Хозяйка моего сердца
Торжество закона
Дни пролетали незаметно. Я уже около месяца жил в доме своих "РАБотодателей". И не скажу, что занимался только работой. Кажется, Сенди вбила себе в голову, что она очень виновата передо мной, раз почти каждый вечер таскала меня в свою кровать — причём зачастую не ради эротических целей. Нам хватало и просто побыть рядом друг с другом, полежать, обнявшись, посмотреть телевизор... Красота.
Дип почти не обращал на меня внимания. Я же старался лишний раз не попадаться ему на глаза, помня об извращённой сущности этого жеребца, но однажды утром Сенди уехала, а единорог вызвал меня к себе. Едва вступив в его кабинет, я понял — назревает буря, слишком уж мрачен был этот тип.
— Пришёл? Хорошо...
Я не ответил ему, только наклонился в знак покорности. Я уже не был его вещью, но слуге подобает высказывать почтение к хозяину. Дип и вовсе никак не отреагировал на меня — для него всё происходило так, как должно. Единорог подошёл ко столу, задумчиво порылся в ящике, и извлёк оттуда несколько рулонов мусорных пакетов из тёмного пластика. Очень странный способ намекнуть на уборку, ведь Дип не желал обременять копыта хозяйством и не заглядывал в подсобку, тем более не таскал оттуда вещи в свой кабинет. Даже не представляю, кто чистил их немаленький особняк до моего появления!
— Пришло время отработать контракт, — Дип отделил от маленького рулона пакет и развернул его.
— Нужно прибраться?
— О, прибираться нужно вовсе не тебе... А мне...
Я почувствовал что-то неладное, когда вдруг мои ноги оказались оплетены крепкими верёвками, вылетевшими из-под стола Дипа. Не обращая внимания на мой вскрик, единорог крепко обернул мне передние и задние ноги выше копыт, а затем так же магией поднёс пакет к моей голове. Прижав уши, я открыл рот, ещё не осознав, что буду говорить, когда пакет оказался на моей голове. И более того — скользнул вниз, после чего Дип стянул его на моей шее.
Телекинез перестал меня удерживать, потому я сразу больно свалился на пол, дёрнув стянутыми ногами. Но боль от падения, хотя была сильной и выбила из меня слёзы, быстро прошла. А вот духота наваливалась постепенно и неумолимо. Воздух, выбитый из лёгких при падении, надул мешок, но не покинул его пределы. Этот воздух стал всем, что мне отпущено.
Дип со знанием дела стал приматывать мои передние ноги к телу. Я застонал и попытался укусить пластик, лишь впустую потратив силы на попытки схватить его — притянув мои передние к груди, Дип перевернул меня, и я услышал его голос, а потому замер, чтобы не шуршать пакетом.
— Сегодня ты доставишь мне удовольствие, мой маленький слуга. В последний раз.
Я ощутил, как его копыто опустилось мне между ног и дёрнулся, пытаясь отползти, но Дип лишь увеличил надавливание на мои яички.
— Куда-то собрался? — он издевательски засмеялся, а я выгнулся, бездарно растрачивая воздух.
Но выпрямиться мне пришлось очень быстро, когда под хвост мне сильно и больно врезалось нечто длинное и толстое, взвинтив меня и заставив упереться подскочившим стержнем в подставленное копыто Дипа.
— Ты будешь лишь одноразовым пакетом для моего семени, — пообещал единорог, водя рогом по материалу мешка, словно показывая, что он мог бы спасти меня, если желал. Но вместо этого приносил лишь унижение, заставляя испытывать удовольствие даже от жеребцовых ласк.
Я ощутил лёгкое покалывание в попе и вслед за этим ещё большую боль — Дип использовал магию, чтобы пройти в меня поглубже, а его копыта мяли и прижимали мой стержень, но не ласково, как поступала Сенди, а грубо надавливая краем копыта. Я снова застонал, но оборвал стон, ощутив, что пакет опасно приблизился к мордашке. От толчка Дипа я нечаянно вскрикнул, и надувшийся было пакет вдруг прилип ко мне, закрыв ноздри и рот.
"Нет-нет-нет!" — вспыхнула сквозь позор и боль относительно здравая мысль, тут же потонувшая в новом толчке жеребца и моём последующем выкрике. Пакет, надувшись, ещё крепче обхватил мою мордашку.
