Шанс
Глава двенадцатая. Твой выбор
Поговорить тем же составом не удалось. Заклинание обезболивания перестало работать раньше, чем Шайнинг Армор доковылял до середины коридора, поэтому Шадоу и Твайлайт вынуждены были остановиться и подхватить капитана.
— Архг, Дискорд тебя дери, — выругался единорог, кастуя себе костыль. Малиновая гибкая палка зафиксировала ногу, позволяя безболезненно опираться на неё. — Больно!
— Тихо, — аликорн крылом придержала брата за бок. — Почему заклинание не работает? Я же отрабатывала его сотни раз…
— Раны, нанесённые кристальным пони, нельзя обезболить магией, принцесса Спаркл, — из боковой комнаты, будто из ниоткуда, появилась Халсиен, держа в зубах неизменную трубку. На этот раз Шадоу учуял странное сочетание лимона и… кровавых апельсинов. — Вы ещё молоды и неопытны, поэтому не знаете этого.
— Что? — кристальница выпрямилась, слегка распушив перья. — Кристальным пони? Но они же…
— Нет, они совершенно выбиваются из определения «обычных», ваше высочество, — кобылица подошла к ним, одним копытом придерживая трубку. — Я расскажу вам и вашей золовке об этом позже. А сейчас советую отвести вашего драгоценного брата в медицинское крыло, потому что очень скоро его нога почернеет, и тогда, — она переместила трубку из одного уголка рта в другой, — его уже ничего не спасет.
Шадоу почувствовал, как у него сердце сжали ледяным копытом. Отец может погибнуть из-за него? Он дёрнулся вперед, но тут же остановился. Челюсть всё ещё болела от мощного удара, а под глазом наливался мощный пунцовый синяк. Единорог поморщился, усугубив боль, и остался на месте.
То ли Твайлайт была слишком взволнована состоянием брата, то ли просто не обращала внимания на чересчур командный тон мисс Халсиен, но её рог тут же запылал малиновым пламенем, и через секунду ни её, ни отца в коридоре не было. Профессор приподняла одну бровь, а затем повернулась к ученику.
— Идемте, принц Шадоу. Вам нужно успокоиться и перестать бояться. Ваш отец не умрет из-за вас. А вот из-за своего излишнего героизма, деленного на отсутствие мозгов, — вполне возможно.
— Откуда вы…
— Знаю о ваших мыслях? — усмехнулась кобылица, разворачиваясь и направляясь к противоположному концу коридора. — Не спрашивайте, ваше высочество. Вы ещё слишком молоды, чтобы ощущать это, поэтому я не смогу вам объяснить. Мы опаздываем, — она резким движением достала карманные часы, — ужасно опаздываем.
Тёмно-серый единорог вздохнул и поплелся вслед за профессором. В голове было отвратительно пусто, не хватало только перекати-поле и шума ветра. Последнее, что он помнил: удар по лицу, а вот потом… Сквозь неразборчивую красную и мутную пленку он видел лишь силуэты, звуки почти не доносились. Было ощущение, что его окунули под воду, заставив открыть глаза. Но он не чувствовал ни обжигающего холода, ни горящих лёгких. Казалось, что ему совсем не нужен кислород.
И единственное, что он осознал точно, это слёзы Флёрри. Они капали на его грудь, ставшую твёрдой, будто каменной, и шипели, шипели, кислотой разъедая броню. Шадоу слышал её молящий голос, чувствовал, как аликорн обнимает его, пытаясь вернуть, вот только откуда? Он был и не был одновременно. Мир вокруг стал двигаться слишком быстро, или это он замедлился? Воздух казался вязким, желейным, сквозь него было безумно трудно двигаться.
А снова почувствовав тепло, Шадоу испугался. Испугался, что ему было гораздо лучше без него.
Халсиен привела его в класс и жеребец по привычке сел за свою парту, но профессор поманила его в другую сторону.
— Это не урок, мой юный принц, — проговорила она на удивление мягко. — Вернее, не такой, как обычно. Ты ведь хочешь знать, что случилось с тобой, когда Шайнинг Армор неосмотрительно полез в драку?
Единорог не мог вымолвить ни слова, поэтому просто кивнул. Постепенно к нему возвращалось ощущение реальности происходящего. Он дал отпор отцу. Он сломал ему копыто. Но это было не самое шокирующее.
Он не просто поднял копыто на отца. Отец его боится.
