Фоллаут: Эквестрия. Обречённые
Пролог. Трюм
Типпи Дегару, пятнадцатилетняя сереброшкурая единорожка, подняла голову, с трудом открыла слипшиеся от гноя глаза и медленно посмотрела по сторонам. Желудок, измученный вчерашним тошнотворным ужином и ночным штормом, скрутила болезненная судорога. Кобылка застонала и слабо всхлипнула – всё тело болело, как после недели допросов в зебриканской Палате Истины. Старый каторжный корабль «Касабанга», испокон веков возивший заключённых на угольные шахты пустыни Навиру, изрядно потрепало этой ночью. Дряхлая посудина, скрипя и содрогаясь проржавевшим корпусом, попеременно ложилась то на правый, то на левый борт; и всякий раз несчастные обитатели трюма перекатывались в своих тесных клетках от одной стенки к другой, сталкиваясь и получая всё новые синяки и шишки. Первое время было очень страшно, казалось, ещё немного, и прогнившая лоханка переломится пополам, но спустя несколько часов таких вот кувырканий узники всерьёз стали подумывать о том, что смерть во время кораблекрушения выйдет гораздо предпочтительнее этого бесконечного аттракциона. Шторм прекратился только на рассвете, дав бедным пони возможность зализать раны и хоть немножко поспать.
Типпи не спалось. Она была самой младшей в клетке, соседи всячески оберегали юную спутницу от травм этой ночью, так что не боль от ушибов мешала ей забыться. Просто все десять дней, проведённых в трюме, она только и делала, что хлебала мерзкий суп, сваренный из очисток вперемешку с тухлой рыбой, что на зебриканском языке именовался «баландой», и дрыхла, ибо больше заняться было абсолютно нечем. Её спутники по несчастью — пони взрослые, почтенные и очень ограниченные, могли болтать до бесконечности, обсуждая по кругу одни и те же проблемы, но юная кобылка, привыкшая к другому стилю общения и иным собеседникам, очень быстро перестала прислушиваться к их бессмысленным разговорам…
Где-то над головой послышался характерный булькающий звук, и секунду спустя что-то тёплое потекло по её спине. Случись подобное ещё совсем недавно, она мгновенно бы вскочила на все четыре копыта, негодующе вопя и энергично отряхиваясь, но сейчас лишь скривилась и поджала уши. Клетки с депортированными пони располагались в четыре яруса, полом им служила всё та же решётка, правда, расстояние между прутьями было значительно меньше, чтоб копыта не проваливались в щели. Лежать на таком «полу» было очень неудобно, но главной проблемой оказалось то, что разного вида нечистоты с верхних ярусов беспрепятственно лились и сыпались на головы обитателей нижних «этажей». И хоть ёмкости соответствующего назначения имелись в каждой клетке, тухлая пища и постоянная качка зачастую не давали возможности заключённым вовремя добежать до спасительных сосудов. Разумеется, хуже всего приходилось узникам, обитавшим в самом нижнем, первом ярусе. Типпи, как всегда, повезло и не повезло одновременно. Повезло, что на самое дно она не попала, а не повезло в том, что её запихнули во второй ряд. Шёрстка несчастной кобылки слиплась от омерзительной жижи, шкурка страшно зудела, а жалкого количества воды из опреснителя, что им выдавали, не хватало даже для питья. Всемогущие Духи Океана, до того как единорожка попала на борт «Касабанги», она искренне считала, что полгода, проведённые в понигетто города Эпплсид, являлись самым жутким периодом в её жизни. Прозрение наступило в конце первого дня плаванья в трюме этого вонючего корыта. Впрочем, здравый смысл подсказывал Типпи, что, после того как пароход бросит якорь в гавани Зонгея и депортированных пони запихнут в недра жутких Навирийских шахт, нынешнее путешествие будет восприниматься ею как весёлый и беззаботный морской круиз…
Кобылка хмыкнула и устало прикрыла глаза. Что делать, когда поговорить не с кем, а любое воспоминание о прошлом вызывает лишь приступ тяжёлой боли? Остаётся заняться каким-нибудь бессмысленным делом. К примеру, решать в уме математические уравнения или сочинять стихи. Типпи не была искушена в поэзии или математике, зато обожала географию, а карту Безбрежного океана, по которому плыл, переваливаясь с волны на волну, их пароход, знала буквально наизусть. Поэтому кобылка принялась вновь, как вчера и позавчера, вычислять курс корабля, пытаясь выяснить, в какой именно точке пространства он находится в данный момент. Занятие абсолютно бесполезное, но не лишённое определённого смысла: к примеру, не так давно Типпи точно предсказала время прибытия «Касабанги» в Порт-Окс.
«Значит так, — размышляла она, стараясь не обращать внимания на боль в желудке, — мы вышли из Порт-Окса три дня назад, под завязку набив угольные ямы. Сейчас начало лета – самое тихое время года в здешних широтах, за полторы недели всего один шторм, причём не самый сильный. Десять к одному, что капитан нашей лохани, экономя время и уголь, пойдёт к Зонгею кратчайшим путём, без захода в гавань Сулуланда, ведь это лишние два, а то и три дня пути. Если предположить, что «Касабанга» движется со скоростью шесть узлов… больше из раздолбанной машины просто не выжать, получается, что мы сейчас проходим к западу от архипелага Марракуд… Интересно. Ну-ка, госпожа Дегару, напрягите свои заплесневелые полушария и перечислите всё, что вы знаете об этом скопище кусков суши!
«Пожалуйста, если вы так настаиваете… Марракуд включает в себя три десятка обитаемых и несколько сотен необитаемых островов, главный остров – Умпарус, на котором, собственно, и находится Сулуланд. Архипелаг принадлежит империи Зебрика последние сто пятьдесят лет… Что ещё? Население… Семьдесят процентов – этнические пони, заселившие острова примерно тысячу лет назад. Двадцать пять – зебры, пять – остальные расы. Губернатор провинции и вся администрация исключительно полосатые, пони входят в местный сенат с правом совещательного голоса, не более того. Большая часть зебр проживает в Сулуланде и занимается коммерцией, тогда как пони обитают в основном в деревнях и рыбачьих посёлках. Главный предмет экспорта – вяленая рыба, копра, каучук и пряности… Достаточно, госпожа учительница, я могу сесть?»
Типпи с тоской посмотрела на неровный, весь в потёках ржавчины, борт парохода. Эх, будь у неё сверхсила, словно у героя серии комиксов Капитана Стальное Копыто, она несомненно попробовала бы пробить его насквозь одним сильным ударом и выскочить наружу. Хотя нет, не выйдет. Её клетка находится значительно ниже ватерлинии, а значит, через пробоину внутрь хлынет тугая струя тёплой забортной воды. Правда, учитывая сложившиеся обстоятельства, это не самый худший конец, не так ли, госпожа Дегару? Нет, разумеется, это ложь, она не из породы слабаков, которые чуть что сразу поднимают лапки кверху! Ей удалось выжить в гетто, одной, без помощи родных и друзей. Выживет и здесь…
Где-то вдали лязгнула металлом дверь, затем послышались неторопливые шаги. Единорожка вытянула шею, пытаясь разглядеть в слабом свете ламп, кого ещё принесло на их головы. В следующее мгновение сердце пронзила раскалённая игла страха. Охранники. Только их сейчас не хватало для полного счастья. И идут, как назло, по её ряду, неторопливо, вальяжно помахивая хвостами, заглядывая в каждую клетку. Выбирают.
Типпи уткнулась мордочкой в передние ноги и попыталась как можно сильнее вжаться в решётчатый пол. Нет, только не меня! Кого угодно, только не меня! В других клетках полно красивых кобыл, возьмите лучше их! Решительный боевой настрой сменился страхом, липким, животным страхом. Страх попасть в копыта скучающих мерзавцев, которые могут сделать с тобой всё что угодно, оказался настолько сильным, что погасил остальные чувства. Охранники заглядывали в трюм почти каждый день. Иногда кобылки, уведённые наверх, возвращались, едва волоча ноги, избитые, с потухшими навсегда глазами, иногда нет. Начальству было плевать на то, что их подчинённые творили с пленницами, главное чтобы погибших было не слишком много.
Охранники… Вот кого Типпи ненавидела лютой ненавистью, и не важно, есть ли на их шкурах полоски. Когда зебрикане устроили в Эпплсиде гетто для пони (на их языке оно называлось «крааль»), им понадобились помощники, следящие за порядком внутри периметра. Был объявлен набор в ряды «видилиума» – иррегулярных полицейских сил, набираемых из местного населения. Единорожке не верилось, что кто-нибудь из пони добровольно пойдёт сотрудничать с оккупантами, но желающих было настолько много, что все вакантные места оказались заняты в течение двух дней. Что характерно – первыми кинулись записываться в «видилиты» типы из числа самых активных горлопанов-патриотов, что громче всех вопили «лучше быть распятым, чем полосатым» на предвоенных митингах. Сейчас же они расхаживали по узким улицам гетто в высоких чёрно-белых полосатых кокардах, вооружённые тяжёлыми дубинками, и были готовы пустить их в дело против любого бедняги, показавшегося хоть чуть-чуть подозрительным. Выслуживаясь перед начальством за свои жалкие привилегии – усиленный паёк, неприкосновенность для близких родственников и прочие льготы, они не щадили никого.
Примечательно, что, ища способ заработать на жизнь, Типпи постоянно покидала гетто одна или в компании бесстрашных жеребят-подростков, просачиваясь сквозь многочисленные лазейки и тайные проходы. Несколько раз она попадала в копыта полосатых патрульных, по большей части солдат Восьмого «Каменного» легиона, традиционно комплектующегося уроженцами высокогорных провинций Махрум и Локхар. И всякий раз нарушителей без слов отпускали на все четыре стороны, ибо суровым полосатым горцам претила сама мысль войны с мирным населением.
Подобное противоречие поначалу изумляло кобылку – соотечественники вели себя страшнее оккупантов, но постепенно она поняла, что охранниками в обществе, где не работают законы, как правило, становятся всякие подонки, вне зависимости от цвета шкурки. Вот и здешние зебриканские охраннички, что следили за порядком на борту «Касабанги», похоже, были набраны из числа самых гнусных негодяев, которых можно встретить далеко не в каждом порту.
Топот копыт приближался, сердце Типпи колотилось всё сильнее. Да что же это они так медленно тащатся? Самая страшная пытка – пытка неизвестностью, и полосатые ублюдки, похоже, великолепно осведомлены об этом…
Шаги стихли. Остановились. Остановились напротив их клетки… Мамочка, папочка, Селестия, Луна, да хоть кто-нибудь, сделайте так, чтобы они двинулись дальше…
— Чего уставился? На кой ляд тебе сдалась эта мелкая лошарка? Тут же смотрть не на что! — хрипло бросил один из охранников.
— Не скажи, — фыркнул его товарищ. — Глянь, какая у неё шкурка. Если грязь смыть, вообще глаз не отвести будет! Главное снять аккуратно, без разрывов.
— Зачем тебе её шкура, дурень?
— Убони подарю. Та всякий раз, как с кровати встаёт, жалуется, что пол холодный и копыта мёрзнут. Пусть постелет под ноги. За такую красоту она мне неделю бесплатно давать будет.
— Так уж и неделю, — засмеялся второй. — Дня три, не больше.
— Да хоть и три дня. Знаешь, какие у неё пышные ляжки.
— Как хочешь, эту, так эту. Только рог я себе заберу. Мне ручка для ножа новая нужна…
Типпи слушала неторопливый диалог, и её «драгоценная» шкурка дрожала мелкой дрожью. Сначала она решила, что двое полосатых садистов специально пугают свою новую жертву, дабы окончательно сломить её волю к сопротивлению, но быстро поняла, что ошиблась. Охранники разговаривали меж собой на «зебро-пиджине», искусственном языке моряков зебриканского флота. Этот синтетический язык, вобравший в себя основные слова диалектов Империи, позволял матросам из разных провинций легко понимать друг друга. Единорожка знала его, так же как и основные наречия зебрикан, практически в совершенстве, но держала своё знание втайне от других. Охранники, разумеется, не могли догадаться, что их новая жертва поймёт хоть слово из беседы, значит… О нет! Они обсуждали это всерьёз! Негодяи действительно собирались сначала изнасиловать её, а затем… Затем содрать шкуру и отпилить рог! Селестия, Луна, за что? Чем же я так перед вами провинилась?!
Лязгнул засов, со скрипом отворилась дверь. Удар копыта обрушился на беззащитный бок кобылки.
— Вставай, лошарка! — рявкнул охранник на ломанном эквестрийском. — Ты шпионка, и тебя надо допросить. Шевелись, живо!
Типпи пискнула и как можно быстрее поднялась на ноги. Самое страшное уже произошло, а раз так, то поздно закатывать истерику. Если она будет копаться, это закончится побоями, а ей требуется сохранить все силы. Лежащая рядом госпожа Клокус, пожилая учительница младших классов, милая, хотя и несколько занудная кобылка, подняла голову, явно пытаясь высказать протест, но её муж, господин Гро, толстый, растерявший прежний лоск адвокат, торопливо заткнул супруге рот копытом и навалился сверху. Слова возмущения всё равно не остановили бы охранников, зато дали бы им прекрасный повод пустить в дело дубинки, после чего госпоже Клокус пришлось бы худо.
Попрощавшись кивком головы с сокамерниками, Типпи впервые за десять дней покинула клетку. Ноги слушались плохо, и единорожка принялась активно их разминать на ходу, стараясь не отставать от своих мучителей. Липкий оглушающий страх ушёл, уступив место злой решимости. Она уже знала, что её шкурка никогда не украсит комнату зебриканской проститутки, так же как рог никогда не станет рукояткой ножа. Даже если ради этого ей придётся погибнуть. Главное – выйти на палубу, а там посмотрим…
Ржавая дверь отворилась с противным скрипом, и Типпи пошатнулась, вдохнув полной грудью струю чистого, невероятно свежего океанского ветра. Бедняжка столько времени провела в тёмном, пропитанном вонью нечистот трюме, что солёный бриз и яркий солнечный свет едва не свалили её с ног. Охранники, привыкшие к подобной реакции, загоготали и погнали несчастную пленницу энергичными пинками. Она шла щурясь, практически ничего не видя перед собой, полностью дезориентированная в пространстве. В сердце начала нарастать волна паники.
«Если сейчас меня вновь запихнут в помещение – я погибла, — лихорадочно думала Типпи. — Тогда придётся драться и надеяться, что умру раньше, чем…»
— А ну стой, ишь, разогналась! — рявкнул конвоир.
Единорожка послушно остановилась. Яркие сполохи перед глазами постепенно исчезали, ещё минута-две, и зрение полностью восстановится. Охранник принялся разворачивать лежащий на палубе серый брезентовый шланг, снабжённый узким медным наконечником с держателем для зубов.
— Становись к стенке, лошарка! А то от тебя воняет как от выгребной ямы.
Он повернул запорную рукоять, и в следующий миг поток холодной солёной воды обрушился на кобылку. Та на секунду задохнулась, а затем начала энергично вертеться, подставляя потоку загрязнённые части тела.
«Что бы ни случилось, а я умру чистой, — лихорадочно думала она. — Главное – выждать правильный момент!»
Наконец импровизированный душ иссяк, её добровольный «банщик» повернул кран и принялся сворачивать рукав. Второй охранник, тот самый, что претендовал на шкуру, подошёл вплотную и принялся её бесцеремонно разглядывать.
— Пойдёт, — резюмировал он наконец. — Шикарная шерсть. И густая. Убони оценит.
— Думаешь? — скептически фыркнул приятель. — Цвет неравномерный, пятна какие-то уродские, и вообще…
Пользуясь тем, что всё внимание негодяев сосредоточилось на разглядывании слабых узоров, покрывающих её шкуру, Типпи напряглась, засветила рог и захватила телекинезом деревянную рукоятку крана. Миг, и брезентовый рукав изогнулся, словно гигантская змея, извергая поток воды.
— Ах ты… — нецензурно взревел охранник, получивший удар медным наконечником прямо под хвост, — ты что кран не закрыл, дурень!
— Да закрыл я! — возмущенно рявкнул второй, — наверное, вентиль срезало…
Пользуясь всеобщей суматохой, стоящая доселе неподвижно единорожка внезапно сорвалась с места и кинулась к борту.
— Держи су-у-у… — взвыл любитель тёплых понячьих шкурок и захлебнулся собственным криком, когда задние копыта Типпи ударили ему в морду, ломая нижнюю челюсть. Знаток холодного оружия, лязгнув зубами, попытался схватить её за хвост, но промахнулся и лишь прикусил себе язык. В два прыжка беглянка подлетела к борту и легко перемахнула через леера ограждения. На мгновение перед глазами распахнулась кобальтовая синь океана, а затем Типпи стрелой вонзилась в воду и игривые волны сомкнулись над её головой.
Глава 1. Рождённая свободной
Типпи вскинулась, тяжело дыша, чувствуя, как по спине стекают крупные капли пота. Сердце бешено колотилось, копыта дрожали мелкой дрожью, во рту стоял омерзительный привкус. По ниткам, застрявшим между зубов, единорожка поняла, что опять грызла в беспамятстве подушку. Сплюнув на пол, она с угрюмым видом скатилась с кровати и встала на все четыре ноги. Как всегда, будучи разбуженной кошмаром, она чувствовала себя прескверно. Внезапно по глазам ударила белая вспышка, на секунду озарив хижину электрическим светом. Следом где-то в вышине раздался оглушительный грохот. Хм, похоже, не только дрянной сон стал причиной пробуждения, ночная гроза также внесла свою лепту. Только сейчас кобылка услышала завывание ветра, хлопанье плохо закреплённой ставни и характерный звук гонимого шквалом песка, секущего стены. Над головой послышался шелест, быстро переходящий в грохот в тот момент, когда потоки бурного тропического ливня обрушились на крытую пальмовыми листьями крышу. Мгновенно забыв о недавнем кошмаре, Типпи довольно взбрыкнула и, распахнув дверь сильным ударом, одним прыжком вылетела на открытую веранду, навстречу ветру и шторму.
Её дом стоял на самом берегу океана, от воды его отделяла лишь широкая полоса пляжа, и разгулявшиеся волны сейчас подкатывались почти к самым ступеням. Единорожка испустила долгий, полный восторга и радости вопль, встала на дыбы, энергично боксируя воздух передними ногами, затем скакнула вперёд, слетая с веранды. Поток тёплой пресной воды тотчас обрушился на её голову, спину и круп. Громко вопя что-то неразборчивое, но очень воинственное, Типпи принялась носиться по пляжу. Её грива и хвост развивались на ветру как два флага; глаза горели счастьем. Больше всего на свете молодая кобыла любила дурачиться под тропическим ливнем, в свете молний, когда океан, глухо кряхтя, обрушивает на берег белопенные валы. В такие минуты ей казалось, что она слышит голоса Духов Моря – незримых и верных покровителей, чья помощь не раз спасала её от смерти. Прочие жители деревни боялись и не любили грозу, предпочитая отсиживаться под надёжными крышами, отгоняя страх прочувственными молитвами. В такие минуты они смотрели на Типпи с явным неодобрением, называя за глаза чудачкой, но та лишь громко ржала в ответ.
Постепенно ливень ослаб и молнии перестали раз за разом разрывать небо над головой – гроза уходила к западу. Мокрая, как мышь, замёрзшая, усталая, но невероятно довольная собой единорожка поднялась на веранду, яростно отряхнулась, засветила рог, стянула телекинезом висящее на вешалке полотенце, тщательно вытерлась, затем завернулась в тёплый плащ и уютно устроилась на невысокой плетёной кушетке, стоящей рядом с крепким деревянным столом. После такой встряски спать совсем не хотелось. Хотелось лежать и молча глядеть на слабо светящиеся во тьме океанские волны, вдыхать чистый воздух, пропитанный морской солью, и думать о прошлом, настоящем и будущем.
Опустив не глядя переднюю ногу в стоящий у кушетки ящик, она вытащила пузатую бутылку забористого баккарийского рома, выдернула зубами пробку, сплюнула раскрошившийся сургуч и наполнила стоящую на столе керамическую кружку. Ветер слабел на глазах, шквал уходил в поисках нового берега, ливень прекратился. Типпи смотрела немигающим взглядом в темноту ночи, и её мысли уплывали в далёкое прошлое, туда, куда нет и больше никогда не будет возврата…
Старая хижина, сложенная из пальмовых стволов, расположившаяся на самом берегу гладкой, как стекло, лагуны. Внутри, на тростниковой циновке, застеленной узорчатым покрывалом, лежит молодая пони-единорожка. Её бока судорожно вздымаются в такт неровному дыханию, роскошная грива слиплась и теперь свисает неопрятными сосульками, милая мордочка искажена судорогой медленно уходящей боли. Рядом застыл молодой единорог, растрёпанный и усталый. Он и она во все глаза смотрят на пожилую зебру, чья шкурка, кажется, вылиняла под лучами жаркого тропического солнца – чёрные полоски побелели, а белые, наоборот, стали бурыми, так что издалека может показаться, что она и не зебра вовсе. Старуха торжественно держит в передних копытах крошечную новорожденную поняшку, покрытую слизью и кровью.
— Радуйтесь, пришельцы из-за Великой Воды, у вас дочь, — сообщает она низким хриплым голосом то, что и без неё отлично видно. Затем разворачивается и, ковыляя на трёх ногах, выходит на улицу, крепко прижимая малышку к груди.
Счастливые родители озабоченно переглядываются, и отец торопливо идёт следом. Не обращая на него никакого внимания, зебра ступает на длинные мостки, нависшие над неподвижной водой лагуны, и останавливается, дойдя до края. Здесь она вновь поднимает новорожденную на вытянутых передних ногах и, обращаясь к небу, солнцу и ветру, громко говорит:
— Духи Моря, могучие и справедливые странники, возьмите это невинное дитя под своё крыло! Дайте ей власть над силами стихий, удачу, долгую жизнь, а так же красоту и мудрость!
Затем она широко размахивается и швыряет кобылку вперёд. Та, описав правильную дугу, вонзается в воду и уходит на дно в веере брызг. Жеребец кидается было на помощь, но потом, сделав над собой немыслимое усилие, останавливается, тяжело дыша и дрожа всем телом. Крохотные волны, вызванные падением дочери, ласково лижут кончики его передних копыт. Некоторое время ничего не происходит, зебра стоит неподвижно, словно статуя, и лишь её губы быстро шевелятся, беззвучно произнося какие-то слова. Но вот зеркальная гладь лагуны разбивается и на поверхность выныривает светлая головка. Малышка начинает судорожно кашлять и кричать, что есть сил молотя перед собой передними копытцами. Отец опять срывается с места, но вновь замирает, наткнувшись на ледяной взгляд старой шаманки.
Проходит минута, и кроха, похоже, понимает и принимает правила своей первой в жизни игры. Она уже не кричит, не мечется, её движения становятся более уверенными и плавными, а в пустых доселе глазах появляется осмысленное выражение.
— Плывёт! Милостивая Селестия, да она же плывёт! — сдавленно шепчет жеребец.
Зебра лукаво улыбается, услышав его слова, затем легко вступает в воду, подходит к малышке и ласково, словно кошка котёнка, берёт зубами за шкирку. Затем выносит на берег, где две молодые помощницы тут же закутывают её в мягкую ткань.
— Идём, лошар, — говорит шаманка отцу, — ритуал почти завершился, осталось сделать совсем немного.
Вместе они входят в хижину, и зебриканки со всем почтением передают новорожденную издёргавшейся до предела матери. Та, всхлипывая, крепко прижимает дочь к груди.
— Духи Моря приняли её, — торжественно возвещает старуха. — С этого дня они станут приглядывать за ней и помогать, если в этом возникнет необходимость.
— Спасибо, — шепчет поняша, ещё сильнее прижимая к себе тёплый комочек новой жизни. — Огромное спасибо.
— Я нарекаю её Типпиталикума Кханунанга Мбонгасина! — тщательно выговаривая каждую букву произносит шаманка и устало прикрывает огромные глаза.
Счастливые родители изумлённо переглядываются, после чего жеребец осторожно дотрагивается копытом до плеча зебры.
— Простите, почтенная Усуманнития Гатталимуни… э…
— Сазидогосари, — не открывая глаз, невозмутимо подсказывает та.
— Да… верно, Сазидо…
— …госари.
— Ага. Мы не нарушим ваших обычаев, если… эм, станем величать дочь не столь пышно? Скажем… просто Типпи?
Зебра открывает глаза и широко улыбается, обнажая стёртые почти до самых корней жёлтые зубы.
— Имя дано и произнесено вслух, — снисходительно поясняет она. — Духи Моря теперь знают и помнят её. Вы можете звать свою дочь как угодно, хоть Пуппи-Муппи, это не имеет значения, главное, что Они знают.
С этими словами шаманка взмахивает хвостом и гордо удаляется, не обращая внимания на сбивчивые слова благодарности. Оставшись одни, молодые родители смотрят сначала друг на друга, потом на малышку, успевшую уже присосаться к вымени матери.
— Может, лучше было всё-таки рожать в клинике? — задумчиво произносит молодая кобылка.
Разумеется, Типпи не помнила момента своего рождения. Но она так часто слышала описание этого знаменательного события, что в конце концов убедила себя в том, что помнит, и даже спорила с матерью о цвете покрывала, на котором лежала роженица, и о том, сколько зебр ходило в помощницах у старой шаманки. В любом случае юная кобылка невероятно гордилась экзотическими обстоятельствами, сопровождавшими её появление на свет, справедливо считая, что ни одна эквестрийская пони не может похвастаться тем, что родилась по всем правилам древнего Обряда Пробуждения нынешних потомков обитателей Потерянной Земли Монг.
Отцом счастливой поняшки был учёный, морской биолог Жан Дегару, в своё время с отличием закончивший Филлидельфийский университет. Ещё в молодости он поставил перед собой задачу создать аппарат, способный помочь обитателям суши в исследовании морских глубин. После нескольких лет работы, Жан сконструировал «акватон» – устройство, позволяющее пловцу длительное время оставаться под водой и даже опускаться на большую глубину. Хитроумный прибор состоял из двух баллонов со сжатым воздухом, маски и редуктора. До того момента пони пользовались громоздкими костюмами, приковывающими водолаза к одному месту жесткой «пуповиной» воздушного шланга, теперь же подводные пловцы получили долгожданную свободу. Впрочем, «Акватон» не только прославил имя своего создателя, но и принес ему немалые деньги, благодаря чему Дегару оставил скучную карьеру преподавателя и смог полностью посвятить себя любимому занятию – изучению океана. Вместе с молодой женой Лили, такой же преданной фанаткой моря, Жан отправился в многолетнее путешествие, останавливаясь в самых заповедных и неизученных местах, там, где ещё не ступало копыто учёного. Десятки монографий и научно-популярных книг, сотни открытых живых организмов, тысячи экспонатов, направленных в университеты и зоологические музеи мира – вот результат их многолетней работы.
Во время скитаний, на одном из забытых Небом островов, у них родилась дочь Типпи. Малышка росла не слишком обременённой заботами вечно занятых взрослых. Первыми её игрушками были разноцветные раковины и обломки кораллов, первыми друзьями – причудливые рыбы и фантастические морские обитатели. Научившаяся плавать гораздо раньше, чем ходить, она воспринимала океан как своего большого приятеля, иногда ласкового, иногда грозного, но всегда дружелюбного и готового помочь. Духи Моря насвистывали ей колыбельную голосами солёных ветров и играли причудливую музыку в глубине приложенных к уху раковин.
Путешествуя вместе с родителями по островам и забытым всеми богами побережьям, Типпи, как губка, впитывала обрывки знаний иных, незнакомых культур, свободно говорила на нескольких языках, обучалась необычным, часто очень экзотичным умениям, узнавала тайны давно забытых ритуалов и обрядов. На Фируле пожилой единорог, зарабатывающий на жизнь сбором кокосов, научил её нескольким секретным заклинаниям своего цеха, позволяющим легко определять зрелость и качество орехов, а также срывать их с пальмы, затрачивая при этом минимум усилий. На архипелаге Сайонара профессиональные ныряльщицы за жемчугом обучили Типпи надолго задерживать дыхание, а также бороться с детёнышем Морского Змея. А юная полосатая наложница Фэтти, сбежавшая из гарема набоба Ксуххири, которую они всей семьёй полгода прятали в своей хижине, прежде чем смогли переправить в Эквестрию, раскрыла кобылке секреты запретных храмовых танцев зебр и обучила самым интересным из них.
Бывало, что Типпи доставляла своим родителям массу хлопот. К примеру, когда они жили на архипелаге Тогос, населённым добродушными, но очень беспечными пони, с ней приключилась забавная история. В один из дней юная кобылка, которой совсем недавно исполнилось шесть лет, мирно возилась в песочнице рядом с домом, как вдруг увидела, что мимо ковыляет её маленький приятель, единорожек Чин Лунг, сгибающийся под тяжестью большого кувшина с водой.
— Привет, Чинни, — вежливо поздоровалась она, откладывая в сторону лопатку. — Пойдём купаться!
— Не могу, — важно сообщил жеребёнок. — Мы с папой прямо сейчас плывём на Селинию, осталось только воду принести.
— А это далеко?
— Совсем рядом! Ты разве там ещё не была?
— Не-а, — огорчённо протянула девочка.
— И зря, остров просто огроменный! Там даже есть своя река и настоящий водопад, с радугой! Представляешь, какая круть?
— Да ты что! — потрясённо воскликнула Типпи, и её сердце тут же наполнилось печалью из-за того, что ей не суждено увидеть эту красоту. — А вы надолго?
— Не, — снисходительно бросил жеребёнок. — Быстренько сплаваем туда-обратно, у папки там дело какое-то небольшое.
— А можно мне с вами?
— Конечно можно, — кивнул Чин. — Только давай, шевели копытами, мы отходим прямо сейчас!
Радостная Типпи стряхнула песок с мордочки и вскочила. Сначала она, как благовоспитанная дочка, решила буквально на секундочку забежать домой и предупредить маму, что отправляется в короткую морскую прогулку, но Чин так торопился, что малышка решила не тратить понапрасну драгоценное время.
«Мы же ненадолго, туда и сразу обратно, — успокоила она себя. — Мамочка даже не заметит, что я куда-то уходила».
В данном конкретном случае Типпи подвела семантика. В её понимании «быстро сплаваем» означало «на два-три часа». Но в языке аборигенов, совершенно иначе относящихся ко времени, это значило «возможно на два-три часа, но, скорее всего, на пару дней… или недель». До Селинии было всего каких-то полторы сотни миль, что по здешним меркам и за расстояние-то не считалось. Так, короткая морская прогулка; если ветер попутный, можно управиться за сутки. Друзья подбежали к лодке – узкой и длинной, словно веретено, снабжённой балансиром. Отец Чина, добродушный здоровяк Обис Лунг, с радостью согласился взять Типпи на борт, как только узнал, что та никогда не видела водопада с радугой. Подняли разноцветный парус, и вот уже острый нос катамарана режет голубые волны океана.
Когда кобылка поняла, что плавание продлится несколько дольше, чем рассчитывала, она немного загрустила, но потом беспечно махнула копытцем, решив, что как-нибудь обойдётся. Прибыв следующим утром на Селинию, они с Чином и большой компанией местных жеребят помчались к водопаду, смотреть радугу. Потом купались, играли, ловили рыбу… Одним словом, весело проводили время. Когда вернулись обратно, выяснилось, что Обис уплыл вместе с кузеном и его женой на несколько дней в Порт-Дукас, оставив сына и Типпи на попечение дальних родственников. Немного подумав, кобылка всё же подошла к знакомому рыбаку, собиравшемуся плыть на её остров, и вежливо попросила передать родителям, что с ней всё в порядке и она скоро вернётся домой, сняв таким образом с души тяжёлый камень ответственности. Рыбак кивнул с серьёзным видом и, разумеется, забыл о поручении спустя примерно полчаса. Вспомнил он о нём только через несколько дней, когда случайно заглянул в бар, где сидел убитый горем Жан Дегару и рассказывал каждому желающему историю пропажи и бесполезных поисков его любимой маленькой дочурки.
— Малышка Типпи, говоришь, пропала? Э, друг, да я вроде как видел её на Селинии… или Фарге… нет, точно на Селинии. Просила передать, что жива-здорова и скоро вернётся. Так что не бери в голову, всё с ней в порядке. Давай лучше посидим, выпьем…
Когда обезумевшие от горя и внезапно обретённой надежды родители, уже успевшие в душе оплакать и похоронить свою непутёвую дочь, высадились на Селинии, то узнали, что та отправилась обратно домой буквально час… или, может быть, сутки назад. Вернувшись, они обнаружили потеряшку в песочнице перед хижиной. Типпи как ни в чём ни бывало орудовала лопаткой и напевала песенку. Завидев родителей, она вскочила и сурово нахмурила брови.
— Ма, па, — недовольным голосом выпалила она. — Где вы гуляете столько времени? Я по вам ужас как соскучилась!
Когда Типпи исполнилось двенадцать, её отец неожиданно получил заманчивое предложение от зебриканской Академии наук: возглавить недавно открытую биостанцию в заливе Сонгани. Последние несколько лет Империя всерьёз стала вкладываться в научные исследования, форсировав целый ряд проектов. Повсюду строились институты и лаборатории, работать в которые приглашались известные учёные со всего мира, по стране разъезжали комиссии, выискивающие талантливых молодых зебрят из незнатных семей, а расходы на образование значительно превысили расходы на оборону.
Жан думал недолго. Залив Сонгани (что в переводе с древнего ухарского языка означает «Море тысячи островов») являлся уникальнейшим заповедником дикой природы, почти не изученным специалистами. Образовавшийся больше десяти тысяч лет назад, когда после взрыва гигантского вулкана огромная часть прибрежной территории ушла под воду, залив был очень мелок, к тому же покрыт множеством крошечных островов, скал и рифов. Именно поэтому его почти не коснулась стремительная урбанизация – малые глубины и обилие естественных преград делали судоходство практически невозможным, так что на его берегах не выросло ни одного крупного порта, лишь рыбачьи деревни да несколько курортных городков для богатых туристов. Долгие годы учёные Академии добивались выделения средств на постройку постоянной исследовательской базы и наконец их желание сбылось. Биостанцию возвели на берегу уютной бухты Лусиос, неподалёку от рыбацкой деревеньки, носящей то же название.
Приняв предложение, семейство Дегару первым делом ненадолго посетило Зеверу, где требовалось оформить все необходимые бумаги. На Типпи, впервые попавшую в огромный город, столица Империи произвела фантастическое впечатление. С одной стороны, кобылку поразили высокие, словно горы, каменные дома – дворцы магнатов — и многоквартирные инсулы простых жителей, немыслимая чистота улиц, весёлый нрав и приветливость горожан. С другой, её пугало обилие прохожих, нескончаемый топот копыт и гул множества голосов, а также отсутствие привычного шелеста волн и запаха солёного морского ветра. Бедняжка ещё никогда не уезжала от любимого океана так далеко…
Зато новый дом оказался просто волшебным местом. Правильный полукруг береговой линии, широкий галечный пляж, аккуратные домики биостанции, словно вырастающие из окрестных холмов, выложенные красным кирпичом дорожки. И море. Доброе, вечное море, непрерывно поющее старую как мир песню, смысл которой может понять только тот, кто умеет слушать.
Типпи быстро нашла общий язык со своими деревенскими сверстниками и вскоре уже носилась в компании жеребят и кобылок, нисколько не смущаясь того, что была единственной пони в их полосатом табуне. Впрочем, стычки, вызванные её эквестрийским происхождением, иногда случались…
— Всё таки вам, лошам, далеко до нас, — лениво протянул Тигг Кхасси и посмотрел исподлобья на Типпи, которая только-только устроилась на горячей гальке пляжа. Серебряная шкурка кобылки дрожала мелкой дрожью – конец зимы, даже в здешних жарких краях, не самое лучшее время для купания. — Слабаки вы, вот что я тебе скажу.
Типпи громко фыркнула. Она не любила, когда её называли «лошаркой», а её сородичей «лошами». Правда, отец утверждал, что в подобном обращении нет ничего оскорбительного, дескать, зебрикане с давних пор именно так кличут своих северных соседей, но юную кобылку всё равно почему-то обижало это вполне нейтральное прозвище. В энциклопедии говорилось, что «лошами» (в других вариантах «лошатками») полосатые окрестили древних, ныне вымерших животных, населявших прежде степи Восточной Зебрики. Не имеющие разума огромные создания, действительно очень похожие на пони, вызывали страх и трепет у первобытных зебр, прочно войдя в их богатый фольклор. Ничего удивительного, что, встретившись первый раз с эквестрийцами, зебры не стали долго ломать голову над тем, как обозвать своих новых знакомых. Позже, разумеется, ситуация изменилась, слово «пони» стало использоваться в официальных бумагах и деловой переписке, постепенно вытеснив первоначальный вариант, но малообразованные зебрикане, особенно жители глухих провинций, продолжали называть эквестрийцев «лошами».
Впрочем, сейчас Типпи возмутило не обидное прозвище, а то, что какой-то сопливый полосатик имел наглость сомневаться в крутости пони. Спускать подобное хамство было не в её правилах, потому она гордо вздёрнула подбородок и ледяным голосом поинтересовалась:
— Тигги, малыш, ты что, перегрелся? Если так, то заройся в навозную кучу, охладись!
Другие жеребята громко расхохотались. Грубая отповедь чужачки явно показалась им очень смешной. Оскорблённый Кхасси начал было подниматься, но тут у него зачесался нос, не так давно свёрнутый на бок точным ударом заднего копыта наглой эквестрийской выскочки. Вновь бежать к знахарю выправлять хрящ Тиггу не хотелось, потому он только презрительно сплюнул и процедил сквозь зубы:
— Ты можешь сколько угодно гундосить, лошарка. Но ваш народ всегда был сборищем трусов и торгашей! У вас… У вас даже армии своей нет! Бесхребетные слизняки, вот вы кто!
— Эту чушь ты подслушал у взрослых дурней или в сортире на газетке прочёл? — фыркнула Типпи. — Селестией клянусь, самому тебе до такого не додуматься! Да и вообще, с каких это пор орда тупых солдафонов в форме – признак смелости народа? Может, наоборот? Мы ничего и никого не боимся, потому у нас и армии нет, а вы, трусишки, шарахаетесь от каждой тени, вот и обвешались оружием по самую холку.
Такого Тигг перенести, конечно же, не мог. Он резко вскочил и, раздувая ноздри, попёр на Типпи, яростно хлеща себя по бокам мокрым хвостом. Получилось очень грозно, но кобылка не уступала ему в скорости и силе, а кроме того, отлично умела драться. Легко поднявшись на ноги, она широко улыбнулась и сделала приветственный взмах копытом. Казалось, ничто уже не сможет остановить надвигающуюся потасовку, но тут Илли Кхасси, сестра полосатого забияки, лучшая подруга Типпи, решительно вцепилась зубами в хвост брата и резко дёрнула назад. Тот от неожиданности попятился, ноги предательски разъехались в стороны, и через секунду он уже лежал, уткнувшись многострадальным носом в гальку.
— Какой же ты всё-таки болван! — рявкнула Илли, отвесив Тиггу звонкий подзатыльник. — Забыл, что папка сказал? Ещё один поход к знахарю, и никакой тебе новой школьной формы! Весь год будешь сидеть за партой в старых обносках.
Жеребёнок мгновенно сник, поджал ушки и ни на кого не глядя поднялся на ноги.
— Сегодня тебе повезло, тупая лошарка, — пробормотал он, старательно изучая трещинки на своих передних копытах. — Радуйся, пока я добрый.
— Да я и так не грущу, — рассмеялась Типпи. — Вы только на словах смелые.
— На словах? — гневно начал было Тигг, но, получив очередной пинок от сестры, отвернулся и стал обиженно смотреть в сторону моря. Внезапно его глаза заблестели, а на губах появилась весёлая усмешка.
— Хех! Клянусь Морским Змеем, я знаю то, что вы, бесполосые трусишки, никогда не решитесь сделать!
— Что же именно?
— Побоитесь спрыгнуть с Вороньего Клюва, вот что! — он указал на поднимающуюся из воды примерно в двухстах метрах от берега чёрную скалу. — Духу не хватит. Только зебры, в жилах которых течёт кровь настоящих героев, могут это сделать!
Остальные участники компании поддержали его восторженным рёвом и топотом копыт. Типпи дождалась, пока гомон смолкнет, затем не без ехидства в голосе поинтересовалась:
— И сколько раз ты сам с неё прыгал, мой маленький герой?
Тигг смутился и переступил с копыта на копыто.
— Я ни разу, но мой брат и отец…
— Как это мило и отважно, прятаться за спинки родственников, — мурлыкнула кобылка.
— Мне просто ещё рано, но, когда придёт срок, я прыгну! В нашей деревне настоящим жеребцом может называть себя только тот, кто хоть раз в жизни окунулся в Чашу Смерти!
Это было правдой. Воронья скала действительно очень напоминала голову птицы, благодаря Клюву – острому выступу, выдающемуся в сторону моря на добрых десять метров. Прыгать с него было крайне опасно из-за многочисленных подводных камней внизу, чьи поросшие водорослями и раковинами макушки обнажались во время отлива. Отчаянный смельчак должен был так рассчитать свой прыжок, чтобы угодить аккурат в Чашу Смерти – круглую выемку в базальте шириной в пять и глубиной в четыре метра, расположившуюся на некотором отдалении от Клюва. Своё мрачное прозвище она получила не зря, ибо за столетия существования деревни много молодых зебр погибло, не долетев или перелетев спасительный водоём. Взрослые, разумеется, под страхом наказания запрещали отпрыскам рисковать жизнью, словно позабыв, что в их возрасте занимались тем же самым. Жеребец, отказавшийся от прыжка, считался среди молодёжи существом второго сорта. Он не мог рассчитывать на уважение сверстников или внимание со стороны кобылок.
За несколько месяцев жизни на биостанции Типпи выяснила все эти тонкости досконально и потому без лишних объяснений поняла, что имел в виду Тигг. Быстро взмахнув мокрой, не успевшей высохнуть после купания чёлкой, она подошла к сопернику вплотную и, глядя ему прямо в глаза, резко спросила:
— Хочешь пари?
Жеребёнок вскинул голову.
— Какое?
— Мы сейчас сплаваем на скалу, и я спрыгну с Клюва.
От неожиданности Тигг подался назад, а Илли подскочила к подруге и громко крикнула:
— Ты что, совсем больная? Даже и не думай!
— Спокойно, Илл, дурачок при всех обвинил в трусости мой народ. Такое не прощают. Я докажу, что пони ничем не хуже вас. Ну что, Тигги, согласен?
Противник колебался. Он и сам был уже не рад тому, что устроил свару. Типпи ему очень нравилась, и меньше всего на свете мальчишка хотел увидеть её изломанное тело, лежащее на зелёных валунах. С другой стороны, отступать назад было нельзя, иначе его перестанут уважать…
— Согласен. Только если ты струсишь и не прыгнешь…
— Тогда я взасос поцелую у тебя под хвостом. При всех, — оскалилась кобылка. — А если прыгну и не разобьюсь, тоже самое сделаешь ты. Идёт?
— Идёт.
— Тогда пошли! — Типпи рванула с места в карьер, не слушая протестующих криков благоразумной Илли. Следом сорвался весь маленький табун жеребят – им крайне хотелось увидеть, как опозорится бесполосая выскочка.
Вспоров грудью упругие солёные волны, кобылка устремилась к скале, яростно загребая всеми четырьмя ногами. Несколько минут спустя она выбралась на крошечный пляж и принялась карабкаться наверх по узкой, местами даже слишком узкой тропинке. За её спиной слышалось сопение и громкий перестук копыт. Когда на верхней площадке собралась вся компания, она повернулась к мрачному, как тайфун, Тиггу и, улыбаясь, спросила:
— Ну что, малыш, ещё не передумал?
— Я нет, а ты? — пробурчал он, отводя взгляд в сторону.
Вместо ответа Типпи развернулась хвостом к нему и несколько раз ударила копытом о камень. Затем, стрелой сорвавшись с места, пересекла площадку и выскочила на Клюв. Зрители, истошно завопив, как один помчались следом, дабы во всех подробностях увидеть финал безумной авантюры. Промчавшись по Клюву, юная пони одним сильным движением оттолкнулась от края и, вопя что-то неразборчивое, шумно рухнула вниз.
— Ты видел?! Нет, ты видел? — потрясённо повторяла Илли, машинально толкая брата в плечо. — Она попала в самый центр Чаши! Ни у кого ещё с первого раза не получалось так сделать! Класс! Молодец, Типпи! Молодец!
Победительница вальяжно помахала копытом зрителям и не торопясь поплыла к пляжу, жутко гордясь собой и собственной предусмотрительностью. Ведь стоило ей только узнать об этой своеобразной местной традиции, она тут же решила заранее подготовится к прыжку, ибо была уверена, что рано или поздно новые друзья попытаются взять её «на слабо». Внимательно понаблюдав за взрослыми ныряльщиками и изучив их технику, она несколько вечеров подряд тренировалась в полном одиночестве, доведя прыжок до совершенства. Усилия не пропали даром, теперь кобылка с полным правом могла наслаждаться триумфом.
Когда Типпи поднялась на площадку и посмотрела на Тигга, то увидела, что её соперник имеет весьма бледный вид. До мальчишки внезапно дошёл весь ужас ситуации. Он проиграл, а значит, теперь придётся… О Духи Моря! Придётся целовать под хвост эту наглую лошарку. Взасос. После чего останется только сбежать из дома и наняться юнгой на какой-нибудь пароход, ибо здесь о перенесённом унижении ему будут напоминать до конца жизни.
Типпи, улыбаясь, глядела на него. Тигг был невероятно жалок. Глаза на мокром месте, ушки опущены, губы дрожат, даже чёрные полоски на шкурке поблекли и стали серыми.
— Я победила? — невинным голосом поинтересовалась она.
— Да, — еле слышно ответил жеребёнок.
— Тогда можешь поцеловать меня в губы. Да не в эти! — резко бросила она, поймав его панический взгляд, скользнувший по крупу. — Ты прямо как маленький, честное слово!
Не дав опомнится сбитому с толку зебрёнку, Типпи подошла вплотную и впилась в его пухлые губы. Секунду стояла полная тишина, затем раздался свист и громкий топот множества копыт. Тигг, потрясённый всем происходящим, задавленно пискнул, подался назад и уселся на попу. Единорожка вскинула голову, оглядела всех торжествующим взглядом и задорно крикнула:
— Представление окончено! Ну что, сухопутные крысы, айда за мной! Посмотрим, кто первый доплывёт до берега!
Глава 2. Начало конца
Вопреки мнению обывателей, самым страшным и опасным живым существом из тех, что плавают в волнах Безбрежного океана, является не детёныш Морского Змея (взрослые особи, достигнув определённого возраста, уходят на глубину в две-три мили, где охотятся на гигантских кальмаров и больше уже никогда не поднимаются к поверхности) и не плоскомордые черепахи, способные одним движением челюстей перекусить пополам пони, а большая медуза Cilius Umus, в просторечье именуемая «Зебриканский военный кораблик». Внешне она выглядит очень забавно и совсем не страшно – аморфное бесформенное тело голубого цвета, голубой же треугольный воздушный пузырь, поднимающийся над волнами, и тонкие, как нити, щупальца, уходящие вниз на шесть и более метров. Именно благодаря пузырю, внешне напоминающему паруса древних боевых галер зебриканского флота, медуза и получила своё необычное прозвище. Шутки шутками, но пузырь действительно служит существу неким подобием паруса – поднимая и опуская его, оно может управлять скоростью и даже менять направление движения. Впрочем, главную опасность представляет не сама медуза, а её щупальца. Трудно поверить, что эти тонкие безобидные нити на самом деле густо усеяны крохотными стрекательными клетками, наполненными ядом. Всякий раз столкнувшись с живым существом, клетки выстреливают множество невидимых глазу колючек, которые, вонзаясь в кожу, вызывают непереносимую боль. Несчастная жертва начинает судорожно метаться из стороны в сторону, цепляя всё больше и больше смертоносных нитей, пока не теряет сознание от болевого шока. Если это маленькая рыбка или креветка, то щупальца медленно подтягивают обездвиженную добычу к телу медузы и та постепенно пожирает её. Более крупный организм просто тонет, становясь лёгкой добычей хищных морских обитателей. Ежегодно жертвами «корабликов» становятся сотни рыбаков и ныряльщиков за жемчугом, промышляющих на открытой воде, вдали от берега. Да, смертоносная медуза старается держаться больших глубин и крайне редко заплывает на мелководье, во всяком случае, в заливе Сонгани их никогда не встречали. К сожалению, всё так или иначе случается в первый раз…
В то роковое утро Лили Дегару решила поплавать в своё удовольствие с маской и ластами около Восточного рифа. За сутки до того прошёл сильный шторм, и кобылке было интересно, как себя чувствуют мелкие обитатели подводных скал. Тревогу забили в середине дня, когда она не явилась к обеду. На поиски матери Типпи были отправлены все свободные от дел сотрудники биостанции и восемь студентов-практикантов: четверо зебр и четверо пони (несмотря на то, что отношения между государствами стремительно ухудшались, научной сферы это пока не коснулось, так что система студенческого обмена продолжала работать).
После двух часов активных поисков, тело Лили, с головы до ног опутанное жгучими нитями, было обнаружено на узкой песчаной косе, в миле от рифа, куда её вынесло приливным течением. По всей вероятности, медузу забросило в залив прошедшим штормом. Несчастная кобылка была, конечно, слишком велика, чтобы умереть от яда, но, потеряв сознание от болевого шока, она просто-напросто захлебнулась и утонула, словно глупая купальщица, едва умеющая держатся на воде.
Для Жана Дегару это был страшный удар – из волевого, целеустремлённого единорога словно вынули стержень. Раздавленный горем учёный не стал продлевать очередной контракт и сразу по истечении срока договора покинул биостанцию. Вместе с дочерью он уехал в Эквестрию, в портовый город Эпплсид, лежащий на самой границе с Империей.
Они поселились на тихой Тутовой улице в небольшом уютном особняке, некогда принадлежавшем дяде Жана – Паоло Дегару, почтенному торговцу морепродуктами. Отец Типпи получил его по завещанию, но так и не смог выкроить время для посещения нежданного наследства. Но теперь всё изменилось и в запущенном доме вновь зазвенели живые голоса. Решив жилищную проблему, Жан устроился преподавателем на кафедру морской биологии университета, а Типпи поступила в престижную «Гимназию юных гениев».
Для единорожки настали сложные времена. Эпплсид был крупнейшим городом юга Эквестрии, огромным морским портом, принимающим корабли со всех концов света. Шумный, суетливый и грязный (особенно в трущобных кварталах), он казался бурлящим котлом, в котором варились представители множества народов и рас. Улицы вокруг порта были забиты праздношатающейся публикой, повсюду слышалась незнакомая речь, а коктейль из запахов просмолённого такелажа, пряностей, кожи, сушёной рыбы, нечистот, гнилых водорослей и немытых тел мог сбить с ног неподготовленного путника. В «чистых» районах было, конечно, спокойнее, но и там хватало проблем. Из-за обилия приезжих Эпплсид считался самым криминальным городом Эквестрии. Если в других городах страны пони преступления случались крайне редко, а для охраны порядка хватало добровольных стражей из числа горожан, то здесь приходилось держать полноценный полицейский корпус. Группы закованных в броню пегасов непрерывно наблюдали за порядком с небес, а по улицам ходили патрули единорогов и земнопони.
С другой стороны, тут было очень интересно и весело. Ну где ещё в Эквестрии можно услышать уличную проповедь безумного жреца-дромадера или посетить лавку магических трав, привезённых с далёкого материка Аммериго, и побеседовать с её высокоучёной хозяйкой, капибарой Тересой Пульке, о волшебных свойствах листьев ко-ко-ки или тайных зельях тапиров Чёрных джунглей? Уличные зебриканские танцовщицы услаждали взгляды прохожих экзотическими танцами под тягучие мелодии традиционных храмовых флейт и барабанов, а грифоны-огнепоклонники изрыгали из клювов длинные струи пламени, приводя в восторг жеребят и их впечатлительных мамаш.
Первое время Типпи казалось, что она никогда не сможет привыкнуть к этому безумному месту. Её пугало обилие жителей и чересчур кипучая жизнь вокруг. Кроме того, море в городской черте было загрязнено отбросами и временами напоминало мерзкий вонючий суп. Для того чтобы нормально искупаться, требовалось сорок минут ехать в пригородном поезде к одному из курортных городков, но и там вода не блистала особой чистотой. Впрочем, когда первый испуг прошёл, молодая кобылка внезапно осознала, что ей нравится бродить по узким улочкам Старого города, взбираться на боевые галереи крепостных стен, шляться без особой цели вдоль рядов Нижнего рынка, прицениваться к товарам и разглядывать различные экзотические безделушки. Стуча копытами по чёрной базальтовой брусчатке или поедая мороженное в одном из многочисленных маленьких кафе, она чувствовала, как боль, вызванная смертью матери, постепенно растворяется, уступая место тёплой грусти. Обилие новых впечатлений помогло заполнить пустоту в сердце, и единорожка наконец поняла, почему отец так решительно порвал с прежней жизнью.
Единственное, что отравляло её существование, так это школа. «Гимназия юных гениев» оказалась под самую крышу забита толпой юных снобов, избалованными отпрысками богатых семей и прочими унылыми личностями. В их табуне она оказалась абсолютно чужой, и одноклассники вмиг это почувствовали. Особенно невзлюбила новенькую Сирил Хук – некоронованная королева класса, да и всей гимназии в целом. Дочь начальника таможенной службы, ослепительная красавица, награждённая от природы волшебным голосом, она отличалась крайне стервозным характером. В своё время её удостоила часовой беседы сама Свитти Белль, гастролировавшая тогда в Эпплсид. Свитти понравился голос и мастерство исполнения Сирил, и она пообещала помочь, если та решит после окончания гимназии начать музыкальную карьеру.
Признание величайшей певицы Эквестрии дорогого стоит, и нет ничего удивительного в том, что после беседы Сирил стала местной знаменитостью. В городской газете о ней писали только в восторженных тонах и называли не иначе как «золотым колокольчиком Юга». Юная земнопони буквально купалась в лучах славы, принимая как должное потоки комплиментов и откровенной лести. Вот почему появление в классе убогой провинциалки, вылезшей из какой-то глухой дыры, не знающей (о ужас) имени Свитти Белль, повергло Сирил в состояние культурного шока. На голову «морской поняшки» (так с изрядной долей презрения стали называть Типпи) обрушился поток насмешек. Впрочем, довольно быстро особо едким острословам пришлось заткнуться, ибо единорожка, не привыкшая спускать обиды, копытами и магией доказала, что способна за себя постоять. Постепенно ситуация стабилизировалась. Поняв, что задирать Типпи себе дороже, Сирил и её подпевалы оставили поняшу в покое, просто демонстративно перестав замечать. Подобное положение дел как нельзя лучше устроило мисс Дегару, которой по большому счёту было наплевать на одноклассников, да и вовремя начавшиеся летние каникулы отодвинули школьные проблемы на задний план.
То лето выдалось жарким во всех отношениях. После случая с захватом зебриканскими пиратами заложников-эквестрийцев и гибели нескольких Вондерболтов во время операции по их освобождению, и без того нервозная обстановка накалилась до предела. Не проходило и дня без антиимперского митинга, стены домов пестрели граффити оскорбительного содержания, а обитатели многочисленной зебринской общины не рисковали выходить на улицу после заката, да и днём появлялись на публике только группами. После нескольких показательных погромов закрылись большинство зебриканских лавок. Полиция крайне редко и с большой неохотой вставала на защиту полосатых, чаще всего стражи порядка просто демонстративно отворачивались, давая хулиганам возможность творить всё, что им заблагорассудится.
Публикации в прессе лишь сильнее раздували пожар ненависти. Статьи в газетах и радиопередачи были переполнены злобой и буквально сочились ядом. Однажды в «Кантерлотском вестнике» Типпи увидела статью «Обратная сторона Зеверы», шокировавшую единорожку своим лживым содержанием. Известный журналист, описывая своё недавнее пребывание в столице Империи, не гнушался использовать набившие оскомину штампы, вроде: «Тяжёлая репортёрская судьба вновь забросила меня на сумрачные улицы главного города зебр» (это в Зевере-то, где пасмурных дней бывает не больше дюжины за год). Или: «Солнце светит сквозь разрывы в тяжёлых тучах, но его лучи не радуют простых горожан, вынужденных ежедневно вести тяжёлую борьбу за существование». Но больше всего Типпи возмутили пассажи о чудовищной нечистоплотности зебр. «Вам, наверное, трудно себе это представить, дорогие читатели, но по улицам Зеверы почти невозможно передвигаться из-за омерзительной вони и мусора, который просто выбрасывается из окон на головы прохожих. Общественных уборных нет совсем, и горожане (простите за столь натуралистические подробности) испражняются прямо на тротуары, никого не стесняясь. Главная площадь перед дворцом Цезаря – Форум, буквально завалена кучами навоза…»
Во время чтения этой несусветной чуши Типпи чуть не стошнило. Она вспомнила вылизанные до блеска улицы зебриканской столицы, воздух, пропитанный запахом цветов и пряностей, Форум, на беломраморных плитах которого невозможно найти и пятнышка грязи… Неужели пони способны поверить столь примитивной и грубой лжи? И ведь пакостная статья опубликована не в жалком жёлтом листке, а на страницах главной эквестрийской газеты. Но, похоже, пони верили этой грязи, даже не пытаясь задуматься о том, что, собственно, происходит. Среди простых обывателей всё громче звучали призывы «отметелить полосатых недоумков». Кошмар! Эквестрия уже больше тысячи лет ни с кем не воевала. Разве журналисты, пишущие омерзительные пасквили, не понимают, что своей ложью они готовят почву для чего-то страшного?
Всего через неделю после прочтения злополучной статьи, Типпи пережила новое потрясение. Она мирно сидела на открытой веранде кафе, что на Приморской площади, и неторопливо помешивала ложечкой медленно тающее мороженное в хрустальной креманке. Ветер с океана шелестел в кронах гигантских каштанов, даря живительную прохладу, со стороны порта доносился непрерывный гул, лязг и рёв корабельных сирен. Одним словом, всё дышало миром и спокойствием.
Внезапно со стороны проспекта Селестии послышался топот копыт и шум множества голосов. Типпи вскинула голову и увидела, что на площадь выходит толпа решительно настроенных пони. В первых рядах шли известные городские горлопаны, чьи мордочки уже успели примелькаться на многочисленных митингах. Колонну сопровождали полицейские в полном боевом облачении, в воздухе кружили стражники-пегасы. Над головами в свете магии единорогов колыхались отпечатанные в типографии транспаранты с давно опротивевшими лозунгами: «Лучше быть распятым, чем полосатым!», «Валите в свою Зебрику!», «Эквестрия для пони!» и так далее. Задиры из первых рядов время от времени начинали скандировать короткие кричалки абсолютно нецензурного содержания.
Типпи уронила ложечку и вся сжалась в кресле. Ей почему-то стало очень страшно. Толпа прошла мимо веранды и прямиком направилась к огромному пышному четырёхэтажному зданию – главной достопримечательности площади. Этот дом, построенный зебрами полторы сотни лет назад, являл собой прекрасный образец стиля позднего имперского корсулия и назывался Большим Торговым Дворцом. Внутри располагалось зебриканское консульство, а также отделения крупнейших торговых компаний Империи. Обычно на широких ступенях массивного крыльца толпились коммерсанты всех мастей, биржевые брокеры, купцы и капитаны кораблей, а из распахнутых окон доносился лязг механических счётных машин, гул возбуждённых голосов и удары спикерского молотка. Но сейчас массивные двустворчатые двери чёрного дерева были крепко заперты изнутри, а окна первого и второго этажа закрывали надёжные ставни.
Впрочем, толпу это не остановило. Пони запрудили площадь перед входом и принялись яростно молотить копытами мостовую. Затем в незащищённые окна полетели заботливо принесённые с собой камни. Зазвенели разбитые стёкла.
— Во имя Селестии, да что же они творят! — задохнулся от возмущения пожилой земнопони интеллигентного вида, сидящий за соседним столиком.
— Господин полицейский, — обратился он к остановившемуся неподалёку стражу порядка, который меланхолично жвал жвачку, не сводя глаз с набирающего силу погрома. — Остановите это безобразие немедленно!
Полицейский лениво посмотрел на старика и презрительно сплюнул.
— А ты чо, зебролюб? — с плохо скрываемой угрозой поинтересовался он.
— Нет, но… — стушевался земнопони.
— А раз нет, то не вякай тут. Или вали в свою любимую Зебрику, нам здесь такие умники не нужны!
Ошеломлённый старик медленно опустился обратно в кресло, растеряно шепча:
— Но ведь это беззаконие… Как можно… Принцессы должны вмешаться…
Тем временем погромщики продолжали веселье. В выбитые окна влетели пегасы и скрылись внутри здания. Полиция продолжала безмолвствовать, но Типпи заметила, что стражи порядка внимательно следят за происходящим, не давая демонстрантам чересчур развернуться. Когда несколько растрёпанных единорогов, судя по одежде, анархисты из секты Дискордитов, вытащили из перемётных сумок бутылки с зажигательной смесью, на них тут же навалилась целая толпа полицейских. Бедняг скрутили в мгновение ока и тут же затолкали внутрь одного из паровых фургонов с зарешечёнными окнами, которые как бы невзначай подкатили к месту событий.
«Значит, им нужен погром, но без пожара, — подумала Типпи, встав на задние ноги, чтобы лучше видеть. — Полиция, получается, в деле…»
Между тем проникшие в Торговый Дворец сквозь разбитые окна пегасы отодвинули засовы парадных дверей, и возбуждённая толпа хлынула внутрь.
«Они же перебьют всех, кто там прячется!» — с ужасом подумала поняшка, чувствуя, как сердце сжимается от боли.
Словно прочитав её мысли, прилично одетый джентльпони, что в компании себе подобных восседал за круглым столиком неподалёку, громко сказал:
— Ну и покрошат же сейчас полосатых! Может, пойдем, поможем?
— Остынь, Флич, — хмыкнул его сосед. — Господин мэр ещё вчера предупредил консула о готовящемся… мероприятии. Политика штука тонкая. Кантерлотским трусам могла бы не понравиться чересчур… кровавая акция. Видели бы вы, господа, как драпали полосатики. Всю ночь имущество вывозили.
— Эквестрию погубят половинчатые меры! Мы должны раз и навсегда показать этим выродкам…
Типпи почувствовала приступ тошноты и торопливо отошла в сторону от вальяжной компании. Похоже, чиновники из мэрии специально пришли поглазеть на представление. Какая низость! Использовать ничего не подозревающую толпу в своих грязных политических играх.
Погром продолжался часа три. Затем, явно получив приказ начальства, полицейские надвинули каски на глаза и начали спешно вытеснять демонстрантов из разгромленного здания. Не прошло и получаса, как толпа окончательно рассеялась. Типпи нашла в себе силы спустится с веранды и подойти к осквернённому дому. Выбитые окна сноровисто заколачивали спешно согнанные рабочие, полицейские расположились на крыльце, перегородив барьером сломанные двери. Всю площадь перед дворцом устилал ковёр вышвырнутых наружу бумаг. Взгляд единорожки случайно упал на первую страницу попавшей под копыто газеты «Слово Цезаря» – главного периодического издания Зебрики, и остановился на броском заголовке: «Наши учёные доказали, что так называемые пони произошли от ослов». Прочитав несколько первых строк, она вздрогнула и даже слегка попятилась назад. Затем торопливо подхватила телекинезом газету и запихнула в сумку. После чего принялась рыскать по площади, собирая все попадающиеся на глаза газеты и альманахи, обращая внимание лишь на даты. Её интересовали только самые свежие экземпляры, отпечатанные не больше недели назад.
Набрав целую кипу, Типпи решила сначала устроиться на одной из удобных скамеек Липового бульвара, в густой тени деревьев, но затем передумала. В это сумасшедшее время вид пони-подростка, читающего зебриканскую прессу, мог вызвать совершенно ненужные подозрения. Типпи вовсе не хотелось оказаться в полицейском участке, будучи схваченной бдительными гражданами. Потому она просто поскакала домой и, заперев дверь в свою комнату, бухнулась на диван, разложив трофеи перед носом. Читая одну статью за другой, кобылка начала испытывать стойкое ощущение «дежавю», ибо тексты зебриканских газет почти слово в слово копировали откровения эквестрийской прессы. Всё тот же набор клише и штампов, повторяющихся из статьи в статью. Казалось, их писали одним и тем же копытом, лишь меняя слово «зебры» на слово «пони». Совпадало всё, даже грязные измышления в адрес правителей государств, с поправкой на пол, конечно. Эквестрийцы намекали на излишнюю любовь Цезаря к горячим молодым жеребцам, а зебрикане пространно рассуждали о подозрительной привязанности Селестии и Луны к наивным провинциальным кобылкам. Разумеется, нашлись перлы вроде «сумеречных улиц Кантерлота» и «груды испражнений перед дворцом Принцесс». Особенно резанула взгляд статья пятидневной давности, восхваляющая «полосатых патриотов» из города Скуллак, которые «в едином порыве разнесли по камешку эквестрийское консульство – гнездо шпионажа и подрывной деятельности». Она-то, дура, думала, что это только её родина сошла с ума, обрушив волну ненависти на головы ни в чём не повинных зебр. Оказывается, игра шла в обе стороны, и это пугало больше всего.
В тот вечер поняша решила всерьёз поговорить с отцом. Жан Дегару, вернувшийся домой после длинного трудового дня, рассеяно выслушал горячий монолог дочери и лишь беспечно пожал плечами.
— Боюсь, ты сгущаешь краски, Рыбка. Да, разумеется, отношения между нашими странами сейчас переживают не лучшие времена, но, поверь, ничего страшного не произойдёт. Для начала войны не хватает всего одной мелочи – армии. Неужели ты думаешь, что кантерлотские политики настолько безумны, что рискнут устроить потасовку голыми копытами? Да и Цезарь не станет влезать в серьёзный конфликт.
— Но у Зебрики есть десять легионов…
— Чепуха. Легионы Империи — лишь украшения для парадов. Прибежище бездельников-аристократов, не более того. Они серьёзно не воевали уже сто лет. Лишь Пятый и Восьмой обладают хоть каким-то боевым опытом, непрерывно отражая набеги дикарей из пустыни Хот. Но даже их нельзя назвать настоящими бойцами, ибо борьба с бандитами и борьба с регулярными частями сильно отличается…
Отец ещё долго распространялся на эту тему, железными логическими доводами разбивая детские теории своей чересчур обеспокоенной дочери. Но правильные слова не убедили встревоженную Типпи и, наверное, именно в тот вечер она в первый раз подумала, что её папочка на самом деле не самый умный пони на свете.
Выскользнув из дома поздно вечером, она помчалась на Южную дугу – длинный волнорез, прикрывающий порт от штормовых океанских волн. Дул сильный ветер, разогнавший рыбаков, в обычное время рядами сидящих на камнях с удочками в копытах. Проскакав к высокой башне Затворного маяка, кобылка остановилась на смотровой площадке и принялась с остервенением рвать зебриканские и эквестрийские газеты. Белые лоскутья, вырвавшиеся из копыт, стремительно улетали к небесам, подхваченные шквалом. Всякий раз пустив на ветер очередную партию бумажного мусора, она молила Духов Моря сжалиться над ней и двумя непутёвыми народами и предотвратить надвигающуюся катастрофу. Океан с жадностью принимал её жертву, но в ответ лишь окатывал потоком солёных тёплых брызг, чересчур напоминающих горькие слёзы…
Спустя неделю после погрома городские власти объявили о создании муниципальных сил самообороны. Стены запестрели плакатами, призывающими здоровых жеребцов и кобыл записываться в ряды защитников Родины от подлых врагов. Каких именно – не сообщалось, но всем и без того было отлично понятно, о ком идёт речь. Каждый вступивший в ряды получал форму и новенькую, в смазке, винтовку.
