ответ ошарашенными глазами. Остановившись, они смотрели друг на друга достаточно долго, пока Альтус не отвернулся и не продолжил идти дальше. Что-то сжалось у него внутри от осознания, что он может сделать что-то не то, и усугублять дело не хотел.

– А как ты смотришь на то, если мы найдем тебе жеребца? – предложил Альтус.

– Не… не стоит, – послышался умоляющий голос Флаттершай.

– Почему? – удивился жеребец.

– Я не хочу, – робко произнесла она.

– Тебе хорошо жить одной? – уточнил пегас. Он не мог поверить, что такая пони не хочет никого искать.

Однако кобылка не ответила и поплелась за своим подопечным. Альтус еще боролся с собой на счет Флаттершай. Пока что он хотел лишь быть рядом с ней и поддерживать всем, чем только может, защищать, опекать, как ребенка. Он хотел позаботиться о ней так же, как она заботилась о нем, но он не исключал и такого, что может сорваться и обнять ее не по-дружески, или вообще поцеловать. Этого он страшился как огня и хотел больше защитить не ее, а себя, найдя для нее любимого.

– Ладно, не обращай внимания, – засмеялся Альтус. – Я просто пошутил.

Однако по виду пони, которая слегка улыбнулась, было заметно, что ей не показалось, будто знакомый пегас говорил подобное в шутку. Наоборот, она как-то сникла и шла, расстроенная и подавленная. У жеребца похолодело на душе и даже показалось, что он ее не только смутил, но и задел глубинные чувства, которые она прятала и носила с собой постоянно, как свою кьютимарку. Решив, что необходимо ее отвлечь и попытаться приободрить, он с гордостью продекламировал, будто обращается к большой публике:

– С моими крыльями все в порядке. Ты отлично умеешь лечить.

Приободрившись, Флаттершай посмотрела на него. Она повеселела и стала расспрашивать об общем состоянии здоровья пегаса и о мантикоре, от которой он спас жеребят. Альтус неохотно отвечал на вопросы, а на счет мантикоры осунулся и отрицал все, что успели наплести меткоискатели про зверя и про его подвиг во всей той истории.

– Да не спас я никого, – отмахнулся Альтус в очередной раз. – Это Зекора их спасла. Если бы не она, то все обернулось бы иначе, и мы бы с тобой не разговаривали сейчас. Единственное, что могло бы спасти этих меткоискателей, если бы мантикора предпочла мясо новоиспеченного пегаса мясу жеребят, – усмехнулся он.

– Нельзя так говорить, – испуганно отозвалась Флаттершай и осторожно осведомилась: – Возможно, мантикора не была голодной?

– Эта “неголодная” мантикора, – парировал пегас недовольным тоном, – следила за нами аж до самого выхода из леса, а потом напала. И что мне было делать? Гладить ее? Флаттершай, это смешно! Она явно хотела убить нас и сожрать. Я сделал то, что должен был сделать.

– Зекора сказала, что ты не жалел себя, а только думал о спасении жеребят. Ты… – пегасочка замялась ненадолго. – Молодец.

– Флаттершай, нельзя быть такой робкой и всего бояться. Мы все боимся, но нужно уметь бороться со своими страхами. Если нужно кому-то двинуть в челюсть, то нужно это сделать, как бы плохо потом не было.

– Нет, так нельзя, – запротестовала кобылка. – Это неправильно.

– У вас, может быть, и неправильно, – заявил Альтус, – а вот у нас правильно. Наш мир чем-то похож на ваш лес. Так же можно попасться на неугодного человека и пропасть без вести, потому что так было кому-то надо. Так и мантикора решила, что я должен был в тот день пропасть без вести, как и три маленьких жеребенка.

– Какой страшный мир…

– Ну, в любом случае, там все гораздо проще, – заверил ее пегас.

Пегасочка не ответила. Они шли до фермы “Сладкое яблоко” в молчании, каждый думая о своем. Альтус переживал, что показался не в лучшем свете перед подругой, и что он всегда вначале говорит, а потом думает. «Если бы я был, как Крэлкин, то мы бы сейчас весело разговаривали о каких-то пустяках. Почему я не могу думать наперед? Может, не нужно было вообще упоминать о мантикорах и как-то замять эту тему? Эх, как трудно правильно разговаривать с кем-то».

Приближаясь к ферме, на пути Альтуса и Флаттершай начали возникать небольшие группы пони, которых по мере приближения к ферме становилось все больше и больше, как и сами компании. Многие были с кружками и уже наслаждались напитком, шумно что-то обсуждая, но не меньше пони стояли в очереди и ожидали, когда смогут купить сидр и насладить им с друзьями. Неподалеку жеребята лепили снеговика, похожего на пони, Пинки Пай помогала им, украшая снежное изваяние конфетами и леденцами, которые расхватывали дети, но Пинки не сердилась, а щедро усыпала снеговика все новыми сладостями. Рэйнбоу Дэш лежала на ближайшем дереве и неспешно потягивала напиток, лениво смотря на пегасов, снующих над ней.

– Нужно встать в очередь, – забеспокоилась Флаттершай.

– Да не переживай ты так, – одернул ее жеребец. – ЭплДжек наша подруга, так почему бы этим не воспользоваться?

– Но так нельзя, – проговорила кобылка, бросая робкие взгляды на других пони.

– Пошли, – сказал Альтус и дернул ту за гриву.

Она пискнула, но последовала за другом. По пути им встретились меткоискатели с большими кружками и горячо поприветствовали и Альтуса, и Флаттершай. Они радостно воскликнули, что пегасы хорошо смотрятся вместе, будто семейная пара. Пегасочка застеснялась и постаралась прижаться к другу, чтобы ее было меньше заметно, но пегас, проникшийся шуткой, приобнял ее и спросил, как они теперь смотрятся. Кобылка попыталась отойти, однако Альтус не дал, удерживая ее около себя и смеясь вместе с меткоискателями. Отпустив подругу, жеребец попрощался с жеребятами, которые сказали, что их ждут две кружки сидра за счет сестры ЭплБлум, и направился дальше по своим делам, Флаттершай, затравленно озираясь, засеменила следом.

– Привет, – поздоровался пегас с фермершей.

– О! Здорова! – воскликнула та, наливая очередную кружку покупателю. Обслуживать клиентов помогал ее брат, статный красный жеребец, с извечной невозмутимой мордой. – Давненько тя не было видно. Де пропадал? Привет, Флаттершай.

– Привет, – пискнула пегасочка.

– Че эт’ с ней? – спросила недоуменно ЭплДжек.

– Да мы с меткоискателями неудачно пошутили, – признался Альтус. – Они, между прочим, сказали, что нас ждет тут вкусный сидр?

– Ага, в доме. Там ща Рарити разговаривает с бабулей. Дорогу найдете?

– Постараемся, – улыбнулся пони.

Как только жеребец двинулся вперед, к ожидавшему ему напитку, перед ним возникла голубая пегаска с радужной гривой и преградила путь. Он отпрянул, а заинтересованные пони из очереди откровенно глазели, видимо, ожидая от соперников какого-то действа. И Альтус был готов это действо им предложить. Поднятое меткоискателями настроение давало о себе знать, и нежно-красный пегас выпалил:

– Как на счет небольшой гонки, а, Рэйнбоу?

Пегасочка весело засмеялась.

– Не вопрос! – задорно ответила она. – В любое время в любом месте.

– Здесь и сейчас, – моментально отозвался Альтус. – Вокруг Понивиля.

– Готовься есть облака из-под моих крыльев.

Радужногривая пони моментально обозначила старт, который являлся и финишем, просто прочертив на снегу копытом толстую борозду. Тут же откуда-то появился Спайк, который сказал, что будет комментировать гонки, а также толпа пони всех рас и оттенков, ограничив площадку для взлета, обступила спортсменов. Оба пегаса встали на исходную позицию, опустились к земле, подняли напряженные крылья и замерли, ожидая команды и настраиваясь на победу.

«Что я делаю? Я опять буду летать. Это плохо… очень плохо, но мне это нужно, как воздух. Я не могу больше ждать. Сейчас или никогда. Остаться пони или вернуться назад, я решу во время этого полета, во время этой гонки с самой быстрой пони в Понивиле. Я не хочу победить… нет, победить-то хочу, но не смогу, да и не нужна мне победа. Мне нужно участие, нужен быстрый полет с лучшим летуном. Мне нужна высота».

Свисток Спайка возвестил о начале гонки, и Альтус сорвался с места, резко взмахнув крыльями и подпрыгнув, придавая себе ускорение. Холодный воздух ударил в морду, окутал все тело разом, но ему было совершенно не холодно. Рэйнбоу Дэш сразу же вырвалась вперед, обставив соперника и начала вилять перед ним, будто смеясь над неудачливым пегасом. Альтус сощурился и, поднапрягшись, начал догонять спортсменку.

Он летел самозабвенно, выкладываясь полностью. Ему ничего не было слышно, ничего не было видно, ничего не ощущалось, только высота, только быстрый, пленительный полет, только ветер, бьющий в морду. У жеребца была лишь одна цель: понять, что он такое. Он хотел, безумно хотел домой, оказаться в привычном теле человека и увидеть таких же людей вокруг, почувствовать вкус нормальной, человеческой еды, но каждый взмах крыльев, каждый новый напряженный мускул, отдающий болью победителей, как говорил сам для себя Альтус, уничтожали уверенность в его желании возвращаться.

Увязавшись хвостиком за Рэйнбоу Дэш и лавируя по небу прямо за ней, пегас был на пределе своих возможностей. Он понимал, что быстрее полететь не сможет, а движения соперницы говорили ему, что она может увеличить скорость минимум вдвое. Задумываясь над своим положением, он видел себя то парящим в воздухе пегасом, то тренирующимся в спортзале человеком. И то и другое было ему в радость, и то и другое он с удовольствием принимал, и то и другое он не хотел терять. Но выбор был за ним: либо сковывающая свобода полета, либо свободные оковы гладиатора.

И как бы плохо не было гладиатором, он не мог отвергнуть свою роль в этом притязательном для него занятии, он никак не мог решиться, кем же быть лучше. Вдалеке уже показался финиш, а пегас все думал и размышлял над своей проблемой. Заметив, как Рэйнбоу резко оторвалась от него, он понял, что хочет превзойти ее, что хочет быть пегасом и выжать из тела пони все, что только возможно. Но Альтус также понимал, что он, будучи пегасом, не должен позволить единорогам открыть портал, однако, с другой стороны, не должен оставлять в этом мире Крэлкина.

– Я должен… – выдыхал он слова в такт дыханию. – Убедиться… что Крэлкин… не сможет… навредить… Эквестрии…

«Было бы замечательно, если бы я помог Твайлайт и Трикси вернуть этого заносчивого мага назад, в наш мир. Нужно поговорить с ними и попросить разрешения остаться. Необходимо остаться тут. Но если мне не разрешат? То что тогда? Неужели мне придется, как и Крэлкину, срывать заклинание разрыва пространства? Но я не буду помогать магу, как бы он не просил. Теперь я буду сам ответственен за свою судьбу. И если понадобиться, то я убью его во имя Эквестрии! Во имя нового дома!»

Зарывшись в холодный снег копытами, он приземлился, тяжело и часто дыша. Услышав овации публики, он посмотрел на Рэйнбоу Дэш, которая нежилась в лучах славы. Альтус тоже бы крикнул, что она молодец, но не мог даже и звука выдавить. Флаттершай поднесла ему кружку с холодным напитком, и нежно-красный пегас с пепельной гривой проглотил сразу половину напитка.

Попробовав сидр, жеребец был приятно удивлен. Напиток был нежный и воздушный, как взбитый коктейль. Теперь его не удивил размер очереди к ферме потому, что не любить этот напиток было невозможно. Рэйнбоу тоже досталась кружка хорошего сидра за устроенное представление. Рарити с Пинки Пай подошли, когда Альтус уже смотрел на дно пустой кружки, ища там секрет напитка и просто нюхая яблочную жидкость.

– Ну, как тебе сидр ЭплДжек? – спросила розовая пони. – Правда, он великолепен?

Альтус отвлекся от поисков и посмотрел на нее. Она сияла, подобно солнцу, расплывшись в улыбке.

– Превосходно, – заявил он.

– Спасибо, что спас мою сестру от ужасного зверя, – сказала Рарити.

– Он кого-то спас? – недоуменно спросила подлетевшая Рэйнбоу Дэш.

– О, да, – вновь подала голос белая единорожка. – Этот храбрый жеребец победил мантикору и спас Свити Бел, а также ЭплБлум и Скуталу.

– Он? – изумилась нахальная спортсменка.

– Не я, а Зекора, – недовольно ответил спортсмен.

– Ха! – радостно воскликнула голубая пегаска. – Я так и знала.

– Где твои манеры? – осведомилась Рарити. – Он же жизнью своей рисковал.

– Все равно это не он их спас, а Зекора, – парировала Рэйнбоу.

– Зекора сказала, что он защищал их очень… – промямлила Флаттершай.

– Ну, прекратите уже! – потребовал пегас. – Не я их спас, да и не нужно меня благодарить за это. Я сделал то, что сделал бы каждый пони на моем месте. И не надо раздувать из этого что-то…

– Какой он стесняшка, – подскочила к нему Пинки Пай и, обхватив шею, потрепала по гриве.

Отстранившись, Альтус фыркнул. Ему никогда не нравилось подобное обращение, но еще больше ему не нравилось попадать под такие словечки как “стесняшка” или “милашка”. Он себя сразу чувствовал не в своей тарелке и не мог ответить ничего вразумительного. Осмотрев друзей, он не заметил только ЭплДжек, которая сейчас была за прилавком и продавала холодный напиток, но наряду с ней отсутствовали Крэлкин и Твайлайт. «Если Крэлкина здесь нет, то он непременно с Твайлайт. Нужно только узнать, где ученица их принцессы. А узнаю где Твайлайт, узнаю, где Крэлкин и Трикси. Нужно поговорить с единорогами».

– А где Твайлайт? – спросил он.

– Она и Крэлкин были приглашены в Кэнтерлот на аудиенцию к самой принцессе Селестии, – оповестила Рарити.

– Короче, они улетели вон туда, – махнула копытом Рэйнбоу Дэш в сторону эквестрийской столицы.

– Как улетели?! – опешил Альтус. – Когда?!

– Не так давно, всего несколько дней назад, – продолжала единорожка невозмутимым тоном. – Твайлайт всех на уши подняла, когда искала тебя. Ты был тоже приглашен, но так как тебя не нашли, то ты не попал с ними к принцессе.

– А Трикси? – спросил жеребец с округлившимися глазами.

– Уехала, как только те двое уехали, – сказала спортсменка, перебив Рарити.

– Ну, что за манеры? – недовольно отозвалась модельерша.

– Так их нет уже несколько дней? А меня не искали? – протараторил пегас.

– Не искали, – ответила спортсменка. – Только когда уезжали.

«Неужели за этого остолопа взялась их принцесса? Не может быть! Я не могу опоздать. А что если его уже отправили назад? Нет, тогда бы за мной уже охотились. Нужно заключить с Селестией договор… или с магом. Не важно, главное, отправить Крэлкина в наш мир и при этом остаться здесь. Но как я буду выглядеть на их поле боя интриг и тонких замыслов? Просто куском мяса, снующим из стороны в сторону и не знающим, к кому прибиться».

– Мне… мне надо лететь, – сказал Альтус, напряженно смотря в сторону Кэнтерлота.

– Но куда? – спросила Флаттершай.

– О! Загадки! Я обожаю загадки! – тут же воскликнула Пинки. – Может, к Твайлайт? Нет, там скучно. Наверное, к Флаттершай? Или в “Сахарный уголок”? Уууу! – вскрикнула пони. – Ты хочешь прийти ко мне в гости?

– Нет, мне нужно встретиться с Принцессой Селестией, – произнес обеспокоенно жеребец, не сводя взгляда с города на скале. – Я должен с ней поговорить.

– Но лететь туда – безумие, – взволнованно отозвалась Флаттершай. – Можно поехать на поезде.

– Нет времени. Каждая минута промедления подводит Крэлкина к завершению его плана. Я не могу позволить ему закрыть проход или уничтожить единственный способ возвращения нас назад.

– Оу, так ты хочешь уходить? – опечалилась розовая пони.

– Все стало очень сложно, – повесил голову пегас.

Он взмахнул крыльями и почувствовал сильную боль. Ругнувшись, Альтус уселся на снег и стал ждать, пока натруженные мышцы отдохнут, и он сможет полететь к своей цели. Он не хотел задерживаться, но и торопиться не следовало. Понимая, что его не пропустят просто так к Принцессе, жеребец хотел разработать какой-то план, но не знал, какой, да и не знал, как.

«Только бы я успел, только бы я смог договориться, только бы все получилось, – размышлял он, вглядываясь в сверкающие башни далекого города. – А что если Селестия мне откажет? Что если мне придется заключать союз с магом? Будет ли это правильно? Если уж придется на это пойти, то мне необходимо будет украсть у него секрет техники, который он достанет у единорогов. Думаю, что мне не составит труда избить Крэлкина и вернуть информацию Принцессе на определенных условиях. Я смогу шантажировать Селестию и выбить свое место в этом мире. Если, конечно, ей нечем шантажировать меня. А если не получится украсть технику и маг ее уничтожит, то я выторгую свое место в мире на его смерть.

Кажется, я начал понимать Крэлкина. Его непреодолимую жажду остаться в этом мире. Будет ли мне не хватать своего старого тела? Черт побери, да! Но я не хочу меняться назад, не хочу уходить в прошлое. Пусть тело пони не идеально, но тут я могу летать. А еще у меня появился настоящий друг. И даже несколько. Те, которые не ждут от меня чего-то, но которые могут мне дать взамен свою поддержку и любовь.

Грустно, конечно, что я тут никого не смогу полюбить, но я не был создан для любви. Я был создан летать, покорять заоблачные вершины, стремиться всегда вверх и только вверх. А оттуда, где не видно даже земных пони и единорогов, сложить крылья и камнем упасть вниз, в такую сладострастную бездну. И насладиться этим падение.

Буду убивать свое горе в полетах, – решил он, – потому как никакая кобылка в здравом уме не захочет со мной быть, да и не нужны мне кобылки. Скоро все должно пройти. А если не пройдет, то буду просить помощи у Твайлайт, как справиться со своей жаждой. Думаю, она не откажет чужаку в помощи, тут ведь все друг другу помогают. Или попрошу Зекору, ведь она варит всякие зелья. Думаю, что что-то подобное у нее найдется».

По мере успокоения, его организм остывал и Альтус чувствовал холод. Он посмотрел на накидки и куртки, в которые были одеты все пони вокруг, кроме Рэйнбоу Дэш, и пожалел, что не захватил подарок Рарити. Сидя на ледяном снегу, он прикидывал, какое расстояние ему необходимо преодолеть, как долго он будет махать крыльями и что в полете может приключиться. Вспоминая курсы по выживанию, он перечислял минимальный набор, который необходим для того, чтобы не умереть: нож, кремень и огниво, аптечка, лезвие и множество другой мелочевки. Но вспомнив, что он пони, Альтус выкинул из головы все надуманное и начал размышлять.

– Флаттершай, можно у тебя взять маленькую сумку, нож, лейкопластырь, свечки, плащ и немного еды?

Вопрос застал врасплох всех, кто его услышал.

– А еще подарок Рарити, – сказал он и улыбнулся модельерше.

– Наконец-то ты одумался, – сказала та.

– А зачем тебе это все? Ты собираешься устроить пикник? – спросила радостно Пинки и подпрыгнула. – Я люблю пикники.

– Флаттершай, – умоляюще сказал Альтус, посмотрев на пегасочку.

– Хорошо, только я не понимаю… – застенчиво сказала желтая любительница зверей и смутилась.

VI

Утро встретило жеребца угрюмой мордой служанки, которая поменяла ему тарелки, оставила завтрак и ушла. Погода была унылая и холодная: сыпал снег, дул сильный ветер и ни одного пони на улице не было видно, кроме редких пробегающих куда-то жеребят. В библиотеке стало холоднее, а серые краски, заливающие помещение, навевали тоску и печаль на сознание Крэлкина.

Он решил сегодня закончить с историей и завтра уже поговорить с Селестией. Ожидание такого важного разговора отвлекало от самого разговора и сеяло страх перед принцессой. Он даже не успел подготовиться к нему, не то, что начать его прокручивать в голове, находя важные моменты и пытаясь отвечать на них как можно короче и как можно осторожнее.

Слушая приглушенный цокот подков, доносящийся из коридора, жеребец насторожился, так как кто-то остановился напротив двери, и было понятно, что вскоре гость зайдет. Быстро осмотрев кровать и убедившись, что книга по истории лежит под подушкой, а также бросив быстрый взгляд в междурядье полок, и, не заметив там книг и беспорядка, он облегченно вздохнул и поправил одеяло, которое повадился носить вместо накидки, закрывая отсутствующую кьютимарку.

Дверь отворилась, и в библиотеку ввалилось четыре белоснежных стражника-пегаса, облаченные в золотые доспехи. Это было настолько неожиданно и стремительно, что земной пони попятился, и сердце его замерло, в ожидании развязки. «Неужели Селестия что-то заподозрила? – судорожно размышлял он. – Не может быть, я был осторожен. Да и на чем, собственно, я мог проколоться, если в библиотеке был я один, и выйди я отсюда, то обязательно заблудился бы.

А, может, она решила уже сейчас вернуть меня в мой мир? Тогда плохо дело, никакого времени у меня нет, и никаких глупых книг я больше не прочту. Я слишком сильно увлекся знаниями и не заметил главной проблемы: светлый аликорн. Теперь необходимо что-то быстро предпринять, чтобы ускользнуть от стражников, но что? Прыгнуть в окно? Нет, слишком опасно, да и высоко, разобьюсь. Побегу, когда меня будут вести к Селестии», – решил он, осматривая каменные морды непрошеных гостей.

Спустя несколько секунд в помещение заплыла Принцесса Луна и окинула огромный зал усталым взглядом. Крэлкин даже подумал, что следом должна зайти ее сестра, но дверь захлопнулась, отозвавшись эхом, и в помещении все стихло, только ветер рассказывал о непогоде за окном. Аликорн выглядел уставшим и подавленным, но бодро попросил стражу оставить его в библиотеке. Вначале пегасы направились к белому жеребцу, чтобы и его выпроводить, но принцесса сказала, что он ей не помешает, и четверка, отдав честь, строевым шагом вышла из помещения.

Крэлкин облегченно вздохнул и улыбнулся Луне. С него будто груз свалился от осознания того, что Селестия не придет и не перенесет его назад, ведь с Луной он мог и договориться. Младшая сестра не походила на старшую ничем, кроме формы, и хоть мордочки у них были одинаковые, но выражения на них – разные. Та гамма чувств, которая отражалась на лике темной венценосной особы, давно не трогала мордочки главного правителя Эквестрии.

– Доброе утро, Принцесса Луна, – поприветствовал ее гость и, спустя несколько секунд колебаний, отвесил поклон, практически касаясь носом пола.

– Доброе утро, Крэлкин, – откликнулась она утомленно, с изумлением рассматривая жеребца. – А я думала, что мы на ”ты”.

– Ах, да, прости, – сказал жеребец, разгибаясь. – А что это за пегасы были?

– Селестия попросила, чтобы они меня всюду сопровождали, но я не пойму, зачем мне это.

«Селестия начала опасаться по поводу моего влияния на ее сестру? Это очень мило, но она опоздала. Я уже сейчас могу воспользоваться Луной, если понадобиться, хотя я не могу отрицать, что она может отказать в помощи. Но это уже не важно, важно то, что она не будет слепо верить Селестии, когда речь зайдет обо мне, у нее будет свое мнение. У нее… А кто это вообще такая? Принцесса ли?»

Земной пони пристально посмотрел на кобылку, пытаясь понять, настоящий это аликорн или нет. Он помнил, что в истории Принцессу Луну убили, но кто тогда перед ним стоял, он не мог понять. Если это был другой пони, то должен быть аликорном, потому как он видел, как Луна колдовала, и даже на себе испытал ее магию, да и крыльями она шевелила, пусть и практически незаметно. Заметив на себе заинтересованный взгляд гостя королевского замка, кобылка слегка смутилась.

– Почему ты на меня так смотришь?

– Что? – недоуменно спросил Крэлкин, отвлекаясь от своих размышлений. – А, это… Ну, я прочел в истории, что Принцесса Селестия Вас… тебя, то есть, убила, но я не совсем верю истории.

– Если бы она меня убила, то я не смогла бы тогда сейчас с тобой разговаривать, – сухо осведомила собеседника Луна.

– Но тогда как? – изумился бывший маг.

– А сам ты что думаешь?

– У меня мало информации, чтобы думать, – признался жеребец. – А все предположения могут оказаться неверными.

– Ты можешь, по крайней мере, попробовать.

– Ну, если ты так настаиваешь, – задумчиво произнес Крэлкин, вспоминая все подробности писем из третьей эпохи, которые он смог вычленить из общей картины. – Во-первых, я могу предположить, что дело в Элементах Гармонии, но так как я вообще ничего не знаю о них и их магии, то это просто-напросто предположение, которое ни к чему не обязывает. Впрочем, я на этом варианте и остановился бы именно из-за того, что он наиболее вероятен.

– А какие другие варианты ты можешь предложить? – заинтересованно спросила Луна.

– Могу еще сказать, что между атакой Элементов Гармонии и доспехами Дроттинна произошел какой-то разрыв, и тебя выкинуло из этого мира. Но это только предположение, которое тоже упирается в Элементы Гармонии. Что это такое? Это какая-то особая магия? Или реальные артефакты? И какая природа магии заключена в них?

– Откуда ты узнал о доспехах Дроттинна?

«Значит, это все же были доспехи Верховного Пегаса Ландаухиминна? Как я удачно попал. Впрочем, рано расслабляться, что-то мне подсказывает, что Луна пришла сюда не просто так. Даже если она сделала это по своей воле, то какую-то цель она преследует? Узнать, насколько я опасен? И что мне делать теперь? Играть роль послушного и домашнего зверя? Необходимо окончательно переманить ее на мою сторону. Но как?

И почему она не хочет рассказать об Элементах Гармонии? Все мои вопросы она просто проигнорировала, перевела разговор в нужное ей русло и теперь хочет получить ответ. Возможно, она и Селестия несколько похожи в своих стремлениях, но вот методы получения информации кардинально отличаются. Если Селестия просто задает свои вопросы и уклончиво отвечает на чужие, то Луна игнорирует то, на что ей не хочется отвечать. Неужели Элементы Гармонии настолько сильно задели ее, что она не хочет разговаривать об этом?»

– Просто догадался, – сказал он без тени смущения. – Все же в истории было достаточно фактов, чтобы сопоставить эти два артефакта.

– Ну, хорошо, – согласилась венценосная. – Больше предположений нет?

– Ну, почему же нет? Есть, – вздохнул земной пони. – Ты сама сбежала во время мощной атаки с помощью телепортационного заклинания, и все выглядело так, будто тебя уничтожило во вспышке света. Очень правдоподобный вариант, учитывая, что отследить магию перемещения достаточно трудоемкое занятие, а после применения более мощного заклинания концов подобного возмущения материи вообще не найти, так как общий энергетический фон будет указывать на последнее сильное заклинание.

Луна непонимающе посмотрела на него, однако Крэлкин не заметил этого и продолжал размышления:

– К тому же, – говорил жеребец, – магия единорогов не такая заметная и не требует прямых перемещений через дополнительное пространство. Нет, она требует, но проекция на реальные предметы достаточно ощутима. Тем не менее, это не мешает единорогам перемещаться за предметы, не нарушая их целостную структуру. Я бы сказал, что перенос происходит в три этапа. Во-первых, расщепление тела на отдельные элементарные частицы. Во-вторых, проецирование элементарных частиц через четвертое измерение и в более широком пространстве перемещение их на необходимое расстояние. И, в-третьих, сбор всех первоначальных структур организма от центра, вытесняя все возможные элементарные частицы на новом месте. Наверное, примерно так работает магия единорогов.

Луна стояла, открыв рот и с некоторым испугом рассматривая стоящего перед ней пони. Крэлкин не понимал, что произошло, но в сознание начало закрадываться, что вся его тирада, сказанная секундой назад, поставила его в очень неловкое положение перед принцессой. Он бы даже сказал, что она загнала его в угол, и теперь ему некуда было отступать и негде прятать. Теперь Крэлкин решил действовать очень осторожно, чтобы выйти сухим из воды.

– А что я такого сказал? – неподдельно удивился жеребец.

– Откуда у земного пони такие познания о магии единорогов? – едва слышно произнес аликорн и отступил.

– А еще я знаю, что все вещество албидо стилла у аликорнов связано воедино, – угрюмо оповестил он, искусно отыгрывая свою роль.

– Но откуда ты знаешь об этом? – с осторожностью в голосе спросила августейшая.

– Оттуда, – сказал Крэлкин и шикарным жестом копыта окинул книжный зал. – Книги.

Кобылка расслабилась и улыбнулась, и он улыбнулся следом, понимая, что в этом маленьком поединке он одержал верх.

– Значит, все же ты не умеешь колдовать, – с надеждой в голосе спросила принцесса.

– А вы не думаете, что я могу быть бывшим единорогом, просто рог мне спилили? – вопросил жеребец.

– Но кто способен на такое зверство? – с испугом и отвращением произнесла Луна.

– Кто бы то ни был, – безразлично отозвался тот. – В любом случае, во мне нет ни грамма волшебства, – заверил ее Крэлкин и улыбнулся во всю ширь зубов. – А если бы я мог колдовать, то что?

– Не знаю, это бы решала Селестия. Но…

Внезапно кобылка замолчала и потупила взор.

– “Но”? – переспросил Крэлкин, ожидая продолжения фразы.

– Но теперь я понимаю, почему моя сестра так тобой заинтересована, – с обидой в голосе произнесла темная пони.

«Она ревнует меня к Селестии. Какая же она еще маленькая и глупая. Этим чувством я могу воспользоваться, чтобы переманить Луну на свою сторону и уничтожить Селестию в ее глазах, но тогда старший аликорн шкуру с меня спустит, узнай об этом. Но не все ли равно, что думает Великосиятельная Принцесса? И было бы все равно, если бы не Твайлайт Спаркл, которую я не хочу просто так отпускать. Только не теперь. У светлого аликорна достаточно влияния на решения своей ученицы, чтобы я действовал в лоб. Необходимо перестроить стратегию и понять, как можно использовать сложившуюся ситуацию для себя и получить в конце концов то, что мне необходимо».

– И почему же? – с любопытством спросил пони, ожидая услышать откровение.

– Ты много знаешь, – послышалось в ответ, и жеребец вздохнул от банальности ответа. – Земной пони не должен знать столько, сколько знаешь ты. Это неправильно. Потому ты должен отправляться туда, откуда явился. Неизвестно, как ты можешь повлиять на пони и на Эквестрию. Если за такой короткий промежуток времени ты выучил такие тонкости магии единорогов, то я даже боюсь предположить, какие знания хранятся у тебя в голове.

«Вот те раз. Еще одна моралистка? Селестия промыла мозги и ей? И как мне теперь прикажете жить? Если все станут морально-правильными, то как существовать таким, как я, стремления которых упираются в нежелание общества быть таким, каким оно должно быть, но таким, каким необходимо, чтобы оно было: свободное от морали и закона? Ладно, все равно я получу свое рано или поздно. Луна не консерватор, как Селестия».

– Почему ты со мной так поступаешь? – с горечью спросил Крэлкин. – Забыла, как сама дралась с Селестией за место под солнцем. Думаешь, что я буду просто так сидеть и смотреть на то, что у меня перед носом закрывают единственную дверь, дающую возможность жить нормально? Нет, я, как и ты, буду сражаться. И я буду сражаться самозабвенно.

– Это другое, – слегка грубовато ответила Луна. Было заметно, что ей было неприятно упоминание о схватке с Селестией.

– И что, бросите меня назад в огонь? Я уже долго там не протяну, слишком разнежился в Эквестрии. А попаду обратно – быстро голову снесут или пытать будут, потому что всем нужны мои знания. Или вы хотите моей смерти?

– Крэлкин, пойми, – начала кобылка на повышенных тонах, – что я люблю свою сестру и как бы к ней не относилась, но я буду защищать ее дело и Эквестрию. Было время, когда я отступила от своего и пошла по велению сердца, но заточение, длинной в тысячу лет вернуло меня обратно. Я вновь стала нормальной пони, нормальным правителем, ты понимаешь это?

– Понимаю Луна, – сказал Крэлкин, не кривя душой. – И я всем сердцем тебя поддерживаю. Нет ничего роднее семейных уз. У меня, к сожалению, не к кому возвращаться и некого защищать. Единственное, что мне осталось – это бороться. Бороться не только за место в Эквестрии, но и за кусок плесневелого хлеба и протухшего овса. Я прекрасно понимаю, что вы вдвоем хотите защитить этот рай от таких, как я, но и вы поймите меня правильно. Что мне делать, когда надежды не остается, а выбор заключается между помойной ямой, из которой сегодня придется жрать, и рядом с ней же ночевать, и тихим, спокойным местом, свободным от страха и извечных боев за жизнь.

– Но… Но я не могу поставить на карту ради тебя то, что я так недавно приобрела, – с испугом сказала Луна. – Я не хочу жертвовать любовью сестры и признанием пони. Боюсь, что тут тебе придется сражаться самому.

– И ты не дашь даже никакой подсказки, как мне остаться? – жалобно спросил жеребец. – Я клянусь, что это останется только между нами.

Луна отвела взгляд и посмотрела на мятую кровать. Крэлкин ожидал решения аликорна, всем сердцем боясь получить отказ. Да и в случае отказа, он все равно не отстал бы от нее, выбивая ответы и выуживая подсказки из скудных реплик венценосной особы. А не получилось бы с Луной, он бы пошел к Селестии и стал бы добиваться того, чтобы остаться в этом мире взамен на некоторые познания или услуги, но что может заинтересовать старшую сестру настолько сильно, жеребец пока не ведал.

– Хорошо, – сдался темный аликорн, – но только с условием, что ты начнешь что-то предпринимать только после разговора с Селестией.

– Как скажешь, – насторожился Крэлкин, готовясь внимать важную информацию.

Луна поманила его копытом и, как только собеседник приблизился к ней, прошептала на ухо:

– Селестия ищет книгу под названием ”Колебания маятника”. Эта книга очень ценна для нее, и она хочет ее заполучить как можно быстрее. Не знаю, что там написано, но, думаю, что это часть головоломки, как отправить тебя назад. Думаю, что без этой книги она не сможет этого сделать.

– Так Селестия не знает, как меня отправить назад? – в удивлении прошептал Крэлкин.

– Не знаю, мне она ничего подобного не говорила, – послышался смущенный шепот Луны.

– Спасибо тебе, – сказал жеребец и обхватил шею пони, прижимаясь к ней.

Луна вначале дернулась от неожиданности, но потом, поняв, что чужак просто обнял ее, ненадолго отдалась его объятьям. Почувствовав, как венценосная особа положила Крэлкину на грудь копыто и легко надавила, желая, чтобы он отпустил ее, и, поддавшись этому зову, гость выполнил приказ. Стоя напротив принцессы, которая смотрела на него с легким недоумением, и заботливым взглядом матери, бывший маг с планеты Земля понял, что Луна не будет ему мешать в осуществлении его будущего плана.

– А зачем ты, собственно, пришла? – внезапно спросил белый пони.

– Селестия просила найти книгу, о которой я тебе уже сказала, – промолвила в задумчивости Луна, окидывая взглядом стеллажи с литературой. – Как только я ее найду, то должна принести ее сестре.

– А если я ее найду в твоем присутствии? – поинтересовался жеребец.

– Она останется у тебя, – заверила его венценосная.

– Ты просто чудо, – улыбнулся Крэлкин.

Посмотрев в глаза темному аликорну, бывший маг увидел там тоску, боль и страдание. Тысячелетнее заточение, о котором она говорила, отпечаталось у нее в глубине души и тянуло ее на дно, в пучину тьмы и печали, выражая все это через взгляд и поведение. Дух ее был сломлен, ноги подкошены и теперь она, как верный адепт Эквестрии, подобно своей сестре, хранила Гармонию в ее землях.

«Неужели прошло тысяча лет с тех пор, как закончилась третья эпоха? И даже больше одной тысячи лет. Удивительно, что Луна не потеряла рассудок после столь длительного заточения и отлучения от общества и общения. За тысячу лет можно потерять не только рассудок, но и вообще никого не узнавать из своих близких.

Да и тысяча лет, проведенных в одиночестве – невыносимые страдания. Сколько всего люди могут сотворить за такой огромный промежуток времени, сколько могут изобрести, сколько пролить крови. За такое время сменялись целые эпохи, свергались короли, поднимались восстания, убивали во имя Бога, и потом во имя церкви. А сколько всего было изобретено, начиная от летательных аппаратов, заканчивая атомными технологиями. Колоссальные временные ресурсы, которые, впрочем, ничего не стоят, если проводить время, ничего не делая и предаваясь самобичеванию и сладострастной лени.

И это даже уже не чума, а норма общества: лень. Сколько хороших людей погрязло в этом, сколько изобретений из-за нее не было создано, на сколько было оттянуто появление первых инновационных вещей, всколыхнувших мир. И эта чума, с которой ранее боролись, в современном обществе стала нормой. Вокруг лени всегда возникает множество споров, но все они беспочвенны и глупы в своей основе. Лень – двигатель прогресса или нет, самой лени нет до этого никакого дела.

Все эти лентяи и моралисты никогда не поймут, зачем существует лень, не познают ее до конца и не проникнуться под покров этого чувства. Лень – это то, к чему стремятся люди на всем жизненном пути. Вспоминается небезызвестный фильм, в котором машины использовали людей, как батарейки, закрыв их сознание в компьютерной программе, однако не это ли счастье для человека? Не нужно прыгать, бегать, кушать, напрягать ни одного мускула, даже смотреть не нужно, а только лежать в ванне, утыканным трубками, и думать.

Конечная цель человеческой цивилизации – лень, как ни крути. Создание автоматизированных систем, переориентация рынка труда с физической силы в так называемые “белые воротнички” – все закономерно. Апофеозом же жизни человека будет создание робота с искусственным интеллектом, который будет заботиться о человеке, как никто другой, и выполнять за него всю возможную работу. И это будет счастьем для большинства.

И, возможно, не за горами этот самый момент, который всколыхнет общество, заменит физическую силу умственной, а потом и думать станет лень. И поглотит нас тогда океаны лени и сладкой неги, которая будет превращать время в вязкую карамель, медленно стекающую по фиалу жизни, создавая иллюзию растянутости бытия.

Интересно, где Луна была заточена и что делала в заточении? Провела его в размышлении? Мне даже страшно представить, о чем она думала первую сотню лет, и о чем все последующие годы. И мне страшно самому попасть на тысячу лет в подобное заточение. Да и что вообще может сдержать мощь аликорна, облаченного в доспехи Дроттинна?»

– Я хочу дочитать историю, – сказал Крэлкин. – Если найдешь книгу, то хотя бы покажешь ее?

– Покажу, но не отдам, – предупредила Луна.

Жеребец кивнул и пошел к кровати, умащиваться не ней поудобнее, чтобы предаться мыслительному труду. Понимая, что Селестия и армия Эквестрии под ее руководством победила, ему было интересно, как Великосиятельная Принцесса, не убив самолично ни одного существа, смогла победить вражескую армию и восстановить Мир и Гармонию в землях.

Умостившись и достав черный фолиант из-под подушки, Крэлкин недолго наблюдал, как Луна внимательно читает корешки книг. Понимая, какой мощью обладает Селестия, чужак все же пытался представить, как ее можно победить. Сдерживающее магию кольцо, броня Дроттинна и зелье, поглощающее магию – все это по отдельности могло не иметь достаточно сильного эффекта против аликорна, однако все вместе вполне должно подавить магию любого количества албидо стилла. «Главное, чтобы поток выделяемой энергии был меньше, чем абсорбционные способности зеленого смога и защиты Верховного Пегаса».

Открыв на последней странице черный фолиант, в нос ударил знакомый пыльный запах, а бумага, хоть и была хорошо сохранена, но было заметно, что она помята, потрепана и провалялась у какого-то пони в подполе или коморке не одну сотню лет, служа подстилкой для консервации. Он пролистал около десятка страниц, пока не обнаружил кричащий заголовок: “Битва за Кэнтерлот”, сам же документ датировался 25 годом и был написан летописцем Грингорием Амархаилом .

“Воспользовавшись отсутствием Великосиятельной Принцессы Селестии, войска грифоньей армии подошли к подножию горы, на которой стоял Кэнтерлот, и окружили его со всех сторон. Страшные машины, которые метали камни неспешно подъехали к войскам, скрипя колесами и оставляя за собой по две глубокие борозды. Главнокомандующий Кэнтерлотской Армии, единорог, в чьих жилах течет сама магия, пристально следил за врагом, оценивая ситуацию.

Моментально были посланы разведчики, которые принесли известие о том, что город окружен многочисленными войсками противника, а также полный отчет о технике и ее количестве, которая стояла только напротив осаждаемого города. Главнокомандующий моментально отдал приказ доставить письмо в Клаудсдэйл о том, что столица находится в осаде и что единорогам в ней нужна помощь. Пегас, который занимался доставкой почты между городами, принял задание и незамедлительно отбыл.

Сконцентрировав магию в роге, Белуа, так звали Главнокомандующего, ударил мощным лучом в машину, метающую камни, но вокруг нее тотчас же возник зеленый туман, который поглотил магию. Проанализировав увиденное, он созвал на совет своих командиров, на котором спрашивал, кто и что думает по поводу сложившегося ситуации.

Вначале высказался Артамед, приближенный единорог Белуа, и предложил спуститься ночью и уничтожить машины, а следующим днем уничтожить и грифонов, но предложение было отвергнуто Главнокомандующим, так как он сказал, что противник не будет ночью оставлять военные машины без сильной охраны, а идти туда по тесному проходу в горах, который является единственным наземным способом добраться непосредственно до самого города, было рисково, так как грифоны могли перебить их там.

Потом высказалась Вериса, первая кобыла-единорог, которая была принята в качестве командира отряда. Она предложила переждать, пока у грифонов не кончатся припасы, провоцируя использование поглощающих магию зелий и потом дать отпор. Она даже сама вызвалась быть приманкой со своим отрядом, чтобы истощить припасы противника.

Однако ее не поддержали остальные единороги, и началась перепалка и многие предложения, которые так или иначе приводили к неизбежной гибели единорогов и Кэнтерлота, слетали с уст командиров. Только Главнокомандующий молчал и слушал переругивания, пытаясь найти выход из ситуации. В конце концов, в зал влетел капитан-пегас из разведывательного отряда и прервал какофонию голосов, сообщив, что к грифонам пришло подкрепление, состоящее из наемных войск: минотавров и зебр.

Белуа, руководящий защитой города, приказал ожидать дальнейших распоряжений и вышел из зала заседаний, чтобы лично убедиться в том, что сказал разведчик. Подойдя к краю, он увидел перед городом два полка минотавров и небольшую горстку зебр, обвешанных разнообразными украшениями. Усилив зрение, пони увидел за зебрами повозку с котлами и мешками, а у минотавров короткие луки за плечами.

К захвату столицы грифоны подготовились очень хорошо, и было заметно, что они даже не думают проигрывать в этом поединке. Командиры грифонов и наемных войск подошли друг к другу и начали о чем-то говорить, указывая на город и кивая. Потом они разошлись к личному составу, и несколько крылатых противников начали подниматься вверх. Но не успели они долететь даже до середины пути, как их поразили два желтых луча магии, и те упали. Это была Вериса.

После этого Главнокомандующий решил переждать некоторое время в городе и дождаться прилета Принцессы Селестии и подкрепления из Клаудсдэйла. Расставив по стенам охрану, он ушел разрабатывать стратегию на случай, если войска грифонов нападут раньше.

На следующий день Белуа сообщили, что грифоны пытались подняться, но их убили. Предположительно, это были разведчики. Часть войск минотавров пошла на другую сторону горы, и пегасы отправлены следить за ними. Зебры же всю ночь спали. После подобного отчета Белуа захотел узнать, что делают минотавры и лично пошел в проход в горе, чтобы убедится в безопасности оного. Однако у самого выхода на него напали алмазные псы, орудующие в мягкой породе, и он, отступая, перебил всех противников. Из-за шума под горой в проходе появились войска минотавров, которые хлынули на пони, и Главнокомандующему пришлось остановить их вторжение, обвалив проход.

Теперь пони оказались замкнутыми в ловушке, и оставалось надеяться только на Принцессу Селестию. Водных ресурсов было достаточно, а небольшие сады и поля, расположенные в городе, могли пополнять запасы еды, хранившиеся под городом, благо была сейчас весна, и можно было некоторые сады уничтожить и высадить на их место овес или рожь.

Земные пони были привлечены к этому плану уже после обеда, а грифоны, прознав о задумке, тотчас же кинули достаточно большие войска на предотвращение высадки культур. Развернулась битва, в которой побеждали единороги, сбивая в полете многих грифонов. Тех же, кто проскользнул в город и вступил в ближний бой, перехватывали земные пони, которые вели битву под щитами магов.

Однако в бой вмешались зебры со своими забирающими магию зельями и иллюзиями драконов. Многие земные пони побросали свою работу на полях и убежали в ужасе перед драконами. С мирными жителями произошла та же ситуация. Артамед со своим отрядом разрушил несколько иллюзий, но потом обратили свою магию вниз на ее источник и заставили зебр применить свои зелья, чтобы поглотить его атаки. Иллюзия тут же пропала, и бой продолжился уже без нее.

