Хозяйка моего сердца
Разгорание чувств
Всех впечатлений сегодняшнего дня было достаточно для того, чтобы наградить меня самыми безумными снами, но то ли я слишком устал сегодня, то ли ещё что, но никакие сновидения меня не посетили. Утром я открыл глаза и обнаружил, что лежу на кровати один. Помаргивая, я огляделся по сторонам "грота" и вдруг увидел пришпиленную к стене записку в окружении "Светлячков". Зевнув, я осторожно слез с кровати и подошёл к ней, встав на задние ноги, чтобы лучше видеть текст.
"Мы с подругами уехали. Брату ни слова. Я упросила его дать тебе отоспаться, но как только встанешь — беги к нему. Доброе утро, Стоуни Мосс".
— Доброе, — сказал я тишине комнаты и поспешил пройти к двери — кто знает, сколько я проспал, может, Дип Вейв уже меня заждался?
По счастью, я напрасно волновался. Потолок комнаты показывал раннее утро, между растений сновали роботы-садовники — блюдца на гусеницах и маленькие пониподобные дроиды-насекомые. Одни опыляли цветы, другие подрезали ветви, третьи поливали растения — сомнений не было в том, что роботы проводили утреннюю уборку. Почувствовав вполне естественные желание, я осмелился посетить ванную комнату Сенди, чтобы сделать свои дела и умыться. Встречать Дипа стоило в приличном виде.
Честно говоря, у меня не было особой охоты видеться с этим единорогом. Его нехороший взгляд при первой встрече, явные гейские наклонности... да и в принципе он гораздо больше походил на развращённого деньгами пони, чем его сестра. Хотя и Сэнди при первой встрече выглядела простой взбалмошной дочкой миллионера... Возможно, я составил такое впечатление о Дипе лишь потому, что не познакомился с ним? В любом случае, постоянно сидеть в душной пещерке у меня не было настроения, да и отчасти было любопытно, как выглядела вторая половина особняка, та, что находилась во владении синего единорога.
Сделав все свои дела, я вышел из уборной — и встретил на поляне Дипа.
Единорог строго посмотрел на меня и я, вспомнив о своём положении раба, быстро поклонился ему.
— Доброе утро, мистер Вейв! — торопливо сказал я, поднимая круп и касаясь подбородком земли. — Рад видеть вас...
— Не бормочи чушь, — апатично заявил единорог, но глаза выдавали, что ему понравилось моё обращение. Он оглядел комнату сестрёнки. — Как тебе, нравится наш дом?
— Это просто чудо! — я позволил себе встать и копытом окинуть комнату. — Я как будто бы в саду!
— Это была идея моей сестры — превратить комнату в сад, — не без гордости заметил Дип. — Сам я более практичен. И меньше люблю всю эту цветную дребедень... Ладно. Раз ты уже встал — иди со мной. Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня перед завтраком.
Я поклонился и последовал вслед за единорогом в его половину дома. И по ней лично я не заключил бы, что он — сама практичность. Если комнаты Сэнди представляли из себя природное буйство красок, то залы во владении Дипа были оформленны в технологическом стиле — неяркое освещение по большей части, развеваемое неоновыми огнями, плящущими неясными образами по стенам, полу и потолку, создавая иллюзию того, что мы находимся в измерении Дискорда на космическом корабле.
При этом сама комната была заметно меньше, зато имела гораздо больше ответвлений — в отдельные кабинеты-каюты, наверное, с рабочей обстановкой. К одной из них и направился Дип, чтобы открыть её и с ехидной улыбочкой пригласив меня вперёд себя.
Я послушно переступил через порог и остановился, осматривая владения своего хозяина. Ну и комната! Меньше ванной Сэнди, но зато с более высоким потолком, выполнена в светлых тонах, но при этом ничем не обставлена, никакой меблировки, если не считать небольшого письменного стола и кресла. Я удивлённо посмотрел на Дипа, который обошёл на меня и подошёл к столу, но не сел за него, а приподнялся на задние и строго взглянул на меня.
— Садись, — коротко бросил он.
Я послушно сел на круп, хотя внутри у меня всё сжалось. Я же не гей... Я знаю, что некоторые жеребцы любят, когда их тоже имеют жеребцы, но...
— Не подумай ничего плохого, — оскалился Дип и рассмеялся. — Моя сестра уехала с подружками на целый день, отдав тебя мне на попечение. Она расстроится, если я тебя испорчу!
Единорог сошёл с места и провёл гривой по моей новой причёске, не потерявшей форму и после ночи.
— Знаешь, я могу заказать любого жеребца или кобылу. Но никто из них не мог доставить мне того удовольствия, что доставляла мне Сенди, — он наклонился пониже. — Которой была известна моя главная тайна. И если ты её кому-нибудь раскроешь, то я позабочусь, чтобы тебя похоронили в её саду. Ещё живого.
