Фоллаут: Эквестрия. Обречённые

Глава 1. Рождённая свободной

Типпи вскинулась, тяжело дыша, чувствуя, как по спине стекают крупные капли пота. Сердце бешено колотилось, копыта дрожали мелкой дрожью, во рту стоял омерзительный привкус. По ниткам, застрявшим между зубов, единорожка поняла, что опять грызла в беспамятстве подушку. Сплюнув на пол, она с угрюмым видом скатилась с кровати и встала на все четыре ноги. Как всегда, будучи разбуженной кошмаром, она чувствовала себя прескверно. Внезапно по глазам ударила белая вспышка, на секунду озарив хижину электрическим светом. Следом где-то в вышине раздался оглушительный грохот. Хм, похоже, не только дрянной сон стал причиной пробуждения, ночная гроза также внесла свою лепту. Только сейчас кобылка услышала завывание ветра, хлопанье плохо закреплённой ставни и характерный звук гонимого шквалом песка, секущего стены. Над головой послышался шелест, быстро переходящий в грохот в тот момент, когда потоки бурного тропического ливня обрушились на крытую пальмовыми листьями крышу. Мгновенно забыв о недавнем кошмаре, Типпи довольно взбрыкнула и, распахнув дверь сильным ударом, одним прыжком вылетела на открытую веранду, навстречу ветру и шторму.

Её дом стоял на самом берегу океана, от воды его отделяла лишь широкая полоса пляжа, и разгулявшиеся волны сейчас подкатывались почти к самым ступеням. Единорожка испустила долгий, полный восторга и радости вопль, встала на дыбы, энергично боксируя воздух передними ногами, затем скакнула вперёд, слетая с веранды. Поток тёплой пресной воды тотчас обрушился на её голову, спину и круп. Громко вопя что-то неразборчивое, но очень воинственное, Типпи принялась носиться по пляжу. Её грива и хвост развивались на ветру как два флага; глаза горели счастьем. Больше всего на свете молодая кобыла любила дурачиться под тропическим ливнем, в свете молний, когда океан, глухо кряхтя, обрушивает на берег белопенные валы. В такие минуты ей казалось, что она слышит голоса Духов Моря – незримых и верных покровителей, чья помощь не раз спасала её от смерти. Прочие жители деревни боялись и не любили грозу, предпочитая отсиживаться под надёжными крышами, отгоняя страх прочувственными молитвами. В такие минуты они смотрели на Типпи с явным неодобрением, называя за глаза чудачкой, но та лишь громко ржала в ответ.

Постепенно ливень ослаб и молнии перестали раз за разом разрывать небо над головой – гроза уходила к западу. Мокрая, как мышь, замёрзшая, усталая, но невероятно довольная собой единорожка поднялась на веранду, яростно отряхнулась, засветила рог, стянула телекинезом висящее на вешалке полотенце, тщательно вытерлась, затем завернулась в тёплый плащ и уютно устроилась на невысокой плетёной кушетке, стоящей рядом с крепким деревянным столом. После такой встряски спать совсем не хотелось. Хотелось лежать и молча глядеть на слабо светящиеся во тьме океанские волны, вдыхать чистый воздух, пропитанный морской солью, и думать о прошлом, настоящем и будущем.

Опустив не глядя переднюю ногу в стоящий у кушетки ящик, она вытащила пузатую бутылку забористого баккарийского рома, выдернула зубами пробку, сплюнула раскрошившийся сургуч и наполнила стоящую на столе керамическую кружку. Ветер слабел на глазах, шквал уходил в поисках нового берега, ливень прекратился. Типпи смотрела немигающим взглядом в темноту ночи, и её мысли уплывали в далёкое прошлое, туда, куда нет и больше никогда не будет возврата…

