Прекрасный и тлеющий мир
Часть Двадцать Шестая: Страх и отвращение в Лос-Пегасусе
— Затем у него появилась эта... Пфф... Ассистентка. Конечно, он говорил, это лишь для работы. Она такая красивая. Её папа купил прививку для неё. Она чувствует запахи, вкус, живёт беззаботно. А я чувствую себя старой, — Боу вздохнула. Было немного страшно, она казалось совсем не следила за управлением. — В общем мы с Ордерли разводимся.
Пегаска взглянула на меня вопосительно, будто в моей власти разрешить эту ситуацию. Неужели она считает, что имеется дельный совет по всему произошедшему за время моей комы. Мне казалось, друзья помогут преодолеть столь сложный путь, а они сами встряли по самое не хочу. Увязли в бытовухе смешанной с апокалипсисом один к одному, и вот я как падший ангел, должна привнести свет в их тьму. Я и так отринула собственные проблемы, чтобы разобраться с чужими. Проблема была в том, что чужие проблемы никак не решались. Все мы надеялись, что всё вот-вот наладиться, когда комотозные стражники царства летаргии зазеваются, и у меня получится ускользнуть. Я просыпалась в надежде, что всё исправится само собой, но вместо этого руины оставленные мной ещё и обрушились от моих шорохов.
— Вы на наших радарах, — шорох, раздавшийся из рации, спас от надобности давать совет. — Вы влетаете на территорию города объединения. Назовитесь.
Боу нервно схватила наушники.
— Борт пять четыре — пять пять Эквестрия.
— Вас слышу. Заходите на посадку. Площадка номер четыре.
— Город объединения? — спросила я, когда радио утихло.
Из кабины сзади послышался сдавленный смех.
— Вам это не понравится, — добавил двухвостый.
Мы успешно приземлились. Впервые за долгое время. Сначала всё было спокойно. Лас-Пегасус стал, конечно, грязным, по крайней мере на подходах к городу. Пони были тут занятыми. Спешили куда-то, хотя и давили приветственную улыбку. Мир разваливался, а они находили силы работать. То есть просто жить дальше. Не карабкаться и искать пути спасения. Обычная рутина, как ртуть, медленно убивала и сводила их с ума.
К двухвостому пони все отнеслись привычно, что было подозрительно. То есть даже отбросить тот факт, что Республика воевала с нами, двухвостого пони не каждый день на улице встретишь.
— Давайте я первый, жду вас на той стороне, найду нам транспорт.
Двухвостный скрылся за дверями пропускного пункта, и Боу тот час кинулась на меня с расспросами.
— Так что посоветуешь?
Я потупила взгляд вниз и затем развела копытами. Серьёзно. Проблемы Сэнди совсем не хотелось разгребать. Это вообще последнее, о чём мне хочется думать. Да и не получалось думать об этом.
— Как ты можешь посоветовать, что-то если не знаешь всей истории? — шлёпнула себя пегаска по мордочке. — После того, как Ордерли встретился с твоей знакомой. Ну, помнишь, ты с ней тогда общалась?
Огонёк загорелся над дверьми пропускного пункта. Я не готова сейчас общаться с Боу, видят небеса. Пегаска отправила меня вперёд, сказав, что проблем быть не должно. Всё было также спокойно, да немного страшно, хотя я ведь не вор и не в розыске. Закон не нарушала.
— Документы, пожалуйста, — за столом сидела приятной наружности единорожка. У неё была странная форма... И ДВА ХВОСТА!
Боу не подавала вида и спокойно рылась в седельной сумке, пока республиканка сверлила взглядом. Я убийца! Я обалдеть как нарушала закон. Тогда в Кантерлоте столько республиканских солдат умерло по вине копыт, жавших на пластинку пулемёта. Город объединения, а двухвостый снайпер рассказывал о том, что республиканцы мирно живут в гармонии с Эквестрийцами.
— Держите, мой муж гражданин города объединения, вот печать о том, что мы в браке.
Её слова были где-то там. На фоне. Всё моё внимание было приковано к единорожке, скрупулёзно изучающей бумаги. Знала ли она?
— Всё в порядке, гражданка. Кто это с вами?
Сердце заколотилось. Казалось, сейчас набегут республиканцы с винтовками, приставят меня к стене и будут стрелять, пока от трупа не останется лишь кровавое месиво.
— У неё острое психическое заболевание — ОКР. Оно входит в перечень заболеваний, которое республиканское здравоохранение обязуется лечить. Как гражданка, я имею право провести пони, нуждающуюся в медицинской помощи, которую Эквестрийская медицина оказать не может.
Единорожка буравила пегаску грозным взглядом, а затем звонко рассмеялась.
— Кажется, кто-то проштудировал кодекс?
— Это обязанность любого гражданина, — улыбнулась Боу.
— Ах, если бы так и было, — вздохнула единорожка и затем обратилась ко мне. — Возьмите временные документы. Приятного вам пребывания в городе объединения.
По всему городу бродили двухвостые вперемешку с Эквестрийскими пони. На улицах было не так много народу, однако его хватало, чтобы увидеть, почему Лас-Пегасус теперь стал городом объединения. Было приятно видеть, хоть что-то не разрушенное окончательно, а даже наладившееся. Но как можно объединиться после стольких пролитых капель крови? После стольких смертей. Дело даже не в том, что мне не хотелось бы. Просто кто-то ведь должен быть наказан. Когда ты становишься виноватой — всё сложнее. Помочь прицелиться другим в себя, нарисовать мишень на голове, саму себя привязать к костру и умолять сжечь, дабы заслужить прощение за содеянное — даже не в здравом уме я отказывалась делать это.
— Не переживайте, — обратился ко мне двухвостый пегас. — Никто здесь не знает про вас.
Я промолчала в ответ. Неужели у меня было настолько виноватое выражение мордочки?
Карета остановилась у роскошного здания, вывеска которого сияла неоновыми огнями, даже днём. «ПЬЯНАЯ ЛУНА». На логотипе нарисована подозрительно знакомая кобыла, с хмельным видом усевшаяся на луну. Это ужасно неправильно. Моя родная Эквестрия катится в самую жопу по моей вине. Теперь идея подождать, пока все пони сдохнут и создать гармоничное сообщество, выглядит весьма разумной. Избавиться от плоти, пока она не сгнила и своим запахом не начала привлекать паразитов.