Я глотал воздух всё более жадно, вталкивая в лёгкие будто больше, чем они могли вместить, но никакого удовлетворения от вдохов не получал. Они были пустыми, как моё прошлое и будущее. Даже для Сенди я не мог себя сохранить — меня насиловал жеребец, а разум был уже слишком слаб, чтобы этому противостоять. Наоборот, чувства сильнее распалялись от духоты...
Дип приподнял меня и навалился на мой круп, вжимая в землю до острой боли в передних копытах, прижимая голову к полу и не давая ни единого шанса на спасение. Едва стоя на задних ногах, которым теперь приходилось выдерживать двойную ношу, я отчаянно забил хвостом, но вовсе не потому, что надеялся зацепить Дипа — просто хвостик показывал мою жажду воздуха. Пуская слюну на пластик, я застонал в пакет, всё-таки не выдержав и повалившись перед жеребцом на живот. Тот не стал меня поднимать, а продолжал наваливаться, отчего мой бедный стерженёк заныл, как и лишённые кислорода лёгкие. Если не сильнее! Жажда воздуха на миг отступила перед этой пыткой, я уже сам двигался под Дипом, пытаясь побольше насадится на жеребца и довести себя раньше, чем потеряю сознание.
— Ты такой услужливый... — довольно пробормотал Дип, ускоряя темп, а мой стержень обтянуло совсем небольшим пакетом презерватива. — Но я не хочу, чтобы ты замарал мне пол!
Я не мог ни отреагировать на эти слова, ни даже их осмыслить. Сейчас я ощущал себя самцом и самкой одновременно — мой стержень стягивало, а внутри распирало... Тело крутилось и извивалось в агонии, елозя вокруг Дипа, этим делая и его намного довольнее... и толще.
Сознание начинало плыть, в груди зажгло, а желание вдохнуть всё же вытесняло возбуждение. Я задвигал мордашкой, задвигал задними копытцами, но Дип выкинул ещё одну шутку — поймал в зубы мой хвостик и потянул его до лёгкой боли, при этом ничуть не сбавляя темпа. Я закричал в пакет, через секунду обтянувший мою мордашку так плотно, что пришлось закрыть глаза — он был повсюду, он забился в рот и закрыл ноздри, не отдавая мне ни капли воздуха — и не забирая ту смесь газов, что опять оказалась во мне. Она не принесла никакого облегчения, наоборот, теперь мне казалось, что я весь охвачен пламенем, разбушевавшимся в моей груди. В нём я перестал распознавать ощущения, боль и наслаждение перемешивались во мне, как в стряхиваемом стакане с коктейлем, который бармен в дешёвой питейной прикрыл грязным копытом. Я распознал яркую блаженную вспышку как свой оргазм, и постепенный спад всех ощущений — как свою смерть... но об остальном я мог лишь догадываться, пока не увидел себя со стороны.
Это было... Ужасно. Я теперь был жеребцом, который имел меня самого! И, что хуже всего, мне это нравилось! Я видел, как мои копытца подогнулись и больше не разгибались, а презерватив наполнился свежим жеребцовым молоком, в то время как Дип вытащил поблёскивающий член из моей попки и, тяжело дыша, потёрся им об мой круп. После этого он снял с моей головы мешок и перевернул меня мордой к себе — выражение, застывшее на моей мордашке, было милым, но абсолютно безжизненным, а из полуоткрытого ротика вывалился кончик языка.
"Вот и всё, мой маленький пони. Теперь не осталось последней помехи, которая могла бы мне помешать. Ты — мёртв, а если Сенди не будет благоразумной, то быстро присоединится к тебе... Ничего... Мои копыта сняли с тебя заполненный презерватив и аккуратно, чтобы мимо не пролилось ни капли, влили белую тягучую жидкость в ротик. Пей вволю, шлюшка... А теперь я упакую тебя получше, вот этот пакет подойдёт... Хм, жаль верёвки — ещё пригодятся...
Твоё тело отправилось туда, куда и следует сразу посылать всех нечистых нищебродов — в большой пакет, вполне уместивший твоё тело, даже осталось немного место, чтобы засунуть туда же и презерватив, перемещаемый телекинезом — увольте трогать это дерьмо копытами. Остаток пакета удалось затянуть в тугой узел, который ни один бомж, роющийся по свалкам, не развяжет. Да и зачем ему ты? Вообще кому-либо, кроме моей сестры? Что она в тебе нашла того, чего во мне нет? Да и не важно — если Сенди не перейдёт ко мне, когда я начну её утешать... Нет, не перейдёт, эти оболтусы обязательно проведут дело грубо, так, что она узнает о моей причастности? Придётся тебя, сестрёнка, упаковать в такой же пакет.
