"На луне у Луны"

Тень, отброшенная тобой

Tonight, before you lay down to the sweetness of your sleep
do you question your surrender to the drop from Lover's Leap
or does the anaesthetic darkness take hold on its very own?
Van der Graaf Generator — The Sleepwalkers

Она затаилась в самом незаметном уголке, жадно вслушиваясь и всматриваясь в разношёрстную толпу весёлых пони. Напряжённые теневые мышцы — ощущение «физического тела» помогало не растворятся в ауре Мира Снов полностью, — не знали покоя уже несколько часов, пристальный взгляд быстро скользил по каждой улыбающейся мордочке, силясь отыскать нужную. Ананасовый коктейль — их любимый! — всё не кончался, и хотя посетительница знала о магии «На луне у Луны», ей нравилось думать, что это владелица заведения заботливо подливает ещё и ещё... Но это было невозможно.

Бар подстраивался под каждого, и потому маленький столик под лестницей прятался в полумраке; лишь единственная оранжевая искорка тусклым мерцанием разгоняла темноту. Здесь Найтмэр Мун чувствовала себя почти как дома — приятная иллюзия защищённости и комфорта, пусть и могущая разрушиться в любой момент. Они с Луной были слишком близки, слишком связанны... Когда-нибудь маленькая принцесса почувствует, и тогда всё — уютное глубокое кресло, коктейль, спокойствие, — исчезнет, и вновь придётся скитаться по изменчивой реальности, отдыхая иногда в чьём-нибудь сне. Да, риск никуда не исчезал, повелительница ночи могла уничтожить её полностью, приняв за обычный страх, кошмар, но именно в «На луне...» Найтмэр становилась сама собой. В лакированной поверхности стола кобылица видела своё отражение — тощий высокий скелет, обтянутый жёсткой угольно-чёрной шкурой, покрытые ржавчиной доспехи и усталые, затянутые какой-то мутной плёнкой глаза. Не без сожаления она вспоминала о роскошной звёздной гриве и хвосте: здесь их не существовало...  И крылья, два прекрасных полотна, наводившие некогда ужас... Она даже не могла изменить свой облик: нетрудно скрыть лицо за маской, но душа всегда постоянна — а здесь Найтмэр Мун была именно душой... точнее, её слабой частью, почти замолкнувшим отголоском. Да и вряд ли бы Луна купилась на такой лёгкий трюк.

Странные решения, губительная самоуверенность — и вот её силой выдирают из Луны, перемалывают, растирают в порошок... Что удержало её от окончательного исчезновения? Как бы ни были сильны эмоции принцессы тысячелетие назад, Элементы оказались сильнее. Несколько лет Найтмэр плавала в полусне, ни о чём не думая, ничего не желая.

Потом она приснилась.

Основы мироздания содрогнулись от грандиозного, заполонившего весь Астрал сна; зыбкая грань между измерениями колебалась как натянутая струна, нервно вздрагивала и трепетала. Поверженная богиня — порождение ненависти и тёмного колдовства, — воскресла, с первым же ударом «сердца» учуяв магию Луны... и не только её. Луна, Селестия и какая-то неизвестная могущественная волшебница — они бодрствовали во сне, и силы их разливались полноводными реками, пропитывая ткань всего сущего. Что-то было не так: хаос, огонь, причудливо переплетающиеся День и Ночь... Но это не волновало Найтмэр, занятую двумя мыслями: она снова жила... и кому она могла присниться с такой яркостью? Неужели Луна вспомнила о ней? Найтмэр слепо кружилась в вихре сияющего огня, даже не пытаясь проникнуть внутрь, но чувствуя: кто-то видит её той — всемогущей богиней с галактиками в синей гриве. Что-то родное: до дрожи противоположное, мерзкое, как солнце, но близкое по духу буйствовало там — однако слабая тень могла не более чем догадываться. Потом наступило пробуждение живых, и Найтмэр опять осталась одна в пустоте. С великим трудом она нашла чей-то крепкий сон и спряталась там, размышляя.

~~~~~

В этот вечер Луна была особенно прекрасна: платье небесно-голубых оттенков напоминало о их юности, о её мягкой лёгкой гривке. Агрессивно-красный мех на воротнике перекликался с такого же цвета беззаботной заколкой-цветочком в хитро забранных на затылке волосах. Всё-таки несмотря на опыт и мудрость она осталась той склонной к излишней драме беззаботной кобылкой, любительницей роскошных нарядов и всеобщего почитания. Что ж, теперь у Луны есть всё, и Найтмэр — какая-то там созданная ею верная, идущая с ней до конца хоть на смерть Найтмэр, — больше не делает из неё чудовище, не выпивает силы и жизнь...

Как же хорошо им жилось вдвоём! Беззащитная, всеми брошенная Луна была смыслом её жизни. Найтмэр существовала лишь ради её улыбки и живого блеска в больших доверчивых глазах, ради тонкого певучего голоса и искреннего, жаждущего настоящей любви сердца. Неужели в тот раз Луна поступила как предательница, незаметными мыслями заставляла их поступить не так? Ради Луны Найтмэр без колебаний сожгла бы весь Вечнодикий вместе с этими... Носительницами Элементов. Одна мысль о том, что маленькая принцесса поверила в свою «вину», жгла кобылицу как раскалённый металл. Бедная, внушаемая крошка! Найтмэр представила, как Луна, заливаясь слезами, униженно просит прощения, а эта солнечная мегера царственно кивает, плохо скрывая своё удовольствие...

Изящный бокал на длинной ножке не выдержал давления и взорвался в ожесточённо сжатом копыте острыми осколками. Ярко-оранжевая густая жидкость медленно побежала по антрацитовой шерсти, и единорог раздражённо цокнула языком — не стоит так бурно проявлять свои эмоции: здесь они все на виду. Воплощение кошмара покосилось на Луну — та расслабленно сидела за столиком на противоположном краю бара, нежными губками отщипывала крем с верхушки тортика и слушала активно жестикулирующую светло-сиреневую пони, чей рот не закрывался ни на мгновение. Найтмэр всматривалась в изящную мордочку принцессы ночи и готова была поклясться, что видит в бирюзовых глазах презрение и усталость. Ну зачем она поверила уродам и лгунам! Каждый день томиться, ненавидеть, страдать в одиночестве — не это ли навязывают ей «доброжелательные друзья» и сестра? Как смеют они называть их чудесное лунное тысячелетие пыткой, заточением?

«Селестия нашипела», — клокотало в душе у кобылицы. Стремясь успокоить ярость, она попробовала отвлечься на разносящееся по всему залу дивное пение. Бархатистый переливчатый голос ласкал слух; песня сменялась песней, совершенно непохожей на предыдущую, но чудесная исполнительница покоряла все вершины — редкое мастерство! Хаос побери, каким соловьём нужно заливаться, чтобы даже Найтмэр Мун, воплощение кошмара, захотела пуститься в пляс под зажигательный рок-н-ролл? Она быстро оглянулась: принцессы нигде не было видно. Решиться? Впервые за долгое время что-то зацепило Найтмэр, впервые в жизни она отвлеклась от центра своей вселенной — Луны. Наступит рассвет, бар опустеет, и опять придётся уйти... Ей захотелось хоть в один вечер побыть счастливой. Стремительное движение — и единорог переместилась в другой угол, выбрав удобное место за чьей-то широкой спиной. Певица начала новый романс, в котором Найтмэр с удивлением узнала популярную тысячелетие назад «Историю о бабочке». Вытянув шею, она попыталась разглядеть, кто так прелестно поёт... и едва не выдала себя удивлённым вскриком, разглядев.

Там, на сцене, полуоблокотившись на внушительных размеров рояль и зажав в левом копытце микрофон, стояла Флаттершай!

Павшая богиня с изумлением пялилась на неё — на стройную фигурку в тёмно-красном бархатном платье, с хитро завитыми розовыми локонами. Неужели она та трусиха-пегаска из понивилльской ратуши, что в истерике жалась к своим друзьям? Какие изменения! И ведь красивая, с приятным голоском...

«Элемент Доброты», — с отвращением подумала единорог, вспомнив умиротворённое лицо пони в момент высвобождения Гармонии: разогнавший вечную тьму Дворца Двух Сестёр волшебный свет, гудящий от магии воздух, аромат цветов и лета, блеск золотых ожерелий и горевших цветными пожарами камней... О, эти проповедницы дружбы и любви были счастливы разделить самых близких пони во всём мире!!! Найтмэр мотнула головой, прогоняя из глаз отблески Элементов. Флаттершай тем временем перешла к новой песне, на которую публика среагировала улюлюканьем и бурными овациями.

Раздражённо застонав, кобылица вновь встретилась взглядом со своим отражением на гладкой столешнице. Чувствовать одиночество, оторванность от любимой создательницы — настоящая пытка, еженощная каторга. Все эти смертные пони так счастливы, веселы, заливисто смеются и обнимаются... Почему они с Луной обделены? Её, королеву, втоптали в пыль, лишили короны, судьбы, — Найтмэр покосилась на своё пустой бок, — силы, права вечно служить Луне... И ещё гривы! Тонкое сильное копыто на автомате дёрнулось к плечу, стараясь нащупать космические локоны... Не было их!

Она резко встала.

«Как смею я потакать этой дерзновенной кобыле, лишившей Нас нашего счастья и единства... слушать её сиренье пение!»

Найтмэр приподнялась над паркетом, расслабила мышцы и мускулы — переплетение гибких теней, — и едва заметным облачком полупрозрачного дыма в момент преодолела расстояние до двери. В который раз бывшая богиня подивилась мастерству и точности своей хозяйки: даже замочная скважина как из реальности, вплоть до пятнышек ржавчины! Единорог легко просочилась в отверстие, выплыла наружу и собралась обратно. Величаво сошла с крыльца, сохраняя совершенную царскую осанку, и ступила на белоснежную землю. Как тихо! Чувство дежа-вю сжало сердце Найтмэр: совсем недавно они вместе, единым целым, так же стояли и смотрели в бескрайние небеса, полные подлинной вечной ночи... «Ведь мы хотели именно этого! Почему ты печальна, Луна?» – говорила она тогда с наивной надеждой, что это не грусть и тоска по дому, а гордость, выдержка, хладнокровие, присущие истинной королеве. Но Луна упорно молчала, изредка отмахиваясь от своей тёмной стороны парой скупых фраз.

«Я была так слепа», – повторялось в голове у Найтмэр снова и снова, в настойчивости своей не уступая какой-нибудь мантре. Эта мысль кусала и царапала, просыпала на кровоточащие душевные раны отборную крупную соль, не давала идти... Кобылица кое-как добрела до небольшого обрыва — там её подкосило очередное жалящее воспоминание — и устало рухнула в пыль. Исчезли надменный вид и осанка: сжавшись в комочек и уткнувшись носом в локоть, она раз за разом переживала самое болезненное воспоминание.

