Фоллаут: Эквестрия. Обречённые

Глава 2. Начало конца

Вопреки мнению обывателей, самым страшным и опасным живым существом из тех, что плавают в волнах Безбрежного океана, является не детёныш Морского Змея (взрослые особи, достигнув определённого возраста, уходят на глубину в две-три мили, где охотятся на гигантских кальмаров и больше уже никогда не поднимаются к поверхности) и не плоскомордые черепахи, способные одним движением челюстей перекусить пополам пони, а большая медуза Cilius Umus, в просторечье именуемая «Зебриканский военный кораблик». Внешне она выглядит очень забавно и совсем не страшно – аморфное бесформенное тело голубого цвета, голубой же треугольный воздушный пузырь, поднимающийся над волнами, и тонкие, как нити, щупальца, уходящие вниз на шесть и более метров. Именно благодаря пузырю, внешне напоминающему паруса древних боевых галер зебриканского флота, медуза и получила своё необычное прозвище. Шутки шутками, но пузырь действительно служит существу неким подобием паруса – поднимая и опуская его, оно может управлять скоростью и даже менять направление движения. Впрочем, главную опасность представляет не сама медуза, а её щупальца. Трудно поверить, что эти тонкие безобидные нити на самом деле густо усеяны крохотными стрекательными клетками, наполненными ядом. Всякий раз столкнувшись с живым существом, клетки выстреливают множество невидимых глазу колючек, которые, вонзаясь в кожу, вызывают непереносимую боль. Несчастная жертва начинает судорожно метаться из стороны в сторону, цепляя всё больше и больше смертоносных нитей, пока не теряет сознание от болевого шока. Если это маленькая рыбка или креветка, то щупальца медленно подтягивают обездвиженную добычу к телу медузы и та постепенно пожирает её. Более крупный организм просто тонет, становясь лёгкой добычей хищных морских обитателей. Ежегодно жертвами «корабликов» становятся сотни рыбаков и ныряльщиков за жемчугом, промышляющих на открытой воде, вдали от берега. Да, смертоносная медуза старается держаться больших глубин и крайне редко заплывает на мелководье, во всяком случае, в заливе Сонгани их никогда не встречали. К сожалению, всё так или иначе случается в первый раз…

В то роковое утро Лили Дегару решила поплавать в своё удовольствие с маской и ластами около Восточного рифа. За сутки до того прошёл сильный шторм, и кобылке было интересно, как себя чувствуют мелкие обитатели подводных скал. Тревогу забили в середине дня, когда она не явилась к обеду. На поиски матери Типпи были отправлены все свободные от дел сотрудники биостанции и восемь студентов-практикантов: четверо зебр и четверо пони (несмотря на то, что отношения между государствами стремительно ухудшались, научной сферы это пока не коснулось, так что система студенческого обмена продолжала работать).

После двух часов активных поисков, тело Лили, с головы до ног опутанное жгучими нитями, было обнаружено на узкой песчаной косе, в миле от рифа, куда её вынесло приливным течением. По всей вероятности, медузу забросило в залив прошедшим штормом. Несчастная кобылка была, конечно, слишком велика, чтобы умереть от яда, но, потеряв сознание от болевого шока, она просто-напросто захлебнулась и утонула, словно глупая купальщица, едва умеющая держатся на воде.

Для Жана Дегару это был страшный удар – из волевого, целеустремлённого единорога словно вынули стержень. Раздавленный горем учёный не стал продлевать очередной контракт и сразу по истечении срока договора покинул биостанцию. Вместе с дочерью он уехал в Эквестрию, в портовый город Эпплсид, лежащий на самой границе с Империей.

Они поселились на тихой Тутовой улице в небольшом уютном особняке, некогда принадлежавшем дяде Жана – Паоло Дегару, почтенному торговцу морепродуктами. Отец Типпи получил его по завещанию, но так и не смог выкроить время для посещения нежданного наследства. Но теперь всё изменилось и в запущенном доме вновь зазвенели живые голоса. Решив жилищную проблему, Жан устроился преподавателем на кафедру морской биологии университета, а Типпи поступила в престижную «Гимназию юных гениев».

