Весенняя война

Весенняя война. Глава II: Удар на западном направлении.

"С боем отступили в лес. Перекличка показала: от роты осталось штыков двадцать, почти все ранены. Делать нечего: кое как перевязались, тяжёлых положили на самодельные носилки из жердей и шинелей. Удалось добраться до одной деревень, которая ещё не была занята врагом. Боюсь представить, что думали местные, когда увидели горстку усталых, грязных и подавленных солдат, у некоторых из которых даже не было оружия. Я поговорил со старостой, тот согласился дать нам провиант и отдых, удалось пообедать и даже умыться и привести в порядок то что осталось от формы. Староста предлагал оставить в деревне тяжелораненых, но я отказался. Эту деревню тоже скоро захватят, а я не хотел бросать своих бойцов на произвол захватчиков.
Деревня оставлена, больно смотреть в глаза олених, провожающих наше маленькое воинство. Связь с батальоном потеряна, а есть ли ещё этот батальон?.. Гоню от себя эти мысли: нужно выйти к своим, отступить к Эстскугу и дать там сражение. Враг напал подло и внезапно, наше командование даже близко не ожидало нападения. Оставалось надеяться лишь на герра Мантельхейма и наши собственные силы..."

Из воспоминаний Матиаса Скьярве, капитана из оленийской 3-ей пехотной дивизии, разбитой во время охвата "Линии Мантельхейма".

Земля дрожала, тяжёлые гаубичные снаряды с жутким визгом падали, взметая в небо столбы пламени и грязи. Из ушей шла кровь, каждый удар отдавался в голове дикой болью, а сердце замирало от страха. Вдруг стихло, олень выполз из своей норы и закашлялся, вдохнув взвесь пыли, поднятой взрывами. В траншеях показалось другие фигуры, они выползали из укрытий и блиндажей, и тоже кашляли.
— Приготовится к бою! Сейчас пойдут! — Боец слышит крик сержанта, и начинает кое-как отчищать от грязи свою винтовку. В голове ещё шумит, но он готов драться: дела, видимо совсем плохи, но развилку нужно удержать. Солдат прильнул к стенке окопа и направил винтовку в ночную темноту: где-то полчаса назад послышалась пальба на пограничной заставе, а потом начали гвоздить и по ним.
Снова визг, снова удары чудовищной силы. Кто-то крикнул "В укрытие!", но его слов никто не услышал. Всё потонуло в грохоте рвущихся снарядов, жуки не собирались заканчивать артподготовку. Они ещё не видели своего врага, но их потери уже исчислялись сотнями. Новая уловка чейнджлингов имела чудовищный эффект.

Погранзастава пала за полчаса, как и было спланированно. На неё обрушился огонь десятков пушек и миномётов, и пока пограничники приходили в себя, чейнджлинги ворвались туда. Продвижение шло быстро и решительно, панцергренадёры заняли плацдарм по ту сторону границы, в темноте послышался рёв и лязг танков. На коротком участке фронта наступало несколько десятков тысяч солдат при поддержке сотен танков и орудий. Во втором эшелоне их подпирала мотопехота и те егерские части, которые не были задействованы в тылу врага. Канонада то стихала, то начиналась вновь, а роты и батальоны уже занимали исходные позиции для штурма.
Батальон Артиса должен был наступать в первой линии атаки вместе с танками второго танкового батальона. Триммель строго настрого запретил распределять танки по пехотным частям, он намеревался задействовать их сплочёнными группами, которым в поддержку выделяли мотопехоту.
Пятьдесят грозных машин построились вогнутым клином по отношению к противнику. В темноте это было трудно сделать, пришлось использовать фары, фонари и помощь гренадёров.
— Мы быстро пойдём, вы уж поспевайте за нами. — Танкист в чёрной кожаной куртке высунулся из башни. Они с гренадёрами отлично знали друг друга, их обучали взаимному взаимодействию.
— Да уж попробуем. — Скалился Ляппис. — За вами трудно угнаться даже галопом, а мы не гнаться должны, а стрелять.
Танкист улыбнулся, и исчез в небольшой башне своей машины. Все звуки заглушил рёв танковых моторов, потекли минуты тягостного ожидания. Наконец, взлетела зелёная ракета, всё это двинулось вперёд.

