Зеркало (прошлое)
Часть 2 - Госпиталь. Глава 20
Быстрым, но метким движением скальпель прошел вдоль темной линии на сером веществе и края разреза разъехались в стороны. Отлично. Теперь еще несколько разрезов в том же месте, чтобы углубиться в ткани и может даже получится определить размер пораженного участка.
– Пациент №19-508 я велел вам постоянно поддерживать с нами связь, почему вы молчите? – не отрываясь от своей работы, строго поинтересовался доктор Теннер.
– А вы что, уже начали? – удивился сидящий на специальном кресле молодой жеребчик с пышной алой гривой, локоны которой, увы, лежали теперь на полу остриженные.
Он попытался поднять голову и посмотреть вверх, но стоящий рядом санитар не позволил ему этого сделать. Во время таких операций, голова пациента должна была оставаться неподвижной.
– Вы обязаны выполнять мои указания вне зависимости от того начали мы или нет. Понимаете ли вы, что от этого во многом зависит исход операции и ваша собственная жизнь?
– Простите, – пони виновато замолчал, а затем усмехнулся сам себе и дополнил, – Просто я не знаю о чем можно говорить в этой ситуации, доктор. Трудно думать о вчерашнем ужине, там, или о семье, когда у тебя череп открыт и мозги наружу.
– А вы попробуйте спеть что-нибудь, или стихотворение нам рассказать, – с улыбкой предложил стоящий рядом ассистент.
– Если не знаете, то лучше просто молчите, доктор Ралкин, – фыркнул хирург, – А то мелете Дискорд знает что.
– Так ведь это в учебниках пишут! – начал, было, помощник.
– И что же? – доктор Теннер на секунду перевел на него взгляд, а затем также быстро вернулся к работе. Медлить хирургу было крайне нежелательно, – Вы предлагаете ему начать вспоминать знакомые ему песни и стихотворения, и зачитывать их нам наизусть, как школьнику в классе?! А как быть, если мы с вами их не знаем? Чем нам это поможет? А если он запнется, то как мы определим причину этой паузы: связано ли это с повреждением каких-то важных нейронов в его голове или же просто с забывчивостью пациента №19-508?
– И что же мне тогда делать? – спросил изрядно уже запутавшийся пациент.
– Считайте. Считать-то вы умеете? Начиная от единицы и до конца операции. Я вам сообщу, когда можно прекращать.
– Хорошо. Итак: один, два, три…
– Не торопитесь. Спешить нам с вами некуда.
Вот теперь можно было сосредоточиться на операции. Удаление опухоли в мозгу требовало серьезной подготовки, но на счету доктора Теннера было множество подобных операций. Как среди единорогов, так и среди обычных пони. Требовалось найти все пораженные участки и аккуратно, но с запасом, вырезать их, дабы опухоль не попыталась восстановиться. Благо в данном случае она была доброкачественной, а потому у пациента №19-508 имелись все шансы на выздоровление. Теннер, правда, пока не спешил сообщать ему об этом. Ни к чему лишний раз обнадеживать пони, особенно когда результат, так или иначе, не гарантирован.
«Этот участок также следует удалить…» – сделав небольшой надрез и прислушавшись к реакции сидящего на кресле жеребчика, решил хирург и продолжил проводить скальпелем линию.
– Доктор Теннер, а разве это не поражение? – негромко поинтересовался Ралкин, указав копытом на один из болезненного цвета участков мозга.
– Совершенно верно, – не отвлекаясь от своей работы, пробормотал Теннер.
– Тогда почему вы обходите его стороной?
– Потому что мы не можем удалить всё и сразу, доктор Ралкин. Возьмем больше положенного – мозг не сумеет перестроиться под новый объем и начнет работать неправильно. И тогда пациент №19-508 на всю жизнь останется калекой или даже умрет.
– Значит, мы будем повторно его оперировать?
– Разумеется, и не раз, – кивнул пожилой доктор, – Вероятнее всего это будет шесть операций с периодичностью в одну неделю. Может больше, может меньше. В зависимости от результатов предыдущих наших встреч.
– Девяносто четыре… Так, стоп, получается это еще не всё?! – удивился пони.
– Пациент №19-508, вам кто-то разрешал останавливаться? – вместо ответа поинтересовался доктор.
– Да я считаю-считаю: девяносто пять… девяносто шесть…
Небольшой кусочек здесь, небольшой участок там. В этой работе было что-то от живописи. На самом деле ему уже было и не принципиально: считает ли пациент №19-508 или нет. Он вполне мог удалять опухоль и без подсказки, прекрасно зная, что можно сейчас трогать в его мозгу, а что нельзя. Однако своевольно менять порядок ведения этой операции доктор Теннер посчитал бы излишней самоуверенностью. Всегда лучше перестраховаться. И тем более нельзя было позволять себе подобную безответственность перед учеником. Не такой опыт он стремился ему передать!
Получив новый скальпель, так как старый по его ощущениям стал недостаточно острым, он удалил еще немного пораженной ткани и отложил инструмент в сторону.
– Можете прекращать отсчет.
Пациент послушно замолчал.
– Что ж, первый этап завершен, – подойдя к умывальнику, доктор Теннер открыл воду и продолжил, – Могу заявить, что закончился он успешно. Сейчас мой коллега доктор Ралкин поставит отсоединенный участок вашей черепной коробки на место и пришьет его, а через неделю мы продолжим. Общее недомогание, круги перед глазами и мигрень, являются нормальными для послеоперационного периода. Если же вы будете чувствовать какие-то иные симптомы, то незамедлительно сообщайте санитарам или дежурной медсестре. Завтра я проведу осмотр.
– Хорошо. Спасибо, доктор!
Жестом велев своему ассистенту начинать, доктор Теннер развернулся и покинул операционную. Сегодня было еще полно дел, поэтому, чтобы всё успеть, ему никак нельзя было терять время.
