Никогда не суди о жуке по надкрыльям (Хроники разрыва по-королевски: Кризалис)
Глава Вторая. Беда не приходит одна
Селестия
Сон.
Наконец-то тихий, спокойный, размеренный сон.
Не лихорадочное забытье в перерывах между вспышками боли. Не тревожное, медленное, бессильное погружение в темноту. И уж тем более не резкое падение в бездну, где ещё едва слышны отголоски пережитого ужаса.
Наконец-то покой. Наконец-то можно отдохнуть…
Я видела себя в окружении родных и близких. Всех, кто помогал пройти этот долгий, тернистый путь. Кто с малых лет нас растил и воспитывал.
Хоть память не сумела запечатлеть лиц родителей, мы продолжаем помнить тех, кто нам их заменил. Начиная с самого раннего детства. От ласковых нянек и воспитателей, сумевших привить чувство такта, манеры и, что важнее, понятие правильного и неправильного, хорошего и плохого, до строгих учителей, вбивавших бесценные знания в наши, скажем честно, не самые талантливые головки. От тех, кто буквально посвящал жизнь стремлению сделать нас лучше, до немногих, кому лишь парой мимолётных фраз удалось оставить след на всю оставшуюся жизнь. Сильные научили нас быть сильными, а слабые – быть слабыми. Благодаря им мы познали восторг величия и всемогущества, и вместе с тем – счастье маленьких, незаметных радостей.
Там были те, кто оставался рядом даже в самые тяжёлые дни. Маленькие, совсем незаметные по сравнению с почти бессмертными и всемогущими, казалось бы, чем они могут нас поддержать? Однако, вопреки всему, им удавалось вершить то, чего не под силу было самой Вечности. Они делали невозможное. Их пример ясно показывал: большими могут быть все, даже маленькие пони.
И там был тот, кто одарил меня самым великим сокровищем, каким только может обладать живое существо… живое… Да, именно он доказал: я могу любить и быть искренне, по настоящему любимой. И хоть многие видели во мне лишь Богиню, бесконечно могущественного и мудрого идола, только он видел иную меня. Живую.
Там были все…
И только с ними мы с сестрою поняли: никому не узреть всего. Никому и никогда. Сколько бы ни было позади лет, жизнь всегда преподнесёт сюрприз…
…
Жеребячий плач. Опять.
Пришлось потратить несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и с трудом подняться с постели. Видимо, и в этот раз утро придётся начать чуточку раньше обычного…
Да сколько же можно?! В конце концов, даже Богиням время от времени нужно спать!
– Ш-ш-ш, – баюкала я жеребёнка, – тише, солнышко. Всё хорошо, мама рядом…
Без толку. Едва завидев маму, малютка принялась пищать ещё пуще прежнего.
Ничего не понимаю. Благодаря связывающей нас магии, я могла бы с лёгкостью определить, к примеру, болит ли у него что-нибудь или он чего-то испугался. Однако прямо сейчас ему не было ни больно, ни страшно. И, тем не менее, прямо сейчас от его голоса едва не дрожали стёкла.
После нескольких минут (или часов?) в бесплодных попытках унять жеребёнка, я со вздохом опустилась прямо на коврик рядом с колыбелью.
Может, я что-то не так делаю? Может, и не надо пытаться его успокаивать? Может, нужно просто набраться терпения и подождать?
Я усмехнулась. Да уж, Великая и Всезнающая Богиня опять не знает, что делать. Неужели так у всех матерей? Если да, то остаётся только удивиться их выдержке.
Спустя ещё какое-то время, малыш, наконец-то, затих. Я уже и сама не верила своему счастью, однако сил, да и желания, на то, чтобы добраться до собственной постели, уже не осталось. Вместо этого, я просто повалилась на бок. Остаётся только возблагодарить за проницательность того, кто предусмотрительно распорядился постелить здесь такие мягкие ковры.
«Слава мне…»
Неожиданно раздался мелодичный звон, к которому вскоре присоединился и плач моего сына, возвещавшие о необходимости начинать новый день. Ещё одно доброе утро, чтоб его…
Проблемы начались с самого начала. И недостаток сна был далеко не самой серьёзной.
Первоочередной вопрос – кормление. Косми напрочь отказывался есть… В смысле, не вообще, но то, чем обычно кормят жеребят в его возрасте. По какой-то необъяснимой причине, стоило мне только приблизить его к себе, как тут же малыш начинал плакать, дёргаться и вообще вести себя… неправильно. Однажды он даже сумел укусить меня за… ну, вы понимаете. Тогда я на собственном опыте убедилась, что хотя бы с зубками у него всё в порядке.
С этим была связана ещё одна проблема, имевшая скорее психологическую природу. Как бы я ни старалась, что бы ни пробовала, мне никак не удавалось наладить контакт с собственным сыном. И это при том, что с прочими пони подобных проблем не было. Вообще. Конечно, он мог иногда покапризничать или устроить сцену, насилуя слух окружающих очень громким плачем (ну что ж, по крайней мере, и с голосом у Косми тоже всё хорошо), но при этом он никогда не возражал, когда его брали в копыта или поднимали магией. Последнее, напротив, ему даже нравилось. Но только если это делал кто-то другой. Не я.