~~~~~

Мощный поток радужного света неудержимой лавиной нёсся сквозь космическую пустоту, увлекая и подминая под себя измученную богиню. На всех парах луч Гармонии врезался в небесную твердь младшего светила и разнёсся по нему нестерпимо ярким, солнечным сиянием — оно плясало и горело на куполе спутника ещё восемьдесят лет, словно последнее унижение, издёвка от Селестии.

Невыносимая тяжесть пропала, и Найтмэр ушла в свободное падение, кувыркаясь в «воздухе», — но, собрав жалкие остатки сил и гордости, она приказала себе выровняться и спокойно взмахивать смятыми, как бумага, крыльями. Надо потерпеть ещё немного... Последнее движение — и аликорн резко приземлилась на самом краю утёса. Она зашаталась, чувствуя, как почва уходит из-под уставших ног, но нельзя было падать под этим золотым светом! Найтмэр с трудом удержалась на копытах; глаза слезились от яркого пламени и боли, но надо, надо держаться... И Луна — где-то на задворках сознания юная принцесса тоже держалась, показывала себя молодцом, глушила истерику.

 — Извини, – сказала она ровным голосом. Как скоро эта хрупкая уверенность расколется на части? Чуткое впечатлительное сердце пони, без сомнения, попало в центр шторма, но ум пока ещё властвовал над эмоциями — достойное поведение! — Я совсем забыла об Элементах. Я думала, сестра не может нести их одна.

От Найтмэр не укрылась боль, с которой Луна упомянула солнечную тиранку.

— Ты не виновата, — прошипела владычица тьмы, облизывая разбитые в кровь губы. — Она поступила нечестно... но как легко она от нас избавилась! Даже не дала права на честный бой. В этом вся твоя Селестия — права только она, и кончено.

Несогласие всколыхнуло душу Луны, но принцесса не стала спорить.

 — Что нам теперь делать? — беспомощно спросила она.

Найтмэр глянула в блистающие небеса и в раздражении сжала челюсти. Ненависть вдохновила её, придала сил, даже боль, казалось, отступила.

— Жить, — сказала кобылица. — Копить силы. И радоваться. Теперь у нас есть вечная ночь, тишина, покой, звёзды... Лет через семьдесят магия рассеется, и мы вновь их увидим.

— А что делать мне?

Аликорн без труда разгадала двойной смысл вопроса Луны: когда я опять начну контролировать своё тело? Стану собой?

— Ни о чём не волнуйся, дорогая. Это наше последнее поражение. В следующий раз ничто не защитит Селестию от нашего праведного гнева.

Горячая слеза капнула на спутанную чёрную шерсть, и Найтмэр очнулась. Прерывисто вздохнув, кобылица распрямилась и села, смаргивая набегающую влагу. Тогда они были измождёнными, слабыми... но счастливыми! Побеждённые, но не сломленные, две части одного целого верили в свой будущий триумф, насмехались над всполохами угасающей Гармонии — видели в этом счастливый знак, искали темноты в пещерах... На двухсотом году им даже удалось вырастить хилую бледную яблоньку, но как Луна радовалась, собрав с неё ничтожный урожай! Сморщенные плоды имели вкус пыли и обещали долгую изжогу, но тот уголок души Найтмэр, что был живой маленькой пони с искрами в глазах, ликовал, и Найтмэр ликовала тоже. Они поддерживали друг друга: строили грандиозные планы, играли в «Угадай созвездие», экспериментировали над всем и по-всякому, тренируя магию во всевозможных испытаниях... В их тандеме, как ни странно, именно Луна отвечала за разработку тактики и знания — юная принцесса обладала громадной эрудицией, а количество прочитанных ею книг наверняка исчислялось тысячами, — тем не менее, Найтмэр быстрее соображала и умело использовала эту грамотность. Она тасовала факты и информацию как карты, приходя порой к весьма неожиданным результатам; два сознания учились друг у друга, вместе разбирали огромный багаж вычитанного из древних замшелых талмудов. Воплощение Кошмара также была грубой силой, но именно Луна направляла её копыто. Не поэтому ли они тогда проиграли? Принцесса знала, что сила Элементов убила бы только Найтмэр.

Павшая богиня чувствовала себя преданной. Она пыталась отвлечься на красоту звёздного неба, но от этого становилось только больнее. Неужели Луна никогда по-настоящему её не любила? Иначе почему с приближением свободы маленькая принцесса становилась всё отстранённее и холоднее? Один раз — за сорок девять лет и четыре месяца до Дня Мести, — кобылка додумалась до совершенно дикой идеи: предложить Селестии перемирие и править всем вместе! Тогда кобылица, стараясь не сорваться на подругу окончательно, взорвала несколько сот подземелий и парочку красивых каньонов, которые очень нравились Луне... Может, так она отомстила за них? Воистину! Ведь не могла же она на самом деле усомниться в своей любимой, ею же взлелеянной Найтмэр Мун, с которой они всё делили пополам целое тысячелетие...

— Чудесный сегодня сон, не правда ли?

Единорог обернулась с быстротой молнии и едва не скатилась кубарем с обрыва — точно так же, с точно таким же испуганным изумлением на лице, словно став зеркальным отражением кобылицы, отшатнулась Флаттершай.

— Най...

У неё был единственный шанс, без права на ошибку, — и бывшая аликорн его использовала, синим призраком обернувшись вокруг пегаски. Паникующая Флаттершай каталась в пыли, старалась разлепить заклеенный кобальтовым дымом рот, с удивительной для такой маленькой тощей пони силой колотилась о землю.

«Успокойся!!!» — рявкнула Найтмэр всем своим «телом», её иллюзорная поверхность содрогнулась от крика. — «Я не собираюсь... причинять вам зло».

