Иногда вещи не то, чем кажутся

Одним тёмным рыцарем

Яркая и полная луна освещала землю, а звёзды усеивали небо вокруг неё, словно блёстки. А под ней, близ тёмного леса западнее Кантерлота, по грязной дорожке скакало существо.

Это был чейнджлинг, трутень, если быть точным. Пусть видом он был похож на собратьев, но в его чёрной хитиновой оболочке и бирюзовых глазах жизнь буквально била ключом, а зарубка на роге напоминала ему об одном случае из прошлого. С светло-зелёным, покрытым заплатками платком, обёрнутым вокруг шеи на манер банданы, да с мешком на палке, перекинутым через плечо, он лёгкой рысцой бежал по тропинке, пританцовывая, подлетая на своих инсектоидных крыльях и напевая, наслаждаясь звуками, приглушавшими его голос.

— Любовь, любовь, о любовь! Чувство радости, веселья и счастья, окрыляющее меня! Я далёк от львиной хватки Кризалис и треклятого роя! Путешествую по миру и любуюсь им! — пел он, прерываясь лишь вдохнуть очередную порцию воздуха да посмотреть, правильно ли он идёт. — Ох, как радостно быть свободным! Словно жук летать в тёплом летнем ветерке! Наконец, я иду за своей целью, и она — лишь быть собой!

Звали этого чейнджлинга Хэйбеас Бриттл, и он продолжал напевать и скакать. Камушки разлетались, когда его копыта, усеянные дырками, касались земли. Казалось, что Хэйбеас будет таким весёлым всю оставшуюся ночь, как вдруг сзади послышался хруст сломавшейся ветки, нарушив тишину в интервале между куплетами, словно камень, брошенный в окно. Остановившись, он обернулся, чтобы увидеть нарушителя порядка.

— Эй? — громко спросил он, чтобы любое живое существо неподалёку услышало его. Его глаза искали в лесах хоть какие-то признаки жизни, но не увидели ничего, кроме густой зелени.

Пожав плечами, он было продолжил своё путешествие, но резко подпрыгнул и вскрикнул от страха. В нескольких футах перед ним стояла фигура. Силуэт напоминал пони, но с головы до копыт покрытого тяжёлой серебряной бронёй, и он держал копьё из того же материала так же, как Хэйбеас держал свой мешок. В задней части шлема было что-то вроде гривы, а ткань закрывала все пробелы в доспехе, где могла просвечивать плоть или мех.

Лишь визор шлема оставался открытым, и лунный свет показал в нём пугающий взгляд воина. Один из глаз, правый, был голубым, словно лёд, и не выражал ничего, кроме холодности, а второй, к удивлению чейнджлинга, был затуманенным и серым, с белёсым вертикальным шрамом, проходящим через него.

— Эмм... Привет, пони. — заговорил Хэйбеас, понимая, что незнакомец может быть о нём не лучшего мнения. — Пожалуйста, не бойся меня, я всего лишь путешествую.

Пони (или что это было) не издал ни звука, но снял с плеча копьё, и даже через линзу своего оптимизма Хэйбеас понял, что это была боевая стойка. От волнения он нервно улыбнулся, оголив свои клыки.

— Кхм... Я, эмм... не причиню вам вреда, сэр. — повторил он, опустив свои перепончатые уши. — Если вы просто позволите мне пройти...

Не дав ему закончить предложение, рыцарь рванулся вперёд, размахивая копьём, целясь пробить хитиновый панцирь заострённым концом и убить его. Чтобы избежать такой участи, чейнджлинг отпрыгнул в сторону, но копьё последовало за ним, целясь в голову. Хэйбеас, крикнув от ужаса, пригнулся. Поворчав, воин подготовился к ещё одному удару, но его жертва вновь ушла за пределы досягаемости.

Рог Хэйбеаса покрылся зелёной аурой, и он выстрелил лучом такого же цвета. Рыцарь не смог придумать ничего лучше, как отойти в сторону, позволив шарику зелёного пламени попасть в землю, создав небольшой кратер, а затем пошёл в атаку снова. Он не смог уклониться, и копьё плашмя ударило его в живот, выбив из него весь дух.

Не видя другого выхода, Хэйбеас обернул свои копыта вокруг оружия. Рыцарь поднял его, проверяя, как крепко тот держится, и, издав рёв, который ченджлинг из-за страха едва услышал, бросил его с силой, способной состязаться с мантикорой. Кончик копья больно царапнул по его животу, когда беднягу запустили в полёт. Хэйбеас рухнул на верхушку дерева, упал, и начал бесконтрольно катиться в овраг, которого до этого было не разглядеть, ломая по пути кусты, ветки и ударяясь о камни.

Рыцарь не спеша подошёл к уступу, куда провалился Хэйбеас. Заглянув вниз, он не увидел ничего, кроме темноты, и только звуки падающего ченджлинга доносились оттуда. Понаблюдав несколько секунд, он взвалил своё оружие обратно на плечо и медленно отправился прочь.

Громко крича, пока неприятное ощущение от хлеставших его по хитиновой морде веток не заткнуло его, Хэйбеас продолжал катиться по склону. Затем, с глухим звуком ударившись о кочку, чейнджлинга выбросило в кучу листьев и грязи. Спустя секунду он смог поднять голову и осмотреть больную спину.

Его крылья были изрезаны ветвями и растениями. Да, со временем заживёт, но урон был огромен. Однако то, что стало с его крыльями, было не самым страшным, что произошло с его телом.

Его передняя правая нога была сломана. Он понял это по её странному изгибу и жгучей боли, проносившейся по телу словно разряд молнии при попытке прикоснуться к ней, заставляя его скулить. Сдерживаясь от того, чтобы закричать на всю округу от своих ран, его бирюзовые глаза принялись рыскать по округе в поисках приюта.

И, о чудо, когда его зрение прояснилось, он заметил неподалёку строение. Отливающее светло-красным в лунном свете. Без лишних размышлений он поднял свою (переломанную, но всё же пригодную) палку с мешком и заковылял так быстро, как только мог. Подойдя поближе, он понял, что это был амбар.

Заглянув в окно, Хэйбеас не увидел света внутри. Открыв скрипящие в старых петлях широкие ворота, он проскользнул внутрь, закрыв их за собой с глухим ударом.

Спустя минуту бесцельного блуждания по тёмному помещению, он нашёл полупустой загон в дальнем конце, скорее всего предназначенный для хранения чего-то, и, спотыкаясь, направился туда. Единственными предметами там, представлявшими хоть какой-то интерес, были тюки сена, уложенные один на другой. Найдя немного соломы, очевидно упавшей с тюков, он, не долго думая, лёг на неё и посмотрел на больную ногу.

Следующие несколько минут он провёл инстинктивно срыгивая на перелом зелёную вязкую слизь. Как только она затвердела, Хэйбеас начал вправлять кость на место, пусть это было трудно и больно.

Кажется, прошли часы, хотя на деле не прошло и нескольких секунд, но дело было сделано, и Хэйбеас уронил свою голову на солому, смягчившую удар, и попытался отдышаться. Жгучая боль в ранах, взывающих к себе, долго не давала ему отдохнуть, но, как только он успокоился, его поглотила бездна глубокого сна.

У меня в амбаре чейнджлинг

Пич Блоссом проснулась широко зевнув, когда первые утренние лучи света пробились через окно в её комнатку, освещая её глаза, светло-коричневую шёрстку и белое пятнышко на носике. Убрав прядь русой непослушной гривы с мордочки, она тут же энергично спрыгнула с кровати. Быстренько заправив её, она выбежала вон.

Спустившись по деревянной лестнице вниз, Пич Блоссом добралась до зала и направилась дальше. Обойдя последний угол, она увидела на кухне силуэт.

Это была её мать, Персика, кажется, мывшая что-то в раковине. Она была крепко сложенной кобылой с кремовой шёрсткой и длинной гривой шоколадного цвета, украшавшей её шею, но сейчас собранной в пучок, чтобы не мешать работе. Мордочка её не была видна, так как её обладательница была полностью погружена в своё занятие.

— Доброе утро, мам! — радостно произнесла Пич Блоссом.

— Доброе, моя маленькая Блоссом. — ответила она, смывая грязь с тарелки. — Как спалось?

— Прекрасно. — сказала кобылочка, подойдя к матери справа. — Тебя не было дома, когда я легла, но спалось всё равно хорошо.

— Ох, дорогая, прости меня за это... — извинилась Персика с грустью в голосе, на мгновение оторвавшись от работы, чтобы посмотреть на дочь голубым глазом. — Я снова застряла на дороге.

— Кто бы знал, что на дороге за городом можно застрять, ха? — усмехнувшись, спросила Пич Блоссом.

— Ты и представить себе не можешь. — ответила кобыла, укладывая тарелку в сушку. — Твой завтрак на столе.

— Спасибо! — искренне сказала она и подпрыгнула, чтобы поцеловать Персику в щёку. Затем, ухмыльнувшись, она рванула в столовую. Персика улыбнулась, слыша, как её дочь взяла стакан апельсинового сока и тарелку нарезанных персиков и тостов с маслом, уложила всё это себе на спину и, напевая что-то себе под нос, направилась к двери. Спустя несколько секунд после её ухода, Персика вернулась к своим заботам. Для одинокой матери, владеющей несколькими акрами земли, сегодня будет много работы.

Будучи на улице, Пич Блоссом радостно поскакала. Ей нравилось завтракать в амбаре в такие прекрасные деньки, как этот, когда солнце светило ярко и всё было спокойным. Отправившись в своё маленькое путешествие, пытаясь не уронить завтрак, покачивающийся в ритм её шажков, со спины, она оглядела персиковый сад, занимавший львиную долю земли у её с мамой дома, наблюдая, как лучи восходящего солнца пробиваются сквозь листву, оставляя светлые пятна на тёмной траве.

Снова повернув голову, она вскоре достигла цели. Как обычно красный и большой амбар был её любимым местом для завтрака из-за того, что солнце, светившее сквозь щели в досках, создавали успокаивающую и приятную глазу картину. Пыхтя от усердия, она открыла ворота, скрипящие в петлях, и прошла внутрь, сразу же посмотрев наверх. Сквозь крохотные трещины в стенах и потолке она видела, как облака застилают солнечный свет, отчего она с восхищением вздохнула. Положив тарелку и стакан, кобылочка уселась и потёрла копытами в предвкушении.

Взяв первый тост, Пич Блоссом было откусила от него кусок, но неожиданно услышала возню позади себя. Она понимала, что это не было проделкой мышей или завывание ветра в старых досках, ибо слышала она треск соломы. Она повернула голову и увидела, откуда идёт этот звук — из загона в дальнем углу. Положив тост обратно на тарелку, она медленно поднялась на ноги и отправилась туда.

Первое, что она заметила при приближении, было нечто, напоминающее... хвост. Тихонько крадясь всё ближе и ближе, она наконец увидела странное существо, лежащее на подстилке из соломы.

По форме это спящее существо напоминало пони, хотя определённо таким не было. На нём не было шёрстки, а вместо неё было что-то вроде панциря или хитиновой брони, словно у жука. Копыто было усеяно дырками, а "грива" скорее напоминала рыбий плавник. А ещё у него был, кажется, рог, и изо рта торчала пара клыков, но кобылку это ничуть не испугало. Оно не двигалось, и Пич Блоссом из чистого детского любопытства тыкнула его копытом в бок.

Хэйбеас это почувствовал, и проснулся спустя секунд тридцать. Поворчав, он открыл свои бирюзовые фасеточные глаза, поморгал несколько раз и посмотрел в сторону чего-то, что загораживало ему обзор. Когда его взор прояснился, и силуэт стал различимым, его глаза распахнулись от удивления и неожиданности, будто кто-то приставил остриё меча к его горлу.

Эта реакция, похоже, развеселила Пич Блоссом.

— Здрасьте! — поприветствовала она его.

Ни один мускул на лице Хэйбеаса не дрогнул, когда он услышал это. Достаточно долго он смотрел в зелёные глаза пони, а та, словно зеркало, смотрела в ответ, широко улыбаясь и излучаю ту живую энергию, присущую только детям. Вскоре она вопрошающе изогнула бровь и заговорила снова:

— Вы умеете говорить?

— Э... Д-да. — наконец ответил Хэйбеас, заикаясь. Устраиваясь на соломе поудобнее, он простонал от неприятных ощущений в теле. — Ну, привет...

— Что-то с вами не так. Вы в порядке? — спросила кобылочка, тут же шумно вдохнув от того, что увидела раны Хэйбеаса, когда он случайно выставил вперёд больную ногу и изодранные крылья. Пич Блоссом таких крыльев никогда раньше не видела, но даже она понимала, что они точно не должны быть такими.

— Да, я ранен. — тихо произнёс он. — На меня прошлой ночью напал незнакомец, пока я бродил по дороге. Упав, я сломал ногу и повредил крылья. Прости, что занимаю место тут...

— Ой, да ничего. — Отмахнулась Пич Блоссом. — Мы здесь всего лишь сено храним на случай, если понадобится, да принадлежности садовые. Если хотите, можете остаться.

— Ну... спасибо. — с искренностью сказал он. И как только он это сделал, до его носа донёсся знакомый сладкий запах, от которого в животе забурлило. Посмотрев в сторону, он заметил тарелку, которая его источала.

От еды на тарелке буквально разило любовью. "С любовью и приготовлено, уж точно", — подумал чейнджлинг, заметив, что ему стало больнее. Он умоляюще посмотрел на кобылку.

— Выглядит аппетитно. — сказал он. — Ничего, если, ну... я попробую? Я сейчас должен был быть в городе, но после того, что случилось...

