Другая сторона

Глава 12: Новый день

Оказавшись на улице, Ник обессилено упал на колени, а глаза наполнились влагой. Он ожидал всего: что мама попросту его не узнает или что она снова сменила место жительства, буквально в последний момент. Но никак не то, что окажется игрушкой, которую выкинули, как только надоела.

— Ненавижу, — тихо прошептал мальчик и почувствовал, как ему на спину легло копыто.

— Извини, — осипшим голосом произнесла Лаймстоун. – То, что я говорила в приюте — это было от зависти. Я на самом деле так не думала и….

— …и ты была права, — закончил Ник, зло хлюпнув носом. – Извини.

Серая земнопони понятия не имела, что на это ответить. Вот испортить кому-нибудь настроение, в этом ей равных не было… Ну, почти не было. Сэра не в счет. Но найти слова утешения — это точно не к Лаймстоун.

«Здесь должна была быть Агнес, а никак не я», — с грустью подумала серая земнопони, но положение спасла Раст, что, чеканя шаг, приблизилась к двум детям и пристально всмотрелась в их глаза:

— Кого убили, разбойники?

На мордочке фестралки играла характерная клыкастая улыбка. Да и выглядела она беззаботно, будто и не дожидалась детей полчаса, час или сколько там времени прошло? Лаймстоун не взялась бы сказать. Вот только Ник не смотрел на мордочку пони. Его взгляд был устремлен на близлежащую лужу, и сквозь зубы он произнес:

— Никого мы не убивали. И мы не разбойники, ясно!?

Подобный ответ не смутил фестралочку, и она, лишь поудобней устроив коробку с тортом на спине, ответила:

— Конечно. Я вот всем тоже говорю, что не раздолбайка, но знаете что? – выждав непродолжительную паузу, ночная летунья воскликнула. – Мне никто не верит!

Лаймстоун наградила старшую пони скептическим взглядом, а Ник лишь снова хлюпнул носом, ничего не сказав.

Раст, которая явно не привыкла, что её столь откровенно игнорируют, сняла со спины ношу и протянула жеребенку:

— На, держи.

Лаймстоун, которая не то что не хотела ничего держать, но желала, чтобы взрослая пони помолчала и позволила подумать хотя бы пару минут в тишине и спокойствии, съязвила:

— Чем интересно? Хвостом?

— Зубами, — в тон ей отозвалась фестралочка. – Ты так и будешь пререкаться или возьмешь эту потенциальную причину диабета? А то у меня нога затекает, знаешь ли.

— Это вообще не мой торт, и я не обязана…

— А это, — кивок в сторону Ника, – не мой парень, но раз ты не можешь сказать ничего умного, то закрой рот и не отсвечивай.

Упомянутый мальчик дернулся и, подняв взгляд заплаканных глаз, посмотрел сперва на Раст, а затем на Лаймстоун, после чего юноша и земнопони покраснели.

— То-то же! – победоносно заявила фестралочка, и только серая земнопони собралась высказать все, что думает об острой на язык ночной пони, как последняя бесцеремонно сунула веревку ей в рот. Оставалось либо выпустить торт, либо терпеть. Лаймстоун выбрала последнее не забыв наградить свою спутницу испепеляющим взглядом. Впрочем, на Раст это впечатления не произвело. – Значит так, шкет, мать твоя…

Кем или чем являлась мать мальчика, фестралка с радужной гривой сказать не успела, так как из подъезда выбежала миссис Фолкнер, или как она себя теперь называла — Талия Валентайн.

— …так просто не отстанет.

Женщина появилась в одном халате, и правую руку она отчего-то сжимала за спиной. Да вот только Нику было наплевать на то, что она скажет или сделает. Пусть хоть в полицию позвонит, но он не собирается оставаться в ее обществе ни одной лишней минуты. Мальчик, продемонстрировав той, кто была ему матерью долгие годы, средний палец руки, побежал прочь.

Раст, которую мальчишка едва не сбил с ног, проводила того недоуменным взглядом, пробурчав под нос «ну точно кого-то убил», после чего взглянула на Талию, что с решительным взглядом направлялась прямиком к фестралочке.

— Караул! – воскликнула ночная пони и, взмыв в воздух, полетела вслед за Ником.

— Стой! Вернитесь немедленно! – в ярости выкрикнула Талия и собралась было бежать следом, но путь ей перегородила Лаймстоун, что, хмуро поглядывая на женщину, опустила перед той коробку с тортом:

— Я брошусь вам в ноги, и мы обе упадем, — посулила кобылка. – Оставьте Ника в покое. Немедленно!
…Ник остановился, только оказавшись в соседнем дворе, где тьму разгонял лишь свет из окон тех жильцов, которые либо предпочитали бодрствовать ночью, либо вставали на работу. Откровенно говоря, он уже потерял счет времени, но при этом сон решил на время отступить. Мальчик рискнул обернуться и первое, что увидел, так это висевшую в воздухе Раст, на мордочке которой играла улыбка:

— Вот это я понимаю – приключение!

— А где Лайрис? – испуганно произнес юноша.

Фестралочка, прежде чем ответить, опустилась на землю и огляделась:

— Понятия не имею, где твоя пассия. Меня больше волнует оставленный у нее торт.

— Мы должны вернуться!

Фестралочка не успела открыть и рта, как из темноты донесся угрожающий голос, а за спиной юноши стало видно медленно приближающуюся косматую фигуру, напоминающую собаку, глаза которой отливали зеленью:

— Какая здравая мысль. Не против, если я к вам присоединюсь?

Раст собралась было взмыть вверх, но пришелец оказался проворней и, прыгнув, пригвоздил ночную пони к земле:

— Я настаиваю, — волк оскалился, что, наверное, должно было сойти за улыбку…
…Лаймстоун отдавала себе отчет, что если придется воплотить свою угрозу в жизнь, то она пострадает куда сильней, но жеребенок все равно решила, что пойдет до конца. Впрочем, миссис Фолкнер явно восприняла слова юной кобылки серьезно и остановилась, но при этом смотрела она не на серую земнопони, а куда-то за нее. Явно в ту сторону, куда убежали Ник и Раст. В глазах матери мальчика застыла боль, и она произнесла, не глядя на Лаймстоун:

— Зря ты встала на моем пути, — женщина вынула то, что до недавнего времени прятала за спиной.

Серая земнопони даже испуганно отшатнулась. Она ожидала всего – шокера, ножа или, чем Дискорд не шутит, пистолета, но то была связка ключей.

Кобылка удивленно хлопнула глазами и не нашла ничего лучше, чем сказать:

— Чего?

— Ник и моя дорогая Агнес сейчас одни, в этом огромном, незнакомом городе, и как бы они ко мне не относились, я не могу позволить им ночевать на улице или у всяких грязных незнакомцев, — женщина поморщилась. – Поэтому прошу, передай им это и скажи, что они могут приходить ко мне в любое время.

— Эм, ладно, — скорей машинально, нежели осознанно, пони взяла протянутые ключи.

— Но если надумаешь сама ими воспользоваться – я тебя выпотрошу и не посмотрю на твои права, усекла?

Пони поспешно кивнула. Вот угрозы – это было чем-то привычным и понятным, а просьба… Лаймстоун взглянула на связку ключей и убрала их в поясную сумку, после чего огляделась. Она-то стояла спиной к убегающему Нику и не видела, куда тот побежал, но женщина неожиданно пришла на помощь, указав пальцем нужное направление:

— Ник и та драная кошка с крыльями туда направились.

Сказав это, бывшая миссис Фолкнер посчитала разговор исчерпанным и направилась в подъезд, но тут ее нагнали слова Лаймстоун: «Эммм, спасибо…».