Главврач отложил одну кипу бумаг в сторону и положил на её место другую. Взгляд его скользнул по стене с висящими на ней часами. 8 часов 33 минуты. Многовато, нужно будет обязательно их где-то догонять, ведь сегодня ему еще предстояло 3 операции, 14 осмотров, и прием партии лекарств от Авафа. Он бы и рад был передоверить последнее кому-то другому, однако в нынешней ситуации, когда по сути все привозимые им лекарства были просроченными, судя по этикеткам, нужно было иметь немалые знания в фармакологии, чтобы определить какие из них действительно стоило выбросить, а какие все-таки могли еще послужить им хорошую службу. И ошибки здесь имели бы для них очень печальные последствия.
Он открыл папку с результатами осмотров. Все доктора, так или иначе, сдавали свои результаты ему на проверку. Где-то требовалось подтверждение на назначенную схему лечения, где-то совет, вердикт или какая-то иная помощь. Проверка диагнозов. Вот, например, реакция этого пациента на выдаваемые уже третий день глистогонные препараты почему-то совсем не соответствует ожидаемым результатам. Значит, не фасциолез является причиной его плохого самочувствия? Или же причиненный их деятельностью ущерб настолько велик? Надо пообщаться с его лечащим врачом и узнать его мнение. Кто там? Доктор Вайтлайн. Да, у этой порой проскальзывают неверные диагнозы. Кобылица слишком поверхностно подходит к опросу больных. Раньше бы таких как она на пушечный выстрел не подпустили к медицинскому учреждению, но, увы, время вносит свои коррективы. Далее были другие пациенты, другие врачи… Монотонная, рутинная работа, которую, однако, никак нельзя было запускать. Особенно сейчас, когда таких, как доктор Вайтлайн, в больнице подавляющее большинство. У этого явные улучшения, у другого реабилитация что-то затягивается, у третьего… Опять новый диагноз? Хм, похоже, он просто пудрит неопытным врачам мозги, на ходу придумывая симптомы. Надо бы посетить проходимца и отправить на все четыре стороны. Увы, симулянтов, желающих получить бесплатную пищу и обслуживание в Маханхолле тоже было предостаточно.
– Доктор Теннер, мы прибыли, – дверь в кабинет со скрипом открылась и в образовавшуюся щель просунулась белобрысая голова в черной кепке, – Есть что-нибудь для нас?
– Постучите в дверь.
– Да я же спросить только…
Поняв, что так ничего не добьется, пони страдальчески выдохнул и вышел наружу. Раздался стук в дверь, после чего доктор Теннер разрешил ему войти. Вот теперь это выглядело как визит к главврачу.
– Я вас слушаю, – доктор Теннер мельком посмотрел на сотрудника завода. Этот не раз уже приезжал сюда, но почему-то до сих пор не научился работать по правилам. Обыкновенный оболтус. Ничего интересного.
– Мы приехали. Списки у вас?
– Да, на столе, – чтобы он не ошибся, доктор Теннер пододвинул нужную пачку бумаг поближе к нему, – Берите их и принимайтесь за работу.
– Благодарю.
Получив свою порцию бумаг, жеребец удалился. Сегодня должны были забрать всех списанных больных, а то их многовато скопилось в последнее время. Во многом из-за срыва в поставках лекарств. При таком дефиците сложно было не то, что лечить больных, но даже просто поддерживать их состояние. Плюс к тому скудный на витамины рацион питания, отсутствие хотя бы искусственного солнечного излучения, общая угнетенность больных… Не самые лучшие условия для работы. Время? 09:26. Есть возможность доделать эту стопку осмотров и всё успеть.
В дверь постучали.
– Войдите.
– Доктор Теннер это опять я, – в кабинете появилась одна из медсестер с травматологии, – Извините, что беспокою, но работать так невозможно! Эта марганцовка старая и скоксовалась вся, как камень! Мы уже замучились с ней возиться. От неё вреда, небось, больше чем пользы.
– Что миссис Донат сказала? – не изменившись в лице, поинтересовался он.
– Она пассатижи выдала и сказала ковырять ими, пока не раздробим. Но это же не дело!? Мы и так возимся с этими бинтами весь день!
– Ну а вы что предлагаете?
– Я? Хм. Может, пока так перевязывать будем?
– Открытые раны? «Так»? – изогнул бровь главврач.
– Можем водой их смочить немного… – стушевалась работница госпиталя.
– Водой смочить!? А вода, по-вашему обеззараживающий эффект имеет? Водой она смачивать собралась, дожились. Вы знаете, зачем вообще в больницах перевязывают раны? – доктор Теннер волком посмотрел на неё, но та не нашлась что ответить, – Нет, ваш вариант меня совершенно не устраивает. Делайте так, как решила миссис Донат.
– Хорошо, – медсестра горестно вздохнула, – А когда лекарства привезут хоть?
– Сегодня должны. Думаю, антисептики среди них найдутся, если вы об этом.
– А, тогда ладно. Спасибо!
Мигом повеселев, работница госпиталя выпорхнула из кабинета.
«Что-то надо делать с этой безграмотностью, – продолжая просмотр докладов своих специалистов, хмуро подумал Теннер, – Санитар, который не знает, зачем нужно обеззараживать бинты!? Срамота! А ведь миссис Донат заверяла меня, что лично проводит инструктаж с каждым из новоприбывших работников. Надо им экзамен устроить на этой неделе».
Очередная стопка подошла к концу, и он взглянул на часы. 09:58. Как раз вовремя. С учетом того, что до нужной больничной палаты добираться как раз минуты две – на осмотр он придет точно в срок.
Поднявшись из-за стола, доктор выключил свет и покинул кабинет.