Внутри нас ждало самое весёлое. Это было тематическое заведение. Прямо на входе нас ждало странное шоу с кобылой в носках на подтяжках. Она облизывала леденец, ну, как бы это сказать... Просто слово вульгарно звучит слишком культурно по отношению к тому, что вытворяла эта пони с леденцом. Она горела. Блеклым, искусственным пламенем и этого было достаточно, чтобы привлечь взгляды пони, замёрзших в холодном мире. Она была горевшей бочкой, а зеваки вокруг бездомными, тянувшие к ней свои копыта.
— Странно, — хмыкнула Боу. — Тебе должно было понравится.
— Что это? — я зависла около этой несчастной пони, что использовала пищу не по назначению.
— Эротическое шоу, — Боу была до предела спокойна.
— На виду у всех? — хотелось плакать. Как такие интимные вещи, которые можно показывать лишь особенной пони, эта кобыла могла добровольно выставлять на показ?
— Солнышко, — приторно позвала меня Боу. — Какая же ты у нас наивная стала. Пошли отсюда.
Когда-то ведь я прятала трупы, лишь бы она не видела. Неужели зря?
Я ещё долго смотрела в след той пони, пока она мне подмигнула, вызывая приступы пунцовой краски по всему телу. Просто как-то грустно это всё. И только сейчас до меня дошло. Что значит разводятся? Уж не спрашиваю, когда они успели сыграть свадьбу. Ведь нельзя так делать. Нужно жить со своей любовью до конца жизни.
По крайней мере так считалось раньше. Я буду придерживаться этого. Что до остальных? Мне не хочется казаться старомодной или нечто в этом роде, просто это неправильно. Ребёнок Боу... О, небеса. У Сэнди Боу будет скоро родится дитя, причём в неполной семье. Не думаю, что Ордерли бросит свою кровь на произвол судьбы, и всё-таки, будь он постоянно рядом, было бы лучше. Об этом ещё рано говорить. Честно сказать, заводить детей сейчас было не самое лучшее решение. Рожать детишек посреди армагеддона весьма сомнительное решение, так что есть все основания думать, что беременеть Боу не планировала. Сказать об этом своей подруге у меня, конечно, смелости никогда не хватит, следовательно догадку проверить получиться не скоро.
Мы прошли в странное помещение с высокими потолками. Окон здесь не было, и множество синих ярких огоньков освещали нескончаемые столы. Здесь, разумеется, не ели. В «Восторг» от еды теперь мало кто приходил. И даже самый оригинальный ресторан не смог бы собрать столько народа, здесь занимались кое-чем другим. Азартные игры. Признаться честно, это было моей слабостью. Но если мороженное тратило биты честно, то карточные игры незаметно обдирали меня до нитки в считанные секунды, так что я говорила фолд на протяжении многих лет. Если в Понивилле это было весьма легко, то теперь, когда я оказалась в столице азарта и королевстве рулетки, отказаться будет очень нелегко.
Любое уважающее себя казино содержало небольшой отель и развлекательную программу. Было сложно догадаться, зачем мы ищем последнее. Боу в ответ презренно фыркала, а двухвостый сам ничего не знал, пегас, как и я, был в этом казино первый раз. Боу переговорила со старым билетёром. Белоснежно седой пони спал на ходу. Оглох он не от болезни, а от старости, однако вскоре он медленно кивнул, и обшарпанные двери раскрылись перед нами. Это было небольшое помещение. Ковровая дорожка цвета крови аортой легла посередине этого чахнущего организма. Шаткие зрительские сидения, располагавшиеся по бокам, разваливались на глазах, а отыскать стульчик с неотломанной спиной было большой удачей, само помещение было не лучше. Самым опасным номером здесь было сидеть под обваливающимся потолком, готовым рухнуть вам на голову. Несмотря на это, пони с открытыми ртами взирали на сцену.
Двое пони на сцене были культурно одеты. Единорожка в красивой, но не броской рубашке напоминала Мэйнхеттенского риелтора. Она держала табличку и быстро писала красивым почерком вслед за речью жеребца. Второй пони на сцене был мне хорошо известен, и при этом его было просто не узнать. Измятый пиджак, взъерошенные волосы и небрежно натянутый галстук с пальмами. Ордерли был, как и все мы, очень уставшим. Помимо всего этого он ещё и пошатывался.
— Я чувствую здесь смерт, — сказал доктор. — Она опутывает каждого из нас. Незаметно! Чтобы схватить вас, когда вы ожидаете этого меньше всего. Я знаю, для чего вы сюда пришли! Вы хотите, чтобы ваши страхи отступили, но ничего не бывает просто так. Нельзя преодолеть страх, не делая усилий. Нужно выйти на сцену! Выходите! Если вам нужна помощь.
— Что происходит? — шёпотом спросила я у Боу.
Всё это походило на странное собрание анонимных сектантов шизофреников, и главным психом здесь был лечащий врач. Конечно доля иронии в том, что я называю других психами несомненно есть, но когда к психическим заболеваниям прибавляется мистика, всё в одночасье становится невероятно жутко.
— Клоунада, — возмущённо ответила Сэнди. С глазами полными гнева она смотрела на ассистентку фокусника. Бедная пони, что помогала вытаскивать кроликов из шляпы, и не догадывалась о том, как же хочется одной беременной пегаске засунуть её в ящик и распилить на пополам.
Заплаканная пони, стыдливо оборачиваясь, взобралась на сцену. Свет приглушили. Все замолчали в ожидании.
— Ничего не говорите, — настойчивым голосом произнёс Ордерли. В отличии от ног, речь у него не спутывалась. Он говорил отчётливо и ясно, его голосу повиновались. — Ваша аура всё скажет за вас, — он водил копытом около пони, притворяясь, что нащупал поля чакры. —
Чувствую, рядом с вами не стало пони, которого вы любили, —
доброволец сразу закивала, слёзы уже покатились из её глаз. Она пришёптывала «да, да». — Это кто-то из вашей семьи... — продолжал угадывать доктор. – Это жеребец... Ваш муж.
— Да! — вырвалось из бедняжки, и она зарыдала.