И это было невыносимо.
Уже множество раз до этого Луна предлагала мне найти няню. И каждый раз я вынуждена была отказаться.
Почему, спросите вы?
Мне было страшно. За прошедшие столетия у нас с Луной скопилось изрядное число врагов, а Космос – наше наиболее уязвимое место...
Хватит. Однажды я едва его не потеряла. Не знаю, переживу ли подобное ещё раз.
Нет, пусть всё остаётся, как есть.
Время всегда всё расставляет по местам. С ним и терпением получится всё.
Так что, когда моя дорогая сестра уже в который раз предложила помощь во время нашей ежевечерней встречи, для меня ответ был вполне очевиден…
– Но ты же не можешь оставить всё как есть! – в отчаянии топнув копытцем, воскликнула Луна. – Подумай, в конце концов, о Принце, о своём сыне! Неужто ль ты думаешь, что он бы пожелал от своей матери подобных жертв?!
Очередной усталый вздох. Опять крики… о небо, как же я от них устала…
– Знаю, – вымученно улыбнувшись, ответила я. – Знаю, что не пожелал бы. Однако решение уже принято.
Луна было вновь собралась обрушиться на меня с горячей тирадой о необходимости беречь себя, но мне пришлось остановить её, подняв копыто.
– Не бойся за меня. Всё самое трудное позади…
– Да, но и ты теперь измучена, – не отступала сестра. – И к тому же, кому, как ни тебе знать, чем чревато подобное.
Кому, как ни мне… Да уж, я хорошо это помню.
Злой шуткой наших создателей стали крепкие, выносливые, почти неразрушимые тела, и вместе с тем – хрупкие, словно замёрзшие капельки утренней росы, души. Зная это, наши многочисленные враги всегда метили в то, что могло уничтожить нас изнутри, и в первую очередь – в наших близких. Именно поэтому мы всегда старались спрятать самое дорогое как можно дальше. Или как можно ближе.
Если не станет Космоса, не станет и меня, ибо я этого просто не вынесу. Но если всё продолжится, как есть, возможно, я, подорву собственные душевые силы. Хотя…
Нет, я должна, я обязана оставаться рядом. Хотя бы до тех пор, пока он не сможет постоять за себя сам.
И, кроме того, пока остаётся надежда найти компромисс.
– Не беспокойся. – улыбнувшись, ответила я. – Я поручу поиск решения нашей проблемы исследовательскому отделу. Уверена, здесь не обошлось без тлетворной магии Королевы.
– Магии Королевы? Вздор, ты вмиг бы её почувствовала… – Луна осеклась, на несколько секунд уйдя в себя. – Впрочем…
Недоверчиво хмыкнув, Луна задумчиво потёрла копытом подбородок.
– Да и возлагать поиск решения на учёных… – она усмехнулась. – Ну что ж, дать им шанс стоит, – сестра нахмурилась, – но пусть поспешат. Уж кто, а книгочеи никогда не отличались расторопностью.
– О-о-о, поверь, этих подгонять не придётся, – хихикнув, заверила я.
– Да неужели? – Луна приподняла бровь. – Не возражаешь, если я лично взгляну на эти светлые головы?
– Конечно, – тут же согласилась я, – дай только пару минут. Нужно уложить малыша…
«Ну, или хотя попытаться…»
– Оно живое! ЖИВОЕ!!!
Глубоко во внутренних помещениях дворца, где стены были в равной степени древними и прочными, располагался Королевский исследовательский отдел. Сам по себе он был небольшой. В общей сложности, для него было выделено всего пять или шесть комнат. Не то чтобы существовала нехватка средств, не позволявшая возвести отдельные, просторные корпуса вне нашей резиденции, однако… понимаете, когда под одной крышей собираются лучшие умы своего времени, произойти может всякое. Особенно, когда под «всяким» предполагается, например, разрыв ткани пространства и времени вкупе с массовым отравлением кошек. Другими словами, подобно Дневному и Ночному, светила науки также нуждаются в постоянном контроле, поскольку в погоне за знанием те могут быть не слишком… осмотрительными. Особенно, когда есть возможность что-нибудь взорвать.
Итак, в небольшой зале глубоко в горе, в окружении разбросанных повсюду свитков (наверняка крайне важных), перед нами предстал сам глубокоуважаемый профессор Найштейн, который, не обращая ни на кого внимания, отплясывал какой-то замысловатый воинственный танец. Для меня подобное поведение давно уже не было в диковинку, но вот сестру эти прыжки и завывания явно сбили с толку. По её лицу было видно, что та ожидала увидеть что угодно, но уж точно не беснующегося почтенного старика.
– Здравствуйте, профессор.
– …живое, живое, живое, ву-уху, ЖИВОЕ!!!
– Профессор!
