Возвращение блудных Пай
Глава 2
Недалеко от Понивилля, у одного из озёр, с раннего утра кипела бурная деятельность. На берегу стояла странная штуковина, напоминающая огромную кошачью переноску, обитую изнутри большими мягкими подушками. Место проведения операции скрывала маскировочная сетка, используемая обычно для того, чтобы спрятать что-нибудь от наблюдения сверху.
— Пинки Пай, ты ведь знаешь, что этому животному нужна вода? — спросила подругу Флаттершай.
— Ммм, — отозвалась Пинки, почесав подбородок копытцем. — А как много и как часто?
— Гм. Очень много. И постоянно.
— Ну, давай посмотрим…
Пинки развернула чертежи и расстелила их на траве. Взяв карандаш в зубы, она набросилась на них и начала что-то черкать и корябать. Заглянув ей через плечо, Флаттершай заметила, что в общих чертах конструкция напоминает нечто вроде повозки или фургона. Чертежи были выполнены безукоризненно: с идеально прямыми линиями, аккуратными, точно промеренными углами и лаконичными пояснениями. Флаттершай сомневалась, что Пинки, внося изменения, станет уничтожать такую красоту. “Стоп, — сказала себе пегаска, — тогда как она вообще собирается запихнуть всё это сюда?” Но стоило ей только подумать об этом, как Пинки, закончив доработки, свернула чертёж.
— Вот! — торжественно, но несколько неразборчиво произнесла она и выплюнула карандаш. — Это больше не проблема. Спасибо, Флаттершай!
— Как далеко ты его повезешь? — подойдя на полшага ближе и наклонившись к Пинки, осведомилась пегаска. — И как долго тебя не будет? Ему хватит еды? Он ест очень много…
— Не забивай свою прелестную головку такими пустяками, сестрёнка, — сказала Пинки, не обращая внимания на нервный тик Флаттершай. — Он вернётся в целости и сохранности. Я всего лишь одолжу его для вечеринки в честь юбилея Блинки Пай. Сама понимаешь, для этого требуется нечто особенное.
— Ты повезёшь его на Каменную Ферму? — со смесью ужаса и недоверия спросила пегаска.
— Я бы никогда не попросила о подобном, если бы это не было настолько важно, — сказала Пинки, надев маску для подводного плавания и демонстративно щёлкнув ремешками. Затем, отрегулировав длину дыхательной трубки и решительно сжав её в зубах, она вошла в озеро. Её ядовито-зелёные почти светящиеся резиновые ласты дружно вспенили воду и забрызгали всё вокруг.
В предденьрожденческом списке Пинки Пай было несколько дел, не терпевших отлагательств. Решив подготовиться к одному из них, она отправилась к бутику Карусель, несколько раз меняя по пути скорость шага, чтобы понять, насколько ей нужно спешить, чтобы прибыть туда вовремя. Конечно, это вызвало некоторые подозрения, а она старалась их избегать. Пинки заметила, что привлекла к себе даже больше удивлённых взглядов, чем обычно. Прогуливающиеся понивилльцы, решившие не упускать шанса подышать утренним воздухом, суматошные опаздывающие на работу жеребцы, хихикающие юные кобылки, спешащие в школу, и даже ворчливые пожилые пони, играющие в настольные игры — никто не обошёл её своим вниманием.
У Пинки уже были с собой кое-какие припасы, которыми её снабдили лучшие-но-не-самые-лучшие-друзья. Видя её туго набитые седельные сумки, встречные пони гадали об их содержимом. Многим понивилльцам довелось приобрести незабываемый опыт участия в вечеринке в честь юбилея Пинки Пай, но никто из них никогда не видел, чтобы она устраивала такую для члена своей семьи. Пожалуй, этим и объяснялись те экстраординарные меры, которые она собиралась принять, чтобы сохранить всё в секрете, даже учитывая тот факт, что никого из них на этом празднике не будет.
