Обитель тьмы

Глава 1

Тихо, пустынно, безжизненно. Эти 3 слова как нельзя лучше характеризовали Вечнодикую Пустошь, раскинувшуюся на много миль. Ни одна живая тварь, нипони, не птица, не нарушали гнетущего безмолвия, незримо витавшего по всей территории. Почему-то легкий ветерок, очень часто гуляющий по просторам пустоши, в эту ночь смиренно молчал, улетучившись и забившись в один из самых темных и неизведанных уголков Эквестрии. Даже немногочисленная флора, заключавшаяся в однообразных, сухих кустиках, шелестевших и трещавших при малейшем движении так, будто ломался огромный сук столетнего дуба, и то неподвижно застыла, словно была высечена из камня.

Королева-ночь вступила в свои права, рассыпав царственной дланью алмазы звезд по ночному небу, освещая бледным голубоватым сиянием холмистую местность, покрытую сетью трещин и мелких овражков, навевая легкую тень таинственности и мистики.

Казалось, будто неведомый могущественный волшебник с известной одному ему целью, остановил время в пустоши.

Однако луна, принцесса сумерек, тоже вела себя необычно. Вместо беловато-молочного сияния, как и в любую другую ночь, когда кобылки-матери убаюкивают своих младенцев, она испускала зеленовато-призрачное сияние, навевающее жуткие, тревожные мысли. Казалось, что будет настоящим кощунством вот так внезапно нарушить это незримое, подавляющее царство безмолвного покоя.

Но внезапно идиллическая картина пустоши была нарушена редким, но сильным хлопаньем крыльев, и над землей пролетела на огромной скорости чья-то тень, облаченная в темно-коричневый плащ, ударной воздушной волной сломав несколько близлежащих кустиков. Тень летела очень быстро, но размеренно, пикируя над холмами пустоши широко расправленными крыльями, и изредка взмахивая  ими. На поясе у пришельца, крепко подвязанные тонкой, но прочной веревкой, болтались 2 увесистых мешочка.

Вдруг незнакомец начал снижаться, и, медленно складывая пышные крылья, выставив передние копыта вперед и подогнув задние, затормозил, вздымая тучи пыли вслед за собой.

Пришелец стал чихать. Откашлявшись, он движением головы отбросил капюшон, обнажив продолговатую морду и заостренный рог на лбу.

Это был жеребец. Жеребец-аликорн.

У жеребца была черная шерсть и грива с хвостом пепельно-серого цвета. Челка, до этого тщательно зачесанная набок, спадала на хмурые, сосредоточенно блестящие глаза со светло-зелеными зрачками, не мигая смотревшими вперед. Грива тоже топорщилась во все стороны от быстрого полета, напоминая колючки ежа. Ноздри слегка раздувались, выдавая волнение, да еще хвост, не слушая хозяина, немного дергался вправо и влево. На боку красовался знак отличия:  объятый зеленым пламенем оскалившийся череп со скрещенной косой и мечом.

Пришелец  осторожно взобрался на плоский, широкий холм, и, осмотревшись, прислушался. Никого. Лишь вдали горел небольшой огонек, выдавая присутствие кочевников, но он был за много миль от пустоши. Убедившись в том, что его никто не преследует, аликорн облегченно выдохнул.

Затем, орудуя хвостом и копытами, жеребец расчистил площадь холма от пыли и мусора. Отойдя на некоторое расстояние, аликорн, прищурившись, оглядел место проделанной работы. Постучав копытом по гладкой, расчищенной поверхности твердой как камень земли, незнакомец произнес без эмоций единственное слово:

— Пойдет.

Тотчас же рог аликорна загорелся зеленым эферным сиянием, и незнакомец осторожно развязал левитационным заклинанием 2  мешочка на поясе. Затем, взяв один из них, и удерживая его магией, он начал осторожно двигаться по окружности, тонкой струйкой  высыпая из мешочка песок черного цвета.

Понемногу рисунок, который он старательно чертил, начал приобретать четкие очертания, из беспорядочных штрихов и линий складываясь в единое изображение. Когда же наконец аликорн со вздохом облегчения распрямился, на каменистой поверхности холма была начерчена пятиконечная звезда, обрамленная в круг.

 Отойдя на пару шагов, аликорн придирчиво осмотрел работу и впервые что-то задумчиво пробормотав, взял другой мешочек. Из него он вытащил пять продолговатых свечей, и поставил по одной на каждый угол пентаграммы.

Затем, достав непонятный предмет, похожий на скребок, незнакомец начал вычерчивать на отвердевшей поверхности странные символы, не ассоциировавшиеся ни с одним из известных магических алфавитов, существовавших в огромном разнообразии. Их отличительной чертой было то, что они как будто состояли из мазков и штрихов, сделанных незадачливым художником, и походили скорее на размытые водой рисунки на песке, нежели на полноценные письмена.

Последним действием перед главной частью ночной пришелец зажег пирическим* заклинанием свечи. Огоньки вспыхнули, придавая земле пустоши мистический оттенок. Прямо на площадку с магическим кругом лился яркий свет луны, смешивая светло-оранжевый и зеленовато-белый цвета, производя какой-то непонятный коктейль светов.

Аликорн несколько мгновений молча наблюдал за этой игрой света. Со стороны казалось, будто  он колеблется перед принятием  какого-то важного решения, сомневаясь и взвешивая все «за» и «против».

Но, то было лишь обманчивое впечатление.

Незнакомец,  не сводя глаз с пламени свечей, извлек помятый, поеденный временем свиток, и лишь только тогда опустил глаза вниз. Затем, звучно откашлявшись начал громким, глухим голосом без нотки эмоций читать заклинание.

 Слова, странные и причудливые, похожие на бессвязный бред безумца, вылетали из его горла. Отражаясь многократным эхом в пустоши, эти заклинания могли навести ужас на любого, кто их мог услышать, ибо в своем звучании своем не имели ничего общего ни с одним известным языком Эквестрии, когда либо существовавшим.

При первых 3-х строках заклинания внезапно подул несильный, но ощутимый ветерок. Пламя свечей слегка заколыхалось. Челка на лбу аликорна сдвинулась набок, заслоняя правый глаз.

Внезапно ветер усилился. Грива и хвост незнакомца стали сдуваться вбок, развеваясь по ветру как подвешенная на веревке тряпка. Огоньки свечей заморгали и задергались в разные стороны.

И вдруг аликорн перешел с голоса на крик, выпаливая как из пушки не поддающиеся описанию, демонические заклинания. Нечеловеческие завывания, клекот, рык и другие странные звуки вылетали из его глотки, сливаясь вместе со словами заклинания в чудовищную какофонию.

Чем громче и быстрее кричал маг, тем все сильнее и сильнее становился  ветер, перераставший в ураган. Сухая растительность неподалеку от пентаграммы нещадно трещала от злобного вихря, пригибаясь к земле от внезапного порыва. Огоньки свечей, покосившись вбок, теперь вытянулись в одну сторону и трепетали так, что казалось, они вот-вот должны погаснуть, но этого не происходило. Было так же странно и то, как не сдувался черный песок, из которого был выложен магический круг. Клочья туч как будто по чьему-то разумному приказу расступились, освободив место для пульсирующей, мерцающей зеленоватым светом луны, который с каждой словом как будто становился все ярче и ярче.

Аликорн внезапно оборвал тираду на полуслове. Но это была лишь мгновенная передышка: вдохнув побольше воздуха в легкие, он прокричал во весь голос последнее слово, отразившееся многократным, громогласным эхом в пустоши.

И вдруг… все затихло. Ветер мгновенно прекратился, уступив место тихому штилю. Пламя свечек встало колом, подобно солдату на построении, не колыхаясь не в одну из сторон, как неживое.  Складывалось такое ощущение, что мать-природа, на что-то рассердившись на своих деток, решила их хорошенько припугнуть, но почему-то передумала.

Незнакомец слегка приподнял левую бровь, выражая удивление, однако на остальной части его морды  оставалось все тоже невозмутимое выражение. Тогда же он, решив удостовериться, медленно поднес свиток к глазам…

Внезапно налетел сильный ураган, едва не сбивший с копыт опешившего аликорна. Мнимо успокоившись и затихнув на несколько секунд, ветер свирепствовал на полную мощь, как разъяренный пес, сорвавшейся с цепи.

Аликорн, стиснув зубы и расставив крылья, пытался удержаться на ногах, бросая вызов натиску стихии. Но буран оказался сильнее. Своим напором он  понемногу сдвигал вбок отчаянно напрягшегося путника, норовя столкнуть с холма.

Сила, которую призвал аликорн своим заклятьем, дала о себе знать. В небе из темных облаков прямо над пентаграммой начала скручиваться узкая воронка, засасывая в себя все новые и новые облака, вращаясь все быстрее и быстрее. В самом ее центре сконцентрировался огромный сгусток магической энергии, готовый вот-вот прорваться наружу. По всему периметру воронки тут и там вспыхивали белые молнии, слышался все более нарастающий гром.

