Ксенофилия: Продолжение Истории

Однажды их, может, погубит гора, но легавым их не поймать никогда

«Someday the mountain might get 'em, but the law never will»
 — Из титульной темы сериала The Dukes of Hazzard

---

Не сказать, чтоб Эпплджек была сильно рада.

Тем вечером Здоровяк Макинтош отправился «проветриться с парнями», Эпплблум и Бабуля Смит решили лечь пораньше, сама же фермерша собиралась принять горячую ванну, может быть немножко поработать над книгой и отправиться на боковую, уютно свернувшись под тёплым одеялком.

Однако вместо этого она пробиралась сквозь ночную тьму и холод через одно из полей своей фермы к старому заброшенному амбару.

Она обернулась, чтобы убедиться, что с её спутницей всё в порядке. В тусклом свете светлячковой лампы перед ней предстала съёжившаяся в комочек масляно-жёлтая пегасочка.

— Шай, солнышко, ты уверена, что это тот самый амбар, в котором твои зверушки видели подозрительных типов?

Флаттершай не смогла ничего ответить, всё её внимание сейчас разрывалось между грядой деревьев, откуда доносились непонятные пугающие звуки, и пляшущими вокруг неё тенями, отбрасываемыми светом лампы. За неё ответил кролик Энджел: он выскочил из своего убежища в гриве хозяйки, сжимая в лапках какую-то веточку на манер дубины. Он яростно заверещал и закивал головой, явно давая понять ЭйДжей, что они на верном пути.

— Ну, как скажешь, — ответила ковбойша и продолжила свой путь, подпираемая своими спутниками так сильно и так плотно, что казалось, что это они толкают её вперёд.

Приблизившись к подозрительному амбару, они смогли разглядеть тусклый свет, пробивающийся сквозь щели в обшивке. А когда они подошли ещё ближе, им удалось и расслышать как минимум два мужских голоса, доносящихся изнутри.

— Ну, похоже, твои лесные друзья были правы. — ЭйДжей передала лампу Флаттершай и толкнула дверь амбара. — Будем надеяться, что на этот раз это не Снипс и Снэйлс, разглядывающие журналы для взрослых. Сейчас... откроем…

Пегасочка молча смотрела, как её земная подруга, несмотря на всю свою впечатляющую силу, с неимоверным усилием открывает старую дверь. Хоть самой ей и не было видно, что же там внутри, она не могла не заметить, как удивление исказило лицо её подруги.

— А вы двое какого сена тут делаете? — Фермерша рванула внутрь. — Мы ж не пользуемся этим амбаром с тех пор, как Эпплблум родилась.

Заглянув внутрь, Флаттершай увидела двух жеребцов, сидящих посреди сарая на куче старых ящиков в тусклом свете двух ламп.

Чисто технически, конечно, жеребцом был только один из них, хотя оба они были гордыми носителями Y-хромосом, так что разница была не принципиальна. Гораздо принципиальнее, пожалуй, была бутыль сидра из Особых Запасов, которую они передавали друг другу.

— Мисс Эпплджек! — радостно закричал тот, что был поменьше, расплываясь в улыбке, в которой его и без того заметные (с точки зрения пони) резцы стали ещё заметнее. — Как здорово, а мы как раз о тебе и говорили.

Человек протянул гостье бутыль, очевидно, предлагая присоединиться к их возлияниям.

— Ну здравствуй, Рукастый. — ЭйДжей вежливо кивнула единственному человеку в Эквестрии, не обращая, впрочем, внимания на его приглашение. Вместо этого она обратила свой взгляд на старшего брата, который безуспешно пытался спрятать своё рослое тело за спиной компаньона.

— Макинтош Эппл, извольте-ка объяснить, чего это вы тут устроили? Сидите в темноте, распиваете запасы из погребка, бардак развели.

ЭйДжей указала копытом на разбросанные по сараю кучи... мусора. Среди них можно было разглядеть большие медные ёмкости, змеевики, несчётное количество пустых бутылок (однако гораздо меньше, чем можно было бы ожидать от её братца), несколько старых музыкальных инструментов, коробки, набитые книгами, пожелтевшие от времени листовки и плакаты.

— А мы вот смотрим, что у вас тут есть, — радостно ответил Леро, отхлебнув из бутыли, прежде чем передать её другу, который по-прежнему изо всех сил старался спрятаться от испытывающего взгляда сестры. — Ты только посмотри, сколько наград!

Выхватив из стоящей рядом коробки пригоршню наградных ленточек, он поднёс их к свету. Было среди них немало красных, были и жёлтые, и белые, но большинство всё же были синими ленточками, теми что награждают за первое место. — Батя твой офигенный был мужик, смотри, сколько синих¹!

---

1 — По сложившейся на западе традиции, победителям вручают наградные ленты. Цветовое кодирование может варьироваться, но в большинстве случаев за первое место дают Синюю ленту (золото), за второе — Красную (серебро), третье — Жёлтую (бронза), четвёртое — Белую, и т.д.

---

Осознав, что бояться в сарае нечего, Флаттершай вышла из-за двери и шагнула внутрь, чтобы тоже взглянуть на ленточки.

Заметив её появление, раскрасневшийся человек приветственно улыбнулся.

— О! Мисс Флаттершай! Привет! — Голос его прозвучал чуть громче, чем ему хотелось бы.

И хотя робкая пегасочка не испугалась его вопля, как того боялся Леро, Энджел не преминул возможностью помахать своей импровизированной дубиной в сторону обидчика, ясно давая тому понять, что события этого вечера его особо не радуют.

Макинтош же, завидев Флаттершай, выпрямился во весь рост, страшно потея от волнения, и потянул своего друга за собой. Этикет требовал, чтобы истинный джентлькольт встал, когда дама входит в комнату.

ЭйДжей посмотрела на парней слегка раздосадованно: судя по всему, её они за даму не считали.

Флаттершай подняла копытце, чтобы погладить беснующегося кролика, нежно приговаривая:

— Ну-ну, Энджел. Не переживай. Я уверена, что они обязательно пригласят тебя в следующий раз.

Но похоже, что Энджелу её слов было недостаточно: он демонстративно отвернулся, скрестив передние лапки на груди.

— Ой. — Леро глянул на кролика, потом на почти опустевшую бутыль, а потом обратно на кролика. — А он тоже будет? Давай мы ему в крышечку накапаем или ещё чего сообразим.

Флаттершай испугано замахала копытцами:

— Что ты, что ты, он не пьё…

Однако Энджел, похоже, был другого мнения на этот счёт. Он выскочил из её гривы и в два прыжка добрался до человека.

Закрыв лицо копытом, пегасочка тяжело вздохнула.

— Ну ладно, только немного. А то с похмелья он немного… капризный.

Её хрупкое тельце невольно вздрогнуло при воспоминании о том, что случилось в прошлый раз, когда она случайно уронила кролика в ёмкость с медицинским спиртом. Мало того, что она неделю проходила с синяком под глазом, так ещё и курицы несколько дней боялись выходить из курятника, а у одной из белочек до сих пор случаются истерические припадки.

На время позабыв о беседе, Леро усадил кролика на плечо и отправился к одному из ящиков, оставив Макинтоша наедине с сестрой.

— Давай колись уже, парень. — Лицо ЭйДжей сейчас выражало столько заинтересованности, сколько могла позволить ей понячая физиология.

— Нууу. — Мак смущённо потирал копыта. — Понимаешь…

Внезапно позади него раздался грохот: это Леро не удержал равновесие и плюхнулся в ящик. Секунду спустя он вынырнул с мензуркой в руке. Энджел тут же выхватил её из его рук и стремглав кинулся к бутыли, из которой только что пили Леро и Мак.

Не успев обрадоваться удачному отвлекающему манёвру, Макинтош с сожалением осознал, что внимание сестры не покидало его ни на секунду. Чувствуя, что краснеет ещё сильнее, чем обычно, он продолжил:

— Ну, мы думали, что может быть, мы могли бы… — слова явно давались ему с трудом.

Леро вырос из-за его спины и, похлопав ломового поня по плечу, прокричал:

— Мы решили стать самогонщиками и принять участие в ежегодном забеге в Эппалузе! Правда здорово?

Если бы Эпплджек могла испепелять взглядом, её брат уже покрылся бы румяной корочкой и был готов к подаче на стол.

— Вы. Решили. Что?.. — прорычала она, стиснув в ярости зубы.

— Принять участие в забеге самогонщиков! — продолжил Леро; он был уже порядком пьян, да и не воспринимал язык тела пони на подсознательном уровне, поэтому понять реакцию ЭйДжей не смог. — Мак рассказал, что Эпплы выращивали и продавали здесь яблоки и то, что из яблок этих делали ещё до того как возник Понивиль. А потом мы с ним просмотрели все книги об истории семьи и об основании Понивиля, а я ж вообще фанат истории, ну, ты знаешь, я её и в универе изучал. И вот, как-то так мы и пришли к этой… мысли… а потом мы решили, что здорово бы сделать перегонный заводик, приготовить самогона и принять участие в забеге на следующем «Лунном Фестивале», и выиграть кучу наград, ну, как папка твой.

Леро наконец замолчал, чтобы перевести дыхание, чем и решил воспользоваться Энджел, отчаянно дёргая его за рукав, пытаясь объяснить, что бутыль, как оказалось, слишком тяжела, чтобы он мог налить себе сам.

— НЕТ! — крикнула ЭйДжей, впечатывая копыто в пол, чтобы подчеркнуть твёрдость своих слов. — Нет, нет, нет! Я вам не позволю!

Взгляды всей компании устремились на фермершу, прижавшуюся лбом ко лбу своего брата.

— Макинтош Эппл, да ты, поди, головой маленько поехал, раз решил, что я позволю вам, жеребятам, принять участие в этой гонке.

Лицо ЭйДжей буквально пылало яростью, и если бы Мак только мог он бы уже давно спрятался за ближайшим ящиком и выкинул белый флаг. Но, как известно, пьяному и море по колено, поэтому Леро продолжил стоять на своём.

— А чё нет-то? — спросил человек, наливая в мензурку, к большому облегчению Флаттершай, всего несколько капель спиртного для кролика. — Как я понял из рассказа Мака, участие в забегах самогонщиков — часть традиции семьи Эпплов, а вы ведь тоже часть этой семьи, но за последние лет десять ни разу не участвовали. Странно, учитывая, сколько наград выиграл ваш отец.

— Точно, — добавил Мак, похоже, настойчивость Леро в споре против упрямой кобылки добавила ему уверенности. — Кабы не эти забеги, нас с тобой вообще бы не было. Если бы Па не встретил Ма на том фестивале, как бы они вообще познакомились?

Флаттершай заинтересованно навострила ушки. За все те годы, что она знала Эпплджек, она ни разу не слышала от фермерши рассказов о её родителях. Всё, что пегасочка и её друзья знали, так это то, что Ма и Па Эпплы скончались давным-давно и, не смотря на все попытки Рэрити «мягко подтолкнуть её к разговору», самая упрямая пони в Эквестрии продолжала хранить молчание.

— Простите, — как всегда робкая пегасочка подняла копытце. — Если вы не против, можно мне спросить, что такое «Лунный Фестиваль»?

В ответ Эпплджек перевела свой убийственный взгляд на неё, и Флаттершай тут же спрятала копытце обратно.

— Если вам не трудно, конечно. Но если не хотите, можете не рассказывать.

Увидев испуганный взгляд подруги, Эпплджек грустно вздохнула. Может быть, она и злилась на своего неразумного братца, но наводить страх на друзей она не собиралась. Разговоры про Ма и Па всегда были больной темой в их семье, но судя по тому, как разговорчив был нынче её обычно застенчивый братец, сегодня было можно… хотя бы самую малость.

— Забег самогонщиков на «Лунном Фестивале» — это соревнование, проводимое ежегодно в Эппалузских горах, — объяснила фермерша. — Понимаешь, давным-давно, ещё до изгнания принцессы Луны на луну, очень многие пони поклонялись ей как богине ночи, устраивали пышные полуночные празднества в её честь.

А в ночь зимнего солнцестояния, когда луна набирает полную силу, а солнце светит слабее всего, принцесса Луна самолично устраивала Праздник Зимней Луны и наравне со своими подданными участвовала в… — ЭйДжей на секунду призадумалась, подбирая словечко помягче для того безбашенного кутежа, который, по слухам, имел место быть, — ну, в гуляниях.

После изгнания принцессы Луны принцесса Селестия была сама не своя, она запретила все ночные празднества и конкретно Праздник Зимней Луны. Некоторые, конечно, пытались продолжать следовать традиции, но принцесса Селестия не сказать чтоб была этому сильно рада, она распорядилась страже пресекать любые ночные гуляния. Очень много пони тогда оказались в казематах, и постепенно традиция угасла.

Когда принцесса Селестия ушла в добровольное изгнание, наступили тёмные времена. Тогда же многие пони поняли, что теперь никто не помешает им проводить Лунные Фестивали, но принцесса Луна была изгнана, возвращение её не предвиделось, поэтому традиция опять угасла, так же быстро, как и возродилась.

— Эммм, — Флаттершай решила задать вопрос, чтобы отвлечь Леро, собравшегося обновить мензурку Энджела. — А при чём здесь самогон?

Немного поразмыслив, Эпплджек продолжила:

— Понимаешь, был такой обычай: во время Праздника Зимней Луны принцесса Луна с помощью своей аликорнской магии превращала лунный свет в такой крепкий напиток, что один глоток валил с ног взрослого дракона. Неудивительно, что многие пони считали распитие её «Лунного Света» лучшей частью празднества. Когда её изгнали, пони сами научились варить очень крепкий алкоголь, чтобы пить его на празднествах в дань памяти Лунной Принцессе.

С годами это превратилось в соревнование, кто приготовит самый убойный самогон. Но в конце концов вышло так, что Селестия вслед за праздниками запретила и пойло; и то, что было создано Луной, и то, что пони делали сами. Есть легенда, что один особо упёртый самогонщик три недели скрывался в Эппалузских горах от взвода Королевской Стражи. И, если в двух словах, когда его поймали, ничего хорошего не случилось.

Лунные праздники возродились и угасли, а самогоноварение так и осталось, превратилось… в вид спорта, что ли. И так продолжается уже сотни лет. На забег в честь «Лунного Фестиваля» съезжались пони со всей Эквестрии. Многие жеребцы используют это как предлог чтобы отлынуть от полевых работ, пообщаться с другими жеребцами и просто ужраться в хлам.

Каждый год туда приезжают команды самогонщиков со своим продуктом, весь день и всю ночь они носятся по тамошним лесам, убегая от команды добровольцев, которые притворяются королевскими стражами. Потом те команды «беглецов», что успеют пересечь финишную черту до полудня следующего дня с уцелевшими запасами алкоголя, выставляют свой продукт на суд старейшин, которые уже выбирают победителя.

По мне, так просто оправдание тому, что жеребцы собираются в кучу, валяются в грязи и довершают всё это дело попойкой с плясками и воплями.

— А можно подробнее про валяние в грязи? — спросила Флаттершай и тут же залилась краской, представляя Макинтоша измазанного грязью, стекающей по его мускулистой груди, его великолепную гриву, прилипающую к шее, словно выточенной из камня… «Нет, Флаттершай, плохая, плохая девочка».

Лицо подруги, налившееся румянцем, сбило Эпплджек с мысли… и вот что странно, такой же румянец был и на лице её брата. И как бы она ни старалась, всё никак не могла понять, вызван ли он изрядным количеством алкоголя, или же близостью юной пегасочки, к которой, как подозревала фермерша, у её брата определённо были чувства.

— Так значит, там твои родители и познакомились? Во время соревнования? Они были противниками из разных команд, а потом влюбились друг в друга? — Этим вопросом Флаттершай явно, хоть и не очень удачно, попыталась отвлечь внимание от той неловкой ситуации, которую сама только что создала.

— Ма? «Беглец»? — ЭйДжей горько усмехнулась. — Да нет. Кобылок не допускают до забегов. Это только для парней, которые хотят выпустить пар. Они собираются, день-другой бегают по лесам, извазюкиваясь в грязище по дороге, потом напиваются до беспамятства. А потом разъезжаются по домам и весь год притворяются, будто ничего и не было.

Очередное упоминание грязи на несколько секунд вновь увело Флаттершай в мир её грязных фантазий, но голос Эпплджек, продолжившей рассказ, снова вернул её в реальность.

— Ма приехала туда поболеть за своего кузена, многие кобылки так делали. Приехала со своей скрипкой, чтобы сыграть на закрытии фестиваля, всегда не прочь была приударить за парнем, если верить Бабуле. Прозвище у неё было «Джубили Музыкальная Шкатулка», как говаривал Па, лучшая певица в Эппалузских горах.

Угрюмое выражение, вроде бы уже покинувшее лицо ЭйДжей, опять вернулось. Её мама действительно хорошо пела, поэтому фермерша очень переживала из-за того что не была наделена таким талантом. И плевать, что ей говорили по этому поводу окружающие, ЭйДжей всё равно им не верила. Она считала, что и в подмётки не годится своей матери.

— Па тоже принадлежал к семье Эпплов. Ну, дальний родственник, очень дальний, так что не подумайте чего. Никакого кровосмешения, мы ж не единороги какие-нибудь. — ЭйДжей ехидно улыбнулась удачно ввёрнутой шпильке.

Мак тоже не сдержал смешок, и ЭйДжей тут же наградила его самым зловещим взглядом за всю историю Понивиля. Похоже, старшему из отпрысков Эпплов придётся немало постараться, чтобы наконец заслужить прощение.

— А ты чего радуешься? — отрезала она. — Ума не приложу, как ты только додумался втянуть Рукастого в это дурацкую аферу. — Она махнула копытом в сторону Леро, который в это время играл в перетягивание бутылки с на удивление яростным и порядком захмелевшим кроликом. — Ты ж знаешь, что ежели с ним чего случится, Рэйнбоу тебя с обрыва скинет. И это если Твай не телепортирует тебя с этого обрыва ещё раньше. И знаешь чё, я б им, пожалуй, помогла. Дубина ты эдакая.

На секунду лицо кобылки просияло улыбкой, той самой улыбкой, которая появлялась лишь тогда, когда ей удавалось превзойти старшего брата, что случалось не так уж и часто.

— Ты ж должен понимать, что если бы я и разрешила вам принять участие, а я бы ни за что не разрешила, они бы всё равно не допустили человека к забегу. Раз уж кобылок не допускают, так его и на версту к стартовой линии не подпустят. — ЭйДжей откинулась назад и сложила передние ноги на груди, на её ухмыляющейся мордочке явно читалось «ох, и уела же я тебя».

Слева донёсся грохот: это Леро решил-таки уступить бутыль Энджелу, но тот от столь внезапной победы потерял равновесие, упал с ящика и теперь лежал пушистым комочком у копыт Флаттершай.

— Не-а, мы проверяли, смотри. — Леро полез в кучу книг разбросанных у него под ногами, но вот ноги-то его и подвели. Пытаясь удержать равновесие, он сделал несколько неуверенных шагов в сторону ЭйДжей.

Глядя, как в стельку пьяный человек врезался сначала в один ящик, затем в другой, в подпорную балку и, наконец, в бок Макинтоша, прежде чем сумел-таки добраться до цели, ЭйДжей шепнула брату:

— Так сколько, говоришь, он выпил? — спросила она, пока Леро листал страницы книги.

— Да немного, — ответил тягловый жеребец, пристально изучая свои копыта.

— Ага, — протянула ЭйДжей, глядя брату прямо в глаза, — Элемент Честности, не забыл?

Мак окинул взглядом амбар в поисках путей к отступлению, но вариантов, похоже, у него не было.

— Ну, может быть, четверть бутыли, — наконец промямлил он.

— Что?! — ЭйДжей в ужасе закрыла лицо копытом. — Да как же, да этого же хватит, чтобы вырубить пони вдвое больше него. Как он вообще на ногах держится?

— Понятия не имею, — согласился Макинтош. — Он пришёл весь расстроенный. Похоже, его что-то сильно беспокоит. Очень заинтересовался, когда я стал рассказывать про историю Понивиля, сказал, что сам изучает историю. Ну я и привёл его сюда, чтобы показать все эти книги. Думал, так он отвлечётся маленько.

— А бухло? — спросила фермерша, не отрывая копыта от лица.

— Ну, я взял с собой немного, просто чтобы помочь ему расслабиться. Но, похоже, что ему надо бы ещё, а то пока не совсем помогает.

Леро внезапно сунул открытую книгу под нос ЭйДжей, тыча пальцем в один из абзацев.

— Нашёл, — гордо заявил человек, когда ЭйДжей начала читать. Флаттершай, похоже, тоже заинтересовалась, поэтому она отвлеклась от пьянющего кролика и попыталась подобраться поближе.

— Видишь, в правилах чётко сказано, «ни рогов, ни крыльев, ни когтей, ни пиАХАХАЙ! — внезапный тычок Макинтоша локтем в рёбра Леро, прервал его речь. Похоже здоровяк забыл объяснить своему другу, что некоторые старинные словечки не следует употреблять в присутствии дам, тем более столь ранимых, как мисс Флаттершай.

— В общем, — Мак выхватил книгу у Леро, закрыв её, прежде чем Флаттершай успела прочитать то, что он не успел договорить. — Он не единорог, не пегас, не дракон, не грифон и не кобылка, поэтому согласно правилам он может участвовать.

Флаттершай выглядела немного смущённой.

— Я что-то не очень поняла, почему кобылкам нельзя участвовать?

Теперь смущённой выглядела и ЭйДжей.

— Это четвёртый запрет, — ответила она. — «Ни рогов, ни крыльев, ни когтей, ни… — она наклонилась и прошептала последнее слово на ухо подруге.

— Ой-ой, — пегасочка смущённо сжала задние ноги. — Очень… «конкретный» запрет.

Теперь пришёл и Макинтошу черёд смутиться, правда эффект оказался немного смазан из-за того, что ноги Леро решили, что хватит ему уже стоять, и двуногий завалился на бок. К счастью, завалился он на бок своего друга, поэтому тут же был усажен на тот же ящик, на котором и сидел прежде.

Убедившись, что его друг сидит удобно и не планирует плюхнуться лицом в пол, Макинтош внезапно осознал, что остаток «беседы» ему придётся вести без поддержки Леро: похоже, алкоголь того наконец-то свалил.

Лёгкий смешок за спиной прозвучал весьма обнадёживающе.

Обернувшись к сестре, здоровяк глубоко вдохнул, собираясь с мыслями.

— Слушай, ЭйДжей, я знаю, что ты против, но самогон Эпплов занимал первые места ещё до того, как родились наши родители, и будет глупо просто так взять и забить на всё. У Леро есть несколько потрясающих идей по поводу перегонки, и очистки, и ещё чего-то, и я знаю несколько парней в городе, которые наверняка согласятся нам помочь.

Взгляд его сестры не стал мягче, но и жёстче тоже, что уже неплохо.

— И если вдруг нам понадобится помощь, мы всегда можем обратиться к дяде Магнуму за советом. Он же тоже был в команде Эпплов вместе с Па, — добавил он. — Главное, чтоб тётя Перл не прознала.

— Эмм. — Флаттершай опять подняла копытце. — Дядя Магнум? Тот самый, который отец Рэрити? Я даже не знала, что вы знакомы.

Эпплджек вздохнула.

— Ну да, немногие знают. Ма и отец Рэрити были друзьями ещё до того, как пошли в школу. Все думали, что однажды они будут вместе, но оказалось, что дядя Магнум относился к Ма как к сестре, даже больше чем к своей родной сестре. Когда Ма и Па сошлись, они всё равно остались друзьями, называли себя «Шкатулкины ребята». Но потом родился малыш Маки, и Магнум тоже решил обзавестись потомством. Он встретил тётю Перл во время летней поездки, она предложила ему стать частью их табуна, и после этого они с Ма как-то отдалились друг от друга.

— Так грустно, — сказала Флаттершай. — Но почему это держат в тайне?

— Долгая история. — ЭйДжей очень хотелось бы закрыть тему, но раз уж она начала говорить, надо было и закончить. Если кому и можно было доверить секрет, так это Флаттершай. И потом, Мак был здесь, вместе с ней и... чего это он роется в ящике?

Не обращая внимания на глупости своего брата, ЭйДжей продолжила рассказ:

— Оно, значит, как, семья дяди Магнума из здешних. Его сестра жила здесь в городе, была хозяйкой «Карусель Кутюрье», пока Рэрити не прибрала его к копытам и не превратила в модный-шмодный бутик. Когда родилась Рэрити, его первеница, дядя Магнум переехал на север, чтобы быть со своим табуном.

Но когда он узнал, что Па умер, а Ма, которая в то время вынашивала под сердцем Эпплблум, тянет ферму в одиночку, он тут же сорвался с места и вернулся в Понивиль. Я тогда была совсем маленькой, а Маки ещё и школу не закончил. Мы помогали как могли, но, как это ни печально, помощи от нас было немного.

Рэрити тогда приехала вместе с ним; наверное, её не сильно прельщала перспектива возни с младшей сестрой. Ты б её только видела, когда она сошла с поезда, похоже, только тогда эта кобылка впервые в жизни увидела настоящую грязь. О да, это надо было видеть.

— Так получается, что Рэрити не из Понивиля? — спросила Флаттершай, сильно смутившись из-за того, что перебила подругу.

— Не, конечно нет. — ЭйДжей потёрла подбородок. — Если прикинуть, вы с Рэйнбоу из Клаудсдейла, Твай из Кантерлота, семья Пинки — с другой стороны хребта Бродячих Камней. И выходит, что я единственная из хранителей, кто родом из Понивиля.

Продолжая тереть подбородок, ЭйДжей, кажется, вспомнила кое-что ещё, чего Флаттершай наверняка не знала.

— И этот её акцент… фальшивый, как обещания Флима и Флама. Но Рэр уже столько лет с ним разговаривает, что, поди, сама уже забыла, как звучал её настоящий голос.

Похоже, Мак наконец нашёл то, что искал, и теперь пробирался обратно к тому месту, где сидели Флаттершай и его сестра, держа в зубах фотографию в рамке. Усевшись рядом с ними, он отдал фотографию.

ЭйДжей взяла её передними копытами и показала подруге. На фотографии был Магнум, куда моложе, чем сейчас, но всё равно узнаваемый, даже без своих фирменных усов. Он сидел в ярко-оранжевом фургоне, рядом с кобылкой и жеребцом примерно его возраста.

Все трое были в новёхоньких стетсонах, а тот, что был на голове пока ещё неназванного жеребца, один в один походил на тот, что носила Эпплджек, разве что гораздо новее.

— Это Па Эппл, — сказала ЭйДжей, указывая на того самого жеребца, который, к слову, был чуть менее накачанной копией Макинтоша, начиная с окраса и заканчивая соломинкой в зубах. — Его звали Пиппин Эппл, друзья называли его Пи-Ай, но большинство звали его просто Па, особенно после того как родился Маки.

Указав на кобылку, которая сидела между обнимавшими её жеребцами, ЭйДжей продолжила:

— А это Джубили Эппл, моя мама. — ЭйДжей замолчала, а затем утёрла глаза копытом. — Не проходит ни дня, чтобы я не вспоминала о ней. Жаль, что Эпплблум её так и не узнала, она бы полюбила её так же крепко, как и я.

ЭйДжей почувствовала, как брат снял с её головы шляпу и примостился подбородком у неё на макушке.

— Бабуля сказала, что она умерла от ост-отс-лож-нений при родах, но я-то знаю, что это не так. Я знаю, что она умерла из-за того, что у неё было разбито сердце. — ЭйДжей шмыгнула, когда Флаттершай прижалась к ней. — Когда Па умер, в ней будто что-то надломилось.

Макинтош вздохнул и добавил свои пять копеек:

— С каждым днём её животик становился всё больше и больше, а она всё больше и больше уходила в себя. — Он постучал копытом по голове. — Однажды я нашёл её в полях, она просто стояла и смотрела в небо. Могла часами так стоять. Не двигаясь. Вообще. А потом Бабуля отправила письмо дяде Магнуму, попросила приехать и поговорить с Ма. И вскоре он уже стоял на понивильском перроне с чемоданами и дочерью.

ЭйДжей усмехнулась.

— А потом оказалось, что и чемоданы-то не его, а Рэрити. Он рванул через пол-Эквестрии, даже рубашку не переодев, а для Рэрити это был шанс сбежать подальше от табуна её матери. Она уже давненько спаковала вещички и только ждала удобного случая. Когда она узнала, что её отец собирается ехать сюда, тут же сказала матери, что едет погостить к тётушке, и умчалась за отцом на вокзал. Сомневаюсь, что она с тех пор хоть раз возвращалась домой.

Некоторое время они просто молча разглядывали фотографию.

Флаттершай не могла не заметить, как её подруга похожа на свою мать. Практически то же лицо, такое же крепкое сложение, казалось, что если она только захочет — вырвет дерево из земли вместе с корнями одним ударом копыт. Такая же простая причёска — убранные назад волосы, стянутые лентой. Если бы Ма Эппл не была той же расцветки, что и Эпплблум, можно было бы подумать, что это фотография Эпплджек и её брата, а не их родителей.

— Тётушке Перл, однако, это не понравилось, — наконец нарушил молчание Мак.

— И это ещё слабо сказано, — добавила Эпплджек. — Дядя Магнум взвалил на себя всю заботу о ферме, а Ма, она с каждым днём всё сильнее и сильнее… отдалялась. Потом родилась Эпплблум, и мамы не стало, а он и не думал бросать нас. Ну, Перл и приехала сюда, выставила ему уль-ти-матум. Сказала, что он может вернуться домой, в свой табун, и помочь растить Свити Бэлль, а может оставаться здесь, но уже насовсем. Дала ему неделю на раздумья и уехала обратно тем же поездом.

— Когда он вернулся на ферму, Бабуля уже собрала его чемодан, сказала, что ему пора возвращаться домой, — продолжил Мак. — Эпплы, конечно, ценили его помощь и заботу, но мы не хотели, чтобы из-за нас его выгнали из табуна.

Эпплджек удивлённо посмотрела на своего брата.

— А я и не знала, я думала, он сам так решил. Не скажу, конечно, чтоб я винила его за это.

Повернувшись обратно к фотографии, она продолжила рассказ:

— Когда он уехал, Бабуля попросила других Эпплов приехать помочь на ферме. Стыдно признать, но я и сама вскоре дала дёру. Переехала в Мэйнхэттен, пожить с папиным братом и его табуном. Да только недолго я там продержалась, вскоре прискакала обратно и поклялась больше никогда не бросать семью.

Мак подхватил рассказ:

— А несколько лет спустя не стало и сестры дяди Магнума, так что он и тётя Перл переехали сюда, чтобы быть поближе к мисс Рэрити, и привезли с собой Свити Бэлль. Похоже, Перл знала, как Магнум скучал по этому месту, и жалела, что заставила его тогда выбирать. Потом Мисс Рэрити переехала в бутик, и наши семьи договорились больше никогда не вспоминать о том что было… и особенно о том, чем занимались Па и Магнум.

— А почему особенно? — уточнила Флаттершай.

— Ну, понимаешь, все эти дела с самогоном… Это… как бы… — похоже, Макинтош не мог подобрать правильных слов, поэтому ЭйДжей закончила фразу за него:

— Ну, это как бы не совсем законно.

— Правда? — Флаттершай испугано вздохнула. — То есть, так незаконно, что могут и под суд отдать?

— Ну… и да и нет, — ответила ЭйДжей, но как-то неуверенно. — Тут такая штука, принцесса Селестия не просто запретила самогон, она понаделала всяких законов: его нельзя хранить, нельзя изготавливать, нельзя продавать, блин, да на него, поди, и взглянуть нельзя, чтоб какой-нибудь закон не нарушить. А потом, когда она вернулась из изгнания и стала разгребать всё, что натворилось за тёмные времена, она так и не отменила этих законов. Ну а те, кто уже занимались «бегами», не собирались своё занятие бросать только оттого, что принцесса вернулась. Они просто старались поменьше светиться. Принцесса всё равно вскоре про них прознала, но ей было сильно некогда, надо было страну в порядок приводить, поэтому она сделала вид, что ничего не знает. Так с тех пор и повелось. Поэтому ты никогда и не сыщешь его в магазинах, есть только тот, что изготавливают для «забегов», и достать его труднее, чем пегасью чешую. Его нельзя ни купить, ни выменять, и похоже, принцесса хочет, чтоб так оно и оставалось.

— О, — сказала Флаттершай; похоже, она всё ещё не смогла до конца понять всех хитросплетений. — Выходит, он вне закона, но принцесса не станет ничего с ним делать. Тогда почему ты не хочешь, чтобы твой брат принял участие в состязании?

— Да потому что это, блин, опасно. — ЭйДжей схватила брата за шею и прорычала, злобно сверкая глазами: — Эти горы отняли у меня отца, но гореть мне в Тартаре, если я позволю им отнять у меня и этого жеребёнка.

Она махнула копытом в сторону мирно посапывающего на ящике позади них человека:

— Или этого. Не стоит победа таких переживаний. — В её голосе всё ещё слышался гнев, но теперь в нём проступили и боль, и волнение. Беспокойство о том, что её брат может серьёзно пострадать, или что того хуже; и боль от того, что он посмел решиться на такое, даже не подумав о своей семье.

Внезапный всхрап позади них поведал о том, что Леро проснулся, а протяжный стон — о том, что тело его не одобряло избыток алкоголя в крови.

Утерев глаза копытом и вернув фотографию брату, Эпплджек повернулась к плачевно выглядевшему человеку; тот, в свою очередь, не очень успешно попытался сфокусировать зрение на её лице.

— Ну всё, Рукастый, домой тебе пора, Рэйнбоу, поди, вся извелась уже. А я не хочу почувствовать на себе её гнев, когда она узнает, что с тобой случилось.

— Правда? Сейчас же ещё только… — Леро посмотрел на старые наручные часы Рэйнбоу с изображением Вондерболтов, она подарила их ему совсем недавно. — Карамба! Уже так поздно?

— Ага, так поздно, — невозмутимо ответила ЭйДжей. — Маки, ты приведи его в чувства и проводи до дома. Нельзя ему одному в таком виде по улицам шататься. И мне плевать, что он думает, что может постоять за себя, я не хочу, чтоб кто-то, завидев его в таком состоянии, решил воспользоваться возможностью. Сёстры Хани от него вроде бы отстали, но рисковать мне всё равно не хочется.

Фермерша на всякий случай ещё раз окинула брата убийственным взглядом, но потом всё же смягчилась.

— Я провожу Флаттершай до дома, встретимся на ферме. Думаю, нам надо будет перекинуться парой слов.

Сказав это она, подобрала лампу, которую Флаттершай оставила у входа в амбар, и вышла на улицу. Чуть погодя пегасочка поклонилась жеребцам на прощанье и, аккуратно ухватив зубками коматозного (но всё ещё сжимающего пустую мензурку) кролика, поспешила вслед за подругой.

---

Поглядев несколько минут им вслед, Леро поднялся со своего лежака и встал на ноги, опираясь на плечо друга.

— По-моему, ты ей нравишься, — сказал он.

— Хммм, — последовал неоднозначный ответ.

— Ну вот не надо этого, — продолжил Леро, попутно размышляя, а не стоит ли ему присесть ещё на минуточку. — Просто возьми и скажи ей, что она тебе тоже нравится. А если будешь продолжать строить из себя тихоню, она так никогда и не догадается.

— Хммм.

— Да знаю я, что ты боишься её отпугнуть, — Леро не собирался сдаваться. — Слушай, если у вас это взаимно, то я не думаю что твой… эээ… размер, будет такой уж большой проблемой. — Мак обернулся и посмотрел Леро прямо в глаза. — Ой, извини, ну не так выразился.

— Хммм.

— И вот не надо сейчас передо мною строить молчаливого здоровяка, не так давно ты был куда словоохотливей. — Леро похлопал тягача по плечу. — Мужик, любовь — это такая штука, которая всегда найдёт лазейку. Вот взять хотя бы меня, я вообще единственный человек на планете, и всё равно нашёл свою половинку… ну, то есть, уже две.

— Наверное, ты прав, — пробубнил Макинтош.

— Да я точно прав. И знаешь что, эта училочка тоже к тебе неровно дышит, так что не такой уж ты и большой и страшный, как думаешь. — Леро решил всё-таки присесть. Сейчас это было, пожалуй, лучшее решение.

— Может быть, но она же земная пони, а пегасы, они же гораздо меньше и…

— Чувак, да успокойся ты, пригласи её на свидание. И не начинай опять эту телегу о том, что у вас тут так не принято. — Леро сделал несколько глубоких вдохов и снова поднялся на ноги. — А теперь идём, Долговязый Хрен Сильвер², я залился под завязку, так что, скорее всего, придётся тебе меня нести.

---

2 — Long Dong Silver — британский порно-актёр, известный своими «деловыми качествами», достигающими 45 сантиметров в длину.

---

Подняв каждый свою лампу, оба жеребца медленно побрели к двери; Леро нашёл, что идти куда как удобнее, если обхватить Мака одной рукой за шею.

Закрыв дверь амбара, фермер повёл друга к городу. Через несколько минут прогулки в уютной тишине Макинтош вдруг заговорил:

— Спасибо, что не сказал им, что я хотел поговорить с тобой о кобылках и всё такое.

— Да брось ты, — ухмыльнулся Леро, — для чего ж ещё нужны друзья.

— И всё равно спасибо, для меня это многое значит. — Мак остановился и пару секунд ждал, пока Леро сообразит, что они уже никуда не идут. — Может, я тебя подвезу до дома? Ну, в смысле, на спине.

Выражение, просиявшее на лице Леро, трудно было описать словами. Наверное, такое же выражение было бы у Пинки Пай, если б вдруг принцесса Селестия назначила её своим личным дегустатором тортиков.

— Мужик, а я уж, блин, думал, ты никогда не предложишь.

С этим словами Леро вскарабкался на спину друга. Нельзя сказать, что ему удалось это с лёгкостью и изяществом, но чего ждать от человека, который засадил столько алкоголя, что хватило бы, чтобы свалить с ног осла?

Когда он наконец устроился, вцепившись руками в шею Макинтоша, словно в спасительную соломинку, они медленно двинулись к городу.

Оригинал опубликован 1 апр 2013

Где попытки всё осмыслить потеряли всякий смысл

«When logic and proportion have fallen sloppy dead»
 — Jefferson Airplane — White Rabbit

---

Две вещи поразили Леро, когда ему удалось-таки продрать глаза. Во-первых, он не имел ни малейшего представления о том, где находится. Во-вторых, и это даже немного важнее, у него было сильное ощущение, будто кто-то вскрыл ему черепушку, набил её мороженым и тщательно перемешал. Он проморгался — видимость улучшилась, но учитывая, что тараканы в его голове уже закончили смену и расползлись кто куда, толку от этого было мало.

— Народ, завязывайте уже, — пробормотал он, пытаясь заслонить рукой глаза от слепящего света.

Когда в прошлый раз он очнулся такой же потерянный, лежащий на траве, он обнаружил, что оказался на опушке Вечнодикого леса. Это случилось много месяцев назад. Тогда он испытал страх и смятение, на этот раз была лишь лёгкая неуверенность и головная боль на десять балов по десятибалльной шкале. Но по какой-то причине, которую мозг тщательно от него скрывал, страха не было вовсе, будто он был уверен, что всё в порядке и скоро он вновь увидится со своим табуном. Если често, он бы руку дал на отсечение, только бы это оказалось правдой.

Попытка подняться и осмотреться в поисках каких-нибудь зацепок оказалась большой ошибкой, поэтому от неё пришлось отказаться.

— Так, я хрен его знает где, голова раскалывается и желудок выворачивает, твою ж... Уффф.

Сделав несколько глубоких вдохов, сосчитав до двадцати и помолившись каждому богу, богине, сверхъестественной сущности и корпоративному маскоту, чтобы мысль о том, что в Эквестрии случился технологический прорыв, приведший к изобретению "Антипохмелина", парацетамола или хоть чего-нибудь похожего, оказалась правдой, Леро снова попытался приподняться. Приступа рвоты на этот раз не последовало, и ему удалось встать.

Он был в куполообразной пещере, достаточно просторной, чтобы в ней могло уместиться четырёхэтажное здание. Несмотря на отсутствие видимого источника света или отверстия в потолке пещеры, в ней было очень светло. Леро стоял недалеко от стены, на травянистом берегу чего-то вроде реки. Головная боль отступала, любезно позволяя ему увидеть травянистый берег острова на другой стороне. Не считая одного-единственного дерева, остров был совершенно пуст. Крона дерева почти касалась свода пещеры, но всё же в ширину была гораздо больше, чем в высоту. И хотя он точно не знал почему, его всё же тянуло к этому дереву.

Сделав несколько робких шагов, Леро обнаружил, что трава под его ногами куда мягче, чем траве положено быть. Он немного потоптался на месте; ощущение было такое, будто он идёт босиком по полу облачного дома Рэйнбоу. Трава была упругая, идеальной температуры: слегка прохладная, но не настолько прохладная, чтобы отморозить пятки. Пошевелив пальцами ног, он почувствовал, как травинки щекочут их.

И вот тут он, наконец, осознал, что стоит на траве босиком.

— Ах ты ж! — Леро обернулся столь быстро, насколько ему хватило смелости, оглядываясь в поисках своей обуви. — Рэрити ж на них целую вечность угрохала.

И это действительно было так. Человеческая обувь не пользовалась большим спросом в мире, где подавляющее число разумных обитателей — копытные.

В поисках ботинок он наугад побрёл вдоль берега, высматривая их и в траве, и в прозрачной как хрусталь воде реки, тёкшей, как он подметил, ему навстречу. Вскоре он наткнулся на пятно примятой травы, формой отдалённо напоминающей человека, а именно — Леро.

— Вернулись к тому, с чего начали, Леро, — отметил он, задумавшись, что же делать дальше. Его по-прежнему тянуло к дереву. Взглянув на остров, он увидел, что река остановилась. Сделав несколько шагов к ней он с удивлением заметил, что река опять потекла, но теперь уже в обратную сторону. — Да ну? Матушка Природа решила меня потроллить?

Желание добраться до дерева стало совершенно нестерпимым, но сделать этого не замочив ног было невозможно. Реку, или ров, или что бы это ни было, невозможно было перепрыгнуть, и доплыть до острова было не на чем. Леро оставалось только добираться вплавь.

Остановившись у самой кромки, он осторожно ступил одной ногой в воду, точнее — должен был бы, если бы нога не упёрлась в поверхность реки. Отдёрнув ногу назад, он попробовал ещё раз, и снова нога отказалась пройти сквозь водную гладь. Притопнув, он заметил, что вода слегка поддавалась, от нажима по поверхности расходились круги, но в целом поверхность была твёрдой.

Леро посмотрел на ногу, затем на остров и снова на ногу, а потом решился сделать следующий шаг. Когда вторая его нога уже почти коснулась водной поверхности, со стороны острова донёсся женский голос, будто мать подбодряла ребёнка:

— Не бойся, у тебя всё получится.

Кинув быстрый взгляд на дерево, он убедился, что кроме него на острове по-прежнему никого нет. Та самая часть его мозга, что всё это время твердила, что «он в безопасности, и всё будет в порядке», теперь добавила в свой репертуар безумных советов, что «ему следует отбросить все свои страхи». Что Леро и проделал, встав теперь обеими ногами на водную гладь.

И действительно получилось: он и правда стоял на поверхности реки. Это, пожалуй, была одна из самых странных ситуаций, в которых ему довелось оказаться, учитывая то, что он уже некоторое время жил в волшебном мире, населённом разумными пони. Стоять на воде было чем-то за гранью реальности. Он будто стоял на самом мягком, самом мелком песке, какой только можно вообразить. Под его весом ноги слегка утопали в поверхности, но, даже слегка поддаваясь, она превосходно держала его. Рэйнбоу однажды пыталась описать, каково ходить по облакам тем, для кого это часть врождённой магии. Леро решил, что это должно быть чем-то вроде того, что он испытывал сейчас, и это было просто восхитительно.

Критически настроенная часть его мозга, не упустила возможность отметить, что «отбросить все страхи» это, конечно, хорошо, но вот удачу, пожалуй, испытывать не стоит. Поэтому «стояние на воде» довольно быстро перешло в «очень быструю ходьбу по воде».

Достигнув берега, он был готов поклясться, что слышит тихий смех, доносящийся отовсюду. Оглянувшись на реку, он увидел на воде множество кругов, расходящихся после его спешного и, наверное, в чём-то постыдного рывка через препятствие. Приятно было осознавать, что хоть кто-то находит это забавным.

Направившись к дереву, он внезапно почувствовал до боли знакомый запах: это было что-то из его прошлого, хотя он и не мог припомнить что именно. В памяти всплыл образ пожилой женщины подле дерева, очень похожего на это. С лёгким покалыванием в глубине его мозга воспоминание прояснилось: это была старушка, которая жила по соседству с семьёй Леро, когда он был младше. С наступлением Рождества она собирала листья и ветви с того дерева, мастерила из них венки и дарила соседям, чтоб те могли повесить их на дверь. Они с Леро ходили от дома к дому, помогая развешивать их тем, кому некогда было этим заниматься.

— Приятное воспоминание, — раздался всё тот же бесплотный голос. — Очень многое говорит о тебе, как о личности.

Леро крутанулся на месте, но вокруг по-прежнему не было ни души. Он обошёл вокруг дерева, заглянул в его ветви, но лишь ещё раз убедился, что на острове он совсем один.

— Я рада, что ты решил навестить меня, — голос просто втекал в его голову из ниоткуда и в то же время — отовсюду. — Давненько я хотела поболтать с тобой — и вот, наконец, ты здесь.

И, как это бывает, когда ты ищешь что-то повсюду, а потом находишь прямо у себя под носом, он увидел её. Из-за дерева вышла высокая белоснежная единорожка. Здравый смысл подсказывал Леро, что она просто не смогла бы спрятаться за деревом, и оттого казалось, будто она вышла прямо из него.

Когда она показалась полностью, и он увидел сложенные по бокам крылья, стало вполне очевидно, что она — аликорн, как принцесса Селестия и принцесса Луна. Однако, в отличие от принцесс, она была лишена той ауры царственности. Вместо этого она просто источала… уют и богатый жизненный опыт, свойственные тем, кто очень стар и очень мудр. Она не носила регалий, да и зачем? Само её естество было настолько исполнено могуществом, что атрибутика ей была совершенно ни к чему.

Её грива и хвост были будто сотканы из языков пламени, однако не излучали ни света, ни тепла, лишь полыхали, как костёр на ветру. Её глаза светились добротой с лёгкой искоркой озорства, но в глубине их проглядывалась… измождённость?

— Проходи, присаживайся. В последнее время не часто ко мне заглядывают гости. — Она протянула копыто, указывая на что-то за спиной у Леро. Обернувшись, чтобы посмотреть, куда она показывает, он увидел массивный стол красного дерева, подле которого стояли округлые стулья, обитые чем-то похожим на кремового цвета кожу.

— Обычно приходят принцессы, иногда залётные шаманы и оракулы, так, по мелочи. Стар Свирл, старый ворчун, частенько заглядывал, — она прикрыла усмешку копытом, а затем взмахнула им. — Кстати, не верь и половине того, что ты о нём читал.

Она подошла ближе к столу.

— Ну и Пинки иногда заглядывает. И, представь себе, даже этот придурок, Дискорд, порой наведывается, — сказала она, заметно вздрогнув. — Бррр, нет, лучше этого не представлять. С ним так тяжело вести себя прилично.

И без того тяжёлую голову Леро переполнял поток впечатлений, поэтому приглашение присесть он счёл более чем уместным. Он сел за стол, с удивлением отметив, что стулья будто сделаны специально под человека. Аликорница подошла к стулу, стоящему напротив, и запрыгнула на него совершенно неестественным для существа её размеров образом. И несмотря на то, что она сидела на точно таком же стуле, что и он, глаза их всё равно оказались на одном уровне. Вообще, всё, что творилось вокруг, всё больше походило на какой-то странный сон.

— Ты уж прости, я так давно не общалась с людьми, что маленько подрастеряла сноровку. Я пытаюсь выудить из твоей головы всё, что получится, но дело в том, что сейчас она работает не на всю катушку. Да и помех очень много.

— Ну и где же это мы?

Леро огляделся. Пользуясь случаем, дерево шелестнуло листьями, будто от дуновения ветерка. Вот только откуда это ветерку взяться в наглухо запечатанной пещере?

— В смысле, здесь или в реальном мире? — безмятежно улыбнулась аликорница, не проронив более ни слова.

— В реальном... что? — похоже, тараканы возвращались на работу.

— Там, в реальном мире, ну, настолько «реальном», насколько любой из этих миров можно назвать, ты, дорогуша, ужрался в хлам, — аликорница вновь улыбнулась всё той же безмятежной улыбкой.

Разум Леро решительно не собирался играть в эти игры.

— О, да. — Улыбка её расплылась ещё шире. — Здоровяк Макинтош донёс тебя до дома, а Рэйнбоу Дэш — уложила в постель. — Продолжая улыбаться, аликорница склонила голову набок. Что-то было не так с её зубами, кажется, ещё секунду назад они не были такими острыми. — Она никогда в этом не сознается, но у неё очень доброе сердце. Не удивительно, что она в числе моих любимчиков.

Серое вещество его мозга по-прежнему напоминало бетон.

— Тебе нужно проспаться, а значит, у нас есть время поговорить о том, что тебя беспокоит. — Она наклонилась к нему и протянула стакан воды. — Держи, вдруг поможет.

Протянув руку за стаканом, Леро никак не мог отделаться от ощущения, что она держит его как-то странно. Он не стоял на её копыте, как обычно делали остальные пони, она держала его так, будто у неё были пальцы. Но это определённо было копыто, никаких пальцев.

Он посмотрел на пальцы, в которых держал стакан, затем на сам стакан.

— Правда, что ли?

— Ну, не совсем. Но кто тебя знает, попробуй, и посмотрим что из этого выйдет.

Леро осушил стакан залпом. Вроде бы вода, по вкусу — точно вода. Волна прохлады прокатилась по его горлу, но головная боль лишь посмеялась над ним.

— Полегчало?

— Да не сказать чтобы.

— Ну, попробовать-то стоило. — Она пожала плечами. Пони, да пусть даже аликорны, не могут так. — Времени у нас не так уж много, так что придётся как-то выкручиваться.

— Так что же это всё? — Он обвёл пространство пустым стаканом. — Где мы?

— Там, где мы можем поговорить.

— То есть это всё не реально? Мы что, внутри моей головы?

— С одной стороны — да. — Её грива, колышущаяся слева, внезапно решила поменять направление и перетекла направо. — А с другой — нет. Но если тебе так удобнее, можно считать и так.

Леро окинул взглядом пещеру: стены, свод. Мастеровой внутри него стал прикидывать размеры, пытаясь оценить объём. Однако алкоголь в его крови велел заткнуться и остановиться на том, что она просто большая.

— Как-то не думал, что здесь будет так... просторно.

— Да, внутри она больше, чем снаружи.

Леро не стал даже пытаться понять её ответ.

— Эй, ты какой-то рассеянный. Я тут из сил выбиваюсь, у тебя ж в голове мешанина самая настоящая. — Она отвернулась и пробормотала: — Стараешься, стараешься, создаёшь новую реальность, а он всё придирается и придирается. Кстати, может быть, это поможет. — Она снова наклонилась к нему и протянула чашку с чем-то, что пахло как чёрный кофе.

— Уверена?

Он взял чашку из её копыт, ещё раз отметив, как она её держит. Часть её копыта как будто и в самом деле обхватывала ручку чашки. Но копыто на такое неспособно, что, кстати, постоянно заставляло его задумываться, зачем вообще у эквестрийских чашек ручки.

— Кажется, я начинаю улавливать твои мысли, так что будем надеяться, что поможет.

Леро пригубил напиток. Даже если это было не совсем кофе, это было чертовски вкусно. Понийский кофе хорош, но всё равно несравним с человеческим. В памяти всплыли воспоминания о ранних завтраках с его семьёй.

Он поднял глаза на безмятежно улыбающуюся аликорницу:

— Две ложки сахара. Как ты догадалась?

Она лишь продолжала улыбаться.

Дождавшись пока он отопьёт ещё немного, она начала объяснять:

— Всё это, — она повела головой, обводя рогом комнату, — построено под тебя, основано на том, что ты способен воспринять. Нужно выполнить множество условий, множество обстоятельств должны сойтись, чтобы мы с тобой могли общаться. Очень помогает то, что тебя что-то беспокоит: я могу воспользоваться этим, чтобы проникнуть через твои фильтры восприятия. Я надеялась, что удастся поговорить в более стабильной обстановке, — она вновь пожала плечами, — но приходится работать с тем, что есть.

Купол пещеры будто сжался слегка, но в то же время объём её не уменьшился, если даже не увеличился. Каменные стены вокруг них медленно превращались в бесконечные ряды полок, местами перемежаемые шкафчиками и трюмо. Полки наполнялись книгами, безделушками, опять книгами, старыми детскими игрушками, инструментами и разной мелочёвкой. Старые бобины и видеокассеты вперемешку с DVD и ещё какими-то техническими новинками, которые Леро с трудом мог опознать. Стеллажи росли ввысь к самому своду, заужаясь к верху и смыкаясь наподобие долек апельсина. Содержимое верхних полок откровенно слало ко всем чертям закон всемирного тяготения, отказываясь вываливаться на пол.

— Здесь каждое прочитанное тобой произведение, каждый просмотренный фильм и шоу, каждый разговор, который у тебя был. Сейчас здесь, конечно, небольшой бардачок. Наверное, уборщица взяла отгул.

— Только посмотри на все эти книги, — не скрывая изумления, Леро повернулся на стуле, пытаясь охватить все их взглядом. — Если б Твайлайт их только увидела, она бы просто...

— Описалась? — предположила аликорница.

Леро невольно хрюкнул.

— Нет, то есть да, но нет, я не это имел в виду. Я хотел сказать — потеряла бы голову.

В голове опять стало покалывать, и всплыли мысли о лучниках в войлочных шапках, скачущих верхом через долину. И лишь они стали ускользать, над его ухом просвистела книга, тут же пойманная копытом аликорна, как бейсбольный мяч перчаткой кэтчера. Магией она положила книгу на стол, и стоило ей раскрыть её, как зазвучал оркестр и мимо них, окутывая комнату, поплыла музыка: виолы и гобои в идеальной гармонии.

— Россини, — отметила она с улыбкой. — Мило.

Леро хотел было что-то сказать, как вдруг почувствовал ещё один укол, и перед его глазами всплыла другая картина: огромная туча винтокрылых машин, движущихся в формации — на фоне ржавого неба были видны лишь их тёмные силуэты. Ещё одна книга пролетела мимо его уха и так же, как и предыдущая, завершила свой полёт в протянутом копыте аликорна. Однако эта книга захватила с собой собственную перчатку кэтчера.

Положив вновь прибывшую книгу поверх предыдущей, а перчатку рядом с ней на стол, она осторожно открыла кожаный переплёт. И вновь зазвучал оркестр, наполняя пространство музыкой. На этот раз было меньше струнно-духовых и больше медно-духовых. Страницы трепетали с каждым вырывающимся наружу залпом гимна.

— Вагнер, — сказал Леро, удивившись той энергичности, с которой книга подпрыгивала на столе.

— Точно. — Она пыталась закрыть книгу. — Вот это мужик, да?

Музыка угасла, энергичность книги не смогла превзойти магию аликорна.

— Здесь всё созданное человечеством, что оказало влияние на тебя, как на личность: всё хорошее и всё плохое.

Аликорница развеяла магию и откинулась на стуле. Воспользовавшись возможностью, книга подпрыгнула на столе, открывшись, чтобы высвободить заключённую внутри музыку, под которую, как Леро показалось, на этот раз пела какая-то очень толстая тётка. Когда его собеседница в очередной раз захлопнула книгу магией, в воздухе разнёсся резкий запах жжёной резины и жареного мяса.

Леро помахал рукой перед лицом, пытаясь отогнать неприятный запах, и вскоре воздух вновь наполняли лишь запах травы и аромат кофе. Пренебрежительным взмахом копыта аликорница отправила книги и перчатку обратно на полки. Леро проводил их взглядом; когда он обернулся, аликорница с довольным видом уже пила что-то из своей чашки.

— То есть, здесь всё. И плохое тоже? — спросил Леро. Аликорница оторвала взгляд от чашки и посмотрела на него. — Сказать по правде, есть много такого в том мире, откуда я пришёл, чего я не хотел бы даже вспоминать.

Она оторвалась от чашки:

— А я, например, рада, что ты принёс это с собой. — Она сделала ещё глоток, — ах, Эрл Грэй. Напиток богов, — и поставила чашку на стол. — Но да, ты прав. Боюсь, нет дыма без огня. Но не стоит переживать из-за того, что всё это оказалось здесь. Теперь, когда ты здесь побывал, тебе будет проще найти то, что тебе понадобится. — Она огляделась и добавила: — Как только ты тут маленько приберёшься.

— Так кто же ты? — Леро закрыл глаза и ущипнул себя за кончик носа, надеясь, что это поможет — не помогло. — Ты настоящая или просто плод моего воображения?

— Ага. — Её собеседник закатил глаза, и она продолжила: — Я и настоящая, и нет, в зависимости от того, как ты на это смотришь. Я существо из мифов и легенд. Я была здесь, когда всё началось, и я буду здесь, когда всё закончится, — пока она говорила, вокруг неё из ниоткуда материализовалась чёрная накидка. Незримые руки накинули капюшон на её голову, скрыв лицо, которое тем временем стремительно ужималось; глаза ввалились в череп, и оно окончательно скрылось из вида. Её тело сжалось, и теперь напротив Леро сидела закутанная в накидку человеческая фигура с лицом, сокрытым под капюшоном.

— Я — начало и конец пути, змея, кусающая свой хвост, — её голос из под капюшона звучал очень мягко, всё тот же нежный женский голос, как и прежде, но теперь Леро казалось, что он громче, чем что либо что ему доводилось слышать. Оглушающий в своей мягкости.

— Многие, почувствовав моё присутствие, приходят в ужас. Они видят во мне хищника, преследующего их всю жизнь, а не вечного спутника, сопровождающего на каждом шагу их жизненного пути, — белые костяные пальцы показались из рукавов и двинулись к капюшону, на ходу обрастая плотью и кожей. К тому времени как они коснулись чёрной ткани, они уже были белыми и нежными пальцами, принадлежащими, без сомнения, женщине. — Они не видят, что начало и конец — всего лишь разные страницы одной книги. В смятении своём, они позволяют эмоциям взять верх.

Капюшон спал, и пальцы вернулись в рукава. Теперь напротив него сидела молодая женщина с черными как смоль волосами и самой бледной кожей, какую ему только доводилось видеть. Чёрная помада и тени, маленький чёрный символ рядом с уголком глаза, резко выделялись на фоне белоснежной кожи. Её неестественно чёрные глаза создавали впечатление, будто она сошла со старой чёрно-белой фотографии. На вид она была едва ли старше выпускницы колледжа, но было что-то в её облике, что делало её такой… старой.

На всякий случай Леро решил пока держать язык за зубами.

— Видок не очень, да? — спросила она, осматривая себя. — Да, наверное, я немного перестаралась. Подожди. Сейчас поправим.

Леро не заметил, как это случилось, но она изменилась. Не то чтобы её лицо резко сменилось с одного на другое, скорее неожиданно изменился весь её облик, но в то же время казалось, что она всегда так и выглядела. Словно она плавно изменялась во времени в обоих направлениях сразу, медленно переписывая историю, чтобы слиться с текущим моментом. Разум Леро вновь взбунтовался, и он решил, что лучше просто смириться и принять всё как есть.

Длинные прямые чёрные волосы стали плавнее, в то же время изменив цвет на рыжий, гораздо ярче, чем у Леро. Чёлка укоротилась, остановившись чуть выше бровей. Её губы и кожа приняли естественный оттенок, а длинная чёрная накидка ужалась в облегающую чёрную футболку с рукавом чуть выше локтя. Наклонившись, он увидел, что нижняя часть накидки превратилась в тёмно-синие джинсы, из которых торчали босые ноги.

— Лучше? — спросила она, взглянув на него.

— Да, спасибо, — вечер становился всё странливее и чудесатее. — Так как же мне тебя называть?

— Ах да, имена. Есть у меня парочка. На самом деле, конечно, гораздо больше, чем парочка.

Судя по тому, как она раскачивалась из стороны в сторону, сейчас она болтала ногами под столом. Несмотря на то, что на вид ей было слегка за тридцать, она производила сильное впечатление очень молодой и очень энергичной особы.

— Многие зовут меня «Хранитель», ну, типа как хранитель историй. Меня вполне устраивает такой вариант.

Словно для того чтобы проиллюстрировать её слова, несколько книг сорвались с полок и, сделав над ними круг, вернулись на свои места. Леро был готов поклясться, что слышал как одна из них курлыкнула голубем, прежде чем угнездиться на полке.

— В давние времена одно из племён пони называло меня «Первая», уж не знаю почему. Но они были весьма настойчивые ребята, можно даже сказать, непреклонные, так что у них, наверное, были на то причины, — она с неподобающим даме шумом сделала ещё один глоток чая. — Иные звали меня «Мать Эквестрии», хотя я была не одна, мне помогали, я просто заварила всю эту кашу.

Кофе творил чудеса. Леро открыл было рот, чтобы задать вопрос, но она так увлеклась рассказом, что он просто откинулся на спинку стула и продолжил слушать.

— Есть древняя понячья легенда, о том, что на заре времён я бежала из великого пламени и путешествовала по небесам, прежде чем стать предпоследней из двадцати Великих Солнечных Вспышек, — она тоже откинулась на спинку стула, положив одну руку на грудь и воздев другую к потолку, будто читала эпичный монолог со сцены. — Что из пламени моего родилась Селестия и её солнце, а из искр появилась Луна и её луна и звёзды, а тело моё стало землёй под их копытами.

Она опустила руки на стол, обвив пальцами чашку, и наклонилась к нему, будто собиралась открыть страшную тайну.

— По мне, так слишком уж грандиозно, — прошептала она.

Леро, сделал глоток из своей чашки, кофе был просто восхитительный.

— Так это ты?

— Что я?

— Сотворила мир.

— Возможно.

— И принцесс?

— Может быть, и я.

— На прямые ответы мне рассчитывать не стоит? — диалог превращался в пытку, а в глазах продолжало рябить.

— Пока не протрезвеешь — точно. — Она откинулась назад и лицо её расплылось в доброй улыбке. — Зато, когда ты протрезвеешь, мы уже не сможем поговорить. Правда, похоже на игру в двадцать два вопроса?

Улыбка становилась великоватой для человеческого лица, её уголки уже приближались к той части, где полагается быть только ушам. Зрелище становилось всё более шокирующим, и Леро предпочёл отвести взгляд и сделать вид, что изучает поверхность стола. Головная боль отступала, оставляя после себя лёгкое покалывание.

— Прости, — тихо сказала она.

Он взглянул на неё, улыбка стала меньше, ближе к естественным размерам, но не растеряла при этом своей доброты.

Где-то в глубине его мозга звякнул звоночек, сообщая о переваривании той информации, что он не смог воспринять сразу.

— Эй! Подожди, отмотаем чуть назад. Ты сказала, Пинки навещает тебя?

— Ну конечно. Она такая нежная, во всех смыслах этого слова. И к тебе она тоже относится с особой нежностью. — Теперь к её улыбке больше подходило слово «нахальная». — Заглядывает по возможности. Она из тех немногих пони, в чьём мозгу достаточно… — она задумалась, подбирая нужное слово.

— Дыр? — ляпнул Леро, прежде чем успел подумать.

— Гибкости, — хихикнув, уточнила она. — Она на удивление проницательна. Большинство неспособно так воспринимать не фильтрованную реальность, как она — они либо сходят с ума, либо просто игнорируют её. Мозг Пинки обладает достаточной... — она взмахнула рукой, ей определённо очень нравилось жестикулировать, — ...пластичностью, что позволяет ей справляться. Другие пони думают, что её проблема в том, что она не видит мир таким, каким видят его они, на самом же деле всё наоборот. Пинки видит мир таким, каким его видят все.

— А в чём же проблема? — Леро допил кофе, поймав последние капли языком. Но едва он поставил чашку, как обнаружил, что она снова наполовину полна.

— Ну, смотри, ты видишь мир таким, каким его видишь ты, Рэйнбоу видит мир таким, каким его видит Рэйнбоу, Твайлайт видит мир таким, каким его видит Твайлайт, — как бы иллюстрируя свои слова, она вышагивала пальцами по столу. — У каждого свои фильтры восприятия реальности, а это значит, что каждый видит лишь малую часть мира, лишь то, что готов воспринять. Пинки же видит мир таким, каким видите его все вы сразу, ну, или как какие-нибудь пони на её усмотрение. — Она развела руки и коснулась стола всеми пальцами одновременно. — Это не значит, что она видит его твоими глазами или типа того, скорее, она видит его через твои фильтры восприятия, слой за слоем, всю ту реальность, которую ей приходится охватывать. Подобная правда может сыграть с тобой злую шутку. Ей повезло, что она достаточно адаптивная,— она хохотнула. — Ну, или почти. У неё бывают ложные срабатывания и промахи, но это всё к лучшему.

— Тонкая грань между гением и безумцем? — задумчиво протянул Леро.

— Верно. Но я бы не стала так глубоко копать. — Она посмотрела на дымящуюся чашку, похоже, любуясь испарющимся напитком. — Мне очень нравится, когда она приходит, она воплощение радости в облике пони и лучшее воплощение для Элемента Смеха. — Она взяла в руки маленькую серебряную чайную ложку и стала бесцельно болтать ею в чашке. Леро был абсолютно уверен, что секунду назад никакой ложки не было. — Но мне всегда немного грустно от того, что я единственная, кто будет помнить все ваши визиты. Я ведь помню их все, всех моих гостей, всех до единого. Я помню их, даже после того как они уходят от нас.

Она отвернулась, пытаясь скрыть подступающие слёзы, у Леро не было и малейшего сомнения, что в этом направлении вести беседу она не планировала.

— То есть, когда я проснусь, я всё это забуду? — Леро поставил чашку и обвёл рукой пещеру.

— Подробности, да. Но те чувства, что ты заберёшь с собой, останутся с тобой. — Она сделала ещё глоток чая, кажется, теперь он источал аромат мяты. — Что-то тяготит твой разум, давай уже, выкладывай.

Леро сложил руки на груди и откинулся назад. Эта поза однозначно описана во всех учебниках, если такие учебники есть, как защитная.

— Раз уж мы у меня в голове, стало быть ты уже знаешь, что меня беспокоит.

Она поставила свою чашку и похлопала его по руке:

— Конечно знаю, но тебе станет гораздо лучше, если ты расскажешь всё сам.

Леро наклонился вперёд и уставился на стол, будто все нужные ему ответы прятались под его полированной поверхностью. Он открыл и закрыл рот несколько раз, подбирая нужные слова.

— Я не слышу музыки.

— Продолжай. — Она взяла свою чашку, и сделала глоток, теперь чай был ромашковый.

— Пони, они слышат музыку, и когда начинаются песни и танцы, они слышат её, даже если не знают, что слышат. Они знают свои слова, знают свои движения, просто знают, — он опустил руки, и стал царапать стол ногтем. — Твайлайт говорит, что дело в том, что Магия Гармонии пронизывает саму сущность Эквестрии.

Ещё глоток чая, теперь апельсиновый с лёгкими нотками корицы.

— И, я не знаю, из-за этого я чувствую себя... — он остановился и уставился на свой ноготь. Классическая уловка, однако, и она не может длиться вечно. — Из-за этого я осознал, что не важно, как сильно я буду стараться, как долго пробуду здесь, я никогда не смогу вписаться. Я никогда не стану одним из них. Рэйнбоу говорит, что это не страшно, что это ничего не меняет. Может быть, она и права. Чёрт, Эпплджек говорит, что она терпеть не может, когда её в это втягивают, что она не задумываясь поменялась бы со мной, если бы только могла. Если бы она только знала, что когда перестаёт артачиться и просто наслаждается моментом... у неё такой красивый голос.

Он взял в руки картонный кружок-подставку, которого не было на столе, когда он поставил кружку. Зажав его между большим и средним пальцем, он крутанул его указательным; в Эквестрии он был единственным, кто мог так сделать.

— Дело в том, что нравится ей это или нет, у неё есть выбор. А у меня нет, меня не позовут играть. — Леро понимал, что сейчас он говорит как капризный ребёнок, но, начав, уже не мог остановиться. — Только не меня, не лысую обезьяну.

Он щёлкнул подставку, запустив её волчком по столу. Так они просидели некоторое время; тишину нарушало лишь сёрбанье чая и стук ногтя по столу, наконец, Леро снова заговорил.

— Твайлайт хочет, чтобы я поехал с ней в Кантерлот через пару недель, кажется, в университете хотят послушать её доклад об исследовании Магии Дружбы, это здорово, конечно. Но дело в том, что пока мы будем там, она хочет представить меня своим родителям, и я очень переживаю по этому поводу. Ты только посмотри на меня. Разве любящие родители ждут, что их маленькая дочурка приведёт домой такого, как я? — Он отвернулся, стыдясь своих слов. — Единственный плюс того, что Рэйнбоу не общается со своими родителями. По крайней мере, ей не нужно переживать из-за того, что она их разочарует.

И вновь тишина.

— Кажется, у Принцессы Луны есть кое-какие мысли относительно старых амниоморфных резонансных заклинаний, которые в последнее время изучает Твайлайт. Что-то, что может превратить меня, может быть, только частично, в пони — на некоторое время. Наверное, нам стоит попробовать. Будет проще вписаться в окружение.

Та, что совсем недавно была аликорном, поставила чашку и положила руку поверх неё.

— Сказать честно? — спросила она, и в её взгляде Леро прочёл, что то, что он услышит, его не обрадует. Леро снова уставился на стол, прежде чем поднять глаза и едва заметно кивнуть.

— Если честно, ты прав. Ты никогда не станешь одним из них, не так, как ты себе это представляешь.

Она встала и пошла прочь от стола, поманив Леро за собой. Подойдя к реке, она вышла на её поверхность. Осторожно попробовав воду и ещё раз убедившись, что она выдержит его вес, Леро направился вслед за ней на середину реки.

Глядя вниз, он видел их отражения в воде. Он выглядел так же как и всегда, может, слегка размыт по краям, но в целом — точно так же как и этим утром. С той же, что стояла рядом с ним, всё было иначе. Внешне она оставалась всё той же красивой молодой женщиной, но её отражение постоянно менялось, превращаясь то в рыжеволосую девицу, то в белоснежного аликорна, то в человеческую фигуру, закутанную в чёрную накидку, то в бушующий столб пламени. Были и другие образы, которые его мозг не мог воспринять и, наверное, никогда не сможет.

— Представь, что эта река — Эквестрия, каждый пони, рождённый здесь, каждый предмет, созданный здесь, вся магия, призванная здесь, всё в этой реке, — опустившись на корточки, она запустила руку в воду, от её запястья разошлись круги. Вынув руку, она протянула ему ладонь, на которой лежало полдюжины кубиков льда. — Это они.

Она протянула ему другую руку, на которой лежал один-единственный кубик.

— А это ты.

Она передала его Леро, тот подкинул его несколько раз на ладони, прежде чем поднести к глазам.

— Это не лёд, — сказал он, — это стекло в форме кубика льда.

— Верно, — она забрала его обратно и положила в ладонь к остальным кубикам. — Даже если Луна научит Твайлайт, как превратить тебя в пони, ты не станешь пони, ты останешься человеком в облике пони. Это круче, чем самый лучший карнавальный костюм, но это всего лишь костюм. — Она приложила свободную руку к его груди, прямо напротив сердца: — Ты родился человеком, и ты умрёшь человеком. Даже здесь. Особенно здесь. Ты не должен стремиться стать чем-то другим. — Она опустила руку. — Ты должен признать, что ты не отсюда, не из этой реки, магия не подействует на тебя так же. Она не является частью твоей души, как является частью их душ.

— Но на мне уже испытывали магию, — возразил Леро, — она действовала не так, как обычно, но всё же действовала.

— Ну конечно действовала, она будет действовать на тебя, но другим образом. Так же, как если мы бросим их в воду… — она подняла руку, чтобы показать шесть ледяных кубиков и один стеклянный, лежащие на её ладони. Сейчас уже было невозможно с первого взгляда сказать, какой из них какой. — Река уничтожит их со временем. Лёд растает, стекло источится. Разные способы, разное время, один и тот же неизбежный итог.

Она перевернула ладонь, и все семь кубиков упали в воду.

— Слышать музыку, это, как вы бы сказали… — мозг Леро вновь ощутил покалывание, и перед глазами проплыли картины орков и гоблинов, и эпических битв в подземельях столь огромных, что в них можно было бы уместить собор, — ...расовая особенность, ну или пассивный скилл.

— То есть, удачи не видать.

— Извини, дружище, ре-спекаться нельзя, — она на мгновение задумалась, легонько постукивая пальцем по подбородку. — А может быть, и можно, слегка. Никогда прежде с подобным не сталкивалась.

Она выпятила нижнюю губу и дунула на чёлку, отчего та слегка подпрыгнула.

— Ух ты, давненько так не делала. Видишь ли, магия, что заложена в основе Эквестрии, на самом деле не знает, что с тобой делать. Как я уже говорила, ты не часть этого мира. Ты как муха в варенье, или, точнее, как песчинка в устрице. Со временем что-то может измениться, чтобы адаптироваться к тебе, или изменить тебя, например, — она глубоко вздохнула. — А может быть, ничего не случится и всё останется как есть. Никто не знает наверняка, даже я.

Она хлопнула его по плечу, поднимаясь на ноги, и направилась обратно к столу. Леро последовал её примеру. Подняв кружку, он с удивлением обнаружил, что она снова полная и горячая. Кофе по-прежнему был потрясающим, правда, вкус его слегка изменился, став более похожим на земной.

Она сидела напротив него и пила чай. До Леро донёсся аромат имбиря.

— Нельзя сказать, что твоя роль в жизни Эквестрии не важна. Ты то, в чём Эквестрия сейчас отчаянно нуждается.

Леро приподнял бровь в немом вопросе.

— Ты «другой». Настоящий чужак, в тебе есть то, чего нет в пони — совершенно другая точка зрения. Ты как зеркало, которое может ответить. Когда они смотрят в тебя, а ты смотришь в них, они могут увидеть в себе то, чего не могли увидеть раньше — вещи, которые они, возможно, и не хотели бы видеть, — она сделала глоток. — И кто знает, что выйдет, если дать им хорошего пинка под круп.

Она задумчиво повертела кружку в руках.

— Пони считают, что их мир идеален и, на самом деле, возможно, он даже слишком идеален. Но он не всегда будет таким. Отчасти, беда в том, что в глубине души они всё ещё стадные животные, несмотря на все усилия эволюции. — Она наклонилась к нему и заговорщически зашептала: — Не исключено, что я замешана и в этом.

Сделав ещё один глоток, она откинулась с самодовольной улыбкой.

— К несчастью, у них по-прежнему стадный менталитет. Им трудно думать за другого, ставить себя на место другого. Сейчас это не такая уж и проблема, но впоследствии это может вызвать проблемы в отношениях с грифонами, драконами, перевёртышами.

— То есть, общаясь со мной, — Леро ткнул в себя пальцем, — они учатся общаться с другими расами?

— Совершенно верно, — её слова прозвучали так, что Леро на секунду показалось, что сейчас ему вручат золотую медальку. — Всё началось со Спайка, но он слишком мал и вырос среди пони, так что эффект от него минимален. Ослы во многом похожи на пони, так что разница тоже почти не ощущается, и, хотя большое количество грифонов интегрировалось в сообщество пони, их раса в целом остаётся для пони-обывателей загадкой.

Ещё глоток; кажется, женьшень.

— Но ты, мой мальчик. Ты есть и будешь настолько не похожим, что сможешь оказать значительное влияние. Многим из них не нравятся перемены, так что, возможно, потребуется некоторое время. У них полно предрассудков и сторонников старинных традиций, с которыми придётся побороться. Но, поскольку им придётся постоянно думать о том, как относиться к тебе, они должны будут задуматься и о том, как они относятся друг к другу.

Мозг Леро пытался переварить её слова. Кофеин сделал своё волшебное дело, и головная боль уже давно отступила. Внезапно его осенило.

— А разве не могут они со временем прийти к этому сами по себе? В конце концов, у них есть принцессы, которые правят ими, они смогут всё исправить, если что-то пойдёт не так.

— Верно, — она кивнула в ответ, казалось, что она только и ждала, когда он начнёт с ней спорить. — Но ты посмотри, что сталось с человечеством. Вы все принадлежите к одному виду, но всё равно не можете ужиться друг с другом дольше пяти минут. Практически все крупные конфликты спровоцированы двумя группами людей, которые, если приглядеться, имеют гораздо больше общего, чем различного. Накапливающиеся со временем ошибки и недопонимания приводят к тому, что всё скатывается в кровавую резню.

Она провела пальцем по ребру чашки, не поднимая головы, будто боялась взглянуть на него в эту секунду.

— Конечно, я могу вмешаться в ход событий, и принцессы обладают достаточной властью, чтобы повернуть ход истории, но подобные ошибки могут стоить нам слишком многого.

Она вздохнула так тяжело, будто весь мир покоился на её плечах. Но причина, конечно, была не в этом.

— Кроме того, Селестия, скорее всего, не сможет быть настолько жёсткой, насколько потребуется, особенно после того, что случилось с Луной. Это просто разобьёт её сердце. Опять. Луна смогла бы, но в конечном итоге это опять подтолкнёт её к краю пропасти, а нам ведь не хотелось повторения инцидента с Найтмэр Мун в обозримом будущем.

Некоторое время они молчали, задумчиво разглядывая свои напитки, как будто ответы на все секреты вселенной крылись в броуновском движении на их поверности. Казалось, минула вечность, прежде чем Леро заметил, что его собеседница смотрит на него.

— Рэйнбоу рассказывала тебе, что до неё Элемент Верности принадлежал Луне?

Леро покачал головой:

— Нет, она рассказывала, что Сёстры использовали Элементы, чтобы победить Дискорда, но ни слова о том у кого какие были.

Она кивнула.

— У Селестии была Магия, Доброта и Смех, и она их прекрасно воплощает, ну, когда не строит из себя важную королевну. Луну выбрали Верность, Честность и Щедрость… — Она смахнула слезинку. — Я так гордилась ею, ведь это не самые простые Элементы. Не каждый оценит Честность, особенно если это не то, что он хочет услышать. И Щедрость не всегда так проста, иногда приходится отказывать кому-то в том, чего он хочет, чтобы дать ему то, что ему действительно нужно.

И ещё несколько глотков, лавсан. Она и правда любит чай.

— Тоже и с Верностью, нужно приложить немалые усилия, чтобы сделать выбор между другом и дружбой, особенно если спасти одно означает потерять другое. Рэйнбоу не понимает, почему Элемент выбрал её, но она поймёт со временем, она уже на правильном пути. Из всех нынешних воплощений Элементов, ей одной приходится принимать самые трудные решения. Она рассказывала тебе, перед каким выбором поставил её Дискорд?

— Она сказала, что он загипнотизировал её и заставил выбирать между друзьями и всем Клаудсдейлом. Она выбрала Клаудсдейл. — На мгновение его мысли вернулись к тому моменту, когда Рэйнбоу рассказала ему эту историю. — Я думаю, она до сих пор переживает по этому поводу. Она винит себя за то, что бросила своих друзей, чтобы сбежать и спасти какую-то кучку облаков, которые и спасть-то не надо было.

Его собеседница грустно кивнула:

— Не надо было. Дискорд не только загипнотизировал её, но и поставил перед двумя безвыигрышными вариантами. Важно то, что она приняла решение и придерживалась его. Другая кобылка на её месте забилась бы в угол, свернулась калачиком и рыдала бы от страха, или попыталась бы спасти всех и не спасла бы никого. Она оправится со временем, она крепкий орешек.

Она потянулась и взяла Леро за руку.

— Однако не такой крепкий, как она сама думает. Запомни, ты нужен ей.

Слегка прихлопнув, она отпустила его руку.

— Слушай, не буду тебе врать. Жизнь прожить — не поле перейти. Плохие вещи случаются с хорошими людьми, и ты не исключение. В жизни каждого есть время для дождливых дней.

— Здесь так не говорят.

— Я знаю. Правда, здорово? — на секунду показалось, что её улыбка вот-вот опять расползётся до ушей, но, к счастью, этого не случилось. — И ты уж прости, но я не могу сказать тебе, почему ты очутился в Эквестрии.

— Не можешь или не хочешь? — уточнил Леро, допивая кофе. На этот раз чашка так и осталась пустой.

— А какая разница? — улыбнулась она в ответ.

Пауза. Дно кофейной чашки было девственно чистым. Буквально.

— А и в самом деле.

— Вот и молодец, — она оглянулась. — А вот что точно тебе скажу: тебе ещё многое предстоит пережить.

Она указала на полки, вроде бы они были так близко, но в то же время так далеко. Несколько рамок с фотографиями приковали внимание Леро. Они не придвинулись ни на миллиметр ближе, но он вдруг смог разглядеть их так, будто держал в своих руках. Их было слишком много, чтобы сосчитать, но его взгляд остановился на нескольких. На одной из них они на диване с Твайлайт, кобылка плачет в его объятьях. На другой Рэйнбоу Дэш отдаёт честь Спитфайр, обе в лётных костюмах Вондерболтов. Вот они с Лирой, окружённые Метконосцами, три кобылки немного старше, чем сейчас, и уже получили свои метки. И хотя на первый взгляд это были самые обычные фотографии, Леро был готов поклясться, что видел, как картинки оживают.

— Фрагменты будущего. Полные и грусти, и радости, всего того, что делает жизнь жизнью. — Она протянула руку, и одна фотография сорвалась с места и прыгнула в её ладонь. — Ну, наиболее вероятного будущего, учитывая текущее положение дел. Оно никогда не однозначно. И тебе ещё предстоит создать его.

Она передала фотографию Леро, чтоб он мог её рассмотреть. На фотографии была огромная толпа, собравшаяся перед фермой Эпплов. Были и пони, которых он считал друзьями, и те, кого он прежде даже не видел, казалось, что там собрался почти весь город. Там была большая группа жеребцов, собравшихся у дверей кухни, был среди них и он сам. Пожалуй, это была самая большая группа эквестрийских парней, собравшихся в одном месте, какую он только видел, и, похоже, они принимали поздравления.

Множество жеребят, ни одного из которых он не знал, суетились у них под ногами, словно играющие в лесу дети. Уже повзрослевшие Метконосцы, почти достигшие зрелости, изо всех сил пытались угомонить их, но все их попытки были тщетны. Леро не смог сдержать улыбку. Его взгляд проследовал через толпу пони к другой группе.

У дороги, ведущей к дому, собралась стайка кобылок. Приглядевшись, Леро смог найти всех, кого он знал. Вот Твайлайт и Рэйнбоу, их многоцветные гривы просто не могли затеряться в толпе. Миссис Кейк и неугомонная Пинки Пай, близняшки из спа, Дитзи Ду (Леро никогда не называл её по прозвищу, хотя она сама не раз говорила, что не имеет ничего против) и Динки, и даже сама госпожа Мэр. В центре группы сидела Флаттершай, с постаревшим кроликом, дремлющим в её гриве, и большим свертком из ткани, прижатым к груди. Из свёртка виднелось личико крошечного жеребёнка, его шёрстка была ярко оранжевой, как свежая морковка, маленькое копытце выбилось из свёртка, будто приветствуя окружающих.

— Тебе ещё предстоит пережить всё это, — собеседница Леро осторожно взяла фотографию из его рук и, отбросив будто игральную карту, вернула её на прежнее место. — Такое грех пропустить, как думаешь?

Леро посмотрел на неё, готовый было согласиться, как вдруг в комнате слегка потемнело, заставив его задуматься о том, что могло вызвать эти изменения. Хотя он и не видел источников света, несколько стеллажей теперь окутывала тьма, как будто незримую лампу выключила столь же незримая рука. Пока он осматривал комнату, ещё несколько стеллажей исчезли в тени.

— Похоже, ты скоро проснёшься, — вздохнула женщина. — У нас всегда так мало времени и всегда остаётся столько недосказанного.

— Какой-нибудь последний совет на прощание? — Он взглянул на тьму, приближающуюся к ним со всех сторон. Ни стеллажей, ни их содержимого уже не было видно.

Она наклонила голову; движение, как успел подметить Леро, которое она обычно совершала, раздумывая над своими следующими словами.

— Дебютное выступление Свити Бэлль. Мне всегда нравилась песня «What a wonderful world». В ней есть какая-то меланхоличная радость, как думаешь? То, что ты не слышишь Песен Гармонии, вовсе не значит, что ты не можешь научить эквестрийских пони песням, которые знаешь.

Леро расхохотался:

— Довелось пообщаться с божеством, а она мне про Луи Армстронга втирает.

Она рассмеялась вместе с ним:

— А ты чего ждал? Ответа на главный вопрос жизни, вселенной...

— И всего остального, — подхватил он. — Нет, наверное, нет.

Тьма уже скрывала реку, вскоре наступит черёд острова. Он взглянул на свои босые ноги, пошевелил пальцами, чтобы напоследок ещё раз ощутить мягкость здешней травы.

— Спасибо. — Он поднял голову и посмотрел в её глаза. — Я может, и не вспомню этого, но ты помогла мне. Правда помогла. Дать мне выговориться было самым правильным решением.

И снова эта безмятежная улыбка.

— Всегда в радость, ни разу не в тягость.

Она наклонилась вперёд и, положив руку на его щеку, провела большим пальцем под глазом, как мать, смахивающая слезинки с глаз ребёнка.

— И ещё кое-что...

Тьма была уже всюду, и, несмотря на то, что она сидела прямо перед ним, казалось, будто она где-то очень далеко. Ощущение её ладони, всё ещё прижатой к его щеке, стало уже совершенно призрачным, она словно ускользала из реальности, и в какой-то момент он подумал, что больше никогда в жизни не ощутит прикосновения другого человека.

— Не переживай, — её голос звучал уже не из её уст, а прямо внутри его головы. — Твоя первеница. У неё будут мамины глаза.

И всё исчезло.

Оригинал опубликован 8 дек 2012

Чудак на холме. Часть первая

«The fool on the hill»
 — The Beatles — The Fool on the Hill

---

— Самый лучший день в жизни! — воскликнула Рэйнбоу Дэш, плюхнувшись на спину и вытянув ноги, нежась в тёплой траве, покрывающей склон холма на окраине фермы Эпплов. Её взгляд был устремлён в небо, краски приближающегося заката радовали глаз. Большая часть неба была всё ещё синей, чуть темнее её шёрстки, но западный край небосклона уже наливался цветами, предвещающими скорое приближение красочного представления под открытым небом, красотой своей способного затмить даже её радужную гриву.

Она поднесла переднюю ногу к лицу, прикрыв глаза козырьком, чтоб было удобнее наслаждаться шикарным зрелищем, созданным небесным телом Селестии. Прощальный салют, прежде чем аликорн богиня солнца уведёт своего небесного спутника, уступив небо своей сестре и её луне. «А ведь каких-то полгода назад меня это совершенно не волновало, что же сталось со мной?», подумала она, лениво наблюдая, как высотные слоистые облака наливаются всеми оттенками красного цвета, какие только известны среди пони.

Небо перед ней плавно меняло цвет от кремового, к жёлтому, к оранжевому, переливаясь всеми возможными оттенками. Она не видела этого, но точно знала, что позади неё восточный горизонт наполнял небо ночной синевой, готовясь сокрыть его полностью, окончательно утвердив ночь в правах.

Это был замечательный день. У неё и Леро сегодня был выходной, поэтому они проснулись попозже, а потом ещё раз «проснулись попозже», что свойственно влюблённым. Потом быстро приняли душ, а потом приняли душ медленно, между делом ещё раз «проснувшись попозже», после чего всё-таки решили позавтракать, хотя дело было уже ближе к обеду, и наконец отправились в город.

Они зашли в Сахарный Уголок, чтобы забрать корзинку для пикника, которую уже приготовила для них Пинки. Передавая корзинку, она ну очень уж театрально им подмигнула. После чего они отправились за город, где Леро, устроившись под деревом, наблюдал за «воздушно-акробатическим шоу одного пегаса», так они предпочитали называть её напряжённые тренировки.

Покончив с тренировкой, они перешли к содержимому корзинки. Пинки постаралась, наполнив её выпечкой, в основном сэндвичами и кексиками. Но больше всего Рэйнбоу заинтересовала, не считая тех припрятанных зефирок, что были не то чтобы совсем уместны для пикника, опечатанная магией фляжка. Леро попросил её закрыть глаза и, убедившись что она не подглядывает, открыл фляжку и поднёс к её носу.

Сначала она ощутила холодок, должно быть, Твайлайт наложила на флягу заклинание, которое поддерживало внутри постоянную температуру, до тех пор, пока её не откроют. А потом она почувствовала запах, замечательный, великолепный, чудесный запах. Не в силах более сдерживаться, Рэйнбоу открыла глаза. Конечно, она была права. Этот запах, этот цвет, о, да... Это был Особый Ледяной Сидр из Личных Запасов Здоровяка Макинтоша. Нечто ещё более редкое, чем земной пони в Клаудсдейле. Макинтош заготавливал всего несколько бочек в год, и практически все они отправлялись прямиком во дворец, а если что и оставалось, то раздобыть его было труднее, чем пробраться в Форт Хокс. А Леро смог достать его для неё.

Рэйнбоу не желала показаться неблагодарной и хотела выразить свою признательность, как и подобает благовоспитанной кобылке. Но от избытка эмоций, слова благодарности превратились в сбивчивое бормотание; Леро пришлось прервать её, тонко намекнув, что содержимое фляги не сможет оставаться холодным вечно, и что кому-то нужно его выпить, а сам он не особый любитель сидра. Рэйнбоу хотела было поспорить с ним, но он был прав. Поэтому она устроилась поудобнее в его объятьях и пока он нежно гладил её гриву и ушки, наслаждалась его бесценным подарком.

А потом она как следует его «отблагодарила».

Вздремнув пару часиков, чтобы прийти в себя, они собрались и отправились на ферму Эпплов, чтобы вернуть Маку его флягу. Человек и жеребец земнопони за прошедшие месяцы успели подружиться. Иногда по вечерам они пропадали в городе. Они называли это «мальчишниками», и никогда не вдавались в подробности. Вряд ли они занимались чем-то неприличным, потому что иногда они брали с собой Спайка или Карамеля. Твайлайт говорила, что пару раз видела с ними Тайм Тёрнера, а Пинки сказала, что однажды даже мистер Кейк ушёл с ними. Рэрити предположила, что они должно быть ходят в боулинг, поскольку её отец уходил примерно в то же время, а Эпплджек (явно пытаясь что-то утаить) заявила, что ничего не скажет, кроме того, что она рада, что ребята стали чаще выбираться из дома.

Визит к Эпплам обернулся незапланированной партией в хуфбол: команда Рэйнбоу и Леро против Эпплджек и Макинтоша. Чуть позже к ним присоединились Лира и Твайлайт. Лира присоединилась к Эпплам, а Твайлайт — к Леро и Рэйнбоу, постоянно жалуясь, что она всего лишь учёный, а вовсе не самая спортивная пони в Эквестрии. Однако, стоило ей осознать, что магия — неотъемлемая часть хуфбола, как их команда стала стремительно набирать очки.

Вскоре подошли и Карамель с Тайм Тёрнером, должно быть, они собирались обсудить с Маком расписания посевных и сборов урожая на остаток года, но Леро заявил, что теперь они могут сыграть «кобылки» против «жеребцов», и после короткого обмена хвастливыми заявлениями между Карамелем и Эпплджек игра началась.

Как только счёт стал просто разгромным и вовсе не в пользу «жеребцов», игру прекратили. Даже без магии, ловкость рук Леро и сила Здоровяка Макинтоша, в сочетании с неожиданно дерзкой тактикой Тайм Тёрнера, давали им очень неплохие шансы на победу. Но куда им было тягаться против самой сильной кобылки в городе, самой быстрой пегаски и (возможно) самой могущественной единорожки во всей Эквестрии при поддержке мастера боевых искусств. А тут ещё и Карамель постоянно терял мяч, стоило ему лишь приблизиться к ЭйДжей, что, впрочем, остальные парни находили скорее забавным, чем досадным.

Когда основной состав команды жеребцов отправился заниматься расписаниями, Эпплджек наполнила корзинку Леро яблоками и ещё какими-то фруктами, подмигнув ему на прощание не менее театрально, чем Пинки Пай.

Леро повёл Рэйнбоу, Лиру и Твайлайт вокруг фермы, мимо дома Флаттершай и дальше через сады, к тому месту, где семья Эпплов собиралась на пикники и семейные сборища, которые им хотелось провести вдали от дома. Дрова уже были уложены в костровой яме, а из седельной сумки Твайлайт выглядывало «Руководство по разведению костров», явно намекая на то, чья это была затея.

Быстрая вспышка на самом кончике рога Твайлайт и в самом сердце костра затрепетало пламя, с каждой секундой разгораясь всё сильнее. Леро тем временем аккуратно насаживал фрукты на длинные прутья, которые Твайлайт принесла в одной из своих сумок.

Следующий час они провели, сидя на брёвнах, разложенных полукругом вокруг костра, разговаривая обо всём и ни о чём, поджаривая на костре фрукты и зефирки, которыми снабдила их Пинки, ну, или сжигая их, как в случае с Твайлайт. Леро почему-то с волнением посмотрел на сахарную патоку вытекающую из поджаристой зефирки, потом на копыта своей спутницы, потом обратно на зефирку, а потом он, кажется, слегка… позеленел. Рэйнбоу не поняла почему, а спросить не рискнула.

Когда с едой было покончено — а хуфбол, надо сказать, здорово нагоняет аппетит — они так и остались сидеть вокруг костра, любуясь огнём и наслаждаясь компанией друг друга. Твайлайт листала книгу, а Леро сидел позади неё и играл с её гривой. Лира была просто очарована огнём, поэтому отправилась собрать ещё дров для костра. Приближался вечер, и Рэйнбоу почувствовала непреодолимое желание растянуться на траве и просто любоваться облаками до конца дня.

Так она и оказалась здесь и сейчас.

Справа донёсся удивлённый возглас и звонкий женский смех. Повернув голову, она увидела Леро вытряхивающего траву из-за воротника рубашки и убегающую от него с задорным смехом Лиру. Рэйнбоу смотрела, как её жеребец выуживает пальцами последние непрошеные травинки и отряхивает затылок, глядя при этом на их мятного окраса подругу с притворным раздражением.

— Ты сама напросилась! — воскликнул он, вскакивая с места и пускаясь в погоню за проказницей-единорожкой. Лира взвизгнула, как маленькая кобылка, и припустила галопом от своего преследователя, позволяя ему приблизиться ровно настолько, чтоб он мог почувствовать, что может поймать её, но не настолько, чтобы действительно поймать.

— Без шансов, — отметила Твайлайт Спаркл, глядя вслед Леро. Перед ней всё ещё лежала открытая книга, Селестия его знает зачем, ведь с того самого момента, как Леро запустил пальцы в её гриву, она даже и не притворялась, что читает. Она обернулась в поисках своей сумки, и на её плечо упала длинная косичка — плод трудов её жеребца. Обнаружив сумку у торца бревна, она отлевитировала в неё книгу и встала, отряхиваясь от травинок, случайно попавших мимо своей цели и рассыпавшихся по её бокам.

— Ага, ему ни за что не догнать мастера Пути Покоя, — согласилась Рэйнбоу, наблюдая из-под полуприкрытых век за тем, как Лира ринулась обратно к выложенным полукругом вокруг бивака брёвнам. Чувствуя приближение Леро, Лира обогнула костёр, оказавшись между ним и брёвнами. На открытом пространстве Лира неоспоримо превосходила его в скорости, но теперь высокая манёвренность прямохождения практически уравняла их шансы.

— Брось, Лира, — сказала Рэйнбоу. — Хорош дразнить бедолагу.

Все, включая самого Леро, понимали, что он ни за что не поймал бы Лиру, если бы она этого не хотела. Но сейчас она просто хотела погони, может быть даже, чтоб её всё-таки поймали, но в первую очередь — погони.

«В последнее время она уже совсем открыто с ним заигрывает», подумала Рэйнбоу, глядя, как единорожка и человек скачут вокруг костра: Лира двигалась так, чтобы костёр всё время оставался между ними, пока ей не удалось спрятаться за Твайлайт. Она щёлкнула косичку своей подруги магией, вызвав возмущённый возглас той, а Леро тем временем уже обогнул костёр и почти догнал арфистку. Уже готовый к решающему броску, он с удивлением обнаружил, что путь ему преграждает не менее удивлённая висящая в воздухе библиотекарша.

— Эй! Колдовать нечестно! — хохотнул Леро, уворачиваясь, чтобы не врезаться в Твайлайт. Лира в ответ показала ему язык и, проскакав немного вверх по склону холма, примерно в направлении Рэйнбоу, обернулась через плечо и снова высунула язык, чтобы издать звук совершенно неподобающий благовоспитанной кобылке, которая к тому же является резервистом Королевской Стражи.

— Ну уж нет! — воскликнула Твайлайт, перепрыгивая бревно вместе с Леро и бросаясь в погоню. Рэйнбоу видела, как мимо неё вверх по склону галопом проскакали две пары мятно-зелёных ног — её передняя нога всё ещё прикрывала глаза, а потому она не смогла разглядеть Лиру полностью. Потом мимо пронеслась пара голых от колена и до щиколотки ног, а следом за ними ещё две пары светло-пурпурных. До неё донеслись полушутливые угрозы о том, что случится с зелёной единорожкой, когда её догонят, что конкретно, впрочем, она не разобрала. Не в силах больше сдерживаться, Рэйнбоу рассмеялась. Если бы Леро только знал, что стоит ему пригрозить Лире наказанием, в котором будут участвовать его ловкие пальцы и… хм… некие части её тела, та бы с радостью сдалась в ту же секунду.

Она улыбнулась и погрузилась в размышления. За все те месяцы, что Леро провёл здесь в Понивиле, он так и не научился до конца понимать язык тела пони. Ведь было вполне очевидно, что Лира с ума по нему сходит, так очевидно, что проще было перечислить тех, кто этого ещё этого не знал, чем тех, кто уже заметил. «И правда, небольшой бы вышел список. Едва ли больше двух имён». Рэйнбоу и Твайлайт договорились пока ничего не говорить об этом, решив, что, учитывая, сколько времени эти двое проводили вместе, работая над своим секретным проектом, рано или поздно у них что-нибудь да получится.

Вновь устремив свой взор к заходящему солнцу, Рэйнбоу мысленно поклялась себе, что если в ближайшее время у её жеребца и их новой подруги так ничего и не выйдет, то она даст обоим хорошего пинка под круп. «Метафорически, конечно. Лира может уложить меня на лопатки минимум шестью разными способами, прежде чем я смогу подобраться достаточно близко». Кроме того, у Рэйнбоу и в мыслях не было причинять вред своему возлюбленному. «Ну, разве что куснуть его ненароком».

«Метафорически… хм… Да уж, со мной точно что-то не так. Словечек новых понахваталась», — подумала Рэйнбоу, наблюдая, как красные краски заката расползаются по облакам, тонко намекая, что утром ей следует проверить расписание дежурств. Тогда она точно узнает, кто отвечал за этот участок неба, наверняка Клауд Кикер. Надо будет попросить её расставить облака таким же образом и к завтрашнему вечеру, чтобы она снова могла насладиться закатом, желательно вместе с Леро. «Отличный план, РД. Надо будет спросить Твайлайт, вдруг она захочет присоединиться. Если только она не решит вдруг захватить с собой телескоп. Таким видом нужно просто любоваться, а не составлять графики и прочую научную мутотень. Мда. Ещё год назад я бы не сидела здесь, размышляя о красоте заката и всё такое, не говоря уж о том, чтоб с кем-то этим делиться».

С вершины холма донеслись насмешки Лиры, направленные в адрес её преследователей. «И уж точно не сидела бы здесь, размышляя о том, чтоб поделиться своим счастьем с другой кобылкой. Я была бы сейчас где-нибудь, бросала бы кому-нибудь вызов, считала бы всё происходящее состязанием, выкладывалась бы полностью, чтобы победить». Она услышала топот копыт, пронёсшихся с вершины к подножью мимо её головы, за которым последовали ещё четыре копыта и ни с чем несравнимый топот двух ног.

В то время как Твайлайт продолжала преследование, Леро внезапно обернулся к Рэйнбоу, развернувшись на месте в одном непрерывном движении. Падая прямо на неё, он ловко спружинил на руках, остановившись в тот самый миг, когда их губы разделяли считанные сантиметры.

— Любимая! — сказал он, улыбаясь от уха до уха. Подавшись вперёд, он быстро коснулся губами губ Рэйнбоу, прежде чем снова вскочить на ноги и устремиться за парой единорогов, которые теперь носились кругами вокруг костра, выкрикивая шутливые угрозы, точно пара разыгравшихся жеребят.

«Вот что со мной сталось». Рэйнбоу ухмыльнулась, проведя тем самым копытом, которым она прикрывала глаза, по губам, на которых всё ещё ощущался вкус поцелуя Леро. «Жеребец, который меня любит, табун, который меня уважает, наверное, это и есть всё, чего я хотела от жизни?» Она снова поднесла копыто к глазам и снова устремила взор к закату. «Да уж, прям как в бульварном романе. Дерзкие выходки, постоянные поиски внимания со стороны окружающих, отчаянные трюки, крутейшие полёты… И всё это лишь для того, чтобы заглушить боль от того, что я никому не нужна?» Рэйнбоу не нравилось рассуждать на эти темы, но она не могла отрицать, что доля правды в этом была.

До последнего времени жизнь её была не сахар, с тех самых пор как мать бросила её ещё в детстве. Её отец, угрюмый и замкнутый жеребец, не тянул на идеального родителя. При первой же возможности он перекладывал заботу о ней на кобылок, которым не посчастливилось задержаться в его жизни достаточно долго, но в основном она была сама по себе. Когда, взрослея, она стала превосходить в силе среднего земнопони, поползли слухи о том, что, возможно, она и вовсе не его дочь. И вскоре она уже была изгоем общества, рассчитывать ей приходилось только на себя. «Да и пофиг, мне и одной неплохо было. Никто мне не был нужен!» Тогда это было чистейшей правдой.

Но вот полёты ей действительно давались лучше всех, а это, в свою очередь, пусть и ненадолго, вызывало уважение со стороны остальных пони. Когда она была в небе, она была одна. Никто не шептался у неё за спиной, никто не издевался над ней из-за того, что она не была наделена женственностью остальных кобылок её возраста. Только она, облака, солнечное небо и завистливые взгляды других пегасов, которым оставалось лишь мечтать о той скорости и ловкости, с какой она проносилась мимо них, выписывая совершенно мозгоразрывные манёвры. «Хех, ага, я была просто офигенна. А эти выражения их лиц, тогда, пару лет назад, когда я заняла первое место на Состязаниях Юных Летунов. Просто бесценно». Она расплылась в улыбке, перебирая в памяти самые приятные моменты. «Ну что, ребята, теперь я уже не Рэйнбоу Крэш?» Тень обиды, вызванная воспоминанием о её детском прозвище, отступила, стоило ей осознать, что теперь это всё в прошлом.

Летать было легко, легче, чем приземляться. В полёте она была одна, только она и небо. Посадка означала возвращение к остальным пони, пони, которые показывали на неё копытами и шептали гадости за её спиной. Поэтому часто, когда она заходила на идеальную, казалось бы, посадку, в самую последнюю секунду её охватывали страх и сомнения, сбивая с мыслей, что в свою очередь приводило к крушению, зачастую очень болезненному и очень унизительному. Даже после того как она попросила перевода из Клаудсдейла и поселилась здесь, в Понивиле, она периодически заканчивала полёт лицом в грязи, моля Селестию, чтобы никто этого не заметил.

«Уже нет. Рэйнбоу Крэш здесь больше не живёт». Она уже и не помнила, когда в последний раз ей доводилось запороть приземление. С тех пор как они вместе с Леро, точно ни разу. «Ну, может быть, пару раз, пока я заигрывала с ним и вела себя как глупая кобылка. Особенно в тот день, когда он помахал мне, выходя из спа-салона в новой униформе. Было больно».

Теперь приземление для неё означало нечто большее. Теперь она возвращалась к тем, кто любит и понимает её, а не к тем, кто её оскорбляет и отвергает. Мечта всей её жизни наконец-то сбылась. У неё были верные друзья, у неё был табун, у неё наконец-то был кто-то очень дорогой её сердцу... кто-то, кто сделал её жизнь… такой… какой жизнь и должна быть. И все они любили её такой, какой она была на самом деле, а не такой, какой она старалась казаться. Это было всё то, чего она боялась так никогда и не заполучить. То, чего она считала себя недостойной, подпитывая свои детские страхи, о том, что состарится и умрёт в одиночестве, забытая и отвергнутая всеми.

И внезапно, словно она на полной скорости врезалась в стену амбара, на неё снизошло прозрение. Осознание всего того, чему она посвятила свою жизнь. Она была так озабочена тем, что о ней думают окружающие, потратила столько времени и усилий на то, чтобы все считали такой крутой и такой потрясной, что больше её ничто не беспокоило. Она думала только о себе. Я. Я. Я. «Я» — ай, «Такая» — ай, «Дура» — ай. Копытом она вбивала себе в голову каждое слово.

Именно поэтому её никогда бы не приняли в Вондерболты. Ведь они команда, они работают вместе, то есть, по-настоящему вместе. Настолько слаженно, что порой кажется, что это один пони в нескольких телах. И какими бы потрясными ни были её полёты, а они были действительно потрясными, даже когда она отказывалась это признавать, всё же это были сольные полёты. Когда она отрабатывала свои трюки, она всегда делала это одна. Она даже не задумывалась о том, чтобы тренироваться вместе с кем-то ещё. «Ты не командный игрок, Рэйнбоу. Поэтому тебя и выпнули из лётной школы. Ну и еще потому, что ни твой отец, ни его табун не захотели продолжать оплачивать твоё обучение, увидев твои оценки по Технике прикладных полётов и Синхронному летанию. Да и привести Гильду домой тоже было не самой лучшей затеей, столько потом разговоров было о том, что ты связалась с дурной компанией».

Когда она переехала в Понивиль, у неё было весьма своеобразное представление о работе в команде. Пока вся бригада выполняла свою часть работы, она дремала. Когда все заканчивали, она срывалась с места, выполняла свою работу практически мгновенно, не забывая при этом покрасоваться перед случайными прохожими, и успевала ещё немножко вздремнуть до обеда. В конце концов её повысили в должности, но к работе в команде она относилась по-прежнему. Разве что теперь, прежде чем вздремнуть с утреца, она проводила разнарядку со своими подчинёнными, а проснувшись, проверяла выполненную работу и приступала к собственным обязанностям, прежде чем снова отправиться на боковую. Вся её жизнь была кучей свободного времени, посвящённого отдыху, перемежаемого редкими вспышками активности, и ей это очень нравилось. За исключением, пожалуй, работы с документами, Луна и её небесная спутница ей свидетели, она просто ненавидела бумажную работу.

А потом она стала хранителем Элемента Верности. «Пффф, Селестия его знает, почему он выбрал меня». Даже как-то смешно, Верность теперь воплощал некто, отвергнутый всеми ещё в детстве. Но, как бы там ни было, это наконец-то заставило её работать сообща с кем-то. И, к её собственному удивлению, ей понравилось. У них всех были и сильные стороны, и слабые, но они прекрасно дополняли друг друга.

Конечно, порой они просто выводили друг друга из себя, но с кем не бывает? Робость Флаттершай иногда её просто бесила, но она ни за что на свете не смогла бы (наверное) высказать это в лицо доброй пегасочке. Заносчивость Рэрити порой переходила все границы, и это не говоря об её периодических истериках, и Пинки бывала просто невыносимой, когда вела себя… как Пинки. Но она всё равно любила их как сестёр. Пожалуй, даже больше, чем сестёр. У Рэйнбоу были сводные сёстры, но, признаться, свою семью она не любила и вполовину от того, как любила своих друзей.

Но только по-настоящему влюбившись, она поняла, что значит «Мы» и насколько это может быть важнее, чем «Я». Отдать частичку себя кому-то, как это было с Леро, и получить частичку этого кого-то в ответ. В памяти всплыли слова Леро, которые он пару недель назад сказал Твайлайт: «Самое прекрасное на свете, это любить и быть любимым». Твайлайт тогда сразу его поняла, а вот Рэйнбоу это выражение немного смутило. Но теперь на неё вновь снизошло прозрение, будто она врезалась во второй амбар, прятавшийся за первым.

«Ты» — ай, «Просто» — ай, «Долбаный» — ай, «Жеребёнок» — ай, хватит! У неё было всё. Все любили её, её друзья, её любовники. Это не состязание! Они приняли тебя такой, какая ты на самом деле, и ты ответила им тем же. И не надо стараться выглядеть лучше или быть лучше. Это как быть одним пони в нескольких телах, и несколькими пони в одном теле. И… и…

«И, похоже, у меня мозг уже свело. Не, соображалки мне явно не хватает». Она чувствовала, будто что-то пытается вырваться из её головы, прокладывая себе путь через её мозг и дальше к губам. «Давай, Рэйнбоу, у тебя получится». Её губы зашевелились, совершенно не спрашивая, хочет она этого или нет, и слова вырвались из глубин её души прямо в небесную высь.

— Самое главное, в том чтобы быть потрясным, это быть потрясным для всех и позволить им быть потрясными для тебя.

«Офигеть, это я сама так сказала? Чувиха, да это ж круто».

Настало время отпустить всё, что связывало её с прошлым. Помахать на прощание и продолжить путь без груза за плечами. Подумав об этом, она испытала… облегчение, наверное. Словно в ней без единого взмаха крыльев пробудилась её врождённая магия. Она почувствовала такую лёгкость, что, казалось, случайный порыв ветра сейчас подхватит её и унесёт прочь, через холмы и поля. Как будто та ноша, что всю свою жизнь она таскала с собой, внезапно покинула её тело и улетела прочь.

— Прощай, Рэйнбоу Крэш. — Она протянула копыто к небу в прощальном жесте. — Не обижайся, но я теперь не ты. — Нежный летний бриз скользнул по её копыту, будто лишь затем, чтобы забрать с собой призрак её прошлого. — Но всё равно я останусь просто офигенно потрясной, вот увидишь.

Донёсшийся от подножья холма радостный визг снова привлёк её внимание к друзьям, всё ещё резвящимся вокруг неё. Лёгкий хлопок мог означать лишь то, что Твайлайт решила добавить телепортацию в репертуар игрищ. Внезапно в памяти всплыли воспоминания, связанные с лавандовой единорожкой. Несколько недель назад у Твайлайт случился приступ, который она позднее назвала «небольшой переизбыток эмоций», в ходе которого она, как маленькая кобылка, разрыдалась в объятьях Леро. Всё началось с обычного, казалось бы, разговора на следующий день после их возвращения из Кантерлота, а закончилось тем, что Твайлайт будто прорвали переполнявшие её все эти годы страхи и неуверенность.

«Как раз вовремя, — подумала Рэйнбоу. — Если бы она и дальше держала всё это в себе, ей бы точно крышу снесло». Рэйнбоу тогда была в соседней комнате и почти всё слышала; её до сих пор терзали угрызения совести по этому поводу. Она ведь и представить не могла, сколько на самом деле общего у неё и этой единорожки. Они обе были лучшими в своём деле, пусть Рэйнбоу и хвасталась этим немного больше, и на публике обе были очень уважаемыми и уверенными в себе кобылками. Но за всем этим стояло детство, полное одиночества и отчуждения, приправленное пусть и неосознанным, но всё же жгучим желанием доказать всем вокруг, что они чего-нибудь да стоят, показать всем, что они ничуть не хуже остальных.

— Кстати, Крэш, если вдруг встретишь там прежнюю Твайлайт, обними её за меня, ей наверняка очень одиноко. — Она легонько помахала копытом из стороны в сторону, прежде чем опустить его на землю.

Мгновение спустя она снова повернула голову к своим друзьям, как раз в тот самый момент, когда Твайлайт телепортировалась и оказалась прямо перед Лирой, преградив ей путь. Зелёная единорожка встала на дыбы, пытаясь избежать столкновения, чем не преминул воспользоваться Леро. Он схватил Лиру, используя приём, который он называл «захват регби», что с точки зрения Рэйнбоу было чем-то средним между хваткой хищника и предварительными ласками, а потому не могло считаться спортивным приёмом. «Вот, Лира, ты и поддалась. Хм, надо будет запомнить, на всякий случай».

Рэйнбоу мысленно рассмеялась, увидев, как, не успев погасить инерцию движения, вся троица скатилась к подножью холма огромным вспотевшим от погони комом. «Можно подумать, она не знала, чем всё это закончится. Так держать, подруга».

Задыхающаяся куча тел так увлеклась своей игрой, что никто из них не заметил, как, показавшись из-за вершины холма, к ним направилась Эпплджек. Она была нагружена огромными сумками из которых, виднелся футляр скрипки, банджо и множество других немалых размеров предметов.

Фермерша остановилась, с подозрением рассматривая разлёгшуюся у её ног троицу.

— Если б я вас так хорошо не знала, наверное, решила бы, что впору вас водой разливать.

Первой заговорила Твайлайт:

— Ну-у-у, видишь ли, дело в том, что... — быстро наливающееся краской лицо явно говорило о том, что говорить ей мешает не только сбившееся дыхание. Она посмотрела на двух других: — Ну, помогите мне.

Лира смогла лишь улыбнуться во все зубы, Леро же поднял руку с её часто вздымающегося бока и, выкрикнув «Я победил!», опустил её обратно.

— Вот и чудненько, — ответила Эпплджек и, пройдя дальше к костру, стала распаковывать сумки. Обернувшись через плечо к Рэйнбоу, она спросила: — Ты в порядке, сахарок?

Рэйнбоу поднялась, стерев тыльной стороной копыта любую нежелательную влагу, которая могла остаться на её щеках. Оглядевшись, она увидела, как её друзья поднимаются с земли, отряхивая друг друга от травы и грязи, а прекрасный закат, сотворённый Селестией, всё ещё играет красками на горизонте. Повернувшись к своей земной подруге, она легонько улыбнулась, не ухмыльнулась и не расплылась в улыбке, сияющей всеми зубами, а лишь слегка улыбнулась, но улыбка эта была просто исполнена счастьем и удовольствием.

— Да, ЭйДжей, всё хорошо. Спасибо.

И это была чистейшая правда. Всё действительно было хорошо.

