Скрытое в прошлом

Часть 5

— Это и было то заклинание, которое ты выучил? — тупо прокручивая в голове вчерашний день, спросила Старлайт Глиммер. Единорог отрицательно покачал головой, и по груди кобылки, щиплясь, что-то щекотно потекло. Она осторожно отодвинула Санбёрста и, присмотревшись, ахнула. — О Селестия, у тебя кровь! Пошли в больницу…

— Нет, — прервал её жеребец, так крепко схватив копытом за плечо, что причинил боль. Он тут же отпустил единорожку, поняв, что перестарался. — Это ерунда. Не надо.

Кобылке остро захотелось отругать его за всё произошедшее, но она прикусила язык: ей и так слишком часто казалось, что она играет для Санбёрста роль матери, уговаривающей и отговаривающей, и не сказать, чтобы её это устраивало. «Если он начал вести себя как жеребец, — медленно подумала кобылка, — то не надо ему мешать, даже если мне за него страшно».

Старлайт Глиммер уцепилась за эту мысль и тщательно, вдумчиво выстроила логическую цепочку. Обнаружив провал, в котором не хватало звена, кобылка заглянула Санбёрсту в лицо. Он копытом вытирал текущую из рассечённой брови кровь, беззвучно морщась: видимо, плечо ему тоже отбили.

— Почему ты всегда проигрывал мне? — спросила Старлайт. — И почему не побил их сразу, умея кастовать такое заклинание?

— Потому что.

Единорожка озадачилась, услышав от обычно конкретного и плохо скрывающего что-либо жеребца такой ответ.

— Прости, что?

— Не важно.

— Санбёрст!

Он вздрогнул от повышения голоса, но упрямо отмолчался. Старлайт, уже всерьёз обеспокоившись, почти легла на землю, чтобы быть на одном уровне с ним.

— Пожалуйста, — надломленным голосом попросила единорожка. О чём? Не знала сама.

Единорог молчал долго: кобылка почти поверила, что он и впрямь ничего не скажет. Но вдруг он плавно, чтобы не причинить себе лишней боли, выпрямился и положил копыта ей на плечи.

— Не лежи на голой земле, — попросил Санбёрст, поднимая Старлайт. — Простудишься.

Кобылка послушно села и аккуратно обняла единорога, уже смирившись с тем, что её любопытство останется неудовлетворённым.

— Как я могу причинить тебе вред? — прошептал единорог, поглаживая кобылку копытами по спине, расчёсывая её всё ещё взъерошенную гриву. — Как я могу вообще обидеть тебя? Если с тобой что-нибудь случится, я не переживу этого.

Старлайт верила. Всем сердцем верила. Потому что как можно усомниться в словах того, кто каждой выдавшейся ночью держит её в объятьях, ласково целуя в шею после нескольких ярких оргазмов подряд, прикасается к её коже самыми кончиками копыт, как к драгоценной реликвии, как к прекрасному и хрупкому божеству. Он и с самой Принцессой не обращался бы бережно, никакую другую кобылу не любил бы так нежно. Старлайт верила.

— А… они? Почему тогда… с ними… — глотая застрявшие в горле слёзы и крепче обнимая жеребца, шептала единорожка. Она позабыла о травмах Санбёрста и остановилась только когда он, не сумев сдержаться, болезненно зашипел.

— Они бы причинили тебе вред, — намного твёрже произнёс единорог, и в его голосе звучало эхо той жестокости, что так поразила Старлайт Глиммер. — Я не мог этого допустить. Не мог.

— Но позволял им избивать себя! — теперь настала очередь кобылки злиться. Она заглянула Санбёрсту в лицо и встретила стальную маску, за которой прятался страх. Это её не остановило. Кобылка не могла понять столь глупого поведения. — Как ты мог давать…

Требовательным движением жеребец закрыл её губы копытом и отвёл взгляд. Старлайт медленно отодвинула его переднюю ногу от своего лица, широко раскрытыми глазами вглядываясь в лицо Санбёрста.

— Что это? Что это за выражение? — растерянно проронила она. — Это… стыд? Тебе стыдно? .. — Санбёрст молчал. — Почему тебе стыдно? — единорожка прошептала почти испуганно. Она беспорядочно, суетливо гладила лицо жеребца копытами, умоляя его раскрыться. — Прошу тебя, пожалуйста, как я узнаю, что тебя тревожит, если ты будешь молчать?

Санбёрст полными боли глазами посмотрел на неё.

— Ты помнишь, как я получил свою кьютимарку? — Старлайт кивнула, проигнорировав укол в застарелую, почти зажившую рану. – Нет, ты помнишь неправильно. Посмотри на это с другой стороны.

«С какой другой?» — не понимала единорожка. Она честно попыталась это сделать, но годы обдумывания и ежедневного вспоминания сделали своё дело: Старлайт видела это по тому сценарию, который запомнила и вдолбила себе в голову.

— Я не могу, — обречённо призналась кобылка, чувствуя себя так, будто теряет последнюю подсказку.

Санбёрст копытом поднял её голову за подбородок.

— Это был первый и единственный раз, когда моя магия была сильнее твоей.

Старлайт Глиммер широко распахнула глаза. Давно сложившаяся мозаика начала перестраиваться, перекладываться, образуя новые узоры, открывая ситуацию под новыми углами.

