Марсиане

Сол 214

"Арес III". "Гермес". День миссии 343

Фогель парил в маленькой комнатке для тренировок, глядя сквозь крошечное окошко на пятнышко белого и синего цвета в отдалении. Освещённая лишь наполовину Земля выглядела меньше, чем полумесяц луны с Земли, крошечная синяя точка (как выразился когда-то Карл Саган) в огромных враждебных пространствах космоса.

При обычном полете "Гермес" уже выключил бы главные двигатели и начал неторопливое трёхдневное падение в гравитационный колодец Земли с пролётом мимо Луны, чтобы погасить импульс, а затем скользнуть по верхним слоям атмосферы для первого из трёх витков аэродинамического торможения, которые за неделю уменьшили бы скорость корабля настолько, что он вышел бы на орбиту, пересекающуюся с орбитой космической станции.

Но в этот раз Луна была далеко в стороне от их траектории, а завтра в это же время Земля окажется не впереди, а рядом с ними, в то время как "Гермес", подобно пуле, обогнёт её с ночной стороны для гравитационного манёвра и изменения своей траектории. А ещё через день серп Земли можно будет наблюдать в иллюминаторах на корме "Гермеса", и будет он ещё меньше, чем сейчас выглядит в тех, что обращены вперёд.

Два дня назад члены экипажа прочесали буквально весь корабль, проверяя и закрепляя абсолютно всё: оборудование для тренировок, кухонную утварь, лабораторное оборудование, аппаратуру, материалы текущих экспериментов и всё остальное. Обычно "Гермес" вращался вокруг продольной оси, создавая искусственную гравитацию равную марсианской, но корабль не мог одновременно вращаться и маневрировать, используя двигатели. Завтра "Гермесу" предстояло проскочить в игольное ушко между тысячами спутников и, возможно, миллионами крошечных обломков космического мусора, а затем, уже на следующий день, состыковаться с двумя зондами пополнения запасов. Это означало, что гравитация должна исчезнуть, и после запуска двигателей коррекции так и произошло.

Однако, как им уже приходилось обнаруживать раньше, сколько бы вы ни пытались проявлять аккуратность, никогда не получится закрепить абсолютно всё. Поэтому Льюис отправила остальной экипаж по всему кораблю ещё раз, чтобы перепроверить, что ничто не летает в невесомости. Бек проверял стыковочный отсек, шлюзы и склад скафандров. Мартинес проверял реакторный зал и лаборатории. Йоханнсен проверяла жилые помещения, что оставляло Фогелю кают-компанию, тренажерный зал и камбуз.

Он окинул взглядом помещение и не нашёл ничего не на местах. Но, завершив эту задачу, он выиграл себе несколько минут, чтобы посмотреть на Землю, на свой дом и подумать о многих вещах.

Например, о том, что он согласился, вместе с остальными членами экипажа, пролететь мимо, отложив возвращение домой на полтора года. Ещё полтора года без жены и их обезьянок – сколько из их жизни он уже пропустил, занятый тренировками и самой миссией? Ещё полтора года в сравнительно хрупкой металлической коробке – единственной защите от почти мгновенной смерти. Ещё полтора года мышечной и скелетной атрофии. Ещё год единственным зелёным будут цвета на фотографиях да ботанические эксперименты Уотни, а единственным звуком чего-то живого на корабле, кроме экипажа – тихое попискивание новорожденного третьего поколения лабораторных крыс.

Но, с другой стороны, вы посмотрите, сколько превосходных достижений. Экипаж "Гермеса" пролетит ближе к Солнцу, чем осмеливался кто-либо из космонавтов до этого, испытав при этом магнитную защиту, антирадиационную изоляцию и системы охлаждения "Гермеса" на пределе их возможностей. В перигее, во время пролёта мимо Земли, они станут самыми быстрыми людьми в истории человечества; а затем они побьют этот рекорд во второй раз в момент прохождения перигелия. Их полёт будет самым длительным, станет первым спасением человека, терпящего бедствие на Марсе, и они станут первыми людьми, вернувшимися в сферу притяжения этой планеты во второй раз.

Самый первый, самый быстрый, самый лучший, самый-самый. Фогель не был бы человеком, если бы ему не нравилась эта мысль.