Раньше эквестрийцы как-то обходились без огнестрельного оружия. Даже гвардейцы Принцесс и полиция довольствовались в основном копытами и магией. Потому появление огромного количества новеньких, только что с конвейера, стволов породило бешенный ажиотаж. Каждый хотел потрогать неведанное доселе оружие. Перед призывными пунктами выстроились огромные очереди, а в парках и на стадионах открылись стрельбища, где волонтёры могли вдоволь палить по мишеням.
Типпи как раз исполнилось пятнадцать, и значит, возраст уже не являлся помехой для того, чтобы встать под знамёна, но ей жутко не хотелось этого делать. Похоже, Духи Моря на сей раз решили проигнорировать просьбу своей юной почитательницы, оставив без ответа газетное «жертвоприношение». Кобылка ходила по улицам города, слушала воинственные разговоры взрослых, и её грива шевелилась от ужаса.
Эпплсид располагался на полуострове, соединённом с материком узким извилистым перешейком. Когда-то подобное расположение считалось чрезвычайно ценным – город было легко оборонять. Правда, за столетия мира древние укрепления пришли в упадок, но лет тридцать назад муниципалитет восстановил старую крепость, починив обветшалые стены и башни, благодаря чему поток туристов увеличился втрое. Что касается древнего трёхкилометрового вала, что пересекал перешеек от берега до берега, то на него денег тратить не стали, оставив в первозданном виде. Но времена меняются. Вдоволь настрелявшихся волонтёров неожиданно вывезли на перешеек и заставили заняться строительными работами – углублять заплывший ров и заново отсыпать обрушившиеся стены. Столь недвусмысленные приготовления до смерти напугали некоторых новоиспечённых вояк, и те поспешили покинуть ряды добровольцев. Впрочем, патриотично настроенной молодёжи имелось с избытком, так что их дезертирства никто не заметил.
День, когда началась война, ничем не отличался от прочих. Также стояло в небе жаркое летнее солнце, также лизали гранитные стены набережной океанские волны. Отдалённый рёв пушек напоминал обычный гром и совсем не пугал, а даже наоборот, бодрил кровь, заставляя сердце учащённо биться в предвкушении сладостного мига победы. Действительно, разве могут убогие полосатые выродки, не имеющие ни нормальной магии, ни грозных пегасов, всерьёз рассчитывать на успех?
Выскочившая из дома вопреки запрету отца, Типпи вместе с толпой любопытных зевак стояла у шлагбаума Цветочной заставы, за которой оканчивался город и начинался перешеек. Быстрокрылые пегасы уже сообщили зрителям, что на валу идёт бой. Зебры наступают крупными силами при поддержке самоходных пушечных площадок, но ополченцы держатся и отбили уже две атаки. Мимо время от времени проходили отряды бойцов, спешащих к месту сражения, и проезжали фургоны, доверху нагруженные боеприпасами. В обратную сторону тянулись повозки с убитыми и ранеными. Увидев рядом с собой останки иссечённого шрапнелью мёртвого землепони, ещё совсем недавно бывшего живым и здоровым, почувствовав запах свежей крови и разорванных внутренностей, единорожка отбежала в сторону, и её вырвало. Типпи никогда не была слабачкой, ей не раз приходилось сталкиваться с кровью и смертью. Но одно дело – перетягивать жгутом обрубок ноги, откушенной детёнышем Морского Змея у незадачливого ныряльщика за жемчугом, и другое – видеть беднягу, павшего от копыт разумного существа.
Потом появились первые беглецы. Покрытые пылью, копотью и кровью, они шли по обочине дороги, без оружия, в разорванной форме, глядя перед собой остановившимися, безумными глазами. Их провожали взглядами, но никто не смеялся, не кричал, не оскорблял, обвиняя в трусости. До зрителей, столпившихся около Цветочной заставы, постепенно начал доходить весь ужас ситуации.
Непрерывно гудя и расталкивая фургоны и дезертиров, к заставе со стороны вала подкатила открытая повозка, оснащённая новейшим газолиновым двигателем. Внутри сидел полковник Рокс, статный, сурового вида жеребец, прибывший из Кантерлота два дня назад и принявший командование над городским ополчением. Увидев его, толпа, колыхнувшись, запрудила дорогу. Всем хотелось как можно скорее узнать о том, что происходит и почему офицер покинул своих подчинённых. Напрасно водитель терзал клаксон – пути вперёд не было.
— Разойдись! — взревел полковник, вскакивая на сиденье. — Я опаздываю в ратушу на срочное заседание Комитета Обороны!
— Но как там дела? Всё ли в порядке? — возбуждённо галдели собравшиеся вокруг пони.
— Мы побеждаем! — рявкнул Рокс. — Враг отброшен и бежит. Я еду требовать дополнительных бойцов для преследования. Мы должны раз и навсегда раздавить полосатую нечисть!
Толпа радостно взревела и расступилась, освобождая дорогу. Типпи стояла совсем рядом и потому услышала, как водитель спросил с явным недоумением:
— Так что, в ратушу едем?
— Какую ратушу, кретин?! В порт, в порт гони, пока ещё есть шанс успеть на пароход! — и полковник судорожно обернулся, словно опасаясь увидеть за спиной толпу злобных преследователей.
Спустя ещё полчаса бегство стало повальным. Вернувшиеся пегасы принесли страшные вести. Хитроумные зебры, навязав защитникам вала ближний бой, высадили в тылу десант с барж и прорвали оборону в нескольких местах. Организованное сопротивление прекращено, легионеры идут как на параде и скоро вступят в город. Действительно, выстрелы и разрывы стремительно приближались. Толпа, ещё несколько минут назад выкрикивающая патриотические лозунги, попятилась и, охваченная паникой, кинулась врассыпную. Типпи бежала вместе со всеми, её сердце бешено колотилось от страха. Домчавшись до дома, она заперла ставни и забилась под одеяло, словно маленькая глупая кобылка. Час спустя вернулся отец. Они весь вечер молча просидели в тёмной гостиной, прислушиваясь к выстрелам с улицы. Затем так же тихо легли спать.
Утром Типпи, проснувшись, первым делом подошла к окну и осторожно выглянула наружу. По улице медленно шёл патруль – три солдата и командир. Все четверо облачены в чёрно-белую форму легионеров зебр…
Глава 3. За стеной
Под копытами хлюпала стоячая вода, в зловонных лужицах копошились тела каких-то многоногих полупрозрачных тварей. Справа сопел жеребёнок-земнопони Дик Ричардс и его старшая сестра Сатти, слева бесшумно как тень скользил Хонк Филби по прозвищу «Сталкер», самый опытный ходок и предводитель команды. Типпи, единственный единорог в группе, шла чуть впереди, засветив над головой млечную сияющую сферу. В её лучах древний подземный ход казался нереальным до жути. Кирпичный сводчатый потолок, поросший щетиной крошечных сталактитов, потрескавшиеся, местами обвалившиеся стены, груды рыхлой земли под ногами. Бррр. До чего же мрачное место. Напоминает подводную пещеру острова Фарнанга, куда однажды Типпи завело неуёмное любопытство. Настоящий лабиринт, из которого она едва успела выбраться буквально на последних глотках воздуха, оставшихся в баллонах «акватона». В этом подземелье не было проблем с дыханием, зато легко можно было погибнуть под обвалом, ведь древним проходом не пользовались уже несколько столетий.
— Гаси свет, — резко приказал Хонк. — Пришли.
Типпи кивнула, и млечная сфера погасла.
— Мне страшно, Дик! — тут же заныла Сатти. — Я боюсь!
— Заткнись, — рыкнул на девчонку Филби. — Подставить всех хочешь?
Он сделал несколько уверенных шагов вперёд и потянул зубами какую-то рукоять. Послышался тихий визг, отворилась небольшая круглая дверь, и в темноту подземного хода хлынули призрачные лучи полной луны.
— Все помнят, что надо делать? — сурово спросил Сталкер. — Собираемся тут через пять часов. Если кто попадётся в копыта патрулю, пусть держит язык за зубами, иначе потом найду и кол в глотку забью. Придумывайте что хотите, но нас не выдавайте. Ясно?
— Ясно, ясно, — зашептали жеребята.
— Всё, разбегаемся. — Хонк, взмахнув хвостом, растворился в темноте. Типпи немного поколебалась и последовала его примеру. До Тутовой улицы отсюда не так уж и далеко, но вокруг полно патрулей, так что следует держать ушки на макушке…
Первые дни оккупанты себя практически никак не проявляли, и попрятавшиеся по домам пони, постепенно осмелев, стали выходить на улицы. Вновь открылись магазины и лавки, вновь по узким рельсам побежали разноцветные вагончики трамваев, вновь приветливо закачали головами похожие на жирафов портовые краны. Зебры объявили амнистию всем ополченцам, потребовав взамен лишь сдать оставшееся на копытах винтовки. Не ограничившись этими мерами, военный комендант объявил награду в пять тысяч бит тому, кто донесёт на прячущих оружие соседей. В разных районах города прозвучало несколько взрывов – то группы анархистов пытались бороться с захватчиками, но урон в первую очередь понесли простые горожане – на одного убитого легионера приходилось не меньше пяти штатских. Постепенно теракты прекратились. То ли эффективно сработали дознаватели из Палаты Истины, то ли анархисты сами поняли бесполезность своих действий и на время притихли. Чиновники городской администрации остались сидеть на своих местах, даже мэр остался прежним. Отец говорил, что сейчас зебрикане слишком заняты наступлением и потому не хотят ворошить муравейник раньше времени. К чему проблемы в тылу в столь ответственный момент? Похоже, его предположения были близки к истине. Порт оказался переполнен стоящими под разгрузкой кораблями; эшелоны, набитые вновь прибывшими войсками и амуницией, один за другим уходили по перешейку в сторону фронта. Газеты перестали выходить, по радио бесконечно гремели военные марши, жители терялись в догадках о том, что происходит за пределами городской черты. Немногие оставшиеся в городе пегасы утверждали, что полосатые оккупировали большую часть южных провинций страны пони. И хотя их наступление постепенно выдыхается, шансов на победу у Эквестрии, похоже, практически не осталось.
Во многом блистательный успех имперцев стал возможен благодаря своевременному захвату Эпплсид. Огромный порт с развитой инфраструктурой позволил полосатым в кратчайший срок перебросить на фронт достаточно войск, сумевших рассеять плохо организованные табуны эквестрийских ополченцев. Для штурма города зебры использовали свой самый опытный, Восьмой «Каменный» легион, так что у бедняг, защищавших перешеек, не было ни единого шанса на победу.
День шёл за днём. Горожане привыкли к новым условиям жизни и перестали вздрагивать всякий раз, почувствовав на себе внимательный взгляд зебриканского патрульного. Казалось, ничего не изменилось, только флаги на ратуше поменяли расцветку да улицы запрудили прохожие, облачённые в чёрно-белую форму. Легионерам под страхом смертной казни запрещалось каким либо образом обижать мирное население. За порядком строго следили сотрудники военной полиции, и после нескольких показательных казней случаи насилия или грабежей практически прекратились.
Именно в один из таких «мирных» вечеров Типпи осталась одна. Позже, уже став взрослой, она с некоторой долей цинизма думала, что её родители словно специально соревновались в викторине «самая нелепая смерть года». Печально, но первое место в состязании несомненно занял отец, с большим, прямо таки чудовищным отрывом.
С первых дней оккупации в городе был введён режим комендантского часа. После девяти часов вечера все пони должны были сидеть по домам и не высовывать носы на улицу. Легионерам разрешалось стрелять на поражение, если нарушитель казался им хоть каплю подозрительным. Неизвестно, что именно заподозрил полосатый патрульный, увидев поздней ночью одинокого прохожего, идущего посередине улицы. Жан Дегару частенько задерживался в университете допоздна, особенно в дни проведения экспериментов. В такие часы он становился рассеян сверх всякой меры, забывая буквально обо всём. К примеру, о том, что город уже не принадлежит Эквестрии, а на улице действует режим комендантского часа…
Университет организовал похороны, а также выплатил Типпи пособие в размере двух окладов. И это всё. Основные деньги семьи лежали в сейфах кантерлотских банков, а значит, были недоступны. Того, что имелось на копытах, едва могло хватить на три-четыре месяца экономной жизни – цены непрерывно росли, сжирая все накопления. Требовалось найти работу, но кому нужна пятнадцатилетняя единорожка без профессии? Все её специфические знания и умения были абсолютно бесполезны в большом городе. Типпи стала уже подумывать о бегстве из Эпплсид в трюме иностранного корабля, но неожиданно мирному сосуществованию пони и оккупантов пришёл конец.
Страшный взрыв, казалось, потряс город от основания до кончиков шпилей. Выбежавшие на улицу любопытные сразу увидели чёрный столб дыма, поднимающийся над портом. Очень скоро стало известно, что взлетел на воздух пароход, доверху набитый боеприпасами. Случайностью тут и не пахло, корабль уничтожила группа диверсантов. Похоже, до кантерлотских стратегов наконец дошло, что исправно работающий порт – нож в сердце Эквестрии, и они всеми силами попытались изменить ситуацию.
Несколько дней спустя вспыхнули стоящие особняком топливные танки. Горящий мазут растёкся по окрестностям и поджёг горы складированного неподалёку антрацита. Город накрыл тяжёлый, удушливый полог чёрного дыма, белые стены домов потемнели от жирной копоти. Поговаривали, что топливо подожгли Вондерболты, сумевшие бесшумно проникнуть в гавань под покровом ночи.
Две неудачи подряд, естественно, не могли пройти без последствий. В городе ввели режим высшего противодействия. Увеличилось количество патрулей, начались облавы, во время которых всех попавших под горячее копыто поняш хватали и волокли в переполненные подвалы Палаты Истины, где угрюмые дознаватели с красными от недосыпа глазами вели непрерывные допросы. Оказались выявлены несколько ячеек сопротивления и разоблачены две диверсионные группы, прибывшие из-за линии фронта. Спешно сооружённая на Приморской площади виселица обзавелась первыми постояльцами. В одну из таких облав попала и Типпи. Единорожка провела в застенке целую неделю, её несколько раз допрашивали, угрожали, били. В конце концов, не найдя, к чему придраться, её выпустили на свободу, оставив в душе комок липкого, звериного страха.
Экстренные меры, в целом, не принесли нужного результата, и тогда было принято решение убрать всех лишних пони с улиц города, заперев в специальном загоне. Для этих целей как нельзя лучше подходил Старый город, расположенный на возвышенности и окружённый кольцом прочных каменных стен. Зебрам оставалось лишь затянуть колючей проволокой проблемные места и разместить на башнях посты охраны.
В первый день осени о создании гетто или крааля было объявлено официально, а спустя ещё два дня легионеры начали тотальную зачистку. Типпи повезло, она оказалась в первой волне переселенцев, а потому успела получить в качестве жилища пусть и крохотную, но зато отдельную каморку без окна на последнем этаже трёхэтажного дома.
Стиснутый кольцом стен Старый город был застроен древними зданиями, возведёнными триста-четыреста лет назад. До войны на первых этажах размещались сувенирные лавки, обслуживающие туристов, а выше селились экономные студенты университета или представители богемы. Водопровод и канализация отсутствовали, даже электричество было проведено далеко не во все дома. И вот в этот милый, но не слишком пригодный для жизни район оккупанты запихнули большую часть обитателей Эпплсид. Пони, ютившиеся по нескольку семей в одной комнате, считали себя счастливчиками, так как многие не имели даже этого. Неудачники селились на лестничных площадках, в подвалах и просто на улице под временными навесами или в старых армейских палатках. У фонтанов и колонок толпились очереди за водой, а газетные байки про «груды нечистот на тротуарах» наконец получили достойное визуальное воплощение.
Разумеется, остальной город и порт не могли функционировать без рабочих, потому все необходимые специалисты получили пропуска, позволяющие покидать гетто. Каждое утро толпы поняш проходили сквозь КПП на воротах и каждый вечер возвращались обратно – ночевать в городе им запрещалось. Те же, кто не имел нужную оккупантам специальность, были вынуждены выживать самостоятельно. Особенно тяжело приходилось одиноким старикам и осиротевшим жеребятам – лишённые поддержки, они по сути были обречены на голодную смерть.
Покидая дом на Тутовой улице, единорожка успела взять с собой деньги и кой-какие ценные вещи, которых должно было хватить на первое время. Ей, как и большинству пони, почему-то казалось, что кошмар не может продолжаться слишком долго. Пройдёт два, от силы три месяца, и все они вновь вернутся к родным очагам. Глупо, конечно, но надежда, как известно, умирает последней.
Однажды днём Типпи неторопливо шагала по пустынному и невероятно унылому Солнечному переулку. Он и в мирное время не блистал особой чистотой, а уж сейчас, когда из гетто практически перестали вывозить мусор, и вовсе превратился в смрадную клоаку. Как там писали журналисты? «Горы отбросов»? Взять бы сейчас этих горе-писак за холёные хвосты и ткнуть мордами в разлагающиеся кучи, чтоб больше не строчили в своих подтирочных газетёнках всякую мерзость.
Единорожка вздохнула, крепче сжала зубами ручку корзинки с овощами, купленными на обед, и прибавила шаг, сильно жалея, что решила срезать путь, свернув сюда. Лучше уж пройти лишних полторы сотни метров по Лунному бульвару, любуясь на аккуратные пеньки свежеспиленных буков (все деревья внутри крааля пустили на дрова в первые недели после переселения), чем прокладывать дорогу сквозь груды нечистот. Внезапно справа раздался слабый шорох, затем короткий всхлип, и Типпи неожиданно поняла, что куча мусора, лежащая возле стены рядом с большой лужей, на самом деле пони. Невероятно грязная, худая, со спутанной гривой и хвостом, но несомненно живая. Она уставилась на единорожку огромными, воспалёнными глазами, и что-то неразборчиво прошептала.
В первый миг Типпи охватило чувство брезгливости и отвращения. Она знала, что некоторые пони, прося милостыню, сознательно пачкают себя, чтобы вызвать жалость у прохожих. Такой подход казался ей низким и подлым, абсолютно не заслуживающим сочувствия. Но приглядевшись внимательнее, кобылка увидела, что никаким притворством тут и не пахнет, нищенка действительно находилась в беде. Страшной беде. Вместо передних ног у несчастной была лишь пара коротких обрубков, криво перевязанных заскорузлыми тряпками.
— Рог Луны мне в печень! — потрясённо выдохнула Типпи. — Какой ужас!
За первым страшным открытием последовало второе. В изуродованной, облезлой и тощей, как скелет, калеке она с ужасом узнала Сирил Хук. Блистательная красавица, модница, щеголявшая платьями от ведущих столичных кутюрье, «золотой колокольчик Юга», лежала сейчас перед ней – жалкая, без передних ног, с потухшим, полубезумным взглядом.
— Нет! — выдохнула единорожка, — Сирил… Как же так?!
Хук вздрогнула, словно от удара, и поспешно опустила голову. Её худые, обтянутые пергаментной кожей плечи затряслись.
— Я узнала тебя, — давясь слезами, прошептала она. — Ты Типпи. Типпи Дегару… Мне очень жаль. Прости… Прости за всё.
— Да что ты такое говоришь? Тебе не за что просить у меня прощения.
— Но там, в школе…
— Забудь о школьных глупостях. Забудь и закопай. Сейчас они не стоят и выеденной дыни. Милосердное сердце Луны, как же тебе досталось… На, возьми, поешь, ты, наверное, голодна…
Она поставила перед землепони корзинку, и та яростно вцепилась зубами в лежащее сверху красное спелое яблоко. Несколько минут не было слышно ничего, кроме лязга и хруста, затем корзинка опустела.
— Спасибо, — сказала Сирил и, не сдержавшись, громко рыгнула. — Я уже почти забыла вкус настоящих яблок и морковки. Объедки и огрызки не так вкусны, хотя и к ним можно привыкнуть…
— Расскажи о том, что произошло.
Хук поморщилась и, отвернув мордочку, принялась пить мутную воду из лужи. Единорожка терпеливо ждала.
— Зачем тебе это знать? — буркнула, наконец, земнопони, слизывая капли с худых потрескавшихся губ.
— Потому что я хочу помочь своей школьной подруге Сирил!
— Сирил? Она умерла два месяца назад! Остался только вонючий обрубок, который всё никак не может сдохнуть.
— Не говори так! Просто расскажи, тебе сразу станет легче.
— Легче? Глупости. Стать может только хуже.
— Ты не права, поверь.
Сирил тяжело вздохнула, потом в упор посмотрела на единорожку.
— Спасибо за еду и добрые слова. Веришь, ты первая за два месяца, кто не отвернулся, не перешагнул, брезгливо поджимая губы, кто… — тут её плечи затряслись и она вновь разревелась.
Типпи села рядом и крепко прижалась к худому, как скелет, телу.
— Не надо об меня пачкаться, — пробормотала свозь слёзы Сирил, — в гриве полно насекомых…
— Плевать. Давай, рассказывай. Наверное, что-то плохое случилось с твоими родителями, да?
— С родителями? С родителями! — голос землепони сорвался на крик.
— Да. Ты, наверное, потерялась…
— Не говори ерунды! Их просто нет!
— Ох, прости, я не знала, что они погибли…
— Очень надеюсь, что эти твари сдохли! Что их корабль налетел на мину и затонул к Дискордовым потрохам!
— Не понимаю…
— А что тут понимать?! Они меня бросили, Типпи! Понимаешь? Бросили!
Единорожка скрипнула зубами и ещё сильнее обняла подругу, а та, рыдая и захлёбываясь словами, быстро принялась рассказывать:
— Когда зебры вошли в город, я как раз была на занятиях по пению. Прибежала домой, а там кавардак, слуги сбежали, прихватив всё ценное, родителей нет, а на столе записка. Типа: «Дорогая доченька, нам удалось найти два билета на корабль, и потому мы уплыли, но обязательно вернёмся за тобой, как только сможем. Будь самостоятельной, поливай цветы, следи за домом и не гуляй на улице слишком долго. Целуем, папа с мамой». Снаружи легионеры маршируют, кругом стреляют, а они «поливай цветы». Впрочем, «следи за домом» тоже мудрый совет. Папочкин особняк приглянулся какому-то полосатому вояке, они двери вынесли и внутрь зашли. Я едва успела сбежать через чёрный ход. Сейчас думаю, что напрасно. Стала бы любовницей зебриканского кентуриона, ни забот, ни хлопот. Всяко лучше, чем по дерьму на брюхе ползать…
Сирил судорожно втянула воздух сквозь сжатые зубы и резко тряхнула гривой. Во все стороны полетели клочки мусора и частички засохшей грязи. Типпи торопливо достала из сумки частый гребень и попыталась хоть немного расчесать спутанные пряди, но без толку. Хук поморщилась и сказала, что расчёска тут не поможет, нужны хорошие ножницы, и лучше всего по металлу.
— А как ты, ну…
— Лишилась передних ног? Как последняя дура. Носилась в дикой панике по городу, задравши хвост. Рыдала. Истерила. И тут бабах! Какие-то умники подорвали тележку с корнбургерами. Типа «сдохните, проклятые оккупанты». Только вот ни одного полосатого даже не поцарапало, зато прохожих полегло изрядно. Очнулась уже в госпитале, на койке… с забинтованными обрубками поверх одеяла. Слышала, медсёстры говорили, что ноги можно было спасти, но хирург сильно торопился и потому не стал тратить время. Взял пилу, вжиг-вжиг, тащите следующего!
Тут Сирил вновь затрясло, а Типпи почувствовала тошноту. Уж лучше смерть, чем такое…
— Короче, продержали в палате несколько дней, а как узнали, что родственников и дома у меня нет, то не стали особо церемонится. Погрузили на тележку, отвезли подальше и вывалили на улицу, как кучу навоза. Давай, мол, Сирил Хук, наслаждайся жизнью.
— Подонки, — прошептала Типпи.
— Не больше чем остальные.
— Но хоть кто-то за тобой ухаживает? У тебя есть дом?
— Дом? Конечно есть. Оглянись вокруг – вот моё жилище. Из брусчатки вышла великолепная постель. Жестковата, конечно, зато бельё менять не нужно. В лужах полно воды, а если хорошенько порыться в мусорных кучах…
— Погоди, ты что, всё это время живёшь на улице? Одна? И никто тебе не помогает?
— А кому я нужна? Безногая калека, ползающая, словно червяк? О, иногда мимо проходят мои друзья и знакомые. Раньше отводили глаза, а теперь даже стесняться перестали. Помнишь Тима Ларсена? Капитана гимназической команды по хуфсболу?
— Того здоровяка, что за тобой всё время шлялся?
— Ага. Хвостом дорогу подметал, под окнами серенады пел. Обещал целовать песок, по которому ступали мои изящные копытца. Видимо, только они ему во мне и нравились.
— Думаешь?
— Уверена. В первый раз увидев меня без них, он аж с мордочки спал. Бросил в кружку монету в пять битс и убежал как ошпаренный. Теперь всякий раз, как видит, делает физиономию кирпичом и мимо проходит.
— А деньги…
— Нет, больше не бросает. Наверное, решил, что пяти монет мне до конца жизни хватит, раз уж я стала короче на две ноги.
Сирил глухо засмеялась. Нехороший это был смех, больше похожий на истерику. Типпи тряхнула чёлкой и решительно поднялась.
— Вот что, — твёрдо сказала она. — Я этого так не оставлю. Тебе нужна помощь!
— Зачем? — прошептала земнопони. — Никчёмный обрубок…
— Хватит. Всё будет хорошо, обещаю.
С этими словами единорожка решительно помчалась искать транспорт. Внутри гетто имелось немало пони, промышлявших извозом, вот только услугами их мало кто пользовался, ибо все экономили деньги. Вот почему Типпи удалось довольно быстро найти жеребца, согласившегося перевезти невероятно грязную пассажирку, шкурка которой кишила кровососами. Когда они вернулись в Солнечный переулок, Сирил уже успела уснуть, свернувшись клубочком, переваривая сытный обед. Единорожка подняла её телекинезом, уложила в повозку и отправилась к Старым баням. В Южном квартале, где из склона холма било несколько горячих серных источников, в незапамятные времена были построены общественные бани, после создания гетто пользовавшиеся повышенной популярностью. Типпи пришлось потратить немало денег, чтобы оплатить аренду отдельной кабинки, а так же услуги банщика и парикмахера.
Тело Сирил находилось в ужасном состоянии. Вынужденная постоянно ползать на боку, отталкиваясь от земли задними ногами и передними обрубками, она содрала всю шерсть, а кожа стала походить на одну большую мозоль. Гриву и хвост пришлось остричь под корень, не оставив ни единого волоска.
Работа длилась несколько часов. Вечером бедную земнопони погрузили на тележку, и Типпи смогла наконец увезти её к себе в каморку. Всё время, пока продолжались процедуры, Сирил подавленно молчала и только ночью, лёжа на мягкой чистой постели, тихо произнесла, задумчиво глядя в потолок:
— Странно всё это. Пони, клявшиеся в вечной любви и дружбе, предали, как один. Вытерли копыта о мою шкурку и побежали по своим делам. А ты, у которой было больше всего причин для ненависти, не колеблясь кинулась помогать. Почему?
— Не забивай голову всякими глупостями, — буркнула Типпи, страшно умотавшаяся за день и мечтающая сейчас о тёплой кровати. — Посмотрим, что будет завтра.
На следующий день единорожка отправилась к знакомому столяру, и тот, осмотрев культи, соорудил пару примитивных деревянных протезов – тяжёлых, неудобных, но позволяющих ходить. Сирил была в полном восторге. Да, ей было больно, да, передвигалась она чуть быстрее черепахи. Но она ХОДИЛА. Не ползала, полируя брусчатку собственной шкуркой, а ходила. Сама. Без посторонней помощи. Типпи радовалась вместе с подругой, но её терзали невесёлые мысли. Хлопоты по спасению земнопони прикончили и без того скромные запасы денег. Следовало как можно скорее что-то придумать.
Из подслушанных разговоров единорожка знала, что в гетто имеется несколько групп молодых пони, в первую очередь подростков и жеребят, которые на свой страх и риск выходят по ночам за кольцо стен и промышляют в городе. Старшие – потрошат оставленные жителями квартиры, вынося всё мало-мальски ценное, продавая награбленное на стихийном рынке в порту; малышня же роется в мусорных баках и на свалках, выискивая съедобные объедки. Типпи решила, что ей имеет смысл присоединиться к одному из таких отрядов. Потратив пару дней на поиски, она вышла на подростка по кличке Сталкер, возглавлявшего небольшую шайку юных мародёров. Тот не слишком обрадовался появлению настырной новенькой, но всё же согласился взять её в очередной набег.
Несколько раз сходив в город в их компании, единорожка решила, что безопаснее будет действовать в одиночку – чем больше хвостов в отряде, тем выше шанс провала. Потому, выяснив и запомнив месторасположение основных лазеек, она, сказав «прощай» Хенку Филби и его соплякам, занялась сольной карьерой. Первым самостоятельным «делом» стал налёт на собственный дом. Особняк Дегару всё это время стоял пустым. Двери и окна опечатаны, но единорожка знала, где находится закрытый за ненадобностью люк угольного погреба, так что проникнуть внутрь оказалось легко. Несколько ночей подряд она выносила одежду и постельное бельё для себя и Сирил, книги, лекарства, косметику и прочие необходимые для жизни вещи. Затем принялась продавать ненужное барахло перекупщикам и иностранным морякам, наводнившим порт. Дважды попадалась патрулю, но всякий раз ей удавалось уболтать легионеров, не слишком расположенных воевать с сопляками.
А Сирил в то же самое время всё сильнее погружалась в пучину жестокой депрессии. Эйфория, вызванная возвращением к нормальной жизни, прошла, и теперь землепони мучилась от осознания собственной бесполезности.
— Я сижу здесь, жру и сплю, в то время как ты каждую ночь рискуешь головой, — жаловалась она. — Какой с меня толк?!
Все попытки найти работу в переполненном гетто были обречены на провал. Никто не хотел брать едва переставляющую деревянные «ноги» калеку, когда имелось достаточно здоровых, готовых на всё кандидатов. Целыми днями Сирил без толку ковыляла по улицам, набивая на культях кровавые мозоли, и эти неудачи буквально сводили кобылку с ума. Но однажды ей повезло. Выйдя, как обычно, из дома, она принялась крутить головой по сторонам, печально размышляя, куда бы пойти на этот раз, как вдруг услышала знакомую музыку. Кто-то весьма умело наигрывал мелодию её любимой песни, которой раньше она открывала собственные выступления во время концертов. Повернув за угол, Сирил увидела двух уличных музыкантов – молодых единорогов. Один старательно перепиливал смычком скрипку, другой держал в телекинетическом поле изящную арфу. Крохотная кобылка с шапкой в зубах скользила среди прохожих, собирая монетки. Землепони остановилась рядом, тяжело привалилась плечом к фонарному столбу и неожиданно для самой себя запела. Первые несколько куплетов голос звучал надтреснуто и хрипло, но затем «золотой колокольчик Юга» зазвенел в полную силу, перекрывая шум и гомон переполненной улицы. Прохожие стали останавливаться, подходить ближе. Видя их интерес, музыканты удвоили усилия, и серебряный ручеёк мелких монеток буквально потёк в потёртую шляпу.
Сирил вернулась вечером, едва переставляя ноги, и с торжествующим видом высыпала кучку монет на одеяло отдыхающей после очередного ночного похода Типпи. Затем повела плечами и скинула на пол корзину, набитую крупной, почти не гнилой картошкой.
— Рог Селестии мне в ухо! — воскликнула потрясённая единорожка. — Ты что, ограбила банк?
— Почти, — засмеялась землепони, радуясь произведённому эффекту, затем, волнуясь и перескакивая с пятого на десятое, поведала о своих сегодняшних похождениях.
— Завтра мы снова встретимся и пойдём играть на площадь перед Старой ратушей, — возбуждённо тараторила она, блестя сияющими глазами. — Даже не думала, что в этом проклятом городе кого-то ещё интересуют песни.
— Полагаю, даже сильнее, чем ты можешь представить, — улыбнулась Типпи. — Когда кругом творится хаос и разрушение, музыка остаётся последним символом надежды.
С тех пор Сирил больше не хандрила. Первое время импровизированный оркестрик выступал на улицах и площадях гетто. Затем владелец небольшого ресторана предложил им постоянную работу. О «золотом колокольчике» вновь заговорили, и всё больше желающих стало приходить послушать выступление «несравненной мисс Хук».
А жить становилось всё труднее. В городе сменился комендант, благородных горцев Восьмого легиона отправили на фронт, их место заняли «Чёрные псы» – жестокие, не знающие пощады охранники, набираемые из надсмотрщиков и тюремной стражи. Усилили наказание за мародёрство. В один из пасмурных дней на виселице Приморской площади вздёрнули всю шайку Сталкера, включая маленьких жеребят. Воровать стало смертельно опасно, и Типпи начала подумывать о смене деятельности, тем более что нетронутых пустых домов в городе почти не осталось.
Новая работа нашлась неожиданно быстро. Как-то раз, бесцельно шатаясь по порту, единорожка остановилась около трёх земнопони, которые с потерянным видом стояли над потрёпанным акватоном.
— Да говорю же тебе, что шланг пережало, — горячился самый молодой из них, в нетерпении стуча копытом.
— А я говорю, что вентиль заклинило, — возражал второй.
— Шланг, вентиль, определяйтесь уж скорее, — раздражённо процедил третий и громко шмыгнул сопливым носом. — Если мы до конца смены его не починим, бригадир нам хвосты оторвёт.
— И без тебя знаем, самый умный нашёлся!
— Ну вы и лопухи, — не выдержав, вступила в разговор Типпи. — Копытом клянусь, что засорился клапан редуктора. Это какая модель? «Зелёный змей – 28Е»? Хех, откуда вы только откопали такую рухлядь? У них всегда в первую очередь редукторы летели, потому и сняли с производства…
Она подошла ближе и, засветив рог магией, вытянула из сумки с инструментами плоскую отвёртку.
— Смотрите и учитесь!
Десять минут спустя акватон начал подавать признаки жизни. Уязвлённые водолазы изумлённо молчали.
— Откуда ты знаешь, как его чинить? — наконец спросил первый.
— Да я научилась ими пользоваться раньше, чем в первый раз сказала «мама».
Потрясённые волшебными познаниями Типпи, парни отвели её к бригадиру. Тот осмотрел единорожку с ног до головы и презрительно сплюнул.
— Хочешь сказать, что разбираешься в акватонах? — наконец поинтересовался он.
— И разбираюсь, и плаваю. Незадолго до начала войны получила третий разряд.
— Какой? Третий? Ну ты и лгунья! — он покачал головой, затем кивнул на стоящий рядом аппарат. — Слабо доказать? Надень и нырни, а мы посмотрим.
Типпи подошла и постучала копытом сначала по одному баллону, потом по второму.
— Чтобы нырять, — проникновенно сообщила она, — их надо сперва заправить.
Бригадир пожевал губами.
— Похоже, ты и правда немного сечёшь в этом деле. Если докажешь, что у тебя третий разряд, отведу к начальнику, нам ныряльщики край как нужны.
— Могу корочку принести. Этого хватит?
— Тащи.
Той же ночью Типпи, проникнув в дом, добыла все необходимые документы. Бригадир отвёл её к начальнику водолазного отряда, и тот, после короткого собеседования и устроенной кобылкой демонстрацией собственных навыков, принял её на работу, пообещав хорошую зарплату, а главное – пропуск, позволяющий свободно покидать гетто. Порт был забит повреждёнными в боях военными и транспортными кораблями, ремонтники буквально разрывались на части, пытаясь объять необъятное, водолазов катастрофически не хватало. Потому всем было наплевать на юный возраст единорожки, раз она могла качественно и умело выполнять свои обязанности. Ежедневно Типпи возвращалась домой, едва переставляя ноги, шёрстка потускнела и воняла от постоянного бултыхания в грязной воде, даже серные бани не спасали. С другой стороны, у нее наконец-то появилась стабильная, высокооплачиваемая работа.
В один из вечеров, когда она, с блаженным стоном повалившись на кровать, бездумно разглядывала стену, лениво пытаясь придумать, чем бы заняться перед сном, к ней подошла чем-то страшно расстроенная Сирил. Последние несколько дней землепони ходила сама не своя, но Типпи слишком выкладывалась в порту, чтобы донимать подругу расспросами.
— Послушай, нам надо серьёзно поговорить, — запинаясь, словно нерадивая школьница у доски, начала она.
Единорожка посмотрела на неё и честно попыталась придать своему взгляду заинтересованное выражение.
— Ммм?
— Короче, мне предложили… Меня пригласили… Э… выступать… — тут земнопони стушевалась и замолчала.
— Выступать? Но это же замечательно! И где?
— В городе… Я имею в виду настоящий город, а не гетто – недавно открылся офицерский клуб. Для высокопоставленных полосатиков. Ресторан, бордель… — тут Сирил густо покраснела, — игорный зал, по-ихнему «кхазино», и прочее в том же духе. Нам с ребятами предложили там работать и жить. Постоянно. Мне даже выделят комнату и личную служанку, представляешь?
— Представляю, — кивнула Типпи и почувствовала, как сердце сжалось от боли.
— Служанка… Да Дискорд с ней, со служанкой! — чуть не плача, прокричала Сирил. — Главное, что меня осмотрят врачи, назначат курс лечения и… закажут протезы. Настоящие, а не эти колоды… — голос кобылки опустился до шёпота. — Танцевать, конечно, не смогу, но нормально ходить…
Она замолчала и уткнулась носом в плечо подруги.
— Так это же замечательно, — воскликнула единорожка. — Конечно соглашайся! Или ты боишься, что тебя запихнут в бордель?
— В бордель? — Сирил криво усмехнулась и тоскливо посмотрела куда-то в сторону. — После того, что со мной вытворяли всякие ублюдки, пока я, как червяк, ползала по улицам, никакой бордель… — она замолчала, губы её задрожали.
— Тогда что?
— Не хочу оставлять тебя одну. Ты спасла меня от смерти, вернула желание жить. Разве можно после этого…
— Прекрати, ты ничего мне не должна. У тебя появился реальный шанс спастись, и даже не думай от него отказываться! В гетто с каждым днём становится всё хуже и хуже, если со мной что-нибудь случится, ты не выживешь одна.
— Но пони станут называть меня предательницей…
— Какие пони, опомнись! Пока ты ползала по улицам и рылась в отбросах, им было наплевать на твои страдания. Надутые снобы просто брезгливо перешагивали через твоё тело, спеша по своим делам и даже не пытаясь помочь. Так какого сена сейчас интересоваться их мнением?!
— Да, но… всё равно стыдно распевать песенки перед врагами, когда те рвут на части мою страну.
— Думаешь, мне не стыдно? — тихо спросила Типпи. — Каждый день работать в порту, ремонтируя корабли, которые завтра, возможно, будут стрелять в пони. Но тогда проще покончить с собой.
— Значит, ты не станешь на меня сердиться? — жалобно, словно маленькая кобылка, спросила Сирил.
— Конечно, нет.
— Спасибо. Вот только… скорее всего, мы больше никогда не увидимся. Вряд ли меня выпустят обратно на улицу, а пони вход в клуб вообще строго запрещён…
Типпи судорожно вздохнула, прижалась щекой к щеке подруги и ничего не ответила. Они просидели, обнявшись, весь вечер и большую часть ночи, две юные, слишком рано повзрослевшие кобылки, беседуя так, как могут говорить только самые близкие друзья, знающие, что эта встреча последняя и впереди их ждёт лишь горечь вечного расставания.
Глава 4. Одна
Облака рассеялись, обнажив небо, полное ярких звёзд; слабо фосфоресцирующие волны лениво накатывались на берег, и лишь у самого горизонта временами сверкали белые вспышки – последний привет ушедшей грозы. Типпи пошевелилась и с неудовольствием подумала, что ведёт себя как глупая, маленькая кобылка. Вместо того чтобы валяться на веранде, ей следует просто лечь в кровать и спокойно проспать оставшиеся до рассвета часы. Завтра предстоит хлопотный день – нужно собрать вещи и подготовить «Молнию», чтобы на закате, подняв парус, отправится в путь. Вот только спать совершенно не хотелось. Вздохнув, единорожка плеснула на дно кружки небольшую порцию рома, щедро разбавила газированной водой из сифона и принялась неторопливо пить, продолжая лениво разглядывать отблески молний на горизонте. Внезапно подумалось, что сразу по приезду в Сулуланд следует обязательно купить несколько упаковок баллончиков для сифона, так как торговец, иногда приплывающий на остров, взвинтил цены в несколько раз, жалуясь на сложности военного времени. Ага, как же. Любая война – просто рай для спекулянтов…
Кобылка вздохнула и сильнее укуталась в плащ, в воздухе повеяло предрассветной сыростью. Вот уже почти восемь лет она живёт здесь, в этом доме, тихой размеренной жизнью, вдали от войн и потрясений, но воспоминания о прошлом не отпускают ни на минуту. Правда, в последнее время сильнее ночных кошмаров её стали мучить мысли о никчёмности собственного существования. Раньше Типпи считала себя особенной, не такой как все, и была твёрдо уверена в том, что её ожидает великое и славное будущее. Иначе просто не могло быть, ведь Духи Моря не раздают свои благосклонности запросто так. Но… день идёт за днём, месяц за месяцем, год за годом; скоро ей исполнится двадцать пять, а она продолжает изо дня в день заниматься рутинными делами, словно самая обыкновенная пони. Неужели всё зря? Неужели унылые дни так и будут сменять друг друга до самой смерти? Может, бросить всё и попытаться вернуться в Эквестрию? Ей удалось скопить достаточно денег, чтобы хватило на дорогу. Можно ведь уплыть в нейтральную Республику Сингай или Седловую Аравию и оттуда добраться до родины. Опасно, конечно, но при изрядной доле везения должно получиться, вот только… страшно. Очень страшно. После всего произошедшего трудно променять безопасный, размеренный быт на жизнь, полную угроз и неопределённости.
— Трусиха, — прошептала кобылка, закрывая глаза. — Моллюск. Жалкая студенистая медуза. Могла бы попробовать найти родных или друзей. Ту же Сирил, наконец…
Сирил. Они действительно больше никогда не встречались. Спустя примерно месяц после её ухода в копыта Типпи попала оккупационная газетенка, где на первой странице красовалась огромная цветная фотография подруги. Та стояла на сцене и пела, вздёрнув мордочку к потолку. Безумно красивое облачение из тысяч спускающихся до пола серебряных нитей удачно прикрывало её изуродованную шкурку и протезы передних ног. Статья под фото оказалась образцово-омерзительной, полной сюсюканья, сладких соплей и благодарностей в адрес «полосатых друзей», которые не дали «завянуть волшебному золотому колокольчику». Единорожка не без усмешки вспомнила, что автор этой подтирочной писанины до войны славился принципиально-непримиримой позицией по отношению к зебрам, в каждой публикации стараясь как можно больнее куснуть или лягнуть своих полосатых оппонентов. Теперь же… Впрочем, полгода жизни в гетто отучили Типпи удивляться чему-либо.
Оставшись в одиночестве, она продолжала жить так, словно ничего не случилось. Каждый день ходила на работу в порт, тратя все заработанные деньги на покупку продовольствия для стариков и бездомных жеребят, а в редкие выходные тупо валялась в постели, пытаясь хоть немного отдохнуть.
Тем временем в войне наметился постепенный перелом. Успешное летнее наступление, позволившее полосатым захватить юг Эквестрии, выдохлось и практически повсюду перешло в бесконечное отсиживание в окопах. Увеличилось число потерь, в городе целые кварталы оказались отведены под армейские госпитали, койки в которых никогда не пустовали. Пользуясь полным превосходством в воздухе, пегасы почти каждую ночь бомбили порт, а диверсанты время от времени устраивали взрывы на железной дороге, идущей через перешеек. Зебрика начала испытывать недостаток в рабочей силе, и имперский Сенат, после некоторых колебаний, принял закон о «привлечении к труду добровольцев с оккупированных территорий». Первоначально предполагалось, что пони добровольно и с огромным энтузиазмом поедут в Зебрику рубить уголь и вкалывать на арахисовых плантациях. Стены гетто запестрели множеством плакатов соответствующего содержания, призывающих и рисующих яркие перспективы. Но на вербовочные пункты пошли только старики и больные, которым, в сущности, было уже нечего терять, остальные пони, разумеется, не торопились ехать за сомнительным счастьем.
Подождав несколько дней, оккупанты изменили тактику и начали устраивать облавы, хватая всех подряд. Кроме того, комендант объявил вознаграждение за голову каждого приведённого «добровольца», что привело к мгновенному появлению отрядов «охотников», которые принялись отлавливать одиноких беззащитных прохожих. Именно в копыта этих молодчиков и попала Типпи, когда возвращалась вечером после работы. На жилетке единорожки красовался красный треугольник работника высшей категории, а в кармане лежал пропуск, в котором говорилось, что она трудится на стратегически важном объекте, а потому не подлежит депортации. Но, как оказалось, охотникам было плевать на все бумаги. Они содрали с единорожки жилетку и швырнули в сточную канаву, туда же отправился и грозный пропуск, предварительно разорванный на несколько кусков. Пленницу связали, и скоро она уже сидела в душном ржавом портовом ангаре в обществе других бедняг. Три дня спустя пароход «Касабанга» бросил сходни, готовясь принять партию живого груза, после чего судьба Типпи сделала очередной крутой зигзаг. Вонючий трюм, десять дней плавания, выбор охранников, палуба и отчаянный прыжок за борт. Яркое солнце и ослепительно синяя вода…
Единорожка плывёт, быстро работая всеми четырьмя ногами. Перед тем как кинуться в море, она успела «провентилировать» легкие, сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, что давало возможность продержаться под водой лишние тридцать секунд. Её личный рекорд задержки дыхания – три с половиной минуты, но даже трёх минут будет вполне достаточно, чтобы отойти от корабля на приличное расстояние. Типпи уверена, что ради неё капитан не станет стопорить машину, ложится в дрейф и спускать шлюпку, а значит, единственное, что ей угрожает – получить пулю из винтовки охранника. Впрочем, она видела, в каком отвратительном состоянии находится оружие этих горе вояк, да и стрелять они толком не умеют, так что на средней и дальней дистанции опасности не должно быть никакой.
Почувствовав в лёгких сильное жжение, она выпускает лишний воздух, поднимается к поверхности, на мгновение высовывает нос из воды, делает вдох и вновь уходит на глубину. Ещё два-три таких всплытия, и можно ничего не бояться.
Вынырнув в пятый раз, она не погружается снова, а оборачивается и, отряхнув чёлку, смотрит назад. Корабль уже отошёл достаточно далеко, явно не собираясь сбавлять ход. Отлично! Всё спокойно, лишь на корме столпились несколько охранников. Вот блеснула вспышка, и в метрах десяти от Типпи воду пронзила пуля. Следующий выстрел оказался ещё более неточным, после чего чудо-снайперы прекратили пальбу, экономя патроны. Кобылка рассмеялась, затем в сильном рывке наполовину высунулась из воды и громко прокричала:
— Ну что, взяли мою шкурку? Взяли рог? Тупые брёвна с дерьмом вместо мозгов, идите и утопитесь!
Выплеснув таким образом эмоции, беглянка легла на правый бок и неспешно поплыла самым экономичным стилем из всех, что ей были знакомы. Следовало поберечь силы, ведь всё ещё только начиналось. Сейчас главное – выбрать, в каком направлении двигаться.
Когда Типпи вели по палубе, она явственно слышала шесть звонких ударов корабельной рынды, отбивающей склянки. Следовательно, сейчас около трёх часов дня. Зная время и высоту солнца над горизонтом, можно с некоторой погрешностью определить расположение частей света, а значит, и сторону, в которую нужно плыть. Если её расчёты были хоть немного верны и корабль в данный момент проходит к западу от архипелага Марракуд, нужно держать курс на восток. Конечно, будь сейчас ночь, знакомые созвездия указали бы дорогу лучше любой путеводной нити, но до темноты ещё следует дожить.
Взяв правильный курс, кобылка принялась старательно работать ногами. Разумеется, не было никакой гарантии, что в расчёты не вкралась ошибка, но пока оставался хоть малейший шанс спастись, следовало сделать всё возможное, чтобы выиграть эту гонку со смертью. В любом случае сдаваться беглянка не собиралась. Вода тёплая, сил достаточно, плавает она получше некоторых рыб – чего, собственно, бояться? Конечно, всему есть предел, рано или поздно слабость и жажда сделают своё дело, да и о морских хищниках не стоит забывать, но пока удача на её стороне.
Выкинув из головы панические мысли, Типпи продолжала неторопливо плыть, придерживаясь выбранного направления. Постепенно солнце закатилось за горизонт и небо украсилось россыпью ярких созвездий. Океан дремал, сонно шелестя низкими ленивыми волнами, и единорожка, последовав его примеру, закрыла глаза. Это не было полноценным сном, ей приходилось время от времени двигать конечностями, чтобы не захлебнуться, но в промежутке между действиями мозг успевал на несколько секунд отключится, давая столь необходимый отдых.
Когда солнце вновь выкатилось на небо, Типпи постаралась сбросить сонную одурь и принялась жадно осматриваться по сторонам. Невозможно понять, какое расстояние она смогла проплыть за ночь, но кобылка надеялась, что не меньше пятнадцати миль. К утру волны усилились и ориентироваться стало сложнее – полный обзор открывался лишь на несколько мгновений, с гребня волны. Трудно описать ту радость, которую испытала единорожка, когда, в очередной раз взлетев вверх, она разглядела зелёную кромку далёких пальм справа от себя. Остров! Самый настоящий остров!
До спасительного клочка суши было не меньше трёх-четырёх миль. Не так уж и много, вот только усилившийся ветер мог свести на нет все надежды юной пони. К счастью, пока течение играло на её стороне, и в какой-то момент она даже позволила себе снизить скорость, экономя силы.
Остров приближался медленно, почти незаметно, с ленивой неспешностью. Судя по всему, то был коралловый атолл, весь заросший кокосовыми пальмами, лишь на пару метров поднимающийся над уровнем моря. Обычно атоллы окружены барьером рифов, что делает воды вокруг весьма опасным местом. Вот и сейчас, чем ближе Типпи подплывала к берегу, тем больше возникало преград на пути. К счастью, океан ещё не успел чересчур расшалиться, поэтому кобылке удавалось без труда огибать острые скалы. Постепенно стала видна береговая полоса и линия прибоя. Единорожка удвоила усилия – сейчас или никогда! Чем ближе она подплывала к земле, тем сильнее сносило её течение, а сил оставалось всё меньше. В какой-то момент кобылка с ужасом решила, что проигрывает битву, но, увидев перед собой узкую отмель, далеко уходящую в океан, с облегчением поняла, что спасена.
Отмель состояла из цепочки крошечных островков, соединённых между собой неким подобием естественной дамбы. В прилив «дамба» затоплялась водой, а во время отлива обнажалась так, что по ней можно было пройти, не замочив копыт. Кобылка выбралась на узкий клочок суши и со стоном повалилась на кучу сухих водорослей. Ноги противно дрожали, дыхание сбилось. Страшно хотелось пить. Облизав нос сухим и шершавым, словно наждак, языком, она принялась терпеливо ждать, пока отлив не сделает основную работу. До берега было не больше пяти кабельтовых, совсем немного, но лучше потерпеть и дойти пешком, чем вновь подвергать себя риску быть унесённой в открытое море.
Спустя два часа Типпи поднялась и нетвёрдой походкой двинулась по обнажившимся кораллам, внимательно глядя себе под ноги. Идти было невероятно трудно, того и гляди упадёшь, но кобылка имела в этом деле огромный опыт, потому смогла преодолеть последнее на сегодня препятствие достаточно быстро и без потерь. Когда же копытца увязли в мягком белом песке пляжа, единорожка, громко всхлипнув, прошла ещё несколько шагов, а затем повалилась на бок, не в силах поверить в собственное спасение.
На то, чтобы хоть немного восстановить силы, ушло минут двадцать. Конечно, ей хотелось продолжать валяться в тени до бесконечности, но Типпи знала, что праздность плохо сочетается с кодексом добродетелей пони. Кроме того, она буквально умирала от жажды. Язык пересох, горло саднило, во рту стоял противный привкус морской соли. Тяжело вздохнув, беглянка поднялась и двинулась к ближайшей пальме. Светло-коричневые сферы кокосовых орехов висели на недосягаемой вышине, словно дразня измученную кобылку. Пони не умеют лазить по деревьям, а пытаться сбить вожделенный плод лупя копытами по стволу – тоже ни к чему хорошему не приведёт, пальма – это вам не яблоня. К счастью, Типпи была единорогом и, кроме того, знала одно простое и между тем мало кому известное заклинание, позволяющее не только срывать кокосы, затрачивая минимум усилий, но и определять спелость и качество ореха на расстоянии.
Его придумали профессиональные сборщики копры и по понятным причинам не спешили делиться полезным знанием с первым встречным, ревностно оберегая секрет. Кобылка уже не помнила, чем так смогла очаровать пожилого хранителя тайны с острова Фирула, что он решил научить её этому полезному навыку, но с тех пор заклинание не раз выручало её в трудную минуту.
Вот и сейчас, подойдя к пальме на нужную дистанцию, Типпи вскинула голову, из её рога вырвался узкий, едва видимый при ярком дневном свете луч. Словно чувствительный палец, он коснулся сначала одного ореха, затем другого… Единорожку интересовали исключительно те кокосы, в которых имелось максимальное количество жидкости. Сделав выбор, кобылка послала короткий и резкий, словно удар бича, импульс. Его оказалось достаточно, чтобы орех полетел вниз. Слегка подправив телекинезом траекторию полёта, она направила коричневый мяч прямо на острый край торчащей из песка коралловой глыбы. Удар, громкий треск, летящие в разные стороны осколки скорлупы, и вот уже беглянка жадно глотает прохладную бесцветную водичку, в просторечии именуемую «кокосовым молоком». За первым орехом последовал второй, затем третий… Напившись до отвала, единорожка подняла острый осколок раковины и принялась сосредоточенно выскребать из скорлупы белую маслянистую мякоть – копру, способную отлично утолить голод.
Трапеза продолжалась почти полчаса, Типпи никуда не торопилась и потому могла себе позволить действовать не спеша. После десяти дней тошнотворной каторжной баланды, вкус обычной кокосовой стружки вызывал исключительно положительные эмоции. Отшвырнув в сторону последнюю скорлупку, кобылка довольно улыбнулась и рассеяно погладила себя по изрядно раздувшемуся пузичку.
— Как же хорошо! — проговорила она вслух, сладко облизываясь. — Госпожа Дегару, вы явно вытянули счастливый билет. Думаю, вам следует отправиться в тенёк и посопеть часок-другой. Или вы так не считаете?
Разумеется, она так не считала. Какой, к Дискорду, может быть сон, когда её копыта стоят на песке совершенно незнакомого, возможно, даже таинственного острова! А вдруг, пока она спит, её шкурка приглянется какому-нибудь кровожадному хищнику или толпе злобных зебр-каннибалов? Следовало немедленно отправляться на разведку, пока солнце ещё не окунулось в воды океана, решив немного освежиться после тяжёлого трудового дня.
Отлипнув от пальмового ствола, она встала на все четыре копыта и уверенными, хотя ещё не совсем твёрдыми шагами направилась к видневшемуся неподалёку низкому холму. К счастью, в силу известных обстоятельств, перед ней не стоял вопрос, мучающий большинство потерпевших кораблекрушение – «остров или материк?». Типпи твёрдо знала, что никакого материка поблизости быть не может, так что оставалось только выяснить примерные размеры куска суши, на который Духи Моря соизволили выкинуть свою юную последовательницу.
Холм, а вернее сказать бугор, оказался невысок – метров десять, не больше, но по здешним приземистым меркам он спокойно мог потянуть на внушительную горную вершину. Легко взбежав на его лысую макушку, единорожка крутанулась на месте, оглядываясь по сторонам. Как известно, атоллами называют коралловые острова, имеющие форму разорванного кольца, а водоём, находящийся внутри, именуют лагуной. Здешнему островку до атолла было ещё очень далеко, своей формой он напоминал полумесяц с сильно загнутыми внутрь рогами. Его длина без учёта отмелей составляла, на взгляд Типпи, около двух километров, а ширина не превосходила сотни метров. Позже она, от нечего делать, измерила островок шагами и убедилась, что первые впечатления не слишком разошлись с действительностью.
— Ну что, же, — важно сказала кобылка, — с географией мы определились, пора идти искать разумную жизнь. Впрочем, копыто даю на отсечение, что никого я здесь не найду, слишком уж мало места.
Увидев справа от себя небольшую бамбуковую рощу, единорожка прорысила к ней. Бамбук сам по себе на подобных островках вырасти не может, значит, его посадили специально. Мало кому известно, что это растение – не только хороший строительный материал, его молодые побеги можно употреблять в пищу, по вкусу они напоминают спаржу. Приятное дополнение к скудному рациону.
Посреди рощи яркой голубой кляксой светилось маленькое, полувысохшее озерцо. Типпи осторожно попробовала воду. Она оказалась пресной, но вкус её оставлял желать лучшего. Разумеется, на острове не было своего источника питьевой воды и этот маленький прудик наполнялся исключительно во время дождей. Значит, бамбук здесь посадили ещё и для того, чтобы защитить водоём от прямых лучей солнца. Что же, весьма разумное решение. Конечно, не очень приятно пить подтухшую воду, но кобылка не привыкла привередничать. Впрочем, в данный момент жажда её не мучила, проблема заключалась немного в другом. Засветив рог, она магией зачерпнула вдоволь драгоценной жидкости и, сформировав большой шар, подвесила над своим телом. После долгого бултыхания в морских волнах её шерстка, грива и хвост обильно просолились и теперь, высохнув, слиплись неприятными сосульками, блестящими на солнце множеством крошечных соляных чешуек. Хороший душ, вот что требовалось юной беглянке. Вода хлынула вниз множеством тонких струек, смывая соль и песок. Громко сопя от удовольствия, кобылка повторила процедуру несколько раз. Очистившись, насколько это было возможно, она яростно отряхнулась и, весело помахивая хвостом, выскочила из рощи, полностью довольная собой и окружающим миром.
Впереди, у самого берега, громоздились конические кучи правильной формы. Типпи уже не раз видела подобные отвалы на других островах и потому могла безошибочно сказать, из чего именно они состояли. Скорлупа кокосовых орехов. Вне всякого сомнения, атолл необитаем, но эти горы лучше всяких слов доказывали, что сюда время от времени приплывают сборщики копры, а раз так, то у неё имелись все шансы рано или поздно покинуть остров. Вот только, с учётом сложившихся обстоятельств, к добру это будет или к худу? Особенно если вспомнить, что архипелаг является частью Зебрики. С другой стороны, торчать тут в одиночку много лет, ожидая окончания войны… В этом тоже не было ничего хорошего. К тому же атолл слишком мал, чтобы спрятаться, и когда сюда приплывут сборщики, они обязательно её обнаружат. Так что не следует бежать от собственной судьбы, лучше положиться на удачу, чем трястись от страха, поджавши хвост и зарыв мордочку в песок.
Приняв это эпохальное решение, Типпи ускорила бег и вскоре достигла первой кучи. Обогнув её, поняшка увидела перед собой небольшую хижину и девственно чистый берег. Ни лодок, ни отпечатков копыт. Лачуга оказалась сложена из самых разных материалов – корявых, выбеленных морем кусков плавника, досок от ящиков и разбитых корпусов давно погибших кораблей, бамбуковых стволов… Судя по тому, как выглядели стены, дом построили уже очень давно – лет тридцать, а то и полвека назад. И лишь крыша, крытая пальмовыми листьями, не смотрелась откровенным антиквариатом; было ясно, что перестилали её года два назад, не больше.
Придав мордочке максимально приветливое выражение, единорожка подошла к щелястой, криво висящей двери, и постучала.
— Привет, есть кто дома? Вы не будете против, если я войду?
С самого начала она понимала, что без толку сотрясает воздух – дверь закрыта и прижата большим камнем. Но Типпи была воспитанной кобылкой и предпочитала выполнять формальности до конца.
— Эй, вы меня слышите?
«Похоже, госпожа Дегару, нас не слышат. Интересно, где хозяева? Наверное, ушли в магазин за кресс-салатом и маргаритками к обеду. Раз так, думаю, они не обидятся, если мы войдём без приглашения…»
Исполнив таким образом долг вежливости, поняшка откатила копытом камень и переступила порог. Внутри, как и ожидалось, было пусто. Обстановка жилища полностью соответствовала ожиданиям: несколько низких самодельных лежанок, грубо сколоченный стол, табуретки из обрубков пальмовых стволов, шкафы и стеллажи вдоль стен. Ни печки, ни очага, ибо в здешних широтах обогревать жилище не принято. Зато снаружи имелся навес – нечто вроде летней кухни, где стояла неказистая печурка, сделанная из ржавой железной бочки. Шагах в тридцати от хижины, на невысоком пригорке, Типпи увидела несколько огромных низких столов, сколоченных из разнокалиберных досок, на которых в период сбора урожая сушились кусочки копры.
Кобылка вернулась обратно в дом и принялась осматривать ящики и полки на стеллажах. Там нашлись все необходимые для жизни вещи, от посуды и столовых приборов до ножей, мачете и топоров. Но больше всего на свете её обрадовала найденная самодельная маска для ныряния и ласты на все четыре ноги. Смерть от голода ей явно не грозила.
На балках, под самым потолком, лежали пять скрученных в тугие коконы матрасов. Типпи стянула один и развернула. Матрас оказался набит джутовым волокном, и чистота его оставляла желать лучшего. Но заниматься стиркой сегодня очень не хотелось, больше всего на свете беглянка мечтала лечь на что-нибудь мягкое и вытянуть ноги. Швырнув его на ближайшую лежанку, единорожка со стоном повалилась на бок, ощущая чудовищную, непередаваемую усталость. Несколько минут спустя она уже крепко спала глубоким сном, лишённым сновидений.
Вынужденное отшельничество продолжалось четыре с половиной месяца. Нельзя сказать, что это было лучшее время в её жизни, но и худшим его тоже назвать было нельзя. Типпи отдыхала душой и телом после ужасов гетто и каторжного корабля. Она упивалась свободой, вольным ветром и запахом моря. Казалось, всё плохое навсегда ушло в прошлое и впереди её ожидает лишь веселье и радость. Главным было то, что она вернулась в естественную среду обитания, туда, куда постоянно звало сердце. Город с его душными улицами и высокими домами – не для неё. Гул голосов заглушает плеск волн, а каменные стены заслоняют солнце. Как хорошо снова обрести себя, вновь очутиться на привычном месте. Ради этого стоило немного пострадать, не так ли?
Рацион Типпи не отличался особым разнообразием, но поняшка великолепно обходилась и без изысканных деликатесов. Она собирала орехи и мягкие стебли бамбука, кроме того, в южной части острова кобылка наткнулась на заросли карпобротуса – стелящегося растения с мясистыми листьями, чьи сладкие плоды великолепно шли как в сыром, так и в варёном виде. И, разумеется, благодаря маске и ластам в её распоряжении имелся неиссякаемый запас морепродуктов из лагуны.
Если верить учёным, изначально пони (равно как и зебры) ели исключительно растительную пищу. Но, по мере того как осваивались новые, менее плодородные земли, племенам переселенцев приходилось приспосабливаться к окружающим условиям. Далеко не все территории подходили для сельского хозяйства, так что в рацион поняш вошли молочные продукты, а так же яйца птиц. Те же, кто поселился вдоль берега моря, стали употреблять в пищу некоторые виды водорослей, моллюсков и рыбу. Да-да, именно рыбу, что вызывало сильное раздражение у их вегетарианских собратьев. В древние времена это даже послужило поводом для нескольких войн. Затем всё успокоилось и постепенно рыба, в первую очередь сушёная, стала проникать и на внутренние рынки. В городах начали открываться заведения, где подавали блюда из морепродуктов, которые на некоторое время даже вошли в моду у тогдашней аристократии. Что касается простого народа, то дешёвая калорийная еда многим пришлась по вкусу, я уж не говорю про жеребят, обожавших хрустеть солёными рыбными чипсами. Правда, жители традиционных сельскохозяйственных районов вроде «яблочного» Понивилля всячески сопротивлялись нововведению, но большая часть обитателей Эквестрии с удовольствием хлебала уху, на радость рыбакам и торговцам.
Понятно, что Типпи, выросшая на берегу океана, привыкла питаться дарами моря. Почти каждый день она уплывала на охоту и редко когда возвращалась с пустыми копытами. Будучи единорожкой, она не нуждалась в гарпуне или пике. Магия под водой действовала совсем иначе, не так как на поверхности, и для охоты требовались особые заклинания, которые, разумеется, были ей отлично известны. Из выловленной рыбы она, как правило, варила свой любимый суп «рупус», в состав которого, помимо всего прочего, входило пальмовое масло, мякоть кокоса и четыре вида водорослей, приготовленных особым образом. Остальную добычу она сушила на солнце и складывала в корзины, «на чёрный день».
Постепенно жидкость внутри кокосов становилась всё жирней и гуще, сигнализируя о том, что скоро они окончательно созреют. Следовало ожидать сборщиков. И те наконец появились – длинная узкая лодка-катамаран под косым разноцветным парусом, в которой сидели четверо пони. Взрослый единорог Тувус Хатти и его дети-подростки: жеребята Вис и Лурди, а также кобылка Ролисса. Они, разумеется, страшно удивились, увидев, что в их хижине поселилась незваная гостья, но, будучи как и большинство островитян добродушными пофигистами, легко приняли Типпи в свою компанию, тем более что единорожка оказалась отличной помощницей, которой не нужно было объяснять, что и как делать.
Разговаривали они на языке островитян южной части Безбрежного океана. Беглянка знала его достаточно хорошо, так что проблем с общением не возникло. Своим новым друзьям она сообщила, что была смыта за борт корабля во время шторма, и те, поверив, больше не задавали вопросов, но для более серьёзных слушателей эта легенда никуда не годилась. Типпи понимала, что не сможет выдать себя за здешнюю уроженку – её с головой и ушами выдавал слишком явный эквестрийский акцент. И если обычным жителям архипелага по большому счёту было наплевать на происхождение юной кобылки, то представители власти – совсем другое дело. Тувус Хатти и его отпрыски приплыли с острова Гулас, что находился примерно в шестидесяти милях от атолла, и в их деревне располагалась резиденция «виджигирейнта» – чиновника-зебриканца, осуществляющего надзор за жителями острова. Разумеется, он быстро узнает о подозрительной новенькой поняшке, и дальнейшая судьба Типпи окажется исключительно в его копытах. Тувус клялся и божился, что наместник, проживший в деревне больше тридцати лет, само воплощение справедливости и доброты и всегда защищает пони, но у единорожки на этот счёт имелись определённые сомнения…
В кабинете было прохладно и тихо. Когда Типпи переступила порог, хозяин – массивный, очень тучный жеребец, приветливо взмахнул полосатой головой и слегка приподнялся.
— Очень рад видеть вас, юная мисс, — пробасил он. — Пожалуйста, присаживайтесь. Хорошо, что не стали тянуть время и сразу посетили старика.
«Можно подумать, у меня был выбор», — не без раздражения подумала кобылка, но вслух сказала, разумеется, совершенно другое:
— Добрый день, господин виджигирейнт, я тоже очень рада знакомству. Позвольте представиться – Типпи Дегару.
Зебриканец вновь кивнул и пожевал губами, внимательно рассматривая гостью. Его заплывшие жиром глазки смотрели неожиданно остро и внимательно. Единорожка вздохнула. У неё действительно не было особого выбора. Как только лодка высадила своих пассажиров на берегу у деревни и мешки, туго набитые сушёной копрой, оказались перенесены в сарай, Тувус мягко, но решительно положил копыто ей на плечо.
— Идём, — коротко приказал он, и Типпи покорно двинулась следом.
Дом наместника стоял на холме и был возведён в традиционном имперском стиле, внешне почти не отличаясь от вилл, построенных где-нибудь в окрестностях Зеверы. Хозяйка, пожилая зебра, встретила их на пороге и, улыбаясь мягкой доброй улыбкой, провела единорожку во внутренний дворик, маленький, но очень уютный.