— Ммм м? — спросила Флаттершай, прекратив трепыхаться.

«По вашей милости я теперь могу обитать только в Мире Снов. Бар Луны – самое совершенное место в обоих измерениях. Я прихожу сюда каждую ночь. Часто видела ты тут смятение и хаос?»

— М-м-м... м-м, — ответила кобылка и жалостливо улыбнулась.

«Это конец. Она донесёт, и...» — подумала Найтмэр, прекрасно понимая, что не сможет удерживать Носительницу Доброты вечно. Как же глупо и неожиданно! Весь этот вечер был одной сплошной глупостью: выходить на открытое пространство, где её чёрный силуэт будет хорошо заметен; раскисать и плакать на вражеской территории...

Но поздно сожалеть. Она соскользнула с Флаттершай на белый песок, собралась обратно в кобылицу и — пусть знает, что Найтмэр Мун проиграла красиво! — выжидающе и смело уставилась прямо пегаске в глаза. Та неспеша встала и отряхнула измятое платье.

— Спасибо, — сказала она таким тоном, что Найтмэр захотелось её придушить. — А, эм, что ты здесь делаешь?

Единорог моргнула, пытаясь сдержать недоумение. Почему Хранительница Гармонии не бежит со всех копыт обратно в заведение, почему Луна ещё не вылетела с околосветовой скоростью, готовая в любой момент метнуть смертоносное заклинание?.. Кобылица покосилась на пони: Флаттершай продолжала смотреть на неё с той же детской улыбкой, словно действительно ждала доверительного разговора по душам!

— Тебе я не собираюсь ничего рассказывать. Интересно знать, откуда такая самоуверенность? — медленно, с презрением растягивая каждый звук, проговорила Найтмэр. Флаттершай пожала плечами.

— Ну, я знаю много злодеев, которые на самом деле просто были одиноки: Старлайт Глиммер, Дискорд, наверное, даже Кризалис бы...

Это стало последней каплей.

— Ты думаешь, что я просто одинока? — взвилась Найтмэр, в ярости вскакивая с земли и забывая о всякой осторожности. Новость о Дискорде прошла мимо: по её мнению, он был не более чем не особо талантливый клоун, да и о каких Дискордах может идти речь, когда ей, богине и королеве, с издёвкой плюют в лицо!

Флаттершай сжалась в комочек.

— Ну... Да? Просто ты... — пегаска не успела договорить: перекошенная яростью антрацитовая морда с силой врезалась в мягкий носик кобылки. Она инстинктивно дёрнулась назад, попыталась закричать, но захлестнувшая всю луну волна чистейшей, полной яда ненависти будто парализовала её.

— Лицемерка! Ты, это ты виновата в моей... нашей бесприютности, нашем одиночестве! Ты и твои подружки, мелюзга, кто дал вам право распоряжаться нашей судьбой? — истерично хрипела Найтмэр, захлёбываясь слюной, вперившись расширенными безумными глазами в полные страха глазки Флаттершай; выражение ужаса на милом личике распаляло кобылицу всё сильнее и сильнее, избавляло от последних остатков предусмотрительности. — И теперь ты смеешь потешаться надо мной, потешаться над Луной, паразитировать на ней! Ты вовсе не Элемент Доброты, ты Элемент Коварства, ты унизила её, показала ей «её место», позволила всей проклятой Эквестрии делать то же самое!.. Не-е-ет, когда-нибудь Луна всё поймёт, обязательно всё поймёт! Она сбросит ваши оковы, она поймёт, что только Я любила и люблю её по-настоящему, и тогда она вспомнит обо мне, она...

Мощный порыв ветра пробежал по луне, принося еле слышный треск разбивающегося в щепки дерева, — и сердце Найтмэр всколыхнулось, зажглось собачьей беспредельной любовью, преданностью, узнаванием... И, вместе с тем, страхом загнанного, обречённого зверя. На пороге бара стояла, вскочив на дыбы и перебирая в воздухе передними ногами, Луна; её объятый магическим сиянием рог горел как сверхновая. В одну секунду павшая королева обратилась в тень и скользнула вниз с обрыва, едва заметными прозрачно-синими клочьями цепляясь за камешки и выступы, растекаясь по крутому склону. Конечно, можно было бы рискнуть и пойти ва-банк, скрыться в безбрежности Мира Снов... Но зачем? Безразличие овладело бывшей богиней, и она самоубийственно решила: пусть уже всё это закончится. Поймает, не поймает — будь что будет!

Мелкие камешки и песок дождём посыпались на призрачную кобылицу — Луна лихо затормозила на самом краю: похоже, она угрожающе вглядывалась в даль, надеясь увидеть улепётывающую в страхе Найтмэр Мун. Аура аликорна жгла огнём, воздух потрескивал от тысячи крошечных молний; Найтмэр — давно уже не пони, давно уже всего лишь тень, — как могла затаилась в трещинах и пыли, словно впадая в спячку: малейшее колебание, движение — и она обнаружена. Пускай её ледяного спокойствия хватит всего на пару минут, но зато она не предаст себя. Ни одной мысли, ни одного, даже самого бледного, чувства...

— Я её не вижу, Флаттершай, — как бы издалека донёсся голос принцессы. — Наверняка она уже успела сбежать... Придётся оставить бар. Я обязана отыскать Найтмэр Мун! Ты сможешь немного подстраховать меня?

— Я? — с удивлением переспросила пегаска, но тут же поправилась. — То есть, конечно, принцесса. Вы всегда можете на меня рассчитывать!

— Спасибо, Флаттершай. Я скоро вернусь: надеюсь, Найтмэр не ушла далеко — чем дальше, тем страннее становится Мир Снов...

Охватившее весь мир напряжение исчезло, и кобылица позволила себе немного расслабиться — если не нервничать и не психовать, вполне реально протянуть до конца ночи, а там...

— Вылезай. Я знаю, что ты здесь.

Найтмэр содрогнулась, но ужас сразу уступил место замешательству. Как простая пони смогла её найти, если это не удалось даже у всемогущей ночной богини? Единорог нехотя поползла вверх по шершавой поверхности и заново стала собой, старательно избегая взгляда прозорливой кобылки.

— Почему ты меня не сдала? — угрюмо спросила бывшая королева. Она рискнула бросить быстрый взгляд на лицо Флаттершай, но обожглась о нежную, почти материнскую доброту её бирюзовых глаз, — и первый раз в своей жизни Найтмэр Мун опустила голову, не выдержав этого «единоборства»... перед кем она сдалась!..

— Потому что когда ты кричала на меня, — сказала пегаска, катая копытцем камушек. — Ты плакала.

Найтмэр вздрогнула и, высунув узкий тёмно-красный язык, потрогала щёку снаружи. Шерсть под глазом была слегка солёной.

— И я предположила — нравится тебе или нет, — продолжала Флаттершай беспечным голоском. — Что пони, которая плачет, не может быть... ну, совсем-совсем плохой. Я не очень много знаю о жизни, но она меня научила кое-чему! Ты не очень права, и всё-таки... Пожалуйста, не смотри на меня так... Ну, наверное, ты любишь Луну, да? Ты ведь думала о ней, переживала, и приходишь сюда...

«Это всё неправда!» – хотелось выкрикнуть бывшей аликорну, однако остатки гордости не позволяли ей оправдываться. Что происходит?! Она, грозная королева ночи, краснеет, бледнеет и совершенно теряется перед этой... вот этой вот! Обида и стыд жгли щёки Найтмэр, слова застревали в горле, но единорог кое-как смогла выдавить из себя:

— И... что с того?

— Если ты станешь доброй и вежливой, то тебе вовсе не надо будет прятаться! — просто сказала пегаска и окончательно сразила усталую кобылицу своим горделиво-уверенным видом.

Найтмэр лихорадочно думала. Поддаться? Можно ведь притвориться послушной, завоевать доверие Луны... И, когда все расслабятся, нанести удар — принцесса сама скажет ей спасибо! Но как много времени уйдёт на притворство? Долгие разговоры о «дружбе», неусыпный контроль, боязнь в любой момент потерять их «уважение» — и всё же погибнуть, но теперь не как гордая героиня, а как предательница, перед смертью усердно целовавшая ноги своим врагиням...

— Я согласна.