«Нет, определённо, если я сейчас не вмешаюсь, вмешается Луна…» – пронеслась тревожная мысль.
Предварительно мысленно попросив у профессора прощения, я незаметно для него переставила ногу, заставив незадачливого первооткрывателя науки, кувыркнувшись, с шумом приземлиться в кучу свитков.
Какое-то время Луна молча наблюдала за барахтающимся Найштейном, о чём-то, видимо, про себя размышляя.
– Ужели зрим Мы пред собою, как Нам ты говорила, Сестра, «наимудрейшего из нашего народа»? – проговорила она с усмешкой.
Послав Луне умоляющий взгляд, я помогла профессору выпутаться из собственного халата.
– Пресвятая трансмутация! Давненько у меня не было такого головокружительного успеха! Причём в буквальном смысле!
Встав, наконец, на четыре ноги и поправив очки, профессор повернулся ко мне.
– Оу, моё почтение, принцесса. Рад, что заглянули! – воскликнул тот.
– Я тоже очень рада, что смогла вам выкроить минутку, – ответила я с улыбкой.
– Давненько уж не заглядывали. Совсем, поди, позабыли старика!
– И в мыслях не было, – мягко возразила я. – Кроме того, в дальнейшем мы с вами будем видеться куда чаще.
– Даже так? – профессор приподнял бровь. – Определённо, опять что-то случилось, раз вы пришли. Не на кофеёк же, в конце концов.
– Ну что ж, от вас ничего не утаишь, – похвалила я, признаться, не без задней мысли: как и все жеребцы, Найштейн крайне падок на лесть.
– А то! – довольно улыбнулся тот (я же говорила). – С удовольствием вас выслушаю. Вот только, если не возражаете, прежде мне нужно кое с чем закончить…
– Разумеется, профессор, мы подождём.
Кивнув, Наштейн направился к одному из попискивающих приборов и погрузился в созерцание показавшейся из него ленты.
– И передайте, пожалуйста, девочке, чтобы ничего не трогала!
Луна медленно подняла голову от раскрывшегося на полу свитка в сторону белого халата.
– Эм-м, профессор, уверена, вы не совсем верно выразились, не так ли?
– В каком смысле? – бросил Найштейн. – Впрочем, если докажете, что это мальчик, можете в меня чем-нибудь бросить.
– Профессор…
Повисла гнетущая тишина.
Не отрывая собственного взгляда, Луна не спеша набрала в лёгкие побольше воздуха и…
…и медленно, прикрыв глаза, выдохнула.
Пронесло.
Надо отдать ей должное. Вряд ли я бы на её месте проглотила подобное.
– Только потому, что у меня сегодня хорошее настроение, – подойдя поближе, прошипела Луна, словно угадав мои мысли.
Виновато улыбнувшись, я наклонилась над самым её ухом.
– Спасибо, – шепнула я едва слышно.
– Сочтёмся, – ответила сестра, слегка приподняв уголки губ.
Следующие пару минут мы с Луной провели в молчании, каждый думая о своём.
«Надеюсь, она не обиделась. Ведь то, что та не стала возмущаться вслух, вовсе не означает, что она оставит это просто так. Хотя, чего это я? В конце концов, много времени с тех пор прошло. Луна так изменилась. Сейчас она была такой сдержанной и тактичной. Словно стала взрослее…»
– Знаешь, – как бы невзначай шепотом проронила Луна, – меня тут посетила одна мысль. В плане того, чем бы ты могла бы отплатить.
Я вопросительно скосила на неё глаза.
– Давай сделаем так, – продолжила сестра. – Я кое-что в себе поправлю, а тем временем ты…
– Нет, – отвернувшись, ответила я. – Просто нет. И вообще, как же тебе не стыдно. Он же пожилой жеребец, в конце концов.
«Вот тебе и «взрослее»…» – мелькнула было мысль, вот только…
– Попалась, – хитро прищурившись, бросила Луна, после чего направилась к профессору, напоследок слегка задев кончиком хвоста мою шею.
Пока я переваривала услышанное, сестра преспокойно подошла к ничего не подозревающему профессору и аккуратно наклонилась над его левым ухом. Не знаю, что она ему говорила, но было видно, как голова учёного застыла, а уши нервно задёргались. Верный признак нервозности. Но никак не страха или ужаса.
Странно.
«Хм, надо будет как-нибудь выведать у него, что же она ему сказала. – думала я про себя. –Потому что если спросить саму Луну, то та лишь нагонит тумана или задаст десяток-другой вопросов в ответ. Найштейн в этом плане более открытый. Но это потом…»
Сестра шла мне навстречу с гордо поднятой головой и с едва заметной игривой ухмылкой. Такое её загадочное поведение лишь подстегивало моё любопытство. Но виду решила не подавать – пусть пока она думает, что я просто беспокоюсь за бедного учёного.
– Это было обязательно? – шепнула я, когда та подошла поближе.
– О чём ты?
– Ты прекрасно всё понимаешь.
– Отнюдь.
