Стране нужны паровозы!
Заманчивое предложение
Заманчивое Предложение
Утреннее Солнце сияло нестерпимо ярко, подкрашивая булыжники улицы фальшивым золотом и заставляя слезиться глаза прохожих, снующих вокруг по своим делам. Несмотря на ранний час улицы были просто запружены городскими жителями, приезжими и торговцами всех мастей: начиная от владельцев дешевых забегаловок и кончая мастерами ювелирного дела, от расценок которых простому пони наверняка могла бы понадобиться операция по возвращению упавшей челюсти на прежнее место. “Живой поток подобен лесной реке, — мог сказать какой-нибудь философ. — Никогда не знаешь, где он начинается, безопасно ли из него пить и что из него можно выловить.” Так и сегодня разноцветный калейдоскоп городских закоулков мог подбросить парочку сюрпризов внимательному наблюдателю. Например, на Рыночной площади появилась новая палатка торговавшая воздухом, судя по пустым прилавкам и скучающему взгляду продавца, а в толпе можно было заметить парочку шлемов ночных стражников, которые в это время обычно досматривают третье сновидение. Но еще более внимательный наблюдатель, знавший что именно ему нужно искать, мог найти в пестрой мешанине горожан промелькнувший пламенно-оранжевый хвост, к которому крепилась синешерстная пегаска.
Копыта этой кобылки цокали по твердым камням чуть быстрее копыт остальных пони, но не так стремительно, чтобы можно было утверждать, что она куда-то спешила. Пару раз она с любопытством оглядывалась вокруг, но только самому зацикленному параноику пришло бы в голову, что она высматривает преследователей. И уж конечно, нельзя было даже и заикнуться о том, что она недовольно ворчала себе под нос, а не мурлыкала слова любимой песенки. В общем, самая обычная кобылка, ведущая себя самым обычным образом. И это, естественно, не могло не настораживать.
Если увязаться за ней и не упустить из виду ее пышный яркий хвост, больше похожий на кусок засохшего пламени, проследив ее дальнейший путь, то можно увидеть, что она прошлась по Рыночной площади, заглянула в палатку с овощами, мило улыбнулась торговцу яблоками, о чем-то невинно поболтала с продавщицей меда, уговорив ее дать попробовать пару ложечек. После всего этого она взмахнула гривой и совершенно беззаботно поскакала в небольшой закоулочек, название которого наверняка не помещалось на городской карте, затем безо всякого темного умысла подошла к старому обветшалому домику, отворила небольшую дверцу и совершенно обыденно поднялась на повседневно затянутый паутиной чердак, чтобы забрать оттуда самый простой, ничем не выделяющийся черный мешочек. В самом мешочке не было ничего удивительного, зато его звенящее нутро хранило в себе толику того самого особого волшебства, открывающего любые двери и достающего любую информацию. Короче говоря, самый обычный мешочек.
Пегаска снова вышла на улицу и немного постояла перед дверью, словно бы о чем-то задумавшись. Наконец она кивнула сама себе, чему-то улыбнулась и расправила свои темно-синие крылья, чтобы подлетевший порыв озорного ветра ласково потрепал перья и помог ей подняться в небеса над столицей, который были оживлены ничуть не меньше, чем улицы под ними. Здесь, на высоте, от которой у слабонервных пони начинает кружиться голова, мир выглядел немного иначе, чем снизу: например тут было гораздо меньше домов, зато гораздо больше голубого цвета. Что касается разнообразия и суетности окружающих, то они остались на прежнем уровне: важные пони все-так же сновали по своим важным делам, курьеры разносили посылки, втайне завидуя почтальонам, доставляющим более легкие сумки с письмами, а те, в свою очередь, вздыхали, глядя на пегасов из погодной службы, чья работа, судя по тому, как они проводили время, заключалась в непрерывном безделье и лежании на пушистых облаках. Ну и конечно нельзя не упомянуть вид сверху — он действительно был шикарным, если конечно умудриться одновременно посмотреть вниз и не врезаться в летящего впереди пегаса.
А тем временем трепещущие от дуновений ветра крылья пламенногривой пегаски несли ее все дальше и дальше от начала ее пути, двигаясь по направлению к окраинам столицы, где живописные белоснежные стены охраняли покой жителей города и служили местом для прогулок влюбленных парочек, которых яблоками не корми, а дай только возле чего-нибудь живописного прогуляться. Там же, на окраинах Кентерлота, находились такие столичные достопримечательности, как самые разные памятники с табличками, без которых определить чему посвящена та или иная сцена было трудновато, пока еще не истоптанные газоны, пара приличных и пара не очень трактиров, магазинчик “Все и вся”, в котором каждый день появлялись самые разные ненужные вам товары и, конечно, знаменитый Кентерлотский Вокзал, поражавший приезжих своей пышностью, великолепием и ценами на напитки. Именно его величественное здание и было целью темно-синей кобылки.
Она плавно приземлилась на землю, постаравшись избегнуть встречи с фонтаном на Вокзальной площади, в композиции которого и так было достаточно держащихся друг за друга пони. Вступать в этот застывший хоровод пегаске не хотелось, ровно как и мочить свою гриву, которая, судя по ее длине, высыхать будет очень долго. Кобылка сложила свои крылья и направилась ко входу с огромной табличкой “БИЛЕ”, часть которой была закрыта от взора любопытных мраморной колонной. Календари в тот день красноречиво сообщали, что будни еще не кончились, но на вокзале было ничуть не меньше пони, чем на бесплатной дегустации сидра, поэтому пегаске пришлось основательно потрудиться прокладчиком дорог и распихивателем застоявшихся жителей и гостей столицы. Наконец, разноцветное зрелище грив и хвостов, закрывающих дорогу к заветной надписи, исчезло и перед ее глазами возник огромный дверной проем, в котором она смогла увидеть разукрашенные стены, маленькое окошечко и ужасающе длинную очередь, обещавшую интересное времяпрепровождение до самого вечера, скорее всего завтрашнего. Кобылка нахмурилась — перспектива ночевать на вокзале ее не прельщала, тем более что она не особо любила ждать других. Чаще всего именно другие ждали ее, что пегаску вполне устраивало.
