Песнь Солнца и Луны: Чёрный Кристалл

Даркфлейм - I

Д А Р К Ф Л Е Й М

В душной от подземных испарений пещере, где ни один солнечный луч не тревожил её тёмное чрево с начала времён, просыпался усталый дракон. Громко рыкнув и широко раздувая ноздри, чудище перевернулось на бок и открыло глаза.

Солнце нам утро новое принесло, — без толики сомнения подумал дракон, потягивая одеревеневшие лапы. — А кости мои всё ноют и ноют.

Глубоко вздохнув, крылатое создание разогнало пещерный мрак багровым пламенем, которое тонкими шлейфами вырвалось у него прямо из ноздрей. Обитель сна и покоя дракона, что звался Даркфлеймом [Darkflame] при свете пламени оказалась просторной, с высоким потолком и широкими сводами. Но даже в таких местах крылатый ящер казался сущим исполином: крылья не расправить и не размять, во весь рост не встать, а почти все проходы были для него слишком узкими. Таким и должно быть пристанище дракона, где он только спит и ест. Уютные норки, тёплые гнёзда, высокие дома и многоярусные замки — пустые и бессмысленные слова для огнедышащих творений.

Всего три дня пролетел без отдыху, а крылья болят, как весь мир облетел, — негодовал тот, принимаясь за утренний перекус.

Перебрав звонкую кучу драгоценных камней, Даркфлейм выбрал самые крупные рубины и с хрустом отведал ими за один присест, а затем съел с десяток меньших. После чего он двинулся навстречу утренней заре.

Совсем разболелись, — небрежно погладил он плечо левого крыла. — Обленился я, растолстел, вот и ответ. Детёнышем летал я к Мёртвой Твердыне и за Великую Воду, а теперь утомился от одного жалкого полёта!

Когда извилистый путь закончился, дракон оставил своё жилище позади и вышел к широкому каменистому пригорку. Солнце поднялось всего лишь два часа назад, но припекало так, будто наступил самый разгар знойного лета. Даркфлейм сделал несколько шагов и спустился к огромному плато. От яркого света он даже не щурился, ибо глаза великих летунов прекрасно видели как днём, так и ночью.

Куда ни глянь, весь Драконий Камень окружали красно-рыжие горы, среди которых затесалось несколько вулканов, или, как их называли местные — огненных пастей. Некоторые из гор были столь высоки, что на их вершинах по-прежнему оставались белые шапки — дары бесчисленных зим. Драконы жили у их подножий в хитро выкопанных пещерах. Изнутри скалисто-горное окружение Драконьего Камня было сплошь усеяно проходами в тёмные пещеры-логова, напоминая этим осиный улей. Плато же на фоне этого гигантского кольца оставалось идеально ровным и гладким. Разумеется, подойдя ближе, удачливый путник мог бы заметить целые россыпи самых разнообразных трещин, да лавовые пруды и озёра, выдолбленные на радость малышне. Большинство жителей Этерии не верили, что подобное место появилось стараниями матушки природы, хотя и байкам о драконах-ремесленниках, возводящих горные хребты, они тоже доверяли с трудом. Совершенная крепость, надёжно укрытая от чужого взора и защищённая от нападений с земли — её хозяева даже не подозревали о собственном везении.

Даркфлейм обитал на западной стороне кольца, а его пещера находилась в горе, прозванной Ветряной. Местные обитатели подарили имена каждой возвышенности и были среди них такие, как Зубастая, Необъятная, Водная, Снежная, Острая, Плоская и многие другие в таком роде. По своей давней привычке дракон поглядел вдаль, на противоположную сторону. Там возвышалась над всем Камнем самая размашистая гора, названная Пылающей из-за близкого соседства с вулканами и целой сетью лавовых тоннелей под ней. Здесь обитала великая Матерь драконов — главенствующая особь всего Драконьего Камня и его жителей, как нынешних, так и будущих, пока её место не займёт родная дочь, избранная неповторимым Солнцем. Появление на свет новой матери являлось самым знаменательным событием в истории драконов.

Пылающая гора имела очень удобную плоскую вершину со многими выступами, на которых можно было отдыхать и наблюдать за происходящим. Как обычно, после утомительного откладывания будущего потомства, Мать безмятежно дремала, а её чешуя искрилась в лучах солнца. У своего жилища Даркфлейм видел одну её багрово-красную спину, да целые ряды острейших шипов и крепких пластин. Но и этого было достаточно, чтобы на его душе стало немного теплее.

С добрым утром, мама, — нежданно закралась нежная мысль. — Глупые привычки, — тут же рассердился он на свой разум. — Услышала бы такое от меня, сразу оторвала бы голову.

Как говорили местные, Даркфлейм совершенно не походил на свою мать. Даже цвет глаз, и тот напоминал потускневшие изумруды, которые считались в обители драконов самыми ужасными на вкус. Матерь же получила в наследство ярко-жёлтые глаза, под расцвет пламенного Солнца, как и должно тому быть среди истинных представителей её высшего рода.

Дарку совсем недавно стукнуло сто тридцать два года, что по меркам драконов и за возраст считать не принято. Он был чёрного расцвета и с золотыми полосами, которые встречались по всему телу. Среди жителей Этерии, или Неизвестности даже подростки этой расы казались большими в размерах, не говоря уж о старых воителях и, тем более, о самой Матери, но чёрный дракон не преуспел даже в этом: среди сверстников он выглядел не примечательным, разве что крылья в размахе получились внушительнее и шея длиннее. И хоть такая внешность считалась зазорной среди крупных и более наглых особей, некоторые самки, напротив, считали Даркфлейма крайне привлекательным, ведь они могли общаться с ним на равных.

От головы и до кончика хвоста чёрного дракона покрывали роговые отростки, а гладкая, прочная чешуя изумительно блистала на солнце золотом. Такой окрас, проявляющий любопытные свойства только на свету, придавал Даркфлейму небольшую, но чересчур заметную особенность, которой не было даже у Матери: будто единое Солнце благоволило светом лишь ему одному. Что-то у него появилось с рождения, а что-то он приобретал с возрастом. Когда-то давно у Дарка на макушке красовались два больших прекрасных рога, не считая более мелких, торчащих на затылке и по всей длине шеи. Нынче же правый был обломан почти до основания, а они у драконов больше не отрастали примерно с восьмидесяти лет.

Как показали жаркие события у Вечнозелёного Леса, крылатые чудища обладали крепким, естественным покровом, который не то что пробить, но даже поцарапать нелегко. По крайней мере, так считалось в былые эпохи. Чёрный дракон, подобно сородичам был весь закован в такую броню, за исключением брюха, нижней части шеи и крыльев. С женскими особями природа обошлась предусмотрительнее, укрыв их уязвимые места, да и крылья у них выдались куда жёстче. При всём этом на фоне крупных, неповоротливых братьев, самки всё равно считались хрупкими и слабыми.

В своё время Даркфлейм не отличался рассудительностью и здравым умом от большинства собратьев. Его совсем не интересовал окружающий мир со всей на удивление разнообразной живностью, ведь драконов, и особенно себя, он считал всесильными и могущественными созданиями, перед которыми должно преклоняться каждое жалкое существо, что поселилось у них под боком. Расой, порождённой из самих недр Солнца, божествами, для развлечения которых земля породила им маленьких и забавных животных. Он все годы посвящал только себе, желая стать достойнейшим потомком своей Матери, а на остальных смотрел лишь с презрением. Но однажды, волею случая, или таинственной хозяйки судьбы чёрный дракон оказался среди тех самых жалких существ. Многие бы сказали, что судьба очень коварна, ведь чёрный дракон не по своей прихоти стал зависеть от непредвиденного знакомства. «Гармония кроется в нашей уникальности, но мир таков, что ему нет причин возносить кого-то одного. И вот, каждый из нас передаёт ему особый дар в благодарность за жизнь, будь то крохотный муравей, иль здоровяк, вроде тебя. В том и есть гармония. Нам всем предначертана некая цель — суть всего нашего существования. А вы, наверное, когда-то её утратили» — слова, которые вспоминал он и по сей день после того незабываемого «заточения». Хоть взгляды стали другими, а ценности его изменились, Дарк по-прежнему оставался представителем гордого вида.

Чёрный дракон отправился к самому прелестному сокровищу Драконьего Камня, что проросло когда-то в глубинах Вечнозелёного Леса. То было Чудо-Древо — единственное растение, удостоенное чести жить среди огнедышащих гигантов и их засушливого, непомерно гнетущего места обитания. Но до него ещё предстояло дойти. И неспешные минуты ходьбы оказались весьма кстати для хороших раздумий.

Вот Дарк миновал озеро из лавы, где маленькие детёныши и подростки весело плескались, разбавляя местную тишину задорным галдежом. В былые годы драконы натаскали к нему большую груду камней, выложив из них различные подъёмы и башни, чтобы можно было нырять в лаву с высоты, как раз для той мелочи, у которой ещё крылья не выросли. Глядя на всю эту шумную ребятню, чёрный дракон представил и себя маленького: как он приходил сюда, когда никакого озера и башен не было в помине, а вместо них красовались обычные лужи с подземными тоннелями; и как он предавался безудержному веселью ничуть не меньше, чем нынешний молодняк, бродя по нескончаемым ходам. То было славное, невероятное время, о котором Даркфлейм начал понемногу забывать. Угрюмо вздохнув, дракон обошёл каменные нагромождения, и двинулся прямиком к дереву, где там его как раз дожидалась подруга.