— Прошу, входите, — кобыла открыла дверь в лаборантскую, пригласительно махнув копытом. Шадоу закусил губу и прошел вперед, шерстью спины ощущая, как Халсиен смотрит на него, закрывая дверь. — Присаживайтесь на эту кушетку, — она указала на немного подранный диванчик цвета спелой вишни.
Жеребец осторожно сел и огляделся. Раньше лаборантская была запретной зоной для них с Флёрри. Пару раз они пытались пробраться сюда, но попытки не увенчались успехом. Теперь же Шадоу жадно разглядывал интерьер не такой уж и загадочной комнаты, какой она казалась им в детстве.
Помимо диванчика, в комнате были ещё письменный стол, каким-то чудом уместившийся в захламленном бумагами углу, пара стенных шкафов, массивом горной лавины нависая над головами, и небольшая модель Солнца и Луны, выглядящая странно-упорядоченной.
Остальное место занимали часы.
Часы настенные, напольные, с маятниками, с грузиками, с кукушкой в виде Дискорда. Кристальные, деревянные, каменные, металлические — часы были всех видов и форм. Круглые с изогнутыми стрелками, с прямыми цифрами и без стрелок, перелистываемые, пресвятая Селестия, здесь были даже солнечные часы! И характерное тиканье, показавшееся Шадоу до ужаса жутким.
— Время всегда работает против нас, — улыбнулась Халсиен, становясь возле стола. — Поэтому нельзя упускать ни секунды, иначе произойдет что-то непоправимое. Вы хотите узнать, что случилось с вами, когда ваш отец поднял на вас копыто, — она посмотрела на него чуть внимательнее. — Но скажите мне, что случилось с вами, когда ваша сестра вас поцеловала?
— Вы знаете? — вскинул голову единорог, пытаясь потушить пылающие щёки. Он сглотнул, выравнивая дыхание, но паника и не думала уходить. Если об этом знает отец и Твайлайт, а теперь ещё и Халсиен, то… О, Селестия…
— Я знаю, — подтвердила кобылица. — А ещё я знаю, что вы сомневаетесь в правильности своего поступка. Честно сказать, это делает вам честь — значит, я не зря заботилась о вашем нравственном воспитании.
— Но откуда? — единорог поднял красные глаза, пытаясь понять логику профессора. Та лишь усмехнулась.
— От меня ничего нельзя скрыть, Шадоу. Я знаю всё. Даже то, как вы с сестрой зовете меня за глаза.
От этого знания Шадоу захотелось провалиться под землю и не показываться на поверхность, пока солнце не уничтожит всё живое.
— Вам не кажется, что здесь темновато? — в помещении и вправду было темно, а тиканье продолжало сводить с ума. Жеребец зажег рог, чтобы оставить световой шарик, но буквально через секунду понял, что свет не имеет характерного красноватого блика. Он был абсолютно белым.
— Что за…? — прошептал единорог, оглядываясь на профессора. Она лишь ухмыльнулась одной стороной лица. Вторая будто была парализована и совсем не двигалась, отчего выглядела ещё более жутко. Тик-так.
— Вы пока не можете использовать магию, так как вся ваша концентрация маны ушла на кристаллизацию.
— Кристаллизацию? — поднял брови Шадоу, пытаясь понять связь между праздником и его «приступом». — Что…
— Вы никогда не задумывались, принц Шадоу, почему Кристаллизация называется именно так? — Халсиен вытряхнула трубку и начала методично набивать её снова. Тик-так.
— ХАОС! — прокричала кукушка над головой принца, срывая орлиной лапой рогатую голову и вертя её на указательном пальце. — ХАОС! ХАОС! ХАОС! ХАОС! ХАОС! ХАОС! ХАОС! ХАОС! ХАОС! ХАОС! ХАОС!
— Полночь, — пробормотал единорог, а затем задумался над заданным вопросом. — Ну… Кристальные пони радуются новому члену Империи, заряжают Кристальное Сердце, оно выплёскивает радость и младенец становится кристальным пони.
— В целом, всё верно. Но, — Халсиен указала на него трубкой, — раньше всё было гораздо понятнее. Будучи королём Сомброй, вы уничтожили все упоминания настоящих кристальных пони и истребили всех оставшихся представителей, чтобы никто не повторил вашей судьбы.
— И-истребил? — дрожащим голосом переспросил принц, ёжась и морщась от света. Тик-так. — Хотите сказать… я кого-то убил?
