Последний фанфик

Пробуждение

Harold Faltermeyer «Axel Foley»

Сознание рестартовало после того, как я гребанулся затылком и плечами об каменный пол. Кажись, ты жив, Анон! Непонятно, только, хорошо это, или так себе?

Я открыл глаза, тщётно пытаясь вдохнуть. Образ, который я пару мгновений назад видел на фоне звёзд, теперь сфокусировался прямо у моего носа. Точёная голова с резко очерчеными скулами в ореоле живого переливающегося сияния, огромные глаза на треть морды, грациозные настороженные уши, нежный розоватый нос, венчающая голову высокая тиара. И приковывающая к себе внимание звёздочка, та самая магическая искорка — центр круговорота в звёздном небе. Звёздочка магического огонька на кончике рога.

Единорог поднял голову и оглянулся куда-то назад.
– Она очнулась. Хвала небу, нам это удалось!

Сразу стало ясно три вещи.
1) Единорог — самка. Мягкий, грудной и женственный голос не оставлял сомнения о поле его обладателя.
2) Единорог — не совсем единорог. Когда она отпрянула, стали видны крылья, аккуратно сложенные на спине. То, что я принял поначалу за сияние, оказалось пышной гривой, непонятно каким образом реющей над головой своей хозяйки радужными волнами.
3) Я свихнулся. Как ещё объяснить появление говорящих крылатых единорожих в поле зрения? До белочки я ещё точно не допился, даже не начал ещё, а от валиума таких глюков у меня ни разу не было. Да и не должно быть — это же не ЛСД какой-нибудь. Разве что я таки наглотался транквилизатора под завязку и это всё — предсмертное видение агонизирующего мозга. Странно, не помню я у себя суицидальных мотивов.

– Наверное, у неё болевой шок, – продолжила единорог. – Она упала с достаточной высоты, я не успела поддержать её.
– Потерпи, дорогая, – обратилась она ко мне. – Я избавлю тебя от боли.
Единорожиха приблизила ко мне морду и прикоснулась рогом к моему лбу.

Давным-давно, в бытность мою студентом политеха, я как-то раз при сдаче сессии не спал трое суток подряд. Первые две ночи спать хотелось адово, я держался только на крепком кофе, матюках и гремящем в наушниках тяжёлом роке. На третью ночь, к моему удивлению, у меня что-то перемкнуло в мозгу и спать перехотелось. Вместо этого я начал ощущать себя немного зомби: почувствовал, как будто голову заполнили свинцовой дробью, заколотили пару-тройку гвоздей в затылок, а в грудь дополнительно вбили рельсовый костыль. Вдобавок к внутренним ощущениям, окружающая реальность подёрнулась какой-то расплывчатой дымкой и появились глюки. После сдачи экзамена я чуть не через силу лёг в постель и как только сомкнул глаза, вырубился на шестнадцать часов. Проснувшись, я отдохнувшим мозгом понял, насколько хорошо мне стало и насколько в плачевном состоянии я был в последние дни. Просто во время бессонного марафона отравленый токсинами мозг отказывался давать адекватную оценку моему физическому состоянию.

Так вот, когда единорог прикоснулась ко мне рогом, я почувствовал себя примерно так, как тогда, когда выспался после трёхсуточного бодрствования. То, что ушла боль из плеч и затылка и утих звон в голове — это фигня! Намного сильнее впечатлило ощущение звенящей бодрости и лёгкости в теле — чувство, которое я забыл много лет назад. Мне захотелось прыгать, кричать от восторга и сотворить какую-нибудь херню, вроде поцелуя этой рогатой коняги в нос.

В этот момент я заметил удивление и замешательство, скользнувшее по морде крылатой единорожихи. Склонив голову, она как бы пыталась получше присмотреться ко мне.
– Ты очень нездорова… Как ты живёшь со всем этим? – тихо произнесла она.

Наконец-то стало немного понятно, где я валяюсь. Когда-то давно, во времена динозавров, тут был охрененный зал с колоннами и центральным подиумом. Даже сейчас следы былого великолепия угадывались в остатках мозаики огромных стрельчатых окон, в чёткой, детализированной до мельчайших подробностей резьбе колонн, которую не смогло победить время, в остатках фресок, угадывающихся кое-где на кусках штукатурки.
Теперь же это место превратилось в развалины крайне жалкого состояния. Обвалившиеся пласты штукатурки обнажили каменную кладку. Древесные лианы проникли в зал через окна и обвились вокруг полуразрушенных колонн. Куски обвалившегося потолка от древности вросли в пол. Облака медленно плыли по небу, скрываясь за неровными краями стен. Паутина свесилась с факела, забытого кем-то в стене ещё со времён царя Гороха.
Короче, тот ещё бомжатник.

Немного осмотревшись, я снова обратил внимание на внутренние ощущения. Воздух вокруг меня был буквально наэлектризован некой силой. Чувствовалось напряжение огромных масштабов, как если бы я стоял внутри трансформаторной будки. Прямо надо мной воздух дрожал и переливался на грани видимости, образуя расплывчатое, практически прозрачное пятно. В пятне смутно виднелись очертания крыши высотки и искорёженных перил ограждения.

