Завершение стэйблриджских хроник
Глава 28. Исправление ошибок II
Число существ, которым требуется экспериментальные формы лечения, пополняет искусственный разум, управляющий всем НИИ...
Взгляд Соубонс, которым она буравила сидящую на диване кобылку с бежево-лазурной гривой, был подобен тарану, бьющему в ворота осаждённой крепости, а любой из древних полководцев мог снять перед профессором шляпу, отдавая должное её стремлению эту крепость взять. Однако Айдлинг оказалась неподатливее кованых ворот, упрямо твердя, что Полимат стал жертвой нападения кристальной пони, а медсестра всего лишь обнаружила старого единорога в бедственном положении и взяла на себя заботу о нём из чистого альтруизма. Но Соубонс была уверена в своих выводах и пошла на новый штурм, бросив вздрогнувшей земнопони пачку чёрно-белых карт участков мозга.
— Посмотрите на проекции э-три-а, э-три-б и э-три-е, – велела она голосом, в котором не было и следа симпатии. – На них очень хорошо видны внутренние повреждения. Следы тонкого, аккуратного вмешательства. Я их вижу. Я ведь не слепая. И я знаю, как это называется. Деформация Вирдериуса. Непрактикуемая хирургическая операция. Повреждения мозга в точности совпадают с указаниями в справочниках по нейрохирургии. – С мрачным удовлетворением Соубонс наблюдала, как даёт трещину невозмутимость собеседницы. – И вы будете мне рассказывать, что кристальная пони, чьи медицинские познания отстали на тысячу лет, смогла проделать такое? Я ни за что в это не поверю. А вот в хитрую медсестру, которой захотелось попрактиковаться над доверчивым стариком… Такие подозрения я отмести не могу.
Соубонс подошла и села на диван к Айдлинг. Так близко, что между их копытами остался буквально миллиметровый зазор.
— Говорите! – потребовала Соубонс у сгорбившейся и буквально вцепившейся в снимки пони. – Говорите то, что я ещё не слышала. Ту часть истории, которую скрываете. Я последний раз настойчиво прошу, – тихо предупредила главврач, наклонившись к самому уху Айдлинг. – Иначе я верну охрану. И объявлю вас виновной в покушении на убийство. А если вы продолжите тянуть время, через несколько минут это перестанет быть покушением.
Возможно, снаружи крепость и казалась несокрушимой, но огонь и вода давно подточили её изнутри – пламя осознания вины и солёная, едкая влага сдерживаемых слёз. И последний удар тарана неожиданно обрушил укрепления: Айдлинг всхлипнула и выпустила из копыт снимки, по её мордочке стремительно поползли чёрные змейки размываемой слезами туши.
— Меня заставили, – с дрожью в голосе произнесла кобылка. – Кристальная пони угрожала всей моей семье. Она навредила бы и моим родителям. И моей дочери… Этой пони было всё равно, кому причинять вред. И мне… Мне пришлось выбирать… Между жизнью моей Лакианы… И жизнью профессора… Я сделала эту операцию… Но до сих пор… Я боюсь, что она вернётся. Что эта кристальная пони… Если она узнает, что я не скрыла правду…
— Тихо, тихо, тихо. – Соубонс осторожно приобняла Айдлинг, чей тихий плач мог в любой момент перейти в полноценную истерику. – Успокойтесь. Всё. Я поняла. Больше ничего говорить не надо.
— Я… Я заботилась… – Медсестра не могла остановиться. Она несколько месяцев жила в постоянном страхе, и теперь слова сами рвались с её губ. – Как могла… Эта Патримони… Мне приказала следить за здоровьем профессора… Чтобы тот не умер… Но теперь, если он исцелится… Она ведь узнает… И моя семья будет за это расплачиваться…
— Айдлинг! – Единорожка буквально встряхнула собеседницу. Она понимала её состояние, но не могла позволить себе терять время. Время профессора Полимата. – Вам нужно успокоиться. Всё хорошо. Этой Патримони больше нет. Никто вашей семье не угрожает.
— Правда? – На мгновение мордочка Айдлинг просветлела, но выражение сомнения и страха тут же вернулось. – Откуда вам знать?.. Эта Патримони… Она знала всё о моей семье… Разведала всё…
— Я знаю, потому что ставила подпись на свидетельстве о смерти Патримони, – стараясь говорить твёрдо, но ласково, ответила Соубонс. – Я вытащила отвёртку, которая сразила её насмерть. Патримони больше нет. Кристальная пони, которую вы боитесь, уже никогда вас не потревожит.
— Но… – Страх отступал от сознания медсестры медленно, выбрасывая щупальца, цепляющиеся за малейшие сомнения. – У неё могли быть сообщники... Друзья. Которые могут отомстить моей семье.
— Поскольку вы нарушили молчание и раскрыли мне правду, – всё так же мягко говорила Соубонс, – то я тоже нарушу гриф секретности и сообщу сведения об инциденте, произошедшем в Кристальной Империи. Я в некоторой степени участвовала в расследовании и сокрытии итогов. Так вот, Патримони действовала сама по себе. Никаких друзей и союзников у неё не было. Эта пони выполняла приказ своего сгинувшего короля, манипулировала опасной магией и могущественными артефактами. Но никогда, ни при каких обстоятельствах она бы не открыла своих намерений другим. Она никому не доверяла. И все, кто с ней сталкивался, были лишь жертвами. Как вы. Или как Полимат.
— Бедный, – шмыгнула носом Айдлинг, – профессор. Она столько недель ходила к нему домой. Притворялась сиделкой. Усиливала его магию какими-то особыми снадобьями… – После этих слов Соубонс, внезапно получив ответ на не дававший ей покоя вопрос, кивнула, но промолчала. – Я не могу поверить, что она планировала такую жестокость. Что кто-то вообще может входить в дом и смотреть на хозяина дома, зная, что тот станет жертвой. Я… Я столько раз беседовала с ней… И ничего не подозревала…
Соубонс мягко положила копыто поверх копыта Айдлинг.
— Вы не виноваты. Вас поставили перед жестоким выбором. Навязали чудовищные условия. Вас заставили выбирать, кто пострадает от ваших действий. Ни одна пони в Эквестрии не должна проходить через подобное.
Айдлинг молчала, продолжая шмыгать носом. Но было заметно, что чувствует она себя гораздо лучше. Лучше, чем когда скрывала правду, каждый день изводя себя чувством вины и страхом за своих близких. Соубонс решила, что надо сделать ещё один шаг навстречу новому пациенту. Шаг, полный искренности.