— Подожди здесь, милая, — приветливо сказала она, указывая копытом на удобную скамейку в тени какого-то благоухающего куста, — я сообщу мужу о твоём приходе.
Оставшись одна, Типпи принялась нервно оглядываться по сторонам, лихорадочно пытаясь сообразить, что делать дальше. Все загодя придуманные планы благополучно вылетели из головы, следовало сочинить что-нибудь новое. Вновь появилась хозяйка с большим хрустальным кувшином в зубах. Кувшин был заполнен розовой водой, по его запотевшим бокам стекали тонкие ручейки, на поверхности плавали кусочки колотого льда.
— Угощайся, прошу тебя. Ты, наверное, очень хочешь пить, — сказала зебра, наполняя высокий стакан.
— Благодарю, — прошептала единорожка, с удовольствием делая первый глоток. — Мммм, восхитительно. Огромное вам спасибо!
— Ну что ты, дорогая. Гость всегда приносит в дом счастье. Надеюсь, после разговора с Цоссом ты останешься на обед?
— Да, разумеется, — пробормотала Типпи. — Цосс – это ваш муж?
— О, да. Цосс Клаудус – мой любимый супруг. Рада, что ты не торопишься, пойду отдам распоряжение повару…
Хозяйка удалилась, оставив гостью в замешательстве. Клаудус… Любопытная фамилия. Похоже, местный виджигирейнт – уроженец имперской провинции, если не самой Зеверры. Нужно быть очень осторожной…
Спустя десять минут зебра вернулась и отвела её к мужу. И вот теперь единорожка сидит в уютном кресле и ёжится под изучающим взглядом пары глаз. Стоит тишина. Постепенно Типпи берёт себя в копыта и начинает украдкой осматривать кабинет. Он очень уютен и обставлен с изяществом и вкусом. Вдоль стен стоят книжные шкафы, туго набитые пухлыми томами. Трудно поверить, что у мелкого чиновника может оказаться столь богатая библиотека. Большинство из стоящих на полках трудов – фундаментальные издания в строгих коричневых переплётах, и лишь один шкаф выделяется из общего ряда легкомысленной расцветкой корешков своих книжек.
Единорожка начала разглядывать их с удвоенным интересом, некоторые казались ей очень знакомыми.
«Сказки, детские энциклопедии, научно-популярные сборники, в основном посвящённые морю… А вот эту книгу я читала… и эту тоже… Папина монография «Тайны неведомых глубин», третье издание, дополненное и расширенное… Интересно, а здесь есть… Есть, конечно, вон стоит на третьей полке сверху! Боже мой, какой ужас…»
Хозяин кабинета проследил за взглядом гостьи и несколько смущённо пояснил:
— Это книги моего сына. После того как он уехал в столицу, я перенёс их к себе в кабинет… эм… как напоминание…
— Понимаю, — кивнула Типпи. — Он учится в университете?
— Учился. Сейчас Юсиус призван на военную службу. Во флот.
Цосс вздохнул и устало потёр копытом глаза. Затем положил перед собой лист чистой бумаги.
— Итак, госпожа Дегару, давайте приступим к делу. Вы, насколько я понимаю, эквестрийка?
— Да, — коротко ответила кобылка. Акцент, разумеется, её выдал. Как и следовало ожидать.
— Хорошо… — наместник написал на листе несколько слов. — Как именно вы оказались на территории Империи? И есть ли у вас документы, удостоверяющие личность?
— Документов нет. Что касается «как именно попала», то это долгая история…
— Я никуда не спешу. Слушаю вас.
И Типпи начала рассказ. Она решила, что в сложившихся обстоятельствах разумнее всего говорить правду. Её собеседник слишком умён и легко раскусит любую ложь, а если дело дойдёт до специалистов из Палаты Истины, то хороший допрос с применением наркотических препаратов развяжет любой язык. Плавали, знаем.
Наместник слушал молча, не перебивая, изредка покачивая лобастой головой. Когда единорожка наконец замолчала, он поскрёб копытом подбородок и неожиданно спросил:
— У вас очень странное имя. Не эквестрийское. Такое впечатление, что я его уже где-то слышал, вот только не помню, где именно.
— Возможно, от вашего сына?
— Хотите сказать, что были с ним знакомы? — тонко улыбнулся зебриканец.
— Исключительно заочно, — рассмеялась Типпи. — Позвольте…
Она засветила рог и сняла с полки замеченную ранее ненавистную книгу. То был изрядно потрёпанный пухлый том большого формата. Положив его перед Цоссом, она подошла и указала на обложку.
— Смотрите. Ничего не напоминает?
Жеребец взял очки, нацепил на нос и склонился над книгой.
— Гм, — задумчиво пробормотал он, — «Типпи – кобылка из моря»?
Затем хозяин внимательно посмотрел на цветную фотографию, где крохотная мисс Дегару лежала в обнимку с детёнышем морского леопарда, и перевел взгляд на гостью.
— Да, определённое сходство есть… Сколько вам тогда было?
— Пять лет. Но внутри имеются более поздние снимки. Эту взяли на обложку исключительно из-за её трогательности.
— Понимаю… — растерянно протянул Цосс. — Как же вас угораздило?
— Эта драма всей моей жизни, — вздохнула кобылка. — В детстве я была полностью предоставлена самой себе, родители оказались слишком заняты наукой. Временами, когда они всё же вспоминали, что у них есть дочь, мамочка брала фотоаппарат и делала несколько фоток, запечатлевая меня в привычной обстановке. «Типпи ковыряет копытцем в носу», «Типпи лопаткой для песка препарирует каракатицу, дабы посмотреть, что у неё внутри», «Типпи целуется с детёнышем Морского Змея»… Со временем у них накопилось множество снимков. Однажды их случайно увидел папин издатель и пришёл в дикий восторг. Он предложил выпустить фотоальбом про «невинную крошку, живущую в гармонии с природой, играющую с морскими ежами, юными муренами» и прочее в том же духе.
— И ваши родители согласились?
— Ещё бы. Отобрали две сотни самых сопливых и трогательных, добавили идиотские подписи и издали. С коммерческой точки зрения то был безусловный успех. Ни одна другая книга моего папочки не продавалась настолько хорошо. Даже в вашей стране она выдержала не меньше пяти изданий.
— Но вы, я вижу, этому не рады?
— А чего радоваться? Я стала «Типпи – кобылкой из моря». Знали бы вы, как из-за этого меня травили в школе…
— Догадываюсь, — наместник улыбнулся и захлопнул книгу. Затем его мордочка приняла озабоченное выражение. — Всё это, конечно, похвально, но я совершенно не представляю, что мне с вами делать.
— Может, просто отпустите?
— Куда? — он нахмурился и забарабанил копытом. — Я не могу просто взять и отпустить вас на все четыре стороны. Вы – гражданка страны, с которой мы ведём долгую, кровопролитную войну. Если об этом узнают наверху, и вас, и меня ждёт суровое наказание. С другой стороны, отдавать вас на расправу хищникам из Палаты Истины жестоко и несправедливо, вы и так хлебнули горя… Сколько вам сейчас лет?
— Пятнадцать.
— Очень хорошо. Тогда могу предложить способ избежать депортации в трудовой лагерь. Сразу хочу сказать, что он… достаточно неприятен. Но альтернативы, увы, нет.
— Я вас внимательно слушаю, — медленно проговорила Типпи.
— Вся проблема заключается в том, что ваш правовой статус не определён. Вы гражданка враждебного государства, незаконно проникшая на территорию Империи. Можно, конечно, закрыть глаза на ваше эквестрийское происхождение, к примеру, сказав, что вы прибыли из Сингая, но факт незаконного пересечения границы остаётся в силе…
— Значит, мне нужно найти юридическое обоснование пребывания здесь?
— Верно! Вы поразительно догадливы, юная леди. В данной ситуации сделать это можно только одним способом. Выйти замуж за кого-нибудь из островитян.
Типпи поперхнулась и уставилась на Цосса.
— Что?
— Увы, да. Став законной супругой местного жителя, вы вместе с его фамилией автоматически получите подданство Империи и все сопутствующие права и обязанности.
— Это… как-то неожиданно…
— Согласен. Но повторюсь, иного выхода нет. В противном случае я должен посадить вас под замок и сообщить наверх. А там сулуландская Палата Истины, допросы и в лучшем случае трудовой лагерь где-нибудь на арахисовых плантациях.
— Выбор невелик.
— Верно.
Типпи задумалась. С одной стороны, ей страшно не хотелось в лагерь. Она понимала, что выжить там будет ох как непросто. С другой, выходить замуж за первого попавшегося пони…
— И да, вот ещё что. Сразу хочу предупредить, что при всём желании вы не сможете стать спутницей жизни своему ровеснику. Местные брачные традиции очень сложны и запутаны. Ни одна семья не отдаст сына за кобылку без роду-племени, да ещё и не имеющую приданого. Единственное, на что вы можете рассчитывать – пожилой вдовец. В этом есть и своя светлая сторона.
— Какая?
— Вам не придётся ждать смерти мужа слишком долго.
— Дискорд!
— Согласен. В деревне есть несколько вдовцов, желающих взять молодую жену. Если вы согласитесь, я пошлю за ними. Но учтите, что выбирать будете не вы – выбирать станут вас. Надеюсь, разница ясна?
— Яснее некуда… — Типпи замолчала, прикрыв глаза. Чего угодно ожидала она от этого разговора, но только не такого. Проклятье!
— Я согласна!
— Вот и отлично. Рад, что разум не оставил вас, мисс Дегару!
Наместник широко улыбнулся, скомкал листок с пометками и запустил его в мусорное ведро.
— Прошу, подождите во дворе, пока я напишу письма потенциальным женихам. И да, надеюсь, вы отобедаете с нами?
Единорожка уныло кивнула и, опустив уши, медленно поплелась к двери.
Глава 5. Сулуланд
Остроносая двухмачтовая шхуна «Отирус» неторопливо входила в Малую гавань Сулуланда. Пассажиры, столпившиеся у фальшборта, с вожделением глядели на приближающийся причал. Большинство из них имело весьма бледный вид, ибо прошедший накануне двухдневный жестокий шторм мало того что заставил изрядно намокнуть, так ещё и отсрочил прибытие в порт более чем на сутки. Корабль был маленьким, трюм доверху забит грузом, и основная масса пассажиров, экономя деньги, купила палубные билеты. При хорошей погоде путешествие на свежем воздухе лишь в радость, но когда целые сутки идёт дождь, а шквалистый ветер рвёт и уносит прочь самодельные навесы и плащи, впору впасть в уныние.
Типпи была достаточно богата и потому заплатила за каюту. Помещение оказалось совсем крошечным, в нём с трудом помещался большой рундук, служивший столом, подвесная койка и умывальник с разбитой раковиной. Впрочем, в непогоду любая конура с прочной крышей – дворец, так что единорожка и не думала жаловаться. Сейчас она стояла вместе со всеми на палубе и наблюдала за растрёпанными матросами, которые готовили причальные канаты. Порт… В конце каждого путешествия тебя ожидает порт. Ну или стылая морская бездна, это уж как повезёт. Кобылка тряхнула гривой, отгоняя ненужные мысли, и перевела взгляд на пристань. Там уже клубилась нестройная толпа встречающих. В основном всякая портовая рвань – зазывалы дешёвых гостиниц-клоповников, сутенёры, мазурики всех мастей, желающие прямо сходу втюхать приезжим разнообразный, чаще всего краденый товар, носильщики и неизбежные нищие.
Пассажиры шхуны по большей части – мелкие торговцы, приплывшие на Осеннюю ярмарку – тёртые калачи, но местные мошенники всё равно надеялись найти своего, персонального лоха. Типпи усмехнулась и сплюнула за борт.
«Надейтесь, надейтесь! — весело подумала она. — Мечтать не вредно».
Впрочем, лично ей требовалось нанять двух носильщиков, чтобы без помех донести груз до гостиницы. И вот здесь следовало проявить максимум осторожности. Нет никакой гарантии, что помощники не сбегут с товаром, пользуясь вечной портовой суматохой.
Внимательно оббежав взглядом шумную толпу, единорожка обратила внимание на двух жеребят-подростков, в нерешительности остановившихся чуть в стороне от остальной своры. Кобылка-земнопони и зебрёнок. И ей, и ему на вид лет пятнадцать-шестнадцать. Судя по растрёпанным гривам и отсутствию украшений – обычные портовые беспризорники, зарабатывающие на жизнь всякой подённой работой. Было понятно, что в этой компании прохиндеев они чужаки; скорее всего, ребята просто проходили мимо и решили попытать удачу, вдруг кто наймёт. Типпи поймала умоляющий взгляд кобылки и, мгновенно приняв решение, приветливо улыбнулась и кивнула в ответ. Заметив это, девчонка пихнула товарища в полосатый бок, и они начали энергично пробиваться сквозь толпу.
Борт шхуны глухо ударил о джутовые кранцы, упали сходни, дружно зацокали копыта. Пассажиры, сгибающиеся под тяжестью мешков и корзин, хлынули на берег, железными плечами расталкивая попрошаек. Типпи сказала несколько слов матросу, не дающему особо ушлым типам проникнуть на борт, и тот без возражений пропустил юную парочку.
— Привет, — улыбнулась единорожка. — Поможете мне отнести кой-какое барахло в Верхний город?
— Конечно, мисс, — затараторила кобылка, — мы с Ни привыкли таскать тяжести, так что не сомневайтесь, донесём в один миг!
— Отлично, — кивнула Типпи, разглядев на спинах своих новых знакомых характерные проплешины вытертой шерсти, оставленные широкими лямками перемётных сумок, — Идите за мной.
В каюте их ожидали три двойных кожаных кофра.
— Ваши вот эти два, — махнула копытом единорожка. — Справитесь?
— Не сомневайтесь, мисс, — с воодушевлением выпалила кобылка. — Для нас это раз плюнуть. Правда, Ни?
Зебрёнок уверенно кивнул. Он действительно казался жилистым и крепким. Типпи засветила рог, подняла самый тяжёлый кофр и опустила ему на спину. Затем нагрузила его спутницу и загрузилась сама. Разумеется, в её сумках лежал наиболее ценный товар, а также личные вещи и деньги.
— Ну, двинулись, — скомандовала она. — Мне нужно на площадь Рыбьих Глаз, знаете такую?
Девчонка на секунду задумалась, а потом энергично затрясла гривой.
— Да, конечно, мисс. Это где чудной фонтан!
— Верно. Гостиница «Белая чайка». Кстати, меня зовут Типпи.
— Круто. А полосатика – Ни. Это сокращение от Ниллитузи, но, согласитесь, трудно всё время так его называть, язык сломать можно. А я – Ди.
— Ди – сокращённо от Дианы?
— Нет, — засмеялась кобылка. — Просто Ди. Мои предки не слишком заморачивались с придумыванием имён. Я вообще до пяти лет думала, что меня зовут «Пшлавонсука», честно-честно.
— Да уж, — хмыкнула единорожка. — Тебя явно очень любили.
— А то! Единственное, что хорошо умел делать мой папчик, так это строгать жеребят. Нас у него было аж тринадцать штук, целый табун. Мы тогда жили… — тут Ди на мгновение запнулась, — на другом острове.
— И каково расти в такой большой семье? — осторожно поинтересовалась Типпи.
— Да нормально. Главное – с самого начала знаешь, что нужно надеяться только на собственные копыта. Я начала работать сразу, как научилась ходить. Рыбу из сетей для рыбаков вынимала, тяжести всякие перетаскивала, надрывалась. Короче, весело и с пользой проводила время.
— А здесь как оказалась?
— Очень просто. Подслушала как-то разговор между моим папочкой и торговцем, что кобылок для матросских борделей поставлял. Типа торговались они. За мою, значит, голову. Всё в сумме сойтись не могли. Не стала я дожидаться, чем дело кончится, и рванула к знакомому рыбаку, он как раз в Сулуланд собирался идти с грузом сушёной дорады. Поплакалась ему в зюйдвестку и попросила взять с собой. Он отказываться не стал, так что через пару деньков оказалась здесь. Поначалу было трудно, но потом встретила Ни, и теперь мы не разлей вода. Держимся друг за дружку. Вдвоём выживать веселее.
— А он, я смотрю, не слишком разговорчив…
— Верно, зато я болтаю за двоих. Впрочем, он бы и рад что-нибудь сказать, но… Ни, покажи ей, пожалуйста!
Зебрёнок недовольно махнул головой, но всё же на секунду остановился и открыл рот. Типпи посмотрела и вздрогнула – вместо языка во рту подростка красовался уродливый обрубок.
— Ужас! Кто его так?
— Не знаю, мисс Типпи. Когда мы с ним познакомились, он уже ходил таким. Рассказать ничего, разумеется, не может, а писать-читать ни он, ни я не умеем, так что всё его прошлое – сплошная тайна, покрытая мраком.
— А имя как выяснила?
— Легко. Просто стала перечислять все, какие знала, и выбрала то, на котором он меня остановил.
— Может, ему просто надоело играть в угадайки?
— Вполне возможно. Но какая, в сущности, разница?
— Согласна. А живёте вы где?
— В Малой гавани есть кладбище старых деревянных кораблей. Ну, вы знаете, наверное – зебры верят, что в кораблях обитает живая душа, и потому они никогда не разбирают старые посудины на дрова, а дают им тихо сгнить. Боятся мести со стороны духов.
— Знаю, — усмехнулась Типпи. — Правда, это суеверие не распространяется на современные корабли из металла.
— Верно. Так вот, в тамошних гнилых лоханках устроены ночлежки, где любой бездомный может перекантоваться за пару монет.
— Но на жизнь вы ведь где-то зарабатываете? Не всегда же удаётся помочь торговке вроде меня.
— Конечно, нет. Мы таскаем товары через го…
Тут Ни всхрапнул и пребольно стегнул свою разболтавшуюся подругу хвостом. Ди осеклась, опустила ушки и виновато отвернула мордочку в сторону. Типпи сделала вид, что не заметила разыгравшейся сцены. Вот значит оно как. Любопытно.
Город Сулуланд вольготно расположился в широкой долине, амфитеатром спускающейся к океану. От остального острова его отделяет высокий горный хребет Полумесяца, острые рога которого двумя рукавами уходят далеко в море. Такая естественная преграда, словно исполинская крепостная стена, надёжно защищает столицу архипелага с суши. Разумеется, есть и «ворота» – три перевала, через которые можно покинуть город по мощёным тёсаным камнем дорогам. И, конечно, проходы укреплены надёжными заставами, где днём и ночью стоят бдительные стражи. Любому дураку ясно, что большой порт не может жить без контрабанды, это альфа и омега всей коммерческой деятельности, но как её пронести через заслоны? Конечно, используя обходные пути. Почти каждую ночь маленькие караваны, гружёные нелегальным товаром, идут по опасным, зачастую смертельно опасным тропинкам. А где проще всего вербовать носильщиков? Верно, среди трущобной голытьбы, готовой на всё ради нескольких монет. Вот и эти двое скорее всего зарабатывают, таская тюки через горы и постоянно рискуя жизнью. Бедняжки! В Эквестрии они беззаботно бегали бы в школу, а здесь же…
Получившая нагоняй Ди прекратила болтать и теперь уныло плелась в хвосте. Они миновали порт и принялись карабкаться по крутой улице Трёх Цезарей, ведущей в Верхний город. Солнце пекло немилосердно, так что в любом случае беседу пришлось бы прервать. Наконец подъём закончился, а ещё через десять минут они вышли на площадь Рыбьих Глаз, украшенную мраморным фонтаном. Конечно, у неё имелось официальное, приличное название, но его, разумеется, никто не помнил. И всё по вине фонтана. Уж непонятно, каким местом думал скульптор, высекая центральную фигуру мифической рыбы, но её выпученные глаза получились настолько выразительными и огромными, что потрясённые горожане с тех пор окрестили её именно так.
Гостиница «Белая чайка» была уютным трёхэтажным зданием, построенном в старом колониальном стиле. Первый этаж занимал ресторан и апартаменты хозяев, два верхних отведены под номера. Когда запыхавшаяся и изрядно сомлевшая троица вошла в полутёмную прохладу холла, Типпи сразу направилась к стойке портье. Стоящая за ней молоденькая зебра вскинула голову и радостно улыбнулась.
— Типпи, ну наконец-то, а то мы уже начали волноваться!
— Привет, Суни; ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть. Мой номер свободен?
— Как всегда, держали специально, никому не сдавали, знали, что ты приедешь, — зебра вытащила из ячейки ключ и положила на стойку.
— Спасибо. Где мама?
— На кухне, распекает Туни. Этот рыбий хвост опять подпалил морковное рагу. Замечтался и забыл помешать. Просто зла не хватает!
— Зато он готовит восхитительный палтус в кляре. Ладно, я пошла наверх, приведу себя в порядок, спущусь, тогда и поболтаем, тем более… — единорожка окинула взглядом абсолютно пустой холл, — посетители сегодня вас явно не жалуют, даже странно.
— Ох, не сыпь мне соль на раны, — взвыла Суни, — ты даже не представляешь, солнышко, какой бардак у нас тут творится.
— Отчего, представляю, — хмыкнула Типпи, взяла ключ и, кивнув своим юным помощникам, двинулась к лестнице.
Любой, даже самый мелкий жеребёнок на архипелаге Марракуд знает, что самые лучшие лодки делают исключительно из стволов дерева ном, произрастающего в джунглях далёкого материка Аммериго. Каждый год, сразу после окончания сезона дождей, отряды отважных охотников за ценной древесиной поднимаются вверх по течению великой реки Альбакко и, разойдясь по рукавам её многочисленных притоков, уходят вглубь вековечных лесов. Найденные деревья рубятся, освобождаются от веток и потом при помощи катков и мускульной силы местных дикарей, нанимаемых за стеклянные бусы, ножи и зеркальца, перетаскиваются к ближайшей воде. Далее стволы сплавляются вниз по течению, до городка Эстебан, где продаются перекупщикам, а те, связав большие плоты, отправляют их дальше, в портовый город Сан-Мигель. Там драгоценный груз покупают оптовики, которые, ошкурив и внимательно обследовав брёвна на предмет порчи, укладывают их в штабеля под навесы для просушки.
Сохнут они долго – десять-пятнадцать лет, в зависимости от толщины. За это время древесина приобретает глубокий угольно-черный цвет, так ценимый знатоками. Затем по истечении положенного срока отобранные стволы уходят на аукцион, традиционно проводимый в Сан-Мигеле зимой и летом. На это мероприятие приезжают представители известнейших торговых домов со всего мира. Наиболее ценные брёвна с ярко выраженным рисунком идут на изготовление элитной мебели, способной украсить любой дворец. Образцы попроще идут на изготовление различных поделок и лодок. Лодки, выдолбленные из цельного бревна, традиционно пользуются огромным спросом у жителей многочисленных островов и архипелагов Безбрежного океана. Про них говорят: «Легкие, как пух; прочные, как сталь; долговечные, как гранит». Действительно, правильно сделанная лодка способна выдержать любой, даже самый сильный шторм, её маленький вес позволяет лететь по волнам подобно чайке, а не поддающаяся древоточцам и гниению древесина дарует крохотному кораблику завидное долголетие. «Молния», доставшаяся Типпи по наследству от бывшего мужа, принадлежала ещё его деду.
Для местных жителей приобретение «чёрной лодки» является, пожалуй, самым важным событием в жизни. Как правило, деньги на покупку молодожёны начинают откладывать сразу после свадьбы, для того чтобы их повзрослевшие дети (а, может быть, и внуки) могли себе позволить приобрести вожделенную посудину. На архипелаге Марракуд имеется всего две мастерские, строящие лодки из дерева ном. Они никогда не производят их впрок, а делают исключительно на заказ. Как правило, клиент сначала долго обсуждает с мастерами параметры будущего судёнышка, учитывая каждую мелочь, затем вносит залог, после чего начинается работа, длящаяся три-пять месяцев в зависимости от сложности заказа.
Когда Типпи Дегару, припёртая к стенке обстоятельствами, дала согласие на свадьбу, она даже представить себе не могла, насколько её дальнейшая судьба окажется переплетена со старой чёрной лодкой…
Обед в доме виджигирейнта Цосса Клаудуса был подан в большой, изящно обставленной столовой. Повар, получивший предельно чёткие инструкции от хозяйки, постарался на славу, так что единорожка, четыре месяца просидевшая на кокосах, рыбе и плодах карпобротуса, чуть было не проглотила язык, пытаясь попробовать все невероятно вкусные блюда. После того как первый голод оказался утолён, супруга наместника, которую звали Унна, принялась задавать вопросы. Типпи во всех подробностях описала свои приключения на острове, деликатно умолчав о событиях, предшествующих её появлению на архипелаге. После десерта господин Клаудус отправился вкушать послеобеденный сон, а Унна утащила кобылку на свою половину дома, дабы подготовить юную эквестрийку к «самому важному событию в её жизни». Типпи не сопротивлялась, ибо устоять перед напором пожилой зебры не смогла бы и гранитная скала.
Для единорожки, как оказалась, уже была приготовлена мраморная ванна, наполненная ароматной горячей водой, целая батарея бутылочек и горшочков с экзотическими маслами, мазями и прочими субстанциями, названия которых ей были попросту неизвестны, а так же служанка – настоящая профи в сложной науке ухода за телом. В какой-то момент ошалевшей от непривычной роскоши островитянке показалось, что она неким мистическим образом переместилась из захудалой деревушки на краю мира прямо в сердце столичного города Зеверра.
Час спустя Типпи, несколько уставшая от сложных косметических процедур, угодила в копыта самой леди Унны, и та, вооружившись целым набором ножниц и разномастных машинок, принялась приводить в порядок её изрядно запущенную гриву и хвост. Единорожка, почувствовав, что начинает засыпать под мерное клацанье и жужжание, решила завести светскую беседу, тем более что ей до смерти хотелось узнать историю хозяина усадьбы. Она понимала, что мелкий чиновник, осуществляющий надзор за несколькими рыбачьими деревушками на забытом всеми богами крошечном островке, не может себе позволить содержать столь богатый дом с многочисленной прислугой. Хозяйка словно ждала этого вопроса и щедро засыпала гостью целым ворохом подробностей.
Как оказалось, Типпи не ошиблась в своём предположении: господин Цосс действительно принадлежал к младшей ветви древней аристократической семьи Клаудиусов, чьи предки служили ещё при дворе Первых Цезарей. Молодой талантливый жеребец блистательно окончил юридический факультет Императорского Лицея, на тот момент главного высшего учебного заведения Зебрики, и был представлен ко двору. Именно там он познакомился с сенатором Тербием Крагхом – талантливым, амбициозным политиком, одержимым идеей проведения глубоких социальных и экономических реформ, способных превратить полуфеодальную аграрную империю в государство технократического типа. Проникнувшись грандиозными планами Тербия, Цосс с радостью примкнул к его сторонникам и принял деятельное участие в работе над проектом судебной реформы. Разумеется, столь радикальные преобразования не могли не вызвать чудовищного сопротивления со стороны крупнейших Семей и их сторонников в Сенате. После долгой борьбы, вылившейся в народные волнения и беспорядки, Крагх и его партия были объявлены изменниками и обвинены в попытке подготовки государственного переворота. Цезарь, благосклонно относящийся к идеям реформаторов, был вынужден принять сторону сенатского большинства. Последовали репрессии, правда, удивительно мягкие – Тербия даже не лишили сенаторского звания и просто отправили в загородное имение с запретом появляться в столице. Что касается членов его команды, то их ожидала ссылка в отдалённые провинции империи. Цосс сам выбрал место, где поселиться, так как всегда любил море. Постепенно вынужденное изгнание превратилось в добровольное, ибо спокойная, размеренная жизнь на маленьком острове нравилась ему больше бесконечной столичной суеты. Времена изменились, после нескольких лет опалы Тербий Крагх возглавил сенат, а его реформы превратили Зебрику в могучее государство. Цосс давно прощён и теперь постоянно получает приглашения вернуться назад, дабы занять более приличествующий своему положению пост, на которые неизменно отвечает двумя строчками из бессмертной классической поэмы Вирджинлия «Письма зеверрийскому другу»: «Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря». Он много работает, получить его юридическую консультацию приезжают даже с материка, а по написанному им учебнику учатся студенты университетов…
В какой-то момент Типпи утомила болтовня пожилой зебриканки, и она принялась откровенно клевать носом. К счастью, процедура подошла к концу; взмокшая от усердия леди Унна отложила в сторону инструменты и, стряхнув стриженые волосы широкой мягкой метёлочкой, подвела гостью к огромному зеркалу.
— Ну как? — не без гордости поинтересовалась она.
— Потрясающе… — протянула единорожка, любуясь собственным отражением. — Хоть сейчас под венец.
— Мне пришлось сильно укоротить чёлку. Она была выстрижена такими неровными клочками, что никак не получалось вывести прямую линию. Ты что, выравнивала её ножницами для овец?
— Обижаете! Откуда на необитаемом острове может взяться такая роскошь? Пилила острым краем раковины.
— Ужас какой!
— Шучу. На самом деле отрезала ножом.
— Всё равно кошмар. Но теперь совсем другое дело, согласись!
— Разумеется. Ещё никогда я не была столь привлекательной и сексуальной. Надеюсь, будущие женихи оценят.
Если зебриканка и заметила иронию в последних словах, то не подала виду. Ещё раз окинув придирчивым взглядом плод своего длительного труда, она недовольно пристукнула копытом.
— Тебе не хватает украшений. Как насчёт кольца в нос и серёжек? У меня есть великолепный комплект из галопкондского серебра.
— Огромное спасибо, но у меня не проколоты ни нос, ни уши.
— Правда? Ах, как плохо. Тогда, может быть, цепочку на шею… Нет, серебро будет сливаться с твоей шкуркой… О, придумала!
— Мне вовсе не нужны украшения! — воскликнула Типпи, но хозяйка, не слушая, выбежала из комнаты и вскоре вернулась с большой серебряной заколкой для волос, украшенной тремя крупными кроваво-красными камнями, сияющими изнутри устойчивым, мягким светом, хорошо видимым даже днём.
— Вот, это будет идеально. Посмотри, какие прекрасные гранаты, зачарованные лучшими шаманами. Светят, как звёзды, хотя старые шарлатаны использовали всего-то пятнадцатую ступень Чёрной магии. Я купила эту прелесть лет пятнадцать назад на ярмарке в Сулуланде, но так никогда и не носила, представляешь? Всё хотела кому-нибудь подарить, и вот подвернулся удачный случай.
— Но я не могу её принять! — запротестовала единорожка.
— Конечно, примешь, — засмеялась хозяйка. — Должна же я помочь найти счастье такой милой девочке.
Заколка вонзилась в гриву, Унна отошла на несколько шагов и довольно мотнула головой.
— Божественно, — провозгласила она. — Похоже, что ювелир, делавший эту милую безделушку, думал в тот момент исключительно о тебе.
— Меня тогда и на свете-то не было, — буркнула кобылка, подходя к зеркалу.
Да, что и говорить, во вкусе зебриканке отказать было сложно. Заколка действительно идеально сочеталась с цветом волос и смотрелась просто великолепно. Типпи принялась неуклюже благодарить щедрую хозяйку, лихорадочно соображая, чем же можно ответить. Выходило, что ничем, хотя Унна, разумеется, и не задумывалась об ответном подарке – ведь щедрость и гостеприимство зебр общеизвестны.
Наконец появился Цосс, на плечах которого красовался короткий форменный плащ, украшенный нашивкой чиновника восьмой категории. Окинув единорожку внимательным взглядом, он благосклонно кивнул и улыбнулся жене.
— Вижу, дорогая, что ты даром время не теряла и, похоже, даже слегка перестаралась. Боюсь, как бы женихи не устроили драку за копыто этой красавицы.
«Очень смешно, — угрюмо подумала Типпи. — Вот бы они на радостях поубивали друг друга!»
Унна совсем по-матерински обняла кобылку и прошептала ей на ухо:
— Не бойся, милая, всё будет хорошо, обещаю. Цосс не даст тебя в обиду.
Единорожка в ответ только судорожно вздохнула и, сжав зубы, последовала за наместником.
Они шли по извилистой деревенской улице неторопливой, прогулочной походкой. Клаудиус важно, но без тени высокомерия отвечал на приветствия прохожих, а те, пропустив мимо себя занятную парочку, пристраивались сзади. Случайно обернувшись, кобылка с изумлением заметила, что их сопровождает целая толпа. Похоже, местные отлично знали, кто она такая и куда идёт. Ещё бы, слухи в небольших деревнях расходятся со скоростью штормового ветра. Типпи совсем поплохело. Становилось ясно, что в ближайшие несколько минут ей предстоит сыграть главную роль в классическом провинциальном водевиле «Бедная невеста или бесприданница». Спешите видеть и не забудьте отхватить лучшие места в партере!
Их путь завершился на пороге Общественного дома – круглого здания, больше всего похожего на огромную беседку. Как правило, такие сооружения имелись в каждой деревне. Утром здесь звенели жеребячьи голоса и скрипел по аспидно-чёрной доске мел школьного учителя, днём устраивались различные собрания, а вечером молодёжь затевала танцы под музыку самопального оркестра. Сейчас же внутри просторного помещения их терпеливо дожидались пятеро пожилых пони. При виде претендентов на копыто сердце кобылки стремительно ухнуло куда-то вниз. Старые грибы с плешивыми гривами и слезящимися глазами. Какой ужас!
— Ну что, господа, — важно изрёк господин Цосс, обводя компанию внимательным взглядом. — Я привёл её. Надеюсь, вы сделаете правильный выбор.
Сказав это, он прошёл мимо и, усевшись за учительский стол, открыл принесённую с собой книгу, всем видом давая понять, что не собирается оказывать давление на участников смотрин. Наступила тишина. Мордочки многочисленных зрителей торчали из оконных проёмов, селяне тихо перешёптывались меж собой, но кидать громкие реплики или комментарии никто пока не решался.
Типпи стояла, опустив голову, чувствуя себя как корова на рынке. Наконец самый старый из компании женихов трубно высморкался и прошепелявил:
— Шлишком молода. Зашем мне такая вершихвоштка? — в его рту имелся всего один зуб – кривой и жёлтый, он торчал под неестественным углом, словно корабельный бушприт. — Жа такой нушен глаж да глаж, иначе мигом рога выраштят!
— Телом больно хлипкая, — подхватил второй. — Такую не обнять и не потискать, о кости синяков набьёшь.
— Мелковата, — авторитетно заметил третий. — И городская, грамотна небось. Жинки не должны грамоту знать. Дерзостей всяких в книжках наберутся и потом против мужнина слова лезут. Куда такая нужна?
Четвёртый не сказал ни слова. Судя по многочисленным красным плевкам у копыт, он жевал бетель и не собирался отрываться от этого увлекательного занятия ради нескольких реплик.
Пятый оказался пожилым угрюмым единорогом с пепельной от седины гривой. Он был младше четырёх остальных претендентов, на вид лет шестьдесят. Типпи поймала быстрый взгляд его карих глаз и заметила, что белки у них имеют нездоровый зеленовато-жёлтый оттенок. Небрежно кивнув, жеребец неторопливо подошёл к ней и, опустив морду почти к самому уху, спросил:
— Значит, умеешь собирать кокосы, отлично плаваешь и хорошо управляешься с парусом… Интересно, где городская кобылка вроде тебя смогла научиться такому?
— Я не городская, — так же тихо ответила Типпи. — Родилась на острове и большую часть жизни провела у моря. Мой отец был учёный, изучал всяких рыб, вот почему я…
— Значит, Тувус не соврал, — фыркнул жеребец и, помолчав, задумчиво продолжил: — Ты выжила в океане и на необитаемом острове, от тебя пахнет солью и рыбой, Духи Моря оставили на твоём теле незримую печать… Было бы огромной глупостью упустить такой шанс…
Он тряхнул гривой и повернулся к старикам, прекратившим перемывать косточки единорожке и перенёсшим дискуссию в область высокой политики и экономики.
— Насколько я понимаю, вы отказываетесь брать её в жёны?
— Куда такая тощщая годится… Вершихвоштка… Шибко умная… Забирай её, Аллан, если хочешь, — загудели они.
— Тогда пошли, — жеребец мотнул головой в сторону учительского стола. Цосс смотрел на них, широко улыбаясь, и Типпи внезапно подумала, что он и есть режиссёр этого глупого скетча. Главными актёрами в нём были она и Аллан, а четверых старых пней пригласили исключительно для массовки.
«Вот ведь хитрюга, — не без восхищения подумала кобылка. — Свобода выбора, как же».
Наместник с торжественным видом открыл тиснёную золотом кожаную папку и извлёк два красочно оформленных бланка. Затем повернулся к новобрачным.
— Итак, согласен ли Аллан, сын Сета Рюгга, взять в жёны Типпи, дочь Жана Дегару?
— Согласен, — уверенно сказал жеребец.
— Согласна ли Типпи, дочь Жана Дегару, взять в мужья Аллана, сына Сета Рюгга?
— Согласна, — вздохнула кобылка.
— Да будет так! Правом, данным мне Божественным Цезарем, объявляю вас мужем и женой. Идите вместе по дороге Жизни, копыто к копыту, и пусть духи предков осеняют ваш путь!
Молодые супруги расписались в бланках.
— Конечно, — сказал Цосс, — брак вступит в силу только после венчания в храме. Обычно это делают одновременно с регистрацией, но в силу сложившихся обстоятельств… Короче, я уже послал весточку брату Кодди, и он обещает, что церемония состоится завтра утром. Ну а сам праздник…
— Устроим через две недели, в день Почитания Предков, — быстро сказал Аллан. — Надо ещё продукты купить и сварить Венчальное пиво…
— Хороший день для свадьбы, — качнул головой Цосс. — Вижу, что не зря остановил свой выбор на тебе. Ты станешь для неё отличным мужем.
Жеребец громко фыркнул, и молодые, отвесив наместнику глубокий поклон, отправились к выходу… Уж если не копыто к копыту, то уж во всяком случае вместе…
Глава 6. Мирная жизнь
Всю дорогу они шли молча, каждый думал о своём. Типпи изредка бросала на своего «суженного» быстрый взгляд, пытаясь понять, что за мысли бродят у того в голове. Она до сих пор не могла поверить в то, что этот угрюмый пожилой жеребец – её законный супруг, с которым предстоит прожить бок о бок много долгих лет. Постепенно затея Цосса стала казаться ей невероятно грязной и мерзкой.
«Жирный, хитрый ублюдок, — с раздражением думала она. — Лучше было послать его подальше сразу, прежде чем он успел открыть рот. Селестия, какая же я всё-таки дура!»
— Мы пришли, — негромко сказал Аллан, прервав мрачные размышления единорожки. — Добро пожаловать домой.
В его голосе не было издёвки, только усталость и грусть.
«А ведь он болен, — внезапно подумала Типпи. — Давно и тяжело… Эта странная походка, эти жёлто-зелёные белки глаз… И как я сразу не догадалась?»
Дом, отныне ставший её пристанищем, оказался большим и добротным. Конечно, он сильно уступал вилле наместника, но на фоне прочих деревенских хижин смотрелся богато и зажиточно. Впрочем, весь его облик нёс печать упадка и запустения, словно хозяин давно махнул копытом на внешний вид своего жилища. Стены, традиционно покрытые слоем белой извёстки, посерели и облупились, требуя покраски. Внушительная крыша из пальмовых листьев нуждалась в полной замене. Аллан толкнул покосившуюся калитку, и они вошли в небольшой палисадник, заросший высокой, жёсткой, как проволока, сорной травой. Похоже, под ней скрывались клумбы и грядки, ныне заброшенные и забытые.
«Придётся изрядно попотеть, — подумала кобылка. — Как тут всё запущенно».
Дом, как и все жилые постройки этой части света, традиционно состоял из единственного общего помещения с центральным подпорным столбом, поддерживающим конёк крыши. Никаких отдельных комнат или чуланов. Для желающих интима имелись переносные бамбуковые ширмы. Кухня размещалась под навесом на улице и была оборудована мойкой, вода в которую поступала из накопительного бака, парой столов, кучей шкафов и шкафчиков, а так же двумя плитами – дровяной и газовой. Похоже, Аллан действительно был состоятельным пони, раз мог себе позволить покупать сжиженный газ в баллонах.
Внутри дом выглядел как и ожидалось – стандартное холостяцкое жилище, лишённое заботы и ухода. Нельзя сказать, что Типпи была особой поборницей чистоты, но при виде толстого слоя пыли и давно не стираных занавесок у неё сразу зачесались копыта.
Аллан, уловивший хозяйственный блеск в глазах супруги, усмехнулся.
— Думаю, для тебя здесь найдётся много работы.
Единорожка не ответила. Она заметила несколько больших фотографий, висящих на стене, и машинально шагнула вперёд. Цветные и чёрно-белые, заключённые в аккуратные рамки, они притягивали взгляд. Муж вздохнул и переступил с ноги на ногу.
— Это моя семья, — глухо сказал он. — Прежняя семья…
Затем подошёл ближе и поднял копыто.
— Это жена… Ситти… Умерла три года назад от лихорадки во время эпидемии. Я был старше на десять лет, и мне даже в голову не могло прийти, что она уйдёт раньше…
— А это… — Типпи указала на групповой портрет, где были изображены три вихрастых жеребёнка-подростка, — ваши… Твои дети?
— Верно. Хью, Дью и Луи… — Аллан говорил медленно, словно через силу. — Они… погибли шестнадцать лет назад… Вышли в море на новой лодке, а через несколько часов начался тайфун… В тот день на дно отправилось много рыбаков, практически в каждой семье есть покойник… Но мне, как ты, наверное, догадываешься, от этого не легче.
Жеребец криво усмехнулся.
— Ты и сейчас рыбачишь? — быстро спросила единорожка, дабы сменить тему.
— Иногда, — туманно ответил он. — Хочешь взглянуть на мою лодку?
— Конечно, — заверила его Типпи, мечтая лишь о том, чтобы как можно быстрее увести его подальше от памятной стены.
— Тогда идём.
Они вышли через вторую дверь во внутренний дворик, миновали кухню и подошли к большому лодочному сараю. Вот где царила идеальная чистота и порядок, словно в больничной операционной. Солнечные лучи проникали сквозь тщательно вымытые окна, все инструменты и снасти лежали на своих местах, подобно хирургическим инструментам. А в центре помещения стояла чёрная лодка настолько совершенной формы, что единорожка даже охнула от восхищения. Аллан, явно донельзя довольный правильной реакцией юной супруги, любовно погладил копытом полированный борт.
— Это «Молния», — торжественно провозгласил он. — Лучшая лодка на всём архипелаге. По молодости я участвовал в ежегодных соревнованиях на приз губернатора и десять лет подряд занимал исключительно первые места. Потом, если будет интересно, можешь посмотреть на кубки, они валяются в одном из сундуков.
— Само совершенство, — зачаровано прошептала Типпи. — Обводы просто идеальны…
— Её строил великий мастер-корабел Аргос для моего деда по заказу прадеда. Аргос был уже стар, потому постройка затянулась почти на полтора года, но лодка стоит каждого потраченного часа. Закончив работу, он утопил свои инструменты в море, сказав изумлённым ученикам, что не сможет сделать ничего более совершенного, а потому уходит на покой. С той поры и до самой смерти Аргос резал исключительно игрушечные лодочки для внуков, несмотря на самые заманчивые предложения… Знала бы ты, какие деньги мне за неё предлагали…
Он вздохнул и отвернулся. Типпи закрыла глаза и прижалась щекой к тёплому борту. Ей внезапно стало на удивление легко и спокойно. Будущее больше не страшило её.
Прошло несколько дней. Единорожка постепенно вживалась в образ «примерной супруги». Аллан был полностью погружён в себя и почти не замечал ничего вокруг. Спихнув с плеч нетяжёлый груз домашних хлопот, жеребец сутками просиживал с удочкой на Коралловом мысу, ловя рыбу. А вот Типпи пришлось попотеть, ибо все приготовления к свадьбе целиком свалились на её голову. Сначала кобылка пришла в полное уныние – она совершенно не знала местных традиций и обычаев и уж тем более не имела опыта организации глобальных застолий, но безотказная леди Унна пришла на помощь, взяв руководство в свои крепкие копыта.
Типпи не давал покоя один простой вопрос – зачем Аллану понадобилась законная супруга? Как бесплатная уборщица и посудомойка? Ерунда, он был достаточно богат, чтобы нанять служанку из числа местной безработной молодёжи. В качестве сексуального партнёра? Но за две недели совместной жизни они занимались любовью всего три раза, причём с его стороны это выглядело как выполнение обременительной и бесполезной формальности. Чего на самом деле нужно от неё этому угрюмому и молчаливому жеребцу?
Наконец, наступил день свадьбы. Столы, прогибающиеся от гор съестного, были установлены в Общинном доме; на праздник пригласили всех жителей деревни. Гремела музыка, произносились тосты, стучали копыта танцующих пар. Когда закончилось ритуальное Венчальное пиво – омерзительное пойло, подаваемое на стол исключительно потому что «так поступали наши предки», дело дошло до рома и местного вина, имеющего чуть солоноватый привкус. И именно тогда Типпи в первый (и последний) раз увидела мужа серьёзно пьяным. Он набрался очень быстро, после чего кобылка решила отвести его домой, благо гости дошли уже до такого состояния, когда отсутствие виновника торжества не может испортить веселье. Аллан брёл спотыкаясь, навалившись всем весом на плечо единорожки. Внезапно жеребец остановился и грозно мотнул гривой.
— Не приехала, подкова гнутая?! — торжествующе рявкнул он, глядя куда-то вверх. — Будет потом всем врать, что не получила приглашения! У… Лицемерка! Сидит сейчас дома, копыта кусает от злости.
— Эм, ты о ком? — осторожно спросила единорожка, мягко подталкивая благоверного в сторону дома.
— Моя разлюбезная сестрёнка, — фыркнул Аллан, глядя на кобылку налитыми кровью глазами. — Змеюка морская! Мурена трёхглазая! Выскочила замуж за полосатого торгаша и укатила в Сулуланд, честных рыбаков вокруг копыта обводить! Жадная стала, за пару солеев готова мать родную продать! Дни считала, всё ждала, когда я сдохну! А вот выкуси! У меня есть законная супруга! Наследница! Ничего не получишь, ведьма старая, якорь тебе под хвост!
Он ещё долго ругался со своей невидимой сестрой и радовался тому, что теперь ей не перепадёт и сушёного рыбьего плавника. Уложив мужа в постель и дождавшись, пока он уснёт, Типпи вернулась к гостям. Если они и заметили отсутствие молодожёнов, то не подали виду. Немного потанцевав и выпив на брудершафт с парой-тройкой местных весельчаков, она подошла к господину Цоссу, который сидел за столом и с важным видом потягивал из бокала рубиново-красное вино.
— Можно мне вас кое о чём спросить?
— Зачем Аллану понадобилась супруга? — спросил наместник, улыбаясь кончиками губ.
— Но как… Вы что, мысли мои читаете? — изумлённо прошептала единорожка, медленно опускаясь на землю.
— Нет, конечно. Просто совсем недавно ты задала тот же самый вопрос моей жене, помнишь?
— Ах, да…
— Так что никакой мистики, дорогая. Полагаю, пора ввести тебя в курс дела. Аллан – мой старый друг, и мне не хотелось бы навредить ему своей откровенностью, но ты так же имеешь право знать всю подноготную… Начнём с того, что он тяжело и неизлечимо болен…
— Я… почувствовала это.
— Да? Ты наблюдательна, похвально, похвально.
— Что у него… Чем он болен?
— Почки. На островах плохая вода, слишком высокое содержание минеральных солей. Здесь даже вино солёное, заметила?
— Да.
— Врачи дают ему максимум два-три года.
— Он знает?
— Конечно. Впрочем, Аллан отнёсся к приговору совершенно спокойно, даже с некоторым облегчением. После смерти жены, этот отважный и сильный жеребец окончательно потерял интерес ко всему. Он просто существует, живя исключительно воспоминаниями прошлого. Печальное зрелище, учитывая то, что мы дружим уже больше тридцати лет.
— Но для чего нужна я? Насолить его любимой сестре?
— В первую очередь.
— Неужели она такая мерзавка, что…
— Чесси неприятная особа – жадная, завистливая, глупая, но не более того. Типичная мещанка. Но с годами Аллан настолько демонизировал её образ в своём сознании, что сейчас она стала для него воплощением вселенского зла. Последний гвоздь в гроб отношений был забит, когда Чесс вышла замуж за полосатого торговца из Сулуланда. И дело тут даже не в банальном расизме. Их род ведёт своё начало со времён первых колонистов, заселивших архипелаг около тысячи лет назад. Можешь себе представить, оказывается, не только аристократы, но и простые рыбаки гордятся столь долгой родословной.
— Так бывает.
— Согласен. Но теперь этому пришёл конец. После смерти сыновей не осталось прямых наследников. Чесси же, выйдя замуж за зебру, можно сказать, добровольно пресекла свою ветвь, ибо от подобного союза если и рождаются жеребята, то исключительно мулы. Таким образом, древний род пресёкся окончательно и бесповоротно. Страшная обида на сестру, сделавшую такой, по его мнению, чудовищный выбор, со временем превратилась в настоящую манию.
— Понимаю.
— Единственное, что ещё осталось в его жизни, это «Молния». Лодка действительно очень ценная, во всех смыслах…
— Которая после смерти хозяина перейдёт ближайшей родственнице…
— Ненавистной сестре. Верно. Скорее, даже не ей, ей-то она и даром не нужна, а её мужу. Можешь не сомневаться, он быстро найдёт для неё покупателя.
— Значит, Аллан взял меня в жёны, чтобы насолить Чесс?
— Да. Сначала он попросту хотел спалить дом со всем имуществом. Представляешь, до чего дошло? Но я смог убедить его в том, что, согласившись на свадьбу, он убивает двух рыб одним гарпуном. Во-первых, оставляет с носом сестру, а во-вторых, спасает невинную жизнь. Разумеется, главным был первый аргумент, но и второй что-нибудь да значил.
Типпи опустила голову.
— Не знаю, благодарить ли мне вас или проклинать, — глухо сказала она.
— Ни то и ни другое. Просто прими, как есть.
Единорожка вздохнула и мягко уткнулась носом в щёку старого зебриканца.
Их брак нельзя было назвать счастливым или несчастным. Он был просто никаким. Типпи занималась хозяйственными делами и, когда требовалось, ходила с мужем в море. Аллан же всё свободное время старался проводить в гордом одиночестве. И надо сказать, что подобное положение дел очень устраивало обоих супругов. Первое время кобылку интересовало, как именно муж зарабатывает на жизнь. Рыбу он ловил исключительно с берега на удочку, в его сарае не имелось даже сетей. Тем не менее деньги у него водились, и деньги немалые. Впрочем, достаточно быстро Аллан ввёл её в курс дела.
Известно, что зебриканская магия сильно отличается от магии обитателей Эквестрии. Главные волшебники пони – единороги, с рождения имеют свой личный магический инструмент – рог, позволяющий творить прямые заклятия. Полосатые лишены подобного счастья и потому вынуждены использовать магические предметы – фетиши. Сначала шаман зебр переносит заклинание в фетиш, а уж затем его можно пускать в ход. Чем сильнее заклятие, тем больше шансов, что фетиш разрушится после первого же использования, но в любом случае он не способен выдержать больше пяти-шести перезарядок. Плохо то, что далеко не все предметы подходят для подобных целей. Лучше всего заклятия держат самоцветы и драгоценные камни. За несколько тысячелетий использования предметной магии полосатые полностью истощили свои копи и вынуждены были покупать камни за границей. До войны главным поставщиком самоцветов была Эквестрия, где пони научились выращивать драгоценности на так называемых «каменных фермах». Используемая при этом магия земнопони зебрам оказалась неподвластна, так что империя платила, и платила много. К счастью, далеко не все заклинания требовали столь дорогостоящей «оболочки». Для огромного количества мелких, бытовых заклятий подходили и более распространённые вещи – полудрагоценные, а то и вовсе обычные камни, куски дерева, кости и даже осколки стекла. И, разумеется, дары моря – раковины, редкие виды кораллов (в основном чёрные и красные), жемчужины, губки. Некоторые раковины по своим свойствам не уступали лучшим драгоценным камням. Понятно, что после начала войны цены взлетели до небес, и ничего удивительного, что с ними в конце концов произошло то же самое, что и с самоцветами – их попросту все выбрали. Трудно было сыскать место на побережье, где ещё можно было что-то найти, но иногда, при должном желании, такое случалось.
В пятидесяти милях от острова Гулас, на котором Типпи обрела свой второй дом, находился остров Курук, где вот уже семьдесят лет располагалась зебриканская военная база. Остров и воды вокруг него были объявлены запретной зоной, любая попытка проникновения каралась длительным тюремным заключением. Понятно, что морские обитатели под охраной вояк чувствовали себя словно в заповеднике, плодясь и размножаясь. Никто из рыбаков не хотел рисковать свободой, и лишь отчаянный авантюрист Аллан Рюгг решил бросить вызов судьбе, понадеявшись на удачу. И ему везло. Действительно везло. Жеребец ходил на запретный остров один-два раза в месяц и всякий раз возвращался с богатой добычей. Он строго хранил тайну, сбывая местному торговцу лишь всякий хлам, а остальное продавал в Сулуланде на весенней и осенней Сезонных ярмарках.
Поняв, что может доверять своей молодой супруге, Аллан взял Типпи в очередное плавание, открыв все карты. Единорожка, в душе не меньшая авантюристка, быстро приняла правила игры. Ей нравилось рисковать по-крупному, нравилось ощущать опасность каждой шерстинкой, нравилось ходить по грани. Тем более что плата за риск, как правило, оказывалась очень и очень щедрой.
Их совместная жизнь продолжалась два с половиной года. Последние несколько месяцев Аллан не вставал с постели, так что единорожка ходила в набеги на остров Курук одна. Глядя на её энтузиазм, старый жеребец радовался, что в своё время сделал правильный выбор. Наверное, потому он и ушёл в мир Духов легко, словно невесомое облачко, гонимое ласковым бризом. На похоронах Типпи искренне плакала, ибо успела привязаться к нему всем сердцем. Несносная Чесс, разумеется, попыталась оспорить завещание и даже прикатила на остров в компании адвоката, но душеприказчиком Аллана являлся господин Клаудус – лучший юрист империи, так что почтенная матрона вынуждена была убраться восвояси, грязно ругаясь и потрясая копытами.
Путешествие к острову Курук проходило в два этапа. Сначала на «Молнии» единорожка доходила до рифа Шелб, где в лабиринте скал прятался безжизненный каменистый островок, не имеющий названия. Глядя на него со стороны, трудно было предположить, что эта неприступная глыба базальта скрывает внутри себя маленькую бухту с узким галечным пляжем. На этом-то самом пляже в тени большого валуна притаился навес, под которым лежала небольшая чёрная лодочка, носящая имя «Черепашка». Аллан заказал её специально для своих противозаконных вылазок и ни разу не пожалел о потраченных деньгах. Скорлупка была оборудована совсем как «взрослая» лодка – имела съёмный противовес, короткую, легко убираемую мачту и кормовое весло. Вытянув «Молнию» на берег и прочно закрепив швартовы, Типпи перегружала на «Черепашку» запас воды и пищи, а затем, дождавшись наступления темноты, выходила в море. От рифа до Курука было всего шесть миль, и при попутном ветре они пролетались за час-полтора. Косой парус камуфляжной раскраски заметить с берега было практически невозможно, да и подходила она к острову со скалистой, безжизненной стороны. Её целью являлся короткий песчаный пляж, попасть на который с суши было, конечно, возможно, но очень трудно – следовало долго спускаться по крутой узкой тропинке, прижимаясь всем телом к неровной стене обрыва. Зебры – дети равнин, и терпеть не могут гор, потому можно было не опасаться случайной встречи. Вытянув лодку на берег, единорожка прятала её в небольшой пещере, вход в которую маскировался искусно сделанной деревянной дверью, внешняя сторона которой была оклеена подобранными в тон каменными пластинами. Случайно заметить её было невозможно даже находясь в двух шагах, так что кобылка могла не бояться разоблачения.
Как правило, Типпи проводила на острове три ночи и два дня. В тёмное время она плавала вдоль берега, выискивая трофеи, пользуясь заклинанием «Дитя мрака», позволявшим видеть в темноте, а днём отсыпалась в пещере и сортировала находки. Лишь один раз кобылка попалась на глаза местному обитателю, но и в этом случае удача сыграла на её стороне.
Всё началось с того, что ранним летним утром единорожка несколько протянула с возвращением, увлёкшись сбором раковин-жемчужниц, и выбралась на пляж в час, когда солнце уже успело поднять свой краешек над горизонтом. Весело насвистывая какой-то мотивчик, она бодрой рысью скакала к заветной двери, как вдруг из-за скалы вышел высокий жеребец и заступил ей дорогу. Чёрные полоски на морде, форменный легионерский плащ, значок младшего кентуриона на правом плече… Подавившись песенкой, Типпи затормозила и, судорожно глотая воздух, машинально попятилась назад. Брови жеребца взлетели вверх.
— О deos caeli, /(лат) небесные боги/ какая встреча! — воскликнул он, тряхнув гривой. — Не видение ли это, насланное сладкоголосыми сиренами? Признайся честно, puella decora /(лат) прекрасная девушка/, кто ты? Дух, вышедший из моря, или же обворожительная нимфа?
Говорил он на «лигурии» — исконном зебриканском наречии центральной имперской провинции, бывшем в ходу среди аристократии и коренных уроженцев Зеверры, и в голосе его звучала явная издёвка. Разумеется, полосатый нахал был уверен, что перепуганная дикарка не поймёт ни единого слова.
Нельзя сказать, что единорожка хорошо знала лигурию, скорее наоборот, но смысл сказанного оказался понятен. Конечно, ей следовало промолчать, прикинувшись безмозглой дурочкой, но шок, вызванный неожиданной встречей, мешал мыслить рационально.
— Сиятельный Dominus fortis /(лат) могучий господин/ ошибается, — тщательно подбирая полузабытые слова ответила Типпи, — я всего лишь смиренная piscator in uxorem, /(лат) жена рыбака/ чья лодка сбилась с курса во время шторма. Мне пришлось пристать к этому пустынному берегу, дабы спастись от голодной смерти!
— Puella infelix /(лат) несчастное дитя/, — воскликнул он, картинно вздымая очи к небу, — ты, наверное, плыла сюда из далёких краёв, учитывая, что последние две недели стоит божественно тихая погода.
Типпи лишь вздохнула. Хитрый парень, такого не обманешь. Что же делать? Драться? К лодыжке пристёгнут нож, без которого она никогда не выходила в море, вот только… На морде жеребца отчётливо видны старые шрамы, оставленные явно не зубочисткой. Да и его гладиус в потёртых нагрудных ножнах совсем не похож на декоративное оружие – длинный, тяжёлый, явно часто бывавший в деле. Нет ничего глупее пытаться победить в честном бою профессионального бретёра. А её новый знакомец, скорее всего, бретёр. Это они любят хвастаться полученными на дуэлях шрамами…
Тем временем зебриканец обошёл кобылку по дуге, отрезая путь к отступлению. Типпи скрипнула зубами. Вместо светской беседы ей следовало сразу бежать к воде. Вряд ли хлыщ вообще умеет плавать. Жители Зеверры, как правило, пренебрегают этой нехитрой наукой.
— Итак, puella decora, кто ты? — спросил кентурион, легко переходя на местное наречие. — Только не надо лгать про шторма и долгое плавание, договорились?
Единорожка вздохнула и царапнула копытом песок. Потом нехотя засветила рог и, стянув со спины сетчатый мешок, высыпала под ноги его содержимое – несколько красивых раковин, веточки красных кораллов и две губки. Жеребец хмыкнул.
— Значит, занимаемся незаконным промыслом?
— Вроде того.
— Ужасно. Такая милая девушка, а ведёшь себя, словно злобный контрабандист.
— Между прочим, выловленные мной раковины идут на благо родины. Фронту нужны фетиши с боевыми заклинаниями, так что я…
— Великолепно! Да ты у нас просто героиня! Может, мне следует вручить тебе медаль? За скромный трудовой подвиг? — иронию в его голосе можно было черпать ложками.
— Не думала об этом, но раз ты сам предложил, то почему бы и нет?
Жеребец от такой наглости запнулся, потом принялся бешено хохотать.
— А ты ничего, — выдавил он минуту спустя, — за словом в карман не лезешь.
Типпи только фыркнула. Первый страх прошёл, теперь следовало придумать, как выкрутиться из сложившейся ситуации. В тюрьму очень не хотелось. Может, удастся его уболтать? Такое впечатление, что кентурион не слишком-то хочет сдавать её начальству.
Тем временем зебриканец задумчиво почесал копытом нос и неожиданно спросил:
— Послушай, малышка, у тебя случайно не найдётся что-нибудь выпить? Меня сейчас устроит даже местная солёная мулья моча, которую по недоразумению называют вином.
— Э… — признаться, кобылка оказалась сбита с толку. — Вина нет никакого, зато есть бутылка рома.
— Лиурдийского?
— Нет, баккарийского.
Жеребец фыркнул.
— Пойло со вкусом раздавленных навозных жуков, — печально протянул он. — О, deos caeli, до чего я докатился! Впрочем, могло быть и хуже. Угостишь?
Типпи заколебалась. С одной стороны, ей страшно не хотелось вести кентуриона в свою тайную пещеру. С другой… особого выбора у неё похоже не было.
— О-го-го! — воскликнул изумлённый жеребец, увидев открывающуюся дверь, — да тут целое логово!
Войдя в пещеру, он стал с интересом осматриваться по сторонам.
— Мило. И очень уютно. Сразу чувствуется копыто кобылки.
— Этот схрон много лет назад оборудовал мой муж, — нехотя пояснила Типпи. — Мне он, можно сказать, достался по наследству.
— Ты ещё к тому же вдова? — изумился кентурион. — Удивительно, столь юная особа…
— Так получилось…
Единорожка открыла дверцу бамбукового шкафчика и вытащила початую бутылку.
— Вот.
— Божественно, — восхитился жеребец. — Этот день явно удался. Только я терпеть не могу пить чистый ром. Привычка, знаешь ли.
— Представь себе, я тоже, — фыркнула Типпи, доставая сифон и два высоких стакана. — Насколько я знаю, коренные жители Зеверы пьют исключительно разбавленное вино.
— О, puella decora, ты абсолютно права, — восхитился он, принимая стакан и глядя сквозь стекло на весёлую игру пузырьков углекислого газа. — В чистом виде спиртные напитки хлещут лишь грязные варвары. Твоё здоровье!
— Взаимно.
— Меня зовут Лучиано Вискотти, — сообщил жеребец, ставя пустой стакан на стол.
— Типпи Рюгг.
— Ты даже не представляешь, насколько я счастлив, — признался он, вновь наполняя стакан. — Начальник базы, перфект Уно Дучано – старый маразматик и ханжа. Только подумай, этот старый хрыч, окончательно угробивший печёнку после долгих лет разгульной жизни, внезапно заделался ярым трезвенником. И теперь офицерам выдают лишь кварту вина в неделю, причём какого вина! Местную дрянь, от которой тянет блевать! Прости за грубость, puella decora, но иначе сказать нельзя. Кварту солёных помоев тому, кто пил восхитительное лиигурийское, ещё находившись в материнском чреве!
— Серьёзно?
— Разумеется. Мой дед владеет лучшими виноградниками на южном склоне вулкана Эгна и поставляет кьянти и циндаль ко двору самого Цезаря.
— Невероятно!
— Представь себе. Когда матушка была беременна мной, она ежедневно выпивала по два литра кьянти, чтобы я рос здоровым и крепким. Всё детство я пил исключительно вино, не зная вкуса воды. И вот теперь этот сморчок, наш перфект… Твоё здоровье… Так вот, этот сморчок травит нас местной гадостью, причём в таких мизерных количествах, что хочется проломить кому-нибудь голову!
— Может, деньги, выделяемые на покупку нормального вина, он пускает, э… на свои нужды? — высказала предположение многоопытная Типпи.
— Без сомнения! — воскликнул Лучиано и так махнул копытом, что чуть не сбросил стакан на пол. — Хитрый глист завёл любовницу из местных heteras и теперь тратит все деньги на её капризы. Никакого жалования не хватит, чтобы удовлетворить запросы наглой кобылы, вот негодяй и крутится, как лис в норе. А мы страдаем.
— Значит, стоит выпить за любовь, — предложила Типпи.
— Ты права, моя маленькая puella decora. Любовь. Только любовь имеет цену в этом прогнившем мире, — торжественно провозгласил жеребец, наполняя стаканы. — Ну и хорошее кьянти, разумеется, — добавил он чуть позже. Залпом осушив стакан, он резко подался вперёд и придвинул к себе единорожку одним властным, сильным движением. Та, прекрасно понимавшая, к чему идёт дело, даже и не подумала сопротивляться…
Они лежали, обнявшись, на песке у выхода из пещеры и лениво смотрели на океан. Ветер, ворвавшийся внутрь, мягко гладил разгорячённые тела. Типпи легонько куснула его полосатое ушко и не без ехидства спросила:
— Похоже, вас на базе ограничивают не только в хорошем вине.
Лучиано фыркнул и сладко потянулся.
— Ты прямо ясновидящая. Раньше мы два раза в неделю ходили в одно весёлое заведение, но теперь расценки взлетели до небес, а жалование осталось прежним.
— Бедняжка, — хихикнула единорожка. — Давно у меня уже не было столь пылкого… друга.
— В своё время я был самым желанным гостем в домах одиноких, скучающих кобылок. Ты даже не представляешь, сколько в Зевере брошенных красавиц.
— Прямо-таки брошенных?
— Ну да. Выдадут какую-нибудь несчастную малышку замуж за старого хрыча, навсегда обручённого с денежным мешком, и сидит она, бедняжка, в своей turris eburnea /(лат) башня из слоновой кости/, льёт слёзы, вышивая гладью очередной гобелен…
— И тут появляешься ты…
— И тут появляюсь я…
— Супергерой – спаситель старых дев.
— Верно.
— И что же великий герой-любовник забыл в нашей провинциальной дыре?
— Превратности судьбы, знаешь ли.
— А у этой судьбы есть имя?
— Разумеется. Клотильда Суани, самая прекрасная кобылка в мире. Видела бы ты благородный изгиб её крупа. Да за одни только изящные полоски на заднице я был готов бросить небо к её ногам!
— Бросил?
— Не успел.
— Что же помешало?
— У этого ангела, этого совершенства, богини во плоти, имелся один малюсенький недостаток. Муж, легат Тайко Суани. Грубый мужлан из выслужившегося быдла. Однажды он застал нас в самый разгар, э… дружеской беседы, и в невероятно плебейских выражениях потребовал сатисфакции. Представляешь, какое животное?! Да негодяй должен был копыта мне лизать за то, что я спасаю от скуки его несчастную супругу…
— Действительно, какой мерзавец!
— Рад, что ты меня понимаешь. Короче, мы обнажили мечи… Этот сын разносчика силоса махал им, словно дворник метлой! Зачем, спрашивается, полез, не умея драться?
— Ты его прикончил?
— Милая, если бы я убил этот кусок навоза, то гремел бы сейчас цепями в одиночной камере замка Тибрус. Цезарь, знаешь ли, не слишком одобряет дуэли со смертельным исходом. Просто устроил небольшой сеанс кровопускания, причём заметь – совершенно бесплатно. Шарлатаны-медики за такое дело деньги берут, я же был настолько великодушен, что не взял и солея. Проткнул ему бок, стёр кровь с лезвия, поцеловал чем-то сильно расстроенную Клотильду в щёчку, накинул плащ и выскочил в окно. К сожалению, рана оказалась достаточно серьёзной, так что на следующий день меня арестовали, разжаловали и сослали сюда, в это подхвостье мира.
— Сочувствую, — вздохнула Типпи и потёрлась щекой о щёку жеребца. — Думаю, за поимку страшной и коварной шпионки тебя вновь повысят.
— А я ведь могу и обидеться, — предупредил Лучиано, — и разозлиться. А когда я зол, трепещут даже записные храбрецы.