Всхлипывания громом прокатывались до последних рядов. Это буря. Буря, добравшаяся до каждого города и дома. Её молнии ударили по всем просто по-разному. Всё стало ясно. Вместо кроликов из шляпы тут вытаскивали биты из пони. Доктор пользовался своим интеллектом и наблюдательностью, дабы скопить средства на существования. То, чем он раньше, помогал другим, он превратил в шоу. В клоунаду. И смеялись здесь далеко не зрители. Те, кто пришёл сюда в отчаянии, искали спасение от своего горя. У них на мордочках написаны все их мысли и проблемы, а Ордерли бессовестно зачитывал всё это вслух, прося за это биты. Это не было похоже на него.
Ассистентка продолжала вести за доктором стенограмму. И, возможно, мне показалась, но она пристально смотрела на меня. Я несколько раз отводила от неё взгляд, но единорожка не прекращала пристального наблюдения.
— Он говорит вам, чтобы вы помнили о нём, — Ордерли делал паузы, притворялся, что слышит её почившего мужа. Глупый стереотип – будто шёпот мёртвых неразборчив. На деле их голоса воют вьюгой в твоей голове, не переставая ни на минуту.
— Всё верно! — кобыла соглашалась с каждым его словом, что бы он сейчас не сказал, будет для неё истиной в последней инстанции.
— Постойте, — он театрально дёрнул копытом, призывая всех к тишине. Зарёванная вдова раскрыла рот в ожидании. — Я слышу... «Пёрышко». Он говорит. «Пёрышко моё, не горюй обо мне».
Видимо, это действительно было её ласковым прозвищем, потому кобыла не смогла вымолвит ничего более связанного, чем слова сожаления и грусти. Под шквал восхищённого цоканья её проводили на место, но все взгляды были устремлены к Ордерли, который для них был светоч. Последняя возможность быть с теми, кого любишь, с теми, кого потерял. И я не могла винить ни одно из тех, кто присутствовал.
У нас была прекрасная возможность побывать за декорациями, куда рвался почти каждый зритель этого трогательного спектакля. Доктор уверял, что ему нужно отдохнуть, что души других не слышно сквозь пелену усталости и истощения. В общем, продолжал делать тоже самое, что и на сцене — врать. Когда народ отступил, нам представилась великая честь услышать той мистической мудрости, что ведали уста единорога. Он не был мне удивлён, конечно же, вопрос в том, когда именно он узнал, что я здесь. Тем не менее, он был рад меня видеть. Ещё бы. Ему наконец-то удалось поговорить с настоящим приведением. Он хреново выглядел. Любое республиканское слово вполне подходило для описания. Не то, чтобы я лучше выглядела — просто мой неопрятный и печальный вид притёрся к личности, и менять что-либо было поздно и лень.
— Долго же тебя пришлось ждать, — улыбнулся он. — Хотя уверен, была веская причина.
Было невежливо уходить от смерти так быстро. Я и так постоянно стараюсь её избегать.
— И я рада тебя видеть, — подавленно отозвалась я, стараясь улыбнуться.
Его ассистентка вела себя немного странно, казалось, что ей хочется чего-то сказать, но она как может удерживает это внутри себя.
— Чё с ней? — не стерпела Боу, до этого остававшаяся в стороне. В каком бы она положении не был, а слова с её губ слетали только так.
Доктор вздохнул, откинулся на спинку стула и устало произнёс.
— Валяй.
Единорожка осмотрела с ног до головы мою персону и разочарованно произнесла.
— Это... Она и есть?
— Я предупреждал, — ответил ей доктор.
— Земнопони. Я извиняюсь за мою бестактность, просто жаль, что дар убийства попал в ваши никчёмные, с точки зрения, умения убивать копыта.
Мне не очень, конечно, нравились оскорбления, от страха я обычно молчала в ответ на оскорбления, но похоже, в этот раз так действительно нужно поступить. Боу вероятно обсыпала бы эту единорожку тысячей непристойных выражений, да так сильно, что её ребёнок с рождения сквернословил, однако вовремя вмешавшийся доктор сгладил обстановку. Он громко и вероятно наигранно рассмеялся, после чего пустился в объяснения.
— На самом деле Скарлет очень восхищается подвигами нашей Лэмплок.
Единорожка сделала шаг вперёд, и блики света скользнули по её глазам, как стальному клинку, который поднесли к пламени горна.
— Это так, — у неё был очень холодный голос. Я ошибочно приняла за разочарование то, что было её привычным тембром. — То, что вы сделали в Кантерлоте просто изумительно. Грязно, на самом деле, но всё-таки порождает. Во всей той кровавости на самом деле чувствуется копыто пони, что любит своё дело, — она сама была сталью. Её слова врезались ножом и медленно, технично прорубали насквозь. — Но я считаю, что Кантерлот это не вершина ваших успехов. Мой любимый и самый кровавый момент вашего путешествия это, конечно же, Толл Тэйл. Не буду спорить, тут есть и личные мотивы. Мне близка техника принцессы Луны, только я намного более умело расправляюсь с врагами данным способом. Даже не умея убивать, на тот момент вы оставили после себя целый город трупов. Жаль, что не республиканских.
Даже не уверенна: комплимент это или нет. Боу тоже призадумалась, но ругательства затаились на кончике языка, готовые слететь в любую минуту.
— Она тоже больная? — выцедил двухвостый, слушавший этот бред вместе с нами. Доктор хотел ответить, однако был перебит единорожкой.
— Нет, — вот теперь это действительно было разочарование. Словно мокрой от дождя сталью провели по стеклу. — К сожалению, психическое здоровье не подводит меня, как и весь остальной работающий бесперебойно организм. Я не могу убивать.
— Какая досада! — вдруг воскликнул Ордерли. — Зато наша малютка Лэмплок обладает этой способностью. И поможет нашей подруге Скарлет с одним делом. Правда?
— Да неужели? — Ордерли впутал меня. В какое-то дело, которое мне не понравится. Что ещё хуже, он опять сделал это за моей спиной.
— Это условия контракта, — холодно констатировала Скарлет.
— Что ещё за контракт? — возмутилась Боу. Серьёзно, этот беременный разъярённый комочек нежности выглядит нелепо, когда пытается сделать выражении мордочки прирождённой убийцы. Чуть менее нелепо, чем я, а это уже крах.
— Контракт моего рабства, — беспристрастно отвечает Скарлет под аккомпанемент звука фэйсхуфа от доктора.
Так, ладно. Вот это действительно крах.
— Похоже мне придётся опять просто довериться тебе. Опять.
