Aliversum
Глава 2. Падение с небес
Всвязи с независящими от меня обстоятельствами, дописание второй главы немного затянулось. Но судя по реакции публики на первую главу, в этот раз фик у меня получился ещё более хреновым. Так что можно сказать, что это эксклюзив для тех немногих, кто добавил сие "произведение" в избранное.
В пять часов, как и было задумано, Релиан завершила работу над платьем, и аккуратно сложив его в спинную сумку, неспешным шагом направилась к дому канцлера. Путь её пролегал через парк. Солнце уже заходило за горизонт, окрашивая небо в нежно-розовый цвет, а с востока пробивалась ночная синева. В воздухе ощущалась лёгкая прохлада, вполне закономерная для весеннего вечера в горах. Вдоль улиц постепенно зажигались магические светильники, бросая на тротуар мягкий желтоватый свет. Из окон домов так же лился свет, так что Соларвинд даже ночью был хорошо освещён. Да и бурная городская жизнь не утихала в вечернее время. Более того, прохожих на улицах было даже больше чем днём. Гораздо чаще стали ездить кареты, брички и прочие экипажи. Во многих местах слышалась музыка — это были отголоски многочисленных приёмов и балов, а кое-где и простые уличные артисты устраивали концерты для благодарных слушателей.
Но в парке, по которому шла Релиан, было довольно тихо. Отголоски бурной городской суеты сюда не долетали. Лишь стрекот цикад, шелест листвы, да голоса некоторых птиц не давали тишине заполнить всё пространство и приблизиться к абсолюту. Будущая звезда моды шла по выложенной гладкими камнями тропинке. Сбоку от неё росла живая изгородь, тщательно подстриженная. Иногда в ней встречались некие выемки для цветочных клумб, распространяющие по всему парку неповторимый, но весьма приятный аромат. Впереди виднелся большой фонтан, символизирующий название парка. Главной частью фонтана была скульптура — Солена поднимающая солнце. Высокая, вставшая на дыбы, фигура из белоснежного мрамора поражала своей реалистичностью. Казалось, что автор «дословно» передал каждый изгиб, каждый волосок в шёрстке и каждое пёрышко в крыльях. И при этом статуя выглядела довольно энергичной. Каждый, кто на неё смотрел, буквально собственной кожей ощущал какие усилия прикладывает богиня, чтобы достать солнечный диск из-за горизонта. Конечно, в тёмное время суток статуя богини смотрелась не столь эффектно, но те, кто посещал Восходный парк на рассвете, утверждали, что под первыми лучами солнца эта скульптура выглядела по-настоящему живой, будто сама Солена застыла в грациозной позе посреди чаши с водой, и что даже на лбу у неё выступал пот. На самом деле, это конечно же, была лишь городская легенда. Да и вместо пота на лбу статуи скорее всего выступала роса. Но тем не менее парк пользовался популярностью. Многие жители цитадели приходили молиться именно сюда, а не в Храм Света. Вот и Релиан, задержавшись на минуту возле статуи, прошептала:
— О великая и всемогущая Солена, прошу, прояви милость к дочери твоей. Помоги мне в деле моём, ибо лишь тебе подвластны судьбы мира. Не оставь меня и семью мою в час нужды и укажи нам путь во мраке. Да святится имя твоё вечно. — закончив молитву, представительница знатного рода решила ускорить свой шаг. Благо до дома канцлера осталось совсем немного…
Собственно, дом канцлера скорее следовало назвать особняком, так как он был слишком большим для обычного, пусть и богато обустроенного дома, но меньше даже самого маленького дворца знатных семейств. Вообще, должность канцлера была в Соларвинде некой неопределённостью. С одной стороны, не один город не может нормально существовать без управляющего, или же мэра. Но с другой стороны, Соларвинд был фактически городом — государством, так что с работой мэра вполне бы справился Совет Глав Семейств. Но, видимо, сами члены совета считали это унизительным. Они никак не могли смириться с тем, что после великого раскола, когда населяющие Великие Равнины земнопони провозгласили независимость, им стало нечем и некем управлять. А в результате в Солнечной Цитадели сложилась довольно нелепая политическая система: всем, что касалось управления, снабжения и решения многочисленных проблем города, заведовал канцлер, а всем, что касалось внешней, внутренней, экономической и прочей политики, занимался Совет Глав Семейств (СГС). И часто случалось так, что интересы этих двух органов власти пересекались, из-за чего постоянно возникали споры и скандалы. Такое положение дел должно было бы огорчать население Цитадели, но всё же среди них находились и те, кто искренне радовался каждой склоке в стенах Дворца Правления. Конечно же, речь идёт о репортёрах единственной на весь Соларвинд газеты «Вѣдомости Солнца». Для них эта тема была надёжным и постоянным доходом. Чем ярче расписывались споры, эпитеты, которыми обливали друг друга оппоненты, яростная жестикуляция, выражение пылающих глаз, тем большим тиражом расходился свежий выпуск. Ведь читателям гораздо интереснее увидеть подробности очередного политического скандала, чем сводку погоды, рассказ об очередном званом обеде или о жизни торгового квартала. Во всяком случае, главный редактор Вѣдомостей считал именно так. Поэтому неудивительно, что репортёры целыми толпами крутились не только возле Дворца Правления, но и под узорными заборами особняков и дворцов членов СГС, а так же перед домом канцлера.
