Пар над водой
Буревестник
Она же объяснение как Сноуфлейк оказался в том месте, где он и набедокурил
— За удачный полёт и мягкое приземление!
Копыта, удерживающие бокалы, взмыли в воздух. Соприкоснувшись, они издали тот самый приятный звон, пробуждающий в голове старые добрые воспоминания о тех милых сердцу попойках, когда в них участвовало лишь вино или шампанское. Золотые времена… Очень жаль, что тост не дали произнести мне. В этом случае он был бы много вычурнее и обязательно содержал бы в себе обладательницу чудесных зелёных глаз и симпатичной соломенной шляпки, стоящую неподалёку, у правого борта, и наслаждающуюся ощущением полёта. Подобное даровано лишь пегасам, и то – одно дело работать крыльями, в надежде, что они тебя куда-нибудь принесут, а другое – наслаждаться плодами прогресса, и просто ждать, пока величественная громада дирижабля доставит тебя туда, куда ты и собирался. Ладно, я еще найду возможность проявить своё красноречие. В конечном итоге – за этот полёт уплачены деньги, и немалые, так что я имею полное право выжать из него максимум.
И пока что почти всё оставляет лишь приятные впечатления. Выпивка, еда, приятные собеседники, чудесный вид, и, конечно же, прекрасные юные кобылки, которые так и ожидают своего принца… Пускай я и не особь королевских кровей, но всё же – способен оставить неизгладимое впечатление. И тут вырисовывается маленькая проблемка – такой возможности, увы, не представилось. Впрочем, мы пролетели только половину пути, и, в конечном итоге, я еще найду свою запасную палубу, хехехе…
— Так вы Сноуфлейк, сын того самого Нарцисса?
Этот вопрос был адресован мне крупным земным пони с невероятными усами, которые сразу же бросались в глаза. Как я понял — их хозяин по совместительству еще и главный механик на дирижабле. Почему же он стоит тут, и болтает со мной, размахивая шампанским? По его словам наш Буревестник – гений инженерной мысли лучших умов Кантерлота, Великопытании и Кристального Королевства, долгострой, за который было уплачено множество золотых монет, предвестник новой эры в машиностроении, а его двигатель – само совершенство, идеал, почти не требующий топлива и выдающий огромные можности, за которым даже не нужно присматривать, так как он дружелюбный как котёнок. Впрочем, я был точно уверен, что в самом отсеке с двигателем сидело несколько обслуживающих зебр, так что… Пони вполне можно и отдохнуть.
— Вы всё абсолютно правильно поняли, господин Рэтчет! — ответил я, и немного отпил из бокала, одновременно приглядываясь к Мисс в Шляпке. Я целенаправленно практически выкрикнул это. А чего скрывать? Да, мой отец – один из богатейших промышленников современности, и я ничуть не стесняюсь этого. Его имя не раз помогало выбраться из скользких ситуаций… или же попасть в них, через объятия очередной красотки. И да, дракон меня подери, очередная из них заглотнула наживку! Убрав бокал от губ, я обнаружил, что моя новая муза уже идёт в мою сторону, мило улыбаясь. Я вежливо улыбнулся Рэтчету, легонько кивнув в сторону моей новой знакомой. Земнопони обернулся, ухмыльнулся в усы, подмигнул мне, осушил бокал, и отправился дальше по борту, предварительно хлопнув меня по плечу. Я же улыбнулся в ответ уже пегаске, и принялся наполнять свежий бокал… Приходится делать всё своими собственными копытами — на борту запрещено использовать магию, за это будут нешуточные штрафы. Не то чтобы меня это беспокоило, но всё же я хочу развлечься на борту… А скандал всегда можно будет закатить ближе к концу.
— Добрый день.
У неё лёгкий южный акцент. Южанки очень страстные… В Академии для одарённых единорогов есть не только единороги. А прислуга тоже бывает симпатичной, хехехе…
— Добрый. Вам вина, или шампанского? – я кивнул в сторону столика, на котором оставалось еще несколько бутылок. Пегаска улыбнулась:
— Вина, если вас не затруднит… Сноуфлейк, я так полагаю?
— Для столь прекрасной дамы? Это будет мне скорее в удовольствие, — ответил я, наполняя стакан красной жидкостью. К несчастью, немного пролилось – я, всё-таки больше привык к телекинезу, да и разливать вино на борту дирижаблей мне приходилось нечасто. Закончив, я передал бокал зеленоглазой. В награду я получил еще одну улыбку, после чего она совсем немного отпила, словно смакуя вином. Не то, чтобы я был особенно удивлён, но признаюсь – для меня это всё превратилось не более чем в шоу и временное смачивание горла еще с начала полёта.
— Благодарю.
— Не за что. Так как вы говорите, вас зовут? – я решил, что можно медленно начинать отбрасывать формальности. Чем раньше случится это, тем раньше случимся мы, хехехе…
— Пиджи.
Голубка, значит? Естественно, пегасы никогда не оригинальничают с именами. Сфера воздуха уже потёрта настолько, что я уверен – она уже далеко не первая Пиджи. Причём, скорее всего – не только в своей семье. А вот удовольствие самому угадать её имя по метке, увы, не удалось. Дамочкам это нравится. Но длинное платье мешало обзору, да и откровенно говоря – не особо ей шло. Впрочем… Ей знать об этом совершенно не обязательно.
— Красивое имя. Можно перейти на “ты”?
Стандартная порция комплиментов. Тем не менее, она, в целом, осталась довольна, следовательно – можно продолжать свою линию.
— Я не против. Что же, Сноуфлейк, как ты оказался на этом рейсе? – она отпила еще немного, закончив свой вопрос.
— Великопытанский Блистательный Университет хорош, но в Эквестрии есть и куда более престижные университеты. И поэтому было принято решение переселить меня. Ну, а так как этот дирижабль – лучший в своём роде, было бы глупо не купить на него билет.
Она не сводила с меня своих зелёных глаз, играя бокалом в копытах. Что же, её внимание уже всецело захвачено мной.
— Так ты студент? И как идёт… учёба? — хихикнула пегаска.
— Неплохо. В основном нас учат магии, и с этим у меня проблем нет. Этика, фехтование, история…
Она залилась мягким, бархатным смехом, чем заставила улыбнуться и меня, выудив новый вопрос:
— В чём дело?
Теперь же зелёные глаза смотрели на меня совершенно иначе. Задорный, весёлый взгляд, наивное обожание испарилось, и на его месте появился спокойный интерес и любопытство.
— Не юли, Сноуфлейк. Ты — сын Нарцисса, богатейшего пони на Острове, второй самый завидный жених, и единорог, не способный пропустить ни одной кобылки.
— Ты меня осуждаешь? — откровенно говоря, мне стало интересно, к чему это идёт?
— Почему же… Сноуфлейк, ты чрезвычайно хорош собой, ты невероятно богат, и хуже всего — ты это прекрасно осознаёшь…
— И что же? — я опёрся о бортик, и нахально на неё вытаращился. Она приложила бокал к губам, и снова улыбнулась:
— И это сводит кобылок с ума. Даже зная, что у них нет шансов стать женой сына самого богатого пони на Острове – они всё равно цепляются за свой призрачный шанс…
— Я их не виню. Передо мной сложно устоять, – помимо её ответа в моих ушах точно застряло странное жужжание, которые впивалось в уши. Что крайне странно – комаров на такой высоте, вроде бы, не водится.
Она снова залилась негромким смешком, и вместо ответа принялась бродить по мне своими глазами. Спустя пару минут оценки в мой фрак с тихим звоном упал небольшой ключик с примотанным клочком бумаги.
— На борту Буревестника я главная стюардесса, и сейчас я работаю, и, откровенно говоря, должна дарить своё внимание всем пассажирам, а не только одному. Но моя смена вот-вот кончится, и я пойду в свой четвёртый номер… И буду вполне рада компании… — этот шёпот шёл в комплекте с ключами, и наполнял моё сердце ехидным самодовольством. Всё идет, как и задумывалось. Еще немного любования небесными видами, и можно будет заняться более земными вещами…
На прощание она незаметно поцеловала меня в щеку, подмигнула, и ушла к дальней палубе, маняще размахивая хвостом. Очень жаль, что нельзя заценить круп, который поддерживает его, но это не страшно. Еще будет шанс оценить всё.
Я снова стал предоставлен самому себе. Впрочем, обожаю затишье перед бурей. Всегда можно подготовить себя, настроить на нужный лад… Всё просто идеально. До посадки еще довольно много времени – только недавно объявили половину преодолённого пути, так что я точно успею хорошенько отдохнуть. И всё портит одна странность – это мерзкое жужжание, природу которого я не могу определить. И оно точно усилилось. Чудеса, да и только.