– Так это и есть наш Проводник??? А?!! А-ха-ха-ха-ха-ха-ха! – раздался язвительный мужской баритон откуда-то из-за спины единорожихи и рядом с её головой появилась морда совсем уж сумасбродного существа.
При первом приближении голова напоминала бы конскую, если б не торчащий из пасти клык, пара асимметричных рогов и совершенно безумный взгляд.

Спокойно, Анон! Ты не наркоман! Ты. Не. Наркоман! По-крайней мере, не настолько!

– Бу-га-га-га-га! У старика Свирла, оказывается, было отменное чувство юмора! А я-то всегда считал его занудой! – продолжал ржать экзотический фрик.
– Тише, Дискорд! Ты пугаешь её! Должно быть, мы что-то напутали с последовательностью заклинаний последнего шага.
В поле зрения появилась грациозная головка — близкая копия первой единорожихи, но немного меньше и тёмных тонов.
И тут меня, наконец, озарило.

Как же! Дискорд! Да, я знаком с этими детскими мультиками — главным увлечением Юджина в последний год. Я поначалу крутил пальцем у виска: ну как пузатый-бородатый дядька может увлекаться такой фигнёй? Но, посмотрев ради прикола пару серий с Юджином за компанию, я с удивлением обнаружил, что мультяхи здорово шли под пиво! Их примитивная анимация и детский сюжет не вызывали во мне желания пошлить и материться. Исходящий от бесхитростных историй посыл добра и теплоты выделял сериал из всего многообразия подобной туфты. И он идеально снимал нервное напряжение после внеурочной работы над проектом. Разве что становилось немного грустно от сравнения реального мира с мультяшным.
Я даже начал было смотреть серии по собственной инициативе, но после самоубийства Юджина не смог к ним вернуться.

– Такая забавная. Интересно, к какому виду она принадлежит? Неужели Хомо? Очень подходит под описания этих сказочных существ в трудах Свирла и его учеников, – сказала тихо первая единорожиха на ухо второй.

Я принял сидячее положение — при этом все окружающие меня создания отпрянули — и схватился за голову.
– Ох, блядь! – от простого движения башка раскололась на тысячу кусков и старалась разбежаться в разные стороны, подобно кодлу тараканов, застуканных ночью у холодильника. Целительная магия развеялась в одну секунду.

Селестия (а это могла быть только она) закусила губу и отвернулась.
– Ей больно. Я сейчас слишком слаба и не смогла надолго облегчить её страдания. Мне нужно восстановиться после заклинания.
– Потерпи немного, в королевской больнице Кантерлота тебе помогут, дорогая, – обратилась Селестия ко мне.

Я потёр виски и сделал вторую попытку.
– Я не “она”, а “он”, – пробормотал я, кривясь от боли. – Хули я тут делаю?
– Он разговаривает! Он разумен! – шепнула Селестия на ухо тёмной аликорнице. – Быть может, наши усилия не напрасны! Он всё же может быть Проводником!
– Ты думаешь? – с сомнением произнесла та. – Стар Свирл в пророчестве описывал совсем другого.
– Очевидно, в заклинание закралась ошибка, что могло исказить облик Проводника. Мне кажется, в размытом абзаце всё же речь шла о чиз-кейках, а не о фотографиях крупов.
– Сестрица, не позорься! – шикнула на Селестию тёмная аликорница. – Не выдавай желаемое за действительное хотя бы при посторонних!
Селестия нахмурилась, но продолжила.
– Как бы то ни было, я являюсь причиной его появления здесь. И я позабочусь о нём, пока не найду способ вернуть его обратно. Или же убедиться, что он — то, что мы ищем.
– Ты можешь идти, дорогой? – обратилась она ко мне.

Я встал. Стены из замшелого камня, только что надёжно уходившие ввысь, внезапно стали плясать вприсядку передо мной. От ощущения бодрости остались лишь воспоминания.
– Не вполне. Башка кружится.
Вдобавок к головокружению и слабости, меня стало тошнить. Чтобы не свалиться, пришлось вцепиться в шею светлой аликорницы. Та удивлённо скосила на меня глаз, но не отступила.

– Что за бред? Как я тут очутился вообще?
Луна выступила вперёд и открыла было рот, но тут эхо из дальних переходов донесло топот копыт. Торопливый перестук вскоре дополнился тяжёлым дыханием и в зал ворвался серебристый пегас худощавой статуры, разбив грудью остатки дверей.

– Ваши Высочества, ОНИ просыпаются! Центральный холл будет вот-вот заблокирован, они появляются из боковых проходов! Я едва прорвался к вам! Нам следует поторопиться! – пегас пританцовывал от нетерпения. Ворох коротких косичек соломенного цвета подпрыгивал в такт из-под треснувшего шлема. Солнечные зайчики играли на потёртом и проклёпанном в нескольких местах нагруднике.