Но к великому облегчению Релиан, то ли из-за позднего времени, то ли из-за не скорой даты следующего заседания правительства, то ли по какой-то иной причине, лужайка перед особняком канцлера была пустой. Пройдя по ней до забора, ограждавшего приусадебную территорию, пони остановилась у самых ворот, выкованных из чёрного прочного металла. На левой створке, на уровне глаз, располагался небольшой кристалл, изучавший бледно-голубое свечение. Не долго думая, Релиан дотронулась до него копытом передней ноги, и буквально в тоже мгновение раздался хриплый и скрипучий голос привратника:
— Черт бы вас побрал! Хто опять?! Пошли вон, чернильные крысы! — судя по его тону, газетчики успели надоесть не только хозяину особняка, но и его прислуге.
— Релиэль Д’эль Торрел — модельер, к госпоже Мил-Софье. — чётко, по-военному, отчиталась пони. Она знала, что привратник Канцлера — господин Жакъера Мил-Софье, был военным пенсионером (бывшим капитаном стражи), и поэтому заранее решила, что краткость — это сестра таланта. Через минуту ворота наконец-то распахнулись, и всё тот-же скрипучий голос просипел:
— Не ожидали, что вы пожалуете к нам. Простите за дерзость. — замешкался привратник, но затем оправился и с лету добавил. — Будьте добры, заходите…
— Спасибо.
Сам по-себе особняк канцлера представлял прямоугольное белокаменное сооружение с прочным фундаментом из отшлифованных булыжников, вытянутым куполом посередине крыши основного помещения и немного выступающим вперёд парадным крыльцом. Вдоль стен стояли высокие гранёные колонны, а вход в здание представлял огромных размеров арку, украшенную разномастной лепниной и резьбой. Лёгким шагом поднявшись по ступеням, Релиан оказалась возле высоких и массивных двустворчатых дверей, которые перед ней незамедлительно распахнул швейцар. А с противоположной стороны дверей её уже ждал дворецкий в традиционном чёрном фраке.
— Госпожа Люсьена ожидает вас, следуйте за мной.
Релиан быстро обтёрла копыта о специальный коврик возле порога и побежала вслед за дворецким. Они шли по длинному коридору с множеством комнат. Мимо них взад-вперёд сновала различная прислуга, слышались приглушённые разговоры. В целом, дом канцлера напоминал муравейник. В нём постоянно кто-то куда-то спешил, что-то переносил или раздавал распоряжения. Один раз юную единорожку чуть не ошпарили супом, другой раз чуть не облили помоями, но она оба раза увернулась. Причём провинившаяся прислуга старалась как можно быстрее исчезнуть в толпе, но цепкий взгляд дворецкого не оставлял им ни малейшего шанса избежать наказания. В конце концов Релиан с дворецким оказались возле лестницы. Она представлялась эдаким островом посреди живого моря. Здесь Релиан смогла перевести дыхание и оглядеться. Она впервые оказалась в доме столь элитного уровня, и ей захотелось рассмотреть его получше. Самой занимательной частью дома был потолок. Он почти весь был разукрашен той же лепниной (но с позолотой), что и арка при входе. Правда в отличие от входной арки, на нём ещё встречались различные фрески с религиозными и историческими сюжетами. Но главным украшением потолка была колоссального размера люстра, на которой размещалось около трёхсот свеч. Висела она над главной лестницей. Эта люстра была самой ценной реликвией Соларвинда. По легенде, ещё сама богиня сотворила её с помощью ныне забытой магической техники. Из куска горного хрусталя и пары слитков золота ей удалось сотворить одно из величайших произведений искусства. Свет в этой люстре отражался в нескольких местах особо замысловатым образом, концентрируясь на каждой свечке. А в результате казалось, что в люстре используются и не свечи вовсе, а маленькие звёзды…
Стены особняка Жакъера Мил-Софье выглядели немного беднее и более однообразно. Белая штукатурка сочеталась с полосами обоев из уже упоминавшейся кастэльной бумаги. Единственными украшениями на них были висевшие кое-где картины да узорные светильники с магическими кристаллами в качестве источника света.