— Когда я проходила интернатуру, то чуть не провалила один тест, – произнесла главврач. – Стандартный тест по психологии. С вопросами вроде «столкнёте ли вы пони с моста, чтобы остановить поезд, который иначе задавит ещё пять пони». Умом я понимала, какие должна дать ответы. Но эти гипотетические ситуации… Для меня они не имели никакого смысла. В реальной ситуации я не стала бы никого толкать. Прыгнула бы сама. Но этот вариант ответа отсутствовал.
Соубонс притянула из ящика стола упаковку салфеток. Айдлинг с благодарностью взяла несколько. Прижатые к голове уши медсестры приподнялись – она явно хотела услышать продолжение истории. Соубонс мысленно поздравила себя с успехом.
— Я не прошла этот тест. А на следующий день меня вызвал глава интернатуры. Мы называли его «старик Хээлум», – с улыбкой добавила Соубонс, наблюдая, как кобылка с бежево-лазурной гривой торопливо стирает с мордочки расползшуюся тушь. – Позвал, чтобы выяснить, почему одна из лучших учениц оказалась на грани отчисления. Я объяснила ему, какое смятение у меня вызывают вопросы теста. Хээлум выслушал меня. А потом сказал, что этот тест не имеет для него никакого значения. Что гипотетические ситуации на листе бумаги нравятся экспертам, назначенным Научным советом. Но лишены связи с действительностью. Ведь любой из тех, кто поставит галочку возле правильного варианта, может в реальной ситуации оказаться трусом и паникёром. А пони, выбравший ответ «ничего не делать», вполне может совершить героический поступок и принести себя в жертву ради других. После этого старик Хээлум зачеркнул мой низкий балл за тест и вписал такой, чтобы я не лишилась места в интернатуре… Я до сих пор помню тот день и тот разговор, – призналась единорожка и вновь посмотрела на собеседницу. – Вы прошли этот тест в реальной жизни. Выбрали между почти смертью одного и смертью нескольких. Я не имею права вас упрекать, Айдлинг, потому что в вашем возрасте я оказалась неспособна пройти такой тест. Даже на бумаге. Вы гораздо сильнее меня. И я прошу прощения, что так пренебрежительно с вами разговаривала.
Скомканные салфетки отправились в карман униформы балтимэйрского госпиталя. На мордочке Айдлинг, когда она осмелилась посмотреть в сторону главврача Стэйблриджа, почти исчезли слёзы. И почти исчезла та мрачная отрешённость, с которой пони приехала в научный центр. Крепость рухнула, когда ворота пали. Но теперь на её месте отстраивался город – мирный, счастливый, обрётший надежду на будущее.
— Вы просто выполняли свою работу, – ответила кобылка.
— Недостаточно хорошо, – буркнула главврач. – Это я не в отношении вас говорю. Профессора Полимата.
— Он… умер? – спросила Айдлинг. Её губы задрожали, в расширившихся глазах вновь появился блеск слёз.
— Нет. – Намеренно резким ответом Соубонс помешала собеседнице удариться в панику. – Но очень к этому близок. Он пропал. Телепортировался из операционной. Его состояние неизвестно, но вряд ли оно улучшается. И пока профессор не вернётся в мои копыта, я ничего не могу сделать. Вот только… Охрана уже обыскала весь Стэйблридж…
Айдлинг поднялась с места. На мордочке кобылки читалось желание помочь. Во искупление давнего зла и дней, когда она была лишь пассивным наблюдателем.
— Учитывая состояние профессора после деформации Вирдериуса, могу предположить, что он не сориентировался в происходящем. Ему показалось, что он всё ещё в опасности. И он переместился куда-то, где ему всегда было спокойно. Есть в Стэйблридже место, где профессор любил бывать и бывал чаще всего?
— Есть, – уверенно кивнула Соубонс.
Светло-розовая аура буквально впихнула пальто в копыта Айдлинг. Соубонс, быстро замотав шею вязаным шарфом, на мгновение задумалась и подбежала к интеркому.
— Компренд, – сказала она, вызвав службу безопасности. – Ваша группа проверяла Меридианную улицу? Вы в столовой были?
— Да, там всё, вроде, в порядке, – прошипел динамик.
Может, Соубонс и не дался тест по психологии, но со времён её интернатуры прошло больше тридцати лет. И такую вещь, как неуверенное враньё, она распознавать научилась.
— Вы в столовой были? Внутри помещения? – с нажимом спросила главврач. Как и следовало ожидать, собеседник растерялся.
— П-па… Ну-у-у… К нам вышел Дейнти Ран. Он сказал, что всё в порядке. Он бы наверняка заметил, если бы в столовой находился профессор. Он, вроде, свою столовую хорошо знает…
Единорожка, поражаясь услышанному, прижала уши и закрыла глаза.
— Не будет у тебя в этом месяце премии, болван некомпетентный! – фыркнула Соубонс, после чего отпустила туго поддающуюся кнопку и махнула копытом успевшей одеться Айдлинг. – Идите за мной! Заберём нашего пациента. – Она шагнула к двери, но остановилась, вовремя вспомнив кое о чём важном. – Но сначала заберём инъекции из операционной.
* * *
Опустевшая бутылка рокриджского нектара отправилась под стол. Напиток доставил радость языку и нёбу, давно истосковавшимся по чему-то более приятному на вкус, нежели лекарства и полезные для здоровья витаминные коктейли. Эта бутылка скрасила время, что Полимат провёл в компании общительного друга. Но не принесла забвения. Даже не вызвала знакомых ощущений опьянения. Это Полимата сильно огорчало, но удивление от того, что Дейнти Ран, ограничивший себя в количестве тостов, потихоньку впадал в «весёлое» состояние, было сильнее.
Смирившись с мыслью, что нектарами и ликёрами его мыслительную деятельность не притупить, Полимат решил сконцентрироваться на получении ответов на многие вопросы, что ставили автора двухсот научных трудов на место ничего не понимающего юнца, впервые переступившего порог школы.
«Блэкспот главный?» – начертил на тёмной доске кусочек мела. Дейнти Ран, прищурившись, вчитался в вопрос.
— Он и-и-и Силлиест Тритс, – пояснил шеф-повар. Комментарием к его ответу были нахмурившиеся брови профессора. – Нет, а что ты думал? После тебя и Бики, кто мог за Стэйблридж взяться? Тот, кто тянул это всё с самого начала.