Но была у этого сценария и тёмная сторона. Если миссия потерпит катастрофический крах, то, скорее всего, пройдёт ещё минимум столетие, прежде чем кто-нибудь вообще вернётся на Марс. "Гермес" невозможно будет построить во второй раз. Условий, которые сделали вообще возможной его постройку, а тем более за столь короткий промежуток времени между собственно началом программы и высадкой "Ареса I", больше не существовало.

А если произойдёт что-то менее катастрофическое, то "Гермес" может пережить путешествие (с экипажем или без него), но окажется в неправильном месте или с неправильной траекторией и скоростью, или с недостаточными ресурсами для спасения Уотни и его инопланетян. Или, может быть, Уотни пристыкуется к работоспособному "Гермесу", но его экипаж будет мёртв по одной из многих возможных причин: от солнечного перегрева, от удара микрометеорита, из-за отказа защиты реактора или систем магнитной защиты...

Такой риск, когда ты действительно задумываешься о нём, отрезвляет и заставляет отбрасывать мысли о самых быстрых и самых-самых.

Конечно, вряд ли такое произойдёт. "Гермес" был спроектирован таким образом, чтобы противостоять выбросам солнечной массы – опасность, которая без предупреждения убила бы астронавтов "Аполлона", возникни она во время их полёта. "Гермес" был рассчитан на тридцатилетний срок службы, а сейчас шёл всего-навсего десятый год его эксплуатации. Корабль был крепок и исправен, и команда у него была соответствующая. Единственная опасность состояла в том, что миссии по пополнению запасов могли потерпеть неудачу, но даже в этом случае требовалось, чтобы провалились обе миссии одновременно. Одна неудачная миссия пополнения запасов была бы очень плохим вариантом, но никак не гибельным.

Маловероятно… но всё-таки вполне возможно. Вот почему Александр Фогель, химик, специалист по астронавигации, резервный специалист по работам в открытом космосе, смотрел сейчас на крошечный серпик, который являлся Землей, и размышлял о другой возможности.

Но не слишком долго. Его смена ещё не закончилась, и ещё не всё было подготовлено к огибанию Земли.

Спускаясь по лестнице в центральный отсек "Гермеса", он столкнулся с Беком.

– Прошу прощения, – сказал он. – Шлюзы в порядке?

– А? – Бек на мгновение уставился на него на секунду, вероятно, опешив от удара. – Ах да, воздушные шлюзы. С ними всё в норме. Я просто проверял свою койку.

– Разве это не было задачей Йоханнсен? – удивился Фогель.

– Да, ну, это же наши койки, наши личные вещи, всё такое, ну, ты же понимаешь? – ответил Бек. – Мы все должны нести ответственность за свои собственные вещи. И моя койка это также и наш лазарет, так что у меня больше вещей, требующих присмотра, чем у остальных.

– Это правда, – сказал Фогель. – Думаю, я тоже проверю свою койку. Спасибо, что напомнил.

– Не за что, – сказал Бек, отталкиваясь от стены в направлении мостика.

Фогель проплыл вдоль лестницы вниз, в жилые помещения. Он был вынужден остановиться и прижаться к стене каюты, чтобы пропустить Йоханнсен. Она ничего не сказала, но она вообще редко что-нибудь говорила, так что Фогель не придал этому значения.

Как и ожидалось, всё в каюте Фогеля было на своих местах и в надлежащем порядке, даже маленькие фотокарточки его жены и детей. Он снова замер, разглядывая их и размышляя.

А затем он перевел взгляд на другую фотографию, сделанную в зоне для детских праздников в пиццерии в Пасадене. (В той Пасадене, которая пригород Хьюстона, а не Пасадене, пригород Лос-Анджелеса. Фогель однажды сделал ехидное замечание о том, что у американцев, наверное, закончились короткие названия для крупных городов, а Мартинес тут же напомнил ему про Франкфурт-на-Одере и Франкфурт-на-Майне. Фогель возразил, что это совсем другой случай, но остальных убедить не смог).