Немного подумав, она все же встала в конец очереди, до которого ей не пришлось долго добираться — он начинался всего в паре шагов от входа. Огромные часы на стене мерно и громко тикали, напоминая о своем существовании и заставляя все чаще смотреть на их циферблат, от чего казалось, что время вообще не двигается. Вообще по шкале раздражения они стояли где-то на уровне закрытых фисташек и уж точно не ниже, чем потерянные прямо перед выходом ключи. После десяти минут знакомства с ними в голове у любого стоящего в очереди могло возникнуть только одно желание, и только то, что эти часы висели довольно высоко, позволяло им продолжать свое тикающее занятие.
Это стало для пегаски последней каплей. Она попыталась выглянуть и посмотреть, сколько пони отделяет ее от окошка кассы, но желающих купить билет было столько, что впору было задуматься о способе изобретения персональных телепортаторов. От нечего делать кобылка начала рассматривать цены на поезда, очевидно прикидывая, какой же билет ей купить, если она все же доберется до кассы в этом году. Цены на проезд в эквестрийских поездах были довольно приемлемыми, в отличие от цен на путешествие в поезде иностранного производства, предназначенных, судя по всему, для пони, привыкших ездить быстро, надежно и достаточно комфортно, чтобы ничто не отвлекало их от сна на шелковых простынях со следами золотой вышивки и дорогого ужина. Тем не менее, возле рейсов эквестрийских поездов то и дело возникали загадочные таблички “Билетов н./с н. п-ми. Увср.”, и с каждым появлением такой надписи очередь серьезно редела — вздыхающие пони подбирали свои чемоданы, взваливали на спины сумки и, продолжая вздыхать и бормотать о везении завтрашнего дня, выходили из здания вокзала.
Пегаска оглянулась на дверной проем, но совсем не для того, чтобы проверить отсутствие слежки, как мог бы подумать очень подозрительный пони, а просто для того, чтобы оценить богатое архитектурное убранство внутренней части вокзала. Очередь все таяла и таяла, как мороженое в сталелитейном цеху, но к окошку кассы кобылка все равно продвигалась со скоростью, которой не позавидовали бы и ленивые улитки, а дешевых билетов же оставалось все меньше и меньше. Цены же на билеты подороже пугали все больше и больше. Пегаска попыталась взять себя в копыта и глубоко вздохнуть десять раз, но, как это обычно и происходит, на третьем вздохе она окончательно взорвалась, и то, что из ушей у нее не повали пар, можно было объяснить только тем, что основную энергию она вложила во взгляд, который должен был расплавить не переставающие тикать часы. Стоит ли говорить, что как и множество пони до нее, она не приблизилась к успеху?
Кобылка не без досады оставила безуспешные попытки и в который раз взглянула на окошечко кассы, находившееся где-то в районе предполагаемого горизонта. Казалось, очередь решила, что законы логики написаны не для нее, и с уходом очередного пони становилась все длиннее и длиннее, во всяком случае для тех, кто стоял в конце. Надежды пегаски рухнули вниз как червивое яблоко, подхваченное ураганом, и она решительно покинула эту очередь, пробормотав нечто неразборчивое на прощание,, а на ее место тут же нахлынул радостный поток пони, которые тут же начали выяснять свои законные места. По предварительным подсчетам получалось, что за ушедшей кобылкой место занимали пятеро, еще троих она обещала пропустить вокруг себя, четырем она сказала, что скоро будет, но пока они должны посторожить ее место, а вдобавок пегаска тут же обзавелась двумя кузинами, тройкой племянниц и одни давно потерянным дедушкой с бородой, подозрительно смахивающей на простыню.
Со стороны было очень хорошо видно, что уходящая кобылка сильно переживает то, что ей не досталось билета, и, понуро склонив голову, уходит домой, чтобы дождаться завтрашнего дня и попробовать удачу снова. И только на одно мгновение любопытному зрителю могло показаться, что она слегка улыбнулась, но любой знакомый с элементарной логикой пони посчитает, что это был случайный солнечный блик или обман зрения, ведь ее грива так и норовит коснуться пола, а в глазах чуть ли не стоят слезы неимоверной грусти и печали. А страдающая пегаска тем временем покинула белоснежный зал и вышла на Вокзальную Площадь, печально цокая копытами по недавно вымытым ступенькам.
Она миновала ряд небольших палаток, торгующих деликатесами, о вкусе которых можно было только догадываться, потому что попробовать хоть один из них означало рискованную игру с неплохими шансами просидеть следующую ночь, изучая интересную структура дерева на двери в очень тесном помещении. Торговцы наперебой расхваливали свой товар, пытаясь перекричать друг друга и рассыпаясь в комплиментах, от которых растаяли бы даже айсберги, но печальная кобылка лишь изредка поворачивала голову в их сторону, причем явно не для того, чтобы одарить продавца обворожительной улыбкой или хотя бы парой монет. Но вот, достигнув ларька со специями, она неожиданно остановилась и полной грудью вдохнула аромат заморских пряностей, от которых в глазах загорается озорной огонек, а во рту самый настоящий пожар. На такой случай возле самых маленьких ящиков стояли огнетушители и таблички с самыми высокими ценами.