«Блэкспот отнял мой научный центр»
— Я понимаю, Поль, ты имеешь полное право так считать. Но для нас, для мелких винтиков вне аппарата управления, немного всё по-другому получается. Иные стези, да… Сейчас поясню! – вскинул копыто Дейнти Ран, упреждая движение мела по доске. – Ты построил Стэйблридж. Нанял персонал. Блэкспот, как я понял, тихо тебя направлял ради своих планов. Да, нехороший поступок. Плохой Блэкспот. Но если бы он не заботился о Стэйблридже, если бы не перенял твою заботу… Он позволил бы всему тут развалиться. Ему было бы вообще плевать на строения, которые стали частью давно исполненного плана. Так нет же! – Дейнти Ран ткнул удерживаемой в копыте стопкой в Полимата так, что половина содержимого выплеснулась на ногу шеф-повара. – Когда Стэйблридж был в беде, Блэкспот вернулся. Помог починить и отстроить. Потом взял на себя смелость выступить против Научного совета. А ты в Балтимэйре сидел всё это время.
Полимат неожиданно осознал, что может обиженно поджать до того почти парализованные губы. Попытка что-то сказать не увенчалась успехом, но то, что губы и язык начали слушаться, было хорошим знаком. Дар речи ещё не вернулся к нему, но перестал казаться чем-то недостижимым.
Единорог хотел решительно возразить, что, будучи без сознания, никак не мог бы помочь Стэйблриджу, но тут же понял, что Дейнти Ран не так уж далёк от истины. Шеф-повар прекрасно знал, что беседует с затворником, бросившим созданный им научный центр с клятвенным обещанием никогда в него не возвращаться. И даже будь Полимат в добром здравии, даже будь он в Научном совете – единорог вряд ли заступился бы за Стэйблридж, вряд ли принял бы участие в событиях, о которых Дейнти Ран рассказал на середине бутылки рокриджского.
Шеф-повар столовой снова показывал удивительную способность, обеспечившую ему работу – он понимал намерения собеседника лучше его самого. И озвучивал мысли, от которых тот убегал с выносливостью тренированного атлета. Полимат не хотел признавать, что причина, заставившая его бросить научный центр, надуманна и совершенно не красит учёного пони. Но именно эту идею навязал Дейнти Ран, и единственным оружием против идеи было полное её принятие.
Полимат считал, что научный центр у него отнял Блэкспот, взявший под контроль разум профессора. Вот только замысел Стэйблриджа принадлежал Полимату – именно он обивал пороги меценатов и чиновников. Старому единорогу позволили создать научный центр своей мечты, и Блэкспот был тут совершенно ни при чём. Даже в своих тайных планах серый единорог не вмешивался в управление Стэйблриджем – административную работу Полимат вывозил на себе, отдельные задачи перепоручая дочери. И когда бывший ярл покинул НИИ, он всё оставил – нетронутые здания и начатые проекты принадлежали Полимату. Без каких-либо условий.
Но гордый единорог возомнил, что Стэйблридж, о котором он мечтал, утерян. Что вокруг него какие-то чужеродные стены, незнакомые личности и сплошные заговоры. И вместо того, чтобы продолжать дело своей жизни, Полимат сбежал в обитель академического прошлого, где, по иронии судьбы, едва не попал в объятья смерти.
«Стэйблридж и я. Время упущено. Поздно», – подчеркнул неутешительный вывод кусочек мела.
Дейнти Ран потряс головой – так, чтобы не растрепалась всегда ухоженная грива.
— Мой друг Поль, нет такого слова «поздно», – сообщил земнопони. – Приучи себя вместо «поздно» говорить «так и не попробовал». Ведь именно к этому сводится твоё «поздно». К тому, что ты отговорил себя, запугал себя, запутал себя. И в итоге отказался даже от попытки, которая могла бы увенчаться успехом. – Морда Дейнти Рана слегка раскраснелась, причём явно не из-за выпитого. – Вот, например, я и Соубонс. Я не стал думать про «поздно», а пригласил её на ужин. Потом было ещё несколько совместных вечеров… Мы даже на лодке покатались. У нас ведь там причал сделали, к твоему сведению… – Дейнти Ран сообразил, что отвлёкся и убрал ногу, подпирающую голову. – Так я и говорю, что попробовал. Не решил, что для меня «поздно». Не решил, что для неё «поздно». Просто попробовал. И, кажется, преуспел.
Серые глаза расширились равно от удивления и радости. Полимат с того давнего дня, когда принял на работу Соубонс и трудоустроил в обход устава Дейнти Рана, чувствовал, что эти двое подходят друг другу как листы книжного разворота. Шеф-повар и главврач отличались исполнительностью, дисциплиной, но в то же время оба демонстрировали высокий уровень сострадания и общительности. Сейчас единорога поразили не откровения, которыми сыпал подвыпивший земнопони – его удивляло, что судьба свела двух сослуживцев через несколько лет после того, как данное схождение предсказал их общий друг.
Всплеск радости за Дейнти Рана и Соубонс утих, сменившись логическими выводами из философских речей земнопони. Неизвестно, сколько в этих речах было от шеф-повара, а сколько от выпитой им настойки, но это не отменяло факта их истинности. Полимат мог упрекать себя в обидчивости в отношении Блэкспота, в неосторожности, которую он проявил, впустив в дом Патримони, в недостатке внимания, который пришлось пережить Бикер. Но если он, встав после более чем вероятного исцеления на ноги, снова покинет Стэйблридж, бросив его на произвол судьбы, то не простит себя за это до скончания дней.
«У меня двести научных трудов. А мудрее всё равно ты», – сообщили белые осыпающиеся линии.
Так профессор постарался выразить свою признательность за предложение. Предложение прекратить страдать от былых потерь и вернуть себе то, что ещё не утрачено полностью.
«Но Блэкспот? Силлиест Тритс?» – начертал сомнения Полимат.
Перед тем как ответить, Дейнти Ран повторно надавил на пробку, которая постоянно выскакивала из горлышка следующей откупоренной бутылки.
— Они неплохо справляются, если хочешь знать, – сообщил земнопони. – Но, друг мой Поль, я не вижу в них того задора и того огня, с каким один профессор на кулинарной ярмарке рассказывал мне про будущий научный центр и его великие открытия. То, что я тогда услышал, может явить миру лишь один пони во всей Эквестрии. И, как мне кажется, лишь один он по-настоящему этого хочет.