Короткие два слова вырвались против её желания — очередное безрассудство пополнило длинную цепочку безрассудностей этого вечера. Впрочем, а был ли выбор? Так у кобылицы появилась надежда, путеводная звезда, пусть даже до неё придётся добираться с величайшей осторожностью, обдумывать каждый шаг, рискуя в любой момент сорваться. Несогласие с Флаттершай означало смерть — вот он каков, Элемент Доброты! Пегаска же несказанно обрадовалась и чуть не бросилась Найтмэр на шею:

— Чудесно! Тогда не будем терять ни минуты! Только вот... — она с сомнением потянула носом воздух. — Ночь кончается. В баре почти никого не будет, и нас легко увидят. Я сейчас проснусь и скоро приду — ты же сможешь прийти ко мне в сон?

— Бар может работать, когда Луна спит? — спросила единорог, решив пропустить глупый вопрос мимо ушей.

— Кажется, да. Помню, она объясняла мне, как это возможно, но я... не очень хорошо всё запомнила, — хихикнула Флаттершай, чтобы скрыть смущение. Найтмэр коротко кивнула.

— Ясно. Тогда я найду тебя, — ответствовала она и небольшим усилием воли вытолкнула себя из мира Луны, отпустив все нити-нервы, позволяющие ей удержаться здесь. Всё вокруг засияло серебристо-голубым: творение принцессы растворилось в сверкании Астрала; бар, дерево, весь спутник сжались в еле заметную искорку, потерявшуюся среди миллиона других искорок-снов.

В пустоте королева почувствовала себя уверенней: относительная безопасность и лёгкость расплывшегося облаком «тела». Она мягко понеслась по бирюзовым просторам, чувствуя, как слабые потоки магии свободно проходят сквозь неё. «Когда-то мне удавалось без труда выхватить их даже из настоящего воздуха», — с горечью подумала кобылица, но с презрением одёрнула себя. Нет времени на сожаления! Нужно думать, искать выход... Мгновение несдержанности грозило обернуться днями балансирования на тонкой грани между уничтожением и полной потерей своего «я». Найтмэр не узнавала себя — жалкая, сентиментальная, постоянно творящая какие-то безумства: не те славные безумства из короткой эры хаоса и тьмы, а нелепые детские глупости. Может, это любовь так действует? В любой другой момент Найтмэр бы даже и не вспомнила такое лживое дурацкое слово, но теперь ей уже было всё равно. В тех немногих прочитанных ими романтических повестях даже самые хладнокровные герои превращались в буйнопомешанных: любовь явно не терпела серединного состояния и требовала полного сумасшествия. Очередной инструмент для подчинения и контроля! Насилие хотя бы было честным, «добро» же постоянно брехало.

Прочь, прочь посторонние мысли! Какой бы рисковой Найтмэр не стала в последнее время, одна черта, неубиваемая и вечная, являлась сутью всего её характера: королева была готова на всё ради победы, чего бы та ни стоила. Тем более когда на кону стояла Луна! Придётся, стиснув зубы, мило улыбаться и разучивать слова благодарности, выдержать и не сломаться... Затем... Заручиться поддержкой Флаттершай и вновь познакомиться с Луной? Вот где будет непросто! Малейшая ошибка — та, на которую обычный пони не обратит никакого внимания, — будет на раз-два раскрыта самым совершенным психологом и самой чуткой кобылой в одном лице — принцессой ночи. Какой выдержанной и скромной придётся стать! Сама по себе единорог обладала невероятной сосредоточенностью... в те редкие моменты, когда эмоции не захлёстывали её с головой. Какой смысл злодействовать серьёзно? Оставим это Селестии и её шайке. Именно право маниакально хохотать давало Найтмэр понимание: она — королева, она выше всех этих узких рамок. Она — живая, полная сил...

Даже этого у неё теперь нет!

Нужно перестать отвлекаться. Нужно думать. Есть ли другие пути? Будь у неё сообщение с реальным миром, можно было бы пристать к Луне как зараза, как подцепленная болезнь. Наверное, она бы даже и не сразу догадалась, в чём дело... Здесь же — только усердное, осторожное давление, расшатывание принцессиной уверенности; крошечная слабина — и Найтмэр просочится внутрь. В этот раз насилие не могло помочь, Луна бы вмиг испепелила свою бывшую одержимость.

Но постойте-ка...

Призрак резко затормозила. Двигаться становилось тяжелее, она словно увязала в насыщенном магией пространстве. Лазурно сияние померкло, как темнеет со временем старое серебро. Всё вокруг кобылицы напряжённо застыло и будто бы закостенело. Бывшая аликорн колыхнулась «вперёд», но с таким же успехом живое тело могло просочиться сквозь каменную стену. Здесь стоял барьер — зачем он в Мире Снов? Найтмэр жадно прильнула к ограде, расплываясь по ней тончайшим слоем, стараясь тщательно ощупать все наномиллиметры ограды. Тонкая, но прочная и непроницаемая, сделанная с минимальными затратами энергии... явно что-то прячет. Королева знала магию Луны: ею даже и не пахло. Казалось, здесь заканчивался Астрал... но ведь это невозможно, верно? Он бесконечен, как магия богинь-аликорн, как вселенная... Или же...

Найтмэр знала, что Мир Снов невидимым и неосязаемым слоем лежит на реальности: между небесной твердью и ужасающим, холодным, никому не известным Космосом он парит невесомыми облаками; волшебные вечные сумерки между селестийским вечным днём жизни и вечной же ночью звёздного пространства... От чего граница берегла единорога? Похоже, барьер протягивался не горизонтально, а вертикально — хотя в Мире Снов сложно было сказать наверняка. Никто, кроме принцесс и особо могучих магов, не мог перемещаться между этими «слоями жизни»... Но Найтмэр была опытной, упрямой и сильной. Она расщепила себя на миллиарды мельчайших частичек злой магии, размером с крохотные кирпичики стены, и налегла на препятствие, отравляя его собой. Ей противостояла сила мироздания, истинный порядок, однако кобылица упорно разъедала барьер в намеченных местах, прогрызая себе дорогу — правда, не очень большую, ведь крупные повреждения могли привлечь внимание Луны, да и сил бы ушло очень много. Пожалуй, это колдовство было самым сложным во всех жизнях Найтмэр: бывшая богиня вкладывала частички одна в одну, делая их более ядовитыми и сокрушительными; уменьшалась в несколько раз, чтобы проникнуть в получающиеся трещинки и разрушать их изнутри... Приходилось взрывать «кусочки» себя в одно время с растворением и яростным стиранием уже разрушившихся кирпичиков, что требовало чрезвычайного контроля. Точно таким же образом, только веселее и проще, она могла бы разрушить даже заперший их на луне Щит Гармонии: как ни парадоксально, его природа была гораздо хаотичнее. Хотя, он так нестерпимо сиял и горел...

Найтмэр не знала, зачем она делает бесполезное дело: может быть, именно прирождённое упрямство заставляло её не отступать перед какой-то там стеной? Или же инстинкт самосохранения, инстинкт загнанного зверя — хоть и приобретённый не так давно, но уже намертво приросший к ней, — заставлял кобылицу отвоёвывать себе маленький уголок относительного покоя? Есть немаленький шанс, что мощь Природы восстановит барьер... И если, когда начнётся исцеление преграды, Найтмэр окажется внутри трещин и сколов, ничто её не спасёт...

Оглушительный треск не был слышен, но единорог почувствовала его своим «телом». Созданные ею мелкие трещинки объединились в мизерных размеров аккуратный кружок с тонкими и длинными «лучами» пустоты, уходящими в глубь заграждения. Символ, похожий на... Найтмэр содрогнулась от отвращения, но пересилила себя и вплыла в отверстия, устраиваясь поудобнее. Пусть её туманное тело полежит на этих «полках», отдохнёт, не боясь раскрытия...

«Ах!»

Найтмэр очутилась в настоящей пустоте, так хорошо ей знакомой по тысячелетнему изгнанию — в первые секунды падения эмоции и воспоминания овладели королевой: паникуя, она собралась в облако и воспарила к «входам» пробитой стены. Мир Снов ощущался спиной, а впереди...

