Исторический момент

Сумеет ли почти переживший наиболее кровавый эпизод в истории Эквестрии простой единорог положить этому эпизоду конец?

Принцесса Луна ОС - пони

Это не я

Неважно, что говорят другие, Свити Белль знает, что то, что отражается в зеркале, - это не она. Но это не значит, что она может что-то с этим поделать.

Рэрити Свити Белл

Детские фото

В фотоальбомах можно найти немало неприятных сюрпризов: постороннего пони, случайно забредшего в кадр, неудачно нанесённую на тело краску или просто свидетельство того, как ваша мать наряжала вас шаурмой. Твайлайт Спаркл ожидала от семейного вечера лишь очередную порцию смущённого румянца на щеках. Чего она точно не ожидала, так это пары крыльев, таинственным образом возникшей на фотографиях из её детства. Быть может, у Селестии найдётся объяснение этому.

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Другие пони Шайнинг Армор

Горный тоннель

Ни для кого не секрет, что сестры-цветочницы — три самые робкие пони в Эквестрии. Роузлак, Дейзи и особенно Лили Валлей склонны впадать в панику и падать в обморок по любому малейшему поводу. И хоть жители Понивилля привыкли к их странному поведению, мало кто задался вопросом, почему сёстры именно такие? Истинная причина их нервозного характера темна и разрушительна и исходит из глубины горного тоннеля на Эквестрийском шоссе №15.

Другие пони

Н-но человек… снаружи холодно!

Принцессы позвали тебя в Кантерлот, чтобы провести вместе немного времени перед большой вечеринкой в честь Дня Согревающего Очага. Тебе очень понравилось, но настала пора возвращаться обратно в Понивилль. C другой стороны, это какими хозяйками должны быть Селестия и Луна, чтобы ОТПУСТИТЬ тебя, единственного человека в Эквестрии, по такой холодной погоде? Основано на песне Френка Лессера “Baby, It's Cold Outside”.

Принцесса Селестия Принцесса Луна Человеки

Кризалис - продавец в "Перьях и диванах"

Зайдя в "Перья и диваны", Твайлайт, к своему изумлению, обнаруживает там королеву Кризалис. Следующая история: Кризалис - всё ещё продавец в "Перьях и диванах"

Твайлайт Спаркл Рэрити Кризалис

Врата

Я бы смеялся, но это не смешно. Я бы плакал, но это не то, над чем стоит плакать. Тут не над чем плакать или смеяться, нужно просто слушать, нужно смотреть и осознавать, только тогда будет что-то понятно. Иногда я думаю: «Лучше бы я умер».

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Принцесса Селестия Принцесса Луна Другие пони Человеки

Доктор и Лира.

Лира пробирается в кантерлотский замок с целью украсть что-то, но что? И почему теперь у Хувза будут неприятности? Все вы узнаете и поймете здесь!! В рассказе "Доктор и Лира". Погони, потери и много бега обещаются.

Лира Доктор Хувз

Встряска времени

Твайлайт любознательна, не секрет. Но до чего может довести любопытство, если не проявить должной осторожности? Волшебница решила одним глазком посмотреть на события прошлого. Как известно, иногда, одного наблюдения бывает мало.

Твайлайт Спаркл Пинки Пай Эплджек Спайк Принцесса Селестия Трикси, Великая и Могучая

Первая Луна

Она - принцесса Эквестрии. Ее основная обязанность - дарить пони время отдыха, дарить пони Ночь. Но только как маленькой Принцессе научится справляться с такой большой и холодной, огромной и непослушной Луной?

Принцесса Селестия Принцесса Луна

Автор рисунка: Noben

Fallout Equestria: The Legend of a Mirror lake

Глава 1: Ну-ка пони, ну-ка дружно – Улыбнитесь! Веселитесь!

– Хи-хи, а знаешь, Джек, мне еще никогда не было так хорошо, как сейчас. Раньше я думала, что в этом мире есть только вечеринки, тортики и колпачки, а потом я встретила тебя: такого доброго, такого преданного, а еще, хи-хи очень веселого и забавного пони, – произнесла ярко-розовая кобылка, с кучерявой гривой весело улыбнувшись и подмигнув сидящему рядом с ней на скамье в парке жеребцу-единорогу, а после пододвинулась ближе. – С тобой я чувствую себя по-настоящему счастливой.