Место, на котором поныне стояло Чудо-Древо, раньше называлось Сухой Расщелиной. Как уже говорилось, огромное плато Драконьего Камня было сплошь усеяно трещинами, но в самом центре их количество не поддавалось числу. Наиболее глубокие из них со временем превратились в целые каньоны с лавовыми реками на дне. Но с тех пор, как драконы обзавелись необычным растением, все разломы Сухой Расщелины они завалили крупными булыжниками, а поверху сделали насыпи из белоснежной гальки. Идеально гладкие каменья тщательно собирались по всем пляжам Неизвестности, что впитывали в себя воды Плачущего Моря. Драконы никогда бы не решили потратить хоть одну минуту на столь долгую возню, но сверкающее дерево покорило даже самых жестоких и суровых представителей их рода. И с тех лет Расщелина заиграла новыми красками, а Чудо-Древо пустило нерушимые корни прямо в её сердце.

Даркфлейм поглядел на невысокий холм, выложенный из гальки: на нём и возвышалось лучезарное древо, а у подножия холма столпились детёныши вместе со своей наставницей. Белая дракона, завидев любимого, нежно улыбнулась ему.

Дейерина, Солнце моей жизни, — помахал он лапой в ответ, но дракона этого уже не заметила. Она вновь обратила взор к малышам и продолжила о чём-то им рассказывать. — Упокоение в пламени… да, с твоих слов эта грустная история всегда становится такой светлой и… доброй. Пусть они принимают её за правду, так будет лучше, — Даркфлейму не хотелось прерывать свою подругу, и он стал попросту на неё глядеть издалека. То, как отрадно сверкали её глаза, и с какой искренней чистотой она улыбалась всем этим дракончикам, нельзя было сравнить ни с чем на свете. В конце концов, подруга сама подманила его, чему он уже не мог отказать.

Как и все самки драконов, за исключением Матери, Дейерина была ниже ростом, меньше в размерах, имела два тонких и загнутых назад рога, и обладала грацией, несвойственной более грубым и неуклюжим самцам. Полёт драконы не спутает ни одно живое существо Неизвестности, даже если увидит её впервые. Этерийцам крупно повезло, что те предпочитали не сражаться, а растить потомство и отдыхать, но исключения тому бывали в долгой истории огненных созданий, хоть и редко. Когда по небу летит самец, то чаще всего сие действо сопровождалось громким рычанием, беспорядочным огнём и желанием вырвать как можно больше деревьев, пролетая над лесами; самки же больше походят на соколов, и ястребов: бесшумные, точные, смертельно-красивые и чрезвычайно быстрые. Сами эти птицы нечастые гости здешних краёв, но порой и они прилетали в Этерию из дальних земель.

Дейерина вылупилась из яиц того поколения, которое по сей день считают в Драконьем Камне пустой тратой семени: детёныши получились спокойными и мягкотелыми; и они даже не хотели сражаться друг с другом за право быть лучшими среди прочих. Всех самцов из той кладки со временем изгнали на дикий континент, что скрывался на юге за Великой Водой, а некоторых самок всё-таки оставили в обители наводить порядок и воспитывать молодняк. Это непростое решение обернулось тем, что более старым матерям пришлось отдавать им свои чада, мягко говоря, с неохотой. Белая дракона же никогда не обращала внимания на столь грубое отношение к себе. Подобно своему отцу, воспитывать детёнышей она умела столь хорошо, как и учить их уму-разуму, а раз так вышло, что с науками в Драконьем Камне было совсем плохо, то у старых мамаш выбор оказался весьма невелик.

Подруга Дарки, как она сама его называла, имела кристально чистую белоснежную чешую по всему телу, словно её вылепили из снегов вечно морозного севера. А спину её украшали изящно загнутые плавники в два ряда. Ясно-жёлтые, будто два солнца глаза — истинного драконьего цвета, коими гордились все носители крови Матери. Дейерина была мудрой не по годам и смелой на зависть всем самцам. В детстве она облетела со своим отцом почти всю, так называемую животными, Этерию, в том числе бескрайние просторы севера и запада. Хоть любопытства ей было не занимать, дракона так и не согласилась отправиться навсегда за Великую Воду к дальним материкам, посчитав, что жить и умирать следует на родной земле. Она не хотела видеть соблазнов неизведанного мира, остерегалась, что с того странствия она больше не вернётся обратно домой.

— Смотрите, пламенные мои, кто к нам пришёл! — радостно воскликнула Дейерина, указывая лапой на друга. — Вы же знаете, как зовут этого большого и сильного дракона? А ну-ка поприветствуем его, как я учила! — за мягким, полным изящности голосом скрывалась глубокая печаль, что Даркфлейм почувствовал с первого взгляда.

— Здравствуй, Даркфлейм, рады тебя видеть! — хором откликнулись детёныши.

— Вот, именно так наши разумные соседи встречают друг друга, — подметила дракона. — Возможно, когда-нибудь мы станем всё делать вместе с ними, поэтому нам стоит познать их культуру на годы вперёд.

— И я рад вас видеть, — не смог сдержать улыбку Даркфлейм. — Как я погляжу, наставницу вы слушаете и это мне отрадно знать. Всё же здесь по-прежнему обитают старые драконы, коим ведомы одни древние устои. Такое обращение им может не понравиться. Запомните это, мелкие чешуйки, а то когда старцы начнут выбивать…

— Ничего они не сделают, Дарки, им нет дела до маленьких, — слегка нахмурилась та, ненадолго замолчав. — Значит, ты тоже захотел послушать историю о Древе Гармонии? Тогда я продолжу. Вы же помните, на чём я остановилась? — пересеклась она взглядом со счастливыми мордашками детворы.

— Ты рассказывала про горящий лес, — напомнил один бойкий и полноватый коричневый дракончик. — Как он, вжух, и стал огненным.

— Ага, именно на этом месте, — совершила она хитрый виток своим когтем. — Стояла жаркая засуха, а лес не мог напиться. Он иссох, и наше Солнце нанесло ему страшные раны. Мы велели своим крыльям затушить огонь, но время леса уже истекло — деревья обратились в чёрный песок. Вся лесная громада была усеяна чёрными деревьями, когда они все отправились к Солнцу за прощением и должны были вернуться. И тогда мы все полетели к чёрной земле, чтобы очистить её и встретить ушедших.

— И так вы нашли Древо Гармонии? — перебил Дейерину зелёный дракончик, что стоял рядом с её любимым. Он был костлявым и высоким, совсем не по возрасту.

— Верно, Сантирон, мы нашли его в почерневшем лесу, — добродушно кивнула она маленькому. — Древо пряталось среди умирающих братьев и сестёр, ведь когда-то оно было подобно им: с бурой чешуёй и зелёными ветвями. И все его родные отправились к Солнцу, а оно только-только сбрасывало всю черноту. Самый быстрый дракон из нашего роду, Сандрагор прикоснулся к дереву и узрел его истинное обличье! — неся молву этими словами, Дейерина поднялась на холм и погладила ствол, гранёный и сверкающий тысячью огней на солнце. — О, помнишь, Дарки, ты столько раз пытался одолеть его среди небес? А он всегда оказывался быстрее.

— Такое разве мог бы я забыть? — отрешённо рыкнул тот, соскребая когтем омертвевшую чешуйку с головы. — Ну, два раза я его почти нагнал. В следующий раз от меня он уже не уйдёт!

Дейерина и её маленькие друзья громко рассмеялись.

— Насмехайтесь, пока я добрый, но не такой он быстрый, я-то знаю, — самодовольно оскалился Даркфлейм в ответ. — Ему никогда не бросали вызова — именно в этом вся истина, а не в том, чьи крылья быстры.

Когда все успокоились, дракона уже собиралась продолжать рассказ, но один любопытный детёныш её перебил:

— А это вы подняли белое солнце на этом дереве? — высунул здоровую лапу красный дракончик, стоявший позади всех. У него была длинная шея, что помогало ему видеть всё, и большие передние лапы.

— Белое солнце? — не поняла Дейерина, принявшись внимательно рассматривать каждую ветвь. — А-а, ты спрашиваешь о ней? — коснулась она шестиконечной маленькой звезды, которая занимала почётное место прямо в центре Древа. — Такие символы у нас нарекали звёздами, которые мы видим каждую ночь в небесах. Наши предки высекали их на камнях с прямыми рожками, а Солнце с изогнутыми. О, раз я вспомнила о нашем Солнце, то посмотрите на эти ветки.

— Я гляжу, они походят на солнце, — хитро прищурился чёрный дракон.

— Даркфлейм! — разочарованно ударила подруга ногой по земле, аж галька разлетелась в стороны. После чего она тщательно всё сравняла и спустилась с холма к остальным. — Ты видишь правду, они похожи на символ нашего Солнца.

— А Древо Гармонии упало к нам с чёрного неба? — предположил красный дракончик, самый-самый маленький из всех. — Как первая мама моей последней мамы?

— Нет, ну что ты? — засмеялась Дейерина, позабыв про Дарки. — Первые драконы прилетели с нашего Солнца, а не с чёрного неба, — она заботливо погладила детёныша по голове, будто желая, чтобы он запомнил это навеки. — А белая звезда…она… — дракона с грустью посмотрела на дерево, — наверное, даже Старейший ничего не расскажет вам про неё. Я же могу поделиться с вами только этим: Древо Гармонии меняется, оно всё растёт, крепнет и не перестаёт удивлять меня. Вы заметили эти прозрачные камешки на ветвях? — указала она лапой на россыпь «листьев», которые походили на маленькие луны. — Один к одному — что два года назад, я на Древо смотрела, и ничто не взрастало на нём, а у белой звезды не прозрели ещё эти рожки, — пропела дракона, отчуждённо глядя в небеса.