И тут из середины воронки поток энергии наконец-то низвергнулся на землю. Облившись прямо на пентаграмму и полностью ее закрыв, луч испустил ярчайшее сияние, осветивший окрестности пустоши на многие мили. Незнакомец закрыл крылом глаза, чтобы не ослепнуть, и ждал лишь одного – скорей бы прекратился этот нестерпимый свет.

Долго ли это продолжалось? Никто не знает. Аликорну это время показалось вечностью. Он помнил, как затряслась земля, раздался оглушающий грохот и ярчайшую, до боли в глазах вспышку.

Когда пришелец открыл глаза, ни воронки, ни луча, ни урагана уже не было. На том месте, где был магический круг, зиял большой кратер, из которого исходил сероватый дым. Взору аликорна предстал портал.

Он стоял в самом центре кратера. На черной, выжженной земле, испещренной  трещинами и огоньками зеленого, потустороннего пламени, испускающего черный дымок. Портал был ромбической формы, гладкий и черный. На лицевой его части был разбросан узор из зеленых и красных камней величиной с порядочное копыто и тоже ромбической формы. Орнамент был выстроен в шахматном порядке, зеленый камень касался своим ребром другого, красного, тот – зеленого и так до самой земли, где обе стороны портала вместе с узором уходили под землю. В верхнем углу портала висел рогатый череп с тонкой трещиной посередине.

Некоторое время незнакомец лишь молча смотрел на серебристо-призрачную гладь междумирного прохода. Затем, осторожно переступив через зеленые огоньки, аликорн глубоко вздохнул, и закрыв глаза, сделал шаг в грань неизведанного…

Глава 2

Переход через миры занял не более 2 секунд. Ощущение того, что ты куда-то проваливаешься, яркая вспышка на сотую долю мгновения – и вот ты уже стоишь на твердой земле.

Свалившись из портала (именно свалившись, ведь портал висел в полуметре над землей) аликорн, пробормотав про себя какие-то ругательства и отряхнувшись, огляделся.

Местность, представшая его взору, была настолько похожа на ту, из которой он переместился, что если бы не пара деталей, незнакомец бы подумал, что проход ведет в никуда.

Исключения, прежде всего, выражались в густом тумане, окутывающем все видимое глазам пространство, из-за чего казалось, что холмик, на котором стоял аликорн – это островок посреди бескрайнего моря. К тому же, была одна странность. А именно -  голые деревья и одинокие валуны, которые, в отличии от пустоши, здесь пребывали если не в избытке, то в достатке – просвечивали насквозь, словно призраки.

Но самое страшное заключалось в другом, и это было способно напугать даже самого отчаянного смельчака. Вокруг холмика, справа, слева, со всех сторон света на незнакомца смотрели могильные камни и кресты. Их было много, очень много. Они стояли, как сгрудившись попарно, так и отдельными группками, как недоброжелательные горожане встречают нищего странника хмурыми взглядами.

Без сомнения, будь то любой другой пони, он бы уже давно  пустился наутек из этого проклятого места. Однако аликорн принадлежал совсем к иной породе. Быстро оглядевшись, он что-то прошептал  и прочертил рогом в воздухе  крест.

Тотчас же завеса тумана разорвалась и отошла в сторону, обнажая черную, подзолистую землю, испещренную надгробиями и кочками, поросшими вековым мхом. Незнакомец с любопытством  приблизился к одной из могил и, прищурившись, попытался прочесть начертанную на ней  полустертую эпитафию:

                                                «Ф..й.. Бе..д..р»          

             «Пог..б 2.. ч..сл.. …… г..да (надпись стерта)  т..к и не р….ивши..ь  жив..м.  П..мнят и с..орб..т.» (все остальное стерто так, что даже примерный смысл непонятен)

— Такой молодой… — покачал головой аликорн и нахмурился. Он отвел взгляд от могилы и взглянул в сторону.

В нескольких метрах от него располагалось распутье, от которого отходили 4 широких дороги. Возле левой дороги росло скрюченное, сухое дерево, наклонив свои ветви к самой земле. Каждая дорога была видна в пределах нескольких метров, дальше же она терялась в густом тумане, как бы призывая одинокого путника окунуться в глубины непознанного…

Аликорн вытащил из-за пазухи предмет продолговатой формы и осторожно отчистил его копытом от пыли. В середине предмета был вкраплен ромбовидный ало-красный рубин с острыми, сверкающими в полумраке гранями. Края этого необычного артефакта были усечены и испещрены мелкими, непонятными символами, напоминающими скандинавские руны.

Перехватив его копытом, он повернулся вперед, и начал тихонько раскручивать амулет над перепутьем. Затем все быстрее и быстрее.

 Рубин на амулете вдруг вспыхнул ярким красным светом, и издав странный звук, похожий на легкое гудение, остановился. Аликорн застыл, не сводя глаз со светящегося камня.

Цепочка амулета, до этого свободно висевшая, сильно вытянулась вниз, став прямой как струна. Словно кто-то неведомый схватил и потянул его к себе, амулет, теперь больше напоминавший часовую стрелку, плавно переместился вверх и принял горизонтальное положение, упершись острым концом в завесу тумана.

Аликорн шумно выдохнул, но амулет не убрал. Лишь задумчиво посмотрел на мерцающий рубин и проговорил скорее подозрительно, чем озадаченно:

— Значит, все-таки туда? Странно…

Незнакомец прищурившись, придирчиво  посмотрел на артефакт, который по-прежнему не двигаясь ни на миллиметр, парил в воздухе.

— Странно! – повторил аликорн, — очень странно. Что-то не сходится. Указатель не может врать! Но направление его и направление в книге…видно явное отклонение…  Что-то тут определенно не так.

Аликорн отдернул копыто, и амулет резко опустился, вновь приняв привычное вертикальное положение.

Гость из иного мира снова и снова крутил амулет над перепутьем, упорно сомневаясь в правдивости указанного пути. Его настойчивости и упрямству позавидовал бы любой другой темный маг. Однако, в этот раз удача склонялась не в его сторону.

— Проклятье! – недоумевая, выругался аликорн, после того как 67-я попытка добиться другого результата потерпела фиаско. – Что  за чертовщина!? Такого расклада не предвиделось…да тут явно замешано чье-то темное копыто… может быть даже самого…

Аликорн вдруг оборвал фразу на полуслове, как будто пораженный внезапной мыслью. Содрогнувшись, словно от электрического разряда, он почему-то странно оглянулся назад, как будто ожидая увидеть сзади себя нечто невыразимое. Могильная тишина и отсутствие каких-либо признаков жизни показалось ему лишь невидимой насмешкой над его жалкой фигуркой, и эта мысль лишь усилила ощущение собственной ничтожности в этом древнем и угрюмом мире.

С какой-то тупой, непонятной самому себе рассеянной тревожностью он раскрутил указатель еще раз, все еще питая полуживую надежду на то, что итог окажется другой.

Но артефакт был непреклонен. Он  упрямо указывал все то же направление, и, по-видимому, не собирался давать другой результат. Все жалкие помыслы ночного пришельца на иной исход развеялись, как темная мгла ночи рассеивается предрассветным сиянием солнца.

Аликорн мрачно усмехнулся и убрал амулет в потаенный кармашек своего плаща. Глядя на теряющуюся в тумане тропинку, он находился в каком-то задумчивом трансе, в котором его тревожный мозг рождал ассоциации с древними мирами и давно забытыми цивилизациями, доисторическими артефактами и Дискорд знает чем еще, что невозможно выразить простым языком и что уходит корнями глубоко за грань привычного…

— К черту! – вдруг ясно произнес маг, прогоняя наваждение. Достав из-за пояса длинный кинжал с волнистым лезвием, он насмешливо улыбнулся, прекрасно осознавая бессильность оружия перед теми, с кем он мог бы столкнуться. Проведя копытом по тонкому лезвию, он убрал его обратно в ножны.

 Вызвав на кончике рога светящийся шарик, аликорн с тупой решительностью зашагал вперед…

Глава 3

Вокруг дороги, где ни глянь, простиралось бескрайнее море тумана, из которого, подобно островам в океане, торчали скрючившееся стволы деревьев, обломки скал, и… могильные кресты. В гнетущем безмолвии чувствовалась некая древняя, демоническая сила, неподвластная и непостижимая, способная  нешуточно содрогнуться даже бывалых темных  магов.

Аликорн быстро, но осторожно семенил по дороге. Однако, все же, несмотря на то, что незнакомец был прекрасно осведомлен с тем, с чем ему придется столкнуться, было видно, что и ему было крайне некомфортно находиться в такой среде. Его сердце учащенно билось, грозясь вот-вот выпрыгнуть из груди. Незнакомец ежеминутно оглядывался и останавливался, внимательно прислушиваясь. Все его мышцы были напряжены до крайности, словно пружина, оттянутая до отказа.