— Правда? Ты меня отшлёпаешь?
— Тебе так этого хочется?
— Честно говоря, не очень.
— Врунишка, вижу тебя насквозь. Лучше скажи, как часто ты сюда приплываешь?
— Ну, один-два раза в месяц. А что?
— Хочу предложить тебе выгодную сделку.
— Вся во внимании.
— Несколько не сомневался. Так вот… Ты будешь покупать для меня два ящика спиртного. Ящик вина, разумеется, не местного, а с континента. Конечно, не лигурийского – оно здесь стоит диких денег, да и слишком велик риск нарваться на подделку. Цимбалийского или синтарского кьянти. И ящик рома, всё равно какого. Я стану их у тебя брать… ну, скажем, процентов на двадцать выше рыночной цены.
— Тридцать, и я в деле.
— Ничего себе аппетит… Двадцать пять, и это последнее слово.
— Идёт. Но что ты собираешься делать с такой прорвой выпивки?
— Что-то пущу на собственные нужды, а остальное… Поверь, mea infantem /мия инфантем – (лат) моя крошка/, не я один мучаюсь от сухого закона. Среди офицеров полно страждущих, готовых выложить несколько солеев за заветную бутылочку.
— Согласна…
Так и повелось. Всякий раз прибыв на Курук, единорожка прятала в тайнике на берегу два ящика с алкоголем, а затем, пользуясь ночной темнотой, поднималась на скалу, хорошо видную с площадки дозорной башни базы. Там она оставляла белую веточку коралла – знак того, что товар прибыл. Лучиано приходил днём, приносил деньги, после чего они предавались любовным утехам. Признаться, Типпи не могла сказать, что доставляло ей больше радости – выгодно проданный контрабандный алкоголь или часы, проведённые в обществе полосатого жеребца. Пылкий столичный ловелас оказался невероятно искусен в любви, и единорожка буквально таяла в его объятьях.
Прошло несколько ничем не примечательных лет. Кобылка всё так же плавала на остров за раковинами, встречалась с Лучиано и два раза в год отвозила добычу в Сулуланд. Военный гром, бушевавший «где-то там», практически не достигал берегов сонного архипелага. Лишь изредка до его беспечных обитателей доносились тревожные известия, вносящие хаос и разлад в размеренный быт.
Не миновала чаша сия и наместника. Однажды, не самым лучшим утром, господин Цосс получил известие, что его любимый сын получил серьёзную рану во время морского сражения. Осколок снаряда перебил несчастному юноше позвоночник, и сейчас он лежит в столичном офицерском госпитале.
Из почтенного зебриканца словно выпустили воздух. Снисходительный, довольный жизнью толстяк как будто съёжился и стал даже меньше ростом. Рассчитав слуг и закрыв дом, пожилая пара уехала в Зеверу первым же пароходом, идущим на континент. Типпи, успевшая крепко подружиться с леди Унной, страшно переживала по этому поводу. Зебриканка регулярно писала ей письма, но хороших новостей было немного. Цосс забрал сына из госпиталя, перевёз в свой столичный особняк и нанял для него самых лучших врачей и шаманов. Но ни лекарства, ни магия не помогли поставить несчастного калеку на ноги. В последних письмах леди Унна жаловалась, что потеряла всякую надежду вновь когда-нибудь увидеть сына здоровым. Обратно они так и не вернулись, ибо только в Зевере можно было найти достаточно квалифицированных лекарей. Должность виджигирейнта занял местный деревенский староста, ибо империя, испытывавшая страшный кадровый голод, просто не могла найти достаточного количества полосатых чиновников.
Впрочем, эпоха стабильной и размеренной жизни подходила к концу. Первый звоночек раздался сразу после памятного шторма, во время которого она танцевала под ночным дождём, а потом до самого рассвета вспоминала события прошлого, сидя на веранде с бутылкой рома. На следующий день Типпи как обычно отправилась в набег на остров Курук. Без проблем спрятав в пещере лодку, она запихнула в тайник ящики с бутылками, положила на вершину скалы веточку коралла и до утра ныряла среди скал. Обнаружила чрезвычайно редкую раковину «мантия цезаря» и несколько ракушек попроще, после чего довольная собой вернулась в убежище. Следовало привести в порядок пещеру к приходу любовника.
Но с рассветом на пляж пожаловали совсем иные гости. Три жеребца в странной, невиданной доселе мешковатой форме и при оружии показались на гребне скалы, а затем начали медленно спускаться вниз по опасной тропинке. Вовремя заметив их приближение, Типпи выскочила из пещеры и под прикрытием скалы принялась торопливо заметать следы на песке широким веником. Затем вернулась в убежище и, прильнув глазом к небольшому отверстию в двери, стала с беспокойством наблюдать за опасными пришельцами. Вояки неторопливо пошли по пляжу, методично осматривая каждую расселину или ямку.
«Ну, дела! — в панике подумала единорожка. — Так они и меня найдут! Нужно что-то делать…»
— Доброе утро, господа, — как гром среди ясного неба прозвучал сильный и хорошо знакомый голос. — Решили проверить пляж?
— Так точно, господин младший кентурион, — с плохо скрываемой насмешкой сказал легионер, идущий первым.
— И как успехи?
— Пока ничего.
— Советую не тратить время впустую и поискать по ту сторону гряды, — Лучиано махнул копытом. — Я торчу на этом пляже с ночи и не заметил ничего подозрительного.
— Правда? Но позвольте спросить, что вы тут делали? — в голосе легионера появились нотки недоверия.
— Ловил рыбу, — невозмутимо пояснил жеребец, поднимая с песка упакованную в чехол телескопическую удочку. — Клёв с этих камней поутру просто волшебный, дорада буквально крючки обрывает.
— Да? В таком случае не будем мешать. Идёмте, парни, проверим северный пляж.
Легионеры развернулись и двинулись в обратном направлении. Лучиано судорожно выдохнул и швырнул удочку на песок.
— Типпи, ты здесь? — тихо спросил он, по-прежнему стоя спиной к двери.
— Да, — так же тихо отозвалась она. — Зайдёшь?
— Нет. Эти шакалы могут наблюдать сверху.
— Что произошло?
— Сам не понимаю. Три недели назад пригнали на базу две сотни голов. Да не простых. Элитных спецназовцев – «Морских коньков», слышала про таких?
— Ага.
— И кучу высоколобых умников с каким-то оборудованием в довесок. Нашего хмыря-префекта отодвинули в чулан, теперь всеми делами заправляет принцип Виго Мортус. Короче, полный бардак. Инженеришки повсюду установки свои ставят. Позавчера закончили монтаж высоченной мачты с крутящейся антенной на верхушке. Вроде секретная разработка. Способна учуять любое корыто, подходящее к острову, даже в полной темноте. Радаром называют.
— И меня…
— Верно, засекли. К счастью, аппаратура ещё до конца не откалибрована, потому картинка неясная получилась. Один из умников предположил, что это плоскомордая черепаха плывёт к берегу, дабы отложить в песок яйца. Дескать, сейчас сезон, и всё такое. Мортус с ним согласился, но всё равно с утра послал своих орлов прочёсывать пляжи. А я как коралл на скале увидел, так сразу сюда рванул.
— Спасибо, что успел.
— Пожалуйста, mea infantem /(лат) моя крошка/. Но тебе следует убираться куда подальше сразу, как стемнеет. И больше не возвращаться. Передать не могу, как меня печалит это известие, но… Если ты попадешься им в копыта, то тюрьмой не отделаешься, они тут, похоже, что-то крупное мутят, лишние свидетели им точно не нужны.
— Понимаю, — Типпи тяжело вздохнула.
— Бутылки на месте?
— Да, в тайнике.
— Хорошо. Заберу, как утихнет переполох. Вот только… Я сегодня так сюда рванул, что не взял денег…
— Ерунда, забудь! Ты и так для меня столько сделал. Пусть это будет моим прощальным подарком.
— Спасибо. Станешь уходить, забери из пещеры всё ценное. Я потом завалю камнями дверь, чтобы уж наверняка...
— Хорошо. Мне… Мне будет не хватать тебя, Лучиано.
— Мне тоже, — тихо сказал он, взмахнул хвостом и медленно побрёл прочь.
Глава 7. Случайная встреча.
— Ну, и что было дальше? — спросила Мамаша Мо, тряхнув гривой. Раздался мелодичный звон золотых обручей, украшавших шею, уши и нос полосатой хозяйки гостиницы.
— Да ничего особенного. Перешла дорогу, захожу в контору, а сама думаю: «Раз уж опоздала на полтора дня, то изволь стоять в очереди до вечера». И что ты думаешь? Я-то уже настроилась, что там толпа в три ряда, коридоры и лестницы забиты, а передо мной оказалось всего полдюжины хвостов. Нет, только представь – до начала Осенней ярмарки всего два дня, а в конторе распорядителей тишина, как на кладбище! — Типпи подняла телекинезом кружку с травяным чаем и поднесла к губам.
— Охотно верю, — вздохнула Мамаша Мо. — Признаться, ничего иного я и не ожидала.
— Правда? — единорожка в удивлении приподняла правую бровь. — Похоже, тебе, милочка, известно гораздо больше, чем мне.
— Ты рассказывай, рассказывай.
— Хорошо. Рассказываю. Короче, захожу в кабинет. А там сидит плешивый клерк... Ну, тот самый, у которого морда всегда такая кислая, словно он с детства питался исключительно лимонами и лаймом.
— Блю Милк по прозвищу "Дуст", — фыркнула зебра. — Во время прошлогоднего губернаторского бала он напился как свин и стал ко мне грязно приставать. Пришлось успокоить копытом с разворота. Ты же знаешь, я кобылка приличная.
Типпи это знала и потому утвердительно кивнула.
— Значит, подхожу к нему, называюсь, сообщаю, что мне нужна торговая точка малой площади, а он спокойно так протягивает схему и говорит – "Выбирай". Я в неё глянула и аж глазам не поверила. Обычно-то к этому времени все козырные места разобраны, остаются лишь всякие тупики да закоулки, а тут... Сколько хочешь свободных мест, на любой вкус. Даже блатные почти не заняты. Послушай, дорогуша, у вас тут в моё отсутствие случайно эпидемии не случилось?
— А силос его знает, — поморщилась Мамаша Мо. — Скажу одно – гостиница пуста на две трети. Представляешь? Обычно перед ярмаркой за месяц все места уже забронированы, а тут тихо, как в пустыне. Признаться, я даже письмо тебе отправила с предупреждением, чтоб и не думала приезжать, но, похоже, вы с ним разминулись.
— Но что произошло? — возбуждённо спросила Типпи. — Тебе же известны все сплетни в городе. Колись, пока я не учинила над тобой допрос третьей степени.
— Пф, испугала морского ежа каракатицей. Слухов полно, причём самых разных, а толку с них… Один нелепее другого. Позавчера, к примеру, появился новый: дескать, торговцы отказываются ехать на ярмарку, потому что из самых достоверных источников стало известно – сюда направляется огромный эквестрийский флот. Дескать, разноцветные клоуны собираются захватить архипелаг и устроить здесь свою военную базу, для того чтобы пиратствовать на торговых маршрутах. Каково, а?!
— Действительно, — фыркнула единорожка. — Диванные стратеги! Даже идиоту понятно, что любой флот, находясь далеко от баз снабжения, обречён. Эквестрийцы без топлива и боеприпасов много не навоюют.
— Вот и я о том же. Битый час пыталась вразумить какого-то пустоголового типа, что орал на всю улицу – призывал каяться и спасаться. Без толку. Как яблоком о стену.
— А что говорит твой кузен? Он ведь, кажется, секретарь губернатора?
— Молчит, как барбудос на допросе. Три... Нет, пять дней назад я насела на него всерьёз и пообещала поколотить, если он и дальше будет играть в молчанку. И представляешь, что заявил этот навозный глист?
— Даже не стану пытаться.
— Лентяйка. Сказал, что у всех клерков взяли подписку о неразглашении, потому он и дальше будет нем как рыба. Типа, гуляй, любимая сестрёнка, в известном направлении, и дальше пинай яблоки. Каков прохвост! Я его, можно сказать, на копытах выносила, своим молоком вскормила, а он...
— Все жеребцы — сволочи, — вздохнула Типпи, потом нахмурилась и печально покачала головой. — Погано. По сути, это ведь последняя моя ярмарка. Лебединая песня, так сказать. Думала, распродам остатки и забьюсь, как моллюск в раковину, а тут...
— Что случилась, дорогая, — всполошилась зебра. — Тебя поймали?
— Почти. Спасибо, Лучиано спас. Но Турук теперь для меня закрыт навсегда.
— Ох, как печально. Куда не плюнь, всюду капканы, — огорчилась Мамаша Мо. — У меня гостиница загибается от недостатка постояльцев, у тебя вон – бизнес пропал.
— Но во всём этом есть и положительная сторона!
— Какая?
— Отсутствие клиентов делает тебя свободной от хлопот, благодаря чему я могу спокойно болтать со своей старой подругой, не боясь, что нас прервут на самом интересном месте.
— Если только, — рассмеялась зебра. — Действительно, давно мы с тобой вот так спокойно не сидели, я уж и забывать начала, как это здорово.
— За это следует выпить.
— Всенепременно!
— Кстати, — сказала Типпи, осушив бокал первоклассного цимбалийского, — могу я завтра одолжить тележку и одного из твоих спиногрызов? Товар перевезти.
— Да без проблем. Пико всё утро свободен; думаю, паршивец будет только рад заработать несколько монеток.
— Отлично...
На следующее утро единорожка встала, позавтракала и отыскала на заднем дворе сорванца Пико. Вдвоём они быстро спустили вниз кофры с товаром, загрузили тележку и дружно покатили её в сторону городского гипподрома, который на время сезонных ярмарок превращался в главную торговую площадку архипелага.
На самом деле мероприятия происходили одновременно в нескольких местах. Крупные товары, скот и рабов продавали на Сухой площади Малой гавани. Там толпились в основном крупные оптовики. Для торговцев предметами роскоши и искусства был отведён бульвар Трёх Цезарей, покупатели могли утолить страсть к прекрасному в тени огромных платанов. Но самое интересное происходило на гипподроме. Общественный стадион, где в обычное время устраивались спортивные состязания и различные торжественные мероприятия, в дни ярмарок становился городом в городе. Ровные ряды палаток и павильонов образовывали улицы, плавно впадающие в небольшие площади, уставленные каруселями, качелями и повозками торговцев сластями. Именно здесь можно было встретить разнообразные экзотические диковинки, привезённые со всех концов света.
Типпи показала на входе пропуск, миновала охрану, вытащила полученный вместе с бумагами тяжёлый бронзовый ключ, на брелоке которого было выбито три цифры – номер сектора, номер ряда и номер палатки, сверилась со схемой и уверенно свернула на Третью улицу. Торговые постройки собирались из готовых щитовых панелей и были устроены чрезвычайно просто. На фасаде каждого павильона находились две горизонтальные створки разной ширины. Нижняя, будучи открытой, превращалась в удобный прилавок, а верхняя становилась козырьком, защищающим покупателей от дождя и солнца. В качестве дополнительной меры защиты имелась раздвижная решётка, которую при желании можно было опустить, полностью закрыв проём. Внутри палатка состояла из двух отсеков. Торгового — там размещался продавец и стояли стеллажи с товаром, и внутреннего, отделённого от основного бамбуковой стенкой. Его можно было использовать как склад или комнату отдыха. За небольшую дополнительную плату купец мог взять в аренду низкий топчан с матрацем. Некоторые бережливые торговцы, не желающие платить за гостиницу, ночевали прямо здесь же – и для кошелька сохранение, и товар под охраной. Впрочем, случаи краж на ярмарке были редки – полицейские, которым в торговые дни платили по двойному тарифу, старались вовсю.
Разгрузив тележку, единорожка щедро заплатила своему юному помощнику, и тот, довольный, покатил обратно. Судя по жадным взглядам, которые Пико бросал на торговцев сладостями и игрушками, монетки ненадолго задержатся в его карманах.
Оставшись одна, Типпи принялась расставлять товар. Работа была творческая и требовала системного подхода. Её покойный муж постоянно повторял, что «как товар расставишь, так его и продашь». У единорожки за прошедшие годы была возможность убедиться в правдивости этой нехитрой истины.
Спустя три часа дело оказалось сделано, можно было запирать палатку и идти на все четыре стороны – ярмарка откроется лишь завтрашним утром. Но кобылке захотелось побыть в тишине и одиночестве. Она опустила решётку, перешла во внутреннее отделение и со вздохом облегчения опустилась на топчан. Типпи предпочитала ночевать исключительно в гостинице, но лежанку брала всегда. Приятно, знаете ли, после целого дня стояния за прилавком полежать с полчасика, вытянув гудящие от усталости ноги. Впрочем, сейчас единорожка хотела не столько побездельничать, сколько серьёзно подумать. Вчерашний разговор не шёл из головы. Мамаша Мо – самая близкая и любимая из немногочисленных подруг, была не последней зеброй в городе. Она знала очень много благодаря обширным связям, но даже ей так и не удалось выяснить причину происходящего переполоха. Все её высокопоставленные знакомые отводили глаза и начинали разговор о погоде, стоило только сделать намёк в опасном направлении. Было понятно только одно – готовится нечто невиданное. Сулуланд оказался буквально наводнён легионерами, военными полицейскими и шпиками, которых привезли в начале прошлой недели на двух военных транспортах. Усиленные патрули круглосуточно шлялись по улицам, и хоть режим комендантского часа так и не ввели, ночных прохожих обязательно останавливали для выяснения личности, а некоторых даже забирали в участки, где подвергали долгому, подчас унизительному допросу.
Типпи вздохнула и перевернулась на другой бок. Сорванная ярмарка на самом деле не является такой уж большой проблемой. Не повезло на Осенней, повезёт на Весенней, только и всего. Единорожку беспокоил совсем другой вопрос. Что делать дальше? Ни раковин, ни встреч Лучиано больше не будет; и то, и другое отсекли единым махом. Разумеется, всё не так страшно, денег, лежащих в банке, хватит на десять-пятнадцать лет беззаботной жизни, но что потом? Универсальная отмазка "вот кончится война, и стану думать", увы, больше не работает – судя по всему, война продлится ещё столько же, если не дольше. Похоже, что пони и зебры только-только вошли во вкус в деле взаимного истребления, а значит, ждать скорого прекращения кровопролития не стоит.
«Да у меня быстрее зубы сотрутся от старости, чем кончится эта ерунда», — в раздражении подумала единорожка. На самом деле вариантов всего два. Забиться, как моллюск в раковину, или попробовать вернутся на родину предков. И чем скорее, тем лучше. Мало ли что Цезарь удумает по отношению своих подданных-пони. Вдруг ему придёт в голову светлая мысль отправить их всех в трудовые лагеря или просто уничтожить? Как потенциальных предателей. Нет, глупость, конечно… А вдруг? Единорожка вздохнула и помотала головой. Ей страшно не хотелось бросать дом, который она научилась считать своим. И «Молнию». Великолепную лодку, способную скользить по волнам со скоростью птицы. Как она сейчас понимала беднягу Аллана, его фанатичную преданность этому куску умело обработанного дерева.
«Нет. Подожду ещё немного, скажем… Скажем, Весенней ярмарки. Продам остатки, и тогда… — Типпи понимала, что занимается самообманом, но ничего не могла с собой поделать. — Это потому, что тебе ещё не подпалило хвост по-крупному. Пока ничего серьёзного не случится, ты и с места не сдвинешься, постоянно находя кучу аргументированных оправданий…»
Поток невесёлых мыслей оказался прерван ударившей в ноздри волной неприятного запаха. Мгновением позже единорожка осознала, что давно уже его чувствует, просто до сего момента не обращала на вонь внимания. Но теперь… Действительно, откуда так несёт? Какой-то химией вперемешку с тухлятиной, совсем как… А, понятно! Ей угораздило заполучить в соседи алхимическую лавку. Бррр, вот уж повезло так повезло, нечего сказать. Стой теперь три дня за прилавком, наслаждаясь волшебными запахами вываренных в щелочном растворе тухлых рыбьих потрохов.
Негодующе фыркнув, она подняла голову, чтобы выяснить, откуда доносится запах, и увидела, что буквально в тридцати сантиметрах от её носа в дощатой стене красуется маленькое круглое отверстие, не иначе как от выпавшего сучка. Вот оно что… Гм, помимо вони, из-за стенки доносятся голоса. Два или три собеседника…
Любопытная Типпи мгновенно прильнула глазом к отверстию – нужно же посмотреть на пахучих соседей.
Первое, что она увидела – выстроившаяся в ряд батарея пыльных бутылей. Над ними были коробки с какой-то сушёной мерзостью, пучки трав… В дальнем конце помещения стоит походный вариант алхимической печи-атанора… Что же, она не ошиблась относительно профессии соседей. Слабое утешение.
Помимо неаппетитного хлама, в комнатке находились двое. О профессии первого догадаться было несложно, стоило только взглянуть на обесцвеченные от постоянного контакта с едкими реактивами копыта и полосатую шерсть, всю в пятнах химических ожогов. Второй выглядел более интересно. Молодой пони-единорог, старше Типпи лет на пять. Набриолиненные грива и хвост, костюм из тонкой и явно очень дорогой ткани, ослепительно белая манишка, аккуратный чёрный галстук-бабочка.
«Хлыщ, — вынесла мгновенный вердикт кобылка. — Смазливый болван. Сутенёр или шулер. Интересно, из какой страны он сюда припёрся, да ещё такой напомаженный?»
То, что он иностранец, Типпи поняла мгновенно, до того как незнакомец открыл рот; достаточно было просто увидеть костюм. Дело в том, что обитатели архипелага никогда не носили одежду. Никакую. Только во время сильного дождя или шторма пользовались накидками из плотной ткани и зюйдвестками. Причиной тому была не природная склонность к нудизму, а жаркий климат. Действительно, даже в те два жалких прохладных месяца, которые здесь пафосно назывались «зимой», температура редко опускалась ниже двадцати пяти градусов по шкале Сельстия. И, разумеется, только безумец… или иностранец с севера станет носить одежду в такую жару.
Естественно, в любом обществе костюм нужен не только для защиты от непогоды, но и для того, чтобы подчеркнуть социальный статус владельца, но островитяне нашли простой выход из положения. Украшения. Жители более холодных земель любили посмеяться над «южными дикарями», обвешивающими себя побрякушками, не понимая, что для них лишний браслет или подвеска – как для северян платье от модного кутюрье. К примеру, Мамаша Мо – весьма состоятельная зебра, глава уважаемого клана, питала слабость к золоту, а более скромная Типпи отдавала предпочтение серебру, которое к тому же великолепно сочеталось с цветом её шкурки. Несколько браслетов на передних ногах, обруч на шее, пара серёжек и неизменная гранатовая заколка – подарок леди Унны – стандартный будничный наряд. Даже бездомная уличная бродяжка Ди носила на правой передней ноге помятый и грязный медный браслет, выкопанный, скорее всего, из мусорной кучи. Но, похоже, стоящий в соседней палатке хлыщ не подозревал о подобных тонкостях. Он повернулся к собеседнику – полосатому алхимику, и произнёс мягким, приятным голосом:
— Итак, любезный, мне необходимы качественные и надёжные документы. Такие, чтобы тапир хобот не подточил…
«Ну точно иностранец, вон какой акцент, — подумала Типпи. — Скорее всего сингаец… Да, выговор их. Медленный, тягучий…»
— Не извольте беспокоиться, — просипел алхимик сожжёнными лёгкими. — Мой друг из мэрии всё устроит.
— Отлично. И вот ещё что… Я хотел бы нанять небольшой корабль. Чукку или бумф, не крупнее. Можете порекомендовать надёжного капитана, такого, чтоб и архипелаг знал, как свои четыре копыта, и от патрулей мог сбежать?
— Шкипер Боб Катран – лучшая кандидатура. Самый бывалый контрабандист на всём архипелаге, его чукку «Крыло ветра» ещё никто и никогда не догонял. Я напишу ему рекомендательное письмо, и если вы сойдётесь в цене – считайте, корабль у вас в кармане.
— Отлично. Надеюсь, к завтрашнему дню всё будет готово?
— Можете не сомневаться, господин, всё сделаю в лучшем виде.
Единорог кивнул и быстро вышел из палатки. Типпи пожала плечами и вновь улеглась на топчан. Пф, чужие тайны! Можно подумать… Скорее всего, хлыщ привёз из Копытобланки партию незадекларированной сингайской дури и вместо того, чтобы сразу сбыть её оптовикам, решил сам заняться распространением. Известное дело, наймёт корабль и будет кататься по островам, предлагая наркотики в каждой деревне. Не он первый, не он последний. Полицию, что ли, на них навести? Нет, не стоит, какое ей, в сущности, дело? Она, если так разобраться, тоже преступница…
Вздохнув, Типпи поднялась, сняла с полок несколько самых ценных раковин и коробку с жемчугом (охрана охраной, а оставлять без присмотра на всю ночь дорогие вещи было по меньшей мере… легкомысленно), спрятала их в свою сумку, заперла палатку и пошла в гостиницу, навстречу ужину и приятной беседе с подругой.
О том, что ярмарка провалилась, единорожка поняла на третий час торговли. Обычно сразу после открытия через ряды палаток смерчем проносится толпа профессиональных спекулянтов. Они ищут эксклюзив, который скупают, особо не торгуясь. Зачем торговаться, если купленные редкости можно в любом случае перепродать в два-три раза дороже. Типпи знала их всех – насмотрелась за столько лет, но на сей раз никакого ажиотажа не случилось. За три часа промелькнули только две знакомые морды, да и те почти ничего не стали покупать. У кобылки сложилось чёткое ощущение, что в этот раз ей не удастся отбить даже стоимость билетов и проживание в гостинице. Просто кошмар! Ещё час спустя она, опустив решётку, ушла во внутреннее помещение – поваляться на матрасе и немного прийти в себя. Нет, ну просто сплошная полоса невезения! Пострадав минут пять, она внезапно вспомнила подслушанный накануне разговор и решила взглянуть, как там идут дела у алхимика.
Интересно, этот лощёный сингаец уже приходил? Кобылка села на круп и припала глазом к отверстию. Почти сразу в полумраке подсобки она разглядела двоих. Вот только то были не старик и его франтоватый гость. Два ничем не примечательных зебриканца стояли в напряжённых позах, словно готовясь в любой момент сорваться с места и кинуться в драку. Внутри у Типпи всё похолодело. Тот, кто хоть раз имел «счастье» оказаться в пыточных камерах Палаты Истины, навсегда получал способность отличать шпиков от других пони или зебр. Было в этих… существах нечто такое, что заставляло сердце судорожно сжиматься, а коленки дрожать. Мерзкое ощущение.
Единорожка отпрянула от отверстия, схватила с полки кусок чёрного хлеба, откусила мякиш, тщательно пережевала и затем аккуратно замазала получившейся массой предательскую дырку. Затем судорожно стёрла пот и поспешила вернуться к прилавку. В конце концов ничего страшного не случилось, они пришли не за ней, а за тем холёным типом с набриолиненной гривой. Вот пусть он и отвечает за свои прегрешения… Хотя, стоп! С каких это пор кольты из Палаты Истины начали охотиться за контрабандистами? Это ведь совершенно не их профиль. Выходит, она ошиблась с предположениями, сделав абсолютно неправильный вывод? С другой стороны, какое ей дело до всего происходящего? Она законопослушная… Почти законопослушная подданная Империи, не имеющая проблем с полицией. И ей совсем не светит…
Типпи непроизвольно дёрнулась и сжала зубы. По проходу медленным прогулочным шагом двигался виновник переполоха, такой беспечный, что сразу захотелось крикнуть: «Беги, глупец!» Нет. Она не закричит. Будет мило улыбаться и позволит костоломам из Палаты Истины взять добычу. ЭТО НЕ ЕЁ ДЕЛО! Но как же… Дискорд, за что такое наказание?! Ладно, решено. Если хмырь заинтересуется её прилавком и подойдёт, она шепнёт ему пару-тройку слов. Если же нет… Прости, парень, так получилось!
Единорог почти уже миновал её палатку, как вдруг его внимание привлекло что-то, лежащее на прилавке. В изумлении подняв правую бровь, он изменил курс и подошёл к замершей в напряжении кобылке.
— Глазам своим не верю! Какой восхитительный экземпляр "Мантии Цезаря". А вы знаете, прелестное дитя, что научное название этой раковины…
— Вульвос Цезарус, — фальшиво улыбаясь, перебила его Типпи. — Да, знаю.
— Восхитительно, — удивлённо протянул жеребец и переместил внимание с раковины на продавщицу. Несколько секунд разглядывал её в упор, потом его глаза на мгновение сузились, словно он вспомнил нечто важное. Впрочем, в следующее мгновение, удивление сменилось добродушной улыбкой.
— Подумать только, — продолжил он, — мне определённо повезло встретить на провинциальной ярмарке особу, разбирающуюся в науке.
— Я прочла об этом на обратной стороне пачки сырных крекеров, в колонке «Полезные сведения для идиотов», — не меняя выражение мордочки, сообщила поняша. — И почему-то запомнила. Обычно я такая дура!
— Не похоже. Может, вы ещё знаете, почему раковина получила такое название?
— А как же! Раньше из неё получали редчайший пурпурный краситель, который использовался исключительно для окрашивания парадных одежд цезарей. Остальным краска была просто не по карману — чтобы получить один грамм, требовалось переработать несколько тысяч раковин.
— Вот почему сейчас они столь редки, — завершил единорог. — С тех пор как появились синтетические красители, проблема решилась сама собой, но популяции за время хищнического лова был нанесён такой страшный урон, что она до сих пор не смогла до конца восстановиться.
— Что делает нас, мелких торговцев, несколько богаче. Вам её завернуть? Или для большей сохранности могу предложить деревянный футляр, обтянутый акульей кожей. Всё вместе обойдётся…
— Нет-нет, — воскликнул жеребец, — я не собираюсь её покупать. Просто увидел и не смог сдержаться.
— Тогда, возможно, вас заинтересуют эти восхитительные жемчужины? — обворожительно заворковала Типпи. — Подойдите ближе и гляньте вот сюда…
Заинтересованный жеребец склонился над прилавком.
— У алхимика вас ждёт засада, — едва слышным шёпотом произнесла кобылка. — Два топтуна из палаты Истины… Правда великолепные? — продолжила она громко. — Всего десять солеев за штуку.
— Действительно, восхитительные! — широко улыбаясь, ответил единорог. — Благодарю вас, любезная незнакомка, я подумаю над вашим предложением.
— Уверяю, больше вы нигде не найдёте жемчуг такой идеальной формы и расцветки.
— Охотно верю. До новой встречи, дорогая…
Жеребец развернулся и не торопясь отправился прочь, вальяжно помахивая хвостом. Типпи проводила его долгим взглядом и принялась бесцельно перебирать лежащие на прилавке безделушки. Интересно, что она только что совершила? Благородный поступок или величайшую в жизни глупость?
Единорожка шла по тенистому бульвару, стараясь особо не глазеть по сторонам. Прохожих было мало, и были они какие-то пришибленные. Торопливо шмыгали по лавкам, словно напуганные крысы, с опаской поглядывая на молчаливых легионеров и полицейских, патрулирующих улицы. В её любимом кафе почти не было посетителей, только за дальним столиком сидела компания молодёжи. Болтали они почти шёпотом, испуганно поджимая ушки. Понимая, что нужно поскорее возвращаться в гостиницу, Типпи, тем не менее, не смогла отказать себе в удовольствии выйти на смотровую площадку, откуда открывался восхитительный вид на Большую гавань. В отличие от Малой, где швартовались преимущественно каботажники, парусники и рыбачьи лодки, Большая была пристанищем океанских грузовых пароходов и пассажирских лайнеров. Впрочем, сейчас всё внимание немногочисленных зрителей оказалось приковано к огромному военному кораблю, который тянули за собой к длинному, как стрела, Адмиральскому причалу несколько чумазых портовых буксиров. Кобылка ещё никогда не видела столь грозного гиганта.
— Линкор первого класса «Три Цезаря», — услужливо подсказал знакомый голос. — Двенадцать четырнадцатидюймовых орудий главного калибра в четырёх башнях, двадцать четыре универсальных шестидюймовки, до силоса зениток на любой вкус и размер, да ещё ангар на восемнадцать грифонов-наёмников в тяжёлой броне. Внушает, не правда ли?
Типпи резко повернулась. Ну конечно, и кто бы сомневался! Всё тот же хлыщ из алхимической лавки. Единорожка подумала, что ещё немного, и она начнёт его ненавидеть.
— Что тебе надо? — резко спросила она, надеясь грубостью отпугнуть прилипалу.
— Вот как, мы уже на «ты»? А в лавке…
— Там я была на работе. Типа «покупатель всегда прав» и прочая чушь. А здесь могу говорить, что захочу. Чего ты тут делаешь?
— Любуюсь на корабли. Вот там, чуть правее линкора, стоит тяжёлый крейсер «Камелу-Шарак». Девять десятидюймовок в трёх башнях, куча пушек калибром поменьше и зачем-то три торпедных аппарата. А следом за ним ударный дракононосец "Пламя Зеверы" с ангаром на шесть драконов. Суровая штучка, я скажу. Кроме того…
— Прекрати, пожалуйста. Меня не интересует технические характеристики всего этого железа.
— И очень напрасно. Видишь у Нефтяного причала шесть ржавых корыт большого размера? Между прочим, это самоходные понтоны, предназначенные для перевозки десанта и…
— Я сказала хватит! Оставь меня в покое!
— Как будет угодно. Но если ты не хочешь в ближайшее время завести знакомство с одним из них, советую выслушать то, что я тебе сейчас скажу.
— О чём это ты?
— Вижу, что заинтересовалась. Позволь сначала представится, хоть мы и так знакомы. Я Мур. Шон Мур.
— Знакомы? Что ты несёшь, я в первый раз тебя вижу!
— Ошибаетесь, госпожа Дегару, далеко не в первый…
Типпи подавилась следующей репликой. Её подлинная фамилия была известна всего четверым. Цоссу с леди Унной, проживающим сейчас в Зевере, Лучиано и Мамаше Мо. Всё. Для остальных она Типпи Рюгг и никак иначе. Неужели… У единорожки перехватило дыхание. Неужели она ошиблась и красавчик на самом деле шпик из Палаты Истины? Если так, то дело плохо. Очень плохо.
— Возможно, сейчас ты носишь фамилию мужа, — Мур кивнул на вдовий браслет, украшающий левую переднюю ногу, — но раньше ты была Дегару. Вспомни залив Сонгани, биостанцию, директора Жана и его супругу Лили, четырёх эквестрийских практикантов… Тогда тебе было лет тринадцать-четырнадцать…
Она сглотнула и во все глаза уставилась на него. Не может быть…
— Помнишь растрёпанного студента, который попросил тебя показать дорогу на рынок? Там в тот день ещё отмечали какой-то праздник. Ты меня ещё развела на огромную кудель сахарной ваты, розовую, словно грива Пинки Пай…
— И ведёрко фруктового мороженного с вафлями… — медленно протянула кобылка. — Вспомнила. Я вспомнила тебя, Шон. Ты проучился на биостанции шесть месяцев, а потом вернулся обратно в Эквестрию. Селестия, как давно это было!
— Не так уж и давно, чуть больше десяти лет назад.
— Целую вечность. Учитывая всё то, что произошло… — Типпи шумно выдохнула и тряхнула гривой. — Ладно, это всё лирика. Ты специально искал меня?
— Веришь – нет, — хмыкнул жеребец. — Ты сильно изменилась за прошедшие годы, но голос остался прежним. То, как ты произнесла название раковины… Да и зрительная память у меня хорошая, есть такой талант. Ты не торопишься?
— Не тороплюсь. Всегда приятно потрепаться со старым знакомым.
— Взаимно. Кстати, спасибо за предупреждение, своим смелым поступком ты отсрочила целый ворох неприятностей, готовящихся свалиться на мою глупую голову.
— Отсрочила? Значит, проблемы остались?
— Ну а как же. Если бы не нынешний переполох и дефицит сотрудников, меня б сейчас искали все шпики города.
— Чем ты им так не угодил? Перешёл дорогу в неположенном месте?
— Почти. На самом деле я эквестрийский шпион.
Типпи поперхнулась вторично.
— И ты вот так спокойно мне это говоришь? Первой попавшейся кобыле? Не верю. Я не настолько глупа, чтобы…
— Не первой попавшейся, — перебил её Шон. — Я знаю тебя, ты знаешь меня…
— Знаю? Не говори чепухи, я не помнила о твоём существовании до этой самой минуты!
— Не имеет значения. Просто помолчи и выслушай то, что я тебе сейчас скажу, хорошо?
— Хорошо, — буркнула Типпи. — Дискорд, лучше бы я тогда промолчала.
— Что сделано, то сделано. Не сожалей о своих поступках. Никогда.
— Можно обойтись без доморощенной философии? И так тошно.
— Догадываюсь, — Шон пожевал губами. — Я прибыл в Сулуланд позавчера утром. С самого начала эта миссия была чистым жестом отчаяния. Меня швырнули в неё, как слепого котёнка в ведро с водой. Знаешь, как это бывает?
— Нет. Никогда не топила котят.
— Счастливая. Но иного сравнения в голову просто не приходит. Я приехал сюда без надёжной легенды, с сомнительными документами, совершенно не зная города. Здешняя шпионская сеть и раньше была невелика – Марракуд никогда не являлся приоритетной целью нашей разведки, теперь, я полагаю, она и вовсе находится под полным контролем полосатых. На самом деле мой арест – вопрос времени.
— Вижу, что ваше начальство совсем не ценит своих сотрудников.
— Не говори глупостей, просто так сложились обстоятельства. Но теперь, когда я встретил тебя, всё ещё может измениться.
Типпи фыркнула и резко вскинула голову.
— С какой стати ты решил, что я стану тебе помогать?! Я скромная и законопослушная подданная Цезаря, исправно плачу налоги и самоотверженно тружусь на благо Империи.
— На самом деле у тебя нет особого выбора. Я предлагаю взаимовыгодный союз – ты помогаешь мне, я помогаю тебе.
— Мне не нужна твоя помощь!
— Ошибаешься, — фыркнул Шон и указал копытом на линкор, швартовка которого входила в завершающую фазу. — Что ты видишь?
— Военный корабль. Большой и грозный. Ничего особенного.
— Боюсь, придётся тебя разочаровать. «Три Цезаря» входит в состав Первой Океанской Эскадры. Корабли, стоящие сейчас в гавани – её авангард. Основная масса прибудет через три дня.
— И что с того?
— Ничего, кроме того, что флагман эскадры, линкор "Зевера", несёт на своём клотике, помимо адмиральского, ещё и пурпурный вымпел правящего Дома.
— Что?
— Говорю открытым текстом – через три дня сюда прибывает Цезарь. Собственной персоной.
— Агхр... — Типпи в третий раз подавилась репликой. Затем очумело посмотрела на корабли, после чего перевела взгляд на Шона. Тот, криво улыбаясь, иронично глядел на неё.
— Не может быть, — наконец выдавила она. — Этот полосатый матрац не вылезал из дворца с самого начала войны…
— Верно. Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я здесь?
— Чтобы убить…
Шон искренне рассмеялся.
— Побойся Луны, глупая. Как ты себе это представляешь? Да по его гриве даже блохи скачут только после тройного досмотра и пятиступенчатой проверки на лояльность. Там такая охрана… Моя миссия куда более скромная и никак не связана со смертоубийством.
— И что же ты должен сделать?
— Позволь, я пока не стану отвечать на твой вопрос.
Типпи обижено фыркнула.
— Да и пожалуйста, — буркнула она, потом принялась смотреть вниз, туда, где с очередного транспорта упали сходни и первые шеренги легионеров, печатая шаг, спустились на берег. — И куда они только лезут? Можно подумать, в городе и без того мало полосатиков в форме.
— На самом деле мало, — вздохнул Шон. — Во всяком случае для того, что задумано. Ничего, к вечеру это проблема будет решена.
Единорожка резко развернулась на копытах.
— Что ты имеешь ввиду? Нас ждёт какая-нибудь пакость?
— Верно. Глобального масштаба. Для того, чтобы обезопасить священную особу от возможных покушений, завтра утром в городе начнётся глобальная зачистка. Стандартная процедура в условиях военного времени. Легионеры пойдут по домам, и всякий, кто не имеет городской прописки, будет задержан и переправлен на один из понтонов для «выяснения личности». После заполнения понтоны отбуксируют в море и поставят на якорь милях в пяти от берега.
— Чтобы утопить?
— Нет, конечно. Их вернут обратно сразу, как венценосная задница уберётся восвояси. Беднягам принесут официальные извинения и отпустят. Не всех, конечно. Думаю, пока кораблики будут болтаться на волнах, с арестантами станут плотно работать дознаватели из Палаты Истины. Бродяг и всяких подозрительных личностей отправят в трудовые лагеря, шпионов, вроде меня, возьмут в оборот. Что касается «законопослушных подданных Цезаря, исправно платящих налоги»…
— Прекрати, — Типпи нервно дёрнула щекой. — В моём случае как карты лягут. Могут отпустить, а могут и… — она недоговорила и зло стукнула копытом.
— Умница. Всё-то ты понимаешь.
— Если дело настолько аховое, почему ты болтаешь со мной вместо того, чтобы нестись на всех парах в порт. Там всегда полно рыбачьих лодок. Нанял, купил, на худой конец украл, вышел в море, и ищи потом селёдку в косяке!
— Идея хорошая, но посмотри сюда…
Шон вытянул из кармана небольшой картонный цилиндрик и предложил его Типпи. Та приняла, осмотрела со всех сторон и скептически хмыкнула. Предметом оказалась игрушечная подзорная труба, из тех, что продают жеребятам на ярмарках за несколько мелких монет. Разрисованная мордочками улыбающихся котяток, с мутными линзами из дешёвого пластика.
— И что я должна с этим делать?
— Просто глянь на выход из гавани.
— Похоже, дела Эквестрии настолько плохи, что на приличное оборудование для шпионов денег уже не осталось, — фыркнула кобылка, поднося игрушку к глазу.
Каково же было её удивление, когда оказалось, что безделица увеличивает, словно хороший телескоп, дав предельно чёткое и яркое изображение. Единорожка увидела, что пролив перегорожен цепью лежащих в дрейфе кораблей, чьи узкие корпуса напоминали тела хищных рыб.
— Эсминцы новейшей серии, — пояснил Мур. — Легко дают сорок пять узлов. Мимо таких и дельфин не проскочит. Плюс патрули грифонов в воздухе. Ребята действуют по принципу мышеловки — «всех впускать, никого не выпускать».
— Погано, — единорожка вернула волшебную трубу Шону и переступила с копыто на копыто. — Перевалы, конечно тоже заперты.
— Разумеется. Мы с тобой находимся в одной гигантской ловушке. До облавы осталось несколько часов. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я имел ввиду, когда говорил о взаимной помощи? Мой опыт и твоё знание города может здорово помочь.
— Хорошо. — Типпи медленно кивнула. — Давай начнём думать, как вылезти из этой драконьей задницы…
Глава 8. Бегство в ночи
— Нам нужно разделится, — твёрдо заявила она, взвесив все «за» и «против».
— Зачем? — искренне удивился Мур.
— Мы должны собрать вещи. Надеюсь, у тебя найдётся более подходящий костюм? Этот привлекает слишком много внимания.
— Не беспокойся, у меня имеются комплекты одежды на все случаи жизни. Давай сразу двинем ко мне, я возьму нужные шмотки, затем…
— Нет. Мне нужно вернуться в гостиницу.
— Но это лишняя трата времени.
— Вот почему я говорю, что нам следует разойтись часа на два. Назначим место встречи, и…
— Опасно.
— Знаю.
— И что такого ценного тебе требуется забрать?
— Не забрать. Уф, как бы объяснить… Понимаешь, хозяйка гостиницы – моя близкая подруга с большими связями. Когда я не вернусь, она решит, что меня забрали на понтоны, и поднимет по этому поводу страшный шум. Меня начнут на них искать и, конечно, не найдут. Сразу возникнет вопрос – почему? Станут раскручивать дело, выйдут на мою торговую палатку и, разумеется, обратят внимание на то, что в соседней ячейке два топтуна безуспешно поджидали эквестрийского шпиона. Понимаешь? Если у следователя есть хоть капля мозгов, он сразу сопоставит эти два факта – я торговала рядом с засадой, а потом таинственно исчезла. На мой остров пошлют пару костоломов, и…
Шон только крякнул и покачал головой.
— Тебе с такими талантами надо работать у нас, а не торговать ракушками.
— Спасибо за комплимент. Ещё вопросы есть?
— Да. Где и когда встречаемся?
— Через два часа в трактире «Вспоротое брюхо», что на Сухой площади. Найти очень легко, любой встречный моряк покажет дорогу, место известное.
— Действительно известное?
— Агась. Эта самая большая из всех портовых забегаловок города. Там относительно дёшево кормят и выпивку разбавляют не слишком сильно. Короче, место популярное, легко затеряться в толпе.
— Хорошо, тогда до встречи.
— До встречи.
Типпи стучала копытами по плитам мостовой, стараясь не глядеть по сторонам, так было тошно. Настроение упало до критической отметки, после того как единорожка посетила офис филиала Первого Имперского Банка, где хранила большую часть своих сбережений. Обычно в дни ярмарки банкиры работали в две смены, но сейчас тяжёлые двери оказались заперты. Похоже, поганцы узнали обо всём заранее и успели хорошо подготовится. А ведь для бегства нужны деньги. Много денег. Кобылка не стала тратить время на соседние отделения, и так было понятно, что повсюду её ожидают лишь запертые двери и опущенные решётки. В карманах и кошельке лежали почти три сотни солеев, но их может не хватить, особенно если придётся платить контрабандистам. Ушлые ребята, конечно, сразу взвинтят цены на свои услуги, тут и гадать нечего.
Типпи вздохнула и прибавила шаг. Прохожие почти не встречались, горожане, предчувствуя неприятности, торопились укрыться в надёжных домах и квартирах. Зато повсюду развивались легионерские плащи и слышались отрывистые выкрики команд. Единорожка заметила, что вояки не просто патрулируют улицы, они скапливаются на площадях и перекрёстках, явно ожидая сигнала начать зачистку. И хотя Шон уверял, что операция начнётся не раньше четырёх утра, кобылка чувствовала себя крайне неспокойно.
Когда Типпи примчалась в "Белую чайку", то не стала ходить вокруг да около, а сразу выложила Мамаше Мо все сенсационные новости дня, разумеется, не упомянув об экзотической профессии Шона. Просто сказала, что встретилась со знакомым моряком, который и предупредил её о готовящемся мероприятии. От рассказа подруги зебра пришла в страшное волнение и первым делом предложила единорожке убежище в своём подвале, которое та отвергла в категорической форме, ведь если её найдут, то семейство Мо может серьёзно пострадать, тут никакие связи не помогут.
— Но я не могу просто так отпустить тебя навстречу неизвестности! Связываться с контрабандистами очень опасно, а без их помощи ты никогда не перейдёшь горы. Возьми хотя бы деньги! У меня в кассе лежит две тысячи солеев, все никак копыта не доходили отнести их в банк. Они твои!
— Нет, так не пойдёт, — мотнула головой Типпи. — Вдруг мне не удастся их вернуть.
— Какие пустяки!
— Нет, не пустяки, дела гостиницы и так идут не блестяще. С другой стороны, деньги мне нужны, и даже очень… О, идея! В моей палатке на ярмарке осталось непроданного товара примерно на три тысячи. Держи ключ и все бумаги, сейчас я напишу расписку, что отдаю его тебе в счёт уплаты долга. После облавы пошли своих мальчишек, пусть забирают всё до последней раковины. Уверена, ты быстро сможешь его продать, особенно когда уляжется переполох. Мне же ты заплатишь полторы тысячи прямо сейчас. Идёт?
— По копытам. Но учти – всё, что заработаю сверх взятой тобой суммы, верну при личной встрече. Ещё не хватало наживаться на беде подруги.
— Спасибо, конечно, но если всё и дальше пойдёт в таком духе, то встретимся мы ещё очень нескоро.
— Лучше поздно, чем никогда.
Типпи уселась за стол писать расписку, а Мо принесла деньги. Спрятав их в сумку, единорожка поднялась в свою комнату и принялась собирать вещи, беря с собой только самое необходимое. Когда надо бежать, глупо отягощать себя ненужным хламом. Затем она попрощалась с подругой и выскользнула за дверь, в сиреневый полумрак начинающихся сумерек.
В трактире "Вспоротое брюхо" было шумно и дымно. Ароматные облака, поднимающиеся из сотен трубок, создавали в просторном помещении густую туманную завесу. Повсюду слышались грубые голоса, звон посуды, сочные звуки ударов. Единорожка остановилась на пороге и в растерянности повела головой. Назначая Шону место свидания, она совсем не подумала, что раз порт закрыт, то орды разозлённых моряков оккупирует все питейные заведения Нижнего города. В «Брюхе» и в обычные дни толкалось немало крупов всех расцветок и степеней полосатости, сейчас же просто конскому яблоку было негде упасть. И как, скажите на милость, найти в этой каше неудачливого шпиона?
— Мадам скучает в одиночестве? Может, я смогу ей как-то помочь? — раздался мягкий вкрадчивый голос, и рядом с кобылкой появился Мур.
Жеребец преобразился до неузнаваемости. Исчез пижонский костюм, исчез дурацкий галстук, набриолиненная грива сменилась обычной растрёпанной причёской. На макушке криво сидел грязно-белый матросский берет с огромным оранжевым помпоном, на плечах болталась выцветшая и залатанная куртка. Две раздутые брезентовые перемётные сумки свисали по бокам. Ни дать ни взять списанный на берег безработный матрос.
— Ну, если морячок купит выпить умирающей от жажды кобылке… — капризным тоном ответила Типпи, — она будет ему крайне признательна.
— Тогда пошли, душечка, — фыркнул жеребец и двинулся вперёд, раздвигая железными плечами пьяных посетителей.
Все столики оказались заняты, но им повезло. Как раз в тот момент, когда парочка проходила мимо, двое изрядно нагрузившихся приятелей ринулись выяснять отношения и, не удержавшись на табуретках, рухнули на пол, молотя друг друга копытами. Шон с Типпи мгновенно заняли опустевшие места, небрежно отшвырнули объедки и принялись требовательно молотить по столешнице, призывая официантку. Та появилась на удивление быстро – худенькая молодая кобылка, в забитом взгляде которой читалась непередаваемая усталость. Хозяева питейных заведений, видя аншлаг и предчувствуя астрономические прибыли, эксплуатировали персонал на износ. Типпи посмотрела на ржавый рабский ошейник, обручем болтающийся на тощей шее официантки, и быстро сказала:
— Две порции рома и кувшин с ледяной водой.
— Да, госпожа, — пробормотала бедняжка, вымученно улыбнулась, и, пошатываясь, отправилась исполнять заказ.
— Итак, — энергично начал Шон, — тебе удалось сделать всё, что собиралась?
— Не до конца, хоть немного денег я всё же получила. Кстати, как у тебя с финансами?
— Две тысячи с хвостиком.
— Хвостик большой?
— Совсем маленький.
— Жаль. Итого на двоих у нас чуть больше трёх с половиной тысяч. Думаю, должно хватить. Теперь осталось только найти ребят, согласных провести нас через горы. Это может оказаться сложным делом – контрабандисты не слишком любят открывать чужакам расположение своих тайных троп.
— У тебя нет знакомых из этой братии?
— Был один тип, но пару лет назад он отправился отдыхать и поправлять здоровье. В угольную шахту.
— Понимаю. В этом деле есть риск нарваться на обычных бандитов, которые деньги возьмут, а...
— Погоди-ка! — Типпи возбуждённо вскочила. — Клянусь Духами Моря, нам, кажется, повезло. Идём!
Она кинулась к общему столу, за которым плотным строем сидели пони и зебры. Мур, пожав плечами, ринулся следом, бросив на ходу несколько монет подошедшей официантке. Внимание единорожки привлекла пара растрёпанных жеребят-подростков с очень знакомыми мордочками. Они сидели каждый над своей тарелкой и жадно хлебали фирменный суп заведения, сваренный из вяленой рыбы, водорослей и жгучих специй.
— Привет, ребятишки, — жизнерадостно поздоровалась кобылка, подходя ближе. Ди вскинула голову, с полминуты удивлённо её разглядывала, затем, явно вспомнив, кивнула и радостно улыбнулась.
— Здравствуйте, госпожа Типпи, — затараторила она. — Мы с Ни решили поужинать, перед тем как идти спать.
— В ночлежку?
— Нет, зачем, сейчас же тепло. У Китобойного причала полно пустых бочек, в которых очень даже уютно. А если ещё соломы накидать, так вообще дворец выйдет.
Типпи пожевала губами, пытаясь представить, как можно считать уютной ночёвку в бочке из-под китового жира, но не стала давать простор воображению. Вместо этого она сказала:
— Ясно. Хотите немного подзаработать?
Ди с подозрением взглянула на Шона и нахмурилась.
— Простите, госпожа, но мы такими делами не занимаемся. Могу посоветовать несколько хороших борделей…
Единорожка запрокинула голову и от души расхохоталась.
— Глупышка! — отсмеявшись, вымолвила она. — Мы не собираемся посягать на вашу честь. Дело совсем в другом.
— Правда? — Ди поджала ушки. — Простите, мэм, но если бы вы знали, как часто к нам подваливают со всякими гнусными предложениями…
— Догадываюсь, — вздохнула кобылка, становясь серьёзной. — Короче, доедайте своё варево и выходите на улицу, есть разговор.
— Ага, — девчонка кивнула, и они с приятелем с удвоенной скоростью накинулись на еду.
Типпи и Шон переглянулись и пошли к выходу. За их столиком уже сидела шумная компания, а оставленные без присмотра кружки с ромом благополучно опустели. Нравы в «Вспоротом брюхе» были самыми простыми.
— И что тут у нас за детский сад? — недовольно поинтересовался Мур, когда они вышли на крыльцо и с наслаждением вдохнули чистый воздух. — Думаешь, сопляки смогут нам помочь?
— Эти, как ты говоришь, «сопляки» зарабатывают на хлеб тем, что таскают грузы для контрабандистов. Во всяком случае, я на это надеюсь. Если ошиблась – не беда, поищем других.
— Мне бы твою уверенность.
— Лучше скажи, зачем ты взял в поход столько хлама? — она кивнула на раздутые сумки.
— Запас карман не тянет. Не бойся, крошка, я могу тащить гораздо больший груз.
— Что там у тебя? Косметика? Десять комплектов сменной одежды?
— Ты не поверишь — детские игрушки.
— Что?! — единорожка в изумлении уставилась на Шона. — Это шутка, да?
— Чистая правда. Понимаешь, по легенде я торговый представитель сингайской фирмы «Харсбор», специализирующейся на выпуске игрушек. Приехал в Сулуланд с большой партией образцов товара.
— Но зачем он нам сейчас? Нет, мы, конечно, можем расплатится ими с Ни и Ди, хотя даже они, уверена, предпочтут полновесные солеи.
— Они мне дороги как память. Тебя устроит такое объяснение?
— Мне всё больше кажется, что ты не шпион, а шут гороховый. Может, лучше останешься в городе, веселить публику?
— Да запросто. Всегда мечтал о карьере уличного актёра…
Дверь хлопнула. На крыльцо вышли запыхавшиеся жеребята.
— Мы не слишком долго копались? — озабоченным тоном спросила Ди.
— Пустяки, — успокоила кобылку Типпи. — Мы даже поссорится не успели.
— А. Тогда хорошо. Так что вы нам хотели предложить?
Единорожка прямо и без обиняков выложила, что именно им от них требуется. Жеребята обеспокоенно переглянулись. Ни резко помотал головой и сделал несколько взмахов правым передним копытом. Ди кивнула и сказала, стараясь не смотреть Типпи в глаза:
— Простите, госпожа, но мы ничем не можем вам помочь. В жизни никогда не были в горах. Там скорпионы водятся, и вообще…
— Послушай, малышка, — проникновенно начала Типпи. — Понимаю ваши опасения. Но нам действительно нужно покинуть город. Причём именно сегодня вечером. Послезавтра сюда прибудет корабль с Цезарем на борту.
— Да что вы говорите! Вот здорово как!
— Рано радуешься. Завтра в пять утра начнётся большая чистка. Легионеры начнут хватать всех не-горожан и запирать на баржах, что стоят сейчас в порту. Я не хочу там оказаться, а вы?
— Но ведь нам с Ни ничего не грозит. Мы же горожане.
— Вы – бездомные бродяги без семьи и работы. Или, думаешь, бочка на Китобойном причале сойдёт за квартиру? У вас есть прописка?
Жеребята изумлённо посмотрели друг на друга, потом одновременно отрицательно замотали гривами.
— Вот видите. Уверена, что порт станут проверять тщательнее всего. Вас схватят, засадят на баржу и вряд ли отпустят обратно. Империи нужны рабочие копыта, а на рудниках постоянно требуются подростки вроде вас. Там, говорят, полно узких штолен, сквозь которые взрослым не протиснуться…
Ди испугано охнула и приложила копытце к губам. Похоже, она страшно боялась угодить в шахту.
— Так что, помогая нам, вы спасётесь сами. Мы хорошо заплатим, и вы сможете пересидеть опасное время в какой-нибудь рыбацкой деревушке за пределами города. Потом вернётесь назад. Короче, думайте, только быстро.
Кобылка повернулась к зебрёнку и тот согласно кивнул.
— А сколько, ну… вы готовы заплатить?
— Пятьсот солеев. По двести пятьдесят с носа.
— Ух ты! — девчонка аж рот открыла от изумления. — Никогда… Никогда даже не видела столько денег!
— Теперь увидишь. Ну что, согласны?
— Агась. Только выходить надо прямо сейчас.
— Правда? А мы-то ещё на танцы сходить собирались. Но раз говоришь, что надо, придётся идти.
Ди громко фыркнула.
— Успеете ещё натанцеваться. Вот только…
— Нужен задаток?
— Хотелось бы.
— Справедливо. Вот, держите. — Типпи протянула два полотняных мешочка. — По сто монет в каждом. Есть, куда спрятать?
— Конечно! — Ди приняла деньги и отдала напарнику половину. — Теперь пошли, только тихо…
Высоко над головой ярко блестел серебряный диск – дар принцессы Луны. Типпи, Шон и Ни затаились в тени покосившейся хижины, которую от полного разрушения спасали две трухлявые подпорки. Наконец послышался перестук копыт и появилась Ди.
— Плохо дело, — буркнула кобылка. — Там на площади полно легионеров и шпиков. Стоят, совещаются. Похоже, готовятся начать обход.
— А другой путь есть? — поинтересовался Мур.
— Если только через Таможенный двор, но там, скорее всего, сейчас полно охраны.
— Может, переплывём Галерный канал? — предложила Типпи.
— Точно, ух, копыто мне в зубы, про него я как раз забыла! Только… все ли умеют плавать?
— За нас можешь не беспокоится, — хмыкнул Шон.
— Тогда пошли!
Беглецы покинули спасительную тень и двинулись по узкому замусоренному переулку, поминутно спотыкаясь. Воняло тухлыми рыбьими потрохами, навозом и гниющими отбросами.
«Трущобы везде одинаковы, — подумала Типпи. — Оказавшись на самом дне, трудно заставить себя соблюдать чистоту».
Пройдя шагов сто, они вышли к причалам. Набережная оказалась захламлена ящиками и бочками, кучами гнилых сетей и старыми рыбными корзинами. Откуда-то доносилась негромкая музыка и нестройное пение нескольких хриплых голосов, тянуло сладковатым запахом хашима – дешёвого наркотика, добываемого из листьев водорослей хаш. Косматый бродяга, услышав шаги, поднял повыше масляную лампу и с подозрительным интересом принялся разглядывать приближающуюся компанию, но Ни сделал какой-то быстрый знак копытом, и мазурик, кивнув, убрал свет.
— Здесь есть спуск, — шепнула Ди. — Давайте, не задерживайтесь.
Ширина канала оказалась метров пятьдесят, и противоположный берег был смутно виден в неярком свете луны. Типпи первой вошла в прохладную, пахнущую мазутом воду и, оттолкнувшись от склизких ступеней, быстро поплыла вперёд, освобождая дорогу спутникам.
— А водичка могла быть и потеплее, — буркнул Шон. — И мой парадно-выходной смокинг теперь промокнет. Не говоря уж о галстуке-бабочке…
Единорожка фыркнула и обернулась – все друзья уже вошли в воду.
— Надеюсь, мы сможем найти на том берегу нормальную лестницу, — сказала она.
— Не бойтесь, госпожа Типпи, их там полно… Ох, вот сено!
По ушам ударил стук мотора, луч мощного прожектора лизнул обросшие ракушками сваи и доски набережной, и беглецы увидели входящий в канал полицейский катер. Ещё десять секунд, и их головы окажутся на пути светового луча. Мгновенно приняв решение, Типпи засветила рог.
— Сразу, как получите пузырь, ныряйте и держитесь под водой столько, сколько сможете, — быстро сказала она и торопливо принялась читать заклинание. Один за другим головы спутников окружили радужные сферы. К счастью, друзья сразу поняли, что нужно делать, и не задавая вопросов нырнули, быстро работая ногами. Единорожка несколько раз глубоко вдохнула и ушла следом. На себя колдовать пузырь она не стала. Во-первых, потому что и без него могла находиться под водой достаточно долго, а во-вторых, просто не любила плавать с радужным «аквариумом» на голове. Воздуха спутникам хватит минуты на четыре, за это время катер должен уплыть.
Так и произошло. Когда беглецы вновь вынырнули на поверхность, их окружала чернильная тьма – Луна зашла за плотную тучу. Спустя пару минут они выбрались на берег и тщательно отряхнулись, затем Типпи не без иронии в голосе спросила Шона:
— Твои плюшевые медвежата, наверное, совсем промокли. Может, выбросишь их сейчас, пока есть время?
— И не надейся. Мои сумки водонепроницаемы, так что всё в порядке.
— Правда? И на что только казна тратит деньги! Просто уму непостижимо.
— Катер возвращается, — перебила их озабоченная Ди. — Прячемся.
Друзья прилегли за штабель каких-то досок и проводили уходящий кораблик внимательными взглядами.
— А ты быстро сориентировалась с этими пузырями, — одобрительно сказал Мур. — Без них нам пришлось бы туго.
— Полагаю, впереди у нас будет ещё много возможностей проявить свои особые таланты, — буркнула единорожка. — Ну что, Ди, куда дальше?
— Идите за мной, — уверенно сказала кобылка и зацокала копытами по гнилым доскам причального настила.
Минут десять они шли вонючими переулками, распугивая крыс и случайных бродяг, пока наконец не достигли небольшой, ярко освещённой площади.
— Патруль, — озабоченно сказала Ди, резво отпрянув обратно за угол. — Сено в сиропе, намертво перекрыто.
Шон осторожно высунул нос из укрытия.
— Четыре легионера и два шпика, — сообщил он. — Расположились под фонарём и, похоже, не собираются никуда идти. Погано.
Внезапно послышалась чья-то разудалая песня, исполняемая хриплым баритоном, и из соседнего переулка на площадь вывалил изрядно нагрузившийся полосатый моряк.
— О братва! — воскликнул он, глядя на патрульных. — А вы кого ждёте? Меня?
— Тебя, тебя, — проворчал дородный легионер, одним ударом тяжёлой дубинки сбивая запоздалого гуляку с копыт.
— Э, да вы чо, совсем опухли?! — завопил матрос, пытаясь подняться.
Застоявшиеся, не выспавшиеся и потому очень злые легионеры принялись без объяснений колошматить беднягу. Шон сделал шаг назад, засветил рог, откинул клапан сумки и вытащил наружу – Типпи не поверила своим глазам – бутафорские карнавальные очки с приделанным к ним огромным носом и чёрными пышными усами.
— Что ты собираешься делать? — потрясённо спросила она. — Устроишь вечеринку?
Мур, проигнорировав её вопрос, напялил очки, отчего стал выглядеть донельзя нелепо, затем вынул из сумки забавного плюшевого мишку.
— Ой, какой хорошенький, — тут же умилилась Ди. — Можно я его немного потискаю?
— В другой раз, ладно? — ответил шпион и одним резким движением оторвал у игрушки чёрную пуговицу носа. Затем швырнул медвежонка телекинезом так сильно, что тот, пролетев с полсотни шагов, упал сразу за спинами увлёкшихся патрульных. В следующее мгновение из плюшевого тельца повалила струя густого дыма, который за несколько секунд плотным облаком окутал площадь. Дым имел явно магическое происхождение, так как не рассеивался и не расползался по сторонам, а висел компактно одним большим клубком.
— Значит так, — быстро сказал Шон, повернув к спутникам мордочку, украшенную нелепым карнавальным нарядом. — Завеса продержится минут шесть, за это время мы должны пересечь площадь. Типпи, бери меня зубами за хвост, а вы, малышня, хватайте за хвост её. Главное не выпустите, иначе заблудитесь.
— Хочешь сказать, что эти дурацкие очки…
— Все объяснения потом. Просто пошли.
Недовольно фыркнув, Типпи вцепилась зубами в хвост жеребца и почувствовала, как её саму сцапали две пары крепких челюстей. Мур мотнул гривой и двинулся вперёд ровным, размеренным шагом. Его спутники пошли следом, внимательно глядя под ноги; сейчас очень важно было не споткнуться. Пройдя переулок, они вошли в магическую пелену, и она поглотила их мгновенно и без остатка. Туман оказался лишён запаха и был настолько плотным, что единорожка не могла ничего разглядеть дальше собственного носа. К тому же он искажал звуки и заглушал шаги. Крики попавших в ловушку патрульных как будто дробились на отдельные фрагменты, путались и звучали, казалось, со всех сторон. В какой-то момент ей показалось, что тонкий детский голосок несколько раз прокричал: «Лошадка! Лошадка!», но это, скорее всего, была просто галлюцинация. Наконец они вынырнули из пелены на чистый воздух, и Типпи с облегчением разжала зубы, отпуская хвост.
— Вот это да! — восхищённо протянула Ди. — Мистер Шон, а что это было?
— Просто полезная в хозяйстве вещица, созданная отделом старины Ку, — ответил жеребец.
— Никогда не думала, что бывают такие чудные игрушки.
— Это опытная партия, специально для организации вечеринок. Позволяет играть в прятки и жмурки одновременно.
— Правда? Вот здорово! Когда я разбогатею, то обязательно прикуплю себе несколько таких медвежат. А водяные пистолеты, стреляющие кислотой, что способна растворить замок банковского сейфа, "Харсбор" не выпускает?
— Пока нет, но работы в этом направлении уже ведутся.
— Поскорее бы они появились в продаже!
Типпи фыркнула.
— Меня, если честно, больше заинтересовали твои очки. Похоже, в этой стране слепых ты был единственным зрячим.
— Что правда, то правда.
Шон стянул карнавальный наряд и ловко нацепил его на мордочку единорожки. Та огляделась по сторонам. Темнота приобрела глубину, а предметы – ясные очертания. Нельзя сказать, что очки позволяли видеть как днём, скорее как в сумерках, когда окружающий мир приобретает невероятную чёткость и контрастность.
— Великолепно. А ещё есть?
— Увы, это единственный экземпляр, — вздохнул Мур, пряча очки обратно в сумку. — Предполагалось, знаешь ли, что я стану работать в одиночку.
— Не думала, что в Эквестрии научились делать подобные штуки.
— О, это совместная разработка Министерств Магии, Военных Технологий и Морали. Сложный симбиоз магии и технологии. В усах, к примеру, спрятаны энергетические кристаллы повышенной ёмкости.
— Что за Министерства такие?
— Не знаешь? Ах, ну да, ты же уехала раньше… Давай поговорим потом, ладно?
Типпи кивнула, и компания снова двинулась в путь. Постепенно лачуги трущоб сменились приземистыми зданиями пакгаузов. Пахло дёгтем, вяленой рыбой, гнилыми фруктами и пряностями. Единорожка уже хотела спросить у Ди, долго ли ещё идти, но тут из-за угла бесшумно, как призраки, вынырнули три легионера. Луч потайного фонаря скользнул по мгновенно остановившимся беглецам.