– Как и я милая. Как и я. Я… о, Луна… я больше не могу этого скрывать, я люблю тебя! Люблю! И хочу, чтобы мы всегда были вместе! – ответил ей темно-малиновый жеребец с торчащей, словно пальма гривой бордового цвета. На его щеках заиграл легкий румянец, а на глазах выступили слезы от столь неожиданного и искреннего признания.

– Ну, тогда, может, ты перестанешь уже смущаться, глупенький, – с придыханием тихо произнесла кобылка, закрывая глаза и пододвигаясь к нему еще ближе. – И поцелуешь меня?

– О, да, – только и смог прошептать он, закрывая глаза и готовясь к самому долгожданному и особенному поцелую от кобылки, которую ждал и о которой мечтал всю свою жизнь.


– БИП! БИП! БИП! БИП! – громко запищал в этот момент будильник, заставляя меня уже готового поцеловать подушку, проснуться и осознать, что это был всего лишь сон. Еще один сон, о кобылке моей мечты, и какой. В этом сне она хотела меня поцеловать и, если бы я не мешкал, то…

– БИП! БИП! БИП! БИП! – настойчиво продолжал свою раздражающую трель будильник, давая мне понять, что сны на сегодня закончились, и какой бы сладкой не была моя сокровенная мечта, провести этот день я должен буду во все той же тоскливой и скучной действительности.

– Да-да, встаю. Уже встаю, – сонно пробормотал я, инстинктивно прижимая ушки к голове от непривычно громкого поутру звука и наугад нажимая копытом на первую же попавшуюся кнопку будильника выполненного в виде маленького фиолетового дракончика, который, тут же весело пропищал: «Надеюсь, ты не против, что я тебя разбудил?»

– О нет, Спайк, как можно? Ведь если бы не ты, я наверняка досмотрел бы сегодня свой самый любимый сон, – с легкой иронией произнес я утреннее приветствие, которое берег для общения со своей веселой игрушкой-будильником, что хранилась, как и все подобные ей безделицы (вроде цветных фигурок принцесс и мягких плюшевых игрушек), на полочках в комнате принадлежавшей моей семье уже не одно поколение. Моя бабушка часто говорила мне, что наша семья приобрела их еще в те времена, когда у нас был свой собственный домик на поверхности и мы не жили в стойле, как сейчас. Кстати, думаю, что мне уже пора представиться. Меня зовут: Джек Стаборн, и я житель стойла.

А если быть точным, стойла восемьдесят четыре – самого странного и безумного и в то же время на удивление скучного места во всей Эквестрии. И знаете, иногда мне даже кажется, что его создали лишь для того, чтобы свести меня и здешних обитателей с ума, а не спасать от ужасов войны. И это вовсе не шутка. Наше стойло всегда было каким-то ненормальным (не знаю, конечно, какими были другие стойла и существовали ли они вообще, но я уверен, что если бы был конкурс на самое странное в мире стойло, то наше точно стало бы в нем бесспорным победителем). И когда я говорю "ненормальным", я не имею в виду что его обитатели ведут себя очень странно (что не так уж далеко от истины, учитывая какие глупости, иногда вытворяют живущие здесь пони) или его внешний вид и оформление заставляют чувствовать себя странно (что тоже, чистая правда). Я говорю вообще обо всем, что тут когда-либо происходило, начиная от наших повседневных занятий и заканчивая теми правилами, которых мы все должны придерживаться.

