Малышка
Колыбельная
Ты видел губительный огонь тленности
и спасительное пламя вечности;
ты достиг места, где я не могу более
служить тебе путеводителем.
В пустыне стоял столб. Одинокий столб. На нём был телефон.
Если кого-то правда удивляет во всей этой истории, как тут оказался столб, то с вами что-то не так. Удивиться можно было многому. Например почему моя дочь так и не рассказала мне, кто она, откуда она? Кто её биологические родители? Почему агенты охотятся за ней? Как она к ним попала? И кому я, блять, звонила на протяжении это путешествия?
Ну что же, на один вопрос я могу ответить – этот ёбаный столб тут стоит, потому что раньше это был билборд, но, насколько можно судить, непосредственно рекламный щит был разъёбан неизвестно кем.
Снимаю трубку. Набираю номер. Улыбаюсь Малышке, которая ждёт в повозке. Она смотрит встревоженно. Призналась с утра, что у неё плохое предчувствие. В трубке скрежет. Или это в моей голове.
— Алло.
Кобыла на конце провода до сих пор не взволнована. Ни разу не изменилось её приветствие. И номер до сих пор доступен.
— Привет, мам.
Вздох. Не мой. Кто-то там. По ту сторону связи. Жестокий поворот судьбы, о котором нас предупреждали многочисленные знаки. Перед тем, как свернуть в кювет, мне было необходимо закончить это. Добраться до конечной точки в этом вопросе. Я не знаю, сказала бы она мне хоть что-то, но после стольких лет моего молчания, думаю, будет справедливо, если теперь настанет моя очередь.
— Я в резервации. До сих пор. Не уверена, знаешь ли ты вообще, что я там, но это так. У меня есть дочь. Приёмная. И мне наплевать, что ты там думаешь — я люблю её, а она любит меня. Я не собираюсь сейчас выговаривать тебе свои претензии, нет. Прости меня. Я не виновата ни в чём, но прости меня... У меня... Мама, я сегодня умру. Это точно – это не угроза и не попытка разжалобить тебя, просто обстоятельства требуют моей смерти.
После этого запал кончился. Речь виделась более объёмной и эпической, но хватило лишь на это. Более того, всхлипывания начали прерывать в конце. Жутко нервничала. Был один страх. Страх того, что она бросит трубку.
— Ты воспитываешь дочь в резервации? – спокойно спросила она.
Всхлипнула.
— Да.
— М-да...
— Я пыталась вывезти её отсюда, как только удочерила!
— Может, стоило к вопросу серьёзней подойти? Ты схватила первое попавшееся под копыто дитя посреди тартара и теперь пытаешься выставить себя матерью-героиней. Надо было поискать солидную контору в большом городе. Просмотреть каталог детей, чтобы...
— Это, знаешь ли, не так делается! Дети это не продукты. Это просто случается, когда ты этого не ожидаешь!
— Не надо меня поучать, юная леди. Я, в отличие от тебя, рожала.
— Началось. Вот поэтому так тяжело было начать с тобой говорить!
— Так это ты постоянно названивала? Я думала, это извращенец-сантехник.
Копыто само потянулось к морде.
— Ладно, мама это... Я люблю тебя, просто. Хотела тебе сказать это напоследок. Всё, давай...
— Не бросай трубку, — холодно сказала она.
— Нет, мама...
— Не бросай трубку и послушай меня. Требуют обстоятельства или нет, тебя никогда не волновало. Иначе ты бы жила сейчас по-другому. Но всё детство ты противилась тем обстоятельства, в которые я ставила тебя. И с трудом верю, что сейчас, когда кто-то или что-то там поставило перед тобой препятствие, угрожающее твоей жизни, ты просто взяла и сдалась. Ты слишком своевольна для этого. Так что у меня два вывода. Либо ты сама захотела умереть. Либо, умерев ты получишь нечто большебольше, чем жизнь. Я права?
— Да.
— Какая бы ни была причина, у меня лишь один вопрос. Ты ведь не оставишь свою дочку в этом кошмаре?
— Нет.
— Тогда удачи тебе, — она помолчала. – Ты мой позор. Тебе жилось бы куда легче, если бы ты слушалась меня. Но я уважаю твоё стремление искать собственную дорогу. Про то, что я люблю тебя, я надеюсь, ты и так знаешь, — она всхлипнула. Едва слышно. – Прощай, малышка.
— Прощай, мам.
Её дыхание оборвалось, и частые гудки врезались в ухо. Я ещё постояла немного, слушая эту телефонную сирену, после чего вытерла слёзы и направилась к автоповозке.
И в пыли дорожной за нами не останется следа. Повозка гнала на всех порах. Меридиан. Тонкая линия, скрывавшая за собой бесконечный свет бренной земли. Можете что угодно говорить о хрупкости современной цивилизации, но ничего лучшего смертные пока не придумали, перед тем, как отойти в мир иной, это одно из самых спокойных мест. Старая Эквестрия. Слишком близко. Но так много предстоит пережить.
Малышка зажмурилась. На нас нацелили прожекторы. Это с заставы пасут всех подряд, кто приближается на расстояние выстрела. Малышка в недовольстве поморщила нос – её сон потревожили – столь невинно.
Глаза попривыкли к прожектору. Показалась первая стена. Их было две. Одна хрупкая – за ней деревня Меридиана. Вторая неприступная – через неё могут пройти лишь законопослушные пони, без греха за душой.
— Цель прибытия?! – грубо спросил единорог со стены. Хранители границы. Денно и нощно они следят, чтобы недостойные не попадали на территорию деревни. Они не падшие ангелы вроде полицейских. Лицензии на убийства у них нет, поэтому из оружия — лишь магия.
— Хотим попасть в старую Эквестрию.
— В старую...
— Мы без греха. Мы сможем пройти, — перебила я. Страж недовольно оглядывал меня. — У меня дитя, — Малышка уже проснулась.
— Подобные заявления тут раз в неделю, да слышим, — хмыкнул он. Поглядел на нас ещё немного, а затем кивнул головой кому-то.
К тому, что в этом ужасном месте нет выставок, ещё можно привыкнуть. Можно привыкнуть к отсутствию концертов и невозможности сходить в кино. Но чего мне не хватает, так это дождливой погоды. Лэйт. Мне этого очень не хватает. Я научилась пускать колечки. Ты всё пыталась по пьяни. Но ты и курить-то не умела. А у меня никотин уже в костях, кажется. Да. Из моих костей, после того, как я умру, нужно сделать трубку. Может, однажды появится раса более развитая, чем мы. Хоть бы мы все вымерли и всё началось с начала. И кто-то более добрый, чем мы, будет жить на этой, в общем-то, красивой земле. Мои кости найдут и сделают из них трубку. Выйдут в дождь и будут светить маленьким тлеющим огоньком вдаль. Знаешь, Лэйт... Я порой... Хах... Порой я вдруг представляю. Глупость, конечно. Но ночью. Я не сплю уже, очень давно. И вот ночью я курю, сидя у окна, и мне кажется, ты увидишь это и... Придёшь ко мне постучишься, и...