— Так, это ещё у нас кто такие? — грозно спросил угрюмый здоровяк с нашивкой младшего кентуриона на портупее.
— Привет, кэп, — хрипло ответил Шон, делая шаг вперёд. — Мы, короче, всей командой с корабля сошли и, значит, в трактире засели. А меня за шлюхами послали. Вот, снял и теперь веду.
— Шлюхи, говоришь? — недоверчиво спросил кентурион, осветив Ни. — Что-то этот сопляк на шлюху никаким местом не тянет.
— Так это для боцмана, кэп! Для боцмана. Он у нас того… любитель, понимаешь?!
— Ты мне зубы не заговаривай, краб ушастый. Пойдёте с нами. И даже не думайте сбежать.
— Дык ведь… А вон и ребята идут! Эй, парни, валите сюда, бегом…
Шон уставился куда-то за спину легионеров и даже копытом замахал. На мгновение Типпи решила, что кентурион не поведётся на столь примитивную хитрость, но Мур играл так натурально, что все трое как по команде повернулись, дабы посмотреть на гипотетических «ребят». В следующее мгновение жеребец прыгнул вперёд, сильным ударом копыта выбил из зубов крайнего противника тяжёлую шипастую дубинку и, подхватив её кинетическим полем, обрушил на голову кентуриона. Тот, хрюкнув, опрокинулся назад и уселся на круп.
Единорожка, которая ещё до начала схватки присмотрела лежавшую у стены старую рыбную корзину, сцапала её телекинезом и надела на голову ближайшего полосатика, затем сильным ударом задних копыт опрокинула его на землю. Тем временем ошеломлённый, но не оглушённый кентурион поднялся на все четыре и рыча от ярости потянул из ножен грозного вида гладиус, а его лишившийся дубинки подчинённый выхватил пистолет.
«Плохо дело, — подумала Типпи, слишком занятая своим «окорзиненным» врагом, который начал подниматься. — Нам не справиться!»
И тут мимо неё промчалась полосатая молния. Тихоня Ни, всю дорогу никак не проявлявший себя, преобразился. И куда девалась прежняя апатия? Прыгнув вперёд, зебрёнок выбил пистолет и принялся молотить легионера короткими быстрыми ударами передних копыт, постоянно двигаясь по кругу, не давая тому сориентироваться и понять, куда обрушить удар. Шон плотно сцепился с кентурионом, изящно фехтуя дубинкой. Кровь из раны на голове заливала тому глаза, мешая видеть, и, вздумай Мур прикончить его, он давно бы сделал это. Но жеребец явно не хотел ничьей смерти, потому выжидал момент, дабы изящным ударом оглушить противника. Ему это удалось, когда зебриканец, в очередной раз тряхнувший гривой, чтобы откинуть в сторону пропитанную кровью чёлку, оступился и подставился под удар. Хрясь! Колени вояки подогнулись, гладиус выпал, и бедняга рухнул на землю, закатив глаза. Быстро оглядев поле боя, единорог, увидев, что Ни отлично справляется, кинулся на выручку Типпи, которой приходилось несладко. Вдвоём они быстро завалили её соперника, а затем помогли зебрёнку. После чего шпион торопливо вытянул из сумки ярко раскрашенный тюбик с улыбающимся солнышком и надписью «Умелые копытца» на боку, открутил колпачок и обильно смазал прозрачным гелем копыта всех трёх легионеров. Затем свёл их меж собой телекинезом и немного подождал.
— Всё, теперь не убегут.
— Что это за дрянь? — с подозрением спросила Типпи.
— Суперклей. Склеивает за несколько секунд, да так крепко, что потом домкратами не растащишь.
— Но когда они очнутся, то станут орать…
— Не станут.
Мур извлёк картонную коробочку с надписью «Пластилин "Радуга"», вынул три разноцветных брусочка и, всунув по одному в приоткрытые рты пленников, крепко сдавил.
— Тоже клей?
— Нет, скорее очень липкая смола. Постепенно слюна её растворит, но несколько часов тишины обеспечены.
— Однако, ты серьёзно подготовился.
— А кто-то ещё совсем недавно упрекал меня в излишке хлама.
— Беру свои слова назад.
Пока старшие занимались упаковкой легионеров, Ди хлопотала вокруг приятеля.
— Тебе точно не больно? — тараторила она, нарезая вокруг зебрёнка круги. — А здесь? А под хвостом?
Ни лишь отрицательно мотал головой и мученически закатывал глаза.
— А он неплохо дерётся, — с уважением в голосе сказал единорог. — Любопытный стиль, никогда не видел ничего подобного.
— А я видела, — задумчиво протянула Типпи. — Много лет назад группа каких-то пьяных придурков напала на странствующего проповедника из секты Пустынников. Хрупкий такой старичок, с выцветшими от возраста полосками. Видел бы ты, какую баню он им устроил. Бедняги разлетелись как кегли. Такие же быстрые удары передними копытами, такая же пластика движений... Хм, похоже, Ни раньше входил в это мрачное братство. Тогда всё становится ясно.
— Что ясно?
— Язык. Пустынники – закрытая и суровая секта с жестоким уставом. Вполне возможно, что он нарушил какое-то их правило или просто захотел сбежать. Они его отпустили, но предварительно вырвали язык, дабы мальчишка не смог никому выдать их секреты.
— Вполне возможно. Но не будем задерживаться, вдруг сюда набегут коллеги наших новых знакомых, — озабоченно сказал Шон.
Никто не стал спорить, и отряд бодрым шагом покинул место схватки. Они без приключений миновали ещё несколько рядов пакгаузов и наконец вышли на окраину порта, затем по едва заметной тропе принялись карабкаться в гору. Луна вновь зашла за тучу, стало совсем темно. Ди остановилась и громко сказала:
— Так, думаю, что пришло время зелий. Госпожа Типпи, у вас есть что-нибудь, чтоб видеть во мраке?
— Есть. Заклинание.
— Ах да, я и забыла, что вы можете колдовать. Ну, а мы с Ни воспользуемся старой доброй «Кошкой».
Она вынула из сумки две маленькие аптекарские бутылочки, откупорила пробки и передала одну напарнику.
— Хм, алхимические эликсиры, — тоном знатока протянула единорожка. — Рубедо, альбедо или нигредо?
— Ни то, ни другое и не третье, — вздохнула кобылка. — Мы не миллионеры, чтобы покупать такие дорогие штуки. Свои эликсиры портовые алхимики варят из всякой дряни. Голова потом после них болит и блевать всё время тянет. Зато дёшево.
— Понимаю, — кивнула Типпи и повернулась к Шону, — Ну а вам, любезный друг, магия и алхимия побоку, достаточно нацепить эти нелепые очки?
— Верно. Кстати, они позволяют видеть куда дальше и яснее, чем ваша кустарщина.
— Ну, куда нам до вас, мы пони маленькие, — хмыкнула единорожка и прочитала заклинание.
Тьма перед газами рассеялась, но не слишком сильно. Понятное дело, заклятие «Ночного глаза», как и «Кошка» жеребят, лишь временно расширяло зрачки и повышало чувствительность сетчатки, тогда как шутовская маска шпиона работала по совершенно другому принципу.
— Теперь нужно идти очень осторожно, — предупредила Ди. — Смотрите под ноги, можно легко улететь в пропасть.
— Вы всегда таскаете с собой эликсиры? — поинтересовалась Типпи.
— Конечно, — рассмеялась кобылка. — Ведь грузы мы носим, как правило, по ночам. Здесь без них нельзя никак.
— Понимаю.
Единорожка задумалась. Алхимическая микстура, судя по всему, действовала более эффективно, чем заклинание, но и у неё имелся серьёзный недостаток. Если сейчас вспыхнет яркий свет, жеребята мгновенно ослепнут и будут оставаться незрячими до тех пор, пока светильник не погаснет или не выйдет срок действия эликсира, а это несколько часов. В её случае заклятие можно легко снять, быстро восстановив зрение. У всего есть свои достоинства и недостатки. Впрочем, они вряд ли наткнутся на источник света в этом пустынном краю.
Ди шла уверенно, почти не спотыкаясь; похоже, кобылка привыкла ходить этим маршрутом. Типпи плелась в хвосте, едва различая тропинку перед собой. Она несколько раз гасила в себе желание попросить у жеребят эликсир для себя и, похоже, совершенно напрасно. Их путь проходил через бесконечный лабиринт скал и гигантских валунов. Без проводников тут было абсолютно нечего делать.
Наконец они вышли на пологое плато, усеянное редкими скалами.
— Ещё немного, и мы пройдём перевал, — сказала кобылка. — А там спуск совсем несложный, самое трудное место осталось позади.
— Стойте, — тихо скомандовал Шон. — Впереди…
Он замер, пристально вглядываясь в темноту.
— Я ничего не вижу, — растерянно протянула Ди.
— И не увидишь, его оптика гораздо лучше наших глаз, — сказала Типпи. — Что там такое?
— Засада, — буркнул жеребец. — Трое.
— Легионеры?
— Нет, не похоже. Единорог… земнопони и зебра. Все в маскировочных плащах.
— Может, бандиты? — предположила девочка. — Узнали о готовящейся облаве и решили подкараулить беглецов?
— Вполне возможно.
Мур полез в сумку. Привыкшие к его чудесам спутники нетерпеливо вытянули шеи, заинтригованные тем, что ещё отчебучит этот «продавец детских игрушек». На свет оказалась извлечена жестяная заводная курочка. Шон несколько раз повернул ключик, курочка смешно задрыгала ножками.
— Отвернитесь и закройте глаза, — приказал он, швыряя игрушку в сторону засады. Никто и не подумал ослушаться.
Послышалось лёгкое жужжание, затем сверкнула ослепительная вспышка, хорошо различимая даже сквозь опущенные веки.
— Вперёд! — жеребец сорвался с места, застучали копыта.
Типпи рванула следом, несмотря на разноцветные круги, плывущие перед глазами. Они лихо промчались разделявшее их расстояние и влетели на небольшую площадку, окружённую валунами. Три жеребца громко стонали и корчились, катаясь по земле, прижимая к глазам копыта. Типпи сглотнула: бедняги, похоже, находились под действием "Кошки", и яркая вспышка световой гранаты опалила их чувствительную сетчатку потоком раскалённого пламени. Можно было не опасаться нападения с их стороны, пройдёт несколько часов, прежде чем боль утихнет и они смогут хоть как-то видеть.
— Точно, бандиты, — фыркнула Ди. — Красавчик Бу и его команда. Грязные отморозки. Для них перерезать горло всё равно, что копыто облизать.
— Даже так? — нахмурилась Типпи.
Внезапно к ним подскочил Ни. Глаза зебрёнка были широко распахнуты, на мордочке застыло выражение ужаса. Он громко замычал и мотнул головой.
— За ним! — крикнула девчонка. — Скорее!
Пробежав шагов десять, они остановились перед широкой трещиной между двух каменных плит. На её дне лежали четыре тела. Два взрослых – кобыла и жеребец, и два жеребенка. На шеях и шкурках запеклась кровь.
— Милостивые Духи Моря, — воскликнула Ди и пошатнулась, — Да как же это!
Типпи крепко прижала перепуганную кобылку к собственному боку. Она тоже была потрясена. Нет, в гетто ей довелось видеть много трупов, но с тех пор прошло столько лет, и единорожке страшно не хотелось, чтобы кошмар вернулся вновь. Шон спрыгнул в яму, внимательно осмотрел всех четверых и отрицательно покачал головой.
— Бесполезно. Уже начали остывать.
— Мы не можем… — пискнула Типпи, откашлялась и продолжила уже привычным голосом: — Мы не можем их вот так бросить на поживу стервятникам.
— Согласен. Давайте завалим яму камнями.
К счастью, вокруг валялось много булыжников всех форм и размеров, так что процесс похорон не занял много времени. Закончив скорбный труд, они вернулись на площадку и остановились около бандитов, которые продолжали скулить и плакать, но уже не так громко, видимо, боль постепенно отпускала.
— Какие же всё-таки мерзавцы, — процедила сквозь зубы единорожка. — Они должны ответить за своё преступление.
— Наверное, — всхлипнула Ди, — эти бедняжки наняли их как проводников.
— Скорее всего, — кивнул Шон, потом поглядел на негодяев, и Типпи даже вздрогнула – столько ненависти было в этом взгляде. — Вот что… Вы идите дальше, а я вас догоню.
— Что ты задумал?
— Просто идите, хорошо?
— Но…
— Не спорь!
— Как знаешь.
Единорожка повернулась и поскакала прочь, следом поплелись их юные спутники. Ди продолжала плакать, а Ни всеми силами пытался её успокоить, издавая особо нежное мычание. Мур догнал их спустя десять минут. Типпи внимательно осмотрела его и увидела свежие пятна крови на матросской куртке.
— Не слишком ли круто? — хмуро спросила она.
— В самый раз, — так же мрачно ответил Шон. — Убийцы жеребят не должны расхаживать по земле безнаказанно.
— Но…
— Всё, проехали. Они получили своё.
Несколько минут компания шла молча, затем Ди внезапно остановилась.
— Глядите, как красиво, — прошептала она.
Типпи сделала ещё несколько шагов и внезапно поняла, что стоит на краю обрыва, с которого отчётливо виден бескрайний океан. Вышедшая из-за туч луна высветила широкую серебряную дорожку. А где-то внизу, казалось, у самых ног, мерцали слабые огни в окнах домов.
— Рыбачья деревня Хогусан, — сообщила кобылка. — Нам осталось только спуститься. Это довольно просто, тропинка здесь не слишком крутая.
— Хорошо, — улыбнулась единорожка и вновь посмотрела на океан. — Здравствуй, старый бродяга. Соскучился по мне? Ничего, я скоро приду…
Глава 9. Карты открыты
Стояла глубокая ночь, когда уставшие, едва переставляющие ноги беглецы вошли в деревню. Было тихо и темно, не светилось ни единого окошка. Лишь на другом конце улицы слабо горела масляная лампа, освещая трактирную вывеску. Типпи, над головой которой висела сияющая молочно-белым светом магическая сфера, повернулась к проводникам и с благодарностью поклонилась.
— Спасибо вам огромное, вы нас очень выручили. Вот остатки денег, как и договаривались.
Три полотняных мешочка легли в сумку Ди. Та смущённо поджала ушки.
— И вам спасибочки! Для нас эти деньги… Короче, они нам очень пригодятся.
— Догадываюсь. А теперь скажи, в этой дыре найдётся отважный и умелый капитан, который согласится прямо сейчас, среди ночи, отвезти двух пассажиров… скажем, на остров Хортуг? Или здесь обитают исключительно законопослушные зануды?
— Капитан Себастьян, вот кто вам нужен, — не раздумывая выпалила кобылка. — Он храбрый, а главное честный. Нас, во всяком случае, никогда не обманывал.
— Можешь провести до его дома?
— Конечно, идёмте.
Дом прославленного капитана был тих и тёмен. Ди решительно подошла к двери и принялась громко молотить передними копытами по чёрным доскам. Несколько минут спустя послышался топот, в верхней части двери открылось окошечко, и чей-то недовольный голос хмуро поинтересовался:
— И кому я сейчас начну бить морду?!
— Господин Себастьян, это мы!
— Бушприт вам всем в зад, что значит «мы»?
— Гм… Ни и Ди.
— Что за… А, это вы, насекомые?! И какого перца вам тут нужно?
— Доброй ночи, — быстро сказал Шон, выступая вперёд. — Просим прошения за беспокойство, но нам срочно требуется корабль.
— А до утра подождать нельзя? Хотя, стоп, какое утро?! Гавань закрыта, кораблям и лодкам запрещено выходить в море.
— Но нам сказали, что такому опытному капитану, как вы, ничего не стоит обвести вокруг хвоста парочку ленивых стражников…
— Кто сказал?
— Слухами Зебрика полнится.
— Хех… — Себастьян сплюнул, потом оценивающе осмотрел всю компанию. — И куда вы собрались?
— На остров Хортуг, — быстро сказала Типпи. — Здесь совсем недалеко. При попутном ветре…
— А вот это уже мне решать, при каком там ветре и сколько плыть… — хрипло ответил моряк, пожевал губами, потом буркнул: — Две тысячи солеев, причём половину прямо сейчас.
— Но может…
— Я сказал: две тысячи. Мне взятку старосте нужно будет дать, когда вернусь. Он обязательно заметит, что «Мидия» отправилась прогуляться, и сразу поднимет кипиш. Лишь тысяча монет поможет вернуть ему душевное спокойствие и веру в торжество закона.
— Понимаю… — Шон на мгновение задумался, а потом тряхнул гривой. — Согласен.
— Тогда я пошёл будить остальных… — Себастьян открыл дверь и вышел на улицу. В слабом свете магической сферы полоски на его шкуре казались тёмно-фиолетовыми. — Слыш, малявка, — повернулся он к Ди. — Ты ведь знаешь, где стоит «Мидия»?
— Конечно, — важно кивнула кобылка.
— Тогда веди их туда, чтобы даром время не терять.
— Сделаю.
— Отлично. А вы готовьте деньги!
Капитан взмахнул хвостом и скрылся в темноте.
Чукка со странным именем «Мидия» оказалась небольшой одномачтовой посудиной. Несмотря на свои скромные размеры, кораблик обладал внушительной скоростью и грузоподъёмностью, отлично подходя для вояжей внутри архипелага. Недаром этот тип судов так любили контрабандисты и прочие тёмные личности. Ди указала на него копытом и не без грусти в голосе сказала:
— Пришли.
— Спасибо, милая, — улыбнулась Типпи и потрепала кобылку по гриве.
— Надеюсь, вы дойдёте без приключений, — ответила та, зардевшись от неожиданной ласки.
— Может, поплывёте с нами до Хортуга? Это большой остров, там можно будет спокойно переждать опасные времена. Пятисот солеев хватит надолго…
— Нет, спасибо, госпожа, мы лучше останемся тут, правда, Ни? — зебрёнок утвердительно кивнул. — Здесь у нас живут знакомые, у которых можно поселиться. Дождёмся, пока император уедет, и вернёмся обратно в город. Там спокойнее. И веселее.
— Ну, смотрите сами. В любом случае, ещё раз огромное спасибо.
Послышался топот копыт, и на причале показался Себастьян, за которым плелись, громко зевая и фыркая, два матроса.
— Вы уже тут? — буркнул капитан. — Что же, отлично. Позвольте представить, этого полосатого тюфяка зовут Мбонга, — он кивнул в сторону молодого зебриканца. — А тот земнолошак – Дон Фартинг. — Поименованный палевый жеребец приветливо тряхнул гривой.
— Очень приятно, — сказал Шон, протягивая капитану полотняный мешочек. — Здесь тысяча солеев, как и договаривались.
— Хей-хой, парни, сегодня мы богаты! — фыркнул Себастьян. — Давайте все на борт, и пошли, пока ветер попутный!
Матросы ловко запрыгнули на чукку и привычно начали готовить корабль к отплытию. Типпи, не удержавшись, обняла Ди, затем сняла серебряный обруч с шеи и, не слушая возражений, повесила его на кобылку.
— Носи, пока не надоест, а потом продашь.
— Но, миссис Типпи…
— Прощайте! И пусть Духи Моря одарят вас удачей! — крикнула единорожка вслед за Шоном взлетая на борт.
Заскрипели тали, вверх пошёл треугольный косой парус, Себастьян повернул длинную рукоять румпеля, и чукка, элегантно развернувшись, пошла прочь от берега, кренясь на правый борт под порывом тёплого ночного ветра. Спустя несколько секунд причал с жеребятами канул во тьму; до ушей единорожки донёсся быстро удаляющийся крик: «Спасибо, миссис Типпи!», а затем всё исчезло. Остался лишь скрип снастей, свист ветра и неровный свет луны.
— На носу есть каюта, — сказал Себастьян, передавая румпель Фартингу. — Можете пойти поспать.
— А если корабль наткнётся на патруль?
— Тогда проснётесь уже в тюрьме, — хмыкнул капитан. — Но не бойтесь, я знаю здешние рифы, как морды трёх своих жён. Каждый миллиметр изучил. Так что можете спать спокойно.
— Спасибо, — кивнула Типпи, — думаю, хороший отдых нам не повредит.
Каюта оказалась маленькой и грязной, но уставшей единорожке не было дела до мелочных придирок. Сбросив с плеч перемётные сумки, она рухнула на койку и заснула прежде, чем измученное тело коснулось засаленного матраса…
Типпи проснулась от того, что тяжёлый Шон чересчур сильно прижал её к переборке. Жеребец безмятежно сопел в две дырочки, собираясь, похоже, и дальше придаваться этому бессмысленному занятию.
— Вот ведь бизон неуклюжий, — возмутилась единорожка, пытаясь отодвинуть в сторону своего разоспавшегося спутника. — Так и задохнуться недолго!
— Я не сплю, я думаю, — не открывая глаз, сонно пробормотал Мур.
— И о чём же думает ваша светлость? — полным сарказма голосом поинтересовалась кобылка.
— О том, какого, собственно, сена мы плывём на Хортуг, когда ты живёшь на Гуласе?
— И это всё, о чём ты можешь размышлять, лёжа в обнимку с симпатичной кобылкой? — ядовито поинтересовалась Типпи.
— Не только. К примеру, я ещё мечтаю о горячем завтраке.
— Раб желудка. А в книжках написано, что все спецагенты – жуткие ловеласы.
— Никогда не доверяй глупым книжкам. Кроме того, ну вот что бы ты стала делать, если б я прямо сейчас принялся к тебе грязно приставать?
— Настучала тебе по голове, да так, что никакие извращённые игрушки не спасли бы твою жалкую жизнь.
— Ой, как грозно. Я страшно испугался, весь дрожу и продолжаю ждать ответа на свой вопрос.
— Какой?
— Память у тебя совсем ослабла, как я погляжу.
— Может, мне сразу откусить тебе ухо?
— Надорвёшься. Так зачем мы плывём на Хортуг?
— Затем, о грозный повелитель дымящихся медвежат, что с Хортуга до моего острова каждые два дня ходит рейсовая шхуна, билет на которую стоит двадцать солеев с рыльца. А если бы мы сразу наняли Себастьяна до Гуласа, то это обошлось бы монет на пятьсот дороже. Мы и так уже дико потратились, пора начинать экономить. Кроме того, у меня есть кой-какие дела на Хортуге. И да, кстати, давай колись, что у тебя с зебриканскими документами? Имеется хоть какая-нибудь приличная бумажка?
— Разумеется, есть, и не одна. Другое дело, что серьёзной проверки они не выдержат, но у обычных провинциальных чиновников или полицейских вопросов вызвать не должны.
— Отлично, тогда всё получится. Главное, чтоб по документам ты был бы подданным Империи.
— Да без проблем, — Шон покопался в сумке и вытащил потрёпанную полосатую книжечку. — Вот, Скуб Паскай, сын Фима Паская, из города Рута. Моряк второй категории, между прочим с двадцатилетним стажем… Хм, это я что, с десяти лет начал работать?
— Наверное, сбежал из дома и устроился юнгой на случайно зашедшую в Руту гафельную шхуну. Её капитан… полосатик, вроде нашего Себастьяна, принял тебя без вопросов и даже научил морской премудрости…
— Ага, и почему я этого не помню? Похоже, начались зловещие провалы в памяти.
Мур убрал паспорт в нагрудную сумку и встал.
— Пойду гляну, чем кормят на этом корыте. За те деньги, что я заплатил, нам должны подать суфле из манго и маракуйи на золотых тарелках.
Вернулся он минут через десять с двумя жестяными мисками, доверху наполненными какой-то подозрительной коричнево-бурой массой.
— Чечевичная каша с кусочками вяленой рыбы и приправой из водорослей, — провозгласил он. — Гм, пахнет значительно приятнее, чем выглядит. Давай попробуем.
Каша оказалась весьма недурной на вкус, и оголодавшие путешественники смели её в мгновение ока.
— Ты не спрашивал капитана, когда мы примерно придём? — спросила Типпи, поднимая перепачканную чечевицей мордочку от миски.
Шон хмыкнул, слизнул своим широким языком остатки пищи с физиономии кобылки и невозмутимо сказал:
— Если ветер не изменится, то ближе к вечеру.
— Ну ты и нахал, — только и смогла выдавить из себя единорожка. — Нет, какой прохвост, мы буквально пять минут знакомы, а он уже лезет с облизашками!
— И это вместо того, чтобы сказать «спасибо» за умывание? Некоторые за подобные вещи ещё и деньги берут. Я же ухаживаю за тобой абсолютно безвозмездно.
— Ага, безвозмездно, как же, жди. Похитил меня из города, можно сказать, втянул в авантюру… — тут Типпи поморщилась, словно вспомнила что-то неприятное, после чего её тон стал неожиданно серьёзным. — Ладно, хватит шуточек, пора всерьёз подумать о том, что делать дальше.
— Продолжать облизывать друг друга?
— Не смешно. У нас на самом деле два пути. Либо, приплыв на Хортуг, мы разбегаемся каждый по своим делам, либо продолжаем работать вместе. Честно говоря, я больше склоняюсь к первому варианту. Терпеть не могу, когда меня используют втёмную.
— Хочешь сказать, что отказываешься иметь со мной дело, пока я не выложу карты на стол?
— Какая неожиданность, правда?
— Не надо злиться. Поверь, Типпи, я вовсе не хочу, чтобы ты думала, будто использую тебя. О своём задании я вчера промолчал исключительно потому, что на рассказ ушло бы слишком много времени, которого у нас не имелось.
— Зато сейчас его хоть отбавляй, так что перестань играть в молчанку и начинай излагать. Я тебя внимательно слушаю.
— Хорошо. — Шон кивнул. — Только, будь добра, отнесись к моему повествованию предельно серьёзно.
— Постараюсь.
— Спасибо. Но сначала ответь, когда ты покинула Эквестрию?
— В первый год войны. Сначала сидела в эпллсидском гетто, затем меня депортировали для работ на шахтах Навиру.
— И как ты…
— Сбежала с корабля. Прыгнула за борт, если быть точной.
— Ничего себе! Ладно, подробности позже. А пока скажи, тебе что-нибудь известно о «Литтлхорнской резне» и последующих событиях?
— Почти ничего. В газетах писали что-то о нападении озверевших пони на мирный конвой, но верить газетам – себя не уважать.
— Это ты права. На самом деле там произошло следующее…
Шон коротко и чётко описал трагедию в Литтлхорне, особо не вдаваясь в детали. Единорожка была потрясена.
— О Духи Моря, — прошептала она, глотая слёзы. — Жеребят-то за что?
— Говорю тебе, то была трагическая ошибка. На войне они случаются сплошь и рядом. Розовый газ, которым зебры убили всех учеников академии принцессы Луны, обладал чудовищным действием; от него не спасали ни химкостюмы, ни защитные поля единорогов. Он разъедал плоть, оставляя после себя только аккуратный скелет. Эта субстанция получила название «розовое облако» или «Литтлхорнский токсин».
— Понимаю. Но какое отношение трагедия имеет к твоей миссии?
— Слушай дальше. Узнав об уничтожении Академии, принцесса Селестия оказалась буквально раздавлена горем, ведь это она в своё время выбрала место для её строительства. Не в силах вынести столь тяжкий груз ответственности, она отреклась от престола в пользу младшей сестры.
— Что?
— Да, во главе Эквестрии встала Луна. На мой взгляд, то была правильная замена – тяжелые времена требовали тяжёлых решений, а младшая принцесса оказалась более энергичной и целеустремлённой. Одним из первых своих указов она повелела создать шесть особых Министерств, которые должны были дать нашей стране научный и технический перевес…
Типпи слушала рассказ о Министерствах и кобылах, их возглавляющих, с неослабевающим интересом.
— Признаться, я почти ничего не знаю о носительницах Элементов Гармонии, — наконец призналась она. — Кроме того, конечно, что слышала в школе и читала в газетах.
— Поверь, министерские кобылы сильно отличаются от своих хрестоматийных образов, — хмыкнул Шон. — Мне довелось встречаться с четырьмя из шести — Рарити, Твайлайт, Пинки и Флаттершай. Поверь, они… крайне неординарные личности. Даже тихоня Флаттершай, которая, казалось бы, ничем, кроме своих зверюшек, не интересуется.
— Значит, ты работаешь на одно из Министерств?
— Нет.
— Тогда зачем весь этот рассказ?
— Сейчас поймёшь. В данном случае нас должно интересовать лишь Министерство Мира – вотчина жёлтой пегаски.
Шон вздохнул и потёр копытом мордочку.
— Около года назад эта организация завершила глобальный проект, перевернувший прежнее представление о магии. Странно, что сделали это они, а не ведомство Твайлайт Спаркл. Суть проекта заключалось в создании так называемого «мегазаклинания» – особой структуры, позволяющей суммировать мощь заклятий отдельных единорогов в одно общее заклинание. Представляешь? Сотня или даже тысяча единорогов одновременно творят немыслимое по силе заклятие. Во время испытания лечебного мегазаклинания на поле боя оказались исцелены все раненные бойцы в радиусе нескольких миль, получившие уникальную возможность вновь начать убивать друг друга.
— Но… Это же, наверное, хорошо, нет?
— Нет. Таким способом можно усилить любое заклинание. Понимаешь, ЛЮБОЕ. Не обязательно лечебное.
— Ой!
— Вот именно, «ой!» Не знаю как, но зебры смогли выкрасть секрет. Поговаривают, правда, что Флаттершай сама передала всю информацию в копыта полосатиков в надежде остановить войну, но я не верю подобным глупостям. Не могла она совершить столь опрометчивый поступок. В любом случае тайна создания мегазаклинаний утекла в Империю и, разумеется, зебры поспешили ей воспользоваться.
— Но каким образом? У них же нет единорогов!
— Тем самым, что и всегда. Фетиши. Они начали работу над созданием фетишей чудовищной мощи. Разумеется, предназначенных совсем не для лечения. Смертоносные устройства получили название «жар-бомбы». Мы мало что о них знаем, но аналитики Министерства Тайных Наук утверждают, что две-три такие «горячие бомбочки» способны полностью разрушить город размером с Мейнхеттен. Признаться, сам я не верю в подобную чушь, но допускаю, что новое оружие окажется гораздо опаснее традиционного.
— Кошмар… — Типпи закусила копыто. — От такого… нигде не спрячешься.
— Верно. Наш лучший агент, перед тем как попасть в застенки имперской контрразведки, успел передать примерное описание внешнего вида «жар-бомбы». Размером она… — Шон поискал глазами и махнул в сторону анкерка с пресной водой, — примерно с этот бочонок. Сверкает и переливается всеми цветами радуги словно… фейерверк. Полагаю, причина тому – пульсация магических потоков чудовищной концентрации, заключённых в чересчур малый объём. К сожалению, это всё, что нам известно.
— Но… Но как оно действует?
— Об этом не знает никто, включая создателей. Только в теории. Чтобы выяснить на практике, «жар-бомбу» следует испытать. Сама понимаешь, для этих целей не годится обычный полигон. Слишком велики разрушения, трудно скрыть. Проще найти какой-нибудь забытый Небом островок или небольшой архипелаг…
Типпи вздрогнула и выпрямилась, её глаза расширились.
— Не может… — начала она.
— Мы были уверены, что испытания пройдут на острове Тринити. Далёк от морских путей, почти не заселён. Именно на него было обращено всё наше внимание. Зебриканская разведка делала всё возможное и невозможное, дабы мы продолжали заблуждаться как можно дольше. Только в самый последний момент стало известно, что мероприятие пройдёт на одном из островов архипелага Марракуд. И то только потому, что Цезарю заблажило лично понаблюдать за ходом испытаний. А скрыть перемещение такой массы боевых кораблей попросту невозможно.
— Но где они собираются взорвать эту гадость?
— Не имею понятия.
— И в чём тогда заключается твоя миссия? Помешать?
— Нет, конечно; это невозможно для одного… Прости, двух пони. Я должен собрать как можно больше информации. Сила взрыва, радиус поражения и прочее. Взять с места проведения испытания образцы грунта и воды… — Шон хмыкнул и достал из сумки небольшой чемоданчик, на верхней крышке которого были нарисованы два жеребёнка в белых халатах и защитных очках, которые с восторгом пялились на батарею химической посуды, стоящей на лабораторном столе. Надпись сверху гласила: «Набор "Юный химик". 45 весёлых и занимательных опытов». — Здесь всё необходимое оборудование и реактивы.
— А это что такое? — Типпи ткнула копытом в лежащую рядом оранжевую коробочку с большим объективом, украшенную магическими звёздочками, и надписью «Стань королём вечеринки. Сфотографируй своих друзей!».
— Скоростная камера. Способна сделать десять снимков в секунду. Автоматическая активация от вспышки взрыва. Попробую с её помощью заснять сам момент испытания. Если мы сумеем подобраться на достаточную дистанцию, конечно. Впрочем, боюсь, что мы узнаем о месте проведения акции только после того, как всё завершится.
— Не переживай раньше времени. Вернёмся домой и станем думать. Архипелаг не настолько большой, чтобы спрятать концы в воду.
— Возможно. Ну что, ты со мной?
— Да. Правда, после всех наших приключений я стану нежелательной персоной на архипелаге. Надеюсь, Эквестрия примет меня обратно?
— Разумеется, примет, даже если мы вернёмся с пустыми копытами.
— Хотелось бы всё-таки с полными.
— Мне тоже.
— А если всё пройдет успешно, тебя наградят?
— Конечно, ещё и в звании повысят. Тебя тоже не забудут, во всяком случае, орден «Сирил Хук» ты получишь при любом раскладе.
Единорожка резко вскинула голову.
— Какой орден? — быстро спросила она.
— «Сирил Хук». Его вручают всем штатским, совершившим подвиг на передовой или в тылу врага. Очень престижная награда.
— Плевать на престиж! Почему «Сирил Хук»?
— Так звали кобылку, в честь подвига которой его учредили.
— Звали? Ты сказал «звали»? Она что, умерла?
— Верно. Да что с тобой такое, ты аж с мордочки спала?!
— Я знала одну Сирил Хук, — медленно сказала Типпи, пытаясь взять себя в копыта. — Мою подругу из Эпплсид.
Мур опустил взгляд.
— Действительно, она была родом из Эпплсид. Певица. «Золотой…
— …Колокольчик Юга». — Типпи зажмурилась и замотала головой. — Нет, не верю!
— Прости...
— Как… Как это случилось? Расскажи, пожалуйста.
— На самом деле я мало знаю…
— Расскажи всё что знаешь!
Шон вздохнул.
— Всё?
— Всё!
— Хорошо. Но учти, основные сведения я почерпнул из пропагандистской брошюры Министерства Морали. Сама понимаешь, насколько ей можно доверять…
— Плевать. Что там было написано?
— Если вкратце… Сирил Хук родилась в Эпплсид в семье таможенного чиновника. С ранних лет проявляла большой талант к пению, постоянно побеждала на всех музыкальных конкурсах. Выступала перед Свитти Бэль, и та, очарованная её чудесным голосом, дала ей самые лестные рекомендации, после чего карьера молодой певицы стремительно рванула в зенит. О ней заговорили как о новой звезде эквестрийской эстрады.
— Пока всё верно.
— Вот именно что «пока». Когда в Эпплсид началась запись в ополчение, Сирил оказалась в первых рядах патриотов, поставивших свою подпись. Во время трагической битвы на Перешейке она постоянно находилась в самой гуще схватки, метко стреляя и поддерживая песнями боевой дух товарищей.
— Интересно, как это можно одновременно петь и метко стрелять? Она же была не единорог, а значит, в любом случае держала оружие во рту.
— Ты пытаешься найти логику в пропагандистской брошюре?
— Действительно, чушь несу, извини.
— Извиняю. Короче, воодушевлённые, они почти что превозмогли, но взрыв вражеского снаряда прервал песню. Сирил оказалась тяжело ранена, ей оторвало обе передние ноги.
Типпи скрипнула зубами, но промолчала.
— Героиню эвакуировали в тыл и спрятали в надёжном месте…
— Кто? — не выдержала единорожка.
— Подпольщики. Несколько месяцев они выхаживали её, добывали лекарства, сделали самодельные протезы. Немного оправившись, Сирил стала выступать на улицах гетто, распевая патриотические песни, поднимая дух горожан.
Типпи не выдержала и сделала фейсхуф. Она представила, как это – петь запрещённые песни на улицах, кишащих полосатыми патрулями и добровольными помощниками оккупантов из местных крыс. Просто нет слов!
— Затем подполье смогло устроить её на работу в закрытый зебриканский клуб, где она выступала каждый вечер перед толпой высших офицеров и чиновников оккупационной администрации, параллельно собирая секретные сведения… — Мур тяжело вздохнул. — Всё это, конечно, брехня. Не было в Эпплсид подполья, не смогло оно сформироваться, уж слишком профессионально работали костоломы из Палаты Истины.
— Сирил действительно работала в клубе, — прошептала Типпи. — Селестия, это ведь я уговорила её принять предложение! Думала, что там ей будет лучше…
— Не вини себя, пожалуйста…
— Что было дальше? Я должна знать!
— Дальше? Хорошо, слушай. На сей раз информация не из брошюрки, я сам разговаривал с участниками событий. В Эпплсид направили диверсионную группу, целью которой было физическое устранение максимус-перфекта Юлиуса Куббса, возглавлявшего в ту пору «Объединённые Северные провинции» – так полосатые обозвали оккупированные районы Эквестрии.
— Ты шутишь? Убийство?
— Да, и не надо на меня так смотреть. Это действительно было хорошее дело. Куббс был кровавым ублюдком и садистом. Именно при нём началась практика массовых казней мирных жителей в ответ на любую акцию с нашей стороны. По самым скромным подсчётам, жертвами его произвола стали больше ста тысяч пони. В основном обитатели гетто.
Типпи закрыла глаза и тихо всхлипнула. Голос Шона звучал холодно и жёстко.
— Однажды этот кастрированный мул приказал прекратить поставки продовольствия в лагеря военнопленных, находящихся на Перешейке. В результате от голода умерло почти десять тысяч пони. В другой раз, после взрыва стоящего на рейде лёгкого крейсера, он велел ликвидировать воспитанников двух приютов. Жеребят вывезли на барже в океан и пошвыряли за борт, предварительно попарно связав. Куббс лично присутствовал при казни и, говорят, раздавал малышам конфеты, перед тем как начать экзекуцию. Затем…
— Хватит! — крикнула единорожка и уткнулась мордочкой в подушку. — Не надо больше…
— Прости. — Мур ласково погладил её по спине. — Поверь, мы никогда бы не пошли на убийство ради убийства. Куббс заслужил смерть, до последней капли.
— И что Сирил? — глухо спросила кобылка, не поднимая головы.
— Все попытки подобраться к этому уроду оказались тщетны, мерзавец слишком опасался за свою жизнь. В конце концов ребятам удалось выйти на мисс Хук, которая, к слову сказать, сразу и без колебаний согласилась помочь. Две с половиной недели она, рискуя разоблачением, проносила в клуб взрывчатку внутри своих протезов. Сама, согласно схеме, заминировала перекрытия над балконом главного зала, где почти каждый вечер собиралась тёплая компания высокопоставленных полосатых мерзавцев, сама подключила «адскую машинку». Взрыв устроили в день празднования Именин Императора, на который съехались перфекты провинций, а также легаты пяти легионов и командующий фронтом вместе с начальником штаба. Урожай собрали отменный, их потом три дня откапывали, никто не выжил. Сама Сирил покинула здание за десять минут до взрыва, но уличный патруль обратил внимание на отчаянно спешащую пони в ярком концертном платье. Её задержали… — Шон бросил быстрый взгляд на молчаливую Типпи и торопливо закончил, — допрашивали почти месяц, затем повесили. Вот и всё.
Единорожка молча поднялась и, ни сказав ни слова, вышла на палубу. Крепкий ветер раздувал парус, в мордочку летели солёные, как слёзы, капли брызг. Судорожно вздохнув, единорожка прошла на корму, плюхнулась на мокрые доски и тихо заплакала, глядя остановившимся взглядом на пенную кильватерную струю. Стоящий у румпеля Мбонга сочувственно поглядел на неё и участливо произнёс:
— С хахалем поругалась? Да брось, не стоит из-за него нюни распускать, честное морское! Вокруг полно хороших жеребчиков ходит, найдёшь ещё себе красавчика по вкусу!
Единорожка слабо улыбнулась и вытерла слёзы. Что бы ни случилось, а жизнь продолжается.
Глава 10. Остановка перед прыжком
Ситарнос – второй по величине город архипелага, размещался на берегу обширной лазуревой бухты в северной части острова Хортуг. Громко кричали чайки, проносясь над головой маленькими чёрно-белыми ракетами, натужно скрипел рангоут пришвартованных у причала судов. Шон и Типпи сняли комнату в небольшой чистой гостинице, поужинали на открытой веранде уютного ресторанчика и теперь неторопливо прогуливались по набережной, любуясь закатом.
— Можешь сказать хоть сейчас, куда это ты так поспешно умчалась, задравши хвост, сразу после того как «Мидия» бросила якорь? — с лёгкой усмешкой поинтересовался Мур. — Или это секрет?
— Да нет никакого секрета, — хмыкнула единорожка, тряхнув гривой. — Просто боялась, что не успею в ратушу до закрытия.
— В ратушу?
— Ну да. Кстати, завтра утром не забудь принять душ и причесать патлы, нам предстоит обширная культурная программа.
— Хочешь отвести меня в местную художественную галерею?
— Нет, сначала мы пойдём на поклон к бюрократам, потом в храм.
— Зачем?
— Зарегистрировать и освятить наш брак, разумеется.
Шон остановился и в полном изумлении уставился на кобылку.
— Прости, не понял.
— Странно, что столь большой мальчик не знает значения такого простого слова. Брак – это когда кобылка и её кольтфренд, решив, наконец, официально оформить свои отношения, идут в…
— Прекрати, пожалуйста!
— Фи, даже пошутить нельзя. Расслабься, наш союз будет исключительно формальным. После того как вернёмся в Эквестрию, разбежимся по своим делам. Неужели ты всерьёз готов отнестись к глупой бумажонке, написанной нетвёрдым копытом полуграмотного полосатика из мэрии?
— Всё это понятно, но зачем?
— Уф, как с тобой сложно. Шон, милый, ну подумай сам. Мы собираемся ехать ко мне домой на миленький, но сильно изолированный островок, где сплетни распространяются со скоростью света. Если ты припрёшься в качестве моего «друга», то тебе придётся зарегистрироваться у наместника, который, в свою очередь, обязан будет уведомить начальство о прибытии на остров чужака. Оно нам нужно?
— Понятно.
— А став моим законным супругом, ты избежишь проверки. Зебры очень консервативны, для них институт брака является священным и крайне ответственным делом. Именно благодаря этому мне и удалось так легко стать подданной Цезаря. Иногда глупые древние традиции приносят реальную пользу.
— Значит, завтра мы станем мужем и женой?
— Только по законам империи, дорогой женишок, в Эквестрии никто ничего не узнает.
— Всё равно любопытный опыт. Ещё ни разу не стоял у алтаря.
— Поверь, ты немного потерял. Зато, как отмучаемся, сразу отправимся отмечать женитьбу. Знаю я тут один милый ресторанчик с отличным шеф-поваром и богатым винным погребом. А вечером, после банкета, нас ожидает романтическое морское путешествие.
— Ты смогла взять билет?
— Да, шхуна выходит после заката, с отливом.
— И когда ты всё успела?
— Просто бегаю быстро и не скуплюсь на, э… скромные подарки для господ клерков. Как правило, получив несколько лишних солеев, они начинают работать гораздо быстрее. Никогда не задумывался над природой сего загадочного феномена?
— Не только задумывался, но даже собирался писать диссертацию. Да вот война помешала.
— Правда? Бедняжка. Кстати, а как, собственно, ты умудрился стать… продавцом детских игрушек? Или это секрет?
— От любимой невесты у меня нет и не может быть секретов. Ещё в институте все студенты, направлявшиеся на стажировку в Зебрику, проходили соответствующий инструктаж…
— Ничего себе! Вы должны были одновременно учится и шпионить?
— Не шпионить, а собирать информацию. Это немного разные вещи. От нас не требовалось проникать под покровом ночи на территории военных баз или закрытых институтов и копаться в сейфах, похищая Жутко Секретные Планы. Просто прислушиваться к разговорам, отслеживать настроение в обществе, внимательно читать и анализировать местную прессу. И отправлять в консульство ежемесячные отчёты. Как видишь, ничего незаконного.
— А полосатики знали?
— Разумеется. Их студенты занимались у нас тем же самым.
— Интересно, а мой отец…
— Нет, — Шон отрицательно помотал головой. — Насколько мне известно, его неоднократно пытались привлечь к сотрудничеству, но он постоянно отказывался. У него имелись собственные принципы.
— Скорее уж фирменное упрямство, — хмыкнула Типпи. — А теперь скажи, на кого ты… вернее мы, работаем. Что за контора? Один из департаментов Министерства Морали?
— Нет, к МинМору мы не имеем никакого отношения. Бери выше, наш работодатель – секретная служба, подчиняющаяся непосредственно принцессе Луне. Организация небольшая, зато очень эффективная. Мы первыми получаем доступ к техническим и магическим новинкам, создаваемым Министерствами, и потому всегда отлично оснащены. Это, знаешь ли, очень помогает в работе.
— Догадываюсь… — Типпи остановилась у края причала и с меланхоличным видом уставилась на торчащий из-за края горизонта краешек заходящего солнца. — Значит, после того как началась война, ты…
— Сначала меня призвали во флот, и я даже успел принять участие в двух морских сражениях, но затем неожиданно отправили в столицу, и госпожа В…
— Кто?
— Главу службы все зовут «госпожой "В"». Её настоящее имя никому не известно. Так вот, она предложила мне сложную и интересную работу на благо всея Эквестрии. В то время организация как раз расширяла штат, ей требовались образованные пони. Мой талант к языкам и фотографическая зрительная память оказались очень востребованы. После года подготовки в разведшколе я стал полевым агентом. Вот, собственно, и всё…
— …что ты можешь мне рассказать. Интересно, каков процент правды в твоей истории?
— Определённо больше пятидесяти.
— Да? Ладно, поверю, я всегда была доверчивой кобылкой… — Типпи с рассеянным видом поковыряла копытом потрескавшийся бетон набережной. — Пошли в гостиницу, а? Я чего-то устала. Слишком много прозвучало страшных откровений за один короткий день.
— В нашем номере всего одна кровать. Хочешь, чтобы я лёг на полу?
— Прекрати. Этим вечером я лучше засну в объятьях малознакомого пони, чем опять полночи прорыдаю в подушку. Тем более что мы с тобой теперь жених и невеста.
— Сама же говорила, что это всего только игра, — ехидно подколол Шон.
— Вот и поиграем немного. Поскачем друг на друге. Ты против?
— В таком деле я всегда «за».
— Нисколько не сомневалась, мистер Супершпион. Если верить фильмам, не в ваших правилах спать в одиночку…
Два дня спустя рейсовая шхуна без каких-либо проблем доставила их на Гулас. Дом встретил молодожёнов тишиной и прохладой.
— Ох, сено и кости, как же я устала, — пробормотала единорожка, скидывая с плеч сумки с вещами. — Всё-таки здорово вернуться в любимую берлогу. Пусть и ненадолго, — грустно добавила она.
Шон огляделся по сторонам и присвистнул.
— А ты неплохо устроилась, — уважительно протянул он.
— Знаю. На самом деле это первое жилище, которое я с полным правом считаю своим настоящим домом, понимаешь? Съёмные хижины, квартира на биостанции и особняк в Эпплсид так и не стали родными, а здесь… Здесь я чувствую себя хорошо и уютно. Даже не представляю, как смогу всё бросить.
— Но ты ведь уже решила…
— Решила и отступать не намерена. Но всё равно грустно. Ладно, хватит печали, давай располагайся, муженёк, а я пока приготовлю что-нибудь по-быстрому.
— Святые слова.
Покончив с обедом, Типпи очистила стол, а затем с важным видом водрузила на него толстую книгу альбомного формата.
— Мой покойный муж говорил, что это самый подробный атлас Империи. Здесь, в этом фолианте, имеются карты всех островов и проливов нашего архипелага, включая необитаемые атоллы и рифы.
— Приложение к «Зебританике» в двенадцати томах, — уважительно кивнул Мур. — Над его созданием трудились лучшие картографы империи. Как давно он был издан?
— Двадцать шесть лет назад, — ответила Типпи, взглянув на титульный лист. — Не думаю, что с тех пор что-то сильно поменялось.
— Согласен.
Шон склонился над книгой и принялся листать плотные желтые страницы.
— Вот, общая карта архипелага. Мы сейчас находимся здесь, — он чирикнул копытом по листу, — в северо-западной его части. Давай примерно прикинем, где именно наши полосатые враги станут взрывать свою бомбу.
— Вот тут, — быстро сказала Типпи, — находится остров Курук.
— Это на котором военная база? Знаю. И что?
— До недавнего времени я постоянно плавала туда собирать раковины… — единорожка без утайки поведала напарнику о событиях полуторанедельной давности.
— Сколько, ты сказала? Двести морпехов? Две полные кентурии «Морских коньков»… — протянул Шон
— Плюс перфект в качестве нового начальника, куча учёных с оборудованием и этот самый, как его… радар. Не замечаешь ничего подозрительного? Похоже, они собираются проводить испытания прямо там.
Шон покачал головой.
— Не думаю.
— Почему?
— Смотри сюда. Курук – остров вулканического происхождения, имеет крайне сложный рельеф – высокую гору в центре и аж три отходящих от неё хребта, способных погасить любую взрывную волну. А им нужно максимально открытое пространство, дабы можно было замерить мощь взрыва, а также примерный радиус поражения. Думаю, для испытаний больше всего подходит крупный атолл, лишённый естественных преград.
— Но зачем тогда на Куруке монтируют оборудование?
— Для наблюдения с дальней дистанции, полагаю. И если это так, то мы, похоже, нашли отправную точку. Давай посмотрим, какие атоллы находятся по соседству…
Две головы склонились над атласом.
— Атолл Байкини, — наконец заявил Мур, поднимая взгляд.
— Уверен?
— Гляди сама. Он лежит в сорока шести милях от Курука, между ними нет других островов и рифов, а значит, ничто не помешает наблюдателям.
— Возможно.
— Далее. По другую сторону от Байкини в тридцати двух милях расположился риф Астарнос с маяком и метеостанцией. Ещё одно укромное местечко, где можно развернуть оборудование вдали от посторонних глаз. И, наконец, с третьей стороны торчит необитаемый островок Лудус с высоким пиком потухшего вулкана, на вершине которого грех не воткнуть пару-тройку приборов.
— Один из торговцев месяца полтора назад рассказывал, что видел стоящий около Лудуса военный корабль, — мрачно буркнула Типпи. — Похоже, ты прав, но меня смущает то, что Байкини населён. Гляди… — она перевернула несколько страниц и ткнула в карту, на которой оказался изображён остров, напоминавший по форме разорванный бублик. — Здесь деревня, и тут. Если верить сноске, там живёт почти полторы тысячи пони и зебр. Информация, конечно, старая, но не думаю, что с тех пор численность населения сильно изменилась.
— Значит, перед тем как начать испытания, они должны будут всех их куда-нибудь выселить.
— Верно. Но ни о чём подобном не слышно, а ведь переселение такого количества островитян невозможно скрыть.
— Думаю, это произойдёт в самый последний момент, за два-три дня до начала испытаний. Чтобы не раскрыть тайну раньше времени.
— Если только так. Ладно, давай посмотрим другие варианты…
Прокорпев над картами часа три и так и не придя к единому мнению, молодожёны покинули дом и отправились гулять по деревне. Сначала Типпи повела Шона к общественному колодцу, где всегда можно было встретить деревенских кумушек, самозабвенно перемывающих кости соседям. Сегодняшний день не являлся исключением, у колодца стояли сразу три кобылки, которые, забыв про вёдра и ползающих в пыли собственных чумазых жеребят, чесали языками. Заметив приближающуюся парочку, они как по команде заткнулись и уставились круглыми от удивления глазами.
— Добрый день, — мурлыкнула единорожка. — Бонни, дорогая, ты наконец-то подстриглась? Молодец, и полугода не прошло. Сиби, тебе невероятно идёт это ожерелье. Новый любовник подарил? Липси, твоя дочурка опять грызёт какую-то дрянь. Ты бы забрала, а то придётся животик лечить.
— Типпи, душечка, — всплеснула копытами Сиби, главная деревенская сплетница. — Уже вернулась? Мы не ждали тебя так рано. А что за красавец рядом с тобой? Познакомишь?
— Конечно, солнышко. Девочки, знакомьтесь, это мой муж.
Грохнуло опрокинутое ведро, выплеснув поток ледяной воды. Крошка Флаффи, которая последние десять минут сосредоточенно мусолила отчаянно чешущимися дёснами кусок высохшей как камень навозной лепёшки, ошалело затрясла мокрой гривой, опрокинулась на спину и громка заревела, суча тонкими, как спички, ножками. Впрочем, Липси не обратила никакого внимания на завывания дочурки. Её полный зависти взгляд, как и взгляды остальных двух товарок, обратился на молодого, статного жеребца, что скромно стоял рядом с шизанутой выскочкой Рюгг.
— Эм… очень приятно, — протянула Сиби. — Так неожиданно…
— Но я ведь не раз и не два говорила, что в Сулуланде у меня есть суженый. Вот мы наконец решили пожениться, — сладким, как патока, голосом пояснила Типпи.
— Это… просто невероятно, поздравляю тебя, лапочка, — сочным басом провозгласила Бонни и полезла обниматься.
— Побегу, у меня там, наверное, похлёбка переварилась, — пробормотала Сиби, подхватила ведро и, дёрнув за гриву своего чумазого отпрыска, прорысила в сторону дома.
— Ну что разоралась, тварь! — вспомнила наконец о дочери Липси. — Опять вся извозякалась! А ну пошла мыться, скотина!
Дав малышке для ускорения хорошего пинка, кобылка спешно покинула место беседы. Бонни, пробормотав что-то о «молоке, которое вот-вот сбежит», умчалась так стремительно, что напрочь забыла о сыне, который, не заметив дезертирства любимой мамаши, уселся в центре лужи и принялся сосредоточенно лепить куличики из грязи и пыли.
— Куда это они все? — изумился Шон. — Неужели их так напугала моя причёска?
— Расслабься, — засмеялась Типпи. — Болтушки побежали по соседям, дабы первыми сообщить невероятную новость о том, что «эта больная на всю бошку Рюгг наконец окрутила городского хахаля».
— Сурово тут у вас. И кстати, о каком это «суженном из Сулуланда» ты только что упомянула?
— Всего день женаты, а уже ревнуешь? Не стыдно?
— Ни капли.
— Врёшь, конечно.
— Может, и вру. Но всё же?
— «Суженный из Сулуланда» – это моя стандартная отмазка для местных обормотов, мечтающих окольцевать молоденькую богатенькую вдовушку. В первые два года после смерти Аллана и дня не проходило, чтобы какой-нибудь красавец с гнилыми зубами не лез ко мне свататься. Пришлось импровизировать на ходу. Можешь поверить, наша женитьба станет главной темой для разговоров на ближайшие полгода.
— Как всё серьёзно. Ну, куда теперь пойдём?
— К старосте. Сообщим приятную новость, покажем документы, он внесёт тебя в списки жителей деревни. Особо много не болтай, старый пень терпеть не может умников.
Визит к представителю власти прошёл без эксцессов. Правда, когда старик спросил, какой профессией владеет новичок, Типпи испугалась, что Шон брякнет нечто вроде «морской биолог» или «эквестрийский шпион», но тот скромно сообщил, что он столяр. Это известие настолько обрадовало старосту: «Рыбаков-то у нас, мил государь, полно, а вот столяров ни одного нету», — что всё остальное прошло как по маслу.
— А ты и правда столяр? — поинтересовалась кобылка, когда они двинулись обратно к дому. — Не врёшь?
— Зачем мне врать? Нас в разведшколе заставили овладеть какой-нибудь мирной профессией на выбор, дабы в случае заброски на вражескую территорию было проще слиться с толпой работяг. Это ведь только в фильмах шпионы из кабаков да казино не вылезают, а в жизни всё иначе. Я всегда любил работать с деревом, так что выбрал столярное ремесло.
— Хорошо. Но учти, если мы здесь застрянем надолго, тебе придётся открыть мастерскую, иначе местные проходу не дадут.
— Разумеется, открою. Сразу, как только родные пришлют из Сулуланда рабочие инструменты.
— Ах ты хитрец…
Но застрять на острове им не дали. Следующим утром обитатели деревни оказались разбужены оглушительным рёвом корабельной сирены. Типпи и Шон проснулись в кровати с тяжёлыми головами и первые несколько минут не могли понять, что происходит. Предыдущий вечер выдался бурным, ибо единорожка устроила небольшой сабантуйчик для знакомых. Вечеринка получилась что надо, весёлая и шумная, а после молодожёны полночи тестировали на прочность супружескую кровать, подвергая её всяческим хитроумным механическим нагрузкам. Ничего удивительного, что донёсшийся с моря рёв вызвал некоторый сумбур в их размягчившихся от излишеств мозгах. Тихо ругаясь, единорожка сползла на пол, вылила на загривок кружку холодной воды и, пошатываясь, вышла на веранду.
— Нифига себе, — хрипло пробормотала она, облизнув пересохшие губы. — Это что, за нами припёрлись?
Рядом появился отчаянно зевающий Шон, который, часто моргая, принялся смотреть в том же направлении.
— Нет, — глубокомысленно заявил он наконец. — Припёрлись за всеми.
Недалеко от берега, занимая почти всю бухту, стояли два корабля – узкий и хищный эсминец и несуразная лоханка с закопчённой трубой и изящными, как у утюга, обводами корпуса. На рыжем от ржавчины боку можно ещё было рассмотреть силуэт краба, намалёванный красной краской.
— Про вояк ничего не могу сказать, а корыто – одна из рыболовных плавбаз, принадлежащих фирме, которая, ты не поверишь, называется «Рэд Крэб компани», — протянула единорожка. — Интересно, что им здесь нужно?
— Сейчас узнаем, — Мур махнул копытом в сторону моря. — Гляди, они отправили делегацию.
Действительно, подпрыгивая на волнах, к берегу спешил узкий длинный катер. Типпи проводила его долгим внимательным взглядом, затем сказала:
— Давай умоем морды и сходим на пляж, может, узнаем что-нибудь.
— Поддерживаю.
Когда через несколько минут они вновь вышли из дома, на берегу уже было многопонно. Посмотреть на пришельцев сбежались все жители деревни. Катер заглушил мотор и ткнулся острым носом в песок. Сначала в воду спрыгнули два матроса, которые шустро протащили судёнышко на пару метров вперёд, затем на берег сошёл примипил в парадной форме, следом выскочили трое морпехов. В толпе возбуждённо зашумели – далеко не каждый день их захудалый островок посещали столь важные персоны (примипил – первый кентурион легиона).
— Кто здесь главный? — резко бросил примипил.
Вперёд, непрерывно кланяясь, выкатился староста.
— А где виджигирейнт? — недовольно спросил офицер.
— Я за него, блистательный господин. Прежний наш наместник, господин Цосс, в Зебрику изволили отбыть, а нового так и не назначили, вот я и…
— Понятно. Иди за мной.
Примипил отвёл старосту в сторону, а легионеры и матросы выстроились цепью, дабы защитить разговаривающих начальников от лишних ушек. Шон пожал плечами и вытащил из сумки пластиковый карнавальный обруч, украшенный парой искусственных цветов. Надев его на макушку и повернув цветы в сторону беседующих, он замер, полуприкрыв глаза.
«Интересно, — с некоторым раздражением подумала Типпи, — у него там что, минизавод по производству шпионских штучек спрятан? Надо будет глянуть на досуге».
Разговор продолжался минут пять, после чего староста, мелко кивая головой, повёл офицера в сторону усадьбы Цосса. Морпехи пошли следом, а моряки, столкнув с песка катер, отправились обратно к эсминцу. Шон сдёрнул игрушку и серьёзным взглядом посмотрел на Типпи.
— Значит так… — голос его звучал тихо и жёстко, — на острове вводится военное положение. Пока на две недели. Рыбакам запрещено выходить в море под страхом расстрела. Денежная компенсация за упущенную прибыль будет выплачена в полном объёме. Далее. В деревне оставят гарнизон – четырёх офицеров и тридцать легионеров. Их содержание ляжет на плечи общины. Офицеры поселятся в доме прежнего наместника, солдат определят на постой в дома жителей. В первую очередь заселят хижины, стоящие у моря…
Супруги как по команде посмотрели на дом Типпи.
— Вот же ж… — вырвалось у единорожки.
— И главное. На острове разместят двести пятьдесят беженцев… — Мур понизил голос до шёпота, — с атолла Байкини. Восемьдесят здесь, а остальных в других деревнях.
— Поздравляю, — кисло сказала единорожка. — Ты угадал. И как они объясняют причину переселения?
— Очень просто. Якобы учёные установили, что через несколько дней на Байкини начнётся извержение вулкана.
— Извержение вулкана. На коралловом атолле. Ага, щаз! О Небо, они что, более правдоподобной отмазки придумать не смогли?
— А зачем? Тут главное дать объяснение. А степень правдоподобия их не колышет.
— Понятно. Значит, будем уходить сегодня ночью.
— Согласен. Вот только вернуться обратно мы уже не сможем.
— Само собой.
— У меня появилась безумная идея… Только чур не пинай копытом.
— Излагай, умник.
— Твоя «Молния» может доплыть до Сингая?
Типпи поскребла затылок.
— Теоретически да… Благодаря своей прочности, она способна пережить даже самый сильный шторм, но…
— Но?
— Сейчас начало осени, сезон штормов на носу. А во время шторма лёгкая скорлупка может быть отнесена Дискорд знает куда. От архипелага до Копытобланки примерно полторы тысячи миль по прямой, но, если нас начнёт швырять по всему океану, путь значительно удлинится. Мы умрём от голода или жажды раньше, чем достигнем берега. А если мачта сломается? Нет, риск очень большой.
— Ясно, оставим это на самый крайний случай, тем более что, оказавшись в океане, мы не сможем ориентироваться в пространстве. Разве только по звёздам.
— А в твоей сумке нет игрушки, способной точно определить наше местоположение? Например, какой-нибудь куклы, которой нажимаешь на животик, а она вместо «Мама» говорит: «Ваши координаты: тридцать семь градусов пятьдесят минут северной широты и сто пятьдесят два градуса четырнадцать минут западной долготы».
— Про секунды забыла.
— Отбросим за ненадобностью.
— Увы, таких игрушек "Харсбор" ещё не выпускает.
— Ну, таки я тебя могу утешить. У меня есть и секстан, и хронометр, и астрономические таблицы вместе с картой океана.
— А пользоваться ты ими умеешь?
— Обидеть хочешь, да?
— Даже не думал.
— Смотри, а то укушу. В любом случае как запасной вариант твоя идея вполне осуществима. Надо будет хорошенько подумать.
— Подумай. А я пока пройдусь за этой парочкой, — он указал в сторону удаляющихся старосты и примипила. — Вдруг что ещё полезное услышу.
— Давай.
Оставшись одна, Типпи тяжело вздохнула. Разумеется, идея Шона – чистое безумие, вот только… Похоже, у них и вправду нет иного выхода. Кроме того, так не хочется бросать «Молнию»… Единорожка фыркнула и тряхнула гривой. Стоп! Не стоит уподобляться Аллану. Если понадобится, она уйдёт из дома с гордо поднятой головой, не взяв с собой ничего! Разве только что гранатовую заколку леди Унны. И томик стихов Балронда. И «счастливое» весло. И, конечно, любимую подушку. И… Всё, хватит! Типпи раздражённо топнула копытом и огляделась по сторонам.
К этому времени большая часть толпы успела разбрестись кто куда. К берегу причалили несколько катеров, из которых выпрыгивали довольные легионеры, а от ржавой плавбазы медленно шли пять больших рыбачьих баркасов, битком набитых мрачными переселенцами. Внезапно внимание единорожки привлёк знакомый голос. Она взглянула и не поверила своим глазам – по пляжу в компании двух офицеров шёл Лучиано, как всегда шумный, весёлый и крайне довольный жизнью. Почувствовав на себе пристальный взгляд, младший кентурион обернулся, на мгновение сбился с шага, но тут же взял себя в копыта. Типпи решительно подошла к офицерам и обратилась к старому приятелю низким чарующим голосом:
— Простите, господин легат, но, может, хоть вы ответите на вопрос бедной, напуганной кобылки?
— К вашим услугам, puella decora, — галантно оскалился он, — спрашивайте, не стесняйтесь.
— Премного благодарна, — единорожка потупила взгляд и несколько раз взмахнула пушистыми ресницами. — Просто хотелось бы узнать, о блистательный воин, будут ли погромы?
Спутники Вискотти переглянулись и громко заржали, а он сам наклонился вперёд:
— Вообще-то не планировались, но для вас, mea infantem, я готов устроить погром в любое удобное время.
— Тогда приходите, как освободитесь. Я живу вон в том доме. Мы с мужем будем рады принять вас, когда пожелаете.
— Обязательно… — важно ответил жеребец и двинулся дальше.
Шон вернулся часа через полтора, мрачный и усталый. На немой вопрос единорожки он лишь раздражённо мотнул гривой.
— Не узнал ничего важного; только то, что беженцев поселят на пустыре рядом с деревней. Сейчас там расчищают площадку и разбивают лагерь – ставят палатки, копают выгребные ямы…
— Понятно. А что корабли?
— Вечером уйдут.
— У нас могут возникнуть проблемы с бегством, если в доме поселяться солдаты.
— Верно. Правда, у меня в запасе есть хорошее снотворное…
— Погоди, возможно, удастся решить дело миром, — улыбнулась Типпи и рассказала про Лучиано.
— Думаешь, ему можно доверять? — с сомнением в голосе спросил Мур.
— Он не сдал меня, когда имел такую возможность.
— Самая лучшая характеристика, которую кобылка может дать жеребцу.
— Смейся-смейся. В любом случае его помощь будет нелишней. А теперь пошли паковать вещи.
Войдя в лодочный сарай, Типпи первым делом подтащила стремянку к чердачному люку и, ругаясь сквозь зубы, принялась карабкаться наверх. Затем вниз полетели какие-то пыльные тюки, согнутые под разными углами бамбуковые дуги и прочий хлам. Закончив бомбардировку, она спустилась и сложила добычу в одну кучу.
— Ты собираешься взять с собой эту гору хлама? — недоверчиво спросил Шон.
— Да.
— Но что это?
— Долго объяснять. Скажем так – маскировочная система. Впрочем, подробности потом, лучше помоги запихнуть это всё как можно компактнее.
Затем пришло время провианта. Они погрузили на борт пять больших жестянок с водой и три ящика, доверху набитых прессованными брусками пищевого рациона.
— Похоже, ты близко к сердцу приняла мою безумную идею о путешествии через океан на маленькой лодке, — хмыкнул Мур.
— Мы можем, конечно, обманывать себя и строить красивые планы, но чем дольше я думаю, тем яснее понимаю, что это единственный разумный выход, — пожала плечами Типпи. — И не надо делать вид, что сам так не считаешь.
— Какая ты всё-таки проницательная, одуреть можно.
Помимо припасов, Типпи погрузила запасной парус и запасную мачту, которую привязала к поперечинам, держащим балансир катамарана, рыболовные снасти, сеть и сачки для ловли планктона. Затем вернулась в дом и, скрипя зубами, принялась отбирать предметы, которые обязательно хотела забрать с собой. Закончив, она склонилась над получившейся кучей и стала выбрасывать из неё всё лишнее. Шон тем временем смазывал колёса тележки, на которой катамаран должен был выкатиться из сарая.
Когда сборы завершились, Мур скептически осмотрел «Молнию» и сказал:
— По-моему, ты слишком погорячилась с минимализмом, в лодке осталось полно места. Давай возьмём ещё еды и…
— Места-то как раз совсем немного.