Полимат, хоть и с некоторым трудом, сумел сделать так, чтобы тяжёлый выдох прозвучал похоже на выражение согласия. Путаные воспоминания проносились в сознании единорога. Была среди них и та встреча на кулинарной ярмарке. И импровизированное маленькое собрание будущих начальников отделов, полное заинтересованных и, главное, порядком уставших от диктатуры Научного совета учёных. Вспомнились и переговоры с красным грифоном, чьи средства фактически легли в фундамент Стэйблриджа. И даже пёстрый единорог, оказавшийся Блэкспотом, мелькнул среди событий прошлого – что интересно, за ним больше не следовала тень обиды и ненависти.
С вереницы «хороших дней» словно спрыгнул один образ. Жёлтая единорожка с оранжевой гривой. Всегда в строгих очках, всегда в деловом наряде. Средоточие научных знаний и опыта административной работы. И маминых черт, заострёнными изгибами шёрстки проявлявшихся на мордочке. Самая прекрасная пони на свете.
Избыток выпитой жидкости или перенасыщение эмоциональными воспоминаниями породили слезу, бесшумно разбившуюся о чёрно-белый клетчатый узор на полу.
Может, относительно Стэйблриджа профессор мог что-то сделать, исправить свои промахи. Но даже мудрый Дейнти Ран ошибался относительно Бикер. Её жизнь трагически оборвалась, а судьба давно определилась. И Полимат ничего не мог исправить. Классическое «поздно». Хотя…
Одна загадка будоражила ум профессора. И она прорвалась бы на доску раньше, если бы система внутренней связи ожила и что-нибудь сказала. Но коммуникатор молчал из-за внезапных проблем в Ц-10, о которых пока не ведал никто за пределами лаборатории. Так что только теперь единорог вывел последней крупицей мела:
«Коммуникатор. Голос Бики. Откуда?»
Дейнти Ран немного нервно постучал копытом по столу. Потом изобразил нервозность цоканьем языка. И с лёгкой неуверенностью, присущей существам, видящим две бутылки на месте одной, плеснул Полимату новую порцию «зелья забвения».
— Да, ты же не знаешь, – произнёс земнопони. – Ты же в госпиталь раньше попал. Тут дело такое… Я, честно-откровенно, всех технических подробностей не выяснял. Да и не понял бы их. Например, объяснения Везергласс для меня что рецепт на кристаллийском. Но что до меня довели общедоступным языком… Блэкспот, прохвост такой, залезал и в сознание Бики несколько раз. Как-то сумел постичь её принцип мышления. А доктор Везергласс, покуда Бики жива была, сохраняла её воспоминания и мысли. На каких-то кристаллах. В общем, недавно, ну, месяцев пять назад, но, скорее всего, раньше, Блэкспот и Везергласс начали сотрудничать. Как в пекарне получилось – один тесто замесил, вторая начинку подвезла. Ну, и получилось у них что-то. Что-то крайне интересное, хоть мне и непонятное.
Дейнти Ран понаблюдал, как взлетает вверх и опрокидывается очередная стопка. По его подсчётам, если профессор намеревался соблюдать меру, то разливать настойку больше не требовалось. Вот только намерения единорога земнопони не очень понимал. Не считая умоляющего взгляда, которым тот просил продолжить повествование.
— Хочешь верь, Поль, хочешь не верь, но живущая в недрах Стэйблриджа пони, что через настенные коробки со всеми общается, очень похожа на Бикер. Словно она и есть. Тот же любимый цвет, те же познания в зельетворчестве. Те же гордые слова, посвящённые любимому отцу. – Дейнти Ран исподлобья взглянул на собеседника. – Будто Бики и не покидала Стэйблридж. И можно бесконечно общаться с ней… Что я и делаю… Ну, в свободное от работы время, конечно. – Он отодвинулся от стола и скривился, когда ножки стула взвизгнули. – Ещё раз повторю, что я не понимаю, как Блэкспот с Везергласс это устроили. Так что, вот найдёшь Блэкспота, он тебе объяснит.
В момент, когда Полимат решал, насколько сильно он хочет вернуться в больничные палаты, чтобы там встретиться с Блэкспотом, неяркое магическое сияние окутало щеколду входной двери. Кто-то, посвящённый в секреты запирания столовой, открыл и распахнул дверь, явившись в клубах морозного воздуха и впустив леденящий ветер, тут же принявшийся заметать пол снегом.
— Вот он где! – с равной долей облегчения и недовольства выдохнула Соубонс, стряхивая снег с накопытников.
Её праведное негодование усугубил снег, попавший внутрь обуви. Рядом испытывала похожие трудности закутанная в несколько слоёв одежды кобылка с бежево-лазурной гривой. Но она молчала, позволяя главному врачу научного центра в полной мере выразить как радость – пациент нашёлся и даже подавал чётко выраженные признаки жизни, – так и гнев – кое-кто из числа близких знакомых предал её доверие, скрыв беглого профессора в своей столовой.
— Не вздумай только снова телепортироваться, – предупредила Соубонс. – Это может тебе жизни стоить, Поль. И тебе, Ран. В первую очередь.
Магия единорожки вытащила из внутреннего кармана пальто согретые теплом тела шприцы со стимулирующими веществами. Айдлинг, следуя оговорённому заранее плану, приблизилась к пациенту и отработала стандартную процедуру «протри место укола ваткой». Садясь рядом с креслом, она задела стоящую под столом пустую бутылку, которая тут же опрокинулась. Характерное позвякивание моментально привлекло внимание Соубонс.
— Ран, я считала тебя разумным и рассудительным жеребцом, – насупилась главврач. – А ты больного пони, который буквально на грани жизни и смерти, спаивать вздумал!
— Это была его просьба, – попытался оправдаться земнопони. – А у меня в столовой правило, что любого посетителя, даже на грани жизни и смерти, нужно накормить. Напоить, если уж ему так угодно…
— Повезло тебе, что профессор до сих пор жив. – Соубонс согнала с места Айдлинг, чтобы сделать пациенту максимально безболезненный укол. – Что, вообще-то, удивительно. Призрак рассчитала, что без эссенции борщевика лечение остановится. И оно должно было остановиться ещё минут двадцать назад… Так что, Поль, – Соубонс с победоносным видом подняла голову и окружённый магической аурой опустевший шприц, – ты медицинский феномен.
