Шанс
Глава двадцатая. Холод мысли и сердца
*Клячка — канцелярская принадлежность для коррекции и осветления угольных и пастельных рисунков, для удаления загрязнений с плёнки и кальки. Представляет собой специальную легко мнущуюся очищающую резину, имеющую тестообразную консистенцию и высокие адсорбирующие свойства. При применении она захватывает частички графического материала, не повреждая бумагу и не размазывая рисунок.
Шайнинг Армор своё обещание держал. После разговора с женой он чувствовал себя виноватым в собственной упёртости и подозрительности, но чего-чего, а решительности у кристального принца можно было брать взаймы, всё равно через край плескаться будет. Именно поэтому его твердые и жесткие шаги слышались по звенящим кристальным коридорам, готовым, казалось, рассыпаться от такого небрежного обращения. Единорог всё ещё прихрамывал на сломанную ногу, но, как он уже говорил своей жене, благодаря современной медицине, которую они не замедлили привезти в Империю буквально после сражения с королем Сомброй, нога почти не беспокоила хозяина, лишь отнимая у него тот горделивый вид, какой он любил принимать перед теми, кто называл его «ваше высочество». За последние шестнадцать лет Шайнинг Армор изменился, с этим соглашались все, кто знал ещё сопливого мальчишку, грезившего о подвигах и славе, службе в королевской гвардии и ратных поединках. Он закалился в тех малых битвах, в которых принял участие, заимев семью, остепенился, начал задумываться о тех вещах, которые раньше не тревожили беспечную геройскую душу. Умер герой и мечтатель, думал про себя принц. Его место заняли опыт и мудрость, подозрительность и осторожность. И где-то она действительно помогала ему: восстанавливать экономику разрушенной почти до пепла страны было непросто, но они с Кейденс справились.
Но в отношении сына ему следовало хотя бы ненадолго воскресить молодого Шайнинга, не считавшего за абсурд выпить с врагом, пообещавшим перед сёстрами-аликорнами исправиться и начать вести достойную жизнь, пинту сидра или чего по-крепче. Кто знает, быть может, это могло бы что-то изменить?
Дверь в комнату Шадоу была заперта, чего, впрочем, следовало ожидать. Шайнинг стиснул зубы до скрипа — казалось, на пол сыпется белая крошка эмали, — и, привстав на задние копыта, неловко постучал здоровым передним. Ему отозвалась лишь какая-то возня, а затем странный звук внутри, будто что-то тяжелое упало на пол, и на секунду принц подумал о том, что случилось нечто страшное. Но его волнения оказались напрасными; тут же в комнате завозились, а из внезапно распахнувшихся дверей выпорхнула одна из фрейлин дочери в помятом переднике и сбившейся на бок шапочке. Шадоу, пряча глаза, показался следом.
— Н-да-а, — холодно-удивленно протянул Шайнинг Армор, глядя вслед убегающей и краснеющей от стыда пегаске. — Уж чего-чего, а этого я от тебя не ожидал.
— Прости, отец, — Шадоу упорно не смотрел на него, скрывая взгляд под чёлкой смоляных волос. — Я…я просто…
— Пустое, — усмехнулся жеребец, вспоминая себя в его годы. — Не стоит объяснять мне то, через что проходил каждый. Это нормально и логично, тем более после того, как ты попробовал первый раз. Я могу войти?
— Э…ну…да, — старшему принцу показалось, что сын покраснел до корней волос, а глаза его заметались, словно ему хотелось бы скрыть то, что находится в комнате. Немного неловко отойдя в сторону, он пропустил отца вперед, а сам закрыл дверь, одновременно телекинезом пытаясь убрать что-то внутри комнаты. Судя по темному силуэту — заправить кровать. Единорог только усмехнулся, принюхиваясь: запах возбуждения пропитал ткань и воздух комнаты, поэтому как бы Шадоу не старался скрыть свои «приключения», Шайнинг мог лишь деликатно сделать вид, что не заметил очевидных вещей.
— Я надеюсь, в этот раз всё прошло более успешно, чем в прошлый? — с невеселой усмешкой поинтересовался принц. — Скайла, вроде, бежала очень резво…
— Это Айша, — жестко прервал его сын, будто бы с какой-то злобой упрекая отца в том, что он не может различить близняшек.
— Оу. Это же, — он немного напряг память, — та из сестёр, которая без умолку трындит о геологии? Я так понимаю, ей очень понравилась твоя способность превращаться в кристалл, я прав?