— Тебя вот-вот должно было завалить огромной кучей книг. Уголки некоторых из них были обиты железом. Один удар по виску — и проблемы на долгие годы тебе были обеспечены. Даже если не так, все эти книги весили слишком много для тебя. Конечно, все эти выводы я сформировал относительно недавно. В тот момент я думал только о том, как спасти тебя, и в этом стремлении перешагнул порог собственных сил.

Из глаз единорожки тихо выкатились слёзы. Несмотря на всё время, проведённое с Санбёрстом, она почувствовала, что впервые приблизилась к истинному пониманию этого пони.

— И подобно тому, как я слишком поздно проанализировал ситуацию, в тот момент я не мог сделать всех выводов. Я был жеребёнком и видел лишь одно: свою свежеобретённую метку. Хотя, конечно же, не одно — я понимал, что кьютимарка откроет мне дорогу в будущее, в то будущее, о котором я грезил. От радости я совершенно забыл о том… той, благодаря кому эта дорога откроется. Меня приняли в магическую школу, и я практически ничего не мог там сделать. Дело уже шло к отчислению; я был в отчаянии. И тогда произошёл… форс-мажор.

Единорог надолго замолчал. Он то сжимал Старлайт в объятьях, то ненадолго выпускал, а затем снова притискивал к себе. Кобылка слышала, как лихорадочно стучит его сердце, и поняла, что рассказывать об этом инциденте, каким бы он ни был, будет уже слишком для Санбёрста.

— И что было после него? — мягко подбодрила единорожка.

— Когда… уже не осталось никаких шансов на самопроизвольное разрешение, я применил заклинание, которое знал в совершенстве — я многое знал в совершенстве в теории. Я не думал о том, получится или нет — просто сделал. И это оказалось настолько мощно, что… не только устранило угрозу, но и зацепило стоящих рядом учеников.

Санбёрст закрыл глаза и запрокинул голову, словно тонул и тянулся за глотком воздуха. «Может быть, маг из тебя куда сильнее, чем ты думаешь», — вспомнила Старлайт слова Селестии. Ещё один кусочек головоломки встал на место.

— И ты решил скрывать свои способности? — прошептала единорожка.

— Нет. Не скрывать, а подавлять, но… мне в этом очень помогли. Конечно, мой вылет из школы одарённых единорогов был отсрочен, но ненадолго: учителя не могли каждый раз организовывать экстремальные ситуации, чтобы заставить меня связать их с эпизодом получения кьютимарки и побудить рог работать на максимум. Я не бросил учёбу, стал самостоятельно зубрить заклинания… мне по-прежнему хотелось стать магом! Но вместе с этим я научился быть максимально осторожным. Я каждый раз боялся, что мои силы снова выйдут из-под контроля, и…

— …и подобно тому, как я годами вбивала себе в голову идею виновности кьютимарок в разрушении нашей дружбы, ты прививал себе мысль о невозможности причинения вреда кому бы то ни было, чтобы снова никого не покалечить, — закончила за него Старлайт и получила кивок и удивлённо-восхищённый взгляд. — Но что насчёт безобидных заклинаний, почему у тебя не выходили они?

Санбёрст тяжело вздохнул и пригладил копытом бородку.

— Заклинанием, которое я использовал в тот раз в школе, обычные пони зажигают свечу. У меня же оно рвануло, как инферно.

Старлайт немного помолчала.

— А лечебные заклинания ты знаешь?

— Знаю несколько, — немного хмуро ответил жеребец.

— Тогда вылечи себя.

— Что?

— Вылечи себя. Залечи свои раны. Ты не хочешь идти в больницу, но оставлять всё это таким образом нельзя. — Старлайт, как и ожидала, встретила в глазах единорога страх. — Ну же, простая регенерация. Ты не сделаешь себе хуже. Я верю, что ты всё сделаешь как надо, потому что… — единорожка обняла его так крепко и тесно, как было возможно. — Потому что побоишься зацепить меня.

Санбёрст замер, шумно и глубоко дыша. Его ужас был практически осязаем.

— Раньше ты, желая спасти меня, увеличивал мощность заклинаний до максимума, — непреклонно, но ласково продолжала кобылка. — Теперь ты должен будешь контролировать их, делать всё так, как нужно.

— Стар-лайт, я не смог-гу, я…

— Ты не сможешь причинить мне вред, сам же сказал. Попробуй. Пожалуйста. Я верю тебе. Я люблю тебя.

Единорог кое-как унял дыхание и нерешительно засветил рог. Старлайт не ослабляла объятий, открыто, доверчиво глядя ему в глаза. Санбёрст усилием воли собрался и начал творить заклинание.

Осторожно. Не выходя за границы. Ровно с той силой, которая требуется. Не давать угасать, чтобы не начинать сначала. Не давать раздуваться, чтобы не задеть Старлайт. Помнить о том, что это безопасно, чтобы не превратить заклинание в нечто другое. Помнить о том, что это тонко, чтобы не получить обратный эффект.

На лбу единорога выступили бисеринки пота от усердия. Воздух звенел от напряжения жеребца, но смягчался и затихал, наталкиваясь на веру кобылки.

Санбёрст дрожащими передними ногами обнял Старлайт, с облегчением осязая её кожу.

Боль ушла.