Солнце в рюкзаке
Глава 07. Там, где светит солнце
…В квартиру Литлпип Вислер пришла посылка, где имя отправителя было тщательно зачиркано ручкой.
Единорожка, благодаря воспоминаниям из прошлой жизни и опыту в мире людей, стала донельзя осторожной. И на всякий случай проверила коробку на предмет опасных и взрывчатых веществ.
Не то чтобы ей было кого опасаться, но мало ли.
Посылка была чиста, а внутри нашлось несколько видеозаписей на носителях.
На первом было написано просто и понятно: «Послушай меня». На втором красовалось витиеватое оскорбление. Третий же не имел названия.
Литлпип, несмотря на соблазн выкинуть посылку в окошко по причине крайне паршивого настроения, все же решила послушать первую, а там поступить по ситуации.
Включив запись, серая единорожка с удивлением увидела на проекторе Даймонд Тиару Ингред. Спутать было невозможно: на мордочке розовой земнопони присутствовал характерный шрам.
Изображение криво усмехнулось:
– Приветик с того света. Удивлена? Честно говоря, я тоже. До конца была не уверена, кому послать эту запись. Тебе или радужной сучке Вендар. Но решила все же выбрать тебя. Надеюсь, ты польщена? Потому что я бы была. Ну, ближе к делу.
Литлпип навострила уши. Даймонд Тиаре и вправду удалось ее удивить.
Голограмма-запись тем временем продолжила:
– Ты, наверное, теперь в курсе, зачем мне понадобилось приглашение. Я уверена, твой шеф хорошенько накрутил тебе хвост. И, вероятно, ты жаждешь моей смерти в связи с этим. Не буду тебя винить, но и извиняться не намерена. Ни за это, ни уж тем более за то, что свою часть сделки я выполнять не собиралась.
Тут серой единорожке понадобилось усилие, чтобы не грохнуть проектор об пол. Она чувствовала себя обманутой. Оплеванной. Да что там, просто поиметой!
К сожалению, виновница этого была лишь призраком и записью. И оборудование тут было ни при чем.
Литлпип сжала зубы и стала слушать дальше голос той, кто бессовестно сыграл на ее чувствах:
– Короче. Тут три записи, которые я подготовила заранее на случай, если меня уберут. На последней из них находятся досье, счета, планы и много чего еще связанного с Маусом и его делами. Что ты будешь с этим делать, мне без разницы. Считай это своей компенсацией. К слову, там и на тебя было досье. Честно сказать, я впечатлена. Азиатская Аркология, кто бы мог подумать, хе. Но отдавать в лапы белому крысюку не советую. Может не оценить такой жест доброй воли, впрочем... мне насрать. Почему я это сделала? Все просто. Если задуманное пойдет наперекосяк, то не хотелось бы, чтобы мои усилия и еще двоих пони пошли к принцессам под хвост. Знай одно: один из тех, кто в этом всем замешан, хотел получить не только свое досье, но и твое. Не знаю, на кой ляг ему это понадобилось. И да, ты его знаешь. Черный облезлый кот, что притворяется слепым и глухим, по ситуации. Мне плевать, как ты отнесешься к этим словам. Это – твоя головная боль, не моя. Теперь вторая запись. Это – издевательство, чтобы спасти твой серый круп от гнева Мауса. Там я насмехаюсь как над твоим интеллектом, так и над его. Так что мой совет: вторую запись предоставь крысе в самое ближайшее время, – розовая земнопони уже собралась было выключить связь, но посмотрела в камеру серьезным взглядом и произнесла. – И вот еще что. Найди себе уже жеребца. А то ведешь себя как восторженная целочка в поисках кумира.
Литлпип, гнев которой улетучился так же быстро, как и появился, еще какое-то время ошарашенно моргала на погасший проектор.
С одной стороны, она чувствовала себя так, будто ей нагло попользовались.
А с другой, Даймонд Тиара отдала все результаты своей дерзкой вылазки ей, Литлпип. И предоставила выбор.
Как раз перед тем, как умереть. Или что еще могло с ней случиться после того, как два мрачных типчика увезли ее на видавшем виде пикапе в неизвестном направлении?..
…Даймонд Тиара Ингред лежала на койке. Все тело болело: прежде, чем сунуть в этот подвал, ее сильно избили. Да еще Маус постарался со своей битой.
Ну да не впервой: кости целы, глаза на месте, зуб не жалко, а остальное зарастет.
Камера три на пять, голые кирпичные стены, железная койка с лежалым матрасом, кран в углу на стене и дыра в полу: совмещенный санузел. Диод под потолком, даже без плафона, вот и вся обстановка.
Ах да, еще цепь и ошейник.
Больше ничего нет: даже одежду всю забрали. Дескать, для «работы» не понадобится.
Цепь достаточно длинная, чтобы перемещаться по камере.
Или чтобы прервать собственную жизнь.
Вот только, скорее всего, тут и видеонаблюдение есть, и так просто никто из узников не отделается.
«Вот уж хрен вам конский, – зло подумала розовая пони. – Я вас всех переживу, мрази...»
Умывшись, она подошла к стене и нацарапала небольшим осколком первую палочку из многих в будущем.
Потом розовая пони легла на койку и прикрыла глаза. Не открыла их и когда в замке повернулся ключ, что могло означать лишь одно: первый клиент пожаловал…
Она решила про себя, что не сдастся и не умрет на потеху своим мучителям, пока остаются силы сопротивляться. И как знать, может даже немного после.
…Старый тягач был мертв и безмолвен.
Черная от пыли и засохшей грязи громада стояла нетронутой: в пустошах не было ни мародеров, ни падальщиков.
Приземлившийся невдалеке флаер казался миражом в лучах заходящего солнца.
Из кабины грузовика выпрыгнула Эй-Джей. Выбив высокими сапогами облачка пыли, она грациозно приземлилась перед Александром Андерсоном, что бдительно обозревал раскинувшийся вокруг простор.
– Их там давно нет, – сказала девушка, поправляя шляпу. – Надо понимать, еще несколько дней назад след простыл.
Андерсон не ответил.
По приказу шефа они задержались в перерабатывающем комплексе. Им пришлось приземлиться в Восточном рециркуляторе и несколько дней провести в поисках.
Разумеется, никто не собирался лично тралить горы нечистот. На одной из записей с камер свалочных бульдозеров удалось заметить грузовик и отследить направление, но теперь след терялся: на каменистой почве не осталось отпечатков копыт.
А пока охотники выбирались из зараженной зоны, пока отмывали флаер и приводили в порядок себя, минули еще сутки.
Кроме того, пришлось кружить: грузовик, очевидно, отклонился от курса после того, как покинул городской отстойник и вообще шел не слишком ровно: видимо, были у поняшек проблемы то ли с навигацией, то ли с управлением.
Теперь же цель погони окончательно потерялась: ветер и пыль пустошей уничтожили и те немногочисленные следы, что поняшки могли оставить.
– Кажется, мы теперь не сможем убить их, – сказала Эй-Джей, – как бы ни хотелось шефу.
В ее голосе слышалось плохо скрываемое облегчение.
Андерсон, помолчав, еще раз окинул взглядом покрытый пылью и шлаком пейзаж.
– Пустошь убьет их, – сказал он наконец. – Летим. Поищем их с воздуха.
Оранжевая девушка прильнула было к белоголовому синтету, что мнил себя воином Святого престола, но тот будто даже внимания не обратил.
– Они не могли все это втроем провернуть, – сказал он, глянув, наконец, на Эй-Джей. – Надо бы расспросить тех, кто им помог. Секретарша шефа и та водила…
– Притормози-ка, – поморщилась девушка. – Уверена, мистер М уже вытряс из них все, что только можно. И ты там большего не сделаешь.
Андерсон, словно не слушая, влез во флаер.
– Благословен Господь, твердыня моя, научающий руки мои битве и персты мои брани, – речитативом проговорил он. – Ты даешь мне щит спасения Твоего, и милость Твоя возвеличивает меня. Ты расширяешь шаг мой подо мною, и не колеблются ноги мои…
– Ну хватит уже! – взмолилась усевшаяся на соседнее сидение Эй-Джей.
– Извини, – отозвался прервавшийся Андерсон, – поведенческий императив. Ничего не могу с собой поделать.
– Слушай, ну ты же знаешь, что родился из банки...
– Простер Он руку с высоты и взял меня, и извлек меня из вод многих.
– Во имя всего съестного! – всплеснула руками Эй-Джей. – Ты просто невозможен!
Она скрестила руки на груди, спрятав глаза за полями шляпы-стетсона.
Ну как объяснить этому прожженному фанатику, что жизнь состоит не только из службы и молитв человеческому богу?