Та, кого обитатели Европейского Гигаполиса знали под именем Талии Валентайн, застыла перед самой дверью. Она какое-то время стояла молча, и сторонний наблюдатель смог бы увидеть целый перечень эмоций, отразившихся на лице бывшей миссис Фолкнер. После чего женщина ушла домой, не забыв при этом громко хлопнуть дверью.

— …наверное, — закончила пони, которая подхватив коробку с тортом, что весил целую тонну, и рванулась вслед за своими спутниками, понадеявшись, что те убежали недалеко.

Мысль, что те бросили ее одну, приходилось старательно гнать прочь, убеждая себя в том, что если бы Ник увидел отставшую Лаймстоун, то он бы за ней вернулся, как это сделала она в том переулке с приятелями Раст. Вот уж кто точно не умеет выбирать друзей, так это фестралка.

Лаймстоун забежала в ближайший дворик, и открывшаяся пред ней картина лишь подтвердила мысли касательно ночной пони: Раст лежала, прижатая к земле, а над ней возвышался серый волк в кожаной одежде. Выглядело это донельзя нелепо, но смеяться не хотелось хотя бы по той простой причине, что оскаленная пасть зверя находилась в опасной близости от мордочки фестралки, и дело явно шло не к поцелую. Рядом стоял Ник, требуя, чтобы его подругу отпустили, но волк даже ухом не повел.

Все трое были так поглощены происходящим, что на Лаймстоун внимания не обратили, чем пони и воспользовалась, спрятавшись за угол. Кобылка подошла к надстройке рядом с домом, что вела в подвал. Подобная пристройка имелась и в «Этлингере», но разница заключалась в том, что тут еще имелась и черепичная крыша, на которую земнопони и нацелилась.

Лаймстоун прежде всего попыталась закинуть свою ношу на надстройку, и получилось лишь со второй попытки. Мысль о том, что Раст ее прикончит за столь варварское отношение с тортом, прошла мимолетно, и юную кобылку больше волновало, не прибежит ли серый волк на чудовищный, по мнению пони, грохот. Но нет, переругивание не прекращалось, и Лаймстоун даже услышала рычание, а значит, следовало поторопиться.

Неловко встав на парапет, она едва не оступилась, и пусть расстояние до земли было меньше метра, голова все равно закружилась.

«Соберись, тряпка! Ты по крышам Австралийской Аркологии прыгала, а тут всего какой-то метр до земли!» — попыталась накрутить себя пони, но это не возымело должного эффекта и копыта все равно тряслись, когда она подтягивала себя на крышу двухэтажного здания. Подобные дома встречались и в Австралийской Аркологии, причем с заметной периодичностью, а здесь, отчего-то, были редкостью. Но хорошо хоть были. Вот окажись это здание этажей на пять, а то и вовсе небоскребом, и о плане напасть сверху можно забыть.

Переведя дух и подхватив коробку с тем, что до недавнего времени было тортом, Лаймстоун поползла вперед и оказалась прямо над волком и фестралочкой. Последняя увидела маленькую пони, но лишь сузившиеся зрачки выдали ее реакцию. При этом говорить она не перестала:

— А почему у тебя такие большие глаза?

— Спросило стремное лупоглазое нечто, которое зовется пони лишь по чистой случайности, — прорычал серый хищник.

— Я тебе сейчас морду обглодаю!

Волк собрался что-то ответить, а возможно, и откусить кусок от фестралочки, но Лаймстоун успела первой. Спрыгнув с крыши, она прижала задние ноги к бокам волка, а передними, в которых держала коробку, со всего размаху саданула по серой морде.

— Мой торт!.. – застонала фестралочка.

Волк же отшатнулся, давая Раст долгожданную свободу, и попытался сбросить неожиданную наездницу, которая то и дело лупила по морде чем-то липким и сладким. Но куда там – пони держалась крепко.

Ник ошарашенно наблюдал за этой картиной, а вот фестралочка стала медленно отползать от лохматого хищника. Несмотря на все свое бахвальство, ей хотелось лишь одного – улететь отсюда, как можно скорей. Ведь одно дело поставить на место зазнавшегося человека, а совсем иное – столкнуться с хищником. Пусть и разумным, пусть и синтетом, но мало ли что у него на уме? С другой стороны, оставить детей было неправильно. Материнскими инстинктами Раст не обладала, да и не желала когда бы то ни было заводить маленьких спиногрызов: и без того проблем хватает. Но с этими детьми было… прикольно. Да и мелкая пони, оседлавшая здоровенного волка, так и не дала однозначный ответ на предложение вступить в «Паучью сеть», а это значит…

Ночная пони нащупала на земле камень и, недолго думая, запустила его в хищного синтета, целясь тому в шею, но немного не рассчитала бросок. Нет, камень попал, но только не в клыкастого незнакомца, а в Лаймстоун, которая, вскрикнув, ухватилась за бок и оттого потеряла концентрацию. Волк же, пару раз взбрыкнув, умудрился сбросить с себя пони.

И жеребенок вполне могла получить еще пару ушибов, если бы не Ник, который бросился ловить кобылку. Ему это даже удалось, но из-за силы инерции мальчик сам потерял равновесие и ударился спиной об асфальт. Застонав, он произнес:

— Поймал.

Раст, поджав губы, схватила еще один камень, твердо веря, что сейчас-то она точно попадет, но волк рявкнул: «Хватит! Прекратили балаган. Я…» Фестралочка все же не удержалась и прервала речь хищного синтета камнем, который пролетел у того над головой.

— С двух метров промазать, серьезно? – в голосе волка сквозила ирония.

— Сейчас соберу побольше камней и точно попаду! – ночная пони стала спешно оглядываться, но, как назло, под копытом не оказалось ничего, что можно было бы кинуть. Ну что за непруха?

— Собирай-собирай, — кивнул волк, который передней лапой стирал остатки торта со своей морды. – А потом их будешь жрать, потому что я тут по просьбе сестры этих оболтусов, — еще один кивок, на этот раз в сторону двух детей, что поднялись на ноги и сейчас приводили себя в порядок, но, услышав упоминание об Агнес, так и заперли с выпученными глазами.

— Твоя сестра попросила страхолюдину нас разыскать?.. – в голосе Лаймстоун сквозила недоверие.

— А Ральф что, был лучше?

Пони лишь кивнула, после чего поморщилась от боли в боку.

— Теперь все? Никакого недопонимания больше не будет? – при этом волк поглядывал на Лаймстоун, что задевало гордость пестрой фестралочки, привыкшей всегда быть в центре внимания. Да она ему сейчас такое устроит! Раст одернула себя. Для задуманного нужен был стул, кастрюля и скотч, а ничего из этого у нее с собой не было. Но так просто сдаваться она не собиралась:

— Погоди-ка! Я тоже могу сказать ерунду, которую окружающие хотят услышать… честно говоря я обычно так и делаю, но сейчас речь не о том. Как зовут сестру паренька?

Волк закатил глаза:

— Авес.

— Неа.

— Ашес.

— Нихрена.

Хищный синтет оскалился. Его, видимо, эта игра в угадайку успела достать еще до начала, чего не скажешь о фестралочке, у которой на мордочке играла победная улыбка.

— Арнес?

— Почти угадал, но нет.

— Я тебя сейчас почти загрызу. Посмотрим, как ты тогда запоешь!

— То есть ты не знаешь? – фестралочка расправила крылья. Так, на всякий случай.

— Агнес, — спокойно произнес Ник. – Волк почти ответил правильно.

— Цумэ, — представился синтет и, немного подумав, добавил. – И если закончили трепаться, то пошли уже, Ник Факнер.