Когда часть города, где велись сражения, была окутана темным зеленым туманом, а единороги отступали под натиском врагов, не имея возможности колдовать, была вызвана команда пегасов, которая сдувала смог. Однако в этот раз они ничего не могли поделать: как бы они не старались, но туман оставался на месте, а когда влетели в него, то способность летать исчезла, и они оказались среди врагов. Единороги пытались телепортировать оказавшихся в ловушке пегасов, но не могли применить магию на них.

Силами защитной команды и героическими усилиями Главнокомандующего Эквестрийской Армии и отряда Верисы, вторжение было полностью уничтожено, а вместе с ним и несколько метающих камни машин. Хоть часть города была повреждена и все еще окутанной зеленым смогом, а пони находились в подавленном состоянии, Белуа оставался невозмутим и спокоен, показывая всем своим видом, что все под контролем и боятся нечего.

После этого он с Верисой отправились к советнику Принцессы Селестии, старому единорогу. Пробыв у него несколько часов, они узнали о заклинании, которое может защитить целый город. Получив эти сведения, Главнокомандующий и его подчиненная направились в секретные архивы Кэнтерлота, чтобы найти это заклинание. К поиску привлекли всех свободных пони, так как времени было мало.

Ближе к ночи город сотрясли первые удары огромных глыб. Встревоженный Белуа вылетел из архивов и увидел, как несколько десятков грифонов поднимают на одну из машин огромный камень и, мановением лапы, очередной валун устремляется вверх. Удар пришелся по основанию города. Часть града, которая висела в воздухе, грозила обвалиться и упасть вместе со всеми, кто там находится.

Был наскоро сколочен ремонтный отряд и послан вниз убедиться, что крепость не обвалится, а в случае чего – провести ремонтные работы. Очередная машина выстрелила, и главный пони ударил в снаряд магией, расколов на мелкие кусочки. Вериса, подошедшая к нему сказала, что у нее есть план и что он может отправляться на поиски заветного заклинания. Как только командир ушел, она приказала своим пони открыть огонь по всей области войск. Приказ был неукоснительно выполнен и вскоре зеленый смог окутал всю армию противника. Грифоны не могли взлететь и положить новый камень на машину и обстрел города прекратился. В гневе, противник стрелял из своих луков и арбалетов, но город был достаточно высоко, чтобы до него достать.

Проведя в подобной осаде несколько дней, Главнокомандующий Эквестрийской Армии нашел заклинание, но на нем стояло предупреждение, что эта магия может убить применившего ее единорога. Вериса убеждала, что она хочет попробовать использовать эту магию вместо Белуа, чтобы он остался в живых, если заклинание ложно, однако жеребец был непоколебим и сам приготовился защитить Кэнтерлот.

В этот момент перед ним приземлился отряд из двухсот пегасов и, отдав честь, они оповестили, что прибыли на помощь. Оказалось, что грифоны дрались и у Клаудсдэйла, потому многие пегасы были вовлечены в воздушные бои. Все силы, что смогли выделить крылатые пони, прилетели в осажденную столицу. Главнокомандующий был не в восторге, но поприветствовал новых солдат и поблагодарил за помощь.

Советник Принцессы Селестии оказался прав на счет заклинания. Огромный щит, словно мыльный пузырь, окутал Кэнтерлот, и теперь ни одна из атак не была страшна городу. Однако полив посаженных растений с помощью природы стал невозможен, и земным пони пришлось рассчитать минимальные растраты воды из общих запасов для поддержания полей, после чего они предоставили цифры Белуа.

Прошла неделя с тех пор, как Кэнтерлот был заключен под купол. Грифоны атаковали со всех сторон разнообразным оружием, даже применяли зелья зебр, но все было тщетно. Щит не поддавался, будто был не магическим, а реальным. С самого утра к Главнокомандующему прибежал земной пони, ответственный за орошение полей и сказал, что почти вся вода из тайников исчезла.

Убедившись, что воды осталось совсем немного, жеребец приказал бросить поля и назначил ответственным за воду своего приближенного, Артамеда. Оставшись практически без воды, дух кэнтерлотцев упал, и теперь все жили в страхе и надежде, что вскоре придет Селестия и спасет их от напасти. Но шансов было мало.

Несколько недель жители города изнывали от жажды и просили, чтобы пегасы принесли облака, наполненные влагой, но грифоны, летающие над щитом, а порой и сидящие на нем, стерегли, чтобы ни один крылатый пони не вылетел за пределы купола. Главнокомандующий повелел расследовать загадку исчезновения воды, и был поражен, узнав, что дырка, через которую та вылилась, была сделана снаружи. Грифоны проделали брешь в скале с помощью своих машин и теперь пожинали лавры победителей, заставляя пони рано или поздно сдать позиции.

Падение Кэнтерлота было лишь вопросом времени, но пони не хотели сдаваться. Они болели из-за отсутствия личной гигиены, страдали от обезвоживания, но выживали. Однако дух их был сломлен, и никто не верил в победу. Даже речи главного единорога не производили должного эффекта.

Когда воды совсем не стало, деваться было некуда, и под покровом ночи Белуа, собрав всю оставшуюся армию и готовых сражаться пони, снял щит и, раскопав проход, ударил по силам противника магией. Первые в молниеносной атаке были уничтожены зебры. Вторым стратегическим объектом был обоз с зельем, блокирующим и поглощающим магию, который достался земным пони: они должны были увезти его и ценой своей жизни защищать, чтобы враг не смог воспользоваться ими против армии единорогов.

Пегасам же было приказано держать врагов на позициях перед городом, что те и делали, но силы были неравны и один за другим крылатые пони уходили из жизни, но не меньше забирали с собой, ведомые жаждой жизни и отмщения. Тела их были утыканы стрелами, но даже будучи при смерти, они тянулись к врагу, чтобы убить его, забрать хотя бы еще одну жизнь.

Единороги на другой стороне склона, были не в лучшем положении. Хоть земные пони под щитами двух магов добрались до повозки, но бой за нее только начинался. Белуа вел битву обособленно, чтобы не навредить своей магией никакому другому пони, а руководство армией доверил Артамеду.

Наемные войска занялись Главнокомандующим и, окружив его, сгорали в неистовом пламени пони. Единорог разошелся не на шутку, тело его объяло синее пламя, которое вырывалось из рога. В течение всего нескольких минут половина войск минотавров была уничтожена, пока грифоны не расстреляли пони издалека из арбалетов. Выпустив еще несколько хаотичных выстрелов магией в предсмертных конвульсиях, Главнокомандующий Эквестрийской Армии, единорог по имени Белуа, пал.

Один из хаотических выстрелов ударил в повозку, около которой развернулась своя битва. Огонь тут же объял дерево, а магия, пронзившая ее насквозь и улетевшая за горизонт, с оглушительным треском взорвала колесницу, разбрасывая тела пони, грифонов и минотавров в разные стороны. Зеленого тумана и смога нигде не было, лишь мерно догорали остатки повозки и неспешно тлели трупы.

Как только последний пегас упал на землю, за горой прозвучал взрыв и все грифоны и минотавры, оставив у машин охрану, бросились на шум. А за поворотом их ждала кровавая бойня. Единороги сбивали одного врага за другим, защищались от стрел, отбивались и вновь нападали. Земные пони сражались с минотаврами практически голыми копытами, без каких-либо доспехов, но, получая раны, они не сдавались, а продолжали самозабвенно драться, пока хватало сил стоять и наносить удар.

Новые силы, которые подключились к битве, поставили крест на желании единорогов победить, пусть этот шанс и был призрачным. Понимая, что сил не хватит даже на то, чтобы перебить врагов в самых идеальных условиях, пони сникли духом и стали совершать смертельные ошибки. С каждым разом их число все уменьшалось и уменьшалось.

Когда остались всего несколько сот пони из пятитысячной армии, они, под командованием Верисы, пытались отступить в узкий проход, ведущий в город, однако грифоны блокировали его, и единорогам ничего не оставалось делать, кроме как смириться со своей судьбой и попытаться забрать жизни как можно большего количества грифонов и минотавров.

Внезапно из ущелья вылетела вспышка ослепительного света, отбросив от входа врагов. Из горы вышли старые единороги, в рясах и капюшонах, которые скрывали морду. Они ничего не сказали, только окинули врагов мутным взглядом и ударили магией. Это были могучие воины, по силе сравнимые с Главнокомандующим Армией. Они уклонялись от атак и только изредка ставили щиты. Действовали пони слажено, и пусть их было всего два десятка, они были очень опасными противниками.

Бой продолжился и теперь целью минотавров стали новые неизвестные противники, вышедшие из Кэнтерлота. Единороги работали в команде по четыре пони, каждый их которой выполнял свою замысловатую задачу, и как только убивали одного, строй их рушился, и они становились легкой мишенью: враг бил в образовавшуюся брешь и уничтожал остальных членов слаженной группы.

Когда убили последнего сильного единорога, от отряда Верисы, который смог-таки пробиться в узкое пространство прохода, осталось чуть меньше двухсот пони. Окопавшись в горе, они хорошо сдерживали натиск врагов и даже смогли отдохнуть и приободриться. Так они провели ночь, без сна и покоя: враг атаковал с обеих сторон прохода. Противники давили не только силой, но и подрывали моральный дух солдат.

Но как только солнце бросило свои первые лучи на поле боя, озаряя тысячи трупов, Вериса услышала несколько оглушительных взрывов и отчаянные крики грифонов и минотавров. Внезапно они сорвались с места и обратились в бегство. Ничего не понимая, единственный оставшийся в живых командир, скользнула к выходу из укрытия и увидела, как войска врага, побросав оружие, в страхе убегают.

В воздухе парила Принцесса Селестия, объятая сиянием, а рядом с ней многочисленное войско пегасов. Под ней стройными колоннами шагали единороги в золотых латах, а рядом с ними – земные пони в тяжелых железных доспехах. Они не атаковали, только шли в свою полуразрушенную столицу.

Вериса вышла из укрытия и позвала остальных воинов. Они, перепачканные в своей и чужой крови, в земле и грязи, израненные и измотанные, склонились в учтивом поклоне перед своей спасительницей. Им тут же оказали медицинскую помощь и помогли подняться в город.

Город был разрушен, некоторые здания сожжены, кое-что еще горело, в воздухе витал неприятный запах серы и гари. Принцесса Селестия проследовала к своему замку, где закрылась, повелев начать восстанавливать город из руин. Через несколько дней в Кэнтерлот явился император грифонов со своей свитой, который был размещен в замке, как высокопоставленный гость, за ним прибыли королева зебр и вождь минотавров.

Состоялся крупный разговор, в котором Великосиятельная Принцесса пыталась найти решение сложившейся проблеме. Все участники войны боялись аликорна и его мощи, но никто не хотел уступать. Синис, грифон, настаивал, что территории принадлежат ему и его народу по праву, и что пони заняли ее, даже не посоветовавшись с ним.

Вождь минотавров тотчас сказал, что этот конфликт не про него, так как никакого влияния на армию наемников он не имеет, однако Селестия была другого мнения и попросила его остаться. Одна только Тубрук, королева зебр, сидела и с испугом ожидала своей участи.

По прошествии двухдневных переговоров было подписано три мирных договора с каждой из участников боевых действий. Зебры и минотавры были обязаны игнорировать все предложения создания альянсов против пони или оказывать любую помощь в войне с ними, будь то наемные войска или продажа оружия. Также они были ответственны за действия всех своих граждан, в том числе и военных формирований на территориях Эквестрии. Селестия же обязуется оказывать всевозможную посильную помощь в преодолении внутренних и внешних конфликтов, которые могут возникать в Зебрикании и Республике Минос. В противном случае любая из сторон может начать любые наступательные военные действия на государство, не выполнившее условий договора.

Пунктов мирного договора, подписанный с Империей Грифона, большое множество и перечислять все не стоит, так как они относились даже к мелочам, которые регулировали сферу жизни и пропаганду среди населения. Вот некоторые из основных пунктов:

– Кораблям под флагом Империи Грифона нельзя подходить в район двух километров от берегов Эквестрии и разрешается заходить в порты только по специально утвержденным свидетельствам.

– Любой корабль Империи Грифона может быть досмотрен по личному велению Принцессы Селестии или ответственных за это структур.

– Каждый корабль Империи Грифона, пытающийся войти в порт без разрешения, будет незамедлительно уничтожен, а ресурсы, перевозимые на нем, перейдут в собственность Эквестрии.

– На кораблях в двухкилометровой зоне от берега под флагом Империи Грифона разрешается перемещаться только грифонам; минотавры, зебры и иные существа будут отправлены назад, если при них не будет официального разрешения от Принцессы Селестии и Императора Синиса или иного Императора о возможности прибытия в Эквестрию на кораблях союзника.

– Ни один из грифонов, которые были пропущены в Эквестрию, не должен носить с собой оружия или иных опасных для жизни пони предметов.

– Каждый грифон, выразивший желание жить в Эквестрии обязан научиться манерам и быть дружелюбным. Любые проявления агрессии в сторону пони будут расцениваться, как намеренный выпад против Эквестрии в целом, и Принцесса Селестия будет уполномочена объявить войну и уничтожить захватчиков.

– Ни одному грифону нельзя отказывать в желании жить на территории Эквестрии, но Принцесса Селестия или иные ответственные структуры могут следить за каждым шагом нового жителя страны, и если будет заподозрено, что грифон проявляет агрессию, даже скрытую, он будет немедленно депортирован без возможного повторного поселения его в Эквестрии в течение года.

– Грифон, который трижды будет депортирован, не может больше претендовать на место в Эквестрии.

– Для Империи Грифона уменьшены цены на торговлю сельскохозяйственными товарами в полтора раза. Доставка товаров должна осуществляться силами грифонов.

– Любые сооружения оборонительного или наступательного характера, построенными на территории Эквестрии, являются ее собственностью, но могут быть демонтированы, если император грифонов сочтет постройки опасными для сохранения грузов и жизни жителей его страны. Однако с его стороны должны быть предоставлены веские аргументы для проведения работ.

– Тело любого грифона, погибшего на территории Эквестрии, должно быть передано Империи Грифона для дальнейшего анализа и экспертизы. Если грифон погиб не своей смертью, то император имеет право объявить войну.

– Грифонам запрещено занимать руководящие должности в Эквестрии, как и должности, сопряженные с жизнью пони, такие как медицина и кулинария. Грифонам нельзя учить молодое поколение в школах Эквестрии, однако допускается преподавание в специализированных пегасьих училищах”.

Крэлкин непонимающе посмотрел на документ. Он дочитал рукопись до конца, после нее шел еще один маленький документ, но не было ни самих мирных договоров, ни упоминания, где их можно найти и прочесть. Поелозив на свалявшейся простыне, Крэлкин посмотрел на Луну, которая немного продвинулась и начал анализировать документ. Уж больно он ему казался лакомым кусочком, чтобы упустить его разжевывание.

«Итак, последняя битва в войне проходила в двух крупнейших городах: Клаудсдэйле и Кэнтерлоте. Причем думаю, что сдай они позиции хоть в одном городе, война была бы проиграна. Но пришла Селестия, вмешалась в битву и поставила под вопрос выживание врагов, которые бросились наутек. А почему они бросились? Неужели были напуганы размером армии Эквестрии? Да и откуда эта самая армия появилась – тоже неизвестно.

А что, если это была просто иллюзия? Селестия напугала всех врагов иллюзией, и те вынуждены были отступить, потому как понимали, что с такой армией им не справится. Но где была Селестия? Что делала все это время и почему пришла так поздно на помощь? Неужели она собирала реальную армию, чтобы вытеснить противников посредством силы?

Нет, полагаю, что она наведалась к минотаврам, зебрам и грифонам и вежливо пригласила их к себе, а потом затеяла подписание мирного договора, чтобы обезопасить Эквестрию и ее жителей. Сколько же пунктов насчитывает истинный мирный договор между Эквестрией и Империей Грифона? Сто, двести? Вспоминается бюрократия, которая марает множество бумаги и, как многие считают, затормаживает процесс получения конечного документа.

В случае с мирными договорами бюрократия необходима. Она – как каменная преграда, защищающая документ от посягательств на него несостоятельных личностей. Да и доставаться он должен только несколько раз в десятки лет, так как постоянно проверяются лишь некоторые основополагающие пункты, остальные же призваны защитить пони или оправдать действия грифонов в нестандартных ситуациях.

Ладно, все эти документы меня мало интересуют на самом деле. С ними как раз все понятно, как и с победой над армией грифонов без убийства августейшей. Остается понять, что за пони были с ней и откуда появились. Если бы это была иллюзия, то, думаю, летописец рассказал бы о ней, так как подчеркнул бы мощь и силу своей принцессы, но тут он лишь подчеркнул силу эквестрийской армии.

Пусть подчеркивает что угодно, меня это тоже не интересует. Зато очень любопытный факт того, что зеленый туман, который варили зебры для своих союзников, грифонов, нельзя сдуть даже с помощью ветра пегасов. Что это, усовершенствованный черный смог, который не только блокирует магию пони, но уже и поглощает ее? Все же я не ошибся, что начал искать зелья в книгах зебр, у них есть мощная боевая магия, надо только найти соответствующий год, и я смогу сварить необходимое зелье.

Сейчас искать книги безопасно, в библиотеке только Луна, но что, если за этим занятием меня найдет ее сестра? Тогда будет очень и очень плохо, а ведь объяснять, зачем я брал книги с описанием приготовления зелий, все же придется, причем очень скоро. Сейчас я дочитаю последнюю страницу и отрапортую Селестии об этом, и потом все будет зависеть от меня и моих умений вести диалоги. Надеюсь, что все будет в порядке и всем моим проступкам, которые я посмел совершить – найдется логическое объяснение, достойное королевских ушей».

Крэлкин печально посмотрел на темного аликорна, зависшего над потолком и мерно махающего крыльями. Она продолжала свое занятие, которое ей поручила Селестия, и не говорила, как ей плохо или что она не хочет этого делать. Она просто делала потому, что считала Селестию умнее и более опытной в деле управления страной и того, что для страны лучше, а что – хуже.

У Крэлкина тоже был подобный человек, которому он должен был доверять, перенимать от него опыт и, несмотря ни на что, делать то, что он говорит. Но он поначалу не хотел повиноваться ему, а чтобы творить магию так, как хочет того ментальный маг, не мог и не хотел. Он был слишком обуян гордыней, слишком самоуверен в своем могуществе и правильности действий, что даже не обращал внимания на ошибки, на которые показывал старший, пытаясь привить правильность действий своему подопечному.

Крэлкин выучился на мага, стал достаточно успешным бойцом арены, но это у него заняло несколько лет, тогда как у других обучение азам проходило за несколько недель, а к боям и выполнению магической работы юные маги были готовы уже через несколько месяцев, но ему понадобилось несколько лет, чтобы самому достичь тех же вершин, но гордыня не давала ему признать своих ошибок, и Крэлкин всякий раз огрызался, когда ему ставили в упрек нехотение быть, как все.

Сейчас, смотря на Луну, он видел послушного молодого мага, который не хотел никоим образом подводить своего учителя и стремился все делать правильно так, как хотел того ментор. Хоть жеребец и понимал, что судит поверхностно, что у темного аликорна могут быть свои, никому неведомые причины вести себя именно так, он не знал этого и полагался исключительно на интуицию. От Луны ему нужно было знание о доспехах Дроттинна, и Крэлкин отдавал себе отчет в этом, как бы потом плохо не обернулось ему его выходка.

Однако чужак не мог не обратить внимания еще на один аспект: союзные войска грифонов. Можно ли их было сопоставить с расами пони – он пока не понимал, но примерно начал представлять, что пегасы и грифоны должны были сражаться друг против друга, как единороги и зебры со своими зельями и причудливой магией иллюзий, а земные пони должны были встать против наземных войск грифоньей армии в виде минотавров.

«И ведь Альянс против Эквестрии был долгосрочным. Оружие грифонам могли поставлять минотавры, а зелья, которые блокировали магию и взрывались – зебры. И ведь появилось это все в арсенале пернатых захватчиков уже в середине войны. Но почему зебры пошли против своих собратьев? Или это была какая-то расовая неприязнь? Зебры – это один из видов пони, которые должны быть либо одной из веток первоначальных пони, ушедшей жить на иные территории, или же земные пони, которые когда-то сбежали от своих хозяев, пегасов и единорогов, и основали свою страну. А участие в войне против своих бывших господ – атрибут свободной жизни и месть за былые времена.

Интересно, откуда у зебр магия? Как они поняли, что можно варить зелья, извлекая магические соединения из трав? Должно быть они достаточно развитые, если используют познания в ботанике, варят с их помощью зелья и используют жидкости как основное боевое оружие. А минотавры, кроме вооружения, предоставили свою армию в поддержку сил грифонов. Хотя наемная армия не подконтрольна правительственному аппарату, но власти обязаны знать, с какой страной граждане их страны затевают военный конфликт, чтобы быть готовым отразить нападение».

Но с какой бы стороны Крэлкин не рассматривал союз грифонов минотавров и зебр, он был весьма похож на союз пегасов, единорогов и земных пони, и, как альянс, не представлял никакого интереса. Покупка военной мощи у другой страны – повседневное явление в мире мага, на которое уже даже никто не обращает внимания, а войны без союзов вообще не существует в принципе.

Следующий документ, на который упал взгляд земного пони, был последним в книге и датировался 86 годом. На документе даже стояло место его подписания, которым оказался город-столица Эквестрии: Кэнтерлот, и после текста были расположены две красивые завитушки: подписи правителей Эквестрии и Империи Грифона.

“Я, правитель Эквестрии, Принцесса Селестия, совместно с императором грифонов, Синис Когтистой Лапой, объявляем о создании первой совместной школы для грифонов и пегасов, призванной подготовить лучших летунов и укрепить межрасовые отношения между двумя великими странами.

Программа подготовки в этом учебном заведении разработана известнейшими пегасами и грифонами, мастерами своего дела. Так, среди тренеров будут: лидер команды «Вондерболт», Свифт Вингест, самый быстрый грифон Империи Грифона, Вудс, и многие другие.

Располагаться школа будет на окраине Эквестрии, на земле. Рядом с ней будет оборудована гавань для небольших кораблей, которая будет принимать курсирующие корабли между Эквестрией и Империей Грифона”.

«Этим документом Селестия еще больше подвязала императора грифонов под себя, потому что знание про все вероятные маневры его лучших воинов она бы, в конце концов, получила, да и предать за такое знание не грех. А вот земные пони и единороги для грифонов как были загадкой, так загадкой и оставались. Кажется, что после подобного документа Селестия сняла со счетов пегасов, как основную силу и переориентировалась на единорогов. Земные пони в войне практически бесполезны, и на них, как на основную мощь опираться не стоит».

Прокрутив вероятность того, что элитная школа для грифонов и пегасов до сих пор функционирует, он отклонил эту задумку, хотя понимал, что мог ошибаться. Крэлкин осознавал, что аморфное общество пони было достаточно постоянно, чтобы отвергать что-то старинное, хотя за тысячу лет даже самое постоянное общество терпит колоссальные метаморфозы и может отвергнуть даже самые устоявшиеся правила в угоду новому своду законов.

Захлопнув книгу, жеребец поспешил встать и набросить на спину одеяло. Накидка, подаренная Рарити, сиротливо висела на спинке кровати рядом с подушкой и пылилась. Но Крэлкин не забывал о ней, как о спасательном круге, который однажды может пригодиться.

Отсутствие метки его не заботило, кроме того факта, что он единственный был без рисунка на крупе. Ему не привыкать быть белой вороной, но он не хотел выделяться в обществе настолько сильно. Любой житель Эквестрии, который его хоть раз увидит без накидки, моментально определит его, как пони без кьютимарки, и это будет самым большим признаком, чтобы охарактеризовать его.

«А сколько всего есть белых пони с черной гривой в Эквестрии? Миллионы, наверное. А если я укорочу гриву и хвост, то у меня есть все шансы раствориться в толпе. Во мне нет ничего примечательного, и никогда не было. Все самые большие приметы я сам себе оставлял, но тут от меня ничего не зависит. Как бы я не хотел получить эту чертову метку, я не смогу этого сделать из-за отсутствия времени. Да и какой она будет – тоже не поймешь. Одно я знаю точно, она должна означать магию, как у Твайлайт».

Подойдя к стеллажам и остановившись перед книгами, Крэлкин посмотрел вверх, на самую верхушку, проклиная, что он не пегас, а рядом нет Альтуса. Если книга находится наверху, то ему не представится даже шанса найти ее, но надежда все же была, и она находилась в нижних полках. Начав читать все корешки по порядку, как это делала Луна, он старался представить, какая информация могла находиться в искомой книге и почему ее так сильно хочет получить Селестия, а также размышлял о том, что произойдет, если книга окажется у светлого аликорна.

Глава 10

I

Крэлкин не мог уснуть и сидел на своей кровати, безучастно мотая ногой. На рассвете должна была прийти Принцесса Селестия, и они вдвоем будут говорить, уличая друг друга в ошибках и пытаясь скрыть информацию. Его не выпускали из своего плена мысли о том, как правильно вести беседу, мириады возможных исходов, вопросов и ответов, правильных и неправильных слов кружились в голове у белого жеребца и не позволяли расслабиться и отдаться в объятья Морфея. А перед глазами порой возникала мордочка Твайлайт. Ранее он хотел оставить единорожку подле себя и использовать ее, как щит, если понадобиться, однако сейчас понимал, что уже не сможет сделать с ней подобного. Он бы сам защитил ее от чего угодно, включая Селестию и историю Эквестрии.

Зная, почему светлый аликорн все же закрыл в секретных архивах Кэнтерлота эту старую, потрепанную временем книгу, хранящую упоминания обо всем самом мерзком и нечестивом, что было в пони, он тоже не хотел рассказывать, какой ценой были построены мир и гармония в современном обществе. Утопия имела свою цену, как в его мире, так и в мире пони. И цену огромную.

Темнота за окном окутала весь город, жадно проглатывая каждый лучик света. На улице было тихо, не было слышно даже ветра. Теплое одеяло, которым закрывался жеребец, концом валялось на полу, и взгляд пони апатично рассматривал его. К библиотечной прохладе Крэлкин не привык, но научился с ней бороться посредством теплого шерстяного пледа. Только копыта мерзли по утрам и когда он гулял по каменному полу архива, но этому он не придавал ни малейшего значения.

Жеребец осмотрел библиотеку, уже в который раз, силясь найти хоть что-то, что бы помогло ему в завтрашней беседе, однако в пыльных книгах, стоящих на не менее пыльных полках, ответа не было. Бросив усталый взгляд на окно, он увидел белую едва уловимую полоску, очертившую размытую линию на запотевшем стекле, которая вскорости исчезла, пройдя намеченный путь. Заинтересованный этим, Крэлкин соскочил с кровати и направился к окну. Протерев стекло как можно тщательней, он уставился на черное небо, показавшимся ему бескрайним лугом, подернутый белыми капельками росы.

«Это не могла быть молния, тогда что? Неужели единороги ночью упражняются в магии? Или это пегас нес что-то горящее в копытах? Или пони наконец-то начали заниматься наукой и двигать прогресс вперед? Но тогда почему ночью, а не днем? Или это какие-то специальные сигнальные заклинания, предназначенные для быстрого оповещения войск об опасности?»

Спустя какое-то время, новая белая вспышка, озарила небосвод: ровная белая линия ползла по черному полотну, разделяя его на две неравные части. Вслед за ней справа появилась еще одна полоска. Начинался метеоритный дождь. Холодное пламя, которое доходило до глаз Крэлкина, казалось ему неживым, но с другой стороны оно завораживало, и жеребец не мог оторваться от наблюдения. Не каждый день можно видеть подобные небесные представления.

Над головой разыгрался горний спектакль, будто могучий единорог сыпал магией безжизненные глыбы, и теперь они дарили миру красоту, заключающуюся в мгновении смерти. Открыв окно, жеребец высунулся из него и стал наблюдать за действом воочию. Мороз ударил ему в морду, и он даже слегка поежился, но сейчас ему было приятно, нежели некомфортно.

Закинув передние ноги на подоконник, Крэлкин рассматривал расцветающий небесный букет из тонких, как струны, иссиня-огненных лучей. Геометрический вальс, развернувшийся посреди насыщенного звездного неба, напомнил ему родной дом, когда он смотрел через закопченное стеклышко на небесные представления, устраиваемые солнцем и луной. Но сейчас все было по-другому.

Чем-то нравились ему немая тишина, черный город, лежащий перед копытами, и небесный театр, развернувший фантастическую эпопею смерти, словно все это было сделано специально для него одного, чтобы показать все прелести этого мира. Смотря на падающие звезды, он стоял и загадывал желания, как в детстве. Он хотел остаться здесь, хотел жить в библиотеке с единорожкой Твайлайт, верной ученицей Принцессы Селестии, хотел познать с ней радость и боль, страдания и эйфорию. Крэлкин хотел почувствовать весь спектр чувств, будто небесные черточки выворачивали его душу наизнанку и доставали все наружу.

– Нравится? – послышалось сзади, и Крэлкин вздрогнул, словно его окунули в холодную воду.

Голос был знаком, но жеребец не хотел пока что прерывать свое занятие и простоял у окна еще несколько минут, пока сомнения, что гостья простит ему такой дерзкий поступок, не начали грызть его. Дождавшись апогея своих чувств, он, не разворачиваясь, вздохнул, спрыгнул с подоконника и, закрывая окно, бросил с некоторой долей сарказма:

– Очень даже симпатично. Это Вы все устроили?

Магия, которую породил небесный вертеп, незамедлительно испарилась, оставив пустоту в сердце жеребца. Теперь он опять был готов сражаться за место в этом мире, несмотря ни на что. Селестия, которая стояла за ним, вызывала у него приступ раздражения и негодования, однако Крэлкин понимал, что подобные чувства только усугубят его и без того шаткое положение.

– Нет, это происходит раз в семьдесят лет, – разлился по библиотеке мягкий, успокаивающий голос принцессы. – Однако последние несколько раз тучи мешали наслаждаться этим праздником…

– Бред, – резко парировал бывший маг и развернулся к светлому аликорну. – Ваши пегасы могут убирать тучи.

– Все в природе должно быть в гармонии и единичные случаи не должны влиять на общую картину мира, – молвила Селестия.

– Как чужаки не должны мешать обычному течению жизни в Эквестрии, – недовольно отозвался жеребец. – Я понял намек.

– Это хорошо, – благосклонно сказала августейшая.

Крэлкин подошел к кровати, сбросил с себя одеяло и натянул красно-белую накидку. Отсутствие кьютимарки было для него самым большим изъяном в любом придуманном им плане побега, а потому пони замка не должны даже подозревать, как выглядит чужак, не говоря уже о его маленьком секрете. Промучившись некоторое время с серебряной застежкой, которая никак не поддавалась неумелым копытам жеребца, он осмотрел себя и поднял взгляд на Селестию.

– У тебя замечательная накидка, – сказала принцесса и улыбнулась.

– Это работа Рарити, – недовольно ответил Крэлкин. – Я до сих пор поражаюсь, почему Вы не забрали ее в Кэнтерлот? Ведь она достаточно хорошо шьет, у нее получаются помпезные и в меру пышные платья… или что там у вас? В столице, половину населения которой составляют пони, следящие за модой, она была бы нарасхват. Так почему, Принцесса Селестия?

– Почему? – изумилась та. – Ты должен понимать, что у каждого есть свое место в жизни. И порой нельзя создать его своими собственными копытами.

– А почему Вы решили, что место Рарити не в Кэнтерлоте, а в вонючем провинциальном городишке? – вспылил белый пони. – И почему мое место не здесь, не в Эквестрии? Если я сюда попал, значит, я должен быть здесь. Разве не так? Неужели если Рарити родилась в Понивиле, то в этом жалком городишке она и помрет?

– Не стоит переходить на личности, – попросила Селестия. – Рарити там, где она должна быть. На ее дальнейшую судьбу давит только окружение.

– Значит, и я буду давить на окружение в ответ, – прошипел жеребец. – И на Вас, и на Вашу сестру и других аликорнов, а также всех, кого вы мне пришлете. Я буду сопротивляться Вашему желанию вытолкнуть меня из этого мира.

– Не стоит так себя вести, – предупредила Селестия, как заботливая мать предупреждает ребенка об опасности.

– А как мне себя стоит вести? – в отчаянии посетовал Крэлкин. – Вы с грифонами не сильно-то церемонились. А Луна так вообще убивала пони сотнями. Что Вы можете на это сказать, Ваше Высочество.

– Во-первых, не нужно кричать, – ответила августейшая. – Весь замок спит. Во-вторых, мы лишь отвечали на резкость со стороны.

– И необходимо было убивать?

– Иногда, как бы прискорбно это ни звучало, необходимо жертвовать малым, чтобы сохранить большее.

– У Вас на все есть ответ, не так ли? – ехидно осведомился Крэлкин.

Селестия улыбнулась и чуть заметно кивнула.

– Что бы ты хотел узнать? – спросила она.

– О Вашей судьбе и судьбе Луны, – победно сказал жеребец.

Крэлкин ожидал, что Селестия откажется поведать личную информацию, однако к его большому удивлению, она согласилась. Предполагая, что это одна из запретных тем августейшей, жеребец даже не предполагал, что принцесса так просто согласиться рассказать ему, чужаку, пришедшему из иного мира, свою историю, которая должна была приоткрыть завесу появления аликорнов и бросить мерклый свет на сцену происходящего за кулисами.

– Только я бы не хотела разговаривать об этом в замке, – оповестила она. – Давай пройдемся по улице и поговорим.

«Она не хочет разговаривать об этом в архиве, в который заходит только одна пони-служанка и то, только днем? Еще заходит Луна, но она должна знать свою историю. А что, если Селестия не хочет, чтобы ее сестра прознала о том, что она поведала мне всю подноготную их жизни? Или она намерена выманить меня из замка и прикончить где-то на пустыре? Темная ночь – идеальное время для подобного преступления».

Крэлкин бросил настороженный взгляд на пустынный темный город. Он предполагал, что Селестия хочет не просто избавиться от глаз и ушей, которые могут быть в замке, но и, вероятно, убить его под покровом ночи. Для этого она и пришла пораньше, чтобы вывести его из теплого здания и лишить жизни, потому что не способна вернуть его назад, но и оставлять его в своем мире не была намерена.

– Нет, – просто сказал земной пони.

– Это не просьба, – слегка надавила Селестия.

– Просто решили убить меня, пока весь город спит? – огрызнулся он. – Неразумно, Твайлайт…

– Крэлкин, – прервала Селестия речь жеребца мягким тоном и улыбнулась. – Твайлайт знает, что я могу отправить вас домой в любую минуту. Не думаю, что это вызовет много подозрений.

– Ага! – победоносно воскликнул белый пони. – Я так и думал, что ты хочешь убить меня! Но я не куплюсь на подобное. Слишком много я повидал в жизни, что быть таким простаком.

– Побольше уважения к старшим, – невозмутимо сказала августейшая.

– Я никуда отсюда не уйду! – заявил бывший маг. – Я не доверяю никому в этом мире.

– И ты ждешь доверия к себе, хотя не можешь первым довериться? – спросила Селестия.

– Я не доверяю этому миру, – вновь сказал Крэлкин, однако нотки сомнений проскользнули в его голосе.

– Однако мир доверяет тебе, – сказала венценосная. – Пошли.

– Там холодно, я заболею, – искал причины бывший маг, боясь остаться наедине с аликорном в темном городе вдали от цивилизации. Он не хотел уходить из замка, полагая, что каменные стены помещения донесут его крик до ушей какого-нибудь пони, и принцесса просто не успеет спрятать тело от чужих глаз и окажется в скользкой ситуации.

– Я не собираюсь тебя убивать, Крэлкин, – холодно изрек правитель Эквестрии. – Не будь трусом. Свежий воздух всегда хорошо влиял на мысли. Да и тебе хорошо было бы развеяться после столь продолжительного сидения взаперти среди литературы.

– Если я не соглашусь, то Вы насильно меня заставите? – осведомился жеребец.

– Я бы не хотела прибегать к этому, – сказала принцесса.

Крэлкин вздохнул. Понимая тщетность своих попыток остаться в архиве, он еще раз поправил накидку, намеренно оттягивая время. Смотря на Селестию, он пытался проникнуть под стальной фасад ее невозмутимой, вечно улыбающейся мордочки, однако, как ни силился, не мог даже представить, что там кроется, не мог вывести ее из себя, как ни старался, хотя сам показывался не в лучшем виде. Однако сегодня земной пони решил взять инициативу в разговоре в свои копыта и узнать, что же таится в мыслях у светлого аликорна.

– Ты готов? – спросила Селестия мягким голосом, наблюдая, как жеребец уже в который раз проверяет, прикрыта ли у него кьютимарка должным образом.

– Вполне, – сказал Крэлкин и проследовал на выход твердой походкой. Отключив свои эмоции, он был готов услышать все, что должно быть сказано, и выдержать все, что до рассвета должно было случиться. Он был готов даже принять смерть, хотя изо всех сил старался бы не доводить Селестию до действий, могущих привести его к вечному забвению.

Белый жеребец вышел первый и, слушая, как закрывается дверь, подождал, пока принцесса поравняется с ним и выйдет вперед, чтобы проводить его до выхода из королевского дворца. Замок был для него сложным замысловатым лабиринтом, который он видел изнутри лишь единожды. Два пони шли по просторным коридорам, освещенными рядами керосиновых ламп. Крэлкина заинтересовало, почему они не используют светлячков, как в древние времена, или как они получают керосин, и почему именно керосин заинтересовал расу пони, как топливо для ламп, и используется ли это горючее вещество для создания какого-нибудь оружия, но понимал, что подобные вопросы сейчас неуместны. Сейчас было уместно узнать правду об Эквестрии в целом и о Принцессе Селестии в частности.

Петляя по коридорам, они шли по мягкому красному ковру, украшенным двумя толстыми золочеными линиями по краям. В замке было достаточно тепло, не в пример библиотечной прохладе. Крэлкин даже подумал, что в помещении, где он провел четыре дня, специально понизили температуру, однако искал иной подвох в низкой температуре, но никак не мог найти.

Каждый шаг давался с трудом новоиспеченному пони. Его желудок скрутило, мысли беспорядочно прокручивали в голове сцены кровавого убийства. Хоть он и понимал, что Селестия маг настолько высокого уровня, что у него не было и шанса на победу в схватке даже в теле человека, да и его новое тело наверняка не оставило бы никаких следов от ее прямой атаки, но все же надеялся, что он идет не на смертную казнь.

– Зачем Вы скрываете информацию? – внезапно спросил Крэлкин, пытаясь развеять напряжение и начинать претворять свой небольшой план в жизнь.

– Не вся информация полезна, – сказала Селестия.

– В каком смысле? – непонимающе отозвался жеребец. Хоть он и понял, что она имела в виду, но хотел услышать от нее подтверждение своим догадкам.

– Некоторая информация может лишь навредить. Тебе стыдно этого не знать, – поставила в упрек его глупость августейшая, но Крэлкину было глубоко плевать на подобные укоры. – Если мы говорим о единорогах, то некоторые книги по истории магии могут читать лишь те, кто достиг определенного уровня развития своей силы.

– То есть в некоторые копыта подобные книги просто могут и не попасть? – уточнил земной пони.

– Совершенно верно, – согласилась принцесса. – Некоторые сильные заклинания могут лишить единорога способности колдовать или вообще убить.

– Что-то вроде слияние магий, которые проводили Твайлайт и Трикси? – вновь задал Крэлкин уточняющий вопрос.

– Да, – опять согласилась августейшая. – Магия такого высокого уровня может убить. Причем убить не только пони, которые решаются ее использовать, но и всех вокруг.

– Получается, Вы вроде как защищаете их от самих себя, я правильно понимаю?

– Да, ты правильно понимаешь, – одобрительно сказала Селестия.

– Вам было все равно, что случится с Твайлайт и Трикси? – спросил Крэлкин, прощупывая зону влияния и осведомленности Селестии.

– Когда я узнала об этом, было поздно, – призналась та. – Книга, которую нашла Твайлайт, несет в себе ценные, но опасные знания. Разлучение ее и Трикси было необходимым шагом, ведь они могли навредить сами себе и жителям Понивиля.

– Тогда зачем Вы дали мне книгу по истории Эквестрии? – спросил чужак. – Я понимаю, что я мог дорасти до нее, возможно, я даже пойму Ваш интерес, что же я скажу по этому поводу, но это все лишено смысла. Я лишь еще больше проникся духом этого мира и понял, что утопия имеет некоторую цену. Иногда очень большую, иногда несоизмеримую с нормальной жизнью, но цену имеет. Утопию можно построить где угодно, но кто выступит ее жертвой, кто возьмет на себя всю ответственность и поставит интересы общества над своими интересами – это огромный вопрос. В Эквестрии жертвой стали Вы.

– Я стала жертвой в Эквестрии? – переспросила принцесса.

– Не только Вы, но и Ваша сестра, хотя Луна в меньшей степени. Однако вы обе прошли через огромное множество проблем, неприятностей, душевных забот. Но Ваш путь принес Вам намного больше страданий и немыслимых переживаний, чем Вашей сестре. И Вы до сих пор держите власть стальной хваткой, протянув копыта помощи пони сквозь тысячелетие. И хоть это не приносит много радости, но Вы понимаете, что по-другому нельзя, иначе и быть не может. Единственное, что не дает распасться этому хрупкому мирку – Ваше бессмертие. И как только Вы исчезнете или отречетесь от правления, пони опять разбредутся в разные стороны, будут жить отдельно, вспомнятся старые обиды, начнутся новые склоки. Это произойдет не сразу, а спустя несколько поколений, однако это неизбежно. И лишь Ваше бессмертие дает шанс, что этого никогда не произойдет. Но почему вы бессмертны? Вы аликорны, а аликорны обычные пони. Никаких явных отличий нет, кроме увеличенного количество албидо стилла.

– Ответ станет очевиден, как только я раскрою тебе свою историю, – сказала Селестия.

– Я так и знал, что есть что-то в развитии вашего вида, что позволяет стать аликорном! – воскликнул Крэлкин.

– Тише, пожалуйста, – попросила августейшая. – Весь замок спит.

– Без разницы, – бросил гость, и тут его осенила одна мысль: – Стоп, а стражники в замке тоже спят?

– Да, сейчас Луна следит за порядком в этой скромной обители.

– Понятно, – проговорил чужак, понимая, что ночь – это то время, когда он может делать все, что угодно.

Они шли несколько минут в тишине. Жеребцу не терпелось узнать, чем же обычные пони отличаются от аликорнов, а также ему не терпелось узнать, что же за тайны таит Селестия, но он знал, что торопить события нельзя. Пусть принцесса, которая сейчас мягко шагает по коридору и обдумывает, что можно говорить гостю из другого мира, а что нет, однако он намеревался добыть информацию любой ценой.

«И все же, какие вопросы достанутся мне? Пора бы вспомнить о зебриканских книгах, с которыми меня нашла Селестия. Скорее всего, будут вопросы об истории и, наверняка, о моем мире. Это не так уж и важно. Увидев, на что способны пони, любая информация, которую я расскажу о мире, не будет стоить и выеденного яйца. Однако с книгами нужно быть осторожнее. Какую бы легенду придумать, чтобы она была правдоподобной и не казалась надуманной? Вряд ли ей будет приятно узнать, что я искал способ, как блокировать магию единорогов или обезвреживать пегасов. Это информация не для нее».

– Аликорны – это же удачный эксперимент пони-селекционеров, да? – спросил Крэлкин перед самой дверью, ведущей на улицу.

– Почему ты так решил? – спросила Селестия.

– Потому, что это должно быть целью всей селекции. Пони, скрещенные с другими представителями фауны, были не особенно удачны как эксперимент. Их потомство либо умирало, либо было не таким, каким его видели ученые. Так почему же аликорны не могут быть венцом творения селекционной программы?

– Возможно, ты и прав. Я не сталкивалась с ними, – просто ответила кобылка. – Но даже если принять во внимание твое предположение, то у них ничего не получилось, а, значит, эксперимент не удался. К тому же ты раньше правильно спросил о бессмертии аликорнов. Обычной селекцией это не объяснить, как ни старайся. И как бы тебе не хотелось, чтобы все можно было объяснить этой наукой, но Эквестрия живет по несколько иным законам.

Дверь открылась, и огромная волна холода окатила двух пони. Крэлкин вздрогнул, но постарался этого не показывать. Копыта, шедшие по мягкому ковру, встали на ледяные мраморные ступени и сошли вниз на площадь по велению хозяина. Селестия шла рядом горделивой походкой.

На улице было очень темно. Серебряный серп луны, висевший в зияющей черноте, не освещал ровным счетом ничего. Фонари, стоявшие вдоль улиц, были погашены, и Крэлкин едва различал, что находится в десяти метрах от него. Он бы даже не смог увидеть никакого другого пони, затаившегося поблизости, чтобы совершить коварный план Селестии и нанести ему смертельный удар.

«И все же, хочет меня убить Селестия или нет? Зачем я ей, я так и не понял. Да и не думаю, что я вообще это узнаю от нее. Она хранит строжайшую секретность о чужаках и не говорит ничего даже своей сестре. Принцесса Луна… Надо бы как-то сыграть на ее чувствах и повлиять на Селестию посредством этого аликорна. Но позволит ли это мне главный потентат? По крайней мере, Луна тоже не переносит свою сестру. Не так, как я, но все же не переносит. Осталось найти тот ключик, который бы расставил все точки над “i” и переключил темного правителя на мою сторону».

– Итак, мы уже вышли из замка, – сказал Крэлкин, рассматривая едва заметные очертания принцессы. Хоть ее мордочка и была видна, но жеребец боялся, что один неосторожный шаг в сторону и аликорн растворится во тьме.

Селестия вздохнула и на мгновение прикрыла глаза, будто вспоминая что-то плохое, что было в ее жизни. Крэлкин бы даже посочувствовал ей, если бы она не была его врагом в схватке за новый дом. Через несколько метров начался снег, и холод стал еще отчетливее чувствоваться копытами земного пони.