— Да, — Шадоу вздохнул. — Ей было интересно. Она умоляла меня обратиться, но у меня плохо получалось. А потом…
— Можешь не продолжать, — улыбнулся Шайнинг. — Но позволь задать нескромный вопрос, дабы нам не собирать потом черногривых жеребят по замку…
— Я предохранялся, если ты об этом, — тут же выпалил единорог, и румянец снова выступил у него на щеках, а затем сменился бледностью. — Вам не придется…собирать черногривых жеребят. Никогда.
Они немного помолчали. Шайнинг огляделся кругом: испачканные в угле листки, смятые страницы блокнотов, куча листов и огромный кусок клячки* на столе. Но белый единорог всё же спросил:
— Хочешь сказать, что внуков от тебя мы с Кейденс можем не ждать?
— Они и не были бы вам внуками, — буркнул Шадоу. — Биологическими.
— Мне кажется, мама уже говорила тебе об этом. Или я не прав?
— Говорила. Но я… — жеребёнок замялся. — Я… Аргх, какая разница, их всё равно никогда не будет!
Шайнинг присел на один из стульев, поставленных возле письменного стола и внимательно посмотрел на сына.
— Может, объяснишь почему?
Шадоу вздрогнул. Вздрогнул заметно, сильно. Осел потихоньку на пол, но не проронил ни слова. Отец не торопил. Незачем. Теперь-то он знал, что давить на юного единорога бесполезно: только сильнее в себе закроется, как жемчужница створки захлопнет, не подступиться. Нужно было только ждать. Понимающе молчать и ждать.
Тактика оказалась верной. Спустя пару минут Шадоу поднял глаза на отца. От зоркого взора не укрылся подозрительный блеск вокруг рубиновых радужек. Но сын даже не скрывал его. Шайнинг почувствовал, как внутри него что-то болезненно сжимается: когда-то он тоже лил слёзы, тоже ставил эмоции впредь рассудка и считал это постыдным. И он, честно признаться, жалел о том, что не объяснил сыну, что это не так. Что плакать — не стыдно. Стыдно — сбегать прочь, когда от тебя зависит многое. Когда на тебя надеются. Когда ты нужен.
— Когда я…когда я был Сомброй, — слова эти дались Шадоу с трудом, словно исторгать их из горла он мог только ужасно болезненными толчками, которые вызывали озноб и рвоту, — давно, ещё до того, как стал тираном… Он любил королеву. Первую королеву. Ту, что организовала Кристальную Ярмарку. Они ждали жеребёнка. И в час, когда он должен был родиться, случилось то же, что и со мной в той пещере. Жеребёнок… малыш кристаллизировался, и Кристалла умерла. Король винил в этом себя. Профессор была права: у него были причины на жестокость к кристальным пони. Он поклялся, что не позволит никому больше умирать из-за испорченного гена. Сомбра лишь хотел защитить их… Защитить от такой смерти…
Шадоу судорожно вздохнул, набирая воздуха сквозь плотно сжатые зубы. Шайнинг Армор слушал, глядя на сына, и не мог поверить своим ушам. Кристаллизировался во время родов? Кристалла? Твайлайт рассказывала ему о Первой Королеве, они с Кайди даже были в её склепе, но никогда и нигде он не видел её имени: ни в книгах, ни на пыльном надгробии, богато украшенном каменной вязью. Почему-то Шайнингу подумалось, что каменной она казалась только из-за того, что была покрыта огромным слоем пыли, а на самом деле это были кристаллы. Красные, рубиновые кристаллы, последний подарок.
— Я не хочу, чтобы это повторилось, — глухо проговорил Шадоу. — Поэтому да. Вам не стоит ждать от меня внуков.
— Понимаю, — по слогам и в наступившем молчании произнес единорог. Голова будто потяжелела от той информации, которой поделился с ним сын. — Откуда ты это узнал? И…почему тебя это так тронуло?
— Я видел это собственными глазами. Профессор Халсиен показала мне. А тронуло… — он помолчал, всхлипнув. — Я ощутил на себе весь спектр эмоций, когда увидел. Я интуитивно знал это, когда…когда мы с Флёрри…были вместе. А потом… Я не хочу, чтобы это её коснулось! Я не хочу, чтобы история с Кристаллой повторилась, отец! Не могу объяснить это, но то, что я увидел, что чувствовал тогда, оказалось настолько пронзительным, что не выходит из головы! Я слышал его мысли о том, что его отец ненавидел его, потому что он убил свою мать точно так же! Он хотел всё закончить на себе, но у него не получилось! Так же, как и у меня!