Дискорд нахмурился и бросил в сторону, ковыряясь когтем в зубе.
– Из этой деревенщины даже десять лет Кантерлота не выбьют варварских замашек. Заходя в помещение к высочайшим особам, нужно стучать в дверь! Словно в гнезде родился…
– А что, в Винг-Поинте вас не учили, что оставлять пост без приказа — недопустимо? – отпустил он уже пегасу.

На скулах жеребца задвигались желваки. Кобальтовые глаза нахмурились. Крыло с металлическими протезами маховых перьев начало дёргаться, издавая тихое звяканье.

– Кимеринн, успокойтесь. Этот заносчивый драконикус никогда не умел выбирать выражения, – примирительно сказала Луна, шагнув ему навстречу. – Мы возвратимся в обход, подземельями. Я сама участвовала в их проектировании и помню ответвление с выходом у главных ворот.
– Я абсолютно спокоен, Ваше Высочество! – отчеканил Кимеринн, отвернувшись от Дискорда. – Должен, однако, заметить, что у драконикусов, в чьём роду по мужской линии, несомненно, проскальзывали василиски, вероятность родиться в гнезде намного больше, чем у пегасов Винг-Поинта. А пещерные угри, которые, несомненно, приходятся драконикусам предками по женской линии, также не имели возможности познакомиться с дверями. С какой-то стороны мне их даже жаль…

Луна обняла Кимеринна крылом и парочка спустилась по лестнице в полутёмный, увешанный паутиной лаз у подиума, не заметив, как морда Дискорда побагровела, а его горло раздулось от ярости. Драконикус смотрел им вслед и бил кончиком хвоста о пол.

– Да чтоб ты паршой заболел, петух ощипанный!!! – прорвало Дискорда наконец. – Он думает, что если сидит под крылышком у Луны, то я его не достану?! Хмурая Метёлка не вечно будет ему защитой! Дождётся, что я превращу его длинный язык в щётку для чистки нужников! А его хвост станет дуплистым поленом, которым будут развлекаться древесные волки в сезон течки! А его…

– Сам виноват, – перебила его Селестия, до этого молча наблюдавшая за сценой. – Оставь, наконец, в покое Кимеринна. То, что ты нам помог, не делает Луну обязанной тебе. Такому великому магу, как ты, не к лицу мелкие дрязги в стиле дешёвой оперы.
– На себя посмотри! – огрызнулся Дискорд. – Призвала в Эквестрию какую-то полудохлую обезьяну вместо сверх…
– Сестра, ты идёшь? – выглянула в зал Луна.

Тут меня, наконец, стошнило. Буквально вывернуло наизнанку: из носа текло, в глазах стояли слёзы.
Вот это по-нашему, Анон!

Тёмная аликорница брезгливо поджала губы. Дискорд сделал шаг в сторону, чтобы не попасть под брызги.
– Присматривай получше за своим Jack of Hearts¹, Сахарная Ватка! А то он изойдёт в прах ещё до возвращения в Кантерлот. Не то, чтобы меня интересовала его судьба, но я не люблю, когда такое количество магических усилий пропадает впустую, – Дискорд удалился вниз по лестнице вслед за Луной и Кимеринном.

Я разогнулся и выпустил шею аликорницы. Она перевела взгляд на меня. Потом — на своё копыто, краешек которого оказался запачкан.

Вот дерьмо! Я потянулся за платком.
– Я это… Извиняюсь. Сейчас вытру.
Селестия снова взглянула на меня. Нос её медленно сморщился. Внезапно полускрытые чёлкой глаза сощурились в усмешке и она негромко хихикнула.
– Ты хочешь извиниться за то, что мы выдернули тебя из твоего дома, практически вывернули наизнанку заклинанием и перенесли сюда в надежде, что ты нам поможешь? Кажется, извиняться нужно мне, как автору этой затеи. Боюсь, кроме извинений, мне трудно будет предложить тебе что-либо большее в ближайшие три месяца. Восстановиться раньше и открыть коридор обратно в твой мир у меня не получится…

Прервавшись, она навострила уши. Я, прислушавшись, тоже уловил на грани слышимости лёгкое шуршание, как будто кто-то растирает в ладонях горсть сухих листьев.

Аликорница встряхнулась.
– Позже поговорим. Нам пора уходить. Здесь становится опасно.
Она махнула головой в сторону лестницы, которой прежде ушли Дискорд и Луна с Кимеринном, и припустила по ней быстрой рысью.

Ха! Непосредственность аликорницы вызвала у меня истерическое умиление. Спасибо, хоть полетать не предложила!

Последний раз я бегал в школе, классе в седьмом. И то, кончился этот кросс тем, что на втором кругу я просто послал всё подальше и ушёл домой. Хоть я и не курю, но бегун из меня всегда был никудышный. Блин, да я проплыть могу больше, чем пробежать! Всегда уважал тех чудаков, кто утром (днём, вечером, ночью) пробегает лёгкой трусцой по асфальту, совершая ежедневный моцион. Уважал и завидовал, поскольку сам на такое не способен.
Потому я стал задыхаться и отставать буквально через полсотни шагов. Всё реже и реже я видел сияющий хвост аликорницы в поворотах подземелья, пока, наконец, не остался совсем один. В конце-концов я перешёл на шаг. Вот, дойду до конца галереи, в повороте которой последний раз мелькнул хвост этой смешливой кобылы, и сяду отдышаться.