— О ч-чём вы? — спросил я, не совсем его понимая, но осознавая, что сейчас произойдёт что-то страшное. И это страшное произошло:
— Я люблю, когда меня щекочут, — неожиданно заявил Дип. — Но я не люблю чувствовать себя беспомощным или во власти кого-либо. Но так как ты мой раб, то...
Он не стал продолжать. Хотя дальнейших слов и не требовалось.
— Я сделаю всё... — я сглотнул появившийся в горле ком. — Что вы мне прикажете, хозяин.
— Не думал, что это слово будет так сладко звучать! — усмехнулся жеребец и быстро выдвинул ящик стола. — Впрочем, отказа от тебя я бы и не принял.
Он извлёк из ящика достаточно длинный моток крепкой верёвки, и ком появился вновь. Подчиняясь приказу, я лёг мордой в пол и завёл передние ноги за спину. Дип с большим знанием дела скрутил их чуть повыше копыт, обмотав свободный конец верёвки вокруг своего правого переднего, чтобы потом перевернуть меня на спину и резким движением приподнять. Теперь я упирался в землю передними ногами, в то время как одну заднюю Дип взял себе под мышку, а другую отклонил копытом. Давление на мои связанные передние ноги было очень болезненным, но стыд и страх пока заглушала боль.
— Как хорошо, что у тебя такой хвост — не длинный и не короткий, — внезапно заявил Дип, нажимая на мою левую заднюю и наклоняя её до боли в бедре. — Ну же, попробуй пощекотать им меня!
Я даже не мог представить, когда он мог приобрести весь этот очевидный опыт в связывании пони, не в фантазиях же он всё это прорабатывал... Или же он мог это творить сам с собой? Ведь проявлять над собою власть он вполне мог... О чём я думаю только! Лучше не думать об этом и просто исполнить приказ...
Потому я махнул хвостом, проведя им под животом единорога, но всё же достаточно высоко. Было довольно странно видеть улыбку на властной и заносчивой морде Дипа, как и видеть, как он переступает копытами:
— Н-неплохо... Но, уверен, ты можешь лучше, — Дип провёл копытом над моей бабкой, а потом и под нею.
Я вздрогнул от таких прикосновений. Видя мою дрожь, Дип натянул верёвку, причиняя мне ещё больше боли.
— Мети лучше! Или нарушу обещание! — рыкнул он.
Испугавшись, что он и вправду это сделает, и попробует теперь мой круп, я отчаянно замах хвостом, просунув его между ног пони и касаясь длинными волосами его мошонки. От этого Дип сильнее привалился ко мне, причём его правое копыто продолжало меня поглаживать, чуть наклоняясь и проводя своей жёсткостью по моей шкурке, даря может и менее возбуждающие, но не менее щекотливые движения. Я не смел смеяться, но хихикал в щёки, всё быстрее и увереннее работая хвостом... Пока Дип вдруг не тронул меня копытцем за собственные яички, которые благодаря расставленным задним были у него на обозрении.
Тут меня прошибла дрожь даже вопреки моим собственным вкусам, ведь жеребцовое копыто было не хуже моего или Сэнди... Однако приносило во много раз больше стыда, унижения и смятения в мою душу. Я попытался замахать хвостом ещё сильнее, отбиваясь от Дипа, чтобы сбить его и не давать гладить себя, только в результате я попал прямо по его расправившемуся кончику, отчего он сам уже засмеялся вполный голос, еле выдерживая те муки, что я ему приносил, но лишь больше ко мне влечась из-за них согласно своим извращённым желаниям.
Натянув верёвку до предела, так, что на глазах у меня навернулись слёзы, жеребец отпустил мою ногу, но лишь для того, чтобы взять моего маленького жеребца и наклонить к себе, прижимая копытом и его, и яички. От такого я уже не засмеялся, а застонал, но мой голос заглушил довольный смех хозяина, потому что вызванный моей щекоткой член жеребца теперь по самые яички погрузился в зелень моего хвостика и, кажется, ткнулся в мне в репицу.
Лишь бы не куда-то ещё! Хотя даже это место меня будоражило и странно нагревало вместе с копытом. Я щекотал Дипа уже не намеренно, лишь сам по себе пытаясь вырваться и спрятаться подальше от жеребца, чтобы он не видел мою собственную, противную даже мне реакцию тела, что мотивировала его лишь усугублять свои ласки.
— Ты верно мне служишь... И я тебя награжу! — Дип развернулся ко мне крупом и сам защекотал мой конец.