Капитан Исмо Партанен шагал через позицию, за которую отвечала его рота. Артиллерийский обстрел порядком всё потрепал: стонали раненые, метались санитары, уцелевшие солдаты как могли приводили в порядок своё оружие и готовились к бою. Позиция их полка дугой проходила через дорожную развилку, их фланги прикрывали высокие, покрытые густым лесом холмы, занятые лучшими стрелками. По ним только что отработали гаубицы чейнджлингов, а из-за небольших высоток, начал нарастать гул моторов. Предстояла атака противника, это стало облегчением для бойцов: наконец жуки перестали их изводить. Сейчас они встретят их лицом к лицу.
— Держитесь, братья! Они не должны ворваться на развилку, иначе нашей стране конец! Вы сражаетесь за свои дома и семьи! — Исмо подбадривал своих солдат, а те сильнее вжимались в приклады своих винтовок. Он не упоминал короля, старый оленийский клич "За короля и страну" уже скорее деморализовал бойцов. Артподготовка длилась с трёх ночи, два часа орудия окучивали позиции полка, а танки перевёртышей не решались соваться на них в темноте. Наконец, когда забрезжил рассвет, из-за гребня высоты показалось несколько десятков вражеских машин. Они быстро вышли из-за холма и двинулись вперёд. За ними показались вереницы вражеской пехоты. их должны были задержать рвы и минные поля, противотанковые расчёты пока ждали, не выдавая своих замаскированных позиций. Вот они достигли рвов, вперёд высыпали отряды сапёров, с целью
подорвать их и позволить танкам проехать. Клин остановился.
"Бух-бух-бух-бух"... "Бух-бух-бух-бух"... Автопушки танков ожили, очереди фугасных снарядов начали перепахивать позиции защитников. Олени открыли огонь по наступающим из всего что у них было. Завязалась перестрелка.

Один за другим взрывались толовые заряды, проделывая проходы в противотанковых рвах. Взвод Артиса залёг в небольшом овраге, и вёл бой с оленями. Оружие не подводило пулемётчика: он бил очередями по виднеющимся брустверам вражеских окопов. Позади уже развёртывались и хлопали их миномёты, слышались хлопки тяжёлых миномётов роты поддержки. Над головами свистели пули: огонь был довольно плотный. Танки двинулись через рвы, пропуская вперёд отряды штурмпионеров с металлоискателями. Храбрые сапёры пересекли рвы и тут же залегли под плотным огнём оленей. Постепенно в бой втягивалось всё больше миномётов, подходили и открывали огонь лёгкие пехотные орудия, но противник продолжал упорно отстреливаться. Взводы перебегали от укрытия к укрытию, концентрируясь во взорванных рвах, около своих танков.
Первый танк грузно заехал в глубокую канаву, и тяжело рыча стал выбираться из неё, по проделанной пионерами бреши. В других местах машины так же пошли на прорыв, но когда первый панцер выехал на другую сторону, раздался визг, удар и дикий металлический скрежет. Из МТО повалил дым, башня распахнулась и из неё буквально выпал раненый и оглушённый командир машины. Чейнджлингские танки были слабо бронированы, вражеские пушки подпустили их достаточно близко. Свист раздался ещё раз, и ещё, снаряды не падали, но болванками вгрызались в землю около выезжающих из рвов панцеров. Дальше до оленийских позиций было практически голое, повышающееся в их сторону поле, около 700-800 метров нужно было пройти до их передовых окопов.
Сапёры делали свою работу, расчищая дорогу для танков. Артис видел, как один из их офицеров приподнялся над землёй для того чтобы осмотреться, и его тут же убило. Послышалась ругань и окрики, командование принял ефрейтор и работа продолжилась. Постепенно все танки батальона втянулись на ту сторону, за это время олени смогли подбить пять машин, ответным огнём танков и полевых орудий удалось уничтожить две или три пушки, ещё откуда-то били бронебойщики, их пока не вычислили. На одну оленийскую пушку отвечало десять-пятнадцать чейнджлингских, их позиции постепенно превращались месиво из перепаханной земли и тел. Чейнджлинги медленно, но верно наступали: не давали поднять головы вражеские снайперы, с холмов бившие по беззащитной пехоте. Пытаться подавить их пушками и пулемётами было равносильно поиску иголки в стоге сена.
Вдруг послышалось приближающееся жужжание моторов: с северо-запада в их сторону двигалась эскадрилья новеньких пикирующих бомбардировщиков. Панцергренадёры воодушевились от подошедшей помощи. Грозные машины зависли в воздухе над окопавшимся противником, а потом началась карусель.