Старая хижина, сложенная из пальмовых стволов, расположившаяся на самом берегу гладкой, как стекло, лагуны. Внутри, на тростниковой циновке, застеленной узорчатым покрывалом, лежит молодая пони-единорожка. Её бока судорожно вздымаются в такт неровному дыханию, роскошная грива слиплась и теперь свисает неопрятными сосульками, милая мордочка искажена судорогой медленно уходящей боли. Рядом застыл молодой единорог, растрёпанный и усталый. Он и она во все глаза смотрят на пожилую зебру, чья шкурка, кажется, вылиняла под лучами жаркого тропического солнца – чёрные полоски побелели, а белые, наоборот, стали бурыми, так что издалека может показаться, что она и не зебра вовсе. Старуха торжественно держит в передних копытах крошечную новорожденную поняшку, покрытую слизью и кровью.

— Радуйтесь, пришельцы из-за Великой Воды, у вас дочь, — сообщает она низким хриплым голосом то, что и без неё отлично видно. Затем разворачивается и, ковыляя на трёх ногах, выходит на улицу, крепко прижимая малышку к груди.

Счастливые родители озабоченно переглядываются, и отец торопливо идёт следом. Не обращая на него никакого внимания, зебра ступает на длинные мостки, нависшие над неподвижной водой лагуны, и останавливается, дойдя до края. Здесь она вновь поднимает новорожденную на вытянутых передних ногах и, обращаясь к небу, солнцу и ветру, громко говорит:

— Духи Моря, могучие и справедливые странники, возьмите это невинное дитя под своё крыло! Дайте ей власть над силами стихий, удачу, долгую жизнь, а так же красоту и мудрость!

Затем она широко размахивается и швыряет кобылку вперёд. Та, описав правильную дугу, вонзается в воду и уходит на дно в веере брызг. Жеребец кидается было на помощь, но потом, сделав над собой немыслимое усилие, останавливается, тяжело дыша и дрожа всем телом. Крохотные волны, вызванные падением дочери, ласково лижут кончики его передних копыт. Некоторое время ничего не происходит, зебра стоит неподвижно, словно статуя, и лишь её губы быстро шевелятся, беззвучно произнося какие-то слова. Но вот зеркальная гладь лагуны разбивается и на поверхность выныривает светлая головка. Малышка начинает судорожно кашлять и кричать, что есть сил молотя перед собой передними копытцами. Отец опять срывается с места, но вновь замирает, наткнувшись на ледяной взгляд старой шаманки.

Проходит минута, и кроха, похоже, понимает и принимает правила своей первой в жизни игры. Она уже не кричит, не мечется, её движения становятся более уверенными и плавными, а в пустых доселе глазах появляется осмысленное выражение.
— Плывёт! Милостивая Селестия, да она же плывёт! — сдавленно шепчет жеребец.
Зебра лукаво улыбается, услышав его слова, затем легко вступает в воду, подходит к малышке и ласково, словно кошка котёнка, берёт зубами за шкирку. Затем выносит на берег, где две молодые помощницы тут же закутывают её в мягкую ткань.
— Идём, лошар, — говорит шаманка отцу, — ритуал почти завершился, осталось сделать совсем немного.
Вместе они входят в хижину, и зебриканки со всем почтением передают новорожденную издёргавшейся до предела матери. Та, всхлипывая, крепко прижимает дочь к груди.

— Духи Моря приняли её, — торжественно возвещает старуха. — С этого дня они станут приглядывать за ней и помогать, если в этом возникнет необходимость.
— Спасибо, — шепчет поняша, ещё сильнее прижимая к себе тёплый комочек новой жизни. — Огромное спасибо.
— Я нарекаю её Типпиталикума Кханунанга Мбонгасина! — тщательно выговаривая каждую букву произносит шаманка и устало прикрывает огромные глаза.
Счастливые родители изумлённо переглядываются, после чего жеребец осторожно дотрагивается копытом до плеча зебры.
— Простите, почтенная Усуманнития Гатталимуни… э…
— Сазидогосари, — не открывая глаз, невозмутимо подсказывает та.
— Да… верно, Сазидо…
— …госари.
— Ага. Мы не нарушим ваших обычаев, если… эм, станем величать дочь не столь пышно? Скажем… просто Типпи?
Зебра открывает глаза и широко улыбается, обнажая стёртые почти до самых корней жёлтые зубы.
— Имя дано и произнесено вслух, — снисходительно поясняет она. — Духи Моря теперь знают и помнят её. Вы можете звать свою дочь как угодно, хоть Пуппи-Муппи, это не имеет значения, главное, что Они знают.