В дверь постучали. Пепел с кончика сигареты упал на пол. С трудом опомнилась и затоптала копытом. Потушила окурок в пепельнице. И подскочила к двери. Встала сбоку. Как поджидала зверя, которого необходимо поймать. Стук раздался ещё раз.
— Кто это? – дрожали губы.
— Мисс Вэйт, это стража Меридиана.
— Блять, — прошептала я.
Распахнула дверь.
— Что случилось?
— Простите, что беспокоим в такое время, просто уведомляем жителей. Сегодня, по слухам, возможен налёт, так что не беспокойтесь из-за стрельбы или криков. Полиция уже знает и в случае крайней надобности будет здесь.
— Спасибо. До свидания.
Захлопнула двери.
Одно и тоже каждый раз. Кучка сволочей штурмует деревню с палками. Небес ради. Как же ты там выживаешь среди них? В темноте гостиной зажёгся огонёк и заразил жаром сигарету.
Опять постучали.
Да что же ты будешь делать. Неужели нельзя спокойно убивать себя никотином, сидя в кресле?
Открываю дверь.
— Что случилось?
— Это долгая история.
Сигарета изо рта выпала. Сквозь дым и тьму я в бреду двинулась к силуэту. Эта дурацкая потёртая куртка болотного цвета. Туман, вышедший из лёгких, слегка рассеялся. Зелёные глаза маленькой пони с древней душой виновато смотрели на меня.
— Здравствуй, — прошептала она и опустила изумруды вниз. В полубреду коснулась её мордочки и вздрогнула, осознав, что всё это наяву. – Прости, но... Мне нужна помощь.
Позади неё сидела маленькая кобылка. Худая и уставшая, она сгорбилась и с подозрением оглядывала меня. В голове всё промелькнуло моментально. Хватило лишь одного взгляда на Лэйт. Я улыбнулась и утёрла слёзы.
— Заходите скорей, — сказала я как можно доброжелательней. – Простите за бардак. Садитесь... Ой, — у меня закружилась голова, когда я зашла в дом. – На диван. Сейчас, что-нибудь приготовлю вам.
— Вэйт, тебе...
— Нет! – весело отозвалась. – Всё в порядке. — Я улыбнулась, маленькой пони. — Ты хочешь есть, милая?
Малышка уплетала салаты один за другим. Вэйт суетилась, носясь по всей кухне от одного шкафа к другому, приговаривая, какая же Малышка худая. Здесь всё пропиталось сигаретным дымом. Это вязкое отчаяние, сквозь которое я наблюдала идиллию, разыгравшуюся на кухне. Там открыли окноокно, и свежий воздух вытянул всё дерьмо, скопившееся здесь за несколько лет. Фотографий не было. Не было ничего, что говорило бы о том, что дом обжитый. Лишь грязь, что пряталась среди пыли, редкие следы её копыт и продавленное кресло с измученной пепельницей. Малышка мягко говоря прибалдела от навалившейся заботы. Уже через несколько минут после их встречи Вэйт тискала мою дочь за щёчки. Нашу дочь. Мечта, которую мы хотели воплотить в жизнь. Умереть хотелось здесь и сейчас и затем просматривать вечно последнее мгновение своей жизни.
— Лэйт, — блять, это будет тяжело. Нельзя привыкать к её голосу. Нельзя. – Малышка сказала, что ты тоже давно не ела.
— Нет, что ты... – живот подло уркнул и сжался.
— А ну быстро к столу, — сказала она притворно строго.
В кухне зажгли лампу. Остановилась перед чертой, что разделяла тьму и горечь гостиной от света и счастья за столом. Перешагнула. Приготовления были закончены, и все сидели за столом. Малышка справа. Вэйт напротив. Сидела с полотенцем в копытах и сладко улыбалась, наблюдая, как мы уплетаем её блюда. Положила себе кусок лимона в рот. Малышка подула на горячий чай, взяла его дрожащими от холода пустыни ногами, аккуратно отпила. Вэйт грызла копыта, порой потрясывая головой с грязной и седой от пепла гривой. А на кухне свежо. Так спокойно рядом с очагом. На мордочке появились следы от слёз, которые смывали сажу, но Вэйт старалась держать себя, пока окончательно не разрыдалась и не встала из-за стола.
— Я сделала, что-то неправильно? – спросила Малышка.
Нет. Сказала я. Всё правильно. Даже слишком.
— Но так не бывает, — шёпотом сказала она.
В этом и проблема. Ответила я. В этом и проблема.
Вэйт подоткнула одеяло. Малышка внимательно смотрела на её мордочку. Видимо, такой доброты она никогда не видела. Мягкие игрушки со стеклянными глазами столпились около подушки. Мы покупали их вместе, когда обставляли детскую. Не знала, что она забрала их с собой. Вэйт гладила её по гриве, глаза Малышки слипались, но она стойко держалась, чтобы дослушать сказку.
Лисичка наконец-то добралась до дерева желаний.
Мягкий голос моей любимой звучал так незнакомо. В непривычной роли, которая ей была уготована судьбой. Роли матери.
Она стряхнула со своего меха снег. Грациозно села перед раскидистым дубом и сказала:
— О великий дуб, исполняющий желания целую вечность. Прошу, склони ко мне свои ветви и услышь меня!
Старое дерево скрипнуло. Ветви его колыхнулись без ветра, а листья с желудями посыпались на землю. Корни недовольно разворотили снег.
— Зачем ты зовёшь меня, дитя тундры? Зачем ты проделала столь долгий путь?
— О великий дуб. Вдали от этого места живёт маленькая пони, и болезнь забирает её. Она ещё даже не знает об этом, но нюх лисицы проницательнее, чем глаз пони. Вылечи её, о великий дуб.
Дерево с трудом развернулось. Ствол его закрутился, а листья продолжали погребать под собой лисичку.
— Да. Звериный нюх не подвёл тебя. Ветер донёс мне о её скорой кончине. Я могу её спасти, но мне не под силу менять мироздание, маленькая лисичка. Одна жизнь должна угаснуть. Готова ли ты отдать свою?
Лисичка приоткрыла рот, но затем поникла и опустила голову.
— Мне казалось, — тяжёлым голосом сказал дуб. – Тебе дорого это дитя.
— О да, великий дуб! – воскликнула лисичка. – Она мой восход и мой закат. В её глазах полярное сияние и изумрудный блеск снега. В её прикосновениях теплота тысяч солнц. В слёзах её горечь многих народов, а в смехе радость всего живого. Я пришла сюда сквозь снежные пустыни, мне пришлось пересечь жёсткие, но справедливые горы, переплыть ледяные реки и бродить по талому снегу, пока не показался дремучий лес, мне пришлось избегать опасность и хищных тимбервульфов, чтобы добраться до тебя. Я была готова на что угодно, но сейчас...
— Что сейчас?
— Сейчас мне кажется, что ей очень хотелось бы обо всём этом услышать. А мне — увидеть, как она вырастет. Мне хотелось бы жить ради неё, а не умереть. Но и на это я тоже готова.