— Зачем вы тогда притащили его сюда? — сложил на груди лапы тёмно-жёлтый дракончик. По его нахальному взгляду можно было уверенно сказать, что он станет безудержным драчуном. Ко всему прочему на спине детёныша уже появлялись крепкие пластины и шипы, что для такого возраста было слишком рано. — Чтобы потом съесть? Оно выглядит так вкусно, как вы ещё не куснули его?

Громко рассмеялся тот вместе с остальными ребятами.

— Очень любопытный вопрос! — не удержалась от радости и Дейерина. — Мы тоже решили, впервые увидевшись с Древом, что на нём растут вкусные камни. Не стану от вас утаивать, если бы весь лес теснился подобными деревьями, мы бы все их притащили в родную обитель. И никакие слова не передадут великую горечь, что испытали наши голодные собратья, когда узнали о вечности Древа. Ни когти, ни зубы не оставили на нём даже царапины. И тогда мы поняли, что нашли это дерево не случайно. Оно выделялось среди всего, что мы видели в мире, прямо как наш род. Оно крепко и способно жить в любых условиях, прямо как мы, драконы. Мы верили, что Древо пришло с нашего Солнца вслед за предками, а значит, мы были тесно связаны с ним! — тут белая дракона вдруг остановилась и с удивлением поглядела на скучающих ребят. Казалось, она собиралась рассказывать о Древе до самой ночи. — Что-то я увлеклась…

— Думаю, их пора отправлять по пещерам, — точно подметил Даркфлейм, на что малые кивнули.

— Ты говоришь верно, — согласилась Дейерина, — завтра нас ожидает тяжёлый день: научимся летать, а позже я покажу вам, как быстро спускаться с горы Крылатой, — хитро подмигнула она дракончикам, на что те сразу же взбодрились. — Ждите восхода Солнца!

— До восхода! — хором распрощались детёныши и разбрелись кто куда: то по пещерам, то пошли купаться в лаве, а то и вовсе отправились докучать ленивым старожилам.

Когда же драконы остались наедине, никто не промолвил и слова. Дейерина всё провожала убегающих детёнышей с печалью во взгляде, а Даркфлейм всё не мог собраться с мыслями. В конце концов, он решил подняться на холм. Галька смиренно придавливалась и осыпалась под тяжкой поступью Дарка, а шум напоминал сладостный перезвон кристаллов, только более тихий и безмятежный. Он бережно прикоснулся к стволу, и по его телу пронеслась дрожь, совершенно чуждое и непривычное ощущение для него. Чудо-Древо словно ювелир огранил из самого крупного сапфира, если такой бы создала природа, или воедино сложили из неких кристаллов. Дерево, казавшееся гладким и ровным вдали, покрывали витиеватые узоры трещинок, что скрывались на бесчисленных гранях ствола и ветвей. Чёрный дракон не выпускал Древо из лап, водя пальцами по каждому его изгибу. И тут ему, к полной растерянности, стало холодно. Создание, коему нипочём северные морозы и озёра с лавой вдруг окоченело. Но длилось это лишь несколько мгновений. Кристальное растение, став белым от прикосновения, вернуло себе привычные голубоватые цвета, а дракон вновь почувствовал себя как прежде.

— Ты чем-то взволнован? — поинтересовалась Дейерина. Она с любопытством обошла холм с иной стороны. — Выглядишь так, словно Гармония приняла тебя впервые.

— Теперь всё прошло, — с облегчённым вздохом ответил тот. — И ты права, твоя… Гармония, не забирала мой дух прежде, а я не притрагивался к Древу ни разу, — оскалился Даркфлейм в глупой ухмылке. — За все эти годы, — добавил он, терпеливо смотря на изумлённую подругу.

— И пламя вырвалось тогда бы из разломов, умей оно смеяться! Ты удивителен, мой Дарки, — фыркнула Дейерина так, что её огонь и впрямь заплясал. — Если б я ведала о тебе немного, тут сгорела бы вся долина! Мы столько раз приходили к нему, а ты ни разу? Как я могла это упустить?

— Я… боялся, что оно расколется.

— Твоя пещера обвалилась, и камни рухнули тебе на голову? — нахмурилась она, приглядываясь ко лбу. — Ты забыл, что о Древо зубы с когтями обломаешь?

— Это всё мои дрёмы, — встряхнул крыльями Даркфлейм. — При чёрном небе я узрел, как Древо на куски разбилось. И всё из-за меня то бедствие свершилось, — пропел он на манер подруги.

— И стало мне понятно всё тогда, — за любимым закончила песнь дракона. — Это Завистливая Луна омрачает твои мысли, — и бережно взяла его за лапу, прошептав. — Не слушай её голос, она всегда лукавит.

— Я знаю это, и никогда не слушаю Луну, — крепко сжал он пальцы, будто страшась упустить Дейерину. — Но я прикоснулся к Древу, и оно побледнело. Ты же видела?

Тут самка заметно расслабилась и успокоилась.

— Страх лишь видится нам, — дракона с облегченьем дыхнула огнём. — Древо Гармонии меняется, потому что живое.

— Но… — тут Даркфлейм хотел было вспомнить о холоде, только передумал, — пускай будет по-твоему. Ты сегодня назвала его Древом Гармонии, почему?

— Оно твоё ведь — слово гармония, а с ним я Древо нарекла красиво, мой Златоносец, — нежно погладила она Дарки по щеке. Но тут самка огляделась по сторонам и перешла на шёпот. — Ты никогда не возвращался туда после Сожжения?

— Нет, и ты знаешь, что на Сожжении меня не было, — с недоумевающим взглядом уставился он на подругу.

— Зато помнишь ты, каким прекрасным был Загадочный Лес, когда в нём жили рогатые скакуны, — говорила Дейерина всё тише и тише. — Из чёрной земли вырос новый лес, только стал он тёмным и мерзким. Я не видела в нём птиц, не видела животных. Он будто заснул, или… так и не вернулся с нашего Солнца обратно.

— Ты правду говоришь? — удивился Даркфлейм. — Меня забавляет, что лес мог вырасти снова. Матерь наша выжгла всё, что могло гореть. И делала она это снова и снова, и снова, пока её разум не успокоился. Жизни в том лесу не будет ещё сотни лет, если не больше.

— А она там появилась, — настойчиво топнула дракона ногой. — Я думаю, мы напрасно посадили Древо у нас, — и припала она к вздымающейся земле, словно решив её утешить. — Я думаю, мой отец сглупил…

— О чём ты шепчешь мне? Он слишком, как бы ты сказала… учёный, чтобы ошибиться.

— Я знаю, но только вдумайся в мои слова, — прервала она Дарки, — может, Древо не связано с нами вовсе? Что если это дерево — Мать леса, ушедшего к Солнцу? Она хотела вырастить его из чёрной земли, но мы забрали её прежде.

— Тебе стоит поплескаться в нашем озере, — оскалив зубы в ухмылке, склонил голову Златоносец. — Приглядись к нему, Древо Гармонии на дерево с бурой чешуёй-то не похоже. Где ты ещё могла узреть великолепие кристальных древ?

— Именно об этом я раздумывала и хотела тебе поведать! — воскликнув и описав дугу своим длинным хвостом, она встала с земли. — Наше Древо — едино в своей красоте, подобно нашей Матери.

— Да, но наша Матерь снесла Яйцо Знамения, и теперь их стало две. А когда-то Праматерь высидела яйцо с нашей Матерью, — возразил Даркфлейм. — Едиными в красоте они не были. А Древо мы нашли одно.

— Неизвестность — щедрая матерь всякого леса, и долгие года подрастали её дети. А значит, в каждом из них есть особое в своём единстве Древо Гармонии, — продолжала толковать Дейерина. — Ты поддерживал меня всегда, так позволь мне просить тебя вновь, — неожиданно смягчилась она. — О чём бы ты сейчас не размышлял, но поговори с Матерью, пусть она позволит нам вернуть Его домой.

Чёрный дракон не мог отвести взгляда от неё: много времени утекло с тех пор, когда она смотрела на него с такой надеждой.

— Мне трудно поверить в эти… дивные связи между живыми деревьями и каменными, но в глубине сущности своей я понимаю, так будет лучше. Мало того, что мы сожгли этот неповинный Лес, так ещё вырвали его сердце и забрали с собой, — с грустью поглядел он на Древо. — Я поговорю с Ней, верь мне.

— Это великолепно, мой Златоносец, — на радостях она прижалась шершавым носом к его щеке, а затем поцеловала его. — Я уже чувствую, как мать Неизвестность пылает от счастья. Надеюсь только, чтоб наша Матерь не прогневалась.

— Даже я не могу представить, что Она может сказать на твоё желание, — безнадёжно прошептал тот.

— Не темни этот миг, освещённый нашим Солнцем, ты найдёшь верные слова! Я была тебе хорошей наставницей, — поддержала его дракона.

Они стояли у холма и глядели куда-то в небо. Ни одному из них не хотелось уходить. В крепких объятиях и пламенной любви драконы чувствовали себя единым целым, подобно тем каменным деревьям, что скрывались в иных лесах. Весь мир, Драконий Камень, даже Чудо-Древо на толику секунды будто перестали существовать, утеряв свою важность. Крылья Даркфлейма теперь не болели, и он готов был облететь хоть всю планету, или даже унестись к чёрному небу прямиком на Солнце. Но вот, изящная лапка Дейерины содрогнулась. Затем шевельнулся её хвост, и дракона снежного расцвета обвила его вокруг ноги Дарки.

— Мне пора лететь, — облизнув щеку любимого, шепнула она.

И крепчайшая связь оборвалась, только успел навсегда остаться в памяти её сладостный шёпот, а боль Даркфлейма вернулась обратно. Дракон ничего не сказал в ответ, его разум окутали сомнения. Но стоило Дейерине расправить лучезарные крылья, как туман перед глазами развеялся и последние слова пришли сами собой.