Я взвизгнул, как кобылка, привалившись к крупу своего хозяина и извиваясь от помахивающих движений его не в пример более густого и длинного хвоста. Волосики проходили по мне пьянящей метёлкой, обхватывая не только ствол и яички, но и беспощадно набрасываясь на живот, легко преодолевая сопротивление моей шерсти и проходящей по животу снова и снова. Закатывая глаза и смеясь, я задрыгал задними копытцами, соскользнул на пол и не только больно ударился попой, но и придавил передние — однако это не остановило моего хозяина, который оглянулся через плечо и, не дожидаясь, пока мой смех утихнет, поставил на мой член своё заднее копыто, надавив на него с такой силой, что смех сменился высоким писком. Он... Он же меня раздавит! Или доведёт даже без моего участия, что похуже! Хуже во много раз...
А, возможно, именно это он и намеревался делать, даже оставаясь верным своему обещанию. Хвост безумствовал, как и копыто на моей промежности, только единорог поключил ко всему ещё и свой телекинез, подхватив им со стола писчее перо и начав применять его не по назначению, обводя им мою ею, грудку и будто пиля им подмышки!
Не в силах даже просить его прекратить, я крутился по полу, хныкал и дрыгался, слёзы стекали по моим щекам, застревая в шёрстке или скатываясь на пол. Каждое прикосновение пера превратилось в пытку, а нажатие копыт высекало искры из моей души, искры, которые внезапно обернулись пожаром и охватили всё моё тело! Что-то крича, я крепко зажмурился, пытаясь прекратить поток слёз, но тут же пёрышко чиркнуло по мне и я, широко раскрыв глаза, захохотал на всю комнату. Я уже даже не чувствовал верёвку, одна щекотка, везде и всюду! Вращая хвостом и подвывая, я просто отдался власти своего хозяина, не сдерживаясь ни в чём, кроме придавленного члена, но и власть над ним была скорее подневольной, потому что только чересчур сильное нажатие удерживало меня от того, чтобы кончить прямо сейчас!
Однако стоило лишь копыту меня отпустить, а на стержень надавить перу своим кончиком, меня словно пронзило молнией, выбив из моих глаз слёзы, а из стержня — нагнанный щекоткой оргазм, испортивший как перо, так и настроение единорога.
— Ты обошёлся мне гораздо дешевле этого пера... — прорычал Дип, лукавя, — ты за это поплатишься.
Я мог лишь бессильно взирать на единорога, не зная, что он сейчас сделает. В моей голове проносились варианты, один позорнее другого, когда Дип отошёл к столу и вытащил из ящика... О, нет! У брата с сестрой оказались схожими и вкусы — только вот единорогу скотч нужен был для работы, но он, похоже, знал, как им пользуется Сенди. А потому не спеша отрезал вымоченным в моём семени пером широкий прямоугольник, добавил к нему ещё пару-тройку полосочек и без лишних слов залепил мне нос.
— Мне придётся побыть для тебя всем, — Дип своим телекинезом взвалил меня на свой стол и закрепил меня ещё сильнее и прочнее, обездвижев полностью... заодно сделав себе поудобнее моё положение. И многообещающе подвёл собственный трясущийся член к моим губам. Я зажал рот, но не мог долго сдерживать его в таком положении из-за заклеенного рта, так что через минуту, как бы я не желал обратного, мне пришлось широко открыть пасть... И пустить в себя член синего до самого нёба. В первое мгновение я поперхнулся и лишь усилием воли сдержал рвотный позыв. Закрыв глаза, чтобы не видеть нависшего надо мной жеребца, я осторожно прихватил член в свои зубы, молясь, чтобы это ему понравилось. Я не знал, что мне делать, но решил, что раз Сенди понравились полизывания щёлочки, то жеребцу понравится полизывание члена. Всё ещё страдая из-за большого размера этого живого кляпа, я стал облизывать его, слегка посасывая, как морковку, которой меня по праздникам угощала мама. Только это была не морковка, а более мягкая и противная штука. Старясь сосредоточиться не на вкусе, а только на действиях, я, к своему ещё большему ужасу ощутил, как противящийся новой стимуляции член всё равно поднимается, словно призывая новую порцию унижений. Я услышал сквозь частое дыхание Дипа прерывистые слова:
— Тебе... Всё мало? Да, Сенди... была права, насчёт земнопони!
Я не мог ему ответить, я не мог даже застонать в ответ, потому что член жеребца вдруг продвинулся ещё дальше, до предела, до глотки, наполняя весь мой ротик солёным и противным, и впрыскивая семя внутрь меня. Я поперхнулся, закашлялся, и сердце моё сжалось от страха, потому что я не мог даже вдохнуть! Но член дрогнул ещё раз и медленно выскользнул из пасти, обляпав мне носик и мордочку остатками семени, перемешанного с моей собственной слюной.