— Эм, конечно! — согласилась Пич Блоссом, понимая, что ему это сейчас нужнее. Подвинув к нему тарелку и стакан, она жестом дала понять, что чейнджлинг может есть столько, сколько хочет. Глаза Хэйбеаса изучали содержимое тарелки; пусть ему и не сильно нравилась материальная еда, а особенно фрукты, но было приемлемо. Он пододвинул к себе угощение здоровым копытом.

— Меня Пич Блоссом звать — сказала она, когда он взял тост и откусил немного. — А кто и что вы?

— Я чейнджлинг. Полагаю, ты до этого не видела ни одного, что не удивительно. — ответил он. — А зовут меня Хэйбеас. Хэйбеас Бриттл.

— Чейнджлинг? — спросила Пич Блоссом. — Моя мама рассказывала мне истории о чейнджлингах. Она всегда говорила, что они — злые чудовища, которые без раздумий высосут из тебя всю любовь. Хотя вы, мистер Бриттл, кажетесь милым.

Внезапно она настороженно посмотрела на него.

— Вы ведь не такой, верно?

— Я? Не... — начал он, отправляя ещё один кусок персика себе в рот. Прожевав и проглотив его, он продолжил: — Да, мы, чейнджлинги, питаемся любовью, и многие из нас следуют приказам королевы, отчего и мы кажемся злыми, но я не такой. Я давно покинул улей, чтобы исследовать мир и узнать о других способах получения любви. Как эта еда, например, приготовленная с ней.

— Улей? — снова спросила кобылочка. — Как у муравьёв или пчёл?

— В каком-то роде да.

— Круто! — воскликнула Пич Блоссом. Хэйбеас вскоре закончил с завтраком, допив сок и поставив стакан на пустую тарелку.

— Спасибо за угощение. — сказал он, вытирая крошки со рта. — Было вкусно.

— Да бросьте. — ответила она. — Вы явно голоднее меня.

Наступила минутная пауза, во время которой Пич постаралась получше разглядеть нового знакомого. А затем резко поднялась, поняв, сколько сейчас времени.

— Ну, мне пора... — кобылка грустно вздохнула. — Мама меня скоро в школу отведёт. Но вечером я вернусь, мистер Бриттл.

— Если хочешь, — заявил он мягким тоном, — зови меня просто Хэйбеас.

— Ладно, Хэйбеас. Увидимся позже, думаю. И не волнуйтесь, я маме о вас не расскажу. Она точно перепугается.

Помахав копытом и весело улыбнувшись, она взяла тарелку со стаканом и ушла туда же, откуда и вошла. Вскоре Хэйбеас вновь остался один во всём амбаре. Вспомнив о ноге, он посмотрел на неё и увидел, что место перелома ещё было покрыто упругой затвердевшей субстанцией.

Пробормотав что-то, выражая смесь счастья и надежды от того, что ему наконец повезло найти понимающего пони, он снова улёгся на сено и, найдя идеальное положение, положил голову, пытаясь успокоиться. Закрыв глаза, Хэйбеас отдыхал, не засыпая, потому что так его раны заживут быстрее. Он развлекал себя размышлениями о разном и провёл не пошевельнувшись, словно он был статуей, целый день.

Книга

Всё свободное время в школе Пич Блоссом провела за изучением всего того, что смогла достать о чейнджлингах. После вчерашних событий она с огромным рвением принялась собирать материал о странных существах-оборотнях. В обед она убежала в библиотеку, но книги там содержали лишь исторические справки и древние легенды.

Шумно и быстро листая страницы, Пич Блоссом прочитала столько, сколько успела, так как решила не брать книжки себе. Если мама узнает, что у неё столько книг о чейнджлингах, то однозначно начнёт задавать неудобные вопросы. А врать она не очень-то и умела.

Уроки закончились вовремя, и Пич Блоссом запрыгнула в школьную тележку. Сойдя с неё, когда та подошла близко к саду её матери, кобылка лёгкой радостной рысцой побежала по тропинке в поисках мамы.

Найти Персику не составило особого труда. Кобылочка нашла её недалеко от входа в сад на вершине деревянной лестницы, прислонённой к одному из многих персиковых деревьев, в одним копытом она держала средних размеров плетёную корзину. На голове её была выцветшая широкополая шляпа, тень от которой закрывала её глаза.

— Привет, мам! — сказала она, подойдя поближе.

— Снова здравствуй, моя милая маленькая Блоссом. — Персика улыбнулась, бросив взгляд на дочь и снова вернувшись к работе.

— Чё делаешь? — спросила кобылка, склонив голову набок.

— Просто персики собираю. — ответила её мама, пусть это было и так понятно. — И должна сказать, что нашла немало больших. Мы хорошо ухаживали за деревьями в этом сезоне, дорогая.

На мордочке Пич Блоссом сама по себе появилась широкая ухмылка гордости.

— Рада слышать, мама. Нам не задали ничего, и я, эмм... пойду в амбаре поиграю, можно?

— Конечно. Только будь осторожна. — ответила Персика серьёзным тоном. — Ужин будет готов примерно через полтора часа.

— Буду. Спасибо, мам. — заявила кобылка, развернулась и поскакала прочь. Персика следила за любимой дочерью правым глазом, и когда та завернула за угол, вздохнула и вновь сосредоточила своё внимание на работе.

— Значит, твоя семья выращивает тут персики? — спросил Хэйбеас. Не более чем десять минут назад он закончил отдыхать, и теперь просто болтал с ней о том-о сём.

— Ага. А ещё у мамы рядом с домом небольшой огород есть, где она овощи выращивает. — продолжала она. — Она хочет его расширить, а я так хочу ей помочь в этом!

— А твой папа? Чем он занимается?

— Он... Мы одни с мамой. — Пич Блоссом вздохнула. — Мой папа умер незадолго до моего рождения. Мама говорит, что это был несчастный случай.

Радость Хэйбеаса тут же улетучилась, как только эти слова достигли его перепончатых ушей.

— Ох, мне... Мне жаль слышать это. — сказал он с искренним сожалением в голосе. — Не стоило мне спрашивать...

— Нет, нет, всё в порядке. — быстро ответила она, слегка улыбнувшись. — Мы с мамой часто о нём разговариваем. Его звали Чантилли Крим.

Наступила неловкая тишина, и Блоссом огляделась в поисках чего-то, что могло бы сменить тему.

— А что у тебя там? — спросила она, указав копытцем на мешок на палке. Хэйбеас посмотрел на него, поправив платок на шее.

— Там — мой самый ценный артефакт. — ответил он. после того, как он развязал зубами узел, ткань раскрылась, являя прямоугольный объект, в котором Блоссом узнала книгу. На обложке, покрытой чёрными и белыми клетками, большими красными буквами было написано "Готовим с любовью". Кобылка едва сдержала смех, понимая, что это была поваренная книга. Поваренная книга!

— И из-за этого ты покинул улей? — спросила она, пропищав, будто надышавшись гелием. — Из-за этого?

— Да. — невозмутимо ответил Хэйбеас без капли юмора в голосе. — До того, как я нашёл её, моя бывшая королева Кризалис твердила нам с самого рождения, что любовь — не более, чем еда, и её нужно красть у других, и что в неё верят лишь "глупые" и "слабые". Но после того, как я прочёл это... этот источник запретных знаний, я узрел истину.

Он приложил все усилия, чтобы встать в героическую позу.

— Я понял, что всё, что нам говорили, было ложью! Враньё держало нас в строю, из-за него мы проявляли злобу к другим, и оно посеяло недовольство в наши ряды!

Вскоре силы покинули Хэйбеаса, и он плюхнулся обратно на подстилку.

— Хехее... Но и это не всё. — чейнджлинг усмехнулся. — Когда я начал рассказывать другим трутням в улье о том, что я прочитал, слух дошёл до Кризалис, и она под угрозой смерти запретила мне проповедовать. И конечно же я собрал вещи и покинул улей, пока она не вздумала исполнить это своё обещание.

— Это ужасно смело, вот так противостоять королеве. Я слышала, что она злая, особенно после того вторжения в Кантерлот несколько лет назад. — сказала Блоссом. Она рассмотрела книжку получше, и её голову посетил ещё один вопрос: — А как ты её нашёл?

Хэйбеас приложил копыто к подбородку и отвёл взгляд, погружаясь в воспоминания.

— Я нашёл эту книгу почти сразу после вторжения в Кантерлот. Её выбросило вместе со мной и ульем, когда принцесса Каденс с мужем изгнали нас своей магией. Тщательно изучив книгу, я решил узнать, есть ли другие, менее злобные способы добычи любви. И угадай что? Я был прав.

— То есть ты ищешь еду, приготовленную с любовью? — пробормотала Блоссом, почесав затылок.

— Еда — лишь начало. — продолжил Хэйбеас с уверенностью в голосе. — Если мои подозрения оправдаются, то есть и другие безвредные методы. И я хочу их найти. И поэтому я странствую по Эквестрии.

Внезапно он поник от жгучей боли в порезах, раскрывшихся после столь активных его действий.

— Ну, странствовал до встречи с этим проклятым рыцарем.

— Моя мама раз или два в неделю уходит продать персики в Кантерлот, и в ту ночь тоже уходила, но не думаю, что она заметила кого-то опасного. — сказала чейнджлингу Блоссом. — Она говорит, что иногда задерживается, но только потому, что кому-то по дороге персиков хочется.

— Не думаю, что "мистеру рыцарю" было до персиков. — усмехнулся Хэйбеас, опускаясь ниже. Он зевнул, поморгал и завернул книгу обратно в ткань, нацепив её на конец палки.

— Кажется, ты устал. — заметила кобылка, поднимаясь. — Наверно, будет лучше, если я оставлю тебя отдыхать.

Чейнджлинг медленно кивнул и пробормотал что-то.

— Очень может быть...

— Завтра выходные, и я буду здесь весь день, если мама не утащит меня в Кантерлот. — Блоссом улыбнулась. — Я тебе еды могу принести.

Хэйбеас лишь благодарно улыбнулся. "Спасибо, Пич Блоссом", — сказал он перед тем, как его голова опустилась на здоровое копыто словно на подушку. На мордочках обоих было счастливое выражение, и она, развернувшись, пошла к выходу. Скрип петель открывающихся и закрывающихся ворот оповестил чейнджлинга, что он снова остался один.

Немного времени прошло с тех пор, как ночь опустилась на землю, укутывая её одеялом, сотканном из тьмы и звёзд. Луна, повинуясь магии аликорна, плавно плыла по небосводу, освещая всё под ней с заботой родителя. Но несмотря на всю умиротворённость вокруг, по земляной тропе бродил некто в броне, испытвая чувство, явно не подходящее окружению.

Ненависть.

Ненависть горела в смертной оболочке рыцаря, словно огонь в печи. Смесь ненависти и самообладания, словно дыхание дракона, заточённое в почерневший лёд. То немногое, что было видно из его лица, казалось злобным взглядом, не выказывавший ничего, кроме подозрительности и презрения. Он медленно шагал вперёд, и каждый его шаг отзывался лязгом брони на копытах, когда те ступали на землю.

Его левый невидящий серый, затуманенный глаз и шрам, проходящий по нему, отражал лунный свет, как и его броня, и отражением этим были воспоминания. И всё же он брёл, патрулируя на автомате, доспехи трещали, а копьё своим концом изредка утыкалось в землю.

Всё вокруг было тихо, но вдруг зашуршал сухой куст. Кажется, воин не сразу это понял, ибо он лениво махнул хвостом и повернул копьё по направлению шума, готовясь к бою. Оба его глаза — и здоровый, и слепой — широко раскрылись и налились кровью. А затем оттуда выпрыгнуло маленькое пушистое существо.

Белка. Рыжий зверёк с любопытством пискнул, посмотрев на великана, что стоял на дороге, и будто в ответ рыцарь успокоился и поднял оружие, понимая, что грызун опасности не представляет. Пожав плечами, белка вернулась к своим делам. Несколько секунд она шмыгала по кустам и траве, пока не нашла свой приз — жёлудь — и засунула его себе в рот.

Глупо улыбнувшись, зверёк убежал в лес, сопровождаемый взглядом существа в доспехах. Жажда крови покинула его правый, голубой глаз, и, вздохнув, он обратил более спокойный взор на луну.

Луна словно посмотрела на него в ответ, и двое застыли в этой игре в гляделки до тех пор, пока рыцарь не опустил голову. Вскоре он направился туда, откуда пришёл.

Дурные сны

Пич Блоссом бессознательно лежала в своей кровати, а по лбу её стекала большая капля пота. Что-то пробормотав во сне, и от страха натянула на мордочку разноцветное одеяло. И, наконец, кобылка проснулась, издав пронзительный писк.

Она глубоко задышала и вскоре успокоилась. Смахнув прядь с мордочки, она шумно плюхнулась на подушку. Придя в себя окончательно, она поняла, что это был всего лишь кошмар.

Внезапно комнату наполнил противный скрип, и Пич Блоссом резко повернула голову на его источник и увидела, что дверь открылась, а желтоватый свет из коридора затемнял силуэт, стоящий в проходе. Он начал медленно идти к кровати, всё ещё скрытый в тени, пока Блоссом не смогла рассмотреть в темноте лицо странника. И увидела она ужасный шрам, проходивший по левой стороне его лица. Кобылка сразу поняла, кто перед ней.

— О, это ты, мам. — она вздохнула, и, зевнув, устало посмотрела на кобылу. — Ты вернулась.

— Снова не спится? — спросила Персика, погладив дочь по голове и заботливо посмотрев на неё здоровым глазом. — Я тебя ещё снаружи слышала.

— Это был дурной сон. — тихо ответила Блоссом. — Просто дурной сон.

— Дурной сон? — повторила Персика. — О чём?

Пич Блоссом поглубже зарылась под одеяло.

— Я будто... падала. — начала она. — Вокруг меня было лишь тёмное небо, и казалось, что я буду падать целую вечность.

Персика вздрогнула.