Когда флаер вновь поднялся, Эй-Джей подняла взгляд и спросила:
– Слушай, Алекс, а как ты обычно проводишь свободное время?
– Молюсь, – коротко ответит тот.
– Ох, яблочки. И о чем же?
– Поцелуйте дитя, и тогда, может быть, вы обретете прощение, но не видать вам, грешники, царствия небесного…
– Я поняла, спасибо. Не хочешь провести вечер так, как это делаю я?
Тут ей, похоже, удалось удивить Андерсона, потому что он отвлекся от пульта и спросил:
– Зачем?
– Скажу, когда закончим. Если сам не поймешь.
– И зачем мне это, Эй-Джей?
– Затем, что если тебе не понравится, я потом проведу вечер, как тебе захочется. Можешь мне всю ночь свою библию тогда читать. Идет?
Андерсон думал довольно долго. Пока его не прервал тревожный сигнал: гравитационные решетки флаера нуждались в подзарядке.
– Я согласен, – сказал, наконец, синтет, откидываясь в кресле. – Но не раньше, чем закончим наше задание.
По оранжевому лицу Эй-Джей расплылась озорная улыбка:
– Окей, партнер. Давай так. Вернемся в город подзарядить флаер, запросим инструкции у шефа… а когда закончим, ты идешь со мной в паб. Идет?
– Идет, – кивнул Андерсон. – Да будут слова уст моих и помышление сердца моего благоугодны пред Тобою, Боже.
Эй-Джей вздохнула и расслабленно откинулась в кресле.
Андерсон, которого не прервали, все еще вещал, но девушка не слушала. Ей было хорошо. И даже проваленное задание и, как следствие, будущий нагоняй от шефа, не слишком портили настроение…
Нина чувствовала себя неловко, приходя в такое место, даже по приглашению.
Устроившая ее когда-то на работу голубая единорожка ничего не забыла и следила за успехами своей протеже. И периодически даже навещала в офисе.
Но теперь пригласила не куда-нибудь, а к себе домой.
А обитала маленькая поняшка в одном из лучших жилых комплексов Серого города, и что-то подсказывало юной неке, что при желании та могла бы переехать и в Белый.
Насколько Нина знала, Менуэт-Колгейт Власек владела целой компанией по прокату роскошных лимузинов и в деньгах не имела недостатка.
Но пентхауз на вершине «Кристал Рок», видимо, более чем устраивал маленькую пони, которая и без того, наверное, терялась на просторах своего рассчитанного на людей жилища.
Охрана, консьерж и системы защиты без проблем пропустили девушку, смущенно прижимающую кошачьи ушки к голове: очевидно, были предупреждены. Даже спрашивать ни о чем не пришлось.
Нина не сомневалась: весь персонал отеля был уверен, что она идет к Менуэт «развлекаться»: поняшка своих наклонностей не скрывала, а насчет неко-девочек стереотипы были крайне сильны.
Впрочем, голубая поняшка еще на заре их отношений заверила, что предпочитает в постели кобылок своего вида, хотя и призрачно намекнула, что «много экспериментировала».
Думая об этом, Нина поднялась на нужный этаж, целиком занятый роскошной квартирой.
Входная дверь, обшитая натуральным деревом, уехала в сторону, впуская Нину в просторный зал, обставленный в меру дорогой и удобной для существа размером с пони мебелью.
Главный зал был залит светом из огромного, во всю стену, окна. Кругом царили чистота и порядок, а в воздухе витал приятный запах живых цветов. Где-то журчала вода декоративных фонтанов.
Хозяйка ждала неку на подушке за низким столиком у окна, за которым открывался вид на близкий Белый город.
И по сравнению с тамошними небоскребами даже стоэтажный «Кристал Рок» казался маленькой башенкой на фоне истинных исполинов инженерной мысли.
– Проходи, дорогая, – послышался голос Колгейт, усиленный системами квартиры. – Будешь чай?
– Да, спасибо, – улыбнулась Нина, устраиваясь рядом со столиком.
Кто-нибудь сказал бы, что в полулежачем виде девушка-нека как никогда походит на кошку. Действительно, тело подобных ей было создано гораздо более гибким, нежели простое человеческое. Что создавало множество удобств самим синтетам, а также давало больше простора извращенной фантазии хозяев.
Колгейт дома ходила в коротких шортиках и топике с эмблемой собственной компании и совсем не производила впечатление многое повидавшей бизнес-леди.
Поговаривали, что она пользуется покровительством самого мистера М, очевидно, за какие-то прошлые заслуги. Нина не спрашивала, но это походило на правду.
Она дождалась, когда в чашку нальется ароматный мятный чай, ее любимый. И не какой-нибудь из пакетика, а настоящий, заварной и наверняка безумно дорогой. По крайней мере, для рядовой сотрудницы «Синтезиса».
Сама же Колгейт, судя по стоящей на резном столике бутылке, медленно цедила не что-нибудь, а коньяк какой-то известной марки.
– Хочешь выпить? – проследила Колгейт взгляд неки.
– Нет, спасибо, – Нина еле сдержалась, чтобы не поморщиться. – Я лекарство выпила.
На самом деле, это был скорее повод: просто ее тонкое обоняние и вкусовые рецепторы каждый раз подвергались испытанию вблизи алкоголя. Эту черту неки также переняли от кошек, но, по слухам, это была вообще случайность.
– Как хочешь, – грустно улыбнулась единорожка, телекинезом подхватывая бокал. – Ты не против, если я продолжу?
– Конечно, нет, – улыбнулась Нина. – А есть повод?
– Агась, – Колгейт кивнула в сторону.
Девушка проследила ее взгляд и увидела, что на каминной полке стоят фотографии в траурных рамках.
Были там пони и люди, а также несколько фурри.
Нина вздрогнула, увидев там свое фото – единственное, уголок которого не был закрыт черной полоской. Правда, детское: как раз после того, как ее выписали из больницы после нападения хулиганов.
Внимание привлекли выдвинутые на передний план фотографии. Например та, где изображалась сердитая розовая земнопони, щеку которой пересекал уродливый шрам.
Если бы не эта отличительная черта, пони была бы очень похожа на ту, что как раз спасла Нину в детстве. Менуэт тогда подоспела позже и взяла на себя ответственность за дальнейшую судьбу маленькой неки, за что та была ей безгранично благодарна.
Почти так же, как не назвавшейся розовой пони…
А еще там был мистер М, молодой и улыбающийся. И обнимающий Гайку, ростом с обычную человеческую девушку
Нина вопросительно уставилась на поняшку, и та невесело усмехнулась:
– Я прожила уже очень долго. По меркам этого мира чересчур. И много кого потеряла, – она сделала паузу. – Надеюсь, что не потеряю еще и тебя.
– Но ведь мистер М жив, и он много чего хорошего сделал всем нам, – заметила Нина.
– Да, жив, – вздохнула Колгейт и сменила тему, отхлебнув крепкого напитка. – Помянем хорошую поняшу…
Нина с удивлением заметила как глаза обычно неунывающей пони заполнила влага.
Единорожка отвернулась и подхватила телекинезом из вазочки шоколадную конфету в виде тонкой сигареты.
Нина грациозным движением перемесилась поближе к своей спасительнице и обняла ее.
Вслушиваясь во всхлипывания и поглаживая двуцветную гриву, нека не спрашивала ни о чем: время слов и историй еще придет.
А сейчас просто нужно побыть рядом…
…Территории вне Гигаполисов редко освещались в СМИ: покинутые людьми, простирающиеся на много дней пути нескончаемые свалки и шлаковые пустоши. Поговаривали, где-то сохранились леса, до которых никому не было дела: бумага отправилась на свалку истории с широким внедрением полимеров, зачастую практически неотличимых, а мебель из натурального дерева осталась либо прерогативой немногочисленных любителей старины, либо дорогим дизайнерским решением. В качестве же «топлива нищих» давно выступал всевозможный мусор.
Но две маленькие пони, Сансет Шиммер и Рейнбоу Дэш, не думали об этом. Они скакали по пыльной равнине и… смеялись.
Шутливо пихаясь на ходу, они перепрыгивали трещины и камни, давно оставив позади свой импровизированный транспорт. Только пыль вилась столбом.
Действительно, кому нужны дурацкие колеса, когда есть четыре крепкие ноги!
Пони бежали так уже довольно долго. Сначала – от страха, что их выследят, а затем, изредка переходя на шаг, просто потому что хотелось.
По ночам же пони старались найти хоть какое-нибудь укрытие и, забравшись в один спальник и прижавшись друг к дружке, проводили ночь. Разводить костер они не рисковали, да и особо было не из чего: на шлаковой пустоши не было даже сухой травы, а топливные брикеты решили поберечь до действительно холодных времен.