— Тебе не стоит учить детёнышей чужим приметам, — на что та сразу же удивлённо обернулась. — Да, я когда-то жил с теми созданиями, и многое понял, но перечить нашим древним традициям мы не вправе. Если их матери узнают, нас обоих ждёт страшное наказание и тяжким бременем оно ляжет на весь наш великий род.

На последнем слове дракона игриво оскалила зубки.

— Я не учила их, Дарки, я знаю, что нельзя, — тут же отвернулась та смущённо. — Я восхищалась тобой, и тем преображением, которым одарила встреча с ними. Мы все могли бы стать такими, но огненные сущности внутри не позволят этому свершиться. Я знаю, настанет время, и буря изнутри пожрёт нас. Я давно слышу её зов, и я хочу тебя, но не готова я терять себя…

На том Дейерина едва слышно взмахнула крыльями и устремилась к южным горам. Чёрный дракон, изумившись речам подруги, считал, что она полетела к одной из близких матерей, чтоб помогать высиживать ей яйца, либо наставлять других детёнышей. Её делами Златоносец интересовался редко. Проводив любимую очарованным и в тот же миг умиротворённым взглядом, Даркфлейм взлетел и направился к Матери, по ходу сочиняя верные слова для разговора о Древе. Так, как учила его белоснежная дракона.

---

Жизнь в Драконьем Камне, тем временем, шла своим неторопливым чередом: из многих пещер вылезали сонные огнедышащие жители, коим вставать с восходом солнца было в тягость. С восточных гор совершали опасные прыжки неугомонные подростки, расправляя крылья то у самой земли, то паря затем брюхом к небу. А к озеру тяжко плелись два старых дракона. Ещё немного и они разгонят всю ребятню, а сами усядутся у берега и начнут болтать о камнях, о солнце и небе, о том, какие молодые драконы глупые, а матери слишком ленивы.

Повернувшись в другую сторону, Даркфлейм заметил ещё одну пару драконов, уже куда моложе. Они выбрались из большой пещеры один за другим, а затем полетели куда-то вдаль: кто на север, кто на запад, хотя казалось до этого, что они были неразлучны. Иногда такие скитальцы возвращались с любопытными находками и показывали их Матери, а если что-то ей не нравилось, то дары отдавали в пучины Великой Воды. Знали бы жители Неизвестности сколько добра хранили в себе морские глубины, и сколько зазря сгинуло во времени, отбоя им не было бы тогда на южных берегах.

Ложе Матери всё росло, приближалось и Дарки начал клониться к земле, едва он завидел красную дракону, что мирно дремала на огромном выступе. Но тут его зоркий глаз приметил одного давнего знакомого, совсем недалеко от Пылающей. Желая оттянуть скорый и неизбежный разговор с Матерью, Даркфлейм решил поприветствовать собрата. Тот часто болтал Златоносцу о том, что навеки оставит Драконий Камень и отправится в южные земли вслед за мудрейшим представителем их расы, у коего имя — Панамеракс. Говорил-говорил, да всё не улетел дальше берегов. По крайней мере, до нынешних дней.

Не верю глазам, ты всё же решился? — раскрыл он пасть в ехидной ухмылке. — А кто эти двое, Агредарион? Боишься лететь в одиночестве?

Втроём драконы копошились у больших куч драгоценных камней и крепких сетей, что были связаны из нескольких слоёв отмершей кожи молодняка. Такую удобную возможность для переноски вещей придумали матери, живущие с многочисленным потомством. У всех детёнышей с наступлением подросткового возраста начинается линька, а старую чешую обычно скидывали в жерла вулканов. До тех пор, пока самки не нашли ей лучшее применение. Чтобы всё крепко держалось, матери летали к восточному лесу и отрывали с местных деревьев их гибкие ветви для привязи. Дитя Неизвестности приютило в свои рощи давних поборников Лесного Короля и врагов драконов — огненных птиц-фениксов. Самцы, насмехаясь над глупым и, по их мнению, пустым занятием этих самок, со временем тоже начали пользоваться сетями, дабы уберечь своё добро при случае.

Дарк не раз отправлялся с Агредарионом в паре за Великую Воду, следуя зову новых земель. Несмотря на властвование над огромными просторами Драконьего Камня, многие крылатые создания по-прежнему желали отыскать такое место, в котором горы и пещеры ломились бы от аппетитных драгоценностей.

Была давняя пора, когда драконы попали в густой туман, что скрывал незнакомые дали своею завесой. И то случилось у берегов Неизвестности, как раз по возвращению с очередного полёта из южной стороны. Давние приятели долго не могли отыскать искомый путь. Тогда Златоносец надумал разделиться и принялся лететь ниже, Агредарион же изредка откликался ему на большей высоте. Даркфлейм, вскоре потеряв товарища, едва не в последнюю секунду заметил скалистый утёс, возникший из непроглядной мглы. Чёрный дракон отреагировал быстро, миновав каменное остриё. Но высокая башня на её вершине уже застала его врасплох. Он, исступлённый собственным величием перед жалкими творениями природы, со всей силы ударился о древние стены чуждого строения. Жестокая боль пронзила его правое крыло, в то время как нерушимые камни едва пошатнулись. Лёжа с переломанными костями, Дарк стал ждать смерти, ибо без крыльев его ждала бы куда мучительней участь от когтей Матери, или других самцов. Те времена и по сей день оставались у чёрного дракона самыми яркими воспоминаниями среди многих десятилетий его жизни.

Спустя месяцы Агредарион, как ни в чём не бывало, нашёл себе новых друзей и продолжил летать к южным островам. Он даже стал одним из первых, кто строил новое драконье поселение на Зелёных Вершинах — материке, что скрывался в далях Великой Воды на юге от Неизвестности.

Даркфлейма же встретила пара говорящих животных. Они, хоть и путём титанических усилий, но всё же помогли ему в беде, недостойной истинного представителя драконов. Эти добрые создания жили рядом с башней, которая одолела могучего зверя, на обширном участке земли, где они хозяйничали и возделывали его. Прошли месяцы и кости срослись, а прежний друг был надолго забыт.

— Глядите-ка, кто к нам прилетел! — дракон изумрудного цвета с массивными лапами и большими крыльями поднял трёхрогую голову с кривой ухмылкой на обезображенной шрамами морде. Некоторые зубы — очевидно, кто-то их ему выбил — едва выползали из десны на замену прежних. В подростковые годы Агредарион с Даркфлеймом походили на родных братьев, вылупившихся в одной кладке, но Агред, в отличие от Дарка, всё же был хитрее и сильнее. А со временем он ещё успел заметно подрасти и перегнать друга.

Чёрный дракон приземлился рядом со своим бывшим приятелем.

— Даркфлейм, это ведь твоя морда? Вы, чёрные, все похожи друг на друга, — тот принялся внимательно осматривать Дарки, а затем с оскаленным, нелепо вывернутым ртом обхватил того за шею. — Да вижу-вижу, обломанный рог и угрюмая рожа — это точно ты! Как забавно тебя видеть опять! И возвысит Солнце нас, — поприветствовал Агред по старой драконьей традиции.

— А свет его крылья озарит, — закончил приветствие Златоносец. — Мы вот только похожи, но вас, зелёных, отличить совсем непросто, — улыбнулся в ответ Даркфлейм, заодно постучав другу по крепкому, обросшему пластинами в несколько слоёв плечу. — Я тоже бы сказал, что рад тебя видеть, но… этого ты от меня не услышишь.

Поначалу Агредарион недоумённо прищурился, но затем разнёс по окрестностям свой громкий хохот:

— Ты странно языком чешешь, — искоса поглядел тот на Дарка, удивляясь его речи. — А-а, ты всё гаркаешь на меня по своей же вине? Какой ты забавный, сколько лет прошло с того дня-то? Дай угадаю… очень много?! — сбросил он лапу Даркфлейма с плеча. — И всё? Ты не приходил ко мне из-за этой мелочи? А я всё перебирал в черепушке: когда я увёл твою самку?

— На самку без тяжких побоев надейся лишь в видениях Завистливой Луны, — ехидно оскалился чёрный дракон. Агредарион, услышав такое, насмешливо изрыгнул пламенем, чуть не задев приятеля. — Ты сам знаешь, отчего я с тобой не разговаривал, но всё давно позабыто.

Златоносец мельком осмотрел друзей Агреда, которые, словно не замечали нового самца, так увлечённо собирали они припасы. Хотя дракона сапфирового расцвета с красными глазами принялась изредка поглядывать на него, правда, сразу отводя взор к драгоценностям. Что любопытно, отличалась от местных самок она разительно.

— Давно позабыто? Тогда чего встретился со мной теперь? — Агредарион до этого, едва сдерживая гнев, драл землю когтями, а тут вдруг решил полюбопытствовать.

Немного задумавшись, Даркфлейм только грозно сжал лапу и выдал ему:

— Потому что твоя черепушка пуста, с тобой не о чем говорить и от тебя несёт какой-то вонью! Где тебя ветер носил? Что это такое?

Агред, стиснув зубы, долго не сводил горящего взгляда от приятеля. Даже приятели его прекратили копошиться с камнями и тоже приняли участие в игре «кто кого переглядит». Чёрный дракон склонился к земле, выставив когти на изготовку к бою, в то же время, отступая для более удобной ему атаки. Но Агредарион только залился диким смехом и крепко обхватил Дарки за шею.

— Ха-ха-ха, да ты совсем не изменился, Дарк! Всегда чешешь то, о чём думаешь! — Чего ты показываешь мне такие хмурые рожи тогда?

— У меня всегда такая рожа, ты просто забыл, — ответил тот равнодушным тоном. — Так чем это несёт от тебя?