Чудак на холме — Конец первой части

Оригинал опубликован 2 дек 2012

Чудак на холме. Часть вторая

(И важно лишь это)

«And nothing else matters»
 — Metallica — Nothing Else Matters

---

Рэйнбоу Дэш вдруг стало очень интересно, чем же таким набиты сумки Эпплджек. Она вскочила на ноги и взмахнула крыльями, поднимаясь в воздух. Зависнув в полуметре над землёй, она несколькими взмахами стряхнула с перьев прилипшие травинки и неторопливо направилась к подруге.

— И что же ты задумала? — спросила она, приземлившись на бревно неподалёку от ЭйДжей. Солнце уже почти закатилось, однако и его тусклого света ещё хватало, чтобы разглядеть, что же выгружала из своих сумок Эпплджек. В кострище радостно полыхало пламя; вскоре ему предстояло остаться единственным источником света.

— Да ничего, — буркнула Эпплджек, явно уклоняясь от ответа. Рэйнбоу не смогла сдержать улыбки при виде скривившейся мордочки подруги. Может быть, всё дело было в Элементе Честности, а может быть и нет, но врать у ЭйДжей явно не получалось.

— Ага, — только и смогла ответить Рэйнбоу, глядя, как её подруга выкладывает банджо рядом со скрипкой и чем-то, что напоминало один из кофров Лиры. «Что бы в нём могло быть? Лира? Арфа? Поди разберись во всех её прибамбасах». Далее на свет из сумок появилась пара переносных ламп, ещё какой-то футляр и, кажется, старая шестиструнная гитара.

— Рукастый попросил меня притащить кой-чего из дому. — Казалось бы, уже столько времени прошло, а Эпплджек всё продолжала пользоваться прозвищем, которое придумала для Леро. И чем дальше, тем больше Рэйнбоу казалось, что соловая поняшка делает это только затем, чтобы подразнить свою лазурную подругу.

Это началось с тех самых пор, как отношения Рэйнбоу и человека из тайных стали явными, и со временем вошло в привычку. Земнопони определённо нравилось дразнить подругу — нередко при подстрекательстве, а то и при непосредственном участии Рэрити. А со временем целью этих дразнилок стал и сам Леро, что, впрочем, остальные пони однозначно восприняли как добрый знак.

ЭйДжей, кстати, первой призналась, что всё ещё немного «не догоняет» Леро, но она старалась, честно. И пусть называть их лучшими друзьями было ещё рановато, всё же между ними сложились хоть и странные, но дружеские отношения.

Леро тем временем уже выпутался из кучи потных тел, в которую он, Лира и Твайлайт свалились после недавнего «буйного жеребячества», и теперь, отряхиваясь, спускался к подножию холма. Странное, кстати, человеческое выражение, но Рэйнбоу была совершенно согласна, что оно идеально описывало произошедшее. Похоже, что отсутствие Леро ничуть не смутило двух единорожек: они так и остались лежать в обнимку, наслаждаясь последними лучами заходящего солнца.

— ЭйДжей, ты, как всегда, вовремя. — Он наклонился, извлёк из седельной сумки Твайлайт флягу с водой, сделал большой глоток и расплылся в блаженной улыбке. Пони давно приметили, что организм человека гораздо быстрее расходует жидкость, поэтому вскоре фляга с водой стала неотъемлемой частью содержимого их седельных сумок, так, на всякий случай. — Даже не знаю, как тебя отблагодарить.

— Да ладно, Рукастый. — Эпплджек зарделась, с ней всегда так случалось, когда её хвалили. Среди всех своих друзей она, пожалуй, наиболее открыто выражала эмоции, за что Леро был ей бесконечно признателен. — Скажешь тоже. Можно подумать, ты на моём месте поступил бы иначе.

— А то ж, — в голосе Леро появился до безобразия похожий акцент, — мисс Эпплджек. На то мы и друзья.

Ну как тут было Эпплджек не рассмеяться. Она по-дружески легонько тюкнула человека в плечо копытом и вернулась к распаковке сумок. Рэйнбоу, конечно, была рада, что им удалось найти общий язык, но любопытство всё ещё требовало удовлетворения.

— Крепыш, так за что ты её благодарить-то собрался? — Она махнула копытом в сторону Лириной арфы, что лежала рядом с банджо ЭйДжей. — Это как-то связано с тем, что вы с Лирой постоянно где-то пропадали последние недели две? — Она очень надеялась, что в её голосе не прозвучал намёк на что-нибудь... эдакое, а то ведь он сразу разнервничается, краснеть начнёт, это конечно мило, но...

«Ааа, нет, он всё-таки покраснел, какой же он очаровашка. Блин, я же обещала не лезть в их дела, но как тут устоишь».

Она наклонилась поближе и, поднеся переднее копытце ко рту, театрально зашептала:

— Чувак, если вдруг захочешь притащить эту единорожку домой — только свистни. Кобылки, это конечно, не по моей части, но ты только глянь на эти ляжки.

Где-то рядом подавилась смешком Эпплджек. Взгляд Леро начал было растерянно метаться между двумя кобылками, однако фермерша подхватила скрипку и банджо и зашагала прочь.

— Извиняй, Рукастый. Тут я тебе не помощник.

Леро проводил взглядом ухахатывающуюся про себя ЭйДжей и обернулся к Рэйнбоу.

— Ну, тут такое дело... — забормотал человек.

Он уже так раскраснелся, что Рэйнбоу решила сжалиться над ним. «Обалдеть, да он сейчас натурально растает», подумала она, а вслух сказала:

— Остынь, крепыш. Всё путём.

— Правда? — Леро обернулся, чтобы посмотреть на единорожек, всё ещё сидящих на траве позади него. Заметив его взгляд, Лира поднялась и зашагала к ним; Рэйнбоу тем временем наклонилась к нему и, взяв копытцем за подбородок, повернула обратно.

— Ага, правда. — Она наклонилась и легонько клюнула его в губы, не без наслаждения ощутив запах его пота. Ей очень нравился его запах, особенно после таких физических нагрузок, как сегодня. «М-м-м. Ни один жеребец в мире не пахнет так приятно». Она прильнула к нему и потёрлась мордочкой об его щёку, впитывая пот тонкой шёрсткой вокруг глаз.

Обоняние пони куда чувствительнее человеческого, и Рэйнбоу никогда не упускала возможности пропитать свою шёрстку его запахом. Для неё он был во сто крат лучше любого из тех парфюмов, что предпочитали заносчивые кантерлотские пони. Особенно она любила натираться им перед заступлением на смену в погодный патруль; его запах хорошо помогал скоротать целый день в разлуке с любимым. Кроме того, он служил своего рода территориальной меткой для других пони.

Однако ей всё же стоило быть чуточку осторожнее: когда она в прошлый раз залетела в библиотеку, Твайлайт была вся пропитана его запахом, и Рэйнбоу едва удержалась от того, чтобы обтереться о подругу от копыт и до кончика рога, пока никто не видит. «Но это просто чертовски возбуждает».

Она прижалась лбом к его лбу и сказала, глядя прямо в глаза:

— Ты подумай над этим.

— Над чем подумай? — спросила внезапно появившаяся Лира.

— Да так, просто, — перехватила её внимание Рэйнбоу, прежде чем единорожка смогла бы увидеть залитое румянцем лицо человека. — Ну так что у нас тут намечается? Неспроста же ЭйДжей приволокла сюда столько всякой всячины.

Обведя копытом всё то добро, что ЭйДжей разложила на земле, она добавила:

— Нам подпевать или как?

В ответ Лира лишь улыбнулась и весьма многозначительно (ага, так многозначительно, что аж бесит) посмотрела на пегаску; очень удачно ей давался этот взгляд, говорящий всё и в то же время ничего.

Мельком взглянув на всё ещё залитое краской лицо человека, а затем обратно на пегаску она тихонько сказала:

— Может быть, — после чего подхватила магией лампы и все оставшиеся инструменты, кроме гитары, и присоединилась к Эпплджек.

Глядя вслед вихляющим бёдрам удаляющейся единорожки, Рэйнбоу ткнула копытом своего ненаглядного.

— Давай уже, крепыш, колись.

Леро оглянулся, присел на бревно и, подняв с земли гитару, примостил её у себя на коленях; пальцы пробежали по струнам, лёгкими щипками проверяя звук. Да, язык тела человеков, может, и не похож на язык тела пони, но скрыть своё волнение от Рэйнбоу ему не удалось.

— Помнишь, где-то с месяц назад я пришёл домой немного... подвыпившим? — спросил Леро, на секунду отвлёкшись от инструмента; на лице его явно читалось волнение.

И несмотря на то, что её жеребец изо всех сил старался держаться спокойно и уверенно, одного воспоминания о той пьянке хватило Рэйнбоу, чтобы расхохотаться, прежде чем она успела взять себя в копыта.

— Ага, такое забудешь. — Она быстро прикрыла рот копытцем, чтобы Леро вдруг не подумал, что она смеётся над ним... хотя над кем же ещё? — Ты вырубился на спине у Макинтоша и был не разговорчивей чем Твай после очередной ночи, проведённой за книгами. Мы с Маком кое-как тебя раздели и затолкали в постель.

Леро аж побледнел:

— Правда? А он ничего такого не рассказывал.

— Ага. Ты был просто в дымину. Немудрено, что ты до сих пор на сидр с опаской поглядываешь.

— Ну да, наверное. Ты уж прости. — Леро потёр шею, жест этот, как успели подметить его кобылки, означал крайнюю степень стыда за содеянное. — Ну так вот, просыпаюсь я на следующее утро, и всё вдруг так хорошо, ну, всё, кроме сидра, пожалуй, но дело не в этом, дело в том, что похмельем даже и не пахнет.

А ещё у него тогда во рту стоял привкус того самого кофе, который когда-то готовила его мама, что тоже было очень странно. До того памятного утра он никогда ещё так не скучал по человеческому кофе.

— Ты же помнишь, — продолжил он, — что как раз за день до того я ходил как пришибленный из-за того, что не слышу Музыки Гармонии и всё такое?

— Ага, но я тебе уже говорила, и если нужно, скажу ещё раз: забей. — Рэйнбоу ласково ткнула его копытцем в плечо. — Нету в этом ничего сверхважного. В последний раз, когда это случалось, мне лично досталась всего одна строчка, что-то там про рыцарские турниры. Прикинь, турниры. Не, конечно, клёво, но всего одна строчка? ЭйДжей хоть перекусить между делом удалось.

— Точно, точно. — Леро рассмеялся, чем несказанно обрадовал Рэйнбоу. — Так вот, просыпаюсь я, значит, а у меня всё одна мысль из головы никак не идёт. Я события той ночи помнил смутно, конечно, но вот что точно запало в память, так это что у Эпплов в одном из заброшенных амбаров хранится целая куча музыкальных инструментов. Я поговорил с Маком, он сказал, что я могу брать всё, что понравится, и я выбрал вот это.

Леро повернул гитару к Рэйнбоу, чтобы она могла получше её рассмотреть. Не сказать, чтоб она была сильно новая, скорее всего, не новее Понивиля. За годы нещадной любви и заботы древесина потемнела и покраснела, местами поверхность была отполирована до блеска, наверняка чьими-то стёртыми копытами.

— Когда-то она принадлежала Па Эпплу, — пояснил Леро. — А до него — отцу Ма Эппл, а до него — его матери, а до неё — её отцу, короче, долгая история. Теперь это гитара Макинтоша. — Человек нежно провёл пальцами по гладкой поверхности инструмента. — Очень мило с его стороны разрешить мне ею воспользоваться, наверняка с ней связана целая куча семейных историй.

Пожалуй, среди всех обитателей Эквестрии земнопони считаются наиболее одарёнными музыкантами. Их врождённая магия, конечно, даже рядом не стояла с лётной и погодной магией пегасов, и уж тем более — со всем многообразием магии единорогов; их магия проявляла себя более тонко. Обычно это проявлялось в таланте к возделыванию земли, или уходу за животными, или к кулинарии и выпечке, или, например, к музыке. Не случайно большинство эквестрийских профессиональных музыкантов принадлежало к земным пони, да и редко встретишь такого земного пони, который не смог бы извлечь из инструмента хоть что-нибудь вменяемое. Когда дело касалось музыки, они были на голову выше всех остальных рас, даже без ловких крыльев пегасов или единорожьего телекинеза.

Леро скользнул пальцами по струнам, и видавший виды инструмент издал приятный звук; Рэйнбоу, не отличавшейся выдающимся музыкальным слухом, он показался необычайно низким и глубоким.

— Там откуда я родом, её назвали бы Гитара Мехикано, — пояснил Леро, перебирая струны пальцами. — Я научился играть в старших классах. Как и все старшеклассники, я думал, что это поможет мне привлечь внимание противоположного пола. Не сказать, чтоб прям так и вышло.

Сыграв ещё несколько нот, он скользнул левой рукой по грифу, продолжая перебирать струны.

— Хреновенько у меня получалось, да и на публике играть я как-то стеснялся, чего, кстати, не скажешь о моей сестре. Так что не вышел из меня покоритель женских сердец.

Продолжая перебирать лады, человек наиграл несколько аккордов. Зачарованная его игрой, Рэйнбоу прижалась к нему поближе.

— Не знаю, со мной у тебя пока получается, — хихикнула она и потёрлась мордочкой о его плечо.

— Спасибо, солнце. — Леро чмокнул её в лоб.

— Всегда пожалуйста, вот только ты так и не объяснил, что у нас тут намечается. — Ласковый тычок под рёбра более чем ясно дал понять, что хватит уже ходить вокруг да около.

— А, ну да. Когда Мак разрешил мне взять гитару, я попросил Лиру, чтобы она помогла мне вспомнить как на ней играть. Она, знаешь ли, отличный учитель. Когда она начинает объяснять всё друг становится так просто. Сам поверить не могу, что так быстро всё вспомнил.

И ещё несколько отдельных нот, перебор, плавно переходящий в полноценную мелодию, которая вдруг показалась Рэйнбоу очень знакомой. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы без подсказок со стороны Магии Гармонии вспомнить этот мотивчик, но как только она вспомнила — тут же принялась подпевать.

Мне в юности казалось, коль дружба завязалась —
Забудь покой и сон, готовься к заботам

И даже без привычной магической подпитки слова вспоминались на удивление легко.

Но, пони, вам спасибо, вы открыли мне глаза,
Всё сразу стало ясно, словно солнце в небесах.
И мне никак теперь без вас нельзя.

Рэйнбоу прекрасно помнила это выступление. Незадолго до того как Леро появился в их жизни, эта самая песня внезапно снизошла на Твайлайт. Обычно Музыка Гармонии проявляла себя по каким-то особым случаям, но в тот раз Твайлайт просто стояла посреди библиотеки в кругу друзей, а Спайк как раз только что отправил очередное письмо принцессе Селестии.

— Твай научила меня этой песне, когда объясняла, как работает Музыка Гармонии и почему она не действует на меня. — Леро отпустил струны, и музыка затихла. — Она сказала, что её просто переполняла потребность высказать, как она рада тому, что вы появились в её жизни, и, кстати, теперь это её самая любимая из всех песен, что когда-либо приходили к ней.

Леро сыграл ещё несколько нот, на этот раз мелодия была совершенно незнакомой.

— Знаешь, крепыш, а у тебя здорово получается уворачиваться от прямого ответа на мой вопрос, — и ещё один тычок под рёбра. На этот раз уже не такой нежный, но всё же не такой сильный чтоб было больно. — Колись уже давай.

— Ладно, твоя взяла. Дело в том, что, — Леро обратил взгляд в бесконечную даль, румянец начал заливать его шею, — я тоже хочу спеть тебе песню, как Твай.

Рэйнбоу уставилась на него, не зная что и сказать. «Он... правда? Ох, ничего себе».

Заметив растерянность на лице своей кобылки, Леро решил по-быстрому всё разъяснить.

— Ну, то есть, да, это не Музыка Гармонии или типа того, но там, откуда я родом, люди тоже пишут песни, чтобы выразить свои чувства. У нас есть песни о любви и песни о несправедливости, песни, которые мы пишем, чтобы вселить в сердца людей радость или грусть, песни, в которых мы рассказываем истории. Люди поют песни, наверное, с тех самых пор, как додумались ритмично стучать камнями. И я... я, кажется, какую-то чушь понёс.

— Нет, нет, вовсе и не чушь, ничуточки. — Рэйнбоу решила, что нужно срочно подбодрить своего жеребца, пока тот не передумал и не отказался от того, к чему так долго готовился. — Я, эм, я очень хочу, чтобы ты спел для меня. — Никогда прежде ни один жеребец не прикладывал столько усилий просто для того, чтобы спеть ей серенаду, так что она даже сама маленько разнервничалась.

Леро усмехнулся:

— Вот и чудно. Не хотелось бы мне объяснять Эпплджек, что всё отменяется. Макинтош её целую вечность уговаривал подыграть мне на маминой скрипке. Ты бы её только слышала, вся такая «От мне заняться-то больше и нечем». — А у Леро, надо заметить, на удивление хорошо получалось пародировать фермершу. — Но он её всё-таки уболтал, может ведь, когда захочет. И, кстати, сколько бы она это ни отрицала, играет она просто замечательно.

— А если не приходится выпендриваться — ещё лучше, — подала голос ЭйДжей; одним копытом она прижимала к подбородку старую, но довольно-таки ухоженную скрипку, в другом копыте уже был зажат смычок. И добавила с досадой: — На своей я хоть зубами играть могу.

Внезапно осознав, что остальные всё это время слушали их разговор, и человек, и пегасочка нервно заёрзали. Рэйнбоу залилась краской и теперь ни в чём не уступала своему парню.

— Я полагаю, мы все уже готовы, — добавила Лира, пытаясь спасти влюблённых от смущения. Она обвела копытом аккуратно расставленные вокруг костра светильники и разложенный перед собой инструмент. — И потом, скоро совсем стемнеет, так что чем скорее мы начнём, тем лучше.

Твайлайт устроилась поудобнее, облокотившись на одно из брёвен. Она взглянула на пегаску и похлопала копытом по земле рядом с собой, намекая, что места для зрителей находятся там.

Чмокнув своего жеребца в щёку, Рэйнбоу взлетела и вскоре примостилась рядом с лавандовой единорожкой. Устроившись поудобнее, она присмотрелась к Лириному инструменту:

— А это у тебя арфа или лира? — спросила она, всё ещё пытаясь перебороть недавнее смущение.

— Это клерсах. Так что, чисто технически — это арфа, — ответила единорожка-музыкант, как всегда предоставив ровно столько информации, сколько сочла нужным, наверное эта её привычка и делала её такой загадочной.

— А что это за барабан? — спросила Рэйнбоу, передним копытом прикрывая глаза от лучей солнца, заходящего за спинами импровизированного ансамбля.

— Это боуран.

— Боу-что? — «Вот же ж задница загадочная, ведь специально меня дразнит».

— Боуран, — повторила Лира, взглядом следя за пробирающимся к ним человеком. — Поверь, когда услышишь — всё поймёшь.

Лира и ЭйДжей расположились на разных концах бревна, лежавшего у самого края полукруга, огибающего костёр; инструменты они разложили на траве перед собой. Пока они ещё раз проверяли, всё ли готово, Леро сел ровно между ними.

Он устроился поудобнее, положил гитару на колени и ещё раз пробежался по струнам, проверяя звучание; то же проделала и Эпплджек со своей скрипкой. Лира уже закончила проверять инструмент и, подхватив магией арфу, поднесла её к груди.

Вот теперь все точно были готовы. Леро взглянул на часы и, опустив руки на колени, заговорил:

— Там, откуда я родом, парням зачастую непросто высказать то, что они чувствуют... вот здесь. — Леро поднёс руку к груди, прямо напротив сердца, ну, по крайней мере, Рэйнбоу так показалось. Кто этих человеков знает, может быть, у них сердце совсем в другом месте. «Мда, надо почаще слушать лекции Твай... Вот если б они только не были такими скучными». — Мы так переживаем, что если мы откроем душу, то в неё тут же наплюют, а потом ещё и издёвками замучают. Наверное, это потому, что у нас открытость не считается проявлением мужественности. И всё же, нет-нет да и появится мужик, такой, знаете, жрущий пиво, тискающий тёлочек, матерящийся через слово. Появится и напишет песню, всего лишь несколько слов которой перевернут всё с ног на голову. Он не побоится выйти и сказать: «Вот он я, а вот что я чувствую». И это как раз одна из тех песен, надеюсь, что после неё ты поймёшь, что я чувствую.

Леро положил руки на гитару, кивнул Лире, затем Эпплджек, и обе пони, кивнув в ответ, приготовились вступить.

Когда пальцы Леро коснулись струн, он смотрел под ноги, на костёр, на траву, куда угодно, только не на своих слушательниц. Первые ноты были низкими, спокойными, неспешными.

Лира закрыла глаза и вытянула передние ноги, её копытца едва касались арфы. Тронув струны магией, она начала подыгрывать; казалось, звуки арфы играют друг с другом в салочки, наполняя вечерний воздух и оттеняя глубокий звук гитары.

Эпплджек плавно отвела локоть и включилась в мелодию; звук скрипки был более протяжным и, казалось, служил фоном, прекрасно сочетаясь и с гитарой Леро, и с быстрыми переливами арфы.

Какое-то время они так и играли. Партия Лиры была подобна резвящемуся жеребёнку, партия Эпплджек была плавнее и мелодичнее, словно птица в полёте. Фермерша отняла смычок от струн, позволив последним звукам упорхнуть с вечерним бризом, партия Лиры догнала партию Леро и теперь они звучали в унисон. Леро отпустил струны, позволив Лире вести. Несколько томительных секунд спустя он поднял голову и впервые с начала представления посмотрел Рэйнбоу прямо в глаза. Пальцы его снова коснулись струн, и он запел.

С тобой, как ни вела б судьба
Хочу быть навеки я
Поверь мне, ты — мечта моя
И важно лишь это

Эпплджек закрыла глаза и снова включилась в мелодию. И снова звуки, срывающиеся со струн скрипки, словно парили в воздухе и, обогнув костёр, достигали восхищённой аудитории.

Откроюсь как никому
Жизнь доверю тебе свою
Всё, о чём я тебе пою
И есть всё, что важно

Волнение Леро испарилось без следа. Сильные пальцы левой руки уверенно сжимали гриф, скользя по аккордам, ловкие пальцы правой — перебирали струны.

«Ого, а песня-то и правда клёвая. — Неожиданно для себя Рэйнбоу заметила, что вслушивается в текст. Слова и вправду были словно про их жизнь. — Мы и правда живём по-своему, пойди найди в Эквестрии другой такой табун. И мы всегда будем сами собой, что бы там ни говорили про нас всякие тупые пони».

Я ищу, я найду для нас
Смысл жизни на день, на час
Те, кто против, осудят нас
Но это неважно

Рэйнбоу и не подозревала, что Эпплджек способна на большее, но теперь звуки её скрипки не просто парили: они взмывали, и кружили, и пикировали, словно хищные птицы на охоте, и в каждом звуке слышалась своя сила и свой настрой.

Мне плевать, что говорят
Мне плевать, чего хотят
Все вокруг

«Ни одному пони я так не доверяла, как Леро... ну, или как Твайлайт. И ни один из наших дней не похож на те, что у других пони. Так что хрен со всеми этими старыми пердунами, застрявшими в каменном веке. Если они не понимают, как нам хорошо вместе, как мы счастливы, что ж, это их проблемы».

Краешком глаза Рэйнбоу заметила, как Лира подхватила магией борд... бодур... барабан, короче, единорожка даже глаза не открыла, чтобы поднять инструмент и поднести к себе. Всё ещё охваченная магией арфа отплыла в сторону, не прекращая при этом играть, а барабан тем временем примостился под левым локтем. Когда он прочно занял своё место, какая-то маленькая... палочка... подплыла к правому копыту единорожки.

Леро вдохнул, готовясь произнести следующую строчку, и в тот же момент колотушка вскользь ударила по барабану, а Лира опустила левое копыто к задней стенке, чтобы отрегулировать звук. Звук получился глубоким и насыщенным, он раскатился вокруг костра, и вскоре за ним последовали многие другие.

С тобой, как ни вела б судьба
Хочу быть навеки я
Поверь мне, ты — мечта моя
И важно лишь это

Гитара, скрипка, барабан и арфа играли чудесную мелодию, и голос Леро на их фоне звучал как-то совершенно по-новому.

Рэйнбоу отдалась музыке, и тут-то на неё и снизошло третье за вечер прозрение, как будто она влетела в наковальню, спрятанную внутри второго амбара, который уже перепрятали внутрь первого.

«Музыка, она как жизнь, а жизнь — как музыка! И как я раньше этого не замечала? Все мы играем свои партии, но в то же время все мы часть чего-то большего. Конечно, гитара или скрипка могут быть потрясны и сами по себе, но не настолько, насколько они могут быть потрясны в сочетании с остальными инструментами.

У всех нас разные партии: у кого-то быстрые, и стремительные, и притягательные, как у арфы, а у кого-то медленные и спокойные и просто для того, чтобы поддерживать остальных, как у барабана. Но только если мы будем разными, и будем своими различиями дополнять друг друга, только тогда выйдет хорошая мелодия.

Семья и друзья это как инструменты в оркестре. На свете не сыскать двух таких разных кобылок, как я и Флаттершай, но обе мы по-своему важны...»

И тут разум Рэйнбоу испытал то, что Твайлайт в последствии назовёт «сдвигом парадигмы»... пожалуй, это был самый сногсшибательный и самый переворачивающий устои момент, который только был в жизни Рэйнбоу.

«Даже такие не похожие на меня пони»

«Как Флаттершай»

«На самом деле»

«Такие же важные»

«И особенные»

«И замечательные»

«Как и я»

«Офигеть!»

Пока разум пегасочки приходил в себя, внезапно в песню влился женский голос; он настолько хорошо сочетался с низким тембром Леро, что Рэйнбоу тут же вернулась в реальность. И вот что интересно (и удивительно): голос этот принадлежал не одарённой в музыке Лире, а всячески избегавшей пения Эпплджек.

Мне плевать, что говорят
Мне плевать, чего хотят
Все вокруг

«Неважно, что думают остальные пони, важна поддержка со стороны друзей и семьи, только благодаря им подобное становится возможным».

Слегка откинувшись, Леро сосредоточился на игре, наполняя мелодию вариациями. Он настолько сосредоточенно перебирал струны, что вскоре в уголке его рта показался кончик языка. «Не, он всё-таки очаровашка».

«Подумать только, через что им пришлось пройти ради этого, наверняка ушли многие часы, чтобы играть так слаженно без поддержки Музыки Гармонии».

Рэйнбоу взглянула на Лиру и Эпплджек; обе кобылки играли с закрытыми глазами, раскачиваясь в такт музыке. Это было просто невероятно, так синхронно и совсем без Магии Гармонии. Группы, вроде Вондерболтов, достигают подобной синхронности лишь путём упорных тренировок.

«Каково ему было просить о помощи тех, для кого музыка всего лишь часть врождённой магии? Изо дня в день открывать им свою душу, чтобы достичь подобной гармонии».

Рэйнбоу была настолько увлечена представлением, что даже не заметила, когда Твайлайт отпрянула от неё и зарылась в одну из своих седельных сумок, стоявших неподалёку. Внезапно её внимание привлёк звук ещё одного инструмента; пегасочка обернулась к Твайлайт и увидела, что та подыгрывает на единорожьей флейте. Партия лавандовой единорожки была совсем короткой, едва ли с десяток нот, но прозвучали они просто божественно.

Отлевитировав флейту обратно в сумку, Твайлайт снова прильнула к потрясённой подруге и нежно чмокнула её в щёчку. Несколько аккордов спустя Леро продолжил песню, улыбаясь обнявшимся кобылкам.

Я откроюсь как никому
Жизнь доверю тебе свою
Всё, о чём я тебе пою
И есть всё, что важно

Когда Эпплджек снова включилась, чтобы подпеть Леро, к ней присоединилась и Твайлайт; обе кобылки старались лишь оттенять и дополнять его голос, но ни в коем случае не перепевать. Это была его песня и его минута славы, негоже было бы тянуть одеяло на себя. В голосе Леро было больше эмоций, больше энергии, больше страсти, и слова действительно будто лились от всего сердца.

Я ищу, я найду для нас
Смысл жизни на день, на час
Те, кто против, осудят нас
Но это неважно

Когда Леро перешёл к финальному куплету, голос его стал подрагивать от переизбытка эмоций; тут же в фоновый хор влился голос Лиры. А в это время позади них последние лучи заходящего солнца озарили небо волшебными красками. Вся мощь музыки, рождаемой хором из трёх голосов, четырёх инструментов и вокалом её единственного возлюбленного сотрясала сознание Рэйнбоу, прокладывая себе путь через её разум прямо к сердцу; Музыка Гармонии даже рядом с этим не стояла.

«Лишь благодаря друзьям вроде Эпплджек, семье вроде Твайлайт и таким случайным пони, которые становятся твоими друзьями, а со временем, может быть, даже и больше, чем просто друзьями, вроде Лиры, лишь благодаря им жизнь становится такой прекрасной. В нашей с Леро жизни есть они, а у них есть мы с Леро. Вот она, Магия Дружбы, вот она, истинная Музыка Гармонии».

Мне плевать, что говорят,
Мне плевать, чего хотят,
Мне плевать, что натворят,
Мне плевать, что им важней.
Нам видней!

Голос Леро всё же сорвался под натиском эмоций вложенных в последние слова. Внезапно Эпплджек вскочила на задние ноги, мотнула головой, сбрасывая на землю стетсон, и пустилась в самоотверженное импровизированное соло на скрипке. Леро ошарашено взглянул на фермершу, но вскоре удивление на его лице сменилось улыбкой.

Леро и Лира тут же перестроились под соло фермерши, гитара и арфа ушли на фон и теперь служили лишь аккомпанементом, барабан подчёркивал каждый взлёт и крещендо скрипки. А закат тем временем уже совсем догорел, день подошёл к концу и мир стал погружаться в сумрак, и было решительно невозможно поверить, что такая синхронность — всего лишь совпадение, а не точный расчёт.

«Вторая скрипка разом может оказаться ведущей, а те, кто задавал лейтмотив, могут стать её аккомпанементом. Наши партии могут меняться, но это не уменьшает нашей важности в сердцах друг друга».

Соло фермерши оборвалось столь же внезапно, как и началось. Она отняла смычок от струн, позволив последним звукам музыки упорхнуть, медленно опустила инструмент, после чего (изрядно смущённая) поняша вернулась на своё место.

Плавно опустив барабан на землю — его партия на сегодня окончена — Лира вернулась к тому лёгкому рефрену на арфе, с которого начала выступление. Пока единорожка продолжала извлекать звуки из инструмента, Леро сыграл последний аккорд; каждая нота прозвучала ярко и звонко, постепенно растворившись в вечерних сумерках.

Аккуратно положив инструмент на землю, человек поднялся на ноги и направился было к своей кобылке. Та сидела совершенно ошеломлённая, по щекам её струились слёзы.

Но едва он выпрямился во весь рост, как вдруг снова оказался на земле: стремительный рывок Рэйнбоу завершился крепкими объятьями и падением через бревно.

И вот теперь они лежали в траве, Рэйнбоу прижалась мордочкой к его шее и крепко обвила его тело передними ногами. Ничего банальнее, конечно, не придумаешь, но никогда прежде они ещё не были так близки.

— Я люблю тебя! — воскликнула она, уже совершенно не переживая о том, что кто-то увидит её слёзы. — Я люблю тебя, а остальное неважно!

И правда, что может быть важнее?

---

Эпплджек и Лира любовались со своих мест на игры двух влюблённых. Когда мятная единорожка доиграла последние ноты, к ним присоединилась Твайлайт. Теперь уже втроём они смотрели, как обычно стесняющаяся «публичных проявлений привязанности» пегасочка покрывала лицо человека поцелуями снова, и снова, и снова.

Наконец, Эпплджек решила нарушить молчание:

— Ну, я так понимаю, что вышло всё удачно.

Твайлайт прыснула от смеха, а Лира решила немного поддразнить фермершу:

— Конечно, мисс «От мне заняться-то больше и нечем». Очень... мощно ты сегодня выступила. А я уж было решила, что твоё «нет» по поводу финального соло на скрипке было окончательным и бесповоротным.

Пытаясь подобрать достойный ответ, ЭйДжей возмущённо глотала воздух, но так и не придумала ничего лучше, чем отделаться простым «Ой, да заткнись ты».

И вся троица снова обратила внимание на разворачивавшееся в траве за бревном действие, которое уже начало... набирать обороты.

— Дык, это, у нас же тут очередное семейное сборище вскоре намечается, — продолжила Эпплджек, изо всех сил стараясь не смотреть на Рэйнбоу, покрывающую поцелуями грудь своего жеребца. — Наверное, в этот раз я не откажусь спеть.

Твайлайт похлопала её по плечу, одновременно стараясь не упускать происходящее за бревном из виду:

— Не волнуйся, я уверена, что всё будет просто замечательно, — подбодрила подругу Твайлайт. — Вы только смотрите, на радостях дом кверху дном не поставьте.

Чудак на холме — Конец главы

От автора:

Отказ от прав: "Nothing Else Matters" написал не я (это сделали Ларс Ульрих и Джеймс Хэтфилд), и конечно же у меня нет никаких на неё прав. Все права на неё принадлежат Металлике... а может быть, Электре... не знаю.

Зато я точно знаю, что права на Доритос и Лэйс принадлежат корпорации ПепсиКо.

Оригинал опубликован 16 июня 2013

Они — славные парни, не делали зла

В соавторстве с DJ-Pon3FTW

«Just-a good ol' boys, never meanin' no harm»
 — Waylon Jennings — Just The Good Ol' Boys

---

Лёжа в постели, Здоровяк Макинтош вслушивался в тишину, наполнявшую его комнату. Уже в который раз он повернулся на бок и пристально посмотрел на будильник, стоявший на прикроватной тумбочке.

Без десяти полночь.

«Пора», кивнул он сам себе и медленно выскользнул из-под одеяла. Осторожно прошёл через комнату, стараясь не наступить на скрипучую половицу, ту самую, третью от левой стены. Тихонько открыл дверь. И просто по-кошачьи тихо зашагал по коридору к лестнице.

Проходя мимо комнаты Эпплблум, а затем и Бабули Смит, он каждый раз замирал и напряжённо вслушивался в доносившиеся из-за двери звуки. Да нет, обе бесстыдно и беззаботно храпели. Конечно же, он не смог сдержать улыбки, хотя в глубине души очень боялся, что его застукает самая старшая или самая младшая из Эпплов.

Спускаясь по лестнице, он на мгновенье задержался у фотографии Ма и Па. Они улыбались ему со старого фото, как, впрочем, и всегда. На лицах их явно читалось, что они счастливы жить «простой жизнью». И, как всегда, он улыбнулся им в ответ, а сердце его сжалось.

Молча кивнув фотографии своих давно почивших родителей, Мак прибавил шагу; прошёл через гостиную и выскользнул из дома, осторожно прикрыв за собой дверь.

На улице его встретили полночная тьма и усыпанное звёздами небо, Макинтош улыбнулся им. Ночь обещала стать незабываемой.

— Как знать, может, на этот раз получится! — пробормотал он себе под нос и трусцой двинулся прочь от дома в сторону садов.

---

Под мелодичное стрекотание сверчков Эпплджек быстро, но осторожно пробиралась через сад. А не спалось ей этой тёмной, хотя и с налётом романтичности, ночью по весьма простой причине: она кое-кого выслеживала.

Если быть до конца честным — своего олуха-братца, Макинтоша Эппл.

Всего каких-то минут десять назад она нежилась в своей постельке, свернувшись под тёплым чистым одеяльцем и уж было собиралась отдаться в объятия безмятежного сна, как вдруг до неё донёсся успевший стать до боли знакомым за последнюю пару недель звук.

Входная дверь едва слышно отворилась и тут же закрылась.

Её терпение лопнуло. Она поморщилась, выскочила из под одеяла и нацепила свою старую добрую шляпу. Сколько ж уже можно? Вот уже третью неделю кряду она слышит этот звук в ночной глуши. Пора бы уже разобраться, что к чему.

Сначала ей просто казалось, что Рукастый с парнями немного зачастили со своими «мальчишниками». И то, что Маки после этих вылазок возвращался домой слегка подвыпившим, и то, что как-то по утру она обнаружила на диване терзаемого похмельем человека, вроде бы утвердило её в этом мнении.

Однако чем больше она об этом думала, тем больше подозрений у неё возникало. Обычно Мак предупреждал её или Бабулю, что собирается проветриться вечерком. Но вот эти вот тайные вылазки… что-то тут было нечисто. Наверное, именно из-за всей этой секретности и стало ей казаться, что Мак от неё что-то скрывает.

Схватив одну из старых масляных ламп, она на цыпочках направилась к входной двери, попутно пытаясь разжечь лампу и бубня под нос:

— Вот только попробуй мне опять споить Рукастого, возьму обоих за шкирку и притащу к Рэйнбоу, пущай полюбуется на вас.

Следы её братца петляли по саду: она прошла через ряды Фуджи, Голден Делишес, Грэни Смит, Гала и даже мимо рощицы Вольт-яблок, и в конце концов вышла к нему — тому, о ком мало кто знал, кроме самих Эпплов. Во всей своей красе перед ней предстал «Титан».

Самое высокое и самое старое дерево на всей ферме раскинуло свои ветви так широко, что казалось, будто конца и края им нет. Когда-то давным-давно, ещё во времена прадедушки Эпплджек, из Вечнодикого налетел ужасный шторм, он повалил и покорёжил почти все деревья в саду, вдобавок разрушив первый амбар семьи Эпплов.

Наутро посреди всего этого хаоса и разрухи гордо стоял лишь он — «Титан», как окрестил его впоследствии прадедушка — единственное дерево сорта Рэд Делишес не склонилось перед ужасным ураганом. В ту ночь «Титан» не сдался, не сдались и Эпплы, какие бы невзгоды не преподносила им жизнь, они всегда их стойко переносили. Они разобрали завалы, заново отстроились, высадили новые сады, стали сильнее и крепче чем прежде. Так уж заведено в семье Эпплов.

И по сей день, десятки лет спустя, это дерево было для семьи Эпплов источником вдохновения, символом непоколебимой стойкости и силы… ну, и ещё местечком, где можно вздремнуть после сытного обеда.

— Старина Титан? Чего бы это… — недосказанный вопрос повис в воздухе, потому что в эту самую секунду Эпплджек заметила у себя под ногами вторую цепочку следов. И следы эти были явно не понячьими.

Ну, с одним вопросом разобрались.

— Так, так, так… и чего это ты удумал, Рукастый? — произнесла вполголоса Эпплджек.

— Думаю, мы узнаем это, когда выясним, куда ведут следы, — донёсся мелодичный голос из темноты.

Одним молниеносным движением Эпплджек развернулась и занесла копыто для удара, но, видит Селестия, драки она предпочла бы избежать.

Однако, едва обладательница этого голоса показалась из темноты и вошла в круг мерцающего света лампы, Эпплджек застыла в изумлении.

— Лира?! А ты какого лешего тут забыла?! — Эпплджек медленно выдохнула и опустила занесённое для удара копыто. Хорошо, что она замешкалась: против грандмастера Пути Покоя у неё не было ни малейшего шанса, а проваляться в отключке остаток ночи в собственном саду… что может быть постыднее?

Лира лишь хмыкнула и улыбнулась Эпплджек, тут же переключив внимание на две цепочки следов.

— Так, прогуляться вышла, — ответила она и двинулась по следу.

— Прогуляться? Посередь ночи? Да ладно, сахарок, так я тебе и поверила.

В ответ Лира снова хмыкнула — а она и вправду какая-то чудная — и зашагала прочь от огромной яблони. Эпплджек тряхнула гривой и устремилась вслед за единорожкой к окраине сада.

Долгое время они просто молча шагали сквозь ночную мглу. Обе понимали, что раз уж Леро встретился с Маком, то не стоит переживать, что на него могут напасть или просто пристать с недобрыми намерениями. С этим, вроде бы, разобрались, кстати, а не потому ли Лира и шастает вслед за Леро по её садам посреди ночи? Эпплджек стало очень любопытно, а поскольку юлить вокруг да около было не в её духе, она решила спросить прямо:

— Так ты сюда вслед за Рукастым пришла?

— М-м? А, за Пальчиками? Да. Я уже возвращалась к Бонни, когда заметила, как он украдкой выбрался из дома. Не хотела, знаешь, чтобы он вдруг нарвался на кого-нибудь из тех пони, что рискнули бы напасть на него, повстречайся он им один на узкой дорожке. Да и не хотелось бы потом объясняться с Рэйнбоу, так что я решила приглядеть за ним. И ещё… мне и самой интересно, чего это он затеял в столь поздний час.

— И то верно, — кивнула Эпплджек.

— Ага, а ты здесь зачем? Уж прости, но на любительницу утренних пробежек ты не смахиваешь, да и утро ещё нескоро, — хихикнула Лира.

— Да вот, разузнать пытаюсь, куда это мой братец по ночам шастает.

Лира кивнула, и они продолжили свой путь по цепочке следов, освещаемых теперь не только лампой ЭйДжей, но и сиянием рога Лиры. Несколько минут спустя, когда они взобрались на пригорок, сосредоточенное на следах внимание Эпплджек привлёк голос Лиры.

— Эпплджек, кажется, мы их нашли.

Взглянув туда, куда указывала Лира, Эпплджек увидела один из давно брошенных амбаров семейства Эппл. И что самое главное, в амбаре горел свет.

— А ты, кажись, права. Пойдём, заглянем на огонёк.

И обе кобылки, изо всех сил стараясь не шуметь, припустили в сторону таинственного амбара.

---

Макинтош смотрел на Леро, в руках у человека была прозрачная бутыль, он вертел её и так и эдак, словно пытался что-то в ней высмотреть под тусклым светом лампы, затем поднёс горлышко к носу и сделал глубокий вдох.

— Ну не знаю, брателло… как будто чего-то не хватает. То есть, мы, конечно, всё по рецепту сделали, всё как твой батя прописал, да и по меркам моей родины всё, вроде бы, правильно… но, не знаю, мне всё равно кажется, что могло бы быть и лучше.

— И всё-то тебе не так, — фыркнул Макинтош, подставляя очередную бутыль под кран перегонного аппарата, бурлившего за спиной у человека.

Леро покосился на Мака, поднёс бутыль ко рту, осторожно пригубил содержимое и тщательно распробовал, прежде чем проглотить. Во рту запылал пожар, он втянул воздух сквозь сжатые зубы и замотал головой.

— Жжотенько! Не, чего-то, конечно, не хватает, но вот уж что скажу наверняка… крепости ему не занимать!

Леро протянул бутыль Маку, тому два раза предлагать не надо было. После первого же глотка на лице Здоровяка вихрем сменилось с полдюжины выражений, увидев которые, добрая половина жителей города животики понадорвала бы со смеху.

— Агась! Ничего так, — просипел он. Один глаз всё ещё подергивался, а задней ногой он непроизвольно выписывал в воздухе какие-то фигуры. — Доведём его до ума, и считай, что победа у нас в кармане!

— Может быть, — согласился Леро, усаживаясь на ящик и потирая затылок, размахивая при этом своим «хвостиком». — Знать бы наверняка, что всем понравится. Мы ж не знаем, как его будут оценивать старейшины.

— Ну, как по книге, так всё просто. Нужно чтоб и дух захватывало, и чтоб пить можно было. — Мак ещё раз хлебнул из бутыли, на этот раз осторожнее. — В конце концов, поговаривают, что настоящий «Лунный Свет» был...

А что же именно хотел сказать Здоровяк Макинтош, уже никто никогда не узнает, потому что в эту секунду двери амбара отворились, и из темноты на него совсем недобрым взглядом уставилась Эпплджек. Стоило ей только повнимательнее рассмотреть, что же именно творилось в амбаре, как взгляд её мгновенно сменился с недоброго на яростный.

— А ну-ка, потрудитесь объяснить, чего это вы тут учудили?! — прорычала она.

Леро как-то объяснял Макинтошу значение фразы «олень в свете фар», и если фермер всё понял правильно, то именно так он сейчас и выглядел. Не в силах пошевелиться, он покосился на своего подельника, лишь затем, чтобы увидеть, что тот ни чуть не в лучшем состоянии.

Покуда оба жеребца застыли в ужасе (а может быть, они просто решили, что если не будут двигаться, то чудовище, что показалось в дверях, не заметит их и пройдёт мимо?), в амбар как ни в чём не бывало вошла Лира.

— Привет, Пальчики. Как делишки?

— Э-э-э… — только и успел выдавить из себя Леро, прежде чем Эпплджек ответила за него.

— О, счас я тебе расскажу, что у них тут за делишки: эти охламоны самогон варят!

Однако, вместо вполне ожидаемого негодования, до Эпплджек донёсся лишь беззаботный смешок.

— Правда что ли, самогон? В последний раз я про него слышала на курсах подготовки стражей. Наш инструктор тогда сказал, что он жуть какой незаконный, а от себя добавил, что это лучшее, что он только пробовал в жизни. Сказал, что с ног эта штука валит в два счёта, даже не верится как-то, — сказала Лира как бы между прочим, неспешно вышагивая по амбару и пристально разглядывая плоды трудов наших жеребцов.

— Что? А знаешь, забудь! Так, вы двое! Макинтош Эппл, как ты мог?! Мы ж уже с тобою говорили, самогон вне закона, а забеги слишком опасны, тем более для Рукастого! Кстати, Рукастый… Ты ж знаешь, что я не поверю, что братец мой сам себе эту затею в голову втемяшил?

Покуда Эпплджек устраивала парням разнос, Лира лишь тихонько хихикала, глядя на беспомощные выражения их лиц. Вскоре её внимание переключилось на перегонный аппарат, а точнее на то, что жидкость из него перестала течь, бутыль же к тому времени уже была наполовину полна запретным зельем.

Глянув на Эпплджек, затем на бутыль, и снова на Эпплджек, Лира пожала плечами и, пока никто не видел, подхватила заветный сосуд магией и потихоньку подтащила к себе. Поднеся его к мордочке, она пристально посмотрела на содержимое, а затем решилась понюхать. Пары алкоголя обожгли ноздри, Лира невольно фыркнула, однако, когда жжение прошло, она явно почувствовала лёгкий привкус...

— Яблочный? — Она хихикнула и взглянула на Макинтоша. — Угадала?

С этими словами она поднесла бутыль ко рту, слегка пригубила содержимое и тут же застыла. На вкус это было чистейшее пламя, с лёгкими нотками яблок и зерна, всё вместе это создавало букет, не похожий ни на что из того, что ей доводилось пробовать.

И, сказать по правде, ей понравилось.

Она отхлебнула ещё немного, уже смелее, позволив себе как следует распробовать вкус спиртного; теперь в нём чувствовалось присутствие чего-то ещё. А надо отдать парням должное, постарались они на славу.

Из размышлений её вырвал голос Эпплджек, та всё ещё читала нотацию двоим… или теперь уже троим? самогонщикам.

— Я уж и не знаю, может, таки стоит сдать вас Лире!

— Эй, Эппл...

— Она уже достаточно увидела, чтобы вас обоих...

— Эпплджек! — снова окликнула её Лира, на этот раз чуть погромче.

Кобылка, похоже, совсем разошлась. Прервав свою тираду, Эпплджек смущённо обернулась к мятной единорожке.

— Чего?

— Попробуй.

Сказать, что челюсть Эпплджек едва дыру в полу не пробила — всё равно, что вообще ничего не сказать. В её взгляде отчётливо читалась крайняя степень изумления. Вот уж ЧЕГО она никак не ожидала от королевского стража, да пусть и резервиста, так это того, что она сама станет распивать самое запрещённое пойло во всей Эквестрии.

— Чего?!! — выпалила Эпплджек.

Лира сделал ещё глоток, прежде чем ответить.

— Давай, попробуй. Весьма недурственная штука.

Теперь уже не только Эпплджек, но и Макинтош, и Леро таращились на Лиру с выражением глубочайшего потрясения, застывшим на лицах.

— Ты что ж, хочешь сказать, что не собираешься ничего с этим делать?

Лира задумчиво склонила голову на бок.

— А что тут делать? Арестовать их, что ли? Не. Столько мороки, а чего ради? Ну выпишут им предупреждение, и тут же отпустят.

На мгновение в амбаре повисло неловкое молчание. Эпплджек, Мак и Леро поглядывали то друг на друга, то на мятную единорожку.

Наконец, тяжело вздохнув, Эпплджек подошла к Лире и протянула копыто.

— Ну давай, попробуем, что там получилось у этих бездарей.

К слову сказать, в сложившейся ситуации идея накатить по маленькой показалась Эпплджек не то чтобы совсем неуместной.

Лира передала соловой поняше бутыль, та посмотрела на неё с каким-то подозрением и, прежде чем кто-нибудь успел раскрыть рот, чтобы предупредить её, щедро отхлебнула с горла.

В ту же секунду в глотке Эпплджек вспыхнул пожар, глаза её распахнулись, и она едва-едва не закашлялась. Следующую минуту, или около того, она лишь морщилась, моргала и молча ходила кругами. Когда она наконец пришла в себя, то обнаружила, что стоит посреди амбара, поглядывая то на бутыль, то на Лиру, то на Леро, то снова на бутыль.

В следующие несколько секунд слышалось лишь утробное рычание, затем Эпплджек проморгала последние слёзы и попыталась внятнее изложить своё мнение относительно качества напитка, успевшего обрасти в стране не то чтобы легендами, а уже даже и анекдотами:

— Е… дрёна кочерыжка! До чего же злая огненная вода!

— Не, ну, согласись, что всё-таки неплохо. Ты попробуй её просто пригубить, — сказала Лира. Леро и Макинтош, похоже, немного расслабились, да, угроза пока ещё не миновала, но вдалеке уже забрезжил луч надежды на спасение.

Следуя совету Лиры, Эпплджек осторожно пригубила из бутыли, и кажется, даже немного «прожевала», прежде чем проглотить. Во взгляде её успело отразиться удивление и замешательство, прежде чем она взглянула на наших жеребцов.

— Признаю, самогон что надо. Может, не такие уж вы и бездари. И всё равно, Рукастого не допустят к забегу, он же не пони. Да и я вас не пущу, я ж сказала, что это опасно. И знаете что, Рэйнбоу со мной наверняка согласится!

— Вообще-то, — подал голос Леро, — мы с ней уже об этом говорили. И она, в принципе, всеми копытами за. Что же касается того, что я не пони, чисто технически я не попадаю ни под один из запретов, так что меня должны допустить.

— А ты ей сказал, что это опасно? — спросила Эпплджек, и тут же ей в голову пришла ещё более ужасная мысль. — И что там, кстати, может оказаться Хани Дью или кто из их родни? Одной Селестии известно, что они могут сотворить с тобой на забеге, того и гляди, загремишь в больничку, а то и сразу… того...

К великому разочарованию Эпплджек, следующим подал голос Маки. Она всё ещё не решила, как же Рукастый влияет на её родственничка, хорошо или плохо.

— Вообще-то, сестрён, их там ещё года три-четыре не будет. Да и не только их, а вообще никого из клана Хани.

Эпплджек хмуро зыркнула на него поверх бутылки и отхлебнула ещё немного, прежде чем спросить:

— Ты-то, блин, откуда знаешь?

— Так Браева родня всё ещё участвует в бегах. Говорят, в том году знатная заварушка была, дескать, Хани подрядили какого-то грифона в подмогу. Так старейшины их и прогнали, сказали, что земнопони так не делают. Сказали, чтобы духу их там не было. Такие дела.

Эпплджек поставила бутыль и закрыла лицо копытом.

— Я смотрю, яблочко от яблони недалеко падает, да?

Она молча уставилась на Леро и своего братца.

— Вы ж не сдадитесь? Отправитесь на забег?

Те хором кивнули.

— И что бы я ни говорила, вы уже не передумаете?

Теперь оба жеребца разом мотнули головами. Эпплджек поникла. Если уж она что и знала наверняка о своём братце, так это то, что упрямства ему не занимать. Это была их общая черта: стоило им задаться целью, Селестия им свидетель, они её добивались. Должно быть, это у них от Па. Жаль только, что не всегда это упрямство было на пользу. Вот и Рукастый, похоже, тоже им не уступал. И пускай она его порой не понимала, но когда доходило до дела, она готова была поклясться, что в его нелепой человеческой груди бьётся сердце земного пони.

Наконец, ещё раз тяжело вздохнув, Эпплджек сдалась.

— Ладно… Попробуйте, вот только не ждите, что я буду этому рада! И уж поверьте мне на слово… — Она окинула их пристальным взглядом, достойным самой Бабули Смит. — Я поеду с вами!

Мак и Леро тут же расплылись в улыбке. Момент их блаженства был прерван голосом мятной единорожки, вертевшейся вокруг перегонного аппарата. Странно, и когда это все вдруг успели о ней позабыть.

— Так ты скажи, Пальчики, вы вот с этим самогоном поедете?

Леро обернулся к ней и пожал плечами. Говорить ему было трудно потому, наверное, что его всё ещё переполняла радость от того, что и ему, и Маку, и их оборудованию, и, что не менее важно, их чести и достоинству, удалось выбраться из этой передряги целыми и невредимыми.

— Ну, не совсем… Такое ощущение, что чего-то не хватает. Вот только не знаю, чего именно. Мак говорит, что и так сойдёт, но как-то я не уверен...

— Как будто один из ароматов выпадает из букета, да?

— Ага, можно и так сказать, — кивнул Леро.

Лира подняла одну из полных бутылей магией и хитро улыбнулась человеку.

— А что, если я скажу тебе, что знаю кое-кого, кто точно скажет, чего здесь не хватает?

Выражение мордочек Макинтоша и Эпплджек сейчас во многом было похоже на выражение лица Леро, обычно, это выражение называют удивлённым, но некоторые описывают его просто «чего-чего?»

— Ну, тогда я отвечу, что надо спросить у него и как можно скорее! — выпалил человек, вытянув руки к парящей в воздухе бутыли спиртного.

Тихонько хихикнув, Лира поднесла бутыль к протянутым рукам Леро.

— Ну, тогда пошли. Она, наверное, уже проснулась.

Лира развернулась и вышла из амбара, остальные поплелись за ней следом. Взглянув друг на друга с недоумением, Эпплджек, Леро и Макинтош хором спросили:

— Она?

---

— Пинки Пай? Правда, что ли? — испуганно (хоть он в этом и не сознается) переспросил Леро, когда они уже подходили к известной на весь город пекарне «Сахарный Уголок». И пусть Пинки всегда была дружелюбна по отношению к нему, Леро не могла не смущать её постоянная гиперактивность.

— Конечно! Пинки просто самородок. Вот скажи, о чём ты подумал, когда впервые попробовал кексики из Сахарного Уголка?

— Что это самые лучше кексики, которые я когда-либо пробовал. А что?

Лира загадочно улыбнулась своим компаньонам и остановилась у самой двери.

— А то, что если верить Бон-Бон, было время, когда они не были настолько вкусными. Вы только не поймите неправильно, Кейки — мастера своего дела и всегда ими были, но стоило только Пинки добавить в их рецепт «изюминку»… и вот вам те самые кексики, которые все мы просто обожаем. Она знает, как из просто «хорошего» сделать «превосходное». Наверное, это часть её врождённой магии, о которой единорогам вроде меня остаётся только мечтать.

— О-о-ой, ну не грусти, Лира! Вот, держи печеньку!

— О, привет, Пинки, — совершенно непринуждённо сказала Лира, поднося ко рту невесть откуда взявшуюся в копыте печеньку.

В ответ на внезапное появление розовой повесы спутники Лиры примерно так же непринуждённо подпрыгнули на месте.

— А-а-а!

— Тпру, лошадка!!

— Какого сена?!

Лира радостно улыбнулась перепуганной троице и обернулась к непоседливой поняше.

— Слушай, Пинки, мы хотим, чтобы ты кое-что попробовала. Мы, как бы, не совсем довольны получившимся вкусом и нам нужно...

— Тростниковый сахар! — Пинки принюхалась и заглянула глубоко внутрь бутыли. Настолько глубоко, что можно было смело сказать, что как минимум три четверти её головы оказались внутри.

Леро снова слегка подкинуло, когда он глянул на руку, в которой только что держал ту самую бутыль, которая теперь была в копытах Пинки.

Вместо бутыли в руке была печенька. Большая печенька, кажется, с шоколадной крошкой.

— А как ей?...

— Пинки Пай? Ты лучше даже и не спрашивай. Никто этого не знает! — сказала Эпплджек, дожёвывая печенье. С овсом и изюмом, с пылу, с жару.

— Да! Точно, тростниковый сахар! Вот чего вам не хватает! — сказала Пинки, облизнув губы, и, в два прыжка добравшись до Леро, вернула ему бутыль. — Только не слишком светлый, а то он совсем не почувствуется, но и не слишком тёмный, чтобы не заглушить яблоки.

Пинки застыла на месте, её на удивление гибкий разум сейчас перебирал все возможные комбинации и просчитывал их последствия. Когда речь идёт о кулинарии (да и о самогоноварении), тут уж не до шуток.

— Можно попробовать расплавить сахар, чтобы вкус получился более насыщенным, главное его не пережечь, а то получится фу-у-у. Можно попробовать добавить корички, чтобы было м-м-м, или немножко мёда, чтобы было а-а-ах… но вот лично я бы добавила персиков, чтобы было вай-вай-вай. О! И обязательно принесите мне то, что получится, я просто обязана его попробовать. Это самый лучший самог...

Рог Лиры вспыхнул и Пики внезапно замолчала.

— Пинки, ты же знаешь что это?

Розовая поняша неистово закивала.

— Значит ты знаешь, что чисто технически он вне закона?

Пинки продолжала кивать, надо полагать, теперь уже в знак согласия с тем, что предмет их разговора действительно не то чтобы законен.

— Очень хорошо, потому что мы хотели бы, чтобы ты сохранила всё в тайне. Хорошо?

Лира развеяла заклинание, державшее рот Пинки на замке, а та всё кивала… и кивала… и кивала. Леро уже начал думать, как же у неё до сих пор голова не отвалилась.

— Оки-Доки-Локи! Вот те крест, а коли вру — кексик в глаз себе воткну!

Всё ещё слегка ошарашенный Леро улыбнулся.

— Спасибо, Пинки, я твой должник, — сказал он и почесал поняшу за ушком.

— Хи-хи, щеко-отно! Ну ладно, удачи вам сами-знаете-где с сами-знаете-кем и сами-знает-чем! — свой весьма театральный шёпот она дополнила не менее театральным подмигиванием.

— Что… — Леро осёкся и тряхнул головой, словно хотел вытряхнуть из неё противоречивые мысли. — Всё, я сдаюсь! — хохотнул он и отшатнулся.

— Ну вот, теперь мы знаем всё, что нам нужно. Думаешь, завтра всё получится? — спросил Мак, с тревогой глядя на печеньку в своём копыте. Он никогда особо и не любил фундук.

— Надеюсь, нас, как-никак, эксперт консультировал, — Леро махнул в сторону Пинки.

— Ты не против, если я присоединюсь к вам завтра? Хочу понаблюдать за процессом, — спросила Лира с одной лишь ей свойственным лёгким оттенком загадочного озорства.

— Конечно, Рогатка, — усмехнулся Леро.

— Я тоже приду. Если получится ещё лучше, чем это, то вы по-любому выиграете забег!... Это, конечно, если вас допустят до забега.

Леро кивнул и зевнул потягиваясь. Он мельком взглянул на часы, что подарила ему Рэйнбоу, и глаза его тут же округлились.

— Ух ты, ё-моё! А чего это уже так поздно… в смысле, рано?!

Лира хихикнула.

— Ну, ты вышел из дома в полночь... путь до фермы «Сладкое Яблочко» неблизкий, плюс наши… м-м-м, скажем так, посиделки там, всё это вполне могло растянуться на несколько часов.

Маки тоже зевнул, и все расхохотались (и раззевались). Не сговариваясь, они все разом решили разойтись по домам, чтобы снова встреться на следующий день.

Что же до Лиры, она решила проводить Леро до его дома на улице Цвайбрукера, по пути завязав беседу.

— Скажи, Пальчики, а чего это ты вдруг решил податься в самогонщики?

Леро взглянул на неё, пожал плечами, как-то глупо ухмыльнулся и принялся жевать печеньку, что всучила ему Пинки Пай.

— Наверное, потому что это ещё одна удивительная параллель между нашими мирами. В нашем мире тоже варят самогон, хотя у нас всё началось совсем иначе.

Лире стало очень интересно. Рэйнбоу и Твайлайт уже рассказывали ей о странных параллелях между Эквестрией и миром людей. Имена, исторические события, места, даже некоторые религиозные обряды нашли своё отражение в обоих мирах. И от этого человек становился тем интереснее, чем больше она узнавала его.

— А с чего у вас всё началось?

— Началось всё вскоре после того, как Америка — одна из величайших держав моего мира — обрела независимость. Первый президент, так они называют своего лидера, обложил алкоголь непомерным акцизом, что, конечно же, разозлило уйму народа, вспыхнул бунт, который потом так и назвали «Восстание из-за Виски». А потом...

И он рассказал ей, как поселенцы вопреки действующему закону сами варили алкоголь, как это стало частью культуры того времени, как алкоголь запретили во времена «сухого закона», как самогоноварение пережило и принятие, и отмену этого закона. Как люди в его стране и по сей день варят самогон, не смотря на давление со стороны властей. Это был рассказ в лучших традициях учебников истории, из которых Леро, впрочем, и почерпнул свои знания, более того, он и рассказан был профессиональным историком.

— А когда ты узнал, что у наших пони есть подобная традиция, то решил испытать всё на себе? — спросила Лира, когда они остановились у его порога.

— Вроде того. Здесь, конечно, всё иначе, но всё равно присутствует толика очарования того самого старого «Нового Света», — ответил Леро и мечтательно улыбнулся.

Улыбнувшись в ответ, Лира покачала головой:

— Стоит мне решить, что я разобралась в тебе, Пальчики, как ты снова удивляешь меня.

— Я бы мог сказать то же самое и о тебе, Рогатка. Спасибо, что не стала наводить шорох там, в амбаре. — И они оба рассмеялись, а затем Леро опустился на колено и протянул ей сжатую в кулак руку.

— Да без проблем, — ответила Лира и легонько тюкнула протянутый кулак копытцем. — Пойду-ка я уже баиньки. До завтра.

— До завтра… Или, точнее, уже «до сегодня», — сказал Леро, осторожно открывая входную дверь, и проскользнул в дом.

Когда он закрыл за собой дверь, ему послышалось, будто Лира считает вслух, шагая прочь от его порога:

— Три… Два...

— До завтра? — донёсся заспанный, но всё же игривый голос слева.

Обернувшись он увидел, как навстречу ему из спальни шагает его радужногривая подруга, и пусть глаза её ещё не до конца открылись, да и грива со сна выглядела не самым лучшим образом, выражение её мордочки можно было с уверенностью назвать похотливым.

— Э-хей, Рэйнбоу, — он даже немного растерялся от неожиданности.

Рэйнбоу подошла к нему и поднялась на задние ноги, положив передние ему на плечи, так что теперь она смотрела ему прямо в глаза.

— А что будет завтра? Ты назначил нам свидание?

Судя по голосу, она не сердилась и не пыталась его упрекнуть, так что повода для волнения не было.

— Помнишь, я говорил тебе, что мы с Маком планируем принять участие в Эппалузском Забеге Самогонщиков?

Рэйнбоу кивнула, явно игривое выражение не покидало её мордочки.

— Ну так вот, похоже, Эпплджек сегодня услышала, как он выходил из дома, потому что они с Лирой нас застукали.

Вот тут она, похоже, начала нервничать. Она знала, что Лира резервист Королевской Стражи и что самогон определённо вне закона.

— Это поэтому она провожала тебя до дома? Тебя теперь что, на общественные работы отправят?

Леро усмехнулся и нежно чмокнул Рэйнбоу в лобик.

— Не, она просто переживала, что со мной может что-нибудь приключиться по дороге. И знаешь, что странно? Похоже, ей понравился наш самогон. Она нас не то что не арестовала, она даже Эпплджек остановила, когда та устроила разнос Маку, и не только остановила, но и уговорила попробовать. А потом мы пошли к Пинки, и она подсказала нам, как довести наш самогон до ума. Вот поэтому мы и собираемся встретиться с ней завтра — она хочет попробовать окончательный вариант. Эпплджек, кстати, тоже придёт.

— Мы? — спросила Дэш, снова похабно улыбаясь.

Леро улыбнулся и театрально закатив глаза ответил:

— Ну, раз уж ты совсем-совсем не хочешь попробовать наш с Маком невероятно потрясный самогон, то можешь не идти.

Рэйнбоу фыркнула и тоже закатила глаза.

— Уж поверь, крепыш, ещё как хочу. — Выражение её мордочки теперь стало ну совсем уж распутным. Она медленно провела передним копытцем по его груди. — Очень... очень хочу...

— Рэйнбоу? Леро? Вы чего не спите? — донёсся из темноты сонный голос Твайлайт. От неожиданности пегасочку аж подкинуло слегка. Леро подмигнул Рэйнбоу и, выглянув из-за её плеча, увидел заспанную единорожку, показавшуюся из сумрака.

— Всё в порядке, Твай. Мы сейчас.

Нельзя сказать наверняка, удовлетворил ли её такой ответ, но Твайлайт кивнула и скрылась в спальне. Самая прилежная ученица во всей Эквестрии, в конце концов, всего лишь пони — неудивительно, что после продолжительного штудирования книг она просто отрубилась прямо на диване. Случилось это где-то за час до того, как Леро покинул дом. Когда хвост Твайлайт исчез во тьме, Рэйнбоу повернулась к Леро и спросила:

— Думаешь, стоит ей рассказать? Как-то мне не верится, что Селестия будет рада об этом узнать.

— Стоит. Во-первых, она очень расстроится, если узнает, что мы от неё что-то скрываем, а во-вторых, я считаю, что у нас вообще не должно быть секретов друг от друга. Расскажем ей утром, главное не забыть напомнить ей, что об этом не нужно писать в отчёте об изучении Магии Дружбы, — сказал Леро и устало зевнул. — А теперь, не знаю как ты, любовь моя, а я, пусть у нас и выходной завтра, пожалуй, отправлюсь в постельку.

Рэйнбоу тоже зевнула, после чего кивнула в знак согласия и окинула своего жеребца самым развратным взглядом. Надо заметить, в последнее время у неё это стало очень уж хорошо получаться.

— Ты только не рассчитывай, что я дам тебе в этой постельке выспаться.

Когда они вошли в спальню, Твайлайт уже мирно посапывала, развалившись посреди кровати. Леро устроился у неё под боком, а Дэш накрыла их обоих крылом и они все вместе погрузились в объятия сна.

---

Принцесса Луна сидела на подушке на балконе Королевской Обсерватории Кантерлотского Замка. Она смотрела на горизонт, из-за которого вот-вот должно было показаться солнце Селестии. Восточный небосклон уже подёрнулся лёгкими оттенками красного и оранжевого, возвещая о приближении рассвета.

В ожидании первых лучей солнца она поднесла к губам чашку чая и сделала небольшой глоток. Ромашковый, с лёгкими нотками ванили и корицы, её любимый. Лучшего окончания трудовой ночи и не придумать, но вдруг что-то отвлекло её от размышлений.

Что-то странное творилось в царстве снов Эквестрии.

Луна поставила чашку и, закрыв глаза, сосредоточилась на этой аномалии в своих владениях. Странно, но ей потребовалось гораздо больше времени, чтобы проникнуть в этот сон, чем в сон любого другого из её подданных.

И вот теперь она шла сквозь необычайно плотный туман, окутывающий и обтекающий её. Вскоре туман рассеялся и она заметила, что её окружают пони. Первыми, кого она узнала, были Твайлайт Спаркл и Рэйнбоу Дэш, хранители Элементов Гармонии; были там и другие обитатели Понивиля, чьих имён она не смогла припомнить. Но все они были не в городе, а на лесной прогалине, вокруг были деревья, не слишком близко, но и не слишком далеко.

И как всегда, никто из них не замечал её присутствия, пока она того не желала, а потому она могла спокойно наблюдать за происходящим, привлекая не больше внимания видящего сон, чем любая другая фоновая пони.

Когда же она увидела его, всё сразу встало на свои места. Над окружающими его пони возвышался рыжеволосый человек. Беллерофонт Михалидис.

«Так вот ты какой, жеребец Твайлайт Спаркл и Рэйнбоу Дэш? Восхитительно», подумала Луна, продолжая наблюдать за его сном. Движения Леро просто зачаровали её, она всё никак не могла взять в толк, как же он до сих пор не шлёпнулся на мордочку или, наоборот, на круп… И вот эти вот последние слова прозвучала в её голове с каким-то явным подтекстом.

«Мы правда подумали об этом?» Мысленно сделав себе выговор за подобную фривольность, она оторвала взгляд от человека и ещё раз огляделась. Обстановка вдруг показалась ей очень знакомой, хотя она так и не поняла, почему именно. Вокруг неё теперь было множество земных пони; ни пегасов, ни единорогов среди них практически не было видно.

Следующим, что она заметила, было то, что нёс с собой каждый земной пони, и даже сам Беллерофонт. На каждом столе, в каждой седельной сумке, зажатые в копытах и в руках у человека, были пузатые бутыли. Десятки и десятки бутылей.

И тут до Всетемнейшей Принцессы наконец дошло.

«Тебе снятся земные пони из былых времён, пирующие в нашу честь? Наши пони всё ещё устраивают эти празднества? Величайшие из всех? Восхитительнейшие из всех? Отчего тебе это снится? Ведь ты пришелец из другого мира».

Луна обернулась к Леро, на мордочке её было выражение полнейшего недоумения, она никак не могла понять, откуда в его сознании эти видения.

А потом случилось то, чего она никак не ожидала. Леро обернулся, посмотрел на неё и улыбнулся.

Он подошёл к ней, остановившись на почтительном расстоянии от соправительницы нации, а потом он… он просто… согнулся. Будто бы переломился посередине, его голова, да и вся верхняя часть туловища склонились к земле, одну руку он широким жестом поднёс к груди, едва не задев земли, другую же заложил за спину.

Разогнувшись и выпрямившись, человек весьма приветливо улыбнулся.

— Светлейшая в ночи принцесса Луна, я полагаю?

Луна распахнула глаза — она снова была на балконе обсерватории. Дыхание её участилось, а по спине побежали мурашки. Давненько она не испытывала ничего подобного. Она подняла глаза к луне, пытаясь успокоиться, а в сознании её металась одна-единственная мысль:

«Он может видеть нас?!»

От авторов:

DJ-Pon3FTW: Прежде всего, это мой первый фик в Xenoverse/Leroverse, надеюсь, вам понравилось! Большое спасибо TheQuietMan за то, что терпел все мои выходки, а также AnonAuthor и AnonPonyDashie за историю, с которой всё началось!

The Quiet Man: Эту главу можно назвать экспериментальной, впервые вы видите не просто главу от приглашённого автора, а настоящее соавторство. В целом, было весело, надеюсь, что это не в последний раз. Две трети, а то и больше, того, что вы прочитали, в той или иной степени плод трудов DJ, мне же в основном пришлось подгонять, и понукать, и добавлять, и убавлять, и вообще быть занозой в заднице, до тех самых пор, пока мы не привели главу к тому виду, который нам обоим понравился. Так что все свои восторги направляйте в адрес DJ-Pon3FTW, а все жалобы — в мой.

Оригинал опубликован 2 авг 2013

Полечу под небесами над морями и лесами

«I'd fly above the trees, over the seas, in all degrees»
 — Lenny Kravitz — Fly Away

---

Сидя на банкетке у выносного столика чайной Роузхип, Рэйнбоу массировала уставшее копыто, ожидая, пока Твайлайт принесёт их напитки. Как и любой другой пегас, Рэйнбоу чувствовала себя в воздухе гораздо уютней, чем на земле. И даже несмотря на то, что за последние месяцы она провела на земле больше времени, чем в воздухе, её копыта и суставы всё же уставали гораздо быстрее, чем у её подруги-единорога. Хотя она, конечно, на это никогда не жаловалась.

Копыта пегаса, проведшего большую часть жизни в полёте или стоя на пушистом, упругом облаке, не были и вполовину так прочны, как копыта единорога, не говоря уж о земнопони. С другой стороны, пегасам реже приходилось подтачивать и подравнивать копыта, потому что они росли гораздо медленнее, чем у иных видов пони.

Кстати, этот маленький нюанс для Рэйнбоу был прямо-таки благословением, ниспосланным богинями, потому что она терпеть не могла, когда кто-то прикасался к её копытам. Она пыталась с этим справиться, и даже уже могла позволить Леро немного повозиться с ними, но у неё всё равно по спине бегали мурашки, и вскоре она обнаруживала себя запершейся в ванной, подтачивающей копыта самостоятельно.

Твайлайт вернулась с напитками, и Рэйнбоу, отпустив копыто, сделала большой глоток своего чая со льдом из высокого стакана. Чай был вкусный. Не такой, конечно, вкусный, как тот, что делал для неё Леро, но тоже ничего.

Прежде чем усесться, Твайлайт основательно повозилась с банкеткой, пытаясь поставить её так, чтоб её край был идеально параллелен краю стола. Рэйнбоу молча ждала, пока её подруга сделала затяжной глоток своего мятного чая, расплываясь в улыбке по мере того, как напиток достигал её вкусовых рецепторов.

— Ну что, мы уже всё купили? — спросила пегаска, указывая на две пары набитых битком седельных сумок, стоящих на земле между ними. — В Понивиле, похоже, не осталось ни одного магазина, лавки или палатки, где мы ещё не побывали.

Твайлайт достала увесистый свиток и развернула его на столе. Увидев, как один конец свитка прокатился мимо неё по столу и покатился дальше, Рэйнбоу не смогла сдержать стон отчаяния.

— Да почти всё уже, — пробормотала Твайлайт, просматривая список. Рэйнбоу навострила уши, предвкушая скорое возвращение домой. — Осталось только заскочить к Роузи за хризантемами.

— Сдаётся мне, что мы маленько опоздали, — ответила Рэйнбоу, указывая копытом на Роузлак, катящую свою торговую тележку домой по другой стороне улицы.

— Эй, Роузи! — крикнула пегаска через всю улицу, помахав копытом бледно-жёлтой кобылке. — У тебя хризантем не осталось?

— Прости, все кончились, — ответила Роузлак. — А я вас, кстати, искала, девчата; у меня есть кое-что, что вам должно понравиться.

Порывшись в тележке, земнопони подошла к их столику, аккуратно неся во рту полдюжины огромных жёлтых цветов.

— И что же это? — спросила Рэйнбоу рассматривая цветы с неподдельным интересом.

— Кажется, это соцветия цуккини, — предположила Твайлайт, — или, как их ещё называют, цветы коржетт.

— Совершенно верно, — кивнула Роузлак. — Я спрашивала у Леро, какие цветы едят люди, и он набросал мне небольшой списочек из того, что смог вспомнить. Я поспрашивала в округе, у Голден Харвест оказалась небольшая грядочка, и она охотно со мною поделилась. Кстати, они не очень хорошо хранятся, так что лучше вам их съесть поскорее.

— О, клёво! Наконец-то мы сможем есть одно и то же, — Рэйнбоу понюхала один из цветов, — неплохо. Так сколько мы тебе за них должны?

Роузлак замахала копытами на Твайлайт, заметив, как та потянулась за кошельком.

— Нет, что вы, это подарок. Когда Голден Харвест узнала, для кого они, она не взяла с меня ни бита. После того как Леро починил её поливальные ёмкости на прошлой неделе, она и слышать не хотела ни о каких деньгах.

Твайлайт убрала кошелёк обратно в сумку:

— Ух ты, спасибо. Мы обязательно скажем Леро, как высоко пони ценят его помощь.

— Конечно, очень ценим, ну, почти все. — Роузлак посмотрела на вывеску «Хани Сакль: Сахар и Крахмал» на другой стороне улицы и добавила: — О, и, кстати, передайте Лире, что её Нихонский Мироцвет должны доставить через пару дней.

Повернувшись обратно к столику, она наткнулась на два растерянных взгляда.

— Её что? — переспросила Рэйнбоу.

— Её Нихонский Ми… Так вы не знаете? Ох, сосцы Луны, не стоило мне этого говорить. Я думала, что она вам уже рассказала. Слушайте, я вам ничего не говорила, ладно? — с этими словами земнопони с глупой улыбкой попятилась прочь от столика. — Всё, спасибо, пока, — и, рванув к тележке, она скрылась вместе с ней из вида прежде, чем кто-то успел что-то сообразить.

— Чего это она вдруг сорвалась? И что это за Нихонский Мироцвет, вообще? — удивлённо спросила Рэйнбоу, повернувшись к не менее удивлённой подруге.

— Эээ... — Твайлайт пыталась отыскать хоть что-нибудь в своей феноменальной памяти.

Рэйнбоу сразу представила, будто в голове единорожки сейчас тикает маленький таймер. Дзынь! Несколько секунд спустя она, кажется, что-то вспомнила.

— Ну, это редкое растение, произрастающее на островах, далеко на востоке, в Эквестрии практически не встречается. Я, кажется, читала о нём в книгах о Нихоне, у нас дома их было полно, когда я была совсем маленькой. Потрясающая страна: множество земнопони, практически ни одного пегаса, даже теперь, и как по мне, так они, пожалуй, слишком увлекаются осьминогами…

— Твай! — оборвала её на полуслове Рэйнбоу. — уходишь от темы. Мироцвет?

— А, ну да, да.

Вернув ход мыслей в нужное русло, Твайлайт продолжила вспоминать всё, что знала:

— Ну, они очень редкие, и найти их можно, пожалуй, только на склонах одной из высочайших гор во всём Нихоне. Они не очень приятны на вкус, но очень ценятся в качестве одного из основных ингредиентов большинства нихонских снадобий.

Она ненадолго замолчала, постукивая копытцем по подбородку, и продолжила:

— И далеко их не увезёшь: во-первых, уже на второй день они начинают терять цвет, а ещё через пару дней увядают совсем. Но самое интересное, это цвет их соцветий — совершенно потрясающий оттенок мятно-зелё… Ой!

На секунду обе поняши застыли с такими выражениями лиц, будто их огрели пыльным мешком по голове.

Наконец пегасочка расплылась в улыбке.

— Да! — Рэйнбоу вскинула переднюю ногу в победном жесте, словно хотела пронзить копытом небо. — Блин, вовремя… Теперь ЭйДжей должна мне десять битов.

Твайлайт потребовалось на пару секунд больше.

— Ух ты. Наверное, поэтому Лира заходила ко мне пару дней назад с просьбой наложить на её флягу самое мощное сохраняющее заклинание, какое у меня только получится. Но даже если так, его хватит максимум на неделю, а этого времени не хватит даже самому быстрому скакуну, чтобы добраться до Нихона и обратно в Понивиль на своих копытах.

— Она всё хорошо продумала и наняла перекладных летунов. — Рэйнбоу выглядела чрезвычайно довольной собой. — Четверо из моих самых выносливых летунов отпросились на неделю, сказали, что собираются в поход. Я бы поверила, если бы это были только Клаудчейзер, Флиттер и Блоссомфорт, но с ними ушёл и Тандерлэйн, а вот это уже странно. У нас на эту неделю не запланировано ничего серьёзного, поэтому я не стала им отказывать. Должно быть, Лира сделала им предложение, от которого они не смогли отказаться.

Твайлайт слегка смутилась:

— Что-то я не очень понимаю.

— Не парься, это старый пегасовский приём, ещё со времён войн.

Рэйнбоу принялась переставлять приборы на столе. Нечасто ей доводилось читать лекции для самой умной пони в городе, но всякий раз она делала это с особым наслаждением.

— Итак, Лира отдаёт им флягу, и они вчетвером вылетают в Нихон, по дороге трое последовательно останавливаются в точках пересадки. Эти трое подготавливают в точках пересадки запас воды и место для отдыха, тем временем четвёртый долетает до точки назначения. Немного отдохнув, он забирает цветы и запечатывает их во флягу.

Рэйнбоу указала на ближайшую к Твайлайт чашку, обозначая её как отправную точку.

— Затем он летит, всё время поддерживая максимальную скорость, и даже воду пьёт на лету. Достигнув первой точки пересадки, он передаёт флягу своему сменщику, а сам остается, чтобы отдохнуть и восстановить силы. На следующих двух точках пересадки процесс повторяется, а четвёртый летун прибывает в Понивиль и передаёт Лире флягу с цветами, свежими, как ромашковый салат.

Рэйнбоу провела копытом от чашки к ложке, потом к букету, стоявшему на столе (который она, кстати, маленько общипала, пока Твай не видела) завершив путь у своего почти допитого стакана с чаем.

— Это быстрейший способ доставить предмет относительно небольших размеров на большое расстояние без помощи единорогов. Не самый простой, конечно, и уж точно не самый дешёвый. Лира, должно быть, очень серьёзно настроена, раз уж решилась угрохать на это столько денег.

Твайлайт всё ещё была в лёгком замешательстве, в её голове проносились сотни мыслей в секунду.

Аккуратно расставив всё на столе по свои местам и сделав глоток чая, она всё-таки спросила:

— Как думаешь, что скажет Леро, когда она предложит ему цветок?

— Ну, я надеюсь, что он согласится. — Весь вид Рэйнбоу говорил, что подобные вопросы совершенно неуместны. — Брось, Твай, ты же видишь, сколько времени они проводят вместе, видишь, как она ведёт себя с ним последние несколько недель. Это хорошо, что она сейчас не в охоте, а то бедняге бы не поздоровилось. Бьюсь об заклад, она бы точно что-нибудь ему сломала, а ведь это моя работа.

Пегасочка похабно ухмыльнулась. Хорошо, что речь шла о Лире, занимающейся любовью с их жеребцом. Будь это любая другая кобылка, Рэйнбоу ей бы уже все перья повыдёргивала.

— Наверное, ты права. Они действительно проводят очень много времени вместе. Кроме того, в Эквестрии нет цветов, которые так идеально подходят под цвет её шёрстки, по крайней мере в это время года. Получается, что она либо не хочет ждать следующего сезона, либо сомневается, что любой другой цветок подойдёт к её окрасу, либо и то и другое сразу. И в любом случае, это говорит о том, что она действительно серьёзно настроена.

Твайлайт немного помолчала, а затем спросила подругу, не отрываясь от чашки:

— А ты что скажешь? Ну, если она сначала придёт к тебе.

Вот тут настал черёд Рэйнбоу сконфузиться.

— А чего бы это вдруг она… а, ну да, «старшая кобылица» и всё такое, — пегасочка взмахнула копытом; она всё никак не могла с этим свыкнуться. — Конечно, я буду только рада. Но ведь это не от меня зависит. Она же ухаживает в первую очередь за Леро, ему и решать. Я знаю, что ему трудно свыкнуться с полигамией, но я думаю, что он согласится.

Твайлайт кивнула в знак согласия и сделала ещё глоток чая.

— Наверное, но кроме того, мы табун, и я знаю, что кобылки — это не совсем по твоей части, но за тобой она будет ухаживать не меньше, чем за Леро.

Рэйнбоу вздохнула, поднимая стакан:

— Да знаю я, знаю. Слушай, если Леро захочет, чтоб она стала частью табуна, я только за, а там уж посмотрим, что получится. В конце концов, я просто хочу, чтоб все были счастливы.

Они некоторое время сидели молча, допивая свой чай и размышляя каждая о чём-то своём. Наконец Рэйнбоу нарушила начавшую становиться неловкой тишину.

— Так значит, Нихонский Мироцвет, а? Похоже, девочка настроена серьёзно.

— Очень похоже, — согласилась Твайлайт, поставив на стол пустую чашку.

— Клёво.

Рэйнбоу поставила стакан и, закинув на спину седельную сумку, добавила:

— Я полагаю, скоро наш табунец станет минимум на двадцать процентов круче.

Оригинал опубликован 10 фев 2013

Ведь ничего такого ещё не задавали на дом мне.

«But then my homework was never quite like this»
 — Van Halen — Hot For Teacher

---

Ну вот, осталось доставить последнюю посылку, и на сегодня всё. Дёрпи остановилась у вывески, гласившей: «Золотые Дубы. Общественная библиотека». Она постучала в дверь передним копытцем, а потом ещё раз и ещё, и с каждым ударом табличка «закрыто» подпрыгивала и билась о дверь, на которой, собственно, и была подвешена.

В принципе, библиотека работала как попало и до того, как в ней поселилась Твайлайт Спаркл. И не сказать, чтобы кого-то из местных это сильно беспокоило. Они или сами находили нужные книги и оставляли записочку для библиотекаря, или просто приходили попозже. Вот такой вот это был городок.

Однако несколько месяцев назад кое-что переменилось, пони уже не приходили в библиотеку поодиночке, а стали теперь наведываться небольшими компаниями — так оно как-то спокойнее им было, а некоторые и вовсе больше не приходили. Почему, спросите вы? А всё дело в том, что в последние шесть или около того месяцев в библиотеке они всё чаще стали натыкаться на огромного, страшного, острозубого, крюколапого мясоеда... того самого, которого зовут Леро Михалидис.

А вот Дёрпи все эти страхи казались совершенно пустыми. Ну да, он большой, и да, у него острые зубы и при желании он может очень больно укусить, но это ещё не значит, что он станет кидаться на каждого встречного. Да, да, он играючи едва не задушил бедолагу Шиммер, ну так это всё она, а если точнее — её туповатый жеребчик, в общем, сами виноваты.

Да и вообще, Дёрпи мало волновало, что о нём думают другие пони. Хочется им думать, что он чудной и нескладный, так что с того? Те же самые пони, между прочим, думают, что и она чудная и нескладная. Если из-за всех таких пони переживать, то и до нервного срыва недалеко. А если она сорвётся или если будет относиться к господину Леро плохо только из-за того, что его боятся другие пони, какой же это будет пример для малышки Динки? Дурной, конечно же, вот какой. А подавать дурной пример своей дочурке Дёрпи не собирается. Не-а, ни за что.

И потом, господин Леро нет-нет, да и угостит её маффином, а всякий пони… то есть, просто всякий, кто угощает её маффинами, явно заслуживает доверия.

Она запустила крыло в свою почтовую сумку и извлекла на свет бандероль с пометкой «особо важно»; для пущей убедительности кроме пометки на бандероли имелась и королевская печать. Она разгладила слегка помявшуюся обёрточную бумагу копытцем и окинула её пристальным глазом… другой глаз в то же время не менее пристально разглядывал левый рукав её униформы.

— Ну вот, пуговица оторвалась… опять.

Серая пегасочка уже как-то даже привыкла к таким вот неожиданным повреждениям униформы. К счастью, её шеф Сильвер Скрипт, тот самый, что заведовал Понивильским почтовым отделением, «раздобыл» для неё аж два запасных пиджака и целую коробку маленьких латунных пуговиц. Да и Динки, просто чудо что за жеребёнок — а копытца-то какие ловкие — всегда была рада помочь маме починить пиджак или, скажем, пришить оторванные пуговицы. Ну, то есть, как помочь, это скорее Дёрпи, хоть ей и не было приятно это признавать, помогала дочери. И если уж быть до конца откровенным, то вся её помощь сводилась к тому, чтобы подавать пуговицы.

Кстати, о Динки... Дёрпи вдруг вспомнила, что хотела взять в библиотеке книгу (желательно отпечатанную крупным шрифтом) «Юная Дэринг Ду и Легенда о Хрустальном Седле». Серия книг предназначалась, конечно, для маленьких читательниц, но это вовсе не значит, что она не нравилась Дёрпи. Более того, ещё неизвестно, кто будет сильнее переживать за героиню, когда они с дочерью будут читать книгу перед сном.

Дверь ей открывать никто не спешил, поэтому она попыталась угадать, что бы могло быть в этом свёртке. Размером свёрток был с книгу, весил примерно как книга, а изнутри доносился слабый аромат старой пыльной книги, и когда она её легонько сжала, содержимое не скрипнуло и не хрустнуло, прямо как книга, и...

И тут она вспомнила, что сидит на пороге библиотеки, которая по совместительству является и домом местного книголюба, кобылки, которая читать любит сильнее, чем Дёрпи любит маффины… То есть, там внутри книга, да? Ну а что ещё там могло бы быть?

Адрес на обертке был выведен очень красиво и очень аккуратно — должно быть, не без помощи магии, а значит, адрес писал единорог. А ещё у этого единорога, похоже, было очень много времени, чтобы научиться вот так выводить все эти завитушки. Бумага была совсем новой и очень хорошего качества, значит, содержимое бандероли было настолько важным, что отправитель не стал использовать старую обёртку. Тесьма на обёртке была затянута ровно и аккуратно; нет, у отправителя явно было время потренироваться в упаковке бандеролей.

Сложив все эти выводы вместе, Дёрпи пришла к заключению: внутри свёртка должен быть старый каталог, отправленный из главной Кантерлотской библиотеки одной из тех старых и (в равной степени) чванливых библиотекарш. Да-да, тех самых, что вечно собирают гриву в пучок и шипят, глядя на неё поверх своих полукруглых очков, стоит ей случайно задеть шкаф, или стол, или ещё чего-нибудь. У них эти очки и причёски что, часть униформы, что ли? Эх, знать бы, но к этому вопросу она вернётся в другой раз.

Крайне довольная своими дедуктивными способностями, почтальонша ещё раз занесла копытце, чтобы постучать в дверь. Твайлайт явно не спешила открывать. Окна на верхнем этаже были открыты, значит, она должна быть дома. Может быть, прилегла вздремнуть? А может быть, она в подвале, опять чего-нибудь… химичит. На всякий случай Дёрпи решила подождать ещё несколько минут, а там уж, если ей так никто и не откроет, она отнесёт посылку обратно в отделение и попробует доставить её завтра.

Она постучала, но вполне ожидаемого «тук-тук-тук» не услышала. Она даже слегка испугалась, что оглохла, но стоило ей поднять взгляд, как страх тут же улетучился. Дверь была уже открыта, и через проём ей приветливо улыбался единственный на всю округу человек.

— Мисс Ду. Какими судьбами?

Леро, конечно, прекрасно знал, что привело к его порогу серую пегасочку. Об этом более чем красноречиво свидетельствовали тёмно-синяя униформа и зажатый в крыле свёрток. Так что всё это удивление было просто маленькой игрой, к которой они оба давно уже привыкли.

— Здравствуйте, господин Леро, сэр. У меня посылка для Твайлайт Спаркл, из самого дворца. — Она подалась вперёд, поманила его копытцем и заговорщически прошептала: — Мне кажется, там книга!

— Неужели? — Леро улыбнулся ей в ответ. Рассматривая полученную бандероль, он задумчиво протянул: — Кто бы мог подумать.

Леро подался вперёд и ласково потрепал почтальоншу за ушками.

— Слушай, к нам вчера Лира на ужин приходила, принесла с собой целую упаковку маффинов. Думаю, там и для тебя осталось, будешь?

— Ещё бы! Когда это я отказывалась?!

Леро тут же исчез в недрах библиотеки, и вскоре вернулся с маффином в руке. Маффин был с золотистой румяной корочкой, а сверху на нём была жёлтая глазурь и маленькая долька засахаренного лимона.

Дёрпи потянулась за угощением, вдохнула его аромат, изо всех сил при этом стараясь удержать свои крылья по бокам. Пегасам случается непроизвольно расправлять крылья от удивления, или возбуждения, или, кхм, ну, другого возбуждения. А для Дёрпи этот неожиданный подарок был в равной степени и приятным, и удивительным.

— Лимонный! С начинкой! М-м-м, обожаю! — воскликнула она и тут же откусила большой кусок.

Глядя, как серая пегасочка жадно поглощает вчерашний десерт, Леро непроизвольно улыбнулся и на всякий случай спрятал пальцы подальше.

— Мы знаем, что ты их любишь, поэтому я и приберёг один, так, на всякий случай. — Он поклонился, добавив к поклону лёгкий взмах руки — ей, похоже, очень нравилось, когда он так делал — и шагнул внутрь. — До встречи, мисс Ду, — сказал он, закрывая дверь.

— Спасибо, господин Леро. — Дёрпи помахала ему в ответ крылом и попыталась тоже что-то изобразить кончиками перьев. — Пока.

Дёрпи зашагала прочь улыбаясь про себя. Работа сделана, никаких происшествий, словом, день прошёл гладко. А он... да не такой уж он и странный, нужно только узнать его получше. И знаете что, он даже по-своему милый.

Правда, с зачёсанной назад гривой, да ещё и в этом явно малом ему твидовом пиджаке… он смотрится как-то нелепо.

---

Леро поднялся в каморку, расположенную над библиотекой. Туда, где его ждала Твайлайт, на том же самом месте, где он оставил её несколько минут назад, а именно, возле комода, уткнувшись носом в журнал. Она перелистнула носом страницу и натянула наконец четвёртый белый носочек.

— Кто приходил? — спросила она, не отрываясь от своего чтива. Стоило ей только наткнуться на что-то интересное, и её уже и за уши оторвать было невозможно. Правда, в последнее время круг её интересов заметно расширился.

— Мисс Ду, — ответил Леро, остановившись в дверном проёме, — доставила книгу из дворца. Я положил её в кучу «входящие книги».

— Неужели? Так скоро? А я думала, им потребуется несколько дней, не меньше. — Твай оторвалась от журнала; на мордочке её сияло выражение приятного удивления. — Надо будет отправить благодарственное письмо в Королевскую Библиотеку. Спайк ведь отправил запрос всего несколько часов назад, перед тем как слинять к Рэрити. Надо будет утром попросить его, чтобы занёс книгу в каталог.

Покуда она говорила, Леро подошёл поближе, чтобы полюбопытствовать, что же такого интересного нашла в журнале его кобылка.

— Я и не думала, что нам когда-нибудь вообще понадобится «Фантастические создания. Где и как их отыскать» Ньюта Скэрера, но Флаттершай вдруг так заинтересовалась гиппогрифами, что я...

Твай осеклась, до неё вдруг дошло, что её жеребец листает журнал, который она только что читала. Он закрыл его; с обложки на них глядела, обернувшись через плечо, весьма уверенная в себе кобылка. Прямо над фотографией красовалось название «Космопонитен».

Удивлённо вскинув бровь, человек принялся зачитывать заголовки статей.

— «Идём навстречу — 21 способ удержать жеребца».

— Очень важно, — отчаянно закивала Твайлайт.

— «Наводим блеск — десять лучших способов».

— Без комментариев.

— «Как спланировать переворот, не вызывая подозрений у главы табуна».

— Кхм, это тоже без комментариев. — Натянутая улыбка, наверное, должна была означать, что ни о чём таком она всерьёз и не думала.

— «Упругие ляжки уже через месяц — мы расскажем, как этого добиться».

— Ну, мне, наверное, стоило бы немного над собой поработать. Я же вижу, как ты смотришь на Лиру и...

Договорить она не успела: её жеребец опустился на колени и обнял её.

— Ну что ты. — Леро погладил её по загривку. — Тебе вовсе не нужно её бояться.

— Знаю, — согласилась Твай, опустив голову ему на плечо, — но ведь это перемены в нашем табуне. А ты же знаешь, что я не люблю перемен, тем более неожиданных.

— Конечно знаю, любимая. Но мы ведь никуда не спешим. Всё только начинается, мы только присматриваемся друг к другу. И потом, она ведь ухаживает за всеми нами. И за тобой в том числе.

Он разомкнул объятья, взял журнал и ещё раз пролистал его.

— Ты его у Рэрити одолжила? — спросил он, остановившись на первой статье. Это было (кто бы мог подумать) интервью с той самой кобылкой с обложки, Флёр-де-Лис, кажется. Она рассказывала о том, как же на самом деле тяжело быть топ-моделью. С чем очень трудно было согласиться, судя по прилагавшемуся к статье двухстраничному развороту, на котором она была изображена в окружении множества обильно натёртых маслом жеребцов, телосложением своим превосходивших лучших из спортсменов Кантерлотской хуфбольной команды.

— Ага.

— Я так и думал. — Леро улыбнулся и положил журнал.

— Я провожу исследование.

— И об этом я тоже подумал, — хохотнул Леро и взъерошил гриву Твай, перекинув цветные пряди с одной стороны рога на другую. Пока его не было, она завязала гриву в два хвостика, перетянутых красными лентами. Выглядело это чертовски очаровательно, и почему она раньше так никогда не делала?

Твай отлевитировала журнал обратно на комод, выудила из лежавшей рядом с ней кучи одежды красную юбочку-шотландку и повязала её вокруг талии. Сказать, что юбка была короткой — всё равно, что вообще ничего не сказать: в длину она была короче её рога, а потому больше походила на широкий пояс, чем на юбку. Будучи одетой, она не столько прикрывала её, сколько открывала: попу, бёдра и… всё, что к ним прилегало.

Леро не знал, то ли ему смотреть, то ли отвернуться. Пони же одежду практически и не носят, так почему же он так заводится от того, что его невеста слегка принаряжается?

— А ты уверен, что ваши студентки и правда так одеваются? — спросила Твай, извлекая из кучи белую блузку.

 — О, да. — Нет, смотреть, без вариантов смотреть. — Абсолютно уверен.

— Ну ладно. — Твай надела блузку, завязав её снизу узлом вместо того, чтобы застегнуть на пуговицы, оставляя открытыми животик и декольте. — Хм, не так уж и много она закрывает. Наверное, чтобы кожа дышала. Должно быть, частенько им приходится попотеть.

— Ага, что-то типа того, — пробормотал Леро.

— А к летним каникулам, они, наверное, сами не свои… Что? Ну чего ты смеёшься?

— Нет-нет, всё в порядке. — Леро пришлось даже отвернуться, чтобы прийти в себя. — Так на чём мы остановились?

— На том, что я — непослушная студентка, которая не выполнила домашнее задание, а ты — строгий профессор, который заставит меня его выполнить.

Твай кивнула в сторону своего стола. На нём уже лежали кипа учебников, большая стопка писчей бумаги, чернильница, запасная чернильница и три аккуратно выложенных в ряд пера. В другом конце комнаты она поставила ещё один стол. На столе стояла дымящаяся чашка кофе и табличка, гласившая «господин Михалидис».

Леро взглянул на один стол, затем на другой, а потом задумчиво потёр подбородок.

— То есть, ты хочешь сказать, что я буду сидеть вон там и следить, как ты делаешь домашнее задание, да?

Твай, кажется, даже немного удивилась, а чем ещё мог бы заняться её жеребец в этих декорациях?

— Ну да, конечно. Правда, весело? А если ты ещё будешь время от времени подходить к моему столу, будет вообще здорово. — Единорожка просияла радостной улыбкой. — А потом, когда я закончу, ты проверишь мою работу, список ссылок на использованную литературу, включая заголовки книг и номера страниц, и решишь, какая мне полагается награда.

Она посмотрела на своего человека из-под полуприкрытых век.

— И помни: строго, но справедливо, — добавила она и заняла своё место.

Пурпурное сияние окутало румяное яблоко, и оно, проплыв через комнату, приземлилось на столе «господина Михалидиса»; за ним последовал кухонный таймер, заведённый на тридцать минут. Оставалось только нажать кнопку.

— Ну что, приступим? — спросила изнывающая от нетерпения кобылка.

Рука. Лицо. Ну вот что с ней делать?

---

Солнце уже клонилось к закату, когда копыта принцессы Селестии коснулись балкона башни, которую занимала её сестра. В ту же секунду двери балкона отворились, и навстречу ей вышла принцесса Луна.

— Приветствую, сестра моя. — Всетемнейшая принцесса прикрыла зевок крылом. — Уж не пропустили ли мы завтрак?

— Нет, сестра моя, — ответила Селестия. — Я здесь, чтобы узнать, не соизволишь ли ты присоединиться к вечерней трапезе в моих покоях?

— С превеликим удовольствием. — Современный эквестрийский пока давался Луне с трудом, особенно в первые минуты после пробуждения. — Молви же, как продвигается то дело, что давеча мы обсуждали?

— Вполне успешно. Я упаковала его, подписала и лично передала дворцовому почтмейстеру.

— Великолепно. — Луна одарила сестру улыбкой. — И как ты думаешь, скоро ли всё разрешится?

— Признаться, я не знаю. Юная Твайлайт так повзрослела за прошедшие годы. Постигла магию дружбы, прошла через столько испытаний и даже нашла любовь за пределами своего вида. А ведь ещё несколько лет назад об этом и помыслить было невозможно. Но я боюсь, что даже этого недостаточно.

— Хм, — Луна кивнула в знак согласия, — мы… я… знакома с её родителем и...

И стоило её сестре только приподнять бровь в немом вопросе, как лунная аликорница сразу стушевалась.

— Прошу, сестра, давай без инсинуаций. Мы просто друзья.

— А алкоголь в этой вашей дружбе был замешан? — спросила солнечная аликорница, и в этом, казалось бы, безобидном вопросе прозвучала явная подковырка.

— Возможно, — насупилась Луна. — Так вот, он ровно такого же мнения. Он очень горд тем, чего достигла его дочь, но всё же считает, что это лишь начало долгого пути. А ещё она, кажется, пока не догадывается, что однажды ей предстоит унаследовать титул Герцогини Смарагдвии.

— Верно. — Выражение лица Селестии вдруг сменилось на то самое, от которого столетия назад у Луны кровь стыла в жилах: в её уме назревал какой-то план. — Как думаешь, может, стоит ей как-то намекнуть? Быть может, поговорить с её маман?

Эта мысль только-только пришла на ум Селестии, а губы её уже слегка скривились от мысли, что ей придётся общаться с этим… профессором.

— Мы же знаем, что она может вспылить, и чем всё это может обернуться. — Выражение лица солнечной аликорницы постепенно возвращалось к привычной маске безмятежности. — В наших же интересах, чтобы юную Твайлайт не огорошили этим известием на праздновании её двадцатипятилетия.

— Но нам ведь некуда спешить, — добавила Луна. — Ей предстоят большие перемены, и решение это будет непростым. Ведь стать аликорном значит стать им навсегда.

— И это тоже верно, сестра моя, — согласилась Селестия, — и в каком-то смысле, на размышления у нас всё время в мире.

Оригинал опубликован 21 сент 2013

Люди выглядят иначе

«Fingers, toes and tiny noses»
 — Antropology (Lyra's song)

---

Леро уже три или даже четыре минуты стоял на пороге дома, в котором жила Лира Хартстрингс со своей соседкой Бон-Бон. Наверное, уже в сотый раз отряхнув свою рабочую рубашку и поправив заплечную сумку с инструментами, он наконец решился постучать в дверь. Но едва он занёс руку, как сзади раздался радостный голос:

— Привет влюблённым!

— Гах! — от столь внезапного приветствия Леро аж подпрыгнул. Обернувшись, он увидел ту самую соседку Лиры: на её лице сияла озорная улыбка, на спине была пара тяжело нагруженных седельных сумок.

— Давненько не виделись, — она легонько ткнула его в ногу передним копытом. — Совсем позабыл старушку Бонни, как попал в сети к нашей вертихвостке.

Подняв копыто ко лбу, поняша сделала вид, будто вот-вот упадёт в обморок:

— Меня отвергли! Ах, мне дурно! — простонала она.

Леро не смог сдержать улыбки. С тех пор как они с Лирой начали встречаться, он успел получше познакомиться с её соседкой и даже наладить с ней дружеские отношения. Он с удивлением обнаружил, что кондитерша обладает весьма своеобразным чувством юмора.

Подыгрывая ей, человек опустился на одно колено и протянул к ней руку:

— Миледи, как мог я столь беспечно вас отвергнуть? Не бойтесь же, я снова с вами!

— Ах. Шельмец, вы лишь пытаетесь заговорить меня, — Бон-Бон вздёрнула носик. — Ведь вы пришли, чтобы увидеть эту потаскушку, и оба мы об этом знаем.

Прижав руки к груди, будто её слова ранили его в самое сердце, Леро сделал самое умоляющее выражение лица, на какое только был способен:

— Боюсь, вы правы, госпожа, ведь я и вправду здесь затем, чтобы украсть вашу почтенную соседку, если она соблаговолит принять меня.

— Вот ты и попался! — рассмеялась кобылка, проскользнув мимо него к двери. — Заходи. Она вроде бы никуда сегодня не собиралась.

Открыв дверь, Бон-Бон навострила уши и стала слегка покачивать головой, словно в такт неслышимой музыке.

— А вот это уже интересненько, — сказала она с ухмылкой.

Леро оглянулся, пытаясь услышать то, что слышала она.

— Только не говори, что у кого-то опять эти ваши «песни и пляски».

— Ага, у Лиры. Пойдём, такое ни за что нельзя пропускать, — земная пони уже начала пританцовывать.

Леро растерялся: он, собственно, и пришёл сюда, чтобы повидаться с Лирой, но на такой поворот событий никак не рассчитывал. Да и потом, удобно ли будет врываться к пони у которой сейчас приступ Музыки Гармонии? Этот момент он решил на всякий случай уточнить:

— А она не обидится, если мы вот так ворвёмся и прервём её песню? В смысле, это же как-то грубо.

Бон-Бон раздражённо фыркнула.

— Слушай, ты, может быть, её и не слышишь, но если бы она этого не хотела, я бы тоже её не услышала. Так что она поёт или для всех, или только для нас. А раз уж у меня непреодолимое желание присоединиться к ней, значит она сама хочет, чтобы мы стали частью этого момента. А если даже и не хочет, зрелище всё равно будет просто грандиозное. Поверь на слово.

Обойдя Леро, она упёрлась лбом в его бедро и с той невероятной силой, что присуща всем земным пони, затолкала его в открытую дверь. Стоило им переступить порог, как Бон-Бон уже стала напевать что-то под нос. Леро отметил, что мелодия была незамысловатая, но цепляющая, что-то типа песни из Бродвейского мюзикла.

Он снял сумку и громко звякнув сложенными внутри инструментами, поставил её на кухонный стол. К счастью, шум утонул в беспечном топоте копыт, доносившемся из комнаты этажом выше.

— Не греми, — зашипела на него Бон-Бон, продвигаясь к лестнице. — Давай за мной, только тихо.

В очередной раз проклиная тот факт, что пони не стелют ковров, Леро крался по лестнице. Со второго этажа доносились звуки какой-то задорной песенки, и хотя голос звучал громче, чем того ожидал Леро, он определённо принадлежал проживающей здесь единорожке.

Через приоткрытую дверь доносились возвышенные переливы Лириной арфы — та самая мелодия, которую напевала Бон Бон. Хотя Леро не мог отчётливо разобрать слов, сейчас речь, похоже, шла о расчёсывании шёрстки и укладке гривы.

Преодолев последнюю ступеньку, пони и человек остановились у двери, ведущей в спальню Лиры. Леро протянул было руку к дверной ручке, но Бон-Бон одёрнула его ухватившись зубами за рукав.

— Стоять, дружище. Рано ещё.

Кудрявая кобылка начала подпевать, раскачивая головой в такт доносящейся из-за двери музыке. Теперь уже и Леро мог вполне отчётливо разобрать слова.

Нет ни магии, ни крыльев — они людям не нужны!

— А вот теперь — наш выход, — Бон-Бон осторожно толкнула дверь, и та, беззвучно скользнув на петлях, распахнулась.

Заглянув внутрь, Леро был просто поражён, увидев обычно спокойную и сосредоточенную Лиру скачущей по комнате на задних ногах. Передние её ноги сжимали арфу, струны которой она перебирала своей магией. Не замечая появившейся публики, она перескакивала с копыта на копыто, покачивая крупом в такт весёлой мелодии, издаваемой её инструментом.

Сила их в воображеньи — все машины служат им.

Лира выгнулась, чтобы набрать побольше воздуха в лёгкие: похоже, разыгравшаяся единорожка набирала обороты. Леро и прежде не раз с удовольствием слушал, как она поёт, но сейчас это было действительно что-то новенькое. Для полноты картины ей, пожалуй, недоставало лишь расчёски, изображающей микрофон.

Все они в одежде ходят, вам скажу я не тая:

Летняя шляпка, лежащая на комоде, внезапно метнулась к ней через всю комнату, и теперь, удерживаемая магией Лиры, приподнималась и опускалась над её головой в такт музыке.

Увлекла меня...

Оттолкнувшись задними ногами, Лира сделала пируэт и приземлилась лицом к входной двери. Открыв глаза, она наконец заметила давящуюся смехом земную пони и покрасневшего человека, с любопытством наблюдающих за её маленьким сольным выступлением. Арфа и шляпка выскользнули из магического захвата и упали на пол в тот самый момент, когда её без пяти минут бывшая лучшая подруга не выдержала и разразилась смехом.

Словно осознав, что её застукали, Музыка Гармонии быстро затихла в умах обеих пони, оставив обычно невозмутимую единорожку наедине с аудиторией. Нахлынувшие эмоции мгновенно залили мятно-зелёные щёчки Лиры очаровательным румянцем. Сглотнув подступивший к горлу ком, она сделала глубокий театральный поклон и выдавила из себя последнее слово:

...антропология!

Оригинал опубликован 30 янв 2013

Пожалуйста, прошу, не бросай меня

«Please, plase don't leave me»
 — Pink — Please don't leave me

---

Промокший насквозь и продрогший до костей. Одежда облегала тело, как вторая кожа, поскрипывая и похлюпывая с каждым его движением. Цепочка мокрых следов и случайных капель тёмными пятнами на половицах и коврах петляла через весь дом от самого порога куда-то в сторону ванной. О да, горячая ванна, то что надо: согреться и расслабиться, понежиться в тёплой водичке.

Где-то на полпути он стянул с себя рубашку, просто бросил на пол. Ком насквозь мокрой ткани упал с характерным шлепком, и вскоре вокруг него расплылось тёмное пятно. Температура его тела стремительно падала, оно просто не успевало выработать достаточно тепла, чтобы перекрыть холод озёрной воды. Мешкать нельзя, а то так и простудиться недолго.

Поблёскивая полированной металлической поверхностью, его уже дожидался краник, а с ним и его не менее блестящий близнец. Одно только движение, и они наполнят ванну горячей водой; он уже и протянул к ним было руку, как вдруг почувствовал, что за вторую руку его кто-то держит. Крепко так держит.

Обернувшись, он увидел пару глаз, больших блестящих глаз, в них отражался он. А ещё в этих глазах он увидел облегчение, и лёгкую взбудораженность, и волнение вперемешку… с малой толикой страха. Да, это пегасочка поймала ртом три его пальца и теперь нежно, но уверенно держала их губами.

Она села рядом и посмотрела на него, точь-в-точь как щенок, которого прогнали на улицу. Рэйнбоу Дэш отпустила его пальцы, и рука человека безвольно повисла. Она отвернулась и тихо произнесла:

— Не бросай меня больше.

— Да я только ванну принять. Я ж даже...

Леро осёкся, прижатые ушки его кобылки и едва заметно вздрагивающие плечи говорили громче всяких слов.

— Если тебе так будет спокойнее, давай со мной.

Немного поразмыслив, Дэш не оборачиваясь кивнула.

Скрипнули краны, мокрая одежда с отчётливыми шлепками попадала на пол, и вскоре единственный во всей Эквестрии человек, с облегчением вздохнув, погрузился в тёплую воду. А следом за ним в ванну запрыгнула и его пегасочка, небесно-голубая шёрстка отразилась в воде, самую малость не доходившей ей до животика. Леро положил руку ей на бок и сказал, глядя прямо в глаза:

— Рэйнбоу, вода не проглотит меня и не… да ты дрожишь. Ну тише, тише. Не волнуйся. Ложись. Это всё стресс. У тебя отходняки после всплеска адреналина.

Медленно, но настойчиво он таки вынудил её подогнуть ноги и погрузиться в воду. Она опустила голову на его плечо, он пробежался кончиками пальцев по её телу, избегая, впрочем, особо чувствительных точек.

— Правда, что ли, испугалась?

Она легонько кивнула, и по щекам её покатились слёзы. Нет, не хлынули ручьём, она не разрыдалась, просто секундная слабость, просто нужно было выпустить тот комочек страха, что засел в душе. Теперь всё было хорошо, теперь пальцы её жеребца медленно перебирали пряди её гривы.

— Полегчало?

Она опять кивнула и тут же легонько боднула его в плечо. Безо всякой злобы, просто чтобы привлечь внимание. Чтобы дать понять, как она переживала за него, как боялась его потерять.

— Что ж ты не сказал, что умеешь плавать?! Я думала, мы тебя потеряли! Я… Ты...

— Прости! Пожалуйста, прости. Я же не знал, что не все пони умеют плавать. У нас так это в порядке вещей. Почти всюду детей с самого раннего возраста учат плавать. Я думал, в Понивиле ~А-А-А!

Леро испуганно отшатнулся к дальней стенке ванны, подняв небольшую волну, которая с легкостью перемахнула через край и обрушилась на пол, едва не облив внезапно выглянувшую из-за бортика Твайлайт Спаркл — собственно, виновницу этого небольшого инцидента.

— Хочешь сказать, что можно научиться плавать?

Вопрос озвучила, конечно, Твайлайт, но теперь на него выжидающе смотрели две пары глаз.

— Ну, да. А как же ещё...

— Врождённый талант. Рыбаки, ныряльщики за жемчугом, спасатели. Плавание — как минимум часть их врождённого таланта, но их не так уж много. И совсем немногие из тех, у кого нет врождённого таланта, умеют плавать. Пинки Пай, например. Но всё равно, это скорее исключение, чем правило. Но давай не об этом, люди правда учатся плавать? Но как?

Твайлайт подобралась поближе и теперь сидела закинув передние ноги на бортик ванны. На мордочке её было примерно то же самое озадаченное выражение, что и у её подруги пару минут назад, но была в нём и лёгкая примесь энтузиазма. Тяга к открытиям, радость познания. Ей предоставилась возможность узнать для себя что-то действительно новое, и она была бы не она, если бы упустила её.

— Другие люди их учат. Можно ведь не только научиться, можно и научить.

— Так значи~М-м-м! Ф-м-м-фф!

— Научи меня. — Рэйнбоу плотнее прильнула к нему, чтобы наверняка уже завладеть его вниманием, после чего всё же решилась вынуть своё копыто изо рта подруги. — Я… ну, знаешь. Мы могли бы плавать вместе.

А ещё немного погодя она добавила:

— А можно заниматься сексом во время плаванья?

Леро опустил голову на бортик и уставился в потолок, пытаясь хотя бы примерно представить ход мыслей, породивших эти два вопроса.

— Можно попробовать. Э-э, в смысле, попробовать научить тебя. Основы я знаю, Пинки Пай могла бы показать мне основные отличия в технике. Даже как-то странно, что вы до сих пор не додумались учить плаванью своих жеребят.

Теперь и пегасочка выглядела озадаченной. Причём тут вообще жеребята?

— В смысле, жеребят? Зачем им плавать? Они же не собираются...

Твайлайт вдруг прянула ушками и перебила подругу:

— Помнишь Баттербола?

— Ой.

Леро взглянул на одну кобылку, затем на другую, в глазах обеих он увидел такую печаль, что можно было уже и не спрашивать, о чём это они.

— Кто-то из жеребят утонул?

Рэйнбоу распласталась у него на груди, мордочкой прижавшись к его шее.