От минутного физического восстановления, подаренного мне аликорницей, не осталось и следа. В боку как-будто засело три-четыре вилки и пара ножиков. В ушах стучало. Присев на обломок колонны за поворотом, я стал раздумывать, а не приснилась ли мне эта развесёлая рогато-копыто-крылатая компания? Они промелькнули перед глазами и исчезли из виду, как фантомы. Может, ты спишь Анон? И смотришь сейчас другой сон — монотонный и скучный. Про то, как передо мной в обе стороны тянется каменный коридор, вымощенный крошащейся плиткой, с полуразрушенными статуями в нишах, а позади и из боковых проёмов раздаётся шорох. По-крайней мере, версия сна мне нравилась куда больше, чем валиумная агония или сумасшествие.

Затихший было цокот копыт снова усилился и из дальнего поворота галереи галопом вынеслась Селестия. Она резко затормозила всеми четырьмя копытами передо мной, разворачиваясь на ходу.
– Ты почему отстал? – гневно заржала она. – Некогда прохлаждаться!

Первым порывом мне захотелось выругаться. Блин, я и так выжал из себя всё возможное, а эта чокнутая кобыла на меня орёт! Но потом подумал, что если они живого человека в глаза не видели, то, наверное, не в курсе его способностей, как бегуна.

– Слушай, принцесса, может, для тебя это и «прохлаждаться», но, вообще-то, так быстро я не бегал хрен знает с каких времён — ещё немного, и селезёнка лопнет, – зло сказал я. – И я никому в попутчики не навязывался. Торопишься — беги себе. Дойду потихоньку до выхода и без провожатых.

Селестия закатила глаза и буквально зарычала. В следующее мгновение я почувствовал, как мягкая сила приподымает меня над полом и несёт по коридору. Позади раздался цокот копыт аликорницы.

– Эй, ты чего творишь, кобыла ебанутая?!! – я извернулся в воздухе и посмотрел назад. Селестия рысила позади меня с полузакрытыми глазами и плотно сжатыми губами. Ноздри её расширились, вокруг рога, подобно перегорающей лампочке, мерцал слабый жёлтый ореол.
– Какого хера? Прекрати немедленно! Бля!

Аликорница пропускала мои протесты мимо ушей. Мы приближались к концу галереи, когда из противоположного конца, где я только что отдыхал, показался стебель.
На вид он немного напоминал увеличенный побег плюща. Многолопастные темно-зелёные листья попеременно отходили от тонкого прута. Стебель волнообразно выдвинулся больше, и на утолщающемся стволе появились шипы. Потом рядом с первым побегом появился кончик второго, третьего. Потом внезапно в проём вывалилась колышущаяся тёмно-зелёная масса.

Когда-то в интернете я набрёл на видео экстремального удаления глистов у человека. Бедняге разрезали желудок, длинными щипцами извлекали на свет белесых извивающихся гадов и бросали их в медицинский лоток в форме фасолины. Медленное движение безглазых тварей помимо отвращения вызывало какой-то животный ужас своей монотонностью и бесцельностью.
Так вот, этот копошащийся клубок стеблей в тоннеле здорово напоминал тех червей на подносе. Такое же плавное безмозглое движение во все стороны, всеми отростками одновременно.

Мне резко захотелось стать на ноги и пришпарить побыстрее. Фиг там, я по-прежнему болтался в воздухе, в ореоле левитационной магии!

Неторопливость и бесцельность стеблей были кажущимися. Зелёная масса скоро заполонила пространство галереи от пола до потолка и хлынула вперёд. Достигнув колонны, на которой я только что отдыхал, биомасса с лёгкостью подняла её над землёй и отшвырнула в сторону. Скорость её передвижения вызывала у меня панику. Если впервые червеобразные отростки появились из-за угла коридора, когда мы уже подбегали к следующему, то в следующий проём они вывалились, когда мы только-только пробежали две трети коридора. И когда мы приблизились к его концу, между нами и биомассой было не более половины длины галереи.

Я заорал и указал назад, привлекая внимание Селестии. Она, проигнорировав жест, резко затормозила, проехав пару метров копытами по искрошившимся плитам.
Я оглянулся вперёд и увидел ещё один «рукав» зелёной массы, выползающий из бокового прохода, как паста из тюбика.

Бац!

– Ай!
Селестия крутанулась на задних ногах на сто восемьдесят градусов. Я, следуя в метре впереди её рога, крутанулся вместе с ним и не вписался в коридор, приложившись о стену.
Увидев, что назад пути нет, аликорница крутанулась обратно.

Бац!

– Ай! Твою ж… Твоё высочество, блин!!!
Селестия выпрямилась в струнку.
– Закрой глаза! – скомандовала аликорница.