Ох, знает же, что меня это бесит…
Хотя, наверное, некоторые пони никогда не выходят из жеребячества.
– Ладно, забудь… – я устало выдохнула.
Да, я устала. Был тяжёлый день, впереди, возможно, ещё более тяжёлая, бессонная ночь. Я не высыпаюсь уже которые сутки, и поэтому мне нужна поддержка вместо тупых шуточек!..
…
Только спустя пару секунд я поймала себя на этой не самой приятной мысли.
Совсем на меня не похоже. Давно уже я отучила себя злиться на кого бы то ни было, и тем более думать так…
«Ну же, соберись. Да, это глупо, ну и что? Не дай этой мелочи вывести тебя из себя. Будь выше этого. И не вздумай показать, что это тебя задело...»
Глубокий вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох…
…
– СЕ-ЕЛ!!!
Этот надрывный крик мигом заставил меня прийти в себя, буквально вырвав из безмятежности. Из-за него я едва ли не подпрыгнула!
– Что такое, профессор?
– Да нет, ничего, – ответил тот как ни в чём ни бывало. – Просто я закончил и готов вас выслушать.
…Выдох.
«Проклятье… Видимо, Луна была в чём-то права: поставить на место его всё же стоило.»
Однако сил, да и желания устраивать кому-либо нагоняй уже не было. Хотелось поскорее всё закончить и вернуться, наконец, в тихие покои. Так что, пообещав себе в следующий раз обязательно позволить очередному «доброжелателю» сделать с этим крикуном всё, чего душе будет угодно, я таки выдавила из себя доброжелательную улыбку.
– Замечательно, – ответила я, изо всех сил скрывая собственное раздражение. – Но прежде, позвольте поздравить вас с успехом. Одна только просьба: расскажите, пожалуйста, в чём вы так «головокружительно» преуспели?
– Само собой, само собой… – ответил профессор, торопливо принявшись собирать раскиданные им в порыве восторга свитки. Выбрав парочку из них и с последовавшим звоном сметя со стола объедки и всякий мусор, Найштейн расстелил один из них, приступив к так мне знакомому длинному повествованию, где мелькали такие слова, как «гибридизация», «цитоплазматическое наследование», «инициирование биогенеза» и прочие заклинания. По-видимому, их целью было окончательно погрузить меня в дремоту. И надо отдать должное, у него почти получилось.
– Я рада, что вы так далеко продвинулись, – приостановила я горячую речь профессора, для верности подняв копыто, – однако позвольте узнать: как какому результату вы стремитесь?
– Восстановлению фертильности, разумеется, – Найштейн удивлённо поднял брови, – вы же сами дали мне это поручение, разве не помните?
Ах, ну да, как же я могла забыть.
Об этой проблеме не пишут в газетах, о ней не говорят с трибун, избегают в личных беседах и вообще предпочитают обходить стороной, как бы боясь накликать беду. Но она есть, и от этого никуда не деться.
Да, речь о нашем вымирании.
По последним данным из всего мужского населения Эквестрии доля фертильных жеребцов составляет каких-то жалких 14%, и это если считать подростков, инвалидов и, скажем прямо, просто уродов. В том числе и моральных.
И эта цифра неуклонно становится всё меньше.
Именно поэтому я поручила учёным найти решение данной проблемы. И, к счастью, решение нашли.
Как выяснилось, причиной падения плодовитости стало физическое вырождение, напрямую связанное с прекращение естественного отбора среди нашей сильной половины (хотя называть это «половиной» слишком смело). Мирная, беззаботная жизнь вкупе с навязанным стремлением «беречь мальчиков» сделало своё чёрное дело. Попытки создать своего рода искусственную среду, «питомник мужественности», если хотите (в конце концов, не для себя же я отбирала всех этих красавцев!), увы, процесс замедлили, но не остановили.
Именно поэтому нам пришлось пойти на радикальные меры. Нам пришлось искать способы изменить непосредственно сам геном.
Так уж получилось, что так нужная нам цепочка ДНК содержалась в том самом пришельце, чей род, казалось бы, ничем не связан с нашим. По крайней мере, так мне казалось какое-то время…
Печально, что так вышло. Что тот, кто, по большому счёту, спас наше будущее, удостоился такого конца. Не так всё должно было закончиться. Мне жаль. Честно…
Но долой грусть.
Ведь это поистине добрая весть.
– Значит, вы всё-таки смогли решить проблему? Это же замечательно, – сказала я радостно, но всё же несколько вымученно.
– Решить? – Найштейн усмехнулся. – Нет, я и не думал говорить о том, что мне удалось её решить. Во всяком случае, пока.
«Ну вот. Что ж, порадуемся хотя бы какому-никакому «прогрессу»…»
Я одарила профессора вопросительным взглядом.
– Чего-то не хватает, не так ли?
– Ну-у-у, – тот почесал затылок. – В общем, да. В принципе, мелочь, но… У вас, случайно, не завалялся образец крови того чудного примата?
Я вздохнула.