Создавалось впечатление, что всю землю здесь засыпали солью: даже мох на камнях не рос. Осенние дожди тоже как будто остались в Гигаполисе: над пустошами небо было не по сезону чистым, а копыта пони лишь гоняли пересохшую пыль.
Рейнбоу по этому поводу заметила, что в Эквестрии погодной службе за такой дисбаланс влажности как следует накрутили бы хвосты в климатическом управлении.
Она несколько раз летала на разведку, но лишь спустя неделю пути сообщила, что недалеко протекает река, берега которой, о чудо, покрыты ковром травы и деревьев.
Правда, слишком разноцветным, но да это, наверное, неважно. Что может быть не так вдали от грязного города?
При мыслях о сочной траве, цветах и, как знать, может, даже ягодах и орешках, рты поняш наполняла слюна. После сублимированной еды мира людей одна мысль о натуральных продуктах просто сводила с ума.
Не сговариваясь, пони прибавили ходу.
И действительно, когда местность пошла под уклон, стали появляться сперва чахлые, но все же живые пучки травы, затем кусты и, наконец, настоящие деревья, пусть и с кривыми и заросшими всевозможными мхами и грибами стволами.
Странность заключалась лишь в цвете: фиолетовые, красные и синие растения соседствовали с привычной зеленью и, кажется, чувствовали себя хорошо.
Пегаска, притормозив, пригляделась к низенькому фиолетовому кусту, который сильно напоминал базилик – вкуснейшую штуку, особенно в свежем виде. Пегаска уже потянулась откусить немного, как раздался отчаянный крик Сансет Шиммер:
– Рейнбоу, стой! Не трогай!
Радужная пони недоуменно обернулась. Подруга с выражением полнейшего ужаса держала в сиянии магии универсальный сканер.
– Что такое? – спросила пегаска.
– Это… это яд, – выдавила единорожка дрожащим голосом. – И это, и то, и… даже трава. Смертельно опасный…
Рейнбоу недоуменно уставилась на облюбованные было в качестве обеда листики.
– А может, эта штукенция у тебя барахлит? – спросила она, но прежней уверенности в голосе не было.
Сансет Шиммер достала из сумки один из походных пайков и поводила сканером.
– Нет, – сказала единорожка, – сканер в порядке. Это растения…
Рейнбоу Дэш подавила желание отшатнуться от безобидного с виду кустика. Она оглянулась в сторону густеющих разноцветных зарослей, которые теперь вовсе не казались столь гостеприимными…
…Все в мире циклично.
Химия, радиация, железобетон и груды старых машин – все это вышло из земли и возвращается в нее.
Получившая ощутимый удар жизнь приспособилась: пластик стал пищей для новых бактерий и насекомых, яды распались, а остатки усвоились, включаясь иногда в сами жизненные процессы.
Сансет Шиммер думала об этом, наблюдая построенный из перетертого пластика термитник, резвящихся в кислой воде красных рыбок, светящихся в тени сине-зеленых червей.
В таком отдалении от Гигаполиса уже мало что походило именно на свалку. Даже выжженная солнцем территория шлаковой пустоши осталась позади. Но добредя до широкой реки, проточившей за столетия целый каньон в изгаженной человечеством почве, пони ступили под сень каких-то сюрреалистических джунглей.
Самое удивительное было то, что сканер все еще показывал токсичность среды. И вода, и растения здесь были пропитаны ядом. Цветущее буйство речной долины оказалось поясом смерти.
Теперь стала ясна причина цветовой чересполосицы: усвоенная растениями химия придавала лесу такой вид, будто тут от души повеселился сам Дискорд.
И идти мимо прекрасных цветов, сочной травы и даже наливных ягод было настоящей пыткой. Но пони знали: стоит поддаться искушению – и это станет приговором.
К счастью, даже Рейнбоу Дэш не была столь легкомысленна, чтобы слопать фрукт, в котором сканер показывает тысячекратную смертельную дозу свинца. Или цветок, выдыхающий в атмосферу пары ртути.
На всякий случай пони закрыли мордочки масками противогазов во время перехода. Как выяснилось впоследствии – не зря, ибо несколько раз прошли мимо здоровенных грибов, выпустивших облака спор при приближении живых существ.
Сканер показал, что и тут содержатся токсичные вещества. Зачем это грибам, пони не понимали, а разбираться было некогда. Ядовитая пыль пронеслась по ветру желтым шлейфом, заставив двух синтетов только в очередной раз благословить свою предусмотрительность.
Поднявшийся же туман при взгляде на сканер оказался хлорным облаком из ближайшего горячего источника.
Наконец, пони добрели до реки, которая несла в себе просто зашкаливающее количество примесей. Настолько, что водой эту мутноватую жидкость уже назвать было довольно сложно. К счастью, раствор получился не агрессивным для местной флоры и фауны и был таким же источником жизни, как чистая вода – для поняш и привычного им мира.
Какое-то время пони шли вдоль берега в поисках места поуже, чтобы у Рейнбоу хватило сил перенести Сансет на другой берег.
Вскоре взору предстали остатки какого-то моста, давно разрушенного беспощадными столетиями. Пара пролетов уцелела и это было, похоже, самое удобное место, чтобы перебраться на противоположный берег.
Рейнбоу и Сансет крепко обнялись, после чего пегаска без особого труда перелетела на другую сторону. Не то чтобы совсем без усилий: река все же была пошире, чем расстояние между башнями в замке мистера М.
После этого местность начала подниматься. Почти двое суток ушло на то, чтобы пересечь цветущую полосу смерти. Хорошо еще, в противогазах были трубки для жидкого питания, в которое спокойно превращался разведенный очищенной водой стандартный паек.
На исходе второго дня пути пони заметили, что ландшафт стал постепенно меняться.
Вокруг уже не простирался спрессованный временем и погодой шлак, не похоже это было и на недавно покинутые ядовитые джунгли. Под копыта теперь ложилась почти нормальная полупустыня, разве что цветовая чересполосица редкой растительности молчаливо свидетельствовала о смертоносности попыток что-либо съесть тут.
Обе пони старательно гнали от себя мысль о том, какой путь еще предстоит проделать. Еду приходилось экономить: как показал опыт, даже здоровая вроде бы зелень вовсе не означала трапезу, и как долго это будет продолжаться, неизвестно.
Вполне может случиться, что две цветастые лошадки будут брести навстречу горизонту, пока останутся припасы и силы, а затем рухнут от усталости и голода, чтобы их кости выбелило солнце и ветер.
Эта мысль просто подкашивала. Хорошо еще, не встретилось молчаливых свидетельств правоты подобных страхов: ни скелетов, ни даже остовов машин.
Когда же полоса токсичных джунглей и приличный кусок равнины остались позади, отважная голубая пегаска вдруг села и тихо расплакалась, сняв противогаз.
Как Сансет Шиммер вскоре выяснила, подруга просто вся извелась за время перехода. И только сейчас радужная пони отпустила переполнявшие ее чувства…
Причем волновалась Рейнбоу не только за себя: всхлипывая в объятиях огненной единорожки, пегасочка поведала о своих страхах остаться одной в этом недружелюбном мире:
– …я думала, что ко всему готова, когда мы отправлялись из Эквестрии, – закончила она свою сбивчивую речь, – но только не к такому. Не к безразличию, страху и смертям. Не к отчуждению подруг, которых стало как будто много, и в то же время не осталось никого… это страшно, Сансет… И я так испугалась, что с тобой что-нибудь случится… у меня никого в этом мире нет, кроме тебя…
– Ну, ну, – единорожка, обнимая подругу, погладила ту по гриве. – Все хорошо. После всего мы живы и даже здоровы.
– Стыдно-то как, – Рейнбоу Дэш судорожно вздохнула, пытаясь унять льющиеся слезы. – Расклеилась, как последняя тряпка… Я должна быть сильной…
– Никто из пони не может быть достаточно сильным для этого, – заверила Сансет. – Тебе нечего стыдиться.
– Даймонд была достаточно сильной, – сказала Рейнбоу глухо. – Твердой, как алмаз.
– Она, – заметила единорожка, – чувствует гораздо больше, чем показывает. Вот и все. И пожертвовала собой ради нас.
– Мы ей безразличны, – не согласилась Рейнбоу, – она сама сказала.
– Она так сказала, потому что иначе ты бы бросилась ее спасать. Именно ты.
Рейнбоу замолчала. В таком ключе она не думала.
Сансет Шиммер продолжила:
– Мы были очень ей дороги. Особенно ты. Иначе бы она так не поступила. У нее была возможность много раз просто бросить нас, но она этого не сделала. И за показным недружелюбием скрывается добрая и щедрая пони.
Рейнбоу мягко отстранилась от подруги.