Олень кричал от боли, привалившись к стенке окопа и пытаясь зажать уши. Свист и грохот обрушился на них, огневые позиции одна за другой взлетали на воздух от метко падающих бомб. Снова и снова они срывались в пике снова и снова раздавался ужасающий вой, сменяющийся пронзительным свистом. Кто-то тщетно стрелял в воздух, кто-то скорчившись от страха ждал, что будет, а кому-то было уже всё равно. Сквозь шум моторов и грохот боя прорвался единственный приказ их капитана: "Назад! Отступаем на вторую линию!". Этот приказ стал роковым. Всех вокруг захлестнул страх, и отступление превратилось в беспорядочное бегство. Бойцы выскакивали из своих окопов, пытались пробраться через заваленные ходы сообщения: уже не было ни рот, ни батальонов, всё смешалось в одну сплошную солдатскую кашу, а пикировщики всё веяли и веяли над ними, скашивая обезумевших солдат из пулемётов. Они выдержали обстрел и первые часы атаки, они были готовы и воодушевлены стоять до конца, но двенадцать машин с коронами на крыльях подавили храбрость солдат.
— Стоять! — Вдруг Навстречу паникующим вырвался майор со штабным отделением. — Мы должны удержать эту позицию! Стойте на месте, мать вашу! Никто не обещал, что уцелеете, зато уцелеют ваши дома! Каждого, кто запаникует, я казню на месте!
Бесформенная толпа вдруг встала, как вкопанная. Над ними завывала смерть, а солдаты стояли и смотрели на своего командира: это был уже поседелый, опытный офицер, один из немногих, кто пользовался реальным авторитетом в полку. Им стало стыдно, олени понурили головы, кто-то даже заплакал.
— Займите вторую линию и перегруппируйтесь, а мы пока поищем остальных.
— Так точно, герр майор! — Из толпы донёсся голос Исмо Партанена, именно он спровоцировал бегство и тщетно попытался его остановить.
Старый майор коротко кивнул, и пошёл дальше, не кланяясь пулям. Пристыженный Исмо принялся реорганизовывать остатки своих бойцов и тех, кто к ним прибился. Первая линия была сдана, но слишком дёшево. Авиация пришла на помощь врагу, они потеряли почти все противотанковые пушки. Так или иначе, они выиграли немного времени для передышки, подкрепление было уже на подходе.