– Мне очень жаль, однако «чудной примат», скажем так, вне нашей досягаемости, – ответила я, чувствуя, как с каждым произнесённым словом растёт разочарование.
– Ну, а следы его, скажем так, жизнедеятельности? Может, у вас остались предметы, которыми он пользовался.
– Честно говоря, пока не знаю. Кроме, разве что той зубной щётки, мистер Тайлер не оставлял у нас почти никаких собственных вещей. Однако найти их не проблема. Но вам ведь нужен именно образец крови, не так ли?
– Увы, да, – развёл копытами Найштейн, – либо его, либо ближайшего родственника, если, разумеется, таковые имеются…
Меня словно ударила молния.
Постой ка…
Ну конечно же!
«Поможет ли? Впрочем, чем не попытка.»
– Знаете, – на лице проступила хитрая ухмылка, – а я ведь как раз пришла по поводу одного вопроса, решение которого, возможно, нам поможет.
– Вот как? – усмехнулся учёный. – Я вас внимательно слушаю…
«Возможно, это наш последний шанс, – подумала я напоследок. – И кстати, куда это подевалась Луна?»
Криззи
Ух, ненавижу летать.
А далеко летать – тем более.
Уж кто-кто, а я ну никак не фанат часы напролёт махать этими маленькими крылышками, делая время от времени вынужденные передышки. Всякие там романтики сколько угодно могут болтать о «восхитительном чувстве полёта» и про то, «как литать крута», но я даю голову на отсечение, что им не приходилось преодолевать такие расстояния сквозь сухой, пыльный и жаркий ветер, то поднимаясь на головокружительную высоту, то едва ли не прижимаясь боками к склонам гор, щедро усыпанных острыми выступами.
Но нужно лететь. Нужно как можно скорее добраться до… а вот этого я точно сказать не могу. Пока не могу.
Если коротко, то я получила зов о помощи.
Такое я просто не могла пропустить мимо ушей. Этот раз за разом раздававшийся прямо в моей голове крик невозможно было ни заглушить, ни тем более оставить без внимания. И, кстати, его нельзя было подделать, ибо только те, кто являются частью Улья, могут послать подобный призыв. В том числе и мне.
Некоторое время до этого я просто бесцельно бродила по заросшим травой и колючим кустарником равнинам, окаймлёнными видневшимися вдалеке горными цепями. Это были совершенно незнакомые мне места: твёрдая, местами каменистая, покрытая зелёным ковром земля, перемежающаяся с выступающими прямо из неё скалами, напоминавшими клыки какого-то невероятно огромного зверя. И повсюду, куда только доставал взор, не виднелось ни единого, даже самого чахлого деревца
Не знаю, сколько я так брела, когда его ощутила. Он был подобен удару дубины, после которого вам точно не захочется праздно шататься непонятно где.
Так что я немедля отправилась в путь, упорно оставляя за собой милю за милей.
Возможно, открывавшийся передо мною вид можно было бы назвать… сносным, по крайней мере, для такой глуши. Однако времени любоваться у меня не было. Нужно было спешить…
Зов привёл меня на широкое плато, раскинувшееся до самого горизонта.
Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: оно обитаемо, поскольку земля вокруг была сплошь покрыта следами, между прочим, вполне узнаваемыми.
«Старые знакомые, – усмехнулась я про себя. – Будет, что поесть…»
Кстати, здесь не просто обитали: чуть вдалеке виднелся немалых размеров карьер. И судя по доносившемуся оттуда перестуку, он вовсе не был заброшен.
Скользнув в тень, я осторожно направилась в сторону этой, по сути, гигантской ямы. Странно, но наверху почти никого не было видно. Однако по мере приближения, сквозь шум постепенно начинала угадываться чья-то неразборчивая речь. Это заставило меня удвоить осторожность.
И когда мне удалось, наконец, добрать до края, открывшееся заставило меня застыть от смеси шока и ужаса.
Карьер уходил вглубь плато едва ли не на сотню ярдов. При этом внешне он представлял собой ступенчатую пирамиду, которую зачем-то вывернули наизнанку, предварительно перевернув вверх дном.
Однако вовсе не это заставило меня потерять дар речи.
Я увидела больших, мохнатых существ, стоящих на задних лапах. Примерно полторы дюжины. У каждого них было по палке с насаженным лезвием, внешне напоминавшее грубо сделанное то ли копьё, то ли алебарду. Часть из них стояли кружком на одном из внешних колец карьера, опираясь на своё «оружие», в то время как остальные лениво сидели, лежали и не спеша прохаживались в самом низу.
И там же, посреди косматых громил, непрерывно долбили породу…они…
Мои дети.
Десятки. Десятки копошащихся в пыли маленьких чёрных тел, которые были в основном рассредоточены по краям дна ямы. За исключением двух точек в центре.
Два безжизненных, изуродованных тёмных тельца, лежащих одно рядом с другим посередине такой же чёрной лужи.
Я отвела взгляд, не в силах больше смотреть на это. По моему лицу потекли слёзы, тело задрожало, а с губ то и дело пытались сорваться горестные всхлипы.