– Мои первые воспоминания, – начала Селестия, открыв глаза и смотря вперед, – связаны с настоящей столицей Эквестрии, Кэнтерлотом. Как только я начала понимать, что вокруг меня происходит, я практически сразу попала в копыта профессиональных вояк и меня начали натаскивать для убийств. Но был период, когда я была еще маленьким жеребенком, восхищенно смотрела на облаченных в разноцветные мантии гордых единорогов, мечтала стать такой же, как они. – Принцесса вздохнула. – Некоторые были со мной добры, другие держались очень холодно, третьи провожали неудавшегося жеребенка беспристрастным взглядом, будто меня не ждал никто в этом мире и уж тем более в этом городе. Тех, кто ко мне относился хорошо, было мало. Их было четверо: один из членов Аукторитаса, Тандер Громовержец, одна из служанок, Лилия, один из стражников, который меня практически круглосуточно стерег, чтобы я не убежала, Альрих, и один из тренеров по заклинаниям самого высокого уровня, Моларис Коловратный.

Селестия вновь вздохнула, будто эти воспоминания очень сильно ранили ее в свое время, и она не хотела ворошить прошлое из-за праздного любопытства чужака. Крэлкин всматривался в каждую эмоцию правительницы, и казалось, что она может сейчас открыться ему, подставиться под удар из-за бесконечных образов одиозного прошлого. Такого неправильного и такого манящего.

– Поначалу я не понимала, что происходит вокруг меня. Я научилась колдовать намного раньше, чем мои сверстники, но я даже никогда не задумывалась, что можно использовать крылья. Пегасов в городе я не видела, поэтому и учить полетам меня было некому. А из-за того, что я была маленькая, а также этих перьевых отростков, – Селестия нарочито взмахнула крыльями, – в том жестоком прошлом надо мной смеялись жеребята, называя параспрайтовым выкидышем. Мне было очень больно слышать их насмешки. Порой ко мне приходила Лили и успокаивала глупого жеребенка, плачущего на кровати. Она объяснила, что из-за того, что я родилась с крыльями, меня все боялись и потому обзывали разными нехорошими словами. Все свое детство я провела в слезах, пока меня не заграбастали в свои копыта инструкторы школы для одаренных единорогов. Но и там я была лишь поводом для насмешек. Неважно, хорошо ли я училась или устраивала бесчинства, каждое утро меня бросало в водоворот безысходности и глупости моих одноклассников. Я была для них лишь изгоем, единорогом с крыльями пегаса, уродцем, над которым можно посмеяться и который ничего не сделает. Но все они лишь боялись монстра, которого видели во мне. Со временем, я смогла сама бороться со всем тем негативом, который выливался на меня каждый день. Я стала сильной и твердой. Я освоила такие мощные заклинания, до которых некоторым учителям не было суждено дойти никогда. Я могла горы сворачивать, у меня была власть управлять миром. Но однажды я чуть не потеряла себя из-за этого “дара”, когда едва не убила группу зарвавшихся ко мне молодых амбициозных единорогов.

Селестия вздохнула еще тяжелее. Крэлкин, шедший подле нее, отстал, пытаясь представить детство своего врага, которое было ничуть не похоже на его собственное. «Посредственности, вроде Альтуса или Гресмита, – подумал он, – не имеют возможности познать все секреты, потому что они находятся в зоне комфорта, из которой выходить не собираются. Я и Селестия чем-то похожи, по крайней мере, были. Ее не принял мир, считая уродцем, я – отверг мир, считая его нечестивой ямой. Но в итоге я единственный человек, который смог пробиться в иной мир, а Селестия стала правителем целой страны пони».

– Их всех увезли в госпиталь с переломанными ногами и… черепами, – с отвращением сказала Селестия. – И тогда, когда я увидела страх, животный страх в глазах единорогов, которые ходили со мной в одну школу, я себя возненавидела. Я месяц не выходила из своей комнаты и только благодаря Альриху вновь увидела солнечный свет. Но я осталась не только без друзей. Враги тоже покинули меня. И тогда я осталась одна посреди этого чудовищного, злого и неприветливого мира. Одиночество грызло меня изнутри и с каждым днем я все меньше и меньше хотела жить, словно невероятно глубокая пустота поселилась во мне, и я стала терять себя с каждым днем. Интерес к жизни во мне поддерживал только Альрих да Тандер, но их я уже практически не слушала. Еще с детства я заметила, что над Кэнтерлотом был распростерт синеватый щит. Тогда я, конечно, не понимала, зачем все это сделано, но полагала, что для меня, ведь таких, как я больше не было. Я была особенной. В день побега, в восемнадцатилетнем возрасте, я, наконец, узнала, что находится за барьером. И то, что я увидела – повергло меня в шок. Я всю жизнь думала, что мне жилось плохо, но в “свободном” мире был просто ужас. На меня практически никто не обращал внимания не потому, что я была не такая как все, а потому что все вокруг были безумны. Это была чума, оружие массового поражения, которое предназначалось для пони. В те темные времена все в мире перемешалось. Пусть в Кэнтерлоте и было плохо, но там было безопасно. Убийства, грабежи, безногие пони, окровавленные части тел, обглоданные кости… – Селестия вздрогнула всем телом. – Это все валялось под ногами прямо на дорогах. Я стала опасаться ходить по ним. Несколько раз на меня нападали, но я отбивалась, благодаря навыкам, которые получила в школе для единорогов. Через несколько лет я поняла, зачем я нужна была Кэнтерлоту: сильный воин, который бы боролся с подобными отбросами общества. Но они не были отбросами общества. Как-то раз я победила одного из них и уже готова была убить, но… Я посмотрела в его глаза и просто не смогла. Он не понимал, что происходит, будто находился под заклятьем. Боясь стать таким же моральным отщепенцем, я отпустила его и в страхе нашла пещеру, в которой смогла притаиться на время. Однако еды у меня было немного, и я была просто вынуждена выйти и отбить несколько гнилых яблок у местной банды.

Селестия ненадолго прервалась. Какое-то время она шла молча. Завернув в улочку следом за принцессой и осматривая стены зданий, Крэлкин шел следом. Вслушиваясь в хрустящий под копытами снег и тяжелое, прерывистое дыхание аликорна, он понимал, что она рассказывает о самом страшном, что происходило в ее жизни. Бывший маг, хоть сам никого не убил, но не понимал маниакального желания Селестии сохранять жить всем и каждому в жестокой действительности мира, когда сама была на грани смерти.

– Жуя эту гниль, – продолжила кобылка слегка сдавленным голосом, – я долго плакала и проклинала этот мир за то, что он так жесток ко всем своим обитателям. Одни были безумны, другие – напуганы, третьи – жестоки. Одна из кобылок, которых я встретила на своем пути, оказалась земной пони. Она увязалась за мной и назвалась Фрутти. У нее не было ни рога, ни крыльев, но она была полна энтузиазма и жизненной энергии. Я ее не понимала и пыталась образумить эту глупую несерьезную пони, показывала ей всю боль и страдания, которые ей необходимо пронести через свою жизнь, но… знаешь, что она сделала, Крэлкин? Она просто обняла меня и сказала, что этот мир не так уж и плох. Да, в нем были свои изъяны, но она была рада, что она жива, что она могла кушать, пусть это и были несвежие продукты, она могла прыгать, ведь некоторые были лишены и этой способности, она была счастлива, что могла видеть и чувствовать запах и вкус. Она радовалась каждому вздоху… радовалась. И научила радоваться меня.

Внезапно Крэлкин осознал, чем он отличается от Селестии. Тогда, когда они варились в собственном соку, предоставленные сами себе, один на один на арене с жестоким окружающим миром, они были похожи. Каждый из них бил на поражение, бил тогда, когда необходимо было выжить, бил, не жалея ни себя, ни противника. И каждый из них понимал ценность жизни, но по-своему. Если Крэлкин жил в страхе за свою жизнь, то Селестия жила в страхе за жизни тех пони, которые ей попадались на пути.

А когда рядом с Селестией появилась Фрутти, пони, которая была счастлива, несмотря на то, что видела каждый день, и которая научила будущую принцессу радоваться вместе с собой, жизненные дороги познания света и тьмы аликорна и рунного мага разошлись, не имея возможности встретиться вновь. Крэлкин продолжал быть одиночкой, все дальше и дальше погрязая в болоте современного общества, в то время как Селестии сбросили спасательную веревку, вытаскивая ее из всего плохого и недостойного, что было вокруг.

– А знаешь, чему она радовалась больше всего? – с едва ощутимой радостью спросила Селестия. – Каждый день перед сном, она разговаривала с кем-то и даже не скрывала этого. Я много раз слушала, как она обращается к невидимому пони, который, по ее словам, находился где-то на небе, и благодарит за то, что встретила меня, очень хорошего друга, за то, что может наслаждаться временем, проведенным со мной. Она была безумна, но в этом безумии было что-то по-своему прекрасное.

Селестия завернула на очередную улочку, уводя Крэлкина от замка, но, заслушавшись историей и сопоставляя себя и венценосную особу, жеребец не замечал этого. Семеня подле принцессы, он ловил каждую ее эмоцию, которые начинали пробивать невозмутимую мордочку кобылки, и пытался представить глубину воспоминаний и их роль в становлении Селестии-правителя.

– Она была жизнерадостной, несмотря на то, что на ее глазах изуродовали мать, а отца заживо растерзали обезумевшие собратья, – с грустью продолжил аликорн. – Иногда по вечерам она всхлипывала, лежа в своей кровати, но я так ни разу не решилась подойти к ней, погладить ее, поговорить с ней, утешить. Тогда я была слаба духом. Будучи очень могучим магом, я так и не смогла принять ее боль и страдания. Зато охотно принимала всю радость, которая лилась из нее рекой. Я была обескуражена тем, какой она была задорной, – улыбнулась Селестия. – Похожа на Пинки Пай, если ты понимаешь. Она делилась со мной своими мечтами о красивом мире, в котором нет жестокости, подлости, крови… Я считала, что это ее болезнь, смеялась над ней, но… но потом я прониклась ее светлыми идеями. И нередко мы, лежа под кровавым закатом и смеясь, размышляли над тем, какой бы красивый мир был, будь в нем больше добра и дружбы. Но добра было крайне мало, а дружбы практически вообще не осталось. По крайней мере, я их не видела. Однажды, вернувшись с целым ворохом свежих фруктов, я обнаружила ее, лежащей на полу в луже крови. Я… – голос принцессы сорвался, и на ее глазах Крэлкин увидел небольшие бусинки слез. Она подняла печальные глаза на звездное небо и остановилась. – Знаешь, я до сих пор помню ту боль, которая пронзила меня, когда я увидела ее в красной луже. Прошло больше тысячи лет, но я до сих пор не могу забыть окровавленное тело своей самой первой, настоящей подруги в том безумном мире, который может подарить только боль и страдания.

Селестия прерывисто вздохнула и опустила глаза. Сердце у Крэлкина сжалось, и к горлу подкатил ком. Желание прокомментировать некоторые моменты истории аликорна постепенно растворились в новых сведениях и новых переживаниях, которые уже более тысячи лет терзали душу главного правителя Эквестрии. Понимая, что попадает в ловушку чувств, он отбросил свои предрассудки и не смел перебивать правительницу Кэнтерлота.

– Я испытала настоящий кошмар в ту ночь, – прошептал слабый голос кобылки, и жеребец с грустью посмотрел на нее, будто сам потерял близкого друга. – Наутро сквозь слезы я похоронила ее. И до сих пор я наведываюсь к ней, чтобы просто помолчать. Но я все еще не хочу верить, что ее больше не стало. Я покинула то место на несколько веков, чтобы вновь поприветствовать Фрутти спустя сотни лет. Я с ней иногда говорила в мыслях и невольно вспоминала, как она благодарила какого-то пони за встречу со мной. И тогда…

Слезы полились из глаз Селестии, и аликорн отвернулась. Крэлкин молчал, не смея ничего говорить. Он понимал, что рана, которую до сих пор носил в душе потентат, еще не затянулась. Да принцесса и сама еще не хотела, чтобы она затягивалась. Снаружи сильная пони, Владычица дня и ночи, Великосиятельная Принцесса Селестия, Хранитель Элементов Гармонии, была такой же, как и ее подданные. Эмоции ей были не чужды.

Опустив голову, Крэлкин чувствовал себя виноватым, что разбередил давно минувшие чувства. Понимая, что эта история является идеальной точкой, чтобы надавить на принцессу и раздавить политика, он не мог позволить себе ею воспользоваться. Слишком глубокая рана это была. Да и не хотел он копаться в том, что смогло потревожить его чувства и задеть за живое. Селестия двинулась неспешной походкой, и жеребец поплелся за ней.

– Тем не менее, – увереннее продолжила Селестия, – я вернулась к своим странствиям. Единственное, что меня тогда беспокоило, кроме смерти моей подруги – это то, что я не расту. Я, как была маленьким жеребенком, так и осталась им. Прошло около сотни лет, а я так и оставалась крохотной, к тому же без кьютимарки. Потом я встретила Луну. Вначале я даже не поверила в это, но у нее тоже были и рог, и крылья. Она была такой же, как и я. Особенной. Мы быстро сдружились, и оказалось, что у нас обеих огромные силы. Ежедневно Луна уходила куда-то и приносила еду. Я вначале даже не спрашивала, откуда это все, просто наслаждаясь бытностью, но потом проследила за ней. Она не церемонилась с пони, которые не хотели отдавать ей пищу, а просто убивала, вне зависимости от того, хорошими они были или плохими, голодными или сытыми, безумными или сохранившими рассудок. Отругав ее за это, я взяла с нее обещание больше не убивать. С той поры за провизию в нашей скромной обители, которую нам заменила пещера, отвечала я. Я просто отбирала или находила еду и всегда одергивала Луну, когда она хотела убить кого-то. Тогда я поняла, что с большой силой к тебе приходит большая ответственность. Ответственность за жизнь другого пони. Если бы мы хотели с Луной, то уже захватили бы и Ландаухиминн, и Юникорнию, и Терра Орну. Но нам не нужно это было. Мы были счастливы вдвоем тогда, в те кровавые времена, когда всецело отдавали себя друг другу и не заботились о завтрашнем дне.

Селестия снова завернула на очередную улочку, и Крэлкин начал подозревать неладное. Оглянувшись, он увидел по бокам высокие дома и почувствовал себя в западне сродни земных войск, загнанных в ущелье для массовой резни. Однако понимал, что был не волен что-либо изменить и потому просто отдался судьбе и следовал за кобылкой.

– Луна поведала, что она удрала от пегасов, которые заставляли ее сражаться ради Дроттинна и страны крылатых пони, – продолжила Селестия твердым голосом. – Она звонко смеялась, когда рассказывала, как дробила черепа охраны, убирая с дороги неугодных воинов в доспехах. Мне было жутко от таких рассказов, и я всякий раз просила ее прекратить. И вскоре я стала бояться Луну, понимая, что ее жажда крови – лишь привитая пегасами норма жизни. Она жила в этом, варилась около полусотни лет и уже не могла распознать что хорошо, а что плохо, будто правильное и неправильное было переставлено местами в ее голове. Как бы я не боялась Луну, но именно она меня и научила полетам, я же обучила ее искусству магии в лучших традициях Кэнтерлотской школы для одаренных единорогов. А потом, когда мы были в рассвете сил, в середине второго столетия нашей жизни, мы встретили его… Духа Хаоса и Дисгармонии, порожденного коллективным бессознательным всех рас пони. Он был составлен из самых разнообразных частей зверей, населяющих наш мир. Он рассказал, что мы сестры, и не простые пони. Что таких, как мы, только две. И что мы должны примкнуть к нему, так как родителей наших убили единороги и пегасы, чтобы забрать к себе и сделать оружием. Как выяснилось впоследствии, я и Луна были Духами Гармонии, потому и смогли родиться в облике аликорнов. Но я не поверила ему, ведь Луна любила убивать, а Духи Гармонии не должны были такого себе позволять и, тем более, наслаждаться подобным. Тем не менее, Луна была согласна на союз с драконикусом, но не я. Атаковав Дискорда, как он себя назвал, я и Луна, которая к моему большому удивлению поддержала меня, потерпели поражение и отступили. Теперь я точно знала, что за монстр был ответственен за весь беспорядок, который происходил в землях. А после нашего нападения на него вокруг стало еще жутче. Решив извести нас, он сводил с ума целые города и направлял безумную армию на нас. Дискорд наслаждался тем, как Луна с азартом убивает пораженных жителей бывшей Конфедерации, и как я, сидя в углу, тряслась от страха. Я не хотела никому навредить, я не хотела быть плохой, я не хотела отнимать жизни. И такой слабой я решила покинуть земли Эквестрии.

«Так вот значит, что случилось тогда. За те две сотни лет истории, которые оставили лишь две записки, в землях бывшей Конфедерации между тремя противоборствующими расами пони не было войны. Появившийся Дух Хаоса и Разрушений стал уничтожать рассудок пони и, впоследствии, и самих пони посредством Луны. Селестия была слаба, она не могла причинять боль, не могла убивать. Не могла и не хотела. Фрутти, которую она встретила, очень сильно повлияла на ее убеждения.

Тем не менее, некому было оставлять записки в ту эпоху. Практически все были безумны, некому было работать на полях, еды не было и, скорее всего, бумага и записки поедались если не обычными пони, то обезумевшими – точно. Дискорд господствовал на земле Эквестрии и не видел опасности в аликорнах, напротив, он видел в них союзников. Почему?»

– Луна осталась там, – сказала невеселым голосом Селестия. – Она не могла пропустить такой кровавый пир и, оставив меня на распутье дорог, улетела вглубь земель. Я боялась, что она поубивает всех пони или что она объединиться с Дискордом. А я до сих пор видела окровавленное тело Фрутти и животный страх в глазах единорогов… И мне стало страшно, поистине страшно. Я не знала, что делать. Оставшись в одиночестве, я уже не хотела возвращаться в то болото тоски и печали, из которого меня вытащили две подруги. Но я не смела лететь за Луной. Ее я тоже боялась. Я вернулась, чтобы изучить природу магии драконикуса, и вскоре смогла разработать заклинание от его чар. Выследив его, я выступила против него в сражении за небольшую деревеньку, жителей которой он хотел свести с ума. Разрушив их щит, защищающий пони от внешней угрозы, он влез к ним и заставил меня вмешаться. В середине битвы меня защитила Луна, и вдвоем мы дали отпор врагу. Мы одержали верх, но, почему-то мне показалось, что Дискорд сам ушел, посмеявшись надо мной и моей сестрой. Поняв, насколько слаба, я, не смея даже смотреть в глаза пони, попыталась улететь, но меня одернул задорный восклик. Сквозь слезы я увидела, черного жеребца, который прыгал на месте и рассказывал, что видел, как две пони прогнали монстра. Он мне напомнил чем-то мою первую подругу, и лишь это заставило меня остаться. Он уговорил переночевать у них хотя бы ночь. Не имея сил сопротивляться своим воспоминаниям, я согласилась и была поражена, когда он организовал праздник в честь нашей победы. В том мире безверия и страха этот глупый пони закатил вечеринку, на которую пригласил всю деревню. Он был безумен, но в его безумии было что-то по-своему прекрасное, – промолвила с она с ностальгической ноткой в голосе. – Тот вечер показался мне островком того мира, о котором рассказывала Фрутти. Все веселились, были приветливыми, в меру скромны и щедры. Они относились друг к другу с глубоким уважением, говоря только правду и защищая один другого. Это был островок Гармонии в тотальном океане лжи и обмана, ненависти и подлости, жадности и цинизма. Они держались вместе и были друзьями, несмотря ни на что.

Очередной поворот заставил Крэлкина недоверчиво покоситься на аликорна. «Жеребенок стал взрослым и готовым защищать то, что ему дорого. А настолько ли вырос я, чтобы совершать подобные поступки? Тем не менее, ей понадобилось практически полторы сотни лет, чтобы понять ценность жизни, у меня же этого времени нет. Жизнь людей, да и пони, скоротечна и подвержена осознанию лишь некоторого набора ценностей, которые им предоставляет судьба. Некоторые выбирают любовь и доброту, как пони, некоторые – жестокость и агрессию, оттягивая на себя определенные теневые круги мира, которые незаметны обычному глазу и представляют чуть ли не самую большую опасность. Подобная участь выпала мне, но сожалею ли я?»

– Луна, которая к моему удивлению прониклась праздником, поддержала меня в моем стремлении победить Дискорда и раз и навсегда положить конец его агрессии и бесчинству. Тогда я ночью отправилась в Кэнтерлот, который уже пал к ногам Духа Хаоса и с боем пробралась в библиотеку. Найдя старинные записи Старсвирла Бородатого, я вернулась в деревню и принялась изучать его труды. Из его учений о коллективном бессознательном я почерпнула очень многое, а дополненные записки его ученицы Кловер Смышленой были просто бесценны. На их основе я поняла, как победить драконикуса и изгнать из мира. Тогда я задумала создать Элементы Гармонии, но цена была слишком высока: жизни шести пони, которые должны были олицетворять Гармонию мира. Необходимо было запечатать их естество в артефакты… умертвив. Я не могла на такое пойти, потому отбросила идею и стала искать другие способы решения, однако их не было. Подходил двухсотый наш с Луной день рождения, а маленькие жеребята, Духи Гармонии, копались в старых трудах мудрецов бывших времен и искали решение нависшей проблемы. Когда в мире практически не осталось Гармонии, я поняла, что дальше тянуть нельзя, и я огласила жителям деревни, что шестеро из них должны пожертвовать собой во имя будущего.

– Неужели Вы не могли победить Дискорда? – изумленно спросил белый жеребец.

– Не могли, как и он не мог победить нас, – оповестила Селестия. – Мы – противоположности, которые не могут жить друг без друга и если умрет один, то умрет и второй. Я с Луной и Дискорд – порождение коллективного бессознательного, как и Духи Вендиго. Только Духи Зимы были порождением одного лишь зла и ненависти, однако аликорны и Дискорд – это иное.

– Коллективное бессознательное может породить что-то физическое?

– Не физическое, а то, что может влиять на мир, – поправила его принцесса.

– Погодите, Вы же физически существуете, значит…

– Я и Луна – частный случай пони, а Дискорд собран из разных частей вполне реальных существ.

– Значит, Вы спровоцировали рост аликорна в теле реального пони и прошли через процесс рождения, – заключил Крэлкин. – Но как?

– Тебя интересует сам процесс или его результат?

– Результат я вижу воочию, – задумчиво сказал жеребец, осматривая аликорна, – интересен сам процесс.

– Тебе следует ознакомиться с трудами Старсвирла Бородатого, – посоветовала ему кобылка. – Но он не скажет главного: когда родился Дискорд, из коллективного бессознательного он вытянул весь негатив и оставил чистые положительные эмоции, которых было достаточно, чтобы породить еще две сущности: меня и Луну.

– Однако он сразу родился, а вы нет, – подметил Крэлкин.

– Верно. Стоит учитывать тот факт, что Духов Гармонии два и появились они после того как материализовался драконикус.

– Вы были намного слабее, чем он и не могли сразу вселиться во что-то, потому пришлось заменить естество не родившегося аликорна своим естеством и пройти через банальный рост живых существ. – Жеребец ненадолго остановился и почесал за ухом. – По сути, Дискорд сам виноват, что вы появились на свет?

– Именно так.

– Погодите, но почему вы вообще пони, а Дискорд нет?

Крэлкин поравнялся с принцессой и посмотрел ей в глаза.

– Этого я не знаю, – призналась та, – однако я знаю, что он практически сразу захватил власть и стал сводить с ума всех пони, которые были в Эквестрии. Тогда они объединились и стали выживать совместным силами, но этого единства не хватало, они были слабы и подвержены негативным эмоциям, порождаемых Дискордом.

– Но на вас его магия не действовала, когда Вы или Луна сражались или общались с ним, потому, что вы – чистые положительные эмоции, а он, наоборот, отрицательные. И когда ему можно творить хаос, вы не можете противостоять этому и влиять на умы пони, а тем более убивать их. Вы можете только сражаться с самим порождением хаоса, но не с пони, которых он вам посылает. Однако вы не можете сдержать его магию, так как вас двое, а у него вся мощь заключена в одном теле.

– Не только это определяет нашу с ним силу, – сказала Селестия и завернула за дом. Обернувшись, Крэлкин увидел только черноту ночи, и ни одной души вокруг. – Эмоции, которые содержатся в коллективном бессознательном, с которым мы трое связаны. Если в нем больше положительных эмоций, то сильнее мы с сестрой, а если больше негативных, то сильнее он. Баланс сил определяется не нами, а пони.

– Именно поэтому общество пони такое… утопическое. – Крэлкин ударил себя копытом по лбу и затараторил: – Ну, конечно, теперь все становится на свои места. Элементы Гармонии должны были склонить чашу весов на вашу сторону, как внешний источник силы, не зависящий от коллективного бессознательного. В тот момент ни Вы, ни Луна не были достаточно сильными, чтобы противостоять распространяющемуся хаосу, потому как большинство пони были попросту безумны, жестоки и напуганы, следовательно, питали Дискорда, а не вас. А тот островок мира и спокойствия, в который вам посчастливилось попасть, был для вас идеальным плацдармом для контратаки. Однако, вы живы и Дискорд, соответственно, тоже. Может, он не такой сильный, как ранее, но все же он жив.

– Все правильно, Крэлкин, – согласилась Селестия, – Дискорд по-прежнему жив, но он заточен в камень и не сможет выбраться до поры до времени.

– Давайте Вы сначала расскажете про Элементы Гармонии.

– Хорошо, – кивнула кобылка и продолжила рассказ: – Как ни странно, но в ту же ночь к нам с Луной пришли шестеро пони, которые стали Элементами Гармонии. Одним из них был тот черный пегас, который устроил вечеринку. Я не хочу тебе рассказывать подробности всего, что тогда произошло, но у нас получилось сотворить шесть артефактов… их цена была очень высока. Естества шестерых пони были заключены в камень. С их помощью мы заточили Дискорда, и коллективное бессознательное начало наполняться негативом. После того, как я нашла записи древних времен пони из Аукторитаса и поняла, что небесные светила всегда были подконтрольны единорогам, я взяла ответственность за перемещение солнца по небосводу, Луна отвечала за луну. Тогда у нас с ней появились кьютимарки. Мы были связаны с тем, что передвигали, не только магией, но и чем-то еще. Луна была добра ко многим, она даже взяла под свою опеку пегасов, над которыми все смеялись. Пегасы были потомками тех пони, которые некогда вышли из лабораторий Аукторитаса. Их не понимали из-за формы и устрашающего вида, но Луна, как настоящий Дух Гармонии, смотрела в глубину и видела только хорошее. Однако спустя несколько месяцев, после того, как пони приняли нас, как своих новых принцесс, сестра начала меняться. Ее поразил негатив, который в свое время поглощал Дискорд, и она захотела стать единственным правителем и заставить страдать пони, ведь ее работу, как она думала, никто не ценил. Она искала доспехи, способные поглощать магию…

– Доспехи Дроттинна, – вставил Крэлкин.

– Да, именно их.

– Но неужели Вы не видели, что творилось с ней и никак не пресекали ее переход на сторону Дискорда? – удивленно спросил Крэлкин. – Вы же жили в одном замке.

– Она творила свои бесчинства не в Кэнтерлоте, – объяснила Селестия. – Как оказалось впоследствии, она построила замок в Вечносвободном лесу и устроилась там. В любом случае, когда она нашла доспехи, то не удосужилась подумать над тем, чем грозит их использование, и как только она их одела, то преобразилась. Доспехи Дроттинна не только поглощают магию, но и связываются с сознанием пони. Они начали поглощать негатив из коллективного подсознательного, с которым Луна была непосредственно связана, и она попала под влияние тьмы. Доспех вытягивал все мрачное, что было в пони, и что в свое время забирал Дискорд.

– И вследствие этого она напала на Вас, – подытожил Крэлкин.

– Я хотела с ней поговорить, я верила, что та Луна, которую я знала, была еще там. Найтмэр Мун практически завладела разумом моей сестры, и у меня не было много времени, я должна была действовать. Единственным выходом из ситуации были Элементы Гармонии.

– Но как они работают? – нетерпеливо спросил земной пони. – Я так понимаю, что никакой другой пони не сможет ими воспользоваться, кроме Вас с Луной.

– Ими могут воспользоваться другие пони, – благосклонно ответила августейшая. – Элементы Гармонии сейчас в копытах шести жителей Эквестрии, и они могут их применить в любой момент.

– И все же, как они работают? – повторился жеребец.

– Они приводят в Гармонию внутреннее состояние пони и обращают его негативные мысли в добро, – объяснила принцесса.

– Дискорд заточен потому, что он не смог противостоять Гармонии в его теле? – с подозрением вопросил Крэлкин.

– Не совсем, – опровергла его подозрения венценосная особа. – Гармония, которой его наградили Элементы, отпечаталась в нем и взаимозаблокировала течение хаоса в теле драконикуса.

– Он стал неподвижен, как внутри, так и снаружи, – подвел черту Крэлкин.

– Совершенно верно, – улыбнулась Селестия. – Когда я, с остатками разума сестры, поразила ее магией Элементов Гармонии, то мы ожидали, что Доспех Дроттинна отторгнется и оставит Луну или заблокируется, как в случае с Дискордом, ведь именно он содержал в себе огромные запасы негатива. Однако Луна к тому времени уже очень ослабла, и у нее хватило сил только чтобы активировать Элементы, остальное зависело от меня. И я не справилась, – обреченно произнесла кобылка. – Все, что получилось – это заточить Луну на том небесном светиле, с которым она была связана.

– Это логично, – встрял жеребец. – Магия Луны была связана с ночным светилом. Огромное количество магии Гармонии, которое не смог поглотить доспех, он перенаправил потоком в единственный канал, в который смог направить, и, расширив его, таким образом, создал заклинание, которое слило Луну и подконтрольный ей небесный объект, запечатав ее тело и сам доспех в каменной глыбе, которая витает где-то в космосе. Простейшая магия преобразования материи, вот только я бы никогда не решился использовать подобное для всего своего тела сразу. Непредсказуемый результат.

Пони зашли под сень большого сада. Где они теперь находились, Крэлкин не мог понять, но ему не нравилось то, куда ведет его принцесса. Жеребцу казалось, что Селестия слишком податливая, охотно отвечает на все вопросы, и тот боялся расплаты за свою наглость, ведь расплатиться он мог только жизнью. Вдалеке показались пляшущие оранжевые огоньки, очень похожие на свет от большого костра.

– Да, ты прав, – отстраненно произнесла венценосная. – В твоей голове много интересных знаний, которые бы могли послужить на благо Эквестрии.

– Я готов служить, – моментально отреагировал бывший человек, но лишь для того, чтобы понять, зачем венценосная задала ему подобный вопрос. – Только не отправляйте меня назад.

«Она слишком хорошая. Зачем Селестии вообще говорить подобные фразы, если она давно решила, как поступить с чужаками? Тем не менее, если она готова меня оставить, то я обязан попробовать добиться ее расположения ко мне. Необходимо действовать очень тонко, чтобы она не поняла, где и как просчиталась, а как только до нее дойдет, моя ловушка сработает, и Принцесса Селестия будет в моих копытах. Необходимо правильно разыграть ситуацию. Наша партия только начинается».

– Всему свое время, Крэлкин, и всему свое место, – сказала Великосиятельная Принцесса менторским тоном.

– Вы говорите так, будто на казнь ведете, – недовольно отозвался тот.

Селестия ничего не ответила, и у жеребца похолодело на сердце. Он невольно замедлился, осознавая, что его будущий диалог может и не состояться. Аликорн посмотрел на него, но это не произвело никакого впечатления. Земной пони уткнулся мордой в заснеженную тропку и остановился, принцесса остановилась следом.

– Я не хочу с Вами идти, – со страхом проговорил он. – Умирать я пока что не намерен.

– Я не собираюсь тебя убивать, – твердо ответила августейшая, и Крэлкин посмотрел на нее мутными глазами.

– Не собираетесь? А зачем уводите от замка? Да и вообще от домов?

– Здесь сад, в котором я любила отдыхать и решать важные для Эквестрии вопросы. Успокойся, я не причиню тебе вреда, – мягко сказала августейшая. – Может, ты боишься темноты?

Кончик рога правителя Эквестрии зажегся и разлил мерный свет по округе, выхватывая из темноты очертания голых деревьев и заснеженной земли. Жеребец затравленно огляделся, поджал хвост и прижал уши. Ему казалось, что вокруг рыщут враги, готовые ринуться вперед, сделай он неправильный жест или шаг. Враги, не подвластные Селестии и находящиеся вне ее власти. Пони, которых ведет по жизни жажда убийства или справедливости. Теперь в ночной тьме сама принцесса в его глазах казалась еще более устрашающей в своем хладнокровии.

«Она меня специально вытащила сюда, чтобы заманить в ловушку. Я уже слышал какие-то шорохи. Что я смогу предпринять против пони, скрывающихся меж деревьев? Да ничего. Сейчас я еще более беззащитный, чем ранее. Нужно было оставаться в замке, но смог бы я? Селестия достаточно сильна, чтобы меня заставить делать то, что ей нужно не только словами: схватила бы магией, и пиши пропало, я бы даже пискнуть не успел. Нет, мы в этом саду неспроста, что-то тут не то. Возможно, здесь она собирает своих советников или других пони. А что если она устраивает в ночном сумраке жертвоприношения? А я, как чужак, идеально подхожу на роль жертвы: не опасный, меня тут никто не знает, а, значит, искать не будет, и иная кровь должна задобрить Духов, как никто другой.

А что если в этом и есть секрет Эквестрии? Жертвоприношения? Селестия задабривает Духов, которые пытаются прорваться в страну и разрушить утопию, которую она строила многие годы. Интересно, сколько уже пони пропали без вести и как работает эта магия? Черт, я опять за свое. Какая сейчас разница, как это работает, сейчас главное спасти свою шкуру».

– Пошли, – сказала кобылка и направилась дальше. Нехотя, жеребец засеменил следом, озираясь и вглядываясь в черноту.

– Погасите свет! – рявкнул он.

Великосиятельная Принцесса вздохнула и выполнила просьбу. Крэлкин остановился и вслушался в тишину. Сад, казалось, замер, остановил течение времени и даже ветра в нем не было слышно и не чувствовались его ледяные порывы. Еще раз осмотрев черноту и не заметив ничего подозрительного, жеребец галопом кинулся за августейшей и опять замер, слушая, следят за ним или нет.

– Что ты делаешь? – послышался голос Селестии, и земной пони уставился в черноту.

Принцессу практически не было видно, но он знал, что она впереди и неспешно продолжает свой путь.

– Просто небольшая проверка, Ваше Высочество, – деревянным голосом ответил тот.

– Тебе интересно, что было после того, как я заточила Луну? – осведомилась венценосная.

– Дальше была война с грифонами, минотаврами и зебрами, – испуганно зачастил Крэлкин, будто видя в безобидном вопросе подвох. – Не интересно. Надеюсь, что Вы до сих пор не верите в этот фальшивый союз и хотя бы изучаете технологии стран, с которыми вы граничите и с которыми некогда воевали.

– Крэлкин, успокойся, рядом со мной тебя никто не тронет, – произнесла мягким голосом августейшая. – Да и не нужно это никому. В Эквестрии нет ничего такого, чего бы тебе следовало бояться.

– Возможно, мне стоит бояться Вас, – выпалил жеребец и прижал уши, замерев всем телом в ожидании ответа. Даже дышать он боялся, и только вслушивался в каждую интонацию принцессы.

– Если бы я хотела тебе навредить, то давно бы это сделала, – просто ответила она на выпад. – Между тем ты все еще стоишь на ногах и дышишь.

– Наверное, Вы правы, – согласился Крэлкин, успокаиваясь.

Он понимал, что Селестия права, но не хотел признавать этого. Рядом с ним стоял очень сильный маг, против которого никакие, даже самые могучие воины его мира, не смогли бы выстоять. Грозовой тучей аликорн висела над жизнью земного пони и не давала ему скрыться от проливного дождя, который лился бесконечным потоком. «Будь я не рунным магом, а лекарем, или магом ближнего боя, то я бы уже попробовал уничтожить Селестию. Но даже если бы я не потерял способность творить магию, попав в этот мир, я бы не смог преобразовать материю и спасти себе жизнь. Тогда бы ее смерть была просто смертью, ничего не имеющая за собой. Да и не попал бы я никогда в Эквестрию, живя в грязи и радуясь зловониям».

– Мне интересно твое предположение на счет одного инцидента, – неловко сказала Селестия и ее голос слегка дрогнул.

– Какого? – насторожился земной пони.

– Во время свадьбы Шайнинг Армора и Принцессы Каденс на Эквестрию напали перевертыши во главе с Королевой Кризалис. Кризалис питалась любовью Шайнинга и в поединке с ней я проиграла.

– Вы проиграли? – не поверил ушам жеребец. – Самый могучий маг Эквестрии?

– Не в этом суть, я хочу услышать твою точку зрения, почему я сдала позиции.

«Значит, есть на нее управа. Все же Селестия не может противостоять всем в своем мире, как бы не старалась. Но… неужели я верю в то, что думаю? Селестия уникальна, она – Дух Гармонии. Что может противостоять Духам? Вендиго смогли уничтожить только совместные силы пони. Если учесть, что ее сила зависит от расположения жителей Эквестрии, а Гармония была принесена в Эквестрию, то вряд ли есть что-то, что вообще может навредить Селестии, а тут…

А была ли Гармония уже принесена в Эквестрию? Этого мне доподлинно неизвестно, хотя… известно. Шайнинг – брат Твайлайт, а Твайлайт не такая уж и старая, чтобы свадьба была в далеком прошлом. Интересно все же, почему это произошло. Однако это неплохая возможность узнать о том, кто смог противостоять силе, которая сломила Великосиятельную Принцессу».

– Тогда мне нужен один ответ на вопрос. Кто победил Кризалис и ее армию?

– Шайнинг Армор и Принцесса Каденс.

«Вот так сюрприз. Брат Твайлайт и аликорн. Неужели они использовали слияние магии, как ученица Селестии и фокусница и смогли таким образом уничтожить Кризалис. Интересно, а что такое перевертыши? Ладно, сейчас это пустое. Необходимо сперва ответить принцессе. Если я предположу, что они использовали слияние магии, то все равно становится неясно, как и что было предпринято. Почему Селестия все же проиграла? Возможно, сила уже тогда делилась между ней и сестрой?»

Крэлкин еще немного подумал, сопоставляя факторы, которые он узнал о магии пони, об аликорнах и аспектах их жизни. Мороз действительно помогал размышлениям, как и говорила Селестия еще в замке, и мысли бежали по нейронам мозга чужака, обмениваясь импульсами и составляя логические цепочки. Ответ у него уже сформировался, но ему необходимы были дополнительные сведения, которые бы окончательно расставили все точки над “i”.

– Луна уже была в Эквестрии? – осведомился он.

– Да, – подтвердила кобылка, – и она двигала свое светило.

«Значит, у Селестии были дополнительные силы, так как она не тратила магию на перемещение земного спутника, но, в то же время, поток от коллективного бессознательного пони уже был не такой большой, как ранее. Наверное, присутствие Луны никак не отразилось на силы августейшей, по крайней мере, на ее магию управления солнцем.

Очень все же интересно, что Селестия проиграла. Кризалис питалась любовью Шайнинга? Но не любовь же она поглощала, а магию. Земные маги ближнего боя тоже могли делать вид, что питаются эмоциями, но на самом деле они высасывали магию через брешь в чувствах, и остальных магов учили не проявлять никаких эмоций, чтобы не дать преимущество противнику не только психологическое, но и физическое.

Допустим, что Кризалис вытягивала силы из Шайнинга и копила их у себя, однако кто она такая, что смогла противостоять самой Селестии, но проиграла Шайнингу и Каденс? Возможно, наличие брата Твайлайт в страже самой принцессы все же связано не только с его сестрой, но и с самим единорогом? А что если он такой же сильный, как и его сестра? Неужели они потомки давних пони с улучшенным геномом?»

– Есть только одно предположение, – сказал Крэлкин, скрипя снегом под копытами. – Вы слишком добрые к обитателям не только пони, но и всей планеты. А Шайнинг, как и Твайлайт, потомок магов, которых выводили селекционной программой члены Аукторитаса.

– Поясни, – потребовала Селестия.

– Все очень просто, – нехотя отозвался земной пони. – Кризалис питалась не любовью, а магией, то есть она высасывала силы из брата Твайлайт, таким образом, пополняя свои. Чтобы победить Вас, необходимы колоссальные запасы энергии в кумулятивных клетках, но Вы и не дрались в полную силу. Это Вам было невыгодно, потому что всегда нужно двигать солнце, а кроме Вас с этим никто не справится. Остановится солнце – умрет любая жизнь на планете, а это убьет и пони. Умрут пони – умрете и Вы. Остановка солнца никому не интересна, кроме того, кто не понимает этого. Соответственно, у Вас всегда есть запас энергии, чтобы управлять движением дневного светила, – подытожил жеребец.

– А почему ты решил, что Шайнинг Армор – потомок селекционной программы Аукторитаса?

– Потому, что Вас очень сложно победить даже когда Вы пользуетесь неполным запасом энергии. Вот и получается, что если вы заинтересовались этим моментом, то есть какой-то нюанс, и нюанс этот заключается в брате Твайлайт. У него в организме очень много албидо стилла, наверное, даже намного больше, чем в рядовом среднестатистическом единороге. Да и Вы бы не поставили рядом с собой слабого пони, а ведь Шайнинг был Главнокомандующим Эквестрийской Королевской Стражи. Можно было бы предположить, что он очень умный, но просто умному пони Вы не доверите руководство военной мощью Эквестрии.

– Превосходно, – оповестила Селестия. – Все так, как я и хотела услышать.

– И все же есть некоторые непонятные моменты, – сказал Крэлкин. – К примеру, как Шайнинг, будучи на пределе своих сил, смог победить Кризалис и какую роль в этом всем отыгрывал аликорн? И почему аликорнов практически нет в нормальном обществе? На счет Твайлайт – я понял, Вы держите ее подле себя из-за силы, как и Шайнинга, но только ли поэтому?

– Я жду твоих предположений на счет Шайнинга и Каденс, – заинтересованно сказала Селестия.

– Нет у меня предположений, – буркнул в ответ Крэлкин. Он уже не хотел говорить, а хотел опять слушать и внимать словам правителя чужого мира.

«Если бы мне в детстве сказали, что я буду настоящим магом, что за моей головой будут вести охоту, что окажусь в ином мире, и буду разговаривать с Принцессой-лошадью, которая стоит непосредственно у горнила власти, несмотря на странный титул, да еще и буду против нее плести интриги и силиться остаться в чужом мире в теле животного, то я бы рассмеялся этому человеку в лицо. Но жизнь расставила все по своим местам и теперь я в теле пони иду по темному саду в столице страны, название которой я слышу первый раз и разговариваю с Селестией, правительницей этого рая».

Жеребец ухмыльнулся, понимая, что аликорн его не увидит сквозь кромешную тьму. Знания, которые наполняли его голову, практически все разложилось по полочкам, и лишь отрывочные данные валялись бесхозным грузом в углах, не привлекая внимания. Однако Крэлкин осознавал, что Селестия воспользуется не только его слабостью, но и неведением в некоторых вопросах, которые формируют фундамент общества в его голове.

– Все равно, ты не сможешь просто так отпустить эту загадку, – раздался мягкий голос принцессы, – лучше используй время сейчас, пока мы не дошли до костра.

Крэлкин посмотрел вперед и увидел, как языки пламени отбрасывают едкое оранжевое свечение на ближайшие деревья, и у него вновь похолодело на душе. Скоро этот бессмысленный диалог, превращающийся в треп, закончится и начнется серьезный разговор, в котором ему предстоит держать ответ перед Селестией. Как глубоко она захочет узнать его мир и о нем, как велико ее желание защитить пони, как далеко сможет зайти, достигая своей цели, бывший маг даже боялся предположить.

«Возможно, она уже может и убить. Кто знает, что случилось с ней за тысячу лет, и какие изменения претерпела ее личность. Если же убийство для нее стало нормой, то я не удивлюсь, что принцесса хочет узнать изощренные методы умерщвления своих оппонентов. Но она выбрала неверного советника. Аукторитас или Аеквивалереум – это то место, где обучают хладнокровных убийц и ученых. Существуют ли они по сей день? Есть надежда, что существует некие последователи этих культов, но не более того. Суть свою они уже потеряли».

– Пусть будет, что Каденс и Шайнинг использовали технику слияния магий, в которой аликорн выступал в роли пони-передатчика, а единорог – обрабатывал приходящую магию и умножал ее. Потому он победил Кризалис, которая, помимо всего прочего, была ослаблена после Вашего с ней поединка. Правильно?

Селестия не ответила, лишь вышла на небольшую полянку с костром, возле которого были заготовлены поленья. Крэлкин огляделся, но не увидел ничего подозрительного, однако от таких мест ему становилось жутко. Хоть впереди и был костер, который освещал и мог согреть продрогшее тело пони, но свет во тьме означал право первого удара для противника, чего маг не мог допустить. Не раз, в самом начале охоты за его головой, он, будучи неразумным и сидя с Альтусом в ночных лесах возле костров, подвергался нападению с разных сторон: сбоку, спереди, со спины и, по последней моде, даже сверху. Но сейчас обстоятельства были иными, хоть и до боли узнаваемые. Обойдя невысокое пламя, Селестия встала напротив трясущегося от страха и холода Крэлкина, который подошел поближе к костру, и, набрав воздух в грудь и расправив крылья, молвила громогласным голосом, каким говорила с ним Луна, как только они впервые встретились:

– Крэлкин, ответь, как ты смог превратить своего друга в пегаса? Крови пегасов я тебе не давала.