Пьяная Луна могла похвастаться всеми видами развлечений. Помимо стриптиз клуба, казино и многочисленных баров тут имелась недавно оборудованная танцплощадка. Туда, как объяснил мне Ордерли заваливались проигравшиеся картёжники решившие пропить билет до дома, а также пони возраста моих родителей. Я боялась, что нашу странную компанию сразу приметят, однако все слишком были заняты собой. Ну или пьяны. Пьянство стало проблемой, кстати. Пресловутый сидр, которым семья Эпплджек торговала раз в год, теперь разливали даже около магазинов игрушек. Этанол содержащие напитки очень популярны в республике и наши пони быстро выкрутились, дабы заработать битов.
Это было странное место, чтобы поговорить, но Ордерли привёл мня сюда обещая, что всё расскажет. Историю с этим якобы рабовладением единорог замял быстро. Это было нечто вроде найма работника, но единорожка упрямо называла это рабством.
— Как себя чувствуешь?
Мы сидели за барной стойкой. Днём тут было тише, чем вечером. Судя по всему, когда восходит Луна включается музыка и начинается ежедневная вечеринка, которой всё нет конца. Но сейчас тут подавали даже горячие блюда, хоть и спрос на них был минимальный. Уверена в городе есть более приличные заведения, для тех у кого остался вкус.
— Хорошо. — сказала я, — Насколько это вообще возможно в данной ситуации.
— Стараешься держаться ради Тэо?
— Да. Ты точно уверен, что знаешь, как найти Флаттершай?
— Не сомневайся. — ему налили нечто из республиканского алкоголя в стакан с кубиками льда. Он отпил, сморщился и с презрением сказал, — Вообще-то не все пони перестали чувствовать вкус.
Барменша извинилась и добавила, что она здесь недавно.
— Вообще-то я в этих напитках не разбираюсь. Наш другой бармен занимается этим.
— Не в чем разбираться, — Барменша испуганно смотрела на единорога, но он уже забыл про неё и смотрел в мою сторону.
— И давно вы разводитесь с Боу?
— Бьюсь об заклад она тебе все уши прожужжала, — доктор улыбнулся, — У нас на самом деле всё было очень чудесно, когда ты умерла. Без обид. Но потом «Путь Щедрости» распался, а большая агентов, потеряла слух, кто-то и зрение... Кто-то потерял всё. Да и больше никто не хотел работать. Я обманул их. Говорил, что это последний шаг перед нашим прекрасным будущим. А всё обернулось крахом. Я ведь и тебя обманул.
— Зато я подвела многих. Мы были так близко.
— Но ты ушла Лэмплок. Не по своей воле, но тебя там не было. Тогда, когда всё разваливалось прямо на наших глазах. Ты не должна была отвечать за это и не отвечала. И посреди этого бардака Боу залетела, — он подумал немного и я не смогла сдержать смех, — Да, да. Очень смешно. Пегаска залетела.
Успокоившись я осмыслила сказанное доктором.
— То есть вы начали разводиться после того, как она забеременела?
— Там было очень много факторов, слившихся в одно решение, — он залпом осушил стакан другого напитка, — Вот это уже другое дело, — улыбнулся он барменше.
— Ну может у вас ещё всё получиться. Она ведь так тебя любила.
— Непривычно, да?
— Да.
Ордерли отодвинул стакан и придвинулся ко мне.
— Я напортачил. Очень сильно. Но я обещаю тебе – если будешь слушать и делать, что говорю, доверишься мне ещё раз и последуешь по моему пути... Тогда сможешь ещё спасти Тэо. Мы найдём Флаттершай и для этого нам необходима Скарлет. Помоги мне выполнить её дурацкий контракт и тогда сможем отправится за Флаттершай.
Скарлет холодно осмотрелась по сторонам. Мы находились в том же заведении, что сегодня днём вместе с доктором. Только теперь тут всё было по другому. Это вообще всё не наше. Не знаю, как в Мэйнхеттене, но не в Понивилле, не в Кантерлоте, не в Балтимере подобного не было. Под скрежет, вызывавший головную боль, который здесь называют музыкой, пони дрыгались в конвульсиях. Разглядеть что-либо в толпе было невозможно. Тела сливались в один страшный организм, будто живые заросли, крутящиеся в безумном вихре, утаскивающим тебя в самую пучину. Вдобавок ко всему тут было очень темно. Редкие огни освещали это помещение, проскальзывая сквозь специально пущенные клубы дыма, стелившиеся по полу. Скарлет вела меня за собой, холодно осматриваясь вокруг. Её глаза пугающе блестели здесь. В них горел интерес, жажда. Она цеплялась взглядом за двухвостых охранников, что подобно статуям у кладбища сторожили нас — беспокойных мертвецов, трепыхавшихся в одной большой могиле. Это был праздник забвения и похороны Эквестрии одновременно. Я боялась прошлого всю свою жизнь, но нельзя забывать. Нельзя. То, чему предавались эти пони, отчаянием стыдно назвать. Это мои поступки были от отчаяния, а они упивались, искали себе партнёров на одну ночь и сдались водовороту, их уносило всё дальше от гармонии, которую я проспала в буквальном смысле. Ордерли меня готовил к этому. Долго объяснял, для чего пони приходят сюда, но увидеть это воочию было... Неожиданно.
Мы сели около барной стойки и вежливо отказались от напитков. Пони, что наливал всем, был убит. Он двигался, говорил, дышал, но был мёртв. Я заглянула в его пустые глаза и вздрогнула. Сколько он тут провёл времени, глядя со стороны на это воплощение апокалипсиса?
— Ну, как ощущения?!
Сейчас в сердце, которое колотится в ритм лязгам, ядовитой желчью осело лишь два чувства. Страх и отвращение. Именно это мне преподнёс город Объединения. Я была не против того, что другие веселились, но это было массовое падение. Пони катятся к отметке, ниже которой ничего нет, и судя по тому, что совершил хозяин этого клуба — отметка смертельно близка. Во мне теплилась надежда, что это неправда. Я всё ещё не могла прийти в себя после услышанного, дрожь не отпускала моё тело. Копыта не слушались совершенно, а учитывая, в каком месте я находилась, нервы были накалены до предела.
— Пообещай, что невинные пони не погибнут.
— Невинных здесь нет, — улыбнулась она, затем поймала мой напуганный взгляд и, облизнув губы стальным голосом, заверила. —
Обещаю вам.