Пол же в особняке канцлера служил некой золотой серединой. Красиво сделанный, покрытый толстым слоем лака, мозаичный паркет сам по себе был произведением искусства. Но хозяевам этого показалось мало, и они положили поверх него ковры. Какие же это были ковры! Каждая ниточка была идеально подогнана к соседней нитке и ко всему узору в целом. Но узор был лишь по краям, а в центре разворачивались действия всё тех же историко-религиозных сюжетов. Каждая фигура, каждое действие, и даже фон изображения выглядели столь реалистичными и детализированными, что их можно было спутать с потолочной росписью. Эти ковры, не стыдясь, можно было повесить вместо всех тех скучных и обыденных картин, что просто занимали пустое место на стенах. Да что там можно, это и нужно было сделать! Ведь по этим шедеврам целыми днями топчутся десятки, а может и сотни ног, на них проливают супы и соусы, краску и помойную воду! Это же какое-то варварство! Даже не варварство, КОЩУНСТВО!
Примерно такие мысли пролетали в голове у Релиан, когда строгий голос дворецкого окликнул её:
— Вы идёте?
— Простите, конечно, уже бегу… — откликнулась Релиан, выходя из своеобразного транса.
Она опомнилась, выровняла дыхание, и окончательно успокоившись, поднялась по лестнице вслед за дворецким. Хотя, такое странное отношение к весьма красивым, и, наверняка, очень дорогим вещам, её сильно удивило.
— Неужели все богачи поступают так же? — настороженно думала единорожка. Теперь Релиан казалось, что слухи о том, будто мистер Тиолс Мак’Роньёр — глава магической академии, после еды вытирает рот древними свитками Гальтуза Мудрого, если и не правдивы, то очень похожи на истину и имеют под собой все основания.
После подъёма по лестнице и недолгих плутаний по запутанным коридорам второго этажа, дворецкий остановился возле очередных дверей, и плавно раскрыв их с помощью телекинеза провозгласил:
— Релиэль Д’эль Торрел, по вашему приказанию прибыла.
— Благодарю Боунс, можешь идти.
— Госпожа… — дворецкий Боунс, поклонившись внутрь комнаты и кивнув Релиан на открытые двери, удалился. Она же, поколебавшись несколько секунд, нерешительно вошла внутрь. Комната, открывшаяся взору единорожки, была довольно обширной. В отличие от «типичного» для всего дома оформления, в ней присутствовало гораздо больше красных и розовых цветов. Они были везде: от вышивных занавесок на окнах, до подушек на огромной кровати с балдахином, занимающей половину комнаты. Прямо напротив входа стояла кушетка, на которой возлежала хозяйка этих дивных апартаментов. Графиня Люсьена Мил-Софье была высокой и статной кобылой возрастом в сорок три года. Её грива насыщенно-вишнёвого оттенка была уложена в причудливую причёску, а в хвост того же цвета были заплетены серебристые ленты. Мордочка графини выглядела довольно молодой, но всё же под глазами были видны следы морщин. Глаза же Люсьены Мил-Софье поражали своей глубиной и обладали довольно редкой тёмно-красной радужкой. Один их взгляд, пусть даже и брошенный мельком, выдавал стальную хватку опытной светской львицы, но лишь тогда, когда графине это было выгодно.
— Релиан, дорогуша, я уже тебя заждалась! — голос жены канцлера был подобен звону колокольчика, но порой приобретал и нотки звенящего от удара клинка.
— Простите меня за мою безалаберность, но я просто не могла пройти мимо и не рассмотреть такой красивый особняк изнутри.
— Чтож, и как ты находишь наше скромное жилище? — поинтересовалась Графиня Мил-Софье.
— Великолепно! Боюсь, у меня не хватит слов, чтобы полностью описать моё восхищение!
— Приятно слышать… — улыбнулась графиня. — Но давай всё же приступим к тому, ради чего я тебя вызывала.
— Да-да, конечно же. — рог Релиан засиял магией, и она, аккуратно достав платье из сумки, протянула его графине. Оно окуталось красноватым свечением, и графиня Мил-Софье, в свою очередь, перехватила его телекинезом. Развернув платье, она внимательно рассматривала его некоторое время, и, наконец, едва заметно улыбнувшись уголками рта, топнула три раз передней ногой об пол. Двери тут же распахнулись, и в комнату торопливо вбежали две служанки, попутно вкатив за собой огромное зеркало на колёсиках. Они помогли своей госпоже облачиться в платье за какие-то пять минут. Конечно, графиня вполне бы могла одеться самостоятельно, но её общественный статус, кроме массы возможностей приносил и массу правил и ограничений. Поэтому графиня Мил-Софье всегда и всюду, даже в собственном доме, была вынуждена «держать марку». Она крутилась перед зеркалом, принимая разные позы, поворачиваясь так и эдак, пока полностью себя не осмотрела. Закончив позировать перед зеркалом, жена канцлера произнесла:
— Ну что же, должна признать, это платье выглядит вполне не плохо, — сердце Релиан на секунду ёкнуло, ей показалось, будто графиня чем-то недовольна, но следующая её фраза успокоила ее — …так что я думаю, ты вполне заслужила награду. Боунс! — в дверях тут же возник дворецкий, вопросительно глядя на свою госпожу. Она милостиво кивнула, прикрыв глаза. Боунс одним ловким движением извлёк из бездонного внутреннего кармана своего фрака мешочек, в котором что-то позванивало, и протянул его Релиан. Она нерешительно посмотрела на жену канцлера. Та улыбнулась.