— Эй, красавица, — улыбнулся торговец ряд белоснежно чистых, словно отчеты для налоговой, зубов. — Не хочешь попробовать щепотку огненного перца или кусочек имбиря?
— Я... Я не знаю, — смущенно пробормотала она в ответ, пошаркав по земле копытом. — А вот этот черненький порошок, это перец?
— Хо-хо, — присвистнул торговец, подсчитывая, сколько пряностей она сможет с собой унести и сколько денег она готова потратить. Оставалось лишь разместить “все” и “очень немного” на соответствующие места. — Я вижу, о прекрасный сапфир столицы, что твой вкус тонок как шелковая нить, а глаза столь же кристально чисты как бриллианты. Так знай же, что это — “черный порох” из самой Седельной Аравии. Поговаривают, что лишь от одной щепотки его сгорел когда-то дворец султана, а вокруг того места, где его выращивают на тысячу шагов нет деревянных предметов...
— Как интересно! — восхитилась пегаска, немного повернув заинтересованную мордочку к торговцу так, чтобы лучше был виден мешочек, позвякивающий у нее на боку. — А эта оранжевая коробочка? Расскажите о ней, пожалуйста.
— Это, о богиня снов моих, самый жгучий перец с дальних восточных островов, который способен зажечь искру страсти в сердце любого жеребца, но он, конечно, и близко не сравнится с твоими пламенными локонами. Его нашли на острове, где нет пресной воды или деревьев, а растет лишь один кустик подобной роскоши, который дает урожай раз в тысячу пятьсот пятьдесят лет. Но для тебя, бесподобная повелительница моих очей, он будет стоить вполовину дешевле, если ты возьмешь всю коробочку.
— Изумительно! — искрящиеся глаза пегаски можно было теперь использовать вместо маяков темными штормовыми ночами. — А этот маленький разукрашенный ларец? Что в нем?
— О, — торговец помолчал, нагнетая таинственность и цену товара, а затем наклонился поближе к пегаске и многозначительно прошептал. — Это самая загадочная и таинственная из моих находок, о прелестная обольстительница моего сердца. Темной таинственной ночью таинственная зебра передала мне этот таинственный перец цвета таинственной ночной небесной синевы, сказав, что эту таинственную тайну я не должен открывать никому, но перед твоими чарами, о огненногривая волшебница, я устоять не могу. Я сам дерзнул попробовать щепотку из этого ларца, и после этого мне пришлось набирать три полные ванны холодной воды и испить дюжину дюжин стаканов чая, прежде чем восхитительный вкус этого дара природы покинул меня.
— Как таинственно, — кивнула завороженная слушательница, — А здесь, в бумажном пакетике? — кобылка указала копытом на противоположную сторону прилавка. — Там тоже что-нибудь экзотичное?
— Пустяки, — отмахнулся продавец. — Всего лишь обычный красный перец, бит за пачку. О заклинательница струн моей души, поверь, он не достоин касаться изгиба твоих прелестных губ. Даже если бы он вдруг превратился в прекраснейшие розы, он не посмел бы даже украшать твой путь, ибо...
— Я пожалуй возьму его, — тихонько пробормотала она, опуская на прилавок одинокую монетку. — Можно?
— Конечно, — ответил владелец палатки, чья улыбка исчезла быстрее, чем выигрыш в лотерею. — Вот ваш пакетик. Приходите еще. До новых встреч. Не забывайте избавиться от упаковки перед употреблением. Всего доброго.
— Спасибо, — кивнула пегаска и направилась прочь, скрываясь за углом в многоцветной толпе.
И только завернув за угол, она выдохнула и приоткрыла бумажный пакетик, заглядывая внутрь, чтобы проверить свою недавнюю покупку. Маленькая щепотка темно-синего порошка, напоминающая цвет ее собственной шерстки, наглядно демонстрировала свое благородство, вкус, а также то, что она способна выжигать не только деньги из туго набитого кошелька. “Интересно, — подумала кобылка. — А как скоро он догадается проверить ларец? Должно быть его сильно удивит, что половина перца неожиданно поменяла цвет, но зато в его рекламу можно будет включить еще одно таинственное свойство.” С такими мыслями она развернулась к зданию вокзала и направилась к нему, полностью стерев унылое выражение со своего лица и заменив его на улыбку, которой обычно награждаются обладательницы первых мест или жены знатных вельмож. Такая улыбка служит эталоном радости и символом успеха, сообщая о том, что уж кто-кто, а ее хозяйка уж точно знает, каково это — быть на вершине и какими маленькими оттуда кажутся все остальные.
Не дойдя пару шагов до аляповато украшенной арки, она снова остановилась, оглянулась по сторонам, оценивая интересные архитектурные решения строителей и, не заметив никого, кто следил бы за ней, вновь открыла пакетик. Хороший красный перец действительно жгучая приправа, и многие предпочитают сразу класть на язык угли из костра, чем посыпать свое блюдо этим заморским порошком, но сейчас для пегаски были главнее не вкусовые качества красного перца, а то, что он, собственно говоря, красный. Она сунула копыто в мешочек и аккуратно зачерпнула небольшую щепотку, а затем быстрым движением провела над своим правым крылом, из-за чего оно стало напоминать странный гриб, который обычно помещают на страничку возле огромных красных букв “бежать на триста шагов, если увидите такую расцветку”. Но кобылка не стала останавливаться на достигнутом — она повторила все это и со вторым крылом, а также с крупом и копытцами — теми частями анатомии кобылок, которыми интересуются не только жеребцы в белых халатах. Не только в белых халатах, если говорить совсем уж откровенно. Когда с этим было покончено, пегаска повесила мешочек с пряностью себе на пояс, а последней оставшейся щепоткой красного порошка припудрила свой носик. И, прихрамывая на одно копыто, поплелась к концу очереди к кассе.
