Памятник отчаянию

Пролог

— С этими бизонами всегда такая морока, — жеребец на ходу отхлебнул из фляжки горячей воды. Жажда ослабла, но рот так и остался липким. — Все эти их ритуалы, традиции. Там дел-то было на полчаса.

— Не ворчи. А то уж кажется, со мной идёт старик Грамбл.

— Хэй! — Брейберн чуть толкнул плечом Эпплджек. Они добродушно посмеялись.

— Не знаю, — ЭйДжей оглянулась назад. — По мне так, отличная прогулка вышла.

— Прогулка! Я тебе поражаюсь. Ты ж сюда отдыхать приехала.

— Я и отдыхаю.

— Я вижу. Ага. Три дня здесь, а уже успела и с колесом телеги поиграть, и на пекарне повозиться, и к бизонам на переговоры прогуляться.

— Хе. Без обид, Брейби, но развлечься у вас тут особо-то и нечем.

— Не называй меня так.

Кривовато улыбнувшись, Эпплджек отвернулась от кузена. Вылазка и правда затянулась, и небольшие подколки казались единственным, что может её скрасить. Взгляд кобылы пробежался по бедной прерии, уже долгие века борющейся с нищей пустыней. На ней то там, то тут торчали валуны да кривоватые кактусы, как крупные крошки на идеально ровной простыне. Как и пару часов назад. Солнце уже прошло свой пик, но всё так же продолжало запекать эти осколки и двух бредущих домой пони. Воздух у земли извивался, казалось, выкручивая скромный пейзаж то наизнанку, то обратно. И сквозь эти кривые линзы вдруг проступило что-то слишком строгое и тёмное для этих мест.

— Брейберн, — Эйджей устремила копыто и взгляд куда-то вдаль. — Что это вон там?

Жеребец без интереса прицелился по копыту спутницы и прищурил глаза, но тут же сложившаяся на его губах ухмылка выдала занятность увиденного.

— А сейчас сама посмотришь.

Он резко свернул и прямо, как по натянутой верёвке, двинулся к миражу. Эпплджек посмотрела в след спутнику. На путь к городу. Снова на удаляющегося Брейберна. И, непонимающе склонив голову набок, последовала за ним.

Мираж замедлял свою пляску и нехотя становился торчащим вверх тёмно-бурым узким треугольником чуть выше роста пони. Волны разогретого воздуха отступали театральным занавесом, открывая глазам большой ровный диск, за долгие годы, видимо, свивший себе покрывало из песка и пыли. Приближаясь к артефакту, Эпплджек невольно напряглась и бегло осмотрелась по сторонам — опыт приключений сказывался. Брейберн же остановился с видом, будто показывает свою коллекцию кубков.

— Ну как тебе? — всё с той же занятной ухмылкой бросил он.

Эпплджек подошла к самому краю диска, опасливо поглядывая на затянутое ржой остриё треугольника. Она наклонилась и смахнула пыль. На такой же тёмно-бурой кромке показались несколько аккуратных, некогда любовно выточенных из меди прямоугольных выступов, ориентированных к центру. Один из них был длиннее остальных, и напротив него красовалась изящная, почти каллиграфическая цифра “4”.

— Так это ж солнечные часы, — выдохнула Эпплджек. — Вот же ж их занесло-то, — она стала смахивать песок с остального диска, но вдруг остановилась. — Погодь. А какого сена они тут делают?

Брейберн расплылся в довольной улыбке. Ему не терпелось начать, но он говорил медленно, выдерживая паузы для создания нужной, как ему казалось, атмосферы.

— О! Это очень интересная история. Хочешь расскажу?

Эпплджек прочертила зрачками широкую дугу.

— Трави уж. Чего там? — вздохнула она и продолжила очищать циферблат.

Глава 1. Свет и песок

За окном вагона проползала пыльная равнина, смахивающая на захламлённый стружкой и обрубками верстак. За ней зубьями древней кривой пилы торчали далёкие горы, к которым до тоски медленно опускался диск раскалённого металла. Однообразный пейзаж потряхивало на каждом стыке рельс.

Раскачиваясь и поскрипывая, товарный поезд с единственным прицепленным пассажирским вагоном продвигался к недавно основанной Эппллузе. Городок этот примостился на самом дальнем юге Эквестрии. Пройди та первая кучка переселенцев ещё пару дней — рисковала бы оказаться в чуждых пони и от того овеянных мрачными мифами БэдЛэндс. К счастью, здравомыслия им хватило.

Новую ветку прокладывали сильно наспех. Спонтанно прораставшим южным городам до невозможности требовались стройматериалы, пища, семена на первое время, ободряющее чувство связности с остальной Эквестрией. И новые жители.

Понятное дело, ехать в неизвестность, в голое поле, а, тем более, в пустыню довольный и разумный пони вряд ли захочет. На край мира, как и во все времена, летели за новой жизнью, сбегали от проблем, крались за лёгкими деньгами и гордо шли за приключениями. Суп из ромашек с кактусом. Пройдёт время, сменятся поколения, и быт разровняет эту мешанину в тихий провинциальный городок. Но сейчас в бурлящем котле оказались самые разношёрстные пони.