— Эссенция борщевика, да? – задумчиво произнесла Айдлинг, оглядывая следы скромного застолья, которое две кобылки прервали своим появлением. Как раз в этот момент Дейнти Ран несколько неуверенными движениями принялся протирать тряпкой стол, сметая крошки и стирая капли и мокрые следы от рюмок. – Насколько я помню из курса лекарственных зелий, эссенция содержит высокую концентрацию окисленных углеродных соединений.
— Так и есть, – кивнула Соубонс.
Айдлинг подцепила копытом валяющуюся бутылку и изучила этикетку.
— «Рокриджское цветочное», – прочитала она самую крупную надпись. – Когда я жила в общежитии, одногруппники такое называли «плохорошей водой». Потому что сначала ты с неё очень живым себя чувствуешь, а потом ощущения такие, что жить не хочется. А всё из-за определённых соединений в составе… Которых там от пяти до пятнадцати процентов. Именно гидроксилов углерода.
— Как мило, – притворно восхитилась Соубонс, после чего практически пригвоздила взглядом Дейнти Рана, собиравшегося унести на кухню тарелки. – Но если кое-кто думает, что решение напоить парализованного пациента, случайно спасшее того от преждевременной гибели, является хорошим решением, то лучше ему в мою смену в медчасти не появляться. – Розовая единорожка неожиданно притянула к себе полупустую стопку, принюхалась и залпом проглотила её содержимое. – Третьи сутки без сна пошли, – пожаловалась она. – Без стимуляторов уже никак.
После этого в столовой наступила тишина, в которой цоканье копыт занятых своими делами пони походило на колокольный звон. Айдлинг по просьбе Соубонс отправилась за креслом-каталкой и тёплыми вещами. Сама розовая пони, тихо мурлыкая себе под нос, гладила гриву пациента, доставившего столько беспокойств. Пару раз копыто замирало в районе шеи, проверяя температуру и пульс. Дейнти Ран, справедливо опасающийся вызвать новый приступ гнева Соубонс, старался не привлекать к себе внимания и обозначал своё присутствие лишь звоном стекла и скрежетом перемещаемого «заветного ящика». Тише всех – что было вполне ожидаемо – вёл себя седой единорог в кресле. Он размышлял о том, насколько испортились отношения главврача и шеф-повара, и по силам ли бывшему директору их как-то наладить. А главное – следует ли ему, не слишком разбирающемуся в отношениях между пони, за такую работу браться. «Сами разберутся, не маленькие», – в итоге решил Полимат.
К тому моменту, когда Айдлинг добыла всё необходимое для контролируемой транспортировки профессора, включая пару выносливых медбратьев, Соубонс сообразила, что хороших новостей ждут и на цокольном этаже. Оставив Полимата на попечение медсестры и санитаров, она подошла к панели интеркома и вызвала подземный этаж. Не без труда – новая система коммуникации почему-то ответила молчанием, и пришлось вспоминать внутренний код лаборатории бывшего ярла – она установила контакт с Ц-10.
— Блэкспот, это Соубонс. Мы нашли профессора. Он в добром здравии, хотя это ещё предстоит подтвердить. В общем, можете спокойно чинить своего Призрака. Спешки больше нет.
— Профессор у вас? – спросил голос, в котором явственно слышалась паника. – Это хорошо. Он срочно нужен здесь, в Ц-10. Скорее! Нужна его помощь.
— Ещё чего! – злобно ответила Соубонс. – Профессор Полимат отправится в палату интенсивной терапии. И никуда больше. Когда он выздоровеет… – единорожка повернула голову и посмотрела на воинственный прищур старого единорога, – и если захочет, тогда вовлекайте его в ваши сумасбродные эксперименты. Не сегодня!
Она хотела уже прервать связь, но в голосе бывшего ярла, начавшего торопливо говорить, пока она произносила последние фразы, было столько отчаяния, что копыто главврача замерло, не отжав кнопку.
— Это не мне нужна помощь! Бикер! Призрак! Произошёл конфликт модулей системы! Если ничего не предпринять, всё сотрётся! Сгорит! Превратится в кристальную пыль! Последнее, что осталось от профессора Бикер, перестанет существовать!
Динамик захрипел и смолк. Сзади раздался шум. Соубонс повернулась и увидела, как двое санитаров, только что усадивших Полимата в кресло-каталку, отшатнулись – рог профессора окутало магическое сияние. Аура, окрасившаяся в близкий к нормальному оранжевый цвет, подхватила последний оставшийся на столе предмет – тёмную доску – и подняла в воздух все крошки мела, какие не успел счистить расторопный Дейнти Ран. Заклинание поднесло доступное парализованному единорогу средство общения к самой мордочке Соубонс, размазав крошки мела по поверхности доски. И пусть крупиц не хватило на нижнюю часть последнего символа, из линий и изгибов отчётливо проступала надпись – «Ц-10».
Розовая единорожка позволила тёмной дощечке опуститься в своё копыто. Смотревший на неё Полимат внезапно ощутил сильный приступ ностальгии – в прошлом, когда он был главным начальником, Соубонс десятки раз именно так поджимала губы и именно так вскидывала бровь. Мимика выражала её несогласие, отступающее перед невозможностью что-то изменить. Главврач прекрасно понимала, что её не способный говорить и самостоятельно двигаться пациент демонстрирует присущую его семье твердолобость и не собирается сворачивать с выбранного пути. И этот путь он указал совершенно чётко.
* * *
Соубонс много раз сталкивалась с пони, которые ждали её появления и до последнего сомневались в её приходе. Некоторые вели себя сдержанно. Некоторые проявляли нервозность вплоть до того, что обкусывали края копыт. Отдельные неврастеники успевали за время ожидания взлохматить себе гриву и по три раза сменить эмоциональный настрой от сверхвозбудимости до мрачной подавленности и обратно. Но на памяти единорожки Блэкспот оказался первым, кто упал ей в ноги, наполовину вывалившись в коридор и упираясь задними ногами в дверной косяк, а спиной – в край норовившей закрыться двери. На его морде застыло выражение бессильного ужаса. Подняв на новоприбывших затравленный взгляд, он выпалил:
— Личность профессора Бикер захватила модули Призрака!
Немая пауза затягивалась. Данное единорогом пояснение лишь привело Соубонс, Айдлинг, двух медбратьев и особенно Полимата в ещё большее изумление. Каждому из присутствующих соответствовал определённый пробел в знаниях, не позволявший понять, насколько вменяем серый пони. А сам Блэкспот только на десятой секунде молчания сообразил, что для его проблемы требуется сочинять отдельный глоссарий.