Он опустился в кресло. Да. Результаты в целом удовлетворительны, хотя, конечно, из-за отсутствия Е-селена восстановление затягивается. Хотелось бы вытянуть этого парня, ведь Аваф уже несколько раз приходил к Теннеру из-за него. Рассказывал, что это один из лучших его механиков и очень просил его вылечить. Предлагал взамен на его спасение отправить экспедицию за лекарствами аж до самого Кантерлота. Заманчивое предложение, но доктор не стал его принимать. Ему не требовалась дополнительная мотивация, чтобы сделать все, что от него зависит, для спасения больного, однако, если это окажется невозможно, то есть ли смысл соглашаться на что-то и подавать ложные надежды? Аваф это и сам понимал, и вряд ли сильно удивился, услышав его отказ.
Далее снова рутина. Бумаги, симптомы… описания болезней, результаты вскрытий. Его часто просили упростить документооборот в больнице, а самые рьяные и вовсе требовали упразднить его, чтобы освободить больше времени для других дел. Но он знал, что это недопустимо. Все сотрудники госпиталя обязаны вести документацию, равно как и он обязан в неё вникать. Иначе? Иначе начнется хаос. Тотальная неразбериха, в которой ценность медицины как способа лечения пони сойдет на нет. Так и до шаманизма недалеко!
Еще несколько осмотров, еще несколько стопок бумаг. Простых и сложных. Он посмотрел на часы. 11:40. Перед обедом он собирался внепланово успеть осмотреть еще одну пациентку, кажется №21-419. Роженицу, плод которой был деформирован, и поэтому необходимо было постоянно подправлять его, пока он находится в её утробе, а затем, во время родов, суметь извлечь его так, чтобы сохранить жизнь хотя бы матери. Жизнь ребенка, с учетом мутации, это уже вторичная проблема. Хотя сама кобылица не раз высказывалась ему о том, что твердо намерена взять на себя эту ношу. Ну-с, её право. Если ей хочется возиться с кривошеим дитем, отстающим в развитии – пусть возится. Он сделает всё возможное, чтобы сохранить их обоих.
Не успел доктор подняться с места, как дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет вошел какой-то лысеющий толстый жеребец пожилого возраста:
– Это, что же у вас за бардак такой творится в вашей больнице, а?! – с негодованием в голосе выкрикнул он, дополнив свою фразу парой ругательств недопустимых для приличного общества.
Жеребец был одет в черную форму работников завода, но из-за характерной постановки задних конечностей можно было сделать вывод, что он уже много лет занимается сидячей работой, заработав себе этот «профессиональный дефект». «Вероятно, работает у них водителем, – глядя на него устало подумал Теннер, – небось, еще и геморроем страдает. Слишком часто морщится».
– Почему вы молчите? Ответьте мне, как вы это допустили?!
– Говорить я буду только после того, как вы соизволите постучать и зайти в кабинет главы госпиталя так, как полагается. Кстати, об этом написано перед дверью моего кабинета.
Не растерявшись, жеребец развернулся и от души потарабанил в дверь.
– Вот так! Теперь довольны?
– Теперь представьтесь, пожалуйста, и изложите суть проблемы, – не впечатлившись его бестактностью произнес доктор.
– Эх, вот только на эту показушность вам мозгов и хватает, – махнув копытом, проворчал водитель, – Я Тинмэйн, рабочий завода. И я, конечно, понимаю, что моим придуркам нет никакой разницы кого тащить под нож, но лично я возить здоровых пони на бойню не подписывался!
– Погодите, но с чего вы взяли, что вы возите здоровых? – спросил доктор Теннер, посмотрев на собеседника поверх очков.
– Да что я дурак, по-вашему?! Больного от здорового не отличу?
– Неужели отличите? – с явной иронией удивился доктор Теннер.
– Конечно. Я же не слепой, вижу!
– Ах видите… Ну, это меняет дело. Так вы, полагаю, и безоар сходу видите, и лейкоз? Может, и канцероматоз обнаруживаете без рентгена?
– Что вы в меня своими терминами тыкаете!? – еще сильнее рассердился визитер.
– А то, что вы, уважаемый, не имея медицинского образования, имеете наглость не только ставить диагнозы моим больным на основании одной лишь визуальной оценки, – резко ответил ему доктор Теннер, немного подустав от назойливого жеребца, – но еще и ставите под сомнение мою компетентность! И более того митингуете об этом в моем собственном кабинете!
– Вот значит как? – не сдавался пони, – Ну, хорошо, док. Хорошо. Может, я и не знаю, что такое этот ваш «коматоз», но уж… – он осмотрелся, в поисках чего-то, а затем вышел за дверь и вернулся с папкой бумаг, – Но уж в копытной гнили я разбираюсь. Вот. Поглядите на вашу «компетентную деятельность».
Папка с грохотом оказалась у него на столе. Ничего особенно интересного в целом. Доктор Теннер без особого энтузиазма пролистал её и не нашел к чему придраться.
– Ну и? – он посмотрел на собеседника, – Копытная гниль IV стадии, осложнение некробактериозом. Смертельный диагноз. И тут есть моя подпись, следовательно, так оно и есть. Вас что-то не устраивает в формулировке?
– Ага. Да, док, не устраивает. Показать что именно? – жеребец победоносно ухмыльнулся, – Эй, остолопы, заводите больную!
Секунду спустя в кабинет зашла какая-то светлогривая молодая кобылка в сопровождении двух жеребцов с завода. Худоватая немного, но…
– И что? Где ваша копытная гниль?! – принялся паясничать он, – Покажите нам её, пожалуйста, вы ведь так качественно делаете свою работу, верно!?
– Так, помолчите, пожалуйста!
Доктор Теннер поднялся с места и медленно подошел к кобылице. Прежняя уверенность в своей правоте исчезла, и от этого на душе стало достаточно мерзко. Теперь уже Теннер и сам был удивлен. И, нет, он не собирался осматривать её. Какой смысл осматривать, когда даже не третьей стадии гнили пациент уже не способен самостоятельно передвигаться.