— О... Не люблю такие сны. — с нежностью проговорила она. — Кучу раз их видела, когда была в твоём возрасте. И, если честно, до сих пор иногда их вижу.

— И они так же сильно пугают взрослых, как и детей? — спросила Блоссом.

— Иногда. — сказала Персика. — Но как только ты поймёшь, что это лишь сон, страх исчезнет без следа.

— Вот бы я была такой храброй. — с некой завистью в голосе пробормотала Блоссом. — Ты очень храбрая, мама.

— И ты тоже. — ответила она, потеревшись носиком о щёку дочери, в ответ на что та захихикала. — И помни, моя маленькая Блоссом, если ты чего-то испугаешься, я всегда смогу тебя защитить. Я всегда буду рядом, не забывай этого.

Эти слова, кажется, успокоили кобылочку, которая прикрыла глаза и тепло улыбнулась.

Наблюдая, как её дочь ворочается, чтобы устроиться на подушке поудобнее, Персика начала напевать колыбельную, ту, которую пела в тот день, когда её дочь появилась на свет. Она пела чарующую мелодию голосом, наполненным материнской любовью и заботой, пока Блоссом не уснула. Вскоре единственным звуком, наполнявшим комнату, было посапывание кобылочки. Улыбнувшись, Персика поцеловала её в лоб, укутала хорошенько в одеяло и тихо вышла из комнаты.

Закрыв за собой дверь с едва слышным щелчком, Персика пошла по коридору к своей комнате. Пройдя мимо гостевой спальни, она подошла к своей двери и вошла, выключив в коридоре свет.

Когда она оказалась внутри, её взгляд невольно упал на рамку, что стояла на высоком шкафу. В ней было изображение молодой кобылки, похожей на неё по расцветке, а также жеребца светло-голубого окраса, ярко-зелёными глазами и тёмной гривой с парой белых локонов. Это фото её и её мужа, Чантилли Крим, сделанное на их свадьбе. Она была там молода, её глаза закрыты, на мордочке красовалась широкая улыбка радости, а одета она была в белое подвенечное платье, покрытое блёстками. Чантилли был одет в угольно-чёрный фрак, и выражал похожие эмоции, заботливо приобняв её за талию.

Это было до того, как Пич Блоссом появилась на свет. До того, как она потеряла Чантилли. До того, как заработала шрам.

Глубоко вздохнув, Персика потёрла невидящий глаз и бледную уродливую отметину. Она помнила, как получила эту рану, словно это произошло только вчера. Оторвав взгляд от фото, она направилась к кровати, бесплодно пытаясь выбросить столь болезненные мысли из головы.

Забравшись на неё, Персика нашла другую пищу для размышлений. Чейнджлинг. Тот чейнджлинг, которого она встретила на дороге прошлой ночью. Тот, который с криками упал в овраг. Она осмотрела то место, куда он предположительно упал, но не нашла ничего, кроме поломанных кустов, и успокоилась, понимая, что скорее всего он убежал далеко, подальше от неё и её дочери.

Из всех существ, населявших эту планету, она сильнее всего презирала грязных, жалких, высасывающих любовь треклятых чейнджлингов. Да, тот, кого она встретила тогда, вёл себя странно по сравнению с повадками прочих тварей, с которыми ей доводилось биться, но сомнения не было, он ничем не лучше них.

И так, заполнив голову успокаивающими мыслями о том, что угроза обошла её дом стороной, кобыла со шрамом наконец уснула.

Хэйбеасу тоже не спалось. Его тело бросало по постели из соломы, так как снилась ему встреча с рыцарем, из-за которого он оказался в столь плачевном состоянии. Только было хуже. Он чувствовал, будто воин стоит прямо над его беспомощным хитиновым телом, конец его копья прислонён к горлу, давление, а затем...

Его голубые одноцветные глаза широко раскрылись от острой боли, пронзившей его сломанную ногу. Поворчав от столь внезапного пробуждения он понял, что просто перекатился через неё. Усевшись, чейнджлинг осмотрел больную конечность, и понял, что его неуклюжесть не причинила особого вреда. Нога и не думала заживать, и начнёт ещё очень не скоро.

Что-то пробормотав, он встал на три здоровые ноги. У него возникла мысль прояснить голову, и для этого он принялся хромая исследовать небольшую местность, окружавшую его. Вглядываясь в тьму, разбавленную лучами лунного света, пробивавшимися через потолок, Хэйбеас смог различить садовую утварь, что была развешана на стенах амбара. Мотыги, грабли, вилы и прочий подобный инвентарь свисал со стоек на деревянной стене; что-то было покрыто слоем ржавчины, а что-то лишь толстым слоем пыли, отчего можно было судить, как часто это использовали. Он даже заметил средних размеров плуг, свисающий на тросах с потолка недалеко от чердака.

Повторив свой обход ещё пару раз, Хэйбеас потерял интерес в интерьере и вернулся обратно в загон. Он всё ещё не мог поверить своему счастью, что нашёл пони, которая его понимает и не боялась его.

Единственной причиной для беспокойства Хэйбеаса, помимо воспоминаний о встрече с рыцарем, была мысль о том, что произойдёт, если мама Блоссом узнает о нём. От одной этой мысли его бросало в дрожь. Скорее всего, она выгонит его взашей, а там его в таком состоянии съест какая-нибудь мантикора, химера, медведь или кто-нибудь подобный, если сама кобыла его не изобьёт до смерти.

Чейнджлинг тут же прогнал эти мысли прочь, понимая, что они ему не помогут. Тряхнув головой и изогнутым рогом с зарубкой, он поправил платок, обёрнутый вокруг его шеи, лёг и закрыл глаза, собираясь заснуть и восстановить во сне свои силы.

Мама знает, как лучше

— Пич Блоссом, а что... это? — спросил Хэйбеас, почёсывая рогатую голову и поправляя бандану на шее от недоумения. Перед ним лежала куча как минимум из десяти книг, которые кобылка просто сбросила перед ним, войдя в амбар.

— Просто книжки, которые я в доме нашла. — ответила Блоссом, которая вернулась домой из школы не более получаса назад. — Я подумала, раз уж ты любишь читать, то может пробежишься по ним. Ну, знаешь, чтоб скучно не было.

— Это очень мило с твоей стороны. — сказал Хэйбеас, взяв случайную книгу из кучи магией и посмотрел на её обложку, прежде чем положить её на верх стопки. — Спасибо тебе.

Она хихикнула, смутившись от его благодарности.

— Ага... Скучно, наверное, одну и ту же поваренную книгу перечитывать, да и кругозор расширять надо. А ещё я может быть, наверное, засунула туда парочку любовных романов, которые мама любит читать. У неё их всё равно полно...

Наступила минутная пауза, и по одному виду её радостной мордашки Хэйбеас понял, что она хотела что-то ему сказать.

— Кажется, ты хочешь что-то спросить. — произнёс он. — Что у тебя на уме?

Она смущённо выводила копытом узоры на земле.

— Эмм... Мне хочется посмотреть, что ты можешь. Может... превратишься? Я очень хочу увидеть, как это бывает.

И хотя Хэйбеас всё равно сделал бы это, щенячьи глазки кобылки заставили его усмехнуться.

— Конечно, почему бы и нет. — сказал он.

Пич Блоссом даже подпрыгнула от радости.

— О, спасибо! Я никогда раньше этого не видела, но я слышала, что это очень странно. И круто.

Простонав, он поднялся с покрывала и расправил ноги, готовясь к превращению. Пич Блоссом спросила ещё раз, не сдержав своё любопытство:

— А как ты это делаешь?

— Вот так, — ответил он, жестом показав кобылочке отойти подальше, — смотри!

Приложив немного усилий, он покрыл своё тело зелёным пламенем. Долю секунды спустя перед Пич Блоссом стояла она сама, и единственным отличием была повреждённая нога чейнджлинга у её двойника, ибо в этом состоянии она превратиться не могла. Всё было одинаковым — размер, форма, даже выражение удивления и счастья на мордочке. Словно она в зеркало смотрела.

На мордашке кобылки сама по себе появилась широкая ухмылка.

— Удивительно! — сказав это, она захлопала в копытца.

— Ну, у нас, чейнджлингов, это в крови. — произнёс Хэйбеас голосом кобылки, к её восторгу. Ещё одна вспышка зелёного пламени, и на месте пони вновь оказался чейнджлинг. Вздохнув, он сел на солому и посмотрел на больную ногу. Пич Блоссом закончила апплодировать и принялась думать, что бы ещё сделать, когда её любопытство было удовлетворено.

— Оставлю вас с книжками наедине. — сказала она, повернувшись к двери и смотря на друга через плечо. — Увидимся, мистер Бриттл!

— Пока, Пич Блоссом. — попрощался он в ответ.

— Скоро вернусь! — снова сказала она перед тем, как со скрипом закрыть ворота. Проскакав немного, кобылочка повернула голову вперёд, как раз вовремя, чтобы не врезаться во что-то. Сделав от испуга шаг назад, она подняла взгляд и увидела, что чуть не столкнулась со своей матерью.

— Упп... Прости! — быстро извинилась её мать. — Ты у меня в слепой зоне была.

— Оу, эмм... привет, мам! — произнесла Блоссом, нацепив на мордочку радостную улыбку. Её мама задумчиво потёрла подбородок и посмотрела на постройку, откуда только что вышла её дочь.

— Я шла тебя проведать. В последнее время ты часто пропадаешь в амбаре. Там... Что-то есть? — спросила она, подняв бровь.

Пич Блоссом сглотнула. Она знала, что ответ "ничего" вызовет ещё больше подозрений, и поэтому ляпнула первое, что пришло ей на ум.

— Там... Просто раненая птичка. Я, э... положила её в коробку с ватой и... всё такое. Не хотела тебе говорить...

— Раненая птичка, говоришь? — Персика с любопытством посмотрела на неё. — И ты мне о ней не рассказывала потому что..?

— Я... Я хотела сама о ней позаботиться. — объяснила она, с вернувшейся уверенностью в голосе. — Помнишь того бурундука, на которого в прошлом году ястреб напал? Ты ведь помнишь, как я принесла его к себе и выходила его?

— Помню. — Персика улыбнулась. — Резвый был малыш.

Блоссом кивнула перед тем, как продолжить.

— Дело в том, что мне так понравилось ухаживать за бурундуком, что я захотела и птичку вылечить.

Персика задумалась над этим на секунду, а затем посмотрела на дочь понимающим взглядом.

— Блоссом, я не говорила тебе, как быстро ты растёшь? Не бойся, дорогая, если ты говоришь, что знаешь, что делаешь, вмешиваться я не стану. — сказала она. Пич Блоссом уж было собралась идти домой, как вдруг её остановили.

— Ещё кое-что... — снова заговорила Персика, а в её здоровом глазу промелькнула искра хитрецы.

— Да, мама?

— Что это за птичка? — кобыла усмехнулась.

Выражение лица кобылочки поменялось несколько раз.

— Что? — наконец переспросила она.

— Что это за птичка? — повторила её мать. — Ты знаешь?

— Это... воробей. Да! Воробей. — пробормотала Блоссом первый вид птиц, который пришёл ей на ум. — Коричневый такой.

— Коричневый, говоришь? Интересно... — Персика хмыкнула. — Ты ведь его хорошо кормишь?

— Конечно.

Персика улыбнулась и с гордостью погладила дочь по голове.

— Прекрасно. Буду думать, что и воды ты ему даёшь достаточно.

— Ага! — ответила кобылка. — Я ему и на ночь читаю. Он сейчас спит, поэтому я его не беспокою.

— И насчёт меня не бойся. Как я и сказала, трогать я его не буду. — заявила её мама. — А теперь, если не секрет, куда ты идёшь?

— Домашку доделать надо. — произнесла она, рысцой отправившись в сторону дома.

— Ладно. Если понадоблюсь, я в саду. — ответила Персика. Проводив Блоссом взглядом до дома, Персика вернулась к другим занятиям, что запланировала на сегодня. По пути в сад её голова была заполнена лишь размышлениями о разговоре, который произошёл между ней и её дочерью.

Наступила ночь, и Хэйбеас мирно спал на подстилке из сена. Тишину амбара нарушало лишь его тихое похрапывание. Его нос был покрыт книгой, читая которую, он и заснул; одна из тех многих, что принесла кобылка.

Его раны заживали во сне быстрее, и он знал, что уже следующим утром ходьба будет причинять ему куда меньше неудобств, нежели вчера. К счастью, впервые за долгое время он смог уснуть без каких-либо кошмаров.

Но пока он находился в царстве снов, скрежет острым мечом разрезал тишину амбара. Несмотря на то, что он был достаточно тихим, он разбудил Хэйбеаса от мирного сна. Книжка с негромким звукам упала с его мордочки, а сам он перекатился со спины и осмотрелся.

Кажется, всё было как обычно. Осмотр местности занял несколько секунд, и он увидел лишь свет, пробивающийся сквозь дюймовую щель приоткрытых ворот. И пусть вокруг царила тишина, о понимал, что что-то тут совсем не так. Он встал на трясущиеся ноги и простоял так секунд пять, пока ужасный звук не донёсся до его ушей.

— Ну здравствуй, воробушек. — холодно, с шипением поприветствовал его незнакомый женский голос. Кровь застыла в венах Хэйбеаса, а его рот раскрылся за мгновение до того, как он почувствовал тяжёлый удар чем-то тёплым и пушистым.

Бледный лунный свет

Всё, что Хэйбеас мог поделать — слепо шататься в темноте амбара. Он не имел ни малейшего понятия, откуда на него напали, да и та, кто ударила его, кажется, потеряла чейнджлинга. Инстинктивно Хэйбеас направился к выходу так быстро, как только мог, пока наконец не выбрался в прохладу ночи.