Отряд шёл по лесной тропе, у всех позади был долгий и тяжёлый переход. Солнце клонилось к полудню, где-то там уже давно шло тяжёлое сражение. Егеря перемахнули через горы в относительно удобном месте, не нарвавшись на проблемы. Взвод уже несколько часов углублялся во вражескую территорию, а в него не было выпущено ни единой пули.
— Скоро выйдем на дорогу, проверьте оружие. — Скомандовал Кенрис. Егеря спокойно начали на ходу осматривать свои винтовки и автоматы. До них уже доносились звуки с пока ещё невидимого просёлка.
По дороге шло несколько подвод с ранеными, около них шли те из них, кто мог ходить. Тягловая пехота упиралась изо всех оленьих сил, таща свою ношу по разбитой, постепенно оттаивающей дороге. Слышались окрики приказов, стоны раненых и крепкая оленийская ругань, которая была крепкой настолько, что даже не понимая смысла слов всё было кристально ясно.
— Этих пропустить. — Шёпотом скомандовал Кенрис, пока взвод занимал позиции вдоль дороги. Пулемётные расчёты расположились в естественных укрытиях в канавах и рытвинах, прикрывшись стволами деревьев и густым кустарником. В своём бело-коричневом камуфляже егеря слились с местностью. Они достигли цели, теперь они могли дождаться прохода этой колонны и занять позицию и по ту сторону дороги.
Рейнис юркнул в небольшой овражек, на краю которого росли кусты какой-то дикой ягоды. Он просунул свою винтовку сквозь заросли, его же укрытием воспользовался боец его отделения по имени Хильф. Его буквально распирало от азарта и нетерпения, Рейнис же как обычно был тих и спокоен.
— Когда же они пойдут, чёрт возьми... — Сдавленно прошептал Хильф, Рейнис заметил, как у егеря едва подрагивает мушка на стволе.
— Они обязательно появятся. Успокойся и не тряси винтовкой, а то будешь мазать.
— Я слышал, у оленей тоже есть меткие стрелки.
— А ещё они лупят своих солдат шомполами от ружей.
Наткнувшись на такой аргумент, Хильф примолк.
Колонна с раненными исчезла за поворотом. Взвод занял обе стороны дороги и принялся ждать. Егеря уже подмерзали в своих укрытиях, когда раздался крик одного из бойцов:
— Стоять! Кто идёт?
— Это взвод оберфельдфебеля Нериса. Сюда скоро подойдёт и взвод под командованием нашего гауптмана, это он приказал выдвигаться сюда.
На встречу новоприбывшим подоспел Кенрис, он был несколько изумлён переменами в плане.
— Что случилось? Почему он собирает роту?
— Потому что навстречу нам идёт до батальона пехоты. — Спокойно ответил Нерис. Кенрис присвистнул и покачал головой.
— Будет драка. — Только и смог сказать он.
Вскоре подошёл и третий взвод. Гауптман Рекнис собрал взводных командиров и разъяснил обстановку. Собравшаяся рота начала распределяться по дороге, опытным охотникам было легко найти укрытия, ими организовывалась классическая засада. Противник был на подходе, но никто не выказывал беспокойства.
Из-за поворота показалась колонна пехоты. Рейнис впервые увидел своего врага: олени были одеты в светло-серые шинели с отложными воротниками, эта грубая одежда скрывала под собой очень лёгкие и быстрые тела. Их силуэты казались более высокими из-за рогов, хотя почти у всех они ещё не были достаточно длинными и ветвистыми. Их уши были крутились как локаторы: это выдавало в них напряжение и страх. Оленийская форма выглядела сильно потрёпанной, даже капитан, ведший своих солдат отличался разве что погонами и петлицами. "Резервная часть" подумал Рейнис, разглядывая врага в прицел винтовки.
— Их авангард...
— Пропустить. Ждём основные силы. — Рекнис постучал копытом по высокому дереву. — Они далеко?
— Будут через полчаса — Крикнул с дерева засевший там егерь, у него была винтовка с оптикой.
Рота оленей прошла, их шаги постепенно отдалялись от позиций засевших чейнджлингов. Расслабляться было рано, сигнал к атаке будет подан при помощи свистка.
Ещё один отряд противника, на этот раз колонна более растянутая: они идут бодро, слышен оленийский говор.
— Двадцать... Пятьдесят... Сто пятьдесят... Двести... Я насчитал три роты, но они явно урезанного штата. — Кенрис убрал бинокль в чехол, перекинул винтовку в предбоевое положение.
— Открывать огонь когда вся колонна покажется, я подам сигнал. — Кенрис кивнул, и полубегом-полуползком поспешил к своему взводу.
Хвост колонны показался тогда, когда голова уже входила в сектор обстрела пулемётных расчётов, расположенных на флангах засады. Егеря растянули свои порядки аккурат настолько, чтобы поймать противника в сплошной огневой мешок.
Они всё шли, как ни в чём не бывало, уверенные в том, что в тылу они в безопасности. Заветная минута приближалась. Рейнис сильнее налёг на приклад винтовки и задержал дыхание, готовясь нажать рычаг. Хильф так же замер, ожидая сигнала.
Раздался свист, все двенадцать пулемётов роты открыли огонь с четырёх сторон. Бойня началась. Олени начали метаться, но в плотной колонне они становились отличными мишенями. Рейнис нажал на спуск: он не понял, попал ли или нет, вражеские солдаты валились на землю как подкошенные. Пулемёты не прекращали стрелять, в колонне начали рваться мины лёгких миномётов и винтовочные гранаты. То, что минуту назад было батальоном, превратилось в неконтролируемую толпу, которая стремилась к одному — выжить. Офицеры тщетно пытались собрать паникующих солдат, и гибли от метких выстрелов егерей. Отдельные бойцы залегали среди павших и пытались отстреливаться, иные же со всех ног убегали: вперёд, назад, в лес — куда угодно.
Трупы кучами лежали в грязи на просёлочной дороге. Те, кому достаточно повезло — скрылись в лесу, либо добрались до товарищей. На этом всё не закончилось: предстоял новый бой. Олени впереди и сзади наверняка всё услышали, и должны были прибыть с минуты на минуту.
Пулемётчики меняли позиции, егеря перезаряжали винтовки. Рейнис достал из патронташа четыре патрона и зарядил их. Он был всё так же непроницаем, произошедшее побоище никак не тронуло его. Хильф же был явно растерян.
— Что-то быстро мы их перебили, это и боем трудно назвать...
— Ты видел этих солдат? Их и солдатами назвать трудно. — Спокойно ответил Рейнис, снова протискивая ружьё через кустарник.
Услышав стрельбу, рота оленей, что шла впереди, развернулась в цепь и двинулась назад. Егеря встретили их огнём: светло-серые вражеских солдат ярко были заметны среди бело-бурого апрельского пейзажа. Они начали нести потери и откатились назад, потом подошёл арьергардный отряд, но после первых пулемётных очередей олени повернули и быстро ретировались. Отбив атаки, егеря собрались и устроили перекличку: убитых не было, тяжелораненых тоже. Можно было продолжать операцию. Рота двинулась дальше по дороге, окончательно рассеяв остатки авангардной роты. За этот день они ещё несколько раз вступали в бой, не давая противнику передвигаться по дороге, фактически блокируя её.