И если диагноз действительно неверный, значит…
– А вы точно пациент №13-718? – на всякий случай уточнил он.
– Угу, – ответила кобылица.
Доктор поджал челюсть. Он терпеть не мог признавать свои ошибки, особенно в тех направлениях, которыми, казалось бы, овладел в совершенстве, но крыть ему, пожалуй, было действительно нечем.
– Бандит! Подлец! Негодяй!
Раз за разом повторял глава госпиталя, вышагивая по кабинету. Помимо него здесь находились мясники, а также доктор Ралкин, который, понурив голову, сидел на стуле, не зная, что сказать. Именно ему посвящались все высказываемые последнюю минуту оскорбления.
Взгляд Теннера скользнул по стене с часами. 12:20. Отвратительно. Осмотр пропущен, половина обеда тоже. И сделано это было не по его вине, но в результате наглой, бессовестной диверсии со стороны его собственного сотрудника.
– Вы мне только скажите, Ралкин, какого Дискорда вам вообще взбрело в голову подменять чьи-то больничные карты!? – продолжая метать молнии, спросил пожилой медик, – Вы хоть понимаете, что вы пытались сотворить?!
– Я просто хотел…
– Вы хотели опорочить мою честь! Выставить меня дураком, перед лицом других пони. И вам это удалось! Поздравляю, вы выставили! На посмешище! Ведь теперь авторитетность моей резолюции успешно может оспаривать любой малограмотный водитель труповозки. Вы этого добивались?!
– Нет. Я пытался спасти её.
– Кого, её!?
– Лучика. Ну, ребенка, которого вы…
– Стоп! Не продолжайте! – грубо прервал его Теннер, вновь не дав договорить, – Мне совершенно всё равно о ком вы сейчас говорите, но если это обладатель того диагноза, который описан в больничной карте, то это – живой труп. Понимаете? Труп! Спасти его жизнь невозможно и надо быть полным болваном, чтобы не понимать этого. Единственная польза, которую он способен принести обществу, это превратиться в тот товар, за который город получает электроэнергию, а больница – еду и лекарство для других пациентов.
– Но мы не можем так с ней поступить!
– А с другими пони, значит, можем!? – гневно топнув ногой, спросил его Теннер, – Сегодня вы пытались отправить на убой заведомо здорового пациента. Это убийство, доктор Ралкин! За такое в тюрьму садят, вы понимаете?! А то и вовсе, навечно обращают в каменного истукана.
– Я…
– Молчите! Вы бездарь. Позор нашей больницы. И зачем я вообще нянчился с вами столько лет?! Вам кто-то помогал? Признавайтесь, я знаю, что у вас не хватило бы серого вещества в голове провернуть всё это в одиночку.
Он какое-то время пытался отмалчиваться, но потом, не выдержав взглядов собравшихся в кабинете, все-таки признался:
– Миссис Донат помогала мне. Несколько других врачей тоже знали о том, что мы делаем, но я попросил их молчать и они не рассказывали вам.
– И как часто вы это делали? Ну?! Отвечайте!
– Раза четыре, может, пять. Но только чтобы спасти Лучика, клянусь!
– Stultissimus! Trucidator! Пять жизней в пустую… И самое ужасное в этой ситуации то, Ралкин, что я вас даже выгнать за это не могу. В больнице и без того нет докторов, поэтому сегодня я отстраняю вас от работы, а завтра… посмотрим. Я постараюсь сделать так, чтобы вы не ушли от ответственности.
Возникло желание отвесить ему хотя бы пощечину или подзатыльник, но копытоприкладство никогда не было его методом. Пусть совесть сама его наказывает. Сейчас, главное, чтобы до него, наконец, дошло, какое преступление он совершил.
– Ну, что ж господа, – доктор Теннер повернулся к остальным присутствующим и уже совсем другим голосом произнес, – Благодарю за проявленную бдительность, а теперь предлагаю проследовать за мной и расставить всё на свои места. Я вас провожу.
Согласно кивнув, работники завода вышли в коридор, а доктор Теннер отправился следом, но, когда он уже почти дошел до порога своего кабинета его догнал доктор Ралкин. Взгляд его был совершенно потерянным, глаза влажными. В копыте он держал небольшой шприц со снотворным.
– Прошу, дайте ей хотя бы это. Я знаю, что раньше пациентам, которых увозили на убой, выдавали снотворное, чтобы они… не видели, что с ними произойдет.
– Это было тогда, когда у больницы было больше лекарств, доктор Ралкин, – заметил глава госпиталя, глядя на шприц, – Сегодня это непозволительная роскошь для них.
– Я обещаю, что всё отработаю! Только сделайте это.
Доктор Теннер шумно выдохнул, но все-таки принял снотворное из копыт своего коллеги.
– Не о тех вы заботитесь, доктор Ралкин… – с досадой произнес он, после чего махнул копытом и вышел за дверь.
Когда процессия зашла в палату, выяснилось, что пациент №2-712 находилась там не одна. Миссис Донат как раз делала ей перевязку и что-то рассказывала, но увидев их – напряглась. Ну, еще бы!
– Приказываю немедленно завершить процедуру, медсестра Донат, потому как лечение пациента, которого вы обслуживаете, прервано за отсутствием перспективы выздоровления.
– То есть как это, доктор Теннер? Вы, наверное, ошиблись. Её нет в списках, – миссис Донат издала нервный смешок и поднялась на ноги, взгляд её глаз скользнул по другой пациентке, которая почему-то продолжала по инерции следовать за ними, – Я всё делаю согласно правилам, а все назначенные ей процедуры согласованы с доктором Ралкиным – её лечащим врачом.