Космос. Легчайшие струйки магии дрожали и лениво текли, как чистая вода в холодном прозрачном ключе; антрацитовый простор в вышине колебался в такт им. Последние ряды «кирпичиков стены»... Пробить их — и вот подлинная Вечность. Найтмэр не разрушила стену, лишь просочилась в неё. Тут смешивалось вселенское и астральное чародейство, такое знакомое и родимое бывшей богине, такое легкоусвояемое... Как просто будет его подчинить! Внутри барьера кобылица почувствовала себя значительно свободней: радуясь, как жеребёнок в Ночь Кошмаров, властительница тьмы с прежней силой создавала молнии и штормы, упивалась «вновь обретённым» могуществом, раздваивалась и растраивалась, будто в старые-добрые времена, на несколько разных пони... Настоящая арена! Отличная возможность отточить свои подзатупившиеся навыки. Целая маленькая вселенная — для призрачного единорога она была бесконечной: сознание богини перемешивалось с волшебством, вплеталось в его суть, и волшебство становилось частью её; нельзя было отличить, где кобылица и где — магия. Любое желание королевы исполнялось здесь.

Ну разве сие не подарок судьбы?

~~~~~

— О, ты наконец пришла! Располагайся.

Найтмэр осмотрелась. Сон Флаттершай оказался... маленьким. Крохотная звёздочка и тесное пространство внутри, словно даже в бескрайнем Мире Снов кобылка боялась лишнего размаха. Впрочем, королеву это занимало не более секунды. Идеально выдерживая баланс между расслабленным спокойствием обычной пони и мнимыми стеснением-неуверенностью раскаявшейся злодейки, она прошла к свободному креслу напротив Флаттершай и села — неудобно мягкое, с противной пушистой обивочкой. Единорог вопросительно глянула на пегаску и зажгла в глазах искорку растерянности: что мы будем делать? Ты точно не предашь меня?..

«...Как Луна»

— Итак, приступим, — прощебетала Флаттершай и ответила кобылице тёплым взором. — Расскажи мне всё, как на духу. Это очень важно для понимания проблемы. Клянусь, что никто ничего не узнает! Бери чай, если хочешь, вот ватрушки.

Найтмэр с безучастным видом посмотрела на аккуратный столик, едва сдерживая гомерический хохот. Как наивна и легкомысленна эта... этот Элемент Доброты! Что за комедия! Или еда заколдована? Вряд ли, но бывшему аликорну стало смешно. Почему бы не продолжить веселье?

— О, конечно, — «рассеянно» пробормотала она и магией подняла чашечку. — Видишь ли, Луна... она воплотила меня из своих эмоций. Её терзала обида, зависть, злость... Мысль о вечности в тени «сиятельной прекрасной богини» была мучительна! Просто представь: бесконечная, бессмысленная работа на благо тех, кто это не ценит! Когда ты сиятельней и прекрасней в разы, но все смотрят на Солнце, слепящее огненное Солнце, на которое невозможно смотреть... Луна была на расстоянии вытянутого копыта для всех, кто нуждался бы в ней, но Селестия сделала пропасть между ней и жизнью космической величины... во всех смыслах...

Найтмэр задохнулась от ужаса. Какого Тартара она выкладывает всю правду? Почему издевательские небылицы — не слишком небывалые, чтобы не возбудить подозрения, вполне правдоподобные, — закончились, не успев начаться? Кобылица в смятении покосилась на пегаску, но та, полуприкрыв глаза и обняв чашку обеими копытами, потягивала чай. Что теперь? Продолжать выкладывать всю подподковную? Упрямо замолчать? Тогда Флаттершай легко решит её судьбу. Собрав все свои таланты, единорог поднапряглась и издала полувсхлип-полустон.

— Из... извини, я просто не могу об этом говорить...

О, как жаль роскошной гривы! Не имея возможности прикрыться локонами, Найтмэр спрятала лицо в копыта и горестно вздохнула, её плечи задрожали якобы от рыданий. Кажется, сработало! Она ощутила легчайшие похлопывания мягким крылом по своей спине и добавила в причитания неприлично громкое шмыганье носом. Розовые волосы скользнули по её шее, и мордочка Флаттершай ткнулась в прижатое к голове ухо.

— Всё в порядке... Знаешь, многие думают, что слёзы — признак слабости, но на самом деле они признак честности. Никогда не стесняйся своих слёз!

Началось. Вот и премудрости из слащавых книжек.

Спустя пару секунд Найтмэр прекратила «плакать» и расслабленно откинулась на спинку кресла. Вместо слёз на щеках кошмара тускло мерцали две крохотные магические блёстки, ради которых даже не пришлось напрягаться. Пегаска уже отпустила её и теперь так усердно отворачивалась в другую сторону, что чуть не вывихнула себе шею. Кобылица сидела молча, Флаттершай тоже бездействовала. Когда пауза стала неприлично затянутой, она робко кашлянула и сделала шажок к своему месту. Единорог позволила тонкую ухмылку в спину пони: надо же, какая деликатность! Но залезшая на кресло Флаттершай увидела перед собой разбитую, запутавшуюся в сложной жизни поверженную королеву.

 — Не переживай. Если вдруг захочешь обсудить прошлое, то я всегда с радостью тебя выслушаю.

«О, конечно же с радостью! Смотри не упади без чувств от счастья»

Мордочка Найтмэр оставалась растерянно-несчастной. Она мелко кивнула, и пегаска воодушевилась.

— Честно говоря... мне приятна твоя честность! — проникновенно заговорила Носительница. Её кресло пододвинулось неприлично близко к креслу кобылицы, однако столик продолжал стоять как прежде. — Я вот верю, что смогу тебе помочь!

«Иначе бы я не тратила своё время на тебя, пегаска»

— Спасибо, милая Флаттершай, — прошептала бывшая аликорн, с трудом подавив рвотный позыв. — Никто ещё не верил в меня… Кроме Луны...

Пони тепло улыбнулась ей.

— Всё в порядке, Найтмэр! Кстати... как насчёт смены имени? — заметив недоумение на лице королевы, она поспешила развить свою мысль. — Ведь тебе больше не надо быть злой, кошмарной, а имя — важная часть пони... Возможно, Луна даже не сразу поймёт, что перед ней именно... ну, ты.

Словно рассвет после невыносимо длительной, полной муки ночи забрезжило на задворках разума единорожицы решение. Оно, долгожданное, начинало расти, собираясь из событий, слов, догадок — но ещё ускользало, не давалось в копыта. Рассматривая смущённую мордашку Флаттершай, падшая богиня старалась думать одновременно в двух направлениях: имена, решения, самоконтроль, перспективы...

— Это чудесная идея, Флаттершай! — ответила она, усилием воли отогнав назойливые, жалящие, будто туча ос, мысли. Пегаска засияла: всё складывалось как нельзя лучше!

— Я рада, что ты поддерживаешь мои идеи... У меня для тебя один сюрприз!

Она спрыгнула с малинового цвета подушки и уселась в свободное пространство между креслами. Закрыв глаза, кобылка с шумом втянула носом сладковатый воздух и, после минуты задержки, тихонько выдохнула его через полуоткрытый рот. Крылья свободно легли вдоль боков, и бывшая аликорн не без зависти посмотрела на них — в случае сражения с Луной они могли бы хоть каплю помочь...

— Повторяй за мной, — еле слышно шепнула Флаттершай. — Это упражнение полностью усмиряет любой гнев. Ярость — акула: почуяв хоть каплю горячей крови, она впивается в тебя и уже не отпускает. Делай так, и ничто не оцарапает тебя. Любая кровоточащая рана затянется за доли секунды.

Пони приоткрыла один глаз и впилась спокойно-ледяным взглядом в потрясённую Найтмэр Мун. Даже сердце Флаттершай словно перестало биться! Ни единого движения души... Не владея собой, поражённая единорожица опустилась рядом и попыталась так же расслабиться, но водоворот мыслей никак не затихал. Стоило добиться хоть относительной тишины, как всё прятавшееся внутри и ждавшее своего часа на обдумывание прорывалось наружу: ненависть, обида, разочарование, страх...

— Останови все печали.

Этот голос — ровный, без следа эмоций, — принадлежал Флаттершай! Если бы несколько часов назад бывшей королеве сказали, что сочное, яркое сопрано^[5] и тот средний, бездушный тембр, слышимый ею сейчас — голос одной и той же пони, она бы ни за что не поверила. Разительная перемена произошла с нежной пегаской! Выдержка, достойная легендарных Гвардейцев Ночи... Интересно, как бы Носительница Доброты выглядела в облике слуги тьмы?

— Ох, Найтмэр Мун! Если ты не проявишь хоть чуточку усердия, то у тебя ничего никогда не получится! Соберись!

Кобылица вздрогнула и подняла голову — Флаттершай стояла над ней с обиженным выражением мордочки. Тончайшее, незаметное обычному глазу «усико» магической энергии скользнуло к мягкой шёрстке на груди пони: её сердце билось чётко и размеренно, как и полагается.

— Извини, просто ты... Как ты это делаешь? Тебя невозможно почуять даже на нижнем слое Мира Сна!

Пегаска скромно потупилась.

— Не знаю, просто умею. Иногда я хочу разгромить целый свет, а упражнения мне здорово помогают.

Вот как! Очень интересная информация. Найтмэр запомнила эту легкомысленно брошенную фразу — мало ли для чего может пригодиться Носительница...

— Отличное упражнение! — искренне сказала единорог, поднимаясь на ноги. — Не дождусь, когда выучу его!

— Давай попробуем её раз? — предложила её «учительница»

Флаттершай мягко опустила веки, падшая богиня повторила за ней. Сейчас она не собиралась успокаиваться вслед за «подругой»: тысячи щупалечек — каждое не толще волоска, — плотно прижались к нежной коже кобылки, закопавшись в мягкую бледно-жёлтую шёрстку. Сверхчувствительные струны магии отзывались на любые колебания, но сейчас они просто опутывали её как грубая леска...

...И даже не вздрогнули, когда Флаттершай встала с кресла.

Она осторожно открыла глаза и приподняла переднюю ногу — нити волшебства тянулись вслед её движению, как резинки. Найтмэр по-настоящему удивилась. Что ж, эти Носительницы и в самом деле непростые пони, а слабейшая из них внезапно оказалась невероятно крепкой в ментальном плане. Только сейчас единорожица поняла, кому она бросает вызов — помимо «всемогущей дружбы» каждая из них была стойкой, сильной личностью.

«Я ни за что не сдамся», — поклялась себе Найтмэр и поскорее притворилась расслабленной. Она мастерски умела наблюдать сквозь щели полуприкрытых глаз — Флаттершай стояла рядом, рассматривая свою «ученицу». Бывшая аликорн не удержалась от маленькой радости устроить с ней «поединок взглядов»: то, что пегаска не подозревала о нём, и было самым приятным. Несколько долгих минут кобылы созерцали друг друга в совершенном безмолвии. Найтмэр выжидала, Флаттершай...

— По-моему, ты не стараешься, — сказала наконец пони тем же холодным тоном. Она легонько вздохнула, и чувства вернулись к ней: пряди волшебного тумана вспыхнули антрацитово-чёрным, темнее самой тьмы, — и, однако, сияющим, как звёзды, — светом, быстро задрожали-заколебались.

— Извини, просто я восхищаюсь тобой, — ласково возразила единорожица. — На что это похоже? Когда ты успокаиваешься...

Усики магии развеялись лёгким дымом, но лишь две пони во всех мирах могли заметить это. Флаттершай не была одной из них.

— Наверное... На акулу? Кажется, я уже приводила тебе такой пример... Ярость — акула, а ты мгновенно заживляешь кровавые раны, чтобы она не учуяла тебя полностью. Непонятный пример, да? — не дождавшись ответа, пегаска продолжила. — Тогда, наверное, это стена. Ты — стена, выстаиваешь под ударами своих эмоций. Ты — каждый кирпичик стены из себя, своего спокойствия. Ты в связке с тем, что тебе дорого и удерживает тебя на плаву; как скреплены одним цементом. И оберегаешь за стеной-собой всё дорогое, любимое... И выстаиваешь под ударами этого тарана-мира. Наверное, вот так.

— Здорово, — выдавила из себя её собеседница. Красноречие живой и призрачной кобыл внезапно иссякло.

«Беспощадная судьба издевается надо мной», — в смятении подумала Найтмэр. — «Закручивает линии жизни моей в неразрешимые узлы. Скоро я разрублю их одним ударом! Мы разрубим!»

Самообладание вернулось к бывшей богине. Какие бы меткие аналогии не подбирала Флаттершай (пусть даже и сама не зная о своей прозорливости), разве может это выбить её, грозную-грозовую Найтмэр Мун из колеи!

— Спасибо, Флаттершай, — сказала единорожица уже тысячный раз за вечер. — Я обязательно буду стараться!