Впрочем, помимо лёгкого раздражения оно ничего не приносит, так что можно поступить очень просто – не обращать внимания. Благо вокруг до сих пор хватает множества интересных вещей и персон.
Вон Рэтчет подошёл к одной из многих пассажирок – пепельной единорожке с солнцезащитным зонтиком. Мне, откровенно говоря, подобная вещь на дирижабле казалась дикостью, но всё же, зная дам – это больше для кокетства. Если бы не мои перспективы с четвёртым номером, я бы и сам приударил за рыжегривой дамочкой. И если бы еще не пара-тройка более нетрезвых, молодых и длинноногих красоток, находящихся на борту, и бросающих на меня вызывающие взгляды. Эх. Спасибо, папочка, за великолепное путешествие. Следующий бокал точно будет за твоё здоровье. Так что – пусть Рэтчет, который принялся залихвацки подкручивать усы, откусит кусок пирога. Большее ему не светит. Боюсь, очаровывать её, кроме как разговорами о современных двигателях и паростроении, механику особо и нечем. В хвосте собрались лица менее цивилизованного общества, и устроили карточную резню. Особенно в глаза бросался крупный земнопони красных тонов, который каждый раз, когда отбивался, лупил по импровизированному столу, состоящему из перевёрнутого дна ящика из-под макрели, так, что казалось еще чуть-чуть – и придётся вызывать плотника, чтобы залатать дыру в палубе. Пару раз я слышал презрительные смешки, исходившие в их сторону от аристократов, но не разделял их мнения окончательно. Простой понь – понь работящий, и тоже имеет право на свои дикие игры.
Из головы же прибыл капитан – пегас серого окраса и строгого взгляда миндалевых глаз из-под густых бровей. По большей части его обступила золотая молодёжь, наподобие меня, и либо расспрашивала его о какой-то чуши (по большей части кобылки), либо просто смотрели на него с наивным обожанием (по большей части — кольты). Мне же уже не было интересно. Капитан уже пару раз спускался на палубы и вёл спокойные беседы с пассажирами, оставляя в такие моменты судно на своего штурпоня – коренастого земнопони синеватого цвета, с серьгой в одном ухе и отсутствующим вторым. Последний всё время был так напряжён, что очень хотелось проверить – не взлетит ли бедолага на воздух, если хлопнуть его по плечу. Для меня же этот трёп не представлял ничего интересного, или же полезного, и поэтому я предпочёл не утруждать синий сюртук капитана лишней персоной. Ему и так хватало внимания.
Однако, как оказалось – всегда есть место для еще одного. Забавно. Прямо как Великопытанские маршрутные кареты. Забавный каламбур, надо будет запомнить. К самому же капитану подскочил суетливый, невысокий пегас, и принялся что-то сбивчиво шептать ему на уху. Самому капитану это, судя по всему, не особо понравилось. Это можно было понять по его резко скосившимся бровям и изрядно покислевшей морде суетливого пегаса, которая приобрела такой оттенок после краткого и резкого ответа капитана, состоявшего, судя по всему, максимум из шести слов. Суетливый пегас побрёл к штурпоню, и, судя по всему, передал ему ответ вышестоящих чинов. Судя по размахиванию копыт и еще более кислой морде суетливого пегаса, который уже стал куда менее суетливым – ответ штурмана тоже был краток, лаконичен, и как-то касался капитана, который, лишь приметив возвращение уже не такого суетливого пегаса, нахмурился так, что на бровях можно было бы устроить зимнюю горку, побрёл к рулю. Несколько минут там длился оживлённейший разговор, отрывки которого иногда доносил ветер, услышав которые жеребцы кашляли, а кобылки и кольты – краснели.
В конечном итоге победил опыт и звание. Махнув копытом, и рявкнув что-то, после чего штурпонь встал по стойке смирно – даже хвост выровнялся, капитан спустился обратно к пассажирам, за секунду вернув мохнатые гусеницы бровей на место, и нарачовав на морде спокойную улыбку старого воздушного волка. Штурпонь после всего этого стал еще напряжённей – казалось, вокруг него стоял даже воздух.
И всё это под странное, нарастающее жужжание.
Меня же эта ситуация несколько позабавила, и, понаблюдав за этой парочкой еще пару минут, я вернулся к попытке увидеть землю, и, после пары минут бесплодных попыток – к созерцанию облаков и перспективе смакования запретных плодов.
— Вот и смена окончена…
Кстати, о фруктах. Я очаровательно улыбнулся в ответ Пиджи:
— Великолепно. Может быть джентелькольт проводит прекрасную даму до её комнаты?
Я почти явственно слышу это жужжание в ушах.
— Ну… Это будет странно смотреться. А вот если джентелькольт поможет дотащить прекрасной даме тележку с едой до кают-компании, которая как раз неподалёку от её комнаты…
Я ощутил её горячее дыхание у себя на щеке. Немного эксплуатации? Это вполне окупаемо.
И вот когда я уже было собирался использовать одним из своих чудесных ответов – случилось страшное.
Раздался странный и очень громкий стрёкот. Пулемётная очередь. Со временем подобный звук будет сразу же прижимать меня к земле и заставлять искать ближайшее укрытие, но сейчас я лишь удивлённо сложил брови и повёл ушами к источнику шума.
А потом дирижабль резко накренило вбок, в то время как чудесная мордашка Пиджи, с её прекрасными глазами, аккуратным носиком и манящими губами превратилась в нечто кровавое и раздельное. Я лишь с ужасом наблюдал, словно время замедлилось, как пули пробивают её чудесную головку, как левая часть неаккуратно отделяется от остального черепа, как меня заливает её кровью и всем остальным… В завершении всего я отчётливо увидел как её глаз, прекрасный зелёный глаз, покоящийся в левой глазнице, вылетел оттуда, и, подхваченный ветром, улетел куда-то за борт.
Хотя на самом деле прошла всего пара секунд. Шокирован был не только я. Стрёкот раздался и с другой стороны палубы, и с хвоста. Пули с хирургической точностью рвали обшивку корабля и баллона, не обращая внимания на такую мелочь, как пассажиры. Помимо бедолаги Пиджи еще досталось уже совсем не суетливому пегасу, которому прошили бок, и паре пассажиров – немолодому единорогу и молодому земнопони, который неясно каким чудом пробрался на борт – на бедолаге не было даже штанов в момент гибели.
А вот потом началась паника. Дикие крики со всех сторон, метания, попытки уклонится от обстрела, который начался по второму кругу. Пули очень точно разделывали беззащитный дирижабль на части, пока его несчастные пассажиры и экипаж пытались что-то сделать, или не очень удачно боролись за свою жизнь.
Во всём этом бедламе присутствия духа не потеряло три с половиной пони. Капитан, который командирским рыком приказал отставить панику, что не особо помогло. Штурпонь, воздух вокруг которого, казалось, задрожал. Красный земнопонь, который рассовал по карманам монеты, и лениво уставился в небо. И ваш покорный слуга, который попросту застыл от страха и неожиданности, покрытый кровь прекрасной пегаски, на которую пару минут назад он имел весьма грязные планы.
А дальше началось худшее. Единороги принялись колдовать, из-за чего двигатель, который, судя по гулу и мату капитана, заработал на полную, неожиданно скис и практически не двигал Буревестник по воздушной глади, изрядно упростив работу пулемётам. Несмотря на все проклятья, угрозы и ругательства, излагаемый капитаном в сторону единорогов, угомонить безумеющую и редеющую толпу не удалось.
Буревестник погибал, унося обратно на землю с сотню богатых, бедных, хороших, не очень и остальных душ.
Дирижабль вспыхнул. Вид огня немного разбудил меня, и Сноуфлейк, сын богатейшего промышленника Островов Великопытании, статный жеребец и отличный единорог, сделал две логичные в таком случае вещи – применил на себя щит-пузырь и принялся горячо молится.
Сквозь мерцающий пузырь долетал стрёкот пулемётов, крики пассажиров и мат капитана. Треска огня и разваливающегося дирижабля мне услышать не довелось.
Таков конец великого технологического чуда лучших умов Эквестрии, Великопытании и Кристального Королевства, ценой в несколько десятков тысяч золотых монет, дирижабля Буревестник, знаменателя новой эры.
Прекрасный Новый Мир
В ней мы знакомимся со вторым главным героем, и местом, в которым оказался первый
Над Грейлайтом уже давно стояло солнце. Куры привычно разгребали лапами землю в поисках пищи, кошки нежились на спине, подставив брюхо тёплому солнышку, трудяги-земнопони пахали для своей деревни, а алхимик Реторта – пытался в который раз создать чудесный Философский Камень, который собирался использовать не для нужд всего мира, отнюдь. Он бы его продал и на вырученные деньги купил бы домик в Флоке, где зажил бы преспокойной жизнью, вместе с молодой женой. Жены у него не было, но алхимик не сомневался – если появятся деньги, то и жена обязательно будет.