Расслышав шаги за собой, Хэйбеас обернулся и рассмотрел обидчика. Слабый лунный свет, пробивающийся сквозь тёмные облака, осветил бурую земную пони примерно его роста, выходящую из амбара. В передних копытах она крепко сжимала трёхрогие вилы. Её длинная грива развивалась на ветру, и Хэйбеас решил рассмотреть мордочку кобылицы получше. То, что он увидел, заставило его окоченеть от ужаса.

Этот шрам. Этот длинный ужасный шрам, пересекающий её левый затуманенный глаз, он узнал сразу же. Такой же был у рыцаря на той дороге. Другой же, здоровый глаз, был похож на осколок льда, и выражал ту же холодную злобу и ненависть, что и той ночью.

Хэйбеаса словно парализовало это открытие, и он не заметил, как напавшая неслась на него подобно разъярённой медведице. Она занесла вилы для удара, но чейнджлинг закрылся больной ногой, совершенно позабыв о ране. Импровизированное оружие пробило конечность быстрее молнии, будто бы полностью проигнорировав твёрдость хитина, и повредила и без того покалеченную ногу пуще прежнему, сводя весь процесс регенерации к нулю.

Жгучая боль донеслась до его головы. Хэйбас вскрикнул, пошатнулся и упал рядом со стеной дома в паре метров позади себя. Пони, в чьих глазах читалась неприязнь острее лезвия кинжала, готова была прикончить своего врага.

Пич Блоссом, мирно посапывающую в своей постели, разбудил крик боли. Быстро сообразив что к чему, она поняла, что звук доносился снаружи. Пока она сбрасывала с себя покрывала, её осенило, что могло стать причиной этого.

Не долго думая, она выбежала из комнаты, спрыгнула с лестницы и с такой силой распахнула дверь, что ей показалось, что та вот-вот слетит с петель. Быстро оглядевшись, кобылочка нашла источник звука — два силуэта неподалёку.

Как она и боялась, это была её мама, вооружённая вилами и нависшая над раненым Хэйбеасом у стены. Вилы вот-вот проткнули бы его шею, и Пич крикнула:

— Мама, хватит!

— Пич Блоссом! — крикнула в ответ Персика, не сводя взгляда со своей жертвы. — А ну быстро домой! Эта тварь опасна!

— Нет! — так же громко ответила она, рысцой приближаясь к ним. — Он не опасен! Он мой друг!

— Он чейнджлинг! Он обманывал тебя!

— Это не так!

— О моё наивное дитя, он околдовал тебя. — прорычала Персика, приблизив рога оружия к глотке своего врага, отчего Хэйбеас заскулил и бросил взгляд на Блоссом. — Он наложил на тебя заклятье, контролирующее твой разум, и выкачивал из тебя любовь.

— Е-если бы я выкачивал из неё любовь, я б-бы уже давно исцелился и улетел отсюда! — перебил её Хэйбеас, заикаясь от боли. — Но я не такой, как те чейнджлинги! Как я и сказал ей, я д-другой! Я п-просто хочу...

— Хорош болтать! — прервала его Персика, поднеся кончик вил ближе к его шее. Если бы она захотела, она бы могла прикончить его одним быстрым выпадом. Хэйбеас, понимая это, лишь скулил от страха.

— Мама, тут нет никакой магии! Меня не околдовали! Пожалуйста, не убивай его! — продолжала кобылочка. Подойдя к матери, она положила свои копытца на неё, привлекая к себе внимание. — Прошу, мама, посмотри на меня. Разве похоже, что у меня крадут любовь? Что мой разум под чьим-либо контролем? Потому что я этого не чувствую.

Персика наконец оторвала взгляд от чейнджлинга и посмотрела дочери в глаза. Она ожидала увидеть в них светло-зелёную магическую искру, которая бы служила знаком, что Блоссом сейчас не отвечает за свои действия. Однако увидела она...

Ничего.

Как не хотелось это Персике, но мольбы её дочери звучали искренне, и это она не могла не заметить.

— Ладно. — прошипела она, будто плюясь ядом. Злобным взглядом она посмотрела на чейнджлинга и медленно убрала вилы от его шеи, но как бы невзначай при этом поцарапала хитин на ней.

Хэйбеас и Пич вздохнули с облегчением, а Персика воткнула вилы в землю подле себя. Сделав это, она обратила взгляд, полный агрессии, обратно на него.

— Убирайся отсюда, чейнджлинг. Покинь мой дом. — прорычала она, указывая копытом на лес. — Сейчас же.

— Я н-не могу... — пробормотал Хэйбеас больным голосом. — Я бы с радостью, но мои крылья слишком сильно повреждены для полётов, и... в бою я повредил и без того больную ногу...

— Мне плевать! — она топнула копытом, да так, что её незваный гость съёжился от страха. — Прочь отсюда!

— Мам, ну не может он никуда уйти. — вновь вступилась Пич Блоссом, подойдя к своему другу, но Персика твёрдым движением копыта пресекла попытки чейнджлинга подняться на свои трясущиеся ноги с помощью кобылочки. — Он едва стоял вчера. Как ты можешь прогонять его в таком состоянии? Как далеко он уйдёт?

— Достаточно далеко, чтобы не мешать нам. — в голосе кобылы явно было различимо презрение.

Когда Хэйбеас смог устоять на своих четверых, Блоссом подошла к матери, сложила передние копытца и посмотрела на Персику столь невинным взглядом, что тот растопил бы даже самое неприступное сердце.

— Ма-а-а-м... Ну можно он останется здесь, пока не поправится? Пожа-а-а-а-а-а-алуйста? — взмолилась она так жалобно, как только смогла, пытаясь смягчить нрав матери. — Он хорошо себя вёл. Он хороший и честный чейнджлинг, правда-правда!Я не могу смотреть, как ты собираешься выгнать его в таком состоянии. А что, если... его съест какой-нибудь зверь? Или он подхватит болезнь какую?

— Нам же лучше. — фыркнула Персика.

— Нам же лучше? — переспросила Пич, шокированная таким заявлением. — Но если бы он был пони?

— Он не пони. — сухо ответила она.

— А если он и вправду хороший? Ты позволишь ему умереть в одиночестве в лесу только потому, что он чейнджлинг?

— Я бы... — кобыла не смогла закончить предложение, так как поняла, что уши её дочери ещё малы для этого. Пич Блоссом заметила сомнение матери, и подумала, что смогла наконец достучаться до той самой стороны её души, отчего не смогла сдержать ухмылку.

Минута прошла под аккомпанемент стрекотания сверчков в полях позади троицы, и воцарился мир. Персика наконец сдалась и издала вздох, который сухостью её горла превратился в некое подобие рычания. Она посмотрела на Хэйбеаса и встретила его бирюзовые глаза, полные надежды.

— Возвращайся в амбар, тварёныш. Как спал там, так и будешь. Пока не поправишься. Дольше я терпеть тебя не намерена!

— М-меня зовут Хэйбеас. Хэйбеас Бриттл. — тихо и спокойно произнёс он, пытаясь охладить пыл кобылицы. Он прекрасно знал, что шансов на это мало, но попытаться стоило.

— Мне плевать, как тебя зовут. — ответила Персика с кислотой протухшего молока. — А теперь давай внутрь, пока я не передумала.

Опустив голову, чейнджлинг повиновался. Казалось, прошло не менее часа, пока Персика и Пич наблюдали, как он ковыляет до амбара на троих своих здоровых ногах. Перед тем, как он зубами приоткрыл двери, он с благодарностью посмотрел на кобылочку. Та радостно кивнула в ответ, однако при этом почувствовала взгляд неодобрения со стороны родительницы. Персика перевела глаза обратно на Хэйбеаса, и тот скрылся во тьме амбара.

— А что до тебя, дочь, — начала она, смотря на кобылочку так же угрожающе, как и несколько минут назад на своего противника, — ты без моего ведома впустила чейнджлинга. Мало того, ты ухаживала за ним безо всякой предосторожности, и солгала мне, когда я спросила тебя. Ты под домашним арестом на три месяца. Поняла?

— Так и знала... — пробормотала она куда-то себе в грудку. — Я понимаю, мам.

— Славно. — Персика продолжила более мягким тоном. — А теперь возвращайся в кровать. Тебе в школу завтра с утра, и даже не думай, что после этого что-то изменится.

Подчиняясь, кобылочка зашагала домой, но в её походке были радостные нотки. Радостные от маленьких побед относительно положения Хэйбеаса и вообще. Персика заметила это, и лишь покачала головой.

Чейнджлинги — всего лишь отвратительные твари, рождённые, чтобы красть любовь, оставляя сердца чернее их окраса. Она знала это из личного опыта. Но то, что этот не тронул ни её дочь, ни её саму, оставалось загадкой. Возможно, всего лишь хитрый трюк. А возможно, её дочь была права, и он и вправду отличается от остальных представителей его вида.

Утро вечера мудренее, решила она, и проследовала за дочерью в дом. Хотя она вряд ли сможет заснуть, зная, какая тварь сейчас находится у неё в амбаре.

Задания для чейнджлинга

Рано утром рыжее солнце озолотило горизонт своим светом, и Пич Блоссом прошмыгнула в амбар с тарелкой нарезанных персиков и тостом на спине, стаканом сока в копытах и твёрдой целью в голове. Пройдя в здание, она увидела, как Хэйбеас зевал, просыпаясь на своей подстилке из сена.

Улыбнувшись, Пич подошла к нему и положила тарелку с едой перед ним. Хэйбеас спросил, поделилась ли сама кобылочка с ним своим завтраком, на что та ответила, что эту порцию её мама приготовила специально для него. Без дальнейших разговоров Хэйбеас приступил к еде, чтобы утолить свой голод. Не без удивления он почувствовал, что и в этой порции тоже была любовь.

— Так значит, это твоя мама? — спросил он, закончив с персиками.

— Ага. — вздохнула Пич, грустно катая камешек по земле. — Она может быть, эм.. строгой, но лучше мамы и пожелать нельзя.

— Она меня вилами пыталась заколоть. — заметил Хэйбеас, сделав акцент на второй половине предложения. Сказав это, он торопливо откусил кусочек тоста, обронив несколько крошек. — Полагаю, пройдёт немало времени, прежде чем она изменит своё отношение ко мне.

— И ещё раз, мне очень, очень жаль, что всё так получилось. — произнесла она, глядя на его раны. — Надеюсь, твоя нога выздоравливает.

— Ну, я обновил покрытие. — сказал он, поднимая копыто и показывая слизистую субстанцию, отвердевшую вокруг перелома. — Так что если она не будет пытаться снова меня убить, всё будет в порядке.

Пич Блоссом усмехнулась над такой формулировкой, но тут же затихла. Чейнджлинг закончил с завтраком, и она собрала посуди направилась к дверям.

— Ну, мне в школу пора. Позже увидимся, мистер Бриттл. Всего доброго!

— И тебе. — ответил он. Блоссом улыбнулась и покинула амбар с мыслью, что теперь её друг точно будет в безопасности.

Когда двери со скрипом закрылись, Хэйбеас глубоко вдохнул и устроился поудобнее. Он не рассказал кобылке о том, что это её мать довела его до такого состояния. Он сомневался насчёт того, как она воспримет эту новость, и уж тем более не хотел расстраивать кобылицу, с которой были и без того напряжённые отношения.

Выдохнув, он положил голову на землю и попытался уснуть.

Персика проводила дочь в школу в Кантерлот и вернулась домой. Тихонько, словно мышка, она проскользнула в амбар и увидела Хэйбеаса, мирно дремавшего на импровизированной постели из сена. Судя по счастливому выражению его мордочки, снилось ему что-то очень хорошее. Сказать, чтобы она пожалела о том, чтобы позволить этому существу остаться в её доме — ничего не сказать.

Нервно фыркнув, она подошла к нему и дважды постучала копытом по его рогатой голове. Простонав, Хэйбеас раскрыл глаза и приподнялся. Когда его взгляд упал на силуэт кобылы в широкополой шляпе и шрамом на глазу, нависшей над ним, он испуганно вскрикнул.

— В-вы пришли... убить меня? — смог он выговорить дрожащим голосом. Персика закатила глаза.

— Не собираюсь я тебя убивать. — ответила она спокойным тоном. — Так что хватит ныть. — он подчинился, но беспокойство всё ещё не покидало его.

— Тогда зачем вы пришли сюда? — спросил он спустя секундную паузу, которая ощущалась часовым молчанием.

— Нагрузить тебя работой, чейнджлинг. Раз уж ты залечиваешь раны в моём доме, то и подчиняться будешь моим правилам.

— Не знаю, смогу ли. — грустно ответил он, опустив взгляд на сломанную ногу. — Она всё ещё болит.

— Знаю, что болит. Зато всё остальное в порядке. — ответила Персика. — У тебя ещё три здоровые ноги, да и магия вашего вида. Я не смогу присматривать за тобой весь день, так что ты, тварёныш, будешь делать свою работу хочешь ты того или нет.

— Меня зовут Хэйбеас Бриттл. — повторил он вчерашний ответ. Персику это не смутило.

— Мне всё ещё плевать.

Снова наступила тишина, прерванная вопросом, возникшем в голове чейнджлинга.

— А как вас зовут? — спросил он. — Пич Блоссом упоминала только то, что вы — её мама.

Персика немного обдумала, стоит ли давать ему эту информацию, но в конце концов пожала плечами, решив, что ничего плохого в этом нет.

— Прунус Персика. Зови меня просто Персикой.

— Х-хорошо, мисс Персика.

Хэйбеас начал подниматься на три своих здоровых ноги. Персика ждала его, указав взглядом на дверь. Боясь, что она может оказаться не из терпеливых, он поспешил подчиниться её молчаливому приказу. Персика отправилась за хромающим Хэйбеасом наружу, а там они пошли к персиковому саду. Ветер трепетал листву на деревьях, что привлекло любопытство Хэйбеаса.

