Стране нужны паровозы!

Пролог

Богат и славен город Кентерлот — столица Эквестрии, за белокаменными стенами которого ни на секунду не замолкает жизнь, в чем вы легко можете убедиться, оказавшись на Трактирной улице, если, конечно, готовы расстаться с большей частью содержимого вашего кошелька. И нет ничего удивительного в том, что именно Кентерлот стал тем городом, в котором лучше всего ощущается движение прогресса, не просто не стоящего на месте, а несущегося вперед так, словно совсем недавно он разворошил улей диких ос. Нет, конечно, в других городах Эквестрии тоже можно было найти полным-полно новейших изобретений, передовых технологий и заводов по производству всего на свете, но именно Кентерлот стал тем местом, где новомодное будущее встречается с устаревшим прошлым, чтобы показать тому наступление зари нового времени, а также подарить новый слуховой аппарат. Ведь именно здесь, под самым крылом Принцесс, располагаются самые выдающиеся умы, которые изобретают самые передовые машины, на которых работают самые умелые рабочие, чтобы выпустить самые качественные продукты, которые вышеупомянутые самые выдающиеся умы наверняка намажут на тост за завтраком, беседуя о пользе помидоров в производстве шоколадной стали.

А еще Кентерлот находится в самом сердце Эквестрии, из-за чего к нему, словно паутина гигантского паука, со всех концов цветной карты страны протянулись тонкие черные ниточки железных дорог — истинных воплощений того самого духа прогресса, о котором вам охотнее всего поведают жители окраин, ведь стук стальных колес давно заменил им вечернюю колыбельную. И, конечно, именно сюда, на Кентерлотский вокзал, после долгих и трудных путешествий возвращались эквестрийские поезда, чтобы поведать о дальних краях, доставить ценные грузы или просто поболтать ни о чем за тележкой-другой свежего черного угля. А когда они собирались здесь все вместе, то любой житель, которому нечем было занять выходные, мог прийти на перрон и по достоинству оценить всю мощь их паровых сердец, всю силу заключённую в их колесах и все благородство, переданное бликами восходящего Солнца на блестящем металле. Правда, если упомянуть, что паровозов было всего пять, это зрелище немного теряет свою грандиозность. А если при этом еще и присмотреться к самим паровозам, то можно услышать натужный скрип проржавевшей стали, слезавшие с насиженного места кусочки краски и заметить, что начищенный до блеска металл выглядит каким-то уж слишком блестящим и похожим на фольгу. Время величия этих стальных гигантов давно кануло в лету, но они все еще колесили по просторам Эквестрии, доживая свой век в постоянных попытках не развалиться на ходу просто потому, что заменить их было нечем: в стране существовала только одна компания, строившая паровозы и в данный момент находилась она не в лучшем состоянии, о чем красноречиво сообщала табличка “Закрыто”, мерно раскачивающаяся на дверях главного офиса.

В ту самую ночь, когда началась эта история, на железнодорожных путях вокзала коротали время лишь два состава и столько же темных фигур, стоявших прямо перед черной громадой одного из паровозов. Если бы вам в то самое темное время суток удалось оказаться на перроне, то вы наверняка заметили бы, что силуэты фигур напоминают пони, закутанных в плащи с капюшонами, причем та что пониже определенно принадлежала единорогу, а другая внушала мысли о могуществе, о царственности и о том, что выражение “не в том месте и не в то время” вдруг приобрело для вас неожиданную актуальность. Фигуры некоторое время стояли молча и разглядывали паровоз, затем та, у которой из-под капюшона проглядывали локоны странно знакомой разноцветной гривы и блеск золотого украшения, негромко спросила:

— Очень интересный экземпляр, не правда ли, Скокпоскок?

— Да, Принцесса, — единорожка осторожно кивнула. — Этому паровозу давно пора на списание: большинство деталей пришли в негодность и то, что он еще не разваливается, можно объяснить лишь чудом. Ну или тем, что он пока никуда не двигается...

— Какая жалость, — вздохнула другая фигура. — Красивый был паровоз... А какие цветочки нарисованы на третьем вагоне! Сразу видно — копыто приложил настоящий художник...

Она немного помолчала, всматриваясь в темноту и по очереди разглядывая каждый вагон, расцветка которых, судя по всему, содержала такие яркие краски, которых в природе не могло существовать. Во всяком случае, бабочки, видевшие этот состав, потом еще долго не могли избавиться от комплекса неполноценности. Затем Принцесса решила прогуляться вокруг паровоза и внимательно осмотрела его со всех сторон.

— Скокпоскок, — наконец произнесла она, критически заглядывая внутрь кабины машиниста. — Скажите мне, как долго мы еще будем ждать поезда из Сталлионграда?

Скокпоскок запаниковала. Это наверняка был один из тех каверзных вопросов Принцессы, которые она просто обожала задавать своим подданным, изображая, что ответ ей совершенно неизвестен, хотя она совершенно точно знала, о чем говорила. В отличие от бедных подданных, которые не всегда обладали всей полнотой информации. Единорожка вздохнула, собираясь с силами для ответа, который как она надеялась будет хотя бы близок к истине.

— Довольно долго, Принцесса, — наконец сказала она. — Ведь у нас нет ни одного поезда, который ходит отсюда до Сталлионграда и обратно.

— Ах, как я могла забыть! — удивленно воскликнула высокая фигура. — Да, да, разумеется... Интересно, а как же так получилось, что между столицей и таким крупным городом до сих пор нет сообщения, кроме разве что пары телег, приезжающих раз в полгода?

— Я не знаю, Ваше величество, — пролепетала единорожка. — Осмелюсь заметить, что последний завод закрылся совсем недавно, и на нем не было построено ни одного локомотива. Нам только удалось починить старые, хотя кое-где детали просто приклеили друг к другу и...

— Да, мне это известно, — кивнула Принцесса и снова задумалась. — Скажите мне, сколько стоит один паровоз?

— Дорого, Ваше Величество, очень дорого. Не считая основных затрат: на уголь, металл, зарплату рабочим и покупку краски для вагонов, необходимо еще приобрести нужные механизмы и двигатели. Очень многое зависит и от того, где он будет строиться. Например в Эпплузе или Лос-Пегасусе будет дешевле вырубить паровоз из золота, чем построить с нуля новый.

— А он поедет? — вдруг заинтересовалась царственная особа.

— Что поедет, Принцесса? — удивленно переспросила секретарь.

— Паровоз из чистого золота. — пояснила высокая фигура после небольшой паузы. — Он сможет проехать и привезти товар, скажем, из Эпплузы в столицу?

— Вряд ли, Ваше Величество, — осторожно ответила единорожка. — Он будет слишком тяжелым. И слишком блестящим. И, скорее всего, он не доедет до ближайшей станции — по пути его просто распилят на куски. Тем более, что это только метафора, и мы не сможем найти столько чистого золота...

— Поразительно, — пробормотала Принцесса. — Но паровозы, пусть даже не из чистого золота, уже начинают становиться самым популярным транспортом для дальних путешествий по земле. Образно говоря, стук колес паровоза — это стук колес прогресса, а прогресс никогда не стоит на месте, Скокпоскок. Перевезти груз с помощью состава гораздо выгоднее и комфортнее, чем тащить телеги через болота и непроходимые дебри, которые на картах почему-то обозначаются как кратчайший путь. Тем более, что для этого у нас есть все: есть станции, есть дороги, есть ресурсы. Но нет паровозов. Как вы считаете?

— Вы совершенно правы, Ваше Величество, — кивнула секретарь. — Но наши предприятия не способны выдерживать конкуренцию и наладить производство так, чтобы в графе их доходов стояло число хоть немногим больше нуля.

— Чепуха, — царственная особа махнула копытом. — У нас есть все, чтобы строить паровозы, Скокпоскок. Нам не хватает только самого главного.

— Угля? Металла? — попыталась угадать единорожка. — Может быть дверных ручек или розовой краски? Я помню, в прошлый раз поставки задержались и...

— О, нет. Ничего подобного, — заявила Ее Величество. — Я говорю о том, кто по-настоящему смог бы создать для страны пару-другую локомотивов.

Секретарь задумалась. Принцесса определенно говорила не о рабочих и не об инженерах: умелых копыт и светлых голов, отвечающих за развитие прогресса и популярность сидра, в Эквестрии было полным полно. И уж точно она не имела в виду магов, которые если бы и смогли создать целый состав, то никогда бы не подписали гарантию, что он не разлетится тысячей певчих птичек при первом же гудке. Но кто кроме них способен сотворить что-нибудь хотя бы отдаленно напоминающее парового гиганта? Единорожка не имела ни малейшего понятия. Она уже собиралась сообщить об этом Принцессе, но в ту же секунду ей в голову, словно заблудившаяся молния, ударила догадка. Конечно, она была немного нестандартной, но когда Ее Величество задавала вопросы, на которые можно было найти простой ответ?

— Вы говорите о том, кто способен на нечто большее, чем просто работать копытами? — выдохнула свой ответ единорожка, глядя на внимательно слушающий ее капюшон. — О том, кто придет на производство и будет...

— Да, — наконец кивнула Принцесса, видя, что запас воздуха в легких ее подданной не бесконечен. — Я говорю именно о нем. Стране нужны паровозы, Скокпоскок. И страна их получит.

А в это же самое время на самой темной улице Кентерлота, в самом темном подвале самого темного дома устроило свое первое собрание самой тайное общество в Эквестрии. У них даже была грамота, подтверждающая этот статус, а о самом его существовании, кроме его членов разумеется, не знал никто. Как о нем в этом случае вообще узнали пони, входящие в это общество, остается загадкой. До этой ночи они ни разу не видели друг друга, и окружающая их чернота не собиралась менять такого положения дел, скрывая в себе фигуры участников, а также всякие странные шорохи, скрипы и стук рассыпавшейся по полу мелочи.

— Проклятье! — раздался из темноты первый голос, разрушив волшебные чары тишины, сковавшие это тайное место. — Целых три бита потерял в этой темноте!

— Тихо, — упрекнул его второй. — И почему тебе спокойно не сидится?

— Три бита, — виновато пробурчал первый. — За такие деньги на рынке можно столько всего накупить...

— Ага, — жизнерадостно поддержал третий. — Вот я помню, ходил вчера за помидорами...

— Да замолчите уже! — шикнул на них второй. — Все о какой-то ерунде болтаете, а собрание-то уже скоро начнется. Кстати, все уже собрались?

Неначавшееся Собрание многозначительно помолчало, осмысливая его слова и пытаясь понять, кто же эти загадочные “все”, сколько их и готовы ли они скинуться на поход в ближайший трактир.

— Я здесь, — с уверенность ответил первый голос. — И вроде бы нашел свой бит... Проклятье! Это всего лишь пуговица.

— Ну раз так, то и я здесь, — добавил третий. — За компанию почему бы и не побыть?

— Я определенно здесь, — торжественно объявил второй.

— А меня здесь нет, — заявил четвертый со стороны предполагаемого угла. — И вряд ли я сегодня приду.

В воздухе опять повисла тишина, пытаясь заполнить пробел между логикой и восприятием мироздания. Пока что со скрипом побеждало последнее. Возможно потому, что это слово было гораздо красивее, умнее и, что самое важное, намного длиннее. Время все тянулось словно подтаявшая ириска, а в непроглядной темноте были слышны только натужные повороты винтов логической мысли собравшихся.

— А тебя точно здесь нет? — с легким оттенком подозрения спросил наконец второй голос.

— Совершенно точно, — не допуская никаких сомнений в собственных словах ответил четвертый. — Нет, не было и никогда не будет. Хотя завтра, я наверное, смогу прийти.

Уверенность с которой он это произнес смогла немного подправить картину окружающей действительности, и следующие десять минут четыре голоса, один из которых отсутствовал погрузились в свои мысли, главной из которых был интерес к тому, о чем же это там думают другие.

— Все это, конечно, очень таинственно, — наконец протянул второй голос. — Но не пора бы уже начинать? У меня вообще-то были еще дела на сегодняшнюю ночь: например, я собирался поспать.

— Мы должны дождаться главного, — наставническим шепотом произнес первый. — Тогда и начнем.

— Да? — скептически спросил третий. — А может, быть главный — это я?

— С чего бы это тебе быть главным? — язвительно осведомился второй. — Если уж кто и будет главным, то это я.

— Кто бы это ни был, — рассудительно добавил четвертый. — Это точно не я. Вот когда приду завтра, тогда и смогу быть главным.

Участники диалога замолчали, пытаясь найти еще пару аргументов в пользу того, что остальные члены никак не могут быть главными, ведь понятно, что этот почетный и пока еще не очень понятный титул может носить только один.

— И это я, — произнес вновь появившийся в темноте голос. Голос этот был не холоден и не зловещ или пугающ, от него не хотелось спрятаться в шкаф или под стол. Что же действительно надо было делать при появлении подобных голосов так это покупать билет на другой конец страны и срочно паковать чемодан, потому что нотки, проскальзывающие в этом тоне были ничем иным, как нотками стали. Закаленной стали власти.

Собрание промолчало.

Несколько секунд голос не произносил ни слова, но каждому из сидящих в небольшом подвале пони показалось, что к нему прикоснулись листом холодного металла, обнажившего все их тайные чувства и мысли о том, что прямо сейчас они могли бы нежиться в уютной кроватке. Наконец настала абсолютная тишина, обволакиваемая непроницаемой темнотой, чернота которой словно загустела, превращая даже сам воздух в густую темную массу. Даже если бы в детстве кто-нибудь из присутствующих питался исключительно морковными салатами, то сейчас он пожалел бы о бесцельно прошедших завтраках, обедах и ужинах. В этой темноте не было видно абсолютно ничего, включая саму темноту. Даже если закрыть глаза, мир вокруг будет гораздо светлее.

— И что? — сухо спросил голос, пытаясь пробиться сквозь непроглядный заслон окружающей тьмы. — Никто не удосужился принести свечки?

Заманчивое предложение

Заманчивое Предложение

Утреннее Солнце сияло нестерпимо ярко, подкрашивая булыжники улицы фальшивым золотом и заставляя слезиться глаза прохожих, снующих вокруг по своим делам. Несмотря на ранний час улицы были просто запружены городскими жителями, приезжими и торговцами всех мастей: начиная от владельцев дешевых забегаловок и кончая мастерами ювелирного дела, от расценок которых простому пони наверняка могла бы понадобиться операция по возвращению упавшей челюсти на прежнее место. “Живой поток подобен лесной реке, — мог сказать какой-нибудь философ. — Никогда не знаешь, где он начинается, безопасно ли из него пить и что из него можно выловить.” Так и сегодня разноцветный калейдоскоп городских закоулков мог подбросить парочку сюрпризов внимательному наблюдателю. Например, на Рыночной площади появилась новая палатка торговавшая воздухом, судя по пустым прилавкам и скучающему взгляду продавца, а в толпе можно было заметить парочку шлемов ночных стражников, которые в это время обычно досматривают третье сновидение. Но еще более внимательный наблюдатель, знавший что именно ему нужно искать, мог найти в пестрой мешанине горожан промелькнувший пламенно-оранжевый хвост, к которому крепилась синешерстная пегаска.

Копыта этой кобылки цокали по твердым камням чуть быстрее копыт остальных пони, но не так стремительно, чтобы можно было утверждать, что она куда-то спешила. Пару раз она с любопытством оглядывалась вокруг, но только самому зацикленному параноику пришло бы в голову, что она высматривает преследователей. И уж конечно, нельзя было даже и заикнуться о том, что она недовольно ворчала себе под нос, а не мурлыкала слова любимой песенки. В общем, самая обычная кобылка, ведущая себя самым обычным образом. И это, естественно, не могло не настораживать.

Если увязаться за ней и не упустить из виду ее пышный яркий хвост, больше похожий на кусок засохшего пламени, проследив ее дальнейший путь, то можно увидеть, что она прошлась по Рыночной площади, заглянула в палатку с овощами, мило улыбнулась торговцу яблоками, о чем-то невинно поболтала с продавщицей меда, уговорив ее дать попробовать пару ложечек. После всего этого она взмахнула гривой и совершенно беззаботно поскакала в небольшой закоулочек, название которого наверняка не помещалось на городской карте, затем безо всякого темного умысла подошла к старому обветшалому домику, отворила небольшую дверцу и совершенно обыденно поднялась на повседневно затянутый паутиной чердак, чтобы забрать оттуда самый простой, ничем не выделяющийся черный мешочек. В самом мешочке не было ничего удивительного, зато его звенящее нутро хранило в себе толику того самого особого волшебства, открывающего любые двери и достающего любую информацию. Короче говоря, самый обычный мешочек.

Пегаска снова вышла на улицу и немного постояла перед дверью, словно бы о чем-то задумавшись. Наконец она кивнула сама себе, чему-то улыбнулась и расправила свои темно-синие крылья, чтобы подлетевший порыв озорного ветра ласково потрепал перья и помог ей подняться в небеса над столицей, который были оживлены ничуть не меньше, чем улицы под ними. Здесь, на высоте, от которой у слабонервных пони начинает кружиться голова, мир выглядел немного иначе, чем снизу: например тут было гораздо меньше домов, зато гораздо больше голубого цвета. Что касается разнообразия и суетности окружающих, то они остались на прежнем уровне: важные пони все-так же сновали по своим важным делам, курьеры разносили посылки, втайне завидуя почтальонам, доставляющим более легкие сумки с письмами, а те, в свою очередь, вздыхали, глядя на пегасов из погодной службы, чья работа, судя по тому, как они проводили время, заключалась в непрерывном безделье и лежании на пушистых облаках. Ну и конечно нельзя не упомянуть вид сверху — он действительно был шикарным, если конечно умудриться одновременно посмотреть вниз и не врезаться в летящего впереди пегаса.

А тем временем трепещущие от дуновений ветра крылья пламенногривой пегаски несли ее все дальше и дальше от начала ее пути, двигаясь по направлению к окраинам столицы, где живописные белоснежные стены охраняли покой жителей города и служили местом для прогулок влюбленных парочек, которых яблоками не корми, а дай только возле чего-нибудь живописного прогуляться. Там же, на окраинах Кентерлота, находились такие столичные достопримечательности, как самые разные памятники с табличками, без которых определить чему посвящена та или иная сцена было трудновато, пока еще не истоптанные газоны, пара приличных и пара не очень трактиров, магазинчик “Все и вся”, в котором каждый день появлялись самые разные ненужные вам товары и, конечно, знаменитый Кентерлотский Вокзал, поражавший приезжих своей пышностью, великолепием и ценами на напитки. Именно его величественное здание и было целью темно-синей кобылки.

Она плавно приземлилась на землю, постаравшись избегнуть встречи с фонтаном на Вокзальной площади, в композиции которого и так было достаточно держащихся друг за друга пони. Вступать в этот застывший хоровод пегаске не хотелось, ровно как и мочить свою гриву, которая, судя по ее длине, высыхать будет очень долго. Кобылка сложила свои крылья и направилась ко входу с огромной табличкой “БИЛЕ”, часть которой была закрыта от взора любопытных мраморной колонной. Календари в тот день красноречиво сообщали, что будни еще не кончились, но на вокзале было ничуть не меньше пони, чем на бесплатной дегустации сидра, поэтому пегаске пришлось основательно потрудиться прокладчиком дорог и распихивателем застоявшихся жителей и гостей столицы. Наконец, разноцветное зрелище грив и хвостов, закрывающих дорогу к заветной надписи, исчезло и перед ее глазами возник огромный дверной проем, в котором она смогла увидеть разукрашенные стены, маленькое окошечко и ужасающе длинную очередь, обещавшую интересное времяпрепровождение до самого вечера, скорее всего завтрашнего. Кобылка нахмурилась — перспектива ночевать на вокзале ее не прельщала, тем более что она не особо любила ждать других. Чаще всего именно другие ждали ее, что пегаску вполне устраивало.

Немного подумав, она все же встала в конец очереди, до которого ей не пришлось долго добираться — он начинался всего в паре шагов от входа. Огромные часы на стене мерно и громко тикали, напоминая о своем существовании и заставляя все чаще смотреть на их циферблат, от чего казалось, что время вообще не двигается. Вообще по шкале раздражения они стояли где-то на уровне закрытых фисташек и уж точно не ниже, чем потерянные прямо перед выходом ключи. После десяти минут знакомства с ними в голове у любого стоящего в очереди могло возникнуть только одно желание, и только то, что эти часы висели довольно высоко, позволяло им продолжать свое тикающее занятие.

Это стало для пегаски последней каплей. Она попыталась выглянуть и посмотреть, сколько пони отделяет ее от окошка кассы, но желающих купить билет было столько, что впору было задуматься о способе изобретения персональных телепортаторов. От нечего делать кобылка начала рассматривать цены на поезда, очевидно прикидывая, какой же билет ей купить, если она все же доберется до кассы в этом году. Цены на проезд в эквестрийских поездах были довольно приемлемыми, в отличие от цен на путешествие в поезде иностранного производства, предназначенных, судя по всему, для пони, привыкших ездить быстро, надежно и достаточно комфортно, чтобы ничто не отвлекало их от сна на шелковых простынях со следами золотой вышивки и дорогого ужина. Тем не менее, возле рейсов эквестрийских поездов то и дело возникали загадочные таблички “Билетов н./с н. п-ми. Увср.”, и с каждым появлением такой надписи очередь серьезно редела — вздыхающие пони подбирали свои чемоданы, взваливали на спины сумки и, продолжая вздыхать и бормотать о везении завтрашнего дня, выходили из здания вокзала.

Пегаска оглянулась на дверной проем, но совсем не для того, чтобы проверить отсутствие слежки, как мог бы подумать очень подозрительный пони, а просто для того, чтобы оценить богатое архитектурное убранство внутренней части вокзала. Очередь все таяла и таяла, как мороженое в сталелитейном цеху, но к окошку кассы кобылка все равно продвигалась со скоростью, которой не позавидовали бы и ленивые улитки, а дешевых билетов же оставалось все меньше и меньше. Цены же на билеты подороже пугали все больше и больше. Пегаска попыталась взять себя в копыта и глубоко вздохнуть десять раз, но, как это обычно и происходит, на третьем вздохе она окончательно взорвалась, и то, что из ушей у нее не повали пар, можно было объяснить только тем, что основную энергию она вложила во взгляд, который должен был расплавить не переставающие тикать часы. Стоит ли говорить, что как и множество пони до нее, она не приблизилась к успеху?

Кобылка не без досады оставила безуспешные попытки и в который раз взглянула на окошечко кассы, находившееся где-то в районе предполагаемого горизонта. Казалось, очередь решила, что законы логики написаны не для нее, и с уходом очередного пони становилась все длиннее и длиннее, во всяком случае для тех, кто стоял в конце. Надежды пегаски рухнули вниз как червивое яблоко, подхваченное ураганом, и она решительно покинула эту очередь, пробормотав нечто неразборчивое на прощание,, а на ее место тут же нахлынул радостный поток пони, которые тут же начали выяснять свои законные места. По предварительным подсчетам получалось, что за ушедшей кобылкой место занимали пятеро, еще троих она обещала пропустить вокруг себя, четырем она сказала, что скоро будет, но пока они должны посторожить ее место, а вдобавок пегаска тут же обзавелась двумя кузинами, тройкой племянниц и одни давно потерянным дедушкой с бородой, подозрительно смахивающей на простыню.

Со стороны было очень хорошо видно, что уходящая кобылка сильно переживает то, что ей не досталось билета, и, понуро склонив голову, уходит домой, чтобы дождаться завтрашнего дня и попробовать удачу снова. И только на одно мгновение любопытному зрителю могло показаться, что она слегка улыбнулась, но любой знакомый с элементарной логикой пони посчитает, что это был случайный солнечный блик или обман зрения, ведь ее грива так и норовит коснуться пола, а в глазах чуть ли не стоят слезы неимоверной грусти и печали. А страдающая пегаска тем временем покинула белоснежный зал и вышла на Вокзальную Площадь, печально цокая копытами по недавно вымытым ступенькам.

Она миновала ряд небольших палаток, торгующих деликатесами, о вкусе которых можно было только догадываться, потому что попробовать хоть один из них означало рискованную игру с неплохими шансами просидеть следующую ночь, изучая интересную структура дерева на двери в очень тесном помещении. Торговцы наперебой расхваливали свой товар, пытаясь перекричать друг друга и рассыпаясь в комплиментах, от которых растаяли бы даже айсберги, но печальная кобылка лишь изредка поворачивала голову в их сторону, причем явно не для того, чтобы одарить продавца обворожительной улыбкой или хотя бы парой монет. Но вот, достигнув ларька со специями, она неожиданно остановилась и полной грудью вдохнула аромат заморских пряностей, от которых в глазах загорается озорной огонек, а во рту самый настоящий пожар. На такой случай возле самых маленьких ящиков стояли огнетушители и таблички с самыми высокими ценами.

— Эй, красавица, — улыбнулся торговец ряд белоснежно чистых, словно отчеты для налоговой, зубов. — Не хочешь попробовать щепотку огненного перца или кусочек имбиря?

— Я... Я не знаю, — смущенно пробормотала она в ответ, пошаркав по земле копытом. — А вот этот черненький порошок, это перец?

— Хо-хо, — присвистнул торговец, подсчитывая, сколько пряностей она сможет с собой унести и сколько денег она готова потратить. Оставалось лишь разместить “все” и “очень немного” на соответствующие места. — Я вижу, о прекрасный сапфир столицы, что твой вкус тонок как шелковая нить, а глаза столь же кристально чисты как бриллианты. Так знай же, что это — “черный порох” из самой Седельной Аравии. Поговаривают, что лишь от одной щепотки его сгорел когда-то дворец султана, а вокруг того места, где его выращивают на тысячу шагов нет деревянных предметов...

— Как интересно! — восхитилась пегаска, немного повернув заинтересованную мордочку к торговцу так, чтобы лучше был виден мешочек, позвякивающий у нее на боку. — А эта оранжевая коробочка? Расскажите о ней, пожалуйста.

— Это, о богиня снов моих, самый жгучий перец с дальних восточных островов, который способен зажечь искру страсти в сердце любого жеребца, но он, конечно, и близко не сравнится с твоими пламенными локонами. Его нашли на острове, где нет пресной воды или деревьев, а растет лишь один кустик подобной роскоши, который дает урожай раз в тысячу пятьсот пятьдесят лет. Но для тебя, бесподобная повелительница моих очей, он будет стоить вполовину дешевле, если ты возьмешь всю коробочку.

— Изумительно! — искрящиеся глаза пегаски можно было теперь использовать вместо маяков темными штормовыми ночами. — А этот маленький разукрашенный ларец? Что в нем?

— О, — торговец помолчал, нагнетая таинственность и цену товара, а затем наклонился поближе к пегаске и многозначительно прошептал. — Это самая загадочная и таинственная из моих находок, о прелестная обольстительница моего сердца. Темной таинственной ночью таинственная зебра передала мне этот таинственный перец цвета таинственной ночной небесной синевы, сказав, что эту таинственную тайну я не должен открывать никому, но перед твоими чарами, о огненногривая волшебница, я устоять не могу. Я сам дерзнул попробовать щепотку из этого ларца, и после этого мне пришлось набирать три полные ванны холодной воды и испить дюжину дюжин стаканов чая, прежде чем восхитительный вкус этого дара природы покинул меня.

— Как таинственно, — кивнула завороженная слушательница, — А здесь, в бумажном пакетике? — кобылка указала копытом на противоположную сторону прилавка. — Там тоже что-нибудь экзотичное?

— Пустяки, — отмахнулся продавец. — Всего лишь обычный красный перец, бит за пачку. О заклинательница струн моей души, поверь, он не достоин касаться изгиба твоих прелестных губ. Даже если бы он вдруг превратился в прекраснейшие розы, он не посмел бы даже украшать твой путь, ибо...

— Я пожалуй возьму его, — тихонько пробормотала она, опуская на прилавок одинокую монетку. — Можно?

— Конечно, — ответил владелец палатки, чья улыбка исчезла быстрее, чем выигрыш в лотерею. — Вот ваш пакетик. Приходите еще. До новых встреч. Не забывайте избавиться от упаковки перед употреблением. Всего доброго.

— Спасибо, — кивнула пегаска и направилась прочь, скрываясь за углом в многоцветной толпе.

И только завернув за угол, она выдохнула и приоткрыла бумажный пакетик, заглядывая внутрь, чтобы проверить свою недавнюю покупку. Маленькая щепотка темно-синего порошка, напоминающая цвет ее собственной шерстки, наглядно демонстрировала свое благородство, вкус, а также то, что она способна выжигать не только деньги из туго набитого кошелька. “Интересно, — подумала кобылка. — А как скоро он догадается проверить ларец? Должно быть его сильно удивит, что половина перца неожиданно поменяла цвет, но зато в его рекламу можно будет включить еще одно таинственное свойство.” С такими мыслями она развернулась к зданию вокзала и направилась к нему, полностью стерев унылое выражение со своего лица и заменив его на улыбку, которой обычно награждаются обладательницы первых мест или жены знатных вельмож. Такая улыбка служит эталоном радости и символом успеха, сообщая о том, что уж кто-кто, а ее хозяйка уж точно знает, каково это — быть на вершине и какими маленькими оттуда кажутся все остальные.

Не дойдя пару шагов до аляповато украшенной арки, она снова остановилась, оглянулась по сторонам, оценивая интересные архитектурные решения строителей и, не заметив никого, кто следил бы за ней, вновь открыла пакетик. Хороший красный перец действительно жгучая приправа, и многие предпочитают сразу класть на язык угли из костра, чем посыпать свое блюдо этим заморским порошком, но сейчас для пегаски были главнее не вкусовые качества красного перца, а то, что он, собственно говоря, красный. Она сунула копыто в мешочек и аккуратно зачерпнула небольшую щепотку, а затем быстрым движением провела над своим правым крылом, из-за чего оно стало напоминать странный гриб, который обычно помещают на страничку возле огромных красных букв “бежать на триста шагов, если увидите такую расцветку”. Но кобылка не стала останавливаться на достигнутом — она повторила все это и со вторым крылом, а также с крупом и копытцами — теми частями анатомии кобылок, которыми интересуются не только жеребцы в белых халатах. Не только в белых халатах, если говорить совсем уж откровенно. Когда с этим было покончено, пегаска повесила мешочек с пряностью себе на пояс, а последней оставшейся щепоткой красного порошка припудрила свой носик. И, прихрамывая на одно копыто, поплелась к концу очереди к кассе.

Громкий чих, словно герольд, читающий объявление о повышении налогов, моментально привлек к себе внимание стоящих рядом пони. Моментально вокруг пятнистой пегаски образовался все больше и больше расширяющийся круг из тех, кто неожиданно вспомнил о здоровом образе жизни, хотя до этого ни разу не пил сок из свежего шпината с грязью, а утреннюю зарядку видел только в соседском окне.

— Простите, — слабым голосом прошептала пегаска, вытирая слезящиеся глаза. — А-пчхи! Простите... Но мне срочно нужно... Пчхи! попасть в больни... Пчхи! Вы понимаете?

— Да, да, — заверил ее единорог, выглядывающий из-за чьего-то плеча. — Конечно вам нужно, но вот только мы стоим тут уже...

— А-пчхи!

— Но если вы конечно согласитесь подождать немного... — предложил он.

— Пчхи!

— Но вы же не можете просто так взять и пройти вперед всех! — в отчаянии произнес он под взгляды окружающих, которые красноречиво сообщали, что если эта болезнь вдруг окажется они приложат все силы к тому, чтобы этот единорог познал все ее проявления.

— Это началось с... Пчхи! ужасного пожара в носу, — начала говорить пегаска, нашаривая в мешочке щепотку темно-синей пряности. — Знаете, я ведь и не знаю, как мне теперь добраться... — с этими словами перец неожиданно исчез из бумажного пакетика, зато его содержание в воздухе, как и в носах окружающих, значительно увеличилась, заставив тех устроить внеочередной чемпионат по чиханию.

— Спасибо... Пчхи! — поблагодарила пегаска, продвигаясь через стремительно убывающую очередь. — Вы... А-пчхи! так добры к бедной больной кобылке... Знаете, я даже не знаю как отблагодарить вас.

Наконец она добралась до заветного окошка, под непрекращающиеся попытки небольшой, но довольно-таки невезучей части остальных пони зажать нос копытом и вытереть слезящиеся глаза. Те же, кто счастливо избежали прямого знакомства с заморской диковинкой неожиданно вспомнили о невыключенном дома утюге или о том, что на улице сегодня прекрасная погода, решив переждать чихательный кризис в более уютном и далеком от странной пегаски месте. Темно-синяя кобылка тем временем постучала по окну кассы.

— Да? — отозвалась сидящая там кассир. — Что вам угодно?

— Знаете, — произнесла пегаска, думая о том, что у нее в лучшем случае пять минут, пока остальные не очухаются и не сообразят, что исход их непродолжительной болезни был гораздо более радужным чем то, что они потом сделают с бедной больной кобылкой. — Мне нужен билет на ближайший поезд.

— Билет на ближайший, — повторила кассир и выглянула в окно, похоже только сейчас заинтересовавшись всеобщим синдромом неостановимого чихания. — А что это с ними?

— Пустяки, просто переволновались, — мазнула копытом кобылка, только за секунду до того отряхнувшая крылья от красной пыли. — Дело-то житейское. Так как там с билетами?

— Ближайший маршрут — Кентерлот-Сталлионград, отправление через пятнадцать минут, — ответила кассир таким тоном, будто эту фразу она говорила уже пару тысяч раз и совсем не собирается повторять ее для тех, кому так не повезло ее не расслышать. — Будете брать билет?

— Да, да, — быстро кивнула пегаска, замечая, что некоторые уже начинают вставать и определенно ищут кого-то своими своими глазами по всему залу. — Дайте одно место.

— В самый дешевый вагон? — удивленно пробормотала пони за окошком.

— Без разницы, — согласилась кобылка, вываливая из черного мешочка кучу мелочи, которая довольно точно отражала стоимость билета до последнего бита. — Сдачи не надо.

— Приятной поездки, — пожелала кассир, отдавая ей клочок бумаги с таким количеством дырочек, которое обеспечивало ему почти полную прозрачность. А потом, получив заветный билет, пегаска словно по волшебству испарилась из видимости работницы вокзала . Конечно, никакой магии тут не было и не могло быть, если не считать чародейством быстроту копыт, крыльев и желание как можно скорее оказаться за железными стенками вагона.

Уже через пять минут пегаска очаровательно улыбалась контроллеру, который скептически осматривал отданный ему билет, причем делал это он настолько основательно, что поезд вполне мог бы тронуться без одной пассажирки, если бы кобылку вдруг не поразил приступ громкого кашля. Вообще перрон был заполнен самыми разными пони, чемоданами и жеребятами самых разных диапазонов. Скамейки ожидания даже и не думали создавать иллюзию свободности: как только кто-нибудь вставал с них и уходил в неизвестном направлении, то на его месте тут же оказывался другой ожидающий и его объемная сумка, причем некоторые поклажи были таких поразительных размеров, что поневоле можно было задуматься о том, кто кого на самом деле переносит.

И, конечно, здесь были поезда. Поезда самые разные: большие и малые, длинные и короткие, новые и не очень, а их раскраска отличалась в основном количеством розовой и желтой краски, а также числом сердечек и ярких бабочек, причем их определенно рисовал художник совершенно не представлявший, как выглядят эти порхающие создания и, скорее всего, черпавший вдохновение в своих детских рисунках, от которых его творчество ушло совсем недалеко. Единственным различием, которое сразу бросалось в глаза, было то, что все составы, похожие на огромные гусеницы, чей последний вагон находился, наверное, в конечной точке пути, не отличались особой новизной, зато маленькие и юркие поезда с роскошными шторами и свежей краской выставляли на показ свою молодость, скорость, комфорт и цену за проезд, немного отличающуюся от месячной зарплаты обычного рабочего. В большую сторону, разумеется.

Пегаска на всякий случай проверила свой билет, лелея слабую надежду, что ее место должно находиться в небольшом поезде похожем на праздничный тортик, а не в этой угрюмой паровой крепости, перед которой она и стояла. Несмотря на веселенькую расцветку, размеры этой махины прямо говорили: “Все свое путешествие вы проведете под аккомпанемент колес, гремящих ка горные лавины, а то землетрясение, которое вам не раз предстоит испытать, вряд ли можно назвать обычной тряской”. Паровоз же, возглавлявший состав, нельзя было описать, используя слова “быстрый”, “блестящий” и “новый”, зато “мрачный”, “суровый” и “способный пробить гору, если она встанет у него на пути” как нельзя лучше подходили этому стальному гиганту. Смотря на горизонт, куда норовили уйти последние вагоны состава, кобылка невольно задумалась, сколько же времени понадобится, чтобы дойти до конца состава и вернуться обратно. Судя по количеству пассажиров, идущих именно в том направлении, в эту прогулку надо было брать поменьше вещей и побольше еды, потому что привалы придется делать довольно часто.

После нескольких минут усердных поисков пегаске все же удалось найти свой вагон, входу в который позавидовал бы не один обладатель огромных двустворчатых дверей. если бы на нем не были заметны пятна ржавчины веселой оранжевой расцветки. Кобылка еще разок проверила билет и, с грустью отметив отсутствие штампа “первый класс”, направилась к контроллеру — пони в мундире предположительно серого цвета, настолько выцветшем, что если его покрасить заново, то краска с непривычки отпадет самостоятельно. Отдельно стоит упомянуть его Усы, начинавшиеся в районе его лица и изо всех сил стремившиеся к Солнцу с большим успехом — они перегораживали вход в вагон не хуже прочного шлагбаума, а их густота и пышность наводили на мысли об оставленной дома газонокосилке. При одном взгляде на них создавалось ощущение, что они смогут поймать безбилетника без участия контроллера, спокойно сидевшего на стульчике перед входом и мирно сжимающим газету — совершенно обычное зрелище, если не принимать во внимание то, что газету он держал усами.

— Извините, — отвлекла его пегаска, рассеянно наматывая непослушный локон на копыто. — У меня здесь билет в этот вагон, и я бы хотела войти.

— Да, да, конечно, — закивал пони и поднес бумажку к ужасной машинке, стоявшей на столике рядом с ним. Хищный оскал ее зубьев, предназначенных для штамповки билетов, не оставлял никаких сомнений, что при случае она способна проштамповать еще и стол, а также лист металла и, что было весьма вероятно, гранитную плиту. — Вот, пожалуйста. Приятной поездки.

— Спасибо, — пробормотала кобылка, поддевая копытом бумажные пылинки, оставшиеся после этой наводящей страх операции. — Я пожалуй пойду.

Наконец она оказалась в вагоне и смогла вдохнуть аромат длительного путешествия, состоящий, наверное, из различных запахов, но отчетливо отдававший лишь одним — пылью. Пыль была повсюду: в воздухе, на полу, на стенках вагона, на обивке кресел и, что было самое раздражающее, упорно лезла в нос. Окружающая атмосфера была настолько плотной, что ее можно было утрамбовывать и складывать в коробочку как сувенир на память о тех временах, когда дышать особо и не хотелось. Кобылка собралась вздохнуть в очередной раз, но вовремя передумала и отправилась искать свое кресло, которое располагалось, как сообщал единственный читаемый клочок билета, в седьмом отсеке. “Ну почему я, — подумала пегаска. — Я ведь ничего плохого не сделала. Ну, конечно, были пара афер, но ведь они сами отдавали мне деньги... И это были богачи, которые вряд ли заметят пропажу пары тысяч из своего личного запаса, я ведь никогда не трогала бедняков. И все свои деньги я заработала честным трудом. То, что этот труд принадлежит в основном чужим копытам, меняет не так уж и много.”

Сопровождаемая этими мыслями она наконец добралась до картонной двери с цифрой семь на непрозрачном пыльном стекле. Кобылка немного постояла перед ней, набираясь смелости, а затем резко распахнула дверь, заглядывая в небольшое помещение, но только для того, чтобы замереть на месте, не в состоянии даже испустить возглас удивления.

Нет, нет, в самом “отсеке” ничего поразительного не было — четыре кресла, чья мягкость обеспечивалась подушкой из пыли, возле стен, столик размером с небольшую газету у окна, три стены, и потолок. Короче говоря, самое обычное место, для того, чтобы хоть где-нибудь существовать, пока колеса поезда передвигаются к пункту назначения. Странности начинались со стоящего на столике чайного сервиза, рассчитанного на две персоны. Не то чтобы белый заварочный чайник был разрисован какими-то зловещими письменами — на нем было изображено лишь небольшое солнышко. Не то чтобы наполняющиеся чашки были расставлены в ужасающей пентаграмме — это вообще было трудно сделать, имея на копытах всего две штуки. Да и чай, перетекающий из носика совсем не зловещего чайника был вполне обычным, возможно несколько крепким, черным чаем с долькой лимона и двумя ложками сахара. Вся поразительность этой картины была заключена в том, кто этот чай разливал...

Принцесса Селестия наконец подняла голову от дымящейся чашки и наградила пегаску взглядом радушной и гостеприимной хозяйки:

— А, мисс Лаки Койн, какая приятная встреча! — радостно произнесла она. — Не хотите ли выпить чаю?

Командор Хейдэн Корэдж откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул, чтобы показать Вселенной, представителем которой в тот момент являлся стоящий перед ним младший констебль Флэшлайт, как же ему нравится слушать очередной отчет через полчаса после окончания его смены. Нельзя сказать, что командор не любил отчетов и рапортов — порой и среди них попадались интересные экземплярчики, взять хотя бы вчерашний рапорт о бешеном кирпиче. Просто у Хейдэна никак не укладывалось в голове, почему же после восхода Солнца он не находится в своей постели и как в него могло поместиться три термоса горячего кофе.

— Ладно, младший констебль, — кивнул наконец Корэдж, пристально глядя на новичка. — И что у тебя найдется интересного?

Флэшлайт нервно переступил с копыта на копыто, потому что любое интересное событие могло привести к самым разнообразным последствиям, самым захватывающим из которых являлось, без сомнения, дневное дежурство в штаб-квартире. К счастью для констебля, этой ночью на его посту не было замечено даже серьезных колебаний воздуха, что он подробно расписал в своем рапорте на пять страниц. Во всем, что касается составления рапортов, с младшим констеблем мог посоперничать только капрал Нерд, придумавший две дюжины способов описать случайное падение камешка. Но командор вряд ли оценит, если он начнет вслух зачитывать поэму о подхваченном ветром листке, поэтому пегас прокашлялся и начал короткий и емкий рассказ:

— Абрикосовая Улица. Второй патруль, — отчеканил он. — На всей площади участка от фонтана, до Городского Парка ничего подозрительного не произошло, если не считать того, что в переулке что-то громыхнуло, но это оказался всего лишь металлический бак, сэр. В остальном дежурство можно отметить как спокойное, безынтересное и смертельно скучное. То есть именно то, что приветствуется в Ночной Страже, командор.

— Да, да, — конечно, — задумчиво ответил Хейдэн, думая при этом о том, что младший констебль все-таки прав: ночи стали спокойнее, Ночная Стража больше, а интересные события случались не очень-то и часто.

За время, прошедшее с нападения чейнжлингов, то есть всего за пару недель, Стража получила парочку новых рекрутов и дополнительное финансирование в виде еще одной банки с мелочью. На всякий случай они даже выпустили брошюрку по противодействию перевертышам, самым ценным отрывком которой, как считал Хейдэн, был совет о том, что если вы повесили над дверью подкову, а к вам в дом все равно забрался чейнжлинг, то попробуйте сделать с ним то же, что и с подковой. А еще командор не мог не заметить, что стало гораздо больше бумажной работы, которая, впрочем, оказалась не такой уж и сложной, особенно если засадить за нее капитана Нерда, только и ищущего повод поотлынивать от очередного дежурства. Да, кучи бумаги все росли и росли, зато у них появится отличный материал для растопки печей холодными зимними вечерами. Но в общем и целом механизм работал: за две недели в городе практически ничего не случилось. Возможно потому, что жители еще не окончательно отошли от праздников и слишком устали, чтобы нарушать закон. “Кстати о праздниках, — подумал Хейдэн. — Как там поживает старина Шайнинг? У него же теперь середина медового месяца... Интересно, чем он занимался всю ночь?*”

— Я могу идти, командор? — спросил немного волнующийся констебль.

— Конечно, Флэшлайт, — согласился Хейдэн. — Ответь мне только на один вопрос. Как давно ты видел нашу новую соратницу?

— Вы имеете в виду мисс Брайт Мэйн? — осведомился пегас. — Она только что вышла от вас и, кажется, была очень рада, что получила значок. Надеюсь она не уколется, сэр.

— Я говорю о младшем констебле Лаки Койн, — пояснил Корэдж. — Она не явилась с отчетом и не прислала рапорта. Как думаете, где она может быть?

— Я даже не знаю, — задумчиво протянул Флэшлайт. — Возможно, она задержалась на рабочем посту и...

— Лаки Койн? Задержалась на рабочем посту? — командор подозрительно посмотрел на младшего констебля. — Скорее Луна взойдет в пять утра, чем она не явится с отчетом на десять минут раньше остальных. И скажет при этом всего три слова. Я могу поверить в то, что она уже купила билет до Сталлионграда, чем в то, что она решила задержаться хотя бы на пять минут.

— Но до Сталлионграда не ходит ни один поезд, — младший констебль беспокойно посмотрел на Хейдэна.

— То-то и оно, Флэшлайт, — улыбнулся командор.

Если бы капитан знал, как близко он прошел мимо печи истины, то он бы наверняка обжегся. И приобрел бы пару седых волос, если бы ему вдруг сообщили, что до отправления первого поезда на новом маршруте Кентерлот-Сталлионград осталось всего пять минут. К счастью для Корэджа, подобной информацией он не располагал, поэтому все еще мог терзать себя догадками и домыслами, куда же могла запропаститься эта пегаска, вместо того, чтобы мчаться на вокзал, подвергая риску дыхательную и сердечно сосудистую систему, что лишний раз доказывает: неведение полезно для здоровья. Но в ту же минуту частичку блаженного незнания Хейдэна уничтожила ворвавшаяся в его кабинет сержант Свифтвинд.

— Командор, у меня срочные новости с Красильной Улицы, — запыхавшимся голосом пробормотала она, всем своим видом показывая, что новости очень срочные и важные, а пегаске, доставившей их неплохо было бы предложить чашку чая и мягкую постель. — Там произошло... А лучше вам самим посмотреть, сэр. Это стоит того.

Командор медленно поднялся из-за стола. Что ж, не прошло и двух недель, а кто-то уже обеспечил Ночную Стражу работой во вторую смену и лишил его, Хейдэна Корэджа, пары часов его законного сна. Тем самым он совершил большую ошибку, потому что когда командор все-таки отыщет его, он наверняка вспомнит об этом неприятном событии. И неприятные события будут грозить уже самому преступнику.

— Вперед, Ночная Стража, — скомандовал Хейдэн двум пегасам, всем своим видом демонтсрировавшим смертельную усталость, с которой наверняка противопоказано отправляться на очередное задание. — Время не ждет. Пойдем же и посмотрим, во что же там вляпались красильщики и какой оттенок приобретет это дело...

— Не стоит стесняться, мисс Койн, — сообщила Принцесса, подвинув чашку поближе к креслу пегаски, дрожащей как осиновый лист на дереве, подхваченном ураганом. — Это чай из моих личных запасов, угощайтесь.

— Спасибо, Принцесса, — пролепетала пегаска, принимая из ее копыт блюдечко лишь немного уступающее в размерах ее округленным глазам.

— Знаете, мисс Лаки, — Селестия сделала изящный глоток и повернулась к окну. — Восход Солнца это всегда прекрасно. И этот восход может обозначать что угодно, поверьте мне. Например, ваше Солнце только восходит, но его лучи успели осветить очень и очень многое. Скажите мне, вы довольны новым маршрутом?

— Новым маршрутом? — переспросила Лаки, осторожно поднося горячую чашку к губам. — Кентерлот-Сталлионград? Я даже и не знаю, ведь я не часто пользуюсь поездами.

— Да? — Принцесса вопросительно изогнула бровь. — Но вы ведь почему-то выбрали именно этот маршрут.

“Да, — подумала пегаска. — Как и вы, чтобы встретить меня. Я не знаю, как у вас это получилось, и я не знаю, почему именно этот маршрут попался мне на глаза. Но мне надо собраться и взять себя в копыта.” Однако, подумать гораздо легче чем сделать. очень трудно было сохранять спокойствие в присутствии Принцессы, ведь сама Невозмутимость потому и оставалась Невозмутимостью, что не попала пока на прием к Селестии.

— Я не знаю, Принцесса, — наконец ответила пегаска. — Просто решила повидать мир.

— Повидать мир? — повторила Селестия. — Похвально, похвально. А как насчет вашей службы в Страже? Все порядке, я надеюсь.

— О, да. Конечно, Принцесса, — кивнула кобылка. — Просто взяла небольшой отпуск.

— Отлично, — похвалила Принцесса. — потому что в противном случае вы были бы объявлены дезертиром. И, если честно, я даже не представляю, какое наказание предусмотрено за дезертирство в Ночной Страже. Пока еще ни одному дезертиру не удалось о нем рассказать.

В горле у пегаски что-то застряло. Судя по всему, это была даже не наковальня, а целая кузня — казалось, что еще чуть-чуть и можно будет услышать звон молота...

— Да, — с трудом прокашлялась Лаки. — Мне тоже о нем ничего неизвестно. “И я не горю особым желанием узнать”, — добавила она про себя.

— Кстати о Страже, — произнесла Принцесса дружелюбным и совершенно не угрожающим тоном. — Мне пришла мысль: “А ведь чисто случайно вместо меня здесь мог оказаться отряд гвардейцев”. Забавно, не правда ли? Ха-ха.

— Ха-ха, — безэмоционально повторила Лаки. — Совершенно случайно, разумеется.

Врать Принцессе было невозможно: из ее светлых глаз на вас смотрела сама Правда, которую вы желали утаить где-то в глубине личного пространства. Пегаске оставалось лишь надеяться, что это только сон. И что ее кто-нибудь разбудит. Потому что этот сон — один из тех, что лучше не досматривать до конца, если хотите, конечно, уснуть и в следующий раз.

— Вы, конечно, можете покинуть меня в любой момент, — сообщила Принцесса. — Но сначала выслушайте, пожалуйста, мое предложение. Если оно вам не понравится, то вам дается полная свобода продолжить путешествие или выйти из поезда. Никто не скажет вам и слова.

“Конечно, — подумала Лаки. — Арестовать меня могут и молча.”

— Так в чем же ваше предложение, Принцесса? — решила осведомиться пегаска. Фраза о продолжении путешествия тоже не вызвала в ней особой радости — ведь поезд останавливается только на станциях, где пассажиров может ждать кто угодно, начиная от любящих родственников и заканчивая старыми знакомыми в темно-синих доспехах.

— Ох, ну зачем же так торопиться? — Селестия вновь отпила из чашечки. — Вы такая интересная собеседница, я бы поговорила с вами еще немного.

— Не уверена, что я заслуживаю такой чести, Ваше Величество, — скромно ответила пегаска, стараясь не смотреть на Принцессу, а глядеть в чашку с напитком. Нет, Лаки не умела гадать по чаинкам, да этого и не требовалось — ее будущее и так было открыто ей. Гораздо важнее было найти способ этого будущего избежать, чему немало способствовало отражающееся в чашке окно. Если только удастся быстро разобраться с щеколдой, а потом выпрыгнуть из поезда...

— Окно не закрыто, — сообщила Принцесса. — Вам не кажется, что здесь немного душновато? Может нужно немного приоткрыть его, чтобы к нам попал свежий воздух?

— О нет, все в порядке, Принцесса. — заверила ее Лаки. — Боюсь, будет жуткий сквозняк.

— Вы так считаете? — Селестия пристально взглянула на пегаску. — Ладно, будь по вашему. Мисс Лаки Койн, что вы знаете о паровозах?

— Практически ничего, Ваше Сиятельство, — склонила голову кобылка. — Я только знаю, что они сильно громыхают, перевозят грузы и пассажиров и дерут кучу денег за билет.

— Весьма неплохо, мисс Лаки, — удовлетворенно кивнула Принцесса. — А знаете ли вы, как производятся паровозы в Эквестрии?

— Нет, Ваше Величество, — совершенно честно ответила кобылка. — Наверняка есть какой-нибудь завод, куда привозят кучу металла и угля, сваливают все это в продвинутые механизмы, а затем “пуф!” и появляется паровоз. Я никогда не задумывалась об этом.

— Это неправильный ответ, мисс Лаки, — покачала головой Селестия. — Правильный ответ — никак. В Эквестрии не производят ни одного паровоза вот уже несколько лет. Все составы, которые вы видели на перроне: новые, блестящие, яркие с прекрасными иллюстрациями животного мира, которым бы позавидовал любой жеребенок, были сделаны за границей. Вам же выпала честь ехать в поезде нашего производства. И знаете, у меня совершенно случайно при себе оказался ключ от одного здания в Сталлионграде... Оно достаточно большое, чтобы поместить там целый завод с кучей металла и угля, не говоря уже о продвинутых механизмах. Не хватает лишь “пуф!”, мисс Лаки. Вы понимаете меня?

— Понимаю вас? — удивленно пробормотала пегаска. — То есть вы хотите, чтобы я отправилась в Сталлионград? На завод?

— Я лишь сказала, что у меня есть ключ, — Селестия наклонилась поближе к собеседнице. — И возможность продлить ваш... отпуск на то время, пока Эквестрия не получит то, что ей нужно. Стране нужны паровозы, мисс Лаки. Стране нужны те, кто сможет это обеспечить. И, конечно, у вас есть полная свобода выбора, можете отказаться от этого в любой момент и возвратиться к исполнению своих прямых обязанностей младшего констебля.

“Паровозы или Стража? Конечно, Стража не самое интересное занятие на свете — смотреть, как растут камни, и то увлекательнее. И, тем более, приятно будет посмотреть на выражение лица Хейдэна, когда он получит от меня весточку из Сталлионграда, — думала Лаки Койн. — И не на каждом же углу у них стоит по стражнику? Сталлионград — большой город. Кто знает, как легко затеряться на его улочках?”

— И что от меня требуется Вашему Величеству? — на всякий случай уточнила она.

— Вы будете назначены на государственную службу в качестве директора путей сообщения, — пояснила Принцесса. — В ваши обязанности будет входить восстановление строительства и движения паровозов, тут вы можете действовать на свое усмотрение. Я пришлю вам подробное письмо с инструкциями, когда вы прибудете на место назначения. И знаете что, мисс Лаки?

— Что, Ваше Величество?

— Постарайтесь справиться, — Селестия выложила на столик старый ключ, сделанный судя по его виду из ржавчины. — Удачи вам, потому что удача вам еще понадобится. Ах, да, еще одна вещь... — Принцесса помедлила, ставя перед пегаской миниатюрный ларец. — Это вам. Небольшой презент в честь вашей новой должности. До встречи, мисс Лаки.

Пегаска проводила удаляющуюся принцессу взглядом, а затем обернулась к столику, на котором красовались ключ и недавний подарок. Что-то в этом ларце наводило ее на мысль, что она где-то уже встречала его, но воспоминание об этом все ускользало от нее, столь же наглое как мыло в душевой кабинке, не давая утверждать наверняка. Не без опаски она протянула копыто, чтобы откинуть миниатюрную крышку, и заглянула внутрь. В ларце возвышалась небольшая горка из порошка двух цветов, причем сразу было понятно, что изначально стенки были украшены синим цветом, а красный добавили совсем недавно. Несколько секунд Лаки провела уставившись на перец, а затем резко захлопнула крышку и уселась в кресле поудобнее, размышляя о своей нелегкой доле, Страже, поездах и совершенно случайных совпадениях, которые, разумеется, никак не зависели от Принцессы Селестии.

А паровоз тем временем прогудел нечто неразборчивое, выпустил в небо струю пара, и медленно-медленно двинулся в свой дальний путь на север, где расстилались холодные снежные равнины и возвышалась громада Сталлионграда — цели, к которой и стремилась находящаяся в продолжительном и неизвестном начальству отпуске младший констебль Лаки Койн. Ведь стране нужны были паровозы.

И страна готовилась их получить.
*Для любопытных можно пояснить, что всю предыдущую ночь капитан Дворцовой Стражи и его прекрасная супруга провели за увлекательной игрой в домино. А завтра они собирались сыграть пару партий в шашки. И, возможно, немного поспать, потому что восемь часов отдыха пойдут молодому организму только на пользу.

Игра началась

Многие считают, что паровозы являются воплощением духа нового времени, когда новые технологии приходят на смену устаревшим традициям, прогресс витает в воздухе, смешиваясь с ароматами угля, железа и свежей дешевой краски, а вместо того, чтобы смазывать колеса застрявшей в грязи повозки, рабочие вынуждены прикручивать на место пропавшие с железнодорожных путей гайки. И они, вероятнее всего, правы. Как правы и те, кто просто протянул в кассу стопку блестящих монет и получил возможность наслаждаться пейзажами Эквестрии из окна стремительно летящего по рельсам вагона. Если, конечно, ему удастся оттереть это окно от слоя пыли, грязи и присохшего к нему ломтика лимона — щедрого подарка от предыдущих проезжающих, что было не так то уж и просто сделать, не обладая персональной шахтой или хотя бы куском мощной взрывчатки. Тем не менее, Лаки Койн очень старалась.

К тому времени как она сдалась и отбросила в сторону небольшую ложечку, годившуюся теперь лишь на то, чтобы служить наглядным примером для тех столовых приборов, которые слишком часто заваливаются под стол или застревают в небольших ящичках. Пегаска надулась и вновь повалилась в кресло, чтобы тут же пожалеть об этом — половина обивки тут же взлетела в воздух и создала вокруг ее головы ту самую неповторимую атмосферу, в которой процесс дыхания начинает казаться совершенно ненужной условностью. “Этот вагон — самая настоящая рухлядь на колесах, — подумала кобылка, зажимая копытом нос, чтобы не расчихаться. — Хотя нет, это, пожалуй, для него слишком. Звание рухляди ему нужно еще заслужить. Из чего он сделан интересно? Если судить по интерьеру, то из пыли, древесины толщиной с картон и непрекращающегося грохота колес...”

Лаки осторожно вдохнула воздух — кажется все снова пришло в норму, и пыль вернулась на свое привычное место обитания, обеспечив хоть какую-то мягкость дощечек для сидения, которые кто-то наивно назвал креслами. Должно быть, он сам никогда не покупал билет на поезд и не знал, что на креслах принято сидеть, а не ерзать, предаваясь мечтам о способностях к левитации. На самом деле пегаске очень повезло — других пассажиров рядом с ней не наблюдалось, и она могла развалиться на двух сиденьях одновременно, утешая себя мыслью, что когда она возьмется за дизайн вагонов, то первым делом отыщет того, кто решил, что сэкономить на обивке — лучший способ дать пассажирам проникнуться всеми прелестями путешествия и лучше прочувствовать дорогу. А уж когда она с ним встретится, то объяснит ему, что он был прав. И даже наглядно продемонстрирует насколько, потому что от прелестей путешествия она не сможет сидеть еще пару недель, а чувство дороги обеспечило ее ушибами даже на хвосте и гриве, потому что на обычных для ушибов местах свободного и неноющего пространства уже не оставалось.

А еще в поезде было на самом деле скучно. Нет, конечно, у Лаки был стол с парой занимательных трещин, небольшая чашечка, оставленная ей Принцессой, и ложка, с помощью которой пегаска только что открыла себе небольшое окно во внешний мир. То, что это окно могло легко закрыть мелкая монетка, кобылка старалась не замечать. Зато она теперь могла разглядывать прекрасные пейзажи Эквестрии, расстилавшиеся до самого горизонта. Точнее говоря, лишь малый их кусочек, который как назло все время оказывался либо цветущим деревцем либо речкой с мостиком. После того, как пегаска насчитала сороковое повторение этой идиллической картины, она решила, что стенка напротив представляет из себя не такой уж и плохой объект для пристального изучения.

Стена, что было не так уж и удивительно, оказалась совсем обычной стеной, не содержащей на себе загадочных посланий, удивительных картин или скрытых сообщений. Возможно, какой-нибудь монах из затерянной горной деревни и смог бы обнаружить там завалящуюся тайну Вселенной, но у Лаки Койн с этим были небольшие проблемы, если не считать откровением тот факт, что некоторые трещины были похожи на улыбающиеся мордочки. Все это очень напоминало пегаске ночи, проведённые в Ночной Страже, когда порученные ей задания были почти столь же захватывающими и интересными, а при этом можно было еще и уронить копье, внеся в эту работу гораздо больше разнообразия. Что касается патрулей, то Лаки не так уж часто выпадало прогуливаться по городским улицам с небольшим колокольчиком и чувством, что традиционное «Двенадцать часов, и все спокойно!» вряд ли оценят пони, предпочитающие проводить этот момент обняв подушку и бесформенную гору плюша, в котором биолог со стажем без труда узнал бы самый опасный вид мантикоры, хотя на ярлыке в магазине наверняка стояло нечто вроде «мдвж?/плуш. 5бит». Нет, работа в Страже была совсем не для такой натуры как Лаки Койн. Да и вообще, она никогда не могла понять, зачем нужно было каждую ночь выставлять двух стражников возле ворот городского парка, если единственное, чем там мог поживиться злобный и, вероятнее всего, немного свихнувшийся преступник, были прекрасные образчики скульптуры из белоснежного камня, каждая из которых весила не менее двух тонн и могла обеспечить неудачливому вору интересные воспоминания на всю жизнь, имеющую все шансы стать гораздо короче, если он умудрится уронить статую с постамента.

Лаки закрыла глаза и постаралась представить себе, что она находится на цветочном лугу в окружении бабочек и прекрасных холмов, заросших зеленой травкой. Всем известно, что лучшие психологи, в огромных количествах издающие свои тонкие книжки в ужасной тонкой обложке, большую часть которых занимает перечисление ученых степеней автора, советуют избегать проблем окружающего мира именно так. Но вряд ли этот способ работает в постоянно громыхающем и трясущемся поезде, жесткие сидения которого нельзя сравнить ни с каким цветочным лугом, а бабочки намалеваны лишь на стенках вагонов, порозовевших от стыда за художника. Зато с холмами был полный порядок – будьте уверены, заботливые установители деревянных дощечек сделали все, чтобы вы не пропустили ни один из них. У вас наверняка останутся отличные воспоминания о природе, чувство огромной благодарности дизайнерам вагонов, а также приятный след в душе. И, скорее всего, на крупе. Пегаска пробормотала несколько добрых слов в адрес всех паровозов на свете, правда их вряд ли можно встретить в каком-либо словаре, не считая специфических, составленных в основном моряками и прочими пони, имеющими богатую фантазию в области словообразования и удивительных языковых конструкций. Лаки не представляла, сколько времени займет оставшаяся часть путешествия, зато ее воображение охотно подсовывало ей картины того, что она сделает после своего прибытия. В большинстве из них принимали участие пилы, клещи, а также очень большие кувалды.

Она снова постаралась забыть о своих проблемах и успокоиться, но именно в тот момент, когда ей наконец удалось заменить изображение огромного молотка на мирно порхающую бабочку, раздался негромкий стук в дверь, отделяющую пегаску от остального вагона. Стук настойчиво повторился еще пару раз, но быстро стих. Как видно, стучащийся понял, что осыпающаяся дверь могла и не пережить подобных нагрузок. Поэтому из-за нее раздался как можно более вежливый «кхм», сопровождаемый шорохом и тихим шепотом – кто-то определенно пытался найти ручку, давным-давно отбывшую в те места, где полным-полно полировальной жидкости и мягких шелковых платочков. В конце концов незнакомец оставил это бесполезное занятие и просто толкнул дверь вперед, надеясь на то, что она каким-то чудом удержит свою форму. К счастью, не считая небольшого дождика из опилок и жалобного скрипа петель, ничего страшного не произошло, зато Лаки смогла разглядеть неожиданного посетителя – молодого земнопони с серой шерсткой, небольшой коробочкой в зубах и приветливо-доброжелательной улыбкой, только что сошедшей со страниц руководства «Как правильно улыбаться тем».

Лаки попыталась улыбнуться в ответ. Вообще, у нее был богатый запас улыбок на все случаи жизни, хотя по сравнению с мастерством Принцессы она, конечно, выглядела лишь жалкой дилетанткой: если все виды улыбок пегаски вполне могли занять кладовую в средних размеров замке, то для улыбок Принцессы такой замок нужно было бы построить. Тем не менее, посетитель прошел в середину комнаты и сел перед Лаки, ставя на стол коробочку и лучась дружелюбием и радостью от знакомства.

— Привет,– поздоровался он, восторженно оглядывая потолок, украшением которого занималось не одно поколение пауков. – Меня зовут Эдор. И мы вроде как попутчики, верно? Неплохой состав, конечно, да и путешествие терпимое, но все-таки немного скучновато, как по мне. А у тебя как дела?

— Я – Лаки, — представилась пегаска. – И у меня все очень даже хорошо. Птички щебечут, солнышко светит, а окне виден такой прекрасный лимон, что у меня просто дух захватывает. Так что ты там говорил насчет скуки?

— Рад познакомиться, Лаки, — обрадованно сообщил ее новый собеседник. – Вообще-то я хотел предложить тебе немного развеяться и сыграть в одну занимательную игру, а то ты ведь сама знаешь – полдня в дороге и просто с ума сходишь, а вдвоем, как-никак, веселее будет…

«Ах, вот оно что, — подумала кобылка. – Я, наверняка, даже знакома с этой игрой и ее правилами. И с самым главным принципом: если хочешь выиграть в нее, то лучше и вовсе не садиться играть, Не то чтобы в ней не может быть победителя, вовсе нет – выигравший есть всегда. Но побеждает всегда тот, кто уходит с деньгами, а не тот, кто надеется их получить. Хотя, почему бы мне не попробовать? Я ведь практически ничего не теряю. В конце-концов, в моем деле удача всегда была важным фактором. Важнее были только способы сделать так, чтобы удача всегда оставалась на твоей стороне…»

— Ох, конечно я сыграю с вами, — ответила Лаки, невинно захлопав ресницами. – Но мы ведь не будем играть… на деньги?

— Ну что вы, нет конечно, — заверил ее Эдор. – Может быть так, на ничего не значащий интерес.

В дополнение к своим словам он взмахнул копытами, показывая, что эта сумма вообще не стоит упоминания, а если она вдруг будет лежать на земле, то вряд ли найдется хоть кто-то, кто заметит подобный пустяк. Сама мысль о существовании подобных цифр казалась смехотворной. Лаки покивала в знак согласия и потянулась за небольшим мешочком, достав из него пару монет и нечаянно уронив его на стол, что вызвало тихое позвякивание и не менее тихий вздох земнопони, случайно прикусившего губу.

— А во что мы будем играть? – поинтересовалась пегаска, наблюдая за тем, как Эдор открывает свой ящичек и выкладывает из него два набора кубиков с пятнистыми гранями. Лаки осторожно указала на один из них. – У вас, кажется, кубики испачкались…

— Да нет, — Эдор улыбнулся как пони, которому по ошибке выдали две премии вместо одной. В его глазах отчетливо читались добродушие, готовность помочь, а также укрывшееся за широкими их спинами ощущение близкого джек-пота. – В этой игре очень важны точки на гранях. Вот, например, я беру пять костей и бросаю их, затем смотрю количество совпавших чисел, затем убираю непонравившиеся, внося за них немного монет в общий банк, а затем кидаю еще раз. У кого будет больше совпадений, тот и выиграл.

— Все просто, — кивнула Лаки и поежилась. – Но что за кости? Это должно быть жутко. Я как-то видела скелет ка картинке в учебнике и…

— О, это совсем не то, о чем вы подумали, — поспешно заверил ее земнопони. – Просто так называют игральные кубы. Но к настоящим костям они, разумеется, никакого отношения не имеют. Так как, сыграем?

— Я думаю, что можно попробовать, — осторожно согласилась Лаки и протянула ему пару монет.

— Хорошо, — он подвинул пять кубиков и небольшой стаканчик поближе к ней. – Можете кинуть первой.

Лаки сосредоточилась, взяла стаканчик в копыта и несколько раз встряхнула его, вызвав небольшой фейерверк из желающих получше узнать этот мир и обнаруживших немалые способности к полету кубиков. После этого последовала небольшая пауза, пока Эдор не вернул все выпавшие кости на законное место, в процессе чего ему пришлось заглянуть в самые темные глубины царства пыли и неубранных фантиков, что, без сомнения, является ужасным испытанием для любого пони, кроме самых закалённых уборщиков, чьи молодые годы прошли в горячих точках вроде общественной столовой или спортивных раздевалок. Наконец ему удалось достать последний куб, сдуть с него пыль, из-за чего тот стал в пару раз меньше, и вернуть его скромно пробормотавшей извинения пегаске.

— Ничего страшного, — заверил ее земнопони. – В первый раз у многих такое случается. Попробуйте в следующий раз придерживать кости и трясти не так сильно. А теперь давайте продолжим...

За последующие полчаса Лаки не только научилась не заставлять Эдора ползать под пыльными сидениями, но и выучила все самые выигрышные комбинации, которые неизменно выстраивались из верхних граней ее кубиков. Ее оппоненту везло не так сильно, но он не унывал и с каждым разом только повышал ставку, засыпая Лаки словами восхищения и похвалами, от которых вполне могла растаять целая тележка мороженого, на что пегаска лишь скромно опускала взгляд и протягивала ему новые монетки. А после того как ее кости два раза подряд выстроились в дружные ряды одинаковых единиц, Эдор поднял копыта к потолку, временно назначенному исполнять функции небосвода, и заявил, что если и найдется более удачливая пони в мире, то он готов съесть лежащий перед ним стаканчик. Даже без кетчупа.

— Знаете что, — обреченно произнес он. – Я просто обязан хоть немного отыграться. Я иду ва-банк.

— Но ближайший банк далеко и идти до него будет довольно долго, — протянула Лаки, выстраивая из выигрышных монет аккуратные столбики. – Может лучше подождать до завтра?

— Пойти ва-банк означает поставить все, мисс Лаки, — терпеливо разъяснил земнопони.

— Ну, тогда мне тоже нужно сделать что-то вроде этого, не так ли? – наивно улыбнулась пегаска. – Это ведь будет честно с моей стороны.

— Вам вовсе не обязательно делать подобное предложение, — тон Эдора очень старался доказать обратное. – Это такая неравноценная ставка, и…

— Зато так станет намного интереснее! – восторженно воскликнула Лаки, сдвигая все свои сбережения к центру стола. – Может быть, мы уже начнем?

— Ну, раз вы настаиваете, — пробормотал земнопони в ответ, в словах которого не было ни намека на торжествующий крик. Ему пришлось сжать зубы и задержать дыхание на пару секунд, чтобы добиться такого эффекта. – Можете сделать первый бросок.

Она взяла кости и решительностью новичка, который считает, что чем больше их трясешь, тем больше удачи они накапливают, приготовилась сделать бросок. Эдор как завороженный наблюдал за трясущимся стаканом, пока оттуда не выпали все кубы, точки на которых самодовольно показывали ряд чисел от одного до пяти. Он медленно закрыл глаза и откинулся на спинку кресла, роль которой довольно успешно исполняла деревянная и, как убедился Эдор, довольно-таки твердая стенка.

— За что мне это? – горестно произнес земнопони, потирая ушибленный затылок и осторожно приоткрывая глаз. – Как же это могло произойти?

— Но вы же еще не сделали свой бросок, — удивилась пегаска, с сочувствием глядя на неудачливого игрока.

— Ну, какая теперь разница. Хотя может и есть шанс… — всхлипнул он и взял стакан в свои копыта.

Секунду спустя перед ним расположились полдесятка цифр. Если в костях и существует какая-то комбинация, которая не приносит никаких очков, а автор которой объявляется неудачником вечера, то сейчас именно она смотрела не Эдора с небольшого столика и при этом имела наглость отвратительно ухмыляться, если на такое возмутительное вообще способен набор раскрашенных кусков древесины.

— Будете перебрасывать? – обреченно вздохнул он.

— Перебрасывать? – переспросила Лаки. – Ах да, необязательный ход. Я ведь могу его пропустить и ставить эту очень хорошую комбинацию, а ваши шансы выиграть с помощью переброса настолько малы, что их можно и не принимать во внимание. Ох, я, наверное, несу такую чепуху, уж простите меня... – Она посмотрела на лежащие перед ней кости. – Я, пожалуй, переброшу все.