– А почему «особенно я»?
Та улыбнулась:
– Ну это же так просто. Она ведь поцеловала тебя.
Единорожка отметила про себя, что щеки Рейнбоу сразу порозовели, а кончики крыльев рефлекторно дернулись.
– Вот, – Сансет решила развить успех, – она наверняка хотела подарить их тебе.
С этими словами она магией достала из кармана найденные в особняке Мауса сережки.
– Да ладно, – буркнула вконец смутившаяся пегаска, – у меня даже уши не проколоты.
Украшения влетели в карман Рейнбоу, а Сансет с улыбкой сказала:
– Тогда носи с собой.
Мысли Рейнбоу Дэш явно не без труда вернулись к прежней теме:
– Я не знаю, куда мы идем и зачем. Мы вернулись к тому, с чего начали: бежим, спасая свою жизнь. Тут нет ничего вокруг, кроме запустения и яда…
Сансет про себя облегченно вздохнула: кажется, подруга немного пришла в себя.
Вслух же сказала:
– У Мауса в документах написано, что его интересы простираются за пределы Гигаполисов. Значит, тут есть нормальная жизнь. Должна быть. Иначе какой смысл сюда лезть? Может, тут даже кто-то живет… Как знать, возможно, даже пони?
– По крайней мере, – сказала пегаска, – мы будем идти вперед, пока можем.
– Точно, – согласилась Сансет Шиммер. – Глупо оставаться на месте, если решение проблем может скрываться за соседним холмом.
Рейнбоу нашла в себе силы улыбнуться уголками рта. Утешение было слабоватое. Но сдаться и опустить копыта поняшки всегда успеют…
После того, как обманчиво-безмятежные джунгли остались далеко позади, пейзаж снова окрасился в однообразные краски пустыни: грязно-желтые камни, серые нагромождения окаменевшего шлака.
Пони шли по ночам, днем прячась от жаркого солнца, что превращал каменистую пустошь в натуральную сковородку.
Создавалось впечатление, что осеннее солнце просто взбесилось: в первой половине пути такой жары даже близко не было.
Останки старой цивилизации перестали встречаться. Разве что некоторые холмы сочились ржавыми потеками, наверняка скрывая под слоем пыли и шлака нагромождения металлолома.
К счастью, у двух маленьких пони в рюкзаках лежало немало очищающих реактивов для воды, собирающейся в нишах и на камнях. А почти постоянно теперь включенный сканер избавлял от опасности случайно вступить в зараженную зону.
Иногда пони выходили на разбитые остатки дорог: этот район явно был раньше если и не городом, то хотя бы обжитым. Но большинство построек здесь уже ушли в землю от времени: мир постепенно избавлялся от следов человеческого присутствия.
Но хуже всего была гнетущая тишина. Ни деревьев, что могли бы шуметь ветвями, ни пения птиц, ни даже жужжания насекомых.
Лишь ветер иногда заводил свою тоскливую песню среди холмов.
Через несколько дней такого пути снова стали встречаться растения. Небольшие островки ютились вокруг немногочисленных источников воды и были привычного зеленого цвета, хотя и малопригодными в пищу из-за примесей. Да вода и из источников по большей части оказывалась негодной для питья.
Вернее, можно было ее очистить, но расход реактивов тогда возрос бы в разы.
На ходу разговоры почти не велись: не хотелось глотать пыль при такой экономии воды.
На привалах же от нечего делать пони травили байки из прошлой жизни. Несмотря на то, что Сансет уже знала горькую правду об этом, скрипты поведенческой программы заставляли Рейнбоу в них верить. Но и у единорожки сохранились еще воспоминания об Эквестрии.
Впрочем, теория о множественности миров была, в любом случае, больше вопросом веры: доказать ее ошибочность человеческая наука не могла при всем своем развитии. А как магия Озера Отражений находила свое воплощение в этом мире, был вопрос для огромной научной работы.
Поэтому Сансет Шиммер решила не заморачиваться по этому поводу: в конце концов, если когда-нибудь найдется время, можно будет спокойно засесть за изыскания.
А сейчас эта болтовня отвлекала обеих поняш от мрачных мыслей. Например, о том, что раньше или позже еда и очищающие таблетки для воды кончатся. Или что впереди снова окажется полоса токсичной среды или бескрайняя свалка, наполненная ядом.
Периодическая воздушная разведка в исполнении Рейнбоу Дэш не приносила плодов еще несколько дней.
Пока, наконец, запыхавшаяся пегаска не рухнула с небес и не рассказала Сансет о зеленом массиве буквально в суточном переходе.
Сама она, по наставлению подруги, не бралась ничего исследовать в одиночку: смелость смелостью, но случись что с одной пони в сильном отдалении от другой, и помощи ждать будет неоткуда.
– Надеюсь, это не новые джунгли смерти, – сказала Рейнбоу вслух то, что Сансет думала и сама.
Эта зелень впереди, возможно, станет последней надеждой двух маленьких поняш: еды у них совсем не осталось, а таблеток для очистки воды – одна упаковка, которая даже при самом экономном расходовании иссякнет за декаду.
…Солнце уже клонилось к закату, когда перед подругами возникла новая преграда: широкая и спокойная равнинная река, лениво катящая свои волны куда-то на юг.
К счастью, вода в ней оказалась чистой и даже не совсем мутной. Прокипятив, такую можно пить, если верить показаниям сканера.
Увидев в первый раз настолько чистую воду, пони переглянулись, и в огромных глазах у обеих вспыхнул огонек надежды. Создавалось впечатление, что ядовитые джунгли будто опоясывали «чистую» зону.
Они переправились через реку при помощи крыльев Рейнбоу Дэш, после чего оказались на довольно сильно заросшем берегу.
Пегаска чуть не рухнула в воду, настолько водная преграда оказалась широка. Когда же ее силы иссякли, берег был уже в паре десятков шагов. К счастью, он оказался пологим и размытым, и можно было без труда добрести остаток пути пешком.
Правда, Сансет пришлось тащить Рейнбоу на себе: радужная пони совершенно обессилела, и понадобилось несколько долгих минут, прежде чем подруги сумели покинуть небольшой песчаный пляж.
Но, по крайней мере, здесь вода не пахла химией. Хотя и следов животных на таком удобном, вроде бы, водопое тоже не было.
Впрочем, это означало и отсутствие возможных хищников, так что нет худа без добра.
Главное же потрясение ожидало двух поняшек при виде того, что было принято ими за рощу невдалеке от берега.
Потому что на тихом ветру шелестели листьями самые настоящие яблони, ветви которых были обильно усеяны небольшими плодами.
Дэш и Сансет переглянулись, и на свет снова появился сканер.
По экрану побежали данные, подсвеченные нежно-зеленым: в отличие от прошлого раза, в окружающих путешественниц траве, кустах и деревьях практически не было токсичных веществ.
Все это можно было есть прямо так: не обязательно было даже варить, не говоря уже о глубокой очистке.
Огненная единорожка глубоко вздохнула. Наполненный влагой от близкой реки воздух здесь был каким-то иным. Пони смутно припоминала, что такое же ощущение содержат ее искусственные воспоминания о том, как же легко дышалось в Эквестрии.
– Неужели мы дошли? – спросила Рейнбоу Дэш, ошарашено осматриваясь вокруг.
– Есть только один способ проверить теперь, – отозвалась Сансет Шиммер.
Она наклонилась к зеленому кусту, ветви которого усеивали небольшие ягоды настоящего крыжовника. Осторожно сорвала губами немного листьев и медленно их прожевала под выжидательным взглядом радужной пони. Дотрагиваться до ягод она пока остереглась.
– Ну, как? – нетерпеливо спросила пегаска.
Сансет заметила, что та держит наготове походную аптечку, но тревоги подруги были напрасны.
Единорожка улыбнулась и сказала:
– В жизни не ела ничего вкуснее.
Секунду спустя Рейнбоу Дэш, издав преисполненный восторга вопль, взлетела и несколько раз перекувырнулась в воздухе.
После чего налетела на подругу и обняла так крепко, что Сансет показалось, будто она услышала какой-то хруст.
Пони начали восторженно скакать и прыгать, тыкаться мордочками. Обеих переполнило чувство невероятного облегчения и восторг от того, что все было не напрасно.
Наконец, относительно успокоившись и обсохнув после невольного купания, поняши уселись на берегу реки и за обе щеки стали уплетать местные ягоды и яблоки, щавель, прибрежную осоку и какие-то поздние цветы.
И пусть маленькие яблочки оказались кислыми «дичками», все равно это было в сто, нет, в тысячу раз лучше всего того, что удавалось съесть в мире Гигаполисов, даже если считать «натуральную» продукцию «Хасбро».