— Не понимаю тебя.
— Прежде чем идти к Байкини, мы сплаваем ещё кое-куда. Нужно забрать «Черепашку».
— Прости, что?
— «Черепашку». Чёрную лодочку, мечту контрабандиста, на которой я добиралась до Курука. Погрузим её на борт.
— Но зачем?
— Затем. Она совсем маленькая и такая легкая, что я могу плыть на ней со скоростью в два-три узла, вообще не используя вёсел, только силой магии. Есть для этого одно не очень сложное заклинание.
— Ого! И как долго ты можешь его поддерживать?
— Пару часов. Всё зависит от погоды и встречного течения. При благоприятных условиях за один заход можно пройти миль пять. Думаю, воды вокруг атолла будут кишеть кораблями, а на "Черепашке" мы сможем проскользнуть в любую щель.
— Тогда возражения снимаются.
Спустя примерно час в дверь постучали. Сильно и решительно. Типпи поспешила открыть. На пороге стоял Лучиано собственной персоной. Коротко кивнув, он вошёл в помещение, огляделся по сторонам и улыбнулся.
— Клянусь Четырьмя звёздами, здесь есть, что погромить.
Затем повернулся к Шону.
— Привет… Ты действительно новый муженёк крошки Ти?
— Да, — быстро сказала единорожка. — Мы поженились на днях.
— Ты всегда была шустрой…
— Ну, я же не раз говорила тебе, что у меня в Сулуланде живёт кольтфренд.
— Говорила. Но, если честно, я считал эту болтовню одной большой отмазкой. Впрочем, в любом случае поздравляю.
— Спасибо.
— Что-то мне подсказывает, что приглашён я сюда не за тем, чтобы весело отпраздновать свадьбу, верно?
— Верно. Дело в том, что мы собираемся уехать в Сингай. Здесь стало слишком опасно, Курук закрыт, мой бизнес накрылся медным тазом…
— Да, неприятная ситуация. И когда отчалит ваш пароход?
— Не пароход. Мы уходим сегодня вечером, на «Молнии».
Лучиано вскинул голову и уставился на Типпи.
— Ты совсем рехнулась? Плыть через океан в крохотной скорлупке?
— Она не крохотная!
— Хорошо, в гигантской скорлупке! В сезон штормов!
— Это опасно, я знаю, но иного выхода нет.
— Дело твоё, конечно, ты кобылка взрослая, хоть и больная на всю голову. Но что в таком случае тебе нужно конкретно от меня?
— К нам на постой, скорее всего, определят несколько легионеров. Ты не мог бы сделать так, чтоб то были ребята, согласные отвернуться на десять-пятнадцать минут?
— Хех, запросы у тебя… — он помолчал. — В моём манипуле есть парочка оболтусов, готовых за небольшую плату ненадолго ослепнуть.
— Сколько им заплатить?
— Тысячу солеев. По пятьсот монет на круп.
— А тебе?
— Да ладно. Считай это моим свадебным подарком.
— Ты можешь забрать все, что понравится в доме. В любом случае больше сюда я не вернусь… — сказав это, Типпи почувствовала, как у неё перехватило дыхание. Не вернусь. Не вернусь… За всеми этими сборами и хлопотами она совсем забыла, что собирается покинуть своё обжитое гнёздышко. Навсегда. Дом, где она провела столько долгих счастливых лет. И что впереди? Неведомая холодная Эквестрия, в которой, если честно, она-то и не жила никогда толком. Чужой, по сути, народ. Стоит ли сомнительное возвращение на родину всех нынешних и будущих потерь? Единорожка тряхнула гривой – не время предаваться паническим мыслям, особенно если учесть, на какой риск они собираются пойти, буквально сунув голову в пасть огнедышащего дракона. По сравнению с этим подвигом, даже грядущее плаванье через океан может показаться беспечной поездкой на пригородном поезде.
— Погром с добровольного разрешения хозяев? — рассмеялся Лучиано, прервав невесёлые раздумья Типпи. — Полагаешь, меня могут прельстить все эти вазочки и кружевные салфетки на комодах?
— Нет, конечно, но я знаю то, что тебе действительно придётся по душе, — улыбнулась кобылка и, подойдя к ближайшему ящику, откинула крышку. Кентурион в восторге уставился на батарею пыльных бутылок.
— Вот это я понимаю, дворец сокровищ, — с воодушевлением воскликнул он. — Пожалуй, в здешней навозной куче действительно можно найти пару-тройку жемчужин.
— А как же! Надеюсь, в компании с этими милашками твоё пребывание в нашей дыре пройдёт приятно и незаметно!
Глава 11. Ярче Солнца
Патрульный зебриканский эсминец лихо резал бирюзовую воду океана узким, как веретено, корпусом. Стоящий на мостике вахтенный офицер покуривал трубку и лениво глядел по сторонам. Внезапно его внимание привлекла тёмная бесформенная груда, медленно покачивающаяся на волнах слева по борту. Офицер ткнул копытом в плечо впередсмотрящего матроса и указал на таинственную аномалию. Матрос живо развернул закреплённый на вертлюге мощный бинокль и припал к окулярам. Он увидел неопрятную кучу водорослей, из-под которой выглядывали части панциря характерной пятнистой расцветки. Пара красно-чёрных птиц, в просторечье именуемых «глупышами», восседали сверху. Вот одна из них вскинула голову, вытянула шейку и развела в стороны широкие крылья.
— Дохлая плоскомордая черепаха, дис! — доложил матрос, отрываясь от бинокля. — Болтается, наверное, уже давно, вся водорослями покрыта, скорее всего после шторма накидало.
— А больше ничего?
— Никак нет, дис! На ней два глупыша сидят, а они ведь жуть какие пугливые. Если бы что заметили, сразу б улетели.
— И то верно, — кивнул офицер и, отвернувшись, принялся вновь смотреть вперёд.
— Пронесло, — буркнул Шон, глядя в корму уходящему эсминцу. — Хвалю. Это ты сконструировала такую полезную штуку?
— Нет, — буркнула Типпи и вновь потянула за ниточки, свисающие сверху. Чучело глупыша завертело головой и расправило крылья. — Мой муж. До того как у Аллана появилась «Черепашка», он плавал на Курук, используя эту бутафорию. При мне он её никогда не ставил, лишь раз достал с чердака, чтобы показать, как ей пользоваться.
— Хех, с такими талантами парень должен был работать у нас в отделе «Ку».
— Возможно.
Типпи прекратила играться с птичкой и переползла на корму, к веслу. Шон со вздохом взял в зубы черпак и принялся вычерпывать набравшуюся в лодку воду. "Молния" шла тяжело, нагруженная сверх всякой меры. Обычно в подобных случаях единорожка натягивала сверху брезентовый кожух, защищавший крошечный кораблик от волн, перехлёстывающих через борта, но сейчас сделать это было, увы, невозможно. Мешала лежащая вверх килем "Черепашка", занимавшая всё свободное место.
Маскировочный тент также не добавлял плавучести. Его основу составляли бамбуковые дуги причудливой формы, на которых была натянута плотная маскировочная сеть, украшенная снаружи искусственными водорослями и кусками натурального черепашьего панциря. Сделан камуфляж был настолько умело, что даже с близкого расстояния «Молнию» можно было легко принять за дохлую черепаху, медленно гонимую равнодушными волнами. Две механические «птички» завершали картину, окончательно вводя в заблуждение случайного наблюдателя.
Конечно, у маскировки имелся очень серьёзный недостаток – слишком высокая парусность конструкции делала возможным её использование только в спокойную погоду и при попутном ветре. Стоило только подняться волнам, как тент приходилось сворачивать, иначе дело могло окончиться оверкилем. Да и плыть, используя для движения лишь кормовое весло, было очень сложно и медленно. Короче, не зря Аллан, купив «Черепашку», сразу забросил всю эту бутафорию на чердак. Но в данной ситуации выбирать не приходилось, и потому Типпи решила рискнуть. Их путь лежал к небольшой скале, отмеченной на карте как «риф №435». Она находилась в четырёх милях от берега атолла Байкини и могла послужить неплохим убежищем как от чужих глаз, так и от последствий взрыва.
— Такое впечатление, что мы плывём по гавани во время военно-морского парада, — буркнул Шон, с нервной усмешкой наблюдая за лёгким крейсером, режущим волны у них за кормой. — Корабли так и шныряют.
Типпи не ответила. Она усердно крутила весло, придавая катамарану необходимое ускорение. До цели оставалось ещё слишком далеко.
— Может, попросим взять нас на буксир? — поинтересовался Мур.
— Сами справимся, — буркнула кобылка. — Ветер попутный, потихоньку дойдём. Главное с этими живчиками случайно курсом не пересечься.
— Это верно…
Спустя два часа «Молния» подошла к «рифу №435». Шон тихо соскользнул в воду и, держа в зубах швартов, быстро поплыл к скале. Увидев торчащий между двумя каменными «зубами» крепкий кусок выбеленного водой плавника, он ловко привязал к нему верёвку, а затем не без труда вылез на покрытый зелёной слизью валун. Они причалили к рифу с обратной от атолла стороны, от любопытных глаз их прикрывали торчащие из воды скалы. Тряхнув гривой и переступив с копыта на копыто, жеребец огляделся и стал с интересом наблюдать за гигантским линкором, стоящим справа от рифа примерно в полутора милях. На клотике решётчатой мачты гордо реял пурпурный штандарт – знак императорского дома.
— Ничего себе! Вот это сосед! — присвистнул Мур.
— Что случилось? — обеспокоенно спросила Типпи, просунув мордочку сквозь складки маскировочной сетки.
— Сосед, говорю, знатный нам попался. Флагманский корабль с Цезарем на борту. Видишь флаг правящего дома?
— Да что ты говоришь!
Единорожка вытащила из сумки раковину «мантия цезаря», взглянула на неё, затем перевела взгляд на пурпурное полотнище, гордо реющее на ветру.
— Цвет один в один.
— Зачем ты взяла с собой эту штуку? — удивился Шон.
— Да так, на память о нашей встрече. Ведь с неё, можно сказать, всё и началось.
— А ты, я вижу, сентиментальная особа.
— Есть немного. Ну что, можно вылезать?
— Погоди ещё.
Мур прекратил разглядывать линкор и, сделав несколько шагов вперёд, изумлённо остановился. Из скалы прямо перед ними торчало что-то вроде большого каменного «языка», полого спускающегося к воде, а в самой стене чернел провал пещеры.
— Похоже, нам повезло, — обрадованно воскликнул жеребец и, взбежав по этому естественному пандусу, заглянул внутрь.
Пещерка оказалась небольшой и достаточно ухоженной. У выхода стояла накрытая брезентом тележка, а в глубине пряталась лебёдка, связанная с тележкой крепким канатом. Мур сдёрнул брезент и принялся крутить ручку. Защёлкал вороток, тележка медленно покатилась по наклонной к кромке воды.
— Что это? — быстро спросила Типпи, напуганная необычным звуком.
— Подъёмный механизм, — пояснил Шон. — Похоже, хозяин пещеры хранил здесь свою лодку. Какое, однако, удачное место для того, чтобы спрятаться.
В два рога они быстро разобрали маскировочную систему, затем закрепили «Молнию» на тележке и втянули катамаран внутрь.
— Ну вот, — довольным голосом сказал жеребец, — здесь нас никто не найдёт.
Он покрутил головой из стороны в сторону.
— Думаю, изначально она была совсем неглубокой. Просто выемка в камне. Затем пришёл кто-то трудолюбивый и удалил всё лишнее.
Потом провел копытом по неровной стене.
— Тут явно использовали кайло и взрывчатку. Солидный труд, уважаю.
Привязав лодку к торчащим из камня железным кольцам, они осторожно вышли наружу.
— Гляди, — сказала Типпи, указывая на узкую тропинку, спиралью уходящую вверх, — мы можем подняться на верхушку скалы.
— Отлично. Только действуем максимально осторожно, нас могут заметить с кораблей.
Пригибаясь, напарники принялись быстро карабкаться по неровной тропе. Местами она была вырублена в сплошном камне, местами через провалы оказались перекинуты прочные мостики из просмолённых досок. Похоже, что пони, создавший всё это, предпочитал работать основательно и не разменивался по мелочам. Пару минут спустя они уже стояли на вершине, рядом с высоким каменным зубом пирамидальной формы. Часть вершины занимала плоская площадка, окружённая невысокой стеной, сложенной из скреплённого цементом камня. В центре её стояли скамейка и чугунная печь с короткой трубой. По периметру стены на равном расстоянии друг от друга торчали странные конструкции из железа и дерева.
— Что это такое? — полюбопытствовал Шон.
— Держатели для удочек, — пояснила Типпи. — Похоже, хозяин этого милого гнёздышка был заядлый рыбак. Он приплывал сюда, прятал лодку в пещере, поднимался на вершину, ставил удочки и ловил крупную рыбу.
— И не лень ему было всё это городить?
— Мало ли какое хобби бывает у пони.
— С таким аргументом не поспоришь. Ладно, давай займёмся делом. Понаблюдай пока за кораблями, а я установлю камеру.
С этими словами Шон вынул из сумки шутовской фотоаппарат и небольшой геологический молоток. Затем положил аппарат на камень и несколько раз стукнул по нему молотком. Во все стороны полетели куски пластика.
— Что ты делаешь? – изумилась единорожка.
— Расслабься, — хмыкнул Мур, словно цыплёнка из разбитого яйца извлекая наружу небольшую коробочку обтекаемой формы. – Настоящая камера вот, а пластик сверху лишь бутафория.
Корпус фотоаппарата был сделан из тусклого металла. Шпион отложил его в сторону и принялся заколачивать в щель между камнями короткий металлический штырь. Удостоверившись, что тот сидит крепко, он привинтил к штырю камеру и направил её объективом в сторону атолла. Затем повернул какой-то рычажок и с довольным видом отошёл в сторону.
— Готово. Теперь, как только полыхнёт вспышка, механизм включится и начнётся съёмка. Не думаю, что до нас дойдёт взрывная волна, но лишняя предосторожность не повредит.
— Считаешь, волны не будет?
— Конечно, нет. Иначе бы они не поставили корабли так близко к эпицентру. Но нам в любом случае следует укрыться в пещере.
— Почему? Я хочу посмотреть, как жахнет.
— Опасно. Тебя может ослепить вспышкой. Кроме того, кто его знает, вдруг в их расчёты вкралась ошибка. И да, сразу после большого «бума» обязательно надень респиратор, у меня имеется несколько штук в запасе.
— Зачем?
— Есть предположение, что при взрыве жар-бомбы образуются ядовитые газ и пыль. Газ до нас, конечно, не долетит, а вот пыль вполне может.
— Надо же, страсти какие.
Единорожка осмотрелась по сторонам и усмехнулась.
— Как сельди в бочке стоят. А мы в самой серёдке. Просто не верю, что нам удалось проскочить.
Действительно, повсюду виднелись тёмные силуэты боевых кораблей. Флагманский линкор «Зевера» и стоящий рядом с ним лёгкий курьерский крейсер расположились по правое копыто. Слева, примерно в двух милях, стоял тяжёлый крейсер «Барбук», из-за кормы которого проступали очертания эскортного дракононосца. А впереди, как раз между рифом и атоллом, находился гражданский корабль с белым корпусом и тонкой длинной трубой. Он был невелик, и его невысокие надстройки почти не мешали наблюдать за островом.
— Это же «Голубая бездна»! — изумлённо воскликнула Типпи, ткнув копытом в сторону надписи на корме. — Глазам своим не верю.
— Серьёзно? — Шон торопливо достал из сумки подзорную трубу. — Да, верно, — пробормотал он минуту спустя. — Интересно, что здесь забыло научное судно?
— Наверное, привезло учёных-наблюдателей, — тряхнула гривой кобылка. — Я была на нём пару раз, когда оно заходило в залив Сонгани. А ты?
— Нет, — Мур покачал головой. — Во время моей практики «Бездна» как раз проводила исследования Биралийской впадины. Между прочим, в компании с нашим «Старсвирлом». Эх, было же время…
— А теперь корабль науки обслуживает вояк, — с горечью подхватила Типпи. — Какой позор!
Шон открыл было рот, чтобы ответить, но внезапно со стороны линкора раздался оглушающе громкий (даже на таком расстоянии) рёв корабельной сирены. На палубу «Бездны» из кормовой надстройки выскочил какой-то полосатик и, проскакав галопом, скрылся в носовом люке. Мур поморщился, проверил крепление камеры и, как только сирена смолкла, быстро сказал:
— Пошли вниз. Думаю, они объявили обратный отсчёт.
— Уверен?
— На все сто.
Словно в подтверждение его слов загудели сирены на других кораблях. Парочка переглянулась и, торопливо стуча копытами, поспешила в укрытие. Оказавшись в пещере, Шон достал респиратор и протянул кобылке.
— Спасибо, — хмыкнула она.
— Пользоваться умеешь?
— Конечно. Но я не верю, что этот намордник способен защитить от чего-то серьёзного.
— От ядовитой пыли вполне может, а для всего остального у меня есть противогаз и химкостюм. К сожалению, в единственном экземпляре.
— Ты же сам говорил, что газ нас не достанет.
— Верно. Но когда после взрыва я отправлюсь на остров…
— Мы отправимся.
— Я отправлюсь. И не спорь, пожалуйста. Там может…
Его вновь прервал вой сирены.
— Ого, второй звонок! После третьего, начнётся представление.
— Не смешно, — Типпи нервно облизала губы. — А вдруг взрыв окажется сильнее, чем все думают?
— Успокойся. Смотри сюда… — Шон развернул вырванную из атласа страницу с картой атолла. — От центра лагуны, где стоит баржа с бомбой, до берега примерно две мили. От берега до нас ещё четыре. Получается шесть миль. Шесть миль! Да, понятно, что эта штука мощнее всего того, что использовалось ранее. Но не настолько, чтобы…
Третий сигнал. Оба, как по команде, повернулись в сторону входного отверстия, затем Мур нацепил респиратор. Единорожка торопливо последовала его примеру.
— На всякий случай, — пробубнил он сквозь маску, — подготовь заклинание щита, хорошо? Если пойдёт волна, нас может захлестнуть…
Яркая вспышка. Белая, с зеленоватым отливом. Она ослепляла, даже просто отразившись от моря и облаков. Что случилось бы с их глазами, вздумай они полюбоваться на взрыв с вершины скалы, страшно представить. Следом грохот. Оглушающий, в клочья рвущий барабанные перепонки. Рог Шона мгновенно вспыхнул, и голубовато-жёлтая мембрана запечатала отверстие выхода. Это спасло их уши. Затем земля застонала, камни под ногами заходили ходуном, послышался жуткий гул, словно перед обвалом в глубокой шахте.
— Ложись! — рявкнул Мур, кидаясь на пол.
Типпи последовала его примеру, и вовремя: пол содрогнулся. Удар оказался настолько резким, что пони, стой они на копытах, могли бы легко заполучить переломы ног. Второй, более сильный толчок вышиб воздух из лёгких, и единорожка услышала, как трещат её рёбра. С потолка сорвалось несколько камней. Один довольно чувствительно заехал ей по спине.
— Наружу! — крикнула она, пытаясь вскочить, — нас завалит!
— Стой! — рявкнул Шон, ударив её копытом в бок. — Сейчас придёт волна! Готовься перекрыть выход!
Риф снова содрогнулся, на сей раз от удара огромной массы воды. Жеребец, засветив рог, восстановил мембрану защитного поля, а в следующий миг она прогнулась под неистовым водяным напором. Конечно, будь пещера развёрнута входом к атоллу, им настал бы скорый конец, но скала приняла на себя главный удар, и волны лишь хлестнули в отверстие, проходя мимо. Напор их оказался велик, щит лопнул спустя секунду, но основная масса воды уже успела отхлынуть. Мгновение спустя Типпи восстановила защиту, давая напарнику время прийти в себя.
Следующая волна оказалась сильнее и выше, преграда почти мгновенно лопнула, но её место тут же занял экран Мура. Вот так, меняя друг друга, они держали защиту, не давая воде заполнить пещеру. В какой-то момент послышался сильный удар, оглушительный скрежет рвущегося металла и громкие выстрелы лопающихся один за другим стальных тросов.
— В риф врезался корабль! — крикнула единорожка. — Похоже, «Бездну» сорвало с якорей!
Шон кивнул. Его мордочка была искажена, рог пылал, словно солнечный протуберанец, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
«Интересно, у меня такое же рыло? — подумала Типпи, скрипя зубами от напряжения. — О Духи Моря, только бы выстоять!»
И они выстояли. Волны били всё реже, их размер уменьшался. Скала не дрожала, камни не падали. Лишь время от времени слышался скрежет металла – то выброшенный на риф корабль устраивался поудобнее на своём новом ложе. Наконец Шон встал с залитого водой пола и шатаясь, словно пьяный, подошёл к лодке.
— «О чём поют воробушки в последний день зимы? Мы выжили, мы дожили, мы живы, живы мы!» — не без сарказма в голосе процитировала Типпи древний детский стишок. — Знаешь, у меня сложилось стойкое ощущение того, что яйцеголовые мудрецы сильно напортачили с расчётами.
Шон промычал нечто одобрительное, затем повернулся к единорожке, держа в кинетическом поле небольшую жестянку, на крышке которой сиял улыбкой счастливого идиота пегий жеребёнок, а ниже светилась задорная надпись «Леденцы "Минталки"! Скушай сам и угости друзей».
— Вот, средство на самый крайний случай, — пробормотал он, демонстрируя содержимое – разноцветные, аппетитно выглядящие конфетки. — Сильный стимулятор, прочищающий мозги. Принимать по штуке, не больше одного раза в сутки, иначе возникнет привыкание. Я пользуюсь ими крайне редко, но сейчас сама Селестия велела…
Единорожка закинула в рот оранжевую плюшку. Вкус у конфетки оказался очень приятным, с ярко выраженным ментоловым послевкусием.
— Ну и когда вставит-то? — поинтересовалось она минуту спустя, а в следующее мгновение её словно окатило ледяной водой. Мгновенно исчезла головная боль, пропала дрожь в конечностях, а тело налилось силой и энергией.
— Ничего себе! Мировая штука.
— Конечно. Если не злоупотреблять. «Минталки» сделаны на основе традиционных зебриканских наркотиков, так что сама понимаешь.
— Ага, — Типпи кивнула. — Помню, занёс меня Дискорд в грязный портовый притон в Сулуланде. Искала одного типа, а он был любителем этого дела. Так пока по комнатам ходила, такого насмотрелась, прости Селестия…
— Верю. — Шон убрал коробочку с «Минталками» обратно в сумку. — Наши химики не так давно сварили «праздничный» вариант этой дряни, так там вообще мрак кромешный. Пони подсаживаются на них со второго-третьего раза. Убивать за такие вещи надо.
— Согласна.
— Ладно, пойдём посмотрим, что снаружи делается, только я сперва переоденусь…
Когда спустя несколько минут друзья вышли из пещеры, они остановились и как по команде дружно открыли рты. И было от чего – всё вокруг изменилось до неузнаваемости. Океан беспокойно пенился, волны нервно плескались о камни рифа. Повсюду на воде плавали какие-то предметы – стволы деревьев, куски дёрна, непонятные обломки, тушки мёртвых рыб и морских млекопитающих. Вода была мутной – буро-чёрной, словно взрыв взбаламутил тысячелетние наслоения придонного ила. Над головами медленно расплывалось гигантское грибовидное облако. Справа слышался какой-то громкий скрежет, захлёбывающийся рёв корабельного двигателя и звонкие удары металла о металл. Повернувшись в ту сторону, они увидели накренившийся линкор, в борт которого вонзился посыльный крейсер. Какой же силы должен был быть взрыв, если поднятая им волна смогла как пушинку сорвать с якорей тысячетонный корабль и швырнуть его на ещё большего левиафана, да так, что корма крейсера пробила прочную броню и глубоко засела внутри? Шон поднёс к глазу подзорную трубу.
— Суетятся, — не без злорадства констатировал он. — Пытаются спасти сиятельный круп Цезаря. Интересно, он не пострадал? Может, ножку зашиб?
— В любом случае им сейчас ни до чего нет дела, — фыркнула Типпи. — Пока не вывезут императора в безопасное место, ничем другим заниматься не станут.
— Верно. И это нам только на копыто. Давай посмотрим, что случилось с «Бездной».
Единорожка кивнула, и они принялись медленно подниматься наверх по частично разрушенной, но ещё вполне проходимой тропинке.
Научный корабль оседлал риф, словно пегас облако. Он был невелик, и потому волна играючи забросила посудину на самую верхушку. Его проволокло бы и дальше, скинув искалеченный корпус обратно в море, но, к счастью, в своём движении по макушке скалы судно врезалось в высокий каменный зубец, который остановил скольжение и не дал свалиться. Оно так и осталось стоять почти на ровном киле, уткнувшись левым бортом в спасительную пирамиду.
Стена, окружающая рыбачью площадку, оказалась частично сметена, но камера, установленная Шоном, по счастью, уцелела. Мур осторожно снял её, осмотрел на предмет повреждений, потом, удовлетворённо кивнув, убрал в сумку.
— Порядок, теперь её нужно лишь доставить по назначению. Ну что, осмотрим корабль?
— Агась. Только вот как нам подняться на борт?
— Влезем сначала на зубец, а с него перейдём на палубу.
— Давай попробуем.
Помогая друг другу, они вскарабкались на скалу и без проблем перешли на корабль. Мур огляделся – надстройки «Бездны» были частично разрушены, мачты согнуты как соломинки, труба исчезла.
— Ты лучше меня знаешь судно. Где у них центр наблюдения?
— Идем, покажу, — Типпи махнула хвостом. — Надеюсь, он не сильно пострадал.
Центр наблюдения – сердце научного корабля – располагался в бывшем пассажирском салоне. Повсюду царил разгром и запустение – многочисленные приборы оказались сброшены на пол и перемешались с обломками мебели и искалеченными телами учёных. Воняло дымом, сгоревшей изоляцией и кровью. Типпи закашлялась и чуть было не сняла маску респиратора, но остановилась, наткнувшись на осуждающий взгляд своего спутника.
— Не стоит это делать, — покачал головой Шон. — Здесь всё может оказаться заражено ядовитой пылью.
Он поглядел на опрокинутый циклопических размеров осциллограф с треснувшим круглым экраном, из-под которого торчало перепачканное кровью копыто, и недовольно буркнул:
— Похоже, тут некого допрашивать.
Словно в ответ на его слова, из дальней части помещения послышался кашель и стон. Не сговариваясь, друзья кинулись на звук. Кое-как пробившись сквозь лабиринт завалов, они добрались до единственного выжившего. Им оказался молодой полосатик, облачённый в некогда белый, а теперь изрядно перепачканный кровью лабораторный халат. Он лежал, плотно придавленный сложной решётчатой конструкцией, судя по всему, невероятно тяжелой. Бедняга без толку сучил передними копытами, пытаясь сбросить лежащий на нём груз, время от времени останавливаясь, чтобы набрать в лёгкие очередную порцию воздуха, затем вновь продолжал бесполезную работу, сопровождая каждое движение воем и кашлем. Со стороны было видно, что острые выступы конструкции разорвали ему живот и, видимо, сломали позвоночник. В любом случае жить бедняге оставалось всего несколько минут.
Шон поправил надетую в пещере портупею с большими шевронами зебриканской Палаты Истины и решительно подошёл к умирающему. Тот с трудом поднял на него мутный взгляд.
— Что здесь происходит?! — рявкнул Мур. — Почему такой беспорядок и где начальство?!
— Прошу, — прошептал несчастный, — помогите…
— Молчать! — взвизгнул единорог. — Отвечать на вопросы! Мне приказано расследовать факт грубейшего саботажа, если не сказать больше – измены! Взрыв оказался гораздо сильнее запланированного, нанесены огромные повреждения боевым кораблям, пострадал сам Цезарь! Кто виноват в случившемся?! Отвечать, живо!
— Я не виноват… — заскулил умирающий. — Честно… Мы говорили, что эксперимент может пойти не так, как предполагалось… Это всё доктор Линг… Я только исполнял приказы…
— Все так говорят! Сколько зебр было на борту?
— Восемнадцать… Вернее, тринадцать учёных и двадцать членов экипажа.
— Кто где находился в момент взрыва?
— Десять здесь, трое снаружи, на внешних постах наблюдения…
— А экипаж?
— Их закрыли… В трюме, чтобы не мешали… Пожалуйста…
— Где предатель Линг? Только не говори, что его убило вместе с остальными. Мерзавец не должен так просто уйти от ответа!
— Док… Доктор Линг вместе с четырьмя помощниками отправился перед взрывом на остров…
— Как?! Он что, безумец?
— Нет, на острове построен бункер, который теоретически должен выдержать силу любого взрыва. Для защиты там установили шесть мощных талисманов. В нём же находился контейнер со вторым Изделием, которое должны были…
— Стоп, что значит «второе Изделие»? Вторая жар-бомба?
— «Жар-бомба»… Так говорят неучи. Мы называем… «Изделием»…
— Плевать на терминологию! — Шон подался вперёд, его глаза заблестели, — Вторая бомба на острове?
— Да… О Духи Предков, как больно…
— Я дам тебе обезболивающее, но сначала скажи – может, всё пошло вразнос только из-за того, что вторая бомба сдетонировала от первой?
— Нет, взрыв был всего один. Да и не могла она сдетонировать. Бункер отлично защищён, а само Изделие лежит в контейнере, способном выдержать… — бедняга закашлялся, из его рта хлынула кровь.
— Карту, быстро! — рявкнул Шон, повернувшись к Типпи. Та торопливо протянула ему листок.
Единорог вновь склонился над умирающим, поднеся к его перекошенной мордочке карту.
— Где находится бункер?! — рявкнул он. — Говори!
Тот на мгновение сфокусировал взгляд на листке и ткнул копытом, оставив на бумаге кровавую отметину.
— Здесь, — прохрипел он и откинулся назад. По его мордочке пробежала судорога, глаза закатились.
— Агония, — констатировала Типпи. — Отмучился бедняга.
— Бедняга?! — зло сказал Шон. — Бедняга? Этот мерзавец был одним из тех, кто создал самое страшное в мире оружие! — он махнул в сторону выбитого иллюминатора. — Ты видела мощь взрыва. А теперь представь, что случится, если такая дрянь взорвётся в центре… Ну, скажем, Мейнхеттена? Сколько миллионов душ вознесутся к небесам в один миг?! Изделие… — он сердито сплюнул. — Надеюсь, что после смерти они провалятся в самую бездну Тартара, или как там у зебр называется ад…
— Успокойся, Шон, — Типпи положила копыто ему на плечо. — Успокойся. Пошли отсюда. Мы узнали, что хотели.
— Действительно, пошли. Нам нечего тут делать. Хотя, погоди… Это ведь корабль, исследовавший море, значит, помимо штатных шлюпок, которых всё равно сорвало взрывом, на борту имеются и другие лодки?
— Да, разумеется. На корме есть лодочный ангар, где хранятся надувные катера и моторы к ним.
— Отлично. Веди меня туда!
Пробившись сквозь завалы, они выбрались на палубу, но не успели пройти и нескольких шагов, как откуда-то снизу услышали глухие удары металла о металл.
— Похоже, матросики пытаются пробиться наружу, — сказала единорожка останавливаясь. — Не думаю, что буду рада увидеть их на свободе.
— Я тоже, — кивнул Шон. — Пойдем, посмотрим, что там да как.
Они остановились перед спуском в трюм. Вниз вел широкий трап, оканчивающийся перед крепко задраенной дверью, поверхность которой содрогалась от ударов изнутри. Друзья переглянулись, а потом принялись спешно заваливать дверь всеми тяжёлыми предметами, до которых могли дотянуться. Несколько минут спустя она оказалась буквально похоронена под грудой вещей.
— Порядок, — выдохнул Мур, стирая со лба трудовой пот. — Теперь без посторонней помощи им не вылезти.
— Как ты думаешь… — Типпи кивнула в сторону огромной бочки с топливом, что опасно нависла над трапом, — если выбить подпорку, она ухнет вниз и…
— Не стоит, — поморщился Шон. — Мы и так хорошо поработали. Глупо будет, если эта дура своей массой вышибет дверь, открыв путь наружу. Хорошее – враг лучшего, знаешь ли.
— Как скажешь. Тогда пошли в ангар. Ума не приложу, зачем он тебе понадобился.
— Неужели непонятно? Ты внимательно слушала то, что говорил этот без пяти минут покойник?
— Глухотой пока не страдаю.
— Поздравляю. Теперь подумай сама. На острове в бункере лежит ещё одна жар-бомба. Понимаешь? Целая и невредимая. Месторасположение бункера нам известно…
— Стоп! — Типпи остановилась и решительно топнула копытом. — Только не говори мне, что собираешься туда… в этот ад?!
— А почему нет? У меня есть великолепный противогаз и химкостюм, они защитят меня от яда…
С этими словами Шон толкнул дверь и вошёл в помещение лодочного ангара. С первого взгляда стало ясно, что целых лодок они здесь не найдут, настолько тут всё было разбито и искорёжено. Перепрыгивая через обломки, единорог приблизился к стеллажу, предназначенному для хранения подвесных лодочных моторов.
— Гляди, — сказал он, — этот, похоже, цел.
Действительно, небольшой мотор с надписью «Шторм – 150» на кожухе плотно сидел в своей ячейке, с виду совершенно неповреждённый. Мур засветил рог и принялся торопливо откручивать фиксирующие винты.
— Поищи топливо, — резко бросил он. — Канистры должны храниться где-то здесь.
Типпи выругалась, но стала послушно расшвыривать обломки. Вскоре она действительно наткнулась на голубую канистру, внутри которой плескала топливная смесь.
Единорог вытащил мотор и, подвесив его над головой в кинетическом поле, двинулся к выходу.
— Сможешь дотащить топливо до пещеры? — поинтересовался он, проходя мимо.
— Как два копыта о паркет, — буркнула кобылка, окутывая канистру магическим коконом.
Они вышли на палубу и направились к каменному зубцу.
— Этот мотор слишком мал для «Молнии», — сказала Типпи. — С ним мы не сможем развить большую скорость.
— Я и не собирался брать катамаран, — мотнул гривой Мур. — У нас есть «Черепашка». Я быстро сплаваю на остров, найду бункер и…
— Погоди. Что значит «я сплаваю»? Мы сплаваем.
— Я, кажется, уже говорил с тобой на эту тему.
— Но…
— Погоди, не перебивай. Ты правильно заметила, на острове сейчас творится ад. В прямом смысле этого слова. Хочу напомнить, что у меня есть только ОДИН противогаз и ОДИН химкостюм. Кроме того, «Черепашка» слишком мала.
— Для двоих в самый раз.
— Верно. Но ты забываешь, что жар-бомба – штука хоть и не слишком большая, но размером и весом не уступает взрослому пони. А троих этот Боливар точно не свезёт.
— Думаешь, я просто так тебя отпущу?
— Послушай меня внимательно! — Шон повернулся к Типпи, и его стальной взгляд буквально пронзил кобылку насквозь. — У нас сейчас есть реальный шанс сорвать самый большой куш в своей жизни и благополучно унести крупы прежде, чем вся мощь империи обрушится на наши головы. Посмотри туда, — он махнул копытом в сторону тонущего линкора, вокруг которого вились корабли, — пока это корыто пускает пузыри, им всё по барабану. Но так не может продолжаться вечно. Ещё три-четыре часа, и сказка кончится.
— Но я…
— Ты нужна здесь. Кто-то должен оборонять редут, если поиски бункера затянутся. Послушай, Типпи, я жутко не хочу отправляться туда в одиночку, но оставлять неприкрытым тылы – несусветная глупость.
Единорожка с силой ударила копытом по палубе, но спорить больше не стала. В одном Шон прав, у них просто не было времени для бесполезных препирательств. Они молча спустились в пещеру, вытащили «Черепашку», после чего кобылка принялась устанавливать мотор, а Мур извлёк из сумки противогаз и химкостюм. Костюм был сделан из тонкого, но, похоже, очень прочного пластика и занимал совсем немного места. Жеребец вполз внутрь сквозь отверстие в боку, затем тщательно запечатал клапан.
— Вот и всё, — сказал он, вытаскивая противогаз из сумки. — Лодка готова?
— Да. Топлива полный бак. Я знаю эти моторы, тебе должно хватить.
— Спасибо. Да, и вот ещё что. Сходи на корабль, пошарь по каютам учёных. Вдруг удастся найти какие-нибудь документы.
— Что тебя интересует?
— Греби без разбора, специалисты потом разберутся, что к чему.
— Хорошо. Пожалуйста, без нужды не рискуй.
Мур усмехнулся и нацепил противогаз.
— Не бойся, я буду осторожен. Как всегда.
Взревел мотор, маленькая чёрная лодочка, сорвавшись с места, пошла в сторону берега. Типпи тяжело вздохнула и медленно направилась вверх по тропе. Если Шон попросил поискать документы, сделать это нужно как можно скорее.
Каюты учёных нашлись без труда. Они располагались там же, где и в те благословенные времена, когда «Голубая бездна» была простым океанографическим судном. Только вот таблички с именами на дверях висели другие. Благоразумно решив, что поиски следует начинать с каюты самого главного, которым, если верить словам полосатика, был некий доктор Линг, единорожка принялась внимательно изучать каждую табличку. Найдя необходимую, она толкнула ручку, но дверь не поддалась. Пришлось выбивать копытами. Когда после шестого или седьмого удара хлипкая фанера капитулировала, кобылка издала торжествующий клич и вошла внутрь.
Каюта оказалась большой и богато украшенной. Сразу видно, что предназначалась она не для рядового учёного. Оглядевшись по сторонам, Типпи фыркнула. Ей уже довелось здесь побывать, когда много лет назад «Бездна» бросила якорь в заливе Сонгани и директор биостанции Жан Дегару с семейством получил приглашение провести несколько дней на её борту. Тогда их поселили именно в этой каюте, и любопытная единорожка, разумеется, облазила её от и до.
— Отлично, госпожа Дегару, — хмыкнула Типпи, переступая с копыта на копыто. — Давайте попробуем вспомнить, что здесь и как. Нас ведь в первую очередь интересуют секретные документы, верно? А где они могут лежать? Правильно, в сейфе. Вот только боюсь, что ключ от него уплыл на остров вместе с доктором Лингом. Мы с вами, конечно, можем попробовать вскрыть замок, используя подручные средства… Вот только ни отвертки, ни даже заколок для волос у нас нет…
Развлекаясь беседой сама с собой, единорожка распахнула украшенную изящной резьбой дверцу шкафчика, внутри которого (она это хорошо помнила) находился сейф, несколько секунд изумлённо глядела внутрь, не в силах поверить собственным глазам, затем громко, от души расхохоталась.
— Ну, надо же… Учёные! Всегда одинаково рассеянные, есть у них полоски на крупе или нет… — она тронула копытом торчащий из замочной скважины ключ и снова рассмеялась. Затем повернула его и потянула тяжёлую дверцу на себя.
— Бинго! Похоже, нам продолжает немыслимо везти!
Сейф оказался до упора забит разнокалиберными папками.
— Ну, если это не документация по проекту, тогда я даже не знаю, что и думать… — кобылка покрутила головой по сторонам, сорвала белый лабораторный халат, висящий на спинке привинченного к полу стула, соорудила из него некое подобие мешка и принялась торопливо опустошать полки. Кроме бумаг, в сейфе лежала ещё и плоская пластиковая коробка, внешне напоминавшая аптечку. На крышке оказался вытеснен непонятный значок, а ниже красовалась надпись «Набор индивидуальной радиационной защиты». Внутри прятались десять блистеров с таблетками, которые, если верить надписям, назывались «Рад-Х», а в отделении рядом лежали шесть мягких пластиковых мешочков, наполненных оранжевой жидкостью. От каждого отходила короткая трубка-капельница с медицинской иглой на конце. Судя по всему, препарат следовало вводить внутривенно. На мешочках имелось несколько картинок, которые в популярной форме объясняли, как именно нужно применять лекарство, а так же светилось название – «Антирадин». Типпи лишь пожала плечами – это ей совершенно ничего не говорило. Под коробкой с препаратами обнаружилась книжка в ярком переплёте: «Основы радиационной безопасности для населения».
— И что это за штука такая: «радиация»? — пробормотала она, пряча аптечку и книжку в свой импровизированный мешок. — Болезнь какая-нибудь новая? Или тот самый яд, про который Шон все уши прожужжал?
Кобылка машинально поправила изрядно надоевший респиратор и принялась обыскивать каюту за каютой.
Час спустя, обнаружив ещё несколько кип бумаг и стопку справочников, Типпи покинула корабль и отправилась обратно в пещеру, справедливо полагая, что выполнила долг до конца. Действительно, если эквестрийские учёные хоть чего-нибудь стоят, они должны выжать из найденного материала максимум информации.
Единорожка благополучно спустилась вниз и уже заходя в пещеру сквозь плеск волн и лязг, доносящийся со стороны тонущего флагмана, внезапно услышала стук лодочного мотора. Швырнув тяжёлый тюк на землю, она, радостно улыбаясь, высунулась наружу, дабы приветствовать возвращающегося Шона и… торопливо юркнула обратно. К рифу подходил военный катер, над низким бортом которого торчали головы по крайней мере пяти зебр.
Глава 12. Во имя Эквестрии
Сердце стучало в такт приближающемуся мотору. Типпи ругала последними словами гуляку-Шона, бросившего её одну «держать редут». Ну как, скажите на милость, она должна защищать пещеру от пяти головорезов? У Мура есть бездонная сумка с чудо-игрушками, а что есть у неё? Нож, топор, багор, гарпун, вёсла и запасная мачта. Внушительный арсенал, нечего сказать. Но только при условии, что зебры сами, добровольно, разрешат огреть себя по голове. В противном случае ничего не выйдет.
Единорожка фыркнула и стукнула копытом. Думай, ленивое бревно, думай! Ныть и распускать сопли можно и потом – в тюремной камере вражеского корабля, куда ты непременно попадёшь, если не перестанешь скулить! Соберись уже наконец! Скрипнув зубами, она вновь выглянула из-за камня. Катер отворачивал вправо, явно намереваясь сначала осмотреть скалу со всех сторон, а уж потом искать место для швартовки. Разумное решение, теперь у неё появилось немного времени на подготовку.
Вскочив на ноги, Типпи сдёрнула вконец опостылевший респиратор, затем рванула телекинезом маскировочный полог и принялась привязывать его верхний край к ржавым железным кольцам, вкрученным в камень под потолком пещеры прямо у входа. По всей вероятности, прежний хозяин крепил к ним брезентовый кожух, дабы в штормовую погоду защитить вещи от брызг и небольших волн. Получилось не очень красиво, а главное – маскировочная сеть с пучками водорослей и кусками черепашьего панциря ну никак не смогла бы обмануть легионеров, когда те высадятся на берег, если они, конечно, не близорукие дальтоники, позабывшие на корабле свои очки. Впрочем, единорожка и не надеялась столь примитивным образом обмануть зебр – полог ей был нужен исключительно в качестве основы, на которую можно накинуть сложное и крайне энергозатратное маскирующее заклинание. Проблема была в том, что держалось оно всего десять-пятнадцать минут. Следовательно, нужно как можно быстрее увести пришельцев куда подальше.
Окинув торопливым взглядом находящиеся в её распоряжении предметы, Типпи уставилась на тюк с бумагами, завёрнутый в белый халат. Мгновение спустя, вывалив в лодку весь бумажный мусор, она швырнула халат на пол и принялась яростно топтать, пока не превратила его в некое подобие половой тряпки. Затем повалилась на бок и стала кататься из стороны в сторону, пачкая в пыли и песке свою чистую серебристую шкурку. Вдоволь извозившись, кобылка вскочила, накинула халат, взъерошила гриву и, сожалея об отсутствии зеркала, принялась накладывать заклинание на маскировочную сетку – время поджимало, десантники могли появиться в любой момент. Прошло несколько минут. Вновь послышался стук мотора, на сей раз с другой стороны – катер, обогнувший риф, приближался к единственному месту, где можно причалить. Единорожка торопливо произнесла последние слова, завершая заклятие. Теперь полог стал похож на сплошную каменную стену. Жаль, что он останется таким очень недолго.
Типпи совсем уже было хотела выйти наружу, как вдруг взгляд упал на нож, привычно пристёгнутый к правой передней ноге – подарок Аллана на первую годовщину свадьбы. Клинок был сделан специально для единорога и не имел рукоятки для зубного хвата, пользоваться им можно было исключительно с помощью магии, из-за чего оружие занимало совсем немного места. Демонстрировать его зебриканцам было нельзя, но и идти совсем безоружной тоже. Мгновенно приняв решение, она вытащила из аптечки упаковку первой помощи, а из корзинки с провизией небольшую бутылочку пряного помидорного соуса, затем несколько раз обернула ножны с клинком бинтом, обильно помазала соусом и снова принялась накручивать бинт. Получилось очень даже неплохо – белая матерчатая повязка с проступающими сквозь неё алыми пятнами надёжно скрыла оружие. Тряхнув гривой, единорожка выскочила наружу и тяжело бухнулась на камни у самого среза воды.
Ждать пришлось недолго. Не прошло и тридцати секунд, как катер вырулил из-за скал и начал подходить к площадке. Типпи вскинула копыто.
— Сюда! Скорее! — закричала она. — Помогите, прошу вас!
Катер, погасив скорость, ткнулся носом в камень, и полосатый матрос лихо пришвартовал конец каната к тому самому бревну, которое ещё совсем недавно облюбовал Шон для тех же самых целей, после чего зебры один за другим выскочили на берег. Их было пятеро – три матроса, а также рядовой легионер в полной броне, вооружённый штурмовой винтовкой, и десятник-сентимус, почему-то в парадной форме, сильно перепачканной мазутом, с висящим на нескольких нитках правым эполетом. Похоже, у бедняги не было времени или возможности сменить наряд после катастрофы. Типпи с трудом поднялась на ноги и, сильно хромая, поспешила навстречу.
— Прошу вас, помогите, — захлёбываясь словами, зачастила она. — На корабле полно раненных, матросы заперты в трюме и не могут выйти. Я пыталась им помочь, но моих сил просто не хватило! Прошу, пойдёмте скорее, здесь есть тропинка наверх, давайте покажу…
— Ты кто такая? — с подозрением спросил сентимус.
— Магда Кьюри к вашим услугам. Дочь профессора Пола Кьюри, ассистентка несчастного доктора Линга…
— Линг? Он жив?
— Да, но его серьёзно ранило. Он лежит в своей каюте, ему нужен врач…
— Палач ему нужен! — рявкнул десятник. — За попытку убить Цезаря.
— Он не виноват, уверяю вас! Невозможно было заранее рассчитать силу взрыва…
— Все так болтают. Ладно, разберёмся… — зебриканец тяжёлым взглядом окинул Типпи. — Лучше скажи, откуда ты взялась здесь? Мне никто не говорил, что среди всезнаек на корабле есть лошарка…
— Меня включили в состав группы в самый последний момент, за день до отплытия. Если господин соизволит подняться в капитанскую каюту, то он несомненно найдёт мою фамилию, вписанную в судовую роль…
— Хорошо, посмотрим… — процедил сквозь зубы вояка. — Говоришь, наверх идёт тропинка?
— Да. Она, правда, частично разрушена, я едва смогла спуститься, но вы легко сможете её преодолеть. Идите за мной.
Морщась и поскуливая, всеми силами стараясь показать, как ей больно опираться на «повреждённую» ногу, единорожка провела зебриканцев к началу тропы.
— Прошу. К сожалению, я не смогу подняться вместе с вами…
— Ерунда. Поскачешь, как миленькая!
— Но… Хорошо, попробую, только быстро у меня никак не получится.
Сентимус фыркнул, оценивающе посмотрел на кобылку, которая действительно едва стояла на ногах, и, приняв решение, повернулся к легионеру.
— Туск, я с мокрохвостыми потопал наверх, нужно обязательно найти Линга. Ты поможешь подняться этой лошарке. Если понадобится, лупи или тащи на закорках, мне всё равно. Главное – не оставляй без присмотра!
— Слушаюсь, дис! — рядовой топнул копытом.
Десятник дал знак матросам, все четверо принялись быстро карабкаться вверх и вскоре скрылись из виду. Туск повернулся к единорожке.
— Давай, пошла! — рявкнул он. — Шевели булками.
— Как скажете, — угодливо ответила Типпи и заковыляла впереди.
Подъём продвигался успешно. Кобылка изо всех сил изображала немощь, но шла достаточно резво, ибо слишком сильно задерживаться на тропе было не в её интересах. Легионер топал сзади, непрерывно ругаясь сквозь зубы. Из потока бессвязной брани единорожка смогла уяснить, что кентурия «Морских Коньков», к которой принадлежали оба вояки, понесла серьёзные потери во время взрыва и последовавшей затем суматохи. Вот почему ни он, ни его командир не пылали особой любовью к заварившим кашу учёным, и лишь дисциплина удерживала их от самосуда. Типпи хмыкнула и прибавила шаг. Ей сейчас предстоит совершить первое в своей жизни убийство. Ещё совсем недавно подобная мысль могла привести в ужас и загнать в пучину депрессии. Взрыв «жар-бомбы» изменил всё. После него сомнений или колебаний уже не осталось. Шон прав, не стоит жалеть существ… Вот именно, существ, сотворивших такое. Они просто недостойны жизни.
Впереди тропа оказалась частично разрушена – несколько просмолённых досок упали вниз, образовав широкий провал. Чтобы перескочить, требовалось напрячь все силы. Единорожка напружинилась и резко прыгнула. Оказавшись на противоположной стороне, она остановилась и развернулась мордочкой к своему спутнику. Тот, если и удивился столь лёгкому прыжку раненной лошарки, то не подал виду. Разбежавшись, он скакнул вперёд и… получил сокрушительный удар копытом в грудь. Коротко вскрикнув, бедняга начал падать вниз. Подбежавшая к краю Типпи телекинезом ускорила падение, направляя траекторию полёта прямо на острые зубцы скал, меж которыми клокотали белопенные волны. Удар, хруст, и легионер скрылся под водой, утянутый на дно тяжёлым доспехом.
Издав короткий торжествующий клич, кобылка крутанулась на месте и побежала наверх, разматывая на ходу ненужный теперь бинт. Вот она выскочила на площадку, а ещё через минуту уже стучала копытами по палубе. Нож висел над головой, охваченный телекинетическим полем. Спустившись по трапу, Типпи промчалась мимо распахнутых дверей кают. Внезапно в коридоре возник десятник.
— Где этот проклятый Линг… — начал было он, но, увидев бегущую на него единорожку, мгновенно всё понял и стремительно выхватил из кобуры тяжёлый девятимиллиметровый «Фаурнинг».
Типпи метнула нож, целясь сентимусу в грудь, но острая сталь, легко вспоров ткань мундира, ударила в непреодолимое препятствие. Похоже, под парадным кителем у того прятался прочный панцирь. Единорожка шарахнулась в распахнутую дверь каюты. Мгновение спустя громыхнул выстрел. Мимо. Кобылка вскочила на ноги и огляделась. Слава Селестии, в борту зияет дыра. Не слишком большая, но вполне достаточная, чтобы пролезть. Вот только… Типпи стянула халат и бросила его на рваные зубцы пробоины, а сама укрылась за опрокинутым столом. Через несколько секунд в каюту вбежал легионер. Он повёл стволом из стороны в сторону, увидел дыру с халатом, что-то неразборчиво промычал сквозь зубы и, подскочив к отверстию, высунул голову наружу. Единорожка вылетела из укрытия и от души, с разворота, ударила сентимуса задними копытами в круп. Тот охнул, ударившись грудью о край пробоины, острые зубцы искорёженной стали глубоко вошли в незащищённую шею, пистолет выпал из распахнувшегося рта. Не давая бедняге вырваться из ловушки, Типпи принялась буквально «вколачивать» его в отверстие, слишком узкое для могучих плеч. Десятник ревел и выл, пытаясь отбрыкиваться, кровь хлестала из многочисленных ран.
Ударив ещё несколько раз, единорожка метнулась в коридор за потерянным ножом. Когда она вновь показалась в каюте, жеребец уже стоял, повернувшись мордой к двери, шатаясь и хрипя. Вид его был настолько страшен, что кобылка замерла на месте, словно налетев на стеклянную стену. Сентимус сделал шаг вперёд и внезапно начал заваливаться на правый бок, из его рта выплеснулась кровь. Упав на пол, он принялся судорожно сучить всеми четырьмя ногами, и только сейчас Типпи поняла, что это агония. Развернувшись, она кинулась бежать, не в силах больше смотреть на дело копыт своих. Убивать врагов оказалось так легко… и в то же время так сложно. Понимая, что ещё немного, и её боевой запал полностью испарится, единорожка вылетела на палубу и помчалась к трапу, ведущему к заблокированной трюмной двери. Так и есть, трое матросов торопливо разбирали баррикаду, которую они с Шоном воздвигли несколько часов назад. Вспомнив о нависающим над лестницей топливном баке, полном солярки, кобылка подскочила к нему и несколькими сильными ударами копыт выбила подпорку. Четырёхсотлитровая бочка, громко ухнув, покатилась вниз и с хрустом впечаталась в сгрудившихся у двери бедняг. По ушам ударил жуткий вой. Сжав зубы, чтобы не завопить самой, Типпи бросилась бежать, ощущая себя исчадьем ада. Коленки дрожали самым постыдным образом, глаза застилала розовая пелена. Стало нечем дышать. Единорожка, не останавливаясь, понеслась вниз по тропинке. Никакая сила не сможет заставить её вернуться сюда ещё раз.
Когда через сорок минут послышался негромкий стук мотора и перегруженная сверх всякой меры «Черепашка» ткнулась носом в берег, Типпи уже успела более-менее прийти в себя.
— Что тут произошло? — хмуро спросил Шон, с подозрением глядя на пустой катер.
— Да вот, заскочили на огонёк пятеро полосатиков.
— И что?
— И всё. Были и нету.
— Молодец, — шпион слабо улыбнулся. — Я знал, кого оставить прикрывать тыл.
— Спасибо за доверие. А теперь, может, скажешь, где шлялся так долго?
— Потом, ладно? У нас очень мало времени. Давай паковать вещи.
Мур кивнул в сторону «Черепашки», и Типпи только сейчас соизволила обратить внимание на её груз – цилиндрический контейнер, похожий на бочку средних размеров. Его стенки были обильно покрыты копотью и застывшими «соплями» расплавленного пластика.
— Она там? — не скрывая дрожи в голосе спросила единорожка.
— Ага.
— Ты точно уверен?
— Я заглядывал внутрь. Всё именно так, как её описывали.
— Жуть. А мне можно посмотреть?
— Можно. Но потом, хорошо? — Шон закашлялся, сплюнул что-то тёмное и торопливо вбежал в пещеру. Типпи проследовала за ним. Ей очень не нравился его внешний вид. Жеребец был какой-то взъерошенный, шерсть потускнела, глаза болезненно блестели. Он суетливо раскрыл свою «волшебную» сумку и вытащил картонную коробку с надписью «Радужное угощение! Сиропы на любой вкус». Внутри оказалось десять небольших бутылочек, наполненных разноцветными жидкостями. Шон откупорил одну и с жадностью принялся поглощать содержимое.
— Это магическое лечебное зелье, — пояснил он, убирая опустевший флакон обратно в коробку. — Новинка от Министерства Мира. Крайне полезная штука, способна лечить лёгкие и средние раны, а так же некоторые болезни. Просто переворот в медицине.
— Ты болен?
— Надышался всякой дряни на острове. Ничего, не бойся, это лекарство способно вылечить кого угодно… — Он вновь закашлялся, затем хрипло сказал: — Будь добра, вытащи контейнер сама, а то мне сейчас лучше не напрягаться.
— Конечно, — Типпи торопливо выскочила наружу и, засветив рог, вытянула бомбу на берег. Затем вернулась в пещеру. Шон торопливо паковал вещи.
— Уходим прямо сейчас, — не оборачиваясь бросил он. — Каждая минута промедления грозит нам гибелью.
— Имеешь ввиду, что сюда вновь могут нагрянуть полосатики?
— Если бы, — вздохнул он. — Дело совсем в другом, сейчас нет времени объяснять. Просто поверь мне на слово.
— Но ещё слишком светло.
— Придётся рискнуть. Поставим на «Молнию» мотор и пойдем, не поднимая паруса. Он, конечно, слабоват, но это всяко быстрее, чем на вёслах.
— А «Черепашка»?
— Её придётся оставить. Нагрузим твоей бутафорией – она нам больше не нужна, а места занимает много – и остальными лишними вещами, потом затопим.
— Но…
— Не спорь, ладно?
Шон устало потёр мордочку копытом, затем осушил ещё одну склянку с лечебным зельем. Типпи вздохнула и поняла, что спорить действительно не стоит.
Двадцать минут спустя катамаран уже покачивался на волнах. Мур слил из бака катера топливо, заполнив им все имеющиеся свободные ёмкости, единорожка загрузила «Черепашку» камнями и ненужным хламом, так что борта маленькой лодочки оказались почти вровень с водой. Шон прошёлся по пещере, тщательно уничтожая следы их присутствия, затем запрыгнул в «Молнию».
— Отходим, — коротко приказал он, и Типпи покорно заработала веслом. Канат, связывающий катамаран и обречённую на гибель «Черепашку», натянулся. Отойдя метров на пятьдесят от берега, жеребец одним движением перерезал его, затем забросил в лодчонку ещё несколько крупных камней. Несчастная скорлупка легла на борт и быстро скрылась под водой. Кобылка судорожно всхлипнула и ещё быстрее заработала веслом. Мур тряхнул гривой, осушил третью склянку, затем завёл мотор.
— Правь так, чтобы между нами и линкором были скалы, — приказал он.
— А ты?
— А я сяду за отчёт
— Чего? В такой момент?
— Отчёт нужно писать по горячим следам, пока из головы не выветрились подробности.
— Кто-то утверждал, что у него феноменальная память!
Шон, не ответив, достал из сумки блокнот с карандашом, уселся у мачты и принялся писать. Типпи фыркнула и, переложив руль, принялась править к далёкой линии горизонта.
Прошло несколько часов. День медленно сходил на нет. Лютое напряжение постепенно отпустило. Шон закончил с писаниной, затем осушил четвёртую склянку эликсира. Он постоянно кашлял и сплёвывал за борт какие-то тёмные сгустки. Типпи смотрела на это с нарастающим ужасом.
— Что было на острове? — наконец спросила она.
Жеребец бросил на неё долгий внимательный взгляд и нехотя ответил:
— Ужас. Ледяной, рафинированный ужас. Не знаю, как выглядит бездна Тартара, но думаю, что очень похоже. Взрывная волна сдула весь песок, обнажив коренную породу. Местами песчаник спёкся в стекло, а кораллы рассыпались белым порошком извести. Камни и почва светились слабым зелёным светом. Излучение… — он замолчал, тряхнул гривой и продолжил нетвёрдым голосом: — Вода в лагуне частично выкипела, частично выплеснулась в океан и сейчас с шумом возвращалась обратно сквозь разрыв в коралловом кольце, напоминая короткую, бурную реку…
— А бункер? Он уцелел?
— Уцелел. Его от удара защищало несколько могучих талисманов, так что внешне он почти не пострадал.
— Внешне? А внутренне?
— Понимаешь… Талисманы полностью разрядились, впитав в себя большую часть урона, но не всю. Когда я открыл дверь… Она, кстати, оказалась абсолютно целой, её даже не перекосило… Мне в морду ударил сильный жар и запах… Словно из дверей грифоньей харчевни. Пахло… Хорошо приготовленным мясом.
Типпи ойкнула, с трудом подавив приступ тошноты.
— Температура внутри поднялась не слишком сильно, так что бумаги, лежащие на столах, не воспламенились, а лишь обуглились. Когда я попытался взять один из листков, он попросту рассыпался пылью. Впрочем, жара вполне хватило на то, чтоб находившиеся внутри зебры основательно подрумянились. Будь я грифоном…
— Не надо, я поняла.
— Мне пришлось ждать почти два часа, прежде чем удалось войти внутрь. Химкостюм растёкся слизью, он просто не был рассчитан на такую высокую температуру. Жар-бомба стояла у стены. Внешний пластиковый контейнер расплавился, мне пришлось буквально вытягивать её из лужи разноцветных «соплей». Зато внутренний не подкачал. Защитил…
Шона вновь скрутил приступ сухого кашля.
— Послушай, — волнуясь сказала Типпи, — эти твои лекарства, похоже, нисколько не помогают!
— Ошибаешься, — вымученно улыбнувшись, ответил он. — Помогают, ещё как. Без них я бы уже давно… Впрочем, неважно. Расскажи, что случилось у тебя. Нашла бумаги?
— Да, полный сейф.
— Хорошо. Ты молодец. Теперь их нужно доставить по назначению. Образцы грунта, что я собрал, пока ждал, когда остынет бункер… остались на острове. Не стал забирать. Так что бумаги…
— Почему? Неужели тебе было лень тащить их до лодки?
— Нет, не лень… просто… Ладно, потом. Сейчас я хочу спать.
Он засветил рог и накинул на плечи тёплое шерстяное одеяло.
— Селестия, как хорошо! Просто лежать и ничего не делать. Я сменю тебя завтра, договорились? Сможешь править всю ночь?
— Запросто. Вот только, наверное, следует заглушить мотор. Ветер попутный и…
— Не надо. Когда полосатики доберутся до бункера и поймут, что кто-то забрал жар-бомбу, они кинутся на поиски. Поднимут в воздух драконов и грифоньих наёмников… Конечно, «Молния» – крохотная скорлупка, но всё равно, чем дальше успеем уйти, тем лучше.
— Как скажешь, — угрюмо ответила Типпи.
Она просидела за рулём всю ночь, отвлекаясь только на то, чтобы залить топливо в бак. Для того чтобы править, ей не требовался компас – звезды вели лучше самых преданных проводников. Под утро она всё-таки не выдержала и заснула на несколько часов. Её разбудили яркие лучи восходящего солнца. Типпи открыла глаза, отпустила рукоятку заглохшего мотора и хмуро огляделась по сторонам. Кобылке явно нездоровилось. Шкурку сотрясали волны ледяного озноба, сильно болела голова, во рту пересохло и чувствовался посторонний, неприятный привкус. Переждав неожиданный приступ головокружения, она встала и подошла к свернувшемуся калачиком Шону, полностью скрытому большим одеялом.
— Эй, засоня, вставай, — хрипло каркнула она, слегка толкнув товарища копытом.
Тот пошевелился и глухо пробормотал:
— Я, пожалуй ещё немного посплю.
— Прекрати валяться, как ленивец! — рявкнула она. — Нужен доброволец на руль, пока я готовлю завтрак. И этим добровольцем станешь ты!
С этими словами она решительно сдёрнула одеяло, затем громко вскрикнула и отшатнулась назад.
— Чего вопишь? — буркнул Мур.
— Ты… Твоя шерсть…
Шон лежал абсолютно голым. Вся его шерсть, до последнего волоска, осыпалась, словно иголки с засохшей Зимней ёлки. Не осталось ничего – ни гривы, ни хвоста, одна лысая, голая кожа.
— Что моя шерсть? — медленно проговорил он, поводя из стороны в сторону неестественно маленькой головой. — И вообще, зачем такой шум, ведь ещё даже не рассвело. Ночь на дворе!
— К-как ночь? — жалобно прошептала кобылка.
— Ночь это когда темно, — пояснил единорог. — Дискорд, даже звёзд не видно!
— Звёзд? — пискнула Типпи, машинально взглянув на небо. Потом вгляделась в неестественно распахнутые глаза друга и вскрикнула вторично. Оба глаза оказались затянуты молочными бельмами. Не было видно ни зрачка, ни роговицы, одна сплошная белая плёнка.
— Селестия, Шон, ты ослеп! — взвизгнула она.
— Ослеп? — равнодушно переспросил жеребец. — Значит, ещё и это…
Он внезапно захрипел и его вырвало кровью, в которой плавали какие-то сгустки и обрывки плоти.
— Тебя… тошнит кусками лёгких… — медленно сказала кобылка, без сил опускаясь на дно лодки.
— Правда? Жалость какая. Всю жизнь мечтал посмотреть на цвет своих потрохов, и вот теперь, когда наконец подвернулся удобный случай, взял и невовремя ослеп…
— Прекрати нести чушь! Болван! — рявкнула Типпи сквозь слёзы. — Ты просто безумный маньяк!
— Нет, — тихо ответил Мур. — Просто мне осталось только глупо шутить, ибо сделать ничего нельзя. Я уже умер. Мёртв с того самого момента, как ступил на остров. Если б не взятые с собой зелья, то скопытился ещё на пороге бункера, а так смог протянуть чуть дольше. Немного дольше.
— Но почему?
— То был не яд и не газ. Зелёное свечение… Оно испускало смертоносные лучи, разрушающие тело. В бункере на стенах висело несколько плакатов с предупреждениями… Я прочёл их и понял, какую глупость совершил, но было уже поздно. Потому и выбросил собранные образцы. Чтобы не заразить ещё и тебя…
— Я тоже, похоже, облучена, — медленно протянула Типпи. — Чувствую себя весьма паскудно.
— Очень может быть, — скрипнул зубами Шон. — Будем надеется, что твой организм выдержит. В конце концов ты не была в эпицентре…
— Плевать. Шон, милый, неужели нет способа спасти тебя?
— Нет. Я жив только благодаря магическим эликсирам, но час назад выпил последнюю бутылочку, и её действие постепенно сходит на «нет».
Единорожка закрыла глаза. Её плечи сотрясала крупная дрожь.
— Не плачь, пожалуйста, — тихо попросил Мур. — Ещё ничего не кончилось. Во всяком случае, для тебя. Я, как дезертир, спрыгнул с площадки вагона, едущего на фронт…
Он немного помолчал, потом попросил:
— Пожалуйста, вытри слёзы, возьми блокнот и запиши то, что я тебе скажу.
Всё ещё продолжающая всхлипывать, кобылка выполнила просьбу и, обернув телекинетическим полем карандаш, приготовилась записывать.
— Когда доберёшься до Копытобланки, ни в коем случае не пытайся идти в посольство или связываться с тамошней эквестрийской шпионской сетью. Это бесполезно, если не сказать опасно.
— Почему?
— Копытобланка – нейтральный торговый порт, тамошние магнаты удесятерили свои капиталы, наживаясь на нашей войне. Знаешь, какие деньги там крутятся? Откуда полосатики продолжают брать самоцветы для своих фетишей, а сейчас и для жар-бомб? Нечистые на копыто эквестрийские дельцы продают камешки сингайцам, а те, в свою очередь, перепродают их зебрам в несколько раз дороже. Думаешь, пони-торгаш не знает, куда пойдёт партия рубинов, проданных почтенному копытобланкскому магнату? Отлично знает. И всё равно продаёт, потому что выгодно. Эквестрийские чиновники и шпионы, сидящие в Сингае, куплены оптом и в розницу и давно потеряли остатки стыда. Я знаю об этом потому, что до отправки на Архипелаг моим заданием как раз и было расследование связей между торгашами, чинушами и разведкой обеих государств.
— Значит, ты опасаешься предательства?
— Да. Когда зебры узнают о похищении бомбы, они несомненно поставят на уши всю свою сеть и обязательно назначат гигантскую награду любому, кто вернёт Изделие. А теперь представь, заваливаешься ты в Эквестрийское посольство и говоришь, что бомба у тебя. Что за этим последует?
— Моё устранение и драка за контейнер с подарком.
— Верно.
— Но что тогда делать? Попытаться доплыть на лодке до Эквестрии?
— Нет. Смертельно опасно. Воды вдоль побережья кишат военными кораблями враждующих сторон. Шанс прорваться сквозь заслон минимален.
— Значит, сидеть в Копытобланке и ждать окончание войны?
— Не совсем. — Шон замолчал, его снова вырвало. Типпи было поднесла кружку с водой, но он отрицательно покачал головой.