Услышав это, Лаймстоун рассмеялась.

— Да, и ты тоже, Ланомпай, — добавил волк-Цумэ, переводя взгляд с мальчика на кобылку и обратно. – Так, хватит уже ржать! Сначала тортами кидаетесь, затем смеетесь над моими словами. Я вам что, цирковой волк?

Дети попытались успокоиться, но получилось у них это плохо, и они периодически похихикивали. Цумэ решил это не комментировать, лишь гордо задрав голову пошел вперед. Эффект портило то, что он время от времени оглядывался, проверяя, идет ли кто за ним или нет.

Раст, посчитавшая, что сейчас идеальный момент, дабы предложить Лаймстоун присоединиться к «Паучьей сети», открыла было рот, но ее опередил Ник:

— И что теперь?

Серая земнопони пожала плечами:

— Не знаю. Наверное, вернемся в «Этлингеру». Ну или останемся здесь. Все равно я с вами.

— Спасибо. Я думал…

Но пони перебила, остановившись и ткнув юношу передним копытом в грудь:

— И ты не мой парень, — после чего посмотрела на фестралочку. – Понятно?

И Ник, и Раст синхронно кивнули. Очевидно, кобылке этого оказалось достаточно, и она поспешно отвернулась. А может быть, она так поступила из-за покрасневших щечек?

— Пара, — пробурчала себе под нос Лаймстоун. – Придумают тоже…

Кобылка споткнулась на ровном месте, и Ник поддержал ее, чтобы та не упала. Когда же пони восстановила равновесие, то мальчик отошел на пару шагов, ожидая криков, а то и того, что земнопони полезет в драку, но та, лишь тихо прошептав «спасибо», продолжила путь.

Раст, наблюдающая за этой сценой молча, вздохнула:

— Ну что ж, прощайте, бандиты.

Все трое обернулись, а Ник высказал то, что отразилось в глазах детей:

— А ты не с нами?

— У меня дела, — отмахнулась Раст и, резко развернувшись, поскакала в противоположную сторону. Она слышала, что Лаймстоун и Ник что-то ей кричали вслед, но предпочла не прислушиваться и лишь пробежав двор насквозь, рискнула обернуться на удаляющиеся фигуры. На этот раз впереди шли дети, понуро повесив головы, а волк шел позади да порыкивал, если Ник и Лаймстоун отклонялись с правильного маршрута.

«Забей, — одернула себя фестралочка. – Всего лишь дети в большом городе. Таких миллионы».

Раст взмыла в воздух и полетела к жилищу Финника. Оставалось надеяться, что мелкий лис еще не спит. Ну а даже если спит, то придется его разбудить, детское же время. Фестралочка, зевнув, подавила желание взглянуть на часы. Она и без этого знала, что там увидит – скоро уже рассвет…

---

Погруженная в мрачные мысли, Агнес и не заметила, как они миновали темные кварталы, что вызывали у девушки нервную дрожь. Слишком много вещей требовали внимания, да и разговор у Слэгара заставил задуматься о том, что она спрашивает и как. Ведь это был далеко не первый случай, когда она своими неуместными вопросами причиняла боль окружающим: Ральфу, Рей Лин, Нику и Брейберну. В этот раз мысли о пожилом жеребце не вызвали слез, но на душе стало тоскливо:

— Скажи, Флаттершай, а почему мы говорим близким вместо слов благодарности гадости?

Пегаска споткнулась, но смогла устоять на ногах. Она удивленно взглянула на девушку. Во всяком случае, так казалось из-за надвинутого на голову капюшона. После чего, ни слова не говоря, порысила дальше.

— Эм-м-м, ладно, — пробурчала под нос Агнес.

Пони продолжила идти как ни в чем не бывало, и девушка уже начала думать, что пегаска попросту не знает ответа, как он прозвучал:

— Это высшее проявление любви, — задумчиво ответила Флаттершай.

— Что!? Погоди… как это может быть проявлением любви, если речь идет о грубости?

— Понимание, сколь близок нам был человек или синтет, приходит через боль, лишения и страдания, а не потому, что они были рядом и называли тебя твоими близ…. – пегаска осеклась. – Забудь последнее сказанное мной, я не это имела ввиду.

— Чушь! – тут же ответила девушка. – Мои родители заботились обо мне и Нике, кормили, одевали и стремились дать все самое лучшее. Это и была любовь. А ты… ты просто не знаешь ответа.

Флаттершай продолжила идти, разве что низко опущенная голова могла сказать о чувствах пегаски. Завернув на очередную улочку, она произнесла:

— Да, наверное, не знаю…

Взрослая и много чего повидавшая пони бросила на Агнес быстрый взгляд, но больше ничего не сказала. Да и по разумению самой пегаски, она не имела права судить родителей девушки, пусть и приемных. Наверняка их отец оставил завещание, по которому Агнес и Ник получат энную сумму по достижению совершеннолетия, а его супруга скрылась от многочисленных родственников, пытающихся оспорить последнюю волю мужа, в другом Гигаполисе.

Конечно, звучало как красивая сказка, не выдерживающая серьезной критики, но порой в мире случались чудеса, и то, что сама Флаттершай сейчас была жива и здорова — наглядное тому доказательство.

Сама же пегаска была уверенна лишь в одном: что Цумэ смог разыскать детей и они сейчас все дружно сидят у нее в квартире и пьют чай. И это было необходимо не самой Флаттершай, а Агнес. Учитывая весь пережитый стресс, девушка нуждалась в хороших новостях, как никто другой. 

Дальнейший путь девушка и пони проделали в молчании, и лишь когда они добрались до дома Флаттершай, тишина была нарушена, но не по их воле.

Два полицейских флаера стояли близ подъезда, а копы в угловатой броне и тактических шлемах расположились неподалеку, явно кого-то ожидая. Заметив странную парочку, один из представителей закона направился прямиком к Флаттершай и Агнес. У последней при этом душа ушла в пятки.

«Неужели вычислили и все наши старания пошли псу под хвост?»

— Живете здесь? – полицейский остановился от них в двух шагах.

— Да сэр. Вернее, живу здесь я, а эта милая особа приехала в гости. Она тут новенькая и… — начала было Флаттершай, но быстро замолчала, стоило человеку перевести взгляд на пегаску.

— Значит, живете. Хорошо, — представитель закона провел сканером сначала над пони, а затем и над девушкой. – И обе синтеты? Чудесно.

Вот только, если судить по голосу, ничего чудесного тут не было.

— Что-то случилось, офицер? – с участием в голосе поинтересовалась пегаска.

— Может быть. Снимите капюшон.

— Сперва вы, — тут же ответила Флаттершай, а спустя пару секунд добавила. – Так будет честно.

Полицейский спорить не стал и, нажав кнопку на затылке, стянул с себя шлем. Это был мужчина за тридцать, с копной рыжих волос, зачесанных назад, аккуратными усами и бородкой, а также пронзительным взглядом серых глаз.

— Все ради простого народа.

Было не понятно, шутит ли он или говорит серьезно, так как ни голос, ни взор не выдали его чувств. Страж порядка все так же переводил взор с Агнес на Флаттершай и обратно. Последняя все же сняла капюшон и теперь столь же изучающим взглядом смотрела на полицейского и его напарников.

— Итак, мисс… — мужчина замолчал, ожидая, что пони продолжит, хотя сканер ему и подсказал имя и прим-фамилию собеседницы.

— Флаттершай Хоуп.

— Хоуп? Хоуп-Хоуп-Хоуп. Необычная прим-фамилия для синтета. Джебедай Хоуп, случаем, не ваш бывший владелец?

Пегаска лишь отрицательно покачала головой, что полицейского вполне устроило.