С этими словами шаманка взмахивает хвостом и гордо удаляется, не обращая внимания на сбивчивые слова благодарности. Оставшись одни, молодые родители смотрят сначала друг на друга, потом на малышку, успевшую уже присосаться к вымени матери.
— Может, лучше было всё-таки рожать в клинике? — задумчиво произносит молодая кобылка.

Разумеется, Типпи не помнила момента своего рождения. Но она так часто слышала описание этого знаменательного события, что в конце концов убедила себя в том, что помнит, и даже спорила с матерью о цвете покрывала, на котором лежала роженица, и о том, сколько зебр ходило в помощницах у старой шаманки. В любом случае юная кобылка невероятно гордилась экзотическими обстоятельствами, сопровождавшими её появление на свет, справедливо считая, что ни одна эквестрийская пони не может похвастаться тем, что родилась по всем правилам древнего Обряда Пробуждения нынешних потомков обитателей Потерянной Земли Монг.

Отцом счастливой поняшки был учёный, морской биолог Жан Дегару, в своё время с отличием закончивший Филлидельфийский университет. Ещё в молодости он поставил перед собой задачу создать аппарат, способный помочь обитателям суши в исследовании морских глубин. После нескольких лет работы, Жан сконструировал «акватон» – устройство, позволяющее пловцу длительное время оставаться под водой и даже опускаться на большую глубину. Хитроумный прибор состоял из двух баллонов со сжатым воздухом, маски и редуктора. До того момента пони пользовались громоздкими костюмами, приковывающими водолаза к одному месту жесткой «пуповиной» воздушного шланга, теперь же подводные пловцы получили долгожданную свободу. Впрочем, «Акватон» не только прославил имя своего создателя, но и принес ему немалые деньги, благодаря чему Дегару оставил скучную карьеру преподавателя и смог полностью посвятить себя любимому занятию – изучению океана. Вместе с молодой женой Лили, такой же преданной фанаткой моря, Жан отправился в многолетнее путешествие, останавливаясь в самых заповедных и неизученных местах, там, где ещё не ступало копыто учёного. Десятки монографий и научно-популярных книг, сотни открытых живых организмов, тысячи экспонатов, направленных в университеты и зоологические музеи мира – вот результат их многолетней работы.

Во время скитаний, на одном из забытых Небом островов, у них родилась дочь Типпи. Малышка росла не слишком обременённой заботами вечно занятых взрослых. Первыми её игрушками были разноцветные раковины и обломки кораллов, первыми друзьями – причудливые рыбы и фантастические морские обитатели. Научившаяся плавать гораздо раньше, чем ходить, она воспринимала океан как своего большого приятеля, иногда ласкового, иногда грозного, но всегда дружелюбного и готового помочь. Духи Моря насвистывали ей колыбельную голосами солёных ветров и играли причудливую музыку в глубине приложенных к уху раковин.