"Что ты сделал с Сенди?!" — хотел закричать я и внезапно увидел перед собой картину... Жёлтенькую пегасочку с мешком на голове — из ткани, к счастью, гораздо хуже, если бы он был из пластика — сажают в небольшую самодвижущуюся карету, щёлкают оковы, сцепляя её передние ноги... И моя драгоценная хозяйка исчезает... Куда? Картинка сменилась — невысокое серое здание, где-то в трущобах, подвал, переплетение труб... И Сенди, лежащая с завязанными глазами на полу. А затем и эта картинка пропала — и наступила темнота.
Духота зато никуда не пропала. Только лишь ненамного отступила... Очень ненамного. Но вся доля, что она потеряла, была заполнена моим собственным осточертевшим запахом. Хорошо, что я не был связан... но вот пространства для действий мне оставалось намного меньше, чем раньше! Пластик обтягивал всё моё тело и заставлял сгибаться, отчего сильнее болела натруженная грудь, а в мозг сразу вернулась обволакивающая и мешающая думать вата.
Я почти не мог двигаться, почти не мог соображать. Я чувствовал себя, словно грифонья сарделька в упаковке... Но мне надо было выбираться! Какими-то крохами разума я понял, что если снова потеряю сознание — то уже навсегда! Мне мешали не только прижатые ноги — я валялся на чём-то шуршащем, очень неустойчивом, нехватка воздуха с каждой секундой становилась всё ощутимее, а потому мой прижатый стержень и не думал убираться, хотя с меня и хватило "ласк" Дипа! Про ноющую попку я и не вспомнил — прикрыв глаза и едва не плача, я стал дёргать ногами, пытаясь вытянуть их из обтягивающего плена, и медленно, слишком медленно зелёные копытца заскользили по коричневой шерсти.
Нет, я не успею довестись... Я дышал слишком быстро для этого и потреблял много энергии... Если в первый раз я ещё вернул сознание, то если потеряю его во второй, назад не вернусь, навечно оставшись в переработанной атмосфере этого дискордового пакета! Стержень зачесался сильнее, когда я его оставил лишь потираться о гладкие и влажные стенки мешка, соскальзывать с них... Но копыта забили во все стороны — тщетно. Даже на укусы прочный пластик не реагировал.
Сердце забилось в голове. Я заставил свои дрожащие копытца успокоится и развёл ими участок пластика, попытавшись куснуть его. Зубы соскальзывали по податливой, да теперь ещё и мокрой поверхности, но я не сдавался. Потянув пластик в стороны, я снова и снова в буквальном смысле прогрызал себе путь на свободу. В голове всё помутилось, животик вжался, грудка, наоборот, дёргалась всё сильнее, отвечая дрожью на сжатие лёгких. В безумной жажде выжить я вцепился в пакет и потянул на себя, и вдруг ощутил, как воздух тоненькой струйкой ворвался в мой ротик, до того ощущающий лишь пустую жару и вкус собственной спермы. Облизнув малюсенькую дырочку, я снова пустил в дело зубы, пытаясь разорвать её, пробиться наружу — мне было мало этого ничтожного сквозняка!
Потом я, проклиная самого себя за безумство, упёрся острыми краями сцепленных копыт в неё, надавливая до взмыленного лба — вновь страдая от удушья, но чувствуя, как материал расходится. В следующий раз, когда я не выдержал духоты, прорванного участка хватило почти на всю пастьку. Я несколько минут просто дышал смрадным воздухом, намного, намного более приятным, чем тот тартар, которым дышал до того я... Но вдруг я лишился и этого, когда меня придавило несколькими тяжёлыми мешками!
"Заживо похороненный в мусорной куче!" — лучший некролог на свете...
Я попытался приподняться, уперевшись спиной в мешки, которые не в силах был поднять. Оказавшийся где-то внизу завала, теперь я снова оказался в ужасающей ловушке — только теперь ни рог, ни копыта, ни даже магия не помогла бы мне вырваться отсюда, разве только заклятие телепортации, недоступное для обычных пони! Я уже не сдерживал слёз — толко махал копытцами, пытаясь то ли выкарабкаться из-под мешков, то ли просто уже отплясывая предсмертный танец, так как голову вскружило от недостатка воздуха, смешанного теперь с неиссякаемым страхом. И наступил бы конец для Стоуни Мосса — если бы тут в моё копыто не поранилось об острую железяку, выпиравшую из верхнего мешка и попавшую в мой. Не обращая внимания на боль, я схватил её в два копыта и потянул на себя — к моим задним выпал старый кухонный нож без ручки. Им нельзя было даже хлеба нарезать, но, прикладывая давление, им можно было порвать мешки гораздо лучше, чем своими тупыми зубами!