Даже сквозь сомкнутые веки мне впечатался в сетчатку огненный анфас аликорницы с поднятыми крыльями на фоне ярчайшей вспышки. Я почувствовал жжение тлеющих волос. Судя по запаху палёных перьев, аликорнице тоже досталось.

Открыв глаза, я увидел вместо коридора дышащую жаром раскалённых докрасна стен и пола пещеру с оплавленными остатками лат в боковых нишах. Что-то расплавленное капало со свода. Кучи пепла лежали впереди и позади нас, обозначая контуры сгоревшей биомассы.

Планка твоего уважения к аликорнице резко пошла вверх, Анон!

– Охренеть! Принцесса, у тебя что, термоядерная пушка в роге спрятана? Надо было мощность прикрутить, мы ж чуть не сгорели нафиг в этом дендропарке!
Аликорница не ответила. Мотая головой с невидящими глазами, она проскакала коридор, завернула за угол и, пробежав ещё несколько шагов, растянулась на полу. Я шлёпнулся следом.

...

– Эй!.. Ты как? – я подошёл к Селестии и потыкал её носком ботинка в бок.
Аликорница лежала замертво, вытянув ноги с обуглившимися от раскалённого пола копытами. Крылья ощутимо пованивали горелым мясом. Аура вокруг рога погасла, лишь на самом кончике неровно мерцала крохотная искорка.

Анон, надо уходить. Блин, совсем надо! За углом снова донеслось шуршание. Скоро появится этот блядский плющ и тогда ты не сможешь надолго оторваться от его загребущих ручек-лиан.
Но оставить аликорницу здесь? Я оглянулся на неё.
Селестия всё так же лежала на боку без движения, раскинув ноги. Её бок ходил ходуном от прерывистого дыхания, а горло сводило судороги, как будто она пыталась сглотнуть.

Нет, Анон, ты не можешь. Ты чертовски циничный и грубый чувак, но ты не ублюдок. Эта кобыла вернулась за тобой и несла тебя, когда ты остался без сил. Теперь твоя очередь. Проклятье, лучше уж пусть тебя сожрёт с ней заодно это шелестящее говно, чем оставить её тут одну.

Я присел рядом с ней и положил её голову к себе на колени.
– Эй!!! – крикнул я ей в ухо. – Вставай! Ты должна встать!
Я дунул ей в морду и потрепал рукой по чёлке, задев при этом рог.
Медленно-медленно Селестия раскрыла один глаз. Её ноги дёрнулись и поджались к телу.
– Вставай, лошадь рогатая!!! Некогда прохлаждаться! Нам сейчас жопа наступит, если не встанешь!
Глаз так же медленно закрылся.
Я зарычал от бессилия. Шуршание раздавалось совсем близко.

Кое-как подняв ей шею, я подлез под неё и, упёршись ногами в стену, перевернул её на живот. Потом, чертыхаясь про себя на разные лады, приподнял её переднюю половину над полом.
На большее меня не хватило. Селестия, даром что выглядела хрупкой и грациозной, аки лесная лань, весила килограммов двести, а то и все триста. Приподняв за передние ноги аликорницу примерно до пояса, я выпустил её и сам грохнулся сверху.

Ну, всё, можно вставлять в глаза монетки. Хороший бутерброд получился для глистоплюща!

То ли Селестия сама начала приходить в себя, то ли её растормошило приземление о камень с метровой высоты, но я почувствовал шевеление под собой. Аликорница застонала, раскрыла глаза, и стала подниматься.
– Вставай, родная, вставай! Давай, я помогу тебе. Совсем немного осталось…
Я сполз с неё и стал подпирать её бок. Кое-как поднявшись, мы побрели к выходу. Уже слышался шум ветра снаружи и по стене начали бегать солнечные зайчики, когда шелест за спиной стал чётким и почти осязаемым. Стал слышен шорох сдвигаемых с места обломков плит. Я боялся оглядываться назад, так как понимал, что увижу.

– Вот они!!!
Нам навстречу неслись Кимеринн и Луна. Тёмная аликорница поддержала Селестию со второго бока, после чего та смогла перейти на вихляющую от стены к стене рысь. Кимеринн прикрывал нас сзади. И мы вырвались! Святые яйца, мы вырвались! Шуршание за спиной стало менее отчётливым, а когда я обернулся у арки выхода, зелёная масса была не менее, чем в полусотне метрах от нас. Я заскорузлый чувак, но в этот момент я чуть не разрыдался от облегчения.

Никогда больше не буду читать Лавкрафта. Когда лежишь вечером с книгой на диване в круге света от ночника, все эти щупальца в подземельях вызывают приятное покалывание в кончиках пальцев от притворного ужаса. Ты прижимаешь к себе пачку чипсов, подтыкаешь одеяло со всех сторон и считаешь, что классно защитился! Но когда сталкиваешься с подобными монстрами воочию, можешь запросто наделать в штаны от испуга. Или стать заикой. И, блин, ничего приятного и интересного в этом нет.