С трудом и очень долго я застёгивала ремешок на копыте. Винтовка, что сконструировала Скарлет, выглядела как вещь, сделанная с огромной любовью. И это было первых и пока что единственным доказательством того, что она настоящая пони. Хоть маньячкой от этого она быть не перестала.
— Готовы?! — сквозь лязг её было тяжело расслышать. Но эти слова отдались звуком грома посреди шумевшей бури.
— Нет! Но выбора у меня тоже нет, так что начнём!
Мы двинулись к двери в отдалённой части помещения. Тут было больше всего столиков, за которыми сидели одинокие старые кобылы, искавшие себе развлечение на ночь. Одна из них подмигнула Скарлет, на что пони победоносно улыбнулась и, сделав беспристрастный вид, пошла дальше. Точно также, как росло количество столиков — росло и количество охранников. Они были не в республиканской форме, а в обычной одежде. Среди них был даже один Эквестрийский единорог. Скарлет хищнически оглядывалась на них, готовая напасть в любое мгновение.
— Мэм, я очень сожалею, но здесь находятся служебные помещения! — дорогу в офис владельца танцевальной площадки нам преградил двухвостый в официальном костюме.
— Ой, простите! – её голос стал совершенно другим. Вместо холодной стали появилась пищалка, принадлежавшая молоденькой кобылке, которая перебрала сидра и решила завоевать танцевальную площадку. — Я просто искала, где весело скоротать вечер! — кокетливо улыбнулась она.
У жеребца на мордочке появился лёгкий румянец.
— Я бы с удовольствием вам помог!
— О да! Обязательно поможешь!
Скарлет выхватила один из своих остро отточенных ножей и полоснула по горлу охранника. Алая жижа хлестанула в нашу сторону, заливая наши шкуры багряными следами грехов.
— Стреляй, Лэмплок! — крикнула она, прижимая его голову телекинезом к полу.
Коробка с воспоминаниями, чувствами, желаниями, планами и прочими чудесными вещами взорвалась от выстрела, звук которого потерялся в какофонии лязгов. Моей очередной ошибкой, которые я совершала чуть ли не постоянно, было подойти к нему слишком близко перед тем, как оборвать жизнь. Липкая тёплая кровь попала на мои ноги и уютно обжилась на маленькой винтовке, ютившейся на моём копыте. Специально сконструированная под земнопони, чтобы увеличить число оставляемых позади меня трупов. Охранники в ужасе таращились на нас — двух Эквестрийских земнопони только что превративших голову двухвостого в раскуроченное запечённое яблоко, политое бордовым сиропом.
— ДА СУКИ! Эквестрийская убийца всё-таки нашла вас! — Скарлет не была сумасшедшей. От факта того, что всё это она делала на ясную голову, мне становилось не по себе.
Лёгким заклинанием единорожка вытащила обоймы из винтовок охранников, которые те даже не готовились применять, а сами винтовки пустила в ход как оружие ближнего боя. Приклады смачно прижались к мордам охранников, оставляя у тех кровоподтёки. Увернувшись от заклинания единорога-охранника, Скарлет воткнула нож и в него, отдав мне одну единственную команду. Я зависла, нацелив на него винтовку... Я ещё ни разу не убивала Эквестрийских пони. Кровь в вене на шее бешено пульсировала, готовая разорвать сосуды. И музыка. Она била меня по ушам, по голове, а световое шоу осветило ужаснувшуюся мордочку единорога, осознавшего, что смерть совсем рядом. Не выдержав ожидания, Скарлет ударила его головой об пол, оставив без сознания на некоторое время.
Единорожка лягнула дверь офиса задними копытами и кровожадно бросилась искать владельца клуба, но её встретил здоровенный охранник, выскочивший из неоткуда. Он буквально бросил её в груду столов, распугивая немногочисленных пони, сидевших там. Звуки выстрелов так и не могли прорваться сквозь шумиху, поэтому до этого мгновения большинство нас и не замечало. Испуганные кобылы бросились в гущу толпы, а Скарлет затерялась в куче поваленных стульев. Вот мы и допрыгались. Двухвостому было под силу просто раздавить меня или с хрустом сломать рёбра. От вопросов убийства я перешла к вопросам выживания. Он издевался надо мной, будто знал, что попытка усмирить его пулей приведёт к провалу. Косяк двери был украшен свинцовой точкой, после моего промаха, а охранник закричал, чтобы выказать с какой ненавистью будет потрошить мой труп.
Между нами встала Скарлет, размахивающая ножами. Отряд небольших стальных акробатов парил в воздухе с помощью телекинеза. Смертельная карусель прокатилась безжалостным вихрем по телу охранника. Порез один за другим бил по самым болезненным точкам — глаза, вены, артерии, сухожилия. Всё, что осталось от огромной злой скалы — это лужа крови и умирающий мешок мышц и костей. Скарлет вежливо попросила убедиться, что охранник больше не будет тренироваться метать вдаль живых существ. Это не тоже самое, что убийства в Кантерлоте. Я убивала осознанно, я пришла сюда, зная, что буду убивать других пони, и это не давало мне покоя. Если в Кантерлоте это было шоком для всех вокруг и самое главное для меня, Кантерлот, как тогда мне казалось, был последней преградой на пути светлого будущего для Эквестрии, последние смерти, которые я принесу в этот мир, ради его спасения. Но это была ошибка. И вот сейчас ещё один двухвостый умирал не во имя всеобщего блага, а из-за чужих грехов.
— Он убежал! — крикнула Скарлет, бросаясь в кабинет во второй раз.
Небольшой коридор уводил на склад с продуктами. С бешеным рвением единорожка раскидывала столики с посудой и отталкивала официантов, большинство из которых были Эквестрийские пони. У меня уже заканчивались силы. Я усталой тенью следовала за ней, по следам бардака, который оставался после единорожки. Неожиданно она легла на пол и крикнула.
— Стреляй! — в конце коридора испуганно ломился в закрытую дверь владелец заведения.
Повинуясь копыту, прицел дрожал, боясь задеть невинных пони. Один раз за сегодняшний день я промазала чуть ли не в упор. На таком расстоянии велика вероятность оборвать жизнь тех, кто не причастен к делам этого ублюдка.
— Нет! Слишком опасно!