На ветвях висело великое множество персиков. Какие-то из них были побольше, какие-то — поменьше, а некоторые и вовсе были ещё зелёными — очевидно, недоспелые. Потратив минуту на осмотр этой картины, Хэйбеас услышал, что Персика положила что-то на землю за его спиной. Повернувшись, он увидел огромную, размером с саму пони, корзину.

Персика поправила шляпу и скомандовала чейнджлингу:

— Сначала собери персики с деревьев. — взмахом копыта она показала ему фронт работ. — И собирай только зрелые. Наполнишь корзину — и хватит.

Хэйбеас положил здоровое копыто на корзину и осмотрелся в поисках лестницы или ещё чего-нибудь в этом духе, но не увидел ничего.

— А как мне это сделать? — спросил он. Ответом послужил раздражённый взгляд кобылы.

— Магией.

— А. точно! — Хэйбеас посмеялся над собственной забывчивостью, но кобылица этой радости не разделила. Наступила неловкая тишина, и спустя несколько секунд чейнджлинг заковылял к дереву. Пока тот подготавливался, Персика уселась на деревянный стул, который принесла с собой. Подняв стакан с чем-то вроде сока, она потянула через трубочку немного напитка, наблюдая за Хэйбеасом.

Его рог засветился бледно-зелёным светом, и аура подобного цвета появилась вокруг одного из персиков. Приложив немного усилий, он сорвал плод и аккуратно переместил его в корзину под лёгкий шелест листвы. Затем он снова посмотрел на дерево, и принялся за другой фрукт, а затем ещё и ещё отправлялось в корзину.

— Как я справляюсь? — радостным тоном спросил он, срывая очередной персик.

— Да так. Продолжай. — ответила Персика с безразличием.

Не обратив внимания на явную насмешку, она продолжал собирать урожай. В корзине было около двадцати персиков, когда спелые плоды на дереве закончились.

— С этим деревом всё! — произнёс он с счастливой улыбкой на мордочке. Напевая что-то под нос, он повернулся и увидел, что Персика поднялась со своего места и стояла прямо перед ним. Отвращение в её взгляде резало по чувствам чейнджлинга что нож по горлу.

— М-мисс Персика, я... я пониманию, что я вам не нравлюсь, но может не будете это выражать, ну... так явно? — спросил он.

— Не волнуйся насчёт этого. Просто глядя на эту ухмылочку на твоей моське, мне захотелось предупредить тебя о том, что будет, если ты вдруг захочешь предать гостеприимство моё и моей дочери. — она зарычала, сильно толкнув копытом чейнджлинга в его грудь, да так, что тот почти оступился от неожиданности. — Только подумать посмей навредить моей дочери, и пожалеешь, что на этот свет появился. И я не убью тебя сразу, о нет. Твоя смерть будет медленной и мучительной, это я тебе обещаю...

— Я... я не такой. Я никогда не буду таким. — твёрдым голосом ответил он, поднимаясь на ноги. — Именно по этой причине я покинул свой улей. Мне плевать на то, что они считают меня предателем. Мне до крысиного хвоста, если они пошлют какого-нибудь "ассассина" прикончить меня! Я просто хочу, чтобы вы мне поверили.

— Ха. Я почти что тебе верю. — сказала Персика. — Но опять же, ты ведь чейнджлинг. Не думай, что я не знаю о вашей лживости и умении манипулировать...

Хэйбеас кашлем прочистил горло.

— Мисс Персика, я хочу задать вам один вопрос. Я точно знаю, что вы были тем рыцарем, что напали на меня тогда, на дороге. Почему вы это сделали? Почему вы напали, когда я просто проходил мимо? Я бы просто прошёл мимо этого дома, и на этом бы всё и закончилось. Я бы не встретил вашу дочь, если бы вы не покалечили меня так сильно.

Персика прикрыла глаза и принялась что-то бормотать себе под нос, возвращаясь к своему стулу.

— Я могла бы сказать тебе. И я хочу рассказать. Но не буду. — взяв стакан, она снова отхлебнула из него. — А теперь назад, за работу. Ещё кучу персиков надо сорвать.

— Как прикажете, мон капитан. — ответил Хэйбеас, саркастически отдав честь, хоть и пришлось ему при этом опереться телом о дерево. С уверенностью в хромой походке он добрался до корзины и взял её в свои клыки, неся к следующему дереву. Он начал радостно собирать плоды точно так же, как и с предыдущего. Персика пристально наблюдала за ним из-под полы своей шляпы; за тем, как он с противнейшим оптимизмом выполняет её приказ по сбору урожая.

Чейнджлинги были коварными тварями, которым чужая боль доставляла лишь радость. Однако с этим было явно что-то не так. Он был жизнерадостным, помогал, да и тот факт, что он не навредил до сих пор её дочери, тупым лезвием скрёбся о её мозг. Она поверить в это не могла, но то, что она увидела за последние сутки, заставило её задуматься: а что, если он и впрямь не такой злобный, как и остальные? Что же, только время покажет.

Честная работа

Персика пробиралась через лес, с кончиков копыт до носа закованная в доспехи. Она бежала так быстро, как только могла, при этом держа копьё на плече в балансе. Задыхаясь, она неслась вперёд, осматривая окрестности.

Она никак не могла найти того, кого искала. Она с отчаянием прочёсывала лес, но не находила своей цели. Помог ей крик, разорвавший тяжёлый воздух леса. Услышав его, Персика рванула в его направлении. Звучало так, будто это существо в агонии, самой страшной, которую только можно испытать, но Персике хватило этого, чтобы узнать, кому принадлежит этот голос. Ускорившись из последних сил, она добралась до существа спустя несколько минут.

Оно сидело на опушке леса под старым сухим деревом, свернувшись калачиком и громко хныкая. Оно рыдало, словно новорожденный котёнок, потерявший родителей, и ледяные слёзы струились из его глаз.

Персика прекрасно знала этот кошмар. Он посещал её каждую ночь после того случая, лишь изредка изменяясь. И как бы она не пыталась, она никак не могла вырваться из него.

Не думая ни о чём другом, она подбежала к существу и нависла над ним. Из-за своей собственной боли она не смогла произнести имя бедняги. Со слезами на глазах, Персика положила дрожащее копыто на его плечи, пытаясь успокоить. Но едва она коснулась его, существо резким движением отказалось от помощи.

— П-поди прочь! — прорычало существо, завывая, словно раненая собака. — Это т-ты со мной это сделала! Это твоя вина, Персика... Твоя вина...

Внезапно оно повернуло лицо к кобылице. Некогда карие, словно мать-земля, глаза, стали красными, как угольки только что догоревшего костра.

— Я... Я ненавижу тебя... Я...

Существо, которое она некогда знала и любила, выросло в размерах. Персика, разрываемая отчаянием от слов, которые услышала, обронила копьё, и оружие с лязгом упало на землю. Лицо существа начало перекручиваться, превращаясь в нечто ужасное и неестественное. Со злобой и отвращением на том, что некогда было лицом, оно шагнуло вперёд, что заставило Персику ошатнуться.

— Я убью тебя. — произнесло оно тихо, словно шепча, но в то же время громче рёва разъярённого зверя. Обнажив клыки, оно надвигалось на неё, протягивая свои руки к ней. Пони же, не зная, как его остановить, ничего не могла с этим поделать. Вытянув свою ужасную голову вперёд, оно вонзило клыки в плечо кобылы, и страшная боль молнией пронзила её разум. Подняв её, оно потрясло свою жертву и бросило оземь, чтобы когтями разодрать броню на мелкие кусочки, добираясь до плоти, прикрытой теперь лишь шёрсткой. Вскоре земля обагрилась.

— Пресика... — произнесло оно прямо ей в ухо, раздирая её тело, отрывая копыто за копытом, будто от тряпичной куклы. Сама кобылица могла лишь кричать в агонии через рот, которого не было. — Пер-си-ка!

— Персика, я закончил! — в третий раз повторил Хэйбеас, стоя около дерева. Оттуда он мог видеть, что кобыла задремала минут двадцать назад, так что он решил докричаться до неё. Подойти и разбудить как обычно духу у чейнджлинга не хватило — вдруг она его побила бы, едва заслышав его шаги?

Наконец услышав его, Персика вскочила. Покачав головой, она поправила шляпу так, что полы её не загораживали обзор, и увидела силуэт чейнджлинга, стоявшего в нескольких метрах от неё, махая копытом, опершись на корзину, полную персиков.

— Ну наконец-то. — проворчала она. Медленно поднимаясь со своего стула, она медленной рысцой направилась к нему. Пока она осматривала корзину, Хэйбеас с нетерпением ожидал чего-то в награду за свои труды — какого-то оскорбления, хотя бы, а если очень сильно повезёт, то может даже и комплимента!

— Хорошая работа. — произнесла Персика вполне себе обычным тоном. Взяв корзину за ручку под тихий победный смешок Хэйбеаса, она без особых усилий подняла её одним копытом. Перед тем, как уйти, она бросила ещё один взгляд на чейнджлинга.

— Не радуйся особо, работы ещё полно. — сказала она, посмотрев на дом. — Пока не забыла, убраться надо бы, да тщательно. Полы помыть, окна — тоже, причём и снаружи, и изнутри, пыль протереть. Не поможешь мне с этим через пару минут, чейнджлинг?

— Как пожелаете. — ответил Хэйбеас, понимая, что выбора у него как такового и не было, и направился в сторону дома. Внимательно за ним наблюдая до тех пор, пока он не скрылся внутри ей жилища, Персика пожала плечами и ушла с большой корзиной персиков на своей спине.

Спустя несколько часов их работа подходила к завершению. Когда время перевалило за полдень, а все задания были выполнены, Персика спросила Хэйбеаса, "голоден" ли он в каком-либо виде. Чейнджлинг ответил утвердительно, и и кобыла направилась на кухню, нарезала несколько ломтиков хлеба, и специальным ножом намазала их вареньем и арахисовым маслом. Она отдала один бутерброд Хэйбеасу, и двое принялись обедать.

Сидели они друг напротив друга, и вокруг царила тишина, прерываемая лишь тихим "ням-ням-ням". Паузу решила прервать Персика, когда расправилась со своей порцией и протёрла уголки рта салфеткой.

— Ну и что о себе расскажешь, чейнджлинг? — спросила она. — Что на самом деле заставило тебя покинуть своё королевство и начать жизнь с чистого листа?

От сэндвича Хэйбеаса осталась лишь маленькая корочка, которую он было хотел проглотить, когда он оторвал от него взгляд и посмотрел на собеседницу. Поглядев через плечо, он убедился, что за ним никого не было. И тогда он понял, что кобылица заговорила именно с ним.

— Вы хотите узнать обо... мне? — переспросил он, приложив копыто к груди в недоумении.

— Как я и сказала. — ответила она безразличным тоном. — Давай, рассказывай, почему ты в своём путешествии ушёл так далеко от своей ужасной родины.

— Потому что я хочу изменить свою судьбу. — произнёс Хэйбеас с нотками гордости в голосе. — Я не хочу никому вредить. Я не хочу ни у кого красть. Я лишь хочу мирно жить среди вас.

— И вдохновило тебя на это..?

— Эта идея посетила мою голову, когда я... — Хэйбеас поправил бандану на шее и закашлялся, прикрыв рот здоровым копытом. — ...нашёл поваренную книгу.

— И из-за поваренной книги ты покинул свой улей? Поваренная книга заставила тебя задуматься о своей жизни? — не могла не спросить Персика. — Серьёзно?

— Можно и так сказать. — Хэйбеас усмехнулся, на секунду отведя взгляд. — Мне всю жизнь вбивали в голову, что есть только один вид любви. Когда я нашёл книгу и прочитал её, я понял, что есть и другие, мирные способы получения нашей еды; к примеру, когда вы, пони, готовите свою с любовью.

Персику такой ответ удивил — это можно было понять по тому, как она вырисовывала узоры копытом по алой скатерти.

— Хм. Обычно чейнджлинги вечно голодны и ненасытны, но тебе хватает моей еды, потому что она приготовлена с любовью. А вообще... имеет смысл.

— Я говорил это вашей дочери, говорю и вам — я другой. — настойчиво заявил Хэйбеас. — Это правда.

— Ты будто хочешь, чтоб я тебе поверила.

— Так и есть.

— Вот в этом-то вся соль. — Персика усмехнулась, покачав головой. — Моё доверие непросто завоевать, особенно такой твари, как ты, чейнджлинг. А там, глядишь, ты поправишься, и духу твоего здесь не будет.

Хэйбеас вздохнул и опустил голову.

— Да, полагаю, что вы правы. Я просто... хотел бы, чтобы всё было немножечко по-другому.

От такого ответа губы Персики сжались в ниточку.

— Ладно. Мы отвлеклись. — произнесла она, отодвигая стул и вставая. — Пич Блоссом скоро будет дома. Надо бы закончить с работой до её прихода. Не волнуйся, осталось немного.

Хэйбеас медленно кивнул, тоже покидая своё место, и зажевал остаток корочки.

— Думаю, вы правы.

Просьба

— Ну мам, ну можно мистер Бриттл сегодня заночует в доме, пожа-а-а-алуйста? — тоненьким голоском взмолила Пич Блоссом уже пятьдесят седьмой раз за этот вечер.

— Нет. — в пятьдесят седьмой раз ответила Персика, шагавшая по дому. — Ему место в амбаре.

— Но почему-у-у-у-у? — продолжала завывать её дочь, следуя за ней через кухню и зал. — У нас же есть гостевая спальня. Там куда удобнее, чем в амбаре.

— Я не позволю такой твари, как он, пачкать кровати в моём доме. — проговорила Персика, расчёсывая гриву. — Да и он сам не жаловался на условия. Запомни, Пич Блоссом, лучшее — враг хорошего.