Я прожил несколько спокойных дней, потратив их лишь на то, чтобы придти в себя после душевных переворотов. Несколько раз я порывался рассказать о Дипе Сенди, но та не обращалась ко мне, избегая в странной задумчивости. А рабам нельзя было высказывать свои мысли, пока их не спросят.
Но сумбурная, хотя и спокойная жизнь домового слуги прервалась, когда во двор погрузчик привёз коробку, ещё более крупную, чем та, в которой его привезли. Неужели эти богатеи достали грифона для своих игр, когда им опостылел пони?
Но на самом деле меня ждало гораздо большее...
— Мосси! Стоуни Мосс! Ты где? — позвала меня моя хозяйка, заставив оторваться от созерцания странного, но очень красивого голубого цветка, росшего в окружении блеклых и невзрачных собратьев. — Иди сюда!
Я покорно побежал на другой конец сада — оказалось, что крики доносились из ванной комнаты, где двое рабочих, земнопони и единорог, монтировали какую-то странную штуковину, напоминающую душевую кабинку, только вот без единой двери... Нет, это был скорее даже какой-то прямоугольный бак. Труба была подведена к его подножью, а внутри бака поднималась странная штуковина, которую я могу описать как гриб с плоской шляпкой и множеством дырочек. Хотя в водопроводном деле я не силён, но тут и до меня дошло, что из этих дырок и будет литься вода... Какой-то странный душ, неправильный.
— Спасибо, понят, деньги получите у брата! — улыбнулась Сенди уходящим рабочим и обернулась ко мне. — Ты как раз вовремя! Смотри, что у меня есть!
С этими словами она показала мне серую купальную шапочку.
— Хозяйка, быть может, стоит перевернуть эту душевую кабину, чтобы вода шла на шёрстку, а не заливала пол? — Я вновь прилип мордахой к стеклу бака, силясь найти на нижней поверхности слив. И, точно, взглянуа на потолок, увидел даже две широких дырки для слива... Какая странная конструкция, и, главное, для чего? Одна — запасная, если первая засорится?
— Всё установлено правильно! — Пегаска сама надела на меня шапку, под которой не уместилась полностью короткая, но пышная грива, а потом взлетела наверх прозрачного резервуара, с лязгом отпёрла с задвижки люк в "потолке". Он разошёлся на две половины, и я увидел, что внутри дырки "слива" были обиты мягкой резиной. А затем крепкие копытца подняли меня в воздух и поставили на край бака.
— Это будет лучшая глава! — объявила Сенди. — Мосси, ты должен сейчас опереться в стенки копытами и сползти вниз, но не полностью!
— З-зачем? — ошеломлённо спросил я.
— Помоем твою шёрстку!
Кобылка сказала это таким искренним тоном, так мило хлопнула глазками, что я послушно залез в бак — его крышка разошлась не так широко, чтобы можно было спрыгнуть, и я попытался сначала поставить копыта на стеклянную стенку и заскользить вниз, как вдруг...
— Не забудь вдохнуть поглубже!
Сенди слегка поправила положение моих копыт и задвинула крышку. Я вскрикнул и едва не упал — но, по правде говоря, это было невозможно, так как мои задние ноги чуть повыше копыт оказались внутри дырок, державших их мягко, но крепко. Болтаясь, словно лапшичка, я отчаянно задёргал копытами.
А Сенди обошла меня кругом, любуясь через прозрачные стенки, остановилась возле труб и повернула единственный вентиль. Раздалось шипение — и я с ужасом увидел, что дно бака заполняется водой.
Со сжатыми зубами я пытался изогнуться, подвсплыть, чтобы вода держала мою голову на плаву, но её толща давно обогнала гибкость моего позвоночника. Копытца в безумном желании спастись любой ценой загребали мелкие пригоршни воздуха с поверхности, но до перевёрнутых ноздрей и стиснутой пасти не добирались даже мелкие пузырьки... Зато вода, издевательски медленно поглаживая, проходила по грудку, добираясл до надутого животика, быстро приспустившегося сразу перед тем, как рядом с пупком пробулькала несколько спасшихся из пасти и добравшихся до поверхности пузырей. От этого звука расправившийся уже в полную силу член дёрнулся, а Сенди припала к стекну не только копытами, но и носом.