Когда же обе пони сыто откинулись на мягкую траву, Сансет сказала:
– Знаешь, а это все-таки здорово, что мы дошли. Значит, Земля и вправду очищается, как и написано в документах.
– Точняк, – кивнула Рейнбоу, сыто икнув. – И теперь нам на фиг не надо жить в Гигаполисе.
– И не надо, – согласилась Сансет. – Мы наверняка в розыске, а срок давности, кажется, лет двадцать.
Они еще какое-то время полежали молча, думая о своем. Пегаска при этом слегка поглаживала себя по вздувшемуся животику: простая, натуральная пища была даже вкуснее, чем яства со стола мистера М.
– Надо бы в разведку сходить, – нарушила молчание единорожка.
– Агась, – согласилась Дэш. – Надо... чуть позже. Сначала только передохнем чуток…
Сансет расслышала, как подруга душераздирающе зевнула. Единорожке и самой хотелось поспать после всего: долгой дороги, купания в реке, сытного ужина.
В рюкзаке лежала палатка. Но было настолько лень ее доставать, что подруги решили уснуть прямо тут, на берегу реки, устроившись под раскидистым кустом на мягкой траве, обнявшись и укрывшись одной курткой...
…Утром Сансет Шиммер проснулась от холода.
Несмотря на то, что она была заботливо укрыта курткой, близость реки и ночная прохлада все же вытянули тепло и заставили поняшу, недовольно поморщив носик, открыть глаза.
Как оказалось, подруги не было рядом. И ее одежды на ветках тоже не наблюдалось: очевидно, радужная пегаска проснулась раньше и куда-то ушла.
«Могла бы и костерок сообразить», – беззлобно подумала единорожка и зевнула.
Сходив к реке умыться и привести себя в порядок, она уже задумалась было о поисках Рейнбоу, как та появилась сама.
Прилетев со стороны яблоневой рощи, пегаска приземлилась рядом с Сансет. Вид у радужной пони был озабоченный.
– Доброе утро, – сказала Сансет Шиммер. – Что случилось?
– Доброе, – отозвалась подруга. – Ничего такого… просто я нашла кое-что. Тебе надо взглянуть.
– Что? – спросила единорожка.
– Дом, – ответила Рейнбоу. – Просто старый дом… Он почти развалился, и я не полезла внутрь, только сверху осмотрела. Мало ли. Но ты была права: тут кто-то живет. Или жил раньше.
Брови Сансет изумленно скакнули вверх.
Она-то говорила Рейнбоу ободряющие слова, совершенно не имея представления о том, что ждет их впереди.
А оказалось вон как.
Пони прошли через весь бывший сад. Постепенно стало видно, что яблони растут не в произвольном порядке, а высажены ровными рядами, очевидно, посаженные специально.
Дом и вправду нашелся на противоположном конце яблоневой рощи. Построенный, в основном, из дерева много лет назад, теперь представлял из себя довольно жалкое зрелище. Правда, крыша выглядела целой, так как покрыта была вполне себе современными панелями из полимера.
Но в остальном конструкция сильно покосилась, кое-где даже частично разрушилась под воздействием осадков и ветров. Подумалось, что если бы тут водились насекомые вроде тех термитов из ядовитых джунглей, от домика не осталось бы ничего.
Рядом с домом под обрушившимся от времени навесом виднелся остов какой-то машины: то ли флаера, то ли колесной: было не разобрать. Но корпус, пусть и покрытый грязью и прошлогодней листвой, все еще поблескивал белизной полимера на уцелевших панелях.
Совсем как крыша.
– Зайдем? – уточнила Рейнбоу, которой явно было не по себе от вида потемневших от времени стен, кое-где заросших мхом и плесенью.
– Наверное, – ответила Сансет, одновременно пытаясь понять, что же смущает ее в этом строении.
Они уже сделали несколько шагов в направлении крыльца, как единорожку осенило.
– Рейнбоу, – сказала она, – а ведь это дом не для людей.
– Чего? – обернулась та.
– Он слишком маленький. Смотри, мы с тобой в дверь спокойно пройдем, но взрослый человек тут только на четвереньках проползет.
Дэш задумалась на мгновение, но потом хмыкнула:
– Так или иначе, тут уже никто не живет. Вон какое все кругом старое, грязное…
– Но мне теперь еще любопытнее, – призналась Сансет.
– Тогда, – решительно сказала Рейнбоу, – мы сейчас все в любом случае выясним.
…За чудовищно скрипучей дверью поняш встретила полутемная комната, которая, похоже, служила одновременно всем: кухней, гостиной и спальней. А еще научной лабораторией: в одном из углов матово поблескивал нетронутый временем раскладной стол из нержавеющей стали, заставленный всякими пробирками, ретортами и приборами.
Многое здесь поросло плесенью, и какими-то не слишком требовательными к свету растениями.
– Смотри, – сказала Рейнбоу Дэш тихо, когда глаза поняш привыкли к полумраку.
Сансет Шиммер проследила, куда указывала подруга, и ощутимо вздрогнула: в истлевшей кровати лежал, укрытый полным прорех одеялом, скелет.
Совершенно очевидно, принадлежавший когда-то маленькой пони от «Хасбро».
Рейнбоу и Сансет замерли в смятении, уставившись на останки. Инстинктивно прижавшись боками, они не произносили ни слова, не в силах оторвать взгляд от молчаливого свидетельства чьей-то смерти.
Конечно, пони в Эквестрии не жили вечно.
Но за исключением редчайших несчастных случаев, они тихо и мирно, как было принято говорить, «уходили на Небесные луга». Обряды погребения разнились в веках и странах, но главное было то, что в современной Эквестрии о мертвых помнили, но предпочитали чтить достойные поступки, а не скорбеть об утрате.
И уж конечно, никогда и нигде невозможно было даже представить, чтобы чьи-то останки были вот так брошены.
Когда же потрясенная до глубины души Сансет Шиммер смогла оторвать взгляд от пустых глазниц, то заметила, что под копытом мертвеца белеет нетронутое временем чудо человеческой техники: планшет-комп.
Экран устройства был черен: конечно, за столько времени энергозаряд давно иссяк. Но к счастью, у поняш было с собой вполне исправное зарядное устройство на солнечной батарее.
Прибор окутался сиянием и аккуратно выскользнул из-под копыта мертвой пони.
Сансет как-то отстраненно подумала, что это была кобыла: не было в костях той основательной массивности, что присуща жеребцам.
– Ты что делаешь? – спросила Рейнбоу.
– Надо же узнать, кто это был, – ответил единорожка. – Пойдем, взглянем.
Радужная пегаска не стала спорить.
Ей как-то резко расхотелось исследовать домик, единственным обитателем которой был скелет маленькой пони…
…Сидя возле палатки, разбитой в тени раскидистой яблони, две пони приготовились погрузиться в последние события из жизни неизвестной кобылицы.
Оказалось, что надежная человеческая техника на удивление хорошо пережила испытание временем: нужно было только подключить зарядное устройство. Солнечная батарея позволяла поняшкам еще долгое время пользоваться умными чудесами науки.
Походило на то, что эта пони вела аудиодневник: файлы были пронумерованы и отмечены конкретными датами.
После недолгих манипуляций с подключением, из динамиков послышался голос, который Рейнбоу Дэш тут же узнала:
«Так, эта штука вроде работает, – раздался низковатый голос подруги с яблочной фермы. – Я буду вести эти записи на случай, если их кто-то найдет… ну или просто так. Я – Эпплджек, и я ушла из Европейского Гигаполиса более месяца назад. Дойдя сюда, я поняла, что дальше идти нет смысла: зараженные земли остались позади, и если я буду еще медлить, у меня просто кончится еда. Но тут есть вода, трава и вроде как даже почва. Так что наука может помочь мне выжить. К счастью, я – ботаник… И у меня есть, что посадить».
Поняшки изумленно переглянулись.
– Никогда не могла себе представить Эпплджек в виде ученого, – сказала Рейнбоу. – Она же фермерша до мозга костей, а всякие ботанские дела – это, скорее, к Твайлайт.
Сансет поставила запись на паузу и возразила:
– Мне кажется, это просто стереотип. Давай слушать дальше?
Радужная пони кивнула, и единорожка снова включила воспроизведение.
Как выяснилось, эта Эпплджек покинула Гигаполисы без малого век тому назад, когда исполинские конгломераты еще только принимали свой привычный вид.
Странностью было то, что пони рассказывала о своем детстве и юности в стенах какой-то лаборатории.
Когда же поняшка доросла до сознательного возраста и была выпущена из бокса ради обучения и тестов по социализации, то любимым ее местом стал биологический отдел научного комплекса. В частности – ботаническая оранжерея.