Путешествуя вместе с родителями по островам и забытым всеми богами побережьям, Типпи, как губка, впитывала обрывки знаний иных, незнакомых культур, свободно говорила на нескольких языках, обучалась необычным, часто очень экзотичным умениям, узнавала тайны давно забытых ритуалов и обрядов. На Фируле пожилой единорог, зарабатывающий на жизнь сбором кокосов, научил её нескольким секретным заклинаниям своего цеха, позволяющим легко определять зрелость и качество орехов, а также срывать их с пальмы, затрачивая при этом минимум усилий. На архипелаге Сайонара профессиональные ныряльщицы за жемчугом обучили Типпи надолго задерживать дыхание, а также бороться с детёнышем Морского Змея. А юная полосатая наложница Фэтти, сбежавшая из гарема набоба Ксуххири, которую они всей семьёй полгода прятали в своей хижине, прежде чем смогли переправить в Эквестрию, раскрыла кобылке секреты запретных храмовых танцев зебр и обучила самым интересным из них.
Бывало, что Типпи доставляла своим родителям массу хлопот. К примеру, когда они жили на архипелаге Тогос, населённым добродушными, но очень беспечными пони, с ней приключилась забавная история. В один из дней юная кобылка, которой совсем недавно исполнилось шесть лет, мирно возилась в песочнице рядом с домом, как вдруг увидела, что мимо ковыляет её маленький приятель, единорожек Чин Лунг, сгибающийся под тяжестью большого кувшина с водой.

— Привет, Чинни, — вежливо поздоровалась она, откладывая в сторону лопатку. — Пойдём купаться!
— Не могу, — важно сообщил жеребёнок. — Мы с папой прямо сейчас плывём на Селинию, осталось только воду принести.
— А это далеко?
— Совсем рядом! Ты разве там ещё не была?
— Не-а, — огорчённо протянула девочка.
— И зря, остров просто огроменный! Там даже есть своя река и настоящий водопад, с радугой! Представляешь, какая круть?
— Да ты что! — потрясённо воскликнула Типпи, и её сердце тут же наполнилось печалью из-за того, что ей не суждено увидеть эту красоту. — А вы надолго?
— Не, — снисходительно бросил жеребёнок. — Быстренько сплаваем туда-обратно, у папки там дело какое-то небольшое.
— А можно мне с вами?
— Конечно можно, — кивнул Чин. — Только давай, шевели копытами, мы отходим прямо сейчас!

Радостная Типпи стряхнула песок с мордочки и вскочила. Сначала она, как благовоспитанная дочка, решила буквально на секундочку забежать домой и предупредить маму, что отправляется в короткую морскую прогулку, но Чин так торопился, что малышка решила не тратить понапрасну драгоценное время.
«Мы же ненадолго, туда и сразу обратно, — успокоила она себя. — Мамочка даже не заметит, что я куда-то уходила».

В данном конкретном случае Типпи подвела семантика. В её понимании «быстро сплаваем» означало «на два-три часа». Но в языке аборигенов, совершенно иначе относящихся ко времени, это значило «возможно на два-три часа, но, скорее всего, на пару дней… или недель». До Селинии было всего каких-то полторы сотни миль, что по здешним меркам и за расстояние-то не считалось. Так, короткая морская прогулка; если ветер попутный, можно управиться за сутки. Друзья подбежали к лодке – узкой и длинной, словно веретено, снабжённой балансиром. Отец Чина, добродушный здоровяк Обис Лунг, с радостью согласился взять Типпи на борт, как только узнал, что та никогда не видела водопада с радугой. Подняли разноцветный парус, и вот уже острый нос катамарана режет голубые волны океана.

Когда кобылка поняла, что плавание продлится несколько дольше, чем рассчитывала, она немного загрустила, но потом беспечно махнула копытцем, решив, что как-нибудь обойдётся. Прибыв следующим утром на Селинию, они с Чином и большой компанией местных жеребят помчались к водопаду, смотреть радугу. Потом купались, играли, ловили рыбу… Одним словом, весело проводили время. Когда вернулись обратно, выяснилось, что Обис уплыл вместе с кузеном и его женой на несколько дней в Порт-Дукас, оставив сына и Типпи на попечение дальних родственников. Немного подумав, кобылка всё же подошла к знакомому рыбаку, собиравшемуся плыть на её остров, и вежливо попросила передать родителям, что с ней всё в порядке и она скоро вернётся домой, сняв таким образом с души тяжёлый камень ответственности. Рыбак кивнул с серьёзным видом и, разумеется, забыл о поручении спустя примерно полчаса. Вспомнил он о нём только через несколько дней, когда случайно заглянул в бар, где сидел убитый горем Жан Дегару и рассказывал каждому желающему историю пропажи и бесполезных поисков его любимой маленькой дочурки.