Неделя прошла с тех пор, как Персика обнаружила чейнджлинга в своём амбаре и позволила ему остаться. Напряжение в атмосфере потихоньку сходило на "нет". Хэйбеас помогал по дому настолько, насколько позволяла ему раненая нога, а Персика лишь изредка одаривала его сухими саркастическими замечаниями. По всему было видно, что он выздоравливал, но до полного восстановления пройдёт ещё немало времени. Однако крылья его уже не выглядели столь изуродованными, и уже где-то через месяц он снова сможет летать.

— Может я ему хотя бы остаток пирога перед сном отнесу? — продолжила Пич Блоссом, указывая копытцем на кусок десерта на столе. — Я считаю, он заслужил за всю ту помощь по дому.

— Нет. — покачала головой Персика. — Ты уже полчаса как спать должна, Блоссом. Завтра в школу рано вставать. Давай, дорогая, иди чистить зубки и ложись.

— Хорошо, мама... — Пич отвернулась с мрачным выражением на своей мордочке.

Персика наблюдала здоровым глазом за тем, как её дочь заковыляла вверх по лестнице с понурой головой. Сердце кобылицы кровью обливалось от такого зрелища. Тот факт, что она сама своими словами довела дочь до такого состояния, заставил её вздохнуть и проворчать:

— Ладно, я отнесу, если ты так этого хочешь.

— Правда? — Пич Блоссом мгновенно развернулась на лестнице; на её лице сияла улыбка.

— Ох... Правда. — согласилась её мама, зашагав к столу и положив кусок пирога на тарелку. — Я уложу тебя когда вернусь.

— Спасибо, ма! — воскликнула Пич слишком уж радостно и побежала наверх.

Ругнувшись себе под нос, Персика вышла из дома в укутанный ночным покрывалом сад в сторону амбара. Под аккомпанемент скрипа дверных петель и вошла внутрь, где Хэйбеас, почти полностью скрытый в тенях, поднял голову с кучки сена и увидел силуэт кобылы.

— Оу, эмм... Здравствуйте? В-вы что-то хотели, мисс Персика? — неуверенно спросил он спустя небольшую паузу. Персика же, подойдя ближе, положила тарелку с угощением перед ним.

— Я тут пирог персиковый испекла, и вот, кусок остался. Я подумала, что ты тоже захочешь. — пробубнила она. — Считай это благодарностью за помощь по дому.

— Спасибо, мисс Персика. — ответил он практически сразу, слегка поклонившись.

— Не за что, чейнджлинг.

Повернув голову, глаз её поймал плуг, свисавший с потолка на толстых канатах. Вот уже три дня Персика думала наконец применить его по назначению. Она глубоко вдохнула.

— Пока я тут, могу я кое о чём тебя спросить?

— Разумеется. — сказал он. — О чём же?

— Я тут сделать кое-что хочу. — начала кобыла. — Огород развести, но времени поле вспахать нет вообще.

Перепончатые уши Хэйбеаса навострились.

— Ваша дочь рассказывала об этом! Погодите... Вы меня об этом попросить хотите?

— Я просто хочу узнать, сможешь ли ты тягать вот этот плуг. — она указала копытом на конструкцию. — Лишняя пара копыт мне точно не повредит. Но только если ты уверен, что справишься. Не хватало мне, чтоб ты надорвался и провёл здесь ещё больше времени.

— Я... думаю, что смогу. — ответил он, подняв любопытный взгляд на инструмент. — Проблем возникнуть не должно. Задние ноги же целы.

Персика закусила губу, прежде чем едва заметно улыбнуться.

— Я буду... благодарна, чейнджлинг. — произнесла она мягким тоном, и было направилась к выходу, как вдруг зазвучал голос Хэйбеаса.

— О, Персика, я тоже хочу кое-что сказать.

Та обернулась и спросила:

— И что же?

Размышляя над формулировкой своего вопроса, Хэйбеас поковырял землю здоровым копытом.

— Я тут заметил стойки с бронёй в зале, когда мы недавно убирались. С тех пор они не выходят у меня из головы. Ведь теперь я понимаю, кем вы были, пока Пич Блоссом не появилась на свет.

— На что ты намекаешь, чейнджлинг? — переспросила Персика, подняв бровь над видящим глазом.

— Вы ведь были... рыцарем? Королевским, из Кантерлота, верно? Всё указывает на это. Броня в зале, да и с вилами вы обращаетесь с смертоносной грацией копья... Вы воин, с кем нужно считаться.

Ответом послужил взгляд Персики, полный неконтролируемого веселья. Её щёки надулись от попытки сдержаться, и когда уже Хэйбеас подумал, что её голова лопнет, раздался гром смеха, эхом раздавшийся по тишине амбара. Это застало Хэйбеаса врасплох и заставило его занервничать. Через некоторое время Персика успокоилась и смахнула слезинки с глаз.

— Нет! Не была я рыцарем. Не была и не буду. Я была... кое-кем другим. Дела мои были несколько... "грязнее", если ты понимаешь, о чём я.

— Не понимаю. — произнёс Хэйбеас, приходя в себя. — Не могли бы вы, пожалуйста, рассказать поподробнее?

— Может в другой раз. — усмехнулась кобыла, отмахнувшись. — А теперь, будет лучше, если все мы ляжем спать. А особенно ты...

— Это не та тема, от которой можно вот так просто уйти! — твёрдым голосом заявил Хэйбеас. — Пожалуйста, расскажите!

— В другой раз. — ответила кобылица с нотками раздражения в голосе.

— Но...

— Спокойной ночи, Хэйбеас. — Персика завершила разговор злобным взглядом в его сторону, с тихим скрипом открывая дверь амбара. Сделав шаг наружу, она услышала несколько слов.

— Вы меня по имени назвали. — произнёс он мягким голосом. Персика заметила тёплую улыбку на его лице, но всё же, несмотря на её искренность, нашла её раздражающей.

— Возможно. — проворчала она. — Не зазнавайся.

Этот комментарий не помешал Хэйбеасу ещё сильнее растянуть свою ухмылку, что ещё сильнее разозлило Персику. Наконец она покинула чейнджлинга, хлопком двери дав понять, что не хочет его больше слышать.

Да, Персика была суровой, упрямой, и иногда очень даже пугающей, но Хэйбеас знал, что её отношение к нему потихоньку улучшается. Он раз за разом доказывал ей, что ему можно доверять, и он чувствовал разгорающийся внутри него от мысли, что он успешно переубеждает ту пони, что когда-то хотела его убить.

И всё же, что-то тенью нависало над ней. Что-то тёмное, дурное и несколько... меланхолическое. Чейнджлинги от природы могли чувствовать эмоции других существ. И по всему тому, что он мог увидеть, Хэйбеас понимал, что что-то ужасное произошло в её прошлом, но что именно, понять не мог. Однако шрам кое на что намекал.

Эта мысль не давала покоя, но тут нос уловил аромат персикового пирога, и живот заурчал. Он повернул голову и увидел десерт, находившийся перед ним. Смакуя каждый кусочек, он доел этот несравненно вкусный и наполненный любовью пирог прежде чем лечь и уснуть.

Садоводство

Утром, проводив Пич Блоссом в школу, Персика показала Хэйбеасу, где ему предстоит работать. Среднего размера площадь между домом и персиковым садом, огороженная воткнутыми в землю колышками. Лёгкий осенний ветерок пронёсся сквозь желтеющую листву, пошуршав ими.

Аккуратно опустив плуг, свисавший на верёвках, на землю, Персика дотащила его до чейнджлинга. Тот осмотрел металлическую конструкцию поближе — кое-где покрытую ржавчиной, но в целом вполне себе пригодную для работы.

— Выглядит... тяжёлым. — произнёс он и без того очевидную вещь спустя минуту.

— Вот только не говори, что передумал. — Персика фыркнула и ухмыльнулась.

— Нет, ни в коем случае. — заявил Хэйбеас, улыбнувшись в ответ. — Просто на потолке он казался куда меньше.

Сказав это, он подошёл к инструменту, а Персика, всё ещё ухмыляясь, запрягла его. Подправив несколько ремешков и осмотрев плуг в последний раз, Персика решила, что всё в порядке.

Не дожидаясь приказа, Хэйбеас начал идти по намеченному пути.

— Ну как? — спросил он спустя несколько минут пыхтения и кряхтения.

— Пока что неплохо. — ответила Персика, осмотрев вспаханную землю, что тянулась следом за чейнджлингом. — Сможешь продолжить в том же темпе, пока я другими делами займусь?

— Уверен на все сто! — заявил Хэйбеас, остановившись отдышаться, перед тем как с новыми силами продолжить работу. Оставив его, Персика пошла собирать персики с деревьев в саду, заодно проверяя листву на предмет вредителей, что могли прятаться там. Затем она занялась поливкой сада поменьше и поближе к дому, после чего начала убираться дома.

Прошло четыре часа, и работа Хэйбеаса подходила к концу. Он прошёлся по территории не один раз, разрыхлив её как следует для посадки семян. Оставив плуг неподалёку от вспаханного поля, чейнджлинг радостной рысцой подошёл к мешкам с различными семенами, что оставила тут Персика, и приступил к засеиванию.

Преисполненный счастья, он аккуратно клал в землю семена фруктов и овощей, при этом заботливо расставляя пластиковые таблички у лунок, чтобы можно было понять, что где находится. Горох, репа, помидоры, капуста, кабачки, морковь, салат, картошка, брокколи, прочая зелень — всему нашлось место на новом огороде. Кое-где почва осталась нетронутой, но чейнджлинг это тут же исправлял мотыгой, что левитировал подле себя. Закончив поливом будущего урожая из лейки, которую Персика так же оставила, Хэйбеас платком смахнул грязь с копыт и прогарцевал к границе поля, где его уже ждала сама кобылица.

— А это всё успеет вырасти до зимы? — спросил он весёлым, но в то же аремя уставшим тоном.

— Да, с нужным удобрением. — ответила Персика, тихо вздохнув. Возникла небольшая пауза. Пони с чейнджлингом смотрели на широкое покрывало поля, освещаемое золотистыми лучами солнца с голубого неба, с восхищением и надеждой. Тишина продлилась бы и дольше, если бы Персика не решилась её нарушить.

— Хэйбеас, — произнесла она с мягкостью в голосе сродни мягкостью почвы, что расстилалась перед ними.

— Да? — спросил Хэйбеас, посмотрев с теми же чувствами на неё. — Что такое?

— Спасибо. — Персика искренне улыбнулась. — Спасибо за то, что делаешь для меня.

Как только эти слова донеслись до ушей чейнджлинга, он чуть было не запрыгал от радости, но вовремя сдержался. Вместо этого, он хихикнул и так же спокойно ответил ей:

— Не за что, мисс Персика.

— Я... Я пыталась помочь тебе! — всхлипывая, Персика взмолилась существу, что пряталось в тумане темноты перед ней. Лишь малый островок земли, на котором стояла пони, не был им покрыт. — Я пыталась! Пыталась! Прошу, поверь!

— И не смогла! — ядовито выпалил голос из тени. — Не смогла, и теперь я гнию тут, в земле! По твоей милости, мои единственные друзья — черви, копошащиеся в моём трупе!

— М-мне жаль! Мне правда жаль!

— Лгунья! — воскликнул голос, в котором нарастала злоба и ненависть.

Персике ничего не оставалось делать, кроме как слушать эти слова, в то время как вина и ужас заполняли её душу.

— Но так и есть! Я прошу лишь прощения! Только и всего!

— Никогда! — рявкнуло оно в ответ, наконец выходя из тени. Пелена тьмы скрывала уродливый, разлагающийся смертельно-бледный труп, шатающейся походкой приближающийся к Персике. Сердце замерло в её груди, но она не смогла сделать даже шаг в сторону. — Я никогда тебя не прощу.

Охваченная агонией, пони попыталась хотя бы повернуть голову, чтобы чудовище пропало из вида, но оно заметило эти потуги.

— Смотри на меня! — потребовало оно жёстким голосом, идущим из мордочки, плоть на которой черви проели до белоснежной кости. Пустые глазницы были направлены на кобылу. — Смотри на меня! На то, что ты со мной сделала!

— Это не моя вина! — воскликнула она. Комок застрял в её горле, а слёзы сами собой побежали ручьём по её щёкам. — Я не в-виновата... Ты ведь знаешь...

— О, ещё как виновата... — прорычав, тварь прыгнула вперёд, с лёгкостью повалив Персику на землю резким ударом того, что осталось от правого копыта, оставив красный, кровоточащий шрам.

— П-п-пожалуйста! П-прекрати, умоляю!-- с отчаянием выкрикнула Персика, неспособная шевельнуться от паралича, сковавшего её, в то время как чудовище подкрадывалось к ней. Оставшись глухим к её мольбам, оно опустило голову, поместив то, что раньше было ртом, рядом с ухом пони.

— Ты не заслуживаешь жить! Ты не заслуживаешь растить ту кобылку, что зовёшь дочерью! Ты позволила той твари сделать это со мной! Ты убила меня! Ты! Ты! Ты! Ты! — кричало существо, снова и снова. Под аккомпанимент этой адской какофонии оно с дикостью раздирало тело Персики, впиваясь зубами в её горло.

Персика проснулась, жадно глотая воздух. Жар от ощущения пролитой крови быстро спал в ночной прохладе. Большие капли пота стекали с её лба прямо на белый матрас. Красно-синее покрывало было скомкано в ногах кровати от ворочаний кобылы.

Проведя копытами по взъерошенной гриве, пони шумно вздохнула и потихоньку успокоилась. Посмотрев на часы, она увидела, что было немногим больше одиннадцати. Как и всегда, столь необходимый ей сон был прерван кошмаорм, преследующим её словно проклятие. Разминаясь, она постепенно привела мысли в порядок, после чего вышла из комнаты. Пройдя на цыпочках мимо комнаты дочери, она бесшумным ветерком проскользнула вниз по лестнице в зал.