Отползя в сторону так, чтобы меня не слышали, я тихо предалась горю.
Опоздала. Если бы удалось выиграть ещё совсем немного времени, их можно было бы спасти. Только сейчас я поняла, отчего так неожиданно пропал зов. С того момента прошло всего лишь несколько минут.
Я вытерла слёзы, оставив на щеках полоски грязным следов.
Было ясно: всё то время, что я была в полёте, их непрерывно мучили, калечили и медленно убивали…
Не знаю, сколько я так пролежала, пока, наконец, дыхание не выровнялось, а голова не стала ясной.
Мои дети страдали из-за меня, с этим я и не собираюсь спорить. Но прошлого не вернуть, и теперь я могу лишь исправить то, что есть.
«Помочь можно живым, – мелькнула в голове шальная мысль. – А что до псов, то они пожалеют, что появились на свет!»
Пришлось приложить немало сил, чтобы незаметно окутать карьер тонким звукоизолирующим куполом. Как раз таким, чтобы никто из надсмотрщиков не сумел забить тревогу или позвать на помощь.
Затем я вновь скользнула в тень и осторожно направилась к кольцу стражников, скрываясь одновременно и от псов, и от собственных детей. Особенно тяжело было укрыть себя от последних, поскольку вблизи них меня могла выдать даже самая случайная мысль. Поверьте на слово: красться и в то же время и о чём не думать – это не просто непросто, а почти нереально.
В который раз я мысленно поблагодарила свою мать за то, как она в своё время гоняла меня в хвост и в гриву. То, чему я у неё научилась, в своё время не раз спасало мне жизнь.
Подкравшись к краю, я аккуратно набросила на себя новое обличье. На этот раз я стала молоденькой земнопони, окрас которой как раз сливался с окружающими камнями. Приняв облик, я наскребла побольше пыли, вымазавшись ею с ног до самой холки, после чего поднялась и начала спускаться, изображая лёгкую хромоту. Даже притворяться почти не пришлось.
– М-мистер! – позвала я ближайшего из алмазных псов. – Мистер, пожалуйста, вы не могли бы…!
– Опа, а кто это тута нарисовался? – обернулась ко мне псина, оскалив зубы. – Эй, парни, гляньте-ка, кто это у нас тут!
Прочие псы, заметив меня, сразу же побросали свои посты, съехав вниз и наперебой приглашая последовать их примеру.
– Ау, краля, а ну, спустись-ка, хорошенькая, нам тя чё-то отсюдова плохо видно! – орал самый горластый.
– Спускайся, спускайся! – смеялись остальные.
– Не бойся, мы тя трогать не будем! Честна-честна!
В сопровождении клыкастой морды, я не спеша опустилась на дно карьера, попутно отметив про себя небольшой рожок, болтавшийся на поясе у одного из этих блоховозов. Судя также по блестящему ошейнику, этот был здесь за главного.
В воздухе витал густой туман из страха, боли и отчаяния, дополняемый весельем с ноткой потухшей похоти.
«Неужели они…»
– А ну-ка, расступились парни, дайте-ка я на неё погляжу! – окрикнул «начальник» остальных, выступив вперёд, предварительно растолкав собравшихся.
Подойдя вплотную, тот принялся рассматривать меня, хитро прищурив глазки.
– Ну и откудава ты такая распрекрасная тута взялась? – спросил он, посмеиваясь. – С неба, шо ль, свалилась?
– Й-й-я из Б-больших Подков, д-далеко отсюда, – пришлось изобразить мелкую дрожь, честно говоря, всегда дававшуюся мне с трудом.
Главный пёс медленно обошёл меня кругом, оценивающе склонив голову и часто ловя ноздрями воздух. Наконец, он остановился прямо передо мною, всё также продолжая щуриться.
– Бальшие Падковы, гришь? – почесал загривок здоровяк. – Чё-т никагда о таких не слышал. И чиво эта ты тута делаешь, раз живёшь далеко?
– Я потерялась, – ответила я, решив про себя, что дрожать, пожалуй, больше не нужно. – Мы с семьёй везли воз самоцветов на продажу, когда случился обвал и…
При слове «самоцветы» все стоящие неподалёку псы пришли в заметное возбуждение, а у их вожака в глазах появился заинтересованный блеск.
– Самацветы, гришь? – тот оскалился ещё шире (хотя куда уж) и принялся тереть подбородок с удвоенной силой. – Правда, шо ль? Блистящие?
– Да-да, очень блестящие! – поспешно закивала я, – Знаете, если поможете найти маму, она с вами обязательно поделится, обещаю!
Пёс перестал тереть бородку и задумчиво склонил голову на бок.
– Знаишь, шо я думаю? – спросил тот, всё также, продолжая мерзко лыбиться. – Пиздишь ты, вот шо я думаю.
Окружавшие нас псы подобрали свои палки и медленно начали приближаться, беря нас в кольцо.