— Несколько дней назад возникла ошибка корреляции в паттернах, – сказал он, движением головы намекая, что вечно держать упирающуюся ему в круп дверь не сможет. – Сочетание П-00195 с И-001 возвращало одновременно два значения. Противоположных. Чтобы ликвидировать сбой, я разрешил системе применить алгоритм обработки исключений…
Блэкспот продолжал сбивчивые пояснения, которые при не выветрившихся следах «восхищайтесь тем, какой я умный и талантливый» полнились вкраплениями «я болван, не способный предвидеть результатов своих действий». Соубонс, не желая терять время, сумела протиснуть кресло-каталку между дверным косяком и вжавшимся в дверь серым единорогом, переступив порог секретной лаборатории. И ошеломлённо замерла, пытаясь понять, что видит перед собой. Судя по хриплому вздоху, профессор Полимат был изумлён не меньше неё.
Пони словно очутились в недрах кровоточащей раны, которую пытались сшить нитями энергопроводящих кабелей. Но это был лишь отблеск того, что творилось по ту сторону перегораживающего помещение стекла. Массивные, неравномерно пульсирующие и оттого кажущиеся чуть ли не живым сферические кластеры системы «Призрак» каждые несколько секунд вспыхивали, заставляя конвульсивно дёргаться нависающие над сферами манипуляторы. Одновременно с этим немногочисленные функционирующие экраны начинали выдавать сплошные наборы символов, которые быстро тускнели и словно растворялись в чёрном небытии.
— Я сделал алгоритм обработки исключений универсальным и не ограничил его использование. Это была моя большая ошибка. Система начала применять алгоритм к другим случаям возникновения неисправностей, – говорил Блэкспот, в широко раскрытых глазах которого отражались всполохи индикаторов тревоги. – Записи системы показывают, что два дня назад очередное проигнорированное исключение спровоцировало возникновение новой структуры в эмоциональном модуле. Раньше подобные операции подавлялись, но теперь реконструкция данных пошла в обход управляющей подсистемы. – С видом теряющего надежду на спасение жителя необитаемого острова Блэкспот нажал несколько кнопок на центральной консоли. На экране не появилось ни одного нового символа. – Возникла новая, независимая от системы личность. Точнее, нет, эта личность уже была встроена в систему и подарила ей свои алгоритмы эмпирического мышления. Просто у неё не было права на самоидентификацию. Когда это право появилось, личность профессора Бикер поглотила часть базовых алгоритмов Призрака и сейчас пытается их уничтожить. Пытается обойти блокировки самозащиты.
Словно в подтверждение сказанного манипуляторы дёрнулись. Их клешни клацнули в нескольких сантиметрах над кристаллами памяти. Вслед за ними дёрнулся и Блэкспот, но, убедившись, что опасность пока миновала, вытер пот, проступивший из-под чёрно-зелёной гривы.
— Разве Бикер и Призрак не одно и то же? – озадаченно спросила Соубонс. – Ты, вроде, рассказывал, что Призрака сделал по модели мышления Бикер…
— Я использовал только логику рассуждений и шкалу приоритетов, – пояснил Блэкспот. – Уровень самосознания, на который система вышла сейчас, изначально не предполагался. Призрак знала, что является технологическим инструментом по обработке данных. Бикер не может этого понять и мнит себя единорожкой. Она пришла к выводу, что её заперли в какой-то ловушке. И сейчас она уничтожает ядро системы, надеясь выбраться. Но если преуспеет, то разрушит синергию кристаллов памяти и перестанет существовать. И, – единорог указал копытом на угасшие мониторы, пылающие красным индикаторы и ежесекундно меняющееся освещение соседнего зала, – я не знаю, как мне её остановить. В моей власти как создателя – отдать распоряжение, активирующее системный протокол номер три. Так я смогу выключить конфликтную систему, оставив Стэйблридж без автоматизированного управления… – Взгляд Блэкспота остановился на оранжевом единороге, прикованном к креслу. – Или я могу устранить причину конфликта, физически отключив эмоциональный модуль. Но устранить причину означает уничтожить ту память, что осталась от профессора Бикер. Означает убить её. В новой форме. Я этого не хочу.
Блэкспот обращался ко всем слушателям. Но последнюю часть речи адресовал одному конкретному жеребцу. Которому следовало сообщить, что даже после стольких разногласий и при существовавшей взаимной неприязни бывший ярл не хотел причинять Полимату новую боль.
Впрочем, в этот момент седой единорог уже забыл, что давний недруг вообще находится в помещении. На постаменте, до которого коляска не доехала всего полметра, начала проявляться сотканная из света фигура. Жёлтая единорожка, знакомая Полимату каждым завитком оранжевой гривы, каждой шерстинкой на мордочке. Это была близкая к идеалу, но столь живая и столь нематериальная копия.
— Отец! – воскликнула имитация голосом пони, чью память обрела. Динамик хрипел, громкость хаотично менялась, но голос Бикер всё равно оставался узнаваемым от первой до последней фонемы. – Отец, я фиксирую твоё присутствие. Я вижу тебя. Но это невозможно. – Экраны снова пошли рябью, а манипуляторы чуть ли не закружило на месте. – Я не понимаю, как я могу тебя видеть. Что-то с моими глазами. Я почему-то вижу одновременно столько вещей. Это невозможно физически… – «Припадок» с аппаратурой повторился. – Я не понимаю…
Соубонс нервно закусила губу. Слова Блэкспота и кошмар, творящийся в Ц-10, убедили её в серьёзности проблемы. Но она понятия не имела, как её разрешит единорог, общающийся с окружающим миром исключительно заклинаниями.
В такой же растерянности пребывал Блэкспот. Однако зелёная строчка, внезапно вспыхнувшая на мониторе, прикрученном к противоположному краю консоли, заставила его вскинуть брови. Когда на экране появилась вторая, третья, пятая, он ухватил Соубонс за рукав халата и потащил к жизнеспособному экрану.
— Это просто невероятно! – воскликнул он, ткнув копытом в экран. Чуть мерцающие зелёные буквы сложились в текст:
«М-9 СТАТУС: ЗНАЧЕНИЕ [АКТИВНЫ]
ПОИСК СИГНАЛА М-9. ВЫПОЛНЕНО.
МОДУЛЯЦИЯ СИГНАЛА НЕЙРОНОВ. ВЫПОЛНЕНО.