~~~~~

Найтмэр уже вполне освоилась в пограничной черте. Барьер постоянно восстанавливался, но для искусной в магических делах бывшей аликорна не составило труда перенаправить поток целебного волшебства преграды в русло «себя». Оставшееся пустое пространство до боли напоминало ей так полюбившийся космос: спокойная безбрежная свобода, ни единого звука или луча проклятого света... Правда, границы всё же имелись: освобождать себе место приходилось осторожно, прощупывая толщу чародейного материала — оказалось, что для сдерживания двух миров нужен крепкий «потолок». Каждый раз, продвигаясь вширь, Найтмэр трепетала от мысли, что пара миллиметров не туда, и... Ориентироваться здесь было нереально. Кобылица продвигалась исключительно на ощупь.

Но ничто не могло остановить вдохновлённую Найтмэр Мун! Она стремилась к цели как пустынный кочевник рвётся к живительному источнику; все свои умения и таланты она положила на свою последнюю отчаянную битву. Ошибка — смерть, миг слабости — вечный побег и вечная трусость. Недостижимый идеал наполнил существование единорога новым смыслом, дал силы терпеть и работать. Поверженная богиня чувствовала себя живой и, как ни странно, нужной. Вот она опять, как и некогда давно, сражается против всех во имя своей хозяйки, совершает невозможное...

Сейчас кобылица смотрела в созданное ею зеркало, раздумывая над новым обличием. Спокойная душа не вызвала бы подозрений у Луны, но высокая чёрная фигурина одним своим видом заставляла сердце биться с тревогой, подозрением и страхом. Значит...

Яркие тёплые цвета резали глаза, проникали своим навязчивым сиянием даже сквозь плотно сомкнутые веки, жгли призрачную плоть нестерпимым пламенем... Найтмэр стиснула зубы так, что клыки закачались в вязких дёснах: ради Луны она вытерпит всё, как выдержала когда-то экзорцизм Элементов, долгие скитания, беспокойный сон в атмосфере этого мира...