— Нет, — Халсиен мягко покачала головой. Тик-так. — Но то, что вы с ними сделали, гораздо хуже смерти, мой дорогой мальчик. Вы поймете, когда вспомните всё до конца. Ваша задача: не перепутать свои эмоции и эмоции вашего прошлого. Но об этом позже, — она закрыла глаза и прислушалась. Тик-так. Её голос превратился в шелестящий шепот. — Кристаллизация это не просто ещё один повод активировать Сердце, и даже не название обряда принятия нового жителя. Это — способность пони обращать своё тело в кристалл твёрже алмаза и прочнее стали.
Вы могли думать, что Империя названа так, потому что при помощи магии любви и радости захватывала ближайшие территории, но это не так. История лжет, потому что король Сомбра захотел, чтобы она лгала. Кристальное Сердце — артефакт, созданный при его жизни, не всегда был главным атрибутом Кристального замка и площади под ним. Раньше там была пустота.
Только ответьте мне, Шадоу. Что вы хотите: знать правду или продолжать свою беспечную жизнь? Быть обычным — она вытянула копыто вперед, демонстрируя светло-голубую шерсть, — или раскрыть свои природные способности? — копыто Халсиен резко дёрнулось и, сначала потеряв какую-либо форму, обратилось в ярко-голубой кристалл, заострённый на конце, словно кол.
— Вы тоже так умеете, — прошептал принц, не веря своим глазам. Халсиен усмехнулась и её копыто тут же стало обычным, перетекая в форму ноги пони.
— Умею. И научу вас. Только скажите, что вы хотите.
Тик-так. Шадоу опустил голову, уперев взгляд в собственные копыта. Он смутно помнил, что они были красного цвета, когда он обратился, но были ли они красными по природе, а не от крови? Кто он такой? Где его родители? Что было с Кристальной Империей? И с её прошлым? Его прошлым. Что стало с первой королевой? Почему король Сомбра уничтожил всё, что рассказывало об истории Империи? Как он сумел взойти так высоко?
Как он посмел пасть так низко?
— Я хочу знать правду, — твёрдо проговорил единорог, поднимая глаза. — Расскажите её мне.
— Не волнуйтесь, с принцем Армором всё будет хорошо, — дежурная медсестра доверительно приобняла Твайлайт, сидящую в коридоре больничного крыла. У кристальных правителей не было собственного врача, поэтому аликорн телепортировалась с братом прямиком в больницу, где единорога в срочном порядке осмотрели и наложили шину. — Кровотечение удалось остановить и без помощи магии, а его копыто очень скоро срастётся и придет в норму. Будет бегать лучше прежнего.
— Спасибо вам, — Твайлайт с трудом выдохнула, пытаясь обмозговать происходящее. Флёрри крепко спала, Шадоу с Халсиен, Шайнинг — в больнице, и только она сейчас должна сказать Кейденс о том, что вся её семья посходила с ума. Дети решили поиграть во взрослых и узнать о предназначении половых органов, а муж кидается с копытами на сына, которого и так недолюбливает. «Блеск», — подумала несчастный аликорн, мягко отстраняясь от медсестры и выходя на больничный балкон. Над головой сияла луна, освещая Империю, отчего блики на кристальных домах причудливо освещали город.
— Здесь когда-нибудь бывает темно? — буркнула под нос принцесса, расправляя фиолетовые крылья и думая, как же она расскажет золовке и принцессе Луне об «инциденте». По её юному лицу бежали целые струйки холодного пота, а мозг пытался лихорадочно сообразить, как ей следует поступить.
«Если скажу Кейденс правду — она кинется на Флёрри или на Шадоу? — уныло подумалось Твайлайт. — А если промолчу, как объяснить сломанную ногу Шайнинга?»
Пока она летела, ветер стряхивал с неё нервозность. Периодичность взмаха крыльев помогала успокоиться, выровнять дыхание, заставить кровь циркулировать в нужном ритме. Кружа над балконом, с которого когда-то её брат бросил принцессу любви в Кристальное Сердце, аликорн подумала, что нужно рассказать всю правду, но постараться защитить Шадоу от нападок. Он сам всё расскажет, и тогда, выслушав обе версии, они смогут решить, стоит его наказывать, или избиение уже вылилось в наказание.
В центральной зале, примыкавшей к балкону, было тихо. Пара стражей отреагировали на внезапное появление принцессы лишь отданной честью, на что Твайлайт вежливо кивнула. Свет был приглушен, свечи почти везде потухли, отчего в кристальных стенах было видно лишь размытое пятно вместо её отражения. В собственном замке кристальные вставки не так смущали аликорна, поскольку были редкими, но каждый раз, как она проходила мимо и краем глаза видела отражение себя, где-то в мозгу брякал звоночек паранойи.