Однако, даже не смотря на походку и поведение путника, в его взгляде, осанке и то, как он держал голову, чувствовалась некая сила. Было видно, что даже несмотря на такое довольно таки мнимо трусливое поведение, незнакомец может преподать урок вежливости любому, кто попытается заявить о своих правах. Высоко поднятая голова и хладнокровный, железный взгляд только подтверждали это.

А аликорн, тем временем все дальше и дальше углублялся в туман.

И тут, внезапно, все исчезло. Дорога, туман, черные деревья и верхушки могильных крестов – все пропало в один миг.

Незнакомец недоуменно остановился и завертел головой. Оглянулся назад – и чуть не свалился.

Он стоял прямо на краю гигантского обрыва. Прямо под ним простиралась пропасть несоизмеримой глубины – ее стены уходили далеко, на множество километров в глубину, тянясь, наверное, до самого центра земли, если то, куда попал  темный маг, можно было назвать землей. Повсюду, слева и справа от путника, тянулись гряды острых скал. Из-за этого создавалось жутковатое впечатление, что пропасть – это огромный зев пасти неведомого зверя, который только того и ждет – когда беспомощная посреди этого ужасающего величия фигурка путника сорвется в пропасть.

Аликорн инстинктивно отшатнулся. И вовремя – тотчас же край обрыва, на котором он стоял, осыпавшись,  с невообразимой скоростью полетел в темную пучину бездны.

Видя все это, незнакомец невольно содрогнулся, представив, что бы было, если бы он вовремя не отошел. Пробурчав про себя опять несколько каких-то замысловатых ругательств, он резко повернулся вперед и потрясенно замер.

В нескольких сотнях метрах от него возвышалась огромная, черная скала. Ее неприступные, колючие стены были покрыты орнаментами трещин, которых было так много, что было даже удивительно, как скала не рассыплется в пыль под давлением своей ноши. Вершина этой мегалитической громадины была совершенно плоской, будто кем-то намеренно отшлифованной (если не брать в расчет нескольких обломанных  у краев платформы) и простиралась на  десятки квадратных метров вглубь неизведанного. А в середине этой циклопической «подставки» стоял высокий храм.

Впрочем, то, что предстало его взору, мало походило на храм. Скорее, как решил про себя аликорн,  это было что-то наподобие алтаря или языческого капища с крутыми, широкими стенами  и прямоугольной крышей. В целом, здание имело  форму трапеции, но больше напоминало треугольник с усеченным верхним углом.

Незнакомец долго, потрясенно рассматривал древний храм, гордо возвышающийся над одиноким путником. Какая-то странная, неведомая темная сила исходила от него…

Аликорн встряхнул головой, прогоняя оцепенение. Затем, пристально уставившись на алтарь, сильно нажал копытом на веко.

Однако, против его ожидания, храм раздвоился. Значит, это был не плод воображения и не галлюцинация.

Незнакомец сухо повел хвостом. Затем, опираясь на задние копыта, сладко потянувшись, прогнулся и расправил крылья. Поднялся в воздух, взмахнул раз другой крыльями, — и вот он уже возле  затянутого иссохшими лианами входа.

Вход имел примерно 10 метров в высоту и 6 метров в ширину. Ровно, не оставляя даже узенькой щелочки, из-за чего казалось, что вход вылезает за пределы древней постройки,  прилегал каменный косяк. И если судить по его внешнему виду, ему была не одна, а то и не десятка тысяч лет. Весь косяк был испещрен непонятными символами и странным, неприсущем не для одной из древних цивилизаций Эквестрии сложным геометрическим орнаментом, состоящем преимущественно из ромбиков, точек, палочек и полумесяцев. Кроме того, верхний и нижний края косяка испещряли непонятные символы, которые, вне сомнения, были неизвестными древними письменами. Весь косяк был покрыт многочисленными мелкими трещинами и выбоинами. В самых широких из них, дополняя атмосферу запустения и безжизненности, свисал клочьями, напоминая рваную тряпку, сухой серый мох.

Незнакомец взлетел вверх, подлетев к самому верхнему краю косяка, и остановился. Вплотную приблизив глаза к высеченному орнаменту, сощурившись, аликорн начал медленно, сосредоточено сопя, миллиметр за миллиметром осматривать высеченные в камне значки. Пошарив таким образом целую сторону, он возвращался к началу и, подняв переднее копыто и немного отстраняясь, неторопливо и осторожно постукивал по древним узорам, каждый раз сосредоточенно прислушиваясь к звуку, раздававшемуся из-под копыта.

Так продолжая, он сделал еще несколько заходов, в буквальном смысле простучав и просмотрев каждый микрометр косяка и каждую трещинку. В процессе изучения, аликорн, быстро-быстро взмахивая крыльями, недовольно ворчал про себя, одновременно с этим расчищая замшелый косяк от сухого мха:

— Черт возьми! Но неужели больше ничего нельзя разобрать!? – сердито шептал он, вперившись испепеляющим взглядом в одну точку, напрягая глаз до крайности, пытаясь разобрать хоть что-то дельное в бесконечном переплетении трещин. Однако, сколько он не вглядывался, сколько не мучил свои глаза, сколько не пытал свой мозг, ища соответствия полустертых древних каракуль хоть с какими-то известными ему древними символами, — многотысячелетняя эрозия сделала свое дело – и письмена минувших цивилизаций, похоже, были навсегда утрачены для аликорна.

Поняв это, наконец, после серии упрямых, бесплодных попыток, незнакомец отстранившись, злобно сплюнул. Однако, ощущение досады на неудавшуюся попытку расшифровать доисторические письмена вдруг сменилось на шокирующую догадку.

Аликорн вдумчиво и в то же время насторожено посмотрел на этот памятник седой древности. Что-то его в нем настораживало… И это было вовсе не удивление от фантастической находки, нет, то было совсем другое чувство – чувство страха. Необъяснимое, непонятное чувство ужаса. Мозг аликорна буквально кричал, призывая бежать от этого проклятого места подальше. А также великий и непостижимый Фобос, который своей незримой дланью парализует ужасом живых существ, заставляя их бежать без оглядки, тот самый, что заставляет колени смельчаков  в дрожи отстукивать  друг о друга  ритм, теперь обвивал своими липкими, ледяными щупальцами душу аликорна, подобно пауку, что спокойно и хладнокровно оплетает свою жертву паутиной, зная, что жертве уже все равно не избежать своей печальной участи…

Незнакомец резко встряхнул головой, гоня прочь страшные мысли. Он как старался, успокаивал себя, говорил, что это лишь его собственное воображение, что он в безопасности, все-таки леденящий ужас не оставлял его сердце в покое, терзая и терзая кошмарами, словно дикий зверь. Самым разумным в этой ситуации, было бы, пожалуй, подчиниться зову первобытного чувства, и, отыскав портал, вернуться домой. Самым разумным для рационалиста.

Должно будет заметить, что практически у каждого слуги «великой и непостижимой Госпожи Науки» было одно малозаметное в обыденной жизни качество, отличавшее служителей Познания от простого люда, именующееся не иначе как «чисто научное любопытство» или «чисто научный интерес». Именно подобная черта и является ключевым звеном и  одновременно той самой искрой и щепкой, из которой и разгорается кострище головокружительных событий.

Так случилось и в этот раз: любопытство и «это самое чувство» все-таки одержали победу даже над здравым смыслом и морозящем страхом, пробирающем до костей. Именно то поэтому, заметно приободрившись, аликорн сказал:

— Мдамс… Когда-нибудь проклятое любопытство погубит меня также, как погубило Анкноуна! – мрачно усмехнулся он, но в его голосе послышался уже не дрожь загнанного кролика, а бурный азарт исследователя, норовящий прорваться наружу.

Едва он шагнул в окутанный мраком проход, как зев из тьмы пирамиды поглотил его, подобно пасти огромного зверя.

Глава 4

Едва аликорн очутился один на один с темнотой, как ему в морду ударил резкий запах гнилой, затхлой сырости. Он чихнул. Этим действием он поднял слой многовековой пыли, осевшей на стенах, которая облаком мгновенно окутала его с ног до головы. Бедняга зачихал так рьяно, что казалось, у него вот-вот лопнет череп. Наконец, отчихавшись, он зажег заклинанием на кончике рога зеленый огонек и огляделся. Его взору предстала картина, что еще не представала ни перед одним живым эквестрийцем, будь то хоть пони, драконом, или даже чейжлингом.