— Бери, ты заслужила.
— Огромное вам спасибо! — Релиан поклонилась Графине.
— Ох, ну что ты, не стоит! — от такого проявления благодарности Люсьена Мил-Софье невольно засмущалась. — Уже довольно поздно, твоя тётя наверное жутко волнуется.
— И правда, мне пожалуй уже нужно идти! Ещё раз спасибо вам огромное! До свидания! — Ещё раз поклонившись, юная дама вышла из комнаты.
— И тебе до свидания… Боунс, проводи нашу гостью до выхода, а то как бы не заплутала. — дворецкий молча поклонился и вышел вслед за Релиан.
Оставшись в комнате одна, графиня предалась печальным раздумьям:
— А ведь я была такой же в молодости. Сентиментальной, импульсивной, эмоциональной. Так же стремилась пробиться повыше. И где я сейчас? Где ты хочешь оказаться? Уж не в этом ли особняке или в подобном этому? Ну что же, здесь есть сотни слуг, готовых исполнить любой каприз по одному лишь намёку. Они всегда будут вежливы и обходительны, но за каждой улыбкой здесь таится ненависть. И не потому вовсе, что ты их как-то обидишь или оскорбишь, нет. Всего лишь из-за зависти, что ты оказалась удачливее их, и теперь они тебе служат, а не ты им. Неужели ты, Релиэль, хочешь оказаться в мире богатства влияния и славы? Здесь есть пышные балы, где разнаряженные в пух и прах знатные снобы обмениваются колкими выпадами ажурных фраз. Они изрядно поднаторели в этом. Здесь в каждом слове таится угроза, каждый взгляд ядовитее змеи, каждая улыбка — лишь способ найти слабое место… Да, здесь есть деньги, заработанные неявным грабежом населения. Есть слава, которую каждый день поливают слухами и сплетнями, и тебе самой приходиться делать то же самое, чтобы остаться на плаву. Есть власть, за которую нужно постоянно бороться, вгрызаясь в неё зубами и идя по головам других. Здесь выживают лишь самые хитрые и самые подлые, те, кто готовы испачкаться в любой мерзости, лишь бы добиться своего. Но если ты здесь выживешь, перед тобой откроется огромное количество возможностей. Тебе будет подвластно всё, ты сможешь сотворить что угодно. Одно лишь будет отныне тебе недоступно — простое понячье счастье…
Релиан выбежала из особняка канцлера бодрым галопом. Она пребывала в радостном воодушевлении. Мешочек, перекочевавший с копыта Боунса в её спинную сумку, весил не меньше, чем сотня монет, то есть почти в два раза больше ожидаемого. Да и жене канцлера определённо понравилось платье, значит вполне возможно, что она «прорекламирует» его автора на церемонии. А это значит, что в ближайшее время у Релиан появиться куча заказов от многих знатных персон, как она и планировала. Продолжая пребывать в хорошем настроении, она бежала через парк обратно к дому тётушки, абсолютно не замечая того, что происходило вокруг. А вокруг было, на что обратить внимание: тучи застлали небо, и если бы на улицах не было фонарей, то Соларвинд погрузился в непроглядную темень. Ночной воздух был свеж и прохладен, но крайне неподвижен, что для горной местности было совсем не характерно. Совы, сверчки и прочая ночная живность парка почему-то резко прекратила свою молву.
Уже подбегая к выходу из парка, Релиан перешла на шаг и постепенно остановилась. Какое-то непонятное чувство билось у неё в душе, вызывая беспокойство. Что-то было не так. Непонятная тоска овладела её сознанием. Тьма вокруг неё сгустилась. Исчезли дома, пропал парк, осталась лишь тьма, непроглядная, всепоглощающая,. Она засасывала единорожку, поглощала её словно чудовище аравийских пустынь, прячущееся под зыбучими песками. Сердце пони отчаянно билось, содрогаясь в конвульсиях, будто стремясь тяжёлыми ударами проломить грудную клетку. С каждым мгновением она всё больше и больше погружалась в липкую и вязкую темноту постепенно задыхаясь от давящей на лёгкие массы. И вот, когда рассудок Релиан был на грани панического помешательства, подобно спасительному клапану спускающему давление, откуда-то раздался дикий, полный ужаса, кобылий крик. Вмиг напряжение спало. Релиан вновь стояла у входа в парк. Вновь появилась улица с фонарями на тротуарах и прилизанными двухэтажными домами. Всё было как прежде.