– Прошу прощения, Ваше Высочество, но Вы не могли бы говорить не как Ваша сестра? Или этого требует этикет? – поморщился жеребец. – Мы здесь одни, и не стоит показывать, что Вы намного сильнее, это и так понятно. Если же Вы хотели показать, что тут нас никто не найдет и не услышит, то у Вас получилось убедить меня в этом.

– Отвечай, – благосклонно молвила Селестия привычным мягким тоном.

«Значит, все было направлено на то, чтобы я не кричал, когда она будет пытать меня. Огонь тут не случайно, и он просто обязан быть использован для пыток. Или это такой своеобразный жертвенный алтарь? Да, всякого я в жизни повидал, но чтобы алтари были обычным костром, не видывал. А, может, меня зажарят тут заживо? Интересно, пони едят мясо? Однако, я пока еще живой, так что нельзя открывать все карты до определенного времени. Все же право первого удара у меня сохранилось».

– Вы, говорите, что не давали мне кровь пегасов, но на этом Вы и прокололись, – ответил жеребец. – Вы знаете, что такое ДНК? Дезоксирибонуклеиновая кислота?

– Нет, с таким термином современная Эквестрия не знакома, – оповестила Селестия.

– А почему вы не развиваете науку? – в недоумении воскликнул Крэлкин. – За наукой – развитие общества…

– В прошлом психология и культура не менялась, – перебила принцесса, – развивалась только наука и, как ее производная, техника. Просто техника – это товар, его легко размножить, а вот культуру приходится прививать индивидуально. Пусть пони в современном мире не будут знать всех тонкостей науки, какие знали ранее, но они будут культурными личностями с очень сильной психоэмоциональной составляющей. Они будут знать, что такое добро и зло, как необходимо обходится с тем, кто просит помощи, и как себя вести с тем, кто намного сильнее и выражает агрессию. И уж ты никогда не услышишь, что один пони убил другого, потому что это нонсенс для Эквестрии и для ее жителей. А как у вас в мире обходятся со страждущими?

Крэлкин задумался, вспоминая, как живут в его время молодые семьи и безработные старики, и у него живот скрутило от осознания, что они, люди, такие сильные в своем стремлении получить могущество, так низко пали пред говорящими животными. «Что же важнее: прогресс или культура? Нано- и атомные технологии или обыденная человеческая доброта? Как можно не заблудиться в мириадах мыслей, когда их отсекает цензура, а за неправильное слово могут и убить? Где тот супергерой, который спасает прогнившее общество и отдает себя на благо кричащей толпе, погрязшей в клевете и разврате? Что считать правильным и неправильным?

Вправе ли я судить общество, из которого хочу вырваться? Может, Селестия права на счет того, что я могу принести раздор в земли нового мира? Моя система ценностей настолько отличается от системы ценностей Селестии, насколько гора отличается от реки. Не только внешне, но и внутренне, самые глубинные понимания о мире. Даже те фундаментальные ценности, что закладываются людям с самого детства, противоречат пониманию общества Эквестрии, что уже говорить обо мне, который за свою жизнь наломал столько дров, сколько не наломают все пони вместе взятые, а ведь я только начал жить.

И что я смогу сказать Селестии, как себя покажу в новом свете? Мой мир – гнилая яма без морали и ценностей, помогающих построить счастливое общество. Куда смотреть, если все упирается не на доброту и личные качества человека, а на изворотливость и умение скрывать факты. И во главе всего и вся стоят деньги. И все в мире делается только для того, чтобы их получить. Не осталось у нас ничего святого, и бери хоть веру, выродившуюся в религию, хоть науку, выродившуюся в огромные производственные концерны».

– Я не буду отвечать на этот вопрос, – недовольно ответил жеребец.

– Отчего же? – удивилась собеседница.

– А что говорить о гнилье, которое окружало меня всю жизнь? – раздраженно вопросил Крэлкин. – Как мне на него реагировать, если все, что я видел – это подводные камни, в каждом вздохе, в каждом взгляде, в каждом жесте окружающего меня монстра в виде привычного общества людей? Я пытался выбраться из тлена того мирка и выбрался, наконец-то я свободен, но Вы хотите отправить меня назад и забыть обо мне, как о кошмаре. При всем моем уважении – не выйдет.

– Это решать не тебе, – стальным голосом оповестила кобылка.

– Не мне?! – взвизгнул жеребец. Ноздри его расширились, а глаза сжались в щелки, и он исподлобья посмотрел на принцессу сквозь языки адского пламени. – Всю свою жизнь я сражался за то, что мне нравилось, сражался самозабвенно, отдавая себя борьбе без остатка, но смог бы я когда-либо вычерпать то море разврата и жестокости, которое налили нормальные члены общества?! Вы знаете, что чувствуют пони, когда то, во что они верят, превращается на их же глазах в помойку?! А в этом все люди: они просто превращают все в грязную клоаку! У них нет ничего ценного, ничего святого. Всю жизнь эти идиоты воздвигают себе идолов, плодят вокруг себя стены невежества и всеобщей глупости и радуются этому. И что самое страшное – радуются, как дети. Им дали свободу слова, но не сказали, что за этим последует и как с ней необходимо обращаться, и теперь отовсюду льется масса лжи, которая принимается, как норма. В Вашей горячо любимой Эквестрии Вы не знаете, что такое, к примеру, быть девственником и как реагируют на подобное “нормальные” люди. Хотя, это, наверное, сравнимо лишь с отсутствием кьютимарки: клеймо неудачника до поры до времени, а, нередко, и до конца жизни. В то время как у вас не принято говорить о сексе, у нас вовсю идет его пропаганда. И людям это нравится, они просто в восторге от этой всей мерзости, в которую окунаются изо дня в день. Я не скажу, что я один правильный, нет… За мной числятся проступки иного характера, но я никогда не хотел походить на людей, на этих извергов, пережеванных современными нормами и законами и выплюнутых в обычный мир, словно насмешка в адрес утопии и гармонии, которая могла бы быть построена.

Внезапно волна эйфории окутала разум Крэлкина, но он уже даже не сопротивлялся. Понимание того, что он выроет себе могилу собственными копытами пугало его, но с другой стороны его разрывал интерес по поводу того, что же он посмеет сказать в напряженную мордочку своего оппонента, а что останется при нем. И, отдавшись сладостному чувству безысходности, его разум будто отошел на задний план и стал наблюдать картину со стороны.

– Знаешь что, Селестия, – сказал с жестью в голосе жеребец. – Я давно уже наблюдаю за Эквестрией и ее внутренним миром, и я начинаю видеть, почему все так радужно. Под красивыми словами и поступками ты и Луна очень и очень сильно увязли в грязи. В той грязи, из которой вырывался я все время, и в которой находятся люди. И в моем, и в твоем мире есть хорошее и плохое, любовь и ненависть, черное и белое. Единственное отличие – это кто платит за то, что сотворено. В моем мире платит общество, в Эквестрии – аликорны. Я понимаю, как вам обоим трудно, и я готов вам помочь, только скажите, что у вас не получается, чем облегчить ваше бремя, потому что ни один пони не сможет понять вас и принять со всей вашей болью и стремлениями. Вы строите утопическое общество, но вы же и платите за это самое общество. Элементы Гармонии, которые ты вверила пони, как знак того, что они готовы принять ответственность за свои поступки ни к чему хорошему не приведет. Эквестрия целостна настолько долго, насколько долго ты с Луной живешь. Вы обе, как никто другой, знаете, в чем заключается Гармония, и я уверен, что вы пытаетесь привить это обычным пони, но это тщетно. Как и мое общество, общество пони неизбежно меняется, и меняться будет всегда, пока оно существует. Вы насильно держите его в капкане идиллии, не понимая, как это пагубно. Но как только аликорны ослабят хватку, произойдет немыслимое: война. Минет всего каких-то пару столетий и в землях вновь польются реки крови. И ты это понимаешь, Селестия, как и я. Держа пони в своих копытах, ты подобна птице в золоченой клетке. Ты можешь летать, но только в определенном пространстве и не можешь разбить клетку, как бы ни хотела, ведь снаружи опасно, и ты никогда не сможешь сказать, что будет ждать тебя впереди.

Крэлкин с вызовом смотрел в мрачнеющий взгляд венценосной особы и в душе радовался, что он сумел задеть ее за живое. «После моей тирады я увижу настоящую личину Селестии», – подумал он.

– Я предлагаю помощь в том, чтобы научить пони быть такими, какими тебе нужно, сохраняя их естество, как ты сохранила естество шестерых адептов Гармонии в Элементах. Пони должны меняться, у них должны быть стычки, драки, ссоры, ненависть, неприязнь хотя бы потому, что они никогда не познают настоящего счастья и неподдельной любви на фоне тотальной радости и великолепия бытия. Нельзя разглядеть предметы, если все будет залито светом, подобно тому, как нельзя разглядеть мир, когда все вокруг пронизано лишь светлыми чувствами. Что-то всегда должно отбрасывать тень, и тень – фундаментальное понятие мироздания, наряду со светом. Ты не понимаешь основных вещей, которые могут стоить жизней тебе и всем пони. Нельзя держать их взаперти. Не перекрывай плотиной негатив, пусть он течет по своему руслу, пусть пони сами выбирают, где хорошо, а где плохо, ведь будет намного хуже, когда мир поглотит мрак, и причиной тому будет прорванная плотина, воздвигнутая тобой же. Напряжение все нарастает и нарастает, и ты чувствуешь это напряжение. Ребенок должен учиться ходить сам, и ты прекрасно это понимаешь, но не принимаешь. Все матери хотят только лучшего для своих чад, но ограждая их от препятствий мира, они делают только хуже. Пони прошли войны между собой, но они научились терпению и пример тому – Эквестрийская Конфедерация. Пусть она и не продержалась настолько долго, насколько этого хотела ты, но первые попытки альянсов были, и не отрицай этого!

Крэлкин ударил копытом в снег и отвел взгляд от принцессы. Сконцентрировавшись на танцующих языках пламени, он размышлял, что же теперь будет ему за такую дерзкую выходку и невольно готовился к смерти, но даже осознавая, что конец близок, он не мог вспомнить о своей жизни что-либо хорошее, единственное, что он знал: он не жалеет ни о чем, что совершил.

– Пони дополняют друг друга, – между тем продолжал жеребец, – просто им не хватает дисциплины, веры в светлое будущее, но далеко не всем. Единороги и пегасы исчезли бы вместе со своими странами и порядками, и осталось бы только сильное общество земных пони, в котором бы жили и помогали друг другу все расы, независимо от физиологического строения. И это было в истории, и внешние враги показали, что земные пони сражаются до конца, плечо о плечо сдерживая натиск неприятеля: единороги из их семей защищали земных пони, а пегасы поддерживали с воздуха. Они были единым целым, невзирая на расовые предрассудки агрессоров. Но аликорны пытаются совместить несовместимое. Как бы ты не хотела, но пегасы – это варвары, которые ни с кем не будут считаться, как и утонченные аристократические единороги. Только в простых жителях любой страны сконцентрирована сила, только простые пони смогут построить гармоничное общество, не смотря ни на что, но это ты тоже забрала у них. Я не спорю, что новое общество может породить ужасных личностей, что оно может быть очень жестоким, но оно будет держаться незыблемых правил предков. За глухой ночью всегда приходит ясный день, помни об этом. Необходим баланс между черным и белым в жизни, но ты даешь пони только светлое, отнимая у них возможность наблюдать тьму. Так нельзя, это неправильно, это ложно. Оглянись на то, что ты породила, посмотри трезвым взором, загляни в глубину сущности пони, проникнись их чувствами. Будь последовательна в своих целях, понимай, что ты хочешь для своих подчиненных и то, как ты можешь им помочь в жизни. Не навязывай им свою цель, как обществу людей навязывают свою цель наши правители. Не повторяй наших ошибок.

Крэлкин замолчал и поднял глаза на Селестию, которая смотрела на него назидательным взглядом. Эйфория отступила где-то в середине монолога, но бывший человек не смог себя остановить и высказал все, что думал, до конца. Теперь он только ожидал вердикта, который вскоре должна вынести венценосная особа, но она явно не торопилась. Вздохнув, она магией подхватила несколько дров и бросила в костер. Следом из кучи вылетело полено, на которое села принцесса, и кобылка вытянула к огню копыта. Взгляд ее размягчился, но мордочка выражала негодование.

– Все твои речи имели бы место быть, – сказала она мягким голосом, мельком посмотрев в костер, – если бы ты слушал меня. Повторюсь, что у тебя в голове колоссальные запасы знаний, и ты умеешь их применять, даже составлять целостные картины из отрывочных знаний, но это тебя и погубит. Ответь мне на вопрос: как много тебе подобных умеет колдовать в твоем мире?

«Ее интересует ответ на такой дурацкий вопрос после всего, что я наговорил? И никаких яростных или даже пафосных высказываний в мой адрес на счет того, насколько я глуп? Неужели она действительно не собирается меня убивать, ведь будь я на месте Селестии, я бы моментально совершил задуманное после высказывания подобных мыслей. Но она тянет… чего она медлит?»

– Не так уж и много, – признался жеребец обреченным тоном. – Магия как направление только зарождается.

– А наш мир зиждется на магии, – с укором оповестила его собеседница. – Ты бы понимал, что обычное примирение пони невозможно по причине их расхожих мнений, но, тем не менее, они целостные на уровне коллективного подсознательного, которое может порождать Духов. Я и Луна – Духи, то есть неотъемлемая часть общества пони, которое отражает самое светлое и хорошее, что в них есть. Дискорд – показывает плохое и, соответственно, приносит раздор. Сейчас пони выбрали нас. Аликорны не могут ничего насаждать только потому, что захотят пони вести варварский способ жизни – они освободят Дискорда, а нас низвергнут. Не мы правим Эквестрией, а пони, как я тебе уже говорила. Аликорны лишь формальные правители, путеводная звезда для жителей, которая показывает, что будет, если они пойдут за нами. Общество пони настолько долго будет добрым, пока оно захочет этого само. Ни я, ни Луна, ни кто-либо другой не могут влиять на разумы, кроме Дискорда, но и его чары разрушаемы. А Элементы Гармонии я вверила другим пони не потому, что ожидаю от них свершений, а потому, что так было необходимо. Когда я заточила Луну, то я потеряла связь с Элементами, и мне пришлось искать адептов, которые бы могли слиться в унисон с естеством тех, кто пожертвовал собой ради будущего, чтобы предотвратить возвращение Дискорда и Найтмэр Мун. Именно в этом и секрет работы шести артефактов: слияние с ними. Ты, Крэлкин, даже если захочешь использовать их, то не сможешь, потому что ты не походишь ни на один Элемент Гармонии, а чтобы активировать хотя бы один из них, необходимо обладать тем качеством, которое заключено в активируемом Элементе. И если целью атаки стану я, то никакого эффекта не будет, ведь я сама Дух Гармонии. И нехорошо уходить от ответа. Я спросила: как ты преобразовал Альтуса в пегаса?

– ДНК, – недовольно пробубнил тот.

– Поясни.

– Дезоксирибонуклеиновая кислота, – со вздохом начал объяснять Крэлкин, – расположенная в ядре клетки и содержит всю информацию об организме. Так как Вы мне дали кровь существ, в составе которых не было определенных последовательностей генов, то я решил, что Вы от меня что-то скрываете и потому применил эти гены на Альтусе, предварительно упразднив все остальные. Себе же я подобрал доминантные аллели, однако, это не дало ни крыльев, ни рога. Что все это значит? Если ген доминантный, то он обязательно должен себя проявить как-нибудь в организме.

– Все дело в том, что за наличие рога или крыльев отвечают не доминантные, а рецессивные гены.

– Так Вы тоже знаете о генетике?! – воскликнул жеребец. – Но почему Вы сказали, что не знаете?! Зачем этот глупый разговор?

– Я лишь сказала, – объяснила Селестия, – что современная Эквестрия не знакома с данным термином, но не я. Однако, я не пользуюсь данными знаниями и стараюсь не вспоминать о генетике, потому как за ней стоит много плохого.

– Но генетика позволила бы…

– Крэлкин, она не позволила бы ровным счетом ничего, – обреченно вздохнула принцесса. – В некоторых вопросах ты проявляешь не дюжую сноровку, но иногда ведешь себя, как дилетант. Если бы она была так необходима Эквестрии, то уже давно все было найдено и изучено. Но в этом необходимости нет.

– С Вами тяжело разговаривать, Принцесса Селестия.

– Тебе виднее.

Крэлкин подошел к сложенным поленьям, оттянул одно из них зубами поближе к аликорну и уселся рядом, протянув копыта к теплым пляшущим огонькам и слушая веселое потрескивание дров. Накидка тут же промокла, встретившись со снегом, и отдала мертвым холодом. Вокруг было темно, а единственной пони, которая составляла компанию жеребцу, была Селестия, которую он очень боялся, но старался справиться со своим страхом, каким бы сильным он не был. Но он также понимал, что сегодня в ее копытах была его судьба, и именно она решала, как поступить с чужаком.

– Почему ты брал зебриканские книги? – спросила венценосная.

– Я хотел узнать, как распределилось магическое вещество в растениях, – чуть слышно проговорил пони. – В книгах по ботанике пони этого практически нет.

– Зачем тебе эти знания?

– Затем, чтобы понять, какая магия растений попадает в организм пони и как она влияет на него впоследствии, – он задумался всего на секунду и тут же выпалил: – Неужели Вам интересны мои знания? Я не верю в это. Вам необходимо было меня чем-то занять, чтобы я не мешался под ногами, – наседал он. – Если Вы и Принцесса Луна часть общества пони и являетесь только формальными правителями Эквестрии, то почему Вы меня выгоняете из этого мира?

– Пространственные волнения…

– Да не говорите ерунды! – вскричал жеребец и с некоторым отвращением посмотрел на Селестию, встретившись с ее глубокими аметистовыми глазами. Сидя рядом с кобылкой, Крэлкин даже слышал ее ровное дыхание и видел, как клубы пара вырываются из ноздрей, которые в мерцающей свете костра представлялись огненными сферами. – Разве это настоящая причина? Нет никаких волнений, ни пространственных, ни временных, ни каких-либо еще. Давайте поговорим начистоту и расставим все точки над “i” уже сейчас. Вы хотите отправить меня назад потому, что я могу повлиять на общество, так как мое прошлое желает лучшего, и пустить под откос всю Вашу многовековую работу? Да кому оно надо, общество изменять? Единственное, что я хочу – это жить спокойной жизнью.

– Ты жестокий человек, как и весь твой вид, – отозвалась Селестия. – Идиллия, которую ты видишь вокруг себя, будет устраивать тебя только до тех пор, пока ты будешь ощущать напряжение, создаваемое мной или кем-либо еще. Когда же напряжение отступит, ты будешь искать новые проблемы, новые загадки и, в конце концов, потеряешь себя и можешь сделать ужасные вещи, о которых будут жалеть все, включая тебя. И я не могу позволить пони брать пример с чужака, который пришел из другого мира. Ты можешь нанести больший урон, чем Дискорд и Вендиго вместе взятые.

– Ничего подобного не будет, – запротестовал пони. – Я видел некоторые выдержки из мирного договора, подписанного с Империей Грифона, и там Вы требовали соблюдение правил приличия и этикета. Почему мне нельзя хотя бы попробовать?

Обратив взгляд в огонь, Селестия задумалась. Крэлкин видел, как она колеблется между правильным и неправильным, между решением оставить чужака или гнать прочь несмотря ни на что, между его жизнью в одном мире и другом. В глубине души земной пони хотел бы, чтобы она взорвалась криком, наорала на него и испепелила на месте мощной магией, ведь понимал, что так правильно для Эквестрии, но низменные инстинкты выживания брали верх, и он боялся за свою жизнь, как любой другой человек.

– Я дам тебе один шанс, но с одним условием, – благосклонно сказала Селестия, и Крэлкин просиял. – Но ты должен будешь…

Внезапно кто-то упал сверху, подобно молнии, и сбил жеребца. Твердые копыта врезались в бок, и неимоверная сила отбросила его от костра. Он прокатился по снегу, остановился на краю поляны и пролежал несколько секунд, пытаясь осознать, что произошло. Придя в себя, он увидел, как перед Селестией стоял красный пегас с короткой пепельной гривой и тяжело дышал. На нем был наброшен теплый серый плащ, а на боках поверх одежды расположились маленькие желтые седельные сумки. Крылья едва провисали, но на копытах он стоял твердо. Крэлкин, моментально оценив вид Альтуса, прикинул, что его друг летел очень долго, лишь изредка приземляясь на землю.

– Принцесса Селестия, не слушайте его! – тут же выпалил пегас.

– Идиот! – прошипел земной пони, поднимаясь. – Ты что творишь? Ты где вообще был?

– Закрой свой рот! – прикрикнул Альтус. – Не с отбросами разговариваю!

– Ну, ты и кретин! – в сердцах выпалил бывший маг, озираясь с испугом в глазах, куда можно отпрыгнуть. Подобных слов спортсмен ему редко прощал, а, учитывая его положение, Крэлкин понимал, что шанс получить удар был крайне высок.

Посмотрев мельком на августейшую, земной пони увидел лишь суровый, полный непонимания взгляд и тихо простонал. «Она уже была готова оставить меня подле себя, но этот дурак все испоганил. Что мне теперь делать? Сможет ли хоть что-то изменить мое положение? Теперь все пропало, и Селестия не разрешит мне остаться в Эквестрии, хотя…»

– Принцесса…

– Не стоит, Крэлкин, – бесцеремонно перебила его правительница. – Теперь ты понимаешь, что я имела в виду, говоря о жестокости?

Сердце земного пони сжалось, и предательский ком подступил к горлу. С ненавистью обратив взгляд на Альтуса, он придумывал разные способы убиения оного, однако понимал, что пока находится в теле пони – не сможет даже ударить пегаса.

– Принцесса Селестия, я хотел бы попросить Вас оставить меня в Эквестрии, – выпалил крылатый жеребец.

– Что?! – в неистовстве заорал белый пони. – Да ты хоть представляешь, что мне пришлось пережить, чтобы добиться аудиенции у принцессы и нормально поговорить?! А ты все взял и уничтожил!

– Заткнись! – с ненавистью бросил Альтус.

– Не тебе мне рот закрывать! – огрызнулся в ответ маг.

– Не беси меня! Ты знаешь, что я могу сделать в гневе!

– Ты меня еще ударь, – брезгливо бросил Крэлкин, помня, как спортсмен расправлялся с соперниками на арене.

– Если не захлопнешься, то ты точно получишь! – пообещал крылатый друг.

«Необходимо это прекращать. Каждое слово, произнесенное нами, теперь будет лишь во зло».

– Так, все успокойся, пока не усугубил ситуацию, – попытался урезонить друга земной пони.

– Ты меня достал! – взбеленился Альтус. – Ты мне всю жизнь поломал, а теперь еще и глумишься?! Не заставляй меня делать то, о чем ты потом пожалеешь! Моя месть будет ужасна, ты будешь молить, чтобы я скрутил тебе шею или перегрыз горло.

– Ты еще слишком мал, чтобы понимать, что тут происходит, – со вздохом обронил земной пони.

Пегас моментально взмахнул крыльями, сорвавшись с места, и Крэлкин почувствовал, сокрушительный удар, пришедшийся в скулу. Упав в снег, он закрылся передними копытами и приготовился к череде сильных беспорядочных ударов, но до ушей донесся только спокойный голос Селестии, молвивший: «Достаточно», и тяжелый сап своего друга. Посмотрев наверх, белый пони увидел пегаса, окутанного белоснежным свечением, и, переведя взгляд на принцессу, узрел, что она поднялась и смотрела на них сердитым взглядом. Рог у нее чуть заметно светился.

– Крэлкин, я так понимаю, что это твой друг Альтус, которого ты превратил в пони?

– Он это, – сказал Крэлкин с отчаянием, садясь и потирая морду. Вздрогнув от холодного снега, он обратил пристальный взор на аликорна.

– Прекрасно, – безрадостно заключила августейшая. – Вы не можете остаться в этом мире. Ни один из вас не сможет сжиться с мирным обществом пони. Но изгнать я вас тоже не могу, потому что вы сможете вернуться, чего допустить никак нельзя. Посему, зная, что вы носите с собой ненависть в сердце, вы не достойны жить в Эквестрии.

– Придурок ты Альтус, – с отвращением сказал белый жеребец. – Сначала пропал куда-то, а теперь явился и все испортил. Как только мы вернемся, я тебя в блоху превращу, чтобы неповадно было влезать в разговор двух нормальных… пони.

Селестия отпустила пегаса, и он упал на снег рядом с Крэлкиным, белый пони моментально шарахнулся в сторону. Принцесса подошла к ним и нависла грозовой тучей. Взгляд ее выражал крайнюю степень недовольства и негодования. Крэлкину даже показалось, что сейчас она им что-то скажет и испепелит своей магией.

– Вы, неспособные нормально вести себя люди, не достойны даже общаться с жителями Эквестрии. Ваша агрессия может пагубно повлиять даже на самых сильных, провоцируя их на ответную агрессию. Ты, Крэлкин, не знаешь, когда необходимо остановиться и промолчать, у тебя нет уважения даже к своим друзьям, так почему ты думаешь, что у тебя будет уважение к пони, которые не такие самостоятельные, как кажутся? Альтус, ты не можешь контролировать свои эмоции, особенно ярко ты выражаешь гнев и ярость, ты можешь ударить, а это непростительно для Эквестрии. Здесь не дерутся и не обижают друг друга, здесь царит Гармония, но ты не способен ощущать гармонию даже к своему единственному близкому другу. Тогда, когда вы должны показывать дружбу, вы грызетесь, как тимберволки. Драконы и те дружелюбнее и безопаснее вас.

– Но Принцесса Селестия… – начал Альтус.

– Вы мне уже все показали, слова тут излишни, – отрезала августейшая. – Я могу вас тут убить, если захочу, но…

– Селестия! – послышался крик из леса, и из темноты вышла Луна. Крэлкин на секунду облегченно вздохнул, но опять напрягся, видя в каком расположении духа вышла к ним темная кобылка. – Что ты такое говоришь? Почему ты здесь с Крэлкиным? Что это за пегас?

– Луна, не мешай, пожалуйста, – попросила светлая принцесса мягким голосом, будто в нем не было ни капли гнева. Бывший маг открыл рот от того, как искусно Селестия умеет обращаться со своими эмоциями и как правильно умеет выбирать интонации. – Отправляйся в замок, я скоро присоединюсь к тебе.

– Крэлкин пойдет со мной! – решительно сказала та.

– О чем ты? – не поняла светлый аликорн.

– Я говорю, что не оставлю с тобой этого пони, – сказала Луна, указав копытом на Крэлкина, после чего тот едва заметно улыбнулся. – Он достаточно много пережил, чтобы оставлять его с тобой.

Наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев. Белый чужак обвел взглядом пони и начал размышлять, что можно выжать из сложившейся ситуации. «Луна за меня, но это не значит, что она пойдет против своей сестры до конца. Все же, у меня есть какая-никакая, а поддержка. От Альтуса ничего нельзя ожидать, кроме как предательства. Вероятно, он забыл, как мы помогали друг другу, но он уже и не будет слушать. Остается играть против Селестии вместе с ее сестрой. Возможно, к Великосиятельной Принцессе подключится и пегас, но он не представляет ни малейшей угрозы».

– Селестия, что с тобой случилось? – послышался дрожащий голос младшего аликорна. – Ты готова убить? Убить того, кого всю жизнь защищала? Убить пони?

– Луна, прошу тебя…

– Нет, я не уйду. Крэлкина я буду защищать.

Жеребца подхватило магией, и темная кобылка бережно перенесла его себе за спину. Однако такое перемещение заставило жеребца лишь напрячься и по-другому посмотреть на ситуацию. Теперь он боялся погибнуть под копытами правителей, которые могут сцепиться в схватке за его жизнь.

– Луна, сейчас же прекрати и отправляйся в замок, – с нажимом сказала Селестия.

– А не то что? – выпалила в ответ принцесса, и просящая опешила от такого поведения сестры. – Ты опять со своими пони возишься, а на меня не обращаешь внимания. Я не хочу отпускать Крэлкина, ведь он меня понимает, но не ты.

– Что?! – вскрикнул светлый аликорн, и чужак криво усмехнулся, выглядывая из-за своей подруги и наблюдая, как негативные эмоции дернули черты на мордочке главного потентата. – Крэлкин, ты!..

– Не он, а ты, Селестия, – прервала сестру темная кобылка. – Я вернулась из заточения, а все опять повторяется? Неужели тебе настолько важны пони, что ты променяла единственную сестру на них? Сколько жизней простых граждан стоит моя жизнь? Миллион? Миллиард? Ты защищаешь Эквестрию, думая о тех, кто находится далеко от тебя, но не замечаешь того, кто рядом с тобой и кому нужно твое внимание и поддержка. Я тоже люблю Эквестрию, но я готова пожертвовать некоторыми вещами, чтобы побыть с тобой хотя бы несколько минут. Селестия, как давно мы с тобой общались в неофициальной обстановке? Найтмэр Мун, которую ты силилась уничтожить, не просто расстройство личности. Я назвалась так потому, что думала, что хоть это привлечет твое внимание, но все, что я творила было тщетно. И тогда я решила захватить власть, чтобы ты, наконец-то, обратила на меня внимание. Но думаешь, что это помогло? Нет, ты стала защищать пони, и заточила меня на луне на тысячелетие! – голос Луны сорвался, и Крэлкин увидел, как она заплакала.

«Так вот что на самом деле тогда произошло. Найтмэр Мун – это не только результат негативных эмоций пони, но и действительно расстройство личности Луны. Она сама не осознавала, что творила, а когда поняла, то было уже поздно. Тогда необходимо было использовать Элементы Гармонии».

– Луна, прости меня, но тогда…

– Замолчи! – навзрыд прокричала темная кобылка. Земной пони поежился и отступил назад, боясь неконтролируемой вспышки магии. – Ты меня никогда не слушала и не понимала! Ты знаешь, как это – быть в заточении тысячу лет и иметь возможность только наблюдать?! Нет, ты не знаешь! Я была на грани срыва, я практически потеряла рассудок, и когда заклинание ослабло и отпустило меня, я вновь хотела увидеть мою сестру! Я даже специально пришла на твой праздник, но ты не явилась на него! Вместо этого ты подослала ко мне шестерых пони, которые ничего обо мне не знали! А тебе необходимо было лишь поговорить со мной, уделять больше времени, не игнорировать, но ты даже не пришла меня остановить! Все сделала твоя ученица вместе со своими подругами, а ты была опять занята пони!

«Твайлайт сражалась с Луной вместо Селестии? Но почему сама Селестия не удосужилась… Ну, конечно, она была ответственная за жизнь на всей планете, перемещая светила вокруг нее, а схватка с мощным противником слишком сильно истощила бы ее».

– Я спасала страну, – парировала Селестия.

– Но потеряла семью! – прикрикнула младшая сестра.

– Я не могла…

– Ты никогда не могла! – плача, проговорила Луна. – У тебя никогда нет для меня времени! Ты слишком занята своей политикой и управлением Эквестрией! Единственное, что ты позволила мне делать – это перемещать бесполезную глыбу, вращающуюся вокруг планеты, но ты даже не спросила, хочу ли я этого! Я понимаю, что Эквестрия нуждается в нас настолько же сильно, насколько мы нуждаемся в ней, но ты не можешь отворачиваться от меня всякий раз, как у пони случается какая-то проблема и помогать им! Пусть они сами себе помогают!

– Достаточно Луна, – жестко прервала ее Селестия. Темная кобылка непроизвольно дернулась всем телом, склонила голову, и Крэлкин, поняв, что она больше ничего не скажет, решил взять инициативу в свои копыта.

– Принцесса Селестия, почему Вы не уделяете время своей сестре, она же нуждается в Вас? – спросил он. – Вы…

– Это дело тебя не касается, – отрезал светлый аликорн.

– Почему же не касается? – едко осведомился жеребец. – Это произошло из-за нас…

– Крэлкин, я тебя предупреждаю.

– Это произошло задолго до того, как ты появился в Эквестрии, – подала слабый голос Луна. – Это случилось сразу после того, как мы заточили Дискорда. Тогда Селестия очень сильно изменилась и перестала со мной…

Младшая сестра опустила голову и замолчала.

– Луна, дорогая моя, – прожурчал успокаивающий голос старшего правителя, и Крэлкин ощутил, как сам успокаивается, – я понимаю, что тебе было больно, но и ты пойми меня правильно. В то темное время пони нужна была моя помощь, и я не могла их бросить и отвернуться. Если бы я оставила их тогда, то Дискорд воспрянул бы вновь, ещё более великим и ужасным, чем когда-либо доселе. Пойми, что от состояния пони зависит баланс в мире, и мы должны быть ведущими, а не ведомыми. Наше появление было не случайно.

– Я понимаю это все, Селестия, – увядшим голосом сказала Луна, – но это абсолютно ничего не меняет. Ты как не уделяла мне время, так и не уделяешь.

Повисло напряженное молчание. Крэлкин прикидывал в голове, как окончательно рассорить двух аликорнов, чтобы его не коснулась волна негодования старшей из сестер. Альтус, не понимающий, что происходит, стоял рядом с Селестией и переводил непонимающий взгляд с одного пони на другого. Луна тихонько плакала, а Великосиятельная Принцесса подошла к ней и обняла крылом. Темный аликорн ответила взаимностью на объятья. Подождав, пока они прекратят обниматься, Крэлкин обронил как бы невзначай:

– Теперь вы отправите нас с Альтусом в наш мир?

Встретившись с колким взглядом старшего потентата, жеребец поежился и понял, что его уловка не останется безнаказанной.

– “В ваш мир”? – переспросила Луна и с непониманием посмотрела на сестру. – Что это значит, Селестия?

– А Принцесса Селестия не сказала тебе, что мы не из вашего мира, а из параллельного измерения? – моментально вставил Крэлкин, опережая светлую кобылку.

– Крэлкин, что ты говоришь! – только и смогла воскликнуть та.

– Селестия, что это все значит? – возмущенно спросила Луна. – Я думала, что у нас нет секретов друг от друга.

– Это не то дело, с которым я бы не справилась, – благосклонно осведомила Луну сестра.

– Значит, ту книгу ты искала, чтобы разорвать материю?! – воскликнула темная кобылка.

– Не стоит таких громких слов при Крэлкине.

– Ты его боишься? Но почему? – Младшая сестра попятилась, и белый жеребец посторонился. – Селестия, объяснись.

Вздохнув, светлый аликорн посмотрела негодующим взглядом на ухмыляющегося Крэлкина и начала рассказывать:

– Этих двоих пони первый раз встретила Твайлайт и сообщила о находке мне. Но тогда они не были похожи на пони, скорее, на алмазных псов, но и ими они не были. Крэлкин разорвал пространство-материю и попал сюда вместе со своим другом. Дело было серьезное, ведь Эквестрия никогда не встречалась с иными мирами и их жителями и что это для всех означает тоже неизвестно. Я сразу же начала искать, чем может грозить их появление и откуда они вообще могли взяться. Чужаки могли быть не чужаками, а шпионами или просто иными неведомыми пока существами, но это было не так. Ко всему прочему, как ты поняла, Крэлкин был магом, что усугубляло положение. Однако меня заинтересовало, что же он может делать и как навредить пони. Для того чтобы оградить остальных от угрозы я позволила магу преобразовать себя и Альтуса…

– Таким образом, Вы убили сразу двух зайцев, – встрял белый жеребец. – И увидели, насколько я силен, и оградили жителей страны от проблемы неизвестной магии.

– Не перебивай меня, – холодно бросила Селестия. – Однако я не была уверена в том, что они не навлекут беду даже своим присутствием. Я начала исследовать труды о параллельных измерениях таких ученые единорогов, как Трейтис и Вайз, и все как один твердили, что присутствие чужеродной материи в каком-либо измерении повлечет за собой непредсказуемые последствия для обоих миров. Так как Крэлкин и Альтус оказались случайно в нашем мире, а пространственные аномалии, которые могут повлечь за собой их перемещение…

– Не врите хотя бы собственной сестре, – цинично сплюнул Крэлкин. – Были бы пространственные аномалии, они бы уже себя проявили.

– Не перебивай Принцессу Селестию! – взъерепенился Альтус.

– Твои плоские выпады на меня не действуют, – отмахнулся бывший маг. – И это далеко не лучший способ выказать свое расположение Великосиятельной Принцессе Селестии.

Пегас осунулся и замолчал, меча искры из глаз в сторону своего друга. Луна и Селестия смотрели на них, как на маленьких жеребят.

– В любом случае, Луна, – продолжил Крэлкин, – твоя сестра хочет просто избавиться от нас только потому, что мы из другого мира и можем нарушить Гармонию всей Эквестрии. Это бред…

– Нет, это не бред, – внезапно сказала темная кобылка. – Ты можешь подорвать постулаты, на которых зиждется все общество пони. Ты можешь быть подобен ложке дегтя в бочке меда, будучи навсегда запечатленным в нашем мире своей горчинкой.

– Но Луна… – раскрыв рот, выдавил из себя белый жеребец, не понимая, почему аликорн его предала.

– Однако они могут стать сильным дополнением, – обратилась та уже к сестре, – которое продвинет мир пони вперед не на один десяток лет. Селестия, ты должна им дать шанс, и если они будут плохими, то я сама помогу тебе их выдворить из мира.

– Луна, все намного сложнее, чем кажется. Любая задержка их в нашем мире грозит тотальной катастрофой, – пояснил старший правитель.

Крэлкин с непониманием уставился на принцесс, не зная, как реагировать в сложившейся ситуации. С одной стороны, Луна его предала, но с другой – она поддержала его. «Неужели она хочет добиться расположения обоих сторон? Что-то я сомневаюсь, что Селестия отпустит ее просто так после подобных заявлений. Все же, Луна хоть и пытается играть в политические игры, но у нее это ужасно получается. Но все придет с опытом, все всегда приходит с опытом».

– Но все же ты, как Дух Гармонии, – говорила младшая из сестер, – должна быть более доброй к тем, кто населяет Эквестрию или попал сюда, пусть даже по ошибке. В твоих копытах судьба не только этих чужаков, но судьба всех пони.

– Вот именно, Луна, в моих копытах судьба всех пони, что живут в Эквестрии. И я не могу позволить двум странникам, которые попали сюда, как ты выразилась, по ошибке и которые тут быть не должны, уничтожить то, что я строила для всех нас долгими десятилетиями. Ты говоришь, что я не понимаю, через что ты прошла, но и ты не ведаешь, что испытала я. Ты видела, как я хоронила солдат, убитых во время войны с грифонами, но ты не могла чувствовать, что чувствовала я. Я хоронила многих пони, и каждый из них оставлял глубокую рану на моем сердце. Не говори, что я не знаю, что делаю. Крэлкину и Альтусу здесь не место.

– Все было бы хорошо, если бы не кьютимарка Альтуса, – вставил Крэлкин, используя все оружие, которое у него есть в запасе.

– У пегаса есть кьютимарка? – насторожилась Луна.

– Да, Твайлайт мне писала об этом в отчете, – призналась вторая принцесса.

– Вы хотите сказать, что чужак не с этой планеты может получить кьютимарку? – оскалился белый жеребец.

– Если ты хорошо произвел ритуал преобразования материи, – менторским тоном оповестила Селестия вопрошающего, – присматриваясь ко всем возможным мелочам, то я не удивлена этому. Ты мастерски подделал форму пони, и вы оба вправе носить личные отметки таланта.

– Неправильно, Принцесса Селестия, – отрицательно помотал головой Крэлкин. – Я не полностью подделал тело пони. Мозг, – пояснил он, когда увидел два изумленных взгляда аликорна. – Я бы потерял память, не сохрани я свой мозг.

– Ты мог преобразовывать материю? – ошарашено спросила Луна. – Значит, ты действительно был магом? Селестия не соврала?

«Она сомневается в словах своей сестры? Очень интересно. Недоверие внутри семьи – очень большой прокол. Если Луна сейчас не доверяет Селестии, то это еще одна лазейка для моих манипуляций. Жаль, что и Великосиятельная Принцесса это понимает и будет проверять любую информацию, которая будет предназначаться ее сестре».

– Да, именно, что был, – согласился жеребец. – Так что не нужно удивляться, что я так много ведаю о магии. Но моя магия основывалась на боевых рунах, которые я не могу активировать в теле пони, хоть в этом мире они работают, и работают превосходно. Это значит, что миры наши практически идентичные и формы жизни тоже идентичные, и даже история развивалась по схожему сценарию. Мы не можем быть чуждыми, потому что мы содержим в себе память былых времен.

– В этом твоя проблема, – сказала Селестия.

– В этом Ваша проблема, не моя, – грубо отозвался Крэлкин. – Вы врете своему народу из года в год, из десятилетия в десятилетие, из поколения в поколение. Думаете, что это правильно: скрывать историю от глаз пони и закрываться фальшивыми масками добродетели? Вы, два аликорна, которые вершите судьбы целой страны… да что там страны? Мира! И вы скрываете уроки прошлого?

– Считаешь, что историю необходимо показать пони, чтобы они все знали? А понимание? Кто поймет историю и вынесет из нее правильные уроки и суждения? – спросила Селестия.

– Значит, гнилое у вас общество, если оно не может справиться с дилеммой войны и мира, – ядовито произнес тот. – Навязыванием ничего решить нельзя, это пагубный путь. Да и к тому же, Великосиятельная Принцесса, почему бы вам не выучить несколько пони, чтобы они правильно трактовали историю для определенных рас?

– Нет достаточно сильных личностей, которые бы пошли на это, – призналась кобылка. – В основном такие мыслители живут вдалеке от всех и не хотят разговаривать ни с кем. Даже со мной они неохотно идут на контакт. А ты бы взялся за такую работу?

– Вы издеваетесь? – с негодованием вопросил земной пони. – Я человек, который вышел из жестокого общества и который знает, как покалечить не только физически, но и морально. Альтус не лучше меня в этом плане. Мы с ним играли в жестокие игры, я – магией и умом, он – кулаками. Но кто сказал, что мы не хотим отдохнуть? Вы сбрасываете со счетов кьютимарку этого пегаса, но у меня ее почему-то нет. Он – действительно пони, настоящий, до мозга костей. И я в свое время получу метку…

– Не получишь ты метку, – резко отозвалась принцесса. – Ты упустил свой шанс. Я протягивала тебе копыта помощи, но ты не воспользовался моей добротой и отверг предложение стать единорогом.

– Селестия! – вскрикнула Луна. – Ты хотела позволить ему стать единорогом? Как же так?

– Не волнуйся, – сказал спокойным голосом Крэлкин, понимая, что на недомолвках Селестия сама сожжет мост, связывающий сестер. – Даже если бы я стал единорогом, то я бы не смог колдовать. Природа магии слишком разная. Все, что я имел бы – это Твайлайт в учителях и арсенал мирных заклинаний за плечами.

– Как долго вы в этом мире? – с подозрением спросил младший аликорн и белый жеребец понял, что необходимо действовать, продолжить расшатать фундамент доверия Луны к Селестии.

– Немногим больше полутора месяца, – без зазрения совести ответил жеребец. – И мы с Альтусом помогали ЭплДжек и другим пони все время, что могли. Твоя сестра хотела, чтобы я исследовал магию единорогов и сравнил со своей, но я до сих пор не понимаю, для чего это ей, учитывая специфику моих заклинаний, даже принимая во внимание тот факт, что она хотела узнать о моей реальной силе и силе моего мира.

– Крэлкин, прекрати паясничать и задумайся хоть на минуту о том, что ты творишь, – сказала Селестия.

– Я понимаю, что ставлю Вам палки в колеса, – отозвался жеребец, – но это мой выбор. Вот Вы говорите мне задуматься, а сами Вы думали о том, почему я так сильно хочу жить в Эквестрии?

– Думала, но ты не сможешь здесь жить, – парировала Селестия.

– Вы можете мне дать хотя бы шанс! – воскликнул пони.

– И что тогда будет? – спокойно произнесла Великосиятельная Принцесса. – Думаешь, что сможешь устроиться здесь и забыть про прошлое? Оно призраком будет преследовать тебя каждую ночь и каждый день…

– Я сотру себе память, – решительно заявил жеребец.

– Ты действительно пойдешь на такое? – с легким пренебрежением бросила венценосная. – Ты, который не смог полностью преобразоваться в пони, оставив глубокие корни у себя в сознании, что не позволяют быть нормальным членом нового для тебя общества? Это даже не смешно, – гробовым голосом закончила она.

– Какие корни я у себя оставил в сознании? – непонимающе спросил тот.

– Ты не смог расстаться с воспоминаниями.

Крэлкин замолчал, понимая, что от такой атаки не сможет отбиться. Теперь он осознал, что Селестия специально заставила его подчеркнуть, что он не преобразовал мозг, как свое преимущество, и размазала его по стенке его же оружием. Зная, что он не победит Селестию даже в союзе с Луной, жеребец помышлял, что же с ним будет и как можно разрядить сложившуюся ситуацию, чтобы показать себя Селестии с хорошей стороны.

– Альтус, а ты что скажешь? – спросил внезапно старший аликорн, обратив взор на нежно-красного пегаса. – Почему ты хочешь остаться в нашем мире? Что тебя тут привлекает?

– Я хочу помогать пони, как они помогли мне, – нерешительно сказал он.

– Как ты сможешь помогать пони? Ты задумывался об этом?

– Нет, не задумывался, – признался жеребец. – Но я буду помогать, чем смогу. Пожалуйста… – жалобно простонал он.

– Ты не договариваешь, – оповестила его Селестия.

– Никогда не видела тебя такой жестокой к пони, – с легким раздражением сказала Луна.

– Они не пони, – ответила светлая кобылка и вновь обратилась к пегасу. – Говори правду.

– Я… – смущенно сказал тот. – Я хочу помогать Флаттершай…

– Почему?

– Селестия, разве не понятно, что он влюбился? – опять вклинилась Луна и вызвала недоуменный взгляд Альтуса и приглушенное хихиканье Крэлкина. – Разве я сказала что-то смешное? – с непониманием добавила темная принцесса.