— Ага. Знаешь Баттона? Баттербол — его брат-близнец. Был. Пару лет назад они играли у дамбы за городом и свалились в воду. Когда бобры наткнулись на них, только Баттон ещё дышал. Пока они добрались до Флаттершай, пока дотащили её до дамбы, было уже слишком поздно.

Леро одной рукой осторожно погладил ушко Рэйнбоу, а другой — гриву Твайлайт. Пурпурная единорожка прямо-таки вжалась в его ладонь и мягко подтолкнула её к ушку.

— Я тогда только приехала из Кантерлота. Толком никого и не знала. И не сразу смогла понять, почему вдруг Флаттершай отгородилась ото всех. Я и подумать не могла, что во всём случившемся она винила себя. Она умеет плавать, это часть её таланта общения с животными, в частности, с водными. Жаль только, что к полётам её талант отношения почти и не имеет. Она тогда вбила себе в голову, что лети она быстрее, да если бы ещё и проплыла остаток пути ещё быстрее, то спасла бы обоих.

Рэйнбоу вдруг воспрянула, вскинула голову и уставилась на своего жеребца.

— Ты обязательно должен научить меня. Я лучший летун в городе. А если я ещё и плавать научусь, то смогу спасти любого, в какую бы беду он ни угодил.

— Типа, как спасатель, или даже как сотрудник Береговой Охраны?

— Береговой Охраны?

— Ага. Только не говори, что Береговой Охраны в Эквестрии тоже нет. Кто-то же должен спасть неосторожных купальщиков и моряков с кораблей, терпящих бедствие.

— Ну, вообще-то нет. Как уже сказала Твай, здесь немногие умеют плавать, так что походы на пляж обычно обходятся без купания. В погранвойсках есть пони, умеющие плавать, ну и в облачных городах, вроде Вортекса или Урагана, в тех, которые большую часть времени проводят вдали от берега, есть спасательные службы, в основном для сопровождения групп приезжих.

— А как же Вондерболты? Они же участвуют в спасательных операциях, значит должны уметь плавать.

— О, точно. А я как-то и не думала об этом. Если я укажу в заявке на вступление, что умею плавать, она сразу станет на двадцать, да какое там, на тридцать процентов круче.

Пегасочка подняла переднее копытце и медленно провела им слева направо, словно имя её уже сияло в огнях вывесок театров на Мэйнхэттанском Бродвее:

— Как сейчас вижу… Рэйнбоу Дэш — Пони-Спасатель… вот же круть.

Покуда её подруга грезила наяву о грядущей славе, благодарных жеребцах, бросающихся ей в копыта, юных кобылках, мечтающих вырасти и стать такими же потрясными, как и их героиня, Твайлайт решила поддержать беседу.

— Раз уж люди учат своих детей плавать, почему бы и нам здесь не устроить нечто подобное? Тогда малышам не грозила бы такая опасность, и нам вообще не нужны были бы спасатели.

Пальцы Леро, что только что поглаживали ушко единорожки, вдруг замерли — услышанное заставило его призадуматься.

— Знаешь, Твай, а ведь и правда хорошая мысль. Нужно только заручиться согласием их родителей и подыскать пони, которые уже умеют плавать, чтобы было кому работать с жеребятами, да и вытаскивать их, случись что. Плаванье ведь не только полезно в качестве общей физической нагрузки, это ещё и ужасно весело. Думаешь, у нас получится?

Твайлайт потёрла копытцем подбородок. Она и прежде так нередко делала в минуты раздумий, но поскольку у её жеребца была точно такая же привычка, теперь она стала делать так гораздо чаще.

— Ну, для начала, нам не помешает привлечь Чирили и Мадам Мэр. Потом, нам бы уговорить кого-нибудь из влиятельных родителей, мистер Рич подошёл бы, а уж остальные сами потянутся следом.

Рэйнбоу поднялась на ноги, и вода заструилась по её шёрстке, стекая обратно в ванну.

— Этого уломать будет проще простого. Ты ж знаешь, как он со своей дочуркой носится. Скажем ему, что это для её же блага. Намекнём, как легко утонуть жеребёнку, который не умеет плавать, особенно, если на нём постоянно надета тонна бижутерии. Глазом моргнуть не успеешь, как он согласится.

Твайлайт кивнула, она, конечно, не была уверена, что стоит опускаться до запугиваний, но в целом её подруга была права.

— Верно, Рэйнбоу. Думаю, что Дёрпи и Берри Пунш тоже сразу согласятся, если мы всё им объясним. Они обе очень переживают за своих дочерей, так что на нашей стороне будет их материнский инстинкт. А вот с мамой Баттона будет труднее, одного жеребёнка она уже потеряла. А самого Баттона она потом целый год вообще из дома не выпускала. Но уж если мы и её уговорим, с остальными вообще никаких проблем не будет.

Рэйнбоу решила не отставать от подруги и тоже поднесла копыто к подбородку. Вышло, правда, не так уж и эффектно, в основном из-за того, что, вытаскивая ногу из воды, она забрызгала всех присутствовавших.

— Есть идея. Пинки видела его в Сахарном Уголке. Надо уломать Рэрити и Свити Бэлль, а потом заслать их переговорщиками к его мамаше, Баттон очень увлекающийся, поэтому она согласится, лишь бы только он перестал крутиться у неё под ногами.

Леро с Твайлайт переглянулись, с чёлки единорожки капала вода. Однако, их пегасочка может быть ужасно коварной, когда захочет… и похоже, сейчас она была просто в ударе.

— А ещё я могла бы договориться с Эпплджек, а крепыш — с Макинтошем. Знаете, думаю, с Эпплами вообще проблем не будет. Не знаю, как выйдет с мамой Скут, но если уговорим Берри Пунш, то и Квикфикс подпишется. А уж когда у нас будет вся троица Метконосцев, дальше всё само собой образуется.

Леро взял пегасочку за копытце и осторожно отодвинул его от подбородка. Этот её флёр таинственности был не то чтобы несколько неуместен, но он уже начинал потихоньку тревожить Леро. Глядишь, оставь её вот так минут на двадцать, и она начнёт говорить со странным акцентом, а там и вовсе заявит, что отныне они будут разъезжать в колеснице, запряжённой акулами с лазерами на голове.

— Солнце, а ты ничего не забыла? Ладно, что нам ещё не хватает взрослых пловцов, чтобы присматривать за целой оравой ребятишек, так ведь, для начала, добрая половина горожан и вовсе мне не доверяет, не говоря уж о том, чтобы доверить мне своих детей. Для большинства я по-прежнему большой ужасный мясоед, и что-то мне слабо верится, что вскоре всё изменится к лучшему.

Услышав это, Рэйнбоу слегка поникла, чего нельзя было сказать о Твайлайт. Взрослая, серьёзная кобылка от радости аж запрыгала, точно жеребёнок, ну как тут было не рассмеяться.

— Нет-нет-нет, всё просто здорово. Научи взрослых, которые тебе доверяют: меня, Рэйнбоу, остальных девчонок, Лиру, о, ей это точно понравится, соседку Лиры, своих друзей: Макинтоша, Тайм Тёрнера...

— Твай, успокойся, ты же сейчас задохнёшься.

— Что? Ой, прости, да. Я имела в виду, что если ты сперва научишь тех, кто тебе уже доверяет, покажешь им насколько это полезно — сразу поползут слухи, другие тоже захотят научиться, а потом они, в свою очередь, расскажут остальным. И вот тогда уже можно будет учить жеребят, потому что у нас уже будут взрослые, готовые помочь. А дальше всё ещё проще, пони увидят, что ты стараешься ради их блага, и их отношение к тебе изменится в лучшую сторону, тем более, после того, что ты сегодня сделал для Хани Би, сарафанное радио разнесёт весть о тебе по всей округе. Понимаешь, когда они увидят, что ты хочешь помочь, сработает стадный инстинкт, и они перестанут видеть в тебе чужака. А уж если у нас всё получится здесь в Понивиле, тогда мы покажем это принцессе Селестии и, возможно, пони в других городах захотят создать нечто подобное!

С каждым словом единорожки челюсть Рэйнбоу отвисала всё ниже и ниже.

— Да это ж. Просто. ПОТРЯСНО!

Леро откинул мокрую чёлку Твайлайт и нежно поцеловал её в лобик.

— Твайлайт, ты просто гений.

Единорожка тут же зарделась. Нет, она конечно знала, что она умница, зря что ли она столько времени провела в библиотеке, но, услышав эти слова из уст её жеребца, засмущалась, как влюблённая старшеклассница.

— Я… ну, спасибо. Я тогда пойду к Лире, она, наверное, уже закончила с вечерним рапортом, поможет мне найти Пинки Пай. Думаю, лучше будет договориться с ними в первую очередь, и тогда-а-а-ах...

А кто сказал, что Леро остановился? Нет, что вы, он продолжал осыпать поцелуями единорожку, и с каждым разом губы его были всё ближе к основанию её рога, у Твайлайт аж глаза чуть перекосило, а рог начал тускло отсвечивать.

— Хотя-я-я-я, конечно-а-а-ах, м-м-м-можно подождать и до завтра-а-а-ах.

Толкнув задней ножкой дверь, Твайлайт запрыгнула в ванну к своим ненаглядным, расплескав, правда, при этом всю воду по полу.

В какой-то момент Рэйнбоу показалось, что на утреннюю планёрку с погодной бригадой южного сектора она уже не успеет. Но знаете, почему-то ей это было совершенно до балды. Остаток утра они провели в поисках ответа на вопрос «Можно ли заниматься сексом в воде?». И похоже, что ответ был весьма положительным. Правда, пришлось всё проверить, да не раз.

Очень тщательно проверить.

---

От Автора:

The Quiet Man: Мне определённо нравится работать в соавторстве. Глава вышла коротенькая, но она прекрасно вписывается в сюжет. Все свои благодарности направляйте VelvetHeart, жалобы (как всегда) — мне.

Но главный вопрос... Какое первое правило Пловцовского Клуба?

Оригинал опубликован 1 сен 2013

Блеклое поветрие

Всё вокруг было серым. Блеклым. Безжизненным. Словно Понивиль накрыло облаком лунной пыли. И в этой кромешной серости Леро совсем растерялся. Вроде бы, он только что был рядом с внезапно помрачневшим Сахарным Уголком, но вот он уже стоит перед ратушей. Он не мог узнать никого из окружавших его пони, все они были такими же серыми, как и тени под их копытами. И ладно, если бы у них хотя бы были их метки. Рога, крылья — вот и всё, что отличало их друг от друга. Да и поведение их было под стать царившей атмосфере серости и уныния: они просто бесцельно слонялись из угла в угол. Наконец, он заприметил знакомую гриву. Кажется. Вместо яркой радужной палитры она теперь была лишь полосами различных оттенков серого.

— Рэйнбоу! — выкрикнул Леро и ломанулся через толпу. Теперь ему было к чему стремиться, была хоть какая-то зацепка. Весь мир вокруг него, казалось, пошёл волнами, но и это его не остановило. Он подбежал к поблекшей поняше и заключил ту в объятьях. — Рэйнбоу Дэш!

Та лишь тупо уставилась на него:

— Ты кто вообще? — и выскользнула из его объятий. Нет, не вырвалась, не убежала, просто ускользнула, будто ей всё было совершенно безразлично. Леро рухнул на колени.

Из оцепенения его вывел громкий голос:

— Прости нас за вторжение в твой сон, Беллерофонт из Понивиля. Боюсь, это Мы стали причиною для твоего кошмара.

Он обернулся. За его спиной стояла вороная аликорница, грива её развевалась на ветру, хотя никакого ветра и не было.

— Принцесса Луна, — только и смог вымолвить он.

Та кивнула. Голос её раскатами грома донёсся отовсюду:

— Соберись, Беллерофонт из Понивиля. Пока это всего лишь дурной сон, и ничто не грозит твоим возлюбленным. Пока. Мы желаем говорить с тобой, внемли и запоминай. Беда пришла в Эквестрию, покуда лишь ты и Мы ей неподвластны. Хоть за себя Мы не уверены. — Она обвела крылом поблекший город. — Это предупреждение, Беллерофонт из Понивиля. Поветрие пришло в Эквестрию, поветрие, что пожирает саму магию и всех, кого она питает. Первыми падут единороги и другие, кто силён в магии. Пегасы и грифоны, и прочие обитатели небес станут следующими. А под конец, оно доберётся и до земных пони, и минотавров, и даже диких тварей.

Леро поднялся на ноги. Бесцветный Понивиль вокруг него стал терять очертания. Казалось, что он всё ещё где-то в городе, но где именно — уже нельзя было сказать. Лишь образ Луны был ещё таким же чётким. Он глубоко вдохнул, а затем ещё раз, пытаясь успокоиться. В груди саднило. Сама мысль о том, что Рэйнбоу Дэш могла так просто развернуться и уйти, ранила его в самое сердце.

— Это всего лишь сон, — пробормотал он, затем снова глубоко вдохнул. — А… есть лекарство? — спросил он, когда наконец почувствовал, что голос его перестал дрожать.

Луна покачала головой.

— Увы, но нет. Мы заточили Себя и избегаем встреч со всеми пони, надеясь избежать чумы. Но Наша Сестра, Она не может позволить себе того же. Она осталась при своём дворе и, должно быть, уже заражена, а может и больна уже. Но не всё потеряно. Мы можем двигать солнце и луну, как делала Она в тысячелетье Нашего изгнания. Кантерлотские маги считают, что болезнь угаснет сама собой, едва лишь истощит магию своей жертвы, тогда начнётся выздоровление, и силы вернутся. Те, в ком магия течёт сильнее, сгорят быстрее тех, чья магия слаба.

Глаза Леро округлились.

— Твайлайт! Нужно предупредить её! — Он обернулся, но никакого Понивиля уже не было. Он стоял посреди серой равнины, с едва заметными очертаниями зданий вокруг.

Луна взмахнула крыльями.

— Твайлайт Спаркл и Наш друг, Беллерофонт, но речь сейчас идёт не только о ней! — отрезала она.

Леро медленно обернулся к ней. Эти нотки в её голосе…

— Ты… ты ведь тоже её боишься?

Она уставилась на него и открыла было рот, но вдруг замерла, поднесла копыто к груди и, медленно выдохнув, протянула его вперёд.

— Ты прав, Леро. — Голос её теперь звучал куда как мягче. — Прости. Порой во мне просыпаются старые привычки. Но сути это не меняет. И Твайлайт Спаркл, и всем остальным обитателям Понивиля придётся нелегко, а равно и всем остальным пони во всей Эквестрии, да и не только пони. Филидельфийские единороги уже поражены, и тамошние пегасы уже начали увядать. Больные сначала медленно слабеют, затем разум их затуманивается, и они теряют интерес ко всему. Они блекнут, а вместе с тем теряют и свои метки; те, кто их уже получил, конечно. В пике болезни, когда магия их истощена до предела, они становятся безмолвными и бездумными животными. У тех, кто силён в магии, и болезнь, и выздоровление длятся дольше.

— Значит, Твайлайт придётся хуже всех, — сказал Леро. — Но если кто и сможет найти лекарство, то только она. Разбуди меня, я должен ей всё рассказать, она должна начать поиски лекарства немедленно. — Его душевные муки уже отступили, но сердце всё равно бешено колотилось. Нужно бежать, нужно предупредить табун.

— Не изволь… В смысле, в этом нет необходимости, Леро. Когда нужно, я могу быть во многих снах одновременно. Я несу предупреждение во все уголки Эквестрии. Блеклое Поветрие не поразит всех разом, и не всем придётся долго выздоравливать. Те, в ком ещё остались силы, позаботятся о больных, а когда настанет их черёд, о них позаботятся те, кто уже оправился. Но есть и исключения.

— Исключения? — осторожно переспросил Леро. — То есть, кто-то может… не оправиться от болезни?

Луна покачала головой, а затем, немного подумав, кивнула.

— Жертвы будут, Леро. Те, кто слаб, или уже болен, или слишком стар, не перенесут такой упадок. Но твои друзья, они молоды и полны сил, они быстро оправятся. Исключений будет трое. Три аликорна. Магия солнца, луны и любви безграничны, ну, или почти безграничны. Я просто не выдержу, если придётся прожить всю жизнь в заточении, избегая всякого пони из страха заразиться, да ещё и каждый день управлять движением светил. Я не смогу, уж поверь мне. Я готова рискнуть, но сперва я должна быть уверена, что Селестия переболела и исцелилась. Проблема в том, что когда она заболеет, всякий пони, что приблизится к ней, наверняка заразится, а учитывая, что чума будет пожирать саму энергию светила, его не спасёт даже приобретённый иммунитет.

Леро закрыл лицо ладонью.

— И поэтому вам нужен тот единственный во всей Эквестрии, кто напрочь лишён магии, чтобы ухаживать за самим воплощением солнца, пока она не оправится и не вернётся к своим обязанностям? А потом то же самое, только уже с тобой?

Луна кивнула.

— Мы… Я не рассчитывала, что ты согласишься. Каденс и Шайнинг Армор уже на пути в Кантерлот, ты мог бы присмотреть и за ней. Прости, Леро. Я понимаю, что тебе будет трудно оставить своих близких, чтобы выполнить свой долг. Но другого выхода нет. Ты единственный, кто может нам помочь.

Леро мотнул головой.

— Если уж я и еду в Кантерлот, они поедут со мной. Я не брошу Рэйнбоу Дэш вот так вот бездумно слоняться по городу. Да и остальных тоже.

Луна пристально посмотрела на него.

— Не думаешь ли ты, что ваши друзья не смогут присмотреть за ними? Эпплджек и Пинки Пай — земные пони, поветрие не сразу сразит их, да и оправятся они быстрее. Как минимум один из Хранителей будет в силах присмотреть за остальными. А может быть, сила Элементов сможет защитить их.

Леро лишь снова мотнул головой.

— Я не брошу их.

Луна пристально посмотрела на него, нацелившись своим рогом.

— Я… не привыкла получать отказ. И я могла бы приказать тебе, как твой правитель. Но я читала отчёты Твайлайт об истории твоего мира. Амэриканцы, народ, восставший против сильных мира своего, всего лишь из-за налога на чай. Боюсь и представить, на что вы способны ради тех, кого любите.

Леро продолжал стоять на своём.

— Да там не всё так просто было. И всё равно, я их не брошу.

Луна кивнула в знак согласия и отвернулась.

— Поезжайте первым поездом до Кантерлота. Ты нужен нам.

---

По утру поезд уже дожидался их. Лира проснулась первой, и к тому времени, как Леро открыл глаза, уже почти собрала все чемоданы. Следом за ним проснулась и Твайлайт, и всем троим пришлось немало постараться, чтобы растолкать Рэйнбоу Дэш. Трое пегасов из Королевской Стражи уже поджидали их на пороге. После короткого обмена приветствиями наша небольшая процессия двинулась к железнодорожной станции.

Похоже, что до всех остальных Луна донесла предупреждение о надвигающейся беде в своей обычной манере. Пони смотрели вслед конвоируемому стражниками Леро, и он кожей ощущал, как начинают расползаться слухи и нарастать паника.

— Они пришли за ним!

— Нет, у него иммунитет, из него сделают вакцину!

— Мы все превратимся в человеков!

— Мы все превратимся в лошадей!

— Мы все умрём!

— Нам всем нужно стрескать по печеньке!

— О, привет, Пинки!

Леро казалось, что это просто физически невозможно, но уже в следующую секунду все вокруг хрустели имбирными печеньками. Он опустил взгляд, в руке, в которой он нёс чемодан, была зажата печенька. Он откусил кусочек. В следующую секунду ему уже как-то и не хотелось никуда ехать, а хотелось ему заглянуть в Сахарный Уголок и никогда уже оттуда не уходить. Но он продолжал идти. И жевать.

— Привет, Лира! А правда, что ты и Леро, и Твайлайт, и Рэйнбоу едете за су-у-упер секретным Седьмым Элементом Гармонии, который может носить только человек? — спросила жизнерадостная поняша.

Лира и глазом не моргнула.

— Допустим, это так. Думаешь, я бы тебе сказала?

Пинки задумчиво хмыкнула.

— Наверное, нет. Потому что, если это секрет, то ты не можешь мне его открыть, потому что тогда это уже будет не секрет, тогда тебе нужно просто сказать мне что-нибудь другое, но тогда ты мне соврёшь, а ты не стала бы мне врать, вместо этого ты бы просто ответила мне каким-нибудь тонким намёком, что ты только что и сделала! Можно с вами?

Рэйнбоу Дэш зевнула и устало потёрла мордочку копытцем.

— Пинки, ты чего это такая проницательная с утра пораньше? Ты же видела тот же самый сон от принцессы Луны, что и все остальные, так?

Пинки аж запрыгала на месте.

— Ну конечно видела, дурашка! Но она не сказала, что Леро отправляется на су-упер секретную шпионскую миссию на личном поезде, и в сопровождении стражи, и… — она осеклась и удивлённо пробормотала, — как-то это странно...

Пинки застыла на месте. Проморгалась. Склонила голову набок.

— А-а… почему всё вдруг стало таким… никаким? — Она вытянула переднюю ногу и помахала ею. — И почему я стала такой никакой? Что случилось? — Её метка подёрнулась рябью и растворилась, а шёрстка резко поблекла. Твайлайт испугано ахнула.

Королевские Стражи подхватили Леро и ринулись к вокзалу во весь опор. Рэйнбоу Дэш схватила передними ногами Твайлайт и Лиру и устремилась за ними.

---

— Наверное, этого и следовало ожидать. Нужно обладать огромным магическим потенциалом, чтобы быть Пинки Пай. Похоже, на сильных магов болезнь действует не совсем так, так предполагала Луна, — размышляла вслух Твайлайт, лёжа на скамейке. Леро всячески пытался устроиться поудобнее, но для него сидение было слишком низким. В другом конце вагона Лира показывала Рэйнбоу упражнения, подходящие для разминки в стеснённом пространстве.

Леро вполне мог вытянуться во весь рост, лёжа поперёк вагона, что он, собственно, и сделал.

— Ты как? — спросил он, опустив руку на гриву Твайлайт.

— Кажется, я чувствую её. — Твайлайт вздрогнула. — Такая тяжесть навалилась, и рог как будто опустел совсем. А может быть, Луна ошиблась. У меня магический потенциал больше, чем у любой пони, гораздо больше, так может быть, на меня подействует не сразу. А может быть, с принцессами уже всё будет в порядке, когда мы приедем. — Она закрыла глаза. — Это всего лишь гипотеза. Нужно всё проверить. Да, нужно. Настройся на лучшее, и всё получится.

Леро почувствовал странное покалывание в пальцах, когда её грива стала блекнуть. Сознание покинуло её, взор затуманился, а по его щекам уже катились слёзы. Он погладил её за ушком, но она, похоже, не заметила. Он поднялся на ноги.

— Она заразилась, — сказал он двум другим кобылкам, не поднимая глаз. — Она… её уже сломило, — и рухнул на колени.

Лира кивнула.

— В Рэйнбоу Дэш тоже сильна магия.

То, что он видел в сегодняшнем сне, не было и вполовину так ужасно, как вид потускневшей гривы его кобылки. Казалось, что она ничуть не изменилась, всё те же крепкие подтянутые фланки, вот только теперь начисто лишённые цвета. Она застыла на месте, раскачиваясь в такт с движением вагона. Лира прильнула к Леро.

— Вот уж не думала, что когда-нибудь буду рада тому, что я слабый маг, — задумчиво произнесла она. И хоть она и пыталась держать себя в копытах, Леро слышал напряжение в её голосе, то самое, которое возникает, когда точно знаешь, что тебя ждёт, и знаешь, что этого не избежать.

Леро обнял её и разрыдался, зарывшись лицом в её гриву. Она рыдала на его плече. Вдруг Леро испуганно вскочил, — Машинисты! Что, если и сними случится то же самое?

Лира открыла дверь в тамбур.

— Тогда тебе лучше держаться поближе к стоп-крану.

---

Когда они прибыли, шёрстка Лиры всё ещё была мятно-зелёной. Машинисты тоже ещё держались на ногах. Леро осторожно закинул Рэйнбоу на плечо, другой рукой он подхватил Твайлайт и сошёл с поезда. Стражи, помогавшие им пробраться через город ко дворцу, старались держаться от них поодаль. Один из них что-то рявкнул, и двое других тут же поднялись на крыло и устремились ко дворцу. Вскоре к ним подлетела повозка, запряжённая восемью пегасами. Было явно видно, что все они нервничают, но ни один из них и пискнуть не посмел, когда Леро погрузил в колесницу двух блеклых пони и поднялся следом сам. Они не рискнули подняться в воздух, ведь в любой момент любой из них мог лишиться своей врождённой магии.

Однако всё обошлось. Когда они прибыли во дворец, Лира всё ещё твёрдо стояла на ногах. Она потянулась к Леро и поцеловала его.

— Я присмотрю за ними, — сказала она. — А ты проследи, чтобы солнце продолжало падать.

Иногда Леро хотелось поглубже изучить философию Пути Покоя, хотя бы затем, чтобы понять постоянные отсылки Лиры к падению. Её до глубины души потряс рассказ о том, как светила движутся в его мире. Он немногое уже помнил из школьных уроков физики, но всё же смог на пальцах объяснить, что луна так быстро падает на землю, что всё время промахивается. Он поцеловал её в ответ и крепко обнял, затем поднялся и проследовал за стражами.

Селестия не выцвела, и солнце на её метке по-прежнему отливало золотом. Вот только грива её теперь была блекло-розовой, и крылья были прижаты к бокам. Голова её покоилась на подлокотнике длинного дивана; на маленьком переносном столике перед ней стояла недоеденная тарелка супа. Стражи расступились, пропуская его в королевские покои. Это, конечно, не совсем вежливо, но Леро испытал облегчение с неприлично сильным оттенком радости при виде её гривы. Нет, это, конечно, не её вина, но он просто терпеть не мог её гриву. Даже после того её заклинания, что должно было заглушить в нём страх, он всякий раз содрогался от ужаса, вспоминая их первую встречу. Но сейчас для страха было не место и не время.

— Леро, — должно быть, сказала она, потому что прозвучало это скорее как «Лебо». Ну да, конечно, вон и стопка носовых платков рядом с тарелкой. — Спасибо что пришёл. — Она тяжело взмахнула копытом, указывая в сторону одной из стен. Там в колоннаде бездумно слонялась серая пони. — Дьютифул Сёрвант была последней, кто рискнул приблизиться ко мне. И посмотри, что с нею стало.

Позади него кто-то громко шмыгнул, тихонько хлопнула закрывшаяся дверь, а затем донёсся чей-то голос:

— Тётя Селестия? Кажется, я тоже захворал...

---

Восемь долгих и напряжённых недель ушло у Леро, чтобы выходить двух аликорниц, Рэйнбоу, Твайлайт и Лиру. Мятная единорожка поблекла лишь на второй неделе со дня прибытия во дворец и уже через пару недель снова была на ногах. Четыре дня Рэйнбоу Дэш бездумно щипала травку во дворе, прежде чем пошла на поправку. За десять дней Твайлайт Спаркл не проронила ни слова, и когда уже даже Селестия оправилась от болезни, всё ещё не могла подняться с постели. Потом настал черёд Луны, и следующие восемь недель Леро выхаживал её.

Хотя, сказать по правде, ему понравился витраж, который построили в его честь.

---

От автора:

После долгих переговоров (и самой малости нытья и нудения с моей стороны), SpinelStride продолжил свой фанфик. Найти его можно здесь (оригинал).

Прости мне все грехи мои

«So let mercy come
And wash away
What I’ve done»
 — Linkin Park — What I've Done

---

Есть многое на свете, друг Горацио,
Что и не снилось нашим мудрецам.
— Гамлет (1.5.166-167)

Леро вытянул ноги, нет, всё равно не удобно. Он, наверное, в тысячный раз поёрзал на колючей оббивке диванчика, пытаясь устроиться поудобнее, но так и не смог придумать ничего лучше, чем сложить ноги на журнальный столик.

Странно, вот в каком бы ты мире ни оказался, стоит попасть в приёмную, и время словно замирает на месте, и не важно, огромная перед тобою очередь или вообще никого нет.

Он взглянул на секретаря принцессы Селестии, серая единорожица с тёмно-пурпурной гривой — настолько тёмной, что она казалась практически чёрной — сидела к нему спиной, зарывшись в бумаги.

Человек поёрзал задницей на диване, однако удобнее его пятой точке от этого не стало.

Да, для пони такие низкие кушетки, (точно такие же, как и во Фрэндшип Экспресс, только чуть более разукрашенные) может и были вполне себе удобны, вот только человеку на них не было комфортно ни в какой позе.

— Принцессы ожидают вас, — отозвалась секретарь из-за своего стола. От радости человек прям подпрыгнул на месте.

Потянувшись и хрустнув суставами, он поднялся и зашагал было в сторону отворившихся дверей, как вдруг что-то потянуло его за рубашку.

Леро оглянулся. Ну да, так и есть, это она, секретарь, держит его за рубашку, нервно потирая копытца.

— Можно вас обнять, — спросила она, краснея от смущения, стесняясь взглянуть ему в глаза.

— Ну конечно, мисс Рэйвен. — Леро опустился на колено, и довольная поняша заключила его в объятья. Стоит отметить, что и ему от этого стало чуточку спокойнее.

— Я всю жизнь проработала их секретарём. Я делала всё, что было в моих силах. — Она отпустила его, чмокнув напоследок в щёку. — Спасибо, что помогли им, когда я не могла помочь.

Поняша тут же юркнула обратно за свой стол, не заметив лёгкого румянца на щеках человека. Леро тряхнул головой и пробормотал: «Что-то вы зачастили с обнимашками… и кобылки, и жеребцы.»

Не сказать, правда, чтобы ему это не нравилось.

---

Он вошёл в просторную, но тем не менее скромно отделанную залу. Первым, что бросилось ему в глаза была, бр-р-р, грива Селестии. Вспомнив, чему его учила Лира, он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, слабое, но всё же навязчивое волнение, вроде бы отступило. Дружелюбно улыбнувшись, стараясь при этом не смотреть на развевающуюся на неведомых ветрах многоцветную гриву, он поклонился белоснежной аликорнице, и та поклонилась ему в ответ.

А вот реакция принцессы Луны была более яркой. Едва завидев человека, она вскочила со своего диванчика и воскликнула:

— Беллерофонт! Как же рады мы видеть тебя. — Всетемнейшая аликорница подбежала к посетителю и обняла того крыльями. Голова её опустилась ему на плечо, мягкие пёрышки приятно щекотали шею.

Ещё где-то с месяц назад, когда он выхаживал чумную аликорницу, Леро успел подметить, что Принцесса Ночи, в природе своей, весьма падка до обнимашек. А ещё он успел заметить, что обнимашки эти становились тем дольше, и тем нежнее, чем меньше она думала о своей царственной натуре.

И сколько бы его кобылки не расспрашивали, больше Леро им ничего не сказал.

Когда Луна (не без толики сожаления) отпустила его, Леро поклонился каждой из сестёр.

— Благодарю вас за то, что согласились принять меня, принцессы. Я понимаю, что у вас сейчас и без меня забот предостаточно.

— Конечно понимаешь. Лучше, чем любой из смертных пони, — прервала его Селестия, поднимаясь со своего диванчика. — Леро, мы бесконечно признательны тебе за твой неустанный труд и твою стойкость в трудный для нации час.

— И мы надеемся, что тебе понравился витраж, запечатлевший твой подвиг, — добавила Луна, усаживаясь обратно на свой диванчик, едва заметно взмахнув при этом крыльями.

— Ну, это было, конечно, неожиданно, но всё равно приятно, — усмехнулся Леро. — Вам тоже за это спасибо.

В золотистом сиянии магического захвата, из дальнего угла комнаты к нему подплыло по воздуху вполне себе человеческих размеров кресло.

— Полагаю, что для предстоящей беседы тебе лучше будет присесть. — Селестия поставила кресло прямо позади своего гостя.

Тот сел в предложенное кресло, опустил руки на колени и крепко сцепил пальцы. Луна удивлённо вскинула бровь.

— Тебе неудобно? — спросила она, подхватив магией одну из подушек во множестве разбросанных по комнате.

— Нет, что вы, всё в порядке, — тут же ответил Леро. — Просто, мой вопрос… очень уж давно не даёт мне покоя.

Луна взглянула на сестру, а затем опять на человека.

— Так молви же, чего желаешь ты от нас, что тревожит тебя? Боюсь, что я не успела ознакомиться с твоим прошением.

— Моё… прошение, оно всё больше адресовано вашей сестре. — Леро нервно облизнул губы и обратился к принцессе Селестии: — Пока я ухаживал за вами, вы говорили… Нечто странное… И теперь, мне хотелось бы кое-что уточнить.

— Что ж, я боялась этого, но всё же ожидала, что это может случиться. — Селестия вздохнула и опустила глаза. — В знак признательности за твои заслуги перед нами и перед державой, я отвечу на твои вопросы, но знай, что если информация будет содержать в себе угрозу стране и миру, я буду вынуждена сокрыть её от тебя. Ты многое сделал для нас за прошедшие месяцы, но безопасность наших подданных всё же превыше всего.

Подняв взгляд на Леро, она добавила:

— И если то, что я скажу тебе, покажется недостаточным, знай, что ты тоже мой подданный, и если мне придётся утаить от тебя правду ради твоего же блага, я сделаю это не раздумывая.

— Я всё понимаю, принцесса, — ответил Леро. Он ожидал чего-то подобного ещё задолго до того, как Твайлайт подала прошение об аудиенции от его имени. — На большее я и не рассчитывал.

Луна растеряно взглянула на свою сестру, затем на своего гостя.

— Так в чём же дело? Молю, друг мой, скажи.

Леро глубоко вдохнул, на секунду задержал дыхание и медленно выдохнул.

— Вы встречали людей до меня? — спросил он Солнечную Принцессу.

— Нет, — последовал до безобразия простой и краткий ответ.

Леро склонил голову и удивлённо моргнул, то же самое проделала и Луна. Селестия мотнула головой, грива её спала на глаза. Она поднялась с диванчика и подошла к окну.

— То, что я скажу тебе, не должно покинуть этих стен, — белоснежная аликорница обернулась через плечо на растерянного человека. — Впрочем, для твоего табуна можно сделать исключение, ведь ты всё равно не станешь от них ничего скрывать, но кроме них, этого не должен знать никто.

Леро нервно хрустнул пальцами.

— Понимаю.

— Ты слышал про Мать Эквестрии?

Леро на секундочку призадумался, перебирая в памяти лекции по Эквестрийской истории и мифологии, которые читала ему Твайлайт. Внезапно в его памяти всплыла, невесть откуда взявшаяся, загадочная улыбка… бледная кожа и рыжие волосы… нет, грива, сотканная из золота и пламени. — Согласно вашим мифам, она создала ваш мир, так?

— Она вполне реальна. Давным-давно я была избрана править солнцем, и именно она наделила меня этой силой и научила, как ею пользоваться. Но дар мой заключается не только в этом, я могу видеть за гранью. Думаю, ты согласишься, что это весьма полезная способность, ведь существа из других миров вполне могут заинтересоваться нашим, едва они найдут его.

— Люди приходили сюда? — спросил Леро.

Селестия взглянула на Луну.

— Если твой народ и ступал по нашим землям, то я не заметила того, а потому имею полное право сомневаться, что такое когда-либо случалось. Полагаю, что у твоего народа… своих проблем хватало. Будучи юной аликорницей, а если задуматься, то и до того, как ею стать, я была весьма любознательной. Ещё маленькой единорожкой, мне случалось видеть вещи, происходящие за пределами нашего мира. Будучи смертной, я не могла подчинить себе эту способность. Я видела множество миров подобных твоему, множество существ подобных людям, многих из которых я и теперь не смогла бы отличить от тебя.

— Невероятно, — Леро откинулся на спинку кресла и потёр подбородок.

— Верно. Тебе должно гордиться, всякий раз, когда я видела людей, могущество их превосходило все границы. Твайлайт присылала мне записи мифов и легенд твоего мира. И если верить моим видениям, есть в них и доля правды. Многие из ваших рассказов о злодеях и героях не такая уж и выдумка. Ты — представитель чудесного вида, мой маленький человек. — И пускай Леро не видел сейчас лица Селестии, в голосе её прозвучала явная ирония. — Здесь ты едва ли встретишь пони, оседлавшую дракона.

Луна кашлянула, и Селестия, закатив глаза, добавила: — Ну, не считая моей сестры. Сама я того не видела, но судя по тому, что я узнала, люди всех рас, во всех мирах, и всех реальностях — единственные, вкусившие плодов от Древа Жизни.

— Древо Жизни? — Леро быстро прокрутил в памяти все легенды, в которых встречалось нечто подобное. — Оно упоминается в нескольких преданиях. Самое известное относится к Иудейско-Христианской традиции. Там оно называлось «Древо Познания Добра и Зла».

Селестия кивнула, похоже, она только теперь поняла.

— Это многое объясняет. Люди, которых я видела, были безгранично мудры, им была подвластна магия, о которой Твайлайт Спаркл остаётся только мечтать. Однако, это и навлекло на них беду. Расу жадных чудищ. Отвратительных существ, что питаются болью и страданием. Однажды они пришли и в Эквестрию. — На мгновение Селестия замолчала, затем, тяжело вздохнув, продолжила: — Что-то случилось, уж и не знаю что, но почему-то эти существа очень охочи были до вашего вида. В отчаянии люди взывали о помощи. — Селестия закрыла глаза, воспоминания из далёкого прошлого заполонили её разум. — Была среди них одна очень юная, но очень просветлённая особа, быть может, и из твоего мира — откуда мне знать — она взывала ко мне. Снова и снова она молила меня о помощи, просила помочь ей защитить её земли, но я была вынуждена отказать. Мне нужно было защищать своё королевство и свои подданных. Луна только что обратилась и… — аликорница замолчала, явно подбирая правильные слова, — была слишком юна, чтобы доверить ей защиту всей Эквестрии, границы которой тогда осаждали всё те же, пусть и меньшие твари.

Селестия взглянула на Леро, глаза её были полны слёз.

— Прости. Если только можешь, прости меня. Я знала, что они в беде, слышала их мольбы и ничего не сделала. Я не могла помочь миру столь отдалённому, не подвергнув риску своих маленьких пони. Я приняла это решение, и мне теперь с ним жить; и пусть я верю, что решение это было правильным, смириться с ним мне от того не легче.

Она снова повернулась к окну, вдалеке, усиленный врождённой магией, взор аликорницы уловил очертания облачного города Мальстрёма, проплывающего над вершинами Кристальных Гор. Селестия тяжело вздохнула, и во вздохе этом чувствовалась вся тяжесть мира, покоящегося на её плечах.

— А потом… Я взглянула на тот мир, но искра магии, что горела в нём, уже угасла навсегда. Они пожрали её, пожрали саму душу того мира, вытянули всю его магию. Я решила, что случилось худшее, вместе с сёстрами мы запечатали наш мир, оградили его от вторжения извне. Мы боялись, что та сила, что опустошила ваш мир, сможет найти дорогу и к нам. Долгое время я считала, что тот мир пал, что он не сможет существовать без магии. Похоже, я ошибалась.

А потом из-за грани стали доноситься слухи. Истории о народе, что жил безо всякой магии, народе, что огнём и мечом разил своих врагов. Поверь, когда я узнала о тебе, о существе без единой капли врождённой магии, появившемся из глубин Вечнодикого леса, я и подумать не могла, что ты один из них, я думала, что ваша раса давно уже канула в Лету.

— Но похоже, что вы справились. — Луна поднялась со своего диванчика и подошла к сестре. — Обошли весь свой мир и нанесли его на карты, погрузились в бездну морскую, излечили немыслимые болезни, создали механических титанов. — Прильнув к старшей аликорнице, Луна обернулась к человеку. — Высадились на луну, сами, без чьей-либо помощи.

Всё это время Леро молчал, мысли в его голове носились быстрее, чем белка в колесе.

— И это всё?

— Да, — ответила Селестия, не отрывая взгляда от далёких гор.

Леро, конечно, нервничал когда вошёл, но он и подумать не мог, что тема этого разговора будет трудной не только для него, но и для принцесс.

Человек поднялся, подошёл к Солнечной Принцессе и осторожно опустил руку на её холку. Да, это не укладывалось в протокол аудиенции, но вот именно сейчас ему было решительно наплевать на все протоколы.

— Я не знаю, был ли это мой мир, я не скажу за всех его обитателей и за их предков, но я прощаю вас...

— ...говоришь ты, но рука твоя дрожит.

— Но слово моё твёрдо.

— Теперь я понимаю, почему ты нравишься Твайлайт. — Селестия отвернулась от окна, их с Леро взгляды пересеклись, человек действительно говорил правду. — Спасибо.

---

Они беседовали ещё какое-то время, затем Леро поблагодарил принцесс и откланялся. Мисс Рэйвен проводила его к одному из неприметных выходов из дворца, чтобы ему не пришлось столкнуться с назойливыми папарацци.

Устроившись на своих диванчиках, Селестия и Луна отпили каждая из своей чашки.

— Луна, — Селестия едва заметно улыбнулась, — а что это за озорной огонёк зажигается в твоих глазах, когда ты смотришь на нашего бывшего, а то гляди, и будущего вице-правителя?

— Попытку засчитываю, но неужели ты надеялась вот так запросто меня расколоть? — Луна взглянула на дымящуюся чашку остывшего было мятного чая — сестра, воплощающая всю мощь дневного светила, это, порой, даже удобно. — Я вот что хотела у тебя спросить: думаешь, ему действительно удалось от них бежать? Думаешь, за ним не следили, думаешь, разум его не запятнан?

— Ты о чём?

— Мы знаем, как они обычно обходятся со своей добычей, мы слышали, как устроено их общество. Всегда ли он был таким, или его изменили, смягчили, чтобы он... легче влился в наше общество?

— Я очень надеюсь, сестра, — сказала Селестия, поднося чашку к губам, и тень беспокойства мелькнула на её лице, — что ответ на этот вопрос нам не придётся узнать.

---

От автора:

The Quiet Man: Ещё одна совместная работа? Она самая. И как и прежде, всё лучшее — дело рук warpd, а всё не-то-чтобы-совсем-чтоб-лучшее — моих.

Оригинал опубликован 10 авг 2013

Смотри, вон там, взмывает над волнами

^MadHotaru

«Way out in the water,
See it swimming»
 — Pixies — Where is my mind

---

Август года 1216 AC
Где-то на окраине Понивиля

В любой из вселенных родители скажут вам, что поднять своё чадо в школу — задача не из простых. Если бы мы захотели вдруг составить список «простых задач», то эта была бы чуть выше по списку, чем «загнать маленьких дьяволят в тёплую пенную ванну, чтобы наконец-то отдраить их», но чуть ниже, чем «приучить их чистить зубы без постоянных напоминаний, подкупа или вмешательства сил охраны правопорядка».

Столь же верно и то, что в выходные, на каникулах или в любой другой день, когда взрослые и сами не прочь вздремнуть часок-другой сверх положенного, все чертенята на свете так и норовят проснуться до первых петухов, чтобы успеть набедокурить и учинить разгром раньше, чем их несчастные родители успеют приготовить себе чашечку утреннего кофе.

Эквестрия не была исключением из этих правил.

Потому-то и собрались этим ранним солнечным субботним утром родители и просто сопровождающие со всех уголков Понивиля у самого крупного пруда на окраине городка.

С заспанными глазами и взъерошенными гривами они скучковались у большого раскладного столика, что мистер и миссис Кейк поставили подальше от воды. Свежий горячий кофе в бумажных стаканчиках расходился на ура (и совершенно бесплатно), а всего за один бит к нему можно было приобрести и сверкающий глазурью маффин, тоже с пылу, с жару.

Большую часть собравшихся дети чуть ли не насильно вытащили из постели, а потому, к вящей радости Кейков, у пруда собралось великое множество голодных ртов. Не сказать, чтобы это сулило баснословные прибыли, но курочка по зёрнышку, знаете ли.

Кто-то из родителей сильно переживал, а потому не спускал глаз с компашки, что сгрудилась поближе к воде, другие же чувствовали себя гораздо спокойнее и старались не мешать детям веселиться. Их доверие Леро уже успел заслужить, а потому они не собирались вмешиваться в его планы.

Но доверие это одно, а потенциальная угроза их чадам — совсем другое. Как раз на этот самый случай над прудом парила стайка пегасов, а берег патрулировали земные пони и единороги, примерно в таком же количестве. Все они были в одинаковых ярко-красных спасательных жилетах.

---

У самого берега расселись дюжины две жеребят. Обычно такое сборище маленьких непосед в одном месте означало одно — жди беды, однако сегодня они вели себя на удивление хорошо. Даже Метконосцы не сводили с человека глаз, а ведь именно они чаще всего оказывались зачинщиками всех этих бед.

Возможно, главной причиной было то, что никто из детей, да, пожалуй, и из взрослых тоже, никогда не видел человека настолько обнажённым; сегодня на нём были лишь пляжные шорты и красный спасательный жилет, такой же, как и у стайки пегасов над его головой, за исключением только жёлтой полосы.

Более того, никто из детей вообще никогда не видел столько голой кожи. Словно завороженные они смотрели на его руки, ноги, на то, как играют под кожей мускулы, на клочки шерсти, покрывающие его конечности, обычно закрытые одеждой.

Большинство горожан никогда не видели пальцев на его ногах. Твист попросила его пошевелить ими, что Леро с радостью и проделал: стоя на одной ноге, он поднял другую и пошевелил пальцами. Большинство жеребят сочли зрелище забавным, кто-то даже восхитительным, а кто-то — отвратительным. Кое-кто из них даже попытался повторить этот трюк, не пошевелить пальцами, конечно, а устоять на одной ноге, но Чирили тут же пресекла все их потуги.

Ещё раз пересчитав жеребят по головам и сверившись со списком, Чирили передала его Леро, тот пробежал по списку взглядом и, широко улыбнувшись, вернул его учительнице. Забавно, совсем недавно детишки в ужас пришли бы при виде его больших, блестящих, острых, разрывающих мясо зубов. А теперь те же самые зубы, долговязые руки и ноги, странное плоское лицо вселяли в них уверенность.

И не так уж давно их родители, да и другие жеребята, сказали бы держаться от него подальше, а не то он украдёт их и съест. Но, с другой стороны, то же самое говорили и про Найтмэр Мун, а она оказалась совсем не такой. Ну, по крайней мере теперь, когда она стала принцессой Луной. Да, она порой вопит слишком уж громко, но на каждую Ночь Кошмаров она наряжается специально для них и гоняется за ними по всему городу, притворяясь, будто собирается их съесть. И пусть она на самом деле совсем не страшная, играть с ней всё равно весело!

Точно так же и господин Леро на самом деле был совсем не страшный, нет, он был хороший. Он всегда был рад помочь другим пони, когда у них что-то ломалось или работало не так, и они начинали ругаться всякими словами, а потом приходил Леро или мама Скуталу и всё чинили.

И Метконосцы не уставали повторять, что принцессы так ему доверяют, что даже разрешили присматривать за ними, пока были больны, и что все шесть Хранительниц считают, что он хороший, а значит и все остальные в Понивиле могут смело считать его другом.

Да, он, конечно, по-своему забавное существо, но теперь это их забавное существо, и никакие взрослые глупости их уже не переубедят.

---

Вернув Чирили список, Леро обернулся к сгрудившимся у его ног жеребятам. Он присел на корточки, так, чтобы их глаза оказались примерно на одном уровне. Спасибо, кстати, Рэрити за шорты, которые позволяли присесть на корточки, не вывалив при этом ничего на всеобщее обозрение.

Двадцать четыре пары глаз в ожидании уставились на него, и, сказать по правде, это напрягало куда сильнее, чем если бы на него уставились две дюжины взрослых. Взрослые уж точно не станут ничего замышлять у тебя за спиной. Ну, не считая Пинки и цветочниц... и… Ладно, скажем так, большинство взрослых не станет ничего замышлять у тебя за спиной.

— Привет, ребятня. Я очень рад, что сегодня все мы собрались здесь, — начал Леро, стараясь говорить достаточно громко, чтобы его услышали, но не так громко, чтобы его испугались. — Как мы с мисс Чирили уже говорили вам и вашим родителям, мы, Люди, стараемся сделать всё возможное, чтобы нашим детям ничто не угрожало, когда они играют со своими друзьями. Все вы, конечно, знаете, что если произошло что-то, с чем вы сами не можете справиться, то нужно сразу бежать к папе, или к маме, или к кому-нибудь из взрослых, но может случиться и так, что все они окажутся слишком далеко. Поэтому мы собираемся научить вас, как не попасть в беду на воде и как помочь вашим друзьям, случись с ними такая беда.

Двадцать четыре пары глаз всё ещё были прикованы к нему — это хорошо, это значит, что он сумел удержать их внимание. Однако он всё никак не мог отделаться от ощущения, будто они что-то против него замышляют. Они всегда что-нибудь замышляют, особенно эта троица.

— Но дело не только в вашей безопасности. Ведь плаванье — это не только очень весело, это ещё и очень полезное упражнение для всего тела, а ещё это отличный способ освежиться в летнюю жару, да и вообще хорошо провести время с друзьями. Но что я вам всё рассказываю, может быть, лучше посмотрим, как это здорово?

Леро поднял взгляд и отыскал в небе нужную пегаску. Вон она — серая шёрстка и золотистая грива, — парит над стайкой спасателей и терпеливо дожидается его сигнала. Леро заложил два пальца в рот и трижды свистнул: два свистка были короткими, а третий — длинным, да таким громким, что мисс Ду его бы и за версту услышала, не будь даже у неё чуткого пегасьего слуха.

Свистнув в ответ, серая пегасочка сложила крылья и камнем полетела вниз, к озеру, до которого было добрых скачков триста, а то и больше.

Мисс Ду стремительно набирала скорость, и ветер уже яростно трепал её гриву и хвост. Всё быстрее и быстрее, вода всё ближе и ближе, и почти каждый жеребёнок был просто уверен, что она вот-вот расправит крылья и выйдет из пике, ну или хотя бы попытается затормозить. Но не тут-то было: уже у самой воды она вытянула передние ноги и в следующую секунду скрылась под её поверхностью, оставив после себя лишь расходящиеся кругами волны.

---

Дёрпи парила над озером и наблюдала за Леро. Вот он уселся перед стайкой жеребят, а значит, скоро её выход. Она подняла копыто ко лбу и натянула на глаза лётные очки.

Очки были необычные. Их специально для неё изготовили господин Леро, Твайлайт Спаркл и доктор Чарт. В них были специальные линзы, на которые было наложено специальное заклинание, всё вместе это временно устраняло дефект её зрения. Она знала, что минут через десять максимум у неё жутко разболится голова, но для того, что она собиралась сделать, ей и десяти минут хватит с лихвой.

Снизу донёсся свист, она свистнула в ответ, закрыла глаза, сложила крылья и камнем полетела вниз.

---

До берега докатилась первая из волн, поднятых мисс Ду, а вот самой пегасочки до сих пор было не видать. Жеребята стали оборачиваться к Динки: не испугалась ли она, что её мама ушла под воду и до сих пор не вынырнула? Но та совершенно спокойно сидела на берегу и смотрела куда-то совсем не туда, куда нырнула её мама. Ну, раз уж и Динки спокойна, и господин Леро спокоен, значит именно так всё и было задумано.

Все обернулись к озеру, и вдруг примерно в том самом месте, куда смотрела Динки, из-под воды стали появляться пузырьки. А вскоре вслед за пузырьками из-под воды показалась и серая пегаска. Вынырнув, она расправила крылья и выгнула спину, рассыпая водяные брызги мелкими капельками во все стороны. Описав в воздухе широкую дугу, она снова скрылась под водой.

Вскоре пузырьки забурлили уже в другой стороне, но на этот раз пони не показалась. Нет, вместо этого дорожка из пузырьков устремилась куда-то через всё озеро. Гораздо быстрее, чем мог бы бежать земной пони, может, даже гораздо быстрее, чем мог бы лететь пегас.

У того самого берега, где сидели жеребята, пузырьки остановились, и из воды снова вынырнула мисс Ду, и снова взмыла над озером, оставляя за собой шлейф брызг, сияющих в свете восходящего солнца подобно крошечным бриллиантам.

И все жеребята тут же вцепились в неё неотрывным взглядом, а потому совсем не заметили, что, пока Дитзи выписывала фигуры у них над головами, три пегаса в красных жилетах подтащили к озеру три разноцветных летающих кольца. И кольца эти были по меньшей мере в двенадцати скачках от воды. И вот, когда все три кольца были выставлены в линию, к ним устремилась мисс Ду, а за нею устремились и взгляды жеребят. Но, не дойдя и до первого, она с громким всплеском рухнула в воду.

И уже мгновение спустя под первым кольцом забурлили пузырьки, а вскоре на том же самом месте вынырнула серая пегасочка. И, заложив дугу через кольцо, снова скрылась под водой.

Не успели жеребята и глазом моргнуть, как пузырьки появились под вторым кольцом, и тут же из облака пузырьков появилась мисс Ду, затем лишь, чтобы описать очередную дугу и снова скрыться под водой.

А когда пузырьки забурлили под третьим кольцом, жеребята уже едва ли не на голову друг другу лезли, лишь бы только получше разглядеть, как мама Динки вынырнет из воды. Ну, это не считая тех, кто замер в изумлении. И в третий раз Дитзи вынырнула уже под всеобщее жеребячье ликование.

---

Поджав передние ноги и сжав вместе задние, чтобы они работали как один большой «плавник», Дёрпи скользила сквозь прозрачную озёрную воду. Крылья её были слегка расправлены и работали теперь как… как же это называл господин Леро? Ах да, как гидропланы. Так вот, она чисто инстинктивно изогнула слегка расправленные крылья для набора высоты и устремилась к поверхности.

Господин Леро сказал, что под водой она движется как нечто среднее между пингвином и дельфином. Дёрпи не могла сказать наверняка, что знает, что это за звери такие, но раз уж им выпала такая здоровская доля, то и тот, и другой, должно быть, самые счастливые животные на свете.

Скользя сквозь водную толщу, она вдруг почувствовала такое умиротворение, которого не испытывала многие годы. Когда-то давным-давно, получив свою Метку, она решила, что семь пузырьков соответствуют семи ветрам, которые она чувствовала на уровне подсознания. И это было верно, но не совсем. Не только чувство семи ветров было заложено в неё природой, но и чувство водных течений тоже.

Здесь, под водой, она ощущала не только те потоки, которые тревожили её шёрстку, но и те, что были вокруг неё. Она чувствовала, как они движутся, чувствовала, куда они её поведут, и точно знала, как подчинить их своей воле, как сделать так, чтобы в конце концов всё вышло именно так, как ей хотелось. И над этим ей не приходилось задумываться даже на секунду.

А ведь все эти годы она считала, что пегас из неё никудышный, раз уж она не может летать и так же хорошо управлять погодой, как другие пегасы. И все эти годы она пеняла на свою земнопоньскую часть. И все эти годы она считала, что хуже других пегасов. Но вы только взгляните на неё теперь: она ведь парит, и скользит, и кружит не хуже всех остальных. Она теперь движется, и петляет, и вьётся на скоростях, о которым другим только мечтать остаётся. И что самое прикольное, она делает это там, где иному пегасу и не снилось… под водой!

Все эти годы она глядела в лицо судьбе, да всё никак не могла её разглядеть.

Пузырьки состояли не только из воздуха. Состояли они и из воды.

И это было прекрасно.

---

Вынырнув из воды, мисс Ду сжалась в клубок и кувыркнулась сквозь третье кольцо. И тут же скользнула воду, как нож в масло, но лишь затем, чтобы снова вынырнуть секундой позже и сделать ещё один кувырок через то же кольцо, и снова погрузиться в воду.

Пегасы стали убирать кольца, а на поверхности тем временем снова забурлили пузырьки. Они описали круг, затем ещё один, обозначая место, где мисс Ду мчалась под водой со скоростью, доступной лишь немногим пегасам. И каждый круг был уже предыдущего.

Вскоре пузырьки обернулись всё быстрее и сильнее расширяющимся водоворотом. А вместе с шириной водоворот набирал и глубину. И уже считанные секунды спустя те спасатели, что парили в воздухе, могли беспрепятственно разглядеть через водоворот дно пруда. И именно в этот самый момент мисс Ду вынырнула из него и широкой спиралью ушла в небо. Водоворот, который некому теперь стало поддерживать, начал схлопываться. Великая масса воды, столкнулась в центре воронки и взвилась в воздух, свернувшись шаром в том самом месте, где его и ждала серая пегаска.

Заложив вокруг водяного шара пару кругов, мисс Ду позволила ему упасть обратно в озеро, попутно описав вокруг него ещё кружок-другой. Водная сфера врезалась в озёрную гладь, рассыпавшись во все стороны множеством крохотных шариков, в каждом из которых сияло теперь рассветное солнце. Но всё это великолепие продолжалось ровно до тех пор, пока за дело не взялась гравитация и не притянула все капли обратно к пруду.

---

Мириады сияющих ярче бриллиантов брызг рассыпались над ликующей понивильской ребятнёй, да и над взрослыми тоже.

Купающаяся в лучах славы (и брызгах воды) пегаска приземлилась у самого берега. Тут же к ней подбежала её дочурка и крепко-накрепко вцепилась в мамину ногу.

— Мамочка! — воскликнула маленькая единорожка. — Это было чудесно! Даже лучше, чем в прошлый раз.

— Спасибо, маффинёнок, — ответила Дёрпи, подняв переднюю ногу, а с нею и своего жеребёнка, к лицу, чем незамедлительно и воспользовалась Динки, повиснув теперь на маминой шее.

Оттуда, где стояли (а кто уже и прыгал в восторге) жеребята, до Дёрпи донёсся призыв господина Леро поаплодировать ей ещё раз. Она повернулась к ним и легонько поклонилась, слегка расправив при этом крылья, чтобы поддержать равновесие. Пусть плаванье и давалось ей легко, на земле (или над землёй) она всё ещё чувствовала себя не очень уверенно. И меньше всего ей сейчас хотелось ударить (буквально) мордочкой в грязь перед всей собравшейся публикой.

---

Едва завидев, как Динки бросилась в объятия матери, Леро тут же захлопал в ладоши.

— А ну, ребятня, дадим-ка топоту мисс Ду и её потрясному выступлению! Чес-слово, последний раз я видел нечто подобное в Орландском аквапарке, когда мне лет было не больше, чем вам. А было это жуть как давно.

Ребятню, да и оказавшихся поблизости взрослых, не пришлось просить дважды... а кого-то и вовсе просить не пришлось, и вскоре берег огласился радостным топотом.

Поклонившись благодарной публике, и изобразив пару взмахов кончиками крыльев, мисс Ду направилась к столику Кейков, где с радостью умяла маффин (а может, это были три маффина).

— Отлично, ребятня, а теперь все по местам, пожалуйста. — Леро вытянул руки перед собой ладоням вниз, и жеребята тут же расселись по местам, и даже юная Динки присоединилась к ним. — Вот и чудно, спасибо.

— Как вы уже видели, плавать это очень круто и очень весело. Но чтобы достичь таких результатов, нужно приложить немало усилий. Нам, Людям, очень повезло, ведь плаванью мы обучаемся очень и очень просто. Некоторые из нас полагают, что это всё из-за того, что мы произошли от водоплавающего вида.

Под пристальными взглядами собравшихся жеребят, Леро изобразил пару гребущих движений, чтобы проиллюстрировать, что людям и вправду очень просто даются плавательные приёмы. И, конечно же, большинство жеребят рассмеялось и, пусть и в насмешку, но повторило за ним эти движения, настолько, насколько позволяла им понячья физиология.

— Я переговорил со множеством взрослых пони о плавании, и знаете, что сказало мне большинство из них? — спросил Леро у жеребят. Ответом ему были размахивающие влево и вправо гривы. — Что пони плавает или отлично, или вообще никак. А знаете, что я вам скажу? Что все они не правы!

Человек указал рукой на троих своих кобылок, стоявших подле мисс Чирили. Гривы Рэйнбоу Дэш и Лиры были заплетены в косы, Твайлайт свою спрятала под ярко-жёлтую купательную шапочку. И пусть все трое в последние пару месяцев разом решили отпустить гривы, у Твайлайт она всё же была длиннее.

— Ещё в том году ни одна из них не умела плавать. — Леро снова опустился на корточки, чтобы оказаться глазами на одном уровне с жеребятами, и вытянув руки, поманил их к себе движениями пальцев, будто собирался перейти к самой жуткой части страшной сказки. — Ну, мисс Спаркл чуть-чуть могла, конечно, а вот мисс Дэш и мисс Хартстрингс плавали не лучше топора.

В этот самый момент Лира наклонилась к уху Дэш и прошептала: «А кое-кто ещё и хуже». Ответом ей был высунутый язык и громкое «Пффффф».

Леро повалился на спину и, размахивая всеми четырьмя конечностями в воздухе, и покачиваясь с боку на бок, изобразил тонущую пони.

— О нет! — воскликнул Пипсквик, когда Леро начал издавать булькающие звуки, и тут же схватил человека за руку, изо всех своих жеребячьих сил пытаясь вытянуть его на сушу. Не успел Леро и глазом моргнуть, как к Пипу присоединилась ещё дюжина хохочущих жеребят. И все пытались его вытянуть на сушу, одна беда: они не догадались сговориться в какой же именно стороне будет суша. А потому, человек с ужасающей скоростью двигался… никуда.

Леро поднялся с земли, уселся на корточки и сгрёб в охапку двух попавшихся под руку жеребят. Под руку попались Твист и Пипсквик. А затем человек и вовсе поднялся на ноги, удерживая хихикающих жеребят под мышками, и это не считая Снипса и Снейлса, повисших у него на шее.

Леро снова опустился на корточки, вернув при этом двоих своих пассажиров на землю (и позволив спрыгнуть двум безбилетникам).

— А теперь все трое замечательно плавают. И им всего-то и пришлось, что поверить в себя и приложить должные усилия. — Леро обернулся к своим кобылкам в тот самый момент, когда дружеская перепалка между ними дошла до той точки, когда Лира и Рэйнбоу поочерёдно пытались столкнуть друг друга в воду, с помощью старого доброго «Ты! Нет ты!», выражавшегося в толкании попо-метками. За чем их куда как более мудрая и интеллигентная спутница следила, закатив глаза в притворном раздражении.

— Похоже, — сказал Леро, — мисс Дэш и мисс Хартстрингс тоже хотят нам кое-что показать. А ну, ребятня, кто хочет, чтоб они устроили гонку вокруг озера?.. Да так, чтобы это «вокруг» был внутри!

Ей-богу, лучше б он спросил, у кого не хватит копыт, чтобы проголосовать за это предложение.

И если вам всё ещё интересно — ни у кого не хватило бы. Потому что жеребята были всеми копытами за.

— Итак, дамы. — Леро вынул из жилета свисток и от души в него дунул. — Два круга! Пошли! Твай, будешь их судить? А то они ни за что не договорятся, если кто-то третий не назовёт победительницу.

И обе кобылки разом устремились к воде, перекидываясь шутливыми «Сама виновата!», «Нет, ты виновата!». Спор это продолжался ровно до тех пор, пока обе не плюхнулись в воду. Впрочем, стоило им выплыть на поверхность и начать свою гонку, шутливая перебранка возобновилась, теперь сопровождаемая ещё и забрызгиванием друг друга. Стоит отметить, что Лире при всём при этом удавалось держаться на воде куда изящнее, чем Дэш.

Оставшаяся позади них табунская спутница величаво вошла в воду. Ну, или ей так хотелось думать, потому что каждый сантиметр погружения в холодное озеро отражался на её мордочке более чем умилительной гримасой.

— Как я и говорил, — повторил Леро, обернувшись к двум дюжинам восторженных жеребят, сгрудившихся у его ног, — ещё в прошлом году ни одна из них не умела плавать. А теперь они освоили не только важный навык, но и отличную забаву.

Он кивнул в сторону двух спасателей, на чьих красных жилетах красовалась такая же жёлтая полоса, как и у него.

— Это Пинки Пай, — указал Леро на розовую повесу, которую и так знал каждый жеребёнок в городе, — и Рэйндропс, — указал он на жасминового цвета пегаску, которую знал далеко не каждый жеребёнок, — следующие пару месяцев мы с ними будем учить вас плавать. А все остальные пони в красных жилетах будут нашими спасателями. Их задача следить, чтобы с вами ничего не приключилось.

Кто-то, может быть, сразу ухватит азы, и это здорово! Кому-то, наверное, придётся труднее, но и это ничего. Поверьте, в своё время каждый из вас научится плавать. И здесь совсем неважно, земной ты пони, пегас или единорог, — с этими словами человек протянул руку и поочерёдно потрепал гривки Эпплблум, Скуталу и Свити Бэлль. — Всякий пони может научиться плавать, просто учиться каждому придётся по-своему. А чтобы с вами не приключилось ничего страшного, мы будем следовать правилам. Надеюсь, вы выучили те карточки с правилами, которые мы оставили вам и вашим родителям. Если не помните их наизусть — можете повторять за мной.

Леро снова поднялся на ноги, не столько затем, чтоб его видели все жеребята, сколько за тем, чтобы его видели их родители и сопровождающие.

— Итак, ребятня, повторяй за мной, — сказал Леро погромче, опять же, не столько для жеребят, сколько для присутствовавших взрослых, — какое первое правило Пловцовского Клуба?

— Всем пони рады в Пловцовском Клубе! — отозвались хором две дюжины голосов.

— А какое второе правило Пловцовского Клуба?

— Всем. Пони. Рады. В Пловцовском Клубе.

Когда голоса жеребят стихли, Леро рассмеялся — жаль, что на всей планете лишь он один мог оценить эту шутку.

— Очень хорошо, а теперь я напомню вам остальные, — человек поднял зажатую в кулак руку, на которой уже были отогнуты два пальца и начал перечислять правила клуба.

— Третье: Если я или кто-то из красных жилетов кричит «все на берег», заплывы тут же прекращаются. Четвёртое: вас всегда должно быть минимум двое — без напарника в воду не лезем. Пятое: не важно, потребуется неделя, месяц или год, мы научим вас плавать.

— И последнее и самое главное правило: если это ваш первый день в Пловцовском Клубе… — человек расплылся в широкой улыбке, глядя на столпившихся у его ног жеребят, — мы сделаем всё, чтобы он стал для вас незабываемым.

Оригинал опубликован 28 дек 2013

Когда я просыпаюсь, тебя нет и следа

«And when I wake from slumber
Your shadow's disappear»
— The Corrs — Only When I Sleep

---

Принцесса Луна шагала по опустевшим коридорам Кантерлотского замка. Вокруг её копыт цвета полуночного неба клубился туман. Она свернула за угол, затем за другой, ни единого пони: ни стражи, ни прислуги, ни следа её сестры, хоть ты тресни.

Она отворила двери, что должны были вести в тронную залу, однако за дверями оказалась дворцовая кухня. Она обвела кухню взглядом в поисках хоть кого-нибудь, но увы; двери позади неё тем временем захлопнулись. Она рванула через комнату, отворила дверцу, что должна была вести к служебным коридорам, однако за дверцей оказалась гостевая спальня. В противовес освещённой солнцем кухне, спальню и большую четырёхспальную кровать в самом её центре заливал мягкий лунный свет.

Она рванула назад, распахнула ту самую дверь, через которую совсем недавно вошла, но вместо коридора за дверью оказалась малая королевская библиотека.

В ту же секунду дневной свет в кухне сменился ночной тьмой, и, вспыхнув вдоль стен, зажглись свечи. Она обернулась, из-за полок через всю библиотеку струился туман.

Краем глаза она заметила какое-то движение, обернулась, и свечи тут же погасли, и в кухне снова воцарился день. Там, за кипами книг, позади шкафов стоял жеребец пегас.

Он заметил её и сразу же пустился прочь, обернувшись через плечо, прежде чем исчезнуть во тьме.

Она успела взглянуть на него лишь краем глаза, но он… он был так прекрасен. Лоснящаяся чёрная шёрстка, крепкие мышцы, ни грамма лишнего веса. Его крылья, она не успела их толком разглядеть, но они были просто… просто великолепны. Она заметила, как сверкнули кончики его перьев, и перья эти были словно выточены из самого прекрасного чёрного мрамора. Он исчез во тьме, но она успела заметить, куда метнулся его бурый хвост.

А его лицо… это лицо… лицо… оно просто… просто… прекрасно, просто прекрасно.

Медлить нельзя, Луна припустила промеж рядов полок, изо всех сил надеясь догнать его.

И вот она снова заметила, как его хвост мелькнул и исчез за поворотом. Но как бы она ни старалась, всё время отставала от него как минимум на шаг.

Здесь, среди полок от её могучих аликорнских крыльев толку было никакого, поэтому она пустилась галопом. Молнией рванула за поворот — топот копыт прозвучал раскатами грома — задела полку, рассыпав книги на пол, но это её совершенно не волновало, потому, наверное, что стоило ей свернуть, как копыта её коснулись мягкой травы. Той самой травы, что покрывала изящные изгибы холмов, окружавших её теперь.

Позади неё раздался низкий голос, хриплый и с лёгким акцентом, но слышалась в нём и радость, что непостижимым образом заставляла её сердце биться чаще.

— Мой Лунный Свет, я здесь.

Она обернулась… или не обернулась, быть может, она осталась на месте, а весь мир повернулся вокруг неё. Не сказать, что ей было особенно важно, как именно это случилось, потому что теперь он стоял прямо перед ней. Он уже не убегал, он вовсе не шевелился, просто стоял, протянув ей зажатый в крыле кубок с золотистым искрящимся напитком.

Она и подумать не успела, просто протянула ему крыло, или, быть может, кто-то протянул крыло за неё. Странно, но крыло это было чернее, чем сама ночь. Оно так давно не было таким чёрным, что казалось, что было это в прошлой жизни. Её чужое крыло подхватило кубок и поднесло к её устам. Она пригубила напиток, почувствовала, как он коснулся её языка, наполнил его вкусом. Пряный, сладкий, нежный мёд, прохладный, но в самую пору.

Она отпрянула от кубка, и тут же поняла, что улыбается, сердце её наполнилось любовью. Она не знала, что это за жеребец, хоть он и казался ей до боли знакомым, но она точно знала, что он важен для неё больше всего на свете.

В эту самую секунду, он и был для неё всем на свете.

— Я хотел показать их тебе, — сказал он, оторвавшись от своего кубка. — Из этих самых земель происхожу я и род мой.

Он наклонился и поставил пустой кубок рядом с корзинкой для пикника. Простой плетённой корзинкой, внутри которой лежала пара сэндвичей да пара бутылок мёда. Он распростёр свободное крыло, указывая на раскинувшийся перед ними пейзаж.

— Там, на востоке лежит могущественный Норфолк Троттерс, мой отчий дом. Одно из немногих королевств, что в красоте и могуществе своём однажды могло бы уподобиться твоей Эквестрии.

Она взглянула на восток, там, среди холмов были раскиданы рощицы, в которых резвились олени. Позади них были во множестве видны соломенные крыши и дымящие трубы, надо полагать, что там был немалых размеров город.

— А в паре часов лёту к северу, — он указал крылом на север, Луна проследила за ним взглядом: там, на севере, гряда за грядой высились холмы, — величественная Шетландия, где на протяжении многих столетий жили мои предки.

Он повернулся к ней и улыбнулся, и от одной этой улыбки у неё едва голова кругом не пошла.

— Должно быть, прежде тебе доводилось встречаться с ними.

— Должно быть, — прозвучал её голос, — но едва ли мы могли подумать, что однажды их клан породит такого замечательного жеребца, как ты. Когда б мы знали, осыпали бы их дарами, что и не снились смертным.

— Моя госпожа, — он протянул к ней крыло и коснулся кончиками перьев её лица, она подалась ему на встречу, — для нас это великая честь. Если бы только мои предки знали, что однажды вы окажете её мне, их радостные песни и по сей день разносились бы эхом в этих горах и долинах.

Она раскрыла было рот чтобы ответить, но вдруг закашлялась — нос и рот её вдруг заполнились дымом. В глазах кольнуло, она моргнула, а когда снова открыла глаза, вместо заливных лугов её уже окружали горящие дома и небо, затянутое дымом.

Подле неё была лунная стража, пламя сверкало на их надраенных до блеска доспехах. Отовсюду слышались выкрики: доносились приказы, и ответы, и строились какие-то планы. Вокруг расстеленной на земле карты, края которой были прижаты обломками кирпичей, собрались стражи высших рангов: практически одни кобылы.

Она направилась к ним, от собравшейся вокруг карты группы отделился жеребец и подошёл к ней. Коснувшись копытом доспеха, он развеял встроенную магию. Его серая шёрстка почернела, почернели и пурпурные кожистые крылья, обернувшись точёнными перьями, длинный пурпурный хвост стал бурым обрубком.

— Моя госпожа. Пришла весть от генерала Твистер с Жеребячьих Гор. Балтийский Мэриленд пал, а к утру падёт и Тенистая Лощина.

— В том нет нужды, — она опять услышала свой голос, на этот раз он был холодным и безжизненным. — Что нам с того? Мы отбросили войска Солнечного Тирана на запад. Нужно сокрушить её, прежде чем она пересечёт Единорожий Кряж.

— Но, госпожа, мы многих потеряли в этой битве, едва ли мы преуспеем, если не дождёмся подкреплений. Нам нужно укрепиться, нужно ждать прибытия третьего легиона.

— Чепуха! — выпалила она. — Командуй наступление. Призовите воинов из ближайших небесных городов, пусть отправляют все имеющиеся силы к Единорожьему Кряжу немедля.

— В своём ли вы уме?! — воскликнул он в ответ. — А как же Мальстрём? Сегодняшняя атака ополовинила их силы. А если отозвать и взвод Спартанских Жеребцов, они останутся и вовсе беззащитны. Войска принцессы Селестии...

— НЕ НАЗЫВАЙ её так в моём присутствии! — возопила она, мощью своего голоса пошатнув жеребца. — Чего стоит один жалкий городишко, когда у нас есть шанс навеки сокрушить Солнечного Тирана.

— И сколько же должно погибнуть ради этого? Сколько ещё жизней отнимет ваше кровопролитие?

— Молчать, — приказала она. — Луна всё выше, и мы не желаем боле слушать о «примирениях» и «компромиссах», теперь эти слова для нас — пустой лишь звук. Мы должны наступать, немедля! Вскоре луна, а с нею и мои силы достигнут своего пика. И в эту ночь мы сокрушим мою проклятую сестру навеки. Эта ночь войдёт в историю, ночь, когда принцесса дня пала, ночь, когда мои копыта растопчут её грудь. И в книгах об этой ночи, о Битве при Высокой Луне будут писать, как о самой славной моей… как о самой славной ночи всей Эквестрии.

Она огляделась: промеж горящих зданий строем вышагивали её воины. Поднявшись на дыбы, она воздела передние копыта к луне.

— Ведь я… — она опустилась на все четыре, — Я — НАЙТМЭР МУН.

---

Луна подскочила на своём ложе, устремив копыта к потолку.

Покрывала улетели прочь, и занавески качнулись от порыва ветра, вырвавшегося из под её крыльев. Этим же порывом смело с прикроватной тумбочки и недопитый бокал самогона с фермы Сладкое Яблочко. Едкая жидкость с шипением вгрызлась в полированный паркет.

С каждым вдохом она становилась на шаг ближе к реальности, её сны, её воспоминания уплывали прочь, уступая место истине. Она в своих покоях, в Кантерлотском замке. Одна. Она протянула копыто к другой стороне кровати, но тут же замерла, в этой самой кровати она всегда была одна. Одна, единственная, в полном одиночестве. И никогда здесь никого с нею не было, откуда бы кому-то было здесь взяться?

Остаток дня она проплакала, не в силах остановиться, не в силах понять. Затем настала ночь и время её службы.

Но она так и не поняла, что же с нею произошло.

---

От автора:

Я поставил себе задачу написать, отредактировать и опубликовать главу в тысячу слов пока играет эта запись.

Не вышло, запись проиграла дважды. Но и глава получилась вдвое длиннее. Так что, в некотором роде, я справился.

К слову, в четвёртой песне есть изумительное соло на бойране, а пятая имеет непосредственное отношение к Блеклому Поветрию от SpinelStride.

Оригинал опубликован 15 сен 2013

Послушай, я спою тебе. Часть первая

«Lend me your ears and I'll sing you a song»
— The Beatles — With A Little Help From My Friends

---

Присев на корточки, Леро осторожно выглянул из-за занавеса, разделявшего его и главную залу бутика Карусель. По ту сторону импровизированной сцены его дожидалась сегодняшняя публика: кто-то просто слонялся по залу, кто-то о чём-то непринуждённо болтал.

Леро отпустил красный вельветовый занавес, ткань для которого Рэрити выделила из собственных запасов, и, должно быть, уже в сотый раз за этот вечер отряхнул рубашку. Сзади к нему неслышно подошла Лира.

— Эй, Пальчики, ты как, в порядке? — Она протянула копытце и нежно, но настойчиво повернула к себе лицо любимого, оторвав, наконец, его внимание от пуговиц рубашки. Казалось, ещё минута-другая, и он прожжёт их взглядом. — Ну же, не волнуйся, — сказала зелёная единорожка, ласково поглаживая его щёку мягкой стороной копытца. — Они же все твои друзья, чего тебе их бояться?

Леро обеими руками прижал копытце Лиры к своей щеке. И едва его пальцы коснулись мягкой шёрстки, лёгкая дрожь в руках стала утихать.

— Да знаю, знаю, — вздохнул он. — Но всё равно волнуюсь перед выступлением. Со школьной скамьи не могу отделаться от страха перед публикой. — Человек удивлённо присвистнул. — Подумать только, сколько лет уже прошло.

Он отпустил её копытце и принялся совершать руками какие-то странные манипуляции, попеременно потирая одну кисть о другую, словно пытался их отмыть в воображаемой купели. В такие моменты Лира не могла не сдержать восхищённой улыбки, ей вообще очень нравилось наблюдать, как её возлюбленный управляется со своими руками.

— Да ладно, всё будет хорошо. — Она положила копыто ему на плечо. — Ты главное не забывай, что я с тобой, хорошо? Нет, правда, я же почти всё время буду всего в паре шагов от тебя.

— Знаю. Спасибо тебе ещё раз. — Леро наклонился к ней и нежно коснулся её губ губами. — Что бы я без тебя делал.

— Ты только это, сильно не разгоняйся, — донёсся голос Эпплджек из-за плеча Лиры, — то что я тебе помогаю, ещё не значит, что меня тоже нужно целовать.

Появление фермерши оказалось таким неожиданным и таким оригинальным, что Леро невольно усмехнулся.

— Ну, я не знаю… — отозвался Тайм Тёрнер с другой стороны закулисья. — Я бы не отказался, — добавил он, хитро улыбаясь, а затем не менее хитро подмигнул всем собравшимся.

— Посмотреть или попробовать? — парировала Лира, на мордочке её уже проступала фирменная озорная улыбка.

— И того и другого, — ответил пепельно-гнедой жеребец и, поднеся копыто к губам, послал Леро воздушный поцелуй.

Все четверо рассмеялись, и если к тому времени и оставалось ещё какое-то волнение, то вскоре оно исчезло без следа.

— Я же говорила, мы все — твои друзья, — сказала Лира, магией приглаживая рубашку Леро. — Не стоит волноваться, всё будет хорошо.

— Ладно, убедила. Зря переживал. — Леро погладил Лиру за ушком и обернулся к Тайм Тёрнеру. — И кстати, что это ты нацепил? Где твой галстук?

— Ты об этом? — Тёрнер указал на ленту красной ткани, с которой возился последние несколько минут. — Мне нравится пробовать разные галстуки. На этой неделе я решил попробовать галстук-бабочку. Галстуки-бабочки — это круто.

Леро, Лира и ЭйДжей удивлённо переглянулись. Так и не добившись от своих подруг хоть сколь-нибудь осмысленной реакции, Леро обернулся и кивнул земнопоню:

— Ну, как скажешь. В этом определённо… что-то есть.

Времени до начала оставалось совсем немного. Покуда все собирались с мыслями, ЭйДжей выглянула за занавес и тут же вернулась, чтобы нацепить свою шляпу, которая дожидалась её на спинке стула.

— Кажись, все собрались, — сказала он пристраивая шляпу поудобнее. — Ну что, погнали? Рукастый, до встречи на сцене.

Она откинула край занавеса и собиралась уже выйти на сцену, как вдруг задержалась на секунду и, обернувшись через плечо к Леро, сказала:

— Не боись, сахарок, всё путём.

С этими словами она скрылась за занавесом.

Едва занавес успел за ней закрыться, из зала донёсся шквал аплодисментов. Тайм Тёрнер невесть откуда достал красную феску и с дерзкой улыбкой водрузил её на голову. Издав боевое «АЛОНСИ!», он последовал за ЭйДжей.

Они снова остались вдвоём. Возбуждённый топот копыт за занавесом нарастал, Леро выпрямился во весь рост, но лишь за тем, чтобы тут же прислониться к стене.

— Поверить не могу, что на такое решился. Бред какой-то. Не могу я выступать перед такой кучей народа.

— Ну же, Пальчики. — Лира поднялась на задние ноги и прижалась к его груди. — Сегодня в зале только твои друзья. До нашего концерта ещё две недели, думаю, ты успеешь привыкнуть и к сцене, и к аудитории.

— Ну да, конечно. — Леро запустил пальцы в её гриву. — Ты права… как всегда.

— Ну конечно права. — Лира прильнула к нему ещё плотнее и зашептала, щекоча губами ухо: — А после выступления я, может быть, даже...

Однако, что же именно она хотела предложить, пообещать или хотя бы намекнуть, мы не узнаем, потому что в эту самую секунду из-за занавеса показалась голова Пинки Пай.

— Привет, проказники. Вы как, готовы? Или вам ещё минутку дать, хотя за минутку вы вряд ли управитесь, а за двадцать?

Среди всех пони, Пинки слыла обладательницей самой широкой улыбки, но сейчас уголки её губ были настолько близко к ушам, что Леро на секундочку почудилось, что её грива вот-вот вспыхнет рыжим пламенем.

— Кхм, я… мы… э-э… — Леро отчаянно пытался подобрать слова. — А ты готова?

— Ой, да я всю жизнь готова… Я готова-готова-приготова. — Розовая поняша помахала бронзовым рожком, подвешенным на шее на атласной ленте. — Будь я ещё готовее, звалась бы не Пинки Пай, а Готовки Пай… Правда, звучит не так хорошо как Пинки Пай, да? А может быть, Рэдкарэнт Пай? Нет, так уже звали мою двоюродную кузину… Или троюродную, которая оказалась не там где следовало? Или тринадцатиюродную, которая затерялась в космосе?

Пока она говорила, её голова успела сделать полный оборот. А потом — ещё один оборот, но уже в другую сторону, пока она почёсывала подбородок, пытаясь припомнить все тонкости своего фамильного древа.

Леро, стоит заметить, был профессиональным массажистом, более того, весь прошлый год он посвятил изучению опорно-двигательной системы пони, но всё равно ему до сих пор не удавалось понять, как же Пинки удаётся проделывать все эти безумные трюки, не переломав себе при этом всё, что только можно.

— Тонкая грань между гением и безумцем, — без всякой задней мыли пробормотал Леро.

— Ага, это я, — улыбнулась Пинки, подавшись вперёд, но при этом каким-то (совершенно непостижимым) образом, оставшись за занавесом, и театрально прошептала: — И это ещё хорошо, что хоть иногда все эти голоса говорят одно и то же.

Пинки вытянула губы, словно хотела присвистнуть, однако вместо этого издала звук, больше похожий на «ку-ку» и снова улыбнулась.

— Как говорила Бабуля Пай, «Если боишься выйти на сцену, попробуй представить публику в нижнем белье».

Этот совет не столько выручил, сколько смутил человека.

— Пони же не носят нижнего белья!

— Да! В этом-то весь и прикол, — хохотнула радостная поняша. — Ты просто представь Твайлайт в пурпурной шёлковой баске, или Дэши в тоненькой прозрачной ночнушке… и сразу же про зрителей и думать забудешь! Если хочешь, можешь и меня представить, — подмигнула ему Пинки.

Пока Леро прокручивал в уме непрошеные (однако, не то чтобы нежеланные) картинки, Пинки подалась ещё ближе и ткнула его в нос копытом, отчего вдруг раздался отчётливый «бип!». Лира не стала даже пытаться понять, откуда именно раздался этот звук.

— Пинки, сдаётся мне, что это ему не очень поможет, — усмехнулась единорожка. — Даже хуже, ты его, кажется, сломала.

— Прости, что? — Леро встряхнулся, пытаясь очистить разум от внезапного наплыва пошлых мыслишек. — М-м… да. О, напомни мне поговорить с Рэрити после концерта. Надо будет ей кое-чего заказать. Кстати, вы пони в курсе, что такое корсет, или это только у людей такое есть?

— Вот видишь, я ж тебе говорила! — Пинки взмахнула над головой, которая, к слову, опять была там, где ей положено быть, передними ногами. — Пдыщь! И ты уже совсем не боишься сцены.

Леро усмехнулся и погладил ушко розовой поняши.

— Точно, спасибо, Пинки.

— Всегда пожалуйста. — Земнопони скосила глаза к руке Леро, взъерошивающей её и без того пушистую гриву. — Эй, щекотно. Хи-хи.

Когда человек убрал руку, розовая поняша зажала язык между губками и издала звук, совершенно не подобающий благовоспитанной кобылке.

— Всё будет супер-пупер. Я знаю. Мадам Пинки Пай знает истину, видит истину, говорит истину… и принимает оплату кредитками и наличными. И, кстати, у неё есть пушистое розовое неглиже с красно-белой оторочкой. Ни пуха, увидимся.

С этими словами она исчезла, так же быстро и так же внезапно, как и появилась, только занавес остался колыхаться.

— Ну, это было… — начал было Леро.

— В её стиле? — предложила Лира.

— Ага. Очень.

— Ну всё, музыка ждёт нас, любимый. — Лира ещё раз обняла его и клюнула в губы. — Увидимся по ту сторону.

Опустившись на все четыре, Лира шагнула навстречу занавесу, от её беспечности не осталось и следа, в свет рампы она вышла совершенно серьёзным, профессиональным музыкантом. Когда она скрылась за занавесом, из зала донёсся новый взрыв аплодисментов.

— Ладно, Леро, старина, публика ждёт, — сказал он сам себе, готовясь совершить, пожалуй, самые тяжёлые несколько шагов в своей жизни. — Ты, главное, постарайся не представлять себе пони в нижнем белье. Ни к чему это.

Сделав глубокий вдох, Леро откинул занавес и шагнул на сцену.

---

Серая пегаска неслась галопом, взрывая ботиночками снег, припорошивший улицы Понивиля. Первые снежинки коснулись земли всего несколько дней назад, и городок тут же погрузился в ту атмосферу тишины, покоя и умиротворения, которая приходит всякий раз вместе со свежевыпавшим снегом.

На её спине, устроившись поудобнее между маминых крыльев, сидела юная единорожка, причём сидела не просто так, а ещё и подсказывала путь среди стремительно погружающихся в ночную тьму улочек. Они спешили на очень важную встречу и совсем не хотели на неё опоздать.

Завидев пункт своего назначения, любимая всеми горожанами (даже теми, кто этого открыто не признавал) почтальонша припустила лёгкой рысцой. Её дочурка аж взвизгнула от радости. Дёрпи не славилась скоростью, когда передвигалась пешком, да и в полёте, если честно, тоже. Они обе это прекрасно знали. И им обеим это совершенно не мешало радоваться жизни. Динки в маме души не чаяла, и что бы та ни делала, бледно-лиловая единорожка считала, что она делает это лучше всех.

---

Когда дверной колокольчик бутика прозвенел уже, наверное, в двадцатый раз, Рэрити отворила дверь, чтобы поприветствовать новоприбывших гостей.

— Дитзи, дорогая… о, и мисс Динки. Как хорошо, что вы пришли. — Покуда единорожка рассыпалась в любезностях, Динки спрыгнула с маминого загривка.

— Прости, мы опоздали, — начала извинятся Дёрпи, попутно снимая галоши, покуда снег на них не растаял и не растёкся лужами по дорогим коврам Рэрити. — Ума не приложу, как так получилось.

— Ну что ты, что ты, дорогая, — ответила Рэрити, подхватив её обувь магией и поставив её у стены, при входе. Как раз на специально заготовленный для этого случая коврик — настоящая бизнес-леди всегда думает на два шага вперёд. — Вовсе вы не опоздали, наш гость всё ещё готовится к выступлению.

Убедившись, что ботиночки стоят ровно и вписываются в интерьер, Рэрити указала на двух земнопони с подносами на спине, прохаживающихся среди собравшихся гостей.

— Пинки и Бон-Бон любезно предоставили напитки и закуски для сегодняшнего вечера, если вам вдруг хочется освежиться или перекусить. — А затем, прильнув к ушку Дёрпи, так, чтобы юная Динки её вдруг не услышала, она добавила: — А Здоровяк Макинтош предоставил нам особые напитки, для тех, кому нравится покрепче… ну, зима же на дворе, вдруг кто-то захочет согреться.

Дёрпи нашла взглядом Макинтоша, рядом с ним на столе стояли бутыли с фирменной этикеткой фермы Сладкое Яблочко и большая серебряная чаша, должно быть, с подогретым пряным сидром.

— Я пожалуй откажусь. — Дёрпи вздохнула и проводила взглядом дочь, та уже устремилась к Метконосцам, собравшимся в другом конце комнаты. — А ну как начну сшибать всё подряд… опять.

— Ну что ж, дорогая, если вдруг передумаешь, ты знаешь, что где, — кивнула Рэрити. — А если вдруг покажется, что «на дорогу тебе уже лучше не выходить», можешь переночевать у нас. Подруги Свити Бэлль останутся у нас на ночь, думаю, Динки будет не прочь присоединиться к ним.

Ещё раз прильнув к её ушку, Рэрити зашептала:

— И, между нами, чем меньше из запасов Макинтоша попадёт в копыта Рэйнбоу Дэш и Рамбл Олденбёрг, тем лучше. Когда они в прошлый раз схлестнулись «кто кого перепьёт», нам вчетвером пришлось вытаскивать эту парочку из бара Фрости Маг. А бедняга Леро ещё три дня потом ремонтировал всё, что они успели поломать.

Дёрпи взглянула туда, куда кивком головы ей указала Рэрити: там, позади Мэра и её жеребца, она увидела коллегу Леро по понивильскому спа-салону. По обе стороны от неё стояли Алоэ и Лотос, на фоне Нийдерландской пони, её (весьма изящных форм) нанимательницы казались совсем крошечными.

— Вот только не стоит о ней судить по внешности, — быстро добавила Рэрити. — Она просто душка, мухи не обидит. Да вот беда: стоит ей опрокинуть стакашку-другую, как она напрочь забывает, сколько в ней силы.

Дёрпи потупила взгляд и тяжело вздохнула.

— Ага, — пробормотала она, скорее самой себе, чем своей собеседнице, — мне ли не знать.

---

Здоровяк Макинтош опустил половник обратно в чашу с подогретым сидром и посмотрел вслед удаляющемуся с напитками клиенту. Не сказать, чтобы ломовой понь всю жизнь мечтал, что однажды его покупателем станет Дью Дилидженс, что сейчас шагал с двумя бесплатными бокалами сидра к своей кобылке. И дело вовсе не в том, что Дью был жеребцом Мадам Мэр, вовсе нет. Не из тех Макинтош был пони, кто угощает представителей власти за свой счёт, в угоду бизнесу. Земнопони так вообще не поступают. Ни в коем случае.

Нет, запасы фермы Сладкое Яблочко этим вечером распространялись безвозмездно лишь потому, что сегодня был бенефис его лучшего друга. Леро сильно переживал из-за того, что ему придётся выступать перед большой аудиторией, а мисс Рэрити, решила помочь ему, устроив небольшое пробное выступление, на которое придут только его друзья и коллеги; и конечно же, все они были рады помочь ему чем могли.

— Эм-м, привет, — раздался робкий голосок у него за спиной.

Он крутанулся на месте и увидел мисс Флаттершай, изо всех сил старающуюся казаться как можно более незаметной, что, к слову, у неё очень даже неплохо получалось. Позади стушевавшейся пегасочки, похабно ухмыляясь (Макинтош не мог не узнать эту ухмылку, уж сколько раз он видел её, пока они вместе учились в понивильской средней школе), стояла мисс Чирили, из её бело-розовой гривы выглядывал ещё более злобный чем обычно белый кролик.

— Мисс Флаттершай, — прогрохотал Мак, но потом опомнился и постарался говорить мягче: — Я… э-э-э… м-м-м...

Из-за спины пегасочки Чирили махнула в сторону чаши с сидром, затем указала на Флаттершай, а потом поднесла копыто к губам и изобразила несколько глотков из кружки.

— Может быть, вас угостить? — тут же нашёлся Макинтош. Что бы там ни говорили, соображал наш тяжеловес быстро… ну, если нервишки у него шалить не начинали.

— Эм, да, пожалуйста, если ты не против, — прошептала откуда-то из под гривы Флаттершай. — Можно мне кружечку сидра, если тебя не затруднит?

— Ну конечно, мисс Флаттершай, всё что пожелаете. Без проблем. — Мак схватил половник и налил сидра в кружечку поменьше, стараясь при этом не расплескать ни капли. Когда он начинал нервничать, у него всё прямо из копыт валилось.

— Эм-м… спасибо, Макинтош, это было очень мило с твоей стороны. — Флаттершай взяла протянутую ей кружку, едва ли выглянув при этом из под гривы. — А можно и для Чирили тоже?

— Ну конечно.

Когда Маки уже наполнял вторую кружку, он встретился взглядом с Чирили и та заговорила с явно игривыми нотками в голосе:

— А может быть, ты угостишь меня яблочным студнем? — Чирили перевела взгляд с Макинтоша на Флаттершай и обратно. — Или, даже, нас обеих?

Здоровяк аж половник выронил от такого предложения. То есть, он конечно давно уже подозревал, что учительница по нему сохнет, слишком уж явно она ему намекала, что хочет «расширить» границы их дружбы, но чтоб вот так вот открыто, да ещё и на публике, такого ещё не было.

С другой стороны, едва ли кто-нибудь, кто мог бы услышать её слова, понял бы на что именно она намекала. Наверное, вообще никто, кроме наливающегося краской фермера. Слава Селестии, что благодаря его масти, никто и не заметит, как раскраснелись его щёки.

— Я, э-э, не думаю, что мог бы прямо сейчас. У меня для него ничего нет. — Мак окинул взглядом стол, пытаясь найти хоть что-нибудь, что поможет ему выпутаться из этой ситуации.

— А у меня всё есть! — воскликнула Пинки, вынырнув из ниоткуда и в никуда же исчезнув.

— Тогда, думаю, можно что-то придумать, — сказал Макинтош и застенчиво улыбнулся Чирили.

---

— Ну как вы здесь? — спросила Рэрити, пробираясь к Твайлайт Спаркл, что расположилась на подушечке на полу залы. Ещё днём Леро и Макинтош унесли отсюда все готовые платья, оборудование и поникены, обряженные в экстравагантные наряды, в подсобное помещение. Покуда они трудились, хозяйка заведения, перенесла все эксклюзивные модели в свои апартаменты на втором этаже.

И теперь, уже почти час как, библиотекарша ютилась на своём месте в первом ряду прямо по центру. Она заняла его буквально секунду спустя, после того, как прибыла Рэйнбоу Дэш, и с тех самых пор с него не сходила, периодически посылая пегасочку то за закусками, то за напитками.

— Просто восхитительно, — воскликнула Твайлайт подпрыгивая на месте. — Я очень взволнована… и, наверное, немного нервничаю… но, всё-таки, скорее взволнована. — Единорожка вдруг прекратила скакать и скрестила ножки. — Наверное, не стоило просить Рэйнбоу принести мне ещё сидра. Но я с места не сдвинусь, вдруг кто-нибудь займёт его, а это совершенно недопустимо. Я должна быть там, где Леро будет меня видеть.

— Твайлайт, дорогая, никто его не займёт. — Рэрити махнула в сторону уборной. — Но, чтобы ты была уверена в этом наверняка, давай, я… м-м, посторожу твоё место, пока тебя не будет? Ты же не хочешь, пропустить середину выступления из-за такой вот оказии?

— Спасибо, Рэрити, ты настоящий друг, — воскликнула Твай, подскакивая с подушечки и набирая скорость в направлении уборной.

Пока её лавандовая подруга справляла нужду, Рэрити устроилась на её месте, от случая к случаю, приветственно помахивая копытцем проходящим мимо пони. Твайлайт вернулась несколько минут спустя, и наша модница тут же уступила ей её законное место.

— Ещё раз спасибо, Рэрити, — сказала Твайлайт, подвигая подушку чуточку влево, а потом примерно на столько же вправо и на пол рога дальше от сцены. — Уж и не знаю, что бы я без тебя делала. — Поднявшись на подушечку и  немного на ней потоптавшись, она устроилась поудобнее.

— Да я и сама не знаю, — ответила Рэрити, не без доли иронии в голосе, усаживаясь на подушку по левое копыто от единорожки.

— И спасибо за это предложение. — Твайлайт обвела комнату рогом. — Леро так нервничал из-за того, что ему придётся выступать перед всем городом, что я уж и не знаю, как Лире вообще удалось его уговорить. Я очень надеюсь, что сегодняшний вечер поможет ему адаптироваться к сцене.

— Не стоит благодарности, дорогая. — Внимание Рэрити вдруг привлёк шевельнувшийся занавес, краем глаза она, кажется, даже, успела заметить, мелькнувшую за ним рыжую копну. — Мне ли не знать, скольких нервов может стоить модный показ. А небольшая репетиция с друзьями просто чудесно помогает справиться с волнением.

— Ты права. Я так переживала, когда университет предложил мне прочитать доклад на тему «Полиформульной Субтавмической Многоуровневой Магии». После всех наших домашних репетиций, Лира, наверное, до сих пор помнит основные тезисы доклада лучше чем я.

Твай глянула в сторону дальнего конца залы, где Метконосцы (вместе с Динки) «помогали» Бон-Бон убрать с подноса остатки волованов... уплетая слоёную выпечку с невообразимой скоростью. Пока кобылки ставили очередной рекорд, взгляд Твайлайт задержался на метках Эпплблум и Скуталу, у Свити метки пока ещё не было. И это было тем более обидно для юной единорожки, учитывая что она была, пусть и всего лишь на несколько месяцев, старше подруг.

— И мне очень жаль, что из-за подготовки к репетиции Леро, ты не смогла свозить Свити и девочек в Кантерлот, чтобы посмотреть, как принцесса Луна даст старт первым снегопадам.

— Какие глупости, дорогая. — Рэрити проводила взглядом Пинки Пай, к великой радости четырёх юных кобылок, появившуюся из кухни с подносом полным закусок и бронзовым рожком. — Мама с папой прекрасно провели время на экскурсии по столице. Да и девочкам, без постоянного присмотра старших сестёр, наконец удалось вкусить свободы. И что самое главное, у нас ещё не одна зима впереди, так что мы ещё успеем повеселиться вместе.

Рэрити окинула взглядом сцену, там стояли четыре деревянных табурета (три пониже и один повыше), вокруг них во множестве были расставлены инструменты. Вдруг, из-за занавеса показалась Эпплджек, замерла на полушаге и, обернувшись через плечо, сказала кому-то за кулисами:

— Не боись, сахарок, всё путём, — с этими словами она вышла на сцену.

Выйдя на середину сцены, оранжевая поняша поклонилась было публике, но заметив кислое выражение на мордочке Рэрити, передумала и сделала реверанс, похоже, это устроило белую единорожку.

Пока ЭйДжей пробиралась к своему месту у правого края сцены, рядом с которым была приготовлена скрипка, пара смычков и банджо, публика разразилась приветственным топотом, те же немногие, кто уже восседал на подушках — хлопали в копыта.

Когда Эпплджек заняла своё место, из-за занавеса раздался вопль «АЛОНСИ!» и на сцену выскочил Тайм Тёрнер в самой, пожалуй, дурацкой шляпе, какую только видели понивильцы.

— Что? — спросил радостный жеребец у толпы, топочущей, безусловно, самому факту его появления на сцене, а вовсе не его дурацкой шляпе. — Это феска... Теперь я ношу фески.

Он быстро поклонился (едва не обронив при этом свой нелепый головной убор) и поспешил к своему месту у левого края сцены, где его уже дожидалась ударная установка. Публика же тем временем потянулась к свободным подушкам. Рэйнбоу воспарила над собравшимися и ринулась к месту в первом ряду, которое приберегла для неё Твайлайт. А Чирили, каким-то совершенно уму непостижимым образом, удалось усадить Флаттершай на подушку прямо между собой и Макинтошем.

Вдруг из ниоткуда на сцену вприпрыжку выскочила Пинки Пай, размахивая подвешенным на шее рожком (пожалуй, все присутствующие в этот момент призадумались, как же она до сих пор себе им по носу не заехала), и просунула голову за занавес.

На какое-то время от неё на сцене остался только радостно подпрыгивающий розовый круп (с не менее розовым хвостом). Потом из-за занавеса снова показалась кудрявая розовая грива и широченная улыбка (такая широкая, что казалось, будто голова к ней шла просто в довесок), и Пинки ускакала в дальний край залы, к столу, на котором было больше начищенной до блеска бронзы, чем на стенде с наградами в местной ратуше.

Ещё несколько секунд спустя, из-за занавеса показалась Лира Хартстрингс, всем своим видом давая понять, что дело она своё знает и настроена весьма серьёзно. Её реверанс в сторону публики был подобен идеально отлаженному часовому механизму — ни одной лишней детали, ни одного лишнего движения. Она молча зашагала к своему месту подле Эпплджек, там для неё был приготовлен бойран и клерсах. Когда Лира бралась за своё дело, будь то музыка или боевые искусства, каждое её движение, каждый взгляд, каждый вздох становились просто идеальны.

Когда все, кроме, главного гостя вечера были готовы, Рэрити телекинезом приглушила свет в зале, а Твайлайт, зажмурив глаза, зажгла пирокинезом расставленные заранее свечи.

Одна за другой они вспыхивали, озаряя залу язычками мерцающего пламени.

Под восторженные «охи» и «ахи» публики, на сцену вышел человек — тот, ради кого все и собрались здесь этим морозным зимним вечером.

Конец Первой Части

Оригинал опубликован 16 авг 2013

Послушай, я спою тебе. Часть вторая

(И постараюсь не фальшивить в этот раз)

«Lend me your ears and I'll sing you a song
And I'll try not to sing out of key»
— Joe Cocker — With A Little Help From My Friends

---

Леро вышел на сцену и выждал, пока смолкнут аплодисменты, прежде чем заговорить: с одной стороны, ему просто не хотелось перекрикивать аудиторию, но в основном всё же из-за того, что ему было жуть как страшно...

Даже нет, не так: он был до смерти напуган.

Изо всех сил стараясь не представлять публику в нижнем белье, Леро поклонился и вытянул руки, призывая к тишине. И вот что странно — несмотря на то, что рук у пони не было, все его сразу же поняли: зал погрузился в тишину.

Леро тут же засомневался, лучше это или хуже для его нервов.

— Спасибо всем, что пришли, — начал он. Вступления банальнее и не придумаешь. — Я знаю, что в такую погоду лучше сидеть дома у камина, поэтому я очень благодарен всем, кто сегодня здесь собрался.

Он указал на трёх пони позади него.

— Вы все, конечно, их знаете, но у меня на родине принято представлять исполнителей, тем более после всего, что они для меня сделали.

Во-первых, я хотел бы поблагодарить Эпплджек, мы все знаем, что у неё на ферме своих забот хватает, а потому я бесконечно ей признателен за то, что она смогла выкроить время для моей безумной затеи.

В ответ на восторженное ликование публики Эпплджек помахала им шляпой.

— Всё пучком, Рукастый, — сказала она, водружая стетсон обратно на голову. — После того, что ты сделал для меня и моей родни, тебя можно смело записывать в Эпплы.

Поклонившись Эпплджек, Леро обернулся к Тайм Тёрнеру.

— Любой желающей добиться хоть какого-нибудь успеха группе нужен кто-то, кто будет следить, чтобы всё было вовремя. А кто справился бы с этим лучше официального понивильского хранителя времени?

И снова за его спиной раздались восторженные возгласы, но громче всех ликовала Динки, которая только затем и пришла, чтобы посмотреть как мамин «друг» будет играть на барабанах. Она, может быть, и была самой маленькой пони в зале, но шуму от неё было более чем достаточно. Леро отвернулся от гнедого жеребца, а тот помахал копытом Дёрпи, сидевшей в дальнем ряду; на её спине радостно скакала Динки. Почтальонша смущённо помахала копытцем в ответ, Динки же размахивала передними ножками, точно одержимая.

Леро указал на Лиру, что сидела на табурете подле него совершенно неестественным для пони образом, и обернулся к толпе:

— И, конечно же, я должен поблагодарить свою кобылку, которая вдохновляла и поддерживала меня всё это время. Без неё ничего этого и вовсе не было б. — Леро обернулся к мятной единорожке. — И как тебе только удалось уговорить меня? — спросил он, широко улыбаясь.

Лира позволила себе секундную слабость и показала ему язык, но уже в следующую миг она снова была сама серьёзность.

По залу, да и по сцене, прокатился смех. Леро протянул руку и указал в дальнюю сторону комнаты.

— И боюсь, что мы не можем начать, не поблагодарив Пинки Пай за всё, что она сделала для этого концерта и для того, что нам ещё предстоит. И Рэрити, за то что предложила, а затем и устроила в кратчайшие сроки эту генеральную репетицию. А также я хочу поблагодарить двух других моих кобылок, за то что они искренне верили, что мы с Лирой пропадаем ночами на репетициях.

И снова по залу прокатился смешок, а Рэйнбоу буркнула с поддельным возмущением: «Ну, погоди у меня...», отчего хохот лишь усилился.

Усевшись на единственный оставшийся свободный табурет, рядом с которым стояли наготове две гитары: шести- и четырёхструнная, Леро протянул руку к шестиструнной. Когда он перекинул ремень гитары через плечо, остальные музыканты тоже приготовились играть.

— В моём мире, — сказал он, проверяя, не разлажен ли инструмент, — нет магии. Ничего сложнее трюков и иллюзий. Нас не направляет Магия Гармонии, нами не правят принцессы-аликорны, нам остаётся лишь полагаться друг на друга.

Он легонько постучал пальцем по голове.

— Всё, что нам досталось от природы — любознательность и врождённая тяга к решению задач.

Он вытянул руку и растопырил пальцы, чтобы все собравшиеся могли их получше разглядеть.

— А ещё руки, чтобы воплощать свои решения в жизнь.

А потом он поднёс руку к сердцу.

— А ещё любовь. Любовь к друзьям и семье, к племени, ну и к другим племенам, наверное, тоже. Но, пожалуй, главным нашим достижением стала речь, благодаря ей мы можем донести свои мысли до других, учить наших детей, преодолевать наши различия.

Он пробежался пальцами по струнам гитары, каждая издала свой неповторимый звук.

— А всё вместе это дало начало музыке и песням. Нет, не Музыке Гармонии, у нас её не было. Но у нас были племенные песнопения, а потом и баллады, и сонеты, и оркестры, порой в сотню исполнителей, и гаражные группы, исполняющие трэш-металл... и всё это... — он снова постучал пальцем по голове, — ...зародилось вот здесь.

Коснувшись пальцами струн, он начал между делом наигрывать незамысловатую мелодию, простой рефрен, повторяющийся снова и снова, но вскоре в нём стали проскакивать вариации.

— Но какими бы разными ни были наши песни, служат они одной цели: рассказать историю, донести мысль, описать точку зрения.

Вскоре к звукам гитары Леро присоединился и раскатистый бас Лириного бойрана.

— Эту песню написал, кстати, однофамилец моей мамы, сам он родом из Манчестера, что в Англии, на которую очень похожи ваши Биттанские острова. Я был немного разочарован, когда узнал, что у вас нет города «Мэйнчестер» или, скажем, «Мэрчейзер».

Тут в мелодию включился клерсах, а несколько мгновений спустя и скрипка ЭйДжей. Сначала казалось, что два инструмента о чём-то оживлённо спорят, но потом они словно пришли к общему мнению, и мелодии их переплелись.

— Музыка Гармонии позволяет вам выразить свои чувства, поделиться с окружающими своей радостью. Вам достался прекраснейший способ общения, который мне, увы, не дано познать. Но это вовсе не значит, что я не могу хотя бы попробовать сделать что-то похожее. Я не могу донести до вас песни моего народа так глубоко и так ёмко, как это заведено у вас, но я всё же попробую.

Леро закрыл глаза и запел:

Всё обдумав, крикни вслух
Что так хотел сказать.
Пусть слов твоих нам будет не догнать.

На мгновение все инструменты затихли, остались лишь скрипка ЭйДжей и гитара Леро, но вскоре все заиграли снова.

Они вернутся к нам потом
С надеждой и тоской.
И лишь тогда мы их поймём,
И скажем: «Всё гори огнём!»

Будем жечь, и будем петь с тобой.

Звуки скрипки Эпплджек и арфы Лиры становились всё громче, переходя в крещендо, доселе неподвижный Тайм Тёрнер занёс над головой зажатые копытами барабанные палочки, прежде чем вступить, обрушив их на ни в чём не повинный инструмент. Пока публика приходила в себя, с дальней стороны залы донеслись пронзительные переливы рожка Пинки.

Так пой, коль охота петь,
Нечего тут робеть.
Нам с тобой не понять,
Как всё пойдёт опять.
Мы и вправду не знаем,
Чем мир повернётся к нам,

Тайм Тёрнер подхватил припев, своим баритоном слегка оттеняя более низкий и глубокий голос Леро.

Может быть, всё — обман.
Жизнь нам не даст понять,
Без толку здесь гадать —
Замысел не разгадать.

Все инструменты затихли, и даже Пинки отложила рожок, уступая место Эпплджек для её соло на скрипке. Рог Твайлайт начал тускло светиться, такое же пурпурное сияние окутало и скрипку. И в этом сиянии звук скрипки странным образом исказился, хоть и остался узнаваемым. Теперь она звучала, ну, как бы вам это объяснить, как-то волшебно и, может, самую малость жутковато, как будто ноты звучали задом наперёд, словно кто-то поставил старую пластинку и пустил граммофон крутиться в обратную сторону.

Сияние магии Твайлайт угасло, затихла и скрипка, и снова запел Леро, под аккомпанемент Лиры и Тайм Тёрнера.

Будем жечь и будем петь с тобой!

И к ним снова присоединилась Эпплджек, теперь уже без магического усиления и модуляции. Пальцы Леро снова пробежались по струнам гитары.

Я не знаю, кто же прав,
Пусть рассудит нас
Время, подгоняя каждый час.
И все, кто прав, шагнут вперёд,

Другим оставив шаг назад
Ведь выбор каждому был дан
И кто хотел и мог — тот взял.
Мы будем жечь и будем петь с тобой!

Все пятеро снова достигли крещендо, снова зазвучал рожок Пинки и бэк-вокал Тайм Тёрнера.

Так пой, коль охота петь,
Нечего тут робеть.
Нам с тобой не понять,
Как всё пойдёт опять.

Мы и вправду не знаем,
Чем мир повернётся к нам,
Может быть, всё — обман.
Жизнь нам не даст понять,
Без толку здесь гадать —
Замысел не разгадать.

Пинки Пай совсем уже разошлась и как-то незаметно пробралась на сцену, где остальные музыканты были готовы перейти к финалу.

И финал этот, скажу я вам, был просто грандиозен. Все были на высоте. Вместе они звучали в таком единении, какое Магия Гармонии ещё не скоро переплюнет. Все пятеро играли так слаженно, будто были идеально подогнанными частями единого целого. Немало дней они потратили на репетиции и достигли того уровня, который без поддержки магии возможен лишь после долгих месяцев упорных тренировок.

Когда песня подошла к концу, первыми затихли инструменты Пинки и Тайм Тёрнера, за ними последовала и арфа Лиры, которую та между делом отлевитировала на пол. Остался лишь мелодичный ритм бойрана, подчёркивающий скрипку ЭйДжей и гитару Леро. Вскоре остались лишь Леро и Эпплджек, но и скрипка смолкла, оставив гитару доигрывать последние аккорды. Леро опустил ладонь на струны, и зал погрузился в тишину.

Когда Леро наконец решился открыть глаза, его взору предстала зала полная застывших в изумлении и недоумении пони. Единственным очагом жизни, пожалуй, был центр первого ряда, где Рэйнбоу и Твайлайт вертели головами, пытаясь разглядеть выражения на лицах остальных поняш.

— Мда, вот знал же, что дурацкая это затея, — упавшим голосом пробормотал Леро. — Можно было и не пытаться.

Внезапно из полумрака донёсся раскатистый бас Макинтоша:

— Вот это я понимаю! — воскликнул жеребец, поднимаясь с подушки, чтобы вложить весь свой вес в топот копыт.

Ошарашенная Флаттершай, всё ещё сидевшая подле него, поднесла копытца ко рту и закричала (в своём понимании слова «кричать»): — Круто!

А за ней и Рэрити, что сидела в первом ряду, оживлённо, но всё же женственно захлопала в копытца:

— О да, браво, браво. Это было просто восхитительно. Никогда ещё не слышала ничего подобного.

Вскоре аплодисменты и ликования уже доносились отовсюду, многие даже поднялись со своих мест, чтобы выразить своё восхищение топотом. Даже жеребята принялись радостно скакать, словно им передалась недавняя одержимость Динки.

Наклонившись к Леро, чтобы их случайно никто не услышал (хотя, едва ли это было возможно в царившем гвалте), Лира шепнула с озорной улыбкой:

— Вот видишь, я же говорила, что им понравится.

Когда гвалт наконец стал стихать, Мадам Мэр обратилась к Леро:

— Вы проделали замечательную работу, просто восхитительную, — сказала седогривая представительница городских властей и посмотрела на своего жеребца. Тот согласно закивал. — Полагаю, всем присутствующим потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить ваши слова. Видите ли, мы не привыкли раздумывать над словами песен. Может быть, вам следует устраивать небольшие перерывы между номерами, чтобы у слушателей было время на раздумья. А у вас будет возможность пообщаться с аудиторией, ответить на вопросы, прояснить моменты, которые трудно понять с первого прослушивания.

Она обернулась к собравшимся, надеясь найти у них поддержки; примерно половина зала не очень уверенно, но всё же согласно кивала, другая половина, похоже, так и не смогла понять, что же хотела сказать мэр. Несколько секунд спустя Рэйнбоу осенило:

— В смысле, дать им время всё переварить? — спросила радужная пегаска.

Мэр, а вместе с ней и кое-кто из присутствующих, рассмеялись. Уложить сложную сентенцию меньше чем в восемь слов для Рэйнбоу Дэш оказалось раз плюнуть.

— Да, спасибо, думаю, можно и так сказать.

Леро потёр подбородок, раздумывая над реакцией и отзывами публики.