Громкий чих, словно герольд, читающий объявление о повышении налогов, моментально привлек к себе внимание стоящих рядом пони. Моментально вокруг пятнистой пегаски образовался все больше и больше расширяющийся круг из тех, кто неожиданно вспомнил о здоровом образе жизни, хотя до этого ни разу не пил сок из свежего шпината с грязью, а утреннюю зарядку видел только в соседском окне.
— Простите, — слабым голосом прошептала пегаска, вытирая слезящиеся глаза. — А-пчхи! Простите... Но мне срочно нужно... Пчхи! попасть в больни... Пчхи! Вы понимаете?
— Да, да, — заверил ее единорог, выглядывающий из-за чьего-то плеча. — Конечно вам нужно, но вот только мы стоим тут уже...
— А-пчхи!
— Но если вы конечно согласитесь подождать немного... — предложил он.
— Пчхи!
— Но вы же не можете просто так взять и пройти вперед всех! — в отчаянии произнес он под взгляды окружающих, которые красноречиво сообщали, что если эта болезнь вдруг окажется они приложат все силы к тому, чтобы этот единорог познал все ее проявления.
— Это началось с... Пчхи! ужасного пожара в носу, — начала говорить пегаска, нашаривая в мешочке щепотку темно-синей пряности. — Знаете, я ведь и не знаю, как мне теперь добраться... — с этими словами перец неожиданно исчез из бумажного пакетика, зато его содержание в воздухе, как и в носах окружающих, значительно увеличилась, заставив тех устроить внеочередной чемпионат по чиханию.
— Спасибо... Пчхи! — поблагодарила пегаска, продвигаясь через стремительно убывающую очередь. — Вы... А-пчхи! так добры к бедной больной кобылке... Знаете, я даже не знаю как отблагодарить вас.
Наконец она добралась до заветного окошка, под непрекращающиеся попытки небольшой, но довольно-таки невезучей части остальных пони зажать нос копытом и вытереть слезящиеся глаза. Те же, кто счастливо избежали прямого знакомства с заморской диковинкой неожиданно вспомнили о невыключенном дома утюге или о том, что на улице сегодня прекрасная погода, решив переждать чихательный кризис в более уютном и далеком от странной пегаски месте. Темно-синяя кобылка тем временем постучала по окну кассы.
— Да? — отозвалась сидящая там кассир. — Что вам угодно?
— Знаете, — произнесла пегаска, думая о том, что у нее в лучшем случае пять минут, пока остальные не очухаются и не сообразят, что исход их непродолжительной болезни был гораздо более радужным чем то, что они потом сделают с бедной больной кобылкой. — Мне нужен билет на ближайший поезд.
— Билет на ближайший, — повторила кассир и выглянула в окно, похоже только сейчас заинтересовавшись всеобщим синдромом неостановимого чихания. — А что это с ними?
— Пустяки, просто переволновались, — мазнула копытом кобылка, только за секунду до того отряхнувшая крылья от красной пыли. — Дело-то житейское. Так как там с билетами?
— Ближайший маршрут — Кентерлот-Сталлионград, отправление через пятнадцать минут, — ответила кассир таким тоном, будто эту фразу она говорила уже пару тысяч раз и совсем не собирается повторять ее для тех, кому так не повезло ее не расслышать. — Будете брать билет?
— Да, да, — быстро кивнула пегаска, замечая, что некоторые уже начинают вставать и определенно ищут кого-то своими своими глазами по всему залу. — Дайте одно место.
— В самый дешевый вагон? — удивленно пробормотала пони за окошком.
— Без разницы, — согласилась кобылка, вываливая из черного мешочка кучу мелочи, которая довольно точно отражала стоимость билета до последнего бита. — Сдачи не надо.
— Приятной поездки, — пожелала кассир, отдавая ей клочок бумаги с таким количеством дырочек, которое обеспечивало ему почти полную прозрачность. А потом, получив заветный билет, пегаска словно по волшебству испарилась из видимости работницы вокзала . Конечно, никакой магии тут не было и не могло быть, если не считать чародейством быстроту копыт, крыльев и желание как можно скорее оказаться за железными стенками вагона.
Уже через пять минут пегаска очаровательно улыбалась контроллеру, который скептически осматривал отданный ему билет, причем делал это он настолько основательно, что поезд вполне мог бы тронуться без одной пассажирки, если бы кобылку вдруг не поразил приступ громкого кашля. Вообще перрон был заполнен самыми разными пони, чемоданами и жеребятами самых разных диапазонов. Скамейки ожидания даже и не думали создавать иллюзию свободности: как только кто-нибудь вставал с них и уходил в неизвестном направлении, то на его месте тут же оказывался другой ожидающий и его объемная сумка, причем некоторые поклажи были таких поразительных размеров, что поневоле можно было задуматься о том, кто кого на самом деле переносит.