– Знала бы ты его, никогда бы не сказала ничего подобного, – объяснился белый жеребец.

– Я ее не люблю, – сдавленно ответил красный пони, заливаясь краской, – но она мне стала очень близка, как друг, и я не хочу с ней расставаться.

– Тебе нужен от нее секс, а не любовь или дружба, – сказал Крэлкин, и Альтуса побледнел, и глаза сжались в узкие щелки. – Сколько раз это должно было случиться в нашем мире, чтобы до тебя дошло?

– Заткнись! – жестоко произнес пегас. – Иначе я завершу то, что начал.

– Продолжишь бить меня? – с вызовом спросил бывший маг.

– Если понадобиться, то я тебя…

– Хватит. Ты, Альтус, не смог сохранить одного своего друга, а теперь хочешь внести сумятицу своего мировоззрения во Флаттершай? – спросила Селестия, проигнорировав Крэлкина.

– Кто был мне другом? Крэлкин? – с негодованием отозвался спортсмен. – Он никогда не был мне другом и никогда не станет. Ему не нужна дружба, как таковая, ему нужны те, кем можно управлять. Я же по глупости своей и доброте сердечной стал его другом и пытался переубедить смотреть на мир, как это делал я: видеть везде свет и радоваться каждому прожитому дню. Но он был непоколебим в своем желании видеть только грязь. И он научил меня этому пагубному умению. Я не хочу больше знать этого монстра, я хочу обычной жизни.

– Ваш мир плохой? – спросила Селестия.

– “Плохой”? – переспросил пегас. – Я не знаю. Все стало слишком сложно. Раньше мир казался мне хорошим, простым…

Внезапно послышался гулкий стук копыт друг об друга, раздающихся около Луны. Крэлкин сидел на крупе и хлопал с мрачной мордой. Альтус нахмурился, но предпринимать ничего не стал, не желая больше усугублять ситуацию. Земной пони напрягся, понимая, что сейчас выглядит безвинным щенком, которого можно безнаказанно бить. И именно побоев он сейчас ожидал от друга.

– Какие речи, – сплюнул белый жеребец. – Мир был хорошим и простым для него. Для таких дураков, как ты – мир и должен казаться простым и хорошим, все для того и делается. Такие, как ты, которые никогда ничем не интересуются, всегда видят вначале только хорошее, но потом все проходит, картинка внезапно меняется, и ты видишь уже не радужную поляну, а кипящую преисподнюю. Но уже поздно что-то менять, и жизнь не кажется такой уж милой и безобидной. Тебе хорошо, пока из тебя можно выкачивать деньги, а впоследствии, лучшее, что тебя ожидает – это жалкое существование дряхлым стариком. И тогда приходит к тебе осознание того, что ты никому не нужен, но уже слишком поздно, тебя выкинут и возьмут кого-то другого на твое место, чтобы развлекать толпу.

– А ты хочешь сказать, что лучше видеть всю ту мерзость, которую ты мне показывал? – в сердцах спросил пегас.

– Конечно, Альтус, в этом весь наш мир. Закон джунглей: выживает сильнейший. И если ты не готов и не видишь, откуда ждать опасности, то тебя сожрут в твоем розовом обществе. А если ты начнешь огрызаться, тебе же будет хуже – укоротят жизнь на необходимое количество лет и что тогда? В нашем мире неправильный шаг означает смерть, как ты еще не понимаешь?

– Не понимаю я…

– Не хочешь понимать! – рявкнул Крэлкин. – Ты всегда был таким: наивным мальчиком с вечно счастливым выражением лица, который живет сегодняшним днем, но даже не задумывается, что ему готовит день завтрашний. Необходимо задумываться над своими поступками, учиться на своих и чужих ошибках, но нет, тебя интересует только спорт. А ты думал, что старых спортсменов нет, думал, что будет с тобой, когда ты дойдешь до возраста, в котором не сможешь соперничать с молодым поколением? Можешь даже не отвечать, и так понятно, что нет.

– Может, и нет, но постоянно думать о завтрашнем дне – глупо, – парировал Альтус. – Завтра ты тоже будешь думать, как бы прожить послезавтра, а как же сама жизнь? Она пройдет рядом, а ты даже не заметишь.

– А кто говорит о том, чтобы постоянно думать о завтра? – с недоумением осведомился Крэлкин. – Ты всегда думал только своими мозгами, но ты не сможешь дойти до определенных истин, руководствуясь только собственным опытом. Необходимо учиться, смотря на то, как барахтаются в реке жизни идиоты, посмевшие бросить вызов сильному течению. Нет, не у мудрых людей необходимо учиться, а у дураков. Это первая ошибка, которую делают люди. И ты бы понимал, что я тебе говорю о том, что жить необходимо сегодня, но планировать завтрашний день и прогнозировать то, что он предоставит тебе.

– Ну, буду я знать, что завтра меня выгонят из спорта, что это решит?

– Если ты узнаешь об этом завтра, то абсолютно ничего не решит, но…

– Достаточно, – прервала их Селестия. – Крэлкин, в этом весь ты. Ты пытаешься искать подвох там, где его нет, пытаешься лезть на глубину, из которой тебе не выплыть и, все равно раз за разом ты ныряешь и ныряешь.

– Принцесса Селестия, – елейно отозвался земной пони, – наши с Альтусом проблемы зиждутся на основополагающих аспектах общества, которые он не может понять. А теперь Вы говорите мне закрыть свой рот и помалкивать? Нет, я не буду. Более того…

– Твои речи сейчас ничего не изменят, – холодно проговорила кобылка. – Ты судишь о нашем мире, пользуясь знаниями о собственном, но миры не похожи, как бы тебе не хотелось. Если ты действительно хотел остаться, то искал бы здесь только хорошее, однако, как и у себя дома, тут ты пытаешься развести грязь на ровном месте. Постыдись.

Крэлкин только фыркнул. Не зная, что ответить и как парировать выпад Селестии, он решил отмолчаться и подождать, пока она откроется для его контратаки. Бывший маг уже наточил стилет, напрягся и был готов воспользоваться оружием, когда представится время. Но пока он выжидал, как хищник выжидает добычу.

– Альтус и то более сознательный, чем ты, – добавила старшая принцесса.

– Только потому, что он хочет казаться полезным, – вяло ответил жеребец. – Он сейчас променяет крылья на свободу, а что будет дальше? Он не привык жить в гармонии с окружающими, он не сможет поменяться, в отличие от меня.

– Сам ты не сможешь поменяться, – раздосадовано отозвался пегас.

– Это очень глупый разговор, – сказала потухшим голосом Луна, и все обратили на нее взоры. – Вы все хотите казаться хорошими, приятными, умными, но так ли это на самом деле? Хотите знать, что я вижу перед собой? Трех пони, которые не могут договориться и найти компромисс, который удовлетворит желания каждого. Но этим трем пони не хочется сдавать позиции, и они раз за разом уличают друг друга в том, чего может и не быть. Селестия, будь добрее с гостями. Ты на самом деле не знаешь, кто и как себя поведет. Я видела многих пони, которые были злыми, а потом становились добрыми и, наоборот, из добрых превращались в монстров. Но таких очень мало, действительно мало. Крэлкин, не говори, что ты сможешь поменяться и не нужно судить о том, чего ты достоверно не знаешь. Да и не стоит обвинять мою сестру или своего друга в том, что тебе не дают спокойно жить, ты сам себе не даешь спокойно жить. Что было бы, если бы ты не был магом?

– Я бы никогда не попал сюда, – мрачно ответил тот. Луна лишь скривила недовольную мордочку.

– Но ведь ты сюда все равно попал. Хотел ты того или не хотел, но это произошло и не стоит подгонять судьбу, все решится само собой. А ты, Альтус, влюбился во Флаттершай, только ты не должен был этого делать, и не должен позволить ей привязаться к себе, потому что ты уйдешь, а она останется здесь, без тебя. Тем не менее, пусть ты даже и влюбился, ты самый агрессивный и жестокий из всей тройки и ведешь себя неподобающе для пони. Ударить – не проблема, проблема подумать над тем, что ты делаешь, и к чему это может привести. И ты не способен мыслить наперед, будто за тобой хоть Вендиго. Неужели тебе плевать на своих детей, на своих молодых учеников, на то, что ждет впереди наших потомков? Глубокое неуважение к будущему, как и к прошлому, хуже смерти.

– Я не люблю Флаттершай, – только и смог промямлить пегас.

– Вы, как чужаки, – продолжала Луна, – должны были сразу понимать, зачем вы здесь. Крэлкин, ты показался вначале мне очень бедным и несчастным пони, которому не хватает в жизни лучиков тепла и света и который стремиться достичь их, несмотря ни на что. Но в итоге я вижу очень мрачного пришельца, который погряз в своих проблемах и пытается переложить их на других. Но тебе никто не сможет помочь, кроме тебя самого. Я была в таких же условиях, я чувствовала то же, что и ты, но я выбралась из этого болота и хотела бы помочь тебе, но не уверена, что ты согласишься.

– Я только хочу остаться в этом мире, – мрачно, будто угрожая, процедил сквозь зубы земной пони.

– Зачем ты здесь хочешь остаться? С какой целью?

Наступило молчание. После тирады аликорна даже Селестия выглядела подавленной и не хотела отвечать. Альтус совсем сник и, опустив голову, смотрел в снег. Один Крэлкин глядел исподлобья черным взглядом на темную кобылку, словно хищник на добычу, бока я его поднимались, и хвост нервно подергивался. А сзади мирно потрескивал огонь, освещая мерцающим светом пони, отчего они походили на призраков.

– Чтобы скрыться от смертельной опасности, – наконец сказал белый жеребец. – То, что я пережил…

– Не надо мне рассказывать, что ты пережил, – пренебрежительно отозвалась Луна.

– Я понимаю, что ты была заточена на луне, но это абсолютно иное, – прошипел бывший маг. – Думаешь, что ты знаешь, какой страх я испытывал каждый день, боясь за свою жизнь? Думаешь, ты знаешь, какой кошмар испытывал я перед тем, как ложиться спать? Думаешь, что ведаешь, какой ужас меня каждый раз охватывал, когда я защищался и убегал? Нет, ты ничего не знаешь. Ты аликорн, бессмертное создание, по силе сравнимое с целой армией. Чего тебе бояться? Ты как ребенок дралась за время своей сестры, а я дрался, чтобы проснуться на следующий день и глотнуть свежего воздуха. Когда ты сидела на луне – я вел смертельные сражения. Знал бы я об этом мире раньше, я бы с удовольствие поменялся с тобой местами.

– Значит, ты считаешь, что мне было сладко?! – взревела темная кобылка, и глаза ее засветились, уставившись на жеребца, отчего тот отскочил от нее и насторожился. – Я бы тоже поменялась с тобой местами, будь на то моя воля. Заточение в тысячу лет, когда ты не можешь ходить, прыгать, бегать! Все, что мне оставалось – это наблюдать! Наблюдать за тем, как пони живут свои жизни от рождения до смерти, но сама я не могла ничего сделать, мне было даже не с кем поговорить! Я боюсь темноты, если хочешь знать из-за того, что видела множество грязных вещей, которые тронули меня до глубины души! Я видела, как грифоны жрали пони поедом под покровом ночи, как одни насилуют других, как!.. – ее голос сорвался. – Мне даже вспоминать об этом больно, но я тогда не могла даже отвернуться или закрыть глаза. Вся мерзость этого мира была у меня перед глазами. И о чем я должна была думать, что меня должно было терзать на безжизненной глыбе? Ты ничего не знаешь о том, как быть одному, но судишь об этом так легко… Ты монстр.

– В таком случае мы все тут монстры, – чуть слышно сказал Альтус.

Пони вновь замолчали. Крэлкин, чувствуя угрызения совести, отвернулся, не желая встречаться с чьим-либо взглядом, и смотрел в черноту парка. Глаза у Луны потухли, и она тоже отвернула взгляд, подошла к костру и стояла перед ним статуей, словно пытаясь прогнать пришедших к ней призраков минувших лет.

– Думаю, что разговоры тут излишни, – сказала Селестия умиротворяющим голосом, и спокойствие растеклось по телу Крэлкина.

Тяжело вздохнув, белый пони подошел к Луне и встал рядом с ней.

– Прости меня, – сказал он и посмотрел на венценосную особу. – Я не хотел тебя обидеть.

Темная кобылка посмотрела на него в ответ безжизненными глазами и слабо улыбнулась.

– Я понимаю, что нам всем в жизни бывает тяжело, – сдавленным голосом чуть слышно молвила она, – каждому жизнь преподносит свои удары и преграды. Мы все живем и варимся в своем соку сами, ни у кого не смея просить что-либо взамен нашей доброте, но далеко не все ее могут подарить ближнему. Крэлкин, я верю, что тебе было очень тяжело, и я тебе сочувствую, но у меня были свои трудности и проблемы, мне, как и тебе, было тяжело. Ты боялся не проснуться, а я мечтала уснуть вечным сном, чтобы закончить свои мучения, но это не значит, что у нас с тобой были разные по сложности проблемы.

– Я понимаю, – сказал жеребец и перевел взгляд в огонь. – Прости меня.

Вновь разлилось молчание. Селестия подошла к костру и уселась на свое место. Ее примеру последовали Луна и Крэлкин. Альтус присоединился к ним немного погодя, явно не зная, будет ли он мешать их переговорам или нет, но мороз был сильнее его желаний, и он нехотя оттащил колоду и уселся на нее поодаль от пони, пытаясь меньше шевелиться, чтобы не привлекать внимания, и грелся у большого костра.

Они сидели в молчании, подбрасывая дрова в костер и смотря на беззаботные трещащие языки пламени, устремляющиеся вверх. Каждый думал о своем, и взгляды их были устремлены на пламя, будто в нем крылся таинственный секрет, позволяющий получить ответ на любой вопрос.

Начало светать. Серебряный серп луны потускнел на сереющем небе. Звезды пропали, а с севера пригнало тучи. Сильный ветер, принесший несколько кучерявых белоснежных облачков, ворвался в сад и обдал холодом четверых пони. Крэлкин вздрогнул всем телом и поднялся, разминая затекшие конечности. Сидеть он больше не хотел, потому бросил промокшую колоду в огонь и наблюдал, как пламя ее начало пожирать.

– Альтус, через несколько дней ты полетишь в Клаудсдэйл, – услышал земной пони и резко поднял голову, переводя взгляд на Селестию.

– Но я же… – недоуменно обронил пегас.

– Я дам тебе проводника, который будет помогать, – сказала принцесса.

– Хорошо, спасибо, – радостно воскликнул он.

– А ты, Крэлкин, вернешься в Понивиль, – сказала венценосная, посмотрев на того.

– Зачем? – с подозрением спросил пони.

– Ты будешь мне мешать готовить ритуал разрыва материи, – благодушно ответила она.

– Но… – раскрыл он рот, не зная, что сказать.

– Никаких “но”. Ты не останешься в этом мире. Сегодняшний разговор был роковым, и ты показал все, на что способен.

– Погодите, Луна сказала, что Альтус… – начал жеребец, пытаясь утащить за собой друга, но был бесцеремонно перебит:

– Я слышала, что сказала моя сестра, и я доверяю ей, однако ситуация изменилась, – оповестила августейшая.

– Нет, не изменилась, – процедил сквозь зубы пони, – Вы не доверяете своей сестре, Принцесса Селестия?

– Не пытайся меня поссорить с Луной, это все не имеет смысла. Даже ей видно, что ты делаешь.

– Значит, все вернется на круги своя? – осведомился Крэлкин.

– Ты сам обозначил свою судьбу.

– И нет никакого способа…

Селестия только покачала головой и поднялась. Альтус моментально повторил за ней действия и уже с радостной мордочкой вился у нее, словно опадающий лист на ветру. Луна тяжело вздохнула и тоже встала. Под мановением рога старшего аликорна костер погас, и теперь лишь черный слабый дымок поднимался вверх, моментально подхватываемый ветром и уносимый в неведомые дали.

– Разговор окончен, – оповестила Селестия. – Пройдемте в замок.

– Это все неправильно, – сказал в отчаянии Крэлкин. – Луна, скажи что-нибудь!

– Мне больше нечего добавить, – с нескрываемым разочарованием ответила кобылка.

– Не смей объявлять мне войну, ты пожалеешь об этом!

Луна с отвращением посмотрела на белого жеребца и поравнялась с сестрой.

– Вы еще все меня вспомните, – с натягом сказал Крэлкин, как только все двинулись к замку.

– Не кипятись, а то я тебя успокою, – чуть слышно пригрозил Альтус другу.

– Отвали от меня! – прикрикнул тот.

– Крэлкин, уймись, не все так плохо, как кажется, – сказала Селестия. – Ты всего лишь вернешься домой.

– Домой… А ты хоть знаешь, почему я не хочу возвращаться домой? – осведомился тот, не соблюдая ни манер, ни этикета. – Знаешь, почему я так рвусь получить здесь место? Потому что каждый день маги рыскают в поисках моей головы, чтобы оторвать ее. Я даже подозреваю, что они не собираются меня допрашивать. Сделайте милость, Ваше Высочество, разорвите мне голову вместо того, чтобы отправлять назад. Если информацию в моей голове прочтут, а это рано или поздно произойдет, то очень может быть, что в ваш драгоценный мир вторгнутся.

– Ты сам попал сюда случайно, – парировала Селестия. – Возможность повторения такой сильной магии ничтожна.

– Однако если я буду знать, то…

– Именно поэтому ты едешь в Понивиль.

Крэлкин сжал губы и немного отстал от тройки. Он даже не предполагал, что разговор может закончиться так. Его отправят в провинциальную деревеньку дожидаться своей отправки, а Альтус будет летать и выполнять пегасью работу до самой своей смерти.

«Самое плохое, что я отправлюсь назад один. Альтуса я больше не смогу использовать. Надо все же переговорить с Селестией еще раз, после того, как она успокоится, но перед тем, как найдет способ разорвать материю. Она же готова была оставить меня в Эквестрии, и если бы этот пегас не вмешался, то я бы уже был одной ногой в новом мире.

Однако даже если у меня получится убедить Селестию еще раз оставить меня в Эквестрии, то меня не устроит осознание того, что этот аликорн сможет отправить меня назад в любое время. Необходимо уничтожить книгу, которую она так самозабвенно ищет, но где она находится? Я сомневаюсь, что этот талмуд был рядом со мной. Луна явно выступает в роли приманки. Тогда где источник знания? Секретный архив, где хранилась история? Скорее всего, литература там, но где сам архив? Нужна карта замка, крайне необходимо получить эти сведения, чтобы уничтожить источник проблемы. Если понадобится, то я сожгу все книги в тайной библиотеке Селестии и буду спокойно спать, зная, что она должна будет смириться с моим присутствием.

А если я сожгу весь архив, но книги там не будет? Не смогу же я разорваться и уничтожить все книги разом, хотя при хорошем плане и с заклинанием телепорта за плечами все можно было бы организовать, вот только у меня нет ни плана, ни магии. У меня даже планировки замка нет, да и будь она у меня, мне надо знать, в каком помещении находится этот архив. И кто бы мне мог помочь в этом нелегком начинании? Твайлайт? Нет, да и уповать на нее я больше не могу, ведь меня отправят в Понивиль, а она останется в Кэнтерлоте. Да и не хочу я ее подставлять.

Будь неладна эта принцесса и книга, которую она ищет. “Колебания маятника”. Какое дурацкое название. И что такого ценного может быть в ней? Да и что серьезное можно было назвать подобным названием? Ладно, неважно, как только эта книга будет уничтожена, моим страданиям придет конец, и я смогу не беспокоиться о том, где я проснусь завтрашним днем.

Все же Альтуса необходимо привлечь к моему плану. Пусть он лоялен к Селестии, но мне необходимо с ним поговорить, ведь небольшая лазейка в виде извечных недомолвок принцессы у меня в кармане. Поддержка с воздуха для меня сейчас критична, однако необходимо с ним провести боевые тренировки, что будет затруднительно. Когда я был магом, это было не просто, а теперь практически невозможно. Но никто другой не подойдет. Мне нужен крылатый представитель этого мира, который сможет сражаться с единорогами и своими собратьями».

По парку в отдалении в серой рассветной дымке летали пегасы и сновали другие пони. Шум голосов неприятно резал уши, сбивая мысли бывшего мага. На нарушителях спокойствия были накинуты коричневые накидки с каким-то рисунком на боку. Рядом с пони вились разнообразные маленькие и большие животные. Приглядевшись, Крэлкин увидел, как работники парка кормили зверей и расчесывали их. Сплюнув на снег, он уткнулся глазами в вытоптанную дорожку и проследовал за аликорнами.

Глава 11

I

Белый жеребец сидел перед стеллажом с зебриканской литературой уже несколько часов, рассматривая разноцветные корешки, и никак не решался взять оттуда хотя бы одну книгу. Селестия прямо сказала, что он поедет в Понивиль, но как скоро это случиться и что можно будет с собой взять, он не знал. Он знал лишь то, что теперь к данной литературе ему ход закрыт, по крайней мере, временно, а Альтус будет некоторое время вне досягаемости, если вообще появится возможность в необозримом будущем встретиться с пегасом. Хронос поджимал, наступал на хвост и неумолимо нес жеребца вперед, прямо к его старому прогнившему дому.

«Прежде чем двигать дальше, необходимо остановиться и выбрать новый ориентир, к которому я буду стремиться, – думал Крэлкин. – Вначале, надо определиться, где я сейчас стою… А стою я в нескольких метрах от обрыва и смотрю на манящую даль. Нет, надо смотреть более глобально, как это делает Селестия, а не то опять буду глотать пыль из-под ее копыт. Сейчас я стою между Великосиятельной Принцессой, Твайлайт, Луной и Альтусом. Как бы там ни было, но я просчитался на счет этого спортсмена и теперь просто обязан взять его в расчет. Возможно, не стоит снимать со счетов Трикси, я же не знаю, в Понивиле она еще или нет, и какие цели преследует, но что она будет играть против меня – неоспоримо.

Атаки можно ожидать от кого угодно, но если правильно уклониться, то вся сила удара придется либо на Селестию, либо на других игроков. Я сейчас мало чем могу себе помочь, потому придется использовать силу противников против их самих, и когда я останусь один на один со старшим аликорном, то уже будет намного проще, но все равно тяжело. Смогу ли склонить чашу весов в свою сторону?

Почему-то мне кажется, что данная партия мне не по зубам, но куда мне теперь отступать? Я уже на прицеле у их правительственных служб, да и непосредственно у властвующих лиц, так что я в капкане собственных амбиций. Теперь либо смерть, либо новый мир, другой исход событий меня не устроит.

Ладно, хватит предаваться самобичеванию, необходимо предпринять хоть какие-то меры для того, чтобы выиграть. Итак, где я нахожусь, я определился, теперь, надо рассмотреть всех игроков, которые могут возникнуть на моем пути к цели. Во-первых, это Селестия и ее неограниченная свита с сотнями послушных пони, среди которых необходимо выделить таких, как Шайнинг Армор, Твайлайт Спаркл и Трикси. И хоть последняя не имеет непосредственного отношения к принцессе, однако хочет выслужиться перед ней и получить какой-нибудь статус.

Пони, которые владеют Элементами Гармонии. Они тоже должны быть лояльны к старшей принцессе, но кто они – мне неведомо, кроме, естественно, одной из них: Твайлайт Спаркл. Остальные – ее подруги. Кто они? Рэйнбоу Дэш она знает, к ЭплДжек на ферму тоже приходила, когда та только поймала нас, с Пинки Пай умеет обращаться, а Рарити она рассматривала, как партнера для слияния магий. А на прощальной и приветственной вечеринке было шестеро пони, включая саму Твайлайт и желтую пегаску. Даже не помню, как ее зовут… Неужели эти разношерстные пони являются владельцами Элементов Гармонии? Если да, то мне их не стоит бояться. Повлиять на каждую из них не составит труда. Главное, чтобы мое воздействие перекрыло влияние Селестии.

Шайнинг Армора, в принципе, можно рассматривать и как отдельного игрока на поле. Он ранее был Главнокомандующим Королевской Кэнтерлотской Стражи, а теперь вообще правит целой страной вместе с аликорном, так что использовать его в моем плане не удастся никак: слишком большой вес довлеет над ним со стороны правящей элиты. Однако его можно устранить посредством его сестры. Конечно с учетом, что его сестра будет более лояльна ко мне и моим амбициям, нежели к своему ментору.

И вот как мне справится с главным аликорном, если я даже не могу прочесть ее и найти слабые места? Единственное, что ее еще на самом деле беспокоит до глубины души – смерть ее первой подруги, Фрутти. Но хватит ли у меня духу так сильно ударить по ней?

Очередной игрок – Твайлайт Спаркл… На чьей ты стороне? Еще в начале нашей встречи ты не могла смириться с решением своей учительницы и готова была пойти против нее, но тогда вмешался я, и тебе пришлось покориться. Но кого ты послушала: меня или Селестию? Если Селестию, то я еще в самом начале сделал серьезную ошибку, показав, что твой ментор мудр и правильно поступает, хотя, если подумать, то выбора у меня особого и не было: либо голодная смерть, либо толчок единорожки к активным действиям и неправильным выводам. Самая туманная фигура на поле, которая может сходить как угодно, невзирая на амбиции и расчеты других игроков.

Трикси, волшебница, которая смогла провести правильно ритуал разрыва материи. Она самая безопасная, смотря на тройку Селестия, Трикси, Твайлайт, но и ее нельзя сбрасывать со счетов. Мы с ней расстались в Понивиле и где она сейчас – неизвестно. Если же в городе, то я непременно встречусь с ней, и мы опять схлестнемся в поединке, в котором она может одержать верх. Теперь придется держать ухо востро, чтобы не попасться в ее капкан второй раз.

Луна, она же сестра Селестии, которая не питает к ней сильных сестринских чувств. Она таит обиду на Великосиятельную Принцессу, которую несет в себе вот уже тысячелетие, и не доверяет ей в некоторых вопросах, но без поддержки развить свой потенциал не в состоянии. Она – идеальный плацдарм для начала моих активных действий: Луна всегда рядом со старшим правителем, она ищет книгу, которую ищет ее сестра, в ее поле зрения находятся другие игроки, кроме Трикси, и ударить она может очень сильно.

С основными игроками я определился, теперь бы определить вероятных союзников, но определять мне их не из чего. Луна, как самый вероятный из них и, возможно, Твайлайт, если я смогу ее склонить на свою сторону. Альтус, как противник, может и не появиться на ринге, как и Трикси, а Элементы Гармонии и Главнокомандующего можно убрать с помощью Твайлайт. И остаемся мы с Луной против Селестии. Если я правильно разыграю партию, и все будет на моей стороне, то в этой схватке приобрету только я, а Селестия останется ни с чем. Трикси и Альтус – единственные игроки, от которых можно ждать самых предсказуемых действий, но неизвестно, будут ли они вообще участвовать в баталии.

Теперь более-менее ясно, куда держать путь: убрать лишних игроков с поля и заручиться поддержкой Луны и Твайлайт. А начать убирать противников необходимо с Трикси и Элементов Гармонии, когда же с ними будет покончено, займусь Твайлайт с Шайнингом. Селестия не победит в нашем поединке. Но как же мало времени на все».

– Немногие пони попадают в этот архив, и немногие понимают ценность зебриканских книг, – послышался заинтересованный голос, и Крэлкин подпрыгнул от страха и затравленно осмотрелся, однако никого не увидел.

– Кто здесь? – с испугом спросил он.

– Не стоит так кричать, я просто пришел положить сюда кое-какую литературу, – ответил голос.

Внезапно прямо перед носом жеребца стали появляться очертания единорога, и он попятился, ожидая нападения и сзади. Несколько раз он сражался с магами, которые использовали маскировочные заклинания, но такого высокого уровня магию они творить не могли. В том или ином виде их можно было выследить, даже не владея никаким талантом, но единорог стоял прямо перед ним, а на полу не было даже намека на тень.

Спустя несколько десятков секунд гость медленно преобразился в прозрачного пони, будто сотканного из воды, и вскоре его тело приобрело краски, жеребец же заинтересованно рассматривал себя и молчал. Перед Крэлкиным стоял голубой единорог с темно-синей гривой и желтыми глазами, а на крупе у него красовались два месяца, вложенные один в один: желтый, что покрупнее, и белый. На боках у него были коричневые седельные сумки, в одной из которых торчал большой коричневый фолиант.

– Все же заявленные десять минут он держит, – оповестил гость радостным голосом.

– Кто ты? – с подозрением спросил белый пони. – Я даже не слышал, как ты зашел.

– Ах, это, – сказал, улыбаясь, единорог. – Ну, ты был чем-то так увлечен, что не заметил, как стукнула дверь.

«Что-то я ему не верю, не мог я пропустить этого, хотя все может быть. Подробный разбор ситуации, в которой я оказался, мог бы притупить мое чувство опасности, но не до такой же степени. И вообще, разве это не закрытый архив? И что он тут делает?»

– И что же привело сюда… – начал Крэлкин, но был бесцеремонно перебит.

– Не беспокойся, – бодро отозвался гость, – ты мне ничем не сможешь помочь.

«Разве я говорил о помощи?» – поморщился жеребец.

Рог незнакомца засветился синеватой аурой, и книга из его сумки порхнула под потолок. Земной пони проводил ее заинтересованным взглядом и увидел, как фолиант застыл рядом с корешком точно такой же книги, стоящей на полке. По мановению магии единорога, подделка тут же исчезла, и ее место занял оригинал. «Он своровал книгу? Из секции по зебриканской литературе? Значит ли это, что невидимость дало ему какое-то зелье? А как же иной язык? Или этот пони знает зебриканский?»

– Воровство книг наказуемо, – с нескрываемой угрозой в голосе сказал Крэлкин, но вместо ответной агрессии выдавил лишь добродушный хохот гостя.

– Почему же воровство? – театрально возмутился единорог. – Совсем даже наоборот, научный интерес, не более того. А вот как ты тут оказался?

«Он что, пытается перевести разговор в нужное ему русло? Ну, ладно, поиграем в твою игру, незнакомец».

– Меня тут, между прочим, Принцесса Селестия поселила, – с необходимым возмущением ответил земной пони.

– Так ты знаком с Принцессой Селестией? – с интересом спросил синегривый жеребец. – Очень интересный ты пони, без всяких особенностей, даже метки нет.

– Что?! – вскрикнул чужак и отскочил от гостя.

– Да ты не переживай, отсутствие кьютимарки и так видно, – невозмутимо продолжал пони.

Единорог ткнул копытом в круп Крэлкина, и тот повернулся, чтобы убедиться лично в том, что тот говорил. Накидка лежала на крупе неровно, и край ее открывал голый бок жеребца. «Наверное, она спала, когда я подпрыгнул. Черт, нужно быть осторожнее, неизвестно, кто это такой и чего хочет. Пусть я и играю в его игры, но я должен быть настороже».

– Ну, и что, что у меня нет этой кьютимарки?! – взбеленился земной пони. – Не у всех она есть.

– Не кричи ты так, я тебя прекрасно слышу, – отозвался голубой жеребец, который всем своим видом показывал крайнюю степень непонимания действий Крэлкина. – Вообще-то ты действительно первый пони, которого я вижу без кьютимарки, но все равно ты пони, ведь так?

«Он интересуется, пони ли я? Неужели это доверенное лицо Селестии? Не может этого быть, не играл бы он тогда роль невинной овечки, а сразу принялся за дело. Кто же он и что знает?»

– А кем же мне еще быть? – пробубнил жеребец. – Четыре копыта, хвост, грива… Пони я, – посетовал он.

– Вот и славно, – моментально отозвался единорог радостным голосом. – Слушай, может, тебя причесать, а то у тебя грива и хвост растрепанные и перепутанные.

– Чего? – не понял Крэлкин.

«Он вздумал заигрывать со мной? Тьфу, какая гадость в голову лезет».

– Говорю, что не пристало в таком виде представать пред ликом принцессы, – объяснил незнакомец. – Она как-никак, а высокопоставленная особа и крайней степенью неуважения будет явиться тебе к ней в таком виде.

– Представал и не в таком виде, – парировал Крэлкин.

– Ну, как знаешь, но помни, что встречают по одежке, а провожают по уму, – с хитрой улыбкой сказал жеребец. – Многое решает первое впечатление, которое ты производишь. А когда ты показываешься пред ликом принцессы в подобном обличье, она непроизвольно понимает, что перед ней стоит неорганизованный пони, который не может справиться даже со своей гривой, не говоря уже о чем-то более серьезном. Я лишь предлагаю тебе расчесаться.

«Расчесаться? Еще один фанат моды и красивых причесок, как Рарити? Может, он все же прав? Имидж многое значит в современном мире и, наверное, в Эквестрии. Не стоит, правда, полностью доверять ему, ведь вижу я его впервые. А что если он шпион Селестии и ему необходимо втереться в доверие, чтобы выведать какую-то информацию? Но зачем так сложно? Принцесса и так держит меня на коротком поводке».

– Ну, ладно, – сдался земной пони. – Если хочешь, то расчесывай.

– Вот и хорошо, – просиял единорог, и из сумки моментально вылетел простой деревянный гребешок, который тут же впился в запутанную гриву чужака.

Крэлкин непроизвольно вскрикнул и отстранился.

– А полегче нельзя?! – возмутился он.

– Приношу свои извинения, я не сильно хорошо упражняюсь в этом деле, – извиняющимся тоном произнес гость.

– Рарити и то была…

– А ты и Рарити знаешь? – с восхищением вопросил голубой жеребец. – Ее последний фасон платьев был просто потрясающий. Думаю, что она прославится на всю Эквестрию.

– Только вот Селестия этого не хочет, – промямлил земной пони.

Гребешок вновь ворвался в копну спутанных волос и принес новую боль. Хоть незнакомец в этот раз был мягче, но Крэлкин все же скривился от неприятных ощущений.

– А ты меня познакомишь с Рарити? – спросил воодушевленно незнакомец, не прекращая своего занятия.

– А с чего мне тебя с ней знакомить? – не понял собеседник.

– Ну… – замялся тот и немного покраснел. – Все хотят с ней познакомиться.

– Вот только не думаю, что у всех такие же мысли, как у тебя, – парировал чужак, явно подозревая подвох в словах гостя.

– Кто его знает, какие у кого мысли? – улыбнулся тот.

– Тут не поспоришь, – согласился Крэлкин. – Пони разные бывают, всех не то, что не поймешь, и не узнаешь никогда.

– И не говори, – подхватил жеребец. – Вот знавал я одного единорога, казался он мне очень мрачным, я его даже боялся, а на деле оказался надежным другом. Всякое разное бывает, всего и не упомнишь.

– Вот бы все были такими, – угрюмо отозвался тот.

– Какими? – поинтересовался единорог.

– Лучше, чем они есть на самом деле.

– Так все и так такие, – заверил собеседник.

– Не все, – парировал бывший маг.

– И кто же не добрый в Эквестрии? – с подозрением спросил незнакомец.

– Селестия, – просто ответил жеребец.

– Да к дискорду Селестию…

Внезапно единорог широко распахнул глаза и прикрыл рот копытом. Крэлкин вскинул бровь и попятился назад. «К дискорду Селестию? Кто он такой? Явно не из приближенных пони принцессы и не из ее подданных. В истории было только одно образование единорогов, противящееся власти аликорнов: Аукторитас, которое выродилось в Аеквивалереум. Неужели этот паяц – один из них? И что он тогда здесь делает?»

– К дискорду, значит, да? – злобно отозвался Крэлкин.

– Я оговорился, – начал оправдываться тот.

– Ну, конечно, все оговариваются, – съязвил белый жеребец.

– Я же говорил, что не смогу сыграть роль хорошего пони, – мрачно сказал единорог, изменившись в морде. – В любом случае, я уже получил то, что хотел.

Расческа направилась к гостю, и чужак заметил на ней пучок своих волос. Моментально схватив улетающий предмет зубами, земной пони, воспользовавшись замешательством незнакомца, отпрыгнул назад и скрылся от глаз жеребца за стеллажом. Гость в негодовании ударил копытом о каменный пол и пригрозил:

– Если ты не выйдешь, то я тут все разнесу!

Крэлкин не ответил, лишь замер, дыша ровно и глубоко, чтобы как можно меньше издавать звуков. Даже звук мнущейся ткани выдал бы его сейчас с головой. «Нужно затаиться, чтобы не обнаружить себя, но также необходимо не спускать глаз с противника. Но как я этого добьюсь, если не должен попадаться на глаза единорогу? А если попаду, то он тут же применит магию, что мне несподручно».

Навострив уши, жеребец прислушался, но звука стука копыт не услышал и решил, что враг тоже затаился, ожидая, пока он первым сделает ошибку. Повернув голову в сторону, где был незваный гость, он посмотрел сквозь заставленный книгами стеллаж, но не увидел противника. Сердце его замерло, и он прижал уши в ожидании появления пони.

– У меня нет времени играться с тобой, – раздался сверху грубый голос. – Отдай расческу.

Крэлкин посмотрел наверх и увидел, как над ним висел знакомый голубой единорог и мерно махал крыльями. На душе у него похолодело, и он распахнул глаза от удивления и неразрешимости ситуации, в которую попал. «Крылья?! Рог?! Он что, аликорн?! Нет, не может быть, я не видел у него крыльев. А если крылья не успели материализоваться после применения им зелья? Кто же это такой? Необходимо спрятаться от его глаз, иначе он сможет ударить меня магией».

Земной пони побежал вперед, лавируя между стеллажами и пытаясь не попадаться под взгляд нового врага. «Почему он не использовал магию, когда завис надо мной? – размышлял белый жеребец, убегая от новоиспеченного врага. – Почему? Неужели его крылья – это заклинание? Тогда это все объясняет: он перенаправил албидо стилла из рога в крылья, что и позволило ему летать, сродни пегасам, но он не может использовать магию, как единорог. Потому у меня все же есть шанс скрыться, если этот пони ранее не упражнялся в полетах».

Крэлкин бегал по библиотеке, постоянно оглядываясь на противника и наблюдая за крыльями. Понимая, что пока пони летает, у него есть шанс удрать, чужак бежал, что было сил, и как только заметил, что оторвался от крылатого единорога, мгновенно остановился, тяжело дыша и вслушиваясь в тишину библиотеки. Он попятился, стараясь ступать как можно тише и задыхаясь, и переводил дыхание. Зная, что нельзя выдавать свое местоположение более сильному противнику, он скрылся в узком проходе между полками и притаился, осматриваясь по сторонам и изредка кидая взгляд наверх.

– Почему ты убегаешь? – послышался гулкий звук из-под потолка, и Крэлкин вздрогнул всем телом. – Ты понимаешь, что не сможешь скрыться? Убегать в твоем случае разумно, но все равно у тебя нет шансов на победу.

Земной пони и сам понимал, что никаких шансов на победу в новом противостоянии не было, но не хотел так просто сдаваться врагу. В глубине своего мозга он уже просчитывал все вероятные ходы, которые бы мог совершить он и его противник и прикидывал выигрышные ситуации, которые, впрочем, натыкались на стену невежества, потому как даже болевых точек в теле пони он не знал, а рассчитывать на грубую физическую силу, которой у него никогда не было, он не мог. Невольно он вспомнил об Альтусе, который был козырем в его рукаве и всегда выручал мага, когда он попадал в подобные ситуации, однако друг вырос и перестал подчиняться ему.

«Наверное, он бы даже обрадовался, убей меня сейчас, но я выбирался и не из таких передряг, необходимо только узнать, где у жертвы слабое место. А как это сделать? Раньше мне помогали пространственные переходы, теперь же их нет. На что мне полагаться? Наверное, не стоило экспериментировать с набором ДНК, а выбирать те гены, которые мне предоставила Селестия. Магия увеличивает диапазон моих действий в разы».

– Что тебе от меня нужно? – спросил Крэлкин и тут же перешел в другой проход.

Спустя всего несколько секунд, на прежнем месте земного пони, появился крылатый единорог и пристально осмотрелся. Белый жеребец, тихо ступая, скрылся еще за одну полку и посмотрел на действия противника через ряды книг. Ему очень не нравилось, что на него имеет виды кто-то еще, кроме Селестии, и еще больше ему не нравилось, что он мог сейчас только прятаться, не имея возможности контратаковать из-за спины. Голубой пони взлетел, скрывшись от взгляда Крэлкина, и белый жеребец вновь напрягся, кляня себя за допущенную ошибку.

«С другой стороны, откуда я знал, что мне предоставила Селестия? Может, она меня намеренно хотела превратить в земного пони. Но что бы я потерял, если бы поступил, как того от меня ожидали? Возможно, ничего, но и не выиграл бы нисколько – точно. Я не доверяю принцессе, и не буду доверять никогда, она слишком сильный противник, с которым надо быть начеку».

– Мне нужно, чтобы ты отдал мне мою расческу, – сказал враг, и голос его раздался совсем близко и затих. Через несколько секунд он добавил: – Она мне дорога, как память.

Осмотревшись и не увидев единорога, страх сковал сердце белого пони. Соперник был рядом, а он даже не видел его. «Нет, не расческа ему нужна, а мои волосы. Если я правильно понимаю, то это член Аеквивалереума или его последователя, и они должны продолжать генетическую программу. Вот только зачем им я? Что со мной происходит? Неужели у меня уже сдали нервы, и Принцесса Селестия права: я действительно ищу подвох там, где его нет? Что если мне нужно довериться этому миру и посмотреть, что будет?»

– Прошу прощения, – сказал Крэлкин и подождал, пока из-за угла покажется единорог.

Отметив про себя, что крыльев у того не было, у чужака екнуло сердце, и он замер, так и не решившись, должен он довериться старым инстинктам, которые не раз спасали его от верной гибели, или пойти на поводу у Селестии и понадеяться на доброту нового мира. Стиснув зубы, он ждал, что же сделает противник, чтобы заполучить драгоценную вещь, то тот лишь стоял и улыбался. Закрыв глаза и тяжело вздохнув, земной пони отпустил гребешок. Как только он раскрыл глаза, его взору предстала ныряющая в седельную сумку гостя расческа. Закусив губу, он терзал себя по поводу правильности поступка, но понимал, что сделанного не вернуть.

– Хороший пони, – просиял голубой единорог, и Крэлкин недоверчиво сощурил глаза.

«Зря я послушал Селестию и доверился кому-то. Необходимо вернуть себе гребешок, но как? Что я теперь могу сделать против магии?»

– У тебя были крылья, – сказал с подозрением белый жеребец. – Куда они делись?

– Это одно из заклинаний, – дружелюбно объяснил незнакомец. – Оно очень трудное и мне пока не особо хорошо дается. Но я учусь.

«Значит, я был прав, что это было заклинание. Стало быть, передо мной стоит очень сильный маг, раз смог сотворить его».

– А еще оно не позволяет использовать магию в полете, – сказал Крэлкин. – Проще говоря, в один момент времени ты можешь быть либо летающим пегасом, либо колдующим единорогом.

– Но откуда ты… – озадачено посмотрел на него противник. – А, впрочем, неважно, ты же в одном из секретных архивов по магии, так что мог где-то и вычитать. А зачем тебя вообще сюда поселили?

– История Эквестрии, – просто сказал пони.

– Ты – доверенный пони Селестии? – отступил гость на шаг.

«Он боится принцессу? Очень интересный экземпляр мне попался».

– У меня с ней холодная война, и если ты будешь мешаться под ногами, то мы тебя затопчем, – предупредил Крэлкин.

Внезапно голубой единорог залился смехом. Он смеялся от души, а земной пони стоял и со злобой смотрел на него.

– Смейся-смейся, – процедил белый жеребец сквозь зубы. – Только пеняй на себя, если ты пострадаешь. И учти, что Селестии не помогут ни Элементы Гармонии, ни Шайнинг, а Луну я переманю на свою сторону.

– Ты знаком и с Луной? – внезапно посерьезнел и насторожился собеседник.

«Значит, он боится Луну? Или это другого рода настороженность?»

– А тебе какое дело, с кем я знаком, а с кем нет? – огрызнулся Крэлкин.

– Какой-то ты странный для Эквестрии, – заключил единорог. – Будто откуда-то издалека.

– И это тоже тебя не касается, – ответил жеребец.

– Возможно, меня касается даже больше, чем ты думаешь, – загадочно проговорил голубой пони.

– И что же? – усмехнулся бывший маг. – К примеру, мои волосы? Не думай, что ты найдешь в клетках что-то интересное. И даже генетический код для тебя не будет понятен.

С минуту единорог пристально всматривался в земного пони, земной пони рассматривал его в ответ. «Он понял, о чем я. Не глупый же он единорог, однако очень интересно, что же забыл Аеквивалереум в закрытом архиве Кэнтерлота. И для чего им я. Если только они заинтересованы во мне, как в единственном пони без кьютимарки, но я же себя раскрыл только при нашей встрече, а получить мое ДНК он хотел сразу, однако в этом я тоже не уверен. Единственное я знаю точно, что если он член последователей Аеквивалереума, то мы встретимся с ним снова, но все же я бы хотел провести новую встречу, имея несколько козырей в рукаве».

– О чем ты толкуешь? – внезапно рассмеялся единорог.

– Да так, о былом, – ответил Крэлкин. – Не обращай внимания.

– Забавный ты.

– А ты меня не расчешешь? – попросил белый пони жалостным голосом.

Единорог на мгновение задумался и улыбнулся, доставая расческу и подходя к жеребцу. Крэлкин насторожился, услышав, как дверь открылась, и с силой ударил копытом по полу, чтобы заглушить звук закрывающейся двери. Гость остановился, опешив от такой выходки, но земной пони уже скользнул к нему и выхватил из облачка магии расческу.

– Ты здесь? – спросил голос Селестии.

Услышав знакомый голос, незнакомец несколько раз изменился в морде, тут же схватил убегающего белого пони за хвост и потянул на себя.

– Отдай, – прошипел он.