Снаружи Дискорд пританцовывал у вычурного экипажа, запряженного тройкой пегасов. Приложив лапу ко лбу, он подпрыгивал на месте, стараясь заглянуть вглубь руин.
– Да что ж такое, вы там заснули все?!! – увидев нашу шатающуюся компанию, он заткнулся и молча забегал вокруг колесницы, отпихивая камни-упоры от колёс.

Скорее даже, это была не колесница, а платформа на четырёх колёсах с обитым материей круто задранным задним бортом. Венчал задний подъём штандарт на перегруженном звёздочками, завитушками и прочей хренью флагштоке. Боковых бортов по-сути не было, если не считать рахитичные поручни, ограждающие громадные задние колёса. Из низкого передка торчал жезл с шаром. Несмотря на нарочитую роскошь стиля, я заметил пару аккуратно замазанных краской потёртостей и аккуратную заплатку на бархатной спинке. Над задней осью на небольшом крючке болталась золотая маслёнка. Движитель этой мрачной колымаги состоял из двух стоящих гуськом пар пегасов, из которых в передней был некомплект: один пегас отсутствовал.

Селестия рухнула на пол повозки, как только мы затолкали её наверх. Луна прилегла рядом и стала что-то нашёптывать ей на ухо². Кимеринн сложил приставные подножки и закрепил их под днищем, после чего занял пустующее место в упряжке.

– Давай-давай-давай-давай, тпррру, уходим отсюда! – заорал Дискорд с переда платформы и щелкнул бичём. Пегасы покосились на него с ненавистью, но промолчали. Платформа пришла в движение.

Я помнил, что основной способ перемещения этой телеги — полёт. Но, когда платформа задрала нос и устремилась в небо, всё же офигел и вцепился руками в поручень. Задние колёса, попрыгав по камням, тоже оторвались от земли и, немного покрутившись, застыли в воздухе. Четвёрка пегасов синхронно работала крыльями, задавая экипажу вектор движения. Платформа медленно набирала высоту. Выглядело всё по-дурацки, но, тем не менее, мы взлетали. Обернувшись, я заметил, как из входной арки показались первые побеги плюща.

Ну, блин, пронесло! Не думаю, что эта дрянь умеет летать. Я облегчённо выдохнул.

Мы полетели над мутной водой, покрытой ряской, кувшинками и торчащими кое-где корягами. По мере подъёма стало видно, что руины расположены на берегу огромного болота, со всех сторон окружённого лесом. Бросалось в глаза то, что снаружи размеры развалин были явно меньше, чем изнутри. И — неожиданно! — даже то немногое, что осталось от замка, в лучах вечернего солнца выглядело фантастически круто. Смыкающиеся в необозримой высоте стрельчатые арки, ведущие в никуда переходы воздушных форм, каменные драконы на карнизах стен без крыш, пронзающие небо замшелые сторожевые башни вызывали благоговейную оторопь. Если бы восстановить это чудо! Нойшванштайн нервно курит в сторонке!

– Тут прошли наши самые счастливые годы, – сказала Луна. Она подняла голову от уснувшей сестры и наблюдала за мной всё это время. – Когда долго всё идёт хорошо, кажется, что так будет всегда. Тысячу лет назад Нам с Сестрой так казалось. Тем больнее теперь взирать на то, что осталось от былого…
Бесстрастный голос аликорницы контрастировал с описываемыми событиями. Она указала крылом на остатки маленькой каменной постройки на высокой круче за замком.
– Обсерватория. Там Мы с Сестрой, Стар Свирлом и Мелвином праздновали завершение строительства. Позже Мы использовали её как домик для тайных встреч. В отличие от Дома, она не пострадала в нашем последнем сражении тысячу лет назад. Развалилась сама, от древности.
– Почему ты называешь замок домом?
– Потому что он и был Нашим Домом. Первым и последним. Мы с Сестрой спроектировали и построили его вместе, он был Нашим любимым домом и убежищем. Мы находили в нём отдохновение. Мы были счастливы в нём. Теперь он стал страшнее кошмаров, которыми Мы повелеваем. Он стал ужасом наяву. Не думали Мы, что когда-нибудь придётся сюда возвращаться.
Тёмная аликорница поправила Селестии раскрывшееся крыло и продолжила.
– Кантерлотский замок не стал домом ни для Сестры, ни, тем более, для Нас. Он красив и удобен, он соответствует Нашему положению и оказывает нужное впечатление на гостей. Но Нам неуютно в нём.
Я заметил:
– Паршивое место вы с сестрой выбрали для замка, однако! Берег гнилого болота — не самое подходящее место для королевской резиденции.
Тёмная аликорница смутилась.
– Раньше тут не было болота. Это было идеальное место с точки зрения фортификации. Глубокий овраг окружал Дом с трёх сторон. С четвёртой к нему примыкала скала. Болото заполнило овраг совсем недавно.
– Точно недавно?
– Почему ты спрашиваешь Нас?
Я указал на пятно ряби на воде, быстро догоняющее тень от колесницы.
– Потому что в нём успела завестись рыба. Причём, судя по зыби, достаточно крупная.
Луна проследила взглядом направление и вскочила на ноги.
– Набирай высоту! Они настигают нас! – крикнула она Дискорду.
Тот обернулся и, увидев пятно на воде, помотал головой.
– Не успеем. Ваша телег… кхм, карета слишком неповоротлива. Ваты под бархат напихать не поленились, а магии пожалели! Сюда бы мою колесницу хаоса!