— Малышка Типпи, говоришь, пропала? Э, друг, да я вроде как видел её на Селинии… или Фарге… нет, точно на Селинии. Просила передать, что жива-здорова и скоро вернётся. Так что не бери в голову, всё с ней в порядке. Давай лучше посидим, выпьем…
Когда обезумевшие от горя и внезапно обретённой надежды родители, уже успевшие в душе оплакать и похоронить свою непутёвую дочь, высадились на Селинии, то узнали, что та отправилась обратно домой буквально час… или, может быть, сутки назад. Вернувшись, они обнаружили потеряшку в песочнице перед хижиной. Типпи как ни в чём ни бывало орудовала лопаткой и напевала песенку. Завидев родителей, она вскочила и сурово нахмурила брови.
— Ма, па, — недовольным голосом выпалила она. — Где вы гуляете столько времени? Я по вам ужас как соскучилась!

Когда Типпи исполнилось двенадцать, её отец неожиданно получил заманчивое предложение от зебриканской Академии наук: возглавить недавно открытую биостанцию в заливе Сонгани. Последние несколько лет Империя всерьёз стала вкладываться в научные исследования, форсировав целый ряд проектов. Повсюду строились институты и лаборатории, работать в которые приглашались известные учёные со всего мира, по стране разъезжали комиссии, выискивающие талантливых молодых зебрят из незнатных семей, а расходы на образование значительно превысили расходы на оборону.

Жан думал недолго. Залив Сонгани (что в переводе с древнего ухарского языка означает «Море тысячи островов») являлся уникальнейшим заповедником дикой природы, почти не изученным специалистами. Образовавшийся больше десяти тысяч лет назад, когда после взрыва гигантского вулкана огромная часть прибрежной территории ушла под воду, залив был очень мелок, к тому же покрыт множеством крошечных островов, скал и рифов. Именно поэтому его почти не коснулась стремительная урбанизация – малые глубины и обилие естественных преград делали судоходство практически невозможным, так что на его берегах не выросло ни одного крупного порта, лишь рыбачьи деревни да несколько курортных городков для богатых туристов. Долгие годы учёные Академии добивались выделения средств на постройку постоянной исследовательской базы и наконец их желание сбылось. Биостанцию возвели на берегу уютной бухты Лусиос, неподалёку от рыбацкой деревеньки, носящей то же название.

Приняв предложение, семейство Дегару первым делом ненадолго посетило Зеверу, где требовалось оформить все необходимые бумаги. На Типпи, впервые попавшую в огромный город, столица Империи произвела фантастическое впечатление. С одной стороны, кобылку поразили высокие, словно горы, каменные дома – дворцы магнатов — и многоквартирные инсулы простых жителей, немыслимая чистота улиц, весёлый нрав и приветливость горожан. С другой, её пугало обилие прохожих, нескончаемый топот копыт и гул множества голосов, а также отсутствие привычного шелеста волн и запаха солёного морского ветра. Бедняжка ещё никогда не уезжала от любимого океана так далеко…

Зато новый дом оказался просто волшебным местом. Правильный полукруг береговой линии, широкий галечный пляж, аккуратные домики биостанции, словно вырастающие из окрестных холмов, выложенные красным кирпичом дорожки. И море. Доброе, вечное море, непрерывно поющее старую как мир песню, смысл которой может понять только тот, кто умеет слушать.