Ну, во-первых: мы всю свою жизнь были разделены на две разные группы, а точнее на два блока – Блок Селестии и Блок Луны, к которому, кстати говоря, я и принадлежу. Оба этих блока находились в противоположных друг от друга сторонах стойла, и в каждом из них были свои отдельные помещения: отдельные комнаты, отдельные кладовые, собственная школа (где нас учили тому, что принцесса Луна когда-то была бесспорной правительницей и Богиней Эквестрии, пока ее не свергла и не отправила в несправедливое изгнание на луну жестокая и завистливая старшая сестра), кинотеатр и спортивный зал и даже реакторы и водный талисман, который давал воду только своему конкретному блоку. Они соединялись переходными коридорами, где находились санузлы, дверь на поверхность и офисы смотрителей. А еще там была большая общая столовая и зал заседаний, где мы вместе принимали пищу и могли проводить совместные собрания. Точнее, так должно было быть в идеале, в реальности же, мы были сильно разобщены и старались держаться друг от друга подальше, а оба наших блока всегда надежно запирались, и попасть туда можно было лишь при помощи специальной карточки-ключа (наша была темно-синей, у Блока Селестии светло-золотой). Мы делали это для того чтобы… хм, если честно, я и сам не знаю толком, зачем мы это делали. Но так меня учили жить с раннего детства все пони в нашем блоке, и так поступали пони из Блока Селестии, которые почему-то относились ко мне и ко всему нашему блоку с сильным подозрением, словно ожидая, что мы в любую минуту можем сделать им какую-нибудь гадость.

Впрочем, наш блок тоже не отличался особой терпимостью, и постоянно подозревал во всех своих бедах пони из Блока Селестии. И, это и была та самая странность, о которой я говорил выше. Мы походили на две враждующие армии, у которых хоть и не было никакого повода или причин для вражды друг с другом, но которые при этом воевали, и с каждым годом, наше противостояние становилась все более и более яростным и открытым. Среди пони, живущих в блоках, росло недовольство. Многие из них искренне верили, что наши смотрители что-то скрывают (да, кстати, смотрителей у нас тоже было два, ну вы понимаете, два блока – два смотрителя). Что войны, которая якобы уничтожила Эквестрию на самом деле не было, и корпорация Стойл-Тек ее попросту выдумала, чтобы обмануть нас и заточить глубоко под землей, где на нас можно будет ставить опыты. И, если быть честным, я и сам готов был в это поверить. Нет, ну серьезно, наше стойло больше походило на исследовательский полигон для испытаний, чем на защитный бункер. Да и зачем еще тогда придумывать это разделение на два отличающихся друг от друга блока?

Однако помимо сомнений относительно судьбы постигшей "внешний мир" наши внутренние проблемы, по-прежнему оставались актуальны. Если пони из двух разных блоков встречались в коридоре, между ними практически всегда вспыхивали ссоры, которые иногда перерастали в мелкие беспорядки и драки. Каждый день кто-то заявлял, что его еда была отравлена конкурирующим блоком, а раз в неделю один параноик пытался обвинить другого в том, что из-за него вода в душе стала горькой и маслянистой.

И это еще были цветочки. Никогда не забуду, как меня в десять лет насильно запихнули в шахту вентиляции, потому что нашему извечному паникеру и трусу Трабл Хэту показалось, что там что-то подозрительно громко шуршит. Мне пришлось тогда целых три часа ползать по всем воздуховодным трубам, в поисках чего-то подозрительного и непонятного, будь то хитроумное подслушивающее устройство, прилепленное к нашему очистителю или простая зажигательная бомба, которую подложили пони из Блока Селестии, чтобы всех нас подорвать. В конце концов, я нашел причину этого подозрительного шороха. Всему виной была застрявшая среди лопастей вентилятора шапочка из фольги, которую кто-то нарочно туда запихнул. И когда я вылез из трубы, весь облепленный паутиной и в пыли, с этой шапочкой в зубах Трабл Хэт заявил, что это ни что иное, как прямое доказательство заговора, потому что, как потом выяснилось, это была его шапочка, которую по его заверениям у него украли шпионы из Блока Селестии, чтобы она не мешала им читать его мысли (если они вообще у него были). А когда мне было четырнадцать лет, нашему механику – Гари Виклу чуть не сделали принудительную операцию. Случилось это после того, как однажды вечером прогуливаясь по нижнему уровню стойла, пожилая миссис Мелон Слайс вдруг заявила, что увидела в нашем резервуаре с водой странную открытую баночку, в которой наверняка до этого было что-то ядовитое. Как впоследствии оказалось, это была обычная баночка из-под джема, и ее бросил туда один из наших жеребят, которому попросту было лень донести ее до мусорки. И механику, что доставал ее из воды на полном серьезе хотели провести операцию на легких и желудке, опасаясь, что в баночке был смертоносный токсин способный всех нас заразить, пока наша начальница охраны не поймала за копыто настоящего злоумышленника. Теория о неизлечимом пациенте и сильнодействующем токсине была полностью развеяна, а наш хирург еще долго потом убеждал всех что, даже несмотря на то, что никакого токсина там нет, риск заражения по-прежнему остается.