Дуб повернулся обратно. Ветки плакали и, содрогаясь от рёва, роняли листья, вскоре от лисички остался один лишь рыжий хвост. Поговаривают, что однажды отец девочки нашёл его в снегах тундры и принёс малютке всё, что осталось от той, кто видела в маленькой пони свою жизнь.
Мы прикрыли дверь, аккуратно, чтобы не разбудить, но вряд ли это получится – дорога была слишком долгой и тяжёлой и, видимо, всем нам не мешает окунуться в мир грёз. Мы так и стояли около комнаты, в которой спала Малышка. Глядели друг на друга в темноте. Кажется, мы постарели. И, кажется, в этом виноват не возраст. У Вэйт, видимо, мысли были схожие.
У тебя седых прядей стало больше. Сказала она.
Улыбнуться, расплакаться, кинуться к ней в объятия. Что нужно сделать в такой ситуации? Может, просто взгляда мне хватит. Это огромное испытание напоследок. Надышаться напоследок. Хрен там был. Мне хватит лишь вечности, если говорить о времени, какое я хочу провести с ней.
Она глянула в маленький зазор между дверью и косяком. Посмотрела на Малышку.
Слова излишни? Спросила она.
Я оглядела её комнату.
Тебе могу задать тот же вопрос. Сказала я.
Мы спустились в кухню. Врата откроют лишь утром, поэтому мне придётся пробыть в Меридиане несколько часов. Несколько часов с ней. Она открыла бутылку и налила мне. Я отказалась. Она снисходительно улыбнулась.
Я тоже помню про правило. Сказала она. Но в этот раз можно.
Выпила махом. Закусила остатками ужина. Горло слегка обожгло. Неприятно. Но захотелось ещё. Вэйт протянула бутылку. Я выпила из горла. Опять закусила. Она закурила. Мы молчали. Вэйт боялась спросить, что будет дальше. Я боялась рассказать. Мы так и сидели в кухне с гаснувшей лампой, пока завывал сквозняк.
Ты меня больше не хочешь? Спросила она.
Я недоумённо посмотрела на неё. Спросила, с чего она так решила. Она улыбнулась. Ладно, это был явный намёк, но я решила повременить. Стало смешно. Я засмеялась. Небес ради, знаю, сейчас не время об этом думать, но она ведь всегда была жутко похотливой. Страшно подумать, сколько она игрушек перепробовала, чтобы удовлетворить себя. Ох, как я это сразу не заметила. Мне стало ещё смешней. Я была алкоголичкой, а она изнывала от желания.
Я очень долго ждала тебя. Сказала она с недовольной улыбкой.
Мне стало ещё смешней. Я тихонько смеялась, стараясь не разбудить Малышку.
Хочешь сказать, рада меня видеть? Улыбнулась я.
Смейся, смейся. Ответила она. Но сначала угадай, где побывала эта бутылка до твоего приезда.
Пхах. Я медленно взяла эту бутылку облизнула горлышко, чем вызвала у Вэйт непроизвольное отпадание нижней челюсти, и сделала большой глоток. Больше она ждать не могла. Было поздно говорить о том, что сейчас не лучшее время для этого. Да и чего врать. Будто я не изнывала всё это время. Она села сверху и закинула копыта мне за голову. Потёрлась о мою щёку и плавно перешла к уху, чтобы сжать его зубами. Да, я знаю, детка. Ты не отпустишь меня теперь. Никогда. Мне больше не хватало её души, нежели тела. Я фригидная? Хрен знает, мне, в принципе, пофигу, могу и течь, и кончить ради неё. Тем более — когда она так старается. Мне не хватало тепла. Не хватало нежных прикосновений локонов её гривы. Она повела меня в ванную. Как же не хватало её указаний. Не хватало её присутствия, того, как она спасала меня от одиночества. Не хватало её души рядом. Но даже в полумраке мне было страшно глядеть на её душу сквозь глаза моей мёртвой дочери.
Что же с нами всеми будет? Дерево горит, и от него остаётся пепел. Снег тает, превращаясь в воду. Для всего смерть — лишь начало новой жизни. Мы же застрянем под надгробными камнями и цветами. Она терзала меня. Тёрлась о мою плоть своей, и было в этом нечто протестующее перед бесконечным страхом смерти. Агонистический последний вздох или прерывистое дыхание при оргазме. Всё едино в этой бренной земле, наполненной кровью и прахом, зависшим в воздухе. Только её душа выделяется. Только она служит мне маяком.
Ох.
Она тяжело отдышалась, и мы умолкли в темноте. Ванна показалась сразу же тесной и холодной, но уходить оттуда не было сил. Изнемогшие не от усилий, а скорее от непривычности близости, мы прижались к друг другу в этом холодном бытие. Умерли мы давно. Очень давно. Просто не было шанса покинуть эти края. А сбежать мы себе не позволяли, так как чувствовали вину, перед дочерью и перед друг другом. Она слишком любит меня, а я люблю её. И обеим известно, как страшно умирать второй.
Я нашла, что ты просила. Сказала она.
Вэйт протянула мне кассету. Кроме мягких игрушек, она захватила почти все вещи, связанные с ней. Оставалось лишь надеяться, что она не мучила себя этой плёнкой. Мне бы духу не хватило включить её.
Солнце лениво выглянуло из-за края пустыни. Скоро врата откроются. Я положила голову на плечо Вэйт. Она стоически старалась больше не плакать. Я и не подумала, что мой план ей настолько не понравится. Обосрала я, конечно, малину. Мне и самой было приятно помечтать о том, что могло бы быть, не будь жизнь таким дерьмом, а я — такой неудачницей. Мы бы завели кошку. Я бы пинала говно. Может, научилась бы делать что-нибудь по дому, но с дочкой бы не сидела первые месяцы — это точно. Вэйт бы мне не доверила. Первый год нам бы помогали её родители, а потом бы она вышла на работу. Я бы была подругой для своей дочери. А Вэйт — и лаской, и строгостью. Я бы не смогла на неё кричать. Вэйт храбрее. Она бы смогла.
Может, просто останемся здесь? Спросила Вэйт.
Да. Не ответила я. Останемся здесь.
ЖИЛИ ОНИ ДОЛГО И СЧАСТЛИВО.
КОНЕЦ,
Нет. Сказала я. Однажды я пошла на компромисс. Больше так делать нельзя. Ладно. Пошли разбудим её.
Подожди. Сказала Вэйт. Дай мне ещё помечтать.
Она запустила копыто в мою гриву. Стиснула в объятиях. Небес ради, да я ведь не сбегаю от тебя, милая. Я навсегда твоя. Навсегда. Предрассветные лучи, как прожектора, подсветили пыль, танцующую в воздухе. Когда же это было? Много лет назад. Научить меня танцевать — это серьёзная вещь. Хах. На такое способно лишь воистину любящее сердце. И мы танцуем, как пылинки, что тотчас же пропадают в темноте. И этот рассвет знаменует закат нашего танца. Я хлопнула ресницами. Зевнула. Её копыто, как корабль, пробирается сквозь бурю моей гривы в жалких попытках утихомирить вздымающиеся, как волны, пряди и распутать водовороты катышков. Но в первую очередь это течение. Тихое и мирное течение. Корабль покачивается. Покачивается, как колыбель.