— А-а, всё тебе расскажи… — выпустил он Даркфлейма из дюжей хватки. — Это новое лакомство с южных земель. Самое главное, изжарить его в огне и получится вкусней любых камней.

— Южные земли? — повторил чёрный дракон, будто удивившись. — Выходит, понравилось тебе там? И ты решился улететь с Камня в этот ясный день?

— Тебе понравилось бы тоже, старина, — развёл Агред лапами в счастливом предвкушении, взмахнув огромными крыльями. — Там всё зелёное, а деревья похожи… ну, на деревья, только под наш размер! Не та мелкая трава, которую здесь все кличут лесами, а настоящие деревья. А ещё эта, как её там зовут копытные травоеды? А да, красота! Да что я всё чешу свой язык? Лети с нами! — зелёный дракон раздражённо пыхнул огнём, явно не любя долгие и обдуманные речи. — Сам всё увидишь! Эй, Спирион, ты слыхал о Даркфлейме? Иди сюда!

Приземистый, на вид очень сильный дракон жёлто-красного расцвета с неохотой оставил поклажу и притопал к другу. Ноги у него были крепки, широки — такими любому голову снести без труда. Правда он не имел никаких рогов, шипов и даже когтей. Медленный, неповоротливый, будто его изваяли из скалы и водрузили на спину крылья, он встал напротив Златоносца и, не спеша, оглядел его: с ног до головы, за исключением брюха, разумеется, тело Спириона покрывали большие пластины; а взгляд оранжевых глаз не выражал никаких эмоций. Дракон оказался спокойным, таким, кто ни о чём лишнем не думает. Сторонний легко бы принял его за старца из-за многочисленных шрамов на спине и осыпающимся чешуйкам, но Даркфлейм знал, что тому едва ли больше лет, чем ему самому.

— Солнце нас возвысит, Спирион, — Дарки вытянул правую лапу для приветствия.

— А свет его крылья озарит, — ответил тот громко и горделиво, нехило так сжав Златоносцу лапу. — Я Крепыш Спирион и я помню тебя, Даркфлейм, — продолжил он, — ты собирал тех сгинувших рогатых тварей и бросал их в Великую Воду. Скажи мне, кто тебя заставил это делать? Кто посмел так очернить твоё имя? Скажи только и я разорву его до костей!

— Никто меня не заставлял, я сам решил, — не раздумывая ни секунды, ответил чёрный дракон. — Говорят, они сражались достойно, а достойных мы оставляем рядом с падшими братьями.

Спирион лишь разочарованно засопел.

— Правильно учил меня отец, вы — пустая трата семени. Не было тебя на их земле, не видел ты их наглости, а мой отец видел. Он их жёг, топтал и рвал на части, — грозился тот кулаком, размером с булыжник, в небо. — Они унизили нашу великую расу и обратились за это в чёрный песок!

— Не все они заслужили смерть в огне, — возразил Даркфлейм. — Среди них были самки и детёныши, Матерь могла их отпустить.

— Да ни за что, самок надо было рвать первыми! Зачем отпускать? Чтоб они окрепли и пошли биться снова? Чтоб наплодили воинов? Наша Матерь знала об этом и сожгла их. Напрасно ты отдал их на упокой Великой Воде, лучше бы оставил их на съедение чёрной земле.

— Эй, вы, двое, хватит чесать языками о рогатом скоте! — расхохотался Агредарион, до этого держась в стороне и затачивая когти зубами. — Сдохли, так сдохли, значит, сами хотели сдохнуть. Зачем о них вспоминать? Р-р-рар, какая жалость, что меня не было в лесу, они, наверное, получились вкусными! — добавил он, призадумавшись.

— Вкусными? — удивился Дарки.

— Очень вкусными, — облизываясь, добавил Агред. А после он повернулся в сторону драконы, — Акварида, а ты чего роешься? Не хочешь понюхать моего давнего сородича? У тебя всё равно камней мало, я бы и то быстрее их собрал.

Та, в свою очередь, бросила в Агредариона обычный камень, угодив им по лбу. Изумрудный дракон лишь оскалился в ухмылке.

— Её зовут Акваридой? — непонимающе переспросил Даркфлейм.

— Ага, — перешёл дракон на шёпот, — её так прозвала мать, когда она упала в Великую Воду. Акварида не хотела летать…

— Хватит обо мне трепаться! — злобно оскалилась та, чтобы затем хитро улыбнуться Дарки. — Даркфлейм, хочешь, я расскажу, как Агред попал…

— Нет! — ошалело рыкнул изумрудный дракон. — Всё-всё, довольно! Я затыкаюсь, ухожу к Спириону, и никто не чешет про мои глупости, — двинул он за своей, уже связанной поклажей.

Акварида, помимо своей необычайно прелестной, успокаивающей окраски цвета морской волны, переходящей в оранжевый цвет на ногах и спине, имела также фиолетовые гребни за ушами и внушительный слоистый ворот из роговых пластин. Как заметил Даркфлейм вблизи, её любопытно выглядящее тело навострилось множеством колющих и режущих отростков: длинный конец хвоста, похожий на лезвие, шипы на локтях и шпоры на голенях — оказались лишь их малой частью, когда остальные скрывались под костяными пластинами на спине. На вид ей было же не больше пятидесяти.

Проводив глазами Агредариона, дракона насмешливо покачала головой и снова обратила взор на Златоносца, а затем она прижалась к земле и медленно-медленно подползла к нему. Старательно принюхиваясь, дракона провела своим длинным носом в нескольких сантиметрах от морды Дарка.

— Твоя самка, — прошептала она, с наслаждением вдыхая смесь из нескольких чуждых ей запахов, — очень сильна, как ты себе даже не представишь. Чем-то походит на вашу Матерь, — раскрыла Акварида большие глаза, впившись ими прямо в Даркфлейма.

— Ты неверно учуяла, — посторонился от неё Дарк, — ведь я выбрал Дейерину потому, что она совсем не похожа на Матерь.

Дракона лишь оскалилась в усмешке и молча облизала свои ноздри, чтобы сбить чужой запах. Чёрный дракон же, сбитый с толку из-за того, что было сказано, решил не мешкать более и поприветствовать её по старой традиции

— Солнце возвысит нас, Ак…

— Нет-нет-нет, я не буду это говорить, — возмутилась Акварида, подняв левую лапу и два раза сжав её в кулак, — здраво, Даркфлейм! Вот, намного проще.

— Что? Здраво? — засмеялся дракон. — Ладно, мне надо сделать так? — он поднял правую лапу.

— Нет-нет, — поправила она того, — мы здравуем только этой лапой, — указала она на левую.

А я считал их приветствия дикими, — припомнил Дарки своих неожиданных друзей у башни.

— Здраво, Акварида, — теперь дракон сделал всё правильно. — Панамеракс придумал это? — на что самка кивнула. — Да-а, он всегда был чудным. Как он… здравует? Уже захватил южные земли, как он хотел? А хорошо ли светит наше Солнце там, вдали?

— Полетели с нами, сам всё узнаешь, — бережливо погладила она свои рога. — На юге много чего интересного, ты жалеть не будешь.

Даркфлейм склонил голову и призадумался. Ему на самом деле хотелось оставить Драконий Камень и отправиться со всей компанией к бескрайним далёким просторам в ту же минуту. Он давно не виделся с Панамераксом и год уже как шестидесятый не летал за пределы Этерии. Дарк в компании с Агредом попрощался с мудрым драконом на большом острове, где тот хотел изучить повадки местного зверья и поглядеть на невиданные ранее деревья.

Как он того желал, всё равно долетел к новой земле. Мне бы его упорство… — отрадно вспоминал Златоносец о громогласных речах Панамеракса, из-за которых его даже Матерь высмеяла. — Дейерина бы согласилась, она ведь просила встречу с отцом, но храбрости ей не хватило улететь по извилистым тропам Великой Воды. Теперь-то мы выросли.

Но стоило Даркфлейму лишь взглянуть на своё правое крыло, как ответ не заставил себя долго ждать:

— Я нужен пока ещё здесь. Но длиться это не будет вечно и меня на Драконьем Камне ничто более не удержит.

— А слов как много… — показательно высунула она язык. — Раз не хочешь, тащить за собой не стану, — махнула дракона на того лапой. — Бывай тогда, — и только она решила уйти. — Нет, стой, я же любопытная, а ты мне не ответил. Тебе нравится моё имя?

Даркфлейм уж думал, что всё закончилось, но не тут-то было. История о ней из смердящих уст Агредариона лишь её разозлила, но, в конце концов, дракон сказал то, о чём помыслил, едва услышав это имя:

— Мне нравится, имя Акварида, я такого никогда не слышал прежде. Как ты его получила? — загодя подготовился он к бою. — Оно вроде значит… воду? Я слышал, как наши далёкие предки называли Великую Воду Аквосом.

— Ты меня обрадовал, — улыбнулась дракона всей пастью, да так, что видно было несколько расколотых зубов в последних рядах, — а то я бы расцарапала всю твою морду.

— С такими когтями моя морда не решилась бы знаться, — украдкой кивнул Дарк на длинные, продолговатые лапы самки. — Отчего ты набросилась на Агреда тогда?

— Всё просто, это моя история, ни у кого из драконов такой истории нет. И говорить о ней могу только я, — бережно и с любовью погладила она свои острые когти. — Когда моя мать учила меня летать, тогда меня так и прозвала. Я была та-а-кой бесполезной и глупой, как пустое яйцо. Всё доходило до меня тяжко. Когда все мои друзья летали, я только научилась махать одним крылом. Долго же терпеть моя мать не хотела — даже собиралась откусить мне голову и высидеть новое яйцо.