Пинки постучалась, и из-за двери бутика Карусель показалась голова Рэрити. На её носу уютно устроились очки.
— Вот ты где! — воскликнула единорожка, приоткрыв дверь пошире, чтобы Пинки смогла протиснуться внутрь. — Заходи, я тебя уже заждалась. Что я могу для тебя сделать?
— Есть целая куча вещей, которые ты могла бы сделать для меня, — сказала Пинки и заметалась по комнате, закрывая окна и задёргивая шторы.
— Пинки, дорогуша, — оказавшись чуть ли не в полной темноте, сказала Рэрити, — ты не забыла, что мой магазин открывается через десять минут? Что ты делаешь?
— В этом городе повсюду шпионы. Нужно проверить комнату: нет ли в ней жучков.
Рэрити молча смотрела на то, как Пинки вытряхивает её вазы, задирает ковры, заглядывает под рулоны ткани, словом, переворачивает всю комнату вверх дном. “Терпение, Рэрити, — сказала себе единорожка. — Просто переживи этот день, а завтра она уедет на целую неделю”.
— Один есть! — крикнула Пинки.
— Что? Зачем кому бы то ни было прослушивать мой бутик?
— Сейчас мы это выясним.
Пинки подняла копытце на уровень глаз. На нём сидела только что обнаруженная ею божья коровка.
— А ну колись, шпионка! — свирепо уставившись на неё, сказала земная пони.
Они застыли, глядя друг другу в глаза. Насекомое безмолвно шевелило усиками. Рэрити вздохнула и принялась наводить в бутике порядок.
— Пинки Пай, пожалуйста, не могли бы мы…
— Минутку!
Внезапно противостояние завершилось и божья коровка, поднявшись в воздух, вылетела в окно, тайком приоткрытое Рэрити.
— Я так и знала. Ого, а она была хороша. Ну, теперь всё в порядке, — сказала Пинки, вытащив из сумки несколько листов бумаги и передав их единорожке. — Ты можешь сделать шесть с половиной экземпляров этого костюма?
Рэрити покосилась на эскизы:
— Ты хочешь, чтобы я сшила половину костюма?
— Конечно нет, глупышка, это было бы нелепо. Мне нужно шесть с половиной штук. С этим что, будет слишком много хлопот?
— Должна признать, я плохо представляю себе, как это вообще возможно, — сказала единорожка и притянула наброски поближе при помощи телекинеза.
— Я знаю, это очень амбициозно, — признала Пинки Пай, — но именно поэтому я и пришла сюда. Ты же лучший на свете дизайнер, я сразу подумала о тебе.
— Даже не знаю, стоит ли мне научить тебя манипулировать другими пони или самой поучиться у тебя, — немного взволнованно сказала Рэрити. — Тем не менее у тебя доброе сердце и я, так или иначе, сделаю, что ты просишь. Ты сказала, они для вечеринки в честь двадцатилетия твоей сестры? Пусть это будет ей от меня подарок.
— О, ты не обязана этого делать. Никто из пони не передал для неё подарков.
— А у кого-нибудь из этих пони есть бизнес, нуждающийся в расширении?
Прежде чем Пинки успела слишком глубоко задуматься над этим вопросом, Рэрити продолжила:
— И вот как я это вижу. Сотни угрюмых недалёких каменных фермеров днями и ночами копаются в грязи, а вокруг, куда не глянь, нет буквально ничего очаровательного или хотя бы просто яркого. Как вдруг — что такое? В их маленькие старомодные усадьбы начинают прибывать посылки из бутика Карусель, и их лица оживляются, впервые за долгие годы. Вся одежда по размеру, и вдобавок на неё огромные скидки! Разве это не восхитительно?
Пинки уже не было. На том месте, где она стояла, осталась записка:
“Эй, Рэрити, это Пинки Пай. Я просто хотела сказать тебе огромное спасибо. Я высказала бы это лично, но ты так много говорила и предавалась мечтам… Ты явно наслаждалась этим, и я решила не мешать тебе, а заняться другими важными делами. Ты действительно самая лучшая!