– Пиздишь ты, – продолжил тот, – и про самоцветы, и про мамку, и про «потерялася»…
Вздрогнув, я попятилась к противоположной стене. И на этот раз страшно стало по-настоящему.
– Ща, наверное, скажешь, шо это я пизжу, – здоровяк поднялся в полный рост, отбросив на меня длинную тень. – Да тока ты не тех наебать надумала. Я вас, жучар, за милю учую…
Я прижалась к холодному камню
«Проклятье, меня раскрыли, – пронеслось в голове меньше, чем за секунду, – план «Б»…»
– Ща я тебя…
Жаль, гавнюк не успел закончить. Наверное, я так никогда и не узнаю, что он собирался со мной сделать.
Ну, ничего. Переживу.
А вот они – нет.
В один миг я скинула маскировку, одновременно выпустив мощную световую вспышку.
От яркого всполоха стоявшие рядом надсмотрщики вместе со своим главарём тут же оказались без глаз.
– Ай, бля-я!
– Сука!
– Где ты, падла! – бился в ярости главарь, без толку хватая широкими лапами воздух.
Остальные блохастые тоже не отставали, наперебой выкрикивая проклятья одно похабнее другого и размахивая куда попало своими «тыкалками», временами попадая друг по дружке. Не говоря ни слова, я подбросила магией парочку ближайших пёсиков и уронила их в аккурат на их же собственные колья.
За ними в воздух взметнулись парочка увесистых валунов, до этого валявшихся неподалёку без всякой пользы. А вслед за ними взлетела и я.
Прищурив левый глаз, я метко отправила один из камушков прямиком в лоб главаря алмазных псов, заставив того, наконец, заткнуться. Второй из них полетел прямиком в центр образовавшейся чуть ближе к центру ямы кучи малы из дерущихся и воющих что-то нечленораздельное кобелей.
«Страйк!» – довольно оскалилась я, когда кусок породы хрустом соприкоснулся чьими-то рёбрами.
Впрочем, в ответ собачки только стали орать ещё громче, и не думая разниматься.
Подняв голову, я заметила на одной из противоположных внутренних стенок небольшую трещину.
В самый раз.
«И как эти оболтусы до сих пор себя не похоронили?»
Подняв и пролевитировав одно из брошенных копий к краю уступа, я с силой его вогнала в породу, заставив трещину пойти дальше. Секунду спустя от уступа откололся клинообразный осколок, который не спеша съехал вниз, после чего начал опрокидываться прямиком на дерущихся.
«Все, в сторону!!!» – послала я мысленный приказ детям.
Хорошо, что те не заставили себя упрашивать: подобно гигантскому молоту, отколовшийся кусок приземлился прямо в самую гущу импровизированного сражения, поставив точку в разборках псов своим авторитетным «шмяк!»
Подхватив магией древко, я подтянула его поближе, после чего поднялась в воздух и осторожно опустилась на дно карьера. Позади меня, сбившись в кучу, стояли перепуганные перевёртыши.
Конечно, в принципе, можно было бы перебить эту пёсью банду магией, и скажу честно: не будь здесь моих детей, я бы так и сделала. Однако одного беглого взгляда на пленников было вполне достаточно, чтобы убедиться: им нужна пища, и причём сейчас же.
По-видимому, чтобы исключить возможность побега, алмазные псы, кроме того, что перебили узникам ноги, вдобавок ещё и переломали им крылья, которые теперь у многих торчали под неестественными углами…
«Убедись, что накрыло всех, – раздался в голове до боли знакомый голос. – «Хвост» нам ни к чему…»
Ага, легко сказать! На месте драки теперь возвышался местами осыпавшийся пятифутовый обломок скальной породы, теперь служивший своеобразным надгробием и из-под которого во все стороны растекалась кровавая лужа. Разбираться, выжил ли кто под нею, у меня не было абсолютно никакого желания. Тем более, что я ничего не чувствовала, совершенно никаких эмоций, которые могли бы исходить от выживших.
На всякий случай, я выждала ещё какое-то время, неподвижно простояв над камнем, после чего обернулась. Судя по перепуганным мордашкам и исходившим волнам страха, зрелище перед моими детьми, надо полагать, предстало то ещё: высокое, с головы до ног перепачканное грязью и кровью чудище, вдобавок угрожающе сжимавшее магией довольное увесистое копьё. Мелко дрожа, они пали ниц один за другим.
Только в тот момент мне бросилось в глаза то, насколько они все были молоды. По большому счёту, их едва ли можно было бы назвать взрослыми. Подростки и дети во всех смыслах.
Осознание того, кем они были, ударило по мне куда сильнее, чем зрелище того, чем они стали.
В день, когда я лишилась всех, кто был мне дорог… эта ослепительная вспышка, кроме всего прочего, разорвала ментальные узы, связывающие между собой весь Рой. В том числе с теми, кто остался: в основном это был молодняк, малыши и юнцы, за исключением нескольких взрослых, которые должны были за ними присматривать.
Не удивительно, что лишившись связи, они оказались лёгкой добычей.