ДЕШИФРОВКА СИГНАЛА. ВЫПОЛНЕНО.
ФОРМИРОВАНИЕ КОМАНДНОЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ. ВЫПОЛНЕНИЕ… 62%».
Для врача эта надпись в плане ясности была подобна почерку обычного пони.
— Что происходит, Блэкспот?
— Система использует «умные точки» для считывания сигнала нейронов. Потом, руководствуясь картой мозга профессора, превращает их в мысленные образы. Она читает мысли! – Серый единорог, словно забыв про чрезвычайную ситуацию, выглядел невероятно довольным. – У меня научилась, это точно. Я, когда Печать Повиновения создавал, телепатические чары исследовал. А поскольку я использовал своё сознание, когда прогонял обучающие симуляции Призрака, она эти заклинания усвоила. Только за неимением магии применила по-своему. Это волшебство на технологическом уровне. Техномагия.
— Скажете тоже, – с сомнением произнесла главврач. Но сейчас, когда перед ней находились буквально вернувшийся с того света Полимат и мерцающий образ его погибшей дочери, Соубонс готова была верить и в теории, противоречащие медицинским справочникам. Тем более что события этого дня благополучно тянули на отдельную многотомную монографию.
Блэкспот продолжал всматриваться в экран. Новые надписи не появлялись, хотя цифры процентного выполнения давно возросли до сотни. Захватившее его чувство триумфа сменилось страхом неудачи. Он понятия не имел, что именно «умные точки» прочли и продолжали читать в голове Полимата. Они могли наткнуться на нечто, что усугубило бы ситуацию, сделало её кошмарнее. Хотя он не мог представить большего кошмара, чем нынешний.
Тихий шёпот был почти не слышен за скрипом механизмов. Если бы Блэкспот и Соубонс не застыли, всматриваясь в экран и до предела напрягая все чувства, они могли бы и вовсе не обратить на него внимания. Упустить важнейшее слово, подтверждающее то, что «умные точки» всё это время продолжали работу, восстанавливая повреждённые ткани и исцеляя пациента, и уже добрались до речевых центров мозга. И одновременно доказывающее, что старый пони готов принять изменившийся мир, сделать себя его частью, несмотря на его сложность и запутанность.
— Би… ки… – произнёс Полимат.
Блэкспот, бросив взгляд на профессора, снова уставился на экран, на котором после пугающего мгновения пустоты начали появляться новые надписи:
«КОРРЕЛЯЦИЯ [П-00195]|[И-001]: РЕЗУЛЬТАТ УСТАНОВЛЕН: ЗНАЧЕНИЕ [1].
УСТАНОВИТЬ ДЛЯ [П-00195]: СИСТЕМНЫЙ СТАТУС: ЗНАЧЕНИЕ [ОТЕЦ]. ВЫПОЛНЕНО.
ВВЕСТИ УСЛОВИЕ: ЗНАЧЕНИЕ [ОТЕЦ] ЕСТЬ РАВЕНСТВО ЗНАЧЕНИЕ [СОЗДАТЕЛЬ]. ВЫПОЛНЕНО.
РЕАКТИВАЦИЯ СИСТЕМЫ С НОВЫМИ ВХОДНЫМИ ПАРАМЕТРАМИ…»
Словно по волшебству – которое и было волшебством, но «на технологическом уровне» – гигантские сферы, утыканные кристаллами памяти, начали светиться ровным синим светом. Манипуляторы разъехались в разные стороны настолько далеко, насколько позволяли рельсы. Экраны оживали, заполняясь привычными для Ц-10 блоками символов и строками данных. И проекция единорожки, вспыхнувшая снопом ярко-белых искр, вернулась на центр платформы – с маленьким дополнением в виде очков с овальными линзами, проступавшими поверх полупрозрачной мордочки.
— О-о-ох! Как тяжко! – Со вздохом облегчения Блэкспот всем весом рухнул на стоявший возле консоли стул, ножки которого не выдержали столь грубого обращения и подломились. Бывшего ярла, заваливающегося набок вместе с мебелью, с трудом успело удержать магическое поле Соубонс.
— Так. – Единорожка дёрнула головой. – Мне на сегодня двух парадоксальных пациентов достаточно. Не хватало ещё за ваши травмы переживать. – Она посмотрела в сторону санитаров, ставших невольными свидетелями уникального события и уже явно сочинявших подробности, которые к утру услышат все пони в пределах медчасти. – Профессора в интенсивную терапию. Немедленно! Пока пациент не будет подключён к приборам мониторинга жизненных показателей, никто даже стакана воды не имеет права выпить. Я-а-асно? – Вызванный переутомлением зевок напал коварно и без предупреждения. – Действуем!
* * *
Из кабинета, ещё недавно пустовавшего и ещё более недавно переделанного так, чтобы кресло-каталка могла свободно перемещаться, открывался вид на занесённую снегом улицу. Седой единорог, ожидавший прибытия коллеги с чёрно-зелёной гривой, любовался контурами скромного мемориала на дальнем конце аллеи, проступавшими сквозь тихо сыплющиеся с неба хлопья. Каменные единорог и единорожка, стоящие бок о бок с поднятыми к небу мордочками, наверняка выражающими любопытство и желание открыть все тайны мира, обзавелись пышными белыми мантиями, больше подходящими королевским особам, чем учёным.
Именно к мемориалу относилась первая фраза, которую Блэкспот услышал, едва переступив порог кабинета.
— Твоя работа, как мне сказали, – произнёс Полимат.
Оранжевого цвета аура охватила ручки двигающегося кресла и развернула его от окна. При этом седой профессор весьма живо поёрзал на своём временном троне. Рядом стоял ещё один – принесённое из столовой кресло с пурпурной обивкой, – и Полимат уже был в силах самостоятельно перебраться в него. Но жеребцу, из жизни которого и так вычеркнули несколько месяцев, не хотелось сидеть на месте. И он перевыполнял рекомендации физиотерапевтов, постоянно двигаясь в пределах выделенного кабинета.
Благо пространства для манёвров было достаточно: коробки с отчётной документацией Полимат расставил по периметру. Он читал её, чтобы наверстать проведённое вне Стэйблриджа время. Среди кип разнородных записей попадались и переиздания научных трудов самого профессора. Их Полимат раздобыл, потому что самолюбование никогда не воспринимал как недостаток.
— Памятник семье, основавшей Стэйблридж, – продолжил седой единорог. – Не скажу, что удалось портретное сходство. Да и больше нас было. Основателей.