Бой затягивался. Много времени прошло, пока сапёры проделали проходы в противопехотных минных заграждениях и панцергренадёры ворвались на первую линию. Передовые окопы быстро заняли, но выдвинувшиеся вперёд группы сапёров попали под сильный перекрёстный огонь из доселе скрытых оленийских ДОТ-ов. С серьёзными потерями сапёры отступили, к трём часам дня бой приостановился. Пехота засела в окопах первой линии, в дело вступила артиллерия. Пехотные пушки, миномёты, танковые автопушки, батареи гаубиц — всё это молотило по вражеской второй линии, но при каждой попытке нового приступа ДОТ-ы снова и снова оживали. Не смолкал и беспокоящий огонь снайперов, не умолкали и вражеские бронебойщики, не подпуская близко танки. Бутылочное горлышко ещё сильнее сузилось, остатки оленийского полка смогли перегруппироваться и крепко засесть в своих укреплениях.
Артис сидел в занятой ими траншее. Здесь помимо него сидел весь его взвод. За этот день из него выбыл десяток чейнджлингов. Рядом с ними рвались редкие мины, после каждого разрыва следовало несколько хлопков их миномётов: вражеская артиллерия и пехота в открытых позициях была намертво подавлена, но скрывашиеся за складками местности ДОТ-ы не давали им пройти дальше.
— Эх, найти бы там мёртвую зону... — Сквозь зубы проговорил Артис, высовываясь из укрытия. Он увидел перепаханную разрывами землю. Полотно дороги, вдоль которой они наступали, было почти полностью уничтожено. То, что он видел, казалось ровным полем, но это было не так: где-то там, спрятавшись в холмиках и низинках расположились вражеские бетонные крепости, вставшие им поперёк горла.
— Ничего не видно. Гвоздит и гвоздит, откуда — непонятно. Танкам мешают их бронебойщики, эти тоже куда-то попрятались. — Ответил ему Класпер, пытавшийся выбить грязь из своей винтовки.
— Ничего, наши пушки их выкурят оттуда. Когда-нибудь.
— И это называется манёвренная война, Лабрум?
— Я не знаю, как это называются, товарищ. Пользуйся передышкой. — Лабрум надвинул каску на глаза, и задремал. Класпер ворчливо фыркнул: "Даже под огнём дрыхнуть может.".
Артис снова выглянул из укрытия. Он увидел, как группа сапёров, залёгшая под небольшим бугром высовывала из-под него чучело в чейнджлингской каске и шинели. В ближайших окопах находился офицер с биноклем, пытавшийся вычислить нахождение оленийских пулемётных гнёзд. Вот чучело продырявила очередь, оно тут же опустилось. Офицер с довольным видом спрятался и сделал несколько пометок на своей карте. Сапёры переползли под другой бугор, снова высунули чучело — снова свист, снова щёлкают о мокрую землю вражеские пули, снова ложатся на карту новые отметины. Их обманывали, заставляли себя выдать, составляли сектора обстрела и устанавливали местоположение самих гнёзд.
— Эй, ребята! — Окликнул товарищей Артис. — Нам прокладывают путь!