«Из бесед с Твайлайт я поняла одну простую вещь, – поведал голос Эпплджек из динамика. – Ученые сами многого не знают и говорят мудреные словечки лишь потому, что так заведено. Они редко когда пытаются заглянуть в истинную суть вещей, предпочитая строить теории вокруг того, что уже известно…»
Сансет, прослушав эту запись, снова остановила воспроизведение:
– Вот тебе и ответ, почему она стала ученым. Чем займут поняшу люди, занятые научной работой? Тем, что умеют и знают сами.
Рейнбоу развела копытами:
– Я все равно не понимаю. Зачем ей этим заниматься? И этим ученым вокруг нее? Помнится, человеки не особо озадачиваются всякими там яйцеголовыми «социализациями», когда покупают себе пони на потеху.
– Она там была не одна. Ты не догадалась?
– О чем?
– Кто эти Эпплджек и Твайлайт.
Радужная пегаска, которой уже наскучило сидеть на одном месте, спросила:
– Ну и кто?
– Твайлайт-прим и Эпплджек-прим. Прототипы. Первые пони в этом мире.
– Ну с чего ты взяла?
– Читала. Дата совпадает…
– Ага, – Дэш даже не потрудилась изобразить удивление или почтение. – Круто. И чего ее сюда принесло, интересно?
– Она ушла из Гигаполисов после того, как… потеряла всех подруг. И пропала. Среди пони бытует легенда, что она превратилась в Дух Пустоши – и помогает тем, кто, как и она, ушел прочь от людей. А она вот где была, оказывается…
– Если это ее сад, то она и вправду помогла нам, – ответила Рейнбоу. – А откуда ты знаешь?
– У моей первой хозяйки, – объяснила Сансет, – мне разрешали пользоваться киберсетью в то время, когда со мной не хотели играть. Чтобы я не мешалась под ногами. Ну и я общалась с другими пони, читала.
– А что сталось с другими… прототипами? – спросила Дэш, в душе которой боролось извечное понячье любопытство и императивы поведенческой программы.
Сансет Шиммер вздохнула.
Это был как раз тот путь, что привел ее к осознанию истинной природы всех синтетов. А потом хозяева подтвердили подозрения поняши и показали ей визуальный ключ, снимающий блокировку восприятия соответствующей информации. Очевидно, не желая возиться с объяснениями.
Сансет тогда долгое время не хотела принимать истину даже после снятия блокирующего скрипта, пока не придумала объяснение, хотя бы в теории допускающее существовании других миров.
– Можешь не щадить мои чувства, – сказала Рейнбоу, превратно истолковав колебания подруги. – Я уже большая кобылка и могу спокойно воспринять то, что жившие почти век назад пони умерли.
Сансет не стала спорить:
– Рэрити и Флаттершай нашли покой в какой-то религиозной обители, – перечислила она, – Пинки Пай сошла с ума, Рейнбоу Дэш погибла при попытке разрушить лабораторию БРТО, тогда еще единственную… И к слову, там держали безумную Пинки к тому времени, разрабатывая стоп-скрипты и тому подобное. А Твайлайт Спаркл главный биоинженер увез куда-то к себе. По слухам, она покончила с собой.
Рейнбоу, закусив губу, молчала почти целую минуту. Мысли радужной пегаски были сейчас заняты тем, как исторические аудиозаписи шли вразрез с ее собственным мировоззрением.
Она все же решилась спросить:
– Но почему?..
– Судя по всему, они не могли смириться с тем, для чего их создали. И что собираются делать с их… потомками.
Уши Рейнбоу прижались.
– Людям нет прощения за это, – сказала она, чувствуя, как глаза начинает противно щипать.
– Они не виноваты, – сказала Сансет. – Их стоит даже пожалеть.
– Чего? – удивилась пегаска.
Огненная пони печально улыбнулась и пояснила:
– В их мире нет ничего прекраснее денег. Как не жалеть их после этого?..
Про себя же она думала, что Рэйнбоу на удивление легко все это приняла, учитывая что ее скрипт до сих пор не был снят.
Впрочем, единорожке было невдомек, что скрипт Рейнбоу Дэш работал несколько по-другому. Если большинство пони воспринимали информацию о своем истинном происхождении как розыгрыш или обман, то радужная пони просто не парилась по таким вопросам. И предоставляла «яйцеголовым» самим ломать голову над непонятными вещами.
Поведенческая программа поняши в таком случае вступала в конфликт с логикой, но не на критичном уровне. И скорее всего, Дэш впоследствии просто решила бы отложить вопрос на потом, благополучно забыв о нем через несколько часов согласно защитным механизмам психики…
…В завтрак путешественниц вошли свежая трава, листья и даже местные яблоки и крыжовник. К сожалению, все плоды полностью одичали, превратившись в жесточайшую кислятину.
Особенно когда прошла эйфория от первых найденных натуральных продуктов.
– Настоящий скуловорот, – прокомментировала это Рейнбоу Дэш, скривившись после того, как попробовала одно-единственное яблочко. – Эпплджек в Эквестрии хватил бы удар от такого урожая.
Сансет вынуждена была согласиться хотя бы мысленно: плодовое изобилие сада все же оказалось малопригодным в пищу, хотя в данных обстоятельствах привередничать не приходилось. Кроме того, пока еще оставались листья, трава и цветы.
На время еды единорожка снова включила аудиодневник древней Эпплджек.
Пони ровным голосом рассказывала, как начала обживаться здесь, в местах, где экология начала восстанавливаться после деятельности человека. Упомянула земнопони и уже пройденные подругами токсичные джунгли. Правда, по ее словам, выходило, что простирались они значительно шире, по меньшей мере, на половину той оставленной за спиной пустынной территории.
Но Эпплджек не шла сквозь них. Насколько было ясно из записей, земнопони прибыла сюда на флаере, наглым образом угнав его из лаборатории вместе с кучей оборудования, инструментов и образцов.
Слежку же Эпплджек исключила, попросту выломав бортовой компьютер где-то на полпути. Правда, вскоре выяснила, что для стабильного полета и мягкой посадки он тоже нужен, и летающая машина с частью тонких приборов пришла в негодность сразу после приземления.
…Завтрак уже кончился, но пони продолжали слушать льющиеся на них откровения.
Оказалось, что прототипы «главной шестерки» пони были созданы в течение буквально двух лет. Как Сансет поняла, ни о каких искусственных воспоминаниях тогда и речи не шло: было проведено лишь проектирование и производство физических оболочек, да еще какие-то наработки по характеру.
Кроме того, аудиозаписи пестрели ссылками на какие-то документы в недрах планшета, до которых еще ни у кого не дошли копыта.
А Сансет мысленно благословила то, что их зарядное устройство оказалось совместимым с планшетом почти вековой давности, по крайней мере, в части беспроводной подзарядки аккумуляторов.
– Нам придется на месте учиться садоводству, – сказала Сансет, снова отключая запись.
– Что? – переспросила Дэш.
– Но сначала нужно сделать кое-что важное, – закончила фразу Сансет, глядя в глаза подруги…
…Две пони стояли и молча смотрели на холмик земли под самой большой и раскидистой яблоней. Вероятно, первой из многих.
Надгробием послужила столешница от одного из меньших лабораторных столов.
На белой и почти не потускневшей от времени тусклой эмали красовался схематичный рисунок из трех небольших яблочек, расположенных треугольником.
Из планшета, висящего в сиянии кинетического поля, доносился слабый голос Эпплджек-прим, проигрывая последнюю запись:
«Сегодня, проснувшись, я поняла, что не могу подняться с кровати. Похоже, годы таки нагнали старушку-Эпплджек, и прямо сейчас я чувствую, как онемение поднимается по телу. А еще меня клонит в сон, хотя сейчас только утро. Так что, видимо, эта запись будет последней, – в старческом голосе послышались насмешливые нотки. – Вот в такие моменты и пожалеешь, что не единорог с их магией-шмагией. Ладно, хоть кровать у окна, и я могу бросить последний взгляд на мой садик. В общем, кто бы теперь это ни нашел, сохраните для истории, что ли? Или еще как-нибудь пустите в дело. Я прожила хорошую жизнь, и мне не стыдно…»
Голос яблочной пони еще что-то сонно говорил, но слов было не разобрать. Потом раздавался только едва слышный звук дыхания уснувшей пони.
Наконец, наступила тишина, хотя запись, судя по файлу, длилась еще несколько суток: очевидно, ее просто некому стало выключить.
На легком ветерке шелестели листья яблоневого сада. На свежую могилу, где нашла свое последнее пристанище первая из бесчисленных Эпплджек, с ветви упало небольшое яблоко.
– Как думаешь, ей бы понравилось тут? – тихо спросила Сансет Шиммер, прижимаясь к радужной пегаске.