Скарлет фыркнула со злобой и вынула нож, видимо, готовясь пригвоздить тварь к стене, но запертую дверь открыли охранники, ввалившиеся, чтобы защитить своего боса. Заранее приготовленный нож всё-таки пригвоздил двухвостого, пускай и не того. Винтовку другого Скарлет выхватила и использовала её. Нога охранника согнулась, а единорожка уже была около него, чтобы прижать голову бедолаги к полу своим копытом. Моя винтовка прижалась к виску и оправила беднягу в мир иной. Другая пуля вонзилась в голову прибитого республиканца.
На кухне уже ждали — одна единственная охранница. Для Скарлет это было настоящим развлечением, комната с кучей холодного оружия, огня и прочих возможностей мучить врагов зажгла её глаза, подобно синему пламени, тушившему местное блюдо. Первой в ход пошла кастрюля. Сначала Скарлет вылила её кипящее содержимое и затем попыталась заткнуть крики обожжённой, ударив той самой кастрюлей по голове. В этот раз я поспешила прекратить страдания бедняжки. Винтовка нацелилась и... Звук щелчка оповестил о том, что патроны кончились. Мы со Скарлет, совсем позабывшие о том, что подобное может случиться, удивлённо смотрели на отказавшуюся убивать винтовку, как двухвостая шарахнула единорожку по голове той самой сковородкой. Выхватив нож со столешницы, она угрожающе двинулась на меня, но Скарлет с окровавленной головой кинулась чуть ли не на нож. Тогда двухвостая укусила её за ухо, и о нет, это не так романтично, как кажется. Единорожка отпиралась и пыталась высвободиться от челюсти охранницы.
— Хватай её винтовку!
Все повара уже давно выскочили с кухни, а остальные охранники наверняка нацелились на дверь. Они ждали нас и караулили, оставив свою коллегу. Может, я предвзята, но убивать эту кобылу совсем не хотелось. Желание переменилось, как только она прислонила мордочку Скарлет к горящей плите. Плитка окрасилась в тёмно-свекольный цвет. Убери труп и кто-нибудь бы из Эквестрийцев поверил, что это кто-то с ярым фанатизмом отнёсся к кулинарии. Скарлет вздохнула, перезарядила мою винтовку и телекинезом подхватила оружие республиканки.
— Готова? — сказала она, стоя у дверей, ведущих к танцевальной площадке.
Я бы сейчас могла выдать глупый каламбур на тему кухни, но уныло ответила.
— Открывай.
Скарлет ворвалась и послышалась громкая энергичная музыка, в которой получилось уловить отзвуки этого страшного звука — звука выстрела, уносящего с собой чужие жизни. Но в этот раз все пока что остались живы, в том числе и единорожка, позвавшая меня. Республиканцы хватались за раненные ноги, а пони продолжали танцевать, лишь те, кто был ближе в ужас,е шарахались и бежали в туалет, побыстрей расстаться со рвотными массами. На сей раз бармен опять глядел на меня мёртвыми глазами. Только он был мёртв и физически — видимо, кто-то из республиканцев зацепил бедолагу, возможно, рикошетом. Он, конечно, был невиновным, но почему-то у меня было очень странное чувство, что это случилось к лучшему. Будто бы это так и должно быть. Пони вместо того, чтобы проверить состояние мертвеца, принялись хватать алкоголь, наступая копытами на его мёртвое тело. От Скарлет они, конечно, шарахались, а вот меня пару раз чуть не затоптали.
Я пробежала мимо раненых охранников в след за единорожкой. В толпе нас поджидало ещё пару республиканцев. Скарлет хватала их телекинезом за ноги и подбрасывала от чего те падали на землю и получали от меня свинцовое обезболивающие. Всё становилось на порядок легче. Теперь сомнений перед каждым выстрелом стало меньше. Звучит немного пафосно, но за нами действительно тянулся кровавый след. В буквальном смысле. Вспотевшие пони дрыгались под эту симфонию мигрени и не замечали нас. С закрытыми глазами ограждали себя от проблем. От вируса и прочей шляпы, которая могла приключиться с любым живым организмом в этом мире. Винила я их? Я бы сделала также. Я также и делала. Они просто как разряжающие себя энергокристаллы, живые аккумуляторы, которым надоело тратить энергию на боль и страдания. Они тратили себя здесь в тёмном ужасном месте, чтобы забыться, чтобы не проживать все случившиеся беды. Но утром их настигнет похмелье из реального мира и станет ясно, что произошедшее ночью это самообман. И так каждый день до тех пор пока они не вспыхнут и не прожгут всю свою живую энергию.
Выстрел. Кровь охранника брызгами устремилась на тело танцующей поняши, к которой тёрлись сразу несколько жеребцов. Она возгоралась в этом фонтане крови, и её было не остановить. Алая жидкость текла по её бедрам, и всё это одно мгновение пока, я проходила около неё.
— Он вышел на улицу!
Последние два охранника бросили винтовки и скрылись в гуще толпы. Беги на меня Скарлет, я бы поступила также. Уж не знаю, почему сумасшествие обошло эту кобылу стороной, но она была воплощение самого процесса убийства. Её тело, склад ума, ловкость и желания — всё это шло на создание убийства. Для неё это эстетика и грация, смысл жизни. Уничтожать всё самое отвратительное и болезнетворное.
После жаркого клуба свежий воздух был настоящим подарком. Скарлет пальнула сразу из пяти винтовок, но именно в этот момент жеребец забежал в переулок. Нас чуть не сбила одна припозднившаяся карета. Что задержало меня, а следом и единорожку. Она нервно прошипела на мою неловкость и, сломя голову, бросилась на поимку того ублюдка. Я искренне надеялась, что в ней бьётся не только удовольствие от убийств, но желание отомстить за ту маленькую пони, которой та тварь причинила столько зла.
В переулке собралась небольшая кучка пони, шарахнувшихся от Скарлет. Она провела меня через их толпу. Они встали около небольшого стола, с которого республиканец спешно убирал порошок. Мне кажется, или продавать чистящие средства ночью, да ещё и в таком месте, не самая лучшая идея?
Жеребец опять забежал за угол. Я начинала умирать от усталости. Хоть я и не бегала почти. Скарлет высунула мордочку и сбросила все винтовки, стоило заглянуть на улицу, и мне и всё стало ясно. Тут было довольно-таки людно для апокалипсиса. Разумеется, ублюдок скрылся из виду. Мы прошли немного, как услышали позади нас яростные крики.
