Маска

1

Тишину в пустом баре на окраине Эпплвуда нарушало лишь назойливое жужжание дешевых магических светильников, способных за день свести с ума любого пони. Пол заведения не блестел чистотой, как и столы не отличались особой гигиеничностью. Крупный раскормленный таракан деловито шевелил усами прямо посреди одного из них, словно он тут был одним из клиентов и ожидал свою порцию кислой браги.

Но насекомое было нещадно сметено на пол тряпкой, удерживаемой бежевым копытом, и приговорено к смерти, которой, впрочем, ему удалось избежать, ловко нырнув в щель между досками пола. Послышалось тихое ругательство, обещающее обрушить на нежелательную живность все ужасы Тартара, и кобылка-официантка продолжила протирать столы грязной тряпкой. Лезущие из-под сеточки пурпурные локоны то и дело заслоняли ей вид, но она упрямо выполняла свою работу, напоминая себе, что конец рабочего дня уже близок. А значит, справившись еще с одним столом, она сможет, наконец, пойти домой и повторить роль к завтрашнему прослушиванию.

Но, как говорится: хочешь рассмешить Селестию — расскажи ей о своих планах. Так и в этот раз кобылку от выхода из бара отделяло еще одно препятствие. Оно было уже далеко не молодым, неприятно пропахшим старостью, спиртным и дешевыми духами, безуспешно призванными все это заглушить. Препятствие ласково называло себя Бабуля Гласс, и было хозяйкой этого заведения. И у нее тоже были планы.

 — Уже уходишь, дорогуша? — ласково спросила она неожиданно бархатистым для такого возраста голосом. — Не задержишься со мной на чашечку чая?

 — Прошу прощения, госпожа Гласс, — замялась официантка, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. — Но мне действительно нужно идти. Сами понимаете, завтра прослушивание…

 — О, я прекрасно понимаю! — с радостью подхватила тему немолодая пони. Она уже ненавязчиво подталкивала кобылку в сторону столика, где все заранее было приготовлено: две чашки и небольшой заварочный чайник на пыльном серебряном подносе. — Знаешь, я ведь в свое время тоже была актрисой.

 — Вы? — от удивления молоденькая официантка даже села, с недоверием поглядывая на бабулю.

 — О да, в свое время я просто блистала на сцене, — похвасталась Гласс, между делом разливая по чашкам чай. Обаятельно улыбаясь, она продолжала. — Если ты не возражаешь, я бы поделилась с тобой своей историей. А то, как знать, получишь завтра роль, и я тебя больше никогда не увижу. Кому же мне тогда надоедать? Уважь старуху, будь добра.

Кобылка вновь замялась. Её тянуло поскорее уйти, уделить побольше времени повтору завтрашней роли, но обидеть бабулю совсем не хотелось. Она была к ней довольно добра все это время, даже за недавно разбитый сервиз особо не ругала. Нехорошо это, не отплатить ей тем же. Поэтому, обреченно вздохнув, официантка бросила прощальный взгляд на дверь и повернулась к столу.

 — Какая же вы старуха, госпожа Гласс? — с наигранным оптимизмом сказала она. — Вы у нас кобылка хоть куда!

 — Спасибо, милочка, спасибо. Вижу, актерского мастерства тебе не занимать, даром, что на метке театральная маска, — польщенно ухмыльнулась пожилая пони. Официантка ответила ей грустной улыбкой. Придвинув к ней полную до краев чашку ароматного зеленого чая, Гласс продолжила. — Вот только что-то не идет у тебя карьера, как я погляжу. Сколько ты уже прослушиваний завалила? Три? Четыре?

 — Двенадцать, — сглотнув внезапно вставший ком в горле, выдавила пони. — Завтра тринадцатое, последнее. Дальше либо на улицу, либо…

 — Ну, чем Дискорд не шутит, может все и обернется как надо, не зря число тринадцать кличут его именем, — попыталась ее поддержать старушка. Видя, что это не помогает и кобылка совсем приуныла, разглядывая свое отражение в чашке, она попыталась исправить ситуацию. — Вот я вообще начинала работать психологом при местной больнице.

 — Опять шутите, — все еще немного грустно улыбнулась кобылка в ответ, покосившись на метку собеседницы. — Никогда бы не подумала.