— Тем лучше. За последние несколько дней был совершен ряд нападений на синтетов-людей, и улики указывают на Джебедайя Хоупа. Есть подозрение, что он работал не один, но… — мужчина прицокнул языком, – доказательств у нас нет. Пока нет.

— Нет. Я никогда не встречалась с этим человеком, — в голосе Флаттершай звучали стальные нотки.

— Конечно. Не встречались, — полицейский, достав планшет, начал делать в нем какие-то пометки.

Агнес же стала нервно переминаться с ноги на ногу. Судя по всему, эти полицейские не искали конкретно ее, но ей не нравилось, к чему вел этот рыжий.

— И вот ведь какое интересное дело. Джебедай Хоуп проживал в вашем районе, и его неоднократно видели в компании пони-синтета, желтой пегаски. Не наводит ни на какие мысли?

— Это большой город, и здесь проживает много синтетов. В том числе желтых пегасок, часть из которых даже не зовут Флаттершай, — пони сдула непослушную розовую прядь, лезущую в глаза, продолжая смотреть на собеседника с вызовом, но без откровенной вражды.

— Действительно. И как я только не подумал? – голос мужчины все так же оставался сух и безжизненен, что пугало Агнес даже сильнее, чем вопросы, которые задавал коп. — Вы ведь работаете в храме Памятных Скрижалей на углу Армата-авеню и Стикс-роуд?

— Так и есть.

— Одна?

— Есть еще Гарм, и мы с ним работаем по сменам, — к вящему удивлению Агнес, голос Флаттершай оставался спокойным, хотя она не могла не понимать, чего добивается коп. Или все же не понимала?

— По сменам, — полицейский постучал себе указательным пальцем по подбородку. — Стало быть, вы там все время одна?

— Есть еще посетители.

— Конечно. Безутешные люди и синтеты, что приходят протереть пыль с каменных табличек и говорят с усопшими, в надежде, что те их услышат, — полицейский оторвался от планшета и пристально посмотрел в глаза пегаски. – Они ведь говорят?

— Случается.

— Интересно что?

— Зайдите и послушайте, — Флаттершай пожала плечами.

Кажется, это полицейского проняло. Его глаза сузились, буквально на миг, а затем он вернул себе самообладание.

— Зайду, — пообещал он. – Обязательно зайду. И даже послушаю. Как и вас, мисс… — полицейский наконец обратил внимание на Агнес, и девушке от этого легче не стало. Скорее наоборот.

— А…а…а…

— Агнес Тристан, — в очередной раз пришла на помощь Флаттершай, за что девушка была той благодарна. – Она новенькая тут и…

— И сейчас я разговариваю с ней, а не с вами, но спасибо, — сухо ответил коп. – Итак, мисс Тристан, как давно вы знакомы с мисс Хоуп?

— Два года, — ляпнула девушка первое, что пришло в голову, и поморщилась, что не укрылось от внимания полицейского.

— Видимо, то были тяжелые два года?

— Эм-м-м, нет… то есть да… а у кого легкая жизнь? – девушка нервно рассмеялась, вот только полицейский даже не улыбнулся. Он все так же смотрел на Агнес своим пристальным взором и, казалось, даже не моргал.

— Полагаю не у тех, с кем вы жили два года, — полицейский щелкнул пальцами. – Ах да, где вы жили?

— Ав…зиатской Аркологии, — Агнес оставалось лишь надеяться, что на ее оговорку не обратят внимания, и потому затараторила то, что знала из уроков истории. – Там было очень шумно и людно. Узкие улочки, на которых не то что не протолкнуться, но даже не вздохнуть полной грудью. И Флаттершай предложила мне приехать и немного пожить у нее.

Страж порядка лишь кивнул:

— Очень познавательно, мисс Тристан. И за время пребывания в нашем чудесном Гигаполисе вы не заметили ничего странного?

— То есть помимо полицейских, задающих неуместные вопросы? – под конец голос Агнес все же дрогнул. Слишком свежи были воспоминания о том, другом копе. А может быть, он среди тех, кто сейчас стоит у дома, и все это не более, чем спектакль? От подобных мыслей у девушки выступил холодный пот.

Впрочем, полицейский если и заметил это, то не стал акцентировать внимание:

— Ну что ж, спасибо за то, что ответили на вопросы.

Девушке, несмотря на страх, так и хотелось съязвить, что выбора-то у них не было, но она сдержалась. Незачем было подливать масла в огонь. Коп, меж тем, продолжил:

— Всего доброго и ходите только по правильным улицам, — мужчина, одев шлем, вернулся к своим сослуживцам и стал с ними что-то обсуждать. Агнес очень хотела верить, что не она стала причиной беседы.

Быстро вбежав подъезд, девушка привалилась к стене, после чего опустилась на колени:

— Я думала, он нас прямо там арестует…

Пегаска покачала головой:

— Это далеко не первый раз, когда полиция пытается обвинить меня в том, чего я не совершала. И не последний, — немного подумав, Флаттершай добавила. — Тебя это тоже ждет, рано или поздно. Так что учись держать удар и не веди себя, будто ты виновата во всем.

— Но почему? Ты что, была знакома с Джебедайя Хоупом?

Желтая пегаска вздохнула и с грустью посмотрела на девушку:

— Ты тоже решила, будто я стану помогать какому-то психопату убивать синтетов?

Девушка нервно сглотнула и затрясла головой:

— Нет же. Я думала, что вы могли видеться, эм-м-м, мельком. Ну в церкви там.

Пегаска прикрыла глаза и какое-то время стояла молча, прислушиваясь к звукам пробуждающегося города. Вон кто-то заводил двигатель старого автомобиля, а вон слышался радостный собачий лай, и совершенно неважно, являлась ли та собака синтетом или нет. Она была счастлива, ведь у нее имелся любящий хозяин. Открыв глаза, пегаска заговорила:

— Я сказала правду. Не знаю, кто такой этот Джебедайя Хоуп, и знать не хочу.

— Но почему же они тогда к тебе пристали?

Пегаска снова замолчала, пытаясь подобрать правильные слова. Ведь если дать простой ответ, то Агнес не успокоится и со временем последуют новые вопросы, а сложный ответ... Сложный ответ мог ранить не хуже ножа:

— Сейчас непростое время. Уверена, ты постоянно это слышала на протяжении всей своей жизни, но сейчас особенно. Миллионы голодают. И не потому, что они бездельники, а из-за того, что не могут найти работу. Тот паек, который выдает правительство, не в состояние накормить. Он лишь отдаляет несчастных от мрачного будущего, — пегаска пристально посмотрела в глаза девушки. — От смерти. И многие идут воровать, убивать или заниматься незаконной торговлей, вызывая тем самым гнев как полиции, так и таких... — Флаттершай помялась, — существ, как Хестус. Семьдесят процентов преступлений совершается синтетами, а то и больше. В большинстве своем преступники хотят, чтобы их поймали. В тюрьме хотя бы кормят бесплатно. Вот только в последнее время... — еще один тяжелый вздох, — их не ловят, а приводят приговор на месте. И в глазах полиции я, ты или любой другой синтет, выглядящий как бродяжка, — потенциальный преступник. А раз так, то и отношение к нему соответствующее...

Девушка опустила голову:

— В Австралийской Аркологии все было иначе…

— Знаю, — Флаттершай положила переднее копыто на плечо девушки. – Вот только ты сейчас не там, а потому будь предельно осторожна и не провоцируй больше полицейских.

Агнес удивленно посмотрела на пегаску:

— Но я не провоцировала. Я пыталась говорить, как ты!