Я не слышал, что она говорила, но зато увидел, как копытце пони потянулось вниз её животика и поворошило шёрстку между её ног. Это... Это было просто издевательство! Я висел в воде, сгорая от страха, а эта пони мастурбировала на меня! Не знаю, что было сильнее в этот момент — страх или обида, но я сам протянул переднее копыто и надавил на свой член. Первое же прикосновение было настолько сильным, что я едва не выпустил воздух — как тогда, в ванной, только если я потирался в тот момент об дно, то теперь мог по-жеребцовому поработать копытами... Копытом... Упираясь левым в стенку, правым я принялся поглаживать и потирать свой стерженёк, надавливать на головку и всё же не сдержался, булькнув парой пузырьков — это было так приятно! И отвлекало от мыслей о воде!
Зато о ней всё всемя помнила Сенди, постоянно совмещавшей возбуждённых жеребцов и воду. Она уже не могла просто на меня любоваться — ей хотелось быть ко мне ближе, чем позволяли прозрачные стены, но при этом не отпуская меня! Она лизнула стекло подле моей морды, взиравшей на это с надутыми щеками. Но когда Сенди подняла взгляд на моё междуножье... Я не выдержал и снова выдохнул. Пузырьки вспенились уже пости у моего стержня, на который эта бешеная кобыла и зырила — как я унижаю себя, даже с приближением смерти опускаясь до онанизма под её присмотром.
Сенди заскользила копытами по стеклу, наслаждаясь моей реакцией. Я превратился в живое воплощение её книги — и она не хотела потерять ни единого изменения моей мордашки! Но сейчас она смотрела повыше — нет, не туда, где двигалось моё копытце, а на постепенно опускающийся, вжимающийся животик. Я никогда не умел надолго задерживать дыхание — и сейчас она видела наглядное подтверждение этому. Словно пытаясь отвлечься от нехватки воздуха, я весь сосредоточился на ощущениях от копыта, стыдливо прижимая ушки, но всё же не останавливаясь ни на миг.Быть может, если я буду хорошим пони и порадую хозяйку, она спасёт меня... Хоть быи ради того, чтобы погрузить снова, но дать мне жить!
Вода очень быстро поднялась по стержню и мошонке, будто щекотно лизнула, потом обнимала бёдра задних, поднимая выше за собою куций обрезок хвоста. Мордочка Сенди искажалась не слабее моей, но лишь от чистого удовольствия... А вот мне самому уже приходилось худо. Живот не просто вжимался, а выдавливал из лёгких горячие брызги воздуха. Тело заизвивалось змеёй или дподводной водорослью в сильном течении. Только долбившееся в кончик копыто, и ещё одно, растирающее длину, не давали мне выдохнуть, отвлекая с муки на удовольствие. По сравнению с нехваткой воздуха неприятные ощущения в ногах были меньшим из зол, но и от них меня отвлекал мой ноющий "жеребец". Чувствуя, что воздуха почти не осталось и страшный жар душит меня, я взял всё, что сохранил, но на фоне страшной духоты это была что капля в море... Я больше не мог сдерживаться, тело само принялось извиваться и дрыгаться, на радость Сенди, но копыта я всё ещё владел и заставлял их двигаться с удвоенной, утроенной скоростью, подходя к моменту высвобождения живущего во мне чувства. Сцепив зубы до боли, зажмурившись ещё сильнее, чем прежде, и выгнув голову, я со всех сил совершил последнее нажатие...
Воздух выбился из меня такой же жаркой и полной струёй, как и семя. Два потока меня оглушили своей мощью и... Двойным удовольствием. На тот миг, когда я терял себя, я... Просто потонул и погряз в этом, не заслуживая звания разумного и радуясь умиранию, как обезумевший зверь. Но когда я излился, и сперма, прилипшая к копыту, затрепыхалась так же хаотично, как хвост... И само копыто... Я взмолился всем Принцессам и Дискорду, чтобы Вейв не мучала меня больше не секунды! Пегаска, охнув, взлетела к крышке люка, но я очень, очень сомневался, что не вдохну прежде, чем меня поднимут из воды, уже неприятно обжёгшей ноздри!
Нет... Кого я обманываю...
В тот миг я просто не мог ни о чём думать! Весь мир расплывался перед моими глазами, хотя вода была чистой и спокойной, в ушах появился какой-то неприятный звон, копыта непроизвольно задёргались — и последним моим воспоминанием был тот страх, который ни с чем не сравнить — вода хлынула мне в нос и рот, я захлебывался её потоками, засучив всеми копытами, подгибая задние! Тьма закружила меня, выбросив из сознания и вобрала в себя.
Сознание возвращалось, подгоняемое болью в груди и странным ощущением в голове... Я заморгал, увидев перед мордашкой яркий свет, а потом внезапно закашлялся, выплёвывая воду.
— Ну слава аликорнам, живой!
Кое-как мне удалось разлепить сомкнувшиеся было веки и посмотреть на свою хозяйку — но далеко не сразу до меня дошло, что я лежу на полу ванной, весь мокрый, а Дейзи поглаживает мой бок.