Однако ни куры, ни коты, ни старый скряга-алхимик не интересовали Бацинета – коричневого земнопони, с короткой, вороной гривой и ленивыми медными глазами. По правде, его сейчас вообще мало чего интересовало. Он спокойно спал.
Но через тринадцать минут он бы проснулся. Виноваты внутренние часы, которые формировались в течение того времени, как Бацинет стал вести прекрасную жизнь холостяка. И нет, он не был женат. Для его возраста – восемь лет, женитьба была бы слишком большим грузом. До этого ему приходилось жить с мамой – прекрасной, в своё время, кобылкой, успевшей родить пятерых сыновей, и удачно выдать замуж двух своих дочерей и одну приёмную. К несчастью, нынче покойная мать спящего земнопони, была на редкость стервозной особой, имеющей в крови, к тому же, один из древнейших и вреднейших пороков – она была крайне слаба на передок. И бранное существительное, применимое к этой мадам, можно было бы назвать комплиментом, так как гуляющей кобылкой она была высшей пробы. И замужества данной особы, равно как и постельные сцены, сложно было упомнить в уме, равно как и вести учёт в специальной книжке.
Так или иначе, когда матушка Бацинета померла от сердечного приступа, в тот момент, когда она, брызжа слюной, замахивалась, по её мнению, на нерадивого сына, половником, оплакивать покойную на похороны особо никто не пришёл. Откровенно говоря, кроме последнего сына, который остался жить со злобной старухой, вообще никто не пришёл. А теперь нерадивый сын получил отеческий дом, в котором сразу же начался беспорядок. И спустя пару недель прожигания остатков денег и алкоголя, оставшегося с многочисленных свадеб, до молодого жеребца дошло, что жить тоже на что-то надо.
К счастью для самого Бацинета, и не очень-то большому счастью для других, этот пони не гнушался почти никакой работы. У него постоянно были заняты копыта. А вот несчастье других заключалось в том, что этот земнопони считал “работой” всё, что могло принести доход. В разумных рамках, конечно.
Бацинет брался за всё что мог. Он пас скот, был помощником деревенского механика Флайвилла, добывал редкие ингредиенты для алхимика, латал крыши, был тренировочным пони по проверке заклинаний местной шаманки, и даже спустился в древний склеп, неподалёку от города, который, по слухам, кишел восставшими мертвецами. Последнее было сделано по просьбе мэра, и каково же было его удивление, когда Бацинет притащил оттуда хорошо сохранившуюся серебряную вилку. Хотя, если бы мэр был поумнее и поближе к народу, и побывал хоть один раз в гостях у коричневого пони, то он бы понял, что это старая, посеребрённая вилка, которую матушка Бацинета получила в приданное за вторую дочь. Не исключая горсть золотых монет и чайное ситечко. И что Бацинет, несмотря на то, что трусом его не назовёшь, не спускался ни в какое подземелье, и не крошил там скелетов и зомби, мычащих, и поедающих мозги менее удачливых искателей приключений. Отчего зомби едят мозги – совершенно неясно, но это одна из старых легенд континента Певроа. Она придавала больше шарма рассказу, пока мэр слушал его с открытым ртом.
Бацинет любил себя, и старался лишний раз не портить свою шкурку. Даже к шаманке он пошёл лишь тогда, когда дико влюбился, и потратил все свои деньги на прекрасную кобылку с чудесной рыжей гривой и глубокими фиолетовыми глазами. Как оказалось, она переехала жить из шумного города в более тихое, отдалённое место. Вместе с мужем. Тогда скандала удалось избежать.
Так или иначе, приблизительное представление о Бацинете можно составить. Он замечательный пони, и примерный гражданин. Ну правда, кто, ради нескольких золотых монет не сочинял прекрасную историю, призванную потешить заказчика? На этом свете существуют и куда более плохие пони.
Сейчас же Бацинет проснулся, и умывался, иногда отплёвываясь, в то время как на сковородке, шипя, жарились два куриных яйца, купленных на местной ферме. Двадцать штук за две монеты. Очень дёшево. Хотя пару раз, по юности, Баци выносил из курятника яйца просто так, бесплатно. Баци его называли лишь близкие друзья, и редкие родичи. Первые разъехались, а вторая умерла. Поэтому Бацинета звали только по полному имени, чему он, изредка, огорчался, понимая, что годы идут.
Обычно, к тому времени, как Баци оканчивал свой утренний туалет, яйца были уже готовы, и выученным движений отправлялись аккурат в тарелку. Однако сегодня что-то было не так. Это Баци понял, когда достал кусок хлеба и лук, осторожно выдернутый из своей собственной грядки. Яйца недожарились. Это было очень странно. Или что-то не так с плитой, или с утренним туалетом. Однако зубы были вычищены, морда – умыта, а нос – прочищен. А вот отчего всё ускорилось – непонятно…
Впрочем, пищевой ценности завтрака это не умерило, из-за чего тот был очень быстро превращен в ценные жиры, углеводы и прочее уже в желудке пони. Задумчиво поковыряв кончиком языка в левом жевательном зубе, он отправился мыть тарелку. Бацинет понятия не имел, как их правильно называют, поэтому звал те зубы, которыми жевал вполне логично – жевательными.
Закончив нехитрые утренние процедуры, пони собрался идти на улицу. Недавно он организовал одну вполне логичную вещь, способную съэкономить ему несколько десятков монет в месяц, и эта вещь должна проверятся каждый день.
Поэтому Баци накинул на себя свой жилет, полный многочисленных карманов, закрыл дом на ключ, поздоровался с соседом – грустным стариком по имени Тромбон, и потопал в лес. Тромбону было уже 24 (почтенный возраст), и его недавно бросила жена. Не по причине старости, отнюдь. Ей самой было 26. По причине имени. Тромбон держал музыкальную лавку, и почти оглох на старости лет, поэтому равнодушно относился практически ко всему. Но при этом почти полная глухота не мешала ему каждый день тренироваться игре на трубе. А мадам Тромбон своими ушами дорожила, и, поскандалив, ушла к не менее почтенному Акру – одному из владельцев местной фермы. Однако, мужа не бросила, и иногда навещала грустного старца, принося ему свежей выпечки с фермы.
Повторив своё приветствие еще два раза – каждый громче предыдущего, Баци всё-таки получил ответ, и побрёл по своим делам, попутно проверяя карманы. На ходу это делать довольно неудобно, если ты обычный пони, поэтому он то и дело останавливался, и, шепча что-то под нос, принимался шарить по многочисленным карманам. Найдя то, что искал, Бацинет успокаивался, и продолжал свой путь, пока в голову опять не прокрадывался очередной незаменимый предмет, который мог остаться дома, и всё начиналось по новой.
Но в итоге коричневый земнопони со своим множеством карманов добрался до опушки леса. Так он принялся делать вполне обыденную вещь – осматривать силки, по большей части – заячьи. Зайцев в этом лесу было великое множество. Волков было меньше. Лис еще меньше. Кабанов почти не было. Были белки. Куропатки. Олени, лоси, еноты. Даже был один старый, молочно-белый, медведь, которого никто в глаза, кроме самого старого жителя деревни, никогда не видел, но он был. Все в это верили. Но больше всего было именно зайцев. А если природа сама их столько сотворила – отчего бы этим не воспользоваться?
Именно поэтому Бацинет пришёл к выводу, что зайцев вполне можно использовать в элементарной цепочке. Той, что пищевая. И поэтому, закупив материалы, пару недель делал всевозможные ловушки, в которые иногда попадалась живность, поэтому дома почти всегда было мясо. Иногда – даже на продажу. Однако ушастые повелители леса были достаточно осторожно, и в силках редко было более одного зайца.
Сегодня их там не было вообще. С недовольством проверив каждую ловушку, Бацинет зло плюнул на землю, и принялся рассматривать речку. Он уже пробовал рыбачить в ней. Рыба ему решительно не нравилась.
И вот в тот момент, когда он уже был принять поражение, и топать домой, прикидывая как бы выторговать картошки с фермы подешевле, случилось нечто, перевернувшее жизнь Бацинета, континента Певроа и, возможно, всех зайцев в местном лесу.
Бацинет обнаружил, что всё это время слышал гул. Ранее он не обращал на это внимания, будучи занятым заячьими делами, но теперь, когда гул приблизился настолько, что казалось, еще немного, и он схватит тебя за плечи, и начнёт трясти, Бацинет повернулся, и внимательно уставился в небо. Увиденное, мягко говоря, его удивило.