– Да неужели? – снова услышав эту наглую ложь, ему очень захотелось высказать всё, что он о ней думает, но он сдержался, – Дело в том, медсестра Донат, что доктор Ралкин рассказал мне о вашей с ним «совместной деятельности» и исправил все допущенные при оформлении документов «ошибки». И теперь выходит, что лечение пациента №2-712 прервано.
– Угу, и значит, эта очаровательная, но немного подгнившая леди сегодня отправится с нами, – один из работников завода деловито подошел к кровати и оценивающе посмотрел на лежащую там перепуганную поняшку, – Так, и как бы это тебя взять бы так, чтобы не измазаться…
– Копыта от неё убери! – рявкнула медсестра и оттолкнула его прочь. Да так, что не ожидавший этого жеребец отлетел в сторону, перевернув одну из соседних коек.
Ну, это уже не лезло ни в какие рамки. Доктор Теннер потребовал от миссис Донат прекратить, то что она делает, и не препятствовать работе сотрудников завода, однако она не послушала. Только послала его в Тартар. Двое других мясников попытались обойти и скрутить её, но, словно какая-то озверевшая медведица, она растолкала их в стороны как малых жеребят. Конечно, ребята явно были не ровней ей, ведь, несмотря на возраст, она оставалась достаточно крупной особой, да и работа не раз требовала от неё проявлять силу. Ей куда чаще приходилось иметь дело с буйными пациентами, чем им, да и тяжелый инвентарь, который она ежедневно носила из одной палаты в другую, во время обработок, так или иначе помог ей развиться физически.
– Медсестра Донат, немедленно прекратите этот балаган! – еще раз рявкнул Теннер, когда жеребцы вновь попытались приблизиться к ней и снова разлетелись в стороны.
Нет. Бесполезно. Она даже и не слышала его. Кричала что-то про каких-то дочерей, ругалась, проклинала всё вокруг. У неё явно началась истерика и в таком состоянии потасовка могла закончиться чем-то похуже перевернутых больничных коек и порванных простыней. Пони в черной униформе явно недооценивали угрозу. Хотя, они скорее просто были сбиты с толку, ведь подобного с ними еще не происходило, и как бы работа требовала от них забрать пациентку, но и что сделать с этим неожиданным бодающимся, лягающимся и толкающимся препятствием они не знали. Пытались просто навалиться на неё все вместе и повалить на пол, но места для этих манипуляций было маловато, да и опыта у них не было. Что-то загромыхало – это перевернулась тумба со всем содержимым. Кто-то из заводчан уже потирал окровавленный лоб.
Надо было вмешаться.
Выгадав удачный момент, Теннер тихонько подошел к разгоряченной медсестре сбоку и быстро приблизившись, вонзил в неё шпиц со снотворным. Миссис Донат грубо оттолкнула его, но в целом, дело было сделано. Поднявшись с пола и поправив медицинский халат, доктор Теннер посмотрел на свою сотрудницу. В её глазах читался испуг и бессильная злоба.
– Ты сволочь, – прошипела она и выдернула шприц.
Больше никто не пытался ни скрутить её, ни повалить на пол. Лекарства вот-вот должны были сделать это и без них. Движения её стали замедляться. Она попыталась сама напасть на застывших в отдалении жеребцов в черном, но её уже слишком сильно мотало из стороны в сторону, и она не смогла добежать до них. Споткнулась о спинку поломанной койки, упала, поднялась вновь.
– Вы опозорили меня, миссис Донат, – заявил доктор Теннер, подойдя к ней поближе, – И вы будете за это отвечать. Но пока, чтобы вы оценили последствия своего безнравственного, гадкого поведения, я напомню вам, что доза снотворного, которою вы получили, предназначалась вашей дорогой пациентке, которую вы так старались сейчас защищать. И благодаря вам теперь пациент №2-712 отправится на завод без каких-либо способов облегчить свою участь. Живите с этим.
Злость, сменилась отчаянием. Она попыталась еще что-то сказать, но не удержалась на ногах и упала.
– Надеюсь, это будет вам уроком.
Спустя еще несколько секунд она уснула. Действие закончилось и в палате стало как-то неожиданно тихо. Все как будто бы ждали чего-то.
– Делайте своё дело, – произнес доктор, когда пауза чересчур затянулась.
Вернувшись из какой-то прострации, работники завода переглянулись и начали работать в привычном темпе. Один из них закатил в палату тележку, двое других аккуратно переложили выписанную из больницы пациентку №2-712 на неё. Сама она, кстати, за всё это время не сказала ни слова. Когда их взгляды все-таки встретились, Теннер немного жеманно произнес:
– Увы, нам не удалось добиться вашего выздоровления, молодая мисс. Примите мои соболезнования.
– Вы хотя бы попытались, – негромко ответила она. Судя по её совсем ослабевшему голосу, состояние кобылицы оставляло желать лучшего, – Спасибо, в любом случае, доктор Теннер.
После чего её увезли. В палате остались только сам Теннер, спящая медсестра и та пони, которая до сих пор здесь зачем-то находилась. Просто наблюдая, но ничего не делая. Как тень. Обратив на неё внимание, главврач нахмурился:
– Пациент №13-718 вас, кажется, выписали из больницы еще перед обедом, разве нет?
– А? – как будто проснулась она, – Да, действительно.
– Ну, так чего же вы ждете? Ступайте прочь, у вас более нет права самовольно расхаживать по этому блоку. Это не ваша палата.
Кивнув, пони извинилась и вышла в коридор.
«Сколько времени потеряно на такую ерунду, – в сердцах сплюнув, подумал пожилой доктор, – И как мне теперь успеть всё в срок? Такой день испортили».