— Все? – настал черед Эдора удивленно таращиться на оппонента. – Но у вас же… Это ведь выигрышная позиция…

— Но я уже решила, — заявила пегаска, сгребая все кости обратно. – И вы, кстати, можете перебросить первым.

— Ну ладно, — кивнул земнопони и с опаской посмотрел на стакан. Он, как и было положено приличному стакану, не выражал никаких чувств и не давал подсказок, вел обычный для стакана образ жизни, не привязывался ко всяким странным напиткам, а на производстве подобных стаканов им могли бы по праву гордиться. Очень достойный стакан, одним словом. Эдор вновь поднял глаза на кобылку – та глядела на потолок, машинально разглаживая запутавшиеся прядки в хвосте и, казалось, даже не замечала волнения Эдора. Казалось, разумеется, только ему, а вот Лаки была прекрасно осведомлена о том, что не всегда, чтобы что-то увидеть, надо на это что-то смотреть. Земнопони глубоко вздохнул во второй раз, набираясь смелости и пыли, а затем немного потряс стакан, прежде чем перевернуть его, высыпав кости на поверхность стола.

— От двух до шести, — заметила Лаки. – Могу я бросить?

— Да, но зачем? – спросил Эдор, быстро убрав протянувшиеся к ставкам копыта. – Ведь вы можете выиграть, только если…

Но пегаска уже не обращала внимания на него – она внимательно слушала стук костей о деревянные стенки. Возможно, многим могло показаться, что в этот момент время замерло, и каждая секунда начала растягиваться подобно дешевой жвачке, но для двух пони этот момент пролетел практически незаметно, практически выпав из привычного хода времени: вот Лаки готовится сделать бросок, а вот она уже крепко прижимает к столу перевернутый стакан.

— Жребий брошен, — улыбнулась она и убрала копыта от стола, сбросив стакан на пол.

Прямо перед ней ровным строем стояли пять кубов, выпятив гордо вперед свои верхние лакированные грани, на каждой из которой блестели шесть черных точек.

— Это невозможно, — прошептал Эдор. – Такого просто не бывает.

— Бывает, еще как бывает, — покачала головой Лаки и перегнулась через стол, придвинувшись поближе к уху обескураженного земнопони, а тон ее голоса стал напоминать мурлыканье пантеры, объясняющей газели неприкосновенность границ и необходимость поддерживать баланс в цепи питания. – Если хочешь, то я могу дать тебе пару советов, которые тебе точно пригодятся: первое — для того, чтобы кого-нибудь обвести вокруг копыта, совсем не обязательно строить из себя идиота, поверь мне, достаточно построить идиота из него. Второе — лучше сразу бросай это занятие, оно тебе совершенно не идет. И третье — пытаться незаметно использовать кубы с шестерками на всех гранях определенно было не лучшей твоей идеей...

Густое и черное, как застоявшийся в бочке деготь, изготовители которого и слышать не желали про мед, облако ночи навалилось на Кентерлот, погружая город в непроглядную темноту, где так любят прятаться неубранные с вечера предметы и таятся коварные дверные косяки, только и выжидающие удобного момента для совершения своих ужасных дел. Правда это не означало, что в столице совсем не осталось источников света. Как и во все прочие ночи горели окна трактиров, не желающих отпускать ни одного лишнего клиента, который еще в состоянии встать на копыта, чтобы достать кошелек, горели уличные фонари, ожидая вяло плетущегося фонарщика и его небольшую складную лестницу, обеспечивающую ощущение хорошего землетрясения даже на абсолютно гладких камнях улицы, горел, наконец, камин в штаб-квартире Ночной Стражи, возле которого отлынивающий от дежурства капитан Нерд в очередной раз отогревал замерзшую от безделья чернильницу. И, конечно, горело окно одной из башен Дворца Принцесс.

Внешне оно ничем не выделялось среди остальных окон. Возможно, конечно, что где-то и присутствовали какие-то микроскопические трещины или невидимые глазу пятна на белом камне, которые наверняка обнаружит любой эксперт по окнам, если дать ему телескоп и пообещать бесплатный обед, но рядовому зрителю, стоящему гораздо ближе к земле сделать это было так же просто, как приготовить морковный сок, находясь на утлом плоту посреди бушующего океана с единственным кочаном капусты в руках. Ничего интересного не было и в стекле, если не считать волшебным свойство не показывать вид на город, когда с момента последней мойки прошло больше трех недель. Вся прислуга дворца знала, что это самое что ни на есть непримечательное окно, которое следует мыть непременно первым и заботиться о нем с особой тщательностью, потому что именно оно украшало собой одну из стен рабочего кабинета Принцессы Селестии.

Кабинет был небольшой комнатой со светлыми обоями, а пышность в его убранстве могла появиться только если бы сюда занесли пару свежеиспеченных сдобных булок из дворцовой кухни. Здесь было все, чему полагается быть в кабинете делового пони,: деревянный шкаф с книгами (бумага ведь сделана из деревьев, не так ли?), деревянный стол, деревянный стул, а также деревянный, судя по жесткости, ковер, на котором стоял очень взволнованный пони. Он не был деревянным — тут, скорее, подошел бы термин “одеревеневший”, хотя вряд ли какое-нибудь из известных пород дерева имеет свойство постоянно вытирать лоб шелковым носовым платком.

Этого пони звали Рич Манибэг и он был одни из самых успешных предпринимателей в Эквестрии, о чем свидетельствовала его кьютимарка в виде мешка с деньгами и распухшая гордость, которая почему-то решила подождать окончания встречи с Принцессой в коридоре. Он представлял объединение промышленников и банкиров, которые избрали его своим президентом после внезапной отставки предыдущего. О, они даже предложили ему жалованье, целых два бита в месяц. “Шутки в сторону, — сказали тогда они.- Мы надеемся, что вы будете более разумным руководителем” Только через пару месяцев Рич понял, что они имели в виду, когда говорили о разумности и в чью сторону они подвинули все шутки. При чем тут слово “руководитель” он догадывался до сих пор. Нет, конечно, на собраниях он сидел в самом высоком кресле, а на пышных приемах имел прямой доступ к столику с закусками, но. чтобы поддерживать свой статус, ему, а точнее его работающим за сверхурочные служащим, необходимо было заполнять кучу бумаг, и каждый месяц он являлся с отчетом в кабинет Принцессы, а это мог окупить только целый вагон канапе. И это не считая стоимости потраченных носовых платков.

— Может быть, мне повторить вопрос? — поинтересовалась Принцесса. Перед ней стояла белая фарфоровая чашка и небольшая тарелочка с печеньями в виде маленьких паровозов.

— Нет, нет, что вы, Ваше Сиятельство, — пробормотал Манибэг, еще разок промокнув лоб. Платок, кстати уже можно было использовать как гарант пожарной безопасности целого квартала, а шерсть Рича, казалось, успела побывать под небольшим дождем. — Я прекрасно его помню. Все ли в порядке с нашей транспортной сетью. И я могу заверить вас, Ваше Светлейшество, что грузы исправно довозятся как на телегах, так и на каретах. Никаких проблем не возникает.

— А что насчет других способов перемещения? — Селестия задумчиво провела по столу копытом.

— Другие способы, Ваше Величество? — удивился Рич. — Мы пробовали воздушные шары, но они слишком нестабильны...

— А как насчет паровозов? — Принцесса взяла печенье с тарелки.

— При всем моем уважении, Ваше Великолепие, — поклонился пони. — Паровозы — это для пассажиров. Телеги надежнее, когда нужно перевезти пару-другую тонн угля, а почтовая карета доставит вести из Мэйнхеттена в Кентерлот быстрее, чем паровоз завершит погрузку. Нет, конечно, в поезде можно путешествовать несколько дней, если существуют достаточно комфортные условия, но это не каждый способен себе позволить. Мы остаемся верными традициям. Тем более, что в вагонах не так уж и много места: туда еле влезает кресло с тремя подушками и небольшой столик со встроенным хранилищем закусок...

— О, разумеется, — кивнула Принцесса и разломила печеньку пополам, взглянув на Президента. — Простите мне мое невежество в вопросах промышленности, но мы ведь привозили наши последние паровозы из-за границы, так?

Селестия сидела неподвижно, ожидая ответа от замершего на месте пони. Вопрос, ответ на который был очевиден, не мог не вызывать подозрений, тем более, если он задан самой Принцессой. Особенно, если он задан самой Принцессой, точнее говоря. Те, кто послали Рича сюда были очень серьезными пони. При желании они могут уставиться на него очень серьезным взглядом и начать задавать очень серьезные вопросы. А он может попасть в очень серьезную и неприятную ситуацию. Поэтому слова для ответа лучше подбирать со всей серьезностью

— Да, — наконец кивнул он. — Заграничное производство, Ваше Сиятельство.

— Разумеется, но во всех этих технических новинках я и сама еще не до конца разобралась, — ободряюще улыбнулась Принцесса и отломила от печенья еще один небольшой кусочек. — А вот скажите мне, чисто теоретически, разумеется, можно ли сделать, скажем, колесо от паровоза на заводе по производству чего-нибудь металлического, например, деталей для механизмов?

— Это возможно, Ваше Величество. — немного подумав ответил Манибэг.

— А вырезать листы стали и собрать деревянные конструкции может любая лесопилка или металлургический завод? — Селестия что-то записала на маленьком клочке бумаги.

— Да, это так, Ваше Светлейшество, — вынужден был признать президент совета.

— Но я уверена, что сборка — это очень трудоемкий процесс, — покачала головой Принцесса, складывая крошащиеся части паровоза, чтобы они вновь образовали цельную картинку. — И для него недостаточно просто найти огромный сарай, нарисовать на стенах силуэт паровоза, привезти все детали туда и спокойно соединить все воедино. Это ведь не делается так просто, не правда ли?

— Я... — Рич замялся. — Всем известно, что наше собственное производство прекратилось несколько лет назад, а производить паровозы не способна ни одна фирма в Эквестрии, потому что у нее нет всего необходимого оборудования, Ваше Высочество.

— Без сомнения, все это ведь просто так, чисто теоретическая ситуация, — улыбнулась Принцесса. — Что ж, не смею вас больше задерживать. У вас наверняка найдется множество дел, которые требуют вашего срочного вмешательства.

Пони откланялся и вышел в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь. Селестия взяла с тарелки еще одно печенье и сделала аккуратный глоток из чашки. Через пару минут в дверь постучали.

— Войдите, Скокпоскок.

Секретарь Принцессы прошла через комнату, рядом с плывущей в воздухе кипой различных бумаг, которая не уступала размерам взволнованному лицу единорожки. Документы легли на стол аккуратной стопкой, рядом с небольшой игровой доской, на клетчатом поле которой были расставлены наборы черных и белых фигур — Принцесса Селестия вела эту партию со своей сестрой, делая свои ходы днем, в то время как Луна предпочитала поразмыслить над позицией глубокой ночью. Эта игра, как слышала Скокпоскок, требовала от играющего недюжинного ума, железной логики и высочайшего мастерства передвигать копытом одну фигурку. не уронив остальные. Судя по всему, Принцессы должны были сегодня начать игру заново, а по традиции первой ходила та, кто играла за белых. И, как заметила секретарь, Селестия уже сделала свой ход.

— Это был господин Манибэг, Принцесса? Он очень спешил. — с интересом спросила секретарь. — Вы интересовались о паровозах?

— Да, Скокпоскок, — Селестия отставила блюдце с чашкой в сторону, расчищая место для государственных дел. От сломанного ею печенья не осталось не крошки. — Мистер Рич рассказал мне пару очень занимательных фактов. И сейчас у него, кажется, возникло довольно много дел. И хотя он действительно будет занят в ближайшее время, я искренне надеюсь, что среди всей этой суеты и, без сомнения, всепоглощающих забот он все-таки сумеет выкроить минутку, чтобы стереть рисунок паровоза с той стены...

Тем же временем недалеко от дворца, всего на полчаса галопа южнее и на семь секунд падения ниже, располагалась одна из самых известных улиц города, являвшаяся домом и местом работы всем тем, чье занятие связано с тканями, краской и ужасающими количествами ароматного парфюма. Каждый встреченный вблизи Красильной улицы горожанин мог сказать вам, что именно здесь вы найдете лучшую ткань и сможете отыскать самые яркие цвета, а затем он, скорее всего, зажмет нос копытом и как можно быстрее поковыляет в сторону ближайшего цветочного магазина.

Здесь жили возможно самые трудолюбивые и совершенно точно лишенные обоняния мастера, одним из которых был Чип Колор — новый владелец одной из красилен, где, как не трудно было догадаться, занимались покраской: в основном шелка и, в редких случаях, упавших в чан пони. По правде говоря, Чип только недавно решил приобрести это прибыльное дело, и он совсем не предполагал, что производство обойдется ему гораздо дороже, чем он рассчитывал: одно ведро духов каждую неделю образовывало огромную дыру в бюджете, хотя предыдущие владельцы наперебой расхваливали огромные преимущества этого занятия на первой и последней и встрече в парфюмерном отделе. Сейчас он очень жалел, что вообще подумал о такой покупке или, когда предприятие все-таки начинало приносить ему доход, что никто пока не изобрел огромные затычки для носа. Но в эту самую ночь ему не пришлось страдать одному — похожие мысли посещали и стоящего перед ним командора Корэджа, упорно старающегося полностью спрятаться в носовой платок, позаимствованный у сержанта.

— Это катастрофа! — с огромным отчаянием в голосе воскликнул Чип. — Ужасное происшествие! И куда только смотрит Стража? Средь бела дня...

— Успокойтесь, мистер Колор, — устало пробормотал командор. — И расскажите, пожалуйста, вашу историю с самого начала. Желательно без криков, ярких описаний и предложений по поводу ткани, потому что вряд ли в ближайшее время Страже понадобится четыреста метров розово-болотной с креплениями для рюшечек. Говоря о ближайшем времени, я имел в виду пару сотен лет. Итак, повторяю снова, что здесь произошло?

— Хорошо, — кивнул Чип. — Все началось утром, когда я в выдающемся настроениии отправился к красильне, надеясь, что рабочий день будет столь же красочным и цветным, как и четыре сотни метров самой удивительной и прекрасной...

— Кхм, — кашлянул командор, ничуть не желая прервать его рассказ, и взглянул на владельца предприятия. Тот смущенно пошаркал копытом.

— На работу я пришел совсем недавно. И, как вы можете видеть, то, что я застал, а точнее чего не застал, повергло меня в шок. Со склада пропала вся партия красной ткани! Мне никогда не покрыть расходы, — владелец всхлипнул. — Моя семья останется голодный, а я буду жить под протекающей крышей, если я вообще смогу найти крышу для такого бедняка...

— Но у тебя же нет никакой семьи, — заметила сержант Свифтвинд. — Тем более, что весь товар застрахован и красной тканью был заполнен не весь склад.

— Ну да, — Чип смахнул появившуюся слезу и с неодобрением уставился на пегаску. — Нет у меня семьи. Но теперь-то я точно не смогу ее завести, потому что у меня не будет денег даже на...

— Достаточно, — зевнул командор. — Пропала вся ткань или только красная?

— А мне дадут страховку за дополнительные потери? — оживился делец.

— Мечтай, — отрезала сержант и повернулась к Хейдэну. — Командор, остальной товар на месте. Я лично проверяла склад. Но в этом деле что-то нечисто, точно вам говорю. Кому придет в голову брать только ткань одного цвета?

— А касса? — напомнил Чип. — В ней была вся недельная выручка, на которую я собирался приобрести кусочек черствого черного хлеба и крохотный стакан воды.

Офицеры Ночной Стражи переглянулись и одновременно повернулись к столу, где стоял небольшой ящичек, набитый грудами монет. Хейдэн, скорее, готов был поверить, что преступники кое-что доложили туда, чем в то, что Чип Колор внезапно обрел честность. Свою он, по всей видимости, давно где-то обменял. Несколько секунд пони рассматривали блеск денег, а затем продолжили разговор с Искренностью, сверкавшей в глазах мистера Колора.

— Как вы считаете, кто это мог быть? — Корэдж задал традиционный вопрос, который в несуществующем руководстве по этикету стражников стоял на третьем по бесполезности месте, после реплик “не хотите ли вы во всем признаться” и “именем закона, приказываю тебе остановиться!” — за всю историю Стражи, каждая из них сработала только один раз, причем в последнем случае, преступник просто споткнулся об камень, когда оглянулся, чтобы посмотреть, кто же его зовет. И уж точно, ни один стражник не рассчитывает получить прямого и честного ответа на этот вопрос, желательно с именем, мотивом и адресом преступника, а также с предоставлением его чистосердечного признания в двух экзкмплярах.

— Да кто угодно! — Чип многозначительно потряс копытом. — Кто угодно, я отвечаю!

— Не очень-то широкий круг подозреваемых получается, — буркнула сержант.

— Например, Пэйнт из красильни напротив — он всегда завидовал нашему красному цвету, — с упоением начал перечислять Чип. — А может это был Браш. Вообще-то он по части хлопка или льна, но это не значит, что он не захотел расширить рынок, помяните мое слово. Если это не они свистнули мой шелк, то они обязательно что-нибудь свистнут как-нибудь потом. Кстати, вы не забыли записать Клофа?

Объему потока его слов мог стать причиной увольнения пары городских фонтанов, а если командор и вправду принялся бы записывать все эти имена, то получившееся сочинение сразу можно было бы отправить на конкурс самых длинных произведений в истории Эквестрии, предварительно пристроив к штаб-квартире дополнительное помещение для архива или освободив дворцовую библиотеку. К счастью для Хейдэна, зоркий глаз младшего констебля Флэшлайта, споткнувшегося об пустой чан с краской, сумел разглядеть лежащее на полу белое пятно, которое при более внимательном рассмотрении оказалось запиской:

“Батон — одна штука, молоко — 5 кирпич?, творог, веревка, порошок, мыло. Смешать но не взбалтывать или наоборот? Не забыть выгулять дерево.” — прочитал Хейдэн, стараясь сохранить свои глаза в пределах их обычного диаметра. — Я думаю, здесь нам может понадобиться помощь профессионального дешифровщика или специалиста по тайным знакам...

— Командор, — кашлянула сержант. — Вам не кажется, что надо ее перевернуть?

— Ох, да-да, — конечно, — пробормотал Хейдэн. К его чести стоит упомянуть, что он почти не покраснел. На обратной стороне листка обнаружилось послание, смысл которого был более ясен простым смертным.

“ Уважаемая Ночная Стража. Приносим свои искренние извинения за то, что пришлось украсть пару часов вашего драгоценного сна. Что касается красной ткани, то мистер Колор может совершенно о ней не беспокоиться — все заботы о ней отныне лежат на нас. Желаем вам приятного дня и спокойной ночи.

С глубоким почтением вас приветствует Бр. С. П./Эсд/Рп и проч. расх.

P.S. Вы совершенно не обязаны приходить на встречу в половину первого ночи, которая пройдет в гарцующем Губоникусе. Еще раз извините.”

— Что это за ерунда? — возмутился Колор. — Они приходят, забирают мою ткань, а теперь еще и пишут ужасные записки! Чего только творог и батон стоят, а ведь там еще и веревка есть...

— Мне тоже кажется это странным, — осторожно добавил констебль Флэшлайт, в глазах которого Хейдэн заметил вспыхнувший огонек. Когда он появлялся во взгляде самого командора, обычно начинались очень интересные истории, чаще всего заканчивающиеся парой новых синяков и внеочередной полировкой доспехов.

“ О нет, — взмолился Корэдж. — только не в этот раз.”

— А мне ничего не кажется, — заявила Свифтвинд. — Я абсолютна в этом уверена. Они бросили прямой вызов Страже, но разве это не наша работа — раскрывать тайны и делать странности менее странными? Командор, мы ведь дадим им достойный ответ?

“Провклятье”

— Да, сержант, — утвердительно кивнул Корэдж. — И вряд ли нас что-нибудь остановит, потому что нет никаких загадок, которые не способна решить Ночная Стража и нет таких Бр. С. П./Эсд/Рп, которые могли бы нам помешать. Мы найдем их, кто бы они ни были.

— И ночь вновь станет спокойной? — восхищенно произнес констебль.

— И ночь вновь станет спокойной, — пообещал Хейдэн.

С этими словами он развернулся и вышел прочь из красильни, уверенно ковыляя на трех копытах. К носу он прижимал не совсем новый, а значит не самый чистый на свете платок, на его броне появилась пара новых пятен, но в его глазах отчетливо плясало небольшое, но очень быстро разгорающееся пламя...

Лаки Койн зевнула, не забыв прикрыть рот копытом, как учило “Руководство по этикету в своем и чужом недвижимом имуществе”, содержащее кроме этого полезнейшего правила еще довольно много жизненно важных советов и наставлений, вроде тех, которые советовали доставать застрявший в зубах шпинат, уронив на пол столовый сервиз соседей, или вежливо поблагодарить хозяйку за ужин, если вы почувствовали сильное и очень настойчивое желание посинеть и свалиться в обморок. Хотя, строго говоря, поезд и не был недвижимым имуществом — всю прелесть его способности к движению Лаки уже отметила в мысленном блокноте — но этикет оставался этикетом, особенно когда она сидела перед тем, кого “Руководство” называло “молодым и галантным кавалером”, хотя по мнению пегаски это следовало бы заменить на “тот жеребец, который наступит вам на копыто, опрокинет пирог с черникой на ваше платье и выплеснет пару бокалов вина на вашу ухоженную прическу”. Эдор не был не знаком с правилами приличия, но тот факт, что за время своего рассказа он настолько бурно взмахивал копытами, что успел трижды опрокинуть свой набор, а также уронить стол, который до этого считался прибитым к полу вагона, заставил пегаску задуматься о том, что такому типу пони не свойственно замечать всю остальную Вселенную до тех пор, пока не придется пробормотать пару смущенных извинений.

Что касается его истории, то это был совершенно не тот тип произведений, способный создать атмосферу глубоких чувств, эпических приключений или всепоглощающего ужаса — единственное желание, способное возникнуть при ее прослушивании в темном ночном лесу у едва тлеющего костерка, — это встать и поискать ближайшие кусты. Но, тем не менее, Лаки с интересом выслушала повествования о жизни Эдора, начиная с того момента, как он решил заняться азартными играми (точнее говоря, с сегодняшнего утра) и заканчивая этим вечером, потому что альтернативой было захватывающее зрелище стены позади земнопони или очередные попытки сколоть слой грязи на окне без помощи тарана. А еще в его рассказе говорилось о паровозах.

— Паровозы — мечтательно произнес Эдор. — Когда-то мы все грезили ими, представляя, что на их стучащих колесах вперед несется дух прогресса, взлетают ввысь гениальные достижения достижения и будущие прибыли. Железнодорожные линии протянулись от Ванхувера до Эпплузы, от Сталлионграда до Лос Пегасуса, планы были грандиозными, прогнозы — самыми оптимистичными, а в сердцах у всех горел такой огонь, что казалось, будто всем туда по тележке угля закинули. Славные были деньки... А потом мы пустили по дороге первый паровоз, который проехал тридцать шагов и заглох, но все чуть не лопались от радости и гордости за свое дело, потому что мы знали к чему идем и что мы получим в итоге. Но всё, что мы знаем о паровозах, оказалось бессильным против всего, что мы не знаем о деньгах — в один из дней оказалось, что наши склады опустели, в графе доходов стоял жирный ноль, а перед нашими дверями столпились кредиторы, требующие немедленных выплат. Три месяца подряд мы не получали ни одного заказа — если бы тогда мы затянули пояса хоть немного туже, мы бы просто переломились пополам, поверьте мне. Многие ушли в это тяжелое время. Но некоторые остались. В их числе был и мой отец — он был машинистом одного из составов. Кентерлот прислал нового управленца, станки опять заработали и все вроде бы стало налаживаться как вдруг появились эти новые мелкие и дорогущие паровозы. Компаниям стало невыгодно содержать огромных гигантов, когда есть вагон, за билет в который толстосумы готовы серьезно облегчить свои кошельки. А что касается простых пони... Большинство из них все равно доверяет старым способам проехать до нужного места вроде катания на тележках через грязь или попытках втиснуться в карету. где не остается места даже для воздуха, а те немногие, кто путешествуют на поездах... — он сделал небольшую паузу, чтобы пегаска смогла оглянуться вокруг и по достоинству оценить все радости ожидающие “тех немногих”. Еще раз. — Такого удара мы пережить не смогли. Потом предприняли еще две-три попытки восстановить производство, но все они были безрезультатны — то поставки задержаться, то заказчики разрывают контракт. Сейчас у нас есть всего пара ремонтных мастерских, хотя я не могу сказать точно — я давно оставил это занятие, как и мой отец, хотя ему предлагали неплохую должность на новом составе. И вот я здесь, рассказываю вам эту историю, — он опустил голову вниз. — И решил попробовать себя в таком деле...

— Ничего, — утешительно улыбнулась Лаки. — Бывает со всяким. Но, по правде говоря, честный труд тебе больше к лицу, хотя бы потому, что обман на нем читается не хуже черных букв на белом транспаранте, — она ненадолго призадумалась. — Так ты, говоришь, твой отец был машинистом, и ему предлагали место на заграничном поезде? Я довольно много видела их на вокзале, но они ведь действительно заламывают ужасные сцены только из-за того, что собираются не в Эквестрии и в их вагонах есть пара подушек и красные занавески. Не могут же иностранные производители так просто вытеснить единственного конкурента...

— Да, мой отец был машинистом. И да, ему предлагали работу. — не торопясь ответил Эдор ровным и отчетливым голосом пони, знающего чуть больше правды, чем его собеседник. — Но разве я сейчас сказал хоть слово о загранице?

Приятные новости

Скорость... Многие считают, что скорость — это умение оказаться в нужном месте гораздо раньше, чем все остальные. Другие думают, что скорость — это мера быстроты перемещения и основная причина опозданий на работу. И, как всегда, найдутся те, кто будут доказывать, что скорость — это то, что они получают вызвав карету и лишившись нескольких монет. Единственное, что может объединить все эти мнения, это то, что скорость рождается в движении, а движение невозможно без скорости. Хотя один из паровозов, бороздящих просторы Эквестрии, решил поспорить насчет правдивости этого факта. И, надо признать, это у него получилось. Не то чтобы он вообще не двигался, нет. Просто случайное дерево за окном, которое в теории должно было проноситься мимо в форме зеленоватого пятна, если и шевелилось, то только от несильного дуновения ветра, а исчезнуть из виду могло только при появлении дровосеков с заточенными топорами в зубах. Возможно и существовали такие слова, которые можно использовать для описания характера движения этого поезда и весьма вероятно, что они даже имели некое отношение к слову “скорость”. Скорее всего в виде отсылки на словарь антонимов. В любом случае, пассажиры имели целую кучу свободного времени, чтобы подумать о своем будущем, а в случае с Лаки Койн еще и о том, как бы этого будущего избежать.

“Похоже, что служба в Страже была не такой уж и плохой альтернативой, — с грустью думала она. — По крайней мере там все было просто — не существовало заграничных паровозов, которые вовсе не заграничные, и производств, которые ничего не производят, а финансовые махинации никогда не заходили за рамки оставленной на столе записки: “взял десять монет, верну через три дня, кпт Нерд”.”

Пегаска помотала головой, отгоняя подобные мысли. Слишком свежи еще были воспоминания о бесчисленных попытках уснуть, опираясь на копье, и необходимости заправляться кофе так, словно сон — это нечто созданное для других пони. А каждый раз, когда она вспоминала о командоре Стражи, который в глубине души так и не забыл ей парочку мелких проделок, ее хвост начинал беспокойно дергаться. Вообще любая их встреча пробуждала в ней странные желания, связанные с Хейдэном самым прямым образом — например хорошенько треснуть его скалкой. С одной стороны их теперь разделяют три дня тряски в тесном вагоне хорошенько пропыленного поезда, а с другой все-таки жаль, что она не увидит тот момент, когда он получит небольшое письмо из Сталлионграда, текст которого она с удовольствием собирала по кусочкам все сегодняшнее утро в надежде на то, что он разорвет его до, а не после прочтения. Лаки вздохнула.

А поезд тем временем все набирал и набирал скорость, хотя и было непонятно где он это делал, потому что его собственный двигатель, судя по пыхтению, напоминающему дыхание скакуна-марафонца через десять шагов после финишной прямой, способен был только поглощать уголь и перерабатывать его в ужасный грохот и густой черный дым. Тем не менее, они двигались, хотя для того, чтобы заметить этот факт, пегаске пришлось сделать небольшие пометки на стекле, которое она с большим усердием очищала весь прошлый день. Эдор бесследно испарился как чашка сладкого чая, забытая посреди знойной пустыни, и Лаки осталась один на один со слоем присохшей к стеклу пыли, вооруженная лишь погнувшейся ложкой и огромным энтузиазмом. К сожалению для нее, вскоре после окончательного триумфа слегка скрученного металла над грязью наступила ночь, и поезд остановился на неизвестной станции, номер и название которой без персонального солнца над головой разглядеть было довольно трудно. Что касается сна, то единственное, что делало его возможным было отсутствие тряски — в любом другом случае вы бы наверняка предпочли каменное плато с ежиком вместо подушки.

Был, правда, один плюс, который пегаска могла отметить в двух последних ночах — она их уже пережила и вряд ли столкнется с ними вновь, если только они не явятся ей в кошмарах.

К вечеру этого дня вдалеке показался черный силуэт Сталлионграда...

Сталлионград определено был одним из самых крупных городов Эквестрии, и из окна поезда на него открывался замечательный вид, главным образом потому что других объектов для пристального рассматривания не было — вокруг словно разлили огромное ведро белой краски, образовав огромную снежную пустыню. Такие картинки очень здорово рассматривать в энциклопедия для жеребят, но прямо сейчас, когда единственным цветным пятном на горизонте является дорожный указатель, мысль об игре в отважных исследователей ледяных пустошей уже не кажется такой привлекательной. Зато появляются мысли о потрескивающих дровах, огромной куче тёплой одежды и возможности по-быстрому эволюционировать в кого-нибудь с шерстью подлиннее. Нет, конечно Сталлионград не был самым холодным местом в Эквестрии. Просто когда в остальных регионах календари показывали наступление тёплых деньков, календари в Сталлионграде либо замерзали либо шли на растопку печи. Что касается его промышленного развития, то в этом вопросе этот город мог по праву называться одним из первых — достаточно было посмотреть на то, как прогресс стремительно летит вперёд, оставляя далеко позади прихрамывающую на одно копыто экологию.

На самом деле город состоял из двух частей — в первой располагались крупные заводы, а на второй половине — то же самое ну и пара-другая строений, которые вроде бы предназначались для заселения рабочих, но на самом деле были немногим удобнее огромной картонной коробки. Тем не менее город процветал, хотя аромат подобного цветения можно было ловить мелкой сеткой. Любой врач, приехавший сюда, первым делом посоветовал бы вам профилактику различных заболеваний с помощью полного ограничения доступа воздуха в ваш организм на время пребывания в Сталлионграде. А ещё, если верить слухам, количество его жителей превышало население Лос-Пегасуса, хотя это никто и не проверял — днём все предпочитали работать, а ночью слишком уставали, что делать какие-либо подсчеты, не относящиеся к тому, сколько ложек сахара им задолжали соседи. Где сталлионградцы проводили свои выходные не знал никто, включая самих сталлионградцев. И, разумеется, по всей Эквестрии ходили легенды о сталлионградском яблочном сидре, в основном связанные с тем, из чего его производят — на два дня пути вокруг города не росло ни одной яблони. Последняя популярная версия включала в себя морковь, свежие еловые иголки и отломанную ножку табуретки, и, надо сказать, она была не так уж и далека от истины.

Именно в такое место направлялась темно-синяя пегаска и именно на вокзале этого города обессилевший поезд наконец начал замедлять ход, горделиво проехал ещё пару секунд и, наконец, застыл, выпустив такое количество пара, которое хватило бы для создания тумана в небольшом посёлке. Лаки осторожно попробовала встать на копыта, проверяя, не разучилась ли она делать это за время этой ужасной поездки. Результат оказался не так уж и плох — всего через пару ударов о стенки узкого коридора, пегаске удалось протиснуться к выходу и впервые за долгие дни, проведенные в компании пары тонн пыли, вдохнуть относительно свежий и чистый воздух. К ее удивлению он оказался довольно холодным, и Лаки невольно поежилась — весь ее багаж вмешался в небольшом мешочке, притороченном к ее боку, а единственной вещью, во которую она могла потеплее закутаться был ее хвост.

Лаки немного походила по перрону в тщетно надежде хоть немного согреться. Если бы ей не было так ужасно холодно, то она наверняка обратила бы внимание на великолепное здание вокзал, на изящную композицию всех его частей, на удачные архитектурные находки в виде колонн и статуй, а также на то, что кто-то же свистнул золото покрытие оконных рам. Но пегаска была слишком озабочена своими зубами, отбивающими воодушевляющий марш, а также тем, чуть ее грива постепенно начинала превращаться в одну огромную сосульку. Она прогулялась в ту и в другую сторону уже несколько раз и уже почти перешла на галоп, как вдруг ее окликнул седой земнопони в форме, сшитой по всей вероятности из снега и тёмной ткани. Сохранение тепла ему обеспечивала огромная борода, начинавшаяся на лице и, как могла видеть Лаки, вообще не кончавшаяся. Она невольно напомнила пегаске о проверяющем с огромными усами — вместе с этой бородой они вполне могли бы составить отдельного пони, которому сейчас наверняка было бы не так холодно, как бедной замерзающей кобылке.

— Мисс Лаки Койн? — вновь спросил земнопони. — Это вы?

— Д-да, это я, — простучала зубами пегаска. — Ч-чем могу б-быть полезна?

— Добро пожаловать в Сталлионград! — жизнерадостно возвестил старичок, указывая на окружающий их вокзал копытом. — Мы ждём вас с самого утра. Меня зовут Грэй Бёрд, и я готов предложить вам свои услуги, а также ознакомить вас с нашим положением дел.

— Мы? С положением дел? — пегаска уставилась на него с удивлением, на мгновение забыв, что ей полагается выбивать согласные подобно подмерзшему барабану. — О ком вы говорите?

— О паровозах, конечно же! — с энтузиазмом воскликнул Грэй. — Это ведь вас прислали сюда, в Сталлионград, чтобы вы вновь восстановили былую славу и величие, а ещё показали бы всем этим пройдохам из Совета, что мы ещё кое на что способны? О, да, мы ещё им покажем!

— Ах, да, конечно, это я, — Лаки улыбнулась улыбкой из раздела "обозрение с легким налетом радости". — Но, знаете, я так торопилась восстанавливать честь и славу, что совсем не взяла с собой тёплых вещей...

— Пройдемте со мной, — кивнул мистер Бёрд. — Вы получите все необходимое.

Через полчаса, когда ее чашка наконец опустела, а на блюдце уже не оставалось ни одного печенья, Лаки наконец позволила себе расслабиться: чай, который заваривал мистер Грэй, определённо был одним из самых вкусных напитков из тех, что ей довелось попробовать. Особенно после трехдневного пути, во время которого она перебивалась в основном странного рода пирожками, продающимися на станциях — пару раз ей показалось что изготовители путали морковь с тестом, а тесто с глиной. После такой диеты незамысловатое печенье показалось ей высшей формой кулинарного мастерства, и сейчас она лениво смотрела на пустующую посуду, в очередной раз выслушивая рассказ о том, как хорош был завод в былые времена, и каким он станет, если за него кто-нибудь основательно возьмется. Первую часть этой истории Лаки уже мысленно приписала к разряду сказок, а вторую отложила в раздел фантастики — судя по более сдержанной оценке Эдора производство находилось на стадии, когда паровозы могли создаваться только с помощью воображения.

— Ах, вы просто не представляете, что это за работа, — мечтательно промолвил старичок, приглаживая поседевшую гриву.

— Да, действительно не представляю, — согласилась пегаска. По крайней мере это был честный ответ, хотя Грэй его даже не заметил — в тот момент его собеседниками были мечты и воспоминания, которые обычно довольно молчаливы, но зато умеют рисовать весьма неплохие картинки.

— Когда я был молодым, — по подсчетам Лаки он начал очередную часть истории с этих слов в седьмой раз. — У нас было так много идей, так много проектов, что пришлось вводить специальную должность секретаря, который ходил за нами и записывал все, что мы придумаем, потому что на место одной хорошей мысли тут же приходила дюжина гениальных проектов — одни двухэтажные вагоны чего стоили! А потом случилось то, что случилось, и вот вы здесь, сидите передо мной и готовитесь броситься в огромную лужу, полную паровозов, приключений и опасностей...

— Опасностей? — посчитала нужным переспросить Лаки. О таких вещах она предпочитала узнавать заранее и обводить красным кружком те места, рассказы о которых содержали это слово.

— Ну конечно, опасности, — убедительно повторил Грэй. — А как же без них? Например перед самым входом на вокзал ужасно скользкое место есть — там лучше с тяжелым багажом не ходить, а недавно у одного из составов на полном ходу отцепился паровоз. Хорошо ещё, что он быстрее трёх миль в час не проезжает, а то могло такое получиться... — он запнулся и с беспокойством посмотрел на часы. — Мне кажется, что вам уже не терпится увидеть наш ээ... завод? Я уверяю вас, вы не будете разочарованы этим зрелищем.

Путь до завода не занял много времени, потому что тот находился не так уж далеко от вокзала, а значит и от домика Грэя. Основную проблему на дороге представлял собой снег, пробираться через который без лопаты было одним из самых неудачных и холодных решений Лаки за последние две недели. Она еще не до конца привыкла к тому, что теплая одежда почти в два раза увеличивает ее размеры и делает пегаску похожей на белый шарик, периодически жалующийся на немилосердную судьбу и на то, что снег опять завалился за шиворот. И, если бы не борода Грэя, расчищавшая снег не хуже отряда сноровистых рабочих, Лаки имела бы все шансы навсегда украсить собой одну из аллей Сталлионграда в виде огромного снежного кома. Но зато, когда все ее мучения остались позади и они вышли на небольшую площадь, утыканную статуями и памятниками как грибная полянка после трехдневного ливня, взору пегаски предстало здание, возвышавшееся над окружающей площадью и всем своим видом доказывающее, что на свете есть богачи, которые могут позволить себе построить каменный шедевр не прибегая к помощи золотой фольги и пары дюжин красных дорожек.

Здание действительно впечатляло. Оно просто не могло не впечатлять — ведь было построено именно с этой целью, а также для того, чтобы красоваться на открытках и почтовых марках. Автор проекта определенно знал, что он обречен на успех, и Лаки даже не могла представить себе, какого размера аванс он умудрился запросить, но была уверена, что его выдали без разговоров. В таком строении жить было просто невозможно, в нем можно было только зарабатывать деньги. И тот факт, что оно с какой-то точки зрения ненадолго будет принадлежать недавно появившейся в городе пегаске, уже заставлял ее попридержать дыхание и постараться избавиться от мыслей о дешевой аренде.

— Великолепно, просто великолепно, — прошептала она. — Знаете, я всегда думала, что только Кентерлот способен на такое, но сейчас, когда я стою перед этим зданием, я уже чувствую, как во мне разгорается уверенность в наших силах и непременном успехе.

— Да, красивое здание, — согласился Грэй. — Его построили не так уж и давно, считая по нашим меркам, разумеется. В общем-то, владельцам этого банка пришлось прилично раскошелиться только на фасад, а вот внутри он прямо-таки сверкает. Банк должен быть таким, не правда ли? А теперь пойдемте уже к заводу, тут начинается сильный ветер и мне бы не хотелось...

— Банк? — пегаска возмущенно выдохнула. — Так это — банк? А где же тогда наше предприятие?

— О, оно прямо за вашей спиной, — сообщил ее проводник.

Лаки обернулась, в тайне ожидая увидеть хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее архитектуру и, как оказалось, зря — если тот, кто рисовал проект этого здания и знал о том, что можно построить нечто сложнее огромной серой коробки с парочкой окон разного размера и огромной дверью, то либо очень спешил выполнить заказ в перерыве между чашечкой кофе и галопом в контору, либо просто страдал амнезией. В любом случае, единственный вариант, который был хуже, чем использовать эти здания, — это вообще не использовать никаких зданий. Мисс Койн тяжело вздохнула, мысленно пометив себе начать считать количество подобных вздохов, потому как была уверена, что за неделю она уже израсходовала их гораздо больше нормы, и направилась к угрюмым и недружелюбно запертым дверям. Вся территория завода была огорожена невысоким деревянным заборчиком, утопающим в снежных сугробах и поставленном только для того, чтобы все новоприбывшие проходили через ритуал недовольно ворчания и потирания ушибленного копыта. Пегаске не удалось избежать подобной участи и она, в настроении упавшем гораздо ниже отметки, обещающей отличное начало дел, поковыляла к главному входу.

— Может мы сначала наведаемся в ремонтный цех? — забеспокоился семенящий рядом Грэй. — Там у нас работает основной персонал, и если вы хотите оценить качество работы, то лучше направиться туда.

— Нет, мистер Грэй, — отрезала Лаки. — Я хочу посмотреть, как дела идут на самом предприятии.

— А может все-таки пару кружков вокруг завода? — с надеждой предложил земнопони. — Или еще чашечку чаю?

— Если вы хотите, чтобы я хоть как-то оценила положение дел, — ответила Лаки, проворачивая заржавевший ключ в заржавевшем замке с характерным заржавевшим скрипом и, что удивительно, запахом. — То позвольте мне взглянуть на это положение самой, а потом я уже решу, что с этим можно поделать.

— Ну, если вам так хочется, — протянул Грэй, признавая свою неудачу в этом вопросе.

Пегаска наконец расправилась с замком, едва не раскрошив его в пыль до конца, и осторожно заглянула в темноту завода. Как ни странно, но внутри все еще тускло мерцало несколько больших и довольно дешевых светильников и отблесков света было достаточно, чтобы окинуть взглядом все, что находилось внутри, чем Лаки незамедлительно и воспользовалась...

— О. нет, — простонала она, оседая на свой пышный хвост. — Этого просто не может быть...

В столице Эквестрии жизнь никогда не замирает по-настоящему. О, нет, она, конечно, может притвориться спящей или затихнуть на время сильной непогоды, но в каком-нибудь окне обязательно будет гореть небольшая лампа, в каком-нибудь трактире все еще будут подавать новые кружки сидра с улыбкой, предвкушающей момент вручения счета, а на какой-нибудь улице обязательно обнаружится стражник, укрывающийся от холодного небесного душа под скромным козырьком одного из домов. В данном же случае стражников было трое и, если бы в округе присутствовало столько же козырьков, их разговоры могли бы быть гораздо более тихими, попытки сдвинуть товарища менее упорными, а желание поскорее вернуться в штаб-квартиру гораздо менее сильным. Хотя последнее уж точно никуда бы не исчезло. Командор Хейдэн часто размышлял по этому поводу и, в конце-концов, пришел к выводу, что у каждого стражника со времени появляется магнит, который притягивает служителя закона к сухим и теплым местам, желательно с большими скоплениями всякого рода напитков, которые напрочь отбивают все желание спать (а в особых случаях еще сидеть и даже моргать) на пару дней вперед. Со своей точки зрения Хейдэн также считал, что его личный магнит забарахлил от слишком интенсивного использования и теперь тянет его к тем местам, которые разумный и честно выполняющий свои обязанности стражник старается избегать — то есть туда, где вообще что-нибудь происходит. Ведь в самом деле, голос трактирщика, объявляющий, что сегодня каждая третья кружка вполовину дешевле звучит гораздо подозрительнее, чем странный скрежет в переулке?

Именно поэтому в эту дождливую ночь он, сержант Свифтвинд и капрал Нерд, промокали на Трактирной улице, стоя под слишком узким для троих пони козырьком. По доспехам Хейдэна стекали вниз небольшие водопады, а его грива и хвост выглядели так, будто он нырнул в бочку с клеем. Два раза. Что же касается остальных офицеров Стражи — то их положение было абсолютно таким же, а в случае сержанта еще и ухудшалось тем, что крылья, наполовину состоящие из стекающих дождевых капель вряд ли смогут подняться в воздух, пока не попадут в место посуше, вроде жерла вулкана. Вопрос с дождем надо было срочно решать, и командор давал последние инструкции сержанту, передавая ей в полное и безраздельное владение козырек над ее головой. А Хейдэн вместе с капитаном должны были в то же время взять на себя опаснейшую задачу и отправиться в известнейший на этой улице трактир — Гарцующий Губоникус, чтобы отважно противостоять преступности и беззаконию, заказав для приличия пару кружек сидра и выбрав столик поближе к камину. А если что-нибудь пойдет не так, то сержант Свифтвинд, почему-то недовольная выпавшей ей самой легкой частью работы, схватит преступника при попытке к бегству. Ну или к осторожному переступанию гигантских луж, если учитывать погоду.

— Удачи, сержант, — пожелал командор, входя в заведение. — Она понадобится вам и в следующий раз, чтобы не вытянуть короткую соломинку.

— Спасибо, — буркнула Свифтвинд ответ. Она попыталась выжать свой хвост, но глядя на получившиеся потоки воды решила оставить это занятие до лучших времен.

А высший командный состав Ночной Стражи тем временем без страха в сердце и с мелочью в кошельке переступил порог известного заведения. Очень и очень известного, если посмотреть на ту кучу пони, которая исключала само понятие свободного пространства, заменяя его на “очередь” и “уже занято до вас”. Путь к барной стойке лежал неблизкий, но офицеры были полны решимости с честью исполнить возложенную на них миссию и начали прокладывать себе путь к ее исполнению, а также к стоявшим в небольшом шкафчике напиткам. Возникшее было недовольство толпы мигом улетучилось, когда все смогли разглядеть значок командора на груди Хейдэна Вокруг стражников тут же образовалось пустое пространство, а самые расторопные официанты успели убрать все стаканы со столов, в результате чего остались совсем без посуды.

— Рад приветствовать командора Ночной Стражи! — гостеприимно расплылся в улыбке белый единорог, стоящий за стойкой в окружении афиш с кобылками, которых Хейдэн не очень хорошо мог разглядеть. зато был уверен, что если на них и была какая-нибудь одежда, то на улицу в ней можно было выходить только тогда, когда там вообще не было народу. Зато цены на напитки просматривались очень хорошо, как и стоимость закусок, чтобы вы наверняка знали, сколько денег вы точно не собираетесь потратить сегодня и сколько монет вы недосчитаетесь в своем кошельке с утра, после того, как оторветесь наконец от раковины и уймете дрожь в копытах. — Позвольте представиться: меня зовут Хубо, и я — владелец Гарцующего Губоникуса, где имею честь принимать таких дорогих гостей.

— Гарцующий Губоникус? Звучит как название какой-то зараз... — начал было Хейдэн, но Хубо приложил копыто к губам и трагически посмотрел вверх.

— И вы туда же, — с сожалением произнес он. — Только не стройте гипотез, каким путем она передается. Поверьте я всего наслышался. Так что же привело отважных защитников закона и порядка в мое скромное заведение?

— У нас здесь встреча, — пояснил капитан Нерд. — Тут должен быть кто-то, кому нужно с нами побеседовать...

— Капитан? И вы здесь? — обрадовался единорог за стойкой, подмигивая молодой официантке, которая вильнула хвостом и возвратилась с парой высоких кружек. — Угощайтесь, за счет заведения. Капитан, ваше последнее творение — Лебеди Аравии — имеет огромный успех среди публики, особенно та часть, где Амариллис встречается с...

— Ты пишешь сюжеты для представлений? — выражение лица Хейдэна можно было выставлять в рамочку как пример искреннего удивления. — В этом месте? И про что же рассказывается в этих историях?

— О, много чего, — многозначительно пояснил Хубо. — В основном это истории о дальних жарких странах, пылающих сердцах, горящих чувствах, полыхающих кобылках, охваченных огнем слонах и зажигательных песнях. Все с огоньком, как говорится.

— Поверьте, там нет ничего... слишком обжигающего, — немного виновато произнес покрасневший капитан. — Просто песни, ну может быть пара-другая танцев, подчеркивающих национальный колорит...

— В национальных одеждах, конечно же? — предположил Хейдэн. “Или в национальном отсутствии одежды, — добавил он про себя. — Хотя с другой стороны, в Кентерлоте тоже не слишком часто наряжаются в платья...”

— У нас самые лучшие костюмы в городе, — заверил его Хубо. — Очень много народу приходит сюда просто насладиться представлением, а еще это очень хорошая тренировочная площадка для молодых актрис. Весьма популярный вид искусства, короче говоря.

— О, я рад за вас, — кивнул командор.

— Не хотите ли билет на сегодняшнее представление? — оживился владелец трактира. — Оно начнется через пятнадцать минут и если вы задержитесь ненадолго, то сможете узреть... кхм... — он взглянул на афишу. — “Абальстительные и вселюбоглядные прелести дикой Аравии, а также Ниабычайные и Удивляющие Похождения Прекрасной Амариллис всего за нескалька манет!!”

— О, нет, мы ведь на службе, — командор подмигнул Нерду, который стал похож на помидор больше чем некоторые помидоры на овощном рынке. — Нам бы найти свободный столик и немного подождать, но, уверяю вас, мы пришли вовсе не развлекаться. И да, принесите нам еще по кружечке сидра...

“Трудно отказаться от старых привычек, — думал капитан, потягивая то, что меню относило к разделу напитков, хотя сам Хейдэн скорее отнес бы его к мусорному баку и перевернул стакан. — Со дня возвращения Принцессы я еще ни разу не был в подобном месте в рабочее время. Хотя, раз уж я здесь, можно позволить себе небольшие радости, — он еще раз подозрительно взглянул на сидр. — Ну ладно, совсем крохотные радости жизни. В конце-концов, когда еще появится такая возможность? Я ведь внимательно слежу за залом и пока ничего подозрительного не заметил. А кто может ускользнуть от бдительного взгляда командора Ночной Стражи и потревожить покой города без моего ведома?”

— Вы — командор Хейдэн Корэдж? — прошептал голос у самого уха Хейдэна, заставив того вздрогнуть.

— Зовите меня... — командору удалось разглядеть фигуру в темном от грязи плаще и широкополой шляпе, в некоторых местах напоминавшей сыр. Фигура порылась в карманах плаща и достала оттуда небольшой клочок бумажки. — Бр. С. П./Эсд/Рп. Я здесь, чтобы помочь вам.

— Помочь? — переспросил капитан. — И чем же вы можете нам помочь?

— Очень многим, — кивнула фигура. — Например, я знаю, кто именно украл партию красной ткани вчера утром.

— Да? И кто же? — поинтересовался командор, внимательно подмечая все мелкие детали плаща и шляпы. К сожалению, он не мог запомнить голос, потому что незнакомец общался исключительно шепотом, но сам тон показался Хейдэну смутно знакомым.

— Я не говорил, что я сообщу это вам, — собеседник наверняка не ухмыльнулся, потому что из-за шляпы командор не увидел бы ухмылки. — Я же сказал — я здесь, чтобы помочь вам.

— И какого рода помощь вы собираетесь нам предложить, — Хейдэн сбросил быстрый взгляд на Нерда, означающий, что капрал должен быть готов либо заказать еще одну кружку либо схватить обладателя шляпы. Командор очень надеялся, что тот правильно истолкует смысл этого жеста. — Что вы можете дать нам, если вы не предоставите нам информацию?

— Предупреждение, — от слов незнакомца повеяло холодком. Возможно, кто-то просто забыл закрыть входную дверь, но Хейдэн не верил в простые совпадения.

— Предупреждение? — командор начал медленно-медленно придвигать стул к ненакомцу, стараясь не отдавить себе хвост.

— Предупреждение, — кивнула фигура. — Ночная Стража не должна вмешиваться в наше дело и никто не пострадает. В противном случае мы вынуждены будем принять крайние меры.

— Ужасно, просто ужасно, — пробормотал Хейдэн, подсовывая копыта под стол и едва заметно кивая капитану. — Именем Принцессы Луны, вы арестованы!

Если промотать все дальнейшие события на большой скорости, то будет видно, как опрокинулся стол, и в воздух вскочили двое стражников и загадочная фигура. А потом начался калейдоскоп разноцветных пятен, летающих табуреток, столиков и негромких аплодисментов публики, заблаговременно прижавшейся к стенкам трактира, каждый раз, когда раздавался достаточно громкий треск. Когда же все закончилось и три силуэта вылетели из заведения в дождливую ночь, посетители вновь расселись по своим местам и принялись обсуждать и оценивать его с точки зрения завсегдатаев подобных мест. В конце-концов все сошлись на том, что твердой четверки этот момент заслуживает, хотя техника, которую применял командор, когда попытался остановить беглеца метко брошенной табуреткой стоила стражникам четырех призовых баллов. Но эти разговоры не протянули долго — небольшая сцена озарилась огнями купленных на распродаже светильников и на сцену вышла Амариллис Прекрасная, полностью захватившая внимание зрителей своей прекрасной песней о высоких и нежных чувствах, а также искусством танца с небольшим прозрачным куском ткани...

Командор лихо вырулил из поворота, чуть не врезавшись в стену — уровень воды на улицах города определенно близился к понятию наводнения, во всяком случае таблички с запрещением движения, на которых достаточно красочно изображено то, что произойдет с вами при невыполнении инструкций, устанавливать уже стоило. Но для трех стражников они были бы абсолютно бесполезны — Хейдэн низа что не упустил бы возможность поболтать с загадочным гостем наедине в более спокойной обстановке кабинета в штаб-квартире, используемого для вопросов. Из жутких приспособлений для вытягивания информации там стояли лишь чайник и кофеварка, а самая изощренная пытка заключалась в том, что подозреваемому доставалось на одну ложку сахара меньше, чем он просил. Зато парочка вопросов о его прошлом, несколько намеков на существующие доказательства и брошенное вскользь упоминание о личной встрече с Принцессой Луной могли вывести из равновесия любого нарушителя закона. Именно для такой беседы Хейдэн сейчас скакал, а вернее сказать почти плыл, по мокрым городским улицам, утешаемый лишь тем, что преступнику сейчас ненамного лучше чем ему.

А ведь все так хорошо начиналось... Когда они с Нердом выскочили из трактира, сержант Свифтвинд моментально оценила обстановку и кинулась на беглеца. К сожалению для офицера, незнакомец оказался немного быстрее и успел бросить свой плащ навстречу летящей пегаске, которая в итоге оказалась в огромной луже, претендующей на звание очередного моря или хотя бы крупного озера. Командор не раздумывая кинулся вслед за удаляющимся преступником, оставив капитана помогать барахтающейся в воде Свифтвинд, и ему почти удалось его настигнуть на углу Трактирной улице и Узкого переулка, который по ширине напоминал скорее площадь, чем просто небольшой промежуток между двумя рядами домов — еще один образчик смекалки горожан в названиях частей столицы. Но “почти удалось” и “догнал и арестовал” — две совершенно разные вещи, между которыми лежит огромная пропасть свершившейся случайности — ее роль в ту ночь взяла на себя огромная лужа, через которую беглец легко перемахнул, а вот командор получил возможность назвать еще одного виновника быстрой ржавчины свои доспехов. Когда же Хейдэн завернул в следующий поворот след незнакомца уже простыл, если, конечно, при такой погоде вообще остаются хоть какие-то следы.

“Ну что ж, — думал изрядно промокший, запыхавшийся и разозленный неудачей командор, возвращаясь в штаб-квартиру. — По крайней мере мы теперь знаем, что нам противостоит нечто неизвестное и таинственное, от чего наша задача становится еще труднее. Также известно, что им понадобилась целая гора красной ткани для каких-то загадочных целей. Короче говоря, я окончательно понял, что ничего не понимаю. А еще, что я устал, изрядно повалялся в лужах и готов опрокинуть залпом целый термос кофе, потому что мне предстоит еще очень и очень длинная ночь. Но в конце-концов я обязательно докопаюсь до правды, и достану их из-под земли.”

— Командор, что с преступником? — обеспокоенно спросил капитан, встречая Хейдэна возле парадного входа с чашкой горячего кофе и большим полотенцем. На полотенце были наклеены звезды, и тот, кто их рисовал имел весьма посредственные знания в области астрономии, а также о том, что лучи у каждой звезды вовсе не должны быть разного размера.

— Ему удалось уйти, — буркнул Корэдж. — Слишком резвый галоп для такой погоды — если бы не вода по шею, у меня было бы больше шансов.

— Но мы, по крайней мере, сдвинулись с мертвой точки, — заметил Нерд.

— Если только в обратном направлении, капитан, — покачал головой Хейдэн. — У нас все еще слишком мало информации, а дело, как мне кажется, только начинает набирать обороты...

— Простите, что подвела... Апчхи! Командор, — сидящая в кресле напротив камина сержант Свифтвинд попыталась отдать честь, но сделать это одновременно придерживая копытом теплый плед оказалось не так-то просто.

— Это моя мама связала, — смущенно пояснил капрал, проследив за изумленным взглядом капитана. — Она подумала, что кому-нибудь может пригодиться, и я принес его сюда. Как видите, сэр, ее слова оказались правдой — сержант могла бы подхватить сильный насморк, если бы не она.

— Апчхи!

— Капитан, я, конечно, очень ценю ее заботу о нас, бедных стражах столицы, но она знает, что на небе на самом деле одна луна? — с сомнением спросил командор. — Не забудь передать ей спасибо от меня и сержанта, кстати говоря.

— Ну конечно знает, — протянул Нерд, стараясь не допустить ноток неуверенности в собственном голосе. — А то, что внизу горит фонарь, очень сильно похожий на солнце, это просто чистая случайность.

— Ладно, — кивнул командор, не собираясь развивать тему противоречия искусства вышивки и обустройства мироздания — он как-то раз встречался с мамой капитана и был уверен, что если он задаст этот вопрос ей, то она вполне может его переубедить. — Поступали какие-нибудь донесения?

— Пока нет, командор, — ответил Нерд, и вдруг его лицо превратилось в наглядное пособие по реакции среднестатистического торговца на известие о приезде налоговой инспекции. — Сегодня же полнолуние, не так ли?

— Да, вроде бы, — командор отхлебнул из чашки. Как оказалось зря, потому что память выбрала именно эту секунду и услужливо подбросила ему нужную информацию, а обивка командорского кресла очень плохо оттирается от въевшихся пятен. — То есть Принцесса Луна сегодня прибывает для очередной инспекции?

— Так точно, сэр, — капитан продолжала стоять, словно вырезанный из камня. Из очень бледного камня.

— И сколько у нас есть времени? — забеспокоился Хейдэн. — Она ведь может приехать с минуты на минуту, и тогда... Нам придется срочно что-нибудь предпринять!

Не то чтобы Луна любила инспектировать Ночную Стражу неожиданно, но каждый такой ее приезд вызывал в штаб-квартире кучу лишней суеты, лихорадочное расходование чернил и попыток заполнить дыры в бюджете наспех собранной в общую чашку мелочью. Поэтому между Стражей и Принцессой была установлена негласная договоренность — ее неожиданный визит происходит только по полнолуниям, а стражники, готовые к проверкам каждый день, имели целый месяц на то, чтобы заполнить всю недостающую отчетность. Короче говоря, в последнюю ночь перед полнолунием у капитана Нерда всегда было много бумажной работы. Но это ограбление красильни свалилось на них как снег на голову, и теперь на них готова свалиться сама Принцесса, и на этот раз сравнением со снегом уж точно не обойдешься.

— Чисто теоретически, можно заполнить месячный доклад за пять минут? — с надеждой спросил командор.

— Вряд ли, — покачал головой Нерд. — Но мы можем еще успеть собрать по корзинке сухарей и фляге с водой.

— Не думаю, что ни нам помогут, когда мы встретимся с Принцессой, — обреченность так и сквозила в голосе Хейдэна. — Но ведь есть что-то, что мы все-таки можем сделать?

— Не думаю, что в этом есть необходимость, — подала голос сержант Свифтвинд.

— Почему же это?

— ПОТОМУ ЧТО Я УЖЕ ЗДЕСЬ, КОМАНДОР КОРЭДЖ, — раздалось за спиной Хейдэна. — И Я ГОТОВА ВЫСЛУШАТЬ ВСЕ, ЧТО ВЫ МОЖЕТЕ МНЕ РАССКАЗАТЬ...

— Не стоит так печалиться, — попытался вставить слово Грэй. — В общем-то большой проблемы в этом нет, и если вы...

— Нет проблемы? — возмутилась пегаска. — Нет проблемы? Ну конечно, все в порядке! Нет проблемы, ха! Потому что здесь ничего нет! — она обвела копытом удручающую пустоту огромного помещения. — Ни одного станка, ни одной детали, ни одного рабочего, в конце-концов.

Лаки замолчала и немного перевела дух. Ей, конечно, сказали, что придётся начинать с малого, но она рассчитывала хотя бы на старт с нуля, а сейчас до нуля ей ещё только предстояло добраться. У неё не было ничего, и из этого ничего она должна была создать что-то громыхающее, пыхтящее и, что самое неприятное, очень дорогое. А для этого необходимы капелька желания, чуток рвения и огромная куча денег. А желание Лаки приступить к работе с каждой минутой все сильнее уступало свои позиции желанию найти ближайший выход из города и карету, готовую подбросить заблудившуюся пегаску в небольшую деревеньку как можно дальше от Сталлионграда, ведь именно там живёт ее неожиданно приболевшая бабушка, ах извините, я так обеспокоена, что даже забыла название, но вы же знаете дорогу, сэр? В общем небольшой, но весьма запутанный план уже готов был выстроиться в дорожку из кирпича цвета свободы и отсутствия паровозов, как вдруг все размышления Лаки были прерваны вежливым кашлем стоящего рядом с ней земнопони. Ну и внезапным осознанием того, что она вот уже пять минут сидит в холодном сугробе.

— Я очень извиняюсь, мисс, — служащий пошаркал копытом. — Но возможно вы захотите увидеть наш ремонтный цех.

— Если там есть что-нибудь кроме воздуха и разбившихся надежд, то я, пожалуй посмотрю, — согласилась Лаки, отряхивая свой хвост от снега, что, впрочем, было тут же сведено на нет усилившимся снегопадом.

— Отлично, мисс, — обрадовался проводник. — Я обещаю вам, что вы не будете разочарованы.

— Ты говорил это и в прошлый раз, — с подозрением прищурилась Лаки.

— Но я же не думал, что вы воспримите это так близко к сердцу, — попытался оправдаться Грэй. — Все-таки у нас есть большое здание, чтобы вновь поставить там все необходимое и запустить производство. Всегда есть способ.

"Да, — подумала пегаска. — Он есть. Например, на пути нам может встретиться выигрышный билет в лотерею или с небес вдруг обрушится дождь из золотых монет, хотя в этом случае придётся запастись зонтиком попрочнее."

Ремонтный цех оказался небольшой пристройкой к зданию самого завода, больше похожей на лишний карман, случайно пришитый к бальному платью. Если и было на свете здание, которое выглядело бы более неуместным на общем фоне, чем этот невзрачный сарайчик, то оно определённо было построено только из-за ошибки архитектора, пролившего чернила на чертеж. В саму пристройку вели два пути — первый протянулся к огромному сугробу, за которым должна была скрываться дверь, если, конечно, протоптавшие дорожку пони не научились проходить сквозь стены, второй же путь имел некие шансы называться расчищенным, но только из-за того, что его основу составляла железнодорожная колея, прерывавшаяся массивными воротами, к которым и направилась Лаки. Из-за дверей раздавался ужасный металлический скрежет, грохот и периодические крики, и кобылке оставалось только надеяться, что никто из рабочих не уронил на себя что-нибудь металлическое и довольно тяжёлое — в последнее время цены на сталь росли как политые по ошибке сорняки. Пегаска уже собралась решительно распахнуть двери, как вдруг они раскрылись прямо перед ее носом, и, прежде чем она успела подумать о хороших манерах здешнего персонала, оттуда вырвалось самое странное существо из тех, что Лаки видела за всю свою жизнь. Оно обладало шкурой, больше напоминающей уголь, чем просто чёрную шерсть, огромными глазами без зрачков, а также оглушительно громким голосом, от которого наверняка сотрясались все окна в округе.

— Ключ на двенадцать! — заорало существо, заставив ошалевшую пегаску попятится назад. — Мне нужен ключ на двенадцать!

— А вы, собственно говоря, кто? — попробовала узнать Лаки. — Я не видела никаких ключей...

Неизвестный не обратил никакого внимания на ее слова и бросился к небольшому ящичку с довольно хищного вида инструментами, притаившемуся у дверей. Из которых тем временем повалил густой чёрный дым. Существо пробурчало пару непонятных пегаске слов, схватило одну из железных штуковин и ураганом влетело обратно в цех. На пару минут шум усилился, криков стало больше, а металлический грохот явно свидетельствовал о том, что обрушилась половина Сталлионграда, но затем все стихло так же быстро как и началось и только стремительно исчезающий дымок мог напомнить зажимающей уши пегаске о том, что же прямо сейчас произошло.

Существо вновь выбралось на воздух, осмотрелось по сторонам, облегченно вздохнуло, а затем взяло пригоршню снега в копыта — действие на которое Лаки не решилась бы только под страхом еще одного чаепития с Принцессой — и окунулось в него мордочкой. Через пару секунд оно вновь взглянуло на пегаску, не забыв снять с себя ужасные глаза, оказавшиеся очками со стеклом толщиной в хорошую бетонную плиту, и оказалось, что вместо угольного монстра перед Лаки стоит кобылка с огоньком в глазах, серой гривой и шерстью черной как залежавшийся уголь. Хотя насчет последнего пегаска была не уверена — возможно это и был залежавшийся уголь. Во всяком случае, подходить к ней со спичкой ближе чем на двадцать шагов было бы весьма неразумно. Кобылка оценивающе посмотрела на дружелюбно улыбающуюся Лаки и нахмурилась, словно пытаясь вспомнить, какое же это важное событие должно было произойти в этот день в промежуток между очень важной возней с механизмами и еще более важной возней с другими механизмами, от которой ее сейчас отрывала эта странная пегаска. Наконец она оставила бесполезные попытки и гостеприимно протянула копыто вперед.

— Вера Седогрив, — представилась она. Голос ее напоминал хорошо смазанные шестеренки, во вращении которых иногда проскакивали нотки потрескивания соседних винтов. — Я — главный инженер этой компании. А вы что здесь делаете?

— Я — Лаки Койн, — кивнула пегаска и предложила свое копыто в ответ. — Меня направили к вам, чтобы я обустроила производство паровозов и вывела...

— Понятно, — отрезала Вера, не дожидаясь, пока она закончит свое объяснение. У Лаки создалось ощущение, что она принадлежит к тому типу пони, которые имеют ограниченный запас слов на один день и не любят тратить их впустую. Именно для них придумали минимальный объем слов в официальных документах и рабочих отчетах, потому что в любом другом случае из их произведений можно было бы собрать десятитомник лаконичных высказываний и сочинений. Главный инженер еще раз взглянула на Лаки и нахмурилась. — Ближайший поезд до Кентерлота — завтра утром. Билет лучше купить сейчас. Прощайте.

— Постойте! — крикнула пегаска вслед уходящей собеседнице. — Вы не можете так просто взять и отослать меня обратно. Я здесь директор путей сообщения, в конце-концов!

— Могу, — просто ответила ей Вера, не сбавляя ходу.

— Вера, подожди, — вмешался Грэй. — Ну дай ей шанс. Она действительно может нам помочь!

— Помочь? — инженер круто повернулась к бородатому земнопони. — Нам уже помогли один раз! Ты помнишь этот день, когда эти банкиры стояли возле наших дверей, улыбались, а потом показали нам свои бумажки и вывезли все, что у нас было? Сколько с тех пор нам всучили столичных дилетантов?

— Ну, знаете ли, — пробурчала столичный дилетант. — Это уже ни в какие рамки.

— А сколько с тех пор мы построили паровозов? — продолжила Вера, не обращая внимания на комментарий пегаски. — Сколько выпустили составов? Ответ один — ноль. Все бесполезно. Ты лучше меня это знаешь. Прощайте, мисс. Вас ждет дорога.

Она собиралась было эффектно удалиться, но этот драматический жест был немного подпорчен врезавшимся в нее крылатым почтальоном, который из-за этого потерял сумку, очки и частичку собственного достоинства.

— Простите, пожалуйста, простите, — забормотал он, отряхивая свирепо глядящую на него кобылку. — Вы не ошиблись? Я... хотел сказать ушиблись... Простите, — тут он заметил стоявшую рядом Лаки Койн, которая упорно не замечала, что грива главного инженера теперь больше напоминала сошедшую с горы снежную лавину, чем нормальную прическу. — Вы — мисс Лаки Койн?

— Да. Собственной персоной, — подтвердила пегаска. — Вы что-то хотели?

— Да, — почтальон с трудом нацепил очки. — Вам письмо с печатью Принцессы Селестии.

— С печатью Принцессы? — Вера выглядела настолько незаинтересованной в этом, насколько может быть пони, скрывающая свою любопытство за безразличным выражением лица и взглядом, холодным как лежащий рядом сугроб.

— Как я и ожидала, — настолько же безразлично отметила Лаки. Она медленно-медленно взяла письмо. Затем немного посмотрела на печать. Немного подумала о чем-то и осторожно начала вскрывать конверт, чтобы достать оттуда аккуратно сложенный листок бумаги. Про себя Лаки отметила, что главный инженер, разумеется, абсолютно не интересовалась содержимым письма и даже не пыталась подсмотреть, что же там написано, и при этом едва не вывихнула себе шею.

“ Уважаемая мисс Лаки Койн,

Спешу поздравит вас с удачным прибытием в Сталлионград и искренне надеюсь, что поездка ваша была интересной, комфортной и не слишком утомительной. Вы наверняка успели ознакомиться с нынешним состоянием завода, а также с некоторыми представителями его персонала. Уверена, что вы по достоинству оцените все, с чего вам предстоит начать, а также, что вы достигните больших успехов в этом деле. Кстати об успехах, я с удовольствием встречусь с вами для их обсуждения ровно чрез два месяца, начиная с этой минуты. Прошу не беспокоиться — торопиться определенно не следует. А для того, чтобы вы взялись за это дело со всеми возможными силами, я готова сразу предоставить вам Эквестрийский Фонд Поддержания Паровозостроительной Промышленности (см. Приложение 1).

Желаю вам удачи и скорейшего продвижения во всех ваших начинаниях.

Принцесса Селестия.

P.S. Заседание Совета Промышленников и Банкиров Сталлионграда пройдет завтра в десять часов утра.

P. P. S. Не забудьте заплатить почтальону за доставку.”

Лаки осмотрела конверт со всех сторон и поддела один из его краев, из которого вывалился Эквестрийский Фонд Поддержания Паровозостроительной Промышленности. С замиранием сердца она сосчитала деньги, лежавшие на снегу. Затем пересчитала еще раз. И еще. К сожалению, от постоянного исчисления их количество не увеличивалось и на снегу перед пегаской продолжали поблескивать две одинаковые блестящие монеты.

— С вас один бит за доставку, мисс, — кашлянул почтальон.

— Вот, держите, — Лаки отдала ему один из битов и подняла с земли другой. “Это какая-то ошибка, — подумала она. — Всего одна монета. Просто не может быть правдой.”

— И что же вы теперь будете делать? — забеспокоился Грэй.

— Да. Что? — спросила главный инженер. На ее губах едва заметная насмешка играла мелодию свершившегося провала.

“Неужели они действительно думают, что от меня нет никакого толку? — поразилась Лаки. — Один бит... Один бит всегда остается одним битом. А паровоз — паровозом. Но ведь Принцесса выбрала меня не просто так, верно? У нее наверняка есть какой-то план, если только он не заключается в том, что я обязательно провалюсь. А что если у меня есть шанс на успех? Он просто обязан быть — один шанс на миллион, но он ведь может выпасть. Это ведь как игра! Самая серьезная игра в моей жизни, а Лаки Койн еще никогда не отказывалась сыграть, потому что всегда держала зубами за хвост Госпожу Удачу! Если они уверены в том, что у меня нет шансов, то они сильно удивятся, если я вдруг выиграю. Для этого нужно лишь действовать, действовать и еще раз действовать. Ловите момент, мисс Лаки. Главное — оседлать гребень волны, а дальше она сама вынесет тебя к успеху — вот мой план. Ну что ж, поехали?”