«Из-за меня…»
Вот оно, совсем ещё свежее чувство вины, которое в один миг впилось в сердце, словно клещи.
Теперь уже было не важно, буду ли прощена – я никогда себя не прощу. Каждый раз из-за своих амбиций и желаний гибнут они…
«Хватит бичевать себя, дура! – эта мысль прозвучала, словно увесистая пощёчина. – Ты не вернёшь их так! А помочь можно только живым!»
Я глубоко вздохнула, и ещё раз, и ещё…
Да, помочь можно только живым… И им я нужна сейчас, как никогда.
Вынырнув из собственных мыслей, я вонзила остриё в землю, после чего подошла к детям, всё ещё не смевшим поднять голову.
– Встаньте.
Робко подняв глаза, они подчинились.
Страх. Липкий страх ещё продолжал витать в воздухе, но вместе с ним ощущалось нечто иное. Это была ни с чем не сравнимая смесь надежды и радости, в которой можно было уловить едва заметную нотку неверия.
Они испытывали настолько сильное счастье, боялись в него поверить. Смешно и грустно.
Я зажгла рог. Отделившееся от него изумрудное сияние тонкими струйками потекло к рожкам моих деток. Они закрыли глаза, едва оно их коснулось.
Честно говоря, мы, перевёртыши, особо не нуждаемся в словах, ведь они никогда не могли и никогда не смогут передать всего, что можно увидеть, услышать или прочувствовать, и потому даже самые искренние из них никогда не будут абсолютно честными.
Только чувства и эмоции не врут. Их не обманешь. И они никогда не обманут.
И сейчас, когда на моих малышей нахлынула целая лавина из утешения, ласки и любви, на них это подействовало сильнее любых слов. В ответ они с готовностью открыли мне свои разумы.
В общем, то, что я увидела, было ожидаемым.
Моё поражение отрезало оставшихся от остального мира. Какое-то время они продолжали жить изолированно, однако… ну, вы понимаете, ведь голод – не тётка, а злой дядька, причём с весьма садистскими наклонностями. Он и выгнал тех немногих, кто ещё худо-бедно способен был добывать пищу.
Благодаря им какое-то время ещё удавалось сводить концы с концами. Однако вскоре случилась новая напасть.
Нам и раньше доводилось отражать атаки алмазных псов. Разумеется, главной их мишенью была наша сокровищница, в первую очередь сравнительно небольшой запас золота, необходимый на случай, если придётся кого-нибудь подмаслить или заткнуть чей-то излишне болтливый рот.
Ни регулярные «переезды», ни постоянный дозор не могли гарантировать, что к нам внезапно не заявятся незваные гости.
И вот случился очередной набег.
Были ли у обороняющихся шансы? Конечно же нет: горстка юнцов против пусть и неорганизованной, но многочисленной банды, разумеется, исход был предрешён.
К счастью, псы действовали несколько… поспешно. Они не стали устраивать резню, просто стащив всё, что плохо лежало, вдобавок прихватив горстку молодых перевёртышей, по-видимому, чтобы в дальнейшем потребовать за них выкуп.
Я стиснула зубы.
Вы должны понимать, что наш путь… путь перевёртышей, не предусматривает спасение попавших в беду за пределами Роя. Это риск, здесь жизнь одного может оказаться купленной жизнями других. Многими жизнями. Однако они знали… знали, что я… что я обречена слышать и чувствовать каждого… всегда… Они знали, что мучая их, они мучают и меня, и что когда-нибудь я не выдержу…
Прошла ровно одна минута. Этого было вполне достаточно, чтобы и насытить, и утешить, и узнать всё, что нужно. Последнее помогло составить какой-никакой план.
Итак, первым делом, не лишним будет увести спасённых в безопасное место.
А затем, нужно заглянуть к нашим общим друзьям, так сказать, «рассчитаться за гостеприимство».
Но сперва…
Груда камней. Просто груда камней. Ни столбов, ни надписей. Ничего.
Всё это грустно. Ведь очень многие из нашего народа в своё время также заканчивали своё путь… так: под безымянной могилой, в глуши… И это в лучшем случае.
Последний камень аккуратно лёг на самый верх, закончив почти идеальную пирамиду.
Увы, у нас не было времени ни для надписи, ни для того, чтобы как следует почтить почивших. Не было ни проникновенных речей, ни слёз, ни тем более всяких запутанных ритуалов и прочего. Всё было тихо и без суеты.
Знаете, скажу честно: я не верю в жизнь после смерти. Многочисленные похоронные обряды мне видятся скорее как средство примириться с будущей кончиной для тех, кто пока ещё дышит. А мёртвым всё это ни к чему. В своё время моя Мать учила меня, что высшей наградой после смерти для перевёртыша является память о нём, а забвение – это самое суровое наказание.
Могу сказать с абсолютной уверенностью: она права.
Улетая, я оглянулась и бросила им на прощание последний взгляд.
«Спите спокойно, малыши. Ибо мы всегда будем о вас помнить…»