В общем, чтобы там не говорили наши смотрители, это стойло с каждым годом все больше начинало походить на психиатрическую лечебницу для умалишенных пони и, как бы я не старался сопротивляться тому, что здесь происходило, с каждым днем я чувствовал, что вместе со всеми начинаю медленно сходить с ума. Кто знает, возможно, однажды, по прошествии какого-то времени, и я стану таким же ненормальным, как все и, бегая с дуршлагом на голове, буду выбивать признания о несуществующем заговоре у мнимых поклонников гигантского космического спрута с макаронами вместо щупалец.

Вы можете меня спросить, – почему же я еще не спятил как все остальные? Ну, по-видимому, все дело было в НЕЙ. Мой взгляд плавно перетек от одеяла и темно-синих стен моей комнаты на лежащую на полу книжку, которая называлась «Веселые приключения Розовой Попрыгуньи», и на которой была нарисована красивая розовая пони с кучерявой гривой и хвостом, весело прыгающая навстречу солнцу. Это была детская книжка с историями, одна из нескольких чудом сохранившихся книжек в нашей библиотеке (которые пару лет назад, чуть все до единой не сжег один ненормальный охранник из Блока Селестии, решивший, что через них мы передаем, друг другу секретные донесения), и первая, которую нам читали в детстве преподаватели в школе.

Довольно странно, подумаете вы, что взрослый жеребец, которому уже давно пора переходить на более серьезное и взрослое чтиво, обожает детские сказки. Но на самом деле, все было просто – эти рассказы помогали мне почувствовать себя другим, забыть обо всех своих проблемах, и хоть ненадолго поверить в то, что я нахожусь сейчас не в стойле, а за его пределами. Когда я закрывал дверь своей комнаты и с волнительным трепетом открывал странички этой чудесной книги, я уносился прочь из своего полного безумия бункера и отправлялся навстречу приключениям и подвигам вместе с ней. В мечтах я путешествовал со своей прекрасной розовогривой кобылкой и ее верными подружками. Сопровождал ее во время необычных приключений, и помогал ей пережить самые сложные моменты в жизни. Я грезил, что попади она в беду, я всегда буду первым, кто бросится к ней на помощь, утешит в момент грусти и разделит свет радости. В глубине души, я мечтал лишь об одном – быть рядом с ней.

И как вы, уже поняли, с годами моя детская привязанность к нарисованной кобылке из книжки переросла в нечто большее и сильное. Я ее полюбил! Искренне и сильно. Потому что никогда прежде не видел столь восхитительной и доброй пони как она, потому что ни одна кобылка в этом мире не была и вполовину так же прекрасна. Она пленила мое сердце, стала моей особенной пони в мечтах и ради ее улыбки, я готов был пожертвовать абсолютно всем. Ее звали Пинки Пай. Ох, если бы вы только видели меня, когда я узнал, о том, что она была не просто героиней из сказок. Что она настоящая живая пони. И что жила (а может и живет до сих пор) на поверхности вместе со своими подружками, и помогает принцессе Луне защищать Эквестрию от жестоких зебр и коварной Селестии, вы бы, наверное, решили, что я самый счастливый пони на земле. Вот так я был счастлив.

В своих грезах я часто представлял, как под покровом ночи, прокравшись, словно тень к закрытой стальной двери стойла и, оглушив стерегущих ее охранников, открываю замки и направляюсь в неизвестный мне внешний мир навстречу опасностям и приключениям. Внутренним взором я видел Эквестрию – свою прекрасную родину, где растут деревья и благоухают цветы, а на полянах и в лесах резвятся маленькие зверюшки и поют разноцветные птички, с которыми я, словно новорожденный жеребенок, начинаю играть и веселиться. А потом после долгих и упорных поисков, когда казалось, что моей надежде уже не суждено сбыться и я никогда не увижу свою возлюбленную Пинки Пай, судьба шла мне навстречу, и мы находили друг друга, и наши губы смыкались в чистом и прекрасном поцелуе. Это было так здорово. Как же мне хотелось, чтобы все это стало правдой.