— Знаете что? — пегаска широко улыбнулась трем стоящим перед ней пони. — Завтра вам лучше встать пораньше, потому что мы начинаем делать паровозы. Стране они нужны, говорите? Так пусть получит их, а потом не жалуется, что надавали слишком много! Сегодня мы едва тащимся по железным дорогам, но уже на следующий день мы будем обгонять ветер, обещаю вам. А пока предоставьте мне все ваши финансовые операции за последние несколько лет, отчеты обо всех сделках, информацию обо всем оборудовании. И... — в улыбке Лаки появился странный отблеск огонька решительности — Ваш лучший мундир...

Улыбка судьбы

Утро... Утро бывает разным. Для одних утро — это начало нового дня, полного радости, веселого времяпрепровождения и счастливых событий, а на других необходимость выбраться из постели обрушивается как ушат холодной воды. В особо запущенных случаях вместе с самим ушатом. А ведь есть и такие, кто только проснувшись рано утром осознает, что вчерашний день вообще существовал, причём не в виде неприятного сна, а на самом деле и что скоро проблемы из прошлого обрушатся волной на настоящее и после такого вряд ли получится остаться сухим. Обычно эти пони сильно жалеют, что вообще открыли глаза — так они по крайней мере не видели списка неотложных дел, назначенных на сегодня. Лаки Койн можно было отнести именно к последней группе, правда стоит отметить, что никакого списка перед ней не лежало. Возможно потому, что у неё была хорошая память на подобные вещи, а возможно и потому что его длина могла сравниться с длиной всех железных дорог Эквестрии вместе взятых. Как бы то ни было, встать с кровати пегаске всё-таки пришлось, что вызвало целую симфонию скрипов и потрескиваний, которая создаётся годами отсутствия ухода за мебелью, истинным мастерством персонала избегать своих прямых обязанностей, а также не самыми лучшими материалами — если и существовало в Эквестрии такое явление как быстроржавеющая сталь, то большая ее часть пошла именно на эту кровать.

Пегаска с сомнением покосилась на своё ложе — семь его ножек были совершенно разными и были объединены только наличием довольно больших металлических когтей, а изголовье в форме скалящейся медвежьей морды не могло не вызвать у неё капельку подозрения. Но — Лаки очень старалась убедить себя в этом — такая кровать была абсолютно нормальной для тех апартаментов, которые были ей предоставлены, если конечно удастся сделать скидку на то, что это всё-таки не пятизвездочный отель. Пегаске оставалось только пожалеть, что нет никакой отрицательной шкалы для подобных оценок, ведь этот небольшой домик, упрямо стоявший неподалёку от завода, был бы явным фаворитом в такой системе. В вопросе о размерах дом мог поспорить с немаленькой частью кентерлотских особняков, зато о том, чем эти размеры можно заполнить строители и планировщики явно не задумывались. Как, впрочем, и о том, что неплохо было бы поставить печку побольше — сложить одеяло с утра Лаки удалось только переломив его пару раз пополам. Мебель же заслуживала отдельного упоминания, причём самым подходящим местом для него была бы книга ужасов. Практически все, что имело ножки могло в любую минуту встать и убежать — достаточно было оценить их количество или же хвасталось вырезанным во всех подробностях хищником , а от табуретки Лаки шарахалась до сих пор. О ванной комнате она и вовсе предпочитала не вспоминать — раковина выглядела настолько хищно, что не хотелось надолго задерживаться перед краном, больше напоминающим орлиный клюв, а бронзовая ванна была из тех ванн, которые идеально подходят для содержания ручного крокодила. Короче говоря, бывшие хозяева этого дома определённо испытывали интерес к животным, которые при встрече с ними наверняка ответили бы им взаимным вниманием, и скорее всего — гастрономическим.

Возле небольшого окна, демонстрировавшего в основном снег, стоял огромный письменный стол из настолько натуральных и ценных пород дерева, что приглядевшись можно было заметить, как некоторые ящики дают ростки. Стол идеально подходил для работы на должности, полное наименование которой начинается с “директор” – он был просто пропитан эссенцией презентабельности, стиля и масла от термитов. Когда-нибудь Лаки даже отважится открыть его ящики… Хотя на самом деле главным было не то, как выглядит стол, а то, как вы собираетесь его использовать. Конкретно этот вполне мог стать танцевальной площадкой, теннисным кортом или мостом через реку средних размеров – в зависимости от того сколько вам необходимо свободного места. Пегаска бросила на стол свой взгляд, который медленно пересек застоявшийся воздух и с неохотой упал на огромную кипу бумаг, учетных книг, перьев и оплывших свечей – вчерашняя ночь для нее тут же связалась с воспоминанием о стройных рядах цифр, выделывавших замысловатые па перед ее внимательным взором. Она сделала себе мысленную пометку забрать с собой небольшую стопку бумаг, которые и стали итогом ее кропотливой работы по приведению учета компании в порядок, а пока что ей определенно стоило проделать то же самое с собой, набравшись смелости и отправившись в ванную комнату.

Лаки с опаской подошла к затемненному временем зеркалу, чтобы увидеть смотрящую на неё молодую кобылку с довольно пышной гривой и явным свидетельством недосыпа в глазах. Обычно это выражение означает, что вы увидели своё отражение, но в этом случае пегаска могла с абсолютной уверенностью сказать, что эта кобылка не имела к ней абсолютно никакого отношения, если не считать недостатка пары-другой часов сна: её шерсть была скорее зеленоватой, чем синей, а вместо гривы она могла похвастаться огромным пятном постаревшей масляной краски. Лаки несколько минут простояла перед портретом, пытаясь внимательно рассмотреть картину или хотя бы ту ее часть, которая не выглядела как пролитая на холст лужа черного цвета. К ее удивлению, на картине была изображена не одна пони — в углу, первоначально отмеченном пегаской как наслоение паутины, стояла совсем маленькая кобылка с серой гривой, прижимавшаяся к матери так тесно, что невольно возникали мысли о ведре клея и хорошей кисточке. Под рамкой портрета красовалась небольшая табличка, сообщавшая о том, что эта картина была нарисована по заказу некоей Св. Сед-в, прож. на, в и под Заводская ул.-74. Что могли означать эти надписи, Лаки могла только гадать, но на подобные занятия у неё совсем не оставалось времени — ей ещё предстояла встреча с собранием промышленников и банкиров Сталлионграда, а до этого ещё и не менее значимое свидание с настоящим зеркалом.

Лаки осторожно поставила картину на пол и ее взору открылось то, что можно было назвать стеклом с тонким слоем серебра лишь счистив с него нахально раскинувшуюся там сеть не менее тонкой паутины. Возможно, для пауков это было настоящим произведением искусства — в таком случае они вполне могли бы предоставить тряпке в руках пегаски серьёзные обвинения в вандализме. Тем не менее, после пары уверенных взмахов небольшим куском ткани Лаки смогла насладиться своим смутным отражением, попытаться привести в порядок растрепавшуюся гриву и, при необходимости, выселить из неё всех птиц, не до конца усвоивших такое простое понятие как "тёплые края". Расческу ей любезно предоставил Грэй Берд, заверив Лаки, что она была приобретена специально для неё. Судя по ощущениям, ее раньше использовали чтобы подравнивать лужайку с особо несговорчивым газоном, и Лаки с ужасом представляла себе тот момент, когда придется перейти к чистке зубов — щетку, которую ей столь же щедро предоставило государство, можно было использовать для полировки копыт и металлических поверхностей.

Наконец, с утренними пытками, которые в более подходящих для жизни местах именуются умыванием, было покончено, и пегаска смогла приступить к такому немаловажному пункту своего утреннего расписания как подготовка к выходу из дома. Если в любом месте Эквестрии, где слово "температура" не опадает на землю ледяными хлопьями после того как было сказано, этот процесс занимает пару минут и состоит в основном из поиска ключей, которые обычно оказываются уже вставленными в дверной замок, то в Сталлионграде вам придётся вдобавок завернуться в ужасающее количество слоёв тёплой одежды, а ещё лучше раздобыть большую лопату и персональную печку на колёсах. Когда пегаска с успехом справилась с этим делом, часы показывали без десяти минут десять и любой логично рассуждающий пони сказал бы ей, что определено стоило поторопиться, если она хотела успеть к началу собрания, оглашению тем обсуждений и такой жизненно важной деталью, без которой такие встречи просто не могли существовать, как традиционная чашка чая с не менее традиционным печеньем.

Правда, совет этого разумного и логически подкованного ноги так и остался бы неуслышанным — прогулочная походка Лаки явно говорила, что та абсолютно не торопится туда, где, возможно решался вопрос вопрос об успехе ее предприятия, предпочитая вместо этого любоваться живописный дымком, вырывающимся из заводских труб. "Все дело в эффектах, — думала Лаки, стараясь идти не слишком быстро и подавить настойчивое желание расправить крылья. — Все любят эффекты. Никто не станет слушать пони, робко поднимающую копыто в самом центре оживленного спора, но очень сложно не прислушаться к ее мнению, когда она распахивает дверь в середине заседания, причем так резко, что можно подавиться своей печенькой и пролить чай на дорогой костюм."

Эффекты были таки же инструментом Лаки как и улыбки. Она всегда считала, что самое главное в ее деле — это заставить всех окружающих обратить на тебя внимание, а уже полученное внимание пегаска с не меньшим успехом обращала в деньги. Всегда, конечно существовал риск, что пони запомнят не только шоу, но и его ведущую, правда набор мастерски сделанных париков, наклеивающихся кьютимарок и шляп разной степени бредовости снижали его до размеров горошины, потерявшейся в огромном пшеничном поле. "Мелочи — вот, что никогда не бросится в глаза, — думают пони, считающие себя самыми внимательными и способными раскусить весь остальной мир. — Именно поэтому я их уж точно запомню." Именно такие типы в разговоре о внешности преступника со Стражей красочно описывают его странные очки, но на вопросы о цвете его шерсти отвечают лишь смущенным вырыванием ямок копытом. Привлеки к себе внимание удачи, улыбнись ей и получишь ее улыбку в ответ — таков был принцип Лаки Койн и, вступив на путь относительно законопослушной пони, она не собиралась от него отказываться. Тем более, что в ее дальнейших планах хорошо проверенным методам отводилась немалая роль. В конце концов, это ведь то же самое: нужно просто как можно быстрее убедить всех расстаться со своими монетами. Разница была только в том, что после этого не нужно переезжать в другой город и перекрашивать гриву. Конечно, во всей этой задумке была определенная доля риска, но ведь именно риск делает игру интересной.

Лаки оставалось рассчитывать на свое мастерство общения с пони и на те аргументы, которые она намеревалась высыпать на членов собрания. Если насчет первого можно было не беспокоиться – в детстве ее не приняли в актерскую школу только потому, что она слишком талантливо изобразила кобылку, которой ни капельки туда не хочется, то со вторым пунктом определенно стоило свериться еще раз. История, которую она вчерашней ночью разглядела среди стройных рядов цифр была достойна создания целой трагедии, желательно в стихах и с актрисами, которые отлично умеют прикладывать копыто к сердцу и завывать на возвышенно-печальных тонах. Это была история о тех, в чьей голове крепко засели идеи о светлом будущем, техническом прогрессе, но, к большому сожалению, не было никаких мыслей о деньгах. А деньги в их предприятии были одной из трех вещей, без которых обойтись было нельзя. (Другими двумя, правда, были больше денег и еще больше денег) А эти средства еще нужно было достать. И на строительство железных дорог государство выделило немалые средства, как и на проекты первых паровозов, которые были настолько ненадежными, что имели неплохой шанс развалиться еще до начала сборки. Но эти трудности не остановили светлые головы на их пути к прогрессу, зато это удалось сделать тем компаниям, без которых паровоз не может быть паровозом, а остается чертежом на заляпанной чаем бумаге. Завод обдирали как соседскую яблоню, перевесившуюся через забор, а затем, когда он все-таки начал приспосабливаться к создавшимся условиям на него свалились паровозы от новой фирмы – быстрее, лучше. Дороже. Светлые идеи остались в умах их владельцев, но все деньги от их исполнения ушли в чужие карманы. Те же, кто пытался поправить ситуацию наталкивались на непреодолимую преграду в виде того, что для строительства паровозов недостаточно просто металла и угля – нужны были заказы, а заказы дают только те, кому нужны паровозы. И, как уже поняла Лаки, они пользовались не такой уж большой популярностью – все вокзалы между Кентерлотом и Сталлионградом не отличались оживленностью или желанием приобрести лишние пару билетов. Нет, построить паровоз будет не слишком трудно – гораздо важнее его продать, и в голове у Лаки уже вспыхнула пара идей по этому поводу. В том, что касается денег ее ум работал быстрее ветряной мельницы в тропический ураган.

Здание, в котором встречались самые влиятельные, богатые и имеющие определенный вес в обществе пони не выглядело так как Лаки его представляла. Вместо огромных вычурных ворот с драгоценным напылением – скромная деревянная дверь, вместо шикарного трехэтажного особняка – небольшой кирпичный домик с покосившейся трубой, а вместо загадочных и грозно звучащих фраз древнего языка, вывешенных над входом, — небольшой коврик с надписью “вытирайте копыта.” Ладно хоть буквы были вышиты золотыми нитями, а то пегаска окончательно утратила бы веру в логичность этой Вселенной. Мисс Койн поправила пышную гриву, скромно прокашлялась, внимательно посмотрела на дверь, а затем решительно отворила ее, в результате чего произошло непродолжительное но очень тесное знакомство двери со стеной дома, окончившееся оглушительным грохотом. Который тут же привлек внимание разворачивающихся кресел. Кресла располагались вокруг большого круглого стола, который, как отметила пегаска, выглядел гораздо скромнее, чем стол в ее комнате и, скорее всего, не попытался сожрать ее, вздумай она уснуть прямо за рабочим местом. Скорее всего этот стол был призван символизировать равенство сидящих, однако разнообразие кресел и количества золота в их обивке сводило на нет все преимущества округлой формы. Кое-кто из самых предприимчивых даже выпилил в столе небольшой уголок и украсил его замысловатыми картинками. В креслах же восседали самые уважаемые и, в большинстве своем, самые упитанные сливки Сталлионградского общества, уставившиеся на вошедшую Лаки в ожидании того, чем она оправдает то, что прервала их пятнадцатиминутное рассмотрение вопросов в перерыве между парой двухчасовых чайных пауз.

Пегаска быстро окинула обстановку оценивающим взглядом. Похоже, что разговаривать ей придется в основном с тем пони, кто сидит в самом большом кресле, на которое к тому же нельзя смотреть без солнцезащитных очков и крема против выгорания шерсти. Ну и небольшая табличка “председатель”, стоявшая перед ним тоже внесла свой скромный вклад в умозаключение пегаски. Все присутствующие здесь с интересом смотрели на вошедшую, за исключением, правда, тех, кто пользуясь всеобщим замешательством поспешно набирал себе дополнительную порцию печенья с огромных серебряных блюд. Лаки постаралась не разочаровывать публику и дала им время внимательно рассмотреть ее и отнести к соответствующей части общества, которое для богачей, если судить по официантно-чаевой системе делится на три типа пони: первые – те, кто работает за чаевые, вторые – те, кто приходя в кафе чаевые оставляет и те, кто этими кафе владеет. По их мнению внимания заслуживали только вторые, а разговора – только третьи, да и то, только если он касался расширения денежного хранилища. Лаки прошла по комнате, изящно обмахивая сидящих своим огненно-рыжим хвостом, от чего несколько капиталистов вынуждены были промокнуть лоб шелковым платком, который стоил столько же, сколько завод по их производству, а некоторые из них даже подавились своим печеньем.

Сохранялось абсолютное молчание, ведь члены собрания ждали объяснений, но получали вместо них лишь улыбку и трепетание ресниц, а Лаки просто наслаждалась их изумленным выражением. Наконец один из единорогов, обладатель стильного черного фрака и надушенной гривы, тихонько прокашлялся, и это безобидное с виду действие вызвало целую бурю обсуждений, косых взглядов и требований принести еще по чашке чая. В зале тут же возник невообразимый гвалт, отличительной чертой которого всегда является всеобщее желание высказаться при полном игнорировании остальных. Те же немногие, кто сохранял еще спокойствие, либо сидели с набитым ртом либо продолжали со скукой смотреть на спорящее собрание, изредка бросая взгляд на стоявшую рядом пегаску. Та делала вид, что ее очень интересует возникший спор и высказываемые аргументы по поводу возможности ее пребывания здесь, выраженные в основном упоминанием долгов оппонента и ответных угроз выплеснуть чай прямо на галстук. Внимательному наблюдателю со стороны могло показаться, что изредка она быстро переводит внимание на спокойно сидящих пони, но чего только не кажется в помещении, где основным источником света является разгорающийся конфликт ну и пара люстр, небрежно свисающих с потолка. Тех, кто не принимал участие в споре, было трое – сидящий во главе стола (и то, что стол был круглым ничуть не мешало ему делать это) председатель, молодой единорог, мрачно поглядывающий на накопытные часы и желтогривая земнопони, получающая от происходящего немало удовольствия – особенно если заметить то, как она старательно не улыбается.

Наконец председатель утомленно вздохнул и постучал копытом по столу, соблюдая при этом достаточную осторожность, чтобы не повредить блестящий слой лака. Несмотря на то, что этот звук должен был потонуть в общем шуме как бумажный кораблик, застигнутый тайфуном посреди океана, он произвел достаточное впечатление на спорящих – те быстро расселись по своим местам, замолчали и выпустили-таки из копыт галстук соседа.

— Прошу тишины, — с усталостью в голосе попросил председатель. – Позвольте представить вам мисс Лаки Койн – нашего нового директора путей сообщения, — на этих словах он повернулся к пегаске, все еще не проронившей ни слова, и продолжил. – Вы, кажется, опоздали, мисс новый директор. Наше заседание уже подходит к концу.

— Ну оно же еще продолжается, — заметила Лаки. – Тем более, что у вас в чашке еще остался чай, а это значит, что я успею сообщить вам о моем незначительном деле. Поверьте, это не займет много времени, — она порылась в притороченной к боку сумке и достала оттуда парочку помятых листков, побывавших, судя по их виду, в пасти не одного древесного волка. – Вот, что я хотела вам всем показать.

— Не успели и присесть, а уже приступаете к делу, — хмыкнул председатель, с сомнением просматривая переданные ему, за неименном лучшего определения, клочки бумаги. – Мое имя – Рич Манибэг, как вы наверное уже знаете. И то, что это не займет много времени – абсолютная правда. Мы здесь обсуждаем серьезные вопросы, а не тот бред, который вы нам предоставили. Если вы думаете, что набор вычислений и случайных цифр достоин нашего взгляда, то…

— Вот тут вы ошибаетесь, — весело возразила пегаска и обернулась к основной публике. – Это не просто набор цифр. Вглядитесь в них и вы увидите… — она сделала торжественную паузу, во время которой кто-то умудрился уронить поднос. – Историю!

— Историю чего? – удивленно переспросил сидевший прямо рядом с ней единорог.

— Историю обмана, — решительно заявила Лаки под дружное “Ах!”, “Что?” и в редких экземплярах “Хрум-хрум”. Пегаска снова обратилась к председателю и начала делать по одному шагу вперед с каждым произнесенным словом. – Финансовых махинаций, разорения, нечестной конкуренции, обсчитывания, воровства, присвоения чужих идей… Мне продолжать господин Манибэг?

— Что вы говорите? – пролепетал побледневший Рич. – К-какие у вас есть доказательства?

— Доказательства, — уже более жестко повторил сидевший рядом с ним единорог. – Пустые слова, мисс Койн. А вы жонглируете ими как на арене в цирке, но что они значат для всех нас без подтверждения?

— Если я жонглирую словами, — пегаска одарила его еще одной улыбкой. – То я определённо не достигла того мастерства, которое проявляете все вы, жонглируя цифрами. Вы можете увидеть в этих расчетах, что лишний ноль здесь, недостающая единичка там значат гораздо больше, чем чернила оставшиеся на бумаге.

— За числами стоят деньги, — пожал плечами единорог.

— А за деньгами судьбы тех, кто их заработал, — парировала Лаки. – Разорение компании дело копыт не экономики, но пони. Паровозы нельзя строить без денег, это верно, но ведь изначально деньги были. А потом вдруг исчезли, вместе с заказами и поставками. Вы считаете, что это просто ряд случайных неудач? Я – нет. Не может быть, чтобы такое предприятие развалилось само по себе.

— Ох, ладно, — единорог возвел глаза к потолку, словно ожидая, что когда он вновь их опустит пегаска исчезнет как надоедливое видение, а на ее месте появится нечто более приятное и не такое болтливое как например кусок яблочного пирога. – И кого же вы обвиняете?

“Вас, — подумала Лаки. – Всех вас, кто сидит сейчас в этом зале и стыдливо прячет глаза в поднос с печеньями. Вы вытянули все соки из компании ради своей выгоды и запустили собственное производство, но как всегда просчитались – украденных идей никогда не хватает надолго и если инженеры старой школы чертят проекты новых двигателей, то ваши орудуют ведром клея лишь бы оставить ваши составы на ходу. Если я вам брошу правду прямо сейчас, вы пошаркаете копытом и скажете: “Нет, как вы могли такое подумать? Где доказательства? Кто ее сюда пустил?” Но я знаю. И вы знаете, что я знаю. И гадаете, кто же еще может узнать…”

— Я не знаю их имен, — Лаки быстро сменила улыбку с грозной на нерешительную. Каждый, кто считает себя отличным спорщиком, возликовал бы на этом месте, ведь ему удалось заставить оппонента смутиться и усомниться в своих силах. – Но предыдущее руководство компании, к моему большому сожалению, не заметило этого ужасного процесса. Правда, — она посмотрела прямо на председателя. – Я пришла сюда не совсем за этим.

— Да? – оживился Рич, каким-то образом удержавшийся от вздоха облегчения. – Но зачем же тогда все это?

— О, я просто хотела показать, что у меня к вам никаких претензий нет, — заверила его пегаска. – И надеюсь, что наше будущее сотрудничество будет более эффективным. Ведь мы же готовы поддержать отечественного производителя в борьбе с заграничными паровозами, — только глухой не заметил бы, что она сделала упор именно на слово “заграничными”, а также на то, что кто-то снова уронил поднос – ему определенно сегодня не везло.

— Да, да, сотрудничество, — повторил Манибэг. – Конечно, мы сделаем все, что в наших силах.

— О, спасибо, господин Манибэг, — благодарно отозвалась Лаки. – Принцесса будет очень довольна вашей готовностью к поддержке развивающихся отраслей.

Это был припрятанный козырной туз пегаски, и по резко изменившемуся в сторону пейзажа за окном лица Рича, она поняла, что крыть ему нечем. Единорог же и бровью не повел, продолжая изучать потолок, словно там происходило нечто действительно важное, не идущее ни в какое сравнение с пустой болтовней о паровозах и деньгах.

— Отраслей, — тихо повторил Рич.

— О, и раз уж вы так любезно согласились помочь, то может вы согласитесь пересмотреть пару сделок, где были допущены ошибки, которые привели к потере больших сумм…

Слово, напрямую связанное с деньгами словно оживило председателя. Он чуть не подскочил на своем месте при их упоминании и, если бы не вездесущая сила гравитации, имел бы неплохие шансы впечататься в потолок. Рич поправил галстук, пригладил гриву и прикрыл глаза, словно вспоминая недавно заученные фразы из сборника “На все случаи жизни”.

— Вы наверняка проинформированы, что договоры, заключенные предыдущим руководством вступили в силу до вашего прибытия, — начал монотонно повествовать он. – Также руководства всех предприятий, заключившие их не несут никакой ответственности за потерю денег, метеоритные дожди и самопроизвольные взрывы яблочных пирогов, что определяет характер совершаемых сделок как четко выраженную формулировку “необратимо-выгодно для всех-а если кто-то оплошал еще лучше”. А это значит, что возможность получения вами денег стремится к…

“Не могу поверить, что они просто меня проигнорировали, — думала Лаки, наблюдая за тем, как промышленники и банкиры встают со своих мест. – Просто не могу поверить. О, конечно они закрыли все это за красивыми словами, но смысл от этого не перестал быть простым как дверной косяк, о который все время спотыкаешься, возвращаясь домой под вечер – денег нет и не будет. И точка. Они имели наглость сказать мне это прямо в лицо, ха! Они просто еще не знают с кем связались. Правда, теперь мне придется срочно научиться доставать монетку из-за чьего-нибудь уха, а лучше сразу целый мешок, потому что монет потребуется ну очень много. Но разве я из тех кто отступает перед трудностями? Ну, разве что перед теми, которые нельзя преодолеть, не научившись изменять мир хлопком в копыта. А это вроде бы одна из них. Но нет, первый ход еще не закончен, мистер Мэнибэг, и я…”

— Мисс Койн, — раздался скрипучий голос у нее за спиной. Лаки обернулась и увидела перед собой ту самую желтогривую земнопони, которая весь разговор только переводила взгляды с нее на председателя и, не менее часто, на поднос с печеньем. – Меня зовут Голди. Голди Потэйто, но я предпочитаю, чтобы меня называли только по имени.

— Рада знакомству, — машинально ответила Лаки, все еще размышляющая над перспективой создания паровозов из пыли и желания не появляться перед Принцессой с пустыми копытами.

— Я слышала, вам нужны деньги, — сказала Голди. – И я, пожалуй, знаю, где их можно достать. И даже скажу вам, но только из-за того, что вы заставили Рича выглядеть как снеговика, страдающего от недостатка загара. Это дорогого стоит, поверьте мне, — она на секунду затихла. – Скажите, а вы любите кофе?

— Не очень, — покачала головой Лаки.

— Ну, вот и отлично, — хохотнула ее новая знакомая. – Потому что я его терпеть не могу. Предлагаю вам направиться в одно кафе неподалеку, где подают отличный чай с ромашкой. Я уверена, что мне удастся вас заинтриговать…

— Да? — усомнилась Луна. — И чем же вы предполагаете меня заинтриговывать?

Нет, конечно, Принцесса обращалась не к мисс Голди и находилась не на заснеженной Сталлионградской улице — этому немного мешал тот факт, что их разделяла половина страны. Просто это был самый подходящий момент, чтобы в мгновение ока переместиться в штаб-квартиру Ночной Стражи. А вот командор Хейдэн, которому и предстояло ответить на заданный Принцессой вопрос, ощущал прямо противоположные желания. К тому же внезапно начавшаяся за окном гроза — очередной презент стражникам от столь любимой ими Погодной Службы — выбирала для ударов грома именно такие замечательные моменты. Командор всегда удивлялся этой странной погодной особенности: казалось бы, почему гром тихо выжидает, пока вы держите в копытах яблоко и собираетесь его съесть, но стоит лишь вам его уронить, он тут же ударит в свой небесный гонг, сделанный на заказ из чистого грохота с небольшими вкраплениями металла. К счастью для Хейдэна, подобные моменты обычно длятся не более секунды, хотя в этом случае это утверждение играло определённо не на его стороне поля. Принцесса ждала его объяснений, и определенно не стоило заставлять ее ждать слишком долго.

— Мы столкнулись с определёнными трудностями, — тихо ответил Хейдэн. Не то чтобы он промямлил эти слова, просто командор произнес их так, что до всей остальной Вселенной дошёл лишь сам факт произнесения, а смысл завернул на середине дороги. Правда, тут стоило сделать поправку — Луна ко всей остальной Вселенной если и относилась, то только немного свысока и к тому же имела превосходный слух.

— Трудностями? — переспросила она, заставив стоявшего поодаль капитана Народа втянуть голову в доспех так, что прибрежные черепахи могли бы взять у него пару уроков. — И с какими же трудностями могли столкнуться столь доблестные стражники как вы?

— На этой неделе было совершено ограбление красильни, — обреченно сообщил командор. Самое худшее для него все равно было позади, а на горизонте уже маячило нечто действительно ужасное и пугающее. Нет, разумеется, кто-нибудь другой наверняка подумал бы: "Мне ведь уже нечего терять, так почему бы...", но Хейдэн всегда считал себя принадлежащим к тем пони, которые на подобные вопросы не задумываясь отвечают "Все что у меня есть" и чаще всего оказываются правы.

— Ограбление, — нахмурилась Принцесса. За окном ударил ещё один раскат грома, по-видимому специально карауливший этот момент за ближайшим углом. — Я надеюсь, что виновные уже найдены?

— Вот с этим у нас и появились проблемы, — замялся командор. — Понимаете ли, Принцесса, единственный преступник, которого нам удалось настигнуть, сумел уйти из копыт Стражи. Но мы ведем расследование и в самом скором времени будем готовы предоставить результаты...

— Вы провалили дело, — спокойно заметила Принцесса, заставив Хейдэна вздрогнуть. Спокойный тон Луны мог означать все, что угодно кроме, собственно говоря, самого спокойствия. — Как в том случае с кобылкой и морской капустой.

Хейдэн поморщился. В душе разумеется, потому что в такой обстановке его лицо обычно застывало как гипсовый слепок и принимало примерно такой же оттенок. В общем-то, если взять настоящий гипс и изваять профиль командора в натуральную величину в нем наверняка будет больше жизни чем в оригинале, не говоря уже о том, что скульптура не развалится от одной мысли о беседе с Принцессой.

— Прошу заметить, что тогда нам все же удалось остановить злоумышленников, — осмелился возразить он, поражаясь этому неожиданному порыву, который вполне мог стать последней для него неожиданностью. — И ущерб оказался не таким уж большим по сравнению с возможным.

— О, конечно, — кивнула Принцесса, — половина лотков с Рыночной улицы, дюжина фонарей и городской фонтан, разумеется, не идут в счет. Командор Хейдэн, зачем нам нужна Ночная Стража?

— Боюсь я не совсем понял суть вопроса, Принцесса, — с сомнением ответил Хейдэн.

— Я имею в виду: зачем нам нужна Ночная Стража, командор? — повторила Луна, выжидающе глядя на Корэджа.

— Мы охраняем порядок на улицах, — немного помедлив ответил Хейдэн. Это напоминало урок в Академии, но тогда за проваленное выступление можно было лишь схлопотать неудовлетворительную оценку. Здесь же любая ошибка могла стать прямым билетом в один конец до исполнения фантазий Принцессы Луны, которая в подобных случаях выдавала идеи ничуть не медленнее, чем философ, на которого пролили ведро с голубой краской. – Мы защищаем простых граждан. Мы блюдем законы. Мы противостоим преступникам и расследуем самые запутанные дела. Мы патрулируем улицы и охраняем самые важные объекты города.

— Все это правда, — кивнула Принцесса. – Но вспомните самое главное – девиз Ночной Стражи, который гласит, что ночь будет спокойной. Оглянитесь вокруг, командор, и спросите себя, спокойна ли эта ночь?

“Нет, — мог бы сказать Хейдэн. – Эта ночь неспокойна, потому что я валюсь с ног от усталости, потому что у меня не готов отчет и потому что я балансирую на чем-то более тонком, чем острие ножа и более опасном, чем веревочный мостик над бассейном с крокодилами. Потому что кто-то посмел бросить Страже вызов, а я ничего не знаю о них. Потому что я ничего не могу сделать, кроме как ожидать следующего их шага. Потому что я не притрагивался к термосу уже пару часов, в конце концов! Если для кого-то это и спокойная ночь, то его имя точно не начинается на Хейдэ…”

— Я не знаю, Принцесса, — потупил взгляд командор. По крайней мере это на пару секунд избавило его от созерцания огоньков в глазах Принцессы. Он совсем не представлял, что они могут означать, но от всей души надеялся, что они никак не связаны с раскаленной сковородкой.

— На этот вопрос можете ответить только вы, командор Корэдж, — улыбнулась Принцесса. Из трех стражников, находившихся в комнате, самым близким к поэтическом искусству являлся капрал Нерд, потому что только он мог объяснить значение слова “анафора”, но в тот момент мысль о холоде звезд или о серебряной пустоте луны, возможно проскользнувших на лице Принцессы упрямо вытеснялись из его головы воспоминанием о незакрытой форточке. – Что вы собираетесь делать дальше?

— Ждать, — честно признался Хейдэн. – Мы будем готовиться к их возможным действиям и постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы предотвратить дальнейшие преступления.

Все, что в наших силах – это очень хорошее выражение. Оно не означает, что вы собираетесь сделать что-то конкретное. По правде говоря, оно вообще не значит, что вы что-нибудь предпримите, зато потом всегда можно повторить его, только уже в прошедшем времени, потому как предел сил среднестатистического стражника неизменно иссякал возле таверны с самым дешевым сидром. В Ночную Стражу брали отнюдь не тех, кто был способен на чудо, если не считать таковым способность простоять восемь часов уставившись на собственное копье.

— Раз таково ваше решение, командор, так тому и быть, — согласилась Принцесса. – Но имейте в виду, что у вас есть всего двенадцать ночей, чтобы раздобыть хоть какую-то информацию. Используйте их с умом. Ночная Стража должна обеспечивать спокойные ночи для города, так пусть она и дальше это делает. А мне уже пора удалиться – меня ожидают срочные дела во дворце.

— Я не подведу вас, Принцесса, — вытянулся Хейдэн, внутри которого чувства устраивали парад в честь того, что Луна ни одним словом не упомянула их регулярный отчет. – И пусть ночь будет спокойной.

— Да, и еще кое-что, — добавила Принцесса ночи, грациозно расправляя. – Запомните, что каждое преступление имеет целую паутину последствий, командор, но ваша главная задача состоит в том, чтобы найти паука…

— Итак, что же вы хотели мне предложить? – спросила Лаки после недолгого молчания, в ходе которого со стола успели исчезнуть три чашечки чая и небольшая порция пирожных, которой при экономном расходе хватило бы на не неделю. Но Голди, кажется, и слыхом не слыхивала о слове “экономный”, зато понятие расхода было для нее вполне знакомо, если судить по длине счета, который услужливо держал стоявший рядом официант, одетый в выглаженный смокинг и добродушно-приветственное выражение лица, такое же обязательное умение при приеме на работу, как и способность отмыть две сотни тарелок за час.

— Ну, дорогуша, наслаждайся пока можешь, — посоветовала земнопони. – Где еще тебе доведется попробовать настоящий сталлионградский чай из самых натуральных продуктов?

Лаки и сама не представляла такого места, но на всю жизнь решила, что если она найдет кафе, где будут подавать подобный напиток, то она будет держаться на расстоянии дня галопа от него. Сталлионградский чай был, мягко говоря, на любителя. Говоря же жестко, как и следовало говорить обо всем, что создавалось в этом городе, стоило упомянуть, что одним из его основных ингредиентов были жёлуди и древесная кора, хотя пегаска готова была с пеной у рта спорить, что и сама древесина дуба принимала в процессе готовки немалое участие – некоторые чашки и выглядели так, будто только сейчас вышли из под умелых копыт плотника, овладевшего секретом растворения трех ложек сахара в твердом деревянном бруске. Сами коренные жители считали, что этот чай был лучшим, что вы могли выпить с утра пораньше, и Лаки начинала понимать, почему же среди них ходили подобные мнения – если у вас были силы допить хотя бы одну чашку до конца, все остальные жизненные проблемы сегодняшнего дня определенно не смогут составить хоть какую-то конкуренцию. “Cталлионградский чай, — как говорилось на упаковке, на котором по мнению Лаки не хватало этикетки “непригодно для приема внутрь”, — Это напиток для согревания души и для отрады тела”. Хотя врачи Эквестрии и сама пегаска наверняка бы заменили одну букву в предпоследнем слове.

— Натуральнее некуда, — заверила ее Лаки Койн. – Но раз уж мы пришли говорить о делах, так почему бы нам не начать как можно скорее? Время – деньги, вам ли не знать.

— Ну, если вам так не терпится приступить к делам, то, пожалуй, не стоит затягивать, — согласилась земнопони, осторожно опуская на стол зажатую в копытах кружку. – Итак, как вы ззнаете, я тоже имею право присутствовать на этих дурацких собраниях, которые проводят эти мешки, набитые деньгами и манией собственного величия. Ха! Они думают, что звон монет может отличить их от всех остальных.

— Я слышала историю о том, что стекло позволяет нам смотреть сквозь него и видеть всех остальных, но стоит присыпать его серебром и начинаешь видеть только себя… — многозначительно произнесла пегаска.

— Бред, — усмехнулась Голди. – Похоже, ее автор вообще не слышал о процессе изготовления зеркал. Взять хотя бы то, что подойдет не всякое стекло, не говоря уже об очистке и обработке… Так о чем бишь я? А, да. Как насчет того, чтобы утереть нос Ричу? Прийти туда и открыто бросить ему в лицо, что он ворюга и скупердяй было конечно очень весело, но вряд ли принесло тебе большую пользу. Скорее всего, он уже разрабатывает план как стереть ваш завод с лица земли, а потом продать освободившийся участок по выгодной цене. Но я могу дать тебе средства, которые тебе так нужны. Не все, конечно, но на первых порах сойдет.

— Это конечно звучит очень заманчиво, — улыбнулась Лаки. – Но в чем тут подвох?

— А ты мне все больше нравишься, дорогуша, — одобрительно заметила Голди. – Подвох в том, что я обдеру тебя как липку, когда придет время эти деньги вернуть. Видишь ли, мое основное занятие, как и у любой почтенной старушки моего возраста, — это вышивание крестиком и горные санки. Но у меня есть одно маленькое такое хобби – я председатель Картофельного Банка Сталлионграда.

Лаки кивнула. То, что она слышала об этом банке, вызывало уважение, если отбросить в сторону его название. Вообще она всегда восхищалась банками – столько средств переложить пару монет из кармана обывателя в свой не изобрел еще ни один мошенник, а этот банк был банком из банков. Роскошные филиалы под гербом, на котором изображен красный дракон, восседающий на горе картошки, были знакомы любому жителю Сталлионграда, который имел дело с финансовыми операциями сложнее чем покупка моркови в овощной лавке. “Стабильность. Надежность. Картошка.” – вот три столпа, на которых основывался их успешный бизнес, а об его основательнице ходили легенды. Например та, в которой описывался путь первоначального обогащения, связанный с мытьем и продажей найденных на улице картофелин. Лаки же всегда считала эту историю немного бредовой, если не заменять одну картофелину на целую телегу или хотя бы большой мешок – в противном случае, по ее подсчетам, копить на основание первого отделения банка пришлось бы сто семнадцать лет и два месяца, учитывая то, что питаться придется в основном картошкой. Как бы то ни было, перед Лаки сейчас сидело воплощение мечты любого начинающего предпринимателя, мелкого банкира или продавца мытых овощей.

— А я – директор путей сообщения, — напомнила Лаки. – И это тоже в каком-то роде мое маленькое хобби. Но если у меня в ближайшее время не найдется никаких средств для этого, мне придется вышивать паровозы. Крестиком.

— На это стоило бы поглядеть, — заявила Голди. – Но пора перейти к серьезной стороне дела. Итак, я предоставляю твоей компании займ на первоначальные нужды. Вы отдаете мне процент от своей прибыли. Все просто и понятно, в выигрыше остаются все.

— Все действительно очень просто, за исключением того, что перед словом процент не стоит никакой цифры, — заметила пегаска.

— Цифры, цифры, — отмахнулась Голди. – Ты видела, что они делают с цифрами, цифры означают за собой деньги, а деньги больше похожи на воду, чем на кирпичи – они так и норовят куда-нибудь уплыть. Но если для тебя это так важно, то пусть будет, скажем, восемьдесят процентов…

Сказать, что Лаки чуть не задохнулась, значило сказать одно лишнее слово – “чуть” здесь никак не подходило. Начавшийся за этим спор о цене вопроса мог войти в число самых жарких мест в Эквестрии, хотя обе стороны при этом мило улыбались и изредка делали вид, что делают глоток из чашки, изредка прилипающей к столу. К счастью для новоиспеченной директора путей сообщения, Голди оказалась достаточно сговорчивой пони и через каких-то два часа упрямых отказов, небольших уступок и убедительных уговоров, Лаки удалось снизить долю банка в два раза.

— Ты подсовываешь мне кота в мешке, — с сомнением проговорила Голди, подписывая чек. – Все-таки в Эквестрии паровозы не так уж и популярны. Много пассажиров можно набрать лишь в столице, а остальные предпочитают кареты, телеги или четверых проверенных друзей. Придется делать все быстро и гораздо лучше чем у конкурентов. Справишься?

Лаки помедлила с ответом. Идеи были нужны, банкир говорила правду. Придумать, как сделать паровозы очень и очень быстро. Придумать, как заманить на них пассажиров. Придумать, чем заменить эту ужасную расцветку, в конце концов. И для всего этого нужны светлые мысли, но они ведь приходят неожиданно, как удар молнии или падение ложки. Ложки… Лаки еще раз взглянула на небольшую ложечку, поблескивающую недавно приобретенными темными пятнами от пролитого чая – вряд ли их можно вывести каким-нибудь из известных науке средств. Ложки! Вот оно! Идея, которая поможет ей довести это дело до конца, причем до такого, в котором не придётся оправдываться перед Принцессой. Что же касается популярности паровозов, то тут Лаки была уверена на все сто – главное дать жителям зрелище и интерес, и тогда дело у нее в фуражке.

— Знаете, — пегаска хитро подмигнула сидевшей перед ней земнопони. – Есть у меня одна идея…

Брошенный вызов

Сталлионград — город, построенный на металле и угле.

С этой фразой вполне могли согласиться начинающие поэты, которые сталкивались с необходимостью подобрать рифму к слову "мгла", или же составители путевых заметок о красотах Эквестрии в большинстве случаев уже с третьей страницы превращавшихся в описание самых распространённых сортов сидра, щедро сдобренное восторженными комментариями автора и парой мутновато-желтых капель. Зато коренные сталлионградцы, услышав подобное высказывание о своем родном городе, призадумались бы, а потом спокойно разъяснили бы вам, что у них тут вообще-то полным-полно домов из кирпича, дерева или камня, а из стальных листов они возводят в основном склады. Возможность же применения угля в качестве строительного материала наверняка привела бы их в ужас. Эти пони были настолько приземленными и практичными, что даже воздушные замки строили по чертежам, выясняя оптимальную плотность воздуха и количество необходимых облаков. Если бы вы попросили их изготовить веревку из песка, они бы только серьёзно кивнули и спросили о требуемой длине. И, что самое главное, вы скорее всего получили бы эту веревку, потому что сталлинградец держится за своё слово гораздо крепче, чем за свой кошелёк.

Именно такими пони славился род Серогривов — твердыми как брусок стали, надежными как пожизненная гарантия и обладающими голосом, способным гнуть гвозди. Вера же унаследовала все основные семейные качества, служившие гордостью их фамилии, за исключением, пожалуй, бороды, сравнимой по жесткости с металлической теркой. В привычном заводском грохоте, шуме и звоне нещадно избиваемых кусков железа она чувствовала себя как... как пони, которая находится именно там, где ей и следует находиться, а всякое сравнение с рыбами пускай остаётся на совести комкающих очередной листок рыцарей пера и пролитой чернильницы. Основным ее развлечением в нерабочее время являлся восьмичасовой сон, хотя иногда она позволяла себе немного расслабиться и полежать на диванчике в своём кабинете, взяв в копыта книгу, название которой нельзя было понять без трёх курсов на физико-техническом факультете. Именно поэтому Вера совершенно не удивилась, когда Лаки Койн ворвалась в небольшую комнату и с триумфом бросила на стол маленькую чайную ложку.

— Вот! — заявила влетевшая в комнату пегаска. — Вот решение наших проблем!

— Ложка? — скептически отозвалась инженер. — Не думаю, что ложкой можно построить паровоз, если только вы не собираетесь катать на нем блох или микробов.

— Да нет же, — отмахнулась Лаки. — Присмотритесь повнимательней — перед вами наше будущее.

Вреда пристально вгляделась в кусок металла, принявший форму столового прибора. Ничего поражающего воображения, за исключением пары трудновыводимых отметин ложка предложить не могла, хотя инженер честно старалась вникнуть в суть ожидающего их счастливого будущего как можно глубже. И, надо признать, не достигла в этом хоть каких-нибудь успехов. Возможно потому, что разглядеть это счастливое будущее можно было только с помощью микроскопа.

— Ложка как ложка, — наконец произнесла она. — Немножко погнулась, правда, и вот здесь какая-то странная царапина, но если почистить и выпрямить, то ей вполне можно будет есть или даже размешивать сахар в чае, если захочется рискнуть...

— Дело не в самой ложке, — прервала ее размышления пегаска. — Дело в том, как делают ложки. Вы знакомы с этим процессом?

— Я что, похожа на пони, которая на каждый праздник преподносит знакомым новый сервиз? — фыркнула Вера. — Моё дело — строить то, что ездит, выпускает пар и иногда взрывается, если переборщить с углем в топке. И за весь день я общаюсь с ложками только за обедом, так почему же мне стоит узнать, кто и как их делает?

— А как вы делаете детали для паровозов? – задала встречный вопрос Лаки.

— Каждая деталь производится отдельным рабочим, — подозрительно нахмурилась земнопони. — Так было всегда — иначе просто нельзя успеть набрать нужное количество. Так почему же?

— Потому что следует расширять границы сознания, мисс Седогрив. — сообщила Лаки, побарабанив копытом по столику. — На старом угле мы далеко не уедем, как сказали бы наши рабочие. Ложка действительно не важна, но то, как делают ложки... Вы позволите?

Вопрос, конечно же, был, задан главному инженеру, однако в тот момент внимание Лаки было приковано вовсе не к ней, а к небольшой тарелке, на которой лежал довольно широкий ломтик сыра, больше напоминавший некачественный бетон и пара зелёных листьев неизвестного происхождение. Один вид этого блюда внушал вам мысль, что вы сможете протянуть еще пару часиков до конца рабочего дня и без перекуса. Причём взор пегаски трудно было оторвать от этого незамысловатого блюда даже с помощью гвоздодера.

— Я не голодна, — бросила Вера, проследив за взглядом Лаки. К ее чести стоит сказать, что она даже не поморщилась.

Главный директор осторожно подошла к тарелке, стараясь не размышлять, откуда же появились эти зеленоватые кусочки и не убегут ли они обратно при первых признаках опасности. Приблизиться к столу ей, правда, удалось без особых происшествий, как, впрочем, и взять в копыта стоявшую рядом небольшую кружку. Последовавшие же за этим события Вера могла охарактеризовать как "немного выбивающиеся из привычного поведения", или же на языке простых обывателей, не лишенных способности ронять челюсти при виде чего-то необычного, очень и очень странными. Возможно даже очень, очень и очень странными, потому что кружку обычно используют для временного хранения жидкостей, а не как инструмент для превращения сыра в решето. Когда же Лаки закончила в копыта у неё все ещё оставалась кружка, зато на тарелке перед ней лежало четыре ломтика сыра поменьше, притаились никуда не уползшие и выжидающие своего часа листочки, а также появилось сырное нечто, похожее на кусок картона из которого жеребята недавно сделали аппликацию, насыщенную круглыми желтыми мячиками.

— Вот о чем я вам говорю, — торжественно произнесла Лаки, указывая копытом на тарелку. Вид у неё был такой, что надень ей на голову оливковый венок и повесь на шею золотую медаль — и можно тут же рисовать картину "Символ триумфа", правда художнику определённо стоило поискать краски, чтобы подчеркнуть внешний вид и, самое главное, несъедобность лежащих на блюде предметов. — Именно по такому принципу делаются столовые приборы, и именно по такому принципу мы будем делать паровозы. Зачем вытачивать каждую деталь, если можно штамповать их сотнями? Время, когда можно было не спешить прошло мисс Седогрив. Теперь для нас самое важное — скорость. И мы рванем с места так, что мало не покажется! – она немного призадумалась. — Необходимо установить новые станки сегодня же.

— Но как же график? Нужно ведь составить расписание....

— Тогда нам придётся расписывать каждый час, если не минуту, — заявила Лаки. — Стране нужны паровозы, говорите? Так мы будем делать их! И пусть потом не жалуется, что надавали слишком много!

— Только если вы найдёте клад или призовете дождь из золотых слитков, — хмыкнула инженер. — Потому что в последний раз я видела деньги только когда получала зарплату, а это, поверьте мне, совсем не впечатляющее зрелище. О, разумеется, если вы предоставите средства, то станки будут стоять здесь к ужину, но шанс на то, что это случится...

— Один на миллион? — обезоруживающе улыбнулась Лаки и протянула ей аккуратно сложенную бумажку. — Тогда нам сегодня крупно повезло. Вот чек из банка.

Пегаска передала Вере документ. Лицо главного инженера все ещё оставалось выточенным из камня, только сейчас это был булыжник, глаза которого медленно перемещаются поближе ко лбу. Она читала написанное на листке очень внимательно и осторожно, словно опасаясь, что он вот-вот рассыплется в ее копытах. Наконец она удостоверилась, что чек не менее материален чем стол, диван или улыбающаяся пегаска, и со вздохом подняла глаза на Лаки.

— Я не отказываюсь от своего слова, — заявила она. — Мы подготовим оборудование к вечеру. Но что вы знаете о том, как делаются паровозы?

" Ничего, — могла ответить Лаки. — Потому что меня прислали сюда не за то, что я высококлассный специалист в области издевательств над металлом, и не за то, что я могу сказать в каком углу чертежа должна находиться деталь А74. Я здесь, потому что единственное, что я умею делать — это делать деньги, но никто ведь не скажет, что это у меня плохо получается? Я умею играть в подобные игры с Судьбой, но что важнее всего — я знаю, как в них побеждать."

— Я знаю лишь основы, — сообщила Лаки. — Но с таким профессионалом как вы, я наверняка смогу быстро разобраться во всех тонкостях производства.

— Тонкостях производства, вы сказали? — переспросила Вера, и пегаске показалось, что в ее глазах сверкнул огонёк паровозной топки, в которую добавили чуть больше угля, чем положено по инструкции. — Тогда вам определенно стоит познакомиться со Старушкой Бэтти...

… В ремонтном цехе кипела работа. Это было понятно сразу – копыта Лаки еще цокали по коридору, а ее разум уже забежал вперед, чтобы представить себе картину упорного труда, напряженной сосредоточенности и огромной махины паровоза, окруженной снующими туда-сюда рабочими. Но, как и всем воображаемым картинкам, этому представлению суждено было столкнуться с реальностью – такого сильного удара оно точно не ожидало. Если эта мысль была бы пони, то она тут же собрала бы вещи и уехала куда-нибудь в глушь страны, прикупила себе домик у пруда, и каждый вечер старалась бы изгнать воспоминания об этом ужасном миге с помощью кресла-качалки и чашки горячего чая. Главный же конфликт с действительностью заключался в самом существовании Старушки Бэтти.

Старушка Бэтти оказалась паровозом, и, по мнению Лаки, это было единственной причина, по которой она все ещё оставалась стоять в ремонтном цехе, а не отправилась на металлолом. Это был самый старый экземпляр из всех виденных пегаской, и то, что она ещё оставалась одним целым, а не рассыпалась в прах, можно было объяснить только чудом и хорошим клеем. Хотя нельзя было не признать, что она все ещё была на ходу. Да, грохот ее двигателя способен был пробудить от спячки тысячелетние ледники, паровозный гудок давно превратился в болезненный хрип, а дым, вырывающийся из трубы, наводил на мысль о драконе, страдающем несварением желудка, а если труба была немного шире, над Сталлионградом не было бы видно облаков. Но она определенно двигалась, хотя когда Лаки наблюдала за этим движением, ей приходилось подавлять настойчиво желание подарить этому паровозу клюку. Чтобы это поезд хорошенько разогнался его нужно было как минимум сбросить со скалы.

— Ну как вам? – пытливо поинтересовалась Вера.

— Отличный паровоз, — кивнула Лаки, напоминая себе, что быть уверенной в себе не самое главное, в отличие от того, видят ли твою уверенность окружающие. – К завтрашнему утру он должен отправиться в путь.

— В путь? — эхом отозвалась Вера. — Но кто же согласиться купить билет на такой поезд?

— О, я же вам ещё не сказала, — пегаска игриво стрельнула глазами в сторону инженера. — Мы сами заплатим за проезд пассажиров, потому что несколько тонн угля вряд ли способны бросить пару монет в нашу кассу.

— Но вагоны слишком маленькие, — запротестовала Вера. — Каждый из них рассчитан на небольшое количество пони, туда не поместится уголь, тем более в таком объёме.

— Тогда нам стоит заняться расширением пространства, — решительно кивнула Лаки и схватила зубами лежащий рядом лом. Вере оставалось только проводить ее взглядом и понадеяться на то, что инструмент окажется недостаточно тяжелым, чтобы ее перевесить.

Пегаска медленно и торжественно направилась к вагону в полной тишине, созданной вниманием трёх десятков пар рабочих глаз, внимательно следящих за каждым ее шагом, и исчезновением гула всех видов деятельности. За ее приближением наблюдали затаив дыхание, как следят за налоговым инспектором, медленно добирающимся до итоговой страницы гроссбуха. На первой ступеньке пегаска остановилась, чем вызвала пронесшийся по залу вздох и тихие шепотки. Она внимательно оглядела дверь, кивнула чему-то и вошла внутрь, причём те, кто стоял рядом с дверью вдруг вспомнили, что до этого момента длина своей шеи их вполне устраивала. Спустя несколько секунд из вагона начали доноситься странные звуки, которые вполне мог издавать полубобер-полумедведь, пожирающий рощу столетних дубов. Хотя тяжелый лом, разбивающий неудобные и весьма твердые скамейки тоже годился на эту роль. В конце концов, звуки прекратились, и из вагона вышла все та же улыбающаяся Лаки Койн, и единственным изменением в ее облике было то, что на конце лома теперь висел огромный кусок дерева, в прошлой жизни бывший частью дверного косяка.

— Я надеюсь, что теперь там достаточно свободного места, — обратилась она к оцепеневшим рабочим. — Хотя, конечно же, крыша тоже занимает довольно большое пространство, — Лаки тяжело вздохнула, мельком бросив взгляд в сторону главного инженера. — Ох, мы, кобылки, такие хрупкие создания — у нас совершенно не хватает сил справиться с подобной тяжелой работой, а вагонов осталось ещё так много... Джентльпони, не согласитесь ли вы помочь? И, кстати, когда закончите с вагонами, крышей и переоборудованием грузовых отсеков, не забудьте все перекрасить. Бабочки — это замечательно, но мне почему-то всегда казалось, что к угольно-черному они не слишком подходят…

Черная свеча скупо одаривала светом небольшую комнату, зловеще мигая при любом дуновении ветерка или неосторожном колыхании плаща одного из стоящих рядом с ней пони. Свеча была не просто зловещей, нет – она являла собой прямую противоположность тем розовым квадратным свечкам, которые продаются в прозрачных пакетиках, перевязанных тонкой красной ленточкой и обладающих неприятной особенностью не открываться без помощи пилы. Такие свечки предназначены в основном для того, чтобы пылиться в шкафчиках вместе с другими дорогими сердцу вещами, оставленными на долгую память и благополучно забытыми. Единственным плюсом подобных сувениров является то, что археологи в будущем будут абсолютно уверены, что за несколько сотен лет фантазии на тему выбора оригинальных подарков не прибавилось ни на йоту. Что же касается той самой свечи, то ее пламя никак не могло источать аромата роз или радовать глаз замысловатым оттенком. Это был огонек, идеально подходивший для тайных собраний – маленький, незаметный, создающий гораздо больше теней, чем светлого пространства и скрывающий не только мысли, но и лица участников. Единственным же его недостатком можно было назвать лишь то, что он слишком резко погас.

— Какого сена? – раздался чей-то голос, прорезая тьму, как гитарная струна прорезает подмерзший сугроб. – Эта свеча мне целых четыре бита стоила, не говоря уже о спичках!

— Терпение, товарищ, — успокаивающе произнес второй голос. – Каждая капля труда, в конечном итоге втекает в море будущего успеха.

— Четыре бита, — сокрушенно повторил первый голос. – И гарантия на непрерывное горение целых три дня.

— Не могли бы вы там заткнуться! – пророкотал третий, судя по раздраженному тону, он уже некоторое время пытался нащупать нечто очень маленькое, легкое, горючее и совершенно невидимое в окружающей темноте, и при этом не достиг больших успехов.

— Не знаю как вам, а мне нравится темнота, — вступил в разговор четвертый. – Я вообще не понимаю, зачем нам нужны все эти свечи.

— Дабы поддержать дух товарищества и братства? – предположил второй. – Когда мы видим лица стоящих рядом с нами, наши сердца наполняет уверенность и стремление достичь новых вершин ради блага общества.

— Да? – скептически отозвался третий. – Я лично твоей рожи никогда не видел, потому что мы все время ходим в этих огромных капюшонах, в которых можно отдельно от плаща запихать еще одного пони.

— Спокойствие – путь к размышлениям, размышления – путь к действиям, действия путь к победе, — нравоучительно заметил второй.

— А победа – это путь к чему? – тут же выпалил четвертый.

— Победа… — неуверенно повторил второй. – Победа – это конец пути.

— Ага, — подтвердил третий. – Во всех сказках после победы только пир, свадьба и все такое. Больше и нету ничего, ну, может, только еще мед прольют, или что-то в этом роде…

Ответом ему было скептическое молчание.

— Что? – где-то в глубине комнаты послышалось смущенное пошаркивание копытом о пол. – Я ведь их только в детстве читал, а то, что я их помню хорошо, так это потому что на меня однажды кирпич…

— Кха-кха, — прокашлялся второй голос. – Спасибо за интересную историю, но не пора ли нам уже начать собрание?

— Но разве нам не стоит… — первый голос запнулся, что всегда происходит, когда вы находите ответ на вопрос, который еще не договорили. Не завершить его у вас, правда, уже вряд ли получится. – Дождаться главного?

— Сегодня я за него, — небрежно бросил второй. Небрежность эта была направлена не на кого-то конкретного, но на Вселенную в целом, и была небрежностью особого стиля – именно с такой небрежностью короли отдают распоряжения об утреннем завтраке, а владельцы банков надевают свои выглаженные костюмы, прежде чем заключить контракт на суммы, которые можно разглядеть лишь в телескоп. – Итак, как вы знаете, нашего предводителя застали врасплох важные дела в Сталлионграде и он не смог прибыть сюда. Мы, конечно, безутешно скорбим об этой досадной случайности…

Вновь воцарилось молчание, призванное заменить собой разочарованные возгласы, хотя на самом деле каждый из присутствующих словно сбросил внутреннюю наковальню – не то чтобы их глава внушал им страх, конечно нет – никто из них ни за что бы не признался вам в этом. А то, что при одном упоминании того, что у них вообще есть предводитель, они на некоторое время замирали и смотрели в одну точку, вероятнее всего, связано с тем, что в подвале, где проходили собрания, было довольно-таки холодно. А единственный источник света и тепла, если не считать таковым только что прозвучавшее объявление, потух пару минут назад.

— То есть его сегодня не будет? – переспросил первый, пробуя удачу на вкус.

— Нет, — сокрушенно вздохнув ответил второй. – Но он оставил нам свой план, который предоставит нам возможность совершить задуманное в кратчайшие сроки. Для этого нам потребуется книга…

— Книга? – удивился третий. – Зачем нам нужна книга? Лично у меня дома целая полка с книгами, очень удобно, кстати, когда в печке…

— Книга, — с нажимом повторил второй. – Из главной библиотеки Кентерлота.

— Не так-то просто будет это провернуть, — неуверенно заметил первый голос. – Охрана там стоит и днем и ночью, возможно, они даже накладывают какие-нибудь защитные чары. Придется подготовить кучу всего – веревки, крючья, отмычки…

— Простите… — попытался вставить четвертый.

— Отлично, следует подготовиться получше, — согласился второй. – Раздобудем подробный план библиотеки и расписание смены караула, затем запасемся всем необходимым оборудованием и будем выжидать подходящего часа.

— А может… — снова протянул четвертый голос.

— Не стоит забывать и о самих книгах. Мало ли какое заклятие может на них лежать, — тоном профессионала добавил первый.

— Давайте все-таки…

— Хорошо, оставляю подготовку к этому делу в ваших копытах, — заключил второй голос. – Но постарайтесь управиться за неделю — у нас осталось совсем не так много времени .

— А мы не можем просто прийти в библиотеку и взять ее почитать? – робко вмешался четвертый. Если, конечно, можно робко вмешаться и при этом громко заорать. – Мне казалось, что книги оттуда берут именно так.

Остальным членам собрания оставалось лишь обрадоваться, что окружающая их темнота и огромные капюшоны сейчас не позволяют им видеть лица друг друга. План, предоставленный их предводителем был идеальным – холодный расчет там шел копыто об копыто с выверенной логикой, а за ними спешил трезвый и разумный взгляд на вещи. План был хорош, отточен, вылизан дол блеска и просто обязан был сработать. Но самое главное заключалось в том, что он был абсолютно ненужным.

— Кхм, — смущенно выдавил из себя второй голос. – Это, пожалуй, сойдет за вариант.

— Ну, значит вопрос решен? – зевнул третий, который до этого не проронил ни слова, что было весьма подозрительным – обычно он сыпал ими как дырявый мешок с овсом. – Можем мы идти спать?

— Да, да, — согласился второй с интонациями начинающего скакуна-марафонца, поучаствовавшего в своем первом забеге. – Но запомните: книга будет только началом. Она даст нам силу и знания, необходимые для того, чтобы обеспечить успех нашего предприятия. В последнее время Стража ведет себя более внимательно и настороженно, но то, что мы провернем, надолго отобьёт у нее охоту следить за нами. Они хотят остановить нас? Не тут то было. Ха! У Стражи появятся более важные дела, чем мешать нашим планам, потому что та самая ночь, когда это случится, вряд ли будет спокойной!

И грянул гром…

Командор Ночной Стражи Ее Величества Хейдэн Корэдж вздрогнул. Нет, он, как и подобает настоящему стражнику, вовсе не боялся грозы и мужественно встречал любую вспышку молнии, не отводя от нее своего взгляда. Но одно дело смело встречать громовые раскаты из теплоты и уюта кресла собственного кабинета, и совсем другое делать то же самое, находясь под проливным дождем у ворот дворцового парка, которые могли похвастаться первоклассным литьем, шикарным орнаментом, и, что было для Хейдэна особенно важным, двумя фонарными столбами, подозрительно напоминающими громоотводы. А еще далекий гул напоминал ему о недавней встрече с Принцессой, и Корэдж изо всех сил старался не задумываться, чего он страшился больше – быть мгновенно испепеленным на месте ударом молнии или предстать перед взором Принцессы вновь, причем с пустыми копытами. Нет, он, как и подобает настоящему стражнику, вовсе не боялся Луны, боязнью это чувство было назвать сложно. Здесь скорее следовало бы использовать определение “леденящий душу страх” или “ужас, заставляющий кровь стыть в жилах”. А еще командор ждал. Радовало только то, что ждал он не один – компанию ему составляли два младших констебля, все еще пытающиеся забраться в свои доспехи как можно глубже – в этом они были похоже на черепах, позабывших дома зонтики.

Подобное занятие для него было не в новинку – все стражники рано или поздно привыкают к постоянному ожиданию и, если бы по этой дисциплине проводились соревнования, они наверняка взяли бы первый приз. Они достигли в этом деле таких высот, что им уже необязательно было ожидать чего-то конкретного. Нет, конечно, там, где-то впереди и маячили расплывчатые цели вроде окончания рабочей смены или восхода Солнца, но до них, как правило, оставалось еще несколько часов, пара сотен минут или же пара-другая тысяч секунд, а каждый, кто хоть раз в жизни попадал в ситуацию ожидания чего бы то ни было, знает, что каждая секунда имеет неприятное свойство растягиваться на полминуты, а если при этом слишком часто смотреть на часы, то ход времени и вовсе останавливается. Любой опытный стражник со временем учился превращать эти мгновения в часы и наслаждаться ими как наслаждаются слегка подтаявшей сливочной тянучкой – каждый из них вполне мог бы стать величайшим философом всех времен и народов, если бы их мысли не были заняты в основном попытками припомнить, какие трактиры еще будут открыты рано утром. Но в данный момент для командора Корэджа ожидание было совсем другим.

Это было очень напряженное ожидание, то есть ожидание того события, которое, будь на то ваша воля, никогда бы не случилось. В подобных ситуациях время ведет себя прямо противоположным образом и начинает нестись со всех копыт в сторону, которая вам совсем не нравится. На взгляд Хейдэна оно скакало уж слишком быстро. Так быстро, что опусти он копыто в поток временных песчинок, и, скорее всего, он тут же выдернул бы его и побежал искать крем против сильных ожогов. Потому что каждая секунда приближала его к еще одной встрече с Принцессой, и большую часть этих секунд он был вынужден тратить не на выполнение данного ему задания, а на бесполезную ерунду, которая почему-то входила в его командорские обязанности. Одним из ее видов была традиционная смена караула у ворот Дворца Принцесс, которое в былые времена было одним из самых зрелищных ежеутренних и ежевечерних ритуалов Стражи – сотни приезжих собирались поглазеть на него, хотя, по мнению Корэджа, это было пустой тратой времени. Тратилось, разумеется, его личное время командора Стражи, а как к этому относились сами приезжие, он никогда не горел желанием узнать.

Смена караула долгое время пребывала в забвении по причине того, что ночных стражников до возвращения Принцессы можно было пересчитать по передним копытам. Но совсем недавно архивариусы из библиотеки проложили новый туннель в трехсотлетних завалах и, не без помощи веревок, лопат, фонарей и трехдневного запаса морковных пирогов, обнаружили там залежи ценных документов, среди которых нашлось и упоминание и об этой традиции. Командор уже передал им свою огромную благодарность и искреннее желание увидеть их на самом процессе – возможно, после такого зрелища они хорошо подумают, прежде чем начинать разработку четырехвековых месторождений. Но, что сделано, то сделано, и именно потому, что эта поговорка несла в себе определенную долю правды, Хейдэн стоял здесь и размышлял, как много масла можно вылить на сковородку, если учесть, что там уже сидит пони в полном обмундировании.

Из размышлений его вывел традиционный отклик патруля Дворцовой Стражи, традиционно опаздывающего на традиционные пять минут и традиционные же четырнадцать секунд.

— Стой, кто идет, о, друг иль враг. Ответь и дальше сделай шаг! – отозвался голос с той стороны калитки.

— Мы не враги, но мы друзья, — ответил командор. По его хвосту уже не стекали ручьи из дождевых капель, нет – хвост и сам превратился в один сплошной, огромный и мокрый поток. В нем уже определенно было больше воды, чем волос. – C секретом слово знаю я. Его скажу, и в тот же час, ответь, пропустите ль вы нас?

— Кхм… — кашлянул голос. Раздалось шуршание разворачиваемого кусочка бумаги. – Пароль… Что-то тут было такое… Кхм… Пароль свою исполнит роль, его сказать ты нам изволь.

— Слушай, может, покончим с этой ерундой? – предложил командор, понимая, что и у стальной брони есть свой предел, после которого она наверняка сдастся ни на секунду не утихающим бомбардировкам тяжелых дождевых капель. – Ты просто достанешь ключ и откроешь нам эту калитку. Мы войдем – ты выйдешь. И все будет в порядке. Неужели не видно, что здесь творится?

— Видно, — бесстрастно подтвердил голос. Судя по его тону, “здесь” командора сильно отличалось от его собственного “здесь”, где было много деревьев с широкими листьями, а значит довольно тепло и сухо.

— Ох, ладно, — командор обреченно поднял голову к небесам. Как оказалось зря, потому что эффект получился как от небольшого водопада, пропущенного через дуршлаг. – Пароль, что сможет нам помочь: так пусть спокойной будет ночь.

— Хм… — протянул голос. – Ты не мог бы повторить? Я просто не расслышал – спокойной или покойной? Этот дождь так барабанит…

— Спокойной! Я сказал спокойной! Тихой, скучной, безынтересной, безопасной, не очень шумной, – пояснил Хейдэн, чей голос никак нельзя было охарактеризовать одним из этих слов. – Ну, так что там с калиткой?

— А как же часть про копье? – подозрительно ответил голос.

— Ох… — Корэдж закатил глаза. По легенде, обряд изображал самую первую смену караула, а также абсолютно все действия и реплики ее участников. По мнению же самого Хейдэна, эти двое стражников были или зелеными новобранцами или непроходимыми идиотами, что в принципе довольно часто идет копыто о копыто. Не говоря уже о том, что они испытывали слишком большую страсть к глагольным рифмам. Тем не менее, в традиционном списке обязательных действий действительно был фрагмент с копьем, из-за которого в список обязательных дел командора на ближайший выходной добавился очень серьезный разговор с архивариусом. Командор пообещал себе, что если уж ему и не миновать свидания со сковородкой, то он приложит все свои силы, чтобы не скучать там в одиночестве. – Прости меня, дневной собрат, я, хоть и сам тому не рад, копье свое оставил в зале – не будет горше мне печали.

Взгляды самого Хейдэна и пары молодых констеблей старательно избегали встречи с древками их собственного оружия.

— Печальней новости не слышал я, — зевнул голос по ту сторону стены. – Раз такова Судьба твоя, возьми пока что ты мое, но не забудь вернуть копье. Коль завтра в полдень ты придешь, меня у сих ворот найдешь.

— Тебя я друг благодарю, — между сжатыми зубами командора можно было просунуть только небольшую полоску выходящего воздуха, который тут же превращался в слова. – За щедрость, доброту твою. В долгу не буду я, поверь. Калитку мне открой теперь.

— Гм… — замялся голос. – А продолжения разве нет? Может найдешь еще пару строк?

— Открывай скорей, — буркнул Хейдэн, который уже и без подсказки подобрал пару словечек, вот только произносить их в присутствии младших констеблей было все равно что обрушить скалу на их моральные устои, а потом присыпать их парой тысяч ведер с песком. – Традиция соблюдена, мы сказали все что нужно.

— Ладно, ладно, — согласился дворцовый стражник. – Хотя подождите… Разве мы не должны спеть эквестрийский гимн? Или разжечь костер дружбы?

— Какие еще песни? Если эти библиотекари нашли еще какой-то листок, испачканный чернилами, то передай им, что лучше засунуть его в… — тут в голову командора пришла страшная догадка, а также осознание того, что у него имеются неплохие шансы утонуть в той луже, в которой он прямо сейчас стоит. – Ты, случайно, не потерял ключ?

— Эм… Нет, — обеспокоенно пробормотал голос. Послышалось тихое шуршание разгребаемых листьев . – Вот прямо сейчас я его достану и открою вам калитку. Прямо сейчас. Может все-таки споем гимн?

— Знаешь, у меня есть другое предложение, — Хейдэн подмигнул констеблю справа от него. – Сейчас младший констебль Торчлайт отойдет от калитки на двадцать шагов, повернется к ней лицом, а потом поскачет вперед . Учитывая то, что она сделана из дерева, а констебль разгоняется довольно-таки быстро, особенно если попросить его поскакать в ближайший трактир и дать немного мелочи, я думаю у нас есть неплохие шансы обойтись сегодня без ключа. И завтра, кстати, тоже. Что скажешь?

— Как насчет забавной истории? – в отчаянии предложил голос. – Я знаю одну, вам обязательно понравится!

— Пять шагов, — начал считать командор. – Десять, пятнадцать…

— Идет, в общем, лес по медведю, — выдавил из себя стражник за калиткой. Возможно, этот рассказ действительно был вершиной его мастерства повествователя, но Хейдэн уже начал произносить первые звуки слова «двадцать», что явно не способствовало созданию атмосферы легкой и непринужденной беседы. Спасти печально скрипнувшую калитку могло только чудо, и чудо явилось. Чудо это, правда, было небритым, мокрым, невыспавшимся, усталым и закованным в неподходящие по размеру латы дворцового стражника, но от этого своей чудесности не теряло.

— Отставить, — приказала вышедшая из темноты фигура. – Именем Принцессы Селестии.

— Отставить что? – недоуменно переспросил младший констебль Торчлайт, который сделал ровно на двадцать шагов меньше, чем необходимо, чтобы оказаться на расстоянии в двадцать шагов от калитки.

— Все, — отрезала фигура. – Где командор Хейдэн?