Пинки Пай”
Прочитав это, Рэрити улыбнулась, причём, вопреки своим ожиданиям, скорее от радости, чем облегчения. Ну, по большей части.
Мысль о том, что ей пришлось расстаться со своими понивилльскими друзьями на целую неделю, заставила Пинки нахмуриться. Но хмурилась она недолго, буквально долю секунды, после чего просто сбилась со счёта, сколько времени она потратила, ухмыляясь и размышляя о чудесном огромном фургоне, который она тащила за собой, и о том, сколько радости он доставит её семье. Полностью скрывая содержимое, его туго обтягивал брезент, на котором красовалась небрежная надпись “Деньрожденческий Фургончик Блинки Пай”. Всякий раз, вспоминая это название, Пинки начинала хихикать.
Идти было тяжело, и Пинки двигалась медленно, но, её ж за хвост, она была земной пони и, несмотря ни на что, не только тянула свою повозку, но и сочинила несколько песен, чтобы спеть их по пути. Её пение привлекло множество птиц, но они оказались совершенно неспособны следовать ни тексту, ни мелодии. Птицы смущённо переглянулись, но настроение Пинки было заразным. Вскоре каждая запела что-то своё, и улыбка Пинки разошлась буквально до ушей. Всё, сегодня она больше не будет хмуриться!
Движимые вперёд её силой, волей и магией “Чего-бы-это-ни-стоило, Пинки-Пай-справится”, пони и её фургон достигли Каменной Фермы семьи Пай в рекордные сроки, особенно учитывая то, как тяжело он был нагружен. Минуло два с небольшим дня, и её путь, перемежавшийся редкими привалами в полях, закончился. Выйдя из-за поворота, Пинки вновь учуяла запах родного дома.
Ей было трудно объяснить это даже самой себе, но в этом месте было что-то особенное. Нигде в мире не пахло так, как здесь. И каким бы однообразным не был пейзаж и скучными воспоминания, запах камней пребывал вовеки, и с ним пришло ощущение уюта, которое ей доводилось испытывать только в компании подруг — Твайлайт Спаркл, Рэйнбоу Дэш, Флаттершай, Эпплджек и Рэрити.
Каждый год она возвращалась сюда в довольно странной попытке примирить и объединить каменный аромат, ласкающий её ноздри, с коричневой и серой безотрадностью и тяжёлой, тягомотной работой, составлявших большую часть её жизни, когда она ещё была юной кобылкой. От этого странного несоответствия улыбка Пинки несколько увяла. Впрочем, когда её заметили Октавия и Винил Скрэтч, расположившиеся на одеялах около своей повозки, розовая пони всё ещё выглядела довольно жизнерадостной.
Увидев Пинки, её старшая сестра сорвалась с места и бросилась навстречу. Винил следовала за ней чуть позади, с удручённым видом и не такой бодрой рысью.
— Привет, девочки! — крикнула Пинки, сбросила упряжь и, подскакивая как мячик, бросилась им навстречу. — ДФБП прибыл!
— Здравствуй, Пинкамина, — сказала Октавия и поймала подпрыгивающую сестру в объятья.
— Хай, Пинкстер! — со слабой, бледной улыбкой сказала Винил.
— Вы что, комитет по торжественной встрече? — спросила Пинки, вытянув шею и осматриваясь вокруг. — А где все остальные?
— О, — сказала Октавия, — они в доме, готовят всё необходимое. Ты же знаешь, осталось всего два дня. Ну а мы решили устроить перерыв. А это что такое?
Она махнула копытцем в сторону фургона.
— Деньрожденческий Фургончик Блинки Пай!
Пинки торжественным жестом указала на повозку, и она словно взорвалась потоками конфетти.
— Что там внутри? — спросила Октавия, вытряхивая из гривы бумажные ленточки.