И, конечно, здесь были поезда. Поезда самые разные: большие и малые, длинные и короткие, новые и не очень, а их раскраска отличалась в основном количеством розовой и желтой краски, а также числом сердечек и ярких бабочек, причем их определенно рисовал художник совершенно не представлявший, как выглядят эти порхающие создания и, скорее всего, черпавший вдохновение в своих детских рисунках, от которых его творчество ушло совсем недалеко. Единственным различием, которое сразу бросалось в глаза, было то, что все составы, похожие на огромные гусеницы, чей последний вагон находился, наверное, в конечной точке пути, не отличались особой новизной, зато маленькие и юркие поезда с роскошными шторами и свежей краской выставляли на показ свою молодость, скорость, комфорт и цену за проезд, немного отличающуюся от месячной зарплаты обычного рабочего. В большую сторону, разумеется.
Пегаска на всякий случай проверила свой билет, лелея слабую надежду, что ее место должно находиться в небольшом поезде похожем на праздничный тортик, а не в этой угрюмой паровой крепости, перед которой она и стояла. Несмотря на веселенькую расцветку, размеры этой махины прямо говорили: “Все свое путешествие вы проведете под аккомпанемент колес, гремящих ка горные лавины, а то землетрясение, которое вам не раз предстоит испытать, вряд ли можно назвать обычной тряской”. Паровоз же, возглавлявший состав, нельзя было описать, используя слова “быстрый”, “блестящий” и “новый”, зато “мрачный”, “суровый” и “способный пробить гору, если она встанет у него на пути” как нельзя лучше подходили этому стальному гиганту. Смотря на горизонт, куда норовили уйти последние вагоны состава, кобылка невольно задумалась, сколько же времени понадобится, чтобы дойти до конца состава и вернуться обратно. Судя по количеству пассажиров, идущих именно в том направлении, в эту прогулку надо было брать поменьше вещей и побольше еды, потому что привалы придется делать довольно часто.
После нескольких минут усердных поисков пегаске все же удалось найти свой вагон, входу в который позавидовал бы не один обладатель огромных двустворчатых дверей. если бы на нем не были заметны пятна ржавчины веселой оранжевой расцветки. Кобылка еще разок проверила билет и, с грустью отметив отсутствие штампа “первый класс”, направилась к контроллеру — пони в мундире предположительно серого цвета, настолько выцветшем, что если его покрасить заново, то краска с непривычки отпадет самостоятельно. Отдельно стоит упомянуть его Усы, начинавшиеся в районе его лица и изо всех сил стремившиеся к Солнцу с большим успехом — они перегораживали вход в вагон не хуже прочного шлагбаума, а их густота и пышность наводили на мысли об оставленной дома газонокосилке. При одном взгляде на них создавалось ощущение, что они смогут поймать безбилетника без участия контроллера, спокойно сидевшего на стульчике перед входом и мирно сжимающим газету — совершенно обычное зрелище, если не принимать во внимание то, что газету он держал усами.
— Извините, — отвлекла его пегаска, рассеянно наматывая непослушный локон на копыто. — У меня здесь билет в этот вагон, и я бы хотела войти.
— Да, да, конечно, — закивал пони и поднес бумажку к ужасной машинке, стоявшей на столике рядом с ним. Хищный оскал ее зубьев, предназначенных для штамповки билетов, не оставлял никаких сомнений, что при случае она способна проштамповать еще и стол, а также лист металла и, что было весьма вероятно, гранитную плиту. — Вот, пожалуйста. Приятной поездки.
— Спасибо, — пробормотала кобылка, поддевая копытом бумажные пылинки, оставшиеся после этой наводящей страх операции. — Я пожалуй пойду.
Наконец она оказалась в вагоне и смогла вдохнуть аромат длительного путешествия, состоящий, наверное, из различных запахов, но отчетливо отдававший лишь одним — пылью. Пыль была повсюду: в воздухе, на полу, на стенках вагона, на обивке кресел и, что было самое раздражающее, упорно лезла в нос. Окружающая атмосфера была настолько плотной, что ее можно было утрамбовывать и складывать в коробочку как сувенир на память о тех временах, когда дышать особо и не хотелось. Кобылка собралась вздохнуть в очередной раз, но вовремя передумала и отправилась искать свое кресло, которое располагалось, как сообщал единственный читаемый клочок билета, в седьмом отсеке. “Ну почему я, — подумала пегаска. — Я ведь ничего плохого не сделала. Ну, конечно, были пара афер, но ведь они сами отдавали мне деньги... И это были богачи, которые вряд ли заметят пропажу пары тысяч из своего личного запаса, я ведь никогда не трогала бедняков. И все свои деньги я заработала честным трудом. То, что этот труд принадлежит в основном чужим копытам, меняет не так уж и много.”
Сопровождаемая этими мыслями она наконец добралась до картонной двери с цифрой семь на непрозрачном пыльном стекле. Кобылка немного постояла перед ней, набираясь смелости, а затем резко распахнула дверь, заглядывая в небольшое помещение, но только для того, чтобы замереть на месте, не в состоянии даже испустить возглас удивления.
Нет, нет, в самом “отсеке” ничего поразительного не было — четыре кресла, чья мягкость обеспечивалась подушкой из пыли, возле стен, столик размером с небольшую газету у окна, три стены, и потолок. Короче говоря, самое обычное место, для того, чтобы хоть где-нибудь существовать, пока колеса поезда передвигаются к пункту назначения. Странности начинались со стоящего на столике чайного сервиза, рассчитанного на две персоны. Не то чтобы белый заварочный чайник был разрисован какими-то зловещими письменами — на нем было изображено лишь небольшое солнышко. Не то чтобы наполняющиеся чашки были расставлены в ужасающей пентаграмме — это вообще было трудно сделать, имея на копытах всего две штуки. Да и чай, перетекающий из носика совсем не зловещего чайника был вполне обычным, возможно несколько крепким, черным чаем с долькой лимона и двумя ложками сахара. Вся поразительность этой картины была заключена в том, кто этот чай разливал...