«Надеюсь, они всё ещё в детской», — подумала принцесса, бредя по коридорам. Цокот её копыт эхом разносился по помещению, давя на мозг, заставляя крылья плотнее прижиматься к бокам, а репицу хвоста — дрожать. Было что-то жуткое в этом отражении, хотя его Твайлайт не боялась никогда.
А стоило бы.
Кристальные пони называются так не только потому, что в состоянии радости и счастья их шерсть приобретает кристальный блеск, а блики в глазах становятся шестигранными. Ещё до того, как Эквестрией начали править Божественные Сёстры, Кристальная Империя процветала. Залогом её богатств были не только кристаллы, ягоды и научные промыслы. Главной силой Империи всегда является армия. Но, в отличие от других, армия кристальных пони является лучшей армией во всём мире.
Когда тело кристального пони кристаллизуется, оно становится неуязвимым к физическим атакам, повышая защиту воинов. Они могут становиться живыми щитами, за которыми прячутся лучники и арбалетчики. Такая тактика помогала Империи присоединять к себе соседние земли и охранять собственные. Как вы думаете, почему среди жителей вашей родины совсем нет пегасов и единорогов? При обращении крылья пегасов становятся слишком хрупкими — их сбивают достаточно сильным ударом булавы или палицы. Кристальные пони становятся тяжелее и уже не могут подняться в воздух, а воздух между перьев не проходит, уничтожая аэродинамику. Крылья, как и рога, стали редуцентами в природе кристальных пони.
Почему рога? О, мой принц, это лёгкий вопрос. Обратившись, пони тратит всю свою энергию на поддержание кристальности. При этом, если он освоил её в достаточном уровне, он может трансформировать лишь одно копыто, например, но тогда уровень концентрации значительно возрастает. У единорогов просто не остается сил, чтобы использовать природную магию, а те, кто всё-таки пытался, быстро погибали в бою, валясь без сознания от истощения под ноги противников.
Армия кристальных пони была лучшей не по своей неуязвимости, а по своей тактике. У кристальности есть огромное количество минусов, помимо отсутствия внутренней магии. Вы чувствовали, каким вязким вокруг вас становится воздух? Будто вы заключены в камень и не можете двинуться? Так ощущали себя большинство воинов. Ваш навык ещё очень слаб, он только проснулся, откликнувшись на внешний фактор. Ваше подсознание само защищает вас.
Но, чтобы таких «припадков», как вы их назвали, не повторилось, вы должны контролировать себя и свои чувства. Научившись разбираться в себе, вы сможете узнать то, что хотите, и стать тем, кем вам суждено быть. И я могу вас научить.
— И что мне нужно сделать? — спросил единорог, завороженно глядя на светло-голубую кобылку, пускающую ароматные клубы дыма. Халсиен усмехнулась.
— Для начала, преодолеть свой страх. А затем… Что ж, я научу вас, ваше высочество. Только, поверьте мне, ваше любопытство даст вам гораздо больше, чем вам нужно. И вы об этом пожалеете. Не захотите принять себя. И, — она пожала плечами, — в конце концов, спишете на других.
— Нет, — буркнул Шадоу, сжимая копыто. — Чего я боюсь?
— А этот вопрос вам следует задать себе, ваше высочество, — свет в комнате погас, а Шадоу очутился возле дверей детской комнаты, откуда несколько часов назад выбежал в слезах.
«Этого я боюсь? Объяснения? Боюсь посмотреть матери в глаза и увидеть там… Что увидеть?»
— Шадоу! — единорог обернулся и увидел спешащую к нему тетушку. — Хорошо, что ты здесь. Пойдем, нам нужно поговорить с твоей мамой…
— Вы рассказали? — обеспокоенно спросил он, нервно переступив копытами. А затем тише повторил: — Вы рассказали ей?..
— Нет, — жеребец облегчённо вздохнул. — Я хотела, чтобы она услышала это от тебя, Флёрри и Шайнинга.
«Забери меня Дискорд к себе домой», — мысленно простонал Шадоу, косясь на дверь. Сейчас его больше заботил не его главный страх, а лежащая в его комнате на его кровати аликорн, усыплённая магией. И то, что в ближайшее время им явно не позволят больше остаться наедине.
— Идём, — Твайлайт накрыла его крылом и открыла телекинезом дверь. — Не волнуйся, я не позволю Кейденс на тебя ругаться. Всё будет хорошо.
— Надейся на это, принцесса, — прошептала Халсиен за углом, но её никто не мог услышать. — Скоро вам придется ругаться. О-очень скоро.