— В принципе, да, — согласился он. — Одна из особенностей наших песен это то, что они, порой, неоднозначны и могут быть истолкованы по-разному. Вы, поняши, привыкли к Музыке Гармонии, поэтому вам будет не просто схватывать их на лету. Да, пожалуй, небольшой перерыв для вопросов из зала не помешает. А ещё вам, наверняка, захочется спросить о моём мире, потому что в наших песнях постоянно встречаются отсылки к культурным явлениям, с которыми и в моём-то мире не все знакомы.

Он попытался припомнить популярные в его последние годы на земле песни; воспоминания оказались приятными, особенно о том турне в честь очередного воссоединения N.W.A, на которое его затащила мама. Да уж, зажгли они тогда... буквально.

— Признаться, я и сам не понимаю половины того, о чём поют всякие рэперы, но это не значит, что я не получаю удовольствия от прослушивания. В этом, пожалуй, и весь фокус: услышать слова и понять, что они значат для тебя. Разные люди, с разными взглядами на жизнь, разным жизненным опытом, могут в одних и тех же словах услышать совершенно разный смысл. То, что ты, как слушатель, слышишь в песне, порой, гораздо больше того, что в неё вкладывает исполнитель. Поэтому, мне, наверное, следует быть осторожнее с ответами, вроде «догадайтесь сами, о чём на самом деле эта песня».

Большая часть аудитории согласно закивала, и, к приятному удивлению Леро, в воздух поднялось множество копыт. Он мельком взглянул на мисс Чирили; та просто сияла от счастья — должно быть, впервые в жизни она видела лес копыт и точно знала, что ни на один из вопросов ей отвечать не придётся. Леро пробежал взглядом по радостным мордашкам и поднятым копытам и выбрал одну практически наугад.

— Мисс Ду, что вы хотели спросить?

— Ну-у-у, я, — Дёрпи явно не ожидала такого поворота событий. Обычно, когда кого-нибудь выбирали, её никогда не выбирали первой… кроме тех, пожалуй, случаев, когда нужно было найти виноватого. — В общем. А о чём же на самом деле была эта песня?

— Отличный вопрос, но на него нельзя ответить однозначно. — Будучи совершенно уверенным, что его собеседница гораздо умнее, чем многие о ней думают, он решил вернуть ей её же вопрос. — А как по-вашему, о чём она могла бы быть, и почему я выбрал именно её?

Дёрпи оцепенела, ей не нравилось, когда её ставили на вид. Обычно это ничем хорошим не заканчивалось.

— Ну, эм-м-м. Я думаю, что в первой части, там, где «всё обдумав, крикни вслух что так хотел сказать», вы хотели рассказать нам о том, как люди пишут свои песни… наверное?

Дёрпи окинула взглядом собравшихся, она очень боялась показаться глупой, но к её удивлению, похоже, большинство было с ней согласно. Страх улетучился и она продолжила, теперь уже гораздо уверенней:

— А дальше, вы хотели сказать нам, что мы не знаем, что с нами будет, и почему с нами случилось то, что случилось, но мы всё равно не должны из-за этого всего расстраиваться.

Почтальонша наконец отважилась поднять взгляд на сцену и увидела радостно улыбающегося ей человека.

— Мисс Ду, я и сам не ответил бы лучше, — сказал тот, чем вызвал у пегасочки не менее радостную улыбку. Не так уж часто ей доводилось принимать похвалу, и, Луна ей свидетель, она умела наслаждаться этими недолгими мгновениями славы.

— Мы очень долго обсуждали этот самый вопрос с моим табуном и с музыкантами, которые сегодня со мной на сцене, и в итоге пришли к такому ответу… — Все взгляды в зале были устремлены на Леро, и это его чуточку нервировало. — Я понятия не имею, почему очутился в Эквестрии, и очень сомневаюсь, что однажды узнаю наверняка. Я очень долго над этим думал и в конце концов понял, что с этим нужно просто смириться. Я теперь здесь, у меня здесь новая жизнь, у меня есть табун, друзья, своё место в вашем обществе. И, знаете, если бы вдруг ко мне сейчас кто-нибудь подошёл и сказал, что может прямо сейчас вот так запросто взять и вернуть меня домой, я бы отказался не раздумывая. Да я бы ему даже попробовать не дал бы.

Он снова окинул взглядом залу. Сегодня здесь собрались все его друзья, они смотрели на него, и в их взглядах отчётливо читалась заинтересованность, доверие, любовь. Просто поразительно, как изменилась его жизнь, отношение к нему в Понивиле, за каких-то полтора года. Хотя немалую роль сыграло и то, что четыре месяца он был вице-правителем, назначенным лично сёстрами-аликорнами.

Сегодня здесь собрались все, кто считал Леро своим другом, начиная с его табуна и мэра, до почтальонши и ребятишек из Пловцовского Клуба… все. И то, что они пришли сегодня, чтобы он мог хотя бы попытать посредством песни донести до них свои мысли и свои чувства, очень многое для него значило.

— Я не особо верующий человек и не верю в предопределённость, и всё равно я немало времени провёл, терзая себя вопросом «Почему я здесь? Зачем меня сюда притащили?»… И теперь мне кажется, что я здесь ровно за тем же, зачем и все мы — чтобы сделать всё, что в наших силах, чтобы стать ещё лучше, чем мы были прежде.

Все собравшиеся согласно закивали.

— Правда, Рэйнбоу постоянно напоминает мне, что она и так уже лучше некуда, так что нам нужно придумать для неё какую-нибудь новую цель.

Кивание тут же переросло в смех. Твайлайт прижалась к Рэйнбоу, а раскрасневшаяся пегасочка прижалась к ней в ответ и состроила самую обиженную (и самую очаровательную, хотя, конечно, она ни о чём таком и не думала) мордочку.

— Лично для меня, эта песня как раз об этом, и совсем не обязательно, что вы услышите в ней то же самое. И кто знает, может быть, через пару лет вы услышите в этой песне что-то новое. Но в этом-то и вся прелесть человеческих песен, они заставляют задумываться, открывают новые темы для обсуждения, заставляют людей общаться. И если сегодня вы уйдёте с парой новых песен в сердце и парой новых мыслей в голове, что ж, значит я старался не зря.

---

Ответив ещё на несколько вопросов, Леро сменил шестиструнную гитару на четырёхструнную. Подождав, пока все займут свои места, он снова обратился к аудитории:

— Для второй песни мы решили попробовать немного другой подход, у нас это называется исполнение при участии публики. Сначала я спою два куплета, а потом дважды будет припев с небольшой паузой между повторами. Припев простой: одна и та же строчка повторяется три раза, а затем ещё раз те же самые слова, только в другом порядке. Потом будет третий куплет, а потом снова дважды припев, а потом последняя строка будет повторяться до конца песни. Если вы почувствуете, что ухватили нить, не стесняйтесь, подпевайте.

Леро пробежал по струнам большим пальцем — звук этой гитары был гораздо ниже — и пропел всего лишь два слова:

Всё просто

Реакция зала была… смешанной. Некоторые, Рэйнбоу, скажем, и жеребята, были совсем не против. В то время как другие, вроде, Флаттершай и мисс Ду, похоже, очень сомневались, что без Музыки Гармонии у них выйдет что-нибудь путнее.

— Не волнуйтесь, — успокоил их Леро, между делом удивившись тому, как спокоен стал он сам. — Всё у вас получится. Мы сами эту песню в репертуар добавили только вчера, так что она так и так будет немного не слаженной. Лира сказала, что нужно попробовать просто смеха ради, так что не напрягайтесь.

Он повернулся на табурете и посмотрел на Лиру и Эйджей, те кивнули в знак готовности.

— Дамы, Пинки, вступайте.

В дальнем конце комнаты зазвучал рожок Пинки, звук лился через залу, словно очень важная персона на вечернем променаде. На сцене запели Лира и ЭйДжей, повторяя одно и то же слово снова и снова, голоса их и безо всякой магии звучали в идеальной гармонии.

Любовь, Любовь, Любовь.
Любовь, Любовь, Любовь.
Любовь, Любовь, Любовь.

С первыми звуками скрипки Эпплджек, вступление перетекло в песню. Вскоре присоединились и Лира с Тайм Тёрнером на своих ударных. Пальцы Леро ударили по струнам, добавляя незамысловатый басовый мотивчик, и он запел:

Ты сделал бы всё круче, знать бы что.
Ты спел бы лучше всех, но спето всё.
Осталось лишь одно — учись играть в игру как все.

Всё просто

И все уже геройства свершены.
И все, кто влип в беду, уж спасены
Осталось лишь одно — научиться быть собой.

Всё просто.

Когда они перешли к припеву, к ним присоединились Рэйнбоу и Твайлайт, а вскоре за ними — Рэрити, Макинтош и ужасно испуганная Флаттершай. Леро разучил с ними припев ещё утром, искренне надеясь, что если хотя бы кто-то из аудитории решится подпевать, то и остальные не побоятся. Никогда прежде он ещё не возлагал столько надежд на стадный инстинкт пони.

Всем нужна любовь.
Всем нужна любовь.

После каждой строчки Пинки выдавала несколько необычайно радостных нот на своём рожке, весело пританцовывая вокруг зрителей.

Всем нужна любовь, да.
Всем любовь нужна.

К концу первой части припева, практически все собравшиеся уже поняли, что это действительно просто. После проигрыша в исполнении скрипки ЭйДжей и рожка Пинки, все зрители от мала до велика подхватили припев:

Всем нужна любовь.
Всем нужна любовь.

И снова после каждой строчки Пинки добавляла несколько нот на рожке, совершенно непостижимым образом, появляясь всякий раз в другой части зала. Со своего места на сцене Леро увидел, как Дью Дилидженс пожал плечами, в свойственной лишь пони манере, и тоже присоединился к поющим, изрядно удивив окружающих своим необычайно красивым баритоном.

Всем нужна любовь, да.
Всем любовь нужна.

За его спиной зазвучала арфа Лиры, ровно тогда когда ей было положено, ровно тогда, когда он этого и ожидал от самой одарённой в музыке из своих кобылок. Когда он перешёл к третьему куплету, вся аудитория раскачивалась из стороны в сторону в такт музыке. Леро успел пропеть всего несколько слов куплета, прежде чем осознал, что поёт он не один. В дальнем ряду, стоя на папиной спине, ему подпевала Свити Бэлль.

Ты знаешь только то, что познано.
И видел только то, что видано.

Глаза её были закрыты, а рог тускло светился, примерно так же, как порой светился у Твайлайт во сне. Юная единорожка раскачивалась в такт музыке, её звонкий детский голос прекрасно дополнял более низкий вокал Леро. Человек был настолько потрясён, что даже забыл допеть куплет, позволив Свити Бэлль сделать это за него.

И был лишь там, где уже были все.
Всё просто.

Не обращая совершенно никакого внимания на происходящее вокруг, Свити перешла к припеву, радостно подпрыгивая по папиной спине. Она ни разу не сбилась и ни разу не промахнулась, всё чётко, всё идеально.

Но ведь Свити последние несколько дней провела с подругами в Кантерлоте, а песню Леро предложил только вчерашним утром. Откуда же, во имя Эквестрии, она знала слова? Леро обернулся к Лире и ЭйДжей, те всем своим видом давали понять, что удивлены не меньше него. Он повернулся к залу и поймал взгляд Рэрити, в этом взгляде явственно читалось, что модельерша тоже не понимает что происходит.

Всем нужна любовь.
Всем нужна любовь.
Всем нужна любовь, да.
Всем любовь нужна.

Зрители опять подхватили припев, но вела их на этот раз Свити. Звуки рожка Пинки и скрипки Эпплджек, носились по зале, словно играли в салочки.

Всем нужна любовь.
Всем нужна любовь.
Всем нужна любовь, да.
Всем любовь нужна.

Музыка затихла, угасло и сияние вокруг рога Свити, она открыла глаза и спрыгнула на пол. Неожиданно для себя, она обнаружила, что все в зале уставились на неё. В атмосфере всеобщего шока, Рэрити первой нашлась что сказать:

— Свити, это было просто очаровательно. Но откуда ты знаешь слова?

Немного смутившись от столь пристального внимания окружающих, кобылка ковырнула копытцем пол.

— Ну, они просто звучали у меня в голове, — сказала она, глядя на сестру, на глазах её уже наворачивались слёзы. Она не знала наверняка, но явно чувствовала, что набедокурила. — Я просто услышала их когда господин Леро запел. Он пел, и они пели, и он сказал, чтобы мы подпевали если ухватим нить, и я подумала, что можно петь. Я всё перепутала, да?

Кобылка повернулась к Леро и принялась извиняться заливаясь слезами:

— Простите, господин Леро. Я не хотела испортить вам вечер, правда, не хотела.

Детские слёзы тут же вырвали Леро из шокового состояния, он отложил гитару и зашагал к жеребёнку, та уже зарылась мордочкой в папину рубашку.

— Ну же, Свити. — Леро опустился на колени рядом с маленькой поняшей. — Ничего ты не перепутала… у тебя всё отлично получилось, правда.

Маленькая мордашка вынырнула из рубашки Магнума.

— Правда?

— Да, правда. — Человек протянул руку и ласково потрепал её гривку. — Поверь, всё было замечательно. Просто идеально.

— И я не испортила вам вечер?

— Нет, ну что ты.

— Хорошо, я же не хотела ничего испортить. — Свити посмотрела на Рэрити, сидевшую теперь в паре шагов от неё. — Иногда я всех просто с ума свожу своими выходками. Но я ведь это не специально, честное слово.

— Всё в порядке, не волнуйся. — Леро повернулся к Рэрити, ожидая что та подтвердит его слова.

— Ты была просто божественна, дорогая. — Согласилась старшая сестра. — Как маленький ангелочек. Я тебе больше скажу, я никогда ещё не слышала, чтобы ты так красиво пела.

Многие из присутствующих и, особенно, остальные метконосцы закивали в знак согласия.

— Так значит, ты слышала слова? — спросил Леро. — В голове?

Свити закивала так быстро, что казалось, будто её голова сейчас отвалится.

— И первую песню тоже?

Она снова закивала

— Да, её тоже, но не так громко как вторую, очень тихо, так тихо, что я даже не была уверена, что слышу её. А вот вторая была громко, с начала и до конца.

К ним присоединилась Твайлайт, перед собой она держала телекинезом невесть откуда взявшиеся блокнот и перо.

— Это было похоже на Музыку Гармонии? — спросила пурпурная единорожка. — То есть, слова приходили тебе на ум по мере того как ты пела или все сразу?

— Эм-м-м… — Вопрос, похоже, смутил Свити. — Не знаю.

Твайлайт попробовала зайти с другой стороны:

— Тебе хотелось петь или ты просто вспомнила слова, как будто уже их где-то слышала, и сама стала подпевать?

— Да, точно, вот так. — Теперь кобылка была гораздо уверенней. — Я знала слова, но петь не тянуло, я просто знала их, знала, как они должны звучать, знала, когда должны петь другие пони, когда мне начать и когда остановиться, как-то так!

— Восхитительно! — Твайлайт стала что-то быстро чиркать в блокноте. — Спонтанная музыкальная апперцепция между человеком и пони. Возможно, даже, телепатическая трансференция. Просто чудесно. Нужно проверить, воспроизводимый ли это феномен или это просто что-то, что Свити Бэлль когда-то слышала, а потом забыла. Как говорил Аристойл, к решению задачи нужно подходить не предвзято с точки зрения чистой логики воиз~~МММ.

— Я думаю, наша всезнайка хотела предложить, — сказала Рэйнбоу Дэш, вытаскивая копыто изо рта Твайлайт, — попробовать ещё что-нибудь. Ну, знаешь, чтобы убедиться, что тебя не проглючило или типа того.

— А знаешь, она права, — согласился Леро, оборачиваясь к Свити. — Ну что, попробуем другую песню? Что-то, чего Эквестрия ещё не слыхала?

Кобылка опять закивала так яростно, что даже удивительно, как она не рассыпалась на части. Леро зарылся в свою память, пытаясь выудить из неё песню, которую наверняка не мог знать ни один из ныне живущих на этой планете. Что интересно, такая сразу же нашлась. Если Свити сможет её исполнить, это сразу же подтвердит, что песни она вытаскивает не из своей, а из его памяти.

— Есть, нашёл. Я её очень хорошо помню, потому что мы с сестрой её очень долго репетировали. Она занималась в драм-кружке, и однажды там решили поставить «Пиратов Пензанса». Она очень старая и на все сто человеческая, у вас ничего подобного и быть не может. Ну что, готова?

Свити кивнула и уселась прямо перед человеком. Она закрыла глаза и её рог снова окутало тусклое сияние.

Леро сосредоточился, сделал глубокий вдох и на одном дыхании выпалил первые две строчки:

Я — генерал-майорское сплошное воплощение,
Я всем своей учёностью внушаю восхищение:

Он замер на секундочку, дожидаясь, подхватит ли малышка песню. Долго ждать ему не пришлось, потому что Свити тут же выпалила следующие две строчки:

Известны мне все новости Ассировавилонии
И факты занимательные из Второзакония;

Глаза её были по-прежнему закрыты, на мордочке её постепенно вырисовывалось недоумение, а сияние вокруг рога становилось всё ярче и ярче. Она очень глубоко вдохнула и понеслась дальше:

А также математику я знаю очень здорово —
От формулы Лагранжевой до строя Пифагорова;

Твайлайт оторвала взгляд от блокнота и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но не успела, потому что Свити сделала ещё один глубокий вдох, готовясь к следующему куплету. С её рога начали одна за другой соскакивать бледно-зелёные искорки, рассыпаясь, безо всякого вреда, по её белоснежной шёрстке. Все собравшиеся, затаив дыхание, внемлили каждому её слову. Пони поёт песню из чужого мира, без подготовки, без музыки Гармонии?! Такое не каждый день увидишь.

И в химии и в физике я знаю всё и всякое,
И в микробиологии давно уж съел собаку я.

Твайлайт показалось, что Свити закончила, поэтому она снова открыла рот, чтобы всё-таки спросить, но не тут то было. Кобылка снова глубоко вдохнула, чтобы продолжить скороговорку. Рог её тем временем разгорался всё ярче и ярче. Пока Свити пела, библиотекарша делала пометки в блокноте. И кстати, что ещё за Пифагоров строй? Так люди называют что-то, что уже есть в Эквестрии, или же это что-то доселе не изученное. Надо проверить, и кто справится с этим лучше, чем она?

Я знаю психологию и палеонтологию,
И королей Британии в обратной хронологии;

От напряжения Свити наморщила носик. Она открыла глаза: глаза смотрели на кончик носа, с одной стороны от того, что слишком уж много усилий ей приходилось вкладывать в заклинание, с другой — чтобы получше рассмотреть искры сыпавшиеся с её рога. Раздался лёгкий хлопок, и её магический отросток перестал искрить, теперь вокруг его кончика медленно обращался вполне отчётливый комок энергии.

Короче, нет сомнения и нет другого мнения:
Я — генерал-майорское сплошное воплощение.

Она снова глубоко вдохнула, готовясь выпалить ещё две строчки, но Леро остановил её, осторожно опустив руки на плечи кобылки.

— Тише, малышка, — сказал он, пытаясь удержать разошедшегося жеребёнка в объятьях, магическое сияние её рога постепенно угасало. — Думаю, этого вполне достаточно.

— Ну как, у меня получилось? — спросила кобылка, кажется, она начала терять сознание — слишком уж много сил заклинание вытянуло из её юного тельца.

— Просто великолепно, — заверил её Леро, — всё в точности так, как должно быть.

— Свити, дорогая, смотри, — Рэрити подалась к младшей сестрёнке и указала копытцем на её круп, — твоя метка появилась.

Да-да, на боку Свити Бэлль теперь гордо красовалась её собственная метка, совсем новенькая, даже сияние ещё не совсем угасло. Золотой колокольчик, застывший на взмахе, подвязанный розовой ленточкой на фоне восьмиконечной звезды. Нет, это были две четырёхконечных звезды, одна поверх другой, и каждая из них была одного из оттенков гривы Свити Бэлль.

— О, Свити, — всхлипнула Рэрити, — это просто восхитительно.

Единорожка сгребла младшую сестру в охапку и прижала к груди.

По залу пронёсся всеобщий радостный вздох.

---

Глядя на обнявшихся сестёр, вздохнул и Леро. Да, он не слышал Музыки Гармонии, и давно уже смирился с тем, что, возможно, никогда её и не услышит, но, похоже, у этого мира ещё были припасены для него сюрпризы. Пусть он не слышал того, что слышали все обитатели Эквестрии, но выходит, что одна ещё совсем маленькая, совсем юная пони, у которой ещё вся жизнь впереди… слышит то, что когда-то слышал он… слышит Музыку Человечества.

Магия Гармонии не смогла изменить его, не смогла приспособить к этому миру, но она смогла изменить одну обитательницу этого мира, приспособить её к нему. И это было, пожалуй, гораздо больше, чем он надеялся получить.

— Из единственной песчинки устрица создаёт жемчужину.

— Ты это о чём? — спросила Лира, усаживаясь рядом с ним, в то время как все остальные предались спонтанному (не без подачи Пинки Пай, конечно же) веселью.

— Не знаю. — Леро взял в руку копытце своей кобылки и принялся задумчиво поглаживать его большим пальцем. — Кажется, услышал это однажды во сне.

Конец Главы

Оригинал опубликован 16 авг 2013

Мы с тобою зажжём небеса. Часть первая

«You and me we can light up the sky»
— Take That — Rule The World

---

В глубине Кантерлотского замка, в самой высокой его башне, по спиральной лестнице ведущей к королевской обсерватории медленно, превозмогая нежелание, поднималась принцесса Селестия.

Она только что получила послание от принцессы Луны, её сестры и соправительницы Эквестрии. Всетемнейшая принцесса желала аудиенции. Эта их встреча не была запланирована, однако, поскольку прошение было изложено на свитке, скреплённом королевской печатью и преподнесено стражником на серебряном блюде, Селестия тут же отменила все назначенные встречи и направилась к своей сестре.

С тех пор как Луна вернулась, они частенько встречались в Королевской Обсерватории. Минимум дважды в день, во время своих «пересменок», как они их называли. Однако сегодняшней встречи Селестия предпочла бы избежать.

В последнее время её сестра стала более замкнутой, обеспокоенной... подавленной. Иной пони сказал бы, что тысячу лет не видел её в таких расстроенных чувствах. Вот только, кроме родной сестры не осталось никого, кто был бы знаком с Луной до изгнания. И теперь Солнечная принцесса изо всех сил пыталась прогнать прочь дурные мысли, родившиеся в свете этой перемены настроения сестры.

Но Луна призвала её, и отказать ей Селестия просто не могла. Ведь это её родная сестрёнка, и кроме друг друга у них никого не было.

На верхней площадке винтовой лестницы Солнечная принцесса остановилась перед высокими дверями, закрытыми, но не запертыми. Секунду помедлив, она собралась было отворить их магией, но вдруг замерла. Будто чей-то голос в глубине сознания попросил её не спешить. В памяти всплыли воспоминания о событиях не столь давних (относительно её возраста, разумеется), о том дне, когда она впервые поднялась на вершину этой башни, чтобы увидеться с сестрой.

Воспоминание, с которым она была бы не прочь поскорее расстаться.

---

Кантерлотский Замок.
Королевская Обсерватория
24 июня года 1212 AC
Спустя три дня после поражения Найтмэр Мун и возвращения Принцессы Луны.

Селестия стояла на верхней площадке винтовой лестницы, ведущей в обсерваторию. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, прежде чем отворить магией двустворчатую дверь.

Она осторожно переступила порог, и беспокойство тут же отступило, её сестра стояла на балконе в другом конце комнаты. Юная аликорница сосредоточенно всматривалась в вечереющее небо. Тысячелетняя разлука не могла пройти бесследно, и в первые дни после Воссоединения Селестию охватывало страшное беспокойство, стоило ей только упустить сестру из виду. Но теперь это беспокойство отступало, странно, а ведь она даже не успела заметить его появления.

После освобождения от своего проклятия, принцесса Луна выглядела гораздо меньше и моложе сестры, прямо как тысячу лет назад, в годы своей «юности». Блекло-синяя грива ниспадала на плечи, шёрстка её была лишь чуть более тёмного оттенка синего, вовсе не такая иссиня-чёрная, как в годы её зрелости. В гриве и хвосте, которым ещё предстояло обрести утраченную красоту, не было звёзд.

Селестия практически бесшумно, что, кстати, учитывая её размеры, не переставало удивлять её подданных, прошла через комнату, которая совсем ещё недавно была обителью последней из её учениц. Однако от внимания сестры ей скрыться не удалось.

— Приветствуем тебя, сестра наша, — шепнула Луна, не отрывая взгляда от неба.

— Здравствуй, Луна, — ответила Селестия, остановившись в паре шагов от балконной двери. — Как дела?

Луна на мгновение замерла и обернувшись через плечо ответила:

— Сим вечером вполне довольны Мы. Однако, полагаем, сомнений в том быть не должно.

Луна вновь обратила взор к звёздам, позволив вечернему бризу играть с кончиками её гривы.

— Но, право слово, Мы раздосадованы пребыванием под постоянным надзором. — В голосе Луны явно слышалось вполне справедливое недовольство чрезмерной опекой.

— Ой. — Селестия понурила голову. — Прости.

Она действительно велела страже и прислуге ненавязчиво, и это слово она особо подчеркнула, приглядывать за её сестрой в первое время. И себе, и им она сказала, что это всего лишь мера предосторожности (а на самом деле, волноваться совершенно не о чем), кроме того, она хотела, чтобы Луне была незамедлительно оказана любая помощь в адаптации к современному обществу.

Хотя, сказать по правде, Селестии просто не хотелось после стольких лет разлуки снова терять сестру из виду.

— Извинения излишни, сестра наша. Бесспорно, ныне Мы — незваный гость в твоём замке. На твоём месте Мы поступили бы так же. — Кажется, Луна смягчилась. — Мы признаём, что... отсутствовали некоторое время. Нам предстоит ещё познать тот дивный новый мир, что открылся пред Нами.

Луна повела копытом, охватывая раскинувшуюся перед ней панораму: от самых Туманных Гор, через Вечнодикий лес и до далёкого города Балтимэр. Она медленно опустила копыто, вернувшись к размышлениям о тех переменах, что она успела заметить со дня своего возвращения.

— Мы опечалены судьбой, постигшей наш прежний дом. Годы не пощадили его, величие его пало под натиском Вечнодикого леса. Признаться, сперва Мы и вовсе его не признали.

Она повернулась, чтобы окинуть взором вид, открывавшийся с балкона, на Кантерлотский Замок.

— Но нам отрадно созерцать величие твоего нового замка, чьи лучшие покои всегда к нашим услугам.

Селестия решила, что не стоит пока говорить, что королевская обсерватория на самом деле была закрыта последние несколько сотен лет. Нынешней ученице Селестии пришлось очень долго убеждать Солнечного монарха (хотя нет, теперь уже диарха, пора привыкать к новому титулу) вновь открыть её.

И даже после возобновления работы обсерватории, Твайлайт была пожалуй единственной, проводившей здесь дни и ночи напролёт, о чём напоминала махонькая кухонька, да походный лежак, примостившийся у одной из стен. Солнечная принцесса появлялась здесь крайне редко, порой лишь по приглашению Твайлайт. Наверное, ей просто хотелось, чтобы у её ученицы был свой угол во дворце, место, где она чувствовала бы себя как дома.

Селестия окинула взглядом комнату, стены были увешаны графиками и диаграммами, все имевшиеся поверхности были завалены книгами и звёздными картами. Да уж, прежний обитатель этой комнаты явно оставил свой след.

Позволив себе на секунду погрузиться в приятные воспоминания, Солнечная принцесса, обратилась к сестре.

— Ты хотела меня видеть, Луна? — спросила Селестия. — Но почему именно здесь?

Луна обернулась, по ней было заметно, что она нервничает, пожалуй, даже слишком нервничает. В привычном окружении её характер скорее можно было назвать «взрывным», однако с момента возвращения она была сама не своя.

— Мы полагаем, что место это весьма похоже на Командную Залу в нашем прежнем замке. Это Нас... умиротворяет.

Луна посмотрела на необычайно большую комнату. Взгляд её поднялся к потолку, с растрескавшейся за сотни лет расписной штукатурки которого, на неё смотрело звёздное небо.

— И здешний декор весьма изыскан, он определённо вызывает в Нас ностальгию.

Завидев задумчивое выражение на лице Луны, Селестия не смогла сдержать улыбки. Её сестра была так умилительна в своём смущении. О Создательница, как же она скучала по таким моментам.

Луна вновь повернулась к заходящему солнцу. Пылающий шар уже начал своё нисхождение за горизонт.

— Вечерний бриз столь приятен. Мы так давно не испытывали его дыхания на нашем лике.

Внезапно на Селестию навалилось чувство вины. Тысячу лет Луна провела без воздуха, без друзей, без еды и питья. И хотя «истинным» бессмертным аликорнам ничего этого и не нужно для поддержания жизни, тысяча лет одиночества, без собеседников, без развлечений, определённо причинили душевные страдания её сестре.

Луна посмотрела через плечо на погрузившуюся в раздумья сестру и поманила её движением крыла.

— Изволишь присоединиться к Нам? — спросила она, указывая на место рядом с собой.

Едва ли возводившие балкон пони приняли в расчёт тот факт, что любая из правящих сестёр и ростом, и весом своим превосходят статнейших из жеребцов. И хотя позже Селестия и велела его укрепить, у неё всё же оставались сомнения, выдержат ли опоры вес сразу двух аликорниц. Пробудив самую малую толику своей лётной магии, чтобы хотя бы немного уменьшить свой вес, она робко ступила на дощатый настил.

— Ты готова к восходу луны? — спросила Селестия, поравнявшись с сестрой; к большому её облегчению, скрип подпорных балок был не таким сильным, как она опасалась. — Время почти подошло. Помнится, ты говорила, что хочешь снова вести её по небосводу.

Луна приуныла и слегка надула губки:

— Нам стыдно признать, но покуда Наши начинания не увенчались успехом. — Она нахмурилась и кивнула в сторону восточного горизонта, за которым ожидала своего часа её небесная спутница. — Она не хочет отвечать Нам.

Луна тяжело вздохнула, дыханием своим колыхнув кончик чёлки.

— Тысячу лет мы были едины. И всю эту тысячу лет она пыталась заговорить с Нами, утешить Нас, но Нас обуяла ярость и ненависть, Мы не внемлили её мольбам. Теперь мы порознь и... Мы не знаем. Быть может, Мы разозлили её?

Селестия обратила взгляд к восточному горизонту, за которым притаилась луна, упорно не желавшая отвечать на призывы её сестры.

— Не думаю, что она злится. — Солнечная принцесса коснулась магией луны. Сперва небесное светило попыталось воспротивиться, но едва узнав магическую ауру старшей из сестёр, успокоилось и ответило на прикосновение. — Она скорее... опечалена. И, может быть, самую чуточку раздосадована. — Селестия развеяла магическую связь с луной.

— Пожалуй, ты права, — согласилась Луна, грустно вздохнув. — И тем не менее, не удаётся Нам установить контакт. Мы боимся, что этим вечером Нам не обойтись без помощи. Нам... жаль, что тело Наше ослабло и не в силах подчинить её своей воле.

Селестия шагнула к сестре и приобняла её крылом.

— Немало времени прошло, Луна, сейчас в тебе нет твоей прежней силы, но однажды она вернётся к тебе. Отдохни немножко. Восход луны подождёт.

— Ты права, сестра моя. — Луна прижалась к её боку. — Спасибо тебе за добрые слова.

Так они простояли некоторое время, в полной тишине, наслаждаясь моментом единения, после стольких лет разлуки. Когда они в прошлый раз вот так же просто стояли рядом, Лунная принцесса была всего на пол копыта ниже своей старшей сестры.

Вскоре Луна нарушила молчание:

— Мы заметили, что в Наше отсутствие ты едва ли переставляла Наши звёзды. А если и переставляла, то спустя пару дней возвращала их обратно. Не скажешь почему?

Солнечный диарх погрустнела, воспоминания вернули её к Битве при Высокой Луне — последней схватке Селестии и Найтмэр Мун, последнему дню, когда звёздное небо полностью изменило свои очертания.

— Я не смогла себя заставить, — едва слышно прошептала Селестия. — Мне не хватило духа.

Луна взглянула на неё, в глазах её читался вопрос, который можно было и не произносить вслух.

Селестия отвернулась, слишком уж тяжело ей было смотреть в глаза сестре, особенно, в свете нахлынувших на неё воспоминаний.

— Когда ты покинула нас, лишь звёзды напоминали мне о тебе, о той которой ты была до Найтмэр.

Луна потёрлась мордочкой о грудь сестры, словно пытаясь приободрить её своим присутствием.

— Для тебя звёздное небо было, как полотно для художника, а я же не была и в половину так искусна. Ты помнишь, мне никогда не удавалось располагать звёзды с присущим тебе изяществом. Половина моих созвездий была похожа... я даже не знаю, на что они были похожи.

Сёстры рассмеялись, вспомнив неуклюжие потуги Селестии. Ей и вправду никогда не давались созвездия, и рисование, и кулинария, да и вообще, она не особо ладила с изящными искусствами, хотя теперь у неё за плечами были столетия практики. И пусть теперь ей удалось воспитать в себе чувство изящности, с креативностью у неё по-прежнему были проблемы.

И вновь они погрузились в умиротворённое молчание, и вновь Луна нарушила его.

— Сестра, ты сказала Нам, что со временем Мы вновь обретём былую силу, и великолепие своего прежнего обличия.

— Конечно. Со временем ты снова станешь той, кем ты была когда-то, — бодро ответила Селестия, надеясь приободрить сестру.

Однако Луна, похоже, не нашла её ответ утешительным.

— Мы понимаем, что Нам ещё предстоит изучить всё то, что произошло с Эквестрией за минувшее тысячелетие, однако Нас также беспокоит, что Мы не помним ничего из Нашей жизни предшествовавшей Нашему... отбытию. Вернутся ль к Нам воспоминанья эти?

— Конечно, сестра моя. — Селестия прижалась щекой к гриве сестры. — Со временем память вернётся к тебе. Она неотъемлемая часть твоей аликорнской сущности, вернётся одно — вернётся и другое.

Луна склонила голову:

— Тогда Мы обеспокоены. Хотя воспоминания о последних летах, проведённых в Эквестрии... слегка туманны, если не сказать больше, Мы всё же помним, что не были в здравом рассудке. Не вернётся ли с воспоминаниями и Найтмэр, Наша величайшая трагедия? Что если Мы вновь станем угрозой нашим подданным?

Лунный диарх поднесла копыто к лицу, на котором уже вполне отчётливо проступило отчаяние.

— Подробности ускользают от Нас, но Мы знаем, что копыта Наши навсегда запятнаны кровью, что целые армии шли на верную смерть по Нашему велению. Подобное не должно повториться более.

Селестия ещё ближе прижалась к сестре, опустив подбородок на её макушку и обняв её обоими крыльями, словно укрыв огромным белым одеялом.

— Луна, поверь, это больше никогда не повторится. — Селестия крепко сжала сестру в объятьях. — Я потеряла тебя однажды, но больше никогда не потеряю тебя. Тогда я была слишком легкомысленна, я не заметила как ты ускользаешь от меня, слишком часто я говорила себе, что всё в порядке, но я клянусь тебе, такого больше не повторится.

— Спасибо, сестра моя. — Луна нехотя отпрянула от сестры и закрыла глаза копытом. — Мы уверены, что ты сделаешь всё, чтобы защитить своих подданных.

Глядя на Луну, изо всех сил старающуюся держать себя в копытах, Селестия выдавила улыбку, чтоб хоть как-то успокоить сестрёнку.

— Может быть, я смогу заполнить пробелы в твоей памяти хорошими вестями? — спросила она. — Есть что-то, что я помогла бы тебе вспомнить? Какие-нибудь эпизоды из более радостного прошлого?

Луна на секунду призадумалась, ласковый вечерний бриз играл с её гривой. В отличие от многоцветной гривы Селестии, она пока ещё не была чувствительна к солнечному ветру, только к земному. Но пройдёт время, Луна обретёт былую силу, а её грива станет эфемерной и наполнится звёздами. Нужно только подождать.

Пока Луна рылась в глубинах памяти, Селестия заметила слабый блеск первой звезды, отчаянно старающейся пробиться в гриве её сестры, прямо за ушком. Она становилась всё ярче и ярче.

— Сноудроп! — внезапно воскликнула Луна. — Что случилось с нашей ученицей? Последнее, что Мы помним — день, когда она покинула пост главы зимней службы. Молю, скажи, что сталось с ней потом?

Такого поворота событий Солнечная принцесса, признаться, не ожидала. Если быть до конца откровенным, то пожалуй именно к этому вопросу она сейчас была готова меньше всего.

— Ну, она прожила долгую и счастливую жизнь и умерла в кругу любящей её семьи, — ответила Селестия. И, хотя в целом, это было правдой, подробности она решила опустить. Пока.

Да, Сноудроп прожила долгую и счастливую жизнь — это чистейшая правда. Что же касается смерти в кругу любящей семьи, то это тоже правда. Умолчать же Селестия предпочла о том, что в связи с нарастающими волнениями в Кристальной Империи, Луна не смогла увидеться со своей ученицей в последние недели её жизни. К тому времени как сёстры вернулись с далёкого севера, Сноудроп уже давно была погребена в полном соответствии с традициями земных пони, в той самой земле, которую каждую зиму укрывали её любимые снежинки.

Селестия была даже отчасти рада тому, что многие из событий прошлого пока ещё не ожили в памяти её сестры. Однако она понимала, и понимание это повергало её в безмолвный ужас, что однажды память вернётся, и Луне придётся заново пережить каждое событие своей жизни: секунда за секундой, подобно мучительной пытке, они заполонят её разум.

Воспоминания же солнечного монар... диарха были вполне ясны. Она никогда не забудет, как её сестра отчаянно взрывала копытами землю у могилы подруги, проклиная Создательницу за скоротечность жизней смертных, за то, что вынуждена беспомощно наблюдать, как одно поколение сменяется другим.

С той поры минуло уже больше тысячи лет и, глядя на события того дня через призму времени, Селестия порой задумывалась, а не тогда ли, начавшая зарождаться Найтмэр Мун, впервые овладела сердцем её сестры. Не в тот ли самый день, горечь и отчаяние, копившиеся долгие годы, переродились в ней в гнев и ярость?

Столетиями Селестия изводила себя мыслями о том, что сделай она тогда что-нибудь, хоть что-нибудь — всей этой трагедии удалось бы избежать. Луна не оказалась бы в изгнании, Селестии не пришлось бы коротать века в одиночестве, а в Эквестрии не наступили бы времена столь тёмные, каких не видали прежде пони.

Но такие мысли до добра не доводят. Ведь, пожалуй, именно такие мысли и подтолкнули в своё время её сестру к краю пропасти по имени Найтмэр Мун.

Селестия тут же отбросила их, заперла в самом дальнем уголке сознания, пусть пока будут там... их время ещё не пришло.

На их место тут же пришли мысли куда более приятные, хвала Создательнице. Не сказать, чтобы это наверняка было её копыт дело, но чего-то подобного от неё вполне можно было ожидать.

— В погодной башне у нас, кстати, ещё остались сделанные ею снежинки, — Селестия указала на высокую башню в другом конце замка. — Их осталось не так уж и много, но она не теряла времени даром, сделала всё, чтобы у нас их было в достатке.

Луна взглянула на погодную башню. Сердце её дрогнуло: последние лучи заходящего солнца сияли сквозь узорчатый витраж с изображением метки её подруги, отражая её на соседние здания.

— Если хочешь, — Селестия придвинулась ближе к сестре, — когда придёт пора дать старт зимним снегопадам, можешь сделать это сама. Я и так занималась этим последнюю тысячу лет.

В ответ Луна прижалась к Селестии и тихонько кивнула, в этот самый момент солнечный диарх заметила, как на самом кончике чёлки её сестры зажглась ещё одна звезда. Пусть она была и не такая яркая, как первая, её появление ознаменовало начало долгого пути, в конце которого её сестра вновь станет самой собой. И пусть небеса будут ей свидетелем, она всегда будет рядом с нею на этом пути.

Селестия опустила голову на макушку Луны и позволила себе раствориться в моменте единения. Но время, как говорится, не ждёт (хотя, сказать по правде, это не совсем так, но она предпочитала ни с кем этого не обсуждать), и солнце уже явно давало понять, что его работа на сегодня закончена, и что делать ему здесь уже нечего, и что пора бы уже ему отдохнуть...

— А как тебе такое предложение, сестрёнка, — Селестия улыбнулась, — если поможешь мне закатить солнце — я помогу тебе поднять луну, но только сегодня. Что скажешь?

Луна фыркнула, дыхание её (кстати, тоже совершенно не нужная для жизни аликорна штука) взъерошило шёрстку на груди Селестии.

— Мы определённо сомневаемся, что спустя тысячу лет единоличного правления светилами, тебе может понадобиться Наша помощь, однако предложение находим вполне... приемлемым.

Лунная принцесса склонила голову на бок и посмотрела на сестру, о Богиня, как же она очаровательна, когда так делает.

— И Мы... признательны тебе.

Селестия пробудила свою солнечную магию, и позволила лунной магии сестры влиться в неё, вместе они коснулись солнца. Светило сперва вздрогнуло от прикосновения смешанной ауры, но тут же успокоилось едва признав в ней долю магии Лунной принцессы.

Селестия опасалась, что солнце могло затаить обиду на её сестру, за то что та давным-давно поклялась изгнать его навеки, но светило, равно как и его хозяйка, уже давно простило Луну.

Солнце ответило на их призыв и, погрузив всю планету в сумерки, без малейших усилий соскользнуло за горизонт, направляясь в своё ночное убежище.

Ну вот, с солнцем разобрались, и теперь Селестия обратила своё внимание к луне; она позволила магической ауре сестры выйти на передний план. Едва они коснулись луны, Селестия ощутила, как светило взбрыкнуло от  прикосновения их магии — призыв остался без ответа.

За минувшую тысячу лет у Селестии никогда не возникало подобных проблем. Ну, может быть, только в первые несколько месяцев после ухода Луны, ночное светило было слегка... опечалено... да и ещё после её возвращения из добровольного изгнания оба светила дулись на неё несколько... лет.

И, если быть до конца откровенным, часть звёзд так и не приняла правление Солнечной принцессы. К слову, это они впоследствии и помогли своей прежней госпоже бежать из заточения.

И пусть на такую реакцию луны Селестия и не рассчитывала, она всё же не могла позволить подобному недоразумению испортить долгожданное возвращение её сестры.

Отвергнутая светилом, магическая аура Луны отпрянула было, но Селестия подхватила её своей и протянула обратно к луне. Послав упрямому камню магический аналог сурового и непреклонного взгляда, Селестия крепко обхватила луну их общей аурой, после чего осторожно развеяла часть своей магии.

Неуверенность прямо так и сквозила из магической ауры её сестры, та же самая неуверенность, что явно читалась и на её мордочке. Селестия чувствовала, как луна некоторое время продолжала сопротивляться, но потом всё-таки сдалась и приняла магические объятья Луны. Когда светило, наконец, пришло в движение, солнечный диарх развеяла остатки своей магии, позволив сестре самой вести свою подопечную по небу.

Дождавшись, пока погаснет сияние вокруг рога Луны, Селестия приобняла её крылом. Так они стояли некоторое время, глядя на ночное небо, звёзды в котором, приветствуя свою госпожу, сегодня сияли, пожалуй, вдвое ярче.

Селестия обернулась на запад, выискивая в ночном небе точку света, что соответствовала звезде, гордо сияющей в гриве её сестры за самым ушком. Вот она, ярко мерцает в небесах, гораздо ярче, чем всю последнюю тысячу лет.

— С возвращением, принцесса Луна, Охранительница Ночи, — прошептала Селестия, совсем негромко, но так чтобы сестра могла её услышать.

И тут самообладание Луны рухнуло, слёзы хлынули из её глаз, она зарылась мордочкой под крыло сестры.

— Простите Нас, — прорыдала она. — Нам правда очень, очень жаль.

И хотя со дня своего возвращения, Луна, пожалуй, только и делала что извинялась, Селестия знала, что эти слова предназначались не ей. Всетемнейшую правительницу терзали угрызения совести перед луной, которую она бросила на произвол судьбы, звёздами, за которыми она не следила, ночным небом, за которым не ухаживала, и снами, которые не охраняла. Всю эту вину она взгромоздила на свои плечи, как делала и прежде, и как будет делать впредь.

Время шло, секунды складывались в минуты (но когда бы это время по-настоящему беспокоило бессмертных), а сёстры так и стояли обнявшись, согревая друг друга теплом своих царственных тел.

Вскоре всхлипывания и извинения Луны затихли и из под белоснежного крыла донёсся вопрос:

— А что сталось с семьёй Сноудроп? Они процветали под твоим началом? — спросила Луна.

Селестия поморщилась. Конечно же, она хотела ответить правду, но правда эта, как и прежде должна быть умеренной.

— Мне жаль, но я не знаю что с ними случилось. Лет через десять после твоего... отбытия, я потеряла их из виду. — Селестия очень надеялась, что этого ответа будет вполне достаточно.

— Как же так? — спросила Луна, выглянув из под её крыла, на раскрасневшихся её глазах ещё блестели слёзы.

Глядя на сестру, выглядывающую из под её крыла, Селестия невольно отдалась воспоминаниям о тех днях, когда юную пегасочку только-только обратили. Тогда она была ещё совсем жеребёнком: нескладным, долговязым, а теперь ещё и с огромным рогом во лбу, к которому она всё никак не могла привыкнуть, а равно и к той аликорнской силе, что бушевала теперь в её юном тельце.

Селестию обратили за несколько лет до этого, и пусть превращение из единорога в аликорна и не было простым (даже по прошествии стольких лет полёты так и не стали для неё чем-то естественным), её младшей сестре пришлось куда труднее.

Воспоминания нахлынули на неё так стремительно и так внезапно, что Селестии понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Когда ей это всё таки удалось, она поняла, что пришло время рассказать всё как есть.

— Стыдно признать, но через несколько лет после твоего изгнания я... ну, немного отошла от дел.

От одной только мысли о том, что она сейчас сказала, щёки Солнечной принцессы залились стыдливым румянцем. Луна выскочила из под её крыла и уставилась ей прямо в глаза.

— А ну-ка повтори, — сказала она, от былой печали внезапно не осталось и следа, ведь если уж и был правитель, который мог бы «немного отойти от дел», то им ни за что на свете не могла бы оказаться принцесса Селестия.

— Я... ну... я-оставила-трон-и-провела-остаток-столетия-скитаясь-по-свету, — выпалила Селестия и тут же отвернулась, не в силах взглянуть сестре в глаза.

— Ты. Сделала. ЧТО?! — Луна одним прыжком обогнула сестру, чтобы снова оказаться у неё в поле зрения, при этом незаметно для самой себя перейдя на «Королевский Кантерлотский».

Под напором её голоса, а также от осознания того, что теперь её ожидает, Селестия съёжилась. Луна очень серьёзно относилась к вверенной им власти: как к привилегиям, приходящим вместе с ней, так и к ответственности, которую она накладывает.

— Ты бросила наших подданных на произвол судьбы и... ушла?

Луна закипала, она говорила громко и отчётливо, стараясь держаться в поле зрения сестры.

— Силам тьмы потребовались годы, чтобы сделать Нас угрозой нашим подданным! Но покуда Мы держали бы бразды правления, Мы ни за что не бросили бы тех, кого поклялись защищать!

Громкость голоса Луны уже была где-то между средним и сильным «Королевским Кантерлотским», и послаблений в ближайшее время не предвиделось.

— Молю, скажи, что заставило тебя оставить трон и бросить наших маленьких пони перед лицом одной лишь Создательнице известно какой опасности?

Внезапно Селестия осознала, что уши её прижаты, грива сотрясается под громовыми раскатами голоса сестры, а сама она вжалась в стену.

— Да, признаю, — Солнечная принцесса вдруг поняла, что кричит в ответ и быстренько сотворила звукоизолирующую сферу вокруг обсерватории. — В годы после твоего изгнания я совершала поступки, которыми не горжусь, поступки, не достойные правительницы. Я не смогла выдержать груза ответственности, за всё, что мне пришлось совершить.

Селестия мельком взглянула сестре в глаза, но там пылала ярость; ярость, какой она не видала со времён Найтмэр Мун. Понурив голову она продолжила:

— Но как и ты, я не была в ясном уме. За те без малого три сотни лет, что мы правили Эквестрией, нам пришлось пережить конфликты с Дискордом и Королём Сомброй, мы потеряли Кристальную Империю, и в довершение всего я лишилась обеих сестёр. Я... я осталась совсем одна. Мне казалось, что время аликорнов подошло к концу, что будет лучше просто уйти. И я ушла, бросила всё и ушла.

Луна была потрясена, даже до её изгнания они не говорили о старшей сестре столетиями, и, признаться, она и не думала, что они когда-нибудь заговорят о ней снова.

Селестия почувствовала, как под тяжёлым взглядом сестры у неё подкашиваются ноги. Она проскользила по стене и шлёпнулась крупом на пол балкона. Деревянные подпорки возмущённо заскрипели.

— Мне было так страшно... так одиноко, — Селестия уже не сдерживала слёз. — Сначала одна сестра бросила меня, а потом мне пришлось изгнать другую на луну, и не исключено, что навсегда. И как, по-твоему я себя чувствовала?! В годы последовавшие за твоим изгнанием, я натворила столько всего, чему совсем теперь не рада... паршивой я была правительницей. А несколько лет спустя, я бросила наших маленьких пони, ушла упиваться жалостью, хотела всё забыть. Хотела вернуться к источнику и развоплотиться, как когда-то и сделала наша сестра.

Селестия утёрла лицо копытом, Луна же так и стояла, ошеломлённая и потрясённая. За все те бесчисленные годы, предшествовавшие её изгнанию, она не видела сестру такой. Даже после того как Терра бросила их. Селестия всегда была сильной, собранной, уверенной. Если бы Луна только знала, что всё это было лишь маской, которую носила Селестия, чтобы показать младшей сестре, что не так уж и страшна та история, в которую они в очередной раз вляпались.

— Но наша память — часть нашей силы, а наша сила — часть нашей памяти, — продолжила Селестия, сглатывая слёзы. — Скитаясь по свету я растеряла воспоминания, предалась забвению, и солнце потускнело, и звёзды перестали зажигаться. Аликорнов не стало, и единороги снова взяли светила под свой контроль. Они попытались сохранить государство и законность, и всё то, что составляло основу нашей цивилизации, но вскоре пегасы решили отделиться, а за ними последовали и земнопони.

Слова лились из уст Селестии нескончаемым потоком, и Луна не пыталась его прервать, столетиями бремя вины тяготило сердце её сестры, и теперь ей нужно было освободиться от него.

— После моего ухода дела в Эквестрии пошли совсем плохо. Драконы и грифоны воспользовались моментом и стали громить уездные деревни, дикие твари повылезали из лесов, все соглашения, что мы заключили были расторгнуты. Не стало аликорнов, которые напоминали бы, что пони могут мирно сосуществовать, и племена стали дробиться, сестра шла на сестру, жеребцы снова стали собственностью, домашним скотом.

Селестия снова утёрла лицо. И слёзы, и воспоминания текли рекой, словно прорвало старую плотину, и бурный поток наконец-то снова вырвался на волю.

— А я тем временем лишь угасала, доживала свои смертные дни, всего лишь ещё одна единорожка из великого множества, даже и не подозревающая, что старая добрая Санни Скайс когда-то была одной из великих сестёр-аликорнов, о которых теперь лишь украдкой шептались старики.

Со дня твоего изгнания минула сотня лет. Драконы взяли Вечнодикий замок осадой, от прежней власти не осталось и следа. Единороги впали в панику, но нашлась одна юная волшебница, что заявила, будто слышит слова Старсвирла Бородатого, что во сне он повелел ей увести единорогов в убежище, в старые шахты Кантерлотских гор.

Когда они пришли туда, она сказала, что снова разговаривала с ним во сне, и он повелел ей выстроить над шахтами замок. Что он сказал ей, что если они возьмутся за дело все вместе, то мир вернётся в Эквестрию; многие годы она сподвигала поней на этот подвиг. Единороги сразу принялись за работу, вскоре к ним присоединились и земнопони, а вместе они смогли убедить и пегасов. Я тогда жила в местечке, которое ныне стало городом Балтимэр, когда я узнала об этом — сразу же решила помочь.

Селестия грустно усмехнулась. Подняв взгляд, она увидела сестру с совершенно непередаваемым выражением на лице.

— Не сказать, чтоб из меня великая вышла помощница, — продолжила Солнечная принцесса. — К тому времени я уже состарилась, дни мои были сочтены. Когда мы закончили первые башни и тронную залу, я уже едва держалась на ногах. Тогда Она и явилась мне, приняла облик нашей сестры, ну, ты же знаешь, как она любит такие штучки. Даже теперь она иногда является мне во снах. Наши встречи всегда такие сладкие с лёгкой горчинкой.

Селестия на секунду затихла и уставилась на свои копыта, Луна же не шелохнулась и не издала ни звука.

— Я уж было решила, что час мой настал, что Создательница явилась, чтобы навсегда заключить меня в свои объятья. В принципе, я была права, но не совсем. Оказалось, что у меня есть выбор: воссоединиться с ней, как когда-то сделала наша сестра, или же вновь занять своё место на троне. Прежде чем дать мне выбрать, она выдернула меня из смертного тела и протащила по всему городу, чтобы показать, сколько любви и сил вложили наши пони в эту затею, как они надеялись, и как молили, и как мечтали о светлом будущем. Тогда я и поняла, не только поняла, кто я на самом деле, но и поняла, как сильно подвела их.

Голос Селестии снова наполнился уверенностью.

— Тогда я поклялась, что никогда больше не брошу моих маленьких пони. Что стану самым лучшим правителем, правителем, которого они хотели, который был им нужен, правителем, которого они заслуживали. Что буду справедливой, и буду честной, и никогда больше не подведу их.

Селестия попыталась было встать, но тут же отказалась от этой затеи. Уже столько лет она не сидела вот так вот запросто на полу, и не было решительно никаких причин прерывать это занятие. Тем более, что многое ещё было не высказано, да и не было никакой разницы сидя она это будет делать или стоя.

— Не скажу, что было просто. Моё отречение от трона имело весьма далеко идущие последствия. Но стоило драконам осознать, что при желании я смогу нанести им непоправимый урон, они тут же оставили наших подданных в покое. С грифонами, правда, пришлось повозиться, прежде чем нам удалось прийти к... мирному сосуществованию.

А вот перевёртыши внезапно куда-то все исчезли, хотя другого от них ожидать и не стоило. Никудышными они были бы перевёртышами, если бы их так просто можно было найти. Ни бризи, ни морских пони практически не было видно со времён моего возвращения. Если бы не самоотверженная работа отдельных иппологов, сегодня о них ходили бы лишь легенды.

На мгновение по лицу Селестии скользнуло выражение, которое не смог бы понять никто, кроме, пожалуй, её сестры. Выражение, которого давно никто не видел. Лунная же принцесса отчётливо прочитала на лице сестры лёгкие нотки раздражения.

— Есть одна такая упёртая особа, которая не сдаётся, как бы ни старалась я её остановить. Оказалось, что куда проще отвлечь её «удивительными открытиями» в далёких землях или же пегасом-другим.

Наконец, когда Селестии показалось, что минуло уже столетие, заговорила Луна. Резкие нотки в голосе её сестры практически растворились, сменившись более мягкими. Да, Лунная принцесса была вспыльчивой, но отходчивой, в отличие от Селестии, которая могла (и, поверьте, это не голословное заявление) затаить обиду на тысячелетия.

— И ты позволила им кануть в Лету, также как и Нам, твоей сестре? — спросила Луна.

Солнечная принцесса понурила голову. Во взгляде её сестры читался уже не гнев, но разочарование, и слова её теперь ранили куда сильнее.

— Да, как и тебе, — в её словах слышался нескрываемый стыд. — И я приложила к этому не меньше усилий, чем все остальные. Я решила, что лучше уж тебе исчезнуть. Наверное, я думала, что и сама со временем забуду о том, что было. Века сменялись, и Найтмэр Мун стала всего лишь сказкой. Само слово «Найтмэр» стало синонимом дурного сна, а непослушных жеребят пугали рассказами о том, что если они будут себя плохо вести, то Найтмэр Мун снизойдёт с небес и съест их, пока они будут спать. Мне и правда очень хотелось, чтобы то, что случилось с тобой... с нами, чтобы всё это со временем забылось.

Наверное, так и вышло, многие считают, что принцесса Луна и Найтмэр Мун — это совершенно разные пони. Некоторые думают, что Найтмэр Мун завладела твоим телом. А есть и такие, что полагают, будто Найтмэр Мун убила тебя и захватила трон. Я просто не смогла рассказать им, что тот самый тиран, которого они до смерти боялись, на самом деле и есть их возлюбленная Принцесса Ночи.

Безрадостный смешок сорвался с губ Селестии, воспоминания о бесчисленном множестве жеребят и кобылок, уютно устроившихся в своих постельках, ворвались в её сознание, все они ждали когда им расскажут сказку на ночь.

— Про тебя есть даже детская сказка, я год за годом рассказывала её кобылкам и жеребяткам, а они потом рассказывали её своим кобылкам и жеребяткам. Это сказка про очень юную, но очень храбрую Лунную Принцессу, которую заточили на луне, но там она подружилась с ночными пони, и с морскими пони, и даже с перевёртышами, и вместе они победили страшную и злую Найтмэр Мун.

Селестия замолкла, чтобы дать сестре ответить, но к великому сожалению ответом ей было лишь молчание. Собравшись с мыслями она продолжила:

— Многие земнопони до сих пор устраивают торжества в твою честь. И это не смотря на то, что после твоего изгнания я обошлась с ними, ну, скажем, жестковато. И всё же основные элементы празднеств сохранились, хотя и приобрели несколько иную форму. А пони помладше просто обожают Ночь Кошмаров.

Когда я вернулась на трон, то, конечно же, узнала, что они продолжают отмечать твои праздники, хоть и делают теперь это тайком. Но я так и не решила, что же теперь с ними делать, с одной стороны, они были горьким напоминанием о том, что я натворила, но с другой — они поддерживали добрую память о Лунной Принцессе в умах и  сердцах пони. И вот уже не одну сотню лет я делаю вид, что понятия не имею, чем они занимаются, они же в ответ делают вид, что не знают, что я знаю. И знаешь, пока у нас не возникало проблем.

Слова Селестии растворялись в ночном воздухе, Луна же продолжала хранить молчание. Она подошла к краю балкона и, повернувшись спиной к сестре, опустила голову на перила. Перед её взором раскинулось усыпанное звёздами небо, и казалось, что каждая из звёзд была готова на всё, лишь бы стать первой в глазах своей повелительницы. Погрузившись в свои мысли, она не заметила, как несколько прядей её гривы колыхнулись, подхваченные солнечным ветром.

Луна глубоко вздохнула и пряди, потеряв связь с потоками эфира, опали обратно. Она обернулась через плечо и сказала так тихо и так мягко, что казалось будто это и не её голос вовсе:

— Как говорится, «Негоже кидаться камнями тому, кто сам живёт в стеклянном доме». Нас не было здесь последнюю тысячу лет, и не Нам судить, что в Наше отсутствие ты сделала правильно, а что нет.

В сердце Селестии зажглась искорка надежды, и она наконец решилась взглянуть на сестру — та с укором смотрела на неё.

— И всё же Мы полагаем, что теперь тебе известно Наше мнение на этот счёт. — По выражению её лица было видно, что Луна наконец сменила гнев на милость. — Однако не будем сегодня более об этом. Обеим нам пришлось нелегко в разлуке, и, право, негоже будет ссориться столь скоро после воссоединения.

Луна вернулась и села бок о бок с сестрой. В пронизанном ночной прохладой воздухе, тепло их тел ощущалось особенно отчётливо. Своим маленьким крылышком она легонько, но весьма многозначительно обняла сестру.

Кончиками маховых перьев она нежно поглаживала её спину, кто-то счёл бы этот жест весьма интимным, но для бессмертных сестёр это было не более чем знаком единения. Луна решила сменить русло беседы.

— Ответь, — спросила она всё тем же мягким голосом, — что сталось с той единорожкой, о которой ты говорила? С той, что уберегла единорогов от драконов.

Селестия чуть-чуть подвинулась, чтобы сестра могла покрепче обнять её своим крылышком, и зажмурила глаза от удовольствия.

— Ты про Мун Бим? — уточнила она. — Она стала моей ученицей, первой в этой новой эпохе. Эта башня была её обителью. Порой она проводила ночи напролёт вот так же сидя на балконе и глядя на звёзды, будто была одержима ими, впрочем, многие так и думали. Её прозвали «Мун Бим Несущая Весть». До самых последних дней у неё случались видения, и она очень подробно записывала их в своих журналах, которые потом надёжно спрятала по всему замку и прилегающим землям. Их было так много и они были сокрыты так хорошо, что мы и по сей день их находим. После её смерти, я закрыла обсерваторию, следуя её последней воле, закрыла до прихода подходящей пони.

Она неоднократно предсказывала твоё возвращение, были у неё и другие пророчества, и все они сбылись. Она предсказала возвращение Дискорда и Кристальной Империи, и ещё много всего, что ждёт нас впереди, хотя некоторые из её предсказаний и не вселяют радости. А ещё она предсказала, что грядёт новое поколение аликорнов.

Луна замерла от неожиданности. Лунная Принцесса всегда переживала из-за того, что ей придётся целую вечность быть самой молодой из аликорниц.

— Правда? — переспросила Луна, в голосе её одновременно прозвучал восторг, и удивление.

— Конечно, и одна уже даже обратилась. Как и ты, когда-то она была юной пегаской по имени Каденс. И сдаётся мне, что у Создательницы кое-что припасено для неё на ближайшую пару лет. А вскоре к нам присоединится ещё одна, и её ты, кстати, уже знаешь.

— Кто же, ответь? — спросила Луна, любопытство так и струилось из неё.

— Предыдущая обитательница этой обсерватории, — ответила Селестия, чувствуя, как сердце её наполняет радость при виде искренней улыбки на лице сестры. В последний раз она видела младшую сестру такой радостной... ну, скажем, очень давно. — Моя нынешняя и моя самая любимая ученица — Твайлайт Спаркл.

Ушки Луны резко встали торчком.

— Твайлайт Спаркл? — от неожиданности Луна чуть не задохнулась. — Та самая лиловая единорожка, что освободила Нас от тёмных чар? Хранительница Элемента Магии?

— Да, — кивнула в ответ Селестия, — она, конечно, ещё молода, и ей ещё многому предстоит научиться, но я уверена, что именно ей предстоит стать следующим аликорном.

Луна всё никак не могла оправиться от потрясения.

— Ты уверена? — переспросила она. — Создательница милосердная, но она ведь всего лишь дитя. Ты ведь затем и отослала её в Понивиль, что была не уверена в её зрелости?

Белая аликорница кивнула, нежно погладив сестру по макушке:

— Ты права, сестрёнка. Твайлайт Спаркл ещё слишком неопытна, но ты только вспомни, какими были мы, когда нас обратили. И всё же, ей повезло больше, чем нам в своё время, ведь у неё есть мы, и что самое главное — у неё будет выбор, которого не было у нас. Ей самой предстоит решить, принять это благословение и это проклятие, или отказаться от него.

— Ну что же, — задумчиво протянула Луна и ещё плотнее прижалась к сестре. — Конечно же, мы поддержим её, как ты когда-то поддержала Нас.

Лунная принцесса задумчиво потёрла копытом подбородок, на лице её проступила загадочная улыбка:

— Быть может, настал Наш черёд стать старшей сестрой. Мы должны подготовиться. — Вороная аликорница расплылась в улыбке столь зловещей, что напугала бы любую смертную пони до смерти, но в её защиту стоит сказать, что не считая этой улыбки, она была по-прежнему очаровательна. — Ну конечно, конечно! Так много дел. Мы должны подготовиться. Планы, о да, планы. Ха-ха-ха-ой!

— Лу-лу, не заводись. — Селестия опустила копыто, которым только что нежно тюкнула сестрёнку по макушке. — Не спеши, мы ещё не знаем, что именно уготовано судьбой моей юной ученице.

Селестия наклонилась и нежно потёрлась об (ну, не совсем чтобы) ушибленную макушку сестры.

— Но ты права, — заверила она её. — Мы поддержим её, вместе. Я уверена, что с нашей помощью, всё у неё будет хорошо.

Конец Первой Части

Оригинал опубликован 14 мая 2013

Мы с тобою зажжём небеса. Часть вторая

(Если будешь со мной, нашим станет мир)

«You and me we can light up the sky
If you stay by my side we can rule the world»
— Take That — Rule The World

---

Селестия вернулась в реальность и прогнала прочь воспоминания о первой своей встрече с сестрой за этими дверями. Даже теперь, столько лет спустя, они наполняли её весьма противоречивыми чувствами.

С тех пор сёстры неоднократно встречались в обсерватории. К Луне постепенно возвращались её силы и память, а вместе с ними и её прежние размеры.

Хотя, с памятью всё было не так просто — ещё оставались кое-какие пробелы или, как называла их Луна, будучи не в силах найти ни более подходящего названия, ни тем более объяснения, «мутные пятна».

Она в деталях помнила последний приём, который сёстры устраивали вместе, до того, как Найтмэр Мун поглотила её разум. То было празднование дня рождения давно почившего Старсвирла Бородатого. Она даже помнила двухцветную красно-пурпурную глазурь на клюквенно-малиновом торте, но как бы она ни силилась, не могла ничегошеньки вспомнить о том, что случилось в двести девятом году. Хотя, учитывая события того года, может быть, оно было и к лучшему.

Кроме того, похоже, что из её памяти совершенно выпали некоторые пони. Она могла вспомнить связанные с ними события и даже пересказать их беседы слово в слово, но при этом понятия не имела, кем они были.

Отбросив все сомнения, как сбрасывают утром тёплое одеяло, Селестия собралась с духом и шагнула к двери. Она не могла сказать наверняка, как долго простояла здесь, но её ожидали, и медлить она более не собиралась.

Однако, стоило ей лишь коснуться магией дверной ручки, в её сознание, настойчиво требуя её внимания, ворвалось ещё одно воспоминание. Воспоминание о не столь давней встрече, состоявшейся в этой самой башне и о разговоре с её сестрой. О разговоре, которого Солнечная Правительница предпочла бы избежать.

---

Кантерлотский Замок
Королевская Обсерватория
Второе ноября года 1213 AC
Пятнадцать месяцев после возвращения Принцессы Луны.

Принцесса Селестия спешно поднималась по винтовой лестнице, ведущей в королевскую обсерваторию, в очередной раз размышляя над тем, что можно было бы её построить и пониже, ну, или что ей стоило бы побольше следить за собой и поменьше налегать на тортики.

Покуда неделя складывалась вполне себе удачно: у неё состоялась весьма милая — и слегка хмельная — встреча с послами Шетландии и Изумрудных Островов, знать вела себя (относительно) спокойно, а принцесса Луна последние дня два провела в гостях у Твайлайт Спаркл и её друзей.

И хотя, по поступившим донесениям, первое появление Ночной Правительницы на праздновании Ночи Кошмаров в Понивиле нельзя было назвать удачным, в конце концов, всё сложилось хорошо, и младшая аликорница решила задержаться на денёк-другой в гостях у личного протеже своей сестры, чтобы «познакомиться поближе с бытом простых пони».

Селестия была рада узнать, что её сестра решила наконец снова провести время среди своих подданных. Дело в том, что практически всё время с момента своего возвращения она проводила изучая бесчисленные тома в королевской библиотеке или же общаясь с учёными и чиновниками, посещавшими замок.

Остальное же время она проводила погрузившись в Царство Грёз, видимо, за тысячу лет проведённую на луне, это вошло у неё в привычку.

Иногда она встречалась со знатью и сановниками, приходившими ко двору, но похоже, ни те, ни другие её особо не интересовали.

Похоже, что больше всех её бесил принц Блюблад, так что у Селестии теперь была новая забота — делать всё возможное, чтобы пути этой парочки пересекались как можно реже, дабы не испытывать судьбу и не проверять, шутила ли Луна, когда сказала, что «Пожрёт назойливого поня».

С друзьями же у Лунной Принцессы дела обстояли туго, пожалуй, можно было причислить к ним кое-кого из дворцовой прислуги, да сержанта её пегасьей стражи, но и их она старалась держать на расстоянии.

Именно поэтому, для не любившей публику принцессы, было большим шагом вперёд решиться провести время среди жителей Понивиля, и Селестия всем сердцем поддерживала её в этом начинании.

Кроме того, были и другие плюсы того, что Луна проведёт пару дней за стенами замка — с приграничных областей доносились слухи, что ОНИ снова зашевелились. Селестия должна была проверить эти слухи. Она ничуть не сомневалась, что при необходимости с НИМИ можно будет легко расправиться, однако она также знала, что её вспыльчивая сестрёнка ненавидит их до глубины души и обязательно попытается развязать войнушку, а вот этого Селестии совсем не хотелось, тем более, что дело можно было решить малой кровью.

Луна, кстати, в последнее время частенько упрекала Селестию в том, что та совершенно запустила обороноспособность державы, а равно и агентурную сеть военной разведки. В конце концов, Солнечной Правительнице удалось отделаться обещанием масштабной (и, надо сказать, весьма дорогостоящей) реформы Королевской Стражи и Вондерболтов. Это, конечно, немного успокоило Правительницу Ночи, но у Селестии были все основания полагать, что не надолго.

Селестия надеялась, что поездка в Понивиль поможет её сестре немного развеяться, и была рада узнать, что именно так оно и вышло.

Однако по возвращении во дворец, всё изменилось.

Сперва стража доложила ей, что на обратном пути принцесса вела себя как-то странно, а к тому времени, как они достигли дворцовых стен, всё стало ещё хуже.

Затем, она проигнорировала традиционную совместную вечернюю трапезу и направилась прямиком в обсерваторию, запретив страже следовать за ней.

А в довершении всего, к Солнечной принцессе лично пожаловал капитан Лунной Стражи, дабы изложить свои опасения относительно душевного состояния своей госпожи.

Так Солнечная принцесса и оказалась на верху винтовой лестницы, клятвенно заверяя себя, что отныне в её жизни будет больше движения и меньше тортиков.

Осторожно отворив дверь в королевскую обсерваторию, принцесса Селестия заглянула внутрь; она искренне надеялась застать свою сестру мирно любующейся звёздами.

Однако то, что она увидела, говорило об обратном — юная аликорница была явно чем-то расстроена. Она нервно вышагивала от большого стола с картой в центре комнаты к балконным дверям и обратно, её грива и хвост яростно развевались, а звёзды наполнявшие их хаотично вспыхивали и гасли.

Селестия окинула взглядом комнату: звёздные карты и наброски новых созвездий, давно уже сменившие графики и диаграммы Твайлайт Спаркл на стенах обсерватории, были разбросаны волнами энергии, излучаемой её взволнованной сестрой.

— Сестра! — воскликнула Луна, едва завидев белую (и пока ещё более крупную) аликорницу. От очередного всплеска энергии, проект авроры, над которым они столько вечеров проработали вместе, продумывая его до мельчайших деталей, полетел на пол, рассыпаясь на листы.

Лунная принцесса стремглав рванулась к своей сестре и упёрлась лицом в её лицо, в глазах её явно читалось отчаяние с немалой долей недоумения.

— Где мой капитан, где мой защитник? Я не могу отыскать его, и мои стражи понятия не имеют, где он. Я обыскала весь замок, но его нигде нет!

Разум Селестии пришёл в замешательство, ведь она видела капитана Спартан Шилд всего минуту назад. И потом, это именно он докладывал ей о странном поведении её сестры.

— Сестра, он внизу, у подножия башни, мы расстались с ним минуту назад. — Селестия указала крылом на лестницу позади неё. — Ты хочешь, чтобы я попросила его подняться к нам?

— Да нет, нет, не этот... — Луна яростно мотнула головой, отступив на шаг. — Мой Капитан, мой защитник, мой возлюбленный, Сэйбл Шилд. Где он? Он должен быть где-то здесь. Но я не могу его найти... Я должна найти его.

Сердце Селестии рухнуло. Она уже тысячу лет не слышала этого имени, и многие столетия даже не вспоминала о нём.

В годы, предшествующие изгнанию, капитан Сэйбл Шилд был очень дорог сердцу и принцессы Луны, и Найтмэр Мун. Не считая того, что он был капитаном личной стражи Лунной принцессы в те века, когда жеребец на военной службе был в диковинку, он был ещё и её лучшим другом, её наперсником, более того — любовью всей её жизни.

Он был выходцем из одной из тех старых и влиятельных семей с Биттанских Островов, что и тысячелетие спустя не растеряли своего могущества. За грубой внешностью Сэйбл Шилда скрывалась чуткая натура и острый ум.

Он был одним из тех немногих жеребцов, что чувствуют себя как дома и на передовой, крылом к крылу со своими кобылками, и за столом переговоров, лицом к лицу со знатью и политиканами, разя их остротой своего ума и своего языка.

В глазах Селестии он был не просто образцовым жеребцом, она надеялась, что именно он поможет её сестре остановиться и свернуть с пути безумия и порока.

Он не жаждал ни славы, ни власти, в нём было сильно чувство справедливости и сострадания. Он был полной противоположность того, что олицетворяла Найтмэр Мун. И Селестия не сомневалась, что без его упрямства и сильных копыт, её сестра превратилась бы в куда более страшного тирана, чем о ней теперь рассказывают в сказках.

В глубине души Селестия была рада тому, что до сих пор её сестра о нём не вспоминала. Воспоминания о том, что случилось с ним в годы, предшествовавшие Битве при Высокой Луне, были бы слишком тяжёлыми для вновь возвратившейся принцессы. Даже теперь, спустя год после возвращения её сестры, Селестия сомневалась, что та готова принять всю правду, ещё слишком рано.

К сожалению, другого выхода у неё не было. Вскоре после возвращения сестры, Селестия поняла, что не стоит даже пытаться утаить от неё правду о прошлом.

Луне всегда удавалось распознать ложь, не важно, как хорошо эта ложь была замаскирована. Элемент Честности в своё время не прогадал с выбором.

Поймав взгляд снующей по комнате сестры, Селестия заговорила самым, как ей казалось, спокойным голосом.

— Прости, но Капитан Сэйбл Шилд покинул этот мир давным-давно. Я проследила за тем, чтобы он был похоронен согласно обычаям, со всеми почестями причитающимися ему и как храбрейшему из воинов, и как лучшему из жеребцов.

Луна замерла на месте, уставившись на сестру не верящим взглядом.

— Нет, нет, нет. Как? — запинаясь пробормотала Луна. — Моя тёмная магия позволила бы ему жить вечно. Я объединила наши ауры, разделила с ним свою аликорнскую сущность, наши судьбы были связаны. Покуда я жива, он тоже должен быть жив. Он пережил бы любую смертельную рану. Нужно было лишь найти достаточно сильного единорога, чтобы поддерживать заклинание, и он с лёгкостью пережил бы и тысячу лет разлуки.

Принцесса вновь принялась нарезать круги вокруг стола с картой, по её глазам было видно, что она глубоко погружена в собственные мысли.

— Я использовала сильнейшие заклинания, всё было выполнено безупречно, — бормотала она, шагая по комнате, словно позабыв, что её сестра всё ещё здесь. — Годами я изучала заклинание за заклинанием, собирала все научные труды, какие смогла найти, обсуждала всё с каждым практикующим магом, с каждым оракулом. Ночами изучала работы Старсвирла по трансмогрификации, прочитала всё, что нашла о магии хаоса. Я даже собрала специальную группу, для воссоздания работ Короля Сомбры по использованию элементальных кристаллов. Я не могла ошибиться, просто не могла.

Селестия молча смотрела, как её сестра мечется от книжных полок к заваленному бумагами столу, кипе звёздных карт и обратно по кругу.

Она прекрасно знала, сколько лет посвятила её сестра изучению тёмной стороны магии Гармонии, знала, об её нездоровой одержимости мыслью о продлении жизни её возлюбленного, знала, что из-за всего этого она в конечном итоге и сорвалась в штопор. Безумие поглотило её, вылившись в кровопролитную гражданскую войну, прокатившуюся по мирным землям Эквестрии и дальше за её пределы, стирая с лица земли города и отнимая жизни всюду, куда она приходила.

Селестия наконец решилась войти в комнату и попыталась привлечь внимание своей сестры.

— Сестра, пусть помыслы твои и были благородны, тёмная магия искалечила твою душу, превратила тебя в монстра, — сказала она, но Луна, похоже, всё ещё не замечала её присутствия. — Когда ты ушла, я решила уничтожить твои работы, сила заключённая в них слишком велика, и слишком велик соблазн поддаться искушению. Но потом я поняла, что знание, обретённое однажды, всегда может быть обретено вновь. Поэтому, я спрятала все твои записи там, где они ни для кого не будут представлять опасности. Даже мои личные ученики не имеют доступа к тем хранилищам тёмной магии.

Она сделала ещё один шаг вперёд и заговорила ещё громче, надеясь что сестра не станет прятаться в мире своих мыслей, как прежде, и наконец услышит её.

— Есть в этом мире силы, которые ни один пони, ни даже самый могущественный из аликорнов не должен пытаться подчинить себе, потому что в конечном итоге они подчинят его.

Сколь она ни старалась, слова её не могли достигнуть своей цели, они обтекали Луну, как бушующая река обтекает огромный валун.

— Нет, должно быть, он где-то прячется, ждёт моего возвращения, — кивнула Луна, продолжая говорить сама с собой. — Мы должны были править вместе. Мне просто нужно найти его.

— Луна, прошу, взгляни на меня, — Селестия преградила путь сестре. — Мне жаль, но Капитан Сэйбл Шилд не выжил в нашей последней схватке. Как и многие другие его пегасы, он пал в Битве при Высокой Луне. Я вернула его тело с поля боя, и я руководила его похоронами, лучшие из моих солнечных пегасов сопровождали его последнее облако до самых западных морей.

Тёмная аликорница застыла на месте, глядя сестре прямо в глаза, на лице её проступали черты одержимости. Сейчас она была точной копией ранней Найтмэр Мун.

— Битва... битва, да, я помню, я была там.

Слова сами собой лились из её уст, глаза Луны уставились в пустоту, её разум одно за другим захлёстывали новые воспоминания.

— У тебя были все шесть элементов, ты собиралась использовать их против меня. Но я перехитрила тебя, понимаешь, перехитрила. Я победила тебя, собиралась нанести решающий удар, но он был там... он был там... Ах, ну почему я не могу вспомнить.

Луна перестала бить копытом по виску.

— БУДЬ ПРОКЛЯТА МОЯ ПАМЯТЬ!

Вся мощь Королевского Кантерлотского Голоса сотрясла комнату, сорвав карты со стен и скинув множество книг с их полок. Старые абаки упали на пол, разбились от удара, и во все стороны полетело множество цветных костяшек.

Лунная принцесса рухнула на пол и закрыла лицо копытами.

— Он был для меня всем, моей луной и моими звёздами, — воскликнула она. — Мы должны были вместе править вечной ночью, мы хотели принести смертным мир и процветание, о которых они даже не решались мечтать.

Селестия подошла к сестре, надеясь успокоить расстроенную аликорницу, но та лишь продолжала причитать.

— Наши души были сплетены воедино, нас могла разделить лишь аликорнская магия...

С этими словами тёмная аликорница опустила копыта и посмотрела на принцессу Селестию. Злобно фыркнув, она вскочила на ноги и двинулась на встречу своей сестре.

— ТЫ! — выкрикнула Луна, силой своего голоса встрепенув гриву сестры. — Что. Ты. С ним. Сделала?!

Внезапно Селестия заметила, что пятится прочь от сестры. Но вдруг лицо Лунной принцессы снова исказилось болью.

— Я вспомнила. Я вижу. — Луна отступила. На самом кончике её гривы вспыхнула новая плеяда звёзд. — Его грудь, залита кровью, брешь... в его доспехе брешь. Ничто не смогло бы пробить его доспех. Я сама создала его, оружие смертных было бы бессильно... Ничто не смогло бы пробить его!

Ударив копытами о пол, Луна обратила к своей сестре взгляд полный ярости и боли.

— Только заряженный магией рог аликорна! — прокричала она. — Нет защиты, способной сдержать такой удар.

Селестия прекрасно понимала, куда уводят затуманенные воспоминания её сестру, она и сама сейчас переживала нечто подобное. Настал тот миг, которого она так боялась.

— Нет, ты всё не так... — попыталась было возразить она, но Луна оборвала её на полуслове.

— Ты убила его! Ты убила моего возлюбленного!

— Нет, это вышло случайно, — только и смогла ответить Селестия.

— ТЫ! УБИЛА! ЕГО! — не выдержав напора голоса Лунной принцессы, стеклянный шар разбился вдребезги, забрызгав наполнявшей его прежде водой стены комнаты.

Лицо Луны вспыхнуло яростью, её грива полыхала вокруг неё, а в тёмно-синей шёрстке, точно рябь на воде, стали проскакивать чёрные пряди. Несколько звёзд в её гриве вспыхнули так ярко, что смертного пони они, пожалуй, тут же ослепили бы.

— Битва окончилась, я победила, ты была повержена, но потом ты что-то сделала, не так ли? — Луна опять поморщилась от боли. — Тебе удалось высвободиться, ты перешла в наступление, но Сэйбл, он преградил твой путь, он принял на себя твой удар, он сделал это ради меня. РАДИ МЕНЯ!

Селестия понурила голову. Её сестра всё не правильно истолковала, но может быть, оно было и к лучшему. Пусть лучше она возненавидит её. Пусть гневится, пусть выпустит пар. Вспышки её гнева были невероятны, ничто не могло противостоять ей в такие моменты, но они также были скоротечны, и Селестия молилась, чтобы сегодняшний день не стал исключением.

— А потом, когда я ринулась за его телом, ты использовала против меня Элементы Гармонии, ведь так? ВСЁ БЫЛО ТАК?! — Луна металась по комнате, растаптывая в пыль осколки стекла своими резными подковами. — Ты не дала мне даже поймать его тело, изгнала меня на луну, прежде чем он коснулся земли. Как ты могла, сестра? Как? Ты? Могла?

Селестия прекрасно помнила тот самый миг. Помнила, как потрясённая Найтмэр Мун, мгновенно позабыв о Солнечной Принцессе, устремилась вслед за телом своего защитника, своего возлюбленного. Сама же Селестия, тем временем, отчаянно взывала к Элементам Гармонии, чтобы изгнать свою сестру на луну.

Это был ход, к которому она совершенно не хотела прибегать, отчаянный рывок последней надежды. Но Найтмэр Мун превосходила её в силе и находилась в беспроигрышном положении, поэтому лишь пожертвовав Сэйбл Шилдом, она могла надеяться на победу, победу без победителя.

— Прости, Луна. Я не хотела, чтобы так всё обернулось. — Селестия очень хотела бы броситься к своей сестре и заключить её в объятья, но она знала её слишком хорошо. Знала, что сейчас она взведена до предела, что сейчас к ней нельзя приближаться, и тем более нельзя делать никаких резких движений. — Если бы я только могла всё исправить, я сделала бы это не раздумывая.

Луна повернулась спиной к своей сестре и обратила взор к вечернему небу.

— У нас могла быть целая вечность, — прорыдала она. — Но теперь его не стало... не стало... И в моей груди теперь зияет такая же брешь.

Луна прижала копыто груди, прямо напротив своего разбитого сердца.

— Как бы я хотела не вспоминать о нём. Я словно снова потеряла его. Как хорошо было бы никогда не вспоминать всех тех, кого мне пришлось потерять.

Она опустила копыто, аура доселе развевавшая её гриву угасла и пряди опали, струясь по телу. Она стояла тихо, неподвижно, всё её внимание было приковано лишь к виду, открытому перед ней.

— Он мог бы жить вечно. Мы пережили бы само мироздание. У нас впереди была целая вечность.

— Но какой ценой? — тихо спросила Селестия, однако не так тихо, чтобы сестра не услышала её. — Чем вы были готовы пожертвовать ради этой вечности?

Селестия осторожно подошла к сестре, теперь они стояли бок о бок и созерцали мир через потрескавшиеся витражи балконных дверей. Её сестра даже не шелохнулась в ответ на её приближение, и Солнечная принцесса продолжила свою речь:

— Разве он действительно этого хотел? Жить вечно? Видеть, как его друзья и его родные покидают этот мир один за другим, видеть, как города и империи расцветают, чтобы однажды рассыпаться в прах, покуда он не состарится ни на мгновенье. Мы бессмертны, в этом наше благословение и наше проклятие. Разве имеем мы право разрушать этим чужие жизни, как бы нам того не хотелось?

Луна по-прежнему хранила молчание.

— Таков удел смертных: они живут и они умирают. И именно хрупкость и скоротечность их жизней делает их по-настоящему бесценными. Таков порядок вещей, сестра моя. Как солнце и луна восходят и заходят, так и смертные рождаются и умирают, и так будет всегда, и не важно, что по этому поводу думают бессмертные. Наша сестра не смогла с этим смириться, поэтому её и нет сейчас с нами.

Селестия придвинулась ещё ближе к своей горемычной сестре, достаточно близко, чтобы увидеть, как играют желваки на её скулах, отражая жестокое внутреннее противостояние, бушующее в её сознании.

— Найтмэр Мун тоже не смогла с этим смириться, поэтому она была изгнана. — Селестия уже почти перешла на шёпот. — Прошу тебя, сестра, не начинай всё сначала. Я не смогу пережить ещё одну разлуку.

Вновь обратив свой взор к небу, Селестия вдруг осознала, что пропустила время заката, и теперь солнце, изнывая от нетерпения, висело над горизонтом, ожидая, когда же его соизволят сопроводить на покой.

Сама того не осознавая, Солнечная принцесса коснулась своей магией светила и увела его за горизонт, погрузив землю в сумерки.

В наступившей темноте Селестия заметила, что мерцание звёзд стало совершенно хаотичным, а многие из них теперь сияли куда ярче, чем прежде. А некоторые мерцали так яростно, что казалось, будто они взывают к своей госпоже, желая узнать, что же тяготит её разум.

Вскоре из-за восточного горизонта показалась луна, начав свой путь по небу. Она тоже светила гораздо ярче обычного, и свет её лился прямо на Кантерлотский замок, словно она пыталась утешить свою возлюбленную правительницу.

Всё это время Луна стояла всё так же тихо и неподвижно, на лице её не было ни следа эмоций.

Так они и стояли крылом к крылу, пока Луна вдруг не нарушила молчание:

— Оставь Нас. Мы желаем уединения, — сказала Луна, перейдя на наречие тысячелетней давности.

Селестия не хотела уходить, однако она понимала, что её сестре сейчас действительно лучше побыть одной. Очень медленно и очень осторожно она направилась к входной двери.

Она остановилась у порога и коснулась двери магией. Напоследок, она ещё раз обернулась к своей сестре, та стояла всё так же неподвижно и пристально всматривалась в ночное небо.

— Не знаю, станет ли тебе от этого легче, но знай, он не мучился перед смертью и умер мгновенно, — тихо произнесла Селестия.

— Ступай, — столь же тихо ответила Луна. Она стояла всё так же неподвижно и даже не обернулась, чтобы ответить сестре. Однако в голосе её уже не было прежней ярости и гнева, лишь горечь и печаль. — Молю, оставь Нас.

Селестия шагнула за порог и аккуратно прикрыла магией за собой дверь в тот самый момент, когда из глаз её сестры покатились первые слёзы.

Уже спускаясь по винтовой лестнице, она услышала плач своей сестры. «Может быть, это и к лучшему», подумала она, «Ей просто нужно время, чтобы смириться с потерей».

Но как она ни старалась, не могла убедить себя в своих же словах.

В глубине души она знала, что рано или поздно, Луна вспомнит всю правду.

Жизнь Сэйбл Шилда и впрямь оборвал рог аликорницы, когда он закрыл собой другую аликорницу, чтобы спасти той жизнь.

Но не Лунную Принцессу он защищал, и не Солнечная Принцесса нанесла ему смертельную рану.

Воспоминания Луны были ещё слишком смутными. Да, битва уже окончилась, но верх одержала принцесса Селестия, а Найтмэр Мун была повержена.

Но вдруг, Тёмная принцесса бросила в отчаянную атаку своих стражей, самолично убив нескольких из них, пытаясь вырваться из хватки Селестии.

Поняв, что это единственный способ остановить бессмысленное кровопролитие, Селестия наконец решилась изгнать то тёмное отродие, что овладело разумом её сестры, но было уже поздно, теперь она сама была заключена в магической хватке Найтмэр Мун.

Путей к отступлению не осталось. Он была не в силах даже пошевелиться. А тёмная аликорница тем временем стремительно приближалась к ней, метя своим острым, искрящимся чёрной магией рогом прямо в её грудь.

И лишь она смирилась с уготованной ей участью, как вдруг перед ней возник серый пегас, отчаянно загребая крыльями воздух, он преградил путь Тёмной принцессе.

Он кричал ей, просил остановиться, пытался убедить, что можно закончить войну и без таких жертв, но в следующую секунду, заряженный магией рог Найтмэр Мун пронзил его доспех и его сердце. Смерть героя была мгновенной.

Селестия была готова поклясться, что в тот самый момент, когда его тело соскользнуло с рога сестры и полетело к земле, принцесса Луна на мгновение освободилась от проклятья Найтмэр Мун, что это именно её сестра отвлекла внимание монстра, обратив его к бездыханному телу своего возлюбленного.

Мешкать было нельзя, вскоре Найтмэр Мун вернула бы себе власть над разумом и телом Луны и снова сосредоточила всё своё внимание на Солнечной принцессе. Но Селестии хватило и этих секунд, чтобы высвободить всю силу Элементов Гармонии.

Конечно, однажды Луна вспомнит всю правду о событиях того дня, но Селестия искренне надеялась, что этот миг никогда не наступит. Она понимала, что надежды эти тщетны, ведь как ночь приходит вслед за днём, эти воспоминания однажды придут к её сестре.

А пока пусть верит в эту ложь, пусть лучше ненавидит и винит её в смерти того единственно, кого однажды любила, чем узнает правду и возненавидит себя.

Селестия была готова вынести бремя ненависти своей сестры.

---

После того дня сёстры много недель совсем не общались. Луна проводила свои дни в обсерватории или в академии, общаясь с учёными, по большей части — с историками. Она пыталась наверстать всё то, что упустила за тысячу лет, всё то, что превратило её родину в ту Эквестрию, которой она была сейчас.

Селестия, ради пущей осторожности, разместила своих стражей близ всех архивов, содержащих магические знания, но Луну они, похоже, совсем не интересовали.

А однажды она просто присоединилась к сестре за завтраком, будто ничего и не случилось. Она заверила её, что во всём разобралась, однако червячок сомнения продолжал глодать разум Селестии.

Очнувшись от наваждения, Солнечная принцесса вдруг осознала, что предавшись воспоминаниям о той неприятной встрече, совсем забыла про закат.

Проклиная себя за то, что в погрузившись в свои думы, совсем забыла о своём долге, она потянулась аурой к солнцу, однако того на небе не было.

Она отчаянно обшаривала магией небо, словно земной пони, пытающийся найти в темноте коробок спичек, чтобы зажечь внезапно погасшую лампу. Но солнца на небе не было, лишь луна и звёзды, явно недовольные столь грубым вторжением её магии в их личное пространство.

Секундочку. Если луна уже на небе, значит...

Селестия обратила свою магию туда, где солнце отдыхало после долго дня. Вот оно, ворчит и дуется на хозяйку, так беспечно о нём позабывшую.

Извинившись перед светилом и клятвенно пообещав больше так никогда не делать, Селестия погасила магическую ауру и вновь обратила своё внимание к дверям, ведущим в обсерваторию.

Собравшись с духом и глубоко вдохнув, она осторожно потянулась магией и тихонько отворила дверь.

Селестия робко ступила внутрь и вдруг почувствовала, что сердце её ушло в пятки. На балконе обсерватории, обратив взор к ночному небу стояла её сестра.

Лунная принцесса выглядела просто божественно, но сегодня что-то в её облике изменилось. Селестия все эти годы наблюдала, как по крупице накапливались эти изменения, с ужасом предвкушая тот день, когда трансформация её сестры подойдёт к завершению.

Даже по прошествии тысячи лет, Селестия не могла не узнать истинный облик своей сестры. В конце концов, для тех, кому уготовано жить до скончания времён, нет в мире смертных ничего более постоянного, чем другие бессмертные.

Сегодня шёрстка Луны наконец обрела свой чёрный цвет, такой чёрный, что казалось, будто свет единожды коснувшийся её, исчезает навсегда. Её грива и хвост стали чуть длиннее, развеваясь во всей своей красе на эфирных ветрах, звёзды в них стали ярче и отчётливее, а по краям их обрамляло великолепное сияние.

И в довершении всего, второй раз за всю свою долгую жизнь, Лунная принцесса была того же роста, что и её Солнечная сестра.

Но намётанный глаз Селестии смог уловить ещё одну деталь, ту, которую не заметил бы ни один из смертных — в гриве её сестры появилась новая звезда.

Обратив свой взор к ночному небу, Селестия попыталась отыскать среди мириад звёзд соответствующее ей созвездие.

Вот она, прямо между звёздами Эниф и Багам. В самом сердце созвездия Пегаса сияла новая звезда, светом своим затмевая всех соседок.

Селестия тихо и осторожно двинулась через комнату, но остаться не замеченной ей, конечно, не удалось.

— Я назвала её Эгида, — тихо молвила Луна, не отрывая взгляда от великолепия ночного неба, и в голосе её слышалась скорбь. — Что значит «Величайший из щитов», это звезда защитника, того, кто отдал свою жизнь спасая Эквестрию от величайшей угрозы.

Но за скорбью её ощущалось что-то ещё: властность и могущество, не уступающие теперь Селестии.

Обернувшись, Луна посмотрела в глаза сестре. Не как младшая сестра смотрит на старшую, но как равная ей.

— От меня.

И вот этот день настал, день, которого Солнечная Правительница надеялась никогда не увидеть. День, когда её сестра вновь обрела свою прежнюю силу, день, когда ей снова стало подвластно всё могущество бессмертного аликорна.

День, когда она вспомнила.

Вспомнила всё.

Конец Главы

Оригинал опубликован 16 мая 2013

Что на словах не передать

«Scar tissue that I wish you saw»
— Red Hot Chili Peppers — Scar Tissue

---

Кантерлотский Замок
Ноябрь года 1216AC

Пинки-Вечеринка — это всегда значимое событие.

Пинки-Вечеринка В Честь Дня Рождения — это событие, о котором пони будут помнить весь следующий год.

А уж Пинки-Вечеринка В Честь Дня Рождения Наследной Герцогини Твайлайт Спаркл, Устроенная Во Дворце При Поддержке Принцессы Селестии... О таком празднике будут вспоминать ещё многие годы.

И не потому, что был он устроен при поддержке и с личного одобрения принцессы Селестии. Не потому, что проходил во дворце. Нет, дело в том, что в этот вечер Твайлайт Спаркл предстояло впервые встретиться с эквестрийской знатью в своём новом качестве наследной герцогини, а знати, в свою очередь, надлежало представить ей себя (и то, кхм, чем они могут быть ей полезны).

Ну, по крайней мере, тем из них, кому удастся попасть на приём. Но и об этом Пинки позаботилась.

Вообще, она изначально планировала пригласить всех пони. Буквально. Каждого пони во всей Эквестрии. Всех. До единого. А потому пышногривая повеса очень расстроилась, когда её запрос был отклонен в соответствии с параграфом десятым, статьи тринадцатой пожарного устава Кантерлота. И чуть было не расстроилась ещё сильнее, когда принцесса Селестия — вполне разумно, согласно общему мнению — отказалась наложить вето на это решение, и, как бы невзначай, указала на свою сестру.

Отчасти огорчение розовой пони сгладило то, что все её друзья оказались искренне и приятно удивлены: и не столько тем, что Пинки подала все нужные заявления, сколько тем, что она точно знала, какие и куда заявления нужно подать. А также, кому нужно подмазать копыта, чтобы заявления скорее проскочили через все слои кантерлотской бюрократии.

Можно было и не сомневаться, что она подаст заявление и о рассмотрении её случая, как исключительного для пожарного устава Кантерлота! В конце концов, праздничная она пони или как?! Конечно же, она — праздничная пони номер один, а это значит, что ей известны и те моменты вечеринки, которые куда скучнее, чем выпечка, и украшение помещения, и раздача приглашений, и тем более, сама вечеринка. Просто никогда прежде ей не доводилось устраивать празднество с таким запасом времени, и с таким списком гостей... и уж точно — с таким бюджетом! Но, так или иначе, со всей канцелярщиной она справилась очень даже добросовестно. И даже когда её запрос — вполне, кстати, обоснованно — завернули, она, как и предполагала принцесса Селестия, нашла выход из сложившегося положения.

И конечно же, принцесса Луна была рада подсобить ей. Самая первая в Эквестрии вечеринка, транслируемая в режиме ФБС, обещала стать и самой же чудеснотастической — даже для тех пони, которым не удалось достать билетов, и кому придётся наблюдать за всем происходящим из своих постелей.

А тем временем, билеты на это празднество успели стать своего рода валютой. Всех пони (ну, или почти всех пони) из Понивиля пригласили практически не раздумывая. Пригласили родных Твайлайт и всех остальных пони, кого она знала, а потом ещё и тех пони, кого не знала, хотя должна была бы. Принцесса Селестия лично помогала Пинки составить список приглашённой знати и элиты. Руководствовалась она при этом исключительно практическими соображениями: пригласили тех, от кого не будет лишнего шума, тех, с кем полезно будет пообщаться Твайлайт как будущей герцогине и тех, с кем Селестия сама не прочь была бы поболтать в свете текущей политической обстановки...

Принц Блюблад, к слову, не попал ни в одну из этих категорий.

По такому особому случаю, Элементы Гармонии были извлечены из хранилища, в которое их не так давно вернули. А Рэрити сшила специальные платья для Твайлайт, и её табунских спутниц, и всех их — ближайших, разумеется — друзей, а также пару смокингов для Леро и Спайка, и всё это за счёт королевской казны. И конечно же, каждый наряд был особенным. И каждый был призван подчеркнуть всё самое главное в своём обладателе.

В платье Эпплджек, например, нашли отражение традиционные для клана Эпплов орнаменты, и при этом, ни грамма той вычурной глупости, которую фермерша терпеть не могла. Наряд Флаттершай украшали лозы и листья, но, при этом, он подчёркивал и скрытую в глубине её души нерушимую решительность. Одеяние же самой Рэрити было воплощением утончённости, созданное затем лишь, чтобы притягивать взгляды, позволяя им скользить по изящным изгибам, открывая взору многое, но не обещая при это ровным счётом ничего. И даже наряд Пинки не шёл ни в какое сравнение с тем её платьем для Гала. Теперь на кудрявой пони был синий топ, переходящий в белую оборчатую юбку и всё-таки умудрявшийся при этом оставаться воплощением Розовой Радости.

Платье Рэйнбоу Дэш, напротив, очень походило на то, в котором она была на Гала. Например, в нём снова нашла отражение яркая радужная палитра — Рэрити прекрасно понимала, что от этого элемента Дэш не откажется, что ей взамен ни предлагай. Зато вместо подвески, изображающей виноградную гроздь, теперь была золотая пейтраль — почти такая же, как у принцессы Селестии, разве что размером поменьше, — в центре которой гордо красовался Элемент Верности. Плечи пегаски покрывала струящаяся накидка из шёлка цвета лаванды. На копытах снова были сверкающие золотом классические пегасьи сандалии с такой же золотой шнуровкой, вьющейся чуть ли не до основания каждой из ног.

Довершали её наряд золотые фальшперья — они, кстати, по-прежнему оставались единственным украшением, которое она сама себе купила. И каждое её движение отзывалось сполохом света от металлических накладок тончайшей ковки, пробивавшимся сквозь оперение, подчёркивающим золотые акценты в наряде и контрастирующим с голубой шёрсткой. Всё это делало её образ куда более воинственным, чем принято на мероприятиях подобного рода — и это не могло не радовать Рэйнбоу Дэш, — и всё же достаточно приличным, чтобы показаться на официальной презентации наследной герцогини. А ещё это было уместно хотя бы потому, что у многих из тех, кому сегодня Твайлайт станет по статусу ровней, были великие воины... как минимум, где-то глубоко в родословной.

Прообразом для наряда Лиры, по её собственной просьбе, послужила традиционная форма одежды Нихонской знати с характерными прямокройными вставками на груди, боках и фланках, и оплечьем лавандового цвета. Строгий фасон платья придавал строгости и элегантности всему образу, а многочисленные его складки могли таить… да мало ли чего они могли таить. Всё равно спросить никто не решился бы. У единорожки не было Элемента Гармонии, который довершил бы образ, но его с успехом заменила крохотная золотая арфа на тонкой золотой цепочке; особенной её делало сложнейшее заклятие, позволяющее одним прикосновением копыта пробудить к жизни любую из любимых мелодий Лиры.

Леро и Спайк были в смокингах ослепительной белизны. Буквально. Такой эффект им придавала алмазная пыль, магическим образом вплетённая в шёлковую ткань. К смокингам шли лавандового цвета оборчатые рубашки, галстуки-бабочки, кушаки и манжеты. Сверх этого, наряд Леро — но не Спайка — дополняла пара таких же белоснежных брюк с лампасами лавандового цвета и пара не менее белоснежных туфель с широкими носами, укреплёнными стальными вставками. В чём-чём, а в предусмотрительности человеку было не отказать, ему же сегодня с Твайлайт танцевать, в конце концов.

Кстати, о Твайлайт: её платье было, пожалуй, самым простым на этом балу. Самая обычная шаль — не украшенная, не расфуфыренная, не зачарованная — ниспадающая с плеч и дальше по спине, оканчивающаяся коротеньким подолом. Согласно сложившейся традиции, претендентка на титул герцогини должна была презентовать себя с минимумом декора. И пусть, в силу обстоятельств, украшения ей носить сегодня не полагалось, всё же тиару с Элементом Магии единорожка надела — ведь это было неотъемлемой частью её самой, и никто не решился бы с этим спорить.

Были приглашены и Вондерболты, причём не только как гости, но и как исполнители. А ещё, Пинки сделала всё, чтобы сегодня с ними на правах приглашённого участника выступила Рэйнбоу Дэш. Её задачей на этот вечер было не только разбавлять дымные шлейфы радужными проблесками, но и завершить всё выступление феерическим радужным ударом.

Конечно же, не приходилось и надеяться, что даже такие прославленные мастера своего дела, как Эпплджек, Здоровяк Макинтош, Бабуля Смит и Эпплблум — пусть и вместе взятые! — сумеют приготовить достаточно сидра на всё застолье. Однако ж им удалось заготовить достаточно для аперитива, а это та ещё уйма сидру, доложу я вам. Хватило бы, чтоб напоить целый город земных пони, ежели верить Макинтошу. А ещё, специально для главного стола, он вскрыл бочонок тридцатилетней выдержки из личного погребка, не преминув напомнить, каким крепким могёт быть отборное бухло с фермы Сладкое Яблочко, что с лёгкостью (и радостью!) подтвердила принцесса Луна.

Все приготовления были устроены так ладно, что Леро со Спайком только и оставалось, что не мешаться под ногами. Чем они и занимались, прогуливаясь по Кантерлоту. Спайк знал город куда лучше Твайлайт, но и у его познаний был предел. Он всё же был малыш-дракон, а потому, когда они с Твайлайт жили здесь, все его перемещения хоть чем-то да ограничивались. Да, случалось ему прогуливаться по городу в компании стражей, бывало и на посылках он бегал, но даже это было гораздо больше, чем позволяла себе Твайлайт.

Спайк с немалым удивлением обнаружил, какими приветливыми стали вдруг кантерлотские снобы!.. Прежде к нему относились, в лучшем случае, как к ручной зверюшке, в худшем — как к зверюшке полудикой, да ещё и не на привязи. А теперь все вдруг будто бы стали его давнишними друзьями: улыбались при встрече, и желали всего наилучшего, прощаясь.

— Забавно, как меняется отношение к тебе, когда оказывается, что ты можешь советовать гостей для списка приглашённых, — с улыбкой отметил Леро, обращаясь к своему юному другу, сразу после того, как они раскланялись с парой стражниц, которых человек помнил ещё с тех времён, когда выхаживал принцесс.

Теперь, когда ураган — местами буквальный, ведь Пинки подрядила Рэйнбоу Дэш для украшения верхних ярусов — страстей, связанных с подготовкой, улёгся, всё было готово к началу незабываемого празднества.

Флаттершай сразу же удалилась в сады, надеясь в этот раз проявить больше терпения и завести-таки новых друзей. Пинки к тому времени уже возглавляла «паровозик» длиною минимум в сотню поняш (и одного маленького дракона). Эпплджек со своей верной скрипкой отжигала в одной из бальных зал для гостей «поприземлённее», в то время как DJ-Pon3 сотрясала басами главную танцевальную залу для тех, кому нравится «помоднее».

А в главной банкетной зале бал правила мисс Октавия со своим ансамблем классической музыки, в котором на этот вечер нашлась пара партий и для Лиры. Принцесса Луна в своих покоях занималась синхронизацией всего происходившего для тех гуляк, которым сегодня довелось наслаждаться праздником в царстве грёз, не покидая своих постелей...

И именно поэтому принцесса Селестия оказалась в совершенно неожиданном одиночестве: окружающие были либо достаточно благородны, чтобы понять, что сегодня их главная цель — произвести хорошее впечатление на Твайлайт Спаркл, либо слишком стеснительны, чтобы решиться «потревожить» принцессу. А она, к слову, была только рада. Нет, серьёзно, такое смещение акцентов пришлось ей очень даже кстати.

---

Воздушное шоу, проходившее немногим ранее, было настолько восхитительно, насколько и планировалось, не сказать больше. Команда Вондерболтов, приглашённая на этот вечер и состоявшая из одних лишь элитных летунов, загодя рассредоточилась на городских стенах Кантерлота.

По условленному сигналу они широкой спиралью устремились в воздушное пространство города, наращивая скорость с каждым витком вокруг замка, поднимаясь всё выше и выше. Рэйнбоу Дэш — пока ещё без платья — терпеливо выжидала, пока шесть летунов не соберутся в два звена по три пегаса в каждом, кружащих над замком на бешеной скорости, и лишь тогда взмыла в воздух с самой вершины башни принцессы Луны.

Когда к её восхождению примкнули два крыла Вондерболтов, они, под её, разумеется, предводительством, выполнили целую серию петель, и вращений, и каких-то совершенно непередаваемых воздушных фигур. В то время как яркая сорвиголова оставляла в небе фирменный радужный след, Вондерболты врубили дым-машины, вырисовывая дивные спирали с ядром всех цветов радуги.

В тот самый момент, когда солнце стало клониться к закату, воздушное шоу подошло к заключительной части. Двое из Вондерболтов переключили дым-машины с режима «дым» на «дым с молниями». Рваные сполохи изрезали след семи летунов, начавших облёт огромного облака, припаркованного в нескольких милях к западу от города.

По мере того, как они, не сбавляя скорости, ужимали и растягивали облако, их приглашённая летунья озаряла его отблесками радужного шлейфа. Вскоре очертания облака стали меняться: мягкие округлости сменились чёткими линиями с острыми углами. Когда их работа была завершена, все семеро летунов собрались в формацию и сделали ещё несколько кругов вокруг скульптуры, своими воздушными потоками придавая ей вращение. Затем, все как один, пегасы устремились прочь от своего творения, оставив белоснежную, огромную, размером с дом, копию шестиконечной звезды с метки судьбы Твайлайт Спаркл вращаться на фоне переливающихся красок догорающего заката. Они даже ухитрились расставить вокруг неё пять обрывков облака, оставшихся после выступления.

Один за другим шестеро Вондерболтов удалились прочь, оставив в небесах одну только Рэйнбоу, уже заложившую петлю в сторону замка. У самого основания витой башни Королевской Обсерватории она принялась нарезать круги, поднимаясь всё выше и выше, набирая всё большую скорость, оставляя за собою радужный след. Достигнув самой вершины, она развернулась и легла на курс к облаку-звезде. Вскоре одинокая пегаска скрылась за изящной скульптурой, и теперь о ней напоминала лишь радужная спираль. Секундою позже из-за облачной громадины показалось растущее кольцо всех возможных цветов — предвестник радужного удара. Оно не столько затмевало всё ещё вращающуюся облачную скульптуру, сколько подчёркивало её, а на фоне одного из самых прекрасных закатов Селестии всё выглядело просто восхитительно.

Изящно спланировав в направлении королевских садов, Рэйнбоу приземлилась среди дожидавшихся её Вондерболтов, а с ними и множества гостей, поспешивших выразить своё восхищение оглушительными аплодисментами — большей частью восторженным топотом, слегка оттеняемым сдержанным цокотом копыт со стороны тех пони, что считали себя выше подобного плебейства. Под звуки оваций пегаска (нехотя и всячески извиняясь) удалилась — ей ещё нужно было приготовиться к основному действию вечера.

Рэйнбоу предстояло облачиться в платье, и что самое страшное и ужасное — её поджидали фрейлины самой принцессы Селестии с самыми кошмарными орудиями пыток... расчёсками!

---

Рэрити была более чем рада сопроводить Твайлайт через все встречи с самыми различными в плане политической полезности пони, всё время поддерживая разговор в приветственной и ненавязчивой манере, отсекая всех, кто навязывался излишне усердно.

К счастью, всё проходило гораздо проще, чем несколько лет назад, когда Твайлайт впервые пыталась познакомиться с понивильскими пони. Никто не заливал её дождём, не убегал в ужасе, не заваливал вопросами об её дракончике... и уж точно никто не пытался закормить её точно на убой всем, что только делают из яблок.

И в то же самое время всё было гораздо хуже. Твайлайт не имела ни малейшего понятия, кто все эти пони — имена и титулы сливались в мутный поток информации. Ей вдруг показалось, что она скучает по всем своим… ну, назвать их друзьями было бы слишком, скорее это были знакомые из школы принцессы Селестии для Одарённых Единорогов. Она никогда не понимала, как им может не нравиться учёба, и все эти прекрасные факты, и числа, и заклинания, и теории, переплетающиеся в прекрасное целое... Но теперь она всё поняла. О-о-о да, теперь она прекрасно всех их поняла.

Но учебники хотя бы не предпринимали до смехотворного прозрачных попыток разузнать, не желает ли её табун расширения. Хорошо, что Рэрити очень своевременно подсказала ей универсальный ответ на все фразы типа «у Рэйнбоу Дэш такой классический пегасский образ» — «О, да, она просто задаёт стиль, не так ли? Я слышала, она собственнокопытно воссоздаёт древние пегасие фигуры. Не забудьте ей об этом сказать».

Когда к ним подошёл очередной представитель высшего света, Рэрити незаметно ткнула спутницу в копыто, стараясь привлечь её внимание к очередному социальному состязанию.

— Леди Твайлайт Спаркл из Смарагдвии, Графиня Фыргмыргл из Бырглдыргл, — сказала Рэрити… ну, или так показалось перегруженному общением разуму Твайлайт. — Графиня Фырглмыргл, Леди Твайлайт Спаркл, Наследная Герцогиня.

Кобылка, которую, скорее всего, звали всё-таки не Фырглмыргл, приветственно улыбалась единорожке. Лет ей было примерно столько же, сколько и родителям Твай, хотя выглядела она моложе своего возраста, и даже проседь в гриве не столько выдавала возраст, сколько подчёркивала молодость душевную.

— Приветствую, миледи, — произнесла она, пожалуй, самое незамысловатое приветствие из тех, что успела за сегодня наслушаться Твайлайт. — Мне так приятно снова видеть вас. Вы, может, и не помните меня, но я давняя знакомая вашего отца. Мой род служил дому Смарагдвии с незапамятных времён. И для меня отрадно знать, что наша новая герцогиня, ещё не приняв титул, уже может считаться героиней в полном праве.

Твайлайт натянула улыбку. Последние несколько недель Рэрити требовала, чтобы она практиковала это хотя бы по часу в день, и теперь это было так же просто, как надеть или снять маску. Она уже столько раз за вечер слышала самые различные вариации этого комплимента, что просто устала их смущаться. По крайней мере тех, которые были про Элементы, или про то, что она была личной ученицей принцессы Селестии.

— Мне повезло, что в трудные для Эквестрии часы со мной всегда были мои друзья, — продекламировала она. — И я счастлива, что когда настанет моё время, как герцогине, служить Эквестрии, вы тоже будете со мной.

Шарп Реторт, одна из личных секретарей принцессы Селестии, заготовила для Твайлайт набор стандартных ответов на все случаи. А потом были бесконечные репетиции, после которых единорожка стала выдавать нужные ответы совершенно не раздумывая.

Графиня усмехнулась и прильнула к уху Твай. К ним тут же присоединилась Рэрити.

— Удачи, Твайлайт, — шепнула леди Фырглмыргл. — Моя презентация и мне самой казалась смазанным пятном, а ведь проходила она с куда меньшим размахом. Держись бодрее, дыши ровнее, ничего не обещай и помни — все здесь желают тебе самого лучшего... Ну, большинство. О, и пей воды побольше. Поможет побороть похмелье. И знай, что большую часть тостов за тебя будут поднимать лишь затем, чтобы узнать — буйна ты во хмеле или нет.

Слова эти оказались настолько неожиданными, что мгновенно развеяли туман усталости. Твайлайт рассмеялась.

— Это, пожалуй, самый полезный из советов, что я слышала за последнюю неделю, — отсмеявшись произнесла она.

Графиня снова усмехнулась.

— Графиня Фар Колл, из Андерфолла. Как я и говорила, наш род имеет честь служить вашему уже многие века, и я не вижу ровно ни одной причины отказываться от присяги. Если вы не против, разумеется. — Она подмигнула Твай. — Ну что ж, я полагаю, что мы ещё не раз увидимся, а потому не смею более вас задерживать.

Изящно поклонившись, графиня удалилась, и с лёгкостью, за которой стояли годы практики, смешалась с толпой.

— Вот видишь, Твайлайт? — проворковала Рэрити. — У тебя всё просто восхитительно получается. Как самочувствие?

— Ну, лица я, кажется, уже совсем не чувствую, и не имею ни малейшего понятия, с кем разговаривала весь последний час, — пробурчала в ответ Твайлайт. — Я даже начинаю подумывать, а не подговорить ли Дискорда развоспитаться, чтобы нам пришлось сбежать отсюда и отправиться на его поиски*. У нас и Элементы наготове уже. А в остальном, всё просто тип-топ.

* У неё всё равно ничего бы не вышло. Дискорд прекрасно проводил время в отведённой ему части бала в царстве грёз. И что самое интересное, его креативный подход к организации веселья пришёлся по душе на удивление многим пони.