«Но, мечты мечтами, а от реальности, к сожалению, никуда не деться, – тут же встряхнув головой, подумал я. – Пора вставать и идти на службу».

Ведь я не простой житель стойла. Я охранник, и в мою задачу входит защита наших жителей от всех возможных опасностей и угроз, или точнее, от тех нелепостей и галиматьи, что любят на меня вываливать каждый день моя начальница и пони из нашего блока. Интересно, что же это будет на этот раз: безумный старичок решивший украсть все наши запасы картошки, или же слишком подозрительные жеребята, играющие около двери смотрителя? О, а что если старая тетушка Криггинс сегодня опять перекрасится в зебру, и всю ночь напролет будет пытаться выудить секреты у кого-нибудь из Блока Селестии, вот будет весело!

Быстро вскочив с кровати, и заправив ее при помощи телекинеза, я аккуратно положил свою любимую книжку возле дракона-будильника на тумбочку. «Сегодня вечером, я снова отправлюсь к Пинки Пай в страну чудес и вкусных тортиков», – с улыбкой подумал я, подбирая с пола свой потрепанный комбинезон стойла, и надевая украшенный маленькими воздушными шариками ПипБак.

Одевшись и дожевав остатки вчерашнего батончика с вишней, я направился к выходу. Мои копыта тут же запустили в угол две пустые банки из-под энергетика, отскочившие от него с характерным звуком «бум», и я в который раз упрекнул себя за неряшливость и любовь к "необязательной уборке сегодня вечером", которую я затевал уже целых три месяца подряд и которую, находясь под впечатлением от прочтения одной из своих любимых историй, постоянно откладывал на следующий день.

Но с другой стороны, может это и к лучшему. Ведь именно благодаря таким банкам, бутылочным крышкам и коробкам из-под сластей, в моей комнате теперь стояло немало красивых и необычных поделок, которые я лично мастерил в свободное от работы время из накопившегося мусора, а после выставлял напоказ всем желающим ко мне заглянуть посетителям или дарил жеребятам, когда они меня об этом просили. В правом углу комнаты стояли мои самые сложные работы: большой красивый замок принцесс из молочных коробок и упаковок от кексов с фарфоровыми Селестией и Луной из коллекции моей бабушки (с ним очень любили играть две маленькие кобылки из соседней комнаты, которым я иногда выставлял его в коридор). И фигура прекрасной Пинки Пай в натуральную величину сделанная из банок и этикеток из-под вишневой Спаркл-Колы, а ее глаза были из кусочков стекла, получившихся у меня после переплавки стеклянных бутылок в нашей мастерской (потребовалось всего двадцать восемь попыток и клок обожженной шерсти возле правого уха). На полочках, стояли всевозможные модельки и макеты: танк ПС-1 из коробки для завтраков от Стойл-Тек, кукурузной банки (заменившей ему башню) и карандаша (ставшего дулом), множество бус из бутылочных крышек с луной и солнцем на обратной стороне (которые иногда попадались на бутылках Спаркл-Колы), и даже настоящий оберточный дракон, которого как можно понять из названия я смастерил из фиолетовых подарочных оберток и фантиков от конфет с виноградной начинкой. Ведь мой дракон был ни кем иным как Спайком – драконом-будильником, которого я изобразил уже взрослым, а значит и цвет был необходим соответствующий.

– Ха, надеюсь, что я никогда не уберусь в этом бардаке, – после недолгих раздумий с улыбкой сказал я, устремляя свой взгляд на пирамидку из газировочных банок, которая третий день стояла у меня на столе и по своим размерам уже вполне могла потягаться с самой высокой башней в замке Кантерлот (кто знает, может, именно очередным замком и предстояло стать этим баночкам). И, установив у ее боков еще две новые банки, что лежали в углу я, с чувством удовлетворения, от того что моя пирамида стала еще больше, наконец-то вышел из комнаты.

На третьем этаже жилого сектора, где находилась моя комната, еще было пусто. Часы показывали только шесть утра, и большинство соседей мирно спали и видели сны, в то время как я должен был идти на работу.