 — О, ты не представляешь, как много звезд эстрады отчаянно нуждаются в помощи, — театрально закатив глаза, продолжила Гласс. Сделав глоток, она продолжила. — Пони десятками записывались ко мне на прием, очереди были расписаны на месяцы вперед. Да, я была звездой своего маленького театра…

 — Вы их лечили? — заинтересованно спросила официантка, тоже делая небольшой глоток. — А чем они болели?

 — Головой, деточка, головой, — цинично усмехнулась старушка. — Они приходили ко мне поговорить о своих проблемах, а я их им показывала с новой точки зрения, которую они раньше даже и представить не могли. Не зря же у меня эта метка.

Молодая кобылка уже давно гадала, что же значит зеркальце с отраженной в ней маской на боку, но спрашивать такое напрямую считалось неприличным, так что это так и оставалось загадкой. До этого момента.

 — Так бы мне и прозябать в кабинетах, слушая нытье звезд, если бы не один интересный случай, — продолжала Гласс, видя, что уже заинтересовала свою собеседницу. — Ты наверняка слышала про Софиту Голд?

 — Конечно! — едва не выпрыгнула из-за стола кобылка. В глазах ее загорелся самый настоящий огонек неистового фаната. — Я все про нее знаю! Я читала все хроники, видела все выступления с ней. В записи, конечно, слишком уж давно все это было. Я даже метку получила, пародируя одну из её лучших ролей. А вы ее знали?

 — Даже лучше чем хотелось бы, — немного погрустнела пожилая пони. — Она частенько приходила ко мне, и не изменила привычке даже в свой самый последний день.

 — Правда? — не веря своим ушам, переспросила официантка.

 — Хотела бы я тебе соврать, — устало пробормотала Гласс. — Можешь считать, что я сумасшедшая старуха, но у нас с ней состоялся очень необычный диалог. Мы с ней, как вот с тобой сейчас, пили чай и говорили об эстраде, об актрисах и актерах, юных дарованиях и древних ископаемых, которым пора на покой. К последним она относила и себя. Я, конечно, всячески заверяла её, что она еще молода душой, но взглянем правде в глаза: с нее разве что песок не сыпался. Софита в тот день взяла меня за копыто…

Заслушавшаяся кобылка вздрогнула, когда почувствовала, что ее берут за ногу, но не отстранилась: слишком интересна была история о её любимом кумире. Пони боялась лишний раз шевельнуться, чтобы не испортить момент.

—…наклонилась близко-близко к моему уху… — продолжила шепотом Гласс, наклоняясь к собеседнице. — Эпплвуд никогда не отпускает свои сокровища.

 — Что это значит? — все так же шепотом спросила официантка, разрушая хрупкую атмосферу момента.

 — А Дискорд его пойми, — чуть веселее усмехнулась старушка, отстраняясь назад и делая большой глоток. — Однако с тех пор моя жизнь поменялась самым коренным образом. Знаешь, мне частенько предлагали небольшие роли в постановках, так, в качестве благодарности за помощь. И я каждый раз отказывалась. А в тот день отчего-то взяла и согласилась. Сама не понимаю, что на меня нашло. И знаешь что? Я была на высоте!

 — Неужели? — недоверчиво улыбнулась кобылка, откидывая с глаз пурпурную прядь и тоже делая глоток.

 — Представь себе! Всю жизнь я думала, что это не для меня, но это был грандиозный успех. Жаль, только, что это оказалось мне совсем не по душе. Все эти огни софитов, восторженные копытоплескания, цветы, много цветов, и даже поклонники, представляешь? Все это мне было совершенно не нужно, — с внезапно накатившей грустью проговорила Гласс. Привычным ловким движением она достала из гривы флягу и плеснула оттуда в чашку. Жестом предложила собеседнице и, получив удивленный отказ, добавила себе еще чуть-чуть. Сделав глоток, старушка продолжила. — Меня приглашали снова и снова, и я не могла сказать нет. Я бросила свою работу в погоне за мечтой, которая даже не была моей. Но остановиться я уже не могла. Ты могла слышать обо мне, я выступала под псевдонимом Мирра Клоук.

И вновь официантка замерла в потрясении. Поверить в такое было совершенно невозможно. Мордочка её выражала смесь удивленного восхищения, гласящего: «неужто та самая?!», и крайней обеспокоенности. Пони с удивлением заметила отпечаток невыносимой грусти на лице старухи перед собой. Сейчас она выглядела по-настоящему старой и уставшей. Молчание затягивалось, а Гласс водила копытом по столу, размазывая пролившуюся каплю, погруженная в собственные мысли.