Шадоу вскочил на ноги, отвернулся от него и уперся копытами в стену, сжимая украшающую её полоску кристаллов, служившую своеобразной полкой для мелких вещей. По его щекам лились слёзы, которых он стыдился, и от этого Шайнингу было ещё больше его жаль. Он осторожно встал, медленно приближаясь, но единорог лишь сжался, будто готовясь к удару, и это остановило принца.
— Флёрри заслуживает большего. Гораздо большего, чем смерть из-за моего проклятия. Оно и так уже чуть не убило её. Я не хочу, чтобы она пострадала. Снова.
Шайнинг молчал, Шадоу тоже. Но всё же старшему принцу было что сказать.
— Ты считаешь, что Флёрри не должна знать об этом, и я разделяю твое мнение. Я знаю свою дочь: она станет уверять тебя в том, что всё будет хорошо. Её уже не будут останавливать моральные принципы, хотя я всё ещё надеюсь донести их до её светлой головушки. Но ты скрываешься от неё, тем самым привязывая к себе всё больше. Один из древних классиков Эквестрии когда-то написал: «Чем меньше понюшку мы любим, тем больше нравимся мы ей»…
— О да, я помню эту цитату, — слабо улыбнулся Шадоу. — Отвратительный слог.
— Ты поступаешь точно так же по отношению к Флёрри сейчас, — нахмурил брови Шайнинг Армор. — Тебе не нужно скрываться от неё. Продолжай общение. Но при этом рассчитывай её реакцию на твои действия. Попытается обнять — обними, но так, чтобы ей захотелось как можно быстрее высвободиться из твоих копыт. Отстраняйся, если покажется, что она стоит слишком близко, но не делай это резко. Больше плавности. Больше сдержанности. И, поверь мне, она охладеет.
— Ты говоришь с такой уверенностью, будто знаешь это как инструкцию, — проворчал Шадоу, поглядывая на отца и шевеля ушами.
— А ты думаешь Кейденс была у меня первой и последней? — усмехнулся Шайнинг Армор, вспоминая бурную молодость. — До прекрасной принцессы любви у меня было несколько кобылок, и со всеми я расставался именно таким образом. Работало безотказно. А уж от Кайди я отлипнуть не смог сам. И, что очевидно, не смогу отлипнуть никогда.
От внезапной откровенности отца Шадоу слегка повеселел, даже начал робко улыбаться. Единорог даже не заметил, что сам улыбается, неосознанно узнавая в сыне свои повадки и думая о том, что не такие уж они и разные с Сомброй на самом деле. Мелькнула холодная мысль о том, что он бы сделал на месте лишившегося всего жеребца, обладая теми же способностями, что и он, но принц отогнал её на время. Он подумает об этом, но не сейчас. Сейчас он должен…
— А как вы с мамой познакомились? — задал внезапный вопрос Шадоу, глядя на отца и склонив голову набок.
— Ну, — усмехнулся жеребец, ероша гриву и вспоминая события чуть ли не тридцатилетней давности. — Началось всё с того, что твоя тётя и кристальница…
На следующий день они собрались за столом всей семьей на королевском завтраке. Шадоу, как Шайнинг заметил, держался молодцом: вел себя непринужденно, вел беседу с Санбёрстом по поводу выращивания разных сортов кристаллов. Кейденс наблюдала за ними с улыбкой, рассказывала о том, как прошел саммит, временами окликала Флёрри. И только она да ещё, быть может, Халсиен, вели себя странно тихо. Флёрри лениво ковырялась вилкой в омлете, Халсиен же не ела ничего, лишь пристально наблюдала за серым единорогом. Старший принц осязал магию, пронизывающую столовую тонкими ниточками, и понимал, что та просто сканирует Шадоу на предмет контроля разума. И, судя по тому, как менялось её выражение лица, была весьма удивлена его поведению.
— Я вчера подумала, — вдруг заговорила Кейденс, прерывая Санбёрста, вдохновенно что-то рассказывающего о способе выращивания кристаллов на шерсти пони, за что тут же извинилась. — Неплохо бы нам всем вместе куда-нибудь съездить. Взять, так сказать, небольшой отпуск. Может, навестим Кантерлот и тетушек? Или твоих родителей, Шайни?