---

— Ах, лорд Фэнси Пэнтс! — обрадовалась Рэрити, и Твайлайт тут же нацепила вежливую улыбку. — Мы так рады снова видеть вас, как впрочем и всегда. А с Твайлайт вы, разумеется, уже знакомы.

Белый жеребец улыбнулся обеим кобылкам.

— Леди Смарагдвийская, леди Рэрити, вы обе выглядите просто очаровательно. Рэрити, я, право, поражён, как вам удалось превратить самый обычный наряд для презентации в нечто сногсшибательное. — Он протянул переднее копыто, и Рэрити, хихикнув, положила своё копытце сверху. А когда жеребец, с прямо-таки царственной помпой, поцеловал его, уголки губ единорожки, кажется, даже приподнялись в лёгкой улыбке. — Но конечно же, истинная красота всякого платья заключается в той пони, что его носит, не так ли?

Твайлайт была необычайно признательна им за возможность хоть несколько минут постоять молча. Пока Рэрити будет поддерживать беседу, её связки успеют немножко отдохнуть, да и самого Фэнси она действительно знала, так что не придётся морщить лоб, пытаясь припомнить его имя. «А он и правда разбирается во всех тонкостях этикета принятого среди высших слоёв общества», — отметила она. Пусть сейчас он и говорил с Рэрити, но стоял при этом повернувшись прямо к Твайлайт, тем самым выражая почтение к той пони, чьё положение в обществе — и это по-прежнему казалось ей донельзя странным — было выше. Она на всякий случай ещё раз всё перепроверила, но лишь убедилась в том, что он и вправду вполне умышленно не разговаривает с ней, хотя никак не выдаёт этого своим видом, а Рэрити всячески ему подыгрывает. Под предлогом невинного флирта, они решили дать ей небольшую передышку.

По крайней мере, ей казалось, что это невинный флирт. Слова про истинную красоту платья были очень похожи на те, что как-то выдала Лира, немного перебрав самогона. Правда, в отличие от неё, Фэнси не закончил фразу словами «Интересно, как оно будет смотреться у меня на полу». Так что, либо это был невинный комплимент, либо до непонятного тонкий намёк. Хотя, раз Рэрити ничуть не покраснела — скорее, всё же невинный комплимент.

Два белоснежных и более социально-подкованных единорога ещё несколько минут обменивались лёгкими шуточками, в которых порой слышался не менее лёгкий флирт, а затем их беседа как-то сама собой подошла к концу. Фэнси Пэнтс отвесил Твайлайт глубокий поклон — не такой, конечно, глубокий как, скажем, принцессе, но что-то очень к тому близкое.

— И как всегда был рад вас видеть, леди Смарагдвийская, — сказал он. — Я бы с радостью украл вас на весь остаток вечера, но крайне грубо с моей стороны было бы лишать вас возможности попировать на своём балу, не так ли?

Твайлайт одарила его своей церемониальной улыбкой, хотя в этот раз та вышла слегка однобокой.

— Чисто технически, возможно, — согласилась она. — Хотя сама идея неплоха.

Он рассмеялся и склонил к ней голову.

— Не вешайте нос, миледи. — Он прильнул к её уху и прошептал: — Не желаете ли маленький совет, который поможет вам разнообразить наиболее… скучные из приветствий? Попробуйте придумать, какой эффект возымела бы Ядошутка на пони, что вас приветствует. Добрая половина присутствующих единорогов настолько погрязла в кантерлотских политических интригах, что даже не подозревает о её существовании.

Сказав это, он тут же ускользнул, оставив Твайлайт глядеть ему вслед с отвисшей челюстью. Вообразить, каков будет эффект от Ядовитой Шутки? Не такого совета она ожидала от одного из самых важных пони в высшем свете Кантерлота.

А потом до неё дошло. Это была не просто забава, призванная развеять скуку — чтобы угадать наверняка, ей придётся внимательнее присматриваться к личностным качествам тех пони, с которыми она будет беседовать, ведь одни только имена и титулы ей ничего не скажут.

Фэнси Пэнтс не зря слыл очень проницательным пони.

---

Едва втиснувшись в парадный прикид (как продолжала называть его Пинки) и вернувшись на бал, который к тому времени был уже в полном разгаре, Рэйнбоу Дэш решила положить все свои силы понячие на то, чтобы как можно больше времени провести со своими героями. И практически сразу же оказалась в необычной ситуации. Хотя, пожалуй, даже в двух необычных ситуациях.

Первой стали фанаты, с которыми ей уже доводилось иметь дело; необычность же заключалась в том, как много среди них оказалось единорогов, разряженных в вычурные платья. И все они прямо таки жаждали поговорить с ней о каких-то классических фигурах. Пегаска решила, что либо это какой-то единорожий обычай, либо они по ошибке решили, что её уже приняли в Вондерболты, и ждут не дождутся заполучить игрушечную копию Рэйнбоу Дэш прежде других. Ну уж дудки, самый первый экземпляр в серии она оставит себе! Когда это случится, конечно.

И как-то между делом она оказалась во второй необычной ситуации — той самой, в которой самый что ни на есть настоящий Вондерболт бил копытом в нетерпении, дожидаясь встречи с ней! Хилин Тач, медик команды, не участвовала в выступлении. Однако это именно она была автором книги «Удары: Ураганный и Радужный. Сравнительный Анализ». Рэйнбоу она показалась чем-то похожей на повзрослевшую Скуталу. Если бы только Скуталу была конкретно повёрнутой на истории, и на её исследовании... и была бы в команде поддержки Вондерболтов, и их запасным летуном.

— Я опросила большую часть ваших одноклассников из лётной школы, и практически все они едины во мнении, что вы были лучшим летуном в школе. Ваши инструкторы полностью с ними согласны, однако записи в журналах говорят об обратном. Как же так вышло, мэм? — спросила соловая пегаска. Выражением лица она сейчас походила на Твайлайт в день прибытия новой партии книг.

Рэйнбоу Дэш на секундочку призадумалась — а не сорваться ли ей отсюда прямо сейчас? И ничего, что её окружали Вондерболты, она бы с лёгкостью обогнала их всех. Но это значило бы бросить Твайлайт в очень важный для неё день. Ей приходилось уже, конечно, иметь дело с фанатами, и не раз, но обычно всё обходилось парой автографов, парой фотографий, каким-нибудь трюком, и всё — следующий. К сожалению, сейчас ни один из этих вариантов не помог бы ей отделаться. И потом, на неё же смотрят остальные Вондерболты… и кажется, она заметила, как кто-то из них ухмыльнулся, когда её «новая лучшая подруга» в предвкушении ответа прильнула поближе.

Нехотя она ответила:

— Потому что скучно мне было, так сойдёт? А ещё у меня тогда была дурацкая привычка заваливать всякие там тесты. И выпендриваться. Я ушла, потому что мне там было не место, а инструкторы, раз уж так меня любили, могли бы постараться и уговорить меня остаться. Я с ума от скуки сходила, пока весь класс свои облака хотя бы пополам разлягнёт, я ведь за это время уже всё небо расчистить успела бы. Увы, но каскадёрских классов в нашей школе не было.

— А почему вы выбрали именно Понивиль? — не унималась Хилин Тач. И, судя по озорному блеску в её глазах, бесконечная череда вопросов только-только начиналась. — Если верить одним слухам, то вам хотелось найти такое место, где над вами будет как можно меньше начальства. По другим — вы решили бросить вызов Вечнодикой аномалии. Хотя некоторые считают, что вы просто отправились вслед за своей подругой Флаттершай. Так где же правда? Или это было что-то совсем другое?

— По личным причинам, — ответила Рэйнбоу. — Я не хотела бы сейчас об этом говорить.

Она не столько последовала за Флаттершай, сколько попыталась найти хоть какой-нибудь приют после того, как сбежала из дома. Далеко не всякий город был готов взять на службу пегаса без сертификата погодника, или хотя бы диплома лётной школы. Дэш была уверена, что ей нужен только шанс прийти на собеседование, и вот тогда она покажет на что способна, но и на этот шанс ей рассчитывать не приходилось. А потом Флатти лично свела её с понивильским погодным координатором. И расстались они с подругой так и не попрощавшись, хотя, может быть, она тогда и обернулась, чтоб помахать ей на прощание.

— Слушай, давай про историю как-нибудь потом поговорим? — предложила Рэйнбоу, искренне надеясь, что её новая поклонница поймёт намёк. — В смысле, да, я потрясная, конечно, но мне сейчас полагается болтать с понями и всё такое. Это ведь вечер в честь Твайлайт, и от меня ждут всяких высокосветных штучек, которые мне ещё делать. Можно подумать, что пони-будь вдруг спутает меня с настоящей дворянкой.

На её счастье, в разговор вмешался Рапидфайр:

— Леди Рэйнбоу Дэш права, Тач, — сказал он. На нём была только лётная Вондерболтская форма, а большего и не нужно было: Рэйнбоу не могла не признать, что именно такая вот обтягивающая форма превращает фигуру жеребца в нечто потрясающее. В глубине души она была готова даже признать, что чисто внешне он гораздо привлекательнее Леро. — У нас ведь сегодня не самое обычное шоу, а презентация наследной герцогини. — Он одарил Дэш озорной улыбкой. — Может, на следующий раз запланируем целый день для интервью? Назовём это тестом на усидчивость.

— Не, я вам сразу скажу, усидчивость — не самая сильная моя сторона, — поспешила отметить Рэйнбоу.

— Значит именно этот тест и будет самым важным для вас, миледи, — ухмыльнулся Рапидфайр, расшаркиваясь перед Рэйнбоу в шутливом поклоне. После такого жеста она и не знала: взвыть ей или взвыть. — Вы ведь понимаете, что жизнь Вондерболтов — это не только гонки и воздушная акробатика? Нередко нам приходится выступать перед очень важными пони, и все они ожидают, что после шоу мы останемся поболтать. Нужно быть готовым и к тому, чтобы отвечать на нескончаемые вопросы, и к тому, чтобы побыть в роли трофея. Одними только автографами и совместными фото не обойтись.

— Хех. — Рэйнбоу Дэш призадумалась на мгновенье. Вроде как, всё сходилось. Надо полагать, что всякий пони, кто сможет подрядить Вондерболтов для выступления, наверняка пожелает затусить с ними после шоу, высказать им, как потрясно они себя показали. Беда в том, что пони, способные позволить себе выступление Вондерболтов, наверняка слишком богаты, а потому слишком скучны, чтобы тусить с ними. — Ну, раз надо, значит надо. Но только давайте не сегодня, ага? А то я всю свою терпелку для модных-шмодных танцулек приберегла, которые потом будут. А если меня ещё хоть пони-будь назовёт сегодня «леди», то я ему рог выверну, или чего там будет.

— Ого? Так значит, слухи не врут? — тут же оживилась Хилин Тач. — Я слышала, конечно, но сама до конца не верила. Вы и вправду собираетесь перейти от табунства к полноценному браку? И сегодня собираетесь заявить о своих намерениях?

Рэйнбоу Дэш удивлённо моргнула.

— Эм, ну, да по поводу брака, и, наверное, да по поводу, как там его? намерений? Я не сильно внимательно слушала, как это называла Твайлайт, мне важнее, что конкретно нам нужно будет делать. И потом, это же единорожий танец, и мне всю дорогу нельзя будет пользоваться крыльями. Та-а-акая скука...

Рапидфайр усмехнулся.

— Постарайся отнестись к этому как к выступлению в формации на предельно низких эшелонах, — посоветовал он — Ты уже показала сегодня, что можешь держаться в формации с группой экспертов, а это как раз то, что нам нужно. В конце концов, до сих пор мы видели тебя только как сольного летуна.

Рэйнбоу испуганно сглотнула.

— Так это был тест? Вот ёпт… В смысле... Я ведь справилась, да? Я же нигде не налажала?

Рапидфайр подался вперёд и похлопал её копытом по плечу, а потом так обнадёживающе улыбнулся, что не будь она в самом разгаре приступа паники — растаяла бы тут же.

— Ты ведь уже знаешь, что я сейчас скажу, правда?

Она посмотрела на него и мотнула головой, изо всех сил стараясь не показаться вызванной к доске школьницей, озирающейся в поисках подсказок.

— Эм… нет?

Он расплылся в улыбке.

— Да ладно? А я-то думал, что ты уже столько раз слышала фразу «Справилась на отлично», что тебя от неё тошнит.

Она рассмеялась.

— Погодной бригаде не так уж часто устраивают тесты, — отметила Рэйнбоу, чувствуя, как гора свалилась с плеч.

— Ну, тогда готовься привыкать, — подмигнул ей Рапидфайр. — Для Вондерболтов показательные выступления — обыденность.

Когда до неё дошло, Рэйнбоу едва удержалась от того, чтобы перейти на писк.

— Думаешь, у меня получится?

У пегаски голова пошла кругом, а полдюжины Вондерболтов, окружавших её тут же рассмеялись.

— Получится? У единственной среди ныне живущих пегасов, способной с пол пинка сделать Радужный Удар? — фыркнула Хилин Тач.

— Или спасти пирог? — поддакнул Сорен.

— У пегаски, женатой на герцогине Смарагдвии и единственном не-пони, принятом в почётные Вондерболты, и двух вице-правителях, у Хранительницы Элемента Гармонии, у той, кому пожаловали титул леди в своём праве, у подруги обеих принцесс? — добавила Спитфайр.

— Эй! А вот это к приёму в Вондерболты вообще никаким боком, — возразила Дэш, взмахнув крыльями и поднявшись в воздух. — Я не хочу, чтобы мне делали поблажки только из-за того, с кем я тусую, или какого-то там титула. Если я сама не вытяну — значит, мне там и не место!

— Тише, тише, — поспешил успокоить её Рапидфайр. — Чтобы стать Вондерболтом, одних только физических данных недостаточно. Мы уже видели, на что ты способна, а настолько необычная личная жизнь означает, что ты сильна не только телом, но и духом. Спитфайр просто отметила, что раз уж у тебя такие необычные друзья, значит, ты и сама очень необычная пони. Да, сестрён?

— Ну да, — кашлянула Спитфайр. — Именно. Нипони не попадёт в Вондерболты, если не докажет, что достоин.

— Нипони? — уточнила Рэйнбоу Дэш: привычный задор вернулся к ней так же быстро, как и исчез перед этим. — А как насчёт ничеловека?

— Это ты про самого быстрого человека в Эквестрии, что ли? — парировала Спитфайр. — И потом, «почётный» не считается. Если только ты… — она запнулась, едва завидев озорной блеск в глазах Рэйнбоу. — Нет. Даже не думай. Что бы ты там себе не придумала, ничего у тебя не выйдет. Он не будет выступать с тобой. В конце концов, он лётных экзаменов не сдавал.

— Ну во-о-о-от, — жалобно протянула Рэйнбоу Дэш.

— Сестрён, ты, кажется, только что породила монстра, — отметил Рапидфайр, косясь на хитрую ухмылку лазурной пегаски.

---

Собственнокопытно уложив клерсах в кофр, Лира погрузилась в раздумия. За весь вечер она ни разу не коснулась струн магией. Да, были композиции, которых она ни за что не смогла бы сыграть вкопытную, но ни одной из них в сегодняшней программе не было. И потом, ей просто совесть не позволила бы играть по-единорожьи — без копыт — на сцене, с которой выступает та самая Октавия Филармоника и её запредельно популярный ансамбль земных пони. Кажется, мисс Октавия это оценила; жаль, что им так и не удалось поговорить, после того, как Лира покинула сцену.

— Леди Хартстрингс? — донёсся незнакомый кобылий голос слева.

Лира закрыла кофр.

— Просто Лира Хартстрингс, — уточнила она. — Твайлайт Спаркл и Рэйнбоу Дэш — леди, да. Официально. А я всего лишь скромный музыкант.

Она обернулась. Рядом с ней стояли две единорожки: сереброшёрстая с меткой в виде «весов правосудия» и златошёрстая с меткой в виде чёрной решётчатой двери.

Серебристая кобылка вежливо рассмеялась.

— Ой, дорогая, это же просто формальности! Вы непременно получите титул, едва ваш брак будет скреплён.

Золотистая вежливо кашлянула и добавила:

— И, прошу заметить, даже бывший вице-правитель не может быть лишён титула без прямого указания, не так ли?

Серебристая радостно кивнула.

— Верно подмечено! Итак, леди Хартстрингс, позвольте без лишних проволочек засвидетельствовать вам моё почтение. И, если вы не против, представить мою компаньонку — леди Санмерси из второго окружного суда.

Леди Санмерси тоже склонила голову в поклоне.

— А я, в свою очередь, представлю свою — леди Баланс Скейлз из первого окружного суда.

— Приятно познакомиться, — ответила Лира. — А я, пожалуй, всё же останусь просто «Лира». Формально меня не титуловали, да и принцесс лично мне замещать не приходилось.

— Какая скромность! — восторженно притопнула копытом леди Баланс Скейлз.

— Так может, мы будем называть вас «Грандмастер»? — предложила леди Санмерси. — Полагаю, нипони не станет оспаривать ваше право носить этот титул.

— А я смотрю, вы подготовились, — хмыкнула Лира.

Леди Санмерси скромно улыбнулась.

— Мне далеко до мастера, но Путь Покоя прекрасно помогает удерживать осанку на скамье.

— Для посадки самое оно, — согласилась Лира.

Судьи тут же рассмеялись; Баланс Скейлз, пожалуй, даже задорнее, чем её златошёрстая компаньонка.

— Грандмастер Хартстрингс, я давно хотела узнать, — обратилась к Лире леди Санмерси, — ваша излюбленная позиция для медитации — это просто приобретённый навык? Или, может быть, вы позаимствовали её у своего загадочного жеребца?

— А я смотрю, вы просто отлично подготовились, да? — усмехнулась Лира. — Нет, он ни при чём. Иные пегасы предпочитают отдыхать на дереве, не на облаке, я же предпочитаю сидеть прямо, не на боку. Если это как-то и отразилось на мне, то только в том, пожалуй, что я стала сильнее ценить равновесие.

— Падение вечно, — мечтательно протянула леди Санмерси. — И впрямь.

— Простите, если мы проявляем излишний интерес к будущей супруге нашей будущей герцогини, — скромно потупила взгляд Баланс Скейлз. — Но вы ведь понимаете, что поступить иначе было бы просто неразумно с нашей стороны?

— Тише, Скейлз, — шикнула на неё леди Санмерси.

— Да нет, она права, — махнув копытом, согласилась Лира. — Вообще, мне проще общаться с теми пони, которые не скрывают своих истинных намерений. Да, я родом из Кантерлота, но, как вы уже поняли, не из благородной семьи. А потому высокосветские интриги не мой конёк.

— Не беда, грандмастер, вы вскоре всему научитесь, — поспешила заверить её леди Санмерси. — А если вдруг окажетесь вовлечены в ситуацию, которая покажется вам не совсем понятной, мы будем рады помочь всем, чем только сможем.

— Ну а пока, мы удаляемся, чтобы избавить вас наконец от компании двух скучных, пробивающихся в высший свет тёток, — радостно добавила Баланс Скейлз и клюнула Санмерси в щёку. — Давай, дорогая, спроси уже автограф и пойдём.

Щёки златошёрстой единорожицы тут же залились краской.

— Ах. А можно, в следующий раз я сама спрошу, как считаю нужным?

Улыбнувшись, Лира достала из сумки перо, параллельно подхватив магией чистую салфетку с одного из банкетных столиков, во множестве расставленных по зале. Салфетка оказалась тканевой, но это её не остановило.

— Для леди Санмерси, моей большой поклонницы, грандмастер Лира Хартстрингс, — вывела она на салфетке, а затем передала её зардевшейся судье. После чего обе пони откланялись и удалились.

Лира закинула кофр на спину и сама направилась к банкетному столику. Петь ей, конечно, сегодня не пришлось, но она всё-таки весь вечер провела под светом рампы, так что немножко пунша было бы сейчас очень кстати...

Там, перед столиком стоял пепельно-синий единорог, и когда он повернулся, она вдруг почувствовала, что заехать кое-кому по морде, сейчас было бы так же кстати, как и выпить пунша. Жеребец тоже её заметил, и чуть не поперхнулся своим напитком. Ну, той его частью, которая не прыснула во все стороны. К счастью, поблизости не оказалось никого, кто мог бы попасть под этакий импровизированный душ. И всё же, следующему гостю, решившему побаловаться закусками, придётся пробираться к столику очень осторожно.

— Арфобокая? — Прокашлявшись, он отлевитировав бокал на стол, чтобы утереть остатки напитка с подбородка. — Эм-м, рад встрече?

— Сластёна, вот уж кого... не ожидала увидеть, — спокойно ответила мятного цвета пони.

Тихо и спокойно — она уже нашла свой центр и позволила урагану страстей бушевать вокруг него, никоим образом её не задевая. Прежнюю Лиру... Плохую Лиру он бы накрыл с головой. Грандмастер Лира умеет говорить спокойно, сдержанно и изящно. Она ни в коем случае не совершит поницид посреди главной дворцовой банкетной залы.

— А я видел тебя на сцене, — попытался продолжить беседу жеребец, но как-то неуверенно. — Так ты теперь с Октавией гастролируешь? Ну... это... отлично. В смысле, неплохо устроилась, после всего, что было-то, а?

Возможно, Лира не совсем верно выразилась в недавно завершившейся беседе с судьями. Да, кантерлотские высокосветские интрижки — не её конёк. Другое дело — словесный поединок; он становился чем-то совершенно неотъемлемым, для достигших высот на Пути Покоя. Также как и в физическом поединке, она рассматривала все возможные движения, пытаясь предугадать исход каждого из них, просчитывая на столько ходов вперёд, насколько позволяла ситуация, и лишь затем принимала решение. И сейчас наиболее выгодной стратегией ей показалось позволить ему как следует открыться, потерять точку опоры, и вот уже тогда она решит, как лучше всего его прикончить.

— Можно и так сказать, — ответила она без единой эмоции: ни на лице, ни в голосе.

— Слушай… Арфобокая… Я понимаю, что тогда поступил совершенно отвратительно, — промямлил Сластёна и вдруг запнулся, принявшись изучать запонки на манжетах.

Лира тоже хранила молчание. Уж что-что, а ждать она умела.

— Ну ты пойми, мы ж тогда жеребятами дурными были, да? — наконец выдавил жеребец. — Мы сами не понимали, во что вляпались.

— Ну ты-то знал, куда вляпывал — всё так же беспристрастно ответила Лира. — И не раз, насколько я помню.

Он покраснел.

— Ты прекрасно понимаешь, что я не это имел в виду. Мы не собирались жить вместе, мы просто дурачились! И когда… — он снова запнулся.

Лира выжидала. Она не раз представляла себе этот момент; даже тогда, когда уже делала первые свои шаги по Пути Покоя. Представляла во всей красе и всех возможных вариантах. И ни в одной из этих фантазий она не позволяла ему вести беседу. А представляла она всё чаще то, как в её копытах будут гнуться, и рваться, и ломаться различные части его тела. Но теперь ей открылся новый, лучший, чем прежде, вариант расправы. Она сама теперь была лучше, чем прежде.

И всё же ей было приятно наблюдать за его корчами.

— Мы не были готовы завести жеребёнка. Да мы сами только-только из жеребячества вышли. — Он вздохнул. — Так… чем всё закончилось?

— Лёгким испугом, — ответила она, не добавив ни единого лишнего слова. Пусть она и была совершенно опустошена, узнав, что «её жеребец» сбежал, бросив её наедине с осколками мечты, наедине с последствиями всего, чего у них уже никогда не будет... нет, он не заслуживает знать об этом.

Он поник и испустил вздох облегчения, за которым чувствовалась тяжесть многолетней ноши.

— Ну и слава Селестии. Слушай, Арфобокая, я знаю, что никогда тебе этого не говорил, но… у нас всё равно ничего бы не получилось. Моим отцом был лорд Рафинад. Он... да он бы меня за хвост на стену подвесил, если бы узнал, что я решил затабуниться с пусть и чистокровной кобылкой, но не составляющей при этом хорошую партию. Ты понимаешь, каково это?

— Был? — спросила Лира, попутно развлекая себя мыслью о том, каково это было бы — прикончить его прямо сейчас? Приятно, пожалуй, но ведь можно устроить всё ещё приятнее. Она позволила ему продолжать.

— Умер два года назад, — сказал Сластёна. — Так что… да, теперь я могу зваться лордом Рафинадом, смекаешь? У меня наконец уйма денег.

— Ой, да чего у тебя на конце только не было, — всё также безэмоционально парировала она.

Лицо жеребца стало совсем пунцовым.

— Наверное, я это заслужил, — сказал он с заметным напряжением в голосе, затем сглотнул и продолжил: — Слушай. Арфобокая. Я понимаю, что был ужасным пони, но с тех пор я сильно повзрослел. Уверен, ты ни за что не простишь и не забудешь, но может быть, я смогу чем-то тебе помочь? Познакомить, например, с какими-нибудь важными кантерлотскими пони? Может, найдёшь себе покровителя на постоянной основе, может, он даже потом примет тебя в табун? Ты здорово управляешься с арфой и, видит Творец, случаются и куда более невероятные табунства.

Позволив всем своим позывам истерически расхохотаться донимать друг друга, но не её, Лира удержала маску невозмутимости.

— Клерсах, — поправила она его.

Он удивленно моргнул.

— Что, прости?

— Это клер-сах, — медленно повторила она. — Не арфа.

— А… тогда «Арфобокая» будет, пожалуй, не самой удачной кличкой, — ответил Сластёна без особой уверенности. — Хотя раньше ты особенно не возражала. Эм… Может, тогда скажешь как тебя зовут? В смысле, когда мы познакомились, ты назвалась «Арфобокой», а потом... ну, потом всё как-то не попадался удачный случай, чтоб спросить.

— Ну да, учитывая, чем обычно заканчивались наши встречи, — улыбнулась ему Лира. — Что ж, ученики зовут меня «грандмастер» или «сенсей», большинство собравшихся сегодня называют меня «леди Хартстрингс», хотя друзья предпочитают звать меня просто «Лира». Правда, наследная герцогиня Твайлайт Спаркл, леди Рэйнбоу Дэш и вице-правитель Беллерофонт Михалидис меня в последнее время иначе как «невестой» не зовут.

К тому моменту, как она закончила фразу, глаза жеребца были широко распахнуты, а каждый до единого мускул на его лице застыл. Лира прильнула к нему и нежно прошептала на самое ухо:

— Ты совершенно прав, Сластён. Я не простила тебя, и, наверное, никогда не прощу. Но я могу забыть тебя, потому что научилась оставлять события прошлого в прошлом, чтобы не портить ими своё будущее.

Она прильнула ещё ближе, и теперь её губы практически касались его уха. Со стороны они могли бы показаться необычайно страстной парочкой. Она зашептала, да так сладко, что от такой сладости даже у Пинки Пай зубы разболелись бы:

— Но если я ещё хоть раз, хоть краем уха услышу, что ты снова обрюхатил и бросил какую-то кобылку, или что ты хотя бы помышлял о том, чтобы изменить своему табуну — я выведаю у своего супруга-мясоеда рецепт приготовления яичек и на себе проверю, каково это — быть плотоядным.

А затем она подхватила магией бокал с пуншем и беззаботно поскакала прочь. Позади неё раздался сдавленный писк, за ним последовал звук падающего тела, и слышать это оказалось несказанно приятнее, чем хруст ломающихся костей.

Изобразив на лице «Загадочную улыбку №3», она покинула залу и отправилась на поиски своего табуна.

---

Леро сидел один. По крайней мере, какое-то время. Кто-то из его друзей, служивших при дворе, вкратце расписал, как, скорее всего, пройдёт его вечер. Сперва человека будут по большей части игнорировать, поскольку вся знать в первую очередь кинется представляться будущей герцогине. Затем пони-будь из наиболее смелых (читай: нафиг никому ненужных) дворян решится «заметить» жеребца Твайлайт и засвидетельствовать-таки ему своё почтение, а поскольку это случай особый, то ещё и широту своих взглядов и прочая, прочая. А вот тогда уже и вокруг него соберётся толпа желающих не остаться за бортом, а быть отмеченными его благосклонностью. И все они будут из шкуры вон лезть, чтобы сделать то, что должен уметь всякий политик — запомниться.

Но всё это будет ещё не скоро. Поэтому и сидел он во главе стола по одну сторону от подушечки Твайлайт, составляя скромную и полную неловкости компанию наставнице Твайлайт, сидевшей по другую сторону от вышеупомянутой подушечки.

Специально для Леро Селестия «погасила» свою гриву, на весь вечер оставив её изящно ниспадать на плечи. Сомнений нет — поутру в моду войдут розовые гривы. И хотя он был ей за это благодарен, а также — по большей части — уважал её как лидера и наставницу Твайлайт, всё же в присутствии богини человек не мог избавиться от комка в горле и щемящего чувства в груди.

— Может, партейку в хуфреслинг? — предложила вдруг Селестия.

Леро удивлённо моргнул.

— Чего?

В ответ Селестия не то устало, не то довольно усмехнулась.

— Да ничего, Леро. Просто у меня, кажется, кончились варианты того, как бы нам избавиться от этой неловкости.

Леро посмотрел на свои руки и попробовал усмехнуться в ответ. Вышло не очень.

— Да ладно вам уже, принцесса. Сегодня звёздный час Твайлайт; хватит и того, что ради неё вы с сестрой совершили нечто просто потрясающее.

При упоминании её протеже Принцесса Солнца благоговейно улыбнулась. Ещё недавно лавандовая единорожка спряталась бы под столом от одной только мысли о том, что ей придётся разом встретиться с таким количеством пони. А теперь, пусть не без помощи Рэрити, она стойко преодолевает одно знакомство за другим.

— Я лишь подсказываю пони, где им стоит быть. Твайлайт и её друзья — они делают нечто совершенно потрясающее. Потому что они потрясающие пони.

— Совершенно, — согласился Леро, отпив из кубка. Это был ещё не тот самый сидр из особых запасов — его приберегли на потом — но и у этого вкус был не менее сладким и насыщенным. Рог Селестии окутался золотистым сиянием и её кубок подплыл ему навстречу. Человек удивлённо вскинул бровь, но всё же вымолвил: — Спасибо.

— Ты ж знаешь, я не успокоюсь, — ответила Селестия. Леро промолчал и она продолжила: — Я не привыкла оставлять свои ошибки неисправленными.

— Вы сделали то, что посчитали правильным, ради безопасности своих подданных, — сказал Леро, пытаясь не выдать волнения. — Я это понимаю, и я простил вас.

Принцессе голос человека показался холодным, безжизненным. Как будто он с листа зачитывал слова, которые, по его мнению, ей хотелось слышать. Селестия постаралась оттеснить это чувство подальше. То, что он способен любить хоть пони-будь после того, что ему пришлось пережить, было удивительно. То, что ему было не просто простить её, было понятно. И всё же...

Селестия тихонько вздохнула. На фоне игравшей музыки, услышать её мог только Леро:

— Наверное, ты прав. Вот только я была не права, и причинила тебе боль. Боль, которую даже я не могу вообразить. И боюсь, что даже мне не под силу её унять.

Леро не нашёл ничего лучше, чем ответить:

— Говорят, что время лечит раны.

И снова их сковало неловкое молчанье.

Когда заиграла следующая песня, аликорница слегка повернулась и указала на свой бок.

— Коснись меня, Леро. Пожалуйста, вот здесь. Прямо под шёрсткой.

Леро поднялся со своего кресла, изготовленного специально под человеческие пропорции, пересел на подушечку Твайлайт... и тут же утонул в роскошной мягкости понячьего сиденья. Он наклонился к принцессе и сделал так, как та просила, стараясь при этом не смотреть на её копьеподобный рог, сверкающий зловещим остриём.

Не далее чем год назад, пока бушевало Блеклое Поветрие, ему не раз доводилось касаться всех трёх принцесьих тел. Он чистил их, укладывал гривы, расчёсывал шёрстку, но никогда и не думал коснуться их под шёрсткой. Скользнув самыми кончиками пальцев по тому месту, на которое указала принцесса, он наткнулся на грубые рубцы, отлично замаскированные алебастровой шёрсткой. Три параллельных следа, каждый длинною едва ли не с его руку, тянулись через весь бок от бедра и почти до самого плеча аликорницы. Взъерошивая шёрстку, он провёл по ним рукой.

— Когда-то минотавры были нашими врагами, — тихо молвила она. — Но были ими и грифоны. Когда я была ещё простой единорожкой, мы заключили союз с племенем минотавров. Мы несли их на себе. Их копья и щиты защищали от грифонов, разящих нас с небес, в ответ мы их разили заклинаньями. Тогда мы победили, но отважный Му-Лон, которого несла я, пал, когда битва была ещё далека от завершения. С тем племенем мы никогда уже не враждовали. В бою выковывается пусть не дружба, но единство, но от того оно ничуть не уступает в силе.

— Да я не то чтобы боец, — ответил Леро и осторожно убрал руку. — Да и Эквестрия ни с кем воевать не собирается, или я чего-то не знаю?

Принцесса качнула головой, причём сделала этот так, чтобы ненароком не махнуть рогом из стороны в сторону.

— Нет, покуда не вернётся очередная древняя угроза. Но даже если и вернётся, то я уверена, что Твайлайт и её друзья сумеют одолеть её.

— Но если это вдруг случится, — сказал Леро, вернувшись к своему напитку, — я буду рядом с ней.

— Мне ли тебя не понять, — пробормотала аликорница.

А потом к ним подошла засвидетельствовать своё почтение единорожица по имени Черити Бал, прервав их уединение и ознаменовав тем самым начало испытания Леро.

---

Свет в зале стал гаснуть, а с ним стали затухать и все беседы. Принцесса Селестия вышла на главный балкон, оглядывая собравшихся. Свет совсем потух, залу под ней наполняли теперь лишь тьма и тени. А вот сам балкон, пусть крыша над ним и была без единого окна, а на дворе сияла лишь луна и звёзды её сестры, заливало солнечным светом, выхватывая из темноты всё величие Принцессы Дня. Её грива сверкала всеми оттенками розового, величаво ниспадая по шее, рассыпаясь над крылом.

Луч света пролился из кончика её рога на подвешенный над залою кристалл и, преломившись, упал пятном на западную оконечность залы. На очерченном пятном света полу из тьмы стояла аквамариновая пони — грандмастер Лира Хартстрингс. Все остальные гости вечера остались скрытыми во тьме. Единорожка склонилась перед принцессой, и принцесса поклонилась ей в ответ.

Следующий луч солнца, также преломившись в кристалле, выхватил из тьмы леди Рэйнбоу Дэш, стоявшую в диаметрально противоположном конце залы. Её грива была уложена изящно, но незамысловато, перья отливали золотом, а на груди сиял Элемент Верности. А когда она повернулась, чтобы окинуть взглядом собравшихся, вокруг раздалось множество восторженных вздохов. Конечно, все уже видели её прежде этим вечером, да и на балу она успела сверкнуть, но теперь? Когда её озарял свет принцессы Селестии? Кантерлотские единороги ни за что на свете не сочли бы её прекрасной, но теперь они хотя бы понимали, почему пегасы древности пошли бы за такой кобылкой в Тартар и обратно. В скрытой тьмой части залы Вондерболты, выстроившись в парадную шеренгу, салютовали ей.

И ещё один луч вырвался из рога принцессы, и кристалл озарил третью фигуру в южной оконечности залы. Как и гласила древняя традиция, последним, перед тем как представить чествуемую пони, стал её жеребец. И эта чуждая, инакая фигура, склонившаяся, точно переломившаяся, с немыслимой, противоестественной ловкостью прямо посередине, намертво приковала взгляды всех собравшихся. А потом он просто... развернулся, столь же плавным, столь же изящным движением распрямившись во весь рост. И в этот же самый момент — пусть глаза его были меньше обычного, пусть уши его и были неподвижны, пусть у него напрочь отсутствовал хвост — всякий присутствовавший пони ощутил ту любовь, с которой пришелец смотрел в противоположную сторону залы, всё ещё сокрытую во тьме.

А потом свет самой Принцессы пролился на северную оконечность залы — туда, где ожидала та, ради которой собрались все они: наследная герцогиня, леди Твайлайт Спаркл. И свет этот отразился от Элемента Магии, венчавшего её, рассыпаясь пурпурными искрами по всей зале. Она улыбнулась своим сотабунцам, своим будущим супругам, а затем преклонила колена перед принцессой Селестией.

— Доктор Твайлайт Амарант Гвенивер Спаркл, — разнёсся по залу исполненный радости и гордости голос Селестии. — Наследница герцогства Смарагдвии, Хранительница Элемента Магии, Леди в своём праве, моя верная ученица, моя маленькая пони. Сегодня я приветствую тебя как великого мага, верную спутницу тех, кто принял твою дружбу, возлюбленную своим табуном, истинную героиню Эквестрии. Я не могу представить лучшей пони, которую смогла бы назвать будущей герцогиней. Но знай, что править другими не всегда легко, и привилегия эта не может быть навязана силой. А потому я спрашиваю тебя, леди Твайлайт Спаркл, примешь ли ты возложенные на тебя почести и обязанности, когда твоё время настанет?

— Приму, — ответила Твайлайт, голос её эхом разнёсся по зале.

— И если придётся, станешь ли ты править нашими маленькими пони честно и справедливо, насколько только сможешь, в войне и в мире, в нужде и в достатке, сколько потребуется, или сколько тебе отмерено жить?

— Стану, — подтвердила Твайлайт.

— Желаешь ли ты править ими, леди Твайлайт Спаркл?

Это был вопрос, на который нельзя ответить односложно. И были до неё герцогини, что пытались ответить полуправдой, а то и полной правдой, лишь раскрывавшей их недостойность.

— Не желаю, принцесса Селестия, — ответила Твайлайт: голос её лишился былой решительности, — но если так будет нужно, то я приму эту ношу и сделаю всё, что будет в моих возможностях.

Селестия кивнула.

— Знай же, Эквестрия! В день празднования своего двадцатипятилетия леди Твайлайт Спаркл признана достойной стать наследницей герцогства Смарагдвии. Ступи же вперёд, наследная герцогиня, воссоединись со своим табуном.

И все четверо, что составляли табун Беллерофонта вместе шагнули вперёд, за ними последовали и освещавшие их лучи света. Двенадцать копыт и пара башмаков, усиленных, чтобы равенствовать с копытами, с каждым шагом высекали резкие звуки из бального пола.

Они встретились в самом центре; Твайлайт Спаркл и Лира склонили головы, едва не коснувшись рогами. Рэйнбоу Дэш встала боком, вытянув навстречу им крыло. Так же сделал и Леро, правда, вместо крыла вытянув руку.

На другом балконе мисс Октавия медленно провела смычком по струнам виолончели, ознаменовав тем самым начало традиционного ритуала признания. Рог Твайлайт, а затем и Лиры, засветился. Сперва совсем тускло, затем чуть ярче, как утренняя заря. Между их кончиками возник лавандового цвета шар, размером едва ли больше яблока. Единорожки медленно подняли головы и расступились, обходя своих безрогих спутников против часовой стрелки; когда они заняли позиции, глядя на восток и запад соответственно, шар уже разросся до размера хуфбольного мяча.

Пока их рогатые невесты совершали свой обход, Леро и Рэйнбоу Дэш тоже сделали небольшой круг, но по часовой стрелке. Пегаска заняла при этом место к югу от шара, Леро — к северу. Оказавшись на своих местах, они повернулись к шару и отступили на шаг. Теперь все четверо были на равных расстояниях и друг от друга, и от светящейся сферы. Словно повинуясь приказу слышимого лишь ими голоса, все четверо сделали полуоборот по часовой стрелке, оказавшись теперь лицами к окружавшей их тьме. Селестия погасила рог, оставив единственным источником света комок чистой магии, вокруг которого почётным караулом стоял табун.

Шар снова сжался до размеров яблока, свет его почти угас, но в следующую секунду вдруг вспыхнул с новой силой, выхватив из тьмы очертания четверых сотабунцев, а затем расширился настолько, что поглотил их. Сфера перестала расти ровно в тот момент, когда увеличилась настолько, что Рэйнбоу Дэш могла коснуться её лишь кончиком вытянутого крыла, что она и сделала одним-единственным пёрышком, высекая при этом из магического купола множество светящихся искр. С другой стороны Леро тоже вытянул руку, проведя пальцами по магической поверхности; за каждым из них рассыпался шлейф магических искр, опавших у самых копыт окружавших их зрителей. Коснувшись пола, частички света стали медленно угасать.

Традиционный ритуал требовал лишь кольца света — всё что угодно, что только смогла бы сотворить единорожка. Это Селестия предложила Твайлайт воспользоваться для ритуала заклинанием щита — возможно, для того, чтобы кое-о-чём напомнить дворянам. Такой простой щит Твайлайт могла бы сотворить даже во сне. А вот дальше всё было не так просто. Снова пол-оборота по часовой стрелке, снова они стояли лицом друг к другу, а затем они медленно закружились вокруг сферы, до тех пор, пока снова не оказались на прежних своих местах. И пусть им не позволялось оглянуться, чтобы свериться друг с другом, они выполнили движение слаженно и синхронно, как один.

И вот тут-то пришла пора сложной части. Новопровозглашённая будущая герцогиня отступила на шаг, её жеребец остался на месте. Будь она жеребцом-герцогом, на месте Леро была бы первая его жена, а если б не было такой — старшая кобылка. Лира и Рэйнбоу Дэш стояли по бокам от Леро, словно охраняя его. Он преклонил колена, и Твайлайт шагнула к нему.

И даже это не было самым сложным, только подготовкой. Самым сложным был сам танец. Четыре дня убила на него Твайлайт и всё, казалось, без толку, и даже Музыка Гармонии не спешила прийти к ней на помощь. Согласно давней традиции, вести она должна была сама, всякая помощь со стороны считалась недопустимой. Благо, Леро вовремя напомнил ей, как здорово люди умеют управляться без магии Гармонии. И потом, его размер, и его прямохождение могли оказаться им… на руку.

Леро и Твайлайт шагнули навстречу друг другу, лавандовая кобылка поднялась на задние ноги, опустив передние на плечи своего жеребца, а тот, в ответ, опустил свои руки на её бока. Реакция публики была смешанной. Гости из Понивиля понимающе усмехнулись. Кантерлотцы же вздохнули, восхищаясь храбростью молодых: лишь самые уверенные и талантливые пары способны удерживать равновесие на одних только задних ногах.

Вот тут-то и пригодились усиленные ботинки. Будь Леро пони, Твайлайт могла бы просто следовать за ним копыто-в-копыто, Но теперь, когда они опирались лишь на задние ноги, окружающие не могли видеть, что на самом деле, задние копыта единорожки стоят на продолговатых ступнях человека. А ещё Рэрити постаралась сделать накидке Твайлайт подол ровно такой длины, чтобы было совершенно невозможно заметить, что её парадные подковы надёжно встали в пазы на ботинках возлюбленного, какие при этом они не решили бы выкинуть коленца. Твайлайт оставалось лишь держаться прямо, да держать задние копыта на ногах своего жеребца — с такой, пусть и непривычной задачей, справилась бы даже она.

И вот теперь Леро, очень осторожно, танцевал со своей невестой на празднестве в честь её презентации на титул графини, а по бокам их вели две другие кобылки из его табуна. Пурпурная единорожка потерялась едва ли не с первых шагов, чего уж говорить о тех, что были потом, и очень даже мудро с её стороны было просто позволить своему человеку вести. А пока они петляли и скользили по бальной зале, щит вокруг них всё рос: сперва он охватил всю комнату, осветив всех присутствующих, а затем и весь замок, безо всякого вреда** пройдя сквозь собравшихся сегодня пони.

** Не считая, той незадачливой лазутчицы, что за пределами бальной залы пыталась прикинуться стражем. Её-то щит и размазал по стене мерзким зелёным пятном.

---

Когда лавандовое сияние покинуло пределы бальной залы, Селестия снова наполнила её своим светом. Где-то позади неё мисс Октавия кивнула музыкантам, возвещая о том, что «танец признания» вошёл в свою главную фазу.

Рэйнбоу Дэш и Лира тенями скользили подле него. Даже если пегаске и хотелось вырваться в окно и снова взорваться там волной цвета, она не подавала вида. Крылья её покоились по бокам, лишь изредка подрагивая, и пусть движения их были совсем медленными, крошечные радуги всё же вспыхивали над ней, пробуждаемые каждым её движением. По другую сторону от человека, рог Лиры с каждым движением оставлял похожий след. Лишь немногие из лицезревших это, лишь мастера боевых искусств, могли заметить, как эти кобылки смотрели на своего жеребца, как следили, чтобы каждый поклон и поворот был выверен с точностью до секунды. И уж кому, как не им было знать, что эта «защитная позиция» в танце грозила смертельной опасностью любому, кто посягнул бы на их жеребца, или их кобылку.

В Царстве Грёз, разливавшемся на всю Эквестрию, и за её пределы, пони, не отрывая взглядов, следили за этим танцем.

Но лишь три кобылки во всём зале могли слышать, как Леро запел песню, адресованную лишь им троим:

Знайте, я люблю вас всех всё так же.
И что с каждым днём, сильнее даже.
Что я с вами счастлив,
Что моя вы радость,
Что лишь с вами я мог бы жить.

Солнце всходит, и в его сиянии
Будет новый полный счастья день
День, когда пребудет радость
День, когда исчезнет слабость
И за это я вас всех люблю

Снизошла к нам с небес,
И я счастлив, что есть
Та любовь,
Что подарит нам ночь,
когда все мы непрочь
ты и я, вы и я.

Знайте, я люблю вас всех всё так же.
И что с каждым днём, сильнее даже.
Что я с вами счастлив,
Что моя вы радость,
Что лишь с вами я мог бы жить.

От авторов:

The Quiet Man: Мне так понравилось работать над этой главой! Хотя, Spinel, наверняка скажет, что мы друг другу просто мозг выносили. Пусть у нас с ним и разные подходы к делу, думаю, у нас получилось нечто стоящее.

SpinelStride: Хех, TQM думает что это было безумством, а он ведь ещё и не подозревает о главе на шесть миллионов слов, описывающей клоп-сцену с участием всех пони в Эквестрии, кроме Блюблада и Хани Дью, под предводительством принцессы Луны и Дискорда. И чтоб все запятые, как по словарю, и столько тонких намёков... Я же говорил, что этим всё и закончится, не*? А если честно, то да, когда присоединился TQM, получилось гораздо лучше, чем изначальное «Селестия делится с Леро секретом своего прошлого, надеясь с ним сблизиться.».

*TQM: Чего? ух, ё-ё-ё. Ну ладно, пойдём уже писать, что ли....

Оригинал опубликован 9 сент 2013

Вмешательство

Гостевая глава от StarSlinger

---

С каждым шагом, что приближал её к дверям одного из Эппловских амбаров, Твайлайт чувствовала себя всё неувереннее. Спайк так толком и не объяснил, зачем Эпплджек позвала её. Более того, Твайлайт была почти уверена, что её помощник что-то от неё скрывает. А иначе, чего бы ему было так нервничать? Она бы обязательно всё у него выпытала, но дракончик успел улизнуть...

— Вмешательство?! — воскликнула Твайлайт, едва переступила порог, за которым её поджидали остальные Хранительницы, да и её собственный табун. Поперёк амбара висел плакат, на котором, собственно, и было написано огромными блестящими розовыми буквами «Вмешательство».

Во главе делегации стоял Леро, в руке его был свиток. И судя по всему, он сейчас предпочёл бы оказаться где угодно, только не здесь.

Леро откашлялся и заговорил:

— Э-э, мда, ты уж прости за плакат, Твай. Мы попросили Пинки помочь с организацией, но она, кажется, не совсем ухватила суть мероприятия… — За его спиной Эпплджек одним ловким прыжком повалила на пол собравшуюся разразиться очередной песней розовую поняшу. Стоило той лишь открыть рот, как в нём тут же оказалось копыто ЭйДжей.

Пинки выплюнула обслюнявленное копыто и раздосадовано поглядела на фермершу.

— Ну-у-у-у-у, Эпплджек, я так долго готовила номер для нашего «Невероятно-Великолепного Супер-Потрясного Вмешательства»!

— Ну и что! — сердито буркнула Эпплджек. — Леро ж тебе сто раз объяснял, что это не одна из твоих вечеринок! И вообще это не вечеринка! Мы здесь, чтобы помочь Твайлайт справиться с её проблемой!

— С проблемой? КАКОЙ ещё проблемой?! — воскликнула Твайлайт.

Леро ещё раз откашлялся и, развернув свиток, начал читать заготовленную речь.

— Твайлайт Спаркл… любимая… сегодня мы — твои друзья и твоя семья — собрались здесь, потому что очень за тебя переживаем. Мы знаем, что в последнее время тебе стало нечем себя занять… твоя книга сейчас проходит редактуру, а дела в Понивиле идут куда «спокойнее», чем мы привыкли. И то, куда ты направила свою неуёмную энергию… нас… как бы это сказать… беспокоит.

— Скорее, ужасает, — буркнула Рэйнбоу Дэш; не то чтобы очень громко, но всё равно все услышали.

Похоже, Твайлайт всё ещё никак не могла сообразить, к чему он клонит.

— Куда я направила энергию? Вы О ЧЁМ вообще?

Это было не просто, и не только из-за того, что его перебивали, но Леро всё же продолжил свою речь:

— Твайлайт, мы все очень тебя любим, любим за твою любознательность, за то что ты всё время стремишься расширить границы возможного для всех нас. И поверь, мы очень ценим...

— Давай завязывай уже с «Леро-тек»! — перебила его Рэйнбоу, выскочив вперёд всех и остановившись всего в паре сантиметров от Твайлайт.

Твайлайт удивлённо моргнула. «Леро-тек» — так она называла серию магических устройств, разработанных по образу и подобию технических устройств, о которых ей рассказывал Леро.

— Я ведь уже свернула разработки! — возразила Твайлайт. — Я ведь уже пообещала, что прекращу все работы, после той неувязочки с краско-спреем для гривы...

— Неувязочки?! То есть, всего лишь «неувязочки»?! — подала голос Рэрити. — Твой адовый спрей работал просто замечательно, дорогуша!.. Вот только, всякий, кто им пользовался, через три часа покрывался магическими экземами! Я после него неделю на публике показаться не могла. НЕДЕЛЮ!

— Да если бы только это, — оборвала тираду белоснежной единорожки Рэйнбоу, прежде чем та успела перерасти в полноценную трагедию в трёх частях, с прологом и эпилогом. — А как же вибро-кровать, которая так и норовила тебя скинуть...

— И скороварка, которая в щепу разнесла стену вот энтого самого амбара… — добавила Эпплджек.

— О, о, о, о! А ещё карамель-шипучка! — подхватила Пинки. — Просто вкуснотища!

— И потом… — Дэш оборвала нарастающий гвалт. — Давайте не будем забывать про историю с «Мистером Студнем».

— А вот это уже перебор, Рэйнбоу Дэш! — Твайлайт, похоже, оправилась от потрясения, и теперь в голосе её послышалась непреклонность. — Я ведь извинилась перед всеми, кого затронул, — она изобразила передними копытцами «кавычки», — инцидент с Мистером Студнем. И вообще, кто придумал это имя?!

Долго дожидаться ответа Твайлайт не пришлось, в ту же секунду розовой молнией к ней подлетела Пинки и радостно затараторила:

— Ой, матушки-батюшки-бабушки, Твайлайт!!! Я совсем забыла, я ведь наконец закончила песню для рекламной кампании Мистера Студня!!! — не долго думая, розовая пони, глубоко вдохнув, запела:

ТА ДА ТА ДА ДА ДА ДА!!! Мистер СТУДЕНЬ!!!…

…И тут же снова оказалась на полу.

— Простите, чёй-та я за ней не доглядела, — сказала Эпплджек. — Вы того, продолжайте.

— Так вот, — продолжила Твайлайт, глаз её едва заметно дёрнулся. — Давно бы уже пора забыть про тот случай. В чём проблема?

— В том, что ты не веришь, что он сбежал и теперь охотится за нами! — выпалила в ответ Рэйнбоу. — Да, было магическое замыкание, был пожар и да, мы нашли обгоревшие останки того, что могло быть Мистером Студнем… Но ты ж сама сказала, что было несколько прототипов, да ещё и запчасти, и что все они пропали в пожаре! Ты не думаешь, что он мог всё это подстроить, чтобы мы решили, что его больше нет?! Он знал, что я собиралась растоптать его, мы же в соседней комнате об этом говорили!..

Рэйнбоу Дэш, кажется, даже запыхалась немного, и теперь, тяжело дыша, оглядывалась по сторонам, словно боялась, что эта хреновина готовится напасть на неё.

Глядя на неё, Твайлайт поднесла копыто ко лбу и обречённо вздохнула:

— Рэйнбоу Дэш, я тебе уже миллион раз объясняла, Мистер Студ… Автоматическое Студенящее Устройство, модель одиннадцать, не обладает разумом! Это всего лишь минимальный набор логических схем, позволяющих использовать его любой пони без помощи партнёра. Логические схемы отвечают за оценку условий работы и обработку голосовых команд пользователя. И весь тот инцидент случился из-за пары багов в прошивке устройства.

— Пары багов?! — вспылила Рэйнбоу. — Давай-ка я тебе напомню... Флаттершай была в охоте, и тебе каким-то чудом удалось уговорить её опробовать твою приспособу, а потом, мы… замучились… её… вытаскивать!!! Ты, на пару с Лирой, битый час боролась с проклятой машиной. А как вспомню, сколько было пролито твоего специального «остужающего геля», просто диву даюсь, как у Флатти не случилась гидротиромия!

— Гипотермия, — поправила её Твайлайт. — И да, модуль обработки высокоуровневых команд был неисправен, и да, я немного перестаралась с противовыскальзыванием, но это вовсе не означает, что Мистер Сту... АСУ модель одиннадцать обладает самосознанием!

— Да, а помнишь, что случилось месяц спустя? — оборвала её Дэш. — Когда мы пригласили Флаттершай пообедать с нами? Эта штуковина выскочила из твоей мастерской и тут же влетела сама знаешь куда. А ведь Флатти и в охоте-то не была! В тот раз тебе с Лирой понадобилась помощь Леро, чтобы освободить бедняжку. Блин, я и сейчас считаю, что после всего случившегося, пригласить Флаттершай в табун было бы чистой формальностью!

— Рэйнбоу, хватит. — Леро шагнул к лазурной кобылке и, опустив руку на её плечо, прошептал: — А то Флаттершай сейчас со стыда сгорит. — Он кивнул в сторону жёлтой пегасочки: та сидела потупив взгляд, на щеках её полыхал румянец.

— Ой, прости, Флаттершай. Меня, кажется, немножко занесло, — извинилась Дэш.

— Да всё… Всё нормально, Рэйнбоу… — пробубнила Флаттершай, подняв взгляд. — Спасибо, конечно, за приглашение… но, сказать по правде, я думаю, что когда придёт время, я, наверное, обзаведусь собственным… И…

Жёлтая пегасочка мгновенно потухла, едва поняла, что все взгляды в этой комнате обращены к ней.

— И всё равно, — возразила Твайлайт: ей не столько хотелось продолжить спор с Рэйнбоу Дэш, сколько увести внимание окружающих от залившейся краской пегаски. — То, что устройство ведёт себя, как разумное существо, ещё не означает, что оно действительно разумно. История не знает прецедентов самозарождения разума в магическом устройстве!

— Да ты что?.. — протянула Рэйнбоу в ответ. — То есть, Децемет уже не считается?

— Подожди… кто?... что? — внезапная перемена темы немного сбила Твайлайт с толку.

— Ну, этот, как бишь его? Децемет? Децемет Окто? Ну, эта, звукозаписывающая штуковина, до жути одержимая Леро и твоим братом, — ответила Эпплджек. Оранжевая поняша вдруг призадумалась: — Что это вообще за имечко такое?

— Если точно, это «Децем-эт-окто», что на древне-эквестрийском означает «восьмой-из-десяти», это была восьмая модель в цепи из десяти итераций. В ней я переработала часть схем и уже собиралась перейти к следующей… — совершенно не задумываясь, ответила Твайлайт. Похоже, сбитый с толку разум, автоматически переключился в режим чтения лекции. Она тряхнула головой, чтобы привести мысли в порядок. — Подожди, подожди… Вовсе эта машина не обладала разумом! — воскликнула она. — Просто её слова звучали разумно из-за случайных сбоев в режиме чтения. Но это вовсе не означает, что она разумна!

— Что, однако, не помешало ей опубликовать не один… и не два… а целых три эротических романа, да? — снова вспылила Рэйнбоу.

Твайлайт аж рот раскрыла от удивления.

— Романы? Какие ещё романы?

Леро опять откашлялся.

— Помнишь, Твай, ты как-то оставила его рядом с самопишущим пером — тем самым, которое зачаровала неиссякаемыми чернилами? Так вот, похоже, Децемет Окто разобрался в голосовых командах управления пером, надиктовал роман и каким-то образом умудрился отправить его в издательство почтой. Мы и сами об этом не знали, пока к нам не начали приходить письма от читателей.

— О да, чтиво вышло просто замечательное! — внезапно оживилась Рэрити. — Как по мне, вторая часть получилась немного затянутой, а в третьей он схалтурил с проработкой персонажей, но вот первая!.. — Единорожка поднесла копытце к груди и блаженно вздохнула. — Первая — просто шедевр! Как он передал запретные чувства Графа Глимин Хелмет к Меро, принцу обезьяно-пони! Каждая страница просто сияла страстью и нежностью!

— Рэрити! — воскликнула Дэш, затыкая уши копытами. — Пожалуйста!

— Ну, прости, Рэйнбоу, — вздохнула Рэрити, — не могу же я не оценить по достоинству нечто, сделанное с душой. И потом, не думаю, что эта серия обретёт широкую известность.

— Вообще-то, журнал «Труженик Тыла» уже номинировал первую книгу на премию «Лучший эротический рассказ о двух жеребцах»… а «Кантерлот Геральд» — на премию Эквинизера, как острую политическую сатиру, — впервые подала голос Лира. Глаза её блестели. — Я на той неделе ездила к родителям и видела заметку. — Мятно-зелёная единорожка задумчиво склонила голову. — Похоже, что блюстители традиций находят её весьма злободневной сатирой в ответ на отказ Короны рассмотреть их петиции, касающиеся межрасовых отношений. С другой стороны, сторонники прогресса рассматривают историю, как один из возможных вариантов разрешения существующих проблем… а может, им просто понравилось. Не всякому автору удаётся одной-единственной книгой добиться признания столь разношёрстной публики...

— Хватит! — взвизгнула залитая краской Твайлайт. — Давайте-ка вернёмся к вмешательству! Чего вдруг вы вообще всё это затеяли? Я давно уже прекратила разработку «Леро-тек»!

— А это что?! — Рэйнбоу Дэш явила на свет блокнот в потёртом кожаном переплёте.

— Эй! — воскликнула сразу же занервничавшая Твайлайт. — Это же мой журнал! Откуда у тебя мой журнал?!.. РЭЙНБОУ ДЭШ!!! ПОВЕРИТЬ НЕ МОГУ, ТЫ УКРАЛА МОЙ ЖУРНАЛ!!!

Вся нервозность Твайлайт мигом испарилась, мордочка её теперь пылала гневом. Пурпурная единорожка сделала весьма угрожающий шаг в сторону лазурной пегаски. В ответ Рэйнбоу приняла боевую стойку.

Леро, надо отдать ему должное, вовремя разглядел надвигающуюся беду и встал между своими кобылками, пока всё не обернулось отвратительной дракой. И естественно, стоило только их жеребцу оказаться между ними, сработали дремлющие где-то глубоко инстинкты и обе кобылки вмиг успокоились.

— В защиту Дэш, мы с ней просто искали рецепт орехового супа, который она одолжила тебе для исследований, — сказала Лира и встала рядом с Рэйнбоу, так что теперь весь табун был в сборе. — Однако, наткнулись мы вот на это… — продолжила Лира, забрав журнал у Дэш и открыв его в том месте, где на двух страницах был расписан и подробно прокомментирован календарь. Она повернула разворот к Твайлайт. — Правда, похоже на план исследований и разработки ещё дюжины предметов в серии «Леро-тек»? И что самое интересное — большинство этих записей сделаны всего пару дней назад, уже после того, как ты пообещала прекратить разработки.

Вспышка гнева Твайлайт уже угасла и, под натиском Лиры, её место вновь заняло беспокойство. Кобылка аж испариной покрылась.

— Э… Это не «Леро-тек», — пробормотала она, — а самые обычные наброски для исследования!

Лира и Дэш взглянули на свою кобылку с явным недоверием и принялись наперебой зачитывать записи из журнала:

— Щипцы для термической завивки гривы?

— Автомат для нарезки овощей?

— Самоочищающийся туалет?

— Силиконовые импланты для фланков? Какого сена?!

— Это для кобылок с крайне низкой самооценкой! — запротестовала Твайлайт.

И тут же разрыдалась.

— Я… Простите, я… просто… — Она икнула, шмыгнула и закрыла зарёванную мордочку копытцами. Немного успокоившись, пони продолжила: — Мне просто так нравится слушать истории Леро о его родном мире. А в последнее время он совсем перестал о нём говорить, даже с Дэш. Я понимаю, что это просто защитная реакция, но я… я просто не могу избавиться от ощущения, что та часть его, что делает его особенным, неизбежно ускользает от меня. — Твайлайт сделала глубокий вдох: похоже, ей наконец удалось обуздать свои эмоции. — Я пыталась разговорить его… мне ведь и правда нравятся его истории! Очень! Они просто восхитительны! И с каждой услышанной историей мне всё больше хочется принести частичку его мира в наш. А стоит идее зародиться в моей голове, я просто не могу не записать её! А если это записано, оно должно быть каталогизированно… чтобы всё было на своём месте… а потом… ну как-то всё само собой получается...

Твайлайт замолчала: она вдруг обнаружила себя в крепких любящих объятиях своего табуна. Так они какое-то время и стояли, наслаждаясь моментом единения.

Первым заговорил Леро.

— Я знаю, Твай, за это я и люблю тебя. Пойми, мы не пытаемся запретить тебе изобретать, ты просто… поубавь обороты. Видишь ли, каждый день сталкиваться с проблемами, вызванными неисправностями твоих изобретений — это как-то слишком. Давай так… прежде чем приступить к работе, спроси меня, хорошо? Давай, я буду решать, что из моей прежней жизни нужно в Эквестрии, а без чего можно и обойтись.

— Хорошо, — тихонько шмыгнула Твайлайт. Её табун любил её и всегда был готов поддержать. Наверное, именно поэтому… Хотя, почему «наверное»? Конечно же, именно поэтому, от прежнего её волнения уж не осталось и следа. — Так и сделаем, и как я сама до этого не додумалась?

Её табун расступился, на лицах их сияли улыбки. Остальные же собравшиеся затопали копытами в знак одобрения.

— Ну, с этим разобрались, а теперь, — Пинки подпрыгнула, — ГУЛЯЕМ!

Сделав сальто назад, она приземлилась у невесть откуда взявшейся праздничной пушки и, недолго думая,дёрнула шнур. Раздался грохот и амбар наполнился дымом. А когда он рассеялся, помещение преобразилось как по волшебству. Там, где прежде стояли лишь пустые столы да стулья, теперь в изобилии присутствовали напитки и закуски, и даже торту нашлось среди них место. Стены и потолок были богато украшены, а на плакате, гласившем «Вмешательство», теперь появилась приписочка «праздник по поводу», выполненная всё теми же блестящими розовыми буквами.

— Ну что, народ, — сказала Рэйнбоу, широко улыбаясь, — кому тортика?!

---

Минуло едва ли десять минут с начала празднества в честь успешного вмешательства, как вдруг Лира, с волнением в голосе сказала:

— Вы слышите? Будто бы кричит кто-то.

Вся честная компания тут же ринулась к дверям и высыпала наружу. Вдалеке они увидели Спайка, какими-то странными зигзагами бежавшего к амбару. Кажется, вслед за ним что-то летело. Покуда они пытались рассмотреть это что-то, до них донёсся далёкий, но всё же отчётливый вопль:

— ЛЕРО, ТВАЙЛАЙТ, РЭРИТИ, КТО-НИБУДЬ ПОМОГИТЕ!!!!!!!!!!!!

— Что это за ним гонится?! — воскликнула Рэрити.

— Да это же… — осеклась Лира.

— Быть того не может! — ответила Твайлайт.

— Это Мистер Студень!!! — обрадовалась Пинки и захлопала в копытца.

А вот Рэйнбоу Дэш отреагировала совсем не так, как хранительница Элемента Смеха:

— О, нет!!! Мистер Студень вернулся и выбрал Спайка своей следующей жертвой!!!

И пусть ситуация к тому особо не располагала, реплика Рэйнбоу Дэш всё же перещёлкнула разум Твайлайт в режим чтения лекции.

— Это не живое существо, Рэйнбоу Дэш! — выпалила она. — Просто, высокая температура тела Спайка сбила с толку систему наведения!

— Систему наведения?! — ответила Дэш. — На кой ляд этой штуке система наведения?!

Зарождающуюся перепалку прервал Леро.

— Да хорош уже! — выкрикнул он, набирая скорость, — Спайка выручать нужно!

Как по команде все пони рванули вслед за человеком. Двери амбара захлопнулись и в этом грохоте утонули последние слова фразы, брошенной Эпплджек:

— Погодьте, Спайк же парень! Ну догонит его Студень, и куда ж он его…?

Оригинал опубликован 21 мая 2013

И я увижу, что мечты сбылись. Я коснусь небес

«I will see my dream come alive at last, I will touch the sky»
— Russel Watson — Where My Heart Will Take Me

---

Конец ноября года 1216AC

Атмосфера зимнего Понивиля была исполнена какой-то особенной магии. Земля была укрыта мягким белым покрывалом искрящегося на солнце снега, воздух был чист и наполнен голосами спешащих по своим делам горожан. Все они, к слову, по сезону утеплились.

На окраине городка мраморными изваяниями стояли яблоневые сады фермы «Сладкое Яблочко», и, если позволить себе немного пофантазировать, они могли показаться немыми стражами, готовыми защитить горожан от ненастья, что в любой момент могло подкрасться со стороны близлежащего Вечнодикого леса.

В общем, тихая такая, пасторальная картинка.

Ну, или почти.

— Ну, давай, Скут! Ты ж можешь! — орала Рэйнбоу Дэш на свою ученицу, что изо всех сил месила воздух крыльями, сильнее, пожалуй, чем когда-либо прежде.

— Давай! Смотри, как Клауд Кикер оторвалась. — Радужногривая кобылка явно вошла в раж. — Хочешь, чтоб она тебя уделала? Догоняй! Ты можешь! Я знаю!

В вышине над фермой петляла Клауд Кикер, изо всех сил стараясь стряхнуть с хвоста юную пегасочку, уходя то влево, то вправо, едва лишь Скуталу начинало казаться, что она вот-вот доберётся до своей цели. Штурманом Клауд Кикер была Блоссомфорт; надо отдать кобылке должное, она изо всех сил старалась своевременно предупреждать подругу обо всех манёврах их юной преследовательницы.

Разумеется, в простом спринте Клауд Кикер легко бы уделала юниорку (хотя, та с каждым днём становилась всё быстрее и быстрее), однако темой сегодняшних занятий был вовсе не спринт. Рэйнбоу попросила её держать Скут на хвосте и сбрасывать её всякий раз, когда та подойдёт на расстояние вытянутой ноги.

Начальница долго объясняла, что Скуталу надо поработать над внимательностью и крутыми разворотами, но для Клауд Кикер это была просто игра в салочки. Ей, конечно, нравилось догонять, а кому ж не нравится? Но и уходить от преследователя было тоже весело. Жизнь такая штука, всё может пригодиться.

Покуда Скуталу рассекала небеса в погоне за взрослой кобылкой, Рэйнбоу Дэш держалась рядом с ней, попеременно то подгоняя её, то подбадривая, то вворачивая полезный совет.

И пускай большинство горожан за глаза считали лазурную пегасочку повёрнутой на спорте, или, скажем, охотницей до славы понячьей; те, кому не лень было копнуть глубже, знали, сколько времени и внимания уделила она своей юной ученице за прошедший год и как сильно той помогли эти занятия. Ну и на чём же она после этого повёрнута?

— Кикер! — рявкнула Блоссомфорт, — мы у границы!

Глянув вниз, Клауд Кикер увидела, что стремительно приближается к северо-восточной окраине садов, а стоит ей лишь покинуть воздушное пространство фермы — она проиграла.

— Подумаешь! — выкрикнула в ответ светлогривая пегасочка и прибавила ходу, а затем изменила угол атаки крыльев для крутого подъёма.

С точки зрения её преследовательницы вышло так, что цель вдруг резко ушла вперёд и, заложив крутую дугу над головой молодой пегасочки, вышла на обратный курс.

Скуталу чуть рот не раскрыла, когда кобылка пролетела над ней в сторону фермы, да ещё и вверх ногами, да ещё и язык показала. Клауд Кикер же тем временем выполнила аккуратную полубочку, завершив тем самым (весьма мастерски) «разворот Иммельмэйна».

Скуталу едва успела спохватиться, что и сама уже у самой границы. Пересеки её — и игра окончена, и всё это на глазах у её старшей сестры и кумира всей жизни. Стыд, позор, катастрофа!

Ну уж нет, только не сегодня.

Развернув крылья для резкого набора высоты, она вложила в них все оставшиеся силы. И тут же горизонт ушёл куда-то вниз, перед глазами мелькнули облака, опять облака, ещё облака, кусочек неба, тусклое зимнее солнце, и горизонт снова появился, правда, был он теперь сверху.

— Ого, всё вверх тормашками, — буркнула она под нос и тут же поняла, что при таких раскладах долго в воздухе не продержится. Крылья всё ещё тянули её «вверх», что было совсем некстати, потому что «верх» теперь был внизу… а ещё в том самом низу была земля, такая твёрдая-твёрдая земля, и приближалась она очень уж быстро.

— ЧЕРЕЗ КРЫЛО! ВБОК ЧЕРЕЗ КРЫЛО, МЕЛКАЯ! — крикнула Рэйнбоу, с ужасом наблюдая, как её ученица стремительно теряет высоту. Вытянув передние ноги, чтобы перехватить в воздухе падающую пони, Рэйнбоу рванула ей наперерез. Уже на подлёте она заметила, как страх в глазах Скуталу сменился нерушимой решительностью.

Скут вытянула одно крыло, сделала полуоборот, поджала ноги и расправила крылья, глиссированием пытаясь погасить падение.

Лишь в нескольких копытах от земли ей удалось выровняться и перейти из пике в горизонтальный полёт над заснеженным полем, оставляя за собой вихрь потревоженных снежинок.

Используя набранную (пусть и не специально) при падения скорость, Скуталу оторвалась от поля и мчавшейся за ней следом Рэйнбоу Дэш и взмыла вверх. Сделав несколько кругов, чтобы погасить скорость, вокруг застывших в лёгком изумлении Блоссомфорт и Клауд Кикер, она таки коснулась копытом метки своей цели.

— Попалась! — радостно воскликнула она.

Блоссомфорт тут же расхохоталась; что же до её подруги, та тупо уставилась на копыто пегасочки, прижатое к её бедру.

— Не, ну правда, Кикер, — выдавила Блоссом утирая слёзы (то ли смеха, то ли облегчения, а может быть и того и другого), — попалась. Тут уж не поспоришь.

А тут и Рэйнбоу подоспела, на мордочке её отчётливо читалась тревога вперемешку с гордостью. Завидев приближение своей наставницы, Скуталу поспешила к ней.

И пускай злые языки говорят, что ну невозможно в воздухе прыгать от радости, юная пегасочка сегодня явно намеревалась доказать, что невозможное возможно.

— Ну как тебе, Рэйнбоу Дэш? — выпалила кобылка как ни в чём не бывало. — Видала, как я её? А манёвр этот, просто загляденье! Самая лучшая тренировка в жизни!

— Да, мелкая, ты молодец. — Дэш похлопала её по голове; среди людей такой жест сочли бы скорее снисходительным, но язык тела пони предполагает более тесные телесные контакты, а потому этот жест считается ободрительно-поздравительным. — Красиво выход получился. Тебе бы ещё над петлями и бочками поработать, а в остальном всё просто здорово.

Скуталу чуть не вспыхнула от гордости, и надо сказать, что гордость эта была по праву заслуженной.

Блоссомфорт игриво подбоченилась.

— А как же мы, шеф? — спросила она, обиженно выпятив нижнюю губу. Комичности ситуации добавлял тот факт, что из всех троих присутствующих «погодников» она была, пожалуй, самой серьёзной.

— Ага, вы тоже молодцом, — хохотнула Рэйнбоу. — Навигатор из тебя получился что надо, Блосс. А как ты от того облака спружинила. Просто умом поехать. Давненько я не видала, чтобы пегас сумел вот так вот на полном ходу уплотнить облако.

— Ага, вот если бы ещё оно в меня не прилетело, было бы совсем здорово, — вставила Клауд Кикер. — Уж и не знаю, чему это научило юную Скуталу.

— И я не знаю, — согласилась Рэйнбоу, — давай её спросим.

Рэйнбоу обернулась к Скут, которая всё ещё радостно скакала.

— Эй, мелкая, — спросила она, — какой ты для себя вывод сделала, когда Блосс заехала Клауди облаком?

Скуталу погрузилась в раздумья, театрально потирая подбородок копытом и с прищуром глядя на своих старших товарок.

— Наверное, что Клауд Кикер не стоило засовывать своей подружке снежок под хвост, пока никто не видел? — предположила пегасочка.

Услышав, что их маленькая шалость оказалась не такой уж и незамеченной, белая пегасочка налилась краской, щёки её теперь были под стать розовым прядям в её гриве. Рэйнбоу и Клауд Кикер покатились со смеху, и от того, как зарделась Блоссомфорт, и от того, как Скуталу преподнесла им весть о том, что наши влюблённые голубки не такие уж и скрытные, как им того хотелось бы.

— Ладно, — сказала Рэйнбоу с трудом сдерживая очередной приступ смеха, — ну, а кроме этого?

Скут снова призадумалась, непроизвольно высунув кончик языка. Эту вполне себе человеческую привычку она подхватила от Леро. Рэйнбоу, кстати, считала, что у них обоих это выходит чертовски мило.

— Если хочешь выиграть, нужно уметь использовать то, что есть под копытом?

— В яблочко. — Рэйнбоу снова потрепала гриву Скут. — Если хочешь быть лучше всех, нужно уметь соображать быстрее всех, малыш.

Все четверо плавно опустились на землю, где на нижней ветке дерева их дожидались шарфы и седельные сумки. Рэйнбоу показала копытом в сторону Блоссомфорт, которая старалась (безуспешно, конечно же) выглядеть спокойной и сосредоточенной.

— Ты бы присмотрела за ней, Кикер. Похоже, она на твоё место метит.

Клауд Кикер возмущённо фыркнула.

— На место твоего заместителя? — Блоссом выпятила грудь и расправила крылья. — Не, ты всё не так поняла. Я на твоё место мечу, шеф. Сколько лет я тебе уже твержу, однажды на двери твоего кабинета будет табличка с моим именем.

— Ага, щас, — усмехнулась Рэйнбоу и замахала крыльями в сторону Блоссом, как бы отбиваясь от её нападок.

Такие вот дружеские перепалки в последнее время случались довольно часто. Своим упорным трудом Блоссом явно давала понять, что собирается возглавить погодную бригаду, и пусть Рэйнбоу не признавала этого в открытую, она всё же полагала, что когда Вондерболты наконец примут её в свои ряды, именно эта кобылка займёт её место.

А раз уж должность считай у неё в кармане, так чего бы и не подразнить её... пока.

— Ты б для начала над техникой поработала, подруга. А то ведь тебя и черепашка моя обгонит на раз-два.

Все четверо на секундочку испуганно замерли, ожидая что сейчас с откуда-то с небес неминуемо раздастся «НУ, СЛОНОВАЯ ЖЕ ЧЕРЕПАХА», и даже немного расстроились, когда этого так и не случилось.

— Ладно, девчата, надеюсь, вы закончили топорщить перья, потому что нам с Блосс пора. — Кикер прижалась к своей подруге. — Ко мне сегодня мама приезжает, надо будет встретить её на вокзале. Опять будет пилить, дескать, «пора бы нам уже найти себе хорошего жеребца и наделать ей кучу маленьких внучат». Кошмар. Чес-слово, у меня уже от неё голова раскалывается.

Пока Кикер жаловалась на свою мать, взгляды Рэйнбоу и Блоссомфорт на секунду пересеклись, два взгляда, которые говорили лучше всяких слов. Всякий разговор о матерях (или об их отсутствии) был для них больной темой.

— Кикер, завязывай, — вздохнула Блоссом, — уж лучше такая мать, чем совсем никакой.

— Да? Нравится — забирай, — гневно вскинула копытца Кикер. — Она тебя и так, считай, удочерила.

— И то верно, — согласилась Блоссом, но как-то не уверенно, будто ещё не решила для себя, к добру это или нет. — Ладно, девчата, пойдём мы уже. Боюсь, что если мы хоть на секунду опоздаем, Гасти сосватает нас первому встречному бедолаге. В прошлый раз она так обработала Тандерлейна, что он до сих пор нам этого простить не может.

И, словно в подтверждение их слов, со стороны вокзала донёсся гудок поезда. В прозрачном зимнем воздухе он прозвучал так громко, что любой пони, не только пегас, услышал бы его и в другом конце города.

— А вот и поезд, надо срочно забрать маму, пока она не начала приставать к прохожим жеребцам. — Клауд Кикер подхватила крыльями два шарфа, один она повязала вокруг шеи, другой же передала подруге.

— Давайте уже, и спасибо, что согласились помочь. — Рэйнбоу помогла Кикер одеть сумку. — И это, держите вашу мамашу подальше от Леро. У него и так уже три кобылки, вас двоих ему только не хватало.

— Ну-у, я даже не знаю. — На какое-то мгновение на мордочке Кикер промелькнуло то самое выражение, которое обычно означало, что она погрузилась в воспоминания о днях, предшествовавших их с Блоссом встрече. — Видала я его пару раз прошлым летом в «Пловцовском Клубе» в обтягивающих шортиках. Он, конечно, человек, но попка у него просто загляденье.

Она не видела, как позади неё Блоссомфорт закатила глаза.

— Кстати, о тренировках, — пока Рэйнбоу соображала, всерьёз ли говорила Кикер, Блоссомфорт попыталась сменить тему разговора, — Скуталу, мы могли бы заняться скайболом весной. Я хорошо играю. Не зря же в детском доме меня прозвали «Гроза Небес».

— Правда? — Скуталу едва не задохнулась от радости. — Здорово! Рэйнбоу Дэш, можно? Ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

— Да, сколько хочешь, мелкая, — кивнула Рэйнбоу. — Ты только у мамы спроси. Главное, чтоб она была не против, а за меня не беспокойся. Я и сама сыграть не прочь, можем выступать в одной команде. Флиттер и Штормоход тоже вроде бы играют, и Дёрпи, ну, до того как… ну, ты знаешь.

— Вот здорово-то! — Вверх-вниз, вверх-вниз, прям как мячик. И откуда у неё только силы берутся? — Спасибо-спасибо-спасибо!

Блоссомфорт и Клауд Кикер ещё раз проверили шарфы и сумки, а затем откланялись и зашагали в сторону города. Едва лишь парочка скрылась за деревьями, Рэйнбоу вынула из своей сумки по кексику и по энергетику для себя и для своей прилежной (и прыгучей) ученицы.

Ну, с энергетиком и так всё понятно, а вот кексики были всего лишь дополнительным источником углеводов, а значит — энергии. И не надо вот этих вот гнусных инсинуаций по поводу награды за хорошую работу.

Ничего подобного.

И вовсе не было на них побольше глазури и шоколадной стружки.

Они уселись на брёвнышко и принялись уплетать кексики. Рэйнбоу потянулась, чтобы смахнуть крошки (да не было там никаких крошек) с мордочки Скут, а затем указала в сторону домика Флаттершай.

— Скоро Флатти подтянется. Будем тренировать тебя в маневрировании на низких скоростях. Медленнее неё никто не летает. Даже я, мне на это просто терпения никакого не хватает.

— Ну и зачем тогда эти тренировки? — вздохнула Скуталу. Ей определённо не нравилось летать медленно, и в этом, как и во многом другом они были похожи с её наставницей. Да, Скуталу немного отставала от сверстников, но она явно намеревалась однажды догнать и обогнать их всех.

— Затем, что летать медленно и внимательно так же важно, как и летать быстро и эффектно… эй, ты чего смеёшься? — Рэйнбоу ласково тюкнула хохочущую кобылку в носик. — Если хочешь однажды стать такой же потрясной, как я, придётся многому научиться, даже тому, что может не понравится. Ты только вспомни, сколько мне пришлось тренироваться для вступительных экзаменов в Вондерболты. В прошлый раз они сказали что у меня почти получилось. Так что, придётся мне ещё поработать над тем, что мне особо и не нравится, зато этой весной я наверняка поступлю.

Рэйнбоу прекрасно помнила прошлые свои вступительные экзамены. Когда она уже собиралась в обратный путь, к ней подошёл Рапидфайр, младший брат Спитфайр, и сказал, что ему понравилось её выступление.

То есть, самый что ни на есть настоящий Вондерболт… сам отыскал её… чтобы сказать, что ему понравилось!

И это не считая того, что он был самым прекрасным из жеребцов, что ей довелось повстречать. Не будь она без пяти минут замужем, растаяла бы от одного его взгляда.

— Рапидфайр сказал, что если я доведу до ума полёт в группе и сдам всю ботанскую лабуду, то он лично напишет мне рекомендацию. Придётся поднапрячься. Быть потрясной уже не достаточно, пора стать совершенной. Если Рапидфайр замолвит за меня словечко перед своей сестрой — гореть мне в Тартаре, коли подведу его.

Рэйнбоу очень серьёзно отнеслась тогда к его словам, и теперь тренировалась с завидным постоянством. Минимум дважды в неделю она утаскивала Тандерлейна и Клаудчейзер на ферму «Сладкое Яблочко», где они снова и снова отрабатывали программу совместных полётов.

Ещё год назад Рэйнбоу ни за что не согласилась бы тренироваться с кем-нибудь, а уж тем более — с кем-нибудь, кто смог бы потом потягаться с ней за место в Вондерболтах. Но это тогда, теперь же, после бесчисленных часов тренировок, они стали другими. Они подбодряли и поддерживали друг друга, с каждым днём они все вместе становились чуточку лучше. Теперь у них было больше шансов поступить в академию.

— Как говорится, терпение и труд всё перетрут… это как раз про меня. — Рэйнбоу погладила Скут за ушком; надо сказать, что юной кобылке это до безумия нравилось, хотя, как и её старшая подруга, она ни за что в этом не созналась бы. — И про тебя тоже, мелкая. Просто диву даюсь, как ты подтянулась всего за год, с того случая на водопадах. Стала почти как я в твои годы.

— Почти? — Скут обиженно выпятила губу, совсем как Блоссомфорт несколько минут назад.

— Ага, почти, — хохотнула Рэйнбоу и похлопала кобылку по плечу. — Вот выполнишь Радужный Удар и будешь совсем как я. Но, поскольку только мне и ещё одной пони, которой, чисто технически, тоже была я, в общем, поскольку только мне и другой мне удалось это за последние два столетия, тебе придётся очень постараться, чтобы превзойти старушку Рэйнбоу Дэш.

Она расправила крылья и, вскочив с бревна, приняла боевую стойку.

— Причём во второй раз я выполнила его с Рэрити и тремя вырубленными Вондерболтами в нагрузку! Сделаешь лучше, и я лично короную тебя, «Леди Скуталу, Принцесса Радужных Ударов».

Под хихиканье подруги Рэйнбоу разыграла маленькую немую сценку с коронацией и послеобеденным чаепитием.

— У меня получится, вот увидишь. — Скут тоже спрыгнула с бревна. — И получится ничуть не хуже. — Размахивая крыльями, она принялась нарезать вокруг старшей сестры круги. Вскоре в снегу уже была видна вполне себе отчётливая колея. — И я тоже стану Вондерболтом, а ты будешь моим капитаном, и вместе мы будем просто улётными.

— Точно, мелкая, так всё и будет. — Рэйнбоу подхватила передними ногами пробегающую мимо кобылку и подкинула её в воздух, откуда та плавно спланировала на землю. — Только я тебя умоляю, даже не пытайся сделать Двойной Радужный Удар. Мы до сих пор не разобрались, какого сена приключилось в прошлый раз. Даже когда Твайлайт привела время и пространство в порядок, городок выглядел паршивенько. Слава бороде Селестии, ничего из того, что я сломала, не осталось сломанным.

Рэйнбоу крутанулась на месте, явно что-то высматривая, как будто это что-то собиралось к ней подкрасться незамеченным.

— И мы до сих пор не можем найти ту голубую хреновину, что Пинки притащила с собой.

Убедившись, что ни… что, чем бы оно ни было, не крадётся в её сторону, Рэйнбоу обернулась к своей ученице.

— Ты просто поверь в себя, малыш. А если не сможешь поверить в себя — поверь в меня и в своих друзей, потому что мы в тебя верим. И если что-то не получается… — лазурная пегасочка пожала плечами, — ну что ж, бывает. Просто попытайся ещё раз, и ещё раз, и ещё, пока у тебя наконец не получится.

Рэйнбоу повернулась и указала копытом в сторону города, а конкретнее — в сторону школы.

— Помнишь тех забияк, что вечно дразнили тебя, говорили, что ты никогда не сможешь летать, ну и что в итоге? А ещё они говорили, что ты никогда не получишь свою метку, ну и как она тебе?

Скут вытянула шею и взглянула на свою метку — кольцо, сотканное из пламени, рассечённое золотой молнией. Она получила её всего пару месяцев назад, и с тех пор просто ни налюбоваться на неё не могла, ни нарадоваться.

Эпплблум была первой из их троицы, кто получил метку. Когда это случилось, Скуталу и Свити Бэлль уж было решили, что дни Метконосцев сочтены и вскоре их земная подруга покинет их.

Однако, на следующий день Эпплблум заявилась в штаб ни свет ни заря, готовая к новым приключениям в их нескончаемом крестовом походе. В тот день они поклялись, что что бы ни случилось, обретут они метки или нет, они навсегда останутся Метконосцами.

— Она просто супер. — Скуталу провела копытцем по метке, словно хотела убедиться, что это не наваждение, словно, часть её до сих пор не верила, что теперь у неё есть её собственная, самая что ни на есть настоящая метка. — Но я же не сама её получила. Леро помогал. Если бы не он, её могло бы и не быть.

— Да, он помогал, но заслужила её ты. — Рэйнбоу ткнула в метку Скут, иллюстрируя свои слова. — Он и Блум помог, и Свити. Вот такой он клёвый парень.

— Ой, а может быть, это его особый дар, помогать пони получать метки? — Скут снова принялась скакать, да с таким энтузиазмом, что всякий раз подпрыгивая она пролетала над головой Рэйнбоу и приземлялась с другой стороны. — Может быть, у него нет метки, потому что у него должны быть ВСЕ метки, а для всех на нём просто не хватит места!

Рэйнбоу рассмеялась — нет, не потому что мысль Скуталу показалась ей слишком глупой или наивной, а потому, что было бы просто здорово, будь это и в самом деле так.

— Ага, может и так, мелкая. О, кстати, Леро просил узнать, не заглянешь ли ты с мамой к нам в субботу? Он собирался научить Твай готовить «пасту карбонара» с твоими любимыми креветками.

Скуталу аж в копытца хлопнула, стоило ей услышать, что готовить будет Леро. Он знал, что дома ей не часто доводится видеть морепродукты на столе, а потому всегда старался приготовить что-нибудь эдакое для своей юной подруги.

— Здорово, я спрошу у мамы, — радостно ответила пегасочка. — Правда, она в последнее время не часто нос из дому кажет, снег, мороз и всё такое.

Основу населения Понивиля составляли земные пони, однако в последнее время стало увеличиваться количество единорогов и пегасов. Квикфикс, мама Скуталу, была одной из тех «приземлённых» пегасов. Она переехала сюда с дочерью всего три года назад и сразу же устроилась местным механиком

Правда, она сразу же стала и завсегдатаем заведения Берри Пунш.

— Так… как мамка-то? — Ну да, да, чувство такта, не было сильной стороной Рэйнбоу. — Всё ещё… ну, пьёт, да?

— Ага. Но всё не так плохо, как она думает. — Скут пнула снег копытцем, запустив ворох снежинок в на удивление долгий полёт. — Да, бывают и тяжёлые дни, но бывают и попроще. И то, что ты работаешь со мной, наверное, тоже ей на пользу. Сама она полёты терпеть не может. Она, конечно, это скрывает, но это ж и ежу понятно. Даже когда ей всего-то и нужно два раза крыльями махнуть, она всё равно пойдёт пешком.

— Ну дак, с ней всё путём? — Да, сочувственные речи тоже не были сильной стороной Рэйнбоу, но попробовать-то стоило. — Может, мне поговорить с ней или типа того? Может, ей чего не хватает?

— Да не, всё нормально… — Скут отвернулась, не в силах взглянуть в глаза наставнице. — Нет. Всё плохо. С тех пор как папы не стало, она словно сама не своя. Она и видеть не хочет своего табуна, а как мы сюда переехали, так и мне стало с ними не свидеться. Наверное, думает, что она им противна.

Скут хмыкнула, снова пнула снег и наконец взглянула в глаза Рэйнбоу. И в глазах этих было столько боли, столько невзгод, что пришлось пережить, столько всего, чего уже нельзя было исправить. В этот самый момент Рэйнбоу только и осталось, что обнять пегасочку покрепче.

Что она и сделала.

— Она так мною гордится, тем, что я так скоро научилась летать, — всхлипнула юная пегасочка откуда-то из под крепко обнявших её лазурных крыльев. Крыльев, пусть и на мгновение, но заслонивших её от жестокой реальности. — Она просто… она просто сама летать не хочет. Не знаю, наверное, это напоминает ей о папе.

Несколько месяцев назад Скуталу показала Рэйнбоу фотографию своего почившего родителя. Правда, для этого пришлось тайком утащить её из дому, пока мать не видела.

Кэннобол, так его звали, тем ещё жеребцом был. Высокий, стройный пегас, ни грамма лишнего веса. Взглянешь на него и сразу видно, что и крылья ему не нужны, чтобы обогнать быстрейших из клаудсдейловских летунов.

Леро едва увидев его фотографию, его подтянутую фигуру, ярко-жёлтую шёрстку и серебряную гриву, тут же окрестил его «Стритрэйсером с крыльями». Рэйнбоу, конечно, не то что бы поняла его, но всё же согласилась.

Он давно уже служил в пограничных войсках. Несколько лет назад они совершали облёт в районе Ниигарского водопада, и тогда-то на них и налетел внезапный ураган.

Его напарник заметил кобылку с жеребёнком, застигнутых врасплох внезапно поднявшейся рекой. Когда же они попытались спасти незадачливую парочку, разлившаяся река накрыла их огромной волной мешанины из выкорчеванных с корнем деревьев.

Да, кобылка и жеребёнок выжили, пусть и напуганные, пусть и израненные. Карьера его напарника была оборвана обломком дерева, попавшим в глаз. А вот самому Кэннонболу пришлось расстаться с жизнью.

Едва его табун узнал об этом, Квикфикс спаковала вещички, прихватила дочурку и вскоре уже была в Понивиле. И, как это обычно бывает в таких маленьких городках, история её тут же обросла слухами и (более чем неправдоподобными) подробностями.

Самым популярным из бытовавших мнений было то, что старшая кобылица их табуна недолюбливала Квикфикс и её дочь. Были, конечно, и предположения, что второй жеребец её табуна имел слишком уж очевидные виды на них обеих, потому и бежали они под покровом ночи. Так или иначе, с тех самых пор, как она поселилась в Понивиле, Квикфикс можно было застать или в её мастерской, или в заведении «Добрые Времена», принадлежавшем Берри Пунш, или же в баре Фрости Маг.

Рэйнбоу крепко обняла юную пегасочку крыльями и (далеко уже не в первый раз) подумала, что она может и должна сделать для неё что-то большее, что надо что-то сказать, что-то сделать, хоть как-то помочь ей.

— Малыш, это, конечно, мелочь, но, думаю, тебе понравится. — Она разжала объятия и поманила пегасочку к своей сумке.

Покуда одним копытцем она рылась в сумке, другим она похлопала по бревну.

— Вот, держи.

С этими словами она извлекла из сумки лётные очки. Они были, конечно, далеко не новыми, но сохранились хорошо, сразу видно, что прежняя хозяйка очень тщательно за ними ухаживала. Тесьма была начищенной до блеска, окуляры — прозрачны и без единой царапинки, а золотая оправа выглядела так, будто эти очки всю жизнь провели в музее. Были, конечно, на ней и заусенки и пятна, но всё же.

Скуталу робко протянула копытце и взяла очки. Нечасто ей доводилось принимать подарки, неудивительно, что она так переживала. Она покрутила очки в копытах, посмотрела в линзы на просвет.

— Лира подарила мне новые на день рождения, моделька поновее и всё такое. — Рэйнбоу указала на свои очки. И не будь они явно новее, тех, что держала в копытах её «младшая сестра», их легко можно было бы спутать. — Наверное, решила, что твои тебе вскоре станут малы. Как сейчас помню, я их с первой своей зарплаты в Понивиле купила, — усмехнулась Рэйнбоу. — Ох уж и потратилась я тогда. Да и ладно, долгие годы они служили мне верой и правдой. А теперь я хочу, чтобы они послужили и тебе.

— Я… ух, спасибо. — Скуталу крутанула очки в копытах, в тусклом свете зимнего солнца сверкнуло клеймо мастера. — Ого. — пробормотала она. — Карт-Цейз. Те ещё очочки.

Скут просто глазам своим не верила. Карт-Цейз — самые лучшие лётные очки во всей Эквестрии. Она взглянула на свою наставницу, и во взгляде её была толика недоумения.

— Сколько ж вам платят в погодной бригаде? — Таким вот незамысловатым образом она дала понять Рэйнбоу, что и жеребёнок вроде неё понимает, сколько стоят такие очки. — И как бы мне туда попасть?

Рэйнбоу усмехнулась; что-то уж частенько она это делала в присутствии своей «младшей сестры».

— А ты их срази наповал своей офигенностью, мелкая. Я вот так и затесалась. Едва они увидели, какая я офигенная «погодница», тут же забросали меня деньжищами.

Не сказать, чтобы это было чистейшей правдой. Рэйнбоу ради этих очков в такие долги влезла, что пару месяцев ей пришлось жить впроголодь. Ей просто нужно было доказать самой себе, что не всю жизнь будет она «погодницей», что однажды она станет Вондерболтом. «Деньги нужно вкладывать в то, во что ты веришь», говаривал её папаша. И если бы не Флаттершай, постоянно притаскивающая ей «объедки» со своего стола, Рэйнбоу, пожалуй, померла бы с голода.

Скут сняла свои старые (и уже начавшие натирать) очки и примерила новые. Да, они были ей слегка великоваты, но улыбка на её мордочке не стала от того менее радостной.

— Ничего, подрастёшь ещё. — Рэйнбоу взъерошила гриву Скуталу. — Ты, главное, присматривай за ними, а они присмотрят за тобой.

— Конечно, сестрёнка. — Скуталу прижалась щекой к копытцу подруги. — Вот увидишь, ты ещё будешь гордиться мною.

— Конечно буду. — Рэйнбоу игриво ткнула копытцем в носик пегасочки. — При такой-то старшей сестре, какие ещё могут быть варианты?

Если уж чему Рэйнбоу и научилась за год тесного общения с оранжевой кобылкой, так это тому, что старшей сестрой быть круто.

— Давай, малая, посмотрим на что ты способна, пока Флаттершай нет.

---

Где-то через полчаса, проведённых за отработкой экстренного торможения (а это очень важно, если не хочешь вписаться в библиотеку… в смысле, в дерево, ну конечно же, в дерево), радужногривая сорвиголова заметила своего жеребца, пробирающегося к ним через заснеженные поля.

На нём было оливкового цвета кашемировое пальто и рукавички в цвет — их пошила Рэрити, едва услышав, что предстоящая зима будет холодной. На голове его была мятно-зелёная вязаная шапочка, что смастерила для него Лира (да, со специальным «пальчиком» для рога), а на ногах плотные синие джинсы, заткнутые в утеплённые ботинки.

— Смотри, Леро. — Рэйнбоу махнула копытом в сторону земли, пытаясь привлечь внимание своей ученицы. Сложив копытца рупором, она прокричала:

— Эй, крепыш! — голос её разнёсся эхом по заснеженному саду, такого человек не заметить уж точно не мог. Пегасы, они такие, они, если нужно, и за триста метров могут до тебя докричаться.

Леро подошёл ближе и тоже сложил руки рупором.

— Девчата, — прокричал он, — а вы не могли бы спуститься, разговор есть.

Обе пегасочки тут же опустились на землю, снег скрипнул под их копытами. К слову сказать, у Скут вышла на удивление гладкая посадка, она последовательно коснулась задними, а затем — передними копытцами земли. Очень уж статный был у её подруги жеребец, и ей совсем не хотелось перед ним опростоволоситься.

Человек снял рукавицы и растолкал их по карманам, а затем опустился на колено и положил руку на плечо Скут. Только теперь Рэйнбоу заметила, что он чем-то очень сильно опечален. Напряжённые скулы, морщинки вокруг глаз, что-то явно было не так, но он это тщательно скрывал.

— Скут, у меня плохие вести. Я, ну, я только из мэрии. Мисс Мэр попросила разыскать тебя… на вокзале случилось несчастье, — сказал Леро, голос его был спокойным, взгляд его не отрывался от глаз юной пегасочки. Он завладел её вниманием целиком и полностью, и теперь, как показалось Рэйнбоу, ему оставалось лишь перебороть себя и сказать то, что должно.

— Скут, это касается твоей мамы.

Леро глубоко вдохнул; похоже, он наконец решился не ходить вокруг да около, а высказать всё как есть.

— Малыш, мне очень жаль, но боюсь, что твоей мамы больше нет.

Рэйнбоу была готова поклясться, что в звенящей тишине морозного полудня она услышала, как рассыпается на части мир вокруг её юной подруги.

Оригинал опубликован 28 июня 2013

Настал тот день

Гостевая глава от PhucknuckL

«Today’s the day»
— Aimee Mann — Today’s The Day

---

Впервые за многие годы проснулась она не с бодуна. И похоже, не стоило прошлым вечером так волноваться, что принцесса Луна разглядит в царстве грёз её замысел.

Она отдёрнула занавеску и уставилась на Понивиль, укрытый свежевыпавшим снегом. Небо было бледно-серым, да и остальной видок ему подстать — обычно яркие цвета теперь сокрыло монотонным белым покрывалом — но и это уже не могло омрачить её настроения. Она отвернулась от окна и окинула взглядом маленькую спальню.

«Ты только посмотри на этот бардак.»

Она тихонько прорысила к двери и вышла из комнаты в поисках всего нужного для уборки. Искать пришлось гораздо дольше, чем она ожидала. Потому, хотя бы, что она не имела ни малейшего понятия, где, например, в её доме хранится швабра.

«Хм. Это как же давно я здесь не убиралась?»

Она уже собиралась разбудить дочку, чтобы спросить, не знает ли та, куда же задевалась вся домашняя утварь, как вдруг нашла всё и сразу в кухонном буфете. Собрав всё в охапку, она вдруг осознала, что продуктов-то в буфете практически и не осталось.

«Странно, я же вроде бы больше на зиму закупала?»

Она попыталась вспомнить, что же именно запасла на зиму, чтобы прокормить семью, но воспоминаниям не удалось пробиться через хмельной туман, плотно окутавший её прошлое.

«Так, ладно, не всё сразу», — подумала она, и решила для начала прибраться в доме, в котором жила вместе с дочерью. Всячески стараясь не разбудить всё ещё спящую кобылку, она для начала выгребла все бутылки, в которых плескалось когда-то самое дешёвое и самое крепкое винище из того, что продавала Берри Пунш. Оно ей никогда особо и не нравилось, но всё же помогало заглушить горечь в душе… или хотя бы избавиться от горечи слёз.

Очистив дом от стеклотары, она как следует всё отмыла, оттёрла и отполировала. И вот уже она стоит и смотрит на сверкающее чистотой жилище; пожалуй, таким чистым оно не было с тех пор, как они въехали сюда лет пять назад.

— Мам, а не рановато для весенней уборки? — раздался сонный голос за спиной порядком уставшей пони. Вопрос прозвучал настолько внезапно, что на секунду она испуганно замерла, а затем, придя в себя, обернулась к жеребёнку.

— О-ой… прости, я тебя разбудила? Давай я… м-м… завтрак тебе приготовлю?

Маленькое копытце, что мгновение назад потирало сонную мордочку, вдруг застыло и медленно опустилось на пол.

— Чего? — пискнула кобылка.

— Приготовить тебе завтрак?

Удивление отразилось на мордашке юной пони, чей всё ещё не проснувшийся до конца разум пытался найти ответ на вопрос, который она никогда прежде не слышала из уст матери.

— Ну… да, наверное, — ответила кобылка и проскакала мимо матери на кухню. Она обошла обеденный стол, сняла с разделочного стола один из «не пары» стульев — там они оказались в результате внезапного приступа чистоплотности, охватившего её мать с утра пораньше — и осторожно поставила его на сверкающий чистотой пол. Она ещё только устраивалась поудобнее за столом, а мама уже вовсю рысила взад-назад за её спиной.

— Мам, что случилось? — не оборачиваясь спросила кобылка.

Мама поморщилась, а затем всё же призналась:

— Я… я не знаю, что тебе нравится, — ответила она, в третий раз заглядывая в холодильник.

— Да не заморачивайся, поджарь гренок, — сказала кобылка, прекрасно понимая, что большего мать просто не в силах ей предложить.

Пони закрыла дверцу холодильника и достала из морозилки буханку хлеба. Отрезала два ломтика и, сложив их «домиком», оставила размораживаться, а остатки убрала обратно. Зажгла плиту, взяла другой стул и села за столом напротив дочери. С другой стороны на неё смотрела пара огромных фиолетовых глаз.

— Мам, ну правда, что случилось? Ты что, уже приняла с утра, что ли?

— НЕТ, — отрезала она. — Я два дня уже в завязке.

От такого резкого ответа, который, в сущности, и ответом-то не был, юная кобылка недовольно поморщилась.

Не в силах более глядеть в глаза, в которых явственно читалось неверие и всё тот же вопрос, старшая пони понурила голову. В воздухе повисло было неловкое молчание, но наконец она ответила:

— Я хочу сегодня кое с кем увидеться.

— С кем?

— С кем-то, кого я давно не видела.

— Ну с кем?

Мать улыбнулась и, наконец, подняла голову, и взглянула дочери в глаза.

— С тем, с кем я была счастлива.

— Я его знаю?

— Да.

— Можно мне с тобой?

— Не сейчас, моя маленькая пони. Ты обязательно с ним увидишься, вот только не сегодня.

— Ну и кто же это? — взмолилась заинтригованная до невозможности кобылка. Но её мать лишь склонила голову в молчании.

— ДА… Какая же ты трудная! — кобылка выскочила из-за стола и рванула в прихожую. Наспех нацепив шарфик и шапочку, она крутанулась крупом к входной двери, от души лягнула её и выскочила на снег. Упёршись в дверь задним копытцем, она выкрикнула: — ПОЙДУ К РЭЙ… — остаток фразы утонул в грохоте захлопнувшейся двери.

Несколько долгих минут в доме царила полнейшая тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем часов.

— Ты забыла завтрак, — вымолвила наконец пони, окинув невидящим взглядом опустевшую кухню. Одинокая слезинка скатилась по её щеке и упала на стол.

Она смотрела на эту слезинку, пока та не высохла. И лишь тогда она встала, выключила плиту и задвинула стул дочери под стол. Порывшись по шкафчикам, она нашла немного писчей бумаги и чернильницу. Вернулась за стол и принялась писать письмо.

---

В отчаянии скомкав уже пятый клочок бумаги и выбросив его в корзину, пони обречённо уставилась на последний оставшийся листок. Ей очень хотелось надеяться, что уж на этот раз вдохновение придёт к ней.

И вновь тишину нарушало лишь тиканье часов. На них-то она и взглянула. Времени почти не осталось. Ещё чуть-чуть и она опоздает.

Она написала всего одну строчку, затем сложила листок пополам и убрала его в конверт.

Ухватив письмо зубами, она смахнула хвостом два ломтика хлеба в мусорную корзину и потрусила к двери. Вышла на улицу, замерла на мгновение, вдохнула бодрящий морозцем воздух и закрыла за собою дверь.

— Она справится, она уже взрослая… уже подросток… у неё есть друзья, — прошептала она на прощание опустевшему дому.

---

Леро занёс топор над головой и с силой обрушил его, а затем снова, и снова. Мышцы уже жгло огнём, и спина болела, но от этого он чувствовал себя только лучше.

Твайлайт могла бы переколоть все дрова за считанные секунды, но Леро всё же настоял на своём: сказал, что ему нравится махать топором, нравится видеть, как полено разлетается на части. Что в мире цветных лошадок только это и может заставить его почувствовать себя настоящим мужиком.

И судя по выражениям мятно-зелёной и лавандовой мордашек, что смотрели на него из библиотеки, прильнув к покрытому изморозью окну, с каждым выдохом оставляя на стекле тающие пятнышки испарины, смотрелся он сейчас очень мужественно.

Он так уже разогрелся, что в пальто стало слишком жарко, поэтому он его снял. Тут же от спины его и плеч, теперь прикрытых одной только фланелевой рубашкой, повалил пар. Недолго думая, он повесил оливкового цвета пальто на ветку деревца, росшего неподалёку.

А затем подхватил очередное полено, поставил его на колоду и занёс топор. Взмах, и полено расщепилось надвое.

И тут же окно совсем запотело.

Наверное именно поэтому, а вовсе не потому, что обе единорожки стреляли глазками в сторону своего ненаглядного, ни одна из них не заметила, как к пальто подкралась ещё одна пони. Она незаметно подсунула в карман какой-то конверт и тут же ускакала прочь, стараясь сильно не шуметь, в чём ей очень даже помог свежевыпавший снег.

---

Уже почти у самой станции она перешла на галоп. Нет, она не может опоздать, она со вчерашнего дня только и твердила себе, что ни за что не опоздает. Её дыхание вырывалось облачками пара, растекавшегося по щекам.

---

Леро накинул пальто на плечи, собрал наколотые дрова и зашагал домой. Там он сложил их в поленницу возле камина, под всё такими же восторженными взглядами своих жён. Одно, правда, выпало-таки на прикаминный коврик из общей кучи, но человек тут же нагнулся и одним изящным движением забросил его в камин.

Его кобылки всё так же не сводили с него влюблённых взглядов. Леро вернулся в прихожую и повесил пальто на крючок; только тогда он заметил торчащий из кармана конверт. Он нахмурился, но конверт всё же достал. На лицевой стороне была пометка «для Леро / Рэйнбоу Дэш».

Дэш ещё утром улетела на неотложную тренировку со Скуталу, прихватив с собой пару пегасок из погодной бригады. Едва ли она скоро вернётся. Леро решил не ждать, он открыл конверт и извлёк письмо.

---

Она опоздает, поезд уже совсем рядом, ей ни за что не успеть.

Нет. Она просто не вправе опаздывать. Она обещала, что успеет.

Она решилась на то, чего не делала уже многие годы — расправила крылья и взмыла в воздух.

Она не опоздает, только не сегодня.

«Я лечу к тебе, любовь моя. Ведь я обещала, что не опоздаю.»

---

Прозрачный морозный полуденный воздух разрезал оглушительный визг тормозов поезда. К тому времени, как машинисты осознали, что происходит, было уже слишком поздно. Они пытались — видит Селестия, пытались! — но похоже, сегодня удача отвернулась от них.

---

На чистом листе было выведено четыре слова. Всего четыре слова:

Пожалуйста, позаботьтесь о ней.

Он перечитывал их снова, и снова, и снова, пока вдруг в дверь не постучали.

---

От Авторов:

PhucknuckL’s:

• Так, я не самый грамотный человек. Я и высшую школу-то окончил всего два года назад, и это при том, что мне уже тридцать семь.

• Я живу в глухомани на севере Австралии. Здесь у нас очень высокий уровень алкоголизма, да и самоубийства случаются чаще, чем в среднем по стране.

• Если кто-то из твоих знакомых вдруг выходит из затяжной депрессии и меняет образ жизни к лучшему — например, бросает пить, наводит дома порядок, раздаёт что-то из имущества нуждающимся — это тревожный звоночек. Скорее всего, это значит, что он принял решение уйти из жизни.

• Иногда даже складывается впечатление, что они действительно счастливы. Наверное, это по-своему счастье — знать, что скоро все твои проблемы закончатся раз и навсегда.

• Недавно (в 2013) я потерял хорошего друга только из-за того, что не смог вовремя разглядеть в нём этих перемен. Мне правда казалось, что у него наконец-то начала налаживаться жизнь.

• Если у кого-то из ваших знакомых вдруг появятся такие симптомы — поговорите с ними, просто на всякий случай. Объясните, что у них есть друзья, объясните, что это не выход.

• Простите, что вывалил на вас всё это, мне просто необходимо было выговориться.

Ваш друг, PhucknuckL

---

TQM:

PhucknuckL как-то прислал мне этот рассказ, попросил опубликовать его в Ваншотах. Я прочитал его, прочитал снова, и в третий раз… а потом написал ему ответное письмо с просьбой опубликовать его как гостевую главу. Стоило немного подшаманить, и вуаля.

И ещё: www.samaritans.org

Оригинал опубликован 9 сент 2013

Шагнёт за порог, и прощай

«Stepping outside she is free»
— The Beatles — She’s Leaving Home

---

Лето года 1209AC
Пролётная улица, малобюджетная парковка для облачных домов
Где-то на окраине Клаудсдейла

Отодвинув облачко, служившее ей кроватью, Рэйнбоу протиснула копыто в зазор между некогда пушистым предметом мебели и стеной. Она лихорадочно обшаривала сантиметр за сантиметром, искренне надеясь, что предмет её поисков всё ещё где-то там. Готовая уже сорваться в пропасть отчаяния, она вдруг коснулась копытом маленькой деревянной шкатулки. Пара резких движений, и шкатулка, выскочив из-за плоского облака, шлёпнулась на драный половичок у неё под ногами.

Она подняла шкатулку и погладила её копытом, ощутив замысловатую резьбу, покрывающую видавшие виды древесину. Затем отщёлкнула замочек и приподняла крышку. В тусклом предрассветном сиянии блеснуло инкрустированное золотом изображение солнца со множеством лучей.

Внутри, уложенные так же аккуратно, как и в прошлый раз, были все маховые перья, выпавшие с тех пор, как она прошла период созревания. Их было совсем немного, да ведь и ей было всего семнадцать, и они едва покрывали дно шкатулки. Но она всё равно их пересчитала, так, на всякий случай. Убедившись, что ни одно не потерялось и не повредилось, она закрыла шкатулку, защёлкнула замочек и убедилась, что тот случайно не откроется.

Шкатулка была очень старой — подарок от мамы Флаттершай, которая, в свою очередь, получила её от своей мамы, так что лет ей было уже, наверное, больше, чем им обеим вместе взятым — поэтому замочек имел дурную привычку открываться в самый неподходящий момент.

С тех пор, как Морнин Глори подарила ей эту шкатулку, Дэш всерьёз увлеклась идеей тщательного хранения всех выпавших перьев. Это была очень древняя традиция. Дэш даже не была до конца уверена, зачем это вообще нужно. Но почему-то мысль о том, что эти маленькие частички её, которые так легко могли затеряться, теперь надёжно сохранены, наполняла её чувством покоя и защищённости.

Одно, правда, она потеряла во время разразившейся в прошлом месяце бури. Она видела, как его унесло вдаль внезапным порывом ветра, но всё равно не смогла покинуть свой пост, не смогла позволить улизнуть грозовому облаку, которое с таким трудом сдерживала, а потому с пером пришлось распрощаться. Так жаль, что оно улетело. И порой у неё возникало… странное чувство, пробуждавшее мысли о том, что её перо где-то там, одно-одинёшенько. Но зато остальные остались с ней, и это было гораздо важнее.

Положив шкатулку в одну из своих старых перемётных сумок, убедившись, что та лежит на самом дне и точно никуда не денется, Рэйнбоу окинула взглядом комнату, раздумывая, чего ещё такого ей хотелось бы забрать с собой. Взгляд её скользил по комнате, напоминавшей скорее чулан: кровать, стол, платяной шкаф — всё старое и обтрёпанное. Осознав, как мало, оказывается, в её жизни дорогих как память вещей, она грустно вздохнула.

Выцветший плакат Вондерболтов, потрёпанный вымпел Клаудсдейла — ещё с тех времён, когда он так и не стал местом проведения Эквестрийских Игр — да сломанные часы высоко на стене. Единственная уцелевшая стрелка напомнила, что до рассвета осталось всего ничего, а вот сколько конкретно в минутах — ей узнать не судьба. Без десяти — она прекрасно понимала и без минутной стрелки. Она давно уже наловчилась определять время по одной только часовой.

Затолкав в сумки бумаги, среди которых были и письма на её имя, она схватила то единственное, что было ей по-настоящему дорого — пару старых, потёртых лётных очков, что забыла давным-давно одна из множества «подружек» отца. С краю одной из линз начала прорастать трещинка, а тесьму чинили уже столько раз, что от первоначальной почти ничего не осталось. Однако всё то время, что она, бросив лётную школу, подрабатывала в погодном бюро, очки прекрасно справлялись со своей задачей. Да, это не какое-нибудь там новьё от Оуктри или Карт-Цейз, но это её очки, и важно лишь то, что она привыкла к ним, и они никогда её не подводили.

Нацепив очки на лоб, она затянула тесьму на затылке, тихонько зашипев, когда холодный метал коснулся чувствительной точки над левой бровью. Ну, хотя бы синяк вокруг глаза не болел, как вчера: тогда боль была такая, что она вообще никак очки надеть не смогла бы. А впрочем, боль была к лучшему — она напомнила зачем она собирается и почему.

Закинув полупустые перемётные сумки на спину, она украдкой выбралась из комнаты в главную часть дома. Хотя домом это было назвать трудно, скорее, халупой о трёх комнатах. Он был старым… почти древним. Изначально это была вахтовка для рабочих, строивших облакоперерабатывающий завод неподалёку, потом его просто бросили здесь на Пролётной улице среди множества таких же временных сооружений. Случилось это давно, задолго до рождения Рэйнбоу. И сколько она себя помнила, этот дом только и делал что ветшал — подновлять его новому разгильдяю-владельцу даже в ум не приходило.

