Цена бессмертия
Глава 12. Охота хищника
Иллюстрация Dalagar
...Схватка оказалась недолгой.
Бладласт Шейд даже немного огорчился: он-то надеялся на интересный бой. Хотя надежда и была довольно призрачной, учитывая предыдущую встречу с местной стражей.
Ночной Кошмар, двигавшийся в сгустившихся тенях, хотя и выдавал себя колдовским пламенем в глазах, всё равно оказался для двух стражников неуловимой тенью.
Копья крылатых оленей лишь беспомощно вспороли пустоту, когда убийца стремительно проскользнул между ними.
Клинки-когти были не просто сталью, нет. Найтмер Мун даровала всему Ордену в награду за верную службу волшебное оружие, напитанное древней, давно забытой магией. Лезвия обретали прочность, просто немыслимую остроту, а главное — жажду живой крови.
Бладласту понравилось.
Два тела ещё не успели осесть в объятия трав, как фестрал огляделся. Конечно, остальных участников встречи и след простыл, однако это не было проблемой для обученного ликтора и раньше, а уж с новыми способностями...
След висел в воздухе в виде клочьев красного тумана столь ясно видного, что это было даже слишком просто.
Уходя, Бладласт оглянулся на лежащие тела и насмешливо бросил:
— Вот вам ваш Круг Жизни. Добро пожаловать в удобрения...
В это время раздалось низкое ворчание, заставившее уши фестрала насторожиться. Он огляделся, но никого не увидел.
Затем наклонил голову и расхохотался:
— Ах, а ужин-то я пропустил на радостях! А сейчас уже за полдень!..
Он перевел взгляд на двух неподвижно лежащих на траве оленей и улыбнулся.
Нехорошо.
Страшно...
...Когда же Бладласт Шейд устремился в погоню, зрачки его глаз налились жуткой багровой краснотой.
Словно клубящаяся туча рваных теней вперемешку с фиолетовым огнем понеслась по лесу, и мелкая живность разбегалась в таком первобытном ужасе, которого не знала под вечными кронами вот уже тысячелетиями.
Но теперь все кошмары из легенд как будто ожили.
— С каждым разом я всё сильней!
Злом повязан, но стал я живей!
На пути моём стать не смей,
Это чувство, что ты
Бладласт Шейд!
Зверь в клетке жаждет свободы,
Ждёт он этого дня!
Хищники ловят добычу!
На этот раз хищник — я!
Он чувствовал клокочущую силу, что только что поглотил, и был попросту в запредельном восторге.
Тот, кто звался Бладласт Шейд, смеялся. Хохотал как безумец при одной мысли, что только что поднялся на вершину пищевой цепи. И стал совершенным зверем.
— Это чувство — быть всех живей,
С каждым разом я всё живей,
Зло во мне растёт всё сильней,
Это чувство,
Что я — Бладласт Шейд!
Это чувство — быть всех живей,
Изменить мир — во власти моей!
Отрицать эту правду не смей!
Это счастье, что я — Бладласт Шейд!
И тени, сгущающиеся вокруг души когда-то обычного пони, вторили его голосу и зловещей Музыке Мира.
«Наш, наш, — шептали они. — Бладласт Шейд, ПОЖИРАТЕЛЬ ПЛОТИ...»
...Если бы Грей Маус была одна, она бы улетела. Или же если бы с ней был Молчун – улетели бы вдвоем. Но попугай словно растворился в ночном лесу, и Мышка была уверена — он если и не полетел за помощью, то уж точно внимательно наблюдает.
Но бегство означало бросить троих жеребят... то есть оленят... на растерзание чёрному фестралу из невесть каких глубин веков.
Не говоря уже о Семени в сумке Эйкорна, которое во что бы то ни стало нужно было сохранить.
Мышка чувствовала это. Именно тускло мерцающий плод был ключом ко всему: к спасению чудесной страны, к спокойствию и тишине, к гармоничной размеренности Кервидерии, столь впечатлившей юную фестралочку по прибытии...
— Грей, подожди! — раздался вдруг голос Мисти, и ночная пони резко затормозила.
Оленята отстали, и если бы не окрик маленькой лани, Грей спохватилась бы, уже потеряв малышей из виду.
Подбежав к троице жмущихся друг к дружке друзей, она спросила:
— Что-то не так?
— Всё не так! — в голосе Эйкорна слышалась нешуточная паника. — А главное — ничего же не видно!
Мышка только сейчас обратила внимание, что мир вокруг утратил краски дня и оделся в цвета ночи. А это означало, что дневные существа видят перед собой только беспросветную черноту.
— Световые цветы погасли, — пояснил Эйкорн, указав вверх.
— За мной, — сказала Грей Маус. — Держитесь рядом.
— Ты ведь видишь, куда идти?
— Да. В той стороне был тракт и Водный путь. И тропинка, что ведет к ним. Надо только поспешить...
Дальше шли, сбившись в тесную кучку. Всё ещё не верилось, что Лес в одночасье превратился во что-то чуждое, страшное... враждебное.
Для них, жителей Кервидерии, это было потрясение не меньшее, чем нарушение хода светил. В стране оленей всё подчиняется древним законам, отлаженным подобно хорошо смазанному исправному механизму.
Но теперь все трое чувствовали, как этот механизм дал сбой.
Мисти могла летать, но перестала чувствовать Лес, и даже короткий полет теперь грозил закончиться в кустах, а то и в обнимку со стволом дерева. Если только не вылететь с полянки, ориентируясь на звёздное небо. Эйкорн больше не мог сказать, где можно найти пищу и полезные растения, не чувствовал направления. А Рилл вообще ощущал в лейлиниях Кервидерии полнейшую неразбериху.
Как будто само Величайшее Древо перестало распространять свою благодать на страну оленей.
«Чем мы так прогневили тебя, Великое? — думалось юному волшебнику. — Сотни и тысячи лет жизнь текла неизменно и правильно... «так было и так будет» — это написано на Камне Традиций в каждом поселении... что же могло пойти не так?»
— Жаль, рядом нет Манцинеллуса, — подала тем временем голос Грей Маус. — Уж он бы точно объяснил, что происходит...
— Кто это — Манцинеллус? — поинтересовалась Мисти.
— Очень вежливый и любезный витранг, который мне сильно помог, — ответила Мышка. — Его легко узнать: он белый, а глаза у него чёрные. Если увидите его, знайте: на него можно положиться.
— Витранг — это хорошо, — заметил Рилл. — Может, он что-то знает о происходящем...
— Или может выяснить! — добавил Эйкорн.
Мышка вздохнула:
— Вот бы ещё знать, где он...