Это владелец небольшого магазина выгонял того, кого выслеживала Скарлет. Его глаза округлились до невозможности, и он ринулся по улице. Лавируя между парой прохожих, которых Скарлет бесцеремонно расталкивала, я приблизилась к месту, в которое опять попытался спрятаться подонок. Небольшое кафе, которое планировало закрываться. Там была лишь одна посетительница, официантка и выбежавший на вопли владельца танцплощадки шеф повар. Взгляд пони, которого мы пытались догнать, померк. Он притих, и ему стало ясно, что деваться уже некуда. Мы настигли его, и сейчас его судьба была в наших копытах, а Скарлет его судьбу давно предопределила.
— Давай! Убей его!
К моему удивлению, обнаружилось нечто, чего в условиях договора Скарлет не указала. Пони, которого нужно убить, оказался Эквестрийцем. Один единственный хвост поджался в испуге.
— Это правда? Вы действительно это сделали? — в кафе остались только виновники всего произошедшего.
У меня на глаза наворачивались слёзы. Это не могло быть не правдой, и если я ещё хоть как-то могла приживить в своей голове мысль о том, что республиканец способен на такую мерзость, то... Ну не могли пони пасть так низко.
— Это правда или нет?! — мой крик резанул всем по ушам. Слёзы скатывались вниз по мордочке очередным дождём. Это была скорбь за судьбу несчастной жизни, которую он погубил и печаль за Эквестрию одновременно.
— Всё не так, как кажется, — пролепетал он.
— Просто убей его, Лэмплок! — кричала Скарлет. — Он должен заплатить за содеянное!
Содеянное. Мы только что убивали пони, которые просто работали на негодяя. Для Скарлет они были пустое место, а у меня щёлкала в мозгу мысль о том, что у каждого из них возможно есть семья. После вспышки вируса выжило и так мало пони, а мы продолжали уменьшать население Эквестрии. И что там говорить, если уж каждого наказывать за содеянное, то я должна остаться лежать мёртвой в Кантерлоте. Я делала совсем не то, что нужно. У меня цель спасти Флаттершай, а я сижу здесь и целюсь в ублюдка, продавшего собственную дочь в сексуальное рабство. И тогда где правильнее быть? Ордерли уверял, что это первый подобный случай, но что, если это не так. Давно опоздав, у меня всё были наивные желания исправить что-то. Я сама гналась за работорговцем, потому что это гласили условия контракта на рабство Скарлет. Где же тут белое и чёрное?
— У меня семья, — разумеется. — Ещё остались три крохи... Я не вру. Их мать умерла ещё до всего этого пиздеца и... Кормить их стало сложно, и когда у дочурки началась последняя стадия вируса, мне предложили... — он зарыдал. И мне было интересно, отчего он ревёт. От страха за собственную жизнь или из-за детей. — Всё это, чтобы прокормить семью и только.
— Убей его!
— У него семья, — подавленно ответила я.
Скарлет ошарашенно кинула на меня свой взгляд и принялась объяснять мне, какая я дура и о том, что о чужих семья надо было раньше думать. У неё были очень странные представления о зле и добре. Она требовала убить поганца сейчас, после чего сбежать. В ней было нечто жестокое, хоть и сама она не убивала. Она ранила сильно и цепляла за больное. Скарлет уверяла, что я буду тупой, если остановлюсь сейчас. И это было и вправду глупо. После тех смертей оставить в живых главного злодея немыслимый идиотизм, на который я, разумеется, была способна. Но даже с точки зрения морали это выглядело полным бредом. Мои представления о зле и добре были ещё более странными. Совершённое сегодня — это ошибка, которую уже не исправишь.
— Как вы могли не знать, что у него семья? — причитала я, продолжая всхлипывать и хныкать.
— Мы знали об этом! — кричала Скарлет, что у неё было сил. — Почему я должна беспокоиться о его семье, когда он сам плюёт на них? Теперь выполни условия контракта и убей его. Пускай он будет мёртв, как и его дочь!
— Она не мертва, — тихо сказал он, и мы мгновенно замолчали.
— Её использовали и затем выбросили, как мусор, я это знаю! — начала кричать Скарлет.
— Нет! Я заключил сделку с влиятельными пони, которые выкупили «Пьяную Луну». Они проводят аукцион, чтобы продать её тому, кто предложит лучшую цену.
Совершённое сегодня это ошибка, которую уже не исправишь. Зато, оказывается, есть пони, которую я могла спасти.
— Это нечестно! Вы обманули меня! — раздался крик Скарлет в номере, принадлежавшему Ордерли. И хоть они были в соседней комнате, всё было хорошо слышно. — Были чёткие условия договора, и вы их нарушили! Она должна была убить того ублюдка!
Ордерли всё разузнал за несколько минут. Подкупил он кого-то или загипнотизировал, подглядел или подслушал, это не суть. У нас была точная информация о том, где и когда состоится это ужасная хрень, которую кто-то из дурости назвал аукционом.
— Ты ведь умная пони, — доктор вкрадчиво старался прекратить этот поток ярости. — Подумай сама, ситуация довольно-таки усложнилась. Я не буду судить о правильности действий Лэмплок, однако теперь она предлагает довольно здравый вариант, — Скарлет выдохнула, похоже, это не первый раз, когда доктор урезонивает эту кобылу. — Если говорить о условиях контракта, то в них нет ни строчки о том, что Лэмплок должна убить его.
— Да, но...
— Нет, дослушай меня, м прервал её доктор, продолжая говорить в одном темпе. — Единственное, что есть в контракте про Лэмплок, так это то, что она должна показать, как она убивает других республиканцев.
— Но он ведь мразь, — подавленно добавила она, выждав паузу. — Он должен быть наказан.
— Он уже наказан, милая.
Скрипнула старая кушетка, видимо, на неё кто-то устало свалился, а затем послышался детский обидевшийся голос единорожки.
— Но я хочу измучить эту мразь сама, м её голос опять зазвучал холодным клинком. — Хочу смотреть, как он сдохнет.
— Ладно, это всё, конечно, здорово, — начал двухвостый, — только скоро несколькими этажами выше начнут продавать маленькую кобылку. Собираетесь что-то предпринять?
— Например, сказать об этом властям? — неожиданно для всех высказалась Боу. — Ну знаете, как это обычно делают.
— Нет, — бросил Ордерли. — Владелец «Пьяной Луны» очень хороший знакомый главы республиканской администрации. Ну, и вы сами догадываетесь, что без его ведома тут ничего не происходит. И высока вероятность, что на аукционе он тоже будет присутствовать.