Там стояли бок о бок две стеклянные витрины, в каждой из которых находилось по комплекту брони, надетых на металлические манекены в форме пони. Подойдя к правой витрине, Персика потянула за ручку и открыла её. С задумчивостью на лице она посмотрела на броню, будто в ней находилось живое существо.

— Эй, Чантилли. — пробормотала кобыла, грустно улыбнувшись и нежно поглаживая шлем. — Вот и снова настало время, да?

Доспехи не ответили, впрочем, как и всегда. Ещё раз усмехнувшись, Персика помотала головой, прогоняя сентиментальную дурашливость, сняла со стойки шлем и надела на себя. Вскоре на её мускулистом теле оказался и весь остальной комплект, и тогда Персика направилась к стойке с оружием. Потратив несколько минут на то, чтобы рассмотреть копьё, вспомнив, как когда-то она носила его с честью и гордостью, она взяла его в копыта.

В полном обмундировании, он тихонько, словно мышка, покинула дом. Невидимым и не слышимым фантомом она прошла через парадную дверь, и мимо амбара направилась за территорию своего участка. Воительница старалась не шуметь, чтобы не разбудить спящего чейнджлинга, потому ступала очень осторожно. Спустя несколько минут, когда опасность быть услышанной миновала, Персика ускорила шаг.

Однако, сама того не ведая, она всё же разбудила его.

Лязг металла, что исходил снаружи амбара, может был и тихим, но не настолько, чтобы не потревожить сон Хэйбеаса, что мирно посапывал на подстилке из сена. Облизнув губы, он очнулся, с усилием раскрывая бирюзовые глаза. Когда же он поднялся на три свои здоровые ноги, шум прекратился, но чейнджлинг всё же хотел узнать, что именно его разбудило.

Он дохромал до окна амбара — того, что выходило на сторону, откуда предположительно доносился звук, — и выглянул как раз вовремя для того, чтобы уловить, как силуэт, напоминающий пони в полноей боевой броне, мерно удалялся в тень, бросаемую кроной дерева под лунным светом.

— Святая Кризалис! — подумал он. Этот силуэт казался до боли знакомым, а вскоре чейнджлинг понял, кто скрывается за ним. — Что ты делаешь, Персика?

Он тут же направился к широким воротам амбара и протиснулся меж их створок. Прищурившись, он посмотрел на дорогу, но кобыла уже скрылась из виду. Любопытство взяло над ним верх. Он понимал, что если поторопится, то сможет догнать её и выяснить, что она делает в столь поздний час.

Всей душой надеясь на то, что это не доставит ему ещё больше неприятностей, Хэйбеас пошёл по свежему следу так быстро, как только позволяло его покалечанное тело.

Поляна

Стараясь пробираться по не столь густым опушкам леса, Хэйбеас нагнал Персику. Скрываясь в кустах и всеми силами пытаясь не обращать внимание на раздражающие колючки, он тихо наблюдал, что земная пони в тяжёлых доспехах могла делать под серебристым светом луны; за тем, как ритмично покачивается её копьё.

Долгое время она просто патрулировала зону между этой частью дороги и своим домом. Это казалось странным, и Хэйбеас решил найти ответы. Но не выйдет же просто вот так подойти к вооружённой до зубов кобылице и спросить, хочет ли она поболтать? С тем же успехом можно было бы ввалиться к дракону в пещеру и поинтересоваться у него, не хочет ли он похлёбки из чейнджлятины. Представив это, у бедняги дрожь пробежала по спине.

Сделав небольшой шаг вперёд, чтобы поближе рассмотреть Персику, он услышал хруст. Кровь застыла в жилах. Он слишком поздно понял, что наступил на ветку. Персика тут же остановилась и повернулась в сторону источника шума с копьём наготове.

"Ну, беспокоиться пока не стоит...", — с надеждой подумал Хэйбеас, — "Она же и думать не подумает, что это я. Так, белочка прошмыгнула. Даже идти проверять не нужно..."

— Хэйбеас, это ты там? — спросила она, отчего чейнджлинг вскрикнул.

— В-вы нападёте, если я отвечу "да"?.. — ответил он дрожащим голосом.

Персика опустила копьё и вздохнула, понимая, что бояться нечего. Пробормотав что-то и едва слышно посмеявшись, она снова вскинула оружие.

— Нет, не нападу. Давай сюда.

Трясущимися копытами чейнджлинг поправил платок на шее и вышел из-за куста на дорогу. Увидев Персику в полном обмундировании так близко, он невольно вспомнил о происшествии, случившимся на этой дороге в ту злополучную ночь, но он как мог отгонял негативные мысли.

— Как вы поняли, что это я?

— Чуйка, скажем так. — произнесла она с нотками раздражения в голосе. — Что ты здесь делаешь? С чего решил следить за мной?

— Потому что тот факт, что вы покинули дом в столь поздний час, вызвал у меня любопытство. — ответил он. — Что вы здесь делаете? Вы не какой-то одинокий стражник, чтобы патрулировать окрестности.

— Так надо. — буркнула пони в ответ.

— Что это значит? Почему вы себя так ведёте? — не унимался чейнджлинг, требуя ответов. Персика фыркнула и забарабанила древком копья о землю, пытаясь придумать оправдание, но вскоре поняла, что ничего не может выдумать в свою защиту.

— Так ты точно хочешь знать? — спросила она, на что Хэйбеас кивнул. — Тогда иди за мной. Я покажу тебе кое-что. Что-то, что раскроет всю правду обо мне. Что-то... личное.

Резко развернувшись, кобылица зашагала по тоненькой тропинке, что вела с дороги. Попав в лес, Хэйбеас насторожился, но всё же послушался и продолжал идти за ней в самую чащобу. Никто из них не проронил ни слова, пока они брели мимо кустов, деревьев с покорёженной и поднившей корой да булыжников под звуки стрекотания и жужжания насекомых. Казалось, что не лес никогда не закончится. Тишину нарушила Персика.

— Пич Блоссом говорила тебе, кем был мой муж?

— Да. — ответил он честно. — Она рассказывала, что его звали Чантилли Крим. Могу я узнать, как вы познакомились?

Услышав этот вопрос, Персика тепло улыбнулась.

— Ну как... мы с жеребячества лучшими друзьями были. А затем эта дружба переросла в нечто большее.

— Как мило. — с улыбкой на устах произнёс Хэйбеас, но спустя мгновение его левая бровь изогнулась. — Но вы же говорили, что не были рыцарем, но в доме две стойки с бронёй. Чем вы занимались?

— Мы с мужем... — кобыла что-то промычала себе под нос, но всё же продолжила. — Мы были охотниками на чудовищ.

— Охотниками на чудовищ? — спросил он с нотками неверия и шока в голосе. — Вы?

— Да, охотниками на чудовищ. Мы сражались с драконами, боролись с камнедилами, сталкивались с гидрами, и всё в таком духе. И этим мы зарабатывали на хлеб чуть ли не всю жизнь. И мы были чертовски хороши в этом. Мы путешествовали от города к городу, и если у кого из жителей были проблемы с живностью, мы брались за дело, за определённую плату, конечно же. Иногда со зверем можно было договориться, а если ничего другого не оставалось, то приходилось гоняться и побеждать его другими методами. Нам это нравилось, денег хватало, да и... мы были вместе.

— Звучит так, будто вы были довольны своей работой, и из личного опыта скажу, что навыки у вас для неё есть. Так почему же вы прекратили?

— Я забеременела.

— Оу.

— Ну... Вот так. — ностальгически пробормотала Персика, пнув камешек с тропинки. — Мы с Чантилли решили осесть и завести семью, пока ещё было время. Работы было всё меньше, а когда роды были практически на носу, мы и вовсе почти завязали. Нашим последним делом были чейнджлинги, обосновавшиеся у пригорода Кантерлота. Едва мы начали выкрикивать угрозы с оружием наголо, они сбежали, и мы обосновались на старой персиковой ферме моих родителей, как и планировали всё это время.

Персика с Хэйбеасом только сейчас вышли из леса и ступили на полянку, усеянную лишь короткой травой. Что-то серебрящееся в ярком свете луны в центре поляны привлекло внимание Хэйбеаса, а когда они подошли к этому объекту, чейнджлинг увидел, что это был меч, воткнутый в землю. Длинный стальной клинок даже на взгляд профана был выкован мастерски, а на рукояти подобно флагу развевалась на ветру красная ленточка.

— Пич Блоссом говорила, что он погиб из-за несчастного случая. — проговорил Хэйбеас, изучая оружие.

— Ну... Не было никакого несчастного случая. Это произошло... из-за меня. — ответила она подавленным тоном, что побудило Хэйбеаса оглянуться с удивлением и немым вопросом. — Стоял тёплый летний денёк. Мне через месяца три рожать, всё было тихо и мирно, как мы того и хотели. Но всё пошло наперекосяк. На закате из ниоткуда на границе нашего участка появился одинокий чейнджлинг. Я никогда не забуду его красный, как лепесток розы, глаз. Он хотел быть замеченным, и потому неспешно гарцевал около деревьев, будто поддразнивая нас.

— Я ничего не знаю о красноглазых чейнджлингах. — несмело проронил Хэйбеас. — Простите.

Однако Персика пропустила его слова мимо ушей, не отнимая взгляда от меча.

— Как только мы рванули, чтобы поймать его, красноглазый чейнджлинг убежал в леса. Я пыталась не отставать от Чантилли, но он сказал не мучиться, в моём-то положении. Он сам справится, сказал он. А я поверила. Прошёл час, а он всё не возвращался. Мне становилось всё страшнее. — она прикрыла глаза под забралом шлема. — Мне... Мне не следовало отпускать его. Я тут же собрала экипировку и отправилась вслед за ним. Я не знаю, сколько времени прошло, пока я искала его. Минуты? Часы? Но когда я услышала леденящий душу крик, я тут же бросилась туда, откуда он прозвучал. И нашла его, лежащим под деревом на этой поляне, и рыдающего, как дитя.

Хэйбеас с тревогой посмотрел на кобылу. Она продолжала.

— Чейнджлинг каким-то образом его одолел. Не знаю, как, но одолел. Эта тварь выжрала из Чантилли всё, что только можно, и оставила его в этом измученном состоянии, что куда хуже смерти. Она начисто вытянула из его сердца всю любовь, вплоть до последней капли. Осталась лишь бездонная чернота. Лишь пустая оболочка. Всё, что читалось в его глазах — отчаяние, печаль, злоба, страх и ненависть.

Её голос дрогнул.

— Я попыталась обнять его, а он вскочил на ноги и зарычал. Он выкрикивал, что я ему теперь никто, что я предала его. А затем он... напал на меня. Он хотел убить меня, не думая ни о чём другом. Я пыталась не отбиваться, как-нибудь заломать его, но что может беременная кобыла? Я поскользнулась, и... то чудовище, в которое превратился Чантилли, ударило меня мечом по левой части лица, оставив шрам и навсегда ослепив этот глаз. Он смеялся, глядя на мои мучения. Я... запаниковала и испугалась за ту жизнь, что росла внутри меня, и инстинкты взяли верх прежде, чем я смогла что-либо сделать. Он повалил меня на землю и замахнулся для ещё одного удара, а я... я направила копьё в его грудь и убила его.

Шокированный Хэйбеас не смог произнести ни слова. Всё, что он хотел сейчас — чтобы Персика не углублялась в столь болезненные воспоминания, но она продолжала.

— Он погиб на этом самом месте. Я донесла его до Кантерлота и похоронила там. Пич не знает ни то, как он умер, ни то, кем мы были. Пусть так и будет. Но каждую ночь я переживаю этот кошмар раз за разом. Я заглядываю в его глаза, и вижу ту неугасающие ненависть и отчаяние, что горели в нём, когда он пытался отнять мою жизнь. Чудище, сотканное из чувства вины и печали. Ужасный монстр, преследующий меня. И я это заслужила, Хэйбеас. За то, что оставила его, когда он больше всего во мне нуждался.

Персика положила копыто на рукоять меча. Оркестр жужжащих и стрекочущих насекомых почти заглушал шелест листьев на ветру.

— Хе. Какая ирония. — она усмехнулась после небольшой паузы и слегка качнула головой. — Всю жизнь я сражалась с чудовищами, и когда я только подумала, что всё позади, я допустила ошибку. На минуту зазевавшись, я поплатилась самым дорогим. Именно поэтому я здесь. Именно поэтому я патрулирую дорогу у моего дома. Чтобы больше не допустить такой ошибки. Ведь Пич Блоссом — это всё, что у меня осталось.

Слезинка, отливающая серебром в лунном свете, упала из-под шлема на землю. Хэйбеас не мог и слова проронить от потрясения, но всё же преодолел желание остаться безмолвным и заговорил.

— Персика, почему вы так считаете? В этом нет вашей вины. Вы не были в состоянии сражаться с таким ловким существом, как чейнджлинг. Вам нужно было заботиться о не родившейся дочери. — произнёс он мягким и нежным тоном. — Чувство вины... Ненависть... Вот что я в вас ощущаю. Но это направлено не ко мне, а к вам самой. Вот что за горечь, что я чувствую рядом с вами.

Персика резко повернула голову и злобно посмотрела на него здоровым глазом.

— Да кто ты такой, чтобы судить меня за мои чувства, чейнджлинг? Какое тебе дело до моих эмоций? Почему тебе не плевать?

Обычно весёлое лицо Хэйбеаса сейчас не выражало ничего, кроме серьёзности и заботы. Не особо задумываясь о последствиях, он глубоко вздохнул и положил копыто на наплечник кобылицы.

— Потому что вы — мой друг. И я не хочу наблюдать, как такая чудесная пони, как вы, страдает от столь омерзительного отвращения к самой себе. Отвращения за то, в чём вы не виноваты. Так нельзя, Персика.