Флаттершай лишь покачала головой и стала подниматься по лестнице. Полицейские, как и любые другие существа, наделенные властью, предпочитали определенные правила игры, которым необходимо следовать, если дороги зубы, да и другие части тела. В частности, копы из Серого города воспринимали любое раболепствование, как признак вины, а попытки все превратить в шутку – насмешками в свой адрес. То, что большинство обитателей Серого города именно так себя и вело, ситуацию не улучшало. Погромы и аресты были обычным делом. Но сейчас бессмысленно говорить Агнес об этом. Девушка полностью погрузилась в себя, и любые разговоры, не связанные с братом, вызовут лишь раздражение. Тут нужен Цумэ. Он умеет… убеждать.

«Ну где же ты?»

Флаттершай, пока добиралась до дома, несколько раз пыталась связаться с другом, но тот не отвечал. В принципе, он редко когда отвечает на звонки, но сейчас был далеко не тот случай, чтобы изображать из себя независимого и самоуверенного… волка.

— А другие синтеты? – послышался голос Агнес за спиной.

— Другие?

— Угу. Те самые, которые отчаялись. Они нападают на тех синтетов, которым повезло больше? Ну работа там у них есть или жилье получше.

Флаттершай немного прошла вперед и, остановившись на лестничной площадке, ответила:

— Да. Такое время от времени происходит, — уклончиво ответила пони, но похоже этого Агнес было недостаточно.

— А тебя пытались ограбить?

На мордочке Флаттершай не дрогнул ни единый мускул, хоть слова девушки и пробудили не самые приятные воспоминания. Пара синтетов из человека и пони, так обдолбавшихся имаджером или каким другим дешевым наркотиком, посчитали одиноко идущую пегаску в плаще с капюшоном идеальным вариантом для воплощения всех их фантазий и чаяний. Вот только не ту они себе жертву выбрали.

Желтая пони покачала головой, отгоняя подступившие видения, и, приподняв край плаща, продемонстрировала браслет-разрядник, застегнутый на переднем копыте:

— Пытались. Идем.

Агнес поднялась с неохотой, и вовсе не потому, что ей не хотелось вновь оказаться в месте, где Брейберн умер, хотя отчасти и поэтому. У девушки просто подкашивались ноги от всех этих бесконечных прогулок по городу, и подниматься на самый верх по лестнице с побитыми ступеньками было самой настоящей пыткой.

А вот Флаттершай явно не устала и бодро шла вперед, периодически оглядываясь и подбадривая спутницу тем, что осталось немного и скоро она сможет лечь в кровать и проспать сколько захочется. Как ни странно, это возымело положительное действие.

Поднявшись, пегаска впустила девушку первой, а уже потом вошла сама и закрыла дверь.

— Ник? Лаймстоун? Это я! – выкрикнула Агнес с порога, но ответа не последовало.

Спешно сняв обувь и скинув куртку, она вбежала в комнату и никого не нашла. Вообще никого. Даже тела Брейберна тут не было.

— Их здесь пока нет, — пони вошла следом. – Мне очень жаль.

Флаттершай что-то еще говорила, но девушка не хотела ее больше слушать. Развернувшись, она отвесила смачную пощечину пегаске, и та пошатнулась, но все же устояла на ногах.

Привычный мир Агнес окончательно рухнул. Мало ей было увиденного и пережитого за эти пару дней пребывания в Европейском Гигаполисе, так еще Флаттершай, которая, по мнению самой девушки, была безумно крутой, раз не только смогла выжить, но и дать отпор всякому, кто будет ей угрожать, солгала. И где сейчас Ник и Лаймстоун? Куда мне идти? Где их искать? Быть может они, как и сама Агнес, попали в переплет? На них могли напасть голодные синтеты или еще хуже – полиция!

— Да, — спокойно произнесла Флаттершай. – Я заслужила.

Это спокойствие бесило даже сильнее, чем крики и ругань в ответ, и девушка отвесила пощечину пегаске уже по другой щеке.

— И это, наверное, тоже, — произнесла пони, и голос едва заметно дрогнул.

— Открой дверь. Немедленно. Я ухожу, — сквозь зубы произнесла Агнес.

Флаттершай примирительно подняла переднее копыто. То самое, на которое был надет браслет-разрядник:

— Агнес, Ник и Лаймстоун…

— Не смей, — девушка сжала кулаки. – Не смей произносить их имена. Ты меня обманывала все это время! Их никто не искал, и они… они… — ее глаза повлажнели. – Они могут быть в беде. Открывай!

Пегаска хотела возразить, что прямо сейчас их ищет Цумэ, но стоило лишь взглянуть на Агнес, как стало понятно – она не будет слушать. Подойдя к двери, пони предприняла последнюю попытку если не удержать девушку, то хотя бы помочь избежать неприятностей:

— Я пойду с тобой.

— Хрена-с два! – последовал вполне закономерный ответ.

— Я знаю этот город. Я смогу… попытаться защитить тебя, если случится что-нибудь плохое. И две пары глаз, — Флаттершай едва не добавила «сонных», — гораздо лучше, чем одна.

— Дверь открывай, — не меняя тона произнесла Агнес.

Пегаска издала тяжелый вздох и стала возиться с замком. Ключ, как назло, не желал попадать в замочную скважину, и стоящая позади девушка уже стала недовольно притопывать ножкой. Флаттершай не знала, зачем тянет время, ведь все было кончено. Она не выполнила обещание подруги и не смогла помочь ни одному из трех детей. Двое потерялись, а третьей стоит только выйти на улицу, как она в тот же миг попадет в переплет.

На глаза навернулись непрошенные слезы.

«Надо было оставаться Тринадцатой. Эта прим-фамилия мне подходила лучше всего».

Флаттершай все же удалось справиться с замком, но стоило ей повернуть ключ, как раздался дверной звонок.

Девушка и пони синхронно вздрогнули, после чего последняя наконец открыла дверь. В проеме появилась фигура серого волка, погруженная в полумрак.

Заметив выражение мордочки пегаски, новоприбывший нахмурился:

— Флатс, я же сказал, что найду «потеряшек», и нашел. Что рыдать-то сразу? Ох уж эти по…

Закончить Цумэ не успел, так как кобылка обхватила его за шею и, крепко обняв, тихо прошептала: «Спасибо».

Волк ничего не ответил, лишь погладил гриву подруги передней лапой.

Едва сумев оторвать взгляд от причудливого вида волка в одежде, Агнес посмотрела вперед и замерла, вымолвив лишь одно: «Нашел...»

— Агнес! – тут же раздался радостный голос из коридора, который никому другому, кроме как Нику, принадлежать не мог, а через секунду появился и он сам. Мальчик подбежал к сестре и обнял ее, хотя до этого терпеть не мог все эти «телячьи нежности».

Вслед за Ником вошла и Лаймстоун, которая, вопреки обыкновению, не стала комментировать открывшуюся перед ней сцену. Лишь слабо улыбнулась, но без ехидства.

Когда с взаимными объятиями было покончено, пришло время вопросов, главным из которых, и самым животрепещущим, был: «Где носило мальчика и пони»?

— Да мы такое пережили, такое! Лаймстоун предложила самостоятельно поискать маму, и мы сначала справились с бандой вооруженных синтетов…

— Ну не вооруженных, — подала голос серая кобылка, а Ник бросил на нее быстрый взгляд и зашипел. – Не вооруженных, не преувеличивай. Просто их было синтетов двадцать.

— Ага. Точно. Целых двадцать! – воодушевленно продолжил мальчик. – Ну а потом пришла эта, как ее там... атаманша, во! И мы ее взяли в плен, пообещав отпустить, если она поможет нам найти маму. А главное знаешь что? Она была пони, только не такой, как Лаймстоун или Брейберн. Она была серой, с разноцветной гривой, как у Рейнбоу Дэш, с крыльями, как у летучей мыши, а еще у нее были кошачьи глаза.