— Почему наступление затормозилось? — Триммель отпрянул он установленной на триноге стереотрубы.
— Мощные и замаскированные ДОТ-ы противника. — Ответил ему Фарникс, стоявший рядом.
— Да... Тут нельзя торопиться. — Генерал-фельдмаршал медленно покачал головой, что-то прикидывая.
— Наши сапёры уже ведут разведку.
— Это хорошо. Когда будете затыкать их пулемёты — используйте тяжёлые зенитные пушки.
— Может быть до это не дойдёт.
— Почему?
— Егеря, герр генерал-фельдмаршал, они могут одурачить их и вынудить к сдаче.
— Олени упрямы... — Триммель опять задумался. — Но внезапность и огневая мощь не даёт им времени для упрямства. Жалко я не могу быть там...
— Если что-то случится, заменить вас будет некому. Вы — лакомый приз для вражеских снайперов.
— Мне ли не знать, герр генерал-полковник. К вечеру, надеюсь, вы здесь закончите. Нельзя отставать от графика.
— Даю слово офицера, герр генерал-фельдмаршал! Мы прорвёмся и выйдем к Манти в срок.
— Я на это надеюсь, вы ведь не хотите, чтобы Хьортланд взяла группа Ларинкса?
— Этому старцу итак достаточно славы.
Триммель сдержанно кивнул, и удалился к своей командной машине. Он торопился попасть в другое место, где он был так-же нужен. Этот командир стремился быть везде.

Олени не могли поднять головы, в расположении полка теперь не было тыла, везде рвались вражеские снаряды. Раненых старались сносить в ДОТ-ы, под защиту бетона и земли, но их становилось всё больше и больше. Олени были готовы драться, но рано или поздно постоянный обстрел должен был вынудить их дрогнуть. Полковник Мякеля сидел у себя на командном пункте, и тщетно пытался вызвать по телефону тылы: ответом ему было глухое молчание, отправившиеся на починку перебитого провода штабные так и не вернулись.
"Рано или поздно они раскроют и уничтожат ДОТ-ы, от полка осталось меньше половины состава, сопротивляться здесь уже бесполезно, надо продержаться до темноты, а потом отступить..." — Полковник взглянул на карту, и тяжело понурил голову: "Не могу отступить, надо держаться, иначе всему фронту конец."
Часы показывали без пяти минут пять, до темноты ещё было далеко. Вражеский обстрел вновь прекратился, надолго ли? У них предостаточно времени и снарядов, чтобы гвоздить сколько им будет угодно.
Полковник вышел на улицу. По обезображенному полю суетились санитары, искавшие раненых. Солдаты вылезали из своих укрытий и вновь приходили в боевую готовность: у них шла кровь из ушей, их серые шинели стали грязно-коричневыми из-за липкой грязи. Тонкая линия его полка перегруппировывалась и готовилась встретить новый вал.
Полковник пользовался интервалами в обстрелах для обхода позиций и встреч с командирами. Два майора погибли во время авианалёта, над батальонами взяли команду капитаны. От остального полка действительно оставалось меньше половины.
— Герр майор, как ваши солдаты? — Мякеля добрался до командного пункта одного из своих подчинённых.
— На грани. — Тяжело выговорил майор.
— Понимаю... Меня самого беспокоит подобное.
— Ни вперёд, ни назад. Будем драться — погибнут все, отступим — полк разбежится.
Майор прочитал мысли полковника.
— Да... Сейчас точно не время для Вальгаллы.
— Какая Вальгалла, герр полковник? Враги злобны и бесчестны, мы бессильны против них, наши воины не хотят воевать.
— Господа офицеры! Смотрите! — На командный пункт ворвался начальник штаба батальона, он указывал на небо.
Зелёные сигнальные ракеты взлетали прямо у них в тылу. Одна за другой, медленно оседая на землю. Солдаты уставились на это зрелище, и вдруг замерли как вкопанные. Послышались пулемётные очереди и взрывы, и шли они с тыла. Среди бойцов поползли шёпотки, подкреплений не было в принципе, а их подход обещали ещё несколько часов назад.
"Окружили! Окружили!" — Слышалось среди оленей. Паника распространялась как пожар.
— Я попытаюсь спасти то, что ещё можно. Попробуем выйти малыми группами. — Майор встал из-за стола, забрав с собой оружие.
— Я займусь полковым знаменем и штабной документацией.
Они поняли, что происходит. На их глазах полк погибал, они проиграли.
Снова заговорили жучиные пушки, это стало последней каплей: началась сумятица.