— Чтобы всё сработало, об этом никто не должен знать, — ответила Пинки. — Даже ты, старшая сестричка.
— У нас не перерыв, — вклинилась Винил.
— О, Dolce, не надо. Не сейчас.
Октавия протянула к ней копытце, но Винил отстранила его.
— Я наделала кучу ошибок, Пинки. Не уверена, что эта вечеринка пройдёт так, как мы рассчитывали.
Увидев, что уголки губ белой единорожки печально опустились вниз, Пинки Пай развернулась и встала на передние копытца, смотря на кобылок вниз головой, чтобы лицо Винил приобрело правильное выражение. Правда теперь неправильное выражение лица стало у Октавии, но вскоре и оно превратилось в улыбку — по крайней мере, с точки зрения Пинки.
— Как бы то ни было, не волнуйтесь об этом. Просто дождитесь, когда вы сможете увидеть костюмы, которые я для нас приготовила, — сказала она.
— Я пыталась помочь с перемещением камней, и моя магия уничтожила не успевшие вырасти самоцветы, — сказала Винил и ковырнула землю копытцем, не в силах смотреть Пинки в глаза.
— И что с того? — спросила Пинки, чувствуя, как кровь начинает приливать к голове. — Это же просто куча камней. А у нас вечеринка в честь юбилейного дня рождения меньше чем через сорок шесть часов! Соблюдай приоритеты!
— Знаешь, — сказала Винил, приходя в себя после недолгого шока, — я, вроде как, тоже думала об этом. В смысле, ну, отстойно, что в этих камнях уже не вырастут бриллианты или типа того, но ведь будут ещё камни, верно? И разве не классно, что мы снова увидим вокруг хоть немного зелени?
— Прошу прощения? — открыв от удивления рот, спросила Октавия. — Мы говорим о единственном источнике дохода семьи Пай, которого ты нас так легкомысленно лишила!
— Я ничего не делаю легкомысленно, малышка.
— Только не говори мне, что ты сделала это специально.
— Что? Нет, я бы никогда так не поступила! Я пыталась помочь, честно!
Пинки Пай не знала, каким ещё образом ей нужно повернуть своё тело, чтобы превратить выражения их лиц в улыбки.
— Давайте я пойду и поговорю с мамой и папой, — сказала она, отсекая все дальнейшие аргументы. — Я с этим разберусь, или моё имя не Пинкамина Диана Ответственность Пай.
— Тебе не стоит беспокоиться о маме с папой, — мрачно сказала её сестра. — Побеспокойся лучше о Блинкадетт.
— Блинки? Да быть того не может! Она же танцевала три часа подряд на прошлогоднем Дне Летнего Солнца. Она не какой-то там заскорузлый ретроград.
— Вскоре тебе так и так придётся поговорить с ней, — ответила Октавия, вспомнив похождения подвыпившей Блинки той праздничной ночью и стараясь не усмехнуться. — Так что иди в дом, а мы постоим здесь ещё немного.
Она пристально посмотрела на свою любимую, глядящую куда-то в сторону.
— Мне это не по душе, но я справлюсь, — скрепя сердце ответила Пинки, вновь встав на все четыре копытца. — Но вы должны пообещать мне одну вещь. Охраняйте ДФБП и доливайте канистру у него на боку водой, если её уровень понизится. Я вернусь так скоро, как только смогу.
— Само собой, — со смехом сказала Винил Скрэтч. Он был сдавленным и нервозным, но это был смех, без сомнения. Октавия кивнула.
С неохотой Пинки признала, что дело серьёзно. Она замурлыкала самую навязчивую мелодию, какую только смогла вспомнить, в надежде, что она сумеет хоть немного отвлечь влюблённую пару, а затем быстро направилась к дому. Несмотря на скорость, с которой она двигалась, и роящиеся в голове отвлекающие мысли, незабываемое ощущение той самой грязи под копытцами заставило её сердце затрепетать. Входная дверь распахнулась ещё до того, как она успела постучаться.