— Не надо, будет только хуже. Я сейчас продиктую тебе имена и внешние приметы шести агентов нашей Конторы, которые периодически появляются в тех краях. Это надёжные жеребцы и кобылки, им можно доверять. Так же я назову пароль, который позволит тебе вступить с ними в контакт, и отзыв. Запиши, выучи наизусть, затем обязательно уничтожь. Это не шутка, если записка попадёт в копыта врагов…
— Поняла, не маленькая.
— Хорошо… — Шон откинулся назад и принялся смотреть слепыми глазами в небо. — Неужели я наконец смогу отдохнуть?
— Ты веришь, что мы сможем победить? — неожиданно для себя спросила Типпи. — После того как зебры создали это оружие…
— Мы обязательно победим, — твёрдо сказал Мур. — Эквестрия вновь станет мирным и прекрасным местом, исчезнет злоба и страх. Я верю в это. Верю. И умираю во имя того, чтобы нынешнее поколение жеребят, не знающих мира, могло весело играть на изумрудной траве под ласковым солнцем Селестии. Иначе зачем вообще жить?
Типпи плотно завернула тело Шона в парус, оставшийся от погибшей «Черепашки», и привязала в качестве груза опустевший лодочный мотор. Подняла телекинезом тяжёлый свёрток и на несколько секунд подвесила его над игривыми волнами. Затем развеяла магию. Кроткий бултых, и тело скрылось под водой. Не обращая внимания на льющиеся двумя ручейками слёзы, она легла на дно лодки и прикрыла копытами гудящую голову. Так плохо ей, наверное, никогда не было. Горе от смерти Мура только усилило болезненное состояние организма. В том, что она больна; в том, что невидимая глазу смерть зацепила её острым когтем, больше не оставалось сомнения. Правда, её не рвало кровью и шёрстка оставалась на месте… Пока, во всяком случае. Неужели ей тоже предстоит умереть, выхаркивая клочья собственных лёгких, и волны станут гонять осиротевшую лодку до тех пор, пока милосердный шторм не отправит её на дно? Кобылка нахмурилась, затем поднялась на нетвёрдые ноги, открыла пластиковую канистру и совсем было собралась нацедить в кружку немного воды, как неожиданная мысль раскалённой иглой пронзила мозг. Несколько секунд она стояла как вкопанная, не в силах сдвинуться с места, потом, ругаясь последними словами, кинулась к корзинке, в которую небрежно свалила бумаги, найденные в сейфе. Если зебры знали о коварном излучении, то неужели они не придумали способа защиты? Как там? «Основы радиационной безопасности для населения»? Возможно, это именно то, что нужно!
Торопливо распахнув книгу, она впилась взглядом в оглавление. Вот оно! «Средства индивидуальной защиты от радиоактивного излучения»! Так, посмотрим… Респиратор… Ватно-марлевая повязка… Противогаз… Защитный костюм… Вот! «Химические препараты». Единорожка распахнула крышку аптечки, найденной в сейфе. Что там у нас? «Рад-Х»… Отлично, посмотрим, что про него написано… «Увеличивает сопротивление радиационному облучению. Начинать принимать по одной таблетке два раза в день за сутки до проникновения в область радиационного заражения. Не годится для лечения последствий облучения»… Так, понятно. «Антирадин». «Универсальный препарат расширенного спектра действия. Предназначен для выведения из организма радиоактивных элементов и комплексного лечения лучевой болезни. Препарат вводится внутривенно, три раза за курс, с интервалом приёма в четыре и шесть часов соответственно. Не рекомендуется использовать больше трёх пакетиков за курс. В случае, если не произошло улучшение общего самочувствия, необходимо срочно обратится к врачу…» Гм, спасибо за совет, сама б она никогда бы не догадалась!
Сбрив приложенным к пакетику лезвием шёрстку, Типпи перетянула ремнём ногу, воткнула в надувшуюся вену иглу и убрала ремень. Затем обессиленно откинулась назад. Хотелось плакать. Если бы она вспомнила о своей находке немного раньше, пока Шон был ещё жив… Но суматоха, шок от совершённого массового убийства, спешное отплытие… Нет, это не оправдание. Своей забывчивостью она убила его. И с этим придётся жить дальше.
«Глупости, — тихо шепнул голос разума. — Шона не спасли бы никакие лекарства, ты же сама видела. Он получил смертельную дозу ещё там, на острове. Ты только зря потратила бы медикаменты. Просто прими то, что случилось. Прими и никогда не забывай…»
Кобылка тяжело вздохнула и принялась смотреть на волны, дожидаясь, пока лекарство полностью не войдёт в тело. Затем выкинула за борт пустой пакетик, взглянула на часы, чтобы знать, когда делать следующую инъекцию, и торопливо принялась паковать бумаги в опустевшую сумку Мура. Он, кажется, говорил, что она водонепроницаемая. Что же, пришло время проверить. С юга наползают тяжёлые тучи, похоже, собирается шторм. А раз так, то стоит хорошо подготовить лодку к предстоящему испытанию…
Типпи лежала на корме «Молнии» и жадно глядела воспалёнными глазами на жёлтую полоску недалёкого берега. По худой, облезлой мордочке текли слёзы. Она сделала это. Сделала, несмотря ни на что. Полтора месяца в утлой лодчонке посреди беспокойного океана. Сырая рыба и планктон на завтрак, обед и ужин, и лишь изредка несколько галет и сухофруктов в качестве лакомства. Выбеленная солнцем шёрстка, испорченная солёной водой и скудной диетой, вылезает пучками. Суставы ноют от постоянной сырости, кожа на открытых местах покрыта язвами и болячками. Но это всё пустяки. Она пересекла океан. И выжила. Хоть это было очень непросто. Лучиано оказался прав. Только безумцы, отягощённые суицидальными комплексами, способны пуститься в подобное плавание в самый разгар сезона штормов. Да, «Молния» показала себя с лучшей стороны, её прочный корпус выдержал удары огромных волн, но она всё равно оставалась хрупкой скорлупкой, беспомощной игрушкой жестоких ветров. Дважды сильный ураган относил её почти к самому Архипелагу, и дважды она возвращалась обратно. В короткие часы затишья Типпи как могла чинила повреждённый такелаж, ловила рыбу и с ужасом ожидала нового шквала. Временами ей казалось, что она уже давно умерла и всё происходящее вокруг неё – персональный ад, где придётся провести остаток бесконечности в постоянной борьбе со стихией. Одно хорошо – единорожка не испытывала проблем с питьём. Дожди шли часто, и Типпи наловчилась собирать воду при помощи запасного паруса. Временами казалось, что всё кончено, особенно после того как сломалась сначала основная мачта, а затем запасная. Но единорожка не сдавалась. Ей удалось из двух обломков сделать новую, не хуже старой. Измочаленная парусина постоянно рвалась, приходилось нашивать всё новые и новые заплатки. Ерунда. Главное, она добралась. И теперь всё будет хорошо.
Лодка двинулась вдоль берега и вскоре вошла в небольшую бухту, защищённую от ветра высоким гребнем песчаных дюн. Выскочив на широкий песчаный пляж, Типпи несколько минут носилась, громко вопя от счастья, затем повалилась на спину и стала кататься по сухому, горячему песку, болтая в воздухе всеми четырьмя ногами. Ей было хорошо. Она успела забыть, что можно испытывать такое счастье. Наконец, усталая и довольная, она устроилась в тени лодочного борта и принялась изучать карту побережья, сильно попорченную сыростью и морской водой. Полдень давно миновал, так что делать расчёты было поздно, но предыдущее вычисление она провела вчера, так что определить примерное место высадки оказалось несложно. Она очутилась на краю Великой пустыни Хот. До вожделенной Копытобланки оставалось не меньше ста миль, но это уже не казалось много. Типпи собиралась идти вдоль побережья и при первых признаках надвигающегося шторма вытаскивать лодку на песок, благо, берег здесь изобиловал множеством бухт и заливов. Единорожка вздохнула. Кто знает, что случилось за эти полтора месяца в Большом Мире. Вдруг за то время, пока она боролась с океаном, зебры уничтожили Эквестрию и теперь лишь радиоактивный ветер гуляет по улицам разрушенных городов. Полную информацию можно было получить в Порт-Дромаде – столице Султаната Камелу, находящемуся в трёх днях пути от места её нынешней стоянки. Да, верно, к верблюдам надо будет заскочить обязательно, тем более что всё равно по пути. Закупить продовольствие, приобрести новый парус и одежду, зайти в одну из их великолепных серных бань и привести в порядок шёрстку и гриву. А то в Копытобланке её примут за нищую бродяжку и, чего доброго, арестуют. Типпи сладко потянулась. Возвращение к цивилизации всегда такое хлопотное дело… Но это всё потом. Сейчас покушать, выпить немного рома и спать. Пожалуй, сегодня можно обойтись без опостылевшей сырой рыбы, а открыть коробку с НЗ и обожраться вкусняшками. В конце концов она это заслужила…
«Молния» резво бежала вперёд под раздутым парусом. Типпи, лениво развалившись на корме, читала толстую рабочую тетрадь доктора Линга, с трудом продираясь сквозь частокол формул. В промежутках между штормами, когда ремонтные работы были закончены, а рыба поймана, единорожка занималась разбором похищенных на «Голубой бездне» бумаг, решив, что ей не помешает немного больше узнать о создании «жар-бомб». Работа оказалась очень сложной, её знаний катастрофически не хватало, но когда тебе абсолютно нечем заняться… Кобылка фыркнула, откинула со лба прядь свежеподстриженных волос и огляделась по сторонам. Знаменитый Великий Маяк Копытобланки уже виден невооружённым глазом. Ещё три-четыре часа, и лодка войдёт в гавань, где начнётся новый этап безумного путешествия. Уф. Одновременно и страшно, и жутко любопытно.
В Порт-Дромаде она провела пять дней, хотя собиралась ограничиться всего одним. Просто неторопливый ритм жизни верблюжьей столицы затягивал, словно уютное, тёплое болото. Местные умели жить особо не напрягаясь, и этот их спокойный пофигизм оказался на удивление заразным. Главные новости Типпи узнала в первый же час после высадки. Война продолжается с переменным успехом, Эквестрия цела и не думает погибать. Всё остальное можно отложить на потом. Единорожка каждый день ходила в баню и подолгу плавала в глубоких бассейнах, наполненных разноцветной водой, объедалась мороженным и экзотическими фруктами, сидя на мягких подушках многочисленных чайхан, посетила мага-косметолога, который после трёх сеансов полностью восстановил её испорченную шёрстку. Ей было хорошо. После ада Байкини, страшной смерти Шона, лучевой болезни и жуткого путешествия сквозь шторма и ураганы она особо нуждалась в таком вот тихом, безмятежном отдыхе.
Слушая неспешные, обстоятельные беседы купцов, сидящих на соседних диванах, кобылка запоминала и делала выводы. Судя по всему, ей придётся осесть в Копытобланке надолго, а денег осталось не так уж и много. О том, чтобы продать «Молнию», она не хотела даже думать, значит, нужно найти иные источники дохода. Самым простым было перевезти из Камелу в Сингай какой-нибудь небольшой, ценный и в то же время легальный товар. Глупо попасться на таможне, но ещё глупее плыть в Копытобланку порожняком. Кроме того, требовалось каким-то образом спрятать «жар-бомбу». Разумеется, в случае чего можно будет сказать таможенникам, что это всего-навсего безобидный фейерверк для большой вечеринки, но что-то подсказывало Типпи, что портовые чиновники вряд ли довольствуются подобным объяснением. И вот к исходу четвёртого дня у единорожки был готов план действий. Она отправилась в контору известного торгового дома «Бактриан Лтд» и после коротких переговоров приняла на борт три плотно запечатанных контейнера…
Типпи встрепенулась и резко повернула руль. Справа от лодки на волнах покачивался знакомый голубой пузырь, похожий на треугольный парус. «Зебриканский военный кораблик». Когда-то единорожка старалась уничтожить каждую встреченную на своём пути мерзкую медузу, мстя за смерть матери, но те времена давно прошли. Сейчас она понимала всю бессмысленность подобного поведения, с таким же успехом можно было попытаться высечь море. Но именно сегодня опасное существо могло принести немалую пользу.
Спустив парус, она осторожно приблизилась к «кораблику» и, засветив рог, принялась один за другим отрывать телекинезом жгучие щупальца. Их Типпи скручивала в плотные клубки и кидала на дно небольшой пластиковой канистры со срезанным верхом, наполовину заполненной водой. Добыв таким образом два десятка полупрозрачных «клубочков», она оставила несчастную медузу в покое и вновь направила катамаран к входу в гавань.
Проскочив под самым носом у эквестрийского крейсера, Типпи направила лодку в ту часть порта, где стояли каботажники и рыбачьи лодки. Найдя свободное место у причала, она лихо пришвартовалась и принялась неторопливо спускать мачту. Её прибытие не осталось незамеченным среди портовых мазуриков, что небольшими группами валялись в тени, лениво перекидывались засаленными картами или трясли стаканчиками с игральными костями. Трое самых оборванных и наглых, переглянувшись, медленно поднялись на ноги и неторопясь, вразвалочку, направились к лодке. Первым шёл изрядно ощипанный грифон с отрубленными крыльями, следом двигались облезлая капибара и одноглазый бесхвостый зебрёнок-подросток. Подойдя к «Молнии», грифон, не спрашивая разрешения, запрыгнул на борт, а его подельники остались стоять на причале, готовые в любой момент прийти на помощь приятелю. Капибара скалила длинные кривые зубы, смертельно опасные в ближнем бою, зебрёнок хмуро звенел шипастыми передними подковами, грифон помахивал стальной дубинкой.
— Доброго ветра, подруга, — гнусаво растягивая слова, проклекотал он, окинув цепким взглядом три контейнера, прикрытых брезентом. — Издалека пожаловала?
— Из Камелу, — простодушно ответила Типпи, закрепляя мачту.
— Понятно… С тебя пошлина за прибытие и груз.
— Что-то ты не слишком похож на таможенника, — фыркнула кобылка, пододвигая к себе канистру, в которой плавали ядовитые клубки щупалец.
— Слыш, клумба с цветами, я тут с тобой болтать не собираюсь. Либо плати бабки сама, либо мы возьмём силой.
— Да ты что, — хмыкнула единорожка. — Я прямо испугалась. Так уж и быть, держи свою пошлину!
Она засветила рог, подхватила первый жгучий клубок и швырнула его в лицо грифону. Тот отпрянул, а затем дико закричал, когда ядовитые нити оплели клюв и шею. Не прекращая вопить, он выскочил на берег и, путаясь в ногах, побежал прочь.
— Эй, ты куда, красавчик? — рассмеялась Типпи и метнула ещё два комка. Полосатик с капибарой присоединились к главарю. Остальные мазурики, внимательно наблюдавшие за происходящим, сделали правильные выводы и вновь вернулись к игре.
Спустя двадцать минут к лодке подошёл таможенник – лощёный, жирный землепони с холёными копытами. Следом за ним, спотыкаясь, семенил жеребёнок-единорог, держащий телекинезом раскрытый зонтик прямо над макушкой хозяина.
— Добрый день, — поздоровалась Типпи.
Чиновник кивнул, шумно высморкался и лениво спросил:
— Откуда прибыли?
— Из Камелу.
— Что за груз?
— Продукты питания, — ответила кобылка, сдёргивая брезент с чёрных ящиков.
— Открой вот этот, — он ткнул копытом в крайний.
— Я дам вам пять солеев, и мы не будем его открывать.
— Что? Открывай немедленно!
— Десять солеев! Вы же сами потом жалеть будете!
— Это ещё почему?! Открывай!
— Пятнадцать, и вы не увидите, что внутри!
— Да что же это такое! Последний раз говорю, открывай! Иначе хуже будет!
— Я давала вам пятнадцать солеев, — со вздохом сказала Типпи. — Но ваше любопытство оказалось сильнее. Как хотите, сами напросились.
С этими словами она сняла замок и с усилием откинула крышку. Удушливая волна омерзительной, тошнотворной вони ударила во все стороны. Таможенник захрипел и покачнулся.
— Это… Это…
— Правильно, пикантный дромадский сыр «Божественная свежесть», — улыбаясь, сказала Типпи, вынимая из контейнера сырную головку цвета гноя. Большие омерзительные черви копошились в многочисленных отверстиях. Жеребенок выронил зонтик и, подскочив к краю причала, принялся опустошать в море содержимое желудка. Его хозяин оказался более крепким.
— За… За… — простонал он.
— Закрыть? Пожалуйста.
Кобылка швырнула сыр обратно и захлопнула крышку.
— Вот, а я предлагала вам пятнадцать солеев, чтоб не открывать, — осуждающим тоном протянула она.
— Бумаги… На груз…
— Пожалуйста, всё как полагается.
Она протянула ему лист.
— Три контейнера с пикантным сыром. Получатель – местный филиал торгового дома «Бактриан Лтд». Всё чисто.
— Хорошо, — пришедший в себя чиновник откашлялся и переступил с копыта на копыто. — Если три ящика, то ваша пошлина составит триста клавдиев.
— У меня только солеи.
— Понятно. Тогда получается… — он на мгновение задумался, — пятнадцать солеев.
— Что и следовало доказать, — вежливо улыбнулась Типпи, доставая монеты.
Получив все необходимые бумаги и дав таможеннику сверху ещё пять монет, кобылка отправила в контору торгового дома одного из портовых беспризорников. Десять минут спустя появилась компания невероятно довольных верблюдов. Они взяли два контейнера, щедро заплатили за доставку и поспешили обратно, облизываясь на ходу. «Божественная свежесть» настолько омерзительно воняет, что перевозить его берутся лишь немногие шкиперы. Вот почему Типпи, завалившуюся в Порт-Дромадский офис компании и предложившую свои услуги, встретили с распростёртыми объятиями. Верблюды даже согласились указать в бумагах, что контейнеров с сыром не два, а три, и за полцены предоставили лишний ящик, в который единорожка спрятала «жар-бомбу». Она справедливо рассудила, что таможенники не станут тщательно проверять столь пикантный груз, и оказалась права. Сама же она к запаху относилась совершенно спокойно, даже зная, что на самом деле верблюды едят не сам сыр, а копошащихся в нём личинок…
Покончив с делами и наняв двух охранников на время своего отсутствия, единорожка покинула лодку и направилась в город. Копытобланка лежала у её ног, следовало как можно быстрее стать своей в этом чужом, огромном городе…
Глава 13. Где сидр пенится
Ник Блейн, единорог, хозяин ресторана «У Ника», стоял за стойкой и с угрюмым видом глядел в полутёмный зал, наполненный густыми клубами табачного дыма. В это время суток он предпочитал обслуживать клиентов сам, словно обычный бармен. И дело здесь было не в экономии – доходы Ника позволяли ему вообще не работать, просто хорошо он чувствовал себя только за барной стойкой, для него она была словно капитанский мостик для прожжённого морского волка. Беседуя и ругаясь с клиентами, отпуская комплименты хорошеньким кобылкам, он ощущал себя живым и нужным хоть кому-то. В остальное время его мучила депрессия и скука, справится с которыми можно было только при помощи хорошей порции коньяка. Но нельзя же всё время пить, так и копыта откинуть недолго.
— Эй, тапёр… В смысле, тапир, повтори то, что ты только что сыграл! — хрипло крикнул пьяный шкипер сидящему за инструментом пианисту-тапиру. Приятели шкипера по столику громко загудели, поддерживая товарища. Музыкант быстро взглянул на хозяина.
— Сыграй это снова, Сэм, — разрешил Ник, и тапир принялся виртуозно стучать копытами по клавишам, в особо сложных местах помогая себе широким длинным носом.
Довольные моряки радостно заревели и потребовали новые порции подлинного лиурдийского рома. Ресторан «У Ника» был приличным заведением, его посещала исключительно «чистая» публика, сюда не было хода портовым оборванцам. Соответственно, и выпивку здесь наливали первоклассную. Вновь зазвенели стаканы, застучали столовые приборы, послышался довольный смех, чьё-то нестройное пение. Но вот, наконец, композиция подошла к концу и пианист Сэм, выйдя из-за инструмента, подошёл к персональному крошечному столику у подножья сцены, где его уже ожидал запотевший бокал с чем-то слабоалкогольным. Матовые шары электрических ламп начали постепенно тускнеть, шум разговоров и звон посуды стал тише. На сцену, мелко трепеща декоративными зелёными крылышками, выполз коатль Шшуш Снаппи – известный всей Копытобланке конферансье. Его крупная чешуя и перья отливали благородной бронзой, узкий раздвоенный язык время от времени вылетал изо-рта чудной алой лентой. Свернув под собой тугие кольца мощного хвоста и подняв вертикально верхнюю часть туловища, Шшуш, взмахнув парой тонких изящных рук, заговорил на удивление мягким, насыщенным баритоном, абсолютно лишённым шипящих и свистящих ноток.
— Добрый вечер, дорогие гости. Не обращайте внимания на мой внешний вид, я сегодня слегка не в форме. Просто вчера мне пришла «повестка счастья», и я весь день доказывал жирному полкану в мундире, что не могу быть призван в ряды доблестной сингайской армии, потому как являюсь инвалидом детства. Руки есть, а ноги так и не отросли!
Шутка оказалась встречена громким смехом, и конферансье почтительно поклонился.
— Впрочем, не стану жаловаться, возможно, когда-нибудь они всё-таки вырастут, на радость господам из военкомата. Зато у особы, которую я с огромным удовольствием вам сейчас представлю, с конечностями всё более чем в порядке. Итак, встречайте, несравненная Тина Серпенто!
Снаппи взмахнул руками, затем подполз к большой радиоле, стоящей у края сцены, и быстрым движением опустил тонарм на чёрный диск виниловой пластинки. Послышалось тёплое ламповое потрескивание, затем зазвучали первые аккорды тягучей пронзительной музыки. Свет в зале погас, и лишь два прожектора высветили центральную часть сцены, на которой словно из ниоткуда возникла высокая, статная единорожка с хвостом и гривой, заплетённой сотней тонких, тугих косичек. Кобылка мягко тряхнула головой, и в то же мгновение послышался лёгкий звон – кончик каждой косички оказался украшен крошечным хрустальным колокольчиком. В зале наступила полная тишина, лишь гремела экзотическая музыка, томная, возбуждающая. Внезапно вновь зазвенели колокольчики, тело единорожки выгнулось дугой, широкие золотые браслеты на ногах вспыхнули в лучах софитов.
Тина Серпенто танцевала сложный, завораживающий «Танец Земли», один из четырёх Высших храмовых танцев зебр. Её обнажённая, лишённая одежды, натёртая маслом серебряная шкурка блестела, словно ртуть. Сильное гибкое тело соблазнительно извивалось, пробуждая в сердцах зрителей скрытые желания. Страстный, дикий танец был полон неприкрытого эротизма и мог свести с ума даже ханжу или строгого поборника нравственности. Впрочем, в ресторан «У Ника» ходила совсем иная публика. Десятки жеребцов и кобылок сидели за своими столиками как приклеенные, не в силах отвести глаз от происходящего на сцене.
Но вот музыка стихла, танцовщица остановилась, тяжело дыша и роняя на гладкие доски тяжёлые капли пота; Шшуш перевернул пластинку и приготовился вновь опустить иглу. Несколько секунд ничего не происходило, затем зал заполнился восторженным топотом, лязгом и рёвом. Под ноги Тины полетели цветы. Она улыбнулась, опустила голову, подхватила зубами огромную орхидею и сделала знак Снаппи. Тот включил проигрыватель.
Второй танец оказался быстрее и легче первого и больше напоминал гимнастическое упражнение. Кобылка скользила над сценой, совершала длинные замысловатые прыжки и перекаты, скакала на задних или передних ногах, кружила юлой и только что не взлетала к потолку, при этом ни на секунду не выпуская орхидею изо рта. Зрители, эмоционально перегруженные первым танцем, получили столь необходимую разрядку и потому, когда музыка смолкла, хлопали и стучали ничуть не меньше, чем в первый раз.
Собрав цветы и непрерывно кланяясь, Тина покинула сцену, Шшуш объявил нового выступающего, и вечер покатился своим чередом…
Как и всякий большой южный портовый город, Копытобланка была шумной, грязной, суматошной. Всё это выглядело настолько знакомо, что Типпи в первый момент решила, что каким-то мистическим образом вновь вернулась в Эпплсид. Старый добрый предвоенный Эпплсид, богатый и весёлый, не знающий ещё ни ужаса оккупации, ни липкой безнадёжности гетто. Потолкавшись немного по тенистым бульварам и до колик объевшись вкуснейшим мороженным, единорожка, собрав волю в копыто, принялась действовать. Так как пребывание здесь могло растянуться на неопределённый срок, следовало подумать о надёжном убежище. Пройдя в прибрежный район, населённый в основном рыбаками, кобылка начала обходить одну забегаловку за другой, задавая хозяевам всего один вопрос – не сдаёт ли кто из местных обитателей жильё. Спустя полтора часа она нашла то, что хотела – чистую небольшую комнатку в аккуратном домике на берегу океана. Хозяйка – Салли Роуз, вдова, отягощённая долгами мужа и шестью жеребятами, запросила немного, Типпи заплатила за месяц вперёд и отправилась обратно в порт за лодкой. Салли также принадлежал пустой лодочный сарай, который единорожка арендовала за отдельную плату. Спрятав в него «Молнию» и крепко заперев ворота, кобылка со спокойным сердцем отправилась спать.
Два дня она самым постыдным образом пробездельничала, отъедаясь и отсыпаясь за всю дальнюю дорогу, но всему хорошему так или иначе приходит конец. Первым делом Типпи решила посетить врача и выяснить, какие последствия для неё имела лучевая болезнь. Найдя недорогую клинику, она несколько дней сдавала анализы, глотала лекарства и кротко переносила все, зачастую весьма изуверские процедуры. Врачи не нашли патологий или отклонений от нормы, что не могло не радовать. Единственной крупной неожиданностью оказалось известие, что её одиночеству вновь пришёл конец.
— Поздравляю вас, милочка, — сказала дородная врачиха, поправляя очки в стальной оправе, съехавшие на самый кончик носа. — У вас будет малыш.
— Что? — слабым голосом переспросила кобылка. — Я… Я беременна?
— Уже полтора месяца. Ну не надо так волноваться, дорогая. Ребёнок – это всегда радость.
— Д-да, конечно…
— Вот и отлично. Надеюсь, ваш муж будет счастлив.
— Несомненно. Просто в восторге…
Выйдя из кабинета, Типпи прошла на ватных ногах несколько шагов и плюхнулась в ближайшее кресло. Известие ошеломило. Нет, не то чтобы она не хотела жеребёнка, напротив, просто сейчас было немного не то время и место. В любой момент жизнь могла выкинуть новый финт ушами, и тогда… Кобылка прикрыла глаза и тихо застонала. Духи моря, сделайте так, чтобы я уже завтра оказалась в Эквестрии, пожалуйста, очень вас прошу!
Ситуация и правда была не из лёгких. Мало того, что она находилась в постоянной опасности быть схваченной зебриканской контрразведкой, мало того, что она просто не знала, как найти названных Шоном агентов, так ещё и кошелёк стал угрожающе тощим. Тех денег, что осталось, хватит ненадолго даже при самой экономной жизни. И тут ещё беременность для полного счастья. Как будто других проблем мало… Нет, нельзя. Нельзя думать о плохом.
Слабо улыбнувшись, она полезла в сумку и вынула небольшую бархатную коробочку, внутри которой лежала раковина «Мантия цезаря». Ласково коснувшись щекой холодного пурпура, Типпи прикрыла глаза.
— Слышал, дорогой? — прошептала она, — ты теперь не одинок. Я выращу и воспитаю нашего малыша таким, что тебе будет не стыдно.
Известие о том, что Ник Блейн, владелец знаменитого «У Ника», набирает новую команду артистов, после того как насмерть разругался со старой, Типпи услышала, когда сидела на открытой веранде кафе, уничтожая очередную порцию мороженного. Сначала она не придала значения этому известию, но потом внезапно подумала, что ей, возможно, удастся заинтересовать хозяина ресторана своим умением исполнять экзотические храмовые танцы зебр. Этому запретному искусству её обучила беглая полосатая жрица, несколько месяцев скрывавшаяся в их доме. Конечно, с тех пор прошло немало лет и единорожка основательно подзабыла прежние навыки, но чем Дискорд не шутит, терять ей особо нечего…
Когда кобылка вошла в кабинет, то увидела перед собой двоих – угрюмого, худого, как сушёная селёдка, земнопони и пожилого единорога с растрёпанной седой гривой. Первый был хозяином заведения, второй – антрепренёр Монти Лумман. Будучи в прошлом известным театральным режиссёром, Монти пристрастился к зебриканским наркотикам и постепенно скатился на самое дно, откуда был выдернут Ником, которому требовался профессионал, умеющий работать с капризными господами артистами. Лумман прошёл курс лечения у известного эквестрийского мага, избавился от зависимости и вот уже пять лет работал на Блейна.
Увидев вошедшую Типпи, жеребцы многозначительно переглянулись.
— Давненько не видал такого прекрасно сложенного тела, — задумчиво протянул Ник. — Эти крепкие мышцы, эта широкая грудь… Вы спортсменка, милочка?
— Нет, — буркнула единорожка. — Профессиональная ныряльщица за раковинами.
— Ещё лучше. Что ты думаешь, Монти?
— Думаю, что если она будет просто стоять бревном на сцене, время от времени виляя задницей, мы и в этом случае останемся в плюсе. А уж если она ещё что-нибудь сделает… Что ты умеешь? Петь?
— Нет, танцевать.
— О, уже интереснее. Бездарных куриц без голоса и слуха пруд пруди. А вот танцовщицы попадаются не так часто, как хотелось бы. И каким танцем ты собираешься нас порадовать? «Галопом пьяных кобылиц» или «Козьими поскакушками»?
— Нет, «Танцем Земли».
Лумман резко вскинул голову.
— Зебриканским «Танцем Земли»? — уточнил он.
Жеребцы посмотрели друг на друга.
— Любопытно, — протянул Ник. — Впервые слышу, чтобы не зебра…
— Полагаю, малышка просто где-то увидела его и решила сделать свою вариацию на тему, — хмыкнул Монти, потом уставился на Типпи, — я прав?
— Нет, — тряхнула гривой кобылка. — Меня учила беглая храмовая жрица, правда, очень давно…
— Серьёзно? Ну, это легко проверить.
Единорог резво вскочил со стула и подбежал к огромному шкафу, забитому множеством виниловых пластинок. Засветив рог, он принялся обыскивать полки и, наконец, с довольным видом извлёк плотный картонный конверт.
— Вот, — не без злорадства в голосе сообщил он, подходя к проигрывателю. — Здесь у меня запись музыки «Танца Земли» в исполнении Императорского Симфонического Оркестра Зеверры. Посмотрим, как ты сможешь выкрутиться, милочка.
— Позвольте мне сначала один раз прослушать запись, — вздохнула Типпи.
— Как скажешь.
Игла упала на крутящийся диск, и единорожка закрыла глаза. Очень похоже на то исполнение, под которое Фэтти в своё время учила её танцевать… Напрасно она это затеяла, ей никогда не удастся произвести впечатление на двух пресыщенных жизнью снобов. Может, уйти прямо сейчас, чтобы не позорится ещё сильнее? Нет, нужно идти до конца. Не в её характере сдаваться без боя.
Музыка стихла, наступила тишина. Типпи сбросила с себя одежду и вышла на середину кабинета.
— Я готова, — просто сказала она.
Монти ухмыльнулся и вновь опустил иглу…
Когда танец окончился, единорожка осталась стоять на месте, тяжело дыша, опустив глаза в пол. Какой ужас! Она танцевала хуже пресловутого бревна. Уродка. Единственное, на что она способна – целыми днями сидеть на заднем дворе дешёвой харчевни и чистить мидий для похлёбки. Ничего более серьёзного ей поручать нельзя.
— Ну и? — осторожно спросил Ник.
— Плохо, очень плохо, — фыркнул Лумман, потрясая седой гривой. — Никакого изящества, никакого стиля. Правда… — тут он поскрёб копытом подбородок, — девчонка не соврала, это не интерпретация, а настоящий Танец Земли, уж можешь мне поверить.
— Согласен, — кивнул хозяин ресторана, — в таком виде её на сцену выпускать, разумеется, нельзя. Но у малышки, несомненно, есть потенциал…
— Потенциал на лепёшку не намажешь. Если б такая фифа завалилась ко мне в театр, я бы точно дал ей под хвост копытом!
— Но мы не в театре, — хмыкнул Ник. — Сюда приходят в первую очередь пожрать и напиться, а уж потом…
— Я слышал это миллион раз, давай не будем начинать сначала. Ты готов рискнуть?
— Да.
— Хорошо… — Монти повернулся к Типпи. — Мы заканчиваем набор через семь дней. Если неделю спустя ты покажешь нам достойный номер, то будешь зачислена. Если нет…
— Поняла, — не поднимая глаз, ответила кобылка. — Но мне негде тренироваться, да и проигрывателя у меня нет.
Ник стукнул копытом.
— По утрам моё заведение закрыто для посетителей, соответственно, сцена будет свободна. Ты можешь приходить каждый день и скакать с девяти до одиннадцати. Думаю, Монти для такого случая пожертвует пару пластинок из своей фонотеки?
— Так уж и быть, — фыркнул единорог.
— Разумеется, — продолжил хозяин, — ты будешь тренироваться не бесплатно. Каждое занятие обойдётся тебе в пятьсот клавдиев, так что готовь деньги.
«Двадцать пять солеев за сеанс, — быстро подумала Типпи. — Не так уж и много, но…»
— Вы ведь не даёте никакой гарантии, что примите меня? — вслух произнесла она.
— Разумеется, — оскалился Ник. — Мы даём лишь шанс.
Кобылка на мгновение задумалась.
— Хорошо, — наконец сказала она.
— Вот и славно. Можешь начинать прямо сегодня…
Типпи припудрила носик, накинула на тело невесомую газовую попону, отлично прикрывающую лоснящуюся от масла шкурку, и вышла из гримёрки. До следующего выступления осталось сорок минут, а значит, можно спокойно посидеть в зале и расслабится. Единорожка усмехнулась. Уже два месяца она танцует на сцене ресторана под псевдонимом Тина Серпенто. Кажется, совсем небольшой срок, а у неё уже появилась целая армия преданных фанатов и поклонников. Ник Блейн рискнул поставить на неё и сорвал увесистый джек-пот, многие посетители специально приходили поглазеть на «несравненную Тину». А ведь скоро подойдёт к концу её трёхмесячный контракт. Интересно, что скажет хозяин, когда узнает, что она не собирается его продлевать? Жеребёнок во чреве постепенно растёт, ещё немного, и она просто не сможет так легко и грациозно летать по сцене…
Единорожка вышла в общий зал и остановилась, оглядевшись по сторонам. Посетителей было много – одиночек, семейных пар и шумных компаний. За большим столом у самого входа веселилась группа зебриканских военных моряков, а ближе к сцене стучала кружками разномастная команда, явно сошедшая на берег с торгового корабля. Тапир Сэм наигрывал что-то мягкое и тягучее, и несколько пар неспешно кружились в красивом, плавном танце.
— Эй, подруга, не хочешь посидеть за нашим столиком? — спросил высокий полосатый моряк. — Мы тебя угостим.
— Только «посидеть», — строгим тоном сказала кобылка. — Для «полежать» у нас другие красотки имеются!
— Без вопросов, мы порядок знаем, — улыбнулся жеребец.
Типпи кивнула и присела за стол моряков-торговцев.
— Что будешь пить?
— Коктейль «Слеза младенца» или «Морозный бриз».
— Но они же безалкогольные, — скривился зебриканец.
— Впереди ещё три выступления, — вздохнула единорожка. — Если я сейчас надерусь, хозяин меня на улицу выкинет.
Полосатый кавалер понимающе кивнул и подозвал официантку.
— Давай знакомится, — сказал он, когда перед Типпи возник бокал с зелёной жидкостью внутри и шапкой мелко колотого льда сверху, — меня зовут Лу. Шкипер Лу. А эти млекопитающие, — он кивнул в сторону остальных участников посиделок, — моя бравая команда. Пит, Салли, Иван, Олле и этот… блин, всё время забываю… — шкипер сделал вид, что мучительно пытается вспомнить имя, — Тлальтекутли Шолтли.
Молодой коатль весело зашипел, дразнясь раздвоенным языком, и затряс трескучей погремушкой на конце длинного гибкого хвоста.
— А ты классно танцуешь, — не без зависти сказал Лу. — Только полосок не хватает. Я как увидел, то словно домой вернулся. Моя семья спокон века живёт в священном городе Инь. Слышала о таком?
— Не только слышала, но и была один раз. Проездом из Зеверы в Сонгани. Мы с родителями специально остановились на два дня, чтобы осмотреть Открытый Храмовый комплекс. Величественное место.
— О да, самый гигантский храм на континенте. А где вы жили?
— В гостинице… э… Не помню названия. Там ещё здоровенный крокодил был на вывеске.
— «Зуб крокодила»! — воскликнул довольный шкипер. — Это ведь батина… Вернее, уже моего старшего братца гостиница. Вот дела, так мы с тобой почти земляки?
— Выходит.
— По этому делу надо выпить…
Тем временем на сцене вновь возник Шшуш Снаппи и объявил нового артиста. Им оказался популярный шансонье Мишель Крулл, грузный пегий земнопони, под чьим внушительным весом жалобно заскрипели прочные доски сцены. Вычурно поклонившись и трубно прочистив горло, певец важно кивнул Сэму, и тот заиграл мелодию, пронизанную явными трагическими нотками. Типпи, не любившая Мишеля за наглость и дремучее невежество, недовольно стриганув ушами, повернулась к Лу, который, захлёбываясь, рассказывал какую-то солёную матросскую байку. Больше всего на свете ей хотелось сидеть сейчас на берегу океана, слушать шелест волн и крики чаек, потягивать через соломинку какой-нибудь безалкогольный (увы) напиток и ни о чём не думать…
Кобылка потёрла носик и тяжело вздохнула. Интересно, она до конца жизни будет обречена торчать в этом прокуренном зале, полном шумных нетрезвых созданий со всех концов Мира? Или, может быть…
Хлопнула дверь, и внутрь вошла новая компания, при виде которой шум и разговоры резко оборвались. Семь военных моряков. Пони. Пять офицеров и два мичмана. Они вальяжно пересекли зал, устроились за пустым столом, и высокий молодой коммандер, самый старший по званию, принялся требовательно стучать копытом, подзывая официанта. Взгляды всех посетителей мгновенно устремились на военных зебриканцев, которые, прекратив веселиться, угрюмо уставились на пришельцев, время от времени обмениваясь короткими резкими фразами, больше похожими на команды.
Мишель Крулл тем временем закончил петь надрывную балладу, в которой преступник, получивший пожизненный срок в жестокой каторжной тюрьме, жалобно прощался со старушкой-мамой, утёр платком губы и кивнул пианисту. Тот дружно ударил копытами по клавишам, и зал наполнила зажигательная мелодия разудалого шлягера, вот уже три года радующего слух любителей весёлых матросских песенок. Мишель приблизился к микрофону и проникновенно начал:
В Хувстаунском порту, с пробоиной в борту,
«Ксабанга» поправляла такелаж.
Но прежде чем уйти в далекие пути,
На берег был отпущен экипаж.
Идут, сутулятся, по темным улицам,
И шерсть в полосочку ласкает бриз.
Они идут туда, где можно без труда
Найти себе кобылок и вина.
Где сидр пенится, где пить не ленятся,
Где юбки узкие трещат по швам.
Не успели прозвучать первые аккорды, как из-за зебиканского стола поднялся широкоплечий амбал с боцманскими нашивками и неторопливо, вразвалочку, приблизился к столу, оккупированному поняшами. Медленно жуя табак и поминутно сплёвывая на пол, он начал что-то говорить сидящему рядом коммандеру. Тот внимательно слушал, время от времени кивая тяжёлой лобастой головой. Внезапно он резко вскочил, одним стремительным движением сгрёб здоровяка в охапку, затем без видимого усилия вскинул его над собой и отправил в свободный полет, целясь в зебриканский столик. Впрочем, до товарищей боцман не долетел и грохнулся на пол, раскинув все четыре ноги в разные стороны, словно огромная морская звезда. Это послужило сигналом к действию. Загрохотали отлетающие стулья, пони и зебры повскакивали с мест и, громко крича, кинулись друг на друга…
Но вот ворвался в порт понячий пароход
В сиянии своих прожекторов.
И свой покинув борт, сошли гурьбою в порт
Двенадцать эквестрийских моряков.
У них походочка, как в море лодочка,
А на пути у них таверна «Кэт».
Они пришли туда, где можно без труда
Найти себе кобылок и вина.
Где сидр пенится, где кольты женятся,
Где юбки узкие трещат по швам…
Продолжал надрываться Крулл под аккомпанемент музыки, треск дерева и рёбер. Моряки разошлись не на шутку, к ним присоединились и несколько особо задиристых посетителей. Впрочем, остальные сидящие в зале предпочли играть роль любопытных зрителей, наблюдающих за потасовкой с безопасного расстояния. Несколько могучих, как скалы, вышибал даже не пытались разнять дерущихся, они просто оцепили периметр, не давая драчунам выйти за пределы огороженной области. Ник Блейн глядел на происходящее безобразие с выражением неописуемой скуки на мордочке.
Зайдя в тот ресторан, увидев зебрикан,
Поняши стали вмиг разозлены.
И кортики достав, забыв морской устав,
Они дрались, как ярости сыны.
Но спор в Хувстауне решает «фаурнинг»,
И зебрикане начали стрелять.
Война пришла туда, где можно без труда
Найти себе кобылок и вина.
Где сидр пенится, где пить не ленятся,
Где юбки узкие трещат по швам…
Внезапно, пришедший в себя боцман подскочил к коммандеру, самозабвенно боксирующему с худым, как щепка, полосатиком и, возвращая долг, отправил того в полёт через добрую половину зала. Пролетев мимо изумлённого вышибалы, пони рухнул на стол, за которым восседала дружная компания шкипера Лу, и заскользил по гладкому дереву, сшибая кружки и тарелки. Остановившись напротив замершей в оцепенении Типпи, он как ни в чём не бывало галантно поклонился и сказал:
— Здравствуйте, прекрасная незнакомка. Позвольте представится – Тимоти Крейг, старший помощник капитана крейсера «Сын грома», их высочеств принцесс Селестии и Луны флота Безбрежного океана. Что вы делаете сегодня вечером?
Единорожка вздрогнула, словно в неё плеснули кипятком.
— Коммандер Тимоти Крейг с «Сына грома»… — медленно произнесла она, глядя в огромные глаза жеребца. — Я… мне… э… В моей гримёрке через три часа.
— Идёт! — Крейг одним быстрым движением соскочил со стола и кинулся в гущу схватки. Типпи шумно выдохнула и закрыла глаза.
Когда пришла заря, в далекие моря
Отправился понячий пароход.
Но не вернулись в порт и не взошли на борт
Двенадцать эквестрийских моряков.
Не быть им в плаваньи, не видеть гавани,
Их гривы пышные залила кровь.
Им не ходить туда, где можно без труда
Найти себе кобылок и любовь.
Где сидр пенится, где кольты женятся,
Где юбки узкие трещат по швам…
Несмотря на пессимистический прогноз Мишеля, ни пони, ни зебры не стали преступать рамки главного неписанного закона хорошей кабацкой драки – «никакого огнестрела, ножей и магии, только копыта». Постепенно потасовка выдохлась, её участники расползлись по углам – считать синяки и выбитые зубы. Коммандер, боцман и ещё несколько офицеров, с полосками и без, принялись совместными усилиями устранять последствия скоропалительной схватки, беззлобно подшучивая друг над другом. Глядящий на это Лу громко фыркнул и иронично заметил:
— Мне кажется, что это начало прекрасной дружбы.
Типпи продолжала сидеть, забыв обо всём, наблюдая из-за полуопущенных век за молодым коммандером. Выглядел он весёлым и свежим, словно не вышел только что из водоворота жестокой драки. Наконец, кобылка поднялась и, попрощавшись со шкипером и его весёлой командой, отправилась в гримёрку, приводить себя в порядок перед следующим выступлением. Она шла, а в её голове билась только одна мысль: «Неужели мои молитвы оказались услышаны»?
Тимоти Крейг остановился возле двери, на которой красовалась аккуратная табличка «Тина Серпенто», и громко постучал.
— Войдите!
Голос прозвучал немного странно, с надрывом, словно она сильно волновалась или была напугана. Жеребец крепче сжал в зубах букетик белых хризантем и переступил порог.
Оказавшись внутри, он сразу понял, что нести цветы популярной артистке было глупо – вся гримёрка оказалась уставлена вазами, вазочками, банками и корзинками, заполненными самыми разнообразными букетами. Запах стоял, как в цветочном магазине.
— Добрый вечер, сударыня, — галантно поклонился моряк, опуская хризантемы на ближайший столик. — Не помешал?
Хозяйка быстро взглянула на него и нервно тряхнула гривой.
— Нет, — лаконично ответила она. — Я вас ждала.
При этом выглядела она как гимназистка на первом свидании.
«Нервничает, — подумал Крейг, — интересно, почему?»
— Отлично, — вслух сказал он, доставая из сумки бутылку вина. — Полагаю, что нам стоит выпить за знакомство.
— Если хочешь, пей, — вздохнула она. — Я не буду.
— Правда? Что, алкоголь мешает танцам?
— Почему мешает? Даже способствует. Просто… мне сейчас нельзя. Да и тебе пока тоже. Дабы сохранить ясность мышления и всё такое.
— Мы так легко перешли на «ты»…
— Не вижу смысла в пустых формальностях.
«Да что с ней такое? Ведёт себя как-то странно…» — Тимоти все меньше нравился их диалог.
— Вот что… — голос танцовщицы буквально зазвенел от напряжения. — Сейчас я произнесу… несколько букв и цифр, а ты, будь добр, ответь тем же. Если твой ответ будет правильным, беседа продолжится, если нет… то всего доброго. Договорились?
Не дав собеседнику и рта раскрыть, единорожка прикрыла глаза и произнесла длинную, на первый взгляд абсолютно бессмысленную тираду. Крейг выслушал её с невозмутимой физиономией, лишь выражение глаз изменилось – взгляд стал колючим и неприятным. Кобылка замолчала и вся подалась вперёд.
— Я жду отзыва, — напомнила она.
Моряк огляделся по сторонам, хмыкнул и, глядя в глаза собеседницы, заговорил, тщательно выговаривая каждое слово. Выслушав монолог до конца, Типпи облегченно откинулась назад и провела копытом по мокрому от пота лбу.
— Всё верно, — сказала она. — Даже не представляешь, какое это для меня облегчение.
— Зато для меня совсем наоборот, — буркнул Крейг. — Это индивидуальный пароль для экстренных случаев…
— Да, знаю. Шон предупреждал.
— Шон? Он открыл тебе своё подлинное имя? Не представляю, что могло заставить его сделать это?
— Всё просто. Мы знали друг друга ещё до того, как он стал шпионом.
— Понимаю. Где вы повстречались?
— Там, куда его направило начальство. Тебе что-нибудь известно о его последнем задании?
— Откуда? Знаю только то, что его сорвали с места и спешно отправили куда-то на юг.
— Верно. На архипелаг Марракуд.
Брови жеребца поднялись, он с изумлением посмотрел на Типпи.
— Вот оно что… — пробормотал он еле слышно. — Испытания нового оружия…
— Мы встретились с ним в Сулуланде, вместе бежали, затем отправились к атоллу Байкини, на котором, собственно, всё и произошло.
— Вы видели? Видели взрыв?
— Да… — по мордочке кобылки скользнула судорога. — Я многое отдала бы за то, чтобы не видеть его никогда.
— Он действительно настолько мощный, как говорят?
— Гораздо мощнее. Взорви одну такую бомбу в центре мегаполиса, погибнут миллионы. Понимаешь – миллионы.
Тимоти громко выругался, затем посмотрел на собеседницу.
— Вам удалось сфотографировать сам взрыв и собрать образцы?
— И сфотографировали, и собрали… Даже больше, чем ты можешь представить.
— Но почему материалы ещё не в Кантерлоте? И где, собственно, сам Шон?
— Он умер, — глухо сказала Типпи, чувствуя, как к глазам подступают предательские слёзы.
Крейг отшатнулся, затем навис над кобылкой, его глаза пылали яростью.
— Кто его убил? — прорычал он. — Говори! Какая тварь смогла…
— Я не говорила, что его убили, — рявкнула в ответ единорожка. — Он! Умер!
— Чушь! Шон был здоров, как буйвол. Или хочешь сказать, что бедняга поскользнулся на дынной корке и расшиб голову?
— Почти. — Типпи резко отмахнулась копытом. — Прекрати истерику, ты ведёшь себя сейчас как ребёнок.
— Извини, пожалуйста, — буркнул Тимоти, опускаясь на стул. — Просто Мур был моим другом. Лучшим другом. Я просто не могу поверить… Возможно, ты ошиблась?
— Увы, — кобылка опустила голову. — Я сама, вот этими копытами паковала его тело в парус, чтобы предать волнам. Мы спрятались на рифе в шести милях от атолла, и после взрыва Шон в одиночку направился к эпицентру за образцами. У него был химкостюм и противогаз, но они не смогли защитить его от излучения, которое зебры назвали «магической радиацией»…
Крейг слушал молча, не перебивая, его губы были плотно сжаты.
— А потом он вернулся… с образцами, мы ушли в море, а на следующий день это случилось.
Крейг встал со стула и прошёлся по комнате.
— Где образцы и бумаги с «Голубой Бездны»? — наконец спросил он.
— На квартире. Не думаешь же ты, что я стану таскать их с собой?
— Ты их отдашь?
— Обязательно. Если поможешь мне вернуться в Эквестрию.
— Без проблем. «Сын грома» послезавтра уходит в Эпплсид.
— Куда? Он что, снова наш?
— Да, вернули не так давно. Но прежде я должен взглянуть на добычу.
— Без проблем. Завтра в десять утра приходи на площадь Печальных Лип. Только один, без сопровождающих.
— Я никогда не хожу на свидания в компании друзей и помощников.
— Хотелось бы верить…
Листья с лип, украшавших площадь, давно облетели, так что выглядели они не печальными, а очень даже мёртвыми. Крейг остановился и с любопытством огляделся по сторонам. Его поразило, что на открытых верандах многочисленных кафе, несмотря на ранний час, сидит много прилично одетых молодых и не очень молодых кобылок. Заметив статного моряка, барышни принялись разглядывать Тимоти с настолько откровенным интересом, что привыкший ко всему коммандер неожиданно почувствовал себя не в своей тарелке.
— А ты им понравился, — весело сказала незаметно подошедшая Типпи. — Вон как глазеют. Пойдём?
— Пойдём, — согласился Тимоти. — А по дороге, будь добра, объясни, что это за выездное заседание «Клуба одиноких дев»?
— Всё просто, — засмеялась единорожка, увлекая спутника в узкий переулок. — Так повелось, что на этой площади собираются желающие любви богатые дамы, дабы найти себе жеребца для приятного времяпровождения.
— Гейши?
— Нет, конечно. Названные тобой особы обитают в других местах. Здешним красоткам денег не платят, деньги платят они. Понимаешь разницу?
— Понимаю. И любовника на пару часов выбирают тоже они?
— Конечно. Шебутным уродцам с вялыми мышцами и гнилыми зубами тут делать абсолютно нечего. Зато пылким самцам, вроде тебя, будут рады в любое время.
— Всё ясно. Не могу понять одного, зачем ты назначила встречу в таком… пикантном месте?
— Просто я слишком известна в этой части города. Если меня увидят в компании с каким-то морячком, сплетники начнут гадать, кто ты и откуда взялся, а так… Скучающая кобылка решила развлечься и подцепила себе партнёра для совместного поедания мороженного. Просто и понятно.
— Да уж. Ты всегда такая предусмотрительная?
— Ещё как.
На самом деле Типпи малость лукавила. В первую очередь она назначила встречу так далеко от дома с целью проследить, не идёт ли за ними ещё кто-нибудь. Потому она и вела своего спутника преимущественно длинными узкими улицами, на которых заметить слежку было значительно проще.
Они миновали элитную часть города, застроенную особняками и дорогими доходными домами, прошли через торговый район со множеством магазинов, лавок и лавчонок, спустились вниз по широкой гранитной лестнице и очутились в лабиринте улочек Старого города. Дома здесь в основном были одноэтажные, сложенные из ракушечника.
Проплутав с полчаса по пустынным в это время суток переулкам и убедившись в отсутствии слежки, Типпи подошла к непримечательной калитке в высокой глинобитной стене. Повернув в замке тяжёлый медный ключ, она ввела спутника в небольшой уютный дворик и заперла дверь.
— Ну, вот мы и дома, — со вздохом облегчения сказала единорожка. — Выводок моей квартирной хозяйки сейчас в школе, так что нам никто не помешает. Эти жеребята такие любопытные…
Они пересекли двор, кобылка отперла замок на двери сарая и тихо скользнула внутрь.
— Ого, — протянул Крейг, разглядев в полумраке помещения большую чёрную лодку. — Вот это посудина.
— Шону она тоже понравилась с первого взгляда, — вздохнула Типпи.
— Ещё бы… — моряк внезапно запнулся и во все глаза уставился на спутницу. — Погоди, ты хочешь сказать, что пересекла океан на этой скорлупке?
— Верно.
— Но как…
— Немного удачи, много проклятий и очень много солёной воды. Было трудно, но я справилась.
— Потрясающе, — Тимоти покачал головой. — Как спортивное достижение это, конечно, огромный успех, но зачем было так рисковать? Не проще ли купить билет на пароход?
— К сожалению, характер моего груза исключал такую возможность. Кроме того, я не хотела бросать «Молнию».
— И потому ты пошла на риск?
— И потому пошла на риск.
— Ладно, у каждого свои тараканы в голове. Давай посмотрим на вашу добычу.
— Изволь. Но сначала придётся немного поработать.
Они подошли к большой неопрятной куче всякого хлама, мирно лежащей у дальней стены.
— Давай сдвинем это барахло.
В два рога они переместили мусор на несколько метров в сторону, открыв участок ровной, плотно утрамбованной земли.
— Знаешь заклинание «Землекопа»? — спросила Типпи.
— Обижаешь.
— Тогда вместе на раз, два, три…
Широкие энергетические «лопаты» вонзились в плотную землю. Несколько минут спустя они откопали крышку контейнера, а ещё чуть позже и весь ящик целиком. Единорожка вытянула его телекинезом, поставила рядом с собой и, хитро улыбаясь, посмотрела на Тимоти.
— Это сколько же образцов наковырял бедняга Шон, — потрясённо воскликнул моряк.
— Я тебя обманула, — хмыкнула Типпи. — Все собранные образцы Шон выкинул ещё на острове. Испугался, что мне повредит их радиоактивное излучение. Там лежит нечто иное. Более важное.
— Ты шутишь? Что может быть важнее образцов?
— Открой и сам увидишь.
Недовольно морщась, Крейг откинул крышку и даже вскрикнул, машинально отступив на шаг.
— Святая Селестия, — потрясённо прошептал он. — Это… Это то, о чём я думаю?
— Верно. Жар-бомба. Целая и невредимая.
— Но как…
Выслушав рассказ кобылки, шпион только покачал головой.
— Теперь мне всё понятно. И почему ты не могла воспользоваться пассажирским кораблём, и почему сидела здесь… И многое другое, кстати. Знаешь, последние месяцы зебриканская разведка просто с цепи сорвалась, а мы никак не могли понять, почему. Полосатики распустили слух о том, что у них похитили какой-то ценный научный прибор, обещали десять миллионов солеев золотом тому, кто сможет его вернуть. Так вот что на самом деле они искали.
— Десять миллионов? Хех, немалая сумма. Не зря Шон запретил мне соваться в посольство.
— Конечно. Эти мерзавцы продали бы тебя не задумываясь.
— Там ещё бумаги из сейфа доктора Линга и образцы препаратов, защищающих от радиации.
— Уф… — жеребец опустил крышку контейнера и задвинул засов. — Давай спрячем это обратно. Мне даже страшно подумать…
— Ты возьмёшь на борт меня и груз?
— Глупый вопрос. Конечно да.
— А капитан?
— У меня есть полномочия в экстренных случаях отдавать приказы капитану. А ЭТО – экстренный случай. Экстренней не бывает. Осталось только решить, как пронести бомбу на борт. Таможенники для нас не помеха, но за крейсером тщательно наблюдают.
— Всё просто. Вы выходите в море и идёте в бухту на побережье, которую я вам укажу. Там принимаете меня, груз и «Молнию», после чего…
— Лодку тоже?
— Разумеется. Неужели ты думаешь, что я брошу её после всех приключений. Я просто мечтаю передать её в Этнографический музей Кантерлота.
— Даже так?
— Конечно. Или хочешь сказать, что своим гигантским весом она потопит твоё судно.
— Судно в больнице, — машинально ответил Крейг. — У нас корабль. Да, без вопросов, мы сможем забрать «Молнию» с собой.
— Отлично. Теперь только осталось назначить точку рандеву…
Решётчатая стрела корабельного крана нависла над лодкой, словно гигантская лапа. Загудел мотор, и «Молния», легко оторвавшись от воды, начала быстро подниматься. Стоящая на палубе Типпи внимательно наблюдала за всеми эволюциями крошечного судёнышка, её сердце бешено колотилось. Получилось. У них всё получилось. Крейсер пришёл на место встречи без опоздания, и теперь осталось уже недолго. Через несколько дней корабль прибудет в Эквестрию, она сдаст груз и… Вот именно – «и». Чем заняться дальше? Может, стоит попробовать предложить свои услуги Принцессе Луне?
Лодка благополучно коснулась палубы, моряки отцепили крюки, закутали её брезентом и закрепили несколькими прочными ремнями. Типпи выдохнула и огляделась по сторонам. Селестия, она даже и не представляла, насколько «Сын грома» велик. Настоящий плавучий город.
Построенный два года назад линейный крейсер по праву считался одним из лучших боевых кораблей Эквестрии. Быстрый и маневренный, закованный в прочную броню, он был вооружён девятью одиннадцатидюймовыми орудиями в трёх башнях главного калибра и мог выйти победителем из боя с кораблём своего класса или даже линкором предвоенной серии. Право же, единорожка могла ничего не бояться, находясь на его борту.
— Простите, мастер, когда мы ориентировочно прибудем в Эпплсид? — обратилась она к стоящему рядом капитану Эддару Винджаммеру. Тот улыбнулся и ответил:
— Если ничего не случится, то через четверо суток, сударыня. Пойдём под всеми парами, так сказать. Силовую установку после этого придётся ремонтировать. Надеюсь, ваш груз, — он кивнул в сторону контейнера, стоящего рядом с кобылкой, — стоит подобных усилий.
— Не хочу вас обидеть, капитан, — мило улыбаясь, ответила единорожка, — но содержимое ящика дороже целой эскадры новейших линкоров. Поверьте, ваш корабль ещё никогда не вёз груз ценнее этого.
— Хотелось бы верить, — хмыкнул Эддар. — Не хочется думать, что старину «Грома» понизили до уровня жалкого курьерского миноносца.
— Каюта готова, мэм, — сказал появившийся рядом Крейг. — Позвольте сопроводить вас.
— Благодарю, — сдержанно ответила Типпи. — До завтра, господин капитан.
— Доброй ночи, сударыня. Надеюсь увидеть вас утром за завтраком.
— Всенепременно, — кивнула кобылка, подхватила телекинезом контейнер и направилась следом за Тимоти.
Оказавшись в каюте – небольшой, но очень уютной, она попрощалась с Крейгом, заперла дверь и со стоном рухнула на койку – последние два дня выдались на редкость суматошными. Следовало умыться, но даже на это нет сил. Утром. Умоюсь утром. Последнее, что услышала единорожка, прежде чем провалилась в сон – нарастающее гудение двигателей. Могучий корабль выходил в океан.
Утром кобылка проснулась достаточно поздно. Немного повалявшись на мягкой койке и полюбовавшись на свет солнца, падающий сквозь иллюминатор, она внезапно подумала, что завтрак, скорее всего, уже давно закончился. Странно, капитан недвусмысленно дал понять, что хочет видеть гостью за своим столом. Почему же тогда её никто не разбудил? Спешно поднявшись на ноги, кобылка подошла к двери, отодвинула засов и толкнула ручку. Бесполезно, дверь стояла как влитая. Она толкнула ещё и ещё. Заперто. Её заперли снаружи! Вот дела. Опустившись на передние колени, Типпи прильнула глазом к замочной скважине и увидела, что справа и слева от проёма стоят два земнопони в форме морских пехотинцев. Коротко выругавшись, единорожка встала и отошла к койке.
— Похоже, вы влипли, госпожа Дегару, — вслух сказала она. — И кто бы мог подумать, Тимоти выглядел таким хорошим пони. Одно успокаивает… — Типпи подошла к контейнеру, откинула крышку и убедилась, что жар-бомба лежит на месте. — В случае чего я смогу уничтожить эту лоханку к Дискордовой бабушке одним движением копыта.
Глава 14. Огонь и сталь
К тому моменту, когда за дверью послышались тяжёлые шаги, а в замке принялся с натугой поворачиваться ключ, Типпи успела дойти до предпоследней стадии кипения, и лишь природное благоразумие позволяло ещё хоть как-то контролировать собственные эмоции. Единорожка понимала, что со всем экипажем крейсера ей не совладать. Даже Крейг в одиночку сделает её левым задним копытом, особо не напрягаясь. Ко всему оставалась ещё маленькая надежда на то, что произошедшее – лишь недоразумение и никто на самом деле вреда ей не желает, иначе первым делом они забрали бы жар-бомбу в то время, пока она спала, мирно сопя в две дырочки. Именно это соображение и сдерживало волну надвигающегося гнева – сначала нужно узнать, что происходит, а уж потом устраивать истерики с красочными взрывами.
Замок громко щелкнул, и внутрь вошёл Тимоти. Перед собой в телекинетическом поле он нёс две блестящие полированной нержавеющей сталью кастрюльки, пышущий жаром кофейник и стопку свежеиспечённых блинчиков. Запах, заполнивший каюту, оказался настолько соблазнительным, что проголодавшейся кобылке пришлось судорожно сглотнуть голодную слюну, пока та не потекла изо-рта двумя некрасивыми струйками.
— Извини, пожалуйста, что так долго, — весело произнёс Крейг, тщательно запирая за собой дверь. — Завтрак с капитаном пришлось отложить на неопределённый срок и мне лично пришлось готовить тебе еду. Заодно оценишь моё искусство кулинара.
— Что всё это значит? — мрачно спросила Типпи, глядя на коммандера тяжёлым взглядом. — Почему меня заперли, как птичку в клетке?
Тимоти вздохнул и сгрузил принесённую провизию на стол.
— Может, сначала всё-таки поешь? — миролюбиво спросил он.
— К Дискорду жратву! Я не проглочу ни кусочка, пока не узнаю причину подобного неджентльпоньского поведения!
— Как скажешь.
Жеребец сел за стол, машинально потёр копытом подбородок, потом тряхнул гривой и начал:
— Сегодня ночью произошло событие, которое внесло определённые коррективы в наши планы. Кто-то проник в радиорубку, оглушил дежурного радиста и послал в эфир сообщение. Что именно в нём было и кому оно предназначалось, можно только догадываться, но думаю, ты сама понимаешь, что вряд ли это было поздравление любимой мамочки с юбилеем.
Типпи зашипела как разъярённый коатль и опустила голову.
— Как только мне доложили о случившемся, я распорядился запереть твою дверь и выставил охрану из самых надёжных ребят, какие только есть на этом корыте. Крысой может оказаться любой член экипажа, потому ребята получили чёткий приказ стрелять на поражение по любому, кто попытается войти, за исключением меня и капитана.
— Но откуда… Как шпион узнал, что за груз лежит в контейнере?
— Никто не знает, насколько далеко полосатики продвинулись в расследовании. Возможно, им уже известна твоя личность, и они предупредили всех своих агентов внимательно следить за кобылками, подходящими под описание. Да и подумай сама – мы, вместо того чтобы мирно идти в Эпплсид, заходим зачем-то в пустую бухту, принимаем на борт подозрительную единорожку с контейнером, о содержимом которого не знает даже капитан, а теперь несёмся на всех парах в Эквестрию, наплевав на износ силовой установки. Будь на месте этого крота я…
— Понятно, — резко сказала Типпи и раздражённо мотнула гривой. — И что теперь?
— Теперь всю дорогу ты будешь сидеть под замком. Неприятно, конечно, но что делать, шпион может ударить в любой момент. Служба безопасности, конечно, проверяет всех, кто теоретически мог проникнуть в радиорубку, но экипаж корабля – больше тысячи грив, так что ждать скорых результатов не следует.
— Ничего страшного, посижу в каюте, — буркнула кобылка. — Это всё?
— Нет, не всё. Есть большая вероятность того, что крейсер попытаются перехватить. Капитан изменил курс, и теперь мы идём на соединение с эскадрой адмирала Грея. Линкор, два тяжёлых крейсера и полдюжины эсминцев. Находясь под их защитой, мы можем не опасаться встречи с противником.
— А адмирал согласится выполнять приказы какого-то там коммандера? — не без иронии спросила Типпи.
— Согласится, тем более что приказываю не я, а принцесса Луна.
— Как, она в курсе?
— Скажу больше, Луна просто жаждет увидеть тебя… Ну, и твой груз, разумеется.
— Надо же, какая честь… — чувствуя, что краснеет, пробормотала единорожка.
Крейг весело хмыкнул, глядя на её смущение, но благородно не стал подкалывать растерявшуюся кобылку. Вместо этого он открыл сумку и вынул некий тяжёлый предмет, запакованный в прочный футляр из толстой кожи.
— У меня для тебя подарок. Ты сначала поешь или посмотришь, что внутри?
— Конечно посмотрю, — воскликнула заинтригованная Типпи. — Давай, показывай!
Жеребец отстегнул латунную застёжку и вытащил на свет странного вида оружие.
— Это револьвер «Минни Эппл Е», — пояснил он. — Уменьшенная гражданская версия армейского «Биг Эппла». Очень удобная штука, им пользуются почти все спецагенты. Мощности пули хватает, чтобы эффективно бить на средней и малой дистанции, а больше ведь нам и не нужно, верно?
— Тебе видней, — ответила Типпи, с интересом рассматривая смертоносную игрушку.
— Обрати внимание на букву «Е» в названии. Это означает, что пользоваться им могут исключительно единороги. Здесь отсутствует хват для зубов, из него стреляют, держа оружие в кинетическом поле. За счёт этого снизился вес, повысилась кучность. Да и перезаряжать стало значительно легче.
Тимоти одним движением переломил оружие, открыв идеально ровные отверстия семи патронных камор барабана.
— Как видишь, всё просто. Есть пружинные ускорители заряжения, но если немного наловчиться, то и без них можно великолепно обойтись.
В качестве подтверждения своих слов он вынул из сумки коробку с патронами, в мгновение ока перезарядил оружие и взвёл курок.
— Готово!
— И зачем ты мне всё это показал?
— Затем, что это теперь твой револьвер. Раньше он принадлежал Шону. Пару лет назад мы вместе попали в одну нехорошую заварушку, и после её окончания Мур передал его мне в благодарность за спасения своего крупа.
— Но…
— Не спорь. Уверен, что он одобрил бы моё решение.
— Спасибо. Правда, я никогда не стреляла…
— Здесь нет ничего сложного. Жаль, что мы не можем сейчас сходить в корабельный тир, но, думаю, ты и так справишься. Потренируйся с зарядкой-перезарядкой, взводом курка и так далее. Вот тебе учебные патроны, развлекайся!
Тандер Флай, пегас, командир тактического воздушного звена, приписанного к крейсеру «Сын грома», парил над плотной массой облаков, внимательно глядя на небольшой зелёный экран магнитоскопа – магического прибора, способного засекать металлические объекты на весьма солидном расстоянии. Сегодня это был единственный способ вовремя заметить приближение чужаков – сильный северный ветер гнал черные грозовые тучи сплошным, беспросветным потоком, не давая возможности наблюдать за морем с большой высоты. А то, что чужаки будут, пегас не сомневался. Попавший в армию в самом начале войны и прошедший через множество схваток крылатый воин просто перьями чувствовал надвигающуюся угрозу. Впрочем, для того не требовалась отлично развитая интуиция – крейсер вошёл в Чонгамский пролив, и где, как не здесь, устраивать засаду. Вопрос был лишь «когда». Когда он или его товарищи заметят врага и сколько его там окажется.