Рэйнбоу огляделась и попробовала представить, что бы увидела пони, войдя сюда впервые. Дыру, забодай меня Селестия, сраную дыру… неудивительно, что мама от него сбежала. Внешние стены были кое-как залатаны там, где облака стали разрежаться, а внутренние, где не обшарпались, там давно поросли грязью, полы пошли волнами и покрылись вмятинами от копыт, а прорех в потолке было не счесть.

Взгляд её остановился на окне кухоньки; Рэйнбоу вспомнилось, как она вывалилась из него, когда только училась летать. Много часов спустя её, безуспешно пытающуюся взлететь к ручке входной двери, нашла одна из временных кобылок отца. Как же её звали?

Фэнси… Фэнси… Фэнси Флайт её звали. Из всего множества отцовских «подружек», она была в числе тех немногих, с кем Рэйнбоу искренне не хотелось расставаться, одной из тех, кто по-настоящему заботился о ней. Вот если бы только… да нет, она ни за что не забрала бы её с собой.

Но если бы Фэнси Флайт осталась, а отец ушёл бы, жизнь могла бы сложиться гораздо лучше.

Словом, да… этот дом был ужасен. Построен абы как, ухожен вообще никак… даже прикидывать, насколько он далёк от идеала, было бы пустой тратой времени.

А вот Рэйнбоу, как только уберётся отсюда, построит себе дом гораздо круче. Да, у неё будет огромный дом… нет, не особняк, конечно, но что-то грандиозное, и как можно дальше от этой занюханной облакопарковки.

У неё будет свой собственный огромный кусок неба. Это будет просто потрясное гнёздышко: там будет больше спален, чем ей нужно, и все они будут просто огромны, и с просторными окнами, и чтоб обязательно в каждом был прекрасный вид... и у неё будет водопад, нет, радужный водопад, нет, два радужных водопада. Её дом будет просто эпичен, и она построит его сама, своими собственными копытами.

Ну да, она будет единственной, кто его увидит, но чтоб вас всех, раз уж ей суждено провести остаток жизни в одиночестве, так почему бы не скрасить его комфортом.

С дивана донёсся хриплый стон. Драную хреновину с повылазившими от старости нитками давным-давно притащили с какой-то помойки. Рэйнбоу уставилась на источник звука и тут же нахмурилась, от чего у неё снова заболела бровь, на которую вдруг надавила оправа очков.

Её… отец, если так можно сказать, перевернулся во сне, при этом из его объятий вывалилась бутылка из-под креплённого сидра и тут же присоединилась к полудюжине собратьев, валявшихся тут же на полу.

Он проснётся ещё не скоро, с такого-то перепою.

Рэйнбоу толкнула одну из бутылок так, чтобы та перекатилась этикеткой вверх. Ну, теперь он хотя бы не таким дешёвым пойлом травится. Как здорово, что её с таким трудом заработанные деньги не тратятся на всякую дешёвую дрянь.

Раскинув задние ноги, спящий жеребец потянулся, почесал яйца, а затем вяло уронил переднюю ногу с дивана. Громкий пердёж возвестил миру о том, что с тяжким трудом на ближайший час-другой покончено, а последовавший за этим храп вкратце поведал о его ближайших планах.

Ага, знакомьтесь… папаша собственной персоной — Шторм Фронт. Тунеядец, пройдоха, прежде рабочий на стройке, а ныне — жеребец сомнительной привлекательности.

Сомнительной привлекательности? Скорее, «драная дешёвка».

Отец? Едва ли… Какой уж из него отец. Если она и родилась по ошибке, как он не уставал повторять, тогда и он — всего лишь донор спермы, не больше. Да и донором он был хреновеньким: учитывая, как щедро он разбрасывался семенем направо и налево, у Рэйнбоу должно было быть куда больше братьев и сестёр, чем теперь. Не то чтобы ей этого хотелось… ей и имеющихся хватало выше крыши.

Нет, вот у Флаттершай настоящий отец. Ну почему Шторм Фронт не мог быть хоть чуточку похож на Шампань Супернова? Такого благородного и чуткого, вежливого и заботливого, терпеливого и умного… не в пример этому лёганому хвостогрызу.

Нет, папа Шай был настоящим трудягой. Пусть ему и досталось семейное богатство и три вполне способных прокормить семью кобылки, он всё равно не мог прожить и дня без работы. И мастером он был замечательным, и работу свою любил — вы бы видели, что он творил из облаков! Он столько времени провёл с Рэйнбоу, пусть она и не была его жеребёнком, обучая её работать с облаками, создавать потрясные радуги при помощи одних только копыт, управлять молнией с такой точностью, что она могла высечь ею своё имя в облаках.

И, да, признаем, что Рэйнбоу са-амую малость в него втрескалась... но, позвольте, она ведь уже взрослая кобылка? И пускай у взрослого привлекательного жеребца никогда ничего не сложилось бы с уродливой подружкой его дочери, это же ещё не повод отказываться от своих воздыханий?

А это что? Вот эта ленивая жопа, годная… да вообще ни на что не годная. Всё, чему он научил свою дочь — подтаскивать сидр из холодильника, и если ей очень «повезёт», и он окажется в плохом настроении — уворачиваться от пустых бутылок. А когда ей с трудом удалось пробиться на место стажёра в местном погодном бюро, он — тот, кто вечно твердил, что она ни на что не годна, что он тянет её на своей шее, хотя и шею-то его, он видела лишь от случая к случаю — отнёсся к этому с таким презрением, какое казалось просто физически невозможным.

Да, Рэйнбоу была готова признать, что это не самая лучшая работа во всей Эквестрии, но это было лучшее из того, на что могла рассчитывать пони, так и не окончившая Лётную Школу. Она кое-как справилась с письменным заданием, но когда она поразила кадровиков своим энтузиазмом и проворностью копыт — спасибо Шампань Супернове за выучку — ей таки дали шанс, в который она вцепилась всеми ногами, словно одержимая.

А отец… ну, того разве что спасением мира можно было поразить.

Однако он оказался совсем не против прибавки к «семейному бюджету». Всякий день, когда выдавали получку, он поджидал её у ворот погодного бюро, чтобы избавить от тяжкой ноши. Он называл это «возвратом долгов»: всего того, чем ему приходилось жертвовать, чтобы у неё была крыша над головой, всех тех мук, что ему пришлось вынести за годы, потраченные на её воспитание.

Ха, «воспитание»? Какое ещё воспитание?! Всякий раз, как выпадала возможность, он спихивал её в копыта кобылки, которой не посчастливилось задержаться у него чуть дольше, чем на день. «Крыша над головой»? Да Рэйнбоу с закрытыми глазами могла бы соорудить крышу лучшую, чем это жалкое зрелище!

Осторожно обойдя вокруг дивана, стараясь ступать так, чтобы храп заглушал звуки её шагов (что было совсем не трудно), Рэйнбоу вытащила большую банку, что была — хреново — спрятана за креслом. Она открыла крышку и поморщилась: почти пуста, всего лишь пригоршня битов на дне.

Быть того не может! Ещё два дня назад здесь была вся её получка за месяц… не мог же он всё просадить за два дня… или мог?

Мда, похоже, что таки мог, о чём красноречиво свидетельствовали корешки от ставок на гонках, раскиданные повсюду.

Ну всё, хватит — Рэйнбоу швырнула банку обратно в загашник — да, может она и была дурой, и уродиной, и ненормальной. И пускай ни один жеребец на неё никогда не позарится, не останется с ней, не скажет, что хочет быть с ней навсегда… Но лягать-колотить, такого она не заслуживает. Хочешь расплаты за всё, чем пожертвовал, за всё, что перенёс...

Забери.

И.

Подавись!

Долг!

Отплачен!

С полупустыми сумками на спине она снова обогнула диван и подошла к входной двери. Она взялась за дверную ручку кончиком крыла и распахнула дверь наружу. Никаких больше преград. Никакого ожидания.

Уже многие месяцы, с тех самых пор, как та перебралась в Понивиль, ей приходили письма от Флаттершай, и в каждом она молила подругу переехать к ней. И каждый раз Рэйнбоу отвечала отказом, писала, что Клаудсдейл слишком важен для неё, что не может она просто взять и бросить работу, что не сможет жить на земле, как какая-нибудь земная пони.

На самом же деле, Рэйнбоу просто убеждала себя в том, что нужно стоять на своём, нужно терпеть, стиснув зубы… хотя, если копнуть ещё глубже, она попросту боялась… боялась уйти… боялась остаться наедине с собой… боялась, что, возможно, её отец был прав.

Но теперь, когда Флаттершай договорилась с погодным бригадиром Понивиля о собеседовании, когда у неё была рекомендация от своего бригадира, когда у неё появилась реальная возможность найти себя подальше от Клаудсдейла… подальше отсюда… подальше от него.

Да, пусть это было место стажёра, пусть подработка, но и этого было довольно.

Теперь.

Ноги.

Её.

Здесь.

Не будет.

Копыта замерли на самом пороге, пусть им и хотелось унести её прочь отсюда...

...Она всё же не решалась пошевелиться. Пока что.

Она отвернулась от двери и прорысила прямиком в спальню отца.

Весь её вид был исполнен решимости. Она закрыла за собой дверь. Несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, стоя спиною к двери. Затем медленно повернулась…

На дверной ручке покачивалась старая замызганная сбруя.

Она протянула крыло и сняла её, удерживая самыми кончиками перьев.

На ощупь мутно-коричневая кожа казалась… такой грязной, почти живой... казалось, что она вот-вот тебя укусит.

Осторожно повернувшись на месте, так чтобы не уронить сбрую, она вытянула крыло и взмахнула им со всей силы.

Сбруя вылетела в окно спальни, пролетела через всю Пролётную улицу, и дальше в небеса, а затем, как хотелось верить Рэйнбоу, упала где-то очень далеко отсюда.

Она вышла из спальни, в открытую дверь, и дальше на улицу. Не оборачиваясь, она взлетела...

… И впервые за всю свою жизнь почувствовала себя свободной.

---

Декабрь года 1216 Anno Celesti
Аллея Клайдсдейла
Понивиль

Рэйнбоу... Рэйнбоу... РЭЙНБОУ?

А? Да? Что?

Ты в порядке?

Да, всё путём, крепыш.

Уверена?

Ага, просто задумалась.

О чём-то конкретном?

О том, каково было… покинуть дом.

О как. Хочешь поговорить об этом?

Не, только не снова, ну, не сейчас точно. Но всё равно спасибо.

Без проблем, Дэши. Слушай, не подержишь эту штуку вот так? Заклинание хождения по облакам вот-вот развеется, а я уже почти закончил с новым почтовым ящиком для девочек.

Конечно, давай.

Спасибо.

...

...

...

Вот так. Готово: новёхонький свежеперестроенный, полностью отделанный облачный дом, готовый принять свой новый табун.

Ништяк. Смотрится отпадно.

...

...

Так… думаешь, она справится?

Хм, Скут? Конечно справится. Будет тяжко, к Мадам Пинки не ходи, но у неё отличные друзья...

…Они теперь табун.

Ха, точно. Всё никак к этому не привыкну. Но, да, у неё есть табун, и друзья в школе, а теперь ещё и мы прямо через дорогу.

Верно. Но ты уверена… в смысле, что хочешь отдать ей свой дом?

Ну, я подумала, «а почему бы и нет»? Он мне всё равно уже не нужен.

Знаю, но… это же твой дом. Ты же столько лет над ним трудилась, собирая его по крупице.

Ага. Такой офигенский домище за раз не слепишь. Но это же просто вещь, просто куча облаков, по большому счёту. И мне он уже не нужен, ведь у меня есть ты. Дом — это ж, типа, там где тебе хорошо, а мне хорошо с тобой.

О-ой, это кто тут нюни распустил?

Угу, ты только не говори никому. Порушишь мне репутацию.

Никому и ни за что.

...

...

Крепыш?

Да?

Я люблю тебя.

Я знаю, Дэш. И я тоже тебя люблю.

Оригинал опубликован 28 сент 2014

Теперь я знаю: место моё здесь.

«Finally I've found
That I belong here.»
— Depeche Mode — Home

---

Конец декабря года 1216 AC

Бон-Бон поставила пустую чашку на блюдце, и по маленькой кухне разнёсся мелодичный звон фарфора.

— А ведь это, по-своему, конец эпохи, — задумчиво протянула кремовая кобылка и посмотрела на свою собеседницу.

— М-м? — ответила мятная единорожка, что сидела напротив неё. Точнее, не ответила, в своей обычно надоедливой, уклончивой манере.

— Ну, теперь ведь всё уже окончательно, — продолжила земнопони, поглядывая на остатки тортика.

Выпить чаю, скушать тортик — отличный способ провести время с подругой.

— Похоже, да, — согласилась Лира и тоже поставила чашку на блюдце. Ничто не мешало ей воспользоваться для этого телекинезом, но поскольку сейчас они были наедине с Бон-Бон, Лира предпочла воспользоваться копытами, в знак уважения к своей земной подруге.

— Это у тебя последние? — спросила Бон-Бон кивнув в сторону седельных сумок, стоящих у двери. Сумки были выцветшими и потёртыми, от прежнего их бело-розового окраса не осталось и следа. Долгие годы они служили своей хозяйке верой и правдой, а она отвечала им любовью, заботой и своевременным ремонтом. К сумкам прислонились три арфы, разного возраста и разного размера.

— Да, только это и осталось. — Лира вдруг осознала, что ей очень тяжело взглянуть в глаза подруге, а потому принялась изучать чайные листики на дне чашки, да с таким усердием, что сама Мадам Пинки позавидовала бы.

Бон-Бон протянула через стол копыто и положила его поверх скрещенных передних ног подруги.

— Ты ж не могла просто взять и бросить их здесь, — ласково сказала земнопони. — У тебя теперь новый дом, пора собраться с духом и сделать последний шаг. Сама вспомни, ты ведь уже несколько месяцев живёшь со своим табуном, а здесь и не показываешься. Пора уже поставить точку.

Лира кивнула, но так ничего и не ответила.

— Я знаю, ты права, — нарушила наконец молчание единорожка, — давно уже надо было всё своё барахло перевезти. Я ведь больше года в табуне. Если бы у нас не заладилось, мы бы ведь уже это поняли, да? Наверное, мне просто нравилось, что часть моих вещей всё ещё здесь. Знаешь, как будто здесь всё ещё живёт часть меня.

Бон-Бон ласково похлопала подругу копытом.

— А помнишь, что тётя Сакура говорила про то, как нужно переходить ручей? — спросила она.

— Если пони не решится переставить все четыре ноги на другую сторону, она не перейдёт ручей... — процитировала по памяти единорожка.

— И в конце концов плюхнется в воду, — закончила за неё Бон-Бон. — Слушай, я понимаю, что ты волнуешься. Я, наверное, до сих пор единственная пони в Понивиле, которая может точно сказать, что ты чувствуешь на самом деле.

Лира изобразила на мордочке загадочную улыбку номер семнадцать и посмотрела в глаза подруге.

— И не надо мне этих твоих загадочных взглядов, — продолжила Бон-Бон, — забыла что ли, сколько лет мы уже дружим? Я знаю тебя, Лира Хартстрингс, знаю лучше, чем любая другая пони.

Лира снова перевела взгляд на чашку, магией поигрывая с чайными листиками. Однако её таинственность не произвела на фарфор впечатления большего, чем на её подругу.

— Ты ведь не всё знаешь, — вздохнула единорожка, — а о многом даже не догадываешься. Я... кхм, есть вещи, о которых я тебе никогда не рассказывала. О том, например, что произошло перед самой нашей встречей...

Но прежде чем она успела даже подумать, что же именно сказать дальше, кремовое копыто оборвало её речь, коснувшись зелёных губ.

— Я знаю всё, что мне нужно знать. Этого вполне достаточно. — Бон-Бон убрала копыто. — Я знаю, что когда мы только познакомились, ты была самой одинокой пони, какую я только встречала за всю свою жизнь. А ещё я никогда не видела, чтоб кто-то был подавлен так сильно, как ты в тот день. Я тогда сказала себе, что пони не должны так грустить, особенно — в свой день рождения. Мне не нужно знать, кем ты была, ведь я знаю, кто ты теперь… ты — самая лучшая подруга, о какой я только могла мечтать.

Бон-Бон протянула к ней второе копыто и крепко сжала копыта Лиры своими.

— Понимаешь, я знаю тебя, Лира. Ты можешь нацепить любую свою маску, можешь одурачить весь город, но я всё равно буду знать, когда ты радуешься, а когда грустишь, а когда просто расстроена. Но что самое главное, я всегда буду знать, когда тебе страшно. И сейчас тебе страшно. Ты всегда скрещиваешь ноги перед собой, когда не до конца уверена в своих силах. Поверь мне, ты выбрала замечательный табун, Лира… а они в ответ выбрали тебя. Это правильный выбор, и мы обе это знаем.

— Но… — начала было единорожка, но её тут же оборвали.

— Нет. Никаких «но», Лира. Разве мне нужно знать что-то, кроме того, что ты мой друг? Знать что-то, кроме того, что ты самая замечательная, самая чудесная, самая необычная пони, пони, о которой любой табун только и мечтает? — Земная пони ещё раз крепко сжала копытца единорожки. — Я всегда была и всегда буду твоим другом, Лира Хартстрингс, и для меня большая честь, что все эти годы ты была ещё и моей соседкой.

— А ведь мы с тобой и правда через многое прошли, да? — спросила Лира, сжимая в ответ копытца подруги.

— А то, — согласилась Бон-Бон, — взять хотя бы то, что тебе удалось поладить с моей мамочкой, а она ведь была пони старой закалки; я и не думала, что она вообще сможет ужиться с единорогом. А потом мы в Кантерлот вместе переехали. Помнишь квартиру, которую мы там снимали? Она как раз была на полпути между консерваторией и кондитерским колледжем. У нас тогда из-за новых арф с каждой неделей становилось всё меньше и меньше места.

В памяти земной пони всплыло ещё одно воспоминание о годах, проведённых в Кантерлоте, и по мордочке её скользнула хитрая улыбка.

— А помнишь, когда мама умерла, а эта кобыла, наша мэтр патисье, всё издевалась над моим голосом во время выпускного экзамена? — спросила она. — Ты своим Путём Покоя вырубила её прямо из аудитории, да так, что никто ничего и не заметил.

Мордочка единорожки расплылась в точно такой же улыбке.

— О да, она тогда ещё плюхнулась мордой прямо в стопку слоек с кремом. А я уже и забыла совсем, — призналась Лира.

— Вот никак не пойму, почему ты всё время забываешь самое интересное, — рассмеялась Бон-Бон, — мы от твоих выкрутасов просто с ума сходим, а ты относишься к ним как к совершенно будничным делам.

— Ну, кое-что я тоже помню, — быстро добавила единорожка. — Помню, как решила познакомить тебя со своим жеребцом, думала, а вдруг ты захочешь пойти с нами на свидание, а оказалось, что у вас с ним уже было… ну, я не назвала бы это «свиданием»… скорее...

— Эй, — перебила её Бон-Бон, — я и правда не знала, что мы встречаемся с одним и тем же жеребцом, а он как-то не удосужился нам об этом сказать. И потом, что-то я не припомню, чтобы минут двадцать спустя ты жаловалась… разве что после того, как мы сломали твою кровать, но вот до того самого момента тебя вся эта заварушка вообще не беспокоила.

— Ладно, твоя правда, — признала Лира. — Слушай, а как его звали?

— Знаешь, — Бон-Бон изобразила немую сцену, которая явно должна была означать, что она роется в глубинах памяти, — я понятия не имею.

— Врёшь ты всё! — рассмеялась Лира. — Ты точно помнишь, как его звали. И я уверена, что ты точно знаешь, почему на следующий день после того, как он разбил моё сердце, он вдруг объявился с самым огромным букетом цветов, какой я только видела, и всё пытался выдавить из себя извинение.

— Дорогая, я решительно не понимаю, о чём это ты, — кондитерша отвела взгляд, изо всех сил пытаясь, безуспешно, впрочем, создать вокруг себя ауру полнейшей невиновности.

— Ну, всё равно спасибо. — Лира наклонилась и чмокнула подругу в лоб. — Пусть я и не запомнила его имени, зато я точно помню, что цветы были вкусные.

Обе кобылки рассмеялись и уже в следующую секунду вдруг оказались в объятьях друг друга. И так им сделалось хорошо, так уютно, что ни одна и не задумалась даже, кто же из них на этот раз сделал первый шаг.

— А знаешь, — сказала Лира, когда они наконец разомкнули объятья, — я всегда думала, что мы вот так и состаримся с тобой вдвоём, в одиночестве, будем сидеть в креслах-качалках на крылечке, покрикивать друг на друга да на соседских ребятишек.

— Ха, — хохотнула Бон-Бон, — ты это за себя говори. Я давно уж глаз положила на одну кобылку из строительной бригады Дасти Джо, так что рано или поздно мне всё равно пришлось бы тебя выгнать из дому.

У Лиры от удивления едва челюсть не выпала. Бон-Бон просто обожала такие моменты.

— Попалась! — Земнопони дружески тюкнула единорожку в плечо. — Но однажды тебе всё равно пришлось бы уйти, девочка моя. Тебя теперь ждут другие пони, в другом месте, не здесь. Уже не здесь.

Следующие несколько минут они просидели, держась за копыта в тишине. В такой уютной тишине, какая порой возникает между старыми друзьями. Ведь они и были старыми друзьями.

Наконец Бон-Бон нарушила молчание:

— Ну, пойдём, — сказала она, поднимаясь из-за стола и направляясь к входной двери, — я помогу тебе донести вещи.

— Да нет, я справлюсь. Наверное, будет лучше, если я пойду одна. — Грандмастер посмотрела на кондитершу из-за стола, словно юная кобылка, которая впервые покидает уют и безопасность отчего дома. — Ты только… обязательно помаши мне на прощанье, ладно?

Они обнялись напоследок, Лира подхватила свою старую верную сумку магией и закинула её на спину.  Бон-Бон тем временем завернула ей с собой остатки торта, наполовину он был покрыт глазурью в мятно-белую полоску, а на другую половину — в сине-розовую. Торт занял своё место в облаке магии Лиры, а к одной из её арф Бон-Бон привязала яркой ленточкой маленькую коробочку.

Она открыла дверь, и прежде чем выйти Лира осторожно, по одной отлеветировала арфы за порог. Случайному прохожему это могло бы показаться каким-то сюрреалистическим парадом.

— Лира, — окликнула её Бон-Бон, — с днём рождения.

— И тебя тоже, Бонни, — ответила Лира, по-настоящему, без тени загадочности, улыбнувшись через плечо. — Ты снова старше меня.

— Не забывай, всего на три часа, — рассмеялась Бон-Бон. — Заглянешь на чай с тортиком в будущем году?

Лира кивнула и зашагала по булыжной мостовой.

— Ни за что не пропущу! — крикнула она, удаляясь прочь.

Единорожка дошла до поворота и скрылась за углом, а земная пони всё махала и махала ей вслед, безуспешно пытаясь унять струящиеся по щекам слёзы.

Для Бонни это и вправду был конец эпохи. Она будет скучать по этой чокнутой кобылке.

---

Когда вдалеке показалась библиотека, Лира остановилась, чтобы привести себя в порядок. Она сменяла маску за маской, но ни одна из них не смогла остановить слёзы, наворачивающиеся на глаза.

Уже почти десять лет Бонни была единственной неизменной частью жизни Лиры, её тихой гаванью. Её музыка, её успехи в постижении Пути Покоя, её должность в Королевской страже — всё меркло в сравнении с дружбой с этой земной пони, все эти годы она была для неё всем.

Но теперь и правда пора сделать последний шаг, отпустить её и то чувство безопасности, что она дарила. Пора начать свой собственный путь.

Она зашагала дальше по аллее Клайдсдейла. С каждым шагом инструменты слегка подпрыгивали и покачивались в её магическом поле. Поравнявшись с библиотекой, она остановилась, чтобы ещё раз подивиться тому, как сильно всё здесь изменилось за последние несколько месяцев.

Соединённый с библиотекой крытым переходом, рядом стоял дом Леро, сильно выделявшийся на фоне окружающих зданий своими высокими потолками и окнами.

С другой стороны к дому Леро был пристроен дом, ещё недавно принадлежавший маме Скуталу. Там, где два дома соприкасались, пришлось убрать стены или поставить новые внутренние двери, чтобы соединить два здания в одно, достаточно просторное, чтобы в нём мог свободно уместиться табун из четырёх голов.

Библиотека и дом два-в-одном занимали три крайних участка на северной стороне западной оконечности аллеи Клайдсдейла. Через дорогу от него были три других участка. На том, что в самом конце улицы, стояла прежняя мастерская Квикфикс. Теперь над ней была новая вывеска, выполненная копытами кобылки-подмастерья Леро. Вывеска гласила, что теперь здесь работают «Рукастый и Компаньоны».

Участок рядом с мастерской пустовал, его табун приберёг на всякий непредвиденный случай, мало ли для чего может понадобиться большое открытое пространство.

А рядом с пустым участком был припаркован облачный дом Рэйнбоу Дэш. Точнее, это раньше был облачный дом Рэйнбоу Дэш, теперь же там жили Метконосцы или, как их всё чаще стали называть, «табун Метконосцев».

Чтобы у юных кобылок появился собственный дом, пришлось воспользоваться всеми возможными лазейками, пообещать всяческое содействие в будущем и неоднократно заверить, что две хранительницы Элементов Гармонии, грандмастер Пути Покоя и бывший вице-правитель Эквестрии будут постоянно за ними присматривать. Всё было бы гораздо проще, если бы девочки хотя бы пять минут могли продержаться, не вляпавшись при этом в историю… но, увы, вероятность этого была исчезающе мала.

Единорожка ещё раз окинула взглядом улицу. Всего месяц назад единственными зданиями здесь были библиотека да домик Роузхип. Но теперь Роузхип вместе с домиком переехала на улицу Цвайбрукера, туда, где раньше жил Леро, а здесь появились три новых здания. Ну, четыре, если считать объединённый дом за два.

— Неизменно лишь то, что всё меняется, — вспомнились Лире слова её наставницы. — Избежать этого нельзя. Не будешь двигаться во всеобщем круговороте, тебя сокрушат копыта тех, кто будет. Но выбор, конечно, всегда за тобой.

Лира тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок, и коснулась магией ручки двери дома табуна Беллерофонта. Она знала, что внутри её ждут две кобылки и жеребец, ждут, чтобы расспросить, как же прошёл её день, ждут, чтобы рассказать, как прошёл их день, ждут, чтобы вместе строить планы на светлое будущее.

Столько счастливых дней у них ещё впереди… так что можно смело строить много планов.

Она шагнула внутрь. Она вернулась домой.

От Автора:

У меня на очереди два с лишним десятка неоконченных глав X:FT, некоторые из которых готовы буквально на 95%, но, к сожалению, жизнь сложилась так, что в последнее время закончить их я просто не мог. Сегодня я решил устроить себе тест: взять и написать новую главу от начала и до конца. Просто чтобы убедиться, что смогу вернуться к работе и буду писать в том же ключе, что и прежде. Не скажу, что получилось нечто лучшее, чем всё что я писал прежде, зато теперь я снова в деле.

Опубликовано 24 Ноя 2013

Жалю, как пчела

Гстевая глава от SpinelStride

«Порхаю, как бабочка, жалю, как пчела»
— Мохаммед Али

---

Часто и тяжело дыша, Рэйнбоу Дэш растянулась на траве; Лира осторожно присела рядом.

— С тобой всегда приятно тренироваться, — как бы между прочим отметила она. — Не думаю, что в нашем городке найдётся пони, способная продержаться так долго.

Рэйнбоу Дэш пришлось ещё несколько секунд переводить дыхание, прежде чем она смогла ответить.

— Тридцать секунд это долго? — просипела она.

Лира кивнула.

— Если подумать, таких долгих спаррингов у меня не было с тех пор, когда я была ещё просто мастером. Тебе здорово удаётся уклоняться от атак.

Рэйнбоу Дэш, конечно, понимала, что это комплимент, ведь грандмастер Лира Харстрингс тренировалась и с другими мастерами, а продержаться в тренировочном поединке дольше них — это кое-что да значит. Но…

— Но я же к тебе и на пятнадцать метров не подобралась!

Лира похлопала Рэйнбоу Дэш по загривку.

— Ты уклонилась от пятнадцати прицельных заклинаний, прежде чем я смогла поймать тебя за крыло, а ведь колдовала я на предельной скорости. У тебя талант и навыки, о которых другим пони остаётся только мечтать.

— И всё равно я оказалась мордой в земле. А ведь была уверена, что на этот раз хоть копытом дотянуться успею, — прохрипела Рэйнбоу.

Лира усмехнулась и снова похлопала её по загривку.

— Поверь, этих приёмов тебе хватило бы, чтобы подобраться к большинству высокоранговых бойцов, практикующих Путь Покоя. Вот только я никак не пойму, что это за стиль? Ни с чем подобным я прежде не сталкивалась.

Рэйнбоу Дэш подняла голову и весьма самодовольно улыбнулась.

— Это я сама придумала. Помнишь, пару недель назад мы отрабатывали захват копыта с броском, ты мне ещё потом показывала, как проводить захват рога с броском? Ну так вот, после тренировки я заскочила к Флаттершай, потому что мне вдруг очень захотелось поваляться в кресле и маленько поболтать о чём-нибудь приятном. Когда я увидела, как она порхает, то сразу всё поняла. Ты же знаешь, летает она еле-еле, так вот, туфта это полная. Совсем другое дело, если эту технику применить на крейсерской скорости — сразу становишься практически неуязвимой мишенью. — Она пошевелила крыльями и поморщилась от боли. — Вот только когда так двигаешься, кажется, что воздух набили кирпичами.

Лира улыбнулась ей в ответ.

— Думаю, в Эквестрии пегасов, способных осилить этот стиль, меньше чем у меня копыт.

Теперь мордочка Дэш просто сияла гордостью.

— Ну, вот такая вот я потрясная, — сказала она и опустила голову обратно на землю. — И всё равно этого мало. Мде... Не, я знала, что ты скрутишь меня, без вариантов, да и ты, по-любому, поддавалась, но всё равно я надеялась, что получится лучше.

— И как же ты назовёшь эту... технику? — спросила Лира. — Это, конечно, больше, чем просто приём, но на полноценную боевую школу не тянет, да и в существующие пегасьи боевые стили не вписывается.

Рэйнбоу снова улыбнулась.

— Наверное, назову её Флаттердэш, — прохрипела она. — Вот покажу её на следующих соревнованиях, и пускай все себе крылья повывихнут, пытаясь её повторить.

— Да уж, скромности тебе не занимать, — ответила Лира и начала бережно растирать крылья Рэйнбоу. — Расслабься. Я, конечно, не Леро, но думаю, что смогу помочь.

От этих слов Рэйнбоу вся зарделась.

— Ты только поосторожнее, — пробубнила она. — Слушай, Лира, а Твайлайт сможет тебя победить за тридцать секунд?

Лира фыркнула.

— Если мы с Твайлайт сойдёмся в схватке, продлится она секунды две, не больше. Если мне удастся её отвлечь, напугать или запутать настолько, что она растеряется — я уложу её одним выстрелом, раньше чем она успеет среагировать. Но если она окажется готова к нападению, то я буду просто бессильна. Она успеет телепортироваться, поднять щит, превратить меня в горшок с цветами, обратить гравитацию, отразить любое моё заклинание и, в довершение всего — отрастить мне усы. Навык — это, конечно, хорошо, но магическая сила Твайлайт успела стать притчей во языцех. Думаю, мне бы больше повезло в схватке с принцессами.

Рэйнбоу Дэш потянула затёкшую шею, но с земли подниматься не стала. Слишком уж хорошо она об неё приложилась.

— А ты… не собираешься её обучить какому-нибудь единорожьему боевому искусству? Ты ведь могла бы? А то мы, знаешь, порой в непростые передряги попадаем.

Лира присвистнула.

— А тебе прямо не терпится узнать, много ли останется от Понивиля после приступа паники Твайлайт Спаркл, обученной смертельно опасной технике ведения боя, да?

Возразить на это Рэйнбоу просто не могла.

— Л-л-ладно, проехали. — Она приподнялась на передних ногах, вытянув крылья и задние ноги. — М-м-м… Ну что? Ещё раунд?

Лира удивлённо приподняла бровь.

— Хочешь попробовать ещё раз? Честный бой, стандартная дистанция? — Она улыбнулась и поднялась с земли. — Помнишь, что я сказала про схватку с Твайлайт? Наверное, с принцессами было бы так же.

Рэйнбоу Дэш радостно оскалилась.

— Вот в этом между нами и вся разница. Я бы с радостью потренировалась с принцессой Луной. Спорим, она знает немало давно забытых приёмов тысячелетней давности.

Лира сдержанно улыбнулась в ответ.

— А принцесса Селестия?

Рэйнбоу Дэш задумчиво потёрла затылок копытом.

— Ну, я как бы уже сражалась с Луной, когда та ещё была Найтмэр Мун, а потом она меня не слабо так разыграла на Ночь Кошмаров. Так что это как бы одно. Я хотя бы могу себе представить, каково это — подняться на крыло против неё. Не думаю, что их можно сравнивать. Поединок с Луной — это состязание, дело чести и всё такое. А вот Селестия... та, наверное, просто втопчет меня в землю и всего делов.

Лира улыбнулась и приняла боевую стойку.

— Понятно. Значит, я в твоём рейтинге сразу после Луны?

Рэйнбоу Дэш снова радостно оскалилась.

— Не, ты где-то рядом с той, что приложила меня об землю пару минут назад, — ответила она. — Ну что, готова?..

Оригинал опубликован 31 июля 2013

Терплю, любовь к тебе храня

«Ain't misbehavin', savin' my love for you»
— Элла Физджеральд — Ain't misbehaving

---

Кантерлотский Дворец – Королевские Сады
Начало апреля 1217 AC
Время послеобеденного чаепития.

Если и существовала неоспоримая истина, единственное утверждение, которое всегда и всюду во всей Эквестрии оставалось правдой, так это то, что пони по имени Пинки Пай всегда устраивает самые лучшие вечеринки. И сегодня это было так же верно, как и всегда. Сказать, что свадьба единственного человека в Эквестрии и трёх его невест прошла без сучка, без задоринки, было бы… не совсем верно. Но как только дело дошло до банкета, все разногласия: и личные, и политические — были тут же забыты. Ну, по крайней мере, на время.

Обед был съеден, вино выпито, песни — даже те, которые были не совсем уместны к вину — спеты, игры сыграны, танцы станцованы, и время праздника подходило к концу.

За опустевшим столиком, где-то у дальнего края танцпола, сидела модельер и бизнеспони, неподражаемая Леди Рэрити Понивильская. Она задумчиво покачивала магией свой фужер с почти допитым шампанским, наблюдая за радостно поющей и танцующей толпой.

Осушив бокал до дна, она огляделась, непринуждённо высматривая четвёрку молодожёнов. Рэйнбоу и Твайлайт танцевали, окружённые толпой. Единорожка мотыляла передними копытами, точно взбесившийся жеребёнок. Даже по прошествии стольких лет, стоило Твайлайт перевозбудиться, как её танец тут же лишался последних намёков на стиль и изящество, и мгновенно скатывался в хаотичные скачки с не менее хаотичным размахиванием конечностями.

Спутница жизни беснующейся единорожки танцевала рядом с ней, стараясь держаться чуть поодаль от болтающихся в воздухе передних ног супруги, всё же оставаясь достаточно близко, чтобы время от времени ненароком коснуться её копытом или потереться с нею носиками, когда ей казалось, что этого никто (ну, или почти никто) не видит. То, что летун-сорвиголова, которая скорее умрёт, чем позволит себе проявить чувства на публике, теперь делала это, практически не таясь, явно говорило о том, что она искренне наслаждается моментом. При виде того, как счастливы её друзья, сердце Рэрити дрогнуло от радости.

Отведя взор от танцпола, Рэрити увидела Лиру и Леро, окружённых Метконосцами у буфетного столика. Все три кобылки гордо щеголяли своими метками.

К счастью, они догадались снять праздничные платья после окончания церемонии и до начала банкета. Рэрити самолично создала все три ансамбля, а равно и платья для невест, и костюмы для жениха и шафера, и если бы в радиусе ста метров от того места, где происходило действие, нашлась бы хоть капелька грязи, как минимум одна из кобылок обязательно бы в неё вляпалась.

Взгляд модельерши задержался на метке сестры, и лёгкий вздох с оттенком зависти сорвался с её губ. По личному убеждению Рэрити, метка Свити Бэлль была одной из самых прекрасных, что она когда-либо видела.

Символом, в котором заключалось отражение самой души её сестры, был серебряный колокольчик, подвязанный розовой ленточкой, на фоне восьмиконечной звезды. Колокольчик словно повис на середине взмаха, язычок его застыл на взлёте; звезда же на деле состояла из двух четырёхконечных звёзд: тёмно-малиновой побольше из-за которой виднелась ещё одна поменьше и светло-розового цвета.

Метка Свити, в отличие от её собственной, значение которой оставалось загадкой, на разрешение которой ушло немало лет, была простой и понятной.

У колокольчика было много значений: чистота, искренность и то, что музыка — неотъемлемая часть жизни владелицы. Но кроме того, говорил он ещё и о том, что Свити несёт всему миру послание, и что всюду она будет услышана.

Звезда тоже могла означать многое. У большинства единорогов на метке присутствует звезда в том или ином виде; в основном это связано с врождённым талантом к магии. Но то, что подобно Твайлайт, у Свити была не одна звезда, указывало на её большой магический потенциал, а то, что одна из них покрывала другую — на талант к управлению магией.

Рэрити смотрела, как Эпплблум, не умолкая ни на секунду, поднялась на задние ноги, опёршись передними на живот человека. К счастью, и невесты, и жених, тоже уже переоделись. Выводить пятна от копыт было бы сущей пыткой.

Скоро девочки вступят в пору созревания, и не пройдёт и нескольких лет, как они смогут достать передними копытами до плеча Леро. Молодая фермерша уже была на пол рога выше своих подруг — первый намёк на то, что наследие земных пони берёт своё, и вскоре она обгонит их и в силе, и в росте.

Не желая оставаться в стороне, юная Скуталу, взмахнув крыльями и с лёгкостью поднялась на уровень плеча Леро. Со времени их похода в Белохвостый Лес, когда Рэйнбоу Дэш буквально и фигурально взяла свою названую сестру под крыло, лётные навыки пегасочки улучшались день ото дня. Оказалось, что её радужная подруга может быть неплохим учителем, если захочет; несмотря на прежние безрассудные потуги с прыжками с крыш домов и высоких утёсов.

Рэрити опять вздохнула. Как они молоды, и как полны надежд, и сколько чудес ещё предстоит им пережить.

Она улыбнулась, вспомнив тот холодный зимний день в бутике и ту важную роль, что Леро сыграл в обретении её сестрой её собственной marchio dell’anca[1]. Человек — представитель вида, нет, целого мира, даже не подозревающего о существовании Меток, — сделал так много, помогая Метконосцам в их поисках. Вся троица наконец осознала, что смысл их жизни в том, чтобы нести добро окружающим, а началось всё с того, что они были добры к тому, кого все так боялись, когда он только появился. Какая забавная ирония.

Продолжая блуждать взглядом, Рэрити снова вернулась к танцполу и всем, кто собрался там. Так много пони, так много счастья, что несут они друг другу. Быть может, там есть и тот, кто осчастливит и её. Нельзя сказать, чтобы она боялась состариться в одиночестве. В силу известности, отбоя от ухажёров у неё не было. Но она же самая старшая среди своих подруг, а ведь даже Эпплджек — самая младшая из них, — и та уже нашла спутника жизни. И это не смотря на то, что фермерша, по её собственному выражению, просто валяла дурака.

Большинство жеребцов, с которыми доводилось знакомиться известной модельерше в Кантерлоте, были или напыщенными щёголями, или альфонсами, или просто гонялись за титулом. Стоит, однако, отметить, что большую их часть отпугивала та неприятная история, что приключилась у неё с принцем Блюбладом, остальных же, похоже, кроме её положения в обществе ничто не волновало. Ах, если бы нашёлся среди них хоть кто-нибудь приличный: с честью и чувством собственного достоинства. Жеребец высоких манер и морали, жеребец, что был бы достоин чего-нибудь сам по себе, а не только бахвалился своим табуном. И единственный, кто обладал всеми этими качествами, единственный, кому она действительно нравилась, единственный, кому она готова была ответить взаимностью, был…

— Шампанское, миледи, — донёсся мягкий и глубокий голос справа. Наполненный игристым вином фужер подплыл к ней, остановившись на полпути между нею и Фэнси, точно такой же он удерживал магией подле себя.

Рэрити осторожно перехватила своей магией протянутый бокал и слегка приподняла его навстречу бокалу кавалера. Облачко его магии двинулось ей на встречу, и с тихим звоном хрустальные сосуды соприкоснулись. Отпив немного, Фэнси присел рядом.

— Я извиняюсь за долгое отсутствие, — начал он, — но по пути я встретил мисс Пинки Пай, которая настояла, чтобы я попробовал её специальные маффины. Должен признать, они действительно весьма изысканы.

Наклонившись ближе, чтобы никто его случайно не подслушал, хотя поблизости никого и не было, он перешёл на заговорщический шёпот:

— И прежде чем уйти, я непременно должен выяснить, не согласится ли мисс Пай продать мне их рецепт. Они определённо будут пользоваться успехом в кондитерской, которую мы открыли совместно с Пончиковым Джо. Но вы должны мне обещать, что никому об этом не расскажете: Джо терпеть не может, когда в его лакомствах есть хоть намёк на изысканность.

Удовлетворившись весьма женственным смешком своей подруги, вызванным его словами, Фэнси вернулся к напитку.

— Полагаю, мне стоит извиниться за некоторых из моих друзей. — Рэрити указала на сцену, где играющая на скрипке Эпплджек, пыталась доказать виолончелистке, что та не сможет за ней угнаться, когда дело доходит до «старого доброго хоудаун», как называла его фермерша.

Рэрити и прежде неоднократно встречала мисс Октавию, и если что и могла сказать о земной пони-музыкантке, так это то, что та была удивительно одарённой и опытной во всех музыкальных жанрах, и что её дружба с синегривой единорожкой-диджеем по меньшей мере удивительна.

Задорная мелодия перешла в крещендо. Виолончель и скрипка, нос в нос, нота в ноту, обе земные пони уже дрожали от напряжения, когда оркестр, наконец, достиг каданса. Танцпол и окружающие его столики взорвались аплодисментами, и если глаза Рэрити её не обманывали, кажется, один из королевских стражников тоже не удержался, но тут же остановился, едва завидев приближающегося коллегу.

Рэрити повернулась к своему гостю.

— И как бы ни любила я своих друзей, порой они ведут себя…

Позади неё раздался грохот: кажется, изрядно вымотанная Эпплджек, потеряла равновесие в поклоне и упала со сцены, утянув с собою и мисс Октавию.

— ...Несколько неподобающе, — закончила фразу Рэрити, стараясь сохранить спокойное выражение лица. — Это, конечно, вовсе не означает, что я хотела бы что-нибудь в них изменить.

Фэнси улыбнулся и вновь поднял свой бокал.

— Что ж, я, тем не менее, нахожу их куда очаровательней и интереснее, чем всех тех напыщенных пиджаков, с которыми нам приходится иметь дело каждый день. Вы согласны? Что же касается ваших подруг, они всего лишь остаются собой и живут, наслаждаясь каждым мгновением. Разве не к этому должен стремиться каждый пони?

Приподняв свой бокал, и снова легонько коснувшись им бокала собеседника, Рэрити улыбнулась в ответ.

— Конечно. Спасибо вам за понимание.

— Не стоит, право слово, — Фэнси взмахнул копытом. — Это мне следует поблагодарить вас за то, что выбрали меня своим гостем на этот вечер. Должен сказать, что мы замечательно проводим время.

Рэрити почувствовала, как её щёки наливаются румянцем, который её белая шёрстка явно не могла скрыть.

— Не могу с вами не согласиться, мой дорогой Фэнси. И что бы там не писали в таблоидах, я пригласила вас, лишь потому, что мне действительно приятно ваше общество.

На долю секунды её спутник, кажется, нахмурился, но только лишь на долю секунды. Большинство, так называемых «пони из высшего общества», относились к причислению Рэрити к Кантерлотской элите крайне негативно, и далеко не последним среди них был этот напыщенный болван принц Блюблад. К слову, это именно он подал петицию в адрес королевского двора, с требованием отозвать почётные титулы, которыми принцесса Селестия наградила хранителей Элементов Гармонии.

Стараясь не думать более об Его Величественном Олухе, Фэнси вновь поднял бокал.

— А мне — ваше, миледи.

На сцене у микрофона принцесса Каденс — она по-прежнему не любила титул «Императрица» — зажигала толпу, исполняя ту самую песню, которую Твайлайт несколько лет назад пела на свадьбе брата. Текст пришлось немного переделать, чтобы он соответствовал количеству молодожёнов, но публика восприняла её от этого ничуть не хуже.

Рэрити и Фэнси наслаждались праздником и своими напитками, когда мимо них, оживлённо болтая, прошли две молодых единорожки. Кажется, обе были из семьи Твайлайт. Одна из них несла свадебный букет Лиры, должно быть, она его и поймала, когда та кинула его в толпу наугад.

Правый глаз Рэрити едва заметно дёрнулся. Три букета. И она не поймала ни одного, и это не смотря на то, что она, возможно, самую малость, смухлевала, воспользовавшись магией. Букеты Рэйнбоу и Твайлайт были явно брошены с заранее намеченной целью, точность была такой, что не оставляла никаких сомнений в том, что это не случайность.

И Эпплджек, и принцессе Луне пришлось проявить немалую сноровку, чтобы перехватить букеты, со страшной скоростью летящие им прямо в лицо. Принцесса изящно поймала свой передними копытами, фермерша — зубами.

Словно прочитав её мысли, Фэнси сказал, глядя вслед удаляющимся кобылкам:

— А у вашей подруги Рэйнбоу Дэш очень меткий глаз. Хотя, пожалуй, этого и следовало бы ожидать от тренера Вондерболтов.

Рэрити зарделась. Пусть Фэнси и был достаточно учтив, чтобы не вспоминать её… маленькую ложь... на публике, в личной беседе он не отказывал себе в возможности в очередной раз отпустить шпильку в её адрес.

— Но я, пожалуй, не удивлюсь, если однажды она действительно станет лётным инструктором в академии. — Он поднёс фужер к губам, стараясь скрыть озорную улыбку. — В конце концов, случалось и не такое.

Рэрити кивнула, также прячась за своим бокалом. Она очень надеялась, что нормальный цвет лица вскоре вернётся к ней.

Фэнси потянулся назад, достал небольшую деревянную шкатулку и поставил её на стол перед Рэрити. Та сразу же её узнала: она видела, как её спутник оставил эту самую шкатулку на хранение одному из стражников, когда они только прибыли на свадьбу.

— Это, конечно, не букет, дорогая, но я очень надеюсь, что вам понравится не меньше, — сказал он, открывая шкатулку, чтобы явить на свет её содержимое.

Окружённый алым шёлком, в ней лежал прекрасный белый цветок: пять его лепестков сияли чистотой, и лишь самые их кончики отливали бледной синевой.

— Элементальная лунная лилия? — у Рэрити дыханье спёрло. Элементальную лунную лилию было практически невозможно достать, а уж тем более такую, у которой окрашены только кончики лепестков; должно быть, она стоила целое состояние.

Потрясённая щедростью подарка, Рэрити сидела, прижав передние копыта к лицу, и безмолвно созерцала как Фэнси поднял магией цветок и поднёс к ней. Она перевела взгляд с цветка на лицо своего спутника — тот слегка повернул голову так, что впервые с момента его возвращения с напитками она смогла разглядеть его правое ухо.

Точно такая же лилия была заткнута между его ухом и гривой. Хотя нет, приглядевшись внимательнее, она увидела, что кончики этой лилии были чуть темнее и практически точно соответствовали цвету его гривы.

— О, нет, — Рэрити не верила своим глазам. — Не может быть. Фэнси, дорогой, это означает то, о чём я подумала?

Фэнси лишь кивнул в ответ, наслаждаясь потрясённым взглядом своей подруги.

— О нет, нет, это ведь просто немыслимо. — Рэрити помахала перед собой копытцем, словно ей не хватало воздуха. — Жеребец, ухаживающий за кобылкой. Как неприлично. Да и что подумают все вокруг?

Лицо Фэнси расплылось в улыбке, той самой, которую он с переменным успехом пытался сдержать последнюю пару минут.

— Я считаю это весьма «прогрессивным», моя дорогая Леди Рэрити. Вопреки своей мужской природе, я всегда гордился быть одним из тех жеребцов, что стремятся быть на острие прогресса.

Попытавшись что-то ответить, но не найдя нужных слов, Рэрити повернула голову, предоставляя Фэнси возможность закрепить, удерживаемый перед нею магией цветок, в своей гриве. Она чувствовала, как магия бережно поместила лилию в её причёску, нежно скользнув по её волосам и ушку.

Фэнси поднёс копыто к подбородку Рэрити… Нет, к подбородку своей возлюбленной.

— Раз уж мы собираемся рушить устои, я не мог бы найти лучшей пары для этого, чем ты, — сказал он, прильнув к её лицу, впрочем, ненадолго. Рэрити была настоящей леди, и они просто не могли позволить себе заниматься чем-нибудь столь неуместным на публике.

Опять помахав перед лицом копытцем, стараясь сдержать своё сердце, чтобы оно не вырвалось из груди, Рэрити попыталась прогнать румянец. Её мечта сбылась. Вот он, её прекрасный принц: такой заботливый, такой храбрый, так хорошо воспитанный… и просто дьявольски обаятельный. Тот самый, о каком она мечтала.

Вот только…

Рэрити понурила голову, одинокая слеза скатилась по её щеке.

— О, Фэнси. Я люблю тебя. Правда люблю. Но ты ведь знаешь, что мой титул не наследуем. Я никогда не смогу передать его своим детям. — Рэрити изо всех сил старалась сдержать слёзы: слёзы стыда и сомнения. Захочет ли он после этого быть с ней? Сейчас она узнает. Если это может стать проблемой, то лучше выяснить как можно раньше, чтобы избежать взаимных разочарований в будущем. — Ты должен знать, что я не происхожу из хорошей семьи. И я не чистокровна, мой отец — земной пони, а значит, мои дети могут и не быть единорогами.

— И должен заметить, отличный земной пони, — Фэнси нежно положил копыто на плечо удивлённой спутницы.

— ...А? — только и смогла выдавить из себя она.

— Мы уже встречались с твоим отцом. Если помнишь, я был в Понивиле, когда юная мисс Пай наплодила своих клонов. Я вернулся в твой бутик несколько часов спустя, чтобы убедиться, что с тобою всё в порядке, и там я повстречал твоего отца.

Это было неожиданно. Отец Рэрити никогда не упоминал об этой встрече. Она была в этом уверена, уж чем-чем, а этим бы он не преминул бы её подразнить.

— Замечательный жеребец и любящий отец, — продолжал Фэнси. — Уделил мне немало времени, чтобы рассказать о тебе. Похоже, он очень гордится тем, как ты, будучи ещё очень юной, собственнокопытно спасла разваливающийся бизнес его сестры и добилась при этом невероятного успеха. И потом, если жеребец способен поддерживать свои усы в столь великолепном состоянии, на него определённо можно положиться.

Убрав копыто с её плеча и, вернув его обратно на подбородок, он повернул её лицо к себе и посмотрел ей прямо в глаза.

— Дражайшая Рэрити, когда настанет мой черёд покинуть этот мир, чтобы предстать перед великим творцом, я буду счастлив признать, что такие мелочи как звания и титулы не помешали мне любить.

Модельерша натянуто улыбнулась, вытирая слёзы оборкой платья. Конечно, это было преступлением против моды, но ведь и ситуация была чрезвычайной.

— Вы просто льстец. Вы так красиво говорите.

— Я не просто говорю, я действительно так считаю.

С этими словами он наклонился, чтобы поцеловать свою избранницу. В данной обстановке, возможно, это было несколько неуместно.

— Меня не волнует твоё происхождение, — прошептал он ей на ушко. — В конце концов, бабушка Флёр была пегасом.

У Рэрити отвисла челюсть. Извечно чопорная и опрятная единорожка-модель? Совершенно невозмутимая «Мадам Надменность» собственной персоной, была отчасти пегасом? Разве такое возможно?

При упоминании Флёр, в сознании Рэрити всплыла ещё одна возможная проблема: у Фэнси уже был табун, и в нём уже была старшая кобылка.

— А что она об этом скажет? Как отнесётся к тому, что ты приведёшь новую кобылку в табун?

Рэрити боялась, что это действительно может стать проблемой, но уверенный взгляд компаньона мгновенно убедил её в обратном.

— Дорогая, она будет только рада. Она, конечно, может показаться не очень дружелюбной, но в тебе определённо есть что-то, что её очень заинтересовало. И эти лунные лилии, кстати, тоже были её идеей. Она может казаться недотрогой, но когда ты узнаешь её поближе, то поймёшь что на самом деле она очень нежная. И если честно, моя маленькая зазнобушка сомневается, что подходит на роль старшей кобылки, и, возможно, в глубине души надеется, что однажды эта роль достанется тебе.

— О, богини.

— Совершенно верно, — Фэнси откинулся назад. — Следует ли мне понимать это как согласие присоединиться к нашему с Флёр маленькому табуну?

— Учитывая то, как вежливо и настойчиво ты об этом попросил, отказаться было бы ужасно грубо с моей стороны, — игриво ответила Рэрити, все её сомнения улетучились на глазах.

Белоснежная кобылка прильнула к нему так близко, что Фэнси буквально ощущал исходящее от неё тепло, особенно там, где ещё недавно пылал румянец, и заговорила так тихо, что он едва расслышал её слова.

— Раз уж мы решили вместе рушить устои, осталось разрешить только один вопрос…

Фэнси задумался было над её словами, но Рэрити прижалась к нему ещё ближе и страстно зашептала в самое ухо:

— Поедем к тебе или ко мне?

Оригинал опубликован 9 фев 2013

Что в небе такое, что не даёт нам покоя?

«What's so amazing that keeps us star gazing?»
— Из саундтрека к Muppet Movie — Rainbow Connection

---

День подходил к концу, солнце медленно, но верно клонилось к горизонту. На склоне холма на окраине Понивиля необычная пара терпеливо дожидалась очередного вечернего светового шоу принцессы Селестии.

Рэйнбоу Дэш сидела, прильнув к своему жеребцу, крылья её были сложены; Леро одной рукой обнял её за плечи, а другой теребил кончик её ушка. Пегасочка положила голову ему на плечо, а он прижался подбородком к её макушке.

За последнюю пару лет они успели полюбить это место и частенько приходили сюда просто полюбоваться закатом. Порой они приходили одни, порой с друзьями, приходили в печали, приходили и в радости. Частенько к ним присоединялись Эпплы, как-никак, и этот холм, и площадка для пикников у его подножья находились на территории их фермы.

Оба они надеялись, что утро не наступит слишком скоро, ведь поутру пегасочка должна была вернуться в Академию. А не считая этих двух дней в увольнительной, что ей удалось провести со своим табуном, они не виделись уже почти месяц.

Она очень гордилась тем, что по результатам тестов на профпригодность и успеваемости за год, её перевели на курсы подготовки офицеров. Были, конечно, в этом и свои минусы. Офицерские курсы предполагали более насыщенную программу, а потому ей приходилось больше времени проводить в казармах и меньше со своим табуном.

Занятия пегасочки начинались рано утром и заканчивались поздно вечером, да и у человека день был полон хлопот. Но никогда прежде, с тех самых пор как их отношения перешли на новый уровень, им не приходилось проводить больше пары дней в разлуке. И, конечно же, их это не радовало. Однако оба они были согласны с тем, что вынужденная разлука делала каждую их новую встречу слаще… и пикантнее.

Так они и сидели, наслаждаясь тишиной, такой уютной тишиной, которая порой возникает между лучшими друзьями или родственными душами. Но вдруг человек заговорил:

— Знаешь, а я всё никак не привыкну к вашей погоде.

— Почему? — спросила пегасочка томным голосом, стараясь при этом не двигаться. Слишком уж ей нравилось, как он гладил её ушко, и ей совсем не хотелось отвлекать его от этого занятия.

— Не знаю. Наверное, потому что первые лет двадцать моей жизни погода… ну, она просто была. Просто случалась. Никто не переставлял облака, никто не приносил дожди, аликорны не управляли солнцем и луной. Всё работало как-то само собой, как огромный механизм.

Леро на секунду задумался, пальцы его замерли, но не успела Рэйнбоу расстроиться, как он продолжил и рассказ, и ласки.

— Или как грандиозный эксперимент, начатый миллиарды лет назад и пущенный на самотёк. Люди, конечно, пытаются предсказывать погоду, пытаются вычислить, где что может случиться, но последнее слово всегда остаётся за Матушкой Природой.

Леро легонько, почти не касаясь, провёл пальцем по краю её ушка. А потом ещё раз, аккуратно зажав между большим и указательным пальцем, от основания и до самого кончика, приглаживая мягкую шёрстку.

Вдалеке показалась стайка пегасов, наверное, друзья возвращались из похода, проведённого на выходных в Белохвостом Лесу. На фоне заходящего солнца они казались просто тёмными пятнышками, летящими над горизонтом в сторону Понивиля. Пожалуй, если они поторопятся — успеют вернуться домой ещё до темна.

Некоторое время он просто ласкал её, а потом продолжил рассуждать вслух:

— Она никогда не давала нам расслабиться. Солнечный день мог мгновенно обернуться проливным дождём, тихая морская гладь покрывалась убийственными волнами так быстро, что мореходы не успевали ничего сделать. Засухи могли тянуться годами, а ураганы разносили в труху целые города. Мы, конечно, старались быть готовыми ко всему, но как только нам начинало казаться, что мы обуздали Матушку Природу, она преподносила нам очередной сюрприз.

Вздох, вырвавшийся из груди Леро, встрепенул волосы на макушке Рэйнбоу.

— Мы так собою гордимся: мы отправили человека на луну, погрузились на дно океана, построили дома выше самых облаков, создали машины такие быстрые, что и у пегаса голова пошла бы кругом. Но стоит случиться урагану, или землетрясению, или цунами, и мы сразу понимаем, какие мы на самом деле жалкие и беспомощные.

Леро потёр переносицу, Рэйнбоу уже не раз замечала, что он так делает, когда думает о чём-то важном. Кажется, ему это помогало, наверное, стоит тоже взять этот приём на вооружение.

— Люди порой ведут себя так глупо. Мы создали оружие, способное в мгновение ока убить тысячи человек, придумали фантастические миры полные страха и ненависти. Миры, в которых огромное здание, набитое ни в чём неповинными людьми, могут взорвать, только чтобы доказать своё могущество. Но вдруг опять появляется Матушка Природа и обрушивает на нас снегопад невиданной силы. И мы опять понимаем, что по сравнению с нею мы просто кучка шаловливых детишек. Она словно пытается сказать нам, чтоб мы перестали лупить друг друга совочками по голове и вели себя хорошо в своей песочнице. Но мы её почему-то никогда не слушаем.

При одной мысли о том, что пони, да пусть даже и не пони, может пойти на убийство, Рэйнбоу содрогнулась. Это было что-то совершенно противоестественное. Да, в понийской истории случалось быть кровавой резне, но всё это было так давно, что казалось, будто всё это происходило с каким-то другим видом. Ну, или с какими-то выдуманными персонажами, которых автор поместил на страницы книг о понийской истории, как, например, в серии книг «Мун Дэнсер: Королева Воинов», которые Твайлайт подарила ей на прошлый день рождения.

Но как бы там ни было, она всё равно не могла этого понять. Как вообще можно заставить одно разумное существо убить другое? Как довести пони до такого состояния? Как сильно нужно испугаться или разозлиться, чтобы решиться на убийство? К счастью, она не знала ответов на эти вопросы и очень надеялась, что так никогда и не узнает.

Леро опять задумался, глядя на небо. Стайка пегасов приближалась, судя по всему, маршрут их пролегал над северными полями фермы Эпплов и прямиком в центр города.

Вскоре пегасы миновали то место, где расположилась наша парочка. Пусть он и не был такой зоркий, как его спутница, Леро всё же заметил, что один из летунов как-то странно трепыхается под своей ношей. Во всей округе так коряво летала лишь одна пегасочка.

Трое её спутников старались держаться на расстоянии, но не слишком далеко, чтобы, случись необходимость, успеть прийти на помощь.

Отрадно было осознавать, что почтальонша, снова была со своими друзьями. Леро слышал краем уха, что после того «несчастного случая», что приключился с нею за несколько лет до его появления в Эквестрии, кобылка стала сама не своя.

Иной решил бы, что друзья и соседи тут же отвернутся от неуклюжей пони, постоянно попадающей в мелкие передряги, но Леро знал, что горожане любят её как никого другого. И что бы с нею ни случилось, каких бы дел она ни натворила, никто никогда не держал на неё зла.

Вот и сейчас она была среди друзей, которые её любят и готовы о ней позаботиться, пусть и стараются особо этого не афишировать. Леро проводил их взглядом и продолжил:

— А у вас тут всё конкретно. Вся погода по расписанию, всё тихо, всё спокойно. Ну, не считая залётных штормов и промашек погодной бригады.

Рэйнбоу заглянула в его глаза.

— А помнишь тот ливень с градом, что подкрался из Вечнодикого, когда я улетела на вступительные экзамены? — напомнила она, мимоходом пытаясь понять, что же такое её жеребец высматривает в небе. — Переколбасил мне все графики работ, — продолжила она. — Почти месяц ушёл на то, чтоб привести всё в порядок. Попотеть пришлось порядком, хорошо, что со мной была моя команда. И лучше бы Блоссомфорт не обижать моих девочек, а то я ей устрою.

Рэйнбоу гордо выпятила грудь. Может быть, она и держала свою бригаду в ежовых рукавицах, но зато они были лучшими погодниками к югу от Кантерлота. Да, в принципе, и к северу тоже.

— Ага. Было здорово. Та самая старая «добрая» непредсказуемая погода, — согласился с ней Леро и вдруг опять задумался. — Всё бы ничего, если бы не паника. Похоже, понивильцы тяжело переносят внезапные неприятности. И если подумать, то цветочницы, ну, эти, Роузи, Дэйзи и Лили, пожалуй, натворили дел не меньше, чем сам град, а градины тогда попадались и с куриное яйцо.

Леро поморщился. Городок тогда неслабо пострадал и, хотя ему и удалось неплохо подзаработать на его восстановлении, всё же пришлось подряжать многих пони к себе в подмогу. Но опять же, помогая ему, юная Эпплблум получила-таки свою метку. Так что, у них был замечательный повод для праздника после недели упорного труда.

— Но в целом, у вас тут всё под контролем. Даже как-то скучновато. Не приходится убегать из под случайного дождика, не поиграешь в снежки, внезапно выпавшим снегом, ни каких тебе гроз, из-за которых вырубается электричество. — Леро усмехнулся и скрючил пальцы, похоже, так делали люди, когда рассказывали «страшилки». — А знаешь, чего мне порой так не хватает? — сказал он и продолжил ласкать ушко Рэйнбоу.

Пегасочка легонько мотнула головой. Она старалась не думать о том, с чем пришлось расстаться её жеребцу. Она, конечно, знала, что он не вернётся домой, даже если ему и выпадет такая возможность, но всё равно было неприятно осознавать, что ему чего-то недостаёт в его нынешней жизни.

— Радуги. — Ответ был настолько простым, что она даже не поняла, что он хотел этим сказать.

— Почему? У нас же есть радуги. У меня даже дома одна была. — Рэйнбоу махнула копытом в сторону Понивиля. — Её, конечно, пришлось заглушить, когда я припарковала свой старый дом у нас во дворе, но она ещё работает. Когда Скут подрастёт, мы поднимем дом, и я опять запущу её, чтоб ты мог любоваться ею когда захочешь. А хочешь, я даже ещё одну добавлю.

Леро улыбнулся и взлохматил её гриву, в ответ Рэйнбоу игриво замахала копытцами, словно отбиваясь от него. Она делала всё, что было в её силах, чтобы помочь ему вжиться, почувствовать себя как дома в мире столь далёком от его родного, и он был очень ей за это благодарен.

— Не, я знаю, но ваши радуги, они не такие как у нас. Наши радуги не настоящие, их нельзя потрогать, они всего лишь оптическая иллюзия. Они просто свет, преломлённый капельками воды, разливающийся по небу цветным коромыслом.

— А? Чувак, ты ничего не путаешь? — В Эквестрии радугу делали по-другому, кому как не Рэйнбоу было это знать. Её радуги получили множество наград на разнообразных выставках. Порой к ней наведывались поклонники её искусства, чтобы заказать радугу для себя или для своих друзей, и она никогда им не отказывала. Чем больше пони смогут увидеть её восхитительные произведения копыт, тем больше пони узнают, какая она потрясная.

— Ну, это типа как… — Леро задумался, подыскивая подходящее сравнение. — Вот этот твой трюк, когда в солнечный день ты пролетаешь сквозь кучу облаков, собирая в своём воздушном потоке капельки конденсата, а потом ты приземляешься и стряхиваешь их, и в лучах солнца над твоей головой появляется маленькая радуга. — Леро ожесточённо жестикулировал, описывая свой любимый трюк из репертуара Рэйнбоу.

— Ага, это просто потрясно.— Пегасочка почувствовала, как краснеет. Ей нравилось когда Леро восхищался ею, а особенно, когда восхищался её полётами. Его слова значили для неё куда как больше, чем охи и ахи восторженной толпы. — И я, ну, рада, что тебе нравится. Хочешь, я как-нибудь сделаю это специально для тебя? — Делать радугу вкопытную занятие не из лёгких. Сейчас уже не много осталось тех пегасов, что делали её по старинке. Но для Рэйнбоу это была часть её врождённого таланта, также как и «Радужный Удар».

Рэйнбоу опёрлась копытом о землю, чувствуя, как краска разливается под её шёрсткой. Как ему это удаётся? Почему его слова заставляют её почувствовать себя шаловливой школьницей? Не то чтобы это плохо, но святая Селестия, она же теперь замужняя кобылка, так почему же ему удаётся это всё с той же лёгкостью?

— Почему бы и нет, — улыбнулся в ответ Леро. Румянец продолжал заливать её щёки и теперь грозился перекинуться и на ушки, если она срочно что-нибудь не придумает.

Леро надул губы, не очень сильно, но очень умилительно.

— Надеюсь, то что тебя приняли в Вондерболты не означает, что тебе больше нельзя устраивать для меня эксклюзивные выступления.

— Ну, думаю, я всегда смогу выкроить для тебя минутку. — Пегасочка поиграла бровями, явно на что-то намекая. Она решила, что раз уж он вогнал её в краску, то чего уж теперь стесняться, можно и пошалить, пусть Леро тоже краснеет. К тому же он такой милый, когда начинает краснеть. — Может, устроим небольшую репетицию под открытым небом? — Она наклонилась и прижалась носиком к уху Леро, чтобы пощекотать его шею мягкой шёрсткой. Ей пришлось повозиться в своё время, чтобы отыскать все его чувствительные точки, но теперь её прошлые старания окупались с лихвой.

— Эй, прекрати, — уворачиваясь от её носика, Леро откинулся назад, опёршись на руки. Упустить такую возможность Рэйнбоу просто не могла. Она повалила его на спину и ловко вскочила сверху. Теперь они лежали животом к животу, Рэйнбоу обхватила его бока ногами, опираясь ими на землю, чтоб не сильно давить на грудь любимого. К счастью для неё, Леро хоть и был теперь надёжно прижат к земле, руки его всё же были свободны.

Рэйнбоу радостно оскалилась — у неё были прекрасные жемчужно-белые зубы, хотя, будь она плотоядной, её улыбку можно было бы назвать ужасающей. Стоит также заметить, что вызвать подобную улыбку, не сломав чего-нибудь по ходу дела, было очень трудно. Леро в притворном ужасе вытянул руки над головой, дав понять, что побеждён и теперь сдаётся.

Поёрзав, устраиваясь поудобнее, пегасочка примостилась головой на его груди. Рука Леро тут же вернулась к поглаживанию её ушка. Пегасочка довольно вздохнула и попыталась возобновить беседу.

— Ты хотел рассказать мне про вашу радугу, — промурлыкала она.

— Хотел. — Леро запустил пальцы в радужную гриву Рэйнбоу, поддевая её словно крупным гребнем. Он поднял руку, позволяя волоскам свободно выскальзывать, один за другим они опадали обратно. А потом ещё раз. В ярких лучах заходящего солнца, казалось, что каждый волосок светится изнутри, словно та самая радуга текла сквозь его пальцы.

— Там, на Земле, радуга обычно появлялась после сильного ливня. Дождь заканчивался, ветер разгонял облака, а в воздухе оставались мельчайшие капельки воды. И если тебе повезло оказаться в нужном месте, то когда из-за туч снова выглядывало солнце, можно было увидеть, как его лучи, преломившись в этих капельках, растекаются по небу радугой.

А если солнце светило очень ярко, то на небе было сразу две радуги: одна вокруг другой. Но это случалось так редко, что прохожие на улицах, завидев её, останавливались, чтобы полюбоваться.

Леро перестал баловаться с гривой пегасочки и пощекотал её носик.

— Это было наше маленькое чудо. Огромная яркая разноцветная дуга в небе. — Леро раскинул руки, словно хотел обнять небо. — А ведь их на самом деле и не было, не так как здесь. Их нельзя было потрогать, нельзя было поймать, к ним даже подойти нельзя было. Вот идёшь ты к ней, а она всё дальше и дальше, пока не исчезнет совсем. — Он помахал над ними рукой, словно пытался отогнать облачко дыма.

Рэйнбоу опустила голову на грудь Леро и закрыла глаза. Ну и что, что она не понимает, о чём он говорит, ей всё равно нравилось слушать его голос, чувствовать вибрацию в его груди, когда он говорит, чувствовать, как его грудь поднимается и опускается с каждым вдохом и выдохом. С закрытыми глазами она попыталась представить себе человеческую радугу: огромную, неосязаемую, совсем не такую как те, к которым она привыкла. Неужели что-то столь волшебное может существовать само по себе.

Леро протянул руку к заходящему солнцу.

— Вот ты же не можешь догнать закат. Где бы ты ни была, он всегда будет на одном и том же расстоянии. Если ты сейчас мгновенно перенесёшься километров, скажем, на сто к нему, он тут же станет на столько же дальше.

Рэйнбоу улыбнулась, вспомнив как Леро пытался объяснить Твайлайт, что его планета обращается вокруг солнца, вращаясь в то же время вокруг своей оси. Единорожка просто дара речи лишилась, когда узнала, что если двигаться достаточно быстро, то можно вечно гнаться за закатом. Пегасочка до сих пор жалела, что у неё в тот момент не оказалось под копытом фотоаппарата Рэрити, чтобы запечатлеть лицо своей подруги. Фотка была бы просто шикарная, она бы обязательно показала её… да, вообще всем.

---

В Эквестрии, благодаря Магии Гармонии, всё было по-другому: в любой точке планеты восходы или закаты случались одновременно. Сама мысль о том, что полмира может быть освещено, в то время как другая половина сокрыта тьмой, казалась безумной.

Никто не знал наверняка, куда деваются луна и солнце, когда уходят с неба; никто, кроме сестёр-аликорнов, разумеется, но те никому не говорили. Самое большее, что из них удавалось вытянуть (а их расспрашивали, частенько расспрашивали), так это то, что они «в надёжном месте», слова эти обычно сопровождались парой загадочных улыбок и сменой темы разговора.

Даже звёзды у людей были странные. В отличие от своих эквестрийских коллег, человеческие звёзды были очень-очень далеко. А ещё нужны были тысячи или даже миллионы лет, чтобы земные звёзды изменили своё положение, не то что здесь. Здесь принцесса Луна легко могла изменить картину звёздного неба, хотя и делала это не так уж и часто, в основном — из-за постоянных жалоб гильдии Астрономов. За ту тысячу лет, что принцесса Селестия сохраняла звёздное небо неизменным, гильдия как-то привязалась к нему, к большому огорчению принцессы Луны. Пожалуй, то немногое, что объединяло человеческие и понячьи звёзды, так это то что в течении года, они всё же меняли своё положение.

Однако, в целом, принцесса Луна была просто очарована идеей вращающейся планеты. Однажды она даже заявила, что предложи она это тысячу лет назад, им удалось бы избежать инцидента с Найтмэр Мун, а лично ей не пришлось бы тысячу лет куковать на луне.

---

Осознав, что Леро замолчал, Рэйнбоу приоткрыла глаз, как раз в ту самую секунду, когда он продолжил свой рассказ.

— Когда мы ещё маленькие, нам рассказывают сказки про магию и приключения, про злых ведьм и отважных рыцарей, о том, что добро всегда побеждает зло. И мы растём с мыслью, что всё будет как в сказке, что у нас получится стать кем-то действительно важным, что мы сможем сделать мир лучше. А когда мы взрослеем, то понимаем, что на самом деле всё не так, что нам не суждено спасти прекрасную принцессу, или победить ужасного дракона, или укротить могучего пегаса.

Леро не удержался и провёл пальцем по спине Рэйнбоу через все её чувствительные точки, вызывая в ней волны наслаждения, растекающиеся по всему телу и вполне естественным образом завершившиеся в непроизвольном взмахе хвоста. Уж кто-кто, а он своего могучего пегаса укротил.

— Совсем не так как здесь. Здесь можно выйти из дома, и не успеешь оглянуться, как ты уже стал частью какого-то приключения. Как тогда, когда принцесса Селестия отправила вас на север, чтобы спасти кристальных пони, или когда мы ловили клонов Пинки по всей округе, или когда та ненормальная заявилась, чтобы бросить вызов Твайлайт.

При упоминании прошлого визита Трикси в Понивиль, Рэйнбоу сердито фыркнула. В этом городе есть место только для одного любимца публики, и Рэйнбоу не собиралась уступать это место какому-то глупому жеребёнку, который решил, что сможет её переплюнуть. Стоило лишь Твайлайт собраться с силами, как болтливая магичка тут же пожалела о своём бездумном поступке. И всё же пегасочка не могла не признать, что оно того стоило, хотя бы ради того, чтоб посмотреть, как Леро перекрашивал Здоровяка Макинтоша в его младшую сестру.

Рэйнбоу хихикнула, погружаясь было в приятные воспоминания, но голос Леро прервал её. Похоже, его история тоже подходила к интересному моменту.

— Просто диву даёшься, стоит только подумать, сколько всего случилось, с тех пор как я оказался здесь. Здесь так много пони, и у каждого столько интересных историй. Можно хоть всю жизнь их записывать, а они так и не закончатся. Там, на Земле, мне бы просто не поверили, если б я рассказал, что здесь порой творится, у нас о таком даже мечтать не приходится.

Леро сорвал несколько травинок и подкинул их в воздух, чтобы лёгкий ветерок подхватил их и унёс прочь. Однако, ветерок схалтурил, и большая их часть просто осыпалась ему на лицо.

— Ну так вот, взрослые сочиняют сказки для детей, и порой кажется, что есть какой-то заговор молчания, что все договорились не рассказывать детям правду, пока те не вырастут и сами всё не поймут. Горшочек с золотом зарытый на другом конце радуги, феи, что скрываются в глубине сада, Санта Клаус, зубная фея, Пасхальный заяц, Мороз Красный нос, кролики, живущие на луне.

Приподняв голову, чтобы посмотреть в глаза пегасочке, он добавил:

— Которая, кстати, сделана из сыра. Чес слово.

Рэйнбоу удивлённо приподняла голову. Луна? Из сыра? Целиком? Да нет, он просто дурачится. Это, конечно, человеческая луна, но не может же она от этого быть такой стрёмной.

Быстро чмокнув сконфуженную кобылку, Леро опустил голову на траву.

— Но некоторые из нас продолжают в глубине души верить. И иногда ловишь себя на том, что загадываешь желание, увидев падающую звезду, или стоишь посреди улицы и любуешься радугой, или просто сидишь сиднем и восхищаешься закатом. Это то, что навсегда останется со мной, сколько бы я не прожил здесь. И, если задуматься, то, пожалуй, это то немногое из моего прошлого, чему я действительно рад.

Леро начал вычерчивать в воздухе круги пальцем свободной руки.

— Понимаешь, мой мир такой большой, и там случается столько ужасных вещей, столько всего, с чем мы просто не в силах совладать. Нам просто необходимо верить во что-то, что могло бы хоть как-то это всё уравновесить. Нам просто нужно чуть-чуть волшебства, поэтому мы пытаемся отыскать его в том, что нас окружает: в падающей звезде, в закате, в детском смехе, в улыбке любимой. Нам нужно во что-то верить, просто чтобы хватило сил прожить ещё один день.

Рэйнбоу не знала что и сказать, чтобы утолить горечь в голосе её жеребца. Она не была кобылкой слова, она была кобылкой дела. Если хочешь, чтобы тебе объяснили что-то сложное (или скучное) — тебе к Твайлайт. Если хочешь поговорить об устройстве вселенной, или о природе бессмертной души, или ещё о чём-то таком, чего она не понимала, то это к Лире. Но никто не справится лучше Рэйнбоу, когда нужно действительно что-то сделать.

И потом, её жеребец не особо любил говорить о своём родном мире. Иногда он обсуждал какие-то научные теории с Твайлайт и принцессами, бывало, допоздна засиживался с Лирой, ведя какой-то философский спор, а иногда Свити Бэлль удавалось уговорить его разучить с ней какую-нибудь новую человеческую песню.

Но время шло, и он становился всё более замкнутым, когда речь заходила о его прошлом, или о человечестве в целом, или вообще об его родном мире. Когда его спрашивали, он отвечал уклончиво и старался перевести тему на что-нибудь, касающееся его дома — его нового дома, а потом делал вид, что этого разговора и восвсе никогда не было.

Приняв Эквестрию как свой новый дом, он стал отгораживаться от того мира, который подарил Рэйнбоу такого замечательного, такого прекрасного жеребца. В последнее время подобные откровения стали редкостью, а потому Рэйнбоу была готова сделать что угодно, лишь бы он продолжил свой рассказ. Поэтому она сделала то, что у неё получалось лучше всего: проявила инициативу.

Плотнее обхватив его ножками, она прижалась к нему ещё крепче, чтобы он смог ещё отчётливей ощутить тепло её тела. Она хотела напомнить ему, что он не одинок, что что бы ни случилось, с ним всегда будет она и её любовь, и её тепло. Что она с радостью отдаст ему всё, что у неё есть — всю себя, без вопросов, без раздумий.

Леро положил руку ей на загривок и почесал её за ушком. Они ещё некоторое время пролежали, наслаждаясь тишиной, а потом он продолжил изливать душу.

— Закат означает, что один день закончился, чтобы мог начаться другой. А радуга — что не важно, какой жуткий был ливень, в конце концов, на небе снова засияет солнце. Не важно, каким испытаниям подвергает тебя жизнь, все твои взлёты и падения — «пройдёт и это».

Леро вдруг повернулся, и Рэйнбоу оказалась лежащей на боку рядом с ним. Он смотрел в её бездонные глаза, его рука скользнула по её щеке — сильные пальцы нежно поглаживали мягкую шёрстку.

— Думаю, всё дело в надежде. В надежде на то, что, в конце концов, всё образуется. Что с любимыми всё будет в порядке, что наши дети будут здоровы, что жизни наши будут исполнены любви и радости, что мы сможем прожить наши дни в мире и согласии.

Леро придвинулся к её лицу практически вплотную, и теперь она чувствовала, как его дыхание щекочет кончик её носа, а запах его теперь заглушил все запахи мира.

— Но знаешь, всё хорошо. — Леро придвинулся ещё ближе, так близко, что его ухоженные усы теперь щекотали её губы, поддразнивали её. — Потому что, что бы ни случилось, у меня теперь всегда будет своя собственная радуга. — С этими словами он прильнул губами к её губам. Они слились в поцелуе, в таком нежном, таком чувственном и таком всепоглощающем, что Рэйнбоу на секунду показалось, что всё что их окружало, вся вселенная исчезла, остались лишь они одни.

— И никакой другой надежды мне не надо.

Оригинал опубликован 31 янв 2013

Пой ради смеха и пой ради слёз

«Sing for the laughter and sing for the tears»
— Aerosmith — Dream on

---

Январь года 1219 AC

Колючий холодный воздух эквестрийской зимы в очередной раз напомнил Леро, что очень кстати они решили накрыть крышу их кантерлотских апартаментов локальным согревающим заклинанием. Но заклинание заклинанием, а не мёрзнет тот, кто тепло одевается, поэтому на нём сейчас была тёплая рубашка с длинным рукавом, тёмные джинсы и ботинки с высоким голенищем.

Над заснеженными крышами разнёсся колокольный звон, возвещающий о том, что настала полночь. Настал назначенный час, и скоро она будет здесь. В конце концов, точность — вежливость королей.

Он поёрзал в кресле — том самом дубовом кресле ручной работы, которое принёс себе из кухни — и задумчиво пролистал пачку исписанных листов, что держал в руках. Убедившись, что всё в порядке и по порядку, он сложил рукописи в папку для бумаг и аккуратно положил её на пол.

Уже далеко не в первый раз убедившись, что ничего не забыл: старая верная гитара стоит рядом на подставке, а подле неё поблёскивают магическим стазис-полем пара стеклянных чашек, наполненных подогретым сидром, он поднял взгляд в тот самый момент, когда в небе показалась его гостья.

Несколькими взмахами погасив скорость, Принцесса Ночи плавно приземлилась всего в паре шагов от него.

— Луна, — Леро приветственно улыбнулся, едва вороная аликорница сложила свои роскошные крылья по бокам, — я так рад, что ты всё-таки пришла.

Человек хотел было встать, но принцесса лёгким мановением крыла велела ему вернуться в кресло.

— Могла ль я поступить иначе? — ответила Луна. — В отличие от своей сестры, не каждый день Принцесса Ночи получает копыто… рукописное приглашение на концерт. Тем более — приватный. И как, скажи, такому отказать?

Луна запустила крыло под пейтраль и извлекла на свет открытку. Она протянула её человеку, чтобы он мог получше разглядеть и картон ручной работы, и вычурные завитки, выведенные пером, и гербовый знак, просвечивающий через поверхность. Хотя, казалось бы, к чему, ведь Леро и всё сам прекрасно знал, это же его рук было дело.

Луна развернула приглашение к себе лицом, на носу у неё чудесным образом возникли очки в роговой оправе, и она зачитала вслух:

Господин Беллерофонт Михалидис

Почтёт за честь ваше присутствие на концерте, устраиваемом лично для

Е.К.В. Принцессы Луны “Лунный Свет” Селены Ноктюрны Эквестрийской.

Вам будут предложены: музыка, увеселения и освежающие напитки.

— Как ты просил, — Луна спрятала приглашение обратно под пейтраль, а призванные очки растаяли, будто и не было их, — Мы прибыли. В первую полночь полной луны нового года.

Уголки её губ приподнялись в лёгкой улыбке.

— Ведь ты назвал меня почти что полным именем. — Да, Леро посчастливилось быть одним из тех немногих, кто знал её полное имя и титул. — Хотя, не нужно быть таким формальным, друг мой.

— Ну прости, целиком оно никак не умещалось. — Человек жестом пригласил её присесть на вельветовую подушечку, лежавшую перед ним. — Я правда пытался вписать туда твой полный титул, но никак не влезало.

— Я знаю, — согласилась Луна, устраиваясь поудобнее, — не так уж он и прост, не так ли?

Вскоре после того, как табун Беллерофонта въехал в городскую резиденцию, они попросили Леди Рэрити сшить самую большую и самую мягкую подушку цвета самой полуночи на тот самый случай, если к ним вдруг заглянет Всетемнейшая Принцесса. И следует заметить, что где бы  Принцесса Ночи ни бывала, и на чём бы не восседала: на тронах, на кушетках, на подушках, всё ж эту подушку она любила больше всех.

— И чем же я обязана такому приглашению? — спросила Луна, принимая из рук Леро чашку, окутанную сиянием защитной магии. Едва она поднесла напиток к губам, как защитный пузырь лопнул, высвобождая тёплый аромат яблок с лёгкими нотками корицы, и муската, и изюма… и, может, самой малой толикой перчинки.

— Я размышлял над тем, что ты сказала, — ответил Леро, проведя пальцем по краю своей чашки, развеивая защитное поле, — тогда, пару месяцев назад, когда попросила меня навестить тебя в замке. О том, что тебе уже давно никто не пел.

Луна удивлённо взглянула на него поверх своей чашки.

— И чем больше я об этом думал, тем больше понимал, что это всё неправильно, — мягко произнёс Леро, сжимая в руках чашку, поглаживая пальцами её гладкую поверхность. —  Поэтому я хочу спеть тебе, сейчас… А может, спеть с тобой, если ты захочешь.

Луна попыталась скрыть своё смущение за чашкой. Никто уже давно не предлагал ей спеть, уж точно — никто из смертных, и даже Музыка Гармонии уже давно не польщала её такой честью.

— Я тут прикинул, что могло бы тебе понравиться. — Леро наклонился, поставил чашку и поднял папку с рукописями, что лежала у его ног. — Я… Я записал слова, на случай, если ты захочешь подпевать.

Он раскрыл папку перед принцессой. Да уж, там было из чего выбирать.

— Я начал с того, что в принципе могло б тебе понравиться, а потом немного сузил круг. — Он извлёк один-единственный лист из стопки. — Но вот от этой я никак не мог отказаться. И потом, она очень нравилась моей бабушке.

Человек положил лист бумаги на колени, Луне было трудно разобрать слова, записанные на нём, но всё же ей было чётко видно, что этот самый лист успел побывать в его руках не раз.

— Той самой, что по материнской линии? Той самой, что научила тебя песне об огненных колесницах? — уточнила принцесса. — Как её звали? Бабуля Галли?

— Ага, она самая, — усмехнулся Леро, и этот смешок наполнил сердце Луны счастьем. — Навси её так прозвала задолго до того, как я родился, и как-то, знаешь, к ней пристало это прозвище. А я, признаюсь, думал, что её так и зовут, ну, как минимум, до тех пор пока не пошёл в школу.

Луна кивнула, ей совсем не хотелось толкать человека в пучину воспоминаний. Она подметила, что хоть он и мог болтать с ней часами напролёт, стоило речи зайти о его человеческом прошлом, как он становился необычайно замкнутым.

Они ещё какое-то время просидели в неловком молчании: человек погрузился в воспоминания, а Луна пыталась отыскать новую тему для беседы.

— А знаешь, я была поражена той песней, — тихонько молвила она, — тем, какой глубокий в ней заложен смысл: златые луки и стрелы из желаний. Они пробудили во мне очень сильные чувства и память о днях, давно минувших.

— Да, знаю, — взгляд Леро снова обрёл ясность, словно он очнулся от послеобеденной дрёмы, — это была её любимая песня. Наверное, поэтому я и не смог её отбросить. Она ей очень нравилась.

Леро закрыл папку, заткнул её между ногой и подлокотником кресла и взял в руки гитару. Размяв пальцы, он наиграл несколько нот.

— Мы с ней далеко не во всём были согласны, — он задумчиво хмыкнул, — почти ни в чём, но была в ней вера, которой я, если честно, завидовал. Нет, я не мог её принять, я видел мир совсем другим, не таким, как она, но ей эта вера очень и очень помогала. Помогала преодолеть каждый новый день и все преграды, что жизнь ставила у неё на пути, и  мне кажется, что только это и имеет смысл.

Забавно, не так ли? — Леро оторвал взгляд от струн и улыбнулся Луне, — Сижу я здесь такой и рассуждаю об аспектах веры с волшебной принцессой, которая вполне может быть порождением самой созидающей силы вселенной. — Улыбка его вдруг стала однобокой. — А может, и она, и её сестра были правы в своих невероятных убеждения о жизни и жизни после смерти.

Луна улыбнулась ему в ответ одной из своих самых мягких улыбок. Она знала, что человек всего лишь дразнит её. Ведь он лучше любого из её подданных знал, что может статься с народом, которому на вопросы будут даны ответы, к которым он попросту не готов.

Она ведь однажды даже предложила ему когда-нибудь, когда он будет по-настоящему к этому готов, рассказать, как на самом деле устроена вселенная, и что за незримые связи удерживают её от стремительного коллапса. Он отказался, сказав, что хотел бы «избежать спойлеров» настолько, насколько это возможно; и за это она была ему благодарна.

Леро снова коснулся струн и извлёк из них ещё пару нот, что тут же унеслись прочь и растворились в городской тиши.

— Я помню, как она пела мне эту песню, когда я был совсем ещё мальцом.

Отдельные ноты тем временем уже превратились в мелодию, и Луне казалось, что она точно могла понять, где заканчивается одно слово, и начинается другое.

— Знаешь, я не задумывался над словами этой песни до тех самых пор, пока не услышал её, где бы ты могла подумать? — в компьютерной игре. Я тогда уже подростком был… а её уже давно с нами не было.

А ведь ещё не так давно мы пели её всей семьёй. И тогда становилось совершенно не важно, согласен я с ней или нет. Тогда я понимал, что эта песня не только о тех, с кем нам пришлось распрощаться, но и о тех, кто оставил нас навсегда. Мы пели её в память о ней и о многих других, а теперь я хочу спеть её с тобой. Мне она помогала, надеюсь, и тебе поможет.

Луна протянула к нему копытце, если и оставались между ними последние нотки формальности, теперь они исчезли без следа. Нежно коснувшись копытом его колена, она сказала:

— Почту за честь.

Леро закрыл глаза и запел.

There are loved ones in the glory

Whose dear forms you often miss.

When you close your earthly story,

Will you join them in their bliss?

Will the circle be unbroken

By and by, by and by?

Is a better home awaiting

In the sky, in the sky?

Покуда Леро пел, Луне вспомнилась папка, всё ещё зажатая между бедром человека и подлокотником его кресла. Неважно, теперь это не важно. Теперь её занимала только его песня, и она ни в коем случае не хотела его перебивать. Эта песня была очень важна для её друга; она вслушивалась в его голос, в слова песни, и совершенно необъяснимым образом, обтекая её разум, они стремились прямо к её сердцу.

You can picture happy gath'rings

Round the fireside long ago,

And you think of tearful partings

When they left you here below.

Коснувшись глаза кончиком крыла, Луна вдруг почувствовала непрошеную влагу, что уже стала скапливаться, готовясь скатиться слезой по её щеке. Она тут же её утёрла.

Will the circle be unbroken

By and by, by and by?

Is a better home awaiting

In the sky, in the sky?

Леро снова запел второй куплет, как показалось Луне, он служил ещё и припевом. И поскольку слова уже успели застрять в её памяти, она решила ему немножко подпеть. Ей не нужен был текст, за последние несколько.. лет она поднаторела в запоминании, особенно в те моменты, когда ей не оставалось ничего кроме воспоминаний.

One by one their seats were emptied.

One by one they went away.

Now the family is parted.

Will it be complete one day?

Леро начал припев и в третий раз, а Луна закрыла глаза и, наконец, принялась ему подпевать. И даже если это и удивило человека, он всё равно не подал виду. Их голоса слились, растворяясь в ночной глуши: баритон человека и то, что можно было уверенно назвать безупречным сопрано, аликорницы. На улицах, далеко под ними, и во всех апартаментах по соседству, все пони, что слышали их, замерли на месте, навострив уши, вслушиваясь в голоса льющиеся с ночных небес.

Will the circle be unbroken

By and by, by and by?

В глубины сознания Луны будто ворвался хор голосов, без инструментов, без парящих мелодий, только голоса… десятки, сотни, а может, даже тысячи: голоса всех смертных, кого она только знала, тех что жили, и тех, чьи жизни закончились давным-давно, все были с ней до того самого момента, пока песня не подошла к концу.

Is a better home awaiting

In the sky, in the sky?

Её губы всё ещё двигались, хор голосов смолкал, и вдруг Луна почувствовала что-то краешком сознания, как будто шёпот в глубине души. Почувствовала запах мятного чая и весеннего ветра… почувствовала будто...

...мама была с ней.

Пальцы Леро всё ещё перебирали струны, наигрывая последние ноты. Вот он уже собрался отнять руку от инструмента, позволив последним звукам стихнуть в ночи, как вдруг сердце Луны взяло верх над её разумом, а слова продолжили литься из её уст. И покуда она продолжала петь, Леро продолжил играть.

And we’ll remain here, ever waiting

Holding vigil ‘til that day

Ever laughing, ever learning

Until we join them on their way

Две тени, два существа, такие непохожие и друг на друга, и на тех, кто их окружал. Но разве это важно? Важно совсем не это... и не то, что они пришли из разных миров, и из разных времён… нет, не теперь. Снова настало время припева и два их голоса, таких непохожих, зазвучали как один.

И пока они пели вместе, пока их голоса сливались в один, дополняя друг друга, Луна почувствовала, как в её сознании Музыка Гармонии сплетается с Музыкой Человечества.

Will the circle be unbroken

By and by, by and by?

Is a better home awaiting

In the sky, in the sky?

Оставалось ещё немного, последний рывок. Эта песня ещё не окончилась, пока не окончилась. Закрыв глаза, чувствуя как трепещет её сердце, Луна продолжила соло, наполняя своим голосом ночные небеса. Её эфирная грива колыхнулась, и окаймлявшая её туманность, и наполнявшие её звёзды вспыхнули чистейшим белым светом.

So we greet each new day with rapture

Knowing not what fate will send

And we’ll spend these days ever after

Filled with love, amongst our friends

Музыка Гармонии незаметно покинула её сознание, вслед за ней стих и хор голосов, припев они допели лишь вдвоём.

Will the circle be unbroken

By and by, by and by?

Is a better home awaiting

In the sky, in the sky?

Впервые в жизни Луна почувствовала Музыку Человечества, и теперь её сердце разрывало, пришедшее невесть откуда, неотвратимое чувство того, что она больше никогда её не почувствует.

Сильные пальцы извлекли из струн последние нежные ноты, отпустив их парить на столь же нежном ветру, а Луна тем временем подалась вперёд, обхватила Леро крыльями, опустив голову ему на плечо, и крепко обняла. Он кожей чувствовал влагу на пушистых щеках, прижавшихся к его шее.

— Спасибо, друг мой, — прошептала принцесса, — спасибо.

---

С лестницы на самом краю крыши на них смотрели три пары влажных от слёз глаз, едва прикрытых гривами ярких цветов.

Одна из них хотела было подняться к нему по лестнице, но тут же остановилась, едва её коснулись копыта двух других.

Она обернулась за тем лишь, чтобы увидеть, как одна из подруг тихонько качнула головой и указала копытом, что лучше бы им вернуться домой.

Она обернулась к двум едва различимым силуэтам на крыше, другая её подруга тем временем кивнула в знак согласия с первой.

Все трое, одна за другой, практически бесшумно вернулись в уютное тепло апартаментов, оставив своего жеребца и свою подругу наедине.

---

От автора:

А теперь оставим Леро и Луну ненадолго. Следующие несколько глав будут посвящены Лире (и, возможно, Дёрпи).

Опубликовано 12 янв 2014.

Свободу обрету во льдах

(Холод всегда мне был по душе)

«No right, no wrong, no rules for me.»
— Let It Go
— Саундтрек к анимационному фильму «Холодное Сердце»

---

Отпусти и забудь!
И на небо лети зарёй!
Отпусти и забудь,
Полярной сияй звездой!
Встречу я
Первый свой рассвет.
Пусть бушует шторм...

— Стоп! Останови сейчас же!

На огромном телевизионном экране тут же застыл, начавший было разворачиваться перед ними, панорамный вид на прекрасный хрустальный дворец, выросший на заснеженном склоне горы.

Леро опустил пульт и взглянул на принцессу Луну — его, теперь уже постоянную, спутницу во время киносеансов во сне. Он взял миску с попкорном, что держал на коленях, и поставил её на пол, положил рядом пульт и повернулся к всетемнейшей из принцесс.

Кстати, да, они сидели на диване — на старом, потёртом, местами подлатанном диване, разместившемся там, где обычно редко встретишь диван, а именно — на дне огромного лунного кратера. Позади него уютно примостился посадочный модуль «Орёл», перед ним — огромная, как показалось Леро, дюймов в пятьдесят, не меньше, плазменная панель, к которой в качестве HD-проигрывателя была подключена PS5.

— Что-то не так? — спросил человек, изо всех сил стараясь сохранять непринуждённый тон. — Я думал, тебе понравится этот фильм.

— Прежде чем мы продолжим, — сказала Луна, выпрямившись во весь рост, что могло бы выглядеть очень величественно, когда бы она не сидела, подвернув задние ноги под себя, а передними не сжимала бы большую вельветовую подушку. — Ответь, у этой истории будет счастливый конец?

Леро не ответил, только вопросительно склонил голову на бок; на губах его стала вырисовываться улыбка.

— Сёстры, они помирятся? — уточнила Луна, махнув копытом в сторону экрана. — Они ведь так любили друг друга в детстве, до того недоразумения и изоляции. Я и сама прошла через что-то похожее. И в моём случае, страх, зависть и недопонимание привели к войне, которая отняла множество жизней и искалечила множество судеб. Если эта история закончится тем же, то, прости, но мне кажется, что лучше остановиться прямо сейчас.

— Правда?.. Ты узнала себя в королеве Эльзе? — спросил Леро, усмехнувшись про себя. Он, конечно, в этом не сознается, но этот фильм он выбрал нарочно.

— Конечно, как не узнать?! — ответила Луна и закрыла глаза. — Очень уж много общего у неё с ранней Найтмэр: её так же пьянит новообретённая свобода; она так же любит зимний холод, в то время как все грезят солнечным летом, а ещё перемена в облике и окружении.

Покуда она говорила, её иссиня-чёрный окрас сменился на свойственный более «юному» облику тёмно-синий, точно такой же как несколько лет назад, когда Леро выхаживал их с сестрой во время блеклого поветрия. Вместе с окрасом изменилась и титаново-платиновая корона, и пейтраль; теперь на голове принцессы была небольшая чёрная тиара, а на шее — торквес, те самые, что она носила когда-то.

Леро всё смотрел, а метаморфозы всё продолжались: шёрстка принцессы снова стала чёрной, такой пронзительно-чёрной, что все цвета вокруг как будто поблекли слегка. Тиара и торк растеклись по голове и шее принцессы, став серебристым шлемом и доспехом Найтмэр Мун соответственно.

Эфирная грива колыхнулась синим пламенем, и до Леро вдруг донёсся запах серы и обожжённой стали. Она медленно подняла веки и посмотрела на него ярко-бирюзовыми глазами с по-кошачьему узкими зрачками, губы её растворились в улыбке, обнажив два ряда белых, острых как бритва зубов; взгляд человека приковала пара длинных изогнутых клыков.

Завороженный переменами в облике принцессы, Леро не сразу заметил глухой рокот, послышавшийся из-под дивана. Пришёл черёд меняться окружению: из лунной поверхности росли высокие стены и остроконечные башни.

Одна из стен прорезалась прямо под лунным модулем и, поднимаясь, отбросила его в сторону. Вокруг них, созданный из лунной материи, теперь высился величественный замок, выполненный в готическом стиле.

Звёздный свет пробивался сквозь остроконечные слюдяные окна, изрезанные бликами от светящихся лунным сиянием стен, очерчивая человека и аликорницу резкими тенями.

— Ведь когда я обрела новую силу, я точно так же пела и танцевала, как эта королева, — раскатился эхом по новообразовавшейся зале голос Луны. И голос этот прозвучал так сильно и так властно, как не звучал уже сотни лет. — Я так восхищалась... и так упивалась своей мощью. Я чувствовала себя богиней: недосягяемой и неприкосновенной. Опьянённая могуществом, я отдалась ему, позволила немыслимой жестокости и пренебрежительности к чужим судьбам прорваться из глубин моей души, позволила им извратить меня, превратить в полную противоположность тому, что я ценила больше всего.

Сомкнув веки, скрыв за ними вертикальные зрачки, Луна склонила голову.

— Я прочертила грань между собой и моей дражайшей сестрицей — открытую рану, шрам от которой до сих пор не даёт мне покоя. Что же до наших подданных? Смогут ли они простить меня за бытие той, кем я однажды стала? Сколь бы мне того ни хотелось, не думаю, что день этот настанет. А если поразмыслить, то, возможно, это и к лучшему. Так что, да, ты прав. Меня очень тревожит судьба королевы Эльзы, если она последует моим же путём.

Подвинувшись ближе, Леро протянул руку и коснулся ладонью щёчки принцессы, нежно проведя большим пальцем прямо под её сомкнутыми веками. Он боялся, что Луна отпрянет тут же, но она, напротив, вжалась в его ладонь, так и не разомкнув век.

— Может, ты права, может, есть то, что не должно быть забыто, — тихо молвил он, ощутив, как пони едва заметно склонила голову. — Ведь ты сама уже решила, что прошлое не стоит прятать, что об ошибках не стоит забывать. И пусть это неотъемлемая часть твоего прошлого, но ты отбыла наказание и, переродившись, вернулась к своим подданным. Той пони, что ты была, той Найтмэр давно уж нет. А этой пони, этой принцессе Луне предстоит ещё очень и очень долгая жизнь. Может, пора уже отпустить и забыть?

Как лёд тает под жаркими лучами летнего солнца, растаяли доспехи Найтмэр Мун — истерзанный в битвах металлический покров обернулся дымкой, которую унёс прочь неощутимый бриз. На их месте не появилось ни пейтрали, ни короны, даже боевые накопытники исчезли без следа, оставив принцессу столь же беззащитной, как и в день её преображения.

Иссиня-чёрные веки распахнулись, явив свету самые прекрасные глаза. В её улыбке не было и намёка на хищный оскал.

— Ты говорила с принцессой Селестией о том, что чувствуешь? — Леро опустил руку, доселе покоившуюся на мордочке Луны. — О том, что по-прежнему тебя беспокоит?

— Нет, и не стану.

Луна вдруг уставилась на свои копыта таким пристальным взглядом, будто ничего интереснее их на свете не было.

— Она так рада моему возвращению, тому, что я снова та, по ком она так скучала. Я не желаю тревожить её без особой на то нужды.

— Ой, ну что за глупости! — Леро скрестил руки на груди — жест, который для всех пони, что хоть сколь-нибудь хорошо его знали, означал «Я предельно серьёзен». — Я очень сомневаюсь, что твои переживания могут показаться ей «не важными». Пожалуйста, поговори с ней. Ты же сама видела: Эльза не пожелала поделиться своими чувствами с сестрой, и именно так она оказалась там, где оказалась. Разве не так же началась та заваруха с Найтмэр Мун? Пора что-то менять. Поговори с ней. Расскажи ей всё. Она не сможет тебе помочь, пока ты ей не откроешься.

— Но что… — не успевшую начаться фразу принцессы оборвал палец, прижатый к её губам.

— Поверь мне, Луна… вы же сёстры… вы — семья. А в семье все друг о друге заботятся, все друг друга прощают, все друг друга любят.

И снова Леро опустил руку, напоследок погладив щёчку принцессы.

— Так и быть. Я поговорю с нею, как только представится возможность.

Леро вперился в неё «Взглядом»… И когда это он успел перенять этот навык от Флаттершай?

— Так и быть, Господин Леро. Я поговорю с нею за следующей вечерней трапезой. Довольны ли вы теперь?

Ухмыльнувшись, Леро почесал принцессу за ушком, не отягощённым более короной.

— Да. Вполне.

И снова рука Леро отпрянула от принцессы, но за тем лишь, чтобы поднять оставленные в сторонке пульт и миску с попкорном. Несмотря на все, пусть и невольно, вызванные принцессой перемены в окружении, чаша подсоленных вкусняшек практически не пострадала, чего, увы, нельзя было сказать об подслащённых хрустяшках Луны. Она уставилась на свою опустевшую чашку и на рассыпанный по полу попкорн; заметив это, Леро протянул ей свою порцию.

— И всё равно, не доверяю я этой принцессишке, — заявила Луна, загребая магией пригоршню предложенного попкорна и помахивая копытом в сторону экрана. — Помолвка была слишком уж скорой, а эта ваша Анна такая импульсивная, прямо как моя сестра в годы своей юности. Да, я, например, была просто очарована Сэйбл Шилдом, но годы ушли на то, чтобы утвердить нас в чувствах… пусть начало их было несколько резким. Здесь же я вижу внезапную влюблённость, произрастающую из одного только желания быть хоть кем-нибудь любимой. Да и на него только погляди — тринадцатый в череде наследников! Чую я, здесь кроется хитрый план. Уж лучше бы принцесске быть с ним поосторожнее.

— Наверное, ты права. Давай посмотрим и узнаем, будут ли они жить долго и счастливо

Подняв пульт, Леро снял фильм с паузы.

Холод всегда мне был по душе!

От Автора:

Знаю, я обещал дать Луне с Леро передых, но когда я поставил себе задачу написать главу за два часа — получилось это.

Отказ От Прав:

Права на песню «Let It Go» принадлежат Disney.

EDIT: Спасибо пользователю LunaEpona за ссылку в комментариях.
Спасибо пользователю Певец, за ссылку в комментариях :p

С улыбкой, зубы сжав до слёз. Часть первая

«With smiles and clenching jaws»
— Scissor Sisters — Return To Oz

---

Во всей Эквестрии, а равно и за её пределами: в Королевстве Грифонов и на Землях Подменышей, Вондерболты были широко известны как команда, состоящая из самых лучших и самых отчаянных летунов и воздушных акробатов в мире. Их репутация была вполне заслуженной, ведь равных им действительно не было.

И хотя большинство пони считает, что штаб-квартира этой команды должна бы располагаться где-то в облаках Клаудсдейла или неподалёку от их академии, не многие знают, что на самом деле она находится в неприметном трёхэтажном здании в глубинах Канцелярского Района Кантерлота.

Причина выбора такого места довольно проста: власть имущие желали иметь их под копытом на случай необходимости, будь то аэробатическое выступление перед многотысячной толпой, способное заставить устыдиться даже птиц, или же защита населения от ненастья, природного иль нет.

Но была и другая причина столь близкого соседства с престолом нации, причина, известная лишь малой доле населения. Те, кто был «в теме», знали, что есть что-то, чего никто не знает о самом популярном звене Королевских Воздушных Сил.

Зажатые между казармами на первом этаже и зоной проведения подготовки и предполётного инструктажа на третьем, на втором этаже располагались офисы командования и младшего командного состава. В дальней части этого этажа есть коридор с пятью дверьми, расположенными через равные промежутки вдоль одной из его стен. За ними располагаются офисы командиров звеньев команды.

Первая дверь вела в офис Спитфайр, главы всей команды. На стеклянном окне в верхней части двери гордо красовались её имя, должность и эмблема команды.

За второй дверью был офис Модэсти Блэйз, старейшей из Вондерболтов, всё ещё состоящих на службе, возглавляющей академию. Как и у Спитфайр, на окне её двери было имя и должность, но под ними был изображён большой красный шестиугольник с тремя белыми силуэтами пегасов на нём.

Далее была дверь в офис Сорена, давнего заместителя Спитфайр и капитана Золотого Звена, или, как их ещё называли, «Боевых Соколов». Ниже его имени и должности, было стилизованное изображение синего пегаса, вид сверху, на спине которого была начертана красная звезда в белом круге.

Предпоследний офис занимала Флитфут, капитан Красного Звена. Ниже её имени и должности было изображено синее кольцо над которым было стилизованное изображение короны Селестии, внутри кольца были изображены девять красных пегасов летящих в формации.

В конце коридора, там, где её мог видеть каждый проходящий, была совсем новая — ей и года не исполнилось — картина в раме, практически во всю стену, от пола до потолка. На ней были изображены четыре из пяти нынешних капитанов, летящие по направлению к зрителю выстроившись клином, за каждым из них тянулся шлейф цветного дыма.

И любой, кто даже мельком взглянул бы на картину, сразу заметил бы отсутствие одного из летунов в формации. Между Спитфайр во главе и Флитфут по правое крыло от неё был явный зазор, в котором должен был бы находиться ещё один летун.

Тот же самый зритель, заметил бы и радужный шлейф, ведущий к верхней части картины, где и был изображён пятый капитан, недавно поступивший на службу, отделившийся от формации и набирающий скорость в направлении стратосферы.

Под картиной была табличка, на которой было всего два слова: «Для Рапидфайр», и две даты, которые разделяло всего двадцать семь лет.

Хозяйка последнего офиса всегда останавливалась перед картиной, прежде чем войти внутрь. И практически всякий раз она с какой-то особенной нежность прикасалась к стеклу окна, тихо бормоча извинения, прежде чем войти и аккуратно прикрыть за собой дверь.

Но этот день, видимо, был исключением из устоявшихся правил. Сегодня она неслась по коридору, готовая бросить вызов всему миру. И та немыслимая ярость, излучаемая всем её видом, ясно давала понять, что у неё есть все шансы на победу.

Лишь мельком взглянув на картину, она одним пиком передней ноги вышибла дверь, вырвав замок с корнем и, осыпаемая градом щепок, рванула через порог.

Оказавшись внутри, она лягнула дверь, захлопнув её за собой с такой силой, что по окну поползла трещина. Трещина пересекла изображение сине-жёлтого щита, поверх которого было белое облако и четыре синих пегаса, поползла дальше через надпись, гласившую «Капитан Синего Звена» и имя обладательницы этого звания и остановилась, лишь достигнув верхнего края окна.

Однако хозяйка офиса в своём приступе ярости не заметила этого. Она пнула стол, сорвала с себя очки и швырнула их через всю комнату. «Авиаторы» за двести битов, на всей скорости врезались в угол стального сейфа для документов, стоимостью едва ли битов в пятьдесят. В очередной раз подтвердив старую истину о том, что большая цена не всегда означает большую прочность, они разбились, разлетевшись осколками зеркального стекла по всей комнате.

Когда маленький осколок выпал из её гривы и, отскочив от носа, упал на ковёр, капитан внезапно осознала, что только что уничтожила подарок, сделанный её жеребцом несколько лет назад, в день, когда она с отличием окончила обучение в академии Вондерболтов.

Невероятно противоречивые чувства захлестнули её. Внезапно она почувствовала, что всё то, что копила внутри себя: все волнения, сомнения и страхи — наконец достигли своей точки кипения. На подкашивающихся ногах она сумела добраться до кресла и плюхнулась в него, расслабив тело и позволив ему свободно падать вперёд, пока её мордочка с глухим стуком не врезалось в столешницу.

Впервые за многие годы Рэйнбоу Дэш разрыдалась.

---

Рэйнбоу вскинула покоившуюся на столе голову, оглядываясь по сторонам. За ней протянулись тонкие нити, состоявшие, по-видимому, из перемешавшихся слёз и слюны. Глаза ужасно болели, а про язык можно было и вообще не говорить.

Тихий стук в дверь напомнил ей о том, что оторвало её от… как там это называла Твайлайт? «Переизбыток эмоций»? Она понятия не имела, как долго пролежала, уткнувшись лицом в столешницу, но она была более чем уверена, что выглядит после этого просто отвратительно, и что такого «капитана» никто и никогда не должен увидеть.

— Уходите! — крикнула она в сторону двери, в глубине души надеясь, что за ней не стоит кто-нибудь старше её по званию. — Сегодня приёма не будет, приходите завтра.

— Правда? Так это даже лучше, — донёсся вежливый голос с другой стороны двери. — Это значит, что сегодня ты полностью в моём распоряжении.

Дверь медленно отворилась и Рэйнбоу увидела того, кого ни за что в жизни не ожидала увидеть стоящей у двери в её кабинет. Её посетителем оказалась мать Твайлайт Спаркл, преподаватель престижного Кантерлотского Университета и известный ипполог — профессор Стар Спаркл.

— Разрешите взойти на борт? — она отдала честь передней ногой, которую всё ещё держала вытянутой перед собой после того, как открыла ею дверь. На лице её была фирменная надменная ухмылка (а ведь это кобыла, которая не позволяла себе лишний раз улыбнуться) в равной степени озорная и снисходительная.

Рэйнбоу издала стон отчаяния и уронила голову обратно на стол.

— Так говорят на флоте, а мы в ВВС. — Снова подняв голову, она попыталась сделать более или мене спокойное выражение лица, хотя сама сомневалась, что её лицо сейчас способно хоть на какие-нибудь выражения. — А флота у нас уже сколько, лет двести как нет? Уж кому как не тебе знать об этом.

— Совершенно верно, дорогуша. Но это не значит, что я не могу спросить разрешения из вежливости. — Стар Спаркл всё ещё стояла в дверях. — Так я могу войти?

Рэйнбоу закрыла глаза и потёрла переносицу мягкой стороной копыта, она видела как это делал Леро когда нервничал. Он сказал, что это помогает, но, похоже, это помогало только людям, поскольку на неё это не возымело никакого эффекта.

Если и были пони, которых она не хотела бы сейчас видеть, то её «тёща», как называл её Леро, определённо была в первой их десятке. Конечно, за последние несколько лет она научилась… любить, или, наверное, всё-таки, терпеть её, как родную мать. Но, учитывая её отношения с родной матерью, это практически ничего не значило. Тем более это не значило, что старая кляча не выводила её порой из себя. Может всё-таки стоит вызвать охрану и…

— Подожди, а как ты вообще сюда попала? — Рэйнбоу решила, что тереть переносицу бесполезно, пожалуй, даже хуже чем бесполезно. — Это охраняемое здание. Даже Твайлайт не может попасть сюда без пропуска.

Рог Стар Спаркл засветился, и она извлекла магией из кармана своего строгого пиджака гостевой пропуск. Чёрная и жёлтая полосы в верхней его части означали, что выдан он был по личному распоряжению Принцесс и предоставлял ей полный доступ ко всем помещениям.

— Да ёпт... — пробормотала Рэйнбоу. Стар Спаркл незамедлительно поднялась в её рейтинге нежелательных посетителей и теперь уже была в первой пятёрке. Кроме того, отделаться от неё теперь, скорее всего, не получится. Смирившись с неизбежным, она указала на пару кресел перед её столом. — Что ж, проходи, присаживайся.

Закрыв за собой дверь настолько, насколько позволяло состояние оной, Стар подошла к ближайшему креслу и отряхнула его хвостом прежде чем сесть. Устроившись поудобнее, она окинула взглядом кабинет, задержав взгляд на фотографиях и многочисленных сувенирах разбросанных по всей комнате.

— Милый кабинетик, — отметила она таким тоном, будто вовсе не имела этого в виду. — Большие окна, весьма просторный, почти такой же большой, как и мой. — Она посмотрела Рэйнбоу прямо в глаза и изобразила на лице что-то вроде вежливой улыбки, той самой «улыбки», за которой её дочь обычно прятала волнение и неуверенность. — Почти.

— Я отойду на минуточку, — Рэйнбоу поднялась из-за стола и рысцой проскакала в небольшую личную уборную. Стар уже занимала позицию в первой тройке, а нашей пегасочке просто необходимо было привести своё лицо в порядок, прежде чем она скажет то, о чём, возможно, потом будет долго жалеть.