«И какой дурак только придумал начинать утреннюю смену в шесть утра? Он что не знает, что даже преступники любят в это время спать?» – подумалось мне, пока я спускался вниз по лестнице, и проходил мимо закрытых дверей, за которыми слышался предательски соблазнительный храп, напоминающий мне о том, что нормальные (в некотором роде) пони в это время спят.

– Хотя, какие у нас могут быть преступники? – зевнув, произнес я уже вслух, – одни лишь буяны и мелкие вандалы, а по праздничным дням алкоголики и любители забраться в лазарет и украсть мед-икс или стимуляторы, в общем одним словом – мелочь. Спустившись на несколько этажей вниз и пройдя через атриум (где мне встретилась пара пожилых жеребцов, беседующих между собой о том, как нынче хорошо уродилась капуста в гидропонном центре), я подошел к бронированной двери, ведущей в комнату охраны.

– Эх! Ну вот, привет работа, – грустно пробормотал я, тоскливо разглядывая значок щита с цифрой восемьдесят четыре на двери. – Я пришел. Теперь ты можешь пить мою кровь.

И с этими словами, я вошел внутрь. В комнате охраны было темно и тихо, что показалось мне немного странным, ведь перед тем как заступить на службу я должен был вначале принять вахту у другого охранника, дежурившего этой ночью и сменить его. Я ненадолго зажег подсветку ПипБака (хорошая вещица этот ПипБак, столько полезных функций) и посмотрел на висящий у двери планшет с расписанием смен. Так-так, сегодня дежурил Брыкинс, и где же он? Пробравшись в потемках к своему столу и размышляя о всевозможных причинах его отсутствия и об оставшейся не запертой двери (если он ушел на вызов, то должен был сперва запереть ее, помня о хранившемся тут оружии), я включил настольную лампу, а следом и главную люстру в комнате и наконец-то увидел своего сменщика. В углу рядом с кофеваркой, стоял, прислонившись к стене Брыкинс – полноватый земной пони бежевого цвета с большим черным пятном на носу, в который раз, уснувший прямо на посту. Стоя! Вот везунчик! Он умудрился проспать на несколько минут дольше, чем я, но, как говорится, хорошего понемножку.

– Эй, Брыкинс, а ну-ка очнись! – нараспев произнес я, подхватывая телекинезом со стола парочку карандашей и начиная весело отбивать на его шлеме торжественный гимн Эквестрии.

– А! Что?! Кто здесь? Не подходи, я вооружен! – тут же воскликнул перепуганный жеребец, пытаясь отмахнуться от летающих вокруг его шлема карандашей своим фонариком, и по неосторожности сбивая на пол пластиковую колбу кофеварки.

– Спокойно, спокойно, друг, это я – Джек! – отойдя на несколько шагов, произнес я, еле сдерживаясь от смеха, который так и рвался у меня наружу, при виде Брыкинса которому шлем сполз прямо на глаза и тот в полной растерянности теперь озирался по сторонам не в силах понять, что с ним произошло и почему он ничего не видит.

– Джек? – слегка успокоившись, повторил он, поправляя шлем на голове, и подбирая упавший на пол пустой кофейник. Неужели он один выпил все кофе? Тогда мне, пожалуй, не стоит удивляться его возбуждению. – Ну, ты даешь! Зачем так подкрадываешься ко мне?

– Подкрадываюсь? – с притворным недоумением переспросил я. – Я не подкрадываюсь, а, как и положено бужу своего не в меру доблестного коллегу, который по непонятным причинам умудрился уснуть во время работы. Что, была бурная ночка?

– Ох, и не говори, – позевывая, пробормотал Брыкинс, открывая свой шкафчик и складывая туда уже ненужные ему бронежилет и ремень с дубинкой. – Сегодня ночью, кто-то громко скребся за стеной в западном коридоре, и я пять часов просидел там, в засаде, пытаясь поймать нарушителя. Однако он так и не появился на место преступления, – закончил он, вешая на крючок шлем и приглаживая короткую оранжевую гриву.

– Скребся за стеной? – недоверчиво повторил я, решив, что от переизбытка кофе Брыкинс был немного не в себе. – А ты уверен, что тебе это не приснилось?