Типпи быстро нашла общий язык со своими деревенскими сверстниками и вскоре уже носилась в компании жеребят и кобылок, нисколько не смущаясь того, что была единственной пони в их полосатом табуне. Впрочем, стычки, вызванные её эквестрийским происхождением, иногда случались…
— Всё таки вам, лошам, далеко до нас, — лениво протянул Тигг Кхасси и посмотрел исподлобья на Типпи, которая только-только устроилась на горячей гальке пляжа. Серебряная шкурка кобылки дрожала мелкой дрожью – конец зимы, даже в здешних жарких краях, не самое лучшее время для купания. — Слабаки вы, вот что я тебе скажу.
Типпи громко фыркнула. Она не любила, когда её называли «лошаркой», а её сородичей «лошами». Правда, отец утверждал, что в подобном обращении нет ничего оскорбительного, дескать, зебрикане с давних пор именно так кличут своих северных соседей, но юную кобылку всё равно почему-то обижало это вполне нейтральное прозвище. В энциклопедии говорилось, что «лошами» (в других вариантах «лошатками») полосатые окрестили древних, ныне вымерших животных, населявших прежде степи Восточной Зебрики. Не имеющие разума огромные создания, действительно очень похожие на пони, вызывали страх и трепет у первобытных зебр, прочно войдя в их богатый фольклор. Ничего удивительного, что, встретившись первый раз с эквестрийцами, зебры не стали долго ломать голову над тем, как обозвать своих новых знакомых. Позже, разумеется, ситуация изменилась, слово «пони» стало использоваться в официальных бумагах и деловой переписке, постепенно вытеснив первоначальный вариант, но малообразованные зебрикане, особенно жители глухих провинций, продолжали называть эквестрийцев «лошами».
Впрочем, сейчас Типпи возмутило не обидное прозвище, а то, что какой-то сопливый полосатик имел наглость сомневаться в крутости пони. Спускать подобное хамство было не в её правилах, потому она гордо вздёрнула подбородок и ледяным голосом поинтересовалась:

— Тигги, малыш, ты что, перегрелся? Если так, то заройся в навозную кучу, охладись!
Другие жеребята громко расхохотались. Грубая отповедь чужачки явно показалась им очень смешной. Оскорблённый Кхасси начал было подниматься, но тут у него зачесался нос, не так давно свёрнутый на бок точным ударом заднего копыта наглой эквестрийской выскочки. Вновь бежать к знахарю выправлять хрящ Тиггу не хотелось, потому он только презрительно сплюнул и процедил сквозь зубы:
— Ты можешь сколько угодно гундосить, лошарка. Но ваш народ всегда был сборищем трусов и торгашей! У вас… У вас даже армии своей нет! Бесхребетные слизняки, вот вы кто!
— Эту чушь ты подслушал у взрослых дурней или в сортире на газетке прочёл? — фыркнула Типпи. — Селестией клянусь, самому тебе до такого не додуматься! Да и вообще, с каких это пор орда тупых солдафонов в форме – признак смелости народа? Может, наоборот? Мы ничего и никого не боимся, потому у нас и армии нет, а вы, трусишки, шарахаетесь от каждой тени, вот и обвешались оружием по самую холку.

Такого Тигг перенести, конечно же, не мог. Он резко вскочил и, раздувая ноздри, попёр на Типпи, яростно хлеща себя по бокам мокрым хвостом. Получилось очень грозно, но кобылка не уступала ему в скорости и силе, а кроме того, отлично умела драться. Легко поднявшись на ноги, она широко улыбнулась и сделала приветственный взмах копытом. Казалось, ничто уже не сможет остановить надвигающуюся потасовку, но тут Илли Кхасси, сестра полосатого забияки, лучшая подруга Типпи, решительно вцепилась зубами в хвост брата и резко дёрнула назад. Тот от неожиданности попятился, ноги предательски разъехались в стороны, и через секунду он уже лежал, уткнувшись многострадальным носом в гальку.