— Я уж испугалась, что ты совсем утоп, — голос её согрел меня своим сочувствием. Так пони волноваться могут только за пони, а не за живые вещи которыми для них являются рабы. — Стоуни, прости меня... Я... Я такого не хотела!
— Вы... Не должны... — высказал я, кашляя хрипло. Несмотря на своё возмущение, я опасался высказать все свои претензии. Тем более что отчасти я бы и так не стал... Слишком мне нравилась эта пони сама по себе. — Вы моя хозяйка, а я раб.
Эти слова, призванные умягчить чувство вины Сэнди, лишь сильнее опечалили её.
— Это всё неправильно... Мне надо было тебя спросить. Подготовить как-то...
Она погладила мою зелёную гриву, спадавшую на морду зелёными водорослями.
— Я совсем заигралась... Нельзя было так с тобой поступать! В конце концов, ты же не персонаж моей книги, а живой жеребёнок! — и, совершенно неожиданно, она лизнула меня в нос. Кажется, моё сердце от этого вонзилось в мозг — и как я только не потерял сознание во второй раз... — Хватит. Теперь ты будешь моим слугой, а не рабом.
— Вы... Меня освобождаете? — Я не нашёл даже сил в себе встать. С одной стороны, после всех перипетий и жестокостей, со мной сотворённых, я принимал этот факт как справедливый дар судьбы. Но с другой... Редко когда хозяева освобождали свою собственность, предпочитая изнеможить её, загнать до смертельного состояния. И слава Принцессам, что у Сенди оказалось достаточно доброе и сострадательное сердце... даже при всех её извращениях.
— Пойдём, надо оформить за тебя откупную и договор на работу, — Сенди подала мне копыто и помогла подняться.
— Но... Как же ваш брат? — без помощи Сенди даже удержаться на ногах было сложно. — Согласится ли он на это? Всё-таки он меня купил...
— О, поверь мне, я смогу его уговорить, — усмехнулась пегаска. — В конце концов, ты мой!
Нельзя сказать, что Дип был очень обрадован решению сестры — но и препятствовать он не стал. Я же был слишком слаб и слишком счастлив, чтобы обращать внимание на его поведение — да и разве не подарил он меня своей сестре? И я бы наверняка не глядя подписал бы составленный им договор, если бы не сама Сенди.
— А ты согласен с пунктом А7? — спросила она, лукаво щурясь.
Ну да... Извращённая натура моей хозяйки всё же выступила и здесь. Я не без содрогания просмотрел "Иные виды работы", среди которых встречались такие подпункты, как, например, "Работник обязуется исполнять любые сексуальные фантазии Работодателя". В свою очередь А7-ПП2 делился на подподпункты — и, пожалуй, он не уступил бы своду правил специфичного борделя. Правда, здесь же встречались и оговорки, на которые раб не мог бы рассчитывать — например, по желанию Сенди я был вынужден носить ошейник, но мог его снимать, не спрашивая Работодателя. Презерватив во время секса был обязателен, если только Сенди не заявит об обратном, но я, в свою очередь, мог делать с ней всё, что хотел — в границах разумного, конечно же. Асфиксия и прочие опасные игры теперь могли проводиться только с моего письменного разрешения — которое обезопасило бы Вейвов в случае моей внезапной гибели от преследования по закону, но ведь утопи сегодня Сенди Стоуни-раба — ей бы и оправдываться не пришлось. Пункт номер А7-ПП21 вызвал возмущение и у меня, и у Сенди, но Дип был непреклонен — я до сих пор обязывался служить ему, правда, только с собственного согласия.
Серебристый ошейничек сковал моё горло, после чего Сенди потрепала меня по гривке и повела обратно в свой цветущий сад. Но там мы не задержались, а направились дальше, к спальне кобылки.
— Если что — я учу тебя обращаться с системами увлажнения, — заявила пегаска, пока мы подходили к дверям. — Но там ничего сложного, я тебе завтра всё объясню.
— Завтра? — я посмотрел на неё, пытаясь понять, что же за работу она мне даст. — А что же сегодня?
— А сегодня я хочу извиниться перед тобой за своё поведение, — она стыдливо поджала хвостик. — Только пожалуйста — без скотча.
— Что без скотча... — поморгал я, плохо осознавая смысл её речи.
— Не связывай меня скотчем, — подмигнула кобылка.
— А чем можно? — Ляпнул я и тут же опустил взгляд. — Прости... Наверное, не мне нужно задавать такие вопросы.
— Мосси, ты теперь — свободный пони... Ну, почти, — пегаска весело посмотрела на меня. — Включи свою фантазию! И да, я приму лекарства, а потому... — она взяла многозначительную паузу. — Сегодня можешь обойтись и без защиты, мой маленький повелитель.