Время? 01:54. Глубокая ночь. Сегодняшний рабочий день сильно затянулся из-за обеденного инцидента, ведь помимо прочего ему пришлось самому заниматься пациентами доктора Ралкина. На всякий случай он лично обошел каждого из них и сверился с их диагнозами, на предмет других возможных подмен, но, как и заверял его молодой ассистент, остальные его подопечные не вызывали подозрений.
Поставив итоговую подпись на списке привезенных лекарств, в соответствии с их фактическим наличием и принятием на склад, доктор Теннер отключил настольную лампу и, устало выдохнув, встал из-за стола. В конце концов, и этот рабочий день подошел к своему логическому завершению.
Больничный халат занял свое место на вешалке, а вместо него на шее доктора появился воротник, какие частенько носили жеребцы лет сорок назад, а также небольшая, но вместительная сумка на боку. Он собирался сходить в теплицу после работы и набрать продуктов, поэтому взял её с собой сегодня, но этим планам не суждено было сбыться. Придется отложить их на завтра.
Закрыв кабинет на ключ, он отправился по коридору на выход. Пациенты уже давно спали, врачи – ушли на заслуженный отдых. Большая часть ламп в ночное время отключалась, ради экономии электроэнергии, поэтому раз за разом он погружался во мрак. Собственно поэтому заприметить свет в ординаторской оказалось несложно. Конечно, можно было предположить, что это ночной дежурный решил передохнуть там после обхода, но у санитаров была своя коморка. Да он и без того понимал, кого он там встретит.
Открыв дверь помещения, он вошел в ординаторскую. На старом диванчике, как и предполагалось, сидел доктор Ралкин, всё также понуро уставившись в пол. Он настолько был подавлен своими мыслями, что даже не заметил, что кто-то вошел. Конечно, пожилой хирург все еще был зол на него за сегодняшний инцидент, однако его необходимо было как-то поддержать. Бедняга совсем расклеился.
Ни слова не говоря, доктор Теннер проследовал к небольшому стеклянному шкафчику и, вынув спрятанный в старой вазе ключик, открыл его, достав оттуда небольшую бутылку фруктового ликера, который, по старой традиции, все еще обязательно присутствовал в комнате отдыха медработников. Этакий, неприкосновенный запас, созданный специально для таких случаев.
Поставив небольшой стакан на расположенный перед диваном столик, доктор наполнил его этой жидкостью и негромко произнес:
– Пейте.
– Извините, но я не пью спиртное, – отчужденно ответил жеребец.
– Это не предложение, доктор Ралкин, это – приказ. И будьте так любезны, выполните его.
Немного подумав, карий земнопони взял стакан и осушил его. Теннер довольно кивнул и вновь налил в него фруктовый ликер:
– Пейте.
Дождавшись, когда и вторая доза спиртного отправится к нему в рот, пожилой доктор, наконец, отставил стакан и бутылку в сторону и сел напротив своего коллеги.
– Вам полегчало? – на всякий случай поинтересовался он.
– Не особо.
– Это потому, что алкоголь еще не до конца начал действовать на ваш организм, – Теннер дал ему немного времени подумать, а затем продолжил, – Как вы думаете, доктор, как часто я за свою карьеру наблюдал подобную картину?
В ответ на это ассистент лишь едва заметно подернул плечами.
– Я вам отвечу: очень часто. Особенно среди молодых специалистов. И вы не единственный, кто допустил в свое время эту ошибку.
– Какую ошибку? – тихо спросил Ралкин, все еще не проявляя особого интереса к беседе.
– Неверно истолковал для себя суть нашей с вами профессии, – заметив непонимание, Теннер принялся объяснять, – Поймите: доктор – это не добрый волшебник, который приходит помогать всем нуждающимся. И не судья, чтобы решать, кто заслуживает жизни, а кто – нет. Доктор – это в первую очередь специалист. Такой же специалист, как инженер или, например, математик, с той лишь разницей, что вместо механизмов и уравнений ему приходится работать с живыми пони. И думаете, это что-то меняет? Нет. Совершенно ничего. Также как и любой другой специалист, доктор должен во всех деталях изучить предмет своей деятельности, чтобы собрать данные, обработать их и сделать соответствующие выводы. Сопоставить симптомы, определить болезнь и найти способ вылечить её. Или же сделать заключение, что лечение бесполезно. И в этом, коллега, тоже определяется своего рода профессионализм лечащего врача, ведь чем раньше он сумеет прийти к таким выводам, тем больше времени и бесценных ресурсов он сумеет оставить для тех, кому эта помощь действительно сможет помочь.
– Но ведь я мог помочь. Копытная гниль поддается лечению, доктор Теннер!
– Разве? Не смешите меня. Пациенты умирали от неё и в куда более беззаботные для Эквестрии годы, а если и нет, то без магического вмешательства всё заканчивалось ампутацией. Если там вообще было что ампутировать…
– У Лучика был не настолько запущенный случай.
– Но, тем не менее, результат аналогичный, верно? – хирург невесело усмехнулся, – И прекратите уже называть пациентов по имени! Какой еще «Лучик»?! Она – пациент №2-712, и, поверьте мне, если бы вы относились к ней как к пациенту №2-712, а не как ко всяким там лучикам, солнышкам или пряникам, то вам было бы куда проще принимать правильные решения.
– Я поступил так не поэтому, – не поднимая головы, буркнул врач.
– А почему?
– Потому что она – ребёнок.
– И что с того? – нахмурился доктор Теннер, – Вы думаете, это последний в вашей жизни ребенок, которого вы не сумеете спасти? Далеко не последний! И что же вы собираетесь по каждому из них устраивать такой траур? Вам не хватит на это здоровья, доктор: ни душевного, ни физического. Запомните раз и навсегда: в первую очередь, она – неизлечимый больной. И до тех пор, пока вы не научитесь делить пациентов на «излечимых» и «неизлечимых», вы не станете хорошим специалистом. Не на добрых и злых, не на старых и молодых, и не на красивых и страшных. У вас должно быть всего два критерия: либо этому больному вы можете оказать помощь, либо – нет. И корить себя вам надо не за тех, кому вы не могли помочь и поэтому не стали, а за тех, кому могли, но не сумели.