Для единорожки настали сложные времена. Эпплсид был крупнейшим городом юга Эквестрии, огромным морским портом, принимающим корабли со всех концов света. Шумный, суетливый и грязный (особенно в трущобных кварталах), он казался бурлящим котлом, в котором варились представители множества народов и рас. Улицы вокруг порта были забиты праздношатающейся публикой, повсюду слышалась незнакомая речь, а коктейль из запахов просмолённого такелажа, пряностей, кожи, сушёной рыбы, нечистот, гнилых водорослей и немытых тел мог сбить с ног неподготовленного путника. В «чистых» районах было, конечно, спокойнее, но и там хватало проблем. Из-за обилия приезжих Эпплсид считался самым криминальным городом Эквестрии. Если в других городах страны пони преступления случались крайне редко, а для охраны порядка хватало добровольных стражей из числа горожан, то здесь приходилось держать полноценный полицейский корпус. Группы закованных в броню пегасов непрерывно наблюдали за порядком с небес, а по улицам ходили патрули единорогов и земнопони.

С другой стороны, тут было очень интересно и весело. Ну где ещё в Эквестрии можно услышать уличную проповедь безумного жреца-дромадера или посетить лавку магических трав, привезённых с далёкого материка Аммериго, и побеседовать с её высокоучёной хозяйкой, капибарой Тересой Пульке, о волшебных свойствах листьев ко-ко-ки или тайных зельях тапиров Чёрных джунглей? Уличные зебриканские танцовщицы услаждали взгляды прохожих экзотическими танцами под тягучие мелодии традиционных храмовых флейт и барабанов, а грифоны-огнепоклонники изрыгали из клювов длинные струи пламени, приводя в восторг жеребят и их впечатлительных мамаш.

Первое время Типпи казалось, что она никогда не сможет привыкнуть к этому безумному месту. Её пугало обилие жителей и чересчур кипучая жизнь вокруг. Кроме того, море в городской черте было загрязнено отбросами и временами напоминало мерзкий вонючий суп. Для того чтобы нормально искупаться, требовалось сорок минут ехать в пригородном поезде к одному из курортных городков, но и там вода не блистала особой чистотой. Впрочем, когда первый испуг прошёл, молодая кобылка внезапно осознала, что ей нравится бродить по узким улочкам Старого города, взбираться на боевые галереи крепостных стен, шляться без особой цели вдоль рядов Нижнего рынка, прицениваться к товарам и разглядывать различные экзотические безделушки. Стуча копытами по чёрной базальтовой брусчатке или поедая мороженное в одном из многочисленных маленьких кафе, она чувствовала, как боль, вызванная смертью матери, постепенно растворяется, уступая место тёплой грусти. Обилие новых впечатлений помогло заполнить пустоту в сердце, и единорожка наконец поняла, почему отец так решительно порвал с прежней жизнью.

Единственное, что отравляло её существование, так это школа. «Гимназия юных гениев» оказалась под самую крышу забита толпой юных снобов, избалованными отпрысками богатых семей и прочими унылыми личностями. В их табуне она оказалась абсолютно чужой, и одноклассники вмиг это почувствовали. Особенно невзлюбила новенькую Сирил Хук – некоронованная королева класса, да и всей гимназии в целом. Дочь начальника таможенной службы, ослепительная красавица, награждённая от природы волшебным голосом, она отличалась крайне стервозным характером. В своё время её удостоила часовой беседы сама Свитти Белль, гастролировавшая тогда в Эпплсид. Свитти понравился голос и мастерство исполнения Сирил, и она пообещала помочь, если та решит после окончания гимназии начать музыкальную карьеру.