— Ну конечно, дорогуша, — донеслось из-за двери, когда она уже расстегивала пуговицы на пиджаке. — Но переодеваться ради меня не стоит. Ты же знаешь, как мне нравятся кобылки в униформе.

Сняв пиджак она повесила его на крючок рядом с умывальником. В очередной раз сражаясь со всеми его застёжками и молниями, она как всегда задумалась, как могла организация, состоящая сплошь из пегасов, принять униформу, справиться с которой мог, пожалуй, только единорог.

— Так каким ветром тебя занесло? — отозвалась она, пытаясь одолеть галстук.

— Ну-у-у… — донёсся до отвратительного неопределённый ответ.

Галстук был, наконец, побеждён и занял своё место на плечиках вешалки.

— Зачем пришла, спрашиваю? — Выпутавшись из рубашки, и поместив её на те же плечики, что и галстук, она повесила вешалку на соседний с пиджаком крючок. — Университет на другом конце города, так что штаб-квартира Вондерболтов была тебе явно не по пути.

— Я пришла узнать, что стряслось, дорогуша.

Рэйнбоу посмотрелась в небольшое зеркальце над раковиной. Богини небесные, а она и правда выглядит хреново.

— Да ничего не стряслось, — отозвалась она. — С чего ты решила, что что-то стряслось?

В последовавшей тишине Рэйнбоу услышала, как профессор ёрзает в кресле, явно пытаясь устроиться поудобнее. Да уж, счетоводы из бухгалтерии никогда не купят хорошее кресло, если за те же деньги можно купить два похуже и подешевле.

Похоже, Стар наконец-то устроилась.

— Милочка, меня вызвали принцессы, сказали, что тебе срочно нужно с кем-нибудь поговорить. Потом мне всучили этот пропуск и, не успела я и глазом моргнуть, как два королевских стража уже сопровождали меня к неприметному зданию в дебрях Кантерлота. Надо полагать, что кое-кто всё же считает, что что-то стряслось.

Рэйнбоу тем временем набрала воды в раковину, ополоснула лицо и утёрлась полотенцем.

— При всём моём уважении, Стар, я не думаю, что ты сможешь мне чем-нибудь помочь.

— А принцесса Селестия, похоже, думает иначе. Она сказала, что мне необходимо тебя выслушать, даже если ты этого не захочешь.

Рэйнбоу снова заглянула в зеркало. Теперь она уже более или менее походила на себя.

— Ну да, такая расплывчатая болтовня это в её стиле. Больше она ничего не сказала?

— Сказала, что несколько часов назад, ты выскочила из кабинета, в котором проходило заседание капитанов Вондерболтов с таким видом, будто готова убить кого-нибудь.

— Ого.

— Вот тебе и «ого».

Рэйнбоу пригладила гриву копытом, прежде чем снова взъерошить её, превратив в фирменную разноцветную мешанину. Так-то лучше, теперь она снова в деле.

Выйдя из уборной и заняв своё место за столом, она обнаружила Стар бесцельно разглядывающей комнату.

— Но прежде чем мы начнём, у меня есть более насущный вопрос, — Стар наклонилась к Рэйнбоу через стол с явно заговорщицкой ухмылкой. — Что у тебя тут есть из выпивки? Похоже, у нас обеих был долгий и напряжённый день, и если уж это не повод выпить, то я не знаю что тогда.

Рэйнбоу широко развела копытами:

— Мне жаль, но это штаб-квартира Вондерболтов, проносить сюда алкоголь запрещено. — Ей ни разу не было жаль, и обе они это прекрасно знали.

— Вот именно поэтому у тебя должно быть что-то тут припрятано, и даже не пытайся мне врать. — Ухмылка Стар стала ещё шире. Рэйнбоу ненавидела её за это. — Ты, наверное, боишься, что я спою тебя и опять попытаюсь совратить.

Рэйнбоу пронзила её буравящим взглядом.

— Хорошо, обещаю в этот раз вести себя прилично. — Стар подняла правое копыто, а левым перекрестила сердце. — Клянусь, то что случилось на прошлогоднем празднике Согревающего Очага больше не повторится.

Рэйнбоу даже глазом не моргнула.

— И то что случилось на Ночь Кошмаров в позапрошлом году тоже. — Стар призадумалась. — И то что случилось на свадьбе ваших друзей… Никак не припомню, каких именно.

Рэйнбоу отвела от неё взгляд и наклонилась к сейфу.

— Ой, ну брось, милочка, должно же у тебя быть что-нибудь поприличнее тех сувенирных бутылочек, что ты хранишь в сейфе, — поморщилась Стар. — Что-нибудь серьёзное, что-то, что ты припрятала где-то в кабинете.

Рэйнбоу снова пристально посмотрела на неё:

— С чего ты взяла, что у меня есть что-то ещё?

— Дорогуша, у меня уже столько лет имеется собственный кабинет в Кантерлотском Университете, что я успела изучить все премудрости. Давай уже, будь умницей, доставай самое лучшее. — Она подвинулась в кресле, открывая обзор на вход в кабинет. — Я бы заперла дверь, — она махнула копытом в сторону плачевно выглядевшей двери, — но, похоже, что этот кабинет пытались ограбить. — Она раздражённо посмотрела на Рэйнбоу, чётко давая той понять, что знает, что именно случилось с дверью. В конце концов, это была не первая выломанная дверь, увиденная ею за сорок лет в табуне Люсьена. — Уровень преступности в последнее время достиг небывалых высот.

Подняв магией в воздух второе гостевое кресло, она подпёрла им дверную ручку.

— Думаю, сойдёт, — сказала она, повернувшись обратно к Рэйнбоу, и сделала передними копытами жест, подгоняя её.

Рэйнбоу достала из нижнего ящика стола два стакана и поставила их на стол. В стаканах лежали несколько кубиков льда окружённых магическим полем, предохраняющим лёд от таяния. Затем она сняла копию шлема командора Урагана с её же бюста, стоявшего на сейфе. Переставив бюст на стол, она аккуратно открутила верхушку головы поникена, явив свету потайной отсек в котором были припрятаны две немалого размера бутылки.

— Вот это… — сказала она, передавая гостье прозрачную бутыль без этикетки, — самый лучший Эппалузский самогон. Каждая рюмка снимает слой эмали с твоих зубов и три очка IQ с твоего мозга. Достать его труднее, чем перья аликорна, даже не спрашивай откуда он у меня. И постарайся не пролить его на мебель — политуру растворяет на раз.

Стар подняла бутылку магией, удерживая её перед собой. Это вполне подошло бы, чтобы разговорить её подругу, но разговор, скорее всего, вышел бы не долгий.

— А это, — Рэйнбоу передала ей вторую бутылку. Бутыль из тёмно-синего стекла без этикетки присоединилась к своей товарке в магическом поле Стар. — Это — самый настоящий «Лунный Свет». Изготовлено самой Принцессой Ночи. Ещё более редкий, чем тот другой и куда опаснее для мебели.

Должно быть, у принцессы было странное чувство юмора. Обычно, тёмно-синий цвет стекла сосуда служил предупреждением о том, что внутри находится сильнодействующий яд. Ходили слухи, что «Лунный Свет» развязывал язык и раскрепощал разум, не снижая при этом умственных способностей. Пока, конечно, не выпьешь дозу достаточную, чтобы убить осла. Стоило лишь достигнуть этой точки и тебя разносило вдрызг так быстро, что никакое Эппалузское пойло и рядом не стояло. Надеясь, что Рэйнбоу не узнает об этом эффекте слишком скоро, если они не будут частить, Стар решила, что «Лунный Свет» — как раз то, что нужно.

— Ну вот, милочка, совсем другое дело, — Стар почувствовала, как буквально истекает слюной. Несколько месяцев назад Люсьен приносил домой маленькую бутылочку «Лунного Света». Заручившись обещаниями Стар Спаркл и Твайлайт Вельвет сохранить всё в тайне, он представил им этот напиток богинь. Той ночью они словно очутились на Елисейских Полях, но очнулась она в полном одиночестве и с синяком под глазом, о происхождении которого ничего не могла вспомнить, так что в целом, всё было по-честному.

Убрав прозрачную бутылку обратно в тайник, Рэйнбоу разлила им по полной. Из стаканов донеслись тихие хлопки — это алкоголь растворял защитное поле, высвобождая кубики льда, позволяя им свободно плавать на поверхности.

Рэйнбоу подняла свой стакан копытами, Стар же предпочла воспользоваться для этого магией. Осторожно чокнувшись, без лишних слов, Стар поднесла стакан к губам, на секунду задержалась, вдыхая божественный аромат, но вожделение взяло над ней верх и она сделала первый глоток.

Невозможно описать ни вкус, ни запах «Лунного Света»: ни в одном из языков смертных не найдётся подходящих для этого слов. Каждый пони описывает их по-своему, лично Стар находила запах похожим на тот, что можно почувствовать зябким весенним утром за несколько мгновений до рассвета. Вкус напоминал ей морозный зимний вечер, когда с каждым вдохом, чувствуешь на языке вкус приближающегося снегопада.

На мгновение она погрузилась в блаженные воспоминания юности: её первая экспедиция в Зебрику. Первые лучи восходящего солнца, возвещающие о стремительно надвигающемся рассвете, рассыпались по далёкому горизонту, в то время как она, слишком взволнованная, чтобы уснуть, лежала в старой телеге, которая везла своих пассажиров к последнему из известных мест обитания загадочного племени Гвали.

Внезапно раздавшийся с другой стороны стола кашель возвестил о том, что Рэйнбоу решила не церемониться и жадно отхлебнула из своего стакана. Чистый «Лунный Свет» не любит, когда к нему относятся непочтительно, и её компаньонша, похоже, только что в этом убедилась.

Следующий глоток пегасочка сделала куда осторожнее. По довольному выражению её лица, Стар поняла, что и на неё нахлынули тёплые воспоминания.

Некоторое время они обе сидели молча, наслаждаясь напитком, тишиной и покоем — тем, чего им обеим так не хватало в этот напряжённый день. Стар воспользовалась моментом и ещё раз оглядела кабинет, на этот раз не выискивая заначки Рэйнбоу, а просто любуясь.

Позади неё, на восточной стене была дверь и большая доска, с приколотыми к ней картами, погодными графиками и бесчисленным множеством ротописных диаграмм напоминающих одновременно и план манёвров, и схемы воздушных трюков, и новую тактику для игры в хуфболл, а может быть, и всё это одновременно.

Напротив неё, позади стола Рэйнбоу были окна, обращённые к западу. Приглядевшись, вдалеке, у самого горизонта можно было разглядеть очертания Единорожьего Кряжа и подножия Туманных Гор.

На южной стене была дверь, ведущая в личную уборную, а также множество фотографий сделанных в бытность Вондерболтом. На северной же были исключительно семейные фотографии. Рэйнбоу предпочитала не смешивать эти две части её жизни и немалая ширина комнаты, разграничивающая две стены, только подтверждала этот факт. Вдоль всех стен лежали кипы отчётов, каждая не меньше чем по колено высотой. Рэйнбоу так и не смогла полюбить бумажную работу.

Стар встала, оставив недопитый стакан на столе, и направилась к южной стене. На некоторых фотографиях ей удалось отыскать знакомые лица, хотя незнакомых было гораздо больше. Среди множества фотографий парадов и выпускной церемонии, был и снимок только что повышенной в звании до капитана Дэш, отдающей честь Спитфайр: обе пегаски были в лётных костюмах Вондерболтов.

Рядом с ней была фотография очень юной, и, похоже, потрясённой до глубины души Рэйнбоу, стоящей рядом с… назовём её «зрелой», масляно-жёлтой пегаской с длинной тёмно-розовой гривой, в форме Вондерболтов, но в явно более раннем её варианте.

— Ты только посмотри, — Стар улыбнулась, обернувшись через плечо к своей подруге, — каким милым жеребёнком ты была. А кто это рядом с тобой?

Рэйнбоу посмотрела поверх стакана.

— Это Блэйзин Глори, бабушка моей подруги Флаттершай, — она вернулась к своему напитку. — Когда я была маленькой, она была моей героиней… она, наверное, и сейчас моя героиня, я всегда хотела быть похожей на неё. Задолго до моего рождения, она стала первым летуном, который смог исполнить «Вёрткую Лунную Походку» в одиночку, без всякой поддержки, — сделав ещё глоток, она продолжила: — Она была такой потрясной, не переставала восхищать толпу, даже тогда, когда я стала достаточно взрослой, чтобы ходить на шоу самой. Она столькому меня научила. Я разработала свою «Пиратскую Вспышку» специально для неё. Ну, знаешь, хотела, чтобы она мною гордилась.

— А это? — Стар подошла к другой фотографии. На ней была изображена Рэйнбоу в кадетской форме, рядом с белой пегаской в лётной форме. У кобылки постарше была ошеломительно-синяя грива, практически иссиня-чёрная, казалось, при одном взгляде на неё все цветы в комнате тут же увяли бы.

— Это Модэсти Блэйз. Самый суровый лётный инструктор, какого только видели Вондерболты. Может заставить взрослую кобылку расплакаться, даже рта не раскрыв, — Рэйнбоу хохотнула и сделала ещё глоток. — До сих пор наводит ужас на Спитфайр. Но, кажется, не ровно дышит к Сорену. Нормальная тётка, когда узнаешь её получше, главное не говорить про её возраст, — с этими словами Рэйнбоу потёрла запястьем подбородок, словно её поразила фантомная боль. — Не, правда, про возраст ни слова.

Одной фотографии явно не хватало, только пустое место и одинокий гвоздь, торчащий из стены. Оглядевшись, Стар нашла фотографию в рамке, лежащую лицом вниз на стопке отчётов. Перевернув её, она увидела симпатичного жеребца-пегаса, стоящего на взлётной полосе в ужасно грязном лётном костюме, взъерошивающего гриву не менее грязной Рэйнбоу Дэш. На них были спасательные пояса, на земле у их копыт лежали огромные бухты верёвок.

Через дыры в лётном костюме был виден его золотисто-жёлтый окрас и огненно-рыжая грива. Обтягивающий костюм замечательно подчёркивал его спортивное телосложение, а его крылья, пусть и покрытые, кажется, сажей, всё равно выглядели великолепно. Улыбка, с которой он терзал гриву своей жертвы, намекала на то, что он был не прочь повеселиться. Если в двух словах — за таким жеребцом Стар Спаркл не упустила бы возможности приударить.

— А это что за очаровательное воплощение мужественности? — она показала фотографию Рэйнбоу. — Твой старый друг? Я бы не отказалась, чтоб он меня «спас» разок-другой.

Рэйнбоу не стала спешить с ответом. Она отхлебнула из своего стакана и откинулась на спинку кресла. Кажется, она раздумывала, стоит ли вообще отвечать или нет. Они много общались с матерью её жены, и, как ни странно, у них оказалось очень много общего.

За последние годы между ними сложились довольно странные дружеские отношения: надменная и сварливая единорожица и дерзкая и отвязная пегаска. Удивительно, но у Рэйнбоу было больше общего со Стар Спаркл, чем с собственной матерью, что постоянно раздражало собственную дочь единорожицы.

Но даже не смотря на это, хотела ли она с ней это обсуждать? Может, будет достаточно просто назвать ей имя? Стар вернулась к разглядыванию жеребца на фотографии. Рэйнбоу признавала, что, не считая её супруга, это был, пожалуй, единственный жеребец, с которым они были близкими друзьями.

Разум твердил Рэйнбоу, чтобы она помалкивала, но сердце настаивало, что нужно что-то сказать. Он заслуживал большего следа в истории, чем картина на стене и табличка с именем.

Конфликт внутри неё нарастал, пока сердце не применило хитрость и не запустило вместе с кровью мощный поток алкоголя прямо в мозг. Не в силах оправиться, мозг уступил сердцу ведущую роль.

— Это Рапидфайр, брат Спитфайр. Он был капитаном синего звена до меня. И до сих пор был бы им, если бы я не облажалась по полной. — Рэйнбоу опрокинула стакан, допивая остатки содержимого. Схватив со стола бутылку, она наполнила его вновь. — Помнишь, в прошлом году была спасательная операция в горах, которая пошла совсем не так, как было запланировано?

Стар Спаркл лишь кивнула в ответ. Её едва ли можно было назвать тактичной, но даже она знала, когда лучше промолчать и дать собеседнику высказаться.

Рэйнбоу подняла стакан и покрутила его в копытах.

— Внезапный буран на пике Мертвеца, местная погодная бригада не справилась с ним, придурки только всё усугубили. Нам сообщили, что табун земных пони отправился в тот район в поход на выходные, и никто не может с ними связаться, поэтому было созвано Синее Звено. Рапид обожал поисково-спасательные операции, гонял нас по всем программам подготовки, какие только были: упражнение за упражнением, пока мы не рухнем без сил. А на следующий день всё сначала. Поэтому Синее Звено и называют «Ангелами-Хранителями». Если кто-то попал в беду, мы его вытащим.

Рэйнбоу замолчала, продолжая крутить стакан в копытах. Стар тоже хранила молчание, её черёд говорить ещё не настал.

— Мы разбились на поисковые команды, Рапид, Тандерлэйн и я обыскивали восточные склоны. Нашли их часа через три. Пара кобылок и трое жеребят, укрывшиеся в маленькой палатке. Больше у них ничего не осталось, да и палатка долго не продержалась бы. — Рэйнбоу отхлебнула из стакана, но, наверное, даже не заметила этого, мыслями она сейчас снова была там, той ужасной ночью.

— Одна из кобылок была тяжело ранена, не могла двигаться, нам нужно было минимум двое пегасов чтобы унести её. Втроём мы не могли забрать сразу и её, и её табунскую спутницу, и жеребят. Нам нужно было оставить их, чтобы слетать за снаряжением, — она снова принялась крутить стакан в копытах, на глазах её блестели слёзы, хотя она изо всех сил старалась сдерживать их. Хватит уже, наплакалась она на сегодня.

— Тандерлэйн был уверен, что донесёт жеребят, а я вызвалась приглядеть за раненой, чтобы Рапидфайр мог забрать её табунскую спутницу. Но он принял решение как старший по званию, сказал, что сам останется. Я пыталась спорить, но он меня даже слушать не захотел. Как всегда, упрямый как мул.

Рэйнбоу опять замолчала и вернулась к разглядыванию стакана, покачивая жидкость внутри, позволяя кубикам постукивать о стенки. Они обе молчали уже несколько минут, и казалось, что разговор уже окончен. Но внезапно она продолжила:

— Мы сделали, как он приказал. Забрали кобылку и детей в лагерь у подножья, собрали остальные команды и отправились обратно во всеоружии, — она опять, сама того не замечая, сделала глоток из стакана. — Но у бурана были свои планы на этот счёт. Придурки из погодной бригады облажались хуже некуда, когда мы вернулись буря была уже куда сильнее. Только Тандерлэйну и мне ещё хватало сил, чтобы держаться в воздухе, но видимость уже была нулевая. Мы битый час пытались к ним прорваться, но в итоге нам пришлось вернуться. Крылья и очки обледеневали, и я уже сбилась со счёта, сколько раз мы срывались в штопор. Следующие несколько часов мы пытались обуздать погоду. Пришлось подтянуть погодные бригады из двух соседних областей. Никогда ещё я так не скучала по девчонкам из погодной бригады Понивиля, как в ту ночь.

Она поднесла стакан ко рту, но замерла, едва коснувшись губ. Глядя на него, будто впервые его увидела, она поставила его на стол так и не притронувшись к содержимому.

— Мы вернулись за ними только к рассвету. Замучились откапывать чёртову палатку. Снег успел слежаться. Когда мы добрались до них мы… мы…

Её голос дрогнул. Она не собиралась плакать, Рэйнбоу Дэш не плачет, больше не плачет.

— Он накрыл её собой. Они укрылись всеми одеялами, какие у них были. Он истратил все термопакеты и обхватил её, словно они просто прилегли вздремнуть, казалось что им так уютно. Он всю ночь поддерживал в ней жизнь своим теплом…

НЕТ! Она не будет плакать. Только не сегодня. Хватит!

— Мы всё перепробовали. Хилин Тач, наш медик, она сделала всё, чему её учили, и даже кое-что, чему её не учили, — Рэйнбоу откинулась в кресле и издала нервный смешок. — Чёрт, я даже предложила притащить грозовое облако и долбануть его молнией. Но Хилин сказала, что уже слишком поздно.

Рэйнбоу опять смолкла. Мысли её давно покинули пределы этого кабинета и этого времени.

— Пока команда на носилках доставляла раненую в лагерь, мы с Тандерлэйном остались с телом Рапида. Дожидались прибытия Королевских Стражей с доктором, который должен был зарегистрировать смерть. Не знаю, зачем я осталась, не очень-то и многое я сделала, чтобы помочь ему той ночью.

Стар поймала взгляд Рэйнбоу. Взгляд единорожицы был полон грусти, но не жалости. Рэйнбоу не нужна была её жалость.

— Дорогая, но судя по твоим словам, ты сделала очень многое. Твайлайт рассказывала, как сильно были обморожены твои крылья, сколько дней ты провела в больнице, и мы обе знаем, какой лютый должен быть холод, чтобы так подействовать на пегаса.

— Но я бросила его, — прорычала Рэйнбоу. Она вскочила на задние ноги и нависла над столом. — Он был моим другом, а я бросила его умирать! На его месте должна была быть я! Из-за МЕНЯ его табун остался без жеребца! — она ударила в столешницу копытом, подчёркивая свои слова. — Из-за МЕНЯ его дети вырастут без отца! — ещё удар по столешнице, похоже, слабеющая на глазах древесина, долго не продержится. — А когда мы пытались вернуться за ними, я сбежала! — ещё один удар, из-под копыта полетели щепки, стакан упал на пол. — Я бы добралась до него, мне нужно было только стараться сильнее, но я поджала хвост и. Я! СБЕЖАЛА! — с последним ударом по столешнице она рухнула в кресло. Внезапно перед Стар предстала маленькая, сломленная кобылка. — Такой хороший жеребец погиб, потому что я сбежала, — повторила она почти шёпотом. — На его месте должна была быть я.

Рэйнбоу закрыла глаза, и второй раз за день позволила себе плюхнуться мордочкой на стол. Тихо и осторожно Стар подошла к её креслу. Положив фотографию лицом вниз на угол стола, она нерешительно опустила копыто на зажатую между передними ногами голову своей юной подруги. Рэйнбоу, может быть, и плачет, но хрен она кому позволит это увидеть.

— Ты думаешь, он этого хотел? Он отослал тебя, потому что знал, что ты всё сделаешь правильно. — Стар нежно, но как-то неуклюже погладила Рэйнбоу. Для неё это было непривычно, но она понимала, что Рэйнбоу нуждается в поддержке. Рэйнбоу всхлипнула где-то там под разноцветной копной, рассыпавшейся по столу. — И он был прав, даже если сейчас ты не согласна с ним, ты всё равно всё сделала правильно. Если бы вы не отступили и продолжили поиски в такой страшный шторм, тебя и твоего напарника, скорее всего, тоже не стало бы. Да, вы потеряли одного жеребца, но вам нельзя было рисковать ещё одним.

Из-под гривы донёсся приглушённый голос:

— Нас назвали героями, — и ещё один всхлип. — Когда меня выписали из госпиталя, нас наградили медалями и присвоили звания героев. Они назначили меня лёганым капитаном, попросили занять место павшего товарища, повесили эту лёганую картину у моего кабинета, — и снова всхлипывания. — Все, кто приходят сюда, видят мемориал посвященный отличному жеребцу. А знаешь, что вижу я?

Рэйнбоу подняла голову и посмотрела прямо в глаза старшей подруге. Стар увидела, как по щекам её подруги текут слёзы, как опухли её веки, как раскраснелись глаза. Она легонько покачала головой и убитая горем пегасочка продолжила:

— Я стою перед ней, смотрю на неё и всё что я вижу — неудачницу, дешёвку, трусиху. — Она с отвращением выплёвывала каждое слово, словно они были пропитаны желчью и ядом. Уже много лет Стар Спаркл не слышала ничего подобного. — Они сделали меня капитаном, потому что им было стыдно за меня, а теперь они, наконец, решили от меня избавиться.

— Избавиться от тебя? — Стар отдёрнула копыто. — И совещание с мисс Спитфайр было посвящено этому вопросу? Тебя увольняют?

Оторвав голову от стола, Рэйнбоу встала. К опухшим глазам теперь добавились жутко нахмуренные брови. Такое выражение было ей не к лицу.

— Хуже, меня переводят в академию, меня выпнули из Синего Звена и отправили к лёганым преподам. — Она гневно металась по кабинету. — Лёганая академия... туда попадают летуны, когда их карьере уже конец, но они ещё об этом не знают.

Она опять пнула стол, пробив небольшую брешь в боковине. Но ей было уже наплевать, ведь это был уже не её стол.

— Как же ненавидит меня Спитфайр, раз решила избавиться от меня таким образом.

Вскоре, устав вертеться в кресле, следя за мечущимся по комнате пегасом, Стар решила вернуться к своему стакану, за ним хотя бы не нужно бегать.

— Брось, дорогая, она правда винит тебя или это тебе так кажется?

— Конечно, она говорит, что не винит меня. Но разве такое возможно? — Озадаченная пегасочка продолжала говорить, снуя из стороны в сторону, слова лились из неё всё быстрее и быстрее. — Её брат погиб из-за меня. — Крылья, прежде плотно прижатые к бокам, теперь нервно подрагивали. — Понимаешь, после всех этих медалей, они не могут просто разжаловать и уволить меня. Слишком много шумихи будет, «хранителя Элемента Верности выкинули на обочину». Нет, так не пойдёт. — Крылья нервно встрепенулись и тут же прижались к бокам. — Поэтому они просто подвинут меня с дороги, затолкают туда, где обо мне и вспоминать вскоре забудут.

Похоже, Рэйнбоу уже говорила сама с собой, слова лились из её уст безумным потоком, лишь бы только покинуть её голову.

— Они думают, что если припрячут меня подальше, то я сама сдамся и уйду, тогда им и не придётся марать об меня копыта. Может быть, так и будет, вариантов у меня не густо. Можно, конечно, поговорить с Луной, она уже предлагала мне вступить в её Специальную Воздушно-Тактическую Бригаду, и просто свалить отсюда.

Стар слушала её очень внимательно, эта информация о принцессе может пригодиться ей в будущем. Сделав ещё один глоток, она поставила стакан на стол. Ей, наконец, надоело слушать болтовню Рэйнбоу. Пора привести её в чувства, уж что-что, а это она умеет.

Единорожица пригвоздила пегасочку пронзительным взглядом и сделав глубокий вдох заговорила:

— Леди Рэйнбоу Мириам Дэш, — рявкнула она, взгляд её стал ещё строже, возвещая всему миру, что его хозяйка очень недовольна.

Стоило Рэйнбоу услышать своё полное имя, как её истерика мгновенно сменилась оцепенением. Если со своим вторым именем она ещё могла смириться, то титул, пожалованный всем хранителям Элементов Гармонии, её просто бесил. А испепеляющий взгляд просто добил её, заставив внезапно почувствовать себя совсем маленьким жеребёнком.

Убедившись, что теперь она завладела вниманием кобылки на все сто процентов, Стар продолжила:

— Теперь я понимаю, почему принцесса отправила сюда меня, а не кого-то из твоих друзей или твоих супругов. Так что слушай внимательно, потому что то, что я скажу очень важно, а повторять я не собираюсь.

Рэйнбоу чувствовала, будто под взглядом Стар, её копыта приросли к полу.

— Ты, деточка, ведёшь себя как лёганая идиотка.

Если бы челюсть Рэйнбоу могла, она бы точно выпала на пол. От Стар Спаркл можно было ожидать многого, но не уличной брани это точно.

Но единорожица ещё не закончила.

— Так что кончай психовать, сядь и заткнись на минуточку. Поговорим как взрослые.

Кивнув, Рэйнбоу вернулась к своему креслу и как-то нерешительно в него села. Хотелось ей этого или нет, но перечить старшей она не могла, особенно, если учесть, что в глубине души, она отчасти воспринимала её как свою мать, и не важно, насколько глубоко дремлющий, но в ней сработал инстинкт, заставивший её почувствовать себя нашкодившим жеребёнком.

Не сводя с неё глаз, Стар нависла над столом, сложив передние копыта перед собой. За её плечами были годы преподавания в Университете, она знала, как подчинить себе аудиторию. И в этот раз ей удалось это настолько хорошо, что Рэйнбоу внезапно почувствовала, что весь этот кабинет и всё, что было в нём, было уже не её кабинетом, а кабинетом её старшей подруги.

Через несколько мгновений неловкого, очень неловкого, с точки зрения Рэйнбоу, молчания, Стар снова заговорила, на этот раз уже мягче, как родитель отчитывающий ребёнка.

— Рэйнбоу, поверь мне, ты не неудачница, твоё начальство не пытается от тебя избавиться, и твой перевод в академию это не наказание.

Она замолчала, позволяя собеседнице осмыслить её слова.

— Для начала, ты с кем-нибудь говорила о том, что случилось с твоим бывшим капитаном? О том, что ты переживаешь по этому поводу?

Пегаска просто смотрела в пол, кажется, сейчас она пинала копытом ковёр. Стар терпеливо дожидалась ответа.

— Ну, я говорила с Леро, немного. Может быть, с Твайлайт тоже.

— Ты рассказывала им о своих чувствах? — Стар старалась говорить мягко, её обычная надменность исчезла без следа. — О том, что рассказала мне сегодня?

— Ну, немного, — Рэйнбоу, впервые с тех пор как вернулась в кресло, посмотрела ей в глаза. — Это трудно... Я не хотела, чтобы они... ну, ты знаешь.

— Знаю, о некоторых вещах очень тяжело говорить с близкими. Особенно о подобных трагедиях. Ты пробовала поговорить об этом с кем-нибудь ещё? Со специалистом?

Услышав вопрос, Рэйнбоу вскинула голову:

— Что? Нет, нет. Это не... Нет. — Она вновь понурила голову. Похоже, ковёр под её столом стал внезапно очень интересным. — Спитфайр предлагала пару раз, но я отказалась.

Стар выдержала паузу, прежде чем продолжить.

— Рэйнбоу, дорогая, должно быть, это было очень сильным потрясением, раз по прошествии года ты до сих пор так остро реагируешь на гибель этого жеребца. Мы обе знаем, что ты из тех, кто будет копить чувства в себе, пока они тебя не переполнят. Тебе просто нужно излить кому-нибудь душу. Порой тебе нужна помощь, и в этом нет ничего постыдного.

Она протянула копыта к кобылке сидевшей напротив неё:

— Мы обе знаем, что ты самая преданная из всех пони, иначе Элементы не выбрали бы тебя, но порой твоя преданность переходит все границы, ты берёшь на себя больше обязательств, чем способна вынести. Ты проявляешь преданность не только к пони: Спайк и твой супруг тому подтверждение, но иногда ты заходишь слишком далеко. Ты ведь помнишь, как те дурочки начали распространять слухи про друга твоего жеребца, обвиняя его в связях с его собственными сёстрами.

Рэйнбоу протёрла глаза копытами:

— Так ты слышала об этом? — она до последнего надеялась, что эти события не станут достоянием общественности.

Стар не смогла сдержать улыбки:

— О том, что ты провела ночь в камере, пока Твайлайт сбивалась с ног и дёргала за все ниточки, какие только могла, чтобы вытащить тебя? Да, боюсь, что мне об этом кое-что известно. В конце концов, я была одной из тех, к кому она обратилась за помощью.

Рэйнбоу простонала:

— Слушай, они сами напрашивались. Может, я и не хотела, чтобы дошло до этого, но ты бы только видела Макинтоша. Эта ересь могла разрушить его семью. — Она наклонилась и подняла стакан с пола. Встряхнув его, она плеснула себе ещё немного. Стар поднесла и свой стакан, намекая, чтобы и ей обновили.

— Уж лучше я, чем ЭйДжей. — Рэйнбоу наполнила её стакан и закупорила бутылку. — Если бы она первой нашла их, Твайлайт могла бы тянуть за какие угодно ниточки, да хоть за струны Лириной арфы, но всё равно не вытащила бы её из тюряги. Я видела её, она была готова убивать.

— И то верно, но у любой проблемы всегда есть два решения. — Стар поднесла стакан к лицу, наслаждаясь ароматом. — Я думаю, ты не будешь спорить, если я скажу, что ты позволила эмоциям взять над тобой верх.

— Ну да.

— Ну наконец-то, — подтянув магией обрывок бумаги и перо, Стар что-то быстро записала; положив записку она подвинула её копытом к Рэйнбоу. — Это имя и адрес одной моей подруги, мы вместе учились в Кавальбридже, пока жизнь нас не раскидала по свету. Её зовут Сузин Вордс, она очень хороший собеседник.

Рэйнбоу потянулась и подняла записку. Стар восприняла это как хороший знак.

— Она в основном специализируется на семейных проблемах, но также консультирует и Королевскую Стражу, тех, кому приходится сталкиваться с вещами, с которыми лучше не сталкиваться. Не стану вдаваться в подробности, но доводилось ей принимать и кое-кого из Вондерболтов.

Пегаска долго смотрела на кусок бумаги, прежде чем сложить его пополам и убрать в верхний ящик стола.

— Я подумаю, — сказала она, прежде чем снова взять свой стакан и сделать большой глоток.

Стар лишь улыбнулась ей в ответ, действительно улыбнулась, без малейшего намёка на ухмылку. Рэйнбоу успела заметить, что эта улыбка ей совершенно не к лицу. А потом она произнесла то слово, которое пегасочка никогда не ожидала от неё услышать:

— Спасибо.

Пока Рэйнбоу пыталась справиться с потрясением, Стар сделала ещё глоток и продолжила:

— Вернёмся к твоему переводу. Если бы мисс Спитфайр хотела бы от тебя избавиться, она не стала бы выжидать целый год. Более того, она бы никогда не одобрила твою кандидатуру на должность нового капитана.

В её взгляде явно читалось, что пегасочка не права в своих суждениях.

— Я, конечно, не знаю её так же хорошо, как ты, но из всего моего недавнего опыта общения с ней, я могу сделать вывод, что она не из тех, кто станет использовать такие грязные методы. Более того, если она говорит, что не винит тебя в смерти своего брата, то скорее всего так оно и есть. Кроме того, она пыталась поговорить с тобой на беспокоящие тебя темы, а это скорее делает её твоим другом, чем суровым начальником.

Некоторое время Стар просто наслаждалась своим напитком, бросая на Рэйнбоу задумчивые взгляды. Поставив стакан, она продолжила:

— Рэйнбоу, сколько лётного опыта нужно, чтобы стать лётным инструктором в академии?

— Ну, лет десять или около того, может быть, даже больше. Блэйзин Глори было почти сорок, когда она перевелась в академию, а мне ещё и тридцати нет.

— А как давно ты стала Вондерболтом?

— Уже шесть лет как, ты же была на моём выпускном. Мы тогда ужрались в хлам, и ты заигрывала с Мисти Флай.

— Ну да, кхм, точно. А как давно ты уже капитан звена?

— Почти год.

Стар взмахнула стаканом перед собой, словно только что доказала что-то очень важное.

— То есть после всего пяти лет усердных тренировок и года в качестве капитана звена, Вондерболты решили, что ты достойна подготовить новое поколение летунов. Сдаётся мне, что они в тебе более чем уверены, они доверяют тебе сформировать будущее Эквестрийских ВВС. И ты хочешь сказать, что они не правы? Ты действительно думаешь, что не справишься с этим?

Слова сорвались с губ Рэйнбоу, прежде чем она успела осознать что к чему:

— Конечно справлюсь. Просто…

— Просто что? — Стар удивлённо вскинула бровь. Рэйнбоу терпеть не могла, когда она так делала. Не так, конечно, как её студенты. Те-то знали, что это выражение означает, что против них что-то замышляется, но они не узнают, что именно, пока не станет слишком поздно.

Пегасочка глубоко вдохнула, на мгновение задержала дыхание и выпалила:

— Я что, блин, похожа на учителя?

— А я? — опять эта её дурацкая ухмылка. — Милочка, ты, может быть, и считаешь эту работу неблагодарной, но у тебя в кабинете висят фотографии как минимум двоих твоих учителей.

Рэйнбоу не сказала ни слова, ей опять показалось, что она маленькая кобылка, которую отчитывают за выходки.

— Я полагаю, ты не одна из тех безрассудных пони, которые приписывают себе качества, которыми не обладают… — она оставила фразу недосказанной.

— ...Не считая того, что я не учитель, — закончила за неё Рэйнбоу. — Ничего личного, просто мне кажется, что это не моё. И потом, я даже не знаю с чего начинать.

— Глупости, милочка, да все вокруг тебя — учителя. Я сама читаю лекции в перерывах между экспедициями, хотя и должна признать, что со временем эти перерывы становятся всё дольше.

На секунду показалось, что Стар загрустила, но всего лишь на секунду.

— Мой дорогой Люсьен время от времени читает лекции, хотя я и сама не понимаю всей этой его болтовни. Моя дочь обрела известность, как преподаватель продвинутой тавматологии. Я полагаю, что её статья о высокоуровневых межклассовых заклинаниях включена в список обязательной литературы в школах высшей магии, — с этими словами Стар самодовольно улыбнулась. — Да и твой супруг в последнее время проводит немало времени, преподавая уроки искусства, используя опыт, приобретённый им на родине. И твоя жена Лупи…

— Лира, — тут же поправила её Рэйнбоу. Её по-прежнему раздражало, когда над Лирой или Леро пытались шутить.

— Ну да, она самая, — ухмыльнулась Стар. Пойди разбери путала ли она имена случайно, или ей это просто нравилось. — Она стала наставником дочери Твайлайт Вельвет. Гайдин Лайт ни на секунду не умолкает, рассказывая об искусстве Пути Покоя. Как видишь, все мы по-своему преподы, нам просто нужно найти свою стезю, и я уверена, что у тебя тоже получится.

— Да, я, наверное, справилась бы с ролью «Сурового Инструктора», — Рэйнбоу вроде бы немного приободрилась. — Научила бы этих желторотиков кое-каким приёмам. Я ведь смогла научить Скут, смогу научить и других!

— Так держать, деточка. — Стар было приятно осознавать, что Рэйнбоу смогла свыкнуться с мыслью о том, чтобы стать лётным инструктором. Может быть, мысль о том, что это всё временно поможет ей. — Я так понимаю, что это не навсегда? Полагаю, через год или около того, ты сможешь подать прошение о переводе обратно в твоё звено.

— Точно, — взгляд Рэйнбоу скользнул по фотографиям на южной стене кабинета, задержавшись на фотографиях Модэсти Блэйз и Блэйзин Глори. — Но если я возьмусь за дело, то должна довести его до конца. Принять группу и довести её до выпуска, а это минимум полгода. А ведь ещё есть курсы переподготовки, учения по чрезвычайным ситуациям для погодных бригад, у пограничников тоже есть курсы повышения квалификации, этим вполне можно занять остаток года.

— Как же я сразу не сообразила! — Рэйнбоу чуть не подскочила на месте. — Академия ведь ближе к Понивилю, чем Кантерлот. А это значит, что я смогу проводить больше времени с девчонками. — Не в силах более сдерживаться, она расплылась в улыбке.

При виде того, как её подруга, впервые с момента её прибытия, действительно выглядела счастливой, ухмылка Стар снова обрела оттенок самодовольствия.

— То есть, ты уже не считаешь временный перевод наказанием?

— Ну ладно, может быть, и нет.

— То есть, ты согласна с тем, что твои коллеги переживают за тебя, и считают, что некоторое время, проведённое тобой вдали от передовой, пойдёт тебе на пользу?

— Наверное.

— И что они, возможно, считают, что никто лучше тебя не сможет научить молодежь быть… — Стар задумалась, подбирая нужное слово.

— Потрясными? — предложила Рэйнбоу, выпятив грудь и расправив крылья.

— Точно, «потрясными», спасибо. Может быть, они считают, что только ты сможешь научить их быть «потрясными».

— Да, блин!

Оптимизм Рэйнбоу и её приподнятое настроение, в сочетании с алкоголем, были очень заразительны.

— Ну так вот. — Стар подняла стакан. — Полагаю, за это нужно выпить.

Рэйнбоу подняла свой стакан ей навстречу.

— За потрясность, — произнесла она, касаясь своим стаканом стакана подруги, может быть, чуть сильнее, чем хотелось бы, да какого ж сена! Залпом они опрокинули остатки содержимого, позволяя ему пощекотать их глотки, прежде чем вернулись в свои кресла.

Повернувшись к окну, они наблюдали за заходящим солнцем, в то время как далеко позади них, в Кантерлотском замке, принцесса Селестия, направляла светило к горизонту. День близился к концу, и конец этот был не так страшен, как обе они боялись.

Стар подвинула к себе магией оба стакана. Всё с той же самодовольной ухмылкой она вновь наполнила их.

— И за это, милочка, пожалуй, тоже стоит выпить.

Конец первой части

Оригинал опубликован 6 янв 2013

С улыбкой, зубы сжав до слёз. Часть вторая

(Пойми, родная, жизнь такая,
Возможностям в ней нет конца и края)

«With smiles and clenching jaws»
— Scissor Sisters — Return To Oz

---

Улучив недолгий момент тишины и покоя, капитан Рэйнбоу Дэш и её подруга профессор Стар Спаркл наслаждались видом из окна второго этажа штаб-квартиры Вондерболтов. Их согревало разлившееся в телах тёплое чувство, подпитываемое несчётным количеством самого крепкого алкоголя во всей Эквестрии.

До заката оставалось меньше часа, и вскоре небо должно было разразиться неповторимой игрой света, возвещающей об окончании дня и начале ночи.

Стар знала, что Рэйнбоу любила это время дня. Они с Рэйнбоу никогда об этом не говорили, но от дочери она неоднократно слышала рассказы о том, как с наступлением вечера юная пегаска забиралась на крышу их понивильского дома или выходила на балкон их кантерлотских апартаментов.

Наконец Стар решила, что можно бы уже и задать вопрос, тот самый, который витал в воздухе последние несколько минут:

— Похоже, тебя беспокоит что-то ещё? — спросила она, стараясь сохранять непринуждённый тон.

— Чего бы это вдруг? — не оборачиваясь, ответила Рэйнбоу и отхлебнула из своего стакана. Её внимание было приковано к пейзажу за окном.

— Ну, принцесса полагает, что должно быть что-то ещё. Она считает, что в последнее время ты была… как же она сказала? А, ну да, более «конфронтационной», чем обычно. Сомневаться в её словах не приходится, а это значит, что что-то ещё беспокоит тебя, что-то очень важное, и проблема эта появилась у тебя относительно недавно. Я права?

Тишина вновь наполнила комнату. Сегодня юная пегаска была откровенна со Стар, хотя, может быть, на неё просто подействовал «Лунный Свет», нельзя было сказать наверняка, но и давить на неё Стар не хотелось. Она всё расскажет сама, когда и если сочтёт нужным.

Качнувшись из стороны в сторону, Рэйнбоу развернулась в кресле к стене, на которой висели её семейные фотографии. Её взгляд остановился на фотографии[1], сделанной на их свадьбе несколько лет назад. Счастливое семейство расположилось на скамье в Королевских Садах, над ними была украшенная цветами арка, все четверо широко улыбались, и лица их были исполнены счастья.

К тому времени, когда был сделан этот снимок, друзья и родные уже были поприветствованы, благословения получены, клятвы сказаны (а Лира свои даже пропела), и немало слёз радости было пролито. Теперь все четверо просто наслаждались моментом. Твайлайт устроилась по правую сторону от Леро, прижавшись к нему и сложив передние ноги на его коленях. Лира лежала по левую сторону от него, сжимая в передних копытах арфу, под аккомпанемент которой она минут сорок назад исполняла свои клятвы супругам. Рэйнбоу примостилась позади Леро и Лиры, её крылья были расправлены, словно она хотела обнять ими своих супругов.

У основания рога каждой из единорожек были одинаковые золотые кольца, чуть меньшая их копия была на среднем пальце правой руки их жеребца. А чуть большая виднелась на левом переднем копыте пегаски, которое она нарочно протянула к объективу камеры, чтобы все могли видеть, как свет играет на его полированной поверхности.

Рэйнбоу поставила стакан и потёрла то самое копыто, сейчас кольца на нём не было, его пришлось оставить на сохранение дома. Ей это совсем не нравилось, но быт Вондерболтов подразумевал определённую долю риска, а рисковать кольцом ей совсем не хотелось. Леро настоял на том, чтобы сделать кольца собственноручно, он сказал, что символ вечного союза должен быть чем-то уникальным. Он не стал прибегать ни к помощи мастера, ни к использованию магии, только его руки и много часов тяжёлого труда. Оно было дороже всего на свете для неё… Он был дороже всего на свете для неё.

Рэйнбоу сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями. Может быть, это был алкоголь, а может быть, ей просто нужно было выговориться, в любом случае она сегодня уже столько всего о себе рассказала, что ещё одна порция откровений ситуацию не изменит.

— Твайлайт, наверное, уже рассказывала тебе, что мы пытались зачать жеребёнка… Ну, с Леро. — Рэйнбоу не знала, как её подруга отреагирует на эту новость. Временами она бывала ужасно старомодной, и сама мысль о том, чтобы зачать ребёнка от не-пони, вполне могла прийтись ей не по нраву.

— Ну конечно, дорогуша. Хотя, должна признаться, я знала об этом задолго до того, как она рассказала мне, — радость, прозвучавшая в голосе Стар, немного удивила пегасочку. — В последнее время не так уж и много всего случается, а то, что случается, не ускользает от моего внимания.

— Ого, — только и смогла ответить Рэйнбоу. — И ты не… ты не злишься? Не собираешься читать мне нотации о том, что пони должны быть с пони, сохранять чистоту породы и всё такое?

Слова Рэйнбоу, похоже, потрясли профессора до глубины души, и это не могло не удивлять.

— Дорогая, я в шоке, неужели ты записала меня в расисты? — Стар не преминула залить оскорбление алкоголем. — Барышня, ты можешь думать обо мне что угодно, но я никогда не встану на пути счастья моей дочери. — На секунду по её лицу скользнуло хитрое выражение. — Если, конечно, она не задумает какую-нибудь глупость, в таком случае я за себя не ручаюсь.

Ещё один глоток окончательно остудил её.

— Я знаю, что последние несколько лет Твайлайт в тайне работала над каким-то трансмогрификационным заклинанием вместе с принцессой Луной. Об этом ещё никто не знает, но, похоже, некоторые из побочных эффектов их экспериментов могут быть впоследствии с успехом использованы в магической медицине. Замедление старения, устранение последствий обширных повреждений и прочая, прочая.

Теперь уже Рэйнбоу была потрясена, эксперименты Твайлайт проводились в обстановке строжайшей секретности, и знать о них не мог никто, кроме неё самой и принцесс.

— Откуда ты узнала?

Стар посмотрела на пегаску так, будто у той выросла ещё одна голова. Хотя, учитывая недавние открытия Твайлайт, это вполне могло бы оказаться правдой.

— Дорогая, ты это серьёзно? Разве нечто подобное можно было скрыть от меня, учитывая то, кто мои дети? Мой сын — капитан Королевской Стражи в отставке, правитель Кристальной Империи, женат на принцессе, ставшей Императрицей. А моя дочь — протеже принцессы Селестии, наиболее вероятный кандидат на пост нового архимага всея Эквестрии, замужем за единственным представителем человеческого рода, когда-либо бывшего в Эквестрии, — опять эта её ехидная ухмылка. — А кроме того, мой дорогой Люсьен находится в очень близких отношениях с самой Принцессой Ночи, но об этом лучше не болтать.

Рэйнбоу, ошеломлённая обрушившимся на неё потоком информации, просто не могла не спросить:

— Насколько близких?

Единорожица перегнулась через стол и прошептала:

— Очень.

Дождавшись, пока её слова будут осмысленны, она продолжила:

— И выходит, что так или иначе у меня есть доступ ко всей информации, проходящей через всех трёх аликорниц. Ну, и ещё у меня есть свои пони при дворе. За десятилетия путешествий у меня накопилось столько связей и должников, что уже и не сосчитать, да я и не пыталась. Позволю себе предположить, что не осталось в Эквестрии ни одного университета, в котором нет хотя бы одного сколь-нибудь значимого пони, за которым не водился бы должок.

— Ага, тогда, если что, напомни мне не бесить тебя лишний раз, — заметила Рэйнбоу, стараясь не выдать своего волнения, но голос её всё же дрогнул. — Ну так вот, после всех этих лет Твайлайт, похоже, уже была готова как никогда. План был прост: с помощью заклинания она вызвала бы у нас троих охоту, чтобы не пришлось ждать её наступления естественным образом, потом временно превратила бы Леро в пони, а потом мы бы заперлись дома на недельку и… — Она замялась, вспомнив с кем сейчас разговаривает. — Ну, ты знаешь, что обычно бывает в таких случаях. Мы надеялись, что в результате как минимум одна из нас забеременеет.

Рэйнбоу опять замолчала, в наступившей тишине Стар почувствовала, что сейчас будет «Но».

— Но… — точно, — оказалось, что не всё так просто. Я не стану вдаваться в подробности, потому что сама с трудом эти подробности понимаю, в общем, похоже, что без постоянной подпитки заклинания трансформации тело Леро постоянно стремилось принять свою исходную форму. Мы не думали, что это будет проблемой, в конце концов, у нас было два единорога. Лира освоила поддерживающее заклинание гораздо быстрее, чем на то надеялась Твай. Похоже, ей очень помог её особый талант «плыть в гармонии с тканью мироздания» и всё такое.

Пегаска неопределённо взмахнула стаканом, выражая своё отношение к метафизической болтовне мятно-зелёной единорожки.

— Самой большой проблемой оказалось то, что без постоянной магической поддержки все зародыши, полученные от его семени, постоянно пытались разделиться на две части: пони и человека… И ни одна из частей не выживала.

— О. — Стар не нашлась что и сказать. Она не хотела даже знать, через сколько попыток они прошли, прежде чем выяснили причину неудач, ответ её бы точно не обрадовал.

— И не говори. — Грусть во взгляде Рэйнбоу сменилась каким-то мечтательным выражением. — Но ты бы только видела его в облике пони. Такой красавчик: высокий, как ломовой понь, а шёрстка мягкая, как у жеребёнка, так и хочется обнять его и больше никогда не отпускать. Правда масть каждый раз разная, то пегий, то рыжий, но в основном — серый. — Выражение её лица сменилось с мечтательного на благоговейное. — Но хвост всегда красив до невозможного, ярко-оранжевый и огненно-красный с редкими прядками золотистого цвета, самую чуточку волнистый на кончиках. И когда его подхватывает случайный ветерок, он словно превращается в пламя костра. — На раскрасневшейся от алкоголя мордочке, проступил заметный румянец. — А копыта, такие сильные, так приятно чувствовать их на своём теле. Хотя с пальцами им, конечно, не сравниться.

Перегнувшись через стол, с видом школьницы, собирающейся поделиться страшной тайной, она зашептала на ухо Стар:

— И трахается он не хуже земных пони. Кхм, ну, если верить Лире. Мне-то откуда это знать, — сказала Рэйнбоу и откинулась в кресле, закинув задние ноги на стол, оставляя Стар наедине с её воображением, в котором сейчас наверняка вырисовывались совершенно непристойные картины, возможно, даже, с участием её собственной дочери.

— Похоже, Твайлайт было гораздо проще воссоздать физиологию земнопони, ни одна из попыток воспроизведения единорога или пегаса так и не увенчалась успехом. Так вот, от плана «А» пришлось отказаться, но Твай к тому времени уже натренировалась менять его облик лишь частично: только те части его тела, от которых всё зависело. С каждым разом ей удавалось сделать это быстрее и поддерживать заклинание дольше, и мы решили, что готовы перейти к плану «Б».

Рэйнбоу постучала копытом по ребру стакана, в тишине, наполнявшей кабинет, звук оказался неожиданно громким.

— Когда зародыш будет сформирован, матери потребуется постоянная магическая поддержка со стороны другого единорога на протяжении всего периода беременности. Она могла бы обойтись и собственной магией, но это могло повлиять на процесс развития плода.

Пегаска перестала постукивать по стакану, похоже, от этого звука у Стар начало подёргиваться левое ухо, и хотя она любила находить новые и необычные способы капать на нервы своей подруге, сейчас момент был неподходящим.

— Твайлайт настаивала на том, чтобы быть первой. Она сказала, что не хочет подвергать риску никого, пока сама не убедится в безопасности заклинания. Но Луна решила, что лучше начать с меня, потому что я отчасти земнопони, а Твайлайт и Лира — чистокровные единороги. Что-то там про то, что Леро ближе к земнопони, и что риск родовых травм так будет меньше, и осложнений в долгосрочной перспективе тоже, и ещё куча слов, которые я вообще не поняла.

Рэйнбоу хлопнула крыльями по спинке кресла.

— Мне сказали, что на время придётся завязать с полётами, потому что моя лётная магия могла исказить заклинание. Да и Твай должна была быть всё время рядом со мной. Да какого ж сена, подумала я, ведь не считая работы, я и так почти всё время теперь провожу на земле. Всё вроде бы было хорошо, заклинание было готово, жеребец был готов, оставалось подготовить кобылку, — она сделала ещё глоток, погружаясь в воспоминания. — Меня посадили на специальную диету, провели уйму всяких тестов, Твай и принцесса устроили мне больше магических сканирований, чем любому пони приходится пройти за всю жизнь.

Рэйнбоу закрыла глаза копытом, она явно приближалась к той части, о которой не хотела говорить.

— А потом всё полетело в тартарары. Оказалось, что эта кобылка... — она провела копытом от шеи до бедра, — бесплодна. И ни один росток уж не взойдёт на этом поле, — в последних её словах явно слышался акцент, принадлежащий, скорее всего, Эпплджек.

Стар застыла в изумлении. Уж если она и ожидала от кого услышать эти слова, то никак не от пони, сидящей напротив неё.

— И что, разве ни Твайлайт, ни принцесса не смогли ничего с этим поделать?

— Боюсь, что нет. Они пытались, старались изо всех сил, но, похоже, очень много мелких обстоятельств складывались вместе так, что я не смогу иметь детей, ни с помощью магии, ни вообще никак. Ты же знаешь, какой бывает Твайлайт, когда «врубает профессора», — Рэйнбоу фыркнула, — в смысле, буквально. Лира однажды заставила надеть её ту шапку с её выпускного, когда она пыталась объяснить нам что-то очень заумное, и это как-то прижилось. Теперь она всегда надевает её дома, когда начинает объяснять что-то серьёзное. Никто из нас всё никак не решится сказать ей, как забавно она в ней смотрится.

Копыто пегаски вернулось к переносице.

— Ну и в общем, она все уши прожужжала мне «магическими резонансами» и «нуклеотидной кросс-стабилизацией». Но уже после «доброкачественных неоплазий» я перестала слушать и поняла, что дело дрянь. Я даже не пыталась вникнуть, просто смотрела на Леро, он понимал, к чему она клонит, и по выражению его лица всё поняла и я.

Раздумывая, что сказать дальше, Рэйнбоу поставила стакан на живот.

— Если в двух словах, для тех, кто потупее, моя врождённая магия в сочетании с тем, что было во мне от земнопони, сделали меня гораздо сильнее любого пегаса. А я всегда говорила, что я минимум на двадцать процентов круче, чем любая другая кобылка, похоже я была права. — Она, уже не в первый раз за сегодня, издала напрочь лишённый радости смешок. — Забавно, кстати, источник силы хранителя Элемента Верности — результат супружеской измены. Но вышло так, что то, что сделало меня самым лучшим летуном, начисто лишило меня возможности иметь детей.

Она убрала задние ноги со стола, подпёрла голову копытом и пустым взглядом уставилась в окно. Сама того не осознавая, она смотрела на двух птиц, сидящих на карнизе. Птицы обменялись короткими трелями и улетели, наверное, в поисках ночлега.

— Твай хотела извлечь мою яйцеклетку, оплодотворить её и использовать свою утробу для вынашивания. Но Луна переживала, что слишком уж много вещей, которые могут пойти не так, слишком много переменных в уравнении, слишком большой риск... отторжения, — последнее слово она практически сплюнула, будто оно отдавали горечью у неё во рту.

— Отторжение… Всё моё детство в одном слове, — она жадно отхлебнула из стакана, словно хотела смыть отвратительный привкус с языка. — Ну и помимо всего прочего, потребовалось бы огромное количество магии для поддержания беременности все одиннадцать месяцев, гораздо больше, чем может выдать любой единорог, даже Твайлайт.

Некоторое время они сидели в тишине, нарушаемой лишь мерным тиканьем часов. Все офисы на этом этаже давно уже опустели.

Наконец Стар заговорила:

— Ты переживаешь, что это делает тебя неполноценной? Думаешь, что теперь в их глазах уже не та, какой была прежде?

Рэйнбоу удивлённо вскинула голову, не понятно, то ли её удивило само предположение, то ли его точность.

— Нет, я не… Ну, может быть, самую малость, — она отвернулась пряча взгляд.

— Поверь, тебе нечего стыдиться, — Стар потянулась, чтобы похлопать Рэйнбоу по копыту. — У нас была такая же ситуация с Кринкл[2], бедняжка так боялась, что мы выгоним её из табуна. У Люсьена и Вельвет месяцы ушли на то, чтобы её успокоить. Тогда-то мне и пришлось отыскать Сузин, я надеялась, что она сможет помочь. И она помогла, хотя и потребовалось немало времени…

Она замялась, не зная как лучше продолжить. Её супруга пережила это потрясение со временем и с посторонней помощью, но цена оказалась слишком велика, и даже теперь она начинала нервничать, стоило невзначай коснуться этой темы.

Пегасочка снова потянулась к бутылке:

— А может, оно и к лучшему. Дерьмовая из меня вышла бы мамаша, — Стар удивлённо выгнула бровь, услышав новое ругательство, Рэйнбоу же продолжала, не обратив на это никакого внимания: — Не, ну сама посмотри. Моя мать изменила моему отцу с каким-то земнопони, и как только я немного подросла, тут же дала дёру, — она сделала копытом порхающий жест в сторону покореженной двери. — Ты же слышала, что некоторые кобылки просто не созданы для материнства, наверное, я одна из них. — Она опрокинула стакан, залпом допив остатки, и тут же наполнила его снова. — Но какая теперь уже разница. Раз уж этому не суждено случиться, нечего об этом и убиваться.

Но, не смотря на свои слова, Рэйнбоу чувствовала, как эмоции снова начинают переполнять её. Нет, о богини, нет, ей есть что ещё сказать. Она ещё только начала, но её уже ничто не остановит. Сделав ещё один добрый глоток «Лунного Света», она с силой опустила стакан на стол, заставив подругу вздрогнуть от неожиданности.

— Но как же меня это бесит. Я ведь никогда прежде об этом не задумывалась, ну, о том, чтоб стать матерью. Мои табунные сёстры не были особо добры ко мне, говорили, что я пустышка, что я никогда ничего не добьюсь. Так я и выросла с мыслью о том, что ни один табун никогда меня не примет, кобылки меня особо и не интересовали, и со временем я свыклась с мыслью, что состарюсь в одиночестве, так и не познав любви.

Слова лились из Рэйнбоу всё быстрее и всё свободнее, про стакан она похоже позабыла, ожесточённо жестикулируя копытами.

— А потом появился Леро и открыл мне глаза, показал мне, что я могу любить и быть любимой, что даже такая пони, как я, заслуживает свой кусочек счастья. Так мы и стали жить вместе, вскоре к нам присоединилась Твайлайт, а за ней и Лира стала частью нашего маленького уютного табунца. Я люблю их, а они любят меня, это всё, чего я хотела от жизни, пусть и не осознавала этого. А потом меня приняли в Вондерболты, моя мечта сбылась. Мне даже казалось, что хотеть чего-то большего это уже наглость, ведь я и так уже получила гораздо больше, чем заслуживала. — Она ударила копытом по столу. — А потом Твай так серьёзно увлеклась этими древними заклинаниями трансформации, что я подумала, а почему бы и нет, раз уж такое возможно. Но тогда я всё равно ещё не относилась ко всему этому так же серьёзно, как она.

Рэйнбоу толкнула стакан, позволив ему скользнуть по столу. Похоже, она уже почти выговорилась и стала понемногу успокаиваться.

— А потом у Рэрити родился жеребёнок. Она так гордилась своей маленькой Даймонд Даст, что я и сама начала задумываться, вполне серьёзно размышлять, каково это — быть матерью? А потом Флаттершай начала все эти разговоры, о том как они с Маком пытаются зачать жеребёнка, и тогда я подумала, а я-то чего жду? То есть, Твайлайт сказала, что это возможно, так почему ж, блин, нет? Я бы взяла декретный отпуск, родила бы жеребёнка, вырастила его и вернулась в команду. Блэйзин Глори так делала. Дважды.

Отставив стакан, она гневно откинула копытом в сторону несколько щепок, оставшихся после её прошлого взрыва.

— Но не тут-то было. Только не я. Не теперь. Никогда.

Рэйнбоу опять шлёпнулась на стол, опустившись подбородком на скрещенные передние ноги. Стар просто уставилась на стоявший перед ней стакан, так она и сидела, потупив взгляд, словно не в силах смотреть в глаза подруге. Минуты тянулись, будто годы, но наконец она заговорила:

— Рэйнбоу, дорогая, когда дело доходит до планов на жизнь, действительность обычно оказывается далеко не такой, как нам хотелось бы. Особенно, когда планируешь завести детей, — грустно вздохнула она.

— Да ты-то что знаешь? У тебя есть дети, — огрызнулась Рэйнбоу, подскочив в кресле, — двое замечательных детей, твоих собственных детей, уже не раз спасавших мир. Ты должна гордиться ими до усрачки.

— Вот только я их не хотела, — огрызнулась в ответ Стар, тоже поднимаясь из кресла. Но осознав, что только что сказала, она так же быстро опустилась обратно. Мельком взглянув на Рэйнбоу, она тут же отвела глаза, она просто не могла вынести потрясённого взгляда пегаски. — Да. Представь себе. Они не входили в мои планы. Я вообще не собиралась быть матерью, ею должна была стать Вельвет, — она сделала большой глоток «Лунного Света». — У меня были далеко идущие планы на жизнь, столько мест нужно было посетить, столько всего сделать. А дети стали бы для меня обузой, вынудили бы сидеть на одном месте.

Рэйнбоу постепенно приходила в себя. Она медленно опустилась в кресло. Слова давались Стар с трудом, словно давно сдерживаемое признание.

— Я хотела стать великой путешественницей, как мой дядя Пир Сайдер. Он был единорогом, хотя его матерью и была земнопони, от неё ему досталось имя. Тогда межвидовые браки строго порицались. Дядя всегда говорил, что чувствует себя очень неуютно среди единорогов, поэтому он много путешествовал. Говорил, что только так сможет изменить мир.

Стар хохотнула.

— А потом он ещё и женился на кобылке из семьи Эпплов. И если ты думаешь, что только единороги тогда были ревнителями видовой чистоты, то ты бы только видела, какой разразился скандал, когда Эппловская девчушка сбежала с единорогом, и не просто с единорогом, а с единорогом из Кавальбриджа. Тогда все радели за чистоту породы, как дикари какие-то.

Единорожица задумчиво уставилась на свой стакан, пегаска последовала её примеру. Как и Стар, её нельзя было назвать очень тактичной, но, как и Стар, на своих ошибках она научилась понимать, когда лучше промолчать и дать собеседнику выговориться.

— Долгие годы они вместе колесили по свету. Они возглавили первую, с тех пор как Нихонцы добровольно отгородились от всего мира, экспедицию, которой удалось добраться до Нихона и вернуться обратно. Экспедиция Эппл-Сайдер, как они её называли. Они совершили великий прорыв, наладив связи между нашими нациями, установили первые торговые маршруты. Он хотел изменить мир, и он добился своего.

Стар тяжело вздохнула. Вернуться ей к тому с чего она начала, или пока ещё не стоит?

— Нихонцы — изумительный народ, я успела там неоднократно побывать. Хотя, как по мне, пожалуй, они слишком уж увлекаются осьминогами. Это странно, но там нет ни одного пегаса. Большая часть населения — земнопони-фермеры, есть и воины, плюс немногочисленная правящая верхушка, состоящая практически полностью из единорогов. Ты не поверишь, как они управляют погодой…

Она взглянула на Рэйнбоу, потрясение на её лице давно уже сменилось изумлением. Может быть, с лёгким оттенком нетерпения.

— Прости, чего-то меня занесло, — Стар аккуратно поставила стакан на стол и вернулась к своей истории.

— Шайнинг был незапланированным ребёнком, я была в экспедиции в Борунди, когда узнала, что беременна. Вельвет тут же свернула экспедицию, и мы вернулись домой. Мне тогда казалось, что всё рухнуло: вся моя жизнь, вся моя учёба, все мои планы, все мои многолетние старания. Я твердила себе, что когда ребёнок появится на свет, всё образуется, но когда это всё-таки случилось, я понятия не имела, что теперь с ним делать. Я смотрела на него, такого маленького, такого бледненького, такого беспомощного и просто не знала что делать. Я просто не могла наладить с ним контакт, и что самое страшное, в глубине души я не была уверена, что вообще хочу налаживать с ним контакт.

На её глазах выступили слёзы. Никто, кроме её табуна, прежде не видел великую Стар Спаркл, всегда уверенную в себе, плачущей. Она сама потратила годы на то, чтобы сделать всё для того, чтобы быть уверенной в том, что никто и никогда этого не увидит.

— Я была ужасной матерью. Если бы не Вельвет, бедняга бы умер с голоду ещё в колыбели. У неё были материнские инстинкты. Поверь мне на слово, мальчик нас порой совсем не различал, поэтому я взвалила всю ответственность на неё и, как только мне выпала возможность, отправилась в экспедицию в Мэрику. Я... Я просто сбежала.

Подняв голову она заглянула Рэйнбоу прямо в глаза. Слезы стекали по её щекам, как совсем недавно у её подруги.

— Хочешь взглянуть на настоящую трусиху, на одну из тех, кто не создан для материнства? Ну так вот она я, Рэйнбоу, прямо перед тобой. Моему жеребёнку не было ещё и года, когда я сбежала. И несколько следующих лет я провела в разъездах. Да, я появлялась дома на несколько месяцев время от времени, но потом у меня опять начинало свербеть в одном месте, и я снова уезжала. Думаешь, у тебя была плохая мать, так она со мной даже рядом не стояла. Она бросила тебя лишь однажды, я же бросала своих детей постоянно.

Стар подняла стакан магией и поднесла к губам. Присосавшись к нему, она попыталась прогнать те воспоминания, к которым никогда не хотела возвращаться.

— А потом, несколько лет спустя, я оказалась дома всего на несколько недель, и у меня внезапно начался период. Проведя много времени в разъездах, я совершенно выбилась из ритма, а мы тогда были так молоды и так импульсивны. И не успела я опомниться, как снова залетела. И опять весь мир рухнул в моих глазах. К тому времени я уже столького достигла, и ещё так много проектов требовало моего внимания, и, конечно же, ещё один жеребёнок вовсе не входил в мои планы. Поэтому, когда моя девочка появилась на свет, я опять кинула её на Вельвет. И опять сбежала. Я даже имя ей не дала, просто собрала вещи и уехала. Я и не подозревала, что её назвали Твайлайт Спаркл, пока Люсьен не разыскал меня где-то на юге Пранции.

Слёзы из её глаз уже лились рекой. Стыд и чувство вины, которые Стар, как ей казалось, сдерживала столько лет, наконец переполнили её, и теперь нашли свой выход.

— Вельвет со мной почти год вообще не разговаривала, да и сейчас предпочитает со мной не общаться. Не то что раньше. А мы ведь были почти как сёстры. Раньше. Но теперь уже нет. Не могу её винить за это. Я так боялась лишиться свободы, что сама того не заметив, лишила свободы её. Она так давно хотела завести жеребёнка, а я постоянно лишала её этой возможности, сбрасывая на неё заботу о своих жеребятах.

У Рэйнбоу просто не было слов. Это была не та Стар Спаркл, которую она знала — кобыла с железным характером, способная одним взглядом подчинить себе аудиторию, уважаемый профессор, наводящий ужас на своих студентов.

Стар достала магией платочек из нагрудного кармана пиджака, чтобы промокнуть слёзы. Приведя себя в более-менее презентабельный вид, она продолжила свой рассказ.

— Годы пролетели так быстро, что не успела я оглянуться, как мои птенчики выросли и выпорхнули из гнезда. Шайнинг пошёл по стопам старшего брата Вельвет и записался в Королевскую Стражу, а Твайлайт стала новым протеже принцессы. Вельвет, наконец, родила жеребёнка, а я стала средних лет кобылой, копошащейся на раскопках по всей Эквестрии. Я собрала чемоданы и вернулась домой, но было уже слишком поздно. Когда я решила, что готова уделить внимание своим детям, они уже выросли и больше не нуждались во мне.

Рэйнбоу перебирала в памяти все те беседы, что были у неё с Твайлайт. Долгие разговоры о друзьях и семье, о планах на будущее и об уроках прошлого. И всякий раз, когда разговор заходил о её родной матери, лиловая единорожка предпочитала хранить молчание. Хотя однажды она и открылась Леро, он впоследствии отказался что-либо рассказывать, настаивая на том, что этот разговор должен остаться только между ними. После того случая Рэйнбоу перестала их расспрашивать, она и сама знала, насколько болезненными бывают такие беседы.

Стар магией сложила платочек и убрала его обратно в карман, пригладив копытом, после чего продолжила с какими-то неестественными нотками сожаления в голосе.

— Я знаю, что я далеко не идеальная пони, Рэйнбоу, я знаю, что порой принимала не самые правильные решения. Я была ужасным другом, а мать из меня вышла ещё хуже, я даже не уверена, любят ли на самом деле меня мои дети. Мы общаемся, между нами сложились дружеские отношения, но совсем не та связь, что есть между ними и Вельвет. И мне придётся мириться с этим всю оставшуюся жизнь.

Она поймала взгляд Рэйнбоу:

— Но у тебя ещё всё впереди. Ты ещё не упустила свой шанс стать мамой.

Рэйнбоу неопределённо взмахнула стаканом, случайно пролив несколько капель содержимого на стол. С тихим шипением испустив струйку дыма, алкоголь въелся в поверхность. Но стол уже был настолько раздолбан, что эта маленькая неприятность осталась для пегаски незамеченной. Алкоголь в её кровотоке давно уже оттеснил все переживания по поводу состояния мебели, принадлежащей её работодателям.

— Ну, если только Твайлайт удастся совершить чудо, или принцесса наколдует мне новую утробу, в противном случае стать матерью мне не светит.

На мгновение обе они замолчали. Стар сняла магией со стены одну из семейных фотографий и поднесла её к столу. Снимок был сделан за год до того, как Скуталу окончила лётную школу.

Юная пегасочка гордо щеголяла в новёхоньком лётном костюме, грива её в кои-то веки была причёсана и уложена, а из под пурпурных прядей проглядывались старые лётные очки. Положив копыто на её плечо, рядом стояла Рэйнбоу Дэш в лётной форме Вондерболтов. Трудно было сказать наверняка, на чьей мордочке улыбка была шире.

Стар поднесла фотографию к лицу Рэйнбоу и задала совершенно неожиданный вопрос:

— Где на этой фотографии мама Скуталу?

Рэйнбоу фыркнула.

— Ты же не хуже меня знаешь, что её мать погибла, — она схватила фотографию, вырвав её из магического захвата. — Чёртова алкоголица влетела в поезд лоб в лоб. Она, видите ли, жить не могла без своего жеребца. Если бы её не убил поезд, она бы сдохла от пьянства. — Она нежно провела копытом по фотографии. — Тупая сука так упивалась своим горем, что совершенно не замечала, как её дочь страдает без родительского внимания.

— Ты меня не слушаешь, — Стар наклонилась, хотя, точнее будет сказать, повалилась к ней и ткнула копытом в фотографию. — На этой фотографии… С точки зрения Скуталу, где её мать? Кто был рядом с ней, когда она в этом больше всего нуждалась, кто забрал её домой, взрастил её, относился к ней как к члену своей семьи без малого десять лет, не имея на то никаких видимых причин?

Пегаска молча смотрела на фотографию юной кобылки, в которой все эти годы видела младшую сестру, может быть, чуть больше, чем сестру. Всё то время, что они провели вместе, всё то, что они сделали, все места, где побывали. Ей было решительно наплевать, что по этому поводу пишут в словарях, она всё равно считала, что они — семья. Первая одинокая слезинка скатилась по её щеке, но вскоре за ней последовали и другие. Её уже не волновало, что она была не одна, она просто дала выход эмоциям, без всякой тени смущения.

Стар нежно опустила копыто на плечо подруги.

— Ты уже давно стала мамой, Рэйнбоу Дэш, и мамой, и учителем. Ты просто не осознавала этого. Ты такая же мать для этой девочки, как и Вельвет — мать моей Твайлайт. Больше, чем её родная мать, и гораздо больше, чем я могла бы себе представить.

Стар откинулась в кресле и подняла стакан магией.

— То, что жеребёнка родила не ты, ещё не значит, что ты не можешь стать ему матерью. — Она вскинула копыта, — ну не придётся тебе рожать… тоже мне проблема. Ты только представь всё то, через что тебе не придётся пройти… одни только утренние недомогания чего стоят. О, одной Селестии известно, как я с ними намучилась. И это я не в переносном смысле, она действительно знает. Я поймала её после вашей свадьбы и постаралась донести до неё всё, через что приходится проходить нам, простым смертным. Почему это только ей одной дозволено быть избавленной от всех этих мук? Девственная принцесса, едрит твою… — что бы дальше ни сказала Стар, слова её с бульканьем утонули в напитке.

Рэйнбоу не смогла сдержать смешок, представив себе пьянющую Стар Спаркл, домогающуюся с рассказами об утренних тошнотах до одной из Правительниц всея Эквестрии, Защитницы подданных, Богине Солнца.

Не обратив на это никакого внимания, Стар продолжила:

— Я уже молчу про фигуру, — она ткнула себя копытом в живот, — ты не представляешь сколько времени и усилий уходит на то, чтобы привести своё тело в норму. А ещё юный Шайнинг в своё время в хлам раздербанил мне соски, рассасывая грудь. Рот у моего мальчика, что ядреной насос, мне даже немного жаль бедняжку Каденс, — выпустив стакан из магического захвата, она помахала копытом в направлении Рэйнбоу. — Но, я думаю, они уже нашли этому хорошее применение.

Рэйнбоу опять усмехнулась, представив на секунду совершенно неприличную картину того, чем занимаются, а может быть, и не занимаются правители Кристальной Империи в своей опочивальне. По какой-то совершенно необъяснимой причине одно из главных мест в этой картине занимало клубничное желе — наверное, она уже достаточно выпила на сегодня. Пытаясь скрыть своё смущение, она отвернулась, чтобы повесить фотографию обратно на стену.

— Но самое главное, тебе не придётся делать перерыв в своей карьере… А это, в свою очередь, означает, что ты сохранишь свою попку такой же подтянутой. — Движением копыта, пожалуй, слишком проворным для её возраста, Стар шлёпнула Рэйнбоу по крупу, заставив ту подпрыгнуть на месте.

— Эй! Ты обещала вести себя прилично, — прикрикнула на неё пегасочка, хотя и без малейшего намёка на злобу в голосе.

— Ну прости, но нельзя же просто так вот размахивать передо мною своими бёдрами после… э-э… двух, кажется, стаканов «Лунного Света». — Стар помахала своим стаканом и посмотрела на него с каким-то подозрением. Тот опять был пуст. — Бедная, наивная девочка, ну разве можно после такого держать свои чувства в узде.

Тяжело вздохнув, Рэйнбоу решила, что пора уже закругляться. Выхватив стакан из магического захвата Стар, она поставила его на стол перед собой, рядом с практически опустевшей бутылкой.

— Завязывай, нам уже собираться пора. Видишь, мне уже гораздо лучше… — она указала копытом на свою расплывшуюся в улыбке мордашку. — Так что можешь доложить принцессам, что твоя миссия выполнена и перевыполнена.

— Хм, ну, как скажешь, — взрослая кобылка заговорила, как обиженный жеребёнок. Нехотя и нарочито медленно она сползла с кресла.

Убрав бутылку обратно в тайник, а стаканы в ящик стола, Рэйнбоу проводила свою подругу в коридор.

— Что теперь? — спросила она, закрывая за собой дверь, совершенно не обращая внимания на тот факт, что в нынешнем своём состоянии, та едва ли могла выполнять своё предназначение.

— Ну, если в долгосрочной перспективе, я надеюсь, что ты отправишься на приём к Сузин Вордс, — Стар положила копыто на плечо Рэйнбоу, глядя ей прямо в глаза. — Тебе это будет полезно в любом случае. Ну а в остальном — тебе решать, это же твоя жизнь. Ну, до тех пор, пока всё что было в этом кабинете не покинет его стены.

Копыто больно впилось в плечо пегаски.

— Кроме шуток, если хоть кто-нибудь прознает, что я могу быть доброй и отзывчивой, я буду всё отрицать.

Рэйнбоу рассмеялась:

— Я сохраню всё в тайне. Да и потом, разве мне кто поверит?

— Вот за это я тебя и уважаю, милочка. Ты знаешь, что со мной шутки плохи. — Стар опять ехидно ухмылялась. — Но ты всё же подумай над нашим разговором. Твои проблемы не из тех, что можно разрешить быстро. Понадобится немного времени и немного помощи, прежде чем тебе станет немного лучше.

Стар опустила копыто и одёрнула магией пиджак.

— Ну что ж, денёк нам выдался непростой, так почему бы не зайти куда-нибудь перекусить? — Она навострила уши, будто ей в голову пришла какая-то замечательная мысль. — Милочка, мне в голову только что пришла совершенно замечательная мысль. Неподалёку от посольства есть маленький уютный нихонский ресторанчик, ты обязательно должна там побывать. Я угощаю.

Она была права, день действительно выдался напряжённым. И идея перекусить действительно была не такой уж и плохой, хотя бы чтобы чем-то разбавить алкоголь в желудке.

— Они делают из риса нечто совершенно потрясающее, а ещё у них огромный выбор рыбных закусок, что делает это место весьма популярным среди пегасов, состоящих на службе в Королевской Страже. — Стар сглотнула подступившую слюну. — А ещё у них есть изумительное рисовое вино, которое ты просто обязана попробовать.

— Ага, — Рэйнбоу посмотрела на неё с подозрением. — То есть, ты ведёшь меня туда вовсе не потому, что это популярное среди пегасов заведение?

Стар попыталась скрыть мечтательный взгляд, за маской невинности, но ей не удалось бы провести даже слепого… Даже если слепой был бы мёртв.

— Милочка, я понятия не имею, о чём ты говоришь.

С этими словами она направилась по коридору к лестнице, на слегка заплетающихся ногах, но сохраняя всю ту же горделивую осанку.

Пегаска собралась с духом и обернулась к картине, висящей возле её двери. Нежно проведя копытом по стеклу, она быстро попрощалась со своим бывшим капитаном, прежде чем проследовать за своей подругой.

Рэйнбоу ни за что не отказалась бы от бесплатного ужина, однако она не собиралась засиживаться допоздна. Утром ей нужно было встать пораньше и первым делом извиниться перед Спитфайр, а потом ещё отыскать ту давнишнюю подругу Стар. Она внезапно вспомнила кое о чём личном, о чём ей очень хотелось бы с той поговорить.

Это, конечно, не изменило бы моментально её жизнь к лучшему, но надо же было с чего-то начинать.

Конец главы

Оригинал опубликован 6 янв 2013

---

[1] потрачено

[2] Она же Кринкл Бат (Морщинистая Задница), она же Леди Кринцилла де Боттичи

Конец всему, что я только знал

«Falling down on all that I've ever known»
— Oasis — Falling Down

---

Ноябрь года 1223 AC

Лира поднесла копытце к мордочке и откинула в сторону непослушные пряди. В Кантерлоте уже вовсю заправляла зима. Последние несколько дней погода стояла ветреная, но сегодня вроде бы утихла. Она сидела на плоской крыше пентхауса, принадлежавшего её табуну. Здесь, наверху, ветер был сильнее. Он трепал её гриву, рассыпая пряди по мордочке, стегая ушки.

Внезапный порыв взъерошил её шёрстку, обдал кожу холодом, попытался украсть драгоценное тепло. Она этого даже не заметила. За свою жизнь она успела испытать ощущения куда более неприятные.

По улице, далеко внизу, прогуливались пони, кто-то шёл на работу, кто-то возвращался домой к семье, а, может быть, собирался навестить друзей. На неё вдруг накатило невыносимо сильное дежавю. Множество воспоминаний из далёкого прошлого разом, и каждое старалось завладеть её вниманием.

Холодно и одиноко. Неужели это было так давно? Будто в прошлой жизни.

В прошлой жизни? Да, но не в её жизни… в чьей-то чужой, в жизни какой-то другой пони. Не в её. Уже не в её.

---

Декабрь года 1207 AC

Едва ли Кантерлотский вытрезвитель можно было назвать приятным местом.

Взять хотя бы запах, вонь там стояла страшная. Отовсюду тянуло кислыми миазмами пота, и желчи, и… всяких других телесных выделений. Другой причиной можно было бы назвать отсутствие отопления и вентиляции. Летом здесь было жарче, чем в парной, а зимой стоял лютый холод. Одинокое оконце в конце коридора не могло впустить достаточно свежего воздуха летом, а вот зимняя стужа в него пробиралась на ура. И, конечно же, никто никогда и не думал его закрыть. Запах же, помните?

И потом, ни у кого и в мыслях не было, что это место должно быть приятным. Самой целью этого заведения было вбить в головы посетителей отвращение к нему, чтобы им больше никогда не захотелось здесь оказаться. И, надо признать, по большей части это действительно работало. Сама мысль о том, что они снова могут здесь оказаться, держала в узде всех, кому довелось здесь побывать, кроме, пожалуй, самых отпетых кантерлотских дебоширов.

Да, находились и такие пони, которых смело можно было назвать здешними завсегдатаями.

Вытрезвитель был устроен в старом бараке на окраине города. Прежде этот барак принадлежал королевской страже. Позже его перепланировали и переоборудовали. Теперь внутри был единственный коридор, по одну сторону которого были расположены сложенные из кирпича камеры, а по другую — деревянные стойла с поилками и соломенными матрасами. Стойла предназначались для тех, кому нужно было лишь проспаться и протрезветь, а в камерах держали особо буйных посетителей. Тех, кого задержали за драку, тех, кто мог представлять опасность для горожан, или стражи, или даже для самих себя.

По коридору медленно — ведь ей и вправду некуда было спешить — вышагивала одна-единственная стражница. На ней были доспехи со встроенным заклинанием, делавшим её неотличимой от любой другой стражницы: белая как кость шёрстка, грива и хвост двух оттенков синего.

Пройдя вдоль ряда пустых камер, она остановилась у крайней, той самой, что была ближе всех к окошку. В камере ютилась последняя из сегодняшних «клиентов». Совсем ещё молодая, но уже очень проблемная пони, одна из тех немногих, что бывают здесь так часто, что не хуже стражи знают, как устроена система.

Стражница пристально посмотрела на заключённую: та лежала, свернувшись клубочком на холодных и жёстких откидных нарах. Она не издала ни звука и вообще всем своим видом показывала, что не заметила приближения стражи, изо всех сил притворяясь спящей.

Закованным в доспех копытом стражница пнула железные прутья решётки, глухой металлический звук эхом разнёсся по пустому коридору.

— Ну что, Хартстрингс, — окликнула она заключённую, — место встречи изменить нельзя?

Она подождала немного, однако ответа не последовало. Заключённая не шелохнулась, не обернулась на зов. Если бы её мятно-зелёное ушко не дёрнулось слегка, трудно было бы сказать, жива ли она вообще.

Стражница вплела собственное заклинание-подпись в идентификационное заклинание доспеха и, отперев замок, толкнула дверь копытом — противно скрипнув петлями, та отворилась.

— Пора, Хартстрингс. Можешь быть свободна.

Та и не подумала подняться. Наверное, даже наоборот — свернулась ещё плотнее.

Тяжело вздохнув, стражница вошла в камеру, оставив дверь позади себя открытой.

Когда она поравнялась с заключённой, та приподняла голову и посмотрела на неё подбитым глазом. Веки опухли и почернели, вокруг рта и на шее была запёкшаяся кровь.

На рог заключённой была надета повязка, подавляющая её магию. Снять эту повязку копытами было невозможно: её удерживала магическая печать, развеять которую мог лишь дежурный стражник. Хотя, наверное, всё-таки можно было содрать её вместе с верхним слоем рога, но чтобы проделать такое и не вырубиться от болевого шока, нужно быть или вконец безумным, или предельно отчаянным.

Стражница невольно присвистнула. Похоже, кто-то сегодня вляпался в заварушку.

— Видок у тебя хреновенький.

Без тени эмоций в голосе мятная единорожка ответила:

— Хм, ты бы видела ту, другую, — она осторожно опустила голову на скрещенные передние ноги.

— Да уж видала, — ответила стражница. — Забрали её где-то с час назад. Ускакала, поджав хвост. Можно сказать, вам обеим повезло, что вас вовремя разняли.

Юная единорожка закрыла глаза, выказывая полнейшее безразличие к вновь обретённой свободе. Однако расслабиться ей не удалось, потому что в ту же секунду по шконке ударили бронированным копытом. Она приоткрыла один глаз, затем лишь, чтобы увидеть, как стражница жестом гонит её прочь. Но вот что интересно: гнали её не прочь из камеры, а в совершенно противоположную сторону.

— Давай, двигайся, малая. Я заступила на смену на рассвете, ты бы знала, как у меня копыта ноют.

Такой неожиданный приказ её немного смутил, и, даже если она этого не признавала, где-то внутри неё сработал древний инстинкт, заставивший её подчиниться старшей и подвинуться, уступая той место на нарах. Они, к слову, были рассчитаны на одну пони, двоим на них было никак не уместиться.

Стражница сняла шлем и поставила его на пол. Затем прислонилась крупом к нарам и запрыгнула на них одним ловким движением. С громким лязгом та часть доспеха, что прикрывала её спину, коснулась стены. Ноги её теперь свисали с края, а тело было вытянуто вертикально.

Заключённая уставилась на эту нелепицу с неподдельным изумлением. Это ж как головой нужно поехать, чтобы вот так вот сидеть? Спина вверх, круп вниз, ноги вперёд, это же так… так… неудобно?

Пока юная единорожка глазела на неё, стражница коснулась копытом грудной пластины доспеха и развеяла встроенную магию. Доспех тут же осел на своей владелице: ремни и крепления ослабли, чтобы та могла его беспрепятственно снять.

— Во-о-от. Так-то лучше. Всё бы ничего, но когда две смены подряд его не снимаешь, начинает натирать.

Маскирующее заклинание потихоньку угасало, белая шёрстка и синяя грива постепенно становились розовыми. Шерсть на её мордочке и у кончиков копыт была чуть более тёмного оттенка. Грива и хвост у корней тоже были тёмно-розовыми, но к кончикам становились светлее, практически белыми.

Когда маскировочное заклинание окончательно развеялось, в облике стражницы стали отчётливо видны нихонские черты. Седые пряди в гриве и слегка потемневшие веки выдавали её почтенный возраст.

— Ну, — заговорила стражница, между делом пытаясь отыскать крупом хоть одно мягкое место на видавшем виды матрасе, — что случилось, Хартстрингс? Дверь открыта, а ты ещё здесь. Некуда податься?

Вопрос и прозвучавший в нём намёк мгновенно вернули завороженную необычной позой и не менее необычным окрасом единорожку в суровую реальность.

— Не надо звать меня Хартстрингс. Я не Хартстрингс, — буркнула она и отвернулась, — давно уже не Хартстрингс.

— Правда? — стражница удивлённо вскинула бровь. — А кто же ты у нас тогда? Не та ли «Арфобокая», с которой мы так намучились за последние годы? Трудный подросток, которого мы снова и снова ловим за кражи, драки, вандализм, нарушения общественного порядка? Хочешь остаться ею?

— Да… нет… Я уже и сама не знаю. — Юная кобылка вскинула передние ноги в... в гневе? в отчаянии? — Ею я тоже не хочу быть.

Стражница задумчиво потёрла зазубринку на грудной пластине доспеха; камера погрузилась в тишину, впрочем, ненадолго.

— Так как же тебя теперь звать?

— А какая разница? — заключённая снова скрестила передние ноги и, опустив на них голову, сурово уставилась на стражницу. Вышло, правда, не так эффектно, как ей того хотелось бы, в основном из-за подбитого глаза.

— Большая. — Стражница посмотрела ей прямо в глаза… в глаз. — В твоём деле написано, что при рождении тебе дали имя Хартстрингс, но ты ведь им не пользуешься, так? А какое же твоё второе имя, то что ты обрела вместе с меткой? Только не говори, что Арфобокая. Кто же ты на самом деле? Там, в глубине души?

Мятная единорожка натянула маску упрямства, явно давая понять, что отвечать не собирается. Однако вскоре она смягчилась, смягчилось и выражение её лица: упорство и гнев уступили место усталости. Сержанту даже показалось, что ничего на свете этой кобылке уже не надо, только чтобы оставили её, наконец, в покое.

— Лира, — тихо ответила она. — Просто… просто Лира.

— Лира, да? Хорошее имя, мне нравится. Такое, поэтичное. — Стражница потёрла копытом подбородок. — А я — Сакура. Сержант Сакура Ханами, это если официально. Но ты ведь уже это знаешь? А вот дедуля до сих пор зовёт меня Ёдзакурой.

Сержант Сакура наклонилась к Лире и протянула ей копыто. Та уставилась на него, будто хотела убедиться, что копыто её не укусит, а затем протянула копыто навстречу, лёгким касанием завершив распространённое эквестрийское приветствие.

— Будем знакомы, Лира. — Стражница улыбнулась во весь рот, обнажив старые, но ухоженные зубки, одного, правда, недоставало — левого заднего. — Ну, рассказывай, что стряслось?

— Решила забу… прогуляться, ввязалась в драку, замели, приволокли сюда. — Лира слишком устала: устала спорить, устала хранить секреты. Ей просто хотелось — нет, ей было просто необходимо с кем-то поговорить — так почему бы не со стражницей? Слишком долго она копила в себе эти чувства. Пора бы уже и выговориться. Хуже-то уже не будет — куда уж хуже?

— Ага. И что, никто за тобой не пришёл?

— Ты же знаешь: если бы за мной пришли, меня бы уже давно тут не было. Так что нет, никто за мной не пришёл.

— Друзья?

— Нет.

— Семья? Родители?

— Ага, щас.

— О.

Опустив голову обратно на скрещенные ноги, Лира закрыла глаз, пытаясь отрешиться от мира хотя бы одним из своих чувств.

— Не придут они за мной. Они говорят, что я позорю их табун. Может быть, они и правы.

Лира потёрла подбородок о ноги, ощутив кожей смесь грязи, пота, крови и слёз, пропитавших её шёрстку. Она чувствовала себя такой грязной, нечистой. Сейчас ей не помешало бы принять душ, но разве это поможет? Станет ли она снова чиста?

— На их месте я бы тоже от такой дочери отвернулась, учитывая, что у них так много маленьких хорошеньких кобылок и чууууууудо какой прекрасный жеребчик. Зачем я им? Тупая, уродливая кобыла, которая постоянно где-то зависает, которая ввязывается в драки, которую нужно забирать из вытрезвителя, которая позволяет всяким уродам…

Словно подойдя к краю пропасти и осознав, что вот-вот камнем сорвётся вниз, она осеклась. Открыв глаз она обернулась через плечо и посмотрела на стражницу, на измождённом годами лице она не смогла прочесть какого-то явного выражения, вот только бровь была приподнята.

— Ну, ты же знаешь, что я вытворяю, с кем общаюсь, мы с тобой частенько здесь видимся.

— Точно, — кивнула Сакура. — У нас тут даже специальный шкаф есть, для личных дел вроде твоего. Прямо рядом с караулкой, чтоб далеко не ходить. Смысл их уносить в архив, если чуть ли не каждый день приходится их доставать обратно? Я уже столько раз перечитывала твоё дело, что знаю тебя, пожалуй, даже лучше, чем свою родню.

Стражница протянула копыто и по-дружески тюкнула кобылку в плечо. Не похлопала и не погладила, но хоть какое-то прикосновение.

— Только между нами, — продолжила она, заговорщически ухмыльнувшись, — если рядовой Армор узнает, что это ты помочилась в его шлем прошлой весной… Ну, скажем, он не сильно обрадуется, так что пускай это будет нашей маленькой тайной, ага?

Щёчки Лиры залились непрошеным румянцем.

— Ты знала, что это я?

Та лишь ещё шире ухмыльнулась.

— Теперь знаю.

Сержант Сакура извлекла телекинезом пачку соляных палочек откуда-то из-под доспеха. Вытряхнув одну, она зажала её губами и принялась рассасывать. Поднеся телекинезом пачку к Лире, она вытряхнула ещё одну палочку для неё — та осторожно взяла её копытцами и зажала во рту.

— Знаю, вредная привычка, — подмигнула ей стражница, — ты только никому не говори, ладно?

Лира кивнула, и обе они предались наслаждению минутами тишины и покоя. В наполнившей опустевший тюремный блок тишине стали отчётливо слышны тикающие в коридоре часы и шум города, доносившийся из окошка. Закрыв глаз, Лира попыталась представить, что же сейчас творится там, на сонных улицах.

Несколько минут спустя стражница наклонилась, чтобы растереть заднее копыто, и Лира решила воспользоваться этим моментом, чтобы нарушить молчание.

— Знаешь, ты права. Я плохая. Я всех подвела. Я так низко пала… и не могу уже подняться.

Опять повисла тишина: похоже, попытка возобновить беседу оказалась неудачной. Однако, немного погодя, Сакура заговорила так мягко, словно собиралась открыть какую-то великую тайну:

— Все мы падаем, Лира. И, как правило, ничего не можем с этим поделать. Но иногда падение — это не так уж и плохо: это значит, что ты всё ещё движешься, всё ещё живёшь. Можно пребывать в полнейшем покое и в то же время двигаться. А вот когда ты прекратишь падение, прекратишь движение, вот тогда пиши пропало. Но если ты научишься вечно падать, научишься контролировать своё падение, выбирать свой путь — всё у тебя будет хорошо.

Лира самую малость приоткрыла здоровый глаз: Сакура сидела, закрыв глаза, прислонившись затылком к холодной стене. Сказать по правде, Лира пропустила мимо ушей большую часть всей этой философской болтовни. Но стражница хотя бы пыталась ей помочь, и потом, спешить ей было некуда: ведь даже дома её никто не ждал.

— Я просто не могу унять свой нрав, — сказала юная единорожка, закрывая глаз обратно и катая в губах соляную палочку. — Это… просто случается, как инстинкт какой-то. И выходит так, что я калечу кого-то… или себя калечу. Я столько времени потратила пытаясь забыть их, заглушить их… по-всякому.

— Инстинкты помогают нам, Лира, нет ничего плохого в инстинктах, — возразила стражница. — Главное, чтобы они работали на нас, а не мы на них. Укроти свои инстинкты, подчини их своей воле. Ведь именно это и отличает нас от лошадей. Потеряв контроль, мы становимся дикими животными: едим, спим, сражаемся, размножаемся, точно звери безумные.

— Безумный зверь! Ха, — фыркнула Лира, — это чувство мне знакомо. Какой же дурой я была... Но «положение обязывало», как говорится.

Внезапная перемена в голосе её собеседницы заставила Сакуру приоткрыть глаз. Юная единорожка потихоньку закипала. Злоба... нет, ярость, чистейшая, необузданная ярость исказила её лицо. Между её скрещенных ног лежали остатки соляной палочки, выпавшей изо рта. Умудрённой годами кобылице не составило труда распознать в её взгляде жажду мести, желание причинить страшную боль. Всё это было большими буквами написано на её прекрасном, хоть и слегка обезображенном синяком и ссадинами личике.

— Что-то случилось, не так ли? — спросила Сакура. — Что-то напугало тебя, застало тебя врасплох.

От того, как единорожка сверлила её взглядом, как подёргивались её ушки и губы, Сакуре на секунду показалось, что заключённая вот-вот сорвётся и снова даст волю инстинктам.

Сержант справилась бы с нею без проблем. Да, молодая кобылка была закалена в уличных драках, но это ничто в сравнении с десятилетиями тренировок и богатым жизненным опытом. На всякий случай сержант приготовилась сотворить защитное заклинание — никогда не стоит недооценивать противника.

Но, похоже, не все её слова единорожка пропустила мимо ушей. Несколько напряжённых секунд спустя она закрыла глаз и уронила голову на копыта.

Следующие минуты они провели в тишине и молчании, ни одна из них не решалась ни заговорить, ни даже просто пошевелиться. Сакура слышала, как тяжело дышит её юная собеседница в попытке обуздать свой гнев. «А надо отдать мелкой должное, быстро учится».

В конце концов, Лира нарушила молчание:

— Я была беременна.

Сакура решила подождать, что же скажет дальше юная единорожка. Однако та, похоже, больше ничего говорить не собиралась, и поэтому стражница решилась спросить:

— Была?

— А теперь уже нет. Я потеряла его. — Она зарылась мордочкой в копытца.

— О.

— А, может, его никогда и не было. Я… Я уже и сама не знаю.

— О?

— Я перепробовала все заклинания для тестирования, какие только отыскала, и все дали положительный результат. Я даже к этим дурацким народным средствам обращалась, которыми земнопони пользуются, они тоже дали положительный результат.

— Но?

— Но… когда я рассказала моему… жеребцу, он, ну, скажем, отреагировал не так, как я ожидала. — Лира потёрла щеку, будто на неё вдруг напала страшная чесотка. — Давай лучше не будем о нём.

— Как скажешь. И что же дальше? Что сказал твой табун?

— Мы… не было у нас табуна.

— Так, выходит, только вы вдвоём?

— Ха! Выходит, что мы и вдвоём-то не были. Я для него была игрушкой. Наивная кобылка, с которой можно поразвлечься и выбросить, когда… когда… — Лира вскинула передние копытца и воскликнула: — Да что ж я за дура-то! Что ж я сразу не догадалась, видела же к чему всё идёт. Но я так любила его, так сильно любила… и я думала, я правда думала, что он тоже любит меня.

Она снова скрестила передние ножки и снова спрятала в них мордочку. В следующие несколько секунд тишину нарушало лишь бормотание «дура, какая же я дура», изредка перемежаемое глухими ударами копыта о голову.

— Ты там себя не покалечить ли пытаешься, Лира?

Из под зеленой копны донёсся безрадостный смешок:

— Да нет, не думаю. Слишком уж я занята. Объясняю себе, какой же дурой я была.

— А, хорошо. А то я уж испугалась, что придётся принимать меры, а заступать в третью смену подряд меня совсем не тянет.

— Не, всё путём. Спасибо. — Передние ножки слегка разомкнулись, и в образовавшийся зазор выглянул золотистый глаз. — Ты ведь не будешь мне объяснять, что я дура? И как это глупо было с моей стороны — заниматься с ним сексом в охоте? И как неразумно было залететь, не будучи даже в табуне?

— Нет.

— О как. — Из под копыт выглянула удивлённая мордашка. — Почему?

— Почему? — Стражница хохотнула. — Потому что ты уже взрослая, Лира. Ты получила метку, отъела попку, и в охоте уже была не раз. В былые времена твой родной табун уже давно бы выгнал тебя на вольные хлеба. Благо, времена эти давно минули, но всё равно за твои поступки отвечать тебе самой.

— Наверное. — Мятное личико снова начало хмуриться. — Знаю я кое-кого, кому не помешало бы узнать, что такое ответственность.

— Ну ладно. — Сакура решила, что будет лучше поскорее вернуться к теме их беседы. — А дальше-то что было?

— Что дальше было? — Она всё так же хмурилась. — Выпнули меня, вот что было. Домой мне путь был заказан, зависала у друзей, ютилась на диванах, а то и вовсе на полу. Какое-то время. Как вскоре оказалось, мои «друзья» не сильно-то и рады были меня видеть. Всё то, что было у нас хорошего, вдруг резко позабылось. А может, я сама уже не хотела об этом вспоминать, всё вдруг потеряло всякий смысл. Куда ни ткнись — везде лишь пустота, а может, и не пустота, может, мне просто не хотелось снова связываться с ними.

— Бывает. Иногда мировоззрение меняется ни с того ни с сего. Это очень неприятно, но так бывает. — Сакура вынула изо рта остатки соляной палочки и взмахнула ею, будто хотела этим взмахом раскрыть перед своей собеседницей все тайны вселенной. — А бывает и так, что пони, которых мы считаем друзьями, оказываются и не друзьями вовсе. Просто «хорошими знакомыми», с которыми было приятно провести какое-то время.

— Да, очень на то похоже. — Лира подняла свою соляную палочку, снова зажала её во рту и опустила голову на скрещенные ноги. — Я ведь хотела… Я теперь даже не знаю, чего хочу. Мне казалось, что у меня всё было, казалось, что я счастлива, казалось, что у меня есть друзья, жеребец, который меня любит...

Она осеклась, моргнула, окинула камеру взглядом в поисках... Селестия его знает чего.

— Выходит, я ошибалась. Во многом ошибалась, если не во всём. Как будто я была на сцене, исполняла свою роль, а потом все вдруг куда-то… исчезли, и я осталась совсем одна. Я всю прошлую неделю слонялась по крышам, смотрела вниз — на землю, на пони, таких мелких, живущих своими мелочными жизнями, и...

— Хотела прыгнуть? — спросила Сакура совсем тихо, но в голосе её слышалась предельная серьёзность.

— Нет, что ты, я бы ни за что… — От одной этой мысли мятная единорожка встрепенулась, посмотрела стражнице прямо в глаза, а потом стыдливо отвернулась. — Не знаю. Может быть, самую малость. Нет, я в основном думала, каково это было бы быть пегасом, чтоб можно было просто взять и улететь, как птица… или как бабочка. Куда-нибудь, где тебя никто не знает...

Она снова спрятала мордочку за ножками.

— … стать кем-то другим. Я… не хочу я больше быть хулиганкой.

— Нет ничего хорошего в том, чтобы быть бабочкой, за ними нет силы. — Тёмно-розовое копытце нежно опустилось на зелёную с белой прядью гриву. — И не так уж хорошо быть птицей, за ними нет будущего.

Копытце принялось нежно её поглаживать.

— Ты слышала о Пути Покоя? — спросила чуть погодя стражница.

Лира выглянула из-за копыт, розовое копыто покоилось рядом со стражницей, будто та и не двигала им вовсе.

— Это какая-то восточная медитация, типа, «всё взаимосвязано» и всё такое? — Юная единорожка взмахнула копытцем, явно давая понять, как она относится к боевым искусствам и метафизической болтовне.

— Ага, — хохотнула Сакура. В её голосе зазвучали те приятные нотки, которые беспризорнице редко доводилось слышать от незнакомцев. — Тебе стоит попробовать. Да, там есть своя философия и медитационные практики, но есть и физическая часть. Ведь чтобы найти равновесие, нужно найти связь между разумом, сердцем и телом.

Она продолжила:

— Я видела тебя в деле, мелкая. Ты умеешь драться — грязно и грубо, но внутри тебя кроется мастер боевых искусств, да и колдуешь ты очень быстро. Техники у тебя считай что и нет, да и магию ты направляешь как попало, но если займёшься этим всерьёз — достигнешь превосходных результатов. Путь Покоя знает множество атакующих и защитных заклинаний, но он знает и то, как правильно управлять телом.

Теперь в глазах… в глазе Лиры читался неподдельный интерес.

— Меня научат, как правильно избивать других пони?

— Ага, типа того, — снова хохотнула Сакура. Лире вдруг начал нравиться её смех. — Но это далеко не всё то, чему тебя научат. Когда ты научишься дополнять магию приёмами и приёмы магией, научишься держать ситуацию под контролем, когда научишься видеть на много шагов вперёд, тебе откроется, что не обязательно даже причинять кому-то вред. Ты научишься побеждать ещё до того, как будет сделано первое движение.

Заметив, что от её соляной палочки почти ничего не осталось, Сакура закинула её в рот.

— Я тоже когда-то была такой же, — сказала она, быстро разжевав и проглотив остатки соли, — пока не повстречала пони, которые помогли мне. Помогли мне найти мой центр, моё равновесие. Я так долго была одинока, что сама начала стремиться к равновесию, и стоило мне только действительно этого захотеть, как я обрела его. И, кстати, быть чужаком — значит быть очень одиноким.

— Чужаком? — Лира немного смутилась.

— Ага, — стражница указала на себя копытом, словно подчёркивая, что сама её расцветка говорит о том, что она не из здешних. — Мой отец приехал издалека.

— А, ну да. Я заметила, — кивнула зелёная единорожка. Она никогда особенно и не обращала внимания на такие мелочи. Других кантерлотских единорогов это может быть и волновало, но не её.

— Быть не таким как все не так уж и плохо, когда к этому привыкаешь. — Розово-белая единорожка махнула копытом в сторону Лиры. — Когда поймёшь всю разницу и найдёшь в этой разнице что-то общее — найдёшь своё равновесие. Ох и долго же мне пришлось его искать.

Сакура развела перед собой передними копытами, словно в первый раз узрела величие принцессы-аликорна.

— Я пропадала, но я нашлась[1].

Лира может быть и хотела, но не смогла сдержать сарказма:

— А теперь, — хихикнула юная единорожка, — ты начнёшь полоскать мне мозги, типа, я должна впустить Создательницу в своё сердце, типа, «Путь Покоя» спасёт мою душу и всё такое?

Сакура опустила копыта и обернулась к Лире с улыбкой, которая была где-то между «озорной» и «самодовольной»

— Да иди ты, малая. Кого ты там куда впускать будешь — твоё личное дело, давно бы уже пора это понять. Сдаётся мне, в этом и кроется корень всех твоих бед — не знаешь, кого впустить, а кого прогнать. Ищешь любви, да только ищешь её не там, так ведь?

Она снова вынула из-под доспеха пачку соляных палочек, но затем волевым движением вернула её на место.

— А Путь Покоя, — продолжила она, — ты всё-таки попробуй, или хотя бы что-то вроде него. Не поможет — попробуй ещё что-нибудь, и так до тех пор, пока не найдёшь то, что тебе подходит. Все мы разные, девочка моя. Что поможет одному, не поможет другому. Но есть у нас одна важная общая черта — всем нам нужно что-то, что будет поддерживать нас на каждом шагу.

И если чему меня и научил Путь Покоя, так это тому, что и в моей работе нет по-настоящему плохих пони, нет вселенского зла, нет непоправимых ошибок. А есть обычные пони, растерянные и заблудшие, выбравшие неверный путь и не знающие, что им делать дальше.

Наши недостатки — часть нас, Лира, но мы должны знать о них, управлять ими, держать их в узде. Наши недостатки делают нас по-настоящему интересными. Наше прошлое? Оно тоже часть нас, хорошее ли оно, плохое ли, оно подскажет нам, что делать дальше, к чему стремиться в жизни. А все эти счастливые пони, чья жизнь была безоблачной с самого первого дня... У них нет истории, Лира. Ну, может быть, и есть, но разве она интересна?

Но главное, ты спроси себя, малыш, чего ты ищешь, кто спасёт тебя? И нужен ли тебя вообще спаситель, или ты справишься сама? А то, может быть, ты просто теряешь время? Прежде чем разделить с кем-то свою любовь — научись сама любить себя, по-настоящему любить, не просто терпеть.

Сакура качнулась и снова наклонилась, чтобы растереть задние ноги.

— Стать лучше непросто, и ты должна действительно этого захотеть, иначе у тебя ничего не получится. Первые шаги будут трудными, да и последующие будут нелегки. А потом? Не буду врать, легче не станет.

Втянув воздух сквозь сжатые зубы, стражница ещё раз качнулась и спрыгнула с нар.

— Но, — сказала она потягиваясь и похрустывая суставами, — если хочешь, я сделаю тебе предложение. Предлагаю только один раз, так что как следует подумай, прежде чем отвечать.

Лира кивнула, полностью увлечённая словами старшей кобылицы.

— У меня сейчас дочь кузины гостит, учится на кондитера в каком-то модном заведении в центре города. — Закончив растяжку, Сакура подняла телекинезом шлем и водрузила его на голову. — На новый год она поедет домой на каникулы, я предлагаю тебе съездить с ней. Мамаша Бонни — мой должник, так что я замолвлю за тебя словечко. О, Черри Дропс будет бухтеть, такой уж она уродилась, но тебя всё равно приютит. Тебе там понравится — тихий такой городишко на окраине Вечнодикого.

Уже на пути к двери камеры она обернулась через плечо.

— Как раз для тебя, там вообще ничего никогда не случается.

Шагнув через порог, она остановилась.

— Кстати, малыш, уже за полночь, настал новый день, — она кивнула на часы, подвешенные над окошком. — Так что с днём рождения тебя, Лира, тебе уже семнадцать. Сегодня у тебя есть шанс попрощаться с прошлым и стать кем-то другим… кем-то лучше. Начать новую жизнь.

С этими словами она скрылась за порогом, из коридора эхом донёсся её голос:

— Но только если ты сама того захочешь.

---

Ноябрь года 1223 AC

Внезапный звук хрустнувшего под ботинком камушка вырвал Лиру из пучины воспоминаний. Обернувшись она увидела своего жеребца — он стоял позади неё, скрестив руки на груди и потирая плечи, пытаясь согреться.

Кивнув на место рядом с собой, она пригласила его присесть. Он сел рядом, свесив, как и она, ноги с крыши.

Некоторое время они просто сидели молча, глядя на мир, раскинувшийся под ними.

— Дам два бита, — вдруг сказал человек.

— Что? — переспросила Лира: это выражение её смутило — а такое с ней случалось нечасто.

— Ну, у нас так говорят. Ты, кстати, тоже как-то раз мне что-то подобное предлагала, — объяснил Леро. — Ты сидишь, погрузилась в раздумья, а я тебе предлагаю деньги за то, чтобы ты поделилась со мной своими мыслями. У вас ведь есть похожее выражение, чтобы дать другому понять, что ты рад бы помочь, рад отдать что-то, если это поможет, рад хотя бы уделить время и выслушать. Ну, по крайней мере, мне так кажется. Эх, загуглить бы сейчас эту фразу.

— А. — Лира кивнула. — Просто давние воспоминания. Не думаю, что смогла б назвать им цену.

Единорожка передала своему жеребцу клочок бумаги, что сжимала в копытах, не позволяя озорному ветру вырвать его. Она держала его так крепко, будто это был вопрос жизни и смерти. На бумаге был записан адрес госпиталя в Филидельфии, Городе Сестринской Любви.

— Пришло от моей давней подруги. — Лира сжала передние копытца, глядя как шёрстка на её пястях колышется на ветру. — Моего первого сенсея. Может, ты её помнишь — она была на свадьбе. Она… больна. Очень больна. Просит навестить её.

— Ты поедешь? — спросил Леро, оторвав взгляд от письма и глядя на взволнованное лицо своей жены. Всякий, кто её знал, был бы удивлён, увидев её такой расстроенной.

— Конечно. Я ей многим обязана. Можно даже сказать, жизнью. Она знает, что если я ей вдруг понадоблюсь, то ни за что не подведу.

Леро взял Лиру за ногу чуть повыше копыта и легонько сжал, ровно настолько, чтобы она смогла почувствовать тепло его рук через шёрстку.

— Хочешь, чтобы я поехал с тобой? — спросил он.

Лира положила свободное копытце поверх его руки.

— Хочу, — ответила она, — очень хочу. Спасибо.

А потом погладила тем самым копытцем свой животик. Её беременность ещё не была слишком заметна.

— А ещё я хочу, чтобы она познакомилась с одной маленькой поняшей...

Оригинал опубликован 24 сен 2013

---

[1] Слова из христианского гимна Amazing Grace, некоторые^{[в интернетах]}, правда, ссылаются на евангелие от Луки 15:24 «ибо это сын мой: был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться.»

Пусть солнце зайдёт, чтобы взойти на рассвете, так будет всегда

«Just as the sun sets,
It will rise at dawn
For ever after.»
— Levellers — Far away

---

Она смотрела. Она смотрела и ждала.

Терпеливо, почти благоговейно, она смотрела на небо, как смотрят на старого доброго друга.

Солнце уже закатилось за горизонт, посылая оттуда прощальные лучи. Как и несчётное количество раз прежде, принцесса Селестия снова превзошла себя, этот вечер и этот закат были просто восхитительны. Великолепное световое шоу этого вечера, как всегда, оставило восхищённым свою самую преданную поклонницу.

Она знала, что есть в жизни такие моменты, которые не стоит торопить. У неё ушли годы на то, чтобы понять это. Годы, исполненные боли, потерянной дружбы и случайных невзгод.

Но теперь она знала. Некоторые вещи не нужно торопить. Теперь она стала лучше, сильнее, умнее, мудрее. Теперь у неё были друзья, семья, те, кто был ей небезразличен. У неё всё было хорошо. Нет, даже лучше чем хорошо. У неё всё было замечательно.

Рука опустилась на её голову, пальцы возлюбленного скользнули по гриве, мимоходом погладив её за ушком, это было необыкновенно приятно. Они не стали ничего говорить, не сейчас, сейчас им не нужны были слова.

Она всегда любила закаты. Когда она была ещё маленькой, закат возвещал о том, что она смогла продержаться ещё один день, что на сегодня её мучения окончены, и она может отдохнуть. Что она может отойти ко сну, чтобы найти убежище в мире своих грёз. Теперь же закат означал, что вскоре наступит новый день; день, который будет наполнен для неё… для них радостью и наслаждением.

Ещё один день в погоне за мечтой, за попыткой воплотить её в жизнь. Она была готова к этому. Прежде её грёзы были исполнены горечи, но не теперь, теперь они становились всё радостнее и слаще с каждым новым днём.

Солнце село, и небо окутали сумерки, стремительно приближалась ночь. Уже показались первые звёзды, намекая, что вскоре она вернётся домой, туда, где её ждут тёплые объятья её возлюбленного и её подруг. Но пока ещё рано. Пока ещё она хочет, чтобы её просто гладили за ушком.

И вместе они смотрели. Они смотрели и ждали.

Это было её любимое время суток.

---

Она смотрела. Она смотрела и ждала.

Всё было привычным и оттого уютным, она смотрела на небо, как смотрят на старого верного соратника.

Высоко в ясном небе висела луна, в неподвижном ночном воздухе звёзды казались ещё ярче. Вскоре должен был начаться звездопад, она не хотела его пропустить.

Уютно свернувшись под одеялом, прижавшись к горячему телу своего жеребца, она поднесла к губам чашку с горячим шоколадом, вдыхая тёплый пар, отгоняя ледяное дыхание зимней ночи.

Она так любила ночь, с той самой секунды между закатом и сумерками, и до самых последних секунд между рассветом и восходом солнца. Ах, эти чудесные, волшебные моменты, в честь которых она и была названа. С самых юных лет её восхищала сказочная красота ночного неба. Звёзды и луна были её лучшими друзьями в часы сомнений и одиночества.