— А я думал, у меня с матерью не вышло, — удивился Даркфлейм.

— Ты знаешь, мне совсем не хотелось, чтоб моё тело дёргалось, извивалось и обливало всё кровью…

— Сколько тебе лет было тогда? — взволновался Златоносец.

— Знала, что поверишь! — воскликнула она со смехом. — Нет, тогда я просто не хотела подыхать, ведь моих братьев она так и сожрала. И вот однажды она швырнула меня с Водной, чтобы кости раздробились. А я взяла и полетела!

— Выходит, она назвала тебя в честь горы?

— Не-е-т, — у меня заболели крылья, и я грохнулась в Великую Воду. Там наглоталась этой мерзости, утопилась, а проснулась в нашей пещере через два семидня, — говорила и говорила она, не прекращая улыбаться. — Всё у меня внутри страшно болело, а через годы я узнала, что больше не смогу изрыгать огонь. Никогда-никогда.

— Я не верю, — повертел головой Дарки, — я много раз плавал в воде и даже пил её.

— И сколько тебе было лет в первый раз? — хмыкнула та, сладостно предвкушая.

— Сорок три, как вылупился я.

— Вот, а я грохнулась, когда мелкой была! Смотри! — Акварида глубоко вдохнула, затем разинула глотку, намереваясь опалить всё вокруг. Но ничего не произошло, она всего-то забрызгала слюнями иссохшую землю и лапы Даркфлейма. — Нет огня — не будет огня.

— Акварида, я… верю, что всё…

— Нет, не веришь, — перебила та. — Теперь бывай, Даркфлейм. А то Агред тебя заждался.

Чёрный дракон настолько увлёкся рассказом драконы, что не заметил, как остальные давно собрали всю поклажу и попросту наблюдали за ними обоими, лёжа на брюхе.

— Постой, — окликнул Дарки самку, — как тебя называли с рождения?

— Красноглазкой, — засмеялась она.

— Надо было тебе остаться Красноглазкой, — съязвил Агред. — Всё, довольно трепаться, улетайте без меня. А я взгляну на этот пыльный камень в последний раз.

---

На Драконьем Камне тем временем настал жаркий полдень. За все часы не пролетала ни одна туча, хотя ничего удивительного, пегасы редко пускают дождевые облака в южные земли. Но зато дожди наведались к Вечнодикому Лесу, над которым громоздилась нынче тёмная водяная стена. Мрачная гуща неспешно добиралась прямо из Айронклада.

Друзья Агредариона уже собрались и отправились на юг, а сам он решил малость задержаться. Чёрный дракон прощался со своими новыми знакомыми недолго, веря, что скоро увидит их вновь. А несмолкающая болтовня Агреда о чудесах неизведанной земли ещё сильнее раззадоривала интересы Златоносца.

— Видел бы ты этих тварей, Дарк, что они только не выделывают ради выживания! — продолжал толковать изумрудный дракон с неподдельным азартом. — Я наконец-то додумал, чего Панамеракс там остался: вся живность там всегда мельтешит, бегает, прыгает. Какой-то зверь хочет отдышаться — а его уже другие жрут!

— Жрут? — поинтересовался Даркфлейм, начиная понимать, о чём ему недоговаривал Агред. — Ты говоришь, они едят друг друга?

— Врать бы не стал, — сплюнул тот огнём о ближайший камень. — Они совсем не похожи на здешний копытный, рогатый, мохнатый, пернатый зверинец, — добавил тот, оскалив страшные зубы в ухмылке. — Панамеракс жизни больше не ведал с этими тварями, да так, что поделил их, — вдруг задумчиво поглядел он на свои лапы. — Как там было… а, на хитрецов и едоков!

— Хитрецы? Это разве не похоже на слова пони?

— Может и так, тебе лучше знать, — покачал головой Агредарион, — я нечасто бывал в Неизвестности, не слушал я этих мельтешащих под ногами рогатых, крылатых и прочих, гхар! — дракон снова изрыгнул огнём в омерзении.

А Даркфлейм лишь рассмеялся.

— Они интереснее, чем кажутся, понаблюдай как-нибудь.

— Не-е-е, они всё время спешат куда-то, складывают жилища в горах и на воде…

— А говоришь, мне лучше знать. Где ты жилища у них на горе видел?

— Да там… помнишь ту западную высь у леса?

— Туманные-то?

— Ага, там крылатые наставили домов со стенами. Вот сдует ветром, мы и посмеёмся! Эх, я всё ждал, ждал, когда это случится, но не дождался. Ты потом расскажешь мне, понял?

— Конечно, только сам над ними посмеюсь, — похлопал Златоносец друга по шершавой спине. — Ты чего-то отвлёкся, не хочешь улетать теперь?

— Улететь-то я улечу, но из-за тебя придётся гнаться за теми двумя, — невесело улыбнулся тот. — Думал, уговорю тебя, пока здесь ходим, а ты как упёртая самка, — после чего дракон ненадолго предался угрюмым раздумьям.

— Агредарион?

— Вовремя мы с тобой столкнулись, брат по кладке. Поспал бы ты на пару часов больше, или улетел куда-нибудь и всё… — выдохнул он жарким огнём, — никогда бы не увиделись снова.

— Д-а-а, и прожили бы дни нашего Солнца как обычно, — печально добавил дракон. — Пони зовут такие встречи судьбой. Всё прописано задолго до нас, или что-то вроде того, а мы лишь идём на её голос. Я хотел сказать, — заметил тот недоумевающую морду приятеля, — что мы должны были встретиться именно в этот день.

— Ну и словцо, язык весь перекрутился у меня, — нахмурился Агред. — Прекращай глядеть на этих копытных, не трать времени. Эх, пустить бы сюда одного едока, и подохли бы твои пони со своей глупой су-дь-бой!

— Я бы взглянул на такое, — протяжно зевнул Даркфлейм. — Ты ведь не знаешь, может они хитрецы лучше этих ваших с юга?

— Не-е-а, — резко махнул лапой тот, как отрезал, — со своей разноцветной шкурой они подохли бы в первый же день. На Зелёной Земле хитрецы прячутся, закапываются, притворяются едоками. Ну, делают всё, что могут. Ты бы их видел! Я их там зауважал даже! — Агред хитро прищурился.

— Выходит, на юге одни жрут других и больше ничего не делают? — задумался Дарки. — И если вся земля покрыта деревьями…

— Ты не поймёшь, Дарк, — перебил того изумрудный дракон. — Как говаривал Панамеракс, они следуют своим…это… ин-стин-ктам. Вот как тебе, глупому, объяснить-то? — понурил «кипящую» голову Агредарион. — Смотри, у едоков острые зубы, быстрые ноги и хорошие глаза, вот они бегают и грызут слабых.

— Хороша у них жизнь…

— И я одним утром задумался, держа в когтях одного едока, — продолжил Агред. — Может, в Неизвестности мы вместо едоков? Тебе никогда не хотелось отведать кого-нибудь из мелких копытных? Целые стада их бегают!

— Нет желания, мне камней хватает, — замешкавшись, ответил Даркфлейм.

— А не надоело тебе их грызть? После мягких, сочных, прожаренных едоков я теперь видеть не могу эти невкусные камни! Видал, как я мало их взял?

— Надоело, но я бы не хотел связываться с теми, кто бросил вызов самому Естеству! Рога у них не такие, как у нас. Не боишься таких жрать?

— Что это я слышу? Да у кого-то поджилки трясутся! — громко расхохотался Агред. — Чего ты их жалеешь? — фыркнул он с презрением. — Ты стал таким мягкотелым из-за своей самки?

— Мы так славно трепали языком, не погань всё напоследок, — предостерёг друга чёрный дракон. — Ты не трусость мою слышишь, я, в отличие от тебя, знаю, чего стоит бояться, а чего нет. Тебе не мешало бы думать, а не нестись вперёд! Если бы не ты… — хотел было поорать он во всю глотку.

Тогда я бы не изменился, остался бы тем, кем был всегда, — закралась очень важная для Даркфлейма мысль. Дракон понял, что выбери он свой путь, то никогда бы не встретился с ними.

— Да что я-то? — Агредарион с надменным оскалом уставился на приятеля. Тот, в свою очередь, тоже впился пылающим взором в собрата. — Это ТЕБЕ, не позорно ли спариваться с ней? Мы бы сожгли рогатых выродков со всеми остальными, Неизвестность стала бы нашей!

— Я тебя услышал, Агред, — похолодел Дарк, безразлично посмотрев на жаркое солнце. — Теперь я вижу, зачем ты хочешь улететь. Дейерина сделала то, чего мы все остерегались, а ты разеваешь на неё свою уродливую пасть.

Агредарион был упёртым и прямолинейным драконом с малых лет, ничто в Неизвестности не могло изменить в нём этого. Слова Даркфлейма будто пронеслись мимо его ушей, о чём говорила его самодовольная, зубастая морда.

— Я знал, что ты не забыл, — ехидно оскалился тот, чувствуя сладкое торжество. — Ты всё помнишь старую обиду за то, что я тебя бросил! А я оставил тебя гнить, потому что ты был ничтожен. Ты сломал крыло о ту башню? Не разнёс её, как мне трепался, это она разнесла тебя!

— Оставь меня, Агред в покое и не возвращайся, — процедил Даркфлейм, отвернувшись от него. — Я не хочу видеть нас обоих под нашим Солнцем.

И сразу же последовал едкий смех. Но изумрудный дракон не стал тянуть время, он расправил крылья и взлетел, подняв столбы пыли и оранжевого песка.

— Ты так слаб, мой брат. Жалость к низшим тебя погубит. — Призадумавшись над чем-то, он заговорил вновь. — Я не буду тебя ждать, но если ты прилетишь, я тебя встречу и разорву твою морду.