— И зубы.

— Да, точно! И зубы. Вот такие, — Ник попытался продемонстрировать какие, по его мнению, были зубы у ночной пони, но, перехватив скептический взгляд сестры, все же решил показать их реальный размер. Ну, чуть побольше. – Ну а потом мы ходили по огромнейшему магазину, где было все! И…

Агнес как бы невзначай дотронулась до амулета в виде волчьей головы, висевшего на шее брата, и тот радостно закивал.

— Ага. Это оттуда. Мне его Раст подарила. Ну, сперва она его украла, а потом мне подарила. Но было круто.

Агнес, на которую свалилось такое количество информации, только и смогла спросить, кто такая Раст?

Ник упер руки в бока и наставительным тоном заговорил:

— Раст – это та пони с кошачьими глазами, которую мы взяли в плен. Она была нашим проводником, как Брейберн… — мальчик осекся. – А где Брейберн?

Наблюдавший за этой сценкой Цумэ тихо прошептал на ухо Флаттершай:

— Ты справляешься?

Изначально, она хотела попросить Цумэ остаться. Одно его присутствие действовало успокаивающе. И это чувствовала не только пегаска. Обитатели трущоб, которые от безысходности встали на преступный путь, сторонились серого хищника. Именно поэтому Флаттершай ни секунды не сомневалась, что разумный волк сможет привести Ника и Лаймстоун живыми и здоровыми, где бы дети не находились. Но теперь, после того как у Агнес случился нервный срыв, желтая пони все же считала это плохой идеей. Ведь если девушка снова распустит руки, Цумэ эти самые руки может и отгрызть. Она же выдержит очередной удар по мордочке. Не в первый раз такое происходит и уж точно не в последний.

— Все будет хорошо.

— Чудесно, — серый хищник, едва заметно кивнул и направился к выходу.

— Спасибо. За все. — Флаттершай сказала напоследок, на что в ответ получила такой же короткий кивок, и волк был таков.

Меж тем Агнес, застигнутая врасплох вопросом про пожилого жеребца, пыталась подобрать нужные слова, чтобы не расстроить брата.

— Ник, понимаешь… Брейберн он…

— Ушел, — закончила Лаймстоун. – Взрослые всегда уходят, когда они нужны больше всего.

— Он не совсем ушел. Он… — Агнес сглотнула, не в силах вымолвить нужное слово, и тут на помощь пришла Флаттершай.

— Да. Ушел. Он был тяжело болен и сегодня ночью перестал бороться, — дети наконец обратили внимание на пегаску, но реакция была совершенно разной.

Лаймстоун испуганно отшатнулась, будто бы прямо перед ней предстал призрак Брейберна, в то время как Ник отрицательно замотал головой и выкрикнул: «Нет!», после чего обернулся к сестре:

— Это ведь неправда, да? Это как истории Лаймстоун. Злые и страшные. А Брейберн… он просто ушел, да? Встретил старого друга или ему надо было возвращаться на поезд? Ведь так?

Агнес, глядя в глаза брата, полнящиеся надеждой, захотелось соврать и сказать, что у пожилого жеребца все в порядке и это Флаттершай так пошутила, но осеклась. Ей и так предстоит жить во лжи, выдавая себя за Тристан. Не хватало врать еще родному брату. А если он попросит увидеться с Брейберном, что тогда? Бегать по всему Гигаполису в поисках пожилого земнопони, который согласится сыграть роль их покойного друга? Девушке стоило лишь представить эту картину, как стало дурно.

— Извини, Ник. Но это правда. Брейберна больше нет.

— НЕ-Е-ЕТ! Вы все врете! Он не мог. Не мог! – из глаз юноши капали злые слезы. – Не мог…

— Как он умер? – подала голос жеребенок, которая держалась куда лучше мальчика, и лишь опущенный взор свидетельствовал о её чувствах.

— Он не умер! – на этот раз преисполненного ярости взгляда удостоилась Лаймстоун, но серая земнопони не собиралась идти на попятную. Она подняла повлажневшие глаза и в тон Нику ответила:

— Хватит капризничать, Николас Фолкнер. Брейберна не стало, так же как твоего папы, так прояви хоть немного… э-э-э… такта?

Мальчик сжал зубы. Казалось, он сейчас бросится на пони с кулаками. Агнес уже собралась перехватить брата, но драки не произошло. Ник опустился на пол и, поджав под себя ноги, разрыдался.

Девушка, опустившись на колени, стала говорить успокаивающие слова, но это возымело прямо противоположный эффект, и брат стал плакать лишь сильнее.

Лаймстоун поджала губы и стала оглядываться на предмет чем бы отвлечь Ника, ну или успокоить. Пони в капюшоне она демонстративно игнорировала, мысленно отнеся ту к разносчице плохих новостей. Вот только, как назло, в коридоре ничего дельного не было, а обыскивать квартиру было чревато. Ник может подумать, что злая поняша посмеялась над ним и ушла, такое уже бывало. Не придумав ничего лучше, кобылка ударила мальчика по плечу. Не больно, но достаточно чувствительно, чтобы юноша перестал хныкать и отвлекся на объект раздражения.

— Думаешь, Брейберн решил хоть одну проблему слезами?

— Он умер! – в ответ выкрикнул мальчик. – И мне грустно.

— Тут всем грустно, — не сдавалась Лаймстоун. – Даже той странной пони в плаще.

— Да, грустно, — согласилась Флаттершай, но маленькая кобылка не обратила внимания, продолжив свою речь.

— Но ты видишь, чтобы кто-то плакал?

Ник всхлипнул и обвел взглядом всех присутствующих: сестру, что, закусив нижнюю губу, сделала то единственное, что могла в этой ситуации – заключила брата в объятия, Флаттершай, которая скинула капюшон и смотрела на юношу с сочувствием, и, наконец, вечно хмурную Лаймстоун. Всхлипнув еще пару раз, мальчик утер слезы рукавом и бросил:

— Нет… Вы просто злые! – Ник стал вырываться из объятий сестры, и та его отпустила. – Вы все!

С этими словами он вбежал в комнату и непременно бы хлопнул дверью, если бы та там вообще была.

Маленькая пони утерла копытом подступившие слезы и, глухо пробурчав: «Угу, злые», вошла следом.

— А я как раз хотела предложить проследовать в комнату, — девушка вопросительно посмотрела на Флаттершай, и та пояснила. — Вы все устали с дороги и много чего надо обсудить, а это делать лучше сидя за чашкой чая.

Войдя в комнату, первое, что бросилось в глаза Агнес, так это расположившиеся по разным углам дети, которые демонстративно не смотрели друг на друга. Лаймстоун сидела на крупе рядом с постелью, хотя вполне могла лежать на ней, не спрашивая ни у кого разрешения. Во всяком случае, Агнес именно так и считала. В то время как Ник сидел на спальнике, при этом прижимая к себе походные сумки Брейберна.

Флаттершай лишь покачала головой:

— Агнес, поможешь мне дотащить стол с кухни?

Та бросила тоскливый взгляд в сторону брата, но все же поплелась следом за пегаской. Столик был небольшим, и, по мнению девушки, Флаттершай и сама могла его дотолкать. От этой мысли тут же стало стыдно. Пегаска разыскивала их день и ночь, а потом помогала с перепрошивкой чипа и наверняка едва на ногах стоит.

Сама виновница торжества встала на задние копыта, а передними уперлась в край стола и, как только девушка взялась за противоположный угол, произнесла:

— Не дави на него, — перехватив удивленный взгляд, она продолжила. – На Ника. Ему нужно осознать произошедшее, и попытки его утешить приведут лишь к еще большему горю.