Позже, уже в подростковом возрасте, ей с трудом удалось убедить принцессу Селестию возобновить работу старой королевской обсерватории, размещённой в одной из высочайших башен Кантерлотского Замка. Она проводила там часы напролёт, лишь она, и телескоп, и книги одна за другой.

Именно там, теперь уже больше десяти лет назад, она нашла древнюю книгу с пророчеством, возвещающим о возвращении Найтмэр Мун. Сама того не осознавая, она запустила цепочку событий, приведшую её туда, где она оказалась теперь.

Если бы не эта старая книга, позабытая и позаброшенная, пылящаяся на полке в недрах библиотеки, она бы никогда не оказалась в Понивиле, она бы никогда не познакомилась с остальными хранителями Элементов Гармонии и уж точно никогда бы не нашла свою любовь в этом загадочном страннике.

Она была бесконечно благодарна этой книге, книге, которая теперь занимала почётное место в книжном шкафу её университетского кабинета.

Сегодня была её ночь, была лишь она и её жеребец. Они наслаждались тишиной и восхитительным зрелищем, раскинувшимся перед ними. Её подруги уже спали, обе они были ранними пташками, пусть одной из них и не всегда удавалось проснуться с первого раза. Некоторые вещи никогда не меняются, ей это нравилось. Ей всегда нравилась последовательность и упорядоченность, и вовсе она не была так одержима ими, как привыкли думать её супруги.

Ночное небо было неизменно, как слова, записанные на пергаменте, хотя, вернувшись, принцесса Луна и позволила себе провести небольшую перестановочку звёзд. За последние несколько лет она изменила некоторые созвездия и даже добавила несколько новых звёзд на небо, нарушив тем самым тысячелетний статус-кво, сохраняемый принцессой Селестией.

И хотя в основном реакция была положительной, как минимум половина гильдии астрономов приходила в негодование с каждой новой переменой, в то время как другая половина угрожала… как же Леро называл это? Ах да, «ливнуть» при малейшем намёке на какие-либо изменения.

Но сейчас это совершенно не заботило ни пони, ни её человека. Не сегодня. Звёзды были слишком красивы, а исполненный тишиной спящий город слишком умиротворяющим, чтобы беспокоиться о чём-то ещё. И звездопад должен был скоро начаться, и, судя по всему, он будет просто потрясающим.

Они сидели на балконе с самых сумерек, с первых, а не со вторых или с третьих. Не многие пони знали, что сумерки не одни. Она знала, книги — её друзья — поведали ей об этом давным-давно.

Они сидели на балконе с гражданских сумерек, потом были навигационные, за ними наступили астрономические. И наконец, полная тьма, лучшее время для созерцания звёзд; звёзд, о которых многие и вовсе не вспоминали, погружённые в суету ежедневных хлопот. А она их просто обожала.

Она любила ночную тишину и спокойствие. Возможность побыть одной и подумать. Возможность отдохнуть от университетских забот и суеты королевского двора. От жалких академиков, от помпезных дворян и дотошных бюрократов. Сейчас их не было. Только она, её любимый и звёзды.

И вместе они смотрели. Они смотрели и ждали.

Это было её любимое время суток.

---

Она смотрела. Она смотрела и ждала.

Позволив вселенной во всех её проявлениях течь сквозь неё подобно волнам, она смотрела в утреннее небо, как смотрят на мудрого и почитаемого наставника.

Обычно она просыпалась перед рассветом, выходя из дома в утренних сумерках, чтобы поспеть к восходу. Каждый новый день нёс в себе надежду и обещание новых впечатлений и новых приключений.

Первые лучи восходящего солнца наполняли её Музыкой Гармонии. Каждый луч нёс своё звучание; переплетаясь и сливаясь вместе, они наполняли её душу парящей мелодией. Мелодия накладывалась на мелодию, переливаясь, и схлёстываясь, и откатываясь, и растекаясь, и складываясь в великую симфонию её жизни.

— Реки впадают в море, и всё нераздельно. Свет обращает камень в пыль, и всё нераздельно. Всё и вся возвращается к началу начал. Сегодня я проложу новый путь, чтобы однажды вернуться к началу.

Ещё раз повторив мантру, она сделала глубокий вдох, на секунду задержала дыхание и медленно выдохнула. Позволив своему телу полностью расслабиться, она искала свой центр. И найдя его, она искала самую его вершину, и найдя её, она искала равновесия. И там она услышала песню, и позволила песне течь сквозь себя, позволила ей пройти сквозь каждую частичку своего естества, и наконец обрести покой там, где рос её будущий ребёнок.

Она чувствовала на животике руку своего жеребца, медленно поглаживающую её над тем самым местом, где теплилась новая жизнь. Его прикосновение было мягким, его движения успокаивающими. В последнее время Леро всё чаще стал составлять ей по утрам компанию здесь, на травянистых склонах Седельных Холмов. Он говорил, что хочет научиться медитировать вместе с ней, но она подозревала, что он просто хотел, чтобы рядом с ней был кто-то, кто придержит её гриву, пока её будет тошнить в ближайших кустах.

Внезапно она почувствовала лёгкие рвотные позывы. Её супруг называл это утренним недомоганием. О, Добрые Духи, без этих недомоганий ей было бы куда как лучше. Без утренних недомоганий и странной тяги к необычной еде. Почему её стало так часто тянуть на рыбу? Ей никогда особо и не нравилась рыба, но откуда же тогда эта странная тяга? И почему в последнее время она не могла общаться с Дэйзи Джо больше пяти минут, не истекая при этом слюной? И почему это поросята с фермы Эпплов вдруг стали казаться ей такими… аппетитными?

Отбросив все эти мысли, пока её желудок не решил, что его нужно срочно наполнить или срочно опустошить, она вернулась к медитации.

— Всё проходит. Всё мимолётно. Возьми кисть и пиши на камне. Краска поблекнет, камень искрошится. Всё вернётся к началу начал.

Она любила утро, новый день нёс новые надежды и новые обещания. Всё, что было вчера, теперь осталось в прошлом; всё, что принесёт завтрашний день, было загадкой. Восход освобождал от ноши и исцелял недуги, рассвет открывал новые бесконечные возможности.

Наступил новый день; день, который им предстояло покорить. И вместе они покорят его как один, вечные странники, вечные первопроходцы великого пути под названием «Жизнь».

И вместе они смотрели. Они смотрели и ждали.

Это было её любимое время суток.

Оригинал опубликован 13 фев 2013

На острие атаки, где я горю всем сердцем быть

«Out along the edges, always where I burn to be»
— Kenny Loggins — Danger Zone

---

Надвинув на глаза тёмные очки, капитан Королевских Военно-Воздушных Сил Эквестрии и Лётный Инструктор Академии Вондерболтов (а многие, так и вовсе были уверены, что однажды она возглавит Академию) Рэйнбоу Дэш неспешно направилась по взлётной полосе, к своей новой группе рекрутов.

Они были лучшими из лучших, сливки ВВС. Те, кого сочли достойными пройти программу подготовки офицеров-Вондерболтов. Стать одновременно и тем и другим было невероятно трудно — едва ли дюжина кадетов (а порой, и того меньше) ежегодно удостаивалась подобной чести. Но всё же далеко не всем зачисленным на курс удавалось продержаться до выпуска.

Те, кто отчислялся добровольно или признавался непригодным, обычно возвращались к стандартному курсу обучения. Впоследствии, многие из них всё же попадали в особые команды: в VIP-эскорт или в Пограничную Службу, но примерно столько же кадетов просто бросали всё и возвращались к гражданской жизни.

Вышагивая по взлётке, Рэйнбоу окинула взглядом, стоящую по струнке в ожидании её прибытия, «грязную дюжину», набранную в этом году. Все они уже окончили базовые курсы подготовки ЭКВС, так что проблем с ними быть не должно.

Она успела перечитать все их досье, просмотреть все отчёты о показательных выступления, результаты всех тестов. Она связалась со всеми лётными школами, лично встретилась со спонсорами всех кандидатов. Она знала их всех, знала досье каждого наизусть, и, что самое главное, знала все их сильные и слабые стороны, но им пока об этом знать не обязательно.

Приближаясь к неестественно неподвижной шеренге, она услышала, как Спитфайр и Айрон Игл о чём-то шепчутся за её спиной. Однако стоило им подойти достаточно близко, чтобы кадеты могли их услышать — все разговоры тут же прекратились, лица всей троицы сделались невозмутимыми. Глаза их были сокрыты за абсолютно одинаковыми, и, стоит заметить, ужасно дорогими «очками-авиаторами».

Остановившись перед шеренгой, Рэйнбоу некоторое время молча всматривалась в их лица, наблюдая за реакцией. Пара из них моргнула, мельком взглянув на прибывшее начальство, остальные же сохраняли всё те же невозмутимые выражения, взглядами устремившись в бесконечную даль.

Капитан Дэш оправила униформу; на её груди было множество наградных планок, погоны сияли золотом в лучах восходящего солнца.

Обернувшись назад, чтобы убедиться, что её коллеги готовы, она неспешно двинулась вдоль строя. Начиналась самая интересная часть её работы, играть в «Сурового Инструктора» порой так весело.

— Вы только посмотрите, кто у нас здесь. Вы, детишечки, наверное, думаете, что из вас выйдут отличные Вондерболты? — отчеканила она, всё так же неторопливо шагая вдоль строя.

— Мэм, так точно, мэм! — отозвались кадеты стройным хором.

Глянув на Айрон Игла, она увидела, как тот поставил галочку в своём блокноте. Довольная собой, она продолжила.

— Это… — Она указала копытом на Спитфайр, — командир звена Спитфайр, капитан Вондерболтов. А это… — Она перевела указующее копыто на Айрон Игла, — заведующий отделением Айрон Игл. Они пришли сюда, чтобы передать вас под мою опеку.

Рэйнбоу продолжила смотр, голос её становился всё громче с каждым словом.

— Я — капитан Рэйнбоу Дэш, через три месяца вы вернётесь под тёплое крылышко коменданта Блэйз, а до тех пор… — Она дошла до замыкающего и остановилась, уставившись на кадета. Лица их разделяли всего несколько сантиметров. — Вы, жеребятки, будете в моём полном распоряжении!

Айрон Игл поставил ещё одну галочку в блокноте.

Сказать, что к этому моменту большинство кадетов с трудом сдерживали волнение, всё равно что вообще ничего не сказать. Минимум у половины из них нервы были уже на пределе. За то время, что она успела проработать в академии, о ней уже сложилось мнение как об одном из самых суровых инструкторов.

Но её строгость окупалась с лихвой, и никто не решился бы заявить, что она сама не в силах выполнить те невозможные задачи, что ставит перед своими рекрутами. И гораздо чаще, чем о ней отзывались как о «суровой, но справедливой», её называли «свирепой, но справедливой».

Лучший выпускник курса офицеров-Вондерболтов, капитан Дэш соперничала со Спитфайр и её братом за звание самого молодого из капитанов. Кроме того, она была самым молодым инструктором за всю историю Академии, имела наградное звание героя, стала первым пегасом за последние два столетия, которому удалось выполнить «Радужный Удар», причём в первый раз она выполнила его ещё будучи жеребёнком. Она была предметом обожания и восхищения для большинства юных пегасят, плакаты с её изображением висели в спальне практически каждого подростка. Она успела стать лицом большего числа рекламных кампаний, чем Спитфайр или Сорен.

И это всё, не считая того, что она хранитель Элемента Гармонии, жената на другой Хранительнице, старшая кобылка самого известного в Эквестрии табуна, близкая подруга принцессы Луны и, в довершении всего, лично принимала участие в сражении с Найтмэр Мун.

Сказать по правде, большинство кадетов охватил бы экстаз только от того, что она хотя бы прикрикнула на них, не говоря уж о том, чтобы заговорить с ними.

Дойдя до главы шеренги, она встала в агрессивную стойку, широко расправив крылья.

— Так вы, лютики, думаете, что сможете стать элитными летунами?

— Мэм, так точно, мэм! — последовал, как всегда чёткий, ответ.

— Ну тогда, — Рэйнбоу продолжила свою идеально отточенную речь. Спитфайр когда-то произнесла похожую перед её звеном, а Модэсти Блэйз — перед звеном Спитфайр. Теперь же настал черёд этих желторотиков... — Я вас огорчу... А вот хрен вам! Если бы могли — давно бы уже стали Вондерболтами! Вы всё ещё думаете, что справитесь?

— Мэм, никак нет, мэм! — Кажется, до них начало доходить.

— Позвольте, мне кое-что прояснить. Если вы думаете, что пара выкрутасов перед толпой и пара раскрытых в изумлении ртов делают вас элитными летунами — вы глубоко заблуждаетесь.

Рэйнбоу прекрасно знала, что все эти кадеты были настроены предельно серьёзно, они были готовы пойти на всё ради шанса стать одним из Вондерболтов. Лягать, да они и жизнями своими рискнули бы не задумываясь. Да и сама она не так давно была на их месте, а потому прекрасно представляла, через что им пришлось пройти, чтобы предстать сегодня перед нею. Но им не следовало об этом знать. Они должны всем сердцем желать доказать ей, что на все сто процентов достойны стать Вондерболтами.

Кроме того, на её стороне был давний слушок о том, что она, будучи Хранителем Элемента Верности, способна за версту учуять пони, которая на самом деле не так предана своему делу, как утверждает. И она прикладывала все усилия, чтобы своими поступками не развенчать этот миф.

— Жизнь Вондерболтов полна трудностей и опасностей. Если вы не будете постоянно выкладываться на все сто, она пережуёт вас и выплюнет. Замешкаетесь на секунду, и кто-то может серьёзно пострадать… или того хуже.

Рэйнбоу ещё раз прошла вдоль строя, по пути заглядывая в глаза каждому кадету. Убедившись, что они уловили месседж, она продолжила свою речь, а зав отделением продолжил делать пометки в блокноте.

— Но эта жизнь будет прекраснее всего на свете. Каждый приём пищи — пир, каждый вылет — парад. Нет жизни лучше, чем жизнь Вондерболта.

Откуда-то из середины строя донёсся сдавленный писк. Рэйнбоу стремительно обернулась, чтобы вычислить источник звука, и от резкого движения маленькая косичка, заплетённая за её левым ухом, выбилась из прически.

— Чепушок, ты там подавился, что ли?

Уловив едва заметно вздрогнувшую от волнения кобылку, она двинулась к ней. Ну, хоть кто-то дал ей повод. Поступок был, конечно, совершенно необдуманным, но зато теперь ей было с кого начать.

Подойдя к предпоследнему в строю рекруту, она пронзила высокую белую кобылку «Взглядом», достойным самой Флаттершай, точно таким же пепельно-жёлтая пегасочка укрощала самых ужасных существ, будь то разъярённая мантикора или огромный медведь.

На секунду кадет отпрянула, встряхнув гривой, переливающейся всеми оттенками синего, но тут же опомнилась и снова вытянулась по струнке. О Селестия, как же они все молоды.

— И кто же это тут у нас?! — рявкнула Рэйнбоу. Она конечно уже знала ответ, но кадету знать об это было не обязательно.

— Мэм, Блю Файр, мэм.

— Ага, неужто та самая, которую тренер Снежок находит весьма горячей штучкой, а?! — Рэйнбоу не отрывала от неё глаз. — Так ты у нас горячая штучка? Мы когда-то работали вместе со Снежком, но что-то я не пойму, с чего это он так решил! По мне, так ты сдашься в первый же день! Я права?! Ты подставишь моего закадыку и сбежишь в первый же день?!

— Никак нет, мэм! Я никогда не сдамся, мэм! — выпалила кобылка в ответ. Айрон Игл вернулся к своему блокноту.

— Рада слышать. — Она немного отстранилась, позволив кадету перевести дух, прежде чем снова вторгнуться в её личное пространство. — Я с тебя глаз не спущу, — добавила она. Без гнева, без угрозы, простая констатация факта, пусть и высказанная тихим голосом.

Рэйнбоу знала о Блю Файр всё. Снежок лично постучал в её дверь несколько недель назад, доставив рекомендательное письмо. Он не слыл оратором, но письмо, написанное перекачанным жеребцом, было самым красноречивым из тех, что Рэйнбоу когда-либо доводилось читать. А читать ей пришлось без вариантов, ведь его автор, более известный под кличкой «Кирпич», терпеливо дожидался, пока она прочтёт его и даст свой ответ.

Снежка списали в запас из Королевских ВВС много лет назад, но он не кис. Заработав репутацию лучшего тренера в Понивиле, он вернулся домой в Клаудсдейл, где занял пост тренера команды «Клаудсдейлских Летунов», единственной профессиональной хуфбольной команды, полностью состоящей из пегасов.

Прозвище «Кирпич» он получил за свой стиль и за свою излюбленную воздушную тактику. В принципе, он и сам поговаривал, что аэродинамика его тела уступает даже кирпичу, но стоило оказаться на траверсе противника, как тот надолго уходил в размышления о том, в какую же такую стену его угораздило врезаться в чистом небе.

Под его чутким руководством «Летуны» выиграли чемпионат Эквестрии по хуфболу, прервав тем самым цепь поражений, длившуюся уже три года и грозившую затянуться ещё как минимум на год. Ещё более впечатляющим это достижение делал тот факт, что им удалось победить смешанные команды не используя ни тяжеловесов-земнопони, ни магических захватов и бросков единорогов, и это при том, что правила жёстко лимитировали количество пегасов, которым было разрешено одновременно находиться в воздухе.

Блю Файр была одной из самых многообещающих его подопечных, она могла бы стать отличным игроком в хуфболл, но её тренер, а равно и её родители, считали, что она способна достичь гораздо большего. Да, она была отличным игроком, но, похоже, игра стала для неё слишком скучной, она чувствовала что способна на гораздо большее, чем просто гоняться за мячом по полю. Снежок был убеждён, что для дальнейшего развития ей просто необходимы большие нагрузки. Судя по результатам тестов на профпригодность, лишь став Вондерболтом она смогла бы показать себя во всей красе.

Покончив с Блю Файр, Рэйнбоу переключила своё внимание на замыкающего. Рядом с рослой соседкой кобылка казалась слишком мелкой для пегаса. Ярко-оранжевая шёрстка, пурпурная грива — её облик был чем-то средним между Скуталу и бабушкой Флаттершай.

— А тебя кто из детского сада выпустил? Назовитесь, рекрут.

Кобылка вздрогнула, похоже Рэйнбоу удалось нащупать её больное место.

— Мэм, Додж Чарджер, мэм. — В её голосе слышались нотки Эппалузского акцента, те самые, которые редко услышишь от кого-то, кроме земнопони. Рэйнбоу вдруг вспомнилась Эпплджек, надо будет к ней заскочить как-нибудь. Они уже несколько недель не виделись, и её подруге наверняка будет приятно найти повод немного отвлечься от своих шаловливых двойняшек.

Намётанный взгляд Дэш скользнул по пегасочке. Крепкий круп, налитые мышцы, сильная уверенная стойка. Девочке явно довелось поработать ножками. Само её телосложение прямо-таки вопило о годах, проведённых за околачиванием яблонь. Но было в ней что-то ещё, что-то до боли знакомое… ну точно, она не чистокровка, один из её родителей был земнопони, теперь Рэйнбоу была в этом совершенно уверена. Кому, как не ей об этом знать.

Приглядевшись, можно было заметить, что она хоть и молода, но не моложе, чем казалось с первого взгляда. Итак, пегас с примесью земных кровей, выросшая среди фермеров, на какой-нибудь фруктовой плантации, моложавая на вид, с необычным акцентом. И если бы Рэйнбоу была бы азартной пони — а она ею определённо была — она бы поспорила, что кобылка очень комплексует по поводу того, что её не воспринимают всерьёз. Вот сейчас мы это и проверим.

— Ну что, сладенькая, — Рэйнбоу внезапно заговорила с акцентом, поразительно схожим с акцентом ЭйДжей, настолько отшлифованным за те годы, что она знала Эпплов, что порой даже Бабуля Смит, да упокоит Создательница её душу, порой путала её со своей внучкой. — Каким ветром занесло такую прелестную фермершу в наши края?

Она прижалась лицом к лицу кадета:

— Спорим, ты выдохнешься, да так и не сдюжишь облететь Академию по периметру?

Правый глаз кобылки дёрнулся — эх, надо было спорить на деньги. За спиною Рэйнбоу Айрон Игл чиркнул карандашом, поставив в блокноте ещё одну галочку.

Спокойно, ждём…

— А вы проверьте, мэм, — голос Додж был спокойным, и даже за сильным акцентом в нём явно слышался брошенный вызов.

Обернувшись к Спитфайр, Рэйнбоу ехидно ухмыльнулась. Пусть старшая по званию подруга и сдерживала смех изо всех сил, глаза её всё же выдавали. Ясно осознавая, что сейчас будет, огнегривая пегаска достала из кармана пиджака секундомер.

Рэйнбоу вновь упёрлась лбом в лоб кадета, пытаясь разглядеть в её взгляде признаки страха и неуверенности. А они там были — всего лишь лёгкий намёк, недостаточно сильный, чтобы удержать от попытки постоять за себя. Она понравилась Рэйнбоу, девчонка далеко пойдёт. Рэйнбоу давно уже решила поставить Додж в пару к Блю Файр — в тот самый миг, как ознакомилась с их досье, и личное общение только утвердило её в принятом решении. У Додж было сильное стремление доказать, что она не хуже других пегасов, а Блю Файр был нужен неутомимый соперник, который заставит её выкладываться на пределе возможностей.

— Ты что-то сказала, сахарок? — протянула Рэйнбоу.

— Разрешите показать себя в деле, мэм. — Выражение лица юной пегасочки снова стало каменным: ни тени сомнения или неуверенности, лишь чистая решительность. А у неё определённо стальные… эм-м, нервы.

— Так вы, наконец, решили показать себя в деле, да? Решили потягаться со старушкой Рэйнбоу Дэш? — Теперь это был голос чистокровной ковбойши. ЭйДжей гордилась бы ею, если бы только услышала… ну или хорошенько приложила бы копытом по макушке, а может, и то и другое.

— Так точно, мэм! — Додж, не моргая, смотрела ей прямо в глаза.

— Ну, так вот вам ваш шанс. Два круга по периметру… Все, ЖИВО! — Рэйнбоу впилась зубами в свисток, висевший у неё на шее, и дунула в него с такой силой, что свист, должно быть, было слышно аж в Клаудсдейле.

Додж взмыла в воздух раньше, чем свист успел затихнуть, Блю Файр рванула сразу за ней. Капитан Рэйнбоу Дэш окинула замешкавшихся кадетов взглядом, в котором явно читался смертный приговор всем, кто не окажется в воздухе в течение следующих трёх секунд. Быстро уловив намёк, оставшаяся десятка поднялась в воздух и устремилась за парой кобылок, уходивших в отрыв.

Рэйнбоу неторопливо сняла очки и свисток и передала их Спитфайр, готовясь к стремительному взлёту. Пусть кое-кто из этих кадетов и мог бы рискнуть потягаться с ней, сейчас она собиралась показать им всем, что на самом деле означает быть лучшей из лучших.

Резкий порыв ветра, вырвавшегося из под её крыльев, встрепенул гривы Спитфайр и Айрон Игла, чуть было не вырвав блокнот из его копыт. На их глазах лётный инструктор набрала запредельную скорость и уже оставила далеко позади замыкающую шестёрку кадетов.

Поглядев поверх очков на секундомер, Спитфайр улыбнулась. Судя по всему, сегодня в очередной раз будет побит рекорд скорости Академии, и если кто на это и способен, так это Рэйнбоу Дэш. Айрон Игл похлопал спутницу по плечу блокнотом. Загляну в него, она обнаружила, что напротив каждого пункта условий их маленькой игры в «Типичного Сурового Инструктора» стояли галочки.

Вот же конские яблоки, похоже, теперь она должна Рэйнбоу червонец.

---

Уже на втором километре гонки, обогнав замыкающую десятку кадетов, Рэйнбоу нагнала Додж и Блю Файр, те шли нос в нос, всего в паре десятков корпусов впереди неё. Стремительно сокращая отрыв, она расплылась в широкой улыбке и издала торжественный крик:

— Селестия небесная, до чего ж я люблю свою работу!

Оригинал опубликован 3 фев 2013

Отдам тебе весь мир, и всю любовь свою

«I'll show you love, I'll show you everything»
— Creed — With Arms Wide Open

---

И пусть часы посещения давно закончились, это вовсе не значит, что коридоры родильного отделения госпиталя Кэнди Кейн вдруг опустели. Доктора и медсёстры продолжали совершать обходы, продвигаясь от палаты к палате, подбодряя тех, кому вскоре предстояло разродиться новой жизнью, проверяя, что с теми, кто уже прошёл через это испытание, всё в порядке, заполняя истории пачку за пачкой.

И даже в столь поздний час весь персонал был наготове. В конце концов, не каждый день их навещали принцессы, и уж тем более — не обе в один день.

Некоторые из перворожениц, а с ними и кое-кто из постоянных посетительниц, ещё не спали. Большинству из них нужно было просто прийти в себя после недавнего подвига, многим нужно было постичь всю важность того, что они только что привнесли в этот мир новую жизнь. А некоторым просто хотелось провести остаток дня со своими жеребятами.

Однако большинству хотелось найти отдохновения во сне, ведь, Селестия свидетель им, они того заслужили.

Дверь в конце главного коридора была чуть приоткрыта, самую малость, ровно настолько, чтобы малиновый глаз смог взглянуть на происходящее за пределами частной палаты. Не считая королевского стража, стоявшего в нескольких шагах от двери, поставленного здесь только затем, чтобы отваживать навязчивых журналюг, никого не было видно. Всех случайных доброжелателей и припозднившихся посетителей давно спровадил медперсонал, аргументируя это тем, что и матери, и жеребёнку просто необходимо отдохнуть.

Осторожно прикрыв дверь, Рэйнбоу Дэш, так и не успевшая сменить спортивную форму Вондерболтов на что-то подобающее, замерла на мгновение, чтобы глаза успели привыкнуть к воцарившемуся в палате сумраку. Осветительные кристаллы были приглушены настолько, что ещё чуть-чуть и они потухли бы совсем. Длинные до пола занавески были задёрнуты, но в зазор между ними проникало достаточно лунного света для пегасьего зрения.

В то время, как остальной табун Беллерофонта, а с ними и их ближайшие друзья (не считая тех, что разошлись по домам, чтобы поделиться радостным известием со своими друзьями и близкими) расположились в комнате отдыха этажом выше, Рэйнбоу решила нанести приватный визит самой новенькой пони в их табуне.

Посреди палаты была одна-единственная больничная постель, застеленная отбеленными чуть ли не до блеска простынями, на которой и спала измученная до предела Лира Харстрингс. На дворе стояло лето, дневная духота ещё не успела развеяться, а потому единорожка не стала укрываться, а легла прямо поверх покрывала. Животик её, ещё недавно такой большой, к величайшей зависти прежде рожавшего медперсонала, теперь снова был подтянутым, почти как до беременности. И если бы не набухшее вымечко, едва ли можно было сказать, что она разродилась всего несколько часов назад.

Между кроватью и занавешенным выходом на балкон стояла колыбель. Осторожно, едва слышно, на самых цыпочках Рэйнбоу прошла через палату, стараясь не разбудить ни спящую мать, ни дремлющее дитя.

Всё так же аккуратно, пегаска села на кафельный пол возле колыбели и нежно, самым кончиком копыта, провела по рыжим завитушкам маленькой пони.

— Привет, малыш, — прошептала она, — ты уж прости, что нам не дали поболтать. Но ты же видела, какая тут творилась суматоха.

Стоило Рэйнбоу откинуть непослушный завиток с маленького личика, как жеребёнок вдруг перевернулся на бок, что-то лепеча сквозь дрёму. За этим последовал сли-и-шком уж широкий для маленького жеребёнка зевок, обнаживший уже почти совсем прорезавшиеся зубки. Что примечательно, четыре из них были не по-понячьему острыми.

— О, да, — тихонько хихикнула Рэйнбоу. — Маму Лиру ждёт ба-а-альшой сюлпли-и-из. Будем надеяться, что ты у нас не кусака, да?

Как будто бы в ответ, новорожденная пискнула во сне и взбрыкнула разом всеми четырьмя непослушными ножками, скинув маленькое жёлтое одеяльце. Рэйнбоу наклонилась над колыбелью и снова укутала дитя, подоткнув одеяльце под её передние ножки, а затем нежно коснулась самого милого на свете носика, издав тихое «бип».

— Ну как тебе у нас? Нравится?

Пегаска окинула взглядом тёмную комнату, задержалась на силуэте спящей Лиры, убедилась, что двери в коридор и на балкон закрыты.

— Ну да, здесь и смотреть-то не на что. Вот погоди, выберемся наружу, там столько всего интересного.

Внезапно всхрапнувшая во сне Лира заставила Рэйнбоу насторожиться, напряжённо вслушиваясь в тишину больничной палаты, ровно до тех пор, пока дыхание её табунской спутницы вновь не стало ровным и спокойным.

— Слушай, — пегаска усмехнулась, услышав совершенно очаровательные посапывания, от которых её кобылка постоянно открещивалась, — зато у тебя и завтрак, и обед, и ужин всегда под боком.

С неподдельным умилением глядя на само воплощение очарования, Рэйнбоу очередной раз погладила гривку жеребёнка. Такая мягкая кремовая шёрстка, гораздо мягче, чем у всех жеребят, каких она встречала, крохотный носик, озорные рыжие и огненные завитушки и, пожалуй, самые стройные ножки, какие только могут быть у жеребёнка. И в довершение всего, под сомкнутыми веками скрывалась пара самых золотых на свете глаз.

— Ты наша прелесть, разве может быть на свете кто-нибудь прелестнее тебя?

Мягким, точно пёрышко, прикосновением копыта, она погладила мордашку жеребёнка.

— Нам столько ещё предстоит сделать, столько всего увидеть. Мамочка Лира научит быть тебя загадочной и опасной. Мамочка Твайлайт научит тебя быть заучкой и магичкой. Папочка научит тебя строить всякое и быть умняшкой. А я научу тебя делать это всё так, чтобы у всех просто челюсти повыпадали от твоей улётности.

Пока Рэйнбоу игралась с чёлкой жеребёнка, та открыла глаза; в сумраке сверкнули её слишком маленькие, пожалуй, для пони золотистые радужки. Завидев перед собою голубое копыто взрослой пони, она тут же обвила его своими крохотными ножками.

— Привет, соня, — расплылась в улыбке пегаска. — Ох и повеселимся мы с тобой, особенно, когда повстречаем остальных. Думаешь, что за сегодня повидала слишком много пони? Ты не поверишь, как много тётушек, и дядюшек, и всяких кузенов ещё не встречала. Ну да, они не все тебе приходятся кровной роднёй, но это совсем не важно, они всё равно будут любить тебя до одурения. Все до единого, обещаю.

Дитя качнулось с боку на бок, не выпуская из объятий копыто старшей пони. А она весьма сильна для своего возраста, пусть и измеряется он пока лишь часами.

— Твои мамочки и папочка уже обожают тебя. И даже не думай спорить. Особенно Лира, она просто без ума от тебя. Ты — её маленькое чудо.

Рэйнбоу откинула непослушные пряди с личика маленькой кобылки за её крохотное закруглённое ушко и примостилась подбородком на бортик колыбели.

— А знаешь, ты должна была стать моей… — Рэйнбоу вздохнула. — Ты ведь почти стала моей. Если бы только я не была такой… убогой.

Оттолкнув огромное, по её меркам, копыто всеми четырьмя ножками, малышка затихла, явно требуя, чтобы с нею поиграли ещё.

Рэйнбоу тихонько шмыгнула, закрыв глаза. И вовсе они не увлажнились, ничего подобного.

— За что мне это? Почему всё так? Почему я такая убогая?

Из сумрака, сгустившегося вокруг расстроенной пегаски, донёсся ответ:

— Рэйнбоу, ты вовсе не убогая, — мягко приподнялась со своей постели Лира, — не смей даже думать такое про себя. И никто из нас так о тебе не думает.

Утерев глаза тем копытом, в которое не вцепилась жерёбушка, пегаска обернулась на голос. Отражая лунный свет, на неё смотрела пара золотистых глаз. А когда единорожка заёрзала на простынях, в лунном свете вдруг блеснуло и её обручальное кольцо, озарив на мгновение всю комнату своим сиянием.

— Мы все считаем, что ты просто идеальна… идеальна такая, как ты есть.

Лира протянула ногу и коснулась копытом плеча своей кобылки.

— И она на столько же твоя… как и моя. Она наша, Рэйнбоу, она — часть всех нас, и всегда ею будет.

Вернув копыто на кровать, Лира похлопала им рядом с собой.

— Принеси её сюда, пожалуйста.

Обеими передними ногами Рэйнбоу обернула жеребёнка одеялом, а потом прижала его крыльями к груди, затем, чтоб поднести к Лире и уложить между её распростёртых ног.

Пегаска тут же отступила прочь. Лира подвинулась к дальнему краю кровати и снова похлопала копытцем по покрывалу, приглашая свою табунскую спутницу присоединиться к ним.

— Не думаю, что мне найдётся место, — сказала Рэйнбоу.

— Глупенькая ты кобылка, — улыбнулась Лира, — у нас всегда найдётся место для тебя.

Утерев глаза кончиком крыла — нет, не были они на мокром месте, нет-нет — Рэйнбоу взобралась на кровать, устроившись напротив Лиры. Теперь они лежали так, что жеребёнок оказался в тесном и надёжном окружении ног и тел, как будто бы в гнезде, свитом из тел родителей, любящими его до невозможности.

Рэйнбоу смотрела, как Лира подалась вперёд, высунула язык и принялась вылизывать мордочку жеребёнка.

— Эй, — усмехнулась Рэйнбоу, — мне кажется, она и так чистая.

— Конечно, — согласилась Лира, в одном из перерывов между размашистыми движениями языка, — но новорожденным нужен тщательный уход, — она лизнула её снова, — обильная любовь, — и снова прошлась по ней язычком, — и всё твоё внимание, — и ещё один взмах языком. — Это сближает, — продолжила единорожка, не прекращая вылизывать жеребёнка. — Боюсь даже подумать, — сказала она, прервавшись на секунду, — как может сложиться жизнь пони, — и теперь уже как-то задумчиво провела по шёрстке жеребёнка языком, — чья мать не уделяла этому достаточно внимания. — Ещё одно размашистое движение. — Давай, попробуй.

— Фу! — пегасочка скривилась. — Не-а, ни за что. Я знаю откуда её достали.

— Вот как? А я уж было решила, что тебе наконец-то начало нравиться то место, откуда её достали, — не преминула поддразнить её Лира.

— Ты что. — Рэйнбоу раскраснелась, прижимая обслюнявленные ушки жеребёнка к не менее обслюнявленной головушке. — Не при детях же.

Отведя копытцем одно ушко в сторону, Рэйнбоу кивнула Лире на клочок пушистой шёрстки.

— Ты, кстати, пропустила вот здесь.

Пройдя язычком от того самого места за ушком жерёбушки, и дальше по ноге Рэйнбоу, её шейке, через всю мордочку, Лира чмокнула свою старшую кобылку в самый кончик носика.

— Фу-у-у-у! Гадость! — притворно простонала пегаска.

— Та самая, которая тебе нравится, мамочка Рэйнбоу, — подметила Лира, довольно ухмыльнувшись, опустив голову на подушку.

— Ну ладно, — согласилась Рэйнбоу, укладываясь практически носом к носу с нею. — Мне нравится.

---

В полумраке палаты беззаботно дремали две кобылки. Между ними, согреваемая материнским телами, укутанная в мягкое жёлтое одеяльце, лежала новорожденная пони.

Входная дверь тихонько отворилась, не надолго, ровно настолько, чтобы он успел прошмыгнуть внутрь. Практически бесшумно он прошагал через палату, не потревожив сна своих кобылок.

Остановившись на мгновенье у кровати, он осторожно изъял дитя из объятий спящих мам. Сильные, но нежные руки подхватили жеребёнка так ловко, что никто из них того и не заметил. Укутав дитя в одеяльце, он заключил её в объятия.

Всего в пару шагов он пересёк остаток пути до балконных дверей и вышел наружу.

---

Прижимая к груди свою дочь, Леро всматривался в ночное небо, выискивая ему лишь одному известную звезду. Небо над Кантерлотом было практически ясным, лишь изредка перемежаемое облачками, которые погодная бригада заготовила для утреннего дождя.

— Отец всегда говорил, — Леро прижал к себе теперь уже проснувшуюся малышку крепче, перехватив её так, чтобы ей было лучше слышно, — что если я вдруг потеряюсь, что если вдруг забуду дорогу домой, то нужно просто отыскать в небе Полярную звезду, что она приведёт меня к дому.

И словно по расписанию, облака разошлись, пролив на спящий город блеск серебристых звёзд.

— Вот она. — Леро повернулся так, чтоб жеребёнку, покоящемуся в его объятьях, было лучше видно звёзды. Он указал на Полярную звезду, и малышка тут же что-то залепетала, забубнила, пытаясь выразить всю радость, что вспыхнула в ней при виде множества ярких мерцающих огоньков, разом отразившихся в её золотых глазах. Как будто зная, что настала минута её славы, Полярная звезда вспыхнула ярче, блеском затмевая всех своих соседок.

— Он, наверное, и не подозревал, что однажды я окажусь на совсем другой планете.

Человек откинул уголок одеяла, прикрывавший голову дочурки, и тут же лёгкий летний бриз взъерошил и его, и её причёску. Рыжие и огненные пряди колыхнулись на ветру и сразу же опали.

— Мам. Пап. Привет. Знакомьтесь. Это Свит Дженифер Кассандра Навсикая Спирит Михалидис, первое дитя табуна Беллерофонта. Ваша внучка.

Самую малость приподняв жеребёнка, и чуточку оторвав от своей груди, Леро прошептал ей на ушко:

— Поздоровайся с ними, Свити.

Слегка расправив одеяльце, он осторожно взял ножку дочери двумя пальцами, и помахал кремовым копытцем звёздам. Может, это ему почудилось, может, ему просто очень того хотелось, но на какое-то мгновенье, ему показалось, что Полярная звезда мигнула им в ответ.

Бездумно поглаживая пальцами пушистое копытце, Леро продолжил свой монолог обращённый к ночным небесам.

— Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор как я, кхм, как я покинул вас… но, хех, возможно, что она — ваша единственная внучка. Если, конечно, Навси, наконец, не изменила свои взгляды, не нашла себе спутницу жизни и не осела где-нибудь.

Едва лунный свет озарил обручальное кольцо Леро, как Свити тут же протянула к нему свои копытца и попыталась ухватиться за него. Ухватиться ей, конечно, удалось, но только за папину руку. Леро повернул ладонь к небу, и стал смотреть, как его дочурка старательно загибает один его палец за другим.

— Я никогда не представлял себя отцом, и если честно, сам до сих пор не верю, что это случилось.

Теперь, когда его рука была сжата в хлипенький такой кулак, Свити принялась разгибать пальцы обратно.

— И вот гляди ж ты...

Он провёл пальцем от коротенького рога маленькой, донельзя радостной кобылки, между глазок, остановившись на носике… И Свити тут же снова сгребла его руку в охапку, не раздумывая впившись зубками в один из пальцев.

— Э-хей! Нет, молока здесь нет, прости. — Леро усмехнулся, глядя, как его дочурка безуспешно пытается рассосать его пальцы. — Обожди минуточку, Свити, и я отнесу тебя к маме, честное слово.

Кобылка что-то проворчала, и, на всякий случай, попробовала разжевать-таки папин указательный палец.

— О-о-ой, ну тише, тише. У кого это такие острые зубки, барышня, а? У тебя, да? Обещай, что не будешь грызть мамино вымечко, а я пообещаю, что отнесу тебя к ней. Договорились?

Тут же отказавшись от своих бесплодных потуг, Свити оттолкнула папину руку и засунула в рот собственное копытце. Обтерев обслюнявленные пальцы об рубашку, Леро снова устремил взгляд к звёздам.

— Знаете, противно это признавать, но я боялся, что в ней ничего не будет от меня. Ну, понимаете, мы же разных видов. Да мы, признаться, и не знаем, что она за вид такой. Твай говорит, что под неё можно смело выделять новый отдельный таксон.

Вспомнив, каково ему было, когда он только появился в Эквестрии — единственный на всю планету — Леро немного погрустнел.

— Наверное, там ей будет очень одиноко.

Он тут же отбросил эти мысли и снова повернулся так, чтобы Свити были видны звёзды, покачивая её при этом у своей груди. Кобылка рассмеялась, в той абсурдной и лишь детям свойственной манере, размахивая короткой золотистой гривкой на ветру.

— Но вы только взгляните на неё. У неё мамина причёска… почти что… и такие милые ушки, и такой милый носик, и зацените эти зубки, у нас тут те ещё жевальцы… к великому «удовольствию» мамы Лиры. А это… смотрите...

Он снова взял пальцами переднюю ножку дочери и осторожно вытянул её. На крохотной кремовой пясти вполне отчётливо виднелся выступ.

— У неё есть большие пальцы. Ну, не совсем, чтоб пальцы, скорее просто выступы. Но она может ими двигать.

Кончиком пальца он легонько надавил на это «выступ». И практически сразу же кобылка ответила ему, и вскоре отец и дитя уже играли в импровизированную борьбу на пальцах. Для Свити это была сама лучшая забава на свете…. все тридцать секунд, потом ей надоело, и она сдалась. Леро приподнял её повыше, так, что теперь её грива касалась его бородки, и невозможно было сказать наверняка, где кончается человек, и начинается жеребёнок.

— Она прекрасна.

Леро медленно повернулся из стороны в сторону, баюкая своё дитя.

— Только представь, кем ты можешь стать. Пойдёшь по стопам своих мам? Тогда, однажды ты станешь учёным, или музыкантом, или атлетом. А может, ты будешь зарабатывать на хлеб руками, как я.

Прижатая к папиной груди Свити замахала звездам своими копытцами.

— Хах. Ладно, копытами, да. А может, ты будешь кем-то другим, будешь делать то, чего никто никогда ещё не делал. Ты сможешь стать кем только пожелаешь, весь мир открыт перед тобой.

Не знаем мы, что нас ждёт,
В потёмках нас жизнь ведёт,
Que sera, sera...

Ночной бриз подхватил песню её отца, и унёс прочь, а Свити замахала копытцами ещё радостнее, чем прежде.

— Но что бы ни случилось, — Леро снова обратил взор к звёздам, — кем бы она ни стала, она всегда будет свидетельством того, что я был здесь. Будет тем, кто продолжит наш род, когда меня не станет, будет тем, кто напомнит, что я оставил свой след, что мой род не пресёкся на мне.

Леро пощекотал крохотную кобылку, и та расхихикалась ещё громче. Вот уж что можно было сказать наверняка — счастливее ребёнка было не найти.

— Нет, он не пресечётся на мне, он начнётся с неё.

Вытянув руки, чтобы во весь рост охватить взглядом свою хихикающую, брыкающуюся, слюнявую, счастливую отраду, Леро наклонился и чмокнул её в лобик.

— Добро пожаловать в наш безумный мир волшебных, говорящих, разноцветных пони, малыш. Тебе здесь понравится.

Оригинал опубликован 21 мая 2014

*Откуда луна приходит и солнце

*Я пойду за тобою туда

«A dtáinig ariamh an ghealach is an ghrian»
— Clannad — Theme from Harry’s Game

---

Бухта Крабапл[1], самая восточная точка материковой Эквестрии.
Осень года 1224 AC

Длинный песчаный пляж. Солнце уже село, и сумерки стремительно сменялись тьмой. От безмолвных звёзд и тонкого серпа убывающей луны света практически не было.

На берегу, недалеко от кромки воды, было сложено погребальное кострище, высокая башня из огромных брёвен, сверху лежало завёрнутое в полотно тело.

Рядом с кострищем стояли Лира и Леро.

— Я думал, что придёт больше пони.

— Они пришли, и уже простились с ней, воздали почести. Мы же станем последними свидетелями конца её земного пути.

Ночная тьма сгущалась, и лишь кострище было освещено светом факелов.

Лира зажгла рог — тот вспыхнул чистейшим белым светом. У кромки воды, чуть дальше к северу, вспыхнул ещё один рог, выхватив из тьмы очертания единорога и пегаса. Ещё один вспыхнул южнее них, там был единорог, а с ним — двое земных пони. Они стояли так близко прижавшись друг к другу, что казались единым целым.

В поле позади них стали загораться и другие огни, и рядом с каждым из единорогов кто-то был: другие единороги, пегасы, земные пони — все смотрели на них в почтительном молчании. Ученики и учителя, родные и близкие — все собрались, чтобы стать свидетелями окончания долгой истории.

Вспышки света уже разбегались волной, словно светлячки проснулись и выбрались из своих дневных убежищ; волна убегала всё дальше и дальше. Уже через несколько минут на берегу, в поле, на холмах и в долине — всюду, куда только доставал взгляд Леро, сияло больше сотни огоньков.

От самых дальних пятнышек света протянулись лучи, перепрыгивая от рога к рогу, соединяя отдельные точки линиями, создавая паутину чистейшего белого света. И вскоре все они слились вместе в одном-единственном роге… в роге Лиры.

— От первых углей до последних, от звёздной пыли до звездопада, из источника мы вышли и в источник мы вернёмся. Пусть волшебный огонь вернёт нашу сестру к источнику, из которого мы вышли. Мы не станем горевать о ней, ведь однажды мы встретимся с ней снова.

Из рога Лиры, питаемого сотней других, вырвалось белое пламя. Оно кинулось к завёрнутому в полотно телу, пронизывая его магией, покрывая голубыми язычками, пляшущими и скачущими в стремительно остывающем воздухе.

— Наступает ночь, но за ней последует день. Угасает пламя, но остаётся его тепло. Мы встречаем конец так же, как встречали начало — в тишине и во тьме, в объятиях всего мира.

Всё, чего касалось пламя, тут же исчезало: магия расщепляла на части тело недавно почившей на самом тонком уровне. Плоть и кровь распадались на молекулы, а те в свою очередь — на их составляющие. Твёрдые части тела становились жидкостями, жидкости становились паром, пар рассеивался в воздухе. Огромный запас энергии наконец высвобождался из смертной оболочки, и магия, что когда-то была неотъемлемой частью усопшей, теперь снова могла стать частью этого мира.

— Реки впадают в море, и всё нераздельно. Свет обращает камень в пыль, и всё нераздельно. Сегодня наша сестра возвращается к началу начал. Завтра мы проложим новый путь, чтобы однажды воссоединиться с ней.

Всего несколько секунд спустя от тела не осталось и следа, холодный ночной бриз подхватил и унёс прочь тихий шёпот — последнее эхо той, что некогда была великим и благородным созданием.

Вслед ей зазвучала прощальная песня: слова, почти неразличимые в хоре из сотен голосов. Ода о том, как они рады и как благодарны за то, что в их жизни была такая замечательная пони. Ликование сердец в память о жизни, прожитой с достоинством.

Голоса стали смолкать. Песня была спета. Прошлое стало всего лишь прошлым.

Настала тишина.

От Автора:

Я давно уже пытался написать главу меньше чем в тысячу слов быстрее чем за час (да, я о-о-очень медленно пишу). И, наконец, мне это удалось, правда, Archonix подсобил самую малость.

Оригинал опубликован 27 янв 2014

---

[1] Сорт дикой яблони с мелкими и горькими плодами.

Гляди, я одна совсем, нежусь под солнцем

«Look at me standing
here on my own again,
up straight in the sunshine»
— Black — Wonderful Life

---

Свит Спирит беспокойно дремала, свернувшись клубочком на папиной груди. То и дело она подёргивалась, и помахивала своим маленьким хвостиком, и взбрыкивала маленькими ножками, словно пыталась убежать от незримой угрозы.

Она всегда была беспокойным жеребёнком, но в последние несколько недель просто не могла заснуть, если под боком не было папы или кого-нибудь из её мамочек.

Похоже, очередной взбрык разбудил чутко спящего родителя. Большая тёплая рука принялась приглаживать взъерошенную гривку, а тихий спокойный голос тем временем нежно убаюкивал жерёбушку, направляя её разум в царство беззаботных детских грёз.

---

Поля. Всё что она могла видеть — бескрайние золотистые поля. Хотя, не сказать чтоб видела она сильно далеко. Она ведь пока ещё совсем маленькая пони, но папа говорит, что однажды она вырастет и станет большой пони. Может быть, даже такой же большой, как тётя Вуна.

Вокруг были стебли, высокие и тонкие золотистые стебли, гораздо выше неё, а ещё у них на верхушках были собранные в стручок катышки. Кто-то из друзей тёти Эпплджек выращивал такие штуки в полях далеко-далеко за городом. Свити уже видела их из окна поезда.

Пшеница! Тётя тогда сказала, что это пшеница..

Она оглянулась в поисках папы. Или мамы... Или хоть кого-то из мамочек!

Отчаянно нарезая круги, Свити пыталась отыскать хоть кого-нибудь, кого она знала. Может быть, кого-нибудь из своих тётушек или дядюшек. Дядя Мак очень большой, самый большой пони во всём Понивиле. Она его обязательно увидит, если подпрыгнет повыше.

О! А вон там стоит пугало, может быть, залезть на него? Она очень хорошо лазает, да и мамочки Твайлайт нигде нет, значит никто не скажет ей «прекратить и слезть оттуда».

Точно, залезем на пугало и поищем кого-нибудь знакомого. И чего ей бояться? Вовсе она и не боится. Когда она вдруг оказывается одна в незнакомом месте, всегда прилетает тётя Вуна, чтобы ей не было страшно и одиноко. А ещё, если повезёт, то прежде чем снова оказаться дома в постели рядом с мамочкой, они с тётей успеют отправиться навстречу приключениям.

Она стояла у основания пугала, надеясь что скоро прилетит Вуна. Пока её не видно, но она обязательно прилетит, она всегда прилетает.

И вдруг, откуда-то из-за непроглядной стены пшеничных колосьев, до неё донеслось чьё-то пение. Но это была не Музыка Гармонии, она звучала только в ушах, а не в голове. Это было больше похоже на мамины и папины песни, которые они пели ей, когда она не могла уснуть. Голос был очень красивый, почти как мамин, но не мамин.

^[1]Когда я маленькой была,
спросила маму: кем стану я?

Свити быстро вскарабкалась на пугало, чтобы узнать кто же это поёт.

Невдалеке она увидела странное высокое существо, почти такое же высокое, как папа, и оно тоже стояло на двух ногах. Кажется, оно... танцевало, что ли? Оно кружилось, раскинув руки в стороны, касаясь кончиков пшеничных верхушек ладонями.

Стану ль красива?
Стану ль вольна?
И что ж говорит она?

Сощурившись от яркого света, Свити увидела что оно улыбается, светлой широкой улыбкой. Почти как папа, может, это тоже человек? Может, он знает папу? У него такая красивая улыбка, наверное, он хороший, наверное, он поможет отыскать тётю Вуну.

Спрыгнув на землю, Свити рванула напролом в сторону человека.

Вдруг заросли кончились, и она оказалась в небольшом круге вытоптанной пшеницы.

Она взглянула на существо снизу вверх: точно, совсем как папа, значит это точно человек.

Que sera, sera,
не знаем мы, что нас ждёт,
в потёмках нас жизнь ведёт

Вот только у папы не было хвоста, а у этого человека был. Существо повернулось к жеребёнку спиной, и перед нею во всей красе предстал длинный, почти до самой земли, красно-оранжевый хвост, раскачивающийся в такт его движениям. Свити вдруг очень захотелось, чтобы у неё тоже был такой красивый хвост, когда она вырастет.

А ещё у папы не было копыт, у него были стопы. А у этого существа были копыта... совсем как у больших пони. А выше копыт ноги были покрыты кремовой шёрсткой, а у папы только розовая кожа и совсем-совсем мало шерсти, и растёт она у него как попало.

Пушистые ноги уходили вверх и исчезали в коричневых шортах, почти как папиных, только поменьше. А после шорт опять была голая кожа, правда, такого же цвета, как и шёрстка на ногах. А по всей спине раскинулась роскошная грива, такого же цвета, как и хвост. А, нет, не грива, волосы. У человеков на голове волосы, а на шее, как у пони, нету.

Que sera, sera,
будет, чему быть

Существо плавно повернулось, руки его были всё так же раскинуты. Теперь Свити увидела чуть выше шорт маленький пупок, как у папы, а выше пупка была маленькая обтягивающая маечка, такую же носила мамочка Рэйнбоу, когда мамочка Твайлайт начинала играть со своей магией и превращала мамочку Рэйнбоу в человека.

А ещё на груди, под обтягивающей маечкой, отчётливо проглядывались две такие же смешные штуки, как у мамочки Рэйнбоу, когда она была человеком, так что это существо наверняка девочка.

Логика не подвела Свити, и это было здорово. Да и найти общий язык с девочками проще. Мальчишек порой совсем не поймёшь, а ещё они иногда такие гадкие.

Глаза большой девочки были закрыты, поэтому за своим пением она пока ещё не заметила появления Свити. Человек была красивой, не сказать, что она много человеков повидала, но что-то ей подсказывало, что этот человек очень красивый. Ну и что, что её кожа была не розовой, а кремовой, подстать шёрстке.

Ветер подхватил её гриву... волосы, и золотые пряди вспыхнули словно огонь. Свити успела разглядеть, что у девочки были заострённые ушки, как у мамочек, а не округлые, как у папы.

Может Свити стоит поздороваться? А может лучше послушать песню? Песня-то очень красивая.

Я подросла, любовь нашла

Вдруг человек открыла глаза и посмотрела вниз, наконец, заметив жеребёнка.

— Ой, привет, — сказала она. — Прости, я тебя не заметила.

Человек выпрямилась во весь рост и огляделась по сторонам, теперь в сравнении с нею жеребёнок казался совсем крошечным.

— Ты потерялась? — спросила она, повернувшись обратно к жеребёнку. — Где остальные?

— Я ищу тётю Вуну. Ты мне поможешь? — ответила Свити.

— Ну конечно же, помогу. Я уверена, что она где-то рядом. — Человек широко улыбнулась, сверкнув белоснежными зубами. — Вот только скажи, что тебе говорил папа про незнакомцев?

Свити опустила глаза и смущённо ковырнула копытцем землю. Вот она и попалась.

— Он говорил не разговаривать с незнакомцами, пока мне не разрешат, — повторила она папины слова по памяти. Папа был очень строг по этому поводу.

— Вот именно, — кивнула человек.

Внезапно в голову Свити пришла замечательная мысль:

— Но если мы познакомимся, то мы уже не будем незнакомцами, и мне можно будет с тобой говорить, — заявила она, крайне довольная собой.

В ответ человек рассмеялась:

— Какая ты смышлёная. Мамочка Твайлайт тобой бы гордилась.

Человек опустилась на корточки, чтобы быть поближе к жеребёнку.

— Так как же тебя зовут, малыш? — спросила она.

— Свит Спирит, — Свити улыбнулась и быстро добавила: — Но все зовут меня просто Свити.

— Очень хорошее имя, Свити. А ты знаешь откуда оно у тебя?

— Мама говорит, что назвала меня в честь тёти Бон-Бон, — жерёбушка выглядела озадаченной, — но я не понимаю. Её же зовут не Свити.

Человек опять рассмеялась. У неё был очень красивый смех.

— Да, я тоже не сразу поняла. — Человек смахнула пальцем слезинку. — Некоторые пони меняют своё имя, когда становятся большими, как я. Когда тётя Бон-Бон была маленькой, как ты, её звали Свити Дропс.

Похоже, теперь Свити была озадачена ещё больше:

— О. А почему теперь её зовут Бон-Бон?

Человек взъерошила гриву Свити, прям как папа. В ответ жерёбушка рефлекторно замахала копытцами.

— Иногда, когда пони получают метку судьбы, они решают взять себе другое имя, такое, которое лучше подходит к их особому таланту. Тётю Пинки, например, раньше звали Пинкамина. Хотя её и теперь так иногда зовут. Нет, прости, плохой пример.

Девочка задумчиво постучала пальцем по подбородку, подыскивая хороший пример.

— О! Мама. Твою маму раньше звали просто Хартстрингс. Когда она получила свою метку, она добавила Лиру к имени.

— Так значит, когда получаешь метку, можно изменить имя? — Свити это показалось странным. Её вполне устраивало её нынешнее имя.

— Нет... да... ну, наверное.

Кажется, человек слегка растерялась. Свити казалось, что это очень простой вопрос, но похоже, что не такой уж он был и простой.

— А я получу свою метку? — спросила Свити. — Мне большие пони говорят, что я ненормальная, что у меня никогда не будет метки, а я её правда очень хочу.

Рука человека опустилась на бедро, пальцы погладили ткань. На мгновение большая девочка так погрустнела, что Свити тут же захотелось её обнять.

Но не успела она и шелохнуться, как человек снова радостно заулыбалась. Но даже жеребёнок видел, что что-то в этой улыбке было не так.

— Да, я думаю, что обязательно получишь. — Человек убрала руку с бедра и опустила её на землю, помогая себе поддерживать равновесие. — Все хорошие пони в конце концов получают свои метки, и что бы там не говорили всякие злюки, ты — хорошая пони.

— Ой, а как же ты? — спросила Свити.

— Я? Ну, у меня много имён, в основном потому, что пони не могут произнести моё имя правильно. Постоянно коверкают последнюю часть, что несказанно злит одну из моих мамочек. Поэтому я пока зовусь просто Надеждой.

Свити захихикала:

— Да нет же, глупенькая. У тебя есть метка?

— Ой, прости, и правда глупо вышло. Нет, боюсь что нет.

Человек опять погрустнела. Но прежде, чем большая девочка успела снова натянуть эту свою неправильную улыбку, Свити поднялась на задние ножки и обняла её.

Это было слегка неожиданно, но вскоре Надежда обняла жеребёнка в ответ и, нежно пригладив её гривку, разомкнула объятья.

— Всё хорошо, — сказала она. — У моего папы тоже не было метки, так что я думаю, что нет в этом ничего страшного.

Свити кивнула:

— У моего папы тоже нет. Но однажды мамочка Рэйнбоу нарисовала ему метку. Было очень весело.

Надежда вдруг рассмеялась:

— А и правда. И как я только об этом забыла.

Свити положила копытце человеку на подплечье... нет, колено, у человеков это называется колено.

— Так мы теперь друзья? — спросила она.

— Наверно, да, — внезапно лицо Надежды озарила улыбка. — Спасибо тебе.

Свити опять потеряла ход мысли, что-то слишком часто это с ней сегодня.

— За что?

— За то, что стала моим другом. Хорошо, когда есть друзья. Когда ты не такой как все, то со временем становится очень трудно заводить новых друзей.

— Почему?

— Ну, потому что не все пони такие хорошие, как твои мамочки, и как твои дяди и тёти, и друзья твоей семьи. Они боятся тех, кто на них не похож, а когда им страшно, они не такие уж и дружелюбные.

— Нехорошо.

— Нет, совсем нехорошо. Но со временем привыкаешь.

Разговор дошёл до той точки, в которой даже такая неугомонная жерёбушка уже и не знала что и сказать. Но вскоре у неё родился новый вопрос:

— А что это ты пела? — спросила Свити. — Очень красивая песня. Мне очень понравилось.

— Правда? — Кажется, Надежда немного смутилась из-за того, что её подслушали. — Это очень старая песня, мой папа пел мне её, когда я была такая же маленькая как ты. Мы с ним выучили много песен.

— Правда? Мне папа тоже много поёт. А про что твоя песня?

— Ну, наверное про то что будущее не предрешено. Про то, что мы сами должны его для себя построить. — Надежда расцветала на глазах. — Что всем нам предстоит что-то своё, и что нету какого-то одного будущего для всех: для тебя, для меня, для кого угодно. Так что нам остаётся только стараться сделать своё будущее как можно лучше.

И тут же она спала с лица, будто услышала дурные вести.

— А теперь послушай меня внимательно. Скоро случится кое-что, что тебе совсем не понравится, будет немножко страшно, и ты не сможешь видеть папу и мамочек какое-то время. Но это быстро пройдёт, поверь мне. Просто, когда папа попросит тебя вести себя как подобает большой девочке, послушайся его. Хорошо? Пообещай мне, что будешь храброй. Обещаешь, Свити?

Свити не совсем поняла, о чём говорила человек, но всё равно кивнула.

— Я знаю, ты справишься.

Надежда снова взъерошила гриву жерёбушки, но на этот раз Свити это очень понравилось.

— Знаешь, в другое время, в другом мире, всё могло бы быть совсем по-другому. Я могла бы быть совсем другой.

Снова поднялся ветер, Надежда вытянула шею и окинула взглядом поле. Она была такой большой, что могла смотреть поверх колосьев, даже не поднимаясь на ноги.

Заправив пальцами непослушные пряди за острые ушки, она обернулась к своей новой подруге.

— Тётя Луна скоро будет здесь, — сказала она. — Правда здорово?

— Ага, — кивнула в знак согласия Свити. — Я люблю тётю Вуну.

— Конечно любишь, — Надежда снова улыбнулась, на этот раз улыбка была искренней. — Мы все её любили.

Подобрав ноги под себя, Надежда опустилась на землю рядом со Свити.

— Она будет здесь совсем скоро, я уверена. А пока давай-ка споём?

Жерёбушка кивнула, радость потихоньку начинала наполнять её. Она любила петь. Петь одной тоже весело, но вместе — гораздо веселее.

— Ты помнишь слова?

Свити снова кивнула. Она отлично запоминала слова песен — могла повторить любую прослушав всего раз или два.

— Ну конечно, помнишь. Тогда подпевай.

И они запели, два странных существа, обе — единственные в своём роде во всей волшебной стране Эквестрии, сидели рядом в поле чистого золота, под ласковыми лучами солнца Селестии.

Когда я маленькой была, спросила маму: кем стану я?
Стану ль красива? Стану ль вольна? И что ж говорит она?
Que sera, sera, не знаем мы, что нас ждёт, в потёмках нас жизнь ведёт
Que sera, sera, будет, чему быть

---

Принцесса Луна вскоре нашла её. Свит Спирит сидела совсем одна и радостно напевала песенку, нежась под летним ветерком.

Совсем одна, но всё равно с улыбкой на мордашке.

Оригинал опубликован 14 июня 2013

Всех цветов радуги

Гостевая глава от Stitchwolf

---

Леро шагал к бутику «Карусель», в лицо ему дул свежий ветерок, за плечом болтался чехол для одежды. Он мельком взглянул на полуденное небо: на небе были редкие облачка, заботливо расставленные погодной бригадой так, чтобы не наткнуться ненароком на залётное Вечнодикое облако, и не обернуться к вечеру проливным дождём.

Последние несколько недель Рэйнбоу, Твайлайт и Лира не покидали его мыслей. Началось это почти незаметно, но по мере приближения Гранд Галопин Гала нарастала и его тревога. Последние несколько раз эта беда минула их стороной, они просто-напросто решили не присутствовать на этом событии. Леро не раз доводилось слышать об обернувшемся едва ли не катастрофой первом посещении этого мероприятия компанией Твайлайт, Рэйнбоу и их подруг, а потому всякий раз он предлагал не будить лиха, а просто где-нибудь отужинать по этому поводу. Однако в этом году, в связи с недавним возведением Твайлайт в титул герцогини, Селестия чуть более чем прозрачно намекнула, что в этот раз им будет лучше появиться.

Так, несколько недель назад, и началась вся эта кутерьма. Твайлайт всю себя посвятила изучению королевских декоров и протоколов, а затем и тому, чтобы донести новоприобретённые познания до Рэйнбоу и Лиры, чтобы они невзначай, и это Твайлайт особенно подчеркнула, не подняли вдруг не тем копытом бокал вина и тем самым не положили начало краху всея Эквестрии, не меньше.

После прошлого их семинара ушло несколько часов, полных успокаивающих слов и расчёсывания гривы, прежде чем у Твайлайт перестали подёргиваться веки и выскакивать бойкие завитушки.

Даже Лира, выросшая, кстати, в Кантерлоте, была совершенно незнакома с предметом, поэтому и она, и Рэйнбоу изо всех сил старались усвоить преподаваемый материал, который Рэйнбоу же с первых минут и окрестила старомодным, абсурдным и совершенно отстойным.

Под звон колокольчиков, возвестивших о его прибытии, Леро переступил через порог бутика, попутно раздумывая над тем, что ему, пожалуй, повезло больше всех в его табуне. Пусть жеребцом его можно было назвать лишь с натяжкой, это едва ли сказывалось его роли на Гала: ему надлежало лишь быть подле табуна, поддерживать вежливые беседы со всеми кобылками или жеребцами, проявившими к нему интерес, а помимо этого, выглядеть «так хорошо, как подобает лучшим из жеребцов». Что, кстати, было весьма расплывчатым понятием, смысл которого от него до сих пор ускользал.

В бутике Леро приветствовали отзвуки голосов единорожки и пегаски, доносившиеся из-за закрытых дверей «комнаты вдохновения» Рэрити. Рэйнбоу всю неделю была как на иголках: мало ей было работы, так теперь на неё свалились ещё и уроки этикета. С самого утра, когда Рэйнбоу отправилась к Рэрити на примерку нового платья для Гала, Леро не отпускало чувство, что обсуждение наряда они в лучшем случае закончат словесной перепалкой, а о худшем случае и копытоприкладстве ему и думать не хотелось.

Вспомнив, что его долг, как жеребца в табуне, заключается в урегулировании конфликтов, Леро осторожно подошёл к закрытой двери и сделал глубокий вдох, прежде чем занести руку, и настойчиво постучать.

— Рэйнбоу, у вас там всё в порядке? Рэрити, я пришёл на примерку.

Приглушённые дверью звуки споров тут же затихли, а дверь окутало голубоватое облачко магии, ровно перед тем, как она распахнулась. Его пегасочка стояла на подиуме в одном конце комнаты, сердито зыркая на единорожку в другом так, словно надеялась этим взглядом испепелить её. Рэрити, стоит отдать ей должное, выглядела чуточку лучше: зубы её были стиснуты в ярости, а хвост подёргивался, но стоило ей повернуться к двери, как оскал её сменился улыбкой.

— Леро! Ох, прости, что заставила тебя ждать. Я совсем не слышала, как ты вошёл. А с Рэйнбоу мы просто… обсуждали варианты для её нового платья. Да, просто обсуждали, и я так увлеклась, что не услышала дверных колокольчиков. Ещё раз прошу прощения.

Леро взглянул на Рэрити, затем на Рэйнбоу, и, вспомнив, что рассудительность — лучшее проявление доблести, просто пожал плечами.

— Ясно. Так мне прийти попозже? Просто я думал, что вы с Рэйнбоу уже час как закончили.

— И я так думала, — прорычала радужногривая пегаска, подойдя к человеку и занырнув под его ладонь. Затем взгляд Рэйнбоу метнулся к Рэрити. — Ну? Мы закончили? Можно уже идти?

Рэрити вздохнула и тряхнула головой.

— Конечно, дорогуша, конечно. Но тебе придётся заглянуть ко мне через пару дней, когда я подберу для тебя новый вариант. И подберу нужные слова, чтобы оправдать его перед бедняжкой Твайлайт, она ведь так надеялась, что тебе понравится первоначальный.

— Отстой, Рэрити. Полный. Отстой, — отрезала Рэйнбоу и с волнением взглянула на Леро. — Ладно, как скажешь. Удачи тебе с ней, крепыш. Она тебе понадобится. Увидимся дома.

Пара взмахов крыльев, порыв ветра, и Рэйнбоу след простыл. Что же до Рэрити, та лишь снова вздохнула и перевела взгляд на человека.

— Признаюсь, Леро, порою я не понимаю, как ты с ней уживаешься. Ведь я люблю её, видит Селестия, но порой она выводит меня так, что кричать хочется.

— Не обращай внимания, Рэрити. Ей в последнюю пару недель приходится ой как нелегко, — ответил Леро, сделав при этом мысленную пометочку, этой ночью уделить побольше времени умиротворению своей пегаски. — Твайлайт взвинчена не меньше неё, если не больше. И только Лира, кажется, переносит всё спокойно.

Леро припомнилось, что-то из её высказываний, что-то о волнах тихого ручья, истачивающих камень.

— Так ведь теперь в её табуне герцогиня. И к публичным мероприятиям, таким как Гала, ей придётся привыкнуть. — При упоминании Гала Рэрити слегка содрогнулась, но тут же взяла себя в копыта. Рог её засиял, и она отлевитировала чехол с костюмом из-за спины Леро, попутно распаковав его и явив свету ту самую тройку, которую сшила вскоре после того, как Леро очутился в Эквестрии. — Благо, у неё теперь есть ты, и Твайлайт, и Лира — вместе вы поможете ей с этим справиться. И всё же, не мог бы ты напомнить ей, что я всего лишь стараюсь помочь и что её вопли никоим образом не пробуждают во мне вдохновения?

— Я так понимаю, что именно из-за этого ваша примерка так затянулась? Не подскажешь, что же так её расстроило?

Взгляд Рэрити застыл на груде тканей, разбросанной по полу, но только на мгновенье; скинув оцепенение, она снова сосредоточилась на костюме, заключённом в облачке её магии.

— Да… ничего такого, дорогуша, всего лишь небольшие разногласия относительно концепции. Хорошо уже то, что она наконец решила доверить мне создание нового платья для неё. Если бы не это, она до сих пор носила бы то своё платье с первого Гала, или со свадьбы Каденс, а ведь оба они давно уже вышли из моды.

— Но это ведь всего пару лет назад было… — отметил Леро, невольно удивившись тому, как быстро сменяется мода в Эквестрии. Он и на земле-то ей особого внимания не уделял. Как там говорилось? «Мода — настолько невыносимая разновидность уродства, что приходится менять её каждые полгода»? Пожалуй, не стоит упоминать этого при Рэрити.

Рэрити расплылась в радостной улыбке и оторвала оба передних копытца от пола, чтобы ими цокнуть.

— Именно! Пару лет назад в моде была Пегасопольская классика! Теперь её сменила Роза Пранции! Только взгляни на этот костюм, Леро! Не пойми неправильно, на тебе он смотрится шикарно, но манжеты слишком широкие, а лацканы слишком, слишком узкие для нынешней моды. Сегодняшняя мода требует подчеркнуть не только ширину, но и объём твоей груди! И о чём, Селестия милосердная, я только думала, работая над компоновкой запонок?

Леро моргнул и уставился на паривший посередь комнаты костюм, не зная, что и сказать.

— Ладно… Но ты же можешь всё исправить, да? Или сшить новый в срок для Гала? А то мне слабо верится, что Твайлайт разрешит мне заявиться туда в рабочке.

— Ну конечно же могу, дорогуша. Ты же жеребец, так что в отношении дизайна с тобою всё куда как проще. Подчеркнуть твою грудь и твой окрас, быть может, добавить подкладку к твоим штанам, чтобы привлечь чуть больше… но не слишком много… внимания к твоим фланкам, и вуаля! — радостно воскликнула единорожка. — А потому как ты у нас теперь жеребец герцогини, придётся добавить в твой наряд немножко цветов Твайлайт. Может быть, в манжеты и галстук, но с этим проблем совсем не будет.

— А как же Дэш и Лира? — поинтересовался Леро. Ему хотелось, чтобы в табуне все были равны. Он давно уже понял, что ревность лучше предотвратить, чем потом бороться с её последствиями.

Рэрити склонив голову посмотрела на костюм, раздумывая над возможными вариантами.

— Хм, учитывая, что это первое появление Твайлайт на Гала в титуле герцогини, её цветам придётся отдать предпочтение. Возможно, я могла бы добавить в лиловый галстук аквамариновый узор. А что касается Рэйнбоу… думаю, что если ты вплетёшь её перо в волосы, то нет нужды добавлять её цвета непосредственно в костюм, согласен?

— Ну что ж, сгодится. Я уверен: что бы ты ни задумала, результат будет потрясающим. И потом, ты ведь нас никогда не подводила.

От похвалы Рэрити расплылась в улыбке. Телекинезом она убрала костюм обратно в чехол, попутно подхватив магией перо и портняжный метр.

— Ну разумеется, разумеется. Так, а теперь будь добр, пройди в примерочную и сними столько одежды, сколько сочтёшь допустимым. Я сниму пару мерок и тут же возьмусь за работу.

Леро кивнул и направился в примерочную, пригнувшись перед низким арочным входом, чтобы не удариться об него головой. Было приятно знать, что Рэрити запомнила, что он не любит снимать исподнее перед кем-либо, кроме своих кобылок. Когда во время самого первого снятия мерок он ответил отказом на просьбу обнажиться полностью, она по ошибке приняла его стеснительность за привередство, и силою буквально сорвала с него бельё. За этим последовал весьма неловкий разговор, который, к радости Леро, больше не пришлось повторять ни разу.

Пока Леро скидывал рубашку и джинсы, он вдруг задумался, а о чём же именно были приглушённые крики, слышанные им ранее. Обычно он не любил вмешиваться, и наверняка знал, что какой бы сплетницей ни слыла Рэрити, о своих клиентах она всё же предпочитает не распространяться. Но также он понимал, что этим вечером ему предстоит разговор с Рэйнбоу, и было бы весьма недурно, если бы он заранее был осведомлён о теме спора и мог бы подготовить свои аргументы. Собирая одежду в охапку он окликнул алебастровую единорожку:

— А ты не против рассказать, о чём вы с Рэйнбоу так оживлённо спорили? Не подумай, я это не из праздного любопытства, мне ведь ещё жить с ней под одной крышей. Я так понял, ей не совсем понравился изначальный дизайн платья?

На выходе из примерочной Рэрити встретила его раздражённым фырканьем и тут же указала в сторону подиума для снятия мерок.

— Её не столько смутила сама идея, сколько… хм, как бы сказать… сколько конечная цель. Ты знаешь, что и Рэйнбоу, и Твайлайт особой страсти к моде не питают. Причины этого мне вполне понятны, но всё же я пыталась расширить их кругозор, что стало особенно актуально теперь, в связи с новым положением Твайлайт в обществе. Она, к слову, прекрасно всё понимает, чего нельзя сказать о Рэйнбоу.

— Так, может быть, я попробую её переубедить, раз уж это настолько важно. Что конкретно её смутило? — Леро знал, что Рэйнбоу в принципе не любила наряжаться, правда, с тех пор как они стали выбираться на свидания, она несколько переменила свои взгляды. И всё равно он не мог понять, что же такого могла предложить Рэрити, чтобы настолько задеть чувства Рэйнбоу.

— Это, конечно, может прозвучать слишком странно, в смысле дизайна… — Модельерша замялась, явно не уверенная, как высказаться помягче. И вдруг, словно собравшись с духом, решительно вскинула голову. — Если коротко, то в ответ на обычное её «моё платье должно быть тех же радужных цветов, что и моя грива», я предложила нечто иное. Нечто Смелое. Нечто Дерзкое...

Леро улыбнулся одними только уголками губ и понимающе кивнул. Наверняка, замысел Рэрити не был плох, просто преподнести его Рэйнбоу должен был кто-то, кому она по-настоящему доверяла, и надлежащим образом.

— Я хотела сшить ей платье выполненное в одном цвете, а именно в тёмно-синем с вкраплениями чёрного!

Леро удивлённо моргнул, в голове вдруг стало очень тихо.

— Стоп. Так вы об этом спорили, когда я вас прервал? Из-за этого Рэйнбоу провела здесь три часа?

— К сожалению, да. Ты только не пойми меня неправильно, если придётся, я сошью ей платье любого другого цвета, но нам сейчас выпал такой невероятный шанс. Она же предстанет рядом с Твайлайт и Лирой на Гранд Галопин Гала! Весь высший свет увидит, как в этом платье её вместе с Твайлайт поприветствует принцесса Селестия. И если верить слухам, то в этом году и принцесса Луна почтит Гала своим присутствием. Я просто обязана убедить её надеть именно это платье. Ты ведь понимаешь, не так ли?

Где-то уже в середине своей тирады Рэрити принялась рысить по комнате, особо чёткими ударами копыт подчёркивая наиболее важные с её точки зрения моменты.

Леро ещё раз прокрутил в голове весь их разговор, пытаясь понять что же именно во всём этом могло так рассердить Рэйнбоу Дэш, и почему это настолько важно для Рэрити. Возможно, всему виной была его принадлежность к человеческим самцам с Земли, но единственной мыслью, пришедшей ему на ум было: «Ну, синее платье. И что такого? Из-за чего сыр-бор?»

Осторожно, стараясь не забывать о том, что перед ним единорожка, способная с точностью заправского ниндзя вонзить в него разом всю ту уйму портняжных булавок, что плавала в её магическом захвате, Леро глубоко вдохнул и ответил:

— Ну, я мог бы попробовать объяснить ей, насколько это важно для тебя. Может, к моей просьбе она всё же прислушается?

— О, правда? Пожалуйста? Пожалуйста. Пожалуйста! Пожалуйста! Леро! Умоляю, сделай это ради меня! — воскликнула модельерша плюхнувшись на пол и сложив копытца в умоляющем жесте. — Я буду тебе очень признательна!

Шокированный подобной реакцией Леро не сразу нашёлся, что и сказать, он просто кивнул в знак согласия. Он, конечно, не понимал, почему это настолько важно для неё, но с другой стороны, Рэрити всегда выручала их, когда дело касалось кройки и шитья.

— Не стану ничего обещать, но в вопросах моды ты всегда была прозорливее всех нас, так что я постараюсь.

Рэрити тут же поднялась на ноги и широко улыбнулась.

— Вот и чудно! Я знала, что ты меня не подведёшь, мой храбрый жеребец. Так, а теперь давай закончим с мерками и можешь быть свободен!

---

— Рэйнбоу! Твайлайт! Лира! Я дома, — возвестил Леро, едва переступив порог библиотеки «Золотые Дубы».

Посреди главного зала раздался хлопок — это телепортировалась Твайлайт, чтобы поскорее заключить супруга в крепкие объятья.

— Леро! Уже вернулся от Рэрити? Надеюсь, у тебя всё прошло удачнее, чем у Рэйнбоу. Она вернулась такая хмурая, и тут же утащила Лиру поспаринговаться, чтобы выпустить пар. А Спайк пошёл с ними, посмотреть на, как он выразился, «крупонадирательный махач».

— Ну вот. А не знаешь, когда они вернутся? А то Рэрити почему-то очень просила, чтобы я поговорил с Рэйнбоу насчёт её платья.

Твайлайт на секунду задумалась над его словами, а затем сокрушённо вздохнула.

— Прости, понятия не имею. Может, через несколько минут, хотя, учитывая, как взвинчена была Рэйнбоу, возможно, им потребуется гораздо больше времени.

Леро нахмурился, слегка раздосадованный таким поворотом событий, но тут же пришёл в себя, и, наклонившись, чмокнул Твайлайт, одновременно ласково пригладив пальцами её гриву.

— Ну, хотя бы ты у нас не такая взволнованная, как вчера. Ничем не хочешь поделиться?

— Ну, я отправила Селестии письмо, в котором сообщила, что прочла три книги по этикету, четыре по межплеменной дипломатии, и ещё три по ведению переговоров в случае захвата заложников, и спросила её, не посоветует ли она мне ещё материала для подготовки к предстоящей Гала, — радостно ответила Твайлайт. — А она прислала мне ответ, в котором рекомендовала, я цитирую: «успокоиться, расслабиться и не забывать, что Гранд Галопин Гала — всего лишь ещё одно скучное и нудное мероприятие».

Леро усмехнулся, присаживаясь в одно из множества расставленных по главному залу библиотеки читательских кресел. После чего поманил Твайлайт примоститься головой у него на коленях.

— Надеюсь, ты последуешь её совету и не будешь так волноваться. Кстати, значит ли это, что сегодня вечером у нас не будет лекции по этикету?

— Ты что?! Конечно будет! Ты же до сих пор не можешь запомнить, что, кланяясь жеребцу, нужно смотреть ему в глаза, а кобылице — ни в коем случае!

— А ещё я до сих пор не понимаю, почему это так важно, Твай, — тряхнув головой, ответил человек. — Как по мне, это перебор какой-то.

Твайлайт усмехнулась; она уже забралась на колени Леро передними ногами. Слегка покраснев, она взглянула на него.

— А согласно традиции, если ты во время поклона смотришь в глаза жеребцу — ты выказываешь ему товарищеское уважение и внимание. А если ты как жеребец проделываешь то же самое в отношении кобылки, то ты либо пытаешься оспорить её власть над тобой, либо… эм-м... предлагаешь ей относиться к тебе более властно… обычно, в сексуальном контексте.

Леро закашлялся и взглянул на неё широкими от удивления глазами.

— О как, хм, тогда, наверное, лучше пройтись по этому пункту ещё разок-другой, как думаешь? Так… на всякий случай.

— Теперь ты понимаешь, почему эти уроки так важны? Да, это может показаться старомодным, но среди знати принято следовать этим древним традициям.

Леро более чем согласно кивнул, ладони его тем временем плавно опустились на бока Твайлайт.

— Раз уж ты так хорошо во всём этом разобралась, может быть, поможешь мне понять ещё кое-что? Почему Рэрити так одержима мыслью, что Рэйнбоу непременно должна появиться там в тёмно-синем платье? И почему это так бесит Рэйнбоу? Это же всего лишь платье.

Колени Леро внезапно опустели — Твайлайт вскочила как ужаленная.

— Всего лишь платье?! Леро, это не «всего лишь платье»! Рэрити решилась рискнуть делом всей своей жизни, взявшись за наряды для мероприятия, на котором самые знатные пони со всей Эквестрии просто не смогут их не заметить. Это ведь первый раз, когда я появлюсь на Гранд Галопин Гала не только как герцогиня, но и как кобылка в табуне. Мы все будем в нарядах от Рэрити. Знать это непременно заметит. Ты знаешь, я далека от моды, но даже я это понимаю. Это архиважно, чтобы Рэйнбоу была там именно в этом платье.

Чуть более чем ошеломлённый таким внезапным нападением, Леро склонил голову набок.

— Ладно, значит вы будете в платьях от Рэрити, а на мне будет её смокинг. Я уверен, что это самым лучшим образом скажется на её продажах, но я всё равно не понимаю, почему, раз уж Рэйнбоу не хочется идти в тёмно-синем платье, не сшить ей платье другого цвета? Почему Рэрити умоляла меня переубедить Рэйнбоу?

— Леро, цвет — это важно. Это культура! Это традиция! Это… Это утверждение! — почти что выкрикнула Твайлайт.

— Утверждение? Для кого? Для Рэрити? Зачем оно ей? Она уже утвердилась как один из самых талантливых дизайнеров в Эквестрии. Она шила платья для свадьбы Каденс! Чего ещё ей утверждать-то? Что может быть такого важного, чтобы так расстраивать из-за этого Рэйнбоу?

И пусть Леро не собирался отказываться от обещания данного Рэрити, он всё меньше и меньше верил, что оно действительного того стоит.

— Для Рэрити? Это не для Рэрити! Это для меня! Моё утверждение! И для Рэйнбоу! И для тысяч других пони! А Рэрити, если что, ещё и карьерой своей рискует, согласившись сшить это платье! — прорычала Твайлайт, прежде чем успела осознать, на кого именно она поднимает голос. Она всхлипнула и понурила голову. — Прости, Леро, я не хотела на тебя сердиться. Просто заработалась совсем. Ты меня простишь?

— Стоп, что? Какое ещё твоё утверждение? И причём тут Рэйнбоу? И остальные пони? В смысле, конечно, я тебя прощаю, но не могла бы ты разъяснить мне, тупой человечине, почему именно ты и Рэрити так носитесь с этим платьем? И почему Рэйнбоу его ненавидит? Потому что я теперь вообще ничего не понимаю.

— Да не в платье дело, Леро! А в том, что оно символизирует! — попыталась объяснить Твайлайт. Осторожно придвинувшись обратно к его коленям, она сложила под собой передние ноги и ласково ткнулась носиком в его ладонь. — Я так надеялась, что нам удастся избежать этого разговора. Рэйнбоу меня едва не умоляла не говорить тебе. Но это очень важно, и я хочу что бы ты всё понял. Скажи, Леро, по-твоему, я красивая?

— Конечно красивая! — не раздумывая выпалил человек. — Ты прекрасна. И ты, и Рэйнбоу, и Лира — вы все прекрасны. Почему ты вообще такое спрашиваешь? Ты же сама всё знаешь, я говорил тебе об этом уже не раз.

Лиловая единорожка улыбнулась ему, ластясь мордочкой об его ладонь.

— А теперь ответь, Леро, только честно, кто из нас красивее?

Такого вопроса Леро не ожидал, он тряхнул головой, собираясь с мыслями и ответил:

— Для меня вы все одинаково красивы, Твай. И знаешь, я даже не задумывался, что кто-то из вас может быть красивее.

— Знаю и, конечно, верю. И это одна из тех прекрасных особенностей, которые я так люблю в тебе. Мы все тебя за это любим. Но на самом деле, это не правда. То есть, для тебя это, конечно, правда, но если ты спросишь других пони, и кобылка, и жеребец ответят на этот вопрос практически не раздумывая. Из нас троих Лира самая красивая. Эмпирически, она может быть не самой привлекательной, но среди нас троих она лучшая, — объяснила Твайлайт, так уверенно, будто цитировала учебник.

— Чушь это, Твайлайт, и ты это знаешь.

Единорожка закусила губу и горестно усмехнулась.

— Леро, я люблю тебя больше жизни, но порой твоя тупость выводит из себя. — Она снова ткнулась носиком в его ладонь. — Ты думаешь об этом как человек, не как пони. Чтобы понять, ты должен начать думать как пони.

Твайлайт закрыла глаза и потянулась. Когда она снова заговорила, в её голосе отчётливо послышались лекторские нотки.

— Это не чушь, Леро, это факт. Вспомни, разве никто из жеребцов не говорил тебе найти кобылок посимпатичнее, пока она не присоединилась к нам? Я знаю, что Чаквагон точно говорил. И готова спорить, что не только он один. Ответь, только честно. Обещаю, я не обижусь.

Леро призадумался, ему вспомнилась ссора с Чаквагоном и его табуном, вспомнились замечания отдельных стражей во время блеклого поветрия… он знал, что есть тупые пони, которым Рэйнбоу или, скажем, Твайлайт не кажутся привлекательными, но ему всегда было плевать, чего им там кажется. Он любил своих кобылок. Да, вот так, просто и незатейливо. Он считал их привлекательными. Но даже несмотря на это, он не мог отрицать, что какое-то время после того, как к ним присоединилась Лира, его то тут, то там приветствовали фразочками типа «эй, поздравляю, Леро, наконец-то захапал себе нормальную кобылку».

— Пару раз, от каких-то придурков, ничего особенного, Твай. Для меня ты всё равно красивая. Вы все для меня красивые.

— Тогда ответь, отбросив Лиру, Рэйнбоу и меня, кто из наших подруг красивее? — спросила Твайлайт, и её поза, и интонация чётко давали понять, что это очень важно, и что лучше бы ему сосредоточиться. — Пинки? Рэрити? Эпплджек? Флаттершай? По-твоему, чисто эмпирически, кто из них привлекательнее. И постарайся ответить как пони.

Леро вспомнился их первый с Рэйнбоу Дэш поцелуй, вспомнилось, как глубоко она была убеждена в том, что она — страшная уродка, и как непросто ему было убедить её в обратном. Она тогда сказала ему, что считает себя непривлекательной из-за недостаточно пышных фланков и крупа. Так, ну и у кого же из их подруг круп побольше будет? Пожалуй, у Эпплджек, но у неё, опять же, всё больше мышцы, а Рэйнбоу тогда ещё упомянула, что считает себя перекачанной. Тогда, может быть, Пинки? Работа в пекарне и саму её превратила в пышку, в определённых местах. Может быть, Рэрити? Почему бы и нет, учитывая, как часто она бывает в спа, и сколько времени и сил тратит на уход за собой.

— Твай, я не знаю, честно. Я никогда не думал о наших друзьях в таком смысле. Но если навскидку… может быть, Рэрити? Наверное.

— Рэрити — хороший выбор, но она заняла бы второе, или даже третье место. Нет, самой привлекательной из наших подруг, без сомнения, будет Флаттершай. Её, было дело, даже сочли настолько привлекательной, что на какое-то время она оказалась против своей воли втянутой в модельный бизнес. — Твайлайт усмехнулась, вспомнив о том, во многом забавном, недоразумении. — Теперь, когда ты знаешь правильный ответ, попробуй его обосновать.

Леро удивился сперва странности такой просьбы, но быстро осознал, что это на самом деле важно для Твайлайт. Хотя для него было дико даже представить подобное. Правда, вот что такое он мог бы ответить вполне человеческой девушке, если бы та вдруг указала пальцем на какую-нибудь другую и сказала: «Она сексуальнее меня. Почему?», причём ответить так, чтобы потом не вымаливать прощения цветами и конфетами.

И уж тем более он не ожидал, что Твайлайт вдруг заведёт его на эдакое минное поле, но нужно было что-то отвечать.

— Из-за длины гривы, наверное? И хвоста? У неё ведь длиннее, чем у многих пони.

— Хорошо, один фактор есть. А что ещё? Как насчёт её окраса?

— Ну, она жёлтая, а грива и хвост у неё розовые. А что? Её сделали моделью только потому, что она жёлто-розовая? Это такое редкое сочетание цветов?

Твайлайт улыбнулась и покачала головой.

— Редкое, но не самое. Нет, она самая красивая из наших подруг, потому что у неё есть всё. Широкие бёдра, пышные и не слишком мускулистые фланки, длинная грива и хвост одного из предпочитаемых цветов, шёрстка другого предпочитаемого цвета и безупречные крылья, потому что она очень тщательно за ними ухаживает и практически ими не пользуется. Трудно вообразить пегаску более прекрасную, разве что, если бы она родилась с белой шёрсткой и жёлтой гривой.

Леро на мгновение задумался над услышанным. Широкие бёдра он ещё мог понять. Для женщин широкие бёдра — признак половой зрелости и способности к лёгкому рождению потомства, туда же можно было отнести и большую грудь. Но остальное для него было полнейшей бессмыслицей, что он тут же и озвучил:

— Белый считается более привлекательным, чем жёлтый? И розовый тоже считается привлекательным? Пегас, который не пользуется крыльями, привлекательнее того, кто пользуется? Кто придумал эти правила? И каким образом это относится к Рэйнбоу и платью Рэрити?

Твайлайт кашлянула — звук разнёсся эхом по комнате — размышляя, как лучше всё объяснить своему жеребцу.

— Леро, позволь сперва ответить на твой предпоследний вопрос. Эти правила никто не придумывал, они возникли естественным образом в результате культурной эволюции. Но если тебе хочется знать, кто более всех причастен к их появлению, то это будет принцесса Селестия.

— В смысле, это принцесса Селестия решила, что Флаттершай будет конфеткой, а вы с Рэйнбоу — нет? Как-то слабо в такое верится.

— Потому что она не делала этого осознанно, и процесс растянулся на многие века. Подозреваю, что к тому времени, как она осознала, что случилось, было уже слишком поздно что-то менять. Но думаю, лучше объяснить всё по порядку. Ты ведь помнишь придание о Найтмэр Мун, да? О том, как Луна пала и Селестия заточила её на луне? Пожалуй, именно с этого события всё и началось. Видишь ли, до Найтмэр Мун пони практически всех цветов считались одинаково привлекательными. Тем, у которых гривы и шёрстки были более ярких цветов, было проще привлечь жеребца, но и хищники их тоже примечали лучше, в этом, с точки зрения эволюции заключался баланс. Жеребцам нравились кобылки поярче, но тем, которые были потемнее, было проще ускользнуть от хищников и не подвергнуть опасности себя и табун. И даже диархия была идеально сбалансирована. Яркий, светлый окрас Селестии прекрасно уравновешивался тёмным и мрачным окрасом Луны.

Однако с появлением Найтмэр Мун всё стало меняться. Вскоре за этим возникло новое культурное веяние, согласно которому тёмные цвета стали ассоциироваться со злом и разрушением. Да, были, конечно, прецеденты. Возьми, к примеру, короля Сомбру — чёрного как смоль единорога, поработившего Кристальную империю. Добавь к нему Тирека, подменышей. Даже магию, призываемую с недобрыми намерениями, стали именовать «тёмной». Но по-настоящему всё началось только с появлением Найтмэр Мун. Пони начали менять свои взгляды, но не столько из-за неё, сколько из-за Селестии.

Твайлайт сделала глубокий вдох и тяжело выдохнула, глядя на своего возлюбленного, прежде чем продолжить.

— Принцесса Селестия однажды призналась мне, что больше всего на свете жалеет от том, что изгнала собственную сестру. Ей пришлось действовать второпях, и она всегда относилась к своей «победе» как к поражению. Она потеряла сестру на тысячу лет. Но не смотря на глодавшую её печаль, ей пришлось собраться с силами и править Эквестрией. Она старалась быть честной и справедливой ко всем, но вскоре среди знати возникло новое веяние. Они заметили, что она с большей радостью уделяет время пони с более светлым окрасом: белым, жёлтым, оранжевым, розовым, а тех пони, чей окрас темнее: синий, лиловый и особенно чёрный — даже немного сторонится. Знать, а с нею и высшие слои общества решили, что пони с тёмным окрасом могут быть в чём-то хуже других, что их, как минимум проще сравнить со злодеями вроде Сомбры и Найтмэр Мун.

— То есть, после Найтмэр Мун Селестия стала цветовым расистом? Или цветовым видистом? Сторонницей белого превосходства? Я даже не знаю, как это корректнее назвать...

Твайлайт усмехнулась и мотнула головой.

— Некоторые так и считают. Я однажды спросила у неё, так ли это, она ответила, что, возможно, подсознательно отдавала предпочтение пони более светлых окрасов, но всё было совсем не так, как думала знать. Она не считала пони тёмных окрасов злыми или проклятыми, ничего такого. Синий, лиловый и чёрный — цвета более всего ассоциируемые с принцессой Луной, и как следствие, с Найтмэр Мун. Эти цвета попросту напоминали ей о сестре и о её самой большой ошибке. Эти пони напоминали ей о том, что она потеряла сестру и что это всё её вина. Причиной была не ненависть и не предосуждение, причиной была печаль.

Но тогда этого, конечно, никто не знал. С точки зрения знати всё было просто: принцессе Селестии нравятся светлые цвета, значит, будем двигаться в этом направлении. Одеваться модно тогда могли позволить себе только высшие слои общества, в которые входила и знать, что, кроме прочего, создавало границу между ними и простым народом. Поэтому вскоре модными стали яркие цвета: белый, жёлтый, оранжевый — все те, которые больше напоминали о принцессе Селестии и меньше о принцессе Луне. Кобылки и жеребцы более ярких цветов стали более привлекательными для заключения брака, ведь это увеличивало шансы того, что в благородной семье родится яркого окраса жеребёнок. Постепенно это веяние распространилось и на публику попроще. Тренд развивался тысячу лет и сформировал сегодняшний мир.

Леро попытался переварить всё то, что ему только что поведала его кобылка. С одной стороны, казалось абсурдным, что пони жёлтого цвета может казаться более привлекательной, чем пони синего цвета. С другой стороны, это было вполне логично, если рассматривать в историческом разрезе. Ведь это же почти как у людей? Женщины до сих пор носят туфли на высоких каблуках, несмотря на то, что это вредно для осанки и здоровья, а всё только из-за того, что сотни лет назад Катерина Медичи комплексовала из-за невысокого роста.

— Но ведь Селестия давным-давно должна была заметить, что творится неладное...

— Она заметила, но много лет спустя после того, как смогла наконец смириться с предательством и потерей сестры. А учитывая, что ей каждый вечер приходилось поднимать в небо луну, на которой был запечатлён лик Найтмэр, случилось это очень нескоро. И потом, знать ведь не заявляла во всеуслышание, что они это делают только затем, чтобы угодить своей принцессе. Да и других, куда более насущных проблем ей более чем хватало, например, прекратить нападки на фестралов, мотивированные их близостью к принцессе Луне. А ещё были восстания, вторжения грифонов и минотавров, и много всего прочего. Ведь когда диархия в Эквестрии сократилась до монархии, многие прежние враги решили воспользоваться слабостью короны. Разумеется, что при таких обстоятельствах модные веяния меньше всего беспокоили Селестию.

Твайлайт поднялась на ноги и принялась расхаживать по комнате, размахивая хвостом в ритме, в котором Леро безошибочно узнал лёгкое раздражение.

— Есть, конечно, и другие аспекты привлекательности. Широкие бёдра кобылки говорят о том, что ей будет легче рожать, а широкая грудь и крепкий круп жеребца, о том, что ему будет проще работать в поле и защищать потомство, но существуют и сугубо племенные факторы. Широкий размах крыльев у пегасов считается привлекательным вне зависимости от пола. Но более сильные, мускулистые крылья считаются фактором привлекательности исключительно жеребцов. Они говорят о том, что в случае опасности он с лёгкостью сможет унести своих жеребят. Давным-давно, во времена пегасьих войн они были фактором привлекательности и для кобылок, но не теперь. Теперь кобылка считается привлекательной, если у неё нежные ухоженные крылышки, потому что это признак стабильности, того, что её табуну не приходится много летать или внезапно убегать от опасности, а значит и жеребцу придётся меньше переживать за потомство.

— И именно поэтому Флаттершай считается более привлекательной. Потому что у неё есть всё? Цвет, напоминающий Селестию, широкие бёдра и такие слабые крылья, что она едва летает, особенно если сравнивать с Рэйнбоу, да? — уточнил Леро, он кажется начал улавливать общую концепцию.

— Именно, но и это ещё не всё. У неё длинная грива и хвост, что, опять же, напоминает о волшебной гриве и хвосте Селестии. Во многих отношениях её можно считать пегасьей версией Селестии. И, сказать по правде, для большинства жеребцов, особенно пегасов, кобылки прекраснее не найти.

Леро снова призадумался, глядя на всё ещё вышагивающую по комнате Твайлайт.

— Полагаю, что существуют похожие стандарты для единорогов и земных пони?

— Да, существуют. И у единорогов, и у земных пони широкая грудь и мускулистый круп считаются признаками привлекательности жеребца. А вот у кобылок всё иначе. Считается, что кобылки земных пони должны быть сильнее и мускулистее единорожиц, но не слишком, ровно настолько, чтобы быть в состоянии управляться с хозяйством, даже если они не фермеры. Кобылки же единорогов должны быть высокими и стройными и ни в коем случае не мускулистыми, предполагается, что они будут даже слабее пегасов, потому что для повседневных забот им более чем хватит магии. «Стройная единорожка — сильная в магии единорожка», так, кажется, гласит старая пословица. И для единорогов обоих полов считается привлекательным иметь длинный рог, поскольку это свидетельствует о большем магическом потенциале, хотя статистика этого и не подтверждает.

«Ты же знаешь, что говорят о парнях с большой стопой, похоже, что то же, что и кобылках с большим рогом...», подумал вдруг Леро. Следом ему, конечно же, вспомнилось полуметровое «копьё» на голове Селестии; в момент их первой встречи, он не решился бы назвать это фактором привлекательности. Хотя, теперь он, кажется, понял, как зародилась эта норма культуры.

— И именно поэтому принц Блюблад уже пять лет подряд держит почётный титул самого завидного жениха в Эквестрии, — продолжила Твайлайт, убедившись, что Леро всё ещё слушает её. — Белая шёрстка, широкая грудь, длинная струящаяся золотая грива и хвост, рог, второй по величине после принцесс… многие кобылки всё на свете отдали бы за такого жеребца.

Твайлайт вдруг замялась и покраснела.

— Не… не то чтобы я была одной из них. В смысле, может быть, и только может быть, я была влюблена в него, когда была совсем ещё юной и училась под присмотром принцессы Селестии в Кантерлоте...

Леро ухмыльнулся, изо всех сил сдерживая смех: ему представилась совсем ещё юная Твайлайт Спаркл, запершаяся в библиотеке, поглощающая одну за другой книги о том, как соблазнить принца Блюблада.

— Ну разумеется, Твайлайт. Ты ни за что бы не опустилась до того, чтобы бегать за этим мерзавцем.

— Я рада, что мы друг друга поняли, — кашлянув ответила Твайлайт. Затем, очевидно, вспомнив, к чему была вся их беседа, посерьёзнела и продолжила: — И именно поэтому Рэрити займёт второе или третье место. У неё роскошная белая шёрстка, широкие бёдра, слабо выраженная мускулатура, округлый, налитой круп. Всё отлично. Но всё портят её лиловые волосы. Именно поэтому она так много внимания уделяет укладке — пытается за счёт необычной формы, напоминающей развевающуюся гриву Селестии, скрыть цвет. Полагаю, что именно поэтому в неё сразу же втрескался Спайк, что в свою очередь говорит о наличии у него Эдипова комплекса в той или иной стадии. Рэрити напомнила ему ту, что вырастила его, так что всё было очень даже предсказуемо. Хорошо, что он всё-таки перерос эту стадию.

Леро вдруг стало любопытно: Рэрити все эти годы относилась к Спайку именно так, потому что знала об этом, или потому, что не знала?

— Таковы основы привлекательности пони. — Твайлайт внезапно остановилась, повернувшись спиной к Леро. Она сделала глубокий вдох, а затем спросила: — Теперь, когда ты всё знаешь, насколько красивы Рэйнбоу и я?

Леро потёр подбородок размышляя над ответом. Он по-прежнему считал, что каждая из его кобылок красива и сексуальна по-своему, но это был не тот ответ, которого сейчас ждала лиловая единорожка. Ей нужен был ответ, основанный на культурных и социальных нормах пони, и ответ этот не радовал. Рэйнбоу Дэш была прямой противоположностью того, что считалось красивым среди пегасов. Никаких тебе широких бёдер, и спортивное телосложение только подчёркивало этот факт. Перья в её крыльях из-за любви к головокружительным трюкам были местами потрёпанными и не слишком ухоженными. Она их чистила, конечно, да и сами по себе пегасьи перья очень устойчивы к повреждениям, но с первого взгляда было ясно, кто пользуется крыльями больше: Рэйнбоу или Флаттершай. А ещё у неё была голубая шёрстка, можно ли было считать, что она входит в группу предпочтительных цветов? Её грива и хвост не были короткими, но и достаточно длинными назвать их было трудно.

Что же касается Твайлайт, то у неё, как теперь понял Леро, всё было ещё хуже. Лиловая, с тёмно-лиловой гривой и хвостом, она определённо попадала в группу цветов Найтмэр Мун. Несмотря на невероятный магический потенциал, рог её никак нельзя было назвать длинным, а её рацион и образ жизни не оставили стройности ни малейшего шанса. Зрачки Леро расширились от ужаса, охватившего его вместе с осознанием того, что, согласно нормам культуры пони, его любимая, его прекрасная маленькая искорка считается… уродиной; в лучшем случае — совсем не привлекательной. Некоторые жеребцы, на свою беду, уже говорили ему об этом, но только теперь он по-настоящему понял, почему они так думали.

Словно уловив перемену в его настроении, Твайлайт обернулась и посмотрела на своего человеческого жеребца.

— Теперь ты понимаешь, Леро? Рэйнбоу и я… мы обе знаем, какими видят нас другие пони: и жеребцы, и кобылки. Нам обеим пришлось пожертвовать многим ради того, о чём мы мечтали. Я хотела стать самым одарённым в магии единорогом, некоторые полагают, что мне это удалось, но ради этого пришлось пожертвовать образом жизни, правильным питанием, а ведь телосложение могло бы немного сгладить недостатки моей расцветки, рост, длину рога. Рэйнбоу хотела стать Вондерболтом и в погоне за мечтой превратила своё тело в идеал мужественности пегаса, не женственности. Мы сами сделали этот выбор, и мы об этом не жалеем, особенно после того, как в нашей жизни появился ты. Но был выбор, которого мы не делали, который за нас сделал социум. Не мы сами придумали, что наши расцветки непривлекательны. Что наши цвета недостаточно хороши.

Твайлайт снова глубоко вдохнула, взгляд её исполнился решимости.

— И мы наконец-то можем это изменить.

Кажется, всё вдруг начало вставать на свои места. Тёмно-синее платье. Так вот оно что.

С того самого первого поцелуя, случившегося много лет назад, он знал, что Рэйнбоу всегда прятала свои истинные чувства о мнениях окружающих. Разумеется, она всегда была рада, когда кто-то восхищался её трюками или её героизмом, но ей никогда не нравилось, как окружающие воспринимают её в роли просто кобылки. А теперь Рэрити решила с помощью новоприобретённого титула Твайлайт совершить переворот в общественном мнении, и в этой затее им не обойтись без помощи Рэйнбоу, да какой помощи — её выставят на всеобщее обозрение.

Но в этом-то и вся суть, в демонстрации… в том, чтобы показать всем, что она нравится себе такой, какая она есть. Твайлайт не повторит ошибки, которую совершила горюющая Селестия, она не станет относиться к пони лучше или хуже только из-за их окраса. Она подаст пример действием, она будет гордиться своим окрасом, она не постесняется предстать перед всеми в своих цветах. Но для этого ей понадобится помощь всего табуна, всех, кто её любит.

— И поэтому Рэрити хочет, чтобы Рэйнбоу, так же как и ты, надела платье тёмного цвета на Гала. Новая герцогиня, её жеребец и её табун — на всех будут наряды тех цветов, которые в обществе считаются наименее привлекательными. Ты хочешь, чтобы это заметили остальные придворные, чтобы через них эта новая мода распространилась на всех. Ты хочешь восстановить баланс...

Леро задумался на мгновение, размышляя над её затеей.

— Значит, Лира тоже будет в чём-то тёмном?

— Ага. Ох и модное же будет шоу, не пойми неправильно. Мы впятером будем в тёмных, но в то же время элегантных нарядах. И даже принцесса Луна согласилась присутствовать, чтобы наконец вернуть всё на круги своя. Я уверена, что уже через год не меньше половины кантерлотской элиты будут щеголять в пурпурном, чёрном или синем!

— Значит, Рэрити делает это не ради славы, а ради утверждения, — подытожил Леро. Он тут же сделал себе мысленную пометочку, предложить ей пару сеансов бесплатного массажа в спа.

— Угу-м. Это была её идея. Я долго мирилась с тем, что я уродлива, а потом мне стало вообще всё равно. Что толку беспокоиться о внешности, если весь день проводишь в библиотеке, а из друзей у тебя только брат и няня? Но потом, когда мы освободили Луну от проклятия Найтмэр Мун, Рэрити сказала мне, что отныне мы герои и могли бы воспользоваться нашей славой для того, чтобы воодушевлять окружающих. Ещё перед самым первым нашим Гранд Галопин Гала она пыталась убедить меня не стесняться своего окраса, а гордиться им. А потом, когда ко мне по наследству перешёл титул, она снова взялась за старое, решив, что лучшего повода и не найти. Она не побоялась ради этого поставить на кон свою карьеру, — согласилась Твайлайт. — Её особенный талант заключается в том, чтобы открывать свету сокрытую красоту, и как она сама сказала, она готова рискнуть всем, чтобы пони наконец-то увидели ту красоту, которую скрывали от них стереотипы.

— Неудивительно, что она так разошлась этим утром, — усмехнулся Леро. Но тут же на него снизошло понимание причины этой взвинченности, и улыбка спала с его лица. — Теперь понятно, почему она отвоёвывала это платье у Рэйнбоу три часа кряду.

Лавандовые глаза Твайлайт неотрывно следили за ним, искренне надеясь, что он всё правильно понял.

— Леро, нам не обойтись без Рэйнбоу. Мы должны сделать это все вместе. — Её взгляд скользнул по лазурному перу, заплетённому в его волосы; взгляд, который он не мог не заметить. — Может, я и герцогиня теперь, но она по-прежнему возглавляет наш табун. Без неё всё будет выглядеть так, будто я пытаюсь с помощью своего чина занять её место. Может быть, нам и удастся справиться без неё, но я не уверена. А Рэрити и вовсе в это не верит. Она считает, что без неё нас совсем не так поймут, что весь тот негатив, все стереотипы, которые мы хотим победить, будут обращены против нас, и тогда конец наступит не им, а нашей репутации.

Он тяжело вздохнул, и, за опустившейся на лицо ладонью, потерял Твайлайт из виду. Изо всех сил скрипя мозгами, он пытался придумать что же такого нужно сказать Рэйнбоу, чтобы она поняла то, что только что понял он, как объяснить ей, что это риск, на который она должна пойти.

Твайлайт тихонько подошла к нему и прижалась мордочкой к его щеке.

— Это не просто какой-нибудь бал, Леро, это...

— Я понял… — прервал он её. — Я всё понял, Твайлайт. — Не выпуская пальцев из её гривы, он отпрянул ровно настолько, чтобы посмотреть ей в глаза. — Ты, наверное, не представляешь как это больно, но я, похоже, наконец-то всё понял.

Увидев, какой эффект произвели на неё его слова, он поспешил слиться с ней в поцелуе.

— Твайлайт Спаркл, моя прекрасная маленькая искорка, — он чмокнул её в носик. Ему вспомнилась Рэйнбоу Дэш, и слова, которые она произнесла после того, как впервые призналась ему в любви; жаль, что её нет сейчас рядом, и она не может услышать то, что он собирается сказать. Хотя, она ведь их уже слышала, пусть и в несколько другой форме, но повторить их будет не во вред. — Я считаю тебя прекрасной со дня нашей первой встречи. И я считал тебя прекрасной в день, когда понял, что люблю тебя. И мне ужасно больно от того, что тебе понадобился пришелец из другого мира, чтобы ты наконец-то услышала эти слова.

В её глазах блестели слёзы, когда она прошептала его имя и впилась в его губы долгим, страстным поцелуем. А разорвали они поцелуй лишь затем, чтобы она смогла его обнять и наконец-то выплакаться, уткнувшись мордочкой в плечо.

Леро нежно погладил пурпурную шёрстку на всё ещё вздрагивающей ноге, обвившей его плечо.

— Когда Рэйнбоу вернётся, не говори ей ничего. Я сам всё скажу.

---

Прошло несколько часов, прежде чем Леро и Твайлайт услышали, как отворилась входная дверь. Леро снял передник и оставил Твайлайт приглядывать за плитой, а сам, улыбаясь, вышел навстречу двум другим своим кобылкам и Спайку, которого они считай что усыновили.

— М-м-м, пахнет чем-то вкусненьким, крепыш! — воскликнула Рэйнбоу, втянув воздух. Грива её и шёрстка были свалявшимися от пота.

Её человеческий жеребец улыбнулся и указал в сторону кухни.

— Спагетти карбонара, твои любимые. С креветками для нас с с тобой, без креветок для Твай и Лиры. С самоцветами для Спайка. Я решил, что вам двоим особенно не помешает как следует подкрепиться после тренировки. Кстати, как всё прошло?

— Крупонадирательски! — воскликнула Рэйнбоу, воспарив на мгновение, но тут же поморщилась и приземлилась обратно на пол. — Ну, надо сказать, Лира тоже постаралась...

В ответ на это мятно-зелёная единорожка ухмыльнулась и примостилась на диване. Лира, которая, кстати, выглядела куда как меньше взмыленной, посмотрела на свою пегасочку, а затем расплылась в улыбке и сообщила:

— К сожалению, круп она надрала Крэнки Дудлу.

Спайк держался изо всех сил, конечно, но в конце концов разразился таким громким смехом, что и снаружи, наверное, было слышно.

— Эй! Он просто оказался у меня на пути, когда ты увернулась! — Рэйнбоу снова поморщилась, когда Леро подошёл к ней и принялся разминать её натруженные крыльевые мышцы.

— Ага. А ещё дерево, и куст… — ухмыльнулась Лира

— И тележка Эпплджек, и сама Эпплджек, и Пинки Пай… — продолжил Спайк.

Рэйнбоу сердито зыркнула на свою табунскую спутницу.

— А в Пинки Пай, если что, ещё и попасть умудриться надо! И потом, пару раз я тебя таки достала!

— Точно, помню, пару раз ты и вправду не ударила в грязь ни лицом, ни крупом, — протянул Спайк, задумчиво потирая подбородок.

Лира поднялась с дивана и зашагала к лестнице.

— Ладно, пойду в душ, ополоснусь. Давай так, Рэйнбоу: на этот раз ты хотя бы заставила меня попотеть!

— Хах! — рыкнула Рэйнбоу вслед удаляющейся Лире. — Ещё посмотрим, Рогатка, ещё посмотрим...

Леро ухмыльнулся и обратился к дракончику:

— Спайк, поможешь Твайлайт на кухне? Ужин уже почти готов, а ты же сам знаешь, как опасно оставлять её наедине с плитой.

Разминувшись с Лирой, Леро подошёл к Рэйнбоу и заключил ту в крепкие объятия, не обращая никакого внимания на пот, который тут же стал впитываться в его одежду. Глаза Дэш распахнулись от удивления, но она всё же обняла его крыльями в ответ. Она открыла было рот, чтобы, нет, не возмутиться, просто спросить, чем вызван этот внезапный приступ нежности, но он тут же запечатал её уста поцелуем, не позволив ей издать и звука.

Время шло, и Рэйнбоу, кажется, уже начала таять в его объятьях, когда он вдруг разорвал поцелуй.

— Ого. Крепыш, ты чего это вдруг? — улыбнувшись спросила Рэйнбоу. Она провела копытцем по руке Леро. — Не то чтобы я против...

Он так и не отпустил её голову, пробираясь пальцами к основанию ушек, поглаживая щёчки. Под его взглядом в её малиновых глазах засверкали озорные огоньки.

— Потому что нам предстоит разговор, и я боюсь, что тебе он не понравится.

Он был внутренне готов к тому, что она захочет вырваться, а потому слегка сжал её в объятиях. Ровно настолько, чтобы она почувствовала, что всё это очень серьёзно; он не удержал бы её, если бы она действительно решила вырваться, и конечно, не смог бы причинить ей вреда. Её взгляд метался по его лицу, но к счастью, вскоре остановился на его глазах, в которых тоже читалась всё та же предельная серьёзность.

— Что… Леро, о чём ты? Ты же знаешь, что мы с Лирой просто дурачились, и никто на самом деле ничего не сломал...

— Дэш, у меня сегодня был очень долгий разговор с Твайлайт и Рэрити. — Маска удивления на её лице сменилась раздражением, но он тут же снова сжал её в объятиях, пресекая любые попытки протеста. — Нет. Прежде чем ты выскажешь всё, что об этом думаешь, ответь мне на один вопрос. На что ты готова, чтобы больше ни один пегасёнок: ни кобылка, ни жеребчик — ни один не вырос с мыслью о том, что они уродливы?

---

От Автора:

TQM: Ух-ты, гостевая глава! Обожаю главы от приглашённых авторов. И вы только посмотрите, как ловко Stichwolf расписал все тонкости понячьей культуры. И то, как Твайлайт с помощью своего новообретённого статуса собирается нанести сокрушительный удар по сложившимся устоям и закостенелым традициям.

Оригинал опубликован 15 июля 2014