Серый.
Серый цвет.
Серый цвет играет.
Серый цвет играет роль.
Серый цвет играет роль спасения.
Шестеро!
Они вскричали к ним!
Шестеро.
Они вскричали к ним!
Почему не позвать шестерых?
Ведь это их земля и их забота?
Почему шестеро?
Почему не они решают проблемы?
Почему не они борются со злом?
— Садись.
Кобыла серого цвета сидела напротив в кресле зимнего цвета. И, кажется, в ней было нечто доброе. Но она была очень печальной. Печальной и осталась. Так в чём же причина её печали. Исток. Или то, что из этого получилось.
Кобыла серого цвета сидела напротив в кресле зимнего цвета. И, кажется, в ней было нечто печальное. Но она была очень доброй. Доброй и осталась. Тянулось это к истоку. Там было меньше того, что получилось. Поэтому это так прекрасно.
Я села в кресло пустынного цвета. И, кажется, во мне было нечто счастливое. Но я была преисполнена скорби. Но скорбь скоро уйдёт. Так в чём же причина моей скорби. Случайность. Или то, что она произошла.
Я села в кресло пустынного цвета. И, кажется, во мне было нечто скорбное. Но когда-то я была преисполнена счастья. И счастливой скоро стану опять. Так в чём же причина моего счастья. Его отсутствие. Или его возможность.
— Я всегда считала себя второй. Так оно и оказалось. Но. Почему же я оказалась тут одна? И была здесь до тебя?
— Ыобчвв ж ярби хбоым уацбзобз даъжды? – спросила я.
— Потому что мой друг хотел, чтобы я увидела свет.
— Рсхы зй хяърйс зэ юяъ жо уръ ёаю рйасжш?
— Она исток. Но. Это невероятно, но её ещё нет. Её ещё не существует. Мы. Нарушили последовательность. Но. Если бы мы её не нарушили, нас бы не было. Мы. Проторили ей дорогу, которую она должна была проторить нам. Но суть в самой дороге. Мы. Не сможем с тобой проторить путь, потому что нашли другие пути. Мы. Стали жить сами, так как нам захотелось, но у неё есть причина. Мы. Относительная случайность, которая стала причиной для малого. Но. Она и есть то малое. У неё есть причина и у неё есть цель. Мы. Её продолжение, но её ещё нет. Исток, которого ещё пока нет. Она любит нас, ведь мы её последствия, но мы её причина, причина, по которой она наконец проснётся. Она слишком долго грезила. Ей пора проснуться.
— К тшщъ твштнй ёвудсюь?
— У тебя нету выбора. Выбор будет только у неё, но не у нас. У нас лишь иллюзия выбора, выбор заранее предрешённый не считается выбором. Мы. Говорим не о тебе, хотя это твоя судьба. События казавшиеся столь значимыми станут пустяком по сравнению с тем, что предстоит сделать ей.
— Чиво дтьъ нощгда. Т юыаыё жрвк побо?
— Они постучат. Не вини их. В этом и дело. Они постучат, и тогда ты очнёшься. Они постучат, и тогда ты осознаешь, что тебе нужно скорее заснуть, но перед этим нужно довести дело до конца. Они не виноваты. Я осознала это слишком поздно. Я боролась со злом, а нужно было привносить добро. Я осознала это слишком поздно. А ты осознала это сразу. В этом и смысл. Она ещё спит. А нужно было проснуться, — из-под шарфа кобылы потекли слёзы. – Ночью можно проснуться по разным причинам... Да. В этом был весь смысл. Но. Теперь, когда настала её очередь, ты была уже пробуждена. Она привнесёт добро в этот мир, чтобы другие увидели и задумались. Крупица добра, но она должна затронуть их сердца.
Серая кобыла встала с кресла и ушла. Она подошла к шлюзу, он раскрылся, там я увидела свет, исходящий от двух переплетённых деревьев. Эти деревья светились.
— Любовь ждёт. Всегда ждёт меня.
Серая кобыла сняла с мордочки шарф, и я увидела её заплаканные зелёные глаза.
— Та, кто должна проснуться — причина меня, — сказала серая кобыла, — Но. Ещё она — следствие тебя.
— Гтш с вэца эдоюхбп дюокн дьу ььоыаиъуюз?
Серая кобыла указала в сторону. И ушла, шлюз за ней закрылся. Там, куда она указала, был иллюминатор. Огромный иллюминатор в целую стену, стекло отделяло меня от бескрайнего космоса. Звёзды мерцали на бескрайнем тёмном полотне. Среди них я заметила... Заметила её. Кобыла в скафандре в открытом космосе. Совершенно неподвижная, приближалась к иллюминатору. Сквозь стекло шлема я увидела её мордочку. Глаза были прикрыты. Она спала. Вдруг она коснулась стекла иллюминатора. Раздался треск. Её прибило сюда, как к берегу прибивает выживших после шторма. Она ещё раз задела стекло своим скафандром. По стеклу пошли трещины, иллюминатор вот-вот готов лопнуть, единственная преграда между безразличным смертельным вакуумом и мной. Всё больше трещин появлялось. Тут-тук. Что? Ведь должен быть треск, а не стук. Тук-тук. Они постучали... Кобыла в скафандре раскрыла глаза, и на меня взглянули два прекрасных изумруда и печальных изумруда.
Тук-Тук.
— Ну что там ещё случилось? – недовольная Вэйт направлялась к двери. Я проснулась на диване.
Стой! Крикнула я ей.
Она недоумевающе взглянула на меня, но я жестами показала быть тише. Они пришли за нами. Агенты здесь. Сказала Вэйт, чтобы она будила Малышку. Накинула куртку. Нужно проверить окно, может... Окно треснуло, и в кухню ворвалась пегаска в костюме. Я опрокинула стул и бросилась наверх. Было поздно. Было, твою мать, поздно.
— Что случилось? – спросила испуганная Малышка.
На крышу можно попасть? Спросила я Вэйт.
Коротким кивком она указала дальше по коридору. Внизу треснула входная дверь. Крикнула им торопиться. Сама встала перед лестницей и схватила первое, что попалось под копыто. Когда пони в костюме вскочил на второй этаж, его морда была разбита лампой. Да и лампа была разбита об его морду. Тело скатилось вниз, стопоря всех, кто ворвался сюда. Страйк.
— Мама!
Наверх. К выходу. Захлопываю за собой дверь чердака. Это их не остановит. Двигаем ящики с барахлом. Голубиное дерьмо сыплется сверху. Снаружи раздаются крики и пальба. На крыше становится ясно. Агенты напали на самое охраняемое место в резервации.
Но они же не смогут... Прошептала Вэйт. Это же безумие. Они не смогут захватить Меридиан.
А им и не нужен Меридиан. Сказала я, глядя на Малышку.