От такого предложения единорог, мягко говоря, обалдел. Нет, Кейденс достаточно хорошо ладила с его родителями — Твайлайт Вельвет и Найт Лайтом, но всё ж таки особым желанием проводить с ними время не горела. Казалось, несколько долгих секунд Шайнинг находился в каком-то странном состоянии прогрузки мозга, а потом замотал головой, пытаясь заставить её работать.
— Ну, знаешь, я не думаю, что они будут против, но нужно хотя бы послать письмо, спросить их…
— Э, мам? — робко поднял копыто Шадоу, привлекая внимание кобылки и тем самым спасая отца от медленно пожирающего стыда. — Я сейчас занимаюсь проектом, связанным с моими…гхм, особенностями моего организма. Я не могу уезжать из Империи.
— Но в Кантерлоте огромная библиотека, — было видно, что принцесса любви начала сдавать свои позиции, видя такой весомый аргумент, но всё ещё трепыхалась. — Ты мог бы узнать что-то новое о своей…
— Мам, — перебила её Флёрри, громко отложив вилку, — в Кантерлоте большая библиотека, да. Но всё, что связанно с кристаллами, явно находится не там, а здесь. Зачем нам туда ехать?
— Да, именно это я и хотел сказать, — прохладно кивнул Шадоу. — Спасибо, Флёрри, но я бы и сам справился не хуже.
Аликорн надулась и нахохлилась, будто птичка, отвернулась от брата. Тот продолжал осторожно и деликатно излагая свои мысли.
— Не думаю, что сейчас я смогу куда-то уехать. Гарантировать безопасность других пони я не могу, а тем более тех, кто понятия не имеет о кристальности в прямом смысле этого слова, по моему мнению, мне следует держать это в тайне. Это сложно говорить, но я не хотел бы, чтобы меня считали за монстра с кровавыми глазами.
— Думаю, он прав, Кайди, — тут же поддакнул Шайнинг Армор. — Пока Шадоу не может контролировать превращения, не стоит ему пугать эквестрийцев. Это в Империи все уже более или менее знают, а в Кантерлоте…
Бровь принцессы любви поднималась вверх всё выше и выше, пока оба единорога в её семье находили аргументы для того, чтобы никуда не ехать. Выглядело это так, будто они были настолько закадычными друзьями, что договаривали друг за другом фразы, говорили одно и то же одновременно, перекидывались шутками и забавно-язвительными упрёками. Понимала её, похоже, только Халсиен; столкнувшись глазами, она увидела, что профессор находится в полнейшем шоке и тоже не понимает, что вообще вокруг происходит.
И только Флёрри сидела за столом, чуждая от веселья. Она хмурилась, дёргала крыльями, искоса глядела на брата. Пару раз он замечал её взгляд, улыбался ей, но Флёрри была глубоко обижена на него за то, что он не приходил. И обида эта съедала её изнутри, заставляя ещё сильнее хмуриться и вжимать голову в плечи. Когда слышать голоса отца и Шадоу стало невыносимо, она вскочила со стула и быстрым шагом ушла из столовой, оставив за собой только молчание. Принцесса достаточно окрепла, чтобы ходить самостоятельно, да вот только злость отнимает силы как моральные, так и физические. Добравшись до коридоров, по которым она любила бегать в детстве, аликорн остановилась перевести дух. И чуткие ушки уловили знакомые голоса.
— Сейчас? — звонко и с непонятным смехом в голосе спросила Айша. — Здесь?! Но, ваше высочество, а вдруг кто увидит!
— Не увидит, — пообещал ей бархатный голос, от которого у Флёрри мурашки по коже прошлись — с такой же интонацией он сам когда-то шептал ей в ухо. — Смотри, что я умею…
Аликорн побежала вперед, но вспышка телепорта рассеялась раньше, чем она смогла застать пару врасплох. В закутке рядом со старинной вазой никого не было, а телепортироваться они могли куда угодно, хоть даже и на вершину башни, где она впервые позволила кому-то прикоснуться к своим губам, повинуясь нежному трепету в сердце.
И это самое сердце сейчас сжалось в холодном спазме, вызывая в душе лишь злобу и ненависть. А вслед за ними — потоки слёз по всему лицу и горькое, отчаянное желание забыть.