— Шрамов я тебе мно-о-ого наделаю, — бросил Даркфлейм хитрый взгляд, а затем жаркое пламя низверглось из его глотки, затмив собою даже солнце.

Агред, радостно взмахнув хвостом, принял вызов с улыбкой и тоже озарил небеса пламенем.

Дарк отвернулся и больше на него не смотрел, лишь чёрная тень мелькнула над его головой. За время разговора Златоносец даже не обратил внимания, сколь много прошли они вдвоём по Драконьему Камню. Так далеко ушли, что Пылающая и вулканы остались на другой стороне обители. Нынче Даркфлейм окидывал зоркими глазами северную часть кольца, где в основном жили постаревшие драконы, либо измождённые и бесполезные самцы Матери, на место которых нашлись более сильные и умелые. На всём Камне это было самое тихое место: живущие здесь по обыкновению только спали и ели, а весь молодняк плодился и резвился только у южных гор.

Отвлекаясь от Агредариона и его последних слов, Дарки, наконец, задумался о том, на что он раньше никогда не обращал внимания до самой встречи с приятелем:

Какая сила дана этим рогатым созданиям, чтобы вредить самому Естеству? Может, Агред правдив, и Дейерина впустую спасла их от гибели? — на маленьких, но многочисленных обитателей Неизвестности дракон ни разу не смотрел в подобном ключе. Он никогда не воспринимал их серьёзной угрозой для своей расы, и уж тем более всего Естества. Но многое переменилось, когда единороги вторглись в многовековой природный цикл. — Их одарили такой силой, а они использовали её во вред. Как нам с ними бороться, если они затмят наше Солнце? И хватит ли нам сил? А может, Дейерина в тот день спасала не их, а нас?

Кое-как отринув дурные мысли, дракон вспомнил о просьбе любимой. Он в ту же минуту приметил каменное ложе Матери на горе Пылающей и расправил большие крылья. А та по-прежнему лежала на том самом месте, что и утром, разве только перевернулась на другой бок. В этот раз солнце озаряло её истерзанное стародавними ранами и необузданными самцами брюхо.

Прилетев к горе, Даркфлейм едва слышно опустился на неприметную каменистую тропу, чтобы невзначай не разбудить красную дракону.

Матерь, как и следует главенствующей особе, была крупнее любого ныне живущего дракона. Очень редкие особи достигали подобных ей размеров, да и те давным-давно сгинули, или пустились в дальние странствия. Дарки медленно взбирался в гору по неспокойной тропе, подбирая на ходу важные слова для предстоящего разговора. И вот он миновал очередной подъём и увидел длинный хвост, весь заросший потёртыми и треснутыми пластинами, а также нескончаемыми рядами жутких шипов, многие из которых были обломаны от старости и уже забытых сражений.

Даркфлейм замер, глядя на её мирно вздымающееся тело, и чувствовал, сколь безмерно она была величественна в своей красоте. Дракона спала, свернувшись калачиком, а одной лапой оберегала пять разноцветных яиц. Матерь даже в такой позе всё равно выглядела устрашающе: острейшие зубы, где не было ни одного изъяна; смертельно опасные когти на каждой лапе, которые она изредка обтачивала о прибрежные скалы; многослойные пластины по всему телу, и громадные рога, напоминающие по своим завиткам корону властителя. Сверкающая на солнце чешуя Матери состояла из двух цветов. От головы и до спины — сочного красного расцвета, а задние ноги и хвост покрывал глубинно-чёрный окрас, подобный чёрной земле, что целыми поколениями собиралась у подножий вулканов.

О характере своей мамы Дарки не мог толком что-либо сказать. Даже спустя многие годы наследница великой крови оставалась для него полной загадкой. На её теле было множество шрамов, расколотых пластин и сломанных шипов, явно говорящих о её весьма интересном прошлом в иных землях, откуда драконы впервые прилетели в Неизвестноть. К сожалению, Даркфлейм не застал те времена, да и спрашивать про них у старых драконов ему не было никакого интереса. С тех пор Матерь очень редко оставляла свою обитель и столь же редко говорила с дочерьми и сыновьями. Но когда Лесной Король бросил ей немыслимо дерзновенный вызов, она без томных раздумий отправилась в его владения и без малейших сожалений уничтожила их до основания. Со стороны могло показаться, что ей нет дела до своих отпрысков и самцов, которые борются друг с другом, чтобы разделить с ней ложе, но Дарк знал, если кто-то посмеет вторгнуться в её дом, задумает причинить вред кому-то из её народа, Мать не оставит от них ни следа.

И едва Златоносец успел ступить на ложе, как властительница Драконьего Камня открыла яркие, золотистые глаза и задумчиво поглядела на него. Она с наслаждением зевнула, а затем разжала пальцы, чтобы полюбоваться будущим потомством. Заговорила она с сыном в последнюю очередь:

— Солнце нас возвысит, Даркфлейм, — дракона была спокойна, даже в чём-то счастлива. — Ты вернулся, — в одном её голосе чувствовалась страсть и непомерная сила, но в то же время он был по-матерински ласковым и нежным.

Как мне отрадно видеть Матерь после сладостной ночи, — Дарк сразу же понял, в чём таился подвох.

— А свет его крылья озарит, — дракон уважительно склонил голову и расправил левое крыло. — Мама, я прилетел за важным ответом…

— Тогда не забудь спросить меня поздней, — перебила она. — Возьми яйца и схорони их в Теплицу.

С этими словами дракона убрала лапу с яиц и показала их во всей невинной красе. Пятеро разноцветных детёнышей ожидали своего часа, надёжно укрытые крепкой скорлупой, похожей на чешую. Драконы являлись, наверное, единственными существами в Неизвестности, у кого по цвету яичной скорлупы можно было узнать раскраску ещё не вылупившегося создания.

Даркфлейм прильнул к земле и осторожно забрал всю кладку, что покоилась у мерно вздымающейся груди: белое, красное, оранжевое, чёрное и жёлтое — все прекрасны, как на подбор, а на чёрное яйцо Дарки загляделся с особым вниманием. Он вдруг представил себе родную сестру с таким же окрасом, как у него. И как они вместе играли бы с камнями, ныряли в лаву и жестоко наказывали больно наглых сверстников. А затем подросли и полетели бы через весь мир, вместе, знакомясь с традициями других народов. Возможно, увидели бы иных сородичей. Хоть Златоносец имел много сестёр и братьев, но он хотел бы родиться с той единственной, истинной в родстве одним прекрасным днём.

— Старейший поведал, что моя преемница вылупится через тринадцать дней, — добавила Матерь с великой радостью, правда, радость эта осталась мимолётной. — Но мы не допустим прежних злосчастий! Наша раса останется чистой.

— Мы оставим это в былых веках, — кивнул Дарк, задумчиво опустив глаза. — Это больше не повторится.

— Надеюсь, — с ненавистью раскромсала она когтями один из булыжников. — По древним обычаям наших Матерей, я должна согревать Её все оставшиеся дни. Так принеси мне яйцо, раз ты прилетел сюда.

— Почему я? — непомерно удивился дракон. — Яйца Матерей вовек преподносили Старейшие.

— Мне нет заботы до их традиций, я устала ждать. Я хочу снова видеть Её, — и тут она поднялась с ложа, возвысившись над сыном. — Ты смеешь мне перечить? Тогда прочь с моих глаз, я сама заберу!

— Нет, мама! — отступился от неё Даркфлейм, быстро позабыв о Древе, о традициях и про всё, что было у него на уме. — Я принесу его, а ты лежи.

С этими словами Златоносец крепко прижал яйца к груди, расправил крылья и полетел к пещере, названной в честь Кроноса, где и находилась Теплица.

---

Испокон веков Матерям и их дочерям следовало высиживать множество яиц: от нескольких штук в гнезде до огромных кладок. Иногда этих яиц становилось куда больше, чем драконы могли обогреть. Порой даже самой Матери не хватало сил и терпения справиться с выводком. Так, одни нерождённые детёныши пропадали, а других съедали, про третьих вовсе намеренно забывали: по сей день, они покоятся на дне Плачущего Моря, или зарыты в песках и лесах — холодные, окаменевшие. Поистине сильнейший и любимейший самец третьей Матери-Архаллурии, по имени Кронос обнаружил на Драконьем Камне просторный грот под спящим вулканом. Точнее, он в ярости разбил одну из стен, горюя за потерянных детёнышей. Естественно, в те дни драконы не купались в лавовых источниках и не отличали вулканы от обычных гор, ибо те дремали. За той стеной Кронос и обнаружил проход, а там нашёл целые реки с кровью драконов, названной им лично, которую позднее все стали знать, как лаву.

Самец Архаллурии, как многие другие представители её расы, не отличался умом и сообразительностью, однако даже он догадался, что в той пещере можно было хранить лишние яйца и обогревать их, дабы не терять потомство больше.

Когда он рассказал всем самкам о жаркой пещере, они с радостью передали самое позднее своё потомство, чтобы сосредоточить все силы на первенцах. К сожалению, Кронос всё-таки оставался недалёким по уму драконом: сделанное им важное открытие разум не вскормило. Он разложил первые яйца прямо в лаве, считая, что они по природе такие же выносливые, как он, и его раса. К ярости матерей вышло всё совсем иначе. Скорлупа и впрямь была крепкой — долгие годы в пустынях и на дне Плачущего Моря говорили об этом ясно. Но жар расплавленной магмы оказался сильнее. Мало того, даже в нынешнее время ни одна мать не позволит купаться новорождённым и детёнышам ранних лет в пламенных озёрах.