Тело двигалось быстро, судорожно и неточно, как у всякого животного в предсмертном состоянии. Дрожание агонии вносило большую погрешность в вырывания, не контролируемые разумом, только обострившимися инстинктами. Мешок стал прорезан по широкой дуге со звуком потрошения воздушного шарика. Мне повезло, что меня придавило такими же пакетами, а не залило слоями поноса, но всё равно они были настолько тяжелы, что между ними можно было только протискиваться. Я сам еле пролезал... а мой выпиравший член — тем более.
В какой-то момент я вдруг ощутил, что не могу двинуться дальше. Я был зажат между несколькими мешками, какими-то коробками и металлическими обломками, в глаза ударил солнечный свет, а в нос — зловонная смесь запахов, которая, впрочем, никак не повлияла на мой стержень. Стараясь дышать только ртом — благо было, чем! — я заёрзал, колотя мусор копытцами. Ошейник на горле, который я никогда не снимал, зацепило чем-то вроде проволоки, которая теперь неприятно щекотала мою шею острым краешком, заставляя дёргать головой — но не давая и шанса избавиться от этих совершенно не нужных сейчас ласк!
Я попытался позвать на помощь, забыв о своём состоянии, но осипший голос не мог выдать ничего громче шёпота. Спасшись от быстрой смерти от удушья (относительно быстрой...), я перебежал прямо в лапы новой — умереть от жажды, замурованным на свалке. Оказывается, продать себя в рабство было лишь временным решением... И я всё равно оказался там, где должно. Лишь неимоверная заведённость из-за безаликорно прижатого к животу члена не давала мне расплакаться. Да и слёз уже не оставалось, все были выплаканы в пакете.
Я попробовал полезть крупом вперёд, то есть — назад, чтобы развернуться... И едва не взвыл, ощутив, как вылетевшая из пакета медная проволока щекочет меня за ушком, по щеке и по шее, едва в глаза не лезет. Зажмурившись, я замер, затем осторожно приоткрыл глаза, не в силах уравновесить дыхание — рыжий монстр цепко держал меня, а прижатый к чему-то твёрдому внутри мешка стержень заблестел выделяемой смазкой. Зажмурившись ещё сильнее прежнего, я рванулся, что-то завыло, хрустнуло, загремело и я головой вниз скатился в другую часть бака. Проволока, оставив саднящие царапины на скуле, отлетела в сторону, но я не смог порадоваться этому. Крышка контейнера закрылась с гробовым грохотом, и я оказался в полной темноте.
Но хотя бы на меня... не упало что-то слишком тяжёлое. Лишь пара лёгких, но порваных пакетов с самого верха.
Темнота, однако, не облегчала моего спасения. Я понимал, что нужно ползти вверх... и осознавал, сколько острого мусора тут было. До того мне сильно везло, раз я ограничивался лишь порезом на бабке и царапиной на морде. А если я наткнусь на что-то более... большое и острое? И это уже не говоря о заражении крови, на которое я вообще наплевал сейчас.
Но вот на своё вожделение я наплевать не смог. Откинувшись на пакеты помягче, я почти с рыком начал себя разминать, грея себя кровью с копыта почти так же обильно, как смазкой.
Противная ноющая боль была ничем по сравнению наполнявшего меня чувства. Прикусив язык, я продолжал водить по стерженьку, словно обезумев... Нет, я и вправду обезумел. А когда крышка поднялась и мне на голову упал мусорный пакет, опрокинув меня на спину, то понял, от чего — рядом со мной лежала разбитая склянка из-под эксцитойла... Нет, нужно выбираться из этого могильника!
Усилившееся возбуждение всё же придало мне сил, стоило только взять его в узды разума. Без него я бы просто грохнулся тут от усталости и навечно бы уснул. Но так, когда глаза уже приспособились к темноте, различили щели в баке, я наконец нашёл в себе волю взобраться на мусорную кучу, ощущая себя чуть ли не царём горы. Да любой пони на моём месте трижды бы отошёл к аликорнам!