Он мысленно вернулся в тот день, когда была сделана фотография. Пицца была плоха даже по американским меркам. Игры были простыми, по-детски несложными. Скатить шар по рампе и уронить его в центральный обруч не представляло труда для человека, который в детстве легко выбивал страйк в "свечном боулинге" на дорожке, сделанной на заднем дворе их дома. А лупить пластиковых аллигаторов молотком из поролона казалось гораздо менее увлекательным после того, как кое-кто натолкнулся на настоящего живого аллигатора, только что вылезшего из Мад-Лейк, чтобы погреться на солнышке прямо возле 34-го здания.

Но ему всё равно было весело. Им всем было весело. А самый ребячливый из них, тот, кто веселился больше всех, как раз позаботился о том, чтобы весело было и остальным.

И вот он оказался на фотографии перед Мартинесом и рядом с коммандером Льюис, делая на камеру самую дурацкую рожу, какую только мог. Вот почему жене и детям придется подождать. Они подождать смогут, а Марк Уотни – нет.

Уотни пообещал после приземления и карантина отвезти их всех в Чикаго за "настоящей пиццей".

Лично Фогель планировал поймать его на слове.

И пока он смотрел на фотографии на стене над своей койкой, "Гермес" приближался к Земле всё ближе и ближе.

Примечания автора:

Клир-Лейк — наиболее известное приливное озеро залива Галвестон, который проходит рядом с JSC. Здесь даже сейчас пришвартованы тысячи парусников и яхт, несмотря на то, что за последние пятнадцать лет два крупных урагана, плюс "Харви", обрушились на побережье Техаса неподалеку. Мад-Лейк, с другой стороны, протекает почти рядом с кампусом JSC. Это более мелкая и гораздо менее живописная ветвь Клир-Лейк — по сути, устье реки Арманд-Байю (Средняя Байю до 1974 года), небольшого ручья, который течет из центра Пасадены на юго-восток. Природный парк "Арманд Байю" был создан для того, чтобы сохранить Мад-Лейк от застройки, поэтому сегодня вы можете проехать по проспекту Космического центра от дороги НАСА 1 до бульвара Бэй-Эриа и не увидеть ничего, кроме территории JSC слева и техасских болот справа.

И да, в Мад-Лейк водятся аллигаторы. Много аллигаторов. В какой-то момент они были близки к вымиранию, но, получив защиту как вымирающий вид, они взяли энергичный реванш и теперь снова живут по всему юго-восточному Техасу...

Пара слов о выбросах корональной массы: это то, что фактически происходит, когда у Солнца случается отрыжка. Пучок мощного магнитного поля Солнца захватывает часть поверхности и выбрасывает её в космос со скоростью выше скорости убегания. Единственный раз в истории, когда подобное извержение задело Землю, был в 19 веке. Тогда эта вспышка сожгла все телеграфные линии — и это несмотря на собственное магнитное поле Земли. Многие теоретики катастроф предполагают, что, если бы такое случилось сейчас, то это привело бы к краху современной цивилизации. Наши технологии будут уничтожены, а вместе с ними и инфраструктура практически для всего. Теперь представьте, что подобный выброс прошёл мимо Земли во время полета миссии "Аполлон". "Печёная ветчина в банке" было бы довольно точным описанием. Хотя "и так сойдёт" — это мантра в Космической программе чейнджлингов, она также может быть применена к ранним космическим полётам человечества. Любые будущие долгосрочные космические путешествия, такие как программа "Арес", будут планироваться с учётом возможности выброса солнечной массы.

В книге, когда экипаж "Гермеса" готовится намеренно сделать в корабле пробоину для дополнительной аварийной тяги, Бек просит Мартинеса обезопасить лабораторных крыс. Хотя формально лабораторные крысы могут прожить до пяти лет, я бы не стал делать на это ставку — тем более в космосе, — к тому времени "Гермес" был в космосе уже двадцать месяцев. Поэтому я предполагаю, что крысам было позволено, в разумных пределах, плодиться и размножаться, насколько они могли при 0,4g.

В одном документе НАСА говорится, что "Гермес" пролетел мимо Земли на 360-й сол. Я стараюсь как можно больше ориентироваться на даты книги Энди Вейра, но моя математика говорит об обратном. На этот раз я НЕ собираюсь возвращаться к пересчётам.