Признание величайшей певицы Эквестрии дорогого стоит, и нет ничего удивительного в том, что после беседы Сирил стала местной знаменитостью. В городской газете о ней писали только в восторженных тонах и называли не иначе как «золотым колокольчиком Юга». Юная земнопони буквально купалась в лучах славы, принимая как должное потоки комплиментов и откровенной лести. Вот почему появление в классе убогой провинциалки, вылезшей из какой-то глухой дыры, не знающей (о ужас) имени Свитти Белль, повергло Сирил в состояние культурного шока. На голову «морской поняшки» (так с изрядной долей презрения стали называть Типпи) обрушился поток насмешек. Впрочем, довольно быстро особо едким острословам пришлось заткнуться, ибо единорожка, не привыкшая спускать обиды, копытами и магией доказала, что способна за себя постоять. Постепенно ситуация стабилизировалась. Поняв, что задирать Типпи себе дороже, Сирил и её подпевалы оставили поняшу в покое, просто демонстративно перестав замечать. Подобное положение дел как нельзя лучше устроило мисс Дегару, которой по большому счёту было наплевать на одноклассников, да и вовремя начавшиеся летние каникулы отодвинули школьные проблемы на задний план.

То лето выдалось жарким во всех отношениях. После случая с захватом зебриканскими пиратами заложников-эквестрийцев и гибели нескольких Вондерболтов во время операции по их освобождению, и без того нервозная обстановка накалилась до предела. Не проходило и дня без антиимперского митинга, стены домов пестрели граффити оскорбительного содержания, а обитатели многочисленной зебринской общины не рисковали выходить на улицу после заката, да и днём появлялись на публике только группами. После нескольких показательных погромов закрылись большинство зебриканских лавок. Полиция крайне редко и с большой неохотой вставала на защиту полосатых, чаще всего стражи порядка просто демонстративно отворачивались, давая хулиганам возможность творить всё, что им заблагорассудится.

Публикации в прессе лишь сильнее раздували пожар ненависти. Статьи в газетах и радиопередачи были переполнены злобой и буквально сочились ядом. Однажды в «Кантерлотском вестнике» Типпи увидела статью «Обратная сторона Зеверы», шокировавшую единорожку своим лживым содержанием. Известный журналист, описывая своё недавнее пребывание в столице Империи, не гнушался использовать набившие оскомину штампы, вроде: «Тяжёлая репортёрская судьба вновь забросила меня на сумрачные улицы главного города зебр» (это в Зевере-то, где пасмурных дней бывает не больше дюжины за год). Или: «Солнце светит сквозь разрывы в тяжёлых тучах, но его лучи не радуют простых горожан, вынужденных ежедневно вести тяжёлую борьбу за существование». Но больше всего Типпи возмутили пассажи о чудовищной нечистоплотности зебр. «Вам, наверное, трудно себе это представить, дорогие читатели, но по улицам Зеверы почти невозможно передвигаться из-за омерзительной вони и мусора, который просто выбрасывается из окон на головы прохожих. Общественных уборных нет совсем, и горожане (простите за столь натуралистические подробности) испражняются прямо на тротуары, никого не стесняясь. Главная площадь перед дворцом Цезаря – Форум, буквально завалена кучами навоза…»

Во время чтения этой несусветной чуши Типпи чуть не стошнило. Она вспомнила вылизанные до блеска улицы зебриканской столицы, воздух, пропитанный запахом цветов и пряностей, Форум, на беломраморных плитах которого невозможно найти и пятнышка грязи… Неужели пони способны поверить столь примитивной и грубой лжи? И ведь пакостная статья опубликована не в жалком жёлтом листке, а на страницах главной эквестрийской газеты. Но, похоже, пони верили этой грязи, даже не пытаясь задуматься о том, что, собственно, происходит. Среди простых обывателей всё громче звучали призывы «отметелить полосатых недоумков». Кошмар! Эквестрия уже больше тысячи лет ни с кем не воевала. Разве журналисты, пишущие омерзительные пасквили, не понимают, что своей ложью они готовят почву для чего-то страшного?

Всего через неделю после прочтения злополучной статьи, Типпи пережила новое потрясение. Она мирно сидела на открытой веранде кафе, что на Приморской площади, и неторопливо помешивала ложечкой медленно тающее мороженное в хрустальной креманке. Ветер с океана шелестел в кронах гигантских каштанов, даря живительную прохладу, со стороны порта доносился непрерывный гул, лязг и рёв корабельных сирен. Одним словом, всё дышало миром и спокойствием.