— Откуда ты… — Агнес осеклась, поняв, сколь нелеп этот вопрос в свете того, кем работает желтая пегаска. – Мы потеряли отца и знаем, что такое потеря.

— Судя по тому, как ведет себя Ник, у него не было возможности смириться со смертью в тот раз. Не повторяй этой ошибки и дай ему время. Он сам с тобой заговорит о смерти Брейберна и о том, что чувствует. Но не сейчас.

Девушке хотелось нагрубить, сказав, что Ник – это ее семья и они как-нибудь сами разберутся, но оборвала себя. Грубости сегодня было и так больше, чем достаточно, а Флаттершай во многом оказалась права. Настойчивый внутренний голос, говоривший, что пони была права во всем, девушка постаралась заглушить.

— Прости за… за пощечины. Я не хотела. Сама не знаю, что на меня нашло. Но когда Ника и Лаймстоун тут не оказалась... я не знала, что и думать.

— Ничего. Я привыкла, — спокойным тоном ответила пегаска, хотя далось ей это не просто.

С того момента, как Флаттершай покинула стены «ПониПлея», прошло больше года, и пусть она нашла работу, крышу над головой и у нее появились друзья, большинство из которых были из виртуалки, ничего особо и не изменилось. Многие люди, да и некоторые синтеты, все так же провожали желтую пегаску презрительными, а порой и враждебными взорами, и даже черный плащ с капюшоном, а вместе с ним верный браслет-разрядник не добавляли душевного спокойствия. И взгляд, которым наградила ее Агнес во время вспышки гнева, был точно таким же.

В голове раздались слова: «Ты плохая, плохая пони», и Флаттершай испуганно прижала уши к голове. Они звучали всегда, когда она ложилась спать, но никогда прежде во время бодрствования. И сейчас ей стало казаться, что, может быть, те люди были правы?

Перетащив стол в комнату и пододвинув его к дивану, Агнес заметила, что Ник теперь сидел с Лаймстоун и они о чем-то тихо переговаривались. Седельные сумки Брейберна он так и не выпустил из рук.

Девушка, несмотря на слова Флаттершай, решила отвлечь брата от мрачных мыслей. Она сама узнала о смерти отца в возрасте Ника. Младший брат тогда заперся в своей комнате и долго плакал. Агнес же, видя это, посчитала, что должна быть сильной. Ради своих родных, пусть и не чувствовала себя таковой. И сейчас она должна поступить точно так же. Быть взрослой.

— Мне тоже есть, что рассказать. Я сбежала от опасного маньяка, была поймана полицией, а еще познакомилась с лисом в маске, — кажется, девушке удалось привлечь внимание, и дети сейчас смотрели на неё во все глаза. – Ну не одновременно, разумеется. – Агнес выдавила из себя улыбку. – Садитесь на диван, и я вам все расскажу.

— А я пока заварю чаю, — подала голос пегаска и скрылась на кухне.

Рассказ хоть и не занял много времени, но, похоже, вымотал всех окончательно, и даже крепкий чай не особо помог. Все уже слишком устали, но Ник и Лаймстоун отказывались ложиться, пока не услышат историю до конца, хотя и откровенно клевали носами.

— …я хотела бежать и искать вас, но вы сами пришли. И теперь надо решать, что делать дальше, пока мы не найдем маму, — закончила Агнес, пригубив чай.

— Вообще-то, — Ник потупил взгляд. – Мы ее уже нашли…

Девушка вскочила и ударила ладонями по столу:

— Вы что? Как? Когда? Почему молчали?

Юноша что-то пробурчал, но так тихо, что присутствующие не расслышали, и Агнес приняла это за обычное ворчание брата.

— Вы ведь помните адрес? – Ник опять что-то невнятное ответил, а Лаймстоун нехотя кивнула. – Тогда мы отправляемся к ней. Прямо сейчас.

На девушку уставились три пары удивленных глаз, и, несмотря на боль в ногах, а также слипающиеся веки, она бодро произнесла:

— Чем раньше, тем лучше.

Вот только младший брат явно не разделял энтузиазма Агнес:

— Нет.

Девушка, что направилась было к выходу, резко обернулась:

— Что?

— Я сказал – нет. Я никуда не пойду.

Агнес подбоченилась.

— Николас Фолкнер, она — наша мама и мы идем к ней.

— Нет! Может она и твоя мама, но не моя. Я… я ей не нужен! – Ник с вызовом смотрел на сестру. Вот только покрасневшие глаза портили все впечатление.

— Ник, какой бы ерунды вы с Лайрис… Лаймстоун себе не напридумывали, но я…

— Агнес, — вмешалась молчавшая до этого Флаттершай. – Мы все с интересом слушали тебя, так позволь теперь высказаться Нику и его спутнице. Уверена, им есть что сказать.

Девушка наградила пегаску хмурым взглядом, после чего вернулась на свое место.

Ник же, поблагодарив Флаттершай, как казалось искренне, начал рассказ с того момента, как они с Лаймстоун остались в кафе одни и как решили отправиться на поиски миссис Фолкнер. Лаймстоун, которая первое время сидела молча, все же не выдержала и вклинилась в рассказ, когда Ник стал говорить о встрече с бандой, именуемой «какой-то там сетью».

Серая кобылка с воодушевлением стала рассказывать, как они справились с восемью головорезами, но в беседу тут же вмешалась Флаттершай, в глазах которой стоял испуг. Пегаска интересовалась, не сделали ли те взрослые с детьми что-то плохое, и Агнес это заботило ничуть не меньше. А еще ей хотелось отвесить Нику и Лаймстоун по подзатыльнику. Ладно, сбежали из кафе в поисках приключений, но довериться ящерице-доброхоту? Да у него же на морде наверняка было написано, что он мерзавец и негодяй!

Дети меж тем, заверили, что с ними все в порядке и никаких странных наколок им не делали и даже не предлагали. Флаттершай это, кажется, несколько успокоило, а вот у Агнес появились лишь новые вопросы. Что за наколки? И почему в глазах пегаски застыл страх при одном только упоминании этой самой «Сети»? Впрочем, девушка решила повременить с вопросами. Сейчас ее беспокоило лишь одно – мама, и она попросила детей поторопиться.

Те, будто бы не услышав просьбу, стали во всех подробностях расписывать свою встречу с ночной пони по имени Раст и их совместные приключения. К вящему спокойствию девушки, те были почти безобидными. Разве что Нику предстоит теперь серьезный разговор на тему воровства, но это потом.

Наконец дети подвели рассказ ко встрече с миссис Фолкнер, которая взяла себе другое имя и, исходя из всего сказанного Ником, стала другим человеком. Холодным и безразличным. Агнес слушала и не верила. Чтобы мама, единственный близкий человек, помимо брата, так с ней поступила? Это было неправильно. Глупо. Быть может, Ник что-то перепутал или не так понял? Она хотела было прервать его рассказ и открыла рот, дабы сказать, что несмотря ни на что встретится с мамой, как в голове раздался голос лиса:

«Ирония в том, что мама умерла за свою мечту, а затем умер и я. Что ни говори, а хреновая штука семья. Она лишь отягощает тебя проблемами, не давая ничего взамен».

Хотелось возразить, что ее-то мама не такая, но голос был лишь воспоминанием, а никак не живым существом. Назойливым воспоминанием. Что до Ника… он как раз заканчивал рассказ, и его голос дрожал, а из глаз катились слезы. Такие же, какие застыли в глазах девушки, когда история подошла к концу.