Скоро окажутся.

Окна вагона темнели, превращаясь в мутные зеркала, в которых бледными призраками подрагивали отражения пассажиров. Глухо хлопнула дверь вагона, и между рядов устало побрёл проводник с тусклым огоньком лампы. Он небрежно протискивался между сидящими пони, передавал настенным светильникам частички света. На фитильках проступал густой румянец, будто от робости, смущения под обращёнными на них взглядами, но уже спустя пару секунд огоньки осваивались, расправлялись и мягко выхватывали из сумрака вагона то пассажиров, то голые скамейки.

В вагоне было пустовато. Трое режущихся в карты работяг в затёртых комбинезонах, уставшая потрёпанная семейка земных пони, дерзкого вида молодая парочка да одинокий скучающий единорог, обложенный кофрами и коробками.

Проводник зажёг последнюю лампу и побрёл назад. Одинокий пони его остановил.

— Извините, а скоро будет Эппллуза?

— Да не пропустите. Конечная она, — каждое слово было вязким. — А так, минут двадцать.

Жеребец кивнул в след уходящему проводнику и, приободрившись, стал перекладывать и проверять свой багаж. Сидящая через проход от него семейка украдкой поглядывала на этот импровизированный склад и оживившегося стального цвета жеребца. Постоянно убирая с глаз кирпичную гриву, единорог крутил магией каждую коробку, будто хотел выставить товары на витрину самой привлекательной стороной. Видимо, раз за разом лучшей оказывалась та, на которой была аккуратно приклеена бумажка со строгой надписью “Крэнк Шафт” (Crank Shaft). Щёлкнули замки, и жеребец открыл один из кофров. Он увлечённо гремел какими-то железками, как вдруг поезд сильно тряхануло. Крышка прихлопнула копыто, и жеребец не успел хотя бы придержать рушащийся стеллаж багажа.

Ещё рывок, и откуда-то снаружи послышался хлопок, визг тормоза и пульсирующий высокий свист. Поезд обречённо замер.

Ещё несколько ударов сердца длилось оцепенение в вагоне. Будто бесцеремонно разбуженные в глухой ночи пассажиры непонимающе озирались по сторонам, оглядывались друг на друга.

Одинокий жеребец вскочил и, перебравшись через завал, бросился в тамбур. Его случайные попутчики прильнули к окнам, силились хоть что-нибудь разобрать в сумерках, прикрывая копытами стёкла от мешавшего теперь света. Кому-то удалось открыть присохшую раму. Жеребец спрыгнул с подножки. У паровоза уже возились двое земных пони в спецовках, а над их головами свистел столб пара, превращаясь в грязное облако.

— Клапан не отработал. Похоже, забило, — оправдывался худощавый работяга перед надувшимся от гнева бригадиром поезда.

— Ну и какого хрена!?

— Да чистил я его! Глаза разуйте! Песок кругом! А много ли тут надо?

— Убью!

— Извините, что вклиниваюсь, — жеребец подбежал к ругающимся. — Но он прав. Вам бы на клапан фильтр поставить.

— Ты ещё кто!?

— Простите. Крэнк Шафт, механик. Я мог бы помочь с...

— Сгинь с глаз моих! Ты, — бригадир ткнул Крэнка в грудь, — пассажир! Мне ещё дилетантов тут не хватало!

Жеребец попятился, испуганно уставившись на толкающее его копыто. Он продолжал ошарашенно шагать назад, даже когда бригадир прогонял его уже одним лишь взглядом. Наконец Крэнк остановился. Медленно, будто облитый ледяной водой, развернулся и отступил к вагону. Бригадир только сейчас увидел на боку пассажира два гаечных ключа, накинутых на ось шестерёнки. Он поколебался, но лишь с досадой пнул попавшийся под копыто камень. Прорычав что-то про себя, бригадир вновь набросился на подчинённого.

— Ну? И что теперь?

— Так, — работяга провёл копытом по лбу, сменив пот на полосу сажи. — Тут клапан надо чистить, труба эта — под замену, цилиндр перебрать, посмотреть поршень, не покорёжило ли.

— Гррр.

Бригадир исподлобья посмотрел на карабкающегося на подножку Крэнка, сплюнул и раскалённой пулей заскочил в кабину.

Единорог вошёл в вагон, не поднимая глаз, но до ушей донеслись шепотки и хихиканья парочки. Крэнк вернулся к своей скамье и стал молча поднимать с пола помятые коробки. Вошёл проводник.

— У нас серьёзная поломка, — без эмоций говорил он. — Приносим извинения за неудобства. Желающие могут добраться до станции пешком. Здесь около четырёх миль по путям.

С нестройной волной причитаний и тихих ругательств в вагоне поднялось и вялое движение. Пассажиры собирали свои вещи и медленно вываливались в пыльный сумрак. Только парочка, увидев, что вагон опустел, решила остаться. В тамбуре работяги помогли семейке спуститься и тут же бодро двинулись вдоль путей. Всё это время единорог левитировал своё добро наружу под нетерпеливыми взглядами голубков. Вытащив последний кофр, он увидел, что семейка так и стояла у подножки.