Он стоял посредине широкого, длинного коридора. Сам коридор имел форму узкой трапеции, у которой боковые стороны тянулись вверх, в небо, но в последний момент будто бы натыкались на преграду и повернув, соединялись воедино, тем самым и напоминая трапецию. Стены и потолок, как и снаружи, были покрыты сетью трещин, некоторые из которых были настолько широки, что туда запросто могло поместиться копыто. Пол (если это конечно можно было назвать полом) также покрывали многочисленные трещины. В некоторых из них располагалось несколько широких, неровных выбоин, которые, как понял аликорн, были результатом эрозии. Внизу и вверху, в углах, где стены стыковались с потолком и полом, росла зеленая, отвратительная плесень, из которой каплями сочилась вода, скапливаясь в выбоинах на полу в зловонные лужи. В каждой из стен было выбито углубление овальной формы. Эти самые углубления были покрыты изнутри тонко прокатанными листами какого-то неизвестного металла, который, однако, когда незнакомец поднес свой рог к листу, оказался абсолютно нетронутым коррозией. В каждом из этих самых углублений были наполовину вставлены круглые чаши с низкими бортиками. В чашах были закреплены ромбовидные кристаллы, и от того места, где кристалл был закреплен в чаше, расходились 10 блестящих, металлических трубок, расходившихся в разные стороны; далее они спускались вниз по тонким каменным столбикам, и далее уходили куда-то в глубину, под землю. При том, что даже будучи созданными в древнейшие эпохи доэквестрийской истории, чаши и крепления блестели и переливались на свету, как будто только что созданные, и в этом и заключалась главная суть того вопроса, из какого же все-таки металла сотворены сии предметы, нетленные и неразрушимые, совершенно нетронутые ржавчиной и плесенью; которые по возрасту превосходили все мыслимые пределы.

— Судя по тому, как лучи уходят под землю и то, как они расположены, — мысленно рассудил аликорн, — указывает на то, что эти загадочные стержни, несомненно, являются проводниками энергии. Вот только какой? Для чего были созданы эти кристаллы? И что за источник энергии их питает?

Внезапно, будто в ответ на его вопрос, один из кристаллов, находившийся ближе всего к аликорну, будто по мановению волшебной палочки загорелся, мигая и потрескивая, белым спиритическим светом, то освещая бледную, взволнованную мордочку аликорна, то вновь погасая каждые полмгновения, как будто угрожая незнакомцу, что вот-вот окончательно погаснет.

Аликорн с необычайной проворностью ринулся к кристаллу, чуть было не споткнувшись об неровную выбоину, наполненную вонючей, густой водой. Слишком быстро приблизившись к источнику яркого света, не успев привыкнуть, глаза аликорна сильно заслезились, полностью закрыв ему обзор беловатым, расплывчатым туманом. Аликорн отчаянно зажмурившись, замотал головой и, приблизившись к источнику света слишком близко, случайно задел его кончиком своего рога…

Раздался громкий треск. Незнакомец испуганно отшатнулся. Кристалл, отчаянно завибрировав, не переставая быстро мерцать, вдруг покрылся сетью мелких трещинок, и, осветив напоследок допотопный коридор, взорвался (при этом раздался звук битого стекла) разлетевшись на много мелких, острых осколков.

Когда аликорн пришел в себя, вокруг вновь царил мрак. В голове царил бесконечный, протяжный звон, а в глазах стоял туман. С трудом приподнявшись на передних копытах, он бросил злобный взгляд на кристалл-светильник, от которого теперь остались лишь неровно торчащие осколки, из которых медленно, постепенно угасая, поднимался светящийся белый дымок.

Встав и тщательно встряхнувшись, аликорн машинально скосил глаза вправо и непритворно содрогнулся. Причиной этого послужил довольно порядочных размеров осколок кристалла, на четверть застрявший в стене всего лишь в нескольких миллиметрах от его шеи; теперь же он издевательски поблескивал в свете магического фонаря. Что бы произошло, попади такой осколок одним сантиметром левее, аликорн решил даже не задумываться. К остальным «фонарям» он тоже решил не притрагиваться, разумно рассудив, что вероятней всего и остальные светильники при таких обстоятельствах представляют собой бомбу ускоренного действия. Прихрамывая на одну ногу, незнакомец медленно, с опаской побрел в глубь коридора, то и дело настороженно поглядывая по сторонам.

Внезапно проем коридора повернул влево, и взор незнакомца уперся в древнюю, мшистую стену. Это насторожило аликорна. Он знал из археологических дневников великих исследователей минувших цивилизаций Эквестрии, что на подобных поворотах, как правило, встречаются ловушки и другие хитроумные приспособления, доставляющие немало хлопот искателям приключений и исследователям. Поэтому, прежде чем переступить порог следующего коридора, незнакомец долго приноравливался и осматривал стены и пол, прежде чем войти.

— Сооружение подобного размера, — вслух предположил аликорн, – Возможно, могли возвести для того, дабы хранить здесь предмет необычайно ценный. Однако… Столь длинный коридор… пирамида циклопических размеров… и чтобы ни одной ловушки? Как то это нетипично… судя по резьбе на камне и искусно высеченным помещениям, строители были настоящими мастерами, а значит, отлично понимали, что золотом и прочим драгоценным добром могут поживиться воры и черные копатели! Допустимо, что все ловушки находятся в сокровищнице… Однако, это как-то неестественно… Хотя… Кто знает, может за такой срок они уже давно вышли из строя.

Быстро ступая и бормоча таким образом, аликорн не заметил, как пребольно стукнулся головой об видавшую виды преграду. Произнеся в сердцах нехорошее слово на букву «л», потирая ушибленное место, аликорн поднял голову. И застыл в ступоре.

Тем препятствием, об которое он ударился, оказалось массивной, покрытой от периферии к центру загадочными письменами каменной плитой, впервые встретившимся ему преградой на пути вглубь строения.

Но аликорна поразило совсем другое – плита была сдвинута. Из образовавшейся щелочки, как волны, накатывающие на песчаный берег, лился по потолку и стенам, то мерцая, то угасая, яркий, призрачный свет. Древний дух запустения и безмолвия, незримо витавший в пирамиде, лишь усиливал ту атмосферу жути и мистики при виде неведомого фантомного сияния, невесть откуда взявшийся в пирамиде доэквестрийских эпох, древних полов которого еще ни разу не касалось копыто или лапа понибудь из ныне живущих.

Незнакомец, оправившись от удивления, решительно шагнул вперед. Вплотную подойдя к двери, передним копытом он легко прощупал на самом верху двери, там, где косяк встречался с потолком, малюсенькую потайную кнопку, замаскированную среди сложных витиеватых орнаментов, уже порядочно потрескавшуюся, но все же, как предполагал аликорн, рабочую. Но едва тот, приноровившись, хотел осторожно надавить, дабы узнать, какие тайны скрывает сие потустороннее свечение, внутренне сжавшись и приготовившись ко всему, как внезапно был поражен тем самым чувством, что подстерегало его еще возле самого входа в храм.

Это чувство довольно трудно описать словами, не испытав его. Оно было подобно яркой вспышке грома; настолько яркой, что даже после нее перед глазами стояли радужные пятна, как от долгого взгляда на солнце. Сие чувство было подобно тому, что испытывают страстно влюбленные в свое дело биолог, открывший новый вид животных, астроному, узревшим звезду, которую никто до него не видел, географу, что занес на карту мира открытый им первым остров. К этому непонятному чувству, что парализовало аликорна на пути к величайшему открытию, примешивалась также царящий в голове сумбур и та печать мистики и загадочности, смешанная со страхом и одновременно непонятной тягой ко всему сверхъестественному и необъяснимому. Вихрь самых невероятных теорий и вопросов закружил аликорна в безумном хороводе, не давая опомниться. КТО… Какая таинственная, поглощенная Забвением древняя раса могла возвести эти титанические сооружения в те эпохи, когда сам великий и непостижимый Ониверсент, Великий Созидатель, был почти младенцем? Какое наследие минувших времен таила за собой допотопная плита? И самое главное – кем были ее творцы? Далекими предшественниками? Общими предками? Или же некими неизвестными нынешней науке существами, прибывшими из темных, далеких глубин мироздания? Этого аликорн как не жаждал, увы, сказать не мог.

Неизвестно, сколько бы он еще оставался недвижимым, терзаемым смутными сомнениями и возобновившимся подсознательным тихим воем об опасности, несмолкаемым ни на минуту, если бы нелепая случайность ни сделала выбор за него.

Незнакомец внезапно почувствовав, что одно из копыт начало каменеть от долгой неподвижности, и инстинктивно, не задумываюсь, двинул им в сторону. От толчка задняя нога уехала вбок, а по инерции аликорн, не успевший принять устойчивое положение, качнулся вперед. Одеревеневшее копыто не сразу послушалось своего хозяина, а секундой спустя стало слишком поздно. Вопреки ожиданиям незнакомца, древний механизм сработал. С глухим скрежетом , подобно винту самолета повернувшись вокруг своей оси, каменная дверь «смела» не успевшего опомниться аликорна за запретный занавес. Тот полетел кубарем на пол, снова ударившись тем самым злополучным местом. Распластавшись на брюхе и поскальзываясь на ледяном полу, сквозь собственный обреченный вздох он услышал глухой грохот задвигаемой двери. Ловушка!

Аликорн понял, что терять ему нечего и то, что могло не случится, случилось. На всякий случай он про себя припомнил заклинание для отпугивания нечисти, что учил еще на лекции в Скайфайлендском Университете Мистических Наук (СУМН) еще будучи жеребенком, однако, насколько он предполагал, еще действенное. Поднявшись (какой уже раз!?) и отряхнувшись от вековой пыли, он открыл глаза и медленно, осторожно огляделся.