Внезапно со стороны проспекта Селестии послышался топот копыт и шум множества голосов. Типпи вскинула голову и увидела, что на площадь выходит толпа решительно настроенных пони. В первых рядах шли известные городские горлопаны, чьи мордочки уже успели примелькаться на многочисленных митингах. Колонну сопровождали полицейские в полном боевом облачении, в воздухе кружили стражники-пегасы. Над головами в свете магии единорогов колыхались отпечатанные в типографии транспаранты с давно опротивевшими лозунгами: «Лучше быть распятым, чем полосатым!», «Валите в свою Зебрику!», «Эквестрия для пони!» и так далее. Задиры из первых рядов время от времени начинали скандировать короткие кричалки абсолютно нецензурного содержания.
Типпи уронила ложечку и вся сжалась в кресле. Ей почему-то стало очень страшно. Толпа прошла мимо веранды и прямиком направилась к огромному пышному четырёхэтажному зданию – главной достопримечательности площади. Этот дом, построенный зебрами полторы сотни лет назад, являл собой прекрасный образец стиля позднего имперского корсулия и назывался Большим Торговым Дворцом. Внутри располагалось зебриканское консульство, а также отделения крупнейших торговых компаний Империи. Обычно на широких ступенях массивного крыльца толпились коммерсанты всех мастей, биржевые брокеры, купцы и капитаны кораблей, а из распахнутых окон доносился лязг механических счётных машин, гул возбуждённых голосов и удары спикерского молотка. Но сейчас массивные двустворчатые двери чёрного дерева были крепко заперты изнутри, а окна первого и второго этажа закрывали надёжные ставни.

Впрочем, толпу это не остановило. Пони запрудили площадь перед входом и принялись яростно молотить копытами мостовую. Затем в незащищённые окна полетели заботливо принесённые с собой камни. Зазвенели разбитые стёкла.

— Во имя Селестии, да что же они творят! — задохнулся от возмущения пожилой земнопони интеллигентного вида, сидящий за соседним столиком.
— Господин полицейский, — обратился он к остановившемуся неподалёку стражу порядка, который меланхолично жвал жвачку, не сводя глаз с набирающего силу погрома. — Остановите это безобразие немедленно!
Полицейский лениво посмотрел на старика и презрительно сплюнул.
— А ты чо, зебролюб? — с плохо скрываемой угрозой поинтересовался он.
— Нет, но… — стушевался земнопони.
— А раз нет, то не вякай тут. Или вали в свою любимую Зебрику, нам здесь такие умники не нужны!
Ошеломлённый старик медленно опустился обратно в кресло, растеряно шепча:
— Но ведь это беззаконие… Как можно… Принцессы должны вмешаться…

Тем временем погромщики продолжали веселье. В выбитые окна влетели пегасы и скрылись внутри здания. Полиция продолжала безмолвствовать, но Типпи заметила, что стражи порядка внимательно следят за происходящим, не давая демонстрантам чересчур развернуться. Когда несколько растрёпанных единорогов, судя по одежде, анархисты из секты Дискордитов, вытащили из перемётных сумок бутылки с зажигательной смесью, на них тут же навалилась целая толпа полицейских. Бедняг скрутили в мгновение ока и тут же затолкали внутрь одного из паровых фургонов с зарешечёнными окнами, которые как бы невзначай подкатили к месту событий.
«Значит, им нужен погром, но без пожара, — подумала Типпи, встав на задние ноги, чтобы лучше видеть. — Полиция, получается, в деле…»

Между тем проникшие в Торговый Дворец сквозь разбитые окна пегасы отодвинули засовы парадных дверей, и возбуждённая толпа хлынула внутрь.
«Они же перебьют всех, кто там прячется!» — с ужасом подумала поняшка, чувствуя, как сердце сжимается от боли.