Тяжело дыша, Релиэль Д’эль Торрел пыталась осознать, что же это такое с ней только что произошло, но тут её внимание отвлёк ещё один вопль ужаса. В голове юной единорожки промелькнула мысль, что крики раздавались из её района. Сердце модельера вновь кольнула тревога, и она изо всех сил помчалась к дому тётушки. Но, забежав за угол одного из зданий, она встала как вкопанная. Глаза юной единорожки расширились и остекленели. В них отражалось ярко-оранжевое зарево пожара, освещавшего почти весь Соларвинд. Но что самое ужасное, в небе, на фоне ярких отблесков пламени, мелькали тёмные силуэты, а среди паникующих воплей отчётливо слышался хищный, леденящий душу, клёкот. Грифоны… Сколько страха, горя, боли и страданий, сколько скорби по угнанным в рабство душ звучало в одном этом слове. Они всегда нападали внезапно, тщательно выбирая момент, когда жертва наиболее беспомощна. Они грабили, убивали, насиловали и угоняли в рабство, а всё, что не могли взять с собой, сжигали дотла. Многим горожанам до конца жизни снились кошмары, в которых раз за разом повторялся увиденный однажды ужас. Огромное тело полу птицы, полу льва, огонь инстинктов хищника пылающий в янтарных глазах, леденящий душу крик, стальной блеск лунного света на бритвенно-острых когтях и клюве — всё это невозможно было забыть уже никогда…
Поэтому неудивительно, что первая мысль пронёсшаяся в голове Релиан, была очень простой и лаконичной — бежать, бежать без остановки и не оглядываясь, куда-нибудь далеко, и там спрятаться, зарыться с головой и поглубже. Но тревожный сигнал трубы, прозвучавший со стен, отрезвил её разум. А как же тётя Лоза? Её нужно спасти! И больше не раздумывая ни минуты она помчалась к своему дому. Дым расползался по улицам, и лишь оранжевый отблеск пожара служил ориентиром в сизом полумраке, окутавшем всё вокруг. Глаза единорожки покраснели и слезились, лёгкие сводило приступами кашля, но она продолжала бежать к своей цели. Она совершенно забыла, что у неё есть рог, и всего одно заклинание могло бы защитить её от едкой пелены дыма. Но страх и отчаяние мешали трезво мыслить. Ею почти полностью овладели животные инстинкты, и единственное что мог сделать разум Релиан, так это направлять её копыта прямиком к дому.
Оказавшись почти в самом эпицентре пожара, она не сразу поняла, что оказалась на месте. Из окон дома вырывались столбы оранжевого пламени, чердак уже прогорел и провалился внутрь здания. Релиан хотела было подойти ближе, но резкий порыв ветра направил пламя в её сторону. Растрепавшаяся грива в некоторых местах опалилась, а шерстка окончательно стало тёмно-серой. Отчаяние полностью овладело кобылкой и она, не в силах что-либо ещё сделать, просто стояла и смотрела, как быстро сгорает её дом, как рушится её прежняя жизнь, как вдребезги разбиваются ее мечты о будущем.
Казалось, прошла уже целая вечность, и кто знает, может Релиан так бы и завалило горящими обломками, но за её спиной, на припорошенную пеплом мостовую, приземлилась крупная фигура. Она краем глаза заметила это, и тотчас же обернулась. В пяти метрах от нее стоял долговязый грифон. Он был на голову выше и раза в два крупнее Релиан. Из-под облачавших его кожаных доспехов и кольчуги виднелись серые перья и рыжевато-коричневая шерсть. В прорезях шлема, выполненного в виде морды чудовища, горели янтарные глаза. В них отражалось всё: ярость, кровавое безумие, азарт погони, похоть и жажда насилия. Оранжевые отблески огня окончательно завершали картину, придавая, и без того грозно выглядевшему грифону, по-настоящему ужасающий вид. На его лице читалась по-истине маньяческая ухмылка. Релиан показалось, что перед ней стоит настоящий демон, пришедший из самых тёмных глубин Тартара за её душой. Ужас окончательно сковал её разум и тело. Грифон сорвался с места и прыгнул на съёжившуюся и полную страха единорожку. Но он недооценил ее… Паника и отчаяние, тотчас превратились в понимание всего происходящего. Последним усилием воли она на мгновение поборола оцепенение и закричала, что есть мочи. В этом крики слились горечь утраты, отчаяние, страх, ненависть и нервное истощение. От столь мощного эмоционального выброса рог Релиан вспыхнул и с его кончика сорвался раскат молнии, ударивший в грудь грифона. Однако силы удара не хватило, чтобы остановить его в полёте, и тело грифона по инерции врезалось в Релиан, повалив её на мостовую. Для Единорожки этот день закончился ударом затылка о булыжник. Она потеряла сознание…
В это же мгновение на соседней улице разворачивалось сражение. Городская стража нанося точные удары старалась загнать разбойников в угол. Но из-за наличия у последних крыльев это было весьма проблематично. В воздухе летали огненные шары и ледяные стрелы, дротики и булыжники, чёткие команды и хриплые стоны.