Сегодня вечером Флаттершай представит её истинной королеве всех миров — и эта встреча стоит всех страданий

~~~~~

— Принцесса Луна, здравствуйте!

Повелительница оглянулась через плечо — к ней спешила, сияя улыбкой, самая любимая певица в «На луне...». Уже несколько недель Носительница Доброты и нос не казала к ним в бар: лишь попросила Твайлайт передать, что всё в порядке, только-то небольшой творческий кризис. Одно из пять негласных правил заведения гласило: никто никого не может заставить что-то делать, так что Луна пожала плечами и «послала» кобылке открытку с пожеланиями успехов.

— Здравствуй, Флаттершай! Присаживайся.

Пегаска лукаво ухмыльнулась и чуть отошла: за ней стояла, растягивая тонкие губы в аристократическую улыбку, изящная, чуть полноватая земнопони с такой пышной гривой, что даже Пинки Пай наверняка бы диву далась.

— Мэджестимун, — представилась она и внаглую уселась на подставленный для Флаттершай стул. Её чуть раскосые бирюзовые глаза впились в принцессу; этот взгляд — въедливый, изучающий, холодный, — наполнил Луну чувством какой-то... мерзости? Похожее аликорн испытала пару лет назад на королевской кухне, взяв в копыто яблоко: красивое с одного боку, оно оказалось совершенно гнилым и чёрным. Испорченная мякоть смылась легко, а вот запах испарился нескоро

— Рада знать тебя, Мэджестикмун, — на автомате ответила принцесса, старательно выгоняя из души смутную тревогу. Она смущённо рассматривала невысокую кобылу с россыпью веснушек на плоской жёлтой морде; этот вызывающий цвет резал глаза будто брызнувший в глаз лимонный сок. Зелёные и синие перепутанные кудри прятали под собой спину, шею и круп новой посетительницы, но умные очи горели ледяными, прожигающими насквозь огнями. И всё-таки... Мэджестикмун не выглядела злой или угрожающей... Вероятно, просто мудрая не по годам пони?

— Чем ты занимаешься в жизни? — приветливо спросила Луна, приказав своей чересчур чуткой интуиции заткнуться. Здесь её бар, её друзья и добрая Флаттершай, которая никогда не приведёт никого подозрительного! Робкая певица пугалась даже совершенно безопасных вещей и личностей, и если уж она подружилась с кем-то, эта пони действительно достойна дружбы!

Ниточка улыбки Мэджестик растянулась до ушей. Охватив возникшую перед ней чашку чая копытцами, кобыла прижалась носом к краю и втянула в себя завивающийся пар.

— Изучаю тексты старины, — ответила она и сделала неторопливый глоток. — Прошлое лучше настоящего, не так ли, принцесса?

Ухо Луны дёрнулось.

— Я не согласна, — мягко возразила аликорн и создала ананасовый коктейль.

— Почему же? Чем настоящее лучше? — Найтмэр понимала, на какую опасную почву она ступает своими вопросами, но искушение поговорить с бывшей владелицей пересиливало осторожность. Даже если принцессе было неприятно общаться с Мэджестикмун, она не могла и предположить, кто натянула на себя солнечно-жёлтую шерсть. Интересно, что Луна скажет «простой пони»? Всё произнесённое аликорном может быть — и обязательно будет! — использовано против неё. Знание этого заставляло единорожицу прятать довольную ухмылку за белой чашкой.

— Я не могу изменить прошлое, но настоящее в моей власти, — озадаченно произнесла Луна, накручивая на копыто прозрачно-синюю прядь. Её взгляд бесцельно обводил высокий бокал с бледным напитком, из которого аликорн ещё не отпила ни капли. — Я совсем недавно вернулась в жизнь, и она... такая удивительная! Из тьмы доклассической эпохи — в гармонию, которую мы с сестрой так желали. У меня есть всё, и даже больше того. Мои подданные...

Она внезапно замолчала и, схватив бокал телекинезом за тонкую ножку, опрокинула всё содержимое себе в рот. Найтмэр заворожённо следила за её простыми, размашистыми, но в то же время изящными движениями: если бы не отточенное до мастерства упражнение Флаттершай, тень бы раскрыла себя в момент.

— Вижу, вы быстро изменились, — сказала единорог. — Неужели вас никогда не посещали... идеалы прошлого? Неужели всё и правда изменилось за один удар Элементов?

Словно северный ветер взметнул гриву Найтмэр — Луна в гневе обернулась к ней всем телом; глаза повелительницы в буквальном смысле метали молнии. Спокойствие! Невероятным усилием воли «земнопони» сдавила панический страх, смяла его и растёрла в пыль... Спокойствие! Нельзя бояться. Сердце замерло между призрачных рёбер. Бесконечно долго кобылицы сверлили друг друга невыносимым взглядами: одна — огненным, другая — ледяным.

«Она поняла, кто я есть», — равнодушно подумала Найтмэр в одну секунду с тем, как Луна начала говорить; её слова полнились горечью и огорчением. Буря вокруг хозяйки ночи исчезла, посетители же вовсе не заметили ссоры.

— Уже семь лет^[6] прошло с той поры, как я очистилась от яда Найтмэр Мун, — прошептала владычица, не заметив, как передёрнулось лицо Мэджестик. — Я начала новую, благородную жизнь во благо своей страны и всех пони. Я не хочу более вспоминать то, что было, я хочу работать во имя того, что будет, — она вздохнула и потёрла лоб крылом. — То, чего я желала... Чудовищная, абсурдная идея-фикс! Я поняла, чего хотела тогда — падения всех устоев мира, падения самой гармонии, ради которой мы с Селестией существовали. Я стала точно второй Дискорд, но я-то предала саму свою суть. Мне удалось излечиться той силой, которую я пыталась уничтожить. Почему и теперь, в настоящем, все ждут от меня тирании и злобы? Я, безусловно, хотела ужасного, но разве я недостаточно искупила свою вину?.. Прости, что напугала тебя этим глупым нападением, просто...

Луна вздохнула так тяжко, что её собеседница не смогла подавить маленького, приглушённого, но всё-таки всплеска нежности.

— Обида иногда застилает мне очи, — призналась аликорн; очередной коктейль исчез с громким «глыть». — Однако, с другой стороны, не могу же я вечно быть идеальной и терпеливой? Я же не Твайлайт Спаркл, — добавила Луна с нервным смешком.

Найтмэр тоже не имела терпения — исповедь принцессы нарушила тщательно возведённое Спокойствие. Как же отчаянно хотелось высказаться этой всегда холодной, всегда сдерживающей себя кобыле, если она, увидев какую-то посетительницу, вывернула перед ней всю душу! Пришло время спасти её от ложного чувства стыда и вины, пришло время... Страха не было, и «земнопони» не дала ему появиться — как можно мягче и деликатней она положила своё копыто поверх безвольно лежащей на столе передней ноги Луны. Та удивлённо вскинула брови и подняла голову, напоровшись на суровый взгляд слушательницы.

— Моя принцесса, — голос Найтмэр дрогнул. Как давно она не называла Луну так! — Вы неправы. Вы...

Никаких лишних слов — все тщательно выстроенные, выверенные речи «Мэджестик» рухнули. Счёт шёл на секунды. Рог единорожицы вспыхнул, раскидывая столики и стулья мощной магической волной: этого хватило, чтобы ослепить и ошеломить жертву; ещё мгновение спустя принцесса и её тень исчезли в огне телепортации.

~~~~~

Луна барахталась во тьме, ощущение разрывающей, давящей пустоты мешало думать и сосредоточиться. Она слепо махала конечностями, силясь нащупать хоть что-нибудь, но здесь воистину не было ничего. Что за место, кто эта...

— Ты так быстро забыла меня, принцесса? Неужто, посмотрев в мои глаза, не нашла там меня?

Узкая морда сгустилась из черноты перед взором Луны, и та невольно отшатнулась от горящих гневом очей. Она даже не успела подумать о заклинании духоубийцы: бирюзовые бездны казались гораздо опасней и глубже, чем вакуум вокруг, затягивали и заставляли тело дрожать от еле сдерживаемой паники.

— Как ты... — язык не слушался, горло внезапно пересохло. Пожалуй, ещё ни разу в жизни Луна не находилась в такой растерянности: что, как, почему, откуда... Мысли в голове аликорна наваливались друг на друга, теснились и толпились, как пони в первый раз в «На луне...»

Найтмэр не стала терять времени зря — бесшумно подлетев к бывшей хозяйке сквозь чернильную пустоту, она осторожно, почти ласково приподняла изящный подбородок копытом и заглянула в лицо любимой. На кону стояло всё: власть, жизнь, счастье... Лишь бы дозваться до неё, пробудить от лживого сна! Осязание шелковистой шёрстки, прижимающейся к подошве^[7], было невообразимо восхитительным, и с каким сожалением единорог приказала себе остановиться! Сумеречные тени замерцали звёздным светом по её приказу — их нежный свет склонил бы к откровенности и доверию; аромат тропической ночи, ананасов и пряного мёда, как помнила Найтмэр, очень нравился Луне. Ноги кобыл коснулись мягкой почвы. Бывшая королева успела создать приятную атмосферу за долю секунд, но некогда восхищаться собой...

— Принцесса, послушай свою верную слугу, — вкрадчиво начала она, как можно выразительней глядя на затаившую дыхание аликорна. — Я давно следила за тобой, долго смекала, как же нам поговорить с глазу на глаз. Неужто ты действительно забыла всё? Я не хочу обвинять тебя, но... — небольшая пауза обдумать произнесённое. — Тогда, в Вечносвободном лесу, ты предала меня. Неужели ты и правда поверила словам этой солнечной мегеры и её марионеток? Я вижу, как ты несчастна, принцесса. Ты никогда так просто не отступалась от своих целей, так почему же твои крылья покоятся на сытых боках? Я знаю, почему твоя душа стенает от голода...

Луна стряхнула оцепенение и вильнула головой. Найтмэр покорно убрала копыто.

— Чего ты хочешь? — спросила она, и холод безучастности в её голосе неприятно уязвил единорожицу. Падшая богиня изумлённо всмотрелась в нахмуренное лицо пони: ни капли заинтересованности, лишь отчуждение и... Найтмэр не стала разбираться — шанс переубедить околдованную кобылу стремительно таял.