Эти слова копьём пронзили её сознание. Персика даже не попыталась убрать усеянное дырками копыто чейнджлинга, ведь тогда она лишится даже той малой капли тепла и заботы.

— Давай обратно. — смогла она пробормотать спустя минуту, решившись отойти чуть дальше, чтобы его нога до неё не доставала.

Хэйбеас молча согласился. Персика вновь взяла копьё и, бросив последний взгляд на меч, двое покинули поляну тем же путём, каким и попали на неё. Дорога домой прошла в тишине — никто не хотел продолжать разговор после всего случившегося. Хэйбеас же размышлял над той трагической историей, что поведала ему кобылица.

Дойдя до амбара, они оба зашли в выкрашенную в красный пристройку. Чейнджлинг занял место на своей подстилке из сена, а Персика думала, стоит ли ей уйти сейчас или надо что-то сказать. В конце концов, она вздохнула и сняла шлем, являя своё изуродованное шрамом лицо.

— Хэйбеас. — произнесла она. Чейнджлинг тут же отозвался на своё имя, повернув голову.

— Да?

— Я хотела бы извиниться за то, что напала на тебя тогда, на дороге. И когда нашла тебя здесь. — сказала она. — С того дня, когда я потеряла Чантилли, я считала, что все вы — жалкие твари, которых нужно убивать не раздумывая. Но ты... Ты другой. Не такой, каким я привыкла видеть чейнджлингов. Я и подумать не могла, что хоть один из вас может быть столь великодушным, не пытаясь кого-то этим обмануть. Но теперь я понимаю, что ты искренен. Настолько, насколько это вообще возможно.

Хэйбеас отмахнулся здоровым копытом.

— Не стоит извиняться. Вы со своей дочерью дали мне кров, еду и заботу о моих ранах. И будем честны, если бы вы на меня не напали, то и не узнали бы никогда, что я такой, верно?

— Думаю, да. — пони слегка улыбнулась. — Но если тебе всё равно, тогда спокойной ночи.

— И вам. — ответил он, поклонившись.

Хэйбеас принялся укладываться на подстилку, окружённую книгами. Персика было развернулась, чтобы уйти, но вдруг остановилась.

— Пока не забыла, Хэйбеас... Прошу, не говори Пич Блоссом о том, что произошло с Чантилли. — твёрдым тоном заявила она. — Она ещё не готова к такой... информации.

— Понимаю, мисс Персика. — Хэйбеас коротко кивнул. — Я ничего ей не скажу.

— Хорошо. — она зашагала к дверям. — Увидимся утром.

Сказав это, она тихо покинула амбар. Хэйбеасу предстояли долгие раздумья о том, что рассказала Персика, и эта мысль полностью заняла его разум, даже когда тот начал понемногу уходить в царство снов.

Ох уж эти кобылочки...

Наступили выходные. Солнце едва выглянуло из-за горизонта, а Персика уже направилась в Кантерлот с тележкой свеже-собранных фруктов. Добравшись до одного из постоянных покупателей, она разгрузила товар, забрала мешочек золотых в качестве оплаты, и, под скрип деревянных колёс тележки за спиной, отправилась за покупками.

Вот уже как две с половиной недель, с тех самых пор, когда она сбросила с себя многолетний груз и излила душу чейнджлингу, в её уставшем разуме наконец воцарился покой. Рядом с Хэйбеас ей было... уютно, что ли. По-хорошему, беззаботно уютно, так, как не было ни с кем, даже с дочерью, уже очень и очень давно. Он определённо сумел завоевать её доверие, а может и ещё что-то, но вот что именно, кобылица понять не могла...

Однако, все размышления растворились в эфире, когда она приблизилась к небольшому магазинчику на одной из площадей Кантерлота. Если Персике что-то было нужно для её сада, она всегда приходила сюда. Как произошло и сейчас. Припарковав тележку у киоска, пони переступила порог и принялась разглядывать ассортимент. Набрав необходимый товар, она подошла к киоску, где её уже ждала кое-кто.

— Ну-с, что на этот раз берёшь, Персика? — спросила Гарден Флауэр, единорожка, стоящая за стойкой, и, по совместительству, хозяйка магазинчика. Пони алой масти, чья короткая тёмная грива струилась по шее, а на мордочке, казалось, постоянно царило любопытство.

— Да вот, несколько мешков "Волшебной Вырастай-ки", — ответила Персика, уложив сами мешки на стойку.

Гарден Флауэр хмыкнула, наблюдая своими изумрудного цвета глазами, как мешки с удобрением складывались в небольшой холмик.

— Да, немало. А с чего это вдруг? К следующей весне клумбы подготавливаешь?

— Не, до конца осени надо бы огород удобрить, чтоб урожай успеть собрать.

— О, ты в самом деле огородом занялась? Тем, большим? — спросила она, вместе с тем подсчитывая цену покупки. — Ты же говорила, что тебе всё некогда.

— Ну, я помощь нашла. — сказала Персика, складывая мешки в тележку из-под персиков. Гарден Флауэр, тем временем, почесала подбородок, задумавшись о чём-то, улыбаясь.

— Так, дочурка твоя точно не могла помочь. — единорожка усмехнулась. — А ну, давай колись.

— Да так... — кобылица задумалась на секунду. — Комнату у меня один снимает. Вот и предложил по-дружески помочь.

— Ой, просто комнату снимает? — дразнящим тоном переспросила Флауэр. — То есть все эти годы ты и словом не обмолвилась, что комнату сдаёшь, как вдруг кто-то её снимает, и чисто случайно предлагает помощь? Персика, а это точно "просто сосед", или же какой-нибудь... статный жеребец, о котором ты мне не рассказывала?

Ответом на это заявление послужил холодный взгляд здорового глаза Персики.

— Ты на что это намекаешь?

— На то, что возможно — возможно! — ты наконец нашла кого-то... особенного. — ответила та, ухмыляясь. — Ну так что? Это так?

— Твои догадки неверны. — пробормотала Персика. — И к тому же крайне абсурдны.

— Ой ли? Прям уж и абсурдны? Сдаётся мне, ты что-то скрываешь.

Пони вздохнула, бормоча сквозь сжатые зубы, из-за губ, с заметным трудом растянутым в улыбку, в попытках выглядеть хоть как-то дружелюбно.

— Если я услышу ещё хоть один намёк на то, что у меня к нему какие-то чувства, пеняй на себя, Гарден Флауэр.

Любой, кто знал Персику достаточно долго, понимал, что подобные её шутливые угрозы никогда не доходят до действий. Но как-никак, покупатель всегда прав, и Флауэр прекратила свои нападки, однако злорадная ухмылка не исчезла с её лица. Попрощавшись с подругой, она проводила земнопони и её тележку взглядом, после чего вернулась к своим делам.

Персика же неспешным шагом пересекала улицы Кантерлота. Бросая быстрые взгляды на прохожих, она задумывалась над словами продавщицы, что она питает какие-то чувства к своему "соседу" — чейнджлингу, что по воле судьбы жил в её доме. И на протяжении всего пути она тихо спорила сама с собой, насколько безумна эта мысль.

— Поверить не могу, они так быстро растут! — произнёс Хэйбеас, с восхищением наблюдая, как ростки, что он посадил не так уж давно, уже пробили грунт и своими зелёными стеблями и, судя по всему, были близки к зрелости. Совсем скоро — через пару недель, не больше — они принесут свой урожай.

— Сказала же, то удобрение, которое мама привезла, просто волшебное! — отозвалась Пич Блоссом из-за небольшого заборчика, отделявшего огород от остальной площади.

Состояние Хэйбеаса значительно улучшилось за это время. Сломанная нога уже имела более привычную форму. Компресс из особой слизи уже давно рассыпался на части за ненадобностью. Он хотел наложить новый, но Персика перебинтовала повреждённую конечность. Шрам на груди также зажил, но вот крылья так и не излечились и всё ещё были изодраны и неспособны к полёту.

И хоть Пич была рада за него, тот факт, что он скоро поправится и уйдёт изрядно огорчала кобылочку. Она успела привязаться к новому другу.Да и когда Хэйбеас был поблизости, её мама была выглядела так счастливо, как никогда прежде.

Всю неделю она шпионила за ними двумя с почтительного расстояния. Они так часто просто болтали друг с другом словно старые приятели (пусть она и не слышала, о чём именно), что было понятно, что они отлично поладили друг с другом. И всю эту неделю в её голове теплился вопрос, который кровь из носу нужно было задать хоть кому-то из них. И Хэйбеас тут так удачно рядом...

— Хэйбеас, а можно я кой-чего спрошу быстренько?

— Конечно. — ответил он, приблизившись к кусту помидоров с лейкой и осматривая тот на предмет вредителей.

Ненадолго задержав дыхание, Пич заговорила.

— А как вы думаете, моя мама... красивая?

— Разумеется. — произнёс чейнджлинг, чей нос практически касался листков. — Она — привлекательная кобылица с множеством позитивных качеств. Не думаю, что кто-либо считает иначе.

Коыблочку этот ответ обрадовал настолько, что губы её растянулись в улыбке, а следующий вопрос вылетел будто сам по себе.

— Мистер Бриттл, я тут заметила, что вы с мамой поладили. А может, она вам... нравится?

Эти слова были словно бомба для чейнджлинга. Он резко вскинул голову, чуть не повредив растение своим рогом.

— Чт- н-нет! Ко-конечно же нет! — выпалил он, посмотрев на пони широкими, как блюдце, глазами. — С чего ты вообще это взяла?

— М-м-м... да так. — ответила она напущенно-невинным тоном. И пусть эти слова не до конца убедили чейнджлинга, это не было поводом прерывать работу. Взяв лейку в зубы, он принялся поливать ростки. Но от мыслей, что зародил разговор с кобылкой, было уже не скрыться.

Да, он и правда считал Персику красивой. И несмотря на ту пелену таинственности, что витала вокруг неё, она раскрылся себя как добродушную пони, а от её редких, но дружелюбных улыбок, на душе у Хэйбеаса становилось тепло.

— Эмм, мистер Бриттл? — голос девочки заставил его прервать размышления. Он обернулся, всё ещё накренив лейку на растением.

— Ммм? — пробубнил он.

— Вы ж так помидоры затопите.

Хэйбеас опустил взгляд на кустик, и сразу же поднял лейку. Поставив её на землю, он пристально рассмотрел влажную почву, как бы он и впрямь не натворил чего-то непоправимого. Но на этот раз обошлось и, с облегчением вздохнув, он поднял голову.

— Прошу прощения, я слишком глубоко задумался. — сказал он и тихонько рассмеялся, глядя на Пич.

— Хмм... А о чём?

— Да... о своём. — поспешил ответить чейнджлинг, уводя разговор в наименее неловкую сторону. — Слушай, мне после всей этой работы пить захотелось. Не могла бы ты, пожалуйста, стаканчик воды принести?

— Конеш! — ответила кобылочка, развернулась и, хихикая, лёгкой рысцой направилась к дому, оставив Хэйбеаса наедине со своими мыслями насчёт казалось бы невинного вопроса.

О, и насколько же безумная это мысль! Подумать только — чтобы пони и чейнджлинг влюбились друг в друга. Да и не просто пони и чейнджлинг, а они с Персикой. Носенс!

Хэйбеас покачал головой и усмехнулся. Чтобы он, да начинал чувствовать что-то теплее дружбы к этой замечательной кобылице? Не более, чем забавное размышление.

...ведь так?

Он вновь покачал головой. Просто... глупая мысль. Сон наяву, не более. Повесив широкую улыбку на свою клыкастую мордочку, он, отбросив все печали и заботы, снова принялся за работу.

Однако вскоре пришлось прерваться — Пич принесла стакан воды, о котором он просил. И едва он успел поблагодарить её, до их ушей донёсся скрип колёс тележки, въезжающей во двор. Взгляды обоих устремились на источник этого звука, и они увидели, что это Персика везла свою ношу без каких-то видимых усилий. Когда же она припарковалась у амбара, Хэйбеас одним глотком выпил весь стакан и без лишних слов отправился помогать разгружать её груз.

— Хэйбеас! — произнесла она, усмехнувшись. — Да уж, прыти тебе не занимать. Но я бы и сама прекрасно справилась...

— Ох, что вы, я настаиваю! — ответил чейнджлинг, левитируя мешки в зеленоватой ауре своей магии прямо в амбар. Персика же, закатив глаза, не стала этому препятствовать, и сама взвалила на себя столько мешков, сколько могла перенести туда же. А Пич, увидев, что этим двоим лучше сейчас не мешать, взяла стаканчик и поспешила обратно в дом.

Разгрузив последний мешок, Персика с громким хлопком отряхнула копыта и спросила чейнджлинга:

— Слушай, а раз ты теперь ходишь более-менее нормально, как насчёт превратиться в кого-нибудь и завтра со мной в город отправиться?

— А зачем? — переспросил он с любопытством.

— Да я тележку персиков одному умельцу доставила, а завтра заказ нужно в полдень забрать. Ну, и мне может быть понадобится помощь.

— Что же, я не против. — ответил Хэйбеас, выходя из амбара вместе с Персикой. — А что насчёт Пич Блоссом?

— А она не говорила? Она у друга на ночёвку остаётся. Там за ней присмотрят.

— Тогда нет проблем! — воскликнул Хэйбеас с улыбкой на лице. Улыбкой, к которой Персика уже успела привыкнуть. — Заодно и ноги разомну.

— Здорово. — Персика улыбнулась в ответ, направляясь в сторону дома. — Только не забудь, мы чуть свет отправляемся.

— Не забуду.

Перскиа исчезла за дверями дома, провожаемая взглядом чейнджлинга. Он вздохнул от осознания того, что когда-то эта пони пыталась его убить. Напевая весёлую песенку себе под нос, Хэйбеас вернулся к работе — огород сам о себе не позаботится.