Его несколько привыкшему к потрясениям взору предстал огромный, воистину гигантских размеров зал, поддерживаемый не менее большими, массивными резными колоннами, верхняя часть которых, подпирающая потолок, скрывалась в многовековой тьме. Каждая из колонн, хоть и имела довольно солидный возраст, была искусно обточена, отполирована и покрыта сверху донизу все теми же виденными аликорном снаружи и на двери-плите загадочными иероглифами, не поддающимся расшифровке. Посередине каждой из колонн были подвешены на тонких цепочках в металлических чашах те самые кристальные злополучные светильники, из-за одного из которых сам аликорн чуть не стал вечным пленником этого мира. Колонны были выстроены в два ровных ряда, они тянулись почти от самого входа вплоть до конца зала, теряясь где-то в непроглядном мраке. Между ними к центру зала тянулась дорожка из каменных плит, плотно подогнанных друг к другу. Она вела вглубь, туда, где находился источник таинственного сияния.

Аликорн, подойдя к дорожке из плит вплотную, в нерешительности остановился. Он предполагал существование ловушек, однако его отупленный несколькими потрясениями мозг отказывался принимать решение. Не зная как поступить, он затаив дыхание обратил свой взор туда, откуда исходил таинственный свет.

Там, в конце зала, стоял огромный трапециевидный каменный постамент. Его ровные, обточенные края сужались к верху, образуя плоскость, на которой стоял другой, поменьше. Оба постамента были покрыты рельефными геометрическими орнаментами, состоящими преимущественно из треугольников, точек и ромбов. Вся эта замысловатая система переплетенных фигур и угловых узоров образовывала некие сакральные знаки, неизвестные аликорну.

По обеим сторонам от постамента незнакомец увидел две статуи, высеченные из гладкого, темно-фиолетового камня и потускневшие под слоем вековой пыли. Странные твари, что были высечены в этом камне, не поддавались описанию; один их облик наводил какую-то непередаваемую жуть, что нельзя было описать никакими словами. Статуи этих непонятных существ протягивали свои трехпалые клешни вперед, как будто намереваясь схватить одинокого пилигрима, и было в этом что-то такое, что могло нешуточно напугать даже закоренелых, зачерствелых до мозга костей скептиков, что-то запредельное и потустороннее, и это был не только пугающий облик.

Но самое жуткое заключалось не в этом. На верхушке второго, малого постамента стояла подставка из металла с геометрическими узорами, все тем же не похожим не на одну древнюю цивилизацию почерком забытой расы, что возвела эти монументальные строения. А на этой подставке, что была некогда покрыта мягкой обивкой; теперь же от которой осталась лишь склизкая желтоватая плесень, лежали, испуская тот самый мерцающий мистический свет, два продолговатых, черных предмета, изрезанные непонятными символами.

Некрон узнал Их. Он даже не почувствовал, как стал тихо сползать вниз… Его морда, до этого старающаяся сохранять самое невозмутимое выражение, исказилась гримасой смертельного ужаса. Последнее, что он помнил, прежде чем отключиться, была его фраза:

— Великая королева Хэллстар!!.. Это невозможно…

Глава 5

Луч теплого, раннего весеннего солнца проник в библиотеку замка Кристального Древа через приветливо распахнутое окно, и осторожно крадучись, пополз по уставленными засаленными книжными фолиантами полкам. Затем, осторожно проскользнув по кристальному полу к центру зала, он остановился на широком мягком кресле, возле которого стоял аккуратный столик  на одной ножке с цветочной вазой. На кресле, свернувшись в клубок, спрятав мордочку в складках хвоста, спала молодая кобылка аликорн с шерсткой лавандового цвета. Изредка она подергивала во сне передним копытом и что-то невнятно бормотала, как будто с кем-то разговаривала. На левом подлокотнике кресла лежала  домиком раскрытая книжка, на обложке которой значилось имя и фамилия автора крупными печатными буквами:

«Ревендж»

Ниже располагалось звучное название:

«По колено в трупах».

На обратной стороне обложке было написано уже гораздо более мелкими  прописными буквами:

Предупреждение.

Данная книга категорически не рекомендуется к прочтению беременным, слабонервным, а также жеребятам и лицам, страдающим психическими расстройствами.

Назойливый луч рассветного солнца, наконец, взобрался на кресло и остановился на подрагивающем светло-фиолетовом клубочке, лежащем в кресле. Твайлайт (потому что это была она) спросонья отмахиваясь, зарывала мордочку все глубже в хвост, не желая сбросить покровы сладкой дремы. Однако, у ее невольного «будильника», похоже, были иные планы на этот счет.

Поняв наконец, что поспать до полудня ей не удастся, Твайлайт высунула мордочку из хвоста. Пару раз чихнув, она сладко потянулась, и, протерев копытами заспанные глаза, огляделась. Взгляд ее упал на раскрытую книгу.

— Ох… Опять зачиталась до ночи! – пробормотала она, приглаживая гриву копытом. Что же это такое? – укоризненно сказала Искорка самой себе, — опять! Опять так вот глупо зачитаться, вот так, как маленькой! Нет… с этим надо определенно что-то делать! Впрочем, книгомания это у нас семейное. – Твайли усмехнулась сама себе, — и едва ли это можно вылечить. Однако… Все-таки я девушка!  А девушкам всегда нужно быть привлекательными! Красота требует жертв! Но ведь я не только  очень сильно люблю красоту и порядок, но и книги! Столько дел к тому же, а ничего не успеваешь переделать за столь короткий срок! Ох, матушка моя Селестия! – заволновалась она в своем привычном репертуаре, — я уже не говорю про свою ежедневную минимальную норму прочитанных страниц в день – 750! И загонявшись  и устав до полусмерти, я снимаю стресс тем, что читаю много книг, а затем увлекаясь, зачитываюсь до утра, а просыпаюсь – вот те и красотка! – с этими словами, Искорка, непритворно содрогнувшись, пощупала довольно ощутимые мешки под глазами. – Нет и нет! С этим определенно, точно, несомненно надо что-то делать! А то за считанные дни превращусь, как любит брезгливо говорить Рарити, в…

Однако в кого конкретно она превратится, договорить ей было не суждено, ведь в это самое время дверь  в библиотеку тихонько отворилась, и оттуда, позевывая и прикрывая пасть лапой, показалась зеленоглазая голова верного дракончика.

— О, Твайлайт, ты уже проснулась! – обрадовался он, увидев несколько обескураженную его внезапным поведением Искорку, — чего-нибудь надо?

— А, это ты, Спайк, — проговорила еще не совсем проснувшаяся Твай, — да, пожалуй, ничего… хотя нет! Кружка кофе бы не помешала. С 3-мя ложками!

— 3-мя!? – изумился Спайк.

— Да, 3-мя!!

Пробормотав озадаченное «оки-доки» верный дракончик исчез в дверях. Искорка вздохнула:

— Что ж… раз уж я проснулась… пора бы приступить к настоящим делам! – тут ее тон приобрел генеральские нотки, — итак-с… что у нас там по-о списку? — с этими словами Твайлайт достала из ниоткуда длиннющий список дел, — ага! Первый пункт – как следует по…

Но опять ей было не суждено договорить; раздался робкий, осторожный стук в дверь. Спаркл раздраженно выкрикнула:

— Ну, кто там еще!?

— Я видимо, не вовремя? – раздался из-за двери тонкий испуганный голосок, — я могу прийти попозже.

— Флаттершай!? – изумилась  Искорка.

В ответ на ее слова дверь отворилась и оттуда показалась желтая заспанная мордочка розовогривой кобылки. Два красных, с огромными мешками глаза уставились на Твайли невидящим, сонным взглядом. Последняя несколько оторопело произнесла:

— Ну чего же ты стоишь? Заходи!

— Спасибо…

Ну не успела она сделать и пару шагов, как копыта ее заплелись, и, подкосившись, Шай рухнула на пол, и, наверное, мгновенно бы уснула, однако верный кролик Эйнджел был тут как тут. Несколько легких ударов лапками по лицу, и пару раз чихнув, та открыла глаза. Твайлайт помогла ей подняться.

— Великий Ониверсент! – испуганно пролепетала она, — Флаттершай! Да что с тобой!?

— Оох… можно… в-воды? – раскачиваясь как маятник пробормотала та.

— Спа-айк! – крикнула Искорка.

Кое-как, ей удалось усадить бледную как полотно Шай на кресло и дать стакан воды. Отпив немного, пегасочка вздохнула и взгляд ее несколько прояснился. Твайли облегченно выдохнула:

 -Фух, во имя Старсвирла, ты очнулась! Как ты себя чувствуешь?

— Да… голова кружится… немного, — с расстановкой пробормотала пегаска.

— Что с тобой стряслось? Ты как будто неделю не спала! – изумилась Твайлайт.

— Ну… понимаешь, подруга… — нерешительно начала Флаттершай, — дело в том, что… — но договорить она не успела, а внезапно крутанувшись,  испуганно подпрыгнула на месте и стала озираться. Спаркл невольно попятилась.