Дискорд налёг на управляющий жезл. Платформа стала набирать высоту чуть круче. Пегасы выкладывались вовсю, удвоив скорость. Но, несмотря на все старания, рябь догнала нас, когда до берега оставалось ещё около трехсот метров.
Раздался громкий плеск и хлопок. Болотная топь разверзлась и выстрелила в нас комком всё тех же похожих на колючий плющ лиан. Начало спутанного клубка уходило в болотную топь, так что получалось нечто вроде скрученного в тугой валик древесного бича, быстро раскручивающегося в нашу сторону.
– Вправо! – заорал Дискорд, рванув жезл вправо.
Пегасы начали было манёвр вправо, но драконикус соскочил с борта, что есть силы замолотил чахлыми крылышками и резко пихнул экипаж вправо на добрые полдесятка метров.

Треск от разматывающейся лианы усилился, послышался свист рассекаемого воздуха и хлёсткий удар распрямившейся древесной плети пришёлся в то место, где только что была платформа. Колесницу качнуло от турбулентных вихрей, но пегасы упрямо набирали высоту. Луна встала и расправила крылья.
– Присмотри за ней, – обратилась она ко мне, кивнув на спящую сестру. Мне показалось, или в её ледяном голосе действительно проскользнули просящие нотки?
Послышался ещё один хлопок. Луна оттолкнулась от платформы и взлетела.
– Влево, – заорал Дискорд и толкнул колесницу влево. Снова треск, свист, щёлканье воздуха. Всё это сопроводилось вспышкой яркого, как электросварка, света.

Я протёр глаза. Проклятье, она могла хотя бы предупредить!!!
Хотя голубые зайчики вовсю танцевали чечётку на моей сетчатке, я всё же рассмотрел облачко пепла и несколько падающих в болото угольков — всё, что осталось от плюща.
Снова хлопок — и снова разряд молнии из рога Луны обратил плеть плюща в россыпь искр. Запахло озоном.

Дальше словно бы включился стробоскоп небесномагической дискотеки. За хлопком следовала бирюзовая вспышка, после чего очередная плеть осыпалась в воду дождём тлеющих угольков. Молния выхватывала из сумерек видение распростёршей крылья Луны. От вида разъярённой аликорницы, окружённой светящимся ореолом гривы и хвоста, хотелось залезть в сундук и захлопнуть за собой крышку.

Я закрыл глаза, попытавшись успокоиться. Спокойно, Анон! Есть такие моменты, когда от тебя ничего не зависит. Ты ощущаешь себя мелкой блохой на теле слона и просто должен сидеть и не рыпаться, наблюдая за битвой титанов. Или даже не наблюдая — лучше поберечь глаза, они мне ещё пригодятся. Нужно просто выдохнуть. Если заткнуть уши, вполне можно прислониться к мягкой спинке колесницы и попытаться привести в порядок нервы…

Стробоскопическое мерцание прекратилось. Я приоткрыл глаз. Луна подобно осеннему листу опускалась на платформу. В который раз за эти грёбаные сутки я покрылся гусиной кожей от видения её по-змеиному узких зрачков, глядящих сквозь меня безо всяких эмоций.
Впрочем, скорее всего, мне привиделось. Когда Луна приземлилась на платформу, её передние ноги тут же подломились. Мотнув головой, она с усилием поднялась — глаза её при этом уже были в норме.
Она что-то спросила меня, но я не услышал ни звука.
– Что?! Говори громче, я ничего не слышу.
– Где Дискорд? – повторила она надтреснутым голосом.

Ответить я не успел. Сильнейший удар в дно платформы бросил её повторно на пол, а меня приложил ухом об поручень. Шипастая лоза запуталась в спицах ближайшего ко мне колеса. Я заорал и попытался отодвинуться от поручня подальше. Но лоза, натянувшись как струна, потянула платформу вниз. Пол колесницы наклонился и Селестия, до сих пор лежавшая без движения, заскользила по наклонной плоскости, прижав меня к поручню. Разумеется, этот грёбанный прутик тут же стал отходить от платформы! Я сжался в ожидании, что меня прижмёт к колючкам, торчащим между спиц колеса.

Что-то схватило меня за шиворот и потащило назад.

Открыв глаза, я увидел Луну, сжимающую зубами мой воротник. Она переступила передними ногами через сестру, заблокировав её скольжение к краю. Широко расставив согнутые задние ноги и помогая себе крыльями, она балансировала на пологой поверхности, не давая нам упасть.

Пегасы тем временем упорно махали крыльями, пытаясь прорваться к близкому берегу.