Командор выступил вперед и смог разглядеть новоприбывшего. Это был настоящий офицер Дворцовой Стражи, из тех, что способны ни разу не моргнуть глазом даже при виде собственного горящего хвоста или скрутить мантикору за то, что она вошла в главный зал, не вытерев когти о коврик. Его лицо напоминало то, что могло получиться, если бы вы дали хорошему скульптору кусок мрамора и холодильник. Он прошел старую школу обучения стражников, где экзамены включали в себя трёхдневный марш с сумками, наполненными камнями, путешествие по скалам, обозначенным на карте как «здесь водятся драконы и кое-что похуже», а также, как самое последнее испытание, беседу с профессором Северити, которую выдерживали далеко не все выпускники. Именно она проводила вступительные тесты для новичков в тот год, когда Хейдэн решился учиться в Академии, и он до сих пор помнил сколько носовых платков понадобилось новым ученикам того года, чтобы не завалить экзамен. Офицер, который сдал последний экзамен у профессора Северити, определенно был достоин уважения – даже спасение небольшой деревеньки от наводнения не служило бы столь надежным гарантом для принятия в Стражу. А еще у профессора был замечательный мягкий и шелковистый голос, и на тех уроках пения, что она проводила, ее можно было слушать часами – в противном случае вам пришлось бы часами слушать звук снимаемой с яблок кожуры. Командору повезло, что профессор ушла из Академии ровно за год до его собственного выпускного. Он слышал, что она теперь работает преподавателем музыки в одном из столичных школ и мог только посочувствовать жеребятам, которые там учились, зато через несколько лет они смогут похвастаться отшлифованным до блеска музыкальным слухом. Но Хейдэну не удалось надолго погрузиться в воспоминания о минувших днях, чего нельзя было сказать об огромной луже, куда командор как раз с успехом погружался. Офицер, стоявший перед ним, кажется чего-то ожидал, и Хейдэн решил первым нарушить повисшее в воздухе молчание.

— Ее Величества Ночной Стражи командор Хейдэн Корэдж, — представился он. – Ну или просто Хейдэн, если вам так будет удобнее.

— Ее Величества Дворцовой Стражи старший сержант Стэйбл Шилд, — отчеканил офицер в доспехах цвета промокшего золота. – Ну или просто Ее Величества Дворцовой Стражи старший сержант Стэйбл Шилд, Если вам так будет удобнее. Прибыл по приказанию Принцессы Селестии. У меня есть для вас послание.

Мысли Хейдэна лихорадочно закрутились как белки, после передозировки кофеином. Письмо от Принцессы Селестии? С каких это пор она стала интересоваться делами Ночной Стражи? Хотя если хорошенько подумать, то она интересовалась вообще всем, что происходило вокруг и все новости о том, что, когда и где случилось, появлялись у нее сразу после самого события, а может быть даже и раньше. Тем не менее, одно письмо от солнечной Принцессы для командора означало, что он получил ровно на одно письмо от Принцесс больше чем нужно. Командор внимательно посмотрел на посланца, но он, как и подобает хорошему стражнику, стоял, а вернее будет сказать тонул в бурлящем темном потоке, совершенно безэмоционально.

— Простите, — в их разговор вмешался еще один голос. – Но не могли бы доблестные офицеры подсказать мне дорогу к Кентерлотской Библиотеке?

— Конечно, — отозвался Корэдж, которому неожиданный вопрос давал еще пару драгоценных секунд на размышление о собственном завещании. – Повернитесь направо от калитки и идите прямо до огромных ворот с надписью «Библиотека», видите их? Шагов тридцать я думаю здесь будет, постарайтесь не заблудиться.

— Благодарю, — произнес голос. – А отдел Запретных Знаний и Ужасных Заклятий находится в…

— Правое крыло, — пояснил командор. – Спросите у сторожа, он вам покажет.

Взгляды стражников проводили периодически проваливавшуюся в особенно крупные и грязные ямы странную фигуру в плаще с огромным капюшоном. Даже не особо стараясь разглядеть оттенок ее одежды, можно было с уверенностью сказать, что сейчас и плащ и капюшон по цвету совершенно не отличались от окружающей грязи и определенно стали весить гораздо больше. Наконец фигура скрылась в ночном мраке, из которого тут же послышался глухой металлический звук и не такие уж глухие, но совсем не металлические слова, свидетельствовавшие о том, что вход в библиотеку был успешно обнаружен.

— Итак, — набрался смелости Хейдэн. – У вас есть для меня послание от Принцессы?

— Да, — бесстрастно подтвердил стражник.

— Может вам стоит отдать его мне? – постарался намекнуть Корэдж.

— Нет, — лежащий рядом камень чуть ли не крошился от зависти к подобному отсутствию эмоций.

— Эй, не забывайте про меня! – напомнила калитка. – Не до утра же мне тут сидеть, в самом деле.

Дворцовый стражник лязгнул латами и повернулся ко входу, сбрасывая с себя разленившиеся потоки воды, уютно устроившиеся на всех плоских поверхностях доспеха. Когда он направился к калитке, земля не содрогнулась под его копытами, а стоящие рядом столбы не пошатнулись от его сурового взгляда, однако уверенностью и целеустремленностью его походки можно было пробить брешь в стене ничуть не хуже чем при выстреле из катапульты. Звук же поворачиваемого ключа напоминал судорожно сдерживаемый скрип, определенно не желающий раздражать ни одного из окружающих его пони – замок словно съежился в ожидании неизбежного открытия.

— Так пусть ночь будет спокойной, — провозгласил Стэйбл Шилд, завершая традиционный обряд и ничуть не обращая внимания на уже было открывшего рот стражника калитки. – Командор, пост сдан.

— Пост принят. Констебль Торчлайт, констебль Виджилант, ваша стража началась, — скомандовал Хейдэн. — Так что с посланием от принцессы Селестии?

— Я сказал, что Принцесса Селестия приказала мне найти вас, — сухо сообщил Стэйбл. – Но я не сказал, что она именно та Принцесса, которая отправила вам послание.

— И от кого же оно? – интуиция Хейдэна подсказала ему, что приближаются новости, которые приведут к разным интересным событиям, которые могут иметь весьма интересные для капитана последствия, поэтому паковать чемодан лучше начинать прямо сейчас.

— Принцесса Луна, — отчетливо и ясно выговорил Стэйбл, что не оставило командору никакой почвы для сомнений или надежд на благополучный исход . – Принцесса Луна приглашает вас на личную аудиенцию и задает вам один вопрос. Что вы знаете о Сталлионграде, командор?

— Почти ничего. Зачем же Принцессе было спрашивать меня об этом? – Корэдж задумался. — И когда же состоится эта аудиенция?

— В полночь, — сообщил Стэйбл.

Головы обоих стражников повернулись к городским часам. Маленькая стрелка едва-едва подходила к одиннадцати, а большая… Большая горделиво выпрямилась и смотрела прямо в небеса, которые сейчас больше напоминали серое и дырявое ведро с водой, если, конечно, может существовать ведро подобных размеров.

— У вас пять минут, — спокойно произнес дворцовый стражник, глядя на замершего командора. – Советую вам поторопиться.

Волшебство...

Волшебством можно решить все проблемы — в этом абсолютно уверены пони, считающие, что найти потерянную пуговицу или заставить уменьшиться огромный счёт за обед в ресторане можно только по мановению рога. Нельзя не признать, что магия действительно достигла немалых успехов там, где дело связно с превращением апельсина в помидор или перемещения кекса с тарелки соседа на свою, однако во всех остальных вопросах с ней следовало обращаться очень и очень осторожно, как с драконом на вечеринке в небольшом саду, потому что в худшем случае ущерб вряд ли ограничится разбитым бабушкиным сервизом. Магия вовсе не была всемогущей и в деле сдвигания гор с пути все ещё уступала внутреннему духу или сотне ящиков с динамитом. А ещё она была очень сложна, и любое мало-мальски мощное колдовство требовало особого таланта и одаренности произносящего его мага. Чудеса могли творить только настоящие волшебники, но кто сказал, что чтобы быть им нужно обладать рогом на голове? Волшебство, на самом деле, заключено не в могучих формулах и не в загадочных рунах , но в сердцах тех, кто на него способен, и то, что предстояло рабочим и инженерам паровозостроительного завода иначе как чудом не назовешь, не имея , разумеется, под копытом справочника магических терминов самого нового издания.

Лаки Койн до этого момента и представить себе не могла, что такое можно провернуть, и, конечно же, не задумывалась, что будет в этом участвовать, поэтому у неё даже не было четкого плана дальнейших действий, только пара идей и твердая уверенность в том, что если уж поток событий подхватил ее, то лучше не пытаться плыть против течения и надеяться на то, что впереди не будет водопада. Несмотря на это никакой неуверенности она не испытывала — неуверенность в подобных случаях остаётся на том берегу реки и грустно наблюдает за сожженными мостами. Действие было ее стихией, а импровизация определённо приходилась дальней родственницей. Пусть в паровозах она разбиралась чуть похуже чем никак — для этого найдутся другие специалисты, не прогуливавшие лекции по физике и прикладной механике — зато она знала, что именно нужно сделать для того, чтобы все остальные пони, не так сильно разбиравшиеся в паровозах, смогли насладиться комфортом быстрого, удобного и не слишком дорого путешествия. Дело оставалось за малым — нужно было всего лишь все это создать. Начинать же приходилось с такой точки, что впору было сразу заканчивать. Но Лаки Койн была не из тех, кто так просто сдаётся, и определённо не принадлежала к кругу лиц, желающих увидеться с Принцессой, не выполнив порученной миссии. А ещё, и это нельзя было не признать, ей очень шла новая форма — особенно ей нравились пуговицы в виде позолоченных колёс и светло-синяя фуражка, которая в сочетании с ее огненной гривой наводила на мысль о картине корабля, тонущего в море пламени.

В тот самый момент перед ней стоял только один вопрос — что же делать дальше? Пегаска с уверенностью могла сказать чего делать ни в коем случае не следовало — совершенно точно нельзя было сидеть и растягивать резинку времени, потому как если уж она собралась прыгнуть в пропасть неизвестного, то лучше сделать это побыстрее, пока оттуда не убрали батут. Мысли Лаки раскручивались словно белка в колесе, запущенном из катапульты, и, наконец, на мгновение замерли, позволив ей сообщить стоявшим рядом инженерам ключевые детали их дальнейшего плана действий. Инженеры слушали ее очень внимательно, если такое вообще можно было сказать о пони, чьи мысли обычно крутятся возле изобретения очередного хитроумного способа забивать гвозди(и что самое странное – периодически у них это все же получается). Но когда она закончила и вопросительно оглядела собравшихся, тишина взорвалась как арбуз, забытый в ящике с фейерверками – еще несколько секунд назад молчавшие работники завода уже во всю отстаивали свою точку зрения по новым предложениям, совершенно не обращая внимания на то, что все вокруг пытаются сделать тоже самое.

— Итак, — в заключение произнесла она, выждав пару минут, пока не утихли жаркие споры, в которых упоминались такие слова, которые вполне могли сломать воображение пони, не имевшему никакого отношении к технике и искренне полагавшему, что шестеренка — это такая рыба из тропических морей. — Не пора ли нам приступить к работе? Время — деньги, а деньги не любят утекать просто так. Паровозы ведь сами собой не тронутся, не правда ли? Работа не ждёт, товарищи.

Специалисты согласно кивнули и разошлись. Они могли вести дискуссию о лучшем способе забросить уголь в печку до последнего волоса в бороде оппонента, но в вопросах работы никаких непоняток быть не могло. Порученное дело должно быть сделано, а то, что всем остальным миром оно признавалось невозможным — всего лишь второстепенная мелочь. Сама же Лаки, которая чувствовала себя более комфортно в обществе других пони, чем в компании раскаленного металла, поправила свою фуражку, запихала под неё пару непослушных локонов и, нацепив на себя дружелюбную и располагающую к сотрудничеству улыбку отправилась вершить чудеса.

Чудеса, кстати, не заставили себя долго ждать.

И начались с того, что в цех доставили новые станки, полученные в располагавшемся неподалеку заводе по производству посуды. Хотя на самом деле станками это было назвать трудно, скорее это были четыре огромные горы, у каждой из которых сверху крепилась гора поменьше, и вопрос о том, какого размера детали могли выбить эти станки заменялся вопросом о том, как избежать землетрясения, если запустить их разом. Лаки даже и представить не могла, кто ел ложками, отпечатанными на этих прессах, но тарелкой для супа ему скорее всего служило небольшое озеро. Расторопные рабочие тут же установили их в огромном помещении завода, предварительно выселив из правого угла несколько пауков, популяцию муравьев и эскадрилью летучих мышей, и проверили их на работоспособность – дрожание кружки, забытой кем-то на небольшом трехногом столике как нельзя лучше доказывало, что уж что-что, а этого добра у них было хоть отбавляй. Сразу после этого явился их бывший владелец, чтобы договориться об оплате. Он оказался пони сговорчивым, и после какого-то часа споров, шума и криков станки перешли в полную собственность завода Лаки за сумму, которую можно было назвать не заикаясь и не принимая пару таблеток успокоительного.

Закончив эту утомительную беседу, пегаска отправилась прогуляться по заводу, с интересом наблюдая за тем, как быстро, слаженно и четко делают свое дело рабочие команды, и, по возможности, держась подальше от чана с раскаленным металлом. Изредка к ней подбегали взволнованные инженеры и согласовывали возникающие проблемы, вроде потерянной заклепки, неправильно выточенной детали или небольшого взрыва одного из двигателей. Проделав весь путь из конца в конец завода, Лаки уже собиралась было повернуть назад, как вдруг услышала, что кто-то настойчиво повторяет ее имя.

— Мисс Койн! — послышался голос с другой стороны зала. — Мисс Койн, не найдётся ли у вас свободной минутки?

Лаки обернулась — через весь цех к ней неслась шляпа с огромным пером, полученным, по всей видимости, от птицы, которая питается одними ягодами и скорее всего арбузами. При ближайшем рассмотрении оказалось, что шляпа не плывет к пегаске сама по себе: под ней обнаружилась невысокая желтогривая единорожка, одетая по последнему писку сталлионградской моды, в последнее время тяготевшей к легкости и воздушности и ради создания такого эффекта даже готовой сбросить с себя четвёртый слой теплой ткани. На боку у неё красовалась изящная и очень маленькая сумочка, которая, как и все подобные аксессуары, была способна вместить в себя гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд — вот и сейчас, немного покопавшись в неизведанных глубинах, гостья достала оттуда чернильницу, перо и небольшой блокнот. После этих нехитрых приготовлений она уставилась на Лаки, чуть склонив голову набок, и пегаска всерьёз начала опасаться, что полы шляпы слишком близко приблизились к искрящемуся раскаленному металлу.

— Мисс Койн! — дружелюбно прокричала она, пытаясь заглушить мерные удары огромного пресса. — Могу я взять у вас небольшое интервью? Я — мисс Пэйпер из «Сталлионградских Вестей».

— Ну конечно! — согласилась пегаска, раздумывая, почему вдруг возник столь животрепещущий интерес к ее персоне. — Чем могу быть полезна?

Перо журналистки, напоминающее рыцарское копье, приготовленное специально для финального поединка в турнире, взмыло в воздух.

— Вы намерены строить паровозы? — спросила она.

— Ну конечно, а что же ещё нам делать? — подтвердила Лаки. — Стране нужны паровозы и делать их — наша работа.

— Работа, — кивнула единорожка, помечая что-то в блокноте. — Вы ведь совсем недавно в Сталлионграде?

— Да, — я приехала только вчера, — улыбнулась Лаки.

— Только вчера и уже управляете заводом, — заметила журналистка. – Очень быстрый карьерный рост, не каждому дано занимать подобные должности. Кем же вы работали до этого, мисс Койн?

— О, по мелочам, в основном по мелочам, — подмигнула пегаска. — Пусть это останется небольшой тайной для читателей. Но поверьте, вращаться в высоких кругах мне уже приходилось.

— Наши читатели любят тайны, — согласилась мисс Пэйпер. — Но ещё больше они любят их разгадывать. Не боитесь, мисс Койн?

— Нет, — мотнула головой Лаки. — Не боюсь.

— Ладно, ладно, — единорожка хитро прищурилась. — Скажите, что вы думаете по поводу состояния железнодорожных путей в данный момент?

— Дороги? — пегаска на секунду призадумалась. — О, дороги просто отличные! Без сучка и задоринки, как говорят здесь, в Сталлионграде. Крепкие, надежные. Построены на века, если не на тысячелетия. Лучшего просто и желать нельзя, но знаете, у них имеется один маленький недостаток. На них нет паровозов.

— Да? — удивилась журналистка. — Но как же все те, что каждый день следуют из Кентерлота в Филлидельфию или Мейнхэттэн? Что вы скажете об этом?

— Я скажу, что настоящих паровозов среди них нет! — выпалила пегаска. Мысли и внезапно нахлынувшие идеи сметали осторожность как спущенный с небольшого холма паровой каток — Игрушки для богачей, но не более того. Сколько раз вы сами ехали на поезде, мисс Пэйпер? Простые пони не могут позволить себе подобной роскоши, мы же собираемся сделать поезд транспортом для всех и каждого! Долой старые телеги и кареты, скоро вы сможете попасть в любую точку Эквестрии и для этого вам надо будет лишь отстоять очередь на кассе и при этом совсем не обязательно тратить все заработанное за месяц.

— Что, и до Клаудсдейла сможете подбросить? — осведомилась журналистка.

— А вы хотите купить билет? — парировала Лаки. Она уже поймала свою волну, и остановить ее могла только средних размеров горная цепь.

— Очень амбициозная идея, — улыбнулась Пейпэр. — Но что вы скажете насчёт качества и скорости такого транспорта? Как я слышала, ваши паровозы пока не отличаются надежностью.

— Все это в прошлом, — небрежно бросила пегаска. — Мы выходим на новый уровень производства: смотрите сами, мы будем строить паровозы по последнему слову техники, вместе с самыми лучшими специалистами. Кто ещё может позволить себе такое? Где вы ещё найдёте такую команду? Вместе мы способны на многое, так почему бы немного не расширить границы возможного?

— Звучит как девиз, — хмыкнул журналистка. — У вас, кстати, ещё нет девиза?

— Девиза?

— Ну да, тех самых слов, что обычно пишут над воротами, — пояснила единорожка-

— Как насчёт “Вытирайте Копыта”? — предложила Лаки. — Весьма полезная надпись.

— Пусть так, — согласилась Пэйпер. Ее перо своего по бумаге так быстро, что листку по всем законам физики давно полагалось загореться. — Но все это лишь слова...

“Вот оно, — подумала Лаки. — Им нужны действия. Значит пришла пора поднять ставки: все или ничего, и в случае выигрыша я действительно докажу им на что способны паровозы. В противном случае я просто очень пожалею о том, что не выиграла, но об этом лучше не думать и поберечь своё слишком живое воображение. Ну что, пришла пора бросить вызов Судьбе?”

— Вам нужны не только слова? — спросила она, заставив единорожку отступить на шаг назад. — Вы хотите, чтобы дело двигалось? Оно будет двигаться, обещаю вам, и совсем скоро вы сможете насладиться самым невиданным зрелищем за всю историю Эквестрии, — она сделала небольшую паузу для драматического эффекта. — Мы бросаем вызов Вандерболтам! Посмотрим, кто из нас будет быстрее. Паровоз против пегаса, стальные крылья против перьев. Ну что, как вам такая новость?

— Звучит впечатляюще, — подтвердила журналистка. – Но вы действительно считаете, что готовы к подобной проверке и не возьмете своих слов назад?

— Да, — кивнула пегаска, ощущая небывалую лёгкость — примерно то же чувство возникает во время прыжка в глубокое ущелье со связанными крыльями и прицепленным к шее валуном. Зато у вас ещё останется прекрасная возможность насладиться прекрасными пейзажами напоследок. — Гонка от Сталлионграда до Мейнхеттэна ровно через неделю. И они не откажутся, если, конечно, Вондерболты действительно лучшие летуны Эквестрии. Но ведь и нам тоже найдётся что продемонстрировать! Обещаю вам, через неделю вы увидите, что не только пегасы умеют летать.

— Что, собираетесь прокатиться с ветерком? – с улыбкой поинтересовалась Пэйпер.

— Нет, что вы, — Лаки аккуратно поправила фуражку. — Намного быстрее.

Быстрее ветра

Быть художником – великое искусство.

Для этого мало купить себе цветную палитру, кисточки двадцати видов, модную шапочку и изящный шарфик, предназначенный, судя по его длине, как минимум для жирафа. Чтобы стать настоящим художником, нужно сперва научиться рисовать – эту простую истину знают все. Но мало кто подозревает, что художество на самом деле – это очень и очень трудное занятие. О, конечно, изобразить небольшой эскиз или представить на бумаге металлический куб, освещенный семнадцатью источниками света, могут даже начинающие, но до понимания истинной природы рисования, которой в совершенстве овладели настоящие художники, им еще далеко. И тот, кто утверждает обратное скорее всего не пробовал нарисовать даже самую простенькую картинку на тему яркого осеннего утра, используя лишь банку серой краски и пустой пакетик из-под орешков.

Мастер Кривелли де Каракулли был настоящим художником. Но от этого ему было ничуть не легче.

Он прошел через все ступени акварельно-масляного ада, называемого Академией Художеств Кентерлота, писал картины на все мыслимые и немыслимые темы, мог держать кисточку в зубах тридцатью пятью различными способами и даже имел специальную шляпу со вставленными свечками, чтобы не тратить слишком много ночного времени на всякие глупости вроде сна. И все это ради одного единственного дня, когда однажды утром он получил то самое заветное письмо, отраженное в его известной картине “Почтальон на дереве, Радость и Собака”. В тот день он официально стал придворным художником Принцесс, получив право называться Маэстро Каракулли, возможность неограниченного доступа в дворцовый сад и месячное жалование в тысячу бит, не считая расходов на холсты, краски, кисти и натурщиц. Тогда он еще не подозревал, что в скором времени он совершенно случайно столкнется с самой Принцессой Селестией в одной из картинных галерей дворца, и она произнесет ту самую роковую фразу “О, маэстро Каракулли, как я рада вас видеть. Неплохой сегодня денек, не так ли? Кстати, раз уж мы встретились, не зайдете ко мне завтра утром? Я слышала, вы очень хорошо рисуете портреты. Конечно же, никакого строго приказа, всего лишь моя маленькая просьба, и, разумеется, волноваться определенно не следует, ведь это сущий пустяк для такого мастера как вы…”

Всего за одну ночь художник сломал две дюжины карандашей, пролил пару тюбиков синего цвета на самые лучшие свои позолоченные рамы и наступил в ведро с зеленой краской. Зато к утру на его столе лежала аккуратная пачка эскизов и набросков, возвышающаяся над окружающим ее творческим беспорядком как символ спокойствия и умиротворенности. К сожалению, эти слова никак не относились к самому художнику – его взъерошенная грива заставила бы принимать успокоительное лучших стилистов Кентерлота, а невпопад моргающие веки и ресницы, заляпанные побелкой, наводили на мысль о том, что их владелец и крепкий сон разошлись разными путями и за всю ночь ни разу не встретились. Трезвый рассудок же выбрал третий путь и помахал копытом им обоим, оставив на прощание записку “Вернусь, когда все закончится”. К счастью для Каракулли, утреннее умывание, точнее сказать падение в раковину и удачное попадание в рот зубной пасты, которую он совершенно случайно не перепутал с “морским бризом №3”, немного привело его в чувство и позволило появиться перед дверями кабинета Принцессы в более или менее вертикальном положении. А тот факт, что до назначенного срока оставалась еще пара часов, вполне можно было списать на его вежливость и пунктуальность, правда после этого определенно стоило подумать, на что же списать то, что он прирос к полу не хуже столетнего дуба, а его зубы записались в кружок любителей чечетки.

Наконец створки торжественно распахнулись, и в глаза живописцу ударил яркий солнечный свет, который как, он думал, ореолом окружал восседающую на роскошном кресле Селестию, заставляя все вокруг питаться аурой ее силы и поражающего любое воображение могущества, но, как оказалось, незадернутые шторы и огромные окна самого обычного кабинета могут создавать подобный эффект ничуть не хуже. Сама Принцесса сидела за скромным столом на самом обычном стуле и самым обычным образом перебирала самые обычные дела государственной важности. Это продолжалось еще минут пять, и за это время художник смог проморгаться и привыкнуть к передозировке ультрафиолетового свечения в тесном помещении. И только когда рог Селестии окутало золотистое сияние и последний свиток лег в стопку с аккуратностью, за которую укладчики фундамента готовы были сжевать свои каски без кетчупа, Принцесса подняла голову к входу и широко улыбнулась вошедшему мастеру. Мастер вздрогнул.

— Маэстро Каракулли, вы все же пришли, — дружелюбно произнесла Селестия. – Как я понимаю, настало время для небольшого портрета?

— Да, Ваше Высочество, — кивнул он и начал раскладывать свои инструменты. В тот миг по его спине до самого хвоста маршировала целая армия мурашек. Он почти что мог расслышать барабаны, отбивающие ритм. – Прикажете начинать?

— Как вам будет удобно, — ресницы Селестии резко взметнулись вверх, а потом медленно-медленно опустились вниз. Художнику повезло, что в тот момент он выбирал подходящую кисточку, иначе он упал бы в обморок от избытка вдохновения в организме. – Не торопитесь, маэстро, у вас еще много времени. Солнце светит весь день и никогда не устает, как вы знаете.

— Да, Ваше Светлейшество, — задумчиво согласился Каракулли, останавливая свой выбор на “драконьем хвосте №12+1,3кж”. – Я уверен, портрет просто обязан получиться превосходным.

— Оставляю это в полном вашем распоряжении, — кивнула Принцесса. – И, кажется, сюда может кто-нибудь зайти. Надеюсь, я не помешаю вам, если буду немного говорить?

— Нисколько, Ваше Сиятельство, — учтиво поклонился художник, решивший, что лучше будет, если он справится с небольшими временными трудностями, чем обретет множество огромных и постоянных. Он взмахнул кисточкой, и та оставила на холсте первую, едва заметную без микроскопа черную линию. Процесс творчества со скрипом тронулся и отправился в путь по дороге из кирпичей самого разного цвета, начиная от желтого и кончая оттенком кристально-завтрашнего, которая вела к огромному воздушному замку Искусства.

Говорят, что в процессе создания шедевра, мастер уходит в себя и словно запирается в огромном ящике. В случае Каракулли, подобный фокус никак не прошел бы, потому что тогда ему нужно было бы прорубить окно, чтобы изредка сверяться, не слишком ли сильно он отдалился от изображения действительности. А еще примерно через три часа ему понадобилась бы дверь, чтобы выглянуть из этого убежища, когда он услышал легкое цоканье копыт по деревянному полу, для того чтобы посмотреть на пони, вошедшую в кабинет без стука. Лишь трем жителям Эквестрии дозволялось подобное – самой Принцессе Селестии, ее сестре, повелевающей красотой темного небосвода, и дворцовой горничной, но только в вечер пятницы с шести до шести тридцати. Правда, в тот самый день календарь честно, с точностью в плюс-минус сутки, показывал, что сегодня среда, а у гостьи определенно не было с собой ведра и небольшой тряпочки. Зато она могла похвастаться гривой, в которой отражалось полночное небо, царственной походкой и взглядом, напоминающим вам, что сияющие звезды могут быть холодными и горячими одновременно. Но кисть художника замерла вовсе не поэтому. Именно в тот миг к нему явилось понимание того что он нос к носу столкнулся с небольшими проблемами. Мало того, что он уже полчаса набирался духу очень и очень мягко попросить Принцессу чуть наклонить голову вбок, так у него вдобавок закончился весь запас белой краски. Мастер не склонен был верить во всеобщий Конец Света, но внезапно почувствовал, что миру, может быть, закат дней еще пока не грозит, но вот Апокалипсис для одного отдельно взятого художника приближается с неимоверной быстротой...

— Доброе утро, сестра, — голос пробежал по комнате, словно дуновение прохладного ветерка в жаркий летний вечер.

— Доброе утро, — радушно отозвалась Селестия. – Надеюсь, ночь была спокойной?

— Как всегда, ты ведь знаешь, — кивнула Луна. – Ты еще не видела свежих газет?

Находясь за мольбертом, Каракулли не мог разглядеть, что же находится на первой полосе, но если бы в тот момент он скакнул бы на следующую ступеньку эволюции длины шеи, то увидел бы, что заглавную страницу целиком заполнила собой одна фотография, разделённая пополам. На одной половине было изображено трио стремительно летящих вперед размытых пятен, в которой, если немного поднапрячь разленившееся воображение, можно было различить пегасов в синей форме. А вторая часть могла похвастаться красующимся в лучах заходящего солнца паровозом, выкрашенным в черный цвет и снабженный золотыми полосами, причем в таком количестве, что если бы не нарисованное спереди солнце, он вполне мог бы сойти за огромную металлическую пчелу с паровым двигателем. Заголовок же, напечатанный шрифтом, привлекающим внимание как розовая водонапорная башня посреди безжизненной пустыни, гласил:
“НЕ ТОЛЬКО ПЕГАСЫ УМЕЮТ ЛЕТАТЬ.

ГОНКА ДЕСЯТИЛЕТИЯ – СТАЛЬНЫЕ КРЫЛЬЯ ПРОТИВ ВАНДЕРБОЛТОВ

КТО ЖЕ ОБГОНИТ ВЕТЕР?”

— Очень интересно, — произнесла Принцесса Дня, проскакав глазами по первой странице. – Кажется, сегодня в Сталлионграде выдастся весьма необычный день?

— Старт назначен на двенадцать часов, и говорят, что у вокзала собралась уже половина города. Другая половина похоже готовит лотки с пирожками и горячим чаем, — подтвердила Повелительница Ночи. – Это было довольно смелым ходом с ее стороны, не так ли?

— О, конечно, — согласилась Селестия. – Но я думаю, что у Спитфайр достаточно опыта, чтобы быть уверенной в своих силах и в своей команде. Наверняка есть веские причины, по которым она согласилась в этом участвовать.

— Но я имела в виду…

— Мисс Койн тоже очень сильно рискует, — сообщила Селестия, словно по секрету. — Она поставила все, что у нее было на один-единственный бросок монеты.

— В таком случае, у нее определенно есть шанс, — заключила Луна. – Смотря, конечно, какую сторону она выбрала.

— Сомневаюсь, что здесь ей поможет орел или решка, — покачала головой хозяйка солнца. – Чтобы победить, ей необходима монета, упавшая на пол ребром.

В этот момент на Каракулли, не слишком-то следившего за разговором, снизошло вдохновение, причем не в виде прекрасной пегаски в белоснежной тоге и с арфой в копытах, как любят представлять себе музу простые обыватели, а в образе невзрачной чернильницы, стоявшей на столике неподалеку. Идея прокралась в мысли художника и внезапно выскочила из-за угла воображения, отправив изначальный творческий план в длительный нокаут одним удачным апперкотом. Оставалось только воплотить ее в жизнь. Конечно, исполнение подобного граничило с невозможным, но одно из жизненных правил, усвоенных мастером за годы работы гласило, что для настоящего художника никаких границ не существует. Только бы дотянуться до чернильницы…

— Если она проиграет, то об этом тут же узнает вся Эквестрия, — задумчиво произнесла ночная Принцесса.

— Если она выиграет, произойдет то же самое, — подтвердила Селестия . – Но самое главное в том, что Эквестрия об этом узнает. Как узнает и о паровозах. Это был очень хороший шаг с ее стороны, но теперь ей нужно прыгнуть гораздо выше своей головы. Впрочем, если у паровозов есть крылья, это не составит для нее труда. Мисс Койн весьма изобретательна…

— Да, — кивнула Луна. – Я ведь читала ее дело. Особенно тот момент, когда она вошла в дом мистера Сайд Вэлва во время торжественного бала и похитила драгоценности прямо из…

— Весьма занимательная история, я ее помню, — вмешалась Селестия. – Но вряд ли стоит рассказывать прямо сейчас.

— Пожалуй ты права, — после некоторых раздумий согласилась Луна. – Судя по новостям в газете, ставки разделились примерно поровну, некоторые даже ставят на обе стороны сразу. Похоже, сегодня у младшего констебля, находящейся во внеплановом отпуске, — эту фразу ночная Принцесса произнесла особенно четко, — действительно есть шансы. Хоть ей и придется посоревноваться в скорости с теми, кто как-то раз обогнал огонь, пущенный по выложенной в линию соломе. А ты как считаешь?

Вместо ответа Селестия положила на стол маленький, блестящий и круглый предмет. Монета сверкнула золотом в лучах пробивавшегося в комнату солнца и начала отбрасывать скачущие по стене блики, но это продолжалось ровно до того момента, пока она не взлетела в воздух, подкинутая ловким движением копыта.

Казалось, сам воздух в комнате замер.

Единственным, кто этого не почувствовал, был Каракулли, оживленно махающий кисточкой возле своего холста. К опустошенной чернильнице вскоре присоединились пара свеч с его шляпы, кусочек угля из камина и небольшое комнатное растение. Как уже говорилось, он был настоящим художником, а когда настоящие художники погружаются в творческий процесс, извлечь оттуда их можно только очень крепкой лебедкой. О, да, это будет настоящий шедевр, особенно если достать ломтик зеленого пластилина и найти применение этому колпачку от тюбика, так какое же ему дело до всяких там падающих кусков желтого металла?

И, конечно, паря в разноцветных потоках собственного вдохновения, он не мог заметить, что упавшая монета закатилась в небольшую щель на полу и так и осталась стоять там. Уставившись ребром в потолок…

Небольшая комнатка с темно-коричневыми стенами была занята маленьким столиком с разложенной на нем картой местности и низко склонившимися над картой тремя очень серьезными пони, которые сидели на стульях различной степени скрипучести. Просто удивительно, как при такой невыдающейся вместимости этого помещения там все еще оставалось место для воздуха. Атмосфера в комнате царила такая, что некоторые военные советы по сравнению с этим собранием выглядели непринужденным чаепитием выпускниц пансиона для благородных леди, лениво болтающих о том, какая стрижка хвоста будет модной в следующем сезоне. Любой вошедший, если он, конечно, мог поместиться на узком клочке поверхности раз в десять меньше площади собственных копыт, тут же ощутил бы витающее в воздухе напряжение и сосредоточенные, почти осязаемые, мысли сидящих в комнате, служащие острием тарана в отчаянном мозговом штурме. Лаки Койн почти что слышала треск поддающихся ворот, хотя это вполне могли быть звуки, предупреждающие о том, что любое ее движение способно превратить стул под ней в кучу щепок, на которых сидеть будет вовсе не так удобно.

— Итак, — нарушила молчание пегаска, оглядывая собравшихся: за столом сидели, а вернее пытались усидеть без лишних действий вроде вдохов или выдохов, чтобы не вызвать ненужных мебелетрясений, три пони, включая саму Лаки. Точнее три пони и борода Грэй Берда, отчаянно борющаяся с кислородом за право занимать как можно больший объем. Третьим же участником собрания была Вера, разложившая на столе кучу странного вида инструментов, предназначенных, как поняла Лаки, в основном для того, чтобы не слишком сильно сгибались уголки карты. — Что мы имеем? Путь от Сталлионграда до Мэйнхеттэна, который обычно занимает два дня и который нам необходимо пройти меньше чем за три часа. Лучших летунов Эквестрии, которые постараются сделать все, чтобы это “меньше” стало гораздо значительнее. А также новый двигатель, который в теории способен ускорить наши паровозы в несколько раз, а на практике взрывается об одной мысли о полевых испытаниях. Я ничего не пропустила?

— Кхм... — кашлянула Вера. — Вообще-то все не так уж плохо. Наши прошлые тесты показали, что реакция со взрывом происходит только в трех случаях из семи, Нельзя просто доводить мощность до предела, использовать массу угля более чем в полтора раза превышающую допустимую и слишком близко подносить к двигателю банановую кожуру. Короче говоря, добраться до Мэйнхеттэна мы возможно сумеем, и в лучшем случае — даже не по частям...

— Отлично, просто отлично, — жизнерадостно заключил Грэй Берд, с оптимизмом пони, считающего, что даже упавшая с небес наковальня является подарком Судьбы. — Значит мы просто обречены на успех и обязательно победим!

— Звучит здорово, но только в том случае, если мы не проиграем, — кисло улыбнулась Лаки. — У нас есть еще время до начала гонки?

— Двадцать семь минут, — бесстрастно сообщила Вера, мельком взглянув на часы.

“Целых двадцать семь минут, чтобы отшлифовать план, который позволит нам выиграть, — повторила про себя пегаска. — Прекрасная новость, особенно если бы у меня было что шлифовать. О, конечно шансы у нас есть, но их ровно столько, сколько нужно, чтобы нельзя было сказать, что у нас их не было, но не так много, чтобы можно было опереться на них без опасения свалиться в грязную лужу. Нет, здесь мы можем надеяться только на себя и на свои силы. То есть надеяться, в общем-то говоря не на что. И именно поэтому я просто обязана попытаться...”

Лаки Койн не была абсолютно уверена в своем успехе. Перефразируя эту фразу, чтобы она хоть чуть-чуть соответствовала реальности, стоит сказать, что она была абсолютно не уверена в своем успехе. Но самое страшное заключалось даже не в этом, а в том, что ей это нравилось. Это не было похоже на работу, ведь здесь она делала то, что лучше всего умела — убеждала всех остальных расстаться со своими деньгами, только теперь это еще и приносило благо обществу. Пусть предыдущая неделя могла с успехом считаться одной из самых напряженных недель в ее жизни, зато ее итоги действительно впечатляли. Идеи, которые она предлагала тут же воплощались в металл и пар и в конце-концов, благодаря мастерству трудящихся завода, умелому руководству и умеренно повышенной заработной плате, соединились в одном единственном творении — паровозе, который рабочие, по странной традиции давать паровозам имена, больше подходившие героиням романов для юных кобылок, назвали Ветрокрылой. Для любителя это произведение технического искусства было настоящим шедевром, а для профессионала — поводом уйти на пенсию с гордо поднятой головой, заявляя при этом, что именно он принимал самое активное участие в его создании. Ветрокрылая как нельзя лучше оправдывала свое имя — это был изящный, легкий, но в то же время действительно мощный паровоз, следовавший последнему слову техники. не говоря уже о том, что в его расцветке не было ни единой бабочки, только благородный черный цвет и еще более благородное сверкающее золото. Короче говоря, то, что инженеры за неделю сотворили с грудой ржавеющего металла и дюжиной колес можно было назвать настоящим чудом, и оставалось только надеяться, что предстоящее путешествие тоже не будет лишено толики волшебства.

— Ладно, — кивнула Лаки. — Что у нас с местностью, на которой будет проходить гонка?

— Кха-кха, — прочистил горло Грэй Берд. — Вообще Сталлионград в основном окружают снежные поля. Равнина. Абсолютно никаких препятствий для движения и отличное место для разгона, если все-таки тронуться с места.Так что в начале мы можем выбраться вперед, но потом начинаются скалы и горные ущелья, где дорога сильно петляет и поезд немного теряет в скорости...

— Насколько немного? — с подозрением осведомилась Лаки.

— На...гм... — старый служащий кинул вопросительный взгляд на Веру, та коротко кивнула. — Раньше в некоторых местах его приходится тащить на себе.

— Надеюсь, что новый двигатель доживет до этой части пути, — обреченно вздохнула Лаки и вернулась к карте, чтобы с интересом оглядеть маршрут, помеченный красным пунктиром и одним темным и расплывчатым узором, оставленным, скорее всего, плохо протертым донышком чайной кружки. — А это что за пятно?

— Это, как его бишь, Террор Инкогниты, — пояснил Грэй Берд. — Ужас неизвестности, значится.

— То есть треть пути нам предстоит проехать по местности, о которой мы знаем только то, что там есть огромное чайное озеро? — Лаки поперхнулась от негодования. — Но вы же прокладывали там дорогу!

— Так это когда еще было, — махнул копытом старик. — Карты ведь не из железа, мисс Лаки, они не живут так долго. Нам вообще повезло, что мы раздобыли этот экземпляр — на нем, по крайней мере можно разглядеть Сталлионград, Мэйнхэттэн и даже Кентерлот. Странно, но вот этого никогда не замечал...

— Потому что это чаинка, — устало пробормотала Вера. Судя по мешкам под ее глазами, она не спала уже лет тридцать, а ее голосом можно было колоть свежие орехи.

— Ну, не важно, — отмахнулся Грй Берд. — Главное, что мы действительно не ведаем, что же там такое, но вряд ли оно так уж опасно. Дорогу ведь там, как-никак, проложили.

“Да, мы совсем не представляем что там, — подумала Лаки. — И, что хуже всего, мы не знаем, сколько у этого чего-нибудь может быть зубов.”

— В любом случае, терять нам уже нечего, — заключила пегаска, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности. — Так что поедем напрямик. Если уж мы решили скакать только вперед, то останавливаться нам уже поздно. А теперь, товарищи, нам нужно выдвигаться к месту начала гонки, если мы, конечно не хотим пропустить старт. Настала пора показать, что у паровозов все-таки есть крылья, и мы это сделаем. Чего бы нам это не стоило...

...Небо над городом обладало ясностью и чистотой того самого типа, из которого могла бы получиться неплохая картинка в цветной рамочке, если, конечно, у вас при себе был готовый набор для детских аппликаций и достаточно клея. Правда Лаки не могла назвать его совсем уж безоблачным — облака там были, хоть на ее взгляд они и вели себя немного странно. Может, она и разбиралась в тонкостях работы погодной службы еще хуже чем в чертежах нового механизма для прямой подачи чая в вагоны. но даже она не считала, что скучковаться в форме букв, образующих слово СТАРТ — это совершенно нормальное для облаков состояние. Тем временем на земле место отправления было обставлено гораздо пышнее — казалось, что цветные ленты, флаги и воздушные шары не успели навесить только на стоящих рядом зрителей, во всяком случае на тех, кто находился дальше третьего ряда, а огромные и холодные сугробы внезапно почувствовали сильную конкуренцию со стороны выросших рядом гор из конфети. Что касается самих наблюдателей, то их тут собралось действительно много. Настолько много, что слово “толпа” приобрела весьма растяжимое значение, причем растянуть его можно было до самого горизонта.

На небольшом возвышении, вне досягаемости остальных зрителей и особо усердных украшателей площадки виднелись пятеро силуэтов пони, при ближайшем рассмотрении оказавшихся удивительно похожими на команду Вандерболтов, явно оживленную Голди Потейто и недовольный мешок с деньгами, в котором Лаки без труда смогла узнать мистера Манибэга. В нескольких взмахах крыльев над их головами парил воздушный шар, расцветкой напоминающий детское одеяло, из которого торчал рупор, который до этого наверняка использовался Погодной Службой для создания грома. Именно туда и направилась пегаска, и уже подходя к импровизированной, но довольно прочно выглядящей трибуне, она вдруг ощутила, что внимание всех собравшихся направлено именно на нее. Если бы каждый из этих взглядов был каплей, то ей срочно пришлось бы искать лодку покрепче, причем желательно способную выдержать падение с водопада.

Но Лаки не была бы самой собой, если бы не подумала о том, как обратить эту ситуацию себе на пользу — в данный момент она видела несколько путей, как сделать это, и не без гордости заметила, что только один из них подразумевает заимствование содержимого кошельков всех окружающих. Во всяком случае незаконным способом.

— Хей! Лаки! — Голди дружелюбно помахала копытом с помоста. — Давайте сюда, только вас и ждем.

— Здравствуйте, — улыбнулась пегаска, взбираясь на помост и игриво подмигивая стоящей рядом капитану Вандерболтов. — Неплохой денек для полетов, не правда ли?

— Да, — сдержанно кивнула Спитфайр, пристально глядя вверх и измеряя небосвод невидимым штангенциркулем — это был взгляд настоящего профессионала, который точно знает, что границы возможного обитают через забор от пределов его собственных способностей. — Самое то, чтобы расправить крылья.

— Расправить крылья, говорите? Ну что ж, мы постараемся, — пообещала Лаки.

— Рожденный ползать летать не может, — недовольно фыркнул Рич. Он с самого начала с неодобрением относился к подобной идее, и теперь для завершения образа ему не хватало только маленькой черной тучки над головой.

— О, вы правы, — протянула Лаки и как бы невзначай распрямила два своих крыла. — Ну так ему ведь и незачем стремиться в небо? Так пусть и остается там, на земле, а сегодня... Сегодня мы воспарим ввысь и только ввысь!

— Довольно смелые слова, — заметила Голди. — Особенно для паровоза весом в несколько десятков тонн с тремя прицепленными к нему вагонами.

— Вагонами? — переспросила пегаска. — О, да, конечно, вагонами! Три наших лучших вагона, которые мы в целости и сохранности доставим до самого Мэйнхэттэна. Но как насчет равных условий?

Спитфайр вопросительно посмотрела на нее с выражением адвоката, уже пакующего чемоданы и пожимающего копыто подзащитному, который вдруг узнает, что его клиент не может быть оправдан по закону, принятом ровно три минуты и двадцать секунд назад.

— Думаю, что капитану и ее стремительному звену будет сложновато оторваться от земли, если они будут тащить по вагону каждый, — пояснила пегаска, вызвав в окружающей толпе несколько смешков.

— Что? — опешил один из Вандерболтов. — Никто нас не предупреждал.

— Но, — Лаки с сочувствием похлопала его по спине. — Я могу дать вам фору и доставить до финиша все шесть вагонов. Как вам такая идея?

— Это неслыханно, — Манибэг чуть не поперхнулся негодованием. — Вы вообще читали правила гонки? А что если вы просто отцепите один из вагонов прямо в пути?

— Даже и не знаю, — Лаки беспомощно развела копытами. — Полагаю, в таком случае у капитана будет полное право сбросить свою форму.

Толпа снова ответила приглушенным смехом, а где-то в середине даже раздались тихие аплодисменты — похоже, что идея о Спитфайр, освобождающейся от одежды прямо в полете пришлась некоторым сталлионградцам очень даже по вкусу.

— Да уж, — хохотнула Голди. — Шансы равны как никогда. Но где же ваши стальные крылья? Что-то я не вижу поблизости ни одного паровоза. Уж не взбрело вам в голову потягаться с Вандерболтами на своих двоих?

— Только если они решат прогуляться пешком и по пути остановятся на чай, — ответила Лаки и повернулась к вокзалу. — А вот и она. Леди и джентелькольты, позвольте представить вам — Ветрокрылая!

Головы всех собравшихся автоматически повернулись в сторону, откуда доносился стук колес. Даже шедший на небольшой скорости поезд впечатлял и заставлял задуматься, как же поразительно он будет выглядеть, если разгонится до предела ну или на худой конец упадет в какой-нибудь каньон. Вообще, любой паровоз обладает некоей толикой сногсшибательности, особенно если несется прямо на вас, в чем легко могли убедиться зрители, которым повезло стоять не так далеко от железнодорожных путей. Ветрокрылая горделиво миновала здание вокзала и начала замедлять ход, приближаясь к стартовой позиции. Наконец она выпустила изящное облачко пара и замерла, отражая сверкающим металлом солнечные блики. В толпе тут же послышались вздохи восхищения, правда, Лаки не была точно уверены связаны ли они с появлением паровоза или с тем, что лоточники подвезли новую партию пирожков и напитков, способных растопить снег на пару метров вокруг того, кто выпьет хоть стаканчик. Из кабины машиниста появилась Вера, сопровождаемая Грэй Бердом, которая ничуть не задерживаясь решительно направилась к помосту. Именно в эту секунду и решил ожить рупор, установленный на шаре, причем звук, раздавшийся над зрителями и участниками гонки, следовало измерять не в децибелах, а в баллах по шкале мощности землетрясений.

— ЛЕДИ И ДЖЕНТЕЛЬКОЛЬТЫ! — прогремел комментатор. — СЕГОДНЯ МЫ СТАНЕМ СВИДЕТЕЛЯМИ ДНЯ, КОТОРЫЙ ВОЙДЕТ В ИСТОРИЮ. СКОРОСТЬ ПРОТИВ СКОРОСТИ, СТРЕМИТЕЛЬНОСТЬ ПРОТИВ СТРЕМИТЕЛЬНОСТИ, БЫСТРОТА ПРОТИВ БЫСТРОТЫ, ПОДВИЖНОСТЬ ПРОТИВ...

— Мисс Койн! — закричала копытом Вера, пытаясь привлечь к себе внимание пегаски. С таким же успехом можно было указывать ночной путь кораблям при помощи маяка высотой в три сантиметра. — Мисс Койн!

— Что-что? — взгляд Лаки все-таки задержался на инженере, отчаянно пытавшейся одновременно размахивать копытами и зажимать ими уши.

— ПОСПЕШНОСТЬ ПРОТИВ ПОСПЕШНОСТИ, РЕЗВОСТЬ ПРОТИВ РЕЗВОСТИ, ПРЫТЬ ПРОТИВ...

— Возникла небольшая проблема! — сообщил Грэй Берд. — У нас нет машиниста!

— То есть как это нет машиниста? — не поверила пегаска. — Как же мы тронемся с места?

— ЖИВОСТЬ ПРОТИВ ЖИВОСТИ, АЛЛЕГРО ПРОТИВ АЛЛЕГРО, ПРЕСТО ПРОТИВ...

— Все наши машинисты не в Сталлионграде! — проинформировала Вера, и эта новость наверняка была бы гораздо полезнее для Лаки, если бы она услышала ее не за пятнадцать минут до старта, а хотя бы немного пораньше. Например до того, как предложила проводить это соревнование. — А единственный специалист, который у нас остался, последний раз держал в копытах рычаги управления тридцать лет назад! Сейчас он даже табуретку от паровоза не отличит!

— ИЗМЕНЕНИЕ ПОЛОЖЕНИЯ ТЕЛА ЗА ЕДИНИЦУ ВРЕМЕНИ ПРОТИВ...

— Надо что-нибудь сделать! — прокричала Лаки. — Кто-нибудь еще знаком с тем, как справиться с паровозом?

— Да вроде бы найдутся такие! — ответил голос у нее за спиной.

Лаки обернулась и тут же дала себе зарок в следующий раз не делать этого так быстро — насколько она помнила в комплект обычной пегаски входила всего одна шея, а гарантийный талон на ремонт как всегда куда-то задевался.

— Эдор? — удивленно произнесла она.

— Он самый, — земнопони расплылся в широкой улыбке, которая, впрочем, тут же была аккуратно стерта тряпочкой недовольства, мелькнувшего в его глазах при виде стоящего рядом Манибэга. Лаки мысленно поблагодарила окружающий воздух за отсутствие в нем взрывоопасных газов — в противном случае искра неприязни, проскочившая между двумя жеребцами могла оставить от моста живописное черное пятно на земле. После нескольких секунд напряженного обмена ядерными ударами во взглядовом эквиваленте Эдор помотал головой и с уважением протянул Спитфайр копыто. — Приятно познакомиться,мое имя — Эдор. Для меня большая честь соревноваться с вами сегодня.

— Взаимно, — ответила та. — Вы готовы начать?

Лаки взглянула в сторону паровоза. За эти несколько минут к нему уже прицепили шесть новых, залитых единственной оставшейся на складе нерозовой краской, контрастирующей с окружающим снегом также гармонично как свежая вишня с белым сливочным кремом, а также лишенных всех упоминаний о крылатых насекомых любого вида и расцветки. А расторопные рабочие, поздравляя себя с выполненной задачей уже разложили небольшой столик, на котором выставили бутылки с мутноватой жидкостью, которая с одинаковым успехом могла быть как яблочным соком не первой свежести, так и средством для плавки металла. В общем и целом Ветрокрылая выглядела готовой к своему первому старту, и у Лаки Койн оставалось всего пара минут на то, чтобы последовать ее примеру, и для этого она решила сделать то, что лучше всего умела — поднять ставки.

— Капитан, вы любите кофе? — пегаска послала в сторону Спитфайр улыбку, по шкале дружелюбности стоявшую где-то рядом с йогуртовым тортиком в упаковке, перевязанной красной ленточкой.

— Не отказалась бы от чашечки, — честно призналась Спитфайр. — Но разве на время гонки это не запрещено?

— А кто говорит о гонке? — Лаки удивленно захлопала глазами. — Я предлагаю вам стакан кофе за свой счет после того, как вы финишируете.

— После? — хмыкнула капитан Вандерболтов. — А вы так уверены, что придете раньше нас?

— Все может случиться, но стаканчик кофе всегда останется стаканчиком кофе, не так ли? — Лаки обернулась к пони с небольшим термосом, ловко разливающему ароматный густой напиток и не менее ловко ссыпающему лишние монетки, не замеченные покупателями, себе в карман. — Уважаемый, не нальете ли нам чашечку?

Пони деловито кивнул, быстро наполнил невысокий стакан и осторожно передал его пегаске вместе с ложкой, которую он по-видимому опасался опускать в чашку — всегда существовал шанс, что достать ее оттуда больше не получится. Лаки осторожно приняла чашку и подняла ее повыше, чтобы все кто стоял рядом, успели разглядеть вьющийся над ней дымок — продукт реакций, выходящих за пределы понимания современной химии. Небольшая порция подобной жидкости, поданная в постель с самого утра, способна разбудить даже погруженного в глубокую кому, а также пожарную команду — особенно если пара капель этого чудесного напитка вступит в контакт с любым горючим веществом.

— Вы все видите эту чашку? — спросила пегаска гадая, долго ли еще тонкие стенки стакана смогут удерживать горячий коричневый кофе на некотором расстоянии от ее копыт. Затем она обернулась к капитану и, подмигнув толпе, решительно заявила. — Госпожа Спитфайр, в знак моей признательности за ваше согласие участвовать в этой скромной гонке тысячелетия, обещаю вам, что как только вы сложите крылья на Мэйнхэттэнской земле, вас будет ждать чашка замечательного сталлионградского напитка, причем полная до краев.

— Неужто ни капли не прольете? — поинтересовался голос из толпы.

“- Только если кофе разъест стакан, — подумала Лаки. — Что, кстати, весьма вероятно, судя по тому, что один из пузырей только что взорвался.”

— Ни капли, — пообещала она. — Кстати, до начала гонки осталось всего пять минут. Не пора ли нам разойтись по местам и хорошенько подготовиться?

— Да, — кивнула Спитфайр. — Пора. И да сопутствует вам ветер.

— Только пусть не отстает, — улыбнулась Лаки. — Потому что сегодня мы твердо намерены его обогнать.

Командор Хейдэн Корэдж устало рухнул в кресло за письменным столом в собственном кабинете. В огромные окна уже проникал солнечный свет, отчаянно сигналивший ему о том, что если в названии вашей Стражи есть слово “Ночная”, то в это время вам полагается находиться в более мягкой обстановке, вместе с некоторым количеством одеял и перьев, но никак не в компании двух пустых термосов и исчерканного блокнота.

Еще одно ограбление! Причем сразу после его аудиенции у Принцессы, на которой он заверил ее, что ситуация находится под контролем. Хотя в его словах и была доля правды — он ведь не сказал под чьим именно контролем она находится, верно? На самом деле это было довольно слабым утешением, особенно для пони, который сделал еще один шаг по коридору, в конце которого был виден свет от раскаленной сковородки. А еще эти слова Принцессы...

Что он знает о Сталлионграде?

Командор задумчиво раскрыл блокнот и просмотрел все свои пометки. Ничего нового, за исключением, может быть, пары недостающих запятых он туда добавить не мог, а любая стрелка, отходящая от обведенного в круг слова “Сталлионград”, рано или поздно приводила к знаку вопроса. Нужно рассуждать логически, решил Хейдэн. Итак, посмотрим, что именно они украли: красную ткань в первую ночь и магические ингредиенты со склада сегодня. А еще один из них не заплатил за выпивку в заведении у Хубо, но вряд ли это можно считать странным поступком, в отличие от того, что он ее перед этим все-таки выпил. И эта его странная одежда... Корэдж помотал головой, отгоняя ненужные мысли и сосредоточился но острие карандаша.

Что он знает о Сталлионграде?

Принцесса никогда не говорит ничего просто так, значит есть нить, которая связывает этих преступников со Сталлионградом. И если такая нить есть, то командор Ночной Стражи просто обязан ее отыскать. Если бы ему дали еще одну зацепку, еще хотя бы пару улик...

— Кто же вы такие? — пробормотал он. — Где вы прячетесь?

Карандаш в его копытах сломался пополам.

“ИТАК, МЫ ПРОДОЛЖАЕМ НАШУ ГОНКУ, ЛЕДИ И ДЖЕНТЕЛЬКОЛЬТЫ! КАКОЙ НАКАЛ СТРАСТЕЙ, КАКАЯ БУРЯ ЭМОЦИЙ И СТРЕМЛЕНИЕ К ПОБЕДЕ!.. ЧТО-ЧТО ВЫ ГОВОРИТЕ? СЛИШКОМ ГРОМКО? НЕ СЛЫШУ! ОХ, НУ ЛАДНО, ДЕЛАЮ ПОТИШЕ, — из воздушного шара, повисшего над толпой сталлионградцев, послышались шорохи, скрипы, а также настойчивые удары молотка по чему-то металлическому. — Напоминаю вам, что участники покинули Сталлионград и продолжают пересекать снежную равнину, где Ветрокрылая с самого начала вырывается вперед. Однако Вандерболты не отстают, они идут по прямой и явно не собираются обгонять паровоз прямо сейчас, чтобы сэкономить силы... Кстати о силах, мне тоже не мешало бы подкрепиться, я вижу внизу продают отличные ватрушки с малиновым вареньем, вы только посмотрите на эти завораживающие красные подтеки... Что вы говорите? Гонка? Какая еще... Ах, да, гонка. Итак, поезд пока что лидирует, но никак не может увеличить разрыв, и если дело и дальше пойдет так, то уже через десять минут они достигнут Холодного Ущелья, а там...”

Пони, давшие название большинству мест, окружавших Сталлионград, в этом нелегком деле определенно руководствовались вовсе не поэтичностью языка или его красотой. Скорее всего их главным инструментов был градусник, и именно этим можно было объяснить то, что взглянув на карту окрестностей города, вы могли обнаружить такие чудеса географических наименований как Ледяные Равнины, Замерзшая Пустошь, Горячие Источники и, как внезапно вспыхнувший проблеск воображения, Снежное Плато. И, конечно же, ваш взгляд не смог бы пропустить Холодное Ущелье, названное так из-за того, что при царящей там температуре из строя могли выйти даже холодильники, а лед в здешних озерах не уступал по прочности граниту. К счастью для Лаки, в самом паровозе было не так холодно как снаружи, где металл уже начал покрываться синеватой коркой. А еще можно было погреть копыта у огромной печи, в которую бросали уголь, но для этого порцию угля необходимо было для начала отделить от смерзшейся черной груды в углу, желательно с помощью чего-нибудь твердого и зазубренного. Но, несмотря на подобные условия, а также на то, что колесам паровоза на некоторых участках пути приходилось исполнять роль коньков, Ветрокрылая стремительно неслась вперед.

Вопреки опасениям пегаски двигатель работал без перебоев и довольно урчал, когда очередная лопата кидала несколько черных камешков в бушующее пламя. Лаки даже начала верить, что они смогут доехать до Мэйнхэттэна не в виде набора из гаек, болтов и нескольких огромных кусков железа, правда для этого ей сначала нужно было окончательно убедиться у Веры, что дым из трубы паровоза вовсе не означает, что их двигатель загорелся и вот-вот взорвется. Где-то в небесах над Ветрокрылой были видны три черные точки — звено Вандерболтов шло с ними практически крыло в крыло. Ну или крыло в топливный отсек, если принять во внимание небольшие различия между участниками.

— Что дальше? — поинтересовалась Лаки, глядя на то, как Грэй Берд усердно пытался развернуть карту, не отколов ни кусочка. — Какой-нибудь перевал Смерти или лощина Ужаса?

— О нет, — заверил ее он — Ничего подобного. Долина Ледяного Безмолвия будет справа от нас, а каньон Страха мы только что проехали...

— Это радует, — с облегчением кивнула Лаки.

— Впереди нас ожидают только Змеиные Пещеры, мисс, — радостно ответил старик, развернув наконец карту, на что та ответила негромким позвякиванием. — Говорят, что давным-давно там была зимовка драконов.

— Насколько давно? — сглотнула пегаска. В ее завещание стремительно добавлялись все новые и новые абзацы, повествующие в основном о тех пони, кому ничего из ее вещей совершенно точно не достанется.

— Пару дней назад, — неопределенно махнул копытом старик. — Да вы не бойтесь, разбудить их может только взрыв вулкана, землетрясение или что-то действительно очень громкое.

— Вроде лавины? — предположила Вера.

— Ну, смотря какой лавины, — задумчиво протянул Грэй Берд, ставший на время главным специалистом по драконьему сну на пару сотен миль в округе. — От мелкого оползня, наверное, ничего не будет, но вот гигантская белая лавина с огромными камнями и прошедшая с большой высоты наверняка сможет их разбудить. Опять же нельзя забывать про шкалу рева лавин...

— Такая пойдёт? — Вера небрежно показала на замерзшее стекло.

Все медленно повернулись к окну, словно надеясь, что чем неторопливее они это сделают, тем больше шансов на то, что кто-нибудь скажет "Эй, ребят, это всего лишь шутка, а чего у вас такие бледные лица и странные взгляды? И совершенно не обязательно брать эту табуретку, она тяжёлая, можете кого-нибудь задеть…" К сожалению, единственная связь между безобидным юмором и несущимися прямо на паровоз сотнями тонн снега и льда заключалась в том, что огромный белый вал напоминал сахарную пудру, на которой так удобно рисовать всякие забавные рожицы. В этой ситуации, к примеру, неплохо подошла бы формочка в виде черепа.

— О, нет, — охнул Грэй Берд.

— Не может быть.

— Это конец!

— ВЕСЬМА ПРИСКОРБНО

— Гм... А это кто сказал? — спросила Лаки, обеспокоенно озираясь по сторонам. В такие моменты всегда начинаешь уделять много времени разным мелочам, к примеру, тому, что так и не успел назанимать у друзей кучу денег.

— МНЕ ЧТО, НУЖНО ОБЯЗАТЕЛЬНО НАСТУПИТЬ, ЧТОБЫ ВЫ МЕНЯ ЗАМЕТИЛИ? — обиженно произнес голос. — ВЕЧНО ТАК, РАБОТАЕШЬ, РАБОТАЕШЬ, А КЛИЕНТЫ ВСЕ РАВНО НЕДОВОЛЬНЫ.

— Эй, погоди, — пробормотала пегаска, упорно вглядываясь в самый тёмный угол вагона. — Я, кажется, тебя вижу.

Наконец ей удалось различить фигуру, закутанную в темную мантию, почти слившуюся с окружающей темнотой. Она была невысокой, напоминала пони, а на ее глаза был надвинут огромный чёрный капюшон. Рядом с ней к стенке была прислонена то ли мотыга, то ли коса — из-за разницы в освещении пегаске никак не удавалось разглядеть поточнее, изображение словно плыло перед глазами и не хотело, чтобы его пристально разглядывали. В целом, фигура производила впечатление чего-то очень знакомого, что вертелось прямо на краю подсознания и упрямо пыталось пробиться в мысли Лаки, но кое-кто просто очень вежливо придерживал дверь.

— Постой, — нахмурилась пегаска. — Я тебя знаю?

— А ТЫ УГАДАЙ, — фигура откинула капюшон.

И ухмыльнулась.

"А Вандерболты тем временем стремительно сокращают разрыв! Посмотрите на это усилие! Спитфайр делает мощный рывок и почти нагоняет паровоз, но тот не собирается уступать так просто. Что за гонка! Что за накал страстей! Да, и вот этот малиновый передайте, пожалуйста, — из воздушного шара посыпалась пара монет, удачно попавших прямо в банку на шее проходившей мимо продавщицы. Та ловким движениям копыта отправила маленький пирожок по обратному адресу. Голос же комментатора стал сильно напоминать голос пони, который пытается одновременно жевать, смотреть за гонкой и орать в рупор. — Итак, мы продолжаем, и мне кажется, что участники слишком далеко удалились от места старта и, несмотря на моё отличное зрение, мне понадобится бинокль, чтобы их разглядеть. Вроде у меня где-то тут был один… Ах, да, вот и он! Итак, леди и джентелькольты, с помощью этого замечательного устройства я прямо сейчас вижу как... Все почернело! Ничего не видно. Странно, странно. Что вы говорите? Снять крышки со стекол? О, да, спасибо так намного лучше. Была у меня уже как-то раз примерно такая же история, когда я носил с собой ключи и все время..., Гонка? Ну конечно, мне ведь не меньше вашего интересно, чем там все кончится! И паровоз вылетает из ущелья как плохо прикрученная пробка в бочке с сидром, не передадите мне сюда стаканчик, кстати? Так вот, он минует ущелье, пегасы не отстают. Там должно быть жуткий холод, и Спитфайр определённо не помешала бы переносная печка или что-то в этом духе... Так что насчёт сидра? Только кофе? Ох, ладно сойдёт. Но, продолжим. Что там такое? Сахарная пудра? Многовато для этого времени года… Нет, вы только представьте себе, это лавина! Лавина несется прямо на поезд! Огромная снежная волна, готовая захлестнуть несколько вагончиков, которые кажутся такими крохотными и хрупкими по сравнению с такой массой снега! О, да, спасибо за чашечку. На чем мы остановились? Лавина! Если она накроет Ветрокрылую, то Вандерболты до Мэйнхэттэна могут даже не долетать, если только не для того, чтобы взять лопаты. Но что такое? Лавина идёт не слишком широким фронтом, если они подадут больше пару, разгонятся, то они смогут проскочить! Давай, Ветрокрылая, вперёд! Лавина идёт вперёд, приближается к пути, Вандерболты легко уходят влево, уворачиваются от ледяных осколков и весь снег несется прямо на поезд! Расстояние все меньше, остаётся буквально копытом подать. И... лавина накрывает паровоз! Ничего не видно, слишком много снега. Но какой силы был удар! Если только в последний момент... Но подождите, подождите... — вся площадь затаила дыхание и уставилась вверх. Наверняка ещё ни один пассажир воздушного летательного аппарата с безалкогольным напитком в копытах не вызывал такого напряжения. Было слышно как в шаре кто-то вздохнул, по всей видимости собираясь с силами. — Прекрасный кофе, — заключил комментатор. Последовавший за этим разочарованный выдох толпы вызвал небольшую снежную бурю и опрокинул пару столбов для флагов. — И вы только посмотрите, им это удаётся! Они сделали это! Ветрокрылая вырывается из этого сугроба и продолжает ехать дальше! Хо-хо, похоже, лёгкой победы у капитана не вышло! Какой момент, какой момент! Аж в горле пересохло, не передадите мне ещё чашечку? Какая гонка! Только на этот раз, прошу, положите побольше сахара..."

— То есть я жива? – на всякий случай еще раз уточнила пегаска, оглядывая себя и окружавших ее пони, которые вроде бы находились примерно в том же вышеописанном состоянии. А еще она начинала смутно подозревать, что решение сегодня обойтись без завтрака оказалось весьма разумным — Но зачем тогда ты здесь?

— ВСЕ ОТНОСИТЕЛЬНО, НО В ЭТОМ СЛУЧАЕ ОТВЕТ ДА. Я ВЕДЬ УЖЕ ГОВОРИЛ, — вздохнул Смерть. — ТЕОРИЯ ВОЗМОЖНОСТИ. ЕСТЬ ТЫСЯЧИ ВАРИАНТОВ РАЗВИТИЯ СОБЫТИЙ, НО ЛЮБОЙ ИСХОД ВОЗМОЖЕН, А ПРИ СУЩЕСТВОВАНИИ ПОДОБНОГО ШАНСА ПОЯВЛЯЮСЬ Я. ПОДБРАСЫВАЯ МОНЕТУ, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЗНАТЬ, КАКАЯ ИЗ ДВУХ СТОРОН ВЫПАДЕТ. СЧИТАЙ, ЧТО ЭТО БЫЛ ПРОСТО НЕОФИЦИАЛЬНЫЙ ВИЗИТ. А ТЕПЕРЬ МНЕ ПОРА.

— Прощай, — слабым голосом отозвалась Лаки, все еще не до конца верившая, что после тесного знакомства со стотонным снежным тараном можно ходить и разговаривать.

— ДО ВСТРЕЧИ, — поправил Смерть и, нарушив пару положений сборника физических законов Вселенной, шагнул прямо в стену.

— Что это было? — потрясенно произнёс Грэй Берд, тоном пони, которого полминуты назад хорошенько припечатали обо что-то твердое.

— Фнег, — фыркнул небольшой сугроб в углу. При ближайшем рассмотрении, сугроб оказался весьма недовольной и растрепанной Верой, которая озиралась из стороны в сторону и прикидывала, какие слова из ее широкого инженерского лексикона подходят для того типа, что перед стартом забыл защелкнуть задвижку на окне. — Лафина фофла пфямо на наф, но похофе фадела только краефком. Не фнаю, фто с фадними фагонами, но паровоф не пофтрадал. Наф фолько футь-футь фафыпало. А ф кем фы там гофофили?

— Ты все равно не поверишь... — помотала головой Лаки. Ей определённо надо отойти от всего этого и как можно скорее оказаться там, где есть камин, тёплая ванна и мазь от синяков – пока что это оставалось всем, что ей было нужно на тот момент, но список довольно быстро расширялся, к примеру, в него довольно быстро скакнули мягкая постель, подушки и горячий чай

— Вы как там, в порядке? — обеспокоенно спросил Эдор, выпрыгивая из кабины машиниста.

— Ф полном, — ответила Вера, избавляясь от лишних порций снега, находившихся в совершенно неприемлемых для замерзшей воды местах.

— Вообще-то нас догоняют, — сообщил Грэй Берд, который за это время успел раскопать одно из окон.

— Очень злые разбуженные драконы? – поинтересовалась Лаки.

— Очень быстрые и совсем не сонные Вандерболты, — поправил Грэй Берд, которому понятие ирония всегда мерещилось как что-то похожее на сливочный кекс, ну или в худшем случае на кусок железа.

— Так чего же мы стоим? – задорно спросила пегаска, хватаясь за лопату и бросая очередную порцию угля в жерло небольшого паровозного вулкана, температура от которого шла такая, что топка казалась способной мгновенно превратить железо в пар, минуя жидкую стадию. Если уж они прошли подобное, то остаток пути до Мэйнхэттэна просто обязан был представлять легкую летнюю прогулку по северной Эквестрии, разве что гербарий они собрать вряд ли успеют. – Поднять паруса! Полный вперед!

— Пойду проверю вагоны, — с сомнением пробормотала Вера, безуспешно пытаясь представить себе паровоз с парусом. Набор ее знаний в самых различных областях был довольно широким, но в деле небуквального понимания метафор ей пока еще требовалась подсказка специального словаря – в этой области с ней мог посоперничать только бородатый пони, занятый сейчас переносом черного горючего материала туда, где его горючесть чувствуется особенно необходимой.

Лаки кивнула и повернулась к окну, наблюдая за тем, как заснеженные постепенно сменялись пейзажем, состоящим преимущественно из грязи, мокрой земли, луж и того, во что вам совершенно точно не хотелось наступить без хороших галош на копытах. А еще там были ущелья. Не такие огромные, скалистые и больше похожие на природный морозильник как то, что им уже посчастливилось миновать, но это с лихвой компенсировалось их количеством. С высоты полета пегаса эта местность казалась огромным зеркалом, рядом с которым слишком неаккуратно размахивали молотком, с тем лишь отличием, что зеркала обычно делают из стекла, а не из глины и грязи. Три черные точки в небе действительно уже были довольно близки к паровозу, но из-за высоты Лаки не могла точно сказать, летят ли они впереди или у нее все еще есть шансы избежать разговора с Принцессой за чашечкой ароматного чая в ее личном саду. Судя по карте, до самого Мэйнхэттэна оставалось только пройти эти змеящиеся земляные разломы и не запачкать при этом весь паровоз, хотя колеса уже производили впечатления вырезанных из чистого шоколада. “Ну что, — подумала Лаки. – Террор Неизвестности оказался не таким уж и ужасным. Тем более, что шансы у нас все еще остаются, если, конечно мы не потеряли по пути пару-тройку вагонов и наш двигатель не взорвется в ближайшие двадцать минут. Действительно, а что еще может нам здесь встретиться?”