Едва не сглазил — крышка поддавалась медленно, тяжело, я едва не соскользнул вниз, но всё же смог откинуть её и пролез сквозь щель. Вновь с грохотом опустившаяся крышка теперь укусила меня за хвост и, вскрикнув, я повис в нескольких сантиметрах над землёй — с попавшим в ловушку несчастным хвостиком!
— Да засунь его себе в зад! — на этот раз я в самом деле зарычал, решительно обрубая хвост ножом. Вернее, пробуя это, потому что для перерезания кучи волосинок ему уже не хватало остроты. Можно было только рвать их по одной, каждый раз вскрикивая, и чувствуя нечто сродни удушению, когда кровь ударяет в мозг. Чтобы вырвать хвост, мне пришлсь брыкнуть зпдними ногами крышку и грохнуться, почти сломав голову.
Заплаканный, грязный, с болью теперь не только в попе и копыте, но и по всему крупу, я приподнялся на дрожащие ноги, вставая и оглядываясь. Смех едва не задушил меня, когда я понял, где оказался — характерные серые здания, грязные улицы, на которых не было ни одного пони, мрачные небеса... Добро пожаловать домой, Стоуни Мосс!
Подрагивая от холода, который я начал чувствовать вновь, когда адреналин начал спадать, я выбежал из переулка на улицу. Бедный район хотя и был грязен и уныл, но некоторый порядок в нём соблюдался — по крайней мере на основных проспектах. Бездомные предпочитали прятаться по подвалам и закаулкам вроде того, из которого выбежал я сам. И вид у меня был соответствующий... И запах, будто я только что вылез из помойки. Да, так и было...
Неудивительно, что такой бродяга привлёк внимание парящего в небесах пегаса — точнее, пегаски, серебристой пони, которая слетела с небес и встала передо мной, широко расставив ноги и крылья.
— А ну стоять! Кто ты, жеребёнок, и как здесь оказался?
Голос её был строгим, но относительно тёплым. Наверное, потому что на вид пегаске было лет шестнадцать, не больше, и она ещё не успела оскотиниться.
— Моё имя — Стоуни Мосс, я работник в доме Вейвов, Дипа и Сенди Вейвов, — торопливо выговорил я.
Судьба мне благоволила.
— Сенди Вейв?! — воскликнула пони. — Ничего себе! Я... Я её знала! Постой, — зелёные глаза пони сверкнули сталью. — А ты не врёшь?
— Хотя она и богатая пони, но спит в пещере... — я охрип то ли от мороза, то ли не очень веря в счастливое совпадение. Знакомая Сенди в полиции — гораздо лучше, чем просто обращаться в полицию... Да только пока меня проверят — пройдёт дня три, которые я проведу в камере, а если Дип ещё и документы подчистил — так и вообще не выйдет! Да и Сенди не могла столько ждать! Друзей у меня не было, помощи ни от кого ждать не приходилось — кроме пегаски-постового, которая и в самом деле знала Сенди... достаточно близко. Возможно даже слишком.
— Она всегда любила природу, — разговорилась пегаска. — Мы познакомились с ней на дискотеке, а потом её отец смог пропихнуть меня в полицейскую академию — по её просьбе, конечно же. Сам понимаешь, место прибыльное! — она осеклась. — Ой. Я тебе этого не говорила.
— Мисс... — начал я и осёкся, поняв, что не знаю её имени. Но быстро нашёлся. — Мэм, на это нет времени! Дип подкупил каких-то уродов, чтобы они похитили его сестру и увезли!
У пони глаза стали вдвое больше от удивления.
— Похитили? В каком смысле?
— В самом прямом! — отчаянно воскликнул я. — Её держат в каком-то здании... Я не могу понять, в каком, но где-то в бедных районах!
— И откуда ты это узнал? — Серебристая посуровела, то ли желая убедиться в правдивости сказанного, то ли уже поверим — и при том раздосадовавшись.
— Это мне сказал её брат прежде чем... выкинуть в мусорку, — сглотнул я морозную слюну. Лишь бы мне поверили и во всём остальном... — Свою сестру он не любит и хочет избавить от неё... даже при живом отце.
— Это похоже на Вейва — Сенди говорила, что он с жеребячества не любил делиться, — не теряя хмурости проговорила пегаска и показала мне свою правую переднюю ногу. На ней находился широкий экран, показавший карту-схему города. — Сможешь описать здание?