Крэлкин приглушенно застонал от боли, но попытался вырваться, упершись ногами в каменный пол, но это не помогло: копыта начали скользить по камню, и единорог слабо прыснул. Моментально развернувшись, земной пони прыгнул на противника и ударил его копытами, попав по морде одним из них. Упав на врага, он увидел, как облачко синеватой магии окутало гребешок, и Крэлкин тут же отпрыгнул от пони, впившись в драгоценный предмет зубами и стиснув их изо всех сил.

– Пусти ты, – шикнул единорог.

Бывший маг только помотал головой и начал отходить, скользя и оступаясь. Борьба продолжалась недолго, пока гость не растворился в бледной желтой вспышке. В тот же момент Крэлкин отлетел назад и, упав на спину, ударился затылком. Поднявшись, он потер место удара и брезгливо выплюнул расческу. Рассматривая деревянный незамысловатый предмет, он даже забыл о принцессе, пока его не окликнул ее голос:

– Ты почему не отвечаешь?

Посмотрев на аликорна непонимающим взглядом, он вновь уткнулся глазами в гребешок, вспоминая о потасовке. «Единорог ушел не сам, он бы не успел так быстро использовать заклинание телепортации, да и вспышку эта магия оставляет намного ярче, а тут все не так. А если учесть, что он не отпускал расческу, чтобы провести другое заклинание, то можно смело утверждать, что с ним кто-то был, но не вмешивался в происходящее. Кстати, ушел этот проходимец прямо перед тем, как в междурядье появилась Селестия, а стоял он к ней спиной, так что не увидел бы, когда нужно уходить. Он точно работает с кем-то, но почему второй не появился и не забрал у меня гребешок, если он им так был нужен?»

– Что случилось? – спросила августейшая.

– У единорогов есть заклинание, которое переорганизует течение албидо стилла в крылья? – выпалил Крэлкин, подняв напряженные глаза и уставившись на принцессу.

– Ты имеешь в виду пегасов? – уточнила кобылка.

– Нет, я хочу спросить: у единорогов могут быть крылья, которые они отращивают специальным заклинанием? – сказал жеребец, вновь посмотрев на расческу.

– Да, есть такое заклинание, – ответила Селестия. – А что такого в этом гребешке?

Крэлкин поднял глаза и встретился со взглядом венценосной особы, как всегда глубоком и затягивающим.

– Вот я и пытаюсь понять, что в нем такого.

– Я смотрю, что тебя им кто-то пытался причесать, – оповестила кобылка.

– Пытался, – согласился жеребец.

– И кто же был твой гость? – осведомилась августейшая.

– Не знаю, – признался тот. – Но личность неприятная.

– В любом случае это был единорог, – заключила принцесса и наткнулась на колкий взгляд собеседника. – Такие гребешки нуждаются в умении управлять магией.

Крэлкин опять склонился и осмотрел расческу и, но не заметил в нем ничего необычного, потерял к ней всякий интерес и, подхватив, пошел к кровати, обогнув потентата. Добравшись до цели, он выплюнул гребешок на кровать, еще раз окинул его взглядом и повернулся к Селестии, которая следовала за ним. Ожидая, когда пришедшая скажет хоть что-то, он простоял перед ликом венценосной особы около минуты и, не вытерпев ее молчания, осведомился:

– Когда меня отправят в Понивиль?

– Сегодня вечером ты полетишь со стражниками.

– Не хочу лететь, – возмутился Крэлкин.

– Мы все много чего не хотим, но порой должны выполнять то, что необходимо, – благосклонно молвила августейшая.

Жеребец вздохнул, понимая, что спорить сейчас с аликорном бесполезно, но решил разведать обстановку и общую картину.

– Почему Вы все же отправляете Альтуса в Клаудсдэйл?

– Это город пегасов, – сказала кобылка. – Он хотел помогать пони, пусть посмотрит на их работу изнутри, поможет. Уверена, что его примут там с удовольствием.

– Глупо, – сухо произнес бывший маг. – Он может скрыться.

– Я посылаю с ним проводника, – напомнила Селестия, – который поможет ему устроиться на новом месте.

– Доверенного пони, который сможет его поймать, если будет нужно? – уточнил Крэлкин.

– Нет, – запротестовала принцесса. – Он должен лишь одергивать его, если Альтус будет делать глупости.

– Но Вы же понимаете, что для него необходим сильный пони, чтобы сдержать его эмоции, которые нередко выливаются в физический конфликт.

– Понимаю.

«Значит, она подумала и об этом, – задумался чужак. – Интересно, кто этот пони, который сможет победить Альтуса? Пегас или единорог? Должно быть пегас, но чем он занимается, что Селестия так уверена в ловкости копыт и крыльев провожатого? Неужели подпольно в Эквестрии тренируют настоящую армию?»

– Но ведь это не единственная причина, по которой Альтус летит в город пегасов, – предположил Крэлкин.

– Ты опять пытаешься искать подвох? – осведомилась принцесса.

– Жизнь меня научила видеть двойные смыслы фраз и подводные камни даже в самом тихом пруду. И если это касается правительства – то необходимо не только пристально всматриваться в их действия, но и слушать, что происходит за спиной.

– Это было в твоем мире, – напомнила Селестия строгим голосом.

– Наши миры практически ничем не отличаются, – парировал жеребец.

– Эквестрия смогла побороть злость и жестокость, которые съедали пони. По крайней мере, в большинстве своем жители страны добрые, не в пример людям: к нам попали лишь два их представителя, и они оба жестокие и злые, пытающиеся выбить копытами то, что можно получить хорошим отношением.

– Не все всегда можно получить, опираясь на доброту, – отозвался бывший маг.

– Значит то, что ты получишь не добром, будет приносить только боль и страдания, – сказала менторским голосом венценосная.

– Ценность вещи зачастую определяется страданиями, которые необходимо вынести на пути к ее достижению, – сказал с некоторым нажимом пони.

– Почему у вас в мире все так сложно?

– Не сложно, – ответил на выпад Крэлкин. – Обычный закон: выживает сильнейший. Хочешь хорошо кушать – будешь крутиться, как белка в колесе, хватает простой еды – будешь вкалывать на промышленных концернах, хватает нищенских харчей – работа в иных заведениях. В любом случае, в нашем и вашем мире работа необходима не для самореализации скрытого потенциала и привнесение в мир прекрасного, а просто, чтобы удовлетворить низшие физиологические потребности, такие как голод, безопасность, сексуальное удовлетворение. Без удовлетворения этих потребностей, конечно, никак не сотворить шедевры, но в нашем мире это стало чуть ли не пропагандой и самым большим заработком в бизнесе.

– Однако у нас все по-другому, – заметила Селестия. – А если бы было так, как ты говоришь, то и ты, и Альтус умерли бы потому, что тебе не дали бы кровь для ритуала.

– В таком случае я бы ее забрал силой, ведь именно так я поступал все время, – без страха сказал жеребец.

– Это пагубный путь, – наставляла принцесса нового пони, но он не слышал и лишь огрызался:

– Не Вам меня судить. Когда я сорву заклинание разрыва материи…

– Если ты сорвешь заклинание…

– Нет, именно, когда, а не если, – жестко прервал он кобылку. – Я не рассматриваю проигрышные варианты.

– В любом случае ты не сможешь жить в Эквестрии. Тебе не будет хватать…

– Опять Вы за старое, Ваше Высочество? – в отчаянии простонал земной пони. – Может, хватить говорить глупости. Вы, наверное, ожидаете, что Альтус изменится, но это не так. Этот закостенелый спортсмен…

– Он верит в добро мира, – перебила Крэлкина Селестия. – В отличие от тебя, он пытается видеть хорошее даже в болоте, в которое ты его затянул в свое время. Не будь строг к своему другу, он только становится на путь света.

– А я, по-вашему, обречен на бездумное прозябание в стороне от мира и спокойствия? – горячо вопросил земной пони. – Думаете, что мне суждено до конца своих дней прозябать в чернеющей пустоте?

– Ты сам показал, на что способен и какой путь выбираешь.

– Я хочу заключить пари.

– Пари? – удивилась королевская особа. – Почему ты решил, что мне будет это интересно?

Крэлкин замолчал, прикидывая, на что можно поймать столь крупную рыбу, как Великосиятельная Принцесса Селестия, и чем можно заинтересовать ее, но не находил. Все, что могло бы показаться иному разумному существу заманчиво, потентат мог получить сам. Крэлкин был слабее, не так умен, не так хорош в состязаниях и манипуляции сознанием окружающих пони, да и не владел он ничем в новом мире, и чем заинтересовать августейшую не представлял.

– Ладно, забудьте, – недовольно сказал он, понимая, что тут он ничего не сможет сделать. – Я все равно получу то, что хочу.

– Я пришла сюда не только для того, чтобы сказать, когда ты поедешь в Понивиль, – оповестила кобылка. – У меня масса иных дел.

– И зачем Вы пришли? – спросил с подозрением жеребец.

Рог принцессы вспыхнул ярким белым светом и перед ней появились чернильница и перо.

– Руной магией владеют и единороги, – сказала Селестия, окуная перо в чернильницу. – Правда, полагаю, что природа у наших магий несколько разнится.

– Какая-то особая смесь чернил? – спросил Крэлкин скучающим голосом.

– Да, – подтвердила принцесса. – Откуда ты знаешь? Догадался?

– Нас, то есть рунных магов, в самом начале тренировали на специальных магических чернилах, а когда стало понятно, что к чему, то отказались от них и работали с обычными рисунками.

Принцесса не ответила и начала водить пером по крупу Крэлкина с обеих сторон, где должны быть кьютимарки, вырисовывая одинаковые руны и периодически смачивая письменную принадлежность в черной жидкости. Жеребец вздрагивал всякий раз, как кончик пера прикасался к его шерстке и пачкал ее. Процедура продолжалась недолго, но для Крэлкина она показалась вечностью. Как только все закончилось, чужак посмотрел на круп наметанным взглядом. Рог аликорна окутало аурой, и рисунок постепенно растворился, будто тело впитало его.

– И что это за руна? – недовольно осведомился земной пони.

– В свое время ты узнаешь, но не советовала бы тебе заставлять ее активировать, – предупредила Селестия.

– Я узнаю, что Вы мне нарисовали в любом случае, это только вопрос времени. Я в библиотеке, – напомнил Крэлкин.

– Этой руной пользовалась только я, – сказала венценосная спокойным голосом, – так что не думаю, что исследования в этой области дадут тебе хоть какие-то результаты.

– Вы это специально сделали?

– Мне необходима уверенность, что я смогу спасти тебя, если будет необходимо, – благодушно сказала августейшая.

– Да Вы будете только рады, если меня убьет кто-нибудь! – воскликнул жеребец с негодованием.

– Пони не убивают, – улыбнулась кобылка.

– Зато кроме пони в Эквестрии полно других диких животных, полуразумных и разумных существ таких, как драконы, грифоны, минотавры и другие расы! – прошипел земной пони. – Любой из них сгодится, чтобы уничтожить меня.

– Не стоит давать волю фантазии, – предупредила потентат. – Скоро за тобой придут, чтобы оповестить об отбытии.

– Могу я кое о чем попросить?

– О чем? – уточнила принцесса.

– Уничтожьте расческу.

Селестия вопросительно посмотрела на жеребца.

– Пожалуйста, сделайте так, как я говорю, – взмолился тот.

Рог аликорна на мгновение вспыхнул, и гребешок исчез.

– Покорнейше благодарю, – сказал Крэлкин, отвесив поклон. – Есть еще одно, о чем я бы хотел попросить.

– Еще одна просьба? – удивилась та. – Какая?

– Предоставьте мне четырех стражников, – жадно попросил чужак, осматривая помещение библиотеки. – Возможно, неплохо было бы, чтобы вместо них был Шайнинг.

– Ты кого-то боишься, – заключила принцесса. – Кто к тебе приходил?

– Кто бы он ни был, но я не хотел бы с ним встречаться еще раз, – заверил бывший маг.

– На тебя напали? – с легким напряжением в голосе спросила королевская особа.

– Думаю, что это было больше приветствие, нежели нападение, – предположил пони. – В любом случае, мне нужна охрана. Кэнтерлот для меня небезопасен.

– Хорошо, я посмотрю, что можно сделать, – обеспокоенно оповестила кобылка.

– Если не хотите до захода солнца найти мой труп, то лучше поторопитесь.

– Пони не убивают пони, – напомнила Селестия.

– Зато грифоны убивают, – настороженно бросил Крэлкин и затравленно осмотрел библиотеку.

– Ты здесь в безопасности.

– Я буду в большей безопасности, когда возле меня будет сильный единорог.

– Хорошо, скоро к тебе придут, – сдалась Принцесса.

– Спасибо, Ваше Высочество.

Как только дверь за аликорном хлопнула, оставив Крэлкина наедине со своими кошмарами, жеребец забрался под одеяло и пристально осматривал ровные ряды книг, пытаясь увидеть в междурядье приходившего к нему единорога. Встречаться с ним сейчас он был не готов и ужасно этого не хотел. Раздумывая, зачем ему понадобились его волосы, бывший маг вспомнил о магии Вуду, которую так часто пропагандировали по телевизору, и уже размышлял, насколько это реально в мире колдующих пони.

«Просить помощи у своего врага… так низко мне еще не доводилось падать, но мне необходимо быть начеку и не позволить этому неизвестному единорогу помешать мне. И когда мой план удастся, то я использую прошение о помощи, как козырь. Но сейчас нужно сконцентрироваться на новом враге. У него кьютимарка в виде двух лун, у Трикси – одна луна. Может, они родственники? Но что мне это дает? Да и у меня нет подтвержденной информации, так что думать об этом бесполезно. Хотя если они все же родственники, то это, скорее всего, месть Трикси за ее поражение в нашем небольшом состязании, и если это так, то всего, чего мне стоит бояться – это небольшая потасовка и попытка отправить меня назад.

Но если это не месть, к чему я больше склоняюсь, то дела действительно принимают скверный оборот. Я оказался в капкане и завишу сейчас в некоторой степени от Селестии. Если вернусь в Кэнтерлот, то попаду под двойной удар, и прятаться будет негде. С одной стороны будет хладнокровная сталь наковальни в виде белого аликорна, а с другой стороны неизвестная сила в виде молота, от которой можно будет только уклоняться. Однако если я смогу переманить к себе Шайнинга, Твайлайт или Луну, то мне будет, чем ударить в ответ».

Просидев в ожидании не больше пяти минут, Крэлкин услышал, как дверь открылась и в библиотеку зашли двое. Белый единорог с синей гривой, разделенной бирюзовой и темно-синей полосами, и в красном мундире появился первым, за ним, сияя, следовала розовая кобылка с рогом, крыльями и развивающейся разноцветной копной волос. Крэлкин окинул их скучающим взглядом и отвернулся, понимая, что они и будут защищать его покой, пока его не выпроводят в Понивиль.

«Хотя бы защитники очень сильные, а не дилетанты. И все же, почему тут аликорн? Это Каденс, насколько я понимаю, жена Шайнинга, но зачем мне прислали их двоих? Селестия не верит, что одного стражника в виде ее бывшего Главнокомандующего хватит? Или думает, что когда начнется сражение, то я убегу и тогда необходимо будет два мага для отражения атаки и для поимки беглеца. И почему мне выделили именно Шайнинга? Я думал, что Великосиятельная Принцесса намного умнее, ведь я могу повлиять на него и склонить на свою сторону. Возможно, аликорн как раз тут для того: чтобы контролировать своего мужа и меня. Но так ли сильна Каденс? Луна все же не проявила сноровки ее сестры».

– От тебя много проблем, – весело сказал единорог.

– Проблем бы не было, будь вокруг меня все спокойно, – недовольно отозвался Крэлкин. – Спасибо, что пришли.

– А кто тебя беспокоит? – осведомилась Каденс.

– Пришел какой-то единорог, напал на меня и исчез перед появлением Принцессы Селестии, – с досадой в голосе сказал жеребец, желая проверить, насколько сильны любовные узы между пришедшими.

– Что значит, напал? – уточнил бывший Главнокомандующий.

– А то и значит, – продолжал обижено земной пони. – Пытался меня расчесать, а потом бросил, что он, дескать, получил то, что надо, когда на расческе были мои волосы и попытался скрыться с ней. Но я же не знаю, какая у вас магия. – Крэлкин немного помедлил, прежде чем продолжать, обдумывая, какую информацию стоит говорить приближенному пони Селестии. – Вдруг он проведет какой-то ритуал с моими волосами, и со мной что-то приключится. Я, конечно, забрал у него расческу и убежал, а он за мной погнался. Крылья отрастил себе магией, жуткое зрелище. За хвост тянул. А, в конечном счете, растворился в воздухе. Может, я не прав, но в Эквестрии единороги себя так вести не должны.

– Ты можешь его описать? – обеспокоенно спросил белый пони.

– Не думаю, что это было бы правильно, – обреченно произнес гость замка. – Моя битва должна остаться только моей.

– В любом случае мы здесь, чтобы помочь, – улыбнулся жеребец.

Крэлкин задумался на минуту, обдумывая результаты своего поступка и то, как он сможет сыграть на ситуации. Всю свою жизнь он полагался только на Альтуса, а когда и он его предал, понимал, что следует использовать все доступные инструменты. Хоть он и был один на один с миром и его реалиями, без поддержки и взаимопомощи, но он четко видел цель и отправился к ней по тернистому пути.

«Использовать Главнокомандующего было бы сейчас очень заманчиво, но как бы к этому отнеслась Селестия? Она говорила мне оказать доверие миру и пони, но единорог, на которого я понадеялся, пытался довериться мне? А что если гребешок действительно был ему дорог? Он же хотел расчесать меня, когда я его попросил, значит ли это доверие? А если я доверюсь Шайнингу, то где гарантия, что он не предаст меня, узнав, что на меня напал один из его знакомых или доверенных пони Принцессы? В любом случае, это покажет, на чьей стороне брат Твайлайт».

– Голубой единорог с темно-синей гривой, – буркнул Крэлкин.

– Таких единорогов тут много, – многострадальчески осведомил земного пони Шайнинг. – Может, ты видел его кьютимарку?

– В виде двух полумесяцев: желтого и белого, – недовольно отозвался жеребец. – Один в другом.

Главнокомандующий дважды поменялся в морде и бросил обеспокоенный взгляд на Каденс. Она оградила его не менее взволнованным взглядом и непонимающе посмотрела на Крэлкина. Вскоре и Шайнинг уже смотрел на чужака подозрительным взглядом. «Он точно знает, кто этот единорог, – пронеслось в голове у мага, – но откуда? Что его с ним связывает? Неужели это его бывший подчиненный или какой-то приближенный Селестии, с которым бывший Главнокомандующий пересекался? А если это его родня? Похож ли нападающий на Шайнинга? Даже не смогу сказать, тут все пони одинаковые, и если бы не грива и не цвет шерсти, то я бы сам путался в них».

– Что такого я сказал? – настороженно спросил Крэлкин.

– Каденс, мне нужно проверить кое-что, – бесцеремонно бросил Шайнинг и тут же выбежал из библиотеки.

– Конечно, – сдавленным голосом ответила Принцесса.

Смотря на подавленную кобылку, Крэлкин невольно пожалел ее, но как успокоить не знал. Все, что он мог делать – это разрушать и уничтожать. Внезапно он вспомнил о Твайлайт и попытался представить, если бы единорожка его также покинула. Сглотнув ком, который подступил, он едва заметно тряхнул головой, выкидывая непривычные для него ранящие чувства и неприятные мысли.

«Что я чувствую к Твайлайт? Почему мне все тягостнее о ней думать? Неужели это любовь? Нет, я не могу чувствовать ничего подобного. Это будет как минимум неправильно. Наверное, Альтус прав, что он не хочет влюбляться в пони, но как же трудно отказаться от общения с этой лиловой единорожкой. Но если я не хочу чувствовать себя еще хуже в будущем, то мне просто необходимо отстраниться от общения с ученицей Селестии. И я ни в коем случае не должен подставлять ее под удар. Твайлайт, почему ты играешь одну из ключевых ролей на нашем с Селестией поле боя?»

– Я что-то не то сказал? – также сдавленно, как Принцесса, спросил Крэлкин, все еще не желая отпускать образ Твайлайт и пережевывая свои чувства в мясорубке цинизма, приправляя получившуюся массу горечью пережитых страданий.

– Да нет, просто… мы знаем этого единорога.

«Они знают этого единорога? – встрепенулся земной пони и моментально отставил все, что до этого чувствовал и о чем думал на задний план. Сейчас для него было критично узнать, кто же был его противник. – Это точно один из приближенных королевской семьи. Но какую роль он играет в противостоянии интересов, ведь он даже не подозревает, кто я?»

– Знаете? – осторожно спросил жеребец. – И кто же это?

– Шайнинг придет и все расскажет, если посчитает нужным. Только я думаю, что ты неправильно понял того единорога.

– Ну, да, конечно, неправильно понял, – недовольно проворчал Крэлкин, – а тянуть меня за хвост или отращивать себе заклинаниями крылья и преследовать меня – это правильно?

Каденс лишь вздохнула и отвернулась, потом подошла к стеллажам и начала скучающим взглядом рассматривать по нескольку минут отдельные корешки книг. Белый пони поднялся и подошел к ней, поправляя на ходу накидку. «Сейчас очень хороший момент, чтобы понять, насколько глубоко Каденс втянута в проблему чужаков и собирается ли она помогать Селестии. Но действовать необходимо осторожно, чтобы она сама не поняла, что выдала мне информацию».

– Шайнинг часто так убегает? – спросил он.

– Достаточно часто, – вздохнула Принцесса. – Я не виню его, но все же хотелось бы, чтобы он проводил больше времени со мной.

«Она больше всего волнуется, что Шайнинг не уделяет ей достаточно много времени? Значит, о пространственной проблеме, о которой Селестия всем рассказывает, ей ничего неизвестно. Необходимо тогда оставить ее в неведении об отсутствии у меня на крупе кьютимарки, а то неизвестно, как отнесется ее Высочество, узнай обо мне столь подробные анатомические отличия от других жителей страны».

– Наверное, это одна из причин, почему я не хочу искать себе кого-то, – угрюмо сказал Крэлкин, поддерживая беседу в необходимом тоне. – Просто не смогу достаточно много времени проводить с… избранницей. И дело будет не в том, что я ее не буду любить, но…

– Неужели так трудно оторваться от дел и уделить время тем, кому оно так необходимо? – удивленно отозвалась кобылка и посмотрела негодующими глазами на собеседника.

– Я тоже задавался этим вопросом раньше, Ваше Высочество, – признался тот, смотря в аметистовые глаза аликорна, – но понял, что для меня это было бы трудно, учитывая свой образ жизни. Да и жеребцам вообще свойственны их “великие” дела. Они не ценят то, что у них есть и воспринимают как должное. И лишь теряя, осознают ценность утраты.

– Что значит: “воспринимают как должное”?

– Когда не любишь, а остаешься с другим по привычке, – пояснил чужак, – понимая, что вас уже не связывают те теплые чувства и никогда не повторится вновь чуткое мгновение любви.

– Думаешь, что Шайнинг уже принимает меня, как должное? – с испугом спросила августейшая.

«Мне еще не хватало рассорить Каденс и Шайнинга. Селестия с меня шкуру спустит за такой поступок и не то, что не разрешит остаться в Эквестрии, а сошлет куда-нибудь к грифонам или драконам, или заключит под стражу и забудет как о страшном сне. Как же в такой простой ситуации меня угораздило просчитаться?»

– А мне почем знать? – нехотя ответил земной пони отстраненным голосом. – Вам лично нужно с ним поговорить, я не хочу лезть в Ваши семейные дела. Однако лучше, перед тем как начинать подобный разговор, Вам стоит разобраться, любите ли Вы его и не принимаете ли как должное.

Каденс закусила губу и отвернулась. Увидев это, Крэлкин чертыхнулся про себя, постоял так некоторое время, обдумывая, как выйти сухим из воды, и, цокая копытами, углубился в книжные ряды. «Неужели у Шайнинга и Каденс брак по расчету? Почему она закусила губу и отвернулась? Или же она боится услышать от Шайнинга, что он больше не испытывает к ней былых чувств? Как же все усложняется, когда дело доходит до любовных отношений. Один пол никогда не будет понимать другой и это в порядке вещей, но как объяснить это всем вокруг – неизвестно. Да и слушать никто не захочет. А кто захочет и поймет, все равно рано или поздно сорвется и будет думать старыми мерками. Увы, но в мире нет ничего постоянного… кроме Твайлайт. Черт, нужно прекращать думать о ней. У меня есть более важные дела».

– Почему вообще пони любят? – промолвил белый жеребец и увидел краем глаза, как Каденс вздрогнула всем телом. – Каков в этом смысл? Нет, не поймите неправильно, я не хочу рассорить Вас и Шайнинга, мне это ни к чему, но меня всегда интересовал этот вопрос. Любовь для меня всегда была табу, как и дружба, однако эти два понятия всегда интересовали меня, даже не знаю почему.

– Ты никого никогда не любил, никогда ни к кому не привязывался? – с изумлением спросила кобылка.

– Любить, мне? – усмехнулся Крэлкин. – Не смешите меня, пожалуйста, Ваше Высочество. Я не хочу быть, как все, стремиться переспать с кем-то или быть рядом только из-за тела или иных прелестей. Я ценю душу, глубинные переживания, стремления, мечты. Ценю за волю, которая помогает преодолевать любые трудности и не сдаваться, как бы тяжело не было. Увы, но ни одну такую кобылку я не встречал. Даже Альтус, который со мной был все время, вел себя, как ребенок и велся на физиологические потребности организма.

– Ты не из Эквестрии? – с испугом обронила принцесса.

– Нет, не из Эквестрии, – вздохнул жеребец.

– Тогда откуда?

– Издалека, – пространно ответил он. – Я пережил многие страдания, чтобы добраться сюда, но и тут я тоже нежеланный гость.

– Нежеланный? – с напряжением в голосе спросила Каденс.

«Да что со мной сегодня такое? – с негодованием подумал Крэлкин. – Прокалываюсь в разговоре, как мальчишка. Надо собраться, а то еще немного, и я сам расскажу, что прибыл из другого мира. Нужно перевести разговор в другое русло».

– Да, Принцесса Селестия хочет меня отправить назад, а я только хочу спокойной жизни здесь, иметь возможность общаться с Твайлайт.

– Она, Твайлайт, тебе нравится?

Крэлкин задумался, нравится ли ему Твайлайт в том смысле, который имела в виду Каденс, и понял, что да. Единорожка действительно ему нравилась, но когда именно это произошло, он не понял.

– Это не важно, – недовольно ответил он. – В любом случае, если я уйду, то я не хочу оставлять никаких следов. Я должен просто исчезнуть.

– Никакой пони…

– Я просто исчезну! – рявкнул Крэлкин, бесцеремонно перебив Принцессу. – Да, мне хотелось бы проводить время с ней, ведь это единственная… пони, которой интересна наука, как таковая и которая применяет ее для своего саморазвития и вообще улучшения жизни друзей. Да я бы все отдал за то, чтобы она отправилась со мной или чтобы я остался здесь, но это невозможно. Селестия не разрешит ни того ни другого.

– Ты ее любишь, – заключила Каденс.

– Люблю?! – ядовито сплюнул земной пони и с горечью в голосе продолжил: – Не люблю я ее. А если бы и любил, то что бы дало ей мое признание?

– Иногда очень приятно знать, что ты кому-то нужен, – улыбнулась августейшая.

– И что?! – в отчаянье воскликнул чужак и отвернулся. – Это ничего не даст…

– Ты хочешь, чтобы Твайлайт любила тебя? Возможно, она и так к тебе имеет теплые чувства. Я бы могла магией…

– Что ты сделаешь?! – воскликнул жеребец, не желая, чтобы о его чувствах узнала единорожка. – Магия? Думаешь, что по мановению рога ты сможешь покорить чувства? Любовь – это глубинное осознание причастности себя к своей половинке. Нельзя такое чувство сотворить магией, это будет просто иллюзия. Когда ты просыпаешься и радуешься, что ты лежишь рядом с любимым – это не любовь. Любовь – это когда ты ложишься и не думаешь, что не проснешься не с ним. Когда ты настолько привыкла к Шайнингу, что принимаешь его, как своего отца или мать, сестру или брата и уже просто представить не можешь, что завтра можешь его не увидеть. Это настолько глубинное и искреннее проявление любви, что те, кто меня ранее окружали, не могли даже осознать его, не то, что чувствовать.

– Но романтика, прогулки вместе, ужин при свечах, – непонимающе сказала Каденс.

– Это все придумано для тех, кто любит бегать от реальности, – жестко парировал земной пони. – Готовить еду и убирать в доме – это то, что необходимо делать изо дня в день. И это только самое мелкое, что предстоит делать влюбленным. А когда будут дети, крикливые жеребята, не дающие спать? Где будет любовь, когда ты будешь вставать в три часа ночи от плача и визга, чтобы убаюкать ребенка или поменять ему вонючие пеленки? Она испарится, как роса на солнце. Мало кто понимает, что любовь – это не вздохи на скамейке и не прогулки при луне.

– А какие бы тебе нравились кобылки?

«Какой нелепый вопрос. После всей моей тирады ее интересует это? Неужели она ничего не поняла?»

– На внешность я не обращаю внимания, – нехотя ответил жеребец. – Будь кобылка очень красивой, хоть на обложку журнала, меня она не заинтересует. Я уже говорил, что мне намного важнее внутренний мир, стремления, мечты, знания… В моем окружении такой кобылки не было. Появилась Твайлайт, которая любит учиться, читать книги, развиваться, познавать. Мне бы безумно хотелось остаться вместе с ней, но это от меня не зависит.

– Думаю, что я могла бы помочь тебе, – задумчиво проговорила венценосная особа.

– И как же? – спросил с подозрением Крэлкин

– Моя магия основывается на…

– Прекращай, – с негодованием прервал Каденс жеребец. – Не все можно решить с помощью магии. Повторюсь, что по мановению рога ты не сможешь подчинить глубинные чувства, которые должны расти не один год. Не будь наивной. Чувства не подвластны магии.

– Но я действительно могу влюблять пони друг в друга, – протестующе сказала августейшая.

– Вы делаете только хуже, – вздохнул чужак. – Вмешиваться в привычный ход подобных чувств – непростительно.

Крэлкин прошел еще немного вглубь, переводя дыхание и вспоминая о Твайлайт, как о представительнице противоположного пола. Она ему понравилась еще в самом начале его прибытия, но подумать о них, как о паре не было ни времени, ни желания. Да и признайся он ей, что она ему нравится, то ничего бы ровным счетом не изменилось, даже наоборот, могло усугубить ситуацию: она могла за ним увязаться и подвергнуться смертельной опасности, не говоря уже об отречении Селестии от своей ученицы. С другой стороны признание могло привести к тому, что кобылка порвала бы с ним, как с другом, и как бы Крэлкин ни хотел, он бы вызывал у нее только чувство отвращения.

– И все же поговори с Твайлайт. Думаю, что ей будет приятно узнать о твоих переживаниях.

II

Шайнинг увидел голубого единорога в кафе, где тот любил проводить время, через большое витринное стекло. Как бывший Главнокомандующий и подозревал, он будет один, за своим любимым столиком читать газету. С отцом белый единорог разговаривал редко после того, как вступил в ряды защитников Селестии, и каждый разговор был далек от внутренних дел страны и его службы. Те редкие дни, когда семья собиралась, были наполнены веселыми рассказами и нередко обсуждением фасона того или иного модельера.

Сейчас все должно было быть иначе, и Шайнинг это понимал. Разговор касался пони, вокруг которого Принцесса Дня крутилась как юла, и жеребец не понимал, чем его отца Крэлкин вообще мог заинтересовать. Тот единственный раз, когда он видел этого белого земного пони на аудиенции с Селестией, на которой присутствовала и его сестра, не показался ему ничем странным. Принцесса и ранее, бывало, вызывала к себе редких пони, которые впоследствии покидали стены замка, но говорила с ними мало из-за нагрузки государственных обязанностей на ее хрупкие плечи. Крэлкин же, в отличие от его предшественников, поселил в старшем аликорне смуту и нагонял ее изо дня в день.

В забегаловке было полным полно пони, и острой беседы не получилось бы, но Шайнинг все же решил поговорить со своим отцом. Разглядывая его с улицы, он не пожалел, что снял свой красный мундир и оделся как простой ничем не примечательный житель Кэнтерлота, потому как те редкие взгляды, которыми одаривали его прохожие и посетители кафе, тотчас же ускользали от него в неведомые дали. Вздохнув, он протопал ко входу и толкнул дверь.

Тут же в нос ударил резкий запах кофе, заставивший поморщиться жеребца, и неприятная духота. Хоть в помещении было тепло, а атмосфера уютной, но Шайнингу она никогда не нравилась, ведь он понимал, что тут ждали утонченных пони с аристократическими манерами. Он не любил сюда приходить, как и Твайлайт, но они искусно держались в обществе и даже позволяли себе поддерживать светские беседы, хоть от них брата и сестру нередко тошнило.

Лавируя между столиками, Шайнинг замечал знакомые мордочки кобылок и жеребцов, но никак не мог вспомнить, где бы он мог их встретить. То ли они блистали на Гранд Галлопинг Гала, то ли общались с Принцессой Селестией, то ли встречались с ним при других, более скверных обстоятельствах, бывший Главнокомандующий не помнил, да и не хотел этого помнить. Дойдя до намеченной цели, он тяжело упал на сидельную подушку, отметив ее приятную мягкость, и вполголоса поприветствовал отца:

– Привет, папа.

Голубой единорог оторвался от газеты и посмотрел поверх нее на собеседника. Разглядев в нем сына, он просиял и отложил желтую прессу в сторону.

– Привет, Шайнинг, какими судьбами? – добродушно поинтересовался глава семейства. – Тебе, помнится, не нравилось тут быть.

– Да, пап, – сказал тот и пошарил глазами на столе, задержав внимание на миниатюрной кружке с дымящимся коричневым напитком. Он хотел начать разговор, но не знал как. И пусть Крэлкин и мог оказаться прав, что именно этот голубой единорог напал на него, но сидящий напротив Шайнинга жеребец был ему отцом, которого бывший Главнокомандующий защищал бы ценой собственной жизни, и ничто бы не смогло изменить это обстоятельство.

– Хочешь кофе? – осведомился голубой пони.

– Да нет, – сказал жеребец и отвел смущенный взгляд.

– Сын, что тебя беспокоит? – спросил отец взволнованным голосом. – Ты же знаешь, что мы с тобой всегда можем поговорить и решить любые трудности.

– Да, но сейчас особый случай, – сказал отпрыск и посмотрел в глаза собеседнику. – Меня волнуешь ты.

– Я? – опешил единорог. – Позволь спросить: чем?

– Ты напал на земного пони в замке Принцессы Селестии, – сказал шепотом Шайнинг, чтобы его мог услышать только отец.

– Я, дочь которого учится непосредственно у Принцессы Селестии, а сын правит целой страной? – возмутился пони. – Кто тебе наплел про этот вздор?

– Он же и наплел. Его зовут Крэлкин, и он находится под пристальным вниманием принцессы, у которой учится твоя дочь, – передразнил его пони. – Если она узнает, то у тебя будут очень большие неприятности.

– Значит, его зовут Крэлкин? – задумчиво потянул жеребец. – Но я на него не нападал.

– Он думаешь, придумывать станет? – негодовал белый пони. – Он четко описал твою кьютимарку, так что не выкручивайся.

– Сынок, что же я такого сделал, что заслужил подобное отношение к себе? Презрение собственного отпрыска.

Голубой единорог приложил копыто ко лбу и замер в театральной позе, показывая оскорбление его глубинных чувств. Шайнинг только открыл рот от такого поворота, но тут же пришел в себя, вспоминая военную выучку, и с укором посмотрел на отца.

– Он говорил, что ты пытался заполучить его волосы, – сказал сын и голубой пони посмотрел на него непонимающим взглядом.

– Какая наглая ложь! – воскликнул старший единорог. – Я пытался его расчесать, ведь у него такая запутанная и неопрятная грива. Наверное, ты сам видел, что у него на голове птичье гнездо. Я ему сказал и тебе скажу, что перед принцессой необходимо представать в самом лучшем виде. Вот я и пытался придать его шевелюре хоть какой-то вид. А он что подумал, я делаю?

– Он подумал, что ты его волосы хочешь применить для какого-то магического ритуала.

Старший жеребец тут же улыбнулся и через несколько минут залился смехом, прикрывшись копытом.

– Да, бывает же в наше время молодежь, – добродушно сказал глава семейства. – Ну, что с него взять, он же земной пони, который в магии ведает не больше, чем коровы в фасоне седел.

– Тогда зачем ты преследовал его, когда он забрал у тебя расческу? – спросил белый единорог.

– Шайнинг, я чувствую себя как на допросе, и мне это не нравится, – предупредил своего отпрыска отец.

– Мне тоже это не нравится, – признался тот, – но если ты откажешься говорить, то мне придется пригласить тебя в место не такое роскошное, как это кафе.

– Это угроза? – осведомился голубой единорог.

– Это предупреждение. Отец, пойми, что за этим земным пони следит сама Принцесса Селестия. Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы, если он тебя просто неправильно понял.

– Что же это за земной пони такой, что сама Принцесса Селестия им заинтересовалась? Откуда он вообще?

– Я не знаю, – обреченно вздохнул Шайнинг. – Просто я знаю, что принцесса очень заинтересована в нем, но в чем заключается интерес тоже без понятия.

– Хорошо, я отвечу на все твои вопросы, но после того как мы прогуляемся, и ты расскажешь, как там в Кристальной Империи.

– Ну, пап, меня Каденс ждет, не могу же я ее оставить одну.

– Но у нас нет возможности так часто общаться, как у тебя с твоей женой, – несколько обижено проворчал жеребец. – Думаю, что она не обидеться, если мы немного погуляем и поговорим.

– Ладно, хорошо, но вначале все же придется ответить.

– Только для того, чтобы развеять клевету, которую на меня напускают понапрасну, – отмахнулся старший пони. – Гребешок, которым я пытался причесать этого земного пони, был подарен мне твоей матерью еще в годы нашей юности. Меня с ним связывают очень теплые воспоминания. Я был возмущен, что он забрал его у меня, и пытался вернуть.

– Ты не хочешь рассказать мне подробности, как ты это делал?

– Знаешь, от твоих слов, полных недоверия, у меня закрадывается очень смутные подозрения, что ты с ним в сговоре. Не утратил ли ты хватку Главнокомандующего, Шайнинг?

– Не утратил, – парировал собеседник. – Отвечай, пожалуйста.

– Лучше скажи, что он тебе наговорил, а я скажу, правда это или нет, – предложил голубой пони.

– Крэлкин сказал, что ты заклинанием отрастил себе крылья. Это правда?

– Да, – без тени смущения ответил отец.

– Ну, пап, зачем ты это сделал? – возмутился Шайнинг. – Неужели ты не мог попросить его вернуть вещь и все. Неужели применять такое сложное и опасное заклинание было так необходимо?

– Я просил, но он отказался возвращать, – парировал синегривый пони. – Я был очень расстроен обстоятельством, что гребешок, с которым меня соединяло такое большое количество времени и воспоминаний, был в зубах у этого Крэлкина. И я хотел его вернуть любой ценой. Тебе же Каденс что-то дарила. Вот представь, что эту вещь у тебя забрали и не отдают. Думаю, ты бы поступил точно также.

– Возможно, – обронил упавшим голосом бывший Главнокомандующий. – Но все же. Применять на себе такое заклинание очень опасно.

– Я слышал, что твоя сестра проделала такой трюк со своей подругой и вполне успешно, так что я был уверен в успехе этого заклятья.

– Отец, при всем моем уважении к тебе, но Твайлайт намного сильнее. Она может сотворить практически любое заклинание, ей Принцесса Селестия открыла доступ ко всем возможным архивам по магии, так что она может использовать заклинание по работе с материей, а ты – нет, – выпалил единорог. – Я же о тебе забочусь.

– Спасибо за заботу, но я тогда не мог думать ни о чем другом.

– Ну, хорошо, допустим, что это так, – продолжал свой допрос пони. – Я даже поверю, что за хвост ты его тянул в состоянии аффекта. Но зачем скрылся, использовав пространственное заклинание?

– В архив пришла Принцесса Селестия, – оповестил голубой единорог.

– И что? – возмутился белый жеребец. – Ты не мог с ней поговорить и попросить Крэлкина вернуть тебе расческу?

– Мы к тому времени… – замялся собеседник, – как бы сказать… затеяли небольшую потасовку.

– Ты дрался? – вскинул брови Шайнинг, с недоверием рассматривая отца.

– Ну, наверное, можно и так сказать, – согласился тот. – Ну, право слово, не мог же я предстать перед ликом принцессы в таком виде. Мне пришлось скрыться, чтобы у вас с Твайлайт не было проблем.

– У нас с Твайлайт? – с подозрение переспросил отпрыск.

– Если бы Принцесса Селестия увидела меня, принимающим участие в драке, то она бы пересмотрела свое отношение к вам обоим. А я не хотел этого.

– Почему бы она пересмотрела свое отношение к нам обоим. Я не понимаю.

– Боюсь, что сейчас, сын, тебе придется поверить мне на слово, раз ты сам не можешь понять этого.

Шайнинг обвел взглядом помещение кафе, пытаясь понять, слышал кто-то их разговор или нет. К своему облегчению, он увидел, что в кафе ровным счетом ничего не поменялось, царила такая же атмосфера, как и до его прихода, и никто не обращал внимания на двух единорогов. Облегченно вздохнув, белый жеребец обратил свой взор на отца и увидел обеспокоенность во взгляде.

– Пап, как ты думаешь, почему Принцесса Селестия имеет виды на этого земного пони? – спросил шепотом бывший Главнокомандующий.

– Тебе интересно это узнать? – спросил также тихо второй единорог. – Ты всегда был далек от дворцовых интриг, почему же сейчас ты этим заинтересовался?

– Принцесса никогда еще не вела себя так ни с одним пони. По крайней мере, я этого не замечал.

– Мне было бы тоже интересно узнать про это, но, увы, нам, наверное, не суждено узнать об этом никогда, – сказал собеседник, желая закончить разговор.

– Пап, не перекручивай, – посетовал Шайнинг. – Тебе что-то известно.

– Мне известно ровно столько же, сколько и тебе, – парировал голубой жеребец.

– Но ты все же обратил свой взор на Крэлкина. Сколько тебя помню, ты никогда не обращал внимания на земных пони, которые выглядят так, как он.

– Как же он выглядит?

– Он не следит за собой и за модой.

Горькая улыбка скользнула по мордочке старшего из единорогов, но тут же улетучилась.

– Меня, как и Принцессу Селестию, беспокоит этот пони, – признался он. – Почему-то она занялась им всерьез, если судить по твоим словам. Единственной причиной к такой активности может быть отсутствие кьютимарки.

– У него нет кьютимарки?! – воскликнул Шайнинг и привлек к себе внимание всей аудитории заведения. – Это я про своего кузена, – оправдался он, и посетители вернулись к своим делам.

– Я бы попросил тебя не так бурно реагировать на подобные откровения, – попросил отец. – Но все же я удивлен, что ты не знаешь о нем этого.

– Но что это значит?

– А как ты думаешь?

Бывший Главнокомандующий отвел взгляд и начал прокручивать в голове все возможные вариации, кем бы мог быть Крэлкин, однако не видел в нем никого, кроме вражеского шпиона.

– Он может быть не пони, – наконец сказал белый жеребец.

Голубой единорог поднес к губам горький напиток и залпом влил его себе в рот. Ненадолго скривившись от горечи, он откусил сахарное пирожное и посмотрел на сына.

– “Не пони”? – переспросил он. – Почему ты так решил?

– Раз у него нет кьютимарки, то он, скорее всего, не пони. На вид ему примерно четвертый десяток идет, и он до сих пор не нашел своего таланта. Это неправильно, так быть не должно.

– Ты подозреваешь, что тут могут быть замешана третья сторона? – с подозрением осведомился отец.

– Возможно, кто-то готовит заговор против Эквестрии.

– За этим тебя пригласила Принцесса Селестия? – спросил заинтересованно собеседник.

– Нет, не за этим, – отмахнулся Шайнинг.

– И ты не хочешь рассказать о цели визита даже своему отцу? – с наигранной обиженностью сказал синегривый пони, слабо улыбнувшись.

– Пап, давай вернемся к земному пони.

– Ну, хорошо-хорошо, – сдался голубой единорог. – Значит, ты считаешь, что Крэлкин – шпион.

– Возможно, даже перевертыш, – предположил бывший Главнокомандующий настороженным голосом.

– Думаешь, что Королева Кризалис…

– Я не исключаю и этого.

Глава семейства с минуту рассматривал своего сына, анализируя сказанное, и молвил спокойным, но серьезным голосом:

– Нет, он не может быть перевертышем или шпионом.

– Почему нет? – удивился белый жеребец. – У него нет кьютимарки, он пришел неизвестно откуда, им занялась лично Принцесса Селестия.

– Да, все хорошо складывается, если бы не одно “но”: он не пытается скрыться и передать информацию. И его не смущает открыто заявлять, что у него с верховным правителем холодная война. Он даже предупреждал меня, чтобы я не путался под ногами, чтобы они меня не раздавили, – усмехнулся пони.

– Ты исключаешь вероятность того, что он может лгать?

– С такими эмоциями не клевещут, – заметил голубой жеребец.

Шайнинг на мгновение посмотрел в глаза своего отца и опустил взгляд. Он умел улавливать, когда его отец может сомневаться в своей правоте, но это был не один из этих случаев.

– Значит, ты утверждаешь, что он не шпион, – сказал белый единорог. – Но тогда зачем принцессе тратить на него время? Может быть, она просто не знает, что он обычный пони?

– Постой, какой же он обычный, если у него нет кьютимарки?