Но, как это часто бывает, мысли подобного рода оказались ошибочными. Лаки поняла это по тому, что поезд внезапно начал замедлять ход, а в воздухе потянуло стремительно угасающими шансами на выживание…

Взгляду пегаски открылась живописная картинка — простирающееся вдаль поле, полыхающее в чистом голубом небе полуденное солнце и смутный силуэт чего-то очень напоминавшего оплывший торт или довольно крупный город. К сожалению, всю прелесть этого пейзажа немного портил огромный разлом в земле, к которому неплохо подходили всякие словечки вроде "бездонная бездна" или "острые как зубы дракона скалы внизу". По приблизительным расчетам Лаки до него оставалось не больше трех-четырех минут пути, за которыми наверняка последовали бы полминуты полёта. Но причина остановки поезда заключалась вовсе не в наличии подобного препятствия, а, скорее, в отсутствии способа его преодоления, исключающего возможность превратиться в слегка покореженную версию консервов — нить железной дороги обрывалась прямо там, где паровоз без опоры чувствовал себя весьма неуютно и так и норовил провалиться сквозь землю. В самом буквальном смысле этих слов.

"Всего лишь один небольшой каньон, — разочарованно подумала Лаки. — Последнее крохотное препятствие, особенно по сравнению с тем, что мы уже миновали. Это просто не может закончиться так. Просто не должно. Но у паровозов действительно нет крыльев, и летать они не могут. И сдаться прямо сейчас означает, что шоу кончилось, и продолжения не намечается. Такой неширокий провал, привёл нас к провалу пошире. Я бы даже улыбнулась, если бы это не было правдой. Но что если... — разум Лаки заработал как разогретый до предела двигатель и, наконец, одна из, вырвавшихся из него искр подожгла сухой хворост вдохновения, который вспыхнул огнём идеи, уже готовым выбросить в небо дым последствий. Но всего этого Лаки даже не заметила — она была поглощена одной-единственной мыслью. — Это вполне может сработать."

Уже через пару секунд она была в кабине машиниста, а ещё через мгновение Эдор на собственном опыте ощутил, что когда кто-нибудь орет прямо в его собственное ухо, пока он пытается спасти поезд и пару-другую пони от излишнего воздействия гравитации и твёрдых поверхностей — это не самое приятное ощущение на свете. Особенно, когда орут вам о том, что вы должны немедленно взять и покончить жизнь самоубийством.

— Что-что? — ошарашенно переспросил машинист.

— Я говорю, что мы сможем проскочить! — повторила пегаска. — Это сработает, доверься мне.

— Мне кажется, или мы уже израсходовали свой запас удачи на сегодня? — недоверчиво спросил Эдор.

— Удача улыбается тем, кто смеётся над риском, — ободряюще произнесла Лаки. "Хотя это вполне может быть улыбка сочувствия и пожелание везения в следующий раз, — добавила она про себя. — Вот только сейчас следующего раза может и не случится. Но шоу продолжается, и, если очень сильно поверить, то паровоз действительно может взлететь. Очень-очень сильно." — У нас все получится.

— Я поверю тебе, — кивнул Эдор и вдавил рычаг до упора.

Двигатель паровоза заурчал, внутри что-то забулькало, пшикнуло и, судя по ощущениям Лаки и небольшому дымному облачку, даже взорвалось. Колёса застучали и вновь начали набирать обороты. Ветрокрылая издала громкий гудок и понеслась вперёд, к поджидавшей ее огромной расщелине. С каждой секундой расстояние все уменьшалось, а градус напряженности в кабине машиниста все увеличивался. "Интересно, видит ли нас кто-нибудь, — подумала Лаки. — Паровоз мчится по равнине, освещенный солнечными лучами, и стремительно приближается к огромной дыре в земле. Лучики света играют на его позолоченных боках, дым вырывается из трубы, колёса весело перестукиваются и несут весь состав вперёд прямо к..."

"…Расщелине, глубокой как пасть дракона и такой же острой! — провозгласил рупор. — В смысле наполненной острыми скалами, которые напоминают зубы дракона при определённом освещении в это время дня. В общем, вы понимаете. Они не собираются останавливаться! До разлома остается пара минут пути, и даже если они прямо сейчас вдавят тормоз до упора, то не успеют миновать встречи со скалами, которые, как я уже упоминал…”

Мэр Мэйнхэттэна обеспокоенно взглянул на карманные часы. Гонка близилась к завершению – участникам оставалось пройти последний участок пути, и сейчас мэру оставалось только ждать их прибытия и прикидывать примерное содержание разговора с Принцессой после того, как она узнает, что лучший паровоз Эквестрии теперь больше напоминает стальной блин, чем средство передвижения. Его окружала толпа зрителей, чье внимание было приковано к небольшому воздушному шару с вещателем внутри – мэр очень гордился этой уникальной и свежей идеей, правда, он пока еще не знал, что в Сталлионграде установили шар побольше, привязали к нему веревку, чтобы он случайно не улетел, и все-таки разыскали для комментатора бинокль.

“…И вот, Вандерболты окончательно опережают паровоз. Теперь вопрос только в том, удастся ли им сохранить разрыв, хотя сделать это, если Ветрокрылая вскоре встретится с дном ущелья, будет, по моему скромному мнению, не так уж и сложно. Но что я вижу, поезд практически поравнялся с провалом, еще чуть-чуть, и мы увидим, правда ли у паровозов есть крылья, в чем я, если вы позволите, все-таки немного сомневаюсь… ”

— Быстрее, — сквозь сжатые зубы прошептала Лаки. – Только бы побыстрее, хотя бы чуточку. Ну пожалуйста…

Грохот колес становился все громче и громче, двигатель работал на пределе своих сил, а до ущелья оставалось меньше сотни шагов. Сама Лаки его, наверное, даже и не заметила бы, но ведь у нее были крылья, а у Ветрокрылой, несмотря на прекрасное имя, в них чувствовался острый недостаток. Сам разлом казался все больше, шире и, что было самое плохое, все глубже. Лаки бросила взгляд на лицо Эдора, которое отстояло от “белого как мел” на несколько оттенков бледности дальше. Итак, если они выживут, то гонка продолжится, ведь так? Значит продолжится и шоу. Какое скользкое слово “если”, но именно оно в данный момент гнало вперед целый паровоз и не давало затухнуть слабенькому огоньку надежды под порывами урагана вероятности. Нужно ведь зрителям знать, что у них все в порядке, даже если это не совсем так? Лаки потянулась к небольшой веревочке…

Ветрокрылая издала веселый гудок и приблизилась к самому краю пропасти.

Если сейчас щелкнуть копытами и замедлить время настолько, чтобы можно было понять, что именно произошло в следующее мгновение, то можно заметить, что паровоз действительно начал падать, но никаких крыльев по бокам у него не появилось. Волшебство также осталось в стороне, с интересом наблюдая за картинкой и сожалея о том, что вся закуска уже кончилась.

Паровозы не умеют летать, это знает каждый, верно?

Но ведь это не главное.

Главное – это все-таки оторваться от земли, а потом вновь на нее вернуться. Иногда и этого достаточно.

Последующий за приземлением Ветрокрылой грохот почти наверняка не был слышен в южных и восточных областях Эквестрии, а также в столице, насчет остальных же регионов подобное нельзя было утверждать с уверенностью. Лично Лаки сильно пожалела о том, что в данный момент у нее нет затычек для ушей, двух подушек и коттеджа со звукоизолирующей отделкой стен. Но они были живы, и вроде бы даже двигались вперед! Не считая, конечно Эдора, который так и застыл на месте, пораженный количеством удачи, полученным им в этот день. Ему определенно стоило поскорее оформить страховку на свой домик и повнимательнее приглядываться к лежащим на крышах кирпичам. Но они ехали вперед, и при этом даже догоняли трио пегасов, уже приближающихся к городу! Лаки с облечением выдохнула. Пусть кто-нибудь теперь скажет, что они не смогли совершить невозможного. Даже если они не выиграют эту гонку, Ветрокрылая прогремит на всю Эквестрию ничуть не тише, чем она уже это сделала.

— Что случилось? – хором выпалили вбежавшие в кабину Вера и Грэй Берд, для которых факт удара огромной стальной массы об землю не прошел совсем незамеченным.

— Мы вышли на последний участок пути, запустили двигатель на полную мощность и догоняем Вандерболтов . Ах, да, еще мы только что совершили небольшой прыжок через пропасть, и вроде бы не превратились в плоские подобия самих себя, — словно вспоминая что-то незначительное добавила пегаска и поправила фуражку, убеждаясь в том, что в ходе последних приключений с ней ничего не случилось. – С чем вас всех и поздравляю. А теперь пора, наконец, закончить эту гонку. Мэйнхэттэн ждет нашего прибытия, так постараемся же их не разочаровать.

“У Ветрокрылой словно открылось второе дыхание! Она нагоняет Вандерболтов, а те, похоже, уже готовятся к финальному усилию. Еще немного и они окажутся на финишной прямой! Вы только поглядите на этот прекрасный кубок, который достанется победителю, его формы выдают в нем настоящее произведение искусства, а учитывая, что его автором является ваш покорный… Что? Не могу расслышать? Какие паровозы и пегасы? Ох, прошу прощения, финишная прямая, друзья! Они идут нос к носу, круп к крупу, вагон к вагону! Но, кажется, Ветрокрылая набрала слишком сильный разгон, весь вопрос только в том, хватит ли его, чтобы нагнать Спитфайр и ее команду раньше, чем они дотронутся до кубка. Но что я вижу, да и вы уже должны разглядеть! Они уже в черте города! Смотрите, я уже могу различить рисунок на самом поезде, и не могу не отметить, что раскраска вагонов сделала очередной шаг к…”

Лаки вглядывалась в небеса, где без труда можно было различить трио асов, которые были уже совсем рядом с площадью. Но и паровоз уже спешил к месту остановки на вокзале, но ведь им еще нужно будет время на остановку и выход из поезда, тогда как Спитфайр достаточно просто врезаться в кубок и стать победительницей. Пегаска обвела глазами площадь.

— Эдор? – Лаки неотрывно глядела на летяющую Спитфайр.

— Да?

— Та чашка кофе, что я тебе отдавала, все еще у тебя?

— Конечно, — машинист подозрительно сощурился. – Что у тебя на уме?

— То же что и всегда, — ответила Лаки. – Очередной бросок монетки.

Нельзя было сказать, что она была уверена в своем плане, или то, что у нее вообще был какой-то план, но Лаки привыкла импровизировать на ходу. Или, если точнее выразиться, на лету, потому как у нее выдался шанс размять свои собственные крылья, в существовании которых уже не приходилось сомневаться. Цель была очень близка – стоящий впереди кубок поблескивал и манил к себе, словно лежащий на улице ничейный кошелек, и теперь все зависело от того, как далеко была Спитфайр. Лаки махала крыльями изо всех сил и пересекла площадь за считанные мгновения. Теперь до кубка оставлялось пройти всего шагов, если она, конечно,успеет вовремя замедлиться и сложить крылья. Пегаска улыбнулась – у нее получилось опуститься на землю очень грациозно и торжественно, если не брать во внимание то, как разлетелись от дуновения легкого ветерка усыпавшие площадь фантики. Она прошествовала к кубку под азартные выкрики толпы и уже протянула к нему копыто…

Как вдруг заметила приземлившуюся рядом Спитфайр.

Лаки не могла не отметить, что капитан хоть и запыхалась, а ее шерсть вполне можно было выжимать как мокрую губку, но в глазах Спитфайр горел тот же огонь, что зажегся в самом начале пути. “Точно такой же горел в нашей топке, — подумалось пегаске. – И, скорее всего, точно такой же горит в моем сердце, когда я совершаю всякие безумные поступки. Только вот интересно, откуда берутся дрова?”

— Вот и вы, капитан, — подмигнула она. – А мы только вас и ждали.

— Я вижу, вы оказались чуточку быстрее нас, — улыбнулась Спитфайр.

— О, нет, — Лаки оглянулась на притихших зрителей, а затем повернулась к судейской трибуне. – По-моему это честная ничья!

— Ничья? – удивилась капитан.

— Ничья? – переспросил мэр Мэйнхэттэна, который был немного занят тем, что разрывал последние кусочки увольнения по собственному желанию. – О, да, раз вы настаиваете. Это ничья!

Жители Мэйнхэттэна разразились бурными овациями. Они ценили отличное зрелище с хорошим концом, тем более что она была приправлена парой пикантных моментов, даже несмотря на то, что увидеть летающий паровоз или Спитфайр без формы им все-таки не удалось. Лаки помахала толпе копытом и даже послала туда парочку воздушных поцелуев. По крайней мере сегодня она стояла на вершине пьедестала и для полного триумфа не хватало только парочки труб и лепестков роз, сыплющихся с неба . Она готова была вытерпеть даже их, хотя в таком случае ее триумфальную речь следовало бы разбавить паузами для триумфального чихания.

— Вместе? – предложила она.

— Вместе, — кивнула Спитфайр.

Они подняли кубок над своими головами, демонстрируя его зрителям, многие из которых уже начали задаваться вопросом, как они будут его делить, и какого размера пила им для этого понадобится.

Гонка закончилась. Победа была вознаграждена.

— Кстати, капитан, — с улыбкой поинтересовалась Лаки. – Не откажетесь ли от чашечки кофе?

— Ну что ж, — заключил один из голосов в кромешной темноте, после того как единственная свеча, возвышавшаяся в центре огромного круга погасла. — Поздравляю, товарищи. Мы еще на шаг приблизились к победе нашего славного дела.

— А все это точно было нужно? — неуверенно протянул второй. — Все-таки, на том складе мы почти попались, а если нас застукают за подобными заклинаниями.

— Уж не поселилось ли в тебе тени сомнения, брат? — спросил первый голос.

— Нет, — угрюмо ответил его собеседник. — Ни капли.

— Ну вот и отлично, — заключил первый. — На сегодня с тайными ритуалами и запретными знаниями покончено. жду всех завтра к девяти часам. Вместо магических артефактов просьба принести печенье и чай, нужно отметить нашу победу. Всем спасибо, все свободны.

— А это точно сработает? — робко поинтересовался третий голос.

— Увидим, — пообещал первый. — Увидим. Причем в самом скором времени.

Черные тени начали по одной выскальзывать из входа в небольшой подвальчик, озираться по сторонам и растворяться в ночной темноте.

И никто из них даже не подозревал, что где-то там, во мраке, под сенью деревьев городского парка, вдруг вспыхнули злобным огнем два ярко-красных глаза...

Танец с драконами

Предрассветный туман вышел прогуляться по закоулкам столицы, скрывая в себе два силуэта, медленно бредущих по пустынной улице. Начищенная тёмная броня сразу бы выдала в них ночных стражников, если бы, конечно, нашёлся любитель прогуляться по улицам за час до восхода солнца, а значки на их доспехах красноречиво сообщили бы, что в штаб-квартире заканчивается средство для полировки. Если бы вы пристальнее всмотрелись в туман, то заметили бы, что один из силуэтов совершенно точно был пегасом, а другой совершенно точно был бочкой с сидром, лишь при долгом разглядывании превращающейся в капитана Нерда. Оба стражника никуда не торопились и спокойно возвращались к знакомым переулкам Гриффинлэнд-ярда, ведя легкую и непринужденную беседу о том, что они, кажется, совсем заблудились.

— Надо было всё-таки свернуть вправо, — беспокойно сказал капитан. — Там же был указатель.

— Ага, — подтвердил голос, принадлежащий кобылке и по совместительству сержанту Свифтвинд. — Зато там не было забегаловки, подающей овощи, утопившиеся в масле, причём имеющей наглость называть все это "салатом". Я уже не говорю про то, как воду там разбавляют сидром...

— Ну, знаешь ли, — обиженно произнёс Нерд. — Я был на дежурстве целую ночь…

— А я как будто нет, — хмыкнула сержант.

— Могла бы хоть слетать и посмотреть, куда это нас занесло, — насупившись заметил старший офицер.

— Ох, ладно, — пегаска захватила глаза и расправила крылья. — Ждите меня тут, капитан.

Нерд проводил глазами удаляющийся в серое небо силуэт, и с грустью подумал о том, как все изменилось после отъезда командора. Ещё только вчера Хейдэн ходил по штаб-квартире, слушал отчёты и просил сделать ему чашечку кофе, а сейчас он уже где-то на середине пути между столицей и Сталлионградом, и поезд стремительно несёт его к цели всего за сорок монет плюс десятипроцентная скидка стражникам. Нет, конечно, он отправился туда, чтобы пролить немного света на это загадочное дело с похищениями и тайным обществом, и наверняка уверен в своем успехе, но здравый смысл упорно подталкивал капитана в бок и заговорщицки шептал на ухо, что тут все не так просто, как кажется на первый взгляд. Нерд тяжело вздохнул, из-за чего на улице случился локальный перепад давления. Корэдж уехал, и он остался старшим офицером, что означало конец мирным посиделкам с кипой бумаг и большой кружкой возле камина в штаб-квартире. На смену этому пришли еженочные патрули, отчёты, проверки и — капитан невольно вздрогнул — предстоящая ему рано или поздно встреча с Принцессой. Но об этом стоило побеспокоиться потом, а пока самая главная задача — добраться до штаб-квартиры, и шелест складывающихся крыльев за спиной капитана сообщил ему, что он сделал ещё шаг на пути к этому. Вопрос был только в том, в какую сторону был этот шаг.

— Капитан, — Свифтвинд показательно отдала честь. — Докладываю, что если мы свернем направо, доберемся до первого переулка, двинемся в ту сторону и сможем пройти мимо всех тех трактиров, которые встретятся нам на пути, то окажемся прямо перед воротами городского парка.

— Отлично, сержант, — обрадовался Нерд, чувствуя, как волны облегчения смывают плотину сомнений и неопределенности. — Ну так чего же мы ждём?

Городской парк был для жителей излюбленным местом для прогулок, встреч, серьёзных разговоров и тех вещей, о которых вспоминаешь только в субботу утром, причём уже после сытного завтрака. А ещё парк пользовался большой популярностью у стражников, потому что был самым тихим участком города — получив дежурство возле него, вы могли быть уверены, что если что-то и случится, то точно не здесь и точно не с вами. Даже единственным задокументированным случаем, связанным с парком, была запись о его постройке, если не считать таким падение дерева на зазевавшегося архивариуса. Компанию стражнику могли составить только молчаливые и не любящие лишних движений статуи, которые были идеальными собеседниками для того, кто собрался провести целую ночь в философских размышлениях о роли размолотых кофейных зерен в сути мироздания.

Каждый стражник знал, как добраться от парка до штаб-квартиры, и какое заведение на этом отрезке пути было самым дешевым. Заплутать тут могли только совсем уж зелёные новички, поэтому, увидев кованые ворота и охранявшего их от любого вора, способного взвалить на спину сотню килограммов первоклассного чугуна и пройти с ними по городу незамеченным, констебля Флэшлайта, Нерд воспрял духом — ещё пара минут, и он окажется у теплого камина в обнимку с очередным рапортом и мыслью, что промозглый туман и холодный ветер остались снаружи, и он вряд ли пригласит их зайти и выпить чашечку чая. Однако, вопреки представлениям капитана о стражнике на идеальном посту, констебль вовсе не выглядел умиротворенным, если только это состояние не подразумевает глаза, напоминающие о чайном сервизе, и дрожащий в зубах фонарь.

— Стой, кто идёт! — заорал Флэшлайт, заметив приближающихся стражников и подпрыгнув словно пони, обнаруживший, что земля на мгновение превратилась в батут.

— Спокойно, это я, Нерд, со мной сержант Свифтвинд, — быстро ответил капитан. — Что-то случилось?

— Нет! Ничего! — вскрикнул Флэшлайт, отчаянно озираясь по сторонам. — Все почти в порядке.

— Эй, спокойнее, друг, — мягко произнесла сержант, приземляясь слева от констебля. — Нам-то ты можешь рассказать.

— Я слышал Шорох, — прошептал констебль.

Нерд содрогнулся. Каждый стражник за время своего ночного дежурства слышит сотни странных звуков, но обычно это оказывается скрипом веток на ветру или урчанием собственного голодного желудка. Конечно, ночью существуют тысячи вещей, которые могут шуршать, и обычный стражник после третьего дня, проведённого в дрожании под одеялом, привыкает к ним, но Шорох — это совсем другое дело. Даже младший констебль может отличить шорох от Шороха, если конечно хочет выйти на дежурство еще хотя бы раз. Шорох был гораздо опаснее Скрипа и гораздо страшнее Хруста, и капитан не мог не воспринять это известие со всей серьезностью.

— Где ты его слышал? — уточнил Нерд, на всякий случай вставая поближе к огню фонаря.

— В парке, — Флэшлайт уже начал успокаиваться и отчасти перестал быть похожим на трясущееся желе в доспехах. — Это было ужасно. Я шел по аллее, как вдруг он раздался прямо за моей спиной. Знаете, как будто мышь побежала по сухим листьям, но только у этой мыши когти длинной с мой хвост и зубы острые как копья после еженедельной заточки...

— Ой, да бросьте, — махнула копытом Свифтвинд. — Это же городской парк, тут только деревья и пара-другая статуй. Ну прошуршали немного, и что в этом опасного?

Констебль с капитаном переглянулись между собой и согласно кивнули друг другу — примерно также они поступили бы, если бы заметили кого-нибудь увлеченно ныряющего в море возле значка с нарисованной акулой и огромными красными буквами.

— Сержант, вы слышали что-нибудь о чутье стражника? — попытался объяснить Нерд. Разговоры о смелости Свифтвинд ходили по всему городу, и капитану вовсе не хотелось, чтобы они начали вестись в прошедшем времени.

— Слышала, — согласилась пегаска. — И оно подсказывает мне, что кто бы там ни спрятался, ему вряд ли захочется продолжать это дело после встречи со мной.

— Ну да, — согласно кивнул констебль. — Ему может понравиться вкус пони, и на одной он уже не остановится…

— Лучше позвать подкрепление, — пробормотал Нерд. У него было слишком хорошее воображение и слишком слабый желудок, чтобы представлять себе то, что может случиться с ними, если они отправятся туда в одиночку.

— Вы идёте или нет? — спросила сержант, воинственно расправив крылья и махнув хвостом в сторону калитки.

Капитан с надеждой огляделся вокруг, пытаясь найти хоть одну причину, почему он должен остаться здесь и в случае чего позвать на помощь. К сожалению, кроме необходимости занести апельсины, которых у него не было, родной сестре, которой у него не было, в голову ничего не лезло. Из полезных идей, разумеется, потому что какие-то мысли определенно пытались туда проникнуть, но Нерд плотно запер дверь фантазии на засов отвлеченности и придвинул к ней тяжёлый шкаф хороших воспоминаний. Наконец, он пробурчал что-то о здравом смысле и выживании, но всё-таки подхватил зубами фонарь и последовал за решительной пегаской и чуть менее решительным, зато чуть более дрожащим констеблем, в темноту парковой аллеи.

С каждым шагом стражников вокруг становилось все темнее. Не то чтобы деревья в центральной части парка росли гуще или туман окутывал это место сильнее, просто создавалось ощущение, что сам свет немного боится сюда заходить. По единогласному, но не высказанному мнению капитана и констебля, это было весьма разумной тактикой, как, впрочем, и предложение дождаться наступления утра и, с чистой совестью, спихнув все проблемы на Дворцовую Стражу, отправиться видеть спокойные и добрые сны, в которых не было темных силуэтов скамеек, странных теней от фонаря и зловещих завываний ночного ветра. К сожалению, даже при честном голосовании, против двух голосов за, стояли голоса против, принадлежавшие сержанту и ее копью, поэтому капитану волей-неволей приходилось идти вперёд, повнимательнее осматриваясь по сторонам на предмет наличия особо хитрых и крепких сучков.

— Тихо! — вдруг произнесла идущая впереди пегаска, в которую чудом не врезался констебль, удержавшийся от этого ценой невероятных волевых усилий и акробатического мастерства. — Вы слышите это?

— Слышим что? — осторожно спросил Нерд, гадая, какой из пары дюжина внушающих ледяной ужас звуков она имеет в виду.

— Там, — пегаска указала на растущие невдалеке кусты. Если бы познания капитана в цветоводстве отличались от нулевого, "дайте-мне-букет-красных-роз", уровня, то он понял бы, что это на самом деле не цветочные заросли, а декоративная живая поросль. Даже слишком живая, если присмотреться получше.

— Там что-то есть, — предположил констебль, изо всех сил надеясь, что он не прав. Ответ в духе «Да это просто плод твоего воображения» его вполне устроил бы.

— Молодец, констебль, пятерка за сообразительность, — похвалил его Свифтвинд. — Далеко пойдёшь. Ну, или не далеко, всего лишь до тех кустов.

— Я? — поперхнулся Флэшлайт.

— Ох, а ещё говорят, что кобылки — слабый пол, — надула губы сержант. — Сидите тут, смельчаки, я сама разведаю. Если что, прокричите три раза совой.

— А как кричит сова? — поинтересовался капитан. В душе он никогда не был натуралистом, а в тех гербариях, которые все-таки пытался собрать, никогда не уходил дальше заголовка.

— Можете просто заорать, — сдалась пегаска. — Я сама все сделаю. Ну, все, удачи вам, я пошла.

Свифтвинд осторожно начала подкрадываться к кустам, стараясь не производить много шума. Во всяком случае, шума, неестественного для ночного парка, к которому не относился хруст сломанных веточек и шелест листвы под копытами. На самом деле этот способ действительно работал — любой часовой не обратил бы внимания на подобные звуки, справедливо рассудив, что так неумело подкрадываться не сможет ни один шпион. Она была так поглощена этим делом, что не заметила, что начала заходить к кустам немного правее нужного направления. Пегаска тихо переползла на другую сторону и уже собралась было заглянуть вглубь подозрительного места, как вдруг услышала полубулькающий полуподавленный звук, который вполне мог принадлежать смертельно напуганной падением в водопад сове. Она бросила взгляд на укрытие капитана — тот махал ей копытом изо всех сил и похоже начинал вживаться в роль совы, по крайней нечто совиное в нем определенно прослеживалось — например, размер глаз, которые расширились на поллица. Только через пару секунд до Свифтвинд дошло, что он пытается сказать ей, чтобы она обернулась. Пегаска вздохнула и последовала его совету. Ну что они там такое увидели? Белку, страдающую бессонницей? Страшно выгнутое дерево?

Как оказалось, правда была гораздо крупнее белки и гораздо страшнее дерева, а ещё обладала чудовищно громким ревом и очень, очень большим количеством чрезвычайно острых зубов. ..

— Свет небесный, — выдохнула пегаска. — Что вы там говорили о подкреплении?

Драконы...

На свете существует огромное множество самых разных типов драконов, различающихся цветами, размерами, формами, температурой огня и запахом из пасти. Драконы могут жить практически повсюду, и практически везде они будут не похожи друг на друга, но есть одна черта, которая всех их объединяет — вы приходитесь им ровно на один зуб. Никто не сможет поспорить с тем, что драконы — одни из самых опасных существ в Эквестрии, ведь именно они обладают бритвенно-острыми когтями, способностью дышать пламенем, без труда расплавляющим камни, и ужасными манерами, которые, в сумме с вышеописанными качествами, отваживают любителей приключений от драконьих пещер практически со стопроцентной гарантией, если они, конечно, не являются любителями ощутить на своей шкуре мягкое прикосновение пары-другой тысяч градусов концентрированной ярости. Драконы опасны и свирепы, но вместе с этим они ленивы и безразличны ко всему окружающему, если это самое окружающее не прыгает прямо перед носом, не орет и не трясет огромным копьем. А ещё они очень редко выбираются из своего логова, и поэтому увидеть дракона в полете — большая удача. Ну, или не слишком большая, если он вдруг вас заметил и решил проверить меткость своего дыхания. В общем, встреча с драконом вряд ли принесёт вам что-то хорошее, кроме пары ожогов и возможности поведать друзьям новую байку за кружкой сидра. А ещё все знают, что драконы — одни из самых жадных созданий в мире, и об их сказочных богатства, скрытых во тьме далёких пещер уже давно ходят легенды. Вот только пойти и проверить, правда ли это, почему-то решались очень немногие, а те, кто все же решались, обычно не приносили с собой ничего, кроме основательно поседевшей гривы.

Драконы...

На свете существует огромное множество самых разных типов драконов, и никогда не стоит забывать, что некоторые из них живут в нас самих...

Лаки ещё раз бросила взгляд на вывеску — сомнений быть не могло, она находится именно там, где нужно. С вывески на неё уставился огромный улыбающийся красный дракон, восседающий на груде картошки, а подпись под картинкой гласила, что стоящий здесь пребывает прямо перед воротами Картофельного Банка Сталлионграда, и, если он войдет внутрь, то ему обещан самый радушный приём, самые надёжные сейфы для сбережений и самые честные и выгодные сделки, что, учитывая, что все банки созданы для того, чтобы рано или поздно все деньги из кармана клиента оказались в их хранилищах, показалось пегаске весьма заманчивым предложением. Особенно та часть, где говорилось про сейфы. Нет, конечно, сейфы в банках обычно заперты очень надёжно, но зато они почти никогда не пустуют, и обязательно найдётся тот, кто носит на поясе достаточно толстую и звонкую связку, а уж к нему ему, как всегда считала мисс Койн, ключик подобрать гораздо легче, чем к металлическом ящику. Но сегодня она пришла в банк совершенно для другого, вполне честного и законного дела. По крайней мере, честного и законного с ее стороны, чего нельзя было сказать о банкирах. Лаки фыркнула. Банкиры! Да что они вообще понимают в паровозах и в том, как делаются деньги? О нет, самих денег у них, конечно, хоть отбавляй, но никто же не говорит, что они сами их заработали, ведь так? Для них главное, чтобы одна колонка цифр сходилась с другой, а перед числом в самом низу листа стоял плюс, а не минус, и тогда все наверняка будет хорошо. И ещё эти письма, которые они составляют... А ведь как все хорошо начиналось!

После возвращения из Мэйнхэттэна Лаки встретили как героиню — паровоз осыпали цветами, вокруг гремели фанфары, а жители радостно махали флажками и кричали первое, что придёт в голову. И хотя от цветов ей все время хотелось чихнуть, а фанфарам не помешали бы ремонт и наличие музыкантов, которые могут отличить ноту от запятой, команда Ветрокрылой чувствовала себя настоящими победителями — Эдор приветливо здоровался со всеми как со старыми друзьями, которым не должен денег, борода Грэй Берда искрилась как от прямого попадания молнии и даже Вера, казалось, немного развеселилась. Во всяком случае, изгиб ее губ при определённом освещении и угле зрения мог напоминать улыбку. Что касается самой Лаки, то она просто светилась от счастья, гордости и осознания того, что все эти пони собрались, чтобы поздравить ее с победой, а не потребовать возврата собственного имущества.

Это был единственный триумф паровозов впервые за много лет, и благодаря ему первые полосы утренних газет пестрели изображениями Ветрокрылой и двух пегасок, стоящих на фоне блестящего кубка и дымящейся чашки кофе. Да, официальным результатом была ничья, и об этом же писали все эквестрийские издания, но слухи о том, кто же на самом деле первым подошёл к кубку, расходились гораздо быстрее слегка поджаренных пирожков. "Ну конечно, это была ничья, — с хитрой улыбкой сообщали счастливцы, успевшие раскупить первый тираж. — Но мы-то знаем, что паровоз на самом деле приехал чуть-чуть пораньше, и она действительно могла просто взять и забрать этот кубок себе. Но это было ничья, разумеется. Тут уж никак не поспоришь. Но мы-то с вами..." В конце концов, пока официальная новость только выходила из дома, проверяя, не оставила ли она где-то ключи, слухи уже успели обскакать всю Эквестрию, и, если бы Лаки вздумалось послушать финальную их версию, которая как обычно была лишь слегка приукрашена, то она с большим удивлением узнала бы, что на Ветрокрылую обрушилась целая горная гряда, после чего ей удалось перелететь через ущелье шириной в Кентерлот, а затем въехать в Мэйнхэттэн под проливной дождь из свежего бананового пюре. Но даже в этой истории находилось место для понимающих подмигиваний, и шепотка о том, кто же на самом деле должен был победить. Ведь они сами были там и видели это собственными глазами или хотя бы разговаривали с очевидцами событий за кружкой сидра, или, на совсем уж крайний случай, имели тетушку в Мэйнхэттэне, которая стояла в первом ряду и сама им об этом сообщила буквально через пару часов после финиша. То, что подобные новости могут передаваться с такой скоростью только при помощи телепатии, их совершенно не волновало. Они знали, кто на самом деле приехал первым, и делали все, чтобы другие от этого знания не смогли отвертеться.

Лучшего способа сообщить всей стране о себе придумать было нельзя, и Лаки в полной мере собиралась воспользоваться тем, что ей удалось куснуть удачу за пышный хвост. Финал гонки был действительно красивым жестом с ее стороны, особенно в тот момент, когда она протянула Спитфайр стакан, до краев полный все ещё теплого кофе — толпа дружно ахнула, но никому и в голову не пришло, что Лаки могла просто накрыть его крышкой. В этом и была вся суть ее занятия — все замечают, что золото действительно блестит, но никто не видит, как она наклеивает фольгу. Но в этой гонке она сыграла честно и честно победила. Пусть ей досталась всего лишь половина кубка, зато теперь о паровозах знала почти вся Эквестрия и, что больше всего радовало Лаки, почти вся Эквестрия готова была за них заплатить. А все потому что уже на следующий день они начали принимать заказы.

Первым посетителем кабинета Лаки, пожелавшим приобрести паровоз, был седой пони, одетый в фуражку почтальона и выходной костюм, который может быть когда-то и хотел войти в моду, но так и не решился постучать в дверь. Как оказалось, его звали Кард Посталь, и он работал в Почтамте главой отдела марок и открыток.

— Видите ли, какое тут дело, — произнёс он, поудобнее устраиваясь на стуле, — Мы всегда гордились тем, что доставляем почту весьма быстро, и это действительно так — в пределах города вы можете отослать письмо себе домой и, когда вы вернетесь, ваш почтовый ящик уже не будет пустым. Так что с городской почтой проблем у нас нет. Но мисс Койн, кому как не вам знать, что время не стоит на месте. Все больше появляется бабушек в Эпплузе, дядюшек в Ванхувере и племянниц в Понивилле, которым нужно срочно что-нибудь доставить, и иногда это что-нибудь просто не помещается в почтовую карету. В общем, Почтамт хотел бы арендовать по одному из вагонов на каждом маршруте для доставки посылок и писем, желательно экспресс-классом.

— Не любите вы стоять на месте, мистер Посталь, вам лишь бы только скакать вперед — подмигнула Лаки. — То есть, если я правильно вас понимаю, вы хотите, чтобы почта доставлялась каждый день даже в самый удаленный городок, причём с небывалой до этого скоростью. И пока что мы — единственные, кто может вам такое предложить, хотя вы уже наверняка слышали и о наших поездах и об их возможностях...

— Слышал, — подтвердил представитель Почтамта. — А ещё я слышал, что у паровозов есть крылья, и это мне в вас нравится больше всего. У пони, которые бросают вызов невозможному, наверняка не возникнет проблем с простой доставкой почты, не так ли?

Следующие полчаса пролетели для Лаки почти незаметно, если не считать небольшого спора из-за цены перевозок, но, в конце концов, они нашли компромисс в виде десятипроцентной скидки Почтамту как государственному предприятию и обещания Посталя напечатать изображение Ветрокрылой на следующей партии марок. Это была отличная сделка для Лаки, но самое приятное заключалось в том, что на тот день она была вовсе не последней.

Почти до самого вечера дверь ее кабинета оставалась распахнутой, а с лица не сходила дружелюбная и доверительная улыбка. Пожимались копыта, подписывались бумаги, ставились печати, а цифры прыгали из колонки в колонку в причудливом танце согласия и взаимной выгоды. Сказать, что пегаска наткнулась на золотоносный ручей было бы не совсем верно, потому что где-то там на горизонте уже был виден денежный водопад, спадающий в океан богатства. В общем, все началось лучше некуда и даже слишком хорошо, чтобы так продолжалось и дальше. Уже заключив последнюю сделку и возвращаясь домой, парившая на седьмом небе от счастья пегаска получила письмо из банка, написанное, судя по соотношению приторной любезности и самого содержания послания, чернилами из просрочено сахара вперемешку со змеиным ядом.

"Уважаемая мисс Лаки Койн,

Совет директоров Банка сердечно поздравляет вас с достойным завершением гонки, и спешит сообщить, что условия договора, в связи с изменившимися обстоятельствами, были пересмотрены. Мы приняли решение, для вашего же удобства, предоставить вам возможность погасить часть кредита единовременно в самый коротки срок, и надеемся на вашу готовность к сотрудничеству. В противном случае, будет произведена конфискация имущества предприятия на выданную вам сумму. Но мы, со своей стороны, искренне желаем, чтобы до этого не дошло, и что вы найдете необходимые средства в ближайшие трое суток.

С наилучшими пожеланиями

Совет Директоров Картофельного банка.

Стабильность. Надёжность. Картошка.

P.S. Удачного дня"

Это известие обрушилось на Лаки не менее внезапно, чем ливень из роялей посреди ясного летнего денька, и именно поэтому она стояла сейчас здесь, перед роскошными банковскими воротами, ожидая пока они, наконец, распахнутся, и размышляя о том, что им следовало бы немного поторопиться, если они хотят сделать это и завтра. "Главное — сохранять спокойствие, — твердила она себе. — С такими прибылями от заказов, я наверняка смогу покрыть эти траты. Проблема в том, что новые заказы требуют новых паровозов, а даже если мы поставим на колёса весь музей паровозного дела, который почему-то зовется складом, у нас их будет не больше десяти штук. Но мы всегда сможем построить новый состав, ведь так? Ну, конечно, только без этих денег возникает один небольшой минус при подсчете дохода. Где-то перед первой цифрой. Ну что ж, пора серьезно переговорить с этими банкирами…" Наконец ворота открылись, отрывая Лаки от ее раздумий, и с ленивой неохотой пропустили ее вовнутрь самого банка — царства чисел, молчаливых счетоводов, стальных дверей хранилищ с суровыми охранниками в комплекте и, конечно же, денег. Пегаска в последний раз поправила свою прическу, взмахнула хвостом и сделала шаг вперёд, улыбнувшись Судьбе.

Есть пони, по которым сразу видно, что деньги они держат в бумажниках и каждый раз внимательно пересчитывают сдачу. Есть те, кто держит деньги в банках и тщательно проверяют свой счёт. А есть те, кто владеет этими банками. И чужие деньги они любят считать гораздо больше своих. К такому типу относилась и Голди Потэйто — председатель Картофельного Банка, и именно этим делом она занималась, сидя на роскошном красном кресле, когда двери ее кабинета смущенно разбежались в сторону и открыли взгляду председателя одну знакомую и очень решительную кобылку. За ее спиной скромно покашливал клерк, который в теории не должен был пропускать неожиданных визитеров, но на практике быстро сообразил, то лучше встретиться с очень недовольным начальством, чем с испепеляющим взглядом этой огненногривой посетительницы.

— Что это? — требовательно произнесла Лаки, потрясая небольшим клочком бумаги. — Я думала, банкиры Сталлионграда умеют хранить свои слова не хуже, чем доверенные им деньги. Выходит, я ошибалась?

— Лаки, дорогуша, — примирительно вскинула копыта Голди. — Не стоит так кипятиться. Я уверена, это небольшое недоразумение нисколько не помешает...

— Не помешает окончательно добить производство паровозов, вы имели в виду, — перебила пегаска. — Разве не в Сталлионграде говорят, что договор дороже денег?

— Да, — председатель нахмурилась и отложила в сторону счеты. — Видишь ли, если бы все зависело только от меня, я бы доверилась тебе и на слово, потому что я вижу потенциал этого дела, но совету нужны более... звонкие доказательства этого потенциала. И если ты погасила хотя бы, скажем, сто тысяч бит...

— У меня нет таких денег, — закусила губу Лаки. — Только не сейчас. Нам нужен уголь, сталь, нам нужны новые копыта и оборудование. Скорее всего, мы не сможем выплатить сотню тысяч в самом скором времени. Это просто невозможно.

Пегаска бросила быстрый взгляд на Голди — та в задумчивости уставилась в свои бумаги. А ведь названное число на самом деле не было такой уж большой суммой — половину они могли отдать хоть сегодня же, а ещё половину... Лаки изо всех сил постаралась запрятать глубоко назад воспоминание о небольшом тайничке на крыше ее кентерлотского дома, в котором по примерным расчетам находились что-то около пятидесяти тысяч блестящих монет, которые она с таким трудом заработала за время своей не совсем честной карьеры.

— Жаль, жаль, — в конце концов вздохнула Голди. — Неужели не найдётся никакого способа достать хоть какую-то часть кредита?

— Если только вы не предоставите мне лопату и карту сокровищ, — грустно улыбнулась Лаки.

— Кстати о сокровищах, — вежливо кашлянул клерк. — Вы просили меня просмотреть утреннюю почту, и, как мне думается, это письмо вас заинтересует.

Он передал председателю чистый белый конверт без марок, на который Лаки возможно и не обратила бы внимания, если бы не украшавшая его огромная печать в виде круглого солнца. Ее довольно трудно пропустить с первого взгляда, особенно если знать, что если вы это сделаете, это может стать одной из самых больших ошибок в вашей жизни.

— Письмо от Принцессы Селестии, — вновь прокашлялся клерк, с одной стороны вызвав у Лаки огромное желание подарить ему упаковку таблеток от кашля, а с другой — холодок при упоминании Принцессы, пробравший ее до самых кончиков перьев.

— От Принцессы? — удивлённо переспросила Голди, распечатывая конверт и пробега глазами по ровным рядам аккуратных букв. — Интересно, чем же наш скромный банк обязан подобной чести? – она немного помедлила, вникая суть письма, — Ох, лучше вам тоже взглянуть...

Лаки кивнула, взяла письмо в свои копыта и погрузилась в чтение. Если пробраться через извилистый лабиринт приветственных формальностей, не застрять в болоте дружелюбных пожеланий и не слишком долго задержаться на аллее официального вступления, то смысл этого послания можно было свести к следующему: Принцесса, наслышанная о проблемах паровозостроения, перечисляет на счёт банка пятьдесят тысяч битов наличными, которые мисс Койн может использовать на своё усмотрение. Единственное, что немного смутило пегаску — это то, откуда Принцесса взяла эти средства...

— "Полученные нами по счастливой случайности, когда патруль Дворцовой Стражи обнаружил клад достаточного размера в пределах городской черты..." — зачитала Лаки, не поверив собственным глазам. Откуда? Как она узнала об этом? Это не могло быть просто случайным совпадением, потому что если каждое такое событие списывать на волю Судьбы, то Селестия определенно будет самой везучей пони в Эквестрии…

— Но ведь это же просто отлично! — обрадовалась Голди. — Теперь вам нужно собрать только половину суммы, и я абсолютно уверена, что у вас это получится без труда. Особенно с вашим талантом выбираться из самых безвыходных ситуаций…

— Я бы не стал делать поспешных выводов, — начал было клерк, но запнулся, после того как стал объектом пристального внимания взглядов двух очень заинтересованных кобылок, отчего он покраснел, как очень стеснительный томат, но все-таки нашёл в себе силы продолжить. — На самом деле, у нас вышла небольшая ошибка с переводом этого счёта, и в результате, эти финансовые средства были отправлены не в тот филиал...

— Куда? — тут же вмешалась пегаска. – В Сталлионграде не должно быть так много банков… Он находится на другом конце города?

— Вообще-то немного дальше, чем на другой конец города, — замялся служащий и вдохнул поглубже, стараясь избежать встречи со взглядом Лаки. — Скорее, тут подойдёт другой конец страны, Мисс Койн. Я с сожалением вынужден сообщить вам, что ваши деньги совершенно случайно были отправлены...гм... в Эпплузу...

Капитан Нерд с облегчением взял в копыта очередную кружку мутновато-сладкого напитка и поплотнее закутался в плед. Осознание того, что прошедшие события не зря назывались прошедшими, приятно согревало капитана не хуже, чем полыхавшие в камине дрова. Встретиться с тем, что они обнаружили в городском парке, еще разок ему совершенно не хотелось – тогда им всем очень повезло, что оно не пожелало покидать парк. Во всяком случае, пока. Вообще, стражники в основном не отличаются способностями к спорту, но на коротких дистанциях, особенно с резким стартом, отработанным годами службы, они способны развить довольно-таки неплохую скорость, которая значительно увеличивается в зависимости от количества щелкающих зубов за спиной стража порядка. Определенно, сегодняшний день вряд ли можно назвать его удачливым днем, если только не вывернуть это познание на изнанку и хорошенько не простирнуть.

В штаб-квартиру постепенно возвращались остальные стражники, считающие, что если в городе появилось нечто очень таинственное и опасное, то лучше держаться всем вместе – так шансы того, что в будущем вы все еще будете получать хорошую песню, становятся гораздо больше. Пока остальные офицеры подтягивались, присаживались на свои места и старались незаметно положить себе двойную порцию сахара, сержант Свифтвинд нервно мерила шагами кабинет, смахивая хвостом пыль с полок с документами и подергивая ушами. Наконец она замерла и обвела взглядом собравшихся – сюда явились практически все члены Ночной Стражи, за исключением счастливчиков, у которых был отпуск, выходной или прихворавшая уже третий раз за год бабушка в Филлидельфии. Пегаска постучала по ближайшей деревяшке, над которой моментально возникло небольшое и очень плотное серое облачко, и обратилась к стражникам.

— Ночная Стража, — начала она, смотря им прямо в глаза, отчего многие вдруг вспомнили, сколько всего интересного можно найти в чашке кофе, если внимательно поизучать ее поверхность. — Мы столкнулись с невиданным ЧП, возможно первым подобным за последнюю сотню или даже тысячу лет. Этой ночью в городском парке… Да, младший констебль?

— Простите, сержант, — беспокойно поерзал на стуле темно-серый земнопони. — Но что такое ЧП?

— Чудовище Парковое, — предположил Флэшлайт, с тоской поглядывая на ближайшую кофеварку – после того, как в его героическом поединке с дрожью в копытах Ночная Стража лишилась третьего стакана, настроение у него окончательно испортилось.

— Ну, можно и так сказать, — помедлив, согласилась сержант. – Но суть не в этом. А в том, что именно нам предстоит разобраться с этой проблемой. Мы с капитаном Нердом и констеблем Флэшлайтом уже успели оценить опасность, после чего разумно отступили на заранее подготовленные позиции… — “Спасая свои драгоценные крупы”,- в мыслях добавила она. — И пришли к выводу о том, что без объединения всех наших сил, мы не сможем ей противостоять. А после того, как мы обратили в бегство одного из… Да, младший констебль?

— Как именно вам удалось обратить его в бегство во время отступления? – непонимающе переспросил тот.

— Мы побежали от него, а оно побежало за нами! – рявкнула сержант и обвела испепеляющим взглядом ряды стражников. – У кого-нибудь еще есть хоть один вопрос?.. – в воздух поднялось одно слегка подрагивающее копыто. Пегаска тяжело вздохнула. — Да, младший констебль?

— Но с чем именно вы там столкнулись, сержант? – пробормотал новичок, посильнее вцепившись в копье.

— С драконом! – восторженно провозгласил голос, идущий от широко распахнутых дверей.

Стражники резко обернулись, добавив на деревянный пол кабинета пару новых темных пятен и выпустив в воздух пару порхающих шепотков . В дверях стоял довольно молодой единорог, цвет которого примерно подходил под описание лазурного моря, в которое кто-то годами сливал отходы с производства синей краски, одет он был в подобие фиолетового банного халата с наклеенными на него звездами, а на голове у него лениво развалилась шляпа с обвисшими полями. А еще он был не то чтобы толстым, просто возникало ощущение, что если вы дадите ему коробку конфет, а через пять минут попросите обратно, она все еще будет полной, но в основном – блестящими обертками. В общем, если бы вы представляли себе типичного волшебника, то наверняка изобразили бы нечто подобное, добавив для красоты пару сверкающих молний ну или огненный шар по вкусу. Однако этот экземпляр выглядел вполне безопасным, судя по тому, что его лицо расплылось в широкой улыбке, а голос так и лучился безобидной радостью ученого, открывшего новое заклинание, которое в одной половине случаев ускоряло рост помидоров, а в другой половине стирало с земли небольшой городок.

— Стар Хэт, — представился он. – Кафедра бесполезного чудовства. — Это просто изумительно! События подобного рода не случались в Кентерлоте с Восстания Апельсинов в семьсот сорок пятом! Вы видели его? Какого он был размера? Сколько голов? На хвосте были шипы или костяной нарост? Потрясающе, просто потрясающе!

— Кафедра бесполезного чудовства? – опешил Нерд, которому все-таки удалось вычленить из беспощадно обрушившегося на них потока информации нечто более или менее понятное.

— О, Принцесса, — волшебник демонстративно закатил глаза. – Ну почему все спрашивают именно об этом? Да, мы называемся именно так, но это не значит, что мы ничего не делаем. На самом деле мы изучаем самое разное, можно сказать уникальное колдовство. У нас есть чары, которые не работают после первого применения, заклинания, которые необходимо произнести миллион раз, чтобы добиться эффекта и даже такие, которые будут открыты ровно двадцать лет назад.

— А, — понимающе протянул капитан. – Они, наверное, путешествуют назад во времени?

— Гм… Не совсем, — задумчиво ответил маг. – Они двигаются по тройной спирали и иногда останавливаются перекусить в каком-нибудь дешевом кафе. Но смысл вы уловили. О чем это я? Ах, да, дракон…

— Что вы об этом знаете? – напряглась сержант. В глазах остальных стражников тоже можно было прочитать этот вопрос, а также еще парочку, вроде «Почему это случилось именно с нами?» и «Вы можете это исправить?».

— Немного, — расстроенно произнес волшебник. – Но я уверен, что вы поможете мне продвинуться гораздо дальше! Похоже, что мы здесь имеем дело с классической магией оживления, причем довольно мощной. Наши приборы зафиксировали выброс магии величиной в три условных единицы…

— Не очень-то и много, — облегченно вздохнул Флэшлайт.

— Как сказать, — хмыкнул Стар Хэт. – По моим прикидкам этого хватит, чтобы оживить половину статуй в парке, и это не считая той части, которую поглотили скамейки…

— То есть вы хотите сказать, что сегодня нам предстоит сражаться со статуей дракона и ходячими скамейками? – поинтересовалась Свифтвинд.

— Нет, конечно же нет, — вскинул копыто волшебник и зевнул. – Ни в коем случае не сегодня. Завтра. Пик активности заклинаний подобного рода приходится на сутки после произнесения, а значит, у нас есть что-то около дня на подготовку. Вы же возьмете меня с собой, я надеюсь…

— Ладно, постараемся. Итак, что касается самой операции – нам понадобится небольшая подмога. Есть добровольцы? — наивно спросил Нерд, не подозревая, что слово “доброволец” в мозгу стражников было запрятано на такую глубину, что доставали они его не чаще, чем рыбы касались облаков своими плавниками.

Ответом ему было смущенное молчание.

— Ладно, — протянул он. – Но тот, кто останется, будет готовить отчет для Принцессы…

Строй стражников мгновенно шагнул вперед.

Ибо завтра ночь наступит вновь, а вместе с нею продолжится и их дозор…

Солнечный свет окутывал стремительно мчащийся к горизонту поезд и заставлял его золотое покрытие светиться так, что на него было трудно смотреть без хороших солнечных очков. Некоторые бы назвали эту картину прекрасной, но сама команда Ветрокрылой вряд бы ли с ними согласилась. А все потому, что у светлых солнечных лучей в пустыне есть один небольшой недостаток — невыносимая палящая жара. Лично Лаки паровоз представлялся огромной кастрюлей на колёсах, в которую кто-то просто забыл налить воды, но это было ещё половина всех проблем — она родилась в столице и хотя бы видела, как столбик термометра поднимается выше температуры лютого мороза, тогда как все остальные больше напоминали грустных снеговиков, выбравшихся из холодильника где-то в середине июля. Хотя у них было достаточно воды для питья, у пегаски создавалось чёткое ощущение, что половина ее по пути из фляжки злорадно испаряется в воздух, и это совсем не способствовало поднятию общего боевого духа. Точнее говоря, этот боевой дух сейчас лежал в гамаке, истекал потом и мечтал о чём-нибудь прохладном, вроде дуновения ветерка или наступления ледникового периода. Но поезд все двигался вперёд, и никто не собирался останавливаться, пока вдали не покажутся яблоневые сады и кабинки для холодного душа Эпплузы.

К несчастью для Лаки, это был уже третий день поездки, что означало не только третьи сутки с фляжкой в копытах и попытках забыть о том, что если вокруг станет ещё жарче, то одна пегаска имеет неплохие шансы превратиться в жаркое, но и то, что срок погашения части кредита весьма быстро и безнаказанно подбирается к концу. Эпплуза могла показаться на горизонте в любой момент, хотя вряд ли это принесло бы Лаки мгновенное облегчение — она уже и до этого выкидывала подобные трюки вместе с парой оазисов и огромной башней. Пустынные миражи, как это было обычно принято, старались скрасить длинное путешествие страдающих от жары путников по мере своих скромных сил.

— Итак, мы должны находиться где-то в восьми часах пути от города, — заключила пегаска, после долгого разглядывания карты, любезно предоставленной сталлионградским архивом. Правда, его работники определённо не часто имели дело с подобными запросами, поэтому ту раскрашенную бумагу, которую им выдали, в копыта лишний раз было лучше не брать, если, конечно, вы не умеете ориентироваться по кучке цветной пыли. Карта была настолько старой, что, согласно ей, в Эквестрии не было не только железных дорог, но даже и таких мест как Сталлионград и Эпплуза, зато было довольно много, помеченных как "Опасные", "Чрезвычайно опасные" и "Здесь водятся драконы". Через один такой участок пути им и предстояло проехать и, честно говоря, возможность встречи с гигантский огнедышащим ящером, имеющим, в отличие от них, подкреплённое веками обитания право находиться здесь, Лаки совершенно не радовала.

— Да вы не переживайте так, — утешительно пробормотал Грэй Берд, несмотря на все трудности сохраняющий свой оптимизм и твердую уверенность в успехе. Впрочем, Лаки вообще сомневалась, что существует что-то, способное поколебать ее, кроме, разве что, прямого попадания кометы. — Карты-то ещё древнее, чем те, что были в прошлый раз, Авось и проскочим.

— Где-то я уже слышала такое, — Лаки обнадеживающе улыбнулась. — Просто, если в этих горах нас настигнет ещё одна снежная лавина, то я буду очень сильно удивлена.

— А я просто обрадуюсь, — проворчала Вера. — Как по мне, лучше замерзнуть под кучей снега, чем испечься здесь заживо. Помяните моё слово, банкирам доверять нельзя. Они могут улыбаться вам и крепко пожимать ваше копыто, а наутро вы уже узнаете, что у вас нет ни гроша, и при этом вы все ещё должны кому-то кучу денег. А все из-за того, что пропустили пару строчек мелким шрифтом, заметить который могут только ювелиры или часовщики, да и то не сразу. Так что это все неспроста, — она промокнула лоб платком и выжала его, вызвав небольшой водопад, из-за которого пустынные племена наверняка устроили бы трехдневный траур. — Вы как хотите, а я пойду на крышу, посмотрю что у нас с трубой. Там, по крайней мере не чувствуешь себя как на сковородке...

Вера демонстративно повернулась и удалилась, гордо покачивая гривой. Лаки задумчиво проводила ее взглядом. На самом деле доля правды в ее словах была, особенно в тех, что были связаны со сковородкой. Ну что ж, каждому из нас время от времени требуется побыть в одиночестве, даже если это означает созерцание огромного облака дыма, сидя на крыше вагона, на которой, по прикидкам Лаки, уже можно было готовить яичницу. Пегаска вернулась к карте, стараясь дышать как можно реже, и продолжила внимательно осматривать ее в поисках озера кислоты или действующего вулкана – в последнее время она стала замечать, что паровоз действует на опасности не хуже огромного магнита на набор кухонных ножей, и, если подобного места все еще не существовало, природе определенно стоило поторопиться его создать.

— Э-э, мисс Лаки, — где-то справа от нее раздался приглушенный голос Грэй Берда.

— Да-да? – ответила она, не отвлекаясь от карты. Интересно, это пятно говорило о том, что им грозит очередная смертельная опасность или о том, что кто-то из архивариусов имел привычку проводить чаепития прямо на рабочем месте? – Что случилось?

— Вам не кажется, что вокруг не должно быть так темно? – судорожно сглотнул старик.

Лаки оглядела вагон – его действительно окутала темнота, словно Солнце вдруг решило взять выходной вне очереди или же над ними пролетало какое-то большое и плотное облако. С крыльями. И очень острыми зубами. И длинным хвостом. В общем, если бы Лаки так сильно не убеждала себя в том, что это действительно облако, она легко могла бы подумать, что это – дракон.

— Дракон! – в вагон влетел истошный крик, следом за которым туда ворвался Эдор с бешено вращающимися глазами.

— Дракон? – с недоверием переспросила пегаска. – Не может быть… Вера!

— Где она? – обеспокоенно спросил Эдор. – С ней все в порядке?

— Абсолютно, заверила его Лаки, бросаясь к выходу из вагона. – Если не считать того, что прямо перед ней парит существо, состоящее в основном из лезвий, шипов и очень горячего пламени. Главное, продолжайте вести паровоз, я сделаю все, что смогу.

“И будет довольно приятным бонусом, если они дождутся меня не в виде парочки угольков, — безнадежно подумала она. – Потому что все, что я, хоть и способна на многое, да только вот что-то не верится, что дракон так просто согласится улететь и отдать мне все свои сокровища после милой беседы за чашечкой чая.”

Как только она вырвалась наверх, бешено махая крыльями, ей предстала весьма живописная картинка, на которую стоило бы полюбоваться, если бы половину ее не занимал огромный зубастый ящер, зависший в воздухе прямо перед окаменевшим инженером. Можно, конечно, было сказать, что он был алым как сама ярость, а в глазах его разгоралось злобное пламя, но это бы заняло слишком много времени, к тому же Лаки никогда не тянуло стать поэтессой. Во всяком случае, пока она не обзавелась собственной уютной комнатой с креслом качалкой и теплым камином, на роль которого злобно ухмыляющийся дракон вряд ли подходил. Сейчас необходимо было соображать очень быстро, потому что ситуация становилась все жарче, в буквальном смысле этого слова. Пегаска отчаянно осмотрелась вокруг в поисках чего-нибудь способного помочь против дракона, но, к большому сожалению, шансы найти такое на крыше паровоза в безжизненной пустыне не сильно обнадеживали. И тут в глаза ей бросилось то, что она до сих пор не замечала…

— Опять ты? – обреченно произнесла она, наблюдая за фигурой в черной мантии, державшей в копытах небольшую книжку веселой расцветки. Прямо перед ней лежала коса, лезвие которой практически невозможно было разглядеть под этим углом зрения. При взгляде на эту косу Лаки обдало холодным ветерком, но она, несмотря на то, что Солнце до вечера уходить никуда не собиралось, ему почему-то совсем не обрадовалась. – Дай угадаю, теория возможностей?

— ВОЗМОЖНО, — уклончиво ответила фигура. – НЕ ОБРАЩАЙ ВНИМАНИЯ, Я ПРОСТО ТУТ ПОСТОЮ.

— Я постараюсь, — пообещала пегаска. Сейчас у нее было не слишком много времени на пустые разговоры зато если у нее ничего не выйдет, они смогут болтать хоть целую вечность.

Итак, что ей известно о драконах? Они живут в пещерах, едят кристаллы, любят все блестящее и дышат огнем, который, может и не является волшебным, но обращает горючие вещества в уголь не хуже любого другого. К несчастью, к горючим веществам относятся и большинство пони. Но ведь от пламени дракона вполне можно увернуться, хотя, если этого не получится, вы узнаете об этом одними из первых.

Вера стояла совсем недалеко от люка ведущего обратно в вагон. Правда, то же самое можно было сказать и о драконе. Ветер тут наверху был такой, что заглушал не только звуки, но и мысли, а еще он очень стильно развевал гриву Лаки, хотя тут следует заметить, что стиль не всегда означает удобство – довольно трудно сосредоточиться на проблемах жизни и смерти, когда волосы так и лезут к вам лицо. Ей нужен был только один успешный рывок, а потом еще пара секунд чистого везения. Неужели она просила так многого? Пегаска набрала в грудь побольше воздуха, воинственно расправила крылья и начала разбег…

Те, кто говорят, что подобные секунды обычно растягиваются на целую вечность, не всегда бывают правыми. Например, для Лаки эта пара мгновений стала мешаниной незабываемых ощущений из ледяного ужаса и мысли о том, что сейчас струи раскаленного воздуха находятся всего в паре шагов от ее гривы. Наконец она перевела дух и решилась приоткрыть глаза – как оказалось, им все-таки удалось свалиться внутрь вагона, отделавшись при этом парой легких ушибов и обещанием никогда больше не повторять подобные трюки. Вера смотрела на нее широко открытыми глазами, в которых без труда читалось невероятное удивление, а также желание того, чтобы довольно тяжёлая пегаска в конце концов перестала использовать ее в качестве импровизированной подушки.

— Ты спасла меня, — прошептала она.

— Да, да, — встала на копыта Лаки и начала приводить себя в порядок. – Письма с благодарностями, цветы и конфеты можешь присылать на известный адрес. Только запомни, что у меня аллергия на розы, а люблю я – шоколад. Смотри, не перепутай.

— Ты спасла мне жизнь, — твердо повторила инженер. – Я не ожидала от тебя подобного.

— Ох, — пегаска обеспокоенно посмотрела на люк. – Ты весь день будешь об этом говорить? У нас там, вообще-то, дракон на крыше завелся, если ты не заметила.

— Что ты предлагаешь? – поинтересовалась Вера.

— Для начала вернемся в вагон, — решительно произнесла Лаки. – А там посмотрим…

…Вера осторожно приоткрыла дверь, за которой, как оказалось, стояла пара обеспокоенных пони и одна, судя по всему не менее обеспокоенная , борода, что быстро выдало в них Эдора и Грэй Берда. А вздох облегчения, который они издали при виде живой и невредимой, хотя и слегка помятой Веры, можно было спокойно повесить в рамочку или сдать в подходящий музей в качестве эталонного образца.

— Я тоже рада вас видеть, — добродушно буркнула она. – А теперь можете отлипнуть от меня, потому что совсем не обязательно весь день висеть на моей шее…

— Ладно, ладно, — примирительно вскинул копыта Эдор. – А где Лаки?

— Она прямо позади меня и… — начала было Вера, и только тут вспомнила, что пока шла сюда не слышала ни едких замечаний, ни цокота копыт, сообщавших ей, что сзади нее кто-то есть.

Инженер бросилась к окну, подняв глаза к небу, в котором нарезал круги красный дракон. И лишь напрягая зрение, она заметила возле него небольшую синеватую точку, которая при наличии хорошей фантазии вполне могла показаться знакомой пегаской…

— Остановите поезд! – потребовала она голосом, взращенным дюжиной поколений Седогривов, как никто другой привыкших, что все вокруг суетятся в попытках сделать хоть что-то полезное или по крайней мере создать вид, что они это делают. Но в этом случае подобного приказа не потребовалось – Эдор понял ее с полуслова и ринулся в кабину машиниста для того, чтобы резко дернуть рычаг остановки.

Тем временем маленькая синяя точка кружила перед носом дракона, уводя его все дальше и дальше от поезда. Пару раз ящер делал глубокий вдох, но тогда пегаска ныряла вверх или вниз, выходя из поля зрения дракона – трюк, который изучали в самых начальных классах летной школы, вот только вряд ли тренеры предупреждали, что он может спасти вашу шкуру, если за вами гонится разъяренный дракон. Вера прильнула к стеклу, наблюдая за погоней – точки в небе постепенно становились все меньше, но их размера ей вполне хватило, чтобы определить, что они приближаются к гигантскому каньону справа от поезда. Точки петляли в воздухе, опускаясь все ниже и ниже, и, в конце концов, на мгновение зависли над самим разломом, только для того, чтобы камнем ринуться вниз.

А в следующую секунду оттуда вырвался огромный столп испепеляющего пламени…

— Нет, — тихо прошептала Вера. – Этого просто не может быть…

Дух перемен

Страх…

Каждый из нас чего-нибудь да боится. К примеру, некоторые опасаются узких помещений, другие наоборот – открытых пространств или же скоплений народа, а третьи – огромных когтистых монстров, истекающих слюной и глядящих прямо на них, расплывшись в хищной улыбке. Страхи бывают самые разные, но, к нашей большой удаче, с самыми опасными из них мы встречаемся не так уж часто и только в определенные, не самые лучшие моменты нашей жизни. Ну в самом деле, кто способен думать об ужасных призраках и леденящих душу воплях, когда на дворе стоит солнечный летний денек, а друзья уже предложили промочить хвосты в местной речке? Другое дело, когда на мир опускается ночная тьма, а из источников света у вас остается только бледная Луна и подрагивающая масляная лампа, в которую вы с утра забыли подлить топлива. Ночью все тени кажутся длиннее... И единственными пони, которым по долгу службы предназначено смело встречать полночные ужасы лицом к лицу, были Ночные Стражники, не боящиеся выступить против любого страха, который появится на улицах столицы, пока продолжается их дозор.

Ну, во всяком случае, в теории все выглядело именно так, зато в реальности теория так и осталась сидеть дома, чтобы вдоволь надрожаться, закутавшись в одеяло, а практика облачилась в доспехи и, грустно стеная и жалуясь на Судьбу, отправилась сохранять мир и покой на изрядно промокших и скользких от дождя улицах столицы. Отряд стражников понуро плелся вслед за округлым силуэтом капитана, который шел впереди в основном для того, чтобы остальные не видели выражения его лица — оно выглядело так, как будто перешагнуло порог бледности и теперь тихонько подбирается к серому цвету с другой стороны.

Нерд поежился, стараясь не обращать внимания на барабанящие по шлему капли и завывающий ветер — погода как нельзя кстати соответствовала моменту, и для полного погружения в атмосферу, от которой в жилах застывала кровь, не хватало только грозы, черного силуэта замка на заднем плане и чьего-нибудь безумного хохота. Капитан в очередной раз попробовал помотать гривой, чтобы стряхнуть с нее особо наглые капли, пытающиеся пробраться под шлем и упасть на лицо. Большой пользы это, как и ожидалось не принесло, и Нерду пришлось и дальше терпеть водопады, стекающие с его лба, благодаря про себя старую добрую Погодную Службу, и с завистью глядеть на волшебника, который в задумчивой веселости шел рядом и с интересом наблюдал, как капли испаряются в воздухе, совсем чуть-чуть не долетая до его сухой шляпы. На мантии Стар Хэта не было ни единого пятна, если не брать во внимание пару следов от соуса и слегка подгоревший подол. Практически весь путь он провел с восхищением разглядывая ночные улицы и делая какие-то пометки в кучке скрепленных между собой листов разного размера, цвета и формы, которые капитан, где-то в глубине своей души, отодвинув в сторону обиженную честность, мог с натяжкой назвать блокнотом. Пару секунд он понаблюдал за мурлыкающим себе под нос колдуном, а затем повернулся обратно только для того, чтобы нос к носу столкнуться с выступающим из тьмы загадочным силуэтом.

— Стой, кто идет? — как можно более грозно спросил он.

— Дождь, — буркнула складывающая крылья сержант Свифтвинд. — Впереди все чисто, если не считать перевернувшегося бака на углу Рыночной. Ну и тянет оттуда, я вам скажу...

— Ладно, ладно, — закивал капитан. — Мы все поняли. Отряд! Продолжаем движение. Бодрее, бодрее, ребята! Ать-два, ать-три. Мы уже почти на месте!

Обычно считается, что хорошие командиры внушают отряду уверенность. Капитан Нерд не был плохим командиром. Он был ужасным, худшим из них. Вот командор умел внушать уверенность, как и Принцесса Луна, хотя в последнем случае, это была уверенность в том, что если вы провалилась, вас ждёт нечто похуже, чем парочка оживших статуй. Но как бы то ни было, до входа в парк они добрались в полном, хотя и слегка промокшем составе, практически без происшествий, если закрыть глаза на то, что шерсть у всех стала ровно на один тон белее. “Если бы к садам и паркам прилагалась какая-нибудь инструкция, — с грустью подумал капитан, — то пункт “Остерегайтесь ходячих каменных памятников” в ней должен был бы идти перед предложением “Приходите на замечательный пикник всей семьей!””

Ворота, ведущие в городской парк, были действительно огромными, и у каждого стражника при взгляде на них возникали примерно одинаковые мысли вроде “Интересно, а сколько именно драконов может поместиться за такой громадиной?” или “Как быстро они бегают, и успею ли я написать заявление об увольнении, прежде чем меня все-таки нагонят?” Гигантские закрытые ворота дают слишком большой простор для воображения, так что у среднестатистического стражника уже не остается места для всяких вещей вроде боевого духа, решительности и безрассудной смелости, идущей копыта об копыто с манией самоубийства. Но среднестатистический еще не означает любой, а это значит, что время от времени находятся стражники, открывавшие словарь на страницах “Долг” и “Честь”, и именно из-за них Страже приходится периодически вспоминать, что доспехи нужны не только для того, чтобы их полировать, а копья — чтобы вешать на них шлем, когда голова устает его носить. На беду капитана, подобный типаж присутствовал и в этом самом месте, тогда как сам капитан предпочел бы присутствовать в более уютной и каминной обстановке.

— Бойцы, — сержант Свифтвинд похлопала в копыта, привлекая к себе общее внимание. — Сегодня, та ночь, которую мы все ожидали. Это шанс показать, что Ночная Стража — не кучка трусов, которые только и умеют, что прогуливаться по улицам и просиживать жалование в трактирах. Возможно, настанет ночь, когда мы придем в упадок, и забудем наши славные традиции, но не сегодня! Возможно, настанет ночь, когда копья выпадут из ослабевших копыт и мужество оставит нас, но не сегодня! Сегодня мы примем бой! Мы — Ночные стражники, и кто бы ни таился за этими воротами, мы не отступим ни на шаг!

Ответом ей были приглушенные слегка восторженные крики и вялое позвякивание копий. Конечно, воодушевить стражника на подвиг вдохновенной речью было в теории возможно, особенно если в конце этой речи заключалось обещание, что плодами этого подвига он успеет насладиться лично...

— Ладно, — сдалась пегаска. — Всем двойная порция кофе за мой счет и оплаченный выходной!

Стражники деловито кивнули и воинственно выпятили грудь колесом. Смертельные опасности и ужасные темные чары, конечно, были не самым приятным событием за последнюю неделю, но оплаченный выходной всегда оставался оплаченным выходным, и ни капелькой меньше. В общем-то, это всего лишь прогулка по парку, верно? Кто его знает, может эти драконы уже сами испарились или и не было их вовсе? И, конечно, любой из них всегда рассчитывал на то, что если что-то и произойдет, то кто кто, а он уж точно успеет смыться. В “Страже” это могли называть как угодно: “тактическим отступлением”, “планомерным отходом” или “хитроумным стратегическим маневром”, но суть всех этих названий сводилась к одному и тому же — гораздо удобнее рассуждать о тактике и стратегии, сидя в крепких стенах штаб-квартиры в двух кварталах от своего противника.

Освещенные лучиками вспыхнувшей вдруг морали, охранники порядка и защитники спокойствия промаршировали в парковые ворота и вошли под сень темных деревьев, колыхающихся теней от фонаря и странных силуэтов то и дело снующих в черноте ужасных созданий, вроде припозднившегося кролика или страдающей бессонницей белки. Если бы эта история принадлежала копыту участника тех событий, то в ее продолжении стражники шли бы вперед с высоко поднятыми головами и ярко блестящими доспехами, но, к большой неудаче для них и к большой радости для Правды, ни один стражник не был допущен к рукописи на расстояние дневного полета пегаса, так что мы имеем полное право упомянуть, что с каждым шагом тени и воздух вокруг отряда сгущались, а шеи пригибались все ниже к земле и все глубже втягивались в доспехи. Они продолжали красться по парковым закоулкам со скоростью объевшейся улитки, а их желание поскорее добраться до его центра по шкале возможности существования стояло рядом с желанием хромой антилопы подружиться с прайдом голодных львов. Если вначале у них и был с собой хоть какой-то героизм, то к этому моменту он окончательно отстал и сейчас, наверное, уже просиживал свою недельную зарплату в каком-нибудь трактирчике неподалеку.