— Ну, такое... Невысокое, но большое... Серое... — я силился вспомнить, что видел в голове Вейва. — Подвал есть...Со множеством труб...
— Да, не так уж и много... — пегаска изогнула копытце и нажала на экран. — Хотя... Слушай... А это здание не похоже?
Она развернула ногу и передо мной появилось изображение... Того самого здания.
— Оно! Это оно! — воскликнул я, вытанцовывая на месте.
— Психиатрическая лечебница... Это почти в пригороде.
Хотя пегаска и была не менее субтильная, чем я, она была более жилистая, а крылья у неё были в полтора раза шире, чем у Сенди. Поэтому, не спрося и не дав пикнуть, она подняла меня в воздух, обхватывая передними копытами за грудь.
— Ты учти, гражданин Мосс, нам нужно повышать раскрываемость. Если ты наврал про Сенди — я упеку не Дипа, а тебя — за клевету и ложный вызов!
— Если с ней всё в порядке, я на что угодно готов, — заскрежетал я зубами. На морозном ветру стало ещё зябче.
Внизу проносились коробки домов, затем потянулась жиденькая лесополоса, а после — и дорога, ведущая на юг, к огороженному высоким забором уже такому знакомому зданию.
Проигнорировав проходную, агент полиции собралась приземляться на землю около входа в лечебницу, но, не разглядев невидимое охранное заклинание, угодила прямо в молниевую сеть, предназначенную для сдерживания летающих безумных беглецов. Нас обоих пронзило оглушающими зарядами — боли от неловкого падения мы уже не почувствовали.
Приходил в себя я очень медленно, морщась от несильной, но досадной боли, что разлилась по всему телу. Правда, она была куда меньше, чем в передних копытах, прикованных к подлокотникам старого стула, или в челюстях, растягиваемых жёстким шариком-кляпом.
— О, малыш очнулся!
Пегасочки-полицейского видно не было, зато я сразу увидел Сенди, привязанную к кровати ремнями. Рот моей кобылки закрывал чёрный кляп странной грушевидной формы, а у её задних ног восседал молодой серый пегас и на моих глазах разминал низ её живота.
— Кавалерия сама попала в ловушку, — обратился он к пегаске, которая ответила ему громким стоном.
— Оставь её! — выпалил я. Пегас рассмеялся:
— А то что?
— А то крошиться тебе статуей пожизненно! — полицейская пони прокричала сзади меня. Кажется, нас связали спина к спине. Бедственное положение... Никогда не любил книги о Деринг Ду, но пришлось прожевать всю серию после того, как её по настоянию Министерства Крутости ввели в программу обязательной классики.
— У нас свой закон, а вашему не давали слова, — безумный головорез, наверняка сообщник Дипа, собрался размотать лежащий на прикроватном столике моток изоленты, но потом оставил её, вместо этого потуже станув намордник Сенди, так что та невольно с писком вонзила зубы в собственный кляп, — хотя, может, вы уговорите свою подругу выполнить, наконец, мою просьбу?
— Что тебе ещё нужно, гадёныш? — рыкнула пегаска.
Чёрный пони смерил её внимательным взглядом.
— Офицер Найс, вы характеризуетесь весьма проницательным умом. Могли бы и догадаться... — он рассмеялся. — Отец Вейвов собирается отойти от дел и разделить своё наследство между детьми. Но если одна добровольно откажется — всё перейдёт к другому!
Сенди вздрогнула.
— Уроды! — выпалил я. — Это же... Преступление!
— А то они не знают, — шикнула пегаска. И добавила более громко. — Вам это с копыт не сойдёт!
— Какая заученная фраза!
Пегас приподнял голову моей пони, и я почувствовал, как сжалось сердце — Сенди смотрела на меня измученно, со страхом и без единого проблеска надежды. А пегас подложил подушку ей под голову и подошёл к нам.
— Странно, что ты выжил, Мосик. Дип хотел лично с тобой разделаться.
Я уже открыл рот, чтобы выдать что-то гордое о том, что он и пытался. Но остановил себя. Это бы меня выдало, но никак бы не приблизило завершение сегодняшнего кошмара. Это день уже был страшнее, чем гибель родителей. Становиться ещё ужаснее он просто не имел право. Я... Не хотел терять Сенди.
— Она никак не сможет от него отказаться с кляпом во рту и со связанными копытами.