– Чтоб у меня перья повылазили, если нет, – ответила та и обняла подругу крылом.
– Подумать только, а раньше тут был всего десяток яблонь, – сказала Сансет Шиммер, вспомнив просмотренные видеозаписи, – а вон как разрослись...
– Да, только яблоки в рот не взять – кислятина, – поморщилась Рейнбоу, но единорожка только потыкалась мордочкой в район голубого ушка:
– Зато можно компот сварить! Подумай, настоящие яблоки! На грунте!.. Мы ведь просто... просто нашли райский сад!
– Ага, и компот будет такой же кислый, – поддела пегаска.
Они еще так долго стояли, безмолвно прощаясь с той, о ком среди пони до сих пор ходили легенды. Единорожка было подумала, что, наверное, нужно что-то сказать, как голос подала Рейнбоу Дэш:
– Скачи на Небесные луга, яблочная поняша. Туда, где всегда сочная трава и спелые яблоки. И где тебя ждут друзья…
Сансет скосила глаза на подругу, но почтительно промолчала. Рейнбоу же продолжила говорить:
– …А встретишь там ворчливую Даймонд Тиару со шрамом, передай привет и скажи, что мы ей очень благодарны. И не сердимся… и это… скучаем…
Единорожка услышала всхлип и только плотнее прижалась к подруге.
Более сильный порыв ветра шевельнул понячьи гривы. Сансет показалось, будто весь сад облегченно вздохнул, слившись, наконец, воедино со своей хозяйкой…
…Они не стали селиться в доме Эпплджек-прим: уж очень там все казалось ненадежным и пыльным. К тому же, мысль о том, что прямо там умерла пони, отталкивало подруг от подобных идей.
По крайней мере, пока не начались холода.
Обыск в доме сделал поняш обладателями различного рода и зачастую нуждающихся в починке инструментов, пришедшим в негодность зарядным устройством для устаревших компов, а также кучей научного оборудования, которым, очевидно, Эпплджек-прим пользовалась для своих исследований.
А еще они нашли запечатанные в банках компоты и варенья. И хотя туда явно был добавлен универсальный консервант, это сильно подняло подругам настроение: не придется экономить.
Ничем другим пригодность запасов объяснить было нельзя, разве что магией. Но это было слишком уж нехарактерно для мира людей.
Кроме того, Сансет обнаружила законсервированные в продолговатых капсулах черенки растений.
Пони еще не знали, но именно это было главным сокровищем старого сада: возможность заново привить деревья и снова сделать их плоды большими и сладкими.
Наконец, запасы всевозможной химии и концентратов: очевидно, Эпплджек собиралась в свое последнее путешествие основательно и надолго…
…Накрывшая мир ночь над пустошами была полна звезд. Настоящих, живых, взирающих с медленно крутящихся небес в компании с Млечным Путем. Луна в этот раз решила не посещать небосклон, дав двум смертным в полной мере насладиться красотой иных светил.
Гигаполисы не могли предложить своим жителям настоящие звезды. Да, виртуальная реальность, планетарии и прочие элементы современной культуры не давали людям забыть, что такое ночное небо и космос, но предлагаемый суррогат не шел ни в какое сравнение с природной красотой.
– Сперли все небо, – буркнула лежащая на спине голубая пегаска, радужная грива которой казалась растрепанной больше обычного.
– Что? – навострила ушки лежащая рядом оранжевая единорожка, которую уже почти сморила томная дрема после целого дня занятий.
Они лежали на расстеленном брезенте неподалеку от речного берега.
– Я говорю, настоящее небо в Гигаполисах сперли, – повторила радужная пегаска. – Подумать только, лет сто этого никто в натуре не видел. И лет сто тут вообще никого разумного не было, кроме одной поняшки, что нашла в себе смелость уйти из этих каменных мешков.
– Агась, – единорожка тоже перевернулась на спину, подвинулась ближе к подруге.
Рейнбоу Дэш обвела копытом небо.
– Представляешь, Сансет... целый мир для нас двоих. Тут ведь никого нет... и не будет еще долго.
– Звучит невероятно соблазнительно, – пробормотала огненная пони, в голосе которой вновь появились сонные нотки. – Имеешь что-то против?
– Не... – пегаска невольно дернула ухом, когда почувствовала дыхание подруги. – На природе здоровско, никого нет под открытым небом, полным звезд... И мы можем делать что хотим, ни на кого не оглядываясь. Лопать то, что найдем, построить дом там, где хотим, бегать голышом, валяться, любуясь звездами или закатом... Блин, я несу романтическую чушь, да?
Она покосилась на Сансет Шиммер, которая, прикрыв огромные глаза цвета морской волны, промурлыкала:
– Продолжай... даже нести романтическую чушь ты умеешь просто потрясно.
– Хех, спасибо... Так вот, я думаю... Блин, ты меня сбила.
Она шутливо пихнула расслабленную подругу, но та только фыркнула от удовольствия.
– Просто скажи это, – тихо сказала единорожка, – и пусть все утрутся, кому невмоготу.
– Тут никого нет.
– Пофиг.
– Я люблю тебя. Ты мне стала ближе, чем кто-либо в жизни. Как сестра просто.
– А какая? – хитро сощурилась единороржка.
– Старшая, – не раздумывая, ответила Дэш.
– Я тебя тоже люблю, чудо ты радужное... – Сансет Шиммер зевнула. – Кстати, насчет того, чтобы «бегать голышом» – это выглядит здравой идеей. У нас нет сменной одежды. И если испортим эту, придется импровизировать тут. А то, что было у Эпплджек, давно рассыпалось в прах. При всем при том, ни ты, ни я не умеем шить.
Она ждала, что Рейнбоу откажется, будет смущаться и, может, даже трогательно краснеть, но та ответила:
– Угу. Будем как в Эквестрии. И вообще, это земля пони, как хотим, так и ходим тут.
– Точно, – улыбнулась Сансет, прикрывая глаза. – Начнем прямо завтра. Нам надо будет все-все изучить тут. А потом решить… что делать дальше
– Но я так боюсь, что... – Дэш вдруг оборвала речь и покосилась на подругу.
Та, продолжая прижиматься и положив на Рейнбоу переднюю ногу, уже спала, издавая то самое трогательное сопение, которое привлекло внимание пегаски.
Рейнбоу улыбнулась и расслабилась на спине, смотря в полную звезд бездну. Вскоре сон сморил и ее.
Пегаске хватило сил только дотянуться до походного одеяла и укрыть себя и Сансет.
Вскоре прижавшиеся друг к дружке пони сладко спали. В кои-то веки – не одолеваемые беспокойными думами или же просто болью, ни душевной, ни физической…
…Рейнбоу Дэш сидела и с ворчанием выдирала из шерсти репей и колючки.
Когда же этот нелегкий труд был завершен, пегаска резюмировала:
– Знаешь, я, пожалуй, больше не хочу как в Эквестрии – с голым крупом ходить. Как-то непривычно это, что все на шерсть попадает, и потом чешется...
Сансет, на которой тоже ничего не было, села рядом и помогла избавиться от следов пребывания в прибрежных кустах: Рейнбоу полезла туда, потому что там ей показалось движение.
Как оказалось, это была жаба – первое существо, не считая насекомых, которое встретилось поняшкам тут.
– А еще нас сегодня ждет незабываемое ощущение отстирывать налипшую на твою шерсть смолу... – проговорила Сансет Шиммер, оглядывая подругу. – И где ты только умудрилась ее найти? Ни одного хвойного дерева на мили вокруг.
Рейнбоу вздохнула, увидев, что и в шерстке подруги тоже хватает всякого мусора, а яркая шкурка даже потускнела от пыли.
– Кажется, кому-то пора принять душ... – сказала она.
Сансет кивнула:
– С языка сняла. Обеим пора. Вот только есть одна проблема: ближайший душ у нас в сотнях километров.
Повисло тягостное молчание, которое нарушила радужная пегаска:
– В реке вода малость мутная, но я тут видела ручеек, очень живописный. И недалеко.
…Спустя несколько минут пони стояли на бережку весело звенящего ручья. Дэш попробовала воду и тут же отдернула копыто:
– Бр-р-р... Ледяная. Задубеем.
Сансет, у которой через спину было перекинуто полотенце, спросила:
– Может, воспользуемся каким-нибудь горячим источником?
Дэш обреченно вздохнула:
– Нет тут никаких горячих источников... Можем в реку пойти, но там вода немногим теплее, и при этом не такая чистая.
Сансет развела копытами:
– Или так, или ходить со смолой на боку. Скажи спасибо, бычок-смоляной-бочок, что на крылья не попало. Кстати, тебе не мешало бы перышки тоже помыть.