— Шай! – вдруг вернув самообладание, строго произнесла она, — Шай! Клянусь Элементами Гармонии и всей своей библиотекой, если тебе кто-то угрожает или преследует, не смей молчать! Я не позволю никому издеваться над моей подругой! Только скажи нам, и мы его…

— Да нет же, Искорка! – перебила пегасочка, — не в этом дело! Понимаешь ли… гм… — замялась она, — в общем… не могли бы мы пойти в зал совета? А то мне здесь… не-неуютно.

Сумеречная Искорка хотела было что-то возразить, но не сумела. В глазах Флаттершай было столько мольбы, столько немой просьбы о помощи и страха, смешанного с тревогой, что ей стало действительно не по себе. Флаттершай и до этого частенько пугалась в силу своего боязливого и робкого характера, и хоть и испуг бы для нее неожиданным явлением, испугавшись на несколько секунд, она моментально возвращалась в свое прежнее состояние. Возможно, это происходило из-за того, что организм пегаски приспособился к ее внезапным и нестабильным испугам (но при этом, разумеется, не мог полностью «деактивировать» чувство врожденного страха) компенсировал это тем, что смог замедлять пульс, сердцебиение и понижать уровень адреналина в считанные секунды, что без сомнения имело свои плюсы и выделяло ее среди других представителей пегасьего рода.

Но это был совсем другой случай. Твайлайт увидела в глазах напуганной пегасочки то выражение, что непритворно потрясло ее, то выражение, что бывает только в глазах затравленного, загнанного в угол кролика. Это был животный страх. Страх, что был заложен  самим Созидателем – великим Ониверсентом еще в те далекие древние эры, когда корону и скипетр верховной власти делили самые первые правители Эквестрии – Четыре Аликорна Элементаля. Тот страх, что дремлет в где-то глубине подсознания, подобно огнедышащему дракону стерегущему сокровищницу; готовый в любой момент проснуться и напасть на своего же хозяина. Тот страх, что легко заставит трепетать от ужаса, словно горную серну даже самых отпетых и бесшабашных головорезов и наемников из самых темнейших и сокрытых таверн со всей безграничной Эквестрии.

Именно поэтому Твайлайт поняла: дело серьезно. Никогда она еще не видала свою подругу в таком подавленном состоянии. Неужели ее предположение верно, и какое-то убожество угрожает ее подруге, заставляя трястись от страха и молчать? Нет, тут что-то не то. Даже если бы ей кто-то угрожал, она бы не стала бы постоянно это терпеть, и с первого раза бы рассказала все своим подругам. Однако, налицо было сильнейшее недосыпание, значит, пегаска не спала уже несколько ночей подряд. Выходит, что ее что-то очень сильно пугает, и это происходит либо регулярно и понемногу, либо периодично, но сильно и надолго запоминающееся. Вот только, если бы этот «маниакальный» субъект  обижал ее, она бы сразу пожаловалась своему другу, с которым Флаттершай связаться даже еще быстрее и легче, чем с ней – Дискорду. А уж у того с обидчиками пегаски, — а тем более с такими, — разговор короткий: 5-6 часов принудительного сверхскоростного экстремального  катания на крылатой свинье, — и вот, те уже учтиво жмут копыта и с притворной искренностью сыплют извинениями. Впрочем, если поразмыслить…

— ТВАЙЛА-АЙТ!! – вконец не выдержав долгого молчания подруги, крикнула Шай, — ты меня слушаешь вообще!?

— А? – очнулась та от своей цепочки логических выводов, — ты хотела поговорить в зале совета?

— ДА! – в нехарактерном для нее раздражении выпалила пегаска,- об этом я пытаюсь тебе сказать уже 10 минут!!

— Ох… Прости. – Искорка огорченно вздохнула. – В последнее время я привыкла много задумываться и сама не своя.

— В следующий раз постарайся не отбывать в свои прострации, когда с тобой разговаривают! – сердито отозвалась нахмуренная пегасочка, всем своим теперешним видом  контрастируя той кроткой и застенчивой Флаттершай.

— Ну хорошо, хорошо, — пробормотала несколько опешившая от такого отношения Спаркл, — сейчас! Спа-айк! – позвала она, и когда тот явился с дымящейся кружкой кофе, быстро произнесла:

— Принеси пожалуйста еще одну кружку, тоже 3 ложки кофе, 2 сахара. И еще, — она наклонилась над ухом дракончика и прошептала, косясь на заспанную Флаттершай:

— И добавь туда двойную дозу успокоительного, хорошо?

Глава 6

— Ну хорошо, Флаттершай. А теперь выкладывай все как есть и без прикрас! – отчеканивая каждое слово строго сказала Искорка, как только закрылась дверь в зал. – И учти:  даже не вздумай защищать этого подонка! Развелось тут, понимаешь…

— Да нет же! – вдруг нервно отозвалась пегаска, плюхнувшись в кресло Эпплджек, — ну выслушай же меня, Твайлайт!

— Ладно-ладно!- замахала копытами Твай, — хорошо. Только умоляю тебя – не тяни, пожалуйста! Пойми, я очень рада тебе помочь, однако будет лучше, если ты сейчас же расскажешь суть проблемы, чтобы не откладывать ее в долгий ящик! Поэтому, — при этих словах она пододвинула кресло поближе, и, усевшись, улыбнулась самой очаровательной улыбкой, на которую только была способна. – Будет лучше, если ты изложишь причину немедленно.

Флаттершай прерывисто вздохнула с видом ученого, которому назойливая ребятня  не дает сделать  пару шагов до великого открытия. Потянувшись к чашке кофе, она опростала ее одним большим глотком («Какой-то у него странный вкус?» — подумала она про себя) и только затем, прокашлявшись, решительно начала:

— В общем, подруга, дело такое. Гм… помнишь ли ты, что было ровно 10 дней назад от нынешнего числа?

— Ровно 10 дней назад? – задумчиво повторила Искорка. – А! Вспомнила! Мы отмечали твое 20-летие. Однако,  какое отношение это имеет к делу?

— Ты не дослушала меня, Твай.

— Ой! Прости.

— Ничего. Однако, в случае чего, можешь спрашивать, если тебе что-то будет непонятно.

Сумеречная Искорка молча кивнула, прикрыв глаза и вперив свой взгляд в Флаттершай, приготовилась слушать. Пегаска продолжила:

— Ты, я думаю, помнишь, что в тот день вы, решив приготовить мне сюрприз, засели  у меня в кухне. Когда я, проснувшись, отправилась заварить чай и покормить Эйнжела, там уже меня ждали вы. Мне, конечно, было очень приятно, что у меня такие заботливые друзья. Однако, не хочу, конечно, эмм, показаться невежливой, но я успела заметить одну деталь: вы успели повесить не все те украшения, что приготовили для праздника.

— А, ты об этом? – Твайлайт Спаркл смущенно отвела взгляд. – Н-да, все пошло не совсем так, как планировалось. Случилось это по той причине, что мы прогадали время твоего пробуждения. Ты проснулась на час раньше, не в 9, как обычно, а в 8. Но как это влияет на причину твоей бессонницы?

— Видишь ли, Твай, это было не просто так. Как ты знаешь, сплю я обычно очень чутко,  практически любой посторонний шорох или звук может запросто меня разбудить, но дело  не в звуке. Нечто более странное потревожило мой сон, то, что едва ли можно объяснить простыми словами.

— Ты хочешь сказать, — задумчиво скосив глаза в сторону, проговорила Твайлайт, — что это было что-то паранормальное?

— Ну… я даже сама не знаю, как бы это охарактеризовать. Все началось с того, что я проснулась от непонятного ощущения, которое нарастало и нарастало, подобно снежному кому. Это было ощущение чьего-то взгляда. Чьего-то незримого присутствия, как будто некто стоял над моей кроватью и смотрел на меня в упор. Чувство было настолько сильное, что я окончательно проснувшись, огляделась. Но никого не было. Не придав этому особого значения, я легла обратно. Но стоило мне задремать, как сквозь сон прорвалось ощущение, будто кто-то ходит по дому. Я вскочила. Зажгла свет. Прислушалась. Но лишь листва шуршала под окном. Мне стало не по себе. Чтобы развеять страхи, я зажгла лампу, обошла все комнаты и облетела коттедж. Никого не найдя, я вернулась. Казалось, мне стало гораздо спокойнее. Несколько раз после этого я пыталась уснуть. Но каждый раз, только стоило мне сомкнуть глаза, меня вновь и вновь мучило это необъяснимое чувство, но открывая их,  я видела перед собой лишь пустоту. Даже во время моего же празднования и танцев, пытаясь отвлечься, я ощущала, будто кто-то невидимый ходит за мной по копытам, вперив взгляд мне в затылок. Возможно то, что я тебе сейчас рассказала, покажется тебе больным бредом, но если кто-то и может мне помочь, так это только ты, Искорка!

