The Conversion Bureau: Чашка на ферме

Глава третья: Земля необетованная

Кобылка была молочнобелой, с фиолетовой, немного вьющейся вокруг головы и шеи гривой. Её звали Чашка, (хоть так было не всегда), и сейчас Чашка училась кормить цыплят.

— Ты д'лжна насыпать им сейчас немног' зерна, потом ещё разок. Не повредит им овощ-другой. Они, конечн' жуков больше любят, но эт' для них тож вкусно, им надо сейчас покушать, а потом ещё раз. Иногда мы им йогурт даём. Это секрет нашей фермы. Где-т' раз в неделю. — Мистер Провендер говорил медленно — даже медленней чем обычно, потому что Чашка понимала некоторые слова ещё с трудом. «Всё п’няла?»

Чашка крепко задумалась над ответом, и наконец выдала — на лучшем эквестрийском, на каком смогла:

— Дать цыплята зерно. Иногда. Овощи. Иногда. Молочно-желе раз в неделя.

Мистер Провендер коротко фыркнул на неё. «Не молочно-желе, а йогурт. ЙО-ГУРТ. Вот эт' вот» — Старый жеребец указал на обложенную сеном миску, где на дне оставалось немного какой-то белой пасты. Он выговорил эквестрийское название продукта ещё раз, тщательно, чтобы Чашка смогла запомнить.

Белая кобылка старательно повторила по слогам странное, неземно звучащее эквестрийские слово, которое только что услышала. Мистер Провендер фыркнув, кивнул.

К разочарованию Чашки, она никогда она не думала, что учить новый язык будет так тяжело. Она, конечно, никогда и не думала, что ей это когда-нибудь вообще придётся. Она опустила голову и понюхала миску. О! Она знала, что это такое. Такую же штуку, в запечатанных контейнерах, можно было взять в продуктопроводе, когда она жила в Вилмингтоне. Она мысленно поместила эквестрийское слово напротив восточно-английского «йогурт».

Чашка многое узнала за прошедшие полгода. Она, наконец, узнала, что её почему-то назвали в честь столовой посуды, но не желала это исправлять. «Чашка» — звучало вполне по-эквестрийски, такие уж имена были в ходу в этой удивительной новой стране. Миссис Провендер звали Корнфлауэр — «Василёк», Мистера Провендера – Дайрум, что, как смутно припоминала Чашка, было сортом то ли пшеницы, то ли ещё какого злака. Эквестрийцы, видимо, часто носили имена в честь предметов, жестов или даже продуктов. Они не выбирали имена так как люди.

Так что, учитывая то, что она отныне и навеки пони, Тиква Файнштейн решила, что называться эквестрийским словом, означающим сосуд, из которого пьют чай, её вполне устроит.

Имя это было благозвучным для её новых ушей, и отчего-то заставляло Миссис Провендер улыбнуться. Так что нет больше Тиквы Файнштейн, надо учиться быть белой кобылой по имени «Чашка».

Но эта причудливая ситуация как раз не беспокоила Чашку. За полгода в новой стране и новом теле она узнала вполне райскую жизнь. Все…пони, поправила она себя, были её друзьями, на столе всегда была вкусная еда, она больше не чувствовала страха и всё кругом было невероятно чистым и ярким.

Грязные, заваленные мусором улицы Вилмингтонского мегаполиса ушли в прошлое. Вода была чистой, вкусной и свежей. Воздух не обжигал лёгких, всюду росла зелень, а дым если и шёл, то только от плиты Миссис Провендер, да от домашнего камина в три зимних месяца.

Чашке хотелось научиться работать на ферме. Ферма была для неё удивительным, волшебным местом. Она никогда даже не могла себе представить, что однажды попадёт на настоящую ферму. На Земле фермы были переданы в собственность корпоративного правительства и объявлены зонами стрельбы на поражение. Выращивать свою еду было против закона, даже на собственной крыше. Она, конечно, сомневалась, что это вообще бы получилось под вездесущим пепельным дождём. Но здесь не было ни пепельных дождей, ни смога, ни облаков нанопыли.