Я почувствовал, как краснею, и не удивлюсь, что это стало видно даже сквозь шерсть.
— Я понял... — вышел я вперёд, чтобы доскакать до спальни раньше хозяйки... нанимательницы. И чтобы она не видела, как пунцуют мои щёки. — Новые идеи для книги.
— Именно! — Сенди произнесла, порхая надо мной. И оценивая мою фигуру сверху. Мне было негде спрятаться от пегаски в её доме!
Дверь в спальню Вейв открылась без кода. Я нажал копытом на выключатель у косяка, и полная темнота уютной стилизованой пещерки сменилась неярким переливчатым светом, сосредоточенным скорее на стенах с листвой, чем на стенах комнаты. Сенди прошла сбоку от меня, потрясь крылом о него — я взбрыкнулся от щекотки.
— Так недалеко до восстания рабов...
— По-моему, неплохая идея... — смог выдавить я из себя, глупо улыбаясь. Дверь пискнула за моим крупом.
— А я согласна, — рассмеялась пегаска и выдвинула нижний ящик стола. — Выбирай. Всё это было подготовлено для тебя, но, я думаю, подойдёт и мне.
Я сглотнул от одного вида того, что находилось в ящике. У неё явно оставалось ещё много "глав на проверку"!
— И м-мне можно этим воспользоваться? — спросил я, взвешивая на копыте моток красной верёвки.
— Я же говорила — всё твоё, — пегаска тем временем уже легла на кровать. Но в ласковом и ждущем тоне её голоса появились вдруг иные нотки. — Стоуни, я правда очень виновата. Потому и хочу очутиться на твоём месте... Может, тогда ты меня простишь.
— Но хоз... В смысле, Сенди! Мне не за что тебя прощать!
Кроме утопления, ага...
— Всё равно, — пегаска завела передние за голову, скрестив копытца.
— Наверное... Тебе и самой это хочется, — наконец осмелев, я закрыл глаза и взял копытокинезом случайный предмет — тот, в который уткнулось копыто. Это оказался небольшой массажёр для крыльев, какие популярны у пегасов, которым приходится подолгу держать себя в воздузе без посадки. Только вот насадка на нём больше напоминала круглую зубную щётку или крохотный мягкий ёршик.
Сенди, уаидев, что оказалось у меня в копыте, непроизвольно двинула копыто к своему месту... Но тут же отдёрнула, сглотнув.
— Я это просто так не выдержу... Свяжи меня верёвками, чтобы я не брыкалась.
— Может, тогда другое?.. — Я собрался положить аппарат обратно, но Сенди подняла сложенные копыта к мордачке с округлившимися глазами, и я понял, насколько Сенди одобряет и поддерживает мой выбор.
Завязать верёвку копытами оказалось непросто, но с наставлениями Сенди я справился достаточно быстро, аккуратно, но крепко обвязав её ножки выше копытц и притянув их к подставке одного из осветительных кристаллов на стене — металл мог выдержать брыкания кобылки. Задние её я развёл в стороны и привязал к ножкам кровати, затянув для верности узлы зубами — идея связать её именно в такой позе была моей, а потому я ощутил некоторое удовлетворение уже от того, что она терпеливо принимает мои действия. Полюбовавшись на пегаску, я влез на кровать и с некоторым опасением прикоснулся щёточкой к выпирающему из-под шерсти левому соску...
Пегаска уже от этого втянула воздух через зубы и зажмурилась, а я почувствовал появившееся сопротивление. Но Сенди всё равно взмолилась:
— Подвинь рычажок...
Его я отыскал за несколько секунд рассматривания вещицы. И сдвинул краем другого копыта. Уперевшаяся между сосцов щётка вдруг завибрировала, медленно раскручиваясь и вороша ворсинками. Сенди задёргалась, задрожала и закрутилась гораздо быстрее.
Я видел, как переменилась её мордашка, какое счастье затопило её глаза, и решил на этом не останавливаться. Направив щётку на животик, я копытом стал поглаживать внутреннюю сторону её левого бедра — и не могу сказать, что подействовало на неё сильнее! Так или иначе, Сенди забилась передо мной, дрыгая ножками и поджимая копытцами, пока я кружил щёточкой по её животику, иногда надавливая копытом, чтобы побольше расщекотать определённое место. Другое моё копыто роговым слоем выписывало фигуры в шерсти пегаски, заставляя её дёргать одной ножкой гораздо сильнее, чем другой! Но и сама пегаска безучастной не оставалась — и её хвостик вдруг ткнулся мне в мордашку.