Собеседник лишь шмыгнул носом, но ничего не сказал.
– Рано или поздно вы всё равно придете к этому, доктор Ралкин. Все через это проходят, – назидательно произнес хирург, после чего поднялся с места и направился к выходу. Остановившись в дверях он, будто вспомнив что-то, развернулся и добавил – И, да, извините, что назвал вас бездарем сегодня. Вы далеко не безнадежны как врач. У вас есть талант, иначе бы я не занимался вашим обучением.
Больше ничего не сказав, он вернулся в коридор.
Ночь в Маханхолле всегда ощущалась странно. Вроде бы на улицах и становилось светлее, из-за медленно крадущейся по небу искусственной луны, но вместе с тем улицы наполнялись длинными, темными тенями, которые словно бы тянулись к редким прохожим своими покореженными пальцами. Все как будто бы искажалось и становилось еще более сюрреалистичным, чем раньше. По мнению Теннера ночь в Маханхолле была неуютной.
«И когда уже ты сорвешься со своего монорельса…» – взглянув на мерцающий вдалеке диск, сердито подумал доктор.
С другой стороны, если луна погаснет, то граница между днем и ночью совсем исчезнет. Останутся только фонари, да тьма вокруг. И это будет действовать на живущих в городе пони едва ли не хуже, чем нынешнее световое безобразие. Если только кто-то не догадается имитировать смену дня и ночи яркостью горящих огней, как это было раньше – до изобретения монорельсов. Вот только кто этим будет заниматься в городе, в котором давно уже нет ни власти, ни коммунальных служб?
Пройдя через небольшую арку, доктор Теннер вошел во внутренний двор одного из зданий. Здесь удобно было сокращать маршрут в тех случаях, когда приходилось идти домой пешком.
«Жаль, что не удалось посетить теплицы. Дома, кроме горсти овсяной муки, и нет ничего. Не хотелось бы заниматься кулинарией посреди ночи, – вновь выйдя на тротуар, он продолжил размышлять, – Да, пожалуй, не буду ничего делать, а просто залью её кипятком и съем так. Легкоусвояемый, полезный продукт. Будь я по моложе, можно было бы посетовать, что эта масса негативно влияет на лошадиные зубы, которым самой природой завещано жевать что-то твердое, но в моем возрасте это не имеет значения. Мой прикус уже вряд ли изменится».
Едва подумав о неправильном прикусе, доктор Теннер вспомнил и про пациентку №21-419, которую он в суматохе так и не посетил сегодня.
– Одни беды от них… – негромко проворчал он, обращаясь ко всем участникам сегодняшних событий сразу.
«Надеюсь, ничего критичного для её состояния не произошло сегодня. Конечно, роды ожидаются не раньше, чем через полмесяца, но кто знает? Вдруг, именно сегодня её плод запутался в собственной пуповине и замер? В этом случае патродов не избежать! Да, обязательно поставлю себе пометку в списке дел и навещу её завтра пораньше».
Повернув на свою улицу, доктор Теннер спустился с небольшой возвышенности и перешел через дорогу на свою сторону. Скоро автобусная остановка, а после дворы и собственно дом. Вообще, он уже не раз думал о том, чтобы перебраться в какую-нибудь пустующую квартиру поближе к госпиталю. Это было бы удобно, но что-то его всегда останавливало. Нежелание расставаться с соседями или боязнь того, что новое место окажется хуже предыдущего? На самом деле, ему просто не хотелось возиться с переездом. Всё что находилось за пределами госпиталя, его совершенно не интересовало, а потому он просто не мог, да и не хотел, уделять этому свое время. Возможно, поэтому он все еще оставался один.
Взгляд его снова уловил какое-то движение в темноте. Кто-то уже довольно-таки давно следовал за ним и никак не хотел отставать. «Кто бы это мог быть?» – подумал доктор. Повернув в другой небольшой дворик, окруженный черными глазницами окон пустующих домов, он дал своему преследователю последний шанс разминуться с ним, но он этим не воспользовался. Он явно следовал за ним. Резко остановившись под светом одного из фонарных столбов Теннер развернулся.
– Вы что-то хотели? – поинтересовался он у тени.
Судя по всему, преследователь немного опешил. Похоже, он полагал, что двигается более скрытно. Постояв немного, он все же решился сделать несколько шагов вперед и встать под свет фонаря. Это оказалась какая-то светлогривая кобылица с голубыми глазами.
– Узнали меня? – спросила она.
– Понятия не имею, кто вы такая, – честно ответил доктор Теннер.
– Вы ведь неоднократно меня видели. Как вы можете меня не помнить?
– И что с того? Я много кого вижу в течение дня – еще раз взглянув на неё, доктор поправил очки – Хотя, постойте-ка. Вы пациент №13-718, вернее, были им до выписки из госпиталя.
– Да, это я, – кивнула пони.
– Пришли поблагодарить меня? – изогнул бровь хирург, – Могли не утруждаться, я не нуждаюсь ни в чьей признательности.
Он собрался было уйти, но пони заволновалась и, обогнав его, встала у него на пути, перегородив дорогу.
– Нет, я совсем не за этим! Я по другому поводу.
– Любой другой повод, мисс, я готов обсуждать в кабинете, в рабочее время.
Он вновь попытался обойти её, но безуспешно.
– Я здесь, чтобы принести справедливость! – вдруг заявила она, – Я собираюсь судить вас, доктор Теннер.