Врата уже были открыты. Охранять их не было причины. Каждый грешник, что рискнёт сунуться, умрёт в муках, стараясь выбраться отсюда.
На соседнее здание. Сказала я.
Малышка разбежалась. Зацепилась за соседнюю крышу, Вэйт помогла ей магией. Снизу уже напирали. Вэйт разбежалась, но около неё возник пегас. Не знаю, что именно он хотел сделать и кого бы из нас троих схватил, не помешай я ему. Он затрепетал крыльями, но среагировать не успел. Я была кошкой, что вцепилась в разъярённую собаку, кошки так делают очень редко, если собака разозлена, они стараются убежать. Но мне бежать было некуда. Несколько раз в полёте перевернулись перед тем, как упасть на землю. Пегас недурно ударился головой. Назовите это удачей — и я посмеюсь. Едва живая, с хромой ногой – да, она всё ещё болит – я с трудом поднялась и заковыляла прочь. Малышка вместе с Вэйт уже перепрыгнули на следующий дом. Агенты столпились, стараясь вылезти из окна. Один придурок порезался, а остальные замешкались из-за этого. Хромаю за дом.
— Мисс Лэйт, – окрикнул меня голос старика.
— Да ладно! – ковыляя к цели удивилась я. – Рейнджер ведь застрелила вас.
— Я такой же упёртый как и вы, мисс Лэйт, — он шёл за мной, не спеша. Какой-то он совсем ебанутый для того кто руководит сворой тайных агентов, — но при этом у меня больше ресурсов. Вы не сможете уйти на сей раз. Сдавайтесь. Мы не тронем ни вас, ни Малышку, раз она уж так полюбила вас. У нас есть на неё планы. Но это не значит, что она не может быть счастлива, — пара агентов подошли к нему, но я скрылась за углом дома.
— Я сбежала от вас уже и не единожды. И сейчас смогу.
Он рассмеялся.
— Как же вы это провернёте с хромой ногой.
— Так же, как и раньше! – крикнула я и надавила на рычаг, когда агенты вышли из-за угла дома. — На повозке!
Почти разряженный кристалл взвизгнул от такой сильной нагрузки с холодного старта. Сойдёт за угрожающий клич. Повозка нацелилась на агентов, и я почти сбила их, но, к моему счастью, они отпрыгнули в сторону. Револьвер всё ещё был со мной в куртке, но и его я в ход не собиралась пускать. Нельзя убивать. Нельзя. Иначе план мой потерпит небывалое фиаско.
Автоповозка мчалась мимо домиков-близнецов, вздымая клубы песчаной пыли. Я похлопала повозку по кузову. Ну и славные деньки у нас были, подруга. Но похоже, что мы с тобой прокатимся в последний раз.
Вэйт и Малышка преодолели немалое расстояние, но на крыше одного из домов их достали. Пегас утягивал Малышку, а Вэйт вступила в неравную схватку с ним. Твою же... Я выжала ещё немного скорости, но было поздно. Нет, нет, нет... Пегас взлетел с брыкающейся Малышкой. Сука! Я выскочила из повозки, но ничего не могла сделать.
Несмотря на рассвет, стало темно, как ночью.
— Ънй вёэезыаоежн ряъ тйэ еяшчьаыад, — всё на секунду застыло. Серая кобыла появилась из пепельного тумана и вскинула сигнальную ракетницу. — Ьв щще ьта хушз тоуф, — она стрельнула, и вдруг опять стало светло.
Пегас вскрикнул и рухнул на землю с моей Малышкой. Я подбежала и, отопнув, гондона заключила в объятия дочку.
— Всё в порядке, мам.
Мы поспешили прочь, но перед нами возникла единорожка. Я на секунду испугалась, однако на ней блеснули доспехи стражи врат.
— Не беспокойтесь, я сбила его. Спасайтесь.
Прыгай! Крикнула я Вэйт. Она спрыгнула с дома и устроилась рядом с водительским местом. Малышка запрыгнула назад, и раздался выстрел. Страж врат упала с окровавленной головой, а позади её тела пегас, сшибленный заклинанием, рычал и целился в меня.
Пригнитесь! Только и успела крикнуть я.
Но Малышка не послушала и в полный рост встала между мной и стрелком. Выстрела так и не раздалось. Я завела повозку и старалась увезти нас как можно дальше от него. Уже когда мы уехали, он от отчаяния пару раз шмальнул в нашу сторону.
— Я им нужна живой, — горько сказала Малышка.
Мне тоже, моя милая. Улыбнулась я и быстро чмокнула её в лоб.
Не знала, что у тебя есть повозка. Сказала Вэйт. Откуда?
Скажем так. Начала я. Это был мой самый большой выигрыш в орёл и решку.
Вдруг стало темно. Не как в тот раз, но солнце кто-то заслонил. Твою же... Я хотела свернуть, но в этот раз узкие зазоры между зданиями сыграли со мной злую шутку. От парящей колесницы спасения не было. В кузов вонзился гарпун. Вэйт вскричала, железка лязгнула с её стороны. Повозку мотнуло в сторону. Нас тормозили. До врат было ещё далеко, но мы дотянем. Ещё немного, всего лишь... Блять! На дорогу спереди выехали кареты, прямо из переулка, в который я намеревалась свернуть. Повозку дёрнуло в сторону. Ещё и стражи высыпали, стараясь надавать магических пиздюлей владельцам карет. В отчаянии хотелось выхватить револьвер и пристрелить гарпунщика. Но появилась идея получше. Я потянула рычаг на себя. Кристалл опять взвизгнул – ещё пара таких фокусов и прощай, повозка – мы резко остановились, а гарпунщик вылетел из колесницы, которая устремилась далеко вперёд без него.
Отлично. Надавила на рычаг, кристалл опять завизжал и затих. Не. Рычаг на себя. Рычаг вперёд. Кристалл пискнул, но повозка не тронулась. Ещё раз. Кристалл немного поревел, а кареты двинулись на меня. Оклемавшийся гарпунщик бежал в нашу сторону. Премию им нехуёвую пообещали. Сзади догоняли агенты, которых мы оставили глотать пыль. Между молотом и наковальней, да?
— Детка, милая моя, не капризничай, — погладила я кузов.
Похоже, тебе было действительно одиноко. Прошептала Вэйт.
Мимо ушей глупые остроты. Ещё раз. Да блять!
Выскакиваю из повозки. Из багажника вынимаю бутылку виски. Агенты всё ближе. Стража врат тоже продвигается к нам, но они не успеют помочь. Откупориваю спиртное, открываю капот. Кристалл почти разряжен. Просто зарядить, и всё было бы в порядке. Но теперь придётся убить мою старую подругу.
— Прости меня, — прошептала я.
Вливаю виски. Старый трюк — видела на одной пьянке.
Дай зажигалку. Сказала я Вэйт.
Телекинезом передаёт мне источник огня. Агенты уже кричат, чтобы мы сдавались. Так ладно... Ух. Одна попытка. Хоть бы не ёбнуло. Хоть бы не ёбнуло. Поджигаю. Бросаю. Закрываю капот. Рычаг на себя. Прости меня. Прости... Рычаг вперёд!