От не механической, живой щекотки я выронил щётку, фыркнув. Но быстро её поднял, а хвост придавил копытом, борясь с желанием поиграться с кобылой самому... Или, скорее, отыграться за её мучения чем-то подобным. Но при всём этом я слишком её ценил... И не находил в себе смелости жестоко насиловать кобыл в том или ином смысле. Но зато мог применить щётку по её прямому назначению — проворошить перья и растереть крыльевые мышцы. Правда, нестандартная насадка превращала эту и так тяжело переносимую, но приятную процедуру в настоящую пытку.
— М-м-осси, не так! — она сорвалась на отчаянный смех и пыхтение, неспособная договорить, а я совершенно по-злодейски подвёл щёточку к её боку. Пегаска дрыгнулась и чуть было не опрокинула кровать! Рассмеявшись вместе с ней, я положил левое копытце на её щёлку, прижав её, а правым всё продолжал водить щёточкой, вызывая у Сенди всё ноыве и новые волны смеха. Даже немного завидно стало! И... Несмотря на то, что я совсем недавно разрядился, жеребец мой заныл так, словно я не клопал с неделю!
Я с любопытством отвёл щётку от кобылы и нажал ею на самый кончик, прямо на оголённую часть — и подпрыгнул, чуть не отбив себе копыта, и выпустив из переднего эту... просто других слов не было — адскую машину! Сенди вновь засмеялась, но уже не от щекотки, а над моим положением.
— Ну, всё... — я игриво и мстительно протянул, в который раз поднимая устройство и, точно так же, как недавно тыкнул себя, прикоснулся к её проявившейся кнопке.
— Р-р-рав!
Пегаска рявкнула скорее как собака или фестрал, забившись в путах, словно наэлектризованная. Разведённые ноги пытались сжаться и прикрыть щель бёдрами, оттого лишь скрипели верёвки, но Сенди всё равно их перекрикивала, выпучивая глаза в насильном, перебарывающем сознание счастье. А я решил его немного ещё усилить, опустив щётку к створкам и немного пройдя ей за них.
Пегаску даже подкинуло на кровати, её крылышки расправились во всю длину,а мордашка раскрылась в громком крике, теперь уже совершенно бессвязном. Удерживая щёточку внутри и наслаждаясь её дрожью, я едва сам не начал забавляться, но вовремя опомнился. Кому нужны копыта, если рядом такая замечательная кобылка! Но пока я не собирался её отпускать — если уж мстить, то за всё сразу!
— М-о-осси, я сейчас... — она зажмурилась и снова рассмеялась, но я не купился на эту уловку, а стал осторожно прокручивать щёточку, чтобы заполнить щекоткой всё местечко кобылки! Она затряслась сильнее прежнего, мне кажется, даже слюньки начала ронять на шёрстку, а крылья стали словно бы деревянными — она даже не поднимала их, только дрожала! И вытягивала их... До тихого короткого хруста. Но и тут я знал, что такая пегасья "растяжка" свидетельствовпла лишь о полном блаженстве. А его мне хотелось уже не просто приносить, а разделить.
Стержень с насадкой был достаточно узким для того, чтобы я осмелился посетить Сенди и собственным стержнем, храбро протискиваясь над дрожащим металлическим прутиком, и... И зажав насадку между нами, застаряв в самый неподходящий момент.
Все мои барахтания и верещания не могли полностью скомпенсировать безумные поигрывания Дискорда, веселящего нас обоих. Насадка зажала нас в самых щекотных местах и продолжала крутиться, вибрировать щёткой, лишать нас не только рассудка... Но и половых соков.
Мы могли только кричать, связанные воедино этой пыткой, она — биться в верёвках и вопить на всю пещерку, я — лишь кричать от этого чувства, едва не плача! Только бы высвободится... И, желательно, целиком! Но мы высвободились... Не так, как планировали, а гораздо лучше! Сенди приняла таблетки очень не зря. Мягкая, живая теплота и механические, бесстрастные пытки, между которых меня поймало, поимели меня и дали прочувствовать всё беспомощное счастье, которому я служил, как раб, и в которое я улетел, когда почувствовал влагу Сенди на основании стержня... А целый поток своей — в блаженной дали.
Наше высвобождение всё же поспособствовало нашему освобождению. Высунув язык от ласок, я смог просунуть копытце и отключить ненавистную кнопочку. Медленно, перемежая свои постанывая с несдержанными стонами пегаски, я выскользнул из её щёлочки и прилёг между её ног, поглаживая ноющий, но довольный таким испытанием стержень. Сама пони блаженно выдохнула только тогда, когда у меня хватило сил вытащить из неё мокрый массажёр...
— Это... Новая глава... — смогла проговорить та и прикрыла глаза.