— Какой же ты всё-таки болван! — рявкнула Илли, отвесив Тиггу звонкий подзатыльник. — Забыл, что папка сказал? Ещё один поход к знахарю, и никакой тебе новой школьной формы! Весь год будешь сидеть за партой в старых обносках.
Жеребёнок мгновенно сник, поджал ушки и ни на кого не глядя поднялся на ноги.
— Сегодня тебе повезло, тупая лошарка, — пробормотал он, старательно изучая трещинки на своих передних копытах. — Радуйся, пока я добрый.
— Да я и так не грущу, — рассмеялась Типпи. — Вы только на словах смелые.
— На словах? — гневно начал было Тигг, но, получив очередной пинок от сестры, отвернулся и стал обиженно смотреть в сторону моря. Внезапно его глаза заблестели, а на губах появилась весёлая усмешка.
— Хех! Клянусь Морским Змеем, я знаю то, что вы, бесполосые трусишки, никогда не решитесь сделать!
— Что же именно?
— Побоитесь спрыгнуть с Вороньего Клюва, вот что! — он указал на поднимающуюся из воды примерно в двухстах метрах от берега чёрную скалу. — Духу не хватит. Только зебры, в жилах которых течёт кровь настоящих героев, могут это сделать!

Остальные участники компании поддержали его восторженным рёвом и топотом копыт. Типпи дождалась, пока гомон смолкнет, затем не без ехидства в голосе поинтересовалась:
— И сколько раз ты сам с неё прыгал, мой маленький герой?

Тигг смутился и переступил с копыта на копыто.
— Я ни разу, но мой брат и отец…
— Как это мило и отважно, прятаться за спинки родственников, — мурлыкнула кобылка.
— Мне просто ещё рано, но, когда придёт срок, я прыгну! В нашей деревне настоящим жеребцом может называть себя только тот, кто хоть раз в жизни окунулся в Чашу Смерти!

Это было правдой. Воронья скала действительно очень напоминала голову птицы, благодаря Клюву – острому выступу, выдающемуся в сторону моря на добрых десять метров. Прыгать с него было крайне опасно из-за многочисленных подводных камней внизу, чьи поросшие водорослями и раковинами макушки обнажались во время отлива. Отчаянный смельчак должен был так рассчитать свой прыжок, чтобы угодить аккурат в Чашу Смерти – круглую выемку в базальте шириной в пять и глубиной в четыре метра, расположившуюся на некотором отдалении от Клюва. Своё мрачное прозвище она получила не зря, ибо за столетия существования деревни много молодых зебр погибло, не долетев или перелетев спасительный водоём. Взрослые, разумеется, под страхом наказания запрещали отпрыскам рисковать жизнью, словно позабыв, что в их возрасте занимались тем же самым. Жеребец, отказавшийся от прыжка, считался среди молодёжи существом второго сорта. Он не мог рассчитывать на уважение сверстников или внимание со стороны кобылок.