С неба падал дирижабль. Падал величественно, будучи огромным и горящим памятником инженерам, которых никто никогда не вспомнит. Падал он громко, красиво и долго. Баци молча смотрел на это зрелище, уронив челюсть где-то между копытами. Однако всему приходит конец. Всё так же величественно горя, громада дирижабля грохнулась на землю, упав так громко, что Бацинет готов был поспорить – это было слышно и в деревне. Однако это было лишь начало. Ведь если дирижабль уже на земле – то его можно осмотреть! Вернее то, что от него осталось…
С такими мыслями мчался Баци сквозь лес. Его не пугали ни волки, которые пару раз удивлённо таращились на несущегося на всех парах земнопони из-за деревьев, ни легенды о старом седом медведе, ни ветки, которые были, пожалуй, наибольшей опасностью, так как изо всех сил хлестали пони по морде, имея немалый шанс выбить ему глаз. Любопытство – не порок, а страшная сила. И сейчас эта сила полностью овладела молодым жеребцом…
Спустя несколько минут пони уже был на месте падения Буревестника. Картина была презанятная. Развороченная палуба, огромное покрывало оболочки, уже отпустившей весь газ, обломки различных механизмов. Развороченные тела… К последнему Баци отнёсся с полнейшим равнодушием – смерть на Певроа была явлением достаточно обыденным, и юный жеребец уже не раз находил окоченевшие тела своих соотечественников.
В его голове уже крутился план по поводу того, как на всём этом заработать. Пока что самой простой мыслью было притащить к Флайвиллу все детали, которые механик, вне сомнений сможет куда-то пристроить. Но это займёт достаточно много времени, и не исключено, что к дирижаблю не придёт другой охотник за наживой. Нет, Бацинет не был жадным. Просто ему хотелось заработать на этом подарке судьбы как можно больше. Краткий осмотр ближайшего тела выявил, что это был единорог в лучшие свои дни, и единорог богатый, о чём красноречиво говорила вычурная одежда, внешний вид который был несколько испорчен пробившей фрак костью. Нисколько не стесняясь, Бацинет запустил копыто в карман единорога, и выудил оттуда небольшой кошелёк, который сразу же перекочевал в один из многочисленных карманов жилета. Это не было мародёрством, или надругательством над мёртвыми. Это было честное заимствование никому уже не нужных денег.
Хотя со стороны всё наверняка смотрелось куда менее невинно. Баци, уже совершенно осмелев, выискивал среди остатков дирижабля тела, кошельки которых перекочёвывали в его карманы. Угрызений совести он не ощущал. Он молод, и ему нужны деньги. Вот так, раз за разом, пони увеличивал своё благосостояние, не подозревая о том, какие планы имела на него судьба.
На данном этапе в её планах были довольно конкретные действия. Невозмутимо снимая золотой амулетик с неестественно вывернутой шеи единорожки, рядом с которой валялся зонтик, Бацинет неожиданно услышал стон. Стон долгий, протяжный, и явно требующий помощи. Это его смутило. С одной стороны – Бацинет однозначно не был плохим пони, и его душа однозначно требовала помочь стонущему. С другой стороны, здравый рассудок подсказывал, что это может обернуться крупными проблемами – возможно, незнакомца нужно будет приютить. А если это незнакомка – расходы увеличатся в разы. Возможно, незнакомка умрёт у него на копытах с просьбой доставить письмо в конверте её любимому в далёкое Кристальное Королевство. И пусть письмо будет пылиться на полочке в течение всей оставшейся жизни Бацинета, иногда оно всё-таки будет попадаться на глаза совестливому жеребцу, и бедолаге будет очень стыдно. А еще незнакомец может увидеть паскудный факт обирания трупов, который он, по мелочности своей, совсем не оценит, и оскорбит Бацинета, а возможно даже полезет в драку.
Все эти мысли пронеслись в голове совестливого поняши очень быстро – как раз хватило времени спрятать цепочку. Сегодня разум проиграл. Впрочем, оно даже и к лучшему. Иначе не произошло бы всех тех событий, которые, в конечном итоге, коснулись всех и каждого, на всех трёх континентах.
Двинувшись на источник шума, Бацинет, немного разобрав мусор, наткнулся на белоснежного единорога, который, откровенно говоря, потерял все черты аристократа. Бедолага был измазан запекшейся кровью, голубая грива слиплась где-то на затылке, одежда была порвана, а одна из задних ног была довольно сильно вывернута. Услышав шум, незнакомец поднял голову, и, увидев Бацинета, явно хотел что-то сказать, однако вместо этого лишь застонал особенно жалобно.
— Вот блин… Не волнуйся, всё будет в порядке.
В подобные ситуации жеребец еще не попадал, поэтому смутно понимал, что говорить в данный момент. Однако тут были важны скорее деяния, нежели слова, и тут вариантов было не особенно много. Бацинет помог подняться пришельцу из другого мира, и неторопливо повёл его в сторону деревни, про себя размышляя, как бы извлечь из ситуации побольше денег.
В голове у него был хаос. Его привычный жизненный расклад неожиданно разрушился дирижаблем, из которого вывалился незнакомец. В лесу бросать его нельзя, а так как он не немой, то вскоре начнутся расспросы, разговоры, поиск жилья, работы, пути домой. И всем этим будет заниматься кто? Верно. Наивный молодой жеребец, который вытащил его из передряги.
Горестные думы Баци прервал голос незнакомца, и вопреки ожиданиям молодого жеребца, голос был громкий, хамоватым и на удивление наглым, и при всём этом – он не рассыпался в благодарностях.
— Осторожнее! У меня и так нога, вероятно, сломана, а ты еще и тащишь меня через какие-то ямы! Неужели тут нет нормального транспорта, или хотя бы качественной дороги? – незнакомец возмущался так искренне, что даже хотелось ему немного посочувствовать. Это если забыть то, что всего две минуты назад он лежал под грудой мусора, бывшей, вероятно, одной из кабин, и громко стонал. И еще одна важная вещь. Незнакомец был единорогом. В Грейлайте не было единорогов. Вообще. Такие господа не селились в таком захолустье. Незнакомец мог стать проблемой. Особенно такой важный. Но что странно – он не вызывал в Бацинете неприязни. Жеребец лишь молча выслушал его, ехидно улыбаясь, и хамовато ответил:
— Да просто никто не предупредил о прибытии столько важной персоны, иначе бы тут уже был оркестр с трубами и шёлковой дорожкой.
Несколько метров они прошли молча, распугивая обнаглевших зайцев, которые чуть ли не лезли под копыта, стремясь обнюхать копыта жеребцов. Гость с дирижабля натужно сопел, соображая, как ответить на столь ехидный сарказм.
— Издеваешься?
Ничего умнее, мудя по всему, в голову не пришло. Что поделать. Вывернутые ноги и авиакатастрофы не способствуют умственному развитию. Бацинет же не преминул ответить мгновенно:
— Само собой. Что мне остаётся? Я вытащил некоего пони из-под обломков, судя по всему, не лучшего его полёта, и веду в деревню для того чтобы помочь. А он мне ни спасибо, ни даже имени своего не сказал.
Незнакомец сопел. Сопел долго и натужно. Он размышлял. Это несколько удивило Бацинета. В чём проблема назвать своё имя? Возможно он вор, грабитель, маньяк, убийца, насильник, фальшивомонетчик или гусекрад, и дирижабль был огромной воздушной тюрьмой, которая доставляла подобных отбросов общества в некое место понадёжнее, но по хитрому замыслу вышестоящих чинов упала, забрав все нечестивые душонки в Тартар, а последний выживший – чудом спасся, и теперь будет гореть жаждой мести, которую он начнёт с родной деревни Бацинета? Виной таким мыслям был один детектив, недавно прочитанный впечатлительным жеребцом, в конечном итоге в котором вор, убийца, маньяк и насильник был пойман официальными властями, после чего начиналось самое интересное – ловля жестоких вышестоящих лиц, которые не пожалели злобных, но бедных заключенных, а также обслуживающий персонал дирижабля. На самом интересном Бацинет, увы, заснул, поэтому концовка развивалась исключительно в его воображении. И прежде чем остановится и начать суровый допрос, он получил краткий и лаконичный ответ, унявший в нём толику безрассудного юного идиотизма:
— Моё имя Сноуфлейк. Сноуфлейк Амбрози, сын Нарцисса.
Баци негромко фыркнул. Единороги. Для них помпезность – это всё, даже в именах. Так как Баци был куда менее возвышен, то и ответ его был куда короче:
— Бацинет.