Дэш издала тихий вой. Не то чтобы она сильно боялась простудиться: в небесах холодно, пегасы к такому привычны.
Но вот любить не обязаны.
…После купания пони сидели возле спешно разожженного костра, завернувшись в полотенца и одеяла, и жались друг к дружке в попытке согреться побыстрее.
Рейнбоу Дэш, стараясь, чтобы зубы не слишком громко стучали, проворчала:
– И как только пони в Эквестрии с этим справляются...
– Не знаю, – отозвалась Сансет Шиммер, которая чувствовала себя ничуть не лучше. – Это все же мультик. Кроме того, какая-никакая, а цивилизация в Эквестрии есть.
– Это был риторический вопрос!
Единорожка улыбнулась:
– Нам придется тут многое сделать…
Рейнбоу кивнула. Она и сама понимала, что с каждым днем холодает, а жить в палатке и бегать без одежды можно только летом.
По всему выходило, что беззаботному отдыху в яблочном саду приходит конец…
Сансет Шиммер всерьез взялась за дошедшие из прошлого записи.
Эпплджек старалась быть последовательной в своих исследованиях, но иногда прерывалась на собственную биографию или погружалась в воспоминания.
Сансет сделала для себя вывод, что яблочная поняша, будучи существом социальным, отчаянно скучала по общению: ведь здесь, кроме растений и насекомых, почитай, никого и не было.
Решив насущные нужды путем взращивания фруктового сада, крыжовника и картошки из остатков собственных запасов, Эпплджек стала заниматься тем, чему была обучена. А именно, научными изысканиями.
В записях нашлись графики и результаты каких-то расчетов, записанные столь заумным языком, что Сансет перечитывала некоторые предложения по несколько раз. Земнопони исследовала изменения окружающей среды, брала пробы и собирала данные для исследований.
Рейнбоу Дэш же, удостоверившись, что никакой фауны страшнее диких пчел тут не водится, стала летать по округе в целях разведки.
Как оказалось, садом огромная зеленая зона не ограничивается.
Дальше на восток и юг простиралась уже натуральная лесостепь. Вид получался немного пустынный в виду практически полного отсутствия животных, но все же это были не пустоши, а растения не содержали в себе ядовитых веществ.
Эпплджек в своих исследованиях была права: экология планеты начинала восстанавливаться, и отнюдь не благодаря людям. Природа сама умудрилась справиться и с металлом, и с химией, и даже, возможно, с радиацией. А когда запасы новых веществ иссякали, не успев образовать круговорот, то освободившиеся территории занимали более привычные пони и людям трава и деревья.
А это означало, что программа Гигаполисов со скрипом, но оправдала себя. Правда, официально сообщалось о невозможности жизни вне пределов городов. Но сейчас поняша понимала, что делалось это, чтобы человечество, сконцентрированное в легко (как правило) контролируемых конгломератах, снова не разбрелось по планете. И, конечно, не начало новую грызню за ресурсы, территорию, правильных богов или попросту от природной дурости.
Рейнбоу Дэш закончила обследовать окрестности на несколько десятков километров во все стороны. И, выработав себе режим тренировок для поддержания формы, неожиданно проявила интерес к другим записям Эпплджек-прим.
А именно, к тем, где та пыталась писать.
Кроме аудиофайлов, планшет содержал бессчетное множество результатов исследований, а также личные файлы в виде стихов и какой-то прозы, очевидно, написанной от скуки.
И теперь, также пытаясь разнообразить досуг, Рейнбоу Дэш читала то, что Эпплджек-прим писала десятки лет тому назад.
Дом пришлось восстановить: припозднившаяся осень заставила поняш пересмотреть преимущества ночевок под открытым небом или в палатке.
К счастью, они успели вовремя, и первый снег встретили в натопленном и утепленном заново домике. Благо, снятый с флаера обогреватель вполне справлялся.
Именно тогда, в долгие зимние вечера, Рейнбоу тоже начала писать.
Сперва – неуверенно и не слишком умело, и во многом подражая Эпплджек-прим по стилю. Но если земнопони писала, в основном, свои наблюдения за многострадальной природой, то Дэш в своих рассказах больше внимания уделяла испытаниям и приключениям.
Сансет иногда думала, что когда Рейнбоу, смущаясь и краснея, впервые принесла подруге результат своего творчества, это было одной из самых милых вещей, что делала отчаянная названная сестренка.
Вскоре стало понятно, зачем Эпплджек делала консервы: зимой взять понячью пищу было практически неоткуда. И хотя морозы были совсем небольшими, следовало признать, что без запасов старой хозяйки дома обе поняшки, скорее всего, не выжили бы.
Впрочем, и винить их в плохой подготовке к зиме было некому.
Так или почти так минул целый год, наполненный бесценным опытом и хозяйственными хлопотами.
За ним – еще один, к которому подготовились куда лучше: Сансет, опираясь на записи Эпплджек, привила большинство растений в саду, выполола сорняки и не слишком густой подлесок.
Кроме того, пони вместе возобновили консервацию: благодаря части оборудования, они смогли получить мед местных пчел, что резко снизило природную потребность в сахаре. Что, к слову, могло вылиться в проблему в ближайшее время: рафинад давно кончился, а первый год приходилось довольствоваться припасами Эпплджек.
Совместная работа только укрепила дружбу между поняшами. И хотя Рейнбоу не могла в этом мире двигать облака и влиять на погоду, все равно старалась помогать изо всех сил. А недостаток знаний компенсировала рвением. Кроме того, близость реки позволяла не думать об источнике водоснабжения.
Пони втянулись в рутину жизни на природе, и почти не пользовались благами цивилизации без крайней необходимости.
Во-первых, не было нужды, а, во-вторых, помогало отказаться от мыслей, что любая, даже самая надежная техника когда-нибудь выйдет из строя.
Сансет Шиммер, наблюдая за подругой, иногда думала, что та вдали от людей стала почти неотличимой от своего мультяшного оригинала. Разве что спокойными вечерами предпочитает не читать, а писать.
Одним из вечеров новой весны единорожка в очередной раз увидела, как Рейнбоу Дэш, высунув от усердия язычок, ловко тыкает кончиками перьев по сенсорам планшета.
Полюбовавшись на эту картину, Сансет не удержалась от вопроса:
– Что пишешь?
– Историю о том, как пони в мире людей получили свободу, – сказала пегаска, оторвавшись от своего занятия. – Как нашли способ преодолеть бесплодие и нашли собственный дом… в бывших Пустошах. Благодаря самопожертвованию отважной пегаски.
Сансет улыбнулась:
– Думаешь о тех пони, кто остался в Гигаполисе?
– Не только о пони. Вообще обо всех, – пегаска вздохнула и грустно опустила уши. – Я как будто слышу эти стоны и крики из недр бетонных гор. Каждую ночь. Пока мы тут выращиваем яблочки…
Единорожка опустила глаза. Ей и самой было не по себе, что они вдвоем живут здесь в безопасности, в то же время как в Гигаполисах миллионы живых существ вынуждены выживать по жестоким законам человеческого мира.
– Хочешь вернуться? – уточнила Сансет то, о чем думала и сама. – Нас разыскивают.
– Знаю. Но у нас есть настоящая земля Обетованная. Она может вместить куда больше, чем двух пони.
– Готова стать пророком? – улыбнулась огненная единорожка.
Пегаска задумалась на пару секунд, затем сказала:
– Те, кто захочет, смогут уйти. Это главное.
– Чтобы тут полноценно жить, – заметила Сансет, – придется или ходить в Гигаполис за молодежью, или решить главную проблему синтетов – бесплодие. А это могут сделать только люди.
Рейнбоу фыркнула:
– Как же. Я скорее поверю, что человеки возьмут – и прям так сразу всех освободят. Я уже достаточно видела, чтобы понять: скорее алмазные псы займутся благотворительностью.
– Ты права... – вздохнула Сансет.
– Тогда… собираемся? – навострила уши радужная писательница.
– Если только осенью, – уверенно сказала Сансет. – Нужно будет собрать урожай, заготовить запасов на зиму и в дорогу, закрыть дом как следует, а то и построить еще. И вообще, сначала придумать план: скольких мы приведем, где поселим, чем будем заниматься.
Рейнбоу улыбнулась и обняла подругу:
– Принесем им солнце, – тихо сказала пегаска.
– Ага, – Сансет покрепче прижала радужную пони. – В рюкзаке.
Мысленно она уже прикидывала, как лучше будет запастись припасами в дорогу, каким способом обойти чудовищную свалку и вообще проникнуть в Гигаполис.
И главное, что сказать тем, кто захочет слушать о новой земле, где со временем каждый сможет найти себе новый дом…