Она была благодарна Провендерам. Она отчаянно хотела отблагодарить их за то, что они, почему-то, решили взять её к себе. Она чувствовала, что её вытащили из кошмара.

Только в сравнении она начала понимать, до какой же степени ненавидела свою прежнюю жизнь. Было странно жить в чужой шкуре, понадобилось время, чтобы осознать тот факт, что она больше не человек. Но если это цена за мир, полный ярких цветов и улыбок, где есть цыплята, но нет похитителей органов, то, возможно, быть человеком не так уж и важно.

И всё же, именно для неё приспособиться было особенно тяжело. Когда Тикву угоняли в лагерь массовой понификации, уже после того, как закрылись Бюро, её преследовали жуткие мысли о холокосте, в какой-то момент ей показалось, что их всех везут уничтожать. Но когда её наконец осенило — это все кругом всерьёз говорят, последних людей правда спасут, превратив их в пони, и вместо смерти их действительно ждёт необычная новая жизнь, страх превратился в растерянность.

Это никак не укладывалось в её понимание мира. Её в детстве учили, что Человек создан по образу и подобию Господнему, а в Торе всё чётко прописано, как устроен мир, что ждёт Человека, и вообще, что к чему. Но ни Книга, ни Свиток, ни Песня не предсказывали появления чужой вселенной из Тихого Океана и того, что конец света обернётся люцерной и копытами. Появление Эквестрии разрушило не только её реальность, изменило тело, оно также уничтожило её религию.

Невозможно было сохранить веру в отстранённого, незримого бога её детства, когда два живых, говорящих, видимых божества каждый день поднимали и опускали Луну и Солнце. Вместо бога – богини, и они не сказка – она могла однажды навестить их, при желании. Эта мысль пугала. Одно дело читать молитвы. Другое – сесть за чай с настоящим богом.

Но опять-таки, если богини-принцессы были теми самыми, кого она встретила в странном сне во время трансформации, то может, не такая уж страшная вышла бы встреча.

Одно было ясно: ничто из того, во что она верила, думала, считала за правду, больше правдой не было. Насколько она могла понять, Земли вообще больше не существовало. Эквестрия отныне была единственной реальностью.

Изо дня в день Чашка всем сердцем старалась принять новую жизнь. Она работала над тем, чтобы освоить новое тело.

Слоняясь по ферме, она опробовала все его части. Она двигала ушами и пыталась ходить задом наперёд. Она нюхала, и жевала, и каталась на спине по длинной, сладко пахнущей траве возле дома. В это время она услышала смех с крыльца «Ты правда, как маленькая кобылка, не так ли?» Миссис Провендер очаровали её попытки понять своё тело. «Я любила кататься по траве, когда была маленькой. Так что наслаждайся, Чашка. Никому на этой ферме нет дела, сколько тебе лет.»

Чашка немного смутилась, когда её застукали, но ещё немного подурачилась. Если Миссис Провендер одобряет, это её святой долг. И потом, трава была такая приятная на ощупь… и пахла так здорово.

Утро на ферме всегда означало бисквиты, и Чашка упорно пыталась научиться печь их сама. Ей каждый раз казалось, что она бестолочь, но Миссис Провендер была неизменно добра и терпелива.

-Простить меня! Простить меня! Простить-простить-простить! Повторяла Чашка снова и снова, уронив ложку в стопятсотый раз.

— Ох, скорлупать, милая… всё нормально. Просто успокойся и начнём сначала, ладн’?

Чашке не нравилось, что у неё плохо получается пользоваться зубами и копытами, как это делают настоящие пони. Она начала тренироваться по ночам, когда все уснут. Ещё до того, как наконец одолела лестницу, переселившись в гостевую комнату.

При лунном свете Чашка брала длинную деревянную ложку и тренировалась ночь за ночью. Она училась брать ложку, делать движения, будто что-то мешает, и класть её на место. Она даже пыталась подбрасывать ложку с переворотом и ловить ртом – а вдруг получится?