За несколько месяцев жизни на биостанции Типпи выяснила все эти тонкости досконально и потому без лишних объяснений поняла, что имел в виду Тигг. Быстро взмахнув мокрой, не успевшей высохнуть после купания чёлкой, она подошла к сопернику вплотную и, глядя ему прямо в глаза, резко спросила:
— Хочешь пари?
Жеребёнок вскинул голову.
— Какое?
— Мы сейчас сплаваем на скалу, и я спрыгну с Клюва.
От неожиданности Тигг подался назад, а Илли подскочила к подруге и громко крикнула:
— Ты что, совсем больная? Даже и не думай!
— Спокойно, Илл, дурачок при всех обвинил в трусости мой народ. Такое не прощают. Я докажу, что пони ничем не хуже вас. Ну что, Тигги, согласен?
Противник колебался. Он и сам был уже не рад тому, что устроил свару. Типпи ему очень нравилась, и меньше всего на свете мальчишка хотел увидеть её изломанное тело, лежащее на зелёных валунах. С другой стороны, отступать назад было нельзя, иначе его перестанут уважать…
— Согласен. Только если ты струсишь и не прыгнешь…
— Тогда я взасос поцелую у тебя под хвостом. При всех, — оскалилась кобылка. — А если прыгну и не разобьюсь, тоже самое сделаешь ты. Идёт?
— Идёт.
— Тогда пошли! — Типпи рванула с места в карьер, не слушая протестующих криков благоразумной Илли. Следом сорвался весь маленький табун жеребят – им крайне хотелось увидеть, как опозорится бесполосая выскочка.
Вспоров грудью упругие солёные волны, кобылка устремилась к скале, яростно загребая всеми четырьмя ногами. Несколько минут спустя она выбралась на крошечный пляж и принялась карабкаться наверх по узкой, местами даже слишком узкой тропинке. За её спиной слышалось сопение и громкий перестук копыт. Когда на верхней площадке собралась вся компания, она повернулась к мрачному, как тайфун, Тиггу и, улыбаясь, спросила:
— Ну что, малыш, ещё не передумал?
— Я нет, а ты? — пробурчал он, отводя взгляд в сторону.

Вместо ответа Типпи развернулась хвостом к нему и несколько раз ударила копытом о камень. Затем, стрелой сорвавшись с места, пересекла площадку и выскочила на Клюв. Зрители, истошно завопив, как один помчались следом, дабы во всех подробностях увидеть финал безумной авантюры. Промчавшись по Клюву, юная пони одним сильным движением оттолкнулась от края и, вопя что-то неразборчивое, шумно рухнула вниз.

— Ты видел?! Нет, ты видел? — потрясённо повторяла Илли, машинально толкая брата в плечо. — Она попала в самый центр Чаши! Ни у кого ещё с первого раза не получалось так сделать! Класс! Молодец, Типпи! Молодец!
Победительница вальяжно помахала копытом зрителям и не торопясь поплыла к пляжу, жутко гордясь собой и собственной предусмотрительностью. Ведь стоило ей только узнать об этой своеобразной местной традиции, она тут же решила заранее подготовится к прыжку, ибо была уверена, что рано или поздно новые друзья попытаются взять её «на слабо». Внимательно понаблюдав за взрослыми ныряльщиками и изучив их технику, она несколько вечеров подряд тренировалась в полном одиночестве, доведя прыжок до совершенства. Усилия не пропали даром, теперь кобылка с полным правом могла наслаждаться триумфом.

Когда Типпи поднялась на площадку и посмотрела на Тигга, то увидела, что её соперник имеет весьма бледный вид. До мальчишки внезапно дошёл весь ужас ситуации. Он проиграл, а значит, теперь придётся… О Духи Моря! Придётся целовать под хвост эту наглую лошарку. Взасос. После чего останется только сбежать из дома и наняться юнгой на какой-нибудь пароход, ибо здесь о перенесённом унижении ему будут напоминать до конца жизни.

Типпи, улыбаясь, глядела на него. Тигг был невероятно жалок. Глаза на мокром месте, ушки опущены, губы дрожат, даже чёрные полоски на шкурке поблекли и стали серыми.
— Я победила? — невинным голосом поинтересовалась она.
— Да, — еле слышно ответил жеребёнок.
— Тогда можешь поцеловать меня в губы. Да не в эти! — резко бросила она, поймав его панический взгляд, скользнувший по крупу. — Ты прямо как маленький, честное слово!
Не дав опомнится сбитому с толку зебрёнку, Типпи подошла вплотную и впилась в его пухлые губы. Секунду стояла полная тишина, затем раздался свист и громкий топот множества копыт. Тигг, потрясённый всем происходящим, задавленно пискнул, подался назад и уселся на попу. Единорожка вскинула голову, оглядела всех торжествующим взглядом и задорно крикнула:
— Представление окончено! Ну что, сухопутные крысы, айда за мной! Посмотрим, кто первый доплывёт до берега!