Большую часть пути они прошли молча, если не считать громкого сопения и редких полустонов Сноуфлейка или ругательств в сторону зайцев со стороны Бацинета. Последний был очень зол. Мало того, что почти весь день теперь придётся провести с своим новым знакомым, так еще и то, ради чего он вышел сегодня из дома теперь просто нагло путается под ногами. Это было просто хамство.
До деревни оставалось не более пятнадцати минут ходьбы, как сын Нарцисса Амбрози решил заговорить со своим спасителем:
— А куда мы идём?
Бацинет отвечал спокойно и честно:
— В мою деревню. Грейлайт. Там тебе подлатает наша шаманка. Добрейшая зебра, думаю, даже денег за всё не возьмёт…
Ответ решительно не понравился богатому единорогу, который еще не понимал, куда забросила его нелёгкая.
— Шаманка? ЗЕБРА? Какой ужас! Нет, нет, нет, нет, — он упёрся здоровой ногой, и решительно закивал головой, — Такие варварские способы лечения мне решительно не подходят. Я согласен на квалифицированного единорого-лекаря, или обычного врача с дипломом, но никак не на грубое шаманство из копыт какой-то примитивной зебры!
К счастью, рядом с ним был Бацинет, который прекрасно понимал ситуацию, и мог её доходчиво разъяснить своему новому знакомому:
— Уважаемый Сноуфлейк. Попробую объяснить. Как я подозреваю, на своей родине вы были кем-то очень богатым и уважаемым. Это нормально, особенно для единорогов. Но теперь вы попали в нашу чудесную страну, где всем плевать на ваши доходы, статус, имя и род. Поверьте мне, что вам еще повезло, что вы упали здесь. В любом другом месте вас бы уже раздели, связали, и думали, кому бы повыгоднее продать.
Последние слова Баци уже почти пел. Он не врал. Певроа был диким местом, и, по большей части, не был построен на тех же нормах законов и этики, как Эквестрия, или Кристальное Королевство. Певроа подчинялся закону силы. По большей части, исключая крупные города. Они, в свою очередь, подчинялись звонкой монете. У этого континента было много тайн, секретов, загадок. И просто невообразимое количество скелетов в шкафу, о которых еще предстояло узнать Сноуфлейку, и даже Бацинету. Единорог же перестал упрямиться, и покорно плёлся вместе со своим спасителем, не пропуская мимо ушей ни единого слова. Он начинал нервничать. Он знал, что есть одна вещь, которая может несколько исправить его положение.
— Мой отец – невероятно богатый промышленник. Он будет крайне рад узнать, что его сын жив, цел и в порядке. Он заплатит большие деньги, когда я вернусь домой…
— Заманчиво. Однако если у вас сейчас нету денег – вы самый обычный пони, не лучше меня. А я – далеко не верхушка общества.
С этими словами они миновали большой фонарный столб с табличкой, гласившей:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ГРЕЙЛАЙТ!
Причём, что довольно странно, фонарь совершенно не светил – пускай и на дворе было утро. У него было другое предназначение. Это был символ. Символ того самого Грейлайта.
Тем не менее, Бацинет запомнил слова своего нового знакомого. Мысль о большом куше его заинтриговала. Про себя Баци решил, что будет с этим странным, заносчивым единорогом. На случай целости и сохранности. Всё-таки, Сноуфлейк говорил достаточно испуганно, чтобы не врать, а от денег жеребец редко отказывался…
В нос бывшему золотому единорогу сразу же ударил запах гнилого сена и такой же древесины, из которой, в подавляющем случае, были построены дома. Исключениями были мэрия, сделанная из кирпича, который лепили из глины из болотца, которые было неподалёку двадцать лет тому назад, и кузница из грубого камня, которую строил сам кузнец, в течение пяти лет. Он был плохим строителем. Он предпочитал ковать.
Прохожих на улице вообще не было, что повергало Сноуфлейка в еще большую бездну уныния. Он попал в Тартар на земле. Ему решительно не нравилось всё. Поэтому, когда они уже подошли практически к хижине шаманки – аккуратному домику, сделанному из изящных досточек и хвороста, он задал вопрос, который интересовал его еще в то время, когда он пришёл в себя накрытый кучей мусора:
— А где мы вообще находимся?
Бацинет улыбнулся:
— Ты на Певроа. Добро пожаловать!
После этих слов он осторожно постучал в дверь, покрашенную жёлтой краской.
Случай делает три четверти работы
Любой пони, который посетит сегодня Зебранские Острова, сильно удивится, практически не увидев там коренных жителей. Возможно, тех тянуло к большим землям, а может быть, кто-то влюблялся в приплывших. Но наиболее распространённой причиной являлось рабство, ведь не имеющие ни технического развития, ни таких магических способностей, как у единорогов, будучи доверчивыми и многочисленными – зебры стали наиболее ходовым товаром на рынке рабов.
Однако все эти причины обошли Геваль, шаманку из племени Чита, которая уже около двух лет жила в Грейлайте, и около трёх – на Певроа. Несмотря на расизм, который за долгие годы въедался каждому пони на континенте практически в кости, в небольших городах к жителям Зебрании относились достаточно тепло, или хотя бы не держали их в цепях. Тем более что врачевать в Грейлайте умела только Геваль, за счёт чего она и жила. Если спросить про тихий домик из хвороста на окраине деревни, то Флайвилл, Реторта или же Тромбон сказали бы совсем немного, но слова были бы исключительно тёплые. Отчасти – из уважения, отчасти – из страх, хотя свою примитивную магию она пускала в ход крайне редко – и её было достаточно, чтобы вселить суеверный страх в Грейлайтовских простаков.
И всё же, жилось зебре не так уж и просто, ведь иногда накатывала тоска по родине, по сородичам, по причине того, что до того, как осесть в городке, зебра славно погуляла по континенту и была в городах, которые считались достоянием Певроа. И если построено это достояние было с помощью упорства и трудолюбия местных жителей, то теперь держались уже на плечах и костях сотен не менее трудолюбивых рабов, разве что с тем маленьким отличием, что трудолюбие прививалось им с помощью различных наказаний и, куда реже, – поощрений, что совершенно не прельщало шаманку. Впрочем, бунтов или революций она не собиралась устраивать – она лишь искала то место, где сможет избежать этого. Первой проблемы удалось избежать, но есть еще и вторая…
Считается, что в этом мире две великие силы. Магия, которая испокон веков верно служила единорогам, помогла построить многие королевства и спасти множество жизней, и технология, доступная всем, кроме единорогов, в полной мере. Технологию куда проще распространить, ей можно научить всякого, она не так опасна в случае аварии, но всё же она слабее магии. Пока что. Единороги презирают технический прогресс, кто-то делает вид, что соблюдает традиции, кто-то уверен в превосходстве магии самой по себе, но, по сути всё это – простая ложь, скрывающая простую истину, которую уже давно все поняли. Что эти две вещи не могут существовать вместе. Там, где живёт единорог, лампочки будут сгорать раньше, паровые двигатели будут чаще выходить из строя, а порох – детонировать в совершенно неподходящее время. Это в случае сильной магической ауры, ну а если единорог слаб – вероятно, он заболеет, глаза его будут слезиться, а он сам не сможет применить ничего сложнее телекинеза. И единороги проигрывают эту войну, и шансы их довольно призрачны, обычные железки и пар вытесняют чудеса, и у единорогов нет другого выбора, как цепляться за магию, ибо техника им практически неподвластна.
Однако, помимо обычной, чистой магии, магии, способной творить чудо из ничего, той магии, которой так гордятся эти напыщенные профессора, существует еще один вид колдовства, который они сами за таковое не считают. Шаманство.
По сути своей, магия обычная крайне проста, но объяснить её практически невозможно. Любой маг, в принципе, может колдовать исключительно из-за рога, который представляет собой нечто вроде магнита, генератора и преобразователя энергии. Исследования показывают, что тут дело в двух вещах – необычном веществе, присутствующем только в единорожьем роге, и редких минералах – спарклите, а также в самих единорогах – вернее, в их особенном строении тела (генетика еще, увы, не изобретена).
Возможно, в будущем будет возможна пересадка рога, однако пока что это лишь в проектах Гильдии Здравоохранения.
Каждый единорог, когда творит чары – от элементарного телекинеза до сложнейших чар, искажающих время или пространство, вступает в связь с магическим полем нашего мира, черпая оттуда капельки сырой магической энергии, которую потом уже преобразовывает в нечто более материальное. Главное – правильно рассчитать свои силы, ведь бывали случаи, когда начинающие маги брали слишком много, а потом не могли сдержать эту магию, с крайне плачевными последствиями – от полного безумия до мгновенного испепеления единорога и квадрата площадью 1.25 хуфа.
Существует теория, что любые неистраченные резервы магии возвращаются обратно в магическое поле, но это не подтверждено – магия часто встречается в сыром мире даже здесь, но есть еще одна теория: со временем всё поле будет исчерпано, или же что его случайно разрушат, с самыми ужасными последствиями… для единорогов.
В то же время шаманство – древнее искусство, для которого не нужен рог, но не каждый может стать шаманом. Необходим так называемый Дар – это наиболее точный перевод с зебранского, с которым родиться может и зебра, и пегас, и даже единорог. Как таковой, Дар – это возможность более глубоко видеть магические потоки, текущие вокруг нас, а также возможность видеть то, что сокрыто для глаз обычных пони, и по сути шаманы не преобразуют магию, они лишь просят о помощи те силы, которые способны что-то поменять, что включает в себя общение и призыв духов, поглощение магии и её же освобождение. Шаманство куда сложнее обычного чародейства, и если вы заинтересованы в более детальном его изучении – лучше прочитать труд Каса Танеды “Путь Зебр”.
Также многие злые языки утверждают, что именно шаманство дало дорогу некромагии, что верно, в некотором роде, но некромагия – лишь крайняя ветвь Искусства, которую практикуют единороги с Даром, и это является совмещением преобразования магии и общения с духами. Их подчинение. Книги, более подробно описывающие некромагию и некророгов, увы, было запрещено упоминать в этом труде, спасибо моему издателю.
Что же до технологий…
Однако у шаманства была и обратная сторона. Когда ты видишь и понимаешь духов – они это прекрасно осознают, и тогда назойливой компании не избежать, а изгонять таких духов – как минимум невежливо, что и стало отчасти одной из причин поиска Геваль нового места для жизни, где поспокойнее. Именно в Грейлайте во время ночёвки в гостинице из стены не вылез её бывший хозяин, отравленный мышьяком, а в лесу не обнаружился неправильно погребённый мэр, который при жизни не брал взяток, после чего уставшая зебра сразу же назвала это место своим домом, чем поначалу не особенно обрадовала местных жителей. Потом свыклись.
А потом духи снова пришли, но так как все вещи шаманки были уже разобраны, а плотник соорудил ей дом – уходить было жалко, да и местные духи не были особо буйными, и показывалось их не более десяти в общей сумме.
Так или иначе, шаманка смирилась, к соседям быстро привыкла, работа для неё имелась всё время, еды всегда было достаточно, да и жители её полюбили, в некотором роде. Точно можно сказать, что они бы немного расстроились, не найдя Геваль на привычном месте.
…Но вот последние несколько недель в душе молодой зебры поселилось беспокойство (к слову, на своей родине, и, особенно, в своём племени, Геваль была личностью, в некотором роде, легендарной – её Дар проявился очень рано, и в четыре года её уже обучал шаман, а в шесть она уже имела полное право сама стать им. Сейчас ей было одиннадцать). С тех пор, как она начала видеть сны, но не такие, как обычно, а слишком явные. Они всегда были разными, и показывали места — города, леса, пещеры, в которых участвовала группа пони. Иногда их было больше, изредка – меньше, но среди них всегда была фигура, которая выделялась. Его Геваль отлично запомнила. Самодовольно улыбающийся белый единорог, с ухоженной гривой цвета морской волны, и меткой снежинки. Очень бросающаяся в глаза личность.
Спустя пару таких снов Геваль поделилась ими со своими соседями. Последние быстро сошлись во мнении, что это всё не просто так, столь чёткие сны не снятся пони с Даром, и что, вне всяких сомнений, этот пришелец из снов сможет повлиять на множество судеб, и что если Геваль видит его – она попросту обязана ему помочь. Немного посовещавшись, они пришли к соглашению – единорогу помочь, но не искать его целенаправленно. Если уж так задумано – то он сам явится сюда.
Сейчас же зебра была целиком предоставлена чашечке жасминового чая. Духи, судя по всему, отдыхали, и работы не было. Просто замечательно. А когда всё слишком хорошо…
Раздаётся стук в дверь. Клише обыкновенное. Геваль неторопливо допила чай, осторожно поставила чашку на столик, который на самом деле был обыкновенным бревном, вздохнула, посмотрелась в зеркало (быть шаманкой – не значит плохо выглядеть!) и пошла открывать.
На пороге стоял белый единорог с гривой цвета морской волны. Бока своего гостя зебра еще не успела осмотреть, но была точно уверена – там снежинка. Впрочем, сказать, что он стоял – значит немного приврать. Единорог был в не особенно хорошем состоянии, и его придерживал Бацинет – молодой Грейлайтовец, сорвиголова, лжец и просто добрый пони. Такие вещи зебра понимала моментально. Не очень добрый пони точно бы не притащил к ней в хижину раненого единорога.
— Хм. Он не очень хорошо выглядит. Ты его откуда взял?
Зебра не показала своего беспокойства, и сразу же повела разговор в правильное русло. Бацинет, поддерживая единорога плечом, подтащил его к кровати, попутно отвечая:
— Упал. Вместе со здоровенной такой летучей бандурой.
— Это зовётся дирижаблем!
Единорог уже лежал на небольшой кровати, и недовольно рассматривал хижину. Зебра с интересом его разглядывала.
“А я думала, он будет немного с другим голосом...”
Вопреки распространённому мнению, далеко не все шаманы зебр говорили стихами, хотя в некоторых племенах и была такая традиция – дабы внушать еще больше благоговейного страха, с чем шаманы итак превосходно справлялись, а потому подобные традиции поддерживались преимущественно в очень старых или очень мелких племенах.
Взгляд Сноуфлейка задержался на огромной голове древесного волка, прибитой к стене:
— Жуть.
Судя по выражению лица своего гостя, единорог испытывал если не отвращение, то недовольство – как минимум. Сначала он поморщил нос – чем прилично удивил шаманку – ведь все зелья зебра хранила в подвале, а в самом доме кроме специй ничего не было. Теперь он принялся осматривать дом, и Геваль продолжала внимательно следить за его глазами. Он осмотрел её обеденный столик, табуретки, её постель – за последнее шаманке стало слегка стыдно, так как убирала она её крайне редко, и сейчас простынь практически валялась на полу. Потом настал черёд котла, который обычно был полон, и булькал, но уже давненько стоял без дела. Полки с тем, что она притащила с родины, её личная гордость — голова древесного волка, большой сундук, на котором лежал её плащ, в котором она прибыла на Певроа, и пустая птичья клетка, в которую зебра давно хотела посадить попугая. Маленькой проблемой было то, что попугаи тут не водились, а вороны Геваль не нравились.
Сноуфлейк закончил осмотр, скривился, и принял вид пони, который вступил копытом во что-то очень неприятное.
Зебра начинала понимать, какой именно гость ей попался. Впрочем, он всё еще её пациент, поэтому с ним можно остаться наедине и задать пару вопросов…
— Бацинет, ты пони с большим сердцем. Приятно видеть заботу о ближнем.
Бацинет стоял с очень серьёзным выражением морды. Что-то в нём говорило, что его большое сердце хранит в себе не только заботу, и слушал он явно не сильно внимательно, отреагировав на похвалу запоздавшей ухмылкой. Сноуфлейк принялся критиковать хижину вслух, однако, внимания на это никто не обратил.
— Но теперь мне надо побыть с ним наедине. Не волнуйся, твоего нового друга будет несложно вылечить. Я приведу его к тебе домой, как закончу.
Пони с большим сердцем, улыбаясь, открыл дверь хижины, кивнул и вышел. Как только двери захлопнулись, Геваль услышала недовольное фырканье, под аккомпанемент перестука копыт. И по мере того, как цокот утихал, в голове зебры струилось всё больше и больше вопросов, которые постепенно начали собираться в небольшие цепочки.
— Могу я узнать твоё имя?
Зебра решила начать с простого.
— Меня зовут Сноуфлейк Амбрози, сын Нарцисса. И лучше бы тебе, наконец, приступить к моему лечению, зебра.
К удивлению зебры, в перспективе, спаситель мира оказался куда менее… Скромным? Этого Геваль совершенно не ожидала. Однако в одной вещи она могла поклясться.
Такой странной магической ауры она еще не видела.
Жить с Даром – то еще удовольствие Магия существует повсюду, а особенно сильно магия выделяется вокруг живых существ. Вокруг единорогов обычно кипит сильное магического поле агрессивных цветов. Такая аура похожа на начинающий разгораться костёр, который единорог способен зажечь в любую секунду. Земные пони, в свою очередь, имеют тонкий слой магии тихих, спокойных красок, — словно морская волна, которая аккуратно обтекает их тело. С пегасами интереснее всего: их ауры самые необычные и разноцветные, могут менять цвет, быть прозрачными, легонько струиться за пегасом или же выглядеть как простые разноцветные пятна. Очень просто с зебрами: у них аккуратные, простые цвета, не раздражающие глаз, в то время как у шаманов они просто выражены ярче. Там, где много техники, тоже есть своё магическое поле, которое больше напоминает свинцовую тучу, зависшую над потолком и поглощающую обычные поля. У животных поля более хаотичны…
А вот теперь представьте себе, что любое существо для вас – не более чем набор красок. По ним можно понять, что от них ожидать, как они, скорее всего, отреагируют, плюс, добавьте сюда случайные потоки магии и духов. Важно понять, чего стоит опасаться, от чего просить помощи вслух, от чего – молча, а с чем не разговаривать вообще никогда. Такая жизнь граничит с безумием. И поэтому любой шаман отличается железными нервами, и их обычно ничем не удивить.
А вот на этот раз удалось. Вокруг единорога текло Нечто. Нечто невидимое. Любую ауру можно заметить, если у тебя есть Дар. Эту Геваль ощущала. И это было странно. Отдалённо напоминало… кота? Да, обычного кота, который свернулся в клубок. Вроде бы, мелкий комок шерсти. Но если этот клубок разъярить – будь готов весь день замазывать царапины Заживителем. А теперь возьмите этого кота, накормите его магией, и увеличьте в несколько раз.
Перед Геваль спал самый большой из всех видимых ей котов. За исключением того, что она его не видела, и это её смутило достаточно сильно. Хотя, с котами всё довольно просто, пускай они и бывают довольно капризны…
— Конечно, Сноуфлейк. Не рискну тебя задерживать.
Однако у котов есть один фатальный недостаток — они довольно глупы, и их легко обхитрить…
Вправить кость для шаманки – элементарное дело, а Геваль приходилось иметь дело с оторванными конечностями (автопила – не лучшее изобретение Флайвилла, после которого одному из его ”испытателей” удалось на практике ощутить, каково это – отрастить новую ногу) и ожогами самой разной степени (Реторта вообще был одним из её постоянных клиентов). С другой стороны, у неё неожиданно появилось жгучее желание немного… наказать единорога. Справедливо рассудив, что ему могло быть и намного хуже, а иметь совесть всё же надо, зебра попросила гостя подождать и полезла в подвал, откуда достала бинт, Костоправку и Муравьин. Сначала вернуть ногу в стандартное положение, дать ему Костоправки для надёжности, намазать Муравьином – в качестве профилактики, и завязать бинт. Всё просто и понятно. За исключением Муравьина, который, как правило, использовался в качестве лёгкого прижигающего средства. Ну или не особо лёгкого.
Когда она подняла люк и снова оказалась в домике, то увидела, что Сноуфлейк с недоверием таращиться на голову волка. Заметив зебру, он недовольно фыркнул и спросил:
— Вот к чему эту дрянь было вешать на стену?
Геваль ухмыльнулась. История про этого волка была одной из её любимых. Именно поэтому весь Грейлайт её знал.
— Когда я приехала сюда, деревню терроризировал огромный древесный волк. Ему было мало зайцев в лесах, и он повадился каждую ночь убивать скот в деревне. Охотники его очень боялись, но для меня охота на дикого зверя была привычным делом. Сначала я…
— Это и так понятно, — перебил её единорог, — Я подумал о чём-то подобном сразу же и без твоих россказней. К чему голова тут? Нет бы выбросить её, или продать – она же только портит внешний вид и без того убогого жилища?
Геваль была спокойна, хотя эти слова её и задели. Этот странный единорог… Не таким она себе его представляла. Зебру вообще сильно влекло к единорогам, с их дикой магией, но она благоразумно держала себя в копытах. Этот же единорог был хамом.
Тогда почему её тянет к нему только сильнее?
— Всё просто. Все любят плохих парней.
Как вовремя.
— Глупости, Вангард.
Духи снова вернулись. Первым был Вангард – один из величайших героев Певроа, который, к сожалению, подавился капустным салатом, когда обедал в Грейлайте. Жители старались этого не упоминать лишний раз (не очень-то хорошая реклама), однако его дух не собирался никуда не уходить. Официально – он хотел встретить такого же могучего героя, как и он сам. Геваль же подозревала, что ему уйти просто не позволяла гордость – еще бы, с такой глупой смертью!
Дух молча изучал Сноуфлейка, который в свою очередь недовольно смотрел на Геваль, прямо сквозь героя с плохим концом. Потом дух повернулся к Геваль, которая начала было вправлять кость, и спросил:
— Белый пони с меткой снежинки, верно, Геваль? Твой сон сбылся. Что теперь делать будем?
— Понятия не имею. Но это точно он. Я чувствую, как от него исходит необычная аура…
Последние слова шаманка говорила, не открывая рта.
— Аура – ещё не всё. Вот мой верный оруженосец Рапирез всегда мне докладывал о магических аурах моих врагов. И даже когда он говорил, что в них более девяти тысяч маговатт – я всё равно боролся – и побеждал. Знаешь, почему?
— Потому что не важно, сколько у тебя магии, а как ею распоряжаться, — одновременно с Вангардом проговаривала зебра. Сноуфлейк ощутимо дёрнулся, когда нога приняла правильное положение.
— Однако, резервы также невероятно важны. Как я понимаю, это и есть твой гость из снов, Геваль?
Прямо из воздуха возник образ уставшего единорога в очках. Это был Эрин, бывший в своей жизни библиотекарем в одном из крупнейших городов Певроа. Умер от сердечного приступа, когда поплыл в Эквестрию, попал в Великую Кантерлотскую библиотеку и увидел, какая там есть литература. Какая именно – Эрин никому так ни разу и не сказал. Домой он тоже вернуться не смог, так как заблудился уже после смерти, поэтому и решил осесть в Грейлайте вместе с другими духами.
— Он самый.
Теперь зебра открыла бутылочку с Муравьином. Резкий, кислый запах пополз по комнате.
— И что теперь?
Геваль принялась осторожно втирать дурно пахнущую мазь в ногу Сноуфлейка. Тот лишь сильнее скривился, но молчал, отрешённо уставившись в стену.
— Не скажу точно. Но в нём точно что-то есть. Только вот что – я не могу разобрать.
Три пары глаз смотрели на единорога, который начал ёрзать, насколько это возможно в таком состоянии. Муравьин был так назван за непередаваемые ощущения спустя несколько секунд после нанесения мази. Если вас когда-нибудь кусали муравьи – ощущения не те. А вот если вы вступали ногой в муравейник Зебранских Огненных Муравьёв – вот тогда ощущения будут переданы достаточно неплохо. В состав микстуры, помимо различных трав входил еще красный перец и горчица. Остальные ингредиенты были известны только на языке зебр.
В общем, морда Сноуфлейка стремительно менялась, но он старался держать марку. Геваль и остальные наблюдали. Любой, кого намазывали Муравьином, рано или поздно реагировал вслух. Обычно – достаточно однообразно. Единорог тоже не выдержал:
— Проклятье! Эта твоя дрянь жжётся! – аристократ стиснул зубы и очень сильно напрягся. Зебра насторожилась. В его ауре случились изменения, что её совсем не порадовало, и вообще — такое действие большая редкость. Геваль решила продолжить лечение, и по возможности, успокоить пациента – на всякий случай.
— Возьми себя в копыта, Сноуфлейк Амбрози. Мазь поможет, а завтра нога уже даже болеть не будет. Осталось втереть еще одно лекарство и забинтовать.
Зебра примирительно смотрела в глаза своему пациенту, а дом тем временем продолжал наполняться гостями. Вскоре вокруг неё висело четыре десятка прозрачных копыт, пока гостя изучало девятнадцать глаз (Одноглазый Х получил кличку не просто так). Большой плюс таких соседей – они не занимают места и оставляют воздух чистым, а вот раздражают не меньше обычных. Пока Геваль втирала Костоправку, бывшие живые уже успели выдвинуть пару-тройку весьма сомнительных теорий по поводу Сноуфлейка, наречь его будущим Верховным Правителем Певроа (и, возможно, всего мира) и перессориться между собой на этой основе. Кое в чём мёртвые не особо отличаются от живых.
Геваль же размышляла, не особо вслушиваясь в их потусторонние свары. Сноуфлейк казался самым обычным, заурядным единорогом в области магической силы, да и его талант она тоже вполне могла себе представить, однако в нём определённо что-то было. В диких племенах её родины ходило множество легенд о могучих воинах, некогда побеждавших в одиночку целые армии, Певроа время от времени рожала могучих героев, подвиги которых записывали в учебники истории, а вот в нём ничего подобного не ощущалось. Сноуфлейк имел лишь симпатичную внешность, и взгляд пони, которому уже успело изрядно всё надоесть.
— А ведь ему несладко пришлось… — она имела неосторожность подумать. На самом деле, это не особая проблема. Если вы не шаман. А вот тогда можно подумать слишком громко, а некоторым лишь стоит дать слово…
— Вот в моё время…
Скрипучий голос принадлежал некогда Старфорсу – древнему колдуну, постоянно экспериментирующему с магией огня. Он справедливо считал именно эту стихию наиболее разрушительной и стремился создать заклинание невиданной мощи, что, в принципе, ему удалось. Заклинание превратило башню мага приблизительно в четырнадцать миллионов осколков, а также подарило Шестнадцатой Ночи Улая яркую вспышку, которая практически превратила ночь в день. И с той самой ночи пони каждый год празднуют Ночь Белого Света, в которую все включают фонари, жгут костры и вообще, стараются зажечь как можно больше всего, одновременно напиваясь, ведь следующий день – выходной. Всё как всегда.
Старфорс не смирился со смертью. Он, скорее, был ею возмущен. К тому же, он так и не сразился со своим заклятым врагом – Вангардом, который как раз и направлялся к башне злого колдуна перед тем, как завернул в Грейлайт и поел там знаменитого Грейлайтовского салата. Оба погибли смертью, не достойной для них и оба встретились в своём посмертии, что стало отличным поводом продолжить их чудесную вражду (стоит заметить, что их борьба длилась около девяти лет, включала в себя семь Эпических Сражений, по которым поставили девять спектаклей, и нанесла убытков на сумму большую, чем среднестатистическая война между двумя-тремя городами в течение того же времени).
— … Герои начинали зубами скрипеть только в случае отсечения какого-нибудь полезного органа.
Вангард тут же взял стойку и процедил сквозь зубы:
— Я даже не скрипел. Просто сцеплял их покрепче и продолжал идти вперёд.
Колдун смерил его смешливым взглядом:
— Я же сказал – герои, а не какие-то дуболомы-идиоты.
Его соперник угрожающе надул ноздри, по привычке попытавшись набрать в несуществующие лёгкие побольше воздуха, и гаркнул:
— ДА?! А отчего же какие-то дуболомы равняли твои Чёрные Башни с землёй шесть раз?
— Фундамент плохой. Ты пробовал строиться на болоте? Да и из големов плохие помощники. Они же глупее, чем голуби!
Старфорс питал нездоровую страсть к голубям. Именно их он обычно использовал в качестве материала для отработки заклинаний.
— Просто ты не умел ничего лучше, чем сжигать!
— Чья бы корова мычала, мистер “Я не признаю дверей и хрупких стен!”
— Заткнитесь.
Этого короткого слова было достаточно для того, чтобы парочка, бывшая некогда достоянием, и, по совместительству, наибольшей бедой материка, прекратила меряться отсутствующей силой и замолчала, пытаясь разуплотнить друг друга взглядом.
Духи боялись шаманов. Не было до конца ясно, что они могли сделать, хотя, с ними кто угодно мог что-то сделать, но лишь шаманам удавалось их видеть и постоянно слышать.
Геваль закончила перевязку и убрала с носа небольшую прядь волос, которая заползла туда во время операции и щекотала её ноздри. Самое время, пока пациент приходит в себя и пытается незаметно почесать ногу, задать пару вопросов…
— Вот и всё. Зуд будет еще долго, просто смирись. Ты сможешь ходить буквально через несколько минут, и я отведу тебя в дом Бацинета.
— Замечательно. А я уже начал беспокоится, что придётся ночевать тут – фыркнул единорог. На приятный разговор можно точно не рассчитывать.
— Ну уж нет. Я люблю гостей, но предпочитаю спать одна.
И засыпать под галдёж давно умерших искателей приключений, магов и одного карточного шулера.
Она заметила более пристальный взгляд Сноуфлейка, который едва заметно ухмыльнулся. Неожиданно, до зебры дошло, что она сделала то, чего не делала с самого отбытия с Зебрана: покраснела. И её это очень сильно удивило.
Ей, конечно, нравились жеребцы, да и ей иногда делали знаки внимания, однако существовало две проблемы. Первая – очень простая. К местным её душа не лежала, и она спокойно обходилась без романтики (Зебры вообще не очень романтичны. Сложно думать про ужин со свечами, когда в джунглях пытаешься не вступить во что-то, чей яд убьёт тебя менее чем за минуту, а в саванне – не стать обедом гиены, или еще чего похуже). А вторая… Представьте себе, как вы после вечерней прогулки около озера ужинаете, ваши взгляды пересекаются, без лишних слов вы падаете на кровать…
А из стены вылазит голова и начинает пялиться на вас с нескрываемым интересом.
Поэтому Геваль вполне себе держалась, расслабляясь с помощью медитаций и травяных чаев, хотя иногда ей приходило в голову: что же случится, если они неожиданно кончатся? Тогда… Хм, тогда шаманке в срочном порядке придётся заняться самолечением, пускай и будет потом очень стыдно.
В общем, сейчас до Геваль дошло, что она отчётливо дала слабину, и зебра лихорадочно соображала, как перевести разговор в другое русло, в то время как её гость хватался за столь знакомые соломинки:
— И как же такая привлекательная аборигенка вообще может позволить себе спать одна?
— Запросто. Так что, Сноуфлейк, расскажи, как ты тут оказался? – зебра поспешно выпалила свой главный вопрос и в ужасе обнаружила, что поправляет свою гриву, хотя, в принципе, это было ясно только ей – её грива представляла собой обычное скопище волос, которые укладываются естественным способом – то есть, куда упадут.
Единорог начал улыбаться. Зебра начала терять нить разговора. Духи начали друг другу подмигивать.
— Я летел в чудесную Эквестрию, когда мой транспорт потерпел крушение. Этот земной… в общем, он помог мне, и привёл на лечение к весьма волнующей зебре.
Геваль смутно догадывалась, что именно она взволновала, хотя мозг и зацепил две основных фразы – “Эквестрия” и ”крушение”. Этого пока что было вполне достаточно. Пока что. И еще неожиданно ей стало очень жарко.
— Понятно. Что же, уже ночь. Я доведу тебя до дома Бацинета, а потом как-нибудь проведаю, чтобы проверить, как зажила нога. Поднимайся, я пока накину плащ.
В Грейлайте Геваль уже была достаточно всем известна, так что в плаще особой необходимости не было, но капюшон помог бы спрятать румянец, который выступил на щеках зебры. Духи уже принялись похихикивать, пока шаманка не бросила на каждого из них полный красноречия взгляд, после чего большая часть ретировалась сквозь стены или же просто молча исчезла. Геваль довольно выдохнула, а с кровати донёсся полный надежды вопрос:
— Но вы же поможете мне встать?
Не оборачиваясь, Геваль выдохнула, после чего кивнула и подставила пациенту плечо. Сноуфлейк нарочно сжал его покрепче, она была уверена, да и хвостом по спине тоже не случайно прошёлся, вызвав очень странные ощущения. Про себя зебра крайне грязно выругалась. Ей хотелось еще.
— Пошли.
Шли они медленно. Сноуфлейк постоянно останавливался почесать ногу, пока Геваль на него смотрела. Зебра была озадачена. Может быть, именно в этом его сила? Тогда изменение столпов мироздания будет… странным.
Дойдя до дома Бацинета, она кивнула на входную дверь:
— Вот мы и на месте. Удачи, Сноуфлейк. Завтра можно будет снять повязку. Я приду через два дня.
И Геваль растворилась в сумерках. Сноуфлейк лишь довольно хмыкнул. Ему нравились быстрые кобылки.
Сама же Геваль мчалась домой, быстро остывая и приобретая ясность ума. Пророчество? Может быть. Только вот она приблизилась к его расшифровке всего на один шаг. Теоретическому исполнителю.
Зебра понимала, что он избалованный, самовлюблённый хам. И очень привлекательный при всём этом. Но что с его аурой?
Да, он выжил при падении чего-то летающего, для этого нужно нравится удаче как минимум, что не случайность. Это Случай. Исключительный.
— Странно это всё… — пробормотала себе под нос Геваль, забираясь под одеяло.
Сноуфлейк лишь ухмыльнулся темноте. Пускай нога зверски зудит, он видел смерть, и не долетел до конечной точки — но на этом материке точно есть симпатичные кобылки, что было в его понимании одной из черт цивилизации. А в цивилизации точно найдут способ отправить его домой. Или в Эквестрию.
…Так он себя убеждал. А пока что… Надо отдохнуть. Спустив с себя свою блистательность, единорог заковылял к двери.
Поднял копыто, и постучал три раза.