– Ну конечно не приснилось, как ты мог такое подумать? – гордо заявил он, подцепляя зубами последний пончик из коробки у кофейника. – Я фе нифофда не зыфыфаю на фофту! И поймав мой укоризненный взгляд, прибавил: – Тофнее никофда за пофледний мефяц. И подбросив вверх пончик, он ловко поймал его и проглотил, а затем, быстро облизав губы, продолжил: – А, кроме того, как ты объяснишь тот факт, что я уже не первый, кто за последний месяц слышит этот звук?

– Не знаю, – пожав плечами, ответил я, одеваясь в бронежилет (с тремя звездочками и лунным месяцем на спине) и убирая свой десятимиллиметровый пистолет в кобуру. – Но вряд ли это был кто-то из Блока Селестии, ведь за стенами западного коридора сплошной каменный массив и там просто негде спрятаться.

– Хорошо, допустим, что это были не они, а что если это какие-нибудь монстры? Ты же помнишь, что нам рассказывали в школе о воздействии волшебной радиации на животных? Это могли быть огромные огнедышащие муравьи?

– Огромные огнедышащие муравьи? Прямо как в том комиксе про драконорожденную пони и муравьиную королеву? – шутливо поинтересовался я, усаживаясь в кресло, и включая компьютер.

– Ну да. То есть, нет! То есть я имею в виду, что это вполне может быть правдой, потому что радиация, она такая эм опасная и… способная изменить любое живое существо и… сделать его очень страшным. А я не хочу, чтобы муравьи прокрались к нам, конечно, если они на самом деле существуют, – затараторил растерявшийся Брыкинс, видимо вспомнив о том, как я застукал его за чтением комиксов на рабочем месте (это было не ахти какое нарушение, и я не стал на него доносить, впрочем, как и всегда).

– Ладно, тихо, успокойся друг, – улыбнулся я и, подойдя к нему, дружески похлопал по плечу. – Я прослежу, чтобы к нам сегодня никто не прокрался, а ты пока иди и как следует, отдохни. Знаешь же, как говорится: «Утро вечера мудренее». Хотя в твоем случае скорее наоборот: «Вечер утра мудренее», – прибавил я, подмигнув.

– Договорились, Джек, – тут же повеселел он. – Если ты будешь на посту, а я вдали от странных скрежетаний, то никакие монстры не будут мне страшны. Удачи!

Брыкинс ушел, и в помещении наступила долгожданная сонливая тишина. Я остался наедине со своими мыслями и все никак не мог забыть тот утренний сон. Сон… сон… ууу… как же мне хочется спать! Чтобы хоть как-то разогнать сонливость, я пару раз обошел стоящие посреди комнаты столы и постукал дубинкой по расположенным у правой стены личным шкафчикам с вещами что, как и следовало ожидать, совсем мне не помогло. А от плаката на стене, где принцесса Луна пролетала над погруженной во тьму землей в окружении мелких звездочек, спать захотелось еще больше. Около стола нашей начальницы висела запертая в стеклянный ящик реликвия прошлых времен – старая рычажная винтовка, принадлежавшая ее семье уже несколько поколений, начиная с тех времен, когда ее далекий прапрадед, вершил правосудие на улицах Эпплузы. Интересно как ему удалось пронести ее в стойло?

Подойдя к ящику поближе, я со вздохом прислонил свое копыто к прозрачной стенке, за которым лежало это сокровище. Я часто разглядывал эту винтовку, когда мне было скучно, и мечтал о подвигах (разгуливая с ней в своих воображаемых приключениях на плече). Уже не новая, но по-прежнему мощная и внушающая ужас всем, на кого посмотрит ее дуло, рычажная малышка с нарисованной гремучей змеей на прикладе была настоящим шедевром Дикого Запада. Ох, как я хотел из нее пострелять! Но, это вряд ли когда-нибудь случится, тем более что стрелять в нашем стойле ни в коем случае нельзя (разве что в особо экстренных случаях).

Отойдя от винтовки, я вернулся назад за свой стол и принялся вновь вспоминать о том сне и розовой пони. Поцелуй, объятья, ее веселый смех. Мирно предаваясь мечтам, я искренне надеялся, что в это утро не случится ничего плохого, и я спокойно досижу до завтрака.