Словно прочитав её мысли, прилично одетый джентльпони, что в компании себе подобных восседал за круглым столиком неподалёку, громко сказал:
— Ну и покрошат же сейчас полосатых! Может, пойдем, поможем?
— Остынь, Флич, — хмыкнул его сосед. — Господин мэр ещё вчера предупредил консула о готовящемся… мероприятии. Политика штука тонкая. Кантерлотским трусам могла бы не понравиться чересчур… кровавая акция. Видели бы вы, господа, как драпали полосатики. Всю ночь имущество вывозили.
— Эквестрию погубят половинчатые меры! Мы должны раз и навсегда показать этим выродкам…
Типпи почувствовала приступ тошноты и торопливо отошла в сторону от вальяжной компании. Похоже, чиновники из мэрии специально пришли поглазеть на представление. Какая низость! Использовать ничего не подозревающую толпу в своих грязных политических играх.

Погром продолжался часа три. Затем, явно получив приказ начальства, полицейские надвинули каски на глаза и начали спешно вытеснять демонстрантов из разгромленного здания. Не прошло и получаса, как толпа окончательно рассеялась. Типпи нашла в себе силы спустится с веранды и подойти к осквернённому дому. Выбитые окна сноровисто заколачивали спешно согнанные рабочие, полицейские расположились на крыльце, перегородив барьером сломанные двери. Всю площадь перед дворцом устилал ковёр вышвырнутых наружу бумаг. Взгляд единорожки случайно упал на первую страницу попавшей под копыто газеты «Слово Цезаря» – главного периодического издания Зебрики, и остановился на броском заголовке: «Наши учёные доказали, что так называемые пони произошли от ослов». Прочитав несколько первых строк, она вздрогнула и даже слегка попятилась назад. Затем торопливо подхватила телекинезом газету и запихнула в сумку. После чего принялась рыскать по площади, собирая все попадающиеся на глаза газеты и альманахи, обращая внимание лишь на даты. Её интересовали только самые свежие экземпляры, отпечатанные не больше недели назад.

Набрав целую кипу, Типпи решила сначала устроиться на одной из удобных скамеек Липового бульвара, в густой тени деревьев, но затем передумала. В это сумасшедшее время вид пони-подростка, читающего зебриканскую прессу, мог вызвать совершенно ненужные подозрения. Типпи вовсе не хотелось оказаться в полицейском участке, будучи схваченной бдительными гражданами. Потому она просто поскакала домой и, заперев дверь в свою комнату, бухнулась на диван, разложив трофеи перед носом. Читая одну статью за другой, кобылка начала испытывать стойкое ощущение «дежавю», ибо тексты зебриканских газет почти слово в слово копировали откровения эквестрийской прессы. Всё тот же набор клише и штампов, повторяющихся из статьи в статью. Казалось, их писали одним и тем же копытом, лишь меняя слово «зебры» на слово «пони». Совпадало всё, даже грязные измышления в адрес правителей государств, с поправкой на пол, конечно. Эквестрийцы намекали на излишнюю любовь Цезаря к горячим молодым жеребцам, а зебрикане пространно рассуждали о подозрительной привязанности Селестии и Луны к наивным провинциальным кобылкам. Разумеется, нашлись перлы вроде «сумеречных улиц Кантерлота» и «груды испражнений перед дворцом Принцесс». Особенно резанула взгляд статья пятидневной давности, восхваляющая «полосатых патриотов» из города Скуллак, которые «в едином порыве разнесли по камешку эквестрийское консульство – гнездо шпионажа и подрывной деятельности». Она-то, дура, думала, что это только её родина сошла с ума, обрушив волну ненависти на головы ни в чём не повинных зебр. Оказывается, игра шла в обе стороны, и это пугало больше всего.

В тот вечер поняша решила всерьёз поговорить с отцом. Жан Дегару, вернувшийся домой после длинного трудового дня, рассеяно выслушал горячий монолог дочери и лишь беспечно пожал плечами.