Принцесса Селестия наконец подняла голову от дымящейся чашки и наградила пегаску взглядом радушной и гостеприимной хозяйки:
— А, мисс Лаки Койн, какая приятная встреча! — радостно произнесла она. — Не хотите ли выпить чаю?
Командор Хейдэн Корэдж откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул, чтобы показать Вселенной, представителем которой в тот момент являлся стоящий перед ним младший констебль Флэшлайт, как же ему нравится слушать очередной отчет через полчаса после окончания его смены. Нельзя сказать, что командор не любил отчетов и рапортов — порой и среди них попадались интересные экземплярчики, взять хотя бы вчерашний рапорт о бешеном кирпиче. Просто у Хейдэна никак не укладывалось в голове, почему же после восхода Солнца он не находится в своей постели и как в него могло поместиться три термоса горячего кофе.
— Ладно, младший констебль, — кивнул наконец Корэдж, пристально глядя на новичка. — И что у тебя найдется интересного?
Флэшлайт нервно переступил с копыта на копыто, потому что любое интересное событие могло привести к самым разнообразным последствиям, самым захватывающим из которых являлось, без сомнения, дневное дежурство в штаб-квартире. К счастью для констебля, этой ночью на его посту не было замечено даже серьезных колебаний воздуха, что он подробно расписал в своем рапорте на пять страниц. Во всем, что касается составления рапортов, с младшим констеблем мог посоперничать только капрал Нерд, придумавший две дюжины способов описать случайное падение камешка. Но командор вряд ли оценит, если он начнет вслух зачитывать поэму о подхваченном ветром листке, поэтому пегас прокашлялся и начал короткий и емкий рассказ:
— Абрикосовая Улица. Второй патруль, — отчеканил он. — На всей площади участка от фонтана, до Городского Парка ничего подозрительного не произошло, если не считать того, что в переулке что-то громыхнуло, но это оказался всего лишь металлический бак, сэр. В остальном дежурство можно отметить как спокойное, безынтересное и смертельно скучное. То есть именно то, что приветствуется в Ночной Страже, командор.
— Да, да, — конечно, — задумчиво ответил Хейдэн, думая при этом о том, что младший констебль все-таки прав: ночи стали спокойнее, Ночная Стража больше, а интересные события случались не очень-то и часто.
За время, прошедшее с нападения чейнжлингов, то есть всего за пару недель, Стража получила парочку новых рекрутов и дополнительное финансирование в виде еще одной банки с мелочью. На всякий случай они даже выпустили брошюрку по противодействию перевертышам, самым ценным отрывком которой, как считал Хейдэн, был совет о том, что если вы повесили над дверью подкову, а к вам в дом все равно забрался чейнжлинг, то попробуйте сделать с ним то же, что и с подковой. А еще командор не мог не заметить, что стало гораздо больше бумажной работы, которая, впрочем, оказалась не такой уж и сложной, особенно если засадить за нее капитана Нерда, только и ищущего повод поотлынивать от очередного дежурства. Да, кучи бумаги все росли и росли, зато у них появится отличный материал для растопки печей холодными зимними вечерами. Но в общем и целом механизм работал: за две недели в городе практически ничего не случилось. Возможно потому, что жители еще не окончательно отошли от праздников и слишком устали, чтобы нарушать закон. “Кстати о праздниках, — подумал Хейдэн. — Как там поживает старина Шайнинг? У него же теперь середина медового месяца... Интересно, чем он занимался всю ночь?*”
— Я могу идти, командор? — спросил немного волнующийся констебль.
— Конечно, Флэшлайт, — согласился Хейдэн. — Ответь мне только на один вопрос. Как давно ты видел нашу новую соратницу?
— Вы имеете в виду мисс Брайт Мэйн? — осведомился пегас. — Она только что вышла от вас и, кажется, была очень рада, что получила значок. Надеюсь она не уколется, сэр.
— Я говорю о младшем констебле Лаки Койн, — пояснил Корэдж. — Она не явилась с отчетом и не прислала рапорта. Как думаете, где она может быть?
— Я даже не знаю, — задумчиво протянул Флэшлайт. — Возможно, она задержалась на рабочем посту и...
— Лаки Койн? Задержалась на рабочем посту? — командор подозрительно посмотрел на младшего констебля. — Скорее Луна взойдет в пять утра, чем она не явится с отчетом на десять минут раньше остальных. И скажет при этом всего три слова. Я могу поверить в то, что она уже купила билет до Сталлионграда, чем в то, что она решила задержаться хотя бы на пять минут.
— Но до Сталлионграда не ходит ни один поезд, — младший констебль беспокойно посмотрел на Хейдэна.
— То-то и оно, Флэшлайт, — улыбнулся командор.
Если бы капитан знал, как близко он прошел мимо печи истины, то он бы наверняка обжегся. И приобрел бы пару седых волос, если бы ему вдруг сообщили, что до отправления первого поезда на новом маршруте Кентерлот-Сталлионград осталось всего пять минут. К счастью для Корэджа, подобной информацией он не располагал, поэтому все еще мог терзать себя догадками и домыслами, куда же могла запропаститься эта пегаска, вместо того, чтобы мчаться на вокзал, подвергая риску дыхательную и сердечно сосудистую систему, что лишний раз доказывает: неведение полезно для здоровья. Но в ту же минуту частичку блаженного незнания Хейдэна уничтожила ворвавшаяся в его кабинет сержант Свифтвинд.