В конце концов одно поколение сгорело в Теплице, так и не увидев свет. Кроноса чуть ли не растерзали все самки, горюя, что эти сгинувшие яйца можно было съесть, а за его пещерой стали приглядывать Старейшие. В конце концов, они нашли подходящее углубление, что пролегало над лавовыми протоками. Каменная поверхность оказалась намного лучше. И драконы натаскали туда булыжников и чёрных плит, выдолбленных прямо из вулканов, и обложили ту самую Теплицу, о которой размечтался Кронос при своём открытии. И вот, по сей день она верой-правдой служит хозяевам и дарит счастье матерям Драконьего Камня.

Добираться Златоносцу следовало к горе Необъятной, которая соседствовала с вулканом Пепельным. Именно подобная близость делала эти две вершины самыми особенными во всём Драконьем Камне, в чём Даркфлейм не раз убеждался воочию. Внутри Необъятной можно было найти небольшие озёра, цветущие в зелени пещеры, подземные водопады и много чего ещё, за что её не зря назвали Необъятной. Более того, её проходы объединялись с тоннелями вулкана, что оказалось весьма удобно для передвижения в тёмных глубинах. Прилетев на место, дракон обнаружил просторный вход и прошёл внутрь.

Через долгие минуты ходьбы Дарки оказался в огромной зале, которую освещало солнце: лучи пробивались через многие отверстия, а благодаря им здесь появилась дивная, пестрящая красками флора. Помещение было столь необъятным, что в нём нашлось место собственным облакам. И, пройдя мимо озера и мшистой поляны, да вволю надышавшись прохладным воздухом, Дарк проследовал в ближайший проход, являющимся одним из многих путей в Теплицу. Увидеть этот просторный вход не составило бы труда и слепому — хоть он и порос за столетия цветами, да пушистым мхом — ведь даже сама Матерь могла легко в него пройти.

Даркфлейм всё спускался и спускался в недра горы, медленно, но верно приближаясь к вулкану, что было заметно по окружению. Дракон мог бы оставить нынешний путь и выйти к другим пещерам, где можно было полюбоваться дивной красой Естества. Но он знал — слово Матери важнее всего. С этой мыслью Дарк продолжал спуск по тоннелю, где с каждым шагом воздух становился всё горячее.

Когда Дарк вышел из прохода, он оказался в жаркой, душной — за что её так любили драконы — пещере в багрово-пламенных тонах. На полу в некоторых местах зияли трещины, из которых доносилось шипение лавы. А со всех щелей валил плотный дым, поднимающийся затем густой завесой к сводам. Пройдя немного дальше и спустившись по грубо выложенным ступеням из булыжников, Даркфлейм, наконец, узрел Теплицу: большое сооружение из всевозможных видов камней, проход которого был загромождён булыжником, обтёсанным в шаровидную форму. Очень старый дракон вальяжно прохаживался вдоль тёмных блоков из вулканической породы и постукивал по ним толстым, изжёванным когтем. Затем он, что есть сил, дохнул по ним удивительно ярким пламенем. И его хриплый кашель прокатился гулким эхом по всей зале.

— Кха-кха… не к добру всё это, костями чую, — недовольно проворчал дракон. После чего он подошёл к противоположной стене, обойдя булыжник.

— Старейший? — окликнул его Даркфлейм, но старик и глазом не моргнул. — Старейший?! — куда громче повторился он, пройдя в его сторону несколько шагов.

— А, да? Кто вошёл сюда без моего дозволения? — старый дракон неспешно повернул голову и принялся рассматривать нежданного гостя. — Ты кажешься мне знакомым, а-а, ты Даркфлейм? Память моя ещё не подводит. Я тебя по глазам узнал, так и вспомнил. Зеленоглазый выродок… — улыбнулся он, предавшись воспоминаниям. — Давненько тебя не видел.

— Да-а, это я, — лениво поддакнул Дарк. Ему совсем не хотелось тратить время на эту развалину. Он с презрением рассмотрел Старейшего, надеясь не пересечься с его взглядом.

Старик был покрыт мерклой и поредевшей зелёной чешуёй. Лапы и тело давно иссохли, а отовсюду проступали кости. Он был выше Даркфлейма, а если бы ещё распрямил шею, то мог бы, кажется, достать и до Матери. Рога на голове обломались давным-давно, судя по многослойным наростам. Большая часть естественного покрова этого дракона отпала, или превратилась в пыль далёкие столетия назад. Шипы, большая часть роговых пластин и почти все когти выпали, нынче красуясь у Старейшего на шее, лапах и хвосте в виде грубо связанных украшений. Его бледно-жёлтые глаза не выражали той безграничной мудрости, о которой слагает история драконьей расы, о нет, он выглядел простым старцем, изжившим своё отпущенное время.

Рассмотрев гостя с пристальным вниманием, Старейший удостоил чести маленькую кладку яиц в его лапах.

Когда-то настанет пора и мне стать таким же, — невольно задумался Даркфлейм, чтоб поспешно отринуть подобные мысли и отругать себя за это представление. — Нет, этому не бывать! Я лучше сгину в бою с другим драконом, или родовой битве, чем дам себе дожить до его веков!

— А-а, Нильмарисса отправила тебя? И мудро поступила. Столько детёнышей высидела, а заботами всё одну себя утруждает. Да и я хоть отдохну немного, — оскалился в улыбке Старейший, показав, как много у него зубов недоставало. Половина из них он и вовсе сделал из острых камней и рубинов. Каким образом дряхлый самец забил их себе в челюсть, Златоносец даже не хотел представлять.

— Нильмарисса? — в замешательстве переспросил Даркфлейм.

— Да Матерь ваша, ты чего? Совсем вы юные поглупели, уж имя Великой драконы забыли, — разочарованно качнул тот головой. — Иль ты думал, что у неё имени нет? Эх, куда это наш род летит? Их имена уже позабыли! Теперь слушай, как они звучат, а громче их ты больше не услышишь! Так Архаллурия нарекла Ландрагору, а после Ландрагора услышала Солнце. И прошептала его дар вашей Матери и назвала по воле Солнца её Нильмариссой. А теперь Нильмарисса нарекла… — старик тут же поперхнулся, — то есть, наречёт свою преемницу, подобно Матерям, что ушли обратно к нашему Солнцу. Что, ты уже чувствуешь величие их громких имён? Тогда помоги мне с камнем, — положил он лапу на булыжник, — с новою силой.

— Почему её тогда все зовут Матерью? — приметил чёрный дракон.

— Вы, юнцы, слишком глупы, и не помните её имя, — проворчал Старейший.

— Старшие драконы и её самцы тоже не ведают её имени? — Дарк опёрся свободной лапой о булыжник.

— Ты не спаривался с ней, покуда тебе знать?

— Как будто я достоин её, — дыхнул Златоносец пламенем от злости.

— Верно мыслишь, не дорос ещё, чтоб спариваться с ней, — насмехаясь, фыркнул тот.

Окончив разговор, драконы с лёгкостью выдвинули шар и откатили его в сторону. Не теряя времени на болтовню с дряхлой развалиной, Даркфлейм сразу же вошёл в Теплицу, а там его обдало неимоверно сильным жаром. И хоть драконам любое пламя нипочём, разницу температур они чувствуют прекрасно.

Чёрный дракон заботливо разложил яйца в свободных выемках, коих здесь хватало изрядно. В летнюю пору многие детёныши уже вылупились и нынче Теплица пустовала. Кроме яиц Матери, Дарк насчитал ещё десять штук. А самое большое, самое красивое и самое важное одиннадцатое яйцо Нильмариссы покоилось на особом помосте: лазурной окраски, лежащее в целой россыпи драгоценных кристаллов, его скорлупа была вся покрыта крохотными изумрудами, сапфирами, рубинами и прочими каменьями. Драконы по своей древней примете украшали каждое яйцо следующей Матери своими любимыми сокровищами. Они верили, что благодаря их дарам юная Матерь вырастет сильной и красивой, станет куда лучше своей мамы во всём и подарит драконьему народу славное поколение, которое получится ещё безупречней предыдущего.

— Из всех творений Естества, Она — прекраснее всего, — восхищённо умилился Старейший.

— Даже наше Солнце и чёрные небеса меркнут перед Ней! — поддержал старика Даркфлейм, ничуть не преувеличивая. — А мама доверила мне Её нести! Что если оно угодит в драконью кровь? — ужаснулся тот.

— Если сама Нильмарисса доверила Её своему дитя, тебе нечего бояться, — утешил дракона старец, проведя когтями того по спине. — Тебя не сломят лживые чувства, и ты не упадёшь. Тринадцать ликов Солнца! Всего тринадцать их осталось, это невиданное счастье! — после недолгого молчания заявил Старейший.

— Тогда идём, Малютка, — ласково погладил дракон шершавую верхушку яйца, — маме не терпится увидеть тебя вновь.

После чего Даркфлейм бережно поднял Её и прижал к груди.

— На вид оно казалось мне тяжелее, — задорно оскалился чёрный дракон. — Не печалься, вот окрепнешь, и всех нас перерастёшь!

— Это ты дюжий! — хохотнул Старейший. — Только едите и лежите, вот силы некуда девать.

— Нет, оно слишком лёгкое, — теперь не на шутку взволновался Дарк. — Те яйца, которые я принёс, были тяжелее. А оно — как пустое внутри!

— Дай его мне! — встал напротив Даркфлейма старый дракон.

И Златоносец передал яйцо Старейшему, а тот, в свою очередь, коснулся его дрожащей лапой. И только старик успел его погладить, как на нём появилась трещина, затем ещё одна и ещё, пока скорлупа не треснула и не разбилась на мелкие кусочки. Обоих драконов охватил невиданный доселе ужас, когда они увидели, что яйцо и впрямь оказалось пустым.