Звучало, мягко говоря, неубедительно. Судя по всему, кобылица это тоже поняла и уже немного быстрее и менее внятно затараторила:
– Вы виновны в убийстве множества пони, которые погибли от ваших копыт за то время, пока вы были главой госпиталя.
– От моих? – доктор Теннер удивленно посмотрел на собеседницу, – О чем вы вообще?
– В основном эти были единороги. Больные единороги, которых вы убивали. Я читала карточки, там явно видно, что вы их просто так отправляли на убой!
Переживала она как малый жеребенок на школьном спектакле, который забыл слова и отчаянно пытался выкрутиться. Это выглядело глупо и немного жалко. Вот только поблескивающее лезвие ножа на переднем копыте, наличие которого так старалась скрыть кобылица, существенно всё усложняло.
– Вы убийца, доктор Теннер.
Посмотрев внимательней в её глаза хирург вдруг понял, что она просто ненормальная. Те самые застывшие, будто стеклянные, глаза, которыми она видела сейчас совсем другую картину, ту, которую много раз прокручивала у себя в голове перед этим. И уголки губ, которые постоянно пытались поползти вверх, но она всякий раз пресекала себя, как бы напоминая, что еще не время. Та эйфория, которую она собиралась испытать, еще не наступила.
– Постарайтесь успокоиться, – спокойным голосом произнес пожилой медик, – У вас приступ. Возможно циклотимия или вроде того. И я бы посоветовал вам немедленно обратиться за соответствующей помощью, но в Маханхолле более нет мест, где вам могли бы её оказать.
– Вообще-то это не я здесь сумасшедшая, доктор, а вы! – взмутилась кобылица, – Ведь это вы отправляете на убой жителей нашего города! Но я даю вам шанс высказаться. Вы хотите что-то сказать в свое оправдание?
Она всё сильнее нервничала. Ситуация складывалась крайне пренеприятная. Вокруг ни души, а собеседница, хоть и не отличалась атлетическим телосложением, но вряд ли уступала чем-то безоружному старику. Бежать? Что за глупости. У него не было ни сил, ни желания это делать. Тогда что? Заговорить? К сожалению, психиатрия для доктора Теннера всегда являлась тем направлением в медицине, к которому он относился с пренебрежением. Как вообще можно ставить на одну ступень реальные болезни с определённой симптоматикой, и глупости, которые происходят лишь в головах пациентов? Собственно поэтому его познания в этой сфере были достаточно ограничены. Единственное, что он знал наверняка – никогда нельзя идти на поводу у психически больного. Нельзя подыгрывать ему и делать вид, что созданные больным воображением иллюзии – реальны. Но и провоцировать его не следовало.
– Я не собираюсь перед вами оправдываться, мисс.
– Почему? Вы не хотите оспорить мои выводы?
Спор с безумцами – бессмысленная затея, ведь если глупому пони ты можешь что-то доказать опустившись до аргументаций «на его языке», то понять язык сумасшедших невозможно. Они как во сне и действия их не поддаются логике. С одинаковой вероятностью она могла и наброситься на него, и заняться членовредительством. Оставалось только ждать.
– Нет, не хочу, – покачал головой доктор Теннер.
– И последнее слово тоже не выскажете?
– Мне нечего вам говорить.
– В таком случае я вас убью, – как-то уж совсем невыразительно произнесла пони.
Разочарованно и неказисто. Какую-то струну он в её сердце все-таки задел. Если она не переходила эту черту прежде, то, скорее всего, бросила бы сейчас нож, развернулась бы и убежала прочь, на ходу роняя слезы. Так обычно поступают дети, когда что-то идет не по плану. Так поступают безумцы, которых еще называют «не представляющими угрозы для окружающих». Вот только как узнать относилась ли она к их числу?
В два прыжка подбежав к нему, она наотмашь ударила его ножом по горлу. Почувстовалось онемение в области удара и некоторая тяжесть в районе лица. Он знал эти процессы. Это из-за резкого оттока крови. Она, не отрываясь, глядела ему в глаза в надежде увидеть в них страх, но страха не было. Он смотрел на неё всё с тем же чувством превосходства, как будто бы не она его только что убила. А убила ли? Конечно, ведь удар, очевидно, повредил аорту, иначе бы не нарастал в голове этот шум, связанный с недостатком кислорода в мозгу. Кстати, о кислороде. Кровь уже начала заполнять его легкие. Почувствовав першение, он закашлялся, услышав обязательное в такой ситуации клокотание. А дальше? Потеря зрения, резкое падение мышечного тонуса на фоне обширной кровопотери. Больше он не мог стоять на ногах. Самого падения он уже не видел, только почувствовал, сознание понемногу угасало, однако еще минут 10-15 у него имелось. В это время организм будет сопротивляться неминуемой гибели и пытаться решить проблему усиленным втягиванием в себя воздуха. Бесполезная трата времени, основанная на рефлексах.
«Жаль, что я не продублировал свой список дел в регистратуре на случай, если кому-нибудь экстренно придется меня подменить, – понимая, что проваливается в бездну небытия, размышлял доктор, – А ведь планировал взять это в привычку. Болван… А впрочем. Какая теперь разница?».
Оранжевая попона впитала в себя кровь, окрасившись в красный. Не красивый красный. Грязный и темный. Скорее всего, потому, что кровь, которую оттирала сейчас Тимм, принадлежала ужасному пони. Безумцу и изуверу. Хорошо, что теперь его не стало и в Маханхолле станет чуточку лучше жить.
Навострив уши, кобылица посмотрела в сторону двери. Кто-то из соседей – Шедоу Хуф или старик Зоннингам затопал по коридору куда-то. Им ни к чему было видеть её в крови. Собственно поэтому она решила не идти сразу же в ванную комнату, а сначала все-таки заглянула к себе. Проще потом просто помыть попонку, чем объяснять случайным свидетелям, что она сегодня сделала.
А сделала она сегодня великое дело.