— Гм… — произнесла Твайлайт, — а перед тем, как это случилось, у тебя не было никаких… ну… нервных потрясений, потерей сознания, сильных переживаний?

— Нет, ничего такого.

— Хорошо. Случалось подобное с тобой раньше?

— Никогда.

— Интересно… и это продолжается с тобой все эти ночи, начиная от твоего дня рождения?

— Да.

— А как вели себя в тот вечер твои питомцы?

— Так же, как обычно. Никакого беспокойства или странного поведения я не заметила.

— Было ли еще что-то помимо навязчивого ощущения чьего-то присутствия?

— Да. Еще в те редкие периоды, когда огромными усилиями мне удавалось побороть страх и все же заснуть на краткое время, мне снился один и тот же сон.

— И что же это было?

— Как бы тебе объяснить…

Внезапно весь замок как будто содрогнулся. Свет на мгновение померк и снова появился. Флаттершай вскрикнула и дрожа вжалась в кресло. За дверью вдруг раздались тяжелые шаги и чей-то леденящий, загробный голос произнес:

— ВЫ ПОЖАЛЕЕТЕ, ЧТО СВЯЗАЛИСЬ СО МНОЙ…

— Ой, да ладно! – вдруг разозлилась аликорнша, подскочив к дверям, — думаешь, что я твой голос различить не смогу!?

— Не надо! – жалобно сказала пегаска.

Но Твайлайт уже распахнула двери.

Глава 7

— Д-… Дискорд!? – удивленно произнесла Флаттершай, широко распахнув глаза.

 Стоявшая на пороге согбенная фигура в истлевшем плаще вдруг издала вздох досады и резко распрямилась, сбросив лохмотья. Козлобородый повелитель хаоса (а это был он) недоуменно произнес:

— Вот черт! Неужто, я действительно старею!? Что меня уже узнает даже Твайлайт!?

— Похоже на то, иначе ты бы придумал розыгрыш пооригинальнее,- едко заметила Искорка.

— Ой, да брось! – Дискорд мгновенно телепортировавшись,  приобнял лапой кобылку-книгоманку, — признайся, ты испугалась!

— Ага, аж 10 раз, — мрачно ответила кобылка.

— Ну-у, не будь такой занудой! – Тот ткнул пальцем в нос Искорки, — нельзя же все время без тени улыбки корпеть над книгами, нужно иногда разряжаться.

— Вот только твои «разрядки» не всегда к месту! – раздраженно отстранилась Твайлайт.

— А что случилось? – поинтересовался Дискорд, растянув губы в клоунской улыбке, — похороны одной из твоих книг? Что на этот раз? Несчастный случай с падением в кислоту или же мучительная смерть от изъеденных крысами страниц? А может быть…

Но тут блуждающий взгляд владыки хаоса внезапно наткнулся на бледную, осунувшуюся Флаттершай, качающуюся в кресле от недосыпания, подобно маятнику. От развязной улыбки не осталось и следа.

— Во имя диких Виндиго! Флаттершай, что с тобой стряслось!? – воскликнул он, взяв лапами ее мордочку.

— А… это ты, Дискорд? – сонно пробормотала пегаска, приоткрывая глаза, — скажи Эйнжелу, что если он будет слишком сильно тереть свой рог, то я не разрешу ему летать…

— Чего?

Но Флаттершай внезапно обмякла, и свесив голову вниз, захрапела. Дискорд с нехарактерной для него нежностью положил ее на кресло, предварительно сотворив щелчком подобие кровати. Шай тепло заулыбалась во сне.

— А теперь, Твайлайт Спаркл, — с этими словами дух дисгармонии повернулся к аликорнше и принял позу надменного мстителя, — я хотел бы узнать, что произошло с Флаттершай.

— Откуда я знаю? – с равнодушным выражением лица сказала Твай.

— Лжешь.

— С чего ты взял?

— Ты думаешь, меня так легко обмануть? Как же. Флаттершай явно пришла к тебе за советом и что-то рассказала. Поэтому не надо отпираться.

— А тебе то что до этого?

— Ну я, вообще-то как бы, ее близкий друг!

— Друг, значит!? – внезапно взъярилась Твайлайт, — тогда объясни-ка мне, «друг», почему ты с тем же рвением сам не посетил свою подругу и не узнал, как у нее дела!? Где ты пропадал все это время!? Вы с Флаттершай пьете чай по вторникам. Она ждала тебя до вечера оба этих дня. И ты не явился! Видел бы ты, как она расстроилась! Насколько я знаю, ты ничем не занимаешься. И чем же ты, скажи мне, таким неотложным был занят, что пропустил даже свои любимые чаепития,  а теперь вдруг приперся, как снег на голову!?

Выпалив эту гневную тираду, Твайлайт замолчала, чтобы отдышаться. Ее испепеляющий взгляд вперился в растерявшегося от такого выпада духа дисгармонии. Внезапно, с грустью опустив морду он,  вздохнув, произнес:

— Ты права, Твай. Возможно, не стоило мне сразу после дня рождения уплывать в Сиквестрию, не предупредив Шай заранее. Все же, именно ей я обязан своим исправлением. Однако… этот несносный морской воздух не только полезен и выдувает дурь, но вместе с нею еще и провоцирует провалы в памяти! Прости меня, Твайлайт.

— Просить прощения будешь у Флаттершай, — буркнула книгоманка, но было видно, что она смягчилась, — а пока надеюсь, что этого больше не повторится.

— Так значит, мир?

— Мир.

— Ну вот, — вдруг обрадовался Дискорд, мгновенно переменив настроение, подтолкнул аликорншу локтем и подмигнул, — а теперь, может, расскажешь, что же все-таки случилось с Флатти?

 Обреченно вздохнув, Искорка изложила ему суть проблемы. Дискорд задумался.

— Так значит, Флаттершай страдает от навязчивого ощущения чужого присутствия и тревожных снов?

— Да.

— Есть ли у тебя мысли, что это может быть?

— Ну, не хотелось бы основывать свое решение исключительно на догадках, — нерешительно сказала Твайлайт, — однако, те признаки, о которых мне рассказала Флаттершай, больше всего характерны для сильного расстройства нервов.

— Это исключено. Я достаточно хорошо ее знаю, и я сам видел, что и вечером, и перед праздником она была в отличном расположении духа, — ответил Дискорд.

— Внешнее состояние может быть обманчиво, — возразила Спаркл, — и к тому же, весьма вероятно, это связано с какой-то забытой психологической травмой Шай, и возможно до ее дня рождения с ней случилось что-то такое, что напомнило ей об этой травме.

— Но я бы это заметил!

— Она могла скрывать ее.

— Она слишком открыта и искренна, чтобы что-то скрыть.

— Есть вещи, которые могут скрывать даже самые откровенные пони.

— Ну, хорошо, предположим, это действительно так. И как же это лечится?

— Как правило, долгой терапией, обсуждением и анализом этой проблемы.

— Получается, ты предлагаешь…

— Я еще ничего не предлагаю, Дискорд! – несколько раздраженно отозвалась Сумеречная Искорка, — это лишь предположение. Я просмотрю свою библиотеку, возможно, есть кое-что, что я могла упустить.

— А если это правда?

— В таком случае, мы улучшим момент, когда она будет в хорошем расположении духа, соберемся все вместе, и в спокойной обстановке постараемся выявить и обсудить проблему. А после этого мы можем дать ей месячный отпуск, чтобы она как следует пришла в себя.

— Как у тебя все просто, однако! – не удержался от колкого замечания Дискорд, прямо хоть новой правительницей Эквестрии тебя сделать, что ли?

— Размечтался, — фыркнула Твай.

— А что? – улыбнулся повелитель хаоса, — я могу. Только скажи, и я…

— Дискорд! – строго повысила голос Искорка, — это уже попахивает анархией!

— Ну, ладно-ладно, — пробурчал Дискорд, — прям и пошутить уже нельзя!

— За такие шутки можно и в тюрьму угодить! – заметила кобылка.

— Но не мне! – ухмыльнулся дух.

— Все равно. Зачем без причины сердить принцессу?

— Принцесса ни есть указ НА-АМ! – вдруг высокомерно вскричал Дискорд, во мгновение ока облачившись в темный балахон, — мы есть те, кто подчиняется стоящим ВЫ-ЫШЕЕ! Ибо мы слуги великих БОГОВ КО-ОСМОСА! Что покарают тех, кто не следует их ВО-ОЛЕ!

— Пфхахаха! – захохотала  Искорка, трясясь от смеха, — ну ты даешь! Еще скажи для полного счастья, что веришь в древние россказни зебр, которые всерьез считают, что в незапамятные времена Эквестрией якобы правила раса пришельцев из космоса, зовущаяся Древнейшими!

— Берегись, ИНОВЕ-ЕРНАЯ! – для большего комизма растягивая звуки, закричал дух дисгармонии,  спровоцировав новый приступ безудержного смеха у Твайлайт,- однажды они придут сюда, и ты ПА-АДЕШЬ! Ты будешь страдать, молить о пощаде, но боги лишь рассмеются тебе в лицо, ибо ты…

Но договорить свою шутовско-обличающую речь он не успел, так как за окном внезапно послышался глухой звук, будто упало что-то мягкое, а затем треск сучьев, проклятия, и быстро удаляющееся цоканье копыт. Твайлайт распахнула окно. Но перед замком никого не было.