Снова хлопок, но какой-то нечёткий, двойной. Пегасы увернулись от первой лианы, но колючий клубок второй достиг цели. Плеть ударила в пегаса из передней пары, выбив из него дыхание и обернувшись удушающей петлёй вокруг тела.
Тройка скакунов молча ускорилась, а их попавшийся собрат бился в объятиях лозы как мотылёк в паутине. На беднягу было жалко смотреть, его молотило в упряжи как под высоковольтным напряжением.

Луна застыла, глядя немигающими глазами на пегаса. Потом она, не разжимая зубов, издала нечто, похожее одновременно на тонкий вой и ржание.
Колесница теряла высоту. Лоза, неотвратимо преодолевая отчаянное сопротивление пегаса, тянула его вниз, а вместе с ним и всю колесницу. В болотной жиже прямо под нами началось интенсивное бурление. Вверх по натянутой лиане поползли серые щупальца.
Послышался треск ломающихся рёбер. Изо рта пленённого пегаса пошли кровавые пузыри, глаза стали закатываться. Последним усилием он сжал зубами кожаный постромок и сдёрнул его с крюка на хомуте. Отцепив таким образом себя от платформы, он сложил крылья и камнем рухнул вниз.
Одновременно раздался громкий треск прямо возле меня и пол платформы выровнялся.
– Кимеринн!!! – закричала Луна, выплюнув воротник моей куртки.

Колесо с куском оси, намертво оплетенное лианой, догоняло стремительно уходящего вниз пегаса. Освобождённый экипаж стал набирать высоту.
Луна, сложив крылья, прыгнула головой вниз с платформы.

Далеко внизу к теряющей очертания фигурке пегаса потянулись десятки лиан, наконец-то нашедших лёгкую мишень. Вскоре его фигурка скрылась в клокочущих водах. Через мгновение над этим местом пронеслась Луна, уворачиваясь от тянущихся к ней плетей.

Мы уже летели над берегом, когда она молча опустилась на платформу и забилась в угол, опустив голову на пол.

Некоторое время мы летели молча. Я сидел без движения в противоположном углу, оглушённый навалившимся за последний час пиздецом. Мир «дружбы и магии» ебанул меня по голове хорошим мешком с кирпичами. Так малолетний отпрыск узнаёт от товарищей постарше, что его, оказывается, родители не нашли в капусте.

Откуда-то снизу послышался шорох и возня. Я лёг на пол и заглянул под платформу.

Дискорд, ухватившись лапами за обломок задней оси, болтался в турбулентных потоках, как поплавок в горном ручье. Одно его крыло было порвано, на него был намотан обрывок лианы. Шкура фрика была усеяна колючками, морда была перемазана зелёным соком, а в зубах застряли остроконечные треугольные листья.
Я ухватился за протянутую им лапу, а подошедшая Луна вцепилась зубами в его загривок и — оп-па! — мы таки втащили его на колесницу.
– Уфф! Выкарабкались. Почти без потерь, – заметил Дискорд, осматривая крыло. – Могло быть и хуже.
– ГДЕ ТЫ БЫЛ, ТРУС?!! ПОЧЕМУ ТЫ ПРЯТАЛСЯ, КОГДА МЫ ОТБИВАЛИ АТАКИ? У ТЕБЯ БЫЛО ДОСТАТОЧНО МАГИИ, ЧТОБЫ КОЛЕСНИЦА БЕЗ ПОМЕХ ДОБРАЛАСЬ ДО БЕРЕГА!!! ТЫ ДОПУСТИЛ, ЧТО ОДИН ИЗ НАС ПОГИБ!!!

Громовой, вибрирующий, идущий отовсюду голос проникал в мозги и превращал их в омлет. Хотелось потуже натолкать в уши ваты и спрятаться под кровать. Но, поскольку на покоцанной платформе не то что кровати — табуретки не было, я просто отступил подальше от эпицентра событий и вжался в бархатную спинку кормы.

Посмотреть было на что. Луна с поднятыми крыльями и безумными глазами нависала над драконикусом. Тот присел на корточках и пытался оправдываться, прикрывшись лапами.
– Да не было у меня никакой магии! Я, в отличие от некоторых, при вызове этой обезьяны выложился вчистую! Даже летал с трудом! И это вместо благодарности!
– ТЫ!!! ТЫ!..
– Да, я!!! – Дискорд подбоченился и с вызовом посмотрел на разъярённую аликорницу. – Можешь превратить обратно в камень, Хмурая Метёлка, но то, что ты имеешь ввиду, я на подобные глупости пускать не собирался и не собираюсь! И не надо на меня так смотреть! Это не мои пландерсиды! Такую дрянь даже Сомбра не придумает! – Дискорд стоял, балансируя, на краю платформы.

Заворочалась Селестия, просыпаясь от магического сна. Луна сникла. Пробормотав над сестрой усыпляющее заклинание, она поправила ей крыло и отошла в дальний угол. Там она снова опустилась на пол и закрыла голову крыльями.

Дальнейший путь мы провели в молчании.