Чейнджлинги не видели того хаоса, который начался на оленийских позициях, но они видели ракеты их егерей. Гаубицы сделали три залпа и замолчали, под прикрытием миномётного огня панцергренадёры двинулись в атаку. Мелкими перебежками, от укрытия к укрытию, скрываясь от огня ДОТ-ов в мёртвых зонах они наступали вперёд. Некоторые оленийские пулемёты стреляли, но далеко не все: некоторые точки не оказывали сопротивления. Пионеры шли впереди всех, на этот раз практически в полный рост. Вот они добрались до вражеских позиций, Артис видел струи огнемётов, взрывы толовых шашек, слышал автоматную стрельбу, а в них никто не стрелял, даже снайперы в холмах внезапно затихли. Вот они запрыгнули в то, что осталось от окопов оленийской лении: зрелище ужасное, сожжённые, разорванные и расстрелянные оленийские мертвецы с выражением ужаса на лицах, они лежали здесь кучами, будто вообще не были готовы сопротивляться.
— Как же так их... — Пробормотал Артис, взобравшись на бруствер.
— Пионеры — страшные чейнджлинги. — Ответил ему Лабрум. Бойцы косились на искорёженные тела своих врагов, кто-то переговаривался, слышалась ругань. Сопротивления в окопах не было, олени беспорядочно разбегались кто куда. Взвод Ляпписа захватил в плен нескольких солдат и офицеров. Это был полный разгром на них, ими овладело отчаяние и страх, они истратили все свои силы, сдали укрепления, которые можно было удерживать неделями, за один день. Артису внезапно стало жалко этих измождённых, израненных солдат в заляпанных грязью шинелях, со смесью недоумения, ужаса и воинской гордости в глазах.
Развилка была взята, победа была одержана, но противник оказал серьёзное сопротивление. Группа войск Б выполнила свою задачу, но нужна была перегруппировка. Подсчитали потери, они оказались внушительными: две тысячи чейнджлингов, около 15 танков, несколько миномётов и пушек так же было выведено из строя. Знамя оленийского полка не было захвачено, как и большая часть высшего офицерского состава, что разозлило молодого и честолюбивого Фарникса. Он приказал завысить оленийские потери до пяти тысяч штыков, а чейнджлингские занизить до семи сотен. Пробка была выбита, и механизированный кулак Триммеля мог теперь свободно наступать вглубь Олении.
Перегруппировка заняла несколько часов и продлилась до глубокой ночи. Панцергренадёры смогли поесть, но о сне думать не приходилось.
Группа Б немедленно выдвинулась по Мантийскому шоссе. Солдаты сильно вымотались за первый день войны, но у них перед глазами уже маячили огни Хьортланда, маячила скорая победа.