Лишняя
55. Секунда как вечность
— Здравствуй, Найтмер.
Шайнинг был по обыкновению подтянут, собран и хмур.
— Решил, наконец, бросить свою скучную Каденс и попытаться добиться моего внимания?
Не знаю почему, но эта его мрачная мина почти раздражала. То ли рассмешить его своим троллингом хотелось, то ли довести…
— Нет.
Бляха, военный, ну нельзя же так!..
— Ну и чего тебе тогда, такому скучному, нужно от лишней в этом дворце пони?
«И лишней в этом мире души», — добавил я мысленно и, тихо вздохнув, поморщился. Да уж… Не то чтобы я и вправду так считал, но… Сидение за решёткой надёжнейшим образом уничтожало любые ростки хорошего настроения. А ведь я только третий день на киче чалюсь, что со мной через неделю станет — даже загадывать страшно…
— Аква попросила передать тебе лекарства, сама сегодня занята сильно, — единорог извлёк из сумки три флакона и переправил их на стол между прутьями решётки. — И вот ещё. Корректировка лечения и новые рекомендации, — протянул он лист бумаги уже мне.
Чего? Какая корректировка, зачем бы?..
Едва пробежав взглядом по буквам, я захлопнул раскрытую было пасть, поспешив заткнуться в тряпочку, пока не ляпнул чего. Интересные «врачебные рецепты» Аква Спектр писать начала… И куда я его дену после прочтения?.. Я задумчиво оглядел камеру, взгляд быстро остановился на санузле. Толчок в помощь. Периферийным зрением я заметил, как Шайнинг, проследив за направлением моего взгляда, едва заметно одобрительно кивнул.
— Спасибо, лейтенант, — пристроив бумагу на стол текстом вниз, кивком поблагодарил я Армора. — Извини за резкость, если что.
— Вы тоже, Найтмер. До свидания, — помедлив, кивнул тот и двинулся к выходу.
За что, интересно?.. А, впрочем, какая разница. Хоть кто-то тут ещё за меня — и это радует. Блин, теперь даже стыдно немного за подколы свои…
Проводив единорога взглядом, я сцапал со стола «рецепт» и на трёх ногах заковылял к койке. Устроился сидя, попытался за край как-то подхватить лист копытокинезом. Выронил. Выматерился. Встал, чтобы достать его с пола, уселся снова.
Проклятье! Да, копытокинез — штука мощная, да, он, так-то, местами и пальцам фору даст. Видал я как-то земнопони за печатной машинкой… Учись только, тренируйся — и будут тебе копыта хоть куда. Вот только когда ты всю осознанную понячью жизнь пользуешься телекинезом… Зараза-а… Выберусь отсюда — куплю себе в секс-шопе каком-нибудь такого же типа колечко на рог и потренируюсь с месяц! А то без рога как без… рук, да.
С горем пополам я, наконец, совладал с проклятым листом и всё же смог нормально прочесть содержимое.
Написанное знакомым почерком Каденс письмо было, определённо, лучшей новостью за три этих бесконечных дня. Наша любвеобильная аликорна, успев неоднократно пообщаться с «Тией» за эти дни, была переполнена подозрениями, да и считала, что я не сделал бы того, в чём та меня обвиняла — мол, угрозами и постоянным давлением на чувство долга и вины заставил Луну согласиться на ритуал, которым высушил её досуха ради возвращения собственной силы, надеясь таким образом расправиться и с ней, Тией, и, наконец, захватить Эквестрию. И Каденс даже поверила поначалу, но, подумав, посмотрев и послушав, с чего-то всё же пришла к выводу, что что-то тут сильно не так — а значит, скорее всего, мы с Луной потерпели неудачу, и её названая тётушка теперь действует под воздействием кошмаров и взращенной ими паранойи, сама не ведая, что творит, и потом наверняка будет горько сожалеть о содеянном. В общем, если переходить к сути, Каденс, опасаясь за возможные действия попавшей под влияние правительницы в отношении меня, готовила мне побег. Так понимаю, Шайнинга она тоже успешно завербовала, хотя тот, похоже, совершенно не горел желанием мне помогать… Вот он и смотрел на меня волком, поди — в курсе обвинений, видать, был. Ладно, главное — чтобы помогал. Надеюсь, у них всё достаточно серьёзно, чтобы гвардеец не усомнился и не дал вдруг заднюю.