Капот оторвало. Струя пламени устремилась ввысь. Живой механический вулкан. Вся повозка взревела в последний раз. Двинула на кареты. Гарпунщик, увидев, что мы оседлали огнедышащего дракона, поумерил свой пыл в желании схватить нас и бежал уже в обратную сторону. Кроме шуток, я видела мордочки и стражей и агентов впереди. Одна из карет развернулась опять, встала боком, а весь её экипаж бросился прочь. В другой карете сидели агенты с яйцами, небось, из титана. Уёбки гнали прямо на нас.
Мы разобьёмся! Крикнула Вэйт.
Нет. Но их мы точно угондошим. А этого допустить нельзя. Резко вправо. Струя огня описала траекторию по орбите, оставляя нам ненадолго заслонку из огня. Позади нас агенты, мягко говоря, удивлялись. Нас уже нагнали пегасы, но они не отваживались спуститься, дабы не покрыться хрустящей корочкой. Пегас табака. Неплохо.
В бешенной карете позади, небось, сидели стероидные монстры. Единороги в упряжке гнали не слабее моей разогнанной повозки. От отчаяния я достала из бардачка мятую банку из-под сидра и кинула в них. Сволочи телекинезом подобрали гарпун, всё ещё волочившийся за нами, и усиленно подтягивали нас к себе. Агенты спереди, может быть, и разбрелись бы, но стража врат дала им знатно просраться. Такого сопротивления агенты явно не ждали. Струя огня устроила ещё одно шоу. Слева показалась другая колесница. Тоже закрыла солнце. Гарпун угодил по багажнику, но лязгнул и не зацепился. Внезапно дверь справа оторвалась вместе с крюком гарпуна. Твари с кареты вырвали её с мясом. Повозка взревела пламенем. Детка умирала на ходу. Но она ещё протянет. Стероидный единорог покрылся пеной. Он заорал, как больной, в ответ на пламя моей повозки. Невероятно, но он нагнал нас. Я старалась объезжать всех пони, насколько это было возможно. Под колёсами же кареты погибли как стражи, так и агенты. Порой бедняг переламывал копытами этот ужасный единорог. Потянулась за ещё одной банкой, как вдруг Малышка закричала. Один агент перепрыгнул с кареты на повозку. Блять.
Один выстрел — он труп. Ещё один выстрел. Единорог умирает под колёсами собственной же кареты, которая перевернётся, и мы оставим преследователей далеко позади.
Но я не могла. Не могла стрелять.
Вэйт попыталась сделать, что-нибудь телекинезом. Отогнула веко агента, затем потянула и отпустила, тот вскричал, хватаясь за глаз, перематерил нас и попросил о помощи.
Впереди переулок! Карета бортанула нас. Ещё один агент собирался прыгать, они не за что не дадут нам свернуть. Ещё раз ударили бортом. Повозка взревела от обиды пламенем, и оно опалило шкуру единорога, но тот лишь сильней заорал, вильнув влево, пытаясь сбить нас окончательно. Хуй там был. Я тормознула опять. Агент перелетел через лобовое стекло. И шлёпнулся на землю, а огонь неплохо так съел его шкуру. Пони закатался по песку, стараясь сбить пламя, и ему это удалось. Мне же лучше. Колесница уже начала разворачиваться. Я надавила на рычаг, повозка было тронулась, выдав знатную порцию пламени из мотора, но пробуксовала и дальше поехать не смогла, хоть всё было в порядке. Когда стена пламени уменьшилась, я увидела горящего единорога. Его бешеные глаза ненавидели меня, а зубами он вцепился в повозку.
Вы, блять, издеваетесь.
Рычаг на себя. Кристалл завизжал в агонии, и мы поехали задним ходом в месиво из стражей и агентов. Одному из стражей слева от меня прострелили шею, и кровь брызнула мне на морду. Одно заклинание прилетело в бешеного единорога, но ему хоть бы хуй. Он всё держался за повозку.
— Мам!
Повозку окружали агенты. Я оглянулась, и мне в морду прилетело копыто. Ублюдок попытался открыть дверь, и я ему немного помогла, когда оклемалась. Ёбнула пидораса дверью со всей дури, и он согнулся ненадолго. Он бы треснул меня ещё раз в глаз, не кинься на него страж врат. Сзади пони залезали на багажник и хватали Малышку. Укусила их за копыта. Агент взвизгнул, и Малышка его оттолкнула.
— Ну всё, мне это надоело! – рыкнула Вэйт и вышла из повозки, что для неё труда не составило – дверь-то отлетела.
Она развернулась и лягнула единорога в морду задними копытами. О бампер тот сломал несколько зубов и, похоже, челюсть. Шмыгнув в повозку, Вэйт крикнула, чтобы я топила. Рычаг вперёд. Пламя. Едем! Колесница подоспела, ну что же ты будешь делать... На бреющем полёте они пытались, не знаю, впечатлить нас. Пришлось им опять разворачиваться, в то время как повозка уже объезжала перевернувшуюся карету. На соседнюю аллею. И к вратам. Давай, детка. Пламя становилось всё меньше, и порой приходилось дожимать рычаг. Обороты повозка сбавляла не так заметно, но скоро она умрёт.
На этой аллее было куда спокойней. Только мирные жители и немногочисленные стражи, выводившие их. Такого налёта никогда не было. Никто не осмеливался сюда сунуться. Да и зачем? А полиция всё не приезжала. Сукины дети. Приедут только когда всё закончится.
ЛЯЗГ! Опять гарпун. Попали в бок, но он не зацепился. Метят в колёса. Твари. Через зазоры в зданиях начали высыпать агенты с соседней аллеи. Но они уже не успевали за нами. Пара пегасов, кружившие, как стервятники, всё ещё боялись пламени, хоть оно и угасало. ФШЬЮТЬ! Над нашими головами пролетел гарпун и убил одного незадачливого агента. Им приходилось нелегко. Силы их были на исходе. Стражи потихоньку теснили их. Но нам до сих пор покоя не было. Неожиданно пламени стало немного больше. БУМ! Гарь и копоть повалили вместе с пламенем, едкий дым щипал глаза. Так как нихрена не было видно, я пригнулась, а вместе со мной — Вэйт. Она заглянула в мои глаза. И по её взгляду было видно... Идём до самого конца. Защищаем эту малютку до самой смерти.
Я поцеловала её и посмотрела на капот. Ну всё, приехали. Движок загорелся. Я надавила на рычаг, надо было выжать последнее, что можно. Как только появится фиолетовый дым, надо валить. ЛЯЗГ! Гарпун зацепился за... Бля...