Ровные, закованные в сверкающие при лунном свете серебристые кирасы, ряды стражи тяжелыми шагами продвигались в глубь района. Пышные плюмажи, венчавшие их вытянутые шлемы развевались на ветру.
Стандартным вооружением стражников было копьё и щит и для торжественного шествия на параде этого вполне хватало. Но для сражения с грифонами арсенал стражи был маловат. Благо, все жители Соларвинда были единорогами, пусть и не очень сильными, но подпалить шерсть, заморозить крыло или кинуть увесистый булыжник они, все же, могли.
Это и стало причиной, почему большинство грифонов покинуло Соларвинд, как только послышался металлический лязг доспехов городской стражи. Остались лишь самые жадные, самые самоуверенные и самые глупые. Их то и начала прессовать стража. Кто-то из грифонов сражался и погибал, пронзённый копьём или сожжённый заживо. Те, кто пытался улететь падали вниз с пронзёнными и обмороженными крыльями. Однако и стражникам доставалось не меньше. Множество тел в кирасах и с остроконечными шлемами на головах валялось на мостовой. Кого из них убил камень или дротик, кого разорвали когтями или зарубили мечом, всё это было уже не важно. Перед смертью все оказались равны. И как бы подтверждая это, вниз по улице тёк небольшой багряный ручеёк. Различить в нём кровь пони или грифонов было абсолютно невозможно. Она была абсолютно одинаковой, одной на всех…
Когда Релиан очнулась, то не сразу поняла где находится. Она лежала на чём-то мягком и влажном. Она попробовала приподнять голову, но та отозвалась дикой болью, и единорожка решила пока что оставаться в лежачем положении. Однако находиться в полном бездействии Релиан не желала. Она смутно помнила ощущение того, как её куда-то тащили, затем была теснота и затхлый запах, потом качка и пробирающий до костей холод. На этом и без того расплывчатые воспоминания заканчивались. Попытки дальнейшего осмысления ситуации не увенчались успехом, и поэтому пони выбрала, как ей казалось, наилучший вариант. Медленно, до скрипа сжимая зубы и отчаянно превозмогая невыносимую боль, Релиан поднялась на ноги. Голова ещё кружилась, но всё же она смогла устоять. Опасаясь, что новый приступ боли опять отправит её в бессознательное состояние, единорожка долго не решалась открыть глаза. Но когда же она их всё-таки открыла, то обнаружила лишь темень и пустоту. Пони несколько минут стояла в нерешительности, но вскоре её глаза привыкли к полумраку, и Релиан смогла оглядеть место, в котором она оказалась. А место оказалось довольно обширной круглой пещерой. С потолка пещеры свисали сталагмиты. По ним вниз стекали капли воды, и, то и дело нарушая тишину, царившую в пещере, с глухим звуком падали на пол, который покрывал густой ковёр мха серо-зелёного цвета.
В целом, всё в пещере выглядело естественным, природным по происхождению. Однако, проследив за очередной каплей воды, Релиан заметила в ровном слое мха небольшую щель. Присмотревшись ещё, она заметила ещё одну щель, затем вторую, третью… Под конец осмотра, пони пришла к выводу, что под каждым сталагмитом есть щель, и что скорее всего они все являлись часть какой-то канализационной системы. Этот факт свидетельствовал о том, что в пещере кто-то жил, а может и живёт до сих пор. Вот только кто? И главное, где сейчас находится этот кто-то? Немного изучив местность, Релиан заметила выход из пещеры. Это был небольшой, но достаточно высокий чтобы идти не пригибаясь, тоннель. Он явно был естественного происхождения, так как Релиан не заметила ни подпорок, ни каких-либо следов обработки на стенах. Но что самое главное, из тоннеля лился тусклый свет и дул слабый ветерок. Постояв на месте ещё некоторое время, единорожка сделала первый и довольно робкий шаг в сторону выхода из пещеры. она ожидала нового приступа боли, но его так и не последовало. В иной ситуации она бы задумалась над этим, но сейчас ее больше волновал таинственный тоннель. Подойдя к нему поближе, пони услышала какие — то неясные звуки, доносившиеся из конца тоннеля.