— Дискорд! – рассерженно обернулась к повелителю раздора Спаркл, — если ты и дальше продолжишь так шутить, то клянусь Луной, я…

— Если ты думаешь, — скорчив презрительную мину, ответил тот, отворачиваясь и скрещивая лапы на груди,- что я мог сделать такой примитивный для владыки хаоса розыгрыш, тогда, боюсь, ты меня совершенно не уважаешь!

Сумеречная Искорка вновь хотела разразиться гневной тирадой о несносном характере духа дисгармонии, но внезапно передумала.

— Слушай, — произнесла она, — у меня будет к тебе 2 просьбы: скажи, как можно связаться с тобой в случае чрезвычайной ситуации и вторая: пригляди за Шай, пока она спит, а то я за нее волнуюсь.

— Насчет второго с пребольшим удовольствием! – ухмыльнулся Дискорд, — а насчет первого -  я и сам смогу узнать, когда понадоблюсь. Это все?

— Да, если ты не терпишь от меня отделаться.

— Не терплю! – ехидно подмигнул король хаоса, и, прежде чем аликорнша нашлась для более ехидного ответа, тот подхватил спящую Флаттершай на лапы, щелкнул пальцами и был таков.

Принцессе Дружбы лишь оставалось закатить глаза и страдальчески покачать головой:

— Он неисправим.

Глава 8

Единорог, крадясь и оглядываясь, рысцой шел по окраине Понивилля. Немногочисленные прохожие, замечающие странное поведение земляка, что-то бормотали про себя и крутили копытами у висков. Однако единорог будто не замечал этого, ускоряя поступь и зажимая какой-то сверток у себя под мышкой.

Наконец он остановился перед покосившимся домишкой, стоявшим в стороне от остальных, и, по-видимому, являясь крайней точкой и границей города. Еще раз воровато оглядевшись, единорог отпер дверь и зайдя, мгновенно запер ее на засов. Выглянув в окно, он заметил гулявшую по тропинке влюбленную парочку пегасов, и что-то пробормотав про себя, задвинул во всем доме шторы.

В полумраке он отыскал спички и зажег стоящую на столе свечу. Тусклое сияние осветило взволнованную бежевую морду с взъерошенной зеленой гривой и серыми глазами. Единорог снял с шеи подвешенный на веревочке кусок огромного, черного когтя и положил на пол.

Едва он успел это сделать, как коготь вдруг потеряв очертания, растекся по полу черной, вязкой лужей. Пятно стало подниматься вверх, расти, постепенно приобретая все более четкие очертания. И вот, через пару мгновений перед зеленогривым единорогом стояла высокая, худая женщина. По крайней мере, то, что напоминало женщину с первого взгляда. Она была в длинном, облегающем черном платье, которое закрывало даже руки от плеч до кистей, шею и затылок. На голове женщины была черная корона.

Лицо, будто выточенное из камня, совершенно бесцветные зрачки, ногти и губы; неестественная белизна кожи, в которой не было не единой кровинки, а также полуразмытые контуры фигуры делали ее больше похожей на какой-то ночной кошмар или леденящий призрак. Единорог обратился к ней:

— Госпож…

— Знаю! – сухо оборвала Темная Фантазия, — ну когда же ты наконец поймешь: облик «доски» не мешает мне слышать и видеть все, что происходит вокруг!

— Извини…

— Но к делу! – оборвала его Фантазия, — ты принес карту?

— Да.

— Хорошо. Поставь вон туда, нужно перекинуться парой слов.

Единорог одним махом забросил сверток в другой угол комнаты и по-собачьи уселся на пол. Темная Фантазия высокомерно окинула взглядом своего слугу и после этого насмешливо спросила:

— Не боишься, что могут заподозрить в пропаже тебя, Энтер Файт? Ведь кто-то из местных уж наверняка видел, как ты, трясясь, как еще живой кролик, над которым мясник заносит свой нож, нес какой-то сверток? Да и у своих наверняка можешь попасть под горячее копыто: работаешь всего-то месяца 2, а уже пользуешься всеобщим доверием и знаешь все места в корабле!

— Ну, это наврятли, — уверенно усмехнулся единорог, — видели бы вы, каким слоем пыли и паутины покрылся шкаф с навигационными картами! Там уже лет десять наверное никто его не отпирал! А мне повезло: ключ, оказалось, кто-то забыл на верху шкафа. Да и сам капитан и его помощники не раз хвастались, что знают маршрут так, будто с ним родились, так что, сомневаюсь, что кто-то вообще заметит пропажу.

— Ну-ну, — хмыкнула Фантазия, — хвастун. Смотри, как бы не накрылся наш план из-за тебя! Я то тебя может и спасу от каталажки по доброте душевной, да только после этого как бы тебе тоже не пришлось стать духом, что бы удрать от вездесущей пониции!

Фантазия рассмеялась своей же шутке, мгновенно потеряв всю свою холодную неприступность. Но через секунду она овладела собой.

— Итак, — произнесла она, — Владыка хорошо поработал. Девчонка выглядит изрядно измотанной. А благодаря небольшой хитрости нашего мудрого повелителя ни ее тупые друзья, ни этот чертов клоун, вероятней всего, ничего не заподозрят. Теперь у них есть веский повод. Однако, этого недостаточно. Я не рассказывала тебе, Энтер, — произнесла Темная Фантазия, и в ее голосе впервые послышались ноты неподдельной печали, — однако в сегодняшнюю ночь Владыка говорил со мной. Но его посещение очень испугало меня: голос Владыки был очень тихим, глухим, будто из-под земли, постоянно прерывался и главное – голос был настолько неразборчивым, что даже я с трудом смогла разобрать, о чем он говорил. Владыка слабеет. Он сказывал, что сможет поддерживать эффект еще одну ночь; однако после этого он станет слабым настолько, что не сможет даже вести связь с нами. Все в наших копытах, Энтер Файт. Дело табак, и если мы подведем его, тогда уже ничего не сможем сделать. И помни о самом главном в нашем деле – доставить девчонку если не в сохранности, то по крайней мере живую, она – ключ к оковам, сдерживающим Владыку, и без нее все пойдет прахом.

 -Но почему мы не можем просто украсть девчонку? Тем более что от такой как она не придется ждать сопротивления, а значит, это значительно упрощает дело.

— Ты забываешь о том, что ее могут быстро хватиться. Конечно, украсть девчонку и угнать корабль будет значительней проще, нежели та схема, по которой мы действуем. Даже если они раньше заподозрят неладное, все равно, чтобы напасть на горячий след, им понадобится время. И все бы ничего, однако этот клоун! Он очень сильный маг. И если услышит, что с его «пусечкой» не все в порядке – пара щелчков – и тогда нам придется несладко. Поэтому, главная задача – это заставить их поверить, что им ничего не угрожает, а нам — продержаться как можно дольше инкогнито.

— Понятно.

— Ты разговаривал с капитаном?

— Да, госпожа.

— Итог?

— Он купился! – Единорог противно хихикнул, — в жизни не видел такого простофили!

— Что ты ему наплел?

— Всякой чепухи.

— И ты хочешь сказать, что он поверил?

— Ну да.

— Неужели? – недоверчиво сказала Фантазия, — ну хоть в чем-то ты не так убог!

— Стараюсь.

— Ладно. Будем считать, что с этим покончено. Переходим к следующей части плана, — с этими словами она устремила свой немигающий взор к Энтеру, — надеюсь, ты не посеял его?

— Да уж! – презрительно хмыкнул Энтер Файт ,доставая из-под пояса конверт, — вечно вы мне не доверяете!

— И постарайся, пожалуйста, не напороться на случайного свидетеля, — продолжила Темная Фантазия, не обратив внимания на едкое замечание, — и помни: если подведешь меня и Владыку…

— Не подведу я! – раздраженно откликнулся единорог , нетерпеливо засовывая конверт, — когда же вы уже перестанете считать меня конченным дураком!?

— Ну так действуй, мой милый энтузиаст, — елейным голосом ответила Фантазия, растянув губы в недоброй улыбке, — надеюсь, если ты провалишься, у меня будет достаточно поводов, чтобы сделать тебя жертвой «несчастного случая!»

Услышав эту зловещую фразу, Энтер Файт испуганно распахнул глаза, и судорожно глотнув, попятился к двери, и прежде чем Фантазия успела разразиться презрительным смехом, очутился за дверью.

Проворчав несколько не слишком лестных слов в адрес своей госпожи, единорог трусливо огляделся. Ни души. Лишь одинокая в беззвездном небе, затянутая тучами луна бросает свой тусклый свет на безмолвный город, погрузившийся в царство сна и покоя.

Убедившись, что за ним не следят, единорог молча зашагал по направлению к Понивиллю.