Крюк угодил в движок, но фиолетового дыма пока не было. Нас приподняли и затем бросили. Ещё раз приподняли — и повозка подвисла в воздухе. Шутки про задний привод вполне уместны сейчас. Надавила на рычаг. Ну. Давай! Те, кто были в колеснице, получили неплохую дозу копоти. Я петляла так, чтобы весь дым валил на них. Пегасы и близко не приближались к этому безумству. Врата были совсем рядом. А спереди показалась та самая ссыкливая карета, не знаю, о чём они думали, но, вновь увидев нас, они опять хотели дать заднюю. Нас ещё приподняли, но повозка была достаточно тяжёлой, чтобы оставаться на земле некоторое время. Давай! ЕЩЁ! Рычаг в пол. Мотор разорвало, и наружу вырвался фиолетовый пар.
Вылезаем! Крикнула я.
Повозка укатила вдаль, а мы остались лежать на пыльной дороге. Мы поднялись, и я повела их к вратам. Повозка взорвалась и зацепила колесницу, стаявшей впереди карете досталось не меньше. Те, кто там сидели в колеснице, попрыгали вниз, а пегасы так и не смогли освободиться из своих поводьев. На мне вины за их смерть не было, но я была виновна в смерти её. Бедняжка сгорела в фиолетовом магическом пламени. Это кристалл пошипел дымом и затем раскололся с оглушительным взрывом. Прикрыла на секунду глаза. Нужно идти.
Сквозь дым ничего не видно.
— Отцепись!
За ногу Малышки хватанулось обгорелое тело пегаса, но оно было слишком слабо, чтобы остановить её. Сквозь горящие обломки – агенты уже явно сдались, и затея схватить нас им больше не кажется такой задорной. Один умник выскочил раньше остальных из колесницы и теперь сидел, разглядывал собственную кость. Закашлялась. Глазам было больно от клубов фиолетового дыма, танцующего матчиш с чёрной пылевыми облаками. У Вэйт закружилась голова, и она чуть не упала в огонь. Помогла ей перешагнуть через стальной каркас колесницы. Стража врат кричала о чём-то, и вскоре на нас полилась вода. Вёдрами вода как камень летела вниз и ударялась о пламя, брызги летели в наши стороны. Малышка исчезла из поля зрения. Оглянулась. На ощупь прошла и увидела её, закашлявшуюся, около коптящих обломков кареты. Она бормотала о том, что она плохо себя чувствует. Теряла сознание. Несмотря на пламя преисподней и воду великого потопа. Я вытащу её отсюда. Я спасу её. Взвалила её на спину и пронесла, сквозь катастрофу.
Солнце и чистый кислород. Мы выбрались с места аварии, которая отрезала от нас немногочисленных агентов. В воздухе летели твари в приталенных костюмах, удирали. Врата. Старая Эквестрия светилась изнутри. Нужно лишь забраться на холм. Мы шли выше и выше. Последние шаги, и вдруг на холме увидели старого агента в костюме. Я положила Малышку на песок.
— Ну и ну. Всё-таки вы добрались досюда, мисс Лэйт.
— Отпусти нас. Просто отъебись.
— Не могу, мисс Лэйт. Не могу, мне придётся доставить вам неудобства.
— Аааааа!!!
Я кинулась, рыча бешеным загнанным зверем, и сшибла с ног. Ещё этого, блять, не хватало. Копыта обрушились на его престарелую морду, я не могла облажаться сейчас, когда мы так близко. Эта тварь мешала мне так долго, и заставил мою дочь мучиться в этом кошмаре.
— Постойте, — закряхтел. – Остановитесь.
— ЗАТКНИСЬ! – его нос превратился в месиво. – ЗАТКНИСЬ, БЛЯ! ЗАТНИСЬ!
— Пощадите! – вопил он. — Я всё расскажу вам!
— ОТЪЕБИСЬ! ЗАТКНИСЬ!
— Я расскажу кто такая... А! Кто такая Малышка.
— ЗАТКНИСЬ! – моё копыто покрылось кровью.
— Расскажу как мы её контролировали, откуда она и зачем её нужно было удочерять!
— ПРОСТО, БЛЯТЬ, ЗАТКНИСЬ! МНЕ ПОХУЙ, ОТКУДА ОНА! НЕ СМЕЙ БОЛЬШЕ ЕЁ ТРОГАТЬ!!! НЕ СМЕЙ ЕЁ БОЛЬШЕ ТРОГА...
Он ударил меня своей окровавленной мордой и пнул по задней ноге. Только я встала, как он выхватил пушку и направил её на меня. Кровавая морда всё ещё была спокойна, но со взъерошенной гривой и измятым тёмным костюмом он выглядел измотанно.
— У вас был шанс, мисс Лэйт, — он сплюнул кровь. – Но теперь вы его лишились.
Блять... Я потянулась к револьверу в своей куртке, но старик подошёл ближе, уже готовый стрелять. Сейчас или уже будет поздно, нужно решаться...
Зажмурилась.
Выстрел.
Ловлю грудью воздух.
Ещё жива.
Жива.
Старик лежит на земле, голова разорвана пулей и больше он никого никогда не побеспокоит. Но... Револьвера в куртке не было. Оглядываюсь . Вэйт испуганно телекинезом держит револьвер. Нет. Нет. Нет. Нет. Милая моя, нет.
Вэйт поймала мой взгляд и виновато опустила взгляд вниз, также как и револьвер.
Нельзя, чтобы ты наделала глупостей. Сказала она.
Врата были так близко. Так близко. Вэйт невольно переставляла ноги и, когда подошла ко мне, передала револьвер.
Взяла его, пока ты спала. Сказала она.
Что теперь будет с Малышкой? Спросила я.
Я позвонила Патриции. Сказала Вэйт. Она вылетела сразу, как только я попросила, наверняка она уже по ту сторону врат вместе с Кэли. Пускай она вырастет в счастливой семье моей сестры, а не с убитой горем вдовой.
Прости меня. Сказала я.
Коснулась её мордочки.
Как ты узнала, что её можно будет спасти? Спросила она.
Я усмехнулась.
Прочла в книге. Сказала я, и Вэйт подарила мне свою последнюю улыбку, которая вскоре погибла. В слезах она попросила меня постараться вернуться к ней. Всё-таки я уже придумала как совершить одну невозможную вещь.
Подняла Малышку. Она беспокойно засопела у меня на спине. Провести убийцу в райские земли, куда запрещён вход грешникам. Стоит попытаться. С трудом зашагала к вратам. Малышка заворочалась и шептала в полубреду.
— Мама... Чигур нагоняет нас... Позови рейнджера.
Её встревоженная мордочка уставилась в никуда. Ресницы поддёргивались, а непослушная грива налипала на лоб. В этой маленькой пони внезапно уместилась вся моя жизнь, которая приобрела смысл. В ней и её сердце поместилось куда больше любви, чем я чувствовала за всю свою жизнь. Не волнуйся, милая. Я не позволю никому обидеть тебя. В моих объятиях ты под защитой.
Свет врат нежно обволакивал наши тела. Он звал нас к себе, безмятежный и вечный. И я шагнула. Всё прочее выветрилось, как ураганом унесло Меридиан и пустыню, что была за его стенами, грязь душ, кровь невинных — всё это исчезло, точно так же, как и ненависть пони, беспричинная вражда, безумие, порождённое невозможностью осознать, зачем мы здесь. Всё это осталось в прошлом. Всё это более не угрожало мой Малышке.