— Командор, у меня срочные новости с Красильной Улицы, — запыхавшимся голосом пробормотала она, всем своим видом показывая, что новости очень срочные и важные, а пегаске, доставившей их неплохо было бы предложить чашку чая и мягкую постель. — Там произошло... А лучше вам самим посмотреть, сэр. Это стоит того.
Командор медленно поднялся из-за стола. Что ж, не прошло и двух недель, а кто-то уже обеспечил Ночную Стражу работой во вторую смену и лишил его, Хейдэна Корэджа, пары часов его законного сна. Тем самым он совершил большую ошибку, потому что когда командор все-таки отыщет его, он наверняка вспомнит об этом неприятном событии. И неприятные события будут грозить уже самому преступнику.
— Вперед, Ночная Стража, — скомандовал Хейдэн двум пегасам, всем своим видом демонтсрировавшим смертельную усталость, с которой наверняка противопоказано отправляться на очередное задание. — Время не ждет. Пойдем же и посмотрим, во что же там вляпались красильщики и какой оттенок приобретет это дело...
— Не стоит стесняться, мисс Койн, — сообщила Принцесса, подвинув чашку поближе к креслу пегаски, дрожащей как осиновый лист на дереве, подхваченном ураганом. — Это чай из моих личных запасов, угощайтесь.
— Спасибо, Принцесса, — пролепетала пегаска, принимая из ее копыт блюдечко лишь немного уступающее в размерах ее округленным глазам.
— Знаете, мисс Лаки, — Селестия сделала изящный глоток и повернулась к окну. — Восход Солнца это всегда прекрасно. И этот восход может обозначать что угодно, поверьте мне. Например, ваше Солнце только восходит, но его лучи успели осветить очень и очень многое. Скажите мне, вы довольны новым маршрутом?
— Новым маршрутом? — переспросила Лаки, осторожно поднося горячую чашку к губам. — Кентерлот-Сталлионград? Я даже и не знаю, ведь я не часто пользуюсь поездами.
— Да? — Принцесса вопросительно изогнула бровь. — Но вы ведь почему-то выбрали именно этот маршрут.
“Да, — подумала пегаска. — Как и вы, чтобы встретить меня. Я не знаю, как у вас это получилось, и я не знаю, почему именно этот маршрут попался мне на глаза. Но мне надо собраться и взять себя в копыта.” Однако, подумать гораздо легче чем сделать. очень трудно было сохранять спокойствие в присутствии Принцессы, ведь сама Невозмутимость потому и оставалась Невозмутимостью, что не попала пока на прием к Селестии.
— Я не знаю, Принцесса, — наконец ответила пегаска. — Просто решила повидать мир.
— Повидать мир? — повторила Селестия. — Похвально, похвально. А как насчет вашей службы в Страже? Все порядке, я надеюсь.
— О, да. Конечно, Принцесса, — кивнула кобылка. — Просто взяла небольшой отпуск.
— Отлично, — похвалила Принцесса. — потому что в противном случае вы были бы объявлены дезертиром. И, если честно, я даже не представляю, какое наказание предусмотрено за дезертирство в Ночной Страже. Пока еще ни одному дезертиру не удалось о нем рассказать.
В горле у пегаски что-то застряло. Судя по всему, это была даже не наковальня, а целая кузня — казалось, что еще чуть-чуть и можно будет услышать звон молота...
— Да, — с трудом прокашлялась Лаки. — Мне тоже о нем ничего неизвестно. “И я не горю особым желанием узнать”, — добавила она про себя.
— Кстати о Страже, — произнесла Принцесса дружелюбным и совершенно не угрожающим тоном. — Мне пришла мысль: “А ведь чисто случайно вместо меня здесь мог оказаться отряд гвардейцев”. Забавно, не правда ли? Ха-ха.
— Ха-ха, — безэмоционально повторила Лаки. — Совершенно случайно, разумеется.
Врать Принцессе было невозможно: из ее светлых глаз на вас смотрела сама Правда, которую вы желали утаить где-то в глубине личного пространства. Пегаске оставалось лишь надеяться, что это только сон. И что ее кто-нибудь разбудит. Потому что этот сон — один из тех, что лучше не досматривать до конца, если хотите, конечно, уснуть и в следующий раз.
— Вы, конечно, можете покинуть меня в любой момент, — сообщила Принцесса. — Но сначала выслушайте, пожалуйста, мое предложение. Если оно вам не понравится, то вам дается полная свобода продолжить путешествие или выйти из поезда. Никто не скажет вам и слова.
“Конечно, — подумала Лаки. — Арестовать меня могут и молча.”
— Так в чем же ваше предложение, Принцесса? — решила осведомиться пегаска. Фраза о продолжении путешествия тоже не вызвала в ней особой радости — ведь поезд останавливается только на станциях, где пассажиров может ждать кто угодно, начиная от любящих родственников и заканчивая старыми знакомыми в темно-синих доспехах.
— Ох, ну зачем же так торопиться? — Селестия вновь отпила из чашечки. — Вы такая интересная собеседница, я бы поговорила с вами еще немного.