Они заставили Релиан насторожиться. Ей показалось, что звуки очень похожи на слова, но разобрать их единорожка не смогла. И тут до Релиан наконец-то дошло, что она совершенно не знает, что это за пещера, а главное, что, или кто ей здесь может встретиться. Поэтому единорожка решила позаботиться о своей безопасности. Она старалась идти максимально тихо и незаметно, и даже попробовала с помощью магии создать ледяную стрелу, чтобы при первых признаках опасности запустить её во врага. Но у неё ничего не вышло. Пони почему-то только сейчас заметила, что её внутренний магический резерв почти пуст. Другого единорога подобный вывод привёл бы в ужас, но после всего того, что ей пришлось пережить буквально в один день, Релиан лишь ещё раз удивилась странностям пещеры, и решила сменить тактику. На телекинез остатков резерва хватило, и вооружившись довольно крупным камнем, она продолжила свой путь. Тоннель был довольно извилистым и неровным. Из-за царившего в нём полумрака единорожка часто спотыкалась и даже несколько раз падала. Её тело, покрытое синяками и ссадинами, ныло и болело так, будто Релиан запрягли в плуг и целый день вспахивали поле. Но это не могло заставить её остановиться. Единорожка всей душой стремилась покинуть это мрачное и таинственное место. И ей на этот раз сопутствовала удача. С каждым поворотом тоннель становился все шире и светлее, и доносившееся из него звуки, казались Релиан всё более отчётливыми и знакомыми. Наконец, ещё через пару поворотов тоннель стал прямым и расширился до размеров главной улицы Соларвинда. В его конце виднелся свет. Но тут Релиан заметила, какую-то тень на фоне дневного света, лившего из широкой расщелины, служившей входом в тоннель. Кто-то сидел у входа в пещеру. Пони напряглась и приготовилась к самому худшему. И тут она вновь услышала те странные звуки, которые преследовали её в тоннеле. Но на этот раз она чётко расслышала слова. Порывы холодного ветра уносили их в глубь горы, и эхо многократно усиливало строки древней баллады:
Из вереска напиток забыт давным-давно,
А был он слаще мёда, пьянее чем вино…
Пьянее чем вино…
Из вереска напиток забыт давным-давно…
Забыт давным-давно…
Голос неизвестного певца был довольно мелодичным и красивым, так что Релиан даже невольно заслушалась. Но после первого абзаца она вновь вспомнила где находится. Поэтому, буквально ползя на животе от одного валуна к другому, она старалась максимально незаметно приблизиться к незнакомцу на расстояние прицельного броска камня, который она всё ещё держала телекинезом. А сидящий у входа тем временем продолжал:
В котлах его варили и пили всей семьёй
Малютки медовары в пещерах под землёй…
Малютки медовары в пещерах под землёй…
— Ты это, камень-то брось… — от неожиданности Релиан впала в замешательство.
— Ну что встала как вкопанная? Хватит притворяться камбалой, всё равно не поверю…
Незнакомец всё также сидел спиной к Релиан, и говорил не поворачивая головы.
Его голос был ровным и уверенным, в нем даже сквозила ирония и некая насмешка. Но что самое важное, говорил он на языке пони без малейшего акцента и присущей всем грифонам грубости произношения. Значит, скорее всего у входа в пещеру сидел именно пони, а не какое-нибудь другое существо. Разглядеть его поподробнее Релиан не могла — её глаза, привыкшие к полумраку тоннеля, ещё не адаптировались к дневному свету.
— Чего стоишь? Иди сюда раз уж очнулась.
Поколебавшись несколько секунд, Релиан поднялась на ноги и неуверенным шагом, каждое мгновение ожидая внезапного нападения, пошла к выходу. Постепенно её глаза вновь привыкли к свету, подойдя к незнакомцу на расстояние десяти шагов, она смогла его рассмотреть. Это был средней комплекции земнопони с красно-коричневой шёрсткой и чёрными, с пепельной проседью, гривой и хвостом. Когда Релиан подошла почти вплотную, незнакомец наконец повернул голову в её сторону. Его глаза были необычайно глубокими и выразительными, с насыщенно-красной радужкой и слегка суженными зрачками. Релиан показалось, кто она где-то уже видела эти глаза, но вот где она вспомнить не могла.
— Кто ты?!
— Ну, начнём с того, что меня зовут Лект, а вот как тебя зовут я не…
— Моё имя тебе не к чему! — гневно перебила его единорожка.
— Ой, милочка, что же то вы так грубо? — земнопони изобразил наигранное удивление.
— Ха! Какой-то грязный земнопони будет учить меня манерам?!
— Ну-ну. Ты сама-то давно в зеркало смотрелась?
— Да как ты смеешь?! Мой род настолько древний что…
— Что наличие у тебя костяного нароста во лбу не делает между нами никакой разницы.