— Но послушай! — она возвысила тембр своего трагического шёпота, чуть приподнимаясь на кончиках копыт; призванный дым сгустился и засверкал за её спиной, как сверкала когда-то могущественная грива, сделав ломкую фигуру ещё тоньше и выше. Ещё бы крылья, запоздало подумала Найтмэр... — Я преодолела множество опасностей, чтобы вновь соединиться с тобой! Я нуждаюсь в тебе, принцесса. Ты нужна своему народу, чтобы повести его мудро и справедливо. Я сделаю всё ради тебя! Ведь мы были как сёстры, как... Я была с тобой вместе тысячелетие, так зачем ты гонишь меня? Разве я больше не нужна тебе, разве...

— Нет.

Мгновенно распались, будто башенки из песка, клубы дыма. Искусно воплощённый лунный свет стал похож на тусклые лучики старой запылённой лампочки. Хрупкая атмосфера покрылась трещинами и стала похожа на блёклую, обшелушивающуюся краску. Исчезла храбрая выправка: Найтмэр увяла вместе с тропическими ароматами и — что за дела?! — словно уменьшилась в размерах... да она и была пыль перед гневной Луной.

— Нет, — жёстко повторила она, распахивая свои настоящие крылья — широкие, мягкие, крепкие. — Ты никогда не любила меня. Все твои речи — одно сплошное «я», «я» и «я». Тебе не нужно моё счастье.

Бирюзовый серпантин заклинания обнял длинный рог. Найтмэр глядела немигающим взглядом на повелительницу ночи, как глядит змея на покачивания дудочки факира. Пространство «пещеры» искажалось от излучаемой аликорном энергии справедливой ненависти и презрения, сдавливало и удерживало тень на месте. Единорог могла только наблюдать, как тогда, семь лет назад; смотреть в лицо своей смерти, не имея возможности шелохнуться.

Но тогда они были вместе, заодно — и Найтмэр не хотела умирать.

Сейчас она была одна.

— Тебе нужна послушная тихая Луна, — прошипела принцесса, делая уверенный шаг в сторону противницы. — Тебе нужна паинька Луна, которой можно будет прикрываться как щитом. Тебе нужно сильное тело, мощная магия... Я тебе не нужна. Появится кто-то «достойнее», сильнее, покорнее — и ты побежишь за ним хвостом. Присосёшься как пиявка.

Найтмэр не успела возразить, испугаться, возненавидеть.

Она просто исчезла.

~~~~~

— Ой мама, мамочки-мамочки...

Бар жил своей жизнью — кто-то плясал, кто-то налегал на бесконечные маффины, но никто из них не видел разрушенный укромный уголок и плачущую Флаттершай.

Всхлипывая и вздрагивая всем телом, кобылка кое-как поднялась с пола. Столик и стулья были перевёрнуты, напитки растеклись липкой лужей под ногами, деревянные поверхности обуглились от магической вспышки. Неужели она, Флаттершай, виновата в... том, что случилось? А что случилось? Мэджестикмун села рядом с принцессой, они разговорились, Флаттершай отвлеклась на своих друзей по выступлениям... Затем — беззвучный гром, от которого подскочило на своём фундаменте всё заведение, ледяной огонь, опаливший спину, медовый свет под потолком заморгал и погас...

От «земнопони» и аликорна остался лишь пепел в форме полумесяца — опытная Флаттершай уже знала, что такие фигуры остаются после Особо Важных Телепортаций... а если нет? Вдруг это что-то другое? Ох, какая же она дура! Но ведь всё так хорошо шло, Найтмэр вроде раскаялась, прилежно училась Спокойствию... Слёзы опять побежали по бледно-жёлтым щёчкам. Со вздохами и причитаниям пегаска не очень аккуратно схватила зубами спинку опрокинутого стула — ножка, издав слабый треск, отломалась окончательно, — и прислонила его к стене: какой-никакой, но труд, всё же успокаивал.

Надо кого-то позвать на помощь, догадалась Флаттершай... Твайлайт! Точно, кто как не она, умница, разберётся со всей этой чертовщиной... Уф... Напрягшись, пони вернула стол на законное место: она и не знала, что во сне может быть так тяжело, да ещё и полированное дерево скользило, не даваясь в копыта и крылья... Что ж, зато победа над упрямой мебелью слегка взбодрила её.

Итак, надо найти Твай...

Серебристая искра рассекла воздух, и из межпространственного пролома вышла мрачная Луна — нагрудник съехал влево, развевающиеся звёздные локоны устало упали на плечи. Флаттершай бросилась к ней.

— Простите, — начала она и осеклась на полуслове. Отодвинув лучшую певицу бара словно препятствие, принцесса доплелась до стены и бухнулась на первый увиденный ею стул. Тёмно-синий круп смешно шлёпнулся на пол вместе с обломками несчастного сиденья, но ни одна из кобыл не засмеялась над комичной ситуацией: было не до веселья.

Носительница Доброты на цыпочках прокралась к расстроенной повелительнице. Пегаска понимала, что, раз Луна здесь, то Найтмэр больше не угроза, но... как много «но» за один вечер! Флаттершай не могла заставить её быть честной, зато могла утешить — мягкое копытце начало нежно гладить аликорна по голове, почёсывая за ушком.

— Что случилось? — не удержалась Флаттершай от терзавшего её вопроса.

— Я уничтожила Найтмэр Мун, — буднично ответила богиня, вытягивая шею навстречу ласковым движениям подруги. — Зачем-то высказала всё, что думаю о её пафосной речи и... Ещё потратила всю магию на восстановление границы между нашим миром и Вечностью. Неизвестно, сколько энергии просочилось сюда...

Луна вздохнула и улеглась прямо в приторную корку засохших коктейлей. Кобылка решила пока не тревожить хозяйку бара и просто продолжила ласку.

— Как ты вообще встретила её?

Флаттершай шмыгнула носом и вытерла крылом влажные от слёз глаза.

— Простите, я... Я просто хотела исправить её, чтобы она стала как все пони... М-мне показалось, она вас любит...

— Что?! — Луна вскинула голову так быстро, что мышцы усталой шеи заскрипели. — Ты серьёзно это говоришь? Флаттершай, ты же знаешь, кем была... я под влиянием Найтмэр! Она не пони, она — безумие! Моя злая тень! Если бы с ней можно было договориться, вы бы не стали использовать Элементы Гармонии! И Селестия не стала бы!

Пегаска попыталась что-то ответить, но тихий голос смялся в испуганный писк, и она спряталась в своей длинной гриве, слабо всхлипывая. Принцессе стало жаль её.

— Ты не виновата — признаться, я даже восхищаюсь твоим желанием направить на путь истинный всех и каждого. Такие пони нужны Эквестрии, и, надеюсь, эта неудача не сильно тебя заденет... — внезапно принцесса расхохоталась во весь голос. — Завтра приглашу Твайлайт прочесть всем лекцию о природе духов и демонов. А ведь я ещё и душу излила перед ней, перед Найтмэр Мун!

Кобылка в ответ выдавила из себя неубедительное «хи-хи».

— Она так убедительно говорила про любовь к вам, и я, наверное, немножко купилась на её красивые слова...

— Пустое, Флаттершай, — небрежно взмахнула копытом Луна. — Мне она тоже много чего говорила: и тогда, и вот сейчас...

Аликорн резко вскочила — передняя нога пегаски отлетела вниз, чуть не ударив её по носу. Волшебная грива уже восстанавливалась, издавая звёздное сияние, и Флаттершай не могла не залюбоваться её спокойным веянием.

— Вот только я знаю, что она может любить одну себя. Потому что я так хотела, — с болью усмехнулась повелительница и неторопливо вышла в закипающее веселье Большой Еженедельной Лунной Вечеринки.

— Но, принцесса... м-м... может быть, я ошибаюсь... Но...

— Что? Говори, не бойся.

— Если она совсем-совсем вас не любила, то... как тогда она выжила?

Луна остановилась.

— Не знаю и знать не желаю, — резко ответила она — Пожалуйста, Флаттершай, давай закроем эту тему?

Пегаска несмело кивнула и, убедившись, что всё в уютном уголке починилось и встало на свои места, направилась вслед за богиней ночи.