– Но… – отпрыск раскрыл рот, но осекся на полуслове, совершенно потеряв нить в путаных объяснениях родственника: – А что ты думаешь по поводу всей этой истории?

– Болезнь, – просто ответил отец.

– Болезнь? – переспросил его Шайнинг.

– Этот земной пони, должно быть, заразился чем-то в далеких землях, что уничтожает метку талантов, – пояснил тот. – Для Эквестрии это может быть очень пагубно. Видимо, принцесса решила сама справиться с этой проблемой. Вот только непонятно, почему она держит его в замке?

– Может, боится, что он убежит и распространит болезнь?

– Не думаю. В замке тоже достаточно много пони, которые контактируют с жителями города. Тут явно что-то другое. Я был в том архиве две недели назад, но его там еще не было.

– Пап, а откуда у тебя вообще доступ в этот архив? – обеспокоенно спросил бывший Главнокомандующий. – Разве Принцесса Селестия разрешала тебе оттуда брать книги?

– Не разрешала, – согласился старший единорог, – но разве это преграда для пытливого разума?

– Ты же знаешь, чем это пагубно. Тебя отправят в изгнание.

– На твоей памяти было хоть одно изгнание?

– Нет, но…

– А в Эквестрии были проступки и похуже, – наставительно отрезал отец.

– Ты играешь с огнем, – недовольно сказал белый жеребец.

– Сейчас это не столь важно. Важнее разобраться, чем представляет опасность земной пони.

– Неужели это важнее твоей безопасности?

– Конечно, – безапелляционно сказал голубой единорог.

– Но зачем тебе это расследовать? – удивился Шайнинг. – Разве того факта, что он под пристальным взглядом принцессы, недостаточно, чтобы быть спокойным?

– Шайнинг, ты же был во главе страже Принцессы Селестии и не понял, что у нее и так много дел, чтобы отвлекаться на каких-то земных пони? Да, он опасен, но она до сих пор не отдала его в копыта ученых единорогов, которые бы уже определили болезнь и нашли от нее лекарство.

– Думаешь, – недоверчиво осведомился бывший Главнокомандующий, – тут дело не только в пустом боке?

– Я такого не говорил, – задумчиво ответил синегривый пони. – Однако это ли единственная проблема этого земного пони?

– И ты собираешь это разведывать?

– Время покажет. Все же интересно, почему у него нет кьютимарки, – сказал старший единорог.

– Пусть с этим разбираются ученые, наша задача следить за неприкосновенностью границ, – парировал собеседник.

– Как мало знает еще мой мальчик, – улыбнулся глава семейства и поднялся.

Вслед за отцом поднялся и сын. Сложенная газета, мирно покоящаяся на столе, подлетела и повисла рядом со старшим пони. Оставив на столе чаевые, родственники покинули уютное заведение и вышли на морозный воздух. Рог голубого единорога засветился, и в слабой вспышке перед ним материализовалась белая меховая накидка. Шайнинг подождал, пока его отец укутается в роскошную одежду, и двинулся вперед, скрипя утоптанным снегом.

– И все же попроси земного пони вернуть мне гребешок, – сказал синегривый жеребец и улыбнулся теплой, отеческой улыбкой.

III

Альтусу казалось, что он только прикоснулся к подушке, как его поднял стражник и погнал по коридору. Стражником оказался пегас в золотых доспехах, которые неприятно отсвечивали на солнце, проникающее сквозь огромные окна замка. Полусонный красный пони покорно семенил за проводником, не зная, где окажется в следующую минуту. Хоть он и понимал, что его ведут к Принцессе Селестии, но не думал, что его так скоро поднимут и отправят на растерзание в ее копыта. Пусть он и хотел услужить ей как мог, но он понимал, что она ему не доверяет, видит только чужака и может в самый последний момент передумать и отправить вслед за его другом через пространственный разрыв.

Перед тем, как попасть в тронный зал к принцессе, Альтус посетил душевую, в которой его бесцеремонно вымыли, не обращая внимания на вялые протесты. После душевой его ждала встреча с дворцовым парикмахером-единорогом, который тщательно уложил гриву и расчесал хвост, а также сбрызнул на него духами. Следом за парикмахером он посетил гардеробную, где его одели в красивую одежду.

Теперь он стоял перед Селестией, помпезно одетый в черный фрак, приятно пахнущий, с красиво уложенными волосами, и недовольно морщился от слепящего света. Правительница, лежащая на большой нежно-розовой подушке в окружении четырех пегасов в золотой броне, посмотрела на вошедшего и поманила копытом. Как только Альтус подошел ближе, она вручила ему свернутый в трубочку листик, вложив в открывшийся для приветствия рот. Гость на мгновение растерялся, но через секунду отвесил низкий поклон.

– Это список мест, куда ты отправишься в Клаудсдэйле, – сказала венценосная.

Жеребец скосил глаза на листик. Подумав, он выплюнул его на пол и посмотрел на кобылку. Она выражала спокойствие, будто не помнила всего, что вчера произошло.

– Где Крэлкин? – недовольно спросил он, и стража напряглась, окидывая его пристальным недоверчивым взглядом.

Чужак не ожидал такой реакции со стороны охранников, ведь он просто хотел узнать, где надоедливый маг, с которым он пришел в этот мир, чтобы вовремя отреагировать на его действия, и, испугавшись, отступил назад, предвкушая небольшую заварушку. Чем-то ему не хватало хоть какого-то действия, движения, наполненных смыслом взмахов копыт и крыльев. Когда он жил у ЭплДжек это чувство притуплялось каждодневными тренировками с подругой, но сейчас, когда он выздоровел и провел несколько дней в кровати у Зекоры и Флаттершай, ему хотелось продолжать заниматься.

«Неужели Принцесса Селестия права, и мы с магом не сможем привыкнуть к жизни в Эквестрии? Нет, нужно себя заставить и не делать резких движений, как зачастую делает Крэлкин».

– Ваше Высочество, – сказала спокойно Селестия.

– Что? – не понял пегас.

– Ты должен добавлять “Ваше Высочество”, – наставительно, но добродушно сказала кобылка.

– Простите, Ваше Высочество, – понял он.

– Хорошо, – улыбнулась венценосная.

Селестия приказала стражникам выйти, и те, замешкавшись, неспешно покинули покои, бросая на посетителя уничтожающий взгляд и цокая по полу золотыми подковами. Альтус провел их копыта заинтересованным взглядом, и когда дверь с грохотом закрылась, он немедленно перевел глаза на принцессу. Благосклонный взгляд королевской особы, устремленный на него, привел его чувства в равновесие, и он понял, что она не хочет причинить ему зла.

– Прежде чем ты покинешь Кэнтерлот, тебе необходимо научиться учтивости, – молвил аликорн. – Многие пони не поймут тебя, если ты не так посмотришь на них или выскажешься иначе, чем от тебя ожидают.

– Я понимаю, Ваше…

– Вот об этом я и говорю, – сказала Селестия. – Во благо Эквестрии, держи свой язык за зубами. Не вздумай даже никого перебивать, как это сейчас сделал ты, и как это сделала я. Неприятно, не правда ли?

Альтус кивнул, понимая, что скоро начнется новая жизнь, которая будет кардинально отличаться от той, которой он жил ранее.

– В Эквестрии действует высшая мера наказания – изгнание, однако подобной участи никто не удостаивался. Надеюсь, что и ты не получишь эту сомнительную награду.

Пегас вновь кивнул, ожидая продолжения.

– Как у чужака у тебя появятся новая работа и новые заботы. Старайся их выполнять добросовестно, как можно лучше. Должна тебя предупредить про Клаудсдэйл: пегасы не такие дружелюбные, как остальные пони и тебя могут вызвать на состязания, которые покажутся тебе плохими, но без них никак нельзя.

Альтус вновь кивнул. И, выдержав некоторую паузу, выпалил:

– Ваше Высочество, я знаю, что Вы мне еще не совсем доверяете, но я могу помочь Вам решить проблему с моим другом раз и навсегда.

– Решить проблему с твоим другом? – изумилась принцесса. – А почему ты решил, что Крэлкин создает какую-то проблему?

– Он несносный выскочка, который думает, что все может. И он будет пытаться сорвать магический ритуал, которым Вы хотите вернуть его назад.

– Я это понимаю, Альтус. Однако я не вижу никакой проблемы.

– Принцесса Селестия, Вы не понимаете, кто такой Крэлкин, – с досадой в голосе говорил пони. – Он маг, который всюду сует свой нос и добивается всего, чего хочет. Он выбирался из таких ситуаций, в которых, казалось, нам был конец.

– Какие это ситуации? – осведомилась Селестия.

– Ну, например, он подставлял своих знакомых, чтобы выбраться из передряг. Он выставлял меня вперед, чтобы я сражался и пробивал ему путь на свободу. Он выскакивал из лап смерти, когда это было практически невозможно. Крэлкин очень хитрый. Не позволяйте ему жить. Если Вы не можете его убить, то это сделаю я, – решительно заявил пегас.

– Альтус, что ты такое говоришь? – возмутился аликорн. – Какое убийство? Пусть как бы хитер не был Крэлкин, но у него за плечами всего пару десятков лет, когда я или Луна прожили тысячелетие.

– Но он не такой, как Вы полагаете, – сдавленно сказал Альтус.

– И что ты предлагаешь? Убить его? Тогда тебе придется отправиться в изгнание за такой проступок.

Альтус замолчал, понимая, что как бы ни поступил в данной ситуации, он все равно проиграет. Либо Крэлкин останется жить, либо он покинет Эквестрию навсегда.

– Не беспокойся, твой друг в надежных копытах, – заверила августейшая. – Что ж, я должна была предвидеть, что чужаки агрессивные даже друг к другу, – спокойно сказала принцесса, вздохнув. – Открой свиток, я тебе написала, куда ты можешь податься в Клаудсдэйле. Если найдешь другое место, где бы пригодились твои крылья, то никаких возражений не будет.

Альтус развернул свиток и увидел непонятные иероглифы, которые он никогда раньше не видел. Крутя листок перед собой, он смотрел на непонятные надписи задумчивыми глазами. Он силился прочесть хотя бы одно слово, но никак не мог понять даже одного символа, не говоря о том, чтобы составить из них хоть что-то.

– Ты читать не умеешь? – удивилась принцесса.

– Не умею, – робко обронил он.

– Это тебе тоже необходимо поправить. В Эквестрии могут читать все, даже в самых отдаленных районах страны.

– Хорошо, Ваше Высочество.

Листок подлетел к кобылке, и она прочла:

– Клауд Даст, Фабрика радуги. Улица старых крыльев, 117.

– А можно без адресов? – попросил пегас. – И что за фабрика такая?

– Что я говорила на счет перебивания?

– Прошу прощения, – потупился Альтус и опустил глаза.

– На фабрике радуги делают, как ты уже понял из названия, радугу и раскрашивают небо после дождя, – объяснила Селестия и продолжила читать: – Фог Турбид, контроль погоды, отдел туманов. ВильМейд, фабрика снега. Теурги Бурст, фабрика облаков. Тоуф Бриз – контроль погоды, отдел ветров.

Дочитав, кобылка свернула листик, и тот лег рядом с копытами Альтуса. Посмотрев на него непонимающим взглядом, пегас поднял глаза и уставился на принцессу. Что-то его тревожило, но что конкретно он не мог понять. Ему не нравилось, что его и Крэлкина разлучают, ведь только он был достаточно долго с магом, чтобы понять, когда тот начнет действовать всерьез. Все время, что он и Крэлкин пребывали в облике животных вдалеке от своего дома, маг вел наблюдательную тактику, собирал информацию и готовился к финальному прыжку. Альтус понимал, что вскоре этот финальный прыжок должен был произойти, ведь прошло практически два месяца. Через два месяца Крэлкин начинал активно претворять свои планы в жизнь, чтобы скрыться от магов в очередном слепом переходе. И пегас начинал бояться за свою жизнь и жизнь всех, с кем он успел тут познакомиться.

– Что-то непонятно? – поинтересовалась августейшая.

– Меня все равно беспокоит Крэлкин и то, что он может сделать, – оповестил о своих страхах чужак.

– Не переживай, все будет хорошо, – попыталась успокоить его Селестия, но это не произвело никакого эффекта.

– Вы не понимаете, кто он такой, – в отчаянии проговорил жеребец. – Даже без магии он может многое.

– Что же он может сделать? – осведомилась королевская особа.

– Я не знаю, но я опасаюсь даже за свою жизнь, – признался Альтус. – Его необходимо закрыть на ключ и стеречь днем и ночью, – с вызовом добавил он.

– Такой необходимости нет. И я попрошу больше не поднимать подобную тему, особенно с кем-либо еще.

– Как скажете, Ваше Высочество, – обреченно вздохнул красный пони.

– У тебя остались вопросы?

– Только один: где Клаудсдэйл? – Селестия выжидающе посмотрела на него. – Ваше Высочество, – спешно добавил он.

– Я дам тебе провожатого, он покажет тебе, где город и поможет устроиться на работу, – благосклонно произнесла кобылка. – Отправишься завтра на рассвете. До города пегасов путь не близкий, но раз уж ты смог пересечь расстояние от Понивиля до Кэнтерлота, то не думаю, что у тебя возникнут большие трудности. Постарайся все же как можно скорее найти работу и влиться в общество пегасов. Думаю, недели на все про все будет предостаточно. Если у тебя вопросов нет, то я тебя больше не задерживаю.

Альтус поклонился, подхватил листик и направился на выход. Как только дверь в тронный зал отворилась, выпуская чужака, четыре стражника сразу же зашли и приняли исходную позицию. Камень на душе Альтуса лежал неподъемным грузом. Он не хотел лететь в незнакомый город и оставлять Крэлкина одного, но выбора у него не было. Принцесса сама хотела играть с бывшим магом, но пегас не верил в то, что она сможет победить. Слишком все стало сложно, и он даже не мог бы сказать, насколько далеко готов зайти Крэлкин в своем стремлении получить то, что он хочет. Теперь он видел перед собой своего друга с ножом, стоящим над окровавленным телом Принцессы, хищно озирающегося и ищущего новую жертву, которая осмелится противостоять ему и его стремлению получить желаемое.

Как только дверь закрылась с гулким стуком, разнесшимся в самые дальние уголки замка, Альтус тряхнул головой, выбрасывая мрачные картины вероятного будущего, и осмотрелся. Где он был, он даже не имел ни малейшего понятия, да и где ему выделили комнату – тоже. Развернувшись, он окинул взглядом большую золоченую дверь и подумал, стоит ли беспокоить Принцессу Селестию, и, решив, что сам найдет дорогу назад, повернул направо и пошел вперед.

Петляя по однотипным путаным коридорам дворца уже второй десяток минут, пегас окончательно заблудился и остановился около больничного крыла. Вначале он решил спросить дорогу у персонала, но потом осознал, что его тут никто не знает и видит впервые, и поплелся дальше, опустив голову и хвост. Что ему теперь делать, Альтус даже не представлял, а попадаться на глаза самой Принцессе Селестии он не хотел.

Побродив с час по замку, переходя по лестницам, этажам и делая петли, он начал искать стражника, который его провожал до комнаты, любезно предоставленную ему белым аликорном. Плутая еще около четверти часа, в одной из комнат он увидел Принцессу Луну, увлеченно читающую книгу. Решив ее не беспокоить, Альтус тихонько обошел ее покои, стараясь, чтобы кобылка его не заметила, пошел дальше и оказался перед большой золотой дверью тронного зала Селестии.

«Да что вас всех», – ругнулся он и пошел назад. Уже бесцельно прохаживаясь по замку, он оказался в огромном коридоре. Стражники, которые встречали его на пути, одаривали пегаса подозрительным взглядом, некоторые интересовались, почему он ходит в одиночестве по дворцу, и Альтус терпеливо объяснял, что он разговаривал с Принцессой Селестией и сейчас отдыхает после аудиенции, гуляя по замку и осматривая его достопримечательности. Хоть он сам никаких достопримечательностей не видел, но он не хотел, возвращаться к принцессе и представать в неловком свете перед ней и, тем более, перед стражниками.

В большом коридоре, в который он попал, Альтус еще не был и, разинув рот, осматривал фацетные витражи, которыми были сделаны все окна. Витражи были выполнены грубо, но, тем не менее, можно было различить отдельных пони или существ, которых изображали авторы работ. Не скрывая восхищения, пегас открыто рассматривал диковинку, отмечая знакомых пони, которых он видел в Понивиле и незнакомых. Каждый витраж описывал какое-то свое событие, но пегас не понимал, чему конкретно была посвящена та или иная стеклянная картина. Однако витражи его поразили до глубины души, и он не мог налюбоваться ими. Особенно прекрасными они ему казались в лучах заходящего солнца. «Уже закат? – панически подумал он. – Надо бы поторопиться, а то неизвестно что обо мне подумает Селестия. Черт, сколько же я тут блуждаю?»

– Нравится? – спросил чей-то голос за спиной Альтуса, и тот подпрыгнул, выронив заслюнявленный свиток изо рта. Сзади него стояла Принцесса Луна, а на крупе лежала книга в твердом зеленом переплете. Темная грива и хвост развевались сами собой и были подобны грозовым тучам.

– Да, Ваше Высочество, нравится, – признался жеребец. – А это не Вы здесь изображены? – указал он на два витража: с Принцессой Селестией и с шестеркой знакомых пони, которые поражали радужным лучом темную кобылку, похожую на младшую сестру старшего потентата.

– Да, – грустно согласилась она и подошла к первому витражу с Принцессой Селестией. – Только датировка перепутана. Но это, я так полагаю, только к лучшему.

– А как должно быть? – спросил Альтус. Луна на него посмотрела мутным взором. – Ваше Высочество, – быстро добавил пегас, и вызвал страдальческую улыбку на мордочке принцессы.

Повисло продолжительное молчание. Чужак ждал, пока кобылка выйдет из своего ступора и скажет хоть что-то.

– Это не так уж и важно, — промолвила она вскоре. – В любом случае, уже не важно.

– Понятно, – потянул пони.

Венценосная особа еще немного постояла в глубокой задумчивости, смотря на витражные рисунки. Жеребец смотрел вместе с ней, не переставая восхищаться работами. Скользнув краем глаза по грустной мордочке кобылки, он хотел поговорить с ней, но не думал, что это возможно в его положении. Он помнил, какие напряженные отношения у двух аликорнов и не хотел усугублять положение своими неловкими замечаниями. К тому же, она была из королевской семьи, а он не был даже пони.

– А ты почему не у себя в комнате? – спросила Луна, обратив внимание на Альтуса. – Ты же заблудиться можешь. И почему ты во фраке? Я думала, что Селестия уже давно закончила с тобой разговаривать. И как ты вообще попал сюда?

Нежно-красный пегас судорожно улыбнулся и смутился. Переборов свой страх, он все же решил признаться:

– Да я как бы и заблудился. Я вышел от Вашей сестры, Ваше Высочество, и блуждаю уже около… не помню уже сколько я тут хожу.

– Селестия с тобой никого не отправила? – возмутилась кобылка. – А как же стража и другие работники замка? Неужели тебе никто не помог?

– Я не хотел никого занимать таким пустяком.

– Хорошо, я тебя проведу до твоих покоев, раз уж ты такой стеснительный, только мне нужно в библиотеку заскочить, – сказала она и посмотрела на книгу, мирно лежащую на ее крупе. – Я смотрю, ты тоже увлекся литературой? Правильно, читать – полезно.

Аликорн указал на выпавший листик Альтуса.

– Да нет, – сказал он. – Это мне Принцесса Селестия дала. Я полечу завтра в Клаудсдэйл. А тут список мест, где я бы мог быть полезен.

– Можно взглянуть? – спросила учтиво Луна.

– Пожалуйста.

Августейшая магией подтянула свиток к себе и быстро ознакомилась с содержимым.

– Да, – неуверенно потянула она, возвращая список владельцу. – Не думаю, что ты будешь сейчас где-то очень полезен, хотя, наверняка Селестия знает пегасов лучше меня.

– Полагаю, что так оно и есть, – невольно согласился чужак. – Пойдемте в библиотеку, Ваше Высочество?

– Да, конечно, – согласилась она.

Альтус провел еще один томительный час в старинном пыльном огромном помещении. Библиотека Твайлайт, в которой жила единорожка тонула в сонме литературы, которая высились на высоченных полках. Темное затхлое хранилище было выполнено в духе инквизиционных пыточных, как сразу заметил чужак, лишь зайдя в огромный заставленный стеллажами зал. Протискиваясь между узкими рядами полок за принцессой, упирающимися прямо в потолок, пегас замечал неряшливость сложенных книг, а свитки нередко были втиснуты в первое попавшееся свободное место, не особо заботясь о сохранности информации. Луна долго выбирала книгу, которую смогла бы почитать на досуге, доставая десятками старинные тома, быстро просматривая и убирая их обратно, попутно поднимая кучу пыли. Альтус чихнул и засеменил к очередной полке за кобылкой. Когда с выбором литературы было покончено, а солнце практически скрылось за горизонтом, рог Принцессы Луны засветился синеватым светом.

Выйдя в коридор и проверив, хорошо ли закрыта дверь, кобылка остановилась и положила книгу на ближайший подоконник.

– Подожди немного, я сменю свою сестру, – сказала она и, закрыв глаза, мордочка венценосной напряглась, словно сейчас она творила очень сильную магию. Альтус видел, как Крэлкин несколько раз пробовал осваивать новые сложные заклинания и помнил, с каким выражением лица он это делал, а также усек, что нужно держаться подальше от магов, пытающиеся колдовать что-то новое, потому он отступил на несколько шагов от аликорна и напряженно уставился на источник магии. Рог на несколько секунд вспыхнул, ослепив пони, и погас, распространяя мерклый мерцающий свет в темноте. Солнце село, и на смену ему на небо выплыла полная круглая луна.

– Вы луну на небо поставили? – спросил Альтус, выглядывая в ближайшее окно.

– Да, – с некоторой утомленностью в голосе сказала кобылка.

– И так каждую ночь? – ужаснулся пегас.

– Конечно.

– И Вы не устаете? – с подозрением осведомился чужак, будто ожидая, что принцесса усмехнется и скажет, как он еще мал, чтобы понимать, что такое усталость.

– Устаю, но кто-то должен делать эту работу. Больше некому. Когда-то давно, будучи наивным жеребенком, я взяла ответственность за вращение лунного небесного светила вокруг планеты и уже не первый год кляну себя за это. Тяжело давнишнее бремя.

Альтус с сожалением посмотрел на кобылку, та наградила его не менее страдальческим взглядом в ответ. По коридору прошелся стражник-единорог, зажигая магией коридорные светильники, и озадаченно посмотрел на пару.

– Пошли, я тебя проведу, а то тут будешь блуждать до середины ночи, если вообще найдешь дорогу, – сказал аликорн, подхватив книжку с подоконника и уложив ее себе на круп.

Луна провела Альтуса в его комнату и быстро попрощалась. Пегас учтиво поблагодарил ее и, как только принцесса покинула его, тут же завалился в постель. «Сейчас мне страшно даже думать, что может сделать Крэлкин, как навредить Эквестрии, Селестии, Луне, Флаттершай, да и вообще какому-либо пони, ведь они так беззащитны. Если вдруг погибнет Луна, то движение светил остановится и мир канет во тьму или вечный свет. Что же ты собираешься предпринять, Крэлкин? Как собираешься действовать? Кто станет первой мишенью для тебя?

Не думаю, что ты выберешь Селестию, ведь она уже выбила все дерьмо из тебя. Тогда кто? Твайлайт? Луна? Я? Кто бы то ни был, но каждый пони находится в смертельной опасности. Неизвестно, как и для каких целей он собирается использовать их. Если это буду я, то это один разговор, но если кто-то другой, то это совершенно иное. Нельзя дать ему действовать, нельзя дать ему даже носа сунуть за библиотеку Твайлайт. Но как, если я буду очень далеко, а Принцесса Селестия и слушать меня не желает?»

– Крэлкин, надо было тебе быть единорогом, – проговорил шепотом жеребец. – Тогда бы я заставил тебя вытащить нас отсюда безо всякой придуманной игры. Как же я тебя сейчас ненавижу.

Живот пегаса протяжно заурчал, вторя перестуку сухих веток под небольшими порывами ветра где-то внизу. Ночь только вступала в свои права, а жеребец уже валился с ног и хотел поскорее отправиться в страну снов, предвкушая утомительный перелет в город крылатых пони. Размышляя о проводнике, которого Селестия предоставила ему, он представлял его могучим пегасом, который не раз сражался на арене, как и он сам, и побеждал бывалых воинов одним ударом копыта. Но он понимал, что встретить такого пони можно только в мечтах, которым никогда не суждено осуществиться, по крайней мере, в Эквестрии. Улегшись поудобнее, он немного поворочался и закрыл глаза. «Клаудсдэйл», – благоговейно прошептал пегас и окунулся в объятья Морфеуса.

IV

Крэлкин долетел до Понивиля без происшествий, чего не ожидал от Принцессы Селестии. Воздушная повозка приземлилась у большого дуба, который служил библиотекой для всего провинциального города. Сухо поблагодарив мрачных пегасов, он проводил их взглядом и невольно поежился от холода. Осмотрев ночную улицу, жеребец пытался найти кого-то, кто бы мог увидеть его возвращение, но, не заметив ничего подозрительного, зашел в обитель знаний.

Как только земной пони закрыл за собой дверь, он оказался в темном книжном зале, залитым слабым мерцающим голубым светом, заполняющий все пространство помещения и выхватывая из тьмы пугающие очертания предметов. Филина, к которому Крэлкин несколько привык, не было. Разлука с пернатым любимцем Твайлайт никак не отразилась на белом жеребце, однако он был рад, что через него Селестия не могла следить за ним. Но мерклый свет, который заливал все вокруг, внушал намного большие опасения, чем шпионящая птица.

«Кто это может быть? Неужели Спайк по ночам делает какие-то опыты в отсутствии Твайлайт? Не думаю, этот дракон мал и наивен. Тогда он мог и пригласить пожить какого-то единорога. Но что этот единорог делает ночью на кухне? И что это вообще за мерцание? – Крэлкин стоял у двери в нерешительности и не знал, что делать. – Пойти его, что ли, поприветствовать? Но вдруг он агрессивен и попытается напасть на меня? Нет, исключено, – одернул себя жеребец. – Общество пони дружелюбно, за исключением некоторых особей. Могу сейчас проверить это, однако подобная выходка может стоить мне жизни. Что же делать?»

Упираясь крупом в холодную деревянную дверь, Крэлкин невольно подался назад, когда увидел, как тень скользнула по полу и скрылась за стеной. Судорожно сглотнув, он приоткрыл дверь, оставляя для себя шанс для быстрого побега, и, стараясь как можно тише ступать, направился ко входу на кухню. Как только он заглянул внутрь, его окликнул знакомый голос и на душе у Крэлкина похолодело:

– Проходи, тут целый погреб с едой, – позвал его веселый голос пони.

Из дыры в полу показалась голова голубого единорога с темно-синей гривой, держащая перед собой в синем облачке банку с каким-то красным содержимым. Белый жеребец шарахнулся назад, но врезался крупом во что-то твердое и моментально развернулся, трогая перед собой невидимую стену.

– Не переживай, ты не первый, кто попадался на этот трюк, – подал голос единорог.

Крэлкин понял, что незваный гость даже не собирался его преследовать, понимая, что жертве некуда скрыться и рано или поздно она сама придет к нему. «Этот пони агрессивен. Он напал на меня в замке Принцессы Селестии и теперь спокойно разгуливает по библиотеки чуть ли не самого сильного единорога в его мире, даже не остерегаясь возвращения хозяйки. Да и отработанный прием с ловушкой, которым он пользовался до того, как встретил меня, наводят на мысли, что единорог – засланный пони, причем не Селестией, а кем-то иным, не таким могущественным, но достаточно сильным. Разве только он не из Аеквивалереума, что тоже исключать не стоит».

– Присоединяйся, – предложил незнакомец. – Мне, например, не сильно хорошо думается на голодный желудок. Да и горячий чай с хорошим земляничным вареньем повышает настроение и настраивает собеседников на приятный разговор.

– Будто мне есть о чем с тобой говорить, – отозвался недовольно Крэлкин, пытаясь говорить как можно громче, чтобы Спайк или Совелий проснулись и выпроводили незваного гостя, однако ни один, ни второй не спешили на его зов о помощи.

– Не старайся кого-то разбудить, этот щит поглощает любые колебания, включая колебания воздуха, – добродушно сказал единорог.

– То есть меня никто не услышит, – заключил белый жеребец, тряхнул гривой и направился на кухню, где его ожидал неприятный собеседник.

«Насколько же силен мой новый оппонент, если он продумал все так тщательно? Маги, с которыми я сражался ранее, не могли следить за всем так скрупулезно, а тут я вижу полную противоположность: сильный думающий наперед единорог. Почти как Селестия».

– А ты умен, – подметил голубой пони, оторвавшись от приготовления стола. – Неудивительно, что ты на прицеле у принцессы.

– Я так понимаю, что и с Шайнингом ты знаком, – сказал Крэлкин. – Не знаю, передал он тебе или нет, но твой дражайший гребешок был уничтожен.

– Прискорбно слышать такое, Крэлкин.

– Откуда ты знаешь мое имя? – встрепенулся жеребец.

Вместо ответа единорог лишь криво усмехнулся и продолжил нарезать хлеб, тотчас же намазывать его маслом и поддерживать магический огонь, горящий под чайником, который висел недалеко от него. Пони так хорошо управлялся с магией, что Крэлкин даже рот открыл от удивления. Он еще не видел ни одного мага-телекинетика в своем мире, который бы мог руководить подобным оркестром из разных предметов. «А если учесть, что он поддерживает щит, чтобы я не убежал, да магический огонь под чайником, то подобных магов у меня в мире вообще не существует. Неужели все единороги такие искусные в управлении своей силой?»

– Так откуда тебе известно мое имя? – напомнил о своем вопросе чужак.

– Шайнинг знает его, он и сказал, – не отрываясь от дел, сообщил единорог.

– Вроде как он должен был допрашивать, а не выдавать государственные тайны, – недовольно сказал Крэлкин.

– С чего ты решил, что твое имя – это государственная тайна? – с лукавой улыбкой спросил собеседник. – По твоему имени можно кое-что сказать.

– И что же по нему можно сказать? – раздраженно спросил белый жеребец, понимая, что начинает нервничать.

– Например, что ты не из Эквестрии, – просто ответил пони. – Имени с таким сочетанием букв у нас нет. Вероятнее всего, ты откуда-то из-за границы.

– А ты перепись населения ведешь что ли, что уверен в своей правоте?

– Нет, мне это не нужно, у меня есть другие способы доставать информацию.

«Значит, зона его осведомления намного шире, чем у Селестии. Или это только так кажется на первый взгляд? Необходимо проверить и это, но что-то он слишком уверенно ведет себя. Он что-то скрывает, но что? Крайне необходимо понять, что же таится в его голове и что он, в конце концов, от меня хочет получить».

– Меня отец так назвал. Мать была против, но он настоял, и получилось такое имя, – уверенно солгал Крэлкин.

– Врать у тебя, между прочим, не получается, – сказал единорог.

– Откуда ты знаешь, что это не так? – с испугом проговорил жеребец.

– Я знаю, что ты появился в Эквестрии около двух месяцев назад и сразу же попал под взгляд принцессы. Я знаю, что ты дружишь с пегасом по имени Альтус, с единорожкой по имени Твайлайт и драконом Спайком. Знаком с земной пони ЭплДжек, которая владеет вместе со своим братом фермой в этом городе, также знаешь Пинки Пай, которая работает в “Сахарном уголке” кондитером. Я могу продолжать еще достаточно долго, но суть не в перечислении известных нам имен. Кстати, у пегаса тоже странное имя, но у него есть кьютимарка, что доказывает, что он либо из Эквестрии, либо настоящий пони.

– Что значит “настоящий пони”?

– Это значит, настоящий пони, – наставительно ответил незнакомец. – Подожди, не мешай.

Чайник уже закипел, весело насвистывая мелодию, и единорог вновь принялся творить магию. Перед чужаком летала разная кухонная утварь, подчиненная воле гостя, все действия он выполнял прямо на весу, лишь краем глаза скользя по предметам, с которыми взаимодействовал, и не проливая на пол ни капли из чайника. Стол был сервирован через минуту, и Крэлкин не мог поверить глазам, как быстро и четко этот единорог справился с поставленной задачей.

– Нравится? – спросил тот, видя изумленный взгляд своей жертвы.

Однако бывший маг мгновенно принял серьезный вид и грубо обронил:

– Научи.

– Вначале тебе необходимо обзавестись рогом, – хохотнул гость.

– Вначале необходимо научиться манерам, – сухо бросил земной пони, – и сказать, как тебя зовут?

– Майт Вседержитель, – сообщил единорог.

– Майт Вседержитель? – с пренебрежением переспросил Крэлкин. – Был только один Майт, который умер, превратившись в легенду.

– Любишь читать сказки на ночь? – весело поинтересовался голубой жеребец.

– Да, такие, как история Эквестрии, – как можно грубее ответил собеседник.

Пони посмотрели друг другу в глаза, будто пытаясь прочесть мысли, но единорог широко улыбнулся и шикарным жестом пригласил Крэлкина за стол.

– Мне одному все не съесть, – сказал он. – Да и ты должно быть проголодался. Меня лично мутит от всех этих перелетов. Не думаю, что земным пони по вкусу подобные воздушные колесницы, да еще и открытого типа.

– Ты следил за мной? – с опаской спросил чужак, смотря, как гость усаживается на деревянный стул. Он чувствовал себя на крючке, но не видел, где бы мог проколоться и выдать себя. Он подозревал разве что Альтуса, который сливал информацию врагам, переметнувшись в стан противника.

– Неужели во всех библиотеках все стулья такие неудобные? – проговорил Майт, проигнорировав вопрос Крэлкина. – Нет, взять хотя бы сидельные подушки, так гармонично вписывающиеся в любой интерьер…

– Так что на счет слежки? – оборвал гостя бывший человек.

– А что с ней не так? – удивленно осведомился жеребец. – Мы все за кем-то следим. Ты следишь за Селестией, мы следим за тобой. Все закономерно. Ты присаживайся, не стесняйся, у нас весь остаток ночи впереди.

– Я почему-то в этом не сомневаюсь.

С этими словами Крэлкин залез на стул и убедился, что для сидения он был предназначен лишь косвенно, хотя на вид не отличался от обычных стульев в его мире. Теперь он понимал, почему Твайлайт предпочитала лежать на полу или стоять у стола, чем сидеть на кухне и читать книги.

– С твоего позволения, я хочу задать вопрос, – сказал единорог, намазывая хлеб с маслом толстым слоем варенья. Крэлкин неодобрительно посмотрел на него, поражаясь наглости гостя, но ничего не сказал. – Почему ты решил, что я хочу использовать твои волосы для магического ритуала?

Крэлкин лишь фыркнул и отвернулся.

– Неужели я спросил какую-то глупость?

– Теперь я знаю, откуда у тебя вся та информация, которой ты обладаешь, – пренебрежительно отозвался белый жеребец.

– И откуда же, позволь поинтересоваться?

– Шайнинг. И косвенно его сестра: Твайлайт.

Крэлкин скользнул взглядом по озадаченной морде единорога и слащаво улыбнулся.

– Но откуда ты знаешь об этом? – не поверил своим ушам синегривый гость.

– Оттуда, что Шайнингу я сказал заведомо неверную информацию, когда он спросил о том, что произошло в библиотеке, а когда я узнал, что вы знакомы, то не пожалел, что так поступил, Майт Вседержитель. Ты выведал всю информацию, что знаешь, у него, но не знаешь ни моего истинного происхождения, ни целей, которые я преследую. Помимо этого, о друзьях знает только Селестия и Твайлайт. Не думаю, что принцесса будет откровенничать с бывшим Главнокомандующим, а вот брат и сестра могут поговорить о друзьях, которые у них появились, и о жизни вообще. Но Твайлайт тоже многого не знает, в отличие от Принцессы Селестии. И ты не общался напрямую с Твайлайт, ведь если это было так, то ты бы не разменивался на подобный слив не интересующей тебя информации, вроде как кого я тут знаю и с кем дружу. Кстати, со Спайком я дружу лишь косвенно. Эту информацию знает Принцесса Селестия, но не знает ни Твайлайт, ни Шайнинг, ни даже сам Спайк. Да и общайся ты с Твайлайт напрямую, чего не было, у тебя возникли бы совершенно иные вопросы. А с Селестией ты не имеешь никаких точек соприкосновения, пусть даже и косвенных, но хотел бы иметь пони, который крутится у нее, о чем свидетельствовала твоя заинтересованность моей враждой с принцессой и знакомство с Луной еще при нашей первой встрече. Впрочем, я еще не понял, чем тебя заинтересовала Рарити, но думаю, что это было сказано только для отвода глаз.

Единорог задумался над всем, что только что услышал и Крэлкин понял, что перехватил инициативу в разговоре. Пока гость смотрел на него мутным взором, земной пони потянулся обоими копытами к банке с вареньем, наклонил ее над бутербродом и вылил немного тягучей массы поверх масла. Размазав консервацию копытом, он принялся слизывать с него сладкую жижу, смотря пристальным взором на единорога.

– Ну, кто так себя ведет? – посетовал гость.

– Извините, магии не обучены, – с издевкой произнес Крэлкин. – Может все-таки, скажешь свое настоящее имя?

– Для тебя я Майт Вседержитель, – холодно проговорил собеседник.

Белый жеребец вздохнул, понимая тщетность своих потуг.

– Чего тебе и твоим дружкам вообще от меня надо? – с нажимом спросил он.

– Почему ты решил, что я не один?

– Твое перемещение отличалось от перемещения Твайлайт Спаркл, – пояснил Крэлкин. – Не та сила вспышки, не та концентрация… Не ты сам перемещался, а, скорее всего, тебя притянули к себе.

– Ты считаешь, что магия Твайлайт совершенна? – недовольно бросил единорог.

– Я в этом уверен. Сильнее нее может быть только ее брат или же аликорны. Хотя… – Крэлкин театрально сощурил глаза и окинул единорога оценивающим взглядом. – Хотя ты можешь быть потомком пони с улучшенным геномом.

– Что ты вообще знаешь о геноме?

«Значит, он понимает, что такое геном. По сути, он этого не скрывал даже при первой нашей встрече, однако Селестия мне явно сказала, что Эквестрия не знакома с подобным термином. Да и ее отношение к генетике весьма негативно, что позволяет думать, что аликорн уничтожил или скрыл всю информацию, касающуюся науки от чужих глаз. Но раз мой гость знает о генетике, то он либо владеет дополнительной информацией, либо имеет доступ к засекреченному архиву Селестии с подобной литературой».

– Больше, чем ты можешь себе представить, – злобно сказал земной пони. – Да я о многом могу рассказать, что касается даже магии.

– Так как ты думаешь, зачем мне нужны были твои волосы? – спросил единорог неживым голосом.

– Вариант с магическим ритуалом ко мне пришел немного позже, – отвечал жеребец. – Вначале я подумал, что ты из Аеквивалереума и хочешь посмотреть мой геном и использовать для своих целей, что непозволительно, но потом я понял, что за тысячелетие Аеквивалереум должен был кануть в историю. Но все же я склоняюсь к тому, что ты состоишь в организации, которые следуют по пути Аеквивалереума, или же Аукторитаса.

– Почему ты уверен в своей правоте?

– Я не уверен, я просто предполагаю, – сказал пони и попросил: – Будь так любезен, налей чаю.

Чайник и заварник взмыли в воздух, и через мгновение в кружке дымился благоухающий напиток.

– Сколько сахара? – учтиво осведомился Майт.

– Пожалуй, что три ложки хватит, – также учтиво ответил Крэлкин.

Как только сахар был размешан, земной пони отхлебнул горячительный напиток, и приятная нега расплылась по телу.

– Вообще-то я не пью и не ем то, что приготовил для меня враг, но для тебя я сделаю исключение, – сказал он. – Однако это было в первый и последний раз.

– Что же заставило тебя иметь врагов? – осведомился гость, попутно наливая себе чай. – Я понимаю, что внешняя обстановка за границами Эквестрии к этому располагает, но мне хотелось бы услышать твою историю.

– Знания, – коротко обронил земной пони и продолжил трапезничать.

– “Знания”? – переспросил жеребец. – И какие знания интересовали твоих врагов?

– Ну, к примеру, знания о трансформации материи.

– Откуда ты об этом знаешь? – спросил с подозрением голубой единорог и откусил бутерброд.

– Я много чего знаю, – пространно намекнул чужак. – Моя голова нужна была практически всем, кого я знаю. Да и тем, кого не знаю, тоже.

– Мне крайне интересно узнать, что хранится у тебя в голове.

– Слушай, а ты случайно не за мной пришел? – с подозрением спросил бывший маг. – А инцидент с расческой был просто надуманным, чтобы узнать о связях, которые у меня тут появились.

– Нет, я тебя вижу только второй раз в жизни, – заверил его гость.

– Но что тебя заинтересовало во мне? Я обычный пони без особых отличий…

Крэлкин стукнул себя грязным копытом по лбу, оставив красную отметину.

– Понял? – осведомился единорог.

– Отсутствие кьютимарки.

Внезапно белый жеребец засмеялся, заставив Майта напрячься.

– Ты решил, что я чем-то болен? – сквозь хохот спросил Крэлкин.

– Ты находишь это смешным?

– Я нахожу смешным то, что ты не доверяешь свой принцессе, – сказал земной пони, отсмеявшись. – Еще один повод считать, что ты из последователей Аеквивалереума.

– Почему это я не доверяю Принцессе Селестии? – спросил тот напряженным голосом.

– Потому что она меня сюда отпустила, зная о моем пустом боке, однако ты все равно гнешь свою палку, думая, что твоя правительница поступила неправильно. Такое может себе позволить только Твайлайт.

– А Твайлайт почему может позволить себе не верить принцессе? – удивился собеседник.

– Она ее ученица и больше ведает в силе и помыслах своего ментора, – объяснил Крэлкин. – Куда мне или тебе понимать ее намерения? Она аликорн, живущая уже как тысячелетие, а кто мы в ее глазах? Просто пони, которые приходят и уходят. Мы лишь капли в океане вечности.

Голубой единорог не ответил, только задумчиво посмотрел на пар, поднимающийся над кружкой, и углубился в себя. Крэлкин только того и ждал, чтобы оппонент вконец сдал позиции, медлил с фразами, затруднялся отвечать и тянул время. По его меркам до рассвета оставалось совсем немного, ведь его вылет был задержан по непонятным для него причинам, а перелет под холодными порывами ветра был весьма утомителен для пегасов и медлительным для земного пони.

Продолжая поедать бутерброды, чужак смотрел на собеседника, пытаясь предугадать, что же он на самом деле хочет от него, почему пытается наладить контакт, когда может взять свое силой и уйти. «Волосы, хоть и ценное приобретение, но все же не конечная цель. Так что их конечная цель? Единственное, что приходит на ум – это шпионаж за правящей элитой, однако неужели он и его прихвостни настолько глупы, чтобы подумать, что я пойду против главного аликорна страны? Но я же сам дал им повод думать именно в этом русле, когда сказал ему, что у меня с Селестией холодная война. Опять я куда-то попал, и, на этот раз, я оказался без поддержки».

– В любом случае, океан состоит из капель, – сказал спустя некоторое время единорог. – А вечность состоит из мгновений.

– Только тогда твое утверждение верно, когда вечность состоит из одного мгновения, а море из одной капли, – парировал земной пони. – Однако море наполняется столетиями, а вечность твориться на протяжении существования времени. И никто ничего не сможет с этим сделать. Ни ты, ни я, ни даже Селестия. Есть нерушимые законы мироздания, которые действуют всегда и везде, вне зависимости от того, где они применяются, и кто их использует.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Да так, ничего, просто мысли вслух.

– Странные мысли в твоей голове.

Крэлкин сделал вид, что задумался и посмотрел в окно. Небо начинало медленно сереть. Ему оставалось немного времени продержаться до пробуждения Спайка, и сейчас была хорошая возможность для того, чтобы выглядеть задумчивым, с виноватой мордой смотреть в окно и думать о проступках, которые совершил в жизни. Так он делал довольно часто, когда не хотел разговаривать или когда хотел запутать врага, но доводилось применять подобный прием редко.

– Ладно, как бы то ни было, но мы отвлеклись, – сказал единорог, оживая.

Крэлкин посмотрел на собеседника непонимающим взглядом.

– Ты говоришь, что не болен, но раз так, – продолжал тот, – то ты дашь в доказательство свои волосы, и мы на время расстанемся. Я сделаю все необходимые…

– Свои волосы я не дам, – спокойно сказал чужак, отхлебнув чай, будто ничего ненормального не произошло.

– Ты опять начинаешь? Я из-за тебя потерял дорогую мне вещь, так что не заставляй меня применять силу. Я могу, но не хочу пока что.

– Отчего же? – хищно оскалился земной пони и сдвинулся на стуле, чтобы было удобнее отступать. Он еще не потерял надежду скрыться на улице где-то в кустах, поднять вой, а потом, извинившись перед жителями Понивиля, забаррикадироваться в библиотеке. «Но что, если он вернется? Какой смысл в баррикадах, когда мой противник может перемещаться в пространстве? Необходимо будет моментально найти невидимый и простой способ, как защитить себя от незваных гостей. Непроницаемый щит не подойдет, будет слишком много вопросов, но тогда что? Главное, сейчас скрыться».

– Не думай, что я не получу то, что хочу, – предупредил его единорог.

– Я знаю, что ты не получишь то, что хочешь, – сказал Крэлкин и юркнул за стол, скрываясь от глаз и магии гостя.