— Стойте! — вдруг напрягся волшебник. — Я что-то чувствую!

Стражники замерли и постарались сократить шум от потребления кислорода до минимума. Пока они упорно пытались не вдыхать и не зеленеть одновременно, Стар Хэт порылся в складках мантии, по вместительности больше напоминавших переносные параллельные измерения, и выудил оттуда небольшой прибор, который наверняка может получиться, если кому-нибудь придет в голову скрестить капусту и астролябию.

— Попался! — прошептал он, подкручивая странного вида колесики и заводя пружины. Когда он закончил, прибор засветился красным цветом, а из небольшого отверстия на его верхушке повалил густой фиолетовый дым. Волшебник удовлетворенно кивнул.

— Так я и думал, — заключил он. — Крайне большой и нестабильный магический фон.

— Ага, — подтвердила стоящая рядом скамейка. — Вот тут ты попал прямо в яблочко.

Стражники сразу шарахнулись врассыпную от загадочного объекта и заняли выгодные защитные позиции в близлежащих кустах. Во всяком случае, все кроме Свифтвинд, которая с интересом рассматривала неожиданное открытие, хотя этот интерес и не помешал ей угрожающе нацелить на лавочку копье.

— Чего это вы? — обиженно всхлипнула скамейка. Откуда именно раздался всхлип оставалось только догадываться. — Слова им не скажи, сразу копьями тыкают...

— Ложная тревога, — сообщила Свифтвинд. — Можете выходить, она вас не съест.

— Кхм, кхм, — прокашлялся волшебник, помогая встать капитану Нерду и отряхивая шляпу от мелких листочков. — Довольно внезапный инцидент, примите мои извинения. Весьма любопытный экземпляр, кстати, — он обратился к скамейке. — Скажите, дорогуша, не видели вы тут некоторое количество ненормально ходячих статуй?

— По-вашему у меня есть глаза? — по-видимому скамейка была весьма неотходчивой и злопамятной особой.

— Ох, простите, — волшебник склонился к уху Нерда и прошептал. — Все эти оживленные создания ужасающе капризны, взять хотя бы тот летающий томат с третьего курса. Все время залетал в личные комнаты для юных волшебниц и носился там с ужасающими воплями, пока однажды перед дверями не появилась небольшая баночка томатной пасты. Ума не приложу, куда подевался сам помидор...

— Да, — вдруг произнесла скамейка. — Я почувствовала, что в последнее время в парке стало слишком много странных прохожих, но среди них не было ни одного пони. Эм... Вы не могли бы убрать копье?

— Да-да, конечно, — ответила сержант. — Ну так что? Идем дальше?

Капитану только и оставалось обреченно кивнуть и последовать за пегаской. Как жаль, что этой ночью с ними не было грифона — он всегда был довольно приятным собеседником и мог бы скрасить это невеселое путешествие. А еще он мог крошить кирпичи и резать когтями металл, что тоже, в общем-то, было бы довольно полезным в этой ситуации. Нерд уже собирался повернуться к стражникам и сказать им, что надежда на легкую прогулку растворилась как пакетик сахара в денатурате, как вдруг случилось то, что заставило всех присутствующих вздрогнуть — они услышали крик.

— На помощь! Эде-муа! Кто-нибудь, пожалуйста, спасите юную мадемуазель, попавшую в беду, силь ву пле! — Крик был такой, что сразу выдавал в юной мадемуазели особу, непривычную ко всяческим опасностям и крикам в общем. Любой стражник знает, что хороший крик — это тот, который вы издаете на бегу, а лучший — тот, что вообще не издаете — он очень сильно сбивает дыхания и отвлекает от сосредоточения на всех четырех копытах, а для призыва о помощи у них всегда найдется колокольчик. Подобные же длинные тирады могла выкрикивать только та, кто много слышала о подобных ситуациях и знала, что попав в них, нужно вести себя именно так. Но, надо признать, эмоциональность ее просьбы сделала бы честь хорошей актрисе, а любой дракон тут же улетел бы в свою пещеру, чтобы писать стихи об истерзанном сердце и готовности перейти на вегетарианскую диету, если, конечно, сердце у него было не каменным...

К сожалению, про возникшую перед стражниками особь такого сказать было никак нельзя.

Лаки Койн открыла глаза и огляделась вокруг себя.

А потом вновь закрыла...

Ничего не изменилось.

Нельзя было сказать, что пегаска стояла посреди абсолютной черноты — чернота, сама по себе, подразумевает наличие хотя бы черного цвета, в то время как Лаки окружало только абсолютное отсутствие каких бы то ни было красок. И тем не менее она на чем-то стояла, хотя и не чувствовала род собой ничего, кроме весьма четкого ощущения того, что в ближайшее время любоваться своими копытцами не стоит. Наконец, она вновь осторожно разлепила веки и заметила впереди слабый отблеск черного цвета — это была мантия, в которую завернулась все та же самая фигура с крыши поезда,держащая в копытах все ту же самую книжку. Фигура немного постояла, не меняя позы, а затем перевернула последнюю страницу и аккуратно опустила книгу на возникший рядом столик весьма странной для этого места ядовито-апельсиновой расцветки.

— НЕ СМОГ УДЕРЖАТЬСЯ И НЕ ПРОЧИТАТЬ КОНЕЦ, — заметил Смерть. — А ВЫ, КАК ВИЖУ, УЖЕ ПРИШЛИ В СЕБЯ. НАВЕРНОЕ ПО ТРАДИЦИИ МНЕ СТОИТ РАЗРЕШИТЬ ВАМ ЗАДАТЬ ОДИН ЛЮБОЙ ВОПРОС ИЛИ ПРЕДОСТАВИТЬ ПРАВО НА ОДИН ЗВОНОК В КОЛОКОЛЬЧИК. Я ВЕДЬ НИЧЕГО НЕ ПУТАЮ?

— Я все-таки выберу вопрос, — кивнула пегаска, с сомнением глядя на огромный чугунный колокол, возвышающийся рядом с фигурой. У нее почему-то возникло, что вместо жизнерадостного звона он скорее издаст какое-нибудь заунывное песнопение или могильный холод. Пегаска поежилась, и заставила себя сосредоточиться на вопросе. Вряд ли сейчас выдался подходящий момент, чтобы спросить в чем смысл жизни или где в Эквестрии продают самую дешевую морковку, так что Лаки решила начать с проверенных временем банальностей.

— Где я?

— ХМ... — Смерть задумался. — НИГДЕ. И ВЕЗДЕ. В ОБЩЕМ, ВЫ ТАМ, ГДЕ СТОИТЕ, И ПРИ ЭТОМ ВЫ НЕ СТОИТЕ НИ НА ЧЕМ. СЧИТАЙТЕ ЭТО... ГРАНИЦЕЙ. НО В ОСНОВНОМ ЭТО МЕСТО СУЩЕСТВУЕТ ТОЛЬКО ДЛЯ ВАС. НУ И ДЛЯ МЕНЯ ЕСТЕСТВЕННО. СЕЙЧАС ВЫ НАХОДИТЕСЬ, БУКВАЛЬНО ВЫРАЖАЯСЬ В ШАГЕ ОТ СМЕРТИ, ПРОСТИТЕ ЗА КАЛАМБУР. ПРИСЯДЕТЕ?

— С удовольствием, — согласилась пегаска и пододвинула к себе одно из материализовавшихся фиолетовых кресел, идеально неподходивших к расцветке столика. Если уж ей предстояло провести некоторое время в этом месте, так почему бы не провести его с комфортом? Правда, был один вопрос, который все же ее немного беспокоил... — Я что, умерла?

— ВОЗМОЖНО. ЧАЙ, КОФЕ? — любезно предложил Смерть.

— Но тогда что я здесь делаю? — в отчаянии спросила Лаки. — Разве я не должна находиться там, куда все обычно попадают в таких случаях?

— СУДЯ ПО ВСЕМУ, НЕТ. ВИДИТЕ ЛИ, МЫ НАХОДИМСЯ НА ПЕРЕКРЕСТКЕ. И ПОКА ЧТО ТОЛЬКО ОТ ВАС САМОЙ ЗАВИСИТ, КАКОЙ ТРОПОЙ ВЫ ОТПРАВИТЕСЬ. — Смерть отхлебнул из маленькой чашечки. — ВОН ТАМ СТОЯТ ДВЕ ДВЕРИ, ОДНА ИЗ НИХ ВЕДЕТ В НИКУДА, А ВТОРАЯ — В ДРУГОЕ НИКУДА. ВОПРОС ТОЛЬКО В ТОМ, СМОЖЕТЕ ЛИ ВЫ НАЙТИ ТРЕТЬЮ ДВЕРЬ.

Лаки взглянула направо — перед ней тут же возникла стена, которой не помешали бы новые обои и небольшой ремонт, и две деревянные двери, кое-как заляпанные краской под цвет натурального дерева — кому и когда пришла в голову мысль о таком гениальном дизайнерском решении оставалось только гадать, надеясь при этом, что когда вы будете обустраивать собственный дом, то не наткнетесь на его контору. Двери одновременно распахнулись и открыли Лаки вид на бесконечные просторы открытого космоса вместе со звездами, галактиками, туманностями и всем прочим хламом, который очкастые пони в белых халатах гордо именуют Вселенной. Пегаска сглотнула. Ей срочно был необходим план, как найти этот выход, но вся проблема была в том, что пустота за дверями как-будто переползла в ее собственную голову и мешала показаться действительно хорошим идеям. Внезапно в галактике ее разума вспыхнула очередная сверхновая, которую астрономы наверняка смогли бы окрестить как объект четыреста двадцать один дробь три или, сокращенно, “А что если попробовать?”

— Дай угадаю, другой двери тут нет, — Лаки посмотрела прямо в полыхающие голубыми огоньками зрачки Смерти.

— НЕТ.

— Но я должна ее увидеть, так?

— ДА.

— Тогда ты мне ее покажешь, — триумфально заключила пегаска. К сожалению, герольдов с фанфарами рядом не наблюдалось, зато укоризненный взгляд Смерти был тут как тут.

— Я? ТЫ ОШИБАЕШЬСЯ, — синие огоньки полыхнули отсветом разгорающегося лесного пожара, но выражение лица Смерти осталось неизменным — возможно это было связано с его самообладанием, а возможно с отсутствием необходимого для подобных действий мышц.

— Я хочу сыграть с тобой в игру, — улыбнулась Лаки. — И если я выиграю, то ты скажешь, как мне выйти отсюда. У меня ведь есть такое право?

— ДА. НО ТЫ ОБЯЗАНА ЧТО-НИБУДЬ ПОСТАВИТЬ, — Смерть заколебался. — У ТЕБЯ НИЧЕГО ПРИ СЕБЕ НЕТ.

— Ошибаешься, — пегаска покачала головой. — У меня есть право выбирать. Ну так что, играем?

— ЛАДНО. НО ТОЛЬКО НЕ В КАРТЫ, — Смерть задумался. — И НЕ В ШАШКИ. ДАВНЕНЬКО Я НЕ БРАЛ В КОПЫТА ШАШЕК. НИКАК НЕ МОГУ ЗАПОМНИТЬ ЭТИ ПРАВИЛА С ДАМКАМИ.

— Как насчет костей? — Лаки внимательно наблюдала за каждым движением Смерти. Так она хотя бы могла отвлечься от поблескивающей рядом косы и мыслей, на которые та ее наводила...

— КОСТИ МНЕ НРАВЯТСЯ, — решил Смерть. — НО ИГРАТЬ БУДЕМ МОИМИ КУБИКАМИ.

Он извлек из пустоты мешочек из черного бархата и высыпал на стол два набора небольших кубов и крохотный стаканчик. Пять из них он протянул пегаске.

— НО ТОЛЬКО ОДИН РАЗ, — предупредил он. — НИКАКИХ ВТОРЫХ ШАНСОВ И “ДО ТРЕХ ПОБЕД” НЕ БУДЕТ.

— Ладно, — согласилась Лаки. — Начнем?

Они потрясли кости. Они бросили кости. Хотя в случае Смерти не лишним будет уточнить, что на стол упали именно кубики, а большинство его собственных костей осталось на своем законном месте.

— ТЫ БУДЕШЬ ПЕРЕКИДЫВАТЬ? — спросил Смерть. Перед ним красовался ровный ряд граней с двойным набором по три точки, или, попросту говоря, куча шестерок, из которых вполне можно было составить слово “Победа”. Ну или “Поражение” — смотря с какого угла поглядеть.

— Дай подумать, — Лаки взглянула на свой результат — там теснились тройки, пятерки, а в углу даже застенчиво примостилась пара двоек, но в общем и целом положения это никак не спасало. — Ладно, я переброшу.

Она вновь взяла в копыта стакан.

Время, если оно вообще шло в этом странном месте остановилось и вытянуло шею, чтобы посмотреть, что же случится дальше.

— ВСЕ. — Смерть взглянул на рассыпавшиеся по столу числа, самым большим из которых оказалась весьма смущенная этим тройка. — ПОХОЖЕ ТЫ ПРОИГРАЛА. В ДРУГОЙ РАЗ ПОВЕЗЕТ, ИЛИ КАК ПРИНЯТЬ ГОВОРИТЬ В ТАКИХ СЛУЧАЯХ? ИГРА ОКОНЧЕНА, МИСС КОЙН — Я НЕ СМОГУ ПОКАЗАТЬ ТЕБЕ ВЫХОД, И ТЫ ОБЯЗАНА ТЕПЕРЬ СДЕЛАТЬ СВОЙ ШАГ.

“Сделать шаг, — повторила про себя Лаки, все еще расстроенно глядящая на унылую картину исчезающего в пустоте столика. — Сделать шаг...”

Она встала лицом к дверям, и вновь заглянула в утягивающую ее пустоту.

“Сделать шаг”

Лаки гордо вскинула голову, взмахнув своей пышной гривой. Еще никто не управлял ее жизнью, кроме нее самой, и, если ей и суждено войти в эту тьму, то она сделает это с достоинством. Но раз уж сама госпожа Фортуна повернулась против нее, то Лаки совершенно точно не будет самой собой, если не попытается обвести ее вокруг копыта...

— Я готова, — ни к кому конкретно не обращаясь произнесла она.

— ЛАДНО, — кивнул Смерть, откинувшись в кресле и сделав небольшой глоток из чашки. Куда при этом подевался напиток, определенно было лучше не спрашивать.

Пегаска зажмурилась.

И шагнула назад.

И провалилась в свет.

— Прощай! — только и успела выкрикнуть она, погружаясь в золотой поток дневных солнечных лучей. — Прощай!

— ДО ВСТРЕЧИ, — поправил ее Смерть и поставил чашку обратно в небытие.

Несколько секунд спустя дверь захлопнулась и исчезла. оставив в пустоте только мрачную фигуру с огромной косой в копытах, уходящую в неизвестную даль. Смерть больше не мог задерживаться здесь.

У него было слишком много работы.

— Как думаешь, она дышит? — определенно не лучший вопрос для того, чтобы услышать его сразу после прихода в сознание. В мире, может быть, и найдутся вопросы похуже, вроде “Кто-нибудь уже сбегал за ящиком?” или “Сколько гвоздик будем класть?”, но этот определенно будет стоять не последним в списке. И самый лучший способ избежать продолжения беседы в виде не самых лучших в мире ответов на не самые лучшие в мире вопросы — это четко дать понять, что вы снова находитесь в здравом уме и твердой памяти, а все честно нажитое имущество все еще принадлежит вам, а не наследникам, указанным в завещании.

Единорожка захлопала ресницами, закрученными как сюжет бульварного детектива, приподняла изящную шею и оглядела комнату взглядом, для которого в словаре отведена специальная страница синонимов к слову “томный”.

— Где я? — сонно проворковала она. Таким голосом вполне могли бы разговаривать нежные горные ручейки или первые облачка на светлом утреннем небе. Он идеально подходил для светских бесед за бокалом чего-нибудь игристого и пузырящегося, но абсолютно невозможно было представить себе, чтобы обладательница такого голоса хоть раз в жизни мыла полы. Комната вздохнула.

— Вы в штаб-квартире Ночной Стражи, — услужливо подсказал кремовый единорог в сдвинутом набок шлеме.

Честно говоря, и эту фразу вполне можно было записать в вышеупомянутый список — мест, где вы бы точно не хотели оказаться вместо попадания в штаб-квартиру было довольно немного, да и то большинство из них были связаны со змеями, движущимися стенами и заточенными острыми палками. Но сейчас главная резиденция хранителей закона и порядка так и лучилась той особой атмосферой чистоты и уюта, которую создают пара дюжин крепких жеребцов, стремление как можно скорее все вокруг привести в сносный вид и один большой и весьма кстати пустующий шкаф.

— О, вы все-таки спасли меня? — ресницы красавицы вновь затрепетали в воздухе, наводя на мысль о том, что если бы они были хоть капельку длиннее, то она вполне могла бы взлететь. — Merci, merci! Вы такие храбрые, смелые, mes brave gardes! Je suis tellement reconnaissante pour vous!

Стражники, окружившие ее плотным кольцом так и зарделись, словно кучка сухих поленьев, над которыми чиркнули спичкой лести о коробок похвал. Надо сказать, что щекам некоторых из них, а в особенности капитана, срочно требовался огнетушитель, а то и целая пожарная бригада. То, что половина слов так и осталась для них загадкой. им совершенно не мешало.

— Миледи, как вас зовут? — капитан Нерд взял на себя смелость беседовать со спасенной, так из присутствующих только он достаточно близко видел обложку книги о хороших манерах и этикете.

— Флёр де Лис, — единорожка скромно потупила взор. По комнате пронеслась стайка приглушенных шепотков, а воздух стал ощутимее жарче.

— Вы так и будете все там стоять, или кто-нибудь придумает, что делать со всеми этими бродячими памятниками культуры? — раздался недовольный голос, идущий от противоположной стены. Как оказалось, он принадлежал доспехам, в которые была закована довольно сурового вида сержант. Если бы не термос в копытах, она сама могла бы сойти за сошедшую с постамента древнюю воительницу народа пегасов. — Между прочим, у нас целый парк там разгуливает, если что.

— Я — капитан Нерд, а это — сержант Свифтвинд, — попытался галантно представиться капитан, выронивший при поклоне шлем и пропустивший мимо ушей слова пегаски. — Чувствуйте себя как дома, вас больше ничто не потревожит.

— Смотри-ка, даже кровать ей притащили, — произнесла пегаска, до которой смутно начало доходить, что разговаривает она в основном с молчаливым термосом. — И перины, и матрас, все в комплекте. Эй, вы там, может еще и за опахалами сгоняете, раз такое дело?

Двое стражников смущенно спрятали за спины огромные веера.

— Я все вижу! И даже не пытайтесь... А это что? — пегаска уставилась на трясущийся в копытах одного их младших констеблей поднос. — Апельсиновый сок? Но где вы достали апельсины в три часа ночи? Ох, похоже все это зашло слишком далеко...

— Merci, — поблагодарила Флёр, изящным жестом поднося к губам полный до краев стакан. — Так как же столь мужественным gardes environ удалось вызволить меня из лап этого ужасного чудовища?

Нерд просиял — настал именно тот момент, когда даже он может почувствовать себя героем. О других стражниках и говорит было нечего, — некоторые из них уже начали глубже дышать, чтобы случайно не лопнуть от гордости.

— Мы отважно ринулись на ваш зов, миледи. — начал он слагать свою эпическую балладу. — И хоть монстр тот воистину ужасен был в гневе своем, но доблесть наша и и мужество невиданную силу дали нашим копьям...

— А заодно и копытам, — сквозь зубы процедила сержант, хмуро наблюдая, как полный стакан сока медленно превращается в полный стакан воздуха.

— И зверь отступил в свое темное логово, а затем мы взяли вас под свою защиту и доставили прямо сюда, — у случайного зрителя могло возникнуть ощущение, что если после этого рассказа расставить всех стражников по коридорам Дворца Принцесс, то можно неплохо сэкономить на свечах и лампах следующую пару ночей.

— Да, — пробурчала Свифтвинд. — Надо признать, что в обморок госпожа Флёр грохнулась очень даже вовремя. Хорошо хоть ты оказалась не такой тяжелой, а то я и Флэшлайт спины бы себе надорвали, пока тащили тебя в штаб-квартиру. А еще нам повезло, что каменные мозги той твари работали довольно туго — она и сообразить не успела, когда мы выскочили из кустов и тут же вернулись обратно. Но зато когда она за нами погналась... Никогда не думала, что мне в жизни придется так быстро скакать от каменного дракона и тащить на себе упавшую с небес прямо в обморок звезду.

— Она просто замечательная, правда? — Стар Хэт прошел мимо сержанта, обмахиваясь своей шляпой. — Кажется тут стало немного жарковато, есть тут у вас холодная вода?

— И ты туда же, — вздохнула пегаска. — Посмотри в графине на том столе.

Ну уж нет, она этого так не оставит. Пока город в опасности, Ночная Стража просто не имеет права тратить свое время на опахала и поиск ближайших магазинов цветов и конфет, работающих в три часа после полуночи. В конце концов, стражники они или нет? Сержант фыркнула, вышла на улицу и громко хлопнула воротами штаб-квартиры. Ну погодите, скоро она найдет того, кто все-таки покажет вам правильную дорогу. Пегаска подошла к указателю, левая стрелка которого указывала на городской парк. Свифтвинд немного постояла, вчитываясь в размывающиеся из-за дождя буквы, а затем свернула направо, прямо на каменные булыжники Короткой Улицы, а куда она вела, с малых лет знал каждый жеребенок в Кентерлоте:

Короткая Улица заканчивалась прямо там, где начинались ворота во Дворец Принцесс...

— Как думаешь, она дышит? — обеспокоенно спросил первый голос.

— Ну конечно дышит, о чем ты? — категорично отрезал второй. — Лучше пойди и принеси немного воды. Ох уж эта ужасная жара...

Лаки широко распахнула глаза, надеясь, что картинка в этот раз будет пожизнерадостней, чем в предыдущий. В общем-то, так оно и было. По крайней мере, ее окутывал яркий солнечный свет, а цвета окружающего мира были гораздо разнообразнее, чем набор карандашей для жеребят детсадовского возраста. А еще на нее уставилась шляпа. Нет, нет, в самой шляпе ничего необычного не было — это был самый заурядный головной убор, который обычно носят работники железнодорожной сферы. Странность заключалась в том, что это была ее шляпа, а два хлопающих глаза, выглядывающих из-под нее хоть и были знакомы, но совершенно точно ей не принадлежали. Пегаска облизнула пересохшие губы, и начала придумывать, что же сказать в подобной ситуации. В который раз начинать с безынтересного “Где я?” ей абсолютно не хотелось — очень велик был риск, что она получит чересчур честный ответ.

— Мисс Седогрив, почему на вас моя фуражка? — наконец выдавила она из себя.

— Слава Селестии, ты жива! — Вера облегченно выдохнула. — Мы уже было подумали... Ох, твоя грива...

— Что? Что с ней не так? — Лаки обеспокоенно заерзала и начала ощупывать голову. — Сгорела? Опалилась? Исчезла в неизвестном направлении? Признавайтесь, я готова вытерпеть любую правду, если она будет не слишком ужасной.

На самом деле она была не так уж далека от правды, потому что огненно-рыжие пряди ее гривы в некоторых ситуациях запросто могли показаться объятыми пламенем. Во всяком случае некоторые пони, при первом знакомстве с Лаки, испытывали непреодолимое желание вылить ей на голову стакан воды и посмотреть, какой высоты достигнет получившийся дымок.

— Ужасно растрепана, — пояснила главный инженер, передавая в копыта пегаски расческу. — Эдор!

— Да? — ответ прилетел из машинного отделения, сопровождаемый клубами густого молочно-серого пара.

— Она жива, с ней все в порядке! — сообщила Вера так, будто это было само собой разумеющимся и совсем не собиралось выбиваться из сложившегося порядка вещей, как и то, что к паровозу обычно цепляют вагоны, а деталь А нужно соединять с частью С для нормального регулирования температуры и давления в баке.

— Отлично! — на этот раз пар прилетел не один и захватил с собой усердный стук молотка и чье-то напряженное дыхание.

— Что там такое? — Лаки с подозрением посмотрела на Веру.

— Честно говоря, у нас проблемы, — ответила та. — После того, как ты выбралась из той пропасти и влетела в окно, неслабо припечатавшись об стену, мы решили, что лучше тебя пока не трогать. Но, сама понимаешь, дракон никуда не делся...

— Дракон... — воспоминание сочувствующе похлопало Лаки по спине. — Что с драконом?

— Судя по всему, он прилетал сюда, только чтобы забрать драгоценности из какой-то пещеры, так что нам удалось от него оторваться, — инженер немного помедлила. — Но перед этим он успел пару раз дыхнуть огнем. Как оказалось, с прицеливанием у него все в порядке, а вот у нас с огнеупорством — не совсем. Пара задних вагонов вспыхнули сразу, так что нам пришлось их отцепить. В одном из них, правда, был весь наш уголь, так что остаток пути до Эпплузы нам придется толкать весь состав своими копытами. Но в общем и целом все нормально.

— А как насчет этого? — Лаки мотнула головой в сторону вырывающихся из кабин машиниста клубов дыма и вскрикиваний “зараза” и “да чтоб тебя”.

— А, это всего лишь небольшая утечка пара, — пояснила Вера. — С ней мы быстро разберемся. Нам бы придумать, как добраться до места назначения, пока у нас не кончилась вся вода, которой, кстати, осталось всего половина фляжки, если Эдор еще до нее не добрался.

“Да чтоб я хоть раз еще согласилась на подвиг, — подумала Лаки. — Нет, с этим пора завязывать, а то еще в привычку войдет. Все, больше никакого геройства. Ну, во всяком случае, без предварительной оплаты...”

— Срочно посмотрите в окно! — в вагон влетел Грэй Берд, слегка запутавшийся в собственных бороде и копытах. — Там, где огромное облако пыли, видите?

— Еще один дракон? — обреченно спросила кабина машиниста, упорно пытающаяся победить пар.

— Бизоны, — прокомментировала главный инженер, всматриваясь в горизонт.

— Предоставьте их мне, — Лаки сняла фуражку с Веры и гордо водрузила ее на законное место. — Уж я-то с ними смогу договориться...

...Если отбросить в сторону парочку диких племенных обычаев, странную диету и готовность растоптать целую деревню из-за того, что ее жители посадили пару-другую яблонь на пути ежегодного забега племени, то бизоны окажутся довольно неплохими ребятами. Хотя жизнь в суровых условиях и переизбыток чистого кислорода прерий и удалось наложить на них хорошо заметный отпечаток, в основном все бизоны вели себя довольно прилично и не проявляли никакого желания принести моток веревки и растопку для костра при виде незнакомой пони, которая очень упорно заявляла, что хочет видеть их вождя. А еще они оказались довольно приятными собеседниками, даже не смотря на то, что их вождь иногда заедал, перечисляя своих собственных предках, и в жизни не слышал о возможности обмена ценных бус на всякие безделушки вроде золотых слитков или платиновых украшений. И, как оказалось, все бизоны очень уважали две вещи — драконов и героические поступки.

— Мы видели, что случилось в небе, — сообщил Лаки глава племени. — И видели, как смело ты выступила против того дракона. Да, это было очень храбро с твоей стороны. Немного глупо, если честно, но храбро. Мы поможем тебе, маленькая пегаска, и доставим тебя и твоих друзей до города, потому что сегодня тебе очень повезло, что нам вроде как по пути.

Да, бизоны были весьма дружелюбными созданиями, но, к сожалению для Лаки, это нисколько не отменяло того, что некоторые из них очень любили бросать вызов не только скорости, но и опасностям и здравому смыслу. Если перед глазами пегаски и не промелькнула вся ее жизнь, пока они, огибая весьма негостеприимный каньон, проезжали по самой кромке ужасающей бездны, то начальную заставку и вступление увидеть она уж точно успела. Последний участок пути им удалось миновать довольно гладко, и Лаки даже позволила себе такую роскошь как поменять цвет шерстки с зеленоватого на синий, прежде чем они прибыли на вокзал Эпплузы, где их встречала крохотная толпа из пони в довольно странного вида шляпах. Увидев это небольшое скопление народа, Лаки полностью пришла в себя, и вспомнила, зачем они все-таки тащились в какую-то даль. Она помахала встречающим копытом, широко улыбнулась и подошла к желтому земнопони, который по-видимому был тут за главного.

— Добро пожаловать в Эпплузу, мисс Койн! — радостно сообщил он. — Я — Брэйберн, и не думайте, что наше захолустье не слышало о вас. В салунах только и ходят толки, что о последней гонке с Вандерболтами. Поверьте, я ставил на вас! Вы, должно быть, ищете, как пройти в банк? Я могу показать дорогу.

— Ну, для начала неплохо было бы, если бы вы мне продемонстрировали путь до ближайшей холодной ванны и стакана самого освежающего яблочного сока, — Лаки все еще не стирала со своего лица непринужденную улыбку пони, которая до этого не провела три дня под палящим солнцем, не летала наперегонки с драконьим огнем и не встречалась лицом к черепу с различными костлявыми субъектами. — Но время не ждет, сами понимаете. Так что да, пожалуй я отправлюсь в банк. Кстати, вы не могли бы поставить тут два пустых мешка?

— Зачем это вам?

— Для почты конечно! — пегаска подмигнула эпплузцу. — Ни за что не поверю, что во всей Эквестрии не найдется кому черкнуть пару строк. Принимаем любые посылки. Жителям Эпплузы мы готовы предоставить скидку в двадцать процентов за то, что у них такой замечательный и ухоженный городок. Ах, да, если у вас есть кое-какие грузы, то и тут Ветрокрылая к вашим услугам. Советую поторопиться — через два часа мы отъезжаем.

— А вы действительно не тратите время зря, — хмыкнул Браеберн. — Ну что же, вот мы и на месте — банк прямо перед вами. Удачи вам, мисс Койн, а меня ждут дела.

— Удачи, — кивнула в ответ пегаска. — Мне тоже найдется чем заняться..

На самом деле, процедура получения денег и мгновенного возвращения их банку в счет погашения части долга занял не так уж много времени — в том, что касается перевода денег из чужих карманов в свои сейфы банкиры порой проявляют удивительную сноровку. Уже через полчаса Лаки подписала все необходимые документы, поставила все необходимые росписи и одарила сотрудников банка всеми необходимыми улыбками, а еще через пять минут она вновь стояла на вокзале Эпплузы и с удовольствием смотрела на заполняющиеся почтой и посылками мешки — тех двух, что она попросила определенно не хватало, поэтому груда, состоящая из коробок, ящиков, сумок, пакетов и даже одного сундука упорно росла и определенно стремилась войти в список самых сложных объектов для альпинизма в Эквестрии. Внезапно внимание Лаки привлек почтальон, при виде которого у нее возникло смутное ощущение, что они где-то встречались, однако она не успела поразмыслить над этим достаточно долго — тот подбежал к ней и сунул свежий номер утренней газеты прямо ей в копыта.

— Мисс Койн, — запыхавшимся голосом ответил он, поправляя съехавшие очки. — Мистер Браеберн просил передать вам это. Он сказал, что вам будет интересно прочитать последние новости.

— В Филлидельфии вылупилось дерево синей окраски? — Лаки с сомнением взглянула на первую полосу. Бумага, на которой были напечатаны новости так и отдавала желтизной.

— Да нет же, дальше, на второй странице, — подсказал почтальон, протирая заляпанные пылью стекла. — Третий абзац снизу.

Лаки осторожно перевела взгляд вниз.

— Ох, Принцесса, — только и смогла произнести она.

Деревянные панели на стенах личного кабинета Принцессы Селестии были предназначены совсем не для того, чтобы потрясать воображение. Многие привыкшие к роскоши пони вроде Рича Манибэга могли бы назвать их невзрачными и слегка безвкусными, на что Селестия скорее всего ответила бы, что невзрачными и слегка безвкусными они остаются уже две сотни лет и, если ей немного повезет, останутся такими еще на столько же. Но в данный момент Принцесса была слишком занята разглядыванием своего книжного шкафа, в то время как мистер Манибэг не менее внимательно следил за своим быстро намокающим платком. В общем, непринужденная беседа о качествах деревянной мебели между ними так и не возникла.В конце концов Селестия отвлеклась от шкафа и немного прогулялась по комнате, словно не замечая стоящего перед ней магната.

— Мистер Манибэг, — все-таки произнесла она, извлекая из ящика стола стопку чистых пергаментных свитков. — Вы приехали сюда из самого Сталлионграда и, безусловно, спешили попасть на столь внезапное собрание главных промышленников Эквестрии, которое, как его действующий председатель, вы конечно же не могли пропустить. Кстати, как прошла дорога? Вы ведь, насколько мне известно, пользуетесь личным железнодорожным транспортом.

— Отлично, Ваше Величество, — Рич похолодел. Сейчас Селестия разговаривала с ним даже не глядя на него, но он нутром чувствовал, что она улыбается. А когда она улыбалась, все остальные игроки (ну или просто все) начинали себя чувствовать так, словно бы своими глазами увидели, что к ней только что пришел пятый козырной туз подряд. Улыбалась Принцесса часто.

— Я рада за вас, — произнесла Принцесса. — Не сомневаюсь, что и заседание было как всегда полезным, продуктивным и важным для развития и процветания Эквестрии. Пусть я и не разбираюсь в вопросах промышленности, но я уверена, что с такими экспертами в своем деле как вы, наша страна вскоре достигнет невиданных до этого высот.

— Все будет именно так, Ваше Сиятельство, — согласился капиталист, которого прошиб холодный пот. Интересно, как много Принцессе известно о теме сегодняшнего собрания? Или, лучше сказать, как много неизвестно... Они-то надеялись сохранить это в тайне хотя бы на пару дней или даже недель, но Селестии, как видно, о любом событии становится известно еще до того, как это самое событие случится...

— Мистер Манибэг? — Теплый тон Принцессы совершенно не изменился, но магнату показалось, что в комнате вдруг стало на пару градусов холоднее, и для Рича это выглядело как внезапное наступление нового ледникового периода. — Вы ничего не хотите мне рассказать?

— Нет, Ваше Сиятельство.

— Понимаю, — Селестия наконец повернулась к нему и послала Манибэгу ободряющую улыбку. Тот вздрогнул. — Тогда вам наверное будет интересно услышать о двух вещах, которые я больше всего ценю в пони.

— Ваше Величество? — непонимающе переспросил Рич. В его голове уже выстраивался ровный ряд букв, складывающихся в заявление о преждевременном уходе с поста. Он все чаще начинал думать, что подобная должность — не для него: с такой скоростью сжигать нервные клетки не способен даже тяжелый огнемет.

— Первое — это чистота, — начала Селестия. — Чистота очень важна для всех нас. Вы ведь вытерли копыта о коврик перед дверью?

— Да, Ваше Светлейшество, — с готовностью подтвердил Рич.

— Прекрасно, прекрасно, — кивнула Принцесса. — Тогда вы готовы познакомиться со вторым самым важным качеством? Так вот, это честность, мистер Манибэг. Честность в наше время гораздо важнее чистоты. И, вам наверняка будет любопытно узнать, что под дверью не было никакого коврика...

Веяние прогресса

Тайны...

Согласно бесконечному множеству непреложных законов Вселенной, половина из которых, правда, если внимательно приглядеться, окажутся исключениями из других законов, все тайное рано или поздно становится явным. И, надо признать, в этом есть доля истины, просто некоторые предпочитают, чтобы это произошло не раньше, чем они будут попивать свежевыжатый сок, лёжа в гамаке под сенью пальм их собственного острова. Но даже подобные типы понимают, что правда, хочется им этого или нет, в один прекрасный момент всплывет наружу. Вопрос только в том, будете ли вы готовы к этому и что вы всё-таки забыли положить в свой чемодан. Именно так размышляли члены тайного общества, сидевшие в не совсем привычном для них месте — стены узкого подвала сменились довольно просторной гостиной небольшого городского домика, а ощущение таинственности немного портили огромные светлые окна, задернутые шторами со странным узором из подсолнухов. Положение дел немного спасало то, что сидели они в привычной компании темных плащей и капюшонов, а единственным источником света были обычные дешёвые свечи, которые хоть и были намного менее загадочными, чем их чёрные собратья, но зато обладали очень полезным свойством не гаснуть после пяти минут непрерывного горения.

— Я что-то не понимаю, — пробурчал первый голос. — Если нашему руководителю захотелось собрать нас здесь, то почему он сам не пришёл? Мы же пол страны проехали, пока добирались в этот Сталлионград. Я, между прочим, билеты на свои деньги брал. Понятно, конечно, что все это ради общего блага и всякое такое, но пятьдесят битов на дороге не валяются, знаете ли.

— Ну не знаю, — с сомнением протянул второй. — Я как-то раз нашёл ничейный кошелёк, так там как раз столько и лежало...

— Пятьдесят битов, — с нажимом повторил первый. — На благо трудящегося народа Эквестрии. Кто-нибудь может это записать?

— Терпение, терпение, — успокаивающим тоном недавно получившего диплом психолога произнёс третий голос. — Нам остаётся только дождаться главного и выяснить остальные детали плана, а там уже всем воздастся по заслугам. Или у вас возникли какие-то сомнения?

Заговорщики смущенно зашуршали полами мантий и зашаркали по полу копытами. Нет, конечно, сомнений никаких и быть не могло, в своих намерениях они были тверды как гранит, неостановимы как горный обвал и все в таком духе, но, может быть совсем немного, на самую малую долю процента, которой возможно вообще не существует, они были слегка не уверены в успехе. Ведь, чисто теоретически, разумеется, всегда существовала вероятность, что что-то, совсем не зависящее от них, может пойти не так — взять хотя бы пресловутый метеорит, которому, если немного послушать подкованных теоретиков, делать больше нечего кроме как падать на случайных пони в самые неподходящие моменты. Не то чтобы они сомневались, нет. Просто они просчитывали все варианты и в некоторых, самых редких и маловероятных из них, заключалась весьма неприятная для тайного общества вероятность проигрыша. В конце концов, невозможно ведь просчитать все, и даже в самый идеальный план вполне может пробраться какая-нибудь идеально незаметная ошибка.

— Ну, то есть мы вроде как готовы, — первому голосу наконец-то удалось связать общие мысли в более или менее понятное бурчание. — Но мы бы всё-таки хотели еще разок удостовериться, что все пойдёт как по маслу, и мы на этом масле не поскользнемся. Как насчёт письменных гарантий или чего-нибудь в таком духе?

— Гм… — замялся третий. – Знаете, если вы не хотите продолжать…

— То вы можете покинуть эту комнату в любой момент, — холодные острия слов, вклинившиеся в густую темноту комнаты, исходили от фигуры, возникшей в дверном проеме. То, как она их произнесла, наводило на мысль, что их порождает не голос, принадлежащий пони – вместо этого почему-то в голове собравшихся возникла картинка заводского станка, который стоит посреди ледяной пустыни. Заговорщики судорожно сглотнули – если кто-то предлагает вам взять и просто так выйти из игры, это скорее всего значит, что лучше вам было и не начинать.

— Нет, нет, — заверил фигуру первый голос. – Мы, конечно же, готовы довести дело до конца.

Ответом ему было согласные кивки капюшонов и одобрительное бормотание. Участники разговора быстро смекнули, что то, что их общество считается тайным, вовсе не гарантирует того, что о них действительно никто не знает – например, их руководителю совершенно точно известны все их имена, занятия и, на этом месте по спине каждого из них прокатилась миниатюрная ледяная лавина, домашний адрес. А это значило, что в один прекрасный день, он может явиться к ним для личной беседы, и тогда дело вряд ли ограничится лимонным пирожным и успокаивающим травяным настоем…

— Прекрасно, — каждая буква, сказанная их предводителем, была настолько металлической, что если бы кто-нибудь досыпал в нее еще пару крупиц реальности, она вполне смогла резать окружающий воздух. – Итак, товарищи, если у вас нет больше никаких вопросов и пожеланий, то мы, пожалуй, начнем обсуждение плана. Но сначала мы разберемся со всем тем, что нам мешает и так назойливо путается под копытами…

Ночь — самое безмятежное время суток.

На самом деле большинство ночей в столице проходят очень спокойно, особенно для тех пони, кто уже в десятом часу задувает последнюю свечку и отправляется в свой уютный и мягкий мир сновидений. И, конечно же, самыми спокойными ночами выдаются такие, в которых копыто о копыто с первыми звёздами на небеса выходят хмурые тучи: когда на ночной улице идёт дождь, немного найдётся желающих прогуляться вместе с ним. Именно поэтому большинство жителей Кентерлота считают, что ночью в городе всё остаётся тихим, скучным и безынтересным, хотя тут стоить отметить, что это самое большинство просто не служило в Ночной Страже, которая придерживается прямо противоположного мнения. Ночь для любого стражника — это пора неожиданностей, сюрпризов и приключений, от которых он предпочел бы держаться подальше, а если при этом ещё и идёт дождь, то благоразумный защитник порядка, скорее всего, обведет эту ночь кружком в своём небольшом календаре и, усердно покопавшись в памяти, наверняка обнаружит, что именно в этот день ему необходимо навестить приболевшую бабушку в Филлидельфии. К сожалению для Стражи сегодня выдалась именно такая погодка и далеко не у всех хватило времени, чтобы купить билет на поезд, и из-за этого большинство стражников были вынуждены оставаться в штаб-квартире, прозябая под сухой крышей рядом с горящими каминами и термосами с теплым кофе в обществе миловидной мадемуазель Дэ Лис и, сочувственно покачивая головой, вспоминать своих более везучих товарищей.

Хотя может и не совсем все...

Например, там совершенно точно не было сержанта Свифтвинд, упорно преодолевающей мокрые кирпичи и бурные потоки дождевой воды на пути к Дворцу Принцесс, и, разумеется, там отсутствовали те, кому этот Дворец было положено охранять. Нельзя сказать, что этот факт расстраивал двух констеблей — единорога и высокого земнопони, бдительно охраняющих высокие позолоченные двери, зорко высматривающих в темноте незванных гостей и пытающихся придумать достойную замену порядком поднадоевшей игре в слова. У обоих было достаточно поводов для приподнятого настроения: во-первых, охрана Дворца Принцесс была довольно почетным и ответственным заданием, а во-вторых, это означало, что отправляться в городской парк и защищать город от нашествия оживших каменных драконов им точно не придётся. К тому же Погодная Служба расставляла свои тучи так, чтобы любому стражнику, стоящему у дворцовых ворот было весьма комфортно думать о своих менее удачливых, зато куда более мокрых коллегах. В общем, оба стражника были весьма довольны своим положением, в основном, правда, из-за того, что они не подозревали, что в такую ночь в штаб-квартиру может наведаться какая-нибудь гостья.

— Стой, кто идёт? — лениво бросил один из констеблей, заметив в свете фонаря весьма мокрый и раздраженный силуэт сержанта.

— Констебль Лантерн, это сержант Свифтвинд, — быстро ответила та. — Немедленно пропустите меня внутрь, у меня есть важное послание для Принцессы.

— Никак нет, сержант, — стражник вытянулся по стойке смирно. — Есть приказ никого не впускать.

— Правда? — пегаска округлила глаза. — И кто же вам его отдал?

— Ну... — замялся единорог. — Вы, сержант.

— О, лунный свет, неужто это и вправду была я? — нотки иронии дрожали в голосе Свифтвинд как воткнутый в деревянную доску нож. — Так может стоит открыть эту калитку и впустить меня внутрь?

— Никак нет, сержант! — снова проорал стражник, заставив своего коллегу справа поморщиться. — Вы чётко и доступно объяснили, что если мимо нас прошмыгнет кто-нибудь размером больше ночного мотылька, то вы лично возьмете стул, веревку, три кадки перца и чашку кофе, а потом покажете нам, что такое настоящая бдительность...

— Констебль! — рявкнула Свифтвинд. — У меня нет времени, чтобы тратить его на глупые разговоры, так что вы идёте и открываете эту проклятую калитку прямо сейчас. Я понятно объясняю?

Единорог сглотнул. С одной стороны, это могло быть правдой, и сержанту действительно нужно попасть во дворец, и тогда ему лучше не затягивать с поиском ключей, а вот с другой... Возможно, что это всего лишь простая проверка, и хотя констебль весьма смутно представлял себе, сколько перца помещается в три кладки и при чём тут чашка кофе, он ни секунды не сомневался, что сержант точно найдёт им применение. Он нерешительно посмотрел на пегаску.

— Может вы тогда скажете пароль? — осторожно предложил стражник. — Капитан сегодня выдал новые для каждого поста, и, если он его вам передал, то мы вполне можем разобраться с этой проблемой...

"Неужели и я когда-то была настолько зелёной? — с ужасом подумала Свифтвинд. — Хотя, надо признать, кое-чему с тех пор я всё-таки научилась.”

— Констебль Лантерн, констебль Айронхельм, — резко произнесла она. — Кругом! Отлично, а теперь на два шага в сторону!

За спиной у стражников раздалось какое-то шуршание, а затем в небе над ними промелькнула тень, в которой они с небольшим усилием угадали летящую пегаску в темно-синих доспехах.

— Как думаешь? — осторожно спросил Лантерн после небольшой паузы. — Проверку-то мы все-таки прошли?..

Пегаска спланировала на парковый газон, осторожно минуя табличку, запрещавшую это делать, и направилась ко входу в здание дворца. Она точно не знала, где ей следует искать Принцессу Ночи, и рассчитывала на счастливый случай, приправленный парой щепоток логических рассуждений. И уже через пару шагов по мягкой траве ей улыбнулась удача — в водной глади паркового пруда она заметила отражение звездного неба, которое возможно и ускользнуло бы от ее внимания, если бы не базовые знания по астрономии, сообщавшие, что на небе обычно виден только один комплект звёзд. Частичку этой картинки занимала зеркальная копия гривы стоящей у пруда пони, удивительно напоминавшей Принцессу Луну. В любом случае, других пони с крыльями, рогом и взглядом, пронзительным как первые зимние заморозки Свифтвинд не знала.

— Принцесса, — произнесла пегаска, застывая в почтительном поклоне. — Сержант Свифтвинд, Ночная Стража Кентерлота, прибыла со срочным докладом.

— Встаньте, сержант, — Луна сдержанно кивнула. — Что произошло?

— Прошлой ночью было произнесено какое-то мощное заклинание, — Свифтвинд тщательно подбирала слова и пыталась выудить из воспоминаний о беседах со Стар Хэтом хоть что-нибудь кроме ощущения, что банные халаты со странной расцветкой ему не идут. — Из-за этого в городском парке начали оживать статуи и скамейки. Мы... — сержант еле успела убрать из следующего предложения слово "отважно". — Мы отправились туда вместе с волшебником, но нам не удалось найти способ вернуть все в прежний вид. А этой ночью отряд стражников наткнулся на ходячую статую дракона, к которой какой-то горе-скульптор приклеил слишком много зубов, и мы снова сбе... отступили, прихватив с собой спасенную кобылку. Ума не приложу, что она там забыла... В общем, на данный момент ситуация такова: по парку бродит целая куча слишком живых памятников, основные силы Стражи находятся в штаб-квартире и есть вероятность того, что заклинание сработало сильнее, чем мы думаем...

Луна выслушала ее рассказ, переводя взгляд с запыхавшейся пегаски на своё отражение. Когда же сержант закончила свой доклад, по лицу Принцессы пробежала тень — возможно в другой ситуации это было бы всего лишь красивым описанием, но в случае с Повелительницей Ночи, это выглядело гораздо более живо и эффектно, чем может представить себе воображение среднего поэта.

— Дискорд... — наконец прошептала она и, широко расправив крылья, взмыла в воздух, оставив на земле удивлённо моргающую Свифтвинд, которая пару мгновений понаблюдала за взлетающей Принцессой, а затем последовала ее примеру.

Путь до цели не занял у них много времени, и уже вскоре Луна приземлилась возле статуи, изображавшей существо, возникшее, вероятно, после того, как трехлетнего жеребенка пустили покопаться в наборе генетических кубиков. Если бы каждая часть его тела стала отдельным животным, то в сумме получился бы неплохой зоопарк. Сержант тихо опустилась на землю в паре шагов позади Принцессы и восторженно присвистнула.

— И кто же это такой? И за что ему поставили статую?

— Это Дискорд, драконикус, — пояснила Луна, обходя странное существо и осматривая его на предмет трещин. Пока что ни одной она найти не смогла, поэтому ей оставалось только предположить одно из двух: либо с ним было все в порядке, либо тут поработала целая бригада каменщиков-невидимок. — И это совсем не статуя.

— Ого, — поразилась сержант. — Так его в камень замуровали? Никогда бы не подумала, хотя он выглядит таким живым… Непросто, наверное, жить, когда следующую пару тысяч лет тебе придется просидеть, превратившись в булыжник.

— В прошлый раз ему оставили колоду карт, чтоб не скучал, — сообщила Принцесса и, завершив свою небольшую инспекцию, с облегчением вздохнула. — Нет, тут все в полном порядке. Если история со статуями правда, то, боюсь, мы столкнулись с чем-то действительно серьёзным, но в этот раз нам всем всё-таки немного повезло. Я немедленно отправляюсь в штаб-квартиру, сержант. Следуйте за мной.

— Не опоздать бы, — покачала головой Свифтвинд.

— Принцессы никогда не опаздывают, сержант, — Луна взмахнула хвостом и подняла голову к ночному небу. — Они всегда приходят именно тогда, когда считают нужным.

Немногим пони известно насколько быстро могут летать аликорны. Ещё меньше могут похвастаться тем, что видели их полёт. И уж совсем исчезающе малое количество могло ходить с гордо поднятой головой, заявляя всем, что им удалось полетать вместе с самой Принцессой, и, если бы эти счастливчики организовали собственный клуб, сержант Свифтвинд непременно стала бы там почетным членом, хотя определенно нельзя было сказать, что подобные полёты похожи на легкую прогулку. Не отставать от царственной фигуры, рассекающей ночное небо, было для сержанта весьма тяжёлым испытанием, особенно если учитывать, что вокруг шел дождь, капли которого благоразумно решили, что лучше немного повременить с падением, пока мимо пролетает Принцесса Луна, а затем с полной силой обрушиться на следующую за ней и скрипящую зубами пегаску. Прибавьте к этому заунывно завывающий ветер и почти полное отсутствие видимости, и вы получите ночь, идеальную для кошмара среднего качества или внезапного пробуждения в три часа после полуночи и невероятного облегчения от того, что вас зовут не Свифтвинд, вы не пегаска и вы не служите в Ночной Страже. Ни одним из трех пунктов, несмотря на все желание, сержант похвастаться не могла.

Луна постепенно начала замедляться и грациозно приземлилась на одну из приблизительно плоских крыш домов Гриффин-Лэнд Ярда. Грациозность, с которой она сложила крылья, заслуживала отдельного представления, и, к счастью для Свифтвинд, которая была единственным зрителем, ей вовсе не пришлось платить за билет. Дождевые капли смущенно барабанили рядом с Хозяйкой Ночи, упорно игнорируя силу притяжения, все еще не оставляющей своих попыток заставить их коснуться Принцессы – лишь только на вершине ее диадемы поблескивала дрожащая от ужаса капелька, срочно пытающаяся отыскать способ как бы ей поскорее вернуться обратно. Зато сержант сполна оценила все прелести подобного душа и мысленно пообещала себе не купаться как минимум пару лет. Луна вгляделась в темноту, окутывающую штаб-квартиру.

— Сержант, вы что-нибудь видите? — негромким шепотом произнесла она.

— Вы имеете в виду кроме дождя? — тихо уточнила пегаска, выливая воду из собственного шлема.

— Да, именно это я и подразумеваю.

— Я вижу... — пегаска честно попыталась разглядеть какие-нибудь цвета отличные от абсолютной черноты. Вроде бы ей даже удалось заметить близкий к черному темно-синий и черноватый темно-коричневый, но она была в этом не совсем уверена. Сержант внимательно уставилась во тьму и смотрела на окружающее штаб-квартиру ничего до тех пор, пока у нее не начали болеть глаза. Наконец она сдалась. — Нет.

— Вот именно, — заключила Принцесса. — В это время на улицах должны гореть фонари, и, насколько мне известно, огни в штаб-квартире ночью просто так не гасят.

— Действительно странно, — поежилась пегаска. Холодный дождь как-то не располагал к длинным и насыщенным диалогам и долгим размышлениям.

— Ага, вон там заметно какое-то движение, — копыто Луны указало на угол соседнего дома.

— Я что-то не вижу... — протянула офицер, напрягая зрение и отодвигая в сторону услужливо подброшенные фантазией картинки. — Хотя да, что-то такое есть... Это тень! С хвостом... И крыльями... Да это же дракон!

— Дракон, — подтвердила Луна, обернувшись к сержанту. — И причём он явился не один. С ним ещё статуя мантикоры примерно три шага в длину, не считая крыльев, у которой отсутствует одно ухо и не хватает пары последних кусочков хвоста...

— Как вы все это узнали? — недоверчиво пробормотала Свифтвинд. И только тут до неё дошло, что взгляд Луны направлен не на неё, а на ее спину.

— О сияющие звезды, неужели опять? — шепотом простонала пегаска.

И обернулась...

Командору Хейдэну Корэджу не везло.

И начать этот длинный список его неудач следовало с того, что кому-то вообще взбрело в голову построить город в такой ужасной местности – по мнению Хейдэна, даже холодильник был более подходящим местом для проживания, к тому же в зимнем варианте доспехов обычного стражника определенно не хватало переносной печки или хотя бы раскладного камина. А еще он никак не мог найти приличную сталлионградскую гостиницу. Возможно, здесь и существовали заведения, в которых матрасы не выглядели сколоченными из досок, а в ванную можно было входить без копья в копытах, но Корэджу пока еще не удалось на них наткнуться. И это еще не говоря о той еде, которую там предлагали. Если до этого момента командор неплохо относился к сталлионградской кухне, то только потому, что совершенно не подозревал о том, что основным ингредиентом для блюд тут является картошка. Нет, ничего плохого в порции картофельного пюре или сковородке жаренного картофеля разумеется не найти, но когда перед вами ставят картофельный компот и предлагают десерт в виде картофельного мороженного, это не может не настораживать. И, что самое плохое, за все время своего пребывания здесь Хейдэн ни на шаг не приблизился к своей основной цели, если этой целью, конечно, не было желание возненавидеть желтые земляные клубни.

И когда ему наконец-то улыбнулась удача, он не собирался упускать этот шанс – прошлым вечером он получил письмо, которое было заполнено вежливыми приветствиями, грамматическими ошибками, а также предложением встретиться на железнодорожном вокзале в восемь часов утра. Хейдэн мрачно взглянул на часовую башню вокзала – та с совершенно невинным видом показывала полдевятого, а также заставляла командора задаваться вопросом, стоило ли доверять таинственному пони, который умудрился в слове “вокзал” сделать четыре ошибки. Выбор, правда, у Хейдэна был небольшой – он мог прямо сейчас уйти и мерзнуть, бесцельно прогуливаясь по заснеженным сталлионградским улицам, или остаться здесь и мёрзнуть в ожидании интересной встречи, которая возможно вообще не состоится. Корэдж вздохнул и поплотнее закутался в доспех, гадая, насколько сильно он примерз к земле и как скоро его можно будет отправлять на выставку ледяных скульптур. Похоже, что ждать неизвестного доброжелателя ему придется еще очень и очень долго. Минутная стрелка тем временем двигалась так медленно, что создавалось ощущение, будто и она уже давно заледенела, и это отнюдь не способствовало поднятию боевого духа командующего Стражей, которому пришлось с утра довольствоваться чашкой картофельного кофе. С унылым видом Хейдэн принялся рассматривать окружающий пейзаж, представленный в основном снегом и заваленными им объектами, хотя иногда на абсолютно белом фоне и проскакивала цветная фигура пассажира, согнувшаяся под тяжестью походного чемодана.

Хейдэн попытался погрузиться в обычные для стражника философские размышления о том, что стоять и ничего не делать иногда является довольно полезным для общества занятием, однако их быстро и решительно прервали гул и стук колес приближающегося поезда. Если бы взгляд командора умел осторожно обходить облака густого дыма, окутывающие его кабину и толстый слой снега, прилипшего к вагонам, то он смог бы увидеть, что сам паровоз выкрашен в гордый черный цвет и украшен еще более гордыми золотыми полосами. Где-нибудь в Кентерлоте в солнечный денек Хейдэн может и поразился бы красоте этого чуда инженерной мысли, но сейчас он всего лишь проводил глазами очередной шумный и дымящий сугроб и вновь уставился на стрелку часов, в надежде, что в ней проснется совесть, и она сдвинется со своего нынешнего положения хотя бы на пару дюймов.

Поезд начал медленно замедлять ход, но командор этого совершенно не заметил, расплавляя взглядом непослушную стрелку часов и рассчитывая, что через пару тысячелетий он все-таки добьется успеха, Впрочем, пропустил он и то, что паровоз, наконец, заглох и что из него начали выбираться пассажиры. Единственной вещью, которая смогла полностью захватить внимание Хейдэна, было то, что в него случайно врезалась соскочившая с поезда кобылка, и на пару неловких мгновений командор превратился в наглядную версию того, что скрещивать томаты и стражников весьма неразумно хотя бы с точки зрения расцветки. Может Корэдж и надеялся, что после того, как он вступит в Стражу, юные кобылки так и будут падать к нему в копыта, но не предполагал, что это будет выглядеть настолько буквально.

— Простите, — смущенно извинился он, поднимаясь с земли. – Это вышло случайно…

— Нет-нет, ничего, — успокаивающе пробормотала пегаска и внезапно замерла на полуслове. — Хейдэн?!

— Ты?! — Корэдж удивлённо раскрыл рот.

— Ну конечно же я, меня ведь ни с кем не спутаешь, — с улыбкой подтвердила Лаки. — Как жизнь? Какими судьбами в Сталлионграде?

— Вообще-то этот вопрос хотел задать я, — нахмурился командор. — Что ты тут делаешь?

— Ну у меня ведь долгосрочный отпуск, так что я решила повидать Эквестрию, а заодно поднять пару-другую отраслей промышленности. Сам понимаешь, природа, свежий воздух, снег полезен для шерстки и много чего в этом духе. Вам в Стражу вроде бы должно было прийти письмо...

"Письмо? — Хейдэн попытался разбудить разленившуюся память. В ответ она что-то пробурчала, сунула ему первое попавшееся воспоминание и повернулась на другой бок. — Ах, да, это письмо... С печатью Принцессы Селестии и золотым напылением. Наверняка она говорит именно о нем. Надо бы хоть иногда читать приходящую почту, а не сбрасывать все на капитана..."

— Ну конечно я помню, — закивал он, пытаясь сохранить рассыпающиеся крупицы достоинства.

— Да? Отлично. Гм... Кстати, командор, — пегаска игриво подмигнула ему. — Я, конечно, все понимаю, радость встречи и все такое... Но не могли бы вы перестать обнимать меня? На нас, в конце концов, пони смотрят...

— Что? Ах да, точно, — копыта командора разжались, и пегаска принялась поправлять растрепанную гриву. Хейдэн закусил губу – подобные зрелища нечасто выпадали на его дежурство. — Прости...те, мисс Койн.

— Мисс Койн, — передразнила кобылка и обиженно надулась. — Вот мы значит, как заговорили, правда, командор Корэдж? Так что же вы ищете в этом прекрасном городе?

— У меня важная встреча, — пояснил Хейдэн, чувствуя, что если бы за красноту щек выдавали награды, то орден второй степени уже был бы у него в кармане, не считая того, что он уже шёл на медаль за старание.

— О... Понимаю, — многозначительно протянула Лаки и наклонилась к командору поближе, чтобы удобнее было использовать заговорщицкий шепот. — Это как-нибудь связано с юными дамами?

— Что? — опешил Хейдэн. — Конечно нет! Это дела Стражи и только Стражи. Ничего личного.

— Ну значит мне, как младшему констеблю, вы можете рассказать? — ресницы мисс Койн затрепетали в такт учащенному сердцебиению командора.

— Сожалею, но это вряд ли. Устав запрещает рассказывать об этом стражникам не при исполнении, — глаза Хейдэна забегали в попытке найти выход из сложившегося положения. — Вы, случайно, не знаете, где тут можно надолго остановиться?

— Если вы намекаете на мой дом, командор, — наматывая один из своих локонов на копыто медленно произнесла пегаска. — То это вряд ли. Моя кровать не предназначена, чтобы на ней спали два пони. Временами мне кажется, что она вообще создана не для сна... Хотя знаете, — Лаки задумчиво скосила взгляд в сторону. — Возможно, в соседней комнате найдётся какой-нибудь диванчик.

— Спасибо, -

— Я не имел в виду... — Хейдэн запнулся, пытаясь подыскать подходящее слово. К сожалению, в некоторых вещах его словарный запас был ничтожно малым, если вообще существовал. От дальнейших мучений его спасло только то, что он услышал, как кто-то справа настойчиво повторяет его имя.

— Командор Корэдж! — требовательно произнес тип, сидевший на скамейке рядом и на первый взгляд показавшийся Хейдэну наполовину гигантскими чёрными очками наполовину газетой. — Вы всё-таки пришли. Долго меня ждали?

— Да нет, что вы, — с облегчением выдохнул командор, которому представился отличный предлог, чтобы отвернуться от очень странно посматривающей на него пегаски. — Совсем немного. Мы уже встречались? Ваш голос кажется мне знакомым…

— Не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите, — быстро протараторил незнакомец. Очки, которые, похоже, жили своей, полноценной и независимой жизнью зыркнули в сторону Лаки. — Подружку свою привели? Это дело не для посторонних ушей.

— Это не моя подружка, — попытался оправдаться командор. — Она... просто...

— Младший констебль Койн, — Лаки показательно отдала честь, бросая многозначительный взгляд на Хейдэна. — Ночная Стража.

— А, понятно, — удовлетворенно заключил странный тип. — А теперь подождите немного, у меня где-то было для вас послание...

Незнакомец принялся чем-то шуршать и случайно обронил газету, из-за чего командору внезапно открылись две вещи. Во-первых, этому пони совсем ни к чему было устраивать подобный маскарад, чтобы стать настолько заметным — он выглядел так, будто выпивал три литра воды в день, съедал в месяц не менее семи яблочных пирогов и платил чаевые только в сорока шести процентах случаев, короче говоря, он был настолько среднестатистическим, что даже выделялся из толпы. А во-вторых, командор внезапно вспомнил, что знает только одного пони, который может носить одежду десяти разных цветов одновременно и даже в самый пасмурный день не снимать солнечные очки.

— Слепой Хью? — поразился он. — Так это ты?

— Ну ладно, ладно, вы меня раскрыли, — добродушно пробурчал старик, поправляя выпавшую из копыт газету. — Да, да, решил попутешествовать на старости лет, заодно подумал, а почему бы мне, раз уж я тут проездом, не отдать письмо старому приятелю? Кстати говоря, прекрасная прическа, мисс не-подружка-командора.

— Что? Но как? — в этот раз удивление решило толкнуть в бок Лаки. — Ты ведь сказал, что его зовут...

— Слепой Хью, я знаю, — кивнул командор, — Вряд ли у нас есть время на долгое объяснение, просто считай, что он видит, причём больше, чем ты и я вместе взятые.

— Командор, — предупредительно зашептал Хью. — Вы губите мою репутацию и к тому же единственный источник дохода бедного, бездомного старика...

— Да ладно тебе, сколько уж мы знакомы, — махнул копытом Хейдэн. — Ты ещё скажи о том, что у тебя ревматизм, склероз и хроническая непереносимость обедов дешевле тридцати битов за блюдо. Какие новости?

— Новости в наше время дорожают, — беззлобно пробубнил Хью. — Но для старого друга, так уж и быть, скидка в полцены...

— Хью!

— Ох, ладно, совсем без гроша меня оставили, — тяжело вздохнул старик. — Вот, держи письмо. Моё дело только передать, ты же меня знаешь. Ничего личного, не читал, не вскрывал, никого не трогал. Ты, кстати, не знаешь, где тут можно купить примус?

— Не имею ни малейшего понятия, — рассеянно ответил командор, осторожно распечатывая небольшой конверт.

"Встреча — на балу в полночь. На вас будет шляпа с кроваво-красным пером. Пароль рыба-меч. До связи.

Информатор"

— И что там такое? — с любопытством осведомился Хью, разглядывая командора, отчаянно пытающегося оказаться на один шаг подальше от одной весьма любопытной пегаски, обладающей довольно-таки длинной шеей и отличным зрением.

— Ничего особенного, — ответил Хейдэн, со вздохом протягивая письмо младшему констеблю во внеурочном отпуске. — Мисс Койн, вы ведь наверняка знаете что-нибудь о предстоящих в Сталлионграде балах?

— Вообще-то нет, командор Корэдж, — бросила та. — Я тут, видите ли, была немного занята, разъезжая по всей стране и делая все, чтобы новые паровозы не только выезжали из заводов, но и обходились при этом без поломок и взрывов. А теперь я приезжаю в Сталлионград, и узнаю, что какое-то собрание банкиров, капиталистов и всех прочих, кто не влезает в вечерний смокинг, за моей спиной открыло конкурирующее производство, у которого, может быть, и меньше идей, зато больше рабочих, материалов и денег. И мне всего-то и нужно, что придумать, как сделать так, чтобы поезда с нашего завода выезжали быстро, качественно и дёшево. Как думаете, сколько функций из этих трех мне доступно? И вы после всего этого ещё спрашиваете меня о балах... Сейчас выбор вечернего платья — это последнее, о чем бы я стала беспокоиться.

— Я ведь просто так спросил, — попытался оправдаться командор.

— Увидимся вечером. Возможно, — пегаска демонстративно отвернулась и гордо помахала хвостом, направившись обратно к паровозу.

— Ох уже эти кобылки... — фыркнул Корэдж. — Правда же, Хью?...Хью?

Командор быстро обернулся к скамейке, но ни одного следа странно одетого пони на ней и в помине не было.

Там лежала только немного помятая газета…

Гениальные идеи так и витают в воздухе…

Они копошатся, перелетают с места на место и врезаются друг в друга как стая мелких птиц, завидевшая приближающегося орнитолога с сачком и фотокамерой, и вполне могут вдруг взять и угодить в чью-нибудь голову. Чаще всего это происходит в самых неожиданных местах и в самое неподходящее время, пока вы, к примеру, спокойно дремлете под яблоней или отмокаете в ванной, но если уж вам внезапно понадобится хоть какая-нибудь идея прямо сейчас, то будьте готовы к тому, что количество гениальных решений, которые всё-таки попадут по назначению в лучшем будет немного меньше количества Солнц на ночном небе. Идеи — довольно капризные особы и не любят приходить просто так, к сожалению для всех тех, кому они нужны здесь и очень срочно, и у кого нет времени на отвлеченные и безобидные занятия. К таким пони относилась и Лаки Койн, спешащая на встречу с инженерами своего завода и пытавшаяся на ходу придумать подходящий план для улучшения производства, получения огромной кучи денег ну или на совсем уж крайний случай для оправдания перед Принцессой.

Новости, которые она получила в Эпплузе, нельзя было назвать теми, которые стоит узнавать, если у вас в копытах есть обжигающие напитки, а вокруг стоит довольно большая толпа — сухие страницы газеты не менее сухим и безынтересным языком кратко сообщали, что в Сталлионграде открывается новый завод, который будет производить продукцию для железных дорог Эквестрии. И всё бы ничего, но под небольшой заметкой и гуськом следующих за ней клише называлась фамилия директора завода и была приложена небольшая фотография небезызвестного ей мистера Рича Манибэга. Первым желанием Лаки при виде его слегка ухмыляющегося выражения лица было взять какую-нибудь часть продукции для железных дорог Эквестрии потяжелее и разрешить этот вопрос самым быстрым из возможных методов. Но это был не её путь, так что она собралась с силами, забралась в словарь на странице со словом "конкуренция" и теперь мчалась по длинным коридорам в кабинет для совещаний тщетно пытаясь подыскать способ развернуть всю Вселенную в нужную ей сторону.

Все, что они могли противопоставить Манибэгу и стоящим за ним капиталистам, которые почему-то решили, что скрытая и не очень честная игра гораздо хуже открытой и абсолютно нечестной, это их идеи и энтузиазм. У Манибэга не было ни идей, ни энтузиазма, зато была пара-тройка других важных для делового пони качеств, среди которых были деньги, деньги и ещё больше денег. Но его производство только-только набирало обороты, в то время как завод Лаки уже несся во весь опор, и единственным минусом для него было то, что мчался он с вершины холма, а в конце пути кто-то забыл убрать с дороги большую и твердую бетонную стену.

— А, вот и вы, — с облегчением сказала Вера, поджидающая Лаки у дверей кабинета. Рядом с ней стояла молодая кобылка, совсем ещё жеребёнок с огромными фиолетовыми глазами и удивительно напоминающая Веру в миниатюре — тот же цвет гривы, та же прямая линия рта без единого намека на улыбку и тот же взгляд, напоминающий закручиваемый болт. — Мы только вас и ждём.

— Отлично, раз уж мы готовы начать, то почему бы нам не продемонстрировать мистеру Манибэгу всю прелесть свободного рынка и открытого соревнования? По крайней мере, теперь они играют на нашем поле и с открытыми картами, а нам осталось просто ввести пару-тройку новых правил и сделать небольшой рывок вперёд, — жизнерадостно произнесла Лаки, зачерпнув последние крохи оставшегося у нее оптимизма, и внимательно посмотрела на юную спутницу главного инженера.

Она не испытывала особой симпатии к жеребятам, справедливо считая, что у них слишком много причин для шума и слишком мало лишних денег. Наверное, именно поэтому при встрече с пегаской они так и липли к ней, пользуясь своим тонким психологическим чутьем, позволяющим им причинять максимум дискомфорта за минимум времени. Вот и сейчас маленькая кобылка широко распахнула глаза и молчаливо уставилась на Лаки.

— Это моя племянница, Надежда, — жеребенок смущенно опустила глаза в пол. Имя, которое идеально подходит, когда вы находитесь в самом расцвете сил, вряд ли будет таким же подходящим, если букв в нем можно насчитать больше, чем число прожитых вами лет.

— Привет, — Лаки попыталась начать диалог с ободряющей улыбки. В небольшом рюкзачке на боку кобылки она заметила пару игрушек — паровоз довольно плюшевого вида и ещё более плюшевого медвежонка, выглядевшего настолько свирепым и реалистичным, словно это он приходит к ночным кошмарам по вечерам. Во всяком случае, его плюшевые когти и плюшевая пасть наводили на определённые размышления, и, после пары секунд замешательства Лаки решила остановиться на паровозе. — Какой замечательный паровозик...

— Это модель Марк пять, — вдруг оживилась Надежда. — Поставлен на производство как модификация четвёртой модели. Всего за второй период было произвело два таких паровоза, причём у последнего объём потребляемого угля снижен за счет увеличения эффективности печи, которое было достигнуто при непосредственном влиянии...

"Да, — подумала Лаки, позволяя потоку технический данных протекать через уши, минуя центр восприятия информации. — В ней определённо есть что-то от Веры. Например, то, что она точно так же забивает факты, как будто это гвозди, и совершенно не заботится о том, понимаете ли вы хоть что-нибудь или нет."

— А ты действительно разбираешься в паровозах, — серьёзно кивнула Лаки, когда она все-таки завершила свой рассказ и посинела в попытке втянуть обратно выдохнутый воздух. Жеребенок просияла, как лампа, в которую кто-то проходивший мимо подлил масла покачественнее и при этом поменял фитиль. — Когда ты вырастешь, наверняка станешь самым лучшим инженером на заводе.

— Спасибо, — в голосе кобылки даже скептик с самым большим слуховым аппаратом не нашёл бы никакой ложной скромности. — Я знаю.