По изложенному плану, помощи мне предстояло ждать ранним утром, до подъёма солнца, хотя выказывались и сомнения, что всё получится: упоминался и план «Б», рассчитанный на время завтрака и после него. Причём, для этого плана в склянке с нарочито криво наклеенной этикеткой вместо лекарства плескался некий антидот… Надеюсь, не пригодится.
Ну а пока, по большому счёту, мне оставалось только ждать — и это ожидание было столь же невыносимым, сколь и радостным. Похоже, утром буду плакать в плечо Каденс — за то, что не бросила…
— Мисс? — я вздрогнул от гулкого удара по прутьям совсем рядом. — С вами всё в порядке? Вы в этот рецепт уже минут пятнадцать не отрываясь смотрите — только глаза лихорадочно двигаются…
Я, моментально почувствовав ком в горле, резко повернулся к подошедшему стражнику-единорогу, пытавшемуся, кажется, заглянуть в листок в моих копытах. Хорошо, что ракурс был бесконечно невыгодный — лист был к нему боком, а за моей спиной находилась глухая стена.
— Всё нормально, задумалась просто, — выдавил я, с трудом заставив голос звучать ровно. — Думаю, какой она будет?
— Кто? — механически поинтересовался жеребец.
— Моя смерть. Надеюсь, достаточно зрелищной и, обязательно, широко освещённой в массах! Моё имя запомнят! Обо мне будет говорить вся Эквестрия!..
— Д-да, к-конечно… — вздрогнув от моего экзальтированного, с придыханием, голоса, попятился гвардеец. — Не… Не буду отвлекать…
Вали-вали давай, чудовище любопытное… — проводил я его взглядом, тихо выдохнув. Блин, не нажить бы себе этой отповедью проблем… Зараза, нужно было придумать что-то… поадекватнее. Вон как с коллегами переглядываются теперь…
Понадёжнее вцепившись в бумагу копытокинезом и, якобы в задумчивости почесавшись в районе левого, невидимого страже, крыла, я постарался незаметно припрятать бумажку под ним, сделав затем вид, словно положил что-то в урну. Мусорница у меня появилась на следующем же завтраке после выброшенной наружу бутыли — быстро просчёт поняли…
Поднявшись, я двинулся в сторону комнатки с туалетом. Сердце колотилось, не покидало ощущение, что все всё заметили, поняли и сверлят меня взглядами. Не обернуться стоило больших усилий.
Оказавшись в тесной каморке санузла, я, тихо выругавшись — едва не уронил! — извлёк письмо из-под крыла — не торчало наружу, надеюсь, а то не проверил же!.. — и, порвав на четыре части — сколько смог копытами — отправил в унитаз. Через пару минут зашумела вода, унося подразмокшую бумагу в канализацию. Всё…
Выбравшись из каморки с независимым выражением лица, умыл передние ноги в раковине, поплескал на морду, уставился в зеркало. Взгляд, вчера даже самому себе казавшийся каким-то тоскливым, горел предвкушением. Я нахмурился и почесался уже по-настоящему. Вздохнул. Выберусь отсюда — первым делом в душ! А то повязали сразу после боя, скоты, когда меня хоть выжимать можно было… Была бы грива старая — ещё бы она в колтун сбилась, для полного счастья, а так — парит себе, хоть бы что. Неуютно только смотреть на неё, зараза… Да уж… Не, как вся эта дичь разрулится — в спа, на полный фарш обслуживания! Хочу смыть с себя всё: и грязь, и невесёлые события. С Рар, с Пинки, с Флатти… И Каденс позову. И Тию, если в порядке будет! Расслабимся, посплетничаем, как подруги… Весело усмехнувшись своему отражению напоследок и смахнув полезшую в глаза гриву, я кинул взгляд на зарешёченное окно, из-за которого, мимо прутьев, пробивались внутрь солнечные лучи, в которых танцевали пылинки.
Завтра будет сложный день. Осталось только перетерпеть этот.