— Оладушки! — взвизгнула розовая пони, когда её носа коснулся долетевший изнутри аромат. Она подпрыгнула и уже собралась было ринуться внутрь, как вдруг заметила своих родителей, стоящих прямо за дверью. — То есть, мама и папа!
— Заходи, Пинкамина, — сказала Роуз, прекрасно понимая, какие им могут грозить последствия, если её дочь останется голодной.
— Спасибки!
Свистнул рассекаемый воздух, и Пинки обнаружилась сидящей за кухонным столом и уплетающей возлежащую на нём гору оладьев. Хихикнув, она заметила стоящий рядом фирменный яблочный сироп семьи Эппл. С изумлёнными улыбками на лицах, глядя как кушает их младшее дитя, к столу подошли Роуз и Клайд Пай.
— Мрфхрфф, — сказала Пинки.
— Пинкамина, не разговаривай с набитым ртом, — пожурил её отец.
— Мрфхрфф, — повторила Пинки, проглотив кусок. — Это слово из древнего языка земных пони, означающее что-то типа “Я люблю вас и всё такое прочее”. Несколько недель назад мы, шестеро, были в каких-то руинах и обнаружили там жуткий портал, ведущий в прошлое. Мы выяснили, что в те времена пони не знали гласных, а также моих песен, если вы способны представить себе такое.
— Я бы очень хотел послушать об этом, Пинкамина, — сказал Клайд, взглянув в окно на их опустевшее поле, — но у меня сейчас много работы.
— А, ты о сцене? — спросила она. — Вот погоди, сейчас поем, восстановлю силы — я так вымоталась — и мы ей займёмся.
— Нет, не о сцене. Тебе стоит… — сказал он, отвернув лицо и собираясь уходить. — Ты должна поговорить об этом с мамой.
Хлопнула входная дверь.
— Ась? — спросила Пинки, машинально потянувшись за ещё тёплыми остатками завтрака, ждущими её на тарелке, — Так у него и для меня есть сюрприз? О божечки, я так на это надеюсь! Это будет лучшим-прелучшим днем.
— Послушай, дорогая, — сев рядом с дочерью, медленно сказала Роуз Пай. — Возможно, нам придётся отложить вечеринку. Вчерашний день принёс нам много неожиданностей, и в ближайшее время мы будем очень заняты. Я уверена, ты подготовила такой замечательный праздник, что Блинкадетт будет не против подождать его месяцок-другой.
— Ой, да ладно, мам! — засмеялась Пинки. — Зачем ждать целый месяц, если можно отпраздновать прямо сейчас? Подумай, насколько приятнее будет работать после феерической вечеринки, закрепляя результат!
Лестница, ведущая на второй этаж, чуть слышно скрипнула.
— Пинки? — хрипло прошептала Блинкадетт. — Можно тебя на минуту?
С лёгким сожалением отложив тарелку, розовая пони запрыгала вверх по лестнице. Стараясь производить как можно меньше шума, чтобы лучше расслышать этот разговор, Роуз принялась мыть посуду.
— Привет, Блинки! — широко улыбнулась Пинки. — Я скучала по тебе. Как дела? Волнуешься?
— Пойдём наверх? — спросила Блинки. Её сухие, как пустыня, глаза были пронизаны кровавыми жилками и украшены мешками и морщинами.
— О, так ты тоже приготовила мне сюрприз, как и папа? Ты ведь в курсе, что на носу твой день рождения, а не мой?
Молча пригласив Пинки следовать за собой, Блинкадетт вернулась в комнату. Всё в ней, включая кровать, было завалено аккуратными стопками бумаг. Пинки они сразу не понравились: слишком много цифр и слишком мало картинок. В углу сиротливо пылился мольберт. На холсте был какой-то угольный набросок, однако банки с красками были плотно закрытыми, а кисти сухими.
— Так вот, насчёт вечеринки, — начала Блинки, бездумно переложив несколько бумаг с места на место.