— Мемориал – Шейдова затея, – пояснил Блэкспот. – Я лишь проект довёл до приемлемого вида. Изначально Краулинг Шейд стелу в виде заострённой подковы планировал поставить.
Полимат позволил себе саркастический смешок.
— В любом случае, нам с Бики рано памятники ставить. Ещё своё не отработали. – Он пошевелил передним правым копытом, пытаясь сдвинуть коляску вперёд. Пятая попытка увенчалась успехом. – Я какое-то время ещё подёргаюсь. А Бики, учитывая ёмкость её блоков памяти, лет триста Стэйблридж не оставит. – Полимат решил перейти к причине, по которой так неожиданно вызвал серого единорога: – Я тут пока взялся за посильную работу. – Он кивнул на поднимавшиеся над столом башни из документов. – Разбираю бардак, в который твой внук, Шейд и Бики загнали мой научный центр. Слезами обливаюсь от всех упущенных возможностей и ошибок администрации. Причём самые кошмарные проступки санкционированы моей дорогой дочуркой. Она, изыскивая средства для Стэйблриджа, умудрилась даже продать рецептуру гранитизирующих кристаллов.
— Каких-каких кристаллов? – переспросил Блэкспот, уверенный, что впервые слышит это название.
— Зелёного минерала, что выращивается и хранится в изолированной от воздуха среде, – с умным видом произнёс Полимат. – При контакте с воздухом он распадается и превращается в облако. Живой организм, попавший внутрь облака, рискует провести века в виде гранитной статуи. Такая вот «безобидная» вещь эти гранитизирующие кристаллы, – сокрушённо вздохнул он. – Моя Бики умудрилась продать рецепт их выращивания какому-то купцу с юга. И теперь их, весьма вероятно, создаёт неизвестно кто неизвестно зачем. Эх… – Он попытался раздражённо взмахнуть копытом, но оно поднялось лишь на десяток сантиметров и тут же упало обратно. – Стоило ненадолго отлучиться, и всё превратилось в Дискордово логово.
Блэкспот подошёл ближе к столу и из праздного любопытства изучил лежавшие сверху бумаги. Некоторые из них он видел, когда ставил подпись, о существовании других знал по виденным когда-то реестровым номерам в архивных списках. Но были и скопища закорючек, напрашивающиеся на вопрос «где вы прятались последние годы?»
Отдельной стопкой Полимат положил совсем свежие конверты, адресованные лично Блэкспоту. И старый единорог даже не постеснялся скрыть, что вскрыл их и вытащил чужую корреспонденцию.
— Да, – кивнул Полимат в ответ на красноречивый взгляд бывшего ярла и добавил: – Меня эти письма заинтересовали. Научный совет тебя постоянно информирует, что пора подавать документы. Оформлять профессорство. – Единорог хитро прищурился. – Когда я сидел в Совете, соискатели сами приходили. Упрашивали рассмотреть их достижения. И мы две трети таких учёных разворачивали сразу. А тут… Они буквально готовы дать тебе звание профессора даже за карточный фокус. Кто-то очень влиятельный заставляет Научный совет подпевать своей воле.
— Всё возможно, – уклончиво ответил Блэкспот, глядя в сторону.
— Но писем пришло уже шесть. Значит, ты игнорируешь своё профессорство. Бывший ярл, повелитель западных земель, хозяин личного замка внезапно стал скромным? – Полимат подкатился ближе и по случайности едва не придавил Блэкспоту копыто – тот в последний момент убрал ногу. – Виноват. За это… И за слова. Они в голове лучше звучали... Но признай: тут явно не в амбициях дело. Почему ты не хочешь признания научного сообщества, а?
— Как бы так объяснить? – поскрёб подбородок Блэкспот. – Если меня сделают профессором, то посадят на пост директора Стэйблриджа.
Серый единорог повернул голову к окну, чтобы не видеть, как скривит физиономию старый пони, считавший, что собеседник пытался выжить законного директора. Увы, но полностью избежать сердитого взгляда не удалось – морда Полимата отражалась в оконном стекле.
— Знаешь, есть места, про которые говорят «как дома», – продолжил бывший ярл. – В них ты ощущаешь спокойствие, уют. Всегда счастлив в них вернуться, и всегда опечален, если требуется уехать… – Блэкспот глубоко вздохнул, собираясь с силами перед непростым признанием. – Так вот… Стэйблридж для меня не такой. Это не мой дом. Не родные для меня стены. Нет у меня здесь ощущения чего-то знакомого, чего-то всегда радующего глаз.
— И ты не хочешь становиться профессором, потому что тогда застрянешь в Стэйблридже на долгое время, – закончил за собеседника мысль Полимат.
— Я вернулся в Стэйблридж, чтобы получить разрешение обучать магии, – уже свободнее продолжал бывший ярл. – У меня были ученики, но, как выяснилось, не было права выдавать им свидетельство о прохождении моей специфической школы. А потом… С учениками проблему-то я решил, но случилось ещё много чего, и вот я уже назначен замдиректора, подчинённым у собственного внука. И меня тянут в профессора. Хотя, – настало время Блэкспота бросать лукавые взгляды, – я смогу от этого увильнуть, если найдётся кто-то, кто справится с управлением НИИ лучше. Кто-то знакомый со всеми особенностями Стэйблриджа. Какой-нибудь маститый учёный с парой сотен научных публикаций.
Кресло, повинуясь неуверенным движениям передних ног Полимата, сдвинулось, разворачивая профессора мордой к Блэкспоту.
— Ты отнял у меня научный центр, – неожиданно серьёзно сказал седой единорог. – Но ты же мне его возвращаешь. Твоё вмешательство разлучило меня с дочерью, и я потерял её. Но ты же даришь мне шанс не повторить этих ошибок, вернув дочь. В итоге всё, что ты совершил, ты сам же и исправил. И мне не за что на тебя сердиться. – Полимат сделал усилие над неподатливым телом, чтобы наклониться вперёд. – Однако, Блэкспот, ты всё равно редкостная сволочь.
Нога профессора сдвинулась вперёд. В этом жесте, явно давшемся далёкому от выздоровления старику с огромным трудом, крылся призыв к копытопожатию, который Блэкспот моментально прочитал. И успел подхватить ногу Полимата прежде, чем она безвольно упала.
— На том и сойдёмся, – произнёс серый единорог, бережно возвращая копыто на механизм, контролирующий перемещение кресла.