Пристроившись за столом, я в ночном полумраке, кое-как разгоняемом чуть приглушённым светом магических светильников на посту стражи, задумчиво выводил на листе бумаги буквы, цифры и всякие абстрактные фигуры карандашом, не без труда стрясённым с дежурного начкара ещё во второй день заточения.
Не устаю, блин, своим глазам поражаться. Освещение как от ночника в противоположном углу комнаты, а я даже неудобств не чувствую, разглядывая в таком скудном свете карандашные линии на бумаге…
Отняв от листа и слегка встряхнув, расслабляя, напряжённую ногу, я со скепсисом всмотрелся в результат. Да уж… Словно ровную линию в «Пэйнте» инструментом «карандаш» или, там, «кисть» нарисовать пытаюсь с помощью мышки. Смотрю вот на это безобразие теперь — и не могу отделаться от мысли, что ртом реально проще и лучше выйдет, вот честно…
Отложив карандаш, потянулся, хрустя спиной и крыльями, замахал передними ногами, восстанавливая внезапно утраченное равновесие, со стуком облокотился на стол. Ух… Зараза, а!.. Засиделся что-то… Как же, всё-таки, к часам привыкаешь! От невозможности узнать точное время хотелось лезть на стену, но, увы, всё, что я про время мог в своём положении выяснить — это то, что на дворе ночь, и солнце ещё не поднято. Сначала, блин, заснуть не мог полночи с полученных новостей — всё крутил в голове мысли о том, что и как будет дальше. Потом плюнул, решил вставать. Поспал вообще хоть сколько-то или нет — не понял: ночь прошла в каком-то тумане полузабытия-полудрёмы. Теперь ощутимо кривой с такой ночки сидел как на иголках в ожидании спасения и убивал время попытками тренировать копытокинез. Получалось… ну как у детсадовца примерно, не лучше. Ё-моё…
На самом деле прокачанные копытца, особенно — у земных пони, представляли из себя будь здоров какой инструмент. Массаж пони делали не хуже людей — это точно могу сказать, с личного опыта. А ещё копытокинез мог притягивать много предметов, в том числе приклеивая и отклеивая нужные выборочно, воздействовать на поверхность точечно и неоднородно, действовать сквозь преграды и, как высший пилотаж — создавать вибрации — вот, поди, как семья Пинки в каноне камни голыми копытами дробила… Вращать карандаш в копыте вдоль его плоскости кое-как получалось уже даже у меня, а кто покруче — те могли и от плоскости его существенно отклонять, что в перспективе могло вполне полноценно заменить человеческую руку. Одна беда: даже для земнопони подобное владение копытами было редкостью и требовало большого труда и тренировок, а пегасам и, особенно, единорогам оно от природы давалось ещё тяжелее. А учитывая, что у одних были крылья, способные местами заместить копыта, а у вторых — рог, то этим мало кто из них заморачивался. Да и земные-то… Держится — и зашибись, вот и живут всю жизнь рисуя карандашом во рту и с ложками с контактной площадкой на ручке — это ведь проще… Нет, слушай, тренировку по житию с кольцом на роге я себе ещё устрою, это точно. А то, думается мне, ту же Лаймстоун эти стены не удержали бы дольше, чем на полчаса… Тоже так хочу! На всякий случай. А то рог отобрали — и уже практически беспомощен.
Дева, блин, в беде… Я невольно усмехнулся. Практически классика поняческого любовно-приключенческого романа: томлюсь в башне и жду прекрасную кобылицу, что меня спасёт. Был бы жеребцом и ждал бы двух кобылиц, за время приключения превратившихся из соперниц в подруг не разлей вода — было бы стопроцентное совпадение прям…
Где она только, блин, принцесса-то эта прекрасная?.. Машинально осмотревшись и вновь не найдя ничего, что могло бы свидетельствовать о текущем времени, я, вздохнув, мрачно уставился на лист. Сидим, рисуем — что я ещё могу поделать?!.. Прикрыв глаза, я прислушался к учащённо стучавшему сердцу. Блин. Надеюсь, у неё всё получится. Не хочу, чтобы палач пришёл ко мне раньше помощи!