Услышав, как Майт поднялся, белый жеребец пополз по полу, стараясь не попадаться в поле зрения незваного гостя, однако не успел он сделать нескольких крохотных шагов, как в дверь неистово забарабанили, и кухню озарила яркая вспышка света. Холодный синий свет тут же пропал, оставив Крэлкина в предрассветной полутьме, слушая стуки о входную дверь и ворчащий голосок заспанного помощника библиотекарши. Белый жеребец понял, что противник отступил, но как скоро вернется, мог только предполагать. Он думал, что времени у него всего до следующей ночи, и, отталкиваясь от этой информации, начал строить план действия на весь день.

Послышался топот босых ножек. Выглянув из кухни, жеребец увидел, что у двери была зажжена свеча, дракончика, протирающего глаза одной рукой и отпирающей дверь раннему гостю другой. Как только он отворил, в библиотечный зал стрелой залетела Пинки Пай с книжкой в зубах и начала что-то мычать и подскакивать на месте. Спайк, закрыв дверь, недоуменно смотрел на нее примерно с минуту.

– Тебе нужна книга о сладостях? – предположил дракончик.

Кобылка отрицательно помотала головой.

– Тебе нужна Твайлайт?

Подняв глаза к потолку, розовая пони застыла так на несколько секунд, обдумывая предложение чешуйчатого, но вскоре вновь отрицательно помотала головой.

– Давай сюда книгу, и ты сама все скажешь, – сказал помощник библиотекарши и забрал мешающую вещицу у гостьи.

– Я пришла книгу вернуть, глупенький, – весело сказала Пинки и ускакала, напевая под нос какую-то песенку.

Спайк проводил ее недоуменным взглядом, пожал плечами, положил книжку на стол и отправился наверх, попутно потушив источник света.

– И Крэлкин приехал из Кэнтерлота? – спросил голос розовой пони, хозяйка которого появилась за жеребцом. Тот подпрыгнул от неожиданности, и кобылка захихикала. Заинтересованный дракончик обратил свой взор на кухню и робко помахал лапкой, уже не понимая, что происходит в библиотеке.

– Пинки, как ты сюда попала? – ошарашено осведомился белый пони.

– Через дверь, наверное, – ответила она. – Хотя я сама не всегда понимаю, почему я появляюсь то тут, то там. – Она улыбнулась шикарной улыбкой. – С возвращением.

– Спасибо, – неуверенно поблагодарил чужак.

Когда кобылка ушла во второй раз, а Спайк поднялся к себе, тоже поприветствовав белого жеребца с возвращением, бывший человек подлетел к книгам на библиотечных полках и стал вчитываться в названия, пытаясь найти хоть какие-то барьерные заклинания, благословляя судьбу и Пинки за то, что дали ему драгоценное время приготовиться к обороне.

V

– Привет, меня зовут Айрон Треп, – поздоровался пегас болотного цвета с яркой синей гривой, когда Альтус еще валялся в постели и видел сны.

Недовольно открыв глаза, нежно-красный пони посмотрел на нарушителя спокойствия и отметил противный окрас незнакомца, стоящего в его комнате и смотрящего веселыми глазами на сонную морду. Цвета в глазах чужака сильно диссонировали и оскорбляли его зрение. Он отвернулся от гостя и уставился в окно, скользнув краем глаза по его кьютимарке, изображенной в виде маленькой железной клетки. Задумавшись, в чем состоит дар гостя, которого Альтус тотчас же записал в проводники, он смотрел, как первые лучи солнца пробиваются сквозь запотевшее стекло и заливают скромную комнату ярким белым светом.

«Значит, уже утро, и мне пора лететь? – спросил он сам у себя и широко зевнул, звонко клацнув зубами. – Вот и проводник. Ничего особенного не вижу, слабый пони, каких достаточно много. Рэйнбоу Дэш и то выглядела сильнее. Все же, не думаю, что мне его стоит бояться, так что можно немного расслабиться. Но и вести себя слишком расковано не стоит, он ведь от Селестии. А что интересно у него в сумках? Не выглядят они пустыми. Неужели до Клаудсдэйла предстоит лететь несколько дней?»

Нежно-красный пегас поднялся, потянулся, вновь широко зевнув, и недовольно поприветствовал гостя:

– Привет, я Альтус.

– Интересное имя… Альтус, – сказал добродушно болотный жеребец.

– Как летим в Клаудсдэйл? – спросил чужак. – Только я не особо хорошо летаю, так что придется со мной туго.

– Прямо пролетим, в ту сторону, – сказал Айрон и ткнул копытом в направлении окна.

– А что у тебя в сумках? – заинтересовано спросил пони.

– Вещи всякие, – расплывчато ответил пегас.

«Значит, там нет никакой провизии? Что же за вещи могут носить пегасы? Это что-то, чтобы меня обезвреживать? Селестия мне не доверяет?»

Проводник достал из седельной сумки какой-то график и разложил на стоящем сбоку столе. Заинтересовавшись, Альтус подошел к гостю и посмотрел на путанные цифры и линии.

– Это чего? – спросил он.

– Погодный график, – оповестил веселым голосом пони. – Сегодня как раз благоприятный день, ветер попутный, – сказал тот, ткнув копытом в оранжевую линию. – Бывали, конечно, и более благоприятные дни, но выбирать не приходится, приказ Принцессы Селестии.

– Ага, приказ, – согласился чужак.

– Полетим в обход этого воздушного потока. – Теперь копыто гостя легло на синюю линию. – Он проходит как раз рядом с нашим маршрутом, но ветра там непредсказуемые. Кто знает, что пегасы задумали сегодня?

– Это не свежая… свежие… данные? – неуверенно спросил Альтус.

– Недельной давности, – признался Айрон Треп и тут же попал под укоризненный взгляд своего подопечного. – Чего? Мне вообще из задания вытащили. Не должен я заниматься тобой. Но я все же рад такой миссии, слишком уж скучно стало на работе. Вот и с другими пегасами смогу пообщаться.

– Ладно, понял я, что ты меня лишь грузом считаешь, – недовольно сказал нежно-красный пони.

– Ну, почему ты так решил? – недоуменно осведомился собеседник. – Мне действительно будет приятно с тобой общаться.

– Ладно, мне все равно, – махнул копытом жеребец. – Продолжай.

– Значит, полетим немного тут по дуге, – копыта проводника заскользили по графикам, – чтобы не задеть этот воздушный поток. Вот тут не должно быть никаких проблем…

– А более понятных графиков нет? – осведомился чужак. – Ну, там, в виде карты, к примеру? – добавил он.

– Что было, то мне и дали, – проворчал проводник. – У меня времени ждать более понятной для тебя информации, не было. Ладно, раз ты все равно не поймешь, то я быстренько рассчитаю наш маршрут и скорее полетим.

– Как скажешь, – фыркнул Альтус и, подойдя к кровати, повалился на нее и стал наблюдать, как солнечные лучи медленно сползают со стены на пол.

Несколько десятков минут пони болотного цвета крутил непонятные для бывшего человека графики перед собой, выбирая подходящие данные и прокладывая маршрут к городу у себя в голове. Альтус лишь скривился, когда представил, что рядовые пегасы могут преодолевать большие расстояния, а он, отдав свои лучшие годы спортивному залу и усиленным тренировкам, мог и не пролететь за один раз путь, который отделял его от цели. Закончив выверять расчеты, гость кивнул сам себе и положил свиток с графиками обратно в сумку. Альтус посмотрел на него скучающим взглядом и поднялся, выказывая решительность к дальнему перелету.

– Мне нужно немного отдохнуть, я только прилетел сюда, – сообщил Айрон. – Думал, что опоздаю, и ты улетишь без меня, но ты, как я посмотрю, любишь поспать, – усмехнулся тот.

– Позавчера была тяжелая ночь, – недовольно сказал чужак, вспоминая разговор с аликорнами и своим другом. – Да и нет у меня занятия никакого, вот только спать и остается.

– А тренироваться полетам? Я слышал, что в Кэнтерлоте есть замечательный стадион для пегасов. Мог бы…

– Не хочу, – оборвал доверенного пони Селестии жеребец.

Повисло молчание. Проводник уселся у стола и принялся пристально рассматривать подопечного. Заметив это, Альтус отвернулся к стене и уставился на неровную каменную кладку. Меньше всего ему сейчас хотелось говорить с кем-то, но гость явно жаждал общения и показывал это всем своим видом. Через несколько минут тот сломался и спросил как бы между прочим:

– Думал, чем хочешь заниматься?

– Мне ничего не интересно, – сказал нежно-красный пегас.

– Не может такого быть, – радостно возмутился собеседник. – Может, кьютимарка подскажет, что ты любишь делать? Что она у тебя значит?

– Не знаю, – честно признался Альтус.

– Тогда будет намного труднее, – задумался Айрон. – Но я тебе помогу, ведь для этого меня и приставили к тебе.

– А что твоя метка значит? – спросил в ответ чужак и выжидающе посмотрел на проводника.

Тот спрыгнул со стула, крутанулся на месте, пытаясь рассмотреть свой рисунок на крупе, и произнес с детской гордостью:

– Я отлавливаю опасных зверей, которые появляются в Эквестрии. В основном, это мантикоры, аллигаторы, выпроваживаю некоторых грифонов, которые пересекают границу без разрешения. Вообще ничего интересного. Поначалу было занятно, новые опасные миссии, из которых не знаешь, вернешься живым или нет, а сейчас я всех зверей вижу насквозь и нечем стало щекотать нервы. Разве что интересно выискивать довольно умных грифонов, но это случается крайне редко.

Альтус раскрыл рот. Пегас не выглядел ни сильным, чтобы справляться с противниками в ближнем бою, ни умным, чтобы обезвреживать их с помощью каких-то ловушек. По виду проводника он бы сказал, что тот занимается разноской почты, перевозками, работает в магазине, на ферме, как ЭплДжек, или в пекарне, как Пинки, но чтобы отлавливать опасных для жизни зверей, и не подозревал. Нежно-красный пегас даже захотел проверить, почему Треп занимается такой ответственной работой, от которой зависит существование всех пони Эквестрии. Он не хотел верить, что может быть слабее болотного жеребца, потому вскочил с кровати и жестоко бросил:

– Я хочу с тобой сразиться. Прямо здесь и сейчас.

– Сразиться? В каком состязании? – оживился Айрон, явно ожидающий хорошо провести время.

– Не в состязании, – сказал тот, чем вызвал страдальческую улыбку проводника. – Я хочу с тобой подраться.

– Подраться? – Пони нахмурился. – Что значит, подраться?

– Представь, что я опасное животное, которое хочет тебя убить, – предложил Альтус.

– Я не думаю, что это хорошая идея, – отпирался болотный пегас.

Но чужак пропустил последнюю фразу между ушей и напал. Простой выпад вперед, который не должен был сильно ударить Айрона. Но синегривый пони отскочил и предупредил новоиспеченного соперника еще раз, однако тот снова пропустил словесный выпад мимо ушей и еще раз напал, уже применяя все свои познания в тактике ведения боя, какие получил в тренировочном лагере. Треп же легко уклонялся от атак и предупреждал, что если Альтус не прекратит, ему придется победить его, но красный пегас лишь продолжал атаковать, не зная усталости.

«Почему я не могу его достать? Неужели все пегасы такие быстрые? Я не могу догнать Дэш, не могу угнаться за этим… Да что со мной не так? Что наделал Крэлкин при моей трансформации? Мало того, что научиться летать было очень трудно, так еще и ударить никого не могу. С мантикорой справиться не смог и пытаюсь справиться с ловцом мантикор. Но я не могу проиграть ему!»

В очередной раз, как копыто Альтуса полетело к напряженной и недовольной морде синегривого пони, тот не стал дожидаться, пока удар дойдет до него, а мгновенно исчез из поля зрения нападающего, чем заставил его остановиться и осмотреться. Чужак даже не поверил глазам, что какой-то пегас вообще мог так быстро двигаться, и не понял, куда тот пропал. Через несколько секунд он почувствовал, как веревка в мгновение ока оплела его ноги и крылья, затягиваясь подобно удаву на жертве, и нападавший уже лежал, уткнувшись мордой в пол, а Треп, тяжело дыша, затягивал узлы зубами. Чужак понял, что его поймали, как зверя, без церемоний и поблажек, молниеносной атакой.

– Все-все, ты победил! – в отчаянии крикнул Альтус, но ловец диких животных не остановился, доводя начатое до конца. – Айрон, все, я больше не буду нападать!

– А вот я тебе не верю, – грубо и на полном серьезе ответил тот.

– Извини, я просто хотел посмотреть, каков ты в деле, – оправдался жеребец. – И это было просто потрясающе. Как ты так быстро двигаешься?

Но пегас не ответил. Закончив стягивать узлы, Треп подошел к кровати и сел на край, поправив сумки на боках. Чужак дернулся, в попытке освободиться, но копыта, как и крылья, были туго перетянуты, не давая даже малейшего шанса пошевелиться. «Откуда у него вообще взялась веревка? Черт, пока он так быстро двигается, его никто никогда не сможет победить, ни другой пони, ни грифон, ни дикий зверь. Как бы я хотел выполнять ту же работу, что и он».

– Мне Принцесса Селестия сказала, – начал он несвойственным мрачным грубым голосом, в котором слышалась небольшая отдышка, – что ты неуправляемый пегас, но я не думал, что настолько. Как ты думаешь, почему именно меня назначили твоим проводником? Я не собираюсь с тобой спорить или пререкаться. Приказ был простой: не сможешь нормально вести себя – отправить в страну драконов. И поверь, что я лично буду охотиться за тобой, если попробуешь вернуться.

Альтус даже не смог выдавить ни слова, так сильно его резанула правда по сердцу. Он судорожно сглотнул, понимая, что Принцесса Селестия ему не доверяет, и никогда доверять не будет. Но сейчас ему также было стыдно проиграть. Стыдно, как никогда в жизни. И проигрыш значил, что он стал игрушкой в цепких копытах верховного правителя.

– Извини, пожалуйста, – выдавил он сквозь ком в горле.

– Полежишь так, пока я не поем, – сухо сказал Треп. – Будет тебе урок на будущее.

Проводник вышел из комнаты, тихонько прикрыв дверь, и оставил посрамленного противника наедине с его мыслями. Нежно-красный пегас лежал и еще не мог поверить в то, что произошло. Он осмотрелся, но не увидел, с помощью чего он мог бы освободиться: никаких острых предметов в поле зрения не попалось. Отчаявшись, он даже подумывал разбить окно и осколком разрезать путы, но как достать до него не знал, потому отдался ожиданию и положено прождал все время, смирно лежа на холодном полу и не издавая ни звука.

Айрон появился незаметно, проскользнув в комнату призраком, и, молча, принялся развязывать пегаса. Процедура длилась достаточно долго, ведь работал проводник только зубами, помогая копытами лишь изредка. Альтус стерпел все, и как только путы опали, отполз от победителя, растирая затекшие конечности и крылья и смотря на обидчика исподлобья.

– Надеюсь, теперь мы сможем подружиться, – сказал Айрон виноватым голосом. – Может, начнем все сначала? Меня зовут Айрон Треп, а тебя?

– Альтус, – ответил тот деревянным голосом.

– Отлично! – весело воскликнул синегривый пони. – Значит, вылетаем через пятнадцать минут, – сказал он и запустил конец веревки зубами в сумку. Потом ударил по ней, и вся она очень быстро скрылась внутри. «Какой-то механизм? Очень похож на простую рулетку, только вместо ленты – веревка, которую можно полностью вытаскивать». Альтусу было очень интересно, что на самом деле скрывается в сумках, но спрашивать не стал, вместо этого он перебрался с пола на кровать и в который раз развалился на ней.

– Ты тут недавно? – вновь подал голос проводник.

– Да, – сухо и безжизненно ответил красный жеребец.

– Я тут тоже не часто бываю, – продолжал болотный пегас жизнерадостным голосом. – В Кэнтерлоте я всего третий раз. Я родился в Баррене. А метку свою получил еще до школы, когда спас одну девочку от змеи. Я тогда многих опасных зверей переловил в своем поселке. А как ты получил свою кьютимарку?

– Не знаю. Она просто появилась, когда я летал, – нехотя ответил Альтус.

– Значит, у тебя предрасположенность к полетам, – предположил Айрон.

– Не думаю, – парировал собеседник.

– Ну, в любом случае, думаю, что ты будешь хорошим пегасом, – заверил ловец животных.

– Спасибо, – бросил тот.

– А… – начал было проводник, но чужак перебил его:

– Ты всегда так много разговариваешь?

– Я не так уж и часто бываю в обществе, – признался жеребец, – поэтому и стараюсь завести как можно больше друзей и пообщаться, узнать новости о мире, о новом друге. Среди диких животных довольно скучно, практически не с кем вот так просто поболтать. В основном мне приходится в спешке узнавать информацию и лететь спасать очередную кобылку. Хотя иногда попадаются и красивые, но они практически не разговаривают, а только кричат от страха. Как, впрочем, и жеребцы. Все боятся больших хищников, и никто не спросит, как у меня сегодня прошел день или как мое настроение. Вот и ищу с кем бы поговорить.

– Ты нашел плохого собеседника.

– А по мне – нет. Ты хороший слушатель, – заверил Треп.

– Почему ты такой сильный? – внезапно спросил Альтус мучавший его вопрос.

– О, нет, я не сильный, – засмеялся Айрон. – Просто меня научили, как лучше всего использовать свои недостатки и преимущества. Хорошие учителя, знаешь ли, многого стоят. Они говорили, что у меня талант к такого рода трюкам.

Знакомый смысл, скрывающийся за словами, пробудили былые воспоминания у бывшего человека, и он заинтересовано поднял голову. «Неужели он мыслит так же, как и я? Неужели он сможет стать для меня другом? Неужели я смогу когда-то доверять ему? Возможно, он станет для меня, учителем, покажет свои движения, научит правильно драться с дикими животными, и я стану выполнять ту же работу, что и он. В любом случае работа на фабрике не будет мне нравиться, а охотится на зверей – это гораздо лучше».

– Научи меня, – сказал чужак и жадно уставился на проводника.

– Научить чему? – не понял тот.

– Твоей технике боя.

– Боя? Почему ты так на этом так зациклен, – поморщился Айрон.

– Просто я хочу себя уметь защитить от диких животных.

– От кого это ты хочешь себя защитить? – с подозрением спросил болотный пегас.

– От драконов, например, – подал идею Альтус.

– И все? – удивился проводник. – Забудь про драконов. Не все по зубам даже мне. Приходится просить помощи, чтобы справиться с крупными экземплярами.

– Мантикоры, – снова подал идею пегас.

– Мантикор осталось не так уж и много в Эквестрии. – с детской гордостью в голосе осведомил собеседника пони. – Все, кого находили – я обезвреживал.

– А в Вечносвободном лесу? – поинтересовался нежно-красный жеребец.

– Вечносвободный лес? – задумчиво проговорил собеседник. – Да какой дурак туда вообще отправится? – возмутился Треп. – Не буду отрицать, что там есть опасные животные, в том числе и мантикоры, но они живут только там. Принцесса Селестия попросила меня не трогать в этом лесу никого. Ей виднее, – донесся преданный голос.

«Вечносвободный лес – заповедник, за которым следит сама Селестия? Или она просто сказала, что на той территории нельзя никого трогать?»

– А вот я по неосторожности зашел туда, – с обидой произнес Альтус.

– И что из этого получилось?

Альтус вместо ответа показал бок и безобразный шрам на плече. Айрон Треп внимательно осмотрел повреждения и высказался профессиональным тоном:

– Да, на боку четко видны когти мантикоры. Видел и похуже. Но что случилось с твоим плечом? – спросил ловец, добравшись до уродливого рубца и рассматривая его с разных сторон.

– Мантикора меня сюда ужалила хвостом.

– Прямой удар жалом мантикоры? И ты выжил? – с нескрываемым интересом спросил пегас.

– Как видишь, – отозвался собеседник.

– Кто же тебя спас? – поинтересовался проводник.

– Зекора. Она живет в этом лесу.

Болотный пони призадумался и отошел от Альтуса.

– Не знаю никакую Зекору, – его голос отдавал грустью. – Хотя… Нет, не знаю. А она точно в лесу живет?

– Я у нее в хижине лечился, – уточнил пегас. – В сухом дереве сделанная.

– Нет, не знаю. И как же она вывела яд мантикоры? – профессиональный интерес быстро вернулся к собеседнику.

– А я почем знаю? – вместо ответа спросил Альтус, вспоминая острою боль излечения.

Треп вновь погрузился в раздумья. Чужак увидел по его морде, что он действительно силится вспомнить некую Зекору, живущую в Вечносвободном лесу, но не может, и не потому, что не помнит, а потому что просто не знает никакой Зекоры. «Возможно, он даже не знает, что она зебра. Интересно, как бы отреагировал он, скажи я ему это? Нет, не хочу ничего рассказывать ему о том, кто спас мне жизнь. Все-таки, большое спасибо тебе, Зекора, что подарила мне еще один шанс в жизни. Как я был глуп, что хотел умереть. При следующей нашей встрече я обязательно тебя отблагодарю».

– Яд мантикоры очень трудно выводить из тела, – вспомнил проводник. – К тому же, необходимо это сделать спустя несколько минут после заражения. Кто бы ни была эта Зекора – благодари ее, что она знала, что делать. – Треп благодушно похлопал Альтуса по плечу, но тут же одернул копыто, увидев холодный взгляд жеребца.

– Обязательно поблагодарю. А теперь, полетели, – бросил недовольно нежно-красный пони и направился из комнаты.

Город пегасов встретил их белоснежной чистотой. Альтусу, которому доводилось бывать во многих больших городах своего мира, Клаудсдэйл показался огромным мегаполисом, сотканным из облаков. Казалось, что в этом городе больше нет ничего: лишь облачные здания, улицы, переулки, тротуары и дороги, и только редкие элементы декора заменялись деревом и железом. Чужак даже удивился, как железо и дерево не проваливаются сквозь зыбкое основание, вспоминая свой неудачный опыт хождения по облакам.

Город был поистине огромный, тянущийся от горизонта до горизонта. Альтус бы даже не решился сказать, насколько громадным он был. Пегасы прилетали и улетали немалыми группами, в которых новоприбывший насчитывал порядка двадцати пони, а над городом, в небе, парило их несметное множество. Бывшему человеку казалось, что облака такой колоссальной величины просто не могло существовать в его мире, но, вспомнив обложные тучи, которые накрывали огромные области, засомневался в своих предположениях.

Приземлившись на одну из улочек, проводник поманил своего подопечного, но тот не спешил прикоснуться к ватной поверхности и еще некоторое время висел в воздухе, вспоминая уроки, которая ему давала Рэйнбоу Дэш. В его голове всплыл образ задорной пегаски, которой он когда-то помог, и которая отблагодарила его, научив стоять и даже лежать на облаках, но потом вернулась к своему прежнему состоянию и вновь стала донимать его, показывая, какая она сильная и могучая спортсменка. Альтусу это не нравилось, но что делать с ней он не представлял и благодарил судьбу, что сейчас он далеко от задиры.

– Ну, ты скоро? – поторопил пегаса Айрон.

– Да-да, я только это… вспомню, как по облакам ходить, – промямлил тот.

– Ты не умеешь по облакам ходить? – усмехнулся синегривый пони. – Вот те раз, а хотел со мной силой померяться?

– Не так уж часто я на облаках был вообще, – огрызнулся нежно-красный жеребец и опустил копыта на улицу Клаудсдэйла.

В отличие от облаков, которые витали над Понивилем, поверхность городской дороги оказалась твердой, как грунтовка. Потоптавшись на месте и привыкая к новым ощущениям, он услышал хохот проводника и поднял на него неистовый взгляд, от которого тот посерьезнел и отвернулся, вглядываясь в дома и пытаясь понять, куда их занесло.

– Эти облака не такие, как над Понивилем, – заметил нежно-красный жеребец.

– Конечно, ведь это строительные облака, – отрешенным голосом ответил проводник.

Перелет, хоть и был быстрый, но для Альтуса утомительный. Айрон с легкостью ловил воздушные потоки, лавируя на них среди редких облаков и порывов ветра, как на волнах. А нежно-красный пегас хоть и пытался понять, как он это делает, но не мог, и сильные порывы ветра хлестали его по крыльям, сбивая взмахи и привычный темп полета. Из-за него Айрон сделал привал и развалился на дереве, осматриваясь на местности профессиональным глазом. Альтус следил за ним с земли, пытаясь понять, как тот победил его, и размышляя, как сделать его своим учителем. Тогда он впервые пожалел, что Крэлкин не с ним, ведь по его просьбе, маг бы быстро сделал из Трепа учителя.

– Давай список, что тебе Принцесса Селестия дала, сейчас посмотрим, что к чему, – послышался голос проводника и чужак засуетился, доставая листок из небольшой сумки, которую ему выделила августейшая для незамысловатой поклажи.

Получив бумагу, Айрон ненадолго просиял, но потом напрягся.

– Я знаю, где эти все места, но я не знаю, где мы сейчас. Я здесь тоже не так уж и часто бываю, – признался проводник, рассматривая поржавевшую табличку с названием улицы.

– Ты и тут не часто бываешь? – с легким пренебрежением отозвался Альтус.

– В этом городе я проходил свой курс тренировок, – сообщил собеседник. – Не так много у меня было тогда друзей, да и не так много свободного времени, чтобы бродить по городу и рассматривать достопримечательности. В этой части я ни разу не был. Мы могли бы полететь, но ты достаточно сильно устал, а крылья необходимо беречь от сильных нагрузок. Крылья – это жизнь для пегаса.

– И что теперь нам делать? – спросил нежно-красный пони.

– Пойдем, спросим у кого-то, где мы и как пройти… Ты куда сначала хочешь сходить? Может, на фабрику радуги?

– Все равно, главное, чтобы быстрее кончился этот кошмар.

Засеменив за провожатым, Альтус осматривал однотипные квадратные белоснежные дома, которые никогда не знали рисунков, что любили оставлять люди на стенах. В его мире это называлось граффити, и городские власти не были в восторге от сюрреалистических надписей, оставляемых разношерстными малолетними бандами или молодыми не признанными гениями. Подобное издевательство над домами Альтус тоже не понимал, однако далеко не все горе-художники были безнадежны. Порой на глаза попадались шедевры, которые трогали за душу и оставляли только приятные воспоминания. Но почему-то не вязались у пегаса облачные стены с каким-либо проявлением искусства, пусть и шедеврами искусства.

Спросив как пройти до первой цели у желтой пегасочки, которая добродушно указала дорогу двум заблудшим жеребцам, Айрон отвесил шикарный поклон, поблагодарил ее и побежал в указанном направлении, подмахивая себе крыльями. Альтусу пришлось перейти на галоп, чтобы не отстать от него.

Фабрика радуги представляла собой небольшое облакоподобное здание в несколько этажей, связанное с ближайшими квадратными домами небольшими железными трубами. Стальная дверь была наглухо закрыта, а из труб позади главной постройки высился дым, поднимаясь вертикально вверх. Как объяснил Айрон, ветра в городе не было, чтобы смог от фабрик не разносился по Эквестрии. Это была инициатива самих пегасов, и Селестия тогда была ими очень довольна и даже наградила некоторых почетными грамотами и медалями. Альтус фыркнул, но ничего не сказал, понимая, что людям было бы все равно, куда дует смог и кто бы от этого погиб.

– Веди себя прилично, – попросил болотный пегас и постучал в железные двери.

Дверь открыли не сразу, сперва поинтересовавшись, кто пришел и с какой целью. Скрипнув петлями, железная преграда отступила, и Альтус увидел небольшую чистую приемную, в которой стоял пони в белой каске и белоснежном халате, с недовольством смотря на посетителей. Без промедления работник фабрики отвел их прямо к директору, который, добродушно улыбаясь, принял визитеров. Пегасы поприветствовали друг друга, и Айрон перешел непосредственно к делу:

– Этот пони ищет, где бы пригодились его копыта и крылья. Может, у вас найдется местечко?

– Не думаю, – грустным голосом ответил директор и показал на графики и карты, висевшие у него за спиной. – Зима по заказу Принцессы Селестии будет очень суровой и радуги практически не будет. Так что едва ли не весь персонал подался на отдых или на другие службы. Много копыт ушло на снежную фабрику. Попробуйте туда пойти, может, там повезет больше.

– Очень жаль, – бодро отозвался Треп. – Спасибо, что уделили нам время.

– Приходите весной, работы будет много, может, и вашему другу что-то подыщем.

– Обязательно зайдем, если будет такая необходимость, – пообещал синегривый пони. – Всего доброго.

– До встречи, – бросил Альтус и вышел вслед за веселым Айроном.

Нежно-красный жеребец не разделял энтузиазма провожатого. Поиск работы в белом городе, где живут одни пегасы, ему не нравился, хоть обращались с ними пока что достаточно хорошо. Он не хотел сейчас тут быть, ведь понимал, что Крэлкин на свободе, в Понивиле и строит очередной план, чтобы сорвать магический ритуал принцессы. Хоть Альтус в глубине души боялся этого ритуала, как огня и тоже хотел его сорвать, но понимал, что не смог бы ничего сделать без руководства мага. Как бы ему не было противно и гадко, но он понимал, что хотел бы помочь Крэлкину в осуществлении его плана, ведь получись вернуть того назад, он бы сам не ручался за сохранение его места в новом мире. Но с другой стороны он хотел помочь Селестии, чтобы отправить бывшего мага обратно, но боялся, что помощь ударила бы и по нему.

Перебравшись через улицу, они направились на снежную мануфактуру. К удивлению Альтуса, Айрон знал, как пройти на все остальные производственные комплексы, хоть и приблизительно. Поинтересовавшись у проводника, почему очередная фабрика называется снежной, Альтус получил подробный ответ о том, как делается снег в Эквестрии, какую роль в зиме играет именно фабрика снега и как именно белая субстанция разносится пегасами из управления погоды в разные города. Альтуса рассказ не заинтересовал, он лишь понимающе кивнул, свыкаясь с мыслью, что пони захватили контроль абсолютно над всеми природными явлениями и даже узнай он, что гром делается на каком-нибудь заводе пегасьими копытами, это ничуть не удивило бы его.

За разговорами два жеребца подошли к намеченной цели. Фабрика очень сильно выделялась на фоне остальных домов огромным закрытым зданием, по площади сравнимой с огромным производственным предприятием. Она буквально было сделана из цельного монолита облаков, без единого окна и любых выпирающих частей. Над большой деревянной дверью, покрытой коркой льда, красовалось изображение снежинки. На крыше фабрики сновали пегасы: они то и дело улетали и прилетали с большими повозками, накрытыми тканью.

– Они относят снежинки на фабрику облаков, – объяснил проводник. – Тысячи пегасов, – воскликнул он, смотря на пестрящее небо. – Давно я тут не был.

Альтус первым подошел к двери и постучал, но дверь лишь отозвалась глухим звуком, и никто не ответил. Немного подождав, постучал уже Айрон, но опять безрезультатно. После третьей попытки, синегривый пони многозначительно посмотрел наверх.

– Наверное, заняты все, – опечалился ловец диких животных. – Давай позже придем, если больше ничего не подойдет по списку.

– Хорошо, – согласился пегас.

Он уже начинал бояться, что придется работать в большом коллективе. Почему-то в душе он не хотел заводить других знакомых, кроме как в Понивиле. Флаттершай, ЭплДжек, меткоискатели и даже Рэйнбоу Дэш ему были бы ближе десятка новых знакомых, которые могли появиться в новом городе.

– А тут есть какая-нибудь простая работа, а то я ничего не умею делать.

– Простая? Грузы таскать что ли? – удивился проводник.

– Ну, хотя бы грузы таскать, – согласился Альтус. – На хлеб и дом зарабатывать буду – все, что мне надо. А по фабрикам и контролям погоды я не сильно хочу таскаться. Все равно от меня толку не будет там.

– Давай сначала пройдемся по тем местам, куда тебя направила Принцесса Селестия, – запротестовал Треп.

– И что мне это даст? – устало спросил жеребец.

– Место в жизни. Думаешь, что твоя кьютимарка призывает таскать грузы?

– Почему ты обо мне так заботишься? – недоуменно спросил чужак.

– Не я, а Принцесса Селестия, – благосклонно объяснил пегас.

Внезапно Альтусу стало обидно, что его так опекают, но еще больше он не понимал, кому подобная опека вообще нужна. На первый взгляд, Принцесса Селестия действительно направила пегаса в Клаудсдэйл, дала список, по которому можно было бы найти работу, влиться в общество, завести в нем новых друзей, но после того, как он узнал, что есть Айрон Треп, и что он отлавливает опасных животных, и что он такой сильный, чужак бы ни за что не выбрал другую работу. В сражениях с опасными животными он бы раскрыл свой потенциал, сумел показать, на что способен, ведь он так долго оттачивал свое мастерство боя в монотонных тренировках, что не видел себя больше нигде, кроме как в боях с сильными противниками или, на худой конец, на тренировочной площадке, преодолевая трудные препятствия и улучшая показатели. Возможно, Селестия не дала ему такую миссию, потому что он был просто не готов, но он не хотел верить в это, ведь принцесса видела его сущность.

– “Не я, а Принцесса Селестия”, – передразнил его Альтус. – Не верю я, что она обо мне так уж сильно заботится. Если бы она действительно заботилась, то спросила бы, где я хотел бы быть. И уж явно не на разных дурацких фабриках.

Айрон даже на некоторое время потерял дар речи.

– Принцесса Селестия отвлекает меня от миссий очень редко, – с нескрываемой злобой сказал болотный пегас. – А если и отвлекает, то по очень важным поручениям.

– Я – важное поручение? – захохотал нежно-красный жеребец, вспоминая речь аликорна о невозможности чужаков жить в Эквестрии.

– Если принцесса так решила, то да, – наседал Треп.

– А если она решит убить меня, ты с радостью выполнишь ее поручение? – зашипел Альтус.

– Принцесса Селестия никогда никого не убивает! – рявкнул тот, и несколько пролетающих пегасов оглянулись.

Чужак только криво усмехнулся.

– Мало кому удается вывести меня из себя, – сказал проводник, гневно смотря на своего подопечного. – У тебя получилось это сделать дважды.

– Какой ты нетерпеливый, – бросил надменно Альтус, ожидая спровоцировать пегаса на очередную драку, в которой он хотел доказать себе, что способен одолеть даже такого противника, как Треп.

– Ты всегда такой? – напряженно спросил Айрон, и собеседник понял, что его провожатый сдерживается, чтобы не ударить его. Бока его нервно подрагивали, а хвост прыгал из стороны в сторону.

– Только когда мне нагло врут в глаза, – выпалил пегас, приготовившись к очередной потасовке.

Копыто болотного жеребца застыло в паре сантиметрах от носа Альтуса в не доведенном ударе. Тот отшатнулся лишь спустя несколько мгновений, осознав, что только что произошло. Глаза проводника пылали гневом и жестокостью. «Какой быстрый. Мне его никогда не победить, сколько бы я ни силился. Не уверен, что в теле человека у меня был шанс, но в теле животного, точно ничего не получиться. И о чем я только думал, ввязываясь в еще одну драку с ним? Но как же я хочу, чтобы он научил меня также двигаться».

– Благодари Принцессу Селестию, что ты еще стоишь на копытах, – напряженно сказал синегривый пони. – И если я услышу еще одно поганое слово из твоего наглого рта в адрес Принцессы Селестии, то твоя надменная физиономия встретит мое копыто.

Альтус судорожно сглотнул, понимая, каким был ребенком. «Я так беспредельно хотел быть угодным Селестии, что даже предлагал убить Крэлкина. И что со мной теперь происходит? Почему я так отчаянно ищу того, с кем бы мог подраться, выпустить пар? Почему я не думаю, что делаю? Нужно взять себя в руки… тьфу, в копыта. Крэлкин понимал, что жаргон нашего мира нужно держать при себе, как бы ни хотелось раскрыть рот и говорить, если я хочу остаться в Эквестрии. А я хочу остаться в Эквестрии».

– Прости меня, пожалуйста, – сказал нежно-красный пегас извиняющимся голосом. – Я… я не хотел оскорбить Принцессу Селестию.

– Во имя Принцессы Селестии я тебя прощаю, – сухо произнес проводник.

Айрон Треп сделал несколько глубоких вздохов, приводя себя в норму и успокаиваясь.

– Я тебя поведу к моему старому знакомому, – сказал он бесцветным голосом. – Я более чем уверен, что одно местечко у него для тебя найдется. Тем более что это входило в планы принцессы, как запасной вариант.

«Селестия подумала обо мне, даже если я не смогу найти работу в местах, предложенных ею?»

– И что же это за место?

– Мало пегасов хотят работать около Вечносвободного леса. А ты как раз там рядом живешь, раз в этом лесу мантикору встретил.

– Понял, – бросил он и поплелся за соглядатаем.

Они прошли полгорода, пока не уткнулись в деревянное здание. Всю дорогу Альтус бичевал себя за то, что позволил вольность. Проводник оживился и даже немного рассказал, что тот знакомый, к которому они держат путь, позволял в специальной школе пегасов тренироваться на нем, чтобы Айрон мог отрабатывать приемы, а после того, как их раскидала жизнь, то ловец животных покинул Клаудсдэйл, а друг осел в городе и дослужился до должности руководителя в контроле погоды.

Небольшой деревянный одноэтажный дом, на табличке которого были какие-то надписи, резко выделялся среди белоснежного окружения. Альтус даже удивился, как деревянная коробка не падала сквозь облака. Постучав в дверь, Айрону на встречу вышел черный пегас с такой же черной гривой с меткой на крупе в виде серого облака.

– Привет, Тандер, – поприветствовал старого друга болотный жеребец, но тот лишь вопросительно посмотрел на гостя. – Я Айрон, не узнал?

– “Айрон”? – переспросил Тандер, рассматривая его более внимательно.

– Айрон Треп, – сказал обрадованный синегривый пегас. – Черные делишки, а ты почти не изменился.

– Айрон, ты что ли? – улыбка озарила мордочку второго пони, и они обнялись. – Циркач, – бросил Тандер, и оба пегаса рассмеялись. – А это кто?

– Познакомься, это Альтус. И он не против управлять погодой рядом с Вечносвободным лесом.

– Да? – заинтересовался черный жеребец, тщательно рассматривая нового знакомого. – А что это у тебя за шрам на плече? – спросил он.

– Мантикора, – буркнул Альтус.

– Удрал или победил? – поинтересовался черный жеребец.

– Удрал, конечно, – ответил за того Айрон. – Тандер Дарт, а ты почему гостей держишь в дверях? – укоризненно сказал он.

– Ах, да, простите, проходите, – засуетился тот.

Альтус зашел последним, и его взору предстали крылатые жеребцы и кобылки, сидящие за столами, перебирая какие-то бумаги и переписывая что-то. Окинув взглядом всю контору, спортсмен вспомнил подобные бюрократические кабинеты у себя в мире, в которых раздают бумажки, отправляя сотрудников на пыльную работу.

– А ты уверен, что он справиться? С ней никто не может сработаться, – донеслось до ушей нежно-красного жеребца. «С кем это я не смогу сработаться? Кто-то наподобие Айрона?»

– Он живет там, наверняка, встречался уже, – отмахнулся собеседник. – Все пегасы ее там знают, не думаю, что и он исключение.

– Думаешь? – задумчиво спросил руководитель, разгребая завал бумаг на столе и выуживая оттуда новые и новые бумаги с фотографиями пегасов. – Вот этих тоже рекомендовали, но они покинули меня спустя несколько месяцев. Ты уверен, что он не такой?

– Ну, он, конечно, не самый приятный собеседник, да и глаз да глаз за ним нужен, но за него ручается Принцесса Селестия.

– Он знаком с Принцессой Селестией? – раскрыл рот Тандер.

– Я, между прочим, тоже знаком с Принцессой Селестией, – с наигранной обиженностью сказал ловец животных.

– Ну, ты понятно почему. Кто же еще настолько сумасшедший, чтобы ловить диких животных?

– Ну, кто-то же должен этим заниматься. Спасать таких, как ты от когтей мантикор и драконов, – ухмыльнулся Треп.

Альтус слушал шутливую перебранку и нервничал, ожидая решения начальника погодной команды. «И с кем я должен буду работать? Как новая напарница отнесется ко мне?» Дожидаясь, пока его спросят, он осмотрел еще раз все вокруг и увидел, как рядом с один из столов появился серый пегас и ждал, пока другой найдет какую-то бумажку. Получив необходимое, серый жеребец посмотрел на содержание листа, вздохнул, засунул его в седельную сумку и вылетел через окно. Теперь у Альтуса не возникало никаких сомнений, что тут нет никакого производства, и никогда не было, лишь выдача нарядов на работу.

– Ладно, я тебя буду сам курировать, – донеслось до ушей чужака, и он повернул голову к черному пони. – Но подчиняться ты будешь тому, кто там уже работает. У нее несносный характер, но она достаточно хорошо выполняет работу. Живет в Понивиле. Ты узнаешь ее по радужной гриве. Ни у кого больше не видел такую расцветку.

– Рэйнбоу Дэш что ли? – спросил недовольно Альтус.

– Ты ее знаешь? – удивился Тандер.

– Знаю, – с тем же тоном ответил тот. – Самовлюбленная выскочка.

– Я знаю это, – сухо сказал тот, не придав замечанию собеседника ни малейшего значения. – В твои обязанности будет входить приносить тучи к Понивилю и отдавать наряд Рэйнбоу Дэш. Если ей понадобиться помощь – поможешь. Придешь через два дня, я тебе выдам форму, и получишь первое задание. Знаешь, где Понивиль?

Альтус отрицательно помотал головой.

– Я ему покажу, – встрял Айрон. – Все же Принцесса Селестия поручила мне заботиться о нем какое-то время.

– А где тучи брать? – осведомился нежно-красный пегас.

– Известно где, на фабрике облаков, – усмехнулся Тандер. – Видно, что ты первый раз в Клаудсдэйле. Ну, ничего привыкнешь. Проблем на фабрике облаков не будет, по наряду тебе все выдадут, не волнуйся. Работа не сложная, но сперва непривычная.

– Спасибо, – поблагодарил Альтус.

– Спасибо, Тандер, – вторил болотный пони. – Если будут с ним проблемы в будущем, ты только мне скажи.

– Он вроде не производит вид сумасшедшего, но, время покажет, как ты всегда говорил. – Старые друзья вновь рассмеялись, вспоминая былое. – Знаешь, прошло несколько десятков лет, а ты знаком с самой Принцессой Селестией, а я… я прохлаждаюсь в этой захудалой конторке. Эх, а может, сходим куда-то, вспомним молодость? – предложил Тандер.

– А, может, махнем на стадион? – предложил Треп. – Давно ходят слухи, что тут отреставрировали один на окраине города.

– Не уверен, я уже долго не выбирался на стадионы, – оправдался тот. – То времени нет, то желания.

– Давай, разомнешь крылья. И не смей ныть, что не хочешь.

– А была, не была, пошли, тряхнем стариной. Опять будешь гонять меня, как дикое животное?

– Посмотрим, – заговорщицки подмигнул Айрон. – Но давай немного попозже встретимся, я только Альтуса устрою в ближайшую гостиницу и приду.

Проводник поселил подопечного в небольшом номере в маленькой гостинице неподалеку от его нового места работы. Ожидая от подчиненного Принцессы Селестии большей щедрости, Альтус все же не расстроился, понимая, что в Клаудсдэйле он лишь гость и его ждет в скором будущем Понивиль. «Я смогу увидеть Крэлкина и понять, что он замышляет! Может, мне удастся помешать осуществлению его плана… или помогу ему. Почему Селестия не сказала, что оставляет меня? Почему она не разрешила убить Крэлкина? Зачем ей маг?»

Умащиваясь на кровати, сделанной из облаков, приятная истома растеклась по телу пегаса, как только натруженные мускулы начали расслабляться. Альтус лежал и думал, почему он очутился в Клаудсдэйле. Разговоры, доносившиеся с улицы, рассказывали о погоде, о том, какая она будет этой зимой холодная и снежная, о команде “Вандерболтсов” и новых трюках, проделанных ею. Альтус услышал также обсуждения единорогов, появляющихся изредка в Клаудсдэйле, разговоры о Принцессе Селестии и победы какой-то шестерки над Дискордом.

Он закрыл уши копытами и попытался уснуть, но отдаленный гул работающих фабрик и приглушенный шелест крыльев летающих пони вносил сумятицу в мысли и не позволял оставить голову пустой. Невольно вспоминая, каким он был в детстве, он начал понимать, какой находкой тогда стал для него Крэлкин, ведь без помощи циничного мага он бы не добился того, что имел на момент последнего перехода. «Интересно, есть ли у него план действий? Зная его, я более чем уверен, что есть. Я знаю, что он не хочет возвращения домой, но я тоже не хочу этого. Насколько мы стали похожи друг на друга? Или насколько я стал похож на него?»

То, что произошло за последние недели, после того, как Альтус спас меткоискателей: его изменение в характере, личных ценностях, поведении и мыслях – его пугало, и если раньше он полностью доверялся Крэлкину, живя по девизу: если Крэлкин молчит, значит все нормально, то теперь ему самому приходится выбирать правильный путь. Но правильно ли он поступит, сделав очередной ход, он не знал и боялся ошибиться. Боялся до мозга костей, но еще больше он боялся позволить Крэлкину действовать.

«Но эта тяга к кобылкам, – вспомнил Альтус навязчивое желание. – Как она мне не нравится. И ведь Крэлкин ничего не сможет с этим поделать, да и не захочет, наверное. А я не хочу это ощущать, я просто хочу здесь жить. Найти кого-то здесь – было бы слишком противно. Но почему эта противоестественность тянет меня? Почему я привязался к Флаттершай? Может эта тяга уже стала нормой для нового тела? И если не предпринять хоть что-нибудь, то, вероятно, я могу и переспать с кем-нибудь». Альтуса передернуло от этих мыслей. Укутавшись в одеяло, он еще немного мучился от угрызений совести, о том, что мог бы сделать, но изнурение от перелета все же взяло свое, и он погрузился в сон.