— Боюсь, ты сгущаешь краски, Рыбка. Да, разумеется, отношения между нашими странами сейчас переживают не лучшие времена, но, поверь, ничего страшного не произойдёт. Для начала войны не хватает всего одной мелочи – армии. Неужели ты думаешь, что кантерлотские политики настолько безумны, что рискнут устроить потасовку голыми копытами? Да и Цезарь не станет влезать в серьёзный конфликт.
— Но у Зебрики есть десять легионов…
— Чепуха. Легионы Империи — лишь украшения для парадов. Прибежище бездельников-аристократов, не более того. Они серьёзно не воевали уже сто лет. Лишь Пятый и Восьмой обладают хоть каким-то боевым опытом, непрерывно отражая набеги дикарей из пустыни Хот. Но даже их нельзя назвать настоящими бойцами, ибо борьба с бандитами и борьба с регулярными частями сильно отличается…

Отец ещё долго распространялся на эту тему, железными логическими доводами разбивая детские теории своей чересчур обеспокоенной дочери. Но правильные слова не убедили встревоженную Типпи и, наверное, именно в тот вечер она в первый раз подумала, что её папочка на самом деле не самый умный пони на свете.

Выскользнув из дома поздно вечером, она помчалась на Южную дугу – длинный волнорез, прикрывающий порт от штормовых океанских волн. Дул сильный ветер, разогнавший рыбаков, в обычное время рядами сидящих на камнях с удочками в копытах. Проскакав к высокой башне Затворного маяка, кобылка остановилась на смотровой площадке и принялась с остервенением рвать зебриканские и эквестрийские газеты. Белые лоскутья, вырвавшиеся из копыт, стремительно улетали к небесам, подхваченные шквалом. Всякий раз пустив на ветер очередную партию бумажного мусора, она молила Духов Моря сжалиться над ней и двумя непутёвыми народами и предотвратить надвигающуюся катастрофу. Океан с жадностью принимал её жертву, но в ответ лишь окатывал потоком солёных тёплых брызг, чересчур напоминающих горькие слёзы…

Спустя неделю после погрома городские власти объявили о создании муниципальных сил самообороны. Стены запестрели плакатами, призывающими здоровых жеребцов и кобыл записываться в ряды защитников Родины от подлых врагов. Каких именно – не сообщалось, но всем и без того было отлично понятно, о ком идёт речь. Каждый вступивший в ряды получал форму и новенькую, в смазке, винтовку.

Раньше эквестрийцы как-то обходились без огнестрельного оружия. Даже гвардейцы Принцесс и полиция довольствовались в основном копытами и магией. Потому появление огромного количества новеньких, только что с конвейера, стволов породило бешенный ажиотаж. Каждый хотел потрогать неведанное доселе оружие. Перед призывными пунктами выстроились огромные очереди, а в парках и на стадионах открылись стрельбища, где волонтёры могли вдоволь палить по мишеням.

Типпи как раз исполнилось пятнадцать, и значит, возраст уже не являлся помехой для того, чтобы встать под знамёна, но ей жутко не хотелось этого делать. Похоже, Духи Моря на сей раз решили проигнорировать просьбу своей юной почитательницы, оставив без ответа газетное «жертвоприношение». Кобылка ходила по улицам города, слушала воинственные разговоры взрослых, и её грива шевелилась от ужаса.

Эпплсид располагался на полуострове, соединённом с материком узким извилистым перешейком. Когда-то подобное расположение считалось чрезвычайно ценным – город было легко оборонять. Правда, за столетия мира древние укрепления пришли в упадок, но лет тридцать назад муниципалитет восстановил старую крепость, починив обветшалые стены и башни, благодаря чему поток туристов увеличился втрое. Что касается древнего трёхкилометрового вала, что пересекал перешеек от берега до берега, то на него денег тратить не стали, оставив в первозданном виде. Но времена меняются. Вдоволь настрелявшихся волонтёров неожиданно вывезли на перешеек и заставили заняться строительными работами – углублять заплывший ров и заново отсыпать обрушившиеся стены. Столь недвусмысленные приготовления до смерти напугали некоторых новоиспечённых вояк, и те поспешили покинуть ряды добровольцев. Впрочем, патриотично настроенной молодёжи имелось с избытком, так что их дезертирства никто не заметил.

День, когда началась война, ничем не отличался от прочих. Также стояло в небе жаркое летнее солнце, также лизали гранитные стены набережной океанские волны. Отдалённый рёв пушек напоминал обычный гром и совсем не пугал, а даже наоборот, бодрил кровь, заставляя сердце учащённо биться в предвкушении сладостного мига победы. Действительно, разве могут убогие полосатые выродки, не имеющие ни нормальной магии, ни грозных пегасов, всерьёз рассчитывать на успех?