…
Зазвучавшие за входной дверью шаги вызвали оживление и всплеск энтузиазма у задолбанных, голодных и полусонных стражников, заставив и меня встать с койки, где я пытался немного подремать, а моё сердце — забиться быстрее, разнося по телу адреналин.
Завтрак привезли. Полгода не прошло, блин! Жрать хочется — атас как уже! Надеюсь, так припозднился он исключительно в силу хвалёного плана «Б» Каденс, потому что иначе я не знаю даже… Всё сильно плохо, если иначе.
Просидев как на иголках всё утро до подъёма солнца и с крайне тревожными чувствами поняв, что основной план, видимо, накрылся, я попытался хоть сколько-то поспать до завтрака, утешая себя, что ещё не вечер, и нужно просто дождаться плана «Б». Частично даже удалось, немного поспал урывками, но отсутствие всякого движения напрягало чем дальше — тем сильнее. Знакомые уже стражи — трое парней и девица, в числе коих превозмогал вахту и оранжевый новичок-пегас, тоже изрядно извелись, хоть и по немного иному поводу: помимо долгожданного завтрака к ним никак не приходила смена, и гвардейцы, уже даже устав изощряться в призывах кар небесных на головы бросивших их сослуживцев и командиров, просто угрюмо молчали и пытались не уснуть. Им и так время ночное дали, да ещё раньше обычного, удлинив дежурство на пару-тройку часов, видимо, за тот расслабон на посту. А оно ещё на пару часов растянулось… Очень надеюсь, растянули его специально, с некоторыми целями…
Доставившая еду служанка-единорожка с большими грустными глазами тем временем расставляла парящие и распространяющие аппетитный аромат свежее рагу из овощей с картошкой и прочие вкусности на столе караульных, попутно отбиваясь от их вопросов. Те, получив в ответ краткое «Небольшой пожар на кухне случился», немедленно забыли о своих проблемах, узнавая, не пострадал ли кто. Перекинувшись со стражниками ещё парой фраз и пожелав им приятного аппетита, служанка, под ответные слова благодарности, подошла ко мне, открыв «амбразуру»-приёмник и, тихо поздоровавшись и извинившись за задержку, принялась осторожно переправлять тарелки со своей тележки на стол ко мне.
— Отодвиньте ваш листок, пожалуйста… Спасибо. — На место подхваченной мной бумажки почти беззвучно опустилась тарелка с тем же рагу. Рядом заняли свои места салатик, хлеб, чай и несколько пряников. — Приятного аппетита вам. И не забудьте, пожалуйста, лекарство выпить перед едой.
Я изумлённо уставился на кобылку. Это с чего она… А-а… По-моему, понял…
— Спасибо за заботу, — улыбнулся я ей, надеясь, что улыбка не превратилась в процессе в предвкушающую ухмылку, и тихо выдохнув от облегчения. Кажется, живём…
— До свидания, — пони, чуть улыбнувшись и кивнув в ответ, двинулась назад, гремя опустевшей тележкой на стыках камня на полу, попутно сгребя из подсобки караулки горку посуды, что лежала там с ужина, уже вымытая одним из стражников, проигравшим остальным в некий аналог «камень-ножницы-бумага» только на ушах. Новичок, кстати, в этой группе был везучим, и за те пару-тройку раз, что я видел его на дежурстве, не мыл ни разу…
Хмыкнув превратности судьбы и проводив скрывшуюся за дверью единорожку, гремящую пустыми тарелками на своей тележке, я посмотрел на стол. Ну, про рекомендации от «доктора» мне говорили, что там лечение скорректировано… Раз сказали теперь «перед едой» — то перед едой и надо принимать, верно?.. Подойдя к книжной полке, на которой и пристроил храниться свои склянки, я стянул с неё бутылочку с криво приклеенной этикеткой и, свернув пробку, залпом проглотил вяжущую кисловатую жидкость. Вот так… Лечение пройдено — можно и поесть. А то чувствую, в следующий раз возможность может не скоро выдасться…
…