Прибор пискнул, на экране появились четыре размытые кляксы. Пегас зубами покрутил рукоятку тонкой настройки, затем включил микрофон.
— Лидер-один вызывает Дом! Лидер-один вызывает Дом. Как слышите, приём.
— Слышим вас хорошо, Лидер-один. Докладывайте.
— Засёк четыре цели, повторяю, засёк четыре цели.
— Вас поняли. Опуститесь ниже и дайте их полную характеристику.
— Слушаюсь.
«А сам бы я до такого и не додумался бы», — не без сарказма подумал пегас, складывая крылья. Следовало действовать очень аккуратно – сейчас он висит прямо над предполагаемой вражеской эскадрой, и если резко выскочить из облаков, то его обязательно заметят наёмники-грифоны, патрулирующие небо над кораблями. Значит, не станем торопиться.
Флай спускался вниз по спирали, прощупывая своим фирменным пегасьим чутьём тучи перед собой. Наконец, убедившись, что прибыл на место, он с комфортом улёгся на облако и несколькими быстрыми движениями проделал смотровое окошко в плотной, как кисель, влажной массе. Вынув из футляра бинокль, Тандер включил прикреплённый к правой ноге Пип-Бак и, прокрутив колёсико, выбрал нужное приложение – каталог всех крупных надводных кораблей зебриканского флота. Глядя то в окуляры бинокля, то на силуэты судов, возникающих на экране, он стал выискивать похожие.
Рёв боевой сирены пронёсся по палубам и каютам крейсера «Сын грома», ей вторил топот тысяч копыт. Казалось, что могучий корабль, словно боец на ринге, повёл широкими плечами и начал разминать мышцы, готовясь к предстоящей схватке. Матросы и офицеры спешно занимали предписанные боевым расписанием места, загудели электромоторы, башни вспомогательного калибра и зениток начали двигаться из стороны в сторону, опуская и поднимая стволы орудий. Следом ожили огромные, как дома, башни главного калибра. С жерл одиннадцатидюймовых пушек сняли заглушки, и теперь солёные брызги залетали вглубь чёрных провалов.
Капитанский мостик опустел, старшие офицеры перешли в отлично защищённую боевую рубку. Штурманы отмечали пройденный курс на вертикальных картах из прозрачного плексигласа, капитан внимательно выслушивал доклад молодого связиста.
— Согласно данным, переданным Флаем, нам противостоят четыре корабля. Один тяжёлый крейсер, предположительно «Горгона» или его систер-шип «Медуза», лёгкий крейсер серии «Папирус» и два эсминца серии «Стилет».
— Характеристики, — буркнул Винджаммер.
Связист на мгновение запнулся, затем зачастил:
— Линейные крейсера серии «Горгона» введены в строй три года назад. Серия состоит из двух единиц, соответственно, самой «Горгоны» и систер-шипа «Медузы». Максимальная скорость хода – тридцать узлов. Вооружение – восемь десятидюймовок в четырёх двухорудийных башнях. Вспомогательный калибр – двенадцать стодвадцатимиллиметровок в шести башнях, по три башни на борт. Далее. Лёгкие крейсера серии «Папирус» строились ещё до войны и сейчас считаются устаревшими. После глубокой модернизации их скорость повысилась до двадцати восьми узлов, а вооружение состоит из девяти шестидюймовых орудий в трёх башнях. Что касается эсминцев серии «Стилет», то это корабли новейшей постройки. Максимальная скорость сорок узлов, вооружение: три трёхтрубных торпедных аппарата, два шестидюймовых орудия в носовой башне и несколько пушек и пулемётов меньшего калибра. У меня всё.
— Молодец, — не без сарказма в голосе протянул капитан. — Но в следующий раз так не тараторь. Бой ещё не начался, а у меня от твоей трескотни уже голова разболелась. Ну что, — он повернулся к остальным офицерам, — какие ваши предложения?
— Нам они вполне по зубам, — хмыкнул Тимоти. — «Папирус» вообще можно не брать в расчёт. Про них говорят, что когда с их корпусов облезает краска, то толщина брони уменьшается ровно в два раза. Один хороший снаряд, и…
— Согласен, — кивнул второй помощник Маркус Лу. — Но «Горгона» – это серьёзно.
— Неудачная серия, — презрительно бросил главный артиллерист Фог Бомбер. — Пожертвовали мощностью орудий ради толстого броневого пояса. И в результате получили ни сено, ни яблоки. Про скорость я вообще молчу. На форсаже из этой четвёрки нас могут догнать разве что эсминцы.
— Эсминцы действительно могут стать проблемой… — протянул капитан. — Общий залп в восемнадцать торпед – это вам не шутка. Вот что… Отзовите назад всех пегасов. Для них появилась работёнка.
Восемь пегасов расположились на широком, как стадион, мягком облаке и смотрели вниз. Шестеро из них несли по объёмистому контейнеру, внутри каждого из которых лежало по бомбе. Небольшой, но смертоносной. Крылатые воины и не подозревали, что при создании этих бомб использовалась технология мегазаклинаний, позволившая сделать их гораздо мощнее обычных. Разумеется, по сравнению с жар-бомбами они были что петарды рядом с фугасным снарядом, но всё равно заполучить такой подарок на палубу не захотел бы никакой корабль. Оставшиеся два пегаса несли по скорострельному пулемёту – в их задачу входило координировать работу товарищей и прикрывать их от грифонов.
— Это Лидер-один, мы на месте, — коротко сообщил Флай.
— Слышу вас, Лидер-один, — голос капитана был сух и резок. — Доложите обстановку.
— Вражеская эскадра разделяется. Крейсера продолжают идти прежним курсом, эсминцы перестроились и уходят на юго-восток.
— Что и требовалось доказать, — хмыкнул капитан. — Пока крейсера будут развлекать нас стрельбой, эти живчики попробуют распороть нам торпедами борта. Что с грифонами?
— Над крейсерами их полно, над эсминцами чисто.
— Отлично, тогда ваша цель – эсминцы. Отправьте их на встречу с Духами Моря!
— Есть, сэр!
Пегас вскинул крыло и принялся отдавать приказы. Минуту спустя две тройки бомберов скользнули вниз и словно камни понеслись к далёкой свинцовой воде. Это только кажется, что сбросить бомбу по малоподвижной огромной цели – как два копыта об асфальт. На твоём пути встаёт множество препятствий, начиная с законов физики и кончая вражескими средствами ПВО, но в данном конкретном случае на стороне пегасов играло правильно выбранное время атаки. Они ударили тогда, когда грифоны, защищающие эсминцы, спустились на палубы, а корабли начали разгоняться, но ещё не успели набрать большой скорости. Сорок узлов – это очень много, шанс поразить бомбой стремительно несущийся корабль невелик, но сейчас они находились только в самом начале пути. Флай нёсся позади и выше первой тройки, выкрикивая команды, сердце пегаса яростно колотилось – «сейчас или никогда»! Его летуны безупречно провели заход на цель. Вот контейнеры раскрылись, а сами они с удвоенной энергией заработали крыльями, выходя из затяжного пике. С корабля вверх ударили первые трассеры, но это уже ничего не могло изменить – три чёрных разрыва один за другим украсили палубу эсминца, и Флай судорожно начал набирать высоту, уходя от разлетающихся во все стороны обломков. За его спиной громыхнуло ещё два раза.
— Отлично, мы сделали их, парни, уходим! — рявкнул он в микрофон.
Набрав безопасную высоту, пегас обернулся. Первый эсминец, переломленный пополам мощным взрывом (сдетонировали находящиеся в аппаратах торпеды), быстро уходил на дно, второй, сильно накренившись на правый борт, плёлся куда-то прочь, прикрывшись рваным пологом дымовой завесы. В любом случае в ближайшие часы ему будет не до боя. Отлично. Теперь посмотрим, чьи канониры точнее стреляют…
«Сын грома» шёл навстречу бою, экипаж пребывал на боевых постах, вот почему в длинном коридоре было непривычно пусто. Два морпеха, стоящие у закрытой двери каюты, внимательно прислушивались к далёким выстрелам. То вражеские корабли начали артиллерийскую дуэль. Орудия крейсера пока молчали, похоже, Винджаммер решил поберечь боекомплект.
— Эх, вот бы глянуть хоть одним глазком на то, что там творится… — протянул один из морпехов, переступая с копыта на копыто.
— Ничего интересного там нет, — буркнул его более опытный товарищ. — И вообще, молись Луне, чтобы мы проскочили пролив без серьёзного боя.
Первый тяжело вздохнул и вдруг напрягся, вздёрнув оба уха. Ему показалось, что он услышал лёгкий перестук копыт и шелест мягкой материи.
— Шпион! — резко крикнул боец, вскидывая винтовку. — В стелс-пла…
Звонкий удар, свист рассекаемого воздуха, крик, полный боли, и вот уже бедняга бьётся в конвульсиях на полу, из его правого глаза торчит ушедшая по оперение стальная трёхгранная стрела, выпущенная из пружинного арбалета. Второй охранник стреляет наугад и отлетает к стене, отброшенный ударом задних копыт. Рыча от боли, он пытается подняться, но появившийся из неоткуда узкий кривой нож с лёгкостью вспарывает ему горло. Захрипев, морпех падает на тело убитого товарища.
— Так, хорошо, — шепчет чей-то голос, затем стелс-плащ съезжает в сторону, открывая молодого офицера-артиллериста. — Теперь девчонка…
Типпи, лежавшая на кровати и с беспокойством прислушивающаяся к звукам разгорающегося сражения, буквально подскочила, услышав выстрел. Сорвавшись с места, она подбежала к двери и, прильнув к замочной скважине, увидела падающих охранников и выскользнувшего из-под маскировочного плаща убийцу. Метнувшись к тумбочке, кобылка выдвинула верхний ящик, выхватила револьвер и, повернувшись к двери, принялась ждать непрошенного гостя. Но тот оказался умней. Сквозь вентиляционную отдушину в каюту влетел небольшой цилиндрик, который, упав на пол, зашипел, словно рассерженная змея.
«Газовая граната! — в панике подумала единорожка. — Вот ведь влипла!»
На принятие решения у неё осталось не больше секунды.
Зебриканский шпион посмотрел на часы. С момента, как граната оказалась брошена в каюту, прошло четыре минуты. Вполне достаточно. Криво усмехнувшись, он натянул на морду дыхательную маску и в три оборота вскрыл замок. Следовало торопиться. Выстрел в грохоте орудий, конечно, не слышен, но мало ли кто вздумает пройтись сейчас по коридору. Впрочем, жеребец не зря выбрал для операции время, когда все сидят на своих постах. Прокола быть не должно…
Дверь распахнулась, и шпион вошёл в каюту. Хозяйка лежала на кровати, уткнувшись мордочкой в подушку. Убийца усмехнулся. Возможно, она надеялась таким образом защитить себя от удушья. Но этот газ проникал сквозь любой фильтр, даже самый лучший противогаз не смог бы спасти глупую кобылу. Только дыхательная маска с баллоном сжатого воздуха давала стопроцентную защиту. Не обращая больше внимания на мёртвую единорожку, он подошёл к контейнеру, где лежал дорогой во всех отношениях груз. Копыто легло на крышку, а в следующий момент громыхнул выстрел и пуля ударила шпиона в правый бок. Он закричал, разворачиваясь, получил вторую пулю в грудь, затем ещё одну… Прежде чем навсегда уйти в Тартар, негодяй успел увидеть кобылку, которая, подбежав к нему, судорожно принялась сдирать дыхательную маску с его перекошенной от боли морды.
— Просто невероятно! Не представляю, как вам удалось уцелеть, мадам, — Капитан Винджаммер недоверчиво тряхнул седой гривой. — Мерзавец с лёгкостью сумел убить двух опытных морпехов, но обломал зубы о штатскую кобылку.
— Он просто не знал, что я профессиональная ныряльщица за раковинами, — улыбнулась Типпи. — Задержала дыхание, делов-то.
— Понимаю, — кивнул капитан. — И всё равно, вы проявили столько хладнокровия и выдержки… Некоторым моим подчинённым следовало бы взять у вас пару уроков мужества.
— Готова начать преподавать в любое время.
— Благодарю, — Эддар улыбнулся, затем повернулся к старшим офицерам. — Ну что, господа, чем порадуете старика?
Типпи вздохнула и поудобнее устроилась на контейнере с жар-бомбой. После неудачного покушения Тимоти решил, что самое безопасное для неё место находится в боевой рубке. Капитан дал добро, и единорожка, взяв свой ценный груз, совершила небольшой переезд. В рубке было душно, пахло табаком и порохом, но присутствие большого количества суетящихся поняш почему-то успокаивало. Действительно, здесь она чувствовала себя гораздо увереннее, чем в одиночестве на кровати в запертой каюте.
Тем временем крейсер продолжал нестись вперед, не меняя курса. Справа и слева время от времени поднимались разрывы, но главный калибр «Сына грома» молчал. Капитан экономил боезапас, справедливо полагая, что снаряды ещё понадобятся, если дело дойдёт до прямого столкновения. Пока же они просто шли на прорыв, пользуясь превосходством в скорости. Больше всего командир корабля боялся, что у них на хвосте висит ещё одна эскадра, уж слишком крейсера противника лезли на рожон. Они вели себя так нагло, словно получили приказ задержать «Сына грома» любой ценой. Вот почему вернувшиеся на борт пегасы снова ушли в небо, увешанные с головы до хвоста приборами наблюдения. И это дало свои результаты.
— Сэр, — офицер свази подскочил к капитану. — Лидер-один сообщает, что засёк шесть драконов. Они идут с юго-востока плотной группой.
— Расстояние до нас?
— Восемь миль, сэр!
— Понятно. Зенитным расчётам приготовится!
Орудия правого борта, а также башни главного калибра развернулись в сторону подходящих монстров. Казённики одиннадцатидюймовок распахнулись, словно пасти голодных псов, и автоматы заряжания начали пропихивать в них зенитные снаряды и плотные картузы артиллерийского пороха. Разумеется, кто-то мог решить, что использовать пушки главного калибра в качестве зениток бессмысленное занятие. Отчасти так, конечно, и было, атакуй крейсер орда быстрокрылых грифонов, но драконы – совсем другой коленкор. Тяжёлые, отлично бронированные летучие монстры не обладали излишней маневренностью, а взрыв крупнокалиберного зенитного снаряда порождал огромное облако осколков. И хотя сверхпрочная чешуя позволяла огнедышащим гигантам не слишком обращать на них внимание, было у драконов одно уязвимое место – крылья.
Действительно, острые осколки металла легко разрывали прочные кожаные перепонки. И если несколько дырок никак не могли повлиять на полёт, то десятки отверстий – совсем другое дело. Да ещё и врождённая водобоязнь играла свою роль. Драконы отважны, когда сражаются над сушей, ведь в случае чего они в любой момент могут приземлиться на твёрдую поверхность. Но когда вокруг только бескрайняя гладь океана, а до спасительной палубы дракононосца пара часов лёта… Поневоле станешь осторожным и постараешься выйти из боя при малейшей серьёзной угрозе.
Разумеется, крылья летающих ящеров защищали могучие талисманы, отражающие большую часть пуль и осколков, но когда плотность огня начинала превышать допустимый порог, не спасали даже они. Впрочем, сейчас у драконов имелись все шансы на успех – одному, даже большому кораблю, сложно отбиться от такого количества огнедышащих гигантов.
Рявкнула первая одиннадцатидюймовка, за ней вторая. Типпи пошатнулась и чуть не свалилась с контейнера – сила отдачи оказалась весьма серьёзной. Немного позже заговорили пушки вспомогательного калибра. Крейсер продолжал двигаться прежним курсом. Висящие над драконами пегасы-наблюдатели непрерывно передавали информацию об их направлении и скорости полёта, чем сильно облегчали работу артиллеристам, которые пока ещё не могли увидеть своих могучих противников, скрытых за пеленой облаков.
— Говорит Лидер-один, поправка на двадцать три градуса. Одна цель поражена, повторяю, одна цель поражена!
Раненный дракон завалился на правый бок, судорожно маша крыльями. Правое было разорвано в клочья и не оставляло ему никаких шансов на спасение. Продолжая крениться, он пошёл вниз по дуге и вонзился в неприветливые свинцовые волны. Пять оставшихся принялись расходиться по сторонам, стараясь как можно сильнее увеличить дистанцию между собой. Пегасы тоже разлетелись, каждый следил за своим подопечным. Крейсер продолжал вести огонь. Вот ещё один летун тяжело развернулся и пошёл назад – сквозь перепонки его крыльев можно было сливать гигантские макароны. Но четверо оставшихся подошли совсем близко.
Заметив это, канониры «Сына грома» сменили заряды, теперь в дело пошла «драконья картечь» Это действительно была самая настоящая картечь – сотни стальных оперённых стрелок заряжались в пластиковый поддон и после выхода из канала ствола разлетались по сторонам смертоносным облаком. Эффективная дальность их была невелика, но и использовался этот боеприпас только в случае, когда ящеры подлетали почти вплотную.
Получивший полный заряд в левое крыло очередной летун решил, что с него хватит, и ударился в бега, но трое его товарищей уже повисли над кораблём, находясь в мёртвой зоне. Загудела сирена, предупреждая об опасности, сидящие на боевых постах поняши принялись торопливо опускать броневые заслонки. «Сын грома» был новым кораблём и потому нёс полный комплект элементов противодраконьей защиты. Потому, когда жаркие струи ударили по палубе и надстройкам, ущерб, понесённый крейсером, оказался минимальным. К сожалению, ящеры имели на вооружении не только встроенные огнемёты но и бомбы...
— Сильный пожар во втором кубрике… Башня «С» повреждена… Перебит магистральный паропровод… – отчёты о повреждениях сыпались как из дырявого мешка.
— Ты как, в порядке? — озабоченно спросил Тимоти, помогая свалившейся с контейнера единорожке встать на копыта.
— Да, — лаконично ответила та. — Сильно нас задело?
— Могло быть и хуже, — философски заметил коммандер. — Ничего, прорвёмся.
Два уцелевших дракона уходили в облака, торопливо маша крыльями, третий, сбитый точным залпом, барахтался в воде, выгибая шею, в его глазах читался предсмертный ужас. Уязвлённый, но непобеждённый крейсер продолжал движение, правда, значительно медленнее.
— Мы заглушили шестой и восьмой котлы, — торопливо докладывал главный механик, — в остальных снизили давление пара.
— Насколько упала скорость? — мрачно спросил Винджаммер.
— На двенадцать узлов, сэр!
— Сколько времени потребуется на ремонт паропровода?
— От двадцати минут до получаса.
— Понятно. Итого полчаса, плюс ещё двадцать минут на запуск остановленных котлов… Морского ежа мне под хвост, долго! Ладно, ничего не попишешь… — кэп повернулся к главному артиллеристу, — что с башней «С»?
— Заклинило, — лаконично ответил тот. — Орудие «три» выведено из строя.
Капитан фыркнул, потом оглядел подчинённых.
— План меняется, — мрачно сказал он. — С двадцатью узлами мы не сможем уйти от «Горгоны». Значит, будем драться. И пусть победит сильнейший.
«Сын грома» пошёл навстречу зебриканским крейсерам. Носовые башни главного калибра развернулись в сторону противника и пушки открыли огонь – Винджаммер приказал больше не беречь боезапас. Вокруг «Горгоны» стали подниматься водяные горы разрывов.
Единорожка сидела на контейнере, морщась всякий раз, когда в крейсер попадал очередной снаряд, и почти не отрываясь смотрела в перископ смотровой щели. Её сердце бешено стучало, уровень адреналина в крови достиг максимальной отметки. Два бронированных гиганта шли навстречу друг другу, изрыгая огонь и сталь из орудийных жерл. Ещё немного, и они сойдутся на дистанцию «пистолетного выстрела». «Сын грома» получил десять попаданий в корпус. Сколько приняла «Горгона» – никто не знал, но точно не меньше дюжины. Вот ожила кормовая башня «С», и капитан приказал слегка изменить направление движения, чтобы и та могла поучаствовать в деле.
— Сейчас, ещё немного… — шептала кобылка, нервно обгрызая краешки копыт. — Минута, максимум две, и кто-то из нас обязательно получит фатальное повреждение…
Над «Горгоной» вырос развесистый куст мощного взрыва, затем во все стороны ударили клубы перегретого пара.
— Да! Да! — завопила Типпи, отчаянно пиная броневую переборку, — Мы сделали их! Мы сделали!
Её вопли потонули в рёве нескольких десятков лужёных матросских глоток. Могучий вражеский корабль, весь в клубах дыма и пара, начал разворачиваться, сильно кренясь на правый борт. Болтающийся неподалёку всеми забытый «Папирус» сорвался с места и отважно понёсся вперёд, стараясь вклиниться между противниками. За его кормой поднималась густая чёрная пелена дымовой завесы. Древний крейсер пытался сделать то единственное, что было в его силах – прикрыть попавшего в беду товарища от смертоносных снарядов.
— Прекратить огонь, — скомандовал Винджаммер. — Лечь на прежний курс.
— Но сэр, — удивлённо воскликнул Тимоти, — неужели мы не добьём поганца?
— Я не меньше вашего хочу это сделать, — холодно ответил капитан. — Но вы забываете, коммандер, что наша задача – не участвовать в морском сражении, а доставить груз в целости и сохранности. Судя по всему, у нас на хвосте висит эскадра, с которой нам не совладать. Будь у меня эсминцы, я бы приказал утопить его торпедами, но долбить этот орешек снарядами – всё равно, что пытаться вилкой выковырять черепаху из панциря, долго и глупо. Не стоит испытывать судьбу, джентльпони.
Никто не стал спорить. Жаль, конечно, было оставлять такую роскошную добычу, но, как известно, жадность птичку погубила. Издав на прощание длинный гудок, «Сын грома» покинул место боя, оставив за кормой поверженного врага.
Эсминец «Соарин» вошёл в гавань Эпплсид на рассвете. С того момента, как пони вернули себе порт, прошёл всего месяц, и работы по восстановлению только-только начались. Повсюду из воды торчали остовы покорёженных кораблей, и «Соарину» приходилось постоянно маневрировать, чтобы не наткнуться на очередной искусственный риф. Типпи с мрачным видом стояла на палубе, кутаясь в тёплый плащ, и угрюмо смотрела по сторонам. Настроение было под стать осенней погоде, такое же хмурое и дождливое. Никакой радости возвращение домой не доставило, слишком уж много горьких и страшных воспоминаний было связано с этим местом. Кругом разор и запустение, даже спустя месяц сильно пахнет дымом. Повсюду, насколько хватает глаз, сплошные развалины, не уцелело ни одного дома. Старая крепость обращена в груду камней, улицы завалены битым кирпичом и обломками.
— Кладбище, — тихо проговорила она. — Настоящее кладбище.
Разрушенный город был и правда пуст. Здесь можно было встретить только военных и зебриканских пленных, которые занимались разбором завалов и строительством временных жилищ. Мирных жителей не осталось совсем. Тимоти сказал, что гетто ликвидировали на третий год оккупации. Всех здоровых взрослых пони вывезли в Зебрику на принудительные работы. Остальных погрузили в трюмы нескольких старых кораблей, отбуксировали в море и там затопили. Тошно было думать о том, что все, кого ты знала, давно мертвы.
— Может, хочешь взглянуть на свой дом? — осторожно спросил Крейг.
— Нет, — ответила Типпи, нервно поводя плечами. — Больше всего я сейчас хочу убраться отсюда как можно дальше.
— Понимаю, — в голосе шпиона проскользнули нотки сочувствия. — Я не жил тут, и всё равно мне жутко смотреть по сторонам. Особенно зная, сколько невинной крови и слёз пролилось здесь за эти годы.
— Надеюсь, нам не придётся долго ждать?
— Не придётся. Эскорт уже прибыл и ожидает нас на Приморской площади. Ты знаешь, где это?
— Да, конечно. Вверх по Центральной лестнице, затем налево.
Они замолчали. Каждый думал о своём. Типпи размышляла о Сирил и пони, что здесь погибли, Тимоти – об оставшихся за спиной товарищах. Сердце его разрывалось. С одной стороны, он был сотрудником секретной службы и должен был во чтобы то ни стало выполнить задание. С другой, будучи боевым офицером, он чувствовал себя предателем, оставившим корабль в разгар сражения.
Зебриканская эскадра настигла «Сына грома» через два часа. К этому времени стало ясно, что быстро исправить повреждения не получится и вернуться к прежней скорости крейсер не сможет. Когда на экранах радаров, а потом и в оптике появились корабли противника, в боевой рубке начали готовиться к новой схватке. Давление пара в котлах всё же удалось поднять, доведя скорость до двадцати пяти узлов. Будь у них на хвосте какие-нибудь древние корыта, этого оказалось бы более чем достаточно. К сожалению, по словам пегасов, их преследовали новейшие зебриканские корабли – линкор «Три Цезаря», линейный крейсер «Камелу-Шарак» и с ними куча всякой мелочи. Линкор и крейсер Типпи уже видела в гавани Сулуланда в тот самый злополучный вечер, когда началась эта сумасшедшая история.
«С них всё началось, ими всё закончится», — мрачно думала кобылка, прислушиваясь к торопливым переговорам старших офицеров.
Тимоти подошёл к ней и легонько тронул за плечо.
— Послушай, — тихо сказал он. — Ты можешь, ну… взорвать эту штуку?
Единорожка бросила короткий взгляд на контейнер и утвердительно кивнула.
— В бумагах доктора Линга я нашла заклинание активации. Правда, проверить так и не довелось, но…
— Но если дело пойдёт плохо, ты сможешь провести эксперимент?
— Без проблем.
— Отлично, — он ободряюще кивнул и вернулся к остальным офицерам.
Адмирал зебриканской эскадры действительно мог праздновать победу. Конечно, «Сын грома» был ещё вполне боеспособен, но выстоять против линкора эквестрийский крейсер, разумеется, не мог. Вот, повинуясь приказу, ударили первые пристрелочные выстрелы. Вот из ангаров в воздух стали подниматься грифоны, несущие бронебойные бомбы. Вот над дракононосцем взлетел единственный боеспособный дракон, сверкая новенькими заплатками на крыльях.
— Группа целей на радаре, дис! — доложил офицер связи.
— Что? — адмирал резко вскинул холёную, аристократическую морду. — Вы шутите, какие цели?
— Не могу знать, дис! Они только что появились.
— Ещё эскадра? Странно. Неужели кто-то решил присоединился к охоте. Вздор, я не отдам им мою победу. Дозорных грифонов на перехват! Я должен знать, кто они такие! И да, усильте огонь.
Спустя десять минут взволнованный голос грифона-наблюдателя разорвал напряжённую тишину.
— Это не наши, дис! Эквестрийский линкор «Вендиго», два крейсера и шесть эсминцев! Идут, перестроившись в боевое построение!
Адмирал крепко выругался и стукнул копытом по столу.
Отойдя на безопасное расстояние от места разгорающегося морского сражения, «Сын грома» сбросил скорость и встал борт о борт с эсминцем «Соарин». Маленький кораблик не зря носил имя прославленного Вондерболта, в эквестрийском флоте то был, пожалуй, самый быстрый корабль. Именно ему адмирал Грей поручил ответственное задание – доставить ценный груз в Эпплсид. Также на борт эсминца перегрузили всех тяжелораненых, после чего «Соарин» резво сорвался с места, уносясь к далёкой цели. Крейсер же развернулся и поспешил вступить в сражение, его восемь одиннадцатидюймовок могли внести реальный вклад в победу.
Приморская площадь, как и всё в этом городе, выглядела уныло и жалко. Вместо прекрасных домов – груды развалин, от могучих деревьев не осталось и следа. К счастью, не осталось следа и от жуткой виселицы, на которой было казнено так много зебр и пони. Честно сказать, Типпи вздохнула с явным облегчением, не увидев этого сомнительного памятника архитектуры. На расчищенном от мусора участке стояли два бронированных фургона, запряжённых пегасами. Три десятка фестралов в броне гвардейцев Принцессы Луны стояли тут же, угрюмые и сосредоточенные. Старший фестрал, судя по нашивкам – полковник гвардии, подошёл к остановившимся путешественникам и отдал честь.
— Агент Крейг, госпожа Дегару, прошу подняться на борт «Небесного бандита». У меня приказ немедленно доставить вас в Кантерлот.
— Хорошо, — кивнула Типпи. Вот только моя лодка... — она кивнула в сторону нескольких моряков, которые тащили закреплённую на повозке «Молнию».
— Не извольте беспокоиться, ваше имущество будет погружено в один из фургонов, — кивнул фестрал. — Прошу вас, проходите.
— Благодарю, — устало сказала единорожка и принялась тяжело карабкаться по трапу внутрь летающей машины.
Больше всего кабинет таинственной госпожи «В» напоминал гостиную в зажиточном фермерском доме. Да и его хозяйка абсолютно ничем не напоминала главу самой законспирированной секретной службы Эквестрии, больше походя на добродушную мудрую бабушку. Расшитый цветочками передник, белый накрахмаленный чепец, легкомысленная ромашка, вплетённая в гриву, старомодные очки с квадратными стёклами… Вот только острый взгляд внимательных серых глаз говорил, что их обладательница не так проста, как могло показаться вначале.
— Добрый день, госпожа Дегару, — приветливо проворковала «В». — Рада. Очень рада вас видеть. Проходите, садитесь.
— Если позволите, мэм, то просто «Типпи», — со вздохом сказала единорожка, подходя к столу и опускаясь в указанное кресло. — Честно говоря, мне очень надоел весь этот официоз.
— Милосердное небо, как я тебя понимаю! — звонко рассмеялась «В». — Бывает, после некоторых бесед буквально хочется вымыть рот с мылом. Ты уже завтракала? Если нет, я распоряжусь, чтобы принесли чай и маффины. Ты не поверишь, но мой повар учился у самой Пинки Пай.
— Как-нибудь в другой раз.
— Воля гостя – закон, но, если передумаешь, моя кухня в твоём распоряжении.
— Спасибо, — рассеяно ответила кобылка, осторожно осматриваясь по сторонам.
Действительно, как на самой настоящей ферме. Кружевные занавесочки, цветные половики под копытами, огромный буфет, заставленный фарфоровыми тарелками и чашками, бамбуковая ширма в дальнем углу… Гм, кстати о ширме. Чуткие уши единорожки уловили доносящиеся из-за неё приглушённые звуки. Шелест ткани или перьев. Легкий перестук копыт. Интересно, кто там прячется? Впрочем, это не её дело.
— Понимаю, что никакие слова не смогут передать всего того восхищения от совершённого вами подвига. Потому просто скажу тебе «спасибо». Не только от меня, от всей Эквестрии, — торжественно произнесла госпожа «В». — Благодаря проявленному вами мужеству и находчивости, мы получили доступ к самому разрушительному оружию наших врагов и можем прямо сейчас приступить к поискам средств противодействия.
— Пожалуйста, — смущённо ответила Типпи. — Я… Мы это сделали во имя Родины.
— Отличные слова, браво.
— Надеюсь, вы не станете её взрывать? Ну, для испытаний?
— Конечно, нет. Уверена, что ни одна жар-бомба не взорвётся на территории Эквестрии. Никогда. Даже с мирными целями. В Министерстве Тайных Наук много опытных специалистов, способных выяснить свойства этого оружия, не прибегая к разрушению.
— Тогда я спокойна.
— Конечно, тебе будут оказаны все причитающиеся почести, это произойдёт послезавтра в Замке Принцесс…
— Ой, а, может, не надо? Честно говоря, я не хотела бы привлекать к себе слишком много внимания.
— Да? Разумная предосторожность в условиях войны. Я выскажу твое пожелание… тому, кому нужно. Затем тебя отправят в санаторий в горах. Чистый воздух, горячие минеральные источники, роскошный плавательный бассейн… Рай, да и только. Там ты пройдёшь полноценное медицинское обследование, а если понадобится, то и лечение. Кто знает, какой вред был нанесён твоему организму пребыванием в зоне заражения.
— Помимо жар-бомбы и документов, я также привезла несколько образцов химических препаратов, которые…
— Да, их уже исследуют и после проверки начнут массовое производство. Есть в этом некоторая высшая справедливость, зебры так часто крали наши секреты, что теперь пора и нам воспользоваться их разработками.
Госпожа «В» мягко улыбнулась и, склонив голову, спросила:
— Что собираешься делать дальше? После отдыха? Ещё не думала?
— Хороший вопрос. Вы хотите предложить мне поработать на вашу организацию?
— Не стану скрывать, что я… и не только я, крайне заинтересованы в этом. Разумеется, не в качестве полевого агента, а в качестве аналитика, специалиста по Зебрике. Ты прожила в Империи большую часть жизни, отлично знаешь тамошние нравы, свободно владеешь несколькими местными наречиями. Нам ОЧЕНЬ нужен такой сотрудник.
Типпи, которая давно для себя всё решила, утвердительно тряхнула гривой.
— Я согласна, — просто сказала она. — Без всяких условий.
— Вот и отлично, — «В» довольно потёрла копыта. — Отдохнёшь в санатории, наберёшься сил, а потом возвращайся в Кантерлот. Здесь тебя будут ждать.
— Спасибо. Надеюсь, вы не разочаруетесь во мне.
— Уверена в этом. Ну что, у меня к тебе больше нет вопросов.
Глава секретной службы произнесла последнюю фразу несколько громче, чем нужно, сделав особое ударение на слове «меня». Намёк оказался понят. Застучали копыта, и из-за ширмы вышло существо, при виде которого Типпи на мгновение впала в ступор, затем торопливо приклонила колени и опустила голову.
— Встань, моё дитя, — мягко сказала Принцесса Луна, подходя к столу. — Мы рады, что ты приняла правильное решение.
Единорожка неуклюже поднялась, всё ещё находясь в сильнейшем замешательстве.
— Я же говорила, что девочка не станет отказываться, — улыбнулась госпожа «В». — Агент Мур не доверился бы обычной пони.
— Да, агент Мур… — на чело Принцессы опустилась тень. — Он был лучшим нашим сотрудником. Никакие жар-бомбы не смогут возместить понесённой утраты. Хорошо, что ты носишь его ребёнка. Уверена, Шон был бы просто счастлив.
— Я тоже так думаю, — тихо ответила Типпи.
— В любом случае, добро пожаловать на службу. Мы нуждаемся в твоей помощи, девочка.
— Простите, Принцесса, — кобылка, наконец, смогла оторвать взгляд от пола и посмотрела прямо в глаза величественному аликорну. — Я, конечно, согласна послужить Вам и Эквестрии, но есть ли в этом какой-нибудь смысл?
Луна удивлённо вскинула брови.
— Мы не понимаем тебя.
— Война всё идёт, и нет ей конца. Я плохо помню довоенный Кантерлот, но нынешний по сравнению с прежним выглядит просто ужасно. Эти стены, от тротуаров до крыш заклеенные глупыми плакатами, эти угрюмые взгляды, постоянная ругань и злоба обычных прохожих, эти безумные летающие мячи, непрерывно транслирующие помпезные марши…
— Спрайт-Боты специально призваны поднимать настроение граждан, — с явным недовольством в голосе сказала госпожа «В».
— Думаю, их настроение и боевой дух повыситься на сто процентов, если летающие дряни наконец заткнутся, — парировала Типпи.
— Идёт война, и мы должны приложить все силы…
— Постой, — прервала свою подчинённую правительница Эквестрии, затем внимательно посмотрела на единорожку. Та выдержала взгляд.
— Понимаю, что ты хочешь сказать, — тихо произнесла Луна. — Страна медленно умирает. Мы несём потери не только на фронтах, ржавчина злобы и извращённой добродетели постепенно отравляет души Наших подданных. Пони переполнены яростью, которую изливают на близких и друзей. Они не верят, что война когда-нибудь закончится. Удивительно, что ты смогла это понять, проведя в Кантерлоте всего лишь день.
— Если вы думаете, что в Зебрике господствуют иные настроения, — хмуро улыбнулась Типпи, — то глубоко ошибаетесь. Даже в тихом, мирном Сулуланде, отделённом от театра военных действий тысячью миль Безбрежного океана, повсюду ощущается уныние и разочарование. Зебры устали ничуть не меньше.
— Верю. И потому Эквестрии нужны такие, как ты – умные, целеустремлённые, способные во имя великой цели пожертвовать всем, что у них есть! — голос Принцессы Луны звенел как сталь. — Только вам по силам вернуть прежнюю жизнь.
— Прежней жизни больше не будет, — жёстко сказала Типпи. — Мы все отравлены ядом войны, мы все несём в себе семя зла и собственной гибели. Даже после победы Эквестрия не станет прежней. Мы убили её первым пушечным залпом, первой каплей крови, упавшей на землю. Мир изменился окончательно и бесповоротно.
— Да, конечно, — печально сказала аликорн. — Но есть шанс, что будущие поколения смогут всё исправить.
— Будущие поколения? А они вообще появятся? Я не уверена, если вспомнить про жар-бомбы.
— Мы обещаем тебе, что новое поколение пони никогда не увидит войну, — твёрдо сказала Луна. — Но для этого потребуется сделать очень и очень много. Ты готова встать на этот путь?
— Я уже давно на нём стою, Ваше Высочество. Возможно, вы правы, и всё ещё удастся исправить. В любом случае я сказала «да» и не намерена отступать.
— Вот и отлично, — величественно кивнула Принцесса. — Надеюсь, госпожа Дегару, мы ещё не раз продолжим этот разговор. А пока иди, отдыхай, ты это заслужила.
Когда за единорожкой закрылась дверь кабинета, Луна посмотрела на госпожу «В» и задумчива произнесла:
— А в её словах имеется определённый смысл… Пожалуй, следует провести социальный эксперимент… Скажем, поместить несколько групп пони в замкнутую среду с разными стартовыми условиями и посмотреть, что из этого выйдет. Возможно, специалисты сумеют определить корень всех бед и разработать методику, способную искоренить семена порока в душах Наших подданных. Надо попробовать…
Эпилог
Одиннадцать лет спустя…
Типпи Дегару остановилась на пороге детской, а затем решительно толкнула дверь. Шон сидел на полу, обложившись кучей разнокалиберных деталей, и, сосредоточенно сопя, колдовал над каркасом какой-то причудливой модели. Судя по трём большим пропеллерам, эта штука должна была летать. Услышав шаги матери, он вскинул голову и приветливо взмахнул гривой.
— Я почти закончил, ма! — важно сообщил он, опуская на мгновение отвёртку, зажатую в кинетическом поле. — Осталось только натянуть цепь, и «Грифинчейзер Мк. 8» к полёту готов!
— Умница, — восхитилась единорожка, осторожно подходя и становясь рядом. — Значит, сегодня будем запускать?
— Угум, — кивнул сын, — сразу, как вернёмся с выставки.
Тут он испугано дёрнулся и заозирался по сторонам в поисках часов.
— До открытия осталось три часа, — мягко сказала единорожка. — За это время ты успеешь закончить свой агрегат, а я – покончить с текущими делами.
— Но ведь потом ты будешь свободна целый день? — с подозрением спросил жеребёнок.
— Конечно, солнышко, ведь у меня сегодня выходной, — улыбнулась она, а про себя подумала: «Если только ничего не случится».
Действительно, день сегодня был тот ещё, и, если бы не выставка новейших технических новинок от МВТ, она никогда не стала бы брать отпуск. Но Шон просто помешан на всяких технических штуках и всерьёз собирается стать величайшим изобретателем Эквестрии. Интересно, откуда у него такая любовь к точным наукам? Отцовские гены или… Типпи бросила быстрый взгляд на биомеханический протез, заменявший жеребёнку правую переднюю ногу. Когда инженеры Министерства Эпплджек создавали эту высокотехнологическую штуку, малыш днями не выходил из их лабораторий. Ничего удивительного, что, насмотревшись на всякие технические чудеса, он сам захотел конструировать сложные механизмы.
Единорожка тяжело вздохнула и отвела взгляд. Пребывание в зоне взрыва жар-бомбы не прошло без последствий ни для нее, ни для сына. Но если Типпи отделалась сравнительно легко, заполучив только периодические приступы головной боли, от которой помогали лишь самые сильные лекарства, то вот Шон… Врачи предупредили, что магическая радиация и принятые затем препараты могли повредить плоду. Так и оказалось – жеребёнок родился раньше срока, хилый, болезненный, без одной ноги. И если, благодаря специалистам из Министерства Мира, вредные болячки в конце концов удалось победить, то вот недостающая конечность… Отчаявшись, несчастная мать обратилась к Эпплджек, Министерство которой в то время работало над созданием доспехов Стальных Рейнджеров, и та мгновенно согласилась пустить часть ресурсов на разработку кибер-протезов нового поколения, способных полностью заменить утраченные ноги или хвост, используя революционные наработки, полученные при проектировании рейнджерской брони. В Эквестрии было полно инвалидов войны, которым подобные устройства могли вернуть возможность полноценной жизни. Шон стал этаким «подопытным кроликом», на котором конструкторы Министерства обкатывали новую технологию, и, похоже, жеребёнку это очень льстило. Он быстро освоился со своей искусственной ногой и не испытывал по поводу неё никаких комплексов.
Типпи поцеловала сына в макушку и вышла из детской. Ей предстояло немного поработать. Включив терминал, она уселась перед монитором, и тот засветился приятным белым светом. Как всякий высший чиновник Эквестрии, она не так давно получила в пользование новейший компьютер, значительно превосходящий по своим параметрам терминалы обычных пользователей. Один только цветной дисплей чего стоил! И как она раньше обходилась старым, монохромным? Просто непонятно.
Экран мигнул, на нём появилась мордочка личной секретарши Манни Пэн.
— Добрый день, госпожа «Д», — поздоровалась она. — У меня для вас есть несколько важных сообщений.
— Внимательно слушаю, — вздохнула Типпи. После расслабляющих минут в детской возвращаться к делам крайне не хотелось.
— Несколько оперативных групп Министерства Морали, усиленных отрядами Стальных Рейнджеров, полностью блокировали офис «Четырёх звёзд» в Мейнхеттене. Штурм начнётся в ближайшие минуты.
— Так, хорошо, — протянула единорожка. — Надеюсь, недотёпы из Минмора на сей раз не наломают дров.
— Госпожа Пай лично руководит операцией.
— Это-то и беспокоит, если честно. Ладно, держи меня в курсе событий. Что дальше?
— Госпожа Твайлайт Спаркл прибыла в комплекс Прекрасной Долины для начала тестового эксперимента «ЗВТ». Результаты можно ожидать уже этим вечером.
— Очень хочется верить, что у них всё получится, — тихо сказала Типпи. Ей жутко не нравилась идея массового превращения единорогов в аликорнов, но в случае удачи в войне должен был наступить глобальный перелом. Зебры просто не выстоят против армии могущественных магических бойцов. Неужели эта безумная бойня наконец закончится? О Духи Моря, сделайте так, чтобы мечты стали реальностью.
— Наш агент на военной базе «Сигма» прислал отчёт о недавнем сборище так называемого «Анклава Пегасов». Формально причина встречи – торжественный банкет по случаю юбилея организации. Правда, подобные мероприятия обычно не проводят за закрытыми двойными дверьми и при включённых глушилках всех видов радиоволн.
— Действительно, — хмыкнула Типпи, — к чему такая конспирация? Агенту удалось выяснить, о чём они болтали?
— К сожалению, нет. Но кое-какую информацию он всё же нарыл. Взгляните сюда… — на экране возникла цветная фотография – мрачный коридор, плотно закрытая дверь, и перед ней сильно размытая фигура зебры в мешковатом плаще. На следующем фото голова зебры крупным планом. Хорошо было видно выражение её мордочки, чёрные полоски и хищно прищуренные глаза.
— Нам удалось идентифицировать данную особу, — сообщила Пэн, — это ни кто иная, как Сесилия Кассад, лучшая имперская шпионка из тех, что когда либо забрасывались в Эквестрию.
— Я знаю эту дрянь, — скривилась единорожка, — Селестия, сколько же крови она мне попортила.
— Госпожа Кассад находилась под прикрытием стелс-плаща, все фотографии были сделаны с использованием специальной камеры.
— Понимаю. Эта гадина следила за заседанием Анклава?
— Нет, принимала в нём участие.
— Что? — Типпи потрясённо откинулась в кресле. — Принимала участие? В открытую?
— Да.
Единорожка судорожно втянула воздух, затем принялась яростно массировать копытами закаменевшие скулы.
— Это действительно так? Агент отвечает за свои слова?
— Да, вот, смотрите…
На следующей фотографии молодой пегас шёл рядом с зебриканской шпионкой и что-то ей говорил.
— Это Арчибальд Оз, адъютант генерала Лупуса. После окончания встречи он вывел Кассад из кабинета начальника и на личной генеральской повозке вывез за пределы базы. Вот ещё две фотографии. На этой хорошо видно, как он помогает ей сесть в кузов, а здесь…
Типпи с яростью хлопнула копытом по столу.
— Этот жирный ублюдок Лупус перешёл все границы! Мы сквозь копыта смотрели на его заигрывание с пегасами-националистами, на расширение влияния «Анклава», но связь с эмиссаром врага… Пэн, полный отчёт и фотографии должны лежать у меня на столе сегодняшним вечером. Завтра я встречаюсь с принцессой Луной. Если она и теперь откажется дать согласие на немедленный арест мерзавца, то я напишу заявление об отставке. Пусть в таком случае ищет нового главу секретной службы, а я умываю копыта. Держать на свободе высокопоставленного предателя, имеющего огромное влияние на пегасьи сепаратистские группировки – просто преступление!
Она замолчала и несколько минут сидела неподвижно, медленно успокаиваясь. Секретарша терпеливо ждала. Госпожа «Д» редко выходила из себя, но, когда это случалось, благоразумнее всего было молчать.
— Что ещё? — хрипло спросила Типпи.
— Министерство Тайных Наук вернуло нам «вашу» жар-бомбу обратно.
— Ну наконец-то, — вздохнула единорожка. — В этот раз они ковырялись с ней больше трёх месяцев. И чего, собственно, искали? Я уже морально подготовилась к тому, что госпожа Спаркл снова начнёт нудить насчёт того, чтоб передать Изделие Министерству насовсем. Дескать, исключительно «во имя науки». Гм, я не для того тащила на себе эту гадость через полмира, чтоб её случайно взорвали остророгие умники во время очередного бессмысленного эксперимента. Куда её направили?
— В «Хранилище №5».
— То, которое находится под амбаром каменной фермы?
— Да. Его сотрудники, муж и жена Белл, очень надёжные и ответственные работники.
— Хорошо. Главное, что в округе почти нет жилых строений. Это всё?
— Да, госпожа «Д».
— Спасибо, Пэн. Держи меня в курсе последних событий.
Экран погас, единорожка встала и прошлась по кабинету, затем бросила взгляд на часы. Ого, прошёл целый час! Однако, как летит время. Скоро они пойдут на выставку. Шон, как беззаботный ягнёнок, станет восторженно скакать перед всякими головоломными техническими штуками, она будет тихо скучать… Короче, всё как всегда.
Слабо улыбнувшись, Типпи подошла к огромному панорамному окну кабинета и взглянула на улицу. Тихая беззаботная улица в престижном районе столицы. Приветливые соседи, никаких тебе шумных толп прохожих. Живи и радуйся. Вот только… здесь нет океана. Нет крепкого солёного ветра, нет крика чаек и шелеста прибоя. Как давно она последний раз была на море? Четыре? Нет, пять лет назад, с тех пор как возглавила Контору взамен ушедшей на пенсию госпожи «В». И зачем, дура, согласилась? Работа, работа, работа, не оставляющая времени на то, чтобы просто поболтать с сыном, не говоря уж о полноценном отпуске. «Вот кончится война, и…» Мечты, мечты. Хотя, если у Твайлайт выгорит её последняя затея, то война действительно закончится быстро. Правда, что они потом станут делать с армией могущественных аликорнов? Не захотят ли те прибрать Эквестрию к копытам? Нет, рано уходить на покой, ох как рано…
Внимание единорожки привлекла повозка с корнбургерами, которая остановилась на тротуаре прямо перед её домом. Возница, молодой спортивного вида пегас в пёстром клоунском костюме – униформе компании «Корндональдс», выскользнул из упряжи, как-то воровато огляделся по сторонам, и, внезапно расправив крылья, свечкой ушёл в зенит. Было в его поведении нечто странное, заставившее обратить на себя внимание, вот только что… Ну конечно! Он стартовал, как стартуют выпускники Лётных Академий – быстро, стремительно, мощно. Штатские пегасы так не летают. Непонятно, зачем военному таскать тележку с дешёвой снедью? Военному… Начальник базы «Сигма», в прошлом глава Генштаба, генерал Нерон Лупус, разжалованный Принцессой Луной и обиженный на весь мир… Пегас, собравший вокруг себя целый табун высокопоставленных крылатых сепаратистов, нейтрально именуемый «Анклавом Пегасов», ведущий, как сегодня выяснилось, тайные переговоры со шпионами врага… Типпи переступила с копыто на копыто. Корнбургеры, при чём тут корнбургеры? Что-то из прошлого, из очень далёкого прошлого… Сирил? Постой, что она тогда говорила? – «Носилась в дикой панике по городу, задравши хвост. Рыдала. Истерила. И тут бабах! Какие-то умники подорвали тележку с корнбургерами. Типа, сдохните проклятые оккупанты…» О нет!
Типпи распахнула форточку, направила в сторону тележки рог и ударила плотным лучом телекинеза. Тележка покачнулась и покатилась прочь, в сторону пустого, слава Селестии, в это время дня сквера. Вот она пересекла по диагонали улицу, вот вкатилась на тротуар, вот заскользила по покрытой гравием дорожке… Ослепительная вспышка! Грохот! Взрывная волна понеслась по улице. Громко затрещало, а потом осыпалось водопадом крохотных осколков прочное бронестекло окна, приняв на себя основной удар. Типпи отшвырнуло через всю комнату, кобылка шмякнулась спиной о книжный стеллаж, съехала, словно мешок, на пол и получила завершающий удар пятым томом Большой Технической Энциклопедии по макушке. Следом пришла тьма.
Тьма и пустота. Неспешное движение в мягкой, липкой бесконечности. Где-то далеко, на пределе слуха, тонко плачет жеребёнок. Всхлипывая, с надрывом.
— Мама, мамочка, пожалуйста, вставай! Пожалуйста, очнись! Мне страшно! Ты умерла, да? Ты умерла?
«Несчастный ребёнок. Будем надеяться, что с его мамой всё в порядке… Постой! Шон? Это же Шон плачет! Это я его мама! Как же так? Почему? Я же не…»
Сознание вернулось как-то разом, словно её окатили ведром ледяной воды. В какой-то степени так оно и было – плачущий Шон поливал маму водой из графина. Типпи судорожно выдохнула и закашлялась.
— Ты жива! Ты жива! — закричал жеребенок, отшвыривая в сторону хрупкий хрустальный сосуд. Его грива была растрёпана, лоб пересекала глубокая царапина, с подбородка стекали капли крови. Единорожка крепко прижала сына к груди.
— Радость моя, — простонала она, — ты цел! О Селестия, ну и встряска!
— Я в комнате сидел, — захлёбываясь словами, затараторил Шон, — а тут как «Бум»! А потом стало совсем темно, и я уснул. Проснулся, всё болит, кровь течёт, ну просто цирк какой-то. Гляжу, копыта вроде на месте. Тогда я вскочил и к тебе побежал! Вот. А ты лежишь вся такая… Засыпанная. Ну, я сначала стал в службу спасения звонить, как ты меня учила, но там никто не отвечал, только сплошное «шшшшш», да «шшшш». Тогда я сам стал тебя будить, но ты не посыпалась, и я подумал, что ты… Что ты…
Типпи ещё сильнее прижала к себе жеребёнка. Затем смысл сказанного внезапно дошёл до её сознания.
— Служба спасения не ответила? — напряжённо спросила она.
— Не-а. Телефон вообще не работает! Прям весь сломался.
Единорожка вскочила на ноги и огляделась по сторонам, затем взглянула на циферблат часов. Три с половиной часа? Они с Шоном провалялись без сознания три с половиной часа? И за всё время сюда не прикатила толпа спасателей? Быть такого не может!
Полная дурных предчувствий, она подошла к окну и замерла на месте, не в силах сделать ни шагу. Над Кантерлотом больше не было голубого неба. Вместо него там красовался прочный розовый купол, о который время от времени разбивались яркие звёзды. Похоже, кто-то с маниакальным упорством пытался пробить защитный экран столицы ракетами. Издав громкий стон, она кинулась к терминалу. Связи со штаб-квартирой не было, но на экране светились несколько коротких сообщений, пришедших ещё до того, как всё покатилось в Тартар.
«Сообщение 1. В центре Мейнхеттена только что была взорвана жар-бомба. Размеры жертв и разрушений уточняются…».
«Сообщение 2. Полчаса назад научный центр «Марипони» в Прекрасной долине был уничтожен взрывом жар-бомбы. Судьба Министерской кобылы Твайлайт Спаркл и остальных сотрудников пока неизвестна…».
«Сообщение 3. Клаудсдейл уничтожен взрывом жар-бомбы…».
— Неееет! — закричала Типпи в полный голос, колотя копытами по столу. — Нет! Эти. Ублюдки. Добились. Своего!
Испуганный Шон сжался в комок. Он никогда ещё не видел свою маму в таком жутком состоянии.
Чудовищным усилием воли прекратив истерику, единорожка подбежала к сейфу, торопливо набрав код, открыла тяжёлую дверцу и вытащила наружу два конверта. Затем повернулась к сыну.
— Пошли, милый, — хрипло сказала она. — Это наши пропуска в Стойло. Мы должны торопиться.
— Но как же мой конструктор? — растеряно протянул жеребёнок, — и журналы «Юный инженер»?
— Ты забыл, что мы переправили в нашу комнату Стойла твои конструкторы, журналы и кучу нужных вещей? Так что идём прямо сейчас.
— Но…
— Не спорь!
Шон обиженно засопел, но больше спорить не стал. Уже сделав шаг к двери, Типпи вспомнила, что не забрала ещё кое-что. Она вернулась к книжному стеллажу и протянула копыто к небольшой хрустальной коробочке, внутри которой на белом бархате лежала удивительно красивая пурпурная раковина. Та самая, «Мантия Цезаря», с которой всё началось. Единорожка считала её самой ценной вещью на земле и никак не хотела потерять. Испуганный крик сына, заставил её круто развернуться.
Шон стоял у окна и смотрел на что-то, судя по всему, очень страшное. Типпи подошла, встала рядом, вгляделась и тихо застонала. Хотелось орать в голос, но дыхание перекрыл огромный колючий шар. По улице медленно и неотвратимо, как Смерть, катилась стена розового газа. Несколько пони, отчаянно работая копытами, улепётывали от неё и падали всякий раз, когда клубящиеся розовые щупальца касались их тел.
— Что это, мам? — прошептал Шон, прижимаясь к её тёплому боку.
Вместо ответа Типпи всхлипнула и судорожно обняла сына.
— Не смотри туда, пожалуйста, — умоляюще попросила она. — Просто не смотри!
— Но мама, это опасно, да? Почему мы не бежим?
«Потому что от этого не убежишь, — хотела ответить она, но спазм вновь сжал горло. — Потому что это Литтлхорнский токсин, некромантический газ, от которого нет спасения. Даже если б уцелели стёкла, это лишь на несколько минут отсрочило бы агонию. Стойло уже, конечно, заперто, да и где гарантия, что его двери устоят перед Розовым Облаком…»
— Мама, мне страшно!
— Не бойся, я с тобой. Просто закрой глаза, и всё будет хорошо.
— Мы ведь умрём, да?
— Да. Но это будет совсем не больно, верь мне. Мы просто уйдём из этого мира в другой. Где нет войны, а ветер ласково играет с океанскими волнами. Где никто не плачет и все всегда счастливы…
Шон тихо заплакал и ещё сильнее вцепился в тёплую мамину шёрстку.
«Ненавижу! Ненавижу всех вас, — думала Типпи, закрывая глаза, больше не в силах глядеть на подступающую розовую стену. — Всех, кто затеял это. Принцесса Луна не соврала, новое поколение эквестрийцев никогда не узнает, что такое война. Просто потому что никакого нового поколения не будет! Да, останутся, конечно, «счастливчики», что выживут в вонючих подземных норах Стойл, но кем станут их потомки? И что они будут делать, выйдя на поверхность? Вновь истреблять друг друга? Без жалости, без смысла, с ног до головы пропитанные ядом ненависти и злобы. Убивать до тех пор, пока не умрёт последний из них?!»
Розовая стена уже почти вплотную подошла к дому. Ещё минута, может быть, две.
«Обречённые, — внезапно подумала Типпи. — Все мы были обречёнными с самого начала. Не тогда когда заговорили пушки, а значительно раньше. С того момента, как какой-то глупец намалевал на стене «Лучше быть распятым, чем полосатым» или «Бей лошаков, спасай Зебрику»; с того момента, как потирающий копыта в предчувствии прибыли делец принял заказ на первую партию оружия, даже не подумав, в кого станут стрелять эти новенькие винтовки; с того момента, как мудрые правители государств решили, что для дальнейшего процветания странам требуется маленькое кровопускание. Чисто в медицинских целях. И мы, все мы, наивные глупцы, судорожно пытавшиеся спасти свой рассыпающийся под копытами мир, лишь приближали час его гибели. Нам нет и не может быть прощения. Прости, сынок, что привела тебя сюда. Ты ни в чём не виноват. А меня… Меня прощать некому…»
Розовое облако, ворвавшееся в разбитое окно, мгновенно поглотило две маленькие фигурки, судорожно прижимающиеся друг к другу. Следом наступила тишина и покой.
Двести лет спустя…
Дверь с грохотом распахнулась, выбитая ударом сильного копыта, в воздух поднялось облако пыли.
— Здесь всё чисто, — прогудел могучий голос, и в кабинет вошёл огромный Стальной Рейнджер. Внимательно оглядевшись, он посторонился, пропуская изящную черношкурую единорожку. На боках кобылки висели перемётные сумки, украшенные бабочками Министерства Мира.
— Спасибо, СтилХувс, — произнесла она мягким приятным голосом. — Думаю, нам стоит задержаться тут на несколько минут. Отдохнём и подождём, пока подействует лечебное зелье, что я дала Каламити.
— А почему чуть чё, так сразу Каламити? — возмутился идущий следом молодой пегас в роскошной ковпоньской шляпе. — У меня всё норм! Вельвет, ты как всегда сгущаешь краски.
— Сколько раз можно повторять, что для достижения максимального эффекта пациенту требуется покой. Желательно абсолютный.
— Плевать на покой. Ты забыла, что нам нужно спешить?
— Успокойся, Каламити, — примирительно сказала миниатюрная единорожка, бесшумно возникшая на пороге. — Пять минут отдыха ещё никому не вредили.
— Как скажешь, Лил`пип, — фыркнул крылатый воин. — Если коллектив "за", то и я не стану спорить.
Он внимательно посмотрел по сторонам и довольно присвистнул.
— Богатенькие, однако, тута жили пони. Думаю, нам действительно стоит малёха задержаться. Вдруг найдём чё интересное.
— Клептоман, — закатила глаза Вельвет Ремеди, — всегда одно и то же.
— Интересно, — негромко сказала зашедшая последней зебра. Она шагнула к стене и принялась внимательно рассматривать фотографию в застеклённой раме.
— Что там? — тут же сделала стойку любопытная Литтлпип.
— Смотри сама.
Та встала рядом. Следом подошли остальные заинтригованные спутники. На фотографии оказались запечатлены трое. Две зебры – пожилой грузный жеребец слева и немолодая кобылка справа. Между ними стояла сереброшкурая единорожка-подросток с довольной улыбкой на весёлой мордочке. Ниже помещалась какая-то надпись на незнакомом языке.
— Это алфавит зебр, — негромко сказала Ксенит.
— Ты можешь прочесть, что там написано? — спросила Вельвет.
Её полосатая подруга покачала головой.
— Я не умею читать на языке своих предков, — печально сообщила она.
— Кто бы ни был хозяином этого дома, — мрачно заявил СтилХувз, — он, похоже, был отчаянным малым. Так открыто подчёркивать свою дружбу с зебрами…
Литлпип вздохнула и сделала фейсхув.
— Пожалуйста, Эпплснэк, не начинай сначала, — жалобно попросила она. — Только очередного спора на отвлечённую тему нам сейчас не доставало.
Стальной Рейнджер недовольно переступил с копыта на копыто, но от комментариев благоразумно воздержался.
— Эй, гляньте сюда! — воскликнул Каламити, похоже, всерьёз решивший обыскать комнату на предмет полезных в хозяйстве вещичек.
Друзья, оставив загадочную фотографию, пошли на зов пегаса. Тот стоял у окна и разглядывал что-то, скрытое от взоров остальных опрокинутым на бок монументальным столом.
— Селестия! — потрясённо выдохнула Вельвет, её голос задрожал. — Какой ужас!
Картина, открывшаяся перед ними, действительно была ужасна в своей лаконичной беспощадности. У окна сидели два скелета. Взрослый скелет, судя по размерам и толщине костей, принадлежавший кобылке, прижимал к себе скелет жеребёнка. Мерзкое Розовое облако сыграло со своими жертвами страшную посмертную шутку. Их кости не рассыпались по полу, после того как истлела плоть, а остались на своих местах, сплавленные меж собой жутким некромантическим газом, превратившись в некое подобие надгробного памятника. Памятника самим себе.
Литтлпип всхлипнула и опустила голову. Они уже несколько часов бродили по источающим смерть руинам Кантерлота и должны были давно привыкнуть к таким вот жутким «композициям», встречающимся повсюду, а вот поди ж ты. Наверное, есть вещи, привыкнуть к которым просто нельзя.
Подавленное молчание друзей прервал бесстрастный голос Стил Хувза.
— Я знаю, кто они такие, — громко сказал гуль, осторожно касаясь кончиком бронированного копыта правой передней ноги жеребёнка. – Видите? Это кибернетический протез.
— Действительно, — изумлённо протянула Вельвет, с профессиональным интересом глядя на искусственную конечность. — Какая тонкая работа.
— Не помню, как её звали, — продолжил Стальной Рейнджер. — Знаю только, что она входила в свиту Принцессы Луны и была то ли советником по культуре, то ли по связям с общественностью.
— Но что случилось с её ребёнком? Почему он потерял ногу?
— Малыш родился без неё, — пояснил гуль. — Вроде как, будучи беременной, мамаша попала в зону сильного магического излучения, что и привело к мутации. Она упросила Эпплджек сделать для сына протез нового поколения, используя наработки её Министерства. Позже подобные протезы выдавались инвалидам войны. Уникальные штуки.
— Любопытно, — протянула Литтлпип и вдруг возбужденно ударила копытом. — А это что такое?!
Она подбежала к груде мусора рядом с опрокинутым столом и с торжествующим видом вытащила на свет небольшой компьютерный терминал.
— Сейчас поглядим, работает ли!
Каламити закатил глаза.
— Ну всё, — простонал он, — дорвалась. Терь мы отсюда никогда не уйдём.
— Пора бы уже привыкнуть, — философски заметила Вельвет. — С другой стороны, это не шар памяти, потому, надеюсь, задержка не продлится слишком долго.
— Хотелось бы верить, — фыркнул пегас. — Ладненько, я тута тогда немножко пошарюсь.
На несколько минут друзья замолчали и каждый занялся своим делом. СтилХувз стоял у окна, внимательно наблюдая за улицей, готовый вступить в бой при малейшей опасности, Вельвет с печалью изучала останки прежних хозяев квартиры, Литтлпип колдовала над компьютером, время от времени попискивая от возбуждения, Ксенит разглядывала уцелевшие книги, а Каламити шарился по ящикам и коробкам.
— Оба-на, сейф, — внезапно довольно сообщил он.
— Сейчас открою, погоди немного, — не отрываясь от экрана, буркнула Литтлпип.
— Да не боись, он уже открыт, — хохотнул пегас. — Такс, чё там есть… Какие-то бумаги… Все сгнили, ни одного целого листка. Ну понятно, дверца-то все годы была нараспашку… О, револьвер. «Мини Эппл Е». Хорошая штучка, для единорогов, конечно. Весь проржавел, жаль. Даж на запчасти не пойдёт. Ладно. А вот патрончики я приберу…
Пегас оставил сейф и перешёл к книжному стеллажу. Внезапно он присвистнул.
— Эй, Вельвет, глянь-ка сюда!
— Что там? — недовольно отозвалась единорожка.
— Красивая штучка. Уверен, те понравится.
Черношкурая кобылка прервала свое невесёлое занятие и подошла к другу.
— И?
— Смотри! — Каламити протянул ей небольшую хрустальную коробочку, внутри которой лежала восхитительная пурпурная раковина. — Ну как, нравится?
— Какая прелесть, — тихо сказала единорожка, — никогда раньше не видела ничего подобного!
— Полагаю, хозяйка оч её ценила, — авторитетно заявил пегас, — раз заказала такую дорогую оболочку.
— Думаешь, она будет не против, если я её заберу?
— Конечно. Такая красота должна радовать пони, а не стоять на полке посередь мёртвого города.
Вельвет улыбнулась и осторожно спрятала раковину в сумку.
— Ничего себе! — внезапно воскликнула Литтлпип и аж подскочила на месте. — Эта тётка, ну, хозяйка квартиры, оказывается, была не так проста. «Советник по культуре», ага, как же. Судя по всему, она возглавляла какую-то секретную службу, подчинявшуюся Принцессе Луне.
— Правда? — удивился Каламити.
— Агась. В компе полно отчётов от агентов. Большинство зашифровано таким кодом, что с полпинка не сломаешь, но кое-что прочесть всё-таки можно.
Литтлпип замолчала, быстро пробегая глазами строчки текста.
— Хех, — торжествующе выпалила она. — Теперь я знаю, откуда крошка Сильвер Белл взяла тот «фейерверк для последней вечеринки». Оказывается, под амбаром её фермы находилось секретное хранилище, в котором незадолго до катастрофы была спрятана самая настоящая жар-бомба.
— Ничего себе, — изумилась Вельвет Ремеди.
— Хранилище было оборудовано как маленькое Стойло. Думаю, когда упали бомбы, следящие за ним пони – муж и жена Белл, укрылись в нём и потому выжили. Скорее всего, Сильвер приходится им пра-пра-правнучкой.
Литтлпип с сожалением встала и отошла от терминала.
— Кроме отчётов, там есть большой файл, озаглавленный «Моя жизнь». Но он так зашифрован, что для взлома понадобиться мейнфрейм и куча свободного времени. Я залила его на свой ПипБак. Возможно, когда-нибудь мне его удастся прочесть. Ладно, нам здесь больше нечего делать, пора идти дальше.
— Давно пора, — кивнул Каламити. — Мы и так потеряли кучу времени.
СтилХувз не говоря ни слова потопал к выходу. Пегас и зебра последовали за ним. Вельвет и Литтлпип переглянулись и подошли к двум скелетам.
— Не знаю, как тебя по настоящему звали, госпожа «Д», — тихо сказала серая единорожка, — но, думаю, ты была хорошей пони.
— Она принадлежала к тем, кто погубил наш мир, — напомнила Вельвет.
— Правильно. Но если верить отчётам, она пыталась сделать всё, чтобы не допустить катастрофы. Не её вина, что бомбы всё-таки упали.
— Думаешь?
— Да, — твёрдо сказала Литтлпип. — Полагаю, нам стоит простить её за это. То, что не смогла сделать она, сделаем мы, верно?
— Верно, — прошептала Вельвет Ремеди. — Пока живы пони, жива и Эквестрия. Покойтесь с миром.
— Покойтесь с миром, — эхом отозвалась её подруга. Они ещё немного постояли, каждый думая о своём, а потом тихо вышли из кабинета навстречу своей судьбе.
Конец.
14 сентября 2017 года.
Под редакцией LeKos.
1 января 2019 года.