— Сможет, учитывая, что этот кляп очень непрочен и может порваться в челюсти... И тогда яд втечёт прямо в глотку. И, как видишь, около правого копыта дорогой кобылки лежит уже заполненное заявление, его осталось лишь подписать.
Я содрогнулся от такой новости... Пресвятые аликорны!
— Но она очень упрямая пони, — пегас погладил Сенди по гриве, а та с негромким мычанием мотнула головой. — Дип не против гибели наследницы, но он хотел бы обойтись без лишних смертей — однако, я думаю, ты ему не нужен, Стоуни Мосс.
С этими словами пегас встал с кровати приблизился ко мне. Я весь напрягся — и тут же получил такой удар крылом, что искры из глаз посыпались. Воспользовавшись моей заминкой, пони стал не спеша отвязывать Найс от моей спины — как оказалось, копытца и крылья офицера были ещё и привязаны к телу, так что даже относительной свободы она не получила.
— Так будет удобнее, — прокомментировал пегас и с силой отшвырнул Найс в стену. Та ударилась мордашкой и сползла на пол, а пегас в свою очередь зашёл мне за спину. Я не знал, что он собирается сделать — и лишь смотрел на дрожащую Сенди.
— Только не волнуйся... — прошептал я. — Всё будет хорошо...
Она закрыла глаза и откинула голову, прижимая уши, чтобы хоть немного заглушить ужасные звуки.
Но когда по моей шее быстро и остро прочертил скальпель, а из вены прямо на шерсть полицейской забил тонкий алый фонтанчик, Сенди уставилась на меня в ещё большем ужасе, чем тот, в котором находился я.
— По счастью, магическая аптечка рядом, но у тебя есть только полторы минуты на раздумья!
Сенди потребовалось гораздо меньше, чтобы дрогнувшим копытом отчеркнуть подпись.
Откинув скальпель, пегас проворно открыл небольшой чемоданчик и вытащил из него баночку. Зелёная мазь, нанесённая им на жгущую рану, быстро сняла боль, но от неприятных воспоминаний меня не избавила. Тяжело дыша и всё ещё дрожа от пережитого, я склонил голову, пока пегас поднимал документ. И как же его морда исказилась от злобы.
— Хватит... — рыкнул он. — Если ты такая дура — то и получай свою награду!
Он обернулся ко мне и внезапно оскалился.
— Ваша смерть будет долгой. Скажи спасибо своей подружке.
Я не понимал, что Сенди поставила чужую подпись... Или вовсе не подпись, а неприличную фразу... От потери крови и ужаса за себя и Сенди я вообще не понимал, что происходит. А наш мучитель, между тем, снял и меня со стула и потащил за короткий загривок к Сенди, положил меня на неё и воткнул мою морду в мешочек с ядом, обвязввая вокруг него уже нас обоих.
— Один из вас не сдержится... И прокусит!
Форма кляпа позволила ему соединить нас мордашка к мордашке, словно бы для поцелуя. Добавив пару ремешков, пегас зафиксировал кляп в моём рту и залюбовался нами.
Это было такое положение... Ужасное... Мы дышали друг на друга, а мои слюни стекали прямо в рот Сенди. Ослабев от недавней пытки, я едва заставлял себя сдерживать дрожащие челюсти. Но я не мог приказывать своему стержню — от тепла тела пони, от грозящей нам опасности он стал выдвигаться... Упираясь в животик пони.
— О, позволь, я тебе помогу, — издевательски заявил пегас. Разведя ноги пони в стороны, он заставил её согнуться — я с ужасом увидел, как она вцепилась зубами в кляп — и помог мне проникнуть в её створки, связав ноги пони на моём крупе.
— М-м-мф! — положение было страшно неудобным... А теперь оно стало ещё хуже. Потому что похититель сделал то, чего я боялся — надавил на меня жёстким от вседозволенности стержнем, заставив и меня активно нажать на Сенди.
Мы оба старались не кусаться, раскрывая пасть как можно шире, и потому тем обилнее мы стонали и верещали, когда меня заставлял иметь кобылу жеребец в чудовищной тройной связи. Челюсти болели, но нутро — ещё сильнее...
Пегас обхватил меня крыльями за бока и нажал на мою многострадальную попу, прижимая к пегаске. Не говоря уже о том, что пегаска целый день провела в таком жутком положении, теперь я ещё и изо всех сил жал на неё, заставляя вонзать зубики в кляп. Но она контролировала свои челюсти лучше, чем я — с одной стороны меня насиловал пегас, а с другой стержень заныл от такого! Наслаждение, страх, недавняя боль, обида, злоба и стыд... Селестия и Луна! Фларри Харт и Каденс! Я уже был готов раскусить этот кляп, если бы только тогда со мной не погибла бы Сенди!