— Ну что за чудесное дитя, — покачала головой Вера. — А теперь сбегай, поиграй в цех, только не пытайся улучшить тот двигатель как в прошлый раз. Тушить ещё один пожар мне не хотелось бы. Хотя ты вполне можешь покопаться в моих инструментах...

— Так что там за история с пожаром? — поинтересовалась Лаки, глядя на то, как вся кобылка за исключением восторженного визга растворяется за углом.

— А, долгая история, — махнула копытом Вера. — У каждого свои интересы в детстве, сами понимаете...

"Вот только кто-то мирно наряжает кукол в углу, а кто-то взрывает паровозы просто потому что ей любопытно, что получится если сделать вот эту деталь по-другому, — про себя добавила Лаки. — Увлечения могут быть самыми разными. Все зависит от мелочей. Кстати, звучит как неплохой девиз. Мелочи... Они ведь так важны, не правда ли? Кажется, я вижу впереди блеск новой идеи, хотя это вполне могут блестеть и новенькие золотые монеты…"

— Ладно, — решительно произнесла пегаска, легко надавливая копытом на дверь. — Пора бы уже начинать. Время — деньги, и так уж сложилось, что ни того ни другого нам не хватает...

Инженеры паровозостроительного завода были особом типом пони. Они жили в своем собственном мире колес, зубчатых шестеренок и ключей три на восемь, все время заваливающихся неизвестно куда. Вместо свежего аромата зимнего рассвета каждое утро их встречали копоть, пар и дым заводских печей, а вместо щебетания всяких мелких птичек — оглушительные удары молотов и размеренный стук прессов, которые, как казалось, проходили мимо слуховых органов и били прямо по мозгу. Но, несмотря на все это, а также на то, что им приходилось мириться с постоянным напряжением, небольшой зарплатой и тем, что основным их обедом был сэндвич из двух кусков хлеба с питательной прослойкой воздуха посередине, эта работа была для них всей жизнью. Среди сидящих в кабинете пони были и старики, которые, судя по их виду, работали тут со времён, когда пони находились ещё на стадии изобретения колёса, были и проверенные, суровые усатые пони, сгрудившиеся над стойкой каких-то бумаг и искоса поглядывающие на вошедшую пегаску, но больше всего тут было молодых, перспективных инженеров, которые были полны надежд и свежих идей, но имели пару весьма странных привычек вроде постоянного ношения карандаша за ухом и периодических взрывов чего-то фиолетового по пятницам. Паровозы для них были больше чем просто средством передвижения, они были наваждением, далеким образом, мечтой, и в глазах этих пони Лаки видела отражение того же самого огня, который разгорался и в ней при виде стоящей цели или чеков на огромные суммы денег. Как только двери за ней захлопнулись, все инженеры как по команде замолчали и повернули свои головы к ней, готовясь выслушать все то, что она скажет.

— Леди и джентльпони, — начала она, присматриваясь к их лицам — кобылки среди них определённо были, хотя и имели такой же немного неряшливый вид, как и все остальные — как-то перестаешь следить за укладкой пышных ресниц, постоянно работая рядом с искрящимся металлом. — Сегодня мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать наших новых конкурентов, не для того чтобы сожалеть о том, что у нас кончаются средства, и, к сожалению, даже не для того, чтобы решить наши проблемы волшебным образом просто хлопнув в копыта. Даже если среди нас и были бы единороги, лично я сомневаюсь, что они бы выкрутились из этой ситуации. Нам неоткуда ждать помощи, и спасение утопающих должно стать делом копыт самих утопающих, и для нас это верно как никогда. Но для начала, давайте спросим себя, разве не мы первыми открыли для всех остальных силу колеса и пара?

Ответом ей стало негромкое одобрительное бурчание. Лаки почувствовала, что она ухватила верную волну за пенную гриву и лучезарно улыбнулась.

— Разве не мы доказали, что крылья из стали ничуть не уступают крыльям лучших из лучших асов Эквестрии?

Одобрительное бормотание перешло на следующую стадию и сменилось сдержанным поддакиванием.

— Разве не мы проехали всю страну из конца в конец, доказав, что границы невозможного находятся гораздо дальше, чем мы думали, если для нас они вообще существуют?

Слушатели согласно закивали. Ну что ж, технически всё это было правдой, так что причин для беспокойства они пока не видели...

— И разве не мы, в конце концов, авангард прогресса? Что лучше паровозов может передать дух нового времени, дух неизведанного, дух свободы и дух скорости? Все это сделали мы, и у нас есть чем гордиться, — триумфально заключила Лаки, подводя взглядом сияющие лица и наэлектризованные гривы присутствующих. "Вот вы и попались, — подумала она. — И всего-то и был нужен небольшой тортик из коржика проверенного старого знания без единой крошки новизны, сливок смешанных с прошлыми успехами и золотистым узором из похвалы. А то, что все это чистая правда — это просто наливная вишенка сверху. Мы можем все, — вот что они теперь считают, а это сейчас самое главное. Потому что если бы они начали задумываться о том, как же все обстоит на самом деле, мы бы не сдвинулись ни на шаг. А для того, что я задумала, нам придется скакать во весь опор…"

— Ну да, все так и есть, но что нам делать прямо сейчас? — раздался скептический голос из заднего ряда. По остальным стульям прокатились нервные скрипы и что-то очень похожее на шепотки, которые не то чтобы одобряли слова предыдущего оратора, но в случае, если бы впоследствии он оказался прав, они с полной уверенностью могли бы сказать, что поддержали его с самого начала.

— Что нам делать? — переспросила Лаки, выдержав драматическую паузу для пущего эффекта. Свои актерские навыки, на которые привыкла полагаться, она тренировала почти всю жизнь, а в театральную школу так и не попала из-за того, что слишком убедительно разыграла свою несостоятельность как актрисы. — Я скажу вам, что делать. Творить! Ведь это единственное, что не могут все остальные, какими бы толстосумами они не были. Все что нам нужно — это одна оригинальная идея. Вспомните, через что мы уже прошли, так с чего бы нам останавливаться перед такой мелкой преградой как этот новый завод? Один раз мы уже оставили их с носом, но, похоже, им так нравится разглядывать наш хвост, что они опять ввязались в гонку. Всего одна идея и ещё воплощение, и мы уже на вершине, представьте себе, — еще одна длинная пауза с придыханием… — И что самое главное, такая идея у меня есть!

— Так чего же мы ждём? — фыркнул земнопони из первого ряда, грива которого либо просто была очень седой, либо раз и навсегда покрылась нетающим инеем. — Пора показать Манибэгу и его дружкам почём фунт сталлионградского лиха!

Слушатели взорвались громом аплодисментов и задорными криками. Лаки успокаивающе подняла копыта в воздух — она, конечно, надеялась на подобную реакцию, но совсем не предполагала, что, кидая камешек в скалу, она вызовет извержение вулкана.

— Это обязательно произойдёт, — кивнула она, смакуя в воображении эту прекрасную картинку. Как жаль, что у нее не было ни одного знакомого художника – выражение лица Манибэга определенно стоило рамочки и любования долгими зимним вечерами. — Но не прямо сейчас, нет. Сейчас наша основная задача — делать паровозы. И для начала я предлагаю решить вопрос с теми, без кого мы не смогли бы совсем ничего. С теми, от кого зависит все, чего мы добьемся. Я имею в виду наших рабочих. Здесь же есть представители? Да? Отлично. Итак, для начала, следует сказать, что с этого дня мы начинаем работать не только днём, но и по ночам.

Если бы какой-нибудь дотошный секретарь вел бы в тот момент записи, то он наверняка отметил бы, что «посланники от рабочих возмущенно затопали копытами, выражая возмущение пролетарских масс ее словами. Представители интеллигенции смотрели на них с интересом, за исключением одного из молодых интеллектуалов, который внимательно следил за освободившимися стульями, готовясь быстро выдернуть один из них, когда рабочие массы вновь пожелают занять причитающееся им место».

— Послушайте сначала до конца, — продолжила пегаска, когда народное возмущение немного удалось, а грохнувшийся на пол пони закончил отряхиваться и отвешивать оплеуху незадачливому интеллектуалу. — Да, теперь мы работаем по ночам, но мы работаем в три смены. И если средний пони в Сталлионграде работает десять часов в сутки, то мы будем работать по восемь. Просто подумайте о том, что перед нами открывается… Паровозы будут строиться целыми днями, причём быстрее, надежнее и лучше! И в этом нам поможет одна небольшая идейка... Понимаете ли, тут все дело в мелочах...

...- Переместите эту линию сюда, и добавьте ещё одну справа, — скомандовал Вера, обращаясь к снующим между огромными кучами железа, механизмов и прочего хлама, на котором строится костяк любого завода, рабочим. Инженер сделала пометку в своём блокноте и сверилась с генеральным чертежом. Сомнений быть не могло, ни одна ошибка не могла миновать ее вездесущий карандаш и проникнуть в ровные ряды черных линий. За саму работу в целом Вера могла быть спокойна — в теории теория Лаки работала как часы, а как она поведет себя на практике, можно будет сказать только тогда, когда все либо пойдёт как надо, либо развалится на части при первом же запуске. Вера задумчиво взглянула на стройные линии и графики. — Добавьте деталей из кучи А на третью линию. Нам нужен более надёжный каркас...

— Как дела? — спросила подошедшая к инженеру Лаки. Ее хвост немного подергивался, выдавая в ней небольшую толику напряжения, но в целом она пребывала в том возбужденно-счастливом состоянии, которое обычно накатывает на пони во время броска костей при самой большой ставке на столе или же перед самым первым свиданием. — У вас тут все в порядке?

— Сложно сказать, — Вера наклонилась и собственнокопытно проверила соединение. — Работы было выше крыши, но скоро все можно будет пускать в ход. Из графика не выбиваемся, но к чему нам такая срочность? Еще только днем мы строили чертежи и планы, и вот мы уже таскаем эти железяки и носимся как безумные с этими механизмами. Нельзя было подождать до завтра?

— Сегодня или завтра завод Манибэга выпустит свой первый паровоз, — сообщила пегаска. — Мы должны успеть попасть на первую полосу газет до того, как он сумеет на нем прокатиться и разбить об первый вагон бутылку сидра. Первая смена рабочих готова?

— О да, мастера из мастеров, лучшие из лучших, если кто и знает своё дело, то только они, — подтвердила инженер. — Как остальные участки?

— Стим Клауд закончил первую линию, вторая просит пять минут задержки, — ответа Лаки. — Просигнальте, как будете готовы. Нужно обязательно начать одновременно.

— Мисс Койн! Мисс Койн! – к Лаки резво подпрыгнула пара абсолютно симметричных земнопони, которые, судя по опаленным бровям и заляпанным копотью лицам, были членами отдела передовых разработок – основного пожирателя той части бюджета, которая уходила на бумагу, карандаши и огнетушители. – Мы нашли способ, как увеличить скорость потока на двадцать процентов! Для этого нужно всего лишь установить эту деталь к управляющему механизму и закрутить по паре шестеренок вот в этих местах…

— Что-нибудь из этого может взорваться? – на всякий случай уточнила пегаска. Она уже начала вникать в суть прогресса, и отметила для себя, что девять десятых изобретений так или иначе в лучшем случае оказываются бесполезными, а в худшем — образуют дымящуюся воронку на десять шагов вокруг себя.

— По-моему… — начал было один из изобретателей, но быстро получил болезненный тычок от своего товарища, и обиженно насупился. – Нет. Взрываться тут нечему.

— Да неужели? – Лаки подозрительно прищурилась. – Ну ладно, ставьте свою штуку. Но если я увижу хоть клубок дыма, можете забыть о дополнительном финансировании на химические реагенты…

Она посмотрела вслед удаляющимся земнопони, один из которых подпрыгивал каждые три шага и награждал своего коллегу легкой трепкой гривы и фразой «А я что говорил?». Лаки улыбнулась и покачала головой. Раньше ей и в голову не пришло бы задуматься о слове «работа», но теперь она была твердо уверена в том, что лучшей работой является очень высокооплачиваемое хобби.

— Мы готовы к началу, — сообщила Вера.

— Превосходно. Жребий брошен, все реки пройдены, — отозвалась пегаска. – Давайте начинать. Стим Клауд, дави на рычаг!

Пегас, стоявший возле пускового устройства, поправил очки с толстыми стеклами и в который раз подумал о возможности спасения от небольшой волны пламени с помощью теплой ватной подкладки и крепкого рабочего фартука. Шансы определенно были, но он все же предпочел бы не рисковать.… Но дело есть дело, и никакой сталлионградец отлынивать от него не будет. Во всяком случае, пока на него уставился весь завод вместе с начальством. Пегас огляделся по сторонам и на всякий случай закрыл глаза.

А потом он взял и надавил на рычаг…

Командор Корэдж задумчиво посмотрел на конверт, и в который раз отметил, что в нем не было абсолютно ничего особенного. Да, конечно, он был украшен изящным рисунком танцующих пони и весьма дорогой на вид окантовкой, а блестел он даже сильнее, чем, если бы был целиком золотым, но действительно выделяющихся вещей Хейдэн, несмотря на все свои старания, обнаружить в нем не мог. Послание, которое в нем томилось, тоже не отличалось особой оригинальностью — представьте себе, что все золото с внешней стороны просто перенесли на бумагу, добавили пару изящных оборотов и побольше завитушек, а в итоге получили самое обычное приглашение на самый обычный бал. Письмо красноречиво сообщало, что уважаемый командор Ночной Стражи будет почетным гостем на балу, устроенном господином Ричем Манибэгом в его особняке (Солнечная ул.д.4-69), и что он приглашен туда с правом привести с собой одного гостя.

До этого момента Хейдэну не приходилось ещё иметь дело с подобными событиями, и в голове у него теснилась и пихалась целая куча вопросов. Для начала, ему было очень интересно, как они узнали, что он приехал в Сталлионград, хотя с этим, после недолгих раздумий и составлении коротких логических цепочек, все стало более или менее ясно — на улицах его видели довольно много пони, и шанс того, что его никто не узнал, был настолько невелик, что его можно было даже не брать в расчёт. Удовлетворившись подобным объяснением, он перешёл к более важным проблемам — он ни разу не слышал о том, что принято делать на подобных мероприятиях и, что было ещё хуже, совершенно не знал, во что ему следует одеться. В конце концов Корэдж остановил свой выбор на парадной форме командора Стражи, которая после пары напряженных часов, проведенных со щеткой и банкой жидкости для полировки, хоть и не заиграла новыми красками, но по крайней мере приобрела оправдывающий своё название вид. Скептически посмотрев на себя в зеркало, и сосредоточившись на мысли о предстоящей встрече с информатором, а не на догадках, появится ли на балу некая пламенногривая особа, Хейдэн удовлетворенно кивнул, нацепил на шлем ярко-алое перо и отправился на сборище сталлионградской элиты.

Дом Манибэга оказался скромным четырехэтажным поместьем, невыразительно притаившимся в тени раскидистого цветочного сада, неярко освещенного десятками, если не сотнями, фонарей самых разных оттенков радуги. В нем не было никакой излишней роскоши, за исключением, быть может, разве что бассейна, больше похожего на миниатюрное море или средних размеров озеро, малой столовой на пятьдесят гостей, большой — на половину города, личной прислуги, дорогущей мебели, на которой никто ни разу в жизни не сидел, и всего прочего, чем любят побаловать себя богачи на старости лет. От подобного зрелища у стороннего наблюдателя вполне могла бы закружиться голова — с первого взгляда было видно, что подобный разгул аскетизма и слепящее буйство скромности, мог позволить себе только пони, у которого водились очень и очень большие деньги. Настолько большие, что если вам удастся выстроить из них высокую стопку и посмотреть на неё с земли, то вы вряд ли увидите вершину. Хейдэн с грустью вспомнил свою комнату в Кентерлоте, в которой из мебели можно было с трудом отыскать только стол, стул, кровать и гвоздь, служивший в роли вешалки. Конечно, на зарплату командора он мог позволить себе жильё и получше, но миссис Диархарт была такой доброй хозяйкой, и к тому же на завтрак она подавала самый лучший кофе в столице...

Корэдж вздохнул и внезапно заметил, что к нему приближается самое удивительное зрелище из виденных им за сегодняшний вечер. У него не повернулся бы язык назвать это платьем, потому что эти несколько букв вряд ли способны передать те ниспадающие водопады ткани, мастерски обрамленные тонкими нитями, скручивающимися в танце волшебных узоров, которые возникли перед его глазами разноцветным калейдоскопом. Если бы Красоте нужно было посетить какую-нибудь важную встречу, и у нее было достаточно времени повертеться перед зеркалом, то она наверняка подобрала бы себе что-нибудь такого же фасона. Лицо незнакомки скрывала белая маска, а вдали от света фонарей командор не мог разглядеть цвета ее гривы, если, она, конечно, не напоминала размытое чёрное пятно.

— Здравствуйте, командор Корэдж, — произнесла обладательница прекрасного наряда, тихонько прошелестев подолом. — Приятно увидеться с вами. Снова.

— Мы знакомы? — Хейдэн наморщил лоб и пошаркал копытом. Голос определенно казался ему знакомым, но это шуршание только и делало, что сбивало его с мысли...

— Как, вы меня не узнаете? А ведь мы встречались сегодня утром, — подсказала командору его таинственная собеседница.

— Лаки? — командор ошарашенно уставился на то, как она снимает маску и лучезарно улыбается. Словарь командора начал лихорадочно перелистываться, тщетно пытаясь обнаружить вкладку с комплиментами. — Но ты выглядишь так... изумительно...

Хейдэн в первый раз видел ее в платье и не мог не признать, что оно ей очень шло. А мысль о том, что все остальное время она обходится и без него, только добавляла ей привлекательности.

— Да ладно, я ещё слишком спешила попасть сюда, и не особо следила за своим видом, — небрежно махнула копытом Лаки. — А мы, как я понимаю, уже перешли на "ты"? Не слишком ли вы торопите события, а, командор?

— Я... — замялся Хейдэн. — Для меня это была весьма неожиданная встреча, и я не думал, что мы пересечемся....

— Как хотите, — вновь улыбнулась пегаска. — А не пора ли нам уже войти? Нехорошо будет заставлять нашего дорогого, во всех смыслах, друга ждать.

— О да, — согласился Хейдэн. — У меня тут как раз было приглашение на одного гостя...

— Оставьте его себе, — бросила Лаки, начиная протискиваться сквозь очередь на входе. — Или вы думаете, что у меня нет своего собственного? Не теряйте меня из виду, и не стойте как истукан, если все ещё хотите найти своего информатора. Не вы один пришли сюда не только повеселиться и залить в себя как можно больше бесплатных напитков.

— Как вы думаете, это перо похоже на кроваво-красное? – попытался поддержать разговор Хейдэн, осторожно следуя по проложенному пегаской пути. Меньше всего ему хотелось упустить назначенную встречу, что казалось довольно простым делом, особенно когда речь заходит о таком большом и пестром скоплении пони, больше напоминающей палитру, на которую художник пролил половину своих красок.

— Гм... Вряд ли. По-моему это больше напоминает кирпич, — заключила Лаки. — Кстати, мы уже почти добрались до входа. Вы готовы?

— Вроде бы да, — осторожно подтвердил Хейдэн.

— Ну, вот и хорошо. Кстати, я все хотела спросить, — пегаска одарила Корэджа странным оценивающим взглядом. — Командор, а вы умеете танцевать?

Внутреннее убранство поместья было создано только с одной целью — посетитель должен был входить в него с открытым от изумления ртом, а уходить, поглядывая на окружающую его квинтэссенцию богатства настолько плотоядно, что если бы его вдруг увидел какой-нибудь исчезнувший вид хищников, то они тут же вымерли бы снова, но на этот раз от зависти. В огромном и светлом зале, с начищенным до состояния хорошего зеркала полом толпились, болтали и периодически танцевали под не режущую уши напильником музыку самые богатые пони Сталлионграда, среди которых находились и мисс Лаки Койн вместе с командором Стражи. Хейдэн, как оказалось, не был совсем уж безнадежным партнёром — главное было объяснить ему, что цель танца была вовсе не в том, чтобы как можно больше раз наступить даме на копыто. В общем, вечер начался довольно удачно, и Лаки бы не отказалось, если бы его продолжение пошло по тому же пути и не стало ничего менять. К сожалению для неё, Судьба нечасто любит спрашивать чужого мнения по тому или иному поводу, и довольно скоро перед пегаской и её кавалером возник сам хозяин вечера, сопровождаемый стайкой без умолку трещащих кобылок и пары серьёзных пони в таких узких фраках, что даже если бы эта одежда была нарисована на их боках, она все равно казалась бы объёмнее.

— Мисс Койн! Какая встреча! — добродушие и гостеприимство так и сквозили в его голосе, не оставляя сомнений в его совершенно искренней, если не принимать во внимание, что она такой не была, радости. — Вам нравится сегодняшний бал?

— О, разумеется, — восторженно ответила Лаки. Собравшимся зрителям могло показаться, что они ведут простую дружескую беседу, но окружающие просто не замечали, что в воздухе идёт самое настоящее фехтование фальшивыми эмоциями и напускной любезностью. — Такого великолепного вечера я не видела даже в самых лучших домах Кентерлота, хотя, смею вас заверить, что побывала во многих из них.

"И чаще всего уходила не с пустыми копытами, — промелькнуло у неё в голове."

— Вы мне льстите, — хохотнул Манибэг. — А вы, как я полагаю, прославленный командор Корэдж?

— Да, он самый, — кивнул прославленный командор. — Чем могу быть полезен?

— Разрешите представиться, я — Рич Манибэг, вы наверняка обо мне слышали, — учтиво наклонил голову богач. — А теперь, если вы позволите, я должен позаимствовать у вас пару минут общения с вашей очаровательной спутницей. Вы не против?

— Нет, — согласился командор, высматривающий что-то в глубине толпы, собравшейся возле того места, где разливали напитки. — У меня наверняка найдётся, чем себя занять.

— Ну, вот и славно, — радостно отозвался Рич. — Я постараюсь вернуться с ней как можно быстрее.

Лёгким мановением копыта он пригласил пегаску последовать за ним. Они миновали зал, растеряв по пути весь лишний шумовой фон в лице болтающих кобылок, и вышли к небольшому, стоявшему от всех в стороне столику. Серьёзных пони за ним сидело куда больше, причём у многих из них выражение было таким, словно каждый день они съедали на завтрак бухгалтерский отчет, приправленный долькой лимона. Сам Манибэг мгновенно преобразился, растеряв остатки доброжелательности, а шерсть его приобрела интересный красноватый оттенок. Лаки не удивилась бы, если бы в таком состоянии он начал бы вдруг выпускать из ушей пар.

— Как? — вспыхнул он. — Как вам это удалось?

— Удалось что? — невинно захлопала ресницами Лаки.

— Вы знаете, о чем я говорю, — голос Манибэга напомнил пегаске о закипающем чайнике. — Сегодня наш завод выпустил свой первый паровоз. И что бы вы думали? Через пять минут после этого мой курьер приносит газету, в которой сообщается, что вы опередили нас на целых полчаса. Но это невозможно! Мне известно, что ни одного собранного паровоза у вас не было и быть не могло. Разве что завалялись какие-то части и детали, но собрать всего за полдня целый состав... До сих пор этого ещё никому не удавалось...

"Да, ты прав, — торжествующе подумала пегаска. — И ты даже не знаешь насколько. Невозможно собрать целый состав. Но если у тебя уже есть пара-тройка готовых вагонов и все необходимые части для паровоза... Нет, даже в таком случае сборка заняла бы день, в худшем случае два. Но у нас есть кое-что, до чего вам ещё очень и очень далеко. А, казалось бы, все просто — движущаяся линия с едущими по ней деталями, на которой каждый рабочий выполняет только свою часть работы, но вместе с ней мы можем творить чудеса. Можешь ли ты творить чудеса, мистер Манибэг? Я в этом сомневаюсь. Но ты должен поверить, что я на это способна."

— Границы возможного — очень растяжимое понятие, мистер Рич, — весело отозвалась Лаки. — Так почему бы не растянуть его ещё немного?

Серьёзные пони зашептались. Наконец один из них, единорог с серебристой гривой приподнялся со своего места и прокашлялся:

— Нет нужды ломать комедию, мисс Койн, — устало произнес он. — Мы знаем, что вы запустили так называемый конвейер, и благодаря этому вам удалось ускорить темпы производства в разы. Мы так же знаем, что вы уже запатентовали его как изобретение, принадлежащее вашему заводу, и мы теперь не можем воспользоваться плодами этого изящного и эффективного решения, но если бы вы согласились...

— Да это просто неслыханно! — возмутился один из сидящих справа от него капиталистов. — Это же почти то же самое, как и сортировочная лента, примитивная вещь! Да кто угодно мог бы додуматься до такого!

— Вынужден просить вас простить его, — единорог свирепо взглянул на своего соседа. Тот тут же замолк и обнаружил нечто весьма занимательное в стоящем перед ним пудинге. — Он совершенно не понимает, о чем идёт речь...

— Нет, нет, — неожиданно прервала его Лаки. — Он абсолютно прав. Кто угодно мог бы придумать подобное, в этом я с ним абсолютно согласна. Но позвольте мне кое-что вам продемонстрировать. Скажите, у вас найдётся дюжина яиц? Да? Спасибо. Мистер Манибэг, пожалуйста, попробуйте поставить это яйцо на стол, не используя никакой магии и посторонних предметов...

Председатель недоверчиво посмотрел на пегаску, но всё-таки осторожно вытащил яйцо из чашки и опустил его на ровную скатерть, чтобы оно тут же, проявляя уважение ко всем физическим законам, а в частности к притяжению земли, удрученно скатилось вниз.

— Итак, кто-нибудь ещё хочет попробовать? — предложила Лаки с игровой улыбкой.

В последующие за этим пять минут капиталисты с упорством, достойным легендарных героев эпосов, пытались водрузить яйцо на абсолютно ровную поверхность, используя все возможные честные и нечестные варианты, однако, к большому удовольствию пегаски, все их попытки заканчивались раздосадованным вздохом и хрустом очередной треснувшей скорлупы. Даже после хитроумной идеи поставить несколько яиц в один устойчивый ряд, на исполнение которой у них ушел весь материал и все последние надежды, никакого успеха в этом деле они не достигли.

— Какая жалость, — поцокала языком пегаска, наблюдая за тем, как по дорогому ворсу ковра расплываются мутно-желтые пятна. – Ковер наверняка загублен, а у вас все еще ничего не вышло. Но у меня тут осталось еще одна попытка, и, наверное, прошла моя очередь поробовать? Итак...

Сейчас Лаки очень не хватало музыкального сопровождения в виде барабанной дроби или чего-то подобного, и именно поэтому она прошла к столу в абсолютной тишине и достала из небольшой корзинки одно маленькое яйцо. Пегаска сосредоточилась, сдула упавший на лоб локон гривы и, задержала дыхание, легонько стукнув нижней часть скорлупы о край стола, а затем поставила яйцо на скатерть. Оно определённо не собиралось никуда укатываться и, если бы имело глаза, наверняка посмотрело бы на всех собравшихся промышленников и банкиров осуждающим взглядом. Среди посторонних зрителей, подошедших поближе, чтобы полюбоваться зрелищем, разразилась буря аплодисментов.

— Ну, так что? — поинтересовалась Лаки, несколько раз поклонившись восторженной публике. — Да, я абсолютно с вами согласна, это может сделать каждый, но хватит ли у вас теперь смелости повторить эти слова?

— Весьма неплохой фокус, — фыркнул Манибэг. — Но мы тут совсем по другому делу. Мы, как сообщество промышленников и банкиров, хотим, чтобы вы....

Но что хотел сказать председатель, так и осталось в тот вечер тайной, потому что именно в этот момент двери дома распахнулись и в зал вошли пони, несущие красный флаг, со странной символикой. Один из них вышел вперед, оглядел в толпу и набрал в лёгкие побольше воздуха. Весь зал замер, выжидая, что же он собирается им сказать.

— Именем рабочего народа Сталлионграда, — наконец тяжело выдохнул он. – Я объявляю всех присутствующих в зале арестованными по приказу нашего комитета и его председателя. Да здравствует революция, товарищи!

Да здравствует революция!

Виват, Революция!

Балы — это всегда очень красиво.

Иначе и не может быть, когда в одной большой комнате, способной вместить в себя пару домиков поменьше, собираются очень богатые пони в нарядах, на стоимость которых можно было весь год ходить в одежде попроще, и коротают вечер за напитками, цены которых не принято озвучивать в приличном обществе, если это, конечно, не общество любителей беспричинно падать в обморок. Балы были придуманы для тех, кто может позволить себе истратить целую кучу денег, чтобы показать что он владеет еще большей кучей, но вряд ли кто-то задумывался о том, чтобы сделать такие события подходящими, скажем, для командоров Стражи. Если у Хейдэна и было что-нибудь связанное с деньгами, о чем он мог порассказать, то только об их отсутствии. Командор Корэдж определенно не являлся светским львом, и в тот вечер чувствовал себя пугалом на тыквенном поле, вокруг которого непринужденно болтали вороны, с единственным исключением, что все эти вороны были одеты гораздо лучше него. В такие моменты поневоле начинаешь задумываться о социальном равенстве и о том, как бы сделать это равенство чуть более близким к реальности...

Корэдж помотал головой, отгоняя ненужные мысли, и взял со стола еще парочку канапе — это угощение ему понравилось, хотя сама идея нанизывать микроскопические крошки еды на зубочистки так и осталась прогуливаться вне границ его понимания. Они, правда, были ему даже не на один зуб, но командор быстро разобрался с этой проблемой, решив брать сразу по пол тарелки для того, чтобы хоть что-то распробовать. Внешне он казался скучающим и расслабленным, но его внутренний стражник как и всегда работал на полную катушку без отпусков, выходных и оплачиваемого больничного, так что взгляд Хейдэна, рассеянно бродивший по залу на самом деле внимательно выискивал свою цель — таинственного информатора, с которым он должен был встретиться после ухода мисс Койн. К сожалению, никаких признаков загадочности, если не считать того, что бочонки с сидром опустошались слишком быстро для таких маленьких стаканов, командор не заметил утешал себя тем, что информатор — большой профессионал в своем деле. Например, очень даже возможно, что он сейчас стоит за спиной Хейдэна, а тот об этом даже не подозревает...

Командор резко обернулся. Стоявший за ним обладатель полупустого бокала, еще мгновение назад бывшего полным до краев, и роскошного, но слегка мокрого, фрака нахмурился, пробормотал что-то о правилах приличия и отошел в сторону. Хейдэн снова заскучал. “Интересно, а что сейчас делает Лаки? — внезапно для самого себя подумал он, в который раз оглядывая зал. — А, да вот же она! Стоит рядом с какими-то банкирами и мило улыбается. Интересно, сколько из этих джентельпони не обнаружат часов, когда решат взглянуть на время?.. Так, а это что? Неужели свеча? Она кажется слишком уж знакомой... О, лунный свет, пусть я ошибаюсь!” Хейдэн поправил выпадающее из шлема кроваво-красное перо и направился к одиноко стоящему в углу столику. Как только ему удалось протиснуться сквозь толпу денежных мешков и прочих молочных продуктов общества, он смог во всех подробностях разглядеть стоящего возле столика пони, одетого в стильный костюм и черные очки, и подсвечник со свечой, больше напоминающей...

— Хью! — поразился Хейдэн. — Какими судьбами? Так ты и есть информатор... Что мешало сказать об этом раньше?

— Тсс... — пони приложил копыто к губам и продолжил разговор приглушенным шепотом. — Здесь у всего есть уши, командор... Да, я и есть информатор. А не сказал, потому что вы не спросили. Мы ведь уже давно знакомы, так? Наверное, можно было догадаться, что на такое важное дело нужно посылать лучших из лучших, ну или в моем случае лучшего и единственного. Кстати, нравится моя свеча?

— По-моему, я ее где-то уже видел, — буркнул Хейдэн, стараясь смотреть только в сторону блюда с фруктами, думать только о блюде с фруктами и не представлять себе ничего опаснее дюжины яблок и пары апельсинов. — Это что, та самая свеча?

— О да.

— И она правда сделана из настоящего...

— О да, — с гордостью кивнул Хью. — Старая школа. Сейчас такого уже не встретишь.

— Мерзость какая... — пробормотал командор. — Ты не мог бы ее спрятать?

— Ну, если вам она так не нравится, — вздохнул разочарованный владелец свечи. — Клиент всегда прав, как говорят тут, в Сталлионграде. В Кентерлоте, правда, так же отзываются о его кошельке, но это уже дело принципа... Так на чем мы остановились?

— На том, что мы еще и не начали, — напомнил командор. — Итак, есть какие-нибудь важные сведения насчет этих таинственных грабителей?

— Ну конечно же есть, — старик радостно потер копытами. Если бы не очки, то Хейдэн наверняка сказал бы, что в его глазах сверкнул огонек. — И начнем тогда, пожалуй, с того, что никакие они не грабители...

— Да? — Корэдж недоверчиво прищурился. — А я тогда — Принцесса Кентерлотской библиотеки. Или на твой взгляд похищение целой кучи вещей под покровом ночи является неплохим способом взять что-нибудь в долг? Ох, мы позаимствуем у вас пару сотен метров ткани, но обязательно вернем, честное слово, а еще мы разбили ваше окно и вскрыли пару сейфов с магическими ингредиентами, но это было просто несчастливой случайностью...

— На самом деле тут все гораздо сложнее, командор. Можете, конечно, мне не верить, — тут Хью обиженно всхлипнул. Получилось почти даже правдоподобно. — Но факты остаются фактами. По правде говоря, это даже не преступная шайка. Это — подпольная партия заговорщиков.

— И что же они хотят? — поинтересовался Хейдэн.

— Они мне не говорили, — просто ответил старик. — Но если они по вечерам прячутся в темных подвалах и одеваются в черные мантии вместо того, чтобы прошвырнуться по ночным трактирам, то у них наверняка самые серьезные намерения.

— Это слишком странная история, чтобы в нее поверить, — с сомнением в голосе протянул Хейдэн.

— Ну, если вы мне не доверяете, то не стоило и приходить. Отсутствие доказательств — это еще не доказательство отсутствия, — упрямо заявил Хью.

— Я знаю, — кивнул командор. — Надежные источники и все такое, но...

И тут он понял, что говорит в абсолютной тишине. Как будто кто-то взял и высосал все остальные звуки разговоров, звона столовых приборов, разбившихся стаканов и громких причитаний о загубленном платье через огромную соломинку. Все пони в зале стояли, повернув головы в одну и ту же сторону — к огромным дверям, вырезанных, надо полагать, из целого леса, в котором росли только деревья с золотыми листьями.

— Да здравствует революция! — донеслось с противоположного конца зала.

— Ну вот видите? — просиял информатор. — А я что говорил?

Многие считают, что темнота — лучшая подруга Ночной Стражи.

На самом деле это далеко не так, и лучшими друзьями стражников были и остаются полные до краев кружки с сидром, щетки для чистки лат и оплачиваемый отпуск. Но, если уж говорить без утайки, и темноте найдётся место где-нибудь в конце этого списка — ее можно было назвать хорошо знакомой соседкой или старой приятельницей, с которой вы встречаетесь настолько часто, что темы для отвлеченных разговоров кончаются раньше, чем вы успеете произнести простое приветствие. Опытный стражник мог сходу назвать вам пару дюжин самых разных типов темноты, среди которых были и хмурая предрассветная темнота, и темнота полночной улицы, и темнота, к которой не хочется поворачиваться хвостом, и даже особо опасный вид темноты, который мелькает на лицах старших офицеров, когда при них обсуждают возможность повышения зарплаты. Никто лучше Стражи не знает темноту в лицо, это верно, как и то, что ночью на небе вспыхивают звезды. Но, как иногда выдаются и беззвездные чёрные ночи, так существует и совсем недружелюбная темнота — та самая, при наступлении которой невозможно понять, закрыты ваши глаза или нет. И если вы — ночной стражник, до конца вашего дежурства осталось ещё половина смены, и вы заметили, что вас окружил именно такой тип темноты, то вам остаётся только посочувствовать, и, скорее всего, придется вычеркнуть строчку о вашем обмундировании из списка расходов на следующий месяц.

— Сейчас-сейчас, — успокаивающе пробормотал капитан Нерд, безуспешно пытавшийся отыскать хоть что-нибудь горючее с помощью неяркого свечения собственного рога и толики везения, которой ему так не хватало. — Где-то у нас тут были свечи и спички. Не беспокойтесь, мадемуазель, мы в мгновение ока исправим это досадное недоразумение. Внезапная темнота — не помеха для Ночной Стражи! Ха! Мы привыкли глядеть опасностям в лицо, это чистая правда. Дотянуться бы мне до того коробка...

— А может всё-таки магией? — осторожно предложил Стар Хэт. — Все получится гораздо быстрее, и в этот раз я абсолютно точно ничего не напутаю. Верьте мне, ведь я же волшебник.

— В прошлый раз ты тоже так говорил, — хмыкнул один из констеблей. — И чем все закончилось? Вспомни те стулья, которые стоят в приёмной...

— Стояли, — мрачно поправил его другой стражник. — Нет уж, лучше по старинке.

На это предложение все стражники ответили согласны молчанием. Нет, конечно, они были привычны к сумраку и тёмным помещениям, но одно дело, когда вязкая, словно застывшие чернила, тьма настигает тебя на улице, которую в случае чего всегда можно сменить на другую посветлее, и совсем другое, когда тот же мрак окутывает родные и давно знакомые как свои четыре копыта комнаты штаб-квартиры, причём настолько быстро и внезапно, что осознание того, что вы уже как пару секунд льете кофе себе на доспехи, обгоняет накатывающую следом холодную волну страха.

— Какие же вы храбрые! — восхищенным полушепотом воскликнула мадемуазель де Лис. — Даже и представить себе не могу, каких усилий вам стоит не терять смелости в такой ситуации.

На самом деле, она была не так уж и далека от истины — стражникам действительно непросто было удерживать зубы от нервного перестука, а единственной причиной, по которой они сразу не начали ломиться к главному входу было то, что за ним могло скрываться нечто похуже внезапно потухших светильников и странного холода, пробирающего до мурашек. Но даже при всем при этом в тот момент ни один стражник не смог не сказать спасибо темноте за то, что она скрыла вспыхнувший на его щеках румянец.

— Это всего лишь наша работа, — скромно отметил Флэшлайт. — Исполнить долг и защитить нашу прекрасную столицу и вас от всех ужасов ночи, не в этом ли главное счастье для стражника?

— Charmante, — выдохнула красавица, заставив некоторых констеблей, и без того балансирующих на грани восторженного обморока, опасно качнуться в сторону.

— Ага, попался! — торжествующе заключил капитан, с гордостью поднимая в воздух небольшой покрытый толстый слоем пыли, причём, судя по его виду, и внутри и снаружи, коробок.

Во тьме ярко чиркнула спичка, и через секунду небольшая стоящая на столе свеча начала исполнять роль маяка тёмной грозовой ночью, притянув к себе взгляды набившихся в комнату стражников. Неважно, сколько темноты было вокруг, главное, чтобы рядом был хоть какой-нибудь источник света, гласила древняя мудрость Стражи, причём она же далее добавляла ценную рекомендацию, что этим самым источником света вполне можно поджечь ещё что-нибудь.

— Ну вот и все, — довольным тоном заключил Нерд. – Остается найти только еще пару светильников и ту масляную лампу, которая стояла у нас на комоде, и дело в шлеме… То есть, я хотел сказать, в шляпе… Мадемуазель Флер, рядом с нами вы можете чувствовать себя в полной безопасности и не бояться абсолютно ничего. Вы ведь и так не боитесь, верно?

— Я… — начала было говорить единорожка, вынудив пару стражников набрать в легкие побольше воздуха и стать похожими на небольшие воздушные шары на четырех копытах, но весь дальнейший смысл ее ответа внезапно провалился в пучины ненужности, заставив каждого находившегося в комнате стража порядка вздрогнуть.

Потому что именно в этот момент они услышали донесшийся с улицы ужасный грохот…

… — И незачем было так делать, — пробурчала сержант Свифтвинд, отряхивая последние кусочки камня и серую крошку со своих перьев. Доспехи же, судя по их виду, теперь могла спасти только полная перекраска – покрывавший их слой скульптурного мусора превышал толщину самой брони. В любом другом случае пегаска просто взорвалась бы от подобного обращения с собой и имуществом Стражи, но прямо сейчас ей необходимо было соблюдать тишину, а прямо перед ней стояла сама Принцесса, которая, что было довольно-таки важной мелкой деталью, только что спасла ей жизнь. Именно поэтому возмущение сержанта, которое было настолько тихим, что выражалось скорее в мыслях, чем в голосе, могло бы войти в список самых тихих и спокойных негодований за всю историю Эквестрии, если бы конечно нашелся кто-то настолько странный, чтобы составить подобную статистику, и вдобавок обладающий настолько хорошим слухом, чтобы это возмущение расслышать. – Я, конечно, понимаю, что нет лучшего способа расправиться с огромной каменной мантикору, кроме как взорвать ее прямо за спиной сержанта Ночной Стражи, но разве мы не должны сохранять тишину и все такое в этом духе?

— Теперь уже нет, — ответила Луна. – Вряд ли такой взрыв смог бы остаться незамеченным для всех этих статуй. Их всех почему-то тянет к штаб-квартире и стражникам, и если мы хотим помочь капитану, то пришло время действовать как можно быстрее и решительнее. Сержант?

— Да, Принцесса? – с готовностью отозвалась пегаска.

— Вы отправитесь в здание и передадите капитану мой приказ, — властно произнесла Принцесса. – Скажите ему, чтобы он организовал оборону штаб-квартиры до моего появления.

— А что будете делать вы? – с опаской спросила Свифтвинд

— Я? — улыбнулась Принцесса, в глазах которой сверкнул огонек зарождающейся Сверхновой. – Попробую познакомиться с этими статуями поближе…

... Капитан Нерд нервно сглотнул. Иногда случаются моменты, когда он жалел, что сделал что-то, чтобы хоть немного прояснить ситуацию – для него оставаться в неведении и думать, что в темноте может таиться какая-то опасность, было гораздо спокойнее, чем знать, что эта опасность совершенно точно существует и при этом уже стучится в его дверь. В штаб-квартире действительно нашлась целая куча светильников, но когда они зажгли их все, внезапно выяснились две ужасные вещи. Во-первых, в старой лампе оставалось еще полно масла и желания загореться, в чем на своей шкуре и слегка опаленных бровях смог лично убедиться сам капитан, а во-вторых, стражники оказались окружены кольцом из оживших памятников, изображающих вовсе не милую сценку чаепития, если, конечно, на него не был приглашен алфавитный указатель “Чудовища Эквестрии от А до Я”. У Нерда быстро возникла пара идей о том, что делать в такой ситуации, но он почти тут же отбросил их сторону – вряд ли причитания и обреченные стоны помогут им найти хоть какой-нибудь выход.

— Как же нам быть, капитан? – с надеждой в голосе спросил один из констеблей, выразивший общее мнение всех стражников, что в подобных ситуациях лучше переложить все свои проблемы на старшего офицера, которые, как известно гораздо лучше умеют ломать голову над подобными вопросами. Ну или подобным вопросам – за всю историю Стражи порой попадались очень прямолинейные и очень тяжелые на копыто пони, и не подозревавшие о существовании таблицы умножения, зато хорошо знавшие, какой силы удар требуется для того, чтобы повалить столетний дуб. К сожалению для современных стражников, сейчас им на помощь могли прийти разве что воспоминания об этих воителях, а их единственной надеждой был капитан Нерд, который был настолько же героем, насколько может быть героем, к примеру, стакан кефира в жаркий летний день.

— Разумнее всего сейчас было бы либо остаться здесь и забаррикадировать все, что только можно, или отойти на заранее подготовленную выгодную позицию, — сообщил Нерд, пытаясь вспомнить, что же говорил тот учебник по тактике и стратегии о ситуации, когда вы окружены превосходящим числом огромных ходячих памятников. Правда, единственной мыслью о хорошем ходе была лишь мысль о том, что этот хороший ход уже был сделан, но только не с его стороны. Статуи весьма разумно перенесли дело поближе к штаб-квартире: ведь если вы хотите разрушить город — то городской парк, это место, с которого никогда не стоит начинать. Нет, вы, конечно, можете перевернуть пару мусорных ведер и опрокинуть скамейку, но сотворить что-нибудь по-настоящему ужасное, что способно удивить местных уборщиков, у вас вряд ли получится. – Да, выгодная позиция вполне подошла бы.

— Выгодная позиция? — вдруг оживился голос из толпы. — У Хубо сегодня предложение – три кружки по цене двух плюс скидка на билеты. Выгоднее некуда, правда же?

Стражники встретили предложение одобрительным бормотанием. Не то чтобы они были полностью согласны, но как вариант…

— Не думаю, что это хорошая идея, — с сомнением отозвался Нерд. — Думаю, что я должен сказать, что…

— Вы никуда не пойдете, — громко и четко отчеканила сержант Свифтвинд, складывая крылья.

— Сержант, вообще-то капитан здесь я, — напомнил Нерд. — И совсем не нужно заканчивать за меня мои же приказы.

— Я здесь, чтобы передать повеление Принцессы, — сообщила пегаска. – Вы должны оставаться тут и оборонять штаб-квартиру до ее прихода.

“Еще полчаса назад я беспокоился, что не могу найти свечку, — с грустью подумал Нерд. – Потом я узнал про эти статуи. А теперь еще и Принцесса. Что будет дальше? У меня определенно не хватает воображения, чтобы это себе представить… Что бы сейчас предпринял командор?”

— Вы все слышали? — он оглянулся на побледневшие ряды стражников. — Принцесса надеется на нас, и у нас похоже нет выбора, кроме как сделать все, что в наших силах. Констебль Флэшлайт – возьмите с собой четырех пегасов и отправляйтесь на второй этаж. Сержант Свифтвинд – вы стоите возле ворот. Единороги – за мной. Надеюсь, что все понятно? И… в конце концов ночь, наверное, должна быть спокойной.

— Удачи, — произнесла молчавшая до этого Флер де Лис. – Я верю в вас, мои храбрые защитники!

И вряд ли самая воодушевляющая пламенная речь, какое-нибудь пышное знамя или протяжный звук любого из боевых горнов древности способен был так же вдохновить Ночную Стражу на подвиг, как это скромное и тихое напутствие спасенной ими единорожки. Ну, разве что обещание трех выходных подряд и пара дополнительных кружек кофе за ночь…

— По местам! – скомандовала сержант Свифтвинд. – Давайте покажем этим каменюкам, что не только вода умеет их точить!

Командор Хейдэн Корэдж очнулся.

И тут же пожалел об этом. Колокол боли в его голове раскачивался туда-сюда, а еще он вспомнил, что бывают моменты, когда лучше не вспоминать о существовании собственных конечностей – Хейдэн конечно знал, что у него всего четыре ноги, но ощущал себя так, будто у него в наличии были все шестнадцать. О попытках что-нибудь пробормотать лучше было и вовсе не задумываться. О, конечно, бывают ситуации гораздо хуже, чем эта, но так, навскидку, в голову почему-то ничего не приходит, особенно если принять во внимание, что Корэджа в тот момент связывала металлическая цепь с замком, достаточно большим, чтобы закрывать им города. Но это было еще не самое неприятное – гораздо хуже было то, что к Хейдэну возвращалась способность более или менее связно мыслить, а вместе с ней и осознание того, что скован он не просто так, а привязан к обладателю весьма мягкой шерстки и весьма неудобных крыльев. Это был не первый подобный опыт в жизни командора, и теперь ему оставалось лишь надеяться, что это не повторение той самой ситуации, потому что в прошлый раз его склеили какой-то мерзкой жижей с одной очень нахальной и язвительной…

— А, так вы наконец-то очнулись, командор! – с жизнерадостностью королевской кобры воскликнула Лаки. – Давно не виделись, не так ли?

— Что случилось? Где мы? – спросил командор. Для полусдавленного стона получилось вполне даже терпимо.

— Судя по всему, мы в цепях, — снисходительно пояснила кобылка. – Судьбе почему-то так и хочется нас связать, как будто у нее нет других дел, кроме как ограничивать мое личное пространство и портить такое отличное платье. А если вам нужны подробности, то это какой-то склад. И хранят тут, как вы видите, в основном пыль, на которую у меня, кстати говоря, ужасная аллергия, так что с минуты на минуты я начну чихать как на третий день простуды…

— А что с остальными гостями? – к Хейдэну постепенно начинали возвращаться куски вчерашнего вечера, из которых он постарался составить понятную для себя картинку, хотя некоторые фрагменты он все же предпочел пропустить.

— С Манибэгом и всеми остальными? О, с ними все в полном порядке, они ведь не оказывали никакого сопротивления, в отличие от некоторых, — пегаска с нажимом выговорила последнее слово, ясно давая понять, что это за некоторые и почему они сейчас сидят в цепях.

“Ну конечно! – торжествующе подумал Хейдэн, лодчонке памяти которого все-таки удалось зацепиться за соломинку четкого воспоминания. – Заговор, революция, бал… Все сходится. И самое странное заключается в том, как же просто оказалось все это провернуть. Их было в десять раз меньше, чем всех этих богачей, но стоило объявить им, что все под арестом, как тут же началась паника. Конечно, это была особая паника аристократов, когда под вопли толпы и собственные крики вы успеваете спрятать в кармане фрака пару тарелок с закусками и салфетку, но, тем не менее, никакого отпора им никто не оказал. Или все же нашлись такие?”

— А что было после того, как они вошли в зал? – осторожно спросил командор. Чем-то ему это напомнило прогулку по болоту, где каждую кочку нужно было ощупывать длинной палкой, чтобы не получить бесплатный сеанс грязевых ванн и пиявочной терапии.

— После? Да ничего особенного, — пегаска поерзала, пытаясь ослабить цепи. – Вы выпрыгнули вперед, крикнули что-то о Принцессе и попытались схватить самого главного из этих ребят. Надо признать, сначала у вас это неплохо получалось. Я уже начала верить, что вам это удастся, но…

— Но? – с опаской сглотнул Хейдэн. Палка выскользнула у него из зубов и с грустным чавканьем погрузилась в мутно-зеленую жижу. – Что было потом?

— Потом на вас упала люстра, — сообщила Лаки. – Не могли бы вы передвинуть замок поближе ко мне? Спасибо. На самом деле это вышло случайно, просто шарниры оказались ненадежно закреплены или трос был слишком тонким... Никто из тех странных пони до нее даже копытом не дотронулся, но звон, надо признать, получился что надо. Если вас это утешит, вам многие аплодировали.

— А вы-то как здесь оказались? – с сомнением спросил командор.

— Вот и помогай после этого стражникам, — фыркнула пегаска. – Успокойтесь, я вовсе не хотела взять у вас кошелек, в нем все равно не так уж много… Кхм… Мне только нужно было проверить, живы вы или нет. У меня, конечно, были кое-какие сомнения, но после того, как вы выдавили из себя что-то о неисправимых преступницах, они тут же развеялись. Ну а потом нас сковали первой попавшейся цепью, потому что ни одной веревки в доме не нашлось, и привели сюда. Остальных гостей тоже держат где-то на этом складе. Они, как я уже говорила, и не пытались сделать ничего особенного и поэтому им достались помещения побольше и попрохладнее вроде комнаты с сырами или сидрового погреба… Слышите горестные причитания и жалобные стоны?

— Вообще-то нет, но…

— Вот и я о том же, — вздохнула Лаки. – А теперь, командор, раз уж вы так любезно решили отойти от обморока и немного поболтать, передайте мне, пожалуйста, мою заколку. Да, ту самую, что в форме солнца.

Хейдэн повернулся и попытался дотянуться до небольшой золотистой фигурки. К несчастью для его гордости, при этом он немного потерял равновесие, если такое слово вообще было применимо к положению пони, закованного в огромную цепь, и слегка провалился вперед, погрузившись прямо в шелковистый огненно-рыжий водопад гривы своей спутницы. Корэдж почувствовал, как пламя расцветки ее волос медленно начинает передаваться его щекам.

— Командор, с вами все в порядке? – обеспокоенно спросила Лаки. – Если вам так нравится запах моего шампуня, то это “Эссенция Свежести” с экстрактом трав. Я даже могу дать вам попользоваться, когда мы отсюда выберемся. Хотя он рассчитан на кобылок, но, думаю, для вашей гривы нежный уход будет не менее полезным…

— Нет, нет, ничего, — смущенно пробормотал Хейдэн, бросая заколку к ее копытам. – Все под контролем.

— Как хотите, — кивнула пегаска и подобрала блестящее солнце с пола.

Через несколько минут напряженного щелканья замок вынужден был признать свое поражение, полностью отдаваясь на волю победительницы, которая забросила его в самый дальний угол и триумфально водрузила украшение на его законное место.

– Заколка — очень полезная в хозяйстве вещь, — заявила она. — И очень жаль, что вы не носите при себе парочку. Помогает по жизни, знаете ли. А пока на повестке дня вопрос поважнее: что же нам теперь делать дальше?

— Если честно, я даже не представляю себе, где этот склад, — пробормотал Хейдэн, потирая основательно затекшее копыто. – Есть идеи?

— Вообще-то мы еще в доме Манибэга, — пояснила Лаки. – У богатых пони в домах обычно находится достаточно пустого места для подобных вещей, и, что гораздо главнее, есть много чего, что можно хранить. Как насчет того, чтобы превратить это “много” в “гораздо меньше, чем было вначале”?.. Шучу, шучу. Вы же меня знаете, командор, с прошлыми делами покончено раз и навсегда. А вон в той стене я, кажется, вижу что-то деревянное и очень похожее на дверь. Как думаете, она сможет нам помочь или доблестный Хейдэн Корэдж уже придумал более гениальный выход и ждет своего часа, чтобы воплотить эту блестящую идею в жизнь?

— Я вижу, — сквозь стиснутые зубы произнес Корэдж. Может Лаки в чем-нибудь и поменялась со времени их последней встречи, но ее постоянная улыбка и взгляд, мгновенно меняющий выражения с невинности на насмешливость, определенно никуда не делись и в разговорах с командором чувствовали себя весьма комфортно, в отличие от самого командора. — Пожалуйста, отойдите от двери, мисс Койн. Как же давно я хотел сделать нечто в этом роде…

Итак, если бы Время в тот момент решило оторваться от дел и взять коротенький отпуск или сходить на кухню за лимонным пирожным, а сторонний зритель смог бы взглянуть на ситуацию глазами одного из охранников, мирно пьющих чай по другую сторону двери, то он бы смог гораздо глубже погрузиться в ситуацию. Посудите сами, вы спокойно собираетесь отпить из кружки с горячим напитком, точно зная, что ничто на свете не может вас побеспокоить, как вдруг дверь совсем рядом с вами падает на пол с оглушительным стуком и в клубах пыли в комнату врывается пышущий яростью земнопони, закованный в тяжелые латы и явно собирающийся поговорить с вами на серьезные темы свободы и личной неприкосновенности. Но, поверьте, это еще даже не худшая новость. Самое плохое заключается в том, что Время уже вернулось и готово продолжить свой ход, а это значит, что вы прольете на себя полную кружку обжигающей жидкости гораздо раньше, чем закончится это предложение.

— Ночная Стража! Именем Принцессы Луны, вы арестованы! — прогрохотал неожиданный гость. – У вас есть право не орать и не пытаться встать на моем пути. Все, что я смогу сделать, я использую против вас.

— Да кто ты такой? — ошалело спросил один из охранников, наблюдая за воплями и странным поведением своего менее удачливого товарища, который на собственном опыте убедился, что кипяток подходит для внутреннего применения гораздо больше, чем для наружного.

— Я – Закон, — хищно улыбнулся командор. – А вот у вас, ребята, серьезные проблемы…

После непродолжительного диалога, возвращения двери на свое постоянное место и небольшого косметического ремонта засова стороны конфликта пришли к соглашению, что его лучше уладить мирным путем, слегка поменяв положение вещей. Именно поэтому оба сторожа с унылым видом уселись на полу импровизированной камеры, где единственным утешением им служило то, что Корэдж разрешил оставить чайник и блюдце с печеньями у себя. Ни о каких спорах, разумеется, и речи идти не могло – доводы командоров Стражи порой бывают весьма убедительными.

— Слишком сильно шатается, — отметил Хейдэн, задвигая тяжелый деревянный засов. – Минут пять работы, и он свалится, если они, конечно, не решатся выбить дверь еще разок.

— Интересно, зачем вы это говорите? – поинтересовалась пегаска. – Стены тут не такие уж толстые, они ведь могут нас услышать…

— Нет, нет, спасибо, — заверил ее голос из-за двери. – Мы, пожалуй, еще посидим. Не беспокойтесь, можете уходить совершенно спокойно.

“Как я их понимаю, — с сочувствием думал Хейдэн, пока они петляли по извилистым коридорам подвала поместья. – На их месте любой стражник вел бы себя примерно одинаково, хотя я бы все-таки вряд ли попался бы в такую ситуацию. Кое какой опыт у меня ведь уже имеется. Да, точно. Я бы дал деру гораздо раньше.”

— Итак, мисс Койн… — он обернулся на идущую позади него кобылку. — Вы, как я знаю, специалист по домам богачей. Так почему бы не применить ваш талант на благие нужды? Просто мне кажется, что мы ходим кругами, потому что именно об этот камень я спотыкался и в прошлый и в позапрошлый раз…

— Интересно, что я только что услышала? — Лаки весело помахала хвостом. – Благородный командор Стражи просит помощи у преступницы? Ц-ц-ц. Какая пикантная ситуация!

— Бывшей преступницы, — поправил ее Хейдэн.

— Что что? – уши пегаски взметнулись вверх. – Правильно ли я вас поняла?

— Мисс Койн, — обреченно вздохнул Корэдж. – Я признаю, что вы больше не аферистка, не мошенница и не гениальная обладательница криминального склада мышления. Довольны? А теперь, пожалуйста, покажите, где тут находится выход.

— Как трогательно, — снисходительно прокомментировала Лаки. – Хотя часть с гениальной преступницей мне понравилась – приятно знать, что вы меня ценили. И называйте меня просто Лаки, командор. К чему эти формальности? Мы ведь не в Страже. Итак, а сейчас вы хотите узнать, как найти черный ход, дверь для прислуги или еще что-нибудь этом духе, чтобы можно было покинуть дом без шума?

— Да!

— Ну, тогда вам стоит получше глядеть себе под копыта, — улыбнулась пегаска. – Потому что вы стоите прямо на нем.

Свобода. Равенство. Братство.

Нельзя поспорить с тем, что эти слова действительно неплохо смотрятся вместе, особенно если они стоят рядом в какой-нибудь серьёзной книжке или теснятся на красиво изукрашенном флаге, но вот поместить их в чью-то голову на самом деле гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. О, конечно, никто не имеет ничего против Свободы, каждый будет всеми копытами выступать за Равенство и наверняка даже не откажется от небольшой порции Братства, если предложить ему эту идею в качестве лёгкой закуски для размышлений, но стоит только заикнуться о том, чтобы претворить эти слова в жизнь, как у вас тут же возникнут проблемы...

Равенство? Замечательно, просто отлично! Но ведь получается, что Айрон Гаджет будет получать зарплату не меньше моей, так? А он, если вы не знаете, работает тут на пять лет меньше меня, и я делаю в три раза больше дел за смену, понимаете? Братство? Что может быть прекраснее! Только давайте исключим из этого списка моего двоюродного племянника, который задолжал мне триста битов в прошлом году и того жеребца, который вчера чистил крышу и выбрасывал снег в мой дворик, хорошо? Свобода? Изумительно! Никто не желает стонать под копытами тиранов! Но только вот загвоздка в том, что никаких тиранов в округе-то и нет... Ну, не считая нашего бригадира — на прошлой неделе он заставил меня вкалывать две смены, за то, что я сплавил друг с другом два бруса, ну чем не тирания, а? Или вот возьмите зарплату или слишком длинный рабочий день. Уж не знаю, если и есть от чего страдать, то только от этого, так может, добавим ещё один небольшой пунктик, а?

Вся проблема была в том, что сталлионградцы, в общем-то, не хотели ничего менять. Они с серьезным выражением выслушивали все, что им скажут, кивали, а затем преспокойно возвращались к своим делам. "Революции революциями, — отражалось в их скучающем взгляде, — Но дневную норму ещё никто не отменял." Именно поэтому временный глава Революционного Комитета – единорог по имени Тимид Протест, которого Председатель успел назначить, прежде чем таинственно и внезапно исчезнуть по очень важным делам, сидел во главе длинного резного стола, ещё недавно принадлежащего мистеру Манибэгу, а теперь официально считавшегося собственностью сталлионградского народа, и наблюдал за членами ЧЭСС — Чрезвычайно Экстренного и Срочного Собрания. Он с грустью подумывал о том, что за последние пару дней в его жизни появилось слишком много аббревиатур. Настолько много, что, по всей вероятности, для того, чтобы воспринимать любые написанные тексты ему скоро уже не понадобятся остальные буквы кроме первых...

— Итак, — единорог откашлялся и постучал копытом по стенке одного из стоящих на столе хрустальных бокалов, привлекая к себе внимание собрания. Бокал задребезжал тем высоким звуком, который могут издавать только части сервиза, стоящего больше, чем вся ваша посуда, причем вместе с буфетом и домом, и который свидетельствует о том, что для вселенской катастрофы порой достаточно одного всего лишь неосторожного выдоха. — Товарищи, на данный момент мы достигли полного успеха — у нас в копытах находятся почти все богачи, банкиры и заводовладельцы, которые, как вы знаете, являются злейшими врагами рабочего народа…

— А то,- поддержал его земнопони с другого края стола, оторвавшись от общенародного фруктового пирога. — Вот я пару месяцев назад ходил просить у Манибэга оплачиваемый отпуск, так он сказал, что в этом году второго мне не положено. Я, видите ли, отдыхал уже. Да разве ж это отдых? Знали бы вы мою жену, ни за что бы так не сказали...

— Спасибо за ценный комментарий, — процедил глава Комитета. — Собрание обязательно примет это к сведению. Но при всей нашей удаче, у нас остаётся небольшая проблема — кроме тех, кто уже примкнул к нам в самом начале, число наших последователей составляет... Товарищ Каунтер, не напомните ли нам?

— Считая последних пятерых? — уточнил скромно стоявший в углу пони, на лице у которого покоились очки с толстыми стеклами и выражение полнейшей заинтересованности. — Пятеро.

— Спасибо, — кивнул единорог и вновь повернулся к Комитету, член с видимым удовольствием и плохо скрываемым чавканьем вкушали плоды заслуженной победы. — Как вы видите, ситуация оставляет желать лучшего. И, так как наш лидер удалился… на время, то мы просто обязаны что-то предпринять. У кого-нибудь есть идеи, как все исправить?

— Может, стоит пройтись по заводам, рассказать ребятам и пояснить суть того, что вообще происходит? — произнёс один из пегасов, мечтательно любующийся стоящим перед ним йогуртовым тортиком. — Я имею в виду, сделаем им предложение, от которого они не смогут отказаться. Скажем, что сократим рабочий день, поднимем плату и все в этом духе. Слушайте, кто-нибудь может передать мне нож?

— А это мысль, — кивнул единорог.- Так и сделаем. Покажем им, что такое Братство, Равенство, Свобода и правильный подход к агитации! Есть вопросы?

-У меня есть один, — робко поднял копыто один из новоприбывших рабочих. — Насчёт всяких тиранов и угнетателей, против которых мы выступаем... Гм... Принцесса Селестия ведь не входит в их число, правда?

Молчание и холод навалились на зал одновременно. Если бы кому-то в тот момент пришла в голову идея внести туда градусник, то вся ртуть в нем наверняка тут же замерзла бы. Членам собрания понадобилось несколько минут, чтобы состряпать сбивчивые оправдания, начать что-то смущенно бормотать и стыдливо отводить глаза в сторону.

— Ну конечно же нет! — наконец нашёлся один из них. — Она ведь добрая, справедливая, мудрая, прекрасная, великолепная и… всеми нами любимая правительница. Поднимает Солнце, присматривает за народом и все такое. Как же тогда она может называться тираном и угнетателем?

— Да, точно.

— Абсолютно никак.

— Не может этого быть.

— Кто угодно, но не Принцесса.

— Лично меня она ещё ни разу не угнетала.

— Как он вообще мог такое подумать?

— Когда мой дед был ещё жеребенком, она подарила ему леденец, — с мечтательной улыбкой произнёс один из рабочих. — Он до сих пор хранит его у себя в сейфе...

— О, ясно, спасибо, — задавший вопрос пони виновато пошаркал копытом по полу. — Я не имел в виду ничего такого, честно...

— Отлично, — глава Комитета довольно потер копыта. – Надеюсь, все поняли, что мы не имеем ничего против Принцесс, но бьемся лишь за справедливость, равенство и, возможно, небольшое увеличение зарплаты. И, раз ещё одна проблема решена, можно перейти к последней теме — теме названия. Мы ведь хотим заявить о себе, правда?

— Как насчёт ГСК или СРЭ? — тут же высказался молчавший до этого пони, говорить которому явно мешало то, что вокруг него было разложено слишком много закусок. — Можно, конечно, и ЭСДРПВСНИ, но это получится не так изящно как ЧСС или КГР...

"О, нет, — внутренне простонал Тимид. — Только не аббревиатуры. Что угодно, пожалуйста, но только не они..."

— Я предлагаю что-нибудь попроще, вроде Союза Свободных Сталлионградских Рабочих, — осторожно высказался пегас.

— Да, да, отличная идея, — глава комитета с облегчением вцепился в спасительную соломинку всеми четырьмя копытами. — Так и напишем.

— СССР? — любитель сокращать слова по первым буквам довольно кивнул. — Звучит. У меня, конечно, была пара идей получше, но этот вариант вполне сойдёт.

— А на флагах нарисуем перекрещенные серп и молот, — вклинился в разговор один из молодых революционеров. — Как знак дружбы рабочих с крестьянами.

— Интересно, где ты тут видишь каких-то крестьян? – подозрительно у него спросил суровый земнопони, борода которого вполне могла сгодиться в качестве альтернативы наждачной бумаге. – Лично я никого такого пока что не замечал…

— Ну, тогда молот и молот, — ничуть не смутившись ответил молодой пони. — В знак дружбы между рабочими и рабочими. А крестьян и потом добавить можно.

"Теперь у нас есть символ и название, — с гордостью подумал единорог. — Председатель определённо будет нами доволен. Если, конечно, мы завершим начатое и привлечем к себе побольше пони, чем у нас есть сейчас, но это всего лишь вопрос времени и пары красивых словечек. А потом мы отпустим всех богачей, как только они подпишут наши требования, и все рабочие Сталлионграда заживут гораздо лучше, чем прежде. Ну, возможно не совсем все, но большая их часть точно. Возможно даже половина. Ну уж никак не меньше четверти… И никаких претензий к Принцессе, разумеется. Ей ведь совсем не за что на нас гневаться, мы же делаем все ради справедливости, чтобы всем досталась равная доля? Хотя, может быть, наша будет немного ранее остальных, но это просто мелочи. Какое счастье, что я всего лишь заместитель, и скоро наш лидер вернётся и разберется со всеми неприятностями, и мне не придётся постоянно решать все самому..."

— Товарищи, — произнёс он вслух. — Сегодня, без сомнения, великий день. Но скоро он станет ещё великее… величее… Короче говоря, грандиознее, когда мы добьемся, чего хотели. Мы получим наши заводы в наши рабочие копыта, ведь, как говорится, даже кухарка может управлять производством! Наша победа неизбежна! Все для блага пони, все во имя пони, не правда ли? И запомните, главная собственность — это собственность народа, и все, что вы видите вокруг, уже ему принадлежит!

Слушатели ответили на эту небольшую речь громкими аплодисментами и слегка заинтересованным позвякиванием столовых приборов. Большинство участников обсуждения с совершенно искренним вниманием смотрели в сторону оратора, не пропуская ни единого слова, ну и по совместительству ни единого блюда, оставшегося на том конце стола. Наконец один из них встал со своего места и внимательно оглядел собрание, явно желая внести какое-то очень деловое предложение.

— Ну, раз уж со всем разобрались, — немного покраснев начал он. – Как насчет того, чтобы продолжить в каком-нибудь другом месте? Я там в одной комнате видел пару закупоренных бочек, и подумал, что они вроде как тоже народная собственность. И вроде как это значит, что они принадлежат народу, так? Ну а кто же как не мы будет лучшим представителем народа в уничтожении имущества всяких там тиранов и угнетателей? Ну так что, вы со мной? Короче говоря, ура, товарищи! Виват, Революция!

Стим Клауд отступил на шаг назад, вытер со лба пот, выжал намокший при этом фартук и помахал хвостом и крыльями, создавая вокруг себя хоть какое-то подобие ветерка, который в теории должен был быть прохладным и освежающим, но в реальности смог только донести до пегаса жар стоящей рядом раскаленной печи, что совершенно не входило в планы Стим Клауда и его чувствительного к жаре организма. Тем не менее, результат работы стоил того – перед ним лежала блестящая металлическая деталь настолько сложной формы, что для того, чтобы представить, для чего именно она нужна, требовалось чрезвычайно богатое воображение ну или весьма подробный чертеж. Когда-то деталь была всего лишь куском стали, и не подозревающем о том, какая судьба ждет его в дальнейшем – металлы по природе вообще не очень склонны к мечтаниям и фантазиям – но теперь она была частью чего-то большего, чего-то огромного, важного и прекрасного. Чего-то такого, что заслуживало небольшого стиха, который Стим Клауд наверняка написал бы, если бы у него нашлась капелька вдохновения и пара свободных нейронов, в данный момент немного занятых раздумьями о конструкции креплений и следованием плану и совершенно не подозревавших о наличии в них каких-то поэтических возможностей.

— Эй, ты там не замерз случайно? Смотри, не зевай, детали-то ждать не будут! – окликнул его чей-то веселый голос. Как оказалось, обладателем голоса был улыбающийся земнопони, стоящий прямо за спиной пегаса. Стим облегченно выдохнул. Подобные советы, конечно, хороши, но только в том случае, если после их произнесения вам сперва хочется поблагодарить советчика, а вовсе не подлететь до потолка или резко отпрыгнуть в сторону.

— Не делай так больше, пожалуйста, — попросил пегас. – Можно в следующий раз обойтись и без подкрадываний и криков в ухо?

— Ну конечно, — Эдор расплылся в добродушной и честной улыбке. – Просто ты так напряженно задумался о чем-то… Прости, если я тебе помешал. Кстати, не подскажешь, где тут можно набрать стаканчик воды? Эта жара меня просто с ума сводит.

— Прямо и направо, — пробормотал Стим Клауд, возвращаясь к своему занятию. – Только не стоит слишком сильно открывать кран, если только не хочешь посмотреть на небольшой гейзер вживую…

Лента конвейера зажужжала и запустилась вновь, полностью завладев вниманием рабочего. Соединить здесь, сточить там, привинтить здесь, убрать лишнее там – эта работа была тяжелее той, что он выполнял раньше, но в этом-то и заключался весь интерес. Непрерывный поток необходимых действий не оставлял Стим Клауду время на лишние раздумья, и пегасу оставалось только делать свое дело и ощущать себя частью одного целого идеально выверенного механизма, прямо как детали, обретавшие свою финальную форму в его умелых копытах. В подобных простых концепциях он порой углублялся слишком далеко и наверняка бы начал задумываться об их связи с философией, если бы все-таки вспомнил о существовании этой науки. Но в данный момент все его мысли были заняты прочно укрепившимся в них отточенным порядком движений и благодарностью за то, что его рабочее место находится почти прямо у входа. Какое пекло царит в середине или в конце зала он точно не знал, но предполагал, что на поверхности стоящих там станков вполне можно было разогреть себе обед. И именно поэтому ему посчастливилось быть первым, кто увидел вошедшего в дверь незнакомого пони.

Единорог был клерком. Возможно, его выдавала прилизанная грива, которая описывала четкий контур на его шее и была словно приклеена к голове, или же то, что он был одет в узкий черный костюм, подходящий на любой праздник, связанный с изменением количество челнов семьи, а может и то, что на носу у него красовались очки со стеклами настолько толстыми, что при их ударе о камень, камню точно не поздоровилось бы. В общем, была целая дюжина причин, по которым с помощью небольшого логического усилия можно было узнать в нем работника пера и бумаги, но главной из них определенно была торчавшая из правого небольшая визитка, на которой еле умещалось несколько едва различимых слов — “В. Каунтер – счетоводная служба, бух. услуги и проч., проч. По вт. не беспок.»