От возмущения и гнева у Релиан слова застряли в горле. Однако, пока большая часть её сознания пыталась найти достойный ответ этому наглецу, глубоко в подсознании единорожки раздался тихий треск. Это ломались стереотипы, глубоко засевшие в голове каждого жителя Солнечной цитадели. До сего момента Релиан искренне верила, что все земнопони — это грубые, отсталые и очень примитивные существа с низким уровнем интеллекта. Нормальному пони (то есть единорогу) с ними почти невозможно разговаривать, так как земные с трудом понимают древний язык. Между собой они говорят на грубом и упрощённом суржике, так называемом «выродившемся» наречии. Культура грязных (так презрительно называли дети солнца жителей долины) почти отсутствовала, и вся была построена на примитивных понятиях и первобытных инстинктах.
В целом земнопони представлялись Релиан откровенно туповатыми, примитивными и грубыми созданиями. Но Лект ни в коем разе не подходил под это описание. Это совершенно не укладывалось в сознании единорожки, и она пребывала в растерянности, которая постепенно перерастала в агрессию.
— Хотя знаешь, что-то я тут засиделся. Дела не ждут. Приятно было пообщаться, честь имею. И Лект, поднявшись на ноги, стал спускаться по тропинке, ведущей к подножью горы.
— Стой! Ты не можешь меня просто так здесь бросить! — и единорожка несмотря на усталость бросилась вслед за уходившим земнопони.
— Почему же это? Я тебе ничем не обязан. Спасибо хоть сказала бы, что спас. Но видимо единороги не умеют быть благодарными.
— Как это… Спас? — удивление на мордочке единорожки было столь искренним, что Лект всё же снизошёл до ответа.
— А как ты думаешь, благодаря какому чуду одна единорожка из грифоньего мешка попала сюда?
— Какого ещё мешка? Причём здесь грифоны?
— А ты не помнишь? Ну ладно, расскажу. Банда Кхорка Лихокрыла возвращалась домой после удачного налёта на одну горную цитадель. Кроме золота и драгоценностей, их добычу составлял мешок, в котором лежала одна юная особа, которая умудрилась завалить Громилу Логда, одного из самых сильных и прославленных воинов Семигорья.
Но часть из уцелевших членов банды решила передохнуть, и опустилась как раз над входом в ту пещеру, где мы с тобой и встретились. Естественно, они решили посмотреть, кто в теремочке живёт.
Тут-то на сцене и появляется ваш покорный слуга. — Лект на ходу изобразил ироничный реверанс. — Собственно я был немного удивлён столь необычным гостям. Однако и грифоны были удивлены не меньше. Правда, кто-то из них смог узнать меня, и он сказал остальным, какую сумму барон Дэ’Клювьеэр обещал за мою голову. Но осознать, что расклад восемь против одного в данном случае не в их пользу, эти дилетанты уже не сумели.
— То есть ты в одиночку смог победить восьмерых грифонов? Да быть того не может!
— Не хочешь — не верь. Можешь вернуться, и если пройдёшь немного в право от входа в пещеру, увидишь расщелину. Спустись на самое дно, и сможешь убедиться в моей правоте.
— Ладно, послушай, быть может я была несколько предвзятой по отношению к тебе, и вполне возможно, была несколько грубой в речи. Но мне очень нужна твоя помощь. Я абсолютно не представляю, где нахожусь. Я впервые оказалась так далеко от дома! И… Я просто не знаю как вернуться обратно. — Всё же не зря главной фамильной особенностью рода Д’эль Торрел была способность приспосабливаться к ситуации несмотря ни на что, даже на собственную гордыню. — Помоги мне, пожалуйста…
— Чтож, не очень похоже на извинения, но для первого раза сойдёт. Может всё-таки скажешь свое имя?
— Релиэль Д' Эль Торрел. — горделиво произнесла Единорожка. Лект бросил в её сторону вопросительно ироничный взгляд.
— Ну ладно, можешь называть меня Релиан.
— По-моему это как-то слишком длинно. Лучше я буду звать тебя Рел.
— Да как ты только смеешь… — Лект ещё раз посмотрел на неё.
— Ладно, можешь звать меня так, как тебе удобно.
— Ну вот и отлично.
— А куда мы собственно идём?
— Вниз.
— Но Соларвинд находиться гораздо выше!
— Ну, во-первых, мне нужно уладить кое-какие дела в одном городке находящемся недалеко отсюда.
— Но мне нужно вернуться обратно как можно быстрее!!! — перебила его Релиан.
— А во-вторых, прямого пути отсюда до Соларвинда нет. Он находится гораздо севернее.
Это всё равно в ту сторону. Мои дела не займут много времени.
Релиан хотела было вновь возмутиться, но потом она поняла, что большего добиться она не сможет, и поэтому молча пошла вслед за Летком. На самом то деле идти куда-то ещё ей было некуда. Релиан просто отгоняла от себя все мысли о том, что у неё больше нет дома. Тем более, впереди её ждала неизвестность, не столько пугающая, сколько интригующая. Дух приключений буквально витал в воздухе, и юная единорожка вновь смело смотрела в будущее. Оно представлялось ей загадочным, немного пугающим и, в тоже время, безумно интересным.