— Мы решили вас подождать, — начал глава семейства. — Вам, наверно, понадобится помощь со всем этим.

— Спасибо, я справлюсь, — равнодушно ответил единорог, раскрывая кофр, с которым возился в вагоне.

В облачках тёмно-синей ауры выплыла охапка металлических трубок, четыре небольших колеса и рой шпилек. Трубки все одновременно разошлись в стороны, повернулись, казалось, лишь им самим известной правильной стороной и чётко, без единого скрипа вошли друг в друга, образовав прямоугольную раму с перекладинами. В неё тут же с щелчками впились шпильки, а на углы встали колёса.

Семейка распахнула глаза от удивления.

— Это очень… удобно!

— Для себя делал, — ответ был таким же бесцветным.

Единорог закинул на тележку свои коробки, уже без разбору, перетянул их одной верёвкой, вторую привязал спереди и потянул. Маленькие узкие колёса, легко скользившие когда-то по городской брусчатке, застревали в рыхлой почве, и сдвинуть тележку не хватало сил.

— И всё-таки помощь вам нужна, — глава семейства вытащил веревку из магической хватки и передал ей свою сумку. — Тут магией не обойдёшься.

Он ловко повязал верёвку на груди и, лишь немного напрягшись в начале, размеренно повёз тележку. Кобыла и двое жеребят пошли за ней. Крэнк бросил взгляд на висящую перед ним котомку. Он выдохнул, виновато повесив голову, и быстрым шагом догнал семейку.

— Спасибо, — прозвучало уже искренней. Он чуть помолчал. — Но с чего вдруг? Мы даже не знакомы.

— А. Это легко исправить. Пафф Пэстри (Puff Pastry). Моя жена — Йист (Yeast). Сорванцы — Бэг (Bag) и Флаки (Flaky).

— Крэнк Шафт. Но всё же, — не унимался он. — Почему?

Земной пони усмехнулся.

— А зачем вы полезли помогать с паровозом?

— Ну… Потому что догадался в чём проблема. Потому что мог.

Пафф расплылся в улыбке и медленно кивнул. Крэнк лишь покачал головой, подивившись очевидности ответа.

На прерию опустилась прохладная ночь. Единорог закинул котомку на спину и подсветил магией землю. Заблудиться им не грозило — рельсы путеводными нитями бежали в даль, и надо было очень постараться, чтобы потерять их из виду — но то и дело попадавшийся щебень, сбежавший с железнодорожной насыпи, лучше видеть, чем вдруг почувствовать. Под копытами и колёсиками похрустывал песок. Где-то позади оставались шум пара и гулкие стальные удары.

Бэг и Флаки начали клевать носом и отставать. Отец остановился и подсадил их на коробки. Мать вытащила из сумки старый плед, и жеребята, закутавшись в него, тут же засопели.

— Вы, видно, уже давно в пути, — понизив голос, сказал Крэнк.

— Слишком давно, прости Селестия, — вдруг заворчала ранее спокойная и молчаливая Йист. — Мотаемся как бродяжки. За что нам такое? Тихо жили, зла не делали. А теперь на: ни угла своего, ни бита в кармане…

Она отмахнулась от чего-то невидимого и отвернулась.

— Йист, — Пафф нежно позвал жену, но та и не дёрнулась. Он шумно выдохнул и с извиняющейся улыбкой повернулся к Крэнку. — Пекарня у нас была в Кантерлоте. Когда-то. Но конкуренция там, сами понимаете. Пытались держаться, влезли в долги, а, всё одно, прогорели. По родне, по знакомым мотались, да на шее сидеть у других — себя не уважать, — при этих словах кобыла тихо фыркнула. Пафф в ответ хмыкнул, но тут же продолжил. — А в Эппллузе, говорят, кров дают, пищу хотя бы на первое время. Сорвались. А там посмотрим, может, работа будет, а может, и дело своё поднимем. Пекарню, опять же. Хорошо же будет, а? Йист?

Кобыла не отвечала. Пафф всматривался в её лицо, но не увидел ничего кроме тоски и усталости. Он вновь шумно выгнал из груди воздух, будто старался вместе с ним избавиться и от всех воспоминаний. Но они лишь крепче схватили. Пафф невидяще уставился себе под ноги. Он тоже устал.

Крэнк стиснул зубы. Где-то в груди противно покалывало. Как и Паффу, ему нужно было выбросить гнетущие мысли, растревоженные до разбитости тихой семейной сценой. Единорог поднял голову, стараясь не думать. Мельчайшими проколами в бесконечном тёмном полотне неба светили мириады звёзд. Здесь, посреди пустыни они выглядели поразительно ярче, чётче, ближе. Тысячелетиями их узоры манили предков, вдохновляли, подталкивали к созиданию, указывали путь, рассказывали прошлое и будущее. Но для Крэнка они всегда были немы. И он ценил их глубокое молчание.

За неподвижностью небесной сферы Крэнк не сразу заметил, что на самом горизонте появились и блёклые земные огоньки. Их цель. Уже скоро.

Хруст песка. Сопение.