Рагу было отменное. Отменило всех стражников, которые и без того уже едва ли не спички в глаза вставляли, а теперь, спустя минут пятнадцать после еды, уже спали кто где. Шумела вода в подсобке: таки проигравший новичок — звали Флэшем — отмывал тарелки. Мои в том числе: намёков стражников, что, де, у меня тут тоже есть раковина, я решил не замечать. Вам всё равно там заняться нечем, а я тут… думаю, между прочим! И, к тому же, у вас, вон, рога-крылья есть и копыта не все из крупа растут, в отличие от… Послушав ровное гудение воды ещё с минуту, я вытянул шею, автоматом пытаясь заглянуть в подсобку. Он там так и вырубился, что ли?.. Словно в такт моим мыслям, наступила тишина, но никто из подсобки так и не вышел. Поди прямо там устроился шиковать на каком-нибудь потёртом диване или не знаю, что там есть. Не стыдно, Флэш? Коллеги-то, вон, превозмогать вынуждены: двое жеребцов сидя, башкой на твёрдом столе, а кобылка и вовсе стоя, покачиваясь в такт дыханию. Выгнали стоять, шовинисты, как могли только!.. Я тихо усмехнулся мыслям. Но вообще занятно, конечно, что пони могут и стоя поспать, если что…
Когда за дверью зазвучали осторожные шаги, я думал, что уже взорвусь скоро от ожидания, напряжения и постепенно нарастающей паники. В адреналине, гонимом по венам бешено стучащим сердцем, крови, кажется, было уже весьма немного, так что мне с трудом удалось сдержать совершенно девчачий визг при виде возникшей в проходе розовой аликорночки с разноцветной фиолетово-розово-кремовой гривой, что настороженно заглядывала внутрь, оценивая обстановку. Каденс! Всё-таки не ошибся! Наконец-то!..
Внимательно проверив стражников и поправив одного из них, постепенно соскальзывающего со стула, кобылка, приветственно кивнув, скрылась в подсобке и, видимо, убедившись, что нейтрализованы все, и отыскав всё необходимое, направилась ко мне.
Звук проворачивающегося в скважине ключа ещё никогда не звучал для меня настолько сладостно.
Так… Лекарство принято, поето, в туалет схожено, умыто в меру сил. Не очень выспано, но уж как вышло. Я готов.
Негромко скрежетнув, распахнулась вторая дверь.
— Каденс! — шёпотом прокричал я, сгребая аликорночку в объятия. — Ты всё же пришла! Не бросила!.. — на глаза стремительно наворачивались слёзы. Я не в одиночестве!
— Здравствуй, Найтмер, — извиняющимся голосом тихо поздоровалась она. — Я понимаю, но… Соберись, пожалуйста. У нас мало времени.
— Д-да, конечно, — проглотив ком в горле, отстранился я. — Просто… О, ты и их смогла захватить?
Через спину кобылки были переброшены мои сумки.
— Представилась приятная возможность, — улыбнувшись, протянула мне их она.
Я выразительно посмотрел на неё в ответ.
— Ой, извини! Сейчас!.. — кольцо на моём роге окутало голубое облачко магии, и спустя почти полминуты то, наконец, с щелчком раскрылось, позволяя облегчённо выдохнувшей Каденс снять его.
Я, не выдержав, немедленно зажёг рог, попутно отметив, что зелья и правда неплохо мне помогли — жжения почти не было — закачал в него буквально каплю энергии, которая, наконец-то, не рассеялась бесполезно в пустоту, достигнув кольца, а оформилась в структуру и вспыхнула тусклым светляком на кончике.
— Спасибо! — я снова сдавил кобылку в объятиях, с удовольствием вдыхая лёгкий карамельный запах, идущий от её гривы. Блин! Сам-то я, конечно, может, и не воняю как кошка с помойки — уж не знаю, почему пони так долго и неохотно грязнятся — но всё равно как-то… дней пять же уже не мылся, получается… — Извини…
— Не за что, Найтмер. Рада помочь, — потупившись, улыбнулась Кадди. — Нам идти надо.
— Да, конечно, — постарался вернуть себе серьёзный настрой я.
Сумки привычной манипуляцией утвердились на моих плечах, в них отправилась оставшаяся склянка с лекарством — её, как-никак, мне отдали, а чего добру пропадать? — и я направился к выходу из камеры.
Свобода.