— Хвост с политикой. — стальным голосом произнесла Скарлет. —
Вырежем одного за другим. Выпотрошим и затем убьём. Всех, кто там будет.
— Как оригинально, — съязвил республиканец.
— Ну, это хоть какой-то план, — признал усталым голосом Ордерли.
Боу нервно фыркнула, услышав, как доктор соглашается со своей рабыней. Честно — пообщавшись со Скарлет, не думаю, что между ней и единорогом есть хоть что-нибудь похожее на отношения.
Они немного поспорили, Боу пыталась напомнить всем про Флаттершай, но ясно, что ту пони бросить нельзя. Спустя пару острот и несколько язвительных шуток все разошлись по своим углам. Под моё тело было выделено крохотное помещение, в котором с трудом можно вытянуть ноги. Тем не менее, это была чудесная возможность побыть одной. Уставившись в стену, пустую, как мои оправдания, я думала. Точнее сказать, жалела, ныла и просто терзала себя мыслями о произошедшем. Я не пошла на этот небольшой совет, потому что мне было нечего ответить или сказать.
Справедливым было убить того ублюдка. Справедливым было, чтобы меня подстрелили и оставили умирать в Кантерлоте. Но мне было страшно. Поэтому я поступала несправедливо и втайне радовалась, когда справедливость не замечала мои грехи. И я радовалась до тех пор, пока нить справедливости, скреплявшая весь мир, не начинала трещать по швам. То, что случилось с той маленькой пони, справедливо? Нет. Но как могла я требовать справедливости, когда сама поступала нечестно?
Все эти вопросы были огнём, сжигавшим поля Эквестрийской невинности. И я в этом пламени тлеющий уголёк, что разгорелся, внезапно, посреди выжженного поля. Все оттенки слились в пожарище поглощавшем Эквестрию. Пока моё тихое зелёное пламя жгло сорняки, пожар испепелял древо гармонии. Так я и умру в путешествиях от одного пепелища к другому. То, что произошло с той маленькой пони, не только веление судьбы. Это вполне осознанный поступок другого пони. И как можно жить в мире, где хотят насиловать маленьких беззащитных созданий? Я сходила с ума от этой мысли. Подушка, сырая от соплей, слёз и моих слюней, удерживала мои крики. Мордочка вжалась в мягкий пуховый мешок, не позволяя мне яростной экспрессии. Убить их всех. Сорвать гниль на корню, пока не проросли корни в нашу чистую землю, пропитанную кровью. Но нельзя же прополоть всё без разбора.
В этой буре грешников, пытающихся сделать мир лучше, не было место справедливости. Меня должно было ждать наказание. За все мои грехи. Произошедший сегодня абсурд прочно засел у меня в голове и не желал выбираться. Никто меня даже не обвинял. Будто стреляла в пустоту. Мёртвые тела должно быть выносят с танцплощадки, моют кровь. А дома их ждали семьи. Дети. Любимые. «Задержались на работе» — подумают они с утра. «Что-то случилось?» — проскочит мысль к середине дня. Затем им сообщат о том, что чокнутая кобыла ворвалась и перестреляла всех охранников без видимой причины. Не взяла денег, не потребовала выкупа, не убила владельца. Она просто сошла с ума.
Я закричала. Забила в стену копытами. Это был блядский кошмар, а я уже давно проснулась. У психопатки уже было прозвище — Вторая Эквестрийская убийца. Заголовки газет на утро пестрят одноимённым заголовком, предлагая фотографию места преступления. Это был всего лишь контракт. Должна показать, как убивает других.
— Лэмплок! — в комнату вошло сразу две жизни. Боу поймала меня в объятия. Я боялась пошевелить копытом, лишь бы не задеть её ребёнка. — Что случилось?
Что, блять, случилось?! Она спрашивает что... Всем наплевать на случившееся. Все, кто знали меня, даже не удивлены, тому факту, что я затушила несколько огоньков в ночи.
— Я их убила, БОУ! УБИЛА! — сопли растеклись по моей мордочке, сплетаясь со слюнями. Пара криков — это всё, на что меня хватило. Дальше в моей речи был бы лишь один несвязанный бред — такой же, как и мои поступки.
Сэнди молчала. Может, ей стало ясно, какой ужас произошёл со мной, и что я натворила.
Я просто зелёное пламя, и нет моей вины в этом. Я ракетница. Создана освещать — начала убивать. Так Тэо однажды сказала.
И слёз появилось ещё больше. Жертва темноты, внезапно освещённая светом. Стоило ждать, когда темнота падёт и на меня, когда мир затихнет, и из всех чувств у меня останется лишь любовь. Но я пыталась. Пыталась сделать лучше. И выходило не хуже — выходило отвратительно.
— Я бы могла позвать доктора, но не хочу, чтобы он пудрил тебе мозги, кроха, — она говорила голос матери. Кобылы, которая скоро будет нянчить своё дитя. — Это ужасно. Прости, конечно, но так оно и есть, — я всхлипнула громче, чем обычно, и Боу прижала меня к себе крепче. — Но тебя вело доброе сердце, — она помолчала. — Сделай кто-нибудь такое с моим ребёнком, я бы убила там всех. Виновных и невиновных. Ты дала тому пони шанс искупить свою вину, и у тебя появился точно такой же. Попытайся, — она повернула мою мордочку так, чтобы увидеть мои обожжённые болью глаза. — Не получится — не переживай. Я ведь рядом.
Я тихо расплакалась от её слов. Они не избавили от боли и не простили мои грехи. Это странное субъективное эмоциональное мнение, не могло исправить ситуацию, но от самой поддержки. От самого факта, что друзья всё ещё со мной — мне стало легче.
Та наивная кобылка с бантиком на хвосте была потеряна и жила лишь в моих воспоминаниях. Вместо неё мудрая кобыла, у которой под сердцем самое ценное в жизни. Этот мир потрепал её. Беременность сделала её лучше. Мне слышались её беззаботные песни, её смех. Вспоминался её пылкий нрав, её грустная мордочка, её жаркие объятия при встрече. И умение во всём находить счастье. Она жила сейчас. Каждым мгновением. И её волновали простые вещи в такой сложной ситуации. Многое теперь стало по-другому. Но я всё также плачу, только теперь у неё на виду.