А еще ей стало стыдно за то, что она собиралась отчитать Ника. Ведь он и Лаймстоун за эти несколько дней пережили такое, что не каждый взрослый выдержит. Те же бандиты в переулке. Если бы не вовремя подоспевшая пони, то кто знает, увидела бы Агнес брата снова?

— Простите. Я не хотела… Я… я ужасно поступила и теперь… не знаю, что делать.

Лаймстоун со вздохом достала из кармана ключи и положила на центр стола.

— Это твои? – в голосе Ника смешались удивление и надежда.

— Ага. На самом деле я дочка Ротшильда и в приюте жила из прихоти, — едко отозвалась жеребенок. – Нет. Это ключи от дома мисс Фолкнер.

На лице Ника появилась слабая улыбка:

— Ты их украла? Круто! – после чего мальчик заключил пони в объятия.

— Эй, отстань! Я не твоя подружка! – серая земнопони покраснела. – Вернее подружка, но не такая… Отстань, говорю!

Освободившись от объятий, все еще краснеющий жеребенок пробурчала:

— Я их не крала. Ваша мама мне их дала со словами, что вы все-таки семья и она вроде как вас любит. Ну или что-то в этом духе.

Улыбка с лица Ника мгновенно исчезла, и он размашистым движением скинул ключи на пол:

— Чушь! Она любит себя, а не нас.

Агнес нагнулась было за ними, но брат прорычал:

— Оставь их!

— Ник, это наш единственный выход.

— Нет!

— И что бы ты делал, скажи я, что украла их? – поинтересовалась Лаймстоун, на что мальчишка пожал плечами и ответил:

— Мы бы взяли все у нее и ушли.

Жеребенок от такого заявления стала истерично смеяться, а Агнес же воскликнула:

— Ник Фолкнер, ты что такое говоришь?

— А что? – в тон сестре отозвался юноша. – Ты и так преступница, а мы чем хуже?

Девушка поджала губы, но промолчала, а вот Лаймстоун была настроена куда более решительно и отвесила мальчику подзатыльник:

— Я от тебя всякой ерунды слышала, но это — самая глупая глупость из всех!

И прежде, чем Ник успел что-то сказать или сделать, Агнес озвучила свои мысли:

— Вы можете вернуться в приют. Уверена, мисс Барнз будет вам рада.

— А ты собираешься остаться тут, заработать немного денег, а потом вернуться за нами, чтобы мы зажили лучше, чем раньше? – в голосе брата послышался холодок.

— Нет, — Лаймстоун нервно сглотнула и выдала лучшую ложь, на которую была способна в данный момент. – Я… я лучше Раст найду и останусь с ней, чем снова вернусь в приют…

Флаттершай молча встала из-за стола и вышла на кухню. Конечно же, она могла вмешаться и прекратить спор, но сейчас дети нуждались в том, чтобы выпустить пар и хоть немного успокоиться. Ну или она пыталась убедить в этом себя, и успокоиться нужно было самой желтой пегаске.

Открыв шкаф, пони достала с верхней полки пачку сигарет, к которым зареклась притрагиваться еще полгода назад, но сейчас был особый случай. Внутри оставалось три штуки. Чиркнув спичкой о косяк двери, Флаттершай закурила. Задымить всю квартиру она не боялась: воздухоотвод худо-бедно, а все же работал. Пегаску сейчас больше беспокоили ее гости, за которыми она обещала присмотреть. И, кажется, даже эту малость она не сможет выполнить.

Поиски мамы закончились провалом, и теперь детям было попросту некуда идти. Конечно, желтая пегаска могла предложить им остаться жить с ней, но как долго она сможет обеспечивать всех едой? Да, у нее, как и у любого синтета, имеющего хоть какой-то заработок, были определенные сбережения, что откладывались для другой, лучшей жизни, но на сколько их хватит? Месяц? Два? Ну пусть полгода, а что дальше? Голод, холод, нищета и закономерный результат?

Флаттершай попыталась отогнать мысли об умирающих с голода детях. Получилось далеко не с первой попытки.

— И что я им скажу? – тихо прошептала пони, глядя в окно, будто бы ища ответа там. Но его не было. Были лишь люди и синтеты, спешащие по своим делам и день ото дня задающие себя те же вопросы, что и желтая пегаска с розовой гривой.

Тяжело вздохнув, она затушила недокуренную сигарету о подоконник и направилась к своим гостям. В голове звучал голос, что она плохая пони…

Спор меж тем и не думал заканчиваться, но теперь дети обсуждали, что делать дальше. Лаймстоун как раз предлагала зарабатывать на замене стекол. Дескать, Ник будет стекла бить, а Агнес — приходить и менять. На вопрос, как такое ей в голову пришло, серая пони смущенно ответила, что видела подобное в каком-то старом фильме, и там эта схема работала.

Когда же Флаттершай села за стол, то разговор оборвался и три пары встревоженных глаз уставились на пегаску.

— Нам уйти? – задала Агнес вопрос, который явно беспокоил всех собравшихся.

Флаттершай, не в силах смотреть на своих гостей, закрыла глаза и пару минут сидела молча, пытаясь подобрать нужные слова. Но те, как назло, не приходили.

— Так значит мы… — начал было Ник, но пегаска перебила:

— Оставайтесь у меня.

Ответом стала гробовая тишина, и пока все трое переваривали сказанное, Флаттершай решила продолжить, дабы убедить их, а заодно и саму себя, что это — лучший вариант из возможных:

— Я понимаю, эта квартирка не предел мечтаний. Тут мало места. Мало мебели. Вообще мало всего. Но это можно исправить. Мы с Цумэ раздобудем еще одну постель на Сва… — щечки пегаски тронул легкий румянец. – На Свенцон-авеню. И голодными я вас не оставлю…

Будто бы возражая словам пони, желудок Ника издал характерное бурчание.

— Ох, вы голодные? Ну конечно же, голодные. Я сейчас.

Агнес хотела что-то сказать, но пегаска рванулась в сторону кухни и, оказавшись там, закрыла за собой дверь. Сердце бешено стучало в груди, а внутренний голос твердил, что она идиотка. С этим даже спорить не хотелось, но, несмотря на все доводы рассудка, пони-пегаска не смогла пересилить себя и предложить детям побыть у нее пару дней, а потом искать себе новый дом. Даже если ей придется работать днями и ночами в церкви без выходных и даже если эта работа ее доконает, Флаттершай все же хотела верить, что поступила правильно. Ну а теперь все зависело от детей.

И последние себя ждать не заставили. Минут через десять в дверь раздался деликатный стук, и Флаттершай, занятая приготовлением блинчиков, не оборачиваясь, произнесла:

— Не заперто.

Дверь открылась, и раздался голос, принадлежащий Лаймстоун:

— Они все еще спорят, но я хотела сказать, что… они останутся. Наверное. Агнес не знает, что делать, а Ник… он ее послушается, хотя и делает вид, что сестра ему не указ…

— А ты? – пегаска, не оборачиваясь, подбросила блинчик на сковородке, которую держала передней ногой.

Лаймстоун какое-то время молчала, ковыряя копытом плитку пола.

— А я… я вас не знаю. Но и этот город я не знаю. Он ст… — жеребенок осеклась. Признаваться незнакомой пони в том, что ее пугает? Что за вздор! Да Лаймстоун Пай Харрис вообще ничего не боится, вот! – Он другой. И я бы… осталась на время. Ну, пока не привыкну.

Флаттершай все же отложила свое занятие и, обернувшись к жеребенку, заключила ту в объятия, тихо прошептав:

— Добро пожаловать домой.

После этих слов из глаз Лаймстоун брызнули слезы, которые она старательно пыталась сдерживать, и маленькая пони тихо произнесла:

— Спасибо…