Пока Стим Клауд с интересом разглядывал гостя, тот слевитировал из небольшого портфеля лист бумаги и смущенно откашлялся.

— Могу я попросить вас уделить мне минуту внимания? – вежливо спросил он.

— Да конечно, — согласился пегас, озабоченно глядя на линию конвейера и все еще стоящего рядом с ней Эдора. Тот задорно подмигнул ему и принялся перебирать детали, делая весьма правдоподобный вид, что не замечает посетителя. – Что-то хотели?

— От лица Союза Свободных Сталлионградских Рабочих, — прокашлялся клерк. – Предлагаю вам поддержать славное дело Революции, Свободу, Равенство и Братство и т.д. и т.п. Полный список внизу. Вставьте свое имя, распишитесь или поставьте крестик. Заранее благодарим. Никто не уйдет обиженным.

Рабочий обеспокоенно принял в копыта небольшой листок бумаги, на котором стройно толпились манящие обещания и притягивающие взгляд предложения. Вокруг него уже начали собираться зрители, не то чтобы слишком уж заинтересованные в Справедливости и Честности, но зато искренне уверенные в том, что внезапный перерыв и возможность за это время освежиться парой кружек воды лишними не бывают. Сборочная лента вновь заурчала, зачавкала, издала странный звук, одновременно напоминающий бульканье воды и извержение небольшого вулкана, и преспокойно затихла, давая самым проворным рабочим шанс встать первыми в очередь к источнику живительной влаги. Причем то, что периодически она была настолько живительной, что сама начинала хлестать из крана по своей воле или принимать зеленовато-травяной оттенок, никого особо не волновало – попробуйте сами поработать пару часов рядом с огромными чанами раскаленного металла, и вы будете готовы выжимать воду даже из камней, какими бы твердыми они не были.

— Ну я даже не знаю, — протянул пегас. – Это стоит решить с кем-нибудь из главных инженеров или с мисс Койн…

— С сожалением вынужден сообщить, что мисс Койн в данное время не может подписать этот документ, — отчеканил Каунтер, поправляя постоянно сползающие очки. – Она… немного занята в данный момент. Но вы можете принять решение сами! К нам уже присоединилась половина заводов Сталлионграда, причем только из-за того, что мы не обошли другую половину! Вся власть в рабочие копыта! Ну так что, согласны?

— Э… — замялся Стим Клауд. Предложение быть представителем всего завода ему совершенно не улыбалось, так же как и то, что исходило оно от пони, который произносил восклицательные c таким формальным тоном, что их нельзя было отличить от запятых. К огромному его облегчению, от ответа пегаса избавил неожиданно подскочивший Эдор, который дружески положил копыто на шею клерку и заговорщицким шепотом произнес:

— А знаете что, мистер Каунтер? Для нас это, если вы не знали, слишком щедрый подарок… — Эдор взглянул на список и удивлённо вытаращил глаза. — Что у нас тут? Девятичасовой рабочий день? О, всегда мечтал вставать на полчаса раньше, а уходить – на полчаса позже. Зарплата? Просто прелесть. Действительно, получать на тридцать битов меньше – это просто мое самое сокровенное желание! А отпуск, вы только гляньте на него. Вы что, мои мысли читаете? Куда уж нам с нашим двухнедельным и оплачиваемым отдыхом до целых семи дней ухода с работы, а? Нет уж, мы не можем принять столь ценный дар от вас и вашего комитета, совета, консилиума или как он там называется. Всего вам доброго. Хорошего дня.

— Но, но… — попытался что-то вставить клерк. – Это же просто…

— А, так вы хотите заказать у нас поезд? – оживился машинист. – Ну, как говорила мисс Лаки, вы можете выбрать паровоз любого цвета, при условии, что этот цвет будет черным. Но все вопросы вы должны будете обсудить с ней, как только он вернется.

— Вряд ли это случится скоро, — Каунтер потряс головой, отгоняя разбушевавшиеся потоки лишней информации.

— Ну, так значит вам просто невероятно повезло! – Эдор показал копытом на расступающуюся толпу работников завода. – Потому что она уже идет прямо к нам. Вон там, видите?

— Вы? – от удивления счетовод уронил свою папку с бумаги, что вызвало на полу завода небольшой и весьма непродолжительный документопад.

— Естественно я, а кто же еще? – широко улыбнулась Лаки, подмигивая оцепеневшему единорогу. — Мистер Каунтер, вы слышали наше мнение об этом предложении. Не стану вас больше задерживать, вы наверняка должны еще сделать множество дел. Удачи вам… в каком-нибудь другом месте. Передавайте привет нашим общим знакомым и сообщите им, что если им вдруг понадобится наша помощь, то мы открыты круглосуточно пять дней в неделю. Заходите, не стесняйтесь. Спасибо, что все-таки заглянули сегодня! – Лаки задумчиво поглядела вслед аккуратному удаляющемуся силуэту единорога. — А что касается нас… Эдор?

— Да?

— Отправь кого-нибудь в ближайшую кондитерскую и передай ему вот этот список. У нас будет крупный заказ. Ах, да, еще нам понадобятся фейерверки. Много фейерверков. Возможно даже конфетти. И вся красная краска, которая у нас есть. И рупор, точно… Все остальное добудем по мере необходимости. Вопросы?

— У меня есть парочка, — пробормотал старший машинист. – Какого сена тут происходит и зачем нам все это нужно?

— Я попробую объяснить в процессе, — ответила пегаска, решительно поправляя утонувшую в гриве фуражку. – Но сразу тебя предупреждаю: ты вряд ли поверишь мне с первого раза…

Последний ход

— Эй, смотрите! Он вроде бы начал приходить в себя.

— Вроде бы или уже начал?

— Не могу точно сказать... Как думаете, его лицо навсегда останется таким?

— Не неси чушь. Эти пятна вполне можно смыть... Наверное... Капитан, вы меня слышите? С вами все хорошо?

Капитан Нерд попытался открыть глаза и одновременно пробормотать что-нибудь утвердительное. Как оказалось зря — любое движение давалось с трудом, как после умывания в бочке с клеем, а голова гудела словно колокол, в который кто-то решил позабивать гвозди. О том чтобы самостоятельно встать, не шло и речи. Во всяком случае, пока капитану не удастся более или менее точно сосчитать количество собственных конечностей — пока что он все время сбивался на восьми.

— Воды, — слабым голосом прохрипел он. По правде говоря, пить ему хотелось не так уж сильно, просто капитан верил в эффективность шаблонов. В конце концов, если бы они не работали, никаких шаблонов и не возникло бы, ведь так?

— Сейчас-сейчас, — пообещал заботливый голос. — Констебль Флэшлайт! А ну марш в комнату за графином! Что значит, ты его не найдёшь? Запомни, нет слова "не могу", есть только "да, сержант" и "так точно, сержант". Ещё вопросы? Нет? Тогда почему я все ещё тебя вижу?

Нерд поморщился — каждый звук был ещё одним ударом набата, отдающимся прямо в той части мозга, которая отвечает за его нынешнее отвратительное состояние. К счастью для него, боль уже начала медленно готовиться к отъезду и паковать свой багаж, а связные мысли постепенно возвращались в голову хотя бы в виде туманных образов красной капусты. Возможно, если он приложит капельку титанических усилий, ему удастся раскрыть хотя бы одно веко...

Ну да, так и есть. Он все ещё в штаб-квартире. Конечно, это не самое плохое место для того чтобы очнуться от обморока, особенно если вы офицер Ночной Стражи, но до первых позиций в списке ему тоже довольно-таки далеко. В комнате толпились обеспокоенно помахивающие хвостами стражники, образуя небольшой полумесяц пустоты вокруг капитана и склонившейся над ним сержанта Свифтвинд — это позволяло пострадавшему получать гораздо больше воздуха, а стражникам — гораздо успешнее избегать встречи со взглядом сержанта, который, если верить слухам, способен был наводить самые разные проклятия, начиная от простого выговора и заканчивая тремя нарядами вне очереди.

— Спасибо, — кивнул Нерд, когда младший констебль с трудом протиснулся сквозь ряды стражей порядка и умудрился растерять при этом всего половину графина. — А что, кстати говоря, случилось со статуями?

— Вы ничего не помните? — глаза Флэшлайта превратились в два огромных удивленных круга. — Не может быть! Получается, вас и впрямь неслабо пришибло.

— Ага, — радостно подтвердил другой стражник. — Булыжник был что надо. Хорошо ещё, что на капитане был шлем, а то нам пришлось бы полировать не его доспехи, а базальтовую плиту...

— Представить себе не могу, для чего она может понадобиться, — Нерд с беспокойством посмотрел по сторонам в поисках статуй. Вероятность, что одна из них прямо сейчас стоит за шторкой была, конечно, крайне невысокой, но она, как и любая другая вероятность, все же существовала, и этой сухой веточки было вполне достаточно, чтобы распалить костёр воображения капитана. И это не говоря о том, сколько свободного места под его кроватью... — Это они меня так?

— Да нет, — махнул копытом констебль. — Ну, то есть, технически выражаясь... Хотя можно считать и наоборот. Гм... Вы точно ничего не вспоминаете?

Капитан осторожно ощупал голову и напряг мешанину из картинок, смутных образов и неразборчивых обрывков, которая отвечала за его память. Единственными четкими мыслями в ней почему-то оставались воспоминания о том, что у его мамы завтра день рождения и что он до сих пор не вернул в копилку Стражи пятнадцать битов, но они вряд ли могли помочь в объяснении того, как он оказался в этой постели и почему кто-то отбивает задорный ритм ламбады прямо по стенкам его черепа. Наконец Нерд решил, что лучшим выходом будет сдаться.

— Нет, — сокрушенно покачал головой он. — Помню только, что-то о статуях и Принцессе... Кстати, что с ней?

— Все просто прекрасно, иначе и быть не могло, — сообщил Флэшлайт. — Сейчас она в Городском Парке вместе с половиной Стражи и Стар Хэтом. Проверяет, не осталось ли среди памятников ещё парочки желающих прогуляться. Мы, правда, не знаем, что нужно делать со скамейками и особо болтливыми фонарями, но волшебник говорит, что через недельку магический фон, скорее всего, выветрится и все вернётся к прежнему виду, насколько я его понял. Он употреблял слишком много слов "квантовый" и "мультипланарный", чтобы что-то можно было сказать наверняка...

— А статуи у штаб-квартиры? — с опаской спросил Нерд. В его голове тут же выстроился список возможных вариантов ответа на этот вопрос больше похожий на небольшое собрание ночных кошмаров. Единорог поежился. Вот командору наверняка никогда не доводилось оказываться в подобной ситуации, в отличие от бедного капитан Нерда, которому просто необходимо пролить луч света на это событие. — Что, в конце концов, тут произошло? Я же должен знать!

— Ну, если вам так хочется, капитан, — вздохнула Свифтвинд. — То все началось, когда мы разделились...

Сержант обладала особым талантом рассказчика — тем самым, что вряд ли стоит демонстрировать на различных конкурсах и светских литературных беседках, но при этом идеально подходящим для бесед за кружечкой сидра после очередной смены. Если бы вы вздумали поискать в ее историях изящные речевые обороты или, на худой конец, хотя бы пару выразительных метафор, то, скорее всего, вернулись бы с пустыми копытами и с весьма странными ощущениями. Нет, нет, выражения у сержанта хватало — оно прямо таки пробивалось через каждое слово, да и с красочными образами у неё все было в порядке — некоторые были настолько яркими, что слепили глаза. Просто когда вы выслушивали ее до конца, то у вас могло возникнуть только два желания: вы либо заказывали ещё одну кружку и наслаждались продолжением либо ждали следующей остановки Вселенной, чтобы поскорее с неё сойти. Это был особый сержантский стиль повествования, содержащий только конкретные события и подающийся в простой, четкой и прямолинейной форме, причем так, что эти самые события начинали краснеть и жалеть о том, что вообще произошли.

Если отбросить витиеватые обороты, приукрашивания и все рисунки, которые представлялись капитану, пока он судорожно пытался найти рычаг для экстренного отключения воображения, то оставшаяся и немного поблекшая история будет выглядеть примерно так:

Ночная Стража, движимая вовсе не мыслью о том, что их обожаемая Принцесса находится всего в дюжине шагов от них, а чувством долга и исключительной храбростью, быстро, чётко и слаженно заняла оборонительные позиции. С тактической точки зрения самыми выгодными из них оказались места за диванами, в шкафах и рядом с запасами кофе. Некоторые стражники взяли на себя самую ответственную задачу и отправились защищать арсенал, точнее его массивные дубовые двери с четырьмя засовами и непробиваемым стальным замком. Остальные же, отважно не глядя на приближающегося противника, даже не двинулись со своих мест. И уж конечно это произошло из-за их недюжинной храбрости, а совсем не потому что их копыта приросли к полу от страха...

Именно тогда всё и началось.

Сказать, что они были к этому не очень-то готовы, значило просто потратить лишнюю порцию воздуха. На курсах подготовки стражников им рассказывали, как стоять перед важными зданиями и следить, чтобы никому и голову не пришло их утащить, куда нужно скакать, если вдруг начался дождь, и сколько раз следует звонить колокольчик, когда они всё-таки обнаружили спокойную улицу для патрулирования, но вряд ли существовали специальные инструкции, которые толково объясняли, что делать, в случае если вы изо всех сил пытаетесь удержать двери штаб-квартиры, а в это время статуя какого-то минотавра плюет на все ваши усилия и проходит прямо сквозь стену, оставляя от неё живописную горку обломков.

А крыша? Тяжелые и неповоротливые каменные статуи плохо приспособлены к полету, но это не отнимает у них способности взбираться и карабкаться, а также совершать прыжки с последующим пробитием черепицы и падением на нижний этаж прямо перед носом ничего не подозревающего капитана Стражи. Именно этим и мог похвастаться мраморный василиск, чей грозный вид сразу же заставлял задуматься о том, почему скульптора так нравится творить ужасных легендарных чудовищ вместо того, чтобы, скажем, слепить парочку маленьких и совершенно безобидных кроликов, не умеющих издавать рев, от которого осыпается штукатурка.

В этот момент произошло событие, навсегда вошедшее в историю Ночной Стражи, и, как и все приличные Грандиозные Моменты случилось оно из-за какой-то мелочи. В данном случае их было две — кусок осыпавшегося потолка и шлем капитана Нерда, если не считать совсем уж незначительных факторов вроде силы тяготения и мощности последовавшего удара.

Капитан пошатнулся, помотал головой, а затем сделал то, чего от него не мог ожидать никто, пребывающий в достаточно здравом уме, чтобы быть уверенным, что с головой у него все в порядке — Нерд издал отчаянный боевой клич и бросился а атаку на василиска. Если бы в эту секунду в окно Стражи постучал фиолетовый в крапинку дракон и попросил немного соли для праздничного деревянного пирога, то на него никто не обратил бы внимания — головы стражников были слишком заняты для того, чтобы даже подумать о повороте. Эта атака была внезапной даже для них, не говоря уже о том, что она так тесно граничила с самоубийством, что она наверняка здоровалась с ним каждый раз, когда выходила подстричь газон. Но капитан Нерд был единорогом, а за спиной чудовища висел огромный и очень тяжёлый молоток — не трудно сложить дважды два и получить в итоге громкий треск, вытянутые от удивления лица и стремительно удаляющегося вдаль офицера Стражи с молотом в зубах и странным выражением глаз...

На этом месте в рассказ сержанта начали влезать другие стражники, то и дело вставлявшие свои комментарии и пояснения, а также весьма яркие описания самых интересных моментов, особенно в том месте, где капитан оказался посреди трех изваяний сфинксов, вооруженный лишь кофемолкой. А ещё у всех промелькнула мысль, что неплохо было бы поскорее вернуть парочку одолженных у Нерда битов, а ночная прогулка в позднем патруле гораздо полезнее для здоровья, чем спор о месте своего назначения. Но все сошлись на том, что благодаря капитану скульптурному ансамблю парка был нанесен непоправимый ущерб, и, слава Принцессе, он ещё не скоро восстановится...

— И выходит, ты теперь герой, капитан, — заключила Свифтвинд. — Как ощущения?

— Это действительно сделал я? — одними губами спросил старший офицер, нервно подрагивая хвостом. — И у штаб-квартиры действительно нет стены?

— Типа того, — расплылся в улыбке Флэшлайт.

— Командор меня убьет, — простонал Нерд. — Нет, я серьёзно. Он вернётся через пару дней, а тут такое... Что делать? Что делать? У кого-нибудь есть лишняя каменная стена и знакомые строители? А ведь мы только недавно поменяли двери...

— Капитан, вы целы, mon amie! — прощебетала подскочившая к нему Флер. — Ох, вы такой... такой смелый! И храбрый! И отважный! Ну просто мой герой! Charmante!

— Я всего лишь выполняю свой долг, мадемуазель, — капитан скромно потупил взгляд.

Единорожка молча подошла к нему и приобняла за шею. Нерд засмущался и прикрыл глаза, чтобы в следующую секунду почувствовать лёгкое прикосновение к своей щеке, что, учитывая, что ее копыта все ещё покоились на шее у стражника, уже не могло честно претендовать на титул лучшего мига в его жизни — ему оставалось только снять шляпу перед конкурентами и извиниться за столь разгромный счёт. Сержант недовольно фыркнула.

— По-моему вам уже пора идти, — напомнила она. — У дверей вас уже давно ждёт ваш кавалер.

— Кавалер? — розовая лодочка мечтаний капитан наткнулась на вязкую мель реальности.

— Кавалер? — разом вздохнули все остальные стражники, которые вполне смогли протереть пол, если бы шаркали копытами ещё сильнее.

— О, Фэнси Пэнтс! — встрепенулась красавица. — Прощайте, мои доблестные защитники! Я буду по вам скучать... Надеюсь, что вы меня не забудете...

— Что-то кончается, что-то начинается, правда, констебль? — весело произнесла Свифтвинд, осторожно помогая одному из стражников вернуть прежнее выражение лица и положение челюсти.

— Точно... — рассеянно протянул капитан. Предательская мысль не пользоваться мылом и достать где-нибудь небольшую рамочку и клейкую ленту упрямо не хотела покидать просторы его фантазии. Внезапно он дернулся и ткнул копытом за спину пегаске. — Смотрите! Там, в небе! Ещё одна статуя грифона! Берегись!

Все стражники мгновенно пригнулись и попадали на пол. Все, не считая сержанта, конечно же — Свифтвинд может и испытывала проблемы с воображением грозящих смертельных опасностей, зато со зрением у неё было все в порядке. То же самое можно было сказать и о логике, и поэтому сержант справедливо рассудила, что устрашающая каменная фигура вряд ли придёт завершить начатое в пляжной панамке, чёрных очках и с огромной сумкой сувениров.

— Хай, амигос! — произнес грифон, снимая очки и удивленно оглядывая дизайн нижнего этажа штаб-квартиры в разрезе. — Надеюсь, я не пропустил ничего важного?

А теперь перенесемся в место на несколько дней пути дальше и на пару дюжин градусов холоднее штаб-квартиры Ночной Стражи, где командору Хейдэну, ведомому одной синей и все время отпускающей едкие комментарии пегаской, наконец-то удалось выбраться на свет и осознать, что выражение "из огня да в полымя" придумано вовсе не от нечего делать.

— Хью? — сегодняшний запас удивления Хейдэна определённо подошёл к концу. — Какого сена ты тут творишь? И почему на тебе значок?

— Тише, командор, — старик поднес копыто к губам. — Нас могут услышать. Я прискакал так быстро, как только мог. Но если вам не нужна моя помощь, так и скажите — у меня и другие дела найдутся. Я как-никак представляю всех бедных, старых, слепых сталлионградских нищих в Революционном комитете.

— Что? — командор уставился на него с явным непониманием. — Но ведь кроме тебя в Сталлионграде нет...

— Это не мешает нам защищать свои права! — решительно заявил Хью. — Да, нас, а вернее меня, мало, но мы, вернее я, тоже часть народных масс и тоже готовы бороться против угнетателей.

— Но у тебя на значке написано: "Слава Принцессе Селестии"!

— Принцесса — не угнетательница, — пояснил старый земнопони. — Да и вообще, важны не слова, а смысл, который мы в них вкладываем. Вы идёте или нет?

— Вы тут так мило беседовали, мне не хотелось вас прерывать... — затрепетала ресницами кобылка. — Но у нас вроде как гости...

Из-за угла показалась пара пегасов, чья связь с небесами вызывала смутные сомнения — вряд ли такие огромные туши можно было поднять в воздух с помощью одной пары крыльев и без участия дирижабля. Мощные копыта, грива, короткая и лаконичная, как удар топора, и сморщенный в раздумьях лоб, количество морщин на котором явно перегоняло число извилин в мозгу — вот все те вещи, которые вы совершенно точно не хотите встретить в узком переулке, если желаете прогуляться там ещё разок. Нет, командор вовсе не завидовал пегасам. Он был всеми копытами за равноправие, разделение труда и прочие радости жизни, но в такие минуты он обычно начинал понимать, что дюжина-другая перьев по бокам совсем не помешает. Нет, конечно, крылатые счастливчики не могут летать в дождь, снег или сильный ветер, но Хейдэн тоже не мог похвастаться подобными способностями, что наводило на размышления о том, что Природа не совсем чиста на копыто и все время подтасовывает жеребьевку.

— Хейдэн, — тихо позвала его Лаки. — Можно тебя кое о чем попросить?

— О чем?

— Обними меня.

Командор густо покраснел. До этого ему не доводилось так тесно общаться с молодыми кобылками, хотя некоторые инструкторы и курсанты Академии принадлежали к противоположному полу, и даже сержант Свифтвинд, где-то очень глубоко под доспехами являлась юной леди. Но сейчас, в подобной ситуации...

— Что, прямо здесь? — только и смог пролепетать он.

— Ох, вы, жеребцы, такие сообразительные, — закатила глаза пегаска и сама бросилась на шею Корэджу. — Отпускай, Хью!

Старик кивнул и выпустил изо рта небольшую веревку, а потом весь мир перед газами Хейдэна на мгновение слился в одно большое размытое и почему-то благоухающее травами пятно, и вдруг он оказался на высокой крыше дома в компании с собственным недоумением и отряхивающейся Лаки. На командора тут же нахлынули подозрения о том, какие именно события этого дня будут возникать в его памяти всю следующую неделю патрулирования.

— Вы так и будете на меня глазеть? — спросила его спутница, убедившись, что ее грива находится в приемлемо роскошном состоянии. — Или займетесь чем-нибудь полезным?

— А как же Хью? — командор осторожно начал возвращаться в себя. Судя по его неуверенному голосу, сейчас он находился где-то в районе прихожей.

— Он не пропадет, — кобылка взглянула вниз. Старик жизнерадостно помахал ей копытом, а затем повернулся к ошарашенным пегасам, мысли которых все ещё находились в стадии разморозки.

— Они побежали туда! — закричал Хью, тыкая копытом в переулок справа от них. — Я их видел. За мной, товарищи!

К счастью для командора, то, что для такого способа сбежать ему и Лаки пришлось бы стать невидимыми или хотя бы научиться проходить сквозь стены, их преследователей ни капли не взволновало.

— Ну и что теперь? — поинтересовалась Лаки, глядя на исчезающие в клубах снега силуэты.

— Нужно найти того, кто заверил эту кашу, — решил командор. — И это кто-то из крупных промышленников, иначе у них не нашлось бы ни плана, ни денег, причём его наверняка не было на балу... Или он там был, но так, чтобы не вызвать подозрений… Манибэг! Точно! Безотказное алиби, идеальный план, но в чем мотив?

— Это, конечно, гениальная теория, но у неё есть один крохотный минус, — улыбнулась пегаска.

— Да? И какой же?

— Она в корне неверна. Это не Манибэг. Я сама видела, как его связывали.

— Да, но это могла быть уловка... — командор отчаянно ухватился за последнюю зацепку.

— Уловка? — прыснула Лаки. — И то, что ему впихнули кляп из куска его собственной скатерти — тоже уловка? Да Рич лучше ее целиком съест, чем позволит рвать на куски.

— Тогда кто же?

— Я видела на собрании одного странного единорога, но на балу он не появлялся... Ничего подозрительного? Молчаливый жеребец, одетый в чёрное. Не болтает, не улыбается. Может, даже воздухом не дышит, кто его знает? Улавливаете? А пока, я думаю, нам стоит разделиться. У меня тут возникла идейка, что ещё нужно сделать... А вы отправитесь на поиски?

— Да, — командор обеспокоенно огляделся вокруг. — Вот только найду способ спуститься...

— Ах, да, у вас же нет крыльев, — Лаки сочувственно поцокала языком. — Видите ту металлическую трубу? В неё вполне можно пролезть.

— Но это же мусоросжигатель! — возмутился Хейдэн. Мысль о том, что офицер Стражи запятнает свой мундир подобным образом отчаянно боролась с другой мыслью, ехидно намекающей, что лучше маленькое пятно на броне чем большое на камнях улицы.

— Да вы не бойтесь, их только по вторникам включают.

— Но сегодня как раз вторник!

— Ну не знаю, — задумалась пегаска. — Может его сегодня решили не включать? В любом случае, мне пора. Вечер был просто восхитительным. Удачи вам и до встречи!

Проводив ее взглядом, Корэдж нехотя подобрался к трубе и заглянул вовнутрь. Никаких всполохов огня оттуда не вырвалось, но это не значило, что он не рискует сменить цвет своей шерсти на сильно подгоревший. Но другого выхода не было. Точнее говоря, он всё-таки присутствовал, но он не просто обещал возможность провала — он её гарантировал, так что командору ничего не оставалось, кроме как закрыть глаза и прыгнуть в огромную хищную черноту.

Если бы Судьба не была такой лентяйкой и в нужный момент снизошла до похлопывания командора по спине, то она могла бы сообщить ему две новости. Хорошая заключалась в том, что это действительно было не самым худшим мгновением в его жизни. А плохая — что это самое худшее мгновение уже приближалось, причём очень и очень быстро — ровно с такой же скоростью, с которой командор сам приближался к земной поверхности. При иных обстоятельствах это самое худшее мгновение могло оказаться ещё и последним. Но в этот раз Удача улыбнулась Хейдэну, хотя стоит отметить, что если она вам улыбается, это вовсе не означает, что в следующую секунду она не будет над вами смеяться…

В Эквестрии очень много городов с большими центральными площадями. Хотя, честно говоря, и неизвестно, зачем они, в общем-то, нужны. Да, они обеспечивают дворников и любителей семечек ежедневными занятиями, но этого вряд ли хватает, чтобы оправдать такую кучу свободного места прямо посреди оживленного мегаполиса. А все потому, что истинная сущность площадей раскрывается только в определённые и исключительные моменты — когда на ней по какой-то важной причине собираются очень и очень много пони. Ну, или одна большая толпа.

Давайте не будем обращать внимания, что на улицах Сталлионграда царила глубокая ночь и город давно уже должен бы сладко посапывать в своей постельке, и сосредоточимся на небольшой сцене, где, если ваш рост позволяет глядеть поверх огромного скопления заинтересованных, вполне можно заметить небольшую фигуру. Судя по тому, как она путалась в собственных копытах, что в слабом свете фонарей вполне можно было принять за жестикуляцию, фигура произносила какую-то речь.

Эта речь была вдохновляющей. Эта речь была пламенной. Эту речь даже можно было назвать в какой-то степени гениальной, если бы не одно но. Её практически никто не слышал. Тысяча лет, понадобившаяся пони, чтобы пройти далекий и извилистый путь от приложенных ко рту копыт до рупоров и микрофонов, в ту ночь уронила голову и бессильно зарыдала. Ситуацию немного спасало то, что передние ряды передавали услышанное всем остальным, но, как это водится, всё время старались добавить в это море воодушевления капельку собственной оригинальности, в результате чего до краев площади доходили только расплывчатые слухи о бесплатных бананах и просьбы передать шарфик моему Клаудлету, ведь вы же знаете, сейчас ночь, холодно, да и вообще в такую погоду он обязательно простудится, говорила же я ему.

— И наконец, — заключил единорог на сцене. — Единство и сила, объединенные общей целью, способны объединить и усилить всё то общее, что приведёт нас к ней. Спасибо за внимание.

Раздались аплодисменты, настолько жидкие, что они почти сразу утекли в океан тишины.

— Можно вопрос? — земнопони из первого ряда осторожно поднял копыто.

— Да? — оживился единорог.

— Что мы тут вообще делаем? Нет, я, конечно, понимаю, дело важное и всё такое, но разве оно не может подождать до завтра? Нам вроде как ещё на работу выходить...

В толпе поднялся одобрительный ропот. Нет, сталлионградцы были вовсе не против публичных сборищ, если эти сборища не были связаны с голодовкой или субботником. Просто когда эти самые сборы проходят в три часа ночи, а извещение о них приходит в виде орущего в ваше окно пегаса, особого желания стоять на площади ночь напролет почему-то не возникает. Хотя такой способ приглашения объясняет многое. Например, куда же подевались все рупоры.

— Товарищи! — возвестил оратор.

— И товарищки!.. Товарки!... Товарищи кобыльего рода, в общем.

— И товарищи кобыльего рода, — быстро поправился выступающий. — Сегодня мы собрались здесь не просто так. У всех нас есть весомый повод стоять здесь, на этой самой площади...

— Ясное дело, — буркнул недовольный из первого ряда. — Не придешь тут, когда этот повод у тебя пол ночи под окнами распинается.

— Славное дело Революции в наших копытах, жить станет лучше и веселее, нам нечего терять кроме... — единорог запнулся. — Я разве не говорил то же самое пару минут назад?

— Ну, может и говорил, — зевнул рабочий. — А нам-то с этого что?

Оратор замер, пораженный этим ответом. Вряд ли удару молнии тысяч этак в пять вольт удастся когда-нибудь повторить этот эффект — мордочка удивленного единорога вытянулась, а его взгляд отправился бесцельно плутать по собравшейся толпе в надежде на кроху сочувствия. Вопросом, как бы в такой ситуации поступил председатель, можно было и вовсе не задаваться — начать хотя бы с того, что он бы в неё не попал...

— Но как же Свобода? — неверяще прошептал он. — Равенство? Братство?

— Ничего против не имею, — заявил земнопони. — Но мне завтра вставать в семь часов, поэтому прямо сейчас я отправляюсь спать, чего и вам всем советую. А Свободу и на следующий день оставить можно, куда ж она денется?

Толпа зашебуршала. Сталлионградцы умели ценить мудрые мысли, особенно если они полностью совпадали с их собственными, и поспешили как можно скорее последовать совету неизвестного рабочего и разойтись по домам. Сделать это мгновенно им мешало то, что площадь была просто битком забита пони, которые, в свою очередь, проталкивались через других пони, так что, буквально выражаясь, толпе приходилось в основном проталкиваться самой через себя. Единорог с отчаянием посмотрел в сторону разбредающихся пони.

— Стойте! — воскликнул он, воздев копыто к небу, словно герой из древней легенды. — У меня для вас есть ещё кое-что! И это... И это...

На самом деле Судьба — очень занятая особа. Но иногда, и она находит минутку для развлечения, подстраивая ситуации вроде этой. Потому что во всех остальных случаях небо не склонно отвечать по первому требованию, особенно если это требование высказано нерешительной мыслью с добавлением "ну пожалуйста" в конце.

Толпа замерла на месте и уставилась вверх.

В небе над площадью начал расцветать целый букет, состоящий из огненных роз фейерверков.

— Вот, видите? — торжествующе возвестил единорог. Что именно им следует увидеть и откуда взялись эти странные фейерверки он пока не решался объяснить даже себе. Хотя ответ не заставил себя ждать — он пришёл на площадь копыто об копыто с громогласными раскатами чьего-то голоса. Если судить по громкости его обращения, то получалось, что либо этот кто-то достигал трёх этажей в холке и мог сверлить стены взглядом, либо он просто пользовался очень хорошим мегафоном.

— Жители Сталлионграда! Мы рады приветствовать вас здесь в эту историческую ночь! Сегодня великое дело Революции возьмёт своё! — возвестил голос. — Ура, товарищи! Революция! Опасайтесь подделок!

Ещё одна ракета взорвалась в ночном небе, и разноцветные искры вступили в недолгую, но очень яркую конкуренцию с монополистами-звездами. Тимид Протест зажмурился — прямо в лицо ему ударил мощный свет прожекторов, осветивших сцену. Однако, направлены они были не на него, а на пони, поднимающегося на помост. Единорог вскинул копыто, и попытался дать себе отчёт в том, что же беспокоит его больше — то, что этот незнакомец вообще отважился прийти сюда, или то, что вокруг наступила тишина, в которой он мог явно расслышать цокот его копыт.

— Товарищи! — продолжил голос, сделавшийся вдруг приятным и мягким на ощупь. Единорог почувствовал, что его обладатель в этот момент улыбается — невозможно одновременно так орать, лучиться доброжелательностью и при этом скрывать свою улыбку. — Я надеюсь, что вы все меня знаете. А если нет, то у нас впереди целая ночь, чтобы познакомиться поближе. Но сейчас я хотела бы поговорить с вами о другом. Вы все наверняка внимательно выслушали то, что сказал вам наш уважаемый товарищ...

Уважаемый товарищ наконец смог разлепить глаза и внимательно рассмотреть незнакомца, который неожиданно оказался очень даже знакомцем, а точнее говоря знакомкой. Перед ним стояла темно-синяя пегаска в слегка потрепанном, но все ещё гордо старающемся сохранить хотя бы каплю роскоши платье. А ещё она держала какой-то конус, причём настолько большой, что при иных обстоятельствах из него вышла бы небольшая палатка или просторная конура. "Ох, и зачем я подался в революционеры? — мелькнула у него запоздалая мысль. — Надо было заняться чем-нибудь менее шокирующим, вроде прыжков с воздушного шара или изучением крокодилов в естественных условиях..."

— Ну да, он тут нам полчаса что-то пытался вбить, — вперёд выступил уже известный земнопони, способности которого перемещаться в больших скопления народа оставалось только поражаться. — Но я вам вот что скажу: бороться с угнетателями мы будем только после хорошего сна и сытного завтрака. И речей нам больше не надо, спасибо.

— Даже так? — весело переспросила пегаска. — А если завтра у вас всех вдруг наметился внеплановый выходной, вы меня выслушаете?

Толпа зашепталась. Шестеренки коллективного разума пришли в движение и некоторое время напряженно поскрипывали, запуская весы и сравнивая выгодность предложения с возможностью подремать свои законные пять с половиной часов, пока из первого ряда вновь не показался рабочий, который был негласно избран проводником народной воли.

— Полтора выходного, — решительно заявил он. — И ни часом меньше. На другое мы не согласны.

— Ну хорошо, — кивнула мисс Койн. — Я рада, что вы решили остаться, иначе все эти фургончики со скромными ежевичными пирогами, невзрачными кексами с глазурью и совсем непримечательными медовыми пряниками так и простояли бы целую ночь без дела...

Сталлионградцы медленно повернулись. Выходной — это, конечно, здорово, а полтора — ещё лучше, но вряд ли это сравнится с угощениями, на которых зачеркнуты все ценники. Революция, в общем-то, неплохая штука, если она приносит такие плоды, так почему бы не послушать, что же она такого скажет? А мы будем внимательно все запоминать, передайте, пожалуйста, тот кекс. О чем там был разговор? Ах да, почему бы и не остаться на ночь, если дома все равно чего делать, кроме как спать, а тут похоже надвигается что-то очень интересное?

— Итак, товарищи, — вновь заговорила Лаки, когда площадь успокоилась и прекратила шуметь, в основном потому, что у всех потенциальных производителей шума рты оказались заняты более важными делами. — Настало время обсудить наши цели. Вы наверняка слышали о Свободе, Равенстве и Братстве...

— Ага, типа того, — подтвердил один из рабочих, неожиданно ставший экспертом в подобных вопросах. — Только о них и болтали.

— Отлично! — обрадовалась Лаки. — Только вам не кажется, что это всё... слишком глобальные проблемы? В конце концов, чтобы бороться с угнетателями, нужно создать подходящие условия, правда? Как насчет того, чтобы добавить в этот список укороченный рабочий день?

— Ха! — фыркнул представитель народа, уплетающий народный кекс. — Он предлагал нам работать девять часов! Девять! Я работаю девять с половиной! И знаете...

— Я вообще-то говорю о восьми, — пояснила пегаска.

— Восемь? — рабочие насторожились. Предложение выглядело слишком заманчивым, чтобы на него можно было сразу соглашаться. Нужно было попротестовать хотя бы для вида...

— И обеденный перерыв, — заверила их Лаки.

Толпа облегченно вздохнула. Ну да, точно. Подвох очевиден. Не может быть, чтобы она говорила правду. Они и раньше это знали, разве нет?

— По-моему тут что-то нечисто, — протянул выходец из первого ряда. — Это больше похоже на очень привлекательное обещание, чем на честное обещание...

— О, так вы мне не верите? — пегаска удивлённо захлопала ресницами. — Но всё это и другие требования уже есть в письме!

— В письме? — недоверчиво переспросил рабочий.

— Да, разумеется. Письмо с нашими пожеланиями, — пегаска помахала собравшимся небольшим клочком бумаги. — Отправляем сегодня с первым почтовым экспрессом.

— Да? А что ещё есть в письме? — как бы невзначай поинтересовался земнопони. Нет, конечно, он бы не стал соглашаться на явный обман, но просто так, хотя бы одним глазком поглядеть на него... Ничего плохого ведь не случится, верно?

— Так, посмотрим... — Лаки развернула список. — Сокращение рабочего дня, перерыв, страховка, пенсии, социальные фонды, изменение графика, достойные условия труда и, куда же без этого, увеличение зарплаты.

Рабочим потребовалась целая минута на совещание. Это предложение выглядело слишком уж вкусным, но, наконец, они смогли проглотить слюну и подойти поближе для ответа.

— Мы, в общем-то, не имеем ничего против, — произнёс главный представитель. — Есть только один маленький вопрос. А кому же адресовано это письмо?

— Ну, это совсем просто, — ответила пегаска. — Конечно же, его лично в копыта получит сама Принцесса Селестия.

Где-то в двух кварталах от площади тихонько застрекотал сверчок...

— Эм... — протянул рабочий, нарушая то, что по шкале убывания громкости звука стоит где-то на два деления дальше абсолютной тишины. — Да. Разумеется. Так мы и думали. Но знаете, если уж писать самой Принцессе, то лучше немного изменить наши требования...

— Да, совсем чуть-чуть.

— Капельку.

— Точно.

— Как пить дать.

— И как же? — Лаки вопросительно подняла бровь.

— Ну... — народные представители, число которых заметно увеличилось, зашаркали копытами. — Как насчёт того, чтобы перед увеличением платы поставить "в разумных пределах"?

— Не слишком большое.

— Весьма умеренное.

— Почти незначительное.

— И социальные фонды нам вроде как не очень нужны, — земнопони был настолько спокоен и далёк от напряжения, что даже капельки пота падали с его мордочки ненапряженно и расслабленно. — Раньше и без них вроде как обходились.

— И условия труда. Я лично на свои не жалуюсь. Очень даже неплохие условия. Условно говоря, лучших и не придумать.

— А перерыв на обед? Целый час для еды? Да я и за десять минут успею, мне не тяжело...

— Да, хорошо, хорошо, — пегаска вскинула копыто, пытаясь прервать поток поступавших предложений до того, как они начнут выдвигать совсем противоположные требования. — Будь по-вашему.

Импровизированный народный совет успокоился. Оставалось только надеяться, что Принцесса получит это послание в хорошем настроении, даже несмотря на то, что они постарались как можно сильнее смягчить эти жёсткие условия. Вот со страховкой они определенно переборщили, да. Но теперь уже поздно что-то менять... По крайней мере, если Принцесса примет эти условия до высказывания своего мнения о них, свежеприобретенная страховка им определённо пригодится...

— Ещё какие-нибудь пожелания? — поинтересовалась Лаки.

— О, нет. Нет, — заверили её рабочие. — Этого вполне хватит. "Ох, Селестия, — внезапно подумал каждый из них. — Никто ведь и не заикнулся о пенсии..."

— Тогда удачного вам веселья — у вас вся ночь впереди, — улыбнулась пегаска. — Если кому-нибудь вдруг понадобятся паровозы, вы знаете, где меня можно отыскать.

— А как же Свобода и все остальное? — крикнул ей вслед один из оглянувшихся рабочих.

— Ну... — Лаки задумчиво тряхнула гривой. – Теперь это зависит только от вас.

Она расправила крылья и осторожно спланировала со сцены, собираясь эффектно удалиться, пока все остальные рабочие узнавали новости от своих проинформированных товарищей и начинали потихоньку превращаться из "толпы зевак" в "толпу зевак, которые только что узнали приятные новости и собираются это хорошенько отметить". Но ей не удалось пройти и трёх шагов — прямо на её пути выросла фигура весьма удручённого единорога, который, несмотря на отсутствие вокруг наполненных кружек и прочих признаков уютного трактира, явно настроился на длительный задушевный диалог.

— Хорошая речь, — печально произнёс он. — Где вы достали такую насыщенную красную ткань для флагов?

— У нас её и не было, — призналась Лаки. — Мы просто покрасили старые занавески.

— И золотое солнце вышло очень даже неплохим, — кивнул собеседник. — А фейерверки и прожекторы — просто гениальная идея, жаль мы до такого не додумались.

— Когда у тебя есть команда отличных инженеров и Вера, чего только не придумаешь, — утешительно произнесла пегаска. — А где все остальные?

— Они остались там, охранять здание. Хотя, на мой взгляд, охранять там нечего — после того, как они заперли богачей на складе с провизией, напитками и оставшимися закусками, ни у кого не должно было возникнуть и мысли о побеге. Во всяком случае, до тех пор, пока всё не закончится, — единорог вновь загрустил. — Я видел твоё письмо. Это ведь был чистый лист бумаги?

— Да, — Лаки нахмурилась. — Если ты боишься, что Принцесса не получит их пожеланий, то это не совсем правда. Я обязательно ей напишу.

— Нет, нет, — он покачал головой. — Ты ведь знала, что они будут просить меньшего?

— Я догадывалась.

— Но почему? — воскликнул единорог. — Почему они отказываются от Свободы, но соглашаются на мизерную прибавку к жалованию и пару льгот? Неужели всё настолько плохо?

— На твоём месте я бы посмотрела на это с другой стороны и спросила бы: "Неужели всё настолько хорошо?", — ответила Лаки. — Просто мы и сами не всегда знаем, чего же мы хотим на самом деле.

— Я хотел только, чтобы мы... в смысле рабочие жили чуточку лучше... — заверил её он.

— Я уверена, так и будет! — пегаска покопалась в копилке своих улыбок, выудила оттуда "Ободряющую номер три с легким оттенком поддержки" и дружески ему подмигнула . — В конце концов, Принцесса ведь не угнетатель и не тиран.

— Возможно, ты и права, — осторожно согласился собеседник. — Теперь я понимаю, что мы двигались по слегка неправильному пути... Но это всё устроил наш председатель! Ведь это была его идея! И как я сразу не догадался?

Единорог замер и уставился в ночную тьму. Площадь его глаз в тот момент вполне можно было высчитать с помощью числа "Пи", только вот линейку необходимо было взять побольше. Что происходило в его голове, Лаки и представить не могла, но, судя по дрожанию его копыт, до локального Армагеддона он не доехал всего одной остановки.

— Этого просто не может быть! — простонал он. — Нас использовали! Революции на самом деле не было... А эти собрания? Ох, Селестия, сколько же времени я провел в этом дурацком капюшоне? Но кому такое могло понадобиться? И почему ты помогаешь нам?

— Не знаю, — Лаки задумалась. — Рабочим не помешало бы развеяться, а небольшой праздник для этого пришелся как нельзя кстати. Во всяком случае, он выглядит гораздо опрятнее, чем бродить по городу и арестовывать всех несогласных. К тому же наверняка нашлись бы горячие головы, а в это время года от такого и заболеть недолго. В общем, лучше уж Принцесса получит наше письмо, чем отчёт о том, что от Сталлионграда осталась только одна стена, да и ту необходимо срочно закрасить...

С площади донеслись первые отголоски нарастающего гула, который мог бы сойти за песню, если бы её слова не были выдернуты из середины как минимум двух разных произведений и часто не попадали не только в рифму и ритм музыки, но и в здравый смысл.

— Проблема в том, что мы не знаем, кто же нас возглавляет на самом деле, — виновато протянул единорог. — Я не рассказывал? Мы все время сидели в полной темноте в каком-то подвале, а кое-кто постоянно приносил просроченные свечки. Лиц друг друга мы не видели до вчерашнего вечера. Председатель говорил, что это для того, чтобы поддерживать... Ну как его там? Иго-гогнито.

— Что? — разочарованно воскликнула пегаска. — И ты ничего не можешь рассказать?

— Ну... — замялся её собеседник. — Он почти всё время был здесь, в Сталлионграде, готовился к чему-то, а в самый последний день оставил меня за старшего и исчез. А, и ещё он носил стильный чёрный капюшон, не то что наши темно-коричневые, но не думаю, что это сильно поможет. И голос. Ну прямо как нож, честное слово.

— Острый и пронзительный?

— Холодный как сталь, скорее. Погодите... — единорог вздрогнул. — Ч-что эт-то?

Лаки моментально обернулась. Из темноты на неё надвигалось нечто вроде огромной живой мусорной кучи с выступающей вперёд мордой, угрюмое выражение которой явно свидетельствовало о том, что её владелец пребывает в этом облике не менее двух тысяч лет. В основном существо состояло из обрывков бумаги, разноцветных лент и подарочной обертки, хотя сверху её определённо венчала кожура от банана. Но от этого почему-то было легче. Наконец, оно прекратило ковылять в направлении пегаски и молча уставилось прямо на неё. Несмотря на то, что Лаки, как приличная кобылка, старалась не водить знакомство с ожившим мусором, этот взгляд показался ей вполне знакомым, и её сразу же начали одолевать смутные сомнения...

— Командор? – хихикнула пегаска. — Вы ли это? А вам идёт ваш новый стиль. Честное слово.

— Ничего смешного тут нет, — пробурчал Хейдэн, сдирая бумагу с доспехов. — Это только маскировка. Я пытался пробраться в здание, чтобы найти вашего таинственного единорога, и мне, знаете, это удалось. Интересно, они вообще знали, что там два парадных входа?

— О... Вы такой храбрый! — восхитилась пегаска. — А эта банановая кожура делает вас настоящим жеребцом!

— Зараза, всё-таки пристала, — фыркнул командор, стряхивая вышеупомянутый источник мужества. Взгляд, которым он после этого наградил Лаки, заставил Вселенную потянуться за блокнотом, чтобы проверить у него наличие дополнительных функций — лишь после этого мироздание разрешило себе облегченно вздохнуть и позволило пегаске и дальше существовать, не принимая форму неглубокого кратера.

— Так вы нашли его? — поинтересовалась Лаки. — Или были слишком заняты, выбирая самые красивые ленточки для своей маскировки?

— Да, я его видел, — кивнул Корэдж. — И могу сказать, что он не тот, кого мы ищем — когда я его заметил, его вели к остальным пленникам.

— Может это только для виду? — предположила пегаска. — Какая-то уловка?

— Как сказать. Кидался на охранников и падал в обморок он весьма натурально, — хмыкнул Хейдэн. — Потом, когда охранник отошёл за закусками, мне удалось пробраться к двери того склада, где находятся наши старые знакомые. Но они очень дипломатично поблагодарили меня за предложение и ответили, что лучше посидят там хотя бы до утра. И, по-моему, у них там была целая куча стаканов, в которых что-то булькало.

— А вы что хотели? Сливки общества, — многозначительно пояснила пегаска. — У нас есть запасной план?

— Ни одного.

— Вы хорошо пересчитали?

— Два раза, — Хейдэн задумался. — Круг подозреваемых определённо сузился. Проблема в том, что сузился он до тех личностей, которых я не знаю. Есть ещё идеи?

— У меня нет, — печально произнёс единорог.

Лаки промолчала. Факты туманно намекали на многое, но упрямо скрывали верный ответ. Она, конечно, служила в Ночной Страже пару-другую недель, но искусство выстраивать картинку, когда на копыта у тебя только половина мозаики, осталось за пределами её понимания. Но что если думать по-другому? Она не умеет мыслить как стражник, зато с мыслями преступника знакома не понаслышке, ведь большинство известных ей рождались в её собственной голове. Итак, что я делаю? Устраиваю хаос, называю его Революцией и использую в своих целях. Но это не совсем важно, раз известен ответ. Гораздо важнее знать главный вопрос. Зачем? Зачем я это делаю?

Раздался грохот, и площадь вновь осветилось яркой вспышкой — похоже, кто-то из сталлионградцев добрался до фургончика с фейерверками и выпустил пару последних ракет, выгодно отличавшихся от остальных тем, что стоили всего по три бита за штуку и окрашивали кусочек неба в ярко-оранжевый прямо как настоящее драконье пламя...

Внезапно всё встало на свои места...

— Командор, — тихо произнесла Лаки. — Я, кажется, знаю, кого нам стоит искать...

Свет проникал через огромные стекла, освещая стены кабинета, стол и стоящую за ним пони, которая и наблюдала за всей этой картиной. Солнце уже почти добралось до своего рабочего места, и теперь из окон открывался чудесный вид на весь Сталлионград — город лежал перед наблюдателем прямо как на... чем-то очень плоском и ровном и подходящим для лежания городов. К несчастью, ничего более подходящего чем сковородка пони так и не вспомнить, но это ничуть не помешало ей довольно улыбнуться. Насыщенное событиями Вчера уже приобрело билеты в прошлое и с опаской уступило дорогу наступающему Сегодня, улыбка которого обещала весьма интересный денёк, причём со стопроцентной гарантией. Пони ещё раз кинула взгляд на простиравшийся внизу пейзаж. Картина города на рассвете была просто изумительной, а тот маленький штрих, что она этим городом управляет, так и вовсе заслуживал самой большой золотой рамки.

— Неплохой вид, правда? — спросил голос за её спиной.

Пони медленно повернула голову.

— А, мисс Лаки! — обрадовалась она. — Давно не виделись! Как поживаете?

— Хм... Дайте подумать... — протянула пегаска. — За последнее время я побывала в самом удаленном уголке Эквестрии, находилась на грани банкротства, совершала безумные поступки, пережила революцию, нападение дракона и бал у господина Манибэга. Ах, да, и при этом мне приходилось заниматься паровозами. В общем, как вы видите, нечего и рассказывать. А вот вашу историю я бы не отказалась послушать.

— О чем ты говоришь, дорогуша? — пони выглядела пораженной. — Какая ещё история?

— О, она весьма интересная, — подмигнула ей Лаки. — Это история о долгих совещаниях в тёмных подвалах, о грандиозных планах, обещаниях и обмане. О кражах, странных совпадениях и многом, многом другом. Но у вас гораздо лучше получится её поведать. В конце концов, вы там главная героиня.

— На что это ты намекаешь? — нахмурилась пони.

— О нет, я не намекаю. Я говорю абсолютно прямо, — пегаска сделал шаг вперёд. — Вы устроили всё это, мисс Голди. И оправдания тут не принимаются.

— Лаки, Лаки, — председатель банка покачала головой. — К чему этот цирк? Да и какая мне от этого выгода? Я не имею ни малейшего понятия, кому всё это понадобилось, но уверяю тебя, весь этот хаос...

— Вы не знаете? — переспросила Лаки. — Ну что же, давайте пойдём с самого начала. Красная ткань. Что в ней такого? Кому могло понадобиться украсть такую огромную партию дешевой красной ткани? Тому, кто не может её купить, но может использовать. А почему не может? Потому что все будут об этом знать. Но тут в деле появляется Стража. И её просто необходимо отвлечь, ведь она так и цепляется за хвост. Для этого у нас есть помощники, библиотека и склад с ингредиентами, который так плохо охраняется по ночам… Но нам ведь нужно отвлекать всех от подготовки? А на что все обращают внимание? Правильно, на шоу. А тут под копытом как раз находится одна пегаска, которая из шерсти вон лезет, чтобы обустроить свою компанию. Тем более, что шансов у них нет, верно? Ведь завод по производству паровозов уже есть. Но почему бы нам не пробовать? А дальше мы делаем всё, чтобы её занять, и никто и ухом не поведет, когда всё начнётся. А мы будем управлять всем на безопасном расстоянии и пойдём на всё, чтобы никто не вмешался в наши дела.

— Бред, — фыркнула Голди. — Зачем это делать? Эта революция больше похожа на какое-то гуляние, которое наверняка стихнет дня через три, не больше.

— Именно! — воскликнула пегаска. — Но эти три дня все ключевые фигуры не стоят на доске. Кроме одной, которая и управляет всем финансовым потоком. Что можно успеть за три дня, если вся экономика Сталлионграда в твоих копытах? О, очень немногое. Ну, может быть только стать самой богатой и влиятельной пони всей Эквестрии...

— Какая ерунда, — пони вздохнула. — Ты ведь знаешь, что это неправда! Манибэг и остальные...

— Вы с Манибэгом разорили наш завод! — воскликнула Лаки, делая ещё один шаг вперёд. — Взяли компанию, кинули её в бочку долгов и забили крышку гвоздями неуплаты. А потом она оказалась в море банкротства. Но из любого моря можно выплыть и любую крышку можно открыть! А потом предоставить счёт. Да, это было подло, но это хотя бы выглядело законным!

— Манибэг тут ни при чем, — голос Голди вдруг стал очень спокойным. И очень холодным. И похожим на очень большой лист металла, если уж на то пошло. — Да, теперь уже глупо всё отрицать. Ты не отступишься, я вижу это по твоим глазам. В тебе горит тот же огонь, что и во мне... Я бы предложила тебе присоединиться ко мне, но это было бы дурацким поступком: зачем мне что-то с тобой делить? И, знаешь что? Ты права. Абсолютно и во всем, кроме одного. Ты хочешь остановить меня и думаешь, что все, чего хочу я — это стать самой влиятельной фигурой на поле? Это и есть ошибка. Твоё желание все ещё остаётся желанием, а моё уже исполнено. Но об этом мы поговорим по-другому. Один на один. Только ты, я... и моя стража!

Голди молниеносно бросилась к столу и выдвинула небольшой ящичек, в котором покоилась кнопка звонка, обычно используемая для невинных просьб принести бумагу или сварить чашечку кофе. Председательница торжествующе ухмыльнулась, занесла копыто над кнопкой и со всей силой на неё надавила. По зданию банка пролетела громкая трель звонка, и взгляды обеих пони устремились к двери. Напряжение так и читать в воздухе.

Прошла минута...

Не то, чтобы она показалась бесконечной, нет — мисс Койн не упустила возможность поизучать паркет и окружающую обстановку, а Голди — отчаянно помучить сопротивлявшуюся кнопку вызова. Просто весь драматизм ситуации был, честно говоря, немного подпорчен. В театре такого бы точно не простили, но жизнь выгодно отличается тем, что после загубленной сцены вовсе не нужно громко причитать и рвать на себе гриву. Лаки зевнула и со скукой взглянула на часы.

— Может, он просто сломался? — вежливо осведомилась она. — У меня есть знакомый в Кентерлоте, он — специалист по звонкам. Правда, ему больше нравится незаметно их выключать, но я думаю, что с починкой он тоже разберется.

— Я не понимаю, — пробормотала Голди. — Где моя охрана?

— А, так вы их звали? — пегаска рассеянно помахала хвостом. — Они не придут. Они слишком заняты непринужденной беседой с рабочими нашего завода. Уверена, они поладят, особенно если найдут общие темы. Но это случится не раньше, чем им вынут кляпы изо рта...

— У тебя нет таких возможностей! Ты блефуешь!

— Вовсе нет, — заверила её Лаки. — Но возможностей я действительно лишена, это правда. Зато у меня есть своя Стража, и у неё этих возможностей пруд пруди.

— Стража? — Голди уставилась на дверь. Дверь с выражением абсолютного отсутствия интереса к делам окружающего мира даже не думала открываться. Председательница с насмешкой посмотрела на Лаки. — И? Где же она?

— Сейчас-сейчас, — пегаска смущенно кашлянула. — Можно уже входить!

Дверь распахнулась, не выдержав напора влетевшего в кабинет сурового вида земнопони, облаченного в темно-синие доспехи и маску безжалостной Справедливости.

— Ночная Стража! Именем Принцессы Луны, вы арестованы! — проорал он. — У вас есть право не выслушивать весь список прав! Все, что вы скажете, будет использовано в нашу пользу!

— Нельзя арестовать меня за Революцию! — Голди гордо вскинула голову. — Я защищала права народа и каждого пони. У вас нет оснований.

— Да никто и не собирался, — заверил её Хейдэн и достал небольшой конверт. — Это письмо пришло мне всего час назад, но новости в нем для вас очень интересны. Итак, Голди Потэйто... Тринадцатого числа или около того вы, состоя в сговоре с одним или несколькими пони, в дальнейшем именуемыми как Сообщники, пробрались на склад, в дальнейшем — Место Преступления, и изъяли оттуда груз ткани, в дальнейшем — Ткань... Если сократить, то там ещё будет ограбление склада ингредиентов и нелицензированное оживление с последующей порчей городского имущества (штаб-квартира Стражи Одна шт.) и нападением на офицеров при исполнении. Вам всё понятно?

— Да, — кивнула председательница. – Только знаете что? Так легко это у вас не выйдет. Вам еще запомнится тот день, когда вами чуть не была поймана Голди Потейто!

На то, чтобы произнести эти слова, у нее ушло всего одно мгновение. А в следующее произошло сразу несколько событий – во-первых, командору Хейдэну поневоле пришлось очень сильно удивиться, во-вторых, оконное стекло явно не выдержало проверки на прочность, в особенности, если судить по разлетевшимся во все стороны осколкам, и в третьих, арестованная неожиданно оказалась ровно на один прыжок дальше своего законного места. Ну и, чтобы рассказ был совсем полным, следует упомянуть о том, что где-то в Филлидельфии именно в этот миг молодой ученый поставил подпись под патентом на новый способ избавляться от прилипших к копытам фантиков, но вряд ли этот факт сильно поможет вам представить нужную картинку. Лаки расцепила сомкнутые над головой копыта, встала с холодного и вредного для лежания пола и с опаской приблизилась к сиротливо опустевшей оконной раме.

— По-моему, ты как-то раз сказала то же самое, — Хейдэн посмотрел вслед удалявшейся кобылке. – Не напомнишь, как тогда всё закончилось?

— Для меня? Не очень хорошо, — покачала головой пегаска. – Или ты думаешь, что в этот раз все может быть по-другому?

Машинист блаженно развалился в собственном кресле. Две с половиной минуты перерыва после четырех часов напряженного труда на дороге все-таки не валяются, даже в том случае, если результат ваших деяний вполне может прописаться в учебниках истории. История, в конце концов, никуда не торопится, и вряд ли будет жаловаться, если он чуть-чуть передохнет. Да и куда она денется, если прямо сейчас он находится прямо у нее внутри? Кабина машиниста, правда, могла быть и побольше, а скромному отделению для пассажиров полагалось иметь пару сидений или, по крайней мере, окно, но в целом новая идея Веры насчет механической дрезины выглядела вполне работоспособной. Ну ладно, еще минутка и он точно с ней разберётся. Вечность ведь никуда не убежит от него, верно? Машинист сладко зевнул и потянулся. Хоть бы эта штука заработала! Войти в историю, конечно, здорово, но это будет всего лишь приятным бонусом к победе в споре со Стим Клаудлетом и тем трем кружкам сидра, которыми будет наслаждаться победитель…

— Эй, милейший! – окликнули его со станции. – Эта махина на ходу?

Машинист устало приподнял козырек и открыл входную дверцу. На него смотрело лицо очень спокойной и уверенной в себе кобылки, которая была абсолютно ничем не встревожена. Настолько не встревожена, что машинист почти и не заметил её бегающий по сторонам взгляд.

— Ну, вроде как должна быть, — осторожно согласился он. – А что?

— Я заплачу любые деньги, — быстро выпалила пони. – Только увезите меня из Сталлионграда. Скорее, прошу вас.

— Ладно, чего уж тут, — машинист задумчиво почесал гриву. – Проходите тогда.

Кобылка с благодарностью последовала его предложению и поднялась к небольшому вагончику для пассажиров. На секунду на ее лице промелькнула целая смесь чувств, главным из которых наверняка был приступ клаустрофобии, но она быстро взяла себя в копыта и, прикрыв глаза, шагнула в темноту. Дверь за ней захлопнулась.

— Мы готовы? – поинтересовалась она. — Все в порядке?

— В полном, мисс, — вежливо ответил Эдор, проворачивая в дверном замке ключ. – Или вы думали, что все может быть по-другому?

Лаки отошла от окна и окинула взглядом утренний Сталлионград, больше напоминавший поле битвы между кремовыми тортами и угрызениями совести. Если бы кому-нибудь в голову пришла идея устроить вечеринку в честь конца Света, то результат был бы примерно таким же, разве что на улицах валялось бы побольше конфетти.

Лаки вдохнула морозный воздух и закрыла глаза, пытаясь сохранить в памяти тот вид, в котором город предстал перед ней этим утром.

И, как оказалось, не зря.

Потому что именно в таком виде утренний Сталлионград встретил Принцессу Селестию.

Эпилог

А потом начались споры...

И начались они с Манибэга, который от лица всех освобожденных богачей заявил, что они безмерно рады приезду Принцессы и готовы ответить ей на любые вопросы, но только после горячей расслабляющей ванны, сытного завтрака и, возможно, пары часов сна, потому что ночь, проведённая в тесном тёмном помещении и весь пережитый ими стресс совсем не способствует деловой беседе. В ответ Принцесса улыбнулась и сообщила Манибэгу, что она провела эту ночь в вагоне поезда, который был гораздо меньше продуктового склада, постоянно трясется и лишен скромного плюса в виде полок, забитых дорогими закусками и напитками. На что Рич опустил взгляд в пол и признал, что все, в общем-то, честно. И желающих возразить ему не нашлось.

Заседание, в котором Лаки почти не принимала участия, прошло там же, в доме Манибэга. Бальную залу, о чудо, успели восстановить за считанные полчаса, и, конечно же, вовсе не из желания услужить Принцессе, а на совершенно искренних и дружелюбных началах. А то, что половине богатейших пони Сталлионграда для этого пришлось скакать между столами и лихорадочно пересчитывать фрукты на блюдцах, только подчеркивало их гостеприимство. Обед был довольно скромным и мало чем отличался от лёгкой закуски — от силы пять перемен блюд и три вида десерта, но Принцесса осталась довольна и этим, а возражений из зала последовало ещё меньше, чем в прошлый раз.

Где-то в районе третьего блюда Принцесса вдруг лучезарно улыбнулась и вздохнула, словно бы вспомнила нечто важное. За столом мгновенно воцарилась полнейшая тишина, прерываемая лишь шуршанием, которое вполне мог издавать ветер, огонь в камине или нервно подергивающиеся хвосты. "О, вы тут так увлеченно беседуете, — сказала Селестия, обращаясь к образовавшемуся звуковому вакууму. — Что мне совсем не хотелось бы вас прерывать, но есть один важный вопрос, который нам нужно обсудить. Не желаете ли вы, совершенно добровольно, само собой, немного облегчить участь наших рабочих и дать им, скажем, небольшое сокращение рабочего дня? К примеру, до восьми часов?" Промышленники единогласно закивали. Совершенно добровольно, само собой. Тут уж ничего не попишешь.

Подали четвёртое блюдо — им оказался невзрачный, растянувшийся на половину стола, пирог с ягодной начинкой. Селестия довольно кивнула, попросила передать свою благодарность повару и поинтересовалась у капиталистов, а не хотели бы они вдобавок провести небольшое увеличение заработной платы?

"В конце концов, это же нетрудно, верно? Но если вы не согласны, то..."

Собравшиеся дружно заверили её, что они не имеют абсолютно ничего против и что это не причинит им абсолютно никаких неудобств. На дальнем конце стола кто-то подавился пирогом.

"Ну, раз уж вы сегодня склонны проявлять такую неслыханную щедрость, — в третий раз улыбнулась Селестия, глядя на посеревшего Манибэга, который отчаянно пытался проглотить небольшой кусок яблока. — Так может, предоставить им страховку, пенсию и социальные фонды? Уверена, это пойдёт на пользу всем нам. Разумеется, это всего лишь просьба и вы вольны в отказаться, но сначала я бы попросила вас немного подумать."

Немного продлилось менее пяти секунд, и сидевшие за столом капиталисты ответили согласным бормотанием. Ни одного протестующего не нашлось.

— Ну, вот и отлично! — радостно воскликнула Селестия. — А теперь, как мне кажется, самое время подавать десерт...

Лаки еще раз пролистала бумаги и сложила их в огромную папку, озаглавленную буквой Е. То, что большая часть алфавита так и осталась за границами уже выполненной работы наводило на нее непреодолимую тоску – она считала, что в случае победы победителю положены лавры, почести и какие-нибудь награды, но никак не ощущение того, что ближайшее время можно охарактеризовать только синонимом слова «скука». Кобылка зевнула и потянулась за следующей папкой. С документами все же нужно было закончить сегодня, иначе ночевать придется прямо здесь, и при этом на бумажной постели. И откуда только взялись все эти бумаги, счета и отчеты? Нет, она, конечно же, любила копаться в бумагах, связанных с деньгами, но только при условии, что эти деньги в итоге поменяют своего владельца. А сейчас это было просто еще одной её обязанностью, список которых уже стоял на пороге двери, ведущей в её ночные кошмары.

— Мисс Койн? Вы не заняты? – Вера несколько раз постучала в дверь. – К вам посетитель!

— Скажи, что я не принимаю сегодня, — пегаска устало приложила копыта к голове. – Пусть подождет до завтра.

Раздалось цоканье удаляющихся копыт. Через пару минут оно повторилось, но с совершенно обратным эффектом.

— Она говорит, что если вы заняты, то она не будет вас беспокоить, — кашлянула Вера. – Вы можете заниматься своими делами. Она может уйти прямо сейчас.

— А я что, по-твоему, делаю? – поинтересовалась Лаки. – Скажи, что мы сожалеем, но сможем принять покупателей только завтра.

Вера удалилась. Кобылка испустила облегченный вздох. Конечно, после всех этих событий клиентов у них было хоть отбавляй, но после дюжины контрактов за день ваша дружелюбная улыбка так и стремится превратиться в нечто совершенно другое и не так располагающее к общению.

— Лаки? – раздался новый стук в дверь. Пегаска внутренне застонала. – Она говорит, что собирается уйти прямо сейчас, чтобы не отвлекать вас от дел. И еще, чтобы ты совершенно не беспокоилась по этому поводу. Разговор вполне может подождать.

— Да кто же она такая, в конце концов? – спросила Лаки.

— Принцесса Селестия, — скромно ответила Вера. – Мне передать, что ты все-таки занята или нет?

Ужас, охвативший Лаки, вполне можно было описать как огромную ледяную стену, надвигающуюся на все чувства разом и не оставляя ни малейшего шанса на спасение от всепожирающей паники, и мы наверняка так бы и поступили, если бы имели хоть каплю поэтического воображения. Поэтому здесь придется ограничиться скупым описанием холода в копытах, дрожи в зубах и поспешных приготовлениях к приему Принцессы, которые в основном заключались в небольшой перестановке кресел для директора и посетителя и лихорадочном поиске ответов на еще не заданные вопросы.

— Ваше Сиятельство, — поклонилась Лаки, когда Принцесса величественно прошествовала в кабинет и замерла рядом с окном.

— Я вижу, вы смогли найти для меня минутку, мисс Койн, — царственно кивнула она. – Как ваши дела?

— Все в полном порядке, — мгновенно среагировала Лаки. — И если вы интересуетесь Революцией, то заверяю вас, что…

— Да? – Селестия изящно изогнула брови. – О какой Революции вы говорите? Интересно, почему же вы решили, что я хочу поговорить именно о ней?

“Не знаю, – подумала Лаки. — Может потому, что плакат «Да здравствует Революция» висит прямо за вашей спиной? ”

— Не знаю, — почти совсем честно ответила она. – Просто все эти рабочие на улицах, лозунги и…

— О, всего лишь небольшая стачка, — Принцесса небрежно махнула копытом. – Если честно, это больше напоминает какой-то праздник.

“Она не могла не заметить плакаты, — промелькнуло в голове у пегаски. – И неужели ей никто не рассказывал?”

— Да, Ваше Высочество, — согласно кивнула она.

— Может, у вас есть ко мне вопрос, мисс Койн? – Селестия с интересом осмотрела кабинет.

— Эти решения… Которые были приняты сегодня утром… — Лаки запнулась. – Вы ведь не могли получить письмо, которое я отправила вам несколько часов назад. Почту не доставляют прямо в поезда на ходу.

— Ну конечно же, я не получала никаких писем, — улыбнулась Принцесса. – У меня и в мыслях не было, что я приеду в этот замечательный город и попаду на этот удивительный праздник. Вы видели флаги с золотым Солнцем, висящие на главное площади? Очень оригинальный дизайн… Вообще-то я приехала проверит вас, мисс Лаки. Внепланово, разумеется. И сразу скажу вам, что результатом я довольна. Вы многое сделали для паровозов и для Сталлионграда.

— Это моя работа, Принцесса, — кивнула кобылка.

— Я понимаю, — Селестия прошлась по кабинету. – Вы все еще не горите желанием вернуться в Ночную Стражу?

— Пока что нет. Я решила, что паровозы гораздо важнее, чем ночные прогулки в компании ледяного ветра…

— Жаль, командор наверняка расстроится, — Принцесса покачала головой.

— Хейдэн? Он здесь? Вы его видели? – переспросила Лаки и смущенно кашлянула. – Я хотела только узнать, не уехал ли он?

— К сожалению, его поезд уже отправился, — сообщила Принцесса. – Но он упомянул, что вы должны ему как минимум ужин в ресторане. Не хотите небольшой совет от меня? Он будет полезен для вас в такой ситуации. Но только по секрету, само собой…

— Я была бы очень благодарна, — беспомощно улыбнулась пегаска.

— Выбирайте между «Ла Гранд Пом» и «Круассан Руж», — шепнула Селестия. – В первом салаты гораздо лучше, но во втором подают такой замечательный десерт! Ох… Я совсем забыла! У вас есть еще просьбы ко мне?

Лаки задумалась. Не каждый день Принцесса предлагает у нее что-нибудь просить. На самом деле сюда подойдет и “не каждую сотню лет”, но в тот момент перед пегаской открылся слишком широкий горизонт возможностей, чтобы остановиться всего на одной мысли.

— Я могу попросить отпуск? – наконец решилась она. – Небольшой, всего две недели.

— Вы можете его попросить, — загадочно подмигнула Принцесса. – Но получите ли? Я слышала, вы любите играть с Удачей… Как вы считаете, каков шанс, что монетка, упавшая решкой семь раз подряд, упадет так же и в восьмой?

— Это что, какая-то проверка? – удивилась Лаки. – Такая же как и в первый, разумеется.

— Очень хорошо, — улыбнулась Принцесса и неожиданно подкинула в воздух небольшой золотистый бит. На мгновение он взмыл воздух, но затем сила притяжения быстро спустила его с небес на землю или, в данном случае, на заваленный бумагами стол. В солнечном луче сверкнула блестящая единица.

— Кажется, вы снова выиграли, — отметила Принцесса. – Отпуск ваш. И он уже начался. Ждем вас на рабочем месте ровно через две недели. Удачи вам, мисс Койн. И помните, стране нужны паровозы

— Да, Принцесса, — согласно кивнула Лаки. – Стране нужны паровозы.

И мы сделаем все, чтобы она их получила…

Просто поговорить с ней...

Йона уметь говорить с животными?

Тёмный мессия: мощь и рог.

Делай что должно

Совершенство осанки

Сам себе тиран

Нечаянное искушение

Потерявшийся герой

Закат Эквестрии: Заклинание мертвых

Кровавые Крылья: Последний из древних