Но вот унять свои инстинкты я не мог... Сенди тоже. Всеми силами концентрируясь на челюстях, мы упустили другое — самих себя, полившихся диуг на друга. Ужасный пони тоже брызнул в меня, переполняя снизу и обжигая сверху — чем-то слишком жарким и обильным для слюны. А потом с меня сняли кляп.
— Вот ублюдок... — прорычала Найс, звеня цепями, которыми всё ещё были сцеплины её копыта. Пёрышками крыла она сжимала окровавленный скальпель. — Мне придётся перерезать верёвки, нет времени искать ключ. Их тут может быть ещё несколько.
— Всё бесполезно! — воскликнул я. — Сенди подписала договор!
— Ага, да, подписала... — голос пегаски звучал хрипло, но всё так же нежно. — Я написала одно слово, лучше всего характеризующее эту гадину.
На это мне даже смотреть не хотелось — в словарном запасе писательницы я не сомневался.
— Теперь не дёргайтесь, — Найс подождала, пока мы прекратим дрожать, и стала разрезать на нас верёчки, пару раз всё же несильно царапнув нас. Даже со спущенным паром нам было сложно лежать смирно, а стресс, отходя, повергал в ещё большую дрожь. Но Сенди грела меня лучше всякого пледа... И мы с нею слабо поцеловались, переполнившись чувств.
— Я бы не хотела прерывать вас... — кашлянула Найс. — Но не говоря уже о том, что секс с жеребятами я не одобряю, из оружия у меня только скальпель, а копыта стянуты.
— Да уж... — кивнул я — нам пора удирать отсюда — и куда подальше!
— Не подальше. В мой отдел!
Отец Дипа, узнав о том, что вытворял его сынок, наказал его одновременно строже, чем предусматривал любой эквестрийский закон (даже при Сомбре), но при том и по-родительски без насилия. Большее мне Сенди не рассказала, но, судя по её горько-ехидным смешкам, за его жизнь она не опасалась и не считала наказание слишком мягким. Найс же достался задержанный живым или мёртвым преступник и как раз два свидетеля его преступления, израненные и доведённые до изнеможения.
Арест Дипа подкосил здоровье старого Вейва, и теперь всё наследство перешло Сенди. Она распорядилась им мудро, в частности, заключив с зебрами несколько выгодных контрактов, которые в скором времени обещали весомую прибавку к её и без того баснословному богатству.
Но книгу пони ещё писала, и я помогал ей, как мог. Только теперь вместо утерянного в психбольнице ошейника я носил кольцо-перодержатель и выверял ошибки, а в перерывах между правкой глав использовал пёрышко совсем для других целей.
— В последней главе — тринадцать описок и клякса... — я вошёл в зимний сад-гостинную, поигрывая пером, воткнутым в перодержатель задом наперёд — так удобнее водить его мягкой частью. — И за каждую положено по минуте...
Думаю, даже такой опытный в выражении эмоций автор, как Сенди, не сможет описать собственное выражение мордашки, когда я застал её валяющейся на траве. Ну а моих скромных талантов хватит лишь, чтобы сказать, что это выражение было ровно таким же, как у налёгшей на неё Найс.
— Это... — я даже замер на месте от удивления.
— Ты же знаешь мою фантазию, — улыбнулась моя пегаска. — Знаешь... Я хотела бы достойно отблагодарить нашу спасительницу.
— Выпиши ей чек, — обиженно бросил я.
— Ну, если ты не хочешь... — жёлтая пегаска наморщила носик. Сенди... Иногда мне хочется замотать тебя как мумию, чтобы остановить твою фантазию!
— Ладно уж... — проворчал я. — Только я буду участвовать!
— А я заревную, — фыркнула Сенди.
— Не заревнуешь, — я погладил серебристую по холке, порадовавшись её мвчанию в кляп и дёрганьем стянутыми пластиковыми лентами-наручниками копытцами. — Я привяжу тебя к ней и лягу посередине!
Сенди, чей ротик я осторожно залепил скотчем, выдохнула через нос. Но в глазках пони я видел не столько злость, сколько желание. Ну что же... Самое время теперь вам стать рабами, мои маленькие пони!