Выскочившая из дома вопреки запрету отца, Типпи вместе с толпой любопытных зевак стояла у шлагбаума Цветочной заставы, за которой оканчивался город и начинался перешеек. Быстрокрылые пегасы уже сообщили зрителям, что на валу идёт бой. Зебры наступают крупными силами при поддержке самоходных пушечных площадок, но ополченцы держатся и отбили уже две атаки. Мимо время от времени проходили отряды бойцов, спешащих к месту сражения, и проезжали фургоны, доверху нагруженные боеприпасами. В обратную сторону тянулись повозки с убитыми и ранеными. Увидев рядом с собой останки иссечённого шрапнелью мёртвого землепони, ещё совсем недавно бывшего живым и здоровым, почувствовав запах свежей крови и разорванных внутренностей, единорожка отбежала в сторону, и её вырвало. Типпи никогда не была слабачкой, ей не раз приходилось сталкиваться с кровью и смертью. Но одно дело – перетягивать жгутом обрубок ноги, откушенной детёнышем Морского Змея у незадачливого ныряльщика за жемчугом, и другое – видеть беднягу, павшего от копыт разумного существа.
Потом появились первые беглецы. Покрытые пылью, копотью и кровью, они шли по обочине дороги, без оружия, в разорванной форме, глядя перед собой остановившимися, безумными глазами. Их провожали взглядами, но никто не смеялся, не кричал, не оскорблял, обвиняя в трусости. До зрителей, столпившихся около Цветочной заставы, постепенно начал доходить весь ужас ситуации.

Непрерывно гудя и расталкивая фургоны и дезертиров, к заставе со стороны вала подкатила открытая повозка, оснащённая новейшим газолиновым двигателем. Внутри сидел полковник Рокс, статный, сурового вида жеребец, прибывший из Кантерлота два дня назад и принявший командование над городским ополчением. Увидев его, толпа, колыхнувшись, запрудила дорогу. Всем хотелось как можно скорее узнать о том, что происходит и почему офицер покинул своих подчинённых. Напрасно водитель терзал клаксон – пути вперёд не было.

— Разойдись! — взревел полковник, вскакивая на сиденье. — Я опаздываю в ратушу на срочное заседание Комитета Обороны!
— Но как там дела? Всё ли в порядке? — возбуждённо галдели собравшиеся вокруг пони.
— Мы побеждаем! — рявкнул Рокс. — Враг отброшен и бежит. Я еду требовать дополнительных бойцов для преследования. Мы должны раз и навсегда раздавить полосатую нечисть!
Толпа радостно взревела и расступилась, освобождая дорогу. Типпи стояла совсем рядом и потому услышала, как водитель спросил с явным недоумением:
— Так что, в ратушу едем?
— Какую ратушу, кретин?! В порт, в порт гони, пока ещё есть шанс успеть на пароход! — и полковник судорожно обернулся, словно опасаясь увидеть за спиной толпу злобных преследователей.

Спустя ещё полчаса бегство стало повальным. Вернувшиеся пегасы принесли страшные вести. Хитроумные зебры, навязав защитникам вала ближний бой, высадили в тылу десант с барж и прорвали оборону в нескольких местах. Организованное сопротивление прекращено, легионеры идут как на параде и скоро вступят в город. Действительно, выстрелы и разрывы стремительно приближались. Толпа, ещё несколько минут назад выкрикивающая патриотические лозунги, попятилась и, охваченная паникой, кинулась врассыпную. Типпи бежала вместе со всеми, её сердце бешено колотилось от страха. Домчавшись до дома, она заперла ставни и забилась под одеяло, словно маленькая глупая кобылка. Час спустя вернулся отец. Они весь вечер молча просидели в тёмной гостиной, прислушиваясь к выстрелам с улицы. Затем так же тихо легли спать.

Утром Типпи, проснувшись, первым делом подошла к окну и осторожно выглянула наружу. По улице медленно шёл патруль – три солдата и командир. Все четверо облачены в чёрно-белую форму легионеров зебр…