— Ага, — сказала Пинки, сев поближе к сестре и обняв её передней ногой за плечи.
— Мне нужно сказать тебе кое-что важное.
На лице Блинки появилась надежда. Она повернулась к сестре. Может быть, этот разговор будет легче, чем она опасалась?
— В последний момент ты изменила свой список желаний? — зачастила Пинки, буквально следуя мысленному перечню всевозможных неожиданностей. — В окрестностях фермы завелись зомби или привидения? Ты пригласила особенного пони?
Блинкадетт скривилась в такой хмурой гримасе, что Пинки едва не отшатнулась назад.
— Я много об этом думала, — сказала бледно-фиолетовая пони с прямой гривой. — Я знаю, сколько для тебя значат эти вечеринки и как много ты в них вкладываешь. Я очень ценю это, они сделали мою жизнь намного счастливей. Но в этом году провести такую мы не сможем.
Пинки ничего не ответила, даже не шевельнулась, и Блинки продолжила, уставившись в одну и ту же бумагу, на которую она смотрела последние несколько минут:
— Слишком много всего случилось зараз. Почему бы нам не перенести вечеринку на следующий год? Я знаю, что двадцать первый день рождения будет, наверное, отличаться от двадцатого, но я просто не могу этого сделать, Пинки, просто не могу.
Блинки положила перед собой новый лист бумаги, но лишь для того, чтобы сестра не заметила слезу, упавшую на предыдущий.
— Я люблю зарабатывать деньги для нашей семьи. Люблю заключать сделки с другими пони. Мне даже нравиться вести картотеку. Но, если не считать моих картин — это вся моя жизнь. Все пони, кого я знаю, учились вместе со мной ещё в школе. Мои лучшие подруги давно замужем, у них уже жеребята. И мои бывшие переженились, и у них тоже есть жеребята. Я не хочу быть богатой и знаменитой, как Октавия или эта её подруга. Я даже не знаю, что я вообще хочу, Пинки, но знаю, что не этого. Пожалуйста, скажи мне, что ты меня понимаешь. Не надо скакать и пытаться меня развеселить. И, как бы то ни было, не вздумай закатывать никаких вечеринок. В отличие от тебя, я не Элемент Гармонии, я не могу взять и использовать магию, чтобы почувствовать себя лучше, как только пожелаю. Просто оставь меня в покое, хорошо?
Блинки задержала дыхание. С Пинки почти невозможно было вести серьёзные разговоры, но, может быть, на этот раз у неё получилось? Спустя несколько секунд, чувствуя, что всё у неё внутри сжалось в комок от волнения, она посмотрела на сестру.
Перекошенное лицо Пинки выражало чистейший первородный ужас. Глаза были широко открыты, челюсть отвисла, а распрямившаяся грива торчала строго горизонтально, будто откинутая назад сильнейшим порывом ветра и мгновенно застывшая в этом положении.
— Пинки? — осмелилась окликнуть её сестра.
Ответа нет.
— Сестричка?
Она осторожно потыкала её в розовый бочок.
Пинки дышала и была тёплой, но даже не моргнула.
— О нет.
Блинки схватилась за голову:
— Наделала я дел.
Несколько секунд она в нерешительности кусала губы, собираясь с силами, а затем крикнула вниз:
— Мам?
— Да, дорогая, — ответила Роуз, подчеркнуто бряцая сковородками.
— Прости, из-за меня Пинки снова оцепенела!
— Понятно.
Блинки готова была поклясться, что услышала глубокий вздох, с которым её мама произнесла:
— Я подготовлю воду. А ты найди сеть.
Пинки не впадала в подобное состояние с тех пор, как однажды обнаружила, что в Понивилле приключился временный дефицит сахара. Вернуть её к нормальной жизни было после этого нелегко.
— Ну, — сказала Блинкадетт с горькой усмешкой, — во всяком случае, я потрясающий оратор…