Туннель наполненный светом – на другой стороне вход в старую Эквестрию. Будет трудно перейти его. Духи справедливости, которые обитали во вратах, заметались над нашими с Малышкой телами. Они учуяли, но не знали ещё, что. Они учуяли то, чего никогда до этого не знали. На середине светлого туннеля силуэт из света ласково преградил нам дорогу. Он не говорил и медлил, а Малышке срочно нужно было оказаться там, где ей помогут. Силуэт не говорил и я не слышала его мысли, но это было особенное место – я знала, о чём силуэт думает. И он... Ему стало боязно. Я нежно положила Малышку на пол, и свет принял её в свои объятия. Она шептала о том, что не хочет, чтобы я её оставляла. Кто угодно, шептала она, но не я. Только не оставляй меня. Я прослезилась глядя на неё. Потом посмотрела на силуэт.
— Да. Это её сердце отягощено убийством. Знаю, что вы не готовы к этому. Те кто создал эти врата и вас, не думал, что на долю столь невинных созданий выпадет такая участь. Никто не думал. Мы пытаемся покарать виновных, но мы все виноваты... Каждый нас по какую бы сторону врат ты не находился. Мы все виноваты в том, что мир такой, и никто из нас невиновен... Но она ещё совсем маленькая. Вы не сможете убить её. Вы не сможете убить малютку.
Силуэт кивнул.
— Моё сердце полно греха и раскаяния, оно куда темней, чем сердце моей дочери... Но моё сердце невинно по вашим меркам.
Силуэт кивнул.
— Так пускай хоть раз всё будет правильно. Пускай свершится то, что должно. Пускай мать возьмёт ответственность за поступки своей дочери. Возьмите моё сердце и отдайте ей. Пускай она спасётся.
Силуэт с сожалением посмотрел на меня и кивнул.
Страшная боль поразила меня. Я вырвала своё сердце из груди, крича и рыдая от страданий. Старое и большое сердце билось в свете рая и засияло ярче, чем всё что тут было. Силуэт аккуратно достал сердце моей дочери, крохотное сердечко, которое едва билось от запёкшейся чужой крови, и отдал его мне. Моё же он отдал тому, кому бы я отдала всё. Я упала на землю рядом с Малышкой. Её сердце так старалось сохранить мою жизнь и упорно не сдавалось, работая на износ. Она ни за что не хотела отпускать меня. Всё шептала и шептала, чтобы я осталась. Копыто коснулось её груди – там билось моё сердце. Теперь я точно останусь с ней навсегда. Прикоснулась губами к её лбу покрытому холодным потом и вложила ей в копыта кассету.
Мама. Шептала Малышка в бреду. Можно, я ещё немного посплю?
Спи, моя Малышка. Сказала я. Пускай и вся твоя остальная жизнь будет сказочным сном.
И я тебя люблю. Прошептала она, подёргивая ресницами.
Силуэт кивнул мне, и тело Малышки воспарило над землёй. Она плавно двигалась к счастливой жизни, и вскоре от неё остались лишь очертания, укутанные светом, а вскоре и они скрылись за ним. Свет померк. Духи справедливости исчезли. Немного проползла в сторону выхода и упала на твёрдый безразличный песок Паломинской пустыни. Лучи восходящего солнца ласково коснулись меня, их теплота убаюкивала. День только начинался. Хотелось закрыть глаза. Вот он... Мой закат. Ускакать бы в него сейчас... Но сердце Малышки не могло успокоиться. Оно всё билось яростней и сильней, как повозка стараясь даже с горящим двигателем доставить меня до конечной цели. Я умру скоро это точно, но её сердце скорее разорвётся, чем остановится.
Вэйт прислонилась к кузову автоповозки. Дым поутих. Стража вдалеке металась и разгребала завалы. Что-то было не так. Я с трудом доползла дотуда. Даже смогла сделать пару шагов перед тем как рухнула рядом с Вэйт. Ах... Вот в чём дело. Она держалась копытом за пулевое ранение из которого хлестала кровь. Ранений было несколько.
Полиция? Спросила я.
Вэйт кивнула.
Неужели они не могли убить её сразу — стрелять в голову? Зачем было...
Это ты их попросила? Спросила я.
Я ждала... Сказала она и из открывшегося рта хлынула кровь, а на глазах выступили слёзы.
Я опоздала немного. Сказала я ей.
Прижалась к ней. На меня глядели глаза моей дочери. И хоть они были все в слезах, я знала, что они-то как раз спокойны. Просто просят быть рядом в последний момент... Боюсь, твоя мама не такая храбрая как ты, подумала я. Надо её успокоить. Вэйт всхлипывала и стонала от боли.
Вот бы наша дочь прожила такую же жизнь, какую сейчас проживёт Малышка. Я шептала в ухо Вэйт, покрывая заплаканную мордочку поцелуями. Было бы здорово, живи мы все вместе, у нас бы было две прекрасных дочери, и мы бы постоянно делили их любовь между собой. Можно было бы наряжать их в тупые наряды. Вэйт улыбнулась сквозь слёзы. Было бы как в твоей семье! Две красивые пони. Но знаешь... Всё сложилось иначе. Не так, как нам бы хотелось... И... Наша дочь ждёт нас там. Ей сейчас четыре годика. И она самый прекрасный ангел. Точно. Самый прекрасный ангел на небесах и самый добрый. Иначе зачем её ещё было забирать от нас? Что-что, а кадровый отдел на небесах работает как надо. Вэйт усмехнулась, но ей, видимо, стало больно. Она попыталась нащупать моё копыто, и я помогла ей. Она сжала мою переднюю ногу.
Я боюсь. Жалобно всхлипнула она, посмотрев мне в глаза.
Милая, милая. Прошептала я. Как же наша дочурка? Думаешь, ей там одной не одиноко? Как же она без нас, милая? Только подумай. Ты наконец-то сможешь убаюкать её сама. Я поцеловала Вэйт. Вспомни все те сказки и колыбельные, что мы придумывали для неё и пели, пока она ещё даже не родилась. Помнишь эту?
Мир уже спит.
И небо уснуло.
Только пони сидит.
Боится уличного гула.
Не бойся.
Боятся Малышка.
Одеялом укройся.
Спит книжка.
Спит мышка
И спит ночник.
Лишь мама не спит.
Тебя сторожит.
Мама глаза не сомкнёт.
Пока Малышка её не уснёт.
Вэйт смотрела на меня, не переставала смотреть, даже когда умерла. Кровь капала с её губ, хотя сердце больше и не билось. Я прислонилась как можно ближе к её мёртвому телу, упавшему в пыль, легла в объятия, ждать, пока и в моей груди остановится сердце. Солнце выше поднималось над пустыней. Свет был повсюду, но у меня закрывались глаза. Всё было тихо и спокойно. Всё закончилось. Лишь биение сердца, которое вскоре разорвётся от боли и печали, так и не прекращалось. Малышка старалась удержать меня подольше на земле во что бы то ни стало. Всё-таки я воспитала прекрасную дочь.