 — Но как же вы оказались здесь? — не выдержала кобылка.

 — А? Здесь? — опомнившись, пожилая пони вновь напустила на себя иронично-усталый вид. — Выпивка, дорогуша, выпивка.

Словно в подтверждение своих слов она залпом допила содержимое чашки и вновь потянулась за флягой. И не успокоилась, пока не вылила все без остатка. Красноречиво взглянув на собеседницу, она сразу же пригубила резко пахнущую жидкость.

 — Ты не представляешь, каково это жить не своей судьбой. Днем я сияла в свете прожекторов, ночью же изнывала от невыносимой нужды. Нужды, что бы все было как раньше, чтобы пони приходили ко мне с проблемами, и я им помогала. Но всякий раз, как я пыталась уйти с эстрады, меня вновь швыряло в самую её гущу. Это было невыносимо мучительно, словно два голоса в моей голове непрестанно спорили о том, что я должна делать, разрывая меня на части.

В баре вновь повисла тишина, нарушаемая лишь все так же сводящим с ума жужжанием дешевых магических светильников. Гласс умолкла, разглядывая свое отражение в чашке, а молодая кобылка, раскрыв от удивления рот, не знала что сказать. Собравшись с мыслями, она уже вобрала в себя воздух, готовая задать мучивший ее вопрос, но старуха её опередила.

 — Лишь выпивка, Дискордово зелье, помогает их заглушить, — доверительно призналась она, делая большой глоток, не морщась. — Как только я это поняла, жить стало чуть проще. Когда лежишь, пьяная до беспамятства, трепыхания души отходят на второй план. Со временем я научилась пить в меру. Помню, вечерами сидела в этом самом месте, подальше от огней центра, кутаясь в плащ, в надежде не быть узнанной. Но тогдашняя хозяйка бара все равно меня опознала. И когда пришло ее время, я собрала все свои сбережения и выкупила это полюбившееся мне местечко. Так и осталась здесь, по-прежнему меж двух огней, с привычной флягой в гриве.

Теперь уже официантка чувствовала себя неловко, молча рисуя копытом по столу мокрые узоры вокруг уже опустевшей чашки. Она никак не ожидала, что финалом сегодняшнего дня станет подобная история. Это было слишком неожиданно, чтобы она могла хоть как-то на это отреагировать. Но Гласс не стала дожидаться ответа.

 — Знаешь, что я тебе скажу? Это все Софита Голд. Это её дар, её проклятие. С нее все началось. Но она передала свое наследие не той пони, не мне уготована судьба звезды, — речь пожилой пони все больше звучала как речь сумасшедшей. — То ли дело ты. Молодая, талантливая, с мечтой в сердце, — вот кому это должно достаться. Что скажешь? Примешь этот дар?

—Я… я не знаю… — от такого предложения кобылка откровенно растерялась. — Я не могу…

 — Отчего же? Разве ты приехала в Эпплвуд не за большой мечтой, не за огнями софитов, не за цветами поклонников? — с вызовом спросила Гласс, нависая над официанткой. — Разве не это на твоей метке? Разве это не твоя судьба?

 — Нет! — крикнула она, отскакивая назад. — Я ни за что не стану принимать… это! Если мне суждено чего-то добиться, я сделаю это сама!

Сорвав с гривы сеточку, выпустив на свободу водопад пурпурных локонов, она швырнула её под ноги. Развернувшись, кобылка стремительно направилась к выходу, намереваясь покинуть это место и больше никогда не возвращаться. Если все пройдет как надо, то ей больше никогда не придется протирать за выпивохами под начальством старой сумасшедшей алкоголички.

 — Стой, — властно потребовала Гласс. — Назови свое имя, напоследок. Что бы я могла прийти на твой дебют.

 — Вайлет Мув, — дрогнувшим голосом ответила та и выскочила за дверь, не оглядываясь.

 — Очень хорошо, деточка, очень хорошо, — пробормотала себе под нос старая пони, делая еще один глоток и провожая взглядом бок с парой масок, мелькнувший за окном. — Эпплвуд никогда не отпускает свои сокровища.

После этого она встала из-за стола и принялась неторопливо убирать посуду. Спешить ей было некуда. Фляга лежала на столе, впервые за многие годы, оставшись пустой. Проходя мимо освещенного назойливыми магическими светильниками окна, Гласс довольно приметила на своем боку одиноко красующееся пустое зеркало.