— Не уверена, что я заслуживаю такой чести, Ваше Величество, — скромно ответила пегаска, стараясь не смотреть на Принцессу, а глядеть в чашку с напитком. Нет, Лаки не умела гадать по чаинкам, да этого и не требовалось — ее будущее и так было открыто ей. Гораздо важнее было найти способ этого будущего избежать, чему немало способствовало отражающееся в чашке окно. Если только удастся быстро разобраться с щеколдой, а потом выпрыгнуть из поезда...
— Окно не закрыто, — сообщила Принцесса. — Вам не кажется, что здесь немного душновато? Может нужно немного приоткрыть его, чтобы к нам попал свежий воздух?
— О нет, все в порядке, Принцесса. — заверила ее Лаки. — Боюсь, будет жуткий сквозняк.
— Вы так считаете? — Селестия пристально взглянула на пегаску. — Ладно, будь по вашему. Мисс Лаки Койн, что вы знаете о паровозах?
— Практически ничего, Ваше Сиятельство, — склонила голову кобылка. — Я только знаю, что они сильно громыхают, перевозят грузы и пассажиров и дерут кучу денег за билет.
— Весьма неплохо, мисс Лаки, — удовлетворенно кивнула Принцесса. — А знаете ли вы, как производятся паровозы в Эквестрии?
— Нет, Ваше Величество, — совершенно честно ответила кобылка. — Наверняка есть какой-нибудь завод, куда привозят кучу металла и угля, сваливают все это в продвинутые механизмы, а затем “пуф!” и появляется паровоз. Я никогда не задумывалась об этом.
— Это неправильный ответ, мисс Лаки, — покачала головой Селестия. — Правильный ответ — никак. В Эквестрии не производят ни одного паровоза вот уже несколько лет. Все составы, которые вы видели на перроне: новые, блестящие, яркие с прекрасными иллюстрациями животного мира, которым бы позавидовал любой жеребенок, были сделаны за границей. Вам же выпала честь ехать в поезде нашего производства. И знаете, у меня совершенно случайно при себе оказался ключ от одного здания в Сталлионграде... Оно достаточно большое, чтобы поместить там целый завод с кучей металла и угля, не говоря уже о продвинутых механизмах. Не хватает лишь “пуф!”, мисс Лаки. Вы понимаете меня?
— Понимаю вас? — удивленно пробормотала пегаска. — То есть вы хотите, чтобы я отправилась в Сталлионград? На завод?
— Я лишь сказала, что у меня есть ключ, — Селестия наклонилась поближе к собеседнице. — И возможность продлить ваш... отпуск на то время, пока Эквестрия не получит то, что ей нужно. Стране нужны паровозы, мисс Лаки. Стране нужны те, кто сможет это обеспечить. И, конечно, у вас есть полная свобода выбора, можете отказаться от этого в любой момент и возвратиться к исполнению своих прямых обязанностей младшего констебля.
“Паровозы или Стража? Конечно, Стража не самое интересное занятие на свете — смотреть, как растут камни, и то увлекательнее. И, тем более, приятно будет посмотреть на выражение лица Хейдэна, когда он получит от меня весточку из Сталлионграда, — думала Лаки Койн. — И не на каждом же углу у них стоит по стражнику? Сталлионград — большой город. Кто знает, как легко затеряться на его улочках?”
— И что от меня требуется Вашему Величеству? — на всякий случай уточнила она.
— Вы будете назначены на государственную службу в качестве директора путей сообщения, — пояснила Принцесса. — В ваши обязанности будет входить восстановление строительства и движения паровозов, тут вы можете действовать на свое усмотрение. Я пришлю вам подробное письмо с инструкциями, когда вы прибудете на место назначения. И знаете что, мисс Лаки?
— Что, Ваше Величество?
— Постарайтесь справиться, — Селестия выложила на столик старый ключ, сделанный судя по его виду из ржавчины. — Удачи вам, потому что удача вам еще понадобится. Ах, да, еще одна вещь... — Принцесса помедлила, ставя перед пегаской миниатюрный ларец. — Это вам. Небольшой презент в честь вашей новой должности. До встречи, мисс Лаки.
Пегаска проводила удаляющуюся принцессу взглядом, а затем обернулась к столику, на котором красовались ключ и недавний подарок. Что-то в этом ларце наводило ее на мысль, что она где-то уже встречала его, но воспоминание об этом все ускользало от нее, столь же наглое как мыло в душевой кабинке, не давая утверждать наверняка. Не без опаски она протянула копыто, чтобы откинуть миниатюрную крышку, и заглянула внутрь. В ларце возвышалась небольшая горка из порошка двух цветов, причем сразу было понятно, что изначально стенки были украшены синим цветом, а красный добавили совсем недавно. Несколько секунд Лаки провела уставившись на перец, а затем резко захлопнула крышку и уселась в кресле поудобнее, размышляя о своей нелегкой доле, Страже, поездах и совершенно случайных совпадениях, которые, разумеется, никак не зависели от Принцессы Селестии.
А паровоз тем временем прогудел нечто неразборчивое, выпустил в небо струю пара, и медленно-медленно двинулся в свой дальний путь на север, где расстилались холодные снежные равнины и возвышалась громада Сталлионграда — цели, к которой и стремилась находящаяся в продолжительном и неизвестном начальству отпуске младший констебль Лаки Койн. Ведь стране нужны были паровозы.
И страна готовилась их получить.
*Для любопытных можно пояснить, что всю предыдущую ночь капитан Дворцовой Стражи и его прекрасная супруга провели за увлекательной игрой в домино. А завтра они собирались сыграть пару партий в шашки. И, возможно, немного поспать, потому что восемь часов отдыха пойдут молодому организму только на пользу.