Однажды ночью она почувствовала, как с тёмной лестницы за ней кто-то наблюдает. Миссис Провендер спустилась вниз, наверное, всё-таки услышала. Чашка от неожиданности опять выронила ложку. Миссис Провендер стояла там со странным, хоть и добрым выражением на лице. «Ты вот прям’ настолько упорна, милая?»

Эта ночь выдалась для Чашки особенно счастливой. Миссис Провендер зажгла масляный светильник и сварила им что-то похожее на мексиканскую оршату – тёплый сладкий напиток из ячменя, который надо пить из кружек. Это было вкусно, и потом она стала рассказывать Чашке про кобылок, которых вырастила и про свою прежнюю жизнь. Рассказала, как выиграла голубую ленту за свои бисквиты, какой весёлой была та далёкая ярмарка. Рассказала, как встретила Дайрума и как он дарил ей на свидания засахаренные маргаритки.

— Что это я всё про себя, да про себя. Чашка, я ведь про тебя до сих пор совсем ничего не знаю. Миссис Провендер долила им ячменного напитка. На что была похожа жизнь там, откуда ты пришла? Я ещё не слыхала историй про жизнь в другом мире!

Чашка начала было составлять в уме ответ, но остановилась. Что она могла рассказать этой доброй старой кобыле? Чашка оглядела славную, чистую, домашнюю кухню и вспомнила детство в фавеле, еду, в основном состоявшую из гарантированного правительством рациона и иногда жареных мутакрыс. Своё первое изнасилование, как ей отрезали ухо ни за что. Заново отросшее понячье ухо рефлекторно дёрнулось, когда она об этом вспомнила.

Даже если бы она могла как-то объяснить Миссис Провендер, на что была похожа жизнь в человеческом мире и как люди в нём друг с другом обращались – как это на неё подействует? Заснуть она сегодня уж точно не сможет. Что она будет думать о новопони — таких как она, бывших людях из такого вот мира? Как рассказать ей о мире людей, о войне, алчности, насилии и ужасе?

Будет осквернением, святотатством, принести эти понятия в Эквестрию. Даже в простом разговоре о них будет что-то отравленное, ядовитое. Чашка ощутила и стыд и скорбь, и внезапно — сильнейшее одиночество за обе свои жизни.

Здесь был рай по сравнению с миром, из которого она явилась, но она не должна никогда говорить о том, через что она прошла, ни с одной пони. Внутри неё будет жить боль, которая никогда не пройдёт, и каждое напоминание будет отравлять ей новую жизнь, и наверняка те кто принял её, будут теперь считать её чудовищем из чудовищного мира. Всю свою прошлую жизнь она старалась им не стать, но это не отменяет того факта, что она видела, знала, трогала тот мир, которым настоящие чудовища правили так, как им хотелось.

— Я… Я не говорить. Я извиняться. Извиняться, Миссис Провендер. Это больно место. Вы уж простить меня. — Чашка старалась не смотреть ей в глаза. Тяжело было ответить отказом после такого прекрасного вечера.

— Всё в порядке, милая. Не надо мне ничего рассказывать. Миссис Провендер наклонилась к ней и успокаивающе ткнулась в неё носом. «Давай допьём и пойдём спать, что скажешь?»

Чашка с облегчением кивнула.

Незаметно пролетело несколько лет. Чашка выучила эквестрийский — до того хорошо, что могла бы сойти за местную, хотя не обошлось без пары конфузов. Она была сметливой и полезной работницей на ферме и Миссис Провендер ценила её помощь. Чашке нравилось работать на ферме. Она любила и сезон сева, но по-настоящему наслаждалась уборкой урожая. Свежее зерно, лучшее сено, люцерна и цветы постоянно были на её столе. Она открыла в себе любовь к кулинарному делу, и в конце концов сумела испечь бисквиты не хуже чем у Корнфлауэр, чем определённо заставила старую кобылу ею гордиться.

Мир вокруг оставался зелёным и восхитительным. В ближайшем городке Саус-Уизерсе встречались интересные магазины и вкусняшки, те, что на ферме не достанешь. Она знала по именам десятки местных пони, стала частью местного общества. Её знали и ценили. Но почему-то она не сходилась близко ни с кем, кроме Миссис Провендер и Дайрума. И даже с ними она говорила только о её жизни на ферме, только об их прошлом, но никогда о своём.

Миссис Провендер это заметила и сочла интересным. Чашка была хорошей кобылкой, безотказной в помощи, неизменно доброй, честной – но замкнутой. Закрытой ото всех, как запертая дверь в тёмной комнате. У неё были и пристрастия и интересы, но она не заводила друзей, ни с кем не проводила вместе время. Ферма была всей её жизнью, и хотя иметь такого преданного работника было, конечно, здорово, глубоко в сердце Миссис Провендер чувствовала, что Чашка для неё нечто большее, чем просто наёмный рабочий. Она стала считать Чашку кем-то вроде одной из своих дочерей.

И это неправильно, что кто-то из её дочерей страдает от одиночества. Когда её жеребята покинули ферму, чтобы строить свою жизнь, у всех были друзья, любимые, хотя бы, просто дорогие для них пони.

Миссис Провендер знала точно, что за счастливой улыбкой Чашка скрывает ужасную скорбь, и это как-то связано с её прошлым, тем самым, о котором она никогда не рассказывает.

Обозначив проблему, Корнфлауэр начала спрашивать народ.

Почти все "новые пони" из другого мира давно ушли в Расширенные Земли, далеко от окрестностей Кантерлота, Хуфингтона или даже Мейнхеттена. Поглощая другой мир, Эквестрия росла вширь и теперь вокруг возникли бескрайние новые земли, о которых Корнфлауэр никогда раньше не слышала. Но они были частью Эквестрии. Они были настолько обширны, что их с лихвой хватало всем новопони – а тех было, надо сказать, великое множество — чтобы основать там города и посёлки, и ещё потомство развести.

Всё это было слишком масштабно, чтобы Миссис Провендер могла себе представить, но на деле означало только, что поблизости от них новопони не очень-то найдёшь. И это было проблемой, потому что Корнфлауэр считала, что раз Чашка не может говорить с ней или с любой другой урождённой пони, то может, ей стоит поговорить немного с пони вроде неё. Пони из другого мира. Пони с такой же бедой.

У Миссис Провендер ушло три года, чтобы отыскать подходящую кандидатуру. В городке по имени Клайдсдейл, неподалёку. До неё дошёл слух, что среди его жителей есть новопони, кто-то, кто остался, когда остальные уехали на новый фронтир. Новопони, похоже, вообще были народом непоседливым, да и места бы тут всем попросту не хватило.

Но в Клайдсдейле она нашла-таки новопони, и как по заказу, с собственными проблемами. Разузнав побольше, Миссис Провендер выяснила, что проблемы-то были практически те же, что у Чашки.

Новопони оказалась кобылкой. Она была душой всех компаний несколько лет назад, но затем как-то поскучнела и начала всё больше ото всех отдаляться. Когда кобылка ещё вела бурную общественную жизнь – не то что Чашка – у неё тоже не было по-настоящему близких друзей. Те, кто знал её, говорили, что она выглядит счастливой снаружи, но внутри над ней будто висит тёмное облако, она несёт в себе тяжкий груз.

К тому моменту минуло десять лет, как Чашка попала на ферму чтобы стать частью их семьи. Она в самом деле стала членом семьи для Мистера и Миссис Провендер. Так что Корнфлауэр сочла, что будет только правильно попытаться помочь почти-что-приёмной-дочери.

Она решила, устроить вечеринку в честь десятой годовщины появления Чашки. И пригласить особого гостя из Клайдсдейла погостить на ферме, насладиться гостеприимством, сменить обстановку. Это будет частью оплаты за услуги – та кобылка занималась организацией вечеринок, и наём специалиста по их устроению станет идеальным прикрытием, чтобы свести двух новопони вместе.

Миссис Провендер улыбнулась своим мыслям. Умница она, так всё спланировала, провела тайные поиски – всё для того только, чтобы ненавязчиво заставить этих двоих поговорить. Корнфлауэр чувствовала себя настоящим тайным агентом короны со своим хитрым планом